Главная страница | Ужасы | Эпидемия FV

Эпидемия FV
Кирилл Кудряшов
"FV" – кажущееся бессмысленным сочетание букв, ни с того, ни с сего появляющееся на сотовых телефонах всех без исключения абонентов "Медянской сотовой компании". Поначалу никто не обращает на него внимания, принимая за сбой в работе сети, или глюк телефона. Но потом обнаруживается жуткая закономерность – появление этой надписи предшествует беде. Люди сходят с ума, становясь опасными для себя и окружающих. Полуторамиллионный город охвачен эпидемией безумия, с каждым днем уносящей все больше и больше жизней… В центре катастрофы, вызванной не поддающимся расшифровке сигналом из космоса – шестеро друзей. Они не пытаются спасти мир. Не пытаются противостоять FV, ставшему для всего города синонимом слова "смерть". Они просто хотят выжить, сохранив остатки разума!

Кирилл Кудряшов
Эпидемия FV

Женя

Голова болела. Не то чтобы нещадно, не то чтобы невыносимо, но, как минимум, весьма неприятно. Нормальное состояние для понедельника…
Народ на остановке пришел в движение – не иначе, почуял приближающийся автобус. Женя не раз поражался этому чувству, в котором было что-то от предчувствия, а что-то и от телепатии. Не то люди ощущали приближение автобуса на каком-то субатомном уровне (то ли через ноги передавалась дрожь асфальтового полотна, то ли уши улавливали знакомое ворчание двигателя), не то неосознанно поддерживали некую телепатическую связь с водителем. Он и сам чувствовал, что тревога не ложная, что вожделенное транспортное средство где-то рядом.
Автобус подкатил к остановке, не слишком гостеприимно распахнув двери. "Входите, пассажиры дорогие, если сможете, конечно". Из передней двери, остановившейся прямо перед Женей, торчала чья-то задница, причем не просто торчала, а основательно выпирала наружу, заставляя поразиться тому, что двери вообще сумели закрыться. На мысли о том, что хочешь не хочешь, а забираться внутрь все равно придется, голова отреагировала острой болью в висках…
Народ привычно двинулся к автобусу. Завсегдатаи этой остановки, которых Женя даже запомнил в лицо за последний год, на ходу разминали руки и плечи, готовясь к штурму. Те же, кого нелегкая судьба случайно занесла в Сосновку ранним утром понедельника, испуганно отшатнулись в сторону, признавая, что забраться в автобус им не по силам.
Женя тоже предпочел бы постоять в сторонке еще пяток минут, дожидаясь следующего автобуса, а не мять пиджак, втискиваясь в эту давку, но… Проблема заключалась в том, что следующий автобус придет не через пять минут, а через двадцать, да и то если повезет. А этих двадцати минут у него не было…
Ничего, не впервой…
Левая рука на левый поручень, правая – на правый… Проталкивать стоящих на ступенях пассажиров приходилось в лучшем случае собственным пузом, а в худшем – тем, что находится пониже этого самого пуза.
Хорошо сейчас Лехе и Сергею в Серегином джипе! Впрочем, пробка на подъездах к центру уравняет всех. Все будут стоять как миленькие!
Кто-то ворчал, что ему отдавили ногу. Кому-то попали в ухо зонтиком… Привычное начало рабочего дня. Запах перегара, плывущий по салону, запотевшие окна, не смотря на то, что на улице около плюс десяти.
Определенно, пора покупать если не машину, то, как минимум, мотоцикл. А что, хорошая идея! Свой транспорт и никаких пробок. Зимой, правда, или в дождь, ездить будет очень весело! Всем хороша Сосновка – чистый и, как там в песне поется, весь покрытый зеленью, спальный район, и от центра-то всего полчаса езды, если без пробок, конечно… Вот только почему же сюда нормально транспорт-то не ходит? Хотя бы по утрам!
– Молодой человек, вы выходите? – довольна милая, пусть и изрядно помятая девушка явно обращалась к нему.
– Я? – глупый вопрос. Когда стоишь в дверях, к кому еще могут обращаться? – Нет, но вас выпущу!
Девушка согласно кивнула. Поменяться с ней местами нереально, слишком мало места и много народу. Проще выйти и вновь зайти… Наверняка те двое, что стоят на ступеньках в дверях тоже понимают это. У них, собственно, и выбора-то нет – их просто вынесут.
Автобус замедлил ход, подъезжая к остановке, и, наконец, остановился, открыв двери. Паренек, стоявший у самых дверей, не вышел – выпал, стоило створкам разойтись в разные стороны. А вот похмельного вида мужик, стоявший на второй ступеньке, попытался вжаться в стенку, что при его комплекции позволило бы пройти мимо него разве что пятилетнему ребенку.
– Будьте добры, выпустите меня! – как мог вежливо обратился к нему Женя.
– Дык это… проходите!
Господи, ну почему, создавая этот мир, ты создал так много идиотов? Ну, неужели нельзя было населить его нормальными людьми? Или никакого Бога нет, и человек действительно произошел от обезьяны? Это, пожалуй, объясняет все. Кто-то произошел, а кто-то еще находится в процессе эволюционирования.
Ну, хорошо! Выходить, так выходить!
Женя шагнул вперед, в дверь, даже не пытаясь скукожиться, чтобы протиснуться мимо этого имбицила. Наоборот, распрямив плечи и выталкивая мужика из автобуса. Он, похоже, и в самом деле верил, что мимо него можно спокойно пройти, а потому даже не удосужился вцепиться в поручень. В итоге Женя, малость не рассчитав сил, просто вынес бедолагу вон, и тот, буркнув что-то неразборчивое, буквально выпал, повалившись на землю.
– Ты что творишь?! – крикнул он, выпучив глаза и неуклюже пытаясь подняться.
Вышедший из автобуса народ не торопился расходиться, предчувствуя интересное зрелище.
– Ты же сказал: "Проходи", вот я и прошел, – пожал плечами Женя и повернулся, собираясь вернуться в автобус, количество пассажиров в котором теперь несколько уменьшилось, и давка была не такой жестокой!
– Ты куда собрался?
Коричневая не то от загара, не то от грязи рука легла Жене на плечо. От такой наглости к его лицу прилила краска, а больная голова загудела как церковный колокол. Где-то под сердцем клокотала злость… Хотелось развернуться и со всей силы вмазать этому полудурку кулаком по переносице! Чтоб брызнула кровь, чтоб он подавился собственными словами, чтоб упал… А потом, когда он упадет – бить его ногами по лицу, повыбивать все зубы, свернуть на бок нос, переломать ребра…
Он уже видел в воображении эту картину… До чего же хотелось воплотить ее в жизнь! Убить это чмо, смерти которого никто и не заметит, без которого мир станет хоть чуточку, но симпатичнее!
Глаза начала застилать уже знакомая белая пелена ярости…
Нет! Стоп! Нельзя! Ни в коем случае нельзя, иначе опять… А что, собственно, опять? Отключка на несколько минут, а то и часов, на протяжении которых он совершенно не будет ничего помнить, и придет в себя неизвестно где, или в лесу, или в подъезде какого-нибудь дома. Нельзя выходить из себя…
Он обернулся, сбрасывая чужую руку с плеча. Сердце гулко билось в груди, лицо стало горячим как при лихорадке. Где-то в груди, в такт с сердцем, колотилась ярость, которую он пытался усмирить…
– Я прошу прощения… – с трудом выдавил он из себя. – Случайно получилось…
Пелена перед глазами начала понемногу рассеиваться. Понемногу, очень медленно, но все же давая Жене надежду, что сегодня он таки попадет на работу вовремя, а не час-другой спустя.
Мужик отшатнулся прочь, и в его глазах на мгновение промелькнул испуг. Должно быть, он увидел в Жениных глазах то, что он мечтал сделать.
– Это… ладно, в общем… Бывает… – пробормотал он, и вдруг, как-то странно икнув, согнулся пополам, чтобы, отбежав к остановке, извергнуть из себя съеденное накануне.
Толпа расхохоталась, от чего белесая пелена перед глазами Жени на несколько секунд стала еще гуще. В этот миг он ненавидел их всех… Что смешного в том, что это бледное подобие человека стоит посреди улицы и блюет? Кем нужно быть, чтобы смеяться над этой отвратительной картиной? Но усилием воли он прогнал эту мысль прочь… Вон, вон из и без того больной головы! Не выходить из себя, не раздражаться из-за этих безволосых обезьян. Они не стоят того, чтобы опоздать на работу на несколько часов – ведь Бог его знает, куда его занесет за время провала в памяти.
Женя забрался в автобус и встал у окна, тяжело дыша. Голова трещала по швам, словно вознамерилась развалиться прямо тут, на этом самом месте, выставляя на всеобщее обозрение его серое вещество. Добраться бы живым до работы, а там можно наглотаться парацетамола и спокойно жить дальше. Пелена отступала… Понемногу он вновь обретал способность видеть мир в нормальных тонах.
Автобус тронулся с места, и Женя напоследок бросил взгляд в окно… Неопохмеленный мужик так и остался на остановке. Он по-прежнему стоял возле павильона, и его рвало чем-то алым. Или он сегодня обильно позавтракал свекольным супом, или…
Или его тошнило собственной кровью.
Женя отвернулся, подавляя приступ тошноты. Еще не хватало ему самому последовать примеру этого идиота. Вид крови всегда вызывал у него отвращение… Вот только интересно, что когда несколько минут назад он представлял, как разобьет в кровь лицо этого хмыря – не было никакого намека на омерзение или тошноту.
Почему когда он видит кровь, ему кажется что с ней связано что-то важное? Что-то, что он никак не может вспомнить, и чем сильнее старается найти у себя в памяти какое-то важное воспоминание – тем дальше оно ускользает от него.
Может быть с кровью связано что-то, что произошло с ним в один из периодов беспамятства?
Впрочем, не важно. Или, по крайней мере, не важно сейчас. Пелена отступает, сердце понемногу успокаивается, начиная биться в нормальном ритме. Ярость, клокотавшая в груди утихает… Сегодня все будет в порядке, а что будет потом – потом и будет.
Первый раз, когда он обнаружил себя сидящим поздним вечером возле подъезда какого-то дома на самой окраине города, он запаниковал. Три часа просто выпали из его жизни, и то, что он мог сделать за это время, пугало его до смерти. Последнее, что он помнил, была подобная сегодняшней ссора в автобусе, только в тот раз причиной охватившей его ярости стала едва держащаяся на ногах старушка, тащившая за собой здоровенную сумку. Сумка, естественно не раз стоявшая на полу, задевала своим грязным дном всех подряд, оставляя следы на одежде. И когда Женя попросил старуху быть немножко поаккуратнее – узнал о себе и о молодежи вообще много нового и интересного.
Он закипел как чайник на газовой плите, сказав ей в ответ что-то не менее приятное, а потом сознание заполнила белая пелена ярости. Цвета померкли, стали какими-то неестественными, нереальными…А потом он очнулся, сидя на скамейке возле незнакомого дома. Как он попал сюда, зачем, и где провел последние три часа – он не знал.
Следующие несколько дней он провел дома, плюнув на институт и приближающуюся сессию. Каждый день он ждал звонка в дверь, и ордера на арест, который ему покажут в дверной глазок. Ордера на ЕГО арест, по подозрению в убийстве семидесятилетней старухи, которая и сама бы благополучно скончалась через пару лет…
Он безвылазно сидел перед телевизором, отлавливая новостные программы и боясь увидеть в одной из них сюжет о бабке, до смерти избитой в своем подъезде… Но в новостях говорили о чем угодно, только не о новом Раскольникове, милиция не торопилась нанести ему визит, и вообще все было гладко, тихо и спокойно.
Подобное повторилось с ним месяц спустя – тогда из памяти выпали от силы полчаса. На этот раз причиной дикой, бесконтрольной ярости стал бомжеватого вида старик, молотивший своей тростью кошку прямо посреди улицы. Тогда последним мгновением, которое Женя помнил перед провалом в памяти, был тяжелый удар в челюсть этого бомжа, которым он опрокинул его на асфальт. И если бы тогда выяснилось, что в беспамятстве он забил этого урода до смерти его же собственной палкой, Женя пошел бы в тюрьму (или, быть может, в дурдом) с гордо поднятой головой.
Чем бомжу не понравилась кошка, он не знал. Старый живодер просто подошел к кошке, сидевшей на мусорном баке, и с ловкостью и силой, которой вряд ли можно было ожидать от тщедушного старичка, огрел ее палкой поперек спины. Кошка, также не ожидавшая подобного, испуганно мявкнув, упала на землю, и попыталась уползти. Именно уползти, потому что ее задние ноги, кажется, больше не слушались ее – вполне возможно, что удар перебил ей позвоночник.
Бомжу этого показалось мало, и он, вновь замахнувшись тростью, шибанул кошку по и без того висящим плетьми задним лапам. Ударить в третий раз он не успел… Волна ярости всколыхнулась в Жене настолько быстро, что и сам не успел осознать, что делает. Он подбежал к дедку, и в тот момент, когда он в третий раз поднял свою палку, ударил его апперкотом в челюсть так, что тот, кажется, даже на секунду оторвался ногами от земли.
А потом – хлоп, и он уже едет в трамвае, в пяти остановках от той, где все произошло. Только кулак саднило от нанесенного удара, а в остальном – все как всегда.
И снова несколько дней он просматривал новости, выискивая там упоминание о жестоком убийстве старика-живодера. В тот раз он вообще не сомневался в том, что убил его – уже один тот апперкот вполне мог отправить старикашку на тот свет. Но вновь ничего. Разбившийся автобус, грузовик, влетевший в остановку, но никаких мертвых бомжей.
Поэтому, отключившись от мира в третий раз, вновь на пару часов, и очнувшись в лесу, неподалеку от дома, Женя больше не волновался по поводу того, что мог убить едва не сбившего его водителя, несшегося на красный свет, из-за которого он, собственно, и пережил приступ ярости. Пожалуй, убить этого лихача он не мог чисто физически – не на своих же двоих он догнал его машину?
Эти провалы в памяти пугали его до сих пор, но уже не так, как в первый раз. На несколько часов, а иногда – лишь на несколько минут, он пропадал из жизни, стоило ему только выйти из себя. Как правило, причиной этого бесконтрольного гнева, влекшего за собой матовую завесу перед глазами и провал в памяти, были такие вот "автобусные" ссоры. Бабки, пробирающиеся по головам к выходу, шпана, роняющая бутылки пива на пол и обливающая ноги всем, кто стоял рядом. Одним словом, безграничная людская тупость и низость.
Ни разу он не получил ни малейшей зацепки, ни малейшего намека на то, что он делал, пока не помнил себя. За время провала в памяти он мог уехать в другой конец города, а мог и отправиться к себе домой (один раз он пришел в себя на своей собственной кухне, совершенно не помня, как туда попал). И если первое время его еще посещала мысль о том, чтобы обратиться к врачу, то потом, когда приступы ярости стали случаться с ним с интервалом примерно раз в два месяца, он отказался от этой мысли.
Мало ли, что может выяснить врач, например, психиатр? И мало ли, в какое заведение он может его отправить…
Поэтому за все три года, прошедшие с того момента, как он впервые «отключился», Женя ни разу не обмолвился никому ни словом о своих провалах и похождениях в беспамятстве. Сам он предпочитал думать об этом как о сомнамбулизме, пусть и каком-то странном и пугающем. Одно дело, когда ты не помнишь, как закрыл ночью окно или выключил будильник, и совсем другое, когда ты не помнишь, как и зачем уехал на противоположный конец города среди белого дня!
С одной стороны, он надеялся, что никто и никогда не узнает о его «приступах», а с другой – что когда-нибудь он впадет в беспамятство на работе, или, еще лучше, во время попойки с друзьями.
«Ну и шутки у тебя, Аникин!»
«Какие шутки?»
«Ты что, правда ничего не помнишь? Ты же голышом на столе танцевал пять минут назад! Вроде и выпили-то совсем чуть-чуть!»
Ну, по крайней мере, он надеялся, что все его проделки, когда он не осознает себя, сводятся к танцам нагишом на столе.
Автобус тормозил, подкатывая к остановке… Растолкав изрядно поредевшую, но все же основательную давку, Женя направился к возвышавшемуся над остальными строениями бизнес-центру, в котором, собственно, и располагалась его контора.
В «Астроленде» он проработал уже год, и, по большому счету, давно перестал считаться новичком. Несмотря на то, что он всего два года как окончил институт, в компании с ним уже считались, признавая его статус пусть и молодого, но хорошего бухгалтера. И пусть Леха с Сергеем подшучивают над его кабинетной работой, предпочитая ей постоянные командировки. Пусть хвастаются тем, что они побывали чуть ли не в каждом уголке России, и что в будущем побывают и далеко за ее пределами… Он-то знал, как нестабильна карьера менеджера, и как перспективна работа бухгалтера.
В кармане сонно заворчал сотовый, голосом только что проснувшегося мультяшного кота (Женя и сам не знал, почему этот голос вызывал у него ассоциации именно с котом), заявившего: «Э-э-х, опять sms'ка пришла»… На ходу он достал мобильник, мельком глянув на экран:
«Сообщение от Анютка»
«А я уже на работе. Целую!»
Сразу видно, у Ани опять период вынужденного безделья, и от тоски она шлет сообщения и по «Аське», и по sms. Наверняка сообщение о том, что она уже на работе, получило как минимум десять человек, но уж «Целую» она добавила точно ему одному. Эта мысль заставила его улыбнуться и ускорить шаг. Отвечать ей он не стал, логически рассудив, что через пять минут все равно увидит ее в «Аське».
Офис «Астроленда» располагался на 11-м этаже 14-этажного бизнес-центра, и из окон бухгалтерии открывался чудесный вид на набережную Медянки, и левый берег города, ощетинившийся новыми яркими высотками. На ум Жене не раз приходило сравнение города с отправившимся в рейс дальнобойщиком, у которого щетина сначала лишь пробивается, а затем плавно превращается в густую бороду. Весь тот год, что он наблюдал левый берег из окна, щетина домов становилась все гуще и гуще. Активно застраивалась даже прибрежная зона Медянки, и, судя по всему, скоро дома станут возводиться едва ли не на самом ее берегу – в зоне, именовавшейся Нахаловкой, застроенной частными домами, натыканными безо всякого разрешения, на свой страх и риск. В Нахаловке селились те, кто по каким-то соображениям (как правило, финансовым) не могли позволить себе купить землю в городе. Впрочем, понятие «покупка» земли появилось только с развалом СССР, а Нахаловка была всегда… Что могло заставить людей селить в опасной зоне, которую в случае прорыва громадной дамбы на юге, в горах, просто смело бы волной – Женя понять не мог. Или настолько велико было желание жить у воды, или настолько крепка была вера в строителей плотины…
Офис еще пустовал. В бухгалтерии пока тоже было не многолюдно. Финансистов «Астроленда» представляла пока только главный бухгалтер, Марина Викторовна, которая, кажется, жила на работе, приходя раньше всех, и уходя исключительно последней. На ней, собственно, вся контора и держалась, ибо похить инопланетяне директора – она заняла бы его место и повела бы фирму дальше к светлому будущему (причем не исключено, что и действительно смогла бы довести), а похить инопланетяне ее саму – ее место не смог бы занять никто в целом свете.
Выполнив ежедневный ритуал приветствия, протирания запылившегося стола (вот он, минус офиса в самом центре города – вечная пыль и копоть от сотен машин, ежеминутно проносящихся под окнами), включения компьютера, ввода пароля и других мелочей, выполнявшихся на автопилоте, он уселся, наконец, во вращающееся кресло. Снова привычные операции – поиск сегодняшнего курса доллара и евро, внести его в программу финансового учета, разнести по столам менеджеров банковскую выписку – сколько и от кого пришло денег…
Внизу экрана мигнула «Аська» – новое сообщение. Естественно от Ани.
«Как добрался?»
Как я мог добраться? Как всегда из Сосновки, ласково именуемой задницей Медянска. Неминуемая проблема больших городов – или ты дышишь гарью и копотью, живя в центре, или по часу добираешься до работы из спальных районов.
«Как всегда, с приключениями!»
«Ноги целы?»
«Ноги – да, обувь – нет».
В ответ пришел улыбающийся колобок-смайлик. Сам Женя их не переносил на дух, предпочитая выражать эмоции словами.
*ржот*
*из под стола*
*сквозь смех*
Или, наконец, простое и лаконичное *гы*.
«Приедешь вечером ко мне?» – отстрочил он.
«Вряд ли… Дел по дому много. Давай, лучше ты ко мне.»
«Не получится. Значит, в другой раз…»
Женя мысленно выругался. Провести вечер в Анином обществе было бы достойной компенсацией за тяжелое утро с головной болью и поездкой в компании идиотов. Слава Богу, хоть голова начала понемногу проходить – все ж таки дурное это дело, гулять в воскресенье! Воскресенье – это уже не выходной, это день накануне понедельника. Да и вообще, мешать, пусть даже и в желудке, живое пиво с пастеризованным, все-таки не стоило. Последствия были крайне неприятными, не смотря на то, что выпито было не так уж и много.
Вновь зазвонил сотовый. На этот раз – не сонно потянулся, а именно зазвонил, гремя на весь офис музыкой из «Mortal Kombat». Леха…
– Здоровеньки былы, хлопец гарный! – гаркнул телефон, стоило только поднести его к уху.
– И тебе не болеть, – отозвался Женя, без особого, впрочем, энтузиазма.
– Чего кислый такой?
– Утро понедельника.
– А, ну это все объясняет! – все так же радостно и зычно согласился Леха. – Слушай, папуас, поехали в будущие выходные на природу?
– Окстись, родной! – поневоле заражаясь манерой речи друга, ответил Женя, – Сентябрь на дворе! Хорошо в Сибири летом, целый месяц снега нет!
– Ну дык пока что снег и не выпал! Я ж тебя не купаться зову! Поедем культурно, на машине, все втроем плюс наши дамы сердца… или сердец? А, не важно. В общем, Серега уже в курсе, он с нами, так что машиной мы обеспечены. Слушай, а как будет правильно, он с нами, или мы с ним? Ведь на его ж машине едем? А, не важно… Короче, остался ты. Бери свою Анюту, и поехали! Шашлычки, свежий воздух…
– Дубак, колотун, комары!
– Какие комары в дубак и колотун? – хохотнул Леха. – Пессимист ты хренов, крыса кабинетная!
– Да пошел ты! – беззлобно буркнул Женя. – Знаю я твои поездки, и всю твою походную романтику. Спать в палатках, ногами наружу, гонять комаров тапком, разводить костер из мокрых дров… А потом – в кустах сидеть с твоих шашлыков!
Месяц назад Леха позвонил ему точно в таком же состоянии – воодушевленный до предела, и предложил также всем вшестером сесть на поезд, выйти где-то на середине пути между Медянском и Новосибирском, и пешком за несколько суток добраться до Казахстана. Перейти границу («Спорим, она никем не охраняется?» – «А если охраняется?» – «А, делов то? Все равно просочимся»), выйти в ближайший крупный город и там, добравшись до российского посольства, попроситься домой, сказав, что заблудились в лесу и вышли в сопредельное государство.
– Да ты чего? – искренне поразился Леха. – Я ж не враг своему здоровью в такую погоду ночевать под открытым небом? В санаторий поедем! Как белые люди!
– В санаторий? Ты меня разорить хочешь?
– Да там дешево все!
– Дешево – это, по-твоему, сколько?
Названная цена и в самом деле была приемлемой. Если подумать, то примерно столько он и так проживал за день.
– Далеко ехать-то? – спросил Женя, сам еще не осознавая, что практически готов согласиться.
– Да часа три на машине. Не ближний свет, но и не глухомань.
– Ладно, уболтал!
Леха издал победный клич и отключился.
Женя пожал плечами и, отложив сотовый, принялся за повседневные дела, время от времени отвлекаясь, чтобы скинуть Ане сообщение.
«Анют, нас с тобой Леха зовет на природу на все выходные. Поехали?»
«Не в Казахстан?» – смеющийся во весь рот колобок. Аня тоже помнила эту его идею, от которой все они открещивались как могли, выдумывая несуществующих больных родственников, срочные дела, или просто редкую (и обязательно заразную) болезнь.
«Нет, в санаторий, у нас в области! Говорит, там хорошо!»
«А он там был?»
«Нет, конечно!» *улыбка до ушей*
«Понятно… В принципе, почему бы и нет!»

Аня

«…Почему бы и нет!» – написала она, и вновь вернулась к созерцанию монитора. Работы пока не было – с утра в "Фотомаркете" было затишье, а потому ни приходовать, ни списывать было нечего. От скуки Аня выстукивала пальцами какой-то мотив на столе, сама не отдавая отчета в том, что именно за музыка засела у нее в голове.
Похоронный марш?
Она вздрогнула всем телом и встряхнула рукой, отгоняя прилипшую мелодию. И с чего бы, интересно, это? Почему не какой-нибудь попсовый мотивчик, а именно похоронный марш? Дурная примета…
– Чего грустишь, Анют? – улыбнулся ей Андрей, продавец, принятый на работу с месяц назад, зачем-то пожаловавший в бухгалтерию.
– Да так, взгрустнулось! – Аня улыбнулась ему в ответ, продемонстрировав безупречно белые зубы – хоть в рекламе какого-нибудь "Колгейта" снимайся. Она давно усвоила, что ее улыбка производит на мужчин магическое, привораживающее действие. Идеальные зубы на фоне смуглого лица. Восточная таинственность сочеталась в ней с русской красотой и большими голубыми глазами…
– Вот, улыбнулась, и от улыбки стало всем светлей. А можно еще разок?
Она улыбнулась вновь. На этот раз не широко и открыто, а чуть кокетливо, опустив ресницы. От такой улыбки должно было стать светлей только тому человеку, которому она предназначалась.
Андрей подмигнул ей, и исчез за дверью, не то забыв, зачем приходил, не то забежав только для того, чтобы сделать ей комплимент. Лена, сидевшая напротив нее, кажется, подумала о том же.
– Что-то он тебе глазки строит…
Несмотря на то, что Лена была старше нее, формально находилась в Анином подчинении (Аня числилась главбухом, в то время как Лена в свои тридцать шесть – лишь простым бухгалтером), между ними установились теплые дружеские отношения практически на равных. А потому подчиненная могла в шутку поддеть свою начальницу, а более молодая вполне могла также в шутку отпустить шпильку в адрес старшего товарища.
– Пусть строит, – улыбнулась в ответ Аня. – А я буду стоически терпеть его ухаживания. Мы с тобой будем есть подаренные мне шоколадки и втихомолку хихикать над влюбчивостью наших мужчин.
У самой Лены был сын, который в этом году пошел в девятый класс, и ей, не смотря на то, что выглядела она от силы на тридцать, глазки уже никто не строил. Кадровый состав "Фотомаркета" постепенно омолаживался, и едва закончивших институт менеджеров вряд ли могла заинтересовать разменявшая третий десяток замужняя женщина с ребенком. За Аней же все мужчины фирмы ухаживали, можно сказать, рефлекторно.
– Как у тебя с Женей? – спросила Лена, откладывая в сторону какой-то бизнес-журнал. Работы у нее также не было, а потому она не прочь была поболтать.
– Да как… Нормально. Зовет, вон, меня в санаторий на следующие выходные. Природа, свежий воздух, шашлычки…
– Это дело хорошее. Соглашайся!
– А я уже согласилась…
– А чего ж кислая такая сидишь? Радоваться надо!
– Радоваться буду, когда там окажусь. А сейчас… Утро понедельника, чего ты от меня хочешь. Выходные были веселыми, спать хочется, а тут еще и работы нет совсем. Да еще ночью сон видела какой-то дурацкий…
– Что-нибудь страшное?
– Да как тебе сказать…
Кровь… Бардовая запекшаяся кровь, пятнами которой покрыта ее подушка. Кажется, она даже чувствует ее запах – едва заметный, практически полностью выветрившийся запах крови. В окно светит полная луна, и в ее тусклом свете она видит несколько мелких камешков, лежащих на ее подушке. Один из них прилип к ее щеке, и, проведя по ней рукой, она чувствует не только этот камешек, покорно перекочевывающий в ее ладонь, но и что-то вязкое, липкое. Кровь… Кровь у нее на губах… Кровью перепачкано все ее лицо, и даже волосы. Вкус крови во рту…
Во рту… Это никакие не камешки, это…
– Приснилось, что у меня все зубы выпали, представляешь! Приснилось, что я просыпаюсь, а у меня вся постель в крови, и все мои зубы на подушке…
Не все… Она ощупывает десны языком, и понимает, что этой ночью она лишилась всех зубов. Всех до единого! К горлу подкатывает страх, но он тут же сменяется ужасом, когда она понимает, что на подушке рассыпан от силы десяток зубов. Остальные… остальные она проглотила во сне…
– Как будто я – в Чернобыле! – заставив себя улыбнуться, закончила Аня.
– Выпавший зуб – это к покойнику, – будто бы сама себе сказала Лена, и, увидев, как вытягивается Анино лицо, тут же спохватилась, – Ой, прости, пожалуйста! Я не подумала… Суеверия все это…
А выпавшие ЗУБЫ – это к чему? Выпавшие и проглоченные… Когда ты чувствуешь их в своем желудке!
– Да знаю я, что суеверия… – поморщившись, согласилась Аня. – Просто сон такой яркий был и страшный. Когда тебе снится, что ты проснулась, это уже само по себе странно…
– Переработалась, – вынесла вердикт Лена. – Но ничего, скоро выходные. Съездишь со своим Женькой, отдохнешь…
– Скоро? Вся неделя впереди! Скорей бы уж…
Об их знакомстве с Женей можно было бы написать книгу. Учитывая, что оба они работали бухгалтерами, пусть и учились в разных институтах, вполне логично было предположить, что они познакомились как-нибудь на почве своей работы. Встретились на семинаре для экономистов, сидели рядом на каком-нибудь тренинге… Но нет! Все было гораздо проще и, в то же время, сложнее. Они учились вместе в начальной школе, а потом встретились спустя 13 лет! Назвать это иначе как судьбой было сложно…
Чуть больше года назад она, интереса ради, забралась на какой-то сайт, вовсю рекламировавшийся в Сети и предлагавший помочь в поиске одноклассников. Таковых систем, в принципе, и так было с избытком, и на паре из них Аня даже была зарегистрирована… Вносишь свои данные, в какой школе/институте училась, и смотришь, кто еще из зарегистрированных пользователей так же грыз гранит науки в этом учебном заведении. Ну а, найдя его – остается лишь отправить ему сообщение…
Большинство сайтов поражало свой тупостью. Ну, точнее говоря, сайты поражали полным отсутствием "болваноустойчивости" системы, а уж люди – своей непроходимой тупостью. Например на сайте сначала нужно было выбрать свой город из списка, а если вы его там не нашли (мало ли, вдруг вы живете в городе имени 30 лет пионерии Урюпинской области) – введите свой город вручную. Здесь начинались сюрпризы… Народ искал в списке, допустим, Медянск, по каким-то причинам не находил, будучи или близоруким, или поддатым, или просто не слишком умным, и тогда вводил его вручную. Таким образом, на сервисе присутствовали:
Медянск, с зарегистрированными тремя тысячами пользователей,
Медянск с сотней пользователей,
Медянск с тремя пользователями,
А также Medyansk, медянск, medansk и другие варианты названий города, написанных безграмотно, на латинице и другими возможными способами.
Дальше было еще интереснее. Этот сайт позволял искать одноклассников, однокурсников, коллег и даже товарищей по пионерскому лагерю, в котором вы отдыхали в те годы, когда лагеря еще были пионерскими. Увы, даже в начале 21-го века еще далеко не все научились грамотно пользоваться Интернетом, а многие – попросту не умели нормально читать. Поэтому в раздел «Школы» (в которых, если вы не нашли свою школу в списке, также можно было внести ее вручную), помимо «Школы №8», «Школы 8» и даже «Восьмой школы», могли присутствовать «Пионерский лагерь «Дубинушка» и даже «Ispravitelnaya koloniya №18»… Удивительным было лишь то, что люди, видимо, не слишком давно покинувшие стену этой самой исправительной колонии, не могли толком прочесть правила сайта и разобраться, в каком разделе искать своих товарищей по зоне (а ведь был и такой!), но умели писать на латинице…
В общем, поиск своих одноклассников в пяти Медянсках, в каждом из которых было по три-четыре школы №8, на таких сайтах превращался в сущее наказание. И, найдя сайт, на котором Медянск был всего один, Аня возликовала душой, и, как оказалось, не зря! Одноклассник там и в самом деле обнаружился, пусть он и не принадлежал к числу тех, кого Аня действительно хотела бы разыскать…
Есть мнение, что гении помнят себя с трех лет. Обычные люди помнят себя с пяти, а отдельные особи не помнят, что они делали вчера. Теорию эту, кажется, активно пропагандировал граф Толстой, вероятно, в первую очередь, чтобы доказать всем свою гениальность. Но, согласитесь, далеко не каждый помнит всех тех, с кем учился в первом классе…
Аня помнила многое из своего трехгодовалого детства, и почти все из того, что произошло с ней в семь лет, в первом классе, не говоря уж о втором и третьем. И, пожалуй, отчетливее всего она помнила своего соседа по парте, с которым просидела целый год, и которого просто терпеть не могла! Звали его Женя Аникин…
У всех в детстве были свои «тараканы» и свои заскоки. Все дети развиваются по-разному, но, как правило, к семи годам они выравниваются и, в общем и целом, становятся похожими друг на друга. Ну а тот, кто по каким-то причинам выбивается из этой общности, автоматически становится или посмешищем в глазах остальных, или просто изгоем, с которым никто не хочет водиться… Кому-то родители не объяснили, что невежливо ковыряться в носу, и он, начав делать это на перемене, вызывает дружный смех, за которым следуют неизбежные тычки и подножки. Кого-то родители забирают из школы, и он через полгода зарабатывает репутацию маменькиного сыночка… Кто-то наоборот щелкает примеры из учебника математики как орешки, и становится «самым умным», которому завидуют, а потому недолюбливают…
Женя был чем-то средним между всеми этими понятиями и ситуациями, ну а кроме того – еще и ужасно вредным и нахальным. Из школы его каждый день забирала мама, при этом он был не по годам развит, без особой радости вливался в игры со сверстниками, и всегда носил с собой в портфеле, помимо обязательных учебников, еще и какую-нибудь книжку. Чтобы почитать ее на перемене, а то и на уроке. Книжки эти по единогласно высказанному мнению класса, были «взрослыми», что делало Женю в их глазах еще более странным.
Ко взрослым книжкам причислялись, например, Толкиеновский «Хоббит», «Капитан Сорвиголова» Буссенара и «Пленники черного метеорита» Бачило. Иными словами то, до чего остальные доросли спустя всего пару лет… Ну, точнее, кто-то – дорос до этих книг, а кто-то – до сигарет, которые впоследствии сменятся «косячками».
Если бы среди Жениных недостатков были только эти – наверное, уже к третьему классу Аня вполне могла дорасти до его увлечений, и они имели бы шансы стать хорошими друзьями. Но увы, главным его недостатком была патологическая вредность и озлобленность чуть ли не на весь мир. Откуда у него взялось такое отношение к миру, да еще и в раннем детстве, она не могла понять до сих пор, даже после года достаточно близкого знакомства с этим человеком.
В детстве сидеть с ним за одной партой было сущим кошмаром. Он был подобен самцу, оберегающему свои границы от посягательств любых других существ, и требовал, чтобы Анин локоть, не приведи Господь, не оказался на его половине парты! Если кто-то забывал дома учебник, его сосед с готовностью протягивал ему свой. Но не Женя! Если Аня забывала свой учебник, то это было сугубо ее проблемой, ибо сам Женя не забывал никогда и ничего. И заставить его позволить ей списать из учебника задание можно было только посредством вмешательства учительницы. В этом случае он получал втык «за то, что жадина», а сама Аня – замечание в дневнике, за то, что забывает дома школьные принадлежности, так что такой вариант подходил только в том случае, если иначе Ане светила двойка за невыполненное задание.
Разумеется, она не оставалась в долгу… Женя сидел слева от нее, а значит, один элегантный толчок левой рукой приводил к тому, что Женина ручка срывалась со строчки, и описывала не слишком изящную дугу по всей тетради. А что такое неаккуратная тетрадь для первоклассника? Правильно, замечание от учительницы, а то и снижение оценки на балл, «за грязь»!
Такая месть сработала раза два или три, и каждый раз Аня делала добрые-добрые глаза и искренне просила у него прощения за то, что не только влезла локтем на его половину, но и из-за нее ему теперь переписывать целое предложение, а то и больше… Но однажды, также якобы ненароком резко двинув локтем, Аня напоролась на вытащенную на всю длину иголку от циркуля. Было ужасно больно, но еще больше – обидно!
Со злости Аня начиркала в его дневнике, и тем же днем обнаружила, что завязочки ее куртки на двадцать один узел привязаны к ножкам стула. Привязаны так, что проще их отрезать, чем развязывать…
Это была уже война, а значит, пора было вводить тяжелую артиллерию. В этом качестве выступила кнопка, подложенная на стул. Разочарование было безграничным – дело было зимой, и Женя ходил в двух штанах, через которые укола кнопкой он просто не ощутил. Зато когда обнаружил ее, воткнувшейся в его невероятно толстые штаны – месть была скорой и страшной. На перемене Аня вдруг села мимо стула, который (она была точно в этом уверена!!!) должен был находиться в тот момент прямо под ней, но почему-то сместился на полметра назад.
И снова она горько плакала, от боли и от обиды…
В общем, учитывая их взаимоотношения в детстве, было бы вовсе не удивительно, если бы Аня тут же забыла о его существовании. Скорее наоборот, было удивительно, что она ему написала. Правда написала-то просто так, интереса ради. «А я тебя знаю!» Коротко, ясно и по существу. Никаких «Помнишь, мы с тобой за одной партой сидели? Может встретимся, вспомним молодость?» – эту «молодость» она не имела ни малейшего желания вспоминать.
Просто написала и все тут, сама толком не понимая, зачем. Из любопытства, из интереса…
А он также из интереса ответил. Взял из контактов на сайте ее "Аську", и написал ей, причем не коротко, а всерьез, действительно собираясь вспомнить молодость.
Сначала беседа шла вяло. Оба работали и отвечали на сообщения друг друга в промежутках между разгребанием счетов на своем столе. Аня с первых же слов дала понять, что помнит его маленьким поганцем, здорово подпортившим ей жизнь, а он сразу с ходу дал понять, что такое отношение его оскорбляет, что в детстве он действительно был изрядным поганцем, но время идет, люди меняются, и теперь он – респектабельный и перспективный молодой человек, который не дергает девушек за косички и не выдергивает из-под них стульев.
В общем, слово за слово, и они оба обнаружили в другом приятного и интересного собеседника, а к концу недели решили, что, пожалуй, было бы неплохо встретиться, посидеть в кафе и действительно вспомнить молодость. Детские обиды вроде исчирканной тетрадки и отбитой задницы оба теперь вспоминали с улыбкой.
Они посидели в кафе в субботу, сходили в кино в воскресенье, в понедельник Аня после работы отправилась к нему домой (Женя жил один, в подаренной родителями двухкомнатной квартире), а во вторник – он заночевал у нее, оставив у ее родителей только положительные впечатления.
Впрочем, многое в нем осталось от того восьмилетнего мальчика, не такого, как все. Патологическое (если не сказать параноидальное) стремление к порядку – к тому, чтобы все вокруг делалось по правилам и никак иначе. Увлечение «взрослыми» книжками, которых Аня никогда в жизни не купила бы. Прочитанный в детстве «Хоббит» повлек за собой «Властелина колец», которого Женя сейчас перечитывал раз на шестой (уверяя, что каждый раз открывает в этой книге что-то новое). А уж стоящих у него на полке книг Ломброзо, Фрейда и Хаббарда, по ее мнению, и вовсе не должно быть в домашней библиотеке экономиста. Но нет, были…
Насколько она знала, Женя зарабатывал достаточно для того, чтобы купить себе машину, но не делал этого, можно сказать, из принципа. Дороги, начисто забитые пробками, сидящие в кустах ГАИшники, выскакивающие перед тобой на дорогу с радаром, блондинки за рулем, перестраивающиеся из третьего ряда прямо в первый, и даже не удосуживающиеся включить поворотник…
«Пока все это не исчезнет, – говорил он. – Я буду ездить на автобусе, или на электричке. Безопаснее… Да и нервы целее.»
И вообще, кажется, нелюбовь ко всему человечеству, за исключением его близких друзей, ничуть не уменьшилась со школьной скамьи. Хотя теперь, Аня во многом понимала его отношение к миру, ибо сама нередко поражалась людской глупости и бессердечию. Разве что не принимала его настолько близко к сердцу…
В общем, спустя две недели после вторичного знакомства, они официально признались друг-другу в том, что теперь могут именоваться не просто знакомыми или даже друзьями, а… парой. Не «влюбленной парочкой», как окрестил их Алексей (которого, впрочем, иначе как Лехой никто и никогда не называл), ближайший друг и товарищ Жени, а просто парой. Даже не «парочкой» – «парой». «Так солиднее звучит», – в шутку заявила она. Так и повелось. Все вокруг – парочки, а они с Женей – пара.
А почему она, пусть и также в шутку, воспротивилась против «влюбленной» («Это нынешнее молодое поколение – влюбленные, а мы с Женей – любящие, а «Любящая пара» – не звучит»), она не знала и сама. Уверенности в том, что это любовь, не было.
Как правило, периоду влюбленности или любви предшествует период увлеченности. У кого-то он выражен ярче, у кого-то – практически незаметен для посторонних взглядов, но он есть у всех, и, естественно, был и у нее. Со всеми, кроме Жени. С ним было хорошо и интересно. Его рука на ее плече или талии вызывала чувство защищенности, чувство, что рядом с ней находится мужчина. Ее мужчина! Но вот было ли это чувство любовью – она не знала. Да, впрочем, и не задумывалась.
От добра добра не ищут. Уж коли тебе хорошо с кем-либо, то не выпендривайся, и не пытайся дать определение тому, насколько тебе с ним хорошо, и уж тем более – почему чувства, возникающие, когда он рядом, не идентичны тем, которые ты испытала, когда рядом был кто-то другой. Просто прими это как данность!
И Аня приняла…
И потому сейчас она с радостью согласилась ехать с ним в этот санаторий, о котором она не знала ничего, даже названия. Она бы согласилась ехать и еще дальше, хоть пересекать границу Казахстана, если он будет рядом. Но в то же время она четко разграничивала это выражение с другим. Именно «Если он будет рядом», но не «Ради того, чтобы быть рядом с ним».

Леха

– Отель «Оверлук», Джек Торренс слушает! – раздался в телефоне звонкий мальчишеский голос, который Джеку Торренсу мог принадлежать примерно с той же вероятностью, с какой «Оверлук» мог оказаться не в горах Колорадо, а в Медянской области.
– Ну и шуточки у вас, молодой человек! – улыбнулся телефонной трубке Леха. Конечно, идеально было бы ответить этому сорванцу, тоже представившись кем-нибудь из героев Кинговского "Сияния", но вот незадача, он не помнил ни одного из них! – В таком случае, мне бы управляющего отелем!
– Ой, мама! Кажется это тебя!
В этом «отеле» управляющий именовался главврачом.
– Алле! Кто это?
– Это Алексей. Мы, помнится, с вами разговаривали на прошлой неделе…
– Алексей?… А, точно! Простите меня, пожалуйста, за сына… Он у меня с юмором, как что ответит-ответит…
Интересно, знала ли она, что ее сорванец только что переименовал затерянный в глуши санаторий «Дзержинский» в фешенебельный американский отель, поселиться в котором было равносильно самоубийству? Вряд ли… Впрочем, с чувством юмора у самого Лехи все было в полном порядке. Его автоответчик представлялся то холодильником, то пылесосом, а то и вовсе штабом противоракетной обороны страны. Сам же Леха, беря трубку, нередко представлялся коротко и лаконично: «Крематорий…» После чего распространители и прочие нежелательные личности почему-то отсеивались сами.
– Да ничего страшного, – успокоил он ее. – Когда дети растут с чувством юмора, это хорошо… Но, собственно, я ж по делу. Мы определились, нас будет шестеро.
– Шестеро… – пробормотала себе под нос женщина на том конце провода, видимо что-то записывая или прикидывая. – Значит, шестеро. И заедете вы шестнадцатого, так?
– Пятнадцатого вечером, в пятницу.
– В пятницу. А уедете в воскресенье вечером?
– Да.
– Вы без путевок, без направлений? Просто отдохнуть?
– И снова да.
– Тогда ждем вас, приезжайте!
Попрощавшись, Леха повесил трубку, радостно потирая руки. Выходные предстояли интересные…
Про санаторий «Дзержинский» он узнал абсолютно случайно, от одного приятеля, который, возвращаясь с фестиваля в Алтае, решил ехать домой не прямой дорогой, а взять немного западнее Медянска, чтобы, во-первых, избежать затора на дороге (по радио передали, что на подъездах к Медянску произошла крупная авария), ну а во-вторых, чтобы как можно дольше возвращаться в людный город, больше походящий на муравейник. В итоге он и совершил ознакомительную поездку по западу Медянской области, поразившись тому, что Алтай постепенно превращается в туристическую Мекку, в то время как Медянская область, лишь незначительно уступавшая Алтаю, совершенно забыта и заброшена.
Ближе к югу области равнинные речушки превращались в шумные горные, а зеленые луга перетекали в тайгу. Расстилавшаяся на западе степь изобиловала солеными и пресными озерами, причем зачастую соленое находилось в паре метров от пресного. Искупался, обмазался целебной грязью, и можешь идти смывать ее в соседнее озеро, надо лишь перейти разделяющую их естественную дамбу. И даже про пресные озера среди окрестных жителей ходила добрая молва – об их лечебных свойствах и, естественно, о романтических (а иногда и трагичных) историях любви, происшедших на берегах этих озер…
Одним из таких озер было озеро Балах, на берегу которого и расположился санаторий «Дзержинский», который был назван так не то в честь поселка Дзержинец, располагавшегося неподалеку, не то наоборот поселок был назван в честь санатория. Собственно говоря, кто из них появился первым, Леху волновало достаточно мало. Гораздо больший интерес вызывало то, что его приятель, рассказавший ему про «Дзержинский», останавливался там на ночь и остался в полнейшем восторге как от санатория и его окрестностей, так и от цены, которую он заплатил за ночь в этом раю.
«Дзержинский» был пережитком Советской эпохи… В горы расцвета СССР туда ездила отдыхать вся партийная номенклатура Медянска, а легенды гласили, что во время Второй Мировой в эти края заглянул сам Иосиф Виссарионович, не то чтобы подлечить порядком расшатавшиеся нервы, не то чтобы быть подальше от Москвы, на случай если немецкий «Блицкриг» завершится успешно.
Однако с развалом Советского Союза, когда партийцы обрели возможность выбираться за пределы оборвавшегося «Железного занавеса», то есть не только в окрестные санатории, или, если повезет, в Сочи, а хоть на пляжи Санта-Барбары, «Джержинский» стал понемногу хиреть. Все финансирование он получал исключительно «сверху», так и не став акционерным обществом и не начав работать сам на себя. А что в России творилось «наверху» в 90-е годы, известно каждому.
Так знаменитый некогда санаторий, постепенно был предан анафеме, и теперь его вспоминали лишь бабушки с дедушками, да такие, вот, счастливчики, наткнувшиеся на него по чистой случайности.
Летом «Дзержинский», рассчитанный на четыре сотни человек, принимал не более двухсот. К осени это число сокращалось до пятидесяти, ну а зимой жизнь в занесенном снегом санатории, останавливалась полностью и бесповоротно. Сейчас, в середине сентября, санаторий почти наверняка пустовал, и для главврача приезд шестерых отдыхающих, пусть и всего на пару дней, но зато не обремененных путевками, был бальзамом на душу. В «Дзержинский» попадали в основном по путевкам, выданным центрами соцзащиты, или какими-нибудь фондами здоровья. Деньги за эти путевки государство возвращало неохотно, если повезет – через полгодика, так что приезд «случайных» отдыхающих не мог не радовать персонал. Это означало, что деньги от них будут получены и оприходованы тут же! Быть может, пойдут на выплату зарплаты, которую задерживают на несколько месяцев…
В общем, резюмируя все, что он знал о «Дзержинском», можно было сказать, что это – основательная глухомань с красивейшими местами и минимальной плотностью населения. Жалко было лишь, что узнал он об этом месте лишь осенью. Туда бы съездить летом, покупаться в тамошнем озере, посидеть на берегу у костра… Но, по большому счету, и в сентябре там будет неплохо…
Леха набрал на своем телефоне номер мобильного Сергея.
– Договорился? – спросил тот, едва взяв трубку.
– Конечно. В пятницу стартуем. Женька с нами, и почти наверняка – вместе с Анютой. С тебя машина, с нас все остальное.
– Как обычно! – с напускной серьезностью возмутился Сергей. – Вы это «все остальное» выпьете, а я буду сидеть за рулем и облизываться!
– Так давай я поведу?
– У тебя ж прав нет!
– Ну и что? Водить-то я умею…
– Нет уж! Я вашим «всем остальным» заправлюсь там, на природе. Значит решено! Все, иди работать, халявщик! Совсем от рук отбился.
Леха повесил трубку и перевел взгляд на монитор, на котором была открыта карта Медянской области, увеличенная в районе поселка Дзержинец. На секунду, только на секунду, у него появилось странное и необъяснимое желание вновь позвонить сейчас друзьям и сказать, что ему перезвонили из санатория, сообщив, что он закрывается на ремонт, что его взорвали неизвестные террористы, или что-нибудь еще. В общем, отказаться от этой затеи и вновь предложить пеший поход в Казахстан или отправиться на поезде в Красноярск, полазить по тамошним знаменитым Столбам. Почему? Он не знал и сам…
А тут вдруг подало голос и какое-то внутреннее «Я», уже не раз нашептывавшее ему: «Одумайся, Ермолов! Хватит маяться дурью и искать приключения на свою задницу! Может, пора бы уже из души компании превратиться в нормального главу семьи? Побыть в выходные с женой, ТОЛЬКО с женой, и ни с кем другим? Или даже перестать открещиваться от мыслей о том, чтобы завести ребенка?»
Может быть, – ответил он самому себе. – Может быть, но со временем…
Он всегда шел по жизни, смеясь, и, по крайней мере, пока не собирался становиться серьезным.

Сергей

Сергей отложил в сторону сотовый и усмехнулся. При всех своих многочисленных недостатках Леха обладал какой-то феноменальной, сверхъестественной способностью поднимать настроение всем, кто так или иначе пересекался с ним. Наверное, за счет этого он все еще и держался на работе в «МедСоте». За два года, прошедшие с того момента, когда их обоих, выпускников института связи, взяли сюда на работу, Леха привлек в контору от силы десяток клиентов, да и клиенты эти были, скажем так, грошовыми.
Если Ермолов начинал прозванивать базу потенциальных клиентов, и, не приведи Господь, на том конце провода оказывалась молодая девушка – причина звонка тут же оказывалась забытой. Деловой разговор о возможности перехода компании на корпоративный тариф сотовой связи плавно переходил на почти дружескую беседу о том, чем живет фирма, и чем в ней занимается это милое создание с чарующим голосом (у Лехи голоса практически всех его собеседниц считались чарующими), ну а затем беседа становилась чисто личной, и в итоге номер телефона этой девушки оказывался в Лехином списке контактов.
И это притом, что Ермолов был влюблен, женат и счастлив в браке. «Я же не виноват, что временами мне хочется поговорить не только с женой, но и с друзьями? И что мне хочется расширить свой круг знакомых?» – говорил он. – «И уж точно не виноват в том, что среди моих друзей большинство – женского пола».
Таким образом, в «МедСоте» он работал, по сути, не менеджером, а генератором хорошего настроения, и, образно говоря, разведчиком. После беседы с менеджером какой-нибудь компании (при условии, конечно, что этот менеджер был женского пола) он знал о ней практически все. При чем «о ней» можно было трактовать и как «о фирме», и как «о девушке». И потому Алексей Ермолов был Лехой даже для начальства – ни у кого язык не поворачивался назвать его хотя бы Алексеем…
Они дружили с детства, с первого класса… Все трое: он, Женька и Леха. В седьмом их разбросало по разным параллелям, в девятом вновь свело вместе. Все трое прекрасно понимали, что такая дружба – редкость, и потому ценили друг друга и хранили эту дружбу как величайшее сокровище. Вместе играли в детстве, вместе ходили на разборки в юности, если один из них попадал в беду. Вот только в институт поступили уже не вместе, так как, строго говоря, Женька всегда был немножко «сам по себе». Свои мечты, свои планы… Но и не смотря на это они остались друзьями даже тогда, когда Женька собрался жениться, и вместе со своей потенциальной женой перебрался в подаренную родителями квартиру в Сосновом районе, за тридесять земель от родного Ленинского.
Потенциальная жена так женой и не стала, а Женька так и остался жить в Сосновке. Иногда, когда вечный инициатор Леха предлагал вечерком собраться и попить пива, это раздражало. Но с другой стороны, когда жены отпускали их на выходные, понимая, что их мужчины перестанут быть самими собой, если хотя бы раз в месяц не соберутся с друзьями и не обсудят любимые виды спорта, начальство и, собственно, их, женщин – Женькина квартира была просто мечтой и идеалом. У него они и ночевали, звоня женам домой и хмельным голосом объясняя, что Сергей немного выпил и за руль сесть не может, а транспорт из Сосновки ходит настолько плохо, что лучше даже и не пытаться отсюда выбраться.
Ну а жены делали вид, что верят им…
После окончания института все трое устроились на работу, тоже чуть ли не в один день. Они с Лехой и вовсе пришли на собеседование вместе, в итоге оказавшись в разных отделах и пойдя по разным карьерным лестницам. Ну, если быть точнее, то Леха на своей карьерной лестнице просто сел и закурил, видимо дожидаясь лифта. Женька же сначала помотался по нескольким конторам, сменив за год с десяток работ, пока, наконец, не осел в своем "Астроленде".
Они с Лехой остепенились (точнее – сам он остепенился, а Леха – лишь женился, так и не став по-настоящему семейным человеком), Женька же так и остался холостяком. Хотя сейчас, наконец-то, стал делать подвижки в сторону отказа от свободной жизни, все больше и больше времени проводя со своей Анютой. Это радовало…
Все то время, сколько Сергей знал его, Женька, хоть и был его лучшим другом, всегда выделялся из компании. Хотя нет, выделялся – неподходящее слово. Вот Леха, тот выделялся. Если они знакомились с компанией девушек, то Леха неизбежно отхватывал себе лучшую из них. Если, еще учась в школе, все трое не делали домашнее задание, то они с Женькой получали по «двойке», Леха же исхитрялся отвертеться.
Выделялся – Леха, а Женька – выбивался.
Ушел учиться в другой институт. Переехал в другой район… А тут, наконец, последовал примеру друзей и плавно двигался к женитьбе (он уже не раз упоминал о том, что хочет сделать Ане предложение, только еще не выбрал подходящего момента), к тому же на девушке из их класса. Ну и что, что вместе они проучились только до третьего, к тому же Леха с Сергеем даже не сразу вспомнили тихую и почти незаметную Анюту, которую когда-то, в далеком детстве, не раз дергали за косички.
Главное что Аня была «своей» – они с Лехой ощутили это с первого взгляда. Своей, идеально подходящей в их компанию, и идеально подходящей парой для Женьки. Наверное, это понимал и он.
Немного подумав, он вновь взял в руки сотовый и набрал номер жены.
– Мариш, мы едем отдыхать. Все обговорено.
С утра Марина чувствовала себя паршивенько. Жаловалась на головную боль и слабость, а потому осталась дома…
– Замечательно! – ее голос звучал устало.
– Ты как себя чувствуешь? Голова прошла?
– Полегче… Болит уже не так сильно. Ты не отвлекайся, работай…
Обменявшись традиционным «люблю, целую», они попрощались.
Сергей надеялся, что это лишь недомогание, легкая простуда, а не первые симптомы чего-нибудь серьезного. Обидно было бы упустить возможность вот так вот отдохнуть в «Дзержинском»…
Лежащий на столе сотовый мигнул, и Сергей автоматически потянулся к нему, ожидая звонка. Но нет, телефон промолчал, и более того, только что включившийся экран был темен. Должно быть, выпитое в выходные пиво до сих пор не выветрилось из организма – иначе этот глюк было не объяснить.

Марина

Кладя сотовый обратно на стол, за мгновение до того как убрать руку, Марина ощутила, как он вздрогнул. Будто собрался завибрировать, но то ли звонивший отключился, то ли…Черт его знает. Она вновь поднесла сотовый к глазам – без очков она со своими минус пятью диоптриями могла рассматривать его только в упор, держа перед самым носом. Экран вновь потускнел как раз в тот момент, когда она успела взглянуть на телефон, чтобы увидеть промелькнувшую на экране надпись. Что-то на английском, или на латинице – буквы точно латинские. Рефлекторно она нажала на «Отмену», чтобы вернуть надпись. Экран ожил, демонстрируя привычную глазу заставку, но на этот раз уже безо всяких надписей. Померещилось? С учетом того, что ее мутит все утро – вполне возможно.
Она невесело усмехнулась, думая о муже. Сережа наверняка сейчас надеется, что у нее какое-нибудь легкое недомогание, однодневная простуда или какое-нибудь мелкое отравление… Леха здорово заразил его идеей поехать на будущие выходные в этот санаторий, и сейчас он наверняка боится, что из-за ее возможной болезни все может сорваться. Знал бы он… Нет, поездке в санаторий это не помешает, и скорее всего именно там она и скажет ему эту новость.
Вновь загудел сотовый – на этот раз действительно шел звонок. «Дашонок» – мигало на экране.
Они с Дашей знали друг друга четыре года. Всего четыре года по меркам всей жизни – ничтожно мало в сравнении с тем, сколько она была знакома с так называемыми друзьями детства, которые звонили три раза в год – поздравить с днем рождения, Восьмым марта и Новым годом. Но в то же время – целых четыре года, с того момента как она стала встречаться с Сергеем и познакомилась с его друзьями, а значит и с Дашей – девушкой Лехи, полтора года назад ставшей его женой. Они были подружками невесты на свадьбах друг друга, звонили друг другу чаще, чем своим мужьям, и вообще, ближе Даши для Марины были только родители да Сергей.
– Мариша, ты как? – не теряя времени на приветствия, начала Даша.
– Уже легче, – ответила она. – Главное, что тошнит уже не так сильно.
– Ты ему сказала?
– Нет еще… Готовлю сюрприз. Пусть пока думает, что я просто отравилась.
– А когда скажешь? – продолжала допытываться Даша. – Чего ты медлишь, ты, ведь, уже все знаешь точно!
Ну, допустим, что не все. В прошлую пятницу Марина, в последнее время просыпавшаяся по утрам с зеленоватым лицом и замученная повторявшимися как минимум раз в два дня приступами тошноты, отправилась в женскую консультацию. Тест на беременность показывал положительный результат, и чтобы отбросить все сомнения, она пошла на УЗИ. В результате она теперь достоверно знала ПОЧТИ все – кроме пола своего будущего ребенка. Нет, их с Сергеем ребенка! На втором месяце беременности врач не смог определить этого точно.
– Думаю, что в выходные, в санатории! – Марина мечтательно улыбнулась. – Представляешь, мы сидим у костра, Леха всем наливает пива, а я отказываюсь. Прошу налить минералки… Все на меня удивленно смотрят, а я поднимаю тост: «За нашего ребенка!» Нет, «За пополнение в семье Трухачевых!» Нет… Не знаю! Что-нибудь придумаю!
– Ох и завидую я тебе, Маришка!
– Завидуй, но смотри не проболтайся!
– Да ни за что!
Попрощавшись, Марина положила телефон, но вновь ощутив едва заметную (или померещившуюся?) вибрацию в его корпусе. Определенно, токсикоз дает весьма и весьма интересные эффекты!

Даша

Она все еще продолжала улыбаться, когда в студию вошла девушка, сопровождаемая строгим, подтянутым мужчиной в светлом костюме. Именно сопровождаемая – он шел чуть позади нее, и остановился ровно в ту же секунду, когда стих стук ее каблучков. Девушка оказалась именно такой, какой она ее себе представляла. Искусственно красивой!
Даша увлекалась фотографией с самого детства – каждый день бегала в фотокружок, печатая черно-белые фотографии, снятые на свою маленькую «Смену» с державшейся на изоленте вспышкой. Еще учась на первом курсе худграфа, она, экономя на всем, на чем только можно было экономить, скопила на цифровой фотоаппарат, чем повергла в шок всех друзей и знакомых. В те годы, когда сотовый телефон с цветным экраном был доступен только избранным, она, за бешеные по тем временам деньги, купила навороченный фотоаппарат с матрицей на три миллиона пикселей.
Фотография была ее страстью. Хотя нет, наверное, она была ее жизнью. На третьем курсе, забравшись в невообразимые долги, она открыла свою фотостудию, за символические деньги арендовав часть подвала соседнего дома. Все здесь было сделано своими руками – даже от Леши помощи было не слишком много, он был вечно занят своими делами, суть которых она далеко не всегда понимала. Первый раз спустившись в подвал, он лишь пожал плечами, мол, ничего-то у тебя не получится. А зайдя два месяца спустя, он лишь удивленно присвистнул. Даша превратила загаженный подвал в уютную фотостудию. Выровняла неровные стены, приклеила потолочные плитки, вместо обоев отделав стены рельефной штукатуркой. Сама подобрала освещение, и даже сделала на заказ голограмму, размером с альбомный лист бумаги, что обошлось ей примерно в ту же сумму, что и новейший фотоаппарат.
Голограмма, на которой была изображена она сама, припавшая к видоискателю фотоаппарата. На лице играет довольная улыбка охотника, увидевшего дичь и уже вскинувшего ружье. Голограмма было выполнена донельзя реалистично – создавалась полная иллюзия того, что это не плоская картина, а окно, прорубленное в стене, и из этого окна торчит фотоаппарат, который держит в руках почти настоящая, объемная Даша!
За два года работы студии она прошла путь от нищего, берущегося за любую работу, чтобы погасить кредит, до уверенного в себе фотографа, чьи работы почитают за честь опубликовать большинство медянских журналов и газет. Если раньше в ее студию заходили разве что случайно, дабы сделать фотографию на паспорт, то сейчас к ней нередко заглядывали известные фотомодели, желающие подготовить свое портфолио. Все знали, что с альбомом фотографий, сделанным Дарьей Ермоловой, их с распростертыми объятиями встретят практически в любом модельном агентстве города.
Даша умела подчеркнуть на фотографии то, на что нужно обратить внимание, и наоборот, убрать в тень то, чего не должен видеть никто. Она могла превратить глаза разного размера в таинственный взгляд, пухлые губы – в страстные, а излишне большой курносый нос – в изящный и озорной носик.
В своем деле она была волшебницей, но вот чего она не любила, так это когда модель приходила к ней на фотосессию, нацепив на себя маску искусственной красоты. Косметика, скрывающая дефекты кожи, помада, делающая губы неестественными…. Вошедшая сейчас девушка была симпатичной – разве что самую малость лишнего жирка на бедрах и талии, чуть-чуть отклоняющиеся от идеала ноги… Всего по чуть-чуть, и со всем этим она может справиться на фотографии, если девушка окажется хоть немного артистичной, и сумеет хотя бы улыбаться ей искренне, а не вымученно. Она превратила бы ее в красавицу, если бы ей не мешали. Но вся эта косметика… Из-за нее Даша переставала видеть истинное лицо своего клиента.
Но что ж теперь поделаешь? Не отправлять же ее смывать с себя всю эту косметику? В следующий раз нужно будет предупреждать клиентов о том, в каком виде они должны придти на фотосессию…
Девушка огляделась по сторонам, даже не соизволив поздороваться. Даша распознала в ней излишне возгордившуюся дочку богатых родителей еще по телефону – таких людей сразу выдавала их манера держаться, их презрение ко всем, кто ниже них по положению или происхождению. Сейчас она оценивала студию… Внимательно оглядывала развешенные по стенам фотографии, многие из которых были отмечены премиями серьезных журналов или конкурсов.
И, кажется, она осталась довольна увиденным.
– Вы – Ермолова?
– Зовите меня Дашей, – попросила она, улыбнувшись.
– Мы с вами договаривались о фотосессии…
– Помню, проходите, пожалуйста. Правда, по телефону вы не объяснили, для каких целей вам необходимы фотографии? Что это будет? Портфолио для модельного агентства, может быть фотоальбом в подарок любимому? – при этих словах мужчина, стоявший за спиной ее собеседницы, едва заметно улыбнулся. – Или, быть может, просто так, для души?
– А для вас есть разница? – холодный, недовольный взгляд. «Какое ее дело, зачем мне нужны фотографии?»
– Конечно, есть, – стараясь не замечать презрения в глазах клиента, ответила Даша. – Часто у меня бывают клиенты, которые хотят сделать подарок своим мужчинам – фотоальбом с их лучшими фотографиями, чтобы запечатлеть навеки их красоту. Я делаю акцент на улыбку или глаза, на любовь, читающуюся во взгляде! А если это фотографии для агентства – тут важно показать совершенство тела, ведь им, как правило, ничего другого и не нужно. Фотография – это картина, только художников у нее два! Вы и я!
– Понятно, – многозначительный взгляд, презрения в котором стало вдвое больше. – В таком случае, давайте считать, что фотографии нужны мне для агентства.
Снова губы ее спутника тронула мимолетная улыбка. Нет, это не ее пассия, и уж тем более не муж. Скорее охранник… Или, быть может, продюсер? Хотя нет, вряд ли он пришел бы сам.
– Фотографироваться будете в этом платье? Или нужны и фотографии в купальнике?
Платье, конечно, было эффектным, красивым и наверняка дорогим. Но для фотосессии, тем более для создания портфолио, подходило достаточно слабо, скрывая многие достоинства ее фигуры.
Улыбка мужчины стала шире.
– Нет. Фотографии будут без купальника.
– Значит в платье… – скорее сама себе, чем ей, сказала Даша, настраивая фотоаппарат.
– Девушка, вы меня, кажется, не слышали! Фотографии будут БЕЗ купальника и уж точно без платья!
«Девушка…» – мысленно передразнила ее Даша. Она терпеть не могла, когда к ней обращаются иначе как по имени. Она – Даша, а не какая-то там девушка! И пусть сама она не знала имени своей клиентки – телефонный разговор прошел в резких, коротких фразах, между которыми были просто не вставить вопроса «Как вас зовут?» – теперь она точно не собиралась интересоваться ее именем.
«Тоже будешь для меня безымянной!»
– Что ж, без одежды, так без одежды.
Фотографировать в стиле «ню» Даше доводилось не раз, и не только женщин. Она опустила светло-синий фон, поставила к нему стул, и кивком указала на него клиентке.
– Садитесь, пожалуйста! Раздеться можете там, за ширмой… А ваш… спутник… Будет присутствовать при съемке?
– Будет! – ответил он.
Дело ваше. Хоть роту солдат приводите любоваться на вашу голую грудь!
Стоило фотоаппарату оказаться в ее руках (ну, точнее, рукам – на фотоаппарате, установленном на штативе), как все недовольство этой выскочкой было забыто. Начиналась работа, и Даша уже представляла наиболее удачные с ее точки зрения позы, в которые нужно будет усадить эту модель. Может, она и не красавица, и, судя по всему, не слишком умна – фотографии все равно могут и должны получиться достаточно неплохими.
Девушка вышла из-за ширмы, расставшись там со своей одеждой. Взглядом профессионала Даша оглядывала ее тело. Сидя, анфас – вот, пожалуй, наиболее подходящая для нее поза. Может быть нога на ногу… В профиль – не стоит. Стоя – может быть… А если лежа?…
– Начнем! – воодушевленно воскликнула Даша, заперев дверь в студию во избежание неожиданных визитов. – Садитесь пока на стул… Чуть-чуть боком, ногу на ногу…
Клиентка остановилась возле фона, удивленно глядя на Дашу.
– Нет, девушка, вы меня опять не поняли! Вы мне не будете указывать, как сидеть и как стоять. Деньги плачу вам я, а значит, я сама буду определять, как мне хочется усесться. Для начала, смените фон на красный – я хочу быть именно на этом фоне!
Любимая работа превращалась в просто работу… Хорошо! Кто платит, тот и заказывает музыку! Вот только…
– Знаете, обычно я так не работаю…
– Как это понимать?
Даша поморщилась…
– Прошу вас не перебивать меня, я еще не закончила. Обычно я так не работаю – мои фотографии, это мои фотографии, и я делаю их ВМЕСТЕ с клиентом. Если клиент хочет делать фотографии САМ – Бога ради. Но нигде на них не будет стоять логотипа моей студии. Я отвечаю лишь за свою работу, за вашу же я отвечать не хочу.
– Это не имеет значения. Мне не нужно ваше имя на моих фотографиях! Мне нужны фотографии.
– Что ж, тогда все в порядке. Я готова.
Девушка развернула стул, поставив его к Даше спинкой, и села на него, широко расставив ноги и сжав руками свою грудь.
– Снимайте!
Даша пожала плечами. Воля ваша! Хотите видеть на своих фотографиях это убожество – пожалуйста!
Вспышка. Девушка переменила позу, буквально сложив груди на спинку стула. Выглядело это отвратительно.
Вспышка!
Вновь развернув стул, она не уселась – почти улеглась на него спиной, задрав ноги словно на приеме у гинеколога. Ее левая рука лежала под головой, а правая – между ног.
– Снимайте!
Даша отстранилась от фотоаппарата.
– Я прошу вас уйти, – выдавила она из себя. – Как я понимаю, эти фотографии предназначены не для модельного агентства, а, скажем так, для тех, кто распространяет фильмы, не совсем соответствующие нашему законодательству.
– Я бы сказал, – вмешался мужчина, все это время абсолютно равнодушно взиравший на прелести той, кого он сопровождал. – Фильмы, пока еще не официально одобренные законодательством, но приносящие неплохую прибыль.
– И с этим вы пришли ко мне?!! – воскликнула Даша. – Сделать пробные фотографии для порно-модели???
Мужчина обернулся к девушке, так и сидевшей на стуле.
– Оденься и выйди! – велел он. – Подожди меня в машине.
Тон, которым это было сказано, не оставлял сомнений в том, кто здесь отдает приказы. Он опустился в кресло у входа, дожидаясь, пока модель соберет свои вещи, Даша же осталась стоять.
– На самом деле, у нас и своих фотографов хватает, – сказал он, как только за моделью закрылась дверь. – Попробовать ее перед объективом мы бы и сами смогли, а если бы времени не было – уж точно я не стал бы ее сопровождать к вам. Сама бы отправилась искать себе фотографа. На том, чтобы это были вы, настоял я… да вы сядьте, Даша, в ногах правды нет! Меня, кстати, Николаем зовут…
Даша села, удивленно глядя на него. Не так она себе представляла людей, специализирующихся на порнографии. Он явно был образован и умен, а молчаливого «быка» он разыгрывал явно перед своей моделью, а не перед ней. Скорее всего, эта девушка даже не знала, кто сопровождал ее на фотосессии. А кстати, собственно, кто?
– Можно спросить, кто вы? Я имею в виду, какое положение вы занимаете в компании, о которой говорите?
– Учредитель, – скромно сказал Николай. – И по совместительству – руководитель.
– Понятно. Я так понимаю, у вас ко мне какое-то предложение? Только позвольте вас сразу предупредить, что снимать порно я не стану даже за очень большие деньги!
– Заметьте, вы сказали «Даже за очень большие деньги», хотя многие на вашем месте употребили бы выражение «Ни за какие деньги». То есть шанс, что ваши услуги все-таки можно купить, остается?
– Но я…
– Не важно! – перебил он ее. – Я вовсе не хочу предложить вам стать одной из тех, кто снимает таких вот…
Пренебрежительный кивок в сторону двери не оставлял сомнений в том, кого он имел в виду.
– Я – бизнесмен. Не важно, что мой бизнес нигде не зарегистрирован, и мы время от времени меняем места съемок наших картин. Главное, что он приносит деньги… Но, как я уже говорил, этот бизнес пока официально не одобрен властями, в результате чего я не уверен в том, что завтра все мои деньги не испарятся из моих карманов. Мне сорок лет, Дашенька, и мне хочется какой-то стабильности. Хочется, чтобы мой бизнес приносил мне пусть не такие большие деньги как сейчас, но зато деньги стабильные, и тщательно отбеленные. Поэтому я уже давно подумываю о том, чтобы превратить мою фабрику нелегального кино в небольшую мастерскую по производству кино легального. Нет, даже не кино – фотографий. Ни в коем случае не порнографических – разве что «ню».
– И как же вы собираетесь зарабатывать на этом деньги?
– Очень просто, Дашенька! – представьте себе сайт, на котором выложены фотографии красавиц в купальнике. Профессиональные фотографии, Даша! Фотографии мастера! Ваши фотографии! Но для бесплатного просмотра доступны не более десятка. Хотите больше – платите деньги. Не слишком большие, приемлемые для большинства. Времена меняются – очень скоро мой сегодняшний бизнес перестанет быть актуальным. Продавать диски с нашими фильмами с лотков в переходах все сложнее, хотя бы в виду того, что лотков становится все меньше. А скачивать фильмы из сети станет далеко не каждый.
– Значит, вы предлагаете мне стать вашим фотографом?
– Не совсем так, – покачал головой Николай. – Я хочу сделать вам два предложения, и вы вольны принять любое из них. Во-первых, я был бы рад нанять вас в качестве фотографа. Вы вполне сможете работать вот в этой самой студии.
– Смогу ли я выбирать моделей?
– Выбирать – нет. Не стоит тратить на это ваше время. Но оказаться снимать любую из них, мотивируя отказ вашими эстетическими чувствами – да. Вы же будете выбирать, КАК именно делать фотографии. Я видел ваши работы и доверяю вашему вкусу. Но вы можете принять и другое мое предложение. Стать директором создаваемой фирмы. Вы будете нанимать фотографов, которые смогут делать хорошие фотографии. Вы будете нанимать кастинг-менеджеров, которые, по-вашему, смогут найти подходящих моделей. Само собой, и платить вам я буду как директору, а не как фотографу.
Даша молчала, глядя себе под ноги. Предложение ее ошарашило и сбило с толку…
– Я не прошу ответить прямо сейчас. Я понимаю, что вам потребуется время для принятия решения. Позвоните мне, когда будете готовы, или если у вас появятся вопросы.
Он протянул ей визитку и поднялся с кресла.
– Вижу, вы удивлены. Понимаю, я тоже на вашем месте был бы удивлен. Думаю, вам нужно все обдумать. У вас есть вопросы?
– Только один… Скажите, к чему был весь этот маскарад с этой будущей звездой порноиндустрии? Почему было просто не придти ко мне с этим предложением?
– Можно было, конечно, и придти, но…
Николай, вдруг, запустил руку в карман, извлекая на свет божий сотовый телефон, стоящий как половина Дашиного оборудования.
– Прошу прощения, – улыбнулся он ей. – Я отвечу на звонок?
Он озадаченно взглянул на свой телефон и нажал на какую-то кнопку.
– Ерунда какая-то. Вроде шел звонок… А тут… ладно, надо в ремонт сдать… Простите, отвлекся. Так вот, прошу у вас прощения за этот, как вы выразились, маскарад. Просто я много слышал о вас, и все, кого я расспрашивал, отзывались о вас схожими словами, среди которых фигурировало слово «принципиальная». Мне говорили, что вы никогда не станете делать того, что не соотносится с вашими принципами. А я люблю людей с твердыми принципами. Такие не предадут… Вот я и хотел убедиться.
– Убедились? – холоднее, чем собиралась, спросила Даша.
– Убедился, – подтвердил Николай. – Заметьте, предлагая вам работу, я ни словом не обмолвился о зарплате. С кем-то другим я бы с этого и начал разговор, но не с вами. Вас, как я вижу, больше интересует сама работа, чем то вознаграждение, которое вы за нее получите. Поэтому все разговоры о деньгах начнем тогда, когда я получу ваше принципиальное согласие. А работа будет интересной и насыщенной, уж поверьте! Ну а деньги – достойными вас.
Как только за ним закрылась дверь, Даша опустилась на свой стул, заново учась дышать. И когда завибрировал лежащий на столе сотовый, она чуть не подпрыгнула на месте и успела подхватить его и взглянуть на экран раньше, чем вибрация прекратилась, а экран потух.
Вместо того, чтобы сообщить о том, кто звонит – телефон по-прежнему показывал установленную на нем заставку, а поверх нее можно было разобрать лишь две тусклые красные буквы.
fv
И когда экран потух, и Даша нажала на кнопку чтобы вновь заставить его светиться – ее глазам предстала лишь заставка без каких либо надписей.
«Глюк, – решила она, откладывая телефон. – Может, вирус какой? Есть же вирусы для сотовых телефонов?»

Марина

Вторник выдался пасмурным, так что она всерьез начала опасаться того, поездка в «Дзержинский» сорвется. Однако в среду дождь так и не соизволил пойти, а в четверг утро выдалось солнечным и ясным. Уходящее сибирское лето решило напоследок побаловать людей теплыми деньками. Наступало бабье лето, и оно, кажется, приходилось по душе не только всем ныне живущим, но и тем, кто еще не родился на свет. Двухмесячный малыш в ее животе вел себя на редкость культурно… Токсикоз больше не давал о себе знать, и с тех пор, как ее последний раз стошнило в понедельник, она ощущала себя бодрой и веселой.
Она с нетерпением ждала выходных, на которых она, наконец, расскажет мужу о том, что скоро он станет папой.
Стоявший на ее столе телефон дважды коротко звякнул – значит, внутренний вызов.
– Алло? – подняла трубку Марина.
– Трухачева? – послышался возбужденный голос шефа. – Сидишь тут, ничего не видишь, ничего не слышишь, ничего не знаешь!
– Чего именно я не знаю?
– ГЭС горит!
Марина подпрыгнула в кресле, и, резко выпрямившись, села. В мечтательной будущей маме за секунду проснулся репортер.
– Откуда данные? Почему мне ничего не передали?
– Да потому что никто еще ничего не знает! – откликнулась трубка. – Я сам узнал минуту назад! У меня приятель в тех краях. Абсолютно случайно занесло! Только что позвонил с мобилы! Говорит, ехал по ГЭС, когда в самой плотине что-то взорвалось. Дыма – до неба, ничего не видно. Срывайся, Трухачева, что сидишь? Бери Никиту, машину и вперед! В кои-то годы мы будем первыми!!!
Работа в ГТРК ничуть не была похожа на ту работу, которую демонстрировали с экрана многочисленные боевики и триллеры, в которых репортеры готовы были перегрызть любому глотку ради интересного, сногсшибательного материала. Быть может, на таких каналах как ОРТ или НТВ, журналисты действительно сами лезли в пекло, снимая невероятные вещи и получая за это невероятные гонорары. В ГТРК же все было тихо и спокойно. Канал был государственным, и, как следствие, очень мало зависел от рейтингов своих программ, ибо все равно все деньги рекламодателей уходили куда-то наверх, даже выше директора.
Как правило, работа репортера выглядела так: Марина читала на новостной ленте городского сайта о том, что там-то и там-то произошло такое-то событие. Не торопясь, без спешки и паники она брала оператора и отправлялась туда делать сюжет. Чаще всего ее темами были не убийства, пожары или какие-то катастрофы, а рождение нового тигренка в зоопарке, или интервью с мэром по поводу строительства нового моста через Медянку.
«Мы не «Останкино», – заявил как-то ее шеф, – а значит, можем позволить себе не показывать людям останки!»
ГТРК не был новостным каналом… Но время от времени случалось что-то, о чем нельзя было не сделать сюжет. Как, например, пожар на ГЭС. А иногда, пусть и очень редко, Марина оказывалась на месте событий раньше других каналов и газет, и тогда уже с сайта ГТРК кто-то брал новости, отправляясь снимать о них материал! Было бы замечательно, если бы так произошло и сейчас.
Марина позвонила диспетчеру, велев немедленно готовить машину, и своему оператору, Никите, велев тому бросать все и сломя голову нестись в гараж. Затем сама, схватив со стола сумочку, побежала туда же, на ходу доставая мобильный.
«fv» – сообщил ей дисплей и тут же отключился. За последние несколько дней это «fv» она видела уже в третий раз. Должно быть, телефон обиделся на нее за то, что в воскресенье она брякнула его об асфальт. Надо будет сносить его в ремонт… Хотя, с другой стороны, это дурацкая надпись, пропадающая спустя секунду, скорее удивляла, чем раздражала, равно как и то, что несколько раз телефон, вдруг, начинал вибрировать, будто принимая звонок, но тут же прекращал, не оставив никакой записи во входящих вызовах.
– Дашонок? – на ходу спросила она трубку. – Слушай внимательно. У тебя минут семь на сборы. Закрывай к чертям свое ателье и жди меня на остановке, мы тебя подберем! С собой возьми только голову и лучший из своих фотоаппаратов!
– Что случилось-то? – спросила Даша.
– Сенсация, исключительно для тебя! Все гонорары от продажи фотографий – пополам. Идет?
– Для тебя – все что угодно. В чем дело-то?
– ГЭС горит! Через десять минут об этом будет знать полгорода, к обеду – весь город. Может там и мелочь какая, а может и серьезный пожар, я пока не знаю, но по-моему рискнуть стоит. Я успею сдать материал в двенадцатичасовые новости, ну а ты нащелкаешь фотографий.
– Да там скорее всего какая-нибудь изоляция горит… Мало ли…
– Дашка! Ты моей интуиции веришь? – подпустив таинственности в голос, спросила Марина.
– Только ей в последнее время и верю.
– Так вот слушай, что говорит мне моя интуиция. Там происходит что-то интересное! А если и нет – она же подсказывает мне, что ты из самого обыденного пейзажа сможешь сделать фотошедевр!
– За что кукушка хвалит петуха? – рассмеялась Даша.
– За то, что… Блин, Даша, я ж тебе не Пушкин! Придумывай рифмы сама, но потом! А через десять минут я жду тебя на остановке! Нет, не так! Ты ждешь меня на остановке, потому что ты должна быть там раньше меня! Трое одну не ждут!
– Ладно, – сдалась Даша. – Но если окажется что там, на твоей ГЭС, мальчишки покрышку подпалили – с тебя коробка конфет!
Машина, пассажирская «ГАЗель», уже выехала из гаража и терпеливо дожидалась ее у ворот телецентра.
– Доброе утро, Мариночка! – поприветствовал ее шофер. – К чему такая спешка?
– Доброе, Михалыч, доброе! Летим снимать катастрофу всемедянского масштаба. У нас сорок минут на то, чтобы добраться до ГЭС.
В машину, тяжело отдуваясь, запрыгнул Никита – ровесник Марины, всего месяц назад устроившийся в ГТРК, но уже зарекомендовавший себя как хороший оператор. Даша говорила, что это ничуть не меньшее искусство, чем фотография – взять правильный ракурс, показать зрителю именно то, что нужно. Наверное, они подружатся…
– Ну, Марина! – возмутился он, ставя камеру на сиденье. – Куда летим? Террористы угнали очередной самолет, а у нас есть на него билеты?
Машина тронулась с места, и Марина, игнорируя Никиту, обратилась к водителю.
– Михалыч, по пути заверни на Покрышкинскую, там человечка подобрать надо!
– Ни хрена ж себе, по пути! Это ж крюк какой!
– А ты педальку в пол утопи, штурвал на себя, и лети себе! Михалыч, очень тебя прошу, не выпендривайся, а? У нас в кои-то годы сенсация, так что давай, пошел, страус, пошел!
– А меня ты просветить не хочешь, что за сенсация? – напомнил о себе Никита.
– ГЭС горит! – лаконично ответила Марина. – Если повезет, будем там первыми. В двенадцатичасовых новостях обязаны успеть дать материал. У нас два часа, а лучше, для верности, считать что полтора! Михалыч! Гони, родной, гони!
Даша запрыгнула в машину буквально на ходу, тут же заразившись нервозностью, царившей в салоне «ГАЗели». Ее в общих чертах ввели в курс дела, и теперь она сидела, вжавшись в кресло и намертво вцепившись обеими руками в свой фотоаппарат – Михалыч действительно гнал, благо, что дороги в десять утра были относительно свободными.
ГЭС располагалась вне городской черты, примерно километрах в двадцати от города. Это величественное сооружение и обычно-то можно было увидеть, едва выехав из Медянска, теперь же громадный столб дыма они заметили, едва миновав поворот на Сосновку.
– Не соврал, гад! – восхищенно воскликнула Марина. – Воистину горит! И как горит!
– Чему там гореть-то? – поинтересовалась Даша.
– Приедем – разберемся.
Медянка, скатившись с Алтайских гор, собственно говоря, задолго до ГЭС превращалась в реку равнинную, текущую медленно, спокойно и не торопясь. И по большому счету, именно там, в горах, и нужно было строить ГЭС. Но в Советские годы, на которые выпал процесс превращения Медянска из рабочего поселка в миллионный город, вопросы задавать было не принято. Кто-то решил, что дешевле будет построить плотину на равнине, а не тянуть линию передач с Алтая, и так и было сделано. Нужно было обеспечить стремительно растущий город электроэнергией, и менее чем за год в его окрестностях выросла пятидесятиметровая плотина, сотворившая перед ней и искусственное озеро – Медянское водохранилище.
Уже на подъездах к плотине их «ГАЗель» обогнали три пожарные машины. Михалыч пристроился им вслед, и теперь летел, стараясь не отстать от этого «тарана», пробивавшего любые заторы на дороге.
За клубами дыма, окутавшими плотину, было не видно практически ничего. Примерно в километре от нее начиналась пробка, пробиться через которую было невозможно. Какое-то время Михалыч еще маневрировал, держась позади пожарных машин, но вскоре был отрезан от них другим столь же сообразительным водителем, решившим пристроиться им в хвост. Машина встала…
– Руки в ноги, и вперед! – скомандовала Марина. – Михалыч, машину разверни и встань где-нибудь на обочине, чтоб легко можно было выбраться обратно. Нам еще домой лететь, чтобы успеть сюжет подать вовремя! Никита, Даша, помчались!
– Вам-то легко мчаться, – проворчал оператор, подхватывая камеру и штатив. – Вы-то налегке!
– Мы на каблуках! – возразила Даша и выпрыгнула из машины.
Расстояние, отделявшее их от самой плотины, они покрыли минут за десять, правда, на последних метрах Марина отчетливо ощутила, что ее ноги готовы перейти к активным протестам против такого обращения, и намерены прямо сейчас отстегнуться и улечься отдыхать на дороге.
Слева плескались необъятные воды сотворенного людьми озера. Водохранилище, расположенное в ложбине, было не слишком широким, зато глубоким. В иных местах его глубина достигала шестидесяти метров, причем берега были достаточно крутыми, и, не смотря на благоустроенные пляжи, спасателей и прочие атрибуты безопасного и культурного отдыха, все равно находились десятки любителей позагорать на диких пляжах и, естественно, искупаться в глубоких водах. Марина давно хотела сделать репортаж об этом, но все как-то руки не доходили.
Если рухнет плотина, которая вот уже пятнадцать лет как числилась в списке объектов, требующих капитального ремонта – поток воды просто сметет все мосты через Медянку, разделив город на две не связанные друг с другом части. А сколько погибнет народу! Сколько людей, живущих по берегам реки!
Марина поймала себя на крамольной мысли: «А хоть бы рухнула!» и тут же одернула сама себя. Да, сюжет был бы знатный, но сколько будет смертей, сколько разрушений… Негоже желать такого родному городу!
Даша уже щелкала своим фотоаппаратом, снимая гигантские клубы дыма, поднимавшиеся над плотиной. Впереди возник милиционер, стоявший возле перегораживавшей дорогу машины.
– Сюда нельзя! – крикнул он целенаправленно идущей к нему Марине и указал на натянутую поперек дороги красную ленту. – Опасно!
– Мы из ГТРК, репортеры.
– А по мне, так хоть губернатор! Велено никого не пускать!
В дыму суетились люди. Время от времени из него выныривали силуэты пожарных и тут же пропадали вновь. Понять, что именно горит, было невозможно – мешал дым. Даша, тем временем, отошла чуть в сторону, и сейчас фотографировала ворота ГЭС, тоже затянутые дымом. В воздухе висел тяжелый запах горящей изоляции, и чего-то еще – такой же отвратительный, тяжелый, давящий на грудь.
– Тогда хоть расскажите, что здесь происходит?
– Пожар, мля!
– Где именно произошло возгорание?
– Да не знаю я! Отойдите от заграждения!
Мимо пробежали еще трое пожарных, протягивая в гущу дыма шланг.
Отойдя на пару шагов назад, Марина махнула рукой Никите.
– Снимаем! Готов?
– Всегда готов! – отозвался он, в несколько движений поставив штатив и установив на него камеру. – На счет три. Раз, два…
Все это уже действительно походило на сюжет какого-нибудь фильма-катастрофы. Отважная журналистка на фоне затянутой густым, черным дымом плотины.
– Чувствуете?! – крикнула зачем-то присевшая на корточки Даша. – Асфальт горячий!
– Стоп! – Марина присела, прикладывая руку к дорожному полотну. Не сказать, чтобы оно действительно было горячим, но уж теплым – точно. Как будто здесь несколько часов назад положили свежий асфальт, – Странно… Ладно, Никита, еще раз на счет три!
– Раз, два, три! – отсчитал оператор, и красный глазок камеры загорелся, уставившись на Марину. Почему-то на ум ей пришла ассоциация с вороном, хищно косящимся на свою будущую жертву.
– Мы находимся в нескольких шагах от Медянской ГЭС, – начала Марина. – По неизвестным пока причинам здесь начался пожар, масштабы и сложность которого в данный момент неизвестны.
Мимо нее, словно и не замечая камеры, на плотину бежал пожарный, и Марина буквально втащила его в объектив, ухватив на бегу за локоть.
– Можете рассказать нам, где именно произошло возгорание?
Она и не надеялась на внятный ответ, но, на удивление, пожарный ответил четко, будто репетировал эти слова.
– Разобраться пока не было возможности, но на первый взгляд, загорелись трансформаторы внутри плотины. В помещение, где они находятся, мы пока добраться не можем, тушим пожар на поверхности.
– На поверхности?
– Горит асфальт. Дорожное полотно, – уточнил пожарный, видя непонимание в глазах Марины.
– Разве он может гореть? – вот почему дорога под ними нагрелась!
– Как видите, еще как может. Должно быть, в помещениях ГЭС вообще ад, раз жар смог поджечь асфальт.
– Есть жертвы? Раненные?
– Слава Богу, никого. Персонал станции эвакуирован полностью.
– Есть ли опасность для самой плотины?
Пожарный замялся, подыскивая слова.
– Возможно ли, что плотина обрушится? – перефразировала она волновавший ее вопрос.
– Теоретически – нет, – наконец ответил пожарный. – Но я уже сказал, что в рабочие помещения мы пока проникнуть не можем, а значит, не можем и полностью видеть всю картину происходящего.
– Спасибо… – в последний раз улыбнувшись в камеру, пожарный побежал на плотину и вскоре скрылся в дыму. Марина, тем временем, уже вновь обращалась к камере. – Согласитесь, не смотря на наличие оптимистичных прогнозов, присутствуют и пессимистичные. А эта картина как минимум внушает опасения!
Она встала вполоборота к камере и простерла руку в сторону ГЭС. Никита послушно повернул ее туда, выводя Марину из кадра, и она знаками просемафорила ему, чтобы дал панораму задымленной плотины – потом, уже в студии, можно будет наложить туда комментарии, если появится какая-нибудь новая информация.
Никита уже потянулся к камере, чтобы выключить ее, когда Даша, до того напряженно всматривавшаяся в пелену дыма, вдруг закричала, указывая пальцем куда-то на плотину.
– Смотрите!
Из дымного облака в сторону реки ударили три мощные водяные струи, то скрещивающиеся, то расходящиеся вновь. А потом также неожиданно они вновь исчезли в дыму. Несколько секунд ничего не происходило, а потом из дымной пелены вдруг стали выбегать пожарные, в спину которым хлестали струи воды.
Никита вовремя сориентировался, переведя кадр на них, а Марина мгновенно ретировалась из кадра, понимая, что главный герой этого репортажа отныне не она.
Все произошло буквально за секунды. Из дыма выбежали пять человек, что-то крича, и на ходу срывая со спины кислородные баллоны и маски с лица. Позади них асфальт мели струи из брандспойтов, настигая бегущих, и мгновение спустя одна из струй попала в цель.
Пожарного сбило с ног, и он, как-то неестественно изогнувшись, упал на дорогу. Остальные четверо остановились, чтобы помочь ему встать, но еще две струи, присоединившиеся к первой, ударили по ним, укладывая на асфальт. Нет, не просто укладывая. Сшибая с ног! Марина видела, как у одного из них хлынула изо рта кровь, но в ту же секунду вода ударила ему в лицо, и он рухнул на спину, кажется, потеряв сознание. Или, по крайней мере, она надеялась, что он лишь потерял сознание!
Где-то в груди зарождался ужас, тугим комком забравшийся в горло, словно намереваясь через него выбраться наружу. Не для этого она стала репортером, не для того, чтобы снимать, как пожарные убивают своих же, буквально смывая со своего пути. Хотелось бежать отсюда сломя голову, спрятаться в машину и крикнуть Михалычу, чтобы ударил по газам. Быстрее, пока тот, кто держал брандспойты в руках, не обратили свою ярость на нее.
И если бы из клубов дыма вышла многорукая богиня Кали, держащая по шлангу в каждой руке – Марина побежала бы, схватив в охапку Дашу, непрерывно щелкающую своим фотоаппаратом. Но из дыма вышли люди… Трое абсолютно голых мужчин, нещадно поливающих пожарных из брандспойтов.
– Да какого ж хрена! – беззвучно прошептал Никита, и люди с брандспойтами будто услышали его шепот.
Струи воды развернулись к ним, по пути швырнув на капот машины милиционера, недавно преградившего им путь. Марине показалось, что ее живот лягнула лошадь – напор воды на секунду оторвал ее от земли и бросил на асфальт. Мельком она увидела, как отлетает в сторону камера Никиты, как пригибается и распластывается на асфальте Даша. Живот будто разорвало болью, а мгновение спустя словно раскаленный гвоздь вонзился ей в затылок… Рефлекторно она вскинула руки к лицу – рефлекс очкарика. Нет, очки были на месте, пусть и залиты водой так, что она не видела практически ничего. Мир превратился в яркий калейдоскоп…
Марина застонала, пытаясь подняться, и в ту же секунду струя хлестнула ее по ногам. Где-то рядом грянул выстрел, и струя, дробящая ее лодыжку, исчезла. Второго выстрела не последовало…
В голове осталась только одна мысль – подняться и бежать. Встать на ноги и броситься к машине. Страх вытеснил все, кроме инстинкта самосохранения. Марина поднялась на ноги и, скорее, почувствовала, чем увидела, как струя воды проносится у нее над головой.
Три шланга змеились по земле, разбрызгивая воду. Один все еще бил, а два других понемногу затихали, должно быть, кто-то из пожарных просто отключил подачу воды. Трое обнаженных мужчин, один из которых зажимал рукой кровоточащую рану в плече, шли к краю плотины, не обращая внимания на крики бегущих к ним пожарных. Шли синхронно, в ногу…
Даша, которую, кажется, даже не зацепило, первой поняла, что должно сейчас произойти.
– Они же прыгнут! – воскликнула она.
И они действительно прыгнули. Единым движением перемахнули через полуметровое бетонное ограждение, и ухнули вниз. Даже не в бурлящую воду, вырывающуюся из ворот ГЭС – на каменистый берег!
Даша бросилась к ограждению и свесилась с него, щелкая фотоаппаратом. Рядом поднимался с земли Никита, размазывая по лицу кровь, обильно текущую из разбитого носа. Марина продолжала стоять, глядя в одну точку, куда-то вглубь дымной тучи, нависшей над плотиной, прижав руки к животу, который, казалось, разрывал изнутри Чужой.
Пожарные бежали к краю плотины, Никита поднимал с земли разбитую камеру, по небу ползла тяжелая дымная туча, но Марина будто не видела ничего этого.
ребенок
– Марина, ты цела?
ребенок…
– Марина!
Она перевела взгляд пустых глаз на Никиту, и это словно вывело ее из транса. Уходила даже боль в животе…
– Марина?
– Вроде цела, – через силу ответила она. – Замерзла, промокла, все болит, но в общем и целом – цела. Убираемся отсюда! Даша!
– Как это убираемся? – воскликнул он. – Ты видела, что здесь творилось? Трое голых психов чуть нас не убили.
убили
ребенок
кровь
Только тут она вспомнила о том, что струи воды прошлись не по ним одним.
Четверо пожарных лежали на земле неподвижно. Милиционер словно бы присел отдохнуть, прислонившись спиной к своей машине, и только пятно крови на дверце да неестественно упавшая на плечо голова говорили о том, что ему уже не суждено подняться.
– Даша!
Даша подошла. Бледная как полотно, старательно избегающая смотреть на мертвые тела.
– Мариш, ты как?
– Как муравей под каблуком!
Пожарные окружили лежащих на земле товарищей, полностью скрыв их от взгляда Марины, за что она была им премного благодарна!
– Нет, ну мы же не можем сейчас уйти? – вертя в руках разбитую камеру, возмущался Никита. – Да, камеры нет! Но к тому, что мы уже засняли, подойдут и просто словесные комментарии! Марина, ну послушай же меня!
– Домой! – скомандовала она, и зашагала прочь, к машине, но, сделав несколько шагов, остановилась, прижав руки к животу.
– Мариша… – в голосе Даши звучал испуг. – Болит?
– Ударилась, – ответила она. – Пройдет!
– Но ты же…
– Все нормально!
В кармане завибрировал сотовый. Как-то отстраненно Марина подумала о том, что если он шалил и раньше, то теперь, после удара о мостовую, и неожиданного купания, будет откалывать номера поинтереснее уже ставшего привычным fv.
Она достала мокрый телефон из кармана – он лишь вибрировал, высвечивая на экране традиционное fv, и на этот раз, на удивление, не торопился выключаться.
– Алло! – сказала она, поднеся трубку к уху. Ответом ей были какие-то хрипы, свисты, потрескивания. Белый шум… Должно быть телефон собирался отдать концы.
Боль в животе сменилась тяжестью. Не утихла, а просто сменилась, как-то разом, за долю секунды. Да и тяжесть не слишком-то досаждала.
ребенок
смерть
fv
Нет, все будет в порядке. У нее не будет выкидыша, струя ударила ее выше, чем располагался плод. Да, определенно выше, почти в самое солнечное сплетение. Потому и было так больно… Все будет в порядке…
fv
Почему fv? Почему это не имеющее смысла слово так упорно лезет ей в голову? Даже не слово, а две стоящие рядом буквы. Почему она видит эти красные буквы у себя в воображении? Почему…
Не важно.
fv
Важно добраться до телецентра, отдать отснятую кассету монтажерам, и выпустить весь этот дурдом в двенадцатичасовые новости, добавив туда еще и Дашины фотографии!
fv
– Никита, пошли! – крикнула она, постепенно вновь становясь собой. Пережитый страх выветривался
fv
из организма. – Здесь может быть опасно! Уж поверь моей журналистской интуиции!
Мимо, отчаянно завывая, промчалась карета скорой помощи.

Даша

Из окна Марининого офиса видена была телевышка. Не вся, естественно, а только ее основание – громадные стальные арматурины, намертво вмонтированные в бетон. Впрочем, намертво ли? После увиденного сегодня на плотине Даша укрепилась в мысли, что в этом мире нет ничего вечного. После горящего асфальта, после языков пламени, вырывающихся из облаков дыма, все, созданное руками человека, казалось ей недолговечным, зыбким и каким-то нереальным.
Дверь распахнулась, и в кабинет вошла Марина. Она успела уложить волосы, и переодеть в то, что насобирали ей коллеги – у кого что было. У кого джинсы, у кого – блузка.
– Ну как?
– Шеф грозился уволить, – через силу улыбнулась она. – Положение спасли только твои фотографии. Никита наснимал только общие планы, а у тебя же и пламя, и сумасшедшие пожарные… Тебя теперь в нашу контору приглашают, оператором! Пойдешь?
Даша отрицательно покачала головой.
– Зато монтажеры обещали коньяка. Такого материала у них еще не было… мы с тобой – звезды.
– Ты мне лучше скажи, звезда, – остановила подругу Даша. – Как ты себя чувствуешь-то? Тебе, в твоем положении, такие встряски ни к чему!
– Да все нормально с моим положением! Затылком меня, конечно, здорово приложило, шишка будет… Но вроде бы даже голова не болит!
– Ты бы к врачу все же сходила, а? Мало ли?
– Схожу, Дашонок! Вот прямо сейчас и схожу. Мне после сегодняшнего геройства отгул положен, я ж не военный журналист, чтобы в таких передрягах оказываться. Так что пойдем с тобой прямо сейчас, ты к себе, а я – в больницу. Идет?
– Идет!
– Хотя нет! Время – без копеек двенадцать, давай хоть наши новости глянем!
– Да уж, было бы интересно! Сейчас, только всем друзьям sms'ки раскидаю, чтобы смотрели меня в новостях!
Телевизор стоял в холле телекомпании, своеобразной комнате отдыха, иногда становившейся и комнатой для переговоров. Сегодня здесь было на редкость многолюдно – люди заняли все диваны, расселись даже по боковым спинкам диванов и кресел. Когда Даша и Марина вошли в холл – взоры всех собравшихся на секунду обратились к ним.
– Поприветствуем звезд медянского телевидения! – улыбнулся Никита, вставая с кресла и жестом приглашая Марину занять его место. Однако в его улыбке Даша ощутила сарказм – должно быть, все еще не мог простить ей ее «журналистскую интуицию», повелевшую убираться с плотины как можно скорее. Даша же, наоборот всецело поддерживала подругу, несмотря на то, что у нее, в отличие от Никиты, фотоаппарат уцелел, и она была единственной, кто в тот момент мог наснимать сенсационных кадров. Ее интуиция тоже шептала, что с плотины нужно уходить. Нет, не уходить – бежать, пока не случилось что-то плохое. Плохое настолько, что даже возможность заснять обрушение плотины не стоит такого риска.
Еще кто-то из парней уступил Даше соседнее кресло. Ну, точнее, уступил – громко сказано, просто пересел с кресла на его ручку, кивнув ей, садись, мол. Выбирать не приходилось, поэтому она предпочла довольствоваться и таким знаком внимания…
Кто-то прибавил звук, начались новости. Главной новостью, естественно, была горящая ГЭС, с нее диктор и начал. Обрисовал в общих чертах произошедшее, и пустил в эфир заснятый Мариной материал, в котором пару раз мелькнула в кадре и Даша. Вот Марина втаскивает в кадр пожарного, вот Никита дает панорамный кадр плотины (причем в кадр попадает Дашина филейная часть, потому как в этот момент она свесилась с парапета, фотографируя что-то внизу), а вот из дыма вырываются три фонтана воды, убийственные струи из брандспойтов. Еще несколько секунд, и в кадре несколько раз меняются местами небо и земля, навстречу камере летит асфальт, после чего по экрану ползут лишь полосы – камера приказала долго жить.
Даша обратила внимание, что люди, до того обсуждавшие происходящее на экране, пусть и шепотом, но достаточно оживленно, теперь молчали, изредка поглядывая на Марину. Никто из них не сознался бы в этом, но она была уверена – всем было страшно.
Видеть такое с экрана телевизора, сидя рядом с человеком, снимавшим этот репортаж, и смотреть фильм ужасов, в котором маньяк расчленяет бензопилой десятки трупов – совсем не одно и то же. Еще в детстве Даша усвоила для себя, какие ужастики смотреть страшнее всего – те, в которых детально показывают, как человек сходит с ума, как он теряет рассудок, превращаясь в подобие животного. И сейчас, вспоминая троих голых мужчин с брандспойтами в руках, было страшно и ей. Не столько от того, что они с Мариной могли погибнуть там, на плотине, сколько от того, что та же участь могла постигнуть и их. Что и они могли раздеться догола, и, взяв в руки первое, что могло служить оружием, двинулись бы на тех, с кем некогда работали вместе.
Это было страшнее смерти.
– В данный момент, по сообщению МЧС Медянской области, пожар на ГЭС локализован, и в ближайшее время будет потушен. Причиной пожара послужил высоковольтный дуговой разряд, проскочивший между двумя трансформаторами. Температура разряда была настолько велика, что воспламенилась не только изоляция трансформаторов, но и сам их металлический корпус, а также асфальтовое покрытие на плотине.
Все это сопровождалось показом Дашиных фотографий. Клубы дыма над ГЭС, дым, стелящийся над водой, языки пламени, вырывающиеся из черных облаков…
– Число погибших на данный момент составляет восемь человек, но никто из них не погиб в огне!.. До сих пор остается загадкой причина, толкнувшая трех пожарных на убийство своих товарищей. Могут ли три человека одновременно сойти с ума?
Дашин кадр во весь экран. Три обнаженных человеческих фигуры (естественно, перед передачей этой фотографии в эфир монтажеры предусмотрительно завесили причинные места черными квадратиками) с брандспойтами в руках. Снимок сделан при четырехкратном увеличении, поэтому кажется, что снимали буквально с пары метров, и на фотографии отчетливо видны глаза пожарных. Безжизненные, устремленные в одну точку. Глаза сумасшедших…
– Правоохранительные органы отказываются от комментариев по этому вопросу. Было ли помешательство трех человек, повлекшее за собой восемь трагических смертей, следствием выбросов каких-то галлюциногенных веществ, которые почему-то находились на плотине, пока не известно.
Новости перешли к следующему сюжету – интервью с губернатором Медянской области, дававшим комментарии по поводу дефицита этой осенью зерна и молока, причиной которых было по его словам ни что иное как глобальное потепление. Люди стали понемногу расходиться по своим рабочим местам.
– Галлюциногены? – пробормотала себе под нос Марина, вставая. – А что, очень может быть. Как тебе заголовок новостей: «Секретная лаборатория, разрабатывавшая химическое оружие, находилась на Медянской ГЭС»!
– Бред! – вынесла вердикт Даша, идя следом за подругой. – Кажется, тебе понравилась добывать сенсации?
– Да, честно говоря, не слишком…
Девушки вышли на улицу и зашагали к остановке.
– И все-таки, –продолжала рассуждать Марина. – Не могли же три человека одновременно сойти с ума? При чем так…одинаково? Они ведь не стали поливать друг друга – они разделись, и вместе двинулись на людей.
– А что, в твою теорию о химическом оружии это вполне укладывается. Какое-то вещество, которое, попадая в организм человека, изменяет что-то в его мозгу. Причем изменяет у всех, кто попадает под его действие, одинаково. Ты, ведь, не удивишься, если умрут все, кто вдохнет дозу зарина? Так почему бы и этому нашему гипотетическому веществу не действовать одинаково на всех.
– А ведь и точно…
Девушки запрыгнули в автобус, не сговариваясь, решив, что после сегодняшних испытаний им совершенно не хочется чапать три остановки до больницы пешком.
– Рассуждаем дальше, – продолжила Даша, сама увлекаясь построением этой теории. – Это наше гипотетическое отравляющее вещество действует следующим образом: меняет что-то в мозгу человека так, что он перестает считать себя человеком. Чтобы как-то показать свое отличие от людей, он раздевается! Но мало того, любой человек, оказавшийся рядом, отныне считается врагом и подлежит уничтожению.
– Но как тогда те, кто оказались под действием газа определяют, кто свой, а кто чужой? Ведь эти трое друг на друга не бросались. Может быть, кто голый, тот свой?
– Может быть, – пожала плечами Даша. – А может быть, пораженные газом начинают выделять какой-то гормон, который и улавливают. Такая вот система идентификации. А вообще-то, Мариш, это бред сивого мерина! Не может быть такого газа, да и не могло быть никакой лаборатории на ГЭС. Где угодно, только не там!
– А почему бы и нет? – возразила Марина. – Кто ее там будет искать? ГЭС охраняется просто потому, что она – ГЭС. Ведь никого не удивляет тот факт, что на ГЭС нельзя останавливаться, что по ней нельзя ходить пешеходам. Чуть что – охрана уже бежит к тебе, не террорист ли ты! И вроде бы логично – жизненно важный для города объект… А что, если дело не только в плотине? Если там, внутри ГЭС, действительно лаборатория, в которой что-то сегодня и взорвалось?
– Теоретически – возможно, – согласилась Даша, признавая правоту подруги. – А практически… Мариш, мы ведь не в каком-нибудь боевике. Это реальная жизнь! В ней не строят секретных лабораторий возле крупных городов?
На ум ей, правда, тут же пришел сюжет новостей, виденный несколько лет назад. Она бы, скорее всего, и не обратила на него внимания, если бы человек, ставший его главным героем, не был ее однофамильцем. Журналисты брали интервью у человека, пятнадцать лет назад спасшего Екатеринбург от гибели, причем эти слова не были преувеличением. Он был сторожем на военном заводе, производившем VX – мощнейшее из отравляющих веществ. Газ, проникающий через дыхательные пути или даже через поры кожи и убивающий в течение одной-двух минут. И вот эту дрянь производили всего в десятке километров от города! И, наверное, только в Советском Союзе возможно было такое, что на военном заводе, продукцией которого можно было за час истребить половину Европы, ночью остался лишь один сторож!
От чего произошло возгорание, Даша уже не помнила. То ли замыкание, то ли что-то еще. Но факт в том, что загорелся склад, на котором штабелями были сложены контейнеры с VX-ом. И кабы не оказавшийся поблизости сторож – гореть бы всему этому газу синим пламенем, взрываться, улетать в атмосферу, и опускаться на Екатеринбург. Утром город напоминал бы Припять, с той лишь разницей, что Припять просто опустела, а Екатеринбург просто вымер бы за одну ночь.
Пятнадцать лет эта история хранилась в архиве, и вот, наконец, ее предали гласности. Естественно, сторожу этому даже медаль не дали, ибо никакого пожара не было и не могло быть (ибо как мог произойти пожар на заводе, которого не существует?), но речь, собственно не об этом, а о том, что в России смертельно опасные объекты и миллионные города вполне могли мирно сосуществовать. До первой серьезной аварии!
Марина, кажется, подумала о том же.
– Это в Европе не строят, а у нас – пожалуйста. Так что, все может быть…
– Мариш, посмотри-ка мне в глаза! – велела Даша. – Скажи мне, только честно, ведь у тебя же не возникло бредовых мыслей о том, чтобы пробраться внутрь плотины? О том, чтобы снять сенсационный репортаж, за который тебе дадут Путлицеровскую премию?
– Что ты, нет, конечно! – воскликнула Марина. – Я ведь уже говорила, что я – не военный журналист и не искатель приключений.
– И это правильно! Потому что если ты полезешь туда и ничего не обнаружишь – тебя в лучшем случае поднимут на смех, а в худшем – упекут в тюрьму за проникновение на охраняемый объект. А вот если ты заберешься туда и обнаружишь, что была права – тогда никаких «в лучшем случае» не будет. Тебя просто убьют!
– Все ты правильно говоришь, конечно, но… Но вдруг все действительно обстоит именно так, как мы с тобой сейчас предположили? Представляешь, что было бы, если бы ГЭС действительно обрушилась? И тогда не три человека, а десятки, а то и сотни тысяч разделись бы и вышли на улицы, чтобы убивать любого, кто попадается ему под руку! Можешь себе такое представить?
– Могу… – Даша уже представила, и по ее спине поползли мурашки.
– На ГЭС я, конечно, не полезу, но покопаюсь в архивах – вдруг что интересное всплывет…
Автобус подкатывал к остановке.
– Ты домой? – спросила Марина.
– А что мне там делать? Сейчас начало сентября, школьники и студенты свои фотографии уже сделали – у меня уже неделю как клиентов нет. Прогуляюсь с тобой…
– Как клиентов нет? А тот… порнушник? Ты согласилась с ним работать?
– Еще нет, но, кажется, соглашусь.
– Это ты правильно мыслишь. Денег заработаешь, студию свою выкупишь, с долгами расплатишься. Да и работа – не самая худшая, какая могла быть!
В поликлинике, о чудо, не было очереди в регистратуру, но и на этом чудеса не закончились. Оказался на месте Маринин гинеколог, который, выслушав ее, тут же отправил ее делать УЗИ.
– С плодом все в порядке, – сказал он несколько минут спустя, разглядывая снимки. – По крайней мере, на первый взгляд. Но, кажется, ничего страшного и в самом деле не произошло. Кстати, у вас девочка.
– Девочка? Но ведь неделю назад вы еще не могли этого определить.
– То было неделю назад. Подрастает ваша дочка. Уже двигаться начала… Скоро пинаться будет. Легонько-легонько, у нее сил еще мало. Но вы почувствуете!
Марина улыбнулась, положив руку на живот.
– А не рановато ей пинаться? – спросила Даша. – Ей же только два месяца.
– Рановато, – согласился доктор. – Но это бывает, и не так уж редко. Я когда УЗИ вам делал, видел, как она двигалась… Егоза будет та еще!
Марина вышла из поликлиники в приподнятом настроении, да и Даша, изрядно беспокоившаяся за нее, воспрянула духом. Слишком живо было в памяти воспоминание о том, как она поднималась с земли там, на плотине, держась обеими руками за живот. Как она испугалась за нее тогда! За нее, и за ее еще не родившегося ребенка!
– Видишь, все с нами в порядке! – улыбнулась Марина, выходя на крыльцо и щурясь от яркого солнца.
«С нами», – отметила про себя Даша. Марина постепенно привыкает к мысли, что ее теперь двое.
– Да я в этом и не сомневалась. Но береженого Бог бережет.
– Пойдем ко мне? – предложила Марина.
– Спасибо, но нет… Пожалуй пойду я к себе. Фотографии разошлю по сайтам и газетам. Ваши мне, конечно, неплохо заплатили, но ведь всегда хочется больше?
– Тоже верно…
– И знаешь, наверное, я приму предложение моего порнушника!
– Какое?
– Ну разумеется не фотографом его стать. Пора расти над собой…
– Молодец!
Девушки расстались на автобусной остановке – Марина села в автобус, а Даша осталась ждать своего. Сотовый в ее кармане завибрировал и тут же умолк.
Очередное fv
Она достала телефон, и, глубоко вздохнув, набрала номер.
– Николай? Здравствуйте, это Даша! Я подумала и решила принять ваше предложение. Мы можем встретиться? Нет, сейчас я не у себя, но буду минут через тридцать. Хорошо, тогда через час у меня в студии. До встречи!

Сергей

Было, наверное, около одиннадцати часов, когда он вдруг ощутил растущее беспокойство, спустя несколько минут перешедшее в панический страх. Страх, непонятно откуда пришедший, и прочно обосновавшийся в сознании. Беспричинный, и настолько сильный, что Сергей даже отменил назначенную на двенадцать часов встречу, боясь, что не сможет вести машину.
Что-то случилось с Мариной!
Мысль эта пронзила голову, и, сдавив горло, проползла в сердце, которое с перепугу даже перестало биться. Глупая мысль! Марина на работе, все в порядке, ничего не произошло.
Он набрал ее номер, но услышал ненавистное «Абонент временно недоступен». Впрочем, это было лучше, чем если бы в трубке раздался равнодушный голос милиционера: «Гражданка Трухачева сейчас не может подойти к телефону. Почему? Потому что я стою сейчас возле ее тела. А кем вы ей приходитесь, товарищ?» От этой мысли стало еще страшнее…
Он позвонил ей на работу…
– Марина? Нет, Марины нету… Она на задании. Ей что-нибудь передать? Да где-то с час как уехала…
Ее сотовый упорно не отвечал… Зато его трубка, словно почувствовав к ней внимание – ожила и за пятнадцать минут дважды начинала вибрировать, выдав на экран свое fv. Уже давно пора было разобраться с этим глюком – в конце концов, просто стыдно, работая в крупнейшей в регионе сотовой компании, гадать, что за ерунда у него с телефоном, а не просить у технического отдела.
Он положил телефон на стол, откинувшись на спинку кресла, закрыл глаза, пытаясь унять бьющееся, как птица в силках, сердце.
С Мариной все в порядке, с Мариной все в порядке, с Мариной все в порядке, сМаринойвсевпорядке!
Телефон завибрировал, подпрыгивая на полированном столе, от чего Сергей едва не упал с кресла. Он потянулся к мобиле, уже видя на экране лицо Марины, видя подпись «Мариша» под ним…
– Марина! – крикнул он в трубку. – Алло!
В трубке были слышны лишь шумы и потрескивания. Белый шум, возникающий, выражаясь языком связистов, когда помехи на пути сигнала настолько сильны, что искаженный сигнал на выходе и сам превращается в помеху.
– Марина!
Усталость накатила резко и неожиданно. Руки не желали двигаться, ноги невозможно было заставить приподняться над полом. Как будто он отключился от реальности и несколько часов подряд таскал на двадцатый этаж мешки с мукой, не давая себе ни минуты отдыха. Голова опустилась на грудь, и под тяжестью собственного подбородка он с трудом мог вдохнуть воздух…
– Марина! – прошелестел он в трубку, но телефон уже молчал. Пропал даже белый шум, а мгновение спустя, потух и экран.
– Марина…
Случилось что-то страшное!
кровь
ребенок
fv
Эти три образа пронеслись в сознании, складываясь в один. Залитый кровью младенец, на лбу которого выжжено клеймо из двух этих проклятых букв. Он буквально видел этого ребенка перед собой, крохотное существо, тянущее к нему ручонки…
Сергей протянул руки в ответ, совершенно забыв о том, что сидит в своем офисе, за своим столом. Он видел ребенка, поддерживаемого в воздухе невидимой рукой. Ребенка, нуждающегося в помощи…
Его ребенка
Это было неважно… Малыш явно страдал, ведь клеймо на его лбу еще дымилось. Сергею казалось даже, что он ощущает запах сгоревшей плоти. Кто посмел сделать это с ребенком? Каким чудовищем надо быть…
Руки, только что бывшие тяжелыми, словно стальные рельсы, легко поднялись с подлокотников и потянулись к малышу. Но тут ребенок сам устремился к нему. Полетел по воздуху, прямо к нему на грудь.
Нет, не на грудь, в горло!
В последний момент Сергей успел рассмотреть и клыки во рту малыша, у которого и зубов-то еще быть не должно, и изогнутые когти на руках… Это был не ребенок, во всяком случае – не человеческий.
Не его…
Существо с твердой коричневой кожей, с длинными когтями и клыками. И как он мог не заметить этого раньше? До того, как существо с рычанием бросилось на него! И кровь на этом маленьком тельце… Она не принадлежала ему! Это была чужая кровь…
Существо бросилось к нему на шею, впившись когтями в грудь, и силясь дотянуться до горла. Сергей закричал, оттаскивая его от себя, но в маленьком тельце были скрыты стальные мышцы. Пытаясь отстраниться, Сергей подался назад вместе с креслом, и…
Он лежал на полу, опрокинувшись вместе с креслом. Попытался подняться, и обнаружил, что может это сделать лишь с большим трудом. Слабость во всем теле была такой, что он даже не смог поднять кресло…
Марина!
Она позвонила ему на сотовый, но он не услышал ничего, кроме белого шума. А потом… Потом накатила слабость, и эта страшная галлюцинация, при воспоминании о которой на голове зашевелились волосы.
Как будто через телефон из меня высосали все силы…
Он стоял, опершись на стол и покачиваясь из стороны в сторону. Мутило. Голова кружилась. Ноги грозили вот-вот подогнуться. Хорошо, что никто не видит его сейчас таким. Раздавленным, испуганным, потерянным.
В кабинете вдруг стало темнее, как будто кто-то закрыл жалюзи. Потом еще темнее, как будто там, за задвинутыми жалюзи, еще и солнце спряталось за тучу. Или темнело у него в глазах? Он опустил веки, потряс головой, прогоняя темноту, и тут зазвонил сотовый.
Первым его побуждением было протянуть к нему руку, но, открыв глаза, Сергей обнаружил, что стоит в противоположном углу кабинета. Он сделал шаг к столу, недоумевая, как он оказался здесь, хотя секунду назад стоял там, и, бросив мимолетный взгляд в окно, обнаружил, что за его окном, выходящим на восток, нет солнца, хотя секунду назад оно там было. А следующее сделанное открытие заставило его позабыть о звонящем телефоне, и метнуться уже не к столу, а к двери, запирая ее на замок.
Его одежда валялась в углу комнаты, скомканная и брошенная на пол, а сам он был абсолютно гол.
Секунду Сергей разрывался между тем, чтобы одеться, и тем, чтобы все-таки взять в руки сотовый. В конце концов, логика победила стыд – кабинет закрыт, никто сюда не войдет, а значит, можно спокойно обдумать происшедшее. Ну а для начала можно взять трубку, тем более что, судя по мелодии, звонил ему Женька.
– Алло! Серега, что так долго трубку не берешь?
– Да я… В общем, занят был. А чего звонишь?
– Да по работе… Я тебе на мыло скинул ориентировочные расчеты по установке радиаторов в ваш новый офис в Морозовском. Посмотри на досуге и передай кому надо… Если надо – дадим вам рассрочку месяца на три… А то я тебе на «Аську» кинул, а ты не отвечаешь. Не в офисе, что ли?
Сергей смутно припоминал, что вчера просил Женьку рассчитать примерную стоимость установки системы отопления в открывающийся офис «МедСоты», но сейчас все это казалось таким далеким…
– Не в офисе… – ответил он. – Посмотрю. Извини, некогда говорить. Тороплюсь.
– Лады. Все равно завтра вечером встречаемся.
Завтра? Вечером? Встречаемся?
А, ну да, они же едут в «Дзержинский», все вместе, причем на его машине!
– Тогда до завтра!
Сергей нажал «отбой» и посмотрел на экран сотового. Перевалило за два часа… Следовательно, около трех часов выпало из его жизни. Три часа, на протяжении которых он успел раздеться, и… И что еще? Три часа он голый простоял в углу кабинета? Учитывая, как болят ноги – не исключено, что так оно и было. Интересно, много ли народу заходило к нему за это время, и, увидев его, стоящего у стены нагишом, тут же закрывали дверь? А что, если он не просто стоял? Может быть, он бросался на входящих…
Три часа он был непонятно где и делал непонятно что!
Сергей стал натягивать одежду, критически оглядывая помятые брюки и пиджак. Хорош сотрудник, нечего сказать! Как будто в бетономешалке ночью спал! Красота!
А потом, когда мятый пиджак лег на плечи, и прошел первоначальный шок, в сознании, вдруг, мелькнула мысль, оттеснившая на задний план все, что произошло с ним самим.
Марина!
Одним прыжком он оказался возле стола, и, схватив сотовый, набрал ее номер телефона.
– Алло? – раздался в трубке родной голос. – Чего звонишь?
– Да просто так! – улыбнулся Сергей, чувствуя, как уходит страх. С ней действительно все в порядке, ничего не произошло. – Просто соскучился, услышать тебя хочу. Ты где?
–Дома. Взяла на работе отгул.
– Зачем?
– Да у меня сегодня экстремальный репортаж был. Ты что, телевизор не смотришь?
– С чего бы я его смотрел на работе?
– А тебе Даша разве сообщение не скинула? Она говорила, что всем отправила.
– Может быть, и скидывала, я занят был, в разъездах, а телефон на столе в офисе забыл. Только сейчас вернулся.
– Живешь тут, ничего не слышишь, ничего не видишь, ничего не знаешь! – заворчала на него Марина. – Мы же чуть плотины не лишились, а ты и не знал! А я там репортаж снимала, в экстремальных, что называется, условиях! Рискуя жизнью! Даже камеру разбили!
Рискуя жизнью?
– С тобой все в порядке?
– В полном! – ее голос был бодр и весел. – Пострадала только моя гордость! Я тебе все дома расскажу. Как раз к твоему приезду ужин приготовлю!
– Ну, тогда пока. Целую!
Нажав на «отбой», он перешел в раздел сообщений. И точно, «Одно непрочитанное сообщение».
«Включай телевизор на ГТРК! Мы с Мариной – главные герои новостей! Только не пугайся, все живы и здоровы». Время отправки – 11-50.
Было около 11-ти, когда на него нахлынуло это дурное предчувствие. Ощущение, что с Мариной что-то случилось. Значит, телепатия действительно существует, и он и в самом деле почувствовал, что она в опасности. Слава Богу, все кончилось хорошо… А потом был звонок от Марины. Черт, почему же он не спросил ее, звонила ли она ему, а если да, то зачем?
«Список вызовов» – «Входящие». Женька в 14-06, Викентий Иванович в 9-42. А где же Маринин звонок в одиннадцать, или около того? Померещилось?
Быть может, уже тогда он стоял голый, в углу, на ворохе одежды, и все случившееся ему померещилось? Нет, кресло все так же лежит на боку – он его так и не поднял, после того как на него напал маленький летающий ребенок?
После того, как ему ПОМЕРЕЩИЛОСЬ, что на него напал маленький летающий ребенок!
Сергей ощупал горло и грудь – те места, куда вцепилось когтями то существо. Ничего, ни малейшего следа. Значит, и в самом деле померещилось… Он поднял кресло (слабость в руках все еще ощущалась, но была уже не такой, как раньше), сел и поводил мышью, возвращая компьютер из спящего режима. Набрав адрес, он вошел на МГС – Медянский городской сайт, славившийся самыми точными и оперативными новостями.
Естественно, эта новость была на первой странице сайта!
«Высоковольтная дуга… Воспламенился асфальт… Пожар ликвидирован, ведутся ремонтные работы… Загадочные смерти…»
А вот отсюда, пожалуйста, по подробнее!
«Одновременно потеряли рассудок… направили струи брандспойтов на своих товарищей… Будучи обнаженными… Покончили жизнь самоубийством, после того как…»
Будучи обнаженными!
Эти два слова резанули глаза, словно яркая вспышка. Не далече как несколько минут назад он и сам был абсолютно гол, причем не помнил, зачем и как он разделся. Да какое там, он совершенно не помнил событий трех часов своей жизни! Да еще эта до ужаса реальная галлюцинация с маленьким существом с выжженными на лбу буквами FV.
Сергей озадаченно потер лоб… Наверное, надо последовать примеру Марины, взять отгул, сославшись на плохое самочувствие, и поехать домой. Правда, страшновато в таком состоянии садиться за руль – вдруг в пути он снова увидит своего летающего ребенка, размахивающего когтями. Хорошо, если он только в кювет съедет… Нет, наверное машину лучше оставить на стоянке…
Он уже почти решился пойти к начальнику отдела, рассказать что-нибудь про больную голову, обморок (почему бы и нет, ведь не зря же он такой помятый) или приступ эпилепсии (хотя нет, это уже будет перебором), когда сотовый зазвонил вновь. Марина.
– Але!
– Сережа, приезжай! – взволнованно сказала она. – Забери меня, и поехали к Дашке. С ней беда!
– Что случилось-то?
– Напали на нее!
– Она в порядке?
– Более-менее. Поторопись, а? Надо приехать раньше милиции. Вдруг помощь потребуется…
– Еду! Леху заберу и едем! Ты ему звонила?
– Еще нет, но вроде бы Даша звонила.
Он набрал Лехин номер, послушал несколько секунд короткие гудки, и, побросав сотовый и ежедневник в барсетку, вышел из кабинета. Забрать Леху и в гараж. Позвонить начальнику и отпроситься на сегодняшний день можно и по дороге, не до него сейчас.

Даша

Она вернулась в студию, перекусив по дороге купленным бутербродом и запив его колой. Да, для фигуры вредно, особенно для ее фигуры – при росте в метр шестьдесят каждый лишний килограмм мгновенно становится заметен. Но во-первых, она – фотограф, а не модель, а во-вторых, даже будь она моделью – что делать, если очень хочется именно такой, фастфудовской пищи?
Оказавшись в студии, она первым делом подошла к зеркалу. Оценивающе оглядела себя, отряхнулась… Там, на плотине, когда прямо ей в голову ударила струя воды, не было ни времени ни желания думать о том, что она может испачкать одежду, а потому она распласталась на асфальте, наплевав на то, как будет выглядеть. Зато жива осталась!
В принципе, она и так выглядела неплохо, но предпочла переодеться. Легкий топик и джинсы со рваной коленкой, всегда хранившиеся в студии на такой вот случай. А что, фотограф должен выглядеть творческим человеком, а творческий человек в России ассоциировался с рассеянным хиппи. Рваные джинсы, синие волосы, блуждающий взгляд… Образ интеллигента теперь стал таким. Впрочем, этот образ соответствовал Дашиному внутреннему состоянию, и она как-то с тоской думала о том, что вскоре ей придется одеваться гораздо строже. Красить волосы в синий цвет она не собиралась, равно как и подсаживаться на какую-нибудь наркоту, для получения таинственного, блуждающего взгляда, но вот от рваных джинсов отказываться не намеревалась. Но нет, директор компании не должен одеваться подобным образом!
Директор компании! Пусть это будет компания, построенная на деньги, заработанные на порнографии! Но уж самой компании она не позволит опуститься на уровень порно. Она будет выбирать моделей, выбирать фотографов, определять стратегию развития сайта – определять все!
Но эта должность еще в перспективе, а пока же она – лишь фотограф, и фотограф отличный. Фотограф, пару часов назад наснимавший сенсационных фотографий. Даша включила компьютер, подключила к нему фотоаппарат, и на полчаса ушла в редактирование и отправку фотографий всем известным ей газетам, журналам и сайтам. Глядишь, завтра ей перепадет копеечка от нескольких изданий, которые предпочтут опубликовать ее фотографии, а не кадры, снятые случайными очевидцами на сотовые телефоны.
Мелодично зазвенел звонок домофона. Даша всегда держала дверь в студию открытой, но большинство гостей или клиентов все равно звонили.
– Входите! – сказала она, поднимая трубку. – Дверь открыта!
В трубке раздался скрип дверных петель, а секунду спустя на лестнице, ведущей в подвал, послышались шаги. Николай вошел, склонив голову в знак приветствия.
– Доброго дня, Даша!
– И вам того же. Присаживайтесь!
Он сел на стул подле нее.
– Как я понял, вы приняли решение, и почти наверняка положительное. Иначе вы бы отказали мне прямо по телефону, не так ли?
– Естественно, – улыбнулась Даша. – Я бы не стала тратить ваше время.
– Осталось только узнать, какое именно предложение вы приняли, и обсудить условия?
– Именно так. Я готова принять на себя руководство создаваемой вами фирмы.
Николай расплылся в улыбке.
– На это я и надеялся! Что ж, тогда я предложил бы отпраздновать это событие в ресторане и там же обсудить все условия. Я на машине, так что готов отвезти вас хоть сейчас!
Даша задумалась, но лишь на секунду. Почему бы и нет? Решение принято, теперь ей часто придется общаться с этим человеком, и лучше начать совместную работу с обеда в ресторане.
– Хорошо. Позвольте, я отлучусь на несколько минут, приведу себя в порядок.
Подхватив сумочку, она исчезла в уборной, где возле зеркала принялась за дело. Ехать в ресторан в облике фотографа-раздолбая хотелось не слишком-то, но выбора не было, более-менее приличная одежда, имеющаяся в наличии, все же изрядно пострадала в утреннем приключении на плотине. Да и вряд ли он поведет ее в фешенебельный ресторан, в котором не принято появляться без вечернего платья и бриллиантового колье. Так что пусть смотрят на ее рваную коленку и пупок, появляющийся из-под топика, когда она поправляет прическу. Главное, что, не смотря на маленький рост, этот имидж гарантировал ей заинтересованные взгляды мужчин, оборачивающихся ей вслед.
Экспресс-макияж занял не больше пяти минут, и, улыбнувшись в последний раз своему отражению, Даша вышла из уборной. Вышла и замерла перед дверью с открытым ртом.
Николай бродил по студии, согнувшись, словно вопросительный знак, и обнюхивая каждый попадающийся на его пути предмет. Но даже не это было самым страшным. Страшнее всего было то, что его одежда кучей валялась на ее столе. По ее студии бродил голый мужчина, который, судя по всему, лишился рассудка.
Медленно, стараясь не шуметь, Даша закрыла дверь и задвинула шпингалет. Не паниковать, успокоиться, рассуждать логически. Нужно выбраться из студии и позвать на помощь. Сейчас, в уборной, она в относительной безопасности. По крайней мере, он не интересуется ей, хоть хлипкая дверь выдержит от силы пару ударов. Ее, по большому счету, достаточно основательно дернуть, чтобы шпингалет вылетел, разбрасывая в разные стороны шурупы.
Позвонить в милицию! Даша метнулась к сумочке, и, вывалив все ее содержимое, вынуждена была констатировать, что оставила сотовый на столе. Постучать по водопроводной трубе, чтобы привлечь внимание жильцов первого этажа? А дома ли они, и что подумают, если кто-то вдруг начнет колотить по трубе? Поймут ли, что она зовет на помощь, или решат, что кто-то просит кого-то убавить громкость музыки? Но вот уж чье внимание она привлечет точно, так это Николая, и что он предпримет, услышав за дверью уборной громкие звуки, невозможно было даже предположить.
Сразу же пришла на ум наполовину в шутку, наполовину всерьез построенная ей и Мариной теория о выбросе в атмосферу какого-то газа. Выходит, она верна! И вещество, выброшенное во время пожара на плотине, уже добралось до центра города. А значит не исключено, что, выйдя на улицу, она окажется в окружении сотен голых людей, которые, скорее всего, будут настроены весьма агрессивно.
Или через несколько минут она сама разденется, чтобы присоединиться к Николаю!
Под дверью раздались шаги, а мгновение спустя Николай толкнул ее плечом. Дверь дрогнула, заставив Дашу вскрикнуть! Ответом ей был новый толчок, от которого на стене едва заметно дрогнуло зеркало!
Дашин мозг лихорадочно работал, отыскивая возможные варианты действий. Толкнуть дверь со своей стороны, надеясь ударить его ею, отправив в нокаут? Нет, не та комплекция – и у нее, и у него. Вот весил бы он килограмм пятьдесят, а она – девяносто… Обороняться? Но чем? Щипчиками для бровей, нашедшимися в сумке? Это было бы смешно, если бы не было так страшно.
Дверь содрогнулась от нового удара. Николай толкал ее плечом молча, не издавая вообще никаких звуков, и от этого было еще страшнее. Это было как-то не по-человечески…
Мысль, пришедшая ей в голову, была гениальной и, одновременно, бредовой. Что они с Мариной обсуждали несколько часов назад? Как пораженные неизвестным газом отличают своих от чужих? И она принялась стягивать с себя одежду. Раздевшись и бросив ее на пол, она замерла у двери. Нужно было открыть ее, но как страшно было даже протянуть руку к шпингалету! Сердце бешено колотилось, норовя выскочить из груди. Она понимала, что другого выбора нет, что ей все равно придется пройти мимо Николая, чтобы выбраться из студии, но дверь пока держалась, и так хотелось верить в то, что он уйдет раньше, чем она слетит с петель!
Действительно, почему бы ему не уйти? Почему бы не выйти наружу, и не напасть на кого-нибудь на улице? Ведь те трое спятивших пожарных набросились на первых попавшихся им людей, не делая между ними различий. А потом почему-то спрыгнули с плотины! Может быть и Николай, потоптавшись у нее под дверью, выйдет на улицу и бросится под машину?
Дверь распахнулась! Николай, видимо, устал толкать ее плечом и решил попробовать рвануть на себя. Получилось это у него великолепно – шпингалет, державшийся на соплях и честном слове, отлетел прочь, а дверь распахнулась настежь.
Николай стоял перед ней – большой, грузный, голый, с бессмысленными глазами. И он смотрел на нее… Смотрел и не видел, глядя не то сквозь нее, не то внутрь нее…
Собрав в кулак остатки воли, Даша шагнула прямо на него и остановилась лишь тогда, когда ее груди коснулись его лба – он так и стоял, ссутулившись, будто грибник на промысле. Она чувствовала его взгляд, пустой, бессмысленный и тяжелый, направленный ей в солнечное сплетение.
Отойди же! Уступи мне дорогу!
Но вместо того, чтобы отойти, он выпрямился. Встал во весь рост, моментально став на голову выше нее. Даша не успел даже испугаться, когда Николай протянул к ней руки и вцепился ей в бока, будто клещами впиваясь в тело. От боли она закричала – казалось, что сильные пальцы уже порвали ее кожу, и сейчас все глубже уходят в мышцы.
Николай приподнял ее над полом, не обращая внимания на то, что она брыкалась, пытаясь вырваться или пнуть его ногой. Даша впилась ногтями в его предплечья, надеясь если не вырваться, то хотя бы причинить ему боль, заставить разжать свою хватку, от которой у нее уже темнело в глазах. Безрезультатно! Он словно не чувствовал боли! И тогда невероятным усилием заставив себя отпустить его руки, полностью повиснув ребрами на сильных пальцах, Даша потянулась к стоявшему рядом штативу, сняв с него фотоаппарат, и, широко размахнувшись, ударила Николая по голове. Один раз, другой, третий… Стальная хватка стала ослабевать. Взгляд Николая взметнулся к потолку, словно выискивая там что-то. Чувствуя, что от боли сейчас потеряет сознание, Даша бросила фотоаппарат, и всадила ногти больших пальцев в его глаза.
Веки успели опуститься в последний момент, и Даша вмяла их в глазные яблоки, продолжая давить из последних сил. Она даже не заметила, когда Николай отпустил ее – в оба бока, казалось, вцепилось зубами по доберману. Боль обжигала мозг, постепенно лишая возможности думать. Но когда руки Николая потянулись к ее рукам, она лишь усилила давление, чувствуя, как пальцы упираются в кость.
Он так и не закричал, видимо позабыв о том, что такое боль. Он просто повалился на пол, прижав ладони к изувеченным глазницам. Даша отскочила в сторону, силясь унять дрожь во всем теле. Ноги подгибались, ребра нестерпимо болели… Сейчас бы пробежать мимо него, выскочить на улицу и позвать на помощь, но она не могла заставить себя даже сдвинуться с места. Мельком она взглянула на свой живот – бока покраснели как от ожога, на левом виднелась ссадина. Можно сказать, легко отделалась – в первый момент ей показалось, что Николай просто содрал с нее кожу.
Николай поднялся на ноги. Поднялся, как ни в чем не бывало, как будто его совершенно не интересовало то, что у него больше нет глаз. А затем, раньше, чем Даша успела хотя бы вскрикнуть, он сорвался с места и, наклонив голову, бросился на ближайшую стену, ударившись об нее лбом. Хотя «ударившись» – не подходящее выражение. Он врезался в стену, используя свою голову словно таран. Хруст ломаемых костей черепа в замкнутом пространстве студии прозвучал громко, как выстрел из ружья, и Николай как-то странно обмяк, упав сначала на колени, а затем и лицом в пол.
Она постояла несколько секунд на месте, пытаясь унять гулко бьющее сердце и успокоить дыхание. Николай лежал неподвижно, и не вызывало сомнений, что он мертв. Впрочем, если бы сейчас он поднялся, глядя мимо нее остекленевшими глазами – она бы не удивилась и не испугалась. Делать и то и другое она уже разучилась… А когда сердце вроде бы приняло решение все же остаться в грудной клетке, и боль в боках поутихла настолько, что Даша смогла нормально дышать и вновь обрела способность ходить – она направилась в уборную. Мелкими шагами, не сводя взгляда с тела Николая. И только там, несколько раз вымыв руки, чтобы смыть кровь, лихорадочно натягивая на себя одежду, она расплакалась, выплескивая из себя пережитый ужас.
Лишь спустя еще минут пять она набралась смелости, чтобы войти обратно в студию, и, добравшись до сотового набрать сначала номер Марины, затем – 02 и только потом – номер мужа…

Леха

С Сергеем они столкнулись в дверях офиса. Увидев приложенный к уху друга телефон, тот все понял без слов, и, махнув рукой, быстро зашагал к лестнице. Леха последовал за ним, на ходу успокаивая жену и пытаясь выспросить у нее хоть что-то.
– Он просто напал на тебя? Просто так, без всякой причины?
– Да ты понимаешь, что он был не в себе? Это был уже не он!
– Успокойся… мы уже едем. Где ты сейчас?
– На улице, возле студии! – Даша вновь заплакала, от чего Лехино сердце сжалось, стараясь спрятаться куда-то под ребра.
– Не плач, Дашонок! Все уже позади. Милицию ты вызвала, мы сейчас приедем…
– Ты не понимаешь… – сквозь слезы выдавила она. – Это какой-то вирус… или газ! Теперь любой человек может быть опасен! Любой может прямо сейчас броситься на меня… Ладно, у меня деньги заканчиваются. Приезжай быстрее!
– Я постараюсь… Держись, мы скоро будем.
Сергей тем временем уже садился в машину, и Леха последовал его примеру, запрыгивая на переднее сиденье уже повидавшего виды, но все еще представительного «Land Cruiser».
– Серега, гони как на пожар! Дашке совсем плохо, плачет…
– А что случилось-то? Мне Марина сказала только, что на нее напали, и она вроде бы в порядке.
– Я сам толком ничего не понял, а расспрашивать ее в таком состоянии бесполезно. Приедем – выясним… Она сказала, что ее клиент, с которым у нее сегодня была встреча, вдруг сошел с ума, разделся и набросился на нее.
– Разделся? – обеспокоено спросил Сергей. – Он пытался ее…
– Да вроде бы нет. Она вообще не поняла, что он хотел с ней сделать. Говорит, он был полностью не в себе, не понимал, что творит и кто он вообще такой. А потом – покончил жизнь самоубийством. Разбил себе голову об стену!
– Да ну?!!
– Вот и я тоже самое сказал. Слушай, а ты сам-то чего такой помятый? Пиджак, вон, в пыли…
– Да, долгая история, – как-то натянуто улыбнулся Сергей. – Шел я, шел, и тут – бах, пол поднимается, и шлеп меня по морде!
– А, ну тогда понятно…
Через пять минут к ним присоединилась Марина. Забралась на заднее сиденье. Выглядела она не только обеспокоенной, но и какой-то побитой. Точно! Обернувшись к ней, Леха увидел несколько мелких ссадин на руках, которые она тут же попыталась спрятать!
– Там заработала? – спросил он, кивая куда-то на юг.
– Там… – нехотя ответила Марина. – На плотине.
– Да где «там»? – взорвался вдруг Сергей. – Мне хоть кто-нибудь объяснит, что «ТАМ» произошло? Я заголовки новостей читал – мне хватило. Мариш, ты была на ГЭС, на пожаре?
– Была.
– Почему Даша мне писала «Только не пугайся»? Что там произошло?
– Давай, я тебе потом расскажу?
– Нет уж, давай сейчас, пока едем. Я в новостях читал, что трое ополоумевших пожарных разделись догола и стали поливать всех из брандспойтов. Даша говорила, что на нее напал голый чокнутый клиент. Как ты считаешь, между этими двумя событиями нет ничего общего?
– Любопытный, кстати, вопрос! – подал голос молчавший до этого Леха. – Трое пожарных на плотине сходят с ума. Симптомы – повышенная агрессивность и увлеченность нудизмом. Затем на Дашу нападает мужик с точно такими же симптомами. Не кажется ли вам, дамы и господа, что с тем пожаром на ГЭС что-то не чисто?
– Мы с Дашей пришли к тому же выводу, – кивнула Марина, – Сереж, со мной правда все в порядке. Меня ударило струей из шланга… Только шишку на голове заработала, да пару ссадин. Все нормально, цела я…
– То есть, – перебил ее излияния Леха, – и ты тоже считаешь, что есть реальный шанс, что нам под колеса сейчас бросится голый псих?
– Не каркай! – буркнул Сергей, но немного сбросил скорость и стал внимательнее оглядываться по сторонам.
Машина свернула с главной дороги и запрыгала по лет так двадцать не знавшему ремонта асфальту, углубляясь в дебри квартала, где располагалась Дашина студия. Возле дома уже стояли машины милиции и скорой – быстро приехали, однако.
Они с Мариной выскочили из джипа раньше, чем Сергей успел припарковаться, и бегом побежали к Даше, не обращая ни малейшего внимания на стоявшего рядом с ней милиционера. Вроде бы и формы на нем не было, но выправка однозначно указывала на его принадлежность к органам. Подбежав к ней первым, он обнял ее, и прижал к себе. Даша тут же обмякла, повисла на нем, и расплакалась, уткнувшись лицом в его рубашку. Марина стояла рядом, сочувственно глядя на подругу.
– Вы, простите, кем гражданке Ермоловой приходитесь? – выждав несколько секунд, спросил его милиционер. Только теперь, убедившись, что с Дашей действительно все в порядке, он поднял на него взгляд. Страж порядка был разве что чуть старше него. Смотрел равнодушно, без интереса. Для него это был дежурный выезд, и наверняка он уже не в первый раз видел покойников.
– Муж он ее! – ответила за него Марина.
– А вы?
– А я – подруга! Причем лучшая!
– А кто вы? – спросил Леха. Даша немного успокоилась и отстранилась от него.
– Оперуполномоченный Петров, – дежурным голосом отрапортовал он. – Мы с Дарьей как раз беседовали по поводу происшедшего.
– Побеседуете потом! Вы же видите, в каком она состоянии?
– Я в порядке, – Даша вытерла платком слезы и повернулась к оперу. – Только зовите меня, пожалуйста, Дашей.
Леха улыбнулся… Даша терпеть не могла официоз. Она могла называть своего клиента по имени отчеству, а то и «господин такой-то», но требовала, чтобы все называли ее только Дашей. Дашенька, Дашок, Дашонок, но только не Дарья! А уж за «Гражданку Ермолову» она, наверное, в другой ситуации и убить могла…
убить
Слово проскользнуло в голове, вызвав какой-то странный отклик. Ему нравилось, как оно звучало. Как будто это слово вошло в резонанс с сознанием… Убить! Убить бы этого опера, привязавшегося к Даше с дурацкими вопросами. Как будто он не видит, что ей и так плохо! Убить бы того урода, что напал на него. Впрочем, он и так уже мертв…
– Хорошо, Даша! – по губам опера скользнула улыбка. Теплая улыбка, добрая… И вся ненависть к нему сразу куда-то испарилась. – Он выломал дверь в туалет и ворвался к вам?
– Нет… Не совсем… – Даша замялась. – Я вышла к нему сама.
– Вы попытались проскочить мимо него?
– Нет, я пошла прямо на него. Он же был не в себе, и я не знала, как реагировать.
– В принципе, логично… – согласился Петров. – Вы надеялись, что если не будете проявлять агрессию – он позволит вам выйти?
– Наверное, так… Я тогда не думала об этом. Понимаете… Я об этом еще не сказала… Я тоже разделась.
– Простите, не понял… – озадаченно сказал опер. Леха же вообще не мог ничего сказать, челюсть упала практически до земли.
– Понимаете… Вы же знаете, что произошло сегодня на ГЭС?
– Слышал… И, предупреждая ваш вопрос, мне тоже кажется, что есть какая-то связь между происшедшим там, и нападением на вас.
– Вот… Мы с Мариной были там. Она журналист, а я – фотограф. Мы видели тех трех потерявших рассудок пожарных. Мы тогда задумались, почему они напали на всех вокруг, но не друг на друга? И подумали, может быть, отсутствие одежды – это опознавательный знак? И когда я увидела, как Николай голый ходит у меня по студии, я подумала…
– Что если и вы разденетесь, то он примет вас за своего?
– Примерно так…
Опер рассмеялся. Искренне, от души… Его смех прервался, лишь когда двое медиков вынесли из подвала носилки с накрытым простыней телом.
– Простите, – сказал он, наконец. – Я не над вами смеюсь. На самом деле в этом и смешного-то ничего нет, но… Просто вы потрясающая девушка! Голова у вас работает отменно. Идея ваша, конечно, не помогла, но зато какая была идея!
Леху этот смех задел за живое, в конце концов, над его женой смеялись, но Даша отреагировала иначе. Она наоборот улыбнулась оперу и пожала плечами.
– Такая уж я есть… Профессия, знаете ли, обязывает быть оригинальной.
– Меня, собственно, тоже, – он задумчиво проводил взглядом носилки, исчезающие в машине скорой помощи. – Ладно. Что было дальше?
– Он меня схватил. Вот здесь, – Даша указал на свои бока, чуть пониже ребер, – Просто схватил, и поднял над полом. Я не знаю, что он собирался делать… он просто поднял меня и смотрел. Мне было больно, я пыталась вырваться… Рядом стоял фотоаппарат… ну, вы видели. Старый, пленочный. Я ударила им его по голове несколько раз, но он не отпускал меня… Тогда я…
Договорить Даша не смогла. Она вновь расплакалась, уткнувшись лицом в Лехину рубашку.
– Понятно. Я видел тело, можете не продолжать. Он отпустил вас?
– Отпустил… – сквозь всхлипы выдавила Даша. – Мне показалось, он даже не понял, что с ним. Как будто он не чувствовал боли! Совсем, понимаете? Совсем не чувствовал!
– И вы ударили его еще раз… – закончил опер.
– Нет! – выкрикнула Даша. – Он сам! Понимаете, сам!
Взгляд опера неуловимо изменился, и Леха мгновенно ощутил эту перемену. Только что он был союзником Даши, сочувствовал ей, надеялся помочь. Теперь же в его глазах из пострадавшей она превратилась в подозреваемого.
– Он сам ударил себя фотоаппаратом по голове, проломив череп?
– Нет, он ударился головой об стену. Разбежался и ударился, как будто хотел ее протаранить!
– Вы выцарапали ему глаза, после чего он, выражаясь языком современных чатов, убился головой об стену?
– К чему вы клоните? – не утерпел Леха. – Он напал на нее, а не наоборот!
– Да ни к чему я не клоню, – устало ответил Петров. – Просто странная какая-то история.
– А те трое пожарных на ГЭС вам странными не показались? – спросила Даша, постепенно успокаиваясь. – То, что они спрыгнули с плотины? Это, по-вашему, нормально?
– То есть вы настаиваете на связи этих двух случаев?
– Настаиваю! – ответила за нее Марина. – Я уверена, там, на плотине, было что-то… Какая-то лаборатория, хранилище! И при взрыве что-то попало в воздух.
– Теория заговора, – отмахнулся опер. – Хотя некая связь все-таки налицо. Ладно, разберемся. Даша, вы можете идти. Прошу вас в ближайшие несколько дней никуда не уезжать из города… Ключи от студии отдайте, пожалуйста, мне. Криминалисты там закончат – закроют и опечатают двери.
– Мы завтра вечером уезжаем отдохнуть на выходные, – возразил Леха. – И планов своих менять не собираемся. Вернемся в воскресенье. Не думаю, что в выходные кому-то может придти в голову брать у нее показания.
– Резонно. Подписку о невыезде я с вас не беру, но если позвоню вам в понедельник и не обнаружу вас в городе – очень огорчусь. Ну а если что-то потребуется в выходные – ваш мобильный у меня есть. До встречи?
– До встречи… – согласилась Даша.
Опер, потеряв к ним интерес, скрылся в студии.
Леха обнял Дашу за плечи и прижал к себе. Сергей практически в точности повторил его движение, приобняв Марину. Так они и стояли несколько секунд, глядя друг на друга. Отъезжала карета скорой помощи, на ступеньках, ведущих в подвал, о чем-то переговаривались криминалисты, оживленно жестикулируя и дымя сигаретами.
– Ну что? Дашонок, тебе, наверное, к врачу надо? – спросил Леха.
– Нет, меня «скорая» осмотрела – сказали, что все в порядке, только синяки да ссадины. Ну и валерьянки рекомендовали попить, так, на всякий случай.
– Тогда пойдемте все к нам? Рабочий день все равно тазом накрылся?
– Да, пойдемте к нам! – поддержала его Даша. – Я была бы вам очень благодарна, если бы побыли со мной.
– Конечно, побудем, Дашонок! – улыбнулась Марина. – С удовольствием!
Лехин дом стоял через два дома от того, в подвале которого располагалась Дашина студия. Сергей предложил доехать, но Даша отказалась, сказав, что ей хотелось бы пройтись пешком. В результате Сергей пошел отгонять на стоянку свой джип, а они с Мариной пошли пешком. Они не успели сделать и пары шагов, когда раздавшийся сзади голос заставил их обернуться.
– Даша! – к ним быстрой походкой направлялся опер. – Подождите, пожалуйста!
– Что-то еще? – с вызовом спросил его Леха. Что поделать, милицию он не любил с детства, с тех пор как в тринадцать лет попал на учет за «распитие спиртных напитков в общественных местах». Подумаешь, пили с ребятами водку во дворе. Пробовали ее, родимую, впервые в жизни!
– Да так… – проигнорировав его, опер обратился к Даше. – Просто хочу, чтоб вы знали. Я сейчас разговаривал с главком. За последний час в городе еще одиннадцать подобных случаев. Все одиннадцать человек покончили с собой. Один из них – наш человек. Посреди улицы достал свой «Макаров» и выпустил всю обойму в прохожих. Троих насмерть.
Леха видел, как загорелись глаза Марины. Все-таки журналист всегда остается журналистом, даже если работает он на второсортном канале, никогда не гоняющимся за сенсациями.
– Теперь вы согласны со мной, что с той аварией на ГЭС было не все чисто? – воскликнула она.
– Не знаю, есть ли здесь связь с ГЭС, но в том, что в городе у нас происходит что-то очень нехорошее, ничуть не сомневаюсь. Дурдом какой-то! Сейчас срываемся на новый вызов.
– Можно мне с вами? – чуть не подпрыгнула Марина.
– Мариш… – под взглядом Даши она сникла. – Не езди никуда, а? Помнишь, ты на плотине говорила про интуицию? Вот и мне моя сейчас подсказывает, что нам надо держаться вместе!
– Хорошо…
Опер ушел, и они продолжили путь, помахав проехавшему мимо Сергею.
– Страшно… – сказала Даша, поплотнее прижимаясь к мужу.
– Всем страшно, – согласился Леха. – Ты права, теперь даже не знает, от кого ждать неприятностей. Получается, что любой может вот так-вот сойти с ума…
– Уж если это говорит наш оптимист, – изобразила улыбку Марина, – то дело и в самом деле плохо.
– А я, между прочим, серьезно. Даша права, надо держаться ближе друг к другу. Если кто-то из нас вдруг станет вытворять что-то не то, вяжем его и укладываем до приезда «скорой», чтобы он ни себе, ни кому-то другому вреда не причинил. Может, вы у нас с ночевкой останетесь? Мало ли…
– Посмотрим, – ответила Марина. – Сейчас еще с Сережей поговорим, но как минимум до вечера мы у вас пробудем.

Женя

Рабочий день перестал быть рабочим еще в обед. Весь «Астроленд» стоял на ушах, обсуждая пожар на ГЭС. Для компании эта новость была животрепещущей уже потому, что сегодня на склад должна была приехать фура с радиаторами из Казахстана, которая намертво застряла в громадной пробке, образовавшейся на левом берегу Медянки на подъездах к плотине, и часа три добиралась до центра, чтобы перемахнуть на другой берег.
Трое из менеджеров фирмы жили в коттеджном поселке на берегу водохранилища, и вполне закономерно опасались того, что домой они доберутся разве что к ночи, когда чудовищная пробка худо-бедно рассосется.
С расспросами все, естественно, приставали к Жене, потому как сдуру сболтнул, что автором репортажа, крутившегося сейчас по всем каналам города, была его близкая знакомая, равно как и фотографии, лежавшие на всех новостных сайтах, были сделаны его подругой.
Часам к четырем по городу поползли еще более зловещие слухи. Если до обеда все только и говорили о возможном прорыве плотины, то к вечеру разговоры переключились на неизвестный вирус, витающий в воздухе и сводящий людей с ума. Кто-то связал появления на улицах голых сумасшедших с пожаром на ГЭС, и если сначала это сообщение вызвало у него лишь мимолетную улыбку – Леха уже скинул ему по «Аське» Маринину теорию – то, когда сводки новостей подтвердили и сам факт этого коллективного сумасшествия, и количество смертей, он всерьез задумался о том, что Маринина теория заговора вполне могла оказаться правдой.
Еще раньше ему позвонил Сергей, рассказав о нападении на Дашу и пригласив их с Аней заночевать у Лехи. Так, на всякий случай.
– Мы еще точно не решили, – сказал он, – но, скорее всего, заночуем у них. Спать, правда, придется на полу, но что нам, впервой, что ли? Зато если кто-то из нас начнет откалывать номера – остальные его скрутят и вызовут «скорую». Мне бы как-то не очень-то хотелось задушить Марину, а потом выпрыгнуть из окна.
– Ты тоже думаешь, что на ГЭС было что-то… секретное?
– Я не знаю, что и думать. Может быть это и совпадение, но первый случай произошел именно на ГЭС, и именно во время пожара.
К пяти на МГС появилось сообщение о том, что пожар на ГЭС полностью потушен, и, несмотря на то, что плотина пока еще закрыта для проезда – по ней позволят пройти пешеходам, которых на той стороне будут ждать автобусы и маршрутные такси. Руководство ГЭС, в один голос с мэром и губернатором уверяли, что никакой секретной лаборатории, разрабатывающей биологическое оружие, на плотине не было и быть не могло.
Первые лица города, правда, признавали факт какого-то массового психоза и призывали органы правопорядка быть начеку, равно как и всех обычных граждан. Приступы сумасшествия начинались с одного и того же симптома – человек начинал раздеваться, после чего его поведение становилось агрессивным. Все пятнадцать зафиксированных случаев закончились трагически, в первую очередь, для самих повредившихся рассудком. Схема их действия была одной и то же – раздеться, наброситься на тех, кто находился рядом с ними, используя как оружие любой подручный предмет, и через несколько минут – покончить жизнь самоубийством.
Милиция призывала всех, кто заметит начавшего раздеваться человека, попытаться задержать его и не позволить причинить вред себе и окружающим. Но с тех пор, как в районе 13-14 часов по городу прокатилась волна сумасшествия – подобных случае больше не было.
Этот факт тоже прекрасно укладывался в теорию о психотропном оружии, о чем тут же начали судачить на форумах и в чатах. Дескать, газ, выброшенный в воздух при взрыве, снесло ветром. Ветер дул в сторону Новосибирска, и, по слухам, многие его жители уже заперли окна и двери и проклеивали скотчем все щели в попытке сделать свои квартиры герметичными.
Медянск потихоньку сходил с ума. Впрочем, в этом были свои плюсы. Улицы стремительно пустели, и даже вечная пробка под окном «Астроленда» рассосалась, превратившись в жиденький поток машин. По крайней мере, легче будет добраться домой!
Аня, в отличие от него, кажется, вообще не приняла всерьез происходящего в городе кошмара. Не то, чтобы она не верила в этот загадочный вирус – даже если отбросить новости, сочтя их «уткой» или розыгрышем, Даша уж точно не стала бы разыгрывать их таким образом. О происшедшем с Дашей Аня узнала от него, посочувствовала, позвонила ей и посочувствовала уже лично. Однако от приглашения переночевать всем вшестером, плюс Лехина мама (спасибо хоть только мама – отец в командировке и должен был вернуться только завтра к обеду) отказалась. Зато активно приглашал к себе его самого.
«Нет, Анют, извини – хотел сегодня дома уборку сделать» – отписался он в «Аське», добавив в ответ на ее залившегося краской смущения колобка-смайлика свое *от сожаления опускаются уши*. «Мы же завтра в «Дзержинский» уезжаем, вот я и не хочу в квартире бардак оставлять"»
«Жаль…» – ответила она и молчала оставшиеся до конца рабочего дня полчаса.
Попрощавшись со всеми, Женя, как всегда, направился на автобусную остановку. Город казался вымершим. Редкие прохожие не шли – почти бежали, подозрительно оглядываясь на других. Руки у некоторых были спрятаны в карманы, и Женя поневоле задумался, а не сжимают ли они сейчас рукояти ножей или даже пистолетов?
Пустая дорога радовала – значит, добраться ему удастся без пробок. Но в то же время, как теперь ходят автобусы? Быть может, водители тоже попрятались по домам? Опасения оправдались – автобус до Сосновки пришел через двадцать минут, когда Женя уже готов был ехать на такси, водитель которого наверняка содрал бы с него лишнюю сотню "за риск". А что, логично, вдруг, по пути он набросится на него?
Войдя в автобус, Женя с опозданием подумал о том, что он будет делать, если раздеваться начнет водитель? Скорее всего – просто молиться.
Несмотря на слухи и опустевший город, сидячих мест в автобусе не было. Правда и стояли-то от силы человека четыре – обычно в это время была страшенная давка. Во взглядах пассажиров читалась настороженность и опасение. Все косились друг на друга и даже старались отодвинуться от соседа как можно дальше, насколько это вообще позволяли узкие сиденья. Даже старушки, обычно легко находящие друг с другом общий язык на почве ненависти к правительству, сейчас молчали, исподлобья зыркая на окружающих.
Он устроился поудобнее, привалившись спиной к поручню, и приготовился к получасовой поездке до дома. Хотя, если автолюбители сейчас попрятались – ему вполне может повезти доехать и минут за двадцать. В кармане завибрировал и тут же умолк сотовый. Женя не стал даже доставать его – и так знал, что на экране опять горит fv. Ну и пусть – уже в который раз он отметил про себя, что давно надо спросить у Сергея или у Лехи, что творится у них в конторе. Впрочем, нет – у Лехи спрашивать бесполезно.
Или, быть может, шалит вовсе не «МедСота», а его собственный мобильник?
Телефон снова загудел, и на этот раз следом за гудением полилась и музыка. Даша…
– Привет, Дашонок! Ты как?
– Да нормально я, Жень, нормально. С тобой-то все в порядке?
– А как еще?
– Я переживаю, что ты к нам не приехал. Может, передумаешь? Мы за тебя волнуемся…
– Да все будет хорошо. Я за новостями слежу, с трех часов ни одного случая сумасшествия. Поговаривают, что то, что выбросилось с ГЭС, унесло ветром, и теперь Медянск безопасен, а вот Новосибирску скоро придется туго.
– Мы тоже из Интернета не вылезаем, и телевизор всегда включен. Про это уже в Москве говорят, на центральных каналах. Мои фотографии уже несколько раз мелькали, – в голосе Даши слышалась вполне закономерная гордость. – Ладно, ты будь осторожен.
– Постараюсь, – ответил он. – Пока!
– Удачи! – напутствовала Даша и отключилась.
Пряча трубку в карман, Женя улыбался. Кому-то могло бы показаться странным, что о нем беспокоится жена лучшего друга, а не его собственная девушка, но для него и Даши ничего странного в этом не было. Если бы его сейчас спросили, «почему?» – он вряд ли с ходу подобрал бы достойный ответ. Просто между ними было какое-то родство душ. Они понимали друг друга без слов, и Даша не раз говорила, что разговаривать о чем-то с ним ей гораздо проще, нежели с Лехой. Она любила своего мужа, но считала Женю лучшим другом, без общения с которым она не могла прожить и дня.
Женя всегда первым видел новые Дашины фотографии. И нередко она прислушивалась к его критике, если они в чем-то ему не нравились. Прислушивалась и никогда не обижалась, часто следуя его советам. Он был экономистом и не имел ни малейшего отношения к искусству, но, тем не менее, никто лучше него не понимал Дашиных фотографий.
Как-то она прислала ему фотографию стакана с водой, сопроводив письмо коротким сообщением о том, что никто этой фотографии не оценил. Леха – тот и вообще лишь покачал головой, интересуясь, какому журналу она это отправит? Самой Даше фотография безумно нравилась, и ей не хватало одного – названия.
Кухонный стол, граненый стакан, до половины наполненный водой. Классическое «Наполовину полон или наполовину пуст?». На гранях играет свет, кое-где разлагаясь в радугу. Стакан как стакан, на фоне ничем не примечательных обоев с желтыми звездочками.
Стакан на фоне звездного неба?
Тест на оптимизм?
Вода ли в нем?
Женя сыпал названиями, и каждое из них вроде бы и подходило фотографии, а вроде бы и не очень. Оно должно было быть невероятно цепляющим, дабы дополнить кадр, который большинство зрителей могли и не оценить.
И тогда на ум Жене пришли строчки из Куваевского мультфильма: «А ты записался в наркоБАРАНЫ?» – «А мы вчера записались… Помнишь? Ты еще полчаса стакан с водой фотографировал!»
Так родилось название «Что курил фотограф?», с которым этот кадр собрал положительные отзывы сотен посетителей Дашиного сайта.
Он не понимал только, почему, когда на нее напал этот ее порнушник, Даша первым делом позвонила Марине, а не ему? Он бы тоже сорвался и полетел к ней, других вариантов не было… Хотя, наверное, просто сработал рефлекс, первым делом позвонить лучшей подруге, а не другу. Он поежился, подумав о том, что этот порнушник вполне мог убить Дашу. Ему вообще до сих пор и в голову не приходило, что с Дашей, такой милой и добросердечной, может что-то произойти. Это было все равно как допустить, что кто-то может попытаться убить ангела! Такое и в самом деле могло придти на ум только сумасшедшему.
В автобусе было жарко. Женя покосился на люк, но потом прикинул, какой вой поднимут сидящие рядом старушки, которых тут же продует насквозь, да так, что даже печень через поры кожи сквозняком выдует, отказался от этой мысли. Лучше уж снять куртку и нести ее в руках. Неудобно, но нервы целее будут.
Он как раз начал вытаскивать руки из рукавов, когда краем глаза заметил справа от себя движение. Поднял голову и едва не расхохотался – пассажиры подались от него прочь, вжимаясь друг в друга и спинки сидений. Никак не среагировал лишь дед, мирно посапывающий на сиденье прямо возле него – тому вообще было глубоко по барабану, что происходит и в мире, и непосредственно рядом с ним.
– Да я всего лишь куртку снять хотел, – улыбнулся Женя, разводя руками. – Нормальный я. Нормальный!
Кто-то, успокоившись, вздохнул. Какая-то бабулька заохала, те кто помоложе – улыбнулись, оценив юмор ситуации. Какой-то мужик, единственный, кто не отшатнулся, а наоборот подался к нему, выдохнул: «Ты, парень, так больше не шути!» – и уселся на свое место.
Женя рассмеялся, тем самым, видимо, окончательно развеяв все подозрения о себе, как об очередной жертве загадочного газа или вируса. Помнится, когда-то давно, когда в Китае завелся неизлечимый вирус атипичной пневмонии, точно также народ реагировал на любого человека с насморком. А коронной шуткой того периода был способ значительно увеличить свободное место вокруг себя в давке. Чихнуть, сопроводив сие действие замечанием: «Чтоб я еще раз в Китай поехал!!!»
Народ в автобусе вернулся в свое прежнее состояние – настороженно-напряженное. На Женю же, наоборот, накатило спокойствие и умиротворенность. Автобус шел ровно, без рывков и дерганий – дорога была практически пустой, и Жене светило попасть домой на полчаса раньше обычного. Ровное покачивание расслабляло, а от тепла клонило в сон. Женя задремал, привалившись к поручню. Кто сказал, что стоя спят только лошади? Нет, еще и люди, пять лет проездившие в институт на другой конец города, и привыкшие спать не только стоя, но и вися на поручнях.
Разбудили его достаточно бесцеремонно – он почувствовал, как ему наступают на ногу, вынырнул из дремы, но выдернуть ногу уже не успел. Сидевший рядом дед решил, видимо, выйти на следующей остановке, и спускал ноги с небольшого возвышения, на котором стояло сиденье. Естественно, смотреть, куда он эти самые ноги спускает, он не собирался, а потому сейчас стоял всей тяжестью у Жени на ботинке.
– С ноги моей сойди! – зло сказал Женя. Какое уж тут уважение по отношению к пожилым людям, когда эти пожилые люди топчут твои новые ботинки, как будто так и надо? И ведь как будто не чувствует, что стоит не на полу!
Можно было, конечно, резко выдернуть ногу, но Женя боялся, что тогда ботинок деда просто сдерет с его обуви кожу, а так он отделается лишь тем, что придется ее основательно почистить.
– А чаво это ты тута ноги свои расставил? – прошамкал дед, не трогаясь с места.
Салон автобуса начал растворяться в белой пелене. Наверное, тот, кто впервые употребил выражение «Ярость застилала глаза», страдал тем же недугом, что и Женя.
– Стою я тут… – стараясь оставаться спокойным, ответил он, видя, что головы пассажиров повернулись к ним, и в их глазах читался живейший интерес. Любители зрелищ, мать ихнюю! Чем же кончится дело? Кто кого? Молодой или пожилой?
– Дык не хрена стоять тута, когда я иду!
У деда определенно был маразм, причем далеко не на ранней стадии. На вид ему было лет восемьдесят, и сохранить рассудок в этом возрасте получалось далеко не у всех… Умом Женя это понимал, но ум уже был не властен над расползающейся белой пеленой.
Зачем ему жить? Чтобы вот так ездить в автобусе, отдавливая всем ноги, чтобы скандалить по поводу того, что ему не уступили место? Портить настроение другим? Убить его – милосердие! И для него, и для окружающих. Схватить за горло, и душить, пока не закатятся его глаза. Убить… Убить… Убить…
Женя сдался, позволив очертаниям салона полностью расплыться в белой пелене. Ярость клокотала в груди, требуя прямо сейчас ударить старика в лицо, в переносицу. Чтоб треснули кости, чтобы он подавился собственными зубами…
Зубы на подушке…
Почему?
Аня…
Образ Ани мелькнул в памяти в последний раз и отступил, полностью вытесненный яростью.
Он пришел в себя в автобусе, сидящим у окна. За окном было еще светло, но солнце уже коснулось горизонта, из чего можно было сделать вывод, что с того момента, как он потерял над собой контроль, прошло не больше двух часов. Впрочем, зачем делать какие-то выводы, когда можно просто посмотреть на часы, точнее – на сотовый. 19-50. Отключился он ориентировочно в пол седьмого, значит прошло не более полутора часов.
На сотовом – три не принятых вызова. Два – Аня, один – Даша. Ладно, с этим разберемся позже.
Так, уже хорошо… отсутствовал он недолго. Второй вопрос – где он. Женя огляделся по сторонам. Автобус ехал по самой окраине Сосновского района, в сторону центра. То есть он давно проехал свою остановку, промотался где-то полтора часа, после чего вновь сел в автобус и поехал обратно. Спасибо, что хоть очнулся он даже до того, как проехал свою остановку вторично, и что вообще не укатил обратно в центр. Бывало и хуже, причем гораздо хуже.
Женя оглядел себя с ног до головы. Все как обычно. Все так, как и было до провала в памяти. Только на ботинке, отдавленном дедом-маразматиком, красовался отпечаток.
Спрашивается, где он был все это время? Ответ очевиден: черт его знает! Все как обычно, и от дома он относительно не далеко. Ехать осталось минут десять. Что ж, надо позвонить Ане – чего это она так настойчиво его искала?
Он достал телефон, намереваясь набрать ее номер, когда, вдруг, отчетливо ощутил у себя между лопаток чей-то взгляд. Женя обернулся… В полупустом автобусе ехали от силы человек десять, так что выискивать того, кто так пристально наблюдает за ним, не было нужды. Он сразу же увидел ее. Девочка лет семи, в школьной форме, сидящая через три сиденья от него с молодой красивой женщиной. Их сходство бросалось в глаза – почти наверняка мать и дочь.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71477749?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.