Главная страница | Современные детективы | Плач цветка или хроники предпенсионного возраста

Плач цветка или хроники предпенсионного возраста
Сергей Викторович Мальцев
Книга-загадка, книга-китайская шкатулка. Ряд детективов, различных по жанру, но связанных общими героями и сюжетной линией, в последней "хронике" неожиданно "взрывается" невероятно трагичной научно-фантастической линией, которая объясняет и странный пролог, и некоторые нестыковки с действительностью в "хрониках", и которая требует обязательного продолжения после красивого и элегантного эпилога

Сергей Мальцев
Плач цветка или хроники предпенсионного возраста

Плач цветка или хроники предпенсионного возраста

… Я понял, что параллельно с нашим существуют другие, неведомые нам миры, и ни один учебник не может объяснить, какие они и откуда взялись. Думаю, что лучше всего забыть, что они есть. Если, конечно, удастся.
Стивен Кинг «Сердца в Атлантиде»
Возмездие преследует всякого, но догоняет немногих.
М.Эбнер-Эшенбах
Пролог
Солнечный мартовский полдень, в дальнем уголке старого городского кладбища за кованой оградкой на лавочке возле двух могил сидит человек. Он обхватил голову руками и медленно раскачивается словно в такт какой-то музыке. Подхожу ближе действительно музыка. Из айфона звучит вечная битловская «Когда моя гитара тихо плачет» … Плечи сидящего слегка вздрагивают.       Сажусь рядом, осторожно беру его за руку, слышу
– Я знал, что ты придёшь. Спасибо, Миша
– А как иначе … Ген, ты же мой друг. Серёги не будет, улетел в командировку, в Южную Америку куда-то …
Молчим …
На ближнем к нам памятнике из светлого мрамора портрет красивой женщины, имя, дата смерти, изображение раскрытой тетрадки и книги. Мать моего друга всю жизнь преподавала русский и литературу … Аввакумова Лилия Игнатьевна (1934-2001)
Рядом такой же мраморный памятник, только мрамор чёрный . Портрет мужчины с интеллигентными чертами лица «Геннадий Евгеньевич Аввакумов (1932-2001)». Под памятником матери лежали белые розы, под памятником отца красные гвоздики.
– Отец спросил меня смогу ли я отвезти маму в аэропорт, он неважно себя чувствовал … А у меня была запись в студии … которую можно было перенести …Ты однажды верно сказал «Не откладывай на завтра то,что можно вообще не делать» … Тогда я сказал отцу, чтобы просто вызвал такси. Наверное, он попытался так сделать, но в праздники это проблема, и скорее всего он решил ехать сам. Теперь я не узнаю правды. По дороге в аэропорт есть очень крутой поворот, гружёный Камаз занесло … и всё.
Каждый год я слышу эту историю, и всегда, когда Геннадий говорит следующую фразу, он со всей силы бьёт кулаком в скамью и кричит: «Если бы я поехал, то к тому времени мы уже были бы в аэропорту на регистрации! Папа так осторожно и медленно водит … водил машину»
После этого Геннадий всегда достаёт из кармана пальто какую-нибудь маленькую бутылочку водки, сегодня это плоская четвертинка «Пяти озёр» и делает пару глотков прямо из горлышка. Вообще то мой друг водку не пьёт, из крепких напитков предпочитает коньяк «Двин», а в последнее время – премиальный «Севастополь», но в этот день … водка из горлышка без закуски. Я его понимаю … мои могилы на соседней аллее … Туда мы придём летом …
Гена протягивает мне бутылку, делаю свой глоток, возвращаю «Озёра». Друг ставит бутылку на гранит перед могилами родителей, возле положенной им ранее коробки с конфетами и пакетом с пряниками.
– «Come Together» – говорю традиционное и беру Гену под локоть. Он обречённо кивает, и мы идём по аллее к выходу с кладбища. Голос Джона Леннона из коробочки с надкусанным яблоком соглашается с моими словами и также призывает нас идти вместе …
Вечер того же дня. Сижу за своим видавшим виды ноутбуком … «Завтра последний день моей работы … или службы … не знаю, как правильно назвать. Вот рыбу ловить – это работа или служба? Скорее всего удовольствие, а вот ловить жуликов и убийц? Никогда особого удовольствия не испытывал, разве что облегчение, когда очередной мерзавец получает по заслугам, хотя какое там по заслугам, вот в пору моей молодости многие из пойманных мною сейчас испытали бы на себе высшую меру социальной защиты … Ладно, чего тут ворчать, ладно хоть с улиц убирают всякую мразь, пусть лес валят в солнечных краях. Как там про нашего любимого майора Знаменского из «Знатоков» говорили «… а начальник тот высоко сидит? Высоко! Из его кабинета аж Магадан видно!» Да-а, потом другие знатоки пошли, которые из клуба ... Дело, конечно. Хорошее, вот только Следствие вести стало некому. Это в другом, большом смысле …
Получается, завтра заканчиваются мои «Хроники». Жалко. Уже привык к вечерам за клавиатурой. Да и жизнь становится более осмысленной и логичной, когда излагаешь случившееся … чуть не сказал «на бумаге», хотя я не отказался бы, если бы мои россказни вышли и на бумаге. Даже мне, участнику или свидетелю тех событий порой интересно перечитывать свои заметки. Ладно, пожуём увидим, как говорил один собеседник Кота в сапогах, послушаю-ка на сон грядущий свой любимый винил. Достал с полки конверт, вынул диск, аккуратно водрузил на вертушку, автомат нежно опустил иглу … это была вторая сторона диска, мне больше нравится слушать альбом с «Here Comes the Sun», чем с «Come Together».
Вещь! Это Гена меня приучил, даже можно сказать приручил к «жучачьей» музыке, да и к хорошей музыке вообще, также, как и к качественному звуку. Да и этот диск его подарок, у него их несколько, даже есть с автографом Пола. Беру конверт. Тут автографа Пола нет, но Гена размашисто подписал «Великому сыщику Михайле в день рождения от самого великого меня». Меня всегда восхищала обложка альбома, эта знаменитая фотография Айена Макмиллана. Вот только не пойму, что хотел сказать человечеству Джон, идя босиком …
Хроника №1
Hunter (охотник)
(Повествование от третьего лица – застенчив, грешен)
Пролог №1
Локация – перекрёсток

На светофоре загорелся долгожданный зелёный, и пешеходы, торопясь и поглядывая на светофор (в нижней его части бежали цифры «последнего отсчёта» – 33,32 …27 – этот перекрёсток не особо жаловал пеший люд), засеменили по свежевыкрашенной зебре. Но на середине пути их встретило неожиданное и совсем не должное там находиться препятствие – новенький мерседес уверенно обогнул остановившийся перед полосатым участком дороги старенький «жигуль» и въехал на пресловутую зебру и теперь, чтобы его обойти, нужно было почти выходить на перпендикулярную дорогу, по которой неслись машины.
Пешеходы начали обегать стоявшие машины, чтобы найти путь к спасительному противоположному берегу, ситуация становилась опасной, светофор, как уже было сказано, пешеходов не жаловал (– 10, 9, 8 …) И вот тут один из них, спокойно идущий по зебре, никуда не стал сворачивать, а просто легко вскочил на блестящий капот немецкого автомобиля, на миг остановился там, нагнулся, чтобы разглядеть сидящего за рулём водителя, и, спрыгнув, дальше прошёл по своему маршруту, никуда не сворачивая. Естественно, публика, пользующаяся для передвижения только своими нижними конечностями, отреагировала на этот маневр неизвестного с энтузиазмом, раздались аплодисменты. А вот водитель, точнее водительница злополучного мерседеса, с этим была категорически не согласна:
– Ты что делаешь, идиот!? Кретин!! Сволочь!! Быдло!!! – завопила она, не обращая внимания на загоревшийся зелёный глаз светофора.
«Идиот» и «кретин» – ладно, в этом есть доля истины, «сволочь» тоже справедливо – в жизни всякое случалось, но вот «быдло» – извините. Не по адресу. Такое снести – невместно» – промелькнуло в голове принципиального пешехода, и он не замедлил с ответом:
– На себя посмотри! В зеркало! Там не быдло – «ЧМО» увидишь!
Дамочка за рулём мерседеса инстинктивно глянула в зеркало, расположенное на лобовом стекле, затем на боковое. Конструкторы автомобилей предназначают их для обзора дороги позади машины, отчего они так и называются «Зеркала заднего вида». Но у большинства водителей противоположного, можно даже сказать противоестественного для управления автомобилем пола, эти зеркала служат не для наблюдения за дорожной обстановкой, а для созерцания объекта гораздо более важного и интересного – а именно, себя любимой. Очевидно, в зеркале что-то оказалось не так, и дамочка задумалась. Тем временем на светофоре продолжал гореть зелёный свет, и позади мерседеса раздался требовательный сигнал, сопровождавшийся эпитетами, не только подтверждающими прозвучавшее на этом перекрёстке ранее, но и заметно дополняющими образ водителя дорогой иномарки новыми колоритными чертами. Но вот раздался визг резины, и зазевавшийся автомобиль рванул с места.
«На сегодня кое у кого настроение порядком испорчено. "Ездунья" …»

Пролог №2
Локация –вечерний переулок

… Раздалось характерное звяканье, и в руке ближнего «гоблина» заплясало лезвие «бабочки», так российские маргиналы любят называть балисонги – филлипинские складные ножи.
– Мобилу сюда-а, быстро-о, не по-онял!? – по-гопничьи, нараспев, прогундосил новоиспечённый «хозяин жизни и тёмных переулков», – Куртяк сымай, и карма-аны выворачивай, дядя!
–Да не вопрос, племянничек! Курточку тебе? Видать, замёрз, бедненький? И телефончик – маме позвонить, что задержишься? В больничку собрался, полежать? Ну, это как повезёт. То есть, коли жив останешься.
Мужчина быстрым движением расстегнул куртку и ловко выхватил что-то длинное, засверкавшее острой сталью. Что это такое, разглядеть было невозможно, потому что в руках владельца оно превратилось в сверкающую сферу. Загудел воздух, рассекаемый острой сталью. Через какое-то мгновение любитель «бабочек», по-поросячьи взвизгнув, рухнул на мокрый асфальт. Его приятель успел отскочить, но и ему тоже досталось – боль в рассечённой руке заставила его согнуться в три погибели.
– Ты чё, мужик!? Совсем!? Лёху убили-и, помогите-е!
– Так моего племяша Алёшей зовут? Хорошее имя, – мужчина задумчиво посмотрел на клинок в своей руке, – а вот это зовётся кухри, в Непале сделано, и не на сувенирной фабрике, а старым мастером. Для ближнего боя отличная вещь. Ну, а тебя то как величают? Один родственничек уже есть, сейчас вторым обзаведусь, а, сынок? Давай-ка я тебя за «мужика» по-отцовски взгрею, снимай штаны!
– Ты чё, урод! Убью, козёл! – завизжал «сынок», потянувшийся к лежащему перед ним ножу. Но получив удар плоскостью лезвия кухри по коротко остриженной голове, взвыл и схватился за неё, пачкая щеку сочащейся из правой руки кровью.
– Вот дибилы пошли, я же ему обыкновенного ремня хотел всыпать. А Лёха твой жив, и ты будешь. От удара плашмя не умирают. Были б мозги, то возможно было бы сотрясение. А вам то чего бояться?
Мужчина спрятал в ножны под курткой свой тускло мерцающий в свете уличного фонаря клинок, затем подобрал валявшиеся ножи и брезгливо рассмотрел их. Дешёвая китайская подделка под уже упомянутый балисонг и, так называемая «выкидуха», тоже продукция «Поднебесной империи». Сталь дерьмовая, всё собрано «на коленке», винты болтаются, у выкидного ножа лезвие скоро само начнёт выскакивать в кармане, так и чего отрезать может. Хозяину такие ножики зачастую опаснее, чем противнику. Но, увы, убить можно и этими. И чаще всего такими-то и убивают. Да ещё кухонными ножами по пьяни.
Мужчина спокойно сломал лезвия китайских поделок о бордюр, достал платок, и, по очереди протирая обломки, чтобы не оставить отпечатки пальцев, выкинул их в стоящий рядом мусорный бак.

Пролог №3
Локация – гаражи

Гаражи. Это целый мир. В лабиринтах длинных рядов железных ворот течёт своя жизнь, которая, как сказал один мудрец, во многих аспектах весьма напоминает театр, а другой не менее мудрый и, что немаловажно, достаточно авторитетный человек, подкрепил данную мысль безаппеляционным «в натуре». Так что театральная жизнь в гаражном мире кипела и была представлена всеми жанрами – от случайных коротких водевилей со сбежавшими перевести дух от сварливых жён мужьями, до полномасштабных комедий с ревностью, любовью и прочими атрибутами театра жизни.
А иногда на этих подмостках среди брошенной в тупике старой лысой резины, порванных шлангов, тормозных колодок, старых воздушных фильтров и пустых банок из-под машинного масла разворачивались целые драмы. Гаражи видели всякое.
В этом мире автомобильных квартир, конечно же, были и свои тайны. В некоторых гаражах, особенно в тех рядах, которые были построены первыми, ещё в семидесятых годах двадцатого века, рачительными хозяевами были вырыты погреба для хранения картофеля и различных солений, иногда эти погреба были даже двухуровневыми и, кто знает, что могло храниться в этих катакомбах. Как гласит одна городская легенда, однажды некий гражданин, зашедший в свой гараж тревожным осенним утром, (тревожным – потому что дело было в пятницу, а какого числа вы легко можете догадаться сами,) пропал. Из гаража он не выходил, так как все запоры на воротах и калитке были закрыты изнутри. Осмотр гаража работниками милиции показал наличие погреба и погреб этот был тем самым «катакомбом»…на одном этаже хозяин не остановился.
Что нашли милиционеры в этом таинственном гараже неизвестно, потому что дело как-то очень быстро забрали себе гораздо более компетентные органы и на этом всё закончилось. Короче легенда. Никто не знает ни имени пропавшего гражданина, ни местонахождения таинственного гаража. А их здесь сотни, и много заброшенных. А ещё в девяносто каком-то лихом году в правлении кооператива случился пожар и все бумаги, по которым можно было как-то выяснить хозяев, сгорели, а, учитывая, что половина гаражей была построена не совсем законно, за денежку малую, то и пытаться бессмысленно. Так что, однозначно, легенда.
Но это было совсем обычное утро, и ничего выходящего за рамки обычной гаражной жизни не происходило. Всё было, как всегда. Как всегда, в крайнем пятом ряду в гаражном боксе под номером сто тридцать четыре проснулся с синдромом тяжкого похмелья сантехник Коля Безверхий, ночующий возле своей старой «четвёрки» с проржавевшим под водительским местом полом. Как всегда, бегал по рядам с куском кабеля доцент Шпильман, с жалостным видом прося собратьев по нерушимому гаражному братству дать «прикурить» своей несчастной «девяточке». Его жалобные интеллигентские мольбы всегда находили отклик в душах обитателей гаражного сообщества, и вот уже хищные зажимы-крокодилы впивались в чьи-то клеммы.
– Когда аккумулятор то поменяешь, братан? Не надоело каждый раз так мучаться? – обычно приговаривал очередной добрый самаритянин, – Знаю место, где подешевле купить можно, подсказать?
Как всегда, к воротам бокса №138 подъехал праворукий японский внедорожник, купленный хозяином у местного перегонщика Севы, въехал в ворота бокса, а через минуту крепкий мужчина средних лет в обычной кожаной куртке и потёртых джинсах открыл изнутри хорошо смазанную, как, впрочем, и петли ворот, калитку в правой их половине.
– Привет, мужики! – поздоровался он, впрочем, ни к кому конкретно не обращаясь. Безверхий обречённо промычал в ответ свой «превет-медвед», а Шпильман радостно подбежал со своим неизменным «крокодиловским» кабелем
– Здравствуйте, Виктор Владимирович! Не поможете? Опять не заводится.
– Вижу. Евгений Вениаминович, загляните ко мне. Вот на полке стоит, берите, берите. Когда у вас день рождения, через месяц? А я сейчас поздравляю, вдруг в командировку уеду. Никаких денег! Обидеть хотите? Это подарок.
Доцент с ошалевшим от счастья лицом потащил к девятой модели Тольяттинского автозавода новенький аккумулятор, а тот, кого назвали Виктором Владимировичем, закрыл калитку на внутренний замок, и проходя мимо Безверхого, поставил на капот его старичка бутылку «Крюгера». Это пиво производства местного предприятия наш сантехник предпочитал остальным.
– Поправь здоровье, Коля. И завязывай, наверное, добром не кончится.
– Спасибо, Владимирыч. Знаю, да вот не выходит
– Ладно, придумаем что-нибудь. Давай, будь здоров.
– И вам того же.
На том и расстались. Безверхий открыл пиво и жадно ополовинил бутылку. Вторую половину сосуда пил не спеша, размышляя откуда берутся такие добрейшие люди, как этот Виктор Владимирович. Фамилию его он не знал, как, впрочем, и остальные гаражные соседи. Доцент однажды попробовал познакомиться с «интеллигентным человеком» поближе («и с чего он взял, что Владимирыч интеллигент? Нормальный он мужик»), но тот рассмеялся и вроде как в шутку сказал, что «те, кто меня хорошо знают, спокойно не живут». Нормально так пошутил, но больше ему лишних вопросов никто не задавал. А Колю Безверхого этот странный добрый сосед почему-то выделял из всех и частенько подсоблял. Когда добрым словом, а когда и как сегодня. «Добрым словом и бутылочкой пивка, можно иногда сделать человеку гораздо лучше, чем одним добрым словом», – это его слова, Владимирыча, и Коля их запомнил. «Душевно сказано. Сразу видно – человек с понятием».

Глава 1

Ноги трупа лежали на дорожке из розовой тротуарной плитки. БОльшая часть остального – на аккуратно подстриженном газоне. Не хватало меньшей, но достаточно важной части. Собственно, её отсутствие и позволяло со стопроцентной гарантией называть лежащее тело трупом. Не хватало головы.
Недалеко от стопроцентного трупа лежало человеческое тело, которое трупом отнюдь не являлось, судя по энергичным действиям людей в белых халатах. Оно являлось упавшей в глубочайший обморок Ириной Фердинандовной. В девичестве Форсайт. Впрочем, эту знаменитую, благодаря бессмертному творению Джона Голсуорси фамилию, Ирэн (а как же иначе она могла себя называть?) носила до сих пор, благополучно пережив два замужества, и не желала менять ни на какую другую.
В это злополучное утро она, как обычно, совершала пробежку вокруг озера, что было в двух шагах от её дома, элитной краснокирпичной новостройки. Моложавая эффектная дама бальзаковского возраста, как сказали бы раньше. Сейчас в этом возрасте выходят замуж чаще, чем в двадцать, что, кстати, и собиралась сделать Ирэн в третий раз.
Сегодня она проснулась позже обычного из-за вчерашнего головокружительного свидания с очередным мужчиной своей мечты и собиралась сделать пять кругов вокруг озера вместо обычных семи. Но, пробежав только половину первого круга, у выложенной розовыми плитками дорожки, ведущей к озеру, она увидела… мужчину своих будущих ночных кошмаров. На её крик прибежал охранник, расположенного неподалёку ночного магазинчика, который решительно вызвал «Скорую помощь» и милицию.
– Однако, – заинтересованно присвистнул уставший за ночную смену врач.
– Не свисти, Петрович, денег не будет, – заботливо произнёс пожилой шофёр «Скорой помощи» и зевнул.
– Их и так не будет. Главное, чтоб голова была на месте… Да-а, тебе, земляк, мы уж ничем помочь не сможем. А вот этой «мадам» пригодимся. Обморок. Коля, коли так, коли, что положено, набирайся опыта, юноша.
Врач, тот самый Петрович, отработал на «скоряке» больше десятка лет, а такие обычно становятся циниками, и к тому же наш врач стал вдобавок ещё и большим балагуром.
Молодой помощник, стараясь не смотреть на «некомплектное» тело, открыл чемоданчик и уже через пару мгновений приступил к работе с телом вполне комплектным и качественно собранным, точнее сложенным матушкой природой. Получив положенный укол, Ирэн (будем и мы её так называть) открыла глаза, обнаружила вокруг себя белые халаты и закрыла глаза снова.
– Где я? Кто вы? Где оно?
– Порядок, шеф! Говорит! Как живая!
– Цыц, остряк недоделанный! В морге будешь острить, на практике. Девушка, как вы?
Ирэн довольно покраснела на «девушку», мгновенно забыв об окружающих её обстоятельствах и кокетливо вздохнула, – Ужасно, доктор.
– Ну вот и чудесно, милочка, – не согласился с ней Петрович (Ирэн ещё больше покраснела). А вот и наши доблестные стражи порядка.
Милицейский «Уазик» лихо взвизгнул тормозами и, как гордый орёл, широко распахнул свои крылья –дверцы, выпуская троих молодцеватых служителей закона. Увидев жертву и её плачевное состояние, они мгновенно побледнели, а самому молодцеватому, а это обычно самый молодой, стало совсем плохо. Нет, ещё хуже.
– Бли-и-ин…Засада…
– Ничосе…
– Гру-у-у-ох-гы-ыы, – эти звуки издавал молодой, и, хотя они по своей сути, речью не являлись, но наиболее полно передавали общее состояние присутствующих.

Когда прибыла следственная бригада, всё окрестное население, спешащее на работу и по другим своим утренним делам, передавало друг другу душераздирающую новость – «На Белом озере по ночам маньяки обезглавливают людей. Первые трупы уже найдены.»
Естественно, никто не удивился, что телевизионщики прибыли раньше следственной бригады.
Ирэн Фердинандовна переживала свой звёздный час. Врач Петрович со товарищи улетели спасать и лечить оставшееся под утро в живых население города, а следственная бригада начала, выражаясь сухим языком протоколов, те самые «следственные действия». Итоги, которых, надо сказать, не обрадовали никого. «Sero venientibus ossa» (поздно приходящим достаются кости – лат.), – глубокомысленно изрёк судмедэксперт.
Убитым оказался, судя по документам, лежащим в бумажнике вместе с очень даже приличной суммой денег, не кто иной, как депутат областной Думы, местный олигарх с весьма сомнительной репутацией Борис Владимирович Кувалдин, по прозвищу «Молоток».
Головы не было нигде. Также не было обнаружено каких-либо следов борьбы и капель крови. Главное же, всех поразил характер смертельной раны, если так можно назвать обрубок шеи, торчащий из белоснежной, без всяких следов крови сорочки. Разрез был идеально ровным. Идеально …
– Это похоже на …, – судмедэксперт с интересом посмотрел на старшего следственной группы.
– Вы тоже так думаете? Иванов, следователь прокуратуры, обречённо вздохнул, – ни разу не встречал такого. Да ну вас, Евгений Филиппович…
– Либо устройство, подобное всем известному изобретению одного французского гуманного доктора, прославившему его фамилию, либо у нас появился мастер владения клинком, да ещё каким! Он рассёк позвонки, словно масло! Фантастика! Вылитый «Горец»! – восторженно подключился к обсуждению криминалист Сташевский Юрий Павлович, или Палыч, как звали его все в управлении.
Звонок мобильного телефона прервал восторги Палыча. Иванов обречённо слушал наставления начальства, изредка вставляя свои «…чего уж не понять… Я не волшебник и даже не учусь… Рыть то буду, только лопатка у меня меньше зарплаты и т. д.» У областного начальства старший следователь Иванов Михаил Андреевич имел весьма и весьма одиозную репутацию – непокорность и честность в сочетании с невероятной везучестью в раскрытии самых сложных дел. Хотя сам он считал это не везучестью, а идиотизмом. Ну кто в нормальном состоянии мог бы свой законный выходной день потратить на перелистывание старых бумаг в областном архиве, чтобы найти одну единственную фамилию. Правда, это привело к раскрытию убийства двух человек, но все считали это простым везением. Так же, как и поимку банды фальшивомонетчиков, когда ему пришлось целый месяц cлушать по вечерам концерты по заявкам на «Радио Шансон». Главаря он всё-таки вычислил, но теперь при первых же звуках всех этих «Владимирских Централов, …» он начинает старательно напевать арию Ленского из «Евгения Онегина», либо что-то из «Битлов». Полюбил классику.
– Приплыли, Палыч… «Политику» лепят… на контроле у «самого»
– И…
– Выборы скоро, не дадут спокойно работать.
Мобильник Иванова опять зазвенел,
– Вообще не дадут…
– Это уж точно! Повезло тебе, Гена.
– Ну по сравнению с ним, конечно. Как такого хоронить то будут?
Иванов обречённо достал телефон. Долго кого-то слушал, даже не пытаясь отвечать, затем с интересом спросил:
– Евгений Филиппович, сможешь мне больничный устроить?
– Так всё плохо?
– Ещё один без башки. Майн Риды хреновы, со своими всадниками …
– Какими всадниками? – Палыч недоуменно посмотрел на Иванова, – он же пеший, даже … лежий. Ну в смысле этот, лежачий.
Иванов тоже в свою очередь посмотрел на Палыча, но заинтересованно
– Издеваешься? Нет, скорее глумишься. Ты что «Всадника без головы» не читал?
– Нет. А что, книжка интересная?
– Да пошёл ты …
– Понял, не дурак. А что там, – Сташевский мотнул головой в сторону расположенной неподалёку областной администрации, где располагалась и местная Дума, – тоже депутат?
– Угу… серия, однако…Может утопиться? Озеро рядом.

Глава 2

Вторым обезглавленным «народным избранником» оказался некто Николай Валерьевич Жарков, он же «Жара». Лицо не менее известное и с не менее спорной репутацией, чем у предыдущей жертвы. Место, где было обнаружено тело депутата, говорило об изысканном вкусе убийцы – небольшой ухоженный парк в центре города, возле памятника Пушкину.
Состояние второго тела (как и в предыдущем случае, можно было с полной уверенностью называть его трупом) было идентичным первому –отделение важнейшей его части было произведено чисто, опытной рукой. Ни следов крови на одежде, ни следов борьбы, вообще никаких следов. И также начисто отметалась спасительная версия ограбления, нет, даже отбрасывалась на этот раз просто неприличной суммой наличных денег и оставшимися на руке часами. «Без малого пять тысяч евро стоит. В журнале такие видел», – заметил судмедэксперт.
– Это в том журнале, где девчонки классные? – У Сташевского сегодня было приподнятое настроение – по вторникам он играл в биллиард в клубе «Золотая луза», почётным членом которого являлся после того, как два года назад в блестящем стиле выиграл чемпионат Сибири и Дальнего Востока, – Опять вещдоки в личных целях используем?
– Так ты же все пальчики с него снял, Палыч. Я так, полистал немного, – смутился медик, тихий интеллигентный человек, над которым все любили подтрунивать, но так, беззлобно, поскольку для нормальной работы любого коллектива в нём должен быть стандартный комплект – «Трус, Балбес и Бывалый». За «Балбеса» работал Палыч, с «Бывалым» тоже всё ясно, а первый персонаж достался медику. Было ещё двое в отделе Иванова, но они проходили под кодом «молодые», хотя один был старше другого лет на пятнадцать. Считалось, всё равно «молодые», так как наша вначале упомянутая троица была уже в состоянии, которое принято называть предпенсионным.
– А вот и «…златая цепь на дубе том», как сказал бы наш классик, – Сташевский повернулся к памятнику Пушкину, – Ну куда же без неё реальному российскому пацану? Тяжёлая «голда» – то. Как шапка Мономаха. Да ещё и с брюликами.
Эту сентенцию Палыч произнёс по поводу того, что убийца, он же неизвестный лесоруб вышеупомянутых «дубов», после сделанной работы аккуратно засунул цепь, ранее гордо украшавшую шею убитого, в кармашек дорогого пиджака рядом с кокетливо торчащим платочком. Очевидно, чтобы не свалилась с «укороченного пенька».
– Андреич, нам явно хотят сказать, что это не ограбление и чужого им не надо, – эксперт укладывал очередной вещдок в пластиковый пакетик.
– А почему им? Может ему … или ей? – Иванов задумчиво достал из начатой пачки сигарету и разминал её между пальцами. – Эмансипация, знаете ли, вовсю шагает по планете. Семимильными, можно сказать, шагами. Следов рядом не нашёл?
Да какие тут следы, от дороги два шага, тротуарная плитка, дворники метут два раза в день
– А вспомни-ка труп на озере. Никакие мысли в голову не приходят? У нас то оные на месте.
– Ну-у, тело лежало возле дорожки, она тоже из таких же плиток, а по траве никто не ходил.
– До дороги там метров десять. Судя по следам на туфлях, тащили тело волоком. Если убийц было бы хотя бы двое, то взяли бы за руки-за ноги и никаких следов. Да и закинули бы уж точно подальше. Значит, преступник один был. С этой стороны озера жилых домов нет, только забор какой-то конторы. Выходит, наш убийца место и время раскладки жертв выбирал заранее.
Теперь по времени. На машине ехать от озера до парка примерно пять минут. Тела лежат возле дороги, работы на полминуты, не больше. Ранним утром там никого не встретишь, да и местность вокруг хорошо просматривается, можно подождать, момент выбрать. Нет, определённо, с этим бы справился и одиночка. К тому же слово «одиночка» в русском языке часто образует устойчивое народное словосочетание
– Псих-одиночка, что ли?
– Вот именно, Палыч. А разве способ обоих убийств не говорит об этом? И ещё, куда делась кровь? Одежда на жертвах без единого пятнышка, воротники рубашек чистые, и одежда на них своя, костюмы пошиты на заказ по фигуре, а фигуры у Кувалдина и Жаркова разные – первый поджарый, стройный, скорее фитнесом занимается с хорошим тренером, а второй наверняка по молодости в качалку ходил, а когда бросил, то его малость растащило. Короче, если даже костюмы перепутать, то штаны Кувалдина на Жаркова не надеть. Значит, их переодевали после убийства, не торопясь, спокойно, вдумчиво. Вон как шнурки аккуратно завязаны.
– Получается, головы им снесли, когда они щеголяли в костюмах от Адама, а не от Армани. Тут выбор небольшой. Судя по их принадлежности к сословию народных избранников – это, скорее всего, какая-нибудь сауна.
– Именно, Палыч, там и тело обмыть можно и спокойно приодеть.
– Хорошая версия и девочки к месту.
– Дались тебе эти девочки.
– А что, Фердинандовна то хороша-а-а, и вроде незамужняя, а ты, Миша, холостяк.

К концу дня версия об убийстве в сауне стала основной, а за час до конца официального рабочего дня получила косвенное подтверждение. В восьмидесяти километрах от города в элитном доме отдыха сгорела баня, она же по совместительству сауна. Администрация заведения утверждала, что отдохнуть от трудов праведных и, соответственно, «попариться» решили в этот день двое народных избранников с фамилиями, ныне фигурировавшими в протоколах осмотра тел покойных. На них были заказаны номера-люксы на двое суток, личной охране дан выходной, и посторонних лиц на территории дома отдыха не было. Лица же не посторонние ничего подозрительного не заметили, пока не заполыхал пожар, дотла уничтоживший рубленую из добротного кедра баню-сауну со всеми следами возможного преступления. Авария электропроводки – стандартная причина пожара, а поскольку на пепелище человеческих останков не обнаружено, то и ни о каком поджоге и речи не могло быть – пожарным и так работы хватает, на дворе лето – пожароопасный сезон. В итоге следствие зашло в тупик.
– «Scio me nihil scire», я знаю, что ничего не знаю, – подвёл итоги дня следователь Иванов и с чувством глубокого неудовлетворения и абсолютно невыполненного долга отправился домой почивать. И, как признался он сам себе, «увы, далеко не на лаврах».
Глава 3

Лица депутатов были спокойными и бледными. Никто не мог понять. Ничего. Уставшие от трудов праведных депутаты Областной Думы тупо смотрели на спикера, собравшего внеочередное заседание. Был повод. «Двойной удар» – так окрестили ситуацию местные остряки, но было не смешно. Неделю назад в этом зале заседаний шло довольно бурное обсуждение одного небезызвестного проекта, при проверке которого контрольной комиссией недосчитались некоторой суммы. В отличие от обычных недосчитанных сумм, которыми сопровождались подобные проекты с финансированием из госбюджета, размер последней был просто неприличным. Все дорожки, по которым могли уйти казённые средства вели к двум закадычным друзьям, ныне и уже навсегда отсутствующими. Спикер Областной Думы Семён Семёныч Добронравов читал распечатку стенограммы того памятного заседания, и струйка пота бежала по спине, хотя кондиционеры работали исправно …
– …Граждане депутаты! Даю голову на отсечение, это просто какая-то ошибка бухгалтерии, мы во всём разберёмся, и на следующем заседании вы убедитесь в нашей честности. Борис Владимирович, вы как?
– Тоже даю … это самое… на отсечение!
«Зашибись! – спикер судорожно глотнул и стал читать дальше. Он плохо помнил тот день, накануне крепко отмечали чей-то юбилей и, хотя он спиртным по причине болезни печени особо не злоупотреблял, употребить всё-таки его уломали. «Так что там дальше? Спикер что там сказанул? Ага! "Если наши уважаемые…. Дают свои головы, то я даю руку для того же самого, что ребята получат по полной программе, коли те данные не ошибка!"
«Ё-моё! Что я там, идиот, ляпнул-то? Да ну, ерунда какая-то!» Но мерзкий внутренний голос прошептал: «Не ерунда… Ты знал, что это не ошибка. А ручка-то какая у нас останется? Хорошо, коли левая. Ты же левша… Ну, а если правая?»

Общественность была взбудоражена. СМИ дружно визжали от восторга. Иванов отрабатывал первые версии. Думские депутаты дружно увеличили штаты личных охранников. Ирэн Фердинандовна купила новый дорогой спортивный костюм для утренних пробежек. Но все чувствовали некую незавершенность событий, недосказанность истории. И вот через неделю…
А что через неделю?
Да ничего … Целых десять дней прошло. В пятницу, как ни странно, четырнадцатого, видать календарь у кого- то сломался … Появились головы, те самые, которыми в Думе думают. Точнее, думали. Хочется верить, что так. Как никак, Дума всё-таки.
Глава 4

«…Тропинка, усыпанная сосновыми иголками, которые так приятно пружинят под ногами, уходила вверх, и бежать стало тяжелее. Но то была приятная тяжесть, разогретые мышцы требовали движения, работы. Ладони уже почти физически ощущали костяные накладки черена рукояти клинка. Скорее сделать первый взмах, закружить над головой синей сталью, да так чтоб воздух гудел, перекинуть оружие в левую руку … восьмёрку, ещё, ещё парочку и теперь канат …
Осталось немного. В юности мой тренер по биатлону учил ускоряться на последних метрах любого подъёма, и я делаю привычный рывок. Вот и мой дом, прихожая, за дверью лестница вниз, налево мастерская, направо спортзал. Здесь не качают железо, нет ни штанги, ни новомодных тренажёров. Стоят манекены, с потолка свисают канаты, к стене поставлено несколько жердей. Сразу за дверью справа в стене, отделанной камнем, замаскированная дверь сейфа, а за ней рукоятями на уровне кисти руки в специальных подставках стоят клинки. Только протяни руку, и вот она, знаменитая шляхетская карабела – орлиный профиль рукояти, кольцо для большого пальца на перекрестье – для поединка страшное оружие. А вот османский клыч с тяжёлой елманью (резким расширением лезвия на последней трети клинка для смещения центра тяжести, что увеличивало силу удара). Не знаю, рассекали ли турки этими саблями пластинчатые доспехи и кирасы каких-нибудь генуэзцев или там испанских идальго, но для порядка пришлось проверить на прочность старый советский пылесос с металлическим корпусом. Назывался агрегат красиво «Чайка». Удар у меня поставлен – развалилось изделие надвое. «Жалко птичку», но ничего не поделаешь, как говорится «лес рубят – запчасти летят», а на лезвии следов почти не осталось, а что осталось – не критично, заточу.
Следующим в ряду стоит самшир персидский. Кривой, как полумесяц. В конном бою очень хорош, а вот и японская катана. Легенд и сказок про самурайский меч не перечесть, но доверить ему свою жизнь? Вопрос интересный. До начала прошлого века Страна Восходящего Солнца никогда не сходилась в жестоких схватках с внешним врагом, а в войнах двадцатого века больше, чем катана, героическими самураями применялся другой клинок, вакидзаси, используемый для харакири. Оружейникам, как и странам, нельзя жить в изоляции, вариться в собственном соку, без обмена информацией, опытом, культурой и техническими новинками. Отставание неизбежно. Катана предназначена для молниеносного удара, вроде как неожиданно голову отрубить зазевавшемуся крестьянину, не успевшему на колени перед своим господином упасть. А вот против турка-сельджука, который полчища монголов остановил, от которых те самые самураи на островах попрятались, да всем миром священный ветер «камикадзе» у небес вымаливали, или против гусара венгерского, да польского улана, у которых одна молитва божьей матери, а другая своей сабле неразлучной …
Ну а мы, русские … вообще, чем угодно можем воевать и победить с одними топорами и вилами. Из клинков чего только на Руси не было: и мечи франкские и сабли восточные, и шпаги новомодные, а остановились в 1881 году на кавказских шашках. Сначала казакам приглянулись эти клинки. А заодно и кинжалы, да и вообще вся одежда горских народов, практичная и удобная. А потом и начальство повыше присмотрелось к этим простым, но очень смертоносным сабелькам. Хотя, какие это сабли, всё другое – лезвие малой кривизны, никаких ухищрений с «елманью» для усиления удара, просто рукоять без всякой гарды и прочих излишеств, один клюв и темляк, чтоб из руки не выскочила при рубке. Сам наследник престола цесаревич Александр Александрович на войне с турками в 1877 году видел, как казаки его отряда косым ударом от плеча до седла разваливали турецких янычар с их новыми английскими саблями. Вступив на престол Александром Третьим, он и начал военную реформу с главного оружия кавалерии, ввёл шашки вместо сабель, только палаши оставил кавалергардам, уж очень несерьёзно бы выглядело такое оружие у этих великанов. Вот они, эти шашки: образца 1881 года кавалерийская, это кавказская, как у Лермонтова – "настоящая гурда, сама в тело вопьётся", эта Будённовская, а вот эта до самого Берлина дошла вместе с дедом».
"Смотри, внук, какие рубцы на острие – сталь то уже не та, не царская, а каски немецкие крепкие, а то и винтовку гад подставит", – так дед говорил, когда под хмельком, так-то про войну молчал больше, только вздыхал, когда по телевизору какое-нибудь кино про это показывают. "Там кина этого не было – красиво никто не умирал, страшно все мёрли. И мы и они. Первого срубил – полдня блевал, чуть сам не сдох. Потом полегче стало, привык малость. Всё одно это не в пехоте, стрельнул издали, и он сам по себе помирает, не видно. А тут вся его смерть в твоей руке, и хорошо, если рубанул толково, голову снёс или, когда наискось удар получится, ещё и плечо с сердцем. Тогда он не мучается, дёрнется нога пару раз и все. А вот коли удар не пошёл, или чем заслонится и полоснёшь только, да чего отрубишь, руку там, пальцы часто сносишь, когда винтовку подставит, шмайсер тот переламывался от удара, тогда самое страшное – он орёт и тебе в глаза смотрит, а добивать надо. Так что крови вражьей на ней много, ох и много …".
Дед вынимал шашку на четверть клинка из старых потёртых ножен и аккуратно возвращал клинок на место: "Спасибо тебе, подруга, спасала ты меня не раз, но не дай бог тебе ещё чьей-то крови испить. Она у всех одинаковая, что у нас, что у немцев – когда мало её, то, вроде как красная, а когда много – чёрная. Мне больше чёрной довелось видеть".

Утренняя тренировка обычно занимала час, не больше. Нет смысла уставать в самом начале дня, вечером можно больше поработать, нарубить дров для камина в буквальном смысле, следы тренировок лучше уничтожать, да и у огонька посидеть не помешает. Обдумать произошедшее – правильно ли всё сделано, да и то, что сделано, правильно ли. Поначалу сомнений не было, сейчас появилось некое предчувствие. Нет, не сомнения, но предчувствие их. Собраться и отогнать посторонние мысли, когда в руке клинок, думать действительно опасно. Птичку вот жалко …
Кружка чая, бутерброд, любимое варенье из малины с крыжовником. Крыжовник – правильный кустарник, не стоит дурнем, как смородина, подходи да ешь. Нет, он защищается, иголки острые, словно шпаги, короче, свой парень. Да и вкус у ягод бодрящий, терпкий. Варенье с малиной не такое приторное выходит, самый раз. Ну всё, в дорогу. Выеду пораньше – гаишники на Коммунальном мосту что-то в последнее время совсем с тормозов слетели, по каждой мелочи цепляются.
Машина завелась с полоборота. Дорога от дома идёт под уклон, так что двигатель можно слишком не прогревать. Когда нужно будет, то вообще можно не заводиться, полкилометра под горку и ещё триста метров по инерции, проверено. Может, когда-нибудь пригодится.
На службе первым делом узнать, как дела у этого следователя с усталым лицом. Иванов Михаил Андреевич … Говорят про него, что мужчина упёртый и нестандартно мыслящий. Нехорошо, что он будет этим делом заниматься, неправильно. А если разобраться, что есть в этой жизни правильное? Рождение человеческое правильное? Несомненно. А смерть? Без неё нельзя, но важно, когда она приходит и как. Когда дети хоронят родителей, это хотя и горько, но правильно – таков закон жизни. Но родители не должны хоронить своих детей – это против всех законов. И тогда по каким законам должны жить родители, на это не может быть одного ответа. Также не может быть ответа, каким судом судить убийц твоего ребёнка. Суд человеческий тут бессилен. Суд божий не так скор. Хотя и мой суд не был скоротечным. Ошибки быть не могло. Когда судья и палач одно лицо, ошибок не бывает»
Глава 5

Пятница началась, как обычно начинается понедельник, да по большому счёту и все остальные дни нашей российской недели – тяжело и суетно. Областное милицейское начальство метало молнии и грохотало громом. Дело «всадников без головы», как окрестил его самый скандальный журналист местного телевидения Рома Шустерман, он же «Шустрик», получило такой общественный резонанс, что даже победа родной футбольной команды над питерским «Зенитом» прошла незамеченной. Нечасто убивают сразу двоих депутатов, да ещё таким экзотическим способом.
Иванов вернулся от начальства красный от гнева и белый от возмущения. Его и так незавидная карьера грозила закончиться в скором времени увольнением «по собственному», и оставшиеся до пенсии несколько лет пришлось бы набирать в каких-нибудь «Рогах и копытах» охранником. И то, если повезёт, потому как слишком многим потенциальным работодателям он насолил за время своей службы. Ему дали три дня (три ночи подразумевались сами собой), чтобы добиться хоть каких-нибудь результатов и заткнуть горло прессе, а главное, унять ведущего телешоу «Крутой вираж» Рому Шустермана, начинающего свою ежедневную программу криминальных новостей с двух красноречивых цитат из бессмертного творения Майн Рида.
Первая – «Кто бы он ни был он – человек, дьявол или чучело, – заявил член отряда, первым высказавший свое мнение, – я не вижу, почему бы нам не узнать, куда ведет его след, если, конечно, он оставляет следы.» И вторая цитата, самая обидная – «Может быть, оленя испугал всадник? Да, это он, пугает и заставляет недоумевать, в его облике есть что-то уродливое, жуткое. Силы небесные! У всадника нет головы! Это очевидно даже для неразумного животного. Еще с минуту смотрит олень растерянными глазами, как бы силясь понять: что это за невиданное чудовище?» После этой фразы ведущий задаёт провокационный вопрос: – Вам никого не напоминает этот олень? – и тут же на него отвечает, – похоже на руководителя следственной группы, ведущей дело о «Всадниках без головы» Михаила Иванова …» Ну и далее всё тому подобное.
Надо было успокоиться. На этот случай у Иванова имелась своя личная методика «успокоения». Заперев дверь кабинета на ключ, он вынул из сейфа «антигнев», так он называл пневматический пистолет «Аникс 101М». Двенадцатиграммовые газовые баллончики и магазин на 15 шариков калибра 4,5 мм. В дальнем углу кабинета было место для мишени. Повесив «любимый» портрет из толстой пачки фотографий политиков и олигархов, Иванов выпустил в него четыре магазина. С удовольствием рассмотрев изрешечённую фотографию, следователь открыл двойные двери своего кабинета.
– На совещание, господа детективы. Не стойте под дверью, коли не зовут. Про телефон слышали? Недавно Александр Белл изобрёл. Полезнейшая, надо вам сказать, вещь. Потом покажу, как пользоваться. Заходите, присаживайтесь.
В управлении про Иванова рассказывали разные легенды, некоторые были даже правдой, и одна из них была про то, что ему неведомым образом удаётся за пару минут восстанавливаться после мощных нервных стрессов, вроде того, что только что произошёл в начальственном кабинете, и звуки которого слышал весь этаж. Никто не знал, что делает Михаил Андреевич, закрывшись в кабинете, но всегда через пару минут он выглядит так, будто вернулся с отпуска на каких-нибудь Канарах, да ещё впридачу на обратном пути заглянул в Монте-Карло и выиграл миллион в рулетку.
– Излагайте, коллеги, результаты своих изысканий. Начнём с версии о, так сказать, профессиональной деятельности убиенных.
Следователь Дмитриев (из «молодых» – сорока ещё нет) прокашлялся и, не торопясь, обстоятельно начал излагать факты, говорившие, что никому, кроме государства, коммерческая и прочая деятельность покойников не приносила абсолютно никакого вреда и неудобства. Времена всяких там «бригад» и кровавых разборок давно прошли, и «братки», оставшиеся в живых и на свободе, вели безопасную мирную жизнь, по совести и по понятиям разделив сферы влияния в городе. Некоторые даже избрались в областную Думу для солидности, а иногда даже участвуют в неких совместных проектах, последний из которых прошёл, кстати, не совсем гладко, но опять же без ущерба для авторитетных представителей общественности. Как всегда, пострадал лишь федеральный бюджет, а он, как известно, бессловесный и терпеливый.
– Был один интересный момент, Михаил Андреевич, – Дмитриев сделал небольшую паузу, – как утверждает спикер Думы, накануне убийства на очередном заседании депутаты Кувалдин и Жарков сказали следующее, –следователь достал распечатанный лист бумаги с гербом области, – зачитываю дословно отрывок из стенограммы «…Граждане депутаты! Даю голову на отсечение, это просто какая-то ошибка бухгалтерии, мы во всём разберёмся и на следующем заседании вы убедитесь в нашей честности. Борис Владимирович, вы как? – Тоже даю … это самое… на отсечение». Данное обстоятельство позволяет нам предположить, что убийство может быть связано с присутствующими на этом заседании депутатами и техническим персоналом, ведущим стенограмму, являющуюся строго конфиденциальной информацией. Таким образом, можно значительно сузить круг подозреваемых и работать уже только по ним.
– Всё это было бы полезно, если бы наша уборщица баба Нюра не рассказала эту страшилку мне на второй день после убийства, а ей рассказал внук, прочитавший всё в интернете. Это уже стало анекдотом, как и то, что Рома Шустрик каждый вечер сравнивает меня с оленем, – Иванов поднял растопыренные ладони над головой, изобразив оленьи рога, – Простой вопрос – они кому-нибудь из серьёзных людей мешали настолько, чтобы я в результате всего произошедшего вас тут смешил? Нет? Спасибо. Что с амурной частью, Олег Николаевич?
Олег Сёмушкин, которого Николаевичем звал только Иванов, но никакой иронии в этом абсолютно не чувствовалось, так как Олег был хотя молодой (по настоящему молодой – недавно после университета), но толковый, а таких старший следователь Иванов уважал, немного покраснел и начал доклад, из которого следовало, что по всем имеющимся официальным и прочим источникам ревнивых мужей и всяких бойфрендов нашим депутатам бояться не стоило. У них были законные жёны и не менее законные любовницы, о которых супруги знали, но чуть ли не хвалились друг перед другом, как в том анекдоте, «…а наша-то лучше всех»
– Законных жён обеспеченная жизнь с рождественскими поездками на Куршевель и отдыхом на Канарах и в Ницце вполне устраивала, а всяких романтических подруг тем более. Никаких иллюзий ни у тех, ни у других не возникало. Кроме утешения в смысле любовных утех народных избранников других побочных занятий у всех вышеупомянутых дам не наблюдалось. Информация из вполне достоверного источника. Так что опасность с этой стороны гражданам не угрожала. Только если бы они не надорвались в амурных утехах, чего, как мы знаем, не успели.
– Спасибо, Олег Николаевич. А что нам скажет начальник транспортного цеха?
Под этой кодовой фразой подразумевался криминалист, он же Палыч.
А ничего нового не скажу, товарищ директор, – подхватил Сташевский знаменитый Райкинский монолог, – абсолютно никаких следов, о которых можно было бы сказать, что они принадлежат преступникам, фактически нет. На местах обнаружения тел перед нашим прибытием прошли и проехали стада машин и толпы народа, а на месте предполагаемого убийства пожар уничтожил всё, кроме бассейна с грязной водой, пожарные же довершили дело. Но есть одна новость. Я определил тип орудия убийства, и это не гильотина.
– Уже лучше. Что же это было, Палыч?
– К сожалению, могу вас разочаровать, это не было световым мечом джидаев. Сабля! Характер раны показал, что головы в обоих случаях были не отрублены, а как бы отрезаны, убийца владеет отличным клинком и владеет им очень даже прилично. Удар поставлен, как у моего прадеда, варшавского шляхтича. Отец рассказывал, что дед на спор мог с одного удара рассечь берёзовое полено пополам. Я проверил всё имеющееся в нашем распоряжении холодное оружие подобного типа, очень помог в этом областной музей, и выяснил, что след от шашки немного отличается от сабельного. Это была именно сабля и, более того, клинок дамасской стали, так называемый «сварочный дамаск», эта сталь отличается своеобразным узором. Под этим материалом подразумевается собственно персидско-индийская тиглевая сталь с высоким содержанием углерода. Упомянутый узор появляется за счёт образования матрицы карбида и феррита при медленном охлаждении материала. При заточке и шлифовке мягкие ферритные волокна стачиваются, и на режущей кромке остаются наиболее твёрдые карбидные матрицы – кромка клинка получается состоящей из неразличимых глазу, но алмазно-твёрдых и очень опасных зубчиков, так называемой «микропилы». Она то и позволяет владельцу такой сабли разваливать противника надвое без особых усилий. Нет, коллеги, это дело становится интереснее с каждым часом.
– Сплюнь, Палыч! Интересные дела обычно становятся висяками. Давай без лишних деталей. Из твоего доклада, а точнее лекции, я понял две вещи. Первое – орудие убийства вещь редкая и в охотничьих да сувенирных магазинах не продаётся. Второе – убийца есть сам по себе человек незаурядный, как личность и, главное, прекрасно владеющий орудием убийства, что подразумевает регулярные тренировки. Значит, у него есть место для этого, и, развивая свою мысль, осмелюсь предположить, что место это уединённое, и опять же предположу, что человек этот одинок. Далее, исходя из этих предполагаемых данных, я осмелюсь сказать, что вероятным мотивом этих жестоких убийств может быть …
«Yesterday …» – а вот этот мотив, прозвучавший из мобильника Иванова, означал, что с ним желает говорить его старый закадычный друг, Генка Вакуум, для остальных Геннадий Владиленович Аввакумов, звукорежиссёр областной телерадиокомпании и весьма уважаемая личность не только среди местного бомонда, но и некоторых авторитетных властных кругов. Геннадий был страстный меломан, а если брать по большому счёту, то и представитель самой элиты данной части человечества – битломанов, а в их стройных рядах состоял и один из местных олигархов, что и роднило простого представителя средств массовой информации с верхушкой общества. «Что-то случилось, потому как Гена никогда не звонил мне в рабочее время», – Иванов извинился и вышел в коридор.
– Что у тебя, дружище? Извини, но у меня запарка по работе, долго говорить не могу.
– Слышал я про твои запарки – каждый вечер этого кретина Шустермана слушаю.
– Да, кстати, я заметил, что его с каждым разом слушать становится всё противнее и противнее, а в последний вечер вообще невозможно. Голос у него, как у поросёнка, но я тут субьективен, думал, только мне кажется. А что, твоя работа?
– А то. Нечего приятным баритоном гадости вещать. Малость частотную характеристику подправил, пусть народ от одного его голоса тошнит.
Аввакумов был гением работы со звуком, а Шустерман изрядной сволочью, и очередным доказательством этого послужила последовавшая от Аввакумова информация:
– Миша, сегодня утром какой-то паренёк приволок к нам посылку для Шустрика. Было ещё рано, в это время обычно приезжаю только я. А в последнее время и Рома. Наверное, очередную гадость обдумывать. Короче, я был там, когда он вскрывал посылку. Миша, там были головы … Те самые! В сумке-термосе, обложенные льдом. Всё цивильно, никакой крови, чистенькие. Ромку сразу же вырвало, я еле успел подсунуть ему кулёк из заготовки сценария его сегодняшней вечерней передачи. Но потом оклемался, гадёныш, и начал орать, что с таким материалом все «Тэффи» в этом году заберёт и на первый федеральный канал уедет.
– На Пушкина 40, в СИЗО он может уехать, Гена. Он что, не собирается полученные вещдоки к нам везти?
– Не собирается. Спрятал всё, гад. На сегодняшнем шоу хочет народу показать, представляешь? Поначалу хотел вообще в утренних новостях, но я сумел его убедить подождать до вечера и молчать, пришлось припугнуть компроматом из моего аудиоархива, – Аввакумов хитро улыбнулся, – я иногда микрофоны в студии включаю и выключаю немного не в то время, как наши телезвёзды считают. Любопытнейшие реплики случаются, иные всю карьеру журналисту могут загубить. Рома купился, и до вечера время у тебя есть, пока дружище! Ну всё, пока! У нас эфир, бегу работать!
«До вечернего шоу Ромки Шустермана осталось восемь часов, за это время надо, получается, раскрыть дело, которое не далось за десять дней. Стоп! Пока не прозвучала знаменитая мелодия Пола Маккартни, всё было не так плохо, я практически нащупал мотив убийства. Это была месть. Месть старая, именно та которую подают холодной. Убийцу в этом деле надо искать в прошлом. В прошлом его жертв», – Иванов закрыл крышку мобильника и вернулся в кабинет.
– Коллеги, есть пренеприятнейшее известие – для раскрытия дела нам осталось всего восемь часов.
– Как восемь часов? Андреич, ты что, в коридоре Гоголя ненароком перелистал? – Сташевский приподнялся со стула вопросительным знаком, – Что случилось вообще то?
– Случилось страшное, Палыч. Объявились отрубленные головы, и они в руках у любителя великого Майн Рида. Звезда местной тележурналистики Роман Шустерман получил их сегодня утром в посылке. Как шампанское, со льдом. В вечернем эфире вылетит пробка и под какой-нибудь вальс, например, «Брызги вышеупомянутого шампанского», наша команда во главе со мной перестанет существовать. В том смысле, что меня уйдут пинком под зад, а вы разбредётесь по разным пенатам, хотя, возможно, всё обойдётся малой кровью, и заменят только меня, как руководителя. Кстати, о посылке знает только Шустерман, мой друг Аввакумов и теперь вы.
– Нашлись головы? И они у Шустрика? Сташевский изобразил рукой восклицательный знак, или просто поднял руку, как на уроке в школе – Тогда такая смерть, как у фигурантов нашего дела, покажется лучшим выходом. После вечернего кривляния этого местного Доренки я сам сделаю себе харакири. Михаил Андреевич, только под вашим руководством мы сможем раскрыть это дело, соберитесь и командуйте. Я считаю, мне стоит ехать на телевидение, думаю твой приятель поможет мне ознакомиться с артефактами.
– Удачи тебе! А мы что стоим? Версия о мести из далёкого прошлого не отменяется. Олег Николаевич и Дмитриев уже роют архивные дела и ищут, очень хорошо ищут всех пострадавших от общения с вышепоименованными лицами и на ваш объективный посторонний взгляд, наказанными недостаточно серьёзно. Начиная с детского сада! Может совочек не поделили или там кого-то с горшка столкнули. Вперёд! Вам час на всё!
– Так мало же, – начал было Сёмушкин, но умолк, получив удар под рёбра.
– Молчи, студент. Андреич всегда время с запасом даёт, умножь на два и прибавь полчаса, – прошипел Дмитриев, работавший с Ивановым уже пять лет и тихо, про себя, боготворивший его. Сам Владимир Дмитриев, как говорится, звёзд с неба не хватал, но был упорным и старательным. Любое порученное дело доводил до конца, за что Иванов ценил его. Хвалил правда редко, но и в обиду не давал. Было ещё одно обстоятельство, которое связывало их – Владимир был обязан Иванову жизнью.
Однажды во время следственного эксперимента с выездом на место преступления то ли из-за халатности конвоя, то ли чего похуже – деньги большие там крутились – подследственный смог освободиться от наручников, завладел оружием конвойного, но почему-то взял в заложники Дмитриева. Потом то выяснилось почему – конвойный был с ним в сговоре и должен был помочь выбраться из города. А Дмитриев был без оружия и в полном ступоре от неожиданности, делай с ним, что хочешь. Да и остальные не лучше. Ситуация была критическая. Отпускать подонка-педофила никак нельзя было. Его папаша, из олигархов первой волны, поднявшийся на крови конкурентов, уже наверняка за бугром местечко сыну приготовил, не достать. А в том, что тот курок спустит, сомневаться не приходилось. Девять жизней он уже забрал …
Естественно, что первым делом отморозок потребовал, чтобы все положили на землю оружие. У парня с видеокамерой оружия не было, а остальные колебались …Иванов тоном, не допускающим возражений, приказал выполнить требование. Он это умел. И сам тоже спокойно нагнулся и положил свой табельный ПМ на землю. Дальше всё произошло за какие-то доли секунды. Выпрямляясь, Иванов сделал какое-то молниеносное движение и в его руке оказался пистолет, мгновенно сделавший два выстрела. Дмитриев понял, что никакой ствол ему на висок не давит, а рука, державшая его за отворот куртки, ослабла и что-то упало ему под ноги. Он посмотрел вниз и увидел тело с пробитой головой. Подняв глаза, он увидел в руке Иванова пистолет с непривычно длинным стволом, который всё ещё смотрел на лежащего преступника.
– Проверь его! Услышал Дмитриев команду начальника и машинально проверил пульс у лежащего тела. Естественно, никакого пульса не было, как и половины затылочной части черепа.
– Он мёртвый …
– Точно? Тогда надень наручники на этого, – и Иванов показал стволом на конвоира, застывшего в ступоре, как и все остальные. Затем добавил, обращаясь ко всем, – Когда будете писать рапорта, не забудьте добавить, что я сделал даже не один, а целых два предупредительных выстрела. Вот они, – и с этими словами Иванов два раза выстрелил в воздух.

– Правда? Тогда, конечно, хватит… Володь, ты чё?
Дмитриев тряхнул головой, отбросив воспоминания о начале своей работы вместе с Ивановым, и подмигнул Сёмушкину, – Олежа, а Шеф тебя ценит. Но не дай бог тебе сверх того ещё пять минут добавить.
– И что?
– Ничего, Майн Рида почитай на досуге. Узнаешь, что будет. Шевели конечностями.
«А ведь моя служба, да и жизнь могла бы тогда и закончиться … А как начальство потом на Иванова наезжало … Оказывается, Андреича из оперов перевели как раз из-за того, что часто оружие применял на поражение. Правда каждый эпизод был вполне обоснован – Иванов, как юрист, очень грамотный, если бы адвокатом был, то цены б ему у местного криминала не было, на «Крузаке» бы ездил, или на «Порш-Кайене», а не трясся на нашем служебном уазике. Но он не из таких. А вот от собственной безопасности отбиться – это его тема. Но всё равно с оперативной работы его убрали. В следователи. А свой наградной парабеллум он на каждый такой выезд берёт, оказывается подобный случай уже в его практике был, и после он этот приём со вторым пистолетом натренировал до, как он говорит, «более-менее приемлемого уровня». Обещал научить, но из макарова, да ещё с его – Дмитриева – уровня стрелковой подготовки это пока не получалось. «Главное», – объяснял Иванов, – «Это первым выстрелом выбить оружие из рук преступника, а поскольку оно в таких случаях находится у виска жертвы, то есть боковой, самой большой проекцией к тебе, то ты имеешь идеальную мишень, а дальше дело техники и твоей тренированности. Что до техники, то лучше парабеллума для такой задачи я ничего не знаю – идеальная эргономика, мягкий спуск и высокая точность стрельбы, "что ещё нужно, чтобы встретить старость". А тренированность – это вообще просто. Чтобы хорошо стрелять, нужно просто много стрелять.
А после того, как ты выбьешь оружие из рук злодея, то дальше, как тебе твоя совесть подскажет. Можно, конечно, в гуманизм поиграть, про закон покричать и в живых злодея оставить, а потом ждать, когда он ещё кого убьёт или так же в заложники захватит, а я их всех, кто черту перешёл и чью-то жизнь забрал, за людей не считаю. Это враги. А я врагов в плен не беру».
Глава 6

Через полтора часа, команда архивокопателей вернулась с объекта усталая, но довольная. Открыв дверь на пороге кабинета начальника, вернувшиеся замерли. За столом напротив Иванова в кабинете сидел незнакомец, вид которого однозначно ассоциировался с понятием «джентльмен». У Дмитриева возникла другая ассоциация – «пижон», и он сжал кулаки. Ладно бы только на незнакомце ладно сидел шитый на заказ элегантный костюм, и шитый явно не в местном ателье, а где-то типа возле Эйфелевой башни – может халтурка подвернулась, и решил гражданин приодеться. И то, что трость у него старинная, красивой работы, тоже ладно. Может ноги больные. А вот золотое пенсне – это уже слишком. «Очки ему, видите ли, носить в падлу, как говорят наши клиенты, – подумал Дмитриев, – Пижон, короче, и всё тут».
– А вот наши лучшие сотрудники, о которых я вам говорил. Познакомьтесь, Олег Николаевич Сёмушкин и Дмитриев Владимир. Что с тобой Володя?
Незнакомец повернулся к вошедшим, и Дмитриев увидел на левой стороне шитого возле парижской башни пиджака золотую звезду Героя Советского Союза и внушительную орденскую колодку. «Вот тебе и пижон …»
– Полковник ФСБ Сорокин Виктор Владимирович, – представился джентльмен, – Прибыл по поручению руководства для оказания помощи. Ваши жертвы проходили по нашей разработке – наркотики, оружие – и для вас есть интересный материал.
– Вот так-то, Дмитриев. Никакого, значит, неудобства, солидные люди говоришь? – Иванов пристально посмотрел на Дмитриева, затем кивнул Сёмушкину:
– Что у вас, Олег Николаевич?
Сёмушкин, чуть было не выронивший папку с документами после слов «наши лучшие сотрудники», нервно прокашлялся и начал докладывать о том, что нашлось-таки дело аж от 1987 года, где очень много непонятного и которое непосредственно связано с гражданами Жарковым и Кувалдиным. Это было дело о дорожно-транспортном происшествии, иначе говоря – ДТП, в котором погибли два человека: Горелова Екатерина Викторовна и её трёхлетняя дочь Аня. Их сбил на пешеходном переходе летевший на большой скорости и к тому же на красный свет автомобиль ВАЗ-2106. Водитель не остановился и, не сбавляя скорости, уехал с места происшествия. Потерпевшие скончались до приезда «Скорой помощи». Свидетелем был муж погибшей Валерий Горелов, который шёл позади с тяжёлой сумкой и, по его словам, не успел ничего сделать. Но он запомнил номер машины и то, что в салоне было двое мужчин. Хозяином автомобиля оказался гражданин Жарков, сын директора одного из местных оборонных заводов. Он заявил следователю, что отдал в этот день машину по доверенности своему другу, Кувалдину, для поездки к матери в деревню. Кувалдин же в свою очередь заявил, что у него машину в тот день угнали, он нашёл её вечером в квартале от дома побитую и с пустым баком. Вскоре обнаружилась куча свидетелей, видевших друзей во время происшествия вдали от него и без машины. Наконец муж погибшей заявляет, что от волнения всё перепутал и не помнит номера машины. Дело рассыпалось.
– А я по своим не совсем официальным каналам выяснил ещё более интересные вещи, – подключился к докладу Дмитриев, – Буквально через неделю после закрытия дела гражданин Горелов оставляет свою неинтересную и низкооплачиваемую работу и устраивается на оборонный завод, где директорствует папаша Жаркова. А туда можно было попасть только по очень большому блату. И в дальнейшем судьбы Горелова и двух друзей тесно переплетаются. В 90-х, когда завод закрыли, начинается полукриминальная, а часто и вовсе криминальная деятельность этих авторитетных людей: Жары и Молотка. Рядом с ними постоянно находится и наш вдовец. Странный такой коллектив. Но несколько лет назад, гражданин Горелов исчезает. Никаких следов. Возможно, он был убит, но есть и другая версия. Мы думаем, что-то случилось, и он решил отомстить убийцам своей семьи, или просто долго вынашивал план мести. Типа графа Монте-Кристо.
– Отлично! Теперь позвольте продолжить мне. Вы правы, никакого убийства не было. Гражданин Горелов стал Фёдоровым Петром Николаевичем и переселился в соседнюю область в коттеджный посёлок «Сосновый бор» – раздался приятный баритон полковника ФСБ, – чем он там занимался и для чего пришлось сменить фамилию и даже немного изменить внешность, я вам, к сожалению, сказать не могу, но, заверяю вас, что это не было разведением фиалок. Его коттедж с огромным подвалом, приобретённый на деньги господина Жаркова, служил складом и перевалочной базой для очень и очень опасных, незаконных предметов. Вчера он сгорел дотла, останки Фёдорова-Горелова – может зря он фамилию обидел, изменив ей, – опознали по зубам. Что для вас представляет интерес, это то, что в доме в одном из сейфов обнаружена небольшая коллекция холодного оружия, причём эта коллекция была вполне рабочей, поскольку эксперты утверждают – сабли и шашки без дела не стояли, клинки отточены, рукояти отполированы недавним пользованием, пальчики на всех одни – Горелова – будем пользоваться его настоящей фамилией, уважим покойника. Кстати, умер он не от огня – точку в его непростой судьбе поставила пуля в голове, выпущенная из пистолета Макарова с близкого расстояния. Самоубийство не исключено.
Разработкой этого дела, фигуранты которого уже по странному стечению обстоятельств уже мертвы, мы занимались несколько лет, и вскоре все бы они были бы арестованы и осуждены на очень приличные срока, но жизнь решила их наказать более жестоко, как видите.
Полковник встал, опершись на трость,
– Коллеги, необходимые вам материалы по делу уже переданы в ваше ведомство, рад был знакомству с вами. Уверен, что и без нашей помощи вы бы раскрыли дело. Честно говоря, я даже не ожидал, что вы так быстро выйдете на Горелова, и не станете бегать по кругу, отрабатывая прочие версии. Месть, вы были правы, Михаил Андреевич, старая месть, вынашиваемая годами. Ведь кто-то сказал, что месть – это блюдо, которое лучше подавать холодным. Если вы не против, я бы поспособствовал вашему переходу в нашу структуру, ведь у вас довольно сложные отношения с руководством, и поработать до пенсии в нашем аналитическом отделе – это хороший выход. Подумайте над таким предложением, для меня было бы честью работать с вами.
Эти слова у полковника прозвучали не дешёвой шаблонной фразой, а с каким-то особым достоинством, видно было, что слово «честь» для него имеет своё настоящее, исконное значение. Все встали, пожали друг другу руки. Ладонь полковника была сухая и крепкая.
– Ребята, перекурите пока, мы тут немного не договорили, – Иванов пододвинул стул, – Виктор Владимирович, ваше предложение обсудить хочу поподробнее, если вы не против.
Сёмушкин с Дмитриевым понимающе кивнули и вышли
– Чёрт! Уйдёт от нас Андреич, как пить даст уйдёт.
– Сто пудов уйдёт, и «Вася не чешись». Достало его начальство.
– Жалко, толковый мужик.
– Сам ты мужик. Михаил Андреевич – Человек. Настоящий. Теперь таких не делают.
Глава 7

Иванов задумчиво посмотрел, как закрылась дверь, и устало спросил:
– У меня есть другой выход?
– Ваш вопрос содержит и ответ.
– Мы говорим об одном и том же?
– Если нет, то я в вас разочаруюсь. Когда вы поняли?
– Не сразу. В середине нашей встречи до прихода ребят был у меня телефонный звонок. Помните, наш эксперт был в телестудии, общался с Шустерманом и взял на анализ лёд из термоса. Телезвезда призналась, что ей, то есть ему, Шустерману, был звонок после утренних убийств и переданы мои слова о «Майнридах хреновых и безголовых всадниках», а также кое- какие подробности, не подлежащие огласке. Голос в телефоне был мужской. Кому-то нужна была истерия в СМИ, чтобы мы спешили и делали ошибки. Кстати, появление голов было отличным ходом. Вечером нашу группу расформировали бы, а в другом составе преступление вряд ли бы было раскрыто. Нашли бы каких-нибудь отморозков, прессанули в КПЗ и те признались бы в убийстве не только Жаркова с Кувалдиным, но и Кеннеди со Сталиным. Выдумали бы какую-нибудь сатанинскую секту, с ритуальной рубкой голов и дело в шляпе, а осужденные в «Чёрном лебеде». Тут всё дело в факторе времени, и мы должны были натолкнуться на версию мести и ухватиться за неё, что и получилось. Но тут вдруг появляетесь вы, и наша свежая, сырая версия мгновенно обрастает железными фактами. Другой бы на моём месте обрадовался. А что вы хотите? Дело раскрыто и даже судить никого не надо, убийца сам наказал себя, тронувшись разумом от содеянного. Да только я не оптимист и даже не пессимист. Хуже всего – я реалист. Жизнь научила меня не верить в чудеса. Их не бывает, по крайней мере полезных. И тут приходите вы, а я уже знаю, что мой эксперт дал железную гарантию, что вода – та самая, из которой лёд в термосе – не могла быть местной ни в коем случае. Закрытый секретный город, в десяти километрах от нас, о котором знает сейчас последний австралийский абориген, так долго ковал ядерный щит нашей родины, что каждая песчинка и капля воды в радиусе ста километров вокруг несёт в себе знак ГОСТа этого оборонного предприятия. Ста километров, я уточнял. Ну, добавим ещё полсотни для верности. А когда вы назвали место обитания предполагаемого преступника, расположенного в трёхстах, если не больше, километрах от нас, то меня начали терзать еще более смутные сомнения. Термосок то куплен у нас в ЦУМе на третьем этаже, и совсем недавно – ребята постарались, разузнали. Зачем лёд везти за тридевять земель в другом термосе и потом перекладывать в этот? Только для того, чтобы экспертиза показала, откуда он. Ещё один факт, ведущий к убийце. Не расследование, а песня. Особенно, если не обращать внимание на термос, купленный в нашем городе, поскольку он выпущен малой пробной серией и в соседние области в продажу не поступал. А там в продаже есть другие, не хуже. Это никакой не дефицит. Зачем такие сложности с упаковкой нашего груза? И вообще, как сказал мне криминалист по мобильнику, лёд там вообще не нужен, в комплекте идут специальные химические аккумуляторы холода. Перемудрили вы, товарищ полковник. И всё это для того, чтобы направить следствие по ложному пути, который привёл бы к Горелову, а тот уже «почил в бозе». Вопрос один. Зачем это вам, или вашей организации?
Полковник, с интересом слушавший Иванова, поднял руки и беззвучно хлопнул в ладоши:
– Браво! Я и не думал, что так сильно недооценил вас и вашу команду. Мне тоже казалось, что с фактами перебор, но в последнее время в вашем ведомстве такой дефицит в думающих, да и просто добросовестных людях, что … Но согласитесь, выхода у вас нет. Факты предложенной версии железобетонны и, что самое главное, удобны. Удобны для всех сторон, и для нашей конторы в том числе. Ваша версия о причастности третьей силы, напротив, будет настолько неудобна для всех, насколько косвенны все её факты. Вас даже никто слушать не станет.
Сорокин внимательно посмотрел в глаза следователю и продолжил:
– Знаете, мы знакомы около часа, но вы мне нравитесь. В чём-то мы даже похожи.
Сейчас я расскажу вам своё изложение событий, как мне кажется, наиболее достоверное, и уж вы сами решите, что с ним делать. Вы правы –это была месть. Моя Месть.

Полковник на мгновение замолчал и маска учтивой вежливости, бывшая на его лице до сего времени, исчезла. Это было мгновение, но Иванову стало не по себе. Он повидал на своём веку немало убийц и маньяков, но впервые оказался перед самим олицетворением смерти, холодной, безжалостной, которую нельзя ни купить, ни уговорить, и от которой не убежать и не скрыться …
– Что с вами, Михаил Андреевич? Всё нормально? Тогда я продолжу. Это была моя женщина и моя дочь. Не будем говорить о моральной стороне дела, я был в то время за речкой, когда родилась Анечка, и Катюша мне долго не признавалась, что они уже тогда с мужем не жили как муж и жена, собирались разводиться, не сладко ей пришлось. Когда этот ужас случился, я был на задании, очень тяжёлом, грязном задании. Есть такая работа, которую нужно кому-то делать, как бы противно не было. Я сделал её, потерял многих товарищей, сам был ранен, с тех пор хожу с этим, – он показал на трость, – Нога уже давно в норме, но иногда полезно иметь такие кажущиеся недостатки. После ранения был признан негодным к строевой службе и переведён по моей просьбе в родной город, в областное управление ФСБ. Естественно, версия о гибели моих девочек сразу показалась мне липой. Понемногу собирая доказательства, я узнал, что виновников не двое, а трое. Так совпало, что Жарков с Кувалдиным попали в разработку по делу о контрабанде наркотиков и оружия и их начали активно «слушать». Попутно и их окружение. Так я узнал в одной пьяной беседе, что Горелов знал о том, что не он отец Анечки, и возненавидел их с Катей. Их смерть не была совсем случайной. В тот момент, когда пьяный водитель нёсся на красный свет, у мужа было достаточно времени вытащить мать с ребёнком из-под колёс, но он не сделал этого. И, по его словам, не жалел никогда об этом. Поэтому его так легко было уговорить отказаться от показаний. Хотя он и тут не прогадал, подружился с теми двумя. Кстати, я так и не выяснил, кто тогда был за рулём, оба были пьяными и толком сами ничего не помнят, даже перед смертью не признались. Но и того, что они натворили остального за свою жизнь, для моего приговора было достаточно. Вот такие дела, Иванов. Решай сам. Одного мне не понять. Почему, когда я одному и не самому плохому человеку, вина которого была только в том, что он свою родину защищал, голову отрезал, чтобы племенную вражду разжечь и Хекматияра с Ахмат-шахом лбами друг с другом столкнуть, мне звезду Героя дали, а за этих подонков меня хороший человек и прекрасный следователь может попытаться под суд отдать.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71520406?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.