Койонсаари
Койонсаари
Анастасия Александровна Калько
Решая, где ей лучше провести долгожданный отпуск, журналистка Вероника Орлова выбрала Койонсаари. Это завораживающе прекрасный остров в Ладожском озере в Карелии. Но не успела она приехать, как на турбазе произошло жестокое преступление! Погиб сосед Вероники, бизнесмен агрохолдинга из Петербурга, несколько лет назад обвиняемый в нарушении ПДД, повлекших за собой аварию с жертвами, но почему-то практически не понесший наказания. Подозрения падают на друзей Вероники, отдыхающих вместе с ней, блогера Вейдера и загадочную девушку Мияко. И спецкор Орлова просто не может остаться в стороне. Она просто обязана узнать истину – какой бы та ни была! Загадочным образом преступление на Койонсаари оказывается связанным с тем давним делом о ДТП в Тихвине. Но как найти связующую нить, когда она так эфемерна и неразличима в карельском тумане? Как нащупать и удержать ее, не дав оборваться? Удастся ли это Веронике?
Анастасия Калько
Койонсаари
Долго будет Карелия сниться,
Будут сниться с этих пор
Остроконечных елей ресницы
Над голубыми глазами озер.
/К. Рыжов. Из песни "Карелия"/
Все персонажи и события романа являются вымышленными. Любое сходство с реальностью случайно.
*
Правило трех неприятностей. Если с тобой случилась какая-то неприятная неожиданность, жди в течение дня еще двух.
Но это правило далеко не всегда срабатывало. Бывают дни, когда неприятности сыплются, как фасоль из прорванного пакета. В этом Вероника Орлова убеждалась не раз.
Ее школьная подруга Тася любила шутить: "Жизнь, как зебра: черное-белое, черное-белое, черное-белое, задница!".
А иногда бывают дни, похожие на новое асфальтовое покрытие, на которое еще не успели нанести дорожную разметку.
Сегодняшний день именно так и начался.
Проснувшись по будильнику, Вероника поспешила на кухню, чтобы разогреть в микроволновой печи пиццу и приготовить кофе. Но кофеварка и печка не реагировали на нажатия кнопок. Выключатель тоже защелкал вхолостую. "Блин… Опять я забыла посмотреть домовой чат – наверное, опять какие-то ремонтные работы на энергосети, на прошлой неделе уже было отключение. А объявление на парадной могли вывесить как в прошлый раз – через пять минут после того, как щелкнули рубильником!"
Позавтракав бутербродами и заварив кофе в джезве на плите, Ника стала собираться на работу. Из-за отключения электричества в ванной было темно, и подкрашиваться пришлось с карманным зеркальцем в руке у окна. Небо за окном было затянуто ровной серой тучей, готовой в любую минуту пролиться дождем. Градусник показывал всего плюс двенадцать, и вместо приготовленной с вечера рубашки "поло" пришлось доставать из шкафа блузку с длинными рукавами.
Когда Ника уже выходила со двора, ей на голову шлепнулась большая холодная капля. Вторая, третья… "Эх, не успела добежать до метро!"
Старый добрый зонтик, доставшийся Нике еще от дедушки, вчера пришлось сдать в ремонт – его кнопка не реагировала на нажатие, зато срабатывала сама собой в неподходящие моменты. Так, позавчера огромный тугой зонт с гулким хлопком открылся в вагоне метро, разорвав в клочья пакет, в котором лежал…
Пока Ника разыскивала в сумке плащ-пончо, дождь набрал силу и основательно промочил ее одежду.
Чертыхнувшись, Ника побежала домой переодеваться. Ехать на работу в мокрой одежде – есть риск простудиться, а за неделю до отпуска не хотелось заболеть. У нее уже запланирована поездка в Карелию, о которой Вероника давно мечтала – в "стране тысячи озер" она не была уже лет пятнадцать вне работы.
Выйдя из парадной, Вероника увидела, что дождь уже прошел, а туча неспешно уползает в сторону Выборга. Но лучше бы она смотрела под ноги – тем более когда решила вместо тяжелых берцев обуть удобные стильные кроссовки! У поребрика собралась приличная лужа, почти не высыхающая во время затяжных или очень частых дождей. В обувь тут же налилась вода, и кроссовки противно захлюпали. "Да что за невезуха!"
Натолкав в кроссовки рекламных проспектов, которые она собирала специально для таких целей, Ника зашнуровала берцы и опрометью понеслась к метро. "У нас же сегодня планерка у главного!.."
У терминала оказалось, что на карточке закончились деньги. К кассам и автоматам самообслуживания тянулись очереди, и на эскалатор Вероника ступила только через двадцать минут. И тут же в сумке заорал телефон. Пока Ника пыталась его откопать, заливистая трель смолкла. Но стоило закрыть сумку, как она снова затряслась и затрезвонила… "Все сначала!"
– Женщина, вы сходите, или по кругу поедете? – сварливо заорала какая-то дородная седая дама, двинув Нику по ноге набитым пакетом из "Парнас-Сити". – Спит на ходу, прямо вообще…
– Выпейте глицин, БАБУШКА, – огрызнулась обозленная после утренних перипетий с дождем, мокрой обувью и отключением электричества Ника и поспешила на платформу.
Там толпилось невиданное множество людей. До Ники донеслись разговоры о том, что из-за какой-то поломки поезда нет уже двадцать минут.
Когда состав наконец-то подали на посадку, пассажиры устремились в раскрытые дверцы лавиной. Тут Нике повезло – ее не только внесло потоком в вагон, но и швырнуло прямо на сиденье.
Когда двери уже закрылись, радио в вагоне покашляло и объявило, что поезд проследует только до станции "Невский проспект". "А мне нужно на Техноложку…"
В редакцию измученная Ника влетела только в десять часов.
Когда она возилась с ключом от двери своего кабинета, в коридоре появились главный редактор и его новый заместитель, Алиса Голубева, которая работала в "Невском телескопе" полгода, но ее чаще всего звали только по фамилии.
– Вообще-то, Вероника Викторовна, рабочий день у нас начинается с девяти часов, – поджав губы, сказала Голубева.
Ника промолчала. Все перипетии сегодняшнего утра истощили ее запас терпения, и она боялась взорваться и нахамить.
Повесив плащ на вешалку и включив компьютер, Ника вышла в коридор – к кофейному автомату. От Невского ей пришлось добираться до редакции пешком – наземный транспорт двигался в сплошном потоке гораздо медленнее – и после сутолоки подготовки к "Алым парусам" вымоталась настолько, что перед началом работы нуждалась в порции доппио. Или даже трипло.
– Правильно, – тут же возникла рядом Голубева, – кофейку попейте, покурить сходите, лясы поточить – а там, глядишь, и рабочий день пройдет.
Заместительница редактора явно пыталась вызвать Веронику на скандал. Это она любила. Усмотрев малейшую оплошность намеченного объекта, Алиса обрушивала на него водопад своего праведного гнева, не стесняясь повышать голос и не особо выбирая выражения. При этом она считала, что формально права – "а что же мне, молчать, когда он (она)…". И если человек в ответ терялся, обижался, расстраивался, плакал или пил сердечные капли, то Голубева выглядела посвежевшей и пребывала в прекрасном настроении. До сих пор она, впрочем, не трогала начальницу отдела журналистских расследований. Но теперь явно решила проверить на прочность и ее тоже.
– Вероника, – вышел в кабинет редактор, – когда закончишь свои дела, зайди ко мне. Это по поводу твоей пятничной статьи…
– Да, Игорь Вадимович, – Ника забрала стаканчик и направилась в курилку.
Вслед ей донеслось ядовитое голубевское:
– Ну, конечно! Для всех людей распорядок рабочего дня писан, но Орлова – на особом положении. Как же: "Кто у нас муж?"…
Ника еле удержалась от желания выплеснуть тройной эспрессо на белый жакет "замши". До сих пор никто в редакции не позволял себе гадких намеков на брак спецкора Орловой с крупным бизнесменом и политиком Виктором Морским. Все, кто знал Нику и Морского и историю их отношений, понимали, что меньше всего у Ники было расчета, когда она приняла брачное предложение олигарха.
– Алиса Ярославовна, давайте не обсуждать на работе личную жизнь, – обернулась она. – Тем более – чужую.
Голубева еще что-то вещала ей в спину, но Вероника уже отключила слух, чтобы не сорваться с катушек окончательно.
– Что, Голубка снова курлычет? – сочувственно посмотрел на нее в курилке Саня из ее отдела.
– А что ей еще делать?.. Что там главный хотел со мной обсудить, не знаешь?
– Да что-то насчет твоего материала про самокаты. Его до сих пор не поставили в номер…
Ника нахмурилась. Статью о засилье средств индивидуальной мобильности в Петербурге она написала при помощи своего давнего знакомого, блогера Дарта Вейдера, в миру – Евгения Малышева. Успешный блогер с миллионной аудиторией, Вейдер в своем блоге боролся за порядок и справедливость, уважение к культуре, этике и друг к другу. С гонками моторных самокатов по тротуарам Петербурга Евгений сражался уже давно. Он видел, как все больше наглеют и распоясываются из-за отсутствия ограничений и запретов любители самокатов, как они заполонили уже буквально все – тротуары, парки, пляжи, и даже в коридорах торгово-досугового комплекса можно увидеть лихого гонщика, и туда, где установлен знак, запрещающий проезд на самокатах, они заезжают. Росла статистика травматизма по вине самокатчиков, нарастало народное недовольство. И Вейдер проводил акции и стримы, пытаясь донести до прессы и властей следующее: приравнять пользователя моторного самоката к обычному пешеходу было ошибочно (при столкновении пешеход оказывался сбитым с ног и нередко уезжал в больницу на машине "скорой помощи", а самокатчик, нахально гогоча, уносился прочь), и люди не будут терпеть до бесконечности.
Последней каплей стали рассуждения самокатчиков в интернете: "Мы никуда не денемся, придется вам с этим смириться, прогресс не остановишь, вы же можете ходить по правой стороне тротуара, крепко держа при себе детей, чтобы они не скакали по всему тротуару, как обезьяны"…
"Люди должны по тротуару строем ходить, к стене прижавшись потому, что они, видите ли, со своих таратаек слезать не желают? – возмутился Женя, показывая Веронике один из подобных текстов. – Они пешеходам, так и быть, великодушно правую сторону тротуара подарят? Ну нет, это мы еще посмотрим, кому придется потесниться!". Он запланировал серию акций, требуя устройства выделенных линий для самокатов, велосипедов, сегвеев и моноколес, контроля за соблюдением правил движения и наказаний для нарушителей. Ника взялась поддержать его в прессе. Она побывала в нескольких больницах, пообщалась с врачами-травматологами и людьми, пострадавшими от наездов самокатчиков и даже вышла на законспирированную организацию последователей Вейдера – людей, которые выводили из строя самокаты. Они не горели желанием общаться с работником прессы, не желая огласки, но Ника смогла их уговорить. Однажды в Ялте ей даже удалось взять интервью у японской синоби, выполняющей на ЮБК задание… Пообещав сохранить инкогнито своих собеседников, Вероника записала беседу с ними и добавила к статье.
*
Главный редактор избегал смотреть Нике в глаза, раздражающе долго барабанил пальцами по столу и дудел губами в такт что-то вроде "по-по-по-по-по-по-по".
"И долго мне этот сольник слушать?" – подумала Ника через пять минут.
Наконец редактор шумно вздохнул, достал из стопки бумаг ее статью и перебросил через стол:
– На. Держи. Не пойдет. Ну в который раз ты уже на эту тему пишешь? Не надоело? Нас могут счесть мракобесами, врагами прогресса и старперами, которые только и могут, что шаркать неспешно и на всех ворчать…
– Это не прогресс – носиться, калеча людей, – возразила Ника, – я привела реальные цифры статистики происшествий на тротуарах по вине самокатчиков, была в больницах, видела пострадавших…
– И кикшеринговые фирмы могут на нас "телегу" накатать, иск выставить за наезды… У тебя есть лишние пара миллионов, чтобы им по суду уплатить? Ну, для тебя ведь это не проблема, если что, у мужа попросишь, а вот рейтинг "Телескопу" снижать не боишься?
– Иск за что? По какой статье? Я их не оскорбляла, информацию выдала проверенную, каждую цифру могу подтвердить, и…
– Орлова, – покачал головой редактор, – время сейчас такое, все друг на друга "телеги" пишут, и власти их внимательно читают, чтобы что-то важное не прошляпить. Тем более к иску от кикшеринговой компании прислушаются – они знаешь, какие доходы дают? А ты со своим "лордом Ситхов" заладила: убрать-запретить-прогнать!
– Пусть бы они лучше со своих доходов построили выделенные полосы для СИМ, – возмутилась Ника. – До каких пор самокаты будут людей сшибать на тротуаре?
– Орлова, ты в курсе, что плетью обуха не перешибешь? Народная мудрость! Все, статья твоя не пойдет, тема закрыта!
– Видно, вас пока жареный петух не клевал, – резко сказала Ника, – и на чужую беду вам наплевать, лишь бы рейтинг не уронить.
– Ой! Принцессу обидели! – мило прочирикала, вплывая в кабинет, Голубева. – Игорь Вадимович, вот моя статья с вашими поправками, можно ставить. Название – "Наперегонки с ветром".
– У Довлатова заголовок одолжили, Алиса Ярославовна? – так же ослепительно улыбнулась ей Вероника.
– Да, неприятно, когда корона с головы падает, – съязвила Алиса. – Игорь Вадимович, я тут исправила "вместо сорока минут добираюсь до метро за пятнадцать минут", а не за десять, как написала вначале…
– Да, удобно, – заметила Ника с порога, – только не забудьте добавить, что у многих заядлых самокатчиков появляются лишний вес, гиподинамия и одышка, и те, кто злоупотребляет СИМ, могут вообще разучиться ходить… Насчет сигарет и алкоголя делают предупреждения, надо и самокатчиков предостерегать, рассказывать, какова будет цена их увлечения.
В своем кабинете она крепко выругалась, хлопнула дверью и позвонила Малышеву.
– Вейдер слушает, – басовито прогудело в трубке.
– Нас прокатили, Женя, – сказала Ника. – Вместо нашего материала на разворот в завтрашний номер пустили панегирик самокатам от нашей "замши".
– Ясно, – казалось, блогер особо не огорчен и не удивлен, – чего-то подобного я ждал… Кикшеринговые компании и продавцы частных самокатов спохватились, что их бизнес вызывает все больше недовольства в обществе, и решили поправить дело при помощи серии публикаций о том, какое это классное, экологичное, гигиеничное и экономящее время изобретение, а все нападки на него – суть от лукавого, и вообще "ряально классно промчаться с ветерком, отключив мозг, а пехи пусть к стенам прижмутся, и ваще, по ходу, они нам ряально завидуют"…
– Вы что, читали статью Голубевой, Женя? – улыбнулась Вероника.
– Нет. Читал другие схожие тексты. Все они написаны в едином стиле, и думаю, ваша сотрудница ничего нового не сказала…
*
Поговорив с Вейдером, Ника ощутила, как напряжение и гнев ослабевают. Женя умел несколькими словами разрядить обстановку. Удивительное качество при том, что Малышева жизнь никогда не баловала и нанесла ему удар еще до рождения. Отец Евгения был арестован, как серийный убийца девушек в окрестностях Петербурга в середине 90-х годов, так и не сумев доказать, что на него свалили чужую вину. Слишком высокое положение занимали родители настоящего душегуба; скромному работнику общепита не по силам было с ними тягаться. Малышев-старший был приговорен к высшей мере наказания и казнен за считанные дни до вступления в силу моратория на смертную казнь. А его юную вдову, едва успевшую к этому времени родить, затравили соседи. Женщине пришлось перебраться с ребенком на другой конец города. Там она вышла замуж за машиниста метро, стала работать там же, на кассе, ее второй муж усыновил Женю, и жизнь Анны и Евгения наладилась. Женя с отличием закончил Университет профсоюзов Александра Запесоцкого и стал хорошо зарабатывать в блоге. Но клеймо на имени отца не давало молодому человеку покоя. Пару лет назад, при помощи Вероники, Виктора Морского и адвоката Наума Гершвина, Женя-Вейдер смог снять ложное обвинение. Настоящий маньяк с опозданием на четверть века был изобличен и, так как подобные преступления не имеют срока давности, предстал перед судом вместе с родителями, которые, спасая сына, подставили под расстрел ни в чем не повинного Кирилла Малышева. После этого Женя-Вейдер был очень благодарен Нике, Виктору и Науму… Тем более что Морской в ходе расследования спас ему жизнь в Ахтиарске, остановив занесенный нож наемного убийцы…
"Ну что же, пускай пишет слащавые тексты, восхваляя кикшеринг, – подумала Ника, приготовив себе кофе, – люди не слепые и не глупые и сами видят подлинную картину: пострадавшие пешеходы, стихийные парковки у метро, остановок и магазинов, самокатчики с ожирением и гиподинамией… И от хвалебных статеек их отношение ко всему этому не изменится. Реклама вообще уже всем надоела, слишком ее много, – она вспомнила кипу вынутых из своего почтового ящика разноцветных листков, которые натолкала в мокрые кроссовки. – И статья Голубевой может тоже пойти на просушку чьей-то обуви… Больше ни на что она не сгодится!"
Ника села за стол и просмотрела список дел на последнюю неделю перед отпуском. Да, придется поднапрячься, чтобы ехать на отдых с чистой совестью, и ничего над душой висеть не будет.
Работа увлекла Веронику, и она даже забыла об утренних неприятностях. В буфет за обедом Орлова входила бодрой походкой.
С порога она услышала язвительный голос замредактора:
– Мы сейчас не об Антоновой говорим, а о тебе, и не надо стрелки переводить. Тебе уже было не раз говорено о духах из бабкиного сундука…
– Придешь к человеку брать интервью, – подхватила Карина из отдела "Блиц-новости", – у него от твоих духов отек Квинке начнется, ты ему лечение оплатишь? Он ведь может и жалобу на тебя подать и по суду затребовать компенсацию…
Карина была одной из немногих чирлидерз Голубевой. По вопросам всевозможных штрафов и компенсаций ей не было равных в редакции. Кара наизусть знала все статьи кодексов, по которым с человека можно было взыскать энную сумму, и охотно их цитировала по каждому поводу. "Ей бы в рубрике "Советы юриста" народ консультировать, – шутил Наум Гершвин, которому Ника рассказывала о коллегах, – отвечать на вопросы, сколько можно слупить с соседа за неправильную парковку машины, или за то, что на пять минут позже регламента музыку приглушил!". "По-моему, Карине доставляет удовольствие мечтать о том, как кого-нибудь по одной из статей растрясут на кругленькую сумму, – пожала плечами Ника, – ладно, пусть грезит дальше, лишь бы блицы свои в срок сдавала!".
Сейчас Голубева и Карина напали на тихую тридцатилетнюю Клару из отдела литературных рецензий, вытеснив ее из очереди, нависнув, как два грозных танка и тараторя на два голоса так, что Кларе не удавалось вставить ни слова. Да она и не смогла бы перекричать двух искушенных в корпоративных битвах агрессорш…
– Алиса Ярославовна, мне, как председателю профкома, не хотелось бы поднимать вопрос о буллинге на рабочем месте, – негромко сказала Ника, подходя к месту битвы, и пугливо примолкшие при виде грозной "замши" сотрудники расступились, пропуская Орлову. Кто-то шепнул за спиной: "Вау, битва титанов начинается!". – Но я буду вынуждена это сделать, если вы не прекратите эти нападки на сотрудников.
– О, адвокат пришел! – фыркнула Голубева. – А вас не волнует, что она буквально купается в своих дешевых духах, заставляя сотрудников своего отдела задыхаться на рабочем месте? Не волнует? Зато стоит мне кому-то сделать замечание, и вы тут как тут!
– Сотрудники литературного отдела жаловались на Клару ВАМ? – парировала Ника. – Сомневаюсь. А вот на вас у меня уже есть немало жалоб – вы грубо разговариваете с людьми, повышаете голос, переходите на личности, когда нужно всего лишь указать на недочеты в работе… И странно, что Игорь Вадимович как будто этого не замечает…
Сверкнув глазами, Алиса развернулась и отошла к стойке, протаранив небольшую группку зевак. Карина попыталась еще раз завести разговор о том, можно ли вообще пользоваться парфюмом на рабочем месте, но Вероника оборвала ее:
– Таких запретов не существует, и я бы попросила вас не придумывать и не насаждать их самовольно… Вы лучше вовремя предоставляйте материал для своей рубрики, и так, чтобы потом не приходилось его дорабатывать, переписывать или в последний момент искать замену! "Чем кумушек считать, трудиться, не лучше ль на себя, кума, оборотиться"!
– Работайте спокойно, – сказала она Кларе и повела носом. Да, конечно, парфюма многовато. Надо будет шепнуть об этом девушке с глазу на глаз в курилке; Ника, в отличие от Голубевой, не любила устраивать публичные аутодафе в стиле "я начальник, ты дурак". Но "дешевыми" или "бабкиными" их никак не назовешь. "Ого, "Органза", и, судя по всему, настоящие… Кларе такие не по карману; видимо, кто-то подарил! Да-а… Голубева прокололась, элитные духи обозвала устаревшей дешевкой! Сказать ей, сколько "Органза" стоит, пожалуй, у Голубки и аппетит пропадет!"…
Будучи женой Морского, Ника быстро научилась разбираться в марках престижной косметики, парфюмерии и одежды. И "фо па" "замши" от души ее позабавило.
Алиса и Карина мрачно поглядывали на нее из-за своего стола в отдалении, и Ника поняла, что они с нетерпением ждут ее отпуска, чтобы безо всяких "адвокатов" разобраться с неугодными. А Игорь Вадимович едва ли станет пресекать действия своей новой заместительницы. Еще и статью Никину завернул, поставив на ее место голубевский панегирик. "Не вхожу ли я в "список Голубевой на выбивание"? Если да, то сочувствую ей. Это тот самый случай, когда асфальтовый каток со всей дури налетает на булыгу… Об меня уже многие зубы обломали, еще до того, как я стала женой Морского. На Новоминских болотах было пострашнее, и в выборгском проулке около "железки" – тоже, но ничего, выбралась. Но вот как быть с людьми, которых она замучает за мой отпуск? Как защитить их? Я насчитала как минимум троих…"
Вариант "попросить помощи у мужа" Ника даже не рассматривала. Да, Виктор решил бы проблему за пару минут и один-два телефонных звонка. Но ей не хотелось приплетать мужа к своим рабочим проблемам, подтверждая ядовитые намеки Голубевой "принцесса гневается" и "а кто у нас муж".
Надеяться, что ситуация, пущенная на самотек, нормализуется сама собой, тоже не стоит. Алиса не сворачивает с намеченного пути, и отъезд Орловой, единственной, кто перед ней не тушуется, только воодушевит воинственную даму.
И что же делать? Впервые их слаженный и спаянный коллектив оказался под угрозой раскола и распада. А Нике этого не хотелось. Чтобы появлялись враждующие лагеря, любимчики и изгои… Это только мешает работе. И снижение рейтинга издания, которого так боится Игорь Вадимович, может гораздо скорее произойти в раздираемом распрями коллективе…
– Верони-иии-ика! – загорелый, улыбающийся Наум Гершвин вошел в ее кабинет, широко раскинув руки. – Хватай краба!
Один из самых успешных адвокатов Петербурга и Ленобласти, рослый осанистый брюнет со стильной проседью и холеными усиками, был давним другом Вероники. Началось их знакомство с бурной дискуссии в студии модного ток-шоу, куда они были приглашены, как почетные эксперты. Потом адвокат попытался приударить за острой на язык журналисткой. Потом их отношения перешли в дружеские. Наум не раз помогал Веронике в ее расследованиях. Не раз они вместе оказывались в опасности, из которой выручали друг друга в поисках истины и справедливости…
– Это ты в Воркуте так загорел? – изумилась Ника.
Наум проводил отпуск на севере Коми, где живет его университетский друг, бизнесмен Сергей Ошкоков. Сестра Сергея, Иовилла, популярный кинопродюсер, сейчас работает в Воркуте над фильмом. Иовилла решила, что фильм, действие которого происходит в Воркуте и поселках на Кольце, должен там же и сниматься, без всяких павильонов, декораций и цифровых технологий. Ио предпочитала "правдивые" фильмы. "Я не обманываю зрителя, – говорила она, – и зритель мне за это благодарен". И это правда. Фильмы Иовиллы, Инессы Шеллер, неизменно пользовались успехом и приносили немалые доходы и как минимум одну-две награды на кинофестивалях. В прошлом году Ника и Наум выручили Сергея, когда его бизнес оказался под ударом, и предприниматель не мог понять, что за таинственный недруг у него появился. Они спасли Сергея Трофимовича от разорения и обвинения в убийстве, и Ошкоков на прощание сказал Нике: "Я ваш должник. Мы, хасова ("тундровые люди" – пер. с ненецкого – прим. автора), поступки помним".
– Ты же знаешь, что и там бывает очень даже жарко, – жизнерадостно отозвался Наум, плюхаясь в гостевое кресло, – я приехал как раз когда стаивал последний снег, а солнце уже рассверкалось вовсю! Конечно, было прохладно, но… Ты посмотри! – он сдернул темные очки, и Ника прыснула от смеха:
– Ты похож на коалу, Наум!
– Без очков там никак. То ветер слезу вышибает, то солнце слепит так, что реально в крота превращаешься. А от очков вон какие отметины остались!.. Местные поведали мне историю о том, как одна женщина решила позагорать летом не то на берегу реки, не то около ущелья Сапсан, и дело закончилось солнечными ожогами и воспалением легких. Воркута – город молодой, даже, так сказать, юный, и, как всякая барышня-подросток, непредсказуема!
Вероника включила чайник, достала пачку кофе, вазочку с печеньем и конфетами и чашки. Наум довольно потер руки:
– О, это дельно! Я только что с поезда, прямо с вокзала к тебе закатился, справедливо полагая, что ты опять засидишься в редакции. После двух суток в купе слегка прибалдел. Кофе мне как раз необходим. В прошлый раз ездил в Воркуту на машине, но убедился, что на поезде все-таки гораздо лучше.
– А зачем ты гонял туда машину?
– Лавры Поехавшей из одноименного фильма покоя не давали… Громоздиться на велос, прихватив вместо собачки своего мэйна, я не рискнул. Ехал наперегонки с поездом. Так вот, поезд выиграл гонку! Так что в этот раз я доверился железной дороге.
– С котом ездил? – спросила Ника, хорошо зная крутой и капризный нрав домашнего любимца Наума, исполинского мэйн-куна Адальберта.
– Нет… Доверил его Тане. Она по старой дружбе никогда не отказывается помочь отцу своих детей…
С бывшей женой Татьяной Наум сохранил после развода дружеские отношения. И во время его поездок Таня никогда не отказывалась взять на передержку вальяжного красавца Адальберта.
– Он бы мне задал жару в дороге, – пояснил Наум. – А при Тане Берт выпендриваться стесняется… Ну, а ты как к отпуску готовишься? Уже на чемоданах?
– На чемоданах и на душе неспокойно, – Ника поставила на стол две дымящиеся чашки. – Тут такая ситуация… Ты вовремя пришел. Я как раз думала, с кем бы посоветоваться.
– Все ясно, – выслушав ее рассказ, сдвинул брови Наум. – Есть такая профессия – "чистильщики". Их нанимают на временную работу в организации, где назрела необходимость сокращения штатов… Ты говоришь, эту мадам Синичкину взяли на время декретного отпуска настоящей заместительницы редактора?..
– Голубеву, а не Синичкину… Да, верно.
– И она целенаправленно докапывается до отдельных людей?
– Она всех "строит", но Клару и еще двоих – особенно.
– Понял… Ко мне недавно обращались люди из другой организации – их тоже "забуллили" и подвели под заявление "по собственному" накануне сокращения. То есть, "чистильщик" выбирает, так сказать, "слабое звено", людей, без которых можно обойтись, или не имеющих "крыши", и планомерно выжимает их с работы. А потом и прикопаться не к чему: сами написали заявление…
Наум задумчиво побарабанил пальцами по столу.
– Клара и остальные двое – вовсе не "слабое звено", – возразила Ника, – они хорошие профессионалы и дело свое знают. Другое дело – что они не всегда могут за себя постоять перед вышестоящими, и поэтому их проще всего зашугать.
– Вот что, – решил Гершвин, – езжай в отпуск спокойно. А меня, кстати, твой главный как раз пригласил в качестве гуэст-эксперта в рубрику "Советы юриста", так что я в этот месяц часто буду здесь бывать. Присмотрюсь к вашей госпоже Щегловой… Скворцовой?
– ГОЛУБЕВОЙ.
– Ну, да, Голубевой… Может, это от нее пострадавшие ко мне в прошлый раз обращались. Тогда я сделать ничего не смог. А сейчас – посмотрим, кто кого! – воинственно сдвинул густые брови адвокат. – "Будет буря, мы поспорим и померяемся с ней", – тихонько пропел он.
*
Складывая дорожную сумку, Вероника напевала "Владивосток-2000". К вечеру пятницы настроение у нее улучшилось. Приближалась долгожданная поездка в Карелию, на остров, который в прошлом году понравился ей с первого взгляда. Вероника и Виктор побывали на Койонсаари в рамках экскурсии "Места силы Карелии", провели там несколько часов и были заворожены красотой скал, густых тонких елей и ладожской синевы.
Заметив на берегу пару палаточных городков, Ника решила, что неплохо было бы провести здесь отпуск – в тишине, на природе, и практически в уединении от внешнего мира. Остров соединялся с материком узкой полоской переправы; на нем далеко не всегда и везде был доступен сигнал связи. Но отдых там не был "диким", городки имели свою инфраструктуру, за безопасностью отдыхающих следили; имелись магазинчики и кафе, а при палатках были оборудованы все удобства и имелись медпункт, спасательная станция и прокат инвентаря и водного транспорта для прогулок по озеру.
В августе Вероника должна была вернуться – на свадьбу Лили, своей давней подруги. Лиля Дольская и популярный писатель-фантаст Аристарх Кораблев после более чем десяти лет знакомства в мае наконец-то подали заявление в загс, и недавно Вероника получила красиво оформленное приглашение на регистрацию брака – на Английской набережной.
Кораблев неоднократно приезжал в Мариенбург, снимая там дачу, проводил встречи с читателями в библиотеке, подписывал книги, но ни для кого не было секретом, что куда больше, чем тихая идиллическая красота дачного поселка и аплодисменты поклонников его манят в гатчинский пригород серые глаза библиотекаря Дольской.
Аристарх писал серию рассказов наподобие "Марсианских хроник" Рэя Брэдбери – только его герои осваивали Плутон, самую дальнюю планету Солнечной системы, с недавних пор вообще низведенную до ранга "карликовой". Приключения колонизаторов, прошедших курс генно-модификационных процедур для выживания в жестких условиях Плутона пользовались популярностью у любителей отечественной фантастики, имя Кораблева было на слуху. Новость о предстоящей свадьбе модного автора стала одной из самых обсуждаемых в светской хронике текущего лета. Аристарх на радостях решил устроить помпезное торжество – регистрация на Английской набережной, венчание в Казанском соборе, банкет в "Англетере" – Кораблев был приглашен в позапрошлом году на свадьбу Морского и Вероники и старался не отстать от олигарха. Коллеги-писатели заикнулись было, что куда свежее и креативнее было бы устроить бракосочетание в джинсах, но Кораблев презрительно освистал это: "Некоторые пишущие дамы сейчас вовсю пиарят такие свадьбы, прямо от умиления всхлипывают, описывая невест в джинсах, но я не баран, чтобы всему подчиняться! В стиле кэжуал пусть брачуется молодняк, который еще не заработал на свадебные наряды или просто любит ниспровергать устои потому, что ему нравится сам процесс тотального отрицания неважно чего, а я уже из детских штанишек вырос и хочу, чтобы моя свадьба была настоящей свадьбой, торжеством, а не регистрацией акта гражданского состояния! Наспех забежать в джинсах, черкнуть закорючку в амбарной книге и скушать по бургеру в "Кинге" – это как-то буднично, нет ощущения праздника, события. В джинсах можно и в ЖЭК перед работой забежать, расписаться за капремонт канализации… Нет, я за модой не гоняюсь. Тем более за такой!"
Ника уже выбирала костюм для Лилиной свадьбы и присматривала подарок для молодоженов.
Да, Лиля и Аристарх долго шли к этому решению – дольше, чем Вероника с Морским. И можно понять, почему Аристарх на радостях собирается закатить пышное торжество – он уже и не чаял, что когда-нибудь Лиля ответит на его предложение "да".
– Последняя из могикан отправляется в брачный полет, – шутила их подруга Тася, открывшая "свадебный сезон" несколько лет назад. Прожив более десяти лет в разводе, Таисия на отдыхе в Синеозерске познакомилась с обаятельным Дмитрием Яниным… Полтора года назад вышла замуж Ника. Теперь настал черед Лили.
"Куда вы все, туда и я, – шутила Дольская.
"Один я, как парус одинокий, пока держусь!" – зубоскалил Наум Гершвин. "Да ладно, – хлопнула его по плечу Тася, – вечно рядом с вами еще какой-нибудь парус маячит! Не успеем привыкнуть, как он уже меняется!" "Пользуюсь, так сказать, успехом у прекрасного пола", – гордился адвокат. "И очень активно пользуешься", – усмехнулась Ника. "Ходок еще тот", – припечатала прямолинейная в силу профессии Тася, надзирательница женского СИЗО. "Нет в тебе романтики, Таисия", – сокрушался Гершвин. "Уж извиняйте. Этого не держим, не завезли!"
*
Выехать предстояло ранним утром – автобус отправлялся в 07.00 с автовокзала в Мурино, и выйти из дома нужно было в половине шестого, чтобы не опоздать к посадке. Ехать предстояло несколько часов, а Веронике хотелось прибыть на остров хотя бы к обеду, чтобы уже в первый день насладиться красотами Карелии.
Будильник требовательным звоном ворвался в ее сон, где Ника снова бродила по осенней Ялте в поисках таинственной женщины-синоби. Во сне она как раз настигла незнакомку и коснулась рукой ее плеча, та начала оборачиваться… и тут зазвонил будильник.
"Ни разу не удалось досмотреть этот сон до конца, – отчаянно зевая, Ника засуетилась по квартире: привести себя в порядок, одеться, выпить кофе, кинуть на сковородку картофель-фри быстрого приготовления и нагетсы, заварить крепкий кофе… – Сколько раз он мне снился за эти месяцы, и всякий раз я просыпаюсь, коснувшись ее плеча!".
Утро было тихое и солнечное. На небе – ни облачка. Термометр за окном радовал взгляд цифрой "+ 21", и Ника убрала приготовленную с вечера ветровку в сумку. Наконец-то настоящее лето пришло в Петербург и вступило в свои права. И Гисметео обещал в ближайшие две недели в Карелии лишь один дождь, а остальные дни – "ясно, без осадков", со стабильными + 23, + 25 градусов. Идеальная погода для отдыха на природе.
Город еще спал, когда Ника вышла из парадной. Такая тишина в районе петербургских новостроек неподалеку от КАД была редким и необычным явлением. Когда Ника шла к метро, у нее появилась иллюзия полного одиночества во всем городе.
Метро только что открылось. "Первая пассажирка", – сказала кассирша напарнице, когда Ника прошла терминал и ступила на эскалатор.
В Мурино Вероника приехала за 15 минут до отправления автобуса и еще успела выкурить сигарету и выпить двойной эспрессо из автомата. Все кофейни были еще закрыты, а Ника еще в метро, несмотря на выпитый дома кофе, пару раз начинала клевать носом в вагоне. Подъем в четыре часа утра был непростым испытанием даже для привычной ко всему спецкора Орловой.
Потихоньку собирались пассажиры с ее автобуса, многие – с чемоданами, рюкзаками, дорожными сумками, сумками для палаток и походным снаряжением. Две хлопотливые дамы в слишком тесных бриджах и белых панамках деловито обсуждали количество "технических стоянок" и качество придорожных "удобств" в поездке. Ворковала молодая парочка. Пересчитывала багаж хлопотливая девица с зелено-фиолетовыми вихрами, пока ее спутники, два парня и девушка, беззаботно болтали и смеялись. Парень в круглых очках уткнулся в планшет, пытаясь выстроить маршрут от Петербурга до воспетого в одноименной антиутопии Вонгозера – оказывается, оно существовало в действительности, где-то далеко на севере Карелии.
Водитель автобуса открыл багажное отделение, и пассажиры засуетились, забрасывая свои вещи в гулкое пространство. Среди пассажиров не было потенциальных любителей пошуметь и нарушить порядок, и это порадовало Нику – значит, в пути будет тихо, и можно будет попытаться доспать хотя бы час-полтора.
С местом ей снова повезло – у окна, без соседа. "Красота, – Ника пристроила в сетку переднего сиденья бутылочку воды, – поеду, как принцесса!". И даже то, что за ее спиной расположились дамы в панамках, продолжая обсуждать "удобства" в разных поездках, не испортило ей настроения. Надев дорожный мягкий воротничок для сна в транспорте, Ника вытянула ноги и откинулась на спинку сиденья.
– Один еще должен на стоянке подсесть, – сказал водитель, когда контролеры прошли по салону, проверяя билеты. – На двадцатиминутной, в N. На шестое.
"Снова повезло, не со мной!" – в уютном теплом салоне, пахнущем свежестью и чистотой, в мягком пружинистом кресле Орлова задремала еще до отправления.
*
Автобус тряхнуло. Ника ударилась лбом о спинку переднего сиденья и открыла глаза. "Снова на том же месте проснулась! Мне уже интересно, чем закончится эта прогулка по Ялте и встреча с итиноку, если мне не помешают досмотреть сон до конца!"
Так было в детстве – Нике стал сниться повторяющийся сон про бассейн, открывшийся в их школе, куда ей очень хотелось пойти. Каждый раз Ника, преодолевая всевозможные препятствия, подходила к заветной двери, тянулась к дверной ручке… и просыпалась: звонил будильник; мама поднимала дочерей; раздавался какой-то шум в доме или на улице… Однажды, уже лет в 15, Вероника усилием воли заставила себя спать дальше, когда за открытым окном белой майской ночью задрались два кота, вошла в зал, посмотрела на бассейн, окунулась… И после этого повторяющийся сон перестал приходить. "Ты достигла своей цели, вот почему", – пояснила ей младшая сестра Вика. А после свадебного путешествия Нике стала сниться Ялта – вся в золотисто-багряных красках осени, пронизанная не по-ноябрьски ярким солнцем, и тонкая черная фигура в капюшоне далеко впереди в аллее Приморского парка…
Автобус заруливал на парковку.
– Стоянка двадцать минут, прошу не опаздывать, – сказал водитель в микрофон.
Первыми у выхода оказалась шумная молодежная компания с зеленоволосой девицей. Ворча на "этих бизонов", заторопились к ступенькам "белые панамки", поглядывая на вожделенный павильончик "WC". Молодая пара и паренек с планшетом двинулись в минимаркет. Остальные пассажиры беспорядочно рассыпались по всей площадке. Кто-то из пассажиров заливисто похрапывал на заднем сиденье.
Ника подошла к экспресс-кофейне самообслуживания, заказала доппио без сахара, забрала высокий стаканчик из плотного жаростойкого картона ("Великоват для 60 миллилитров напитка, пожалели бы бумагу!"), отпила глоток и закурила.
Рядом остановилась высокая девушка в узких черных джинсах и майке, брюнетка с длинным "хвостом" на затылке, и тоже щелкнула зажигалкой.
– Долго не было стоянки, – заметила она, и ее голос напомнил Веронике Ялту.
Орлова обернулась. Из-под приподнятых зеркальных "рэйбенов" на нее смотрели раскосые синие глаза.
– Ди… – начала, было, Ника.
– Мияко, – поправила ее девушка, – не забывайте, что меня зовут только так. Иное имя, иная карма, иной Путь…
С Мияко Мацуо, или, как принято говорить в Японии, Мацуо Мияко, владелицей сети косметических бутиков "Карюкай" и артисткой цирка "Сумида" Вероника познакомилась в Ялте; после этого ее и начал преследовать повторяющийся сон об аллее парка… Ника хранила тайну, соблюдая данное при откровенном разговоре слово. Мияко настаивала на том, чтобы об их встрече не знал даже Морской. "Особенно – он", – подчеркивала она.
– Вы и в Карелии хотите открывать точки? – спросила Орлова, кивнув.
– В Петрозаводске и Сортавале уже есть "Карюкай", – ответила Мияко. – Нет… Сейчас я еду в отпуск.
Ника изумленно посмотрела на нее. Девушка улыбнулась:
– Вы не повериче, но и мы иногдза отдихаем.
По-русски она говорила чисто, но изредка, забавляясь, напирала на характерную для говорящих на чужом языке японцев картавинку.
– Как подзивает Бикута-сама? – спросила Мияко.
Ника знала, что Бикута – японский вариант имени Виктор, а "сама" означает особо уважительное обращение к человеку, в отличие от универсального "сан".
– Полетел на деловую встречу в Ниццу, – ответила она. – Какие-то переговоры по делам корпорации.
– Он правильно выбрал свой Путь, – кивнула Мацуо, – и уверенно идет по нему. Тернии остались позади, а сейчас он пожинает плоды своих трудов. И в его Колеснице есть хороший спутник, – улыбнулась она собеседнице.
– Автобус отправляется, пассажиры, займите свои места, – позвал водитель.
– Встретимся в рагере, – кивнула Нике Мияко и дисциплинированно поднялась на подножку одной из первых.
– Э, э, э!!! Подожди, братан! Алеооооооо!!!
Из кафе, отдуваясь, вразвалку трусил молодой, но очень полный мужчина в пестрых шортах, туго обтягивающей массивное тело футболке и серой джинсовой панаме, размахивая билетом и волоча за собой такую же бокастую сумку и рюкзак.
– Раньше на посадку приходить надо, – буркнул водитель, придержав дверь, – проходите, ваше место шестое.
– Сам знаю, чего мне надо, – пропыхтел толстяк, закинув багаж в отделение под салоном и взбираясь на подножку, – без училок обойдусь, подождете, если надо, умные все стали…
"Токсичный сосед", – подумала Ника и порадовалась, что толстяк сел довольно далеко от нее. Он сразу вытащил телефон и начал звучно "алёкать" еще до того, как автобус начал движение. Новый пассажир явно намеревался обзвонить всех в своем контактном листе, сообщая, что "он уже сел, все нормально, уже едет, погода четкая, реально".
Автобус плавно выехал на шоссе, ведущее в Приозёрск, где они должны были пересесть на туристический микроавтобус до Койонсаари. Ника смотрела в окно, ожидая, когда привычные виды Ленобласти сменятся карельскими скалами и валунами – переход был довольно резким, как смена кадра в кино, и Орлова очень любила за этим наблюдать.
*
Когда они пересаживались на микроавтобус, доставляющий туристические группы на остров Койонсаари, где Ника забронировала себе место в палаточном городке, на посадке обозначились две белые панамки; зелено-фиолетовые вихры суетливой девушки; синие глаза Мияко и красная физиономия толстяка, так и не выпустившего из рук телефон. "А этот жиробас зачем едет на остров? Он же ни на одну скалу не вскарабкается, сразу захрипит и потом обольется, – раздраженно подумала Ника, утомленная бесконечным "але-але" в автобусе. – Небось все две недели просидит в кафе, слопает всю выпечку, а потом будет ругать Карелию: ни фига ему не помогла поездка, только еще несколько килограммов набрал…"
Молодая парочка и парень с планшетом тоже сели в микроавтобус. "Знакомые все лица…"
Ехать пришлось больше часа. Ника снова успела задремать, несмотря на выпитые за завтраком и в дороге три порции крепкого кофе. Проснулась она дважды – когда их с ревом обогнал сверкающий черный мотоцикл с таким же сверкающим новым байкерским костюмом седоком и когда неумолчное "але-ле-ле, братан-зая-чувак" оборвалось на полуслове, и толстяк звучно завозмущался:
– Алеооооо! А-а-а-а-а-а-але-о-о-о-о-о-о! Толян, ты где? Да что за связь?!
– Скалистая местность, – флегматично пояснил водитель микроавтобуса, выруливая на переправу, соединяющую Койонсаари с материком, – сигнал тут не везде бывает.
Толстяк выругался и обескураженно спросил:
– И че мне делать?
– В кафе всегда есть сигнал, – ответил водитель, заезжая на автостоянку, – вон видите, домик такой белый, продолговатый.
– Че, нормально придумали, чтобы больше людей к ним ходили, – забубнил толстяк, – на всем острове связь блоканули, только в жральне оставили!
– Скалы глушат сигнал, – не выдержала Ника, – а в кафе вас никто силком не загоняет, не нравится – не ходите!
– Слышь, красава, – сощурил на нее и без того маленькие глазки толстяк, – мужа своего учи, если позволяет, а на других рот не разевай, пока не спросят, а я у тебя ничего не спрашивал, усекла?
– Был бы здесь мой муж, вы бы от него бежали без оглядки до самого Петербурга, – не осталась в долгу Вероника.
– Правда, мужик, хорош уже бухтеть, – сказал кто-то из молодежной компании, – всю дорогу только тебя и слушаем!
– Реально, братан, уймись уже, – попросил парень с планшетом, – и на девушку не наезжай, она не виновата, что в скалах телефоны глохнут!
– Затцем быро приедзять в Карерию, есри вам тут так не нравитця? – спросила Мияко. Едва взглянув на нее, толстяк проглотил очередную хамскую реплику и замолк.
Конечно, он не знал, кто такая на самом деле Мияко Мацуо. Но было в ней что-то такое, что заставляло опасливо замолкнуть и отступиться даже самых отчаянных людей.
Микроавтобус остановился на широкой автостоянке, отгороженной от острова невысокой, но добротной оградой. За оградой тянулась туристическая тропа, выстроились высокие тонкие ели и березы, а за ними блестело синее озеро. День был солнечный и, несмотря на свежий озерный ветер, жаркий.
– Приехали, – сообщил водитель, открывая дверь, – лагерь вон там, прямо по тропе, метров пятьдесят.
– Спасибо хоть, не за километр остановил, – без прежнего энтузиазма пробубнил толстяк.
Пассажиры засуетились, выходя, и потянулись к багажному отделению. Толстяк ловко оттеснил девушку с разноцветными волосами, ввинтился между тетушками в панамках и оказался у багажного отделения первым. Но его сумка и рюкзак лежали в самом дальнем углу багажника – на пересадке в Приозерске он тоже постарался успеть к багажному отделению первым. Пытаясь раскопать свои вещи, он залез в багажник почти целиком, оставив снаружи только огромный, обтянутый пестрыми шортами зад.
Как ни странно, недовольных возгласов не последовало. Люди спокойно стояли вокруг и терпеливо ждали, пока толстяк пыхтел и ворочался, дергая свои вещи.
Вдруг он глухо вскрикнул и провалился внутрь багажника, будто его ужалил шмель или свела судорога. На землю упала одна его сандалета, и босая нога нелепо задергалась, зашарила по земле в тщетной попытке удержать обувь. Тут уже не удержался от усмешки даже невозмутимый водитель, белокурый великан-карел.
Увидев около багажника Мияко и встретившись взглядом с ее смеющимися синими глазами, Ника поняла, что случилось. Иногда госпожа Мацуо не могла отказать себе в удовольствии слегка проучить какого-нибудь наглеца. "Я ее понимаю. Этого придурка, наверное, многие уже хотели пнуть под зад!"
Толстяк кое-как вывалился из багажника, потный, красный, держась за ушибленный лоб. Наступил босой ногой на еловую шишку, ругнулся. Вид у него был, как у побитой собаки.
– Горова закрудзирась? – сочувственно посмотрела на него Мияко. – Бываеч, когдза приедзяесь из борьсего города на цистую пурироду. Футеки оу. Дез-адаптат-сия, – старательно выговорила она. – Модзет, вам рутсе посидечь на равке?
– Блин, классно поездка начинается, – буркнул толстяк, чуть не проломив скамейку массивным седалищем.
– А мы пока заберем свои вещи, чтобы вам легче было вытащить свои, – добавила Ника и шепнула Мияко:
– Классно вы его!
– Он дорго напрасиварся, – Мияко легко вытащила огромный рюкзак, едва ли не больше ее самой. – А кто напрасиваетися, тот поручит дзераемое!
– И как вы потащите такую громадину? – удивилась Ника.
– Отцень пуросто, – Мияко легким движением расположила лямки рюкзака на плечах, застегнула ремни на груди и животе и выпрямилась. – Пуривыкра.
*
Черный сверкающий мотоцикл "Ганбус 410", сверкая начищенными до блеска деталями, гордо возвышался на парковке неподалеку от автобуса, пристегнутый к столбику – на острове движение любого транспорта было запрещено. Мотоциклист, высокий парень спортивного вида, снимал с багажника такой же огромный рюкзак, как у Мияко, и сумку для палатки. Он по-прежнему был в шлеме с опущенным зеркальным забралом, но Вероника сразу узнала его осанку, разворот плеч и пружинистые пластичные движения.
– Привет, Женя, – окликнула она. – Вы мне не говорили, что тоже собираетесь на Койонсаари.
– Это не совсем отдых, Вероника Викторовна, – Евгений откинул забрало, открыв красивое лицо с цепкими темно-серыми глазами. – Я должен сделать позитивный рассказ с фотографиями о базе отдыха на острове, пропиарить ее. Так что можно сказать, это деловая командировка.
Он осмотрелся, явно кого-то высматривая на тропе. Вероника поняла, кого ищет блогер. Взаимная симпатия между Вейдером и Мияко зародилась еще в Ялте. Один раз синеглазая итиноку даже спасла Евгения во время одной из его рискованных акций. Но их отношения не имели будущего; блогер и синоби не могут быть вместе. Поэтому Мияко оборвала их общение в зародыше и уехала из Ялты, едва завершив задание. А теперь они оказались в одном палаточном лагере, и вряд ли это было случайно. Женя-Вейдер, такой прагматичный и рассудительный парень, скорее физик, чем лирик… Но когда таких людей обуревают сильные чувства, случающиеся пару раз в жизни, они идут напролом. "Знал бы он, кто такая Мияко!.. Навязывать женщине-ниндзя свое общество может быть рискованно… Если только она сама не захочет сократить дистанцию!"
– К теме о самокатах… – начала она.
– Почитайте ленту комментариев под статьей госпожи Голубевой, – Женя развернул к ней планшет. – Как говорится, комментарии излишни, извините за каламбур. Согласны с ней от силы человек десять, зато дизлайков – больше тысячи! Самокатчики и обслуживающие их компании за четыре года зарекомендовали себя так, что любая популяризация СИМ в прессе или интернете в подавляющем большинстве случаев вызывает отторжение.
– Да… Пролетела Голубева, – хмыкнула Ника, выборочно прочитав несколько отзывов. Автору предлагали сходить в травматологию, посмотреть на сбитых самокатчиками пешеходов; поговорить с родителями, у которых "отбитый урод на самокате" сшиб коляску с ребенком и скрылся; почитать свою статью искалеченным…
– Ей идет эта фамилия.
– Это точно.
– Мы еще вернемся к этой теме, – заверил ее Женя, когда они шли по тропе к пестреющим за деревьями палаткам и кемпингу у берега Ладожского озера.
– "Я еще вернусь" – это Терминатор говорил, а не Дарт Вейдер, – заметила Вероника. – Уместнее было бы сказать: «Don’t fail me again, Admiral (Не подведите меня снова, адмирал! – пер. с англ. – /прим. автора/»!
– А я сейчас не в форме, так что могу себе позволить отступления от текста!
Смеясь, они вошли в палаточный городок.
Ставя палатку на указанном месте, Вероника осмотрелась вокруг. Ей досталось место на небольшой площадке, отделенной от основной части лагеря небольшой каменной грядой. И к "инфраструктуре" было ближе – душевые, санузел, пункт проката.
Мияко рядом с ней уже успела гораздо быстрее поставить палатку и разобрать рюкзак и теперь сидела на валуне у воды, глядя вдаль.
– Курасивое одзеро, – сказала она, когда Ника закончила закреплять палатку. – Хоротсий дзадзэн.
Дзадзэн, или созерцание, было неотъемлемой частью японской культуры и часто помогало найти ответ на сложный вопрос, решение проблемы, привести мысли в порядок… "А мы вечно куда-то спешим, бежим, толкаемся, и, может, поэтому у нас часто все получается через задницу…"
– Это верно… Дзадзэна тут хватает. Советую, кстати, прокатиться по озеру. Виды тут необыкновенные. Можно взять лодку или катамаран, или поехать с группой на катере с гидом.
Мияко только улыбнулась. "Им еще и гид нужен! У нас, в селении Акайо-сэнсэя с таким транспортом справился бы даже пятилетний ребенок. И жилеты со шлемами нам тоже не нужны… До чего же гайдзины трясутся над своей безопасностью! Если вести себя с умом и чувствовать окружающее пространство, как часть себя самого, то с тобой ничего не случится без всякого снаряжения и страховочных ремней!"
– Аригато, – вслух ответила она. – Обязатерьно водзьму катамаран.
Чуть поодаль расставлял палатку Вейдер. За валунами шумела молодежная компания. Парень с планшетом еще даже не раскрыл сумку для палатки – сидел на ней и азартно молотил пальцами по экрану – наверное, выкладывал первые впечатления от поездки. У шеренги синих кабинок виднелись две белые панамки говорливых тетушек в тесных бриджах.
– Але-ле-ле-ле-ле! – прогудело за спиной, и Ника чуть не застонала вслух: "Бли-иии-иннн!!!"
Толстяк ходил по берегу, ища место, где есть сигнал. "Только не говорите, что этот душнила тоже расположился на этой площадке… Если мне все две недели придется слушать его речевое недержание, я взреву, как бык, и, чего доброго, утоплю его в озере почище ниндзя!"
Ника достала телефон. Возле ее палатки сигнала не было. Краем глаза она увидела, как толстяк остановился на дощатой дорожке у начала второго валуна и обрадованно заорал в телефон. "Понятно, сигнал ловится там, ближе к душевым… И что – он теперь отсюда не уйдет? Вечно будет бегать потрепаться? Только не это… Лучше бы в кафе сидел!"
– Про все его дела поневоле узнаем, – проследил за ее взглядом Вейдер. – Он теперь здесь и поселится.
– Если его кто-то пристукнет, под подозрение, наверное, попадут многие, – хмыкнула Ника.
– Я и сам уже добрых четверть часа лелею мысль о том, как хорошо было бы надеть сапоги лорда Вейдера и засадить нашему горластому соседу хорошего пинка, чтобы он телефон в озере утопил!
– Вы гуманист, Женя, хотите утопить только телефон… А я сладострастно думаю, как было бы здорово притопить его самого.
– Ну, да. Вы же с ним в одном автобусе ехали, и вас он замучил сильнее.
Разобрав свои вещи и уютно обустроившись в палатке, огромной, как комната, Ника переоделась в купальник, натянула пляжные шорты и майку и сунула ноги в сланцы. Можно и освежиться с дороги.
Когда она проходила по тропе мимо массивного недостроенного дома (как она слышала в прошлый раз от экскурсовода, у владельца здания возникли затруднения с разрешением на строительство в береговой зоне острова, и стройку просто "заморозили". Демонтировать дом до сих пор ни у кого не доходят руки. И там сейчас прячутся от дождя; останавливаются те, кто не хочет платить за место в палаточном лагере и предпочитает отдых "дикарем", или устраивают пикники в ненастную погоду), оттуда донеслись приглушенные голоса, мужской и женский. Ника деликатно ускорила шаг, но все же успела уловить обрывок разговора.
– Меня смущает, что тут столько людей.
– Все будет хорошо. Никто ничего не поймет.
– Ты уверен в этом?
– Абсолютно. Все хорошо продумано.
"И о чем это они?.." – подумала Ника.
*
Пляж оказался еще лучше, чем она думала. Широкая полоса светлого песка, отделенная от туристической тропы и палаточного лагеря валунами и деревьями. Высокие тонкие ели в самом деле напоминали ресницы, как в известной песне о голубых глазах озер. Ника разделась и вошла в воду. Ее сразу обожгло холодом. Вода в Ладожском озере даже в самую жаркую погоду оставалась ледяной из-за подземных течений. Вероника старалась не заплывать далеко от берега в первый день – она за год отвыкла от особенностей Ладоги, и до сих пор купалась только в Выборге и на пляже Парка 300-летия Санкт-Петербурга. Там, на мелководье, вода согревалась значительно быстрее.
Ритмично загребая руками, Орлова видела каждый камешек, каждую полоску на песке под водой, настолько чистой была озерная вода.
Холод стал пронизывающим, и Ника повернула к берегу. Растеревшись полотенцем, она взяла лосьон для загара и, нанося его на кожу, снова задумалась о разговоре в "недостройке". Голоса показались ей смутно знакомыми; она уже слышала их, и совсем недавно. Кажется, в автобусе по дороге из Мурина… "О чем же они говорили? Первое впечатление – пара, по каким-то причинам скрывающая свои отношения и смущенная многолюдьем на острове. Ладно, если так – осуждать не буду. Не судите, да не судимы будете…"
Лежа на пляжном покрывале, Вероника достала телефон, увидела, что сигнал есть, и неплохой, и позвонила мужу.
– Уже соскучилась по мне? – при этих словах на щеках Морского почти наверняка появились те самые улыбчивые ямочки, за которые Вероника его и полюбила.
– Еще не успела, – ответила она, – палатку ставила, располагалась, сейчас загораю… Некогда еще и по тебе скучать!
– А я, не поверишь, скучаю по тебе в "Ле Меридиан", – признался муж, – только что сидел на встрече и думал: тебя бы сюда, на Променад дю Англе… И такая тоска от того, что я здесь один, как дурак…
– Все элементарно, – ответила Ника, – ты, наверное, прямо с самолета побежал на встречу. Это банальный джетлаг. К дальним перелетам и сменам поясов ты привычен, поэтому физически тебя не "колбасит", а вот угнетенное душевное состояние ты все же ощущаешь…
– Фу, какая проза, – обиделся муж, – нельзя же быть таким прагматиком и все объяснять законами физики, математики и физиологии!
– Ты ведь тоже не лирик-романтик, иначе не сидел бы в "Меридиан Найс", – парировала Ника, – а в лучшем случае остановился в каком-нибудь хостеле или вообще только вздыхал бы у телевизора.
– Резонно. Как доехала? Как остров? Соседи нормальные?
– Все нормально. Тут сейчас пик сезона, городок заполнен почти под завязку. Виды – фантастические! Не хуже твоей дю Англе!
– Эх, приехать, что ли? – мечтательно протянул Виктор.
– И испортишь мне всю каторгу?
– Точно! Отомщу женщинам в твоем лице за декабристов!
Они рассмеялись.
В магазине (товары первой необходимости, продукты, копченая рыба, выпечка и сувениры) Ника встретила двух своих соседок из автобуса, словоохотливых женщин в белых панамках. Они засыпали вопросами флегматичную продавщицу, обсуждали, когда и сколько взять копченой рыбы перед отъездом для родственников, оставшихся дома и спорили, какая начинка лучше для калиток и можно ли печь их из пшеничной муки. Одна из женщин бесхитростно поведала, что бывает с ее желудком от ржаного теста, и Ника чуть не прыснула вслух, и тут же сделала вид, что внимательно изучает стенд с магнитами на плашках из карельской березы.
Продавщица, крупная белокурая карелка, не повела бровью.
– Пшеница у нас не растет, – сказала она, – ей тут не климат, да и почва каменистая. Рожь более неприхотливая, вот мы и сажаем ее.
Купив наконец-то по бутылочке "Активии" и по литровой бутылке "Сила воды", дамы удалились.
Покупая на ужин пару калиток с картофелем и брусникой и пакетик копченых колбасок, Ника улыбнулась продавщице, указав взглядом вслед соседкам. Девушка с ответной улыбкой сказала:
– В сезон много таких. День за прилавком постоишь, про все их дела узнаешь.
Тренькнул дверной колокольчик, и в магазин вошли Мияко и Вейдер. Девушка тут же устремилась к витрине с рыбой, а Вейдер с интересом изучал выпечку.
– Раз мы сюда приехали, – сказал он девушке, – то надо отведать настоящих карельских калиток… Ого, смотри, Мия, впервые вижу чебуреки с картофелем!
– Каритки? – смешливо блеснули глаза Мияко. – Это зе дувери в заборе мураноие… деревенского дома! Ты хотесь есть деревянные дувери?
– А здесь это ржаные пирожки, очень, кстати, вкусные, – Женя указал спутнице на ровные ряды румяных калиток.
"Это не они разговаривали в недострое, – подумала Ника, – да и какой смысл им шифроваться?"
Если судить на первый взгляд, то блогеру и владелице "Карюкай" нужно соблюдать осторожность и не "светиться" вдвоем. Особенно – если кто-то знает, что Мацуо – еще и синоби. Но сейчас они мирно вошли в магазин, выбирают рыбу и выпечку, болтают и смеются. Да и о существовании ниндзя, продолжающих жить по древним традициям и заниматься своим ремеслом знает ОЧЕНЬ ограниченный круг людей, не склонных к говорливости. Скрываться от дзенина бесполезно, и Мияко это знает – Ника была наслышана о главе клана "Миеннай Иназуми", Акайо Ямаути хорошо умел держать руку на пульсе, и что-либо скрыть от него невозможно. И если он не воспрепятствовал общению Мияко с петербургским блогером, значит, не видел в них ничего запретного. А больше молодым людям не от кого прятаться. Малышев холост. Мияко не замужем. Да и, насколько знала Ника, у итиноку, женщин-синоби, другие взгляды на отношения с мужчинами, иной менталитет. Значит, в "недострое" разговаривали не они.
При выходе из магазина Ника едва не была сбита с ног толпой туристов, бодро несущихся к тропе от парковки, на которой появился огромный белоснежный автобус "Первые линии". Это была группа, завершающая экскурсию "Места силы Карелии". Бодро тараторил в микрофон экскурсовод, галдели экскурсанты. Группа разделилась – одна направилась на пляж, другая во главе с гидом атаковала скалы. "Не разбредайтесь, не теряйте друг друга из вида, – надрывался экскурсовод, – если потеряетесь, постарайтесь выйти к парковке и ждите там! На острове не везде есть сигнал, случись что, и позвонить не сможете! Не задерживайтесь, сувениры купим на обратном пути, и в кафе зайдем!"
"Ага, значит, с 15 до 18 часов тут шумно, – резюмировала Ника. – Надеюсь, никто из группы не отобьется от своих!"
*
Идти на скалы, когда там карабкается, гомонит и щелкает объективами группа туристов, смысла не было. Возвращаться на пляж, занятый второй частью тургруппы, тоже не хотелось. Ника пошла прогуляться по острову в поисках тихого местечка подальше от шума и суеты.
Довольно быстро она отыскала укромный уголок берега, оставив позади палаточный лагерь, пляж и скальные тропы. В блаженной тишине Вероника скинула босоножки, села на валун и опустила ноги в воду. Красота-а-а-а… А как тихо, словно она одна на острове!
– Але-ле, братан! Фу, – ругательство, – еле нашел место, где сигнал ловит и нет этого, – снова ругательство, – стада баранов! Со связью тут реально, – снова выругавшись, толстяк с шумным пыхтением вывалился на берег.
"Черти его принесли! – выругалась Ника, едва успев прихватить босоножки и скрыться в роще. – Я и забыла, что он вечно болтается повсюду в поисках сигнала!"
– Я у тя вот че хочу спросить, – обильно пересыпая речь ненормативной лексикой, толстяк плюхнулся на освободившийся валун, – ты кому про это дело говорил? Сам знаешь, про какое. Не, это я знаю, а после этого? А че тогда на меня наезд пошел? А хрен его знает, писульки кидают, типа, помни поступки, за все отвечать придется… Ты по пьяни никому не растрепался? Бабе какой-нибудь в койке не сболтнул? Да ладно, а то не бывало! Постарайся вспомнить! Все, бывай, покедова!
– Але-ле-ле, наше вам! Я в Карелии… В Карелии! В КАРЕЛИИ!!! Связь тут хреновая, остров какой-то, хрен выговоришь название без поллитры! Слушайте, кто-то раскопал инфу про то дело и предъявы мне кидает… Не знаю насчет вас, а про меня просекли фишку. Без понятия, где утечка. Но вы знаете, мне одному огребать несподручно. Начну тонуть, всех, кто мне выплыть не помог, могу слить… Да не, я не угрожаю, это меня запугать пытаются. Да вам проще будет выяснить, кто это такой умный зайка оказался и кто трепло врубил. Спасибо, если че, буду должен! И вам не хворать!
Закончив разговор, толстяк витиевато и с чувством выматерился.
– Сами испугаетесь, когда я узнаю, чей это прикол, – сказал он. – По уши обделаетесь, – он снова выбранился. – Но кому понадобилось это ворошить? И главное – какой хрен меня "слил"?..
От души харкнув в воду, он подтянул шорты, сползающие с объемного пуза, и запыхтел, перебираясь через валуны. "Мордой бы тебя в ил!", – обозлилась Вероника, которую покоробило такое свинство на умопомрачительно красивом берегу.
Посидеть в тишине на берегу не получилось. Не успел уйти толстяк, как с тропы раздались оживленные голоса приближающихся туристов и заученная скороговорка экскурсовода. Он сжалился над группой и после восхождения на скалу разрешил им освежиться.
Вероника только вздохнула и побрела к лагерю. Похоже, во время экскурсий тут бесполезно искать уединения, а экскурсии в разгар "высокого сезона", похоже, будут проводиться ежедневно.
По дороге она вспомнила странные разговоры толстяка "про это дело". Как она поняла, соседу некто напоминает о какой-то неблаговидной истории из его прошлого и занялся шантажом или угрозами. Так один искушенный прохиндей пытался вымогать деньги у Жени-Вейдера за тайну его отца…
Сосед сделал два звонка. С первым собеседником он общался непринужденно, как со старым другом: "братан, ты кому растрепался, не сболтнул ли бабе"… Так разговаривают давние друзья, съевшие вместе пуд соли и привыкшие особо не церемониться, не обижаться на грубоватый стиль общения. "Как будто они вместе совершили что-то нехорошее или даже криминальное, пытались скрыть, но тайна стала известна третьему лицу, и они пытаются понять, как это случилось"… Второй разговор – более "официальный", на "вы", но тоже весьма развязно, и тема та же – "кто и как мог узнать "про это дело". Прозвучали даже явные угрозы всех "слить в случае чего" – "мне одному огребать несподручно". Вероника предположила, что второй собеседник помог замять историю с неким "этим делом", используя свое должностное положение – оперативник? Следователь? Судья? Адвокат? – и имеет больший доступ к информации, по словам толстяка, "да, вам проще будет выяснить"… Может даже этот человек замял "это дело" небескорыстно, и толстяк мог себе позволить разговаривать с ним так напористо по принципу "я вам заплатил, вы на меня работаете".
Но тогда получается, что "это дело" – нечто криминальное, уголовно наказуемое. "Так… Чем дальше в лес, тем толще партизаны, как говорит Наум. Этот балабол что – от "уголовки" отмазался при помощи взятки и друзей, которые поручились, подтвердили, дали показания? Очень похоже на это, судя по его разговорам, которые я услышала… Интересно, что он натворил? На редкость отталкивающий тип!"
Ника вышла на берег у палаточного лагеря и остановилась в изумлении. У кромки воды спиной к озеру стоял Женя в полном облачении Дарта Вейдера и, опершись на красный световой меч, гулким басом вещал о своих первых впечатлениях от острова. А снимала его Мияко, державшая камеру вполне профессионально.
– Вау, классно поездка начинается, – сказала Нике зеленоволосая девушка-соседка, – самого Вейдера в реале увидела!
– А он часто бросает клич, любой желающий может поучаствовать в акции, – улыбнулась ей Ника. – Вейдер всегда возглавляет движуху.
– Надо будет вписаться! – пришла в восторг девушка. – Он такой клевый! Лена, – назвалась она.
– Вероника.
– Имя красивое. Как у римской патрицианки.
– Спасибо.
– Симпатичная киргизка, – заметил один из спутников Лены, глядя на Мияко.
– Сам ты киргиз, – ответили ему из-за каменной гряды, разделившей лагерь на две неравные части, – ты что – все позабыл на каникулах? Это же японка!
*
Молодые соседи оказались аспирантами с факультета иностранных языков Университета профсоюзов, который в свое время окончили сама Вероника, Виктор Морской, Женя Малышев и Наум Гершвин. Лена, Катя, Сережа и Ваня вспомнили, как Вероника приезжала в Университет в качестве почетной гостьи и выступала перед аудиторией, когда они были студентами последнего курса. В отличие от экстравагантной Лены Катя носила обыкновенный "хвостик", не красила свои светлорусые волосы и щурилась от непривычки к контактным линзам. "Очки в поход надевать неудобно, – пояснила она, – того и гляди разобьешь".
Сережа и Ваня жарили на ужин шашлык и пригласили к столу Нику, Мияко и Вейдера: "Всем хватит, а если вы еще что-то захотите добавить к "поляне" – это только лучше будет!".
– Позвольте помочь вам, – к мангалу подошел Женя, успевший сбросить плащ и шлем Дарта Вейдера.
– Зацените, ребята, с самим Вейдером будем за столом сидеть! – восторженно сообщила Лена.
Пока жарилось мясо на шампурах, Ника и Мияко отошли к валунам на перекур, и Ника поведала Мияко об услышанных странных разговорах. "И повезло же мне опять – в отпуске в первый же день повстречать людей с какими-то тайнами!" – заключила она.
– Ведь сколько раз я давала себе зарок, – продолжала Орлова, – чтобы на отдыхе именно отдыхать, а не прислушиваться, приглядываться, выведывать чужие тайны и влипать в истории! Только толку ноль. Сами помните, как я даже в свадебном путешествии затеяла расследование, да еще и дистанционно раскрыла убийство художника, и тут я снова начинаю обращать внимание на чьи-то разговоры, ломать голову, что за ними кроется, мне неймется выяснить, чего так боится наш словоохотливый сосед…
– Это карма, – после паузы сказала Мияко, – ее не обманешь, от нее не убежишь. Поиски истины и борьба за справедливость – это ваш Путь, которым вы следуете уверенно. А на совести этого человека действительно есть преступления и жертвы…
– Это вам подсказала наука нинсо?
– Нинсо никогда не обманывает. И пусть я не так хорошо читаю по лицам, как дзенин или Харука-сэнсэй, но кое-что понять могу.
Мияко замолчала, глядя на зеркальное отражение розового неба в озере.
– Не хотелось об этом говорить, когда нас уже ждут у стола, за которым звучат шутки и смех, но я чувствую приближение беды. Как туча, которая наползает на ясное небо и в любой момент готова пролиться дождем…
Туча действительно надвигалась, и не аллегорическая, а самая настоящая. Горизонт уже потемнел. Оправдывались прогнозы, обещающие дождь этой ночью, единственный за две недели.
Тонко пропищал комар, прицеливаясь к Вероникиному затылку. Орлова шлепнула ладонью, но насекомое оказалось проворнее. Недовольно звеня, комар взлетел и попытался укусить за руку Мияко, но девушка ловко поймала его в ладонь и дуновением отправила за валуны. Ника уже знала, что для японцев любая жизнь равноценна, и они избегают без крайней необходимости убивать даже насекомых, веря в теорию реинкарнации – "может, этот комар в прошлой жизни был человеком и, если правильно проживет свою комариную жизнь, в следующий раз может снова воплотиться в человеческом теле!".
"А мы так легко убиваем насекомых, грызунов, да даже собак или кошек, дескать, подумаешь, эка невидаль, это же не люди!.. А потом оказывается, что для кого-то и человеческая жизнь стоит не намного дороже комариной – входит в привычку решать свои проблемы при помощи убийства, происходит продолжение логической цепочки, не у всех, к счастью, но разве редки случаи, когда человек, в детстве отрывающий лапки мухам и стреляющий из рогатки в птиц, потом с такой же легкостью начинает убивать людей? А между тем, те же синоби, принимающие заказы на физическое устранение, избегают убийств без необходимости! Они считают, что это портит карму"…
Ника вспомнила свою коллегу Аллу, которая на перекурах во дворе, под кронами огромных деревьев, с видимым удовольствием ловит и давит их обитателей – комаров, мух и гусениц, сопровождая это веселыми комментариями: "Ну, давай-давай, маленький, иди ко мне… Аллуся тебя небольно убьет!", "Агааа! Прямое попадание! Ишь, укусить меня хотел!", "Ишь ты, какая толстушечка мохнатенькая, сама приползла умирать!". Когда однажды Ника высказалась (под влиянием недавней встрече с ниндзя в Ялте), что этот восторг от убийства беззащитных насекомых выглядит не очень хорошо, Алла с подругами возмутились: "Ты че, Орлова?! Какое убийство? Это же вредители! Они кусаются! Заразу с помойки разносят! Деревья жрут!". А скажи им про карму и перевоплощения – вообще сочли бы оппонентку "ку-ку"…
– Кстати, о туче, – сказала она вслух, – дождь в самом деле надвигается. Надеюсь, ваша палатка непромокаемая?
– Конечно, – кивнула Мияко. – Я читала прогнозы. Дождь будет идти всего одну ночь, но и за такой срок можно сильно промокнуть, не подумав о защите.
– Вероника! – позвали от стола. – Мияко! Все уже готово!
– Стол накрыт, суп кипит, водка греется! – добавил Ваня.
Получился настоящий праздничный ужин в честь начала отдыха на природе. Многие уже успели накупить калиток, чебуреков со всевозможными начинками и копченой рыбы в магазине; достали из рюкзаков домашние припасы, и угощение получилось богатым. Тут же стояли и привезённые с материка напитки – водка, коньяк, вина, настойки, мартини и чинзано, и несколько бутылок карельских настоек на ягодах и травах, и даже знаменитый бальзам.
Пригласили к столу и парнишку с планшетом, Вадима, и молодую парочку – Иру и Мишу.
– Молодые люди, вы хоть всю ночь-то не шумите, – попросила одна из "белых панамок", проходя мимо.
– В 23 часа разойдемся, – заверила экзотическая Лена, – это у нас типа первого ужина на корабле, торжественного!
– Угощайтесь, – подбежала к "белой панамке" тихая Катя и протянула соседке тарелку с калитками и чебуреками.
– Ой, спасибо, девочки, – улыбнулась женщина и взяла чебурек "Карелия" с рыбой и сыром и калитку с брусникой.
Ваня и Сережа прихватили с собой гитару и начали петь бардовские песни. Неожиданно к ним подключился Вейдер. У него оказался отличный музыкальный слух и глубокий звучный баритон. Ника и Мияко удивленно переглянулись. Они и не знали, что блогер так хорошо поет.
– Я уже сложила пару хокку на этом острове, – сообщила Нике Мияко, – в палатке запишу их. Надо показать Ояме, он будет доволен, что я наконец-то освоила искусство сложения хокку и не нарушаю их размер. Мне понравилась настойка с морошкой! Жаль, что я не прихватила саке. Они такого еще не пробовали…
– В Питере есть саке-бары, – ответила Ника.
– Я привезла бы настоящий напиток, из Токио. Думаю, что такого в ваших барах не подадут…
– Я уже знаю, о чем запилю следующий видосик! – сообщил Вейдер, когда они отошли на третий перекур. – Замысел такой…
– Эй! Але! – донеслось от валунов. – Долго орать будете? И харэ уже сигами вонять!
Толстяк, потрясая телефоном и возмущенно пыхтя, протиснулся между камнями и смотрел на них с негодованием.
– До временного регламента еще около полутора часов, – спокойно ответила Вероника.
– Положил я на ваш регламент с прибором! Нехрен орать на общей территории! Ща гитару вашу об камни расколю на, – толстяк выругался. – И я те уже сказал, девуля, чтобы ты рот не раскрывала, пока не попросят!
– Что, опять нет сигнала? – спросил Вейдер и угрожающе шагнул вперед. – Так мы в этом не виноваты. И не хамите тут. Вы уже сегодня всех достали со своим телефоном, но мы вас терпим!
"Мияко говорила, что у него на совести преступления и жертвы, – подумала Вероника, глядя на красное от солнца и ветра потное лицо соседа, его глубоко посаженные маленькие глазки и три подбородка. – Я не владею нинсо, но вижу, насколько он неприятный субъект!"
– И курить отойдите подальше от камней, – продолжал возмущаться толстяк, – я спать ложусь, а мне дымом в палатку тянет! Не, ну че я должен вашу вонь нюхать, травитесь сами, если хотите… Выкинула живо! – он шагнул к Веронике, протянув сарделькообразные пальцы к ее сигарете. Но ему преградил путь Вейдер.
– Руки-то придержи! – рыкнул блогер, поймав жирное запястье соседа и стиснув; пальцы почти наполовину погрузились в мясистые складки. – Сам тут всех не строй!
– Да ты не знаешь, с кем дело имеешь, – задёргался, пытаясь высвободиться, толстяк, – на кого батон крошишь, оладух, да я позвоню, и вам всем тут (ругательство) будет!
– В тцем деро? – к ним приближалась Мияко, и при ее виде толстяк зло харкнул в озеро:
– И с тобой надо разобраться! Достали, понаехи! Чего ты всюду лезешь, мочалка?!
– Ты сам всех достал, – Вейдер ловким боевым приемом усадил толстяка на мелководье, подняв густой веер брызг. – Отвали по-доброму!
Барахтаясь в воде и оскальзываясь в попытках встать (никто не стремился ему помочь), толстяк неожиданно успокоился и почти весело сказал:
– Ну все, ребята, я разозлился. Не хотите по-доброму, так будете по-плохому от меня весь отпуск по углам прятаться. Вы не знаете еще, с кем связались. С тебя, брателло, первым спросят, – он ткнул пальцем в сторону Вейдера. – Пожалеешь, что мама тебя в детстве так хреново воспитывала, да поздно будет!
– Иди, штаны мокрые переодень, – ответил Сережа.
– А то хозяйство застудишь, – добавил Миша.
Толстяка провожали молчанием. Потом Вейдер крепко выругался. Это было так непохоже на всегда сдержанного и уравновешенного Женю, что Вероника остолбенела.
– По углам он нас разгонит, – блогер ожесточенно поддал массивным сапогом от костюма Лорда Ситхов мелкие камешки. Они веером брызнули вокруг. – Да я ему башку отшибу, если не отвяжется!
– Женя, вам придется встать в очередь, – сказала Вероника, – этот придурок достал не только вас.
– Таку сан хоэру жин ха сукоши ка мима су… Кто муного рает, тот маро кусает, – произнесла Мияко. – Не порчиче себе карму.
– Да он уже задолбал, – буркнул Вейдер, остывая, – наезды, угрозы… Каждый, у кого глотка луженая или кулаки здоровые, считает себя вправе всех "строить" под свои интересы и уверен, что никто не посмеет ему возразить!
– Вы сами далеко не хлюпик, – Ника посмотрела на крепкий торс и широкие плечи рослого блогера. – Вон как лихо его окунули.
– Пусть только еще раз сунется, – пообещал Евгений. – Я его тогда живо успокою!
Позже в душевой кабине Вероника вспоминала вспышку гнева Евгения и пыталась понять, почему всегда такой ровный и сдержанный Женя вдруг сорвался.
Вейдеру угрожали слишком часто. Не все были согласны с его посылами – кампания против электросамокатов на тротуарах, протесты против контактных фонтанов где бы то ни было кроме бэби-зоны, борьба с хулиганством, вандализмом, беспардонностью. Те, кто толковал понятие "свободная личность", как "человек, которому на всех наср…, кроме своих желаний", злились на блогера, который, как им казалось, посягал на их свободу. И наряду с миллионной аудиторией и растущим числом подписчиков были у Вейдера и ненавистники, присылающие оскорбления и угрозы – "Повстречаемся на узкой улице, котелок!", "Прилетит тебе еще, бешеная кастрюля!", "Ходи да оглядывайся, сковородка!". Только при Веронике Вейдера дважды пытались убить. Возможно и его терпению есть предел и злопыхания соседа стали той самой последней каплей…
Ника и сама терпеть не могла, когда кто-то с позиции превосходящей силы пытался установить свои порядки и гордился тем, что кого-то "поучил жизни", кого-то оттеснил в очереди, обхамил, написал жалобу, и никто не посмел сказать слово против: "Все по-моему будет, за кем сила – тот и прав!".
Кто-то дернул дверь кабинки. Засопел, затоптался на ступеньках. "Терпеть не могу таких – когда снаружи видно, что дверь закрыта, начинают ее дергать – типа, выходи… Пять минут, как зашла! Что за нетерпеж?!"
Ника продолжала мыться. Ручка двери снова задергалась, завертелась. Раздался громкий кашель.
"Да хоть в штаны наложи от натуги! Когда вымоюсь, тогда и выйду… В других душевых никого нет, ну и шел бы туда, так нет – приспичило именно в эту кабину ломиться!".
Она уже вытиралась полотенцем, когда дверцу задергали и затрясли так, словно хотели сорвать с петель. Вероника была не из пугливых; за годы работы в отделе расследований случались истории еще похлеще, и сейчас она не испугалась, а только разозлилась. Чтобы не предстать в чем мать родила, если этот идиот все-таки сломает дверь, Орлова быстро натянула летнюю пижаму и халат и прислушалась. За дверью наступила тишина. Полная. Нет, почти. Скрипнуло крыльцо под чьими-то ногами. Кто-то сдержанно задышал, пару раз издав звук вроде "оооох".
"Придурок какой-то, сексуально озабоченный, – раздраженно подумала Вероника, – трется около душевых и туалетов, когда там женщины… И что теперь? Мне всю ночь сидеть в кабинке, ожидая, пока он свалит? Да черта с два. Сейчас открою дверь и, если врежу кому-то по лбу, сам виноват! Нечего было выеживаться на крыльце! А может и с крыльца сброшу!"
– Мужчина, – раздался голос служащего кемпинга, который днем показывал Нике место для ее палатки, – что вы там стоите? Вот рядом душ свободен.
В ответ невнятный голос ругнулся. Заскрипели доски крыльца.
– И материться тут необязательно, – добавил служащий, – воздух чистый загрязнять.
Потом, видимо, вслед уходящему хулигану, он вполголоса добавил:
– Ну, не хочешь мыться, как хочешь. Подумаешь, какие мы особенные…
"Путь свободен", – Ника открыла дверь.
*
Вероника вышла из душевой в розовую летнюю ночь и увидела только служащего кемпинга, мужчину средних лет с приятным круглым лицом. Он вставлял новые мешки для мусора в урны, что-то насвистывая под нос. Тот, кто слонялся на крыльце, успел скрыться. Ника тщетно пыталась высмотреть хотя бы его силуэт.
– Он уже ушел, – заметил служащий, – вы ведь смотрите, кто это к вам в кабинку долбился? Я его спугнул.
– Вы его видели? – Вероника повесила влажное полотенце на шею "хомутиком" и поудобнее переложила в пакете умывальные принадлежности.
– Видел. На редкость неприятный тип, уж извините, такое хамло, – поморщился служащий.
Ника сразу подумала о скандальном толстяке. К нему это слово подходило идеально.
– Полдня, как приехал, и уже со всеми тут переругался, – вздохнул служащий, – есть же такие люди…
"Понятно: видимо, этот засранец решил таким образом отомстить мне за то, что Вейдер его слегка искупал. С Женей сцепливаться не рискнул, один раз уже от него схлопотал, так решил напугать меня, делал вид, что собирается вломиться в мою душевую! – Ника бодро шла к палаткам. – И зачем только приехал?.. Видно же, что скалы и озеро ему по барабану. Поругаться, что ли, на приволье? Мияко говорит, что у него на лице написаны преступления и жертвы… Я, конечно, наукой нинсо не владею, но и без нее вижу: этот тип – тот еще душнила. И надо же было ему оказаться моим соседом! Весь отпуск отравит!"
Навстречу ей шли чем-то возмущенные тетушки-подруги, тоже в халатах, с пакетами и полотенцами.
– Такой хам, такой хам, – негодовала на ходу одна, – я давно таких не встречала! Чего, говорит, бабка, приперлась… Ладно, время позднее, люди некоторые спят уже, а то я бы ему ответила, показала бы "бабку"! Каков поганец!
– Нарывается на скандал, – ответила вторая, – язык чешется с кем-то перегавкаться. С таким только схлестнешься, и как в помойке искупаешься. Его тут давеча парень один шуганул, так он и ищет, на ком отыграться. Наплюй на него, Любаня, мы отдыхать приехали, вот и будем отдыхать, а он пусть хоть изведется весь.
– Да такой сосед весь отдых испортит.
– Ничего, его тут никто долго терпеть не будет, пару раз отпор получит, научится язык придерживать. Все они такие смелые, пока окорот не получат!
"Понятно, наш словоохотливый сосед никак не успокоится. Видимо, сигнал пропал или собеседники уже спать легли, не с кем поалёкать, так он и развлекается с соседями. То под дверью душа шляется, то с этими женщинами поругался. Но подруга Любани права: никто не будет терпеть его выходки, пару раз поучат этого душнилу, сразу угомонится. Или свалит с острова!"
Палаточный городок затихал. Ника постояла немного у своей палатки, глядя на озеро. В июле ночи были очень светлыми, и на горизонте алела заря. Небо приобрело приятный земляничный оттенок, не яркий, как в Петербурге, а нежный, акварельный. Озеро затихло и блестело, как зеркало.
Вероника осмотрелась. В палатке Вейдера еще горел свет и голубел экран ноутбука. Мияко уже погасила фонарь и закрыла оконную шторку. Парень, искавший маршрут до Вонгозера, еще сидел у палатки и, шлепая себя по рукам и щекам, спасаясь от комаров, барабанил пальцами по экрану планшета. Вернулись и тут же закрылись в своей палатке Любаня с подругой, охая и изрекая какие-то банальности вроде "усталые, но довольные мы вернулись домой", и здесь даже этот навязший в зубах речевой оборот не вызывал раздражения.
Ника прошла в свою палатку и плотно застегнула полог от комаров и ночной прохлады. Можно было, конечно, включить на ночь портативный фумигатор, но Орлова слышала, что на всю ночь в спальне его лучше не оставлять работающим.
Застегнув и окно, Вероника улеглась в постель и открыла книгу. Но уже на второй странице зевнула раз, другой. Строчки поплыли и стали путаться. Минут через пять Ника отложила книгу и погасила фонарь. Долгая дорога, полный впечатлений день и свежий озерный воздух подействовали, как лучшее снотворное.
Кто-то прошел по площадке среди палаток, послонялся туда-сюда. Обошел, шумно сопя, вокруг палатки Мияко; звучно откашлялся под окном у Вероники… Но усталая Орлова этого не услышала – ее уже сморил крепкий сон.
Мияко тоже не шелохнулась и продолжала дышать ровно, как крепко спящий человек, но рука уже нащупала под матрасом фукибари, трубочку, стреляющую шипами. В зависимости от ситуации их смазывают ядом, снотворным или жидкой вирусной культурой… Сейчас на шипах было снотворное. Она была готова отразить любое нападение. Захоти неизвестный прорваться в палатку или подкараулить девушку на выходе, его ждал бы очень неприятный сюрприз. Забавно, конечно, ночью в походе попугать соседок, но лучше так не шутить с синоби – юмор могут неправильно понять.
Мияко обратилась в слух, отслеживая каждое движение снаружи. Глядя на нее, никто бы не поверил, что эта спящая в расслабленной позе девушка готова молниеносно отреагировать на любое изменение ситуации.
Человек шумно высморкался возле большой палатки двух пожилых путешественниц, и удалился за валуны, на большую площадку в центре палаточного лагеря. Прожужжала "молния" палатки.
"Просто придурок, которому нравится по ночам пугать женщин, – подумала итиноку, – и я даже догадалась, кто это. Он так отдувался и переваливался на ходу, что сам себя выдал… Среди наших соседей больше нет никого с таким перевесом!"
Убедившись, что все звуки затихли, Мияко перевернулась на другой бок.
"Тихий шаг в ночи,
У окна движение -
Глупая шутка
Или предвестник беды
Тревожит меня?"
Сложив это танка, она прикрыла глаза и через минуту уже по-настоящему крепко заснула.
*
Дождь забарабанил по крыше и скатам палатки около двух часов ночи. Проснувшись, Вероника порадовалась тому, что ее палатка хорошо защищена от проникновение внутрь влаги. В такой никакой дождь тебе не страшен. Раньше было хуже – палатки мгновенно отсыревали, несмотря на все попытки защититься, и поход превращался в испытание. Наброшенный сверху полиэтилен сползал; задирался на ветру и не спасал от сырости. Разве что на голову не капало… Самодельная изоляция снизу тоже не гарантировала полной защиты. Спать приходилось одетыми, в обуви, завернувшись во все, что брали с собой, и все равно под утро зубы отбивали барабанную дробь в выстуженной сырой палатке. Нередко поход заканчивался раньше намеченного срока из-за простуды. А сейчас она лежит в тепле в легкой летней пижаме и слышит только расслабляющий шелест дождя. Ни сырости, ни холода. Да, если бы такие палатки были, когда мои родители в молодости проводили отпуск в Хибинах, может, сейчас у мамы так не ныли бы перед каждым дождем спина и колени!"
Кто-то шумно протопал мимо к озеру. Ника выглянула из-под полога и увидела в сероватом дождливом сумраке силуэт в плаще и шлеме и улыбнулась. Женя решил не упускать дождевой пейзаж и решил запилить видео в непогоду.
Ника закрыла полог и снова легла.
Через полчаса, когда она уже совсем засыпала, ее снова побеспокоили – чья-то возня, шушуканье, взвизг "молнии" на чьем-то пологе. Как будто те самые голоса, которые она слышала днем в заброшенном доме.
Вейдер выбрал лучший вид на озеро с дождевой тучей, спустившейся почти до самой поверхности воды, установил штатив, прикрыл телефон специальным зонтиком и начал эфир. Несмотря на ночное время, в онлайне оказалось несколько подписчиков, и первые лайки посыпались уже через минуту лайва. Да, вид был удачный – на фоне потемневшего неба и свинцово-серого озера.
За валунами кто-то вылез из палатки. В ночной тишине, сопровождаемой лишь тихим шелестом дождя, отчетливо прозвучало нецензурное ругательство.
– Какая еще Лизка Кокина, – человек снова выматерился, – совсем уже (ругательство), уроды! Я вас всех тут… – очередной матерный глагол.
Вейдер узнал голос толстяка. "И отчего это он так раздухарился среди ночи? Орет на весь лагерь…"
– Нормально, в окна х… всякую бросают, – продолжал негодовать толстяк, – узнаю, кто, – он продолжал щедро сдабривать свою речь крепкими выражениями, – на рожу эту писульку налеплю!
"А, ему в палатку бросили записку, от которой он и завелся! Да, не лучший поступок, хулиганство, конечно, неприятно, когда тебе ночью что-то в окно бросают. Но это не повод такую истерику закатывать!"
Комок бумаги перелетел через валуны, прямо под ноги блогеру. Снова ругательство с обещанием "порвать за такие приколы". Закрылся полог палатки.
Малышев поднял и разгладил листок и в тусклом сероватом сумраке различил две строчки, написанные крупным почерком, явно намеренно измененном: "Не забывай о Лизе Кокиной из Тихвина. Шила в мешке не утаишь!".
"Кокина из Тихвина, – Евгений нахмурился под шлемом Дарта Вейдера. – Надо утром показать Орловой, тут явно какая-то тайна, как раз по ее части. И самому погуглить. Почему он так распсиховался из-за этой записки? Как будто она его напугала…"
Вейдер недаром был одним из самых успешных и популярных блогеров страны. Он легко мог пожертвовать сном, отдыхом и комфортом ради интересной темы, проявлял здоровое любопытство и на публичных акциях не подхлестывал участников, сидя в сторонке, а шел впереди и вдохновлял их своим примером.
Вот и сейчас, вернувшись в палатку с запиской, подброшенной толстяку и встревожившей его, Женя тут же сбросил латы Лорда Ситхов, достал планшет и открыл поисковик.
"Лиза Кокина, Тихвин", – набрал он.
Совпадений вышло много. Вейдер тут же отмел вылезшие вперед рекламные ссылки салона свадебных платьев Ангелины Кокиной и детского аниматора Елизаветы Кориной и углубился в изучение информационных ссылок.
В основном это были статьи о ДТП в районе Введенского женского монастыря в Тихвине. Машина с петербургскими номерами не пропустила на светофоре "скорую помощь", торопящуюся под сиреной в больницу. Мощный внедорожник врезался в желтую спецмашину, опрокинул ее, вильнул и умчался с места происшествия. Водитель и медсестра получили тяжелые травмы и были госпитализированы. Врач, фельдшер и пациентка погибли на месте от травм, несовместимых с жизнью. Материалы изобиловали леденящими кровь снимками груды смятого металла, в которую превратилась "скорая", и суетящихся вокруг сотрудников МЧС, пытающихся извлечь оттуда людей.
Елизавета Кокина, 20-летняя жительница Тихвина, студентка института экономики и права, за год до трагедии вышла замуж и на свой страх и риск решила родить ребенка, несмотря на тревожные прогнозы врачей. Бедняжка с детства страдала диабетом, и ей рекомендовали повременить с рождением ребенка.
Осложнения возникли на восьмом месяце. Кокину увезла "скорая помощь" из магазина, где она выбирала коляску. Но до больницы юную женщину не довезли.
Елизавета и ее нерожденный младенец погибли. Эта трагедия, случившаяся летом, ровно четыре года назад, потрясла весь Тихвин…
*
Нашлись свидетели, которые запомнили внешний вид и номер внедорожника, и через несколько часов водитель "лексуса" был задержан. Тридцатипятилетний Егор Болдырев, сотрудник агрохолдинга "Эко-Вкусно" (название предприятия придумано автором, любые совпадения с реальностью случайны – /прим. автора/), заявил, что момента аварии не помнит так как на несколько мгновений потерял сознание за рулем. В его медицинской карте нашлось упоминание о юношеской черепно-мозговой травме, которую Егор получил, играя в футбол в университетской сборной. Травмы такого рода часто напоминают о себе даже спустя много лет – мигрени, головокружения, обмороки. Болдырев получил три года условно.
"Мало дали!", "Три года условки за трех погибших???", "Четырех, вы забыли ребенка!", "А шофер и медсестра? Они чудом выжили, их в больнице с того света вытащили", "У мужика теперь инвалидность, первая группа, а у него трое детей!", "У девушки лицо стеклом порезало, на всю жизнь шрамы останутся!", "Ну, ясно, дядю Васю-слесаря за такое посадили бы, а бизнюге условку дали!", "И куда так торопился, урод, что "скорую" не заметил?!!", "ЧМТ у него, ага!", "Мозгов у него точно не было, вы на фото посмотрите, ну и рожа!", "Совести точно нет!", "Бухой, небось, был, помните, Ефремов так же фургон службы доставки протаранил!", и так далее – такие комментарии посыпались на "дело Болдырева" в интернете. Но через несколько месяцев буря сошла на нет, шумиха стихла, и Вейдеру не удалось найти никакой информации о последующей судьбе виновника аварии.
Он открыл свадебное фото Елизаветы Кокиной. Тоненькая девушка с красивым, но болезненно бледным, каким-то прозрачным лицом и пышной русой косой, в закрытом венчальном платье. Они с мужем сфотографировались возле главного храма Тихвинского Успенского монастыря; муж держит юную супругу на руках. Такие счастливые, смотрят друг на друга любящими глазами и еще не знают, какое недолгое счастье им отмерено.
Евгений отложил планшет, вышел из палатки и закурил на валуне над водой. Чужое горе обожгло его, он подумал о своих родителях. Кирилл и Анна Малышевы поженились такими же юными и тоже думали, что у них еще вся жизнь впереди. И тоже не прожили в браке и года. Отца ждал расстрельный приговор за чужие преступления, а маму – соседская травля и спешный переезд-изгнание в Купчино. Виновники понесли за это наказание совсем недавно, с опозданием на четверть века. Но это не вернуло отца и не изгладило из маминой памяти те страшные месяцы и не помогло ему забыть о том, как долго он был изгоем, жил под фамилией отчима, чтобы клеймо "сына маньяка" не сломало его жизнь, и дважды чуть не погиб в поисках истины – один раз – от рук шантажиста на зимней улице, и в Ахтиарске, когда его настиг наемный убийца…
"Жаль, я ему сильнее не вломил, – подумал Евгений, – если этот жирдяй и есть Болдырев! Утром расскажу Орловой. Эта история – как раз по ее части!"
Легкая рука легла ему на плечо, и Женя чуть не свалился в оду от неожиданности.
– Не надо, Дзеня, – тихо сказала Мияко, – у тебя такое рицо, как будзто ты кого-то хотесь убичь.
– Ну, ты даешь, – Вейдер перевел дыхание. Подпрыгнул он на месте неслабо. – Как из воздуха возникла. Я чуть сигарету не проглотил.
– Ты был так охватсен гневом, что не срысар, как я прибризирась, – пояснила девушка. – Идзвини. Не надо портичь карму из-за грядзных рюдей.
– Можно подумать, Мия, что ты уже все прощелкала.
– Вкурира, – щегольнула знанием русского сленга Мияко, – оставь. У кадздого своя карма, и распрата за зро никого не минуеч.
Вейдер положил ей руку на плечи, придвинулся к девушке.
– Ладно, – сказал он. – Ты права… Вроде я всякое повидал за то время, пока занимаюсь блогом, а никак не привыкну к человеческой мерзости. Каждый раз хочется порвать урода на тряпки…
– Их сама дзизнь порувет, – а про себя Мияко подумала: она повидала мерзостей намного больше. И тоже не научилась воспринимать их как данность. Обучение в селении Акайо-дзенина выработало в ней железное самообладание. Гнев, ненависть, омерзение никогда не прорывались наружу, но это не значит, что их теперь не было.
Они сидели на валуне у озера, и от камня к горизонту протянулась лунная дорожка, а небо уже светлело. Не прошло и получаса, как луна совсем побледнела на небе. Короткая летняя ночь закончилась. "Просто сидим и смотрим на озеро, и ничего больше… А я уже и от этого счастлив. Впервые встречаю девушку, с которой можно просто сидеть рядом и молчать, забыв о том, что только что рвал и метал и чуть не ринулся вышибать мозги из этого жирного подонка…"
А Мияко слагала хокку:
"Как она мала
Но как много вмещает,
Летняя белая ночь!"
"Опять в третьей строке шесть слогов вместо пяти, – девушка первой соскочила с камня, – размер у меня частенько хромает… У Харуки-сэнсэя хокку получаются лучше…"
– Пойдем в паратки, Дзеня, – сказала она, – перед рассуветом старо хородно. После додзьдя ноть прохрадная.
– Да, всегда так…
*
Дождь несколько раз за ночь прекращался, а потом снова начинал дробно выстукивать по туго натянутому полотнищу палатки. Ника, убаюканная этой мелодией, мирно проспала до девяти часов утра.
Проснулась она, когда солнце, разогнав остатки туч, зашарило лучиками по окнам в поисках лазейки, и самый проворный лучик скользнул по лицу Орловой. Молодая женщина потянулась, открыла глаза. "Вот и вся непогода… Теперь, если верить метеорологам, в ближайшие две недели осадков не будет! Безоблачное небо и плюс двадцать три градуса – что может быть лучше?"
Она быстро убрала постель, оделась, сунула ноги в кроссовки и выглянула из палатки.
Солнце стремительно подсушивало и согревало берег и деревья. Еще кое-где блестели лужи, в воздухе еще держалась дождевая прохлада, но видно было, что это ненадолго и день будет погожим и теплым.
У своей палатки снова сидел с планшетом Вадим. Он улыбнулся и кивнул Веронике. Мимо лагеря пробежали трусцой Ира и Миша. Весело гомонили у костра Лена, Катя, Ваня и Сережа. Протрусили в сторону санудобств Любаня с подругой, живо обсуждая, с чем лучше печь шарлотку – с корицей или ванилью.
Ника осмотрелась в поисках Мияко, и едва различила черноволосую голову метрах в ста от берега. Девушка плавала, ритмично загребая руками, без единого всплеска.
А у кострища, общего для трех палаток, курил Женя, и по его лицу Ника поняла, что блогер хочет о чем-то с ней поговорить.
– Что – опять наш сосед дает гастроли? – спросила она. В кострище уже были аккуратно сложены подготовленные для растопки дрова. Ника сунула под поленья таблетку для разжигания костров, щелкнула зажигалкой.
– Опять он, – ответил Вейдер. – Я выходил ночью, чтобы запилить видосик под дождем…
Вейдер поведал, как толстяку бросили в окошко палатки записку, какова была реакция соседа, и показал скомканный и разглаженный листок, убранный в прозрачный файл.
– Естественно, я решил узнать, кто такая Лиза Кокина из Тихвина, – заключил Женя, – так вот, похоже, что этот душнила – Егор Болдырев, который четыре года назад протаранил "скорую" в Тихвине и откосил от уголовного дела.
"Мияко оказалась права. Она говорила, что у этого типа на совести преступление и жертвы, это она прочитала на его лице", – Ника поставила на огонь котелок с водой, бросила туда сосиски, приготовила стаканчик с "быстрой" лапшой и походную кружку с кофе.
– Болдырев из "Эко-Вкусно"? – уточнила она. – Да, я слышала об этой истории и даже хотела просить у редактора командировку в Тихвин, но тут Наум высвистал меня в Выборг… Это когда погибла беременная женщина?
– И врач с фельдшером, – Женя нанизал на шампур пару сарделек и три куска серого карельского хлеба и осторожно поворачивал их над огнем. – И судя по тому, как он распсиховался ночью, напоминание пришлось не в бровь, а в глаз.
– И не первое напоминание, – Ника рассказала Вейдеру о том, как накануне днем услышала, как Болдырев выспрашивал у кого-то по телефону, кто мог проговориться "про это дело". – Звонил двоим: как я поняла, своему приятелю, с которым разговаривал весьма неформально, и какому-то официальному лицу…
– И Мияко говорила, что у него на совести преступление, – добавила она, закончив рассказ.
– Нинсо никогда не ошибается, – Малышев переложил сардельки и хлеб на походную тарелку.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71524417?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Анастасия Александровна Калько
Решая, где ей лучше провести долгожданный отпуск, журналистка Вероника Орлова выбрала Койонсаари. Это завораживающе прекрасный остров в Ладожском озере в Карелии. Но не успела она приехать, как на турбазе произошло жестокое преступление! Погиб сосед Вероники, бизнесмен агрохолдинга из Петербурга, несколько лет назад обвиняемый в нарушении ПДД, повлекших за собой аварию с жертвами, но почему-то практически не понесший наказания. Подозрения падают на друзей Вероники, отдыхающих вместе с ней, блогера Вейдера и загадочную девушку Мияко. И спецкор Орлова просто не может остаться в стороне. Она просто обязана узнать истину – какой бы та ни была! Загадочным образом преступление на Койонсаари оказывается связанным с тем давним делом о ДТП в Тихвине. Но как найти связующую нить, когда она так эфемерна и неразличима в карельском тумане? Как нащупать и удержать ее, не дав оборваться? Удастся ли это Веронике?
Анастасия Калько
Койонсаари
Долго будет Карелия сниться,
Будут сниться с этих пор
Остроконечных елей ресницы
Над голубыми глазами озер.
/К. Рыжов. Из песни "Карелия"/
Все персонажи и события романа являются вымышленными. Любое сходство с реальностью случайно.
*
Правило трех неприятностей. Если с тобой случилась какая-то неприятная неожиданность, жди в течение дня еще двух.
Но это правило далеко не всегда срабатывало. Бывают дни, когда неприятности сыплются, как фасоль из прорванного пакета. В этом Вероника Орлова убеждалась не раз.
Ее школьная подруга Тася любила шутить: "Жизнь, как зебра: черное-белое, черное-белое, черное-белое, задница!".
А иногда бывают дни, похожие на новое асфальтовое покрытие, на которое еще не успели нанести дорожную разметку.
Сегодняшний день именно так и начался.
Проснувшись по будильнику, Вероника поспешила на кухню, чтобы разогреть в микроволновой печи пиццу и приготовить кофе. Но кофеварка и печка не реагировали на нажатия кнопок. Выключатель тоже защелкал вхолостую. "Блин… Опять я забыла посмотреть домовой чат – наверное, опять какие-то ремонтные работы на энергосети, на прошлой неделе уже было отключение. А объявление на парадной могли вывесить как в прошлый раз – через пять минут после того, как щелкнули рубильником!"
Позавтракав бутербродами и заварив кофе в джезве на плите, Ника стала собираться на работу. Из-за отключения электричества в ванной было темно, и подкрашиваться пришлось с карманным зеркальцем в руке у окна. Небо за окном было затянуто ровной серой тучей, готовой в любую минуту пролиться дождем. Градусник показывал всего плюс двенадцать, и вместо приготовленной с вечера рубашки "поло" пришлось доставать из шкафа блузку с длинными рукавами.
Когда Ника уже выходила со двора, ей на голову шлепнулась большая холодная капля. Вторая, третья… "Эх, не успела добежать до метро!"
Старый добрый зонтик, доставшийся Нике еще от дедушки, вчера пришлось сдать в ремонт – его кнопка не реагировала на нажатие, зато срабатывала сама собой в неподходящие моменты. Так, позавчера огромный тугой зонт с гулким хлопком открылся в вагоне метро, разорвав в клочья пакет, в котором лежал…
Пока Ника разыскивала в сумке плащ-пончо, дождь набрал силу и основательно промочил ее одежду.
Чертыхнувшись, Ника побежала домой переодеваться. Ехать на работу в мокрой одежде – есть риск простудиться, а за неделю до отпуска не хотелось заболеть. У нее уже запланирована поездка в Карелию, о которой Вероника давно мечтала – в "стране тысячи озер" она не была уже лет пятнадцать вне работы.
Выйдя из парадной, Вероника увидела, что дождь уже прошел, а туча неспешно уползает в сторону Выборга. Но лучше бы она смотрела под ноги – тем более когда решила вместо тяжелых берцев обуть удобные стильные кроссовки! У поребрика собралась приличная лужа, почти не высыхающая во время затяжных или очень частых дождей. В обувь тут же налилась вода, и кроссовки противно захлюпали. "Да что за невезуха!"
Натолкав в кроссовки рекламных проспектов, которые она собирала специально для таких целей, Ника зашнуровала берцы и опрометью понеслась к метро. "У нас же сегодня планерка у главного!.."
У терминала оказалось, что на карточке закончились деньги. К кассам и автоматам самообслуживания тянулись очереди, и на эскалатор Вероника ступила только через двадцать минут. И тут же в сумке заорал телефон. Пока Ника пыталась его откопать, заливистая трель смолкла. Но стоило закрыть сумку, как она снова затряслась и затрезвонила… "Все сначала!"
– Женщина, вы сходите, или по кругу поедете? – сварливо заорала какая-то дородная седая дама, двинув Нику по ноге набитым пакетом из "Парнас-Сити". – Спит на ходу, прямо вообще…
– Выпейте глицин, БАБУШКА, – огрызнулась обозленная после утренних перипетий с дождем, мокрой обувью и отключением электричества Ника и поспешила на платформу.
Там толпилось невиданное множество людей. До Ники донеслись разговоры о том, что из-за какой-то поломки поезда нет уже двадцать минут.
Когда состав наконец-то подали на посадку, пассажиры устремились в раскрытые дверцы лавиной. Тут Нике повезло – ее не только внесло потоком в вагон, но и швырнуло прямо на сиденье.
Когда двери уже закрылись, радио в вагоне покашляло и объявило, что поезд проследует только до станции "Невский проспект". "А мне нужно на Техноложку…"
В редакцию измученная Ника влетела только в десять часов.
Когда она возилась с ключом от двери своего кабинета, в коридоре появились главный редактор и его новый заместитель, Алиса Голубева, которая работала в "Невском телескопе" полгода, но ее чаще всего звали только по фамилии.
– Вообще-то, Вероника Викторовна, рабочий день у нас начинается с девяти часов, – поджав губы, сказала Голубева.
Ника промолчала. Все перипетии сегодняшнего утра истощили ее запас терпения, и она боялась взорваться и нахамить.
Повесив плащ на вешалку и включив компьютер, Ника вышла в коридор – к кофейному автомату. От Невского ей пришлось добираться до редакции пешком – наземный транспорт двигался в сплошном потоке гораздо медленнее – и после сутолоки подготовки к "Алым парусам" вымоталась настолько, что перед началом работы нуждалась в порции доппио. Или даже трипло.
– Правильно, – тут же возникла рядом Голубева, – кофейку попейте, покурить сходите, лясы поточить – а там, глядишь, и рабочий день пройдет.
Заместительница редактора явно пыталась вызвать Веронику на скандал. Это она любила. Усмотрев малейшую оплошность намеченного объекта, Алиса обрушивала на него водопад своего праведного гнева, не стесняясь повышать голос и не особо выбирая выражения. При этом она считала, что формально права – "а что же мне, молчать, когда он (она)…". И если человек в ответ терялся, обижался, расстраивался, плакал или пил сердечные капли, то Голубева выглядела посвежевшей и пребывала в прекрасном настроении. До сих пор она, впрочем, не трогала начальницу отдела журналистских расследований. Но теперь явно решила проверить на прочность и ее тоже.
– Вероника, – вышел в кабинет редактор, – когда закончишь свои дела, зайди ко мне. Это по поводу твоей пятничной статьи…
– Да, Игорь Вадимович, – Ника забрала стаканчик и направилась в курилку.
Вслед ей донеслось ядовитое голубевское:
– Ну, конечно! Для всех людей распорядок рабочего дня писан, но Орлова – на особом положении. Как же: "Кто у нас муж?"…
Ника еле удержалась от желания выплеснуть тройной эспрессо на белый жакет "замши". До сих пор никто в редакции не позволял себе гадких намеков на брак спецкора Орловой с крупным бизнесменом и политиком Виктором Морским. Все, кто знал Нику и Морского и историю их отношений, понимали, что меньше всего у Ники было расчета, когда она приняла брачное предложение олигарха.
– Алиса Ярославовна, давайте не обсуждать на работе личную жизнь, – обернулась она. – Тем более – чужую.
Голубева еще что-то вещала ей в спину, но Вероника уже отключила слух, чтобы не сорваться с катушек окончательно.
– Что, Голубка снова курлычет? – сочувственно посмотрел на нее в курилке Саня из ее отдела.
– А что ей еще делать?.. Что там главный хотел со мной обсудить, не знаешь?
– Да что-то насчет твоего материала про самокаты. Его до сих пор не поставили в номер…
Ника нахмурилась. Статью о засилье средств индивидуальной мобильности в Петербурге она написала при помощи своего давнего знакомого, блогера Дарта Вейдера, в миру – Евгения Малышева. Успешный блогер с миллионной аудиторией, Вейдер в своем блоге боролся за порядок и справедливость, уважение к культуре, этике и друг к другу. С гонками моторных самокатов по тротуарам Петербурга Евгений сражался уже давно. Он видел, как все больше наглеют и распоясываются из-за отсутствия ограничений и запретов любители самокатов, как они заполонили уже буквально все – тротуары, парки, пляжи, и даже в коридорах торгово-досугового комплекса можно увидеть лихого гонщика, и туда, где установлен знак, запрещающий проезд на самокатах, они заезжают. Росла статистика травматизма по вине самокатчиков, нарастало народное недовольство. И Вейдер проводил акции и стримы, пытаясь донести до прессы и властей следующее: приравнять пользователя моторного самоката к обычному пешеходу было ошибочно (при столкновении пешеход оказывался сбитым с ног и нередко уезжал в больницу на машине "скорой помощи", а самокатчик, нахально гогоча, уносился прочь), и люди не будут терпеть до бесконечности.
Последней каплей стали рассуждения самокатчиков в интернете: "Мы никуда не денемся, придется вам с этим смириться, прогресс не остановишь, вы же можете ходить по правой стороне тротуара, крепко держа при себе детей, чтобы они не скакали по всему тротуару, как обезьяны"…
"Люди должны по тротуару строем ходить, к стене прижавшись потому, что они, видите ли, со своих таратаек слезать не желают? – возмутился Женя, показывая Веронике один из подобных текстов. – Они пешеходам, так и быть, великодушно правую сторону тротуара подарят? Ну нет, это мы еще посмотрим, кому придется потесниться!". Он запланировал серию акций, требуя устройства выделенных линий для самокатов, велосипедов, сегвеев и моноколес, контроля за соблюдением правил движения и наказаний для нарушителей. Ника взялась поддержать его в прессе. Она побывала в нескольких больницах, пообщалась с врачами-травматологами и людьми, пострадавшими от наездов самокатчиков и даже вышла на законспирированную организацию последователей Вейдера – людей, которые выводили из строя самокаты. Они не горели желанием общаться с работником прессы, не желая огласки, но Ника смогла их уговорить. Однажды в Ялте ей даже удалось взять интервью у японской синоби, выполняющей на ЮБК задание… Пообещав сохранить инкогнито своих собеседников, Вероника записала беседу с ними и добавила к статье.
*
Главный редактор избегал смотреть Нике в глаза, раздражающе долго барабанил пальцами по столу и дудел губами в такт что-то вроде "по-по-по-по-по-по-по".
"И долго мне этот сольник слушать?" – подумала Ника через пять минут.
Наконец редактор шумно вздохнул, достал из стопки бумаг ее статью и перебросил через стол:
– На. Держи. Не пойдет. Ну в который раз ты уже на эту тему пишешь? Не надоело? Нас могут счесть мракобесами, врагами прогресса и старперами, которые только и могут, что шаркать неспешно и на всех ворчать…
– Это не прогресс – носиться, калеча людей, – возразила Ника, – я привела реальные цифры статистики происшествий на тротуарах по вине самокатчиков, была в больницах, видела пострадавших…
– И кикшеринговые фирмы могут на нас "телегу" накатать, иск выставить за наезды… У тебя есть лишние пара миллионов, чтобы им по суду уплатить? Ну, для тебя ведь это не проблема, если что, у мужа попросишь, а вот рейтинг "Телескопу" снижать не боишься?
– Иск за что? По какой статье? Я их не оскорбляла, информацию выдала проверенную, каждую цифру могу подтвердить, и…
– Орлова, – покачал головой редактор, – время сейчас такое, все друг на друга "телеги" пишут, и власти их внимательно читают, чтобы что-то важное не прошляпить. Тем более к иску от кикшеринговой компании прислушаются – они знаешь, какие доходы дают? А ты со своим "лордом Ситхов" заладила: убрать-запретить-прогнать!
– Пусть бы они лучше со своих доходов построили выделенные полосы для СИМ, – возмутилась Ника. – До каких пор самокаты будут людей сшибать на тротуаре?
– Орлова, ты в курсе, что плетью обуха не перешибешь? Народная мудрость! Все, статья твоя не пойдет, тема закрыта!
– Видно, вас пока жареный петух не клевал, – резко сказала Ника, – и на чужую беду вам наплевать, лишь бы рейтинг не уронить.
– Ой! Принцессу обидели! – мило прочирикала, вплывая в кабинет, Голубева. – Игорь Вадимович, вот моя статья с вашими поправками, можно ставить. Название – "Наперегонки с ветром".
– У Довлатова заголовок одолжили, Алиса Ярославовна? – так же ослепительно улыбнулась ей Вероника.
– Да, неприятно, когда корона с головы падает, – съязвила Алиса. – Игорь Вадимович, я тут исправила "вместо сорока минут добираюсь до метро за пятнадцать минут", а не за десять, как написала вначале…
– Да, удобно, – заметила Ника с порога, – только не забудьте добавить, что у многих заядлых самокатчиков появляются лишний вес, гиподинамия и одышка, и те, кто злоупотребляет СИМ, могут вообще разучиться ходить… Насчет сигарет и алкоголя делают предупреждения, надо и самокатчиков предостерегать, рассказывать, какова будет цена их увлечения.
В своем кабинете она крепко выругалась, хлопнула дверью и позвонила Малышеву.
– Вейдер слушает, – басовито прогудело в трубке.
– Нас прокатили, Женя, – сказала Ника. – Вместо нашего материала на разворот в завтрашний номер пустили панегирик самокатам от нашей "замши".
– Ясно, – казалось, блогер особо не огорчен и не удивлен, – чего-то подобного я ждал… Кикшеринговые компании и продавцы частных самокатов спохватились, что их бизнес вызывает все больше недовольства в обществе, и решили поправить дело при помощи серии публикаций о том, какое это классное, экологичное, гигиеничное и экономящее время изобретение, а все нападки на него – суть от лукавого, и вообще "ряально классно промчаться с ветерком, отключив мозг, а пехи пусть к стенам прижмутся, и ваще, по ходу, они нам ряально завидуют"…
– Вы что, читали статью Голубевой, Женя? – улыбнулась Вероника.
– Нет. Читал другие схожие тексты. Все они написаны в едином стиле, и думаю, ваша сотрудница ничего нового не сказала…
*
Поговорив с Вейдером, Ника ощутила, как напряжение и гнев ослабевают. Женя умел несколькими словами разрядить обстановку. Удивительное качество при том, что Малышева жизнь никогда не баловала и нанесла ему удар еще до рождения. Отец Евгения был арестован, как серийный убийца девушек в окрестностях Петербурга в середине 90-х годов, так и не сумев доказать, что на него свалили чужую вину. Слишком высокое положение занимали родители настоящего душегуба; скромному работнику общепита не по силам было с ними тягаться. Малышев-старший был приговорен к высшей мере наказания и казнен за считанные дни до вступления в силу моратория на смертную казнь. А его юную вдову, едва успевшую к этому времени родить, затравили соседи. Женщине пришлось перебраться с ребенком на другой конец города. Там она вышла замуж за машиниста метро, стала работать там же, на кассе, ее второй муж усыновил Женю, и жизнь Анны и Евгения наладилась. Женя с отличием закончил Университет профсоюзов Александра Запесоцкого и стал хорошо зарабатывать в блоге. Но клеймо на имени отца не давало молодому человеку покоя. Пару лет назад, при помощи Вероники, Виктора Морского и адвоката Наума Гершвина, Женя-Вейдер смог снять ложное обвинение. Настоящий маньяк с опозданием на четверть века был изобличен и, так как подобные преступления не имеют срока давности, предстал перед судом вместе с родителями, которые, спасая сына, подставили под расстрел ни в чем не повинного Кирилла Малышева. После этого Женя-Вейдер был очень благодарен Нике, Виктору и Науму… Тем более что Морской в ходе расследования спас ему жизнь в Ахтиарске, остановив занесенный нож наемного убийцы…
"Ну что же, пускай пишет слащавые тексты, восхваляя кикшеринг, – подумала Ника, приготовив себе кофе, – люди не слепые и не глупые и сами видят подлинную картину: пострадавшие пешеходы, стихийные парковки у метро, остановок и магазинов, самокатчики с ожирением и гиподинамией… И от хвалебных статеек их отношение ко всему этому не изменится. Реклама вообще уже всем надоела, слишком ее много, – она вспомнила кипу вынутых из своего почтового ящика разноцветных листков, которые натолкала в мокрые кроссовки. – И статья Голубевой может тоже пойти на просушку чьей-то обуви… Больше ни на что она не сгодится!"
Ника села за стол и просмотрела список дел на последнюю неделю перед отпуском. Да, придется поднапрячься, чтобы ехать на отдых с чистой совестью, и ничего над душой висеть не будет.
Работа увлекла Веронику, и она даже забыла об утренних неприятностях. В буфет за обедом Орлова входила бодрой походкой.
С порога она услышала язвительный голос замредактора:
– Мы сейчас не об Антоновой говорим, а о тебе, и не надо стрелки переводить. Тебе уже было не раз говорено о духах из бабкиного сундука…
– Придешь к человеку брать интервью, – подхватила Карина из отдела "Блиц-новости", – у него от твоих духов отек Квинке начнется, ты ему лечение оплатишь? Он ведь может и жалобу на тебя подать и по суду затребовать компенсацию…
Карина была одной из немногих чирлидерз Голубевой. По вопросам всевозможных штрафов и компенсаций ей не было равных в редакции. Кара наизусть знала все статьи кодексов, по которым с человека можно было взыскать энную сумму, и охотно их цитировала по каждому поводу. "Ей бы в рубрике "Советы юриста" народ консультировать, – шутил Наум Гершвин, которому Ника рассказывала о коллегах, – отвечать на вопросы, сколько можно слупить с соседа за неправильную парковку машины, или за то, что на пять минут позже регламента музыку приглушил!". "По-моему, Карине доставляет удовольствие мечтать о том, как кого-нибудь по одной из статей растрясут на кругленькую сумму, – пожала плечами Ника, – ладно, пусть грезит дальше, лишь бы блицы свои в срок сдавала!".
Сейчас Голубева и Карина напали на тихую тридцатилетнюю Клару из отдела литературных рецензий, вытеснив ее из очереди, нависнув, как два грозных танка и тараторя на два голоса так, что Кларе не удавалось вставить ни слова. Да она и не смогла бы перекричать двух искушенных в корпоративных битвах агрессорш…
– Алиса Ярославовна, мне, как председателю профкома, не хотелось бы поднимать вопрос о буллинге на рабочем месте, – негромко сказала Ника, подходя к месту битвы, и пугливо примолкшие при виде грозной "замши" сотрудники расступились, пропуская Орлову. Кто-то шепнул за спиной: "Вау, битва титанов начинается!". – Но я буду вынуждена это сделать, если вы не прекратите эти нападки на сотрудников.
– О, адвокат пришел! – фыркнула Голубева. – А вас не волнует, что она буквально купается в своих дешевых духах, заставляя сотрудников своего отдела задыхаться на рабочем месте? Не волнует? Зато стоит мне кому-то сделать замечание, и вы тут как тут!
– Сотрудники литературного отдела жаловались на Клару ВАМ? – парировала Ника. – Сомневаюсь. А вот на вас у меня уже есть немало жалоб – вы грубо разговариваете с людьми, повышаете голос, переходите на личности, когда нужно всего лишь указать на недочеты в работе… И странно, что Игорь Вадимович как будто этого не замечает…
Сверкнув глазами, Алиса развернулась и отошла к стойке, протаранив небольшую группку зевак. Карина попыталась еще раз завести разговор о том, можно ли вообще пользоваться парфюмом на рабочем месте, но Вероника оборвала ее:
– Таких запретов не существует, и я бы попросила вас не придумывать и не насаждать их самовольно… Вы лучше вовремя предоставляйте материал для своей рубрики, и так, чтобы потом не приходилось его дорабатывать, переписывать или в последний момент искать замену! "Чем кумушек считать, трудиться, не лучше ль на себя, кума, оборотиться"!
– Работайте спокойно, – сказала она Кларе и повела носом. Да, конечно, парфюма многовато. Надо будет шепнуть об этом девушке с глазу на глаз в курилке; Ника, в отличие от Голубевой, не любила устраивать публичные аутодафе в стиле "я начальник, ты дурак". Но "дешевыми" или "бабкиными" их никак не назовешь. "Ого, "Органза", и, судя по всему, настоящие… Кларе такие не по карману; видимо, кто-то подарил! Да-а… Голубева прокололась, элитные духи обозвала устаревшей дешевкой! Сказать ей, сколько "Органза" стоит, пожалуй, у Голубки и аппетит пропадет!"…
Будучи женой Морского, Ника быстро научилась разбираться в марках престижной косметики, парфюмерии и одежды. И "фо па" "замши" от души ее позабавило.
Алиса и Карина мрачно поглядывали на нее из-за своего стола в отдалении, и Ника поняла, что они с нетерпением ждут ее отпуска, чтобы безо всяких "адвокатов" разобраться с неугодными. А Игорь Вадимович едва ли станет пресекать действия своей новой заместительницы. Еще и статью Никину завернул, поставив на ее место голубевский панегирик. "Не вхожу ли я в "список Голубевой на выбивание"? Если да, то сочувствую ей. Это тот самый случай, когда асфальтовый каток со всей дури налетает на булыгу… Об меня уже многие зубы обломали, еще до того, как я стала женой Морского. На Новоминских болотах было пострашнее, и в выборгском проулке около "железки" – тоже, но ничего, выбралась. Но вот как быть с людьми, которых она замучает за мой отпуск? Как защитить их? Я насчитала как минимум троих…"
Вариант "попросить помощи у мужа" Ника даже не рассматривала. Да, Виктор решил бы проблему за пару минут и один-два телефонных звонка. Но ей не хотелось приплетать мужа к своим рабочим проблемам, подтверждая ядовитые намеки Голубевой "принцесса гневается" и "а кто у нас муж".
Надеяться, что ситуация, пущенная на самотек, нормализуется сама собой, тоже не стоит. Алиса не сворачивает с намеченного пути, и отъезд Орловой, единственной, кто перед ней не тушуется, только воодушевит воинственную даму.
И что же делать? Впервые их слаженный и спаянный коллектив оказался под угрозой раскола и распада. А Нике этого не хотелось. Чтобы появлялись враждующие лагеря, любимчики и изгои… Это только мешает работе. И снижение рейтинга издания, которого так боится Игорь Вадимович, может гораздо скорее произойти в раздираемом распрями коллективе…
– Верони-иии-ика! – загорелый, улыбающийся Наум Гершвин вошел в ее кабинет, широко раскинув руки. – Хватай краба!
Один из самых успешных адвокатов Петербурга и Ленобласти, рослый осанистый брюнет со стильной проседью и холеными усиками, был давним другом Вероники. Началось их знакомство с бурной дискуссии в студии модного ток-шоу, куда они были приглашены, как почетные эксперты. Потом адвокат попытался приударить за острой на язык журналисткой. Потом их отношения перешли в дружеские. Наум не раз помогал Веронике в ее расследованиях. Не раз они вместе оказывались в опасности, из которой выручали друг друга в поисках истины и справедливости…
– Это ты в Воркуте так загорел? – изумилась Ника.
Наум проводил отпуск на севере Коми, где живет его университетский друг, бизнесмен Сергей Ошкоков. Сестра Сергея, Иовилла, популярный кинопродюсер, сейчас работает в Воркуте над фильмом. Иовилла решила, что фильм, действие которого происходит в Воркуте и поселках на Кольце, должен там же и сниматься, без всяких павильонов, декораций и цифровых технологий. Ио предпочитала "правдивые" фильмы. "Я не обманываю зрителя, – говорила она, – и зритель мне за это благодарен". И это правда. Фильмы Иовиллы, Инессы Шеллер, неизменно пользовались успехом и приносили немалые доходы и как минимум одну-две награды на кинофестивалях. В прошлом году Ника и Наум выручили Сергея, когда его бизнес оказался под ударом, и предприниматель не мог понять, что за таинственный недруг у него появился. Они спасли Сергея Трофимовича от разорения и обвинения в убийстве, и Ошкоков на прощание сказал Нике: "Я ваш должник. Мы, хасова ("тундровые люди" – пер. с ненецкого – прим. автора), поступки помним".
– Ты же знаешь, что и там бывает очень даже жарко, – жизнерадостно отозвался Наум, плюхаясь в гостевое кресло, – я приехал как раз когда стаивал последний снег, а солнце уже рассверкалось вовсю! Конечно, было прохладно, но… Ты посмотри! – он сдернул темные очки, и Ника прыснула от смеха:
– Ты похож на коалу, Наум!
– Без очков там никак. То ветер слезу вышибает, то солнце слепит так, что реально в крота превращаешься. А от очков вон какие отметины остались!.. Местные поведали мне историю о том, как одна женщина решила позагорать летом не то на берегу реки, не то около ущелья Сапсан, и дело закончилось солнечными ожогами и воспалением легких. Воркута – город молодой, даже, так сказать, юный, и, как всякая барышня-подросток, непредсказуема!
Вероника включила чайник, достала пачку кофе, вазочку с печеньем и конфетами и чашки. Наум довольно потер руки:
– О, это дельно! Я только что с поезда, прямо с вокзала к тебе закатился, справедливо полагая, что ты опять засидишься в редакции. После двух суток в купе слегка прибалдел. Кофе мне как раз необходим. В прошлый раз ездил в Воркуту на машине, но убедился, что на поезде все-таки гораздо лучше.
– А зачем ты гонял туда машину?
– Лавры Поехавшей из одноименного фильма покоя не давали… Громоздиться на велос, прихватив вместо собачки своего мэйна, я не рискнул. Ехал наперегонки с поездом. Так вот, поезд выиграл гонку! Так что в этот раз я доверился железной дороге.
– С котом ездил? – спросила Ника, хорошо зная крутой и капризный нрав домашнего любимца Наума, исполинского мэйн-куна Адальберта.
– Нет… Доверил его Тане. Она по старой дружбе никогда не отказывается помочь отцу своих детей…
С бывшей женой Татьяной Наум сохранил после развода дружеские отношения. И во время его поездок Таня никогда не отказывалась взять на передержку вальяжного красавца Адальберта.
– Он бы мне задал жару в дороге, – пояснил Наум. – А при Тане Берт выпендриваться стесняется… Ну, а ты как к отпуску готовишься? Уже на чемоданах?
– На чемоданах и на душе неспокойно, – Ника поставила на стол две дымящиеся чашки. – Тут такая ситуация… Ты вовремя пришел. Я как раз думала, с кем бы посоветоваться.
– Все ясно, – выслушав ее рассказ, сдвинул брови Наум. – Есть такая профессия – "чистильщики". Их нанимают на временную работу в организации, где назрела необходимость сокращения штатов… Ты говоришь, эту мадам Синичкину взяли на время декретного отпуска настоящей заместительницы редактора?..
– Голубеву, а не Синичкину… Да, верно.
– И она целенаправленно докапывается до отдельных людей?
– Она всех "строит", но Клару и еще двоих – особенно.
– Понял… Ко мне недавно обращались люди из другой организации – их тоже "забуллили" и подвели под заявление "по собственному" накануне сокращения. То есть, "чистильщик" выбирает, так сказать, "слабое звено", людей, без которых можно обойтись, или не имеющих "крыши", и планомерно выжимает их с работы. А потом и прикопаться не к чему: сами написали заявление…
Наум задумчиво побарабанил пальцами по столу.
– Клара и остальные двое – вовсе не "слабое звено", – возразила Ника, – они хорошие профессионалы и дело свое знают. Другое дело – что они не всегда могут за себя постоять перед вышестоящими, и поэтому их проще всего зашугать.
– Вот что, – решил Гершвин, – езжай в отпуск спокойно. А меня, кстати, твой главный как раз пригласил в качестве гуэст-эксперта в рубрику "Советы юриста", так что я в этот месяц часто буду здесь бывать. Присмотрюсь к вашей госпоже Щегловой… Скворцовой?
– ГОЛУБЕВОЙ.
– Ну, да, Голубевой… Может, это от нее пострадавшие ко мне в прошлый раз обращались. Тогда я сделать ничего не смог. А сейчас – посмотрим, кто кого! – воинственно сдвинул густые брови адвокат. – "Будет буря, мы поспорим и померяемся с ней", – тихонько пропел он.
*
Складывая дорожную сумку, Вероника напевала "Владивосток-2000". К вечеру пятницы настроение у нее улучшилось. Приближалась долгожданная поездка в Карелию, на остров, который в прошлом году понравился ей с первого взгляда. Вероника и Виктор побывали на Койонсаари в рамках экскурсии "Места силы Карелии", провели там несколько часов и были заворожены красотой скал, густых тонких елей и ладожской синевы.
Заметив на берегу пару палаточных городков, Ника решила, что неплохо было бы провести здесь отпуск – в тишине, на природе, и практически в уединении от внешнего мира. Остров соединялся с материком узкой полоской переправы; на нем далеко не всегда и везде был доступен сигнал связи. Но отдых там не был "диким", городки имели свою инфраструктуру, за безопасностью отдыхающих следили; имелись магазинчики и кафе, а при палатках были оборудованы все удобства и имелись медпункт, спасательная станция и прокат инвентаря и водного транспорта для прогулок по озеру.
В августе Вероника должна была вернуться – на свадьбу Лили, своей давней подруги. Лиля Дольская и популярный писатель-фантаст Аристарх Кораблев после более чем десяти лет знакомства в мае наконец-то подали заявление в загс, и недавно Вероника получила красиво оформленное приглашение на регистрацию брака – на Английской набережной.
Кораблев неоднократно приезжал в Мариенбург, снимая там дачу, проводил встречи с читателями в библиотеке, подписывал книги, но ни для кого не было секретом, что куда больше, чем тихая идиллическая красота дачного поселка и аплодисменты поклонников его манят в гатчинский пригород серые глаза библиотекаря Дольской.
Аристарх писал серию рассказов наподобие "Марсианских хроник" Рэя Брэдбери – только его герои осваивали Плутон, самую дальнюю планету Солнечной системы, с недавних пор вообще низведенную до ранга "карликовой". Приключения колонизаторов, прошедших курс генно-модификационных процедур для выживания в жестких условиях Плутона пользовались популярностью у любителей отечественной фантастики, имя Кораблева было на слуху. Новость о предстоящей свадьбе модного автора стала одной из самых обсуждаемых в светской хронике текущего лета. Аристарх на радостях решил устроить помпезное торжество – регистрация на Английской набережной, венчание в Казанском соборе, банкет в "Англетере" – Кораблев был приглашен в позапрошлом году на свадьбу Морского и Вероники и старался не отстать от олигарха. Коллеги-писатели заикнулись было, что куда свежее и креативнее было бы устроить бракосочетание в джинсах, но Кораблев презрительно освистал это: "Некоторые пишущие дамы сейчас вовсю пиарят такие свадьбы, прямо от умиления всхлипывают, описывая невест в джинсах, но я не баран, чтобы всему подчиняться! В стиле кэжуал пусть брачуется молодняк, который еще не заработал на свадебные наряды или просто любит ниспровергать устои потому, что ему нравится сам процесс тотального отрицания неважно чего, а я уже из детских штанишек вырос и хочу, чтобы моя свадьба была настоящей свадьбой, торжеством, а не регистрацией акта гражданского состояния! Наспех забежать в джинсах, черкнуть закорючку в амбарной книге и скушать по бургеру в "Кинге" – это как-то буднично, нет ощущения праздника, события. В джинсах можно и в ЖЭК перед работой забежать, расписаться за капремонт канализации… Нет, я за модой не гоняюсь. Тем более за такой!"
Ника уже выбирала костюм для Лилиной свадьбы и присматривала подарок для молодоженов.
Да, Лиля и Аристарх долго шли к этому решению – дольше, чем Вероника с Морским. И можно понять, почему Аристарх на радостях собирается закатить пышное торжество – он уже и не чаял, что когда-нибудь Лиля ответит на его предложение "да".
– Последняя из могикан отправляется в брачный полет, – шутила их подруга Тася, открывшая "свадебный сезон" несколько лет назад. Прожив более десяти лет в разводе, Таисия на отдыхе в Синеозерске познакомилась с обаятельным Дмитрием Яниным… Полтора года назад вышла замуж Ника. Теперь настал черед Лили.
"Куда вы все, туда и я, – шутила Дольская.
"Один я, как парус одинокий, пока держусь!" – зубоскалил Наум Гершвин. "Да ладно, – хлопнула его по плечу Тася, – вечно рядом с вами еще какой-нибудь парус маячит! Не успеем привыкнуть, как он уже меняется!" "Пользуюсь, так сказать, успехом у прекрасного пола", – гордился адвокат. "И очень активно пользуешься", – усмехнулась Ника. "Ходок еще тот", – припечатала прямолинейная в силу профессии Тася, надзирательница женского СИЗО. "Нет в тебе романтики, Таисия", – сокрушался Гершвин. "Уж извиняйте. Этого не держим, не завезли!"
*
Выехать предстояло ранним утром – автобус отправлялся в 07.00 с автовокзала в Мурино, и выйти из дома нужно было в половине шестого, чтобы не опоздать к посадке. Ехать предстояло несколько часов, а Веронике хотелось прибыть на остров хотя бы к обеду, чтобы уже в первый день насладиться красотами Карелии.
Будильник требовательным звоном ворвался в ее сон, где Ника снова бродила по осенней Ялте в поисках таинственной женщины-синоби. Во сне она как раз настигла незнакомку и коснулась рукой ее плеча, та начала оборачиваться… и тут зазвонил будильник.
"Ни разу не удалось досмотреть этот сон до конца, – отчаянно зевая, Ника засуетилась по квартире: привести себя в порядок, одеться, выпить кофе, кинуть на сковородку картофель-фри быстрого приготовления и нагетсы, заварить крепкий кофе… – Сколько раз он мне снился за эти месяцы, и всякий раз я просыпаюсь, коснувшись ее плеча!".
Утро было тихое и солнечное. На небе – ни облачка. Термометр за окном радовал взгляд цифрой "+ 21", и Ника убрала приготовленную с вечера ветровку в сумку. Наконец-то настоящее лето пришло в Петербург и вступило в свои права. И Гисметео обещал в ближайшие две недели в Карелии лишь один дождь, а остальные дни – "ясно, без осадков", со стабильными + 23, + 25 градусов. Идеальная погода для отдыха на природе.
Город еще спал, когда Ника вышла из парадной. Такая тишина в районе петербургских новостроек неподалеку от КАД была редким и необычным явлением. Когда Ника шла к метро, у нее появилась иллюзия полного одиночества во всем городе.
Метро только что открылось. "Первая пассажирка", – сказала кассирша напарнице, когда Ника прошла терминал и ступила на эскалатор.
В Мурино Вероника приехала за 15 минут до отправления автобуса и еще успела выкурить сигарету и выпить двойной эспрессо из автомата. Все кофейни были еще закрыты, а Ника еще в метро, несмотря на выпитый дома кофе, пару раз начинала клевать носом в вагоне. Подъем в четыре часа утра был непростым испытанием даже для привычной ко всему спецкора Орловой.
Потихоньку собирались пассажиры с ее автобуса, многие – с чемоданами, рюкзаками, дорожными сумками, сумками для палаток и походным снаряжением. Две хлопотливые дамы в слишком тесных бриджах и белых панамках деловито обсуждали количество "технических стоянок" и качество придорожных "удобств" в поездке. Ворковала молодая парочка. Пересчитывала багаж хлопотливая девица с зелено-фиолетовыми вихрами, пока ее спутники, два парня и девушка, беззаботно болтали и смеялись. Парень в круглых очках уткнулся в планшет, пытаясь выстроить маршрут от Петербурга до воспетого в одноименной антиутопии Вонгозера – оказывается, оно существовало в действительности, где-то далеко на севере Карелии.
Водитель автобуса открыл багажное отделение, и пассажиры засуетились, забрасывая свои вещи в гулкое пространство. Среди пассажиров не было потенциальных любителей пошуметь и нарушить порядок, и это порадовало Нику – значит, в пути будет тихо, и можно будет попытаться доспать хотя бы час-полтора.
С местом ей снова повезло – у окна, без соседа. "Красота, – Ника пристроила в сетку переднего сиденья бутылочку воды, – поеду, как принцесса!". И даже то, что за ее спиной расположились дамы в панамках, продолжая обсуждать "удобства" в разных поездках, не испортило ей настроения. Надев дорожный мягкий воротничок для сна в транспорте, Ника вытянула ноги и откинулась на спинку сиденья.
– Один еще должен на стоянке подсесть, – сказал водитель, когда контролеры прошли по салону, проверяя билеты. – На двадцатиминутной, в N. На шестое.
"Снова повезло, не со мной!" – в уютном теплом салоне, пахнущем свежестью и чистотой, в мягком пружинистом кресле Орлова задремала еще до отправления.
*
Автобус тряхнуло. Ника ударилась лбом о спинку переднего сиденья и открыла глаза. "Снова на том же месте проснулась! Мне уже интересно, чем закончится эта прогулка по Ялте и встреча с итиноку, если мне не помешают досмотреть сон до конца!"
Так было в детстве – Нике стал сниться повторяющийся сон про бассейн, открывшийся в их школе, куда ей очень хотелось пойти. Каждый раз Ника, преодолевая всевозможные препятствия, подходила к заветной двери, тянулась к дверной ручке… и просыпалась: звонил будильник; мама поднимала дочерей; раздавался какой-то шум в доме или на улице… Однажды, уже лет в 15, Вероника усилием воли заставила себя спать дальше, когда за открытым окном белой майской ночью задрались два кота, вошла в зал, посмотрела на бассейн, окунулась… И после этого повторяющийся сон перестал приходить. "Ты достигла своей цели, вот почему", – пояснила ей младшая сестра Вика. А после свадебного путешествия Нике стала сниться Ялта – вся в золотисто-багряных красках осени, пронизанная не по-ноябрьски ярким солнцем, и тонкая черная фигура в капюшоне далеко впереди в аллее Приморского парка…
Автобус заруливал на парковку.
– Стоянка двадцать минут, прошу не опаздывать, – сказал водитель в микрофон.
Первыми у выхода оказалась шумная молодежная компания с зеленоволосой девицей. Ворча на "этих бизонов", заторопились к ступенькам "белые панамки", поглядывая на вожделенный павильончик "WC". Молодая пара и паренек с планшетом двинулись в минимаркет. Остальные пассажиры беспорядочно рассыпались по всей площадке. Кто-то из пассажиров заливисто похрапывал на заднем сиденье.
Ника подошла к экспресс-кофейне самообслуживания, заказала доппио без сахара, забрала высокий стаканчик из плотного жаростойкого картона ("Великоват для 60 миллилитров напитка, пожалели бы бумагу!"), отпила глоток и закурила.
Рядом остановилась высокая девушка в узких черных джинсах и майке, брюнетка с длинным "хвостом" на затылке, и тоже щелкнула зажигалкой.
– Долго не было стоянки, – заметила она, и ее голос напомнил Веронике Ялту.
Орлова обернулась. Из-под приподнятых зеркальных "рэйбенов" на нее смотрели раскосые синие глаза.
– Ди… – начала, было, Ника.
– Мияко, – поправила ее девушка, – не забывайте, что меня зовут только так. Иное имя, иная карма, иной Путь…
С Мияко Мацуо, или, как принято говорить в Японии, Мацуо Мияко, владелицей сети косметических бутиков "Карюкай" и артисткой цирка "Сумида" Вероника познакомилась в Ялте; после этого ее и начал преследовать повторяющийся сон об аллее парка… Ника хранила тайну, соблюдая данное при откровенном разговоре слово. Мияко настаивала на том, чтобы об их встрече не знал даже Морской. "Особенно – он", – подчеркивала она.
– Вы и в Карелии хотите открывать точки? – спросила Орлова, кивнув.
– В Петрозаводске и Сортавале уже есть "Карюкай", – ответила Мияко. – Нет… Сейчас я еду в отпуск.
Ника изумленно посмотрела на нее. Девушка улыбнулась:
– Вы не повериче, но и мы иногдза отдихаем.
По-русски она говорила чисто, но изредка, забавляясь, напирала на характерную для говорящих на чужом языке японцев картавинку.
– Как подзивает Бикута-сама? – спросила Мияко.
Ника знала, что Бикута – японский вариант имени Виктор, а "сама" означает особо уважительное обращение к человеку, в отличие от универсального "сан".
– Полетел на деловую встречу в Ниццу, – ответила она. – Какие-то переговоры по делам корпорации.
– Он правильно выбрал свой Путь, – кивнула Мацуо, – и уверенно идет по нему. Тернии остались позади, а сейчас он пожинает плоды своих трудов. И в его Колеснице есть хороший спутник, – улыбнулась она собеседнице.
– Автобус отправляется, пассажиры, займите свои места, – позвал водитель.
– Встретимся в рагере, – кивнула Нике Мияко и дисциплинированно поднялась на подножку одной из первых.
– Э, э, э!!! Подожди, братан! Алеооооооо!!!
Из кафе, отдуваясь, вразвалку трусил молодой, но очень полный мужчина в пестрых шортах, туго обтягивающей массивное тело футболке и серой джинсовой панаме, размахивая билетом и волоча за собой такую же бокастую сумку и рюкзак.
– Раньше на посадку приходить надо, – буркнул водитель, придержав дверь, – проходите, ваше место шестое.
– Сам знаю, чего мне надо, – пропыхтел толстяк, закинув багаж в отделение под салоном и взбираясь на подножку, – без училок обойдусь, подождете, если надо, умные все стали…
"Токсичный сосед", – подумала Ника и порадовалась, что толстяк сел довольно далеко от нее. Он сразу вытащил телефон и начал звучно "алёкать" еще до того, как автобус начал движение. Новый пассажир явно намеревался обзвонить всех в своем контактном листе, сообщая, что "он уже сел, все нормально, уже едет, погода четкая, реально".
Автобус плавно выехал на шоссе, ведущее в Приозёрск, где они должны были пересесть на туристический микроавтобус до Койонсаари. Ника смотрела в окно, ожидая, когда привычные виды Ленобласти сменятся карельскими скалами и валунами – переход был довольно резким, как смена кадра в кино, и Орлова очень любила за этим наблюдать.
*
Когда они пересаживались на микроавтобус, доставляющий туристические группы на остров Койонсаари, где Ника забронировала себе место в палаточном городке, на посадке обозначились две белые панамки; зелено-фиолетовые вихры суетливой девушки; синие глаза Мияко и красная физиономия толстяка, так и не выпустившего из рук телефон. "А этот жиробас зачем едет на остров? Он же ни на одну скалу не вскарабкается, сразу захрипит и потом обольется, – раздраженно подумала Ника, утомленная бесконечным "але-але" в автобусе. – Небось все две недели просидит в кафе, слопает всю выпечку, а потом будет ругать Карелию: ни фига ему не помогла поездка, только еще несколько килограммов набрал…"
Молодая парочка и парень с планшетом тоже сели в микроавтобус. "Знакомые все лица…"
Ехать пришлось больше часа. Ника снова успела задремать, несмотря на выпитые за завтраком и в дороге три порции крепкого кофе. Проснулась она дважды – когда их с ревом обогнал сверкающий черный мотоцикл с таким же сверкающим новым байкерским костюмом седоком и когда неумолчное "але-ле-ле, братан-зая-чувак" оборвалось на полуслове, и толстяк звучно завозмущался:
– Алеооооо! А-а-а-а-а-а-але-о-о-о-о-о-о! Толян, ты где? Да что за связь?!
– Скалистая местность, – флегматично пояснил водитель микроавтобуса, выруливая на переправу, соединяющую Койонсаари с материком, – сигнал тут не везде бывает.
Толстяк выругался и обескураженно спросил:
– И че мне делать?
– В кафе всегда есть сигнал, – ответил водитель, заезжая на автостоянку, – вон видите, домик такой белый, продолговатый.
– Че, нормально придумали, чтобы больше людей к ним ходили, – забубнил толстяк, – на всем острове связь блоканули, только в жральне оставили!
– Скалы глушат сигнал, – не выдержала Ника, – а в кафе вас никто силком не загоняет, не нравится – не ходите!
– Слышь, красава, – сощурил на нее и без того маленькие глазки толстяк, – мужа своего учи, если позволяет, а на других рот не разевай, пока не спросят, а я у тебя ничего не спрашивал, усекла?
– Был бы здесь мой муж, вы бы от него бежали без оглядки до самого Петербурга, – не осталась в долгу Вероника.
– Правда, мужик, хорош уже бухтеть, – сказал кто-то из молодежной компании, – всю дорогу только тебя и слушаем!
– Реально, братан, уймись уже, – попросил парень с планшетом, – и на девушку не наезжай, она не виновата, что в скалах телефоны глохнут!
– Затцем быро приедзять в Карерию, есри вам тут так не нравитця? – спросила Мияко. Едва взглянув на нее, толстяк проглотил очередную хамскую реплику и замолк.
Конечно, он не знал, кто такая на самом деле Мияко Мацуо. Но было в ней что-то такое, что заставляло опасливо замолкнуть и отступиться даже самых отчаянных людей.
Микроавтобус остановился на широкой автостоянке, отгороженной от острова невысокой, но добротной оградой. За оградой тянулась туристическая тропа, выстроились высокие тонкие ели и березы, а за ними блестело синее озеро. День был солнечный и, несмотря на свежий озерный ветер, жаркий.
– Приехали, – сообщил водитель, открывая дверь, – лагерь вон там, прямо по тропе, метров пятьдесят.
– Спасибо хоть, не за километр остановил, – без прежнего энтузиазма пробубнил толстяк.
Пассажиры засуетились, выходя, и потянулись к багажному отделению. Толстяк ловко оттеснил девушку с разноцветными волосами, ввинтился между тетушками в панамках и оказался у багажного отделения первым. Но его сумка и рюкзак лежали в самом дальнем углу багажника – на пересадке в Приозерске он тоже постарался успеть к багажному отделению первым. Пытаясь раскопать свои вещи, он залез в багажник почти целиком, оставив снаружи только огромный, обтянутый пестрыми шортами зад.
Как ни странно, недовольных возгласов не последовало. Люди спокойно стояли вокруг и терпеливо ждали, пока толстяк пыхтел и ворочался, дергая свои вещи.
Вдруг он глухо вскрикнул и провалился внутрь багажника, будто его ужалил шмель или свела судорога. На землю упала одна его сандалета, и босая нога нелепо задергалась, зашарила по земле в тщетной попытке удержать обувь. Тут уже не удержался от усмешки даже невозмутимый водитель, белокурый великан-карел.
Увидев около багажника Мияко и встретившись взглядом с ее смеющимися синими глазами, Ника поняла, что случилось. Иногда госпожа Мацуо не могла отказать себе в удовольствии слегка проучить какого-нибудь наглеца. "Я ее понимаю. Этого придурка, наверное, многие уже хотели пнуть под зад!"
Толстяк кое-как вывалился из багажника, потный, красный, держась за ушибленный лоб. Наступил босой ногой на еловую шишку, ругнулся. Вид у него был, как у побитой собаки.
– Горова закрудзирась? – сочувственно посмотрела на него Мияко. – Бываеч, когдза приедзяесь из борьсего города на цистую пурироду. Футеки оу. Дез-адаптат-сия, – старательно выговорила она. – Модзет, вам рутсе посидечь на равке?
– Блин, классно поездка начинается, – буркнул толстяк, чуть не проломив скамейку массивным седалищем.
– А мы пока заберем свои вещи, чтобы вам легче было вытащить свои, – добавила Ника и шепнула Мияко:
– Классно вы его!
– Он дорго напрасиварся, – Мияко легко вытащила огромный рюкзак, едва ли не больше ее самой. – А кто напрасиваетися, тот поручит дзераемое!
– И как вы потащите такую громадину? – удивилась Ника.
– Отцень пуросто, – Мияко легким движением расположила лямки рюкзака на плечах, застегнула ремни на груди и животе и выпрямилась. – Пуривыкра.
*
Черный сверкающий мотоцикл "Ганбус 410", сверкая начищенными до блеска деталями, гордо возвышался на парковке неподалеку от автобуса, пристегнутый к столбику – на острове движение любого транспорта было запрещено. Мотоциклист, высокий парень спортивного вида, снимал с багажника такой же огромный рюкзак, как у Мияко, и сумку для палатки. Он по-прежнему был в шлеме с опущенным зеркальным забралом, но Вероника сразу узнала его осанку, разворот плеч и пружинистые пластичные движения.
– Привет, Женя, – окликнула она. – Вы мне не говорили, что тоже собираетесь на Койонсаари.
– Это не совсем отдых, Вероника Викторовна, – Евгений откинул забрало, открыв красивое лицо с цепкими темно-серыми глазами. – Я должен сделать позитивный рассказ с фотографиями о базе отдыха на острове, пропиарить ее. Так что можно сказать, это деловая командировка.
Он осмотрелся, явно кого-то высматривая на тропе. Вероника поняла, кого ищет блогер. Взаимная симпатия между Вейдером и Мияко зародилась еще в Ялте. Один раз синеглазая итиноку даже спасла Евгения во время одной из его рискованных акций. Но их отношения не имели будущего; блогер и синоби не могут быть вместе. Поэтому Мияко оборвала их общение в зародыше и уехала из Ялты, едва завершив задание. А теперь они оказались в одном палаточном лагере, и вряд ли это было случайно. Женя-Вейдер, такой прагматичный и рассудительный парень, скорее физик, чем лирик… Но когда таких людей обуревают сильные чувства, случающиеся пару раз в жизни, они идут напролом. "Знал бы он, кто такая Мияко!.. Навязывать женщине-ниндзя свое общество может быть рискованно… Если только она сама не захочет сократить дистанцию!"
– К теме о самокатах… – начала она.
– Почитайте ленту комментариев под статьей госпожи Голубевой, – Женя развернул к ней планшет. – Как говорится, комментарии излишни, извините за каламбур. Согласны с ней от силы человек десять, зато дизлайков – больше тысячи! Самокатчики и обслуживающие их компании за четыре года зарекомендовали себя так, что любая популяризация СИМ в прессе или интернете в подавляющем большинстве случаев вызывает отторжение.
– Да… Пролетела Голубева, – хмыкнула Ника, выборочно прочитав несколько отзывов. Автору предлагали сходить в травматологию, посмотреть на сбитых самокатчиками пешеходов; поговорить с родителями, у которых "отбитый урод на самокате" сшиб коляску с ребенком и скрылся; почитать свою статью искалеченным…
– Ей идет эта фамилия.
– Это точно.
– Мы еще вернемся к этой теме, – заверил ее Женя, когда они шли по тропе к пестреющим за деревьями палаткам и кемпингу у берега Ладожского озера.
– "Я еще вернусь" – это Терминатор говорил, а не Дарт Вейдер, – заметила Вероника. – Уместнее было бы сказать: «Don’t fail me again, Admiral (Не подведите меня снова, адмирал! – пер. с англ. – /прим. автора/»!
– А я сейчас не в форме, так что могу себе позволить отступления от текста!
Смеясь, они вошли в палаточный городок.
Ставя палатку на указанном месте, Вероника осмотрелась вокруг. Ей досталось место на небольшой площадке, отделенной от основной части лагеря небольшой каменной грядой. И к "инфраструктуре" было ближе – душевые, санузел, пункт проката.
Мияко рядом с ней уже успела гораздо быстрее поставить палатку и разобрать рюкзак и теперь сидела на валуне у воды, глядя вдаль.
– Курасивое одзеро, – сказала она, когда Ника закончила закреплять палатку. – Хоротсий дзадзэн.
Дзадзэн, или созерцание, было неотъемлемой частью японской культуры и часто помогало найти ответ на сложный вопрос, решение проблемы, привести мысли в порядок… "А мы вечно куда-то спешим, бежим, толкаемся, и, может, поэтому у нас часто все получается через задницу…"
– Это верно… Дзадзэна тут хватает. Советую, кстати, прокатиться по озеру. Виды тут необыкновенные. Можно взять лодку или катамаран, или поехать с группой на катере с гидом.
Мияко только улыбнулась. "Им еще и гид нужен! У нас, в селении Акайо-сэнсэя с таким транспортом справился бы даже пятилетний ребенок. И жилеты со шлемами нам тоже не нужны… До чего же гайдзины трясутся над своей безопасностью! Если вести себя с умом и чувствовать окружающее пространство, как часть себя самого, то с тобой ничего не случится без всякого снаряжения и страховочных ремней!"
– Аригато, – вслух ответила она. – Обязатерьно водзьму катамаран.
Чуть поодаль расставлял палатку Вейдер. За валунами шумела молодежная компания. Парень с планшетом еще даже не раскрыл сумку для палатки – сидел на ней и азартно молотил пальцами по экрану – наверное, выкладывал первые впечатления от поездки. У шеренги синих кабинок виднелись две белые панамки говорливых тетушек в тесных бриджах.
– Але-ле-ле-ле-ле! – прогудело за спиной, и Ника чуть не застонала вслух: "Бли-иии-иннн!!!"
Толстяк ходил по берегу, ища место, где есть сигнал. "Только не говорите, что этот душнила тоже расположился на этой площадке… Если мне все две недели придется слушать его речевое недержание, я взреву, как бык, и, чего доброго, утоплю его в озере почище ниндзя!"
Ника достала телефон. Возле ее палатки сигнала не было. Краем глаза она увидела, как толстяк остановился на дощатой дорожке у начала второго валуна и обрадованно заорал в телефон. "Понятно, сигнал ловится там, ближе к душевым… И что – он теперь отсюда не уйдет? Вечно будет бегать потрепаться? Только не это… Лучше бы в кафе сидел!"
– Про все его дела поневоле узнаем, – проследил за ее взглядом Вейдер. – Он теперь здесь и поселится.
– Если его кто-то пристукнет, под подозрение, наверное, попадут многие, – хмыкнула Ника.
– Я и сам уже добрых четверть часа лелею мысль о том, как хорошо было бы надеть сапоги лорда Вейдера и засадить нашему горластому соседу хорошего пинка, чтобы он телефон в озере утопил!
– Вы гуманист, Женя, хотите утопить только телефон… А я сладострастно думаю, как было бы здорово притопить его самого.
– Ну, да. Вы же с ним в одном автобусе ехали, и вас он замучил сильнее.
Разобрав свои вещи и уютно обустроившись в палатке, огромной, как комната, Ника переоделась в купальник, натянула пляжные шорты и майку и сунула ноги в сланцы. Можно и освежиться с дороги.
Когда она проходила по тропе мимо массивного недостроенного дома (как она слышала в прошлый раз от экскурсовода, у владельца здания возникли затруднения с разрешением на строительство в береговой зоне острова, и стройку просто "заморозили". Демонтировать дом до сих пор ни у кого не доходят руки. И там сейчас прячутся от дождя; останавливаются те, кто не хочет платить за место в палаточном лагере и предпочитает отдых "дикарем", или устраивают пикники в ненастную погоду), оттуда донеслись приглушенные голоса, мужской и женский. Ника деликатно ускорила шаг, но все же успела уловить обрывок разговора.
– Меня смущает, что тут столько людей.
– Все будет хорошо. Никто ничего не поймет.
– Ты уверен в этом?
– Абсолютно. Все хорошо продумано.
"И о чем это они?.." – подумала Ника.
*
Пляж оказался еще лучше, чем она думала. Широкая полоса светлого песка, отделенная от туристической тропы и палаточного лагеря валунами и деревьями. Высокие тонкие ели в самом деле напоминали ресницы, как в известной песне о голубых глазах озер. Ника разделась и вошла в воду. Ее сразу обожгло холодом. Вода в Ладожском озере даже в самую жаркую погоду оставалась ледяной из-за подземных течений. Вероника старалась не заплывать далеко от берега в первый день – она за год отвыкла от особенностей Ладоги, и до сих пор купалась только в Выборге и на пляже Парка 300-летия Санкт-Петербурга. Там, на мелководье, вода согревалась значительно быстрее.
Ритмично загребая руками, Орлова видела каждый камешек, каждую полоску на песке под водой, настолько чистой была озерная вода.
Холод стал пронизывающим, и Ника повернула к берегу. Растеревшись полотенцем, она взяла лосьон для загара и, нанося его на кожу, снова задумалась о разговоре в "недостройке". Голоса показались ей смутно знакомыми; она уже слышала их, и совсем недавно. Кажется, в автобусе по дороге из Мурина… "О чем же они говорили? Первое впечатление – пара, по каким-то причинам скрывающая свои отношения и смущенная многолюдьем на острове. Ладно, если так – осуждать не буду. Не судите, да не судимы будете…"
Лежа на пляжном покрывале, Вероника достала телефон, увидела, что сигнал есть, и неплохой, и позвонила мужу.
– Уже соскучилась по мне? – при этих словах на щеках Морского почти наверняка появились те самые улыбчивые ямочки, за которые Вероника его и полюбила.
– Еще не успела, – ответила она, – палатку ставила, располагалась, сейчас загораю… Некогда еще и по тебе скучать!
– А я, не поверишь, скучаю по тебе в "Ле Меридиан", – признался муж, – только что сидел на встрече и думал: тебя бы сюда, на Променад дю Англе… И такая тоска от того, что я здесь один, как дурак…
– Все элементарно, – ответила Ника, – ты, наверное, прямо с самолета побежал на встречу. Это банальный джетлаг. К дальним перелетам и сменам поясов ты привычен, поэтому физически тебя не "колбасит", а вот угнетенное душевное состояние ты все же ощущаешь…
– Фу, какая проза, – обиделся муж, – нельзя же быть таким прагматиком и все объяснять законами физики, математики и физиологии!
– Ты ведь тоже не лирик-романтик, иначе не сидел бы в "Меридиан Найс", – парировала Ника, – а в лучшем случае остановился в каком-нибудь хостеле или вообще только вздыхал бы у телевизора.
– Резонно. Как доехала? Как остров? Соседи нормальные?
– Все нормально. Тут сейчас пик сезона, городок заполнен почти под завязку. Виды – фантастические! Не хуже твоей дю Англе!
– Эх, приехать, что ли? – мечтательно протянул Виктор.
– И испортишь мне всю каторгу?
– Точно! Отомщу женщинам в твоем лице за декабристов!
Они рассмеялись.
В магазине (товары первой необходимости, продукты, копченая рыба, выпечка и сувениры) Ника встретила двух своих соседок из автобуса, словоохотливых женщин в белых панамках. Они засыпали вопросами флегматичную продавщицу, обсуждали, когда и сколько взять копченой рыбы перед отъездом для родственников, оставшихся дома и спорили, какая начинка лучше для калиток и можно ли печь их из пшеничной муки. Одна из женщин бесхитростно поведала, что бывает с ее желудком от ржаного теста, и Ника чуть не прыснула вслух, и тут же сделала вид, что внимательно изучает стенд с магнитами на плашках из карельской березы.
Продавщица, крупная белокурая карелка, не повела бровью.
– Пшеница у нас не растет, – сказала она, – ей тут не климат, да и почва каменистая. Рожь более неприхотливая, вот мы и сажаем ее.
Купив наконец-то по бутылочке "Активии" и по литровой бутылке "Сила воды", дамы удалились.
Покупая на ужин пару калиток с картофелем и брусникой и пакетик копченых колбасок, Ника улыбнулась продавщице, указав взглядом вслед соседкам. Девушка с ответной улыбкой сказала:
– В сезон много таких. День за прилавком постоишь, про все их дела узнаешь.
Тренькнул дверной колокольчик, и в магазин вошли Мияко и Вейдер. Девушка тут же устремилась к витрине с рыбой, а Вейдер с интересом изучал выпечку.
– Раз мы сюда приехали, – сказал он девушке, – то надо отведать настоящих карельских калиток… Ого, смотри, Мия, впервые вижу чебуреки с картофелем!
– Каритки? – смешливо блеснули глаза Мияко. – Это зе дувери в заборе мураноие… деревенского дома! Ты хотесь есть деревянные дувери?
– А здесь это ржаные пирожки, очень, кстати, вкусные, – Женя указал спутнице на ровные ряды румяных калиток.
"Это не они разговаривали в недострое, – подумала Ника, – да и какой смысл им шифроваться?"
Если судить на первый взгляд, то блогеру и владелице "Карюкай" нужно соблюдать осторожность и не "светиться" вдвоем. Особенно – если кто-то знает, что Мацуо – еще и синоби. Но сейчас они мирно вошли в магазин, выбирают рыбу и выпечку, болтают и смеются. Да и о существовании ниндзя, продолжающих жить по древним традициям и заниматься своим ремеслом знает ОЧЕНЬ ограниченный круг людей, не склонных к говорливости. Скрываться от дзенина бесполезно, и Мияко это знает – Ника была наслышана о главе клана "Миеннай Иназуми", Акайо Ямаути хорошо умел держать руку на пульсе, и что-либо скрыть от него невозможно. И если он не воспрепятствовал общению Мияко с петербургским блогером, значит, не видел в них ничего запретного. А больше молодым людям не от кого прятаться. Малышев холост. Мияко не замужем. Да и, насколько знала Ника, у итиноку, женщин-синоби, другие взгляды на отношения с мужчинами, иной менталитет. Значит, в "недострое" разговаривали не они.
При выходе из магазина Ника едва не была сбита с ног толпой туристов, бодро несущихся к тропе от парковки, на которой появился огромный белоснежный автобус "Первые линии". Это была группа, завершающая экскурсию "Места силы Карелии". Бодро тараторил в микрофон экскурсовод, галдели экскурсанты. Группа разделилась – одна направилась на пляж, другая во главе с гидом атаковала скалы. "Не разбредайтесь, не теряйте друг друга из вида, – надрывался экскурсовод, – если потеряетесь, постарайтесь выйти к парковке и ждите там! На острове не везде есть сигнал, случись что, и позвонить не сможете! Не задерживайтесь, сувениры купим на обратном пути, и в кафе зайдем!"
"Ага, значит, с 15 до 18 часов тут шумно, – резюмировала Ника. – Надеюсь, никто из группы не отобьется от своих!"
*
Идти на скалы, когда там карабкается, гомонит и щелкает объективами группа туристов, смысла не было. Возвращаться на пляж, занятый второй частью тургруппы, тоже не хотелось. Ника пошла прогуляться по острову в поисках тихого местечка подальше от шума и суеты.
Довольно быстро она отыскала укромный уголок берега, оставив позади палаточный лагерь, пляж и скальные тропы. В блаженной тишине Вероника скинула босоножки, села на валун и опустила ноги в воду. Красота-а-а-а… А как тихо, словно она одна на острове!
– Але-ле, братан! Фу, – ругательство, – еле нашел место, где сигнал ловит и нет этого, – снова ругательство, – стада баранов! Со связью тут реально, – снова выругавшись, толстяк с шумным пыхтением вывалился на берег.
"Черти его принесли! – выругалась Ника, едва успев прихватить босоножки и скрыться в роще. – Я и забыла, что он вечно болтается повсюду в поисках сигнала!"
– Я у тя вот че хочу спросить, – обильно пересыпая речь ненормативной лексикой, толстяк плюхнулся на освободившийся валун, – ты кому про это дело говорил? Сам знаешь, про какое. Не, это я знаю, а после этого? А че тогда на меня наезд пошел? А хрен его знает, писульки кидают, типа, помни поступки, за все отвечать придется… Ты по пьяни никому не растрепался? Бабе какой-нибудь в койке не сболтнул? Да ладно, а то не бывало! Постарайся вспомнить! Все, бывай, покедова!
– Але-ле-ле, наше вам! Я в Карелии… В Карелии! В КАРЕЛИИ!!! Связь тут хреновая, остров какой-то, хрен выговоришь название без поллитры! Слушайте, кто-то раскопал инфу про то дело и предъявы мне кидает… Не знаю насчет вас, а про меня просекли фишку. Без понятия, где утечка. Но вы знаете, мне одному огребать несподручно. Начну тонуть, всех, кто мне выплыть не помог, могу слить… Да не, я не угрожаю, это меня запугать пытаются. Да вам проще будет выяснить, кто это такой умный зайка оказался и кто трепло врубил. Спасибо, если че, буду должен! И вам не хворать!
Закончив разговор, толстяк витиевато и с чувством выматерился.
– Сами испугаетесь, когда я узнаю, чей это прикол, – сказал он. – По уши обделаетесь, – он снова выбранился. – Но кому понадобилось это ворошить? И главное – какой хрен меня "слил"?..
От души харкнув в воду, он подтянул шорты, сползающие с объемного пуза, и запыхтел, перебираясь через валуны. "Мордой бы тебя в ил!", – обозлилась Вероника, которую покоробило такое свинство на умопомрачительно красивом берегу.
Посидеть в тишине на берегу не получилось. Не успел уйти толстяк, как с тропы раздались оживленные голоса приближающихся туристов и заученная скороговорка экскурсовода. Он сжалился над группой и после восхождения на скалу разрешил им освежиться.
Вероника только вздохнула и побрела к лагерю. Похоже, во время экскурсий тут бесполезно искать уединения, а экскурсии в разгар "высокого сезона", похоже, будут проводиться ежедневно.
По дороге она вспомнила странные разговоры толстяка "про это дело". Как она поняла, соседу некто напоминает о какой-то неблаговидной истории из его прошлого и занялся шантажом или угрозами. Так один искушенный прохиндей пытался вымогать деньги у Жени-Вейдера за тайну его отца…
Сосед сделал два звонка. С первым собеседником он общался непринужденно, как со старым другом: "братан, ты кому растрепался, не сболтнул ли бабе"… Так разговаривают давние друзья, съевшие вместе пуд соли и привыкшие особо не церемониться, не обижаться на грубоватый стиль общения. "Как будто они вместе совершили что-то нехорошее или даже криминальное, пытались скрыть, но тайна стала известна третьему лицу, и они пытаются понять, как это случилось"… Второй разговор – более "официальный", на "вы", но тоже весьма развязно, и тема та же – "кто и как мог узнать "про это дело". Прозвучали даже явные угрозы всех "слить в случае чего" – "мне одному огребать несподручно". Вероника предположила, что второй собеседник помог замять историю с неким "этим делом", используя свое должностное положение – оперативник? Следователь? Судья? Адвокат? – и имеет больший доступ к информации, по словам толстяка, "да, вам проще будет выяснить"… Может даже этот человек замял "это дело" небескорыстно, и толстяк мог себе позволить разговаривать с ним так напористо по принципу "я вам заплатил, вы на меня работаете".
Но тогда получается, что "это дело" – нечто криминальное, уголовно наказуемое. "Так… Чем дальше в лес, тем толще партизаны, как говорит Наум. Этот балабол что – от "уголовки" отмазался при помощи взятки и друзей, которые поручились, подтвердили, дали показания? Очень похоже на это, судя по его разговорам, которые я услышала… Интересно, что он натворил? На редкость отталкивающий тип!"
Ника вышла на берег у палаточного лагеря и остановилась в изумлении. У кромки воды спиной к озеру стоял Женя в полном облачении Дарта Вейдера и, опершись на красный световой меч, гулким басом вещал о своих первых впечатлениях от острова. А снимала его Мияко, державшая камеру вполне профессионально.
– Вау, классно поездка начинается, – сказала Нике зеленоволосая девушка-соседка, – самого Вейдера в реале увидела!
– А он часто бросает клич, любой желающий может поучаствовать в акции, – улыбнулась ей Ника. – Вейдер всегда возглавляет движуху.
– Надо будет вписаться! – пришла в восторг девушка. – Он такой клевый! Лена, – назвалась она.
– Вероника.
– Имя красивое. Как у римской патрицианки.
– Спасибо.
– Симпатичная киргизка, – заметил один из спутников Лены, глядя на Мияко.
– Сам ты киргиз, – ответили ему из-за каменной гряды, разделившей лагерь на две неравные части, – ты что – все позабыл на каникулах? Это же японка!
*
Молодые соседи оказались аспирантами с факультета иностранных языков Университета профсоюзов, который в свое время окончили сама Вероника, Виктор Морской, Женя Малышев и Наум Гершвин. Лена, Катя, Сережа и Ваня вспомнили, как Вероника приезжала в Университет в качестве почетной гостьи и выступала перед аудиторией, когда они были студентами последнего курса. В отличие от экстравагантной Лены Катя носила обыкновенный "хвостик", не красила свои светлорусые волосы и щурилась от непривычки к контактным линзам. "Очки в поход надевать неудобно, – пояснила она, – того и гляди разобьешь".
Сережа и Ваня жарили на ужин шашлык и пригласили к столу Нику, Мияко и Вейдера: "Всем хватит, а если вы еще что-то захотите добавить к "поляне" – это только лучше будет!".
– Позвольте помочь вам, – к мангалу подошел Женя, успевший сбросить плащ и шлем Дарта Вейдера.
– Зацените, ребята, с самим Вейдером будем за столом сидеть! – восторженно сообщила Лена.
Пока жарилось мясо на шампурах, Ника и Мияко отошли к валунам на перекур, и Ника поведала Мияко об услышанных странных разговорах. "И повезло же мне опять – в отпуске в первый же день повстречать людей с какими-то тайнами!" – заключила она.
– Ведь сколько раз я давала себе зарок, – продолжала Орлова, – чтобы на отдыхе именно отдыхать, а не прислушиваться, приглядываться, выведывать чужие тайны и влипать в истории! Только толку ноль. Сами помните, как я даже в свадебном путешествии затеяла расследование, да еще и дистанционно раскрыла убийство художника, и тут я снова начинаю обращать внимание на чьи-то разговоры, ломать голову, что за ними кроется, мне неймется выяснить, чего так боится наш словоохотливый сосед…
– Это карма, – после паузы сказала Мияко, – ее не обманешь, от нее не убежишь. Поиски истины и борьба за справедливость – это ваш Путь, которым вы следуете уверенно. А на совести этого человека действительно есть преступления и жертвы…
– Это вам подсказала наука нинсо?
– Нинсо никогда не обманывает. И пусть я не так хорошо читаю по лицам, как дзенин или Харука-сэнсэй, но кое-что понять могу.
Мияко замолчала, глядя на зеркальное отражение розового неба в озере.
– Не хотелось об этом говорить, когда нас уже ждут у стола, за которым звучат шутки и смех, но я чувствую приближение беды. Как туча, которая наползает на ясное небо и в любой момент готова пролиться дождем…
Туча действительно надвигалась, и не аллегорическая, а самая настоящая. Горизонт уже потемнел. Оправдывались прогнозы, обещающие дождь этой ночью, единственный за две недели.
Тонко пропищал комар, прицеливаясь к Вероникиному затылку. Орлова шлепнула ладонью, но насекомое оказалось проворнее. Недовольно звеня, комар взлетел и попытался укусить за руку Мияко, но девушка ловко поймала его в ладонь и дуновением отправила за валуны. Ника уже знала, что для японцев любая жизнь равноценна, и они избегают без крайней необходимости убивать даже насекомых, веря в теорию реинкарнации – "может, этот комар в прошлой жизни был человеком и, если правильно проживет свою комариную жизнь, в следующий раз может снова воплотиться в человеческом теле!".
"А мы так легко убиваем насекомых, грызунов, да даже собак или кошек, дескать, подумаешь, эка невидаль, это же не люди!.. А потом оказывается, что для кого-то и человеческая жизнь стоит не намного дороже комариной – входит в привычку решать свои проблемы при помощи убийства, происходит продолжение логической цепочки, не у всех, к счастью, но разве редки случаи, когда человек, в детстве отрывающий лапки мухам и стреляющий из рогатки в птиц, потом с такой же легкостью начинает убивать людей? А между тем, те же синоби, принимающие заказы на физическое устранение, избегают убийств без необходимости! Они считают, что это портит карму"…
Ника вспомнила свою коллегу Аллу, которая на перекурах во дворе, под кронами огромных деревьев, с видимым удовольствием ловит и давит их обитателей – комаров, мух и гусениц, сопровождая это веселыми комментариями: "Ну, давай-давай, маленький, иди ко мне… Аллуся тебя небольно убьет!", "Агааа! Прямое попадание! Ишь, укусить меня хотел!", "Ишь ты, какая толстушечка мохнатенькая, сама приползла умирать!". Когда однажды Ника высказалась (под влиянием недавней встрече с ниндзя в Ялте), что этот восторг от убийства беззащитных насекомых выглядит не очень хорошо, Алла с подругами возмутились: "Ты че, Орлова?! Какое убийство? Это же вредители! Они кусаются! Заразу с помойки разносят! Деревья жрут!". А скажи им про карму и перевоплощения – вообще сочли бы оппонентку "ку-ку"…
– Кстати, о туче, – сказала она вслух, – дождь в самом деле надвигается. Надеюсь, ваша палатка непромокаемая?
– Конечно, – кивнула Мияко. – Я читала прогнозы. Дождь будет идти всего одну ночь, но и за такой срок можно сильно промокнуть, не подумав о защите.
– Вероника! – позвали от стола. – Мияко! Все уже готово!
– Стол накрыт, суп кипит, водка греется! – добавил Ваня.
Получился настоящий праздничный ужин в честь начала отдыха на природе. Многие уже успели накупить калиток, чебуреков со всевозможными начинками и копченой рыбы в магазине; достали из рюкзаков домашние припасы, и угощение получилось богатым. Тут же стояли и привезённые с материка напитки – водка, коньяк, вина, настойки, мартини и чинзано, и несколько бутылок карельских настоек на ягодах и травах, и даже знаменитый бальзам.
Пригласили к столу и парнишку с планшетом, Вадима, и молодую парочку – Иру и Мишу.
– Молодые люди, вы хоть всю ночь-то не шумите, – попросила одна из "белых панамок", проходя мимо.
– В 23 часа разойдемся, – заверила экзотическая Лена, – это у нас типа первого ужина на корабле, торжественного!
– Угощайтесь, – подбежала к "белой панамке" тихая Катя и протянула соседке тарелку с калитками и чебуреками.
– Ой, спасибо, девочки, – улыбнулась женщина и взяла чебурек "Карелия" с рыбой и сыром и калитку с брусникой.
Ваня и Сережа прихватили с собой гитару и начали петь бардовские песни. Неожиданно к ним подключился Вейдер. У него оказался отличный музыкальный слух и глубокий звучный баритон. Ника и Мияко удивленно переглянулись. Они и не знали, что блогер так хорошо поет.
– Я уже сложила пару хокку на этом острове, – сообщила Нике Мияко, – в палатке запишу их. Надо показать Ояме, он будет доволен, что я наконец-то освоила искусство сложения хокку и не нарушаю их размер. Мне понравилась настойка с морошкой! Жаль, что я не прихватила саке. Они такого еще не пробовали…
– В Питере есть саке-бары, – ответила Ника.
– Я привезла бы настоящий напиток, из Токио. Думаю, что такого в ваших барах не подадут…
– Я уже знаю, о чем запилю следующий видосик! – сообщил Вейдер, когда они отошли на третий перекур. – Замысел такой…
– Эй! Але! – донеслось от валунов. – Долго орать будете? И харэ уже сигами вонять!
Толстяк, потрясая телефоном и возмущенно пыхтя, протиснулся между камнями и смотрел на них с негодованием.
– До временного регламента еще около полутора часов, – спокойно ответила Вероника.
– Положил я на ваш регламент с прибором! Нехрен орать на общей территории! Ща гитару вашу об камни расколю на, – толстяк выругался. – И я те уже сказал, девуля, чтобы ты рот не раскрывала, пока не попросят!
– Что, опять нет сигнала? – спросил Вейдер и угрожающе шагнул вперед. – Так мы в этом не виноваты. И не хамите тут. Вы уже сегодня всех достали со своим телефоном, но мы вас терпим!
"Мияко говорила, что у него на совести преступления и жертвы, – подумала Вероника, глядя на красное от солнца и ветра потное лицо соседа, его глубоко посаженные маленькие глазки и три подбородка. – Я не владею нинсо, но вижу, насколько он неприятный субъект!"
– И курить отойдите подальше от камней, – продолжал возмущаться толстяк, – я спать ложусь, а мне дымом в палатку тянет! Не, ну че я должен вашу вонь нюхать, травитесь сами, если хотите… Выкинула живо! – он шагнул к Веронике, протянув сарделькообразные пальцы к ее сигарете. Но ему преградил путь Вейдер.
– Руки-то придержи! – рыкнул блогер, поймав жирное запястье соседа и стиснув; пальцы почти наполовину погрузились в мясистые складки. – Сам тут всех не строй!
– Да ты не знаешь, с кем дело имеешь, – задёргался, пытаясь высвободиться, толстяк, – на кого батон крошишь, оладух, да я позвоню, и вам всем тут (ругательство) будет!
– В тцем деро? – к ним приближалась Мияко, и при ее виде толстяк зло харкнул в озеро:
– И с тобой надо разобраться! Достали, понаехи! Чего ты всюду лезешь, мочалка?!
– Ты сам всех достал, – Вейдер ловким боевым приемом усадил толстяка на мелководье, подняв густой веер брызг. – Отвали по-доброму!
Барахтаясь в воде и оскальзываясь в попытках встать (никто не стремился ему помочь), толстяк неожиданно успокоился и почти весело сказал:
– Ну все, ребята, я разозлился. Не хотите по-доброму, так будете по-плохому от меня весь отпуск по углам прятаться. Вы не знаете еще, с кем связались. С тебя, брателло, первым спросят, – он ткнул пальцем в сторону Вейдера. – Пожалеешь, что мама тебя в детстве так хреново воспитывала, да поздно будет!
– Иди, штаны мокрые переодень, – ответил Сережа.
– А то хозяйство застудишь, – добавил Миша.
Толстяка провожали молчанием. Потом Вейдер крепко выругался. Это было так непохоже на всегда сдержанного и уравновешенного Женю, что Вероника остолбенела.
– По углам он нас разгонит, – блогер ожесточенно поддал массивным сапогом от костюма Лорда Ситхов мелкие камешки. Они веером брызнули вокруг. – Да я ему башку отшибу, если не отвяжется!
– Женя, вам придется встать в очередь, – сказала Вероника, – этот придурок достал не только вас.
– Таку сан хоэру жин ха сукоши ка мима су… Кто муного рает, тот маро кусает, – произнесла Мияко. – Не порчиче себе карму.
– Да он уже задолбал, – буркнул Вейдер, остывая, – наезды, угрозы… Каждый, у кого глотка луженая или кулаки здоровые, считает себя вправе всех "строить" под свои интересы и уверен, что никто не посмеет ему возразить!
– Вы сами далеко не хлюпик, – Ника посмотрела на крепкий торс и широкие плечи рослого блогера. – Вон как лихо его окунули.
– Пусть только еще раз сунется, – пообещал Евгений. – Я его тогда живо успокою!
Позже в душевой кабине Вероника вспоминала вспышку гнева Евгения и пыталась понять, почему всегда такой ровный и сдержанный Женя вдруг сорвался.
Вейдеру угрожали слишком часто. Не все были согласны с его посылами – кампания против электросамокатов на тротуарах, протесты против контактных фонтанов где бы то ни было кроме бэби-зоны, борьба с хулиганством, вандализмом, беспардонностью. Те, кто толковал понятие "свободная личность", как "человек, которому на всех наср…, кроме своих желаний", злились на блогера, который, как им казалось, посягал на их свободу. И наряду с миллионной аудиторией и растущим числом подписчиков были у Вейдера и ненавистники, присылающие оскорбления и угрозы – "Повстречаемся на узкой улице, котелок!", "Прилетит тебе еще, бешеная кастрюля!", "Ходи да оглядывайся, сковородка!". Только при Веронике Вейдера дважды пытались убить. Возможно и его терпению есть предел и злопыхания соседа стали той самой последней каплей…
Ника и сама терпеть не могла, когда кто-то с позиции превосходящей силы пытался установить свои порядки и гордился тем, что кого-то "поучил жизни", кого-то оттеснил в очереди, обхамил, написал жалобу, и никто не посмел сказать слово против: "Все по-моему будет, за кем сила – тот и прав!".
Кто-то дернул дверь кабинки. Засопел, затоптался на ступеньках. "Терпеть не могу таких – когда снаружи видно, что дверь закрыта, начинают ее дергать – типа, выходи… Пять минут, как зашла! Что за нетерпеж?!"
Ника продолжала мыться. Ручка двери снова задергалась, завертелась. Раздался громкий кашель.
"Да хоть в штаны наложи от натуги! Когда вымоюсь, тогда и выйду… В других душевых никого нет, ну и шел бы туда, так нет – приспичило именно в эту кабину ломиться!".
Она уже вытиралась полотенцем, когда дверцу задергали и затрясли так, словно хотели сорвать с петель. Вероника была не из пугливых; за годы работы в отделе расследований случались истории еще похлеще, и сейчас она не испугалась, а только разозлилась. Чтобы не предстать в чем мать родила, если этот идиот все-таки сломает дверь, Орлова быстро натянула летнюю пижаму и халат и прислушалась. За дверью наступила тишина. Полная. Нет, почти. Скрипнуло крыльцо под чьими-то ногами. Кто-то сдержанно задышал, пару раз издав звук вроде "оооох".
"Придурок какой-то, сексуально озабоченный, – раздраженно подумала Вероника, – трется около душевых и туалетов, когда там женщины… И что теперь? Мне всю ночь сидеть в кабинке, ожидая, пока он свалит? Да черта с два. Сейчас открою дверь и, если врежу кому-то по лбу, сам виноват! Нечего было выеживаться на крыльце! А может и с крыльца сброшу!"
– Мужчина, – раздался голос служащего кемпинга, который днем показывал Нике место для ее палатки, – что вы там стоите? Вот рядом душ свободен.
В ответ невнятный голос ругнулся. Заскрипели доски крыльца.
– И материться тут необязательно, – добавил служащий, – воздух чистый загрязнять.
Потом, видимо, вслед уходящему хулигану, он вполголоса добавил:
– Ну, не хочешь мыться, как хочешь. Подумаешь, какие мы особенные…
"Путь свободен", – Ника открыла дверь.
*
Вероника вышла из душевой в розовую летнюю ночь и увидела только служащего кемпинга, мужчину средних лет с приятным круглым лицом. Он вставлял новые мешки для мусора в урны, что-то насвистывая под нос. Тот, кто слонялся на крыльце, успел скрыться. Ника тщетно пыталась высмотреть хотя бы его силуэт.
– Он уже ушел, – заметил служащий, – вы ведь смотрите, кто это к вам в кабинку долбился? Я его спугнул.
– Вы его видели? – Вероника повесила влажное полотенце на шею "хомутиком" и поудобнее переложила в пакете умывальные принадлежности.
– Видел. На редкость неприятный тип, уж извините, такое хамло, – поморщился служащий.
Ника сразу подумала о скандальном толстяке. К нему это слово подходило идеально.
– Полдня, как приехал, и уже со всеми тут переругался, – вздохнул служащий, – есть же такие люди…
"Понятно: видимо, этот засранец решил таким образом отомстить мне за то, что Вейдер его слегка искупал. С Женей сцепливаться не рискнул, один раз уже от него схлопотал, так решил напугать меня, делал вид, что собирается вломиться в мою душевую! – Ника бодро шла к палаткам. – И зачем только приехал?.. Видно же, что скалы и озеро ему по барабану. Поругаться, что ли, на приволье? Мияко говорит, что у него на лице написаны преступления и жертвы… Я, конечно, наукой нинсо не владею, но и без нее вижу: этот тип – тот еще душнила. И надо же было ему оказаться моим соседом! Весь отпуск отравит!"
Навстречу ей шли чем-то возмущенные тетушки-подруги, тоже в халатах, с пакетами и полотенцами.
– Такой хам, такой хам, – негодовала на ходу одна, – я давно таких не встречала! Чего, говорит, бабка, приперлась… Ладно, время позднее, люди некоторые спят уже, а то я бы ему ответила, показала бы "бабку"! Каков поганец!
– Нарывается на скандал, – ответила вторая, – язык чешется с кем-то перегавкаться. С таким только схлестнешься, и как в помойке искупаешься. Его тут давеча парень один шуганул, так он и ищет, на ком отыграться. Наплюй на него, Любаня, мы отдыхать приехали, вот и будем отдыхать, а он пусть хоть изведется весь.
– Да такой сосед весь отдых испортит.
– Ничего, его тут никто долго терпеть не будет, пару раз отпор получит, научится язык придерживать. Все они такие смелые, пока окорот не получат!
"Понятно, наш словоохотливый сосед никак не успокоится. Видимо, сигнал пропал или собеседники уже спать легли, не с кем поалёкать, так он и развлекается с соседями. То под дверью душа шляется, то с этими женщинами поругался. Но подруга Любани права: никто не будет терпеть его выходки, пару раз поучат этого душнилу, сразу угомонится. Или свалит с острова!"
Палаточный городок затихал. Ника постояла немного у своей палатки, глядя на озеро. В июле ночи были очень светлыми, и на горизонте алела заря. Небо приобрело приятный земляничный оттенок, не яркий, как в Петербурге, а нежный, акварельный. Озеро затихло и блестело, как зеркало.
Вероника осмотрелась. В палатке Вейдера еще горел свет и голубел экран ноутбука. Мияко уже погасила фонарь и закрыла оконную шторку. Парень, искавший маршрут до Вонгозера, еще сидел у палатки и, шлепая себя по рукам и щекам, спасаясь от комаров, барабанил пальцами по экрану планшета. Вернулись и тут же закрылись в своей палатке Любаня с подругой, охая и изрекая какие-то банальности вроде "усталые, но довольные мы вернулись домой", и здесь даже этот навязший в зубах речевой оборот не вызывал раздражения.
Ника прошла в свою палатку и плотно застегнула полог от комаров и ночной прохлады. Можно было, конечно, включить на ночь портативный фумигатор, но Орлова слышала, что на всю ночь в спальне его лучше не оставлять работающим.
Застегнув и окно, Вероника улеглась в постель и открыла книгу. Но уже на второй странице зевнула раз, другой. Строчки поплыли и стали путаться. Минут через пять Ника отложила книгу и погасила фонарь. Долгая дорога, полный впечатлений день и свежий озерный воздух подействовали, как лучшее снотворное.
Кто-то прошел по площадке среди палаток, послонялся туда-сюда. Обошел, шумно сопя, вокруг палатки Мияко; звучно откашлялся под окном у Вероники… Но усталая Орлова этого не услышала – ее уже сморил крепкий сон.
Мияко тоже не шелохнулась и продолжала дышать ровно, как крепко спящий человек, но рука уже нащупала под матрасом фукибари, трубочку, стреляющую шипами. В зависимости от ситуации их смазывают ядом, снотворным или жидкой вирусной культурой… Сейчас на шипах было снотворное. Она была готова отразить любое нападение. Захоти неизвестный прорваться в палатку или подкараулить девушку на выходе, его ждал бы очень неприятный сюрприз. Забавно, конечно, ночью в походе попугать соседок, но лучше так не шутить с синоби – юмор могут неправильно понять.
Мияко обратилась в слух, отслеживая каждое движение снаружи. Глядя на нее, никто бы не поверил, что эта спящая в расслабленной позе девушка готова молниеносно отреагировать на любое изменение ситуации.
Человек шумно высморкался возле большой палатки двух пожилых путешественниц, и удалился за валуны, на большую площадку в центре палаточного лагеря. Прожужжала "молния" палатки.
"Просто придурок, которому нравится по ночам пугать женщин, – подумала итиноку, – и я даже догадалась, кто это. Он так отдувался и переваливался на ходу, что сам себя выдал… Среди наших соседей больше нет никого с таким перевесом!"
Убедившись, что все звуки затихли, Мияко перевернулась на другой бок.
"Тихий шаг в ночи,
У окна движение -
Глупая шутка
Или предвестник беды
Тревожит меня?"
Сложив это танка, она прикрыла глаза и через минуту уже по-настоящему крепко заснула.
*
Дождь забарабанил по крыше и скатам палатки около двух часов ночи. Проснувшись, Вероника порадовалась тому, что ее палатка хорошо защищена от проникновение внутрь влаги. В такой никакой дождь тебе не страшен. Раньше было хуже – палатки мгновенно отсыревали, несмотря на все попытки защититься, и поход превращался в испытание. Наброшенный сверху полиэтилен сползал; задирался на ветру и не спасал от сырости. Разве что на голову не капало… Самодельная изоляция снизу тоже не гарантировала полной защиты. Спать приходилось одетыми, в обуви, завернувшись во все, что брали с собой, и все равно под утро зубы отбивали барабанную дробь в выстуженной сырой палатке. Нередко поход заканчивался раньше намеченного срока из-за простуды. А сейчас она лежит в тепле в легкой летней пижаме и слышит только расслабляющий шелест дождя. Ни сырости, ни холода. Да, если бы такие палатки были, когда мои родители в молодости проводили отпуск в Хибинах, может, сейчас у мамы так не ныли бы перед каждым дождем спина и колени!"
Кто-то шумно протопал мимо к озеру. Ника выглянула из-под полога и увидела в сероватом дождливом сумраке силуэт в плаще и шлеме и улыбнулась. Женя решил не упускать дождевой пейзаж и решил запилить видео в непогоду.
Ника закрыла полог и снова легла.
Через полчаса, когда она уже совсем засыпала, ее снова побеспокоили – чья-то возня, шушуканье, взвизг "молнии" на чьем-то пологе. Как будто те самые голоса, которые она слышала днем в заброшенном доме.
Вейдер выбрал лучший вид на озеро с дождевой тучей, спустившейся почти до самой поверхности воды, установил штатив, прикрыл телефон специальным зонтиком и начал эфир. Несмотря на ночное время, в онлайне оказалось несколько подписчиков, и первые лайки посыпались уже через минуту лайва. Да, вид был удачный – на фоне потемневшего неба и свинцово-серого озера.
За валунами кто-то вылез из палатки. В ночной тишине, сопровождаемой лишь тихим шелестом дождя, отчетливо прозвучало нецензурное ругательство.
– Какая еще Лизка Кокина, – человек снова выматерился, – совсем уже (ругательство), уроды! Я вас всех тут… – очередной матерный глагол.
Вейдер узнал голос толстяка. "И отчего это он так раздухарился среди ночи? Орет на весь лагерь…"
– Нормально, в окна х… всякую бросают, – продолжал негодовать толстяк, – узнаю, кто, – он продолжал щедро сдабривать свою речь крепкими выражениями, – на рожу эту писульку налеплю!
"А, ему в палатку бросили записку, от которой он и завелся! Да, не лучший поступок, хулиганство, конечно, неприятно, когда тебе ночью что-то в окно бросают. Но это не повод такую истерику закатывать!"
Комок бумаги перелетел через валуны, прямо под ноги блогеру. Снова ругательство с обещанием "порвать за такие приколы". Закрылся полог палатки.
Малышев поднял и разгладил листок и в тусклом сероватом сумраке различил две строчки, написанные крупным почерком, явно намеренно измененном: "Не забывай о Лизе Кокиной из Тихвина. Шила в мешке не утаишь!".
"Кокина из Тихвина, – Евгений нахмурился под шлемом Дарта Вейдера. – Надо утром показать Орловой, тут явно какая-то тайна, как раз по ее части. И самому погуглить. Почему он так распсиховался из-за этой записки? Как будто она его напугала…"
Вейдер недаром был одним из самых успешных и популярных блогеров страны. Он легко мог пожертвовать сном, отдыхом и комфортом ради интересной темы, проявлял здоровое любопытство и на публичных акциях не подхлестывал участников, сидя в сторонке, а шел впереди и вдохновлял их своим примером.
Вот и сейчас, вернувшись в палатку с запиской, подброшенной толстяку и встревожившей его, Женя тут же сбросил латы Лорда Ситхов, достал планшет и открыл поисковик.
"Лиза Кокина, Тихвин", – набрал он.
Совпадений вышло много. Вейдер тут же отмел вылезшие вперед рекламные ссылки салона свадебных платьев Ангелины Кокиной и детского аниматора Елизаветы Кориной и углубился в изучение информационных ссылок.
В основном это были статьи о ДТП в районе Введенского женского монастыря в Тихвине. Машина с петербургскими номерами не пропустила на светофоре "скорую помощь", торопящуюся под сиреной в больницу. Мощный внедорожник врезался в желтую спецмашину, опрокинул ее, вильнул и умчался с места происшествия. Водитель и медсестра получили тяжелые травмы и были госпитализированы. Врач, фельдшер и пациентка погибли на месте от травм, несовместимых с жизнью. Материалы изобиловали леденящими кровь снимками груды смятого металла, в которую превратилась "скорая", и суетящихся вокруг сотрудников МЧС, пытающихся извлечь оттуда людей.
Елизавета Кокина, 20-летняя жительница Тихвина, студентка института экономики и права, за год до трагедии вышла замуж и на свой страх и риск решила родить ребенка, несмотря на тревожные прогнозы врачей. Бедняжка с детства страдала диабетом, и ей рекомендовали повременить с рождением ребенка.
Осложнения возникли на восьмом месяце. Кокину увезла "скорая помощь" из магазина, где она выбирала коляску. Но до больницы юную женщину не довезли.
Елизавета и ее нерожденный младенец погибли. Эта трагедия, случившаяся летом, ровно четыре года назад, потрясла весь Тихвин…
*
Нашлись свидетели, которые запомнили внешний вид и номер внедорожника, и через несколько часов водитель "лексуса" был задержан. Тридцатипятилетний Егор Болдырев, сотрудник агрохолдинга "Эко-Вкусно" (название предприятия придумано автором, любые совпадения с реальностью случайны – /прим. автора/), заявил, что момента аварии не помнит так как на несколько мгновений потерял сознание за рулем. В его медицинской карте нашлось упоминание о юношеской черепно-мозговой травме, которую Егор получил, играя в футбол в университетской сборной. Травмы такого рода часто напоминают о себе даже спустя много лет – мигрени, головокружения, обмороки. Болдырев получил три года условно.
"Мало дали!", "Три года условки за трех погибших???", "Четырех, вы забыли ребенка!", "А шофер и медсестра? Они чудом выжили, их в больнице с того света вытащили", "У мужика теперь инвалидность, первая группа, а у него трое детей!", "У девушки лицо стеклом порезало, на всю жизнь шрамы останутся!", "Ну, ясно, дядю Васю-слесаря за такое посадили бы, а бизнюге условку дали!", "И куда так торопился, урод, что "скорую" не заметил?!!", "ЧМТ у него, ага!", "Мозгов у него точно не было, вы на фото посмотрите, ну и рожа!", "Совести точно нет!", "Бухой, небось, был, помните, Ефремов так же фургон службы доставки протаранил!", и так далее – такие комментарии посыпались на "дело Болдырева" в интернете. Но через несколько месяцев буря сошла на нет, шумиха стихла, и Вейдеру не удалось найти никакой информации о последующей судьбе виновника аварии.
Он открыл свадебное фото Елизаветы Кокиной. Тоненькая девушка с красивым, но болезненно бледным, каким-то прозрачным лицом и пышной русой косой, в закрытом венчальном платье. Они с мужем сфотографировались возле главного храма Тихвинского Успенского монастыря; муж держит юную супругу на руках. Такие счастливые, смотрят друг на друга любящими глазами и еще не знают, какое недолгое счастье им отмерено.
Евгений отложил планшет, вышел из палатки и закурил на валуне над водой. Чужое горе обожгло его, он подумал о своих родителях. Кирилл и Анна Малышевы поженились такими же юными и тоже думали, что у них еще вся жизнь впереди. И тоже не прожили в браке и года. Отца ждал расстрельный приговор за чужие преступления, а маму – соседская травля и спешный переезд-изгнание в Купчино. Виновники понесли за это наказание совсем недавно, с опозданием на четверть века. Но это не вернуло отца и не изгладило из маминой памяти те страшные месяцы и не помогло ему забыть о том, как долго он был изгоем, жил под фамилией отчима, чтобы клеймо "сына маньяка" не сломало его жизнь, и дважды чуть не погиб в поисках истины – один раз – от рук шантажиста на зимней улице, и в Ахтиарске, когда его настиг наемный убийца…
"Жаль, я ему сильнее не вломил, – подумал Евгений, – если этот жирдяй и есть Болдырев! Утром расскажу Орловой. Эта история – как раз по ее части!"
Легкая рука легла ему на плечо, и Женя чуть не свалился в оду от неожиданности.
– Не надо, Дзеня, – тихо сказала Мияко, – у тебя такое рицо, как будзто ты кого-то хотесь убичь.
– Ну, ты даешь, – Вейдер перевел дыхание. Подпрыгнул он на месте неслабо. – Как из воздуха возникла. Я чуть сигарету не проглотил.
– Ты был так охватсен гневом, что не срысар, как я прибризирась, – пояснила девушка. – Идзвини. Не надо портичь карму из-за грядзных рюдей.
– Можно подумать, Мия, что ты уже все прощелкала.
– Вкурира, – щегольнула знанием русского сленга Мияко, – оставь. У кадздого своя карма, и распрата за зро никого не минуеч.
Вейдер положил ей руку на плечи, придвинулся к девушке.
– Ладно, – сказал он. – Ты права… Вроде я всякое повидал за то время, пока занимаюсь блогом, а никак не привыкну к человеческой мерзости. Каждый раз хочется порвать урода на тряпки…
– Их сама дзизнь порувет, – а про себя Мияко подумала: она повидала мерзостей намного больше. И тоже не научилась воспринимать их как данность. Обучение в селении Акайо-дзенина выработало в ней железное самообладание. Гнев, ненависть, омерзение никогда не прорывались наружу, но это не значит, что их теперь не было.
Они сидели на валуне у озера, и от камня к горизонту протянулась лунная дорожка, а небо уже светлело. Не прошло и получаса, как луна совсем побледнела на небе. Короткая летняя ночь закончилась. "Просто сидим и смотрим на озеро, и ничего больше… А я уже и от этого счастлив. Впервые встречаю девушку, с которой можно просто сидеть рядом и молчать, забыв о том, что только что рвал и метал и чуть не ринулся вышибать мозги из этого жирного подонка…"
А Мияко слагала хокку:
"Как она мала
Но как много вмещает,
Летняя белая ночь!"
"Опять в третьей строке шесть слогов вместо пяти, – девушка первой соскочила с камня, – размер у меня частенько хромает… У Харуки-сэнсэя хокку получаются лучше…"
– Пойдем в паратки, Дзеня, – сказала она, – перед рассуветом старо хородно. После додзьдя ноть прохрадная.
– Да, всегда так…
*
Дождь несколько раз за ночь прекращался, а потом снова начинал дробно выстукивать по туго натянутому полотнищу палатки. Ника, убаюканная этой мелодией, мирно проспала до девяти часов утра.
Проснулась она, когда солнце, разогнав остатки туч, зашарило лучиками по окнам в поисках лазейки, и самый проворный лучик скользнул по лицу Орловой. Молодая женщина потянулась, открыла глаза. "Вот и вся непогода… Теперь, если верить метеорологам, в ближайшие две недели осадков не будет! Безоблачное небо и плюс двадцать три градуса – что может быть лучше?"
Она быстро убрала постель, оделась, сунула ноги в кроссовки и выглянула из палатки.
Солнце стремительно подсушивало и согревало берег и деревья. Еще кое-где блестели лужи, в воздухе еще держалась дождевая прохлада, но видно было, что это ненадолго и день будет погожим и теплым.
У своей палатки снова сидел с планшетом Вадим. Он улыбнулся и кивнул Веронике. Мимо лагеря пробежали трусцой Ира и Миша. Весело гомонили у костра Лена, Катя, Ваня и Сережа. Протрусили в сторону санудобств Любаня с подругой, живо обсуждая, с чем лучше печь шарлотку – с корицей или ванилью.
Ника осмотрелась в поисках Мияко, и едва различила черноволосую голову метрах в ста от берега. Девушка плавала, ритмично загребая руками, без единого всплеска.
А у кострища, общего для трех палаток, курил Женя, и по его лицу Ника поняла, что блогер хочет о чем-то с ней поговорить.
– Что – опять наш сосед дает гастроли? – спросила она. В кострище уже были аккуратно сложены подготовленные для растопки дрова. Ника сунула под поленья таблетку для разжигания костров, щелкнула зажигалкой.
– Опять он, – ответил Вейдер. – Я выходил ночью, чтобы запилить видосик под дождем…
Вейдер поведал, как толстяку бросили в окошко палатки записку, какова была реакция соседа, и показал скомканный и разглаженный листок, убранный в прозрачный файл.
– Естественно, я решил узнать, кто такая Лиза Кокина из Тихвина, – заключил Женя, – так вот, похоже, что этот душнила – Егор Болдырев, который четыре года назад протаранил "скорую" в Тихвине и откосил от уголовного дела.
"Мияко оказалась права. Она говорила, что у этого типа на совести преступление и жертвы, это она прочитала на его лице", – Ника поставила на огонь котелок с водой, бросила туда сосиски, приготовила стаканчик с "быстрой" лапшой и походную кружку с кофе.
– Болдырев из "Эко-Вкусно"? – уточнила она. – Да, я слышала об этой истории и даже хотела просить у редактора командировку в Тихвин, но тут Наум высвистал меня в Выборг… Это когда погибла беременная женщина?
– И врач с фельдшером, – Женя нанизал на шампур пару сарделек и три куска серого карельского хлеба и осторожно поворачивал их над огнем. – И судя по тому, как он распсиховался ночью, напоминание пришлось не в бровь, а в глаз.
– И не первое напоминание, – Ника рассказала Вейдеру о том, как накануне днем услышала, как Болдырев выспрашивал у кого-то по телефону, кто мог проговориться "про это дело". – Звонил двоим: как я поняла, своему приятелю, с которым разговаривал весьма неформально, и какому-то официальному лицу…
– И Мияко говорила, что у него на совести преступление, – добавила она, закончив рассказ.
– Нинсо никогда не ошибается, – Малышев переложил сардельки и хлеб на походную тарелку.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71524417?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Анастасия Калько
Тип: электронная книга
Жанр: Современные детективы
Язык: на русском языке
Издательство: Автор
Дата публикации: 13.01.2025
Отзывы: Пока нет Добавить отзыв
О книге: Решая, где ей лучше провести долгожданный отпуск, журналистка Вероника Орлова выбрала Койонсаари. Это завораживающе прекрасный остров в Ладожском озере в Карелии. Но не успела она приехать, как на турбазе произошло жестокое преступление! Погиб сосед Вероники, бизнесмен агрохолдинга из Петербурга, несколько лет назад обвиняемый в нарушении ПДД, повлекших за собой аварию с жертвами, но почему-то практически не понесший наказания. Подозрения падают на друзей Вероники, отдыхающих вместе с ней, блогера Вейдера и загадочную девушку Мияко. И спецкор Орлова просто не может остаться в стороне. Она просто обязана узнать истину – какой бы та ни была! Загадочным образом преступление на Койонсаари оказывается связанным с тем давним делом о ДТП в Тихвине. Но как найти связующую нить, когда она так эфемерна и неразличима в карельском тумане? Как нащупать и удержать ее, не дав оборваться? Удастся ли это Веронике?