Главная страница | Ужасы | Багровый грех

Багровый грех
Alex Coder
Книга в детективном жанре о том, как инквизитор приезжает расследовать убийство чиновника и, расследуя убийство, натыкается на культ Искусителя, который разрастается в городе и инквизитор с помощью местного гарнизона уничтожает культ и освобождает город от щупалец Искусителя. На дворе 41-тысячелетие, тёмное время для человечества, когда вокруг много врагом, но самый коварный враг – это не тот который сражается с тобой на поле боя, а тот кто соблазняет предлагает "рай", которые обещает сё что ты захочешь только чтобы ты впустил в свою голову, которые развращает и порабощает простых людей в тылу, захватывая их умы.

Alex Coder
Багровый грех

Глава 1: Призывы в пустоте
Воздух в астротелепатической камере был густым от тошнотворно-сладкого запаха ладана, призванного успокаивать разум и помогать в опасном акте межзвездного общения. Мерцающие люмены отбрасывали длинные танцующие тени на лица хора астротелепатов, их бритые черепа блестели от пота, их глаза были зашиты. Их низкие, поющие голоса наполняли комнату, диссонирующая симфония стонов и шепотов, которая действовала на нервы даже самому опытному телепату. В центре зала, купаясь в жутком изумрудном сиянии астротелепатического реле, сидел Кси'ф'елл, его сморщенное тело практически исчезало в складках его психической фокусирующей мантии. Кси'ф'елл был самым могущественным среди астротелепатов фрегата и был уполномочен обрабатывать сообщение с Кузняграда.
Священник-следователь Аларик стоял в стороне, наблюдая за ритуалом с отработанным стоицизмом. Его суровое лицо, изуродованное шрамами бесчисленных битв с врагами Империи, не выдавало ничего из внутреннего смятения. Он направлялся на конклав на Альфа Новус, когда прибыл астротелепатический вызов, нарушивший его планы. В сообщении, хотя и кратком и официальном по тону, говорилось об убийстве губернатора Малахи Торна из Кузняграда. Простой вопрос местного правосудия, как правило, находящийся вне юрисдикции Аларика. Однако в сообщении чувствовалась скрытая срочность, с дополнительной необычной просьбой о немедленном личном присутствии Аларика, от которой стареющий Священник-следователь не мог избавиться. Он был не чужд борьбе за власть на планетарном уровне. Однако то, что действительно выводило Аларика из себя, были проблески, которые он видел во время своих регулярных консультаций с Таро Императора.
Аларик сжимал потертый кожаный мешочек с картами Таро, его костяшки пальцев были белыми как кость. Он вытащил карты сразу после получения вызова. Перевернутая Башня, Кровоточащий Глаз и Повешенный. Леденящее предчувствие. Башня говорила о разрушенной власти, Око – о коварной, скрытой коррупции, а Повешенный – о жертве и ужасном выборе. Его нутро подсказывало ему, что это не обычное убийство. Что-то гораздо более темное шевелилось под поверхностью Кузняграда, какая-то гниль, скрытая в сердце общества. Священник-следователь научился распознавать отвратительное присутствие Хаоса. Таро Императора лишь подтвердило его опасения. Это было больше, чем просто справедливость. Аларик исполнит свой долг, как и должен Священник-следователь.
Внезапный, резкий крик пронзил пение астротелепатического хора. Тело Кси'ф'елла содрогнулось, его руки взлетели к голове, словно отражая какой-то невидимый удар. Низкий, гортанный стон сорвался с его губ, и изумрудный свет реле яростно вспыхнул, омывая комнату почти болезненным блеском. Другие астротелепаты отпрянули, их пение прервалось, когда они тоже отреагировали на какую-то невидимую силу, которая, по-видимому, проникла в них так же, как и в Кси'ф'елла. Аларик схватился за рукоять своего силового меча, его чувства были настороже, сканируя область. Было ли здесь что-то невидимое? Реле было саботировано? Его мысли начали мчаться, пока он обдумывал все, что привело его к этому моменту, ища что-то, что он, возможно, упустил или проигнорировал в предыдущие моменты.
Медленно, мучительно, свет погас. Кси'ф'елл рухнул вперед, его дыхание стало прерывистым, его тело сотрясалось от того, что, очевидно, было огромным напряжением. Один из сопровождающих помощников, чьи глаза были заменены оптическими имплантатами, скользнул вперед с флягой воды, которую он механически протянул истощенному астротелепату. Ему потребовалось несколько мгновений, чтобы протянуть дрожащую руку, взять предложенный бурдюк и сделать глоток, позволяя себе немного расслабиться, пока он приходил в себя после этого последнего общения.
«Священник-следователь», – прохрипел Кси'ф'елл хриплым голосом, – «Сообщение… вызов… оно исходит от Кузняграда… Губернатор…»
Аларик подошел ближе, его голос командный и звучный даже на низкой громкости. «Говори прямо, астротелепат. Что ты видел?»
Кси'ф'елл сглотнул, его горло работало. «Тьма, Священник-следователь… паутина… сотканная в тенях… Вонь… излишеств… Губернатор мертв, да, но… это симптом… знак…» Он замолчал, закрыв глаза, то ли пытаясь дальше расшифровать то, что он видел, то ли отшатнувшись в ужасе от того, что он уже знал. Он снова заговорил, так как начал понимать больше из полученного им астротелепатического сообщения, расшифровывая ментальное сообщение. «В городе что-то глубоко не так… Что-то, что жаждет… Я чувствую его щупальца… Они ищут новую добычу… Кузняград тонет, Священник-следователь. И Хор поет ему, пока она все глубже погружается в бездну. Это не может ждать…»
Глаза Аларика сузились: «Хор?» Это слово содержало подтекст, который он пока не мог полностью различить, особенно в отношении его очевидного положения на силовой структуре планеты творение. Тем не менее, его опасения были реальны, основаны на ментальном видении Кси'ф'елла, на том, что чувствовал Аларик, и на том, что Таро ранее сказало ему, даже если он не понимал всего, что это могло повлечь за собой. Это, безусловно, указывало ему на его первоначальный инстинкт: Хаос.
«Мы немедленно направляемся к Кузняграду», – заявил Аларик, поворачиваясь к команде мостика. «Установите курс. Максимальный варп. И немедленно сообщите мне, если будут получены еще какие-либо… психические сообщения. Любой из астротелепатов на борту."
Жизнь на борту «Праведной ярости» продолжалась своим обычным, упорядоченным, неистовым течением. Рядовые спешили по коридорам, их ботинки эхом отдавались по металлическому настилу. Помощники, чьи органические компоненты были соединены с механизмами, выполняли свои запрограммированные задачи с неутомимой точностью. Гул двигателей корабля, постоянное присутствие в их жизни на судне, было постоянным напоминанием о том, что корабль продолжает выполнять свои задачи, поддерживая всех на борту фрегата живыми, пока они путешествовали между звездами. Однако под внешним видом имперского порядка теперь команду охватывало скрытое напряжение. Присутствие Священника-следователя всегда было весомым, его власть – абсолютной. Тот факт, что их курс теперь был изменен на Кузняград, был достаточным доказательством его огромной и ужасающей власти в Империя Человека. Теперь, вдобавок к этому, новости о тревожном видении астротелепата распространились как лесной пожар по нижним палубам, передававшиеся шепотом в приглушенных тонах тона.
Аларик вернулся в свои спартанские покои. Ему нужно было просмотреть скудные данные, доступные по Кузняграду, чтобы подготовить свой разум к предстоящей задаче. Образ Таро Императора, этих трех зловещих карт, остался выжженным в его разуме. Потребовалось бы несколько недель, может быть, даже месяцев на максимальной скорости варпа, чтобы достичь Кузняграда, в зависимости от варповых течений. Эта миссия заключалась в том, чтобы начать его работу для Императора еще до того, как его корабль выпадет из Варпа в реальный космос. Ему предстояло многое сделать, как Священник-следователь Империи Человечества.
Он знал одно наверняка: он идет в ловушку, в паутину обмана и ереси, но это была его ответственность как слуги Бога-Императора, и он сделал бы это охотно, если бы это означало, что Его враги, предатели самого дела Человечества, могут быть очищены, ради дальнейшего процветания Человечества по всем звездам. Это был священный долг Алариха, невзирая на угрозу или цену. Император защищает.

Глава 2: Мир стали и сажи
С наблюдательного купола «Праведной ярости» открывался захватывающий, хотя и тревожный, вид на Кузняград. Планета висела в черной пустоте, закрученная сфера серого и охристого цвета, изуродованная огромными промышленными комплексами, которые расползались по ее поверхности, словно металлическая раковая опухоль. Огромные орбитальные нефтеперерабатывающие заводы, словно скелеты-часовые, окружали планету, их мерцающие огни отбрасывали адское сияние на задыхающуюся от смога атмосферу внизу, окрашивая ее в болезненные оттенки коричневого и темного ржаво-оранжевого, напоминающие о некоторых ужасных пустошах, виденных ранее в бесчисленных мирах, о каком-то демоническом рае, которого Священник-следователь Аларик предпочел бы никогда не существовать.
Аларик стоял перед иллюминатором, устремив взгляд на мир внизу, сквозь загрязнение видя необъятность и потенциальную коррупцию, которую он поставил себе задачу очистить. Рядом с ним сестра-госпитальер Аурелия, ее силовая броня мягко поблескивала в тусклом свете, изучала планету более клиническим взглядом.
«Мир-кузница», – заметила она, ее голос был спокойным и размеренным, – «хотя и не один из великих. Они поставляют оружие и материалы в первую очередь в местный сектор, но все же играют значительную роль в стабильности этой области космоса». Ее слова указывали на то, что мир был далеко не захолустьем. Хотя он и не был двигателем Империи в масштабах Марса или даже Ризы, он, тем не менее, производил огромное количество товаров каждый год. Тип производства, необходимый на бесчисленных полях сражений в этом секторе и дальше за его пределами.
Аларик кивнул, его глаза все еще были прикованы к огромным, раскинувшимся фабричным комплексам, простирающимся на сотни километров вдоль равнин и холмов поверхности Кузняграда. За свою долгую службу он повидал немало миров-кузниц. Некоторые полностью посвятили себя производству инструментов для бесконечных войн Империи. Другие – добыче полезных ископаемых или медленному, мучительному строительству космических кораблей, которые путешествовали по пустоте. Резкий запах озона и серы от процессов переработки достиг его ноздрей даже так далеко, несмотря на разделяющее расстояние и слои корабельной защиты между судном и миром внизу. Даже через пустоту космоса и в судно Священника-следователя его все еще одолевал его присутствие, как из-за интенсивности его производства в мире внизу, так и из-за ментального присутствия, которое Аурелия несла с собой везде, куда бы она ни шла. «Он обеспечивает большую часть оборудования для нескольких местных полков Гвардия и по крайней мере трех Легионов Титанов, хотя, согласно данным, предоставленным должностными лицами Кузняграда, только один из этих Легионов, Железные Драконы, называет Кузняград своим домом».
«И все же на него падает тень», заметила Аурелия, прищурившись. «Смерть губернатора Торна была внезапной и неожиданной. Предоставленные записи о его кончине были неясными. Изнутри доносятся темные шепотки. Их мольбы были слабыми. Источник… неясен». Это было еще одним свидетельством распространения отвратительной заразы Хаоса во всех ее формах, что он был способен маскировать эти мольбы к Императору.
Аларик хмыкнул. Он не слишком любил зависеть от «даров» и инстинктов Аурелии, какими бы полезными они ни оказывались. Психические способности всегда вызывали у него дискомфорт, напоминая ему, как и раньше, о соблазнительной природе Варпа, этой постоянной угрозе человечеству, несмотря на то, что это был один из немногих способов для них пересечь безразличную пропасть пространства между звездами. «Шепот, который вы слышали, соответствует тому, что испытал Кси'ф'елл», признался Аларик, «и моим собственным предчувствиям», его мысли обратились к картам Таро, которые он читал перед началом этого путешествия. Чувство предчувствия только усилилось с момента их прибытия на орбиту. Он не мог игнорировать их наставления.
Под ними, единственный, огромный мегаполис доминировал над видимой частью Кузняграда: Мегаполис Сибелиус. Колоссальный, многоуровневый город, который возвышался над равнинами, словно гротескный памятник человеческим амбициям, уникальный памятник промышленности и возможностям слуг Империи. Его возвышающиеся шпили, задыхающиеся от смога, тянулись к небесам, пронзая клубящиеся облака промышленных отходов и токсинов. Казалось, что он пытался пробраться выше к звездам, которых он никогда больше не сможет достичь. Его нижние уровни, раскинувшиеся на сотни километров, представляли собой запутанный лабиринт фабрик, литейных цехов и жилых блоков, их возраст и состояние быстро разрушались по мере того, как кто-то отваживался спуститься в Мегаполис. Город и его жители, казалось, с их места на высоте были не более чем насекомыми, служащими великой и могущественной королеве.
«Праведная ярость» оставалась на орбите, пока Аларик вместе с небольшой свитой, включающей Аурелию и отряд Элитных штурмовиков для безопасности, спускался на поверхность на тяжело бронированный транспорт. Они приземлились в Стальные ворота, специальном космопорте для высокопоставленных гостей. В отличие от Мегаполиса, Стальные ворота был безупречным, даже показным в демонстрации богатства. Свидетельство образа, который город хотел показать посторонним, власти и процветания, к которым он стремился. Мрамор, импортированный из других миров за большие деньги, выстилал его арочные залы. Возвышающиеся статуи имперских героев, их черты были суровыми и непоколебимыми, доминировали на обширных площадях, призванных внушать чувство благоговения или, возможно, страха тем, кто посещал этот оплот человеческих достижений. Слуги, их движения плавные и бесшумные, заботились обо всех нуждах, их присутствие одновременно успокаивало и тревожило своей эффективностью и подобострастной природой. Это было странностью в таком мире, как этот. По обширному опыту Аларика, обладание такими предметами и забота о них таким образом указывали на большое процветание, которое также могло скрывать коррупцию многих типов. Их встретил почетный караул местных Сил Планетарной Обороны и суровый мужчина, представленный как Лорд-Генерал Хелена Вейн, главный судебный офицер Мегаполиса Сибелиус. Ее напряженная поза и официальный тон намекали на смесь беспокойства и едва скрываемого подозрения, намекая Аларику и его свите, что она не ценит их присутствие здесь. Она источала атмосферу власти, но Аларик чувствовал тщательно выстроенный фасад, тот самый, который эти продажные члены Правительство часто пытались использовать. Она могла не ценить присутствие Аларика, но полномочия Священника-следователя требовали, чтобы она подчинялась его власти, власти даже более высокой, чем те, перед которыми она преклонялась в Улье, если не планетарному губернатору. Когда их транспортное средство, предоставленное Вейном для использования Алариком, мчалось прочь от нетронутых Стальгейтов и к возвышающимся шпилям Мегаполиса, истинная природа Мегаполиса Сибелиус начала раскрываться вместе с его менее желанными обитателями. Роскошные площади сменились перегруженными магистралями, где транспорты разных размеров, некоторые из которых были открыты для едкого, задыхающегося от пепла воздуха поверхности мира, в то время как другие были запечатаны, как и их собственный транспорт, и мириады ветхих транспортных средств соперничали за место с кишащей массой человечества.
Мегаполис Сибелиус был буйством зрелищ, звуков и запахов. Здания, возвышающиеся на сотни этажей, прижимались друг к другу, их фасады представляли собой лоскутное одеяло из гниющего металла, грязного камня и мерцающих пикт-экранов, предназначенных как для пропагандистских целей, так и для продажи товаров кишащим триллионам, которые называют этот город своим домом. Те же самые пикт-экраны, показывающие бесчисленные изображения со всего огромного Империи Человека или религиозные образы, призванные поддерживать их собственную веру.
Воздух, насыщенный промышленными загрязнителями, нес симфонию шума: лязг машин, рев двигателей, крики торговцев, рев клаксонов и постоянный гул города, который никогда не спал, но в котором люди, казалось, едва существовали, не говоря уже о том, чтобы наслаждаться своим скудным, убогом существованием.
Население, смесь рабочих, клерков, торговцев и бесчисленных других, которые кое-как зарабатывали на жизнь в тени шпиля, заполнило улицы. Их лица, покрытые грязью и усталостью, отражали суровые реалии жизни на Кузняграде, жизни, которая заставляла их вращаться между своими огромными шестеренками для служения и сохранения великой Империи Человека, поскольку все его слуги просят, а иногда и заставляют это делать. Они носили практичную, часто залатанную одежду, а их движения были смесью целеустремленности и смирения. Многие демонстрировали признаки кибернетической аугментации, что свидетельствовало о первичной цели мира как промышленного Мегаполиса. Некоторые обладали слишком большим количеством аугментаций для простого труда, что предполагало, что они имели либо более высокий статус или богатство, либо, возможно, просто использовались другой неизвестной силой в своих целях. Более продвинутые из этих протезов наверняка использовались некоторыми для совершения актов великого зла по всему Кузняграду и по всему городу.

Глава 3: Реквием губернатора
Шпиль был сердцем власти Мегаполиса Сибелиус, возвышающимся на мили над окружающим городом сооружением из полированной стали, богато украшенного мрамора и витражей. Это был символ власти, богатства и жесткой иерархии, которая управляла жизнью на Кузняграде, и которую, по-видимому, поддерживали те, кто был в планетарном правительстве, любыми необходимыми средствами. В лабиринтах коридоров обитала правящая элита: мастера, торговые лорды, шиитские губернаторы и, на самой вершине, планетарный губернатор. Вся башня пропитана силой и властью, богатством и влиянием. Но каким-то образом что-то внутри нее показалось Аларику странным. Не к месту или не ко времени, возможно. Также казалось странным, что человек, такой богатый, каким, несомненно, был покойный губернатор, был найден мертвым в этом месте, самом безопасном месте во всем Улье.
Аларик в сопровождении Аурелии и сержанта Каста, седого ветерана Кузняградского СПО (силы планетарной обороны), назначенного Аларику в качестве военного связного, стоял в личных покоях губернатора Торна. Лорд-Генерал Вейн привела их сюда с плохо скрываемым нетерпением, каждое ее движение выдавало желание быть где угодно, где угодно, только не в их присутствии. Она бы предпочла вернуться к своим обязанностям, чем быть низведенной до роли сопровождающей этого Священника-следователя, чья власть в этом мире, по указу, если не по праву, превосходила даже ее собственную.
Покои были на удивление строгими, учитывая богатство Шпиля. О, они были большими и роскошными по большинству стандартов, но эта роскошь казалась безличной, какой-то холодной и утилитарной. Украшения присутствовали повсюду, но создавали у Аларика ощущение почти стерильности. Да, там были богатые гобелены, изображавшие сцены имперской славы, и портреты суровых имперских героев, каждый из которых смотрел на обитателей комнаты, молчаливо осуждая их за преданность долгу. Пышные ковры из другого мира покрывали большую часть пола, импортированные за огромную сумму, которые заглушали их шаги, но казалось, что они почти лишены личных штрихов. В нем не было тепла, как в дорогом гостиничном номере, а не в жилых помещениях могущественного правителя. Это также, казалось, еще больше подогревало чувство недоверия Вейн к Священнику-следователу. Ее чувства по поводу его прибытия в ее мир начали подталкивать ее к опасным, если не совсем еретическим, мыслям и чувствам. Она хотела, чтобы его расследование закончилось как можно скорее, и постаралась ограничить Аларика в его передвижениях настолько, насколько это было возможно, но не ограничивая его настолько, чтобы она могла пострадать от последствий своих решений позже, когда его расследование завершится. Аларик также не оценил очевидную враждебность Вейн и был уверен, что она что-то скрывает, что-то, что, как чувствовал Аларик, вело прямо к покойному губернатору.
«Губернатор Торн был найден здесь три дня назад», – заявила Вейн, ее голос был отрывистым и лишенным эмоций. Она указала на большой, богато вырезанный стол из темного, инопланетного дерева. Единственное глубокое пятно портило его в остальном отполированную поверхность, отмечая область темно-красным цветом. Размер пятна, а также область, покрытая брызгами крови на большей части области за ней, как было обнаружено в ходе предыдущих сканирований, проведенных Алариком, показали, что Торн быстро истек кровью от единственной ножевой раны. «Его обнаружил его камердинер, сгорбленным на своем столе, с ритуальным кинжалом, торчащим из его спины». Именно это упоминание о том, что это был ритуальный кинжал, дало Аларику ощущение, что он должен был раскрыть что-то гораздо более глубокое, что было замешано в смерти губернатора.
Аларик осмотрел пятно, его острые глаза заметили тонкие узоры в засохшей крови, то, что более неопытный человек полностью упустил бы. Он почти мог видеть, основываясь на тех же самых тонких узорах в засохшей и медленно разлагающейся органической материи, сам акт: быстрый, точный удар, нанесенный с мастерством. Это наводило на мысль о ритуале для тех, кто был менее знаком, а также было достаточно эффективным, чтобы Торн никогда не имел возможности позвать на помощь. Торн, судя по всему, изначально не подозревал об угрозе, и его убийца, должно быть, был знаком Торну. Это также указывало на кого-то из собственного персонала Торна, возможно, на доверенное лицо. Его мысли вернулись к тому, что сказал Кси'ф'елл: «В городе что-то глубоко не так… Что-то, что жаждет… Я чувствую его щупальца… Они ищут новую добычу… Кузняград тонет, Священник-следователь. И Хор поет ему, пока она все глубже погружается в бездну. Это не может ждать…» «Хор», о котором говорил Кси'ф'елл, должно быть, был частью того, кто мог это сделать, или вел к тому, кто мог это сделать.
«Ритуальный кинжал, говоришь?» Голос Аларика был тихим, прощупывающим. «Его нашли? Где он сейчас?» Аларик знал это, основываясь на том, что ему подсказали Таро Императора и его собственные инстинкты, здесь было больше. То, что кинжал был ритуальным, не было совпадением. Участие Вейн, возможно, даже собственных слуг Торна, может многое раскрыть в ходе этого расследования.
Вейн колебалась долю секунды, ее глаза метнулись в сторону ближайшей витрины, прежде чем вернуться и встретиться взглядом с Алариком. В кейсе был не кинжал, а его готическое изображение, запечатленное лежащим рядом с Торном на полу этого кабинета. «Его изъяли в качестве доказательства. Он хранится в центральном хранилище доказательств Шпиля под строжайшими протоколами безопасности. Стандартная процедура для громких дел». Ее тон подсказал тем, кто был рядом, что это, безусловно, необычно. Чтобы что-то произошло внутри самого Шпиля. Чтобы Торн, их собственный лидер, стал жертвой.
«Стандартная процедура, конечно», пробормотал Аларик, не убежденный. Он почувствовал намеренное запутывание в ее словах. Зачем проецировать изображение, когда они могли увидеть настоящую вещь, если то, что говорит Вейн, правда. Что-то внутри него восстало против этой мысли. Что-то в этом не складывалось. Почему, также, кто-то мог оставить после себя орудие убийства в такой ситуации, чтобы все его обнаружили. Если только это не было сделано намеренно, что означало, что кто-то хотел, чтобы это нашли, хотел, чтобы кто-то вроде Аларика здесь расследовал, копал, обнаружил то, что могло бы остаться скрытым под идеальной ложью. «Перевернутая башня, кровоточащий глаз и повешенный». Это сбывалось, как и предсказывали Таро. Аларик обратил внимание на комнату, его взгляд скользнул по книжным полкам, забитым планшетами данных и древними томами, по радио-системе в углу, по маленькому личному святилищу, посвященному Императору, в дальнем углу комнаты. Все казалось нормальным, почти до тревожной степени. Возможно, слишком нормальным. Торн, должно быть, что-то скрывал. «Кровоточащий Глаз», – предупредил Аларика Таро, – «о коварной, скрытой коррупции». Этот человек, судя по словам Вейна и Аурелии, а также по состоянию этого Мегаполиса и тех, кого он видел в нем, наверняка был испорчен силами, таящимися за пределами материального мира. Казалось весьма вероятным, что у Торна был по крайней мере один предмет, связанный с его кончиной, если бы только они могли его обнаружить. Аларик должен был воспользоваться этой возможностью. Он обратился к Вейну: «Ты предоставишь мне доступ ко всем личным вещам губернатора. Его планшетам данных, его переписке, всему. Мне потребуется доступ к радиоу-трафику в этой комнате и из нее, к журналам наблюдения. Ко всему, что связано с его жизнью в Шпиле по крайней мере за месяц до его кончины. Его последние дни являются наиболее важными в данный момент для нашего расследования. Мы вместе определим причины и ответственного человека». Выражение лица Вейн напряглось, ее челюсть яростно заработала, когда она громко скрежетала зубами, хотя и всего на мгновение, выдавая как ее удивление, так и неудовольствие такими требованиями, требованиями от человека, которого она явно презирала и которого ненавидела. Было очевидно, что она не любила и Торна. Ее неприязнь была ощутима, даже в момент его ухода. Аларик задел за живое. Было ли это потому, что Вейн стремилась занять положение Торна, имела собственные амбиции? Приложила ли она к этому руку? «Это очень… необычная просьба, Священник-следователь», – медленно произнесла она, тщательно подбирая слова. «Такой широкий мандат потребует значительного времени и ресурсов. Дела губернатора сложны». Ее глаза нервно метались по комнате, впитывая всю информацию, к которой Аларик запросил доступ. Она что-то скрывала внутри, возможно, даже улики, которые ей нужно было убрать? «Расследование его дел наверняка задержит передачу власти здесь, в Шпиле, и еще больше повлияет на Мегаполис Сибелиус и Кузняград. Возможно, я могла бы предоставить вам список тех сотрудников, которых мои собственные агенты сочтут подходящими», – предложила она. Это было предложение, призванное помешать Аларику самому провести расследование. Что-то, что Священник-следователь немедленно отверг в своем сознании, вместо этого сохранив этот отказ в глубине своего сознания. Она переиграла, раскрыв Аларику то, что он уже знал: Вейн нельзя доверять. Она явно пыталась отвлечь, ограничить доступ к определенным вещам, которые, по мнению Аларика, могли оказаться решающими, возможно, из-за ее собственных амбиций и риска, который они могли бы представлять, если бы были раскрыты Священник-следователь.
«Время – это роскошь, которой у нас нет, Лорд Генерал», – возразил Аларик, его голос стал жестче, «и ресурсы могут быть запрошены по мере необходимости, полномочия, предоставленные мне и другим Священника-следователям моего ордена, чтобы преследовать тех, кого считают еретиками, тех, кого считают коррумпированными. «Однако твои опасения относительно перехода власти», – сказал Аларик, подняв руку, чтобы остановить надвигающийся протест Вэйна, – «действительны и должным образом приняты во внимание». Он позволил подразумеваемой угрозе повиснуть в воздухе, как резкое напоминание о его власти. Это послужило бы напоминанием ей, кто на самом деле обладает наибольшей властью в этом Улье. Это было бы заставлять Вейн сотрудничать, хотела она этого или нет. «Расследование смерти губернатора Торна, если его отложить, может нанести непоправимый ущерб не только вашему Улью, но и всему вашему миру. Это и любые возможные ереси, которые не будут очищены, могут еще больше распространиться и повлиять на ваш народ», – сказал Аларик, скрестив руки на груди, его взгляд был строго и исключительно устремлен на Вейн. «Однако», – наконец сказал Аларик, на мгновение нарушая свое суровое выражение лица, когда его взгляд скользнул по остальным собравшимся здесь, солдатам, Аурелии, его верной свите и собственным охранникам Вейн, которые, несомненно, заметили их взаимодействие. Его взгляд стал жестче и вернулся к Вейн. «Моя власть, однако, абсолютна, и я все рассмотрю».
Напряженная тишина заполнила комнату, тяжесть слов Аларика тяжело повисла в воздухе, доводя до всех присутствующих реальность его власти. Аурелия стояла молча, положив руку на рукоять своего силового меча, ее взгляд был бдителен, как всегда. Каст переместил свой вес, его рука инстинктивно двинулась к лазпистолету, его глаза сузились, когда он впитывал каждую деталь присутствующих, то, как нервно шевелились охранники Вейн, то, как она сделала вдох, чтобы успокоиться. Аларик подталкивал Вейн к мятежу и подстрекательству, но она не смела сейчас показывать слабость, не в окружении свидетелей, которые могли подтвердить ее неподчинение.
Наконец, Вейн коротко кивнула, ее лицо было маской едва сдерживаемой ярости, скрывающей то, что она действительно хотела сказать. «Как пожелаете, Священник-следователь. Это будет сделано». Она повернулась к одному из своих помощников, невзрачному мужчине в форме, который выглядел таким же недовольным таким поворотом событий, как и она. Может быть, он был доверенным лицом? Аларику придется убедиться, что Кастус осознает его потенциальную важность. «Проследи, чтобы Священник-следователь получил все, что ему нужно. Но», – добавила она, ее голос был пронизан нотками неповиновения, небольшой долей мятежа с ее стороны, «я должна настоять на том, чтобы мои собственные сотрудники сопровождали тебя все время в Шпиле. По соображениям безопасности, ты понимаешь. В конце концов, это все еще место преступления». Таким образом, Вейн могла попытаться ограничить способность Аларика действовать полностью так, как он хотел, используя своих собственных последователей, чтобы бдительно следить за Алариком, чтобы увидеть, какие доказательства, каких людей он может счесть решающими. Это позволило бы ей планировать, продолжать эту игру в кошки-мышки с Священником-следователем, несмотря на очевидную опасность для себя и тех, кто в ее собственной свите. Она должна верить, понял Аларик, что это стоит риска. Она наверняка должна знать какой-то секрет, который может подвергнуть ее опасности или усилить ее еще больше. Возможно, даже что-то, что могло бы повысить ее до теперь вакантной должности Планетарного губернатора. Это была опасная игра, в которую она играла.
«Конечно, лорд-Генерал», – мягко ответил Аларик, приняв ее состояние кивком. Он знал, что это был символический жест с ее стороны. Последователи Вейн, если они окажутся проблемой, могут быть удалены. Аларик, по своему усмотрению, имел право запрашивать дополнительные силы из любой ветви армии Империи, даже, возможно, Астродесант, если возникнет необходимость, полномочия, предоставленные немногим лицам в Империи Человечества. Он знал, что это было. Это был всего лишь способ для Вейн выиграть себе немного времени, замести следы или найти способ вырваться из сети, которую Аларик медленно плел вокруг нее, которую он уже начал строить вокруг этого Мегаполиса. Сеть была разработана, чтобы поймать всех тех, кого считали еретиками, тех, кто отвернулся от Бога-Императора и пал от хищничества Архиврага, представленного махинациями Хаоса и другими отвратительными ксеносами по всей галактике.
Когда Вейн и ее окружение покинули комнату, Аларик повернулся к Аурелии и Кастусу. «Она что-то скрывает», – заявил он, устремив взгляд на закрытые двери, «что-то, что она не хочет обнаружить. Она знает об этом убийстве гораздо больше, чем рассказала нам. Что-то здесь, в этом мире, очень, очень неправильно, и его щупальца могут достичь и высокого, и низкого, через весь этот город, сверху донизу, до самых низов, и протянуться даже до планетарной элиты, и до самого верха, до тех, кто прожил свою жизнь на утонченных высотах того самого Шпиля, в котором они стояли».
«Согласен», – пророкотал Каст, не отрывая руки от оружия. Он достаточно долго служил в СПО, чтобы распознать обман, даже от кого-то вроде Вейн, который пытался скрыть свои истинные чувства за жизнью лжи и обмана. «Я уже видел этот взгляд раньше. Она обеспокоена. Даже напугана». Кастусу или его собственным доверенным последователям не составило бы большого труда запугать тех, кто служит Вейн, если это будет необходимо. Он мог служить в СПО Кузняграда большую часть своей жизни, но его истинная преданность оставалась Империи Человека, его народу и, превыше всего, его вечному лидеру, Богу-Императору.
«Вопрос в том», – добавила Аурелия задумчивым голосом, – «чего она боится из того, что мы найдем? И какое отношение это имеет к шепоту, к тьме, которую я чувствую растущей вокруг этого города? Я уже чувствую ее притяжение, Священник-следователь. Даже сейчас, когда мы стоим здесь». Она знала, что это Хаос, даже если она не смела в этот момент произнести его отвратительное имя, чтобы дать хоть какое-то доверие или мысль такой злой силе. Тем не менее, его сила, если с ней не разобраться и не очиститься, окажется опасной. «Это выходит далеко за рамки простого убийства».
Аларик кивнул, его взгляд снова скользнул по покоям губернатора, ища какую-то упущенную деталь, что-то, что они могли упустить в своих первоначальных расследованиях. Он также мог чувствовать это, тонкую неправильность, которая пронизывала комнату, как слабая, диссонирующая нота в гармоничной мелодии, угрожающая сбить все с тональности, нарушить равновесие, превратить в хаос. Его инстинкты, обостренные годами борьбы с врагами Империи, кричали ему, что это только начало. Это был кончик чего-то гораздо большего и более ужасного, чем все, с чем он сталкивался за очень долгое время. Он также знал одну важную деталь об их ситуации. Теперь, когда они прибыли в этот мир, начали это расследование, им никогда не позволят уйти. Пока их работа здесь не будет выполнена, или пока эти скрытые силы, которые теперь мобилизуются против них, не добьются успеха в своей работе. Аларик должен преуспеть, должен искоренить это скрытое зло и спасти этот мир. Однако этот Мегаполис может не спастись, не без ужасной цены. Кузняград был обречен.
«Мы начнем с личных вещей Торна», – решительно заявил Аларик. «Каждый фрагмент данных, каждое сообщение, каждый секрет, который он пытался сохранить. Мы узнаем, кем был этот человек, кто были его враги и кто мог желать его смерти. И», – добавил он, его глаза светились мрачной решимостью, «мы узнаем, что он скрывал. Если понадобится, мы разобьем этот Шпиль на части, камень за камнем, пока не раскроем правду». Он был полон решимости. Неважно, что стояло на пути Аларика, он выполнит свою задачу, даже если это означало неисчислимые смерти и разрушения. В конце концов, это было в интересах не только граждан Кузняграда, и даже не только тех, кто служил Империи в этой системе или секторе. Эта задача, если она будет выполнена, принесет пользу Империи в целом. Это была задача, как и многие другие задачи, которые Бюро расследования выполняла по всей галактике, которую необходимо было выполнить. Он повернулся к Аурелии и Кастусу и обратился к ним напрямую, его взгляд показывал решимость, веру, которыми он обладал, в то же время выдавая истинную опасность и важность их миссии здесь. «Мы можем идти в огненную бурю, друзья мои, в место скрытых тайн, мерзких демонов и ужасных врагов», – сказал Аларик с ухмылкой, жестом приглашая их следовать за ним, – «но мы идем со светом Императора, который направляет нас. Мы – его щит и его меч». Им предстоит защитить этот город, этих граждан, раскрыть это скрытое зло. Они не могли потерпеть неудачу. «Мы не потерпим неудачу. Мы не можем потерпеть неудачу». Император, в конце концов, защищает.

Глава 4: Шепоты о непристойности
Первоначальная эйфория от их незначительной победы над Вейном угасла, сменившись мрачной реальностью стоящей перед ними задачи. Они погружались в темные глубины жизни мертвеца, человека, который, несмотря на свое высокое положение, оказался гораздо более сложным и гораздо менее добродетельным, чем предполагал его публичный образ. Шепоты уже начались. Аларик их услышал. Казалось, что Торн был более коррумпирован, чем им изначально представлялось. Он, возможно, даже не был лоялен Империи и, возможно, был вовлечен в еретические сделки с теми, кто представлял угрозу всему, за что ратовал Аларик. Торн, возможно, даже имел дело с теми, кто был у власти, правящей элитой города, которая сама по себе представляла угрозу, с которой, как знал Аларик, он должен был справиться осторожно, но с праведной яростью.
Аларик, Аурелия и Каст, вместе с горсткой «эскортов» Вейна (которые, несмотря на предыдущие угрозы Аларика, казалось, задерживались на каждом шагу, как стервятники, ожидающие, когда тушу обглодают дочиста), начали свой тщательный поиск личных покоев губернатора Торна. Каждый предмет, каждый планшет данных, каждая, казалось бы, незначительная деталь были тщательно изучены, классифицированы и проанализированы. Они искали скрытый ключ, который мог бы объяснить, почему он умер и, что не менее важно, чьей рукой он встретил свою гибель. Это было устрашающее предприятие. Хотя изначально эти покои казались Аларику скудными, было ясно, что Торн провел здесь много времени, усердно работая в течение многих месяцев, с записями, которые указывали, как долго он сохранял эту роль. В этой комнате было бесчисленное множество фрагментов информации, которые, даже если они не были связаны с поставленной задачей, могли быть использованы для какой-то гнусной цели, возможно, даже для раскрытия отношений между Торном и его убийцей, кем бы они ни были.
Аурелия, чьи психические чувства были настроены на самые слабые отголоски эмоций, двигалась по комнате, как призрак, ее руки парили над поверхностями, ее глаза были закрыты в сосредоточении. Аларик наблюдал за ней, и в его животе промелькнула тревога. Он доверял ее способностям, он был свидетелем их эффективности воочию, но опора на такие силы всегда оставляла его немного неуютным, напоминанием о том, насколько ненадежной была их борьба на самом деле, постоянная борьба не только с материальными врагами, но и с эфирным, невидимым. Они, как и Сам Бог-Император, боролись за само выживание и душу самого Человечества.
«Здесь есть остаточные следы сильных эмоций», – сообщила Аурелия, ее голос был тихим и напряженным, «следы многих людей, предполагающие бесчисленное множество людей, которые могли посетить Торн здесь. Боль, страх, гнев… и что-то еще… что-то более темное… приторная сладость, как перезрелый фрукт…» Она замолчала на мгновение, затем продолжила: «Их слишком много, чтобы я могла четко определить в данный момент». Она вздрогнула, открывая глаза, слабый блеск пота выступил на ее лбу. Казалось, ей было трудно различить эти эмоциональные остатки. Аларик тут же вспомнил, что Кси'ф'елл поделился своими видениями. Может, она уловила какой-то остаточный намек на этот «Хор», кем бы они ни были? Что это могло означать для источника потенциальной порчи, которую они чувствовали распространяющейся по всему городу? Мог ли Торн вступить в контакт с этими сущностями и, в конечном счете, заплатить за это? Может ли это быть какое-то действие, совершенное против него из-за брошенного любовника или кого-то, кто искал большего физического удовольствия через то, что было источником этих отголосков удовольствия?
Каст, всегда практичный, сосредоточился на физических доказательствах. Он тщательно осмотрел содержимое стола Торна, его мозолистые пальцы обводили края планшетов данных, его глаза сканировали аккуратно сложенные документы. Члены СПО, назначенные ему, помогали, их движения были точными и эффективными, следуя его примеру отработанным образом. Этот человек был явно опытен в своей задаче, и Аларик был рад, что кто-то вроде него, кто знал тонкости этого мира, его людей, его обычаи, был назначен для его расследования. Хотя Аларик никогда не уклонялся от своего долга перед Императором, помощь тех, кто знаком с тонкостями мира, тех, кто мог знать секреты, которые его население пыталось скрыть, или знал тех, кто был ответственен за их сбор, была полезным инструментом в арсенале Священника-следователя. Он прекрасно понимал, что это расследование может легко занять много недель или даже месяцев в таком густонаселенном мире, как Кузняград. Даже ограничение их расследования ульем Сибелиус в одиночку окажется сложным. Для Аларика это может стать вызовом, с которым даже его многолетний опыт не справится.
"Губернатор Торн был дотошным хранителем записей", заметил Каст, держа в руках планшет с данными, заполненный зашифрованными файлами, каждый из которых был заперт с использованием протоколов безопасности, известных только для тех, кто в свите Торна, и на взлом которого, возможно, уйдут дни, используя инструменты, доступные Аларику и его собственным последователям. Были способы ускорить это. Аларик мог, как и имел право, связаться с другими организациями в Империи и получить доступ к специалистам, более знакомым с криптографией и поиском данных. Единственный риск такого действия заключался в возможности того, что это привлечет нежелательное внимание и, таким образом, помешает Аларику свободно действовать в этом городе, потенциально предупредив тех о его присутствии и заставив их бежать или подготовиться к дальнейшему конфликту, таким образом, позволив им избежать имперского правосудия. «Все классифицировано, перекрестно связано и защищено несколькими уровнями шифрования. Этот человек был организован и вполне способен». Тем не менее, несмотря на все это, в этих записях Священник-следователь должен был обнаружить что-то еще, некоторые другие детали, которых им не хватало. «Почти слишком организованно. Вы не занимаете высшую должность в таком мире, как Кузняград, не зная, как обойти несколько правил и пойти на несколько уступок. Вот почему это кажется необычным. Это кажется почти слишком чистым, слишком идеально организованным. Что этот человек не записывал здесь? Что он записывал в другом месте и с кем, интересно?» Именно этот уровень цинизма, рожденный годами наблюдения за самым худшим в Империи и его многочисленных слугах, либо гарантировал, что Кастус проживет достаточно долго, чтобы помочь Аларику завершить это расследование, либо мог потенциально подорвать эти усилия, слишком быстро придя к ложному выводу.
Аларик кивнул, его взгляд был устремлен на, казалось бы, безобидный участок стены, который изучала Аурелия. Он слышал его даже сейчас: низкий гул, почти неуловимый. Это был звук, который он был уверен, что узнал. Что это было, задавался он вопросом? Его разум, отточенный бесчисленными миссиями по всей галактике, изо всех сил пытался определить это. «Там», сказал он, указывая. «Скрытый отсек. У Торна были секреты, которые он хотел сохранить даже от своего собственного персонала, от своей свиты». Даже мертвых можно, в конце концов, заставить раскрыть все, особенно тех, кого Аларик часто обнаруживал, кто так отчаянно пытался скрыть эти же секреты при жизни. Эти самые скрытые секреты часто представляли собой самое худшее из того, что могло предложить Человечество, и те самые вещи, которые Бог-Император Человечества поручил Аларику и его коллегам-Священникам-следователям очистить и уничтожить. Им, как группе, потребовалось бы определить, где Торн, работая на Империя Человечества, предал его.
Потребовалось несколько минут, но им удалось открыть скрытый отсек, открыв небольшой запертый сейф. Внутри, среди нескольких личных безделушек, казалось бы, малоценных (детская игрушка, выцветшая фотография женщины, возможно, какая-то семья), лежал одиночный, ничем не украшенный планшет данных, его поверхность была гладкой и невыразительной, и, как ни странно, лишенной каких-либо идентификационных знаков. Это было крайне необычно, так как на нем не было никакой информации, связанной с человеком, которому он принадлежал, или с организацией в Империи Человечества, к которой он мог принадлежать. Это также предполагало уровень секретности, который мало кто в этом Улье мог даже понять, не говоря уже о том, чтобы увидеть практикуемым.
«Это не стандартная имперская технология», – заметил Каст, переворачивая планшет в руках, нахмурившись, когда он провел пальцами по гладкой, темной поверхности планшета, находя ее странно приятной на ощупь. Седовласому ветерану было ясно, что это не обычный образец боевой экипировки, если ее вообще можно было считать боевой экипировкой. Технология казалась намного более продвинутой, чем что-либо, виденное в более широком Империи. Может быть, он принадлежал Высшим учёным? Они часто использовали такую технологию. «Это, – сказал Каст, снова обращая внимание на Аларика, передавая ему планшет, – нечто гораздо более продвинутое, нечто потенциально опасное, в зависимости от того, как Торн его получил и откуда».
«В самом деле, – пробормотал Аларик, его глаза были устремлены на странное устройство, его мысли метались, пока он пытался определить, что это было и кто мог его изготовить. Оно казалось странно легким, почти слишком идеально утяжеленным, в его руке. Было ли оно ксеносным по происхождению? Он перевернул его, осматривая со всех сторон, не увидев, как и заметил Каст, никаких видимых элементов управления или маркировки, за исключением какого-то текста, написанного на его задней стороне, около самого основания. Он выглядел почти как Высокий Готик, но некоторые буквы немного отличались, с дополнительными особенностями, которых он не видел ни в одном языке, известном в Империи, что предполагало какую-то технологию гораздо более древнюю, если не от одной из других рас, которые сражались с Империей среди звезд. Устройство, казалось, слабо гудело, почти незаметно вибрируя в его руке. Он показал планшет Аурелии, указав ей сделать то же самое, что он просил ее сделать в покоях Торна, чтобы определить любую остаточную эмоциональную или психическую подпись на устройстве. Это было очень необычно, и Аларик знал, что это может оказаться важным. Им следует быть осторожными. Если это была какая-то скрытая ересь Торна, это может оказаться очень опасным. Если это было какое-то ксеноустройство, тем более, особенно основываясь на том, как оно ощущалось для него сейчас, когда он держал его в руках, его странная легкость и приятная текстура, казалось, приглашали его погладить его дальше, изучить его содержимое. «Кровоточащий Глаз», – сказал Таро. Это был пример этого? Торн держал это здесь, с собой, для какой-то неизвестной цели и, сделав это, предал свои клятвы Империи? Аларик быстро задвинул это чувство, отказываясь держать его в своем разуме и душе. «Будь осторожен», – предупредил он, передавая инфопланшет Аурелии. «Мы не знаем его назначения. Исследуйте его, как вы делали это раньше».
Аурелия взяла планшет, выражение ее лица было обеспокоенным, когда она закрыла глаза, сосредоточив на нем свои психические чувства. Она сосредоточила свои мысли, направляя свою связь с Императором, позволяя своим способностям как санкционированного неолурка полностью проявиться на этом странном устройстве, в то же время защищая свой разум от его влияния, не давая любой силе, которую он содержал, захватить ее. Комната, казалось, стала холоднее, воздух был густым от невысказанного напряжения. Даже люди Вейна, казалось, чувствовали это, нервно шевелясь, их руки инстинктивно приближались к оружию. Через несколько мгновений глаза Аурелии резко открылись, ее лицо побледнело.
«Это устройство…», начала она, ее голос слегка дрожал, выдавая ее стоический фасад и ее удивление и беспокойство от того, что она почувствовала в этом странном устройстве, «оно наполнено сильной психической энергией… Я чувствую… удовольствие, тоску, желание… но искаженное, усиленное, преувеличенное стократно, если не больше…» Она изо всех сил пыталась найти слова, чтобы должным образом передать свои чувства тем, кто не мог по-настоящему понять, каково это – существовать, как она, между материальным и эфирным мирами. «…Это кажется… неправильным… неестественным… Искусителя…» – начала Аурелия, прежде чем быстро спохватилась, отказываясь произносить имя отвратительной сущности Хаоса, о которой Империя запретил большинству своих граждан знать, не говоря уже о том, чтобы давать ей дополнительную силу через свои мысли и слова. Однако это, должно быть, было тем, что Таро пыталось сказать Аларику, о взаимодействии Торна с опасными силами. Это также могло указывать на того, кем мог быть этот «Хор». Могло ли это устройство каким-то образом привести к убийству Торна, чтобы заставить его замолчать и заставить замолчать его отвратительные поступки и отношения с этими силами? Устройство также наверняка представляло собой некую подсказку или связь, теперь, с этой сущностью, с этим «Хором», и с дальнейшей порчей, которую они стремились распространить. «Ни при каких обстоятельствах», – снова начала она, ее голос был стальным и выдавал, насколько опасен этот объект, «он не должен быть активирован. По крайней мере, пока я должным образом не подготовлю необходимую психическую защиту, чтобы заблокировать его влияние. Должен быть способ, используя то, чему меня научили Церковь и Сестринство, открыть и расшифровать его, не поддаваясь его грязным хищничествам». Она быстро передала устройство Аларику. «Мы должны отнести его в безопасное место, куда-нибудь, защищенное от Варпа. Оно представляет собой как большую опасность, так и, потенциально, большие знания, которые могут позволить нам, наконец, поймать тех, кто отнял жизнь Торн». Это было, безусловно, мерзостью, оскорблением всего, что она, как верный неолурк и слуга Бога-Императора, дорожила. Такие устройства, такие технологии должны быть уничтожены. Она укрепила свою решимость. Она должна сыграть свою роль и увидеть, как ее долг выполнен. У нее не было выбора. Нет, если она хотела играть свою роль как одного из Его верных слуг.
Позже, в безопасном хранилище анализа данных глубоко внутри Шпиля, окруженные гудящими когитаторами и под бдительным оком отряда тяжеловооруженных Отпрысков Императора, они начали раскрывать секреты скрытой жизни покойного Губернатора. Это была кропотливая работа, требующая часов изучения зашифрованных файлов, расшифровки закодированных сообщений и перекрестных ссылок на записи данных, не только с тем, что было найдено у Торна, но и с тем, что Аларик постепенно смог раскрыть относительно связей покойного Губернатора по всему Улью, если не на самом Кузняграде, или, возможно, даже за его пределами, среди звезд.
Медленно, кропотливо, картина начала вырисовываться. Торн вел тайную жизнь, которая, учитывая его высокий статус слуги Императора, доказывала, что даже Планетарный Губернатор не был выше таких искушений, что его положение как слуги Империи не имело значения, если его низменные побуждения подавляли его чувство долга. Губернатор Торн, как оказалось, не был тем безупречным чиновником, которым он себя выдавал. У него было множество скрытых сделок. Данные выявили схему тайных встреч, незаконных транзакций и закодированных сообщений с лицами, известными тем, что они действуют вне закона, некоторые из них действуют даже за пределами самого Мегаполиса. Записи также намекали на тревожное увлечение запрещенными артефактами, еретическими текстами и оккультизмом, деятельностью, которая Им следует быть осторожными. Если это была какая-то скрытая ересь Торна, это может оказаться очень опасным. Если это было какое-то ксеноустройство, тем более, особенно основываясь на том, как оно ощущалось для него сейчас, когда он держал его в руках, его странная легкость и приятная текстура, казалось, приглашали его погладить его дальше, изучить его содержимое. «Кровоточащий Глаз», – сказал Таро. Это был пример этого? Торн держал это здесь, с собой, для какой-то неизвестной цели и, сделав это, предал свои клятвы Империи? Аларик быстро задвинул это чувство, отказываясь держать его в своем разуме и душе. «Будь осторожен», – предупредил он, передавая инфопланшет Аурелии. «Мы не знаем его назначения. Исследуйте его, как вы делали это раньше».
Аурелия взяла планшет, выражение ее лица было обеспокоенным, когда она закрыла глаза, сосредоточив на нем свои психические чувства. Она сосредоточила свои мысли, направляя свою связь с Императором, позволяя своим способностям как санкционированного неолурка полностью проявиться на этом странном устройстве, в то же время защищая свой разум от его влияния, не давая любой силе, которую он содержал, захватить ее. Комната, казалось, стала холоднее, воздух был густым от невысказанного напряжения. Даже люди Вейна, казалось, чувствовали это, нервно шевелясь, их руки инстинктивно приближались к оружию. Через несколько мгновений глаза Аурелии резко открылись, ее лицо побледнело.
«Это устройство…», начала она, ее голос слегка дрожал, выдавая ее стоический фасад и ее удивление и беспокойство от того, что она почувствовала в этом странном устройстве, «оно наполнено сильной психической энергией… Я чувствую… удовольствие, тоску, желание… но искаженное, усиленное, преувеличенное стократно, если не больше…» Она изо всех сил пыталась найти слова, чтобы должным образом передать свои чувства тем, кто не мог по-настоящему понять, каково это – существовать, как она, между материальным и эфирным мирами. «…Это кажется… неправильным… неестественным… Искусителя…» – начала Аурелия, прежде чем быстро спохватилась, отказываясь произносить имя отвратительной сущности Хаоса, о которой Империя запретил большинству своих граждан знать, не говоря уже о том, чтобы давать ей дополнительную силу через свои мысли и слова. Однако это, должно быть, было тем, что Таро пыталось сказать Аларику, о взаимодействии Торна с опасными силами. Это также могло указывать на того, кем мог быть этот «Хор». Могло ли это устройство каким-то образом привести к убийству Торна, чтобы заставить его замолчать и заставить замолчать его отвратительные поступки и отношения с этими силами? Устройство также наверняка представляло собой некую подсказку или связь, теперь, с этой сущностью, с этим «Хором», и с дальнейшей порчей, которую они стремились распространить. «Ни при каких обстоятельствах», – снова начала она, ее голос был стальным и выдавал, насколько опасен этот объект, «он не должен быть активирован. По крайней мере, пока я должным образом не подготовлю необходимую психическую защиту, чтобы заблокировать его влияние. Должен быть способ, используя то, чему меня научили Церковь и Сестринство, открыть и расшифровать его, не поддаваясь его грязным хищничествам». Она быстро передала устройство Аларику. «Мы должны отнести его в безопасное место, куда-нибудь, защищенное от Варпа. Оно представляет собой как большую опасность, так и, потенциально, большие знания, которые могут позволить нам, наконец, поймать тех, кто отнял жизнь Торн». Это было, безусловно, мерзостью, оскорблением всего, что она, как верный неолурк и слуга Бога-Императора, дорожила. Такие устройства, такие технологии должны быть уничтожены. Она укрепила свою решимость. Она должна сыграть свою роль и увидеть, как ее долг выполнен. У нее не было выбора. Нет, если она хотела играть свою роль как одного из Его верных слуг.
Позже, в безопасном хранилище анализа данных глубоко внутри Шпиля, окруженные гудящими когитаторами и под бдительным оком отряда тяжеловооруженных Отпрысков Императора, они начали раскрывать секреты скрытой жизни покойного Губернатора. Это была кропотливая работа, требующая часов изучения зашифрованных файлов, расшифровки закодированных сообщений и перекрестных ссылок на записи данных, не только с тем, что было найдено у Торна, но и с тем, что Аларик постепенно смог раскрыть относительно связей покойного Губернатора по всему Улью, если не на самом Кузняграде, или, возможно, даже за его пределами, среди звезд.
Медленно, кропотливо, картина начала вырисовываться. Торн вел тайную жизнь, которая, учитывая его высокий статус слуги Императора, доказывала, что даже Планетарный Губернатор не был выше таких искушений, что его положение как слуги Империи не имело значения, если его низменные побуждения подавляли его чувство долга. Губернатор Торн, как оказалось, не был тем безупречным чиновником, которым он себя выдавал. У него было множество скрытых сделок. Данные выявили схему тайных встреч, незаконных транзакций и закодированных сообщений с лицами, известными тем, что они действуют вне закона, некоторые из них действуют даже за пределами самого Мегаполиса. Записи также намекали на тревожное увлечение запрещенными артефактами, еретическими текстами и оккультизмом, деятельностью, которая Администрация, Церковь и, если бы это было обнаружено, Бюро расследования, безусловно, наказали бы по всей возможной строгости. Именно это последнее откровение, больше, чем что-либо другое, указывало на то, что Торн пал жертвой Хаоса. Что его действия в конечном итоге привели к его смерти. Это могло даже, как считал Аларик, указывать на Вейн и ее участие во всем этом. Это должно было быть осторожное расследование, Аларик знал. В конце концов, что подумают граждане этого мира, если их вера подвергнется еще большему испытанию. Должно ли их доверие к тем, кто правит ими, еще больше пошатнуться, как это сделал Торн?
Шепот о непристойности становился громче. Тщательно выстроенный фасад Торна рушился, открывая человека, пронизанного тайными пороками и опасными амбициями, возможно, даже раскрывая участие этого «Хора», упомянутого Кси'ф'еллом. Он часто посещал гопаны, сомнительные заведения на нижних уровнях Мегаполиса, места, где можно было найти всевозможные удовольствия нинди за разумную цену, места, где граждане пропадали без вести, где в тени велась прибыльная работорговля. Он имел дело с различными сомнительными личностями, включая контрабандистов, воров данных и даже лиц, подозреваемых в связях с различными еретическими культами, о которых Бюро расследования знала в других мирах, культами, которые могли даже представлять угрозу для Кузняграда в целом. По всему Империи человечество постоянно находилось под угрозой со стороны еретических культов, поклонявшихся темным силам за пределами материального мира. Силам, которые стремились соблазнить слабовольных и отчаявшихся, угнетенных и тех, кто искал выхода, передышки от своего тяжелого и унылого существования на службе Империи Человека. Потребуются дальнейшие усилия со стороны Аларика, чтобы определить, удалось ли какой-либо из этих групп закрепиться на самом Кузняграде.
Доказательства также указывали на возможный политический мотив убийства. Торн нажил врагов во время своего пребывания на посту губернатора, это было несомненно. Его безжалостные амбиции и готовность нарушать правила создали соперников и противников внутри структуры власти Шпиля. Шепот также намекал на ряд тайных политических маневров, которые предполагали, что Торн, под конец, пытался консолидировать еще больше власти. Он готовился внести некоторые существенные изменения в способ управления Ульем, если не всем миром. Изменения, которые кто-то другой, по-видимому, был полон решимости предотвратить, возможно, чтобы сохранить свой собственный статус или базу власти.
«Похоже, наш губернатор играл в опасную игру», – прокомментировал Аларик, его взгляд был устремлен на определенный файл данных, его глаза сузились, когда его разум лихорадочно размышлял, обдумывая все эти новые детали, «игра с силами, которые он, возможно, не полностью понимал. Возможно, им манипулировали. Или, возможно, он считал себя выше Императора, вне Его досягаемости и Его правосудия. Теперь мы должны определить, чем он на самом деле занимался, и кто еще мог знать и предпринять действия, чтобы защитить себя от влияния Торна». Он помолчал мгновение, прежде чем снова заговорить, его мысли были сосредоточены на его следующем курсе действий. Аларик обратился напрямую к Касту, давая следующий набор инструкций: «Касту, я хочу, чтобы ты составил список тех заведений, которые Торн посещал на нижних уровнях, а также список всех тех, с кем он встречался тайно, тех, чьи имена чаще всего встречаются в его личных записях. Сверь тех, у кого есть известные соратники и местоположения, используя твои собственные записи и те, которые мы получили из покоев Торна».
«Будет сделано, Священник-следователь», – ответил Кастус, кивнув, уже направляясь выполнять приказы, – «хотя я должен тебя предупредить, нижние уровни опасны, даже для такого, как ты. Там есть места, куда даже Военная полиция боятся ступать. Нам нужно быть осторожными». Чем ниже спускаешься в городе-улье, тем ближе неизбежно оказываешься к его разлагающимся основам и его беззаконным обитателям. Каст знал, что потребуется большая осторожность, большое мужество и большая сила, чтобы гарантировать, что Аларик выполнит свою миссию в этом мире и в этом городе.
«Мы примем все меры предосторожности», – заверил его Аларик, – «но мы должны расследовать эти зацепки. Они вполне могут раскрыть, кто пытался заставить Торна замолчать и, возможно, почему они это сделали, а также то, во что он мог быть вовлечен до своей смерти. Они покажут нам, что могло произойти, кто этот «Хор» и где могла распространиться эта гниль». Он знал, что это опасный путь. В конце концов, они нашли доказательства Хаоса, а это означало, что неизбежно будет конфликт. Он всегда был, когда кто-то сражался с этим конкретным врагом. «У нас больше нет роскоши времени». Они должны действовать быстро, опасаясь, что ситуация в этом мире ухудшится до неустранимой степени, что приведет к какому-то событию уровня Экстерминатус, которое, как знал Аларик, он должен был предотвратить любыми способами.
По мере того, как Аларик продолжал изучать данные, он чувствовал растущее чувство беспокойства. Шепот о непристойностях касался не только Торна. Они касались самого города. Что-то здесь было глубоко неправильно. В улье Сибелиус была скрытая гниль. Тьма, гноящаяся под его сверкающей поверхностью, скрытая глубоко в тенях Мегаполиса, угрожающая испортить все, к чему она прикасалась. Тайные пороки Торна и его кончина могли быть лишь одним из симптомов гораздо большей проблемы. «Перевернутая Башня, Кровоточащий Глаз и Повешенный». Императорское Таро, как всегда, указало путь. Этот грязный город. Это была Перевернутая Башня, о которой говорили карты. Она представляла коррумпированное руководство этого города. Это также означало, что предстоящая задача была гораздо масштабнее и гораздо опаснее, чем он изначально предполагал. Аларик знал, что ему предстоит многое сделать. Таро показало это. Он не должен был подвести свой долг перед Императором Человечества. Весь этот город, возможно, должен был быть очищен, если они хотели выполнить свои клятвы Империи и спасти этот мир. Аларик, Аурелия, Каст и все их последователи, вместе с теми, кому они могли доверять, были единственными, кто стоял между этим городом, его гражданами и полным уничтожением, если Хаос овладеет ими. И Аларик, например, не хотел, чтобы это произошло, пока он еще дышал. Он доведет это до конца, как и было его клятвой Богу-Императору. Император защищает.

Глава 5: Рука правосудия
В воздухе висела тяжесть суда, густая и удушающая. Она давила на собравшихся в Шпиле. Каждый, кого приводили на допрос, чувствовал это. Они знали, на каком-то уровне, что стоят перед представителем воли Императора, человеком, наделенным полномочиями искоренять коррупцию, ересь и предательство, где бы они ни находились. Человеком, чья цель, чье все существование, казалось, было посвящено уничтожению тех, кто предал Империя Человечества. Аларик, всегда бдительный, мог чувствовать страх в каждом из них. Это был инструмент, который он использовал бы, если бы это было необходимо, чтобы вырвать искомую информацию, отделить правду от лжи.
Аларик, сидя за простым металлическим столом, наблюдал, как первого из сотрудников губернатора Торна привели в камеру для допросов. Комната была намеренно суровой, спроектированной так, чтобы быть одновременно устрашающей и лишенной отвлекающих факторов. Она была выкрашена в тусклый, безжизненный серый цвет, без единой отметины, украшающей ее стены, и только мерцающие люмены над головой обеспечивали скудный, резкий, стерильный свет. Воздух в комнате всегда казался странно холодным тем, кого туда приводили, независимо от того, какая температура была установлена на самом деле. Он служил своей цели – нервировать и дезориентировать тех, кого подвергали допросу, чтобы затем их можно было сломать и раскрыть все перед Рукой Суда Императора. Радио-рекордер, стандартный образец имперской технологии, стоял на столе, его красный свет зловеще мигал, молчаливое свидетельство того, что каждое произнесенное слово будет записано, изучено и использовано в качестве доказательства, если необходимо, чтобы помочь привести к осуждению, в этом мире или за его пределами. «Назовите свое имя и должность для протокола», – приказал Аларик, его голос был лишен интонаций, не выдавая ничего из того, что он чувствовал внутри, скрывая свои намерения за маской стоика. В конце концов, это была тактика, которую он использовал бесчисленное количество раз прежде, в бесчисленных мирах. Аларик использовал бы любую тактику, которую он считал необходимой, чтобы увидеть, как свершится правосудие Императора.
Человек перед ним, худой, нервный писец по имени Люций, сглотнул, его глаза метались по комнате, словно ища какой-то способ побега, какой-то способ избежать взгляда этой ужасающей фигуры, которая сидела в суде. Его худое, изможденное тело, казалось, еще больше сжалось в его плохо сидящей форме. Сама одежда была на удивление хорошего качества, еще одно свидетельство того, что, несмотря на очевидные проступки Торна, он все еще сохранял большое богатство, как и следовало ожидать от человека в таком хваленом положении, и также хорошо вознаграждал своих последователей, возможно, чтобы еще больше скрыть те же самые секреты. «Люциус Веро, старший писец, назначенный в личный кабинет губернатора, Священник-следователь», – пробормотал он, его голос был едва слышен. Его руки, крепко сжатые на коленях, заметно дрожали, выдавая страх человека. Он знал, что многие, кто входил в эту комнату или в другие подобные ей по всему огромному Империи людей, делали это, чтобы больше никогда не быть увиденными. Люциус явно не любил своего покойного работодателя и, казалось, возмущался тем, что его привлекали к ответственности за возможные проступки Торна.
Аларик наклонился вперед, его взгляд был напряженным, непоколебимым. «Ты отвечал за управление расписанием губернатора, его перепиской, его ежедневными делами. Расскажи мне, Люциус, что ты видел? Что ты слышал? Что ты знаешь о событиях, приведших к смерти губернатора? Расскажи мне все и не думай скрывать от меня никаких подробностей, какими бы мелкими они ни были. Я узнаю, если ты солжешь». Именно эта последняя фраза так нервировала большинство доставленных на допрос. В конце концов, Священник-следователь, как говорили, мог отличать ложь от правды, почти экстрасенсорная способность, которая вселяла страх в большинство. Это, наряду с их полномочиями, полученными непосредственно от самого Императора, делало задачи Священника-следователя намного проще, в некотором смысле.
Допросы продолжались часами, каждый член персонала Торна представал перед Алариком, чтобы предстать перед его пристальным вниманием, каждое интервью, казалось бы, не давало ничего ценного, кроме добавления имен потенциальных лиц, связанных с Торном и, возможно, вовлеченных в его дела и, в конечном счете, в его кончину. Один за другим их проводили через комнату: измученный главный администратор, стоический личный охранник, нервный камердинер, высокомерный повар и множество других, которые служили в доме Торна, выполняя множество задач, которые поддерживали дом Торна и его повседневную деятельность, работая эффективно. Их допрашивали по их движения внутри Шпиля, их собственные ежедневные задачи и о Торне, их работодателе, и о том, что они могли видеть или слышать до его смерти. Они не могли скрыть своего презрения к Торну несмотря на то, что он был верным слугой Императора и был назначен Им, чтобы руководить этим городом и этим миром. Их реакции могли оказаться решающими и мог помочь в определении того, где именно распространилась эта гниль и на кого, не только в Шпиле, но, возможно, и в мире и Улье в целом. Аларику нужно было определить всех тех из персонала, кто мог бы привести его ближе к убийцам Торна, а затем, как он надеялся, и дальше, к тем, кто несет ответственность за развращение этого мира.
Каждое интервью было тщательно спланированным танцем наблюдения, прощупывания вопросов и тонкого запугивания, призванным отделить правду от лжи. Аларик следил за явными признаками обмана: дрожь в голосе, нервный тик, капля пота на лбу, малейшее движение глаз, нерешительность в ответе. Он слушал не только их слова, но и молчание между ними, невысказанные тревоги, скрытые страхи. Он искал любые несоответствия, любые трещины в их историях, какими бы маленькими они ни были. В конце концов, они часто представляли собой самые большие слабости и могли привести к дальнейшим возможностям для допросов, для применения давления и, в конечном итоге, к раскрытию истины.
Аурелия, присутствовавшая во время каждого интервью, молча стояла в углу комнаты, ее присутствие было ощутимым напоминанием о психических силах, имеющихся в распоряжении Аларика, а также о тех, которыми она сама обладала как санкционированный неолурк. Ее глаза, закрытые в сосредоточении, были сосредоточены на психических отголосках каждого человека, ощущая их скрытые эмоции, их невысказанные страхи, выискивая тех, кто пал от хищничества Варпа, тех, кто был соучастником этого растущего заговора, еще одно доказательство, если оно было необходимо, что «Хор» Кси'ф'елла был реален, что его щупальца действительно проникли в этот Мегаполис, если не в этот мир, и стремились распространиться.
Каст, всегда бдительный, наблюдал за происходящим из-за одностороннего зеркала, его рука никогда не отрывалась от его оружия. Его знания протоколов безопасности Шпиля, его персонала и сложной сети отношений внутри его стен, основанные на годах как солдата и наблюдательного члена его сил безопасности, оказались бесценными. Он дал представление о людях, которых допрашивали, их репутации, их связях, их потенциальных мотивах. Каст прожил свою жизнь на Кузняграде, служа этому Улью, и сделал бы все, чтобы защитить его от тех, кто пытался причинить ему вред, даже если это означало предать других членов СПО, которые отпали от света Императора.
По мере того, как день клонился к вечеру, начала проявляться тревожная картина. Под внешним видом имперского благопристойности, под позолоченной поверхностью вежливого общества, за позолоченной клеткой, в которой жили эти люди, гнила паутина секретов и лжи, становясь больше с каждым мгновением. Казалось, каждый член персонала Торна что-то скрывал. Какой-то тайный стыд, какой-то скрытый порок, какой-то поступок, который они хотели скрыть от взора Императора, какие-то амбиции или личные недостатки, все, что можно было бы использовать, чтобы манипулировать ими или контролировать их, принуждать их к актам мятежа, ереси. Именно такое давление так часто позволяло тем, кто служил Губительным Силам, вторгаться в миры Империи, пытаясь отвратить его граждан от их истинной цели.
Один говорил о тихих спорах в кабинете губернатора, жарких дискуссиях за закрытыми дверями, которые всегда заканчивались тем, что Торн резко отстранял тех, кто был в его присутствии, предполагая, что он, по крайней мере, подозревал, что находится в большой опасности. Другой шептал о тайных встречах глубокой ночью, о фигурах, закутанных и скрытых от глаз, которых видели входящими и выходящими из Шпиля под покровом темноты, использующими какую-то скрытую точку доступа или какой-то давно забытый проход, чтобы беспрепятственно попасть на высшие уровни власти в Улье. Еще одна говорила о странных символах, мельком увиденных на личных вещах Губернатора, символах, значение которых она не могла или не хотела делиться, хотя она явно знала больше, и присутствие которых в Шпиле глубоко беспокоило ее, хотя, в конечном счете, она казалась слишком напуганной, чтобы сказать больше, из-за страха, возможно, какой-то мести. Многие другие рассказывали о все более странном поведении Торна в недели, предшествовавшие его смерти, о его растущей паранойе и его одержимости безопасностью, намекая Аларику, что он знал, что находится в опасности, даже если он казался бессильным предотвратить то, что должно было произойти. Это была собственная вина Торна, его еретические отношения с темными силами, которые привели к его нынешнему положению. Это также означало, что не было никого, кого можно было бы по-настоящему обвинить, не в самой коррупции, и не в его кончине, а только покойного Губернатора, человека, назначенного Самим Императором, чтобы исполнить Его волю в этом мире. Падение Торна было абсолютным.
«Они все, по-своему, соучастники», – заметила Аурелия, ее голос был обеспокоенным после одного особенно изнурительного интервью, ее глаза, когда она открылась, уставились в какую-то невидимую даль, видя то, чего никто другой в комнате не мог видеть. Это была сила, которая спасла и прокляла бесчисленное количество душ по всей галактике. Та, которая все еще могла помочь Аларику выполняя свою задачу здесь. «Они, возможно, и не подняли руку на губернатора сами, но их молчание, их бездействие, их готовность смотреть в другую сторону делают их виновными. Они позволили этому случиться. Они знали и ничего не сделали. Внутри каждого из них есть тьма. Я чувствую это. Они все чувствуют себя запятнанными этим, хотя они явно ничего не знали о кинжале или более еретических наклонностях Торна. Это, по крайней мере, не было бы разделено, даже с самыми близкими Торну». Именно эти наклонности, это еретическое влияние, скорее всего, пронизывали каждый аспект существования Торна, его дом, его ближайших доверенных лиц и, конечно же, членов его персонала. Это потребовало бы большой осторожности со стороны Аларика. Это было то, с чем нужно было обращаться деликатно, но со всей силой воли Императора за этим. «Они соучастники своим бездействием, своим бездействием перед лицом этого растущего зла. Возможно, даже активно участвуя в его распространении, даже непреднамеренно».
«Страх», – пробормотал Аларик, устремив взгляд на радио-рекордер, его разум перебирал все, что он узнал, складывая информацию, как кусочки пазла, в более крупную картину, пытаясь понять ее значение, где эти кусочки лучше всего подходят. «Они боятся, боятся за себя и боятся того, что они могли бы сделать. Страх заставляет людей совершать ужасные вещи. Он заставляет их закрывать глаза на несправедливость, на коррупцию, на ересь». Он сделал паузу, его глаза сузились. «Или, возможно, – добавил он, его голос стал жестче, – это что-то большее. Возможно, их страх оправдан. Возможно, они знают, что на самом деле случилось с Торном. Возможно, они знают, кто несет ответственность, и просто слишком боятся поделиться этим. Они были свидетелями его действий, они, возможно, видели его взаимодействие с этим «Хором», но слишком трусливы, чтобы высказаться, слишком напуганы, чтобы противостоять ему». Так часто, бывало, с Хаосом. Он манипулировал посредством страха, настраивая даже самых преданных граждан против тех, кого они должны были защищать, используя это, чтобы контролировать и уничтожать тех, кто выступал против него. «Они знали», – сказал Аларик, когда он начал мерить шагами комнату, взад и вперед, прорабатывая информацию в своем уме. «Они знали, что что-то не так, но ничего не делали».
На протяжении всех допросов присутствие лорда-Генерала Вейн было постоянным источником напряжения. Она настаивала на том, чтобы наблюдать за процессом, якобы для того, чтобы убедиться, что все проводится в соответствии с надлежащими правовыми протоколами, а также чтобы ограничить доступ Аларика к Шпилю, используя свое присутствие и власть, какими бы они ни были, чтобы ограничить его, чтобы ее сотрудники присутствовали с ним все время, тем самым надеясь помешать любому расследованию или ограничить его свободу передвижения, как она считала нужным. Это была очевидная попытка с ее стороны запугать и контролировать, даже если в конечном итоге это было бы неэффективно. Вейн не смогла бы надолго остановить Аларика. Однако это добавило бы времени и сложности его расследованию. Это было, в конечном счете, раздражение.
По правде говоря, Вейн была там, чтобы следить за прогрессом Аларика, оценивать направление его расследования и, если возможно, уводить его от определенных линий расследования, особенно тех, которые могли бы привести ближе к ней и ее собственной возможной причастности. Это была опасная игра, которую она играла, но она, казалось, была полна решимости довести ее до конца, возможно, потому, что видела в этом какую-то выгоду для себя, или, возможно, потому, что ею манипулировали или ее контролировали. В любом случае, было ясно, что она была заинтересована в исходе этого расследования и могла бы действовать против него, чтобы защитить свои собственные интересы.
Однако ее присутствие только усиливало чувство беспокойства в Шпиле. Все знали, что она и губернатор были в ссоре, что они сталкивались из-за вопросов политики и, возможно, даже из-за более личных проблем. Шепот об их разногласиях, их тонко завуалированной враждебности циркулировал в Шпиле в течение нескольких месяцев. Теперь эти шепоты приобрели новый, более зловещий смысл, хотя указывало ли это на Вейн как на убийцу Торна или просто как на того, кто презирал его, еще предстояло увидеть. Аларику придется использовать эти новые знания, эти имена соратников Торна, как в его штате, так и за его пределами, чтобы начать определять свой следующий курс действий. Растущая угроза, которую представлял Хаос и этот таинственный «Хор», могла вскоре раскрыться, если Аларик правильно разыграет свои карты. Это был его долг, и Аларик позаботится о том, чтобы он был выполнен.
«Вейн скрывает информацию», – заметил Каст, его голос был тихим, после одного особенно напряженного обмена между Алариком и лордом-Генералом, его руки были скрещены на его широкой груди. «Она пытается контролировать ход расследования. Она боится, к чему это может привести, что это может вовлечь ее или раскрыть что-то еще, что она отчаянно пытается скрыть». Он замолчал, прищурив глаза. «Я знаю этот взгляд», – сказал Кастус, сосредоточившись на изображении Вейн, которая смотрела на них из-за зеркального стекла. «Я уже видел это в этом мире. Это взгляд того, кто считает себя неприкасаемым. Но это также, – продолжил Каст, – взгляд того, кто боится разоблачения».
«Согласен», – ответил Аларик, его взгляд был прикован к удаляющейся фигуре Вейн, когда она выходила из комнаты наблюдения, ее недовольство было очевидно в каждом движении. «Она как-то замешана, либо прямо, либо косвенно. Она что-то скрывает, либо чтобы защитить себя, либо чтобы защитить кого-то другого». Он сделал паузу, обдумывая свой следующий шаг. Собственные последователи Вейн многое ему открыли, хотя и сказали мало. Каждый из них был явно напуган, и на него нужно было больше надавить. Это должно было произойти позже. Сначала ему нужно было сосредоточиться на этом новом списке. «Нам нужно больше узнать о ее отношениях с Торном, ее передвижениях до его смерти и, возможно, о том, с кем она встречалась на нижних уровнях». Он повернулся к Кастусу. «Я хочу, чтобы ты осторожно расследовал действия Вейн в дни, предшествовавшие убийству. Я хочу знать, с кем она встречалась, куда ходила и что делала. Используй свои связи, но будь осторожен. У нее есть ресурсы, и, скорее всего, у нее будут собственные глаза и уши по всему Улью». Это может оказаться более сложным для Аларика, но он также знал, что это, скорее всего, раскроет еще большую коррупцию и более распространенную ересь. «Нам нужно действовать осторожно, но мы не можем позволить ей помешать нашему расследованию». Ему нужно было убедиться, что он использует все возможные преимущества и использует страх Вейн, используя ее собственное положение и последователей против нее, если он хочет добиться успеха здесь. «Мы должны держать ее в неведении, одновременно работая над нашим новым списком имен, предоставленным из планшета Торна и интервью. Каждое имя представляет собой как возможность, так и опасность".
"Это будет сделано", – ответил Каст с кивком, выражение его лица было мрачным. Он знал риски, понимал опасности расследования кого-то столь могущественного, как Вейн, даже того, кто когда-то работал в СПО Кузняграда, как и он сам когда-то. Вероятно, Вейн знал его, хотя они никогда официально не были представлены. Тем не менее, это знание не приносило ему утешения. Каст знал истинные опасности этого мира и угрозу, которую она представляла. "У меня есть связи по всему Улью, люди, которые мне должны. Я могу потянуть за некоторые ниточки, собрать информацию, не привлекая слишком много внимания. Я даже могу", сказал Каст, когда его глаза на мгновение закрылись, размышляя над информацией, которую он уже почерпнул из интервью и из своих бесед с членами своих собственных сил, "иметь некоторое представление о том, где Торн мог путешествовать на нижних уровнях Мегаполиса. Там есть определенные заведения. Те, которые занимаются незаконными товарами и услугами. Места, куда мог бы отправиться такой человек, как Торн, чтобы скрыть свою деятельность и потакать своим тайным порокам». Его глаза резко открылись, когда он продолжил. «Эти самые места», предупредил Каст, «небезопасны. Это места, куда даже те, кто предан Императору, как мы, редко, если вообще когда-либо, заходят".
По мере того, как день подходил к концу, Аларик обнаружил, что у него растет список подозреваемых, у каждого из которых есть свои мотивы, свои секреты и свои потенциальные связи с убийством губернатора. Там был амбициозный администратор, жаждущий продвинуться по карьерной лестнице; ревнивый телохранитель, возмущенный авторитетом Торна; на первый взгляд невинный писец, который, казалось, знал больше, чем говорил; таинственные фигуры, мельком входящие и выходящие из Шпиля; и, конечно же, сама Вейн, чье участие в убийстве все еще было весьма вероятным, прямым или косвенным путем.
Рука суда была готова упасть, но на кого? Аларик знал, что правда все еще была там, спрятанная где-то в лабиринтных коридорах Шпиля, погребенная под слоями обмана, замаскированная имперским благопристойным образом и скрытая корыстными действиями тех, кто стремился защитить свои собственные интересы, свои собственные секреты, неважно, чего это будет стоить этому городу или его жителям. Он также знал, что есть те, кто еще более опасен, более коварен, которые работают в тени, распространяя свое грязное влияние по всему этому Улью и этому миру. «И Хор поет ему, пока она все глубже погружается в бездну». Вот что сказал Кси'ф'елл. И он также чувствовал это через Аурелию. Теперь дело было не просто в том, чтобы найти убийцу. Речь шла о раскрытии чего-то гораздо большего, более ужасающего, что достигло самого сердца этого Мегаполиса и, возможно, даже за его пределами. Речь шла о спасении этого мира от самого себя, от тех, кто стремился заявить на него права, от тех, кто отвернулся от света Бога-Императора и принял тьму Варпа, искушения Хаоса.
Когда Аларик собирался покинуть комнату для допросов, он остановился, его взгляд скользнул по пустой комнате, его глаза задержались на радио-рекордере, его красный свет все еще мигал, молчаливый свидетель событий дня, лжи и полуправды, произнесенных в этих стенах. Воздух в комнате казался тяжелым, холоднее, чем раньше. Или, возможно, его собственное растущее чувство беспокойства заставило его почувствовать это более остро. Он мог чувствовать тяжесть своей ответственности, бремя своего долга, давящее на него, напоминавшее ему, что именно он будет нести это бремя для граждан этого Мегаполиса, как и должны Священники-следователи. Император требовал справедливости. Император требовал порядка. И Аларик, как Его инструмент, доставит и то, и другое, неважно какой ценой.
«Игра началась», – пробормотал Аларик, его голос был едва слышен, хотя он знал, что и Каст, и Аурелия ясно его слышали, его глаза светились смесью решимости и мрачной решимости. «И мы», – добавил он, его взгляд скользнул по лицам двух его товарищей, его самых доверенных союзников в этом начинании, – «единственные, кто играет за Императора. Мы не должны потерпеть неудачу. Император, в конце концов, защищает». Они должны добиться успеха. Иначе некому будет защищать граждан Кузняграда, останавливать растущую мощь тех, кто хочет обратить этот мир в свои собственные грязные цели. Губительные Силы не должны здесь восторжествовать.

Глава 6: Проблеск коррупции
Шпиль, некогда символ порядка и имперской власти, теперь ощущался как охотничьи угодья, его длинные, гулкие коридоры и роскошные покои были заполнены невидимыми глазами, скрытыми планами и шепчущимися угрозами, каждая из которых, казалось, была направлена на Аларика и его расследование. Каждый шаг Аларика, казалось, был под пристальным вниманием, каждое движение тщательно изучалось. Он чувствовал, как на него давит тяжесть подозрения, ощутимое напряжение в воздухе, которое говорило о скрытых опасностях и растущем противодействии его присутствию здесь. Именно в эти моменты, идя по этим коридорам, проходя мимо тех, кто работал и жил здесь, Аларик наиболее остро чувствовал шаткость своего положения. Его расследование было похоже на камень, брошенный в тихий пруд, рябь расходилась наружу, нарушая спокойную поверхность и взбалтывая осадок, лежавший внизу. Каждая новая часть информации, казалось, приводила его к еще трем загадкам. Казалось, что расследование может легко разрастись и охватить весь Шпиль и его огромное население. Напряжение росло. Аларик подозревал, что вскоре начнется открытый конфликт с теми в этом Улье, кто стремился сохранить свою власть любыми необходимыми средствами. Его долг – встретиться с ним лицом к лицу и уничтожить этих еретиков за их действия против Империи и его законного правителя, Бога-Императора.
Враждебность Вейн, когда-то скрытая, теперь становилась все более явной. Казалось, она достигла какой-то невидимой точки разрыва и была полна решимости помешать работе Священника-следователя любой ценой. Аларик знал, что она играет в опасную игру, которая может иметь для нее серьезные последствия, если она потерпит неудачу, если Аларик преуспеет в своей задаче здесь. Она становилась смелее в своих попытках помешать расследованию Аларика, ее маска имперского благопристойности сползала с каждым днем, обнажая безжалостные амбиции, отчаяние, что скрывалось за ними. Возможно, подумал Аларик, это исходило от ее страха. Она должна была знать, какой властью обладает Священник-следователь и насколько далеко простирается его влияние на каждый аспект имперского общества. Ее действия против Аларика и его расследования становились все смелее с каждым днем. Она могла даже подумать об устранении Священника-следователя, хотя для этого ей придется действовать через своих собственных агентов, чтобы не впутывать себя еще больше. Аларик должен был признать, что это была опасная игра для них обоих. Однако Аларик держал гораздо более сильную руку.
Там, где она когда-то предлагала символическое сотрудничество, теперь она ставила препятствия на его пути на каждом шагу. Запросы на доступ к записям встречались задержками и оправданиями. Попытки допросить ключевых сотрудников были заблокированы бюрократическими препонами, заявлениями о противоречивых графиках и удобными болезнями, которые, казалось, затронули тех самых людей, с которыми Аларик просил встретиться, часто сразу после того, как такие просьбы были сделаны. Это была явная попытка контролировать поток информации, ограничить способность Аларика свободно действовать в Шпиле и не дать ему раскрыть правду, какой бы она ни была. Это, больше, чем что-либо другое, указывало на то, что Вейн каким-то образом была соучастницей, если не напрямую вовлечена, либо добровольно, либо через какую-то угрозу. В конце концов, Аларик все еще действовал, предполагая, что она невиновна. Однако это могло быстро измениться, если бы дальнейшие доказательства раскрыли ее причастность. Возможно, было бы разумно начать более пристально следить за ней, возможно, даже используя уникальные таланты Аурелии в этом отношении, если бы ее удалось убедить. Аларик знал, основываясь на их кратком взаимодействии, насколько сложным это может оказаться, учитывая презрение Аурелии к такой деятельности. Однако Священник-следователь Аларик никогда не отступал от вызова, особенно когда на карту была поставлена его задача, его цель пребывания здесь. Он должен был гарантировать, что его миссия по раскрытию правды о кончине Торна и искоренению любой скрытой коррупции будет доведена до конца, независимо от того, кто стоял у него на пути, даже Лорд-Генерал Правительство.
Одна особенно напряженная встреча произошла в собственном кабинете Вейн, роскошно обставленной комнате, которая говорила о ее богатстве и влиянии, а также демонстрировала ее собственное хваленое положение в этом Улье и на самом Кузняграде. Он был оформлен во многом в том же стиле, что и остальная часть Шпиля, в насыщенных красных, золотых и бронзовых тонах. Однако в кабинете Вейн эти цвета были еще насыщеннее, чем где-либо еще, если такое вообще было возможно. Сами стены были покрыты искусно сотканными гобеленами, изображавшими сцены имперских триумфов, великих битв, выигранных против ужасных врагов, каждая из которых была призвана продемонстрировать мощь и силу Империи. Однако каждая из этих гобеленов таила в себе более глубокий смысл. Каждая из этих битв велась против еретических врагов, тех, кто лишился милости Императора, отправка тех, кто в Империи стал предателем. В этом случае гобелены, казалось, были почти предназначены для предупреждения Аларику, чтобы он не заходил слишком далеко, не копал слишком глубоко в секретах, которые скрывались под ними. Мебель в офисе, как и в покоях Торна, была изготовлена из темного, богато отполированного инопланетного дерева, почти наверняка импортированного в Кузняград за большие деньги. Это еще раз подтвердило подозрения Аларика, что Вейн был вовлечен в какой-то вид незаконной торговли, возможно, даже работал вместе с Торном в этом начинании, и, возможно, скрывал тот же самый тип коррупции, жертвой которого он сам стал. Большой, богато украшенный стол доминировал в комнате, его поверхность была покрыта планшетами данных и документами официального вида, что еще больше подчеркивало роль Вейна как лорда-Генерала, одной из самых важных фигур в этом городе, ниже только самого Торна. За столом, из окна от пола до потолка открывался захватывающий вид на верхние уровни Шпиля, панорама сверкающего металла и возвышающихся конструкций, которые, казалось, тянулись вечно, свидетельство огромного масштаба человеческих амбиций и промышленности, демонстрируемых по всему Улью. Аларик также понял, что это давало Вейн почти непревзойденный обзор всего, что происходило в этой части города, предполагая, что мало что могло произойти здесь без ее ведома. Она увидит все, что произойдет внизу, и использует это в своих интересах.
Аларик запросил доступ к внутренним журналам связи Шпиля, в частности, к тем, которые касались личных покоев Торна в дни, предшествовавшие его убийству. Он подозревал, что они могут раскрыть личности тех таинственных фигур, которые были замечены входящими и выходящими из Шпиля, а также предоставить более подробную информацию о состоянии ума Торна, возможно, показывая тех, с кем он общался или взаимодействовал, и, через это, кто мог затаить обиду на Торна или, возможно, даже быть теми, кто был ответственен за его гибель. Они могли бы даже раскрыть дальнейшие подробности, связанные с этим таинственным «Хором», о котором упоминал Кси'ф'елл еще до того, как Аларик прибыл в этот мир.
Вейн, сидящая за своим внушительным столом, сложив руки домиком перед собой, смотрела на Аларика с едва скрываемым презрением, словно он был какой-то раздражитель, от которого нужно было отмахнуться. Она явно устала от его присутствия, от его расследования и, что самое важное, от его власти в ее Улье. Вероятно, она надеялась похоронить это расследование, разобраться с ним самой и использовать эту возможность, чтобы укрепить свою собственную власть в Шпиле. Прибытие Аларика положило конец любым таким планам. Теперь Вейн делала все, что было в ее силах, чтобы помешать его расследованию, помешать его усилиям здесь. «Эти записи строго засекречены, Священник-следователь», – заявила она, ее голос был тихим, лишенным всякой теплоты. Ее глаза, обычно так тщательно охраняемые, теперь сверкали открытой враждебностью. Она возмутилась этим вторжением, этим сомнением в ее авторитете, как будто она была назначена Императором, а не Торн. Именно это возмущение, возможно, могло бы приблизить Вейн к собственной роли в этих событиях. «Доступ к ним требует разрешения от высших уровней Правительство. Это вызвало бы, как я уже сказала, значительные помехи и заняло бы значительное время, чтобы собрать их. Время», – добавила она, ее губы изогнулись в тонкой, почти незаметной улыбке, – «которого, как я полагаю, у вас нет. Я уверена, Священник-следователь, что у вас есть более важные дела. В конце концов, в моей организации есть много людей, которые вполне способны расследовать такое преступление, без необходимости вмешивать кого-то вроде вас». «Власть, данная мне самим Императором, заменяет любые местные протоколы», – возразил Аларик, его голос был непоколебим, не оставляя места для неверного толкования. Он не сделает для нее исключения, пока его долг остается невыполненным. Его глаза, твердые, как пласталь, встретились с ее глазами напрямую. Он не позволит себя запугать, ни ей, ни кому-либо другому. Он сталкивался с гораздо более опасными существами, чем такие, как Вейн, на бесчисленных полях сражений, с врагами, гораздо более опасными, чем она могла когда-либо мечтать. «А что касается времени», – добавил он, его голос упал до низкого, опасного мурлыканья, – «уверяю вас, лорд-Генерал, что у меня есть все время в мире, чтобы раскрыть правду. Император требует справедливости, и я намерен ее осуществить». Аларик знал, что ему нужно действовать быстро, чтобы предотвратить дальнейшее распространение ереси и коррупции, а также поймать ответственных за убийство Торна, кем бы они ни были, и, возможно, этот «Хор».
«Правда?» – усмехнулась Вейн, ее фасад имперского благопристойного поведения треснул, обнажив необузданные амбиции и гнев, что скрывался за ними. «Правда в том, что я говорю, Священник-следователь. Я – закон в этом Улье. Торн мертв. Назначение нового губернатора – моя обязанность, которая обеспечит легкий переход для граждан этого Мегаполиса и поддержит порядок в этом мире». Она наклонилась вперед, ее глаза сузились, ее голос упал почти до шепота. Аларик заметил, как Вейн , даже ни разу не упомянул Императора в своих обсуждениях до сих пор. Могло ли это быть намеренным, еще одним признаком ее растущей коррупции и нелояльности, задавался вопросом Аларик? Она продолжила: «Я бы посоветовала вам не вмешиваться в дела, которые вас не касаются, Священник-следователь. Некоторые двери лучше оставить закрытыми. Некоторые секреты лучше оставить похороненными".
"Все вопросы касаются меня", – заявил Аларик, положив руку на рукоять своего силового меча, тонкое, но несомненное напоминание о силе в его распоряжении, силе, которую он мог призвать, чтобы увидеть, как воля Императора будет исполнена, здесь, на Кузняграде или где-либо еще в огромном Империи Человека. Он не мог, не мог не исполнить свой долг. "Особенно те, которые связаны с убийством, интригами, ересью и коррупцией", – добавил он многозначительно, устремив на нее взгляд. Он позволил этим двум последним словам повиснуть в воздухе между ними, напоминанием о том, почему он действительно здесь, и что он в конечном итоге раскроет, независимо от того, кто или что встанет у него на пути. Аларик искоренит всех тех в этом Улье, кто отвернулся от света Императора.
Невысказанная угроза тяжело висела в воздухе, молчаливая битва воль между двумя могущественными личностями, каждая из которых была полна решимости увидеть достижение своих собственных целей, каждая была готова пойти на все, чтобы защитить свои интересы, чего бы они ни стоили. быть, даже если, как в случае Вейн, это могло привести к открытому конфликту с Священником-следователем. Это была опасная игра, которую они играли, Аларик знал, но он был готов довести ее до конца. В конце концов, он сталкивался и с гораздо худшим.
Однако именно Каст увидел взаимодействие таким, каким оно было на самом деле: проблеск в сердце коррупции Вейн. Он наблюдал за ней годами, был свидетелем ее восхождения по карьерной лестнице в СПО, наблюдал ее безжалостные амбиции и готовность нарушать правила, выходить за рамки закона, все во имя поддержания порядка. В прошлом он даже восхищался ею за это, за ее способность добиваться результатов в городе, где бюрократия и волокита часто душили прогресс и останавливали любые действия. Однако теперь он увидел в ее глазах что-то еще: проблеск страха, намек на отчаяние. Это был взгляд загнанного в угол животного, готового наброситься на все, что ему угрожало, готового сделать что угодно, даже если это означало напасть на тех, кто должен был стать ее союзниками.
«Она что-то скрывает, Священник-следователь», – заявил позже Каст, когда они вспоминали события дня в спартанских казармах Отпрысков Императора, собственных отборных солдат Аларика, преданных Императору превыше всего. Это были люди, которые умрут за свое дело, как они показывали снова и снова в бесчисленных сражениях по всей галактике, сталкиваясь с некоторыми из самых опасных угроз, которые только можно себе представить. Их покои были функциональными и строгими, отражая их статус элитных воинов. В них не было никаких украшений или роскоши, которые можно было увидеть во многих частях Шпиля, что было еще одним доказательством их статуса в Империи как элитных солдат и их преданности Императору, а также еще одним напоминанием Аларику о силе, которая была в его распоряжении, если бы она ему понадобилась. Стены были голыми, за исключением нескольких имперских знаков отличия и небольшого святилища, посвященного Богу-Императору. Мебель была простой и утилитарной: жесткие койки, металлические сундуки и общий стол, за которым Отпрыски часто собирались, чтобы поесть, поговорить и составить план. Именно здесь Аларик часто чувствовал себя наиболее непринужденно, окруженный теми, кого он знал как неподкупных, чья преданность Империи была абсолютной и неоспоримой. Именно из этих бараков и с помощью Отпрысков Императора Аларик чувствовал себя наиболее способным спланировать свой следующий шаг и проложить курс, чтобы искоренить скрытое зло в этом Улье. В конце концов, это была их задача – бороться с такими угрозами. Это было просто другое поле битвы.
«Она знает о смерти Торна больше, чем показывает, возможно, даже больше, чем мы, о его тайной жизни или о его отношениях с другими за пределами этого Мегаполиса», – продолжал Каст, скрестив руки на широкой груди и нахмурив брови в задумчивости. Его время в СПО, где он имел дело с самым худшим, что мог предложить город, с преступниками и еретиками, которые искали убежища внутри, а также с теми, кто охотился на невинных граждан города, многому его научило. Он знал лучше, чем кто-либо другой, насколько опасен может быть этот город, как он скрывает эти опасности за фасадом имперской власти. «Я видел этот взгляд раньше, у других на подобных должностях власти в этом Улье. Это взгляд того, кто слишком долго избегал чего-то, того, кто настолько привык действовать в тени, что забыл, что значит быть на свету. Она уязвима. Нам нужно выяснить, насколько глубоко она была связана с Торном. Что их объединяло, кроме их очевидной неприязни друг к другу. «Возможно, – сказал Каст, наклонившись к Аларику, его глаза были устремлены на него, – будет благоразумно сосредоточить внимание на самой Вейн». На ее действиях, на тех, с кем она встречается тайно, на тех сделках она так отчаянно пытается скрыться от нас".
"Согласен", – ответил Аларик, его взгляд был устремлен на мерцающий планшет данных, отображающий официальные записи Вейн, его разум уже работал, собирая воедино фрагменты информации, анализируя каждую деталь, какой бы незначительной она ни была, ища слабости, любое преимущество, которое он мог бы использовать против нее. Это была привычка, выработанная годами, никогда не недооценивать противника, кем бы он ни был. В конце концов, это не раз спасало ему жизнь, когда он сталкивался с некоторыми из самых отвратительных угроз, которые только можно себе представить для Империи Человечества, позволяя Аларику выполнять работу Императора по всей галактике. Он никогда не должен колебаться в своем долге, какую бы форму это ни принимало. "Она – ключевой игрок в этом, знает она об этом или нет, хочет она этого или нет. Нам нужно знать, что она скрывает, кого она защищает и почему. И нам нужно выяснить, являются ли ее действия ее собственными или ею манипулирует, возможно, этот «Хор» или какая-то другая скрытая сила. В любом случае, – добавил он, его голос стал жестче, – мы не можем позволить ей встать у нас на пути. «Если понадобится, – сказал Аларик, медленно закрыв глаза на мгновение, – нам придется убрать ее». Любыми необходимыми средствами».
Аурелия, которая молча наблюдала за обменом, ее психические чувства были настроены на тонкие подводные течения эмоций, кружащихся вокруг них, наконец, заговорила, ее голос был необычайно напряженным. Напряжение, опасность, с которой они столкнулись, начали проявляться в ее тоне и позе, показывая, насколько трудной была эта задача, даже для такой, как она, обученной бороться с самым худшим, что Хаос мог им бросить. «Ее страх ощутим», – подтвердила она, ее глаза, когда открылись, были сосредоточены на какой-то далекой точке за стенами бараков, видя то, чего не мог увидеть никто другой в комнате. Она боролась, на мгновение, чтобы выразить свои чувства словами. «Это глубокий, непреходящий страх, не только за себя, но и за что-то… или кого-то… другого». Аурелия боролась на мгновение, прежде чем продолжить. «Вокруг нее тьма, тень, которая цепляется за нее, развращая ее. Я чувствую это, становясь сильнее с каждым мгновением. Как будто, – она колебалась, подбирая нужные слова, – ею манипулируют, ее воля искажается, чтобы служить целям какой-то другой силы, какому-то скрытому замыслу». Именно против этих манипуляций, этих скрытых сил ее учили бороться. Защищать невинных от. Однако в этом мире это казалось более сложной задачей, чем обычно. Возможно, ее способности были каким-то образом ограничены какой-то внешней силой? «Этот «Хор», – заявила Аурелия, снова закрыв глаза, сосредоточив свой разум, используя свою связь с Императором, – он как-то замешан, я уверена в этом. Видение Кси'ф'елла. Эта растущая тьма. Все это связано. Оно оказывает влияние здесь. У него есть сила».
Аларик кивнул, выражение его лица было мрачным. Слова Аурелии только подтвердили его подозрения, добавив еще один уровень сложности к и без того опасной ситуации. Они также подтвердили то, что открыла ему карта Таро Императора. «Кровоточащий Глаз», – сказал он. Вот что это значило. Вейн. Коррупция. Все было связано. Это уже не просто расследование убийства. Это было нечто гораздо большее. Они имели дело с чем-то гораздо более коварным, чем-то, что грозило поглотить весь город, если не всю планету, и дестабилизировать весь сектор. Они столкнулись со скрытым врагом, который действовал в тени, манипулируя событиями издалека, дергая за ниточки тех, кто у власти, настраивая их в своих собственных целях. Это был, понял Аларик, враг, которого вполне возможно было бы невозможно полностью победить, не в таком мире, как этот, где его влияние было глубоким. По крайней мере, не без радикальных мер. Он посмотрел на своих товарищей, тех немногих, кому он мог по-настоящему доверять в этом темном месте. Аларик знал, что ему нужно сделать.
«Нам нужно действовать быстро», – заявил Аларик, его голос был решительным и решительным. Это была задача, бремя, которое он должен нести, как Священник-следователь. Он должен нести его ради блага Империи, ради безопасности тех, кто служил Императору. Аларик встал с того места, где сидел, обращаясь к собравшимся, зная, что они последуют за ним, куда бы он ни повел, чтобы увидеть, как эта задача будет выполнена. «Вейн – обуза, опасность для этого расследования. Если ею манипулируют, как предполагает Аурелия, то мы должны разорвать эту хватку. Если она действует по собственному желанию, мы должны остановить ее, прежде чем она нанесет еще больший ущерб, прежде чем она сможет предупредить тех, кто дергает за ниточки, и лишить нас любой возможности схватить ответственных. И, – добавил Аларик, устремив взгляд, в свою очередь, на Аурелию и Каста, его самых доверенных товарищей в этом темном начинании, – «мы должны раскрыть правду об этом «Хоре». Это ключ ко всему этому, я в этом уверен. К убийству Торна. К этому скрытому злу. Ко всему. Это, – заявил Аларик, начав расхаживать взад и вперед, – источник разложения. Это те, кого мы должны действительно уничтожить если мы хотим спасти этот город, этот мир и увидеть нашу задачу, наш долг выполненными». Именно это, прежде всего, позволит Аларику исполнить свои клятвы Богу-Императору. Именно это, прежде всего, решит судьбу этого мира. Он не должен потерпеть неудачу.
Император защищает.

Глава 7: Железо и Вера
Ситуация в Улье Сибелиус становилась все более опасной. Щупальца подозрений, заговоров и потенциальной ереси распространялись, как злокачественная опухоль, угрожая поглотить все, что было дорого Аларику, уничтожить этот город и, возможно, даже этот мир изнутри. Он чувствовал это в своих костях, чувство надвигающейся опасности, растущую уверенность в том, что он столкнулся с чем-то гораздо большим и коварным, чем простое расследование убийства. Это было то, что, вероятно, распространилось не только по Шпилю, не только по городу, но, возможно, даже в некоторых отдаленных поселениях на самом Кузняграде. Аларик знал, что это был первый признак широко распространенной коррупции, которая часто предшествовала открытому восстанию, мятежу и полному краху в анархию, оставляя население уязвимым для тех, кто служил Губительным Силам, отвращая их от Императора Человечества и их долга перед Империей.
Аларик знал, что ему нужно больше ресурсов, больше рабочей силы, если он хотел иметь хоть какую-то надежду сдержать ситуацию, предотвратить дальнейшее распространение гниения и принести правосудие Императора виновным, независимо от того, насколько высоко они могли находиться во властной структуре Мегаполиса или за ее пределами. Его небольшой команды, хотя и опытной и абсолютно преданной, было недостаточно. Не для этого. Не для того, что он подозревал. Не для масштабов коррупции, которые, как он теперь был уверен, нарывали в этом городе. Скоро они столкнутся с риском открытого конфликта с теми, кто стремился сохранить свою власть, с теми, кто отпал от благодати Императора и принял коварный шепот Варпа. Ему нужна была армия, бронированный кулак Империи, представленный мощью Гвардия. Ему нужны были солдаты, которым он мог доверять, чья преданность Империи была абсолютной, а вера в Бога-Императора непоколебимой, мужчины и женщины, которым он мог доверять, если не так полно, как он доверял своим Отпрыскам Император, то, по крайней мере, в большей степени, чем продажным, легко манипулируемым СПО Кузняграда.
Имея это в виду, Аларик запросил поддержку у местного гарнизона Гвардия, 187-го Кузняградского стрелкового полка, полка с долгой и легендарной историей службы Империи, которая длилась более двух тысячелетий и охватывала службу на большем количестве миров, чем Аларик мог вспомнить, заслужив им почести и отличия, на которые могли претендовать очень немногие другие полки в любом секторе Империи. За долгие годы он постарался понять расположение военных сил в этой области галактики. Именно эта дальновидность и внимание к деталям потенциально позволяли ему действовать быстро и эффективно, предотвращая дальнейшее распространение ереси. Их текущее место службы было Кузняградом, где они служили стратегическим резервом, оплотом против любого потенциального вторжения или широкомасштабных гражданских беспорядков, обученные и готовые к развертыванию в любой момент для усиления сражающихся секторов, поддержки местных СПО или защиты планеты от любой внешней или внутренней угрозы. В этот момент они представляли собой тонкую линию, которая защищала граждан Кузняграда от полного и абсолютного хаоса, если Аларик потерпит неудачу. Аларик также знал, что они могли быть единственной силой в этом мире, которая могла гарантировать, что он и его свита выживут достаточно долго, чтобы выполнить свою задачу. Силы, представленные Вейном, те, кто был связан с этим «Хором», даже сейчас мобилизовались против него. Если они застанут его врасплох, если они двинутся слишком рано, это может означать его гибель и привести к тому, что его расследование закончится неудачей. Этого нельзя было допустить.
Внутри защищенной коммуникационной комнаты, спартанского, функционального пространства, в котором доминировал большой, гудящий радио-кастер, Аларик приготовился связаться с командиром полка, полковником Кузнецовом, старым знакомым, товарищем по предыдущей кампании, сражавшимся много лет назад на далеком мире, против врага, само существование которого Аларик пытался, даже по сей день, полностью осознать. Воспоминания об их общей борьбе, сражениях, которые они вели бок о бок, ужасах, свидетелями которых они стали, остались запечатленными в его памяти, постоянным напоминанием о хрупкости Империи и важности долга, который он выполнял изо дня в день, ради постоянной безопасности Империи Человечества. Они спасали жизни друг друга, больше раз, чем он мог вспомнить, на той пустынной, продуваемой ветрами равнине, когда все казалось потерянным, когда враг прижал их к самому краю, и выковали узы доверия и уважения, которые выдержали долгие годы и огромные расстояния, разделявшие их с того времени, той последней битвы, где милость Императора указала им путь к победе.
"Полковник Кузнецов", – проговорил Аларик в радио-передатчик, его голос спокойный, размеренный, ничем не выдающий срочности ситуации или своих собственных, очень реальных, забот. Он знал, что не стоит казаться слабым или отчаянным, даже такому человеку, как Кузнецов, которого он считал одним из своих самых доверенных союзников. Он должен был всегда сохранять вид силы, авторитета, если он хотел, чтобы другие следовали его примеру. «Прошло слишком много времени, мой друг. Я нахожусь на Кузняграде, нуждаясь в твоей помощи».
Ответ пришел быстро, голос полковника, огрубевший за годы службы, эхом разнесся из динамиков радио-передатчика, неся в себе безошибочный вид опытного командира, привыкшего справляться со сложными ситуациями, принимать решения о жизни и смерти, которые сопровождали командование полком Гвардия, и отдавать приказы, которые отправят бесчисленное множество мужчин и женщин на смерть, служа Империи. Он был человеком, который столкнулся с ужасами, которые сломили бы менее сильных людей, и который нес бремя своего долга со стоицизмом, которым Аларик мог только восхищаться. «Священник-следователь Аларик», – ответил Кузнецов, его голос был полон удивления и уважения. «Это неожиданное удовольствие. Чему я обязан этой честью? Я верю, что это не просто светский визит. Вы никогда не были любителем пустой болтовни, особенно когда вы были на какой-то миссии для Императора». Возможно, в его тоне был легкий намек на юмор, напоминание об их общем прошлом и признание целеустремленности Аларика на своем долге. Аларик чувствовал, что было хорошо знать, что, несмотря на годы, прошедшие с их последней встречи, некоторые вещи, по крайней мере, остались неизменными. Именно эта стойкость могла спасти Аларика и этот Мегаполис, если его инстинкты окажутся верными.
Аларик быстро обрисовал ситуацию в улье Сибелиус, осторожно подчеркивая потенциал широко распространенной коррупции, ереси и растущее свидетельство скрытой силы, представленной этим таинственным «Хором», действующим в городе, манипулирующим событиями из тени, контролирующим тех, кто находится внутри структуры власти Мегаполиса в своих собственных, неизвестных целях. Он говорил об убийстве Торна, о препятствовании Вейна и о шепоте непристойностей, который цеплялся за Шпиль, как саван, угрожая задушить любые попытки раскрыть правду. Однако он был осторожен, чтобы сказать как можно меньше об истинной природе их врага, о причастности Хаоса, пока не убедится, что Кузнецов действительно в безопасности, что его штаб-квартира и эта связь не могут быть скомпрометированы. Он знал, насколько коварными могут быть Губительные Силы, как они могут проникнуть даже в самые безопасные места и развратить даже самых преданных людей. Это потребует большой осторожности с его стороны.
«Мне нужна твоя помощь, Кузнецов», – заявил Аларик, его голос стал жестче, не оставляя места для сомнений в серьезности ситуации. Ему нужна была поддержка Кузнецова, его рабочая сила, само его присутствие в этом Улье, если они хотят добиться успеха. Однако это потребует деликатного подхода. В конце концов, он не мог просто обвинить Лорда-Генерала в ереси без неопровержимых доказательств. Сейчас он должен сделать вид, будто эта просьба была просто о расследовании убийства, чтобы защитить Священника-следователя от тех, кто хотел бы, чтобы его убрали, не выполнив свой долг по защите губернатора Торна. «Мне нужны войска, которым я могу доверять, солдаты, которые выступят вместе со мной против всего, что будет дальше, которые не колеблясь выполнят приказы, какими бы трудными или опасными они ни были. В этом городе гниль, мой друг, раковая опухоль, которую нужно вырезать, прежде чем она распространится на всю планету, прежде чем она поглотит все на своем пути. Я считаю, – добавил Аларик после минутного колебания, – что мы можем столкнуться с началом организованного восстания или чего-то похуже, и что может потребоваться крупномасштабное военное вмешательство, чтобы восстановить порядок и обеспечить безопасность тех, кто находится в этом Улье, кому нельзя позволить попасть в руки тех, кто хочет настроить их против Империи, кто хочет разрушить этот мир изнутри». Признать такое, показать то, что может быть воспринято как слабость, противоречило его природе, его многолетним тренировкам, его инстинктам. Он знал, однако, что Кузнецов , из всех людей, поймет, что он увидит правду в его словах, как один солдат другому, как один верный слуга Императора другому. В конце концов, они не раз спасали друг другу жизни. Он мог доверять Кузнецову , насколько он мог доверять кому-либо в этой ситуации.
На другом конце провода повисла долгая тишина, вес слов Аларика тяжело висел в воздухе, последствия того, что он предлагал, чего он просил, проникали в сознание. Аларик почти слышал, как крутятся шестеренки в голове Кузнецова, полковник взвешивал свои варианты, оценивал ситуацию, рассчитывал риски, как он делал это бесчисленное количество раз до этого на полях сражений по всей галактике, в ситуациях, когда одно решение могло означать разницу между победой и поражением, между жизнью и смертью для тех, кого он вел, для миров, которые ему было поручено защищать. Аларик терпеливо ждал, зная, что Кузнецов не примет такое решение легкомысленно, что ему понадобится время, чтобы обдумать последствия того, о чем его просили, и подготовить свой полк к тому, что может потребоваться от них.
Наконец, Кузнецов заговорил, его голос был мрачным, решительным, наполненным тихой уверенностью человека, который смотрел в бездну и вышел из нее непоколебимым, его вера в Императора и его преданность своему долгу были сильнее, чем когда-либо прежде. Аларик знал, что он был человеком, который не колеблясь сделает все необходимое, независимо от цены, чтобы защитить Империя, даже если это означало пожертвовать всем, что ему дорого. Именно это качество, эта абсолютная преданность долгу, эта непоколебимая вера сделали его идеальным союзником в этой ситуации. Аларик знал, что это может быть тем, что спасет их в конце. «Ты знаешь, что можешь рассчитывать на меня, Аларик», – заявил Кузнецов, его голос не оставлял места для сомнений, для неуверенности. Он доверял Аларику, как Аларик доверял ему, безоговорочно. «187-й будет с тобой. Мы не позволим этому городу, этому миру попасть в руки еретиков, мятежников или любого другого врага, который угрожает Империи. Мы увидим, как воля Императора будет исполнена, неважно какой ценой». Он помолчал, затем добавил, его голос понизился до почти шепота, тон конфиденциальности, который красноречиво говорил о доверии между этими двумя мужчинами: «Но сейчас конфиденциальность имеет ключевое значение. Мне понадобится больше информации об этом «Хоре», прежде чем я смогу действовать. И, Аларик, – сказал Кузнецов, его голос стал жестче, – будь осторожен. Если то, что вы говорите, правда, то мы имеем дело с чем-то гораздо более опасным, чем просто восстание. Мы имеем дело с чем-то, что наносит удар в самое сердце Империи, что грозит подорвать все, за что мы боролись тысячи лет на бесчисленных мирах."
Позже, под покровом темноты, под бдительным оком тех, кто жил и работал на верхних уровнях Мегаполиса, Аларик в сопровождении Аурелии и Каста направился в штаб-квартиру 187-го Кузняградского стрелкового полка, расположенную в укрепленном комплексе на окраине Мегаполиса Сибелиус, недалеко от самого края города, вдали от любопытных глаз Вейн и ее шпионов. Путешествие было напряженным, чревато опасностями. Каждая тень, казалось, скрывала потенциальную угрозу, каждое проезжающее транспортное средство, каждый темный переулок, казалось, скрывал убийцу, еретика, одного из тех, кто пал жертвой хищничества Варпа, их разумы были извращены, их души испорчены. В конце концов, они могли чувствовать это в воздухе, растущую чувство беспокойства, ощущение, что за ними следят, за ними охотятся. Как будто сам город восстал против них, восстал, чтобы защитить свои секреты, не дать им раскрыть правду, чего бы это ни стоило. Аларик не мог избавиться от ощущения, что время уходит, что им нужно действовать быстро, пока не стало слишком поздно. Они должны преуспеть, Аларик знал, потому что от этого зависела судьба этого города, этого мира.
Штаб полка резко контрастировал с роскошью Шпиля, свидетельством разницы между этими двумя мирами, Шпилем, олицетворяющим упадок и роскошь, и Гвардия, олицетворяющим долг, жертвенность и честь. Это был обширный комплекс сборных зданий, укрепленных бункеров и тщательно охраняемых контрольно-пропускных пунктов, окруженный высокими стенами, увенчанными колючей проволокой и огневыми точками. Это было место войны, оплот Имперской мощи, зримое напоминание о постоянной борьбе с врагами Империи, напоминание всем тем, кто служил там, что они никогда не должны ослаблять бдительность, ни на мгновение. Воздух гудел от постоянного гудения деятельности: грохота тяжелой техники, ритмичного топота марширующих ног, лающих приказов сержантов-инструкторов и вездесущего, тихого гудения машин, ауспиков и других, более эзотерических технологий, сканирующих любые признаки вражеской активности, любые намеки на ересь или коррупцию. Это был мир, далекий от позолоченной клетки Шпиля, место, где вера и долг, а не богатство и статус, были истинными мерами ценности человека. Это было место, где воля Императора исполнялась без вопросов, без колебаний, независимо от личной цены.
Их встретил у входа сам полковник Кузнецов, высокая, внушительная фигура в поношенном, покрытом боевыми шрамами ионефрите, его коротко подстриженные волосы и аккуратно подстриженная борода, с проседью, свидетельствовали о его долгих годах службы. Его лицо, морщинистое и обветренное, носило следы бесчисленных кампаний, каждая черта была свидетельством перенесенных им трудностей, сражений, в которых он сражался, и жертв, которые он принес на службе Императору. Однако внимание Алариха привлекли его глаза. Они были хрустальными, стально-серыми, наполненными тихой интенсивностью, глубиной опыта, который говорил об ужасах, которые он видел, о выигранных сражениях и потерянный, и воля, которая была испытана до самых пределов, и никогда не была найдена слабой. Это были глаза человека, который смотрел в бездну и не дрогнул, который столкнулся с самым худшим, что могла предложить галактика, и вышел непоколебимым, его вера в Императора и его преданность своему долгу были сильнее, чем когда-либо. Это были глаза человека, которому Аларик знал, что он может доверить, свою жизнь, судьбу этого мира.
«Аларик», Кузнецов приветствовал его, протягивая руку в знак дружбы, его пожатие было крепким, успокаивающим. Это был жест уважения, товарищества, между двумя старыми солдатами, двумя ветеранами бесчисленных войн, которые вместе столкнулись со смертью и выжили. Это была связь, выкованная в огне битвы, связь, которая превосходила слова, молчаливое понимание между двумя людьми, которые знали истинное значение долга, жертвы, чести. «Рад снова видеть тебя, мой друг, хотя я хотел бы, чтобы это произошло при лучших обстоятельствах».
«И ты, Кузнецов», – ответил Аларик, возвращая жест, его собственное рукопожатие было столь же крепким. Он понял, что хорошо быть среди тех, кому он мог доверять, быть в компании человека, который понимал серьезность ситуации, опасности, с которыми они сталкивались, без необходимости, чтобы ему об этом говорили. Это было облегчением, после недель плавания по предательским водам Шпиля, когда он был окружен врагами, скрытыми и не скрытыми, наконец-то иметь возможность говорить свободно, не боясь быть услышанным, быть преданным. «Ваша поддержка будет бесценна в грядущие дни».
В личном командном центре полковника, тускло освещенной комнате, заполненной голографическими дисплеями, тактическими картами и постоянным, тихим гулом коммуникационного оборудования, Аларик изложил все свои выводы, поделившись с Кузнецовом собранными им доказательствами, услышанными им шепотом, опасностями, которые он подозревал. Он говорил о скрытой силе, действующей в городе, о «Хоре», о его коварном влиянии, о его возможной связи со Искусителя, об угрозе, которую он представлял не только для Мегаполиса Сибелиус, но и для всей планеты и, возможно, для сектора в целом. Он объяснил риски, потенциал для широкомасштабной коррупции, для открытого восстания, для погружения в полный и абсолютный хаос, если они не будут действовать, если они будут колебаться хотя бы мгновение. Он знал, что может быть честен с Кузнецовом, может поделиться своими опасениями, не боясь осуждения, репрессий. В конце концов, это был человек, с которым он сражался бок о бок, человек, который знал его лучше, чем кто-либо другой в галактике.
«Мне нужны твои люди, Кузнецов», – заявил Аларик, его голос был тихим, настойчивым, не оставляющим места для недопонимания. Ему нужна была помощь Кузнецова, его опыт, само его присутствие в этом Улье, если они хотели иметь хоть какую-то надежду на успех. Это было выше его возможностей справиться в одиночку, даже при поддержке его собственной свиты. Для этого требовалась сила намного больше, намного более мощная, чем все, что он мог собрать самостоятельно. Для этого требовалась вся мощь Гвардия. «Мне нужно, чтобы они обезопасили ключевые места в Улье, чтобы защитить тех, кто верен Императору, чтобы противостоять тем, кто пал от хищничества Варпа. Возможно, – добавил Аларик, его голос стал жестче, – нам нужно будет взять под контроль сам Шпиль, устранить Вейн и ее последователей, разрушить власть этого «Хора» над структурой власти города, помешать им осуществить свои планы, какими бы они ни были. Это уже не просто расследование убийства, мой друг, – сказал Аларик, встретившись взглядом с Кузнецовом. – Это война за саму душу Кузняграда. И мы, – добавил он, указывая на себя, Аурелия, Каст и Кузнецов, – единственные, кто может с ней бороться. Единственные, кто может спасти этот мир от проклятия». Кузнецов терпеливо слушал, выражение его лица было мрачным, его глаза не отрывались от лица Аларика. Он впитывал каждую деталь, каждый нюанс, каждый намёк, его разум уже работал, рассчитывал, планировал, как он делал бесчисленное количество раз до этого, на полях сражений по всей галактике. Он был солдатом, до мозга костей, человеком действия, а не слов, человеком, который понимал язык войны, стратегии, тактики лучше, чем кто-либо, кого знал Аларик. Он был человеком, который знал, как сражаться, как побеждать, несмотря ни на что, несмотря ни на что. И он был человеком, который знал, как и Аларик, что судьба целого мира теперь лежит на их плечах, что они были последней линией обороны против угрозы, которая могла поглотить всё, что им было дорого, всё, за что выступал Империя.
Когда Аларик закончил, Кузнецов долго молчал, его взгляд был прикован к голографической карте Мегаполиса Сибелиус, его мысли метались, обдумывая возможности, потенциальные опасности, наилучший курс действий. Аларик почти слышал, как вращаются шестеренки, производятся расчеты, формулируются планы, как и много лет назад, когда они сражались вместе, бок о бок, против врага, который угрожал сокрушить их, уничтожить все, что они боролись, чтобы защитить. Аларик терпеливо ждал зная, что Кузнецов не примет такое решение легкомысленно, что ему понадобится время, чтобы обдумать последствия того, что от него требуется, того, что требуется от его полка.
Наконец, Кузнецов заговорил, его голос был тихим, решительным, полным тихой уверенности человека, который принял свое решение, который выбрал свой путь и который не отступит от него, несмотря ни на какие последствия. Это было решение, знал Аларик, которое изменит все, которое направит их на путь, с которого не будет возврата. Это было решение, которое может спасти этот мир или навсегда его проклясть.
"Ты прав, Аларик", сказал Кузнецов, встретившись глазами с Алариком, молчаливое понимание прошло между ними, признание серьезности ситуации, бремени, которое они разделили. Они оба знали, что это значит, что они собирались выпустить на волю. Это был момент, понял Аларик, который навсегда останется в его памяти, поворотный момент не только в этом расследовании, но и в истории Кузняграда, возможно, даже в истории самого Империи. «187-й будет развернут. Мы поддержим ваше расследование. Мы искореним эту коррупцию, этот «Хор», чего бы это ни стоило. Мы обезопасим этот Мегаполис, этот мир для Императора». Он помолчал, затем добавил, его голос стал жестче: «Но знай, Аларик. Как только мы примем решение, пути назад не будет. Мы будем играть в опасную игру, в которой нет ни правил, ни границ. «И, если нас обнаружат слишком рано, – сказал Кузнецов, скользнув взглядом по лицам собравшихся, – это может означать открытую войну на улицах Сибелиуса». Это может означать смерть бесчисленного множества невинных, тех самых людей, которых мы поклялись защищать. Мы должны действовать осторожно, мой друг, – сказал он, положив руку на плечо Аларика, жест солидарности, общей ответственности, – но мы также должны действовать решительно. Мы не можем позволить этой угрозе нагноиться, стать сильнее. Мы должны ударить жестко, и ударить быстро, пока не стало слишком поздно. Пока этот «Хор» не успел сделать свой ход и уничтожить все, что нам дорого».
«Согласен», – ответил Аларик, его собственный голос был столь же решителен. Он знал риски, понимал опасности, возможно, лучше, чем кто-либо другой. Он видел своими глазами, что происходит, когда таким угрозам позволяют не обращать внимания, когда порче позволяют укореняться, когда ереси позволяют распространяться. Он видел, как горят миры, был свидетелем ужасов, которые ждут тех, кто пал от хищничества Варпа, кто отвернулся от света Императора. Он не допустит, чтобы это произошло здесь, не на Кузняграде, не пока он еще дышит. «Мы сделаем то, что должны, Кузнецов. Для Императора. Для Империи. Мы не подведем. Мы не можем подвести». Он помолчал, затем добавил, его голос был полон мрачной решимости: «И пусть Император помилует наши души за то, что мы собираемся сделать». Император защищает.

Глава 8: Запах предательства
Хранилище улик представляло собой холодную, стерильную комнату, глубоко в недрах Шпиля, вдали от любопытных глаз тех, кто ходил по его верхним уровням, тех, кто жил в позолоченной клетке власти и привилегий. Это было место, где хранились секреты, где остатки прошлых преступлений, инструменты торговли покойного Торна, хранились под усиленной охраной, каждый предмет был тщательно каталогизирован, каждый из них был потенциальным ключом к раскрытию какой-то скрытой истины, к пониманию мотивов, методов тех, кто действовал в тени власти, кто использовал свое положение в Империи для своих собственных, часто гнусных, целей. Аларик знал, что это было место, где часто скрывалась правда, погребенная под слоями лжи, сокрытая течением времени, ожидающая, когда ее обнаружат те, у кого есть воля, умение и полномочия, чтобы ее найти. Воздух в хранилище был затхлым, переработанным, несущим слабый металлический привкус озона, побочный продукт мощных стазисных полей, которые сохраняли некоторые из наиболее нестабильных или скоропортящихся предметов, не давая им деградировать, поддаваться разрушительному воздействию времени. Это был запах, который Аларик хорошо знал, тот, который он ассоциировал со смертью, с распадом, с постоянной борьбой с силами энтропии, которые стремились разрушить все, что построил Империя, превратить его в пыль и пепел.
После долгих переговоров и маневров, столкнувшись с многочисленными попытками воспрепятствовать Вейн и ее последователям, Аларик, сопровождаемый Аурелией и Кастусом, наконец-то получил доступ к доказательствам, собранным в покоях губернатора Торна, физическим остаткам его жизни, его тайным порокам, его скрытым сделкам. Каждый предмет, каждый документ, каждая, казалось бы, незначительная безделушка были частью головоломки, подсказкой, которая потенциально могла привести их ближе к истине, которая могла помочь им понять мотивы убийства Торна, личность его убийцы и природу заговора, который, казалось, разрастался вокруг них, угрожая поглотить весь город, если не саму планету. Каждый предмет, который они исследовали, мог содержать какую-то скрытую подсказку, жизненно важную часть информации, которая могла бы разоблачить гниение внутри этого Мегаполиса. Аларик знал, что они должны тщательно, дотошно осмотреть каждый предмет на предмет любого знака, который мог бы показать, где распространилась эта порча, насколько глубоко она проникла в этот Мегаполис, если не в этот мир, и, возможно, где она может скрываться.
Они работали молча, их движения были точными, методичными, каждый из них был сосредоточен на своей назначенной задаче, их чувства были настороже, они искали что-то необычное, что могло бы быть признаком предательства, которое они подозревали, намеком на порчу, за которой они охотились. Это была кропотливая работа, требующая терпения, внимания к деталям и глубокого понимания тонких признаков ереси, способов, которыми враги Империи часто оставляли свой след на предметах, которых они касались, на местах, где они обитали. Они, как верные слуги Императора, должны были всегда быть начеку в поисках таких знаков и подсказок.
Аларик тщательно осмотрел коллекцию личных вещей Торна, предметы, найденные в его личных покоях, вещи, к которым он прикасался, которыми пользовался, которые держал при себе, каждая из которых была потенциальным окном в его душу, в его скрытые желания, в секреты, которые он так отчаянно пытался скрыть. Именно эти личные вещи, возможно, имели наибольший потенциал для раскрытия истины. Ибо Торн, как знал Аларик, неизбежно чувствовал бы себя в наибольшей безопасности здесь, среди тех предметов, которые были ему знакомы. Он чувствовал бы себя достаточно защищенным, чтобы ослабить свою защиту, позволить своей истинной природе проявиться, хотя бы в какой-то небольшой степени. Было несколько информационных планшетов, их содержимое все еще анализировалось командой Аларика, каждый из них был потенциальным кладезем информации, записью действий Торна, его сообщений, его планов. Аларик надеялся, что они могли бы содержать какую-то зацепку относительно его отношений с этим таинственным «Хором», какое-то указание на их личности, их мотивы, их планы. Маленькая, богато украшенная музыкальная шкатулка, поверхность которой инкрустирована перламутром, ее механизм играет навязчивую, странно знакомую мелодию. Это была мелодия, понял Аларик, которую он уже слышал раньше, где-то в своем прошлом, хотя в тот момент он не мог вспомнить ее. Это была мелодия, которая, казалось, что-то пробудила в нем, что-то глубокое и первобытное, чувство беспокойства, тоски, которое он быстро подавил, распознав в ней коварное влияние, которым она была, попытку прорвать его защиту, ослабить его решимость. Коллекция старинных монет, их происхождение неизвестно, их поверхности стерты временем, их маркировки намекают на какую-то древнюю, возможно, запрещенную, историю. Это были монеты, подозревал Аларик, которые существовали до самого Империи, которые могли произойти от какого-то утерянного или запрещенного гражданскую цивилизацию, которую Империя, возможно, уничтожил в далеком прошлом. И, наконец, небольшая книга в кожаном переплете, страницы которой были заполнены странным, незнакомым текстом, ее содержание было тайной, ее цель неизвестна. Аларик был уверен, что это была книга, которая содержала опасные знания, секреты, которые лучше оставить похороненными, забытыми. Это была книга, которая могла бы, если бы они не были осторожны, повести их по пути, с которого не было бы возврата. Аларику нужно было действовать осторожно. Он подозревал, что где-то внутри одного из этих предметов спрятана подсказка, ключ, который он искал, что-то, что могло бы указать на то, во что был вовлечен Торн, с кем он работал, и, возможно, даже привести к тем, кто организовал его убийство.
Пока Аларик рассматривал книгу, перебирая ее в руках, его пальцы обводили странный, струящийся текст на обложке, его глаза искали какую-то зацепку, какую-то скрытую деталь, которая могла бы раскрыть ее истинную природу, Аурелия, чьи психические чувства были настроены на тонкие энергии, которые их окружали, внезапно напряглась, ее глаза расширились в тревоге, ее рука взлетела ко рту, словно пытаясь подавить вздох. Это была реакция, Аларик знал, что это была реакция, которая говорила о глубоком возмущении, о внезапном осознании чего-то опасного, чего-то злого. Это была реакция, которую он видел раньше, в присутствии действительно испорченных, тех, кто пал от хищничества Варпа, чьи души были испорчены прикосновением Хаоса. Он понял, что это была та реакция, которую можно было бы ожидать в присутствии объекта, содержащего великую силу, реликвии Темных Богов. Теперь он понимал, что такой объект представлял собой непостижимую опасность не только для них, но и для всего города, для самой ткани самого Империи. Им придется двигаться еще осторожнее, чем раньше. Один неверный шаг в этом месте, с этими предметами, может стать их гибелью, не только их собственной смертью, но и триумфом тех, кого они поклялись уничтожить, победой тех, кого они стремились предать правосудию Императора.
«Священник-следователь», – воскликнула она, ее голос слегка дрожал, выдавая ее обычное стоическое поведение, ее глаза были устремлены на, казалось бы, безобидную безделушку, небольшую, искусно вырезанную статуэтку крылатого гуманоида, ее черты были прекрасны, но странно тревожны, почти андрогинны, ее поза намекала, соблазняла. Это было произведение искусства, понял Аларик, которое было одновременно пленительным и отталкивающим, манящим и тревожным, идеальным представлением коварной природы угрозы, с которой они столкнулись. Он понимал, что это был тот тип объекта, который мог легко заманить в ловушку неосторожного, который мог соблазнить даже самого набожного, который мог увести их по пути разложения и разврата, с которого не было возврата. Это был объект, которому не было места в Империи, который представлял опасность для всех тех, кто служил Императору Человечества. «Этот символ…», – продолжала Аурелия, ее голос был едва слышен, ее палец обводил контур скрытой отметки на основании статуэтки, символ, который был почти невидим невооруженным глазом, который был намеренно скрыт, скрыт от глаз, «это… это знак…» Она колебалась, не желая, казалось, даже произносить имя, давать голос злу, которое оно представляло, ужасу, который оно воплощало. Она, казалось, не хотела каким-то образом предоставить этой грязной силе дальнейшую возможность приобрести в материальном мире посредством простого упоминания ее имени.
Аларик, чувствуя ее страдания, ее страх, подошел ближе, его собственный взгляд был устремлен на статуэтку, его глаза сузились, когда он изучал символ, его разум лихорадочно работал, пытаясь поместить его, вспомнить, где он видел его раньше. Он понял, что это был знак, с которым он сталкивался всего несколько раз за долгие годы своей службы Императору, символ, который был синонимом предательства, ереси, самой темной, коварной формы разложения. Это был символ, который представлял угрозу не только Империи, но и самой ткани реальности. Это был символ, который говорил ему об истинной цели его пребывания здесь, на Кузняграде, и подтверждал то, что ему сказало Таро Императора. «Кровоточащий Глаз», – предупредил он. О разложении и скрытом враге. В тот момент он понял, что их подозрения были верны, что они столкнулись с чем-то гораздо более опасным, чем простой заговор, чем простая борьба за власть внутри Шпиля. Они столкнулись с чем-то древним, чем-то могущественным, чем-то, чьи когти глубоко застряли в сердце этого города, этого мира. С чем-то, что стремилось опутать не только отдельных людей, но и целые миры своей паутиной лжи, удовольствия, коррупции и утащить их в пропасть. Это было доказательством, если еще что-то требовалось, что это уже не просто расследование убийства. Что они сейчас стоят на пороге чего-то гораздо большего, что их действия, их решения в ближайшие дни определят судьбу не только Мегаполиса Сибелиус, но и самого Кузняграда, возможно, даже всего этого сектора Империи. Этот символ, больше, чем что-либо еще, что они видели, показывал истинную природу их врага.
«Искусителя», – заявил Аларик, имя звучало как проклятие, проклятие, его голос был лишен эмоций, но наполнен холодным, праведным гневом, жгучей силой его веры, непоколебимой уверенностью в своем предназначении, как Священника-следователя Империи Человечества. Он, больше, чем кто-либо другой, понимал истинную опасность этого символа, этой растущей угрозы. Он и, возможно, Аурелия. Каст, несмотря на весь свой опыт в СПО, вероятно, мало что знал об истинных ужасах, которые их ожидали. Аларику придется убедиться, что он полностью проинформирован о том, насколько опасен их враг. Это имя редко произносилось вслух, даже среди высших эшелонов Бюро расследовании, имя, которое шептали в страхе, в ужасе, имя, которое представляло собой окончательное разложение, окончательное предательство доверия Императора. Это имя воплощало коварную природу Хаоса, его соблазнительную силу, его способность извращать даже самые благородные намерения, самые чистые сердца, в своих собственных грязных целях. Это имя, которое, однажды произнесенное, казалось, портило сам воздух, бросало тень на все, к чему прикасалось, леденящее напоминание о постоянной борьбе между Империей и силами Варпа, битве за саму душу человечества, войне, которая бушевала тысячелетиями и, вероятно, будет продолжаться еще тысячелетия, пока хоть один человек все еще дышал в галактике.
Символ, скрытый пока, теперь, казалось, горел неестественным светом, видимым проявлением зла, которое он представлял, маяком коррупции в стерильных пределах хранилища улик. Аларик знал, что это был знак, который часто можно было найти на предметах большой красоты, изысканного мастерства, предметах, которые были созданы, чтобы искушать, соблазнять, заманивать в ловушку неосторожных, вовлекать их в служение Темному Принцу, Богу Хаоса удовольствия, излишеств и совершенства. Это был знак, который часто ассоциировался с культами, с тайными обществами, которые действовали в тени, которые охотились на слабых, уязвимых, отчаявшихся, которые предлагали им запретные удовольствия, невыразимую власть в обмен на их преданность, на их души. Аларик знал, что они часто были из высших слоев общества, богатые, могущественные, те, кто пресытился ограничениями своей смертной жизни, кто искал чего-то большего, чего-то за пределами жестких ограничений имперского закона, имперской догмы. Это была угроза, которую, как он знал, они не могли игнорировать. Больше нет. Открытие этого символа изменило все. Ставки были повышены, истинная природа их врага раскрыта. Им придется действовать с крайней осторожностью, но также и с крайней предвзятостью. Если позволить этой угрозе нагноиться, стать сильнее, это может означать проклятие всего этого мира. Они должны уничтожить эту угрозу в ее источнике, если они хотят иметь хоть какую-то надежду на успех здесь.
Каст, чье лицо побледнело от зарождающегося понимания, с ужасающим осознанием того, с чем они столкнулись, мог только смотреть на символ, его рука инстинктивно двинулась к аквиле на груди, как будто ища успокоения, защиты от зла, которое он представлял, как будто ища силы в своей вере в Бога-Императора. Аларик знал, что этот жест красноречиво говорил о глубине страха Каста, о его понимании опасности, в которой они находились. Этот жест подсознательно повторяли и другие члены Священник-следовательской свиты, присутствовавшие там, молчаливое свидетельство силы символа, первобытного страха, который он внушал даже тем, кто посвятил свою жизнь борьбе с силами Хаоса, даже тем, кто столкнулся с некоторыми из самых ужасающих угроз, которые только можно себе представить для Империи Человечества, на бесчисленных мирах, в ходе бесконечной войны.
«Таро Императора было право», – пробормотал Аларик тихим голосом, почти шепотом, но полным стальной решимости, абсолютной уверенности в своих убеждениях, пылающего огня своей веры, веры, которая была выкована в горниле войны, которая была проверена много раз и никогда не была найдена недостаточной. Это была вера, которая, как он знал, будет испытана еще раз, в грядущие дни, вера, которая вполне могла быть единственным, что могло спасти их, что могло спасти этот мир от тьмы, которая смыкалась вокруг них. Он повернулся к Аурелии, его глаза были полны мрачного понимания, молчаливого признания задачи, которая лежала перед ними, бремени, которое они разделяли, как слуги Императора, как защитники Империи, как хранители веры, в галактике, которая, казалось, была полна решимости разорвать себя на части. Они стояли вместе, как тонкая грань, между порядком и хаосом, между выживанием человечества и его полным уничтожением. Это была задача, знал Аларик, от которой они не могли уклониться, долг, от которого они не могли уклониться, независимо от цены. «Это не просто убийство, не просто политический заговор», – продолжал Аларик, его голос становился жестче, его взгляд скользил по лицам его товарищей, его глаза задержались на символе Искусителя, молчаливом обещании грядущих ужасов, битв, в которых им придется сражаться, жертв, которые им придется принести. Он понимал, что они, скорее всего, потеряют храбрых, верных солдат в грядущем конфликте, но они не должны колебаться, какой бы ценой это ни было. Это было их предназначением как слуг Бога-Императора. «Это нечто гораздо большее. Это», – сказал он, указывая на статуэтку, на скрытый символ, – «дело Архврага. «Хор», который видел Кси'ф'елл, который почувствовала Аурелия, – заявил Аларик, на мгновение сосредоточив взгляд на какой-то далекой точке за стенами хранилища, увидев то, чего не могли видеть другие, вспомнив слова своего астротелепата, вспомнив толкования Таро Императора, увидев, возможно, путь, лежащий перед ними, путь, полный опасностей, окутанный тьмой, но который мог бы, просто мог бы привести их к спасению, к победе, если бы они были достаточно храбры, если бы они были достаточно сильны, если бы они были достаточно верны, чтобы следовать ему до конца, – это культ. Культ Искусителя. И он укоренился здесь, на Кузняграде, в этом самом Улье».
Тяжелая тишина опустилась на комнату, тяжесть слов Аларика давила на них, последствия того, что он сказал, того, что они обнаружили, увязали. Аларик знал, что это был момент, который навсегда изменит их, который свяжет их вместе в общей цели, в общей борьбе с врагом, который был одновременно древним и коварным, врагом, который стремился развратить, поработить, уничтожить все, что им было дорого. Это был момент, который проверит их веру, их преданность, их мужество, как никогда прежде. Он знал, что им нужно будет действовать быстро, решительно, если они хотят иметь хоть какую-то надежду сдержать эту угрозу, не дать ей распространиться дальше, поглотить этот город, этот мир во всей его полноте. Аларик знал, с чем они столкнулись. Это была та угроза, которая часто требовала самых крайних мер, которые только можно себе представить, чтобы победить ее. Аларику, как Священник-следователь, придется предпринять все необходимые шаги, сделать все, что он должен, чтобы обеспечить выживание этого мира, его граждан. Он посмотрел на своих самых доверенных товарищей и знал, без тени сомнения, что он сделает все, чтобы обеспечить безопасность Империи. Он подозревал, что это потребует многого от него и тех, кто служил рядом с ним, но они не должны колебаться. Их вера поможет им пройти через это, Аларик был уверен в этом.
"Нам нужно сообщить полковнику Кузнецову", – заявил Аларик решительным голосом, не оставляя места для споров, для колебаний. Он знал, что они не могут откладывать, что они должны действовать сейчас, пока у них еще есть преимущество внезапности, прежде чем их враги смогут полностью мобилизоваться, смогут полностью понять угрозу, которую представляют Аларик и его свита. Он подозревал, что это потребует деликатного подхода. В конце концов, это все еще был мир Империи. Тот, который еще можно было спасти, если они будут достаточно быстры. «Нам нужно подготовиться к войне. Войне, непохожей ни на одну из тех, что мы когда-либо вели. Войне не только за тело Кузняграда, но и за его душу». Он замолчал, его взгляд скользнул по лицам его товарищей, его глаза задержались на символе Искусителя, молчаливом напоминании о враге, с которым они столкнулись, о ставках конфликта, в который они собирались вступить. Он знал, что это был конфликт, они должны победить любой ценой.
«И пусть Император помилует нас всех», – добавил Аларик, его голос был едва слышен, но наполнен пылающей силой его веры, непоколебимой уверенностью в своей цели, «за то, что мы собираемся сделать. За войну, которую мы собираемся развязать».
Император защищает.

Глава 9: Тени в Под-Мегаполиса
Под-Мегаполиса. Само название вызывало образы тьмы, упадка и отчаяния. Это было место, куда свет Императора с трудом проникал, где отбросы общества, изгои, преступники и забытые влачили жалкое существование в тенях, вдали от роскошных высот Шпиля, вдали от бдительных глаз тех, кто обеспечивал соблюдение Имперского закона на верхних уровнях Мегаполиса. Это было место скрытых опасностей, забытых ужасов, древнего, невыразимого зла. Место, куда даже самые закаленные из Военной полиции не решались ступить. Это было место, которое олицетворяло все, что пошло не так на Кузняграде. Место последнего прибежища для многих и место, которое неизбежно приведет Аларика ближе к тем, кто служил Губительным Силам и, возможно, к самому таинственному «Хору». Под-Мегаполис, больше чем где-либо еще, был местом, где Аларик чувствовал, что найдет тех, кто развратил Торна и, в конечном счете, стал причиной его гибели.
После обнаружения символа Искусителя среди вещей Торна, Аларик понял, что больше не может ограничивать свое расследование стерильными пределами Шпиля, хорошо охраняемыми залами власти, где элита, несмотря на все свои многочисленные недостатки, все еще на словах признавала Императора и законы Империи, где, по крайней мере, поддерживался фасад порядка. Он должен был отправиться в подполье города, в беззаконные глубины, где раскроется истинная природа коррупции, истинные масштабы гнили, укоренившейся на Кузняграде. Именно в этих глубинах, чувствовал Аларик, будут найдены те, кто действительно ответственен за смерть Торна, «Хор», и за это распространяющееся разложение. Именно там они прятались и проводили свои еретические ритуалы.
В сопровождении Кастуса, отряда Элитных штурмовикови горстки Полиции из местного участка, людей, отобранных Кастусом за их опыт навигации в коварных глубинах Под-Мегаполиса, их знание его обитателей и их непоколебимую преданность Империи, Аларик спустился в бездну. Он знал, что это путешествие уведет их далеко от привычных удобств верхнего города, далеко от хорошо освещенных коридоров и упорядоченной рутины Шпиля, в мир вечных сумерек, лабиринтных туннелей и разрушающихся сооружений, где единственным законом был закон выживания, где сильные охотились на слабых, и где шепот Варпа, казалось, отражался в каждой тени. Каждый шаг вглубь Под-Мегаполиса был для тех, кто сопровождал Аларика, шагом дальше от знакомого им мира, от безопасности и защищенности. Они знали, что чем дальше они продвигались, тем больше рисковали их жизни. Это путешествие могло, потенциально, также привести к их смерти. Тем не менее, они последовали за Алариком во тьму. Каждый был верен Империи и знал, что это расследование имело первостепенное значение для Кузняграда и для тех граждан Империи, которые жили здесь. Сам спуск был испытанием, резким переходом от упорядоченных высот Шпиля к хаотичным глубинам Под-Мегаполиса. Они ехали в полуразрушенном грузовом лифте, его древние механизмы стонали и содрогались под напряжением, его внутреннее пространство было наполнено смрадом разложения, немытых тел и чего-то еще, чего-то неуловимого, но глубоко тревожащего, намека на порчу, которая пронизывала нижние уровни города, которая просачивалась в каждую трещину и щель, которая цеплялась за сам воздух, которым они дышали. Это был запах, понял Аларик, который он уже встречал раньше, в других местах, затронутых заразой Хаоса, запах, который говорил о запретных удовольствиях, о невыразимых деяниях, о медленной, коварной эрозии души. Это был запах, который был, даже для его собственных чувств, странно притягательным, даже когда он боролся с его притяжением, против коварных шепотов, которые пытались соблазнить его. Это был знак того, что Хаос, этот Искусителя, действительно вцепился когтями в Кузняград и его жителей.
По мере того, как они спускались, знакомые звуки верхнего города, гул машин, шепот голосов, успокаивающее гудение имперских технологий затихали, сменяясь какофонией незнакомых шумов: кап, кап, кап воды, эхом разносящейся по невидимым туннелям, шуршание крыс в темноте, далекий лязг металла о металл, приглушенные крики и вопли жителей Под-Мегаполиса, вовлеченных в всевозможные незаконные действия, каждый из которых был потенциальной уликой, зацепкой для Аларика, по которой можно было следовать. Это была симфония хаоса, резкий контраст с упорядоченной гармонией Шпиля, напоминание о постоянной борьбе между порядком и энтропией, между Империей и силами, которые стремились разрушить его, превратить в щебень и пепел.
Чем глубже они спускались, тем более гнетущей становилась атмосфера. Воздух стал густым и тяжелым, наполненным пылью, грязью и т. д. запахи и запах разложения. Люмены пылали, бросая сюда лишь тусклый, болезненный свет, их свет следил за бесчисленными тенями, которые танцевали и мерцали в каждой лампе, каждый. Они как будто попали в другой мир, царство вечных сумерек, куда изо всех сил пытался проникнуть свет Императора, где властвовала тьма. Аларик знал, что это был мир, где все могло скрываться вне поля зрения, за мерцающими лужами освещения, ожидая возможности нанести удар. Они должны оставаться всегда бдительными. Именно их умения и вера позволят им сохраниться здесь или увидеть их поражение.
Они вышли в огромное, похожее на пещеру пространство, полуразрушенную площадь, которая когда-то могла быть оживленным рынком, центром деятельности в те дни, когда Нижний Мегаполис все еще был каким-то значимым образом связан с городом наверху, до того, как гниль распространилась в, до того как банды, мутанты и еретики объявили его своим. Теперь это была сцена нищеты и упадка, свидетельство разъедающего воздействия пренебрежения, изоляции, медленного, неумолимого упадка некогда процветающее сообщество, теперь оставленное гнить во тьме, вдали от благодати Императора. Это было место, Аларик был уверен, что оно не видело дневного света долгие годы. Это было место, забытое всеми теми, кто жил и работал в Шпиле наверху. Место, потерянное для света Императора.
Ветхие конструкции, сколоченные из спасенного металла, гниющих бревен и выброшенных материалов, выстроились по краям площади, их мерцающие люмены отбрасывали длинные танцующие тени, которые, казалось, извивались и извивались, живя собственной жизнью. Это были жилища, предприятия, убежища жителей Под-Мегаполиса, каждое из которых является свидетельством их стойкости, их способности к адаптации, их воли к выживанию в суровой, беспощадной среде, их изобретательности, даже в создании пространств, в которых они могли бы выкроить какой-то тип существования . Аларик знал, что они также были потенциальными укрытиями для тех самых людей, которых он искал, для тех, кто лишился милости Императора, для тех, кто обратился к поклонению Темным Богам, для тех, кто проводил свои грязные ритуалы в скрытые места этого города, вдали от любопытных глаз властей.
Множество фигур, чьи лица были скрыты тенями, их тела были одеты в лохмотья, их намерения были неясны, двигались по площади, их глаза, когда их можно было увидеть, были полны смеси подозрения, враждебности и страха. Это были обитатели под-Мегаполиса, забытые, обездоленные, изгои, те, кого оставил позади неумолимый марш прогресса, постоянно расширяющиеся потребности Империи, те, кого сочли недостойными, нежелательными, расходными. Они были продуктом системы, которая пережевывала и выплевывала тех, кто не мог угнаться, кто не мог приспособиться, кто не мог соответствовать. Они были напоминанием, Аларик знал, о жестокости Империи, о суровых реалиях жизни в галактике где выживали только сильные, где сострадание было роскошью, которую могли себе позволить лишь немногие. Они представляли собой, более чем что-либо, население, готовое к эксплуатации, либо руками тех, кто находится внутри Шпиля, либо чем-то еще более опасным, более коварным, как представлено «Хором», и символом Искусителя, который они обнаружили. Эта огромная популяция представляла собой легкую добычу для тех, кто служил Губительным Силам.
Они были разнообразной толпой, хаотичной смесью людей и почти человеческих нелюдей, их тела были искажены и мутированы суровой средой, поколениями воздействия токсичных отходов, радиации, невидимым энергиям Варпа, которые пронизывали это место. Некоторые из них были явно членами банд, их тела были украшены грубыми татуировками, их одежда и оружие были лоскутным одеялом из спасенных предметов, их глаза были полны хищного блеска, с кипящее насилие, которое было постоянным скрытым течением в Под-Мегаполиса, грозило вырваться наружу в любой момент, перерастя в безумие кровопролития и разрушений. Они представляли собой, потенциально, либо источник конфликта, либо информации, в зависимости от того, как Аларик решил подойти к ним. Другие просто пытались выжить, свести концы с концами в этом неумолимом месте, их лица были изуродованы усталостью от постоянной борьбы, их Тела, несущие шрамы жизни, прожитой на грани, их глаза отражали суровую реальность мира, где каждый день был битвой за выживание, где надежда была редким и драгоценным товаром. Они могли бы, как знал Аларик, также представлять возможность собирать разведданные, чтобы услышать слухи о том, что сделал Торн, куда он пошел и с кем он общался на этих нижних уровнях. Некоторые, возможно, даже захотят поделиться этой информацией, за определенную цену, конечно. Были также, Аларик знал, что те из них, кто представлял собой гораздо более темную, гораздо более коварную угрозу, те, кто отвернулся от Императора, которые приняли шепот Варпа, которые предались поклонению Темным Богам. Аларик знал, что именно их он должен был больше всего опасаться, поскольку они были самыми опасными, самыми непредсказуемыми, наиболее склонными наброситься на любую предполагаемую угрозу их скрытому миру, их тайным практикам. Аларику нужно было убедиться, что они не имеют ни малейшего представления о его истинной цели пребывания здесь, или его охота закончится, даже не начавшись по-настоящему. Они должны были гарантировать, любыми необходимыми средствами, что Аларик и те, кто следовал за ним, не покинут это место живыми.
По мере того, как группа продвигалась глубже в Под-Мегаполис, Каст, не выпуская из руки оружия и не отрывая глаз от теней, указывал на различные ориентиры, места, которые Торн, как известно, часто посещал, заведения, удовлетворявшие темные желания тех, кто стремился избежать жестких ограничений имперского закона, кто искал запрещенных удовольствий, которые Церковь считала еретическими, которые могли привести к развращению души и вечному проклятию. Это были места, знал Аларик, где влияние ангелов-хранителей было слабым там, где раздавались шепоты, где в храмах совершались подношения.. Это были места, где сеялись семена ереси, где зараза Хаоса могла легко пустить корни, где неосторожный мог быть введен в заблуждение, мог соблазниться обещанием запретного знания, запретной силы, запретных удовольствий. Он также понял, что это были места, где он мог найти ключи к действиям Торна, к его тайной жизни, к личности его убийцы, к природе «Хора», который предвидел Кси'ф'елл. Именно эти места, подозревал Аларик, давали наибольшую возможность собрать доказательства, найти людей, которые могли или хотели бы предать своих хозяев и предоставить ему важную информацию, если, то есть, цена была правильной.
«Золотой кубок», – пробормотал Каст, указывая на особенно обветшалое сооружение, вход в которое был скрыт тенью, а его вывеска – потускневшее, едва различимое изображение золотой чаши, едва различимое в мерцающем свете близлежащего люмена. Само изображение, извращение того, что иногда использовала Церковь, казалось, насмехалось над верой тех, кто следовал за Императором, превращая ее во что-то грязное, во что-то еретическое. «Частный клуб, обслуживающий тех, кто любит… экзотику. Его часто посещали торговцы, мелкие дворяне и иногда инопланетяне. Торн был завсегдатаем, или так мне сказали. Проводил много времени и денег в задних комнатах. Ходят слухи, – добавил Каст, понизив голос почти до шепота, его глаза сканировали окружающие тени, как будто он ожидал, что кто-то или что-то подслушает, – что они занимаются не только пряным вином и экзотическими танцовщицами. Что они предлагают… впечатления… которые недоступны на верхних уровнях. То есть, – он колебался, как будто, не желая даже произносить эти слова, – противоречат имперскому закону».
Они двинулись дальше, проходя мимо других заведений с названиями, которые были одновременно двусмысленными и зловещими: «Поцелуй змеи», «Дом шепота», «Багровая вуаль». Аларик знал, что каждый из них был потенциальным врагом в сердце тьмы, местом, где неосторожный мог потерять себя, быть поглощенным своими желаниями, быть уведенным на путь, с которого не было возврата. Это были места, где коварный шепот Искусителя, возможно, был наиболее силен, где искушениям удовольствия, излишеств, совершенства было труднее всего противостоять. Это были места, где «Хор» мог вполне успешно действовать, где могли собираться его члены, где его влияние могло ощущаться наиболее остро. Они даже могли, как понимал Аларик, быть вынуждены вступить с некоторыми из них в открытый конфликт, если возникнет такая необходимость. Ему и его свите предстояло увидеть, как эта угроза будет уничтожена любыми необходимыми средствами.
Когда они углубились в тень, они столкнулись со сценой, которая заставила даже закаленных Отпрысков Императора беспокойно пошевелиться, которая заставила Полиция крепче сжать свое оружие, их лица стали мрачными и решительными. Это была сцена, которая говорила о разврате, излишествах, полном пренебрежении святостью человеческой жизни, об учении Императора, об основах Имперского общества. Это была сцена, которая, как понял Аларик, была прямым отражением развращающего влияния Искусителя, о коварной силе «Хора», о тьме, которая укоренилась в этом городе, в этом мире.
В тускло освещенном переулке, стены которого были покрыты непристойными граффити, а пол был завален отбросами бесчисленных недозволенных встреч, они обнаружили остатки того, что можно было описать только как ритуал, извращенную церемонию, которая явно включала акты невыразимого разврата, чрезмерного насилия, ритуальных пыток. Это была сцена, знал Аларик, которая шокировала бы даже самых пресыщенных жителей Под-Мегаполиса, сцена, которая говорила о падении в безумие, в самое сердце Хаоса. Это было сцена, которая ясно дала понять, вне всякого сомнения, что они имеют дело с чем-то гораздо более опасным, гораздо более коварным, чем просто культ, чем простая группа еретиков. Они имели дело с чем-то, что стремилось подорвать самые основы Империи, что стремилось развратить и поработить все человечество, что стремилось утащить всю галактику в пропасть. Это была сцена, которая, возможно, больше, чем что-либо другое, показала Аларику истинную опасность, с которой они столкнулись, и почему они не могли потерпеть неудачу, почему они должны преуспеть любой ценой.
Стены были покрыты тревожными символами, знаками, которые, казалось, извивались и двигались перед их глазами, которые, казалось, зарывались в их разум, которые нашептывали о запретных удовольствиях, невыразимых деяниях. Аларик знал, что это были символы, которые были связаны с поклонением Искусителя, с самыми темными, самыми извращенными ритуалами Бога Хаоса излишеств, удовольствий, совершенства. Они были символами, которым не было места в Империи, которые представляли угрозу всему, за что выступал Император, всему, что Аларик поклялся защищать. В центре переулка, освещенные мерцающим светом близлежащего люмена, лежали останки нескольких людей, их тела были изуродованы, их конечности были расположены в непристойных позах, их лица застыли в выражении экстаза и агонии, ужасающее свидетельство глубин распущенности, в которые они погрузились, ужасов, которые они испытали в свои последние минуты. Аларик знал, что эта сцена навсегда останется в памяти тех, кто станет ее свидетелем, сцена, которая будет преследовать их во сне, которая испытает их веру, которая подтолкнет их к самым пределам их выносливости, их здравомыслия. Это была та самая сцена, которая так часто в прошлом приводила к тому, что миры объявлялись потеряными, их население предавалось мечу, само их существование стиралось из записей Империи, чтобы предотвратить дальнейшее распространение этой порчи, заражение других миров, других народов. Аларик знал, что это было не то решение, которое он мог принять легкомысленно, но это было то, которое он мог бы принять, если бы они не смогли сдержать эту угрозу, если бы они не смогли уничтожить этот «Хор» у самого источника.
«Императором», – выдохнул Каст, его голос был полон смеси ужаса и отвращения, его рука инстинктивно двинулась к аквиле на груди, как будто ища успокоения, защиты от окружавшего их зла, от тьмы, которая, казалось, надвигалась на них со всех сторон. Аларик заметил, что этот жест был отражен другими Полиция, молчаливая молитва о силе, о руководстве, о защите в этом месте теней, в этом сердце тьмы.
«Это работа «Хора», – заявил Аларик, его голос был холодным, его глаза были твердыми, как пласталь, его взгляд был прикован к ужасной сцене перед ними, его разум уже работал, анализируя, собирая воедино доказательства, пытаясь понять мотивы, методы тех, кто мог совершить такие действия, кто мог служить такому хозяину, кто добровольно принял бы такую тьму. Он не мог позволить себе поддаться эмоциям, ужасу, отвращению. Он должен был оставаться сосредоточенным, оставаться объективным, видеть это таким, каким оно было на самом деле: место преступления, источник информации, улика, которая могла бы приблизить их к их конечной цели, уничтожению этого культа, спасению этого мира. «Вот как они действуют. Вот как они распространяют свое влияние. Через акты невыразимой развращенности. Через погоню за удовольствием, за излишествами, любой ценой». Он остановился, его взгляд скользнул по лицам его товарищей, его глаза задержались на символе Искусителя, украшенном на стене чем-то, что казалось кровью, ужасающее напоминание о враге, с которым они столкнулись, о ставках войны, которую они вели. «Они стремятся развратить, поработить, уничтожить. Они стремятся превратить этот город, этот мир, в игровую площадку для своих извращенных желаний, в памятник своему темному богу».
«Торн был вовлечен в это», пробормотала Аурелия, ее голос был едва слышен, но наполнен глубокой печалью, с глубоким, неизменным чувством потери, ее глаза были устремлены на изуродованные тела, ее психические чувства, несомненно, были подавлены отголосками боли, ужаса, экстаза, которые задержались в этом месте, которые цеплялись за сам воздух, которым они дышали. Аларик знал, что она всегда несла с собой бремя – способность чувствовать эмоции, мысли, воспоминания других, дар, который был также проклятием, силой, которая могла как просветлять, так и разрушать. «Я чувствую это», – продолжила она, ее голос слегка дрожал, выдавая ее обычное стоическое поведение, ее рука двигалась к виску, как будто чтобы отразить внезапную боль, как будто чтобы заблокировать психические эманации, которые нападали на нее со всех сторон. «Его присутствие здесь, среди жертв, среди преступников. Он был частью этого. Он наслаждался этим».
Открытие вызвало холодок по спине Аларика, подтверждая его худшие опасения, обоснованные ожидая предупреждений Императорского Таро. Это было не просто расследование убийства. Это была не просто охота на еретиков. Это была война за саму душу Кузняграда, война против врага, который был и коварен, и могущественен, врага, который уже проник в высшие эшелоны власти, который развратил Планетарного Губернатора, который распространял свое влияние по всему городу, как болезнь. Это была война, он знал, они не могли позволить себе проиграть, война за само выживание, не только для тех, кто жил в этом мире, но, потенциально, для бесчисленного множества других, по всему этому сектору и, возможно, даже дальше. Они были щитом Империи, мечом Императора, и они не должны были потерпеть неудачу. Они не могли потерпеть неудачу.
«Нам нужно найти места, где Торн потворствовал своим… аппетитам», – заявил Аларик, его голос был решительным, не оставляя места для сомнений, колебаний, страха. Он знал, что им нужно было сделать. Он знал о рисках, опасностях, с которыми они столкнулись. Он знал, что они могут не все пережить это, что им, возможно, придется принести ужасные жертвы в грядущие дни. Но он также знал, что у них есть долг, ответственность перед Императором, Империей, народом Кузняграда, остановить это безумие, уничтожить этот культ, прежде чем он сможет распространиться дальше, прежде чем он сможет унести еще больше невинных жизней. «Нам нужно идентифицировать тех, кто участвовал в этих… ритуалах. Нам нужно найти «Хор» и уничтожить его, корень и ствол». Он замолчал, его взгляд скользнул по лицам его товарищей, его глаза были полны мрачной решимости, абсолютной уверенности в своих убеждениях, горящего огня его веры, веры, которая, как он знал, будет испытана до самых пределов в грядущие дни. «Мы очистим этот город», поклялся Аларик, его голос эхом разнесся во тьме, обещание, угроза, молитва, «даже если нам придется сжечь его дотла, чтобы сделать это». Император защищает. Но иногда, Аларик знал, Императору нужна была небольшая помощь.

Глава 10: Знамение госпитальеров
Безопасный дом был небольшим, невзрачным жилищем, типичным для Под-Мегаполиса. Это была единственная тесная комната, сколоченная из спасенного металла и выброшенных жилых блоков. Ее стены были тонкими, пол неровным, а потолок низким, едва достаточным, чтобы даже Аларик мог стоять прямо, не наклоняясь. Единственный мерцающий люмен обеспечивал единственное освещение, отбрасывая длинные, искаженные тени, которые танцевали и покачивались при каждом сквозняке, при каждой тонкой вибрации окружающей конструкции. Это было, во всех отношениях, далеко от роскоши Шпиля, от относительного комфорта казарм Элитных штурмовиков даже от любой лачуги, занимаемой большинством старших членов Правительство. Тем не менее, это было, по крайней мере, на данный момент, убежищем, местом, где они могли перегруппироваться, где они могли спланировать свой следующий шаг, где они могли, с надеждой, избежать бдительных глаз своих врагов, как тех, кого они знали, так и тех, кто все еще оставался скрытым, таясь во тьме, ожидая возможности нанести удар.
Открытие ритуальной сцены в переулке, неоспоримое доказательство влияния Искусителя, потрясло их всех. Это было суровое напоминание об истинной природе врага, с которым они столкнулись, о коварной силе Хаоса, о его способности развращать даже самых набожных, извращать даже самые благородные намерения в своих собственных грязных целях. Это также подтвердило подозрения Аларика, подтвердило предупреждения Таро Императора и укрепило его решимость уничтожить этот культ, очистить этот город любой ценой. Это, больше, чем что-либо другое, открыло ему, насколько велика опасность, с которой они столкнулись, не только со стороны их физических врагов, но и со стороны коварных шепотов Варпа, со стороны искушений Искусителя, со стороны тьмы, которая медленно, неумолимо просачивалась в каждый уголок этого города, этого мира. Теперь он знал, что они сражались не просто за раскрытие убийства или даже за свержение заговора еретиков. Они сражались за саму душу Кузняграда. И он понял, что это была битва, которую они вполне могли проиграть, если не будут осторожны, если не сохранят бдительность, если позволят соблазниться шепотом Темного Принца, обещаниями удовольствия, власти, совершенства, которые эхом раздавались в тенях этого темного места. Они создали убежище ранее, используя сеть контактов, которые Каст наладил во время своего пребывания в СПО, людей, которые по разным причинам решили помочь Священник-следователь, которые остались верны Империи, несмотря на риски, несмотря на опасности. Это были люди, как знал Аларик, которые понимали истинную природу угрозы, с которой они столкнулись, которые видели воочию ужасы Хаоса, цену коррупции. Это были люди, которые были готовы рискнуть своими жизнями, своими средствами к существованию, чтобы помочь ему, предоставить ему убежище, информацию, любую поддержку, которую они могли предложить, в надежде, что он сможет преуспеть там, где другие потерпели неудачу, что он сможет спасти этот город, этот мир от тьмы, которая смыкалась вокруг него, угрожая поглотить его целиком. Они представляли собой проблеск надежды в сердце постоянно растущей тьмы. Они представляли, по крайней мере для Аларика, самое лучшее, что могло предложить Человечество.
Когда они расположились в тесном пространстве, тишину нарушали только далекие звуки Под-Мегаполиса, постоянный гул разлагающейся инфраструктуры города, капание воды из невидимых протечек, рысканье крыс в стенах, Аурелия, с бледным и измученным лицом, встревоженными глазами, двинулась в центр комнаты, ее взгляд скользил по лицам собравшихся, ее психические чувства были настороже. События последних нескольких дней, обнаружение символа Искусителя, ужасы, свидетелями которых они стали в переулке, явно нанесли ей урон. Возможно, это поколебало ее веру или, по крайней мере, проверило ее на прочность. Она чувствовала, как знал Аларик, коварное влияние Варпа вокруг них, постоянное, гнетущее присутствие, которое грозило поглотить ее, утащить в бездну. Она слышала шепот Темных Богов, соблазнительные обещания власти, удовольствия, совершенства, которые эхом раздавались в тенях, которые пытались соблазнить ее, развратить ее, отвратить ее от света Императора. Потребовались все ее силы, все ее обучение, вся ее вера, чтобы сопротивляться, держаться за свет Бога-Императора, в этом месте тьмы, в этом сердце разложения.
«Мы должны быть уверены», – заявила она, ее голос был тихим, почти шепотом, но полным настойчивости, тяжести, которая заставила замолчать комнату, которая привлекла их внимание. Ее глаза, обычно такие спокойные, такие безмятежные, теперь мерцали с интенсивностью, едва сдерживаемый страх, красноречиво говоривший об опасностях, с которыми они столкнулись, о коварной природе врага, с которым они сражались. Аларик понял, что этот страх выходит за рамки физического, касается чего-то гораздо более глубокого, чего-то гораздо более фундаментального, страха потерять себя, поддаться тьме, стать тем, что они поклялись уничтожить. «Мы должны быть уверены, что никто из нас не был… скомпрометирован. Что никто из нас не был… тронут… заразой Искусителя». Она замолчала, ее взгляд задержался на каждом из них по очереди, ее глаза искали, прощупывали, искали любой признак слабости, любой намек на порчу, любой признак того, что враг уже проник в их ряды, что они уже были прорваны изнутри. Аларик знал, что это была необходимая предосторожность, жизненно важный шаг в обеспечении их выживания, их успеха в этой войне против коварной силы Хаоса. Он также понял, что это было испытанием их веры, их преданности, их приверженности делу, испытанием, которое они все должны были пройти, если у них была хоть какая-то надежда на успех, на спасение этого мира от тьмы, которая грозила поглотить его.
«Я проведу психическую чистку», – продолжила Аурелия, ее голос был едва слышен на фоне постоянного гула Под-Мегаполиса, ее руки двигались в серии сложных, отработанных жестов, как будто она плела заклинание, как будто она призывала силу Самого Императора, чтобы защитить их, оградить от тлетворного влияния Варпа, от коварного шепота Темных Богов. Аларик знал, что это был ритуал, который она уже проводила бесчисленное количество раз, психическая техника, разработанная Сестринством, Церковью, чтобы обнаружить заразу Хаоса, идентифицировать тех, кто был испорчен, кто отпал от благодати Императора, кто отдал себя на службу Губительным Силам. Это была техника, которая была одновременно мощной и опасной, которая требовала огромного мастерства, огромного контроля и непоколебимой веры в Бога-Императора, чтобы сами неолуркы не были поглощены теми самыми энергиями, которыми они стремились владеть, той самой тьмой, которую они стремились развеять. «Это будет кратко, но это будет тщательно. Я почувствую любые… остаточные следы… любой психический остаток… который может указывать на то, что кто-то из нас был… подвержен… влиянию… врага».
Аурелия изучала их одного за другим, ее глаза были закрыты в сосредоточении, ее психические чувства вытянуты наружу, как щупальца света, исследуя умы, души присутствующих, ища любые признаки порчи, любые намеки на коварный эффект Искусителя. Это был мучительный процесс, как для нее, так и для тех, кого она исследовала, психическое вторжение, которое было необходимо, но глубоко тревожило. Это было нарушением, в некотором роде, их сокровенных «я», их мыслей, их чувств, их воспоминаний, их страхов, их надежд, их мечтаний. Аларик знал, что это было напоминанием о силе, которой обладала Аурелия, о доверии, которое они ей оказали, о бремени, которое она несла, как санкционированный неолурк, как воин Сестринства, как слуга Императора, в галактике, где силы Хаоса всегда таились, всегда ждали возможности нанести удар, развратить, уничтожить. Они, как слуги Империи, должны всегда быть бдительными против таких угроз.
По мере того, как она переходила от человека к человеку, тишина в комнате становилась все тяжелее, более гнетущей, напряжение почти невыносимым. Единственным звуком был слабый, ритмичный пульс психической силы Аурелии, тонкая вибрация в воздухе, которая, казалось, отражала биение их собственных сердец, которая, казалось, отражала постоянный, коварный гул Варпа, который пульсировал под поверхностью реальности, всегда угрожая прорваться, поглотить их всех. Каждый из них, как знал Аларик, в этот момент остро осознавал свою собственную уязвимость, хрупкость своих собственных душ, постоянную опасность разложения, легкость, с которой даже самые набожные, самые преданные могли быть сбиты с пути, могли быть искушены шепотом Темных Богов, могли быть вынуждены предать все, что им было дорого. В этот момент каждый из них стоял обнаженным перед светом Императора и взглядом того, кто мог по-настоящему видеть их души, того, кто сразу бы узнал, если бы они таили в себе немного тьмы.
Аларик, несмотря на свой многолетний опыт, несмотря на свою непоколебимую веру, не мог не почувствовать проблеск беспокойства, когда психический взгляд Аурелии упал на него. Он знал, что ему нечего скрывать, что его преданность Императору абсолютна, что его ненависть к Хаосу чиста, неподдельна. Но он также знал, что сила Искусителя коварна, что она может проникнуть в умы даже самых праведных, что она может извратить их желания, их страсти, их мысли ради своих собственных грязных целей. Он знал, что подвергся воздействию заразы Хаоса, что он ходил в тенях, что он видел то, чего не должен видеть ни один смертный человек. Он стар тем не менее, он сам себя избрал. Он знал, что, как Священник-следователь, его воля была сильна. Он должен был, в конце концов, оставаться всегда сильным перед лицом такой коварной, всепроникающей коррупции. Он знал, что никогда не сможет и никогда не поддастся такому искушению.
Он открыл ей свой разум, не оказывая никакого сопротивления, позволяя ей исследовать глубины его существа, исследовать каждый уголок его души, уверенный, что она не найдет ничего, кроме пылающего огня его веры, непоколебимой уверенности в его цели, абсолютной, непреклонной убежденности в его преданности Императору Человечества, Империи Человека. Это был момент уязвимости, доверия, молчаливого свидетельства связи, которая существовала между ними, связи, которая была выкована в огне бесчисленных битв, перед лицом невообразимых ужасов, связи, которая, как он знал, будет проверена до самых пределов в грядущие дни. В конце концов, они должны, как слуги Империи, работать вместе, если они хотят победить этого врага и спасти Кузняград от его зловещего влияния.
Когда психические чувства Аурелии нахлынули на него, Аларик почувствовал внезапный холод, чувство глубокого беспокойства, как будто холодная рука протянулась и коснулась его души. Он мог чувствовать ее присутствие в своем разуме, нежную, но мощную силу, просеивающую его мысли, его воспоминания, его эмоции, ища любой признак порчи, любой намек на коварное влияние Варпа. Он знал, что это было ощущение, которое мало кто за пределами рядов неолурков мог когда-либо по-настоящему понять, чувство полного разоблачения, обнажения перед силой, которая была одновременно ужасающей и внушающей благоговение, одновременно благожелательной и опасной. Однако Аларику было нечего бояться. Он сосредоточил свой разум, его мысли были чисты, позволяя психическому осмотру продолжаться, пока, наконец, он не закончился.
Наконец, после того, что казалось вечностью, Аурелия отступила, ее глаза резко открылись, ее лицо было изнурено, с напряжением психических усилий, но также и с проблеском облегчения. Она ничего не нашла. Они были чисты. Пока. Однако они все еще были в опасности. Эта угроза не была устранена, просто сдерживалась на время. Этот «Хор» мог, даже сейчас, планировать какое-то новое злодеяние, какой-то новый ритуал, с помощью которого распространить свое грязное влияние и отвратить больше населения от света Императора.
«Вы все чисты», объявила она хриплым голосом, ее взгляд скользнул по их лицам, ее глаза задержались на каждом из них по очереди, как будто чтобы уверить себя, как будто чтобы подтвердить собственными глазами то, что она уже видела своими психическими чувствами. «Но», добавила она, ее голос упал почти до шепота, выражение ее лица потемнело, глаза наполнились растущим страхом, «зараза распространяется. Это как… психические миазмы… растущая тьма… которая нависает над городом, которая просачивается во все, к чему прикасается. Я чувствую это, вокруг нас, как… шепот в глубине моего сознания, постоянное, коварное давление, которое стремится развратить, извратить, поработить. Это влияние Искусителя, которое становится сильнее с каждым днем. Оно стремится найти слабость в каждом из нас. Мы должны быть всегда бдительны». Ее слова тяжело повисли в воздухе, суровое предупреждение, леденящее напоминание об опасностях, с которыми они столкнулись, о коварной природе врага, с которым они сражались, о постоянной угрозе разложения, о легкости, с которой даже самые набожные могут быть сбиты с пути, могут быть вынуждены предать все, что им дорого. Аларик знал, что это была угроза, которую они не могли игнорировать, от которой они не могли убежать, угроза, которая будет преследовать их, которая будет преследовать их, пока они не уничтожат ее, или она не уничтожит их. Они не могли, не должны были позволить себе поддаться ей.
"Что ты имеешь в виду, шепот?" – спросил Аларик, его голос был тихим, напряженным, его глаза были устремлены на Аурелию, его разум лихорадочно работал, пытаясь понять истинную природу угрозы, с которой они столкнулись, пытаясь предугадать следующий шаг врага. Ему нужна была информация, ему нужно было понять, как действует этот "Хор", как он распространяет свое влияние, как он удерживает свой контроль над городом, над его населением. Ему нужно было знать, с чем они столкнулись, если они хотели иметь хоть какую-то надежду победить его, спасти этот мир от тьмы, которая смыкалась вокруг него, угрожая поглотить его целиком. Они должны были знать своего врага, если они действительно хотели иметь хоть какую-то надежду победить его.
«Это… трудно объяснить», – ответила Аурелия, ее голос был напряжен, ее лоб был нахмурен в сосредоточении, как будто она пыталась уловить мимолетную мысль, полузабытый сон, как будто она пыталась выразить словами что-то, что находится за пределами человеческого понимания, что-то, что бросает вызов ограничениям языка, логики, разума. «Это как… песня, мелодия, которую вы не можете услышать, которую вы не можете точно определить, но которая, как вы знаете, где-то глубоко внутри, там, играет за пределами вашего слуха, прямо под поверхностью вашего сознания. Это песня удовольствия, желания, совершенства, песня, которая про все, чего ты когда-либо хотел, все, о чем ты когда-либо мечтал, в обмен на одну маленькую уступку, на один момент слабости, на один шаг во тьму». Она замолчала, ее глаза расфокусировались, как будто она слушала что-то, что никто другой не мог услышать, как будто она боролась, чтобы противостоять соблазнительной силе песни, которая играла, даже сейчас, в глубине ее сознания, в тишине Под-Мегаполиса, в самом сердце безопасного дома. С их стороны потребовалась бы большая сила духа, чтобы противостоять такому искушению, такому шепоту.
«И это становится сильнее», – продолжила она, ее голос был едва слышен, но полон чувства срочности, страха, ее глаза снова сфокусировались, встретившись с Алариком, молчаливая мольба о понимании, о помощи, в этой битве против коварной силы Варпа, битве, которая была не только физической, но и духовной, битве за их души. ««Хор» становится смелее, его влияние распространяется далее, его песня становится громче, настойчивее, сопротивляться ей становится все труднее. Они готовят что-то, Священник-следователь, – заявила Аурелия, устремив на него взгляд, – что-то… большое. Что-то… ужасное. Я чувствую это. Они планируют что-то, что высвободит их силу в этом городе таким образом, каким мы еще не видели, что-то, что может испортить весь этот мир и не спасти его. Что-то, что могло бы навсегда потерять этот город, возможно, весь этот мир для Империи".
Аларик кивнул, выражение его лица было мрачным, его мысли метались, пытаясь предугадать следующий шаг врага, пытаясь разработать план, стратегию, которая позволила бы им противостоять этой угрозе, уничтожить этот культ, прежде чем он сможет высвободить все ужасы, которые он планировал. Он знал, что у них мало времени, что им нужно действовать быстро, решительно, если они хотят иметь хоть какую-то надежду на успех. Они не могли позволить себе колебаться, сомневаться, позволить себе быть парализованными страхом, сомнениями. Они должны были двигаться вперед, наносить сильный и быстрый удар, дать бой врагу, прежде чем враг сможет дать бой им.
"Нам нужно найти их", – заявил Аларик, его голос был решительным, непреклонным, не оставляя места для споров, для инакомыслия. Он знал, что им нужно было сделать, даже если он еще не знал точно, как они это сделают. Он знал, что они не могли позволить себе ждать, позволить этому культ не должен был стать сильнее, распространить свое влияние дальше. Им нужно было нанести удар сейчас, пока у них еще был шанс, пока не стало слишком поздно. «Нам нужно найти этот «Хор», и нам нужно уничтожить его, прежде чем он сможет выпустить на волю то, что он задумал. Нам нужно вырезать эту гниль, это разложение в самом начале». Он замолчал, его взгляд скользнул по лицам его товарищей, его глаза были полны яростной решимости, абсолютной уверенности в своих убеждениях, горящего огня его веры, веры, которая была выкована в горниле войны, которая была проверена снова и снова, и которая никогда не была найдена недостаточной. Он знал, что эта вера будет проверена еще раз, в грядущие дни, вера, которая вполне могла быть единственным, что могло спасти их, что могло спасти этот мир от тьмы, которая смыкалась вокруг них. В конце концов, это был их долг, как слуг Императора, противостоять таким угрозам, обеспечивать безопасность Империи любой ценой.
«И пусть Император направит наши шаги», – добавил Аларик, его голос эхом разнесся в маленьком, тесном пространстве, молитва, песнопение, объявление войны, «ибо мы идем в сердце тьмы, в логово зверя. И мы можем не все вернуться». Он знал, о чем просил их. Он знал, с какими опасностями они столкнулись. Но он также знал, что они не могли, не должны были потерпеть неудачу. На карту было поставлено слишком многое. Судьба целого мира, возможно, даже большего, висела на волоске.
Император защищает. Но иногда даже защиты Императора может быть недостаточно. Иногда, Аларик знал, одной веры недостаточно. Иногда требовались действия, жертвы и готовность сделать все необходимое, неважно какой ценой, чтобы защитить Империя, защитить человечество от ужасов Варпа, от коварных шепотов Темных Богов. А иногда требовалась небольшая помощь от таких людей, как те, кто сражался рядом с ним сейчас. Он знал, что они добьются успеха. Он должен был в это верить. Ибо верить во что-либо иное означало бы поддаться отчаянию. И в этой войне, против этого врага, просто не было места для таких мыслей. Они должны были действовать как один, в этом начинании, если они хотели спасти Кузняград от тех, кто стремился захватить его в своих собственных, еретических, целях.

Глава 11: Лабиринт Лжи
Шпиль, некогда символ имперской власти и порядка, теперь ощущался как лабиринт лжи, место, где каждая тень скрывала потенциальную угрозу, где каждый шепоток, казалось, нес в себе скрытый смысл, где каждая встреча была чревата опасностью. Это было место, понял Аларик, которое было не тем, чем казалось, место, где налет цивилизации был тонким, где гниль коррупции была глубокой, где враги Империи действовали открыто, защищенные своим положением власти, самой структурой общества, которое они поклялись защищать. Аларик знал, что это было опасное место для Священника-следователя, место, где его авторитет, само его присутствие вызывали возмущение, где за каждым его шагом следили, где его враги пытались подорвать его, устранить его любыми необходимыми средствами с этого места власти, чтобы сохранить свой собственный статус, свои собственные секреты, чтобы продолжить любые грязные дела, которые они запланировали. Это было, больше всего, место, которое нуждалось в очищающем огне Императора. Тем не менее, Аларик должен был быть осторожен, должен был быть уверен в своей земле. Двигаться слишком рано могло быть опасной ошибкой.
Расследование Аларика привело его в этот конкретный коридор, узкий, тускло освещенный проход глубоко в административной части Шпиля. Он узнал, что это было место, которое Вейн часто использовала для тайных встреч, место, где она могла говорить со своими доверенными лицами, своими информаторами, своими сообщниками, не опасаясь, что ее подслушают, что за ней будут наблюдать те, кому она не доверяла. Это было место, подозревал Аларик, где она могла встретиться с убийцей Торна, где она могла вступить в сговор с теми, кто стремился свергнуть существующий порядок, кто стремился распространить влияние Хаоса по всему городу, кто стремился превратить Кузняград в убежище для своей распущенности, для своих еретических практик. Это было место, которое Аларик инстинктивно чувствовал важным, место, которое содержало часть головоломки, подсказку, которая могла бы привести его ближе к истине, ближе к сердцу заговора, пустившего корни в этом городе, в этом мире. Это было место, которое, чувствовал Аларик, Вейн не хотела, чтобы он был, место, которое она предпочла бы, чтобы он не расследовал. Он знал, что это был риск, приехать сюда, в это место, где Вейн имела власть, где ее влияние было сильнее всего. Но он верил, что это был риск, на который стоило пойти.
Он двигался тихо, осторожно, сквозь тени, сопровождаемый Кастусом и горсткой Отпрысков Императора, их ботинки не издавали ни звука на изношенном металлическом полу, их руки никогда не отрывались от оружия, их глаза постоянно сканировали окружающую темноту, выискивая любой признак опасности, любой намек на засаду, любой признак того, что их обнаружили, что их присутствие здесь ожидалось. Это была напряженная, опасная игра, в которую они играли, игра в кошки-мышки, где ставки были выше, чем любой из них мог по-настоящему понять, где один неверный шаг мог означать разницу между успехом и неудачей, между жизнью и смертью. Именно в такие моменты Аларик чувствовал себя наиболее живым, наиболее настроенным на опасности вокруг него, наиболее осознающим свою собственную смертность и наиболее решительным на успех, неважно какой ценой. Его вера, его подготовка, его инстинкты – все было сосредоточено на текущей задаче, на том, чтобы увидеть исполнение воли Императора, неважно, кто может встать у него на пути.
Внезапно по коридору раздался резкий и властный голос, пронзая тишину, словно бритва, разрушая напряженную неподвижность, посылая всплеск адреналина в организм Аларика. Это был голос, который он узнал, голос, который он ассоциировал с обманом, с препятствием, с тонко завуалированной враждебностью, которая становилась все более выраженной с каждым днем. Это был голос лорда-Генерала Вейн. Она каким-то образом, несмотря на все их предосторожности, обнаружила их присутствие здесь. Или, возможно, понял Аларик, она предвидела их прибытие, расставила для них ловушку, заманила их сюда, в это место по своему выбору, где у нее было преимущество, где она могла контролировать ситуацию, где она могла, возможно, устранить угрозу, которую представлял Аларик, раз и навсегда. В любом случае, она была недовольна.
«Священник-следователь Аларик», – окликнула Вейн, ее голос эхом разнесся по узкому проходу, ее слова были наполнены смесью гнева, власти, едва скрываемого презрения, что говорило многое о ее истинных чувствах к нему, к его расследованию, к самому присутствию Бюро расследовании в ее мире, в ее городе. «Что это значит? Почему вы здесь, в этой запретной зоне, без моего разрешения, без моего ведома? Что вы надеетесь найти, крадучись в тенях, как обычный вор, как преступник, как те, на кого вы поклялись охотиться? Вы забыли, Священник-следователь, – добавила она, повысив голос, в ее словах звучал намек на угрозу, на предупреждение, – что вы здесь гость, что вы подчиняетесь моей власти, законам этого города, законам Кузняграда? Или вы считаете себя выше таких вещей? Выше всех нас? Вы верите, что власть Императора действительно безгранична?"
Аларик остановился, медленно повернувшись лицом к своему обвинителю, выражение его лица было спокойным, бесстрастным, не выдавая ничего из расчетов, которые мчались в его голове, из оценки ситуации, которую он делал, из потенциальных опасностей, из возможных вариантов действий. Теперь он мог видеть ее, стоящую в конце коридора, купающуюся в тусклом свете ближнего люмена, ее высокую и внушительную фигуру, ее черты лица были кадор, ее глаза сверкали смесью ярости и чего-то еще, чего-то, что Аларик не мог полностью расшифровать, чего-то, что могло быть страхом или, возможно, отчаянием. Она была не одна. Несколько фигур, чьи лица были скрыты тенями, стояли позади нее, их руки лежали на рукоятях оружия, их позы были напряжены, готовые броситься в бой по ее команде. Они были, как предположил Аларик, некоторыми из ее самых доверенных силовиков, ее личной гвардией, людьми, которые были преданы ее, возможно, даже соучастника ее планов, того, что она пыталась скрыть. Это была опасная ситуация, Аларик знал, ситуация, которая легко могла перерасти в насилие, в конфронтацию, которую он надеялся избежать, по крайней мере сейчас. Но он не отступал. Он не мог. Не сейчас. Не тогда, когда он был так близок к раскрытию правды.
"Лорд-Генерал", ответил Аларик, его голос был спокойным, размеренным, его тон был уважительным, но твердым, не выдавая ни напряжения, которое он чувствовал, ни осознания опасности, в которой он находился. В конце концов, он сталкивался с гораздо худшим. Он не будет запуган ею или ее последователями. В конце концов, он был Священником-следователем Империи Человека. «Мое расследование требует, чтобы я следовал каждой зацепке, чтобы я исследовал каждый путь, куда бы он меня ни привел, кого бы он ни оскорбил. Я здесь не для того, чтобы оспаривать вашу власть, а чтобы раскрыть правду о смерти губернатора Торна, чтобы искоренить коррупцию, охватившую этот город, коррупцию, которая, как я считаю, берет свое начало в этом самом Шпиле». Он замолчал, устремив взгляд на Вейн, его глаза искали на ее лице любой признак слабости, любой намек на обман, любой признак того, что она была вовлечена в заговор, что она, как он подозревал, что-то скрывает, кого-то защищает. «И я не отступлю от своей задачи», – продолжил Аларик, его голос стал жестче, его слова несли на себе тяжесть его власти, власти Бюро расследовании, власти Самого Императора, «ни бюрократические препоны, ни завуалированные угрозы, ни физическое запугивание. Мой мандат исходит от высшей силы, Лорд Генерал», – сказал Аларик, его рука почти незаметно двинулась к Священник-следовательской розетке, висевшей у него на груди, символу его власти, напоминанию о власти, которой он обладал, власти, которая заменяла любую местную юрисдикцию, любого планетарного губернатора, любого Лорда Генерала, «и я прослежу, чтобы она была выполнена». Глаза Вейн сузились, ее губы скривились в усмешке, ее рука двинулась к богато украшенному пистолету, висевшему у нее на бедре, оружию, которое, как знал Аларик, было больше, чем просто символом ее статуса, больше, чем просто декоративным аксессуаром. Это было оружие, которым она умела пользоваться, оружие, которым она, вероятно, пользовалась много раз прежде, чтобы навязывать свою волю, устранять врагов, удерживать власть. Это было оружие, которое она, возможно, сейчас подумывала применить к нему. «Ты переступаешь границы, Священник-следователь», – прошипела она, ее голос был тихим, опасным, полным едва сдерживаемой ярости, с оттенком отчаяния, выдававшим ее спокойный фасад. Она теряла контроль, понял Аларик, и это делало ее еще более опасной, более непредсказуемой. Это означало, что она чувствовала давление, что она начинала понимать, что ее секреты, ее ложь вот-вот будут раскрыты, что ее тщательно выстроенный мир вот-вот рухнет вокруг нее. «Вы обвиняете меня в препятствовании, однако именно вы вмешиваетесь в дела, которые вас не касаются, сеете раздор среди людей, подрываете стабильность этого города своими беспочвенными обвинениями, своей неустанной погоней за тенями, за призраками, которые существуют только в вашем сознании. Вы представляете опасность для этого города, Священник-следователь», – заявила Вейн, ее слова были острыми, как осколки стекла, «опасность для самого порядка, который вы, как вы утверждаете, поддерживаете. И я не потерплю этого. Я не позволю вам разрушить все, что мы здесь построили, все, ради чего мы работали, в вашем слепом стремлении к какому-то воображаемому заговору. Вы ограничите свое расследование дворцом губернатора», – приказала она, ее голос становился громче, ее слова эхом разносились по коридору. , приказ, угроза, отчаянная попытка вернуть себе контроль над ситуацией, подтвердить свою власть, поставить его на место. Это был, как знал Аларик, приказ, которому он не мог, не хотел подчиняться. Это также, как понял Аларик, было еще одним доказательством того, что она была вовлечена в этот заговор, что она пыталась что-то скрыть, что ей было чего бояться от его расследования. Ее попытки ограничить его передвижения еще больше убедили Аларика, что он на правильном пути. Вейн, в конце концов, не хотела, чтобы он слишком глубоко копался в деятельности тех, кто находится за Шпилем.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71470012?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.