Главная страница | Триллеры | Суд Рейнмена

Суд Рейнмена
Анастасия Александровна Калько
Первое же расследование на новом месте оборачивается для следователя Соболевской чередой загадок и неясностей. Что за таинственный маньяк выходит на улицы города дождливыми вечерами? И, хотя его жертвы порой не заслуживают даже доброго слова, Соболевской приходится выполнять свою работу – раскрывать серию и искать убийцу… А тут еще за Соболевской начинает ухаживать загадочный сосед Павел Уланов, оказавшийся вдобавок ее любимым писателем, звездой детектива Тао Брэкстоном…
Содержит нецензурную брань.

Анастасия Калько
Суд Рейнмена

Глава 1.
Незнакомый город
Ночью прошел дождь, и из-под колес микроавтобуса фонтанами разлетались мутные брызги. Сверху нависали новые тучи, и завывал холодный ветер, пахнущий чем-то отсырелым. Было начало мая, а погода стояла как в ноябре.
Микроавтобус «ДАФ», высокий, блестящий, с квадратными фарами, на пустынном шоссе казался пришельцем с другой планеты. Все вокруг было серым, унылым, размокшим после дождя – и дорога, и обочины, и рекламные щиты, и редкие частные домики, а автобус сверкал новизной и яркостью.
Внутри автобуса было тепло и уютно: мягкие кожаные кресла, бежевая отделка под кожу стен и потолка, шторы кремового цвета, на приборной панели мигают лампочки, из звуковых колонок льется тихая расслабляющая мелодия, смешиваясь с запахом обивочной кожи, пластика и ароматизатора салона. Так пахнет только в новых машинах, попавших в руки бережливых хозяев.
Мотор ровно урчал, и автобус, казалось, не ехал, а скользил по асфальту. Водитель, коренастый блондин лет тридцати, вел машину, расслабленно положив руки на руль. Он завершал очередной рейс Симферополь – Причерноморск, перевозя в центр Региона тридцать пассажиров. Вот за окном промелькнула стела с названием города. Уже считай, доехали.
Синдия Соболевская на переднем сидении настолько расслабилась в уютном тепле салона под тихую музыку с новым детективом своего любимого Тао Брэкстона, что ей хотелось бы так ехать вечно. Вставать с удобного кожаного кресла и выходить под это серое небо, вздрагивать от сырого ветра, пронизывающего сквозь одежду до костей не хотелось…
Автобус уже кружил по окраинным улицам Причерноморска, пробираясь к автостанции. Вот они проехали мимо маленького и суетливого вокзала. Вот целая улица каких-то заводов и фабрик – сплошные рабочие корпуса и закопченные трубы, и окна высоко над землей. Следующая улица наоборот похожа на Ботанический Сад в Ливадии – настоящее буйство зелени и цветов. А вот и следы жизни: степенно трусит впереди троллейбус, его нетерпеливо обходят два маршрутных такси. Прямо перед носом автобуса материализовался замызганный зад неспешного грузовика, и скорость пришлось снизить.
– Начинается, – проворчал водитель. – На межгороде за это время десять раз по столько проехали бы, пока здесь толкаться будем.
– Да, верно, – кивнула Синдия, бросив на себя взгляд в зеркало над лобовым стеклом. То, что она увидела, подняло ее настроение: даже после долгого переезда она не выглядела на свои тридцать восемь лет. Высокая худощавая шатенка со свежей кожей, тонкими чертами лица и длинными густыми волосами цвета черного шоколада. Карие глаза, слегка удлиненные к вискам и изогнутые, как у пантеры. Выражение лица как всегда задумчивое, прохладное. Длинный прилегающий бархатный жакет, белая водолазка и узкая черная юбка безупречно сидят на стройной фигуре. Ноги в тонких колготках телесного цвета и черных «лодочках» приковывали к себе восхищенные мужские взгляды.
Затаенное выражение грусти и подспудной боли появилось на красивом лице Синдии несколько месяцев назад – когда ее отец, махнув ей рукой на прощание: «До вечера!», сел в машину – и раздался оглушительный взрыв. А потом Синдия узнала, что отцом Аркадия Соболевского на самом деле был известный магнат из Детройта Джеймс Корвин, который недавно скончался, завещав все свое состояние сыну, живущему в Москве. Это сильно не понравилось американским родственникам Корвина, и ради того, чтобы вернуть себе деньги, они пошли на все. Аркадий Соболевский погиб. Жизнь его дочери, Синдии, висела на волоске, но, в конце концов, киллеры были выслежены, и вывели на заказчиков, которые вскоре направились на скамью подсудимых, а американский адвокат с широкой улыбкой поздравил Синдию Соболевскую с получением наследства.
А вскоре Синдия, следователь по особо важным делам Московской прокуратуры, подала заявление о переводе в другой город. В Москве оставаться ей было тяжко – сами улицы родного города как будто изменились, тая в себе тяжелые воспоминания о тех неделях изматывающего ужаса, когда каждый прожитый час был чудом, а каждый новый рассвет – подарком Судьбы. Может, через несколько лет все изменится, и Москва перестанет быть для Синдии заповедником худших воспоминаний, но эти годы лучше провести вдали от нее. Тем более что теперь Синдия может себе это позволить.
Эти несколько лет она могла бы провести, путешествуя по мировым курортам, как элитная туристка, но едва ли безделье смогло бы ей помочь. Новое назначение, адаптация в новом городе и новой среде быстрее поможет ей уйти от воспоминаний к нормальной полноценной жизни.
Поэтому Синдия Аркадьевна Соболевская и направлялась в Причерноморск, где ее ждало назначение на пост начальника следственного отдела городской прокуратуры.
Автобус проехал еще несколько улиц, на этот раз – центральных, с изобилием сверкающих витрин, роскошных фасадов и дорогих машин, и остановился на автостанции с выходом на центральную площадь города. Пассажиры зашевелились, стали подниматься, вытаскивать деньги, у дверей сразу выстроилась очередь. Синдия не спешила подниматься. Чем стоять и смотреть в затылок соседа она предпочла подождать, пока все выйдут.
Дождавшись этого, Синдия не спеша закрыла яркий томик Брэкстона, запомнив страницу – 212, убрала книгу в сумочку и встала. Протянув водителю двадцать гривен синими «пятерками» с портретом Богдана Хмельницкого, она взяла из багажного отделения свои вещи – два чемодана на колесах, кожаную сумку и небольшой несессер.
– Тут рядом стоянка такси, – сказал Синдии водитель автобуса. – Они уже знают наше расписание и к прибытию автобуса всегда тут собираются. Махните рукой, и кто-нибудь к вам подъедет.
Синдия поблагодарила водителя и махнула рукой. В ожидании машины женщина огляделась. Да, центральную площадь Причерноморска не сравнить с Красной площадью в Москве или Невским проспектом в Петербурге! Площадь 30-летия Великой Победы была в несколько раз меньше Красной площади. Небольшой сквер с несколькими клумбами, россыпь ларьков и торговых палаток, театр с башенными часами, звучно отбивающими полдень, кинотеатр, пестреющий афишами – однако, похоже, киноиндустрия здесь поставлена хорошо, если новинки кинематографа приходят в Причерноморск одновременно с большими городами России!
Массивное здание центральной городской библиотеки, пара художественных школ, несколько баров и мелких магазинов, гордо именующих себя «маркетами», снующие туда-сюда автобусы, троллейбусы и машины – вот и весь центр города.
За спиной у Синдии расположился на складном табурете длинноволосый молодой человек с гитарой и старательно играл мелодию к песне «Я прошу, хоть ненадолго…», и эта музыка словно была частью серого неба, темной зелени скверика и майского ветра, пахнущего свежескошенными газонами.
«Я прошу, хоть ненадолго,
Боль моя, ты покинь меня…»
«Да, похоже, об этом просить бесполезно. Я в этом уже убедилась, когда вынуждена была бежать от своей боли из России!»
Синдия внезапно достала кошелек и, повинуясь неясному порыву, положила в открытый футляр от гитары, лежащий перед музыкантом, десятидолларовую купюру. Молодой человек удивленно посмотрел на женщину, улыбнулся: «Большое спасибо!» и возобновил игру, теперь он играл еще старательнее, поглядывая на слушательницу. «Хорошо играет, – подумала Синдия, – чувствуется музыкальное образование у хорошего педагога. Мог бы выступать на профессиональной сцене. Но не имеет железных локтей или «волосатой лапы» и вынужден выступать на центральной площади, а на сцене главенствуют Рома Зверь, Сергей Шнуров, Дима Билан и группа «Тату»!»
Эпатажный дуэт «Тату», две девочки в школьной форме, худая брюнетка с глазами мартовской кошки и упитанная рыжуха с масленым лицом и такими же глазками со своими страстными поцелуями, стриптизом на сцене, скандальными интервью и признаниями в своей запретной любви пользовались большой популярностью у невзыскательной публики, а когда в дни военной кампании США в Ираке вышли в майках с нецензурным пожеланием войне, приобрели репутацию чуть ли не защитниц мира и национальных героинь. А Синдия недоумевала: как это может нравиться всерьез? Даже если девочки и талантливы, почему они предпочитают настоящей славе скандальную популярность?
– Куда едем, дама? – высунулся из подъехавшего к бровке тротуара бежевого «Мерседеса» таксист. – Вы извините, что не сразу подъехал. День выходной, пробки в центре сумасшедшие, еле протолкался. Вам нужно в гостиницу? – он вышел погрузить в багажник вещи Синдии.
– А какую гостиницу вы посоветуете? – спросила Синдия.
– Ну… Вам, наверное, подойдет гостиница «Крым», она лучшая в городе, так сказать, люкс. Но и цены там тоже, хм, люкс!
– Подходит, – кивнула Синдия, и водитель засуетился с ее чемоданами и сумками, потом распахнул перед ней заднюю дверцу:
– Прошу вас!
Салон оказался отделан в бежевых тонах; сиденья обтянуты бархатом.
– Не боитесь за обивку? – спросила Синдия. – Пассажиры попадаются неаккуратные.
– Я с неаккуратными не работаю, – важно ответил водитель, тронув машину с места. – У меня ВИП-клиенты, и кого попало я не вожу.
«Я должна гордиться тем, что выгляжу как персона ВИП?»
Глава 2.
Любимый писатель
Когда такси довезло ее до места, Синдия увидела в окно нависшую над ней белую громаду из двадцати этажей с огромной золотой надписью по фронтону: «Hotel «Crimea». Сбоку прилепилась другая вывеска: «Гостиница «Крым».
Вестибюль был выдержан в кремовых и ореховых тонах и с первого взгляда слепил глаза роскошью. «Стараются для постояльцев номеров люкс, – про себя съязвила Синдия, – а на обычных этажах, наверное, двери фанерные, ковры истерты ногами как решето, и меньше чем на четверых номеров нет!». Тут она одернула себя: что это опять на неё нашло? Может, в этой гостинице как раз нормальные условия для всех клиентов. А если Синдия в прежней жизни несколько раз в командировках оказывалась в гостиницах с номерами на четверых, фанерными дверями, щелями в окнах и протертыми коврами, это не зна-чит, что все отели такие же!
Лифт в гостинице «временно не работал», но к счастью Синдии, отделение люкс занимало второй и третий этажи. Синдия сняла номер на втором этаже. Служащие за стойкой регистрации проявили чудеса любезности, чуть не вывихнув челюсти в улыбках, вручили новой постоялице ключи от номера, и вещи в номер Синдии отнесли два безупречно вежливых молодых человека в строгих черных костюмах с карточками служащих гостиницы.
Номер оказался размером с хорошую однокомнатную квартиру, только не в пример комфортабельнее; в спальне стояла широкая кровать с ортопедическим матрацем, в ванной уже были приготовлены полотенца, мыло и шампунь.
Пареньки в черных костюмах занесли ее вещи в спальню, получили по двадцать гривен чаевых, коротко учтиво поблагодарили и вышли, аккуратно затворив за собой дверь.
Оставшись одна, Синдия сбросила жакет и туфли и прошлась по номеру, почти по щиколотку уто-пая ногами в пушистом ковре. Потом Синдия подступила к свои чемоданам, повесила было в стенной шкаф несколько костюмов – и поняла, что переоценила свои силы, и с дороги ей надо отдохнуть. Хоро-шо, что теперь она может позволить себе отдельный номер, куда больше никого не подселят, и не при-дется делить и без того маленькую площадь с соседками! Синдия не любила тесноту, но раньше отдель-ный номер пробивал солидную брешь в бюджете следователя прокуратуры. И приходилось по несколько дней тесниться в пятиместных номерах с «удобствами» на этаже, из-за чего Соболевская чуть не вознена-видела навеки гостиницы.
Пожалуй, за две недели она успеет подыскать себе квартиру, провести все операции по покупке и оформлению документов и обставить квартиру. Если этого времени ей не хватит, придется оплатить еще несколько дней в «Крыму».
Синдия достала из сумочки томик Брэкстона, пачку «Собрания» с ментолом, устроилась в кресле у стола и закурила – в этом люксе не красовалась повсюду набившая оскомину табличка с перечеркнутой сигаретой, зато всюду стояли пепельницы. Потом открыла книгу и возобновила чтение. Детектив уже двигался к финалу, и Синдия уже примерно представляла, кто окажется преступником, хотя могла и оши-баться. Тао Брэкстон любил повести читателя по неверному пути, а потом огорошить совершенно неожи-данным финалом на трехсотой странице. На опусы в 500 или 600 страниц Тао не замахивался, все дейст-вие укладывал в 250 или 300 страниц и за два года издал уже 13 детективных романов. Сейчас в руках у Синдии был последний его роман; остальные 12 книжек лежали на дне одного из ее чемоданов.
С первой книги Тао Брэкстон стал любимым детективным писателем Синдии, решительно оттеснив ранее любимых Дашкову, Платову и Устинову. Его романы Синдия читала на одном дыхании, не в силах оторваться, а, закрывая последнюю страницу, жалела, что следующую книгу еще нужно дождаться. Судя по аннотациям на оборотах книг, Тао был еще совсем молодым человеком; родился в Австралийских Альпах в семье ученых этнографов, изучающих обычаи и нравы аборигенов, до десяти лет жил с родите-лями в поселении австралийских аборигенов, в десять лет остался сиротой после схода лавины с горы Косцюшко, пешком добрался до Мельбурна, сел на первый попавшийся корабль, доплыл в трюме до Кейптауна, а через десять лет уже из Йоханнесбурга прибыл в СНГ и решил поселиться на родине своей матери, в Причерноморске. Синдия всерьез подозревала, что эта биография вымышленная, и на самом деле родители Брэкстона живы и здоровы по сей день, а сам Тао в Австралии и ЮАР был только по тури-стической визе. В книгах Тао ей часто попадались профессиональные описания рукопашных схваток и холодного и огнестрельного оружия, и ясно было, что и то, и другое автор хорошо знает в практическом применении. Детективы Тао Брэкстона были скорее интеллектуальными боевиками, и, хотя и изобилова-ли драками, погонями, выстрелами и взрывами, показанными так реально, что со страниц как будто были слышны грохот и хрип потасовок и пахло порохом и горящей резиной, не превращались в заурядные ис-тории экшн, а сохраняли свою непохожесть на других, авторское «я». И к ним было трудно придраться даже самым желчным критикам, готовым сравнять с землей все подряд.
Стиль Тао Брэкстона носил оттенок агрессивности, смешанной с горьким цинизмом, но это не раз-дражало читателя, а заставляло вместе с писателем кусать губы: в каком сумасшедшем мире мы живем, как жизнь любит бить людей по самым больным местам! Агрессивность Тао была с каким-то надрывом, с отголосками непонятой боли, которая тоже не спешила покидать парня.
В отличие от многих мужчин, пишущих детективы, Брэкстон не расписывал кровавых сцен, избегал «чернухи» и слишком смачных сексуальных сцен, не выходя за рамки легкой эротики. Он старался избе-гать многоходовых сюжетов, любимых детективными писательницами. Сюжеты почти всех его детекти-вов были однолинейными, без нагромождения героев, событий и сюжетных линий, в которых неподго-товленный читатель без бутылки не разберется. Пишущие дамы часто так запутывали сюжет, что к концу их опуса читатели забывали начало. Татьяна Полякова слишком часто смаковала издевательства и даже побои, переносимые героиней от какого-нибудь брутального самца, в которого она непременно влюбля-лась примерно ко второй трети романа. Так как многие свои романы Полякова ваяла от первого лица, можно было заподозрить писательницу в латентной страсти к садомазохизму.
У Тао этого не было. Не было безвольных дамочек, об которых вытирали ноги. Не было «настоящих мужиков», через каждые несколько страниц унижающих и даже избивающих «любимую». Не было тоже поднадоевшей от частого употребления темы «все мужики козлы и идиоты, все женщины умницы и дви-гатель прогресса», как у Донцовой.
Уже два года Тао Брэкстон оставался для Синдии на первом месте среди авторов детективов. Дочи-тывая последние страницы «Голоса дождя», она даже жалела, что следующая книга Тао, «Каменная гро-за», выйдет, по словам пресс-центра издательства, лишь в июле.
Глава 3.
Прокурор
К вечеру Синдия закончила распаковывать вещи и развесила их в шкафу. С этим пришлось прово-зиться до полуночи. Спать Синдия ложилась с мыслью, что завтра надо будет позвонить своему новому начальнику, городскому прокурору Михаилу Олеговичу Волкову и договориться о встрече. Дел в новом городе с самого начала хватит, – подумала она с удовлетворением.
Волкову она звонила утром в половине десятого, надеясь, что в это время прокурора еще можно за-стать на рабочем месте. Потому что если он уехал в суд, придется или оставлять сообщение секретарю, или ждать до вечера.
Прокурор оказался на месте.
– Синдия Аркадьевна! – в его голосе прозвучала неподдельная радость. – Только прибыли, и уже оповещаете. Недаром мне так хвалили вас из Москвы. Похвальная оперативность!
«Догадываюсь, кто меня хвалил!»
– Очень рад, что вы приехали, Синдия Аркадьевна, а то следственный отдел после очередной кадро-вой встряски хромает. Малькова, заместитель начальника, одна не справляется. Железная женщина, на-стоящий Терминатор, но даже ей не под силу. Да и тут еще одно дело… При встрече расскажу.
Они договорились, что Волков приедет в гостиницу в полдень и поднимется в вестибюль второго этажа. Положив трубку и помешав почти остывший эспрессо, Синдия вспомнила, что она знала о при-черноморской прокуратуре и ГУВД. До января 2003 года оба ведомства хромали на обе ноги и тряслись от кадровых проверок и чисток. Это началось с того, что в феврале 2001 года прежнему прокурору Во-робьеву крупно не повезло. Он отказался возбудить дело о преступной халатности персонала роддома, повлекшей за собой смерть новорожденного и просто отмахнулся от истицы, торговавшей на городском рынке. Сын женщины работал троллейбусным кондуктором, а невестка, мать погибшего ребенка, была семнадцатилетней девчонкой, дочерью матери-одиночки, несколько лет назад умотавшей в Москву за длинным рублем, да так там и застрявшей. И Воробьев снисходительно объяснил истице, что не было преступной халатности, а был простой синдром детской смертности и неправильный образ жизни матери при беременности и забыл об этом деле, не ожидая ничего плохого. А плохое не замедлило грянуть . Мать девчонки, оказывается, в Москве вышла замуж за владельца международной бизнес-империи «Аме-рика плюс» Михаила Шестопалова. Узнав, что произошло с ее дочерью в родном городе, мадам Шесто-палова и ее влиятельный муж немедленно примчались в Причерноморск. Неизвестно что нашло на Во-робьева, но когда московский гость явился к нему для личной беседы, прокурор повторил олигарху то, что уже говорил свекрови потерпевшей: оснований для возбуждения уголовного дела нет.
Через две недели на причерноморское региональное телевидение прислали видеокассету, на кото-рой сильно нетрезвый Воробьев резвился в сауне аж с тремя красавицами юного возраста, а в редакцию центральной городской газеты пришел по почте толстый пакет фотографий прокурора в дружеской ком-пании теневых дельцов Региона, находящихся в розыске через Интерпол, и в еще более дружеской ком-пании грудастой длинноногой негритянки.
Скандал грянул страшный. В итоге Воробьев был смещен с должности и против него возбудили уголовное дело. Всю прокуратуру перетрясли, ненароком вытряхнув из кресел кое-кого из его команды, и до 2003 года без конца меняющиеся и.о. прокурора бились как рыба о лед, пытаясь свести концы с кон-цами.
Все изменилось вскоре после губернаторских выборов в Регионе. К власти пришел энергичный и волевой Павел Лученков (говорили, что его успеху способствовала поддержка его друга детства Михаила Шестопалова, с которым они вместе росли в послевоенном подмосковном детдоме) . Лученков, утвер-дившись в губернаторском кресле, обратил начальственный взор на прокуратуру, и сообразил, как навес-ти там порядок. Для этого он провел почти полное обновление кадрового состава, а в кресло прокурора посадил молодого, но хваткого частного юрисконсульта Михаила Олеговича Волкова, славящегося своей железной принципиальностью и неподкупностью. А на место начальника следственного отдела губерна-тор решил взять дочь своего покойного товарища из Москвы, Синдию Соболевскую, которая незадолго до этого раскрыла убийство своего отца и заговор родственников Джеймса Корвина против московских наследников магната. Правда, говорили и о том, что идея взять на работу «важняка» из Москвы приходи-ла в голову и самому Волкову…
«Ладно, это не важно. Вот встречусь с прокурором, он введет меня в курс дел, и с понедельника приступлю к работе!» – подумала Синдия, выходя из номера в 11.40. Уже сидя в вестибюле, она вспом-нила, что кроме квартиры ей понадобится еще и машина. Да… Нелегко будет уложиться со всеми делами в намеченные две недели!

«Все номера люкс во всех гостиницах одинаковы, впрочем, и номера второго класса – тоже, – не-весело констатировала Синдия, сидя в вестибюле второго этажа гостиницы «Крым», как две капли воды похожего на все ВИП-залы в России, Украине, а может и во всей Европе.
До встречи с прокурором оставалось еще десять минут – если только Волков не освободится рань-ше. Снаружи моросил дождь, и истерически выла сигнализация машины на отельной стоянке – так, по-хоже, на окнах с шумопоглотителями в вестибюле сэкономили.
Было пять минут первого, когда на пороге появился высокий молодой мужчина, удивительно похо-жий на итальянского актера Ремо Джирона, запомнившегося многим русским телезрителям после роли Тано Каридди в сериале «Спрут»: стройный светлокожий брюнет с малоподвижным лицом и немного выпуклыми черными глазами-льдинками. Ему очень шли белый кардиган и черные джинсы от Пако Ра-банна. Несмотря на то, что до сих пор Синдия видела городского прокурора Михаила Олеговича Волкова только на фотографиях, она сразу узнала его, увидев в дверях вестибюля.
На гладко причесанных черных волосах и белом кардигане прокурора еще поблескивали капельки воды. На ходу Волков слегка поеживался от уличной промозглости.
Он сразу подошел к Синдии:
– Синдия Аркадьевна! Я вас сразу узнал, хотя в жизни вы выглядите эффектнее, чем на фотографии! Объектив всего не передает.
– Спасибо, Михаил Олегович, – кивнула Синдия, про себя надеясь, что прокурор не спросит «От-куда у вас такое имя?». Отвечать на этот вопрос ей в своей жизни приходилось не одну тысячу раз. Да и сейчас не очень хотелось вспоминать об американских родственниках отца. Почему-то в июне 1965 года, в разгар застоя и «холодной войны» Аркадий Соболевский решил назвать свою дочь Синдией.
Аркадий Константинович знал, что его настоящий отец – служащий посольства США в Москве. В 1936 году у двадцатилетней студентки факультета иностранных языков Полины Нелидовой родился сын Аркадий. Отцом ребенка все считали жениха девушки, Константина Соболевского, и сам Константин так думал, и с этой уверенностью погиб в бою в 1945 году, накануне легендарной встречи на Эльбе. Еще че-рез десять лет, когда народ начал приходить в себя после ужасов сталинских времен, Полина рассказала Аркадию всю правду о себе и Джеймсе Корвине.
Аркадий Соболевский совершенно неожиданно спокойно принял эту новость, хотя мать боялась бурной реакции юноши. Он никогда не разделял массовой истерии на тему «США – империя зла», а ко-гда узнал о своем отце, стал проявлять еще больший интерес к Америке, ее истории, менталитету, вы-дающимся личностям США, образу жизни американцев, их нравам и традициям. Его не устраивали идеологически выдержанные статьи о США в советских справочных изданиях. Аркадий через вторые, третьи, десятые руки доставал переводные книги о США, читал, анализировал, знакомился с приезжаю-щими в Москву американцами и приходил к выводу, что если какую-то страну в мире и можно считать империей зла, то уж никак не Америку. Аркадий очень хотел познакомиться с Джеймсом Корвином, но их разделял «железный занавес». И даже свою старшую дочь он в пику идеологии назвал иностранным именем и смог привить ей ироническое недоверие к бушующей во все времена эпидемии массового пси-хоза против США. В последние годы этот психоз мутировал в «продвинутость» и «моду». Над этим Ар-кадий Константинович и Синдия снисходительно смеялись.
– Мода на политические пристрастия и мировоззрение – глупее словосочетания не придумаешь, – сказал однажды дочери Соболевский. – Это придумали люди, которые свой недостаток ума выдают за умение приспосабливаться «как все» и могут жить только по законам стада, потому что сами принимать решения и иметь собственное мнение не умеют. Взгляды на жизнь и окружающий мир у каждого челове-ка должны формироваться самостоятельно и не могут диктоваться массам или быть «модными» или «не модными» – это же не фасон пиджаков!
Аркадий Константинович умел точно и емко формулировать свои мысли, особенно когда знал, что прав. И действительно, просто смешно было читать в газетах перлы вроде «сейчас стало модно открыто выступать против политики США», а откровенные хамские выпады против Америки и американцев от журналистов или сатириков выглядели убого и злобно, и их авторов хотелось только пожалеть.
– Ваш кабинет уже готов, – сказал Волков. – С понедельника вы можете выходить на работу. С заместителем вам повезло: Иветта Станиславовна крепкий профессионал, к нам пришла из ГУВД. Десять лет оперативно-сыскной работы в отделе по раскрытию особо тяжких преступлений, трижды представле-на к орденам за профессиональные заслуги. Уверен, вы с ней сработаетесь, – прокурор остановился, чтобы закурить. Когда он прикуривал сигарету, его лицо словно каменело, уходя «в себя», и он становил-ся еще больше похож на Тано Каридди. – Если на первых порах возникнут трудности, обращайтесь ко мне… М-м-м… Я, впрочем, уверен, что особых трудностей у вас не возникнет.
– А что, вероятность есть? – спросила Синдия.
Прокурор помолчал, глядя на тающее в воздухе облачко дыма от своей сигареты, потом хмуро ска-зал, оставив деловой тон:
– Да скинули на следственный отдел несколько убийств… Очень смахивает на серию.
– Маньяк?
– Серийник, как считают аналитики-криминологи. С апреля шурует в городе, выходит «на работу» дождливыми вечерами. В ГУВД уже так и думают: если к ночи небо затянуло, утром, наверное, опять придется выезжать на труп.
– И много жертв? – спросила Синдия, доставая «Собрание».
Прокурор метнул на нее стремительный пронизывающий взгляд черных глаз и ответил:
– Шестеро. Трое алкашей городских, трое мальчишек, до двадцати лет. Все шестеро на момент убийства находились в состоянии алкогольного опьянения разной степени тяжести. Во всех случаях на-падение было внезапным, наносился только один, смертельный, удар, и преступник скрывался с места происшествия молниеносно. Материалы дела у Иветты Станиславовны, там все подробно изложено. Очень интересно заключение психоаналитика, непременно ознакомьтесь. Это и будет ваше первое дело. Материалов пока не очень много, но уже ясно, что преступник нам попался более чем специфический. Зацепок пока никаких, милиция только трупы за ним подбирает, а простые люди по «сарафанному радио» уже разнесли слух и сочиняют на остановках и в очередях дикие истории. От ГУВД дело ведет капитан Антон Платов, – прокурор открыл кейс и подал Синдии пластиковую папку. – Тут все документы для оформления на должность; визитные карточки – моя, Мальковой и Платова прилагаются. Вопросов не возникло?
– Пока все понятно.
– Прекрасно, тогда в понедельник в девять утра ждем вас. Осмотрите кабинет, познакомитесь с со-трудниками, примете дела. А в двенадцать я из суда приеду и мы еще побеседуем… Как вам город?
– Я только вчера приехала. Еще не осмотрелась.
– Надеюсь, вам понравится. И видите ли… Причерноморск похож одновременно на все города Кры-ма и ни на что не похож. Сейчас его перекраивают из военно-морского города в рекреационный центр, ну, тут еще надолго хлопот хватит. Город после перестройки был сильно запущен, никто им всерьез не занимался, да и в остальном Регионе та же история. Сейчас вроде Лученков за дело взялся, вроде пока своего не добьется, не остановится. Пожалуй, нам такой правитель и нужен. Мы с женой сразу решили за него голосовать. Он международные связи налаживает и хочет, чтобы мы не отставали от цивилизован-ных стран… А в Москве про Лученкова было слышно?
– Еще бы, – кивнула Синдия, – история с выборами – настоящий политический детектив.
– Это еще мягко сказано. Коммунисты любой ценой хотели вернуть себе власть, кажется, будь их воля, они бы напечатали бюллетени с одной фамилией, своего кандидата, но народ за десять лет при де-мократии поумнел, на посулы не купился, снова под палку не захотели… За Вересова, второго кандидата, весь «теневой бизнес» стоял. В общем, нам бы тогда надо было сюда Незнанского и Тополя для освеще-ния событий, не меньше… Ладно, не смею больше отнимать ваше время. Рад знакомству. Всегда готов буду помочь, – Волков поднялся, бегло поцеловал руку Синдии, выглянул в окно. – Хорошо что дождь наконец перестал, а то за тучами и города не видно!
Глава 4
Иветта Малькова
Утро началось как обычно в 7.45, когда на столике у кровати запищал маленький будильник с изо-бражением красной кружки «Нескафе». Иветта двинула его шпенек, оборвав звон, потянулась и рассла-билась под одеялом, давая себе время полностью проснуться.
За окном монотонно шумел обложной дождь; будильник на тумбочке тикал не спеша, обстоятельно: «Тик. Так. Тик. Так», как будто сообщая что-то очень важное. Под эти звуки Иветта Малькова полностью приготовилась к новому дню.
В 7.55 она вскочила с кровати, опустилась на пол и начала отжиматься от пола, считая отжимы. На счет «88» длинная футболка прилипла к спине; на счет «103» мускулистые руки Иветты стали подраги-вать. Досчитав до 150, Иветта легко оттолкнулась от пола и прошла в ванную, открутила кран в душевой кабине, убрала взъерошенные черные волосы под купальную шапочку, швырнула на пол футболку и встала под обжигающе холодные душевые струи. Когда смуглая кожа Иветты посинела и начала терять чувствительность, Иветта завернула кран, выскочила из кабины и растерлась огромным, как простыня махровым полотенцем. Кровь в жилах сразу побежала веселее.
Иветта сдернула шапочку, тряхнула головой и стала одеваться.
Кружевное белье «Нина Риччи» было единственной дамской слабостью, которую позволяла себе Иветта. Сверху она натянула обтягивающие брюки из черной кожи и ярко-синюю футболку на восемь размеров больше, чем нужно. Обувь – тяжелые ботинки на рифленой подошве. На голову – черная бан-дана. Немного сухого дезодоранта «Меннен Альтимейт». Зубная паста «Бленд-а-мед» с активными мине-ралами. Массивные электронные часы на запястье. Кобура с табельным пистолетом на пояс брюк. Не-много перламутрового карандаша на веки. Немного светлых румян на высокие скулы. Покончив с этим, Иветта увидела в зеркале невысокую смуглую до черноты мускулистую женщину с крупными и немного грубоватыми, но красивыми чертами лица, энергично блестящими карими глазами и озорной белозубой улыбкой. Подмигнув своему отражению, заместитель начальника следственного отдела Причерномор-ской прокуратуры Иветта Станиславовна Малькова вышла из ванной.
Дом уже просыпался, шевелился, шумел. В комнату Иветты вошел Станислав Маркович Мальков, великан, по сравнению с которым Вин Дизель, Жан-Клод Ван Дамм и Стивен Сигал показались бы не-мощными хлюпиками. На фоне мощной комплекции очень странно смотрелось простодушное выражение лица, а темно-синий костюм «Хьюго Босс» выглядел диссонансом. И меньше всего Станислав Мальков походил на председателя городского совета. Неуклюжий, сильный как трактор, громкоголосый гигант, который мог одним ударом кулака расколоть столешницу, он скорее походил на портового грузчика, мо-ториста или боксера-тяжеловеса.
– Слышь, Ветка, – пророкотал Мальков с порога, – решил галстук повязать, твой подарок на день рождения, а как он, зараза, завязывается, не помню, – он потряс зажатым в руке галстуком. – Ты бы не помогла старику отцу, а?
– Сейчас, – Иветта взяла у отца галстук, и, встав на цыпочки, закрепила его на мощной шее Стани-слава Марковича.
– Ну, спасибо, – Мальков полюбовался на обнову в зеркало, потом взглянул на дочь и высоко под-нял брови. – Ну ты, блин, и вырядилась. Ты на работу собираешься, или на дискотеку? Тебя охранники на входе не скрутят для выяснения личности?
– Свободная форма, папа. Может так и лучше. Помнишь, как Воробьев сотрудников муштровал, ввел дресс-код строже, чем в иных офисах, чуть ли не в мундирах заставлял ходить, а чем все кончилось?
Мальков гулко захохотал:
– Да уж, спеси много, а засыпался, так весь Регион рассмешил. Скинули дурака надутого, да с каким треском! Вот тебе и строгие правила, вот тебе и дресс-код! У нас в горсовете и в мэрии полгода все за животики держались. Ну, что у тебя на работе-то, Ветка? Скоро того прохиндея поймаешь, который дождливыми ночами с ножом шурует?
– Если бы знать! Сегодня как раз с Платовым из ГУВД встречусь.
– Платов! – покачал головой Мальков. – Такое серьезное дело, а поручили пацану сопливому, ему бы только безбилетников по троллейбусам отлавливать да старух с укропом у рынка проверять… Ладно, не взвивайся. Вы ж, молодежь, сейчас такие умные стали, всему стариков научите. Ладно, Ветка, работай. Да, и скажи Юльке, к ужину не ждите. Мэр собирает междусобойчик по случаю принятия нового законо-проекта, дело обмывки требует.
Мальков протопал в коридор. Иветта, чуть улыбаясь, стала собирать рабочую сумку, когда вдруг за стеной оглушительно взревела музыка и два девчачьих голоса заверещали как мартовские кошки:
– Я сошла с ума, я сошла с ума,
Мне нужна она, мне нужна она!
Иветта поморщилась, бросила сумку в кресло, выскочила в коридор и пинком распахнула дверь иг-ровой комнаты племянников.
Шестнадцатилетний племянник Сева сидел в наушниках у компьютера, подбирая мелодию к словам своей новой песни. Пятнадцатилетняя племянница Ира пялилась в видеоэкран. На экране извивались две нимфетки в клетчатых юбочках и белых блузках и наперебой вопили, что они сошли с ума.
– Ирка!!! – заорала Иветта, перекричав музыку и писк Юли Волковой и Лены Катиной . – И не на-доело тебе эту фигню по утрам гонять на весь дом?!
Сева сдвинул наушники на затылок.
– Ветка, ну ты прямо громче деда орешь, – сказал он. – Когда-нибудь окна полетят.
Племянники никогда не называли сестру своего отца тётей. С детства у Севы и Иры установились приятельские отношения с Иветтой.
– Ну, Веточка, зачем ты так? – Ира слегка приглушила звук у ДВД-плеера. – Они такие классные!
– Пусть классные, только пусть не орут на весь дом, – Иветта забрала у племянницы пульт и уменьшила звук почти вдвое. – А то дед придет и еще не так заорет: чего это они с ума сошли.
– Да дуры они обе, – заржал Сева. – И дуры вроде Ирки от них торчат.
– Сам ты дурак! – заорала в ответ Ира, – и «Ария» твоя все придурки!
– Хоть вы не орите как потерпевшие, – попросила Иветта и ушла, слыша, как Ира и Сева за ее спи-ной продолжают спорить о своих музыкальных кумирах.
В столовой уже сидела жена Станислава Марковича, двадцатилетняя студентка Юля. На ходу кив-нув ей, Иветта схватила со стола бутерброд, чашку чая и стала прохаживаться по столовой, откусывая от бутерброда большие куски и запивая их почти остывшим чаем.
– Почему бы тебе не поесть омлета? – спросила Юля. – Ты все время кусочничаешь, а хотя бы раз в день нужно поесть нормальную горячую пищу…
– Спасибо за заботу, мамуля, но мне уже некогда, – называть «мамулей» Юлю, которая была на 17 лет моложе чем она было любимой шуткой Иветты дома. – За мной в девять Тошка Платов заедет, – она отставила пустую чашку. – Ирка с Севкой опять разорались из-за «татушек». А у меня эти Ленусик и Юлясик уже в таких печенках сидят!
– У нас на факультете некоторые девочки тоже ими бредят, – сказала Юля, наливая себе чаю.
– Да? Далеко проникла зараза… Ирка говорила, девчонки из параллельного класса организовали тайный клуб поклонниц «Тату». И Ира хотела в него вступить. Папа с Лешим об этом случайно узнали, такой крик подняли! Люстра на потолке качалась.
Столовая заходила ходуном, когда в нее вошел старший брат Иветты, Алексей Станиславович Мальков, точная копия Станислава Марковича, только на двадцать лет моложе. Джинсы, тенниска и ко-жаная жилетка едва не лопались на его могучем теле при каждом движении. Невозможно было поверить, что это человек с двумя высшими образованиями, ангельским характером, отец двоих детей и редактор центральной газеты города. Больше всего Лёша смахивал на криминального авторитета.
– Болтаете, девчата? – спросил Алексей. – А тебя, Ветка, уже кавалер у ворот заждался, пятый анекдот охранникам рассказывает!
– Тошка приехал? – Иветта развернулась. – Все, мамуля, бегу… Да, вечером папа задержится, у них в мэрии фуршет. А ты, Леший, кончай Тошку моим кавалером звать, не смешно уже!
У ворот уже стояла белая «Волга» Антона Платова, и Иветта огромными шагами бросилась к ней.
Антон, смуглый черноглазый и черноволосый парень спортивного вида ходил туда-сюда у машины и рассказывал анекдот стоящим у ворот охранникам Вите и Толе:
– … А второй контролер спрашивает: «А что у вас за пазухой?». Медведь себя с размаху лапой в грудь – бац! Лезет за пазуху, достает, показывает: «Фотография моего лучшего друга!».
Охранники покатились от смеха:
– Ну, блин, дает, – воскликнул Витя.
– Нефиг зайцем кататься, – хохотнул Толя. – Доброе утро, Иветта Станиславовна!
– Доброе время суток. Привет, Тошка!
– Не зови меня Тошкой, хотя бы при ком-то, – попросил Антон, когда они садились в машину.
– А почему так?
– Журнал такой детский появился, «Тошка и компания», о животных.
– А, понятно. А я по жизни Ветка. И надо было маме так меня обозвать!
«Волга» попятилась задом по подъездной дороге, разворачиваясь, заехала колесами на обочину, разбрызгав лужу. Когда машина набрала скорость и покатила к выходу из коттеджного поселка, Антон ответил на молчаливый вопрос Иветты о причине утреннего визита:
– Новый труп. Студент городского гуманитарного университета. Вчера обмывали всей группой ус-пешную сдачу экзамена, отправили парня за добавкой, а у него в киоске паспорт потребовали, что ему уже есть 21 год. Паспорта у потерпевшего с собой не оказалось; киоскерша отказалась отпускать ему водку. Парень стал качать права; она захлопнула окошко. Ну, он давай кулаками долбиться, орал, честил продавщицу почем зря, перебудил всю улицу. Поблизости патрульная машина проезжала, остановились, вышли, чтобы пресечь безобразие, и тут из-за киоска, из темного угла между ним и шелковицей выскаки-вает этот придурок в маске, ширяет крикуна ножом и сигает под мост, и был таков.
– Да наш попрыгун наглеет на глазах! – изумилась Иветта, – если уже начал орудовать на глазах у сотрудников милиции. Его преследовали?
– Пытались, но под мостом темно как в чернильнице: фонари все еще в девяностые годы побиты. Поди разбери, куда он дунул.
– А это точно наш «человек дождя»? – уточнила Иветта.
– Конечно, иначе бы на нас не скинули. У киоска фонарь еще не разбили, так что ребята успели раз-глядеть убийцу. Высокий, худощавый, в черной одежде и черной маске. Видели, как он выскочил, нанес удар практически на скаку, и уже через пару секунд скрылся под мостом. Динамика его действий такая же, как в предыдущих случаях.
«Волга» встала перед опускающимся шлагбаумом.
– Меня удивляет, – продолжал Антон, заглушив мотор, – как ему удается так носиться? По словам свидетелей, он действовал молниеносно. Он же не киборг и не нейтринная голограмма!
– Наверное, не один год отрабатывал технику, прежде чем выйти на дело, – предположила Иветта.
Антон стукнул кулаком по баранке:
– И почему на этом переезде вечно поезда застревают? Нас тут могут и два часа продержать! Если бы мы не были на машине, перелезли бы через сцепление, и всего делов, а тут стой как дурак!
– Старая я уже лазать по буферам, – фыркнула Иветта. – Хотя, пожалуй, может и полезла бы.
– А я так хотел привезти тебя в ГУВД пораньше, – с какой-то детской досадой протянул Антон. – У нашего эксперта какая-то новая версия появилась по делу…
Слева внезапно раздался визг тормозов, и крыло «Волги» чуть не превратилось в нечто абстрактное, соприкоснувшись с крылом огромного как один из вагонов поезда джипом «Мерседес кирпич».
– Блин! – в один голос воскликнули Антон и Иветта, потом Антон открыл окно и заорал:
– Ты, придурок слепой! Не видишь, куда прешь?!
Антон воспользовался своими капитанскими погонами, чтобы так разговаривать с владельцем рос-кошного джипа.
Из «Мерседеса» со стороны водителя вылез высокий худощавый молодой человек, шатен с длин-ными волосами, стянутыми в пучок высоко на макушке и выбритым затылком. Лицо наполовину скрыто зеркальными очками. Узкие брюки из блестящей черной кожи и такая же рубашка, расстегнутая до поло-вины, обтягивают мускулистое гибкое тело. Едва покосившись на «Волгу», парень зашагал к придорож-ному магазину.
Антон присмотрелся к нему и стал перебираться на заднее сиденье, чтобы выйти из машины.
– Ну и придурок, – повторил он. – Это ведь Пашка Уланов. Конечно, он меня не узнал, иначе не стал бы наезжать на мою машину. Это его любимое развлечение, – Антон вылез из «Волги», – задевать чужую машину, а когда водитель начинает орать и посылать его, Пашка ему от души вламывает.
– Не подозревала, что Павлик такой, хм, шутник, – хмыкнула Иветта, вылезая следом.
– Пашка любит нарываться, экстремал по жизни, в рот ему компот. Знаешь, что он отмочил как-то в десятом классе? Физику у нас вела на редкость злобная тетка, у которой вечно были трения с мужем, сы-новьями, невестками, и отрывалась она на учениках, специально выбирала самых тихих, безответных, затюканных, которых и так пинали все подряд. Еще она готова была съесть с костями симпатичных дево-чек, вечно занижала им оценки, могла обозвать перед всем классом.
– Ты, случайно, не о Петуховой говоришь? – присвистнула Иветта.
– Откуда ты ее знаешь?
– Я ведь тоже в школу ходила. Помню ее, грымза чокнутая. И что отколол Павлик?
– Петухову еще бесило, когда у кого-то настроение хорошее. Сама она вечно ходила зеленая от зло-сти и старалась испортить настроение всем кто ей попадал под руку. В тот день она ставила нам оценки за контрольную работу, и именно в этот день у Пашки случился день рождения. Он пришел в школу на-рядный, в приподнятом настроении, на перемене собирался пригласить в гости весь класс, и в первую очередь одну девочку, которая ему нравилась – он специально новый костюм надел, для нее. В общем, физюля увидела, что Пашка торжественно настроен, и решила сбить ему радость, да еще и окатить по-моями перед всем классом.
– Это ее хобби, – проворчала Иветта.
– Вот-вот. Короче, Петухова довольно бегло прошлась с комментариями по нашим работам до бук-вы «У» – разумеется, все мы, кроме парочки ее любимчиков, дебилы, недоумки и лентяи, которые учиться не желают, а потом с пафосом заявила: «Но работа Уланова – это нечто, выходящее за всякие рамки! За такую работу и двойки много!» и рявкнула на весь этаж: «Уланов, тебе в голову не приходит встать, когда к тебе старшие обращаются?! Тебя мать плохо воспитывала?!!». И Пашка вместо того, что-бы понуро встать, ответил: «Я и сидя могу выслушать, насколько ужасна моя работа, какой я тупоголо-вый и ленивый и что мне надо брать пример с вашего ненаглядного Лёньки Полищука, будущего светила мировой физики, но не забывайте, что даже у учеников есть свои права, и одно из них – мы не обязаны вечно выслушивать оскорбления на уроках, а педагог не имеет права переносить свои личные мотивы на работу и унижать человеческое достоинство учащихся!».
– Петухову кондрашка не хватила? – воскликнула Иветта.
– Еще почище! Сначала она вся посинела, потом как заверещит! Пашку чуть ли не матом покрыла! Побежала к классной! Та к директору! Ирину Андреевну, маму Пашкину задолбали вызовами! Педсовет собирали! Чуть ли не уголовное дело завели! Петухова чуть ли не на Библии клялась, что поставит Пашке двойки во всех четвертях, и аттестат он получит только через её труп! Классная, ее лучшая подруга, обе-щала выдать ему такую характеристику, с которой его только в колонию строгого режима примут! Ну, мы тогда всем классом направили делегацию в районо, написали коллективное письмо в газету и в отдел по защите гражданских прав. Мы знали Пашку, знали Петухову и понимали, кто в этом случае прав. Мо-жет, ты помнишь, какой тогда шум поднялся, дело чуть ли не до суда дошло. В итоге Петухову загнали в бутылку и отбили у нее охоту срывать злобу на учениках, не знаю, правда, надолго ли. Пашку она до са-мого выпуска ненавидела, просто зеленела при его виде, но портить ему аттестат не посмела. Показали ей кузькину мать. Но Пашка все же псих: ведь все могло и хуже закончиться, вылетел бы он из школы. А всё эта его любовь к риску!
Павел Уланов вышел из магазина, подбрасывая на ладони пачку сигарет, взглянул на недвижно стоящий поезд и неспешно зашагал к джипу.
– Эй, Пашка! – окликнул его Антон. – Я ведь на своей «волжанке» и полгода не езжу. А если бы ты мне ее помял своим броневиком?
Павел сверкнул очками в его сторону и ускорил шаг.
– А, привет, Платов, – сказал он. – Не узнал, богатым будешь. Интересно, они еще долго будут держать поезд? Пробка уже собралась, наверное, до проспекта Гоголя!
– Я тебя тоже не сразу узнал, будешь еще богаче. Может, подвинешь свой танк?
– Некуда, – Павел содрал с пачки «Парламента» целлофан. – Пока я за сигаретами ходил, мою машину «заперли» со всех сторон.
– Вот эти новые русские, – заворчала, увидев, как Павел уронил целлофан с пачки сигарет на ас-фальт, старушка, торгующая семечками у магазина, – всюду мусорят, труд дворников не уважают, зага-дили весь город, вот уж поистине ни стыда, ни совести, Сталина на них нету, живо б порядок навел…
Павел медленно обернулся и из-под очков заморозил ворчунью долгим презрительным взглядом, и холодным ровным голосом ответил:
– Бутылки из-под пойла за 4.50 по ночам об асфальт точно не новые русские бьют с гнусавыми во-плями. Состоятельные люди употребляют более благородные напитки, и пустые бутылки выносят в му-сорный бак в мешке для отходов, а город загадили бомжи, алкоголики, гопники и «продвинутые» прыща-вые придурки в длинных шортах. Я думал, это очевидно каждому дебилу.
Павел повернулся спиной к остолбеневшей торговке и подошел к «Волге».
– Здравствуйте, Иветта, – сказал он. – Вас еще не кумарит человеческая тупость?
– Давно кумарит, – призналась Иветта, выходя из «Волги», – но ты изверг, Паша, ошарашил тетку на день вперед.
– Да надоело, – поморщился Павел, – Её послушать, так все зло от «новых русских», а Сталин – единственный свет в окошке. Как будто это новые русские в скверах вечерами упиваются до зеленых чертиков, а потом всю улицу будят своими воплями и гульбищами… Давно пора бы им прищемить хво-сты и заодно – языки!
– Один уже этим занимается, – вздохнул Антон, – этой ночью пырнул ножом пьяного студента, который затеял бучу у киоска.
– А, твой серийный убийца снова на охоте, – Павел сел на капот своего джипа.
– Да он оборзел! – воскликнула Иветта. – Представляешь, он уже проворачивает свои делишки на глазах у патрульных милиционеров!.. Неплохой, кстати, сюжет, тебе может пригодиться!
– Спасибо за идею, – Павел поднял на лоб свои очки, в точности похожие на очки Томми Ли Джон-са в «Захвате», тут же водворил их на место и застегнул пару пуговиц на рубашке: с гор потянуло про-хладным майским ветром. – Использую в пятнадцатой книге.
– А четырнадцатая когда выйдет?
– В июле, если ничего не задержит.
– С тебя автографы мне и Иветте, – встрял Антон.
– Приглашу вас на презентацию, – наконец улыбнулся Павел.
– Заметано, – Антон взглянул на часы, потом – на окаменевшие поперек дороги запыленные ваго-ны товарного состава и хлопнул по крыше своей машины:
– Блин!!! Двадцать минут стоим!!! Они там что, тормозной жидкости напились?! Куда лезете? – рявкнул он пешеходам, пытающимся вскарабкаться на буфера. – А если поезд внезапно тронется? На-вернетесь, под колесо попадете, а машинисту из-за вас под суд идти?! Что, протокол на вас составить? Неужто так спешите, что и жить надоело?!
Те, кто еще не успел перелезть, опасливо покосились на разъяренного офицера милиции и отошли от состава. Павел Уланов рассмеялся:
– Что, Тоха, сам не гам и другим не дам? Ты ж раньше скакал по буферам как Тарзан по пальмам, а сейчас машину бросать не хочешь, вот и психуешь. А помнишь, как мы в шестом классе на подножке до Белокаменска и обратно прокатились?
– Это ведь ты подбил, Пашка, – отмахнулся Антон, – ну тебя! Приехали домой грязные как черти, мне отец подзатыльников вломил и заставил самого стирать джинсы с майкой, я весь задолбался, пока оттер, и тебе тоже от матери попало. И ведь могли с подножки сорваться, расшибиться, так нет – попер-лись, дурни мелкие!
– Зато как прокатились, – ответил Павел, – и я тебя силой за собой тогда не тащил на подножку!
Антон уже раскрыл рот, чтобы возразить Павлу, но сообразил, что сказать нечего. Так было всегда, и Антон уже давно даже не пытался спорить с Павлом Улановым.
– Кстати, Ветка, – обратился он к Иветте, – что это о Петуховой говорят? Я по сарафанному радио слышал, что она вроде во что-то влипла, да толком не въехал.
– Следствие уже завершено, материалы переданы в суд, – пожала плечами Иветта. – Из моего от-дела Фёдоров работал. Да тут всего и дела… Попала Петухова на этот раз прочно и конкретно.
– Петухова? – переспросил Павел. – А о чем вы?
– А ты не слышал? – в свою очередь изумилась Иветта. – Ей предъявлено официальное обвинение.
Павел в последний момент поймал слетающие с носа очки и с оторопелым лицом сел на багажник «Волги» рядом с Иветтой и Антоном:
– Обвинение Петуховой?! Да она ж веретено непотопляемое, у нее в каждом отделе сватья и кумо-вья. Ребята, а вы ничего не перепутали? Вдруг это не та Петухова?
– Да нет, наша бормашина, – поморщилась Иветта. – Её обвиняют в доведении до самоубийства гражданки Марьиной Александры Игоревны 1988 года рождения в присутствии двадцати двух свидете-лей. А проще говоря… В общем, эта девочка, Саша, девятиклассница, дала подруге списать решение до-машних задач по оптике. Петухова увидела и давай орать: тупицы, учиться не желают, только пиво пьют и по дискотекам шастают, а потом списывают, нечего лентяям помогать, не хотят учиться, пусть заслу-женные двойки получают. Саша стала объяснять, что ее подруга не понимает точные науки, она гумани-тарий, а Петухова как заорет: хамка, бесстыдница, родителей в школу! Обеим колы в журнал влепила, Сашиным родителям целую поэму в дневнике накатала, мол, как вы воспитали дочь, она учителям хамит, с хулиганами хороводится, тетрадку Сашину разорвала и вопит: вон из класса, о десятом классе и не ду-май, на панель пойдешь, там тебе и место! Саша ушла. А на перемене к ней любимчик Петуховой, Лешка Полищук, младший брат одного из ваших бывших одноклассников, начал к Саше подкатываться: мол, когда на панель пойдешь, меня вне очереди пропустишь, а скидочную карточку по знакомству дашь? И дружки его тут же подпели, тоже начали в очередь проситься и ржать. А на следующий урок Саша не пришла. Географ уже вывел ей прогул, когда из коридора крик. Саша, оказывается, пошла в комнату для девочек и в пустой кабинке на своих колготках повесилась. Вызвали «Скорую», но уже поздно, остыла. У девочки, которая ее нашла, нервный срыв, классная руководительница в обморок упала, директриса пол-пачки валидола выпила до приезда опергруппы. Сообщили родственникам, так Сашин дед по телефону сообщение выслушал и упал – разрыв сердца, до «скорой» не донесли; бабушку инсульт хватил, когда сотрудник к ним домой приехал; матери на работу позвонили – она, как узнала, что дочь с собой покон-чила, отец скончался, а мать в реанимации, гипертонический криз получила. Отец Сашин со старшим сы-ном в школу прибежали, чуть не убили Петухову. Вчера Сашин брат является к Михаилу Олеговичу и кричит: если Петухову оправдают или условно накажут, сам ее убью, и делайте со мной что угодно! Са-шин мальчик Петуховой дверь поджег, одноклассников подбил ее уроки бойкотировать, а Полищука прямо в школе на большой перемене за шуточки насчет очереди и карточки на скидку так вздул, что тот еле уполз. Стали искать адвоката – даже с Петуховой нужно поступать согласно процессуальным нор-мам, так никто не брался. Говорят: какой ей адвокат после того, как она фактически двух человек убила и еще двоих в реанимацию уложила? Пришлось искать государственного защитника. Так у Судаковой тут же заболел ребенок, Малышев взял отпуск за свой счет по семейным обстоятельствам, Кошкина на бюл-летень села, а Собакин вызвался ехать в Киев в командировку по делу Воробьева. В этот Киев никто пол-года ехать не хотел, такой геморрой никому на фиг не нужен, Волков уже замучился чертыхаться на пла-нерках. Короче, все адвокаты под благовидными предлогами разбежались, когда встал вопрос, кому за-щищать Петухову. Волков позавчера в курилке всю чертову родню по падежам просклонял, говорит, я бы и сам эту Петухову без всякого суда прихлопнул бы, но мы же юристы и должны соблюдать букву зако-на! Еле Николашку устаканили…
– Кого? – спросил Павел.
– Это наш самый младший адвокат, в прошлом году после университета пришел. Коля Данилов. Я его Николашкой прозвала. Он тоже не сразу взялся, говорит, ни фига себе, такую мерзавку защищать! Так тут Волков как вскочит! Как даст кулаком по столу! Как заорет погромче моего папани: без разговоров, тысяча чертей, выпендриваться идите в детский сад! Воробьев тоже из себя сильно умного строил, а те-перь его в Киеве судят!!!
– Это Волков-то орал и кулаком стучал? – удивился Павел. – Ни фига себе, до чего его довели! Да про него же говорили, что он как замороженный, мистер Фриз без эмоций!
– Ага, – подтвердила Иветта, – вчера мы с ним перекуривали, так он говорит: достала меня Пету-хова, так что учтите, Иветта Станиславовна, если ее до суда с камнем на шее в сточной яме найдут, про-верьте и мое алиби! У нас дома Ирка и Севка тоже кипятились, когда узнали эту историю, стали кричать: какой адвокат для такой училки, ее упечь на всю жизнь, и все. Папа с Лешим еле их угомонили. Хорошо еще, что мой сын сейчас в Лондоне, а то тоже бы кипятился…
Внезапно громко лязгнули и загремели пыльные буфера, заворочались громадные колеса поезда, и состав стронулся с места и, набирая скорость, взял курс на Белокаменск.
– По машинам, пока все не ломанулись! – Павел вскочил в свой «кирпич» и повернул ключ в замке зажигания. Как только поднялся шлагбаум, огромный джип Павла и следом за ним – белая «Волга» Ан-тона и Иветты ловко проскочили вперед, оказавшись во главе двухсотметровой колонны у переезда.
Глава 5.
Жертвы «человека дождя»
В понедельник Синдия Соболевская приехала к прокуратуре без десяти девять утра. Остановив свой серебристый «БМВ 745» на служебной стоянке, она достала из сумки зонтик: с неба уже срывались пер-вые крупные капли дождя, а небо было черным, как вакса – верный признак затяжного ливня.
Выйдя, Синдия полюбовалась трехэтажным зданием прокуратуры пастельно-зеленого цвета, с зер-кальными окнами, и направилась к крыльцу, когда навстречу ей вышел Михаил Олегович в плаще-дождевике поверх темно-синего костюма с белой рубашкой и черным галстуком. Черные кожаные туфли так блестели, что на мокром грязном асфальте смотрелись как-то неестественно. Волков поднял голову, посмотрел на небо и набросил капюшон, защищая свой безукоризненный пробор от дробно стучащего дождя. Затягивая под подбородком завязки капюшона и другой рукой удерживая кейс, прокурор заметил Синдию и кивнул ей:
– Доброе утро, Синдия Аркадьевна.
– Доброе утро, Михаил Олегович. Вы на судебное слушание?
– Да, в десять часов заключительное слушание. Отвратительная история: учительница довела учени-цу до суицида. Страшный человек, самодурка! Сорок пять лет она работала, и все это время ела учеников поедом, а своим любимчикам пятерки выводила не за знания, а за красивые глазки и умение подлизаться. А остальных смешивала с грязью! Все, сегодня я буду добиваться для нее обвинительной статьи с взяти-ем под стражу, и, если ее из зала суда под конвоем не уведут, значит, из меня юрист хуже, чем из неё пе-дагог! – во время этой яростной тирады лицо Михаила Олеговича почти не менялось, только подбородок слегка напрягся, и углубились носогубные складки. Чтобы подчеркнуть резонность своих последних слов, прокурор топнул ногой и угодил в свежую лужу. Брызги мутной воды залили дождевик прокурора, его левую брючину и ботинок.
– Тьфу, – поморщился Михаил. – Теперь придется три часа как минимум сидеть в мокром ботин-ке. И что за весна в этом году! Лужи не высыхают, скоро в них лягушки заведутся! Ладно, Синдия Ар-кадьевна, счастливого вам первого дня! Ваш кабинет – № 32 на втором этаже; у Иветты Станиславовны – номер 33. Она уже на месте, можете с ней познакомиться и принять дела.
Прокурор вышел на стоянку, сел в массивный и в то же время изящный и стремительный «Лэнд Круизер» и укатил. Синдия вошла в вестибюль. После ветреной сырой улицы в помещении ей в лицо сра-зу дохнуло уютным теплом.
Прямо напротив двери в противоположном конце вестибюля располагалась широкая лестница, уст-ланная ковровой дорожкой. После первого пролета лестница разветвлялась.
Предъявив вахтеру свое новое удостоверение, Синдия поднялась на второй этаж и стала искать комнату № 32. И вскоре помянула недобрым словом того, кто нумеровал кабинеты в прокуратуре. Этот человек явно не был знаком с основами устного счета.
Наконец она увидела дверь с номером 32 и табличками «Начальник следственного отдела Соболев-ская С.А.» и «Приемная». За углом, у двери на лестницу черного хода располагался кабинет № 33 с таб-личкой «Заместитель начальника следственного отдела Малькова И.С.», и, прочитав это, Синдия решила сначала поздороваться с помощницей и побеседовать с ней о текущих делах прокуратуры. Подойдя к двери и постучав в нее полусогнутыми пальцами, Синдия услышала, что в кабинете идет весьма эмоцио-нальный диалог между двумя женщинами, и решила подождать, когда ее заместительница освободится. Из-за полуоткрытой двери в коридоре было слышно каждое слово.
– Тоже мне, городские, образованные, – верещала женщина постарше. – Всю лестницу замусори-ли, окурков набросали, пеплу понатрясли! Что, трудно баночку взять и в баночку стряхивать?!
– С тобой каждый день новая баночка нужна! – огрызнулась вторая женщина, судя по голосу – помоложе. – Ты вечно выбрасываешь все без разбора! Не нравится тебе, что на подоконнике банка сто-ит, ну и подметай тогда лестницу и не бухти!
– Тьфу, бесстыдница! Баба ведь, а куришь наравне с мужиками! А на что ты похожа, тьфу, ни стыда, ни совести! И тебя еще в таком виде в прокуратуру пускают! В прежние времена тебя бы премии лишили за такой вид! Воробьева сейчас хаете, а при нем порядок был, а то распоясались, демократия у них!
– Ну, хватит, Капитолина! Тебе делать нечего? А у меня времени нету с тобой языки чесать!
– И бесстыжая же ты, Ветка! – проорала, выбегая в коридор, маленькая тощая женщина неопреде-ленного возраста, в синем халате, с метелкой и совком в руках, и скрылась с такой скоростью, что Синдия даже не успела проследить направление.
– Блин, приморила уже! – воскликнула, оставшись одна, молодая женщина. – Муха осенняя!
Раздались быстрые шумные шаги, и на пороге кабинета появилась девочка-подросток, невысокая, худая, смуглая. Очертания фигуры почти скрадены под ярко-красной футболкой; черные кожаные джин-сы обтягивают мускулистые ноги, а под широкими рукавами футболки, спускающимися почти до локтей, угадываются не по-женски накачанные руки. Из-под платочка-банданы на голове выбиваются коротко остриженные черные волосы. Из-под бровей вызывающе поблескивают большие упрямые черные глаза. Увидев Синдию, девочка выпрямилась, провела пальцами по волосам и официальным тоном спросила:
– Слушаю, что у вас?
– Мне нужно видеть Иветту Станиславовну, – ответила Синдия. «Однако! Ну и секретарь у моей заместительницы!»
– Проходите в кабинет, – девчонка развернулась и, шумно топая тяжелыми «берцами», вошла в ка-бинет. Удивленная Синдия последовала за ней и с сомнением уточнила:
– Иветта Станиславовна?
– Перед вами, – школьница подошла к окну, дернула шнурок жалюзи, в кабинет скользнули робкие солнечные лучи, пробившиеся сквозь тучи, и Синдия увидела, что «девочке» самое меньшее двадцать восемь – тридцать лет. Подростком она казалась из-за невысокого роста, худощавой, немного угловатой фигуры, нелепой одежды и подростковой прически.
Открыв жалюзи, хозяйка кабинета размашисто шагнула к столу, махнув Синдии рукой на кресло для посетителей:
– Присаживайтесь. Я вас слушаю.
– Я Соболевская, – Синдия вытащила новенькое удостоверение и протянула его через стол.
Иветта внимательно изучила «ксиву», привстала и широко улыбнулась:
– Надо же! Леди-босс! А мы вас ждали! Ну, добро пожаловать в наш зверинец!
Ее улыбка была такой заразительной, что Синдия невольно улыбнулась в ответ.
– Михаил Олегович говорил, что вы уже скоро приступите к работе, – Иветта с грохотом открыла сейф над столом и вытащила пластиковую папку. – Сейчас я вас введу в курс дел. Вы как раз вовремя, у нас тут напряга очень много, и еще, нам тут очень интересную серию скинули. В общем, слушайте…
… – А сейчас наш главный геморрой – это так называемый «человек дождя», – заключила Иветта через час, – его так прозвали за то, что он шурует дождливыми вечерами и ночами. Исключительная ди-намика действий: он появляется как будто из пустоты. В последний раз выскочил из-за шелковицы. Удар наносит только один, смертельный, практически на бегу. И через секунду его уже нет, – Иветта стала прикуривать, и несколько секунд в кабинете было слышно лишь монотонное жужжание лампы дневного света под потолком.
– Честное слово, – проворчала Иветта, бросая зажигалку в ящик стола, – буду добиваться, чтобы сюда провели нормальную лампу, без звука. Дни пока пасмурные, в кабинете полдня темно, приходится зажигать свет, а эта штука гудит как старый пылесос. И без нее уже мозги треугольные. Так, на чем я ос-тановилась? Ага. Моментально исчезает. Ни разу никому не удалось проследить, куда он сдунул. В по-следний раз он совершил убийство на глазах у наряда патрульной службы; пытались преследовать, но он сиганул под мост и скрылся. Там темно было, а он в черной одежде.
– Черная кошка в темной комнате, – пробормотала Синдия.
– И я тоже так подумала. Хорошо еще, что мы тут не суеверные, а то еще подумали бы, что он к нам из параллельных миров бегает. Выскочит, махнет ножом – и привет.
Иветта фыркнула, с силой двинула свое кресло и отошла вытряхнуть пепельницу в корзину. В это время Синдия пролистала дело о «человеке дождя». В графе «Приметы» было всего несколько строк: рост от 180 до 200 сантиметров, телосложение худощавое, спортивное, одежда черного цвета, лицо скры-то под черной маской или капюшоном; характер наносимых жертвам ударов говорит о большой физиче-ской силе, хорошо развитом глазомере (снайпер?) и навыках владения холодным оружием.
– Долго же вы его будете искать с такими приметами, – сказала Синдия, когда Иветта вернулась за стол. Помощница ткнула в розетку у сейфа «вилку» электрического чайника и хмыкнула:
– А другие и взять неоткуда. Мало того, что он носится как чокнутый метеор, так еще ни одного нормального свидетеля, блин, не нашлось! – Иветта достала две кружки, коробку «Липтон Черная жем-чужина». – Хотите чаю? Сейчас заварю. Так вот, свидетелей-то много было, но никто ничего путного сказать не смог. Одни лыка не вязали, другие были далеко и в темноте мало что увидели, третьи перепу-гались до икоты – поработайте с такими! Четвертые вообще уходят от контакта с нами потому, что на-смотрелись всяких дурацких «Бригад» и «Братов» и думают, что все менты – тупицы, оборотни в пого-нах и только и могут, что невинных сажать и задержанных избивать. Ладно, и такие у нас попадаются, но зачем из-за них всех сотрудников МВД подозревать черт-те в чем?!
Чайник вскипел и с тихим щелчком выключился. Иветта бросила в чашки по пакетику чая, залила их кипятком и выставила на стол жестяную коробку с конфетами и вторую такую же – с печеньем.
– И он не в параллельные миры уходит, – Синдия развернула трюфель. – Он отбегает от места преступления, снимает маску – и все. Идет обычный человек в обычной черной одежде. Черный цвет у нас не под запретом, наоборот, он очень популярен. И мало ли в городе высоких худощавых мужчин? Тем более что его рост точно не установлен; 180 сантиметров и 200 – большая разница. Вот почему его не удается проследить. Чтобы снять маску или сбросить капюшон ему нужно секунда или две. А чтобы слиться с обычными прохожими – еще меньше.
– И все-то вы верно говорите, – протянула Иветта, грызя печенье, – да как только его проследить по вашей логике? В дождливый вечер поставить на караул всю патрульную службу, чтобы они по сигна-лу об убийстве прочесывали район места происшествия, хватали и тащили в отделение всех высоких ху-дых мужиков в черной одежде? Едва ли наше ГУВД такое потянет, да и все задержанные в отделении не поместятся. И нет гарантии, что в следующий дождливый вечер наш «дождевик» снова охотиться пойдет. Может, у него своя система, свой график гастролей. А может, он вообще ноги, блин, под мостом промо-чил. Ребята будут под дождем патрулировать до посинения, а он в это время будет дома под пледом ле-жать и «Колдрексом» отпаиваться. Почему-то иногда следаки как бы забывают, что любой преступник устроен так же, как обычные люди: он может заболеть, сломать себе руку или ногу, простудиться, или съесть несвежий пирожок и заработать расстройство желудка. А мы почему-то то и дело начинаем ду-мать, будто преступник – все равно что машина: не болеет, не устает, не ест, не спит, и вообще не уми-рает, как Терминатор-три или Покровитель Тао, – Иветта отпила небольшой глоток чая. – Тао – это герой сериала «Грозовые камни», прошлым летом по региональному каналу шел.
– Знаю. В России «Камни» тоже показывали. Если я правильно запомнила, Тао оказался цифровым человеком? – уточнила Синдия.
– Угу. Но терминаторы и цифровые люди только в фантастических опусах существуют. Во всяком случае, наяву я пока ни одного из их братии не встречала.
– Я тоже, – Синдия невольно улыбнулась иронии Иветты.
– Вот и получается… то, что получается, – вздохнула Иветта. – Вот и бьемся мы с Тошкой… то есть с капитаном Платовым уже почти месяц, а с места почти не сдвинулись. Хотя, вру! На днях Платов мне подкинул интересную версию мотивации действий нашего охотничка, во всяком случае, они в ГУВД отследили некую систематику отбора жертв, – Иветта развернула еще одну папку на своем столе. – Может, лучше, если я сначала прочту вам список жертв? Итак, первый случай. 12 апреля, 23.20. Жертвы – гражданин Белов В.Н., 1959 года рождения, и Уральский Д.С., 1984 года рождения.
– Двое за вечер?
– Двое за секунду. Стартовал он круто. Ну, отчеты и заключения по каждому инциденту вы сами прочтете, а в общем дело было так. Белов – сантехник при РЭП-15; 12 апреля обмывал развод с женой. Выпил – не хватило; подался в круглосуточный магазин за добавкой. Уральский – студент автодорож-ного техникума. Родители у него в тот день укатили в командировку, и парень загулял на радостях; по-шел с компанией тусоваться к знакомой девчонке. Её мать то и дело в отъезде, квартира свободная, и ча-ще всего Уральский с приятелями гуляли у нее. Но в тот вечер вышла незадача. Не успели ребята Шнуро-ва поставить, по бутылочке выпить и первый кайф словить, как мать девчонки вернулась с полдороги. Она в Киев летела, а самолет развернули обратно из-за нелетной погоды, поэтому она приехала домой не в лучшем настроении, а тут еще и в квартире форменный шалман. С виду хозяйка квартиры типичная де-ловая леди, а на самом деле – боевая тетка, валькирия какая-то. Короче, она всю эту лихую компанию выставила за дверь, магнитофон и бутылки в мусорный мешок сгребла и выбросила в мусоропровод, а потом, думаю, дочке задала чертей за то, что та притон дома разводит. Ну и что делать бедным студен-там? Бутылки-то эта мадам все без разбора выкинула, и пустые, и не очень, не лезть же за ними в помой-ку. Тусовка накрылась, ночи впереди еще много, а душа горит, не хочется домой трезвыми идти. Ну, ре-бята вывернули карманы, наскребли двадцатку и пошли в тот же круглосуточный магазин. И как раз ко-гда они заходили, Белов им навстречу выходил, отоварившись. Он посторониться замешкался, и парни на него налетели, чуть об косяк не размазали. Мужик уже был хорошо поддатый, ну и полез разбираться. И эти придурки пошли на вы. Как их пятеро на одного, так они и смелые. Вали, говорят, синяк, а то в ас-фальт закатаем. Белов в ответ начал, как написано в протоколе, «наносить ответное оскорбление путем употребления нецензурной брани». Уральский отвечал ему тем же. Я беседовала с его товарищами по группе и преподавателями техникума, и все мне сказали, что у парня был не рот, а помойка; изъяснялся он преимущественно матом. Так что беседа вышла содержательная. Белов обозлился, что пацаны совсем с цепи сорвались. Уральский на взводе был: он у девчонки с ее матерью заспорил, когда она их выгоняла, огрызаться начал, и дама его огрела шваброй по спине при всех его друганах… Потом Белов пихнул Уральского так, что тот вылетел обратно на крыльцо и шлепнулся на задницу, и дискуссия продолжалась на вольном воздухе. И тут откуда ни возьмись проскакивает высокий парень в черной одежде, с закры-тым лицом, вписывается между ними, делает разворот и смывается, а Белов с Уральским падают, истекая кровью: у обоих перерезаны сонные артерии. Дружки Уральского от ужаса опупели, продавщицы из ма-газина верещат, кто-то из покупателей в милицию звонит, кто-то «скорую» вызывает, но врачам только и довелось, что констатировать летальный исход у обоих.
Второй раз он объявился 18 апреля в 20.10 на городской набережной. Вечер был пасмурный, и в во-семь часов уже было темно, как глубокой ночью. И тоже дождь лил как оголтелый. Жертвой стал Стру-гальский Д.А., грузчик из ресторана-поплавка «Глиссер». В тот вечер он получал оклад за полмесяца; двадцать процентов хозяин ему вычел за систематические опоздания. Стругальский разобиделся, начал права качать, требовать выплатить все деньги. Хозяину это надоело: вечером у ресторана самая работа, и в тот вечер многие от дождя у них спасались, а тут пьяный дурак разбуянился. Ну мужик и велел охран-никам вывести крикуна на улицу, а они то ли приказ поняли превратно, то ли он их тоже допек, но кто-то из секьюрити на сходнях наподдал Стругальскому по затылку так, что тот со сходен летел чуть ли не ку-барем, внизу растянулся, чуть мордой в воду не нырнул. Ясно что он сказал охранникам, когда поднялся. И орал на всю набережную, старался, чтобы каждое его слово как можно дальше было слышно. И вдруг за его спиной проходит высокий худощавый человек в черной одежде, и Стругальский резко замолкает и падает. Хозяин подумал, что грузчик по обыкновению пьян в стельку, и велел охранникам убрать его от входа в ресторан. Они спустились, смотрят – а у Стругальского нож под левой лопаткой! Пришлось то-гда хозяину повертеться: сначала это дело приняли районные толопанцы и начали отрабатывать версию, будто Стругальского кто-то из ресторанной охраны пришил. Они там все – участники второй чеченской войны, бывшие спецназовцы, и уж конечно с ножами обращаться умеют. Хозяин специально в ресторан для охраны нанимал опытных парней: на набережной всякая публика бывает, жди чего угодно. Когда уже дело нам передали, мы заметили идентичность с инцидентом у магазина, и «Глиссер» оставили в покое.
Третий раз он выскочил в ночь на 27 апреля, в 01.16. Погиб Субботников В.Д., 1986 года. Нападение произошло у городской аптеки №9. Парню зачем-то понадобились среди ночи два шприца. А у аптекарей есть постановление: спирт и шприцы после 21 часа отпускаются только по рецепту врача и только совер-шеннолетним. Субботникову отказали и захлопнули окошко ночной выдачи. Он начал кулаками долбить-ся, орать, что аптеку подожжет, аптекарей в темном углу поодиночке переловит, друганов приведет, и они всем насуют, хм, не того, чего надо. Естественно, я выдаю вам сильно смягченную версию его тира-ды. Пацан как раз дошел до кульминационного момента, когда сбоку от крыльца выскакивает высокий худощавый мужчина во всем черном, бьет Субботникова ребром ладони по задней поверхности шеи, пе-рескакивает через проезжую часть и исчезает за оградой стадиона. У Субботникова констатировали пере-лом основания черепа; к утру в больнице скончался. Это же какая сила удара должна быть, чтобы голой рукой с одного удара сломать шею! Мой отец так мог бы ударить, но он и размером как четыре меня или вас, а этот парень, по всем показаниям, высокий, но худощавый.
– Скорее всего, он владеет боевыми искусствами, – ответила Синдия.
– Вот, и я так подумала. Теперь вы предложите все школы и секции боевых искусств перетрясти? – улыбнулась Иветта. Потом она снова посерьезнела:
– Четвертый раз он объявился на Первое мая, и снова, как и в первый раз, двое за вечер. В 21.15 был убит Ветров В.Г., 1939 года рождения, пенсионер с окраины, в прошлом – слесарь с кораблестроитель-ного завода; не раз попадал в вытрезвитель. Был выдворен из бара «Матрица» на площади Ленина, устро-ил скандал. Был убит ударом ножа в область левого подреберья. Естественно, преступника снова никто толком не рассмотрел. Первого мая народ вовсю гулял, несмотря на дождь, и к девяти вечера многие уже хорошо поднабрались, и нашему каратисту было одно удовольствие шуровать по улицам. А через полто-ра часа после Ветрова был убит Гладилин С.Ю., 1987 года рождения. Мальчишка бурно выяснял отноше-ния со своей подружкой в Комсомольском сквере. Девочка почему-то решила именно в праздник сооб-щить приятелю, что нашла себе нового кекса, более крутого, а его бросает. Гладилин в расстроенных чув-ствах, как же, столько денег потратил ей на пиво и орешки, а вместо ожидаемой отдачи – такой облом. Ну, к тому же был под хмельком, начал орать на девчонку, грозиться, что и ей покажет, почем фунт лиха, и сопернику все лишнее оторвет. И вдруг за его спиной прошел высокий парень в черной одежде, махнул рукой, и Гладилин свалился. Девчонка от страха припустила в одну сторону, убийца – в другую. Пока девчонка дозвалась на помощь, его уже и след простыл. И прикиньте, в обоих случаях народу вокруг бы-ло до фига, и никто даже толком не въехал, что происходит. Нет, я не устаю диву даваться нашей великой русской душе: типа, гулять так гулять, чтобы и разум терять! Хоть что с ними делай, а они будут весе-литься, и даже серийника преспокойно проморгают под носом! Последняя жертва была на днях. Шкварин Д.А., 1985 года рождения, студент местного университета. Обмывал с компанией успешно сданный экза-мен, побежал за добавкой, поругался с киоскершей и вместо бутылки получил ножом в спину. Ну вот, в общих чертах я вам изложила фактуру, а теперь посмотрим, увидите ли вы сходство между всеми инци-дентами и проследите ли мотивацию отбора жертв нашего «дождевика»?
– На первый взгляд совершенно разные люди, – вслух рассуждала Синдия. – Но система должна быть. Если мы имеем дело с серийным убийцей, вряд ли он действует спонтанно. Но странный какой-то набор: слесарь, грузчик, алкоголик с окраины, два студента, двое школьников…
– Маленькая подсказка, – хитро подмигнула Иветта. – Обстоятельства, предшествующие нападе-нию «человека дождя»!
– Обстоятельства? – и вдруг догадка сама прыгнула в голову Синдии:
– Все семеро перед смертью с кем-то ссорились! Белов и Уральский скандалили у входа в магазин. Грузчик из ресторана требовал у хозяина деньги. Мальчик у аптеки угрожал аптекарям неприятностями, если ему не отпустят шприцы. Ветрова выгнали из бара. Гладилин ссорился со своей девушкой, а послед-ний, студент, вы сказали, выяснял отношения с продавщицей из киоска. Верно?
– Именно! – просияла Иветта. – Каждый из нашей семерки непосредственно перед смертью скан-далил и качал права. А русский человек чаще всего по натуре своей иначе как матом выяснять отношения не умеет, цивилизованно выражать сильные чувства у него не получается. Во всех случаях перед появле-нием убийцы мата было – хоть совковой лопатой выгребай!
– И вы предполагаете, что именно скандалы в общественных местах провоцировали преступника?
– В общем-то… Мы с Платовым могли и ошибиться, но во всех пяти случаях нападения «человека дождя» присутствовали оба этих компонента: вечерний или ночной дождь и громогласная брань. Послед-нее, кстати, задоставало всех, а этого парня – сильнее всех. На сегодняшний день у нас в работе именно такая версия мотивации действий преступника, – Иветта загасила окурок в пепельнице. – Он убивает тех, кто дебоширит в общественных местах и плюет на нормы приличия и чувства окружающих, и поче-му-то «дождевика» это сильнее всего достает именно дождливыми вечерами, настолько достает, что он начинает убивать буянов. Представьте, что будет, когда это дойдет до прессы! Продвинутые писаки за-орут на все голоса, что «человек дождя» – полоумный маньяк, который наступает на горло свободе и раскрепощенности и посягает на величайшую ценность русского языка и могучую силу русского народа – русский мат. Журналисты постарше будут доказывать, что все беды и разгул преступности начались после установления демократии, а вот при Сталине был порядок, а «человек дождя» пошел на преступле-ние из-за отчаяния перед царящим в стране беспределом, который не в силах обуздать власть. Если чест-но, – Иветта понизила голос, – я заранее согласна с последним утверждением, если таковое прозвучит. Уже достает, что нормальный человек иной раз боится из дому выйти и даже среди бела дня в собствен-ном подъезде рискует получить по башке от какого-нибудь сопливого наркомана или ошалевшего алко-голика, которому нужны деньги на бутылку. Но и этот дождевик тоже оборзел! Нужно же поискать дру-гой выход, бескровный! И мне не столько убитых жалко, сколько злит: уже почти месяц мы за ним гоня-емся, подвернув штаны, как за невидимкой, и только собираем за ним трупы.
Внезапно дверь распахнулась, и вошел Михаил Олегович. Он прямо-таки сиял, от набриолиненных волос до носков черных ботинок. Но сильнее всего сияли лицо и глаза прокурора.
– Уже закончили слушание? – спросила Иветта.
– Да! – ответил прокурор. – Семь лет общего режима!
– Доигралась Петухова, – покивала Иветта. – Привыкла с шестидесятых годов воду варить из уче-ников, и так и не поняла, что времена изменились и уже нельзя безнаказанно ноги вытирать о детей!
– И кто такая эта великая и ужасная Петухова? – спросила Синдия.
– Отвратительная особа, которая по недоразумению называлась педагогом, – отрубил Волков. – Больше сорока лет она издевалась над учениками и была уверена в своей полной безнаказанности, но на-конец-то я это пресек!.. Ну, что, Синдия Аркадьевна, я вижу, что Иветта Станиславовна уже объяснила вам положение дел?
– Да, – кивнула Синдия.
– Отлично. Что скажете? Разберетесь?
– Буду разбираться.
– Прекрасно. Уверен, что вы впишетесь в коллектив. Удачи вам в первый день!
Прокурор ободряюще улыбнулся Синдии и вышел из кабинета.
Глава 6.
Адвокат и секретарша
За неделю Синдия Соболевская полностью освоилась в Причерноморске. Она подыскала себе пяти-комнатную квартиру в элитном районе города, Лермонтовском проезде, в трехэтажном доме, состоящем из шести квартир. Дом был снабжен персональными гаражами при каждой квартире; сама квартира была повышенной комфортности, с отдельным входом, домофоном и круглосуточной охраной. Теперь после работы Синдия занималась меблировкой нового жилища. Это занимало каждый ее день до десяти часов вечера и полностью ее устраивало.
Погода стояла ясная и довольно теплая; весна начинала уступать место раннему крымскому лету, и Синдия подумывала о том, чтобы в выходной день сходить на городской пляж, недавно открывшийся по-сле реконструкции, и открыть купальный сезон.
С Иветтой Мальковой у Синдии установились хорошие деловые отношения. Дважды в прокуратуру приезжал капитан Антон Платов из ГУВД, рослый смуглый брюнет, больше похожий на чемпиона винд-серфинга и пляжного волейбола, чем на офицера милиции. Он был очень увлечен расследованием «дож-девой серии», энергично разрабатывал версию исходной мотивации поступков «человека дождя» и зара-жал своим трудовым энтузиазмом Синдию и Иветту.
В приемной перед кабинетом Синдии сидела секретарша Арина Львова, восемнадцатилетняя де-вушка, смуглая, с большими карими глазами и пышной шапкой красновато-каштановых кудряшек. Она носила джинсы стрейч и длинные широкие футболки или коротенькие топики, и туфли с квадратными носами и такими огромными каблуками, что было непонятно, как на них можно передвигаться. Но Арина в этих туфлях носилась по прокуратуре как спринтер, за тридцать секунд добиралась до любого помеще-ния в здании и всех заражала своим неизменно веселым настроением и широкой улыбкой.
В среду 14 мая Синдия приехала на работу в приподнятом настроении: меблировка квартиры была завершена, и можно было переезжать из гостиницы.
Поздоровавшись с дежурным в вестибюле, Синдия взбежала по лестнице на свой этаж, по дороге кивнула Иветте, курившей на площадке, посторонилась, пропуская неизменно ворчащую уборщицу, бе-гущую на первый этаж с ведром и шваброй, и зашагала в свой кабинет. Из приемной до нее донесся смех Арины и молодой мужской басок.
Арина сидела за столом, невнимательно перелистывая тоненькую книжечку с надписью «Ужасти-ки» и чьей-то насмерть перепуганной физиономией на обложке, а на краю стола примостился молодой человек в синих джинсах и новенькой клетчатой фланелевой рубашке и черных кроссовках. Он выглядел еще совсем школьником – белокурый, с большими серыми глазами и круглым ребячьим лицом. Увидев Синдию, молодой человек поспешно вскочил:
– Здрасьте. Извините, я уже ухожу!
– Иди, иди, Коля, – шутливо хлопнула его книжкой по спине Арина, – а то мне от Синдии Аркадь-евны сейчас влетит за то, что я вместо работы фигней занимаюсь! – и девушка рассмеялась так весело, что Синдия невольно улыбнулась в ответ.
– Я забыл представиться, Синдия Аркадьевна, – остановился в дверях паренек. – Данилов Нико-лай, адвокат. Тоже здесь работаю.
Меньше всего он походил на адвоката. На вид Николаю было не больше 16 или 17 лет, но, судя по своему званию, он был лет на семь старше, чем казался.
– Очень приятно, Николай, – кивнула Синдия. – Вы тут недавно практикуете?
– А тут почти все недавно. Из прежних, тех, кто с Воробьевым работал, только Капитолина Марков-на осталась, уборщица.
Арина прыснула. Очевидно, не в меру ворчливая уборщица давно стала в прокуратуре предметом шуток и смеха.
– Сколько лет Николаю? – спросила Синдия, когда Данилов ушел.
– А вы тоже подумали, что он еще пацан-школьник? – оживилась девушка. – Двадцать три.

В обеденный перерыв Синдия выпила стакан сока с двумя сладкими слойками в буфете прокурату-ры, запила обед чашкой эспрессо и поднялась к себе.
Арина в приемной увлеченно читала ту самую тонкую книжку с перепуганной физиономией на об-ложке. Увидев начальницу, секретарша поспешно потянулась за закладкой.
– Читай, – махнула рукой Синдия, – до конца перерыва еще полчаса, – она села на кожаный ди-ван. Минут десять в приемной стояла тишина. Арина читала, а Синдия размышляла все о той же «дожде-вой серии». Неужели и вправду криминогенная обстановка и беспорядки на улицах города могли спрово-цировать убийцу? Такое возмущение разгулом безнаказанной разнузданности мог продемонстрировать только очень интеллигентный человек, для которого подобная «свобода личности» неприемлема принци-пиально. А безупречное поведение только в странах первого мира может сочетаться с отточенными спор-тивными и боевыми навыками. А в странах бывшего СССР спортсмены редко отличаются хорошим вос-питанием и часто сами матерятся как бомжи. На международных олимпиадах и чемпионатах представи-тели СНГ уже не раз прославились на весь мир своим лексиконом и привычкой выражать свое недоволь-ство публично и громогласно. Так что едва ли следует искать преступника среди профессиональных спортсменов. Остаются любители. Но как знать, сколько их в Причерноморске? Вариант второй: «чело-век дождя» – бывший (или действующий) боец спецназа. Эта версия может быть более вероятной…
Арина закрыла книжку и достала из сумки бутылочку «Кока-кола Лайт».
– Всех «Ужастиков» хватает только на обеденный перерыв, – вздохнула она. – И то не на весь!
– Они тебе нравятся? – спросила Синдия.
– Они увлекательные, и с юмором, жаль только, что не всегда хорошо заканчиваются.
– Наверное, их авторы стараются быть ближе к жизни.
– Автор. Их все пишет Роберт Стайн. Он выпустил уже больше шестидесяти книжек. Вообще-то Стайн пишет для подростков, но «Ужастиками» могут увлечься и люди постарше.
– Интересно, – задумчиво сказала Синдия. – Раньше я не читала ничего из этой серии. Ты уже прочла эту книгу? Не дашь мне ее до завтра?
– Конечно, – Арина протянула ей книгу.
Синдия бегло взглянула на обложку. Там был изображен светловолосый мальчик, немного похожий на Николая. Он с ужасом смотрел на свои ладони, покрытые черной шерстью. Внизу стояло название: «Самое жуткое приключение».
– Жуть такая, – комментировала Арина. – Ребята нашли на свалке просроченный флакон автозага-ра, намазались им, и с ними начала такая фигня твориться! Ой, извините! То есть, с ними начали проис-ходить непонятные вещи.
– Только не рассказывай мне финал, – попросила Синдия. – А то мне будет не так интересно.
– И мой брат тоже так думает: когда заранее знаешь, чем закончится книга, ее скучно читать.
– Твой брат старше тебя?
– Да, ему уже двадцать пять, осенью будет.
– И он тоже любит читать?
– Любит, и читает все: и классику, и историческую литературу, и, конечно, детективы: Угрюмова, Ильина, Воронина, Литвиновых, Дашкову, Устинову, Платову, иногда Донцову. А Полякову мы оба не любим. Брат говорит, что ему противно читать почти в каждой книге, как героиня пресмыкается перед подонком, унижающим ее.
– Я согласна с твоим братом.
– Он хорошо разбирается в детективах. А у Угрюмова ему очень не понравилась «Судьба бригади-ра». Брат сказал, что герой, который промышляет рэкетом, у нормального читателя симпатий вызывать не может. Невелика удаль – воевать с продавцами, которые целый день прыгают за прилавком, чтобы зара-ботать себе на хлеб и с хозяевами, которые все силы отдают, чтобы поднять бизнес, и на них итак и на-ложка, и пожарка, и СЭС наезжают с проверками и угрозами, и всем только на лапу давай.
– И здесь я согласна с твоим братом, – Синдия положила книгу в широкий карман льняного жакета. – Я встречала многих таких «бригадиров» в Москве по своей работе. Все они были совершенно непри-ятными субъектами, а некоторые из них – настоящими дегенератами. В первые годы после переворота их было очень много, сейчас – почти нет, а лет через десять они полностью вымрут.
– Как динозавры? – живо уточнила Арина. – А я плохо помню перестройку. В 91 году мне было шесть лет и я мало что понимала.
– Значит, в школу ты пошла уже после переворота? Тогда тебе повезло.
– И вы так думаете? Совсем как мои родители и брат?
– Тебе не забивали голову в школе сказочками про доброго дедушку Ленина, который спас Россию от злых капиталистов и безмозглого царя. А нас пичкали этим десять лет в школе и пять лет в универси-тете. А потом мы узнали, что на самом деле все наоборот, и нас обманывали 15 лет. А многие верили.
– А вы? – Арина подперла подбородок кулачком. – Вы ведь не поверили? Я угадала?
– Да. Но многие мои сверстники принимали эту идеологию за правду.
– А мой брат говорит, что многие его ровесники просто не знают, чему верить: сначала их учили од-ному, а потом вдруг стали учить, что все было совсем по-другому. Он окончил школу в 1995 году.
– Понятно, – вздохнула Синдия. – Тем ребятам, которые начинали учиться в советской школе, а оканчивали школу уже в СНГ, пришлось труднее всего. Сначала их учили верить в одно, а потом стали развенчивать то, что раньше полагалось любить и почитать. Это сложно даже для взрослых людей.
– Это точно.
– И тебе повезло потому, что ты всего этого избежала.
– А вам нравится Тао Брэкстон? – спросила без видимого перехода Арина и подалась вперёд, пытли-во глядя на Синдию.
– Это мой любимый писатель. А тебе он нравится?
– Очень! – быстро ответила Арина. – Скорей бы вышла его новая книга!
– В газетах пишут, что «Каменная гроза» выйдет в июле… И кто только в издательстве придумывает такие заголовки!
– А Тао их сам придумывает, – выпалила Арина.
– Вот как? А откуда ты это знаешь?
– Из Интернета, – бойко ответила девушка. – У Тао есть персональная страничка с чатом. Иногда он сам выходит в чат пообщаться с читателями.
– Надо же, я и не знала. Надо будет заглянуть.
– Адрес печатают на обложке каждой книги. Вам будет интересно. У Брэкстона классный чат!
– У тебя есть приятель? – спросила Синдия.
– Нет, но Колька Данилов прохода мне не даёт! – Арина рассмеялась. – Вы и сами видели!
– Он, наверное, недавно получил степень? – предположила Синдия. – и сколько дел он выиграл?
Арина скорчила гримасу, вытаращила глаза, сморщила губы, и, подражая Сьюзен Сарандон в филь-ме «Клиент», скрипучим голосом ответила:
– Больше, чем проиграл! – потом, уже нормальным голосом, добавила:
– Правда, у него ещё не было серьёзных дел. Но Михаил Олегович говорит, что мелкие дела – это лучший тест для начинающего адвоката. Вам, наверное, показалось, что Коля – такой себе пацан наив-ный, и не справится с адвокатурой? Все так думают, кто его впервые видит. Его никто и всерьёз не вос-принимает, а Колька только этим и пользуется. От него же не ждут подвоха, думают, что его можно за-прячь и поехать, и расслабляются, а он тут – раз! Вчера у него был процесс. Обвиняли продавщицу с рынка Лазарева. Вроде она продала водку несовершеннолетним. Менты двух проституток с кольцевой дороги прихватили и подослали в магазин купить пол-литра, а потом с ними явились и говорят: эти граж-данки не достигли восемнадцатилетия, вы обязаны были проверить их документы, платите штраф, или передадим дело в суд, магазин закроют, вам срок приклепают. И вот вчера менты на суде пели как группа «Тату», девчонки эти губки бантиками делали, судья уже облизывалась, прикидывала, сколько с магазина можно слупить, а Данилов сидит с растерянным видом, блокнотик теребит, глазками круглыми хлоп, хлоп, ну, короче, наивняк. Ну, судья и думает, что адвокат ещё сосунок, на него можно забить, а штраф уже, считай, в кармане. И тут Коля встаёт и с таким ангельским личиком говорит: да, едва ли я смогу по-влиять на решение суда, всё слишком очевидно, но всё же я бы хотел спросить… И ментам пару вопросов – бац, бац – они только глазами шлёпают и ни бе, ни ме сказать не могут. Потом девкам тем ещё по во-просу бац, бац, у них тушь с ресниц на колготки посыпалась. Короче, Коля доказал факт подставы, этим «несовершеннолетним школьницам» одной – 22 года, другой – 23. Короче, штраф обломался, все обви-нения с продавщицы сняты, судья от злости чуть молоточек не сгрызла, прикол! Сегодня Коля зашёл мне рассказать о суде, и еле мог говорить от смеха. Говорит, плохо же районным операм платят, если они на такие левые заработки идут.
– Эти левые заработки в последнее время не редкость, – ответила Синдия. – и их, как правило, не так легко раскусить. А как Николаю удалось разобраться с этим делом?
Арина завизжала от смеха:
– Одна из этих девиц с ним в одном классе училась! Он когда её узнал, в осадок выпал. Говорит, ну, менты оборзели, уж для такого дела могли бы парочку настоящих малолеток найти!
– Хорошо, что ему удалось выиграть дело, – Синдия положила «Ужастик» в сумку. – Такие «провер-ки» надо пресекать. Милиционеры не должны опускаться до мелкого рэкета!
– Конечно! – Арина даже подпрыгнула. – Ведь из-за таких уродов все и думают, что в милиции одни козлы. А сейчас у Коли новое дело. Студентка подала в суд на троллейбусных контролёров. При-киньте, она ехала на работу на троллейбусе, а тут проверка, а у неё проездной талон, а заочникам с ним ездить запрещено, фигня какая, правда? Ну, она вышла, пересела в троллейбус, который следом шёл, «шестёрку», а проверяли в тот день «одиннадцатый» маршрут. Так эти две пираньи увидели, куда она села, и перепрыгнули следом, вывели её из троллейбуса и стали угрожать, что чуть ли не на пять лет мо-гут посадить за проездной, типа, сейчас задержат для выяснения личности, а она им предъявила студен-ческий билет, говорит, что может установить личность, а они его выхватили и стали сто гривен за него требовать. Она говорит: у меня всего пять гривен, показала кошелёк, а они эту пятёрку выхватили и гово-рят: завтра приходи в управление со штрафом! Она говорит: верните пятёрку, у меня денег нет, домой доехать! А они: какая пятёрка, если ты её раньше потеряла, не сваливай на нас, а то за оскорбление в ка-меру запихаем. А тут её начальник на своей машине проезжал, остановился, вышел: что такое? А они в ответ что-то гавкнули – и в первую же маршрутку вскочили. Ну, хозяин, как узнал, что и как, тут же приехал с девчонкой в прокуратуру и велел заявление писать, говорит, ты им за свой же документ ничего платить не должна, а вот они теперь от тебя не откупятся! Умный мужик попался. Коля говорит: я их этих жаб салат настрогаю, за эти пять гривен жилы им потяну на пять тысяч! Когда он учился, они и его раза два прихватывали. Один раз вместо квитанции на штраф сунули какую-то бумажку, которая в руках рас-сыпалась от старости. Коля так рад, давно мечтал припомнить им.
– И кого тут берут в ревизоры! – воскликнула Синдия. – это же воровство среди белого дня!
– Хотите анекдот в тему? Объявление в троллейбусе: «Граждане пассажиры, следите за своими ко-шельками: в салоне работают щипач и двое контролёров!». Точно как в этом деле, правда?
– Желаю Коле выиграть дело! – сказала Синдия и взглянула на часы. – И мы свои дела подгоним. А на чат Брэкстона я непременно зайду. Я читала все его романы и смогу найти общий язык с его виртуаль-ными поклонниками, по крайней мере, надеюсь, что смогу!
Глава 7.
НА ГОРОДСКОМ ПЛЯЖЕ
Синдия Соболевская вышла из воды и расположилась на своём пляжном полотенце, расстеленном на песке. Погода в выходные дни не только не испортилась, но наоборот улучшилась. На небе не было ни облачка, а майское солнце подняло ртутные столбики термометров до двадцати пяти градусов Цельсия, и Синдия решила провести день на пляже.
Надев солнцезащитные очки в тонкой модной оправе, Синдия достала из сумки книгу, купленную по дороге на пляж, «Фантом в зрительном зале», устроилась на полотенце поудобнее и начала читать ис-торию о постановке пьесы, на которой якобы лежало проклятие…
«Самое жуткое приключение» Синдия прочитала вечером в среду за час, и этот час прошёл для неё непостижимо быстро, как будто его и не было. До сих пор на Синдию подобным образом действовали только детективы Брэкстона, с другими книгами она не выпадала из времени. А теперь её захватил под-ростковый триллер. Пару раз Синдия говорила себе: «Вот дочитаю двенадцатую (двадцать девятую) гла-ву, и пойду, приготовлю себе чаю», но глава заканчивалась, и руки сами переворачивали страницу, а Синдия оставалась в кресле, продолжая читать о злоключениях юного героя книги и спеша скорее узнать, отчего с мальчиком начали твориться такие жуткие вещи. Читая книгу, Синдия как наяву видела перед собой место её действия: маленький городок в американской глубинке, засыпанный снегом; чётко пред-ставляла себе компанию школьных товарищей, организовавших рок-группу, мальчика, от лица которого вёлся рассказ, и стаи бродячих собак, неизвестно откуда появившихся в городе…
Финал оказался настолько неожиданным, что Синдия с круглыми от изумления глазами ещё раз пе-речитала две последние главы, чтобы убедиться, что правильно поняла автора.
А сегодня, направляясь на море, Синдия выбрала себе для чтения новый «Ужастик» с изображён-ным на обложке парнем в мешковатом чёрном костюме и белой маске на лице, на фоне театрального за-навеса. Казалось, иллюстратор был большим любителем «Фантома оперы» Эндрю Ллойд Вебера.
Открыв пятнадцатую главу, Синдия перевернулась с живота на спину и поморщилась от лёгкой бо-ли в плечах: так и есть, несмотря на защитный крем для загара, она всё же немного сожгла себе кожу. Трудно правильно рассчитать время, когда загораешь первый раз в году. Хорошо ещё, что солнечные ожоги у неё проходят быстро, и уже через неделю она покрывается ровным красивым загаром. Эта спо-собность ей передалась от матери. Полина Соболевская, мать Синдии, жила в Исландии. Она развелась с Аркадием ещё в 1970 году и через четыре года вышла за исландского бизнесмена Эрика Хансена. каждый год она приезжала с ним в Москву на две недели и проводила это время с дочерью.
После принятия закона о двойном гражданстве господин и госпожа Хансен обзавелись двумя пас-портами и приобрели участок земли в Подмосковье под особняк и занялись открытием филиала компа-нии «Хансен энд Хансен» в Москве.
Аркадий Соболевский сохранил дружеские отношения с бывшей женой и подружился со счастли-вым соперником. Рослый белокурый богатырь Эрик был очень похож на героя-викинга из древних скан-динавских саг, почему-то нарядившегося в современный костюм. И когда за Синдией шла охота, органи-зованная Ларри Корвином, выяснилось, что Эрик не только внешне похож на скандинавского воина. Он дважды спасал жизнь своей падчерице; задержал киллера, разыскавшего укрытие Синдии, и выбил у его заказчика, Ларри Корвина, признание в организации убийства Аркадия Соболевского и покушении на Синдию Аркадьевну.
Надо будет позвонить маме и отчиму, сообщить, как она устроилась в Причерноморске. Надо бу-дет… Давно бы уже пора, если честно.
Синдия уже добралась до главы, где девочка и мальчик, играющие главные роли в школьном театре, решили спуститься ночью в школьный подвал и разыскать незнакомца, терроризирующего их группу. Они подозревали, что за Призрака себя выдаёт бродяга, прячущийся в подвале…
– Вам это действительно интересно? – раздался вдруг рядом с ней мужской голос. Вздрогнув, Син-дия подняла голову и увидела, что в её книгу заглядывает, опустившись на одно колено, молодой человек с тёмно-русыми волосами, стянутыми в тугой пучок высоко на макушке.
Его тело, казалось, состояло из сплошных рельефных мускулов, обтянутых упругой золотистой ко-жей. Мощный торс бодибилдера, тонкая талия, литые бицепсы, сильные длинные ноги. Из всей одежды – только чёрные плавки и золотая цепь на шее. Лицо просто поражает мужественной красотой и одновре-менно – тонкостью каждой черты. Большие тёмно-серые глаза с длинными ресницами смотрят отстра-нённо и одновременно – проницательно, как будто видят всё насквозь. Красивый рот слегка подрагивает в постоянной готовности к озорной и немного нахальной улыбке. От парня пахло какой-то туалетной во-дой, похоже, не дешёвой, с терпким горьковатым запахом, который прилипал к ноздрям, забивая все ос-тальные запахи пляжа – водорослей, солёной воды, нагретого песка…
Синдия встряхнула головой, отгоняя навязчивый запах, и спросила:
– А что? Наверное, со стороны я выгляжу забавно с подростковой книжкой?
– Нет, каждый читает то, что ему нравится, это не запрещено законом. Просто такое совпадение, – молодой человек слегка усмехнулся. – Моя сестра тоже от них балдеет. Да и вообще, сложно провести границы между литературой, что для детей, что для взрослых, и так далее. Всё перепутано, как в Кубике Рубика. Да и вообще, – махнул рукой он. – Детские книги, взрослые книги! Глупее словосочетания не придумаешь, даже если очень захочется.
– А ваша сестра случайно не секретарь в прокуратуре? – Синдия вспомнила слова Арины о старшем брате, обладающем своеобразными взглядами на литературу.
– Откуда вы знаете? – брови её собеседника взлетели до самой линии волос.
– Дело в том, что в моей приёмной сидит девушка-секретарь, которая зачитывается «Ужастиками». Арина Львова.
– Мир тесен, а Причерноморск – ещё теснее, – рассмеялся мускулистый красавец. – Так вы Синдия Аркадьевна, о которой мне столько рассказывала Арина? Вы позволите мне присесть рядом с вами?
– Да, пожалуйста, – Синдия подвинулась. Парень сел на край её полотенца, одну ногу притянул к груди, вторую вытянул и сказал:
– Я забыл представиться. Павел. Павел Уланов. Спросите, почему у нас с сестрой разные фамилии? Сам не знаю, откуда маме пришла в голову фантазия записать в моём свидетельстве о рождении свою де-вичью фамилию.
– Зато у вас хотя бы нормальное русское имя, – ответила Синдия. – а то мне всем, с кем я знаком-люсь, приходится долго объяснять, откуда у меня иностранное имя…
– Вам оно подходит, – перебил её Павел. – Синдия… Это ваше имя, другого вам не нужно. Оно лучше всего подчёркивает вашу индивидуальность. А такие имена, как Маша, Оля или Таня ничего не подчёркивают и вообще больше напоминают серийные номера заводских деталей.
– У вас злой язык, Павел. Этого Арина мне не рассказывала! – «Почему его лицо кажется мне таким знакомым? Где я могла его видеть?».
– Я вас, наверное, замучил болтовнёй, – Павел вытянул обе ноги прямо на пути у двух малышей, с дикими воплями гоняющимися друг за другом с водяными пистолетами. – Как вам с Аришкой работает-ся? Она там не очень дурака валяет?
– Нет, что вы, она хорошо знает свою работу и добросовестно её выполняет. Толковая девочка, хо-рошая помощница. Не сомневаюсь, что, получив диплом, она станет хорошим юристом.
– Она решила специализироваться на следственной работе. Хочет быть «важняком », как вы.
Павел рассмеялся и повернул к Синдии весёлое лицо, и она вздрогнула, узнавая его. Его фотогра-фию она не раз видела на обороте томиков Тао Брэкстона. Отрешённо-красивое лицо, странная причёска, чёрная кожаная рубашка по горло…
– Узнали? – весело спросил Павел. – Тоже читаете мои выдумки? Ну и как, не сильный отстой?
– Отстой я не читаю. И как вам живётся в Крыму после Австралии? Не мёрзнете?
Павел снова тихо засмеялся:
– Я в Австралии был всего дважды, по туристической визе! Один раз в Сиднее, второй раз в Мель-бурне. Говорил же я агенту из издательства, чтобы он придержал свою фантазию! А он разрезвился так, что над моей «биографией» только лохи не ржут. Австралия, горы, лавины, ЮАР… И кто на это поведёт-ся? Это же курам на смех!
– Пиар, – чуть улыбнулась Соболевская.
– Знаю, что пиар! – Павел вскочил на ноги, и Синдия заметила, как он высок. При росте в 181 санти-метр Синдия Соболевская смотрела на многих мужчин сверху вниз или вровень, а Павел был, наверное, на 15 или 20 сантиметров выше её.
– А почему у вас такой странный псевдоним? – спросила она, тоже поднимаясь. Она не ошиблась, на глаз определив разницу в росте. Павел действительно возвышался над ней.
– Редактор придумал. Когда мою первую рукопись приняли, редактор решил, что надо обозвать ме-ня как-нибудь заковыристо, чтобы народ на одно имя повёлся, чтобы я выделялся на фоне других авто-ров. Два дня выдумывал, а потом с агентом неделю сочиняю мою биографию для обложек. Наверное, пе-ред этим они вместе с дуба рухнули. Теперь приходится изображать из себя невесть кого перед читателя-ми, чтобы они, не дай Бог, не догадались, что на самом деле я – такой же парень, как они. Кстати, восьмо-го июля состоится презентация «Каменной грозы» в «Мире книг»! Надеюсь, вы придёте?
– Я постараюсь.
– Приходите, хорошо повеселитесь, когда мои поклонники начнут задавать мне дурацкие вопросы.
– А вы заранее уверены, что я тоже не начну их задавать?
Павел словно не понял её иронии. Он совершенно серьёзно посмотрел на Синдию и ответил:
– У вас лицо человека, который не задаёт глупых вопросов. И Арина столько мне о вас рассказывала, что я смог с её слов составить весьма точное представление о вас.
Он улыбнулся, но не нахально, как ожидала Синдия, а искренне и доброжелательно, и только тут стало заметно, как у него и Арины похожи улыбки. – Ладно, не буду больше надоедать вам. Рад буду снова с вами встретиться!
Он отошёл. Синдия снова села на полотенце и из-под очков проводила его взглядом. Высокий, заго-релый, изящный, несмотря на могучие мускулы, Павел двигался словно крадучись, грациозно, как ягуар в саванне, и в каждом его движении чувствовалась упругая пружинистая сила и быстрота. Затянутые на макушке в пучок волосы подрагивали при каждом его шаге, и на солнце в них играли «солнечные зайчи-ки». «Похоже, он много времени проводит на тренировках, – подумала Синдия. – вот я и познакомилась с братом Арины! Пожалуй, псевдоним действительно идёт ему больше, чем настоящее имя. Тао Брэкстон, иначе не скажешь! И зря он считает себя обычным парнем!»
Глава 8.
ИНКОГНИТО
– Павлик, приходи ужинать! – заглянула в гостиную мать.
– Сейчас, мама! – ответил Павел машинально, не отрываясь от клавиатуры компьютера.
Следом за матерью прибежала Арина.
– Мама, по-моему, Пашке сейчас не до ужина, – противным голоском протянула она. – Он сюда приходит не ради нас, а только чтобы потрепаться в чате инкогнито!
– Аришка, отсохни, – шутливо отмахнулся Павел.
– Между прочим, это мой компьютер! – дёрнула брата за экзотический хвостик на макушке Арина и заглянула на экран. – Ну, что о тебе думают?
– Чудные вещи творятся, сестричка! – протянул Павел, откинувшись на спинку кресла. – Живу себе на свете и даже не подозреваю, что, оказывается, собираюсь жениться на какой-то Бордовой Пантере!
– Вау? А нам не сказал? И что это за фишка?
– Некто Бордовая Пантера уверяет всех в чате, будто у нас каждую ночь искромётный секс и я соби-раюсь везти её на свадьбу на Мальдивы, куда приглашу в числе почётных гостей Тома Круза, Брэда Пит-та, Джонни Деппа, Бритни Спирс, Ленусика и Юлясика и Джулию Робертс. Я был ужасно удивлён, читая это!
– Фииии, – скривилась Арина. – У неё вместо башки помойка.
– И что ты ей ответил? – спросила мать.
– Вот, – Павел передал ей два листка распечатки.
«Бордовая Пантера:
И наутро после этой великолепной ночи, когда наши обнажённые тела раз за разом сплетались в экстазе, Тао подарил мне кольцо с бриллиантом за два миллиона долларов и сделал предложение. Это было самое счастливое утро в моей жизни, и я дала согласие. Свадебное платье для меня шьют в Париже в Доме моды Живанши, и оно будет стоить пятьсот тысяч евро».
Чёрный Тигр:
А ты палец себе не сломала?
Бордовая Пантера:
Чего?
Чёрный Тигр:
Ты в курсе цен на бриллианты? Ни один из них не стоит два миллиона. А если таковые и есть, они хранятся в государственной казне, или украшают королевскую корону, но не продаются для обручальных колец! Ты хоть знаешь, какого размера такой камушек?
Бордовая Пантера:
В Бобруйск, животное. Какой ты злой, Тигр, зачем ты вечно со всеми ругаешься?
Чёрный Тигр:
А почему я тогда нигде не встречал инфу о свадьбе Брэкстона, тем более что он, с твоих слов, за-планировал такую крутую церемонию?
Бордовая Пантера:
Выпей-ка иаду! Он просто не хотел привлекать внимание журналюг к торжеству!
Чёрный Тигр:
Ржунимагуваляюсьпацталом! Он рассчитывал провести тихую скромную церемонию с Джулией Ро-бертс, Томом Крузом и «татушками» в гостях? Ты явно не в ладу с элементарной логикой. Это во-первых. Во-вторых, я нигде не слышал, будто вышеназванные звёзды собираются на свадьбу Тао Брэкстона. И в-третьих, их бы он никогда не пригласил. Не далее как месяц назад он заявил в интервью, что не признаёт искусственно распиаренных кумиров истеричных старшеклассниц, подпираемых гормональным буйст-вом. Пантера, мой тебе совет, если предел твоих мечтаний – свадьба на Мальдивах, кольцо размером с Кремлёвскую звезду и Джонни Депп с Томом Крузом в гостях, мечтай, особенно хорошо это после пары бутылочек с косячком получается, но не засоряй чат своими бреднями!»
Бордовая Пантера:
По-моему, ты просто злобный неудачник, который завидует всем, кто более успешный и крутой. Если тебе лень поднять задницу с дивана и самому стать таким же крутым, сам не заплёвывай чат своей желчью. В Бобруйск, животное!
Чёрный Тигр:
А по-моему, неудачница как раз ты. Кажется, ты просто неудовлетворённая жизнью девица не особо привлекательной наружности, с прыщавой физиономией, сальными волосами и целлюлитом, неряшливо одетая и воняющая потом, но вместо того, чтобы взяться за себя, ты галлюцинируешь, выдумываешь себе свой убогий «идеальный мир» да ещё и размазываешь его по чату. Я не буду предлагать тебе «выпить иаду», я советую тебе пересмотреть свою жизнь, чтобы жить настоящим, а не бреднями!
Чёрный Тигр грациозным прыжком покинул чат»
– Это я злобный неудачник? – спросил Павел, когда Арина с матерью дочитали «дискуссию».
– Она же не знала, что это ты! – взвизгнула от хохота Арина. – Вот прикол!
– Прикол будет, когда я вверну этот эпизод в свою новую книгу! – ответил Павел, выходя из Интер-нета. – Эх, увидеть бы, какую морду скорчит Пантера, когда поймёт, перед кем размазывала о своей иди-отской свадьбе и кого посылала подальше! А теперь я, пожалуй, не откажусь от ужина!

Через два часа Павел Уланов выходил из подъезда, где находилась квартира матери и сестры, чуть живой после плотного ужина. «Удивительно, как мама с Ариной ухитряются сохранять такие стройные фигуры? Если они каждый день так ужинают, то с их стороны просто подвиг, что мама до сих пор носит сорок шестой размер, а Арина – сорок второй!»
Мать Павла, Ирина Андреевна Львова и сестра Арина жили в трёхкомнатной квартире на проспекте Ленина. Квартира была в новом доме с лифтом и домофоном, большая, с высокими потолками и балко-ном, больше похожим на солярий.
Павел жил в одной из шести квартир трёхэтажного дома на Лермонтовском проспекте, в так назы-ваемом «VIP – массиве» и очень часто навещал маму и сестрёнку.
Ирина Андреевна и Арина встречали его всегда радостно, и мать готовила роскошный ужин, думая, что в своей квартире Павел не ест по-человечески, а перебивается едой быстрого приготовления или бу-тербродами. С Ариной Павел любил поговорить о прочитанных книгах, о работе и ещё на множество тем, которые Арина легко находила для разговора.
Павел достал из кармана куртки пульт дистанционного управления машиной, отключил сигнализа-цию и электрический ток и открыл двери. В ответ джип весело крякнул и подмигнул прямоугольными фарами. Словно в ответ ему сверху раздалось какое-то ворчанье, как будто сотня ржавых железных бочек с грохотом катилась по брусчатке. Павел поднял голову и увидел, как небо стремительно скрывается под безобразно огромной тучей.
«Опять дождь! – тоскливо подумал Павел. – Лужи просыхать не успевают! Надо ехать, пока не хлынуло вовсю…»
По асфальту зашлёпали первые крупные капли. Павел сел в машину, повернул ключ в замке зажи-гания и джип рванул со двора.
На скамейке под козырьком расположилась какая-то компания подростков. Они уныло похохатыва-ли, старательно выговаривали матерные слова в сальных анекдотах и растягивали последние две бутылки водки, потому что больше заняться было решительно нечем, а идти домой ещё не хотелось. Проезжая мимо них на всей скорости, джип Павла попал колесом в какую-то огромную лужу, и она наполовину уменьшилась, потому что её содержимое выплеснулось на скамейку и на тех, кто на ней сидел.
– Блин, урод! Я и так замёрз! – долетел до Павла чей-то гнусавый вопль.
«Замёрз, так чего тут сидишь и дерёшь глотку? – мысленно огрызнулся Павел и вырулил на улицу. – Неохота под дождь вылезать, а то я бы из тебя сделал урода! Впрочем, это уже сделали до меня твои родители!»

Это была его ночь. Ночь неистового дождя, вымывающего из всех дыр и трещин всё самое мерзкое и порочное, что существовало на земле. Теперь эта грязь растекалась по всему городу, чтобы утопить в своей вонючей жиже всё подряд. А утром, как только выйдет солнце, эта грязь уползёт в родимую клоаку до следующего вечера…
Это – его ночь. Он должен выйти и сделать город хотя бы немного чище. И, может быть, благодаря нему, двуногая грязь, в конце концов, станет бояться топить в своих нечистотах весь город. Они трусли-вы. Когда они нападают всей оравой на одного человека, тогда они храбры. Столкнувшись с превосходя-щей силой, они воют от ужаса. А когда они не получают отпора, безнаказанность делает их наглее, и они уверены, что они самые крутые и именно они новые хозяева жизни.
Нормальные люди не всегда решаются дать отпор двуногой грязи, предпочитают опасливо отойти в сторону, и двуногая грязь считает себя устрашающей, крутой, непобедимой и творит ещё большие пако-сти, не встречая сопротивления, пьянея от безнаказанности ещё быстрее, чем от клея и водки.
Он укажет им их настоящее место. Они увидят, что есть сила, против которой они беспомощны. Они поймут, что мир им не принадлежит, и за свои мерзости им придётся отвечать.
… Как болит голова! Она всегда болит дождливым вечером. Такой ливень был, когда двуногая грязь пыталась задушить его, превратить в одно из жалких дрожащих существ, пугливо втягивающих голову в плечи при одном звуке их гнусавых воплей. Они просчитались. Он не превратился в скулящего щенка – он стал саблезубым тигром, опасным и беспощадным мстителем. Теперь он будет вести с ними войну без ограничений, до победы, войну по его правилам, где не берут пленных. Это война – месть, война – суд, и он – прокурор, судья, присяжный заседатель и исполнитель приговора. Адвоката на этом суде нет. Свиде-телей защиты нет. Свидетели обвинения – весь город, все люди, которых терроризирует эта двуногая грязь с гнусными глотками, оказавшаяся на скамье подсудимых. Суд вершится быстро, без проволочек, апелляций, пересмотров дела и амнистий нет. Приговор выносится и приводится в исполнение мгновен-но, без права на обжалование или условный срок.
На этом суде нарушены права обвиняемых? А обвиняемые заслужили того, чтобы их права соблю-дали? Государство итак слишком лояльно к ним, оно их просто не замечает. Юридический суд не станет с ними возиться или даст смехотворное наказание, и вскоре они снова вползут на улицы и начнут снова отравлять городской воздух своей вонью существ, давно утративших человеческое начало.
Он делает больше, чем представители судебной власти. Он навсегда лишает отдельных представи-телей этого подвида возможности пакостить всё вокруг себя. Сегодня, если повезёт, он вынесет и испол-нит ещё один приговор…
… Голова болит и болит. Эта боль осталась ему на память о том, как его тоже чуть не смела и не растоптала волна этой двуногой грязи. И ни в одной аптеке он не найдёт лекарств от этой боли. Спасение только одно: приговор ещё одной гадине. Он ещё не знает, кто это будет, но знает, что скоро найдёт того, кто мешает нормальным людям жить и даже сам себе не нужен. И будет действовать.
… Дождь молотит его по плечам, и чёрная шапочка-маска на его голове уже промокла насквозь. Ве-тер воет и налетает так, что шатаются тополя. Десять дней назад ветер свалил вековое дерево поперёк проспекта Гоголя. Уличное движение оказалось парализовано на три часа, пока работники службы эва-куации очистили проезжую часть. Ещё два дня не ходили троллейбусы, пока электрики меняли порван-ные провода. Да. Ветер может остановить движение транспорта, но его ветер не остановит, и пусть ему в лицо, в плечи, в грудь бьют новые и новые порывы, бросающие горстями брызги холодной воды, он не повернёт назад. Это для слабаков, а он уже давно таковым не является.
Он вошёл в спальный район: облупленные дома – «хрущобы», раздолбанные скамейки, переполнен-ные мусорные контейнеры во дворах, хлипкие покосившиеся заборы, щедро изукрашенные граффити и тошнотворным словом из трёх букв. Туда-сюда озабоченно шныряют шелудивые собаки, на каждом шагу поднимающие хриплый лай и захлёбывающееся рычание, чтобы наверняка перебудить всех, кого ещё не разбудил дождь.
Прямо перед ним ободранный барбос с разбега осадил перед мусорным контейнером, обнюхал ржа-вое железо, а потом деловито задрал лапу, желая, видно, добавить помойке новой вони.
Хороший пинок – и псина с истошным визгом провалилась в темноту. Собаки нападают только ко-гда видят слабость и испуг противника. Сила и агрессивность пугают их точно как его подсудимых.
Возле одного подъезда топчутся две фигуры. Хилые сутулые плечи, на которых висят нелепые бес-форменные рубашки с капюшонами, мешковатые штаны на кривых паучьих ножках, прыщавые физио-номии и пустые тусклые глаза. Фигуры громко хрустят семечками и бесконечно сплёвывают себе под ноги, поглядывая в сторону подъезда.
Окно полуподвала разбито. В такую пробоину он легко проберётся, не оцарапавшись.
Из дыры тянет плесенью, крысами и выгребной ямой. Расшатанная дверь в подъезд приоткрыта. Он выходит из густой вони полуподвала и слышит от почтовых ящиков возню и визгливую похабную скоро-говорку из размалёванного рта соплячки с крашеными патлами, похожими на мочалку и бегающими гла-зами дворовой сучки:
– Так ты поняла, …, … старая? Ещё раз, …, …, …, мусорам стукнешь, …, в асфальт тебя закатаем, …, с твоим… вместе! Поняла, …?!
Трое у ящиков: вульгарная раскрашенная полуодетая девка, орущая во всю глотку, сопляк, похожий на тех двух у подъезда, и человек, которому третий уродец заламывает руки, а малолетка в джинсах, чуть не спадающих с толстой задницы, избивает схваченного, продолжая драть горло.
Он заносит нож и наносит удар, и девица, хрюкнув напоследок, валится, ударившись головой о поч-товый ящик, несколько раз дёргается и затихает. Её сообщник, прыщавый сопляк, выпускает свою жерт-ву, пожилую женщину в перепачканном болоньевом плаще, и пятится. Мальчишка молчит. Но не потому, что понял: только так он может спасти свою никому не нужную жизнь. Просто у него отшибло дар речи от страха, который охватывает их всех, когда они понимают, что беспомощны. И, кажется, гадёныш уже намочил в штаны.
Сокрушающий удар в челюсть швыряет подвывающего от ужаса сопляка головой об дверь подъез-да. Хлипкая дверь от удара слетает с петель, сшибив с крыльца ещё двух уродцев, наверное, подавивших-ся своими плевками от неожиданности.
Он спускается следом, переступив через барахтающуюся в грязи возле подъезда кучу, и ныряет в подворотню. Там он, не сбавляя шага, прячет нож в потайной карман, срывает с головы маску, прячет её во внутренний карман куртки и выходит на улицу, на ходу надевая кожаную кепку с козырьком.
Ему нисколько не жаль ту размалёванную соплячку в приспущенных штанах. Она сама виновата, потому что сознательно превратила себя из человека в двуногую грязь. Осталось только отвращение, как будто он босой ногой раздавил таракана на собственной кухне.
Поверх кепки он набросил капюшон, затянул завязки и поспешил к остановке. Сейчас поздно, трол-лейбусы давно скучают в депо, но маршрутные такси ходят далеко за полночь. Хоть бы ему не пришлось долго ждать под этим ливнем!
На остановке – трое: женщина лет тридцати в дождевике поверх брючного костюма, пенсионер в длинном непромокаемом плаще и парень лет восемнадцати в спортивном костюме и пластиковой накидке с капюшоном. Судя по одинаково угрюмому выражению лиц, все трое стоят тут уже давно.
– Не подскажете, который час? – вежливо спрашивает спортсмен.
– Половина двенадцатого.
– Спасибо.
– Сейчас уже должно быть такси, – говорит женщина. – Мы уже двадцать минут стоим.
– Выжидают до полуночи, чтобы потом по двойному тарифу возить, – ворчит пенсионер. – Разве там кто о людях думает? Лишь бы свой карман набить… Вот раньше было…
У остановки обрадовано осаживает забрызганная маршрутная «Газель». В салоне только двое: мо-лодой морской офицер в парадной форме и девчонка лет шестнадцати в джинсах и яркой ветровке. Оба пассажира ещё держат на отлёте зонтики, с которых ручьём льётся вода.
В салоне после улицы тепло; остановка прячется за цветастыми шторами на окнах. Дверца со щелч-ком закрывается. Пассажиры рассаживаются по новеньким сидениям с узорчатыми красными чехлами, и автобус тихонько отъезжает от остановки; водитель краем глаза посматривает на остановку, стараясь не пропустить какого-нибудь зазевавшегося потенциального пассажира, но остановка пуста: мало кто ездит из спального района в центр города около полуночи в будний день.
Глава 9.
ЖЕРТВЫ ДВОРОВОЙ ШПАНЫ
Паркуя БМВ на служебной стоянке, Синдия увидела у ворот белую «Волгу» Антона Платова. Син-дия уже знала эту машину; Антон часто привозил из ГУВД заключения экспертов по делу «человека до-ждя». Но сейчас натренированная двенадцатью годами следственной практики интуиция Синдии подска-зала ей, что сегодня капитан Платов приехал по более серьёзному поводу, поэтому начальник следствен-ного отдела поспешила в здание.
Поднимаясь на второй этаж, она столкнулась с неизменно ворчливой Капитолиной Андреевной. На этот раз уборщица ругала Антона Платова: «Ввалился чисто жеребец, нет бы ноги вытереть, наследил-то, наследил, как в хлеву, ни стыда, ни совести, а ещё в милиции!»
Арина уже сидела в приёмной, выкладывая из сумки в ящик стола пакет с обедом, бутылку «Пепси Твист» и очередную тоненькую пёструю книжку, новый «Ужастик».
– Привет, Арина, – сказала Синдия с порога.
– Здравствуйте, Синдия Аркадьевна. А к вам капитан Платов из ГУВД приехал, он у Иветты Стани-славовны.
– Ясно, сейчас зайду, – Синдия прошлась по приёмной, готовясь к новому рабочему дню. – Ты ку-пила новую книжку Стайна?
Арина показала ей книжку. На зелёной обложке из стеклянной банки выползал огромный паук, а внизу был напечатан риторический вопрос: «Ну, как, испугался?»
– Я его в обед почитаю, – сказала секретарша.
– Можешь почитать, пока я буду у Иветты Станиславовны. Прочитаешь и дашь книгу мне на вечер? Мне тоже очень понравились ужастики.
– Они классные.
– Я согласна. Как твои дела?
– Не очень.
– Почему?
– Вчера мама уехала на пресс-конференцию с ночёвкой, и я до двух часов смотрела по регионально-му каналу какой-то дурацкий фильм ужасов. А потом увидела в программе, что по городскому каналу крутили запись старого концерта Игоря Крутого, как раз до без пяти два!
– Ничего, – улыбнулась ей Синдия. – концерт непременно повторят, и ты его увидишь. Эта про-блема поправимая.
– Ага, мой брат тоже говорит, что непоправима только смерть.
– Я познакомилась с твоим братом в субботу. Он действительно очень интересный человек.
– Да, он тоже рассказывал, что встретил вас на «лягушке», это мы городской пляж так зовём. Он ска-зал что заговорил с вами потому что вы читали «Ужастики».
– А сам он их читает?
– Уже перечитал. Он вообще много читает и очень быстро. Мама боится, что он себе глаза испортит, а у него глаза как радары! Вы ещё не были в чате?
– Никак не соберусь.
– Вы бы там обхохотались вчера вечером. Там такой прикол был!
– Да, жалко, что вчера я так и не собралась заглянуть туда! Если меня кто-то будет спрашивать, то я у Иветты Станиславовны.

В кабинете Иветты у окна курил капитан Платов, как всегда – в безупречно отглаженной, застёгну-той на все пуговицы форме. В прокуратуру он всегда приезжал при параде. Иветта сидела на краю стола и пила остывший чай из пластиковой кружки. В отличие от Антона Иветта была в своих любимых чёрных кожаных джинсах, тяжёлых ботинках и длинной ярко-синей футболке «Фенди» на несколько размеров больше, чем надо.
Увидев Синдию, Иветта соскочила со стола, залпом махнула почти холодный чай и воскликнула:
– Доброе утро, вы как раз вовремя, а то тут Антон привёз сообщение по нашему делу. Вы лучше сядьте, Синдия Аркадьевна, а то как стоите, так и свалитесь!
– Новое убийство? – спросила Синдия, садясь в одно из кресел.
Платов выкинул окурок в окно, подошёл к столу и ответил:
– Вот именно. Я выезжал на труп, а потом сразу поехал к вам со всеми материалами.
– Вчера всю ночь лило, как из пожарного крана, вот наш дождевик и вышел на охоту! – Иветта села за стол.
– И кто на этот раз? – спросила Синдия.
– Да девка одна дворовая, принцесса помойки… Федотова Элина Григорьевна, 1989 года рождения, жительница Артиллерийского микрорайона, первая оторва своего двора. Нападение было совершено в 23.35 при таких обстоятельствах, что глаза на лоб лезут! – Платов с размаха оседлал стул и «подъехал» на нём к столу Иветты. – при нападении пострадали ещё четверо: Кромов И.Д., Баринов А.В., Халатин Р.В., ровесники Федотовой, и Подольская Валентина Ивановна, 1937 года рождения.
– Он что, напал и на пенсионерку? – спросила Синдия.
– Нет, на Подольскую напали Федотова и Кромов. Преступник, вероятно, сам того не желая, спас женщину! – Иветта закурила. – Хм… Давай, Антон, излагай фактуру!
Платов поморщился, как будто проглотил ломтик незрелого лимона, и начал:
– Очень неприятная история. Подольская одна растит внука; её дочь и зять погибли пять лет назад в ДТП, а их сын остался инвалидом второй группы. Дворовая шпана во главе с Федотовой его изводила как хотела. Ну, били пацана, стебались над ним, а в последний раз забросили его сумку на тополь и поломали костыли, а самого мальчишку спихнули в строительный котлован. Подольская сделала заявление участ-ковому, а он как на грех – такой тюлень неподвижный, что ему просто влом было зад со стула поднять и хулиганьё прищучить. Дело заводить он не стал, просто вызвал родителей Федотовой, саму девицу слегка пожурил, и всё. Так эта сучка сговорилась с приятелями Подольскую проучить, подкараулили её с рабо-ты, она медсестрой работает в «скорой помощи», Баринов и Халатин на стрёме стояли у подъезда, Кро-мов Подольскую держал, а Федотова её избила и стала грозить расправой, когда из полуподвала выско-чил наш молодчик в маске и всадил нашей атаманше ножичек под левую лопатку, а потом врезал Кромо-ву так, что тот вместе с дверью из подъезда вылетел, прямо на своих подельников.
– И? – коротко спросила Синдия.
– И ушёл. Опять исчез. Никто и не заметил, куда. Итог: Федотова в морге с проникающим в сердце, у Кромова сломаны челюсть и три ребра, у Баринова перелом голенной кости, у Халатина вывих плечево-го сустава и сотрясение мозга средней тяжести. У Подольской множественные ушибы тела и перелом но-сового хряща. Кстати, она единственная, кто дал показания: Кромов со сломанной челюстью мычит как телёнок, а его друзья ничего толком не видели, помнят, как только на них дверь обвалилась и они с крыльца слетели. А потом, цитирую с их слов, «мужик, такой качок, мимо пробежал».
Подольская видела, как преступник вышел из полуподвала и ударил Федотову, избил Кромова и ушёл. А она смогла подняться к себе домой и вызвала районную милицию. А они уже звякнули мне.
– Вы были правы, – сказала Синдия Иветте. – Преступник убивает только тех, кто откровенно на-рушает порядок или издевается над беззащитными людьми.
– И соседи говорят, – живо подхватила Иветта, – что непосредственно перед нападением слыша-ли, как Федотова крыла матом на весь подъезд. Та же картина, что и в предыдущих случаях!
– Итак, разрабатываем вашу версию, – подытожила Синдия. – скорее всего, мотивы у преступника именно такие, как вы считали. Скорее всего, он действовал не бессознательно, когда защищал пожилую женщину от дворовых «хозяев». Это его протест против беспредела, и он старается, чтобы всем было яс-но, за что он убивает.
– Да, все восемь жертв непосредственно перед гибелью орали и буянили, – подтвердила Иветта. – а он их обрывал, так сказать, на полуслове.
– Чего он добивается? – протянул Антон. – Хочет перевоспитать всех в городе? Или просто злобу срывает?
– А вот это уже сложнее понять, – вздохнула Синдия. – в душу к нему не влезешь. Но все его дей-ствия не выглядят спонтанными, такое впечатление, что он руководствуется холодным расчётом. Но всё равно трудно судить, срывает ли он злобу или действует по заранее продуманной схеме…
– А может, он просто долго носил в себе свою злость, она копилась, а потом приняла направленную форму и выглядит со стороны как расчётливое действие по системе, – предположила Иветта.
– Вам хорошо, вы можете хоть весь день о его душевном состоянии разговаривать, – вздохнул Ан-тон, – а если и я к вам присоединюсь, то наш парень ещё полгорода вырежет, пока мы разговаривать бу-дем. Надо искать зацепку, за которую мы сможем вытащить его…
– Что-то не пылаю я желанием ловить его и наказывать за Федотову, Уральского или Шкварина, – вздохнула Иветта. – Все они какие-то такие мерзкие, что и не жалко их. Субботников – вообще нарко-ман, Федотова – конченая бандитка, и, между прочим, в четырнадцать лет уже имела букет болезней, передающихся только половым путём, и явно её не насиловали, она сама кого угодно могла застебать. Сегодня она мальчика на костылях изводила и избивала его бабушку, а завтра бы вообще кого-то убила за кошелёк, чтобы насшибать на бутылку и «колёса».
– Хотите сказать, что преступник спас людей, которых Федотова могла искалечить или убить за ко-шелёк? – спросила Синдия. – в принципе, мне и крыть нечем. Действительно, часто бывают случаи, когда вот такие Федотовы убивают случайных прохожих буквально за несколько рублей или просто так, из любопытства, наигравшись в «Контр Страйк» или «Квэйк».
– Так что же вы хотите сказать? – перебил Антон. – Нам закрывать дело, надевать маски, точить ножички и самим присоединяться к преступнику? Таких Федотовых повсюду как грязи! Вряд ли ситуа-ция изменится, если маньяк кого-то из них порежет. Тут ножичком мало что изменишь, тут надо, надо, как сказать… – Капитан ГУВД развёл руками, ища нужные слова.
– Надо всё менять на государственном уровне? – продолжила его мысль Синдия. – Я правильно поняла? Но едва ли это нам под силу. Этим должны заниматься другие инстанции. И главное, чтобы лю-ди сами пожелали измениться к лучшему.
– Блин! – протянул Антон. – Как-то мне всё меньше это дело нравится. Ловим преступника, а кого он убивает? Дегенератов, алкашей, наркоманов, дворовую шпану, которая всех уже затренировала! Это что же получается, милиция стоит на страже жизней этого отребья?!
– Да уж, когда вводили статью Кодекса о наказаниях за убийства, забыли уточнить поправки, – вздохнула Иветта. – рисовали на бумаге, да забыли про овраги, а по ним ходить. С одной стороны, мы не можем позволить убийце безнаказанно резать людей на шашлык…
– Таким шашлыком и чёртова бабушка подавится! – выпалил Антон. – Извините, конечно.
– И потом,– продолжала Иветта, – Волков ведь говорил: мы юристы, и должны, прежде всего, следовать букве закона…
– Что же это за буква такая?! – вспылил Антон и забегал по кабинету. – Эта мерзавка Федотова со своими дружками изводила больного ребёнка просто так, для забавы, только за то, что он не может ей в ответ хорошенько по морде дать, и ей буква закона за это ничего не сделала, так, пузатый участковый слегка пальчиком погрозил, ему это и на хрен не нужно! Федотова бабушку мальчика избивала, пожилую уважаемую женщину, трёх корешей с собой взяла, боялась одна со старухой связываться, хозяйка двора, и снова никто не почесался, и тоже сухой из воды вышла бы! А как ей ножом под лопатку саданули, так тут наша буква закона прочухалась: ищите им убийцу! Кого мы защищаем? Нормальных людей, таких, как Подольская, мы, наши родители, или всякое отродье, всяких Федотовых, Уральских, Шквариных?! Им и так хорошо живётся, милиция их редко трогает, обыватели не хотят мараться, они творят что хотят, им и замечание не всегда решаются сделать, а если их ещё и милиция защищать начнёт, что же это будет? Парня, может, до края довели, а мы его поймаем и за решётку, мол, гуляйте дальше, Федотовы, жрите водку, нюхайте клей, режьте сумки, деритесь в подъездах, никто вас больше не тронет! Вот блин, работа! Вроде всё и ясно, пока поглубже не копнёшь!
– Ну, Тошка, начал ты за здравие, а окончил за упокой! – заметила Иветта. – то говорил, что нель-зя позволять убийце ножичком махать, а то сам хоть сейчас в маску да к нему в команду!
– В том-то и дело, Ветка, – буркнул Антон, – что сейчас я и не знаю, на что я готов. Ситуация по-лучилась такая, что… не знаю!
В дверь постучали.
– Если это опять Капитолина со своим занудством, то я… – пробурчала Иветта. – Да, войдите!
– Арина мне сказала, что сюда пожаловал сам капитан Платов из ГУВД, – сказал, входя в кабинет, Михаил Олегович Волков. – И, судя по всему, повод серьёзный. «Человек дождя», я угадал?
– Да, – кивнула Иветта, – снова здорово!
– Позвольте? – прокурор взял со стола папку и стал листать, отойдя к окну.
Сегодня он был в чёрных брюках от костюма «Версаче», и о стрелки на них можно было порезаться. Белоснежная рубашка в тонкую чёрную полоску; туго повязанный чёрный шёлковый галстук с красными прожилками. Чёрные волосы как всегда гладко причёсаны и смазаны парикмахерским воском. Малопод-вижное лицо выглядит особенно гладким и холёным.
Волков развернул папку, боком сел на край подоконника – высокий, худощавый, гибкий, жили-стый, с упругими мускулами, проступившими под тонкой рубашкой, – и стал перелистывать дело, дру-гой рукой задумчиво потирая лоб.
– Вовремя вы пришли, Михаил Олегович! – попыталась пошутить Иветта. – вы удержали трёх ра-ботников правоохранительных органов от перехода на преступную стезю. Дело в том, что мы не испыты-ваем ни малейшей жалости к жертве и не пылаем ненавистью к убийце. Ужасно, правда?
Волков поднял голову. На его лице появилась та самая печальная «тень улыбки», которая в сочета-нии с таким же грустным и задумчивым взглядом десять лет назад прославила Ремо Джирона в «Спру-те», и ответил:
– Может быть и ужасно, Иветта Станиславовна, но я тоже не могу заставить себя пожалеть шпану, напавшую на пожилую женщину! Они заслужили то, что получили, как бы ни ужасно это прозвучало!
При этих словах лицо Михаила Олеговича изменило выражение, окаменело, резко выступили носо-губные складки, глаза сузились и смотрели исподлобья, а линия рта стала жёсткой, как броня. Прокурор захлопнул папку, соскочил с подоконника, вернул документы на стол и отрывисто сказал:
– Ненавижу таких Федотовых, Кромовых, Халатиных… Мало того, что они своими воплями, визга-ми, похабной музыкой и звоном битых бутылок по ночам уже всех допекли, мало того, что они изгадили всё, до чего смогли добраться, так они ещё теперь устанавливают свои законы, видите ли, «законы ули-цы», они, видите ли, хозяева жизни, крутые, продвинутые, а кто этого не признает, того изобьют, «розоч-кой» порежут или, блин, в асфальт закатают! Не нравится чья-то физиономия – бей в морду! Стекло, витрину надо разбить, скамейку или урну разломать, подъезд, стену, забор – похабщиной расписать, подъезд в сортир превратить, двери бритвой порезать, уличный телефон разломать, провода срезать и сдать в металлолом, чтобы насшибать на возлияние, а целые районы без электричества сидят! Ну не кли-мат им, когда вокруг всё в порядке, чисто и красиво, надо разорить, разворотить, обгадить, развести по-мойку и на этой помойке усесться с бутылкой, наглотаться «колёс» и счастливо похрюкивать матом!
Прокурор не повышал голоса, но металлические интонации, нервное вибрирование в голосе, крас-ные пятна на бледных скулах и сощуренные колючие глаза выдавали высшую степень волнения, равно как всё убыстряющееся хождение из угла в угол.
– Как что-то не по ним, так они как с цепи срываются! Любимая футбольная команда проиграла, так они от избытка чувств погром в городе устраивают, прохожих калечат, только если чья-то морда не по-нравилась, как будто от этого футболисты бездарные играть лучше станут! Чтобы обычные люди этого быдла боялись, чтобы голову в плечи втягивали при одном виде их прыщавых рож! Новые, чтоб им про-валиться, хозяева жизни! Мне тоже, если честно, хочется этого убийцу не карать, а руку ему пожать – хоть один человек нашёлся, который попытался их на место поставить! И если будет суд, я «человека до-ждя» не обвинять буду, а защищать!
Внезапно прокурор остановился, обводя Синдию, Иветту и Антона прищуренным взглядом, но уже не колючим, а пронизывающим, потом достал из нагрудного кармана рубашки шёлковый носовой плато-чек с вышитыми инициалами «М. В.» на уголке и аккуратно промокнул капли испарины, выступившие на высоком белом лбу, и сказал:
– Извините, коллеги, что-то я разошёлся, как на суде. Разволновался, – Михаил откашлялся, – вспомнил одну неприятную историю, связанную как раз с такими вот индивидами, как эти жертвы. Если позволите, поделюсь. Это случилось года два назад с моей женой. Ей тогда было девятнадцать лет. Она из очень интеллигентной семьи: отец – редактор литературного альманаха, мать – преподаватель лите-ратуроведения в Причерноморском Региональном Университете. Оба люди высочайшей культуры с безу-пречными манерами и Женю воспитывали в том же духе. Нет, они её не терроризировали, не навязывали своих взглядов, она сознательно приняла модель поведения в семье и разделяла взгляды родителей, и ей было глубоко противно то, что вокруг творится, «русский разговорный» можно услышать повсюду, даже в школах и чуть ли не в детских садиках. Однажды она возвращалась из университета, и в автобусе рядом с ней оказались два сопляка, которые на весь салон причитали, какая у них плохая учительница, всего-навсего за 15 ошибок в диктанте «лебедя» влепила и за каких-то сто прогулов и сорок сорванных уроков родителей в школу вызвала. Разумеется, я вам выдаю сильно подчищенный вариант их диалога, на самом деле они эту учительницу крыли так, что уголовнички отдыхают, будто у них задницы вместо ртов, и не сбавляли громкость, хотя в автобусе ехали и маленькие дети, и женщины. Женя терпела остановки три, а потом попросила их не ругаться и вышла. Они выскочили следом за ней, догнали и начали наезжать, ка-кого этого, из трёх букв, она наезжает и чего она из себя основную строит, все в автобусе молчат, а она высунулась, и они ей так вмажут, что она в стенку влипнет. Не знаю, чем бы всё закончилось, но я, в от-личие от других прохожих, не прошёл мимо, типа, моя хата с краю, а вмазал одному так, что он сам чуть задницей ту самую стену не проломил, а второму чуть ухо не оборвал, спросил, в чём дело, и предупре-дил, что если они будут подонствовать, то их самих об стенку размажут. Вот так я с женой и познакомил-ся: проводил Женю домой, её мать предложила чаю… в общем, через полгода расписались, – прокурор улыбнулся чуть шире, но улыбка почти сразу исчезла. – Но Женя так и не забыла этих двух маленьких выродков, которые угрожали ей расправой просто за то, что она попросила их не материться в автобусе. Знаете, бывает, остаётся такой осадок на душе… ну, как будто душу грязью обрызгало. Понимаете, белый день, людей и в автобусе, и на улице было полно, и никто не вмешался, молча слушали, как будто так и надо, а потом мимо проходили и даже шаг старались прибавить, как будто там действительно было, чего бояться. А были всего-то два сопливых восьмиклассника, маленькие, сутулые, кривоногие, прыщей больше чем мышечной массы, ручки как спички, а мимо них проскакивали так, будто на этом месте Тер-минатор какой-нибудь стоял! А они и считают: вау, нас боятся, мы самые крутые, а кому мы не нравимся, тех мы запугаем и порвём. Вот так: пока мы брезгливо шарахаемся от этой шпаны или не хотим связы-ваться, они будут распускаться ещё больше. Человеческий язык они не понимают, зато хорошего тумака понимают сразу. «Человек дождя» пошёл на крайность, но он доказал: против решительного отпора эти «крутые хозяева жизни» бессильны. Может теперь все эти Федотовы, Бариновы и Стругальские побоятся открыто демонстрировать своё поросячье рыло, вот так! – Снова откашлявшись, Михаил Олегович по-правил галстук, коснулся пальцами волос и заключил своим обычным беспристрастным тоном:
– Я вас совсем замучил? Увлёкся, забыл, что я не в зале суда, а вы всё же работаете…
– Мы как раз закончили обсуждать дела, – ответила Синдия. – перед вашим приходом мы как раз обменивались мнениями.
– Один мой школьный друг тоже от этих придурков пострадал, – подал голос Антон. – Это лет одиннадцать назад было, в девяносто втором году. Пацан из интеллигентной семьи, отличник, водку в беседке не глушит, матом не ругается, в подворотне не болтается, и дворовая шпана решила, что он лох, которого можно подоить и обложила его данью, а чтоб платил охотнее, избили его. А в милиции даже слушать его не стали: мол, хулиганы ещё неподсудны, много им не дадут, а они потом хуже отомстят. А позже главарь этой дворовой своры с лестницы слетел так, что оказался в инвалидном кресле, позвоноч-ник сломал… Так его шайка и распалась.
– А твой приятель? – спросил Михаил Олегович.
– Он записался в секцию кикбоксинга, – ответил Антон, – до сих пор тренируется, дерётся лучше чем в кино и иногда метелит таких вот Стругальских и Шквариных. Его уже знают и побаиваются. Как-то шли мы с ним, а навстречу трое гопников, уже поддатых, так его увидели, притихли и бочком мимо про-шмыгнули. Я удивился, мол, что-то новенькое, обычно они даже милиции не боятся, а мой одноклассник отвечает: они помнят, что я хуже милиции, я двоих из них уже несколько раз по асфальту катал. Он во-обще немного псих, с ним действительно связываться боязно.
– А кто это? – спросила Синдия.
– Вы его не знаете… Может, если как-нибудь придёте в школу на вечер встречи выпускников, я вам его покажу. Он школьные праздники не пропускает.
– Записаться бы и мне тоже в секцию?.. – задумчиво спросил сам себя прокурор.
– А разве вы не занимались никакой борьбой? – Синдия обратила внимание на перекатывающиеся под тонкой рубашкой прокурора накачанные мускулы.
– Тренировался, но уже года полтора как перестал ходить в секцию, только в спортзале разминаюсь четыре раза в неделю, – Михаил Олегович снова дотронулся до своей безукоризненной причёски. – А последнее время подумываю снова заняться каким-нибудь видом единоборств. Неплохая идея, верно? – Прокурор с задумчивым выражением лица из-под ресниц пронизал Синдию, Иветту и Антона быстрым взглядом и вышел из кабинета Иветты.

В шесть часов вечера Синдия Соболевская вышла из прокуратуры, села за руль своей БМВ и поеха-ла домой. Но через сто метров зловредная иномарка противно чихнула и встала, демонстрируя совершен-но пустой бензобак. Разумеется, запасной канистры в багажнике не оказалось, и Синдия уже хотела зво-нить в автосервис, чтобы вызвать буксир, когда рядом с её машиной осадил чёрный джип «Мерседес» и из окна выглянул тот самый парень, с которым она разговаривала на пляже, Павел Уланов.
– Терпите бедствие? – спросил он. – Мотор капризничает?
– Нет, всего лишь закончился бензин. Вот, хочу вызвать буксир…
– Обойдутся. Нечего дарить им деньги за такую ерунду! – Павел вышел из джипа. – У меня в ба-гажнике буксировочный трос, я впрягусь в вашу машину и отвезу вас и её куда нужно… Не смейте отка-зываться! Меня вовсе не затруднит оказать услугу начальнице своей сестры!
Синдия невольно улыбнулась. Её позабавил такой напор. И она спрятала мобильник в сумку.
– Вот и отлично! – Павел засучил рукава чёрной шёлковой рубашки, достал из своего багажника трос и быстро прикрепил его одним концом к багажнику своего джипа, а другим – к бамперу БМВ. С довольным видом, вытерев руки полотенцем, Павел распахнул перед Синдией переднюю дверцу джипа:
– Прошу, садитесь!
– Я могла бы сидеть и в своей машине…
– Могли бы. Но вы ведь не откажете мне в возможности поговорить с вами?
Синдия снова улыбнулась. Да, Арина права, когда называет старшего брата забавным парнем!
– Ладно, – она вскарабкалась в салон джипа, где витал сильный запах туалетной воды Павла, горь-коватый, терпкий, ни на что не похожий и немного дерзкий, такой же, как сам Павел. – А вы умеете убеждать, Павел. Вам бы не писателем быть, а дипломатом.
– Это не для меня, – Павел сел за руль. – Там нужно уметь со всеми соглашаться, ко всему прино-равливаться, подстраиваться под обстоятельства, а я, – он повернул ключ в замке зажигания, – этого не умею и не люблю.
– Не стоит прогибаться под изменчивый мир, пусть лучше он прогнётся под нас? – покачала голо-вой Синдия.
– Однажды мир прогнётся под нас, – в тон ей ответил Павел. – Куда едем?
– Лермонтовский проезд, дом №15.
Павел как-то странно с удивлением взглянул на неё, потом улыбнулся:
– Лермонтовский, 15? Хороший дом. У вас там квартира?
– Да.
– Вам повезло. Это дом повышенной комфортности. Квартиры там стоят дорого, так что кто попало там не селится. Никто не будет бегать по квартирам, чтобы занять на бутылку, никто не будет орать на пьяного мужа, отвешивать оплеухи ревущему ребёнку, врубать дурацкую музыку по ночам, торчать с компанией на скамейке у подъезда, загаживать подъезд и бросать в палисаднике окурки, бутылки, шпри-цы и прочую дрянь. Люди, которые живут в таких домах, ничего подобного себе не позволяют.
– А вы что, знакомы с жильцами? Я ещё ни с кем не успела познакомиться.
– Да, немного знаком. Все они состоятельные деловые люди, очень интеллигентные и с уважением относятся к окружающим. Да… И кроме того, дом строго охраняется. Ни один прыщавый идиот с бутыл-кой не сможет расположиться на скамейке во дворе или справить нужду в подъезде: там его встретит весьма серьёзный вооруженный молодой человек размером с двух Терминаторов. Конечно, подъезды за-пираются, есть домофоны, видеокамеры и сигнализация. Вы даже не представляете, как вам повезло!
Павел был одет в кожаные чёрные джинсы и такого же цвета шёлковую рубашку с закатанными ру-кавами и расстёгнутую наполовину. Его открытые руки были покрыты ровным свежим загаром и имели удивительно правильную форму, а под чёрным шёлком перекатывались атлетические мускулы. Пояс джинсов подчёркивал тонкую талию.
Волосы Павла по-прежнему были стянуты в пучок высоко на макушке и всё время слегка подпры-гивают туда-сюда. Такая причёска в сочетании с обритым затылком могла бы испортить внешность лю-бому парню, но Павлу она удивительным образом была к лицу, подчёркивая его гордую посадку головы, красивый затылок, сильную шею, широкие развёрнутые плечи, высокий умный лоб. Другая причёска слегка «скрала» бы эти достоинства. А Павел, зачесав волосы на макушку, показал все самые красивые черты своей внешности наиболее чётко.
Массивные золотые часы «Ролекс», усыпанные бриллиантами, четыре золотые цепи разной толщи-ны на шее, почти затерявшийся среди них маленький крестильный крестик на тоненькой витой платино-вой цепочке…
– Павел, и вы не боитесь выходить в таком виде на улицу? – спросила Синдия.
Павел жёстко улыбнулся:
– Не так просто отнять у меня то, что мне самому нужно. И это уже многие знают на собственном опыте. А те, кто не знают, не всегда решаются рыпаться. Их, наверное, пугает моё выражение лица.
«Скорее – твои неимоверные мускулы!» – про себя улыбнулась Соболевская.
Прямо перед ними возник неторопливо и нагло опускающийся шлагбаум.
– Да как бы не так! – процедил сквозь зубы Павел и топнул ногой по педали газа.
Джип оглушительно взревел и скакнул вперёд. Под его колёсами что-то слабо хрустнуло. «Кирпич», волоча за собой БМВ, скакнул через рельсы, кроша могучими колёсами обломки шлагбаума.
Из будки вылетела стрелочница. Через приоткрытые окна Синдия услышала обрывки её истошного вопля: охренел, мордоворот, дебил обдолбанный, жирный урод, псих, шлагбаумом бы по морде…
Павел как-то озадаченно оглянулся, потом посмотрел на Синдию с таким забавным недоумением, что у неё разом пропало желание убить его за шуточку со шлагбаумом, и задумчиво спросил:
– Так я жирный урод?
– Просто она вас не рассмотрела, – чтобы справиться с ошеломлением, Синдия закурила. – И час-то вы крушите шлагбаумы, если они опускаются перед вашей машиной?
– Да ну, достали! То и дело закроют на полтора часа, а поезд встанет поперёк пути или ползает туда-сюда как улитка, а у шлагбаума – такие пробки! Не беспокойтесь, если бы я видел, что не успеем про-скочить, я бы подождал. Но поезд ещё, небось, даже из Белокаменска не выехал. Не знаю, зачем дежурная закрыла шлагбаум за полчаса до того, как это было бы нужно. Я головорез, но не псих. И прошу не путать эти два разных понятия.
Павел сердито фыркнул, раздув идеально красивые ноздри, смолк и почти до самого дома молчал, хмуро глядя на дорогу.
У дома охранник помог Павлу отцепить БМВ от джипа и закатить машину в гараж Синдии.
Уже от подъезда Синдия увидела, как Павел заводит «кирпич» в гараж № 4, рядом с её гаражом.
– Как видите, мы соседи, – сказал ей Павел на лестнице. – Но не волнуйтесь, я на редкость спо-койный сосед, не шумлю, не пьянствую и не устраиваю гулянок.
– Нечего сказать, история в духе времени! – воскликнула Синдия, отыскивая в сумочке ключи от квартиры. – Я поселилась по соседству с Тао Брэкстоном а познакомилась с ним только через две неде-ли на пляже. Можете использовать этот казус в книге, если хотите.
– Да, если вы разрешаете, – Павел не спешил отпирать свою квартиру. – А сами вы не пробовали силы в литературе? Думаю, при желании вы смогли бы написать неплохой рассказ из жизни следовате-лей, или даже роман!
– Думаю, вы меня переоцениваете, – Синдия повернула ключ в замке. – Не всякий следователь сможет увлекательно для широкого круга читателей рассказать о своей работе. Во всяком случае пока что я не уверена, что смогла бы составить художественное произведение, а не рапорт о предпринятых меро-приятиях и следственных экспериментах.
– Первый шаг всегда труден, пока его не сделаешь, – Павел отпер свою квартиру. – До встречи, Синдия Аркадьевна!
– До встречи, Павел, спасибо, что выручили… И всё-таки, впредь не ломайте шлагбаумы!
– Посмотрим, – кивнул ей Павел, скрываясь в своей квартире.
Глава 10.
ЕЩЁ ОДНА ЖЕРТВА ДОЖДЯ
Синдия сомневалась в правильности своих действий даже когда уже звонила в дверь квартиры Вол-ковых и ждала ответа.
Гневная речь Михаила Олеговича в кабинете Иветты Мальковой не выходила у Синдии из головы. Обычно замкнутый прокурор неожиданно дал волю эмоциям и вообще был взвинчен. Когда он рассказы-вал о хулиганах, напавших на его будущую жену, в его голосе звучали гнев и обида, явно не угасшие за 2 года. Кто знает! Бывает, что застарелая обида внезапно прорывается наружу, а Михаила, судя по всему, сильно задело то столкновение с малолетними хулиганами.
Синдия решила встретиться с женой Михаила, начинающей журналисткой Причерноморской ТРК Евгенией Волковой, в девичестве Воронцовой, и, выбрав день, когда прокурор до вечера был занят на су-дебном слушании, поехала к нему домой с огромной коробкой шоколадных конфет «Вечерний Киев».
– Кто там? – спросил домофон молодым женским голосом.
– Я из прокуратуры, работаю с Михаилом Олеговичем. Моя фамилия Соболевская.
– Синдия Аркадьевна? Сейчас открою!
По ту сторону массивной двери защёлкали замки. Дверь распахнулась, и перед Синдией появилась невысокая смуглая девушка с карими глазами оленёнка Бемби, удивительно нежной кожей и мягкими, детскими чертами лица. Длинные, почти до бёдер, чёрные волосы прихвачены белой лентой на затылке. Оранжевая длинная футболка «Фенди» натянута на животе – судя по всему, Женя через полтора или два месяца готовилась стать матерью. Чёрные брючки из последней коллекции для будущих матерей. Оран-жевые тапочки – «зайчики».
– Проходите, пожалуйста! – пригласила молодая хозяйка. – Можете не разуваться. Михаил мне столько о вас рассказывал! Мне так приятно с вами познакомиться! Проходите в большую комнату. Я приготовлю чай.
– Не стоит беспокоиться, Евгения… простите, не знаю вашего отчества…
– Женя. До Евгении я пока ещё не доросла.
– Хорошо, Женя. Да, кстати, вот мой скромный подарок в честь знакомства…
– Ой, «Вечерний Киев»! – по-детски обрадовалась девушка. – Мои любимые конфеты! Спасибо, Синдия Аркадьевна!
В гостиной, большой просторной комнате, декорированной и меблированной в пастельных тонах, Женя предложила Синдии сесть в кресло и тут же распечатала коробку и выложила конфеты в вазу на столе со словами:
– Может, хотите сока? Такая жара сегодня! А у нас в холодильнике есть ананасовый сок, очень ос-вежает! Миша говорил, вы любите ананасы!
– Если, конечно, вас это не очень затруднит…
– Ни капельки, – с удивительной для своего положения лёгкостью Женя умчалась.
Поднявшись с кресла, Синдия прошлась по гостиной. Обстановка комнаты свидетельствовала о безупречном вкусе хозяев: никакого вычура, излишеств; всё смотрится элегантно и гармонично. Огром-ный телевизор «Эл Джи» в углу. Видеоприставка и ДВД-плеер. Шкафчик – видеотека. Встроенный книжный шкаф. Диваны и кресла выдержаны в бежевой единой гамме. На окне – воздушные шторы нежного кремового цвета. Белый рояль. Несколько фотокартин на стенах: Южный Берег Крыма и горные пейзажи. На рояле в серебряной рамке – свадебная фотография: Женя в воздушном белом платье похожа на индийскую принцессу. Михаил, затянутый в смокинг, смотрит на жену с нежностью и восхищением. На рамке – гравировка: «19 июня 2001 года».
Синдия долго смотрела на фотографию. Видно, что Михаил любит Женю с первой встречи. Поэто-му ему так тяжело вспоминать о том, что предшествовало их знакомству. Неужели эта обида оказалась столь сильной, что…
Михаил явно не забыл историю с подростками из автобуса за два года супружества. Это было вид-но. И на что может оказаться способен этот непредсказуемый, внешне такой хладнокровный, но на самом деле обуреваемый страстями человек?..
Из коридора раздались шаги; потом в гостиную вкатился столик на колёсах с бутылкой сока, двумя запотевшими стаканами со льдом и тарелкой бутербродов, каждый из которых скорее напоминал призо-вую композицию на кулинарном конкурсе. Следом вошла Женя, неся в руках вазу с фруктами и ловко подталкивая стол ногой.
– Не стоило так хлопотать, Женя, – улыбнулась Синдия и встала помочь хозяйке переставить при-боры на журнальный столик.
– Наоборот, мне сейчас полезно движение, – ответила молодая женщина. – Вредно только перена-прягаться, но ведь я сейчас не штангу выжимаю!
Женщины сели за стол.
– Первенец? – спросила Синдия.
– Да.
– И когда ждёте?
– В начале июля, если не раньше и не позже. Доктор сказал, что в первый раз могут быть колебания срока, плюс-минус неделя или две…
– Верно, я со своей дочерью почти три недели лишних переходила, – Синдия вздохнула, вспомнив свою дочь, пятнадцатилетнюю Инессу. Они не виделись уже 4 месяца. Когда Москва стала слишком опасной для Соболевских, Синдия отправила дочь при помощи Хансена в Исландию, и мамин муж поза-ботился о том, чтобы в стране гейзеров и ледников наёмники Ларри Корвина не смогли добраться до де-вочки. Синдия регулярно звонила дочери дважды в неделю, и Инесса оживленно сообщала ей свои ново-сти: она учит исландский язык, всё классно, ей нравится Исландия, а ещё появился какой-то мальчик из Рейкьявика, и, кажется, втюрился в неё…
Как жалко, что свой пятнадцатый день рождения Инка отмечала в Исландии, а не с матерью! Как раз в тот день в Москве Синдия и Хансен заманили в ловушку заказчиков убийства Аркадия Соболевско-го, и день выдался такой напряжённый, что Синдия смогла позвонить дочери и поздравить её только глу-бокой ночью…
– Вы уже знаете, кто у вас будет? – спросила Синдия, отогнав не слишком светлые воспоминания.
– Мальчик. Я делала ультразвук ещё на шестом месяце. Миша был так счастлив, это у него тоже первый ребёнок, а всегда хочется, чтобы первым родился сын.
Про себя Синдия обрадовалась, когда Женя сама вывела разговор на мужа. Теперь легче всего будет исподволь подойти к интересующему вопросу!
– Миша как на крыльях летал, когда узнал, что я беременна. Заставляет принимать витамины, поку-пает приданое для малыша, помогал мне оформлять детскую комнату и даже заключил контракт на при-сутствие при родах, просил меня, когда начнутся схватки, сразу позвонить ему, если его не будет дома… Он до меня уже был один раз женат, да так «удачно», что и вспоминать не хотел.
Синдия на всякий случай мобилизовала всё своё внимание. А вдруг история первого брака Михаила окажется той самой ниточкой, потянув за которую, она распутает «дело Человека Дождя»?
– Они познакомились в девяносто третьем году. Она говорила, что работает инструктором художе-ственного танца, а Миша тогда оканчивал институт и в прокуратуре по каким-то гражданским делам ра-ботал. Она всё ему в нос тыкала, что зарабатывает больше, чем он, это его жутко задевало, он стал рабо-тать как лошадь, чтобы не было стыдно, а потом выяснилось, – Женя скривилась, отставив пустой ста-кан из-под сока, – что свои «художественные танцы» она исполняла в каком-то «массажном кабинете», который давал рекламу в газете «Жёлтый фонарь». Понятно, какие там были танцы и массажи. Да ещё оказалось, что она подрабатывала, продавая постоянным клиентам наркотик. В общем, её прямо на рабо-чем месте прихватили, она стала требовать, чтобы Миша её вытащил, а он как узнал, в чём дело, послал её, а она из СИЗО через сокамерниц наняла какую-то шпану. Они Мишу подстерегли вечером с работы и напали с ножами. Миша от них отбился, а тут ещё поблизости патруль оказался. В отделении эти негодяи сразу «сдали» заказчицу, и Мишиной бывшей жене за организацию заказного убийства влепили пожиз-ненный срок. Миша очень долго не мог успокоиться. Я сразу заметила, что его что-то мучит, но он мне рассказал о первой жене только года через полтора после нашей свадьбы. Я решила больше с ним об этом не заговаривать, я видела, как ему неприятно её вспоминать.
– Ещё бы, – про себя Синдия подумала то же самое. Михаил не мог отделаться от комплекса не-удачника рядом с преуспевающей женой, а потом узнал, что свои деньги она зарабатывает проституцией и наркоторговлей. Да ещё потом разоблачённая мерзавка нанимает хулиганов – убить или искалечить мужа, отказавшегося помогать ей. Остаётся только разобраться, что сильнее задело Михаила: ложь жены, или нападение всё тех же «одноклеточных», как называл шпану брат Иветты, Алексей Станиславович. Если Михаил по-настоящему любил первую жену, то её обман должен был сразить его в первую очередь. И едва ли он смог бы через короткий срок после такого потрясения снова полюбить и жениться, отно-ситься к молодой жене с такой нежностью, увлечённо помогать ей готовить приданое для малыша… Ми-хаил полюбил Женю, это Синдия видела так же отчётливо, как видела перед собой свадебную фотогра-фию Волковых на столике. А к первой жене он, скорее всего, испытывал увлечение, страсть, ошибочно принятые за более сильное чувство. И задел его больнее всего именно её обман. Судя по тому, что Миха-ил не бросился вытаскивать преступницу из камеры, все его чувства к бывшей жене рассыпались в прах, как только он узнал, ЧЕМ она занимается, остались только неприязнь и брезгливость. Это чувство было знакомо Синдии – как будто душу грязью обрызгало. Именно такими словами Михаил определил свои чувства при виде хулиганов, напавших на Женю. И так он чувствовал себя, когда на него самого налетела на вечерней улице группа полуживых от водки и клея индивидов с оловянными глазами, гнилыми зуба-ми, трясущимися потными руками и неприятным запахом из матерящихся ртов. Они напали группой на одного человека, скорее всего, безоружного, и были уверены, что справятся с ним легко, заработав себе на бутылку и дозу. И только владение приёмами восточной борьбы и своевременное вмешательство пат-руля спасли Михаила, но ведь это чисто случайное везение, а сколько людей попадает в реанимацию или сразу в морг, столкнувшись с ошалевшими от безнаказанности люмпенами.
Наверное, прокурор вспомнил этот случай, когда бросился защищать Женю от хулиганов. А что, ес-ли его неприязнь к шпане за два года не утихла, а выросла и потребовала выхода?
Михаил как раз высокого роста, в нём 190 сантиметров.
Михаил занимался восточными единоборствами.
Он ненавидит хулиганов и люмпенов.
Не слишком ли много совпадений?
Тут только Синдия заметила, что Женя давно ей что-то рассказывает и спешно «включила» слух.
– … и я поначалу даже испугалась его. Ужас!
– Почему же? – спросила Синдия. Она хорошо знала маленькую хитрость: если во время разговора отвлеклась и прослушала собеседника, надо задать ему вопрос по «ухваченному» обрывку фразы. А по ответу собеседника можно легко установить, о чём шла речь.
– И вы бы испугались. Лицо побелело, глаза круглые, горят как у кошки! Одного мальчишку голо-вой об стену ударил, второго так за ухо крутанул, что тот даже на колени упал!
Синдия подалась вперёд, ловя каждое слово. Женя говорила о случае, сведшем их с Михаилом.
– И что я тогда им сделала? – Женя взяла бутерброд с ветчиной, откусила маленький кусочек. – Всего лишь попросила их не ругаться в автобусе, там ведь и малыши ехали, первоклашки, зачем им такое слушать? Разве я как-то неправильно поступила? – девушка посмотрела на Синдию широко распахну-тыми глазами, ожидая ответа. Синдии передались её чувства – недоумение и обида. И Соболевская со-вершенно искренне ответила:
– Абсолютно правильно, Женя. А те, кто молчал, были неправы. Своим бездействием они поощряют хулиганов и те всё больше распоясываются и готовы наброситься на человека даже за безобидное заме-чание. Когда Михаил Олегович рассказал мне и Иветте Станиславовне эту историю, я даже не сразу по-верила, так дико мне это показалось.
Внезапно Женя хитро прищурилась:
– А вы думаете, я бы заговорила с вами об этом, если бы не знала, что Миша вам уже рассказал?
«Так, мне надо помнить, что Женя уж точно не глупее меня и не показывать слишком явный инте-рес к прошлому Михаила. Девочка очень проницательна, недаром она журналистка! Она не должна заме-тить, что я подозреваю её мужа в серии убийств!»
– Миша сказал, что читал одно дело об убийстве и вспоминал тех двух мальчишек. Он потом весь день ходил как пришибленный, ночью целую пачку на лоджии искурил. Я проснулась и спросила, что с ним, нет ли проблем на работе, а он сказал, что снова воспоминания одолели, вот он и разволновался…
«Неужели он действительно настолько разволновался, что не мог заснуть ночью, из-за дела Федото-вой? Вспомнил тех хулиганов и покушение на него? Эта обида до сих пор не даёт ему спать? А если она ещё и требует выхода?..»
Синдия поспешно допила сок и прервала свои размышления, пока они не зашли слишком далеко, а потом незаметно перевела разговор на нейтральные темы. Когда в замке в прихожей заворочался ключ, женщины уже беседовали о витаминных кашах для грудничков и предродовой гимнастике.
В комнату вошёл усталый и хмурый Михаил. Увидев Синдию, он вежливо поздоровался, поцеловал жену и пожаловался на трудный день. Обвиняемый, вина которого было налицо, получил смехотворно малое наказание усилиями не в меру ушлого адвоката. Вечер прошёл в оживлённом обсуждении юриди-ческих казусов.
Садясь в БМВ, Синдия всё ещё сомневалась, правильно ли она поступила, навестив Женю.

Женя проснулась за полночь от бормотанья телевизора из гостиной вперемешку с запахом Миши-ных любимых сигарет «Ротманс». Михаила рядом не было и Жене даже не понадобилось трёх попыток, чтобы понять, где он.
Гостиную освещал только экран включённого плазменного телевизора, работающего на малой громкости. Шло какое-то эротическое шоу. Михаил в одних пижамных брюках, с сигаретой и пультом от телевизора в руках равнодушно смотрел усталыми глазами, как на экране томно извиваются обнажённые женские и мужские тела.
Женя какое-то время тихо постояла за спиной у мужа, потом хитро улыбнулась и стала бесшумно красться к нему. Босые ноги по щиколотку утопали в мохнатом ковре, и Михаил не слышал шагов жены.
Оказавшись вплотную за спиной Михаила, Женя закрыла ему глаза ладошками и воскликнула:
– А, попался! И не стыдно?
От неожиданности Михаил выронил сигарету – к счастью, не на ковёр, а на стол, отвёл от глаз ру-ки Жени и рассмеялся:
– Женька, ты прямо как кошка подобралась! Давно проснулась?
– Пять минут, – Женя села рядом с мужем на диван. – А почему ты не спишь? Неужели ты с не-терпением ожидал вечера пятницы, чтобы насладиться тележурналом «Плейбой»?
Михаил коротко усмехнулся, выключил звук у телевизора и пожал плечами:
– Сам не знаю, почему я вдруг проснулся. Наверное, из-за всё тех же воспоминаний…
– Снова? – Взгляд Жени упёрся в узкий белый шрам на плече мужа, след от раны, полученной в драке с отморозками, нанятыми его первой женой.
Тогда Михаилу нелегко далась победа над налетевшими на него хулиганами. Прежде, чем он выру-бил четверых из них, ему сломали четыре ребра, рассекли скулу, дважды ударили ножом – в плечо и в бок и вывихнули ключицу. Шрамы от ножевых ран были до сих пор видны, а одно из рёбер при сраста-нии образовало бугорок, слегка проступающий под кожей. Сейчас, при рассеянном свете экрана его было не видно. Зато шрамы на плече и на боку были хорошо заметны…
Женя перешла на колени к мужу и обняла его, ласково поглаживая по спине. Она знала, что это дей-ствует на него успокаивающе.
Михаил обнял её в ответ, и, перебирая пальцами её длинные волосы, прошептал:
– Не могу забыть, какой ливень тогда шёл, в тот вечер, когда они на меня напали… Сам не знаю, Женька, почему он так засел у меня в голове…
Глава 11
УБИЙСТВО В СЕЛЕ УДАРНОМ
Колёса белой «Волги – 3120» капитана Платова разбрызгивали лужи на неровном, местами просев-шем асфальте пригородного шоссе. Траектория разлёта брызг нарастала: Антон всё время прибавлял ско-рость, и машина уже летела по дороге едва ли намного медленнее «джипа» Павла Уланова.
За спиной у Антона сидели Синдия Соболевская и Иветта Малькова. Обе они выглядели хмурыми, собранными, как спортсменки перед решающим соревнованием и не выспавшимися.
Ночью опять прошёл сильнейший ливень, который принёс новую жертву. Убийство было соверше-но характерными методами «человека дождя». Зафиксировали его в половине первого ночи участковым 327-го отделения милиции в селе Ударном в 20 километрах от Причерноморска, за виноградниками и пшеничным полем.
Сигнал в Причерноморский ГУВД пришёл в 06.10. в половине седьмого утра капитан Антон Платов по телефону доложил начальнику следственного отдела, «важняку» Соболевской и её первой замести-тельнице, «важняку» Иветте Мальковой о новом прецеденте, и в 07.35 белая «Волга» Антона уже отъез-жала от служебной стоянки ГУВД.
Сейчас было уже 08.15, и Ударное – три улицы, два магазина, почтовое отделение, поликлиника, церквушка и автобусная остановка – уже показалось из-за поворота между платанами.
Антон за рулём хмурился, подавляя зевоту. Он рассчитывал воскресный день провести дома, отдох-нуть от рабочей беготни, но вместо этого пришлось вскакивать на рассвете по звонку из ГУВД, в шесть утра мчаться в управление, а через полтора часа уже ехать за город на труп.
Впервые Синдия увидела капитана в цивильной одежде. Вскочив впопыхах, Антон не стал наглажи-вать китель и форменные брюки, а напялил первое, что подвернулось: серые джинсы «Джи Джей», чёр-ную футболку «Техас Поло», серую кепку «Найке» и кроссовки. Антон едва успел побриться, а вместо завтрака схватил по дороге в управление маленький пакетик чипсов и выпил у себя в кабинете чашку чайного напитка «Эколенд», и сейчас уже начал ощущать приступы голода. «Вот бы на «кольце» торго-вали пирожками! – думал он. – Плевать, что без лицензии и Бог знает из чего, а то уже пузо подвело. Кто знает, сколько мы там провалдохаемся!..»
В зеркале заднего вида он заметил, что его пассажирки тоже зевают, прикрывая рты ладонями. Иветта, как всегда в своих любимых кожаных джинсах и длинной футболке, но причесаться не успела, из-под банданы торчат в беспорядке встрёпанные волосы.
Напротив, Синдия Соболевская выглядит так, будто собирается позировать для модного журнала: светло-синий джинсовый костюм, свежая белая футболка с высоким воротом; волосы аккуратно зачёсаны назад и сколоты на затылке овальной чёрной заколкой. Зато Синдия забыла сделать лёгкий дневной ма-кияж, а раньше этого с ней не случалось.
– И чего этого дурня аж в Ударное понесло? – проворчала Иветта себе под нос. Она злилась на се-бя: надо же, так обалдела спросонья, даже причесаться не подумала, хорошо хоть додумалась пижаму снять и одеться нормально! «Я похожа на очумелую хиппи, и если ударный участковый так обо мне и подумает, я обижаться не стану!».
«Волга» миновала кольцевую дорогу (или «кольцо», на местном жаргоне), где уже собирались тор-говцы с ящиками фруктов, картофеля и перца и связками яркого ялтинского лука.
– Раньше они на рынке крутились, – пояснила Иветта Синдии, – но потом их оттуда выжали за то, что им денег на лицензию и взятки СЭС не хватало. Так теперь они тут, и их уже и не трогают. Кстати, лук у них неплохой! На обратном пути возьму связку. Мы его в картофель-фри добавляем. Так вкусно, сковородку слопаешь вместе с картошкой!
– А разве ты жаришь фри не во фритюрнице? – спросил Антон.
– Мы с Лешим по старинке иногда достаём старую сковородку. Я режу, Лёшка жарит. Раньше было наоборот, но Леший вечно такими кусманделями картофель рубил, что я предложила поменяться места-ми… Это я брата так зову, – пояснила она Синдии. – с детства повелось, а он и не обижается. Ржёт так, что мебель шатается.
Синдия вспомнила редактора газеты «Региональный вестник» Алексея Малькова, могучего велика-на, затянутого в «тройку» «Версаче». Алексей Станиславович выглядел серьёзным, важным, величест-венным и влюблённым в работу, и трудно было представить, как он жарит картофель-фри на сковородке, хохочет так, что «мебель шатается» и носит кличку Леший.
«Волга» въехала на автобусную остановку «Село Ударное», возле которой слева уже разворачивался небольшой базар, а справа на крыльце продовольственного магазинчика курила в ожидании покупателей девушка в джинсовом сарафане и форменном фартуке со значком продавца. На остановке стояли с оди-наково унылыми и равнодушными лицами около десятка людей с корзинами, ящиками, мешками и авоськами. У остановки припарковался пыльный милицейский «газик», на капоте которого сидел с буты-лочкой «Жигулёвского» пива невысокий краснолицый толстячок в потрёпанной милицейской форме. Меньше всего он походил на участкового милиционера. Скорее его можно было принять за огородника или тракториста. На его круглом простоватом лице с маленькими бесцветными глазками явно читалось, что убийство на вверенном ему участке нужно ему, как кошке – хвост на лбу.
Антон поставил «Волгу» рядом с «газиком», вышел, на ходу раскрывая своё служебное удостовере-ние, и отрекомендовался:
– Капитан Платов, Причерноморский ГУВД. Прибыл в связи с вашим сообщением на дежурный пост Главного Управления о случае убийства на вашем участке.
– 327-е отделение милиции, участковый Марченко, – тоже отрекомендовался участковый, соскаки-вая с капота и зашвыривая недопитую бутылку мимо переполненной урны на полупустой газон.
– Начальник следственного отдела городской прокуратуры, следователь по особо важным делам Со-болевская! – представилась Синдия, выходя из «Волги».
– Первый заместитель начальника следственного отдела городской прокуратуры, следователь по особо важным делам Малькова, – вышла следом Иветта.
Марченко захлопал озадаченными глазами, недоумевая, откуда и за какие грехи на его голову сва-лились городские следователи, да ещё в таких чинах.
– Судя по данным, которые вы передали в дежурную часть, убийство совершено лицом, которое мы разыскиваем по причине совершения серии аналогичных преступлений. Но до этого все прецеденты про-исходили в черте города. Чтобы прояснить ситуацию, мы должны получить максимум информации, по-беседовать со свидетелями и ознакомиться с письменными данными…
«И всё на меня! – растерянно подумал Марченко. – Ещё и маньяка приплели какого-то!»
Он с любопытством посмотрел на женщин из прокуратуры. На его взгляд, начальник следственного отдела скорее смахивает на принарядившуюся молоденькую свиристелку, а Малькова, её помощница, вообще выглядит «пацанкой» – старшеклассницей.
– Ну, что же? – нетерпеливо спросила Иветта. – кто был убитый?
– Да алкаш один местный, – Марченко сбил фуражку со лба на затылок, – Славка Сидоров, сторож с овощебазы, вечно бухой шатался. Вчера ночью понесло его за пузырём, ну и наскочил на нож, дурак зашибленный! – участковый явно хотел более точно определить покойного Сидорова, но при городских женщинах не решился. – Тут, напротив магазина, ему и саданули. Из магазина девки в окно увидели, сообщили в отделение. Магазин у нас круглосуточный, как в городе, только ночью у нас приличные люди спят, а не за покупками бегают. Только пьянь местная за бухлом ползает. Вы девок опросите, они, гово-рят, видели, кто Славку порезал. Может, и впрямь ваш маньяк постарался.
Участковый нерешительно потоптался на месте и спросил:
– Может, в отделение проедем? Там и протоколы почитаете, и с кем надо потолкуете, мы для вас свидетелей ещё раз вызовем.

Было два часа пополудни, когда Синдия, Иветта и Антон закончили опрос свидетелей и чувствовали себя так, словно разгрузили две платформы керамзита под июльским солнцем. Опрашивать всех этих сонных, обалдевших и перепуганных селян оказалось на редкость тяжело, несмотря на то, что Синдия предложила разделение: она беседовала с врачом из поликлиники и милиционерами, вызванными на ме-сто убийства; Иветта опрашивала продавщиц и охранника из магазина, а Антон тряс дружков покойного Сидорова, с которыми тот выпивал в свой последний вечер.
Теперь они втроём перелистывали свежие протоколы опроса свидетелей и синхронизировали их с данными, собранными капитаном Марченко. И получалось вот что.
Вячеслав Сидоров, 1969 года рождения, сторож с овощеводческой базы, накануне вечером решил отметить получение зарплаты с четырьмя своими приятелями. К полуночи «великолепная пятёрка» уже достигла полной кондиции, выпив по две бутылки «Украинской с перцем» на брата. Когда возник вопрос о добавке «на посошок», оказалось, что у Сидорова закончились деньги, но к магазину он шёл со спокой-ной душой. Один из его приятелей был должен ему пять гривен, и Сидоров рассчитал на эту пятёрку ку-пить ещё одну бутылку «Украинской», а на оставшуюся гривну – пол-литра «Жигулёвского светлого» и сделать хороший «ёрш».
Уже возле самого магазина Сидоров остановил должника и предложил тут же и рассчитаться, но приятель не пожелал производить отдачу долга именно сейчас. У него самого оставалось всего шесть гривен, он уже прикинул, что на них купит, и стал доказывать, что долг принесёт завтра, а если Славка все деньги прогулял, пусть идёт домой, а не попрошайничает.
Сидоров, уже предвкушавший хлебнуть «ерша», стал настаивать, и от слезливой мольбы быстро пе-решёл к угрозам и агрессивному «наезду» на «жлоба», но тот насмерть стоял за свои деньги, и отчаяв-шийся сторож решил отнять у него кошелёк силой и за это схлопотал по физиономии. Вскочив с земли, он яростно заорал, проклиная несговорчивого должника, осыпая его пьяным матом; приятель тоже был не обделён словарным запасом, и перебранка быстро набрала обороты, когда вдруг из-за спинки одной из немногих уцелевших в селе скамеек выскочил – натурально сиганув через скамейку – высокий парень в чёрной кожаной одежде и чёрной маске, на скаку полоснул Сидорова ножом по шее, хлестнул ботинком по лицу его оппонента, расколотил метко брошенным камнем единственный действующий фонарь у ма-газина, сиганул куда-то за остановку и скрылся.
Продавщицы из магазина, наблюдавшие в окно за происшествием, тут же позвонили участковому и дежурному врачу сельской поликлиники.
На месте происшествия врач констатировал смерть Сидорова от проникающего ранения сонной ар-терии. Должник Сидорова был доставлен в поликлинику с диагнозом: сотрясение мозга, дроблёный пере-лом нижней челюсти; восьми зубов как не бывало, а нос перебит в двух местах.
За остановкой, куда, по словам продавщиц, охранника и собутыльников Сидорова, побежал убийца, на размокшей от ночного дождя земле были обнаружены чёткие отпечатки автомобильных шин.
– Сначала я чуть было не подумал, что этого Сидорова его же дружки и замочили, – заключил Ан-тон, потирая лоб и морщась от чугунной тяжести в голове. – А потом придумали сказочку о парне с но-жом. Но уж больно всё сложено, чуток туговато для парней, которые дальше бутылки не видят.
– Да и дело «человека дождя» пока не попало в газеты, – процедила Иветта, щуря воспалённые гла-за и закуривая «Вог» с ментолом, вторая её дамская слабость, после красивого белья. – Им просто неот-куда было о нём узнать. Да и продавщицы из магазина рассказывают то же самое. Трудно представить себе, чтобы они были в сговоре с этими пьянчужками, это уже совсем из области фантастики: заговор из-за алкаша Сидорова, сторожа возле мешков картошки за сто пятьдесят гривен!
– И человека с ножом никак не назовёшь плодом пьяных галлюцинаций приятелей Сидорова, – за-думчиво протянула Синдия, наливая воды в гранёный стакан и отпивая несколько глотков. – Ладно, по-ложим, человек в маске, скачущий через скамейки, привиделся им после неумеренного возлияния. Шу-точки сказать, они выпили по две бутылки водки! Но и продавщицы в магазине, и охранник были абсо-лютно трезвы, и исчерпывающие показания мы получили именно от них. А они утверждают, что тоже видели убийцу в маске и хорошо запомнили всё, что он проделал. Так что мы имеем дело не с пьяным бредом сельских алкоголиков, а всё с тем же «человеком дождя».
– Да, его почерк, – покачала гудящей головой Иветта. – одному нанёс смертельную рану, второму одним ударом на бегу расквасил морду, разнёс фонарь – и всё это за считанные доли секунды и почти сразу исчез. Правда, на этот раз не совсем бесследно.
– Но этот след мало что нам даёт, – пессимистично махнул рукой Антон. – Идентифицировать по отпечаткам протекторов машину, а по машине преступника легко только у Чейза ! – Капитан запустил пальцы в волосы, окончательно взлохматив совершенно мальчишеские вихры, и заключил:
– Он набирает обороты. Наверное, надо доложить наверх, чтобы дело взяли под особый контроль. Надо сообщить в прессу, предостеречь население! Вы понимаете, насколько опасной становится ситуа-ция? Шутки кончились, всё серьёзнее некуда. Следующей жертвой может оказаться кто угодно, не только пьяница, бомж, наркоман или малолетний хулиган, а и любой нормальный человек, который не смог сдержать эмоций в сложной ситуации, закричал, выругался – и за это он может получить нож в спину. «Человек дождя» убивает тех, кто, по его мнению, плюёт на чувства окружающих и грубо нарушает по-рядок в общественных местах. Он не станет выяснять, почему человек кричит и ругается, а просто подой-дёт и ударит. Каждый, кто имеет привычку хотя бы иногда давать волю эмоциям в общественных местах, попадает в группу риска. А знаете, сколько таких людей? Почти весь город! Кто угодно может психануть, послать по матушке, и обозлить преступника! Пока мы держим дело в тайне, новых жертв будет много.
– Ты считаешь, что, если мы обнародуем наши заключения, народ перестанет материться и бузить на улицах? – иронически поджала губы Иветта. – а алкаши и бомжи, которые газетами только зад подти-рают? А малолетние придурки, которые едва читать умеют? Им всё пофиг, они сами для себя самые кру-тые, основные, хозяева жизни, отвязные перцы, в натуре, перед которыми все должны трепетать и голову не поднимать. На них наше предупреждение произведёт как раз противоположный эффект, они решат, что кого угодно маньяк может сделать, только не их, а он им в ответ насуёт ножей в глотки.
– И неизвестно ещё, как воспримут наше оповещение, – заключила Синдия. – террор поборника нравственности! Город под властью серийного убийцы, бросающего вызов беспорядкам! Убийца, кото-рый появляется и действует так быстро, что жертва даже не успевает понять, что обречена! Убийца, кото-рый сразу после убийства исчезает бесследно! Такая информация запугает людей. Кто-то, может, дейст-вительно поостережётся. Никому неизвестно, где в следующий раз появится убийца, где он появится, от-куда, и кто станет следующим в его мартирологе. И этим палачом может оказаться кто угодно, ведь мы не имеем на него ничего кроме следов от шин за автобусной остановкой!
Синдия умолчала о своих подозрениях насчёт Михаила. Она решила, что сама выяснит, насколько оправданы её догадки, потому что безосновательно обрушить на человека такое обвинение она не может. Это был один из главных принципов Синдии Соболевской, от которых она никогда не отступала.
После её последних слов в кабинете, который уступил им Марченко для работы со свидетелями, на-ступила тишина. Все трое хмуро думали о том, что было сказано, когда вдруг из-за двери раздались шум, галдёж и перебранка двух голосов. Сердито бубнил что-то Марченко, а ему возражала визгливая бабья скороговорка. Дверь с грохотом распахнулась, и вломились багровый, потный и запыхавшийся участко-вый и распаренная, исполненная решимости тётка неопределённого возраста в помятом несвежем шта-пельном платье, забрызганных свежей грязью резиновых сапогах и сбившемся на затылок платке. Участ-ковый остановился, шумно перевёл дыхание, вытер лоб рукавом потёртого кителя, поправил фуражку и сообщил:
– Вот… это… мать Сидорова. Я сказал, вы не принимаете, а она вот…
– А ты не командуй! – взвизгнула тётка. – Докомандовался уже! Сыночка моего, Славочку, у тебя под носом убили, а ты ни хрена не чешешься, обормот плешивый, чурка с глазами! Весь посёлок перере-жут, и то ты зад со стула не сдвинешь!
Марченко из бордового стал фиолетовым и уже разинул рот, чтобы достойно ответить хамке, когда Иветта вскочила и рявкнула командирским голосом:
– Прошу всех успокоиться! Гражданка Сидорова, вы имеете дополнительные сведения по рассле-дуемому делу? Садитесь и рассказывайте всё, что вам известно, и просьба воздержаться от излишних эмоций. Сочувствую вашему горю, но у нас работа и наше время регламентировано!
Этот окрик к удивлению Синдии возымел действие. Марченко из фиолетового снова стал просто красным и захлопнул рот. Сидорова, присмирев, грузно шлёпнулась на стул, ошалело глядя на эту суро-вую властную женщину с растрёпанными волосами, в яркой футболке и кожаных брюках. Сейчас эта женщина показалась Сидоровой большим начальством, перед которым лучше глотку не распускать.
Инцидент был исчерпан. Иветта села на своё место, положила перед собой диктофон и официаль-ным голосом сказала:
– Итак, гражданка Сидорова, будем оформлять добровольную дачу вами свидетельских показаний!
«Вот это помощница! – подумала Синдия, с удивлением глядя на Иветту. – никогда бы не поду-мала, что есть человек, способный так быстро справиться с такой скандалисткой!»
Она встретилась глазами с Антоном Платовым и прочла на его лице ответ на свои мысли: «А вы ду-мали! С Веткой не пропадёшь!»

Мать убитого Сидорова, Полина Макаровна Сидорова 1940 года рождения сказала очень много, но не сказала ничего по делу. Она длинно и путано рассказывала, каким сокровищем был её младшенький, Славочка, как трое старших детей разъехались по свету, и матери только открытки посылают, а Славочка от матери никуда, хороший парень, толковый, рукастый, выучился на токаря, хотел жениться на какой-то доярке Тоне, но в городе его поддела какая-то «лахудра крашеная» и оказалась, по словам Полины Мака-ровны, «стервой из стерв – ни прибрать, ни еду как надо сготовить, морду нарисует, юбку до пупа натя-нет и ковыляет на каблучищах», и именно из-за неё, по словам Сидоровой, Славочка и начал «с горя» вы-пивать. «Стерва» жена, вместо того, чтобы в два часа ночи встречать пьяного мужа, заботливо уклады-вать его в постель, а утром бегать за пивом, подала на развод с разделом имущества. «Адвоката, поди, подкупила, или ещё кого, квартира была хорошая, машина «семёрка», всё ей, язве отошло, или, Господи прости, натурой рассчиталась, они, судейские, до таких гулящих охочи»… – тут Сидорова поперхну-лась, запоздало спохватившись, что последнее измышление не стоило бы озвучивать при чиновницах из прокуратуры. После развода Славочка несолоно хлебавши вернулся в деревню и начал заливать своё горе немереным количеством спиртного, за что через полгода был уволен из мастерской по статье – по мне-нию Сидоровой, ужасная несправедливость: «Директор, гад, харю отожрал, дом двухэтажный выстроил, на машине нерусской ездит, ворюга, а на простых людей ему плевать, они ему как грязь стали, забыл, как сам когда-то бегал по деревне трёшки до получки сшибать, чурка с глазами!»
Синдия и Иветта не прерывали Сидорову только из уважения к её несчастью, но уже жалели, что со-гласились выслушать её, когда у них ещё столько работы. Антону Платову и подавно было муторно вы-слушивать о том, каким золотом был покойный пропойца Сидоров, который выносил с базы овощи меш-ками и продавал на «кольце», два раза вычищал соседские погреба, продавая заботливо закатанные со-седками на зиму компоты, варенья и овощи на той же кольцевой дороге, какой невинной жертвой жесто-ких людей был этот Славочка, который регулярно напивался, буянил, дрался, ломал всё что ему попада-лось, бил окна, и несчётное число раз получал пятнадцать суток за хулиганство. Эти сведения сообщил Антону капитан Марченко, собирая на столе хаотично разбросанные протоколы своих бесед со свидете-лями. Видно было, что участковый в глубине души радуется, что избавился от этой докуки.
Когда Сидорова от рассказа о злоключениях драгоценного Славочки перешла к пространным рас-суждениям, что это точно «дрянь – невестка» наняла кого-то, вот бы кого посадить, Антон выскользнул из кабинета. Он не был наделён выдержкой Синдии и Иветты и боялся, что ещё минута, и он не выдержит и выскажет Полине Макаровне всё, что думает о ней и её сыночке-алкоголике.
Возле магазина небольшой участок тротуара был огорожен; в ограждении очерчен меловой контур тела и валялись осколки разбитого фонаря. Неподалёку стояла синяя «Газель» экспертной бригады. При виде Антона из микроавтобуса вышел командир бригады и сказал:
– Мы провели осмотр, товарищ капитан. Заключение предоставим завтра к девяти утра.
– Ясно. Подготовьте в двух экземплярах: второй пойдёт в следственный отдел прокуратуры.
– Так точно.
– Поезжайте в город и сразу займитесь заключением!
Когда «Газель» развернулась и, подпрыгивая на кочках и разбрызгивая лужи, зарулила к городскому шоссе, Антон немного постоял на месте, потом прошёл туда, где стояли загородки, и зрительно смерил расстояние от мелового контура до фонаря: прилично, метров десять, не меньше. Да и фонарный столб метров восемь высотой. Чтобы с такого расстояния на такую высоту сделать точный бросок, нужна нема-лая физическая сила, тренировка, доведённая до автоматизма и молниеносная динамика. Если учесть, что, по словам работников ночной смены в магазине, преступник почти синхронно ударил ножом Сидорова, вырубил ботинком его приятеля и расколотил камнем фонарь, всеми вышеперечисленными качествами он обладал в полной мере. Плюс к этому – отменный глазомер и совершенное владение холодным ору-жием. Чтобы нанести в движении единственный точный удар, нужен талант.
В пяти шагах была скамейка с очень высокой дощатой спинкой, некогда зелёная, а теперь выгорев-шая, облупившаяся и изрезанная именами каких-то Натах, Димонов и Серых, какими-то подростковыми «фенечками», именами кумиров и «продвинутых» музыкальных групп и набившим оскомину словцом из трёх букв. Должно быть, именно через эту скамью перескочил «человек дождя». Спинка была выше мет-ра, а за ней пышно разросся куст белой сирени. Лучшего укрытия нарочно не придумаешь.
Заглянув за спинку, Антон сразу нашёл доказательство своих догадок: пара веток надломлена, тре-тья сбита на землю и на её листьях виден грязный отпечаток рифлёной подошвы. На влажной земле – два отпечатка рифлёных подошв ботинок сорок третьего или сорок второго размера. Судя по глубине от-тисков «человек дождя» просидел за скамейкой недолго, минут пять. А потом Сидоров с дружками яви-лись к магазину; Сидоров принялся требовать возврата долга, а вместо пяти гривен получил ножевую ра-ну, а его приятель остался жив, но лежит в районной больнице с сотрясением мозга, разбитой физионо-мией и выбитыми зубами.
Антон выглянул из-за спинки, прикидывая траекторию движения преступника и понял, что «чело-век дождя» двигался по прямой. Вот след от его ботинка на самой скамейке. Второй след – на земле воз-ле скамейки; квадратный нос ботинка впечатался в землю, а пятка едва коснулась. Скорее всего, этот след оставил «дождевик», когда соскакивал со скамейки. Непонятно, как ему удалось так подпрыгнуть – спинка скамейки, как он уже заметил, не меньше метра, и сама скамья – сантиметров семьдесят в высо-ту. Это уже какой-то рекордсмен по прыжкам в высоту без шеста получается, если он ухитрился переле-теть спинку, приземлиться на ноги и ещё потом носиться как бешеный.
Антон и сам не ленился ежедневно тренироваться в спортзале для офицеров ГУВД и тренировался он на совесть: оперативник не должен быть размазнёй. Но сейчас он сомневался, что сможет повторить подвиг «человека дождя»…
Профессиональное спортивное любопытство подзуживало Антона попробовать, и он решился. Встав на то место, где наследил «человек дождя», Платов подобрался, напружинил все мышцы, сгруппи-ровался, с силой оттолкнулся от земли и прыгнул. «Если бы «дождевик так же прыгал, то уже сидел бы в кутузке в 327-м отделении!» – подумал капитан, треснувшись коленом об спинку, гулко припечатываясь подошвами к сиденью и приземляясь на «пятую точку» на утоптанную, но влажную землю.
За его прыжком, разинув рты, наблюдали четверо: трое мальчишек, лет 10 – 11, с удочками, ведёр-ками и банками для червей и старушка с авоськой, вышедшая из магазина. Когда Антон бухнулся на ска-мейку, старушка чуть не рассыпала свои покупки: батон, бутылку растительного масла, пакет муки, пачку фруктового чая «Добрыня», пакет кефира и кулёк карамелек.
Когда Антон сверзнулся на землю, кто-то из мальчишек восхитился: «Ни фига себе даёт!»
– Шо ж ты, ирод, делаешь?! – заголосила, опомнившись, старушка. – Тут же сидят, а ты башма-чищами сигаешь! Для того что ли скамейка поставлена, чтобы по ней башмаками гарцевали?! Как сам не ставил, так и скачешь! И что за люди, что за молодёжь! Спинку всю изрезали, срамота смотреть, без мо-литвы не сядешь, так теперь ещё и скачут по ней! Доломать её что ли решил, бычина?! Чтоб старым лю-дям и сесть негде было? А затоптал, затоптал-то, вся скамейка в грязище, теперь и не сядешь! Кто мыть будет, ты что ли? Управы на вас нет, охальники, вот заявлю на вас в милицию, так и знай!
Антон терпеливо выслушал совершенно справедливое замечание (ведь теперь на скамейке осталось уже три грязных следа), а потом достал удостоверение и представился:
– Я вообще-то сам милиция… Причерноморский ГУВД, капитан Платов. Я производил следствен-ный эксперимент на месте преступления. Кстати, – попытался пошутить Антон, – преступник тоже на-следил на скамейке!
– Во, блин, – изумился один из мальчишек.
– Это дядьку пьяного ночью убили, – важно сообщил его товарищ. – Мой батя ночью дежурил, и его на труп вызвали. А это менты из города приехали, в нашей ментуре всех допрашивать.
– А другому пьяному дядьке морду разбили! – в азарте выпалил третий мальчик. – Раз как дал бо-тинком, тот с копыт!
– Гонишь? – недоверчиво и с завистью спросил второй мальчик.
– Не, в натуре, у меня маманя ночью в магазине сидела, всё в окно видела.
– Во, блин! – хором резюмировали его приятели, и мальчишки свернули на свою улицу.
Старушка, близоруко сощурясь, подошла, заглянула в удостоверение Антона и уже далеко не так сердито проворчала:
– У вас эксперимент, а кому потом грязь тереть? Это вы что, из-за Славки-пьянчужки что ль приеха-ли? Ото из-за такого, прости меня, Боже, грешную, урода аж с города людей вызвали! Дрянь ведь был человечишка, – старушка истово перекрестилась на купол церквушки и снова попросила прощения за грехи, – пил что твой верблюд, с мастерской его за пьянку попёрли, с базы мешками овощи пёр и на «кольце загонял, хорош сторож! С моего погреба сколько банок перетаскал, огурчики, помидорки, си-ненькие, варенья, как сам не закатывал, так хоть чужое стянуть! Тоже на «кольце» проезжим людям про-давал, а нажрётся на эти деньги и безобразничает. Раз в поликлинике стёкла побил, спирта требовал, ему не дали, так он камнями. Это шо ж? Люди туда лечиться ходят, а тут стёкла побиты. Уж сколько раз его на пятнадцать суток сажали, а по-хорошему, так в суд да в тюрьму его, там бы его живо окоротили!
– Дело в том, что Сидорова, скорее всего, убил серийный убийца, которого мы разыскиваем уже тре-тий месяц, – ответил Антон.
– Ишь, ты! – старушка даже не особо испугалась. – И откуда ж его в Ударное занесло?
– Вообще-то раньше он действительно по городу орудовал. Сами гадаем, что он забыл в селе.
– Вон оно как… Ты бы сразу сказал, что ты сам с милиции, а то я на тебя напустилася…

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=66735526) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.