Главная страница | Современная русская литература | Разбитое зеркало. Демониада. Мистика 21-го века

Разбитое зеркало. Демониада. Мистика 21-го века
Любовь Сушко
Такого я никогда прежде не писала: герои Фауста вместе с восставшими Демонами возвращаются в этот мир, чтобы спасти рукопись, которая может исчезнуть. А эта рукопись о них самих, потому допустить этого они никак не могут. Так начинается операция «Демониада», все они и писательница Виктория должны ответить на вечный вопрос: «Быть или не быть». Действие разворачивается на берегу Иртыша в начале 21-го века. В мире нет ничего нового? Это как сказать, с какой стороны посмотреть.

Разбитое зеркало. Демониада
Мистика 21-го века

Любовь Сушко

© Любовь Сушко, 2018

ISBN 978-5-4493-5741-0
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero


Любовь Сушко Разбитое зеркало Демониада

.

Вступление


Рукописи не горят. Но чего только с ними не случается в этом мире. Сколько споров об авторстве, сколько копий сломано в залах суда и на поединках. Но если кто-то написал что-то стоящее и настоящее, найдется дюжина тех, кто пожелает это украсть, и кто-то один, осуществит свое желание несомненно.
Я знаю одного странного типа, который докажет вам, что это он написал все знаменитые романы, всех веков и народов, и даже рукопись «Божественной комедии» на итальянском смастерит и расскажет о том, как шатался по аду, и чуть не сгорел. И вы почувствуете запах серы, конечно, если знаете, как она пахнет. И возникает невольно сожаление о том, что такой брехун не сгорел. Но это клинических случай, а ведь есть много других историй, не таких явно мошеннических, где все начиналось из благородных побуждений, и совершались добрые дела, хотя мы все знаем, куда ими дорога стелется. Да, да, именно в Пекло, где и должны оказаться все, кто этого достоин.
Но потом, когда рукопись увидела свет, уже невозможно было разобраться, кто истинный творец, а кто только его слабая тень. Да и как вообще установить авторство, есть ли точный и бесспорный мет од, чтобы это можно было сделать. И тени, а это всем известно, часто оказываются более наглыми и напористыми, и с хорошими адвокатами любой судебный процесс готовы выиграть. Потому, что для вас это забава или тяжкий труд, а для них цель всей жизни, мечта, которая сбывается, если очень сильно хотеть, а они хотят всегда так сильно, как вам и не снилось.
Часто все так и было покрыто тайной. Вы уверены в том, что Шекспир написал то, что он написал? Споры длятся веками, и истина так и останется за семью печатями.
Но в начале 21 века, когда был написан еще один «Роман о Дьяволе», и персонажи его решили, что он не так уж и плох. Тогда они захотели вернуться в этот мир и восстановить справедливость. Потому что им самим очень важно было знать, кто еще раз воскресил их после трагического ухода Гения и его Елизаветы – вечной прекрасной возлюбленной, которое было мимолётным видением и гением чистой красоты.
Это же хотелось узнать и вечному нашему спутнику Мефистофелю, который и поднял этих демонов и отправил их на землю, в ту самую горячую точку. Демонов, не поверите, было 7 – счастливое число и для этих созданий тоже.
А уж когда бригада Демонов берется за дело, то остается только разбегаться в разные стороны всем правым и виноватым, это вам не наш самый справедливый в мире суд, никаких подтасовок, липовых свидетелей и состряпанных на скорую руку вещественных доказательств не будет. Они все их добудут из-под земли, где всегда чувствовали себя как дома. Восстановят все, что успела сгореть, найдут то, что было спрятано так, что и сам прятавший под дулом пистолета бы не отыскал, и вернут на землю, чтобы справедливость восторжествовала.
Первыми, узнав о странных происшествиях, взволновались все Пилигримы, которые приписали себе авторство чужих стихов и знаменитых песен. Но скоро они поняли, что Демоны пока явились не по их души. И все-таки на всякий случай замолчали, прекратили все свои судилища с живыми и мертвыми авторами, решили отлежаться на дне. Ведь если не вовремя высунуться, то и их могут на чистую воду вывести. А этого мало кому хотелось, когда так сжился с чужим текстом, так сроднился, что от себя уже и не оторвать, сколько не старайся.
Но демоны, из разбитого зеркала, все еще были где-то рядом, все видели, все знали и упорно читали книги, и даже с их авторами встречались. Особенно боялись писатели современные, господина среднего роста, в новеньком костюме и модных узконосых башмаках, половину лица которого закрывали темные очки. Многие из них, мало что читавшие, роман века все-таки знали, и помнили, что если тот снимет свои очки. Демаб был особенно опасен не только для творчества их, но и для жизни. Хотя посмертная слава бывает круче прижизненной, только им это было не интересно и устроить их никак не могло.
Гений, презиравший литераторов своего времени, все-таки на прощание успел их предупредить о том, как опасно разговаривать с неизвестными и продавать душу Мефистофелю тоже, об это же один старый немец говорил долго и упорно, и они поверили, в конце концов. С теми было опасно, а уж от этих вообще бежать надо без оглядки, особенно если твоя творческая совесть не чиста, а у кого она может быть незапятнанной в такое время и при такой свинской жизни?
Но очень тихо посылали они друг другу СМС-ки о том, что ОН ПОЯВИЛСЯ, не в силах даже произнести такое известие вслух.
Такие вот события стали развиваться в мире, хотя еще вчера ничто не предвещало беды


Пролог

Сначала на небесах, где обитали ангелы и демоны, все было тихо и мирно. Но потом вдруг случилось что-то страшное, непонятное, необъяснимое, и часть Демонов во главе с Люцифером подняли бунт бессмысленный и беспощадный. Они верили в то, что победят, и сами будут править миром, кто же в это не верит. Но ничего такого не случилось, как всегда, и посыпались они на землю, как листья с деревьев осенью.
Мефистофель летел и пел на лету, другие были вовсе не так радостны и веселы, потому что в этот же миг им уже захотелось вернуться на небеса и оставаться там, на той дивной высоте, они не понимали, почему ввязались в это грязное дело, что теперь с ними будет на земле, как им жить, если они никогда не смогут вернуться на небеса. Такие невеселые думы бременем лежали на их душах, те становились еще тяжелее.
Падали они в разных местах, об этом ангелы позаботились, чтобы никогда больше не смогли встретиться и там, за земле, оставались в одиночестве.
– Если они встретятся там, на земле, – говорил Архангел Михаил, то могут догадаться о том, как вернуться назад. А нам этого совсем не нужно.
– Ни о чем они не договорятся, потому что горды и заносчивы, – отвечал ему Гавриил. – А даже если такое и случится, мы сможем им помешать, потому что будем предупреждены. А кто предупрежден, тот вооружен.
Он посмотрел на свой огненный меч, и не сомневался в том, что не вернутся на небеса Демоны. И в Книге судеб написано, что до конца света оставаться им на земле, среди людей век свой коротать.
– Они сами в том виноваты, – продолжал Гавриил, – раньше надо было думать, а не бунты устраивать.
Собеседник его промолчал. Он хотел сказать, что они и так долго продержались. Но ничего говорить не стал, просто смотрел, как исчезали с небес и где-то падали Демоны.
На небесах тем временем стало тихо, бунты вряд ли еще вспыхнут, и если исходила какая-то угроза, то она исходила с земли. Ангелам надо было следить за тем, что творилось там. Но ничего, ангелов значительно больше, они справятся с бунтовщиками. Они все смогут сделать.
Только почему-то полной уверенности в том не было. Ведь не всегда количество спасало от беды. А если демонов не так много, то не факт, что они снова проиграют, всякое случается в жизни, тем она и интересна.
Но архангелы были правы, десять веков ничего страшного не происходило. Бессмертные затерялись среди смертных. Демоны не выделялись среди них. И вдруг все заполыхало и загорелось на земле… А потом началось. События происходили самые разные, но в каждом из них проявлялся кто-то из семерки вне всякого сомнения и определял его ход.
Наверное, тысяча лет – это тот критический срок, когда желание вернуться домой становится неодолимым. Вероятно, они все встретились, где-то пересеклись и теперь шли на последний и решительный бой.
Ангелы посмотрели в сторону Западной Сибири и поняли, что именно там появились сгустки того синего прозрачного пламени, которое могут порождать только Демоны. Так они выдают себя, и за ними спокойно можно следить, где они, куда перемещаются, где собираются.
– Может нам туда спуститься?
– Пока не стоит, Мефистофель не просил о помощи. Надеюсь, он сам справится, а вот если не сможет, то придется поднимать ангельское воинство, но почему там, что там такого происходит?
Архангелы должны были признать, что с их высоты ничего нельзя разглядеть, сколько не старайся. Да и чтобы быть в курсе, надо было раньше смотреть, следить, посылать своих наблюдателей, а раз этого не случилось, то остается только гадать обо всем, что случится и чего не случится никогда. А знать все так хотелось.



Глава 1 Он появился
Демоны в зеркалах не отражаются, потому что они появляются из них, приходят с той стороны зазеркалья, с того света.
И произнося снова эту фразу, я понимаю, что и там все-таки СВЕТ, а не ТЬМА, только вечная загадка и тайна окутывает его, потому он и называется загадочно «тем светом».
Этот господин с косым шрамом на шее, который он прячет под белым шарфом, чтобы не сразу эта явная примета бросалась в глаза, шагнул привычно в наш мир и усмехнулся, оглядываясь по сторонам. Создавалось впечатление, что появляется он тут не в первый раз, что бывал здесь и прежде.
Было пусто в квартире, никто его не заметил. Никто и знать не мог, что в покинутом хозяйкой доме, она перебралась на дачу, в один прекрасный полдень, который с этого момента перестал быть прекрасным, он и появится внезапно.
Никто не мог знать, что само собой треснет старинное зеркало, которое приводило в восторг одних ее гостей и в ужас других. С зеркалами ведь всегда связано много самых разных историй. Многие не согласились бы ни за какие дары покупать их или принимать в дар и вносить в свое жилище. Другие наоборот делали это с превеликим удовольствием. Но с этой дамой все было иначе, все никак у людей с ней было на самом деле.
Одни из знакомых говорили, что она тонкий ценитель старины, и только такое зеркало и должно украшать ее гостиную. А другие с ужасом твердили о том, что нельзя в новый дом приносить старинные зеркала, потому что они хранят в себе всю ту жуткую энергию, которая копилась в них веками. Они остаются немыми свидетелями всех тех историй, которые случались в старинных усадьбах и замках, и рано или поздно они явят их в мир снова. И тогда содрогнется этот мир от ужаса, который придется ему пережить. И судьбы наших совре6менников будут навек переплетены с судьбами людей, живших, любивших, страдавших в необозримом прошлом, и одни отразятся в других.
Любой благоразумный человек прислушался бы к подобным размышлизмам, но Виктория была писательницей, и она как раз поступила наоборот, потому что долго и упрямо, с завидным упорством искала именно такое зеркало, и когда нашла его, то готова была расшибиться в лепешку, чтобы заполучить в свой новый дом. Наверное, надеялась, что увидит и услышит что-то невероятное, какую-то благоуханную легенду, которая позволит ей написать еще один роман о страсти нежной и великой любви, которой не страшна никакая смерть.
Она откровенно любовалась старинным зеркалом, гордилась своим приобретением. Виктория благосклонно принимала комплементы первых своих гостей и спокойно относилась ко вторым, намекая на то, что они еще прочтут в ее романах о том, что будет там происходить, содрогнуться от ужаса, вздрогнут от радости, и поймут, что она написала шедевр, как художник в романе этого невероятного англичанина. Но если бы кто-то ей напомнил о судьбе того художника, она бы только махнула рукой, подчеркивая всем своим видом, что с ней-то ничего такого случиться не может, потому что она хитра и осмотрительна.
И на вопрос: Зачем тебе такие сложности и страсти, – неизменно отвечала:
– Оно позволит мне увидеть многое из того, что недоступно постороннему глазу, – говорила дама, приятная во всех отношениях, всегда окутывающая себя многочисленными тайнами.
Ника уверяла своих близких друзей в том, что родилась в тот день и час, когда ушла из мира первая Маргарита, чтобы в ее обличии вернуться в мир этот снова. И вообще королевы и ведьмы всегда возвращаются. Им становится скучно там, на небесах, потому они возвращаются назад.
Правда, потом, когда лет ей стало по тем подсчетам достаточно много, она пыталась скрыть этот уникальный факт. Но те, кто знал ее не первый день, даже догадывались об истинном ее возрасте, почему то уверенные в том, что это с одной стороны просто красивая история, нагонявшая в мир туману, но она могла быть и правдой. А почему бы и нет? Жизнь порой дарит такие удивительные события, какие не придумает самый гениальный писатель.
Правдой стало и то, что в тот день, когда на уютной своей даче хозяйка писала очередной свой роман, и их было много, даже для ее солидного возраста она написала очень много, в комнате ее треснуло старинное зеркало, и нога в модном штиблете с узким носком появилась из него. Зрелище, скажу я вам не для слабонервных, и хорошо, что этого никто в тот миг не мог видеть.
Он появился, герой не ее романа. И она, там у себя на даче в это время напевала на разные лады текст стихотворения, которое так и называлось
Тень героя в тени романа.
В полночи сказочной в бликах огня и тумана,
Снова ворвется герой из чужого романа,
Встанет к окну и расскажет внезапно о встрече
С тенью волхва, пусть слова его комкает ветер.
Вечер, свеча и звезда, и поет неустанно
Песню огня мне герой из чужого романа.
Вижу глаза его звезды и сильные руки.
В полночи сказочной мы говорим о разлуке.
Той, за которой и встречи уже не случится,
В облаке странных мелодий теряются лица.
Ангел и демон все шли за тобой неустанно.
В полночи сказочной я вдруг мечтать перестану.
– Что с тобой? —спросит, качнется, опять удалится,
Темною ночью мелькают слова на страницах,
В сумерках грез проступает опять паутина,
Что мне принес этот призрак, зачем он покинул?
Город иллюзий наш соткан из слов и туманов,
Темные люди, брожу среди них неустанно.
Снова страницы листаю, чтоб в них раствориться,
Голос во мраке растаял, теряются лица.
Тени страстей, ты опять и легка и желанна,
Я поселюсь на страницах чужого романа.
Пусть уплывает во мрак мой Летучий Голландец,
В полночи сказочной так мне легко оставаться,
Тень вдохновенья над ликом героя мелькает.
Сказочный мир в зазеркалье и нас увлекает.
И остается за этой последней чертою,
В тени романа мой принц из забытой истории.
Встанет к окну и расскажет внезапно о встрече
С тенью волхва, пусть слова его комкает ветер.
В полночи сказочной в бликах огня и тумана,
Снова ворвется герой из чужого романа.

Глава 2 Зачем ты здесь?
Герой из чужого романа был достаточно ловок, он спрыгнул на этой стороне, всем своим видом показывая, что делал это не в первый раз, оглянулся вокруг, принял очень важный вид, когда убедился, что попал в то время, в то место, какое хотел, и поправил свои темные, совершенно темные очки. Потому что разговоры о том, что он убивал одним взглядом, и не в переносном, а в прямом смысле, были не досужим вымыслом, а имели место быть и на самом деле. И звали его Демабом, насколько мне не изменяет память.
Пока он хотел осмотреться, и прислушаться к тому, что здесь теперь происходило, потому что не привык доверять чужим мнениям, даже самым авторитетным, и давно усвоил, что если уж действовать, то делать это нужно было наверняка.
Демаб поморщился от пыли, лежавшей на всей дорогой мебели. Но это была не пыль веков, а просто пыль, хотя как отличить ту от этой, наверное, есть какие-то тонкости, но они вовсе не так существенны. Нюх его за это время значительно притупился. Подумал о том, что двери закрыты, и вероятно, включена сигнализация – никак не мог привыкнуть к этим новомодным штучкам, и отключать ее не научился, хотя сквозь стены по-прежнему проходил легко. Он приготовился покинуть пустую квартиру, не для того же он спешил сюда, чтобы валяться на мягком диване и читать дурацкие книжки. Это и там можно было делать.
Дурацких книжек за это время стало в этом мире значительно больше, и если раньше стекляшку от бриллианта отличить было очень легко, минутное дело, то теперь приходилось напрягаться, думать, анализировать, обращаться к литературоведам, выслушивать их споры. Под одинаковой цветастой обложкой, с дурно сотворенными рисунками, могла быть и полная никчемность, приносившая автору немало денежных знаков, и настоящий шедевр. Гений не волен был противиться навязчивому пиару, и познаниям новомодных дизайнеров в вопросе о том, что именно будет хавать современный читатель, что продается, а что нет. Если какой-нибудь бедолага хотел обмануть и заставить непривередливых читателей заглянуть в свои творения, то он готов был на многое. А потом ему же доказывал, что классика давно никому не нужна, и хорошо, если хорошей будет литература, да что там, просто чтиво, для среднего уровня. И он сам этот средний и определил. И сказал бы уж, что просто жить не на что, и очень хочется, как та самая дамочка, которая каждый год выпускает и пишет столько книг, сколько лет ей уже исполнилось. Она хотя бы не скрывается, не врет, не лукавит.
В данном случае он говорил не о Виктории. С ней будет как раз совсем другая история, она-то иных бед натворить успела, и теперь он, оборотившись этаким графом Монтом и Кристом, должен был устанавливать истину и какую-то справедливость, сама же она и не собиралась этого делать, словно ее и не касалось совсем. Ах, были времена, когда его просили и молили явиться не меньше трех раз, да когда они были, он и сам плохо помнил то, что было когда-то в далеком прошлом. Теперь врывался, все переворачивал и делал то, до чего бы они ни дошли. Вот сказал один из его собратьев о том, что никого ни о чем не надо просить, образно сказал, а поняли все буквально, и не просят, черт бы их побрал, а могли бы иногда и попросить, не переломятся от этого.
Зачем это ему было нужно? А черт его знает зачем, ну за тем, может быть, что роман был о нем и ему не все равно, кто как и почему его украл и присвоил…. А что не все равно, они со временем узнают, не стоит все карты сразу раскрывать.
Демаб, – этот демон войны, которого когда – то звали Аресом, сыном Геры и Зевса между прочим, богом безрассудной войны, если быть точным. Он знал только одно, если появилась такая уверенность, что правда все равно выплывет наружу, то это и должно случиться. Если думают они, что справедливость должна существовать, то пусть она и существует. И если сказал когда – то гусар, «но есть и высший суд, наместники разврата», то почему бы ему не быть хотя бы в отдельно взятом случае, связанном с романом о нем.
Да и не только о нем, а обо всей его крылатой братии, о той семерке, которая была сброшена на землю после бунта бессмысленного и беспощадного.
Правда, тогда тот самый гусар просто изливал свою горечь и злость на весь мир и о самой справедливости он вовсе не думал, как это обычно с людьми случается, но это гусар, а он – совсем другое дело. Можно спорить о том, как он ее видит и понимает, но это все-таки вариант справедливости, и пусть кто-то рискнет с ним о том поспорить.
Но для начала Демаб решил просто познакомиться с миром, в котором довольно давно уже не бывал, и с миром книжным, надо было знать, во что ввязываешься, даже если ты и ангел Смерти. Самому ему, конечно, ничего не будет в любом случае, но вдруг какого гения мимоходом спровадишь на тот свет раньше срока, а он еще роман века написать не успел. Это в его планы не входило. Гении и так помирали очень быстро, без его вмешательства, прошу заметить.
Нет, к литературе он был особенно неравнодушен, это музыка сфер по части Мефистофеля была, а живописью у них Кот Барс заведовал, потому она такой свинской и оказалась с течением времени, театр Демфагу достался, а все остальное ему Аресу всех времен – у них тут восток только и царил с незапамятных времен. Вот и пусть в построениях их и разбирается. Себе же Демаб – Арес взял литературу, как самый трудный участок, недаром, она во всех школьных программах на первом месте была. И какой – то турок заявил, что «поэт в России больше чем поэт». Вот с тех пор и носятся, и маются с литераторами, но, сколько голов трамваями не отрезают юные комсомолки и новые киллеры, у них, у тех, кто больше, чем просто сочинитель отрастает по две новых, да еще по принципу: чем дальше, чем хуже. Прямо Змеи Горынычи. А не писатели на свет появились.

Глава 3 Просто чтиво
Так Демаб двигался по центру города, проспекту, который назывался теперь Любинским, говорят, была такая девушка – на нее железную с книжкой в руках герой и наткнулся, когда проворно с лестницы спустился. Она была женой генерал-губернатора, любила здесь гулять, книжки читать, и рано умерла. Но как же странно она выглядела, со своими обнаженными плечами, в старинном платье, перед этой разношерстой толпой, шагнувшей в 21 век, и прав Мефи, они совсем не изменились, одеваться стали иначе, значительно лучше, но это ничего, в сущности, не меняло. Люди оставались все время людьми, капризными, вздорными странными созиданьями, которые чаще всего и сами не знают, чего хотят и сами не ведают, что творят.
Человек в дорогом костюме и совершенно черных очках шагнул в огромный магазин, расположенный в подвальном помещении старинного особняка. Его по праву можно было назвать Домом книги, таким огромным он был, хотя снаружи не скажешь, подвал и подвал. Эти новые хозяева постарались на славу. Но какими же жалкими казались физиономии народных артисток, старух, которых любили в прошлом веке те, которые тоже стали старухами. И стояли эти народные с самыми дешевыми книжками в руках, авторов и названий которых запомнить было невозможно. Но только потому, что ее держала эта Вера и эта Надежда, престарелые читательницы детективов и любовных историй и должны были их купить в первую очередь.
Он отвернулся от Веры, которая была ему противна своим коммунистическим задором и прежде, а сейчас с ее механической улыбкой казалась совсем непереносимой, и двинулся к книжным полкам.
Взгляд упал на массивные тома того самого «Единственного писателя, книги которого еще воруют в магазинах и библиотеках». Он и оттуда слышал эту совершенно дебильную рекламу, и очень хотел посмотреть на тех, кто уголовную статью готов получить и лес отправиться валить из-за книг этого писателя. Может и не таких уж плохих. Демаб не читал их, и читать не собирался, просто прикинул сколько их тут – полсотни разных точно стоит. Значит, все-таки плохо воруют, столько воров не нашлось, как утверждает реклама, или наиздавали столько, что никаких воров не хватит?
Он не знал пока ответа на этот вопрос, но узнает, как только немного познакомится с этим миром.
Демаб посмотрел на веселенькие книжки из серии «Веселая фантастика», и увидел там знакомых персонажей, Ягу, Кощея, Русалку, Водяного на фоне какого-то стража порядка – генерала местного разлива. Он искренне посочувствовал им всем, несчастным лесным жителям, которые, как и народная артистка, должны были служить этим пройдохам и стать брендом для того, чтобы можно было спихнуть то, что издать успели и видно по-другому никак не продавалось. Но здесь они и найдут свою погибель окончательную, хотя до сих пор, судя по всему, оставались бессмертными.
По магазину он ходил долго и упорно, но при всем обилии книг, которому в любые другие времена можно было позавидовать, кроме романа Мастера, с которого все начиналось, ничего он здесь не нашел. Но возможно плохо искал, надо будет перед отплытием вернуться и все еще раз посмотреть.
Ничего не мог поделать с собой Демон войны – книжные магазины были для него настоящей слабостью. И уже собравшись уходить, он вдруг наткнулся на черную книгу, о существовании которой не имел преставления прежде, это потрясло его до глубины души.
Он взял ее с собой, достал и положил перед кассиршей 100 долларов, махнул рукой, когда она запротестовала, но видно особенно возмущаться не стала. Что-то быстро сообразив, потому что баксы оказались настоящими, а сдачи он дожидаться не собирался, и пропустила его через контроль, то ли подсчитывая, сколько она неожиданно заработала, то ли что-то другое не могло заставить ее остановит этого покупателя. О, людская жадность, нет ей начала, нет и конца. Бакс всегда будет открывать все двери – давно став волшебной палочкой в этом мире.
Герой вышел из магазина, красиво украшенный подвал все-таки подвалом оставалось, ему хотелось выйти на воздух.
Он прошел до той самой железной скамейки, на которой с нераскрытой книгой в руках томилась юная дама из 19 века, и открыл свою черную книгу.
На первой странице красовался он сам. И что самое удивительное в этой энциклопедии комментарии были недурственными. А что, явившись в этот мир, в это время неплохо наткнуться на небольшую заметку о себе любимом. Ему показалось, что и девушка заглянула в его книгу и с интересом читала вместе с ним
Демаб – ветхозаветный падший ангел, возглавивший восстание ангелов против Бога и в наказание сброшенный на землю.
Все точно, кто-то был посвящен в дела небесные, знал его страшную тайну и решил поведать о ней миру. Он остановился и посмотрел на девушку:
– Это правда, я там был, – подтвердил он, – они не соврали, только как же давно все это было, ты и представить себе не можешь.
Он снова оборотил свой взгляд на книгу и прочитал дальше:
– Обреченный на бессмертие, он напрасно ищет гибели:
Вдруг налетела на солнце заблудшая в бездне планета,
Час ей настал разрушенья.. она уж дымилась и рдела…
К ней полетел Ангел войны, разрушиться вкупе надеясь…
Дымом она разлетелась, но, ах! Не погиб наш герой, уцелел
– Красиво, – тяжело вздохнул он, – вот за что я любил поэтов твоего времени, хотя грустно все время думать о прошлом, не стоит о грустном, дорогая. Жизнь продолжается, и солнце светит так ярко, так чего нам грустить. Жаль, что ты не сможешь подняться со скамейки, а то мы бы прогулялись по ночному городу, я пригласил бы тебя на свидание.
Она, кажется, улыбнулась, принимая приглашение, хотела сказать, что иногда гуляет, вот было жен недавно странное происшествие, о котором даже в сети был написан не один пост.
Он не сразу заметил, погруженный в собственное прошлое, что его вместе с девушкой фотографировал какой-то мужик, явно профессионал. Он взглянул в окошко своей камеры, потом еще раз на него, стал странно бледным, словно готов был тут же грохнуться перед ними в обморок, но попятился и пошел прочь очень быстро, не оглядываясь.
– Вот видишь, дорогуша, какое я неизгладимое впечатление даже на солидных мужиков произвожу, хотя и от этого уже устал, это актеры носятся со своей сомнительной славой, а мне она до чертиков надоела. В нашей вечности устанешь от любой славы. Демабу казалось, что девушка его прекрасно поняла, пусть и не так долго, как он, но она тоже испытывала что- то подобное
Он поднялся, распрямился и отправился прочь, размахивая черной книгой, в которой красовался на самой первой странице.
И на самом деле, у него было еще столько дел в мире этом. И хорошо, что этот тип, который увидел, а вернее не увидел его первым, не стал докапываться, сообщать в органы, которым, вероятно, не было дела теперь до всех иностранцев. Его не нужно было сталкивать под трамвай, но и самих трамваев нигде поблизости он не видел. Как все-таки изменился этот мир, в который он пришел в этот полдень, шагнув из трещины разбитого зеркала в реальность.
Впрочем, что такое реальность, а что иллюзия, никому неизвестно, и даже сам Демон вечной войны не пытался в этом разбираться.
Но в этом мире, где скоро появятся и все остальные, сброшенные с небес, когда они подняли восстания, события должны были происходить невероятные, уж он о том позаботиться обязательно. И вот когда они соберутся на берегу Иртыша, он и поведает им страшную тайну, тогда они и решат, стоит ли им возвращаться назад.

Глава 4 Происшествие на Любинском несколько месяцев назад


Ночь черным крылом закрыла половину Любинского проспекта, словно старалась отрезать его от остального мира.
Только силуэты людей и призраков появлялись то там, то тут.
Луна осветила начало проспекта, скамейку на которой по-прежнему, несмотря на такой поздний час, сидела с раскрытой книжкой стихов девушка в бальном платье…
Наверное, от яркой луны она прикрывалась зонтиком и грустила.
Любаша, жена генерал губернатора была грустна, ей хотелось отправиться туда в парк, затеряться в тенистой аллее, хоть недолго побыть в одиночестве. А вот приходилось день и ночь, что за странная причуда, сидеть на железной скамейке и ждать, ждать чего-то… Может быть Афродиту, которая должна была воскресить ее, но это при условии, что скульптор влюбился бы в нее так, что жить без нее бы не смог. Но могла ли она на такое рассчитывать? Скорее всего, нет. Судьба ее была печальна с самого начала, такой она и осталась в своем бессмертии.
Скульптор был счастлив, доволен жизнью, творческим взлетом, своей веселой женой поэтессой – душой их кампании, ему не о чем было жалеть и не о чем мечтать – удача не отступала от него, наверное, родился в рубашке.
Заказ на скульптуру он принял скорее чтобы доказать своему сопернику – неудачнику, что получит его он, а не тот, кто может быть и сделал бы работу лучше, да кто же ему даст эту работу.
И он сотворил чудо, превзошел себя… Его работа стала знаком —символом города, связала воедино разные времена…
Он не подумал только о грустной девушке, обреченной сидеть под дождем и холодом, печальной улыбкой встречая и провожая прохожих.
№№№№№№№№

Дружная толпа живописцев вывалилась из мастерской, расположенной как раз напротив знаменитой скульптуры, они остановились перед ней, каждый что-то попытался сказать:
– Бедняжка, муж вздорный старик страшно ревновал, и вот теперь такая участь, сиди и любуйся на мир
– Говорят, она ему не изменяла, да и теперь ей не изменить даже позы, намертво к скамейке прикована.
– Такая молодая и такая печальная, бедная, бедная Любаша.
– Но Мишель хорошо постарался, она прекрасна.
Веселье куда-то улетучилось, и творцы поспешили каждый в свою сторону, пора немного передохнуть.
Скульптор Мишель Сергеев задержался в своей мастерской. Он долго беседовал по телефону с какой-то Незнакомкой. Она просила его о чем-то. А он никак не мог понять, что собственно нужно этой даме, которую он в глаза никогда не видел. Но вечером она набирала его номер, говорила о памятнике мужу генералу, и когда он назначал ей встречу, все время уклонялась от свидания.
– Но как же я смогу исполнить заказ, если вы не видели даже эскизы? —удивлялся скульптор.
В этом месте видно села батарея в телефоне, и он с чувством исполненного долга, вырвался на Любинский, отметив, что в мастерских нет ни одной живой души, на него как-то печально взирали только скульптуры…
На этот раз стало немного жутко от этих взглядов, и он рванулся на воздух, вспомнив, что там непременно столкнется с главным своим творением – Любашей…
Ему все время казалось, что она просит его о чем-то, и он даже догадывался о чем, но не хотел думать о том. Это все иллюзии, сны, фантазии, мифы о Пигмалионе.
Мишель любил живых, капризных и непокорных женщин, и не представлял себя, что слепил бы ее такой, какой хотел, а потом бы жил маялся. Мишель не мог отвечать за всех мужчин, но не сомневался, что сам он никогда не знал, чего именно хотел, даже когда это касается полотен, а что говорить о людях, да еще о женщинах, вечно изменных и непостоянных.
Нет, тут он всегда отдавался в руки судьбы – какая женщина будет, такой пусть остается.
№№№№№№№№№

Луна блестела яростно…
Наверное, древний бог Див решил ослепить его и заставить забыть обо всем, что было… А это значит. Но Мишель не успел подумать о том, что это могло значить, и дорогу перейти не успел. Навстречу ему порхнула Незнакомка. Она была так легка и прекрасна. Она именно летела к нему… А наряд, что за наряд. Неужели снимали какой-то исторический фильм. Странно, что не было съемочной группы и режиссера, и всех тех, кто должен быть на съемках, но ничего удивительного, ведь фильмы часто снимают ночью, чтобы не останавливать движение. А Любинский даже менять не нужно, конец 19 —начало 20 века во всей красе, бери и снимай фильм…
Но как он оказался на съемочной площадке? Какой черт его сюда толкнул?
– Отпусти меня, мой друг, – услышал он голос, от которого кругом пошла голова, – я твоя пленница, но ведь это невозможно, это такой кошмар.
– Но разве я держу тебя? – просто спросил он.
– Даже Атланту захотелось немного побыть свободным, и он пытался переложить свою ношу на плечи Гераклу, а я только слабая женщина.
Мишель, наконец, посмотрел в прекрасные печальные глаза Незнакомки.
Родинка на правой щеке, ямочки, как долго он возился с ними… Но ведь он сам придумал Любашу, не было портретов, это творил он сам. Неужели в реальности была дама, которую он придумал и сотворил сначала из глины, а потом из металла?
– Пообещай мне, что ты меня отпустишь, ведь ты даже не любишь меня, так зачем же мне томиться под дождем и солнцем. Я не хочу такого бессмертия… Никакой съемочной группы не было.
Мишель оглянулся на то место, где в начале проспекта, с раскрытой книгой сидела его любимое детище. Железная скамейка была пуста.
Незнакомка в старинном наряде рассмеялась звонко, словно несколько колокольчиков сразу зазвенели.
– Я так долго ждала, пока ты появишься один, без своих друзей, чтобы не наделать шуму. Я смогла на несколько минут вырваться на свидание с тобой, но мне уже пора возвращаться. Ведь я обещала вернуться.
На щеках ее появились слезы, и смех преломился в плач.
Пустая скамейка, а если она и утром останется пустой? Что будет тогда с городом и с Любинским проспектом?
– Я не в силах чего-то изменить, – бормотал Мишель.
Незнакомка в тот же миг исчезла. Под ослепительным блеском луны он стоял один.
– Приснится же такое, – бормотал Мишель.
Мимо пронесся какой-то лихач на невероятной скорости, еще бы шаг, и он оказался бы под колесами. Но удача и на этот раз не изменила ему – он остался цел, только протрезвел окончательно.
Уж не предупреждение ли это ему? Когда он перешел дорогу и медленно остановился перед скамейкой, железная Любаша в бальном платье взглянула на него с сочувствием.
Он присел на скамейку.
– И что же нам делать, Любаша?
– Ничего, все обойдется, не печалься, я уже привыкла, – услышал он тот же голос рядом. Незнакомка в бальном платье за его спиной закрыла ему глаза ладошками.
Кто вы такая, откуда вы,
Ах, я смешной человек,
Просто вы дверь перепутали,
Улицу, город и век
– бормотал художник любимые строчки Окуджавы.
Ему показалось, что та, за его спиной склонилась и поцеловала его, да и это железная Любаша не скрывала сочувствия.
– Это я твой пленник, ангел мой, – пробормотал художник, – и мне не вырваться из этого плена. Но ведь не моя вина в том, что ты стала женой старика губернатора, что рано умерла, а потом родилась эта красивая легенда о любви и печали. Люди в любые времена любят такие легенды, и мне придется трудиться, а тебе напоминать им о вечном и прекрасном…
Мишель очнулся, он по-прежнему сидел на железной скамейке перед своей скульптурой. Давно надо было отправиться домой. Ночь откровений закончилось.
– Пошли, я провожу тебя, – шепнула Незнаком, раз уж я сама назначила тебе свидание, какая непростительная дерзость.
Они дошли до набережной Иртыша, до его дома. Он простился и торопливо ушел домой. Дева в старинном бальном наряде еще стояла на набережной и смотрела в темные воды Иртыша. Это был ее город, и ее мир… Она хранила его, и будет хранить вечно…
А плен, да что плен, все мы пленники любви, власти, страсти… И никуда от этого плена не сбежать, не укрыться.

Глава 5 Появился искуситель Наше время
Пошли мне, Господь, второго
чтоб вытянул петь со мной
А. Вознесенский
Вот об этом происшествии и прочитал на городском сайте Демон смерти. Он вспомнил о своем свидании с Любочкой, и понял, что в этом мире все не так просто и однозначно, как ему кажется.
– А почему нет, – пожал он плечами. Оживляла же богиня любви и в нашем времени Галатею, а за века прогресс двинулся значительно дальше, потому все может быть, те, кто из бронзы и камня оживают, а те, кто был жив, каменеют на глазах у почтенной публики. Надо будет навестить ее и спросить о том, как ей живется, и прогуляется по брегу Иртыша. Как давно он не ухаживал за дамами, те, за которыми он приходил не в счет. Они так быстро отдавались в его объятья, что он и поговорить по душам не успевал.
Но даже Демону Смерти, грустно в этом мире в одиночестве. Наверное, глупо было Аресу просить о том, чтобы прислали второго, он-то точно никогда, никого, ни о чем не просил, но на этот раз остановился на новеньком мосту и невольно посмотрел на небеса. И у демонов бывают минуты грусти, а уж одиночества – сколько угодно. Хотелось ли ему туда вернуться? Хотя черт его знает. Как говорил их знаменитый поэт, ему не хочется возвращаться из иноземья, потому что он привык к комфорту. Вот у него все наоборот, он давным-давно отвык от комфорта и не хотел привыкать к нему снова. Не жили красиво, не стоит и начинать, так можно было сказать на самом деле о его многострадальной судьбе.
Только теперь он заметил, что давно на этот мир опустилась тьма, а вернее, если без патетики, просто наступила ночь, только все в том и заключалось, что тьма эта значительно отличалась от той, кромешной, может быть, потому он это и заметил не сразу.
На небе сияли звезды. Как прекрасна была эта звездная ночь. Он невольно залюбовался ими – эти дальними фонариками, с которыми, как говорят и верят люди, у каждого из них была судьба связана. Глупости все это, но надо признать, что глупости очень красивые, пусть тешатся такими фантазиями, чем бы дитя ни тешилось, как говорится.
Он залюбовался звездами и забыл, о чем просил в тот странный миг. Но тут же заметил, что с небес упала звезда и канула где-то в черной глади реки, что это значило? То, что его просьба услышана, или звезда просто указывала на место, где должна была произойти трагедия в самое ближайшее время?
А почему бы не то и не другое вместе взятое? Падающие звезды надо экономить, их вовсе не так много на небесах, как принято считать, он то, бывавший там пусть и очень давно, знал это точно.
Но в тот момент Демон войны, века назад сброшенный на землю, в его черной книжке все правильно было написано, переместился в ту самую квартиру, где и появился утром, завалился на мягкий диван и вырубился, а вернее забылся крепким сном, с видом человека, честно трудившегося весь день. Конечно, вид его был обманчивым, а каким он еще должен был быть, впрочем, этого обмана никто не мог видеть, квартира – то по-прежнему была пуста.
Хотя и это не точно, в квартире не было никого из людей, но ведь это не значит, что там вообще никого нет.
Рыжий тип, которого очень легко было опознать по приметам, запечатленным в романе века, а потому известным всем мало-мальски грамотным жителям самой читающей в мире страны, высунул голову из трещины того самого разбитого зеркала, оглянулся и чихнул, от той пыли, которую мы с вами заметили давно.
Впрочем, чихнул он совершенно бесшумно, даже ему не хотелось нарушать сон Ангела Смерти. Но скажу я вам, сделать это было не так просто, потому что Арес спал как убитый, а вот Демазу было вовсе не до сна. Он так же бесшумно, как и чихал, спрыгнул вниз на мягкий ковер, сразу же взглянул на книгу, которую заметил еще по ту сторону, на том СВЕТЕ, и теперь первым делом к ней устремился, словно какая-то сила могла ее у него отнять.
Демоны были всегда еще более тщеславны, чем люди, иначе бы они не поднимали всех своих восстаний, и на этот раз ни за что бы ни появились в мире, который не стал со временем лучше, это надо было честно признать.
И что же такое должно было еще случиться, чтобы он, несмотря на прошлые печальные события, признав, что работу свою тогда они исполнили не качественно, явился, чтобы исправлять старые ошибки.
Это коту Барсу хорошо, с того, что с гуся водя, он отшутится и отбрешется от любой собаки, а ему все-таки обидно было сознавать, что усилия были потрачены напрасно, или почти напрасно, и как они говорят иногда – гора породила мышь. Правда, надо было честно признать, что роман века они миру все-таки подарили и рукопись спасли.
Он не заглядывал в книжные магазины, уж слишком приметен был и вовсе не хотел, чтобы его узнавали и бросались за автографами некоторые особенно пронырливые и эрудированные граждане, не нужна ему была эта шумиха. Он себя артистом, то есть шутом гороховым, не считал, и для него, как и для любого Демона, слово это было самым нехорошим, то есть ругательным, хотя в чем-то они с теми паяцами и родственны, но разве можно сравнить уровень? Это Арес может поправить свои очки, и разгуливать, где ему вдумается, ни один из тех самых знатоков не подойдет к нему близко, как только поймет, кто он такой. А те, кто ни черта не знает, и книжек таких не читал, у тех животные инстинкты срабатывают, они кожей чуют, что его надо стороной оббегать хотя бы ради своего сомнительного спокойствия, с ним же не все так однозначно.
Тогда и начнутся всякие недоразумения, выяснения, восклицания и ужасы, а ему не надо ничего этого. В их деле шумиха очень даже вредна.

Глава 6 Вот и встретились
Рыжий давно уже сидел в мягком кресте. Он держа книгу раскрытой на второй странице. Он не сомневался, что отыщет себя в этой Энциклопедии, но только вторым, именно после него.
Он снова покосился на мирно похрапывающего ангела. Но и это не так уж плохо, если не придираться к цифрам. Как некоторым хочется попасть в такие вот черные толстые книги, а их без спроса туда поместили.
Что же они там пишут о нем, эти исследователи их жизни и судеб.
«Демон безводной пустыни, демон – убийца» – словно строчку стихотворения, довольно противным голосом прочитал Демаз, и невольно узкая грудь его распрямилась, и задышал он чаще от важности и гордости за себя любимого.
Что правда, то правда, знают все-таки, хотя никаких сведений он о себе не давал, и даже в органах их ничего такого не было – он точно проверял, там стараются не забивать свои умные головы всякими иллюзиями, и все-таки раскопали где-то исследователи его главные приметы и черты.
Он даже зауважал авторов этого творения, с которыми лично не был знаком пока, но всякое может случиться, если он был вхож на тот и этот свет, то жизнь их рано или поздно столкнет, тогда и можно будет продолжить начатый разговор.
Демон – искуситель, но разве его вина, что люди порой так отвратительны, что часто приходится прибегать к этой крайней мере. Хотя он старается чаще обходиться если не красноречием, это снова по части кота Барса и самого Мефистофеля, то разными подручными средствами, оружие и косметика не так уж мало значат в его деле. И надо вам сказать, что это убивает часто не хуже, чем грубая физическая сила какого-нибудь громилы, зато как много способов и методов воздействия на вверенных им людей.
И он снова погрузился в воспоминания. Когда-нибудь он напишет самое увлекательное и полное руководство о том, как можно соблазнить, и увлечь. Но это потом, пока ему нужно было заняться конкретным делом, и от того, как он с ним справиться будет многое зависеть. Можно сказать, что это
вопрос если не смерти, сами они все-таки остаются бессмертными, то жизни их дальнейшей, потому что, в отличие от людей, их жизнь, такая неприметная в реальности, может продолжаться только в творениях. Это там они всесильны и прекрасны, ну если не прекрасны, тут он немного переборщил, то чертовски обаятельны.
Демаз посмотрел на себя в старинное зеркало и тихо рассмеялся, надо же, у него начинался склероз, хотя он и не считал себя старым, ведь они не отражаются на этой стороне зеркал. И на самом деле на зеркальной глади была пустая комната, и не было, и не могло быть его. И того, за кем он явился, тоже не было. В тот момент это открытие – о склерозе, а не о том, что не отражался, немного расстроило его, но он тут же успокоил себя:
– Зато я совершенно неотразим, в чем приятно убедиться еще раз.
И это было сущей правдой. Но он вернулся к книжке, от которой все время отвлекался, что же там написано о нем еще?
– Падший ангел, который научил людей изготовлять оружие и украшения. Благодаря ему женщины освоили «блудливое искусство», раскрашивать лицо.
Читал он медленно и вслух, и потому притомился быстро. Но дальше там шел набор фактов, о том, как он передал королеве волшебный крем, и она смогла оказаться в их веселой компании. Все, что было известно ему без всяких книжек. Склероз у него был еще не настолько силен, чтобы он позабыл события недавнего прошлого, самого последнего, и как выяснилось, не особо удачного их похождения.
– Кстати, о женщинах, – оборвал Демон сам себя, – ночь уже перевалила за середину, а он еще не успел присниться той, на которую и возлагал самые большие свои надежды в новом, не менее ответственном деле.
Эти юные девицы так любят говорить о снах и знаках разных, правда, Настя изучала психологию, и хотя была не самой прилежной ученицей, пока он был снисходителен к Насте, но может вспомнить старика Фрейда, со всеми его загибами направо и налево, и припишет ему какие-то противоестественные внутренние побуждения. Напридумывал черт знает, что этот гений странный, а ты потом оправдывайся, доказывай, что ничего такого не было и быть не могло, а если вспомнить, что презумпции невиновности у них никогда не бывало, то вообще дело дрянь. Он оттягивал не приятный момент, но вовсе не собирался отступать, если надо присниться, значит, он и приснится как миленький, и никуда не денется.
Я хочу тебе присниться
в хлопьях белого тумана
На ладонях и ресницах,
это  поздно или рано
Происходит, осень бредит
снегом, и  молчат деревья,
Я хочу тебе присниться
и ответить на доверье.
Среди грез и туч снежинки,
как отметинки о чуде,
Превращаются в слезинки,
усыпляют или будят.
И отбрасывают тени,
как ненужные покровы,
Медлит призрачное время,
мир подсказывает Слово.
Что там, горечь или радость?
Ничего не остается,
Я хочу тебе присниться,
солнце в темноте пробьется,
Воскресая и «сгорая»,
как Икар, яви мне милость,
Я не верю, я не знаю,
что тебе уже приснилась…
Какая-то глупая песенка пристала, как банный лист к заднице, но она совпала с его мыслями и настроениями, и подсказывала то, что ему нужно было сделать.

Глава 7 Я могу тебе присниться
Демаз оставил книжку, и растворился в воздухе, отыскав без труда квартиру, в которой обитала девица Настя. Именно ей и предстояло сыграть если не главную, то вовсе не эпизодическую роль в этой истории.
Он взглянул на спящую девушку. Почти блондинка, хотя и психолог, так себе внешне, не в его вкусе точно, но напористая, все сметет на своем пути к цели. А если он будет рядом с ней и кое – что подправит и в нужном направлении направит, то все и получится. Такая личная помощница и была ему нужна, пойдет для начала, а там видно будет.
Так он спокойно и уселся в кресло и смотрел на нее, не мигая, потому что в тот момент начал уже ей снится. Вернее, снился не он сам, зачем такие сложности. А во сне, когда картинка резко изменилась, Настя видела себя в огромном зале, заваленном книгами с ее большой фотографией на задней обложке, на передней же был какой-то сиятельный красавец, что-то из античной мифологии и их кораблями и воинами и богами, и написано большими буквами «Дьявол».
И все рвались к ней, протягивали такие же книги, смотрели с восторгом и говорили столько приятных вещей. Но даже не это главное, а то, что она чувствовала себя совсем другим человеком. И таким странно приятным было ощущение этой легкости, что она готова была запеть дурацкую песенку, которая недавно еще звучала повсюду, и стала просто преследовать многих ее пациентов: «Я душу дьяволу отдам, за ночь с тобой». И вот теперь ее повторяла она в своем сне. Но если не за ночь с тобой, за кусочек такой жизни, которая ей приснилась, она бы точно на многое, если не на все согласилась.
№№№№№№№№

Стремительно надвигался рассвет обычной жизни. Гасли звезды на небесах, кресло, где расположился удобно Демон-искуситель, теперь было совершенно пустым. Но когда девушка проснулась, она почувствовала странные перемены.
– Это только сон, – говорила она себе, но понимала, что если приложить усилия и что-то сделать, то он может вполне стать реальностью.
Он не был таким уж несбыточным, просто она старалась до сих пор об этом не думать, мысли не допускала, но если попробовать, чтобы потом не упрекать себя за то, что у тебя была возможность, и ты ничего не сделала для осуществления заветной мечты. Настя вовсе не собиралась бросать все и садиться писать книгу – это было совершенно для нее не реально. Есть более короткий и значительно более надежный способ, он был ей хорошо известен, и если уж приснился сон, то сам черт велел им воспользоваться.
И странная уверенность и дерзость быстро затмили сомнения. Она проглотила завтрак и вышла на улицу, полная надежд и желаний. А настроение у нее было хорошим, просто отличным.
В тот момент она еще не могла знать главного, что странный господин, а к ней чаще всего приходили только странные, такая работа, что нужно разбираться в чужих проблемах и стараться их разрешить. Так вот этот Странный господин уже направился к ней на прием, чтобы рассказать свой странный сон, где будто видел ее знаменитой писательницей. Соврать Искусителю не составляло никакого труда, зато каков эффект. Он пожалел о том, что камеру не захватил с собой и не запечатлел этот момент. Она если и читала роман века, то ни черта не помнила, потому узнать его никак не могла, но она не понимала даже и другого, того, что к ней явился главный искуситель в мире. Все Дон=Жуаны и Казановы просто дети малые рядом с ним, и она должна бы гордиться этим и исполнить все, что он от нее требует
Сразу после посещения психоаналитика он оказался на улице. Демаз даже честно расплатился за сеанс, чтобы никаких подозрений не возникло. Но она только смотрела заворожено на баксы, и даже не подумала о сдаче, это в тот момент казалось такой мелочью, и не заметила, как он растворился в воздухе, решив не утруждать себя походам по коридорам этого не приятного заведения. Ему еще нужно было встретиться со старинным своим приятелем – конечно, это был кот Барс, и обменяться парой реплик, прежде чем все они в вихре закружатся, да так, что уже не остановиться.
Кот направлялся совсем в другое место – на дачу писательницы, он играл в другой команде. Барсу всегда доставались если не положительные герои, то личности более талантливые и приятные. Но что сделать, если так выпали карты. И потом котов всегда любят больше, с давних времен, хотя и доверяют меньше, чем собакам.
И теперь Искуситель говорил ему обо всем, что уже успел предпринять.
– Но это заденет и мою Викторию, – противится кот, – а ты понимаешь, что допустить этого я никак не могу.
– Она станет или крепче или погибнет, уж извиняй, нам не нужны нытики и хлюпики, да еще среди писателей, властителей дум.
Кот устремился на дачу, запрятал ее кота подальше и сам занял его места.
– У Демаза ничего не получится, пока я с тобой, вернее получится не то, что он хочет, – заверил Бегемот героиню.
А она мирно сидела за своим компьютером, не отрывая взгляда от монитора, но если бы она и разглядывала его пристально, и исследовала бы даже каждую клетку его кошачьего организма и тогда бы не заметила подмены, уж об этом он позаботился.
Но она была настолько погружена в свои творения, что и более явных вещей в упор не видела. Она была бы идеальной женой для какого-нибудь проходимца-афериста, который тоже скоро появится, но у нее хватило мозгов ею не стать.
Демоны слетались в этом времени и этом месте. Затишье царило, как обычно, перед бурей. И буря та вот-вот готова была обрушиться на крутой берег Иртыша, на город, на людей, которые там обитали.

Глава 8 А вот и Генерал
Если, путь прорубая отцовским мечом,
Ты соленые слезы на ус намотал,
Если в жарком бою испытал что почем, —
Значит, нужные книги ты в детстве читал!
В. Высоцкий
Когда органы внутренних дел на местах не справляются с возложенными на них обязанностями, присылают помощников из центра. Следователи по не особенно важным делам, так мелочевка, всегда были готовы к подобному повороту, и когда появлялись важные и не особенно разговорчивые люди в их кабинетах, и появлялись они без всякого стука. Они знали, что это подмога пришла, не особо желанная, но все-таки и не удивлялись таким вторжениям. А порой хранили тайную надежду на то, что станет легче, что снимут с их плеч непосильный крест, и понесут они его все вместе в светлое будущее, чтобы получить на погоны большие и яркие звезды
Об этом знал, хотя откуда неизвестно, начальник тайной стражи из древнего мира. Но он знал, на то и тайная стража, чтобы знать о тайнах и слабостях своих коллег, хотя и из будущего. Но Демафу было известно и другое высказывание, правда появившееся значительно позднее, чем он жил в этом мире – о том, что все повторяется, только если сначала рождается трагедия, потом она, при новом повторении превращается неизменно в фарс. Демон тайной полиции знал это, только никак не мог понять, почему все так происходит.
Но благородный генерал, служивший в тайной страже в разных временах, они ведь тоже всегда возвращаются, не мог без слез смотреть на все, что творилось в нашем времени и в нашем мире, куда и его должна была забросить нелегкая, как остальных Демонов не в первый раз, потому что слишком страшные дела тут творились, и чем дальше, тем страшнее. Вот уж точно картины не для слабонервных. Но, несмотря на очень солидный возраст по любым меркам, с нервами у него было все в порядке, в отличие от тех молодых сотрудников тех самых внутренних дел, которые, как известно должны охранять простых граждан. Но, как показывает история и реальность, заняты они вечно черт знает чем, только не охраной.
Еще когда-то в начале прошлого века ляпнул в пьяном запале поэт революции мол «моя милиция меня бережет», вот и приходится им, хочешь или нет, беречь, а то, что иногда это получается очень странным образом – ничего в том удивительного нет, всякое в этом мире случается.
И если титулованный пришелец из прошлого чего-то не понимает у нас в России, так всем давно известно, что умом Россию, как и ее внутренние органы, не понять, и очень даже вредно, а то и опасно мерить общим аршином. Ничего хорошего от таких измерений не получится.
Но с устройством внутренних органов генерал знакомился только мимоходом, ему нужно было вытащить из тех самых внутренних органов одного очень даже скользкого типа, это вам не Иуда даже, который от него бы никуда не делся, не Брут позднее, не Наполеон, так и оставшийся на своем острове. Да мало ли к кому в разные времена был приставлен наш славный генерал, всех и не упомнишь.
Как сейчас помнил верный страж древности, когда Мефистофель его призвал и рассказал, что был ему знак, что Иуда должен быть убить, оставалось только исполнить тайный приказ. В тайной страже все было тайным для остального мира, но как он мог не понять, того, чего требовал от него король бесов, у которого был пропуск на девятое небо..
Вот и теперь, когда Мефистофель говорил с ним в последний раз и предупредил о том, что поручение ему на этот раз досталось, конечно, аховое, и рядом с этим типом Иуда Ангелом покажется, особенно когда изображает его харизматичный и наглый актер в последнем сериале. Но ничего с этим не поделаешь, какой уж есть.
– И где мне его искать, – только и уточнил Демон – генерал
Он знал, что Мефисто может разозлиться за его непонятливость, но готов был напомнить, что это чужой мир, в котором в прошлый раз ему быть с ними не довелось, а все те миры, где он бывал прежде, покажутся раем на земле рядом с этим. Потому что тогда ему просто там нечего было делать, а слоняться без дела он вовсе не любил, да еще в чужом месте, непонятном времени. Но Мефисто не рассердился, выдержки у него по-прежнему было больше, чем необходимо для дела.
– Это называется у них отделение милиции, коту все известно лучше остальных, он тебя туда и проводит. Только будь осторожен, творится там, черт знает что. Но ты же знаешь, что со своим уставом идти в чужой монастырь, а тем более органы внутренних дел не стоит. Хотя бы пока мы не вытащили оттуда этого Странника, а вляпался он в несколько уголовных дел сразу, хотя и выдает себя за Иисуса, и надо бы его там оставить, да пока никак нельзя, без него это будет другая и никому не понятно какая игра. А мы уж пойдем по намеченному плану, и тебе нелегкая задача достается, но ты справишься.
Ничего на это не ответил тот, кто не привык обсуждать приказов вышестоящего начальства из самого центра. Он просто распрямился, слегка кивнул и шагнул в другое время, словно делал это постоянно. Да и что могло испугать генерала из тайного отдела, который тысячу лет назад потерял страх, а может быть, никогда его не имел?

Глава 9 В чужом монастыре
Но как оказалось позднее, наша родная милиция в восторг привести таинственного генерала ну никак не могла и если не испугать, то разозлить и вывести из себя, очень даже просто. Но, в отличие от тех, кто там сгорал в трудах праведных, Демаф хорошо помнил, что собратья – демоны за ним следят, и не следовало ему, даже с этими внутренними делами соприкасаясь, терять своего достоинства. Уж если называли его однажды Храбрым, то это самое высшее звание должен он был в любой ситуации оправдывать. Мир был чужим и странным, впрочем, как и все, где он появлялся прежде. Барс встретил его в самом начале и даже не смутился совсем.
Кот остановился перед серым трехэтажным зданием, и наотрез отказался идти туда. Правда, без билета он ездил в трамвае в прошлый раз, и вряд ли внуки тех оперов помнили про эти его мелкие грешки, но уж половина дел того героя, с которым он вовсе не хотел без определенной нужды встречаться, точно припаяют. У них там была строгая ученость, и дело раскрывать следовало только по горячим следам, а высшей доблестью считалось раскрыть то дело, которое еще и совершиться не успело, но обязательно через час произойдет. Тогда можно будет рапортовать о его раскрытии одновременно с моментом его совершения, и чем плохо, скажите? Это даже не по горячим следам, это опережая время называется.
– Я туда не ходок, если ты хочешь, иди без меня, – заявил наглый кот и отправился в более приятные места.
Генерал не настаивал, это в плохих детективах коты расследуют преступления, ведут блоги за самых популярных, но бестолковых звезд, а здесь ему появляться с котом вместе, да еще с черным котом, было не солидно, и опять же уже в дежурной части могут возникнуть осложнения. Там работают во все времена парни усидчивые, но весь ум у них чаще всего в задницу и уходит.
Но все с дежурной части и началось. Очень даже упитанный страж порядка, которого затруднительно было представить на оперативном задании, хотя бы по розыску того же Проходимца, только что хамил какой-то очень приличной женщине, которая совсем не давала для этого повода, но генерал из прошлого не знал, а тот точно знал, что только таким и можно хамить. Этот самый доблестный борец за порядок, оторвал безразличный свой взгляд от ее не особо соблазнительных форм – смотреть не на что – это и было написано на его веснушчатой физиономии, и повернулся к нему. Вот сейчас выдаст по полной. Но так и застыл с широко открытым ртом.
Пришелец поморщился, приготовившись объяснять, что и зачем ему нужно здесь, и если что применить какие-то приемы не законные, в их понимании. Но в тот самый неприятный момент этот тип резко, для его комплекции слишком резко, поднялся, выпятив брюхо вверх, так, что женщина отпрянула от него, решив, что он заметил непозволительное и сейчас на нее бросится всей своей тушей. Но он ее по-прежнему в упор не видел, и видеть не хотел. Он уже замер, стараясь втянуть живот, втянуть который было совершенно невозможно, и сначала так же резко приложил руку к пустой голове, а потом рванулся за фуражкой, заметив его усмешку в уголках губ, и при этом он умудрился все смести на своем пути.
Генерал, да и несчастная женщина подумали одновременно о том, что долго же ему придется собирать все, что разлетелось по комнате. Бумаги разлетелись в разные стороны, но сам охранник пока о том вовсе не думал. Генерал кивнул, не стал напоминать старую шутку о том, что к пустой голове руку не прикладывают, вдруг тот передумает и станет документы требовать, а тогда еще неизвестно как все и завершится, лучше не искушать судьбу. Пока все идет хорошо, и кажется в нем кого-то важного признал этот бедолага.
Охранник уже звонил какому – то своему начальнику по внутреннему телефону и сообщал, что к ним последовал сам генерал, какой-какой генерал, самый главный. Впопыхах фамилию замысловатую он уж никак не мог вспомнить.
– Генерал Калигула, – повторил тот, явно издеваясь.
Но бедная женщина, которая знала значительно больше этого старшины, отпрянула от него, как от зачумленного.
Генерал понятия не имел о том, кто такой тот генерал, но понимал, что человек он оказался очень важный. Да и понятно было, что в затруднительной ситуации в беде его никто не оставит, и он обязательно в последний момент как-то разрешит ее, и не может быть среди демонов, где он оказался, по-другому.

Глава 10 Переполох в отделении милиции
Немного позднее Таинственный пришелец узнал о том, что к тому моменту, когда он покинул это странное заведение, тот безымянный страж, которому стали мерещиться генералы на вверенном ему участке, которого естественно нигде не обнаружили, сколько не искали, был уже поспешно уволен. Увольняли их во все времена очень быстро, за несколько минут, особенно, если случалось что-то подобное. Потому что одно дело допиться до того чтобы черти зеленые мерещились, и совсем уж никуда не годится, когда почти наяву, на боевом посту, он видит генерала, которого в природе не существует, да еще и имени его не помнит.
Все повторялось и не удивительно, что занял он место поэта в психиатрической лечебнице, и убеждал нового профессора в том, что генерал был, в парадном мундире, и даже слегка ему улыбнулся. А куда он бесследно делся, непонятно, а так как машину не нашли, на которой он прибыл, то вероятно пришел через весь город к ним пешком. А что разве не может быть такого, чтобы генералы пешком, ходили, – возмущался толстяк. Если машина поломалась по дороге или в пробке застряла.
Врач ему терпеливо объяснял, что такое чисто гипотетически быть, конечно, может, почему бы и нет. Это у королев нет ног, у генералов они есть. Но даже полковники редко по городу ходят пешком, потому что люди они занятые, и если на машинах своих никуда не успевают в таких пробках, как у них добраться, то уж пешком точно опоздают. А если сломалась машина, то за ними тут же пришлют другую, с этим проблем у генералов никогда не было. И толстяк соглашался к ним, но никак не мог отказаться, от мысли, что этот генерал пришел к ним пешком, и что он на самом деле был.
Потом он решил, что, как только выйдет из больницы, найдет обязательно ту женщину, которая в тот момент была с ним рядом, и все видела. Она обязательно подтвердит, что генерал был.
– И на это не стоит рассчитывать, голубчик вы мой, – заявил доктор спокойно.
– А это еще почему? – удивился больной.
– Да потому, что вели вы себя с ней наверняка по-свински, и не захочет она ничего подтверждать. С какой стати ей вас выгораживать, и всем объяснять то, чего на самом деле быть не может. Вот если бы вы были ее сын, муж или любовник, тогда другое дело, она бы что угодно и про генерала тогда подтвердила, а так зачем в это ввязывать? Согласитесь, что случай странный, из ряда вон выходящий.
– Вы что, предлагаете мне стать ее любовником? – удивленно спрашивал бывший милиционер.
– Ничего я вам такого не предлагаю, и это вряд ли возможно. И на этот счет мои прогнозы не утешительны, боюсь, что, как бы это вам сказать, и в этой области вы не много можете. Ведь любовнику сила какая нужна, а у вас большие проблемы и тут.
Доктор приготовился к яростному отпору, но милиционер странно обмяк и уселся на кровать, которая жалобно под ним скрипнула.
Доктор как в воду смотрел, раз уж он тут оказался, то по этому поводу и надо было с ним поговорить. И у него еще будет для этого немало времени, потому что резко переменилась жизнь. Больше не было опасной и трудной службы, и вероятно никогда не будет, а все так хорошо начиналось. И принес же черт откуда-то этого странного генерала, который одним махом перечеркнул всю его славную карьеру, и на пенсию, а вернее, на инвалидность ему придется уйти раньше срока. Но как в старой и доброй песне поется: « Отряд не заметил потери бойца»
Так и завершилась для отдельно взятого старшины странная история с мифическим генералом, для остальных она только еще тогда начиналась. И он не думал о том, что отмучившись первым, он может спокойно смотреть из окна своей палаты на то, что там будет происходить дальше.

Глава 11 Операция «Проходимец!»
Генерал между тем заглянул в отделение уголовного розыска, зная, насколько скверно там работают, он приготовился к худшему, но именно там Проходимца искать и надо было. Он увидел поэта, которого обокрали, как он утверждал с пеной у рта и про себя усмехнулся:
– Значит на этот раз он поэт, а не лекарь и не профессор медицины, ну что же, кажется на первый взгляд безобидным. Покалечит только литературный вкус молодого следователя. Но в этом у них разбирался Демаб- мастер по всем тексам и поэтам. Он и сам не знал, что в литературе, да еще в поэзии хорошо, а что плохо, ему в свое время не объяснили, а потом не интересовался.
Генерал прислушался к картавым, но очень напыщенным речам, тот читал свои порнографические стихи, намекал на то, что он пришел из того мира. И они все еще увидят, кто он на самом деле. Ну снова под Иисуса косит – ничего нового и оригинального в том нет, все стало, как мир.
Пришелец удивленно поймал себя на том, что это похоже на правду и можно было даже поверить, если бы он не был предупрежден заранее, но Мефисто же сразу сказал – скользкий, да уж, бывают чудеса в этом мире
– Что за чудеса, – удивляется генерал, – он подал свой голос, потому что надо было что-то сказать, раз уж он стоял здесь, за спиной лжепророка. – Не удивительно, что вы завалили все, что смогли завалить.
Следователь странно побледнел, он увидел явно не генерала, этот был ученым и его просто так не проведешь, как несчастного старшину.
Он быстро выпроводил поэта без особенных разъяснений.
И сыщик, наезжая на непонятно откуда взявшегося незнакомца, на первый взгляд показался даже дерзким, но только на первый, потому что тот поставил его на место одним движением.
– Так ты поступаешь с особенно строптивыми подозреваемыми. Этот шут гороховый плел тебе, что он новый Иисус, – он внимательно посмотрел на следователя. – Ты хочешь знать наверняка, кто я такой, он подло лгал, как обычно, но мне можешь поверить, я – Калигула, но в разных временах у меня бывало и другие имена, и в память о них я не позволю тебе творить то, что вздумается, пока мы здесь.
Он замолчал, и сам удивился тому, что этот наглый тип заставил его так быстро называть себя, но он ни о чем сделанном никогда не жалел. Еще интереснее было другое, говорят ли для этого знатока прав всех времен и народов что-то их имена, произнесенные им в спешке и замешательстве.
По его глазам он увидел, что тот знает, о ком идет речь. От этого открытия он испытал удовлетворение за все время пребывание здесь. Но должно же его порадовать хоть что-то.
– Значит, ты читал роман века, это хорошо, а то я думал, объяснять придется, а у меня дела, знаешь ли, некогда с тобой возиться. Я здесь, чтобы сотворить новый мистический роман, и поведать миру о том, что творится теперь. Ведь жизнь будет продолжаться и когда вас всех не будет. Он не сказал нас – заметил следователь, значит, к людям себя не причисляет.
И когда следователь схватился за пистолет и начал палить вверх, пока в его оружии были патроны. Совсем, как в знаменитом романе, генерал исчез, ему там больше не чего было делать, тем более горе – герой его уже был на свободе. Но палил он недолго, во-первых, потому что патроны скоро кончились, а во-вторых, потому что сначала появился спецназ, а потом
ворвались и врачи и надели на него смирительную рубашку. Какая удивительная вещь, за один день второго доблестного сотрудника, призванного нас с вами беречь из одного, отдельного взятого отделения милиции пришлось вести на улицу Куйбышева, где и находилась в нашем городе Психиатрическая лечебница.
Это происшествие потрясло весь миллионный город, как никакое другое, хотя о нем говорили шепотом, и никто из непосвященных не должен был знать того, что в тот странный день случилось. И если бедолага – старшина уверял, что ему мерещился только какой-то генерал, то образованный капитан яростно утверждал, что стрелял он в самого Калигулу. Только даже ранить его не смог, то ли плохо стрелял, а это уж никуда не годится, то ли тело удачно спрятал, потому что оно так и не было найдено. Одно слово – черт знает, что твориться стало, и не только в отделении милиции, но и повсюду в городе.

№№№№№№

Полковник, начальник того самого отделения, все-таки навестил своих бывших подопечных, правда о генерале он уже ничего слышать не мог и не хотел, но вот кто такой Калигула, у главврача, с которым вежливо беседовал, все-таки поинтересовался, вдруг его тело еще искать придется, всякое могло быть. И доктор, скрывая улыбку, сказал ему, что это герой жил в древности, и если он и был убит, то точно не его пациентом, и искать тело потому вряд ли стоит.
– Мало у вас нераскрытых преступлений, чтобы еще такими заморачиваться? – поинтересовался доктор. Но вопрос был риторический, – дел больше, чем достаточно
– Во, допились, уже даже не живые люди, а герои древности им мерещатся, и из-за этого ты пальбу тут устроил? – искренне возмущался полковник.
Он поспешил уйти из больницы, где у любого психика повредиться может, пока ему еще Калигулы и прочие Каракалы не мерещились, надо было о себе позаботиться, а то тоже тут оказаться недолго от такой работы
Вернувшись в свое отделение, он поспешно отдал приказ об увольнении капитана.
– Никогда ты не будешь майором, – усмехнулся лейтенант, с которым они накануне поругались. Именно он и готовил приказ для увольнения.
А тот, который наделал столько шуму, спокойно шел по тому самому Любинскому проспекту, где накануне гулял Демаб. Он только мельком взглянул на железную барышню с книжкой в руке, и удивился тому, что его странно волновали живые девицы, порхавшие навстречу. Это что-то новенькое, и он пообещал себе, что как только разберется с важным и ответственным заданием, за которым сюда и был послан, так сразу и развлечется с одной из них, а может и с двумя.
Вот уж точно, странные вещи творятся на том и на этом свете, ничего не скажешь, но сначала задание, это милиционеры в лечебницы могут отдыхать, а у генерала с того света во все времена служба опасна и трудна. Это мы знаем точно. И тем более, что послан он сюда на короткий срок, вот и надо ему все успеть

Глава 12 Таинственный пришелец
Удавалось ли вам когда-то быть между мирами, на той самой лунной дорожке, где до сих пор появляются разные личности от Калигулы и до Наполеона? Не могут они успокоиться, особенно тревожно становится в лунные ночи, об этом еще рассказывал сын короля Звездочета, помнится. Страшновато немного оказаться в таком безлюдном месте. Но не только люди, и демоны там редкие гости. И только тот, кто превратился в прошлый раз в глыбу мрака, опять обрел уже знакомый нам образ и прошелся по этому пути к нему. И это был сам Калигула, не больше и не меньше
И очнулся император кровавый, стал искать своих демонов на той лунной дорожке. А с кем еще ему было встречаться, все остальные как-то не рвались к нему в гости. А Демонам что, они и не таких в свое время встречали. Они так часто встречались, так много знали о привычках друг друга, что не было никаких секретов и тайн особенных.
– Я заглянул к тебе, чтобы попрощаться на время, – тихо говорил Калигула, как только обнаружил первого из них. Он не знал их имен, они для него были на одно лицо, просто побеседовать хоть с кем-то захотелось, и эта жажда говорить терзала его больше всех других жажд, хотя голос его раскатом грома разносился в пустоте, Демонов это тоже не могло испугать. И холод его был смертелен для любого живого создания, но это там, на земле, а здесь ему убивать некого было, у Калигулы не болела больше голова, и никакой холод его не волновал. Он столько натворил там, что здесь блажил от покоя и бездействия, вот только если бы поговорить можно было с кем-то, хотя бы парой слов перекинуться, тогда все ладно. А то такая кровавая луна, и снова приходилось молчать.
– Что там на этот раз происходит, если в прошлый раз вы спасали роман обо мне, то что же такого важного могло быть теперь? – не удержался и спросил он.
Странное любопытство для того, кого на протяжении многих веков ничто особенно не волновало. И только тот исторический случай с мастером и его романом о прокураторе в озверевшей от войн и революций стране мог показаться ему важным и значительным. Ну и жизнь самого Калигулы, тоже конечно, хотя об этом стали забыть, и издалека он уже не казался таким страшным.
Тогда Мефисто даже удивился, он рассказывал ему эту историю так, ради спортивного интереса и совсем не думал, что она может оказаться такой увлекательной и значительно, хотя вероятно только тщеславие нельзя погасить в мертвой или века дремлющей душе. В этом еще раз на примере грозного императора пришлось убедиться повелителю тьмы.
Калигула заметил, что Демонов было много, наверное, они тут все собрались.
– Постой, постой, раз вы снова все в сборе, то дело очень важное, и вероятно, не говори ничего, я сам угадаю, если тот роман был обо всем, то этот о тебе.
– Ты странно проницателен стал с годами, впрочем, таким ты был всегда, ведь и тогда тебе было известно о том, кто перед тобой стоял. И судьба твоя тебе была ведома, но все равно делал все, что душе было угодно.
– Я не мог этого знать, слишком много пророков развелось в этом мире, попробуй, разбери, кто из них кто. И не думаешь о том, что и как будет потом, уж поверь мне.
– Ты не на суде, можешь не лукавить и не оправдываться, но нам – то с тобой все известно, лучше, чем остальным.
Но кое-что и на самом деле изменилось, твой роман издан миллионами экземпляров, не поверишь, но, наверное, нет никакой другой книги, которой было бы так много в этом мире, я захвачу тебе парочку самых оригинальных книг с самыми лучшими иллюстрациями, посмотришь, каким ты стал в воображении их художников.
– Хорошо, буду тебе премного благодарен. Но что же будет происходить на этот раз. Почему вы все собрались, что будет дальше.
– Ты все узнаешь, когда мы вернемся, а мы очень скоро вернемся, по нашим меркам – вообще один миг, там немного больше, но не настолько, чтобы ты успел без нас соскучиться, – заговорил Мефисто от лица всех остальных Демонов. Была недавно Дьяволиада, настало время для Демониады, не так ли? Да и вообще интересные времена пришли в этот мир, согласись, старик.
– Ты так и уйдешь, ничего не сказав, как же ты любишь мучить несчастных, – император не обратил внимания на то, что его вечно молодого, назвали стариком, меньше всего теперь волновали его такие мелочи.
– Ну, хорошо, – согласился Мефисто, – я могу открыть тебе великую тайну, я зайду в какую-нибудь их школу, чтобы послушать урок о тебе, и не только. Может сам что-то расскажу обо всех твоих масках и лицах, ведь им всегда известно только одно из обличий, а сколько их было на самом деле, трудно даже представить, и каждое из них по-своему интересно и неповторимо.
– Но не ради урока ты туда отправляешься, – не сдавался Калигула, он мог разозлить не на шутку своего собеседника, но тот был на удивление великодушен в тот момент.
– Не только ради урока, это правда. Прошло время, но люди ничему не научились. Нет никакой внешней угрозы и давления, но они по-прежнему ведут себя странно, а творческие личности – странны вдвойне. Не можешь себя представить, они думают, что сами могут решить, какую книгу печатать, а какую похоронить в тот момент, когда она написана. Как попугаи, они повторяют нашу фразу о том, что рукописи не горят, и сжигают их, чтобы убедиться в этом, даже и не думая, что сказано это было совсем не о том, что не могу я и мои демоны спасать все, что они сами хотят уничтожить, такая вот странная беспечность. И сколько раз твердили миру о том, что большое видится на расстоянии, что ошибочных ответов на вопрос «Быть или не быть» значительно больше, чем правильных, но ничего не помогает, их упрямству могут позавидовать все черти в мире. Я долго терпел это безобразие, но на этот раз там вообще происходит черт знает что, никакая их дама, пищащая детективы, коих бессчетное число развелось, еще не додумалась до такого. Но реальность всегда краше любого детективного сюжета, и в том ничего удивительного нет.
– Хорошо, но ты надеешься, что тебе удастся хоть что-то изменить в том мире? – не мог успокоиться Калигула. Он почувствовал, что страшно отстал от жизни и перестал разбираться в том, что там творилось

Глава 13 Беседы при ясной луне
Мефисто странно волновался на этот раз, даже когда был извлечен тот роман, даже когда появились первые его публикации, он оставался спокоен, хотя, скорее всего, притворялся.
– Я ни в кого и ни во что не верю, – отрезал его собеседник, вероятно он наконец и на самом деле начал сердиться, – но кто-то должен показать им на примере, что не будет так, как им хочется, что ничего они не решают и не могут оценить, как бы не упрямились и не старались это делать. Но удивительно мне даже не это, а то, что на этот раз придется нескольким из них оторвать голову в прямом, а не переносном смысле, без всякого оживления, потому что то, что творили те, в сравнении с этими, а все познается в сравнении, были только детскими шалостями.
– Тебе не привыкать это делать, – усмехнулся император, словно ему было привыкать, и тут же поспешно прибавил – Но этого не может быть, вы не настолько жестоки.
– Я бы тоже так же сказал, но кому рассуждать о жестокости – усмехнулся Мефисто, – да не могу, но обо всем ты узнаешь в свое время. Никогда и ни о чем не стоит говорить заранее, не то чтобы не сбудется, нет, но интереснее рассказывать о том, что уже случилось без всякого сослагательного наклонения. Говорить надо только о том, что уже удалось сделать, поверь мне, император.
– Хорошо, я подожду Вашего возвращения, – согласился Калигула, словно от него хоть что-то еще могло зависеть, а ведь на самом деле совсем ничего. И это вызвало легкую улыбку на губах Мефисто, но того, второго оставило совершенно бесчувственным. Он давно научился не выражать никаких эмоций. Да и были ли они у него даже при жизни? Скорее всего нет.
Когда его собеседник исчез так же неожиданно, как и появился, ему осталось пожалеть о том, что он так и не спросил его какова главная героиня. В том, что она не королева Марго, к которой тот так трепетно относился, он успел понять. Но судя по его словам, она и не новый Люцифер, ведь из-за Дьявола он бы и шагу не сделал, не только не преодолел пространства и времени и не позволил бы себе оставаться в новом мире. Мир этот, вероятно, еще хуже прежнего, хотя хуже, казалось бы и некуда.
Вопросы, вопросы, их всегда было больше, чем ответов, но у них в запасе вечность, и он понимал, что наступит тот момент, когда и ответы на них найдутся обязательно. А пока он продолжал томиться под луной, и гадать о том, что, где и как могло происходить.
И как ни странно, иногда детали, штрихи оказываются важнее всей картины в целом, о которой ты и не имеешь никакого представления. Пленник Луны вдруг вспомнил о том, что Мефисто собирался заглянуть на урок литературы по их роману, конечно, вот что привело его в настоящий трепет, что он там увидит, что услышит. Никто не сомневался в том, что они полюбят демонов, их нельзя не любить, они будут с уважением относиться к Мефисто, собственно много веков так к нему и относились всегда. И эти пусть попробуют относиться по – другому, но герой романа в романе, такой далекий, практически недоступный для них, непонятный, жестокий, как они разберутся с ним. Смогут ли оправдать его поступки, его жестокость, да еще после этого порно фильма великого Мастера Тинто Брасса. Фильм конечно, крут, но какое отношение он имеет к герою, к тому, шагнувшему из глубины веков?
Он заранее знал, что об этом побоится даже спросить его. Лучше не знать вовсе. Он мог обмануть кого-то из своих, его главный стражник мог делать вид, что все прекрасно понимает, и даже сочувствует ему, он был и останется благородным созданием, но молодые люди, страшно даже подумать какого – 21 века, что они могут понять. От их оценки не зависело ничего, и на самом деле очень многое имело значение только в этом свете.
Но луна уже скрылась, тьма окутала мир, и вечному спутнику стало немного легче. Показалось на миг, что и он был прощен, и мог бы не появляться больше здесь, но вековая привычка, очень странная вещь, от нее и при желании никак не избавиться. Вот он и приходил сюда, зная, что только здесь может встретить кого-то из старых знакомых, без которых ему было так тоскливо и одиноко. Вот и сбылось, нынче сам Люцифер перед ним предстал.
Кто сказал, что он страшен? Он блистательно прекрасен, скажу я вам и не покривлю при этом душой.
Император удивился тому, что он вспомнил первое из бесчисленных его имен, к чему бы это, откуда ему вообще было знать то, что оставалось великой тайной – любое другое Сатана, Дьявол – пожалуйста, но только не это, а он вспомнил именно это и хорошо, что тот уже не мог слышать его. Но разве мог бы он что-то вообще вспомнить без величайшего на это позволения, значит, а какая разница, что это значит, но тот, кто был когда-то хранителем света, давным-давно явил миру совсем иную сущность, и стал повелителем тьмы. А что если об этом полузабытом отрезке в его жизни и написан этот странный роман, чем черт не шутит. Но трудно, да что там, просто невозможно себе представить, что кто-то из смертных не только узнал эту его тайну, но и осмелился написать об этом. Но если это так на самом деле, то он испугался того, что совершил и спрятал роман от посторонних глаз, словно его можно было спрятать, если написал. Ему было искренне жаль того творца (С каких это пор в душу Калигулы закралась жалость), никто из пророков не рискнул бы больше предсказать его судьбу, потому что такого невозможно вообразить, да еще если все они устремились туда. Что он сделал с королевой, которая бедная, ни в чем вовсе не была виновата, и поступала наоборот, он сам сказал: « Она не королева». Так что же с ней может быть в этом случае? О том лучше совсем и не думать.
И он не думал больше, а погрузился в сон « Я б хотел забыться и заснуть» – это и на самом деле был только сон, потому что не мог больше умереть император древнего Рима – это с ним случилось давным-давно. Но он обязательно проснется, чтобы услышать, как и что там было, уж об уроке он точно ему расскажет, даже если тот не захочет о том вспоминать.
Сколько раз предлагали ему выпить из реки забвения заветный глоток, но он все откладывал этот момент, все старался отстраниться, забыться, и не делать этого рокового шага. Вот и дотянул до наших дней, бедолага. А разве это не тот самый ад, о котором ему и прежде так много говорили и теперь не хотят молчать?

Глава 14 Урок истории и литературы
Это была просто гимназия в центре Сибири, в городе, где пытался, но не смог спасти Россию последний русский адмирал, тень которого все еще бродила по его улицам, и останавливалась на обрывистом берегу знаменитой реки, воспетой в песнях про атамана, который в ней и потонул. Но эти края он прирастил все-таки к остальной России. Сам адмирал погиб на берегу другой реки, но возвращался сюда, где был счастлив такой короткий срок, где ему, вопреки всему все-таки многое еще удалось, и надежды не оставили его усталую душу на то, что Россия вернется и станет прежней.
Директора гимназии, как и вождя бунтовщиков, звали Владимир Ильич, и хотя по образованию был он физиком, но как и любой физик вовсе не чужд лирики. Он радушно встретил незнакомца, что произвело на того впечатление немалое. Надо было признать, что ни в одном учреждении его так не встречали, страх – привычное дело, выглядел он все-таки солидно, но радушие из области фантастики, это и подкупило, да что там сразило почти наповал. Он с радостью провел его на урок литературы, как только тот сообщил о цели своего визита. Конечно, он попал бы туда в любом случае, это не было проблемой одного из Демонов. Но хотелось как-то по-человечески, без всяких фокусов туда пройти. Хотелось не привлекать особого внимания, перепугав бедную учительницу, которая и без него должна была быть, как и многие литераторы, косноязычна, испугана, просто утомлена. Своим непосильным трудом доведена до невменяемого состояния, а тут еще парни с того света.. Да, да, именно так, сапожник без сапог – учитель литературы, который не умеет говорить – обычное дело, сплошь и рядом. Может и умела когда-то, да с годами разучилась совсем.
Но еще по дороге директор предупредил:
– Ее зовут Любовь, у нее нет никаких званий и наград, именно потому ее и стоит послушать. Надеюсь, что разочарованы не будете, а если будете – вы первый, и это еще интереснее, чем похвалы, от которых кое что склеиться может давно.
Это тоже было верхом противоречия, но ничему не удивлялся Пришелец.
Дети на него не обратили внимания вообще, они были поглощены беседой пока о жизни и творчестве Гения, она слушала, что-то добавляла, о чем-то говорила им сама.
Их и на самом деле стоило послушать, всех. И он забыл о сидевшем рядом директоре, и сдерживался, чтобы не произнести вдруг:
– Я был на балконе у Калигулы. И на пирах его, и на оргиях тоже был, спрашивайте, расскажу обо всем подробно
Можно себе представить, что это означала. Тот, который никогда не учился ни в одной школе в мире, здесь ощутил себя одним из них – учеников, учителей, какая разница, если они были единомышленниками. А потом она разбирала первую главу. Никогда не разговаривайте с незнакомцами.
– А вы и на самом деле верите в то, что он существует.
Она улыбнулась.
– Кто успел дочитать до конца, вы должны вспомнить знаменитую фразу, которую я лично очень люблю:
– Он чуть не свел меня с ума, доказывая мне, что меня не существует, потому советую и вам быть осторожнее.
И они странно замолчали. На втором уроке, в другом классе, где Демон остался с огромным удовольствием, прошли чуть дальше. Они как раз разговаривали об императоре, о том самом разговоре на балконе, где тот впервые столкнулся лицом к лицу с безымянным пророком. Тогда он не выдержал, поднялся и начал рассказывать, как это было.
Они замерли в одном порыве, она тихо стояла у окна и смотрела на него.
И только когда он закончил и тут же прозвенел звонок, она встрепенулась.
– Но вам же нужно написать еще один роман.
– Обязательно, – улыбнулся он, – это будет роман 21 века.
Дети ничего не поняли, но в ее глазах появились странные звездочки. Он мог биться об заклад, что она его узнала. Она не могла не узнать его. Вон возьмите картину ее любимого художника «Демон сидящий! Разве это не его портрет. И что? Да ничего, она сама себе никогда не поверит и правильно сделает. Это только странный и таинственный сон.
А потом он врывался всеми правдами и неправдами на другие уроки, в другие школы, о, чего только не наслушался странный пришелец, какой бред несли заслуженные учителя. Он тогда понял фразу директора, о том, что у нее нет званий и наград. Награждают, вероятно, тупых бездарей, а таких в педагогике большинство, чтобы они не так ощущали свою ущербность и заполняли пустоту – других все равно не было. Но что самое удивительное, он даже и разговаривать с ними не хотел, и смотрел насмешливо на несчастных детей, которым никогда на этих уроках не откроется истина, и хорошо, если где-то совсем в другом месте им покажут и объяснят.
Сначала он заглядывал в бред методичек и сочинений, изданных приличными тиражами, и хотел оторвать головы тем, кто их издавал, но не слишком ли много голов полетит – это уж какое-то Мамаево побоище на современный лад. Но потом он решил, что будет чем заняться любителю литературы Демабу и Обольстителю тоже, хотя вряд ли ему захочется этих словесников обольщать, но пусть из сонма выбирает хоть кого-то, на вкус и цвет товарищей нет и среди демонов.
Вот и маялись они, вот и спасали роман, и издавали его, а не лучше ли было оставить все, как есть. Но он быстро прогнал прочь крамольные мысли. Нет, из-за сотни плохих учителей, которые ничего не понимают, нельзя перечеркнуть все, но как они могли довести его до такого уныния, вот в чем вопрос.
И тогда он бросил все это грязное дело – народное образование – и отправился в квартиру с разбитым зеркалом, к своим демонам, они давно соскучились без него и совсем, наверное, отбились от руки.
Но там было грустно – он сначала не понял почему, а потом догадался – кот оставался у писательницы на даче, а что за жизнь без черного кота, но придется потерпеть, он там нужнее, с этим никто не спорит, не спорил и Мефисто.
Он огляделся, взял со стола черную энциклопедию, которую так удачно купил в первый день своего прибытия Демаб, и начал листать ее.
– Недурственно, – услышали собиравшиеся Демоны, и поняли, что он здесь и теперь они все в сборе. Такая вот шутка, короля Демонов и они порой не видели тоже. Бывает же такое. Они говорили о том, что видели и слышали, и он слушал их с большим интересом, прикидывая, что и как надо делать дальше.
– Игра началась, господа Демоны, и назовем мы ее просто Демониада – делайте своим ставки.

Глава 15 Явился не запылился черный кот
Шут был вор, он воровал минуты
Грустные минуты тут и там
В. Высоцкий
Как хорошо забыв все и всех, снова оказаться на даче в сосновом бору и, наконец, полностью отдаться творчеству. В городе сделать этого невозможно, даже если отключен телефон, и ты вроде ни с кем не общаешься, все равно что-то всегда отвлечет, соседка, рекламные агенты, журналисты, от которых никто из мало-мальски известных людей не мог отбиться, как не старался. А в этих дремучих местах журналисты не ходят, а волки давно перевелись, потому такая тишина и покой. Она вдохновляет, радует, порой приводит в полный экстаз. Для писателя или художника дача вовсе не роскошь, а средство нормального существования…
Потому именно туда на все лето и отправилась писательница Виктория Николаева, забыв о городской суете и всех многочисленных знакомых и родственниках, которым она вдруг сразу понадобилось, и выяснилось, что они без нее и жить-то не могут
Из всей живности Виктория брала с собой только кота Зосима. Он был достаточно хорошо воспитан для такой беспечной хозяйки и никогда ей особо не надоедал, наблюдал за птичками, но не трогал их. Следил за полетом стрекоз, любил, как и его хозяйка разноцветных бабочек, и не любил шмелей и пчел, наверное, когда-то был укушен, не иначе, или просто осторожничал.
Но бывали у Зосима совсем иные времена. Когда однажды еще в детстве он принес ей придушенного воробья и очень гордился своим подвигом, она так долго лила слезы над ним, а потом сердилась, что кот понял, что не стоит совершать таких напрасных подвигов. Ни к чему хорошему они все одно не приведут. Теперь птицы могли кружиться над его носом, ладе клюнуть, если сильно захочется, больше он свою хозяйку до слез не доводил. Даже если соседские коты и потешались над ним, это было легче пережить, чем чувство вины перед ней. Потому и прослыл он гуманистом, ему соседки даже цыплят доверяли охранять, единственному из всех местных котов, к которым доверия у них не было. Не стоит и говорить о том, что все цыплята оставались с Зосимом в целости и сохранности. И он и сам уже не понимал, как такую красоту можно было душить, а потом есть, тем более толку от них никакого, а вот курицы потом хорошо приготовленной точно не получишь и не один день. Пусть они лучше вырастут, весу наберутся, тогда можно и насытиться.
В общем, кот был созданием миролюбивым, и задатки хищника глубоко в нем дремали, а потому он часто возникал в ее творениях, и все говорила о том, что Виктория его увековечит, и это не так уж плохо.
Когда появился этот странный наглец, который ни с чем не считался, схватил и забросил его в погреб, а сверху крышку отпустил так, что никак оттуда не выбраться, Зосим оторопел и ничего понять не мог. Человеческим голосом этот гаденыш сказал ему, что курицу свою он получит, если будет себя хорошо вести, а если нет, то подохнет здесь, как паршивый пес от голода и удалился. Но успел заметить бедный пленник, что тот на глазах преобразился, и из полосатого стал рыжим, именно таким, каким он сам и был, ну как две капли воды похож. Сначала ему показалось, что это только померещилось, но вряд ли. Его просто решили устранить и подменить. Зосим хоть и верещал от обиды, но соображал быстро.
И когда первый шок прошел, стал он думать, что тот будет с его хозяйкой делать, ведь явился же он не для того, чтобы просто пленить его, ему наверняка еще что-то было нужно, но что. Тут он ума приложить никак не мог. А Вика у него, хотя и талантливая очень, но такая наивная и беззащитная, особенно перед таким наглецом, ничего не видит и не замечает, и никому не может отказать. Ее родственники этим и пользуются, сколько раз случалось такое, но не хотелось даже вспоминать о том, сто было с родственниками, это дело прошлое, а тут на пороге новая беда – отворяй ворота, и главное он ничего сделать не может. Он пытался прислушиваться, но ничего там ровным счетом услышать так и не смог, слишком далеко от места происшествия и ее обитания находился.
Кот прошелся по комнате, запрыгнул на стол и уселся перед нею, нагло глядя ей прямо в глаза. Это казалось неслыханным, Виктория протерла очки и еще раз на него взглянула вопросительно. ЛжеЗосим смотрел на нее, не мигая, словно изучая ее очень подробно.
– Что с тобой, – удивленно спросила она.
Он таил молчание, но она вдруг поняла, что если он захочет, то может открыть рот и заговорить человеческим голосом, такой у него был вид. Это был не ее увалень, а говорящий кот. Баюн, точно Баюн, сомнения все отпавли сами собой.
Она, конечно, знала, что животные, которые живут рядом с людьми, понимают человеческую речь, потому они и считаются домашними, а не дикими, но чтобы так, это уж слишком. И странное беспокойство появилось в ее душе.
– Я тебя взяла с собой не для того, чтобы ты мешал мне, – мягко говорила Виктория, – и что ты так смотришь, как будто я тебя неделю не кормила?
Она ждала от него какого-то ответа, она не так глупа, как Барсу хотелось, и это плохо. Хорошо, что у нее нет детей, она бы их точно своей мягкостью испортила. И теперь они бы его придушили или он их, еще неизвестно, что хуже, тут поди разбери.

Глава 16 Призрак кота Зосима
Барс чувствовал, что он портился на глазах, и хотел сделать ей внушение, но не собирался так быстро выходить из роли ее кота. Это не нынче случится. Пока он должен помешать тем, кто с часа на час начнут вертеться около нее, а для этого надо быть не героем знаменитого романа, которого все ну просто обожают, потому что он обаятельный, это в свое время даже Искуситель должен был признать, а обычным, хорошо воспитанным писательским котом. Но таковым хорошо быть на бумаге, в ее рассказах, а в жизни совсем другое дело, тут столько подводных камней встречается, особенно для такого строптивцы, как черный кот Барс.
Только вот Барс никогда не знал, и представления не имел о том, что это значит – быть хорошо воспитанным. Его баловал даже Мефисто в незапамятные времена, а потом все, с кем он внезапно оказывался. И он сам себя баловал еще больше и всегда, как капризный ребенок, добивался своего, чего бы ему это не стоило, и в способах добычи желаемого не ведал границ. А вот теперь, когда понадобилось позарез, он уже потерял ориентацию, надо будет у арестанта поздно вечером спросить что это такое. Да и вообще поговорить с ним не мешало, потому что, что греха таить, обошелся он с ним совершенно по-свински, не стоило так с тем, кто явно еще пригодится. Но время поджимало, все происходило так стремительно, что не до воспитательных бесед было. Тогда и не думал о том, а теперь совесть мучила, он и не подозревал, что она у него такая мощная оказалась, все было куда милее прежде, но прорезалась вот и терзает.
Но ничего, пусть посидит немного, подумает о том, как жить дальше, а когда курицу свою зарубает, так сразу и подобреет и все, что нужно он от него узнает, и не таких раскалывал Барс, которого когда-то Баюном звали, писательница его имя с ходу угадала, какая она, однако проницательная оказалась. Хотя всякие попадались, мягкие и пушистые порой самыми трудными и оказывались вдруг. Но ему некогда было думать, у него писательница была теперь на какой-то срок. Пока демоны и аферисты окружали ее со всех сторон, он один и остался, чтобы хоть как-то им помешать, хотя будь его воля, а не Мефисто, он бы как раз сам первый крутые меры и принял. Но у каждого в этом спектакле своя, строго ему отведенная роль, сколько бы он не шутил, не отбрехивался, ему нужно выполнить, то, что поручено, и попробовал бы он что-то сделать не так, как требуется, потом никакие оправдания не помогут. Они вот поживут и помрут в свой срок, а ему, как и всем Демонам, в вечности оставаться, а это дело очень трудное, порой неподъемное, и все припомнится, ничего не забудется.
№№№№№

Виктория никак не могла узнать своего кота, всегда спокойный и ленивый Зосим, он творил какие-то невероятные вещи и вел себя беспокойно. Но она все-таки надеялась, что это он и есть, а не кто-то другой, вот и пыталась с ним снова поговорить, так сказать поставить его на место.
– Если бы я не знала тебя много лет, то была бы уверена, что тебя подменили, – удивленно говорила она, – но ведь это ты, и тут нет никаких Питов. Все, как в старые добрые времена.
Она вглядывалась в глаза кота, словно старалась его расколоть – но не бывать этому, и не таких Барс в свое время обламывал, а эта просто не от мира сего.
Кто такие Питы, и чем они могли насолить коту, представлял он себе смутно, но понимал, что это скорее какая-то порода собак. Она наивно думает, что страшнее собак для них зверя нет, есть, и еще какие звери, и это совсем не собаки, скажу я вам.
– Люди страшнее зверей, а с такими родственниками как у тебя лучше быть круглым сиротой, – огрызнулся кот.
Он все-таки проговорился, сам не заметил как. Нет, актер он оказался никудышный, и надо же, до того привык болтать, что это получилось само собой. И что теперь? Кот соображал очень быстро, но у нее глаза округлились и стали большими- большими, таких глаз у человека быть не могло. Но что же он натворил, и как исправить положение.
Может быть, впервые за все время он страшно растерялся, но надо было брать себя в лапы, и убедить ее, что это должно остаться их тайной, молчал, молчал, и заговорил. Илья Муромец тоже тридцать лет на печи просидел, а потом сошел и отправился мечом махать, еще героем стать успел и Соловья прикончил, или считал, что прикончил. Тот прикинулся дохлым, чтобы герой не особо напрягался, а потом и сбежал под шумок, оглушив их своим свистом молодецким. Так Барс- Баюн мог припомнить и пересказать всю историю от царя Гороха до наших дней, потому что все он помнил очень хорошо, а то, что не помнил, мог и придумать, кто там проверять станет потом? Но мысли его снова к собакам вернулись, с них все начиналось, или может и более удачно закончится. Хотя надо жить сегодняшним днем, тогда все складно и ладно получится.

Глава 17 А кот – то говорящий
Барс смутно представлял себе, кто такие Питы, догадывался только, что это собаки, но его волновали исключительно люди и Демоны, которые были страшнее собак. Он решил все-таки не браться за неведомое, и без того уже со своим недержанием речи дров наломал. Но писательница никак не хотела верить в то, что ослышалась, хотя он прикусил язык и молчал, делая вид, что это было случайностью. Может радио где поблизости заговорило, да мало что это может быть вообще. Ему так хотелось поболтать немного, но понимал, что лучше помолчать.
– Я схожу с ума, – обреченно произнесла Виктория, – потому что почти уверенна в том, что ты разговариваешь. И не смей отпираться, я это так ясно слышала, что сама чуть не онемела.
Кот мог бы поведать ей многое из того, что случилось в последние дни, но он все еще молчал, а как хотелось про оперов в психушке рассказать, им и не такое, как говорящий кот привиделось, да еще на посту. И много еще чего, и расскажет на досуге, но пока некогда. Пока ему придется упорно притворяться.
Он убедился в тщетности своих усилий – Виктория ему не верила, тогда и махнул лапой на конспирацию:
– А что и поговорить нельзя, все молчать должен, – огрызнулся кот, – сколько лет я с тобой молчал. Вот не вынесла душа поэта, и заговорил.
Интересно сколько лет живет у нее этот тип, в столь коротких сроках истинной кошачьей жизни он разбирался плохо. И чтобы не соврать, сколько лет он рядом с ней молчал, он решил замять этот разговор, который все время там или сям становился опасным. Одно дело кот заговорил неожиданно, и совсем другое, если она догадается, что это не тот кот. А то и о том, что это и не кот совсем, и неизвестно, как к этому известию отнесется. А он не мог завалить задание, потому что даже харакири себе сделать потом не сможет, ничего у него не получится. Опозорится так, что мама не горюй. А становиться приблудным котом, которого Мефисто прогонит, как бродячую собаку, вот уж ни за что на свете. Надо пока тут крутиться, и вернется, и не раскалываться до конца. Виктория уже вернулась окончательно к реальности из своего выдуманного мира, она не знала, что думать, куда бежать и кому что сказать – кругом был только лес и очень подозрительно изменившийся ее кот. Ни одной живой души больше. Нет, наверняка тут были еще Лешие, Водяные, Русалки, о которых она писала в юности, но знать их все-таки не знала, и пока дружбы с ними не водила, а пригодились бы они теперь ей еще как. Уезжая на дачу, нельзя быть такой беспечной, это может плохо закончиться.
Вот такие нелепости с ней всегда и случались и в самый неподходящий момент, когда было столько работы, столько обязательств перед этим миром она взяла и никак не могла от них отказаться. Она попятилась, и руки ее невольно опустились.
Что еще могло происходить между писательницей и котом сказать очень трудно. Но из всякой безвыходной ситуации вдруг находится выход.
И в тот момент у ворот писательской дачи затормозили старые «Жигули», из них выбралась Настя, презрительно оглянулась по сторонам.
Кот ощутил такую опасность, какой не было даже когда приближались все гости на том самом приеме у Мефисто вместе взятые. Может быть потому, что они давным-давно были мертвы, а она жива, и невредима, и молода. Он и сам удивился той энергии, так они это теперь называют, которая от нее исходило. И он даже не шутил, когда выгнулась его спина, и он пронзительно зашипел.
– Питы, спасайся, – взвизгнул кот.
И снова искренне удивилась Виктория, что это еще за шуточки такие, конечно, она тоже была не в восторге от вторжения девушки, ее она хотела видеть меньше журналистов, хотя и не знала почему, но как он смеет так себя вести. На лоне природы улетучилось все воспитание и что-то несносное и звериное появилось в нем.
– Начинается, – подумал кот, – а я то, старый дурак, надеялся на то, что она даст хоть немного отдохнуть и освоиться в этом мире, с Зосимом по душам поговорить, да где там, не бывать этом.

Глава 18 А вот и Настенька
Пока писательница повернулась к нему спиной, а Настя его видеть не могла, он потер одну лапу о другую, что означало, что он принимался за дело, и никто больше не посмеет ему в том мешать – пусть попробуют. Странно, что пока он нигде поблизости не только не видел, но даже не чувствовал Искусителя, что бы это значило?
– Это моя племянница, у нее дела не очень, но не стоит ей показывать, что ты умеешь говорить. Она психолог, и мы с тобой можем оказаться в клинике, а я не хочу туда, у меня много работы, – повернулась к коту и негромко предупредила его Виктория, пока опасность в виде этой долговязой девицы к ним только приближалась.
Клиника точно не входила в их планы, а она может их туда упрятать, сразу видно, только он позаботится о том, чтобы этого не случилось.
– Я нем, как рыба, – заявил кот, – только может быть Гений был и прав, когда спрятался там от мира, большего безумия, чем в самом мире ни в какой клинике не отыскать. Но мы собой сильные и выносливые, прятаться не станем, это точно
Виктория последней речи его удивиться не успела, но успела почти шепотом ему бросить:
– Ты мне больше нравился, когда не умел говорить. Нормальным котом был, даже симпатичным
Но со стороны можно было подумать, что она просто разговаривает сама с собой, и сочиняет какой-то новый отрывок для своей книги. Настя знала лучше других, что писатели, даже бездарные все со странностями, а уж те, кто что-то соображает – тем более.
– Еще бы, кто любит слушать правду, – обиделся кот, отвернулся и надулся, о, как он был обижен на весь мир и на Вику тоже.
Но девица уже пришла, и он убрался подальше – обещал ведь молчать, а слово сдержать было трудно, когда она здесь.
Да и пленника давно надо было навестить, у него было так много вопросов к хозяйскому коту, что пытать его долго придется, особенно если тот соберется хранить семейные тайны. Какие к черту могут быть тайны, когда им грозит настоящая беда. Вот это он и постарается внушить доморощенному гуманисту и философу. И Барс не врал, он вообще никогда, надо заметить, не врал, а то, что билет в трамвае когда-то не купил, так это кондукторша сама виновата, разве не орала она, что котов тут не обслуживают. Да и где та самая кондукторша, а его все еще совесть мучить должна, вот такая штука жизнь. А то. что было до этого происшествия и вовсе не в сказке сказать, не пером описать.
Когда он заглянул в погреб, с трудом откинув крышку, то увидел, что кот беседовал с мышами, которые окружили его со всех сторон и рассказывали о том, что его хозяйка очень волнуется, чуть чувств не лишилась, потому что Двойник его разговаривает человеческим голосом, да и характер у него совершенно несносный.
– Так, – гаркнул Барс, – и откуда столько доносчиков набралось, а ну марш отсюда. Если еще хоть одного мышонка увижу, на лоскутки порву, но пока мне некогда вас казнить, так что бегите, чем дальше, тем лучше.
Но мышей, словно ветром сдуло еще до того, когда он успел все это произнести. Потому Барс только воздух сотрясал, и слышать его мог только Зосим. Но слушал ли он, душа его была переполнена злостью и обидой.
Зосим смотрел на него с величайшим подозрением, он не знал, что и думать. Тогда заговорил Самозванец, который не стал разоблачаться и казался его братом – близнецом, такое только в дурацких сериалах для домохозяек и бывает, но ему некогда было на такие мелочи внимание обращать.
– Половину новостей эти гаденыши серые тебе уже рассказали, только насчет характера моего соврали, он не скверный, он просто отвратительный. А по сравнению с твоим вообще никуда не годиться, потому тебе лучше слушать и не перебивать «Мы на роли героев вводили себя» – процитировал он слова какой-то песни. И рассказал Зосиму то, что здесь может в ближайшее время произойти. Барс говорил долго и подробно, не заботясь о том, что Зосим может чего-то не понимать.
Он помолчал немного для пущей важности, а потом спросил:
– И что ты об этом обо всем думаешь, ты с нами и или с ними.
Кот понял, что его хозяйку он себе уже присвоил, но это было понятно с первой минуты, когда он тут появился. Настю он терпеть не мог и с трудом это и прежде скрывал, а теперь, когда он узнал это, и почему-то был уверен, что кот не врет, сделать выбор не составляло труда, да и не было у него выбора – одна только видимость.
Барс радовался, что все прошло быстро и почти безболезненно. Но на всякий случай он предупредил:
– Учти, у тебя нет пути назад, и более того, хотя я на этом поле играю, но не обещаю пощады, если ты будешь себя вести не так, как требуется, и свою игру затеешь.
Ничего на это не ответил Зосим. Когда они вышли по одному из сарая, Виктория, проводив Настю до калитки, облегченно вздохнула, но она была такой грустной, что Барс готов был разрыдаться. Такое с ним случалось не часто.
– Но пока еще ничего не случилось, а что будет потом? – спрашивал он у себя.
Когда они столкнулись с Искусителем накануне, он был совершенно безжалостным, сказал, что она погибнет или закалится. Первого он допустить никак не мог, но как же трудно было второе проделать.
Она ушла в дом в глубоком раздумье, кот уселся на крыльце дома, который на несколько дней стал его собственным домом.
– Поживем, увидим, – только и подумал он.
Виктория не могла оставаться в душном помещении, она снова вышла на улицу, взглянула на звезды и прислушалась к шуму, звукам, эху.
Как чудесен был мир вокруг. И вдруг ей показалось, что она слышит чей-то негромкий голос, где-то внизу, но рядом.
– Звезды сверкали на небосклоне, который обволокла ночная тьма. Они разрывали ее своим сиянием, но не могли поглотить. И тьма казалась всевластной, бесконечной и вечной.
– Что это? – заворожено спрашивала она, хотя прекрасно знала, что это строки первой главы ее романа, того самого, который она не решилась показать даже лучшим друзьям, потому что написала это в экстазе, а когда заглянула в рукопись, то сама испугалась того, что написала. Нет, теперь можно было все, но этот текст, он так отличался от всех остальных ее творений, что никто бы просто не поверил в то, что это писала она. А у нее не хватило бы времени, а главное сил оправдываться, доказывать, убеждать, пусть он остается на диске – одном – единственном до лучших времен.
– Вот уж дудки, – услышала она своего кота и теперь была уверенна, что читал начало главы именно он.
Но это была полная чушь, он не мог знать, хотя, она столько раз повторяла эти строки, что мог и запомнить, да и вообще, что нам известно о котах?
Теперь Вика точно знала, что, быть может все, что угодно. Только никому не следовало говорить, что теплым вечером на даче, когда она осталась совсем одна, ее кот читал ей роман, который она написала. Но решила навсегда похоронить на диске, и никому никогда его не показывать, в этой жизни точно. Правда, если бы у нее спросили, почему она это делает, она не ответила бы вразумительно на этот вопрос. Вот решила похоронить, и все, и никто не сможет ее в том разубедить, да и некому это делать.
– Какая самонадеянность, – взвизгнул кот, – на тебя уже и управы не найдется.
Она молчала и пыталась понять, в какой момент из вполне приличного кота он превратился в такого наглеца, но что еще более удивительно, такой он ей нравился не меньше. Оставалось только гадать, будет ли он теперь таким, или вернется ее Зосим и все будет, как было прежде.

Глава 19 Тайна Люцифера
Звезды сверкали на небосклоне, который обволокла ночная тьма. Они разрывали ее своим сиянием, но не могли поглотить. И тьма казалась всевластной, бесконечной и вечной. И только люди, которых она всегда пугала, точно знали, что наступит момент, когда ее не будет в этом мире, и они хотели дожить до этого мира, когда отступила тьма.
Для кого-то, встретившего ее снова, казалось, что свет не наступит никогда. И если это была последняя ночь в их жизни, то так оно и случалось, в конце концов. Люди очень редко умирали днем, они были уверены в том, что тьма для этого и существует, чтобы растворится в ней и уйти навсегда. Но кроме людей в этом мире были и Боги, и Драконы, и Демоны, и иные создания, они тем и отличались, что были бессмертными, значит, могли надеяться на то, что рассеется тьма и настанет новый день.
Глыба мрака обрела очертания, и тот, кто пришел к ним в первый раз, начал рассказывать, как это все когда-то начиналось, страшно сказать еще до света, и до богов. Он заговорил, голос его был низким и хрипловатым, а может быть, просто он говорил тихо, чтобы не оглушить их, чтобы они поняли то, что он хотел им поведать.
– Сначала была тьма, – начал свой рассказ Пришелец, – но сама богиня ночи Никта породила первых носителей света. И после них в этот мир пришли титаны. Они были благородны и прекрасны, но не смогли защититься от младших, которые богами и назывались, и со временем уступили хитрым и напористым соперникам своим. Их это не расстраивало. И ушли те, кто не противился на край света, и разбрелись они по миру дальнему и ближнему. Боги захватили власть над миром, и понимали они, что не обойтись им без предшественников своих, и старались привлечь их всеми правдами и неправдами на свою сторону.
Среди них был и титан Астрей, который так любил звезды, таинственные и далекие светила. Он и разбросал по небесам первые из них, которые и должны были как-то рассеять мрак на небесах.
Звезды и ветер – вот то, о чем заботился Астрей. И он трудился над созданием продуваемого и освещенного всеми ветрами мира. Он с радостью порождал тот свет, который и должен был людям радость и вдохновение принести. Таковы были и дети его – таинственные и прекрасные, они появились на свет от любимой жены его, богини утренней зари Эос.
Он был благодарен ей за те светлые и прекрасные чувства, которые она к нему испытывала в самом начале, и за детей, ею рожденных. Это потом Зевс превращал в звезды первых героев, но сначала порождал звезды он своими руками и желаниями. Когда Громовержец посмотрел на небеса и несколько увеличил их количество, самые главные из них давно уже сияли, они были так прекрасны и таинственны, что тот просто решил добавить немного и собственного света. И среди них любимым детищем титана была звезда, которую он называл Люцифер. Ему казалось, что свет ее был ярче, и сияла она выше других. И так часто смотрел на нее Титан, что понял Люцифер со своей высоты, что с ним никто не сравнится. И уверенность эта со временем крепла в душе его. Он и не подозревал тогда, что все может измениться вдруг. Сначала он радовался миру, который ему подарили родители, и светил для них так, что готов был раствориться от усердия.
Но когда заметил, что они, как должное принимают свет его, то стало ему немного грустно, печально даже. Что же это значит? Только в первый момент и замечают, и восхищаются, а потом появляются другие звезды, и отношение становится другим? Он так привык к всеобщему вниманию, что никак не хотел с этим мириться.
Заметил он, что и на земле стали происходить какие-то перемены, и в небесах, его сиятельная матушка, все чаще куда-то исчезала, и ее долго не могли нигде найти. Отец старался делать вид, что ничего страшного не происходит, но он уже знал, что она украла для себя какого-то смертного, и радуется тому, что его век так короток, и она может скрасить его грустную жизнь. Страсть владела душами, она правила мирами и порождала этот странный свет и тени.
– Я вернусь к мужу, ведь он бессмертен, а этот несчастный – совсем другое дело, – говорила она, когда сын с укором смотрел на нее
Этого не могли понять другие, и Люцифер не мог понять, но Эос не нуждалась в их понимании, она делала то, что ей хотелось.
Так Люцифер впервые узнал, что такое предательство, и мать родная своей легкомысленной беззаботностью пояснила ему, как это бывает.
Но это оказалось такой мелочью в сравнении с тем, что началось на земле потом, когда боги вылезли из утробы Кроноса и стали воевать с целым миром.
Впервые Люцифер пожалел о том, что он не стал вмешиваться, не тронул младенца Зевса, когда того прятали от прожорливого отца. Может быть, от него и стоило избавиться, но ведь они не остановились, они так или иначе расправились со всеми его братьями-титанами. Он едва отыскал Атланта, со своей сиятельной высоты он взирал на страшные муки Прометея, и даже заглянул в бездну, где томились те, кто не собирался так просто покоряться богам. Какой плачевной оказалась их участь. И после жуткого этого путешествия Люцифер понял, что никогда больше он не будет счастливым и беззаботным.
Так в душе светоносного бога появилась сначала печаль, а потом и ярость. Он видел, как носился по миру задорный Посейдон, то корабли топил, то ветры захватывал в свои объятия. Очень редко он видел вторжение в этот мир из своего подземного царства мрачного Аида. И уже готов был поддержать Деметру, после того, когда тот осмелился похитить Персефону, но его вмешательства не потребовалось, они как-то договорились, и все убедились в том, что она его любит и готова быть с этим чудовищем во тьме, а как же можно спасать ту, которая сама не желает спасаться. Вот этого Люцифер никак не мог понять, но он уже давно многого не понимал.
Последняя его надежда была связанна со смертным Одиссеем, которому немало сделать удалось, и даже Трою, из которой был последний возлюбленный его матушки разрушить. Люцифер считал, что он отомстил и за него. И боготворил царя царей Агамемнона. Но когда Одиссей стал бессмысленно скитаться по миру, а потом на острове волшебницы застрял, а второй был убит коварной женой своей понял Люцифер, что они слишком хрупкие создания, жизнь их -только миг, ни на кого из богов и смертных он надеяться никак не может. И тогда одиночество, дикое и страшное одиночество сковало его душу раз и навсегда

Глава 20 Светоносный в чужом мире
Все переменилось тем временем в мире и душе Лучезарного. Свет его был таким же ярким и таинственным, он еще дарил вдохновение поэтам и художникам, но не было в нем того тепла, которым он славился прежде, скорее холод и одиночество появились в душе Лучезарного бога.
Если тогда это кто-то и заметил, так это был повелитель муз Красавец Аполлон. Это он тогда вознесся на свой Олимп, и никто даже не догадывался, как мало этот юноша значил без Люцифера. Сам он о том знал, потому и всполошился. Ему не нравилась грустная музыка, печальные песни, которые стали распевать его творцы, прославлявшие одиночество, ведь это бросало тень и на него самого, и в новом свете показывало все его недостатки и просчеты.
Тогда, поздно вечером, когда разбежались все его музы, и обратил он взор с Олимпа к Люциферу. Но тон беседы не мог понравиться лучезарному Титану:
– Что там с тобой происходит, ты дурно на моих муз и их подопечных влияешь, мне не нравится все, что они в последнее время творят.
– А разве я что-то должен тебе, мы ни о чем не договаривались, – отрезал Люцифер. И столько презрения появилось во взоре его, что невольно смолк Феб. Он не ожидал ничего такого и близко.
Аполлон слишком поздно понял, что он не с Паном, который все вытерпит, разговаривает, а с богом света, но и остановиться в своей заносчивости он уже никак не мог.
– Ты создан был для того, чтобы мир освещать, и не стоит забываться, у каждого свои заботы тут.
– А ты создан был не для того, чтобы плодами чужих трудов пользоваться, тебе вообще никакого света не надо бы давать, – отрезал Люцифер.
Они, вероятно, наговорили бы друг другу немало гадостей, и неизвестно чем бы вообще все это закончилось, если бы Пан не встал между ними.
Смешно и грустно было видеть добродушное чудовище там, где Аполлон ссорился с самим Люцифером, и это после того, как они уже соревновались с безрассудным чудаком Паном, игра которого не шла ни в какое сравнение с его собственной. Но Пан потерял страх, а может, никогда не имел его, потому он и появился снова, снова рискуя собственной шкурой.
– Оставь его, – обратился Пан к Аполлону, зла на которого не держал никогда, – он и без того так много для нас делает, и мы должны быть ему благодарны.
И взглянув на бесстрашного Пана, он отошел в сторону, решив, что поддаст ему хорошенько, когда Люцифер исчезнет с его глаз, чтобы у того не нашлось бесплатных защитников вдруг. Но он сам знал, что пыл его ослаб, что остановил его Пан вовремя, и если благодарить он его не станет, то и ругать не за что.
Но все трое, в тот момент они еще не ведали, что после этого разговора изменилась расстановка сил. Все дальше уходил Люцифер от тех, кто считался носителями света – его порождением, и все ближе подходил он к тем, кто все время оставался во тьме, да и сам был не приятным созданием.
С грустью думал он о том, что красота, внешний блеск и даже таланты еще ничего не значат. Если холодна и пуста душа, если ты стремишься к вершинам Олимпа, забывая о каких-то более мелких, но не менее важных вещах, которые никак не были названы пока, но от этого они не перестали в мире существовать.
Люцифер в те дни понял, что ему не хочется сиять, вкладывая всю свою душу для того, чтобы такие, как Аполлон только отражали его свет и при этом надувались от собственной значимости.
В замешательстве был и Аполлон, когда он смог рассуждать здраво, то сразу же поспешил к Артемиде, и не сомневался в том, что она слышала обо всем, что происходило между Олимпом и небесами.
– Что это на тебя нашло, Братец, ты все еще не усвоил, что Титанов обижать не стоит, даже прикованного Прометея, не говоря уж о Люцифере, это он хранит свет, которым ты бессовестно пользуешься.
Аполлон ждал поддержки от сестры, а она набросилась на него с упреками, и тогда он брякнул первое, что пришло на ум.
– Это твой Пан меня так разозлил, что я уже не знал, на ком и зло срывать.
– Если бы Пана там не оказалось, ты бы вообще уже свет и покой потерял, скажи спасибо, что он там был и Люциферу, кстати понравился.
– Ему только этого не надо.
– И тут ты его с собой путаешь. Не надо ему этого, он тебя спасать бросился, хотя даже я его о том не просила, – подчеркнула она.– А тебе нужно быть осторожным с Люцифером, если произойдет еще одна стычка и он покинет нас, то от тебя почти ничего не останется.
Если бы у Аполлона была в руках молния, то он бы метнул ее в Артемиду, Пана и всех, кто был поблизости, хорошо, что руки его в тот момент пусты оказались.
И хотя Люцифера уже не было на небосклоне, но он все это видел и слышал. И почувствовал, что этот мир нравится ему все меньше. И какой уж тут свет, когда становится понятно, что чем меньше светишь, чем темнее будет, тем лучше и спокойнее для тебя самого.
Он хватался за последнюю соломинку, чтобы как-то изменить свое мрачное настроение, но плохо это у него получалось.

Глава 21 От света к тьме
Еще какое-то время по привычке светил для них Люцифер. Но теперь и Аполлон все реже к нему свой взор обращал, а уж когда непонятно как оказалась на небесах Кассиопея, та самая гордая царица, которая чуть свою дочь не уничтожила, когда похвалялась перед Посейдоном, что она краше всех будет, тогда совсем не стало житья на небесах Люциферу.
Правда, к тому времени все уже установилось, и он видел, как по приказу Зевса был освобожден Прометей. Но это – то для Люцифера и стало последней каплей, переполнившей чашу его гнева. Прометей вернулся назад и оставался помощником своего палача и мучителя, словно и не переживал всех тех страданий, которые с ним приключились. Это казалось невероятным Люциферу, и он понял, что никогда ни у кого, ни о чем не будет просить, а уж у Зевса в последнюю очередь.
– Да лучше пусть исчезнет свет совсем, лучше пусть эти боги остаются в полной тьме, чем я с ними рядом встану.
Говорил он это Пану, который слушал его молча. Он мучительно старался понять, что им делать, как быть, чтобы не лишились они света. Все это время он готов был спасать этот мир, и даже упрямца Аполлона, который лично ему был не особенно приятен, но это ничего не меняло.
Не в силах ничего придумать, Пан бросился к Артемиде и рассказал ей о последнем разговоре с Люцифером. И она сама не решилась к нему обратиться, а бросилась к своей матери, ведь Лето тоже была Титанидой, и если уж он кого-то послушается, то именно ее.
Лето не разделяла уверенности дочери, но к Люциферу все-таки обратила свой взор, как только он появился на небесах.
– Не лишай их света, они глупы и неразумны, они ничего не понимают, но нуждаются в тебе.
Усмехнулся Сияющий:
– А ты, отчего к ним так добра, что-то мне это не понятно, забыла, как гнала тебя Гера по всему миру, и не рвался заступаться за тебя возлюбленный твой.
Сколько не пыталась уговорить и сдержать его Лето, ничего у нее не получалось. Она могла успокоить себя только тем, что она пыталась это сделать, но у нее ничего не вышло. И на самом деле разозлился еще больше Люцифер, он никак не мог понять, как и почему защищают тех, которые им столько беды, унижений, несчастий причинили. Не может такого быть, не должно быть, но ведь было. И тогда в запале и бросил он отцу своему Астрею, когда тот то ли сам к нему пришел, то ли Лето его отправила.
– И не говори ни о чем, не проси меня, да лучше я в подземный мир подамся, говорят Аид из всех из них хоть и темен, но значительно приятнее этих.
– И там посветить не мешало бы, тем более что там ты будешь один, а здесь и без тебя света хватит.
Отец бросал ему вызов, а ведь прежде всегда он был добр и терпим, и хотя минуту назад еще не думал Люцифер о подземном мире, а теперь уже точно знал, что именно туда он и отправится, особенно если там он получит желанное одиночество.
И в ту же самую ночь исчез с небосклона Люцифер. Замер от ужаса Аполлон, поняла Артемида, что все их усилия были напрасными, затосковал Пан, ведь ему так нравилось беседовать с хранителем света в темноте ночи, когда другие звезды не решались появляться на небесах. И стали они гадать, вернется ли он оттуда, появится ли, и, вспоминая о его гордости, понимали, что не вернется он из тьмы, как бы там плохо и одиноко ему не было (а почему одиночество, это обязательно плохо), он не придет к ним, и никого ни о чем просить не станет.
Для Аполлона наступили мрачные времена, зато в подземном мире больше не было той кромешной тьмы, царившей до его появления.. Помня об ошибках тех, кто был так беспечен на земле, Аид и Персефона были с ними приветливы и ласковы. Они не уставали повторять, как он необходим им, как все переменилось, а уж когда богиня ночи Никта устроила шумный праздник в честь него, то понял Хранитель Света, что это и есть то самое место, которое ему и необходимо было в мире.
Злые языки придумали сказку о его падении, о его первенстве, но в подземном мире, без Аполлона там, распространявшего глупые слухи, не обошлось. Но что им оставалось делать, если они навсегда потеряли то, что имели, и хорошо понимали, что никогда им Люцифера назад не вернуть.
Можно говорить что угодно в собственное оправдание, но он без них спокойно обходился там, а вот им было даже очень скверно без того света, который он им еще недавно дарил.
Так в мир, в котором оказался по собственной воле Люцифер и стали называть ТЕМ СВЕТОМ. Но это был настоящий свет, а на земле, говорят он еще светил, как и все погасшие звезды, свет которых еще долго доходит до этой земли, но боги хранят тайну, а люди и не догадываются, что это давно погасшие звезды, их нет, и не будет больше никогда. Только свет все еще до нас доходит, и будет долго доходить.
И какой-то странный бог, знавший, что это он во всем виноват, еще любовался светом погасшей звезды. Он знал, что могло быть все по-другому, могло, но не будет никогда.
№№№№№№

Историю о Люцифере рассказывал своим Демонам Мефисто, кто-то из них ее слышал и прежде, всю или частично, кто – то узнавал все только теперь. Но многие были удивлены, когда узнали, как их Мессир стал тем, кем он стал. И после всего услышанного стали ценить его еще больше.
А ведь ему предстояло еще рассказать историю про мертвых душ. Его писательница должна была ее знать. Она о многом сама догадывалась, но он должен показать рассказать ей то, что с ее света не очень хорошо видно.
И тогда он повел Викторию на прогулку, вытащив под каким-то предлогом с ее дачи. Даже кот не стал возражать. Ей точно надо проветриться немного. Но потом Мефисто передумал и просто послал ей сон, да такой яркий, какой она не сможет забыть никогда

Глава 22 Мертвые и живые души
Сначала треснуло зеркало в прихожей. Но я рванулась на улице, потому что опаздывала, и подумала о том, что и в моей квартире может поселиться кто-то из разбитого зеркала.
Как же прочно живет в нас каждая фраза, каждое слово романа века. Недаром ли пугливые, полуживые души так не любят это повествование, оно приводит или в шок, заставляет почти терять рассудок? Я люблю роман.
Сейчас я спешу на свидание и почти счастлива. Но можем ли мы знать, кого встретим на пути, что случится с нами к вечеру, через час, да что там, через мгновение? До места свидание я добралась без происшествий, успела забыть про треснувшее зеркало и даже любимый роман.
№№№№№№№№

В большом торговом центре мой спутник останавливается, ласково берег меня за плечи и поворачивает в свою сторону. Он хотел сказать что-то важное, о напомнить чем-то, может быть поцеловать (мечта идиота), но произошло невероятное. Прямо за его широкой спиной я вижу прекрасное создание в одном купальнице и столбенею. Опасность? Соперница?
Только через минуту становится ясно, что это не моя прекрасна соперница, это манекен, дорогой, хорошо сотворенный, так что сразу и не понять, что это не человек, а кукла. Думаю о том, что могла переживать, в какие стороны шарахаться, если бы мы оказались, скажем, среди восковых фигур в знаменитом музее. Наверное, так и рождаются фильмы ужасов.
Но куклы остаются куклами, а люди все-таки не куклы, на первый взгляд хотя бы. Почему у меня создается впечатление в том самом огромном торговом зале, что здесь есть манекены неподвижные и двигающиеся в разные стороны. Все, кто двигается – живые, если к ним прикоснуться, они вероятно, теплые. И все-таки это впечатление не исчезает.
Мой спутник, философ и по образованию и по отношению к жизни, и потому остается только рассказать ему, о чем я в этот момент думаю.
Просто, наверное, выражение лица у меня какое-то странное, не очень понятно, что меня так волнует. Хочу ли я дорогой подарок, или что-то иное не дает покоя. Правы мудрые женщины – мужчинам надо объяснять все, что мы хотим сказать, почему они должны догадываться, а то еще бог знает, до чего догадаются.
Мы спускаемся на первый этаж в кафетерий, чтобы поговорить немного. Выслушав меня, он улыбается.
– А ты только сейчас догадалась о том, что половина тут мертвых душ?
Хороший поворот, он издевается или на самом деле это так? А он не унимается.
– Ну, посмотри на мужчину за тем столиком, думаешь, он жив?
Не знаю, человек поднимается и идет куда-то, вероятно, скорее жив, чем мертв.
– А вот это девица, – не унимается философ, – думаешь, она что-то чувствует, мы все для нее не бесцветные тени? Она не наткнется на тебя, когда пройдет мимо, но в ней с самого начала не было никакой жизни.
Я понимаю, что сейчас он мне расскажет какую-то историю, чтобы доказать свою правоту, потому что я не особенно ему верю, хотя в глубине души подозревают, что он прав. Просто озарение какое-то. Хотя в голову это все-таки не укладывается.
– Понимаешь ли, в чем дело, – начинает он, – мы привыкли думать о том, что при рождении, когда младенец делает первый вдох, душа в него вселяется, кто-то говорит, что она появляется еще в утробе матери, когда плод начинает шевелиться, а здесь только просыпается окончательно.
– А это не так?
– Это так, – соглашается он, – интересно то, что происходит потом с душой, которая принадлежала уже дюжине людей до нас и накопила столько всего в своей оболочке, как она приживется на этот раз, как будет развиваться, сможем ли мы ее оживить окончательно, чем наполним, сделаем ли своей или она будет отторгнута.
– И что же происходит?
– Вот и происходит развитие, она должна попасть в это время, в это пространство, она должна комфортно себя здесь чувствовать и развиваться, а не сбежать от нас, как неверная жена, к другому мужчине. Ты думаешь, что такое клиническая смерть, как ни побег души из тела? Если найдется подходящая душа поблизости и успеет вселиться в еще не остывшее тело – человек оживает, если же нет, то увы….
– Не повезло бедняге…
– Недаром, люди, которые возвращаются, не любят рассказывать о пережитом, а если рассказывают – одно и то же, о коридоре, свете, то, что они наверняка до этого читали или слышали от других. А на самом деле ничего они не помнят и не знают, сбежавшая душа вряд ли вернется назад, а совсем другая только пытается прижиться к этому телу, она ничего о нем не ведает, все начинается сначала, вот и молчат, бедолаги.
– Но ты говорил о живых людях, у которых мертвые души, – напомнила я ему, капризно поджав губы.
– Да, конечно, прожил человек половину жизни в тумане, ничего не хотел, ничего не делал, что же ты думаешь, душа еще жива у него? Нет, формально, она может и трепыхается, но это мертвая душа. Ведь люди порой умирают еще задолго до своей физической смерти, им не обязательно для этого лежать в коме и не шевелиться. Он может и шевелиться, но душа точно мертвая.
– И что же делать? – спросила я, вспомнив все больные вопросы наших революционеров, которых разбудили несчастные декабристы.
Он молчал, разглядывая кого-то, наверное, пытаясь определить, мертвая или живая у него душа.
– Что делать, чтобы душа не умерла раньше срока, и вообще оставить ее в целости и сохранности – учиться, развиваться, забыть о покое, пусть он только сниться, музыку, стихи писать, кино снимать – творить одним словом, – с пылом говорила я.
– Ну, это банально, хотя для начала не мало. Но есть еще одна тайна во всем этом, желательно бы узнать, кому принадлежала душа прежде, совпасть с теми, кто уже владел ею, кто пытался развивать и сохранить то, что он накопил за свою жизнь. Ведь без их помощи и без их опыта мы не сможем много сделать и снова все начнем сначала. Если успеем начать, – он таинственно замолчал.
– Узнали, а потом?
– А потом подумать о современном мире, в который мы ее бросаем, вот с поправкой на изменившиеся реалии и развивать ее дальше, все время неустанно, восстанавливать, оживлять, поддерживать тот огонь, которым она питается, конечно, не при помощи вина, азарта, а то и наркотиков. Так ее только и можно умертвить раз и навсегда.
Около нас остановился человек, на диво красивый, странно похожий на Александра Блока в молодости. Вероятно, это сходство замечали с самого начала многие, и повторяли ему все время о том, что он удивительно похож на поэта. Но я заметила и другую особенность – он был мертвецки пьян, нет двигался почти не качаясь, но он до такой степени был выключен из реальности, что если бы другой человек шел к нему навстречу, то он бы не смог свернуть, отстраниться в сторону, и просто бы врезался в него.
– Вот, лучший способ умертвить душу, о наркотиках я не говорю, ее просто выключают, усыпляют, и назад вернуться она едва ли сможет, да мало ли способов, как можно убить душу. Если она и была бессмертной, то с этим давно покончено, еще до нас постарались.
– Куклы и кукловоды, – я снова вспомнила о красивом манекене, который заставил меня до такого додуматься.
– А самое главное, что мы сами и куклы и кукловоды одновременно, каждый в своем мире и кукла и кукловод. Пока душа не умерла, человек может все, но стоит только ее потерять или убить, и он уже остается просто куклой, тогда и появляются другие кукловоды, вот это настоящая беда. Но стоит ли жалеть о том, кто уже успел погубить свою душу, и передает себя в руки другого, прекрасно понимая, что ничего хорошего ему не дадут, а скорее наоборот, отберут даже то, что еще осталось, тот мизер, который у человека еще был, чтобы окончательно швырнуть его в пропасть.
– Тогда бес забирает его душу? – спросила я, вспомнив знаменитый сюжет. Мой спутник рассмеялся.
– А теперь я открою тебе величайшую тайну, а на кой ему нужна такая душа, несчастная, измотанная, затравленная? Ты веришь, что Мефистофель – это тот старьевщик, который тащит с помойки все к себе в дом и захламляет его изношенными мертвыми душонками? Господин Чичиков хотел за них хотя бы монеты получить, а ему зачем это нужно?
На этот раз я и удивилась и встревожилась по-настоящему. И на самом деле, как глубоко сидят в нас те самые заблуждения, которые кто-то и когда-то внушил нам гениальные творцы. Но ведь это только их виденье мира, у Мефистофеля – то они не спрашивали, а если и спрашивали, разве не мог он им наврать, ради красного словца, а потом пошли и поехало.
– Тогда почему он возится с ними? – не сдавалась я.
– Догорая, а не ты ли писала о чертях в Пекле, кочегарах и тружениках, которые не видят белого света, в отличие от твоих забавных бездельников сатиров из заповедного леса.
– И что? – невольно вырвалось у меня.
– И то, что когда-то он был наказан, проиграл в кости Велесу – богу всего живого на земле, твоему любимому богу, и с тех пор он должен собирать эти мертвые души и бросать их в топку, чтобы они не возродились больше, чтобы на свет не смели показываться. Заставь Мефистофеля души собирать, он много чего натворить может, творческая личность. Ну, самовольничает, конечно, когда ему кажется, что душа уже никчемная, ее пора сжигать, а человек упрямится, не отдает душу, но это не значит, что она нашему Мефи нужна, просто он так считает, а уж упрямства у него – сама знаешь. Но самое главное, что он редко ошибается, если человеку и удается защитить, отстоять свою душу, та самая душа очень скоро все равно у него оказывается. Тогда в морозную зиму становится немного теплее – мертвые души – это самое лучшее топливо, да и для чертей передышка, можно перекурить, она ведь горит очень долго, пока все жизни не выгорят, не обратятся в прах. Вот на это только и годится мертвая душа, но хоть какая-то польза от нее должны быть, не так ли?
– Странно, а я все пыталась понять, зачем ему нужны эти души.
– Вот затем и нужны. Но какое же преступление совершает человек, который не может сберечь душу, он уничтожает надежды на возрождение, то доброе и светлое, что успела душа накопить до того, когда пришлось ей вселиться в это тело и сделаться мертвой.

Глава 23 Живые и мертвые
Мы все еще сидели в старом кафе, перед глазами мелькали какие-то люди. Но не они мне были интересны, а мои знакомые, близкие и дальние. Хотелось узнать, понять живые или мертвые у них души?
– Хочешь научиться определять это безошибочно? – спросил мой спутник, ну искуситель, что с него взять. Я подумала немного.
– Нет, не хочу, боюсь. Пусть остается надежда на то, что они скорее живы, чем мертвы. Не хочу думать, что они годятся только для растопки и обогрева космоса.
– Но ты ведь хочешь спросить о тех, еще живых душах?
– Да, скажи, как они живут?
– Они неустанно совершенствуются, стремятся вверх, занимаются наукой, творчеством, и тогда те, кто были до них, они появляются в нужный момент и помогают им, конечно, если род занятий угадан и Сократ может помочь такому человеку, да еще в современной обстановке. Все это почти на грани шизофрении, недаром же гениев объявляют сумасшедшими, именно те, с мертвыми душами, когда лопаются от ярости, зная, что им этого не дано.
– А зависть? – вдруг догадалась я.
– Зависть мертвых к живым – это вечная проблема, – только такая зависть и возможна. Вот мы и подошли к самому главному, если кому – то и в чем-то завидуешь, если это сжирает тебя и не дает покоя, то ты скорее мертв, чем жив, потому что живые не завидуют, у них напрочь отсутствует такое чувство. Только смерть может завидовать жизни, помнишь, какой тьмой наполнена первая и каким светом – вторая. Вот тогда Смерть при помощи зависти и злости и пытается бросить тень на жизнь, мертвая душа на живую, для этого годится сквернословие, пустые стихи по случаю, смерть всегда считает, что рифмованным словом можно сильнее воздействовать на жизнь.
– Но ведь словом можно убить…
– Да, конечно, можно, только убивает такая душа окончательно себя саму, мертвые слова, исторгнутые из мертвой души, да еще сложенные в стихи причиняют вред только тому, кто их исторг из своей утробы. Поэтическая змея кусает и травит только саму себя – это еще одна тайна творчества, оно не может причинить вреда другим, только творцу, ведь про идею бумеранга тебе не надо рассказывать.
– Все так страшно?
– Все так серьезно, а когда это творчество было игрушкой – это бомба, которая разрывается у нас в руках, если мы нарушаем какие-то негласные заповеди и законы, впрочем, как и везде. Творчество убивает творца.
– Пусть они пишут, это лучше, чем пьют водку или издеваются над близкими.
– Лучше? – спросил мой спутник и усмехнулся, – а ты не помнишь случайно, за что писателю голову оторвали, ну отрезали, отрезали, не морщи так носик, но ему легче от этого не стало. Ну не хочешь Берлиоза, тогда вспомни, почему освободили разбойника и казнили того, кто только словами бросался, и храм веры разрушить собирался, чего это они все так против него настроились, если слова безобидны, и нести можно всякую чушь?
Мне становилось страшно. Мой кукловод, тот, который жил во мне, рванулся прочь, кажется, я еще была жива, и могла управлять собой сама. Или только кажется? Слабым жестом философ предложил мне прогуляться. Я поднялась, чтобы последовать за ним. Незнакомец загадочно улыбнулся и растворился в воздухе. А потом мне снился сон о поэте, который убивает себя своими мертвыми словами, своим стихоплетством. Огромный, тучный, седовласый мужик, стоявший перед микрофоном, читавший какую-то несусветную чушь, вдруг покачнулся и упал от страшного блеска, на миг ослепившего немногочисленных слушателей. Это была молния Перуна, Велесом, богом всего живого направленная точно по назначению… Живое не переносит мертвечины, оно просто убирает ее со своего пут и всеми возможными и невозможными способами.
Странный сон с четверга на пятницу. Проснувшись, я не сомневалась, что участником чего-то подобного точно стану в ближайшее время.

Глава 24 Мефистофель


Если в жизни узнал, что почем,
Значит нужные книжки, ты в детстве читал.
В. Высоцкий
Но сны снами, даже самые вещи и самые невероятные, знаковые, а раз уж они появились из зеркала, то надо было действовать.
Новенький Джип затормозил перед зданием страховой компании и встал в один ряд с другими такими же крутыми машинами. Из него вышел седовласый господин, что-то бросил на ходу своему незаметному водителю, оставшемуся за тонированным стеклом, и взбежал по лестнице. Походка его привлекла внимание тех, кто по обе стороны Тарского проспекта мог видеть его. Пружинистая и легкая, она так резко не сочеталась с его сединой и величавым достоинством, но всегда, когда он видел высокие лестницы, он вдруг странно преображался. И хотелось стремительно взбежать по ним наверх, старая, можно сказать древняя привычка. Ведь он помнил, что первая такая лестница вела на небеса, и чем черт не шутит, может быть и эта по мере того, как он поднимался, начнет расти и тогда он осуществит свое единственное желание, снова оказаться там.
Впрочем, он точно знал, что это была только иллюзия, самая притягательная из всех иллюзий в мире. И более того, если бы однажды, здесь или в другом месте эта мечта его осуществилась, и лестница, которая неизменно заканчивалась дверью, вдруг поднялась бы до самых небес, он бы точно затосковал, потому что не о чем было бы мечтать. Он знал и другое, небеса так хороши и заманчивы только когда взираешь на них с земли. А стоит туда подняться, и увидишь, что там пусто и довольно скучно и одиноко, и с той высоты не разглядишь многих интересных и забавных вещей, к которым он уже привык на земле, да что там – прикипел всей душой.
Тем более что теперь все значительно проще, если тоска станет невыносимой, можно купить билет и пронестись на самолете на той самой высоте небесной. Правда, остановиться и выйти нигде нельзя, даже ему, не привыкшему себе ни в чем отказывать, но это уже такая мелочь. Главное, чтобы удачно приземлиться. Хотя и в случае авиакатастрофы, он останется единственным спасшимся пассажиром – проверено. Но если такое случиться, тогда они поднимут такую шумиху, и начнут исследовать его организм, и много чего наоткрывают, отрывая его от самых важных дел, и разуверятся даже в том, в чем нынче совершенно уверены. А ему вовсе не хотелось и без того никудышную медицину, которая на ладан давно дышала, разрушить окончательно. Это они – ангелы небесные, приписали ему все разрушения в мире, а он всегда, во все времена только поддерживал равновесие. И если ради гармонии и приходились творить что-то этакое, то никогда и ничего он не делал своими руками.
Господин на ходу взглянул на свои ухоженные руки с перстнями и красивыми длинным пальцами музыканта, словно старался отыскать там следы грязи. Их во все века отмечали знакомые его дамы, ну что делать, если красивые руки – это его слабость, о чистоте их и говорить нечего было – это само собой разумеется, а помыслы, скажите вы, они-то у него точно были не безупречны – но помыслы никто не видит и видеть не может.
Пока ни одна живая душа кроме его подопечных демонов, не знала, что он вернулся снова. Правда, на этот раз облетел стороной столицу, ставшую совсем несносной, и приземлился в центре западной Сибири. Ему захотелось побродить «во глубине Сибирских руд», но это между делом, и главное дело у него на этот раз было именно здесь. Даже ему выбирать не приходилось – Сибирь так Сибирь, а лето там не многим от столичного отличается, он это и прежде заметил. А до знаменитых сибирских морозов с делами они пади управятся. Знал пришелец и о том, что никакие медведи по улицам там давно не ходят, не те времена. Хотя ему ли бояться медведей.
На этот раз он не собирался пугать до полусмерти свихнувшихся писателей, тем более, что здесь на две писательских организации приходилась дюжина свихнувшиеся стариков, которые и книг не издавали, и погоды не делали, а остальные по столицам разлетелись, почти все, кроме одной странной дамы, из-за которой все эти страсти и должны были вспыхнуть ясным пламенем, вот и он летел на ясный огонь.
Но это потом, а пока ему надо же было совсем в другое место заглянуть, не стоило из раза в раз повторяться. Безобразия творились и во многих других местах, и более серьезных на первый взгляд, чем союз каких-нибудь писак. Еще арестант знаменитый назвал это место когда-то мертвым домом, для тружеников дубового пера таким оно и оставалось до сих пор.
Мессир появился в страховой компании. Его на этот раз интересовала Автогражданка, последнее изобретение этих новых пройдох, которые громко называют себя предпринимателями. Вот уж точно, по – другому и не скажешь. Такое надо было еще придумать, чтобы собирать деньги с несчастных обладателей машин просто за то, что они решили эту самую машину, которая давно уже не роскошь, а лишь средство передвижения, они решили ее купить. И мало того, что платить за саму машину, бензин, и все, чтобы она катилась, а не стояла мертвым грузом, так еще и этим ребятам подавай, а они не собираются расставаться с вашими деньгами даже в страховых случаях, разнюхают, найдут причину, чтобы не платить. Вот уж точно, что с возу упало, то пропало.
Мефисто было интересно поговорить с умным и образованным начальником, какой резон слушать просто дураков и жуликов, которые заучили бумажки, им из центра присланные, и тарабанят одно и то же, не особенно вникая в то, о чем они говорят. Он беседовал с самым умным из страховщиков, и пытался понять, за что же они берут деньги. Ответы на свои вопросы он хотел получить у того, кто умеет размышлять и понимает не по бумагам, о чем идет речь. Возможно, тогда он хоть немного изменит мнение об этих людях, которые давно уже не так наивны и глупы, как прежде, чему-то научились, но больше ему нравится при этом не стали, вот парадокс, в чем заключается.

Глава 25 В логове зверя
Мефисто миновал всех консультантов, странно оробевших перед его появлением, что на этих проныр совсем не было похоже, обычно они цеплялись мертвой хваткой в любого, из тех, кто даже проходил мимо, и спокойно открыл дверь в кабинет того самого начальника, о котором слышал немало лестного.
Он вел себя так, словно тот всю жизнь только и делал, что ждал его, и он уже заставлял себя ждать, а чем черт не шутит, может быть, так оно все и было на самом деле?
Среднего роста седовласый начальник в хорошем костюме поднялся к нему навстречу. Он улыбнулся незнакомцу, и что-то подчеркивало, что и на самом деле он был рад его видеть. Впрочем, как и любого другого клиента, но тут было что-то еще особенное. И они уселись на мягкие стулья и стали беседовать о последнем хитросплетении лжи, именуемом автогражданкой.
Сергей Васильевич терпеливо в сто пятый раз ему объяснял, как и что получится, если он застрахует новенький «Джип». Он показал все расчеты и объяснил, в каком случае и что получит солидный клиент. И взглянул на него, пытаясь понять, что же будет дальше, состоится ли сделка. И вдруг тот спросил без всякого перехода
– А жизнь ваших близких застрахована?
Этим вопросом он, поставил главного консультанта в тупик, хотя тот был породы людей, которым, как говорится палец в рот не клади.
Оказывается, даже с начальником компании это было не так трудно сделать. И после этого он и пояснил:
– Я передумал страховать машину, хочу свою жизнь застраховать, – произнес он и усмехнулся, – знаете, заглянул накануне к одной знаменитой писательнице, так она чуть не свела меня с ума.
– Доказывая мне, что меня не существует, – повторил машинально седовласый начальник.
Ему очень нравилась фраза из романа века, который он помнил почти наизусть – память у него была очень хорошей.
– Да нет, вы романов начитались, вижу. Хорошо, что такие продвинутые чиновники теперь, прежде этого добиться было невозможно. Да и книжек таких днем с огнем не найдешь, хотя одно Гений нам всем доказал, что рукописи не горят, а такие как у него точно. И знаете, что мне интересно, а может быть еще хоть одна рукопись такого же уровня где-то далеко спрятана. Вот бы издатели за нее ухватились, но для этого они должны ее найти и извлечь, но это почти невозможно сделать. Уж если даже бригада, я не об операх ваших, а о демонах, тех самых демонах говорю, которые сбились с ног и с копыт, то видно дело дрянь. А писательница, моя знакомая, – он усмехнулся, понимая, о чем подумал его собеседник, но не стал оправдываться, приятно было сознавать, что кто-то и этим еще интересуется хотя бы теоретически, пусть и на его счет заблуждается, почему нет. Помолчав немного, и улыбнувшись своим мыслям, он продолжил.
– Нет, она достаточно разумна для того, чтобы знать о том, что Дьявол в этом мире царит. Она просто решила отказаться от лучшего своего, классического творения, представляете, бывает же такое, и сколько не убеждал ее в обратном, не доказывал, что сие не в ее власти, ни в какую не соглашается, хоть тресни.
Вот я и хотел узнать, можно ли застраховать литературный труд, даже вопреки воле автора? Машина что, ударил ее об столб, как ваш главный юморист говорит, ее и нет, осталась только куча железа. А романы, они могут и бессмертными оказаться. И обидно, если какой-то проходимец потом присвоит себе чужой труд, и без всякого зазрения совести будет пользоваться им. Да еще над добрыми людьми посмеиваться, и девиц покупать, потому что по-другому они с ним никуда не пойдут. Думаете, такого не может случиться?
При этом так пытливо смотрел Мефисто на своего собеседника, словно только что узнал, что это Сергей Васильевич сам решил похитить чей-то хороший роман, а потому и предупреждает его, что делать этого не стоит, ведь в этом случае он будет иметь дело с ним.
Откуда такое чувство было у проницательного начальника страховой компании. Ведь он всегда был человеком серьезным и порядочным. И Мефисто мог подтвердить под присягой, если бы его вызвали в суд, что из всех, с кем ему приходилось сталкиваться в последнее время, этот был лучше многих, и он искренне не понимал ничего из сказанного в его собственном кабинете странным пришельцем. Но как проницателен. Ведь знает же, что не машину пришел страховать элегантный незнакомец, но и не просто так поговорить о том, что могло бы быть если. И выдержки ему не занимать. Только к Маргарите когда-то испытывал Воланд подобное сочувствие, а вот теперь этот мужчина, солидный, всего добившийся, и пока уверенный, что все у него замечательно складывается.
В кабинет кто-то заглянул, но хозяин жестом попросил его подождать, и не только из вежливости, ему показалось в тот момент, что он мучительно ищет ответ на вопрос, и уже почти нашел его, но в последний момент он от
него ускользнул, бывает же такое. Наконец, он решил, что молчание затянулось, и пора бы уже что-то ответить, ведь не собирается же он никаких романов воровать.
– Конечно, может застраховать теоретически, – подтвердил благоразумный чиновник, – только страховки такой еще не придумали, у нас с творчеством всегда большие проблемы были, да и законы по охране авторских прав еще хуже всех остальных, там сам черт ногу сломит, знаете ли.
– И очень плохо, вот и подумайте об этом, а то, что же получается, любую самую захудалую машину я могу застраховать, а роман, который может оказаться бессмертным, нет, это как-то по-свински получается.
Вздрогнул и взглянул на него Сергей Васильевич, ему показалось, что он стал участником какой-то знаменитой сцены. Он был чуток к литературным стилям, и мог биться об заклад, что это уже слово в слово где-то все прописано. Он точно это читал и слышал.

Глава 26 Нарочно не придумаешь
В тот момент зазвонил сотовый, и начальник на минутку отвлекся, каково же было его удивление, когда он повернулся к креслу напротив, а оно оказалось пустым, совершенно пустым. И массивная дверь была так же плотно закрыта, как и прежде, он мог в суде свидетельствовать, что ее никто не открывал. Потому что бесшумно открыть ее было нереально трудно.
– Никогда не разговаривай с неизвестными, – только и осталось повторить ему, а что еще мог он сказать? Да ничего, конечно.
Но работа его и состояла в том, чтобы разговаривать с неизвестными и делать их своими клиентами, иначе они вылетят в трубу.
Но надолго в своем кабинете один он не остался. К нему ввалился тоже без особенных церемоний знакомый полковник милиции, которого мы с вами уже видели в психушке, и, оглянувшись по сторонам, словно в кабинете мог еще кто-то прятаться, страж порядка попросил плотнее прикрыть дверь. Уж ему ли не знать, что и у стен есть глаза и уши, он сам жучки в кабинете своего друга и устанавливал. Но молчать все-таки не мог, да и что скрывать, если доброй половине города и всей доблестной милиции это уже известно.
Они были старыми приятелями, когда-то вместе начинали служить в тех самых органах внутренних дел, где полковник был и до сих пор, а Сергей Васильевич перешел в страховую компанию, как только вышел на пенсию, и был новым делом вполне доволен.
– Сережа, ты слышал, что у нас вчера случилось? – спросил он.
– А что у вас с твоими орлами только не случается, как в сериале про разбитые фонари, – говорил Сергей, все еще продолжая думать про вторжение незнакомца и его странные намеки. Словно он о чем-то предупредить хотел, и бесследно исчез.
– Я к тебе бедой пришел поделиться, а ты мне сериалы дурацкие напоминаешь, и без них тошно. Но хорошо, что киношникам ничего неизвестно стало о том, что творится. Все их придуманные герои могли бы по миру пойти с теми, кто их придумал, ослы непутевые.
Но он знал, что его друг никогда не выражался нецензурно, и ему не разрешал, потому и говорил он медленно, убирая те самые слова, которых в речи его и было подавляющее большинство. Да при такой жизни, где другие и взять? И все-таки полковник старался выражаться без матерных слов.
– И что же творится, надеюсь, они не поубивали друг друга, потому что они у тебя все застрахованные, а сдуру да спьяну чего только не сотворишь от безделья-то полного.
– Вот то-то и оно, если бы пьяные были, да после работы, а то на работе на боевом посту, дважды дурку вызывать пришлось.
– Что, прямо с Куйбышева? – не поверил Сергей.
– А у нас в другом месте их вроде бы и нет еще, оттуда.
– И что же они учудили на этот раз.
– Галлюцинации, – загадочно произнес полковник и замолчал, не зная как продолжить рассказ, если матов не употреблять, не было у него других слов. Потому он и молчал теперь озадаченно.
– Ты хоть понимаешь, что это значит, Игорь.
– Еще бы не понимать. Не ты один умные книжки читаешь. Старшине на посту генерал какой-то мерещился. Обыскались везде: ни машины, ни генерала, естественно, не нашли. Да и с какой стати бы он к нам пожаловал? У нас он один, да и тот, как тебе известно, вторую неделю в Москве обитает, у них там, в Думе, заседания, в честь чего бы ему было тайком домой возвращаться. Но он так докладывал, что в первый момент и я поверил, пока сообразил, что к чему уже пальба открылась.
– Вот невидаль, – усмехнулся Сергей, – а то они у тебя не палят по воробьям, где надо и не надо, уж мне не рассказывай, это для журналистов оставь.
– Да не издевайся ты, капитан мой один был в кабинете, там никого больше тогда не было, и вдруг стрелять начал, никто туда не идет к нему, кому охота, едва-едва ребят из Альфы дождались, хорошо, что патроны у него уже кончилось.
– И что? – заинтересовался Сергей, он и на самом деле такого еще не слышал. А ведь вся сеть и весь город должны о том говорить, хотя он в сеть заглянуть не успел.
– Да что, снова врачей пришлось вызывать, а он орет, что у него был Калигула и над ним издевался. Я сначала думал что придуряется, а когда мне врач объяснил, кто такой этот Калигула, думаю, капитан мой так придуряться не может. Книжки он, как и ты читает, но с фантазией у него похуже будет, он оперативник, а не замполит. Ты прости, я тебя обидеть не хотел, просто сил уж нет никаких.
– Самый жестокий римский император, который помер молодым черт знает когда, воскрес и явился к вам в отделение, – задумчиво говорил Сергей Васильевич.
И вдруг он вздрогнул, словно одна из шальных пуль в него попала, странно побледнел и схватился белыми пальцами за подлокотниками кресла. Лицо полковника вытянулось.
– А ты что, тоже этого Калигулу, или как там его, видел? Только не пугай меня дорогой, у меня и без тебя уже второй день крыша едет. Нет, чтобы Наполеона или Гитлера видеть, те ближе, роднее, а то черт знает кто, имен не запомнить даже, и это надо же до такого дойти. В середине рабочего дня, когда никто ничего еще и обмыть не успел, и трезвый вроде. Сам нюхал, водкой от него не пахла, а он по Калигуле палил без остановке.
– Вот именно, в середине рабочего дня.
– Да о чем ты, – по-настоящему разозлился полковник, – я к тебе шел посоветоваться, беду свою рассказать, а ты мне будешь историю от рождества Христова до наших дней рассказывать, хорош утешитель.
– Не от рождества, от распятия, – поправил его тот.
– Ну что ты несешь, мне, что и к тебе в психушку передачи носить, ты избавь меня от этого, ну слишком там атмосфера тягостная, невыносимая, просто ужас какой-то.
– Успокойся, мне бы хотелось сойти с ума, так проще и спокойнее, но боюсь, что все мы в трезвом рассудке и здравом уме.
– Я не понимаю, того, что ты говоришь.
– Ладно, не ломай свою светлую голову, только думаю, что психушку ты зря вызывал, и капитан твой и старшина здоровы, тут дело в другом, он пришел.
– Да кто, пришел, тот самый римский император что ли? Ты хочешь сказать, что мой капитан укокошил его и тело спрятал где-то в отделении, мне этого только не хватало, а ведь я об этом сразу в первый момент подумал.
– Да не бойся, убить его нельзя, тело можешь не искать, а то, что он мог появиться, это правда.
Полковник поднялся, и ушел из кабинета, не прощаясь. Он не могу слушать, это было выше его сил и понимания, недаром говорят, что горе от ума. Ну, нельзя быть умным, и книжки не надо читать, мудрый народ недаром правило золотое придумал – чем меньше знаешь, тем спишь крепче. А как только начитался, так и пошло поехало, вот и капитан читал запоем, а где он теперь, и нормальным людям еще головы морочат.
Всю дорогу к себе в отделение полковник ехал молча, он боком вошел во вверенное ему подразделение, готовый услышать еще нечто, и готовил доклад для своего генерала, которому еще придется объяснить, как они дослужились до такого. И понимал, что погон лишиться может уже завтра.
Но на этот раз все прошло без происшествий.
А в это время в тенистой аллее старого парка, где почти никого больше не было, Мефисто встретился с Демабом – они с самого начала назначили здесь встречу – самое удобное место – сосны, пруд, птицы поют, и никто не потревожит их, не посмеет.
– Я видел его, хороший мужик, умный и проницательный, но как ему поможешь, и хотел бы да не могу. Его ждут такие большие неприятности и потрясения, хотя сам он ни в чем не виноват. Но прав наш кот, когда повторяет, что с такими родственниками лучше быть круглым сиротой.
– А как он там? – поинтересовался Демон искушения.
– Как всегда, лучше всех, на даче у писательницы, устанавливает своих порядки, всех разогнал, а кого не разогнал, воспитывает, у него все нормально, да и не может быть по-другому. Кот у нас на все времена, да и ыы в квартире у нее не плохо устроились.
_- И тебя ждем.
– Конечно, куда я денусь, приду, но у меня еще дела, очень важные, других не бывает.
Мессир поднялся и ушел первым, Демон смерти посидел еще немного, а потом поднялся, огляделся по сторонам и отправился в противоположную сторону. Они все еще оставались незаметными для этого мира

Часть 2 Операция Демониада

Глава 1 Снова при свечах


Демоны шли по долине смерти молча, в память о тех, кто в те лихие годы погибал под этой землей без суда и следствия. Говорят старые палачи, что между улицей названной именем их вождя и площадью стояла прокуратура на другой стороне, и туда водили этих несчастных, чтобы списать на них, ничего не ведавших, все людские преступления, которые палачи всегда сами и совершали. А эти под землей, понимая, что все равно погибнут, подписать могли что угодно. Они признавалась во всем, а если и не признавались, какая разница, все оставалось так же – виновен, тогда вообще царила презумпция виновности. Какие же темные и глухие это были времена, даже Демоны поежились от воспоминаний. Они все видели, а то, чего не видели, могли посмотреть сейчас, переместившись туда, только вопрос в том, хотелось ли им переживать это снова. Но с тех пор, как они были сброшены на землю, всегда и все так и было.
– Долина смерти, – тяжело вздохнул Мефисто, – какой дьявол такое мог бы придумать, не стоит людей с ним сравнивать, не надо обижать Дьявола. Они значительно страшнее.
Демаб, шедший рядом с ним, помалкивал, не потому что ему было жаль этих несчастных, это не по его части жалеть виновных или невинных, вовсе нет, но он думал о страховой компании, куда вместе с Мефисто они недавно заглянули. О ней и говорить начал:
– Какие странные создания эти люди, вот и этот Сергей, образован, книги читать любит, у него их тысячи на полках стоят, но он с упоением страхует машины, хотя и не считает их высшей ценностью в мире. Не должен считать, так набор железок.
– Ценностью их считают другие, а он должен зарабатывать себе на жизнь, чтобы те же книги покупать. Хорошо, что они стоят гораздо меньше, чем машины, – услышал он голос Мефисто.
И в тот момент они и оказались в каком-то подвале, куда и пригласил Рогатый своего собеседника. Тот в один миг по его приглашению тут и оказался, и удивленно посмотрел на того, с кем совсем недавно беседовал, и другого в черных очках. Лучше даже и не думать о том, кто он был такой. То, что он оказался здесь, не удивило его, уж если некоторые по велению Демонов в Сочи попадали через миг (он туда собирался ехать отдохнуть с женой своей), то перенестись через два квартала, на соседнюю улицу – сущий пустяк, да и некогда ему было о том раздумывать, если честно.
– Вот, Сергей Васильевич, у вас ведь одни вопросы после моего вторжения остались. Возможно, что-то могу пояснить, это мой помощник, он за литературный процесс и отвечает, и очень, знаете, любит литературу всю без разбора, прямо беда с ним от этой любви самозабвенной. Я только некоторые вещи выделяю, но сегодня мы с вами в самом печальном месте – это ваши орлы называют спецхраном, а я кладбищем сгоревших и потерянных рукописей. Здесь такая странная штука, их не существует, тех, которые все-таки сгорели, спрятаны, уничтожены другим путем. А это – он указал на горы бумаги – только иллюзия, напоминание о том, что было, что могло быть, их уже нельзя прочитать, восстановить, если бы кто-то мог знать, сколько нам пришлось повозиться с романом века, никакие реставраторы в мире не способны на такое, но игра стоила свеч. Мы вернули его в этот мир, и не только его, но и те главы, которые не вошли в него тоже вернули, если вы помните, второй том оказался еще больше первого.
И после того, как была произнесла эта фраза, действительно вспыхнули свечи со всех сторон, и они могли увидеть и разглядеть даже папки и кипы бумаг. На них даже фамилии и имена красовались, но и только, как куклы, которые вместо пачек денег подсовывают преступники доверчивым гражданам, когда заключают фиктивные сделки, они были пусты, хотя никто не сомневался, что их писали, творили неведомые писатели.
– Вот это, – Мефисто указал на объемистый том, – роман 18 века, он мог бы стать лучшим, если бы автор его не утонул слишком рано, случайно, из-за того, что его бросила любимая девушка. А этот, он заложил его за гроши, этот странный француз и так и не смог выкупить, но был уверен, что это так, безделица. А здесь уже ваш русский писатель в отчаянии жег все, что под руку попало, потому что ему показалось, да мало ли что и кому может показаться, ничего не осталось, только имя и название, какая жалость, скажу я вам. Мы кое-что спасали, конечно, но никакой страховой компании не хватит, чтобы за всем уследить и все спасти. А ведь это творчество, помните, как ваш поэт сокрушался о том, что у него в усадьбе сожгли библиотеку, ничего ему не было так жаль, как тех самых уникальных книг, вместе с которыми сгорели души и тела тех, кто создавал их. Но что-то я в какую-то лирику вдался окончательно. Просто не хочется думать, что машины дороже этих сокровищ. И прав был старик Гете, мой творец, кстати, когда твердил о том, что думая о зле, мне приходится совершать благо. А как же по-другому то может быть. Ведь кто-то должен, я порой думаю о том, что сбросив нас на землю, он хотел, чтобы мы обо всем этом позаботились, а если и не хотел, у нас все равно не было другого выхода.
Сергей смотрел на все, что было тут, и не мог не дивиться, таким странным и необычным казался ему этот полутемный зал, в который его черт принес. А тот между тем продолжал.
– Страховая кампания – это, пожалуй, то, что надо. Именно этим нам и приходится, знаете, заниматься, мы отбираем и оцениваем их, не считаясь даже с желаниями самого автора, я уж не говорю о критиках. Да и что с ними считаться, собственно. И ведь знаете, часто приходится спасать их не только от проходимцев, всегда готовых себе присвоить то, что плохо лежит, но и от самих авторов, я приводил вам уже наглядные примеры. А сколько возни с издателями, вы это себе и представить не можете, только мои демоны с этим и справляются, а куда им деваться, если больше некому. И мы не устраиваем таких поборов свинских, как за бедные машины ваши товарищи дерут. Только моральное удовлетворение, и знаете ли, это оказывается значительно важнее, чем те мешки дензнаков, из-за которых все сходят с ума нынче, как будто в них счастье
За все это время ни Сергей, ни Демаб не произнесли ни звука.
– Но сейчас, – наконец услышал Мефисто голос Сергея, – ведь вы прибыли не просто так, прогуляться по нашему миру. Он поверил во все, о чем тут говорилось.
– За рукописью, – согласился с ним тот, – просто на этот раз многое совпало, еще тогда Гений просил нас, если найдется что-то стоящее, то позволить писателю жить и творить, чтобы он смог исправить какие-то свои промахи и ошибки. Но более того, здесь все совпало, и рукопись неплохая, необычная так бы я сказал, и проходимцев аж два крутится даже нам с ними сладить не так просто. И автор еще не стар и может что-то исправить и написать новое, и место – нам хотелось именно в ваших краях побывать на этот раз. А страховая кампания, я вот и подумал, как бы это могло быть славно, если бы человек, типа моего помощника, любящих литературу стал бы страховым агентом, только писатели, что с них взять никогда ни о чем не заботились, они так беспечны, знаете ли. Разбрасывают свои труды, где придется. А потом бегай, собирай их по всему миру, сравнивай, анализируй, доказывай, что сотворил это именно он, а не какой-то шустрый упырь, который почувствовал запах шедевра и явился, не запылился. Но все ваши машины, как бы они хороши не было давно на свалках валяться будут в тот момент, когда она, эта книга возрождаться будет снова и снова, вот ведь что самое главное и важное. И тогда кладбище это не будет увеличиваться, ведь так, и возможно лет через 200 мы с вами встретимся совсем при других обстоятельствах.
Речь его, как и прежде была фантастической, но почему Сергей решил, что это вполне реально? Понять, тем более объяснить этого он никак не мог.
– Вы вернетесь к себе, но там останется напоминания об этой встрече, – пообещал Мефисто, и какой-то непроизвольный жест, сдул не такого уж легкого Сергея, и растворил его в воздухе, но и они сами уже исчезли за железной дверью подъезда с домофоном, где и поселились теплым летним днем наши Демоны.

Глава 2 Перемещение в пространстве
Когда Сергей открыл глаза в своем кабинете, ему показалось, что закрыл он их минуту назад, и все это – подвал, свечи, кладбище сгоревших рукописей было только миражом, но на столе перед ним, рядом с портретом его семьи, стояла небольшая картина, где было изображено то, что он видел. Он хотел позвать секретаршу и спросить у нее, откуда это появилось. Но подумал и не стал этого делать, понимая, что она ничего не сможет ему объяснить. Да и другое его больше мучило – только ли о страховой кампании рукописей, как это назвать, и не придумаешь, хотел поговорить с ним тот, который любого мог запросто свести с ума. Или есть еще что-то, чего он не знает пока, но что придется узнать, и можно не сомневаться в том, что ничего хорошего там его не могло ждать, вот в чем беда, но в чем он так провинился перед небесами, за что с ним так поступали. Правда, тот капитан, он сам пошел к нему, когда затребовали страховщика, он поплатился за столкновение с Калигулой значительно серьезнее.
– Я верю в то, что был Калигула собственной персоной, – неожиданно произнес Сергей, чтобы как-то его поддержать.
– Издеваетесь? – спросил он, – а я в это никак не могу поверить, вот в чем беда, ведь его не могло быть. Он умер тысячу лет назад, а то и больше. Но и на актера тоже не похож, какой-то он очень уж настоящий оказался.
– Все может быть в этом мире, – оборвал его Сергей Васильевич
Но больше он говорить не стал.
А те, кого не могло быть, в кого никак не поверить, между тем расположились в гостиной и чувствовали себя усталыми, но вполне оживленными. Когда в последний раз они собирались такой дружной компанией, да сто лет назад, не меньше.
№№№№№№№№№

Уже несколько часов в пустоте большой квартире при трех свечах сидели они за столом. Хранитель смерти, так в шутку называли Демаба, и здесь оставался в темных очках, хотя если бы это увидел кто-то из людей, он посчитал бы, что перед ним слепец или сумасшедший. Как мы знаем, Ангел смерти не был ни тем и ни другим, он и человеком-то никогда не был, вот в чем загвоздка. А потому все человеческие законы и были ему чужды, и не стоит ему говорить, как и в чем ходить в этом мире.
Искуситель, радостно приветствовавший Мефисто, наконец, к ним присоединившегося, протянул ему услужливо ту самую злополучную рукопись, которую на даче у писательницы сначала разыскал, (он там времени даром не терял и не только других воспитывал и строил). А потом ее размножил на принтере кот Барс, стараясь все сделать для того, чтобы она этого не заметила, а больше и замечать некому было. И операция по воскрешению забытой рукописи прошла успешно. А потом ему пришлось ее незаметно вынести, спрятать под сосной, заставить черного ворона охранять ее, и сообщить, когда появится Рыжий, так они условно называли Искусителя. После этого он вернулся к спрятанному кладу своему, и передал его Демону из лап в руки.
Только после этого кот смог спокойно вернуться на свой боевой пост, стукнул себя лапой по голове, потому что он забыл выключить и компьютер и принтер. Никак всего с этой новой техникой не упомнишь. Что могла подумать обо всем этом Виктория, если накануне даже то, что он говорит, привело ее в такой экстаз, что чуть инфаркт она или инсульт (хрен редьки не слаще) не заработала. Мог ведь погубить легко писательницу, с которой все они носились, как с писаной торбой.
А кот, который умеет включать компьютер, находит нужный диск, и распечатывает неведомое произведение, это круто даже для его братьев – демонов, уж не говоря о слабонервных людях. Но чему только не научишься, когда с такими, как Виктория, эта странная королева-ведьма-писательница поведешься. И не его вина, а их общая беда, что не ту боевую красавицу, а эту недотепу угораздило написать роман о Люцифере, из-за которого весь сыр и бор и разгорелся теперь. Вот выбирают же некоторые темы, а потом и бегай за ними, как угорелый.
Кот оставил себе экземплярчика романа, чтобы ознакомиться с ним на досуге, должен же он знать из-за чего такие муки адские переживает, и голова его бедная трещит, а лапы от усердия трясутся и готовы отвалиться.
Впрочем, сам он еще этого романа не читал, но уже должен был одобрить, потому что никогда бы не потерпел, чтобы все его титанические усилия пропали даром. А они еще смеют говорить о том, что это он хорошо устроился, в то время пока Калигула развлекался с ментами. На этот раз ему пришлось сводить их с ума, может, для зверя-императора это было и не так просто. Барс должен был признать, что это по его части. Но ничего, зато каким он бравым «генералом на час» покрасовался, особенно на фоне всех остальных оперов, которым наверняка генералами никогда быть не грозит. Вот кто бы мог подумать, что перенести отпетого злодея из одного времени в другое, и он окажется очень даже симпатичным и приличным парнем, что же это за времена такие наступили жуткие?
Рыжий будет утверждать, что ему легко живется. Ну если он сам то, только с этой девицей психоаналитической и развлекается. Кот мог согласиться, что она не подарок, не королева ведьм, конечно, да что там, даже и не Марта —вампирша и предательница из их первого романа, но присниться ей и кое о чем поведать не такое уж и трудное дело.
Кстати, о Марте, именно она и должна была сменить на боевом посту этого халявщика соблазнителя, который уже умаялся, когда он передавал ему рукопись, тот только и жаловался на свою трудную судьбу. И только признание, что Барс обаятельный, которое осталось на века в романе века, словно на камне выбитое, да еще и размноженное в миллионах экземплярах, только это и заставляло кота много простить своему боевому товарищу. Но еще бы, искуситель никогда не разучится искушать.
А пока кот развалившись на подстилке мягкой и благоухающей какими-то травами особенными, сам себе жаловался на жизнь, потому что выпущенный на свободу Зосим все равно бы ничего не понял из его пылких речей, в то время Мефисто дочитывал роман века.
Конечно, он слышал и знал о нем и прежде. Но как же приятно было в этом времени и этом месте, при свечах читать то, что о нем и было написано. И самое главное, что связанно это было не с финалом его пути, когда нагло его отнесли к последним событиям бесконечной его жизни, словно до того злополучного Фауста и не было ничего в этом мире. Нет, он хотел узнать именно эту историю, о себе и надо сказать, что она его впечатлила, хотя это во все времена сделать было затруднительно. Но вот ведь случается такое и век 21, и Виктория совсем не победительница, но ведь угадала, смогла его порадовать на старости лет, как никто другой. А потому и он готов был на многое ради того, чтобы не только он один, но и весь остальной мир увидел это чудное творение, конечно несовершенное, но очень недурственное.
Он говорил об этом вслух, потому что его спутники и собеседники кивали ему в ответ.
– Вот потому нам и придется потрудиться, – заявил он, – потому что справедливость должна торжествовать. А если больше некому этого добиться, то придется это сделать нам.
Они так ревностно стали его в том заверять, что свечи от их дыхания гасли одна за другой.
Квартира с разбитым зеркалом снова погрузилась во мрак, словно никто там огня недавно и не зажигал. Да и кому это было сделать, если хозяйка с подозрительным котом, который и не кот совсем, пребывала на даче до самой поздней осени, а сюда и не заглядывала.
Не было там никого, и огня зажигать было определенно некому. А то, что мы с вами видели свечи – это только иллюзия, красивая, но все-таки иллюзия, ведь так приятно в век электричества заметить живой огонь в покинутой на время квартире, где без хозяйки могут происходить странные вещи. А кто вам собственно сказал, что ваша квартира пуста, когда вас там нет? Так могут поселиться очень странные создания и творить свои темные или светлые дела
Пока Демоны отдыхали от тяжких трудов, кот Барс листал главу романа Виктории, которую он случайно размножил вместе с той самой рукописью Это был совсем другой роман, но ему очень хотелось понять, чем она живет и дышит теперь, не случилось ли как с Гением, который сначала аж «Тихий Дон» написал, а потом случилась с ним ну полная импотенция. И сидели и гадали все критики, он писал или не он, так или не так все там было. Коту хотелось знать наверняка, что это не очередная подстава. Так что она там писала?

Глава 3 Эпилог сгоревшего романа
Записки писательницы Виктории, продиктованные котом Б
На камин наплыла громадная тень – глыба мрака.
Арсений помедлил мгновение и швырнул рукопись, а потом диск в огонь. Охранник, огромный детина и страстный почитатель таланта Алины, поморщился и сжался… Он не мог поверить, что министр (так они между собой называли патрона) на это решится.
Не мог же он так просто уничтожить ее лучший роман, лучший, Арсений в том не сомневался, и его вкусу можно доверять, сколько их гениальных было на его веку.
Значит все напрасно, зря он терпел этого тупого, грубого, жестокого министра, и все ради того, чтобы как-то если не защитить, то предупредить его милую жену, а все романы, которые она писала все эти годы, а он читал, читал первым, потом приобщался весь остальной узкий круг их друзей и знакомых..
То, что именно этот роман сожрет пламя, такое Охранник и представить себе не мог. Ведь они вместе с Алиной были почти у цели, еще один шаг, один миг, и можно праздновать победу.
Диск, этот осел догадался, что нужно сжечь и диск, а он как герой известного романа готов был броситься в камин, чтобы достать, спасти, уберечь… Но стоял неподвижно. Да и как можно было ревновать Алину, их Алину к этому юнцу, да еще футболисту, да вратарю.
Нет, вратарь, он конечно, хороший, в футболе охранник разбирался не хуже, чем в литературе. Особенно после того, когда его любимый олигарх купил футбольную команду, пришлось разобраться, чтобы миллиардер не стал миллионером в один миг.
Но Алина просто издевается над ними над обоими и над своим тупым мужем и над литературно одаренным охранником…
Диск корчился в огне, от бумаги (накануне Охранник заботливо распечатал только что законченный роман) осталась гора золы. Сгоревший роман даже не смог согреть огромного холодного зала, в котором оставались эти двое одиноких, брошенных мужчин.
– Она вернется, – прохрипел Охранник, который готов был задушить своего шефа, но что-то его пока удерживало от решительного шага, не уголовный кодекс, плевал он на УК, руки коротки у милиции-полиции.
– Пусть попробует, – подпрыгнул от ярости тот.
– Не попробует, не ждите, – раздался рядом странный голос, хотя никого не было в замке, или кто-то все – таки проник.
Охранник и Арсений посмотрели друг на друга, оба потянулись за оружием, но друг в друга ли они собрались стрелять или в кота Баюна, неожиданно оказавшегося с ними (а кто еще мог сюда пробраться, дураков не было), этого нам никогда не узнать.
№№№№№№№№

На бреге Иртыша, вдали от людей и машин, там, где когда-то тонул Ермак, а потом задумчиво стоял самый красивый адмирал, стояли двое, высокий парень и стройная дама лет сорока последнюю дюжину лет не отрывавшаяся от компа и строчившая романы.
Она писала не ради славы или заработка – и в том, и в другом она никогда не нуждалась. Она писала, чтобы отключиться, вырубиться из реальности, если можно совсем и на всю оставшуюся жизнь. Ее нельзя было назвать праздной бездельницей, как многих подруг ее круга, продавцы дорогих бутиков ждали ее напрасно, местная тусовка понятия не имела, кто она такая, некоторые вообще сомневались в том, что жена Арсения существует в реальности, а те, кто не сомневались, махнули рукой и забыли о ней навсегда.
Она писала свои романы, чтобы вырубиться из жизни, в которую ее бросил отец, задолжавший Арсению огромную сумму и погибший при странных обстоятельствах, и как княгиня Рогнеда, оказавшаяся в руках проклятого князя Владимира, которого она в шутку называла Святым, там и Алина, должна была как-то существовать в предполагаемых обстоятельствах. Своего мужа она тоже называла Святым, а себя Гореславой. К реальности она возвращалась несколько раз, в первый, когда у мужа появился Охранник, и она заметила, как он тайком читал одну из дюжины рукописей, уверенный, что она ничего никогда не заметит, даже того, что он пришел на службу обнаженным, и из всех вещей на нем только часы. Это правда, она могла не заметить и этого. Но в тот день, что-то отвлекло ее, и она увидела, как Макс читает рукопись.
– Тебе нравится? – спросила она, – не смей лгать, хвост вырву, рога обломаю.
– Это лучшее из всего, что я читал, – признался он.
– После Колобка, или Курочки Рябы?
– После «Тени ветра» и «Игры ангела»
Алина смогла оценить уровень, тем более, когда он начал цитировать те творения дивного испанца, которые и она запомнила почти наизусть…
С тех пор так и повелось, он читал рукописи- то одну, то другую… Она приобрела единственного реального читателя. Но писала все равно только для того, чтобы подальше уйти от мира и от реальности.
Во второй раз она врубилась в мир, когда Макс притащил пачки книг, уже изданных на бумаге, он как-то уговорил Арсения издать ее романы.
Как ему это удалось, скорее всего, шантажом, или тот проиграл ему крупную сумму. Впрочем, Алину это не интересовало, как все остальное, что вокруг нее в этом замке теней происходило. Она посмотрела на изданные книги и поняла, что из ее охранника выйдет классный издатель, конечно, если они с ее мужем поменяются местами, на что не стоило надеяться.
И в третий раз она очнулась и врубилась в реальность, когда на темной дороге, возвращаясь из магазина, – раз в год она все-таки туда отправлялась, не голой же ходить по дому. Так вот в тот раз она сбила высокого светловолосого парня, который непонятно как там у нее на пути оказался.
Ничего серьезного, несколько царапин, но когда она бросилась к нему, чтобы выяснить, что с ним случилось, не погиб ли он, не ранен? Она просто вцепилась в него, и не разжала объятий, пока не убедилась, что он цел и невредим. По праву пострадавшего, парень пригласил ее в кафе, и она не смогла ему отказать, хотя Макс уверял, что это еще парень ей должен, а не она ему.. Они встретились в тот день, когда был дописан только что сгоревший роман.. Роман и на самом деле был лучшим, может быть, потому что писался в предчувствии страсти, в преддверии любви… Только похоже, что кроме Макса никто никогда этого не узнает… Роман просто принесен в жертву реальности, а что еще мог сделать ее муж?
№№№№№№№№

Охранник яростно набирал ее номер.
– Он сжег и рукопись, и диск, Алина, ведь ничего не осталось, – хрипел в трубку Макс.
– Осталась жизнь, – услышал он в ответ.
– Но что мы будем делать?
– Жить…
– Ты совсем ничего не понимаешь, ты меня слышишь, черт тебя побери, идиотка. Опомнись, очнись и попроси у него прощения, он тебе простит, я знаю, а не захочет, так заставим.
– Я счастлива.
– Проклятие, да как же так можно, ты погубила шедевр…
Но на той стороне уже отключились, даже он больше ничего не смог сказать. С фанатами всегда так поступают безголовые писательницы, он не первый и не последний… Макс подошел к камину, заглянул за решетку, ему хотелось поверить в чудо и убедиться, что рукопись не сгорела. Чуда не случилось, или все-таки оно произошло? Нет, он вызовет программистов, говорят, что сейчас можно восстановить даже стертую информацию, Арсений не настолько умен, чтобы затереть все следы. Да он даже и не собирался это делать. У него все получится, она ему еще спасибо скажет…
Нельзя же быть такой безголовой и счастливой, особенно если у тебя есть дар, рукописи должны гореть, но не сгорать, разве в мире есть что-то более значимое и дорогое, чем литературный шедевр? Для него точно не было, а для нее? Она еще пожалеет обо всем или не пожалеет? Да что вообще творится с этим миром, раньше они в ярости жгли деньги, теперь рукописи? А что ему скажут в небесной канцелярии, ведь он должен был сохранить и эту рукопись, но не смог. За то, что она стала живой и счастливой, вряд ли его по головке погладят. Охранник почесал рог, взглянул в старинное зеркало, в котором на этот раз не отразился, и исчез. Как и его Алина, он покинул это пустое место, в котором даже Домового не обнаружилось, ушел навсегда, не получив расчет от шефа. Ничего, рассчитается с ним потом угольками. Вот вам и эпилог сгоревшего романа…
Остается только эпилог:
На мосту в шальном сиянье лунном
Юноша и женщина, кто б мог
Их соединить? Но так бездумно
Сходятся, и сводятся мосты,
В мире этом все неповторимо.
А роман у этой высоты
Полыхает дерзкий и любимый.
Знаю, если рукопись гореть
Будет долго, то любовь продлится,
И пред нею отступает смерть,
Выхватил прожектор эти лица.
Счастливы, наверное, и все ж,
Пусть шипят завистники в тумане,
Остается только эпилог,
Снова интуиция обманет.
Где-то в суматохе бытия,
Средь друзей и близких в час расплаты
Остается женщина твоя,
Знаю, вы ни в чем не виноваты.
Страсть, любовь, ей оправданья нет,
Это для романа лишь сгодится,
Только тот неугасимый свет
Освещает радостные лица.
То, что мы писали в час потерь
Пусть огонь так яростно терзает.
Тот, кто проживает без страстей,
Эту жизнь, нет, он не понимает.
Осуждает. Что нам этот суд,
Есть иной вот там мы и ответим,
Лишь на миг, на несколько минут,
Нас прожектор ослепит, и ветер
Унесет куда-то в пропасть боль,
И умножит призрачную радость.
В этом мире мы еще с тобой
Поживем, пусть он не станет раем,
Но и ад влюбленным нипочем —
Эпилог сгоревшего романа.
Без любви мир страшно обречен,
Он погибнет поздно или рано…
№№№№№№№№

Прочтением кот остался вполне доволен, если он дочитал это до конца, значит, что-то было, цепляло. И если с Викторией пожить и поработать какое-то время, то получится вполне сносное творение, в том не было сомнения. Он гордился тем, что нашел именно ее, что время не пропадет даром.
– Если они уйдут, – подумал он о Демонах, – то оставят меня, а не ворона, я останусь напоминанием, и у меня есть еще дела в этом мире. Ну чтобы потом можно было смело объявить себя соавтором на полном серьезе, а не просто потому что присосался, приклеился.
Сна не было ни в одном глазу, он когтем карябал план нового повествования и решил, что когда эпопея с рукописью закончится, то обязательно обговорит с ней все, что они будут вместе писать. А почему бы и нет, ведь Баюн в нем не умер и умирать не собирался, сколько бы времени не прошло, но он оставался по-прежнему котом ученым

Глава 4 На полной скорости с обрыва
Возвращаются все, кроме лучших друзей
Кроме самых любимых и преданных женщин
В. Высоцкий
Солнце клонилось к закату, когда Настя рухнула на сидение старой машины и помчалась подальше от дремучего леса. Настроение в тот момент у нее было хуже некуда, если бы на безлюдной дороге появилась машина, она вероятно бы в нее врезалась, да что там, влипла со всего размаху.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/lubov-sushko/razbitoe-zerkalo-demoniada-mistika-21-go-veka/) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.