Темный писатель
Темный писатель
Эльнар Хажиев
Несуществующие мифыНесуществующие мифы. Темные #3
Дэус, томясь в плену Подземного мира, мучается от невозможности завершить свою первую и последнюю книгу. Темная богиня Оделиан предлагает ему сделку: возвращение к жизни взамен на продолжение писательства, но с условием – вместо чернил он должен использовать чужую кровь. Его произведения обретают зловещую силу: каждая начертанная строка становится предвестником реальной смерти. Постепенно Дэус осознает, что его творчество несет гибель окружающим, и решает избавиться от этого жуткого дара.
Мастэ?р, тем временем, погружается в загадочные мифы, которые приводят его к легендарной Кровавой ведьме. Однако его путь пересекает таинственный писатель Дэус, умоляющий о помощи. Вместе они отправляются в опасное путешествие, полное испытаний, чтобы найти способ снять проклятие и остановить смертоносные страницы. Их маршрут лежит через мрачные леса и величественные горы, где их поджидают могущественные божества и жуткие создания, готовые помешать их миссии.
Эльнар Хажиев
Темный писатель
Плохая рукопись
Дэус. Подземный мир.
Н-ый месяц 1736 год.
Три года прошло с того мгновения, когда я умер. И вот, словно в плену собственного бессилия, я так и не смог создать ни строчки. Ушедший из жизни в столь юном возрасте, я оставил лишь два десятка страниц своего романа. Двадцать шесть лет жизни в никуда, и даже после смерти, здесь, в Подземном мире, я умудряюсь жаловаться и мучить себя за это.
Бесконечность, казалось бы, должна дарить шанс, время, возможности. Но здесь, по ту сторону, время – лишь эхо былого. Я ощущаю его не как течение, как тягучий, вязкий мед, в котором застряли мои мысли. Иронично, не правда ли? При жизни я жаловался на нехватку времени, а теперь оно у меня есть в избытке, но использовать его я не могу.
Здесь, в Хайлаке, казалось бы, место умиротворения и вечного покоя, а я все никак не могу найти себе места. Тени великих писателей прошлого скользят мимо, погруженные в свои мысли, словно все еще творят, даже за пределами смертного мира. Я же ощущаю себя лишь жалкой тенью их таланта, навеки обреченной на наблюдение. Пытаюсь уловить обрывки их бесед, в надежде почерпнуть хоть искру вдохновения, но слова пролетают мимо, не находя отклика в моей душе.
Воспоминания, словно раскаленные угли, жгут изнутри. Каждая недописанная страница, каждый упущенный шанс, каждый нереализованный замысел – все это с неумолимой силой давит на меня, заставляя вновь и вновь проживать моменты сожаления. Зачем мне вечность, если я не могу использовать ее для того, что всегда любил больше всего на свете? Зачем мне покой, если я терзаюсь от нереализованных амбиций?
Я пытался. Пытался вновь обрести хватку, вновь почувствовать, как слова сами собой складываются в предложения, как истории рождаются из ничего. Но тщетно. Перо не слушается моей руки, чернила кажутся безжизненными, а бумага остается девственно чистой, словно насмехаясь над моим бессилием. Кажется, сама смерть отняла у меня дар, оставив лишь пустоту и вечное осознание собственной несостоятельности.
Возможно, это и есть моя кара. Не за грехи, совершенные при жизни, а за таланты, которыми не сумел распорядиться. Или, быть может, это и есть те самые тяжкие муки, что ожидают душу после ухода из бренного мира. Множество незавершенных дел, грандиозные замыслы и…
Я больше не могу.
Не могу терпеть этот вычурный мир, где все окутано мраком, а небо алое, как кровь. Этот мир, излучающий спокойствие лишь для мертвых, в котором почти ничего не происходит. Меня окружают лишь покойники.
Но спешить некуда, пройдет еще три года, и, возможно, я запишу еще пару строк.
Для кого? Для мертвых?
А может, для себя, чтобы не забыть, что когда-то билось сердце. Что когда-то я чувствовал гнев, страх, любовь. Здесь, среди этих безмолвных теней, легко потерять связь с самим собой, стать лишь эхом эха, отражением отражения. И тогда уже будет неважно, какого цвета небо, потому что не останется глаз, чтобы его видеть.
Я стараюсь цепляться за мелочи. За воспоминания о дожде, о вкусе хлеба, о смехе матери. Эти крохи, как искры в бесконечной ночи, не дают пламени окончательно угаснуть. Иначе я ничем не буду отличаться от них, от этих неподвижных фигур, растворенных в алом тумане.
Три года. Это долго. Или коротко? Здесь, где время словно остановилось, сложно судить. Но у меня есть больше чем три года, чтобы попытаться найти хоть какой-то смысл, хоть какую-то причину писать, чувствовать, быть. Чтобы попытаться выбраться из этой могилы разума, прежде чем она станет моей вечной обителью.
Я мечтал стать известным автором для живых! Для тех, кто дышит и чувствует. Мне хотелось бы быть как один старец, переживший более четырех столетий. За это время он создал тысячи произведений. Я представляю себя тем старцем, чьи произведения пережили века. Его мудрость и опыт передаются из поколения в поколение, его слова вдохновляют и утешают. Я понимаю, что до него мне далеко, но я не теряю надежды. Каждая строчка, каждая страница – это шаг к моей мечте, к бессмертию в памяти потомков.
Несомненно, если мне суждено было бы стать верным помощником и соратником бога Селя, защитника человечества, я мог бы провести долгие годы, наполненные смыслом. Такие встречи с захватывающими приключениями вдохновляли бы меня безмерно. Однако, увы, я не сумел дожить и до тридцати лет. И теперь, даже после своей смерти, я все еще испытываю горечь от утраты и печали, охваченный воспоминаниями о своих бедах.
Гуляя по городу Хайлак, в царстве подземном, я все чаще начинаю замечать, как новые покойники, словно призраки, прибывают сюда с определенной периодичностью. И эта частота уменьшается, словно в нормальном мире разгорается нечто тревожное.
– Там что, война? – спросил я сам себя и в тот момент услышал голос за спиной, словно пробуждающийся из глубин моей души.
– Война, не война, – ответил голос томным и низким женским тоном. – Люди всегда умирают, иногда напрасно и иногда рискуя, а иногда и вовсе по прихоти судьбы.
Это была богиня Оделиан. Я встречал ее множество раз, когда ее сестра Селерия стремилась создать для меня звериную голову, но я решительно отказался. Оделиан щедро позволила мне сохранить человеческое обличие, за что я был ей признателен, просто утверждая, что я писатель.
Однако, если честно, писатель из меня плохой. Я порой не в силах связать и пары слов.
Оделиан всегда относилась ко мне с добротой и нежностью, несмотря на то что ее облик сильно отличался как от людей, так и от богов. Ее сестра была безусловно красивее и более человечной. Оделиан не носила одежду. Ее ноги элегантно изгибались, словно у животного, в двух местах, а руки украшали острые когти. Нежное покрытие ее тела напоминало чешуйки, и лишь малые детали мягкие изгибы и округлые формы указывали на ее женственность. Рост ее был внушительным, создавая ощущение, что она вечно возвышается надо мной. Лицо же ее внушало ужас: шлем и рога сливались воедино, как неразрывные составляющие головы. Жесткие костяные скулы, стремящиеся от висков, и кровожадный взгляд лишь подчеркивали это зловещее впечатление. Но вид ее обманчив и она добра ко мне.
Я не знал, почему Оделиан выделила меня среди прочих покойных. Возможно, ей просто было скучно наблюдать за бесконечными интригами и войнами между богами. А может, в моих бессвязных попытках складывать слова в истории она видела что-то, что ускользало от понимания остальных. Что-то, что отражало хаос, бушующий в ее собственной душе, хаос, который она так тщательно скрывала за маской невозмутимости.
Когда Селерия в очередной раз предлагала мне голову волка или медведя, Оделиан лишь печально качала головой. «Оставь его, Селерия. Ему не нужна твоя помощь. Он сам выберет свою форму, пусть и медленно». Ее слова были одновременно защитой и укором. Защитой от навязчивой «заботы» сестры и укором за мою творческий ступор. Я чувствовал себя виноватым, как ребенок, не оправдавший надежд матери.
Однажды я осмелился спросить, почему она ко мне так добра. Она лишь улыбнулась, и этот улыбка, при всем ужасе ее облика, была на удивление теплой.
– Ты видишь мир иначе, чем большинство. Ты не боишься смотреть правде в глаза, даже если она тебе не нравится. Это редкое качество, особенно среди тех, кто считает себя богами, – потом она надолго замолчала, глядя куда-то вдаль, за пределы моего понимания. – К тому же. – Добавила она тихо, словно говоря сама себе. – Мне нравится, как ты запинаешься, пытаясь объяснить то, что не можешь объяснить.
И я продолжал запинаться, продолжал пытаться складывать слова в истории, зная, что Оделиан наблюдает за мной, ища в моих неуклюжих фразах отблеск истины, которая была скрыта от всех остальных. Возможно, именно в этом и заключалась моя истинная роль: быть кривым зеркалом, отражающим божественный хаос.
У людей обычно нет крыльев, хотя я четко помню, как у некоторых они были, когда я еще жил. У Оделиан же они присутствовали, прекрасно гармонируя с ее чешуйчатой кожей, словно доспехи. Не знаю, почему, но я доверяю ей за ее заботу и внимание. Иногда мне кажется, что ее заботы слишком много для меня, и она словно не все говорит. Пытаясь завоевать мое доверие. Может быть, Оделиан задумала что-то грандиозное и приготовила новый путь искупления для меня. А возможно, это всего лишь мой сон, и ее костяные рога в конце концов вопьются мне в грудь.
Тихий шелест ее крыльев, когда она приближалась, был одновременно успокаивающим и тревожным. Звук, обычно ассоциируемый со свободой, в ее исполнении приобретал оттенок неизбежности. Я почти чувствовал, как эти чешуйчатые паруса обдувают мое лицо, невидимая волна воздуха, пронизанная каким-то запахом, странного и потустороннего. Запаха старых камней, снов, переживших века, и крови, пролитой во имя непостижимых богов.
Оделиан держала в руках кубок, наполненный дымящейся жидкостью. В воздухе витал тонкий аромат трав и специй, знакомый и в то же время неуловимый. Она протянула его мне, ее глаза мерцали в полумраке.
– Выпей, писатель. Это успокоит твои терзания и прояснит путь, – голос ее был низким, бархатистым, способным как убаюкать, так и запугать.
Я взял кубок, ощущая странное покалывание в кончиках пальцев. Доверие и сомнение боролись во мне, как два зверя, сражающиеся за свою добычу. Я сделал глоток. Жидкость обожгла мой язык, оставив после себя привкус горького меда и прокаленного металла. Мир вокруг меня поплыл, краски стали ярче, звуки громче. В уголках моего зрения заплясали тени, обретая формы, о которых я даже не подозревал. Я видел сквозь стены, сквозь время, в самые глубины своего подсознания. И там, в этом хаосе образов и ощущений, я увидел ее истинную цель. Не искупление. Не спасение.
В ужасе я выронил кубок. Разлетевшись на осколки, он рассыпал свою отравленную драгоценность по полу. Оделиан не изменилась в лице. Наоборот, в ее глазах вспыхнула довольная искра, словно она только и ждала этого момента. Порхнув сильно крыльями она исчезла.
Хайлак – город не лишенный своих очарований, если лишь не учитывать тот мрачный факт, что все его обитатели уже оставили этот мир. Это обитель посмертия, место, куда души приходят после завершения своих земных жизней. Город кажется бесконечным, так же как и вечные муки его жителей. Тем, чья смерть была особенно трагичной, даруется звериная голова, и они обречены испытывать бесконечную агонию, страдая от незавершенных дел и замыслов, оставшихся в их былом существовании.
Архитектура и культура этого места поражают своим неистовым колоритом. Здания – могучие, высокие, широкие, обладающие несуразной и грубой формой – все они черного цвета. Красное небо и черные конструкции великолепно сочетаются друг с другом. Здесь преобладает черное: большинство продуктов, предметов обихода, даже мое перо для письма. Никаких паровых установок, лишь бесконечная тьма и гнетущая тишина.
Бродя по этим улицам, чувствуешь себя песчинкой в бушующем океане скорби. Каждый камень мостовой, каждая кованая решетка хранят отпечаток невысказанной боли, непрожитой жизни. Здесь нет привычной нам последовательности, нет логики, к которой привык разум. Время течет по-другому, растягиваясь в бесконечность, а затем сжимаясь до болезненного укола воспоминаний. Воздух тяжелый, пропитан запахом тлена и разочарования, словно вечный погребальный костер, никогда не догорающий до конца.
Встречающиеся существа – лишь тени, отголоски былого. Их звериные морды искажены гримасой вечного страдания, а глаза, некогда полные жизни, теперь светятся лишь отблеском былой трагедии. Они бродят бесцельно, обреченные повторять одни и те же движения, зацикленные в бесконечном круговороте сожалений. Иногда кажется, что они пытаются что-то сказать, донести какую-то важную истину, но их слова – лишь невнятный шепот, теряющийся в гулкой тишине Хайлака.
Вместо песен – лишь тихий плач, вместо танцев – судорожные движения отчаяния. Искусство Хайлака – это искусство тьмы и мрака, отражающее безысходность существования в этом мертвом городе. Картины, высеченные на черных стенах, изображают сцены жестокости и несправедливости, а скульптуры, выполненные из окаменевшей боли, заставляют содрогнуться от ужаса.
И все же, несмотря на всю свою зловещую красоту, Хайлак – это место, которое заставляет задуматься о ценности жизни, о важности каждого мгновения. Здесь, в царстве вечной скорби, начинаешь ценить то, что имел, и осознавать, как много было не сделано, не сказано. Хайлак – это горький урок, напоминание о том, что жизнь – это хрупкий дар, который нужно беречь и ценить, пока он еще есть.
Покойные расплачиваются здесь остатками своей крови. Например, стакан воды стоит пару капель крови, а сама вода пропитана слезами и столь солена, как ничто другое. И сколько было пролито слез по тебе, столько же ощущается соленой влагой на губах. К этому можно привыкнуть, но вот постоянный алый цвет неба вызывает множество вопросов.
Этот город бесконечен, но в нем сокрыто начало. Каждому, кто покинул этот мир, даруется шанс. Быть забытым и навсегда исчезнуть, прыгнув в «Пропасть бесконечности». Это край света, о котором лишь шепчут легенды. Оделиан сообщала мне, что внизу нет ничего, кроме пустоты и тьмы. Лишь одному существу удалось вырваться оттуда. Его воскресили, наделив божественной силой. Это был Ложный бог, принесший падение Эксилионской империи пятьсот лет назад. Но сейчас я не хочу думать о врагах. Мне бы тоже хотелось получить шанс воскреснуть, чтобы завершить свою книгу, или хотя бы написать еще пару страниц.
Наблюдая за очередным пустым листком в месте, напоминающем таверну, я ловлю себя на мыслях, что идеи никак не доходят до моего ума. Это место называется «Темный угол». Даже самый мимолетный сюжет или образ не обретают формы. Может быть, корень этой творческой неуверенности кроется в том, что я оказался в мире мертвых? Ни одна мысль не возникает в голове. В жизни и в смерти я нещадно караю себя этими мучительными метаниями.
И вдруг, как вспышка в этом мертвом мраке, в таверне появилась богиня Оделиан. Что могла бы она здесь потерять? Оделиан – одна из редких темных богинь, охотно блуждающих по заведениям черного города. Ее высокомерная и поразительно красивая сестра Селерия время от времени идет по улицам, в надежде выудить из толпы несчастного, дабы насытить свои прихоти пытками ради забавы.
– Все мучаешь ты эти несчастные листки бумаги? – спросила меня Оделиан, приближаясь к моему столу с легкостью своей высокой фигуры. Она склонилась над ним, и ее массивная тень поглотила меня целиком. – Ты был жив мучаешься, ты мертв мучаешься.
– Я пытаюсь написать книгу, – с некоторой долей неуверенности произнес я.
– Мда… Трудно назвать это книгой, – с насмешкой заметила она, окидывая взглядом мои исписанные листы.
– Вот и в этом вся проблема, – ответил я, наблюдая за ее чешуйками на массивном теле, вдумчиво оглядывая ее снизу вверх. – Мои мысли словно растворились. Я буквально утратил связь с умом.
Оделиан выпрямилась, и тень отступила, позволяя тусклому свету таверны вновь коснуться моего лица. В ее темных глазах мелькнуло что-то похожее на сочувствие, но быстро сменилось привычной насмешкой.
– Потеря связи с умом – это распространенная болезнь среди писак, особенно в этом месте. Здесь эхо чужих невысказанных слов, непрожитых жизней и похороненных мечтаний заглушает собственное творчество. Ты пытаешься писать в вакууме, питаясь лишь отголосками чужой боли. Но ты мертв и когда ты это осознаешь, то отстанешь от тех мыслей, которые остались у тебя при жизни.
– А в этом, что-то есть, – сказал я. – Будешь воду? Она не соленая.
– Хм, – задумалась она. – Ты настолько одинок, что по тебе не лили слезы? – Она взяла бокал и сделала несколько глотков. – Действительно не соленая. Ты так одинок, что даже вода после смерти по вкусу совсем обычная.
– Есть ли шанс исправить свои незавершенные дела на земле? Я даже не помню о ней ничего. Кем я был и что делал? Может, я вовсе не писатель?
– А ты этого хочешь? – жадно допивая воду, спросила она.
– Да! – воскликнул я, поднявшись с места.
– Ну что ж, я могу дать тебе второй шанс на жизнь. Ты воскреснешь в своем прошлом теле. Селерия позаботится о его восстановлении. Но плата будет велика. Ты готов пойти на такой шаг? В Подземном мире у многих вода соленая. Ты один из тех избранников, кто способен наслаждаться ее вкусом.
Заманчивое предложение. С одной стороны, я могу продолжать наслаждаться в мире мертвых чистой водой. С другой – начать почти все с начала и завершить начатое. Я замер, оглушенный внезапно обрушившейся надеждой. Второй шанс…возможность вырваться из этого безвременья, где мысли других, как плесень, разъедают мою суть.
– Какова цена? – спросил я, стараясь сохранить голос ровным, несмотря на волнение, бушующее внутри.
Она усмехнулась, этот жест, казалось, пропитал все ее существо, от кончиков пальцев до глубины пронзительных глаз.
– Цена, мой дорогой, – это память. Ты вернешься, но воспоминания о тебе, о том, кто ты был, возможно даже о нашей встрече…все это исчезнет. Твое прошлое станет чистым холстом, на который тебе придется наносить новые краски. И ты не будешь знать, что тебя ждет, не сможешь избежать ошибок, которые совершил прежде.
Слова ее эхом отдавались в пустом пространстве. Забыть? Забыть даже ее, эту странную, проницательную сущность, которая предложила мне спасение? Но разве у меня есть выбор? Я глубоко вздохнул, ощущая, как решимость, подобно холодному клинку, пронзает мою нерешительность. А что если у меня снова ничего не получится? Вдруг я снова оплошаю? Не смогу дописать книгу.
– Можно мне еще немного времени на раздумья? – произнес я.
– Чего тут думать? Ты странный. Другие уже давно бросились бы на меня с готовностью. Ты ведь хочешь закончить свою книгу? – взглянула она на меня с загадкой.
– Да, хочу, очень! Но сомневаюсь, что это так просто. На следующей нашей встрече я дам тебе точный ответ.
Оделиан не произнесла ни слова. Она повернула свое когтистое тело к двери, не сводя с меня взгляда. В нем я уловил нечто тревожное. Или она всегда смотрела на меня так?
В любом случае, у нее на уме что-то, что мне не слишком по душе. Она покинула таверну, и я решил не задерживаться, направляясь в сторону дома. С чего это ей вдруг захотелось мне помогать? Она желает насытиться моей водицей? А может это все бред?
Разглядывая архитектуру домов, столь похожих друг на друга, невольно задумался я: может, действительно стоит попробовать вернуться к жизни? Шанс подобной возможности столь редок. Но какова цена этого воскрешения? Не задумывает ли Оделиан что-то темное и зловещее? Все-таки она темная богиня. Ноги сами несли меня по знакомым улицам, каждый камень помнил мои шаги, каждый дом хранил отголоски прошлого. И это прошлое, казалось, преследовало меня, дышало в затылок, напоминая о незавершенном деле, о книге, что так и не увидела свет. Оделиан. Темная богиня, предлагающая помощь. Звучит как сделка, обертка, скрывающая ядовитое содержимое. Но разве я не готов на все, чтобы вдохнуть жизнь в эту историю, в этот мир, что годами жил лишь в моей голове?
Дома меня ждала привычная тишина, лишь скрип половиц нарушал ее. В кабинете, словно призрак, возвышался мой письменный стол, заваленный черновиками, исписанными листами, полу-законченными главами. Каждая строчка – укор, каждая страница – напоминание о моей несостоятельности. Я опустился в кресло, чувствуя, как волнение сковывает тело. Взял в руки один из листов, перечитал абзац, другой. Слова казались мертвыми, лишенными искры, той магии, что раньше заставляла меня забывать обо всем на свете.
Решение
Н-ый месяц 1736 год.
Я больше не желаю терпеть. Не хочу и не могу. Когда Оделиан поведала мне о шансах на воскрешение, я не смог больше отвести мысли от этого. Что мне теперь делать? Она оставила меня с осадком надежды, а мир… Он продолжается, и я теряю каждую секунду его рассвета. Моего рассвета…
Мне необходимо закончить книгу, чтобы навсегда остаться в памяти, чтобы те, кто родится позже, постигли, что такое проза. Хотя, пока я мертв, возможно, и без меня уже появилось множество писателей.
Я долго размышлял об этом. И долго думал, о чем же я писал при жизни. Я ведь не просто покинул этот мир с этой мыслью. В голове смутно мерещатся отголоски воспоминаний, как будто они принадлежат кому-то чужому. Очень трудно контролировать мысли в этой пустоте, а воспоминания исчезают с каждой секундой.
Невольно задумался, что же стало причиной моей гибели? Был ли это несчастный случай или, возможно, кто-то сомнительно намеревался меня убить?
Как я умер?
Вопросы роились в голове, словно стая обезумевших пчел. Как остановить этот хаос? Как вычленить из него хоть что-то ценное, реальное? Клубок сомнений и смутных образов не давал покоя, он жег душу, хотя, казалось бы, чего гореть у того, у кого души уже нет? Но это не так. Я чувствую, чувствую эту ноющую боль, это щемящее сожаление об упущенных возможностях, о несказанных словах, о недописанной книге. Книге, которая должна была стать моим наследием.
Я пытался зацепиться хоть за что-то. Имя? Лицо? Место? Ничего. Лишь ощущение холода и пустоты, окружающее со всех сторон. Воспоминания ускользали, как песок сквозь пальцы, оставляя после себя лишь легкий привкус горечи. Богиня Оделиан… ее имя звучало как далекий колокол, отголосок чего-то важного, дающего надежду. Воскрешение… Возможно ли это? Стоит ли стремиться к этому?
Но разве у меня есть выбор? Если я останусь здесь, в этой беспросветной мгле, я окончательно растворюсь, исчезну, будто меня никогда и не существовало. И тогда моя книга, моя проза, моя жизнь – все это окажется бессмысленным. Нет, я должен попытаться.
За три года, проведенных в Подземном мире, я навсегда утратил прежние мысли, как рыба, выпущенная из сети, ускользает в бескрайний океан. Стремление к движению вперед покинуло меня, как покидает человека светлая надежда. К счастью, никто не пролил по мне слез, иначе я бы сошел с ума от этой постоянной соленой воды. Единственное утешение после смерти – чистая вода.
А если я вдруг воскресну, я напишу роман. Стану успешным автором и кумиром тысяч людей. Все будут скорбеть о моей следующей погибели. Моя вода станет соленой до немыслимых пределов.
Нужно обдумать это еще сто раз. Смерть – вещь интересная, она может настигнуть тебя в любой момент. А если умрешь, никто и не заметит, что тебя не стало.
Просидев в доме без особой пользы, я вернулся в таверну «Темный угол». Души, собравшиеся здесь, выглядят совершенно удрученными. Они считают, что навеки обречены на смерть. Но только не я. Убежден, что воспользуюсь этим шансом на воскрешение.
Да! Я сделаю это. Еще один шанс прожить жизнь. Надеюсь не заново. Эх, я совсем не ценил окружающих меня людей. Не ценил свою работу. Не ценил свое стремление достичь чего-то, пока был жив.
Не ценил свою жизнь.
Задумавшись, я встал и покинул «Темный угол». Я мог бы оставаться здесь бесконечно, терзая себя своими каракулями на листках бумаги.
Блуждая по улицам мрачного города, я уставился на величественный дворец, который возвышался над этой бескрайней пустошью мертвых. Его силуэт просматривался из любой точки, словно тень, затмевающая багровое небо, где вечно ссорятся темные грозовые тучи. Гром не слышен, но красные молнии блеском полосуют горизонт каждые несколько минут. В этом дворце живет самый главный бог Подземного мира – Атропиус. Его дочери, как раз управляют остальными делами, связанные с мертвыми. Дойти до дворца не составляло труда, хотя путь пролегал через извилистые переулки, наполненные блуждающими тенями и слабыми отголосками прошлых жизней. Безмолвные фигуры скользили мимо, не обращая на меня внимания, словно я был таким же призраком, как и они. Я чувствовал их отчаяние, их сожаления, их потерянность. И в каждом из них я видел отражение себя.
Я хотел направиться к дворцу, где обитали все темные боги, но нечто удерживало меня. Мои ноги перестали слушаться, словно подчиняясь невидимой силе. Какое-то предчувствие овладевало мной, сжимая в тисках.
Совесть? Мораль? Этика?
Наконец, когда ноги вновь обрели свободу, я развернулся и направился в противоположную сторону. Мне хотелось сказать, что пришло время немного развеяться и наполнить легкие свежим воздухом. Но я давно забыл, что это такое. Подземный мир следует совсем иным законам. Умирая, человек попадает сюда, и тем не менее, и здесь он может столкнуться со смертью вновь. Если ты умрешь второй раз в этом царстве теней, ты исчезаешь в бездне небытия, или, как мне нравится называть это, в забвении. Ты навсегда вычеркиваешься из памяти живущих в обычном мире.
И все же, страх забвения, страх полного и окончательного исчезновения оказался сильнее жажды мести, сильнее желания увидеть поверженных богов, корчившихся в грязи у моих ног. Ведь месть, даже самая сладкая, кратковременна. А забвение – вечно.
Я брел по извилистым туннелям, освещенным лишь тусклым светом, исходящим от грибов, растущих на стенах. Каждый шаг отдавался эхом, напоминая о моей одиночестве.
Но вторая смерть – это не единственное что отличает мир покойных, от мира живых. Здесь нет валюты.
Нет ни золота, ни монет, ни иных драгоценных средств обмена. Только кровь, и все измеряется лишь в их каплях. Даже стакан воды. Лишь самые алчные смогут истратить всю свою кровь на чревоугодие, отправляясь затем в то самое забвение.
Что бы ты ни делал, все приведет к тому, где душа твоя будет утрачена навсегда. Видимо, это и есть истинная смерть. Если бы я воскрес, о чем бы мне написать? Ах… очень трудно сосредоточиться, когда все мысли остались в мире живых.
Над городом парила богиня Оделиан, размахивая своими когтистыми крыльями. Она наблюдала, искала, охраняла. Интересно, многим ли она предоставила второй шанс на жизнь? Или только мне? Я так близко сблизился и подружился с этой богиней, что могу ей смело доверять. Но в душе все равно возникало сомнение. Ее облик отталкивает. В любом случае, выбор мой невелик, и воскрешение после столь долгого пребывания здесь даст мне возможность написать свою книгу.
Я рванул через широкую улицу, вероятно, главную. Мой путь лежал к Оделиан, парящей над темными высотками мрачных зданий. Ее силуэт то нырял вглубь улицы, то вновь вырисовывался над крышами. Она не приближалась, словно я бежал на месте. Или, быть может, улицы становились бесконечными. Затем я остановился.
Это же Подземный мир! Здесь нет ни времени, ни законов!
Не долго размышляя, я пошел привычным шагом. И действительно, это сработало. Широкая улица продолжалась. Вот я уже перешел мост, вознесшийся над бурлящей черной рекой. И вскоре мне оставалось пройти лишь пару зданий.
Я знал, что Оделиан ждет меня. Чувствовал ее пристальный взгляд, прожигающий меня насквозь. Этот взгляд был одновременно и защищающим, и оценивающим. Оценивающим не меня, а, скорее, мои намерения. То, что я собираюсь сделать с этим даром – вторым шансом. С каждой секундой предвкушение становилось все сильнее, смешиваясь со страхом провалиться, не оправдать ее надежд. Ведь она наверняка видит во мне что-то, чего не вижу я сам.
Вот и последнее здание. Оно было выше и мрачнее остальных, словно создано из сгустившейся ночи. Подняв голову, я увидел, что Оделиан спустилась ниже, почти касаясь крыши. Ее темные глаза встретились с моими. В них не было ни сочувствия, ни жалости, лишь холодное, все понимающее величие. Она ждала. Мне показалось, что она специально, маняще порхала над домами. Она что, умеет читать мысли? Я их не могу услышать, но как она это чувствует?
Когда я подошел слишком близко, она парила над землей в обширном дворе. Увидев меня, она, еле шевеля крыльями, обогнула весь двор и, приземлившись, подняла облако пыли вокруг меня.
– Ну что, ты принял решение? – спросила она, пристально смотря на меня.
– Да, но я не верен.
– И чем же мешает тебе твоя неуверенность?
– А я и сам не знаю. Нужен ли мне вообще путь обратно в мир живых? Я никогда не ценил ни свою жизнь, ни жизни окружающих.
Оделиан задумалась, прислонив руку к подбородку, и произнесла:
– В самом деле, ты никого не щадил, в смысле… никого не ценил. Но я могу тебя научить.
– Правда? – спросил я, подняв на нее взгляд.
– Однако это будет жестокий урок, – ответила она с ухмылкой. – Люди потеряли способность ценить хоть что-то, кроме своего обогащения. Им все мало и мало. Они постоянно жаждут нового.
Оделиан внезапно замолчала, ее чешуйчатое тело зашуршало, когда она наклонилась вперед.
– Ты такой же был? – спросила она меня, приподняв бровь.
Я на мгновение замер, углубившись в изучение ее лица, уставившись в ее звериные, кровожадные глаза. Она легонько толкнула меня рукой, заставляя отвлечься от ее необычного облика. Наверняка, ей не впервой сталкиваться с остолбеневшими покойными.
– Я? Что ты. Я совсем не был жадным. Наверное. Хотя приходилось иногда врать и не делиться. Но в целом, воровать я себе не позволял. Ведь я же больше творческий человек и мне это было не интересно.
Темная богиня смотрела на меня, ее глаза молчали, но зрачки движением исследовали мое лицо, словно искали что-то сокровенное.
– Значит так, – наконец нарушила она тишину. – Ты хочешь…?
Не дождавшись окончания мысли, она приподнялась, обретая величие, и встала передо мной во весь рост.
– Дописать книгу, – продолжил я ее фразу, склонив голову в почтении.
– Насколько сильно ты этого хочешь?
– Больше всего в жизни!
– Но у тебя сейчас нет жизни, – ухмыльнулась она, и в ее словах прозвучала ирония. – Ты и остальные обитатели Хайлака – всего лишь тени покойников.
– Я понимаю, богиня Оделиан.
– Хм. Я помогу тебе издать твою книгу.
– Да? Правда? – поднял я голову, охваченный радостью.
– Но, как ты догадываешься, не просто так. Я научу тебя ценить не только время, но и сам процесс творчества, и жизнь в целом. Я разгоню твои сомнения и усилю в тебе стремление создавать. Ты прав, в этом мире всем покойным нелегко собраться с мыслями.
– И что же ты придумала?
– Я воссоздам частичку того тебя, который жил прежде, и добавлю немного нового. Ты не был хорошим человеком, как тебе кажется. Ты не заслуживаешь второго шанса, но я дам его тебе.
– Ради второй жизни я готов на все!
– Правда? Прекрасно. Приходи к дворцу через двенадцать сверканий молнии. Не прозевай момент.
Обряд
Н-ый месяц 1736 год.
Я ждал, очень долго ждал, хотя мне казалось, что время растянулось до бесконечности. Или, быть может, это всего лишь иллюзия ожидания. Когда двенадцать ударов грома разнеслись по небу, я уже стоял у дворца. У его врат дежурили два стража, облаченные в доспехи из черного обсидиана. Их лица были укутаны в мрачные шлемы, а в руках они держали копья, излучающие холодный, потусторонний свет. Они не задали вопросов, не потребовали никаких объяснений. Ко мне подошла богиня Селерия и ласково подозвала к себе. Она шагала спокойно, ведя меня в темный замок – резиденцию богов. Когда мы вошли, я нисколько не удивился.
Внутри дворец поражал своим великолепием и зловещей красотой. Высокие своды, уходящие в бесконечность, были украшены фресками, изображающими сцены сотворения мира и падения смертных. Интерьер состоял из темной мебели и красных акцентов: штор, вывесок и ковров. Все освещалось фонарями на энергии, которые щедро преподнес Ложный бог много лет назад. Интересно, знает ли он о Подземном мире? По дворцу разносился тихий, едва уловимый шепот – голоса тех, кто давно покинул этот мир. Я шел по коридорам, чувствуя, как с каждым шагом что-то внутри меня меняется. Как будто прошлое отпускает меня, а будущее, хоть и неопределенное, начинает манить своей яркой возможностью.
В конце длинного зала на троне из костей восседал Атропиус. Его лицо скрывал мрак, но я ощущал взгляд, пронизывающий меня насквозь. Рядом стояла богиня Оделиан.
– Ты просил второй шанс, – прозвучал его голос, эхом отражаясь от стен. – Что ж, он у тебя есть. Но помни, второй шанс – это не право, а милость. И не рассчитывай на третий.
Я поклонился, коснувшись лбом холодного пола. Слова Атропиуса, словно высеченные в камне, врезались в память. Милость. Это было не то, чего я желал, но выбора у меня не было. Моя прошлая жизнь обращалась в пепел, смытая волной сожалений и упущенных возможностей. Я был готов принять любую цену, лишь бы исправить то немногое, что еще можно было исправить.
Оделиан шагнула вперед. Ее голос, в отличие от громогласного рева Атропиуса, звучал мелодично и успокаивающе, как журчание горного ручья.
– Твой путь будет тернист, – сказала она. – Искупление дается нелегко. Но помни, что даже в самой темной ночи можно найти искру надежды. Ищи ее, храни ее, и не дай ей угаснуть. – Она протянула руку, и в ее ладони появилась маленькая, мерцающая сфера. – Это – отголосок твоей прошлой жизни. Сила, знания, опыт. Используй их.
Я взял сферу, и она, будто живая, влилась в меня, вызывая кратковременную боль и вспышки воспоминаний. Кадры моей прошлой жизни пронеслись перед глазами, как обрывки сломанной ленты. Все ошибки, предательства, упущенные возможности… И среди этого хаоса – проблески света, моменты искренней радости и любви. Эти воспоминания, как якоря, зацепились за мою душу, напоминая, ради чего я здесь.
– Проведи обряд, – произнес Атропиус.
Оделиан шагнула вперед и указала мне следовать за собой, и я послушно двинулся за ней через темные уголки этого великолепного замка. Вскоре мы оказались в просторном зале, в центре которого находилась огромная ванна, наполненная чем-то темно-красным.
– Входи, – произнесла она. – Я проведу ритуал, но ты не смеешь отказываться от участи, которую предложат тебе боги.
– Участь? – переспросил я, недоумевая.
– Ты должен постичь истинный вкус жизни, создавая рукописи на этих листках бумаги.
– О, как замечательно, – сказал я, не раздумывая, и погрузился в кровавую ванну. На удивление, жидкость не источала неприятного запаха; напротив, я ощущал в ней необыкновенную силу и свойства. Это было нечто приятное и успокаивающее, а ее аромат обволакивал меня, как благовоние.
– Эти рукописи окажут влияние на твое окружение, – произнесла Оделиан. – Каждый раз тебе предстоит опалять эти страницы кровью, чтобы продлить свое пребывание в обычном мире.
– И как же мне это сделать?
– Просто пиши о гибели. А теперь тише, я приступаю к обряду.
Оделиан начала произносить нараспев слова. Ее голос звучал низко и властно, словно ветер, гуляющий в пещере. Она двигалась вокруг ванны, размахивая руками и посыпая пространство вокруг странными травами, порошками и листами бумаги. Жидкость в ванне начала пульсировать, словно сердце, и вокруг меня стали появляться призрачные образы – тени, шептавшие непонятные вещи. Я чувствовал, как сила входит в меня, проникая в каждую клетку моего тела, делая меня сильнее, острее, голоднее.
Оделиан закончила обряд, и ее голос прозвучал уже ближе, как будто она находилась прямо у моего уха.
– Помни, каждое слово имеет цену. Каждая смерть приближает тебя к цели, но и отрывает от мира, который ты знал. Не забудь, ради чего ты вернулся в жизнь. Не поддавайся отчаянию.
– Как мне понять, что нужно писать?
– Оранжевый символ на листке подскажет, когда нужно обратить рукопись в кровь, – она протянула мне перо, испачканную чем-то, напоминавшим засохшую кровь. – Пиши. Пиши о гибели. Пиши о конце, который ждет каждого. Пиши, чтобы жить.
– Но что если люди обозлятся на меня и придет время моей кончины?
– Хм, – задумчиво пробормотала она. Затем исчезла на мгновение, но вскоре вернулась, держа в руках меч. – Возьми этот меч, он создан небесными богами. Его сила заключается в том, чтобы красть личность, кого ты повергнешь. Если опасность станет невыносимой, если ты окажешься в безвыходной ситуации, используй его, и ты обретешь новую личность, но помни, это возможно лишь при полной луне.
Она опустилась над ванной, в которой я погружался в кровавую жиже, и передала мне меч. Затем, взялась за стопку черной бумаги и тоже вручила ее мне.
– А теперь, пиши, – произнесла она, положив свою массивную когтистую руку мне на лоб, и погрузила меня в кровавую массу.
Воскрешение
9-ый месяц 1736 год.
Очнувшись в тесной комнатке, напоминающей гроб, я ощутил аромат плесени и земли. Воскрес ли я? Так ли это? В моих руках был этот массивный и громадный меч, врученный мне богиней, а рядом лежали черные пергаменты и перо. Это действительно произошло – я с трудом, но все же выбрался из своего гроба. Я помню, что в Кринагии людей не закапывали глубоко в землю, чтобы они могли воскреснуть. Поэтому я с почти легкостью выбрался на поверхность. Я обратил внимание, что цвет моей кожи был не естественно сероватым, возможно это отрицательный эффект воскрешения, но я слышал, что цвет кожи не играет роли в этом мире.
Глубоко вдохнув, я насладился запахом листвы и легким дуновением ветра. Наконец, я жив. На улице лишь начинало смеркаться, небо окрашивалось обычными тонами уходящего солнца, и мне было непривычно, так как в Подземном мире я часами смотрел на красное небо. Судя по желтоватой листве, сейчас осень, но действительно ли я пролежал три года? И действительно ли я в своем теле? Оделиан была права, утверждая, что часть воспоминаний исчезнет, однако я помню о Подземном мире лишь немного – лишь обрывки образов и смутные воспоминания.
Оглядевшись, я увидел знакомый лес. Священные леса Крина, как же я по ним скучал. Деревья, словно стражи, устремлялись ввысь, их ветви сплетались в причудливые узоры, сквозь которые пробивался угасающий свет. Я пошел по едва заметной тропинке, надеясь, что память не подведет и приведет меня к ближайшему поселению. Голод уже начинал давать о себе знать, и нужно было найти место, где можно передохнуть и обдумать произошедшее.
Меч ощущался в руке как продолжение тела, он был тяжелым, но в то же время, идеально сбалансированным. Три года в земле должны были сказаться на физической форме, но, судя по легкости, с которой я нес это оружие, богини сделали свое дело. Пергаменты же оставались загадкой. Что в них написать? Какую роль они сыграют в моем будущем?
Выйдя из леса, я увидел вдалеке огни. Город. Сердце радостно забилось, и я ускорил шаг. Надеюсь, меня примут радушно, накормят и дадут кров. Впереди ждет долгий путь, и нужно восстановить силы. Три года – это огромный срок, многое могло измениться, но я полон решимости узнать, что произошло в Кринагии за время моего отсутствия.
Приблизившись к домику, я замедлил шаг, стараясь слиться с тенью последних деревьев. Огни казались приветливыми, но осторожность не позволяла мне рисковать. Я прислушался, пытаясь различить голоса, понять, что происходит внутри. Звучали смех, разговоры о повседневных делах, запах дыма от костра доносился вместе с ароматом варева. Все казалось обыденным, но что-то внутри подсказывало, что не стоит сразу показываться на глаза. Увидев белье, которое сушилось, я решил взять рубаху и штаны, что бы не выделятся.
Обойдя дом сбоку, я обнаружил ветхий хлев, примыкавший к одному из домов. Решив, что это неплохое место для передышки, я проскользнул внутрь. Внутри пахло сеном и скотиной, никого не было. Прислонившись к стене, я достал один из пергаментов и при тусклом свете, пробивавшемся сквозь щели в стенах, попытался что-то в них разглядеть. Бумага была качественной, темной и плотной. Но как мне опалить их кровью? Убить этим мечом?
Нарастающая тревога заставила меня спрятать пергамент. Теперь я понимал, что мое возвращение не будет простым. Меня ждали не только ответы, но и новые вопросы, новые угрозы. Пора было действовать.
На табличке, указывающей путь в более густонаселенный район города, я заметил название Стутон. Это, вероятно, был большой город, некоторые воспоминания о нем теплились в моей памяти, ведь когда-то я жил здесь. Возможно, мой дом все еще стоит на своем месте, но мне предстоит отыскать этот район – многое изменилось, и я уже помню слишком мало.
Когда я вошел в город, моим взором открылась просторная площадь, венчанная фонтаном, рядом с которым стояла статуя женщины. Фонтан весело журчал в закатном свете, а рядом с ним возвышалась фигура девушки с раскинутыми руками, словно она стремилась дотянуться до лучей солнца. Ее облик был изящен: стройная, обтекаемая, она казалась совершенно обнаженной.
Я заметил газету, оставленную на скамейке возле фонтана, и сел, чтобы прочитать. Судя по датировке, сейчас 1736 год. В новостях говорилось о новой купальне, о таинственно обнаруженном трупе куклы. Я был ошеломлен, информация никак не могла застать меня врасплох, как будто она не имела для меня значения. Внезапно мое внимание привлекло оранжевое свечение, исходящее из кармана. Это был листок, который будто манил меня к действиям. Пришло время создать кровавую рукопись, но о чем мне писать? О всяческих бедах? Я решил извлечь его и попытаться направить мысли в нужное русло.
«Я направлялся в сторону мрака, когда случайно встретил печального юношу, который умолял меня о помощи: его возлюбленную похитили и утаили в бездну. Я предложил свою поддержку, и он с радостью согласился. Стражи у ворот, недоумевая, хлопали глазами, а я, не раздумывая, стремился вступить в бой, и мне удалось пролить первую кровь. Погружаясь во мрак, я заметил, как мой спутник дрогнул – на нас налетали новые стражники тьмы, но я видел свет вдалеке, туда нам было суждено идти. Мы пробирались сквозь толпу охранников, оставляя за собой бесчисленные тела, никто не мог остановить мой устремленный шаг. Когда мы достигли света, спутник обрадовался и схватил парящую в воздухе молодую девушку. Я велел им покинуть этот мрак, а сам стойко сражался с вновь прибывшими стражами тьмы. Наконец, решив покинуть бездну, я не успел – нечто холодное и тяжелое вонзилось в меня. Из груди торчало острое лезвие, и я остался во мраке…»
Черный лист опалился кровью слегка всхлипнув ее и оранжевый символ исчез, словно был удовлетворен. Я выполнил свое первое задание? Успешно? Я смогу жить дальше? Ветер подул, и лист вырвался из моих рук, я попытался его схватить, но он слишком стремительно взмыл в небо.
– Что ж, напишу новый, – произнес я, погружаясь в мысли.
А что если мне отыскать свой дом и начать работать уже в привычной обстановке? Остается только вспомнить, где же я жил. Воспоминания нахлынули мутной волной, путаясь и переплетаясь. Где-то на окраине, в тихом переулке с кривыми домишками, увитыми плющом, там, кажется, и был мой дом. Нужно было найти этот переулок, этот дом, эту тихую гавань, где когда-то кипела жизнь, пусть даже и такая странная, как у меня.
Я двинулся вглубь города, лавируя между экипажами и прохожими, стараясь отыскать знакомые черты в незнакомом ландшафте. Солнце клонилось к закату, окрашивая дома в багровые тона, сначала я испугался, но потом горизонт приобрел розовые оттенки. Каждый перекресток, каждый поворот заставляли сердце биться чаще, но пока ни один из них не вызывал подлинного отклика в памяти.
Наконец, пройдя через несколько шумных улиц и тесных переулков, я увидел его. Кривой переулок, увитый плющом, почти утонувший в тени домов. Сердце подсказало – это он. Я пошел вперед, ощущая, как напряжение нарастает с каждым шагом. И вот он, мой дом. Он выглядит ухоженно, появились новые этажи многоквартирного здания. Свет в окне горел, и я с завистью осознал, что внутри уже живет другая семья, в чьей жизни, похоже, мне не отводится места. Мой дом продан?
Я постучался в дверь, и мне открыла приветливая девушка. Из дверного проема потянуло ароматом ужина – я почувствовал, как голод напомнил о себе.
– Здравствуйте, – произнес я, стараясь сохранять спокойствие в голосе, но дрожь выдавала меня. – Я… я жил здесь раньше. Можно ли узнать что-нибудь о прежних владельцах?
Девушка на мгновение замерла, изучая меня взглядом. В ее глазах мелькнуло что-то похожее на сочувствие.
– Подождите минутку, – сказала она, приоткрыв дверь шире. – Я немного знаю историю этого дома. Моя свекровь, она здесь выросла. Возможно, она сможет вам что-то рассказать. – Она жестом пригласила меня войти.
Квартира оказалась уютной и современной, совсем непохожей на те воспоминания, которые я хранил в памяти. Я огляделся, отмечая изменения, и не мог не чувствовать себя гостем в чужом, но таком родном месте. Вскоре из дальней комнаты вышла пожилая женщина, ее лицо было усеяно морщинами, но взгляд оставался острым и проницательным.
– Вы хотите узнать о прежних владельцах? – спросила она, усаживаясь в уютное кресло и маня меня к себе с просительной улыбкой. – Да, я помню ту семью. Они уехали давно, оставив дом пустовать. Говорят, переселились за границу. – Она сделала паузу, как будто размышляя о чем-то важном. – А вы кто будете этой семье? – вздохнула старушка, пристально рассматривая меня своими мудрыми глазами.
Я поправил меч за спиной и ответил:
– Я воин, мне пришлось уйти в долгое странствие, но когда я вновь вернулся, дом уже не принадлежал мне.
– Странно, – произнесла пожилая женщина, – предыдущая семья была в полном сборе, и они точно не были воинами. Может, они жили здесь еще до нас?
– Ну, не грузи нашего гостя своими расспросами, – перебила молодая девушка. – Может, вы голодны? Хотите присоединиться к нам на ужин?
– Да, с удовольствием, вернее, я не против, – я облегченно выдохнул, благодарный за неожиданное спасение от настойчивых вопросов. – Действительно, немного проголодался, – ответил я, ощущая, как напряжение в плечах понемногу ослабевает. Дом был странно знаком, но в то же время неуловимо чужим. Тени воспоминаний мелькали в углах, ускользающие образы лиц, звуки смеха и шепот. Но четкой картины не возникало. Словно кто-то намеренно затуманил мое прошлое.
Ужин оказался простым, но сытным: густой суп с овощами и свежий хлеб. Пока ели, девушка, представившаяся Линой, рассказывала о здешних местах. О тихой жизни, о благословении и защите небесных богов, о лесе, полном мрака, о реке, где хорошо ловится рыба. Старушка слушала молча, лишь иногда бросая на меня короткие, изучающие взгляды. Я старался выглядеть как обычный путник, сбившийся с пути и случайно забредший к ним на огонек.
– Думаю, пора подумать об отдыхе, – наконец произнесла старушка, когда последняя ложка супа была съедена. – У нас есть комната для гостей. Ты можешь переночевать там.
Лина проводила меня в небольшую, но уютную комнату. Простая кровать, стол, стул и окно, выходящее в сад. Ничего лишнего. Но почему-то от этого места веяло умиротворением.
Я поблагодарил Лину и, оставшись один, опустился на кровать. Меч, как всегда, остался при мне. Лежа на спине, я смотрел в потолок, затерянный в лабиринте мыслей. Кто я? Почему этот дом вызывает во мне такое странное чувство? Вопросов было больше, чем ответов. Единственное, в чем я был уверен: это место хранит тайну, связанную с моим прошлым.
Когда настало утро, я поднялся и разделил завтрак с женщинами, которые любезно беседовали со мной о городской жизни и с осторожностью предостерегали о некоей даме в капюшоне, что контролирует кукол, словно марионеток. Я начал вспоминать подобные слухи, хотя с трудом. Мне казалось знакомым, как куклы могли проникать в общество людей или в различные заведения, выдавая себя за других, но это меня не пугало. Я покинул свой старый дом и, пройдя немного по городу, стремился вновь ощутить дыхание прошлых воспоминаний.
Солнце пробивалось сквозь узкие улочки, рисуя причудливые тени на мостовой. Город дышал утренней суетой: торговцы выставляли товары, жители спешили по своим делам, а воздух был наполнен смесью ароматов свежеиспеченного хлеба и пряных специй. Я вдыхал знакомый запах, пытаясь уловить хотя бы отголосок тех чувств, что когда-то переполняли меня здесь.
Проходя мимо старой таверны, я невольно остановился. «Картофель и Курица» – гласила вывеска, потрепанная временем и непогодой. Именно здесь, казалось, время замедлялось, и можно было услышать самые невероятные истории, вытканные из пьяных откровений и полузабытых легенд. Я помнил этот запах сырости и пролитого пива, смешанный с крепким табаком. Резкий контраст с убранством и атмосферой моего дома, в котором меня приютили женщины.
Легкое прикосновение к плечу вырвало меня из воспоминаний. Обернувшись, я увидел дряхлого старика с густой седой бородой и проницательным взглядом.
– Ищешь что-то, путник? – спросил он скрипучим голосом.
– Да так, гуляю. Ищу прошлое, – ответил я, сам не зная, зачем говорю это незнакомцу.
Старик усмехнулся, обнажив несколько пожелтевших зубов.
– Прошлое всегда ищет нас. Только не всегда находит, – с этими словами он скрылся в толпе, оставив меня в глубоком раздумье.
Игнорируя это необычное происшествие, я продолжил свой путь, надеясь, что с каждым шагом мне удастся восстановить утраченные фрагменты своей жизни.
Загадочная женщина
9-ый месяц 1736 год.
Раз уж у меня не осталось прежнего дома, я решил найти себе новый приют, пусть и временный. Позже я придумаю, как избавиться от этих постояльцев. У меня еще много страниц, и их жизни будут истрачены.
Временным домом оказался пыльный чердак этого же дома. Скрипучие ступени, паутина, густым слоем покрывающая мебель, забытые вещи, хранящие отголоски прошлых жизней… Все это идеально подходило для моих целей. Здесь никто не станет задавать лишних вопросов, и моя работа будет защищена от любопытных глаз. Тишина и полумрак станут моими союзниками.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/elnar-hazhiev/temnyy-pisatel-71644975/?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Эльнар Хажиев
Несуществующие мифыНесуществующие мифы. Темные #3
Дэус, томясь в плену Подземного мира, мучается от невозможности завершить свою первую и последнюю книгу. Темная богиня Оделиан предлагает ему сделку: возвращение к жизни взамен на продолжение писательства, но с условием – вместо чернил он должен использовать чужую кровь. Его произведения обретают зловещую силу: каждая начертанная строка становится предвестником реальной смерти. Постепенно Дэус осознает, что его творчество несет гибель окружающим, и решает избавиться от этого жуткого дара.
Мастэ?р, тем временем, погружается в загадочные мифы, которые приводят его к легендарной Кровавой ведьме. Однако его путь пересекает таинственный писатель Дэус, умоляющий о помощи. Вместе они отправляются в опасное путешествие, полное испытаний, чтобы найти способ снять проклятие и остановить смертоносные страницы. Их маршрут лежит через мрачные леса и величественные горы, где их поджидают могущественные божества и жуткие создания, готовые помешать их миссии.
Эльнар Хажиев
Темный писатель
Плохая рукопись
Дэус. Подземный мир.
Н-ый месяц 1736 год.
Три года прошло с того мгновения, когда я умер. И вот, словно в плену собственного бессилия, я так и не смог создать ни строчки. Ушедший из жизни в столь юном возрасте, я оставил лишь два десятка страниц своего романа. Двадцать шесть лет жизни в никуда, и даже после смерти, здесь, в Подземном мире, я умудряюсь жаловаться и мучить себя за это.
Бесконечность, казалось бы, должна дарить шанс, время, возможности. Но здесь, по ту сторону, время – лишь эхо былого. Я ощущаю его не как течение, как тягучий, вязкий мед, в котором застряли мои мысли. Иронично, не правда ли? При жизни я жаловался на нехватку времени, а теперь оно у меня есть в избытке, но использовать его я не могу.
Здесь, в Хайлаке, казалось бы, место умиротворения и вечного покоя, а я все никак не могу найти себе места. Тени великих писателей прошлого скользят мимо, погруженные в свои мысли, словно все еще творят, даже за пределами смертного мира. Я же ощущаю себя лишь жалкой тенью их таланта, навеки обреченной на наблюдение. Пытаюсь уловить обрывки их бесед, в надежде почерпнуть хоть искру вдохновения, но слова пролетают мимо, не находя отклика в моей душе.
Воспоминания, словно раскаленные угли, жгут изнутри. Каждая недописанная страница, каждый упущенный шанс, каждый нереализованный замысел – все это с неумолимой силой давит на меня, заставляя вновь и вновь проживать моменты сожаления. Зачем мне вечность, если я не могу использовать ее для того, что всегда любил больше всего на свете? Зачем мне покой, если я терзаюсь от нереализованных амбиций?
Я пытался. Пытался вновь обрести хватку, вновь почувствовать, как слова сами собой складываются в предложения, как истории рождаются из ничего. Но тщетно. Перо не слушается моей руки, чернила кажутся безжизненными, а бумага остается девственно чистой, словно насмехаясь над моим бессилием. Кажется, сама смерть отняла у меня дар, оставив лишь пустоту и вечное осознание собственной несостоятельности.
Возможно, это и есть моя кара. Не за грехи, совершенные при жизни, а за таланты, которыми не сумел распорядиться. Или, быть может, это и есть те самые тяжкие муки, что ожидают душу после ухода из бренного мира. Множество незавершенных дел, грандиозные замыслы и…
Я больше не могу.
Не могу терпеть этот вычурный мир, где все окутано мраком, а небо алое, как кровь. Этот мир, излучающий спокойствие лишь для мертвых, в котором почти ничего не происходит. Меня окружают лишь покойники.
Но спешить некуда, пройдет еще три года, и, возможно, я запишу еще пару строк.
Для кого? Для мертвых?
А может, для себя, чтобы не забыть, что когда-то билось сердце. Что когда-то я чувствовал гнев, страх, любовь. Здесь, среди этих безмолвных теней, легко потерять связь с самим собой, стать лишь эхом эха, отражением отражения. И тогда уже будет неважно, какого цвета небо, потому что не останется глаз, чтобы его видеть.
Я стараюсь цепляться за мелочи. За воспоминания о дожде, о вкусе хлеба, о смехе матери. Эти крохи, как искры в бесконечной ночи, не дают пламени окончательно угаснуть. Иначе я ничем не буду отличаться от них, от этих неподвижных фигур, растворенных в алом тумане.
Три года. Это долго. Или коротко? Здесь, где время словно остановилось, сложно судить. Но у меня есть больше чем три года, чтобы попытаться найти хоть какой-то смысл, хоть какую-то причину писать, чувствовать, быть. Чтобы попытаться выбраться из этой могилы разума, прежде чем она станет моей вечной обителью.
Я мечтал стать известным автором для живых! Для тех, кто дышит и чувствует. Мне хотелось бы быть как один старец, переживший более четырех столетий. За это время он создал тысячи произведений. Я представляю себя тем старцем, чьи произведения пережили века. Его мудрость и опыт передаются из поколения в поколение, его слова вдохновляют и утешают. Я понимаю, что до него мне далеко, но я не теряю надежды. Каждая строчка, каждая страница – это шаг к моей мечте, к бессмертию в памяти потомков.
Несомненно, если мне суждено было бы стать верным помощником и соратником бога Селя, защитника человечества, я мог бы провести долгие годы, наполненные смыслом. Такие встречи с захватывающими приключениями вдохновляли бы меня безмерно. Однако, увы, я не сумел дожить и до тридцати лет. И теперь, даже после своей смерти, я все еще испытываю горечь от утраты и печали, охваченный воспоминаниями о своих бедах.
Гуляя по городу Хайлак, в царстве подземном, я все чаще начинаю замечать, как новые покойники, словно призраки, прибывают сюда с определенной периодичностью. И эта частота уменьшается, словно в нормальном мире разгорается нечто тревожное.
– Там что, война? – спросил я сам себя и в тот момент услышал голос за спиной, словно пробуждающийся из глубин моей души.
– Война, не война, – ответил голос томным и низким женским тоном. – Люди всегда умирают, иногда напрасно и иногда рискуя, а иногда и вовсе по прихоти судьбы.
Это была богиня Оделиан. Я встречал ее множество раз, когда ее сестра Селерия стремилась создать для меня звериную голову, но я решительно отказался. Оделиан щедро позволила мне сохранить человеческое обличие, за что я был ей признателен, просто утверждая, что я писатель.
Однако, если честно, писатель из меня плохой. Я порой не в силах связать и пары слов.
Оделиан всегда относилась ко мне с добротой и нежностью, несмотря на то что ее облик сильно отличался как от людей, так и от богов. Ее сестра была безусловно красивее и более человечной. Оделиан не носила одежду. Ее ноги элегантно изгибались, словно у животного, в двух местах, а руки украшали острые когти. Нежное покрытие ее тела напоминало чешуйки, и лишь малые детали мягкие изгибы и округлые формы указывали на ее женственность. Рост ее был внушительным, создавая ощущение, что она вечно возвышается надо мной. Лицо же ее внушало ужас: шлем и рога сливались воедино, как неразрывные составляющие головы. Жесткие костяные скулы, стремящиеся от висков, и кровожадный взгляд лишь подчеркивали это зловещее впечатление. Но вид ее обманчив и она добра ко мне.
Я не знал, почему Оделиан выделила меня среди прочих покойных. Возможно, ей просто было скучно наблюдать за бесконечными интригами и войнами между богами. А может, в моих бессвязных попытках складывать слова в истории она видела что-то, что ускользало от понимания остальных. Что-то, что отражало хаос, бушующий в ее собственной душе, хаос, который она так тщательно скрывала за маской невозмутимости.
Когда Селерия в очередной раз предлагала мне голову волка или медведя, Оделиан лишь печально качала головой. «Оставь его, Селерия. Ему не нужна твоя помощь. Он сам выберет свою форму, пусть и медленно». Ее слова были одновременно защитой и укором. Защитой от навязчивой «заботы» сестры и укором за мою творческий ступор. Я чувствовал себя виноватым, как ребенок, не оправдавший надежд матери.
Однажды я осмелился спросить, почему она ко мне так добра. Она лишь улыбнулась, и этот улыбка, при всем ужасе ее облика, была на удивление теплой.
– Ты видишь мир иначе, чем большинство. Ты не боишься смотреть правде в глаза, даже если она тебе не нравится. Это редкое качество, особенно среди тех, кто считает себя богами, – потом она надолго замолчала, глядя куда-то вдаль, за пределы моего понимания. – К тому же. – Добавила она тихо, словно говоря сама себе. – Мне нравится, как ты запинаешься, пытаясь объяснить то, что не можешь объяснить.
И я продолжал запинаться, продолжал пытаться складывать слова в истории, зная, что Оделиан наблюдает за мной, ища в моих неуклюжих фразах отблеск истины, которая была скрыта от всех остальных. Возможно, именно в этом и заключалась моя истинная роль: быть кривым зеркалом, отражающим божественный хаос.
У людей обычно нет крыльев, хотя я четко помню, как у некоторых они были, когда я еще жил. У Оделиан же они присутствовали, прекрасно гармонируя с ее чешуйчатой кожей, словно доспехи. Не знаю, почему, но я доверяю ей за ее заботу и внимание. Иногда мне кажется, что ее заботы слишком много для меня, и она словно не все говорит. Пытаясь завоевать мое доверие. Может быть, Оделиан задумала что-то грандиозное и приготовила новый путь искупления для меня. А возможно, это всего лишь мой сон, и ее костяные рога в конце концов вопьются мне в грудь.
Тихий шелест ее крыльев, когда она приближалась, был одновременно успокаивающим и тревожным. Звук, обычно ассоциируемый со свободой, в ее исполнении приобретал оттенок неизбежности. Я почти чувствовал, как эти чешуйчатые паруса обдувают мое лицо, невидимая волна воздуха, пронизанная каким-то запахом, странного и потустороннего. Запаха старых камней, снов, переживших века, и крови, пролитой во имя непостижимых богов.
Оделиан держала в руках кубок, наполненный дымящейся жидкостью. В воздухе витал тонкий аромат трав и специй, знакомый и в то же время неуловимый. Она протянула его мне, ее глаза мерцали в полумраке.
– Выпей, писатель. Это успокоит твои терзания и прояснит путь, – голос ее был низким, бархатистым, способным как убаюкать, так и запугать.
Я взял кубок, ощущая странное покалывание в кончиках пальцев. Доверие и сомнение боролись во мне, как два зверя, сражающиеся за свою добычу. Я сделал глоток. Жидкость обожгла мой язык, оставив после себя привкус горького меда и прокаленного металла. Мир вокруг меня поплыл, краски стали ярче, звуки громче. В уголках моего зрения заплясали тени, обретая формы, о которых я даже не подозревал. Я видел сквозь стены, сквозь время, в самые глубины своего подсознания. И там, в этом хаосе образов и ощущений, я увидел ее истинную цель. Не искупление. Не спасение.
В ужасе я выронил кубок. Разлетевшись на осколки, он рассыпал свою отравленную драгоценность по полу. Оделиан не изменилась в лице. Наоборот, в ее глазах вспыхнула довольная искра, словно она только и ждала этого момента. Порхнув сильно крыльями она исчезла.
Хайлак – город не лишенный своих очарований, если лишь не учитывать тот мрачный факт, что все его обитатели уже оставили этот мир. Это обитель посмертия, место, куда души приходят после завершения своих земных жизней. Город кажется бесконечным, так же как и вечные муки его жителей. Тем, чья смерть была особенно трагичной, даруется звериная голова, и они обречены испытывать бесконечную агонию, страдая от незавершенных дел и замыслов, оставшихся в их былом существовании.
Архитектура и культура этого места поражают своим неистовым колоритом. Здания – могучие, высокие, широкие, обладающие несуразной и грубой формой – все они черного цвета. Красное небо и черные конструкции великолепно сочетаются друг с другом. Здесь преобладает черное: большинство продуктов, предметов обихода, даже мое перо для письма. Никаких паровых установок, лишь бесконечная тьма и гнетущая тишина.
Бродя по этим улицам, чувствуешь себя песчинкой в бушующем океане скорби. Каждый камень мостовой, каждая кованая решетка хранят отпечаток невысказанной боли, непрожитой жизни. Здесь нет привычной нам последовательности, нет логики, к которой привык разум. Время течет по-другому, растягиваясь в бесконечность, а затем сжимаясь до болезненного укола воспоминаний. Воздух тяжелый, пропитан запахом тлена и разочарования, словно вечный погребальный костер, никогда не догорающий до конца.
Встречающиеся существа – лишь тени, отголоски былого. Их звериные морды искажены гримасой вечного страдания, а глаза, некогда полные жизни, теперь светятся лишь отблеском былой трагедии. Они бродят бесцельно, обреченные повторять одни и те же движения, зацикленные в бесконечном круговороте сожалений. Иногда кажется, что они пытаются что-то сказать, донести какую-то важную истину, но их слова – лишь невнятный шепот, теряющийся в гулкой тишине Хайлака.
Вместо песен – лишь тихий плач, вместо танцев – судорожные движения отчаяния. Искусство Хайлака – это искусство тьмы и мрака, отражающее безысходность существования в этом мертвом городе. Картины, высеченные на черных стенах, изображают сцены жестокости и несправедливости, а скульптуры, выполненные из окаменевшей боли, заставляют содрогнуться от ужаса.
И все же, несмотря на всю свою зловещую красоту, Хайлак – это место, которое заставляет задуматься о ценности жизни, о важности каждого мгновения. Здесь, в царстве вечной скорби, начинаешь ценить то, что имел, и осознавать, как много было не сделано, не сказано. Хайлак – это горький урок, напоминание о том, что жизнь – это хрупкий дар, который нужно беречь и ценить, пока он еще есть.
Покойные расплачиваются здесь остатками своей крови. Например, стакан воды стоит пару капель крови, а сама вода пропитана слезами и столь солена, как ничто другое. И сколько было пролито слез по тебе, столько же ощущается соленой влагой на губах. К этому можно привыкнуть, но вот постоянный алый цвет неба вызывает множество вопросов.
Этот город бесконечен, но в нем сокрыто начало. Каждому, кто покинул этот мир, даруется шанс. Быть забытым и навсегда исчезнуть, прыгнув в «Пропасть бесконечности». Это край света, о котором лишь шепчут легенды. Оделиан сообщала мне, что внизу нет ничего, кроме пустоты и тьмы. Лишь одному существу удалось вырваться оттуда. Его воскресили, наделив божественной силой. Это был Ложный бог, принесший падение Эксилионской империи пятьсот лет назад. Но сейчас я не хочу думать о врагах. Мне бы тоже хотелось получить шанс воскреснуть, чтобы завершить свою книгу, или хотя бы написать еще пару страниц.
Наблюдая за очередным пустым листком в месте, напоминающем таверну, я ловлю себя на мыслях, что идеи никак не доходят до моего ума. Это место называется «Темный угол». Даже самый мимолетный сюжет или образ не обретают формы. Может быть, корень этой творческой неуверенности кроется в том, что я оказался в мире мертвых? Ни одна мысль не возникает в голове. В жизни и в смерти я нещадно караю себя этими мучительными метаниями.
И вдруг, как вспышка в этом мертвом мраке, в таверне появилась богиня Оделиан. Что могла бы она здесь потерять? Оделиан – одна из редких темных богинь, охотно блуждающих по заведениям черного города. Ее высокомерная и поразительно красивая сестра Селерия время от времени идет по улицам, в надежде выудить из толпы несчастного, дабы насытить свои прихоти пытками ради забавы.
– Все мучаешь ты эти несчастные листки бумаги? – спросила меня Оделиан, приближаясь к моему столу с легкостью своей высокой фигуры. Она склонилась над ним, и ее массивная тень поглотила меня целиком. – Ты был жив мучаешься, ты мертв мучаешься.
– Я пытаюсь написать книгу, – с некоторой долей неуверенности произнес я.
– Мда… Трудно назвать это книгой, – с насмешкой заметила она, окидывая взглядом мои исписанные листы.
– Вот и в этом вся проблема, – ответил я, наблюдая за ее чешуйками на массивном теле, вдумчиво оглядывая ее снизу вверх. – Мои мысли словно растворились. Я буквально утратил связь с умом.
Оделиан выпрямилась, и тень отступила, позволяя тусклому свету таверны вновь коснуться моего лица. В ее темных глазах мелькнуло что-то похожее на сочувствие, но быстро сменилось привычной насмешкой.
– Потеря связи с умом – это распространенная болезнь среди писак, особенно в этом месте. Здесь эхо чужих невысказанных слов, непрожитых жизней и похороненных мечтаний заглушает собственное творчество. Ты пытаешься писать в вакууме, питаясь лишь отголосками чужой боли. Но ты мертв и когда ты это осознаешь, то отстанешь от тех мыслей, которые остались у тебя при жизни.
– А в этом, что-то есть, – сказал я. – Будешь воду? Она не соленая.
– Хм, – задумалась она. – Ты настолько одинок, что по тебе не лили слезы? – Она взяла бокал и сделала несколько глотков. – Действительно не соленая. Ты так одинок, что даже вода после смерти по вкусу совсем обычная.
– Есть ли шанс исправить свои незавершенные дела на земле? Я даже не помню о ней ничего. Кем я был и что делал? Может, я вовсе не писатель?
– А ты этого хочешь? – жадно допивая воду, спросила она.
– Да! – воскликнул я, поднявшись с места.
– Ну что ж, я могу дать тебе второй шанс на жизнь. Ты воскреснешь в своем прошлом теле. Селерия позаботится о его восстановлении. Но плата будет велика. Ты готов пойти на такой шаг? В Подземном мире у многих вода соленая. Ты один из тех избранников, кто способен наслаждаться ее вкусом.
Заманчивое предложение. С одной стороны, я могу продолжать наслаждаться в мире мертвых чистой водой. С другой – начать почти все с начала и завершить начатое. Я замер, оглушенный внезапно обрушившейся надеждой. Второй шанс…возможность вырваться из этого безвременья, где мысли других, как плесень, разъедают мою суть.
– Какова цена? – спросил я, стараясь сохранить голос ровным, несмотря на волнение, бушующее внутри.
Она усмехнулась, этот жест, казалось, пропитал все ее существо, от кончиков пальцев до глубины пронзительных глаз.
– Цена, мой дорогой, – это память. Ты вернешься, но воспоминания о тебе, о том, кто ты был, возможно даже о нашей встрече…все это исчезнет. Твое прошлое станет чистым холстом, на который тебе придется наносить новые краски. И ты не будешь знать, что тебя ждет, не сможешь избежать ошибок, которые совершил прежде.
Слова ее эхом отдавались в пустом пространстве. Забыть? Забыть даже ее, эту странную, проницательную сущность, которая предложила мне спасение? Но разве у меня есть выбор? Я глубоко вздохнул, ощущая, как решимость, подобно холодному клинку, пронзает мою нерешительность. А что если у меня снова ничего не получится? Вдруг я снова оплошаю? Не смогу дописать книгу.
– Можно мне еще немного времени на раздумья? – произнес я.
– Чего тут думать? Ты странный. Другие уже давно бросились бы на меня с готовностью. Ты ведь хочешь закончить свою книгу? – взглянула она на меня с загадкой.
– Да, хочу, очень! Но сомневаюсь, что это так просто. На следующей нашей встрече я дам тебе точный ответ.
Оделиан не произнесла ни слова. Она повернула свое когтистое тело к двери, не сводя с меня взгляда. В нем я уловил нечто тревожное. Или она всегда смотрела на меня так?
В любом случае, у нее на уме что-то, что мне не слишком по душе. Она покинула таверну, и я решил не задерживаться, направляясь в сторону дома. С чего это ей вдруг захотелось мне помогать? Она желает насытиться моей водицей? А может это все бред?
Разглядывая архитектуру домов, столь похожих друг на друга, невольно задумался я: может, действительно стоит попробовать вернуться к жизни? Шанс подобной возможности столь редок. Но какова цена этого воскрешения? Не задумывает ли Оделиан что-то темное и зловещее? Все-таки она темная богиня. Ноги сами несли меня по знакомым улицам, каждый камень помнил мои шаги, каждый дом хранил отголоски прошлого. И это прошлое, казалось, преследовало меня, дышало в затылок, напоминая о незавершенном деле, о книге, что так и не увидела свет. Оделиан. Темная богиня, предлагающая помощь. Звучит как сделка, обертка, скрывающая ядовитое содержимое. Но разве я не готов на все, чтобы вдохнуть жизнь в эту историю, в этот мир, что годами жил лишь в моей голове?
Дома меня ждала привычная тишина, лишь скрип половиц нарушал ее. В кабинете, словно призрак, возвышался мой письменный стол, заваленный черновиками, исписанными листами, полу-законченными главами. Каждая строчка – укор, каждая страница – напоминание о моей несостоятельности. Я опустился в кресло, чувствуя, как волнение сковывает тело. Взял в руки один из листов, перечитал абзац, другой. Слова казались мертвыми, лишенными искры, той магии, что раньше заставляла меня забывать обо всем на свете.
Решение
Н-ый месяц 1736 год.
Я больше не желаю терпеть. Не хочу и не могу. Когда Оделиан поведала мне о шансах на воскрешение, я не смог больше отвести мысли от этого. Что мне теперь делать? Она оставила меня с осадком надежды, а мир… Он продолжается, и я теряю каждую секунду его рассвета. Моего рассвета…
Мне необходимо закончить книгу, чтобы навсегда остаться в памяти, чтобы те, кто родится позже, постигли, что такое проза. Хотя, пока я мертв, возможно, и без меня уже появилось множество писателей.
Я долго размышлял об этом. И долго думал, о чем же я писал при жизни. Я ведь не просто покинул этот мир с этой мыслью. В голове смутно мерещатся отголоски воспоминаний, как будто они принадлежат кому-то чужому. Очень трудно контролировать мысли в этой пустоте, а воспоминания исчезают с каждой секундой.
Невольно задумался, что же стало причиной моей гибели? Был ли это несчастный случай или, возможно, кто-то сомнительно намеревался меня убить?
Как я умер?
Вопросы роились в голове, словно стая обезумевших пчел. Как остановить этот хаос? Как вычленить из него хоть что-то ценное, реальное? Клубок сомнений и смутных образов не давал покоя, он жег душу, хотя, казалось бы, чего гореть у того, у кого души уже нет? Но это не так. Я чувствую, чувствую эту ноющую боль, это щемящее сожаление об упущенных возможностях, о несказанных словах, о недописанной книге. Книге, которая должна была стать моим наследием.
Я пытался зацепиться хоть за что-то. Имя? Лицо? Место? Ничего. Лишь ощущение холода и пустоты, окружающее со всех сторон. Воспоминания ускользали, как песок сквозь пальцы, оставляя после себя лишь легкий привкус горечи. Богиня Оделиан… ее имя звучало как далекий колокол, отголосок чего-то важного, дающего надежду. Воскрешение… Возможно ли это? Стоит ли стремиться к этому?
Но разве у меня есть выбор? Если я останусь здесь, в этой беспросветной мгле, я окончательно растворюсь, исчезну, будто меня никогда и не существовало. И тогда моя книга, моя проза, моя жизнь – все это окажется бессмысленным. Нет, я должен попытаться.
За три года, проведенных в Подземном мире, я навсегда утратил прежние мысли, как рыба, выпущенная из сети, ускользает в бескрайний океан. Стремление к движению вперед покинуло меня, как покидает человека светлая надежда. К счастью, никто не пролил по мне слез, иначе я бы сошел с ума от этой постоянной соленой воды. Единственное утешение после смерти – чистая вода.
А если я вдруг воскресну, я напишу роман. Стану успешным автором и кумиром тысяч людей. Все будут скорбеть о моей следующей погибели. Моя вода станет соленой до немыслимых пределов.
Нужно обдумать это еще сто раз. Смерть – вещь интересная, она может настигнуть тебя в любой момент. А если умрешь, никто и не заметит, что тебя не стало.
Просидев в доме без особой пользы, я вернулся в таверну «Темный угол». Души, собравшиеся здесь, выглядят совершенно удрученными. Они считают, что навеки обречены на смерть. Но только не я. Убежден, что воспользуюсь этим шансом на воскрешение.
Да! Я сделаю это. Еще один шанс прожить жизнь. Надеюсь не заново. Эх, я совсем не ценил окружающих меня людей. Не ценил свою работу. Не ценил свое стремление достичь чего-то, пока был жив.
Не ценил свою жизнь.
Задумавшись, я встал и покинул «Темный угол». Я мог бы оставаться здесь бесконечно, терзая себя своими каракулями на листках бумаги.
Блуждая по улицам мрачного города, я уставился на величественный дворец, который возвышался над этой бескрайней пустошью мертвых. Его силуэт просматривался из любой точки, словно тень, затмевающая багровое небо, где вечно ссорятся темные грозовые тучи. Гром не слышен, но красные молнии блеском полосуют горизонт каждые несколько минут. В этом дворце живет самый главный бог Подземного мира – Атропиус. Его дочери, как раз управляют остальными делами, связанные с мертвыми. Дойти до дворца не составляло труда, хотя путь пролегал через извилистые переулки, наполненные блуждающими тенями и слабыми отголосками прошлых жизней. Безмолвные фигуры скользили мимо, не обращая на меня внимания, словно я был таким же призраком, как и они. Я чувствовал их отчаяние, их сожаления, их потерянность. И в каждом из них я видел отражение себя.
Я хотел направиться к дворцу, где обитали все темные боги, но нечто удерживало меня. Мои ноги перестали слушаться, словно подчиняясь невидимой силе. Какое-то предчувствие овладевало мной, сжимая в тисках.
Совесть? Мораль? Этика?
Наконец, когда ноги вновь обрели свободу, я развернулся и направился в противоположную сторону. Мне хотелось сказать, что пришло время немного развеяться и наполнить легкие свежим воздухом. Но я давно забыл, что это такое. Подземный мир следует совсем иным законам. Умирая, человек попадает сюда, и тем не менее, и здесь он может столкнуться со смертью вновь. Если ты умрешь второй раз в этом царстве теней, ты исчезаешь в бездне небытия, или, как мне нравится называть это, в забвении. Ты навсегда вычеркиваешься из памяти живущих в обычном мире.
И все же, страх забвения, страх полного и окончательного исчезновения оказался сильнее жажды мести, сильнее желания увидеть поверженных богов, корчившихся в грязи у моих ног. Ведь месть, даже самая сладкая, кратковременна. А забвение – вечно.
Я брел по извилистым туннелям, освещенным лишь тусклым светом, исходящим от грибов, растущих на стенах. Каждый шаг отдавался эхом, напоминая о моей одиночестве.
Но вторая смерть – это не единственное что отличает мир покойных, от мира живых. Здесь нет валюты.
Нет ни золота, ни монет, ни иных драгоценных средств обмена. Только кровь, и все измеряется лишь в их каплях. Даже стакан воды. Лишь самые алчные смогут истратить всю свою кровь на чревоугодие, отправляясь затем в то самое забвение.
Что бы ты ни делал, все приведет к тому, где душа твоя будет утрачена навсегда. Видимо, это и есть истинная смерть. Если бы я воскрес, о чем бы мне написать? Ах… очень трудно сосредоточиться, когда все мысли остались в мире живых.
Над городом парила богиня Оделиан, размахивая своими когтистыми крыльями. Она наблюдала, искала, охраняла. Интересно, многим ли она предоставила второй шанс на жизнь? Или только мне? Я так близко сблизился и подружился с этой богиней, что могу ей смело доверять. Но в душе все равно возникало сомнение. Ее облик отталкивает. В любом случае, выбор мой невелик, и воскрешение после столь долгого пребывания здесь даст мне возможность написать свою книгу.
Я рванул через широкую улицу, вероятно, главную. Мой путь лежал к Оделиан, парящей над темными высотками мрачных зданий. Ее силуэт то нырял вглубь улицы, то вновь вырисовывался над крышами. Она не приближалась, словно я бежал на месте. Или, быть может, улицы становились бесконечными. Затем я остановился.
Это же Подземный мир! Здесь нет ни времени, ни законов!
Не долго размышляя, я пошел привычным шагом. И действительно, это сработало. Широкая улица продолжалась. Вот я уже перешел мост, вознесшийся над бурлящей черной рекой. И вскоре мне оставалось пройти лишь пару зданий.
Я знал, что Оделиан ждет меня. Чувствовал ее пристальный взгляд, прожигающий меня насквозь. Этот взгляд был одновременно и защищающим, и оценивающим. Оценивающим не меня, а, скорее, мои намерения. То, что я собираюсь сделать с этим даром – вторым шансом. С каждой секундой предвкушение становилось все сильнее, смешиваясь со страхом провалиться, не оправдать ее надежд. Ведь она наверняка видит во мне что-то, чего не вижу я сам.
Вот и последнее здание. Оно было выше и мрачнее остальных, словно создано из сгустившейся ночи. Подняв голову, я увидел, что Оделиан спустилась ниже, почти касаясь крыши. Ее темные глаза встретились с моими. В них не было ни сочувствия, ни жалости, лишь холодное, все понимающее величие. Она ждала. Мне показалось, что она специально, маняще порхала над домами. Она что, умеет читать мысли? Я их не могу услышать, но как она это чувствует?
Когда я подошел слишком близко, она парила над землей в обширном дворе. Увидев меня, она, еле шевеля крыльями, обогнула весь двор и, приземлившись, подняла облако пыли вокруг меня.
– Ну что, ты принял решение? – спросила она, пристально смотря на меня.
– Да, но я не верен.
– И чем же мешает тебе твоя неуверенность?
– А я и сам не знаю. Нужен ли мне вообще путь обратно в мир живых? Я никогда не ценил ни свою жизнь, ни жизни окружающих.
Оделиан задумалась, прислонив руку к подбородку, и произнесла:
– В самом деле, ты никого не щадил, в смысле… никого не ценил. Но я могу тебя научить.
– Правда? – спросил я, подняв на нее взгляд.
– Однако это будет жестокий урок, – ответила она с ухмылкой. – Люди потеряли способность ценить хоть что-то, кроме своего обогащения. Им все мало и мало. Они постоянно жаждут нового.
Оделиан внезапно замолчала, ее чешуйчатое тело зашуршало, когда она наклонилась вперед.
– Ты такой же был? – спросила она меня, приподняв бровь.
Я на мгновение замер, углубившись в изучение ее лица, уставившись в ее звериные, кровожадные глаза. Она легонько толкнула меня рукой, заставляя отвлечься от ее необычного облика. Наверняка, ей не впервой сталкиваться с остолбеневшими покойными.
– Я? Что ты. Я совсем не был жадным. Наверное. Хотя приходилось иногда врать и не делиться. Но в целом, воровать я себе не позволял. Ведь я же больше творческий человек и мне это было не интересно.
Темная богиня смотрела на меня, ее глаза молчали, но зрачки движением исследовали мое лицо, словно искали что-то сокровенное.
– Значит так, – наконец нарушила она тишину. – Ты хочешь…?
Не дождавшись окончания мысли, она приподнялась, обретая величие, и встала передо мной во весь рост.
– Дописать книгу, – продолжил я ее фразу, склонив голову в почтении.
– Насколько сильно ты этого хочешь?
– Больше всего в жизни!
– Но у тебя сейчас нет жизни, – ухмыльнулась она, и в ее словах прозвучала ирония. – Ты и остальные обитатели Хайлака – всего лишь тени покойников.
– Я понимаю, богиня Оделиан.
– Хм. Я помогу тебе издать твою книгу.
– Да? Правда? – поднял я голову, охваченный радостью.
– Но, как ты догадываешься, не просто так. Я научу тебя ценить не только время, но и сам процесс творчества, и жизнь в целом. Я разгоню твои сомнения и усилю в тебе стремление создавать. Ты прав, в этом мире всем покойным нелегко собраться с мыслями.
– И что же ты придумала?
– Я воссоздам частичку того тебя, который жил прежде, и добавлю немного нового. Ты не был хорошим человеком, как тебе кажется. Ты не заслуживаешь второго шанса, но я дам его тебе.
– Ради второй жизни я готов на все!
– Правда? Прекрасно. Приходи к дворцу через двенадцать сверканий молнии. Не прозевай момент.
Обряд
Н-ый месяц 1736 год.
Я ждал, очень долго ждал, хотя мне казалось, что время растянулось до бесконечности. Или, быть может, это всего лишь иллюзия ожидания. Когда двенадцать ударов грома разнеслись по небу, я уже стоял у дворца. У его врат дежурили два стража, облаченные в доспехи из черного обсидиана. Их лица были укутаны в мрачные шлемы, а в руках они держали копья, излучающие холодный, потусторонний свет. Они не задали вопросов, не потребовали никаких объяснений. Ко мне подошла богиня Селерия и ласково подозвала к себе. Она шагала спокойно, ведя меня в темный замок – резиденцию богов. Когда мы вошли, я нисколько не удивился.
Внутри дворец поражал своим великолепием и зловещей красотой. Высокие своды, уходящие в бесконечность, были украшены фресками, изображающими сцены сотворения мира и падения смертных. Интерьер состоял из темной мебели и красных акцентов: штор, вывесок и ковров. Все освещалось фонарями на энергии, которые щедро преподнес Ложный бог много лет назад. Интересно, знает ли он о Подземном мире? По дворцу разносился тихий, едва уловимый шепот – голоса тех, кто давно покинул этот мир. Я шел по коридорам, чувствуя, как с каждым шагом что-то внутри меня меняется. Как будто прошлое отпускает меня, а будущее, хоть и неопределенное, начинает манить своей яркой возможностью.
В конце длинного зала на троне из костей восседал Атропиус. Его лицо скрывал мрак, но я ощущал взгляд, пронизывающий меня насквозь. Рядом стояла богиня Оделиан.
– Ты просил второй шанс, – прозвучал его голос, эхом отражаясь от стен. – Что ж, он у тебя есть. Но помни, второй шанс – это не право, а милость. И не рассчитывай на третий.
Я поклонился, коснувшись лбом холодного пола. Слова Атропиуса, словно высеченные в камне, врезались в память. Милость. Это было не то, чего я желал, но выбора у меня не было. Моя прошлая жизнь обращалась в пепел, смытая волной сожалений и упущенных возможностей. Я был готов принять любую цену, лишь бы исправить то немногое, что еще можно было исправить.
Оделиан шагнула вперед. Ее голос, в отличие от громогласного рева Атропиуса, звучал мелодично и успокаивающе, как журчание горного ручья.
– Твой путь будет тернист, – сказала она. – Искупление дается нелегко. Но помни, что даже в самой темной ночи можно найти искру надежды. Ищи ее, храни ее, и не дай ей угаснуть. – Она протянула руку, и в ее ладони появилась маленькая, мерцающая сфера. – Это – отголосок твоей прошлой жизни. Сила, знания, опыт. Используй их.
Я взял сферу, и она, будто живая, влилась в меня, вызывая кратковременную боль и вспышки воспоминаний. Кадры моей прошлой жизни пронеслись перед глазами, как обрывки сломанной ленты. Все ошибки, предательства, упущенные возможности… И среди этого хаоса – проблески света, моменты искренней радости и любви. Эти воспоминания, как якоря, зацепились за мою душу, напоминая, ради чего я здесь.
– Проведи обряд, – произнес Атропиус.
Оделиан шагнула вперед и указала мне следовать за собой, и я послушно двинулся за ней через темные уголки этого великолепного замка. Вскоре мы оказались в просторном зале, в центре которого находилась огромная ванна, наполненная чем-то темно-красным.
– Входи, – произнесла она. – Я проведу ритуал, но ты не смеешь отказываться от участи, которую предложат тебе боги.
– Участь? – переспросил я, недоумевая.
– Ты должен постичь истинный вкус жизни, создавая рукописи на этих листках бумаги.
– О, как замечательно, – сказал я, не раздумывая, и погрузился в кровавую ванну. На удивление, жидкость не источала неприятного запаха; напротив, я ощущал в ней необыкновенную силу и свойства. Это было нечто приятное и успокаивающее, а ее аромат обволакивал меня, как благовоние.
– Эти рукописи окажут влияние на твое окружение, – произнесла Оделиан. – Каждый раз тебе предстоит опалять эти страницы кровью, чтобы продлить свое пребывание в обычном мире.
– И как же мне это сделать?
– Просто пиши о гибели. А теперь тише, я приступаю к обряду.
Оделиан начала произносить нараспев слова. Ее голос звучал низко и властно, словно ветер, гуляющий в пещере. Она двигалась вокруг ванны, размахивая руками и посыпая пространство вокруг странными травами, порошками и листами бумаги. Жидкость в ванне начала пульсировать, словно сердце, и вокруг меня стали появляться призрачные образы – тени, шептавшие непонятные вещи. Я чувствовал, как сила входит в меня, проникая в каждую клетку моего тела, делая меня сильнее, острее, голоднее.
Оделиан закончила обряд, и ее голос прозвучал уже ближе, как будто она находилась прямо у моего уха.
– Помни, каждое слово имеет цену. Каждая смерть приближает тебя к цели, но и отрывает от мира, который ты знал. Не забудь, ради чего ты вернулся в жизнь. Не поддавайся отчаянию.
– Как мне понять, что нужно писать?
– Оранжевый символ на листке подскажет, когда нужно обратить рукопись в кровь, – она протянула мне перо, испачканную чем-то, напоминавшим засохшую кровь. – Пиши. Пиши о гибели. Пиши о конце, который ждет каждого. Пиши, чтобы жить.
– Но что если люди обозлятся на меня и придет время моей кончины?
– Хм, – задумчиво пробормотала она. Затем исчезла на мгновение, но вскоре вернулась, держа в руках меч. – Возьми этот меч, он создан небесными богами. Его сила заключается в том, чтобы красть личность, кого ты повергнешь. Если опасность станет невыносимой, если ты окажешься в безвыходной ситуации, используй его, и ты обретешь новую личность, но помни, это возможно лишь при полной луне.
Она опустилась над ванной, в которой я погружался в кровавую жиже, и передала мне меч. Затем, взялась за стопку черной бумаги и тоже вручила ее мне.
– А теперь, пиши, – произнесла она, положив свою массивную когтистую руку мне на лоб, и погрузила меня в кровавую массу.
Воскрешение
9-ый месяц 1736 год.
Очнувшись в тесной комнатке, напоминающей гроб, я ощутил аромат плесени и земли. Воскрес ли я? Так ли это? В моих руках был этот массивный и громадный меч, врученный мне богиней, а рядом лежали черные пергаменты и перо. Это действительно произошло – я с трудом, но все же выбрался из своего гроба. Я помню, что в Кринагии людей не закапывали глубоко в землю, чтобы они могли воскреснуть. Поэтому я с почти легкостью выбрался на поверхность. Я обратил внимание, что цвет моей кожи был не естественно сероватым, возможно это отрицательный эффект воскрешения, но я слышал, что цвет кожи не играет роли в этом мире.
Глубоко вдохнув, я насладился запахом листвы и легким дуновением ветра. Наконец, я жив. На улице лишь начинало смеркаться, небо окрашивалось обычными тонами уходящего солнца, и мне было непривычно, так как в Подземном мире я часами смотрел на красное небо. Судя по желтоватой листве, сейчас осень, но действительно ли я пролежал три года? И действительно ли я в своем теле? Оделиан была права, утверждая, что часть воспоминаний исчезнет, однако я помню о Подземном мире лишь немного – лишь обрывки образов и смутные воспоминания.
Оглядевшись, я увидел знакомый лес. Священные леса Крина, как же я по ним скучал. Деревья, словно стражи, устремлялись ввысь, их ветви сплетались в причудливые узоры, сквозь которые пробивался угасающий свет. Я пошел по едва заметной тропинке, надеясь, что память не подведет и приведет меня к ближайшему поселению. Голод уже начинал давать о себе знать, и нужно было найти место, где можно передохнуть и обдумать произошедшее.
Меч ощущался в руке как продолжение тела, он был тяжелым, но в то же время, идеально сбалансированным. Три года в земле должны были сказаться на физической форме, но, судя по легкости, с которой я нес это оружие, богини сделали свое дело. Пергаменты же оставались загадкой. Что в них написать? Какую роль они сыграют в моем будущем?
Выйдя из леса, я увидел вдалеке огни. Город. Сердце радостно забилось, и я ускорил шаг. Надеюсь, меня примут радушно, накормят и дадут кров. Впереди ждет долгий путь, и нужно восстановить силы. Три года – это огромный срок, многое могло измениться, но я полон решимости узнать, что произошло в Кринагии за время моего отсутствия.
Приблизившись к домику, я замедлил шаг, стараясь слиться с тенью последних деревьев. Огни казались приветливыми, но осторожность не позволяла мне рисковать. Я прислушался, пытаясь различить голоса, понять, что происходит внутри. Звучали смех, разговоры о повседневных делах, запах дыма от костра доносился вместе с ароматом варева. Все казалось обыденным, но что-то внутри подсказывало, что не стоит сразу показываться на глаза. Увидев белье, которое сушилось, я решил взять рубаху и штаны, что бы не выделятся.
Обойдя дом сбоку, я обнаружил ветхий хлев, примыкавший к одному из домов. Решив, что это неплохое место для передышки, я проскользнул внутрь. Внутри пахло сеном и скотиной, никого не было. Прислонившись к стене, я достал один из пергаментов и при тусклом свете, пробивавшемся сквозь щели в стенах, попытался что-то в них разглядеть. Бумага была качественной, темной и плотной. Но как мне опалить их кровью? Убить этим мечом?
Нарастающая тревога заставила меня спрятать пергамент. Теперь я понимал, что мое возвращение не будет простым. Меня ждали не только ответы, но и новые вопросы, новые угрозы. Пора было действовать.
На табличке, указывающей путь в более густонаселенный район города, я заметил название Стутон. Это, вероятно, был большой город, некоторые воспоминания о нем теплились в моей памяти, ведь когда-то я жил здесь. Возможно, мой дом все еще стоит на своем месте, но мне предстоит отыскать этот район – многое изменилось, и я уже помню слишком мало.
Когда я вошел в город, моим взором открылась просторная площадь, венчанная фонтаном, рядом с которым стояла статуя женщины. Фонтан весело журчал в закатном свете, а рядом с ним возвышалась фигура девушки с раскинутыми руками, словно она стремилась дотянуться до лучей солнца. Ее облик был изящен: стройная, обтекаемая, она казалась совершенно обнаженной.
Я заметил газету, оставленную на скамейке возле фонтана, и сел, чтобы прочитать. Судя по датировке, сейчас 1736 год. В новостях говорилось о новой купальне, о таинственно обнаруженном трупе куклы. Я был ошеломлен, информация никак не могла застать меня врасплох, как будто она не имела для меня значения. Внезапно мое внимание привлекло оранжевое свечение, исходящее из кармана. Это был листок, который будто манил меня к действиям. Пришло время создать кровавую рукопись, но о чем мне писать? О всяческих бедах? Я решил извлечь его и попытаться направить мысли в нужное русло.
«Я направлялся в сторону мрака, когда случайно встретил печального юношу, который умолял меня о помощи: его возлюбленную похитили и утаили в бездну. Я предложил свою поддержку, и он с радостью согласился. Стражи у ворот, недоумевая, хлопали глазами, а я, не раздумывая, стремился вступить в бой, и мне удалось пролить первую кровь. Погружаясь во мрак, я заметил, как мой спутник дрогнул – на нас налетали новые стражники тьмы, но я видел свет вдалеке, туда нам было суждено идти. Мы пробирались сквозь толпу охранников, оставляя за собой бесчисленные тела, никто не мог остановить мой устремленный шаг. Когда мы достигли света, спутник обрадовался и схватил парящую в воздухе молодую девушку. Я велел им покинуть этот мрак, а сам стойко сражался с вновь прибывшими стражами тьмы. Наконец, решив покинуть бездну, я не успел – нечто холодное и тяжелое вонзилось в меня. Из груди торчало острое лезвие, и я остался во мраке…»
Черный лист опалился кровью слегка всхлипнув ее и оранжевый символ исчез, словно был удовлетворен. Я выполнил свое первое задание? Успешно? Я смогу жить дальше? Ветер подул, и лист вырвался из моих рук, я попытался его схватить, но он слишком стремительно взмыл в небо.
– Что ж, напишу новый, – произнес я, погружаясь в мысли.
А что если мне отыскать свой дом и начать работать уже в привычной обстановке? Остается только вспомнить, где же я жил. Воспоминания нахлынули мутной волной, путаясь и переплетаясь. Где-то на окраине, в тихом переулке с кривыми домишками, увитыми плющом, там, кажется, и был мой дом. Нужно было найти этот переулок, этот дом, эту тихую гавань, где когда-то кипела жизнь, пусть даже и такая странная, как у меня.
Я двинулся вглубь города, лавируя между экипажами и прохожими, стараясь отыскать знакомые черты в незнакомом ландшафте. Солнце клонилось к закату, окрашивая дома в багровые тона, сначала я испугался, но потом горизонт приобрел розовые оттенки. Каждый перекресток, каждый поворот заставляли сердце биться чаще, но пока ни один из них не вызывал подлинного отклика в памяти.
Наконец, пройдя через несколько шумных улиц и тесных переулков, я увидел его. Кривой переулок, увитый плющом, почти утонувший в тени домов. Сердце подсказало – это он. Я пошел вперед, ощущая, как напряжение нарастает с каждым шагом. И вот он, мой дом. Он выглядит ухоженно, появились новые этажи многоквартирного здания. Свет в окне горел, и я с завистью осознал, что внутри уже живет другая семья, в чьей жизни, похоже, мне не отводится места. Мой дом продан?
Я постучался в дверь, и мне открыла приветливая девушка. Из дверного проема потянуло ароматом ужина – я почувствовал, как голод напомнил о себе.
– Здравствуйте, – произнес я, стараясь сохранять спокойствие в голосе, но дрожь выдавала меня. – Я… я жил здесь раньше. Можно ли узнать что-нибудь о прежних владельцах?
Девушка на мгновение замерла, изучая меня взглядом. В ее глазах мелькнуло что-то похожее на сочувствие.
– Подождите минутку, – сказала она, приоткрыв дверь шире. – Я немного знаю историю этого дома. Моя свекровь, она здесь выросла. Возможно, она сможет вам что-то рассказать. – Она жестом пригласила меня войти.
Квартира оказалась уютной и современной, совсем непохожей на те воспоминания, которые я хранил в памяти. Я огляделся, отмечая изменения, и не мог не чувствовать себя гостем в чужом, но таком родном месте. Вскоре из дальней комнаты вышла пожилая женщина, ее лицо было усеяно морщинами, но взгляд оставался острым и проницательным.
– Вы хотите узнать о прежних владельцах? – спросила она, усаживаясь в уютное кресло и маня меня к себе с просительной улыбкой. – Да, я помню ту семью. Они уехали давно, оставив дом пустовать. Говорят, переселились за границу. – Она сделала паузу, как будто размышляя о чем-то важном. – А вы кто будете этой семье? – вздохнула старушка, пристально рассматривая меня своими мудрыми глазами.
Я поправил меч за спиной и ответил:
– Я воин, мне пришлось уйти в долгое странствие, но когда я вновь вернулся, дом уже не принадлежал мне.
– Странно, – произнесла пожилая женщина, – предыдущая семья была в полном сборе, и они точно не были воинами. Может, они жили здесь еще до нас?
– Ну, не грузи нашего гостя своими расспросами, – перебила молодая девушка. – Может, вы голодны? Хотите присоединиться к нам на ужин?
– Да, с удовольствием, вернее, я не против, – я облегченно выдохнул, благодарный за неожиданное спасение от настойчивых вопросов. – Действительно, немного проголодался, – ответил я, ощущая, как напряжение в плечах понемногу ослабевает. Дом был странно знаком, но в то же время неуловимо чужим. Тени воспоминаний мелькали в углах, ускользающие образы лиц, звуки смеха и шепот. Но четкой картины не возникало. Словно кто-то намеренно затуманил мое прошлое.
Ужин оказался простым, но сытным: густой суп с овощами и свежий хлеб. Пока ели, девушка, представившаяся Линой, рассказывала о здешних местах. О тихой жизни, о благословении и защите небесных богов, о лесе, полном мрака, о реке, где хорошо ловится рыба. Старушка слушала молча, лишь иногда бросая на меня короткие, изучающие взгляды. Я старался выглядеть как обычный путник, сбившийся с пути и случайно забредший к ним на огонек.
– Думаю, пора подумать об отдыхе, – наконец произнесла старушка, когда последняя ложка супа была съедена. – У нас есть комната для гостей. Ты можешь переночевать там.
Лина проводила меня в небольшую, но уютную комнату. Простая кровать, стол, стул и окно, выходящее в сад. Ничего лишнего. Но почему-то от этого места веяло умиротворением.
Я поблагодарил Лину и, оставшись один, опустился на кровать. Меч, как всегда, остался при мне. Лежа на спине, я смотрел в потолок, затерянный в лабиринте мыслей. Кто я? Почему этот дом вызывает во мне такое странное чувство? Вопросов было больше, чем ответов. Единственное, в чем я был уверен: это место хранит тайну, связанную с моим прошлым.
Когда настало утро, я поднялся и разделил завтрак с женщинами, которые любезно беседовали со мной о городской жизни и с осторожностью предостерегали о некоей даме в капюшоне, что контролирует кукол, словно марионеток. Я начал вспоминать подобные слухи, хотя с трудом. Мне казалось знакомым, как куклы могли проникать в общество людей или в различные заведения, выдавая себя за других, но это меня не пугало. Я покинул свой старый дом и, пройдя немного по городу, стремился вновь ощутить дыхание прошлых воспоминаний.
Солнце пробивалось сквозь узкие улочки, рисуя причудливые тени на мостовой. Город дышал утренней суетой: торговцы выставляли товары, жители спешили по своим делам, а воздух был наполнен смесью ароматов свежеиспеченного хлеба и пряных специй. Я вдыхал знакомый запах, пытаясь уловить хотя бы отголосок тех чувств, что когда-то переполняли меня здесь.
Проходя мимо старой таверны, я невольно остановился. «Картофель и Курица» – гласила вывеска, потрепанная временем и непогодой. Именно здесь, казалось, время замедлялось, и можно было услышать самые невероятные истории, вытканные из пьяных откровений и полузабытых легенд. Я помнил этот запах сырости и пролитого пива, смешанный с крепким табаком. Резкий контраст с убранством и атмосферой моего дома, в котором меня приютили женщины.
Легкое прикосновение к плечу вырвало меня из воспоминаний. Обернувшись, я увидел дряхлого старика с густой седой бородой и проницательным взглядом.
– Ищешь что-то, путник? – спросил он скрипучим голосом.
– Да так, гуляю. Ищу прошлое, – ответил я, сам не зная, зачем говорю это незнакомцу.
Старик усмехнулся, обнажив несколько пожелтевших зубов.
– Прошлое всегда ищет нас. Только не всегда находит, – с этими словами он скрылся в толпе, оставив меня в глубоком раздумье.
Игнорируя это необычное происшествие, я продолжил свой путь, надеясь, что с каждым шагом мне удастся восстановить утраченные фрагменты своей жизни.
Загадочная женщина
9-ый месяц 1736 год.
Раз уж у меня не осталось прежнего дома, я решил найти себе новый приют, пусть и временный. Позже я придумаю, как избавиться от этих постояльцев. У меня еще много страниц, и их жизни будут истрачены.
Временным домом оказался пыльный чердак этого же дома. Скрипучие ступени, паутина, густым слоем покрывающая мебель, забытые вещи, хранящие отголоски прошлых жизней… Все это идеально подходило для моих целей. Здесь никто не станет задавать лишних вопросов, и моя работа будет защищена от любопытных глаз. Тишина и полумрак станут моими союзниками.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/elnar-hazhiev/temnyy-pisatel-71644975/?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Эльнар Хажиев
Тип: электронная книга
Жанр: Мифы, легенды, эпос
Язык: на русском языке
Стоимость: 49.90 ₽
Издательство: Автор
Дата публикации: 12.02.2025
Отзывы: Пока нет Добавить отзыв
О книге: Дэус, томясь в плену Подземного мира, мучается от невозможности завершить свою первую и последнюю книгу. Темная богиня Оделиан предлагает ему сделку: возвращение к жизни взамен на продолжение писательства, но с условием – вместо чернил он должен использовать чужую кровь. Его произведения обретают зловещую силу: каждая начертанная строка становится предвестником реальной смерти. Постепенно Дэус осознает, что его творчество несет гибель окружающим, и решает избавиться от этого жуткого дара.