Договор на любовь
Договор на любовь
Дарья Белова
– В обмен на помощь в разводе ты просишь… – слова застревают в горле как косточка. Даже сложно сделать вдох.
– Тебя, – заканчивает просто и расслабленно.
Я уставилась в его глаза будто никогда в жизни не видела этого человека. Из лап одного монстра рискую попасть к другому. И кто безжалостней – не знаю.
– Это жестоко. И неправильно, – упрямо говорю.
Влад горько усмехается. На секунду показалось, что он просто пошутил и сейчас возьмет свои слова назад.
– Выбирай, Ника, либо с ним, – взглядом указывает на дверь, где несколько минут назад скрылся мой муж, – либо со мной.
Дарья Белова
Договор на любовь
Глава 1. Вероника
– Куда ты дела те документы, Вера? Признавайся! Иначе пожалеешь, – голос моего мужа трезвонит колоколом по всему телу.
Я забилась в угол, обхватила колени руками и молчу. Любое слово может его спровоцировать, уже знаю.
Он мечется по спальне и выкидывает мои вещи из ящиков комода, шкафа, вытряхивает все из папок на столе. Попросту бесится.
– Где эти чертовы бумаги, которые ты стащила? – смотрит волком. Стараюсь сохранить холодный и непроницаемый взгляд, но мне до колик страшно. Я боюсь своего мужа.
– Ты никогда их здесь не найдешь, – отвечаю тихо, но уверенно.
Сейчас я жажду, чтобы он свалил из моей квартиры. Потом снова поменяю замки, а он найдет способ достать ключи.
Его все знают, все уважают, все боятся. И никогда, ни при каких условиях не встанут у Тараса Уварова на пути.
– Я бы не стала хранить документы там, где у тебя до сих пор есть доступ, Тарас, – придаю голосу ровности и строгости, внутри все сжимается от ненависти к нему.
Он наступает на меня большими шагами, заставляет вжаться в стенку, и рвано дышать. Мой муж когда-то был чутким и добрым, я полюбила его с первого взгляда и мечтала создать с ним крепкую и верную семью. Не вышло.
В какой-то момент он превратился в самое настоящее чудовище. Может, виной его строительный бизнес, который разрастался дикими темпами. Мне порой становилось не по себе от таких масштабов и суммами, которые крутятся у его носа.
– Вера, солнышко мое, – говорит опасно-ласково и движется в мою сторону.
В горле разрастается вязкий ком, вымолвить слово попросту невозможно.
– Куда ты дела те документы? Они очень важные, ты понимаешь, да?
– Дай мне развод, я все скажу, – упрямо уставилась в его бледно-голубые глаза, которые когда-то и поразили меня похлеще стрелы Амура, и стараюсь не отводить взгляда. Внутри все натягивается, я слышу скрип натяжения.
– Развод? Ты смеешься? Да никогда. Ты была моей, моей и сдохнешь! «Сука!» – мерзко говорит и сплевывает в прямом смысле этого слова.
Я вижу противно расползающуюся белую слюну на паркете, и к горлу подкатывает настоящая тошнота. Приходится увернуться и стараться не дышать. Я ведь чувствую ее запах, а на языке пощипывает ее отвратный вкус.
Тарас отвлекся на звонок, воспринимаю это как мимолетную передышку. Быстро хватаю свой телефон с тумбочки и запираюсь на замок в ванной.
В прошлый раз я не смогла защититься от его гнева, которому никак не могу дать объяснение. Он влепил мне пощечину, словно раздал «пять» своим друзьям. Вроде как само собой разумеющееся.
После того, как он ушел, я написала заявление в полицию. Но оно потерялось спустя пару дней. Очевидно тот, до кого дошло мое заявление, решил не связываться с фамилией Уваров.
– Ну и куда ты спряталась, киса? – приторно-нежным голосом говорит под дверью и хитро постукивает.
Перестаю адекватно соображать. Все мысли свернулись в трубочку, остался только голый инстинкт, который кричит в рупор: «Защищайся, иначе убьют».
Пожалуй, сейчас мне страшнее всего. Когда Тарас начинает говорить так ласково – жди беды.
– Сука! Открывай и говори, где эти чертовы бумаги! Вера, блядь!
Он ругается крепко, сыплет такими угрозами, что лучше сейчас вскрыть себе вены, но не видеть и не чувствовать того, что он обещает со мной сделать.
Трясущимися руками открываю список контактов. Звонить в полицию? Я даже им перестала доверять. Меня никто не может защитить. А сама я как тонкая веточка против ураганного, шквалистого ветра.
Набираю первый исходящий номер. Я звонила ему, потому что нужно было срочно принять продукты, а этот татуированный тип куда-то пропал. Как же он меня раздражает!
– Звонишь извиниться? – расслабленно отвечает.
На заднем фоне смех, музыка и милые женские голоса. Ему сейчас хорошо, возможно, весело. Не исключаю, что он выпил. Теперь не знаю, что хуже, разъяренный муж за стенкой или бесячий пьяный шеф ресторана?
– Линейный проезд, дом девять, – сдавленно шиплю в трубку, надеясь, что Влад не скинет звонок и все расслышит, – квартира тридцать два.
– Уоу, полегче, ледышка! Мне типа на свидание сначала надо сходить.
Тарас с силой бросает что-то в дверь ванной. При желании, он сможет сорвать ее с петель. Но отчего-то ждет. Просто маринует, пока я от страха полезу на стену и словлю галлюцинации.
– Влад, пожалуйста! – прошу.
Я готова и правда умолять, чтобы кто-то пришел мне на помощь. Готова пообещать все, что угодно, лишь бы избавиться от Уварова раз и навсегда.
Снова удар в дверь, теперь кулаком. Уверена, осталась глубокая вмятина.
– Удавлю, тварь! – кричит уже не своим голосом громко-громко.
– Сейчас буду, – тон и голос Влада меняются моментально, будто подменили человека.
Снова усаживаюсь в угол, закрываю голову и уши руками. В детстве, когда мама с папой часто ругались, я также пряталась за стенкой. Напевала дурацкие детские песенки сквозь слезы, раскачивалась взад-вперед и ждала, когда шум стихнет.
– Рано или поздно ты выйдешь. Никуда не денешься, – последнее, что он сказал мне через дверь.
Тарас громко бьет посуду, сыплет ругательствами и кому-то звонит. Я слышу это отдаленно, но четко. Все звуки смешиваются в один долгий гул, под который я закрываю глаза, и, кажется, на стрессе выключаюсь.
Дергаюсь и ударяюсь больно коленом о скол кафеля, когда противный сигнал дверного звонка заставляет сердце завестись заново.
«Он пришел, чтобы помочь…»
Глава 2. Вероника
Звонят дважды. Звонок слышится так громко, что закладывает уши. Сотни мыслей начинают бродить в голове как по лабиринту.
«Он пришел, чтобы помочь…»
«А если это охрана Тараса? Зачем он ее сюда позвал?»
«На прошлой неделе этажом выше заселились соседи. Может, это они? Хотя, какие, к черту, соседи?»
Подхожу к двери и прислушиваюсь. Ничего не слышно, даже шагов Уварова. Это пугает еще больше. Неизвестность всегда страшит. Неизвестность и боль.
– Полицию, что ль, вызвала? – наконец-то слышу голос мужа.
Он надменный и высокомерный. Будто его не страшит наказание. Ведь Тарас его не получит. Ему все позволено: бить, издеваться, шантажировать, держать в страхе и неведении.
– Неужели ты еще не поняла, что это бесполезно? – устало говорит, проходя мимо двери в коридор.
Слышу, как щелкает замок и открывается дверь. Со скрипом. Смазать-то некому. Муж может только приходить, разбрасывать вещи, угрожать, а вот смазать дверь – нет.
Сама стараюсь перебороть страх и приоткрываю свою дверь.
– Добрый день, – вежливо здоровается Тарас. На людях он вообще замечательный муж, показательно-правильный до рвоты, – а Вы к кому?
Делаю тихие шажки на носочки. Мне бы одним глазком взглянуть, кто пришел.
Уже за несколько метров улавливаю ненавистную туалетную воду. Я чувствую ее на работе весь день, этот аромат даже не заглушает тушеную баранину, у которой специфический запах.
А следом в поле моего зрения попадает татуированная рука, которой он оперся о косяк двери. Уверенный, даже слишком, брови сведены к переносице, ноздри от ярости раздувается как у быка на корриде, губы в одну тонкую линию сжаты. Кажется грубым, неотесанным дровосеком.
Никогда мне не нравился и доверия не внушал.
Только пришел ведь… Влад Бессонов.
– Ника? – орет на всю лестничную клетку.
Я изо всех сил стараюсь скрывать, что происходит за моей дверью, живу тише воды ниже травы, а он орет, что есть сил.
– Прошу прощения, молодой человек, – снова вежливо говорит муж.
– Молодой человек – это курьер, которого я внизу чуть не сбил, когда пешком поднимался по лестнице, – басит грубо.
От его низкого голоса становится не по себе. Он вызывает бурю эмоций внутри, но я не даю ей вырваться наружу. Мурашки слоями укладываются на моей коже, одежда становится неприятной к телу, жесткой и карябающей.
– Ника где? – спрашивает снова своим басом.
Таким голосом он своих поваров на место ставит, и приказы им раздает, солдафон несчастный. Меня просто коробит этот его тон, как острыми ногтями по стеклу провести.
– А зачем Вам, – выделяет, – моя жена, – снова выделяет.
Глаза Бессонова расширяются – он обалдел от услышанного, потом его губы расплываются в улыбке. Коварной, не предвещающей ничего хорошего.
Влад выше и крупнее Тараса. Не то, чтобы мой муж хиленький и щупленький, скорее наоборот. Последние годы он часто посещал тренажерный зал, занимался персонально с тренером, в том числе и борьбой.
Но на фоне Бессонова все равно проигрывает. Это странным образом радует. Если Влад на моей стороне и будет не делать мне ничего плохого, то, пожалуй, на сегодня я в выигрыше.
Если, конечно, не уйдет сейчас, узнав, кто мой муж.
– Тебе зачем жена, если ты ее обижаешь? – рычит и проталкивает его в квартиру.
Дверь за ним захлопывается, мы остаемся втроем в коридоре.
В воздухе запахло самостью, агрессия ощутимо ложится на плечи, на полки, на верхнюю одежду в гардеробе. Слой толстый и густой – не смахнуть.
Вжимаюсь в стенку, потому что эти два быка насупились и смиряют друг друга прокалывающими взглядами.
– Ника, – обращается ко мне, но отводит свои темные глаза от Уварова.
Мои конечности онемели, я перестаю чувствовать руки и ноги, страх сковал горло. Хочется одного – закрыть глаза и провалиться куда-нибудь, как Алиса в страну чудес.
– Теперь говори мне честно. Иначе придушу, ледышка. Почему тебе нужна была помощь?
Открываю и закрываю рот как мелкая рыбешка, выброшенная на берег.
– Ника, блядь! – рычит до стянутых в тугие узелки клетки.
– Мне нужна защита от него. От мужа. Он… – не могу сформулировать. Нужно просто сказать, что он обижает меня. А я молчу.
Зажмуриваю глаза, надеясь, что картинка исчезнет.
– Сука, – говорит… мой муж.
А потом слышу удар и хруст.
Тарас вопит как резаный, хватается за челюсть. Из его носа потоком идет кровь. И… надо бы помочь.
Кидаюсь к нему, но рука Влада жестко меня останавливает. Он отвлекается на эту долю секунду и получает размашистый ответный удар. Губа разбита, из нее также начинает течь кровь.
– Вон пошел, – цедит Влад.
Драться они вроде как больше не собираются. Уваров шипит, терпит адскую боль. Есть подозрение, что Бессонов ему что-то сломал, до сих пор в ушах слышу, как ломается кость.
– Ты еще пожалеешь, – обращается к Владу. Говорит еле-еле. Мог бы, сказал больше и угрожал, – и ты, – в меня летит его взгляд, который оседает черной тенью на мне. Становится трудно дышать, в легких не осталось больше кислорода, все растрачено.
Я отчетливо и ясно понимаю, что Уваров это не оставит, не забьет и не забудет.
Зря я втянула в это Влада. Потому что сейчас Тарас ущемлен и унижен. Гремучая смесь для такого человека как мой муж.
– Вот… ледышка, – шипит сквозь зубы.
Ему тоже досталось. Переводит странный взгляд на меня. Прочитать его сложно. Он будто застелен туманом, сквозь который не пробраться.
И все равно неуютно мне с ним находиться рядом. Я вообще не люблю оставаться один на один с мужчиной.
После Уварова, мужчина для меня равно опасность. С этим сложно бороться.
– Я принесу аптечку, – хрипло говорю и стремительно ухожу на кухню за перекисью и ватой.
В воздухе пахнет кровью, его туалетной водой и мужской силой.
Бессонов следует за мной, осматривается по сторонам, замечает бардак, который устроил Тарас. Вполне возможно, делает какие-то свои выводы, но пока молчит, ничего не спрашивает.
Каждый его шаг отдается в области груди, как жесткое биение больного сердца. Хочется приложить ладонь и унять эту громкую трель.
Достаю перекись, смачиваю ею вату и оборачиваюсь к Владу. На его лице играет коварная улыбка, которая точно не предвещает ничего хорошего.
Глава 3. Вероника
Я не знаю ничего о нем, кроме того, что он шеф-повар ресторана, где работаю, и старший брат владельца того самого ресторана. У него много жутких татуировок, темные глаза, как горький шоколад, и… он опасен.
– Сядь, пожалуйста, я обработаю рану, – говорю тихо.
В глаза стараюсь не смотреть. Они заставляют странно себя чувствовать, словно имею то, что ему нужно.
– Пустяки, – отмахивается и промакивает губу тыльной стороной ладони.
На фалангах пальцев выбиты буквы, которые никак не собираются в слово. Взглядом цепляю каждый завиток, пока не слышу глухое покашливание.
– Почему ты с ним уже не разведешься, ледышка?
Как же меня бесит его это глупое прозвище. Выводит из берегов, как реки весной.
– Я … в процессе, – сдавленно отвечаю. Тема запретная.
В сотый раз жалею, что набрала Бессонова. В каком отчаянии, получается, была, раз позвонила именно ему.
– Не вижу.
– Это сложно, – неопределенно пожимаю плечами. Еще не хватало, чтобы он в грязном белье ковырялся.
– Так упрости для меня.
Да что ж ты будешь делать?!
Молчу. Главное молчать. Обработать рану и попросить покинуть квартиру. Он же послушается?
– Ты его любишь? – голос сдавленный, словно он вытаскивает эти тяжелые слова как камни со дна моря.
Не отвечаю. Всматриваюсь в его лицо. Он ведь сейчас очень близко. Настолько, что я вижу крошечные веснушки на носу и щеках. Это выглядит мило. Если Влад Бессонов может выглядеть милым.
Его аромата становится много, он как пары хлора разъедает слизистую.
– У вас нет детей, поэтому развод должен быть простым и, – грустно ухмыляется, – безболезненным. Имущество… Тут отдашь все, что можно и нельзя, лишь бы избавиться от этого человека. Значит, что-то другое. Родители? Связи?
Шумно сглатываю. Вязкая слюна медленно стекает по гортани, а Бессонов как рентген наблюдает за ней, опаляя жаром своих темных глаз.
– Рану я обработала, – сухо говорю, – извини, чай, кофе не предлагаю, мне нужно прибрать квартиру.
– Это вместо «Спасибо, Влад, что помог выпроводить мудака». Между прочим, я бы мог и в ментовку за это загреметь, а ты бы и не пожалела, да, ледышка?
– Что ты хочешь, Влад? – скрещиваю руки на груди.
Бессонов снова прожигает меня нехорошим взглядом, касается им так, что кожу содрать хочется.
– Кто твой муж? – серьезно спрашивает.
– Тарас Уваров – владелец одной из крупнейших строительных фирм в столице. Он очень сложный человек, с которым лучше не связываться. И тебе, по-хорошему, надо уйти.
Влад встает со своего места и медленными шагами идет в мою сторону. Время тянется, а дыхание рвется.
Инстинктивно выставляю руку вперед, защищаюсь.
– Ему просто удобно иметь жену, поэтому и не дает тебе развод. А с его связями это более, чем возможно, – констатирует факт, о котором я догадывалась.
Шантажом Тарас заставляет меня появляться с ним на различных мероприятиях и встречах. В своем кругу он создал образ идеальной семьи Уваровых, потому что человек его уровня обязан быть женатым. Желательно еще и с детьми, но с ними не сложилось. Сейчас, думаю, к счастью.
– Уходи, пожалуйста. С Тарасом я поговорю, он не тронет тебя за… – намекаю на его профессиональный удар.
– Не будь дурой, ледышка. Он либо трахнет тебя уже в коридоре, когда придет в очередной раз поговорить, либо просто посмеется и все равно трахнет. О какой просьбе ты говоришь, девочка?
Отворачиваюсь от него. Он так жестоко бьет в цель, как профессиональный снайпер. Даже жалости никакой нет. Слезы подступают к горлу и их сложно сдерживать.
Моя жизнь превратилось в нечто невыносимое и мерзкое. Я не могу избавиться от мужа, вынуждена играть на публику и фальшиво улыбаться, терпеть прикосновения Тараса, когда единственное желание, когда его язык проникает в мой рот – склониться над унитазом.
– Да я бы все отдала, только бы это все закончить, – выпаливаю из самого центра. Горько, больно, надрывно.
– Осторожней со словами, ледышка. Я ведь могу принять твое предложение.
Бессонов обводит мое тело взглядом и закусывает нижнюю губу. Меня ошпаривает от такого жеста и такого взгляда. Он же под кожу проникает.
– Развод в обмен на тебя.
Что он только что сказал? Проблем со слухом никогда не было, но сейчас отчетливо слышу слова, от которых в ушах звенит и раздражает барабанную перепонку.
– То есть, в обмен на помощь в разводе ты просишь… – слова застревают в горле как косточка. Даже сложно сделать вдох.
– Тебя, – заканчивает просто и расслабленно.
Я уставилась в его глаза, будто никогда в жизни не видела этого человека. Из лап одного монстра рискую попасть к другому. И кто безжалостней – не знаю.
– Это жестоко. И неправильно, – говорю упрямо.
Влад горько усмехается. На секунду показалось, что он просто пошутил и сейчас возьмет свои слова назад.
Это предложение унизительное. Соглашаясь, я продаю себя в рабство. Возможно, оно будет похуже того месива, в котором варюсь сейчас.
– Что конкретно ты предлагаешь? – шепчу. Сама не верю, что вообще задаю такой вопрос.
Влад зеркалит мою позу. Он так же скрещивает руки на груди и хитро улыбается. Ведет себя самоуверенно и дерзко даже на чужой территории.
– Я обещаю тебе, что в течение полугода ты разведешься и больше не услышишь о своем муже ничего. Ну, если в сводку новостей не будешь заглядывать, чтобы вспомнить былое.
– В обмен на себя?
– Именно.
– Конкретней, Бессонов. Что я должна буду делать? – злость начинает разъедать мои разумные мысли. Перестаю себя контролировать, ведь рассуждаю о том, чтобы согласиться.
– Все, что я захочу, – размыто отвечает.
И снова этот взгляд. Не знаю, то ли спешить прикрыться, то ли… раздеться полностью. Жаркие волны как кипяток обжигают тело. Наши взгляды встречаются и завязываются морским узлом бесчисленное количество раз.
На одной чаше весов моя свобода, относительная, конечно, но и той буду рада, на другой – сдача своего тела в пользование татуированного типа.
– И… – намекаю на интим.
– Разумеется. Ты же не думаешь, что кто-то станет впрягаться в такие проблемы ради твоего красивого личика?
– Ты ублюдок, Бессонов. Хочу, чтобы ты знал – я тебя ненавижу.
Он разводит руками в разные стороны. Мол, вселенную я своими речами не открыла.
– Выбирай, Ника, либо с ним, – взглядом указывает на дверь, где несколько минут назад скрылся мой муж, – либо со мной.
Глава 4. Вероника
«Убирайся вон!»
С такими словами я выгнала Бессонова из квартиры.
«Ну, как знаешь», – до сих пор крутятся у меня в голове его слова.
Никак не могу представить его руки на своем теле. Они ведь покрыты жуткими картинками, нет практически ни одного свободного места. Это страшит до онемения и спазмов в солнечном сплетении.
А целоваться с ним? Ощущать его вкус на языке, его губы на своих, чувствовать дыхание…
Теперь ругаю себя за то, что раздумывала о его предложении. Лучше своими силами избавиться от Уварова.
У меня есть бумаги, которые каким-то чудом украла из кабинета, когда последний раз была в доме. Нашем доме, где мы прожили два года. Целый год я и правда была там счастлива.
Насколько поняла, в тех документах важные данные, компрометирующего моего мужа. И это не про желтую прессу или подрыв репутации. Это больше – статья за неуплату налогов и еще что-то связанное с покупкой мелких строительных фирм, которые все как один, были на грани банкротства. Но, выкупив, чудесный спаситель Тарас Уваров спас их.
Осталось только найти человека, который поможет воспользоваться этими сведениями, а не передаст их Тарасу в обмен… Не знаю, что готов Уваров выложить за них, явно очень многое.
Ночью я практически не спала. Мне мерещилось, что квартиру снова взламывают. Сначала люди Тараса, потом сам Уваров. Как в детективных сериалах, он был в черных перчатка и с тонкой проволокой в руках. Под утро «пришел» Бессонов. Тот по-хозяйски зашел в квартиру и расположился в аккурат на моей кровати.
Я проснулась в холодном поту, словно мне приснился кошмар. На часах было пять утра, когда открыла глаза. Заснуть мне так и не удалось.
– Алле?
Раннее утро, я только села завтракать. А аппетит уже пропал, стоило мне увидеть имя мужа на экране телефона.
– Ты с ним трахаешься, Вера? – голос Тараса хриплый, язык заплетается. Он пьян и пил всю ночь.
По позвоночнику пробирается ноябрьский холод, который неприятно сдавливает все клетки. Хочется зажмуриться и выдохнуть эту боль с криком.
– Нет, – приглушенно отвечаю. Желание скинуть звонок велико. Крепче сжимаю телефон ладонью. Так делать нельзя, Уваров разозлится и, чего доброго, опять приедет ко мне.
– Врешь, сука, ты мне врешь, – голос скрипучий. Он не просто пьян, он чертовски пьян.
Первый раз я видела такого Тараса ровно в тот день, когда решила от него уйти. Я сказала ему об этом, потому что терпеть больше не собиралась. У нас ничего не складывалось и не получалось.
В самом начале наших отношений мы имели общую цель и шли к ней. А потом… он свернул не туда. Его поманил мир больших денег, которые сыпались как из рога изобилия.
Могла ли вернуть его обратно? В семью? Не знаю. Наверное, как любящая жена должна была сделать все, чтобы ее сохранить.
Но я его больше не любила…
– Не вру, – отрешенно говорю.
– Вера, – растягивает мое имя. Раньше мне нравилось, как он сокращает его.
«Ты моя единственная вера», – говорил он. Я млела, таяла… Что еще положено молодой влюбленной девушке?
– Я так тебя люблю, сука, так люблю… А ты, дрянь, не хочешь этого понимать. Я ведь все для тебя делал. Для тебя! – кричит в трубку.
Как он, должно быть пьян.
В прошлый раз, когда выпил много лишнего, Тарас приехал ко мне домой и сыпал угрозами. Если я не вернусь к нему, мои родители исчезнут, что их никто не найдет, моя квартира сгорит, мне подложат наркотики и единственным способом не сесть в тюрьму будет обратиться к мужу за помощью.
Угрозы были страшные. Слезы лились из глаз, не прекращая, я забывала дышать, а сердце стягивалось рыболовной сетью.
Когда любишь – не угрожаешь.
Поэтому сейчас я молча слушаю его признания и молчу. Молчание вообще очень хорошая вещь. Ты не провоцируешь, не раскручиваешь бесполезный разговор или спор, не рискуешь сказать лишнего.
Потом, правда, от многих закрываешься. Это становится привычкой. О чем можно разговаривать с человеком, который постоянно молчит? Я научилась все эмоции хранить в себе. Слезы, грусть, отчаяние, страх – все проживаю только наедине с собой. В ванной, за закрытой дверью, включив горячую воду на полную мощность, что уже через несколько секунд запотевает зеркало.
– Помнишь, как мы познакомились? – чуть ласково спрашивает.
– Помню, – першение в горле ощутимое, пальцами обхватываю шею и чуть сдавливаю, чтобы унять это свербение.
– Лил сильный дождь. Холодный такой, осенний. Ты стояла на остановке одна, я ехал мимо, и… лужа там была глубокая, да?
– Глубокая, – отвечаю.
Мне искренне больно вспоминать наши первые дни. Потому что была счастлива, по-настоящему я чувствовала его вкус, его запах.
Счастье было как зефир – легкое, вкусное, воздушное. Лакомство. И оно, как я позже пойму, не может быть вечно. Смотришь, наслаждаешься, потом съедаешь. И все. Счастья больше нет.
– Я облил тебя из той лужи, – устало смеется, вспоминая все в точности, как было тем промозглым и ветреным днем.
– Было неприятно, – улыбаюсь. Как бы ни старалась сохранять холод в общении, стоит ему коснуться прошлого, словно снова зефиркой перед носом водит.
– Бежевый плащ, большая сумка через плечо. Ботиночки на каблуках…
Тарас откинулся на кресло, закрыл глаза и расслабился. Я четко это вижу перед глазами. На душе скверно, внутри гулкая пустота, в голове проносится только один вопрос: на пути от любви до ненависти точно знак одностороннего движения?
– Худенькая такая, глаза на пол-лица. В них испуг был, раздражение, обида и слезы. Уже тогда решил, что никогда и никуда не отпущу, Вера, – чуть жестче выговаривает обращение.
Чайник давно вскипел, на плите жарится яичница, которая превращается в темно-коричневую корочку, а на кухне начинает пахнуть гарью.
– Узнаю, что ты с ним спишь, убью обоих. Поняла меня? – кидает угрозы метко, без капли сожаления.
Он их раздавал сотнями. Сначала верила и очень боялась. Сейчас держу себя в руках и никак не комментирую. Только никогда раньше мне не хотелось так отчаянно вгрызться в его шею и вырвать артерию зубами, защищаясь. Я чувствую настоящую опасность.
– Тарас, – сквозь слезы говорю, – отпусти меня.
Он вздыхает, низко смеется. От его смеха все внутри переворачивается и выворачивается, встает в обратном порядке и смешивается.
– Ни-ког-да, Вера. Ты моя, запомни это. Пока не сдохнешь. Ну, или я, – снова этот смех. Его хочется забыть, а он, как назло, проигрывается в голове заевшей попсовой песней.
Да, от моей любви к Тарасу до ненависти точно только путь в одну сторону.
– Сегодня к шести будь готова. Ужин у Нефедовых.
И кидает трубку.
Глава 5. Вероника
Меня разрывает от отвращения к нему. И ненависти. Даже сложно разобраться, какое из чувств превалирует.
Варианта одеться плохо или небрежно – нет. Попытка такая была, но она провалилась, когда Тарас вышел из себя и залепил мне пощечину на глазах у водителя и ребят из охраны.
Я чувствовала себя униженной настолько, что боялась посмотреть кому-либо из них в глаза. Обнимала себя руками и хотела умереть. Никто и никогда не поднимал на меня руку. Кроме мужа, который якобы меня любит.
Достаю из шкафа длинное черное платье. Оно полностью закрыто, даже руки и шея. Туфли на высокой шпильке, дорогие украшения. Продав их, можно пополнить бюджет какой-нибудь африканской страны на несколько месяцев вперед.
И обручальное кольцо. Я ведь его снимаю каждый раз, когда возвращаюсь с таких мероприятий.
Там гравировка – «Моя навечно». Так пафосно и пошло звучит. И как хорошо, что мне достаточно смазать руки жирным кремом, чтобы снять ненавистный обруч. Вон, вампирше в «Ночном дозоре» палец пришлось отрезать, чтобы избавиться от кольца.
– Ты опоздала, – первые слова, которые говорит мой муж, когда я сажусь к нему в машину.
– Извини.
“Я бы вообще не спускалась, не приходила и в жизни тебя больше не видела,” – говорю про себя. Но лишь отворачиваюсь к окну и смотрю на сменяющие друг друга картинки города.
Усадьба Нефедовых – партнеры Тараса, – как и положено, находится в самом дорогом поселке под Москвой. Уже на подъезде чувствуешь богатство на вкус. Оно приторно-сладкое до скрипа на зубах.
И никогда мне не нравился. От него тошнота комом стояла в желудке, а выйти он не мог, раствориться тоже. Как проглотил кусок не пережеванной шоколадки и подавился. Горло саднит от этих ощущений.
– Тарас, Вероника, как хорошо, что вы приехали, – Катерина Нефедова – хозяйка всего, не знаешь кто представляет большую ценность в их семье, – прошу, проходите.
Целуем воздух около щек, чтобы не дай бог, не коснуться губами кожи и не оставить след. И вымученно улыбаемся. По крайне мере, моя улыбка точно вымученная.
– Мы надолго здесь? – спрашиваю, как только отошли от Нефедовой.
– Как скажу, так и поедем, – отрезает слова грубо, словно силой рвет.
Спустя четыре часа вновь сажусь в машину. Долгие, утомительные, безумные четыре часа. Готова получить уже свой «Оскар» за ту игру, что показывала всему этому обществу. Как-то читала интервью одного актера, так вот он однажды сказал: «Играть плохих людей, злодеев, достаточно просто, а вы попробуйте сыграть хорошего человека! Того, кому стоит верить».
Слова не претендуют на истину, но в чем-то с ним согласна. Я играла роль замечательной жены.
Теперь у меня дикая усталость, глаза закрываются, за ребрами давит сердце.
– Тарас, – шепчу еле-еле.
Водитель останавливает машину, за нами тормозит внедорожник, из него выходят двое парней – охрана, которую он иногда берет с собой. Для статуса. Ему ведь никто не посмеет угрожать.
– Когда это все закончится? Когда ты уже меня отпустишь?
– Объяснял уже сотни раз, – он злится. Нервно выходит из машины, громко хлопнув дверью. Обходит и открывает мою. Галантный, чтоб его, – отпускать я тебя не собираюсь.
Выхожу и облокачиваюсь на машину. Ноги не держат, руки свисают вдоль тела, не в силах даже поднять их, чтобы отыскать ключи в клатче.
– Я тебя больше не люблю, Тарас, – чуть громче говорю. Хочу хоть как-то достучаться. Вдруг получится? И именно этот тысячный раз сработает, – и ты меня не любишь!
– Я тебя не люблю? Сучка неблагодарная!
И снова эта пощечина. Должна была привыкнуть, но не получается. По телу проходит разряд тока от места, где мазнула его ладонь. Рефлекторно прикладываю ледяную руку к щеке.
На нас вновь смотрят парни из охраны и водитель. В этот раз я обвожу их взглядом, прошу помощи. На их глазах ударили женщину! А они стоят, и … безмолвно смотрят. В их глазах серое безразличие.
Меня трясет всю от накатившей обиды и злости. Так не хочется чувствовать себя беспомощной, но не получается. Я правда никак не могу себя защитить.
– Иди сюда, – цедит сквозь зубы и вдавливает мое тело в свое.
Не успеваю опомниться, как он сминает мои губы в поцелуе. Удерживает голову и языком проталкивается в рот. Я чувствую вкус алкоголя, сигар и дурацкой рыбы, которую я терпеть не могу. Горькая слюна обволакивает мой рот как противное лекарство.
Мне неприятно и гадко. Уваров стал противен, и я не хочу чувствовать его на своем теле и во мне.
– Блядь, такая же вкусная, – отстраняется, чтобы сказать это, и снова целует. Яростно, подавляюще, по-животному.
Не могу оттолкнуть.
– Может, мне подняться, а? – спрашивает.
– У… у меня месячные, – вру. Мне тяжела только мысль, что он может поиметь меня, даже не раздеваясь, в коридоре. Как однажды…
– Ну, есть еще способы, – и опускает взгляд на губы.
Пальцем обводит границы, с силой надавливает на них, кружит и удовольствие испытывает.
– Пожалуйста, Тарас. Не сегодня, – прикрываю глаза.
– Завтра. Я приеду к тебе завтра. Будь готова, – безразлично говорит, словно не терзал мои губы зубами и пальцами несколько секунд назад.
Чуть отталкивает в сторону, садится в машину, и все эти мужики выезжают со двора.
Несусь в квартиру, будто за мной кто-то гонится. Смахиваю непрошенные слезы, размазывая косметику.
Гадкие чувства впрыскивается в кровь, заменяя собой все нужные клетки.
Я не хочу. Не хочу больше этого.
Предел любого человека можно узнать. Не бывает тех, кто готов постоянно терпеть. Это как болевой порог, он у всех разный. Мой предел наступил только что, мой болевой порог меня размазал по стенке несколькими минутами ранее.
Я хватаю свой телефон и набираю его.
– Да? – рычит грозно. Черт, внутри трясется все от паники, стоило услышать его звериный рык.
– Влад, я согласна, – выпаливаю из пушки, пока не передумала.
– … на что? – удивленно спрашивает. Я даже как-то в ступор впала. Теперь все произошедшее уходит на второй план. На первый вытесняется другое – он все забыл? Как… как он мог?
– Я согласна на условия твоего договора, – выговариваю каждое слово. Четко, без промедления.
Пусть лучше он, чем Уваров.
Молчание. Долгое.
– … ты куда, блядь, это ставишь? Мозги свои переварил как обеденный бульон? – ругается на кого-то. Стараюсь ровно дышать, но получается скверно. Воздуха будто перестало хватать, каждый вдох стал короче, – перезвоню.
Влад скидывает звонок первым.
Глава 6. Вероника
– Доброе утро, – здороваюсь с официантами. Сегодня я первый раз в жизни опоздала на работу, даже летучку с утра не успела провести.
– Доброе утро. Вы сегодня какая-то другая, Вероника, – Ксения всматривается в мое лицо. Очевидно, подмечает темные круги под глазами и слегка опухшие веки. Косметика иногда плохо скрывает бессонные ночи.
Бессонные…
Влад так и не позвонил мне. Легла в кровать в неведении, есть у меня путь к спасению или… от меня отказались.
– У вас все хорошо?
Что за привычка лезть в чужие жизни?
– Разумеется. И мужчина за первым столиком минуты три глазами ищет свободного официанта. Тебе напомнить твои обязанности, Ксения? – строго говорю.
Отхожу к бару и устало опускаюсь на высокий стул. Никогда себе ничего подобного не позволяла, но вся эта нервотрепка выбивает из колеи. Я банально от нее устала.
Просто хочется жить.
Про любовь уже и не мечтаю. Когда твой муж, пусть уже и нелюбимый, раздает пощечины направо и налево, перестаешь верить в чистое и светлое.
Становишься циничной, закрытой… неправильной. И единственное желание, чтобы никто и никогда к тебе не прикасался. Просто оставили в покое и дали дышать воздухом.
– Ваш кофе, Вероника Андреевна, – мило обращается бармен.
Я позвала его за собой в ресторан Игната с прошлого места работы. Мы знакомы с Матвеем – так зовут бармена – несколько лет. За это время подружились, если можно наши отношения так назвать. Проще говоря, он помогает мне, я ему. Ну и доверяю Матвею как хорошему сотруднику.
– Спасибо.
Забираю кружку какого-то кофейного блаженства: взбитые сливки, посыпка какая-то цветная, кокосовая стружка. И все это на кокосовом молоке. М-м-м… Когда я разберусь со всеми своими проблемами, куплю билет, ну, например, в Италию и буду валяться на берегу Средиземного моря, а по утрам выпивать чашечку вкусного кофе.
– У меня есть хороший крем. Тональный, – тихо говорит, практически шепчет.
Вопросительно уставилась на него. Это… несколько неожиданно. Матвей смутился и улыбнулся. Улыбка у него еще такая привлекательная, мальчишеская.
– Не-не, я просто боями занимаюсь. На работу не придешь с фиолетовым пятном на пол-лица. Учишься выкручиваться. Это профессиональный грим. Сейчас принесу.
– Мне незачем, Матвей.
Бармен вздыхает и указательным пальцем осторожно касается своей щеки. Повторяю и слегка нажимаю на скуловую кость. Больно.
Уваров так сильно вчера ударил, что образовался синяк, и Матвей его разглядел.
– А, это вчера. Дверью ударилась.
В глаза не смотрю. И он, и я прекрасно знаем, что этот синяк не от удара двери, а от сильной пощечины.
Матвей приносит тюбик какого-то светло-бежевого оттенка и передает мне.
– Заметили, что я в кофе чуть корицы Вам добавил? – ловко переводит тему, словно мы и не касались ее. Вот поэтому я предложила ему здесь со мной работать.
– Да. Благодарю. Кофе был восхитительным, – улыбаюсь ему в ответ и отхожу от бара, захватит тюбик с гримом.
Правую часть лица покалывает и печет. Ошпаривающий взгляд медленно проходится по моему телу, цепляет даже ступни в туфлях.
Влад стоит в коридоре, который ведет на кухню, руки скрещены на груди, сам прислонился к стене и выжидательно смотрит на меня.
Глядя на него, сложно представить, как с ним можно заниматься сексом. Он же это мне предлагал? Высокий и широкий как настоящий шкаф, гора мышц, не будет никакой возможности сопротивляться.
Сглатываю слюну и неровной походкой иду на его взгляд. Бессонов смотрит безотрывно, еще больший страх внушает.
Стоит ли заговорить первой? Спросить, почему так и не перезвонил?
Настроение Тараса я старалась улавливать, чтобы не нарваться, изучала, как не провоцировать и вообще общаться.
Здесь я не знаю ничего. Как с закрытыми глазами по лесу бродить: столько опасностей и препятствий. Самое простое – не двигаться, оставаться на своем месте.
– Симпатичный пацан, – рычит грубо, – сколько ему? Двадцать? Двадцать один?
– Двадцать три, – сипло отвечаю.
Бессонов переводит взгляд на Матвея, наблюдает какое-то время за ним. Смотрит коршуном, самой захотелось слиться с окружающей обстановкой, чтобы стать невидимой. Мот заметил, что за ним наблюдают, но просто приветливо улыбнулся и помахал рукой. Совсем еще мальчик…
– Идем, – приказывает.
Влад разворачивается ко мне спиной и проходит по коридору в сторону кабинета.
Белая ткань его формы натягивается, когда мышцы играют при ходьбе, заставляют еще больше бояться Влада. Покрытые татуировками руки двигаются в такт его движениям. Только я не хочу смотреть по сторонам. Его вид со спины устрашающий, но манящий.
– Прошу, – открывает дверь, пропуская меня внутрь.
Она захлопывается. Мы остаемся с ним одни в небольшом помещении. Стены начинают давить, а потолок кажется слишком низким.
– Ты вчера звонила, – небрежно говорит и садится на большой кожаный стул.
Ему бы сигару в зубы и бокал виски, а на столе чтобы демонстративно лежало оружие.
– Звонила, – подтверждаю. Отказываться не столько поздно, сколько глупо. Мне и правда нужна помощь. Не я ли говорила, что пойду на все, лишь бы избавиться от Уварова?
– Ну и… – после паузы спрашивает.
– Я согласна, – повторяю. Снова чувствую себя униженной.
– На что?
Резко поднимаю взгляд и напарываюсь на его темные глаза, которые как раскаленное железо жжет, оставляя уродливое клеймо.
– Я принимаю твое предложение. Ты помогаешь мне с разводом в обмен, – останавливаюсь. Сказать вслух задуманное сложно, – на себя.
– Хорошо, – отвечает безразлично.
– Только…– прочищаю горло, – я хочу подписать договор.
Бессонов нахмурился, свел брови к переносице. Так он стал похож на предводителя клана итальянских мафиози. А потом громко засмеялся. Мои клетки задрожали от его смеха: низкого, хриплого, грубого.
– Ты сейчас серьезно?
– Вполне.
Взглядами впиваемся друг в друга.
Влад достает из ящика чистый лист, ручку и начинает выводить какие-то слова. Долго что-то пишет, пока мои нервы выдергивали из тела как ниточки.
– Итак, я, Бессонов Владислав Сергеевич, беру на себя обязанность по разводу Уваровой Вероники Андреевны и ее мужа. В качестве вознаграждения и моральной компенсации за риски и непредвиденные расходы накладываю обязательства на госпожу Уварову. А именно:
Каждое слово громкое как удары деревянными палочками по барабану. Оглушают, заставляя сердце сжиматься сильнее.
– Выполнять мои просьбы по первому требованию, не общаться с господином Уваровым без моего ведома, предоставить все сведения, которые могут скомпрометировать вышеуказанного ублюдка, готовить ужины, убираться в квартире и делать массаж каждый вечер.
Перечислил все на одном дыхании и откинулся на спинку стула.
– Все так? – спрашивает устало и смотрит на часы.
Да ничего не так. Меня смущает все, от первого до последнего слова.
– Какие просьбы следует выполнять по первому требованию?
– Любые. – Отрезает.
Влад разворачивает ко мне лист, исписанный аккуратным почерком. Так и не скажешь, что он мужской.
– Подписывай. Сама же хотела.
Трясущимися пальцами забираю предложенную ручку. Не дышу.
Сложно пока уложить в голове все, что сейчас происходит. Я и правда сдаю себя в аренду этому типу?
– Можно добавить кое-что? – смущенно и тихо спрашиваю.
Я прекрасно понимаю, что эта бумажка просто ширма. В случае опасности, которая будет исходить от Бессонова, она меня не спасет. Зачем я это все затеяла – не понимаю. Может, когда проговариваешь все, ты стараешься минимизировать риски? Расставить границы?
Все так сложно…
– Если ты про секс, Ника, то, разумеется, он будет. Неужели не видно, что я хочу тебя?
Дорого он готов заплатить за секс со мной. Эта мысль несколько согревает. Не я одна выкладываю все на кон.
– Никакой боли, Влад. Никакого физического насилия, – перебиваю.
Рука все еще зависла над листком. Я жду его ответа. А он, как назло, медлит.
– Могла бы и не уточнять, – от его низкого голоса почему-то становится… спокойно.
Резкий выдох через рот, сложив губки трубочкой, подписываю этот листочек. Влад повторяет, не отрывая взгляд от моих губ. Нежную кожу пощипывает и хочется закусить их и унять раздражение.
Бессонов ведь не попросит меня здесь… с ним… сейчас…
– Завтра вечером жду тебя у себя дома. Адрес скину сообщением, – по-деловому говорит.
Вспоминаю, что вечером Тарас обещал ко мне приехать. У меня совсем нет времени. Завтра меня не устроит.
– А можно сегодня?
– Так не терпится, ледышка? Понимаю, – шутит еще.
Остается закатить глаза и снова всмотреться в его глаза. Кажется, я начинаю привыкать к их темноте.
– Тарас обещал вечером ко мне приехать, – опускаю взгляд. Сложно говорить другому мужчине, что твой муж собирается с тобой сделать, – а я не хочу.
Влад складывает лист вчетверо, дернувшись на последней моей фразе, и отдает мне.
– После работы поедем вместе за твоими вещами.
Выдыхаю. Возможно, ничего страшного и не будет. Я просто себя накрутила.
– И Ника, никакой любви. Это не отношения. Просто услуга за услугу.
– А я больше не верю в любовь. И ты уж постарайся выполнить свою услугу качественно. В этом вопросе возврата и гарантии нет.
– Да и ты не облажайся, ледышка. У меня на тебя такие планы…
Глава 7. Вероника
– Проходи, чувствуй себя как дома.
Влад заходит первым, снимает массивные ботинки и небрежно кидает связку ключей на высокую обувницу. Металлический звук отдается по всему телу.
У него большая квартира, это уже видно по широкому коридору, но в чисто мужском стиле. Здесь холодно, даже если кондиционер сделать на тридцать градусов. Серые оттенки, смешанные с черным. Мрак, одним словом.
И я уверена, что он живет здесь один. Не то, чтобы он приводил к себе домой девушку, когда у самого отношения. Просто здесь нет и никогда не было женской руки.
Влад забирает у меня сумку, куда я наскоро сложила свои вещи. Даже не помню, что схватила. Времени было в обрез. Тарас мог приехать в любую минуту, без предупреждения.
– Хм… а ты ненадолго, я смотрю, – перебрасывает ее из рук в руки и странно ухмыляется.
Ничего не отвечаю. Разуваюсь и следую за ним тенью.
– Гостиная, тренажерка, кухня, спальня, ну и ванная там, – проводит он по своим хоромам.
Потолки высокие, мебели очень мало, стены выкрашены в серый цвет, а в спальне черное атласное белье.
– А гостевая? – спрашиваю осторожно.
Сказать, что мне неуютно это ничего не сказать. Все такое темное, что мне не хватает воздуха. Здесь его словно и нет. Как вакуум, космос без единой звезды.
– Зачем? – удивленно спрашивает.
Его взгляд бродит по моему лицу, словно я спросила несусветную чушь.
И правда? Что такое на меня нашло? Подписала контракт на пользование моего тела и про какую-то отдельную комнату спрашиваю еще. С ума сошла!
– Для меня, – выдавлено произношу.
Постоянно делаю шаги, чтобы увеличивать расстояние между нами. Близость его тела как опасный свинец – душит и тяготит. Он проникает через дыхательные пути, кожу и уже не выводится. Травит меня.
– Ледышка, а ты спишь со мной в спальне.
Два шага в мою сторону. Перестаю дышать.
– В одной кровати.
Наклоняется ко мне и говорит на ухо.
Влад пахнет мокрыми морскими камнями. Зажмуриваюсь, словно вдохнула тонну пыли, которая засеивает каждый уголок тела. Задыхаться начинаю.
– Располагайся пока, скоро доставка ужина, – возвращается к своему привычному тону.
– Ты заказал еду?
– А ты думала, голодной здесь будешь? – немного нервно спросил.
Подбираюсь вся, выпрямляю спину. Не знаю, что может последовать дальше.
В похожей ситуации Уваров сощуривал глаза, медленно подходил близко ко мне и тихо, низко говорил. Я чувствовала себя маленькой, беспомощной. Чуть позже научилась закрываться. Представляла, что вокруг меня ледяной занавес, который защищает.
– Нет, – отвечаю и отхожу, – но ты же повар, а еду заказываешь, – зачем-то говорю. Мысленно бью себя по голове.
«Надо молчать, Ника, молчать!»
Влад улыбается. Сначала ползет вверх один уголок губ, потом второй, и… Бессонов становится другим. Пропадает устрашающий налет, с которым постоянно ходит. Он становится добрее, что ль.
Самой хочется улыбнуться.
– Не наелась моей стряпни в ресторане, ледышка? – говорит ласково.
Путаюсь… Это же Бессонов. И вдруг, какая-то нежность. Мозг наизнанку вывернулся от такого преображения.
– Хорошо, ужины тогда готовишь ты.
Разинула рот. Это уже ни в какие ворота не лезет.
– Я не умею.
– Научишься, – уверенно заканчивает наш диалог, который и не предполагает продолжения.
Еду привозят на полчаса позже. Теперь я знаю, что Бессонову не нравится, когда что-то выбивается из графика. Он злился и ругался, стоило курьеру задержаться уже на минуту.
Я уселась на стул на кухне и вжималась в него, ладонью обхватывала деревянные перекладины и смотрела в одну точку.
– Эй, ты чего? – голос обеспокоенный, когда он увидел меня застывшей. А я пошевелиться боялась. Он пугал меня. Своим голосом, руганью, поведением.
А сказать… еще страшнее.
Когда однажды сказала Уварову, что мне не нравится его тон, с которым он со мной разговаривает, я поняла, что значит спустить всех собак на одного человека. В тот момент уяснила главное: чем больше молчишь, тем лучше.
Отрицательно мотаю головой, изучая в каком настроении сейчас Влад. А он спокоен уже. Усмехаюсь. Может, Бессонов просто был голодным?
– Вот. Разбирай, – кладет передо мной два крафтовых пакета и усаживается на стул, широко расставив ноги. Взглядом указывает на них и улыбается хищно.
Выглядит, как приказ.
Медленно встаю, забираю пакеты и достаю контейнеры, чтобы выложить их на столешницу.
Спину печет, я словно заснула на пляже, лучи прожигают до неприятного жжения. Хочется смахнуть его взгляд, даже плечами веду.
Достаю тарелки и раскладываю еду. Пахнет вкусно. Особенно курица терияки. Моя любимая. Отношу на стол, иду за приборами и салфетками. И все это под его взглядом. Господи, я ощущаю себя на экзамене, к которому вообще не готовилась.
– Вино? – спрашивает, доставая из высокого бара, где лежит множество бутылок. На него еще сразу внимание обратила. Там, наверное, одно вино как моя зарплата. А получаю я хорошо.
Киваю.
Влад идет за красивыми фужерами и разливает соломенную жидкость. Белое, сухое. Тоже мое любимое.
– Приятного аппетита, – желает и берет приборы в руки.
Выпиваю вино до дна, так и прочувствовав какими сухофруктами оттеняется, какими травами пахнет. Что там еще положено знать?
Влад грустно хмыкает, но никак не комментирует. Но и не наливает еще порцию. А я бы хотела.
Желание напиться. Не могу представить, что сегодня ночью буду в одной с ним постели, он будет меня касаться, гладить. А может, и не будет вовсе. Возьмет как шлюху и поимеет как вздумается.
Мурашки охватывают все тело от таких мыслей.
– Как ты собираешься помогать мне с разводом? – спрашиваю не своим голосом.
Алкоголь быстро ударил в голову. На голодный желудок это неудивительно.
Влад засмеялся. По-доброму, без агрессии. Правда голодным, получается, был. Надо запомнить.
– Ледышка, это первое, что ты должна была спросить, когда решила принять мое предложение.
Бессонов приближает вилку с наколотым кусочком мяса ко рту и зубами его снимает, нарушая все правила этикета. Это выглядит несколько по-звериному. Словно передо мной настоящее дикое животное.
Но и взгляда не отвожу. На губы его смотрю…
Алкоголь в самом деле меняет сознание.
– Но спрашиваю сейчас. И жду ответа, – чуть смелею.
Влад аккуратно вытирает салфеткой рот, тут не забыл про правила приличия, и откидывает ее на стол. А потом и сам на спинку стула откидывается. Они у него удобные, сделанные на заказ и тоже стоят целое состояние.
Неужели у обычного повара, хоть и шефа, такие деньги? Или я что-то о нем не знаю?
– Ты его не получишь, ледышка, – отвечает спустя пару минут.
– Почему? Это ведь касается меня. Хочу знать все детали.
– Вот бабы, а…
У меня дыхание прерывается на вдохе. Это он сейчас про меня? «Бабы»?
Отбрасываю свою салфетку и упрямо всматриваюсь в него. Кажется, начинаю привыкать к его грубым чертам лица, а темные глаза… покрыты сейчас сотнями бликов.
– Ледышка… меньше знаешь, крепче спишь! Знаешь такую пословицу? Вот она сейчас для тебя, поняла? И не смей влезать!
– А то убьет? – алкоголь расслабляет язык, и я начинаю шутить.
Но Бессонову не спешно. Нахмурился. Захотелось его глубокую складку между бровей разгладить пальцами.
– Обещай, – не отстает. И он действительно серьезен сейчас. Не страшен, не зол, не в гневе, хоть и выглядит как охотник, упустившей добычу. Он просто серьезный.
«А то убьет» … проносится в спутанном из-за вина сознании. Господи, во что я нас впутала?
– Обещаю.
– Вот и замечательно. Ты прибери тут, а я пока в душ.
Встает. Уходит. На кухне зависает тишина, и я с бокалом в руке, который сама себе и наполнила.
А что будет после душа? Бессонов не сообщил.
Убираю тарелки со стола, оставшуюся еду обратно в контейнеры и в холодильник. Использованную посуду мою руками, так как не разобралась с посудомоечной машиной. А заходить к Владу в душ… Ну уж нет.
Жду на кухне, когда вода стихнет в ванной комнате. После хлопка двери мигом бегу туда и закрываюсь на замок.
Здесь пахнет мужчиной и хвойным гелем для душа, от которого скапливается слюна во рту. Зеркала и створки душевой запотели. Почему-то невольно представляю его за этими самыми створками.
Одного.
Голого.
Господи, больше никакого вина…
Быстро принимаю душ, стараюсь отбросить все мысли, которые лезли в мою пьяную голову до этого.
– Это просто услуга, – повторяю, – просто надо пережить, перетерпеть. И все закончится.
Надеваю длинный халат, под ним сорочка. Открытая, шелковая, с кружевом. Я просто люблю качественное и красивое белье. Покупая, не задумывалась, что когда-нибудь придется ложиться в постель с неприятным мне мужчиной.
Неприятным ли?
В спальне горит ночник. Бессонов расположился на кровати и что-то читает на планшете. Снова хмурый и серьезный. И голый. По крайней мере верх часть тела без одежды.
Каждую мышцу видно даже в полутьме, а любое, самое мимолетное движение, и они напрягаются. Грудь покрыта темной, густой порослью волос, а на плече, до татуировок крупный уродливый шрам.
Зрелище для меня странное. Пока не понимаю, что происходит внутри. Мне противно, жутко и неприятно это все видеть, но и … оторваться не могу. В этом во всем есть нечто притягательное, поистине мужское.
Отвлекает звонок. Телефон оставила в коридоре, и я направилась за ним. Скверное предчувствие.
«Тарас»
Руки дрожат, когда беру в руки телефон, тело сводит судорогой как после укуса ядовитого насекомого. Кровь отливает от конечностей и устремляется к жизненно важным органам. Сердце будто получает ударную дозу жидкого адреналина.
– Алле? – отвечаю.
– Я тебя найду, Вера. И ты будешь меня умолять о нежности. А я таким не буду. Ведь ты даже еще и не узнала настоящего Тараса Уварова, – шипит он медленно, как змея перед нападением.
– Не надо… – прошу.
Мне страшно. А если мой план провалится? Если у Бессонова ничего не получится?
Уваров зло смеется, кровь стынет и замерзает. Превращается в красный лед.
– Возвращайся, Вера. Я подумаю, чтобы простить тебя за твой побег.
Часто дышу, до радужных кругов перед глазами.
Кто-то грубо вырывает у меня трубку и нажимает отбой. Краем глаза замечаю высокую, мощную фигуру. На мгновение забыла, с кем и где я нахожусь.
В каком-то безумии варюсь, и сейчас оно перемешивает меня ложкой.
– Я, блядь, тебя просил! Никаких контактов с Уваровым! – орет, глядя на меня.
Отворачиваюсь и зажмуриваюсь. Гневные волны такие мощные, как при ядерном взрыве. Цепляют голову, шею, грудь, живот, бедра, даже икры начинает болеть.
– Просил? – спрашивает грубо, низко.
Киваю быстро и часто.
– Какого хера ответила на звонок, а не сказала мне? Не позвала, а?
– Не говори со мной в таком тоне! Понял? Никогда! – выкрикиваю.
Я не знаю, откуда взялись силы. Просто… ресурс какой-то открылся. Или инстинкт. Пора начать защищаться, а не искать легкие пути. Например, молчать и игнорировать.
Жду удара. Уваров бы влепил с размаху.
– Прости.
Смягчается и голову склоняет, как проигравший.
– Этого больше не повторится.
Мы стоим друг напротив друга. Он в одних черных боксерах, я еще в халате. Между нами несколько сантиметров.
Мое жуткое желание, чтобы он сейчас, в эту самую секунду, меня обнял. Хочу чувствовать его защиту. Закрыть глаза и забыться… Потому что он все решит.
Глава 8. Влад
– Старик, надо встретиться, – без приветствия обращаюсь к своему армейскому другу.
Димон потом долгое время работал в органах, сейчас возглавляет отдел безопасности у одного московского бизнесмена.
– В баре? По девочкам? Как ты любишь? – язвит. Наши с ним встречи обычно так и проходили. А потом… Димон слился. О причине не говорит и причину эту не показывает.
Взглядом тараню дверь, за которой еще спит ледышка, черт бы ее побрал. Нацепила на себя эту короткую тряпку, нырнула под одеяло с головой, только тяжелое сопение ее и слышал.
Какой тут уж, блядь, сон?
– В следующий раз. Сможешь подъехать ко мне в ресторан?
– Вот ты наглый!
– Димон, это правда важно.
Шумный вдох в трубке и друг соглашается.
Из дома выхожу первым. Не хочу встречаться с Никой, и так ледышка трясется, стоит ей только взглянуть на меня.
Я и не понимаю – почему. Ну, конечно, мужским эталоном красоты не являюсь. Но не чудовище ведь? А она боится…
Первый раз за все время открываю ресторан своим ключом. Темнота, тишина, даже гула кондиционера не слышно. Сажусь на первый диванчик и прикрываю глаза. Прислушиваюсь к этой звенящей тишине.
Она бывает только перед самым опасным и страшным боем. Это такой жирной намек вселенной, что нужно набраться сил и терпения.
Пиликанье на телефоне нарушает спокойствие. Вот и отдохнул, называется.
«Доброе утро. Ты не оставил мне ключи от своей квартиры. Как мне ее закрыть? Рабочий день начнется через два часа»
Подпись: Вероника.
А то не понял, кто мне строчит противно-правильные тексты в семь утра. Трусиха, даже не позвонила, а написала сообщение.
В памяти всплывает день, когда Игнат познакомил меня с ней. Ника окинула меня таким презрительным взглядом, подумал, что либо форму испачкал, либо едой, что ль, провонял. Рукой по подбородку провел, по губам, может, пробовал шедевры своих поварят и капли остались?
Снежная королева, не меньше. Смотрела на всех свысока, мало разговаривала. Для женщины это странно. Другие трещат так, что из ушей терпение выкипает, а эта… правильное предложение из, максимум, пяти слов. Взглядом мимо меня шастала, словно нет никого.
А сегодня ночью в моей постели спала. Сдулось ее высокомерие, когда помощь потребовалась.
– Ты чего здесь сидишь? – Игнат заходит в ресторан вторым.
– Думаю.
– Получается? – отшучивается.
– Мешаешь.
– Ты рано.
Хотелось ответить, что он тоже. Только опережает. Последнее время такой счастливый ходит, звездочки вокруг него аж кружат от этого счастья. Малек пришибленным кажется.
– Мне просто раньше уйти надо будет. Мы с Таей едем квартиру смотреть. Знаешь, да, что я продал свою? Целая история, блядь.
– Уволь ледышку, – грубо перебиваю.
– Ты об этому сейчас думал?
Нет, я думал о том, как ее вытащить из того капкана, в который она сама себя и загнала. Я же ни хера еще никакой план не продумал. Скажи ей это, хрен бы она спала у меня дома в своей коротенькой кружевной херне.
И как мне хотелось содрать ее к чертовой матери…
– Вероника – хороший сотрудник. Так что, из-за того, что ты ее недолюбливаешь… прости.
Ухмыляюсь.
– Игнат. Сейчас за нее решаю я, – чуть грубее говорю.
Ледышке нельзя здесь появляться. Ублюдок спокойно может выследить, а потом сесть на хвост, который через час и три минуты приведет к моему дому. И она перестанет быть в безопасности.
А на трусики с прокладками уж как-нибудь ей заработаю.
– Вот думаю, хочу ли я знать, почему ты за нее решаешь, или нет?
– Не хочешь, – отвечаю за брата.
С подросткового возраста мы в какой-то момент начали четко улавливать, когда спорить не нужно, выпрашивать ответы тоже. А нужно просто довериться.
– Мне замена потребуется, – сухо отвечает. Значит, согласился.
– Через два дня найду. Есть предпочтения? Брюнетка? Блондинка? Третий размер? Четвертый? – шучу.
У Ники светлые волосы и третий размер груди. Она вообще вся как конфетка. Ледяная. И на жену мою бывшую похожа. Может, поэтому меня так триггерит на ней?
– Есть. Чтобы с обязанностями справлялась. Уяснил? А то Веронику верну. Да, пусть сама мне позвонит и скажет о своем увольнении.
– Блядь, с этим проблемы будут.
Игнат цыкает и уходит. Мы расходимся каждый в свою сторону. Мне на кухню, ему в кабинет.
«Ты сегодня остаешься дома, ледышка. И без сюрпризов. У меня шумоизоляция, да и соседи все на работе. Ключей нет. Жди. Приготовь ужин. Макарошки».
Хотел позвонить, но она так на мой голос реагирует, не хочется лишний раз ее пугать. Должна просто привыкнуть. Ко мне.
Димон приезжает к обеду. На бизнес-ланч рассчитывает? Зря, у нас их нет. Терпеть их не могу. Много суеты, а по вкусу дерьмо вечное. Хотя как за них сражалась ледышка! У меня привстал, стоило зависнуть на ее часто вздымающейся груди и губках. Это был единственный раз, когда Ника показала свои эмоции.
– Что с лицом? – спрашиваю, как только сели за стол.
– Да так… Производственная травма.
– Как кошка подрала.
Улыбается хитро. Кошка по имени…
– Так что хотел? Я так понимаю разговор деловой, а не за жизнь позвал потрещать?
Смотрю по сторонам. С чего бы начать? Мне одну дамочку от мужа надо избавить. Так сильно трахнуть ее хочется, что в рыцари заделался. Впрочем, все как обычно.
Свою бывшую жену я тоже спасал от парня-абьюзера, к которому она в итоге и ушла.
– Есть такой тип – Уваров Тарас, занимается строительством, имеет несколько крупных строительных фирм. Строит и в Москве, и в других крупных городах. Поднялся с низов, в какой-то момент либо фортуна улыбнулась, – говорю тише обычного, взглядом Димона ловлю. Какая нахер фортуна? – либо помог кто.
– Обидел? – шутит еще. А это бывает редко.
– Да. Сильно, и… у него жена есть. Уварова Вероника.
– Блядь, не говори, что вы трахаетесь и нужно тебя замазать перед кем-то, чтобы этот Уваров не нагадил тебе.
– Мне нужно помочь ей с разводом, Димон.
Он приподнимает левую бровь. Не верит. Того и гляди либо заржет, либо у виска покрутит. Да сам пока в шоке, во что влезаю.
Правильно кто-то сказал: все войны из-за баб. Зреет проблема – cherchez la femme* (Прим. автора: в переводе с франц. «Ищите женщину»)
– Есть такая штука. Называется ЗАГС, в крайнем случае, суд. Говорят, помогает. Пишешь заявление и…
– Дима, – еще понижаю голос.
Я около той грани, когда с шутками пора заканчивать. Если я правильно понял и выяснил, кто такой Уваров, то Ника вчера, сказав: «А то убьет», окажется права.
– Мне нужно его посадить. Надолго, – наклоняюсь к нему, в глаза смотрю. Он должен понять, что это не бред сумасшедшего, а моя реальность.
– Есть за что? – без промедления отвечает.
– Да по-любому.
Ледышка обмолвилась про документы, которые она у него украла. Именно из-за них он слетел с катушек. Значит, что-то важное и ценное.
Дима уходит спустя час. Мы с ним о многом договорились. Его связи в органах, мои связи, из этого что-то должно получиться.
Если нет, нам всем крышка.
Домой еду с каким-то бешеным ожиданием, смешанным с возбуждением. Не только сексуальным. Там же меня ледышка ждет, макарошки, наверное, отварила. Злая правда, гневными лучами будет бить похлеще мечей Джедаев, я же в ее представлении настоящий Дарт Вейдер.
Паркую шустро машину на первое попавшееся место, забегаю в подъезд. Какой-то подросток-переросток. Открываю дверь ключами, а внутри – тишина… Едой не пахнет, и темно.
Сука, где она?
Глава 9. Вероника
«Ты сегодня остаешься дома, ледышка. И без сюрпризов. У меня шумоизоляция, да и соседи все на работе. Ключей нет. Жди. Приготовь ужин. Макарошки».
Читаю. Вдумчиво.
Не понимаю.
Закрываю приложение и откладываю телефон. Перед глазами расплываются буквы, а дыхание становится поверхностным, словно я словила горячку.
«Ты останешься дома…»
Эта фраза уносит в прошлое. Я будто переместилась в дом, где какое-то время была счастлива. Передо мной спальня, где я и Тарас… любили друг друга. До потери сознания, до слез, до глупых обещаний, которые никто из нас так и не выполнил.
Может, в этом причина нашего краха?
В какой-то момент муж изменился, стал другим. Когда пришел домой под утро пьяным и, возможно, под наркотой, я выговорила ему все, что наболело: о своих переживаниях, о своей боли, о том, что жалею о свадьбе.
О том, что больше его не люблю.
Та ночь останется в моей памяти навсегда. Его дикие толчки внутри меня, агрессивные, до упора. Он наказывал меня за мою нелюбовь.
Я чувствовала себя тряпичной куклой, которую опустошили, а внутрь забыли набить даже дешевой ватой. Думать о дальнейшем не могла. Казалось, разучилась.
Уваров запер меня дома на несколько дней. В какой-то момент стала ненавидеть стены, которые украшала с любовью и удовольствием, комнаты, обставленные самой лучшей мебелью, вещи, купленные в странах, где мы успели побывать.
Бродила по замкнутому пространству как призрак. Впрочем, такой я и была. Без души, без мыслей, без желания жить дальше. Потому что любовь не просто ушла, она сгорела в ненависти к нему.
Снова открываю телефон и читаю сообщение от Бессонова. Меня накрывает истеричным смехом, потом я плачу, уткнувшись в подушку.
Сердце превращается в потухший уголек. Оставляет черные следы на всех органах и еще противно жжется.
Тело… вялое. Теряю силы от нахлынувших воспоминаний. Ярких, до боли жгучих и царапающих.
И засыпаю.
Просыпаюсь, когда за окном начинает темнеть. Я все еще заперта в этих стенах ненавистной мне квартиры. Вокруг тишина, мое шумное дыхание бьет по барабанным перепонкам.
Ключ в замке заставляет резко вскочить и прижаться к стене. Я запуталась во времени, в днях недели. Меня окружает сплошной туман из прошлого, откуда никак не могу найти выход.
Хочется кричать и биться, вцепиться пальцами в волосы и выдирать их с корнем, а потом орать, пока горло кто-нибудь не вырвет.
Просто очень сильно устала.
– И что это, блядь, такое? – голос Влада грубый. Он злой, как самый настоящий черт. Хотя, выглядит так же.
Я слышала его глухие шаги в коридоре, потом на кухне и, наконец, на пороге его спальни.
В комнате темно. Уверена, что он видит только мой силуэт у окна. Я же, напротив, из-за уличного освещения вижу его отчетливо.
Сейчас он как никогда напоминает мне чудовище, с которым у меня договор.
Украдкой тыльной стороной ладони вытираю дорожки слез. Дышать стараюсь медленно. Внутри адовое беспокойство, а внешне я должна сохранять холодность.
– Я спрашиваю, это что такое? – повторяет сдавленно и двигается в мою стороной.
Дыхание прекращается, кислорода вокруг нет. Я вдруг оказалась на Марсе, где мне осталось жить считанные секунды.
– Ты о чем? – спрашиваю тихо.
Глаза его горят огнем, кажется, они из темно-карих стали бордовыми с красными искрами. Зловеще выглядит.
– Дома тишина, а ты забилась в угол и чего-то ждешь. Я просил тебя без сюрпризов.
И глаза мои рассматривает. Пальцами сдавливает подбородок, лицо мое к себе приближает. Дыхание такое жесткое, что режет кожу.
Влад стал чаще дышать и то и дело на губы опускается. Господи, меня разрывает от ожидания. Что он сейчас сделает?
Ударит? Или поцелует? Первое становится привычным. А второе…
– Что со зрачками? – говорит почти в сомкнутые губы. Но даже так я чувствую вкус никотина. Влад курил. Много. Горечь проникает через клетки и оседает на языке.
Но у меня нет никакого отторжения.
– Ты принимаешь что-то?
Молчу. Он считает, что я приняла наркотики? Поэтому себя так ведет?
– Собирай свои вещи и проваливай, – рычит близко.
Слегка отталкивает и отходит к окну. Плечи высоко вздымаются, как и широкая грудь. Руками за подоконник зацепился и с силой его сжимает. Того и гляди пластик треснет.
Вот он – мой путь к спасению. Дверь открыта, нужно только быстро собрать свои вещи, и я буду свободна.
– Ты подписал договор, Бессонов, – холодно отвечаю, – это значит, что ты обещал мне помочь.
Теперь его очередь молчать.
– Ужин где? Я голодный.
– Какой ужин?
– Я просил тебя в сообщении приготовить ужин, – раздраженно отвечает, – так сложно выполнить свои обещания?
Концовку текста я помню смутно. Мне хватило только начала, где говорилось, что меня заперли. Выхода нет. Стены снова начали давить, а сознание плавилось как металл при тысяче градусов.
– Я не умею.
Вздыхает тяжело и поворачивается ко мне лицом. Руки скрещивает на груди, из-за чего его мышцы кажутся больше. Рисунки татуировки переплетаются. Мне видятся они клубком ядовитых змей.
– Иди на кухню и ставь воду. Сейчас приду и помогу.
Дважды просить не пришлось. Я пулей вылетаю из спальни. Его близость превращает меня в никчемную букашку. Аура у него какая-то дикая, животная и опасная.
Делаю все, как он и сказал. Нервничаю. Постоянно кусаю ногти, заламываю пальцы. Места не могу себе найти. То проверяю, не закипела ли вода, то сажусь на стул и тут же встаю.
Влад возвращается спустя время. На нем лишь черные спортивные штаны. И все.
С меня словно разом снимают тысячи перцовых пластырей с кожей. Жжется все тело. Обвожу его взглядом как картинку карандашом. Слюны во рту становится больше, а горло пересыхает.
По его волосам стекают капли воды и оставляют дорожки на спине и плечах. Бессонов только вышел из душа, а я так погрузилась в себя, что и не слышала шума в ванной.
В воздухе запахло мужским гелем для душа. Морозным, свежем. На разгоряченную кожу оседает, что покрываюсь непрошенными мурашками.
– На, шинкуй.
Достает овощи из холодильника, некоторые подносит к носу и силой втягивает их аромат.
Ухмыляюсь. Это выглядит… сексуально.
– Ну и что встала? Шинкуй, значит, режь.
Опускаю взгляд и иду к столешнице, где Бессонов отложил нужные для пасты овощи, достал разделочную доску и нож.
Чем меньше я сталкиваюсь с ним взглядом, чем меньше на него смотрю, тем лучше. Что-то непонятное он во мне будит. То, что хочется держать взаперти.
Трясущимися руками беру крупную луковицу и начинаю резать. Не получается. Пальцы подводят. Суставы не слушаются, и движения выходят топорными, неумелыми. Хотя, что может быть проще, чем нарезать лук?
– Не так, – психует.
Бессонов становится позади меня. Спиной чувствую рельеф и внушительный бугор между ног, которым он прижимается к моей пятой точке, выбивая оставшийся воздух из груди.
Большую ладонь кладет поверх моей, а другой обхватывает мою руку, которой я держу нож.
Его касания чужие, непривычные. Но так же, как и с табаком, нет никакого отторжения. Только не могу разобраться: это хорошо или все же… плохо?
Влад умело шинкует лук, и отправляет его в разгоряченное масло. То же самое проделывает с другими овощами. Мы так и остались стоять, как и стояли. Я впереди, он сзади.
Снова хочется закрыть глаза и забыться. Как вчера в коридоре. Чувство, что за его широкой спиной безопасно.
Странно… Я ничего похожего не испытывала, когда давно-давно обнимала так Уварова.
– Ты что приняла, Вероника?
Обращение почему-то режет слух. Я уже привыкла к его «Ника». Боже, мне и «ледышка» нравится. А сейчас… Он ведь еще напряжен, дышит мне в шею часто.
– Ничего.
– Не ври мне.
– Я говорю правду. Ничего, кроме витаминов, не принимаю.
Бессонов откладывает нож и силой разворачивает меня. Рукой обхватывает шею и снова приближает к себе. Глаза в глаза, губы в катастрофической близости.
Я не дура. Знаю, как выглядит мужчина, который хочет поцеловать женщину. И сейчас Влад выглядит именно так.
Только не целует. Ждет чего-то. Хотя у него есть на это полное право. Как и иметь меня. Странно, что еще не воспользовался.
Его кожа губ сухая, чуть обветренная. Хочется увлажнить их. Потом корю себя за это желание. Надо помнить, кто передо мной, и какой ценой достается развод.
Бессонов просто касается моих губ. Не более. А мне уже хочется провалиться сквозь землю. Ведь мне приятно. Его касания приятные.
– Доделай тут все. Я сейчас, – быстро говорит и уходит, поправляя спортивные штаны.
Отворачиваюсь, прикрываю глаза и выдыхаю, ногтями царапая дорогущую столешницу. Нож хочется вонзить в деревянную доску со всей силой.
Что сейчас было?
Ужинаем молча, каждый смотрит в свою тарелку. Получилась полная хрень. Я переварила макароны, а соус почти весь выкипел. Но Бессонов ест.
Мы сидим друг напротив друга, между нами расстояние больше метра. Но напряжение гудит как тысячи вольт по проводам.
Никто больше ни о чем не спрашивает, прошлым никто не делится. Два чужих человека.
Доев все до крошки, Влад отодвигает с противным скрипом тарелку и глазами прожигает меня насквозь.
– Ты все? – медленно спрашивает.
Кусок в горло больше не лезет. Я так-то не очень голодной была. Напиталась сжатым воздухом вокруг нас.
Смотрю на Бессонова в полной растерянности.
Кажется, он сейчас встанет из-за стола, подойдет чуть ближе и, не подав руки, скажет: «Идем в спальню».
Влад повторяет ровно то, что и проигрывалось у меня в голове.
Шумно отодвигает стол, возвышаясь передо мной горой, ловит мой испуганный взгляд.
– Жду тебя в спальне.
Глава 10. Вероника
Я следила за широкой спиной Влада, пока он не скрылся за дверью спальни. Биение сердца чувствуется в горле. От страха и нахлынувшего волнения не могу сделать и вдоха.
Ледяными пальцами стараюсь схватиться за ручку кувшина с водой. Перестаю чувствовать, руки онемели, либо их полностью парализовало.
Кое-как наливаю полный стакан воды, разлив половину на дорогой стол, и жадно выпиваю до дна.
– Это просто секс, Ника, – шепчу губами, – просто поступательные движения. Нужно только закрыть глаза, и … снова посчитать.
Зажмуриваюсь сильно-сильно, до боли, вспоминая свое максимальное число. Это было пятьсот восемьдесят три. На цифре пятьсот восемьдесят четыре я заново могла дышать.
На негнущихся ногах иду в ванную комнату, наскоро принимаю душ, умываюсь, наношу крем. Движения отработанные, но стали менее желанными.
В спальне полумрак. Горит только торшер в углу комнаты. Шторы плотно занавешены. Можно подумать, кто-то из соседей будет смотреть в окно.
Бессонов лежит на кровати в одних боксерах, спортивные штаны валяются на кресле, небрежно перекинутые через подлокотник.
Его глаза закрыты, но он не спит. Чувствую. Воздух такой же наэлектризованный, как был на кухне. Здесь пахнет солью, морским гелем для душа и еще чем-то мужским и диким. Невозможно дать четкое определение этому запаху.
– Что застыла? – говорит сдавленно.
– А что мне делать?
Влад недовольно вздыхает и открывает наконец глаза. Мне показалось, что меня пронзило и отбросило назад силой его взгляда. Он накалывает им как умелый энтомолог редкое насекомое.
– Ну, если есть желание, ты можешь раздеться.
От его слов только сильнее запахиваю халат. Кожу ласкает пламя, и… странные ощущения рождаются под ней.
– В комнате жарко, ледышка, – говорит надменно.
Хватаюсь за пояс халата и медленно тяну один конец. Спустя пару секунд ненужная тряпка падает мне в ноги. Остаюсь стоять в той же ночнушке, что была прошлой ночью.
Кожа покрывается мелкой россыпью мурашек, которые заостряются под его темным взглядом.
– Ближе подходи, – приказывает. Голос стал хриплым и низким. И каким-то сексуальным, что ль.
Делаю крохотные шаги к кровати. Дыхание рваное, а как делать вдох – забываю. В спальне и правда жарко. Кажется, бисеринки пота скапливаются вдоль позвоночника и стекают вниз.
Мне бы бежать, кричать, просить, чтобы прекратил, но слова застревают в горле, как и крик.
Где-то на самом дне есть уверенность, что он не такой как Уваров. Влад другой, он не будет делать то, что делал Тарас. Просто… знаю.
– Ника, – наигранно ласково обращается, – скажи мне, прелесть, я кусаюсь?
Бессонов приподнялся на одном локте и нахмурился.
– Надеюсь, что нет, – отвечаю.
– Тогда иди ко мне, – снова ласково просит и опять укладывается на кровать.
Подхожу так близко, как только могу. В носу щиплет мужским ароматом и горечью табака. Он снова курил.
За все время, что мы знакомы, ни разу не видела его с сигаретой. Не то, чтобы я за ним следила, но нет да нет, наблюдала его стоящим на заднем дворе ресторана, на парковке, утром на крыльце. И ни разу не замечала зажатую сигарету между пальцев.
– Что дальше? – спрашиваю.
От ожидания знатно трясет. Пусть уже, наконец, возьмет меня и даст потом возможность вдохнуть свежего воздуха.
– Эту черную штуку точно не снимешь?
Бессонов говорит про мою ночную сорочку.
– Я… не хочу.
Закрываю глаза и просто молюсь, чтобы он не попросил избавиться от нее. Приказ, который будит полярные чувства.
– Ну, как знаешь. Испачкается ведь, – вздыхает расстроено и отворачивается от меня, – все, что тебе нужно, стоит на тумбочке. Давай, отмораживайся скорее. Устал пиздец как.
На прикроватной тумбочке стоят разные флакончики. Как-то неправильно сейчас брать каждый и рассматривать. Хотя они выглядят точь-в-точь как смазка. Застыла, мысли в голове бродят разные. И ни одной нормальной.
– Ника, – рявкает. Пугаюсь, – бери уже любое и массируй. Правая рука вообще не двигается.
«Массаж каждый вечер», – вспоминаю последние слова в нашем договоре.
Получается, он позвал меня не сексом заниматься, а…
– Так ты просишь меня сделать тебе массаж? – неуверенно спрашиваю.
Не могу пока понять, что же чувствую. Облегчение? Разочарование? Я же вроде как настраивалась, а тут…
Бессонов вздыхает и правда устало. Он проснулся рано утром, работал весь день, стругал там свою морковку с лучком, потом помогал готовить ужин. Влад, получается, реально устал.
– Грудной отдел, шейный и предплечье правой руки. Аж трясет от напряжения в мышцах, – говорит в подушку, но я слышу каждый звук.
Присаживаюсь на кровать и, наконец, с долей спокойствия рассматриваю баночки. Там массажные масла. Есть профессиональные, разогревающие, с каким-то там змеиным ядом. Может, это выбрать?
– Их столько много, – говорю вслух.
Мои первые слова сказанные просто так. Не короткий ответ на вопрос, а как бы поддержать разговор.
– Ты только составы не начинай читать, ладно? Мы так до утра будем сидеть.
– Лежать. Сижу здесь только я, – снова… поддерживаю разговор.
– Это пока, – грустно отвечает.
Выбираю самое обычное, с какими-то травами. Бессонов просил не вчитываться, я и не вчитывалась. Ориентировалась на картинку.
Выливаю немного масла себе на ладонь и касаюсь его спины.
Влад дергается, а потом понемногу начинает расслабляться. Тело вибрирует под руками, а кожей чувствую его проработанные мышцы.
Чуть надавливая, веду вдоль косых мышц, захватываю предплечья, обвожу столб позвоночника. Разминаю каждую мышцу от нижних отделов спины, постепенно переходя к грудному отделу и шейной зоне.
И… просто глажу.
Кончики пальцев словно опустили в раствор со смолой. Вязкая субстанция приятно обволакивает. Мне нравятся эти ощущения.
Внутри растекается горячее масло, заставляя дышать чуть чаще, чуть рванее.
Я продолжаю гладить крепкую спину руками, испытывая такие разные чувства, что не верится.
Бессонов вместо положенного расслабления, только сильнее напрягается. Мышцы стальные. Кажется, я кожей чувствую прохладу металла.
Дышим синхронно. И это… только больше распаляет. В воздухе пахнет порочной близость.
Пальцами перебираю короткие волоски под затылочной областью и иду дальше, массируя кожу головы.
– Достаточно, – грубо прерывает.
Наши взгляды встречаются, и мы словно в каком-то новом виде единоборств начинаем сражаться друг с другом. Без правил, без судьи, без установленного времени. Просто рвем друг друга в клочья.
– Что они значат? – хрипло спрашиваю.
Я обводила каждый завиток татуировки, прочерчивала линии. А теперь меня сжирает любопытство, которое выросло из банального страха. Часто мы боимся того, чего не понимаем.
– Зачем тебе знать? – наши лица не так уж близко, но я чувствую его жгучее дыхание, будто Влад совсем рядом.
Веду плечами. Сама не знаю, зачем спросила.
– Вот когда поймешь, зачем тебе мои ответы, тогда и отвечу.
Как только я хочу чуть больше узнать о том, кто такой Влад Бессонов, он резко отсекает от себя мои робкие шаги.
– Ложись спать, ледышка, – произносит на выдохе.
– А ты? – неуместно спрашиваю.
Что со мной происходит?
– Мне поработать еще надо.
Бессонов встает, и я замечаю его эрекцию, которая в белых боксерах отчетливо видна. И он нисколько не стесняется и не скрывает этого. Влад надевает спортивные штаны и, не говоря больше ни слова, выходит из спальни.
Опускаюсь головой на его подушку и прикрываю глаза. Я все еще чувствую его запах, словно при касании покрывала проворные молекулы перебрались на мою кожу. Какое-то глухое разочарование щиплет внутри, как будто ужалила медуза: незаметно в воде, а на суше требуется помощь.
Глава 11. Вероника
Из-за плотно задернутых штор, которые не пропускают и лучика солнечного света, не понимаю, что уже позднее утро.
Реальность не сразу врывается в мое сознание. Я, улыбаясь чему-то, потягиваюсь, строю планы на сегодня.
Выходной. Значит, если Уваров не заявится без приглашения и не потребует ехать с ним на очередное мероприятие, нужно заехать к родителям. Мы не виделись несколько недель.
Родители в курсе, что я подала заявление на развод. Они только не понимают почему. Для них Тарас – идеальный муж, хороший бизнесмен, интеллигентный и образованный человек. А главное, по их мнению, с ним у меня всегда будет крыша над головой, еда в тарелке и ни в чем и никогда не буду нуждаться.
Рассказывать маме с папой обо всем не смогла бы даже под страхом смерти. Боюсь за их жизнь и здоровье. Зная папу, он будет защищать, отбивать меня до последнего вдоха. А мама… ей ни в коем случае не нужно знать, через какую боль проходила ее дочь. Тот случай, когда неведение лучше правды.
– Блядь, уже одиннадцать! – басом рычит кто-то справа.
Господи, это Бессонов.
Сразу вспомнился и наш договор, и мой переезд к нему, и… вчерашний массаж. При мысли о последнем становится как-то не по себе. Мне не было противно или мерзко, скорее, чего-то ждала от него. Того, в чем боюсь признаться.
– Ты почему мы не разбудила? – снова рычит.
Откидывает одеяло, усаживается на кровать и руками лицо трет. Потягивается до хруста в суставах.
Влад неровной походкой идет к выходу из комнаты, расчесывая своей огромной пятерней взлохмаченные волосы.
И зачем-то молча наблюдаю за всеми его движениями.
– Ты в душ? – спрашиваю с хриплыми нотками.
Бессонов останавливается резко. Даже не видя его лица, я уверена, что он хищно улыбается.
Дыхание учащается, и сердце гулко отстукивает сбившийся ритм.
– Хочешь со мной? – говорит вполоборота. Его глаза поблескивают яркими бликами, когда света-то в комнате и нет.
– Можно я пойду первой?
Спрашиваю, практически заикаясь. И очень надеюсь, что Влад не будет спрашивать почему.
Я помню запах его геля для душа, запотевшие створки лифта и пульсацию внизу живота от всех этих картинок и ароматов.
Не хочу, не буду.
Бессонов раздумывает несколько секунд. Слышу удары своего сердце, словно его поместили вместо настенных часов.
– Прошу, – отходит в сторону и рукой указывает дорогу.
Не помня себя, вскакиваю с кровати и бегом несусь в ванную комнату. По спине хлещут его острые взгляды, как дротики бросает метко.
Быстро сбрасываю с себя ночную сорочку, которая насквозь пропахла массажным маслом и, странно, Бессоновым. С остервенением кидаю его в стирку. Осталось понять, как запускать эту космическую машину.
Включаю воду и захожу в кабинку. Автоматом включается какая-то радиоволна, и замкнутое пространство наполняется попсовой мелодией.
Руками облокачиваюсь на плитку и тяжело дышу. Вода прохладная, а, кажется, там льется кипяток. Это все его взгляды, его немое присутствие.
Самое удручающее – все только начинается. Мне предстоит все это испытывать, пока не разведусь.
И пока не окажусь под ним с раздвинутыми ногами. Это бесит, раздражает, но уже… не пугает.
От бессилия бью по стене кулаком, злюсь.
Вдруг створки душевой открываются, обдавая прохладным воздухом все тело, что в момент покрываюсь крупными мурашками.
– Ты же не против? – уверенно заявляет Влад и делает шаг в эту самую кабину, закрывает створки и берет свой гель для душа, которой хотелось с жадностью вдыхать. Тайно.
Он абсолютно голый, как и я. Жар его тела ощущаю и не касаясь. У меня пропадает дар речи, в голове мысли смешиваются и превращаются в бульон.
Только взгляда отвести от него не могу.
Руки висят вдоль тела, а должна ведь прикрыться ими, потом наругаться, что вторгся в мое пространство без спроса. Возможно, и ударить.
Но я стою по стойке смирно. Прямо под его сканирующим взглядом. Он улыбается уголками губ, а в глазах чистая похоть, вожделение и кайф.
– Всегда хотел узнать, свои такие сиськи?
Тянет к груди руку и слегка касается ее, проведя линию от ключицы до заострившегося соска.
Резко выдыхаю ртом, не в силах сдерживаться. Ноги слабеют, тело мгновенно откликается на его руку, как будто он мой гребаный хозяин.
– Свои.
Мы смотрим в глаза друг друга. Между нами что-то натягивается прочно, что не в силах прервать эти взгляды. Опять повисает это напряжение, когда либо целуй, бери, либо мотай к чертовой матери из моего душа.
– Классные. Можно?
Что? Он спрашивать надумал?
Но, не дожидаясь ответа, обхватывает полушария обеими руками и сжимает их с немым обожанием.
А у меня от этого собственнического жеста выбивается весь воздух из легких. Мне приятно, руки его приятные, то, как сжимает приятно. Только силой не закатываю глаза от удовольствия. Бессонов ведь смотрит на меня, сразу все и поймет.
Не хочу сдаваться так быстро…
– Нравится? – спрашивает сдавленно, сокращая расстояние между нами.
В живот упирается его член, которым он уже готов меня таранить. Сжимаю ноги сильнее. Мне даже это нравится.
Внутри дикая пульсация и хочется уже как-то ее унять. Сделать, хоть что-нибудь чтобы не испытывать этого чувства.
– Я задал вопрос, Ника.
Наклоняется ко мне и коротко целует в основание шеи. От места поцелуя разбегаются разряды тока и мелко бьют по всем клеточкам, как сотни крошечных иголочек. Ладони потеют, стоять сложно, вся кровь устремилась вниз живота. Еще к щекам. Они горят, будто их натерли самым острым перцем в мире. Полыхают и щиплют.
– Нравится, – прикрываю глаза.
– А так?
Бессонов ведет рукой от соска, который обвел по окружности, вниз. Очерчивает впадинку пупка, бедренную косточку и движется к лобку.
– Люблю, когда там остается тоненькая полосочка. Не люблю гладко выбритых. Как будто малолетку трахнуть собираешься, – шепчет на ухо, ласкаю пока только лобок.
Тело льнет к нему, подчиняется его движениям, голосу. Он словно зомбирует меня.
Кожу ошпаривает от касания его кожи, жесткие волоски на его груди царапают мою нежную кожу. Но это все только больше заставляет чувствовать себя какой-то порочной. Ведь испытываю восторг от происходящего. Жидкое наслаждение, что заменило собой кровь.
Указательным пальцем чуть надавливает на половые губ и находит клитор. Гладит его осторожно.
Его дыхание как у огнедышащего дракона. Опаляет. И выглядит он так же. Глаза черные-черные, будто сгоревший кофе, губы сжаты, но все равно я хочу их поцеловать.
И пахнет сейчас в кабине по-другому. Сексом и пороком. Вкусно.
– Хорошо? – спрашивает.
Признаться – значит принять поражение. Я хочу, чтобы здесь и сейчас Бессонов взял меня на руки, прижал к этому жуткому черному кафелю, и…
– Да, – на выдохе произношу.
И молю, не останавливайся. Только закрыть бы глаза, не видеть его обезумевший взгляд.
– На завтрак предпочитаю яичницу из трех яиц, овощной салат с заправкой из оливкого масла, мелко рубленых базилика и чеснока, два куска поджаренного в тостере черного хлеба и крепкий эспрессо, – говорит четко, даже дыхание не сбивается.
А потом отстраняется от меня, ополаскивается под душем, подмигивает, и… выходит, окатив меня невидящим взглядом с головы до ног.
Глава 12. Вероника
– Ты как-то очень долго моешься, – говорит несколько с претензией, раздраженно.
Бессонов уселся за кухонный стол и что-то смотрит в ноутбуке, потом быстро вводит какой-то текст и глазами упирается в меня. Его удушающая энергия аж толкает назад.
Да и от такой наглости пошатнулась. Делаю медленный вдох, затем такой же длинный выдох и стараюсь взять себя в руки. Только что он стоял голым со мной в душе, упираясь членом мне в живот, рукой касался в таком месте, где до этого только муж меня и трогал. А сейчас сидит как в ни в чем не бывало и с недовольным лицом смеет спрашивать, почему я долго моюсь.
Запах твой с себя сдирала! Успокаивала взбесившееся сердце! Думала, в конце концов, о том, какой же ты козел, и как я тебя ненавижу.
– Ну, правда, – ухмыляется, – на шахте что ль всю ночь работала? Или вагоны разгружала?
Словно пытается вывести меня из себя своими провокациями.
– От тебя отмывалась. Не знаю, кого ты еще так лапал до меня, – начинаю дерзить и сама себе удивляюсь.
Я не говорила таким тоном с мужчиной, кажется, никогда. Сейчас либо осмелела, либо совсем с катушек слетела.
– Уф, колючая ледышка, – говорит и хрипло смеется.
Руки скрестил на груди. Языком проводит по верхним зубам, будто пересчитывает их количество, и скалится.
– Завтрак, Ника, – взглядом указывает на уже приготовленные продукты на столе.
Все, как и говорил: яйца, овощи, зелень, хлеб. А в стороне крафтовый пакет их сетевой пекарни. Такая же находится по пути в ресторан Игната, и я обожаю останавливаться там перед работой, заказывать капучино на миндальном молоке и съедать сливочный круассан с малиновым джемом. Вспоминаю, и слюна скапливается во рту, что вот-вот подавлюсь.
Приоткрываю пакет и вижу два своих любимых круассана, а в стороне светло-коричневый стаканчик. Не надо и крышку открывать, чтобы вдохнуть аромат молотых зерен с нотками миндаля. Уверена, внутри именно он – мой любимый кофе.
– И как ты узнал? – поворачиваться не хочу.
Моя спина под прицелом его глаз. Я чувствую передвижение его взгляда: шея, спина, задерживается на пояснице, потом спускается вниз и обхватывает пятую точку с какой-то жадностью. Господи, мы на расстоянии друг от друга, его большие ладони меня не касаются, но я все отчетливо ощущаю.
– И когда успел?
– У них есть доставка. Не знала? Кстати, она стоит дороже, чем весь твой завтрак. Прикинь?
– Не обеднеешь, – словно дерзко говорю.
Беру свой любимый круассан и демонстративно отрываю кусочек и отправляю его в рот.
Мне кажется, я его провоцирую. Логика моих действий отсутствует напрочь, ее смыло несколькими минутами ранее в душе. И сейчас я глупо пялюсь на Бессонова, который в полном шоке глазеет на мои губы в крошках.
Съедаю один, запивая кофе, и берусь за второй. Я как маленький ребенок, который прощупывает границы дозволенного. Страшно ли мне? Немного. Но почему-то отступать не хочется, прятаться не хочется. Бессонов – не мой муж.
– Вкусно, Никуш?
Встает со своего стула и размеренным шагом приближается ко мне. Нависает скалой, что я вмиг забыла о своей игре. Он точно не ударит, уже знаю, не поцелует, у него были возможности, которыми он не воспользовался.
А я хочу понять, зачем он это все делает. Зачем ему это все?
– Очень, – проглатываю липкий кусок слоеного теста.
Глаза обжигают яростью. Влад выхватывает мой не доевший круассан и… отправляет его в мусорку, кофе выливает в раковину.
Черт, он взбешен.
– Где. Мой. Завтрак?
– Сам себе его и готовь. Я не кухарка, – говорю в его губы, встав на носочки.
Он уже успел побрызгаться туалетной водой, которую терпеть не могу. И хочется отвернуться, зажать нос. Сделать это демонстративно. Но… я лишь делаю глубокий-глубокий вдох. Нравится…
– Тебе все еще нужна моя помощь? Защита? Нужна, Вероника? – тихо говорит, но отчетливо.
Каждый произнесенный звук слышится ударом молотка о шляпку гвоздя. До противного скрежета.
– Допустим, – отвечаю.
– Разворачивайся, – приказывает.
Что? В панике брожу взглядом по его лицу. Ищу ответы и не нахожу.
Молча подчиняюсь. Догадка кожу стягивает от липкого страха. Дыхание частое, но поверхностное.
Бессонов прижимается к спине всем торсом, руками по телу шарахается, как будто я его собственность.
Это ведь так и есть.
Дергает трусы вниз. Без ласки проходится по тем местам, до которых дотрагивался аккуратно в душе. Зажмуриваюсь. Не от омерзения, которое топило бы меня, будь это Уваров.
Сейчас другое. Все другое. Какая-то часть меня не хочет ему сопротивляться, ей нравится. И за это я ненавижу Бессонова.
– Значит, так хочешь? Чтобы так я тебя поимел? Решаю один вопрос и трахаю тебя, решаю другой – и трахаю твой рот. А что, мне отлично. А тебе? – зло шипит мне на ухо.
Отрицательно мотаю головой. Это низко, больно.
– Тогда делаешь все, как прошу. Без капризов, дерзости и что ты там в своей головушке запланировала. Терпеть это не могу. Я тебе не родитель, мои границы прощупывать не стоит. Ясно? Или пройдем в спальню?
– Нет, пожалуйста.
«Хочу по-другому», – мысленно добавляю. Мне ведь понравилось там, в душе. И знаю, что он может быть другим. Откуда-то знаю.
– Тогда сейчас делаешь, что прошу. Без выкрутасов. За жизнь обожрался уже ими.
Влад отпускает меня и помогает натянуть трусы, поправляет съехавшую одежду. Бегло осматривает, словно физически я могла пострадать.
Но это не так. Мне больно внутри. Синяки на душе заживают дольше, а то и вовсе не проходят. Он об этом не знает.
Готовлю ему завтрак, как и просил: яичница, салат, поджаренный хлеб. Включаю кофемашину и жду, пока она выплюнет его любимый эспрессо.
– В шкафу есть миндальное молоко, а в машине – капучинатор. Можешь сделать себе свой любимый кофе, – говорит будничным тоном.
– Спасибо, не хочу.
Присаживаюсь за стол рядом с ним. Моя тарелка пустая. Свой завтрак я демонстративно перед ним съела, пока голодный мужчина зло осматривал меня с ног до головы.
Бессонов молча встает и делает мне кофе, ставит передо мной и кладет несколько кокосовых печенек. Тоже моих любимых.
– Ешь, – приказывает.
– Я хотела сегодня к родителям доехать, – говорю и делаю глоток. Кофе вкусный.
– Нет, – грубо отрезает.
Хочется заплакать от бессилия. Ну почему так все получается? Чем я все это заслужила?
– Почему? – вместо этого спрашиваю.
Бессонов молчит. Ловко орудует ножом и вилкой и, кажется, совсем меня не замечает.
– Влад, если ты просишь от меня полного подчинения, согласно договору, – сухо говорю, – то и ты должен хоть что-то мне объяснять. В неведении сложно находиться. Да и вдруг ты меня обманываешь? – вскидываю на него глаза.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71479636?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Дарья Белова
– В обмен на помощь в разводе ты просишь… – слова застревают в горле как косточка. Даже сложно сделать вдох.
– Тебя, – заканчивает просто и расслабленно.
Я уставилась в его глаза будто никогда в жизни не видела этого человека. Из лап одного монстра рискую попасть к другому. И кто безжалостней – не знаю.
– Это жестоко. И неправильно, – упрямо говорю.
Влад горько усмехается. На секунду показалось, что он просто пошутил и сейчас возьмет свои слова назад.
– Выбирай, Ника, либо с ним, – взглядом указывает на дверь, где несколько минут назад скрылся мой муж, – либо со мной.
Дарья Белова
Договор на любовь
Глава 1. Вероника
– Куда ты дела те документы, Вера? Признавайся! Иначе пожалеешь, – голос моего мужа трезвонит колоколом по всему телу.
Я забилась в угол, обхватила колени руками и молчу. Любое слово может его спровоцировать, уже знаю.
Он мечется по спальне и выкидывает мои вещи из ящиков комода, шкафа, вытряхивает все из папок на столе. Попросту бесится.
– Где эти чертовы бумаги, которые ты стащила? – смотрит волком. Стараюсь сохранить холодный и непроницаемый взгляд, но мне до колик страшно. Я боюсь своего мужа.
– Ты никогда их здесь не найдешь, – отвечаю тихо, но уверенно.
Сейчас я жажду, чтобы он свалил из моей квартиры. Потом снова поменяю замки, а он найдет способ достать ключи.
Его все знают, все уважают, все боятся. И никогда, ни при каких условиях не встанут у Тараса Уварова на пути.
– Я бы не стала хранить документы там, где у тебя до сих пор есть доступ, Тарас, – придаю голосу ровности и строгости, внутри все сжимается от ненависти к нему.
Он наступает на меня большими шагами, заставляет вжаться в стенку, и рвано дышать. Мой муж когда-то был чутким и добрым, я полюбила его с первого взгляда и мечтала создать с ним крепкую и верную семью. Не вышло.
В какой-то момент он превратился в самое настоящее чудовище. Может, виной его строительный бизнес, который разрастался дикими темпами. Мне порой становилось не по себе от таких масштабов и суммами, которые крутятся у его носа.
– Вера, солнышко мое, – говорит опасно-ласково и движется в мою сторону.
В горле разрастается вязкий ком, вымолвить слово попросту невозможно.
– Куда ты дела те документы? Они очень важные, ты понимаешь, да?
– Дай мне развод, я все скажу, – упрямо уставилась в его бледно-голубые глаза, которые когда-то и поразили меня похлеще стрелы Амура, и стараюсь не отводить взгляда. Внутри все натягивается, я слышу скрип натяжения.
– Развод? Ты смеешься? Да никогда. Ты была моей, моей и сдохнешь! «Сука!» – мерзко говорит и сплевывает в прямом смысле этого слова.
Я вижу противно расползающуюся белую слюну на паркете, и к горлу подкатывает настоящая тошнота. Приходится увернуться и стараться не дышать. Я ведь чувствую ее запах, а на языке пощипывает ее отвратный вкус.
Тарас отвлекся на звонок, воспринимаю это как мимолетную передышку. Быстро хватаю свой телефон с тумбочки и запираюсь на замок в ванной.
В прошлый раз я не смогла защититься от его гнева, которому никак не могу дать объяснение. Он влепил мне пощечину, словно раздал «пять» своим друзьям. Вроде как само собой разумеющееся.
После того, как он ушел, я написала заявление в полицию. Но оно потерялось спустя пару дней. Очевидно тот, до кого дошло мое заявление, решил не связываться с фамилией Уваров.
– Ну и куда ты спряталась, киса? – приторно-нежным голосом говорит под дверью и хитро постукивает.
Перестаю адекватно соображать. Все мысли свернулись в трубочку, остался только голый инстинкт, который кричит в рупор: «Защищайся, иначе убьют».
Пожалуй, сейчас мне страшнее всего. Когда Тарас начинает говорить так ласково – жди беды.
– Сука! Открывай и говори, где эти чертовы бумаги! Вера, блядь!
Он ругается крепко, сыплет такими угрозами, что лучше сейчас вскрыть себе вены, но не видеть и не чувствовать того, что он обещает со мной сделать.
Трясущимися руками открываю список контактов. Звонить в полицию? Я даже им перестала доверять. Меня никто не может защитить. А сама я как тонкая веточка против ураганного, шквалистого ветра.
Набираю первый исходящий номер. Я звонила ему, потому что нужно было срочно принять продукты, а этот татуированный тип куда-то пропал. Как же он меня раздражает!
– Звонишь извиниться? – расслабленно отвечает.
На заднем фоне смех, музыка и милые женские голоса. Ему сейчас хорошо, возможно, весело. Не исключаю, что он выпил. Теперь не знаю, что хуже, разъяренный муж за стенкой или бесячий пьяный шеф ресторана?
– Линейный проезд, дом девять, – сдавленно шиплю в трубку, надеясь, что Влад не скинет звонок и все расслышит, – квартира тридцать два.
– Уоу, полегче, ледышка! Мне типа на свидание сначала надо сходить.
Тарас с силой бросает что-то в дверь ванной. При желании, он сможет сорвать ее с петель. Но отчего-то ждет. Просто маринует, пока я от страха полезу на стену и словлю галлюцинации.
– Влад, пожалуйста! – прошу.
Я готова и правда умолять, чтобы кто-то пришел мне на помощь. Готова пообещать все, что угодно, лишь бы избавиться от Уварова раз и навсегда.
Снова удар в дверь, теперь кулаком. Уверена, осталась глубокая вмятина.
– Удавлю, тварь! – кричит уже не своим голосом громко-громко.
– Сейчас буду, – тон и голос Влада меняются моментально, будто подменили человека.
Снова усаживаюсь в угол, закрываю голову и уши руками. В детстве, когда мама с папой часто ругались, я также пряталась за стенкой. Напевала дурацкие детские песенки сквозь слезы, раскачивалась взад-вперед и ждала, когда шум стихнет.
– Рано или поздно ты выйдешь. Никуда не денешься, – последнее, что он сказал мне через дверь.
Тарас громко бьет посуду, сыплет ругательствами и кому-то звонит. Я слышу это отдаленно, но четко. Все звуки смешиваются в один долгий гул, под который я закрываю глаза, и, кажется, на стрессе выключаюсь.
Дергаюсь и ударяюсь больно коленом о скол кафеля, когда противный сигнал дверного звонка заставляет сердце завестись заново.
«Он пришел, чтобы помочь…»
Глава 2. Вероника
Звонят дважды. Звонок слышится так громко, что закладывает уши. Сотни мыслей начинают бродить в голове как по лабиринту.
«Он пришел, чтобы помочь…»
«А если это охрана Тараса? Зачем он ее сюда позвал?»
«На прошлой неделе этажом выше заселились соседи. Может, это они? Хотя, какие, к черту, соседи?»
Подхожу к двери и прислушиваюсь. Ничего не слышно, даже шагов Уварова. Это пугает еще больше. Неизвестность всегда страшит. Неизвестность и боль.
– Полицию, что ль, вызвала? – наконец-то слышу голос мужа.
Он надменный и высокомерный. Будто его не страшит наказание. Ведь Тарас его не получит. Ему все позволено: бить, издеваться, шантажировать, держать в страхе и неведении.
– Неужели ты еще не поняла, что это бесполезно? – устало говорит, проходя мимо двери в коридор.
Слышу, как щелкает замок и открывается дверь. Со скрипом. Смазать-то некому. Муж может только приходить, разбрасывать вещи, угрожать, а вот смазать дверь – нет.
Сама стараюсь перебороть страх и приоткрываю свою дверь.
– Добрый день, – вежливо здоровается Тарас. На людях он вообще замечательный муж, показательно-правильный до рвоты, – а Вы к кому?
Делаю тихие шажки на носочки. Мне бы одним глазком взглянуть, кто пришел.
Уже за несколько метров улавливаю ненавистную туалетную воду. Я чувствую ее на работе весь день, этот аромат даже не заглушает тушеную баранину, у которой специфический запах.
А следом в поле моего зрения попадает татуированная рука, которой он оперся о косяк двери. Уверенный, даже слишком, брови сведены к переносице, ноздри от ярости раздувается как у быка на корриде, губы в одну тонкую линию сжаты. Кажется грубым, неотесанным дровосеком.
Никогда мне не нравился и доверия не внушал.
Только пришел ведь… Влад Бессонов.
– Ника? – орет на всю лестничную клетку.
Я изо всех сил стараюсь скрывать, что происходит за моей дверью, живу тише воды ниже травы, а он орет, что есть сил.
– Прошу прощения, молодой человек, – снова вежливо говорит муж.
– Молодой человек – это курьер, которого я внизу чуть не сбил, когда пешком поднимался по лестнице, – басит грубо.
От его низкого голоса становится не по себе. Он вызывает бурю эмоций внутри, но я не даю ей вырваться наружу. Мурашки слоями укладываются на моей коже, одежда становится неприятной к телу, жесткой и карябающей.
– Ника где? – спрашивает снова своим басом.
Таким голосом он своих поваров на место ставит, и приказы им раздает, солдафон несчастный. Меня просто коробит этот его тон, как острыми ногтями по стеклу провести.
– А зачем Вам, – выделяет, – моя жена, – снова выделяет.
Глаза Бессонова расширяются – он обалдел от услышанного, потом его губы расплываются в улыбке. Коварной, не предвещающей ничего хорошего.
Влад выше и крупнее Тараса. Не то, чтобы мой муж хиленький и щупленький, скорее наоборот. Последние годы он часто посещал тренажерный зал, занимался персонально с тренером, в том числе и борьбой.
Но на фоне Бессонова все равно проигрывает. Это странным образом радует. Если Влад на моей стороне и будет не делать мне ничего плохого, то, пожалуй, на сегодня я в выигрыше.
Если, конечно, не уйдет сейчас, узнав, кто мой муж.
– Тебе зачем жена, если ты ее обижаешь? – рычит и проталкивает его в квартиру.
Дверь за ним захлопывается, мы остаемся втроем в коридоре.
В воздухе запахло самостью, агрессия ощутимо ложится на плечи, на полки, на верхнюю одежду в гардеробе. Слой толстый и густой – не смахнуть.
Вжимаюсь в стенку, потому что эти два быка насупились и смиряют друг друга прокалывающими взглядами.
– Ника, – обращается ко мне, но отводит свои темные глаза от Уварова.
Мои конечности онемели, я перестаю чувствовать руки и ноги, страх сковал горло. Хочется одного – закрыть глаза и провалиться куда-нибудь, как Алиса в страну чудес.
– Теперь говори мне честно. Иначе придушу, ледышка. Почему тебе нужна была помощь?
Открываю и закрываю рот как мелкая рыбешка, выброшенная на берег.
– Ника, блядь! – рычит до стянутых в тугие узелки клетки.
– Мне нужна защита от него. От мужа. Он… – не могу сформулировать. Нужно просто сказать, что он обижает меня. А я молчу.
Зажмуриваю глаза, надеясь, что картинка исчезнет.
– Сука, – говорит… мой муж.
А потом слышу удар и хруст.
Тарас вопит как резаный, хватается за челюсть. Из его носа потоком идет кровь. И… надо бы помочь.
Кидаюсь к нему, но рука Влада жестко меня останавливает. Он отвлекается на эту долю секунду и получает размашистый ответный удар. Губа разбита, из нее также начинает течь кровь.
– Вон пошел, – цедит Влад.
Драться они вроде как больше не собираются. Уваров шипит, терпит адскую боль. Есть подозрение, что Бессонов ему что-то сломал, до сих пор в ушах слышу, как ломается кость.
– Ты еще пожалеешь, – обращается к Владу. Говорит еле-еле. Мог бы, сказал больше и угрожал, – и ты, – в меня летит его взгляд, который оседает черной тенью на мне. Становится трудно дышать, в легких не осталось больше кислорода, все растрачено.
Я отчетливо и ясно понимаю, что Уваров это не оставит, не забьет и не забудет.
Зря я втянула в это Влада. Потому что сейчас Тарас ущемлен и унижен. Гремучая смесь для такого человека как мой муж.
– Вот… ледышка, – шипит сквозь зубы.
Ему тоже досталось. Переводит странный взгляд на меня. Прочитать его сложно. Он будто застелен туманом, сквозь который не пробраться.
И все равно неуютно мне с ним находиться рядом. Я вообще не люблю оставаться один на один с мужчиной.
После Уварова, мужчина для меня равно опасность. С этим сложно бороться.
– Я принесу аптечку, – хрипло говорю и стремительно ухожу на кухню за перекисью и ватой.
В воздухе пахнет кровью, его туалетной водой и мужской силой.
Бессонов следует за мной, осматривается по сторонам, замечает бардак, который устроил Тарас. Вполне возможно, делает какие-то свои выводы, но пока молчит, ничего не спрашивает.
Каждый его шаг отдается в области груди, как жесткое биение больного сердца. Хочется приложить ладонь и унять эту громкую трель.
Достаю перекись, смачиваю ею вату и оборачиваюсь к Владу. На его лице играет коварная улыбка, которая точно не предвещает ничего хорошего.
Глава 3. Вероника
Я не знаю ничего о нем, кроме того, что он шеф-повар ресторана, где работаю, и старший брат владельца того самого ресторана. У него много жутких татуировок, темные глаза, как горький шоколад, и… он опасен.
– Сядь, пожалуйста, я обработаю рану, – говорю тихо.
В глаза стараюсь не смотреть. Они заставляют странно себя чувствовать, словно имею то, что ему нужно.
– Пустяки, – отмахивается и промакивает губу тыльной стороной ладони.
На фалангах пальцев выбиты буквы, которые никак не собираются в слово. Взглядом цепляю каждый завиток, пока не слышу глухое покашливание.
– Почему ты с ним уже не разведешься, ледышка?
Как же меня бесит его это глупое прозвище. Выводит из берегов, как реки весной.
– Я … в процессе, – сдавленно отвечаю. Тема запретная.
В сотый раз жалею, что набрала Бессонова. В каком отчаянии, получается, была, раз позвонила именно ему.
– Не вижу.
– Это сложно, – неопределенно пожимаю плечами. Еще не хватало, чтобы он в грязном белье ковырялся.
– Так упрости для меня.
Да что ж ты будешь делать?!
Молчу. Главное молчать. Обработать рану и попросить покинуть квартиру. Он же послушается?
– Ты его любишь? – голос сдавленный, словно он вытаскивает эти тяжелые слова как камни со дна моря.
Не отвечаю. Всматриваюсь в его лицо. Он ведь сейчас очень близко. Настолько, что я вижу крошечные веснушки на носу и щеках. Это выглядит мило. Если Влад Бессонов может выглядеть милым.
Его аромата становится много, он как пары хлора разъедает слизистую.
– У вас нет детей, поэтому развод должен быть простым и, – грустно ухмыляется, – безболезненным. Имущество… Тут отдашь все, что можно и нельзя, лишь бы избавиться от этого человека. Значит, что-то другое. Родители? Связи?
Шумно сглатываю. Вязкая слюна медленно стекает по гортани, а Бессонов как рентген наблюдает за ней, опаляя жаром своих темных глаз.
– Рану я обработала, – сухо говорю, – извини, чай, кофе не предлагаю, мне нужно прибрать квартиру.
– Это вместо «Спасибо, Влад, что помог выпроводить мудака». Между прочим, я бы мог и в ментовку за это загреметь, а ты бы и не пожалела, да, ледышка?
– Что ты хочешь, Влад? – скрещиваю руки на груди.
Бессонов снова прожигает меня нехорошим взглядом, касается им так, что кожу содрать хочется.
– Кто твой муж? – серьезно спрашивает.
– Тарас Уваров – владелец одной из крупнейших строительных фирм в столице. Он очень сложный человек, с которым лучше не связываться. И тебе, по-хорошему, надо уйти.
Влад встает со своего места и медленными шагами идет в мою сторону. Время тянется, а дыхание рвется.
Инстинктивно выставляю руку вперед, защищаюсь.
– Ему просто удобно иметь жену, поэтому и не дает тебе развод. А с его связями это более, чем возможно, – констатирует факт, о котором я догадывалась.
Шантажом Тарас заставляет меня появляться с ним на различных мероприятиях и встречах. В своем кругу он создал образ идеальной семьи Уваровых, потому что человек его уровня обязан быть женатым. Желательно еще и с детьми, но с ними не сложилось. Сейчас, думаю, к счастью.
– Уходи, пожалуйста. С Тарасом я поговорю, он не тронет тебя за… – намекаю на его профессиональный удар.
– Не будь дурой, ледышка. Он либо трахнет тебя уже в коридоре, когда придет в очередной раз поговорить, либо просто посмеется и все равно трахнет. О какой просьбе ты говоришь, девочка?
Отворачиваюсь от него. Он так жестоко бьет в цель, как профессиональный снайпер. Даже жалости никакой нет. Слезы подступают к горлу и их сложно сдерживать.
Моя жизнь превратилось в нечто невыносимое и мерзкое. Я не могу избавиться от мужа, вынуждена играть на публику и фальшиво улыбаться, терпеть прикосновения Тараса, когда единственное желание, когда его язык проникает в мой рот – склониться над унитазом.
– Да я бы все отдала, только бы это все закончить, – выпаливаю из самого центра. Горько, больно, надрывно.
– Осторожней со словами, ледышка. Я ведь могу принять твое предложение.
Бессонов обводит мое тело взглядом и закусывает нижнюю губу. Меня ошпаривает от такого жеста и такого взгляда. Он же под кожу проникает.
– Развод в обмен на тебя.
Что он только что сказал? Проблем со слухом никогда не было, но сейчас отчетливо слышу слова, от которых в ушах звенит и раздражает барабанную перепонку.
– То есть, в обмен на помощь в разводе ты просишь… – слова застревают в горле как косточка. Даже сложно сделать вдох.
– Тебя, – заканчивает просто и расслабленно.
Я уставилась в его глаза, будто никогда в жизни не видела этого человека. Из лап одного монстра рискую попасть к другому. И кто безжалостней – не знаю.
– Это жестоко. И неправильно, – говорю упрямо.
Влад горько усмехается. На секунду показалось, что он просто пошутил и сейчас возьмет свои слова назад.
Это предложение унизительное. Соглашаясь, я продаю себя в рабство. Возможно, оно будет похуже того месива, в котором варюсь сейчас.
– Что конкретно ты предлагаешь? – шепчу. Сама не верю, что вообще задаю такой вопрос.
Влад зеркалит мою позу. Он так же скрещивает руки на груди и хитро улыбается. Ведет себя самоуверенно и дерзко даже на чужой территории.
– Я обещаю тебе, что в течение полугода ты разведешься и больше не услышишь о своем муже ничего. Ну, если в сводку новостей не будешь заглядывать, чтобы вспомнить былое.
– В обмен на себя?
– Именно.
– Конкретней, Бессонов. Что я должна буду делать? – злость начинает разъедать мои разумные мысли. Перестаю себя контролировать, ведь рассуждаю о том, чтобы согласиться.
– Все, что я захочу, – размыто отвечает.
И снова этот взгляд. Не знаю, то ли спешить прикрыться, то ли… раздеться полностью. Жаркие волны как кипяток обжигают тело. Наши взгляды встречаются и завязываются морским узлом бесчисленное количество раз.
На одной чаше весов моя свобода, относительная, конечно, но и той буду рада, на другой – сдача своего тела в пользование татуированного типа.
– И… – намекаю на интим.
– Разумеется. Ты же не думаешь, что кто-то станет впрягаться в такие проблемы ради твоего красивого личика?
– Ты ублюдок, Бессонов. Хочу, чтобы ты знал – я тебя ненавижу.
Он разводит руками в разные стороны. Мол, вселенную я своими речами не открыла.
– Выбирай, Ника, либо с ним, – взглядом указывает на дверь, где несколько минут назад скрылся мой муж, – либо со мной.
Глава 4. Вероника
«Убирайся вон!»
С такими словами я выгнала Бессонова из квартиры.
«Ну, как знаешь», – до сих пор крутятся у меня в голове его слова.
Никак не могу представить его руки на своем теле. Они ведь покрыты жуткими картинками, нет практически ни одного свободного места. Это страшит до онемения и спазмов в солнечном сплетении.
А целоваться с ним? Ощущать его вкус на языке, его губы на своих, чувствовать дыхание…
Теперь ругаю себя за то, что раздумывала о его предложении. Лучше своими силами избавиться от Уварова.
У меня есть бумаги, которые каким-то чудом украла из кабинета, когда последний раз была в доме. Нашем доме, где мы прожили два года. Целый год я и правда была там счастлива.
Насколько поняла, в тех документах важные данные, компрометирующего моего мужа. И это не про желтую прессу или подрыв репутации. Это больше – статья за неуплату налогов и еще что-то связанное с покупкой мелких строительных фирм, которые все как один, были на грани банкротства. Но, выкупив, чудесный спаситель Тарас Уваров спас их.
Осталось только найти человека, который поможет воспользоваться этими сведениями, а не передаст их Тарасу в обмен… Не знаю, что готов Уваров выложить за них, явно очень многое.
Ночью я практически не спала. Мне мерещилось, что квартиру снова взламывают. Сначала люди Тараса, потом сам Уваров. Как в детективных сериалах, он был в черных перчатка и с тонкой проволокой в руках. Под утро «пришел» Бессонов. Тот по-хозяйски зашел в квартиру и расположился в аккурат на моей кровати.
Я проснулась в холодном поту, словно мне приснился кошмар. На часах было пять утра, когда открыла глаза. Заснуть мне так и не удалось.
– Алле?
Раннее утро, я только села завтракать. А аппетит уже пропал, стоило мне увидеть имя мужа на экране телефона.
– Ты с ним трахаешься, Вера? – голос Тараса хриплый, язык заплетается. Он пьян и пил всю ночь.
По позвоночнику пробирается ноябрьский холод, который неприятно сдавливает все клетки. Хочется зажмуриться и выдохнуть эту боль с криком.
– Нет, – приглушенно отвечаю. Желание скинуть звонок велико. Крепче сжимаю телефон ладонью. Так делать нельзя, Уваров разозлится и, чего доброго, опять приедет ко мне.
– Врешь, сука, ты мне врешь, – голос скрипучий. Он не просто пьян, он чертовски пьян.
Первый раз я видела такого Тараса ровно в тот день, когда решила от него уйти. Я сказала ему об этом, потому что терпеть больше не собиралась. У нас ничего не складывалось и не получалось.
В самом начале наших отношений мы имели общую цель и шли к ней. А потом… он свернул не туда. Его поманил мир больших денег, которые сыпались как из рога изобилия.
Могла ли вернуть его обратно? В семью? Не знаю. Наверное, как любящая жена должна была сделать все, чтобы ее сохранить.
Но я его больше не любила…
– Не вру, – отрешенно говорю.
– Вера, – растягивает мое имя. Раньше мне нравилось, как он сокращает его.
«Ты моя единственная вера», – говорил он. Я млела, таяла… Что еще положено молодой влюбленной девушке?
– Я так тебя люблю, сука, так люблю… А ты, дрянь, не хочешь этого понимать. Я ведь все для тебя делал. Для тебя! – кричит в трубку.
Как он, должно быть пьян.
В прошлый раз, когда выпил много лишнего, Тарас приехал ко мне домой и сыпал угрозами. Если я не вернусь к нему, мои родители исчезнут, что их никто не найдет, моя квартира сгорит, мне подложат наркотики и единственным способом не сесть в тюрьму будет обратиться к мужу за помощью.
Угрозы были страшные. Слезы лились из глаз, не прекращая, я забывала дышать, а сердце стягивалось рыболовной сетью.
Когда любишь – не угрожаешь.
Поэтому сейчас я молча слушаю его признания и молчу. Молчание вообще очень хорошая вещь. Ты не провоцируешь, не раскручиваешь бесполезный разговор или спор, не рискуешь сказать лишнего.
Потом, правда, от многих закрываешься. Это становится привычкой. О чем можно разговаривать с человеком, который постоянно молчит? Я научилась все эмоции хранить в себе. Слезы, грусть, отчаяние, страх – все проживаю только наедине с собой. В ванной, за закрытой дверью, включив горячую воду на полную мощность, что уже через несколько секунд запотевает зеркало.
– Помнишь, как мы познакомились? – чуть ласково спрашивает.
– Помню, – першение в горле ощутимое, пальцами обхватываю шею и чуть сдавливаю, чтобы унять это свербение.
– Лил сильный дождь. Холодный такой, осенний. Ты стояла на остановке одна, я ехал мимо, и… лужа там была глубокая, да?
– Глубокая, – отвечаю.
Мне искренне больно вспоминать наши первые дни. Потому что была счастлива, по-настоящему я чувствовала его вкус, его запах.
Счастье было как зефир – легкое, вкусное, воздушное. Лакомство. И оно, как я позже пойму, не может быть вечно. Смотришь, наслаждаешься, потом съедаешь. И все. Счастья больше нет.
– Я облил тебя из той лужи, – устало смеется, вспоминая все в точности, как было тем промозглым и ветреным днем.
– Было неприятно, – улыбаюсь. Как бы ни старалась сохранять холод в общении, стоит ему коснуться прошлого, словно снова зефиркой перед носом водит.
– Бежевый плащ, большая сумка через плечо. Ботиночки на каблуках…
Тарас откинулся на кресло, закрыл глаза и расслабился. Я четко это вижу перед глазами. На душе скверно, внутри гулкая пустота, в голове проносится только один вопрос: на пути от любви до ненависти точно знак одностороннего движения?
– Худенькая такая, глаза на пол-лица. В них испуг был, раздражение, обида и слезы. Уже тогда решил, что никогда и никуда не отпущу, Вера, – чуть жестче выговаривает обращение.
Чайник давно вскипел, на плите жарится яичница, которая превращается в темно-коричневую корочку, а на кухне начинает пахнуть гарью.
– Узнаю, что ты с ним спишь, убью обоих. Поняла меня? – кидает угрозы метко, без капли сожаления.
Он их раздавал сотнями. Сначала верила и очень боялась. Сейчас держу себя в руках и никак не комментирую. Только никогда раньше мне не хотелось так отчаянно вгрызться в его шею и вырвать артерию зубами, защищаясь. Я чувствую настоящую опасность.
– Тарас, – сквозь слезы говорю, – отпусти меня.
Он вздыхает, низко смеется. От его смеха все внутри переворачивается и выворачивается, встает в обратном порядке и смешивается.
– Ни-ког-да, Вера. Ты моя, запомни это. Пока не сдохнешь. Ну, или я, – снова этот смех. Его хочется забыть, а он, как назло, проигрывается в голове заевшей попсовой песней.
Да, от моей любви к Тарасу до ненависти точно только путь в одну сторону.
– Сегодня к шести будь готова. Ужин у Нефедовых.
И кидает трубку.
Глава 5. Вероника
Меня разрывает от отвращения к нему. И ненависти. Даже сложно разобраться, какое из чувств превалирует.
Варианта одеться плохо или небрежно – нет. Попытка такая была, но она провалилась, когда Тарас вышел из себя и залепил мне пощечину на глазах у водителя и ребят из охраны.
Я чувствовала себя униженной настолько, что боялась посмотреть кому-либо из них в глаза. Обнимала себя руками и хотела умереть. Никто и никогда не поднимал на меня руку. Кроме мужа, который якобы меня любит.
Достаю из шкафа длинное черное платье. Оно полностью закрыто, даже руки и шея. Туфли на высокой шпильке, дорогие украшения. Продав их, можно пополнить бюджет какой-нибудь африканской страны на несколько месяцев вперед.
И обручальное кольцо. Я ведь его снимаю каждый раз, когда возвращаюсь с таких мероприятий.
Там гравировка – «Моя навечно». Так пафосно и пошло звучит. И как хорошо, что мне достаточно смазать руки жирным кремом, чтобы снять ненавистный обруч. Вон, вампирше в «Ночном дозоре» палец пришлось отрезать, чтобы избавиться от кольца.
– Ты опоздала, – первые слова, которые говорит мой муж, когда я сажусь к нему в машину.
– Извини.
“Я бы вообще не спускалась, не приходила и в жизни тебя больше не видела,” – говорю про себя. Но лишь отворачиваюсь к окну и смотрю на сменяющие друг друга картинки города.
Усадьба Нефедовых – партнеры Тараса, – как и положено, находится в самом дорогом поселке под Москвой. Уже на подъезде чувствуешь богатство на вкус. Оно приторно-сладкое до скрипа на зубах.
И никогда мне не нравился. От него тошнота комом стояла в желудке, а выйти он не мог, раствориться тоже. Как проглотил кусок не пережеванной шоколадки и подавился. Горло саднит от этих ощущений.
– Тарас, Вероника, как хорошо, что вы приехали, – Катерина Нефедова – хозяйка всего, не знаешь кто представляет большую ценность в их семье, – прошу, проходите.
Целуем воздух около щек, чтобы не дай бог, не коснуться губами кожи и не оставить след. И вымученно улыбаемся. По крайне мере, моя улыбка точно вымученная.
– Мы надолго здесь? – спрашиваю, как только отошли от Нефедовой.
– Как скажу, так и поедем, – отрезает слова грубо, словно силой рвет.
Спустя четыре часа вновь сажусь в машину. Долгие, утомительные, безумные четыре часа. Готова получить уже свой «Оскар» за ту игру, что показывала всему этому обществу. Как-то читала интервью одного актера, так вот он однажды сказал: «Играть плохих людей, злодеев, достаточно просто, а вы попробуйте сыграть хорошего человека! Того, кому стоит верить».
Слова не претендуют на истину, но в чем-то с ним согласна. Я играла роль замечательной жены.
Теперь у меня дикая усталость, глаза закрываются, за ребрами давит сердце.
– Тарас, – шепчу еле-еле.
Водитель останавливает машину, за нами тормозит внедорожник, из него выходят двое парней – охрана, которую он иногда берет с собой. Для статуса. Ему ведь никто не посмеет угрожать.
– Когда это все закончится? Когда ты уже меня отпустишь?
– Объяснял уже сотни раз, – он злится. Нервно выходит из машины, громко хлопнув дверью. Обходит и открывает мою. Галантный, чтоб его, – отпускать я тебя не собираюсь.
Выхожу и облокачиваюсь на машину. Ноги не держат, руки свисают вдоль тела, не в силах даже поднять их, чтобы отыскать ключи в клатче.
– Я тебя больше не люблю, Тарас, – чуть громче говорю. Хочу хоть как-то достучаться. Вдруг получится? И именно этот тысячный раз сработает, – и ты меня не любишь!
– Я тебя не люблю? Сучка неблагодарная!
И снова эта пощечина. Должна была привыкнуть, но не получается. По телу проходит разряд тока от места, где мазнула его ладонь. Рефлекторно прикладываю ледяную руку к щеке.
На нас вновь смотрят парни из охраны и водитель. В этот раз я обвожу их взглядом, прошу помощи. На их глазах ударили женщину! А они стоят, и … безмолвно смотрят. В их глазах серое безразличие.
Меня трясет всю от накатившей обиды и злости. Так не хочется чувствовать себя беспомощной, но не получается. Я правда никак не могу себя защитить.
– Иди сюда, – цедит сквозь зубы и вдавливает мое тело в свое.
Не успеваю опомниться, как он сминает мои губы в поцелуе. Удерживает голову и языком проталкивается в рот. Я чувствую вкус алкоголя, сигар и дурацкой рыбы, которую я терпеть не могу. Горькая слюна обволакивает мой рот как противное лекарство.
Мне неприятно и гадко. Уваров стал противен, и я не хочу чувствовать его на своем теле и во мне.
– Блядь, такая же вкусная, – отстраняется, чтобы сказать это, и снова целует. Яростно, подавляюще, по-животному.
Не могу оттолкнуть.
– Может, мне подняться, а? – спрашивает.
– У… у меня месячные, – вру. Мне тяжела только мысль, что он может поиметь меня, даже не раздеваясь, в коридоре. Как однажды…
– Ну, есть еще способы, – и опускает взгляд на губы.
Пальцем обводит границы, с силой надавливает на них, кружит и удовольствие испытывает.
– Пожалуйста, Тарас. Не сегодня, – прикрываю глаза.
– Завтра. Я приеду к тебе завтра. Будь готова, – безразлично говорит, словно не терзал мои губы зубами и пальцами несколько секунд назад.
Чуть отталкивает в сторону, садится в машину, и все эти мужики выезжают со двора.
Несусь в квартиру, будто за мной кто-то гонится. Смахиваю непрошенные слезы, размазывая косметику.
Гадкие чувства впрыскивается в кровь, заменяя собой все нужные клетки.
Я не хочу. Не хочу больше этого.
Предел любого человека можно узнать. Не бывает тех, кто готов постоянно терпеть. Это как болевой порог, он у всех разный. Мой предел наступил только что, мой болевой порог меня размазал по стенке несколькими минутами ранее.
Я хватаю свой телефон и набираю его.
– Да? – рычит грозно. Черт, внутри трясется все от паники, стоило услышать его звериный рык.
– Влад, я согласна, – выпаливаю из пушки, пока не передумала.
– … на что? – удивленно спрашивает. Я даже как-то в ступор впала. Теперь все произошедшее уходит на второй план. На первый вытесняется другое – он все забыл? Как… как он мог?
– Я согласна на условия твоего договора, – выговариваю каждое слово. Четко, без промедления.
Пусть лучше он, чем Уваров.
Молчание. Долгое.
– … ты куда, блядь, это ставишь? Мозги свои переварил как обеденный бульон? – ругается на кого-то. Стараюсь ровно дышать, но получается скверно. Воздуха будто перестало хватать, каждый вдох стал короче, – перезвоню.
Влад скидывает звонок первым.
Глава 6. Вероника
– Доброе утро, – здороваюсь с официантами. Сегодня я первый раз в жизни опоздала на работу, даже летучку с утра не успела провести.
– Доброе утро. Вы сегодня какая-то другая, Вероника, – Ксения всматривается в мое лицо. Очевидно, подмечает темные круги под глазами и слегка опухшие веки. Косметика иногда плохо скрывает бессонные ночи.
Бессонные…
Влад так и не позвонил мне. Легла в кровать в неведении, есть у меня путь к спасению или… от меня отказались.
– У вас все хорошо?
Что за привычка лезть в чужие жизни?
– Разумеется. И мужчина за первым столиком минуты три глазами ищет свободного официанта. Тебе напомнить твои обязанности, Ксения? – строго говорю.
Отхожу к бару и устало опускаюсь на высокий стул. Никогда себе ничего подобного не позволяла, но вся эта нервотрепка выбивает из колеи. Я банально от нее устала.
Просто хочется жить.
Про любовь уже и не мечтаю. Когда твой муж, пусть уже и нелюбимый, раздает пощечины направо и налево, перестаешь верить в чистое и светлое.
Становишься циничной, закрытой… неправильной. И единственное желание, чтобы никто и никогда к тебе не прикасался. Просто оставили в покое и дали дышать воздухом.
– Ваш кофе, Вероника Андреевна, – мило обращается бармен.
Я позвала его за собой в ресторан Игната с прошлого места работы. Мы знакомы с Матвеем – так зовут бармена – несколько лет. За это время подружились, если можно наши отношения так назвать. Проще говоря, он помогает мне, я ему. Ну и доверяю Матвею как хорошему сотруднику.
– Спасибо.
Забираю кружку какого-то кофейного блаженства: взбитые сливки, посыпка какая-то цветная, кокосовая стружка. И все это на кокосовом молоке. М-м-м… Когда я разберусь со всеми своими проблемами, куплю билет, ну, например, в Италию и буду валяться на берегу Средиземного моря, а по утрам выпивать чашечку вкусного кофе.
– У меня есть хороший крем. Тональный, – тихо говорит, практически шепчет.
Вопросительно уставилась на него. Это… несколько неожиданно. Матвей смутился и улыбнулся. Улыбка у него еще такая привлекательная, мальчишеская.
– Не-не, я просто боями занимаюсь. На работу не придешь с фиолетовым пятном на пол-лица. Учишься выкручиваться. Это профессиональный грим. Сейчас принесу.
– Мне незачем, Матвей.
Бармен вздыхает и указательным пальцем осторожно касается своей щеки. Повторяю и слегка нажимаю на скуловую кость. Больно.
Уваров так сильно вчера ударил, что образовался синяк, и Матвей его разглядел.
– А, это вчера. Дверью ударилась.
В глаза не смотрю. И он, и я прекрасно знаем, что этот синяк не от удара двери, а от сильной пощечины.
Матвей приносит тюбик какого-то светло-бежевого оттенка и передает мне.
– Заметили, что я в кофе чуть корицы Вам добавил? – ловко переводит тему, словно мы и не касались ее. Вот поэтому я предложила ему здесь со мной работать.
– Да. Благодарю. Кофе был восхитительным, – улыбаюсь ему в ответ и отхожу от бара, захватит тюбик с гримом.
Правую часть лица покалывает и печет. Ошпаривающий взгляд медленно проходится по моему телу, цепляет даже ступни в туфлях.
Влад стоит в коридоре, который ведет на кухню, руки скрещены на груди, сам прислонился к стене и выжидательно смотрит на меня.
Глядя на него, сложно представить, как с ним можно заниматься сексом. Он же это мне предлагал? Высокий и широкий как настоящий шкаф, гора мышц, не будет никакой возможности сопротивляться.
Сглатываю слюну и неровной походкой иду на его взгляд. Бессонов смотрит безотрывно, еще больший страх внушает.
Стоит ли заговорить первой? Спросить, почему так и не перезвонил?
Настроение Тараса я старалась улавливать, чтобы не нарваться, изучала, как не провоцировать и вообще общаться.
Здесь я не знаю ничего. Как с закрытыми глазами по лесу бродить: столько опасностей и препятствий. Самое простое – не двигаться, оставаться на своем месте.
– Симпатичный пацан, – рычит грубо, – сколько ему? Двадцать? Двадцать один?
– Двадцать три, – сипло отвечаю.
Бессонов переводит взгляд на Матвея, наблюдает какое-то время за ним. Смотрит коршуном, самой захотелось слиться с окружающей обстановкой, чтобы стать невидимой. Мот заметил, что за ним наблюдают, но просто приветливо улыбнулся и помахал рукой. Совсем еще мальчик…
– Идем, – приказывает.
Влад разворачивается ко мне спиной и проходит по коридору в сторону кабинета.
Белая ткань его формы натягивается, когда мышцы играют при ходьбе, заставляют еще больше бояться Влада. Покрытые татуировками руки двигаются в такт его движениям. Только я не хочу смотреть по сторонам. Его вид со спины устрашающий, но манящий.
– Прошу, – открывает дверь, пропуская меня внутрь.
Она захлопывается. Мы остаемся с ним одни в небольшом помещении. Стены начинают давить, а потолок кажется слишком низким.
– Ты вчера звонила, – небрежно говорит и садится на большой кожаный стул.
Ему бы сигару в зубы и бокал виски, а на столе чтобы демонстративно лежало оружие.
– Звонила, – подтверждаю. Отказываться не столько поздно, сколько глупо. Мне и правда нужна помощь. Не я ли говорила, что пойду на все, лишь бы избавиться от Уварова?
– Ну и… – после паузы спрашивает.
– Я согласна, – повторяю. Снова чувствую себя униженной.
– На что?
Резко поднимаю взгляд и напарываюсь на его темные глаза, которые как раскаленное железо жжет, оставляя уродливое клеймо.
– Я принимаю твое предложение. Ты помогаешь мне с разводом в обмен, – останавливаюсь. Сказать вслух задуманное сложно, – на себя.
– Хорошо, – отвечает безразлично.
– Только…– прочищаю горло, – я хочу подписать договор.
Бессонов нахмурился, свел брови к переносице. Так он стал похож на предводителя клана итальянских мафиози. А потом громко засмеялся. Мои клетки задрожали от его смеха: низкого, хриплого, грубого.
– Ты сейчас серьезно?
– Вполне.
Взглядами впиваемся друг в друга.
Влад достает из ящика чистый лист, ручку и начинает выводить какие-то слова. Долго что-то пишет, пока мои нервы выдергивали из тела как ниточки.
– Итак, я, Бессонов Владислав Сергеевич, беру на себя обязанность по разводу Уваровой Вероники Андреевны и ее мужа. В качестве вознаграждения и моральной компенсации за риски и непредвиденные расходы накладываю обязательства на госпожу Уварову. А именно:
Каждое слово громкое как удары деревянными палочками по барабану. Оглушают, заставляя сердце сжиматься сильнее.
– Выполнять мои просьбы по первому требованию, не общаться с господином Уваровым без моего ведома, предоставить все сведения, которые могут скомпрометировать вышеуказанного ублюдка, готовить ужины, убираться в квартире и делать массаж каждый вечер.
Перечислил все на одном дыхании и откинулся на спинку стула.
– Все так? – спрашивает устало и смотрит на часы.
Да ничего не так. Меня смущает все, от первого до последнего слова.
– Какие просьбы следует выполнять по первому требованию?
– Любые. – Отрезает.
Влад разворачивает ко мне лист, исписанный аккуратным почерком. Так и не скажешь, что он мужской.
– Подписывай. Сама же хотела.
Трясущимися пальцами забираю предложенную ручку. Не дышу.
Сложно пока уложить в голове все, что сейчас происходит. Я и правда сдаю себя в аренду этому типу?
– Можно добавить кое-что? – смущенно и тихо спрашиваю.
Я прекрасно понимаю, что эта бумажка просто ширма. В случае опасности, которая будет исходить от Бессонова, она меня не спасет. Зачем я это все затеяла – не понимаю. Может, когда проговариваешь все, ты стараешься минимизировать риски? Расставить границы?
Все так сложно…
– Если ты про секс, Ника, то, разумеется, он будет. Неужели не видно, что я хочу тебя?
Дорого он готов заплатить за секс со мной. Эта мысль несколько согревает. Не я одна выкладываю все на кон.
– Никакой боли, Влад. Никакого физического насилия, – перебиваю.
Рука все еще зависла над листком. Я жду его ответа. А он, как назло, медлит.
– Могла бы и не уточнять, – от его низкого голоса почему-то становится… спокойно.
Резкий выдох через рот, сложив губки трубочкой, подписываю этот листочек. Влад повторяет, не отрывая взгляд от моих губ. Нежную кожу пощипывает и хочется закусить их и унять раздражение.
Бессонов ведь не попросит меня здесь… с ним… сейчас…
– Завтра вечером жду тебя у себя дома. Адрес скину сообщением, – по-деловому говорит.
Вспоминаю, что вечером Тарас обещал ко мне приехать. У меня совсем нет времени. Завтра меня не устроит.
– А можно сегодня?
– Так не терпится, ледышка? Понимаю, – шутит еще.
Остается закатить глаза и снова всмотреться в его глаза. Кажется, я начинаю привыкать к их темноте.
– Тарас обещал вечером ко мне приехать, – опускаю взгляд. Сложно говорить другому мужчине, что твой муж собирается с тобой сделать, – а я не хочу.
Влад складывает лист вчетверо, дернувшись на последней моей фразе, и отдает мне.
– После работы поедем вместе за твоими вещами.
Выдыхаю. Возможно, ничего страшного и не будет. Я просто себя накрутила.
– И Ника, никакой любви. Это не отношения. Просто услуга за услугу.
– А я больше не верю в любовь. И ты уж постарайся выполнить свою услугу качественно. В этом вопросе возврата и гарантии нет.
– Да и ты не облажайся, ледышка. У меня на тебя такие планы…
Глава 7. Вероника
– Проходи, чувствуй себя как дома.
Влад заходит первым, снимает массивные ботинки и небрежно кидает связку ключей на высокую обувницу. Металлический звук отдается по всему телу.
У него большая квартира, это уже видно по широкому коридору, но в чисто мужском стиле. Здесь холодно, даже если кондиционер сделать на тридцать градусов. Серые оттенки, смешанные с черным. Мрак, одним словом.
И я уверена, что он живет здесь один. Не то, чтобы он приводил к себе домой девушку, когда у самого отношения. Просто здесь нет и никогда не было женской руки.
Влад забирает у меня сумку, куда я наскоро сложила свои вещи. Даже не помню, что схватила. Времени было в обрез. Тарас мог приехать в любую минуту, без предупреждения.
– Хм… а ты ненадолго, я смотрю, – перебрасывает ее из рук в руки и странно ухмыляется.
Ничего не отвечаю. Разуваюсь и следую за ним тенью.
– Гостиная, тренажерка, кухня, спальня, ну и ванная там, – проводит он по своим хоромам.
Потолки высокие, мебели очень мало, стены выкрашены в серый цвет, а в спальне черное атласное белье.
– А гостевая? – спрашиваю осторожно.
Сказать, что мне неуютно это ничего не сказать. Все такое темное, что мне не хватает воздуха. Здесь его словно и нет. Как вакуум, космос без единой звезды.
– Зачем? – удивленно спрашивает.
Его взгляд бродит по моему лицу, словно я спросила несусветную чушь.
И правда? Что такое на меня нашло? Подписала контракт на пользование моего тела и про какую-то отдельную комнату спрашиваю еще. С ума сошла!
– Для меня, – выдавлено произношу.
Постоянно делаю шаги, чтобы увеличивать расстояние между нами. Близость его тела как опасный свинец – душит и тяготит. Он проникает через дыхательные пути, кожу и уже не выводится. Травит меня.
– Ледышка, а ты спишь со мной в спальне.
Два шага в мою сторону. Перестаю дышать.
– В одной кровати.
Наклоняется ко мне и говорит на ухо.
Влад пахнет мокрыми морскими камнями. Зажмуриваюсь, словно вдохнула тонну пыли, которая засеивает каждый уголок тела. Задыхаться начинаю.
– Располагайся пока, скоро доставка ужина, – возвращается к своему привычному тону.
– Ты заказал еду?
– А ты думала, голодной здесь будешь? – немного нервно спросил.
Подбираюсь вся, выпрямляю спину. Не знаю, что может последовать дальше.
В похожей ситуации Уваров сощуривал глаза, медленно подходил близко ко мне и тихо, низко говорил. Я чувствовала себя маленькой, беспомощной. Чуть позже научилась закрываться. Представляла, что вокруг меня ледяной занавес, который защищает.
– Нет, – отвечаю и отхожу, – но ты же повар, а еду заказываешь, – зачем-то говорю. Мысленно бью себя по голове.
«Надо молчать, Ника, молчать!»
Влад улыбается. Сначала ползет вверх один уголок губ, потом второй, и… Бессонов становится другим. Пропадает устрашающий налет, с которым постоянно ходит. Он становится добрее, что ль.
Самой хочется улыбнуться.
– Не наелась моей стряпни в ресторане, ледышка? – говорит ласково.
Путаюсь… Это же Бессонов. И вдруг, какая-то нежность. Мозг наизнанку вывернулся от такого преображения.
– Хорошо, ужины тогда готовишь ты.
Разинула рот. Это уже ни в какие ворота не лезет.
– Я не умею.
– Научишься, – уверенно заканчивает наш диалог, который и не предполагает продолжения.
Еду привозят на полчаса позже. Теперь я знаю, что Бессонову не нравится, когда что-то выбивается из графика. Он злился и ругался, стоило курьеру задержаться уже на минуту.
Я уселась на стул на кухне и вжималась в него, ладонью обхватывала деревянные перекладины и смотрела в одну точку.
– Эй, ты чего? – голос обеспокоенный, когда он увидел меня застывшей. А я пошевелиться боялась. Он пугал меня. Своим голосом, руганью, поведением.
А сказать… еще страшнее.
Когда однажды сказала Уварову, что мне не нравится его тон, с которым он со мной разговаривает, я поняла, что значит спустить всех собак на одного человека. В тот момент уяснила главное: чем больше молчишь, тем лучше.
Отрицательно мотаю головой, изучая в каком настроении сейчас Влад. А он спокоен уже. Усмехаюсь. Может, Бессонов просто был голодным?
– Вот. Разбирай, – кладет передо мной два крафтовых пакета и усаживается на стул, широко расставив ноги. Взглядом указывает на них и улыбается хищно.
Выглядит, как приказ.
Медленно встаю, забираю пакеты и достаю контейнеры, чтобы выложить их на столешницу.
Спину печет, я словно заснула на пляже, лучи прожигают до неприятного жжения. Хочется смахнуть его взгляд, даже плечами веду.
Достаю тарелки и раскладываю еду. Пахнет вкусно. Особенно курица терияки. Моя любимая. Отношу на стол, иду за приборами и салфетками. И все это под его взглядом. Господи, я ощущаю себя на экзамене, к которому вообще не готовилась.
– Вино? – спрашивает, доставая из высокого бара, где лежит множество бутылок. На него еще сразу внимание обратила. Там, наверное, одно вино как моя зарплата. А получаю я хорошо.
Киваю.
Влад идет за красивыми фужерами и разливает соломенную жидкость. Белое, сухое. Тоже мое любимое.
– Приятного аппетита, – желает и берет приборы в руки.
Выпиваю вино до дна, так и прочувствовав какими сухофруктами оттеняется, какими травами пахнет. Что там еще положено знать?
Влад грустно хмыкает, но никак не комментирует. Но и не наливает еще порцию. А я бы хотела.
Желание напиться. Не могу представить, что сегодня ночью буду в одной с ним постели, он будет меня касаться, гладить. А может, и не будет вовсе. Возьмет как шлюху и поимеет как вздумается.
Мурашки охватывают все тело от таких мыслей.
– Как ты собираешься помогать мне с разводом? – спрашиваю не своим голосом.
Алкоголь быстро ударил в голову. На голодный желудок это неудивительно.
Влад засмеялся. По-доброму, без агрессии. Правда голодным, получается, был. Надо запомнить.
– Ледышка, это первое, что ты должна была спросить, когда решила принять мое предложение.
Бессонов приближает вилку с наколотым кусочком мяса ко рту и зубами его снимает, нарушая все правила этикета. Это выглядит несколько по-звериному. Словно передо мной настоящее дикое животное.
Но и взгляда не отвожу. На губы его смотрю…
Алкоголь в самом деле меняет сознание.
– Но спрашиваю сейчас. И жду ответа, – чуть смелею.
Влад аккуратно вытирает салфеткой рот, тут не забыл про правила приличия, и откидывает ее на стол. А потом и сам на спинку стула откидывается. Они у него удобные, сделанные на заказ и тоже стоят целое состояние.
Неужели у обычного повара, хоть и шефа, такие деньги? Или я что-то о нем не знаю?
– Ты его не получишь, ледышка, – отвечает спустя пару минут.
– Почему? Это ведь касается меня. Хочу знать все детали.
– Вот бабы, а…
У меня дыхание прерывается на вдохе. Это он сейчас про меня? «Бабы»?
Отбрасываю свою салфетку и упрямо всматриваюсь в него. Кажется, начинаю привыкать к его грубым чертам лица, а темные глаза… покрыты сейчас сотнями бликов.
– Ледышка… меньше знаешь, крепче спишь! Знаешь такую пословицу? Вот она сейчас для тебя, поняла? И не смей влезать!
– А то убьет? – алкоголь расслабляет язык, и я начинаю шутить.
Но Бессонову не спешно. Нахмурился. Захотелось его глубокую складку между бровей разгладить пальцами.
– Обещай, – не отстает. И он действительно серьезен сейчас. Не страшен, не зол, не в гневе, хоть и выглядит как охотник, упустившей добычу. Он просто серьезный.
«А то убьет» … проносится в спутанном из-за вина сознании. Господи, во что я нас впутала?
– Обещаю.
– Вот и замечательно. Ты прибери тут, а я пока в душ.
Встает. Уходит. На кухне зависает тишина, и я с бокалом в руке, который сама себе и наполнила.
А что будет после душа? Бессонов не сообщил.
Убираю тарелки со стола, оставшуюся еду обратно в контейнеры и в холодильник. Использованную посуду мою руками, так как не разобралась с посудомоечной машиной. А заходить к Владу в душ… Ну уж нет.
Жду на кухне, когда вода стихнет в ванной комнате. После хлопка двери мигом бегу туда и закрываюсь на замок.
Здесь пахнет мужчиной и хвойным гелем для душа, от которого скапливается слюна во рту. Зеркала и створки душевой запотели. Почему-то невольно представляю его за этими самыми створками.
Одного.
Голого.
Господи, больше никакого вина…
Быстро принимаю душ, стараюсь отбросить все мысли, которые лезли в мою пьяную голову до этого.
– Это просто услуга, – повторяю, – просто надо пережить, перетерпеть. И все закончится.
Надеваю длинный халат, под ним сорочка. Открытая, шелковая, с кружевом. Я просто люблю качественное и красивое белье. Покупая, не задумывалась, что когда-нибудь придется ложиться в постель с неприятным мне мужчиной.
Неприятным ли?
В спальне горит ночник. Бессонов расположился на кровати и что-то читает на планшете. Снова хмурый и серьезный. И голый. По крайней мере верх часть тела без одежды.
Каждую мышцу видно даже в полутьме, а любое, самое мимолетное движение, и они напрягаются. Грудь покрыта темной, густой порослью волос, а на плече, до татуировок крупный уродливый шрам.
Зрелище для меня странное. Пока не понимаю, что происходит внутри. Мне противно, жутко и неприятно это все видеть, но и … оторваться не могу. В этом во всем есть нечто притягательное, поистине мужское.
Отвлекает звонок. Телефон оставила в коридоре, и я направилась за ним. Скверное предчувствие.
«Тарас»
Руки дрожат, когда беру в руки телефон, тело сводит судорогой как после укуса ядовитого насекомого. Кровь отливает от конечностей и устремляется к жизненно важным органам. Сердце будто получает ударную дозу жидкого адреналина.
– Алле? – отвечаю.
– Я тебя найду, Вера. И ты будешь меня умолять о нежности. А я таким не буду. Ведь ты даже еще и не узнала настоящего Тараса Уварова, – шипит он медленно, как змея перед нападением.
– Не надо… – прошу.
Мне страшно. А если мой план провалится? Если у Бессонова ничего не получится?
Уваров зло смеется, кровь стынет и замерзает. Превращается в красный лед.
– Возвращайся, Вера. Я подумаю, чтобы простить тебя за твой побег.
Часто дышу, до радужных кругов перед глазами.
Кто-то грубо вырывает у меня трубку и нажимает отбой. Краем глаза замечаю высокую, мощную фигуру. На мгновение забыла, с кем и где я нахожусь.
В каком-то безумии варюсь, и сейчас оно перемешивает меня ложкой.
– Я, блядь, тебя просил! Никаких контактов с Уваровым! – орет, глядя на меня.
Отворачиваюсь и зажмуриваюсь. Гневные волны такие мощные, как при ядерном взрыве. Цепляют голову, шею, грудь, живот, бедра, даже икры начинает болеть.
– Просил? – спрашивает грубо, низко.
Киваю быстро и часто.
– Какого хера ответила на звонок, а не сказала мне? Не позвала, а?
– Не говори со мной в таком тоне! Понял? Никогда! – выкрикиваю.
Я не знаю, откуда взялись силы. Просто… ресурс какой-то открылся. Или инстинкт. Пора начать защищаться, а не искать легкие пути. Например, молчать и игнорировать.
Жду удара. Уваров бы влепил с размаху.
– Прости.
Смягчается и голову склоняет, как проигравший.
– Этого больше не повторится.
Мы стоим друг напротив друга. Он в одних черных боксерах, я еще в халате. Между нами несколько сантиметров.
Мое жуткое желание, чтобы он сейчас, в эту самую секунду, меня обнял. Хочу чувствовать его защиту. Закрыть глаза и забыться… Потому что он все решит.
Глава 8. Влад
– Старик, надо встретиться, – без приветствия обращаюсь к своему армейскому другу.
Димон потом долгое время работал в органах, сейчас возглавляет отдел безопасности у одного московского бизнесмена.
– В баре? По девочкам? Как ты любишь? – язвит. Наши с ним встречи обычно так и проходили. А потом… Димон слился. О причине не говорит и причину эту не показывает.
Взглядом тараню дверь, за которой еще спит ледышка, черт бы ее побрал. Нацепила на себя эту короткую тряпку, нырнула под одеяло с головой, только тяжелое сопение ее и слышал.
Какой тут уж, блядь, сон?
– В следующий раз. Сможешь подъехать ко мне в ресторан?
– Вот ты наглый!
– Димон, это правда важно.
Шумный вдох в трубке и друг соглашается.
Из дома выхожу первым. Не хочу встречаться с Никой, и так ледышка трясется, стоит ей только взглянуть на меня.
Я и не понимаю – почему. Ну, конечно, мужским эталоном красоты не являюсь. Но не чудовище ведь? А она боится…
Первый раз за все время открываю ресторан своим ключом. Темнота, тишина, даже гула кондиционера не слышно. Сажусь на первый диванчик и прикрываю глаза. Прислушиваюсь к этой звенящей тишине.
Она бывает только перед самым опасным и страшным боем. Это такой жирной намек вселенной, что нужно набраться сил и терпения.
Пиликанье на телефоне нарушает спокойствие. Вот и отдохнул, называется.
«Доброе утро. Ты не оставил мне ключи от своей квартиры. Как мне ее закрыть? Рабочий день начнется через два часа»
Подпись: Вероника.
А то не понял, кто мне строчит противно-правильные тексты в семь утра. Трусиха, даже не позвонила, а написала сообщение.
В памяти всплывает день, когда Игнат познакомил меня с ней. Ника окинула меня таким презрительным взглядом, подумал, что либо форму испачкал, либо едой, что ль, провонял. Рукой по подбородку провел, по губам, может, пробовал шедевры своих поварят и капли остались?
Снежная королева, не меньше. Смотрела на всех свысока, мало разговаривала. Для женщины это странно. Другие трещат так, что из ушей терпение выкипает, а эта… правильное предложение из, максимум, пяти слов. Взглядом мимо меня шастала, словно нет никого.
А сегодня ночью в моей постели спала. Сдулось ее высокомерие, когда помощь потребовалась.
– Ты чего здесь сидишь? – Игнат заходит в ресторан вторым.
– Думаю.
– Получается? – отшучивается.
– Мешаешь.
– Ты рано.
Хотелось ответить, что он тоже. Только опережает. Последнее время такой счастливый ходит, звездочки вокруг него аж кружат от этого счастья. Малек пришибленным кажется.
– Мне просто раньше уйти надо будет. Мы с Таей едем квартиру смотреть. Знаешь, да, что я продал свою? Целая история, блядь.
– Уволь ледышку, – грубо перебиваю.
– Ты об этому сейчас думал?
Нет, я думал о том, как ее вытащить из того капкана, в который она сама себя и загнала. Я же ни хера еще никакой план не продумал. Скажи ей это, хрен бы она спала у меня дома в своей коротенькой кружевной херне.
И как мне хотелось содрать ее к чертовой матери…
– Вероника – хороший сотрудник. Так что, из-за того, что ты ее недолюбливаешь… прости.
Ухмыляюсь.
– Игнат. Сейчас за нее решаю я, – чуть грубее говорю.
Ледышке нельзя здесь появляться. Ублюдок спокойно может выследить, а потом сесть на хвост, который через час и три минуты приведет к моему дому. И она перестанет быть в безопасности.
А на трусики с прокладками уж как-нибудь ей заработаю.
– Вот думаю, хочу ли я знать, почему ты за нее решаешь, или нет?
– Не хочешь, – отвечаю за брата.
С подросткового возраста мы в какой-то момент начали четко улавливать, когда спорить не нужно, выпрашивать ответы тоже. А нужно просто довериться.
– Мне замена потребуется, – сухо отвечает. Значит, согласился.
– Через два дня найду. Есть предпочтения? Брюнетка? Блондинка? Третий размер? Четвертый? – шучу.
У Ники светлые волосы и третий размер груди. Она вообще вся как конфетка. Ледяная. И на жену мою бывшую похожа. Может, поэтому меня так триггерит на ней?
– Есть. Чтобы с обязанностями справлялась. Уяснил? А то Веронику верну. Да, пусть сама мне позвонит и скажет о своем увольнении.
– Блядь, с этим проблемы будут.
Игнат цыкает и уходит. Мы расходимся каждый в свою сторону. Мне на кухню, ему в кабинет.
«Ты сегодня остаешься дома, ледышка. И без сюрпризов. У меня шумоизоляция, да и соседи все на работе. Ключей нет. Жди. Приготовь ужин. Макарошки».
Хотел позвонить, но она так на мой голос реагирует, не хочется лишний раз ее пугать. Должна просто привыкнуть. Ко мне.
Димон приезжает к обеду. На бизнес-ланч рассчитывает? Зря, у нас их нет. Терпеть их не могу. Много суеты, а по вкусу дерьмо вечное. Хотя как за них сражалась ледышка! У меня привстал, стоило зависнуть на ее часто вздымающейся груди и губках. Это был единственный раз, когда Ника показала свои эмоции.
– Что с лицом? – спрашиваю, как только сели за стол.
– Да так… Производственная травма.
– Как кошка подрала.
Улыбается хитро. Кошка по имени…
– Так что хотел? Я так понимаю разговор деловой, а не за жизнь позвал потрещать?
Смотрю по сторонам. С чего бы начать? Мне одну дамочку от мужа надо избавить. Так сильно трахнуть ее хочется, что в рыцари заделался. Впрочем, все как обычно.
Свою бывшую жену я тоже спасал от парня-абьюзера, к которому она в итоге и ушла.
– Есть такой тип – Уваров Тарас, занимается строительством, имеет несколько крупных строительных фирм. Строит и в Москве, и в других крупных городах. Поднялся с низов, в какой-то момент либо фортуна улыбнулась, – говорю тише обычного, взглядом Димона ловлю. Какая нахер фортуна? – либо помог кто.
– Обидел? – шутит еще. А это бывает редко.
– Да. Сильно, и… у него жена есть. Уварова Вероника.
– Блядь, не говори, что вы трахаетесь и нужно тебя замазать перед кем-то, чтобы этот Уваров не нагадил тебе.
– Мне нужно помочь ей с разводом, Димон.
Он приподнимает левую бровь. Не верит. Того и гляди либо заржет, либо у виска покрутит. Да сам пока в шоке, во что влезаю.
Правильно кто-то сказал: все войны из-за баб. Зреет проблема – cherchez la femme* (Прим. автора: в переводе с франц. «Ищите женщину»)
– Есть такая штука. Называется ЗАГС, в крайнем случае, суд. Говорят, помогает. Пишешь заявление и…
– Дима, – еще понижаю голос.
Я около той грани, когда с шутками пора заканчивать. Если я правильно понял и выяснил, кто такой Уваров, то Ника вчера, сказав: «А то убьет», окажется права.
– Мне нужно его посадить. Надолго, – наклоняюсь к нему, в глаза смотрю. Он должен понять, что это не бред сумасшедшего, а моя реальность.
– Есть за что? – без промедления отвечает.
– Да по-любому.
Ледышка обмолвилась про документы, которые она у него украла. Именно из-за них он слетел с катушек. Значит, что-то важное и ценное.
Дима уходит спустя час. Мы с ним о многом договорились. Его связи в органах, мои связи, из этого что-то должно получиться.
Если нет, нам всем крышка.
Домой еду с каким-то бешеным ожиданием, смешанным с возбуждением. Не только сексуальным. Там же меня ледышка ждет, макарошки, наверное, отварила. Злая правда, гневными лучами будет бить похлеще мечей Джедаев, я же в ее представлении настоящий Дарт Вейдер.
Паркую шустро машину на первое попавшееся место, забегаю в подъезд. Какой-то подросток-переросток. Открываю дверь ключами, а внутри – тишина… Едой не пахнет, и темно.
Сука, где она?
Глава 9. Вероника
«Ты сегодня остаешься дома, ледышка. И без сюрпризов. У меня шумоизоляция, да и соседи все на работе. Ключей нет. Жди. Приготовь ужин. Макарошки».
Читаю. Вдумчиво.
Не понимаю.
Закрываю приложение и откладываю телефон. Перед глазами расплываются буквы, а дыхание становится поверхностным, словно я словила горячку.
«Ты останешься дома…»
Эта фраза уносит в прошлое. Я будто переместилась в дом, где какое-то время была счастлива. Передо мной спальня, где я и Тарас… любили друг друга. До потери сознания, до слез, до глупых обещаний, которые никто из нас так и не выполнил.
Может, в этом причина нашего краха?
В какой-то момент муж изменился, стал другим. Когда пришел домой под утро пьяным и, возможно, под наркотой, я выговорила ему все, что наболело: о своих переживаниях, о своей боли, о том, что жалею о свадьбе.
О том, что больше его не люблю.
Та ночь останется в моей памяти навсегда. Его дикие толчки внутри меня, агрессивные, до упора. Он наказывал меня за мою нелюбовь.
Я чувствовала себя тряпичной куклой, которую опустошили, а внутрь забыли набить даже дешевой ватой. Думать о дальнейшем не могла. Казалось, разучилась.
Уваров запер меня дома на несколько дней. В какой-то момент стала ненавидеть стены, которые украшала с любовью и удовольствием, комнаты, обставленные самой лучшей мебелью, вещи, купленные в странах, где мы успели побывать.
Бродила по замкнутому пространству как призрак. Впрочем, такой я и была. Без души, без мыслей, без желания жить дальше. Потому что любовь не просто ушла, она сгорела в ненависти к нему.
Снова открываю телефон и читаю сообщение от Бессонова. Меня накрывает истеричным смехом, потом я плачу, уткнувшись в подушку.
Сердце превращается в потухший уголек. Оставляет черные следы на всех органах и еще противно жжется.
Тело… вялое. Теряю силы от нахлынувших воспоминаний. Ярких, до боли жгучих и царапающих.
И засыпаю.
Просыпаюсь, когда за окном начинает темнеть. Я все еще заперта в этих стенах ненавистной мне квартиры. Вокруг тишина, мое шумное дыхание бьет по барабанным перепонкам.
Ключ в замке заставляет резко вскочить и прижаться к стене. Я запуталась во времени, в днях недели. Меня окружает сплошной туман из прошлого, откуда никак не могу найти выход.
Хочется кричать и биться, вцепиться пальцами в волосы и выдирать их с корнем, а потом орать, пока горло кто-нибудь не вырвет.
Просто очень сильно устала.
– И что это, блядь, такое? – голос Влада грубый. Он злой, как самый настоящий черт. Хотя, выглядит так же.
Я слышала его глухие шаги в коридоре, потом на кухне и, наконец, на пороге его спальни.
В комнате темно. Уверена, что он видит только мой силуэт у окна. Я же, напротив, из-за уличного освещения вижу его отчетливо.
Сейчас он как никогда напоминает мне чудовище, с которым у меня договор.
Украдкой тыльной стороной ладони вытираю дорожки слез. Дышать стараюсь медленно. Внутри адовое беспокойство, а внешне я должна сохранять холодность.
– Я спрашиваю, это что такое? – повторяет сдавленно и двигается в мою стороной.
Дыхание прекращается, кислорода вокруг нет. Я вдруг оказалась на Марсе, где мне осталось жить считанные секунды.
– Ты о чем? – спрашиваю тихо.
Глаза его горят огнем, кажется, они из темно-карих стали бордовыми с красными искрами. Зловеще выглядит.
– Дома тишина, а ты забилась в угол и чего-то ждешь. Я просил тебя без сюрпризов.
И глаза мои рассматривает. Пальцами сдавливает подбородок, лицо мое к себе приближает. Дыхание такое жесткое, что режет кожу.
Влад стал чаще дышать и то и дело на губы опускается. Господи, меня разрывает от ожидания. Что он сейчас сделает?
Ударит? Или поцелует? Первое становится привычным. А второе…
– Что со зрачками? – говорит почти в сомкнутые губы. Но даже так я чувствую вкус никотина. Влад курил. Много. Горечь проникает через клетки и оседает на языке.
Но у меня нет никакого отторжения.
– Ты принимаешь что-то?
Молчу. Он считает, что я приняла наркотики? Поэтому себя так ведет?
– Собирай свои вещи и проваливай, – рычит близко.
Слегка отталкивает и отходит к окну. Плечи высоко вздымаются, как и широкая грудь. Руками за подоконник зацепился и с силой его сжимает. Того и гляди пластик треснет.
Вот он – мой путь к спасению. Дверь открыта, нужно только быстро собрать свои вещи, и я буду свободна.
– Ты подписал договор, Бессонов, – холодно отвечаю, – это значит, что ты обещал мне помочь.
Теперь его очередь молчать.
– Ужин где? Я голодный.
– Какой ужин?
– Я просил тебя в сообщении приготовить ужин, – раздраженно отвечает, – так сложно выполнить свои обещания?
Концовку текста я помню смутно. Мне хватило только начала, где говорилось, что меня заперли. Выхода нет. Стены снова начали давить, а сознание плавилось как металл при тысяче градусов.
– Я не умею.
Вздыхает тяжело и поворачивается ко мне лицом. Руки скрещивает на груди, из-за чего его мышцы кажутся больше. Рисунки татуировки переплетаются. Мне видятся они клубком ядовитых змей.
– Иди на кухню и ставь воду. Сейчас приду и помогу.
Дважды просить не пришлось. Я пулей вылетаю из спальни. Его близость превращает меня в никчемную букашку. Аура у него какая-то дикая, животная и опасная.
Делаю все, как он и сказал. Нервничаю. Постоянно кусаю ногти, заламываю пальцы. Места не могу себе найти. То проверяю, не закипела ли вода, то сажусь на стул и тут же встаю.
Влад возвращается спустя время. На нем лишь черные спортивные штаны. И все.
С меня словно разом снимают тысячи перцовых пластырей с кожей. Жжется все тело. Обвожу его взглядом как картинку карандашом. Слюны во рту становится больше, а горло пересыхает.
По его волосам стекают капли воды и оставляют дорожки на спине и плечах. Бессонов только вышел из душа, а я так погрузилась в себя, что и не слышала шума в ванной.
В воздухе запахло мужским гелем для душа. Морозным, свежем. На разгоряченную кожу оседает, что покрываюсь непрошенными мурашками.
– На, шинкуй.
Достает овощи из холодильника, некоторые подносит к носу и силой втягивает их аромат.
Ухмыляюсь. Это выглядит… сексуально.
– Ну и что встала? Шинкуй, значит, режь.
Опускаю взгляд и иду к столешнице, где Бессонов отложил нужные для пасты овощи, достал разделочную доску и нож.
Чем меньше я сталкиваюсь с ним взглядом, чем меньше на него смотрю, тем лучше. Что-то непонятное он во мне будит. То, что хочется держать взаперти.
Трясущимися руками беру крупную луковицу и начинаю резать. Не получается. Пальцы подводят. Суставы не слушаются, и движения выходят топорными, неумелыми. Хотя, что может быть проще, чем нарезать лук?
– Не так, – психует.
Бессонов становится позади меня. Спиной чувствую рельеф и внушительный бугор между ног, которым он прижимается к моей пятой точке, выбивая оставшийся воздух из груди.
Большую ладонь кладет поверх моей, а другой обхватывает мою руку, которой я держу нож.
Его касания чужие, непривычные. Но так же, как и с табаком, нет никакого отторжения. Только не могу разобраться: это хорошо или все же… плохо?
Влад умело шинкует лук, и отправляет его в разгоряченное масло. То же самое проделывает с другими овощами. Мы так и остались стоять, как и стояли. Я впереди, он сзади.
Снова хочется закрыть глаза и забыться. Как вчера в коридоре. Чувство, что за его широкой спиной безопасно.
Странно… Я ничего похожего не испытывала, когда давно-давно обнимала так Уварова.
– Ты что приняла, Вероника?
Обращение почему-то режет слух. Я уже привыкла к его «Ника». Боже, мне и «ледышка» нравится. А сейчас… Он ведь еще напряжен, дышит мне в шею часто.
– Ничего.
– Не ври мне.
– Я говорю правду. Ничего, кроме витаминов, не принимаю.
Бессонов откладывает нож и силой разворачивает меня. Рукой обхватывает шею и снова приближает к себе. Глаза в глаза, губы в катастрофической близости.
Я не дура. Знаю, как выглядит мужчина, который хочет поцеловать женщину. И сейчас Влад выглядит именно так.
Только не целует. Ждет чего-то. Хотя у него есть на это полное право. Как и иметь меня. Странно, что еще не воспользовался.
Его кожа губ сухая, чуть обветренная. Хочется увлажнить их. Потом корю себя за это желание. Надо помнить, кто передо мной, и какой ценой достается развод.
Бессонов просто касается моих губ. Не более. А мне уже хочется провалиться сквозь землю. Ведь мне приятно. Его касания приятные.
– Доделай тут все. Я сейчас, – быстро говорит и уходит, поправляя спортивные штаны.
Отворачиваюсь, прикрываю глаза и выдыхаю, ногтями царапая дорогущую столешницу. Нож хочется вонзить в деревянную доску со всей силой.
Что сейчас было?
Ужинаем молча, каждый смотрит в свою тарелку. Получилась полная хрень. Я переварила макароны, а соус почти весь выкипел. Но Бессонов ест.
Мы сидим друг напротив друга, между нами расстояние больше метра. Но напряжение гудит как тысячи вольт по проводам.
Никто больше ни о чем не спрашивает, прошлым никто не делится. Два чужих человека.
Доев все до крошки, Влад отодвигает с противным скрипом тарелку и глазами прожигает меня насквозь.
– Ты все? – медленно спрашивает.
Кусок в горло больше не лезет. Я так-то не очень голодной была. Напиталась сжатым воздухом вокруг нас.
Смотрю на Бессонова в полной растерянности.
Кажется, он сейчас встанет из-за стола, подойдет чуть ближе и, не подав руки, скажет: «Идем в спальню».
Влад повторяет ровно то, что и проигрывалось у меня в голове.
Шумно отодвигает стол, возвышаясь передо мной горой, ловит мой испуганный взгляд.
– Жду тебя в спальне.
Глава 10. Вероника
Я следила за широкой спиной Влада, пока он не скрылся за дверью спальни. Биение сердца чувствуется в горле. От страха и нахлынувшего волнения не могу сделать и вдоха.
Ледяными пальцами стараюсь схватиться за ручку кувшина с водой. Перестаю чувствовать, руки онемели, либо их полностью парализовало.
Кое-как наливаю полный стакан воды, разлив половину на дорогой стол, и жадно выпиваю до дна.
– Это просто секс, Ника, – шепчу губами, – просто поступательные движения. Нужно только закрыть глаза, и … снова посчитать.
Зажмуриваюсь сильно-сильно, до боли, вспоминая свое максимальное число. Это было пятьсот восемьдесят три. На цифре пятьсот восемьдесят четыре я заново могла дышать.
На негнущихся ногах иду в ванную комнату, наскоро принимаю душ, умываюсь, наношу крем. Движения отработанные, но стали менее желанными.
В спальне полумрак. Горит только торшер в углу комнаты. Шторы плотно занавешены. Можно подумать, кто-то из соседей будет смотреть в окно.
Бессонов лежит на кровати в одних боксерах, спортивные штаны валяются на кресле, небрежно перекинутые через подлокотник.
Его глаза закрыты, но он не спит. Чувствую. Воздух такой же наэлектризованный, как был на кухне. Здесь пахнет солью, морским гелем для душа и еще чем-то мужским и диким. Невозможно дать четкое определение этому запаху.
– Что застыла? – говорит сдавленно.
– А что мне делать?
Влад недовольно вздыхает и открывает наконец глаза. Мне показалось, что меня пронзило и отбросило назад силой его взгляда. Он накалывает им как умелый энтомолог редкое насекомое.
– Ну, если есть желание, ты можешь раздеться.
От его слов только сильнее запахиваю халат. Кожу ласкает пламя, и… странные ощущения рождаются под ней.
– В комнате жарко, ледышка, – говорит надменно.
Хватаюсь за пояс халата и медленно тяну один конец. Спустя пару секунд ненужная тряпка падает мне в ноги. Остаюсь стоять в той же ночнушке, что была прошлой ночью.
Кожа покрывается мелкой россыпью мурашек, которые заостряются под его темным взглядом.
– Ближе подходи, – приказывает. Голос стал хриплым и низким. И каким-то сексуальным, что ль.
Делаю крохотные шаги к кровати. Дыхание рваное, а как делать вдох – забываю. В спальне и правда жарко. Кажется, бисеринки пота скапливаются вдоль позвоночника и стекают вниз.
Мне бы бежать, кричать, просить, чтобы прекратил, но слова застревают в горле, как и крик.
Где-то на самом дне есть уверенность, что он не такой как Уваров. Влад другой, он не будет делать то, что делал Тарас. Просто… знаю.
– Ника, – наигранно ласково обращается, – скажи мне, прелесть, я кусаюсь?
Бессонов приподнялся на одном локте и нахмурился.
– Надеюсь, что нет, – отвечаю.
– Тогда иди ко мне, – снова ласково просит и опять укладывается на кровать.
Подхожу так близко, как только могу. В носу щиплет мужским ароматом и горечью табака. Он снова курил.
За все время, что мы знакомы, ни разу не видела его с сигаретой. Не то, чтобы я за ним следила, но нет да нет, наблюдала его стоящим на заднем дворе ресторана, на парковке, утром на крыльце. И ни разу не замечала зажатую сигарету между пальцев.
– Что дальше? – спрашиваю.
От ожидания знатно трясет. Пусть уже, наконец, возьмет меня и даст потом возможность вдохнуть свежего воздуха.
– Эту черную штуку точно не снимешь?
Бессонов говорит про мою ночную сорочку.
– Я… не хочу.
Закрываю глаза и просто молюсь, чтобы он не попросил избавиться от нее. Приказ, который будит полярные чувства.
– Ну, как знаешь. Испачкается ведь, – вздыхает расстроено и отворачивается от меня, – все, что тебе нужно, стоит на тумбочке. Давай, отмораживайся скорее. Устал пиздец как.
На прикроватной тумбочке стоят разные флакончики. Как-то неправильно сейчас брать каждый и рассматривать. Хотя они выглядят точь-в-точь как смазка. Застыла, мысли в голове бродят разные. И ни одной нормальной.
– Ника, – рявкает. Пугаюсь, – бери уже любое и массируй. Правая рука вообще не двигается.
«Массаж каждый вечер», – вспоминаю последние слова в нашем договоре.
Получается, он позвал меня не сексом заниматься, а…
– Так ты просишь меня сделать тебе массаж? – неуверенно спрашиваю.
Не могу пока понять, что же чувствую. Облегчение? Разочарование? Я же вроде как настраивалась, а тут…
Бессонов вздыхает и правда устало. Он проснулся рано утром, работал весь день, стругал там свою морковку с лучком, потом помогал готовить ужин. Влад, получается, реально устал.
– Грудной отдел, шейный и предплечье правой руки. Аж трясет от напряжения в мышцах, – говорит в подушку, но я слышу каждый звук.
Присаживаюсь на кровать и, наконец, с долей спокойствия рассматриваю баночки. Там массажные масла. Есть профессиональные, разогревающие, с каким-то там змеиным ядом. Может, это выбрать?
– Их столько много, – говорю вслух.
Мои первые слова сказанные просто так. Не короткий ответ на вопрос, а как бы поддержать разговор.
– Ты только составы не начинай читать, ладно? Мы так до утра будем сидеть.
– Лежать. Сижу здесь только я, – снова… поддерживаю разговор.
– Это пока, – грустно отвечает.
Выбираю самое обычное, с какими-то травами. Бессонов просил не вчитываться, я и не вчитывалась. Ориентировалась на картинку.
Выливаю немного масла себе на ладонь и касаюсь его спины.
Влад дергается, а потом понемногу начинает расслабляться. Тело вибрирует под руками, а кожей чувствую его проработанные мышцы.
Чуть надавливая, веду вдоль косых мышц, захватываю предплечья, обвожу столб позвоночника. Разминаю каждую мышцу от нижних отделов спины, постепенно переходя к грудному отделу и шейной зоне.
И… просто глажу.
Кончики пальцев словно опустили в раствор со смолой. Вязкая субстанция приятно обволакивает. Мне нравятся эти ощущения.
Внутри растекается горячее масло, заставляя дышать чуть чаще, чуть рванее.
Я продолжаю гладить крепкую спину руками, испытывая такие разные чувства, что не верится.
Бессонов вместо положенного расслабления, только сильнее напрягается. Мышцы стальные. Кажется, я кожей чувствую прохладу металла.
Дышим синхронно. И это… только больше распаляет. В воздухе пахнет порочной близость.
Пальцами перебираю короткие волоски под затылочной областью и иду дальше, массируя кожу головы.
– Достаточно, – грубо прерывает.
Наши взгляды встречаются, и мы словно в каком-то новом виде единоборств начинаем сражаться друг с другом. Без правил, без судьи, без установленного времени. Просто рвем друг друга в клочья.
– Что они значат? – хрипло спрашиваю.
Я обводила каждый завиток татуировки, прочерчивала линии. А теперь меня сжирает любопытство, которое выросло из банального страха. Часто мы боимся того, чего не понимаем.
– Зачем тебе знать? – наши лица не так уж близко, но я чувствую его жгучее дыхание, будто Влад совсем рядом.
Веду плечами. Сама не знаю, зачем спросила.
– Вот когда поймешь, зачем тебе мои ответы, тогда и отвечу.
Как только я хочу чуть больше узнать о том, кто такой Влад Бессонов, он резко отсекает от себя мои робкие шаги.
– Ложись спать, ледышка, – произносит на выдохе.
– А ты? – неуместно спрашиваю.
Что со мной происходит?
– Мне поработать еще надо.
Бессонов встает, и я замечаю его эрекцию, которая в белых боксерах отчетливо видна. И он нисколько не стесняется и не скрывает этого. Влад надевает спортивные штаны и, не говоря больше ни слова, выходит из спальни.
Опускаюсь головой на его подушку и прикрываю глаза. Я все еще чувствую его запах, словно при касании покрывала проворные молекулы перебрались на мою кожу. Какое-то глухое разочарование щиплет внутри, как будто ужалила медуза: незаметно в воде, а на суше требуется помощь.
Глава 11. Вероника
Из-за плотно задернутых штор, которые не пропускают и лучика солнечного света, не понимаю, что уже позднее утро.
Реальность не сразу врывается в мое сознание. Я, улыбаясь чему-то, потягиваюсь, строю планы на сегодня.
Выходной. Значит, если Уваров не заявится без приглашения и не потребует ехать с ним на очередное мероприятие, нужно заехать к родителям. Мы не виделись несколько недель.
Родители в курсе, что я подала заявление на развод. Они только не понимают почему. Для них Тарас – идеальный муж, хороший бизнесмен, интеллигентный и образованный человек. А главное, по их мнению, с ним у меня всегда будет крыша над головой, еда в тарелке и ни в чем и никогда не буду нуждаться.
Рассказывать маме с папой обо всем не смогла бы даже под страхом смерти. Боюсь за их жизнь и здоровье. Зная папу, он будет защищать, отбивать меня до последнего вдоха. А мама… ей ни в коем случае не нужно знать, через какую боль проходила ее дочь. Тот случай, когда неведение лучше правды.
– Блядь, уже одиннадцать! – басом рычит кто-то справа.
Господи, это Бессонов.
Сразу вспомнился и наш договор, и мой переезд к нему, и… вчерашний массаж. При мысли о последнем становится как-то не по себе. Мне не было противно или мерзко, скорее, чего-то ждала от него. Того, в чем боюсь признаться.
– Ты почему мы не разбудила? – снова рычит.
Откидывает одеяло, усаживается на кровать и руками лицо трет. Потягивается до хруста в суставах.
Влад неровной походкой идет к выходу из комнаты, расчесывая своей огромной пятерней взлохмаченные волосы.
И зачем-то молча наблюдаю за всеми его движениями.
– Ты в душ? – спрашиваю с хриплыми нотками.
Бессонов останавливается резко. Даже не видя его лица, я уверена, что он хищно улыбается.
Дыхание учащается, и сердце гулко отстукивает сбившийся ритм.
– Хочешь со мной? – говорит вполоборота. Его глаза поблескивают яркими бликами, когда света-то в комнате и нет.
– Можно я пойду первой?
Спрашиваю, практически заикаясь. И очень надеюсь, что Влад не будет спрашивать почему.
Я помню запах его геля для душа, запотевшие створки лифта и пульсацию внизу живота от всех этих картинок и ароматов.
Не хочу, не буду.
Бессонов раздумывает несколько секунд. Слышу удары своего сердце, словно его поместили вместо настенных часов.
– Прошу, – отходит в сторону и рукой указывает дорогу.
Не помня себя, вскакиваю с кровати и бегом несусь в ванную комнату. По спине хлещут его острые взгляды, как дротики бросает метко.
Быстро сбрасываю с себя ночную сорочку, которая насквозь пропахла массажным маслом и, странно, Бессоновым. С остервенением кидаю его в стирку. Осталось понять, как запускать эту космическую машину.
Включаю воду и захожу в кабинку. Автоматом включается какая-то радиоволна, и замкнутое пространство наполняется попсовой мелодией.
Руками облокачиваюсь на плитку и тяжело дышу. Вода прохладная, а, кажется, там льется кипяток. Это все его взгляды, его немое присутствие.
Самое удручающее – все только начинается. Мне предстоит все это испытывать, пока не разведусь.
И пока не окажусь под ним с раздвинутыми ногами. Это бесит, раздражает, но уже… не пугает.
От бессилия бью по стене кулаком, злюсь.
Вдруг створки душевой открываются, обдавая прохладным воздухом все тело, что в момент покрываюсь крупными мурашками.
– Ты же не против? – уверенно заявляет Влад и делает шаг в эту самую кабину, закрывает створки и берет свой гель для душа, которой хотелось с жадностью вдыхать. Тайно.
Он абсолютно голый, как и я. Жар его тела ощущаю и не касаясь. У меня пропадает дар речи, в голове мысли смешиваются и превращаются в бульон.
Только взгляда отвести от него не могу.
Руки висят вдоль тела, а должна ведь прикрыться ими, потом наругаться, что вторгся в мое пространство без спроса. Возможно, и ударить.
Но я стою по стойке смирно. Прямо под его сканирующим взглядом. Он улыбается уголками губ, а в глазах чистая похоть, вожделение и кайф.
– Всегда хотел узнать, свои такие сиськи?
Тянет к груди руку и слегка касается ее, проведя линию от ключицы до заострившегося соска.
Резко выдыхаю ртом, не в силах сдерживаться. Ноги слабеют, тело мгновенно откликается на его руку, как будто он мой гребаный хозяин.
– Свои.
Мы смотрим в глаза друг друга. Между нами что-то натягивается прочно, что не в силах прервать эти взгляды. Опять повисает это напряжение, когда либо целуй, бери, либо мотай к чертовой матери из моего душа.
– Классные. Можно?
Что? Он спрашивать надумал?
Но, не дожидаясь ответа, обхватывает полушария обеими руками и сжимает их с немым обожанием.
А у меня от этого собственнического жеста выбивается весь воздух из легких. Мне приятно, руки его приятные, то, как сжимает приятно. Только силой не закатываю глаза от удовольствия. Бессонов ведь смотрит на меня, сразу все и поймет.
Не хочу сдаваться так быстро…
– Нравится? – спрашивает сдавленно, сокращая расстояние между нами.
В живот упирается его член, которым он уже готов меня таранить. Сжимаю ноги сильнее. Мне даже это нравится.
Внутри дикая пульсация и хочется уже как-то ее унять. Сделать, хоть что-нибудь чтобы не испытывать этого чувства.
– Я задал вопрос, Ника.
Наклоняется ко мне и коротко целует в основание шеи. От места поцелуя разбегаются разряды тока и мелко бьют по всем клеточкам, как сотни крошечных иголочек. Ладони потеют, стоять сложно, вся кровь устремилась вниз живота. Еще к щекам. Они горят, будто их натерли самым острым перцем в мире. Полыхают и щиплют.
– Нравится, – прикрываю глаза.
– А так?
Бессонов ведет рукой от соска, который обвел по окружности, вниз. Очерчивает впадинку пупка, бедренную косточку и движется к лобку.
– Люблю, когда там остается тоненькая полосочка. Не люблю гладко выбритых. Как будто малолетку трахнуть собираешься, – шепчет на ухо, ласкаю пока только лобок.
Тело льнет к нему, подчиняется его движениям, голосу. Он словно зомбирует меня.
Кожу ошпаривает от касания его кожи, жесткие волоски на его груди царапают мою нежную кожу. Но это все только больше заставляет чувствовать себя какой-то порочной. Ведь испытываю восторг от происходящего. Жидкое наслаждение, что заменило собой кровь.
Указательным пальцем чуть надавливает на половые губ и находит клитор. Гладит его осторожно.
Его дыхание как у огнедышащего дракона. Опаляет. И выглядит он так же. Глаза черные-черные, будто сгоревший кофе, губы сжаты, но все равно я хочу их поцеловать.
И пахнет сейчас в кабине по-другому. Сексом и пороком. Вкусно.
– Хорошо? – спрашивает.
Признаться – значит принять поражение. Я хочу, чтобы здесь и сейчас Бессонов взял меня на руки, прижал к этому жуткому черному кафелю, и…
– Да, – на выдохе произношу.
И молю, не останавливайся. Только закрыть бы глаза, не видеть его обезумевший взгляд.
– На завтрак предпочитаю яичницу из трех яиц, овощной салат с заправкой из оливкого масла, мелко рубленых базилика и чеснока, два куска поджаренного в тостере черного хлеба и крепкий эспрессо, – говорит четко, даже дыхание не сбивается.
А потом отстраняется от меня, ополаскивается под душем, подмигивает, и… выходит, окатив меня невидящим взглядом с головы до ног.
Глава 12. Вероника
– Ты как-то очень долго моешься, – говорит несколько с претензией, раздраженно.
Бессонов уселся за кухонный стол и что-то смотрит в ноутбуке, потом быстро вводит какой-то текст и глазами упирается в меня. Его удушающая энергия аж толкает назад.
Да и от такой наглости пошатнулась. Делаю медленный вдох, затем такой же длинный выдох и стараюсь взять себя в руки. Только что он стоял голым со мной в душе, упираясь членом мне в живот, рукой касался в таком месте, где до этого только муж меня и трогал. А сейчас сидит как в ни в чем не бывало и с недовольным лицом смеет спрашивать, почему я долго моюсь.
Запах твой с себя сдирала! Успокаивала взбесившееся сердце! Думала, в конце концов, о том, какой же ты козел, и как я тебя ненавижу.
– Ну, правда, – ухмыляется, – на шахте что ль всю ночь работала? Или вагоны разгружала?
Словно пытается вывести меня из себя своими провокациями.
– От тебя отмывалась. Не знаю, кого ты еще так лапал до меня, – начинаю дерзить и сама себе удивляюсь.
Я не говорила таким тоном с мужчиной, кажется, никогда. Сейчас либо осмелела, либо совсем с катушек слетела.
– Уф, колючая ледышка, – говорит и хрипло смеется.
Руки скрестил на груди. Языком проводит по верхним зубам, будто пересчитывает их количество, и скалится.
– Завтрак, Ника, – взглядом указывает на уже приготовленные продукты на столе.
Все, как и говорил: яйца, овощи, зелень, хлеб. А в стороне крафтовый пакет их сетевой пекарни. Такая же находится по пути в ресторан Игната, и я обожаю останавливаться там перед работой, заказывать капучино на миндальном молоке и съедать сливочный круассан с малиновым джемом. Вспоминаю, и слюна скапливается во рту, что вот-вот подавлюсь.
Приоткрываю пакет и вижу два своих любимых круассана, а в стороне светло-коричневый стаканчик. Не надо и крышку открывать, чтобы вдохнуть аромат молотых зерен с нотками миндаля. Уверена, внутри именно он – мой любимый кофе.
– И как ты узнал? – поворачиваться не хочу.
Моя спина под прицелом его глаз. Я чувствую передвижение его взгляда: шея, спина, задерживается на пояснице, потом спускается вниз и обхватывает пятую точку с какой-то жадностью. Господи, мы на расстоянии друг от друга, его большие ладони меня не касаются, но я все отчетливо ощущаю.
– И когда успел?
– У них есть доставка. Не знала? Кстати, она стоит дороже, чем весь твой завтрак. Прикинь?
– Не обеднеешь, – словно дерзко говорю.
Беру свой любимый круассан и демонстративно отрываю кусочек и отправляю его в рот.
Мне кажется, я его провоцирую. Логика моих действий отсутствует напрочь, ее смыло несколькими минутами ранее в душе. И сейчас я глупо пялюсь на Бессонова, который в полном шоке глазеет на мои губы в крошках.
Съедаю один, запивая кофе, и берусь за второй. Я как маленький ребенок, который прощупывает границы дозволенного. Страшно ли мне? Немного. Но почему-то отступать не хочется, прятаться не хочется. Бессонов – не мой муж.
– Вкусно, Никуш?
Встает со своего стула и размеренным шагом приближается ко мне. Нависает скалой, что я вмиг забыла о своей игре. Он точно не ударит, уже знаю, не поцелует, у него были возможности, которыми он не воспользовался.
А я хочу понять, зачем он это все делает. Зачем ему это все?
– Очень, – проглатываю липкий кусок слоеного теста.
Глаза обжигают яростью. Влад выхватывает мой не доевший круассан и… отправляет его в мусорку, кофе выливает в раковину.
Черт, он взбешен.
– Где. Мой. Завтрак?
– Сам себе его и готовь. Я не кухарка, – говорю в его губы, встав на носочки.
Он уже успел побрызгаться туалетной водой, которую терпеть не могу. И хочется отвернуться, зажать нос. Сделать это демонстративно. Но… я лишь делаю глубокий-глубокий вдох. Нравится…
– Тебе все еще нужна моя помощь? Защита? Нужна, Вероника? – тихо говорит, но отчетливо.
Каждый произнесенный звук слышится ударом молотка о шляпку гвоздя. До противного скрежета.
– Допустим, – отвечаю.
– Разворачивайся, – приказывает.
Что? В панике брожу взглядом по его лицу. Ищу ответы и не нахожу.
Молча подчиняюсь. Догадка кожу стягивает от липкого страха. Дыхание частое, но поверхностное.
Бессонов прижимается к спине всем торсом, руками по телу шарахается, как будто я его собственность.
Это ведь так и есть.
Дергает трусы вниз. Без ласки проходится по тем местам, до которых дотрагивался аккуратно в душе. Зажмуриваюсь. Не от омерзения, которое топило бы меня, будь это Уваров.
Сейчас другое. Все другое. Какая-то часть меня не хочет ему сопротивляться, ей нравится. И за это я ненавижу Бессонова.
– Значит, так хочешь? Чтобы так я тебя поимел? Решаю один вопрос и трахаю тебя, решаю другой – и трахаю твой рот. А что, мне отлично. А тебе? – зло шипит мне на ухо.
Отрицательно мотаю головой. Это низко, больно.
– Тогда делаешь все, как прошу. Без капризов, дерзости и что ты там в своей головушке запланировала. Терпеть это не могу. Я тебе не родитель, мои границы прощупывать не стоит. Ясно? Или пройдем в спальню?
– Нет, пожалуйста.
«Хочу по-другому», – мысленно добавляю. Мне ведь понравилось там, в душе. И знаю, что он может быть другим. Откуда-то знаю.
– Тогда сейчас делаешь, что прошу. Без выкрутасов. За жизнь обожрался уже ими.
Влад отпускает меня и помогает натянуть трусы, поправляет съехавшую одежду. Бегло осматривает, словно физически я могла пострадать.
Но это не так. Мне больно внутри. Синяки на душе заживают дольше, а то и вовсе не проходят. Он об этом не знает.
Готовлю ему завтрак, как и просил: яичница, салат, поджаренный хлеб. Включаю кофемашину и жду, пока она выплюнет его любимый эспрессо.
– В шкафу есть миндальное молоко, а в машине – капучинатор. Можешь сделать себе свой любимый кофе, – говорит будничным тоном.
– Спасибо, не хочу.
Присаживаюсь за стол рядом с ним. Моя тарелка пустая. Свой завтрак я демонстративно перед ним съела, пока голодный мужчина зло осматривал меня с ног до головы.
Бессонов молча встает и делает мне кофе, ставит передо мной и кладет несколько кокосовых печенек. Тоже моих любимых.
– Ешь, – приказывает.
– Я хотела сегодня к родителям доехать, – говорю и делаю глоток. Кофе вкусный.
– Нет, – грубо отрезает.
Хочется заплакать от бессилия. Ну почему так все получается? Чем я все это заслужила?
– Почему? – вместо этого спрашиваю.
Бессонов молчит. Ловко орудует ножом и вилкой и, кажется, совсем меня не замечает.
– Влад, если ты просишь от меня полного подчинения, согласно договору, – сухо говорю, – то и ты должен хоть что-то мне объяснять. В неведении сложно находиться. Да и вдруг ты меня обманываешь? – вскидываю на него глаза.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71479636?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Дарья Белова
Тип: электронная книга
Жанр: Эротические романы
Язык: на русском языке
Издательство: Автор
Дата публикации: 28.12.2024
Отзывы: Пока нет Добавить отзыв
О книге: – В обмен на помощь в разводе ты просишь… – слова застревают в горле как косточка. Даже сложно сделать вдох.