Моно логи. Том 2
Кирилл Кудряшов
Зачем оптику-расчётчику стол?
Как правильно кидаться петардами в туалет?
Зачем слесари падают с лестниц?
Как попасть на службу в ВВС, имея зрение -5?
И, наконец, в какой поликлинике врачи принимают в полночь?
Ответы на эти и другие жизненно важные вопросы ищите в этом сборнике.
Кирилл Кудряшов
Моно логи. Том 2
1. Обычный рабочий день.
Жизнь – борьба. До обеда – с голодом. После обеда – со сном. Обед прошёл, и весь офис "ЮНИТ КС" приступил ко второй фазе борьбы. За окном цвёл май. Погода шептала: "Займи, но выпей". Девушки начинали понемногу вылезать из тёплых брюк и перебираться в обтягивающие джинсы, а то и в платья, радуя четыре мужских глаза. Да, нас тут на тот момент было всего двое супротив пяти девушек…
Но не о том речь. Не о платьях и глазах…
В общем, в этот прекрасный момент в офис поднялся начальник сервисного отдела, Владлен Витальевич.
Коротко о нём. Слова "доброе утро!" он считает оскорблением и тут же начинает возражать, что ни фига оно не доброе. С пеной у рта защищает своих инженеров, если на них наехать, хотя не хуже нас знает, что они не работали ни хрена. К решению проблем подходит творчески, а уж к их созданию – и подавно!
В общем, он поднялся к нам, манагерам-небожителям третьего этажа, кивнув девушкам, машинально отметив у кого ноги за зиму постройнели, а у кого погнулись, и зачем-то подошёл ко мне. Хотя почему зачем-то? Просто он тоже боролся со сном и ему было просто скучно.
– Что, бездельник? – обратился он ко мне, – Опять ни фига не делаешь?
– Как это – не делаю? – возмутился я, – С чего это я бездельник? Да я ишачу не щадя живота своего на благо родной компании "ЮНИТ КС"! Да я вот уже второй год закладываю мины замедленного действия, чтобы взорвать рынок полиграфии Новосибирска! Да если б не я, отдел сервиса вообще бы лишился работы! Да я вот конкретно сейчас продаю невероятно сложный продукт!
– Что именно? – осадил мою тираду Владлен.
– Бочку краски. 200 кило! – гордо ответил я.
– Бездельник! – резюмировал он.
– Владлен Витальевич! – взвился я, словно моё оскорбленное достоинство вонзилось мне в попу, – Как вы смеете оскорблять меня, самого преданного сотрудника этой конторы? Как у вас только язык поворачивается выдвигать столь голословные обвинения! Поклеп! Поклеп на мое честное имя! К барьеру, Владлен Витальевич! Я вызываю вас на дуэль! Выбирайте оружие!
– Табуретка! – заявил Владлен.
– Тогда я выбираю переплетную машину CB-3600, – сказал я, кивая на металлическую дуру на выставочном столе.
Владлен огляделся в поисках ближайшей табуретки. Не нашёл.
– Хм… – сказал он и ушёл.
Я долго думал, могу ли я считать эту дуэль выигранной…
2. Сортирное бомбометание.
Как обычно, всё началось с шалости.
Я мыл руки в ванной и никого не трогал, как вдруг почувствовал движение у себя за спиной и характерный запах оксида серы. Соображал я быстро, с таким двоюродным братом, как у меня, принимать решения начинаешь вообще стремительно, поэтому я всё понял молниеносно и закрыл уши руками.
Грохнуло.
Этот ебалай закинул мне в ванную петарду и, не заткни я уши, последствия могли бы быть плачевными – оглох бы на пару часов. Когда его расплывшаяся в улыбке физиономия появилась в дверях, я уже был готов, и встретил его точным посылом ковшика воды прямо в эту самую физиономию. На этом инцидент был бы исчерпан, если бы не тот факт, что закинутая мне в ванную петарда упала на мою футболку и, само собой, прожгла её.
И я приготовился мстить.
Ванная и туалет у нас соединялись небольшим вентиляционным отверстием близ потолка. В теории на нем должна была стоять решетка, но она давно отвалилась, а новую приклеить у меня руки не доходили категорически. И это было хорошо…
Прошло две недели. Прожженная футболка уже забылась, и Женька с чистой совестью отправился облегчать душу в туалет… Зря!
В два движения я взгромоздился на ванну, ступая плавно и грациозно, идеально бесшумно, словно готовящийся к прыжку кошак. Щелчок зажигалки, трёхкратно повторяющееся шипение вспыхивающей серной головки петарды и три точных броска в вентиляционное отверстие. В туалет!
– Тут у тебя что-то осыпается! – крикнул из сортира Женька, и в тот же миг грохнули три взрыва с интервалом в полсекунды.
Помните мультик про "Тома и Джерри"? Когда коту долбят по голове, скажем, кувалдой или бейсбольной битой, у него зрачки начинают бегать по глазу, причём вертятся они в разные стороны. Вот примерно с такими глазами из туалета выпал Женька. Ключевое слово здесь именно "выпал".
Как стоял со спущенными штанами, так и выпал, пошатнувшись назад от первого взрыва, запнувшись об порог и вывалившись из двери спиной вперед. Честно признаться, такого эффекта я не ожидал…
– Всё! – сказал он, поднимаясь, – Это залёт, солдат! Война!
– Война! – радостно кивнул я, припоминая, сколько у меня коробок боеприпасов.
Война продолжалась около полугода и велась с переменным успехом. Хотя, к моей чести, нужно сказать, что я был более изобретателен в сапёрных вопросах. Спустя полгода мы заключили перемирие, поклявшись на мизинчиках больше не взрывать друг друга в квартире. На улице, в лифте или где-то ещё – не возбранялось, но в квартире – ни в коем случае. Но это было потом, а до того…
Напомню, поражающий эффект петарды – именно звуковой. Следовательно, нужно застать противника врасплох в замкнутом пространстве, чтобы он не успел закрыть уши руками и получил по ушам по полной программе. Поэтому Женькины попытки подорвать меня, порою, были просто смешны. Например, когда мы курили в коридоре, он мог вдруг неожиданно подорваться. Выскочить на лестничную клетку, кинуть оттуда в меня пару петард и подпереть дверь жопой, чтобы я не выскочил из заминированного коридора. А чего мне выскакивать-то? Уши заткнул – и все дела.
К минированию туалета я был готов теперь в любой момент. Стоишь ты или сидишь, услышав шуршание за занавеской, нужно срочно затыкать уши. Пару раз Женька кидал мне петарды в туалет и очень злился, когда я выходил оттуда улыбаясь и всячески демонстрируя своё презрение к его попыткам совершить террористический акт.
Как говорил Джон Крамер: "Если тебе дано предугадывать человеческие мысли и поступки – ты всегда будешь на шаг впереди…" За точность цитаты не ручаюсь, но смысл передан верно. Предугадать Женькины поступки особой трудности не представляло, поэтому однажды я предпринял контратаку!
После очередной партии в карты я демонстративно встал, громко сказал: "Пойду отолью", и, не торопясь, зашёл в туалет, уже слыша, как Женька, сопя, будто кабан в брачный период, лезет на ванну и готовит боеприпасы. Я же запрыгнул на унитаз, достал из потайного места заранее заготовленную картонку и на вытянутой руке закрыл ею вентиляционное отверстие. Секунду спустя о неё ударилась петарда и отскочила обратно в ванную.
– Бля!!!!! – донеслось из-за стены, а затем раздался звук падающего тела.
Я выбежал из туалета, чтобы успеть увидеть эту сцену, и мне повезло: я увидел!
Петарда отскочила от поставленной мною преграды и отлетела обратно, в ванную. Женька с перепугу выронил другие две заготовленные для броска, хвала Аллаху, хоть незажжённые, попытался спрыгнуть с ванны, но потерял равновесие и навернулся в неё. Да, прямо на горящую петарду!
Вы видели когда-нибудь, как человек, лежащий в ванне, выпрыгивает из неё ровно в том же положении, в котором там лежал? То есть просто взлетает над ванной! Вряд ли вы такое видели, вас ведь не пытался подорвать в сортире петардой ваш родственник! А я вбежал в ванную как раз в тот момент, когда Женька воспарил! Он не просто подпрыгнул, он именно воспарил, взлетел всем телом, вцепившись руками и, кажется, даже ногами, в края ванны.
Рвануло.
Женька рухнул обратно, словно подстреленный на лету гусь!
Не помню, чтобы ещё хоть раз в жизни я смеялся так, как в тот день, когда мой оглохший брат выбирался из ванны и оценивал повреждения прожженных петардой, на которую он упал, брюк. Это был триумф! Это была свершившаяся месть! Отомщены были и мои уши, и, главное – моя продырявленная футболка!
Само собой, происшедшее не отбило у Женьки желания меня взорвать. Скорее, наоборот, прибавило. Да, он стал умнее, и перед броском петарды заглядывал в вентиляционное отверстие проверить, не подложил ли я туда картонку. Пару неприятных моментов он мне, конечно, доставил, особенно когда меня прихватил, простите, понос, и мне пришлось облегчать душу под непрекращающуюся канонаду за моей спиной, но в целом счёт всё равно был в мою пользу.
Другой раз я подорвал Женьку в коридоре, куда мы ходили курить.
Часто бывало, что кто-то из нас выходил первым, а второй его догонял. Например, я уже вышел в коридор, а Женьке еще отлить приспичило, или, наоборот, воды попить, и он выходил курить на пару минут позже меня. Однажды этой пары минут мне хватило…
Заготовленный "запальный патрон из гремучей сигареты" (по аналогии с применяющимися во взрывном деле запальными патронами из гремучей ртути) давно уже лежал в кармане моей куртки. Наполовину выпотрошенная сигарета, в которую вставлена петарда и накрепко прикручена к ней скотчем. Система проста – поджигается сигарета, она не спеша тлеет в течение минуты-другой, а затем занимается петарда. Примитивное взрывное устройство, позволяющее убраться подальше от места закладки мины.
Мы пошли курить, но на полпути Женька осознал, что ему срочно нужно выпить воды. Я тем временем заложил свою мину в кабинке мусоропровода, чтоб курящий в коридоре Женька не заметил легкого дымка от "гремучей сигареты" и, выждав минуту, заявил, что у меня вдруг прихватило живот, и убежал якобы в туалет.
Женька посетовал, что ему западло бросать сигарету, чтоб меня там побомбить, и остался докуривать…
Рвануло практически сразу после моего ухода. От удивления Женька аж сигарету изо рта выронил!
А за ковровое бомбометание в сортире я отомстил ему по полной во время одного нашего поджога… Весна, сухая трава, и мы, два ебалая, традиционное пускающие палы на окрестных полях. Ах да, забыл уточнить: ПОЛЕ! И именно в поле Женьку и прихватило.
Бежать до ближайших кустов было лень, да и какой смысл, всё равно мы вдали от города практически посреди поля. Поблизости – никого… И, продекламировав: "Выйду в поле, сяду срать – далеко меня видать!", Женька приступил к реализации строчек этой легендарной частушки.
Зря!
Меньше минуты у меня ушло на то, чтобы пробежаться вокруг него и поджечь траву в восьми местах. Проклиная меня на чём свет стоит и обзывая жестоким садистом и извращенцем, Женька перебазировался на новое место метрах в десяти от предыдущего. Не проблема, в новом месте я тоже поджег все вокруг него, делов-то!
Так бедолаге и пришлось ОЧЕНЬ быстро справлять свои естественные надобности. После третьего перемещения он сумел-таки сосредоточиться и разрешиться от бремени, ни на секунду не прекращая материться.
Какие кары он призывал на мою голову! Как жестоко грозился отомстить… Но перемирия в этой затянувшейся войне всё же попросил именно он – после одного случая…
На сей раз это случилось у него… А вентиляция в женькиной квартире была построена несколько по иному принципу, чем в моей. У меня вентиляционная труба выходила в туалет, а туалет был соединен с ванной просто дырой в стене. У него же труба также выходила в туалет, но проблема обновления в ванной была решена несколько изящнее – по потолку туалета в ванную тянулась труба с решеточкой. Таким образом, воздух одинаково мощно тянуло из обеих комнат.
И вот Женька пошел в туалет. Не раздумывая ни секунды, я метнулся в ванную и повторил манёвр, давно отработанный у меня дома. А именно – подпалил петарду и кинул в трубу, в туалет.
Вот только если у меня дома петарды падали на пол, то здесь они взрывались прямо в этой тянущейся под потолком трубы с окошком, закрытым решеточкой.
Рвануло.
Из туалета, как обычно, со спущенными штанами выскочил Женька, засыпанный с ног до головы какой-то чёрной херней! Просто взрыв в трубе поднял в ней облако ни разу не чищеной пыли и втолкнул его в вентиляционное отверстие, точно Женьке на голову.
Тогда-то он и попросил перемирия, на условия которого я величественно согласился…
3. Давайте приносить радость, а?
Вот люблю я весёлых людей. Люблю, когда к работе своей с юмором относятся. Люблю, когда импровизируют на ходу… Такие люди повышают настроение! Ну и сам стараюсь не отстать.
Захожу сегодня в кафешку одну. Никогда там не был, просто свернул с привычного маршрута до столовой, где обедаю обычно, дабы завернуть к клиенту, ну и думаю: "А дай-ка зайду: посмотрю, чем кормят".
Подхожу к прилавку. Смотрю на меню… Цены не кусачие, но вот ассортимент не очень. Подходит продавщица. Смотрит на меня в упор, выжидающе так…
– Всё не то! – говорю я и собираюсь уходить.
– Как – не то? А что вам хочется?
– Супа хочу! А у вас нету его!
– Как это нету? А суп с сыром вам чем не угодил?
А я его почему-то просто не увидел в меню. Не по глазам. Ну, раз есть суп – можно и тут пообедать…
– Тогда мне суп, пожалуйста.
– Тот, который не тот? – смотрит на меня абсолютно серьезно, только глаза улыбаются.
– Его самого! А котлета по-полтавски – это как?
– Это из шведов! – не моргнув глазом отвечает она, – Из тех самых времен котлета, сохранилось несколько…
– Годится. На гарнир мне, пожалуйста… Гречку.
– Коньяка нет!
Я хлопаю глазами. Как она догадалась, что я коньяка хочу? Впрочем, это легко, коньяка я хочу всегда.
– Чего? – переспрашиваю я.
– Ну, вы сказали, коньяка вам к котлете, шведов запить! Нету! Рис лучше возьмите.
– А, коньяка! А мне почему-то слово "гречка" послышалось. Ну, раз коньяка нет, давайте рис.
Рассчитываюсь. Кассирша внимательно на меня смотрит и выдает:
– А где я тебя видеть могла?
– Понятия не имею! – честно отвечаю я, удивлённый таким резким переходом на "ты", – Я у вас первый раз.
– Странно, странно… О! Ты первомайский?
– Да. Был когда-то.
– Ну, точно! В электричке тебя два года назад видела!
Медленно офигеваю…
С осознанием, что день пройдет хорошо, сажусь за стол.
Заказ приносят быстро, начинаю потреблять принесённую пищу, оказавшуюся довольно вкусной.
Напротив меня за столом сидят четыре леди разного возраста. Явно знакомые между собой, обсуждают что-то в перерывах между движениями челюстей. У одной из них, девушки примерно моего возраста, звонит телефон. И, поскольку в кафе тихо, только челюсти шуршат, я отчетливо слышу её диалог: "Я бы хотел на "Гарри Поттера" сходить. Куда? Ну, например, в "Космос"…"
Дальше я уже не слушаю, меня озаряет.
Встаю, достаю из сумки билет в "Космос", подхожу, кладу перед девушкой билет и произношу голосом джинна из "Исполнителя желаний": "ИСПОЛНЕНО".
И, довольный произведённым эффектом, сажусь обратно. А она провожает меня взглядом и никак не может закрыть рот…
Пришел обратно на работу с ощущением, что жизнь прекрасна.
4. В больнице геройски погиб…
Когда я был маленький, а именно – лет так в 6 или 7, пришёл я в нашу детскую поликлинику на "Снегирях". Времена были жуткие… Начало 90-х, разброд и шатание, нарки и бандиты. Загаженные лифты, подъезды в шприцах и т.д. Не лучшим образом выглядела и поликлиника, а в особенности – её туалет!
Разбитые унитазы, всё засрано и загажено, пол в окурках, стены – в надписях, потолок – в копоти… Жуть, в общем! И, само собой, все стены исписаны отнюдь не признаниями в любви и стихами Пушкина! Мат на мате!
А мне – 6 или 7 лет. Я маленький мальчик из приличной семьи, домашний такой… В общем, значений матерных слов я ещё просто не знал. Поэтому все художества на стенах рассматривал с живым интересом, пытаясь угадать по смыслу написанного, что значит то или иное слово.
И вот тогда, в детстве, я увидел там на стене здоровенную, во всю стену надпись, которая надолго вынесла мне мозг и долго мешала воспринимать одно конкретное (и самое ходовое) слово из русской матершины.
Объясню для примера: представьте, что в детстве Вам сказали, что 3,14дорас – это марка машины. И вот вы идёте в школу и слышите, как дети обзывают друг друга этим словом! Да что друг друга! Представьте, что они кричат вам: "Ты – 3,14дорас!" А что в ответ скажете им вы, маленький недоумевающий ребенок, которого обозвали автомобилем? "Тогда ты – "Лада-Калина". Кстати, хорошее оскорбление, не правда ли?
Бред? Бред.
Так вот, в детстве мне сходным образом вынесла мозг надпись, смысла которой я не понимаю до сих пор!
На стене в мужском туалете детской поликлиники на "Снегирях" крупно и смачно было написано:
"В БОЛЬНИЦЕ ГЕРОЙСКИ ПОГИБ ХУЙ!"
Как? У кого? Зачем?
Кого оскопили в нашей поликлинике в далеком 90-м году???
Я гадаю до сих пор!
5. Тебе же стол дали!
В 20 лет передо мной встал извечный вопрос всех студиков. Куда идти на практику? И я выбрал ЦКБ "Точприбор". А что – всё по моей специальности, оптика, расчёт оптических систем.
Я пришёл. Я написал заявление. Я прошел проверку, длившуюся две недели. Меня детально проверяли на предмет того, есть ли у меня родственники с судимостью, родственники за границей и прочее, прочее, прочее. Меня предупредили, что я не имею права проносить на завод сотовые телефоны и фотоаппараты. И если я увижу, как кто-то из моих коллег фотографирует секретные чертежи, я должен немедленно бежать в первый отдел, иначе стану соучастником и тоже сяду. Ах да, ещё два года после практики я не имею права выезжать за границу…
Всё это впечатляло. Я чувствовал, что устраиваюсь в мощную корпорацию. Что я становлюсь частью огромного механизма, имя которому – военно-промышленный комплекс!
И вот, вожделенный день! Я переступаю порог ЦКБ и поднимаюсь на второй этаж в КБ ?Х (не потому, что оно совсем уж секретное, я просто забыл номер). У меня впереди две недели практики…
Мне все рады. Мне выделяют комп со здоровенным 22 дюймовым монитором. Мне объясняют: вот гранатомётный прицел "Клюква". Заточен вот под такие задачи. Дальность, кратность и т. д. Задача – построить его оптическую схему, сведя на нет аберрации. Ну, если на нет не получится, то хотя бы просто к минимуму.
Я в восторге!
Да, я ожидал чего-то более интересного, чем гранатомётный прицел, но ведь я же ещё третьекурсник-практикант, не дадут же мне что-то на самом деле важное, верно? Верный "Zemax" услужливо распахивает передо мной свое белое окно и вежливо интересуется, каково же должно быть фокусное расстояние мой системы.
Я плюю на ладони и погружаюсь в мир виртуальных оптических схем на целую неделю. Думаете – это так просто, сказал компьютеру, чего ты хочешь, и он сам построил тебе схему? Чёрта с два! Ты задаёшь ему примерные требования, которые ты желаешь. На глазок строишь схему в программе, которая, как тебе кажется, ПРИБЛИЗИТЕЛЬНО соответствует твоим требованиям. Построил – говоришь "Земаксу": "А ну-ка, просчитай мне схему!"
"Земакс" думает минуты три и, радостно мигая, выдает тебе список чисел и схем, из которых следует, что твоя система, глядя на танк, на выходе покажет тебе БТР, да ещё и перекрасит его в красный цвет из-за хроматических аберраций.
Хочется схватиться за голову? Рано! Это только начало!
– А как бы ты построил схему? – спрашиваете вы у "Земакса", и он, приняв введённые ему в начале работы данные, начинает гонять по виртуальной системе виртуальные лучи, постепенно уменьшая аберрации. Схема из 7-8 линз на компе с процессором 2,6 ГГЦ просчитывается от 2 до 8 часов, в зависимости от настроения системы. Да, делается все это банальным методом подбора.
– Ура! – говорит вам "Земакс" после пары часов ожидания, – Я всё сделал! Смотри, о хозяин, какую схему я тебе построил!
И снова хочется схватиться за голову, потому что "Земакс" по-своему гениален, но и безнадежно туп. Построенная им схема исправно увеличивает танк в 8 раз, четко передаёт его размеры и цвет, но… Но весит больше самого гранатомёта!
Но в построенной схеме УЖЕ есть рациональное зерно, уже можно взять за основу примерные пропорции линз, остается лишь уменьшить их до приемлемых размеров!
Задаёшь программе ограничения. Даёшь примерные рекомендации. Памятуя о том, что идеал недостижим, говоришь "Земаксу": "Чёрт с тобой, я согласен, чтобы танк увеличивался не в 8 раз, а в 7! Только пусть линзы весят не больше килограмма, ладно?"
Программа соглашается и снова уходит в режим глубокой задумчивости.
Еще 2 – 8 часов, и вот он, новый результат!
Линзы уменьшились в размерах, танк увеличен в 7 раз, все остальные параметры соблюдены… НО! Снова рано, рано хвататься за голову, рано биться головой о стену! "Умная" программа загнала одну линзу вовнутрь другой, ибо так аберрации будут сведены к минимуму!
Но снова в полученной схеме есть плюсы. Берёшь форму, расстояния между линзами, вытаскиваешь одну из другой и снова объясняешь программе: "Чёрт с ним, пусть танк будет не идеально ровным, пусть чуть-чуть вытянутым! Но не вгоняй линзы одну в другую!"
Снова уходишь домой. Программа считает… Утром результат готов. "Земакс", довольно мигая окошком, сообщает тебе, как в том анекдоте: "Чтоб зуб один был – могу. Чтоб членов 32 – тоже. Но куда при этом деть 2 корзины яиц???" Всю ночь гоняя лучи по схеме в разных её компановках, программа вполне может счесть, что вы, уважаемый хозяин и повелитель, сморозили фигню, и требуемая вами схема невозможна в принципе!
Вот теперь можно биться. Даже нужно…
И снова изменяешь размеры линз вручную, двигаешь их то так, то этак, прикидывая, какими искажениями на изображении можно пожертвовать, а какие будут критичны… Получив что-то похожее на правду, снова заставляешь могучую немецкую программу оптимизировать твою систему и постепенно, постепенно получаешь то, что хотел изначально. Ну, или почти то, ведь идеал недостижим!
За этим занятием я провел 7 дней из 10 отпущенных мне. За полторы рабочие недели я построил схему, в которую вполне можно было целиться по вражеским танкам, и показал её своей наставнице. Та обрадовалась, сказала, что не ожидала, что я справлюсь так скоро, согласовала схему с начальницей отдела и повелела вычертить готовую схему в трех проекциях.
О чём базар, простите, речь! Дайте мне "Автокад" и выпить!
Ещё два дня, и схема красовалась на листе формата А3. Моя первая работающая и кому-то нужная оптическая схема. Меня лично похлопала по плечу начальница отдела. Со мной тепло прощалась моя наставница. Я был счастлив! Я принес пользу родине! За 2 недели я накропал схему гранатометного прицела, и её отдают дальше, в отдел разработки корпусов!
И я решил: всё! Я буду работать здесь!
Прошел год. Я закончил бакалавриат. Я снова пришел на завод, прошел всю ту же утомительную процедуру идентификации и снова попал в уже знакомое мне КБ. Меня встретила лично начальница отдела, отвела за стол (почему-то без компа), усадила и ушла.
Я протёр стол. Разложил все бумаги и старые загадочные чертежи по тумбочкам. Посидел, подождал… Ничего не происходило… не выдержав, я пошел к начальнице отдела.
– Элеонора Фадеевна, а что я буду делать?
– В смысле? – удивленно вытаращилась на меня она.
– Ну… Заниматься я буду чем?
– Я ж тебе стол дала!
Это было сказано таким тоном, что я растерялся. Эта фраза словно бы объясняла всё! Это звучало как "Сорок два", никак не меньше… И я ушёл…
Посидел за своим столом, ещё раз прибрался на нем, посидел снова, подумал… Огляделся вокруг. Будучи практикантом, я как-то особо не оглядывался по сторонам, некогда было, я был погружен в работу по самое не могу. А тут… оказалось, что в КБ сидит около трёх десятков человек. Компов всего семь. Остальные люди что-то читали, о чём-то переговаривались, некоторые что-то писали…
За одним из компов сидела моя наставница по периоду практики… Устав изнывать от тоски, я двинулся к ней.
– О! Кирилл! Как твои дела?
– Да вот, – тяжело вздохнул я, – Мне стол дали.
– А, ну это хорошо.
– А вы что делаете?
– Да вот, "Клюкву" рассчитываю.
В моей душе вёе перевернулось и упало. Ведь это я рассчитал "Клюкву"! Моя схема не была идеальной, но она была хорошей! Мне все так сказали! Мою схему приняли к работе и передали дальше, выше! Ведь прошел год, целый год! За год "Клюкву" уже должны были изготовить и принять на вооружение! Как же так?
– Так ведь я ж её год назад рассчитал, – осторожно спросил я, – Неужели все плохо оказалось?
– Не, все нормально было. Хорошая схема, рабочая… Её передали конструкторам, чтоб они сделали корпус, и оказалось, что они его уже сделали.
– В смысле? – не понял я.
– Ну, пока мы тут рассчитывали начинку, они корпус уже сделали. И, само собой, начинка в корпус не влазит. Приходится переделывать…
Я потряс головой, пытаясь осмыслить. Мало того, что я должен свети к минимуму аберрации в схеме и при этом не сделать прицел размером с автомобиль, так я, оказывается, ещё должен уложить его в заранее задуманный кем-то корпус???
– А почему так?
– Бардак! – лаконично ответила моя наставница и углубилась в какие-то расчеты.
Я дотерпел до обеда. После обеда я подошёл уже к ведущему инженеру, второму человеку в КБ.
– Иван Иваныч, тут такое дело… Что мне делать-то? Чем заниматься? Над чем работать?
– Не понял? – удивился он, – Тебе что, стол не дали?
– Дали! – упал духом я.
– А в чём вопрос-то?
– Ну… Я… Что я должен делать?
– Ну как что? Тебе же стол дали!
Я сдался! Я опустился за свой стол, достал из сумки Пола Андерсона и углубился в чтение, время от времени поглядывая по сторонам. Пытаясь понять, кто же здесь что делает.
За неделю, что я выдержал в этом островке совка, я понял, что делают что-то от силы 5 человек. Те, кому достались компы, да и то не все, ибо компов было 7, а работников – пять. Остальные двое весь день раскладывали пасьянсы.
На второй день "работы" я обратил внимание на женщину, сидевшую напротив меня и читавшую газету. Поймав мой взгляд, она стыдливо спрятала газету под стол, ну а я, последовав ее примеру, спрятал под стол книгу (предыдущим вечером я сходил в библиотеку и затарился как следует). Она выждала минуты три и вновь достала газету… Я вновь достал книгу и свою соседку решил больше не смущать.
И вот так текли дни…
Каждый день в 11-40 открывалась дверь в КБ, в дверь вбрасывался здоровенный ящик, и зычный голос вещал: "МУУУСОООР!" Первое время меня это безумно удивляло, а потом я понял, что здесь всё происходит по часам. В 9 утра работа начиналась по звонку, причём на работу все приходили не раньше 8-55. Меня, приходившего в 8-40, приходившая в 8-50 начальница окидывала очень удивленным взглядом и не раз спрашивала, а чего я так рано прихожу…
Много позже я узнал, что те, кто приезжали на работу на своих авто, парковались поблизости и сидели в машине до последнего, перешагивая порог КБ ровно в 9 утра!
В 12-30 по звонку, как дети в школе, все сотрудники вставали и строем шли обедать! Все как один, в едином порыве! Само собой, возвращались все ровно в 13-30, не раньше!
В 17-50 народ начинал собираться. Паковались, одевались и вставали у двери в ожидании звонка. Ровно в 18-00 звонок, все выходят и растворяются в толпе!
Говорят, что однажды директор ЦКБ ровно в 18 часов караулил сотрудников под дверью. Звонок прозвенел, все ломанулись, а там господин Попов, который, окинув подчиненных взглядом, изрёк: "Про премию забудьте!" Кто-то робко возразил: "За что?" и тут же получил развернутый ответ: "Рабочий день у вас до 18-ти. Ровно в 18-ть вы вышли за пределы своего КБ. Значит, как минимум пять минут у вас ушло на то, чтобы собраться и одеться, а, может, и больше! А по трудовому договору вы должны работать ровно до 18-ти! Работать, а не пинать балду". Говорят, был скандал, вмешался профсоюз, но Попов был непреклонен, и все как один лишились премии!
Ах да, в 11-40 выносили мусор! Мусорщик закидывал в КБ коробку, все вываливали в неё хлам, и коробка исчезала.
Каждые 15 минут мужское население КБ вставало и уходило курить. Не курящий я тихо завидовал им и сходил с ума от скуки: делать там было абсолютно нечего, но всех вокруг это ничуть не волновало. Народ сидел, спал, негромко болтал, единицы – работали, в пятый раз переделывая схему "Клюквы", а счастливые обладатели компов – раскладывали пасьянсы, равно как и начальница отдела.
Кстати, у ведущего инженера компьютера не было. Он относился к числу людей, предпочитавших спать.
Всё это здорово напоминало работу рабов на плантации, которым, при этом, абсолютно нечего делать! Ах да, забыл сказать, с 9 до 12-30 и с 13-30 до 18-ти сотрудники не имели права покидать здание ЦКБ! На меня, сновавшего туда-сюда и имевшего по блату свободный пропускной режим, поглядывали с дикой завистью и, кажется, планировали устроить тёмную и отобрать вожделенный пропуск!
Кстати, о пропусках. Пройти на завод можно было через три проходные. Одна из них находилась в центральном здании завода, и через неё допуск был далеко не у каждого. Со временем он появился у меня, просто потому, что мне случайно ляпнули на пропуск не ту печать, что тоже многое говорит о нашем режимном учреждении, но речь не об этом. Просто попасть в главное здание завода можно было, пройдя на территорию через ЛЮБУЮ из двух других открытых проходных и войти в него изнутри. Но с парадного хода – не приведи господь, если у тебя на пропуске не стоит вожделенный кленовый листочек, символ власти и того, что тебе можно ходить везде!
На выходе с завода всех шмонали. Проверяли сумки, правда, когда я однажды всё-таки принёс на завод фотоаппарат, его обнаружили у меня в сумке, спросили, что это такое, и, получив закономерный ответ, кивнули и отстали. Как стало ясно позднее, весь этот шмон был направлен не на выявление шпионов, а просто на отлов расхитителей заводского имущества, коих было вагон и маленькая тележка. С завода пёрли всё, что плохо лежало! То, что лежало хорошо – перекладывали плохо и тогда уж пёрли!
Однажды моя мама (а она на этом же заводе в поликлинике народ врачевала) купила таз. Да, обычный эмалированный таз весьма приличного размера. Было это ещё до моей работы в ЦКБ… И вот мама попросила меня заскочить на завод и таз этот забрать.
Время – полдень. Я иду через проходную, что само собой уже странно, свободный допуск то далеко не у всех. И иду с тазом! Контролёрша придирчиво осматривает меня, затем таз, и спрашивает:
– Это что?
– Фотонный отражатель! – рапортую я.
– Проходите!
В этом был весь завод и подотчётное ему ЦКБ.
А ещё одна история с воровством случилась с год назад, о ней я узнал от мамы, которая и лечила пострадавшую… Обед. Через весь завод идёт мужик, несущий в руках CRT-монитор дюймов так 21-22. У самой проходной случайная женщина-инженер интересуется у него: "А куда это вы монитор понесли?" Мужик без разговоров швыряет в неё монитор и исчезает в неизвестном направлении. Монитор – вдребезги, у женщины – сотрясение. Мужика так и не нашли. А ведь он мог ответить любую ерунду! Как старики-разбойники: "Несу монитор на реставрацию!" – и всё, она бы наверняка от него отстала, ибо она потом и сама не знала, зачем она спросила, куда это он прёт монитор.
Особо интересно было наблюдать на проходной мою маму… Она на заводе вот уж 25 лет, и это уже само по себе накладывает определенный отпечаток, а в сочетании с её властностью и решимостью – это вообще гремучая смесь.
Однажды одна моя подруга должна была встретить мою маму на проходной, дабы кой чего у не забрать. Поскольку она её никогда не видела, я её проинструктировал следующим образом: "Ищи самую пробивную женщину. Менее заметная примета – трость".
После этой встречи, Наташа, смеясь, пересказывала события того дня.
– Стою на проходной. Все выходят, показывают пропуска, протягивают сумки для досмотра. И тут голос: "Какой пропуск? Ты что, не видишь, я иду!" Сомнений в том, кто это, уже не возникало.
Но что-то я ушел от темы: рассказывал-то ведь о своей работе в ЦКБ…
Однажды начальница отдела принесла в КБ снайперский прицел и, со словами: "Вот, смотрите, что немцы сделали. Разберите его и повторите оптическую схему!" – отдала КБшникам! Пятеро мужиков около часа восхищенно охали, разглядывая шедевр немецкой оптической промышленности, но вскрыть металлический корпус не смогли. Не нашли ни единого болтика или паза, а ломать – побоялись, вдруг оптику повредишь…
Я выдержал там неделю и в панике сбежал. Причём сбежать тоже было непросто: обходной листок включал в себя 14 фамилий, и все эти фамилии были разбросаны по различным уголкам далеко не маленького завода!
Моя Света выдержала там два месяца, написав за это время диплом, изучив C++ и прочтя хренову кучу книг. С тех пор я зову её ангелом терпения… Видимо, именно это свойство и позволяет ей жить со мной под одной крышей…
А мама до сих пор упрекает меня за это увольнение! "Сейчас ты уже мог бы быть начальником отдела! Зарплата у него – 15 тысяч! И мог бы сидеть и на законных основаниях ничего не делать!"
6. Единственный врач, который думает, что ты здоров, работает в военкомате.
Когда мне исполнилось то ли 16, то ли 17, я получил повестку в военкомат. Первой моей реакцией было, конечно, порвать эту выпавшую из почтового ящика бумажку со словами: "Достал этот спам", но… Раз родина зовёт, надо явиться.
И я пришёл!
Косить я не собирался. Нет, поймите меня правильно, служить я тоже не намеревался, но у меня был такой железный закос по семейным обстоятельствам, что валять ваньку перед докторами мне было попросту лень. Это, в конце концов, ниже моего достоинства! Я – талантливый актер, пять лет подряд симулировавший приближающийся 3,14здец перед ВТЭКом, просто не хотел размениваться на имитацию сколиоза и плоскостопия перед военкомовскими докторами.
А ещё мне было просто интересно, найдут ли врачи мои болезни сами…
Понеслось!
Сначала был хирург.
– Проходите. Жалобы есть?
– На что именно жалобы?
– Спина болит? Ходить тяжело? Невралгии? Застарелые переломы?
– Нет.
– Годен. Следующий.
У меня выпал глаз. Кажется, левый.
– А осматривать вы меня не будете?
– Так ты ж ни на что не жалуешься.
– Ну… А вдруг я чего-то о себе не знаю?
– Ладно, раздевайся.
Меня нагнули вперед, попросив достать пальцами рук до пальцев ног. Я дотянулся только до колена… Мне провели пальцем по позвоночнику, погнули влево и вправо.
– Одевайся. Годен. Следующий.
В карточке стояло гордое "здоров". Моего сколиоза хирург не заметил вообще, как будто его и не было. Не сказать, чтоб я прямо горбун из Нотр-Дама, но ведь есть же сколиоз! Есть, и не маленький.
Следующим был психиатр.
– Присаживайся… Как твои дела?
– Хреново…
– А почему так депрессивно?
– Не знаю. Просто хреново.
– Может, тебе развеяться, пообщаться с друзьями?
– У меня нет друзей.
– А почему?
– Я-то откуда знаю? Не любят меня люди. Говорят, что я странный, чудаковатый, многие считают опасным психом. Вы – психиатр, вы и расскажите мне, почему у меня нет друзей. Мне ведь самому это очень интересно…
Опять же, я не косил и не врал. Лет так как раз до 16-ти я был замкнутым и странным пареньком. Впрочем, странным я остался и до сей поры… Но в то время людей я подразделял на две категории: "ненавижу" и "терплю". Это лет с 20-ти добавилась ещё одна категория, постепенно становившаяся все более многочисленной. "Люблю".
– Странно, странно… – почесал подбородок психиатр, – Почему же у тебя нет друзей? Ладно. Годен. Следующий!
Помните анекдот о лучшем способе закосить от армии по психиатрии?
– В каких войсках хочешь служить?
– Снайпером хочу быть.
– А почему?
– Людей убивать хочу! Много!
Как видите, это просто анекдот. Замкнутый, необщительный паренёк, которого многие считают опасным психом, который по определению будет жертвой дедовщины и однажды вполне может спереть автомат и выкосить очередью всю казарму – годен к военной службе! Годен, млять! Иди, служи, солдат! Убивай всех – и своих, и чужих! Иди в стройбат, там такие звери, что им даже оружия не дают!
Потом был окулист. А я со своими -5 на тот момент ещё даже очки не носил. Так и ходил, ориентируясь по окружавшим меня неясным теням и звукам.
– Здравствуй, садись! Какую строчку видишь?
– Никакую.
– Как никакую?
– А вот так. Никакую.
– А где твои очки?
– Какие очки?
– Ты ещё и очков не носишь?
– Нет, не ношу.
– На людей ещё не натыкаешься?
– Нет, только на столбы иногда.
– Годен. Следующий.
Опять же, как в анекдоте: "Зрение -5? Годен к ближнему бою!"
Были ещё какие-то врачи, и у всех я был годен! Годен, 100% годен. И вот, наконец, пройдя всю комиссию, я попал к военкому. Он внимательно осмотрел мою карточку, усмехнулся, и сказал:
– Наконец-то хоть один здоровяк. А то все косят, у всех плоскостопие да энурез! А ты, видать, служить хочешь?
– Хочу! – искренне соврал я.
– Ну, выбирай, в каких войсках будешь служить?
К такому повороту событий я оказался не готов. Я тупо не знал вообще, какие войска есть. Просто не задумывался об этом.
– А какие войска вообще существуют? – спросил я, – Куда мне можно?
– Спецназ, – начал перечислять военком.
– Спецназ??? – охренел я, отродясь не занимавшийся спортом и на спецназовца тянувший разве что ростом, уже тогда во мне было 180 см.
– Ну да, спецназ. А чему ты удивляешься?
Чему я удивляюсь? Да тому, что я уже тогда читал "Пиранью" Бушкова, откуда знал, что в спецназ берут как минимум КМСов каких-нибудь видов спорта. Крепких, тренированных, упорных. А никак не замкнутых пацанов с комплексом неполноценности!
– ВВС, ВМФ…
– О! ВВС мне подходит! – брякнул я!
– Отлично! – обрадовался военком, – Значит, будешь летчиком!
Друзья, поблагодарите высшие силы, что мне уже 28 лет, и армия мне не светит в принципе. Представляете меня за штурвалом СУ-30, например? Меня, с моими -5? Родина может спасть спокойно, я не попадаю даже в корову с пяти метров, а уж с высоты в 11 километров мне будет сугубо без разницы, кого я бомблю: своих или чужих.
Родина может спать спокойно, покуда наши военные комиссии тщательно отбраковывают не годных к несению военной службы. Больных, полуслепых, потенциальных шизоидов…
7. Моя первая работа.
Довелось мне в студенческие годы поработать голографистом в находившемся в подвале нашего родного "НИИГАиКа" ЗАО "Оптик". Пожалуй, за всю мою трудовую практику это было самое удивительное место работы с самыми удивительными людьми.
И эта заметка – о них. О людях.
Шойдин Сергей Александрович. Большой босс. КТН, преподаватель оптфака СГГА, ведший, само собой, голографию. Очень странная личность, обожавшая контролировать всех и вся. Всё в мире Шойдина должно было быть подчинено логике и математике… Особенно голография!
Апогеем моего знакомства с ним был тот факт, что однажды он вошел ко мне в голографичку, где я только что закончил выстраивать схему, с которой занимался сексом в течение 3 часов. "А это что такое?" – спросил он, ткнув пальцем один из ключевых элементов схемы, призму, отсылавшую луч на ТРИ СХЕМЫ СРАЗУ, от чего призма тут же сместилась, и луч пошёл чёрт знает куда.
Кто не знает, что такое оптическая схема для голографии – поясню. Луч лазера должен попадать в миллиметровые отверстия объективов, проходить строго определёнными путями и падать в чётко заданную область, а, зачастую – ещё и под четко заданным углом! Пока всё это настроишь – успеваешь забыть, кто ты и где ты… А он одним пальцем смял все плоды моих многочасовых трудов.
– А что? – спросил Шойдин, наблюдая выходящий у меня из ушей пар и наливающиеся кровью глаза, – Схема развалилась? Значит, хреновая схема была.
И ушёл довольный.
Оплата у нас была почасовая. Мы каждодневно записывали в журнал всё, что мы делали в течение дня. Например: "25 августа, оттирал стенку от говна – 2 часа, ломал лазер – 1 час, собирал лазер заново – 3 часа". А в конце месяца мы подавали ему отчёт с полным указанием всех часов… И готовились к многочасовой битве за зарплату! За сумму порядка 3 000 рублей приходилось пободаться от получаса до часа… например…
– Так… У тебя в отчёте написано: "Оттирание стенки от говна – 11 часов". За это я платить не буду!
– С хрена ли бы??? Вы ж мне сами повелели пойти и оттереть от говна стенку!
– Вот! Именно это я и сказал!
– А я именно это и сделал!
– Ничего подобного! В отчёте у тебя записано другое!
– Ну как же? Вот же: "Оттирание стенки от говна"! Вот же оно!
– Да! Но это не то, что я повелел! Я сказал "оттереть", а не "оттирать"!
– Да какая разница-то???
– А элементарная. "Оттирание" – это процесс. "Оттёр" – это результат. Я плачу тебе зарплату не за процесс! Я плачу за результат! Вот если бы у тебя в отчёте было написано: "Оттёр стенку от говна" – вот это было бы совсем другое дело!
И так во всём!
Фраза "хозяйственные работы" в отчёте вызывала шквал обсуждений! А вот если в отчёте фигурировало "Выпрямил 126 гнутых гвоздей, вытащенных из ящиков" – вот это самое оно!
Вообще очень часто поставленные Шойдиным задачи напоминали бродивший не так давно по сети анекдот о дизайнере, которому поручили нарисовать 7 прозрачных перпендикулярных друг другу линий, причём две из них должны быть красными, а остальные – зелёными.
Но мы, как и в той истории, мужественно брались за эти задачи! И выполняли!
Знаете, после "Оптика" я не боюсь вообще ничего! Никаких заданий! Я уверен в том, что я могу всё, потому что глаза боятся, а руки делают! И семь перпендикулярных линий могу нарисовать! И одна из них будет даже в форме котёнка! Легко!
Ещё у Шойдина была очень интересная система подсчёта брака на производстве. Чем больше брака, тем меньше, само собой, твоя зарплата… Порой у меня было 200% брака. Как? Не спрашивайте! Особая система подсчета продукции.
Однажды я, кстати, чуть не поджёг Шойдина лазером…
Я настраивал схему перед записью на мощном аргоновом лазере, выдававшем до 1,4 ватта мощности! 0,8 ватта уже с избытком хватало на то, чтобы прикурить от лазера сигарету, ну или поджечь что-нибудь шерстяное! Например, кофту, которая в тот день была на нашем боссе. Я юстировал схему, что полагалось делать на малой, меньше 0,1 Ватта мощности, уже просто из соображений экономии энергии, ну и из соображений безопасности в том числе… Ибо если залепить себе в глаз лазерным лучом на полной мощности – хрен тебе потом обратно сетчатку припаяют… Но в тот раз я с мощности его убрать забыл и колупался в схеме, не подозревая, что лазер шпарит сейчас от всей души!
И в этот момент вошел Шойдин. Зашел просто так, спросить у меня что-то… "Как дела, что пишешь, как лазер…" И в какой-то момент он попросил меня показать работоспособность определенного участка схемы.
"Океюшки" – сказал я и взялся за поворотное зеркало, переводящее луч лазера с одного участка на другой… Зелёный лучик пополз по стене, коснулся пластиковой ручки узла чистки и… И от этой ручки пошёл лёгкий такой дымок. Лёгкий, но неприятный. Я всё понял, быстренько вернул лучик обратно и пошёл убирать мощность… Шойдин, по которому этот луч прошёл бы в следующую секунду, слава Богу, ничего не заметил… Ох и смеху было бы, прожги я ему аккуратную такую полосочку по всей кофте, от бока до бока!
Шойдина Галина Владимировна. Зам. директора. Мы звали её Мэдлин, по имени одного из персонажа "Её звали Никита", железной леди Первого Отдела. На самом деле "Оптиком" управляла именно она! С ней нельзя было спорить. Её нельзя было ни в чём убедить. Галина Владимировна была женщиной несгибаемой и несокрушимой!
Даже если в начале разговора с ней ты был полон ярости и уверен в своей правоте, в конце беседы ты уже ощущал себя учеником начальной школы, которого отчитывает умудренный годами завуч, полностью признавал свою вину и был готов её искупить!
Даже смешного-то о ней написать ничего не получается. Уважал я эту женщину! Крайне неприятную в общении, но потрясающую и удивительную. Люди с несгибаемой волей всегда впечатляют, вне зависимости от того, по какую от тебя сторону баррикад они находятся.
Но не приведи господь с ней работать или у неё учиться… Не приведи господь!
Гриша Смольский. Наш тогдашний бригадир и голографист. В области голографии – мой учитель! Да, именно он, а не Шойдин. От попыток Шойдина меня чему-то научить только голова болела и мозг разжижался…
Удивительно прагматичный человек. Обычно люди бывают или прагматиками, четко видящими свою выгоду и идущими к ней и только к ней, или интересными и образованными людьми, с которыми есть о чём поговорить. Прагматики редко читают книги, редко смотрят кино, им не до этого, они зарабатывают деньги. Гриша же ухитрялся совмещать и то, и другое, причём успешно. И при этом ещё и быть для меня авторитетом, что, в принципе, тоже довольно сложно.
Однажды эта прагматичная личность вывалилась из голографички с квадратными глазами и заявила: "Народ! Я это! Стих сочинил! Щас прочту…"
А надо сказать, что к тому моменту Шойдину пришло в голову, что ресурс нашей замечательной "Инновы" (прекрасного американского лазера) надо экономить, и к работе нужно подключить старый советский лазер, выдававший от силы половину мощности, зато при этом ОЧЕНЬ громко гудевший, ревевший и время от времени "гуляющий" по длине волны и длине когерентности. Работать на нем было не то, чтобы невозможно (невозможного в "Оптике" не было, мы могли и делали всё!), но очень тяжело и физически, и морально!
И вот Гриша, вышедший после более чем часа общения с этой гудящей дурой, продекламировал:
– Сижу один! Схожу с ума!
И лазер, падла, всё грохочет!
Мне б от него сбежать туда…
Туда, где очень тихо ночью!
Мы аплодировали абсолютно искренне.
Гриша ещё какое-то время порывался писать стихи, но больше ничего достойного из-под его пера не вышло…
Лёха Штамайзен. Тоже удивительный человек. С гениальным воображением! Потенциальный изобретатель… Но такой ебалай!
Среди лёхиных изобретений числилась самонакручивающаяся на болт гайка. Он предложил намагнитить болт и гайку таким образом, чтобы при поднесении к болту гайка бы на него сама накручивалась… На мой резонный вопрос: "А как её потом откручивать?", Лёха с ответом затруднился…
В другой раз он вычитал где-то, что дрожжи в процессе размножения выделяют электричество. Купил пачку дрожжей, сделал им питательный раствор в банке, подключил к банке тестер… И много ругался на меня за то, что я норовил при каждом проходе мимо сожрать немного лёхиного эксперимента. Ну вот люблю я дрожжи, что со мной поделаешь…
Кстати, пару микроампер тестер всё же показал… Таким образом, множество дрожжей в огромном чане, пожалуй, сможет зажечь лампочку…
Вика Мусина. Добродушное создание, служившее в нашей компании громоотводом. Когда в чисто мужском коллективе появляется девушка, все мужики начинают инстинктивно за ней ухаживать… И мы ухаживали, влюбляясь в Вику все по очереди. Ну, кроме Гриши, быть может… И Вика мужественно наши ухаживания терпела и дарила каждому кусочек тепла.
У Вики был один недостаток: она любила гомосеков! Наверное, отвращение к "голубым" зародилось во мне ещё тогда, в 2002-м, когда я, сев за компьютер, за которым только что сидела Вика, сдуру развернул вкладку "Эксплоера" и обнаружил на ней двух обнимающихся голых мужиков. Чуть прямо там и не сблевал…
Так мы и работали вот этой вот компанией. Весело и от души! Сражаясь с Шойдиным за зарплату, стараясь не попасть под влияние Галины Владимировны, время от времени ругаясь, но чаще – живя очень дружно и весело!
До сих пор вспоминаю те дни! Лучшая команда, в которой мне доводилось работать. Самая интересная работа в моей жизни…
8. Голографические байки
Штамайзен и электричество.
Лёха был электротехником по специальности. Поэтому если в "Оптике" что-то ломалось в проводке – мы звали Лёху. Ещё он классно готовил, за что мы его тоже очень уважали… Но не об этом речь.
Однажды в химичке сдохла розетка, и Лёха полез в ней колупаться, предварительно вырубив свет во всем "Оптике". Делалось это рубильником на входе в организацию, здоровым таким рубильником на щитке.
И вот, свет вырублен. Лёха копается в розетке. Я при свете фонарика что-то делаю в цехе. Гриша при свечах копается в лазере… Работа не стоит на месте, процесс идет. И в этот момент я слышу, как открывается входная дверь, а следом врубается свет.
В химичке громко орёт Леха. Орёт матом. Мы все выбегаем в коридор понять, что случилось. На входе стоит Шойдин, только что врубивший свет. Напротив него – Лёха с отвёрткой и пассатижами в руках. Волосы – дыбом. Глаза – красные.
– Какая сволочь это сделала? – грозно вопрошает он.
Что бы сделал адекватный человек на месте Шойдина? Извинился бы, я думаю, и замял это дело. Шойдин же попер в атаку!
– Что? Током получил? Правильно! Потому что не соблюдены меры техники безопасности! Почему у рубильника не дежурил человек? Почему на нём не висела табличка "осторожно, работают люди"?
Да потому, блин, что любой нормальный человек, войдя в темный коридор в разгар рабочего дня, сначала спросит: "Эгегей, что за херня!", и только по результатам ответа будет пытаться врубить свет.
– Григорий! Ты должен немедленно провести с сотрудниками инструктаж по ТБ! Немедленно!
Гриша собрал нас в голографичке, закрыл дверь и изрёк: "Сегодняшний инструктаж будет коротким, но ёмким. Запомните: от дураков защиты нет!"
Гриша и коловорот
Однажды Гриша искал коловорот. Ручная дрель такая, если кто не помнит…
Зашел он в слесарку, где в этот момент по счастливому стечению обстоятельств находились все мы.
– Где это? – спросил он, и, забыв слово, показал руками процесс вращения коловорота, для убедительности добавив и звук, – Бжжжжжж.
– Там! – незамедлительно откликнулся я, стоявший у верстака, и указал направление кивком головы.
– Тут! – кивнул на коловорот Леха, что-то мудривший у токарного станка.
– Ага, там где-то, – добила Вика, стоявшая у раковины вообще спиной к Грише.
Я, Штамайзен и колбаса!
Писали мы с Лёхой как-то ночью партию. Ночью, это значит ночью! Сроки поджимали, вот мы и гнали партию голограмм ночью. Я писал, а он проявлял. Сидели, шизели каждый в своём помещении… Я – в голографичке, а он в химичке.
И в определённый момент мы поняли, что задолбались окончательно и жутко хотим жрать!
Гонцом снарядили меня, как самого младшего. Денег – в обрез. Студенты же! Я ткнулся в круглосуточный магазин на углу, купил палку докторской и булку хлеба…
Пришёл. Мы налили себе по стакану чая, преломили палку колбасы о колено, рубанули пополам булку… Эх, молодость, молодость! Ничего в моей жизни не было вкуснее той палки колбасы, съеденной на работе, под гудение лазера и витающий в воздухе аромат изопропилового спирта.
Шойдин, часы и факс.
Была у четы Шойдиных дочка Ольга. Потрясающей красоты девушка и недюжинного ума! Сказка, а не девушка… Несколько лет это очаровательное создание проучилось в Китае, благодаря чему шпарило на китайском также успешно, как я на русском матерном. И когда у "Оптика" появились какие-то там дела, в которые нас, простых технарей, не посвящали, Ольга активно помогала родителям в этом нелёгком деле, выступая переводчиком и посредником.
И вот однажды к нам приехал некий китаец. Деталей я не знаю, фиг его знает, для чего он к нам приехал, и почему в этот момент рядом не было Оли… Я просто вошел в офис как раз в тот момент, когда Шойдин пытался объяснить оживлённо болтавшему на своём языке китайцу, что он не может что-то там подписать, пока не получит факс с каким-то подтверждением! Причем факс должен придти около 12-ти часов.
Диалог немого с глухим!
Шойдин, тыкая пальцем в каждую называемую им вещь: я не могу сейчас подписать! Не могу! Понимаете? Андерстенд? Факс придет в 12 часов! (при этом Шойдин тыкает пальцем в настенные часы, в число 12-ть), Твелв! Двенадцать! Понимаете?
Китаец: бла-бла-бла-бла!
Шойдин: да блин! Доунт андерстенд, ёпт! Не понимаю! Говорю же, не могу сейчас подписать! Факс должен придти! Факс! Понимаете? Факс! В 12-ть часов придёт, как Москва проснется!
Китаец просидел у нас пару часов, отчаявшись добиться от Шойдина чего-то внятного, дождался Олю, и… Оля долго смеялась своим искристым заливистым смехом, а, вернувшись в адекватное состояние, рассказала отцу:
– Китаец интересуется, почему ты утверждал, что вот эти часы на стене – это факс?
Китаец смотрел на ржущих нас и тоже улыбался…
Мы и слесарь!
Однажды вечером, часов в 19-20, мы вышли из офиса, и… И обнаружили у нас под дверью лежащего навзничь слесаря, без сознания, с лужей крови под головой.
Надо сказать, что обитали мы в подвале. А в подвал вела очень крутая лестница… Ох, сколько раз я на ней ногу подворачивал, не счесть… Думаю, тот факт, что слесарь под вечер был пьян, ни у кого сомнения не вызывает? Поэтому ничего удивительного в том, что он навернулся с лестницы, не было…
Мы вызвали скорую, помогли погрузить его на носилки (при погрузке слесарь очнулся и попытался встать, но был отоварен врачом по лбу и снова улегся), и, в конечном итоге, всё кончилось хорошо. Проведя пару недель в больнице с переломом основания черепа, слесарь благополучно вернулся на работу и снова стал пить. Даже бутылку нам не поставил за спасение жизни своей…
Удивительно другое. Расспрашивая дежурную по этажу, бабушку-божий-одуванчик Дарью Васильевну, не видела ли она, что произошло, мы услышали следующее:
– Я подошла к лестнице в подвал. Смотрю, внизу слесарь лежит… ну они же всё время пьют! Ну я и подумала: прилег отдохнуть. И не стала волноваться!
Я, Дарья Васильевна и сигнализация.
Каждый вечер мы ставили "Оптик" на сигнализацию. Каждое утро – снимали. Процесс снятия был следующим: приходим на первый этаж, проходя мимо дежурной, кричим: "Я в 35-ю, снимайте!", спускаемся вниз, открываем дверь, в результате чего наверху благим матом орёт сигнализация, дежурная вырубает этот вой, и… И всё. Рабочий день начался. Таким образом, каждое утро проверялась и работоспособность сигнализации. Орёт при нашем приходе, значит, заорёт и ночью, при появлении воров.
Однажды утром я как всегда пришел на работу, гаркнул Дарье Васильевне, болтавшей в это время с техничкой: "Доброе утро, снимайте 35-ю!", спустился вниз, открыл дверь.
Взвыла сигнализация. Всё как обычно.
Я уже включал лазер, когда услышал робкий стук в дверь.
Открываю. На пороге – Дарья Васильевна.
– А, это вы… – говорит она, заглядывая мне через плечо внутрь, – А я думаю, чего сигнализация сработала?
– Так я ж проходя крикнул вам, что иду!
– А я не слышала. А тут как сирена взвоет… Ну я и пошла проверить…
И вот так у нас в России всё! Вой сирен. Значит воры, правильно? Но бабушка-божий-одуванчик бодро идет на разведку сама! Чтоб ещё и её грохнули попутно!
Штамайзен и АЧТ
В рамках экспериментов по записи на галогениде серебра мы запускали схему с красным лазером. Проявлять серебряные фотопластинки можно было только при зелёном свете, а зелёного фонаря у нас, само собой, не было. Поэтому проявляли мы в полной темноте!
Я выгонял Лёху из химички, запирался там и при едва ощутимом свете зелёных диодов в часах "электроника" практически на ощупь проявлял пластинки. Иногда Лёхе было впадлу уходить, и он оставался в тёмной комнате со мной. Иногда Вике было впадлу сидеть в офисе, и она присоединялась к нам поболтать…
И вот сидим мы втроём в темноте. Точнее. Мы с Викой сидим, а Леха стоит. На фоне чёрной двери. Не видать ни хрена вообще. Так, силуэты… Наступает пауза в разговоре, одна из тех, когда менты рождаются, и в тишине слышно, как Лёха шуршит чем-то в своём углу.
– Что ты там делаешь? – спрашивает Вика.
– Изображает абсолютно чёрное тело! – сказал я, глядя на тёмное пятно на месте Штамайзена в чёрном халате на фоне чёрной двери!
Я и "Иннова"
Процесс записи голограмм прост, но хитрожоп. Когда схема у тебя отлажена, то ты просто время от времени встаёшь из-за стола, кладёшь новую пластинку, выжидаешь минуту и нажимаешь на кнопку. Зачем нужна эта минута? Гологамма – это запись интерференционных полос на фотоэмульсии. Интерференционные полосы – штука тонкая и больше всего на свете боится вибрации. Если кто-то во время записи голограммы топнет в соседней комнате – интерференционная картина сместится и на фотопластинке не будет ни хрена. Или будет только часть изображения… на жаргоне голографистов это называется "уход". Ушла голограмма… Поэтому, положив пластинку на объект, нужно выждать минуту или даже больше, чтобы устаканились все остаточные колебания в стекле, объекте, столе и т. д.
Больше всего на свете голографисты боятся вибраций! Через пару месяцев работы мы начинаем ощущать их кожей, всем своим существом. Вот на соседней улице проехал грузовик… Вот в соседнем корпусе какая-то сволочь громко хлопнула дверью!
Любое движение – зло. Громкие голоса – зло! Когда голографист заперся в своей комнатке наедине с лазером, вся компания ходит на цыпочках! Двери закрываются плавно и аккуратно, и даже говорить все стараются тише. Мало ли… Ведь каждая ушедшая голограмма – это убыток…
И вот однажды сижу я, пишу. Время от времени разговариваю с "Инновой" (а "Иннова" – это лазер, хороший мой, милый, зелёненький) – практика показывает, что через пару месяцев голографист начинает вести с ним беседы, а через год – лазер начинает ему отвечать… А в то время "Иннову" мою милую как раз недавно вернули из ремонта… Как обычно кладу пластинку на объект, сажусь, включаю таймер, выжидаю минуту, жму на кнопку, открывающую затвор…
Комната заливается зелёным инопланетным светом, которым я, несмотря на то, что здесь уже около года, всё равно любуюсь. Паразитное излучение, паразитные блики от зеркал и прочих элементов схемы – это, конечно, очень плохо, ибо это трата драгоценной энергии, но зато неимоверно красиво. Зелёная паутина линий, отражённая от дифрешетки, зелёное пятно, отбликовавшее от первой поверхности мощной линзы, многочисленные пятна и линии, отразившиеся хрен знает от чего… Всё это сияет и светится, рисуя на стенах голографички бесчисленные узоры!
От каждой поверхности линзы отражается 4% энергии. Кажется, так… давно я уже не рассчитывал ничего оптического. При мощности лазера в 1,2 ватта этих 4% вполне достаточно для того, чтобы обеспечить тебя зелеными зайчиками в глазу на пару часов. Поэтому инопланетным свечением мне можно любоваться только на стенах, ни в коем случае не оборачиваясь к самому лазеру… И я сижу, любуюсь…
И вдруг… Вдруг вся эта зелёная картина на стенах СМЕЩАЕТСЯ!
Меня аж перекосило от ужаса. Такое смещение возможно в нескольких случаях! Например, если по каким-то причинам сместилось одно из зеркал схемы, и схема поплыла! Или если началось землетрясение, и полуторатонный чугунный стол, на котором стоит лазер, едет сейчас на меня по комнате.
Но в любом случае, итог один. Нет больше голограммы! Уход будет чудовищным.
Вскакиваю! Матерюсь! Убираю мощность лазера, перенастраиваю всю схему… Колупаюсь с полчаса, подстраивая и подгоняя лучи туда, куда нужно. Сажусь вновь, включаю лазер, пишу… И снова картинка плывет спустя секунд так 10 экспозиции!
Мой мат сквозь две закрытые двери услышал Шойдин и пошёл проверять, что же случилось.
Вдвоём с ним мы перетрясли всю схему. Ничего не движется, всё намертво приклеено к столу. Включили лазер на мощность и с ужасом наблюдали, как плывёт пучок…
Плывет на выходе из лазера, а это… Это самое страшное! Это значит, что движется что-то внутри моей девочки, внутри мое зелёненькой "Инновы"!
А знаете, сколько эта красавица стоит? Миллиона полтора, не меньше!
У Шойдина наливаются кровью глаза. Он уже подсчитывает убытки. У меня опускаются руки, я уже оплакиваю свою возлюбленную, свой милый лазер…
Вскрываем "Иннову". Смотрим…
Видели когда-нибудь лазер? Очень простая конструкция, на самом деле. Два зеркала-резонатора, а между ними – сосуд с газом. Присматриваемся… Туды его в качель! Лазерщики, ремонтировавшие мою красавицу после недавней поломки, одно из зеркал приклеили на "МОМЕНТ" Момент нагревается, становится пластичным, и зеркало смещается! Смещается буквально на микроны! Но этого хватает, чтобы пучок на самой голограмме сместился на сантиметра так три. А достаточно и четверти микрона…
Финиш!
Гриша и "Иннова".
Любой, кто проводил в голографичке больше недели, влюблялся. Влюблялся в красавицу "Иннову", в её зеленые глаза, а, точнее – в один глаз, то есть в излучатель. Мощная, надёжная, стабильно выдававшая нужную мощность красавица поражала воображениея любого, имеющего отношение к оптике, и уж тем паче к голографии.
"Иннова" была прекрасна… И мы все любили её нежно и трепетно. И она отвечала нам взаимностью.
Перефразирую: натрахались мы с ней порядком!
Я тогда был ещё подмастерьем, до серьезных работ не допускавшимся. Голограммы писал Гриша, и секс с "Инновой" был именно его прерогативой. И вот однажды бегаю я туда-сюда по "Оптику", чем-то занимаюсь, время от времени прохожу мимо голографички и через открытую дверь вижу, как Гриша строит новую схему.
Поставит зеркало так, этак, воткнёт на пути пучка узел чистки, покрутит его, повертит… Разберёт схему заново, снова начнёт с самого начала… В общем, занят обычной работой голографиста.
Прохожу мимо один раз. Гриша колдует. Прохожу во второй. Гриша разобрал схему и тупо смотрит на идущий мимо него тоненький лазерный луч. Видимо, встала работа… Прохожу в третий. Гриша стоит перпендикулярно лучу, и с одинаковыми интервалами поднимает и опускает ладонь, "рубя" лучи ладонью.
И повторяет при каждом движении: "Бла! Бла! Бла! Бла!"
Работа голографистом налагает определенный отпечаток на психику…
Тогда я ещё не знал, что через полгода я сам буду разговаривать с "Инновой" и в минуты кризиса инженерной мысли буду выжигать лазерным лучиком узоры на чёрном листочке бумаги!
Шойдин и юбилей.
Не помню, сколько ему тогда стукнуло. То ли 50, то ли 60… Вероятнее всего, 50.
Мы накрыли стол прямо в "Оптике", Шойдин обзвонил всех коллег, с кем когда-либо работал… И в итоге у нас за столом собралось с десяток профессоров, пара лаборантов и мы, четверо студентов различных курсов.
Так моё представление о профессорах, как о серьёзных бородатых дядьках, было развеяно окончательно. Я ж ведь тогда ещё молодой был, первокурсник, студик… Мне казалось, что профессор – это уууууу! А профессор, это, оказывается, ооооооооооо… особенно, когда выпьет!
Рядом со мной сидел доцент Малинин! Будущая легенда СГГА, но на тот момент – просто полноватый и круглолицый маленький профессор. Он оживлённо размахивал руками, пару раз заехав мне по физиономии, рассказывая, какую рыбу он поймал на Волге в 1979-м… Напротив – доцент Лебедев, учивший Гришу водить машину. Да, да, учил он его прямо тут, за столом, держа воображаемый руль и время от времени нажимая на воображаемые педали!
Круче всех был, разумеется, Шойдин… Я застал его в голографичке, за объяснением двум лаборантам, что же такое голография!
– Голография – это удивительно! Вот представьте себе, что с помощью вот этого всего (жест в сторону СИНа, на котором стоит "Иннова" и куча всяких элементов трёх схем, работающих одновременно) можно записать на ПЛОСКУЮ поверхность полную информацию об ОБЪЁМНОМ изображении вот этого вот трёхмерного идиота (жест в сторону себя самого).
Я, кстати, тогда ещё не пил, но всё равно стал звездой шойдинского юбилея. Когда у меня с бутерброда упала колбаса, я отбил её ладонью у самых колен и подцепил ртом на лету…
Вика и шкаф.
Вика была девушкой маленькой. В смысле, по росту. Любила Толкиена и хоббитов, и на все мои шутки относительно своего роста, всегда отвечала: "Полурослики мы!" И гордости в этой фразе было столько, что я сразу же вспоминал, кто спас Средиземье, и перед кем склонял голову король Гондора!
Но как только Вика подходила к шкафу, чтобы повесить в него одежду, я сразу же забывал о почтительном отношении к полуросликам, и тут же запихивал её в шкаф и закрывал дверцу. И это повторялось из раза в раз, так мне нравилось, что Вика в этот шкаф входит без особых проблем!
Зато Вика была единственным членом нашей команды, который мог адекватно обедать в нашем "столовом уголке", потолок в котором был чуть более чем в полутора метрах от пола!
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71478499?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.