СОЗНАНИЕ ТЬМЫ
СанаА Бова
Bova Team
Когда привычный мир рушится, а тьма заполняет его трещины, остаётся лишь вопрос: как далеко ты готов зайти, чтобы спасти тех, кого любишь?
Наоми и Синдел – два полюса одной звезды, дружба которых стала якорем в бурном океане жизни. Но всё меняется, когда в жизнь Синдел входит загадочный Виктор, оставляющий за собой лишь тени и боль. Синдел оказывается на грани жизни и смерти, а Наоми, движимая отчаянием, берётся за расследование, которое уводит её в мир древней магии и опасных тайн.
На пути к правде Наоми сталкивается с мистическими пророчествами, смертельными ловушками и существами из других миров. Она узнаёт, что Виктор – это больше, чем просто человек, а его имя связано с Аролоном, древней сущностью, способной искривлять реальность. Каждый шаг Наоми становится битвой, каждое решение – испытанием. И когда стены между мирами начинают рушиться, она осознаёт, что противостояние с Виктором – это не просто борьба за жизнь подруги, но и за сохранение собственной души.
СанаА Бова
СОЗНАНИЕ ТЬМЫ
Глава 1
ПРОЛОГ
Наоми и Синдел всегда напоминали два полюса одной звезды: такие разные, но неразрывно связанные невидимыми нитями, сплетёнными самой судьбой. Они были похожи на день и ночь, на свет и тень, неспособные существовать друг без друга. Их дружба начиналась ещё в детстве, когда крошечные ладони впервые сцепились на облупленных качелях посреди старого двора детдома. Двор пах сыростью после дождя и металлической ржавчиной, приносимой ветром с качелей. Этот момент и определил всё, а мир, шершавый и тёплый одновременно, начал вращаться вокруг их маленького союза.
Наоми всегда проявляла себя сдержанно, а её плавные и расчётливые движения, напоминали ритм осеннего ветра, который мягко шелестел в сухих листьях, но никогда не терял своей силы. Тихие и глубокие серые глаза, похожие на покрытое дымкой небо перед дождём, редко выдавали её чувства, словно она прятала их от мира, оставляя при себе. Она смотрела на всё вокруг с умом, который остро различал детали, ведь для неё мир был сложной головоломкой, разгадывать которую она предпочитала не торопясь, шаг за шагом.
Её любовь к тишине выражалась во всём. Наоми предпочитала запах пыльных страниц старых книг шуму людских разговоров. Вокруг неё витала аура покоя, похожая на утренний воздух, наполненный мягким ароматом жасмина, который она выбирала как духи и этот запах был тем самым невидимым щитом, защищающим её от хаоса окружающего мира. В словах Наоми звучала сталь, но не грубая, а холодная и точная, как лезвие, которым она разрезала путаницу чужих проблем.
Синдел, напротив, была олицетворением огня. Её звонкий смех, как первые капли весеннего дождя, разбивающие лёд на лужах, всегда притягивал внимание всех вокруг. Она не боялась быть яркой, даже ослепляющей, и её рыжие волосы, насыщенные, как пламя заката, всегда казались живыми, играя на ветру. Её прозрачные глаза, голубые, как утреннее небо после грозы, светились озорством и беспечностью.
Синдел всегда казалась немного рассеянной, будто её мысли, как лёгкие облака, улетали куда-то за горизонт, туда, где её собственный мир, полный неизвестных красок, начинался и никогда не заканчивался. Она жила в своём ритме, наполненном спонтанными решениями и мечтами, редко подчиняющимися логике.
Её любовь к яркому выражалась не только в поступках, но и в выборе одежды. Она предпочитала платья насыщенных цветов: алые, бирюзовые и золотистые – оттенки, играющие на солнце, словно переливы света на воде. Её густой и тёплый аромат – запах ванили, всегда смешивался с лёгким, прохладным шлейфом ландышей, оставляя за ней незримую загадку. Этот парфюм был отражением её души – сладким и манящим, но с лёгким привкусом чего-то мимолётного, как весна, которая никогда не задерживается.
Они были абсолютно разными, но эта противоположность и делала их неразделимыми. Там, где Наоми приносила покой и стабильность, Синдел разжигала огонь движения и перемен. Там, где Синдел поднимала вопросы, Наоми находила ответы. Вместе они создавали баланс, который был прочнее, чем любые внешние различия.
Их дружба существовала вне времени, как древняя легенда, пересказанная на сотнях языков.
НАЧАЛО
«Иногда мысли о смерти накатывали на меня так неожиданно, что я вздрагивала от них, будто внезапного порыва холодного ветра, прорвавшегося сквозь плотно закрытые окна. Такие тихие и незаметные размышления, казалось, притягивали меня в пугающую глубину, заставляя каждый раз осознавать, как далеко завели меня мои же собственные мысли. В голове рождались образы, тягучие, словно густой туман, заполняющий улицы в преддверии грозы. Они не просто появлялись – они проникали внутрь, трансформируя суть скрытой натуры, словно кто-то переписывал холсты моей души.
Эта рукопись – сложная и запутанная, словно древний манускрипт – теперь была исписана страхами, зародившимися ещё до моего рождения. Моя мать, такая же тревожная и потерянная, как и я сейчас, была первой, кто начертал эти линии, добравшиеся до меня спустя пятнадцать лет. Эта тёмная, невидимая нить обвила мою жизнь, как корни, проросшие сквозь старое дерево.
Повзрослеть мне пришлось рано. Завтраки, аккуратно сервированные на потрескавшихся фарфоровых тарелках, стали моим первым утренним ритуалом. Гладить одежду – это был уже не выбор, а обязанность. Ещё с семи лет, а может и раньше, эти задачи стали частью моей жизни, хотя я вряд ли помню все детали. Годы стерли их, оставив только общий фон: тепло утюга, запах горячей ткани и чувство, что детство просачивается сквозь пальцы.»
На прикроватной тумбочке лежал блокнот в кожаном переплёте. Он был раскрыт, аккуратно размещён так, чтобы его страница ловила свет лампы. Каждая линия его обложки, каждый шов, казалось, был продуман до мельчайших деталей, словно этот предмет был частью какого-то замысловатого сценария. Этот блокнот не был здесь случайностью. Он был оставлен специально, ведь его присутствие должно было создать впечатление, что эта комната – декорация, крошечный театр одного актёра.
Вся обстановка выглядела будто сцена, созданная режиссёром, желающим запечатлеть последний день человека, страдающего от неизлечимого горя. Постель была аккуратно заправлена, но подушку слегка смяли, чтобы создать иллюзию недавнего сна. Лампа, горящая мягким приглушённым светом, наполняла пространство теплом, которое, однако, не приносило уюта. Повсюду царил идеальный порядок, за исключением нескольких мелких деталей, оставленных, чтобы намекнуть на внутренний хаос.
Синдел знала, что делает. Она подготовила эту сцену до мельчайших подробностей, вдохновлённая книгами и фильмами, которые изучала с маниакальной тщательностью. Она знала – её история должна быть убедительной, чтобы никто не заподозрил ни малейшего подвоха. Каждая деталь и мелочь в этой комнате должны были говорить за неё, пересказывая историю её разбитого сердца, её страданий, её финального решения – разбитое сердце, как хрупкий сосуд, больше не выдержало. На прикроватной тумбочке, рядом с блокнотом, стоял маленький флакон со снотворным. Он был открыт, а крышка лежала рядом, словно намекая на то, что уже поздно что-то изменить. Запах лекарства – горький, с химическим оттенком, – всё ещё витал в воздухе, смешиваясь с ароматом её духов: ванильной сладостью, которая, казалось, теперь стала слишком тяжёлой, почти удушливой.
Синдел лежала на кровати, а её лицо, обычно такое живое, было спокойным, словно высеченным из мрамора. Слёзы оставили едва заметные дорожки на щеках, каждая из которых была частью тщательно выверенного сценария. Она хотела, чтобы её боль была видна, но не кричащей, а тонкой и почти неуловимой.
Всё было разыграно идеально. Каждая деталь, каждая эмоция, каждая скатившаяся по её щеке слезинка были отрепетированы до совершенства. Эта сцена и этот момент стали финальной точкой, её тщательно продуманного прощания с миром, но где-то глубоко внутри оставалось чувство, что даже эта идеально выстроенная картина не смогла бы передать всей боли, которая разрывала её на части.
ГЛАВА 1. ДВЕ ЗВЕЗДЫ ОДНОЙ СУДЬБЫ
Утро в маленьком городке началось серо и безлико. Холодный осенний туман окутал улицы, словно плотное призрачное покрывало, поглощая очертания домов, деревьев и даже привычные детали окружающего мира. Фонари, оставшиеся гореть с ночи, излучали тусклый, почти бесполезный свет, их ореолы растворялись в сыром воздухе, как тени, утратившие форму. Отдалённые звуки редких машин глухо тонули в этом тумане, будто сам город не хотел нарушать тишину, обретённую под покровом осени.
Воздух был насыщен влажной сыростью и тонким, едва уловимым ароматом увядших листьев, который наполнял лёгкие ощущением увядания. В этом запахе была грусть и что-то тревожащее, как предчувствие надвигающегося дождя или чего-то более зловещего. Казалось, что сама природа замирала, готовясь к чему-то неизбежному, чего никто ещё не мог осознать, но что витало в каждом вдохе.
Наоми сидела у окна своей скромной квартиры, задумчиво глядя на пейзаж, поглощённый дымкой. Сквозь стекло, покрытое мельчайшими каплями конденсата, мир выглядел неясным, словно сон, из которого трудно проснуться. Её серые глаза – спокойные и глубокие, как предгрозовое небо, – были устремлены вдаль, но в их отражении угадывалась лёгкая тревога, которая казалась неосознанной, но настойчивой.
Она машинально провела рукой по своим каштановым волосам. Они были мягкими, лёгкими, как осенние листья, поймавшие слабый луч света из-под лампы. Волосы блестели тусклым золотистым оттенком, едва заметным в этом сером мире. Наоми была одета в плотный серый свитер с высоким горлом, который уютно облегал её плечи. Джинсы, удобные и выцветшие, дополняли её образ. Простота её одежды подчёркивала её привычку не привлекать внимания, словно она предпочитала скрывать себя от внешнего мира, оставаясь спокойной гаванью внутри.
Но это была лишь внешняя оболочка. Простота её облика всегда резко контрастировала с её внутренним миром, острым, как лезвие, и глубоким, как осенний пруд, чья гладь скрывает тайны подводных течений. В её мыслях никогда не было пустоты, даже в моменты, когда она, казалось, замирала в неподвижности, как сейчас.
Тишину нарушил резкий звонок телефона, словно нож, разрезавший густую пелену её размышлений. Наоми вздрогнула, её руки машинально дёрнулись, а взгляд мгновенно вернулся в реальность. Казалось, что в этот звук был вложен какой-то смысл, который она ещё не могла уловить. Звонок звучал слишком громко, слишком резко для этого утра, будто за ним скрывалось нечто большее, чем просто разговор.
Она потянулась к аппарату, её пальцы, такие уверенные и спокойные в повседневной жизни, на мгновение дрогнули. Ответив, она услышала голос, который узнала сразу – звонкий, но почему-то странный.
– Наоми, ты придёшь? – это была Синдел, её подруга с детства. Её голос, обычно наполненный энергией и теплом, сейчас звучал иначе. В нём угадывалась слабая, почти невидимая трещина, которую Наоми не могла сразу определить.
– Конечно, – ответила она, её голос прозвучал чуть тише, чем она рассчитывала. – Всё в порядке?
Синдел на мгновение замолчала, и это молчание стало для Наоми ответом.
– В порядке. Просто… приходи, – коротко сказала Синдел, её голос был как шёпот ветра, уносящий нечто важное прежде, чем оно станет понятным.
Звонок оборвался раньше, чем Наоми успела спросить что-то ещё. Она осталась сидеть с телефоном в руках, чувствуя, как её сердце забилось быстрее, чем должно было. В комнате снова воцарилась тишина, но теперь она казалась другой, насыщенной чем-то тяжёлым и невидимым.
Наоми медленно положила телефон, чувствуя, как по комнате начинает распространяться слабый запах дождя, словно туман за окном проник внутрь. Она знала Синдел слишком хорошо, чтобы поверить, что её слова ничего не значат. За этой короткой фразой скрывалось что-то большее, что-то, что не давало ей покоя.
Она поднялась, натянув своё пальто, и направилась к двери. Её шаги отдавались глухим эхом в пустой квартире, но даже её собственный дом, всегда уютный и спокойный, теперь казался ей чужим. Что-то в этом звонке заставило её почувствовать, что граница между привычным и неизведанным уже пересечена. И обратного пути не будет.
Кафе, где они всегда встречались, уютно пряталось в лабиринте узких улочек старого города. Трещины на асфальте, наполненные следами недавнего дождя, отражали мутный свет уличных фонарей, будто город сам отводил взгляд. Потускневшие витрины магазинов, облепленные объявлениями и блеклыми афишами, казались заброшенными, словно время давно забыло об этих местах. Когда Наоми дошла до двери, её окутал резкий порыв ветра, пахнущий мокрой землёй и отдалённым запахом дымки, как будто осень сама выдохнула своё присутствие.
Она вошла внутрь, и тёплый, густой воздух кафе сразу окутал её, как мягкий плед. Запах крепкого кофе наполнял пространство, смешиваясь с ароматом свежеиспечённых булочек с корицей. Однако этот уютный букет не мог скрыть странного ощущения, будто само кафе, обычно полное жизни, сегодня затаилось. Гул голосов посетителей был почти неслышен, и даже звуки кофемашины казались приглушёнными. Всё пространство дышало неестественной тишиной, словно задерживало дыхание в ожидании чего-то неизбежного.
Наоми огляделась и сразу заметила её. Синдел сидела за их привычным угловым столиком, и даже на расстоянии было видно, что она не в себе. Рыжие волосы, обычно сияющие, как закатное солнце, сейчас выглядели тусклыми, словно их обожгли морозным ветром. На ней было тёмно-зелёное пальто, чуть великоватое, будто она спряталась в нём от мира, а под ним виднелось светлое платье с мелким узором, которое напоминало увядшие полевые цветы. Она выглядела как осенний лист, едва держащийся на ветке, готовый сорваться при первом же порыве ветра.
Её глаза, обычно яркие и наполненные жизнью, сейчас были усталыми и тревожными. Они напоминали зимнее небо, затянутое облаками, в котором уже не осталось солнечного света.
– Ты опоздала, – сказала она, когда Наоми подошла, её голос был тихим, лишённым привычной задорности.
– На пару минут, – мягко возразила Наоми, садясь напротив.
Синдел потянулась к чашке с кофе. Её тонкие пальцы, такие изящные, что казалось, они созданы для чего-то хрупкого и прекрасного, едва заметно дрожали. Она обхватила керамическую чашку, словно пыталась согреться от её тепла. Вокруг запястья блестел браслет с маленьким янтарным камнем, который Наоми заметила впервые. Этот камень, похожий на застывшую каплю заката, смотрелся странно ярко на фоне её бледной кожи.
– Что случилось? – спросила Наоми, её голос был низким и ровным, как шум дождя за окном.
Синдел вздохнула, её плечи едва заметно поникли. Она избегала взгляда Наоми, её глаза словно утопали в пустоте пространства перед собой. На её лице появилась слабая улыбка, но она была неестественной, как маска, скрывающая настоящие чувства.
– Ничего, – коротко ответила она. – Просто хотела тебя увидеть.
Но Наоми не поверила. Она знала Синдел слишком хорошо, чтобы принять эти слова. В её тихой, едва уловимой паузе читалось больше, чем в любой фразе. Наоми молчала, не отрывая внимательного взгляда от подруги. Тишина между ними становилась густой, почти ощутимой, как туман за окном, который медленно заползал в мысли и мешал дышать.
– Скажи мне, – наконец сказала Наоми, её голос прозвучал мягко, но настойчиво, как шелест ветра, проникающий в каждую щель.
Синдел слегка вздрогнула. Её глаза затуманились, и она отвела взгляд, словно что-то внутри неё сломалось. Её плечи ссутулились, и Наоми почувствовала, как в воздухе повисло напряжение, густое, как запах ванильных духов Синдел, который вдруг стал казаться слишком сладким, почти навязчивым. Этот аромат всегда напоминал Наоми о беззаботных днях их детства, но теперь он, словно тень прошлого, только усиливал тревогу.
– Я встретила его, – наконец произнесла Синдел, её голос был тихим, словно она боялась, что за этими словами что-то прячется.
– Его? – переспросила Наоми, её брови слегка приподнялись, но голос остался ровным.
Синдел посмотрела на неё, и в её взгляде было столько боли, что Наоми почувствовала, как у неё по спине пробежал холодок. Она ещё не знала, что этот разговор станет началом цепочки событий, которые изменят их жизни навсегда.
– Виктора, – сказала Синдел, и её голос прозвучал, как тихий раскат далёкого грома, который откатывается в пустоту и оставляет за собой напряжённое ожидание. Имя, простое и обыденное, вдруг наполнило пространство невидимой тяжестью, заставляя воздух между ними будто загустеть.
Синдел осторожно опустила чашку на стол, её руки теперь лежали на вытертой поверхности, но пальцы нервно теребили край салфетки, создавая мелкие складки. Она смотрела на эти движения, словно они могли помочь ей найти правильные слова.
– И? – осторожно спросила Наоми, её голос был тихим, но в нём звучала неизменная твёрдость, как у человека, готового услышать любую правду.
Синдел подняла на неё взгляд. Её голубые глаза, обычно такие ясные и светлые, теперь казались затуманенными, будто в их глубине затаилось что-то невыразимое.
– Всё было как в сказке, – начала она, но её голос звучал с примесью странного отчаяния. Слова мечтательности казались неискренними. – Он… другой. Особенный.
Она замолчала, сделав паузу, которая затянулась, как тонкая нить, готовая оборваться. Казалось, Синдел искала нужные слова, чтобы объяснить что-то невыразимое, но вместо этого утонула в собственных мыслях. Её пальцы продолжали теребить салфетку, а плечи едва заметно подались вперёд, как у человека, несущего тяжёлую ношу.
– Мы познакомились случайно, – наконец произнесла она, и её голос стал едва слышным. – И с первой минуты я почувствовала… не знаю, как объяснить. Будто я его уже знала.
Эти слова повисли в воздухе, заполняя тишину, в которой звучало только тихое тиканье старых часов над барной стойкой. Наоми нахмурилась. Её серые глаза, обычно спокойные и изучающие, теперь наполнились скрытой тревогой.
– Что-то не так, – сказала она. Её голос был мягким, но в нём чувствовалась напряжённая настороженность, словно она пыталась нащупать невидимую грань между правдой и тем, что скрывала Синдел.
Синдел горько усмехнулась, но эта усмешка была короткой, словно вспышка, оставляющая за собой только пепел. Её взгляд вновь упал на стол, а пальцы замерли, уставшие от бесполезного движения.
– Ты всегда всё знаешь, правда? – сказала она, и в её голосе смешались укор и благодарность, как два несовместимых оттенка.
Снаружи дунул резкий ветер, ударив в двери кафе, которые с тихим стуком распахнулись на несколько секунд. Холодный воздух ворвался внутрь, принеся с собой запах мокрой земли, сырости и увядших листьев. Этот аромат был плотным, как будто сам лес пришёл за ними.
Наоми почувствовала, как её кожу пробивает холод, но взгляд её остался неподвижным. Она заметила, как Синдел вздрогнула. Её плечи резко дёрнулись, а руки, до этого расслабленные, напряглись, как будто этот порыв ветра унёс с собой часть её сил.
– Ты в порядке? – тихо спросила Наоми, её голос звучал ровно, но внутри она уже чувствовала, что ответ ей не понравится.
Синдел не ответила. Её глаза, словно скрытые в тумане, снова смотрели вдаль, но уже не видели ничего, кроме невидимой для других тени, которая не оставляла её с того момента, как Виктор вошёл в её жизнь.
– Ты всегда всё знаешь, правда? – её слова звучали одновременно с укором и с благодарностью.
Снаружи дунул ветер, толкнув двери кафе. В помещение ворвался холодный воздух, смешанный с запахом мокрой земли и гнилых листьев. Наоми заметила, как Синдел вздрогнула, словно этот ветер забрал с собой часть её силы.
– Скажи мне, – повторила Наоми, её голос стал чуть громче, но всё ещё оставался мягким, как шелест листвы перед бурей.
Синдел снова подняла глаза, и Наоми невольно задержала дыхание. Эти глаза, обычно яркие, светящиеся озорством, теперь выглядели потухшими. В них читалась усталость, которая была больше физической: это была изнеможённость человека, несущего непосильную ношу, скрытую от чужих глаз. Словно невидимые цепи сковывали её плечи, и с каждым шагом они становились всё тяжелее.
– Я не могу, – прошептала Синдел, её голос был таким тихим, что он едва долетел до Наоми. – Просто не могу.
На мгновение их взгляды встретились, и Наоми почувствовала, как что-то холодное, липкое скользнуло по её коже. Синдел выглядела, будто боролась с чем-то внутри себя, с тем, что не могла высказать вслух, даже если бы захотела.
Наоми хотела возразить, задать ещё один вопрос, но что-то в выражении лица подруги остановило её. В этом взгляде было слишком много тьмы, слишком много боли, которую невозможно было скрыть, но ещё больше – чего-то необъяснимого, от чего становилось не по себе. Она понимала: Синдел скрывает что-то важное. Возможно, слишком важное, чтобы её разум мог это выдержать.
Когда они вышли из кафе, мир показался ещё более гнетущим. Туман, который раньше лишь лёгкой дымкой стелился по земле, теперь густо обволакивал улицы, словно кто-то решил укрыть город серым покрывалом. Холодный ветер проникал под одежду, напоминая прикосновение льда.
Синдел шла впереди, её шаги были резкими, будто она старалась уйти как можно быстрее. Её ярко-красный шарф выделялся на фоне серости окружающего мира, но вместо того, чтобы казаться ярким акцентом, он напоминал тень чего-то зловещего. Шарф развевался на ветру, как пламя, которое вот-вот погаснет, но всё ещё цепляется за последний огонь.
Наоми следовала за ней, не отрывая взгляда. Её собственные шаги казались слишком громкими в этой пугающей тишине, словно город намеренно притих, чтобы услышать каждое её движение. С каждым шагом её сердце сжималось всё сильнее, будто предчувствие приближающегося ужаса стучало в её рёбра.
Ветер донёс до неё запах сырости, такой тяжёлой, что он казался почти осязаемым, как плотная ткань, обволакивающая всё вокруг. В этом запахе смешивались нотки гнили и прелых листьев, словно сама природа начала разлагаться. Но что-то ещё, почти незаметное, заставило её замедлить шаг. Это был слабый, но отчётливый запах дыма – горького, едкого, как от тлеющего костра, оставленного без присмотра.
Наоми почувствовала, как этот аромат проникает в её лёгкие, оставляя горечь на языке. Этот запах казался ей символом – предвестником чего-то тёмного, чего-то страшного, что вот-вот должно было случиться.
Синдел остановилась у перекрёстка, не поворачивая головы. Её плечи казались сгорбленными, хотя до этого она всегда держала осанку ровной. Наоми подошла ближе, но не сказала ни слова. Тишина между ними теперь была густой, как сам туман, и от неё становилось не по себе.
Наоми не могла объяснить, что именно она чувствовала, но её сердце наполнилось необъяснимой тревогой. Это была не просто тревога за подругу, это было ощущение того, что их жизни, их привычный мир больше никогда не будет прежним.
Она не знала, что эта встреча – эти несколько шагов в молчании, этот густой туман и запах дыма – станут началом конца их прежней жизни. И даже если бы она знала, она всё равно не смогла бы ничего изменить.