Главная страница | Стихи и поэзия | Мистический лабиринт. Лирика и мистика

Мистический лабиринт. Лирика и мистика
Любовь Сушко
Лирика 1990—2021 года сплетается в мистический лабиринт, где с удовольствием бродит автор и читатели, давно знакомые с его стихотворениями, ну а тем, кто туда еще не заглядывал, откроется много нового и интересного, в жизни и поэзии всегда есть место мистике.

Мистический лабиринт
Лирика и мистика

Любовь Сушко

© Любовь Сушко, 2024

ISBN 978-5-0053-7712-8
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Любовь Сушко
Мистический лабиринт

Снежная роза. Красавица и чудовище
Она цвела упорно до мороза,
Страх потеряв, чего еще бояться?
Прекрасная, изысканная роза
Морозу продолжала улыбаться.
Когда Кащей пронесся над полями,
От древней дикой лютости зверея,
Над белыми, холодными снегами
Вдруг роза заалела, для Кащея.
Сначала он виденью не поверил,
Умерил пыл, спустился к ней поближе,
И боль, и ярость вдруг в душе Кащея
Обнажены: – Люблю и ненавижу…
Коснулись пальцы скрюченные розы,
Глаза его бесцветные слезились,
И тихо побелела от мороза,
И лепестки от холода скрутились.
– Вот так весь мир, – хрипел Кащей устало, —
Меня завидев, умирал внезапно.
Но роза и жила и трепетала
В каком – то сне и пламенном азарте.
Чудовище становится добрее,
И схлынули ужасные морозы,
Когда в тумане, где поля белеют,
Вдруг поступает пламенная роза.
Зачем она опять пылать готова?
Чтоб усмирить жестокого Кащея?
Но он дохнет, и заморозит снова.
И все-таки она в снегах алеет.
И мечется вдали в бескрайнем поле
Старик усталый, ветер обгоняя.
Что стало с ним? Тоска, найти он хочет,
Цветок прекрасный, пусть тот засияет.
Прекрасная, изысканная роза,
Кащею продолжала улыбаться,
Она цвела спокойно и в морозы,
Она умела с холодом сражаться…

Сначала была Персефона
Пусть на лугу резвится Персефона,
Среди подруг прекрасна и нежна.
Она тот светлый мир пускай запомнит,
Дочь Зевса и Аидова жена.
Но кто сказал, что это все случится?
И ей любовь подарит Афродита.
Как нежный взгляд играет и лучится,
Ждет жениха, но Гера так сердита.
– Я первая, я выше всех сегодня,
И если мне о верности не знать,
То, что на море и в аиде стонет
Он одинокий, им, о чем мечтать.
2.
И вот тогда с богиней грозной споря,
Решила Афродита отомстить.
Есть Амфитрита там, в бескрайнем море,
Да и Аиду долго ли грустить.
Пусть на Олимпе бури поднимая,
Резвится Гера и ревнует вновь.
Во тьме нужна жена совсем другая,
Там будет свет, и мрак спасет Любовь.
Но кто же все пройдя, пойдет к Аиду,
Кто свет оставит, чтобы там, во тьме,
Он это чудо дивное увидел,
Пусть Мрачный улыбается во сне.
3.
Ходила долго грустной Афродита,
Все девы не годились. Вот она —
Ее тогда Деметра породила,
Земная нежность, радость, тишина.
И аленький цветок она бросает
Туда, где дева дивная идет.
И он один над бездною пылает,
Но кто коснется, кто его сорвет?
Склонилась Персефона в миг единый —
Все решено, и мир лишился сна.
И тьме легко окутала невинную.
– Погублена она иль спасена?
4.
Деметра взвыла, к Зевсу полетела,
– Он нашу дочь погубит, грозный брат.
Гермес ответил радостно и смело:
– И там живут и любят, говорят.
– О чем ты, вестник, для чего ты снова,
Лишь издеваться горестно готов?
Да в мире больше места нет такого.
Зевс в думу погружен, не знает слов.
И все забыла в горести Деметра,
– Иди туда, -взревела в гневе Гера,
Верни ее, она не знает места,
Мне Афродита мстить всегда умела.
5.
И он пошел, во тьме немой плутая,
Зевс натыкался на чудовищ вновь,
И душ немых его встречала стая.
– Какая тут и нежность и любовь?
Там лишь Гермес от страха веселился,
Ему хотелось Зевса рассмешить,
Но Цербер зарычал, и он забылся.
– Какая тьма, здесь разве можно жить?
А Зевс молчал, он видел, что Аида
Он страшным миром наградил тогда.
Но раздраженья в темноте не выдал,
Зевс понимал, что ждет их всех беда.
6.
А что же Персефона в это время?
Она была спокойна и мила,
Она любила, но еще не веря,
Гранат из рук властителя взяла.
– Не ешь его, – дракон твердит устало, —
Останешься во тьме уже на век.
– Чудовище, – она затрепетала,
Заметила, как взгляд его померк.
В глазах Аида той тоски истома,
И снова сжалось сердце от любви.
– Мне хорошо здесь, я как будто дома.
– Прости меня, о, матушка, прости,
7.
И зернышко граната проглотила,
И улыбнулась милая девица,
Такая вьюга вдруг там закружила,
Что даже Зевс в пути остановился.
– Что это было? —спросит у Гермеса.
– Она осталась с ним, они твердят.
– И что теперь нам делать, интересно?
– Не знаю, не вернуть ее назад.
– Да что заладил, нет, они не смеют.
– Любить не смеют? —Землю погубить.
– Аиду дела нет, что станет с нею,
Ему во тьме здесь хочется любить.
8.
Не ты ль его сюда тогда поставил,
А сам с усмешкой отсудил Аид.
– Все было так, и мир не знает правил.
– Вот твой Аид тебе и отомстит.
Месть, знаешь ли, холодная закуска,
Ему любовь поможет в этот час.
– Любовь, но здесь опять темно и грустно.
– Лишь для тебя, но счастлив он сейчас.
Ты не получишь, Зевс мой, Персефону,
Но ничего не зная о любви,
Не победишь ты тьму и их влюбленных,
Пошли назад, скорей туда пошли.
9.
И озирался Вестник воровато,
– Ну что за мир, здесь нечего стащить,
Да, за союз жестокая расплата
Сюда Аида было затащить.
– Но кто-то должен в этом мире тоже
Остаться, – виновато Зевс сказал.
– Себя перехитрил и уничтожил
Ты нынче землю, – вестник отвечал.
Так до чертогов грозного Аида
Они дошли и спорили в пути.
Зевс шел, он раздражения не выдал,
Но отшатнулся- Цербер там рычит.
10.
– Откуда эта яростная псина?
– А что ему осталось тут во тьме,
Твой брат и пес – достойная картина,
Такое и приснится вдруг во сне
Так не проснешься, -шутит вестник снова,
Но не до шуток Зевсу в этот час,
Раздавлен тьмою, яростен, взволнован
Он ищет Персефону, снова злясь.
– Нет, дочь свою я не оставлю, ясно,
Найдем и заберешь ее в тот миг.
– Не тешь себя надеждами напрасно,
Я видел Афродиты дивный лик.
11.
– И что она? – Она любовь вселила,
И ты бессилен это изменить.
А Цербер рявкнул, все вокруг бурлило
– Достойно надо просто отступить.
– Но уступать я больше не намерен.
– Одумайся, они тебя сильней,
С ним Люцифер, смотри, какие звери,
Нам не укрыться в аде от зверей.
Тут есть еще эриннии, драконы,
Богиня Никта с ним, а не с тобой,
И слышались повсюду только стоны,
И понял Зевс, что проиграл он бой.
12
Но повернуть обратно не решился,
Он к трону шел, как прежде на Олимп,
А вот и Люцифер, и свет разлился,
И Персефона дивная стоит.
Она во тьме была еще прекрасней,
И улыбнулась: – Вот и мой отец,
Ты так спешил, я думаю на праздник,
– Какой же праздник, миру там конец,
– Но что случилось? —Там Деметра плачет,
И гибнет на глазах у всех земля.
– Я не вернусь. – Но что все это значит?
– Я влюблена и с ним останусь я.
13.
– Опомнись дочь, все это Афродита,
Она так любит яростно шутить.
– Я влюблена, и лишь его увидев,
Забыла мир, и здесь хочу я быть.
Аид молчал, он все сказал когда-то,
Пусть Зевс слова бросает в пустоту.
– Земля погибла, за Олимп расплата,
Свет захватив, он позабыл про тьму.
И вот она безжалостно настигла,
Как уж он вьется, и о чем кричит.
– Пошли со мной, чтоб больше я не видел.
Молчание, лишь Цербер там рычит.
14.
И никакого к Зевсу здесь почтенья,
На море пусть лукавит Посейдон,
Аид молчит, отбросив все сомненья,
Он победил, но так печален он.
А что же Зевс, сменил он гнев на милость.
И снова говорит им о беде.
– Мы славно дрались, даль нам покорилась,
Но только смерть господствует везде.
Нет больше солнца, и земля застыла,
Покрыта коркой соли в этот час,
– Но ты же знаешь, как она красива,
О, Персефона, не оставишь нас.
15.
Тогда она к Аиду повернулась:
– Любимый, что нам делать, ты скажи,
Я б не надолго в этот мир вернулась,
Чтоб не погиб он, а еще пожил.
Но жди меня, и я приду обратно,
Им всем моей любви не сокрушить.
В разлуке лишь окрепнет, вероятно,
Мой Мастер милый, буду я спешить.
Он ей поверил, Зевс молчал сердито,
Аид добился своего теперь.
И спесь, и гордость с Громовержца сбита
Он сгорблен от страстей и от потерь.
16.
– Иди туда, я жду тебя, родная,
Никто не смеет к трону подойти.
Ты не предашь, не сможешь, это знаю.
Нам вместе этот путь с тобой пройти.
Ты, чудо, сказка, пусть шальная Гера
С любовницами снова бой ведет,
Иди туда, я отпускаю смело.
И Зевс рванулся, дочь свою ведет.
Он знает, как Аид бывал жестоким,
Пока не передумал, в этот час,
Пусть их осветит Гелиос высокий,
– Смотрите, Персефона среди нас.
17.
Деметра встрепенулась, и напрасно
Твердил Гермес, что это только миг.
Растаял лед, пришла весна прекрасная,
Пока Деметра в радости парит.
Ей Зевс потом расскажет о разлуке,
Он глаз Аида позабыть не смог,
– Во тьме и пустоте платить за муки,
За этот ад придется, – и умолк.
Но снова на лугу она танцует,
Да только в темноту всегда глядит.
Дочь Зевса знает, там Аид тоскует,
Едва дождется срока, и летит.
18.
Завидует им даже Афродита,
Зевс постарался позабыть о том,
Какой бывает страсть во тьме забытой,
Как хорошо, как весело вдвоем
Среди чудовищ и богинь возмездья
Им оставаться, веря каждый миг,
Что и в разлуке чувство лишь окрепнет,
Что и в аиде так прекрасен мир,
Когда с тобою рядом твой любимый,
И он уже не видит никого.
Бессмертие для них лишь миг единый,
Не скроет Персефона торжество.
19.
И пусть ярится гордая Деметра.
– Скажи зачем, ты, вырвавшись на свет,
Туда несешься. – Как сказать про это.
Аид прекрасен, лучше в мире нет.
– Но он ужасен. – Лучше нет Аида, —
В ее душе пылает тот цветок.
И гнева Зевс, о них узнав, не выдал,
Но нет, он не забудет ни за что,
Как Гера на пиру его спросила:
– Как там бедняжка, твой безумный брат..
– Он мрак осветит, ты же здесь бессильна,
И для тебя Олимп наш вечный ад.
20.
Гермес молчал, она швырнула кубок,
И поднялась спокойно от стола.
– Нет, издеваться мир над ней не будет.
К Аиду Гера в этот час пошла.
Ее улыбкой встретит Персефона,
И Люцифер так радостно сверкал,
Что убежала, так и не опомнясь.
– Не может быть, не может, – все шептала.
Цветок алел, но Гера наступила
И раздавила страсти дивный свет.
А Персефона так тогда любила,
Что никого счастливей в мире нет.
21.
Адониса ей Артемида бросит,
Погиб от дикой схватки с кабаном
Любовник Афродиты, только спросит:
– Зачем жестока так сестра, любовь
Она сама отринула однажды
И видеть не могла как любит он.
И ей Гермес в тот горький миг расскажет,
Как мир покинув, Афродиты стон
Разносится по небу и по морю.
– А в каждой капле роза расцвела.
– Да можно жить лишь с этою любовью.
К Адонису богиня подошла.
22.
– Пусть он идет, – Аиду говорила, —
Ведь он вернется все равно назад.
О, как тогда зверела Артемида,
Усилия напрасны, и галдят,
Как птицы в небесах, в лесу до срока
В объятиях Адониса пьяна,
Забыла Афродита даже бога
И голову теряет с ним она.
Но что до гнева снова Афродите,
Когда Адонис в мир вернется к ней,
И зависть свет закрыла, и не видит
Там Артемида радости своей.
23.
Она к Орфею в ярости подходит.
И этот тоже весел и влюблен.
– Но кто жена? – Да Эвридика вроде.
– Недолго веселиться будет он.
И там, где веселилась Персефона,
Там Эвридика милая прошла.
Змея в траве, и падает со стоном,
И снова Персефона поняла,
Что надо бы спасти ее от гнева.
– Охотница не в меру мстит жестоко,
И вот к Орфею птица полетела:
– Ты выведи ее. И бури рокот.
24.
Аид суров, не верит он Орфею,
Но и жену не хочет огорчать.
– Бери ее, иди туда скорее,
Не оглянись, а то она опять
Во тьму вернется, недоверье ранит,
И если ты тогда ее любил..
Торжествовала Персефона рано,
Он оглянулся, деву погубив.
И снова бродит и зовет напрасно,
Закрыты пред Орфеем ворота.
Суров Харон, и не случился праздник
И не спасти прекрасного певца.
25.
Но мстит ей Аполлон теперь жестоко,
Явился Посейдона грозный сын.
– Зачем пришел беспечный и высокий, —
Аид тогда племянника спросил.
– Да, так, устал, нужна мне Персефона,
Я снова не женат, и не влюблен.
И содрогнулся ад тогда от стона
Или от смеха, нет, не понял он.
– Иди и подожди ее за дверью, —
Аид в тот час Тезею говорит.
Подвоха он не понял и поверил.
– И что потом? – Он до сих пор сидит.
26
Но разыскала на земле Геракла
Медея, и к Тезею погнала.
– Освободи, верни его обратно.
– Ты ж не любила. – Но я с ним была.
И вот тогда, от радости хмелея,
Вернулся он в забытый богом мир
И убедился, любит там Медея,
Но быстро та рассталась снова с ним.
И только Персефона свет хранила,
И помогала тем, кто полюбил.
То над землею радостно парила,
То тьму хранила, сколько хватит сил.
27.
Прекраснейшей, – ей яблоко бросает
Вдруг Афродита в скорбный этот час.
– Все это так, она лишь побеждает,
И нет счастливей девы среди нас.
Эрида посмотрела вдруг сердито,
И злая шутка стала торжеством.
– Опомнись, что с тобою, Афродита.
– Должна признать, что победит любовь.
И пусть осветит тьму она навеки,
Мы только куклы глупые пред ней.
И на Олимпе скоро свет померкнет,
А здесь он разгорится лишь сильней.
28.
И снова этой дерзости внимая,
Зевс вспомнил, как в утробе у отца
Суровый брат спокойно засыпает
В преддверии начала и конца.
Но почему горюет победитель,
Ведь если б он тогда весь мир не спас,
То не проснутся даже Афродите,
И места нет Аиду среди нас..
Но есть любовь, во тьме ее сиянье
Весь этот мир сраженный озарит.
И Персефона снова на свиданье
Во мрак к Аиду радостно спешит.
29.
Не потому ли в темноте сегодня
Все таинства свершаются любви?
Я снова слышу песню Персефоны,
И снова вижу, как молчит Аид.
И даже Цербер перед ней немеет,
Дракон ложится преданно у ног,
И яблоко в одной руке алеет
В другой когда-то сорванный цветок.
Пусть торжество любви их освещает,
Пусть Зевс напрасно защищает свет,
Мы мрака ждем, чтоб в мире этих таинств
Страсть и любовь вернулась к нам навек.

Хранители снов на острове грез
А знаешь, мой милый, построим мы дом из камней,
Меж морем и небом усталые души ютятся,
И пусть в этом мире не будет жестоких людей,
Лишь добрые звери и духи вокруг суетятся.
На что нам все грозы и грезы на острове снов.
Есть дом и дорога, она уводила куда-то.
И рукопись снова читать ты и править готов,
И вдруг прилетает к нам дерзкий посланник крылатый.
Не Ангел – Гермес, его Зевс отправляет сюда,
Подарки и грезы нам шлет в тишине Афродита,
Так жизнь коротка, в этом доме с тобой навсегда
Останемся рядом, пусть будет отрава забыта.
И только Дриады чаруют наш мир при луне,
И песня русалки тебя не пугает, ласкает.
А если заявится Пан одинокий во тьме,
Мы, с ним вечеруя, сюжеты опять обсуждаем.
Смотри, медвежонок и ежик сидят на пеньке,
И листья пришили, и больше деревья не голы.
А знаешь, мой милый, от шумных людей вдалеке
Построим свой мир, этот чудный, таинственный город.
Мы старые мифы припомним, и снова в тиши
Мы дивные сказки отправим им – наши посланья.
Таинственный остров – там рай для усталой души,
Нет, нет, не покой, созерцанье, любовь, пониманье…
И пусть в этом мире не будет жестоких людей,
Лишь добрые звери и духи вокруг суетятся.
А знаешь, мой милый, построим мы дом из камней,
Меж морем и небом, какие там сны нам приснятся

И в первый день творения…
Усталые звезды искрились, и море хрипело,
Не в хоре церковном, но все-таки девушка пела,
И облачных тройка коней уносилась к закату,
Ласкали нас волны и вдаль убегали куда-то.
Двенадцать героев на берег морской выходили,
Хранили тот остров, и сказки и песни любили
Послушать во мгле, не утихнуть уже звездопаду,
И чуду творения мы были с тобою так рады.
Останутся снова поэмы и песни, и страсти,
Поэты в забвенье, и Слово в неведомой власти.
Останутся в мире лишь первые звуки творенья,
Усталые звезды коснулось внезапно забвенья.
И все, что до нас сотворили – оно ускользало,
А волны хрипели, и мудрость смывали безжалостно,
И новые свитки напрасно спасти мы пытались,
И там, в тишине обнаженные снова остались.
Вот так и живем, и теряем какие-то книги,
Лишь моря простор остается и страсти вериги,
А все остальное придумаем завтра мы сами,
И новые звезды опять засияют над нами.
И Фауст усталый, он бесу сегодня не верит,
Он мир этот чудный аршином отчаянно мерит,
Там море и небо над нами -бушует стихия,
И смотрим мы немо на шири и дали иные.
Там облачных тройка коней уносилась к закату,
Ласкали нас волны и вдаль убегали куда-то.
Усталые звезды искрились, и море хрипело,
Не в хоре церковном, но все-таки девушка пела

Тень героя в тени романа
В полночи сказочной в бликах огня и тумана
Снова ворвется герой из чужого романа,
Встанет к окну и расскажет внезапно о встрече
С тенью волхва, пусть слова его комкает ветер.
Вечер, свеча и звезда, и поет неустанно
Песню огня мне герой из чужого романа.
Вижу глаза его, звезды и сильные руки.
В полночи сказочной мы говорим о разлуке.
Той, за которой и встречи уже не случится,
В облаке странных мелодий теряются лица.
Ангел и демон все шли за тобой неустанно.
В полночи сказочной я вдруг мечтать перестану.
– Что с тобой? – спросит, качнется, опять удалится,
Темною ночью мелькают слова на страницах.
В сумерках грез проступает опять паутина,
Что мне принес этот призрак, зачем он покинул?
Город иллюзий наш соткан из слов и туманов,
Темные люди, брожу среди них неустанно.
Снова страницы листаю, чтоб в них раствориться,
Голос во мраке растаял, теряются лица.
Тени страстей, ты опять и легка, и желанна,
Я поселюсь на страницах чужого романа.
Пусть уплывает во мрак мой Летучий Голландец,
В полночи сказочной так мне легко оставаться,
Тень вдохновенья над ликом героя мелькает.
Сказочный мир в зазеркалье и нас увлекает.
И остается за этой последней чертою,
В тени романа мой принц из забытой истории.
Встанет к окну и расскажет внезапно о встрече
С тенью волхва, пусть слова его комкает ветер.
В полночи сказочной в бликах огня и тумана,
Снова ворвется герой из чужого романа.

Маскарад призраков
23 июня День рождения А. А. Ахматовой
1
В доме, заполненном светом нездешних страстей,
Ждет королева своих запоздавших гостей.
Что там осталось от странного замка в тиши?
Темной аллеи мираж, не спасти ей души.
Вот они снова приходят в покинутый дом,
И говорят о потерянно друге своем,
Пьют за здоровье, за Музу, потом за стихи.
Слушают музыку ветра, шаги их легки.
В их невесомости боли и радости нет.
Лишь королева все видит – и знак тот, и свет.
К темной аллее метнулась внезапно душа.
Кто-то вздохнет обреченно: – Она хороша.
– Да хороша. Отчего же не в меру грустна?
– Мужа убитого ждет до рассвета она.
Нам же пора, мы не будем мешать, господа!
Стройная тень, иногда он приходит сюда.
Только Летучий Голландец напрасно спешит,
Ей не уйти от страстей, миражей и обид,
Прошлое жжет и в грядущем им жить не дает.
Кто это там так красиво и звонко поет?
– О, дорогая, не слушайте, там Крысолов,
Он их чарует, забрать их с собою готов.
Нам же туда не пробраться, останемся тут.
В доме, заполненном светом, все гости встают.
И растворяются где-то за миг до зари.
Лишь королева пред ним обреченно стоит.
– Я отпускаю, тебя мне теперь не спасти.
И капитан отвечает ей тихо: – Прости,
На море буря, и я погубить не могу
Душу любимой, я Музу свою сберегу.
Тонкие руки внезапно метнулись к нему,
Но обнимает бессильно кромешную тьму.
И Крысолов оставляет, и замок пустой…
Плачет бессильно, смеется она над собой.
Отняли все, все ушли, королева одна,
И обреченно ей светит в тумане луна…
Свет отраженный не может согреть и спасти.
Вот и осталось шептать обреченно: -Прости.
И для поэмы героя едва ль отыскать,
Но маскарад продолжается, и танцевать
Кто-то чужой приглашает, покорна она,
Мастер уходит, а ты оставаться должна.
Силы оставили, воля предательски лжет,
Но обреченно шагнет королева и ждет,
То ли расправы, а может триумфа, гроза,
Мертвого мужа бездонные видит глаза.
И обнимает напрасно ее тишина.
– Пани сегодня осталась, я вижу одна.
Как на Шопена похож, да откуда тут он?
Трепет «Баллад» этот звон, этот горестный стон,
Выход, мазурка, и как же ему отказать?
Женщины дальней, ревнивой ты видишь глаза.
В этой мазурке смеясь, утопает она,
О, королева, она далека и больна…
В доме, заполненном светом внезапных страстей,
Ждет королева своих запоздавших гостей….
Кружатся тени и призраки рядом в тиши,
И не спасти обреченной на страсти души…
Бал завершится, но Мастера ей не спасти,
– Можно остаться? —Но ты ни о чем не проси,
Все отдадут? Только могут они отнимать.
И в тишине проступает Пилат, и опять
Лунной дорожки незримая тянется нить.
Надо уйти и о главном еще говорить.
Но остается, чтоб горе испить до конца,
Маска не скроет во тьме очертание лица.
Полночь все длится, и вечен ее маскарад.
Знает царица – никто не вернется назад…

Женщина ведьма и богиня
О, эта праздная небрежность,
когда краса так дивно манит.
И что нам остается? Нежность.
И пусть иллюзия обманет.
Мы в том театре, как актеры,
готовы снова раствориться.
Печаль, она проходит скоро.
И очень страшно воплотиться.
О, львицы дивные, вы снова
небрежно смотрите на мир.
И больше нет пути иного,
как только распрощаться с ним,
Когда прекрасная эпоха,
растает, словно этот сон.
Останется лишь профиль Блока,
потом исчезнет даже он.
В театре, где мы все играли
себя, а может быть иных
Созданий, дивные печали
хранили этот старый миф.
И мир, в его великолепье
был так далек от этих грез.
И вы проснулись на рассвете.
И ветер вдруг духи унес.
И в старом парке встреча снова
так неожиданно мила.
И мира больше нет иного,
чем тот, который обрела
Твоя душа в театре этом,
в плену у света и тоски
Звучали дивные сонеты,
и пелись светлые стихи.
Ваш век серебряным назвали.
И в блеске тихом и тоске,
Звучали дивные печали.
И веер чуть дрожал в руке.
Раздета, больше, чем одета,
и потому озябла снова,
Но света не было от света.
Метались среди грез и снов.
Небрежно брошенные снова
в мой век, и в трепете огня
Еще я вижу этот пламя,
заворожившее меня.
И диалог, он будет длиться,
и что ему теперь века,
Когда вдруг воскрешает лица
опять художника рука.

1 октября
В твой сон войду я облаком незримым,
И растворюсь в тревогах бытия.
Так хочется мне стать твоей любимой,
О, осень заповедная моя…
Все было и все будет – это ясно.
Но в эту ночь, с тобой наедине,
Я понимаю, эта жизнь прекрасна,
Она вином изысканным во мне
Течет и отзывается внезапно
Французов восхитительная речь.
Да, можно жить отчаянно с азартом,
И юности огонь в душе сберечь.
И где-то там, над солнечным Парижем,
В мерцании каких-то вечных грез,
Я снова этот сон в тумане вижу,
И принимаю чувства я всерьез…
Как хочется мне стать твоей стихией,
И окунуться в осень наших грез.
В твой сон войду я облаком красивым,
И растворюсь в потоках дивных слез.
И лепестками роз зарю встречая,
Позволь остаться у тебя в плену…
И океан всю свежеть грез вдыхая,
Позволит мне забыться и заснуть…

Набоков сжигает Лолиту
Как критики злы, нет сердиты,
Отправив в сердцах их к чертям,
Набоков сжигает Лолиту,
Предавшись забытым страстям.
Жена улыбается рядом:
– Ну что ты, мой ангел, оставь.
Да ну их, какая отрада,
И сам, мой родной, не лукавь….
И все-таки зло и сердито,
Отставив о милости бред,
Набоков сжигает Лолиту,
И знает, прощения нет.
И все, что в запале забыто,
И больше вернуться невмочь,
В камине сгорает Лолита,
Нам мир надвигается ночь…
Герой, он не автор, пустое,
Они никогда не поймут,
Огонь все горит за спиною.
А критики спят или пьют
С чужими, любовниц ласкают,
Уносятся яростно прочь.
Набоков Лолиту сжигает,
На мир надвигается ночь.
Жена у окна виновато
Стоит, словно Лотта все ждет,
За творчество грянет расплата,
Никто ничего не поймет.
Из пепла она не восстанет,
И рукопись эта сгорит.
И автор злодеем останется,
В огне своих вечных Лолит

Звезда Полина Виардо
Нежна, стремительна, прекрасна..
О, Дева-птица, ты богиня.
И с первых нот поэту ясно,
Что он от страсти здесь погибнет.
И будет где-то в Буживали
Мечтать о трепетных восходах,
О, как же вы очаровали,
Какому дьяволу в угоду.
И только тихо улыбнется,
Не ведая, а что творила,
И к мужу хмурому вернется,
Как будто бы про все забыла.
И там, у ног ее, в Париже,
Уже не ведая о чуде,
Я снова сон тот странный вижу,
И обступили виллу люди.
О русском гении твердили,
Она жестока и невинна,
Лишь тени трепетно кружили,
Над виллой там грустит Полина.
И ничего ей не простится,
Там страсти трепетные звуки,
И там дрожащие ресницы,
Там эти песни, эти руки.
А Бужеваль смотрел смиренно
За миг до гнева и печали,
Как эта дивная сирена
Его навеки укачала.
И что там все иные звоны,
И песни, слышанные где-то,
Когда уходит он, влюбленный,
Осилив мрак, к сиянью света.
Когда душа в тот рай стремится,
Забыв про ад измен и плена,
Взлететь, парить, потом разбиться,
У ног Тургенева сирена,
И так юна, как в миг разлуки,
И так прекрасна в миг печали.
Их песни трепетные звуки,
На страсть и вечность обвенчали

Этой ночью мне снились птицы
Мир устроен не так нелепо,
Как нам чудится в дни печали,
Ведь земля – это то же небо,
Только в самом его начале.
(И. Царев Ангел из Чертанова)
Этой ночью мне снились птицы,
В черном небе они белели,
Не боялись совсем разбиться,
Притяжение одолели.
Этой ночью мне снились птахи-
Наши души в порывах вальса,
Беззащитны они во мраке,
Но парили и не сдавались…
Да, конечно, нас манит тело,
Если души давно забыли,
Только  птицы взлетали смело,
И над пропастью дум парили.
Да, конечно, земные страсти
Нас уносят порой от мира,
Только души в незримой власти,
Остаются в пустыне сиро.
Посмотри-ка, там, в небе птицы,
И над Омском, и над Парижем,
Знаю, это мне только снится,
Но порхают они все ближе.
Пусть исчезнув, опять вернутся,
И останутся с нами, верю.
Этой ночью мне снились птицы,
И во тьму уходили звери…
На земле и на небе ангел,
И тепло мне не только снится,
И  купались мы в звездопаде,
И парили  в тумане птицы,
И смотрю я в просторы немо,
Я забыла давно печали.
Ведь земля – это то же небо,*
Только в самом его начале.

Ты явишься ко мне, как первый снег
Ты явишься ко мне, как первый снег
Являет миру  дивную прохладу,
И город мой в немом стеченье рек
У ног твоих, и кажется так надо…
По Любинскому снова пронестись
На тройке, замереть  на миг на Тарской,
Ты явишься ко мне, фантазий бег
В заоблачной стихии той оставя.
И будет кот томиться у двери,
Где навсегда Ван Гог присел устало.
И где-то проплывая, фонари
Надежду нам на будущность оставят.
О зеркале разбитом говорят,
И кружимся мы в пелене романа,
Профессор  мой любимый, этот взгляд
Меня пленит, но поздно или рано
Мы встретиться должны, темнел Иртыш,
Тень Ермака и адмирала профиль.
И вижу я, ты на брегу стоишь,
Кружится снег, и час для встречи пробил.
И город мой в немом стеченье рек
У ног твоих, и кажется так надо…
Ты явишься ко мне, как первый снег
Являет миру  дивную прохладу.

А осень столько счастья прибавляет
А знаешь, просто задержалась осень,
И в солнечном плену душа резвится,
Срывает дерзко листья и уносит
Усталый ветер – время нам влюбиться.
В улыбке беззащитной есть отрада,
Пусть лесть души касается небрежно.
Но знаю, это ты моя награда
И праздник. Листопадно, дерзко, нежно.
И голые деревья тянут ветки,
Едва касаясь и летя куда-то.
А знаешь, осень  солнечней, чем лето,
И в этом наши чувства виноваты…
Над городом, как призрачные птицы,
Кружатся души, не успев проститься.
Нам остается только веселиться,
Ведь надо было в осень так влюбиться.
И солнечная нежность так желанна,
В стихии обалдевшего Шопена,
Вся в золоте восторженно —обманна
Танцует осень – жизни перемена…
Двадцатый день октябрь проживает,
Горят в огне утраты и сомненья.
А осень только счастья прибавляет,
Когда горит в душе самозабвенно.

В кафе
Профессор тихо сядет у окна,
В кафе, забытом всеми, кофе пьет.
И молча ждет, пока придет она.
И верит – обязательно придет.
Француженки мелькают, как цветы,
Искусственны, но вдохновит полет.
И где-то там, у дивной высоты,
Застыла песня. Кто ее поет?
Он имени не вспомнит никогда,
И никогда не позабудет боль,
Но где она, светла и молода,
Его Амур – последняя любовь.
Дыша туманом, новой страсти ждет,
Нет, не обман награда за кошмар
Немых страданий. Но она придет
И уведет, пусть на душе пожар
Заглушит боль сомнений и потерь,
И от работы вечной отвлечет,
Да там октябрь царит, а не апрель.
И все-таки она к нему придет.
Да, он ее всей жизнью заслужил.
Он не уйдет, вино он пьет и ждет,
Последний лист за окнами кружит.
Она придет, она к нему придет…
Профессор встрепенулся, молча встал,
И вдруг, о, мой амур, не может быть,
Внезапно как, хотя так долго ждал.
Она пред ним в порыве грез кружит.
Упал из рук фужер, и камень ал,
И словно кровь, разлитое вино.
Она пришла, он не напрасно ждал,
Она к нему вернулась все равно.
В кафе забытом погасили свет,
И только им от радости кружить.
Он ждал ее в той веренице лет,
Он смог ее в объятья заключить

Художник осени и страсти
Художник серой краски не жалеет,
Когда душа от счастия нема.
И кажется печальней, тяжелее,
И мысли, и пространство и дома.
Смотрю легко на обнаженность леса,
И чувствую как на душе светло,
Там навсегда со мной осталось лето…
Которое прошло, но не ушло.
И в странный миг, за серыми холмами,
Таится грусть, она ли нам страшна,
И осенью, не властною над нами,
В душе осталась вечная весна.
Все это ты, и дерзкий и прекрасный
И изменивший будни, ангел мой,
Художник серою красою напрасно
Пытается украсить мир земной.
Ведь я тебя нашла и что там тучи,
И я пришла, как ты тогда мечтал.
И в серости небес мелькает лучик,
И лучше мир унылый этот стал

Как большая медведица в мороке сна
Летописи иностранного профессора В. 26 октября
Как большая медведица в мороке сна,
Надвигалась стихия зимы обреченно.
Только нам еще снилась в тумане весна.
До рассвета с тобой говорили о чем-то.
А неважно о чем, лишь метался огонь
В занесенной снегами избушке, мой милый.
Я смотрела на снег за окном, на ладонь,
И пыталась понять, что же с нами случилось….
Песня ветра, летящая в пропасть миров,
И узоры снежинок на стеклах туманных.
Как таинственна снежная эта любовь.
И медведица дышит нам в спины обманом.
Нам покажется сном, что свершилось без нас,
Только эта реальность еще существует,
Обручит нас  метель, теплота и экстаз,
И в мерцанье огня наши души ликуют.
Эта встреча метельна, и мы навсегда
Остаемся в тумане любви и надежды.
И Большая медведица, нет, не звезда,
А судьба и метель нас в объятиях держит.

Нам не страшен Хэллоуин
Черной кошкой ворвется полночь,
По Монмартру спешит куда-то,
Что там было уже не вспомнить.
Но на окнах тыквы глазаты…
В них огни сверкают и тают,
Не страшны нам немые духи.
Только страсти во тьме витают,
Только вторят друг другу души.
И я знаю, тот древний праздник,
Сблизит тех, кто еще любимы,
Домовой нас венчает проказник,
Нас столкнет – и растают льдины…
До рассвета огонь мерцает.
Так уютно нам у камина.
Черной кошкой полночь мелькает…
Но страданья несутся мимо…
Что там было уже не вспомнить.
Но на окнах тыквы глазаты…
Черной кошкой ворвется полночь,
По Монмартру спешит куда-то.
Мы сожжем пустоту разлуки,
Мы отметим судьбинность встречи,
И сплетутся души и руки.
В этот душный и духов вечер…
2
Силуэт замрет у окошка.
В этом доме жила когда-то,
То ли девушка, то ли кошка,
Не забывшая про утраты.
Мы дождемся дикой охоты,
Чтобы беды прогнать до срока.
И растаяли черной кошкой
Одиночество, боль, морока…
Мы вдвоем навсегда, мой милый,
На рассвете растают духи,
Все, что с нами уже случилось,
Все событья, стихи и думы
Нам вопят о том, что расплата.
За былое несется мимо,
Черной кошкой летит куда-то,
Унося тревоги из мира…
3
Черная кошка коснулась внезапно чела,
Темная ночь Хэллоуина на землю пришла.
Дикие духи спешат наши души смутить,
Я понимаю теперь без тебя не прожить.
В пледе английском сегодня мне будет тепло,
В темную ночку к тебе меня вдруг занесло.
Мы остаемся сегодня, мой ангел, одни
В мире, где духи веселые правят людьми.
Может быть, песня дождя нам и может помочь,
Но надвигается темная, темная ночь.
О, обними меня крепче, твоя теплота
Убережет среди ведьм и чертей, маята.
Только один ты способен мне нынче помочь,
В нежных объятьях прекрасна и темная ночь…
Темная ночь Хэллоуина на землю пришла,
Черная кошка коснулась внезапно чела.
4
Мышей перекрасим, а кошек поймаем опять,
И с ведьмами будем всю ночь до утра танцевать.
И пусть чародеи там бесятся, нам нипочем,
Мы вместе с Балдою их снова в свой лес уведем.
И Дикой охотой закончится наш Хэллоуин.
Мы их победим, мы с тобой и тогда устоим,
Мы черти, а значит нам духи чужие – пустяк.
Мышей перекрасим, котов переловим и так
Потом веселиться мы с ведьмами снова начнем,
Что вспомнят в гробу лишь о празднике духи своем.
Еще пожалеют, что с нами связались они,
Уже испугались? В глаза их смелее взгляни.
В лесу заповедном в плену у веселых чертей
Все гоблины будут, на праздник шагай поскорей.
Там ведьмы такие, там белые мыши опять,
Забыв про страшилки устали с чертями плясать.
И Див в полутьме, их давно от проказ отучил,
Даешь Хэллоуин, мы на праздник спешим, не
грусти.
И лопнул от злости и канул во тьму чародей,
Ни дна, ни покрышки, пошли же на праздник скорей.
Там белые мыши, и больше коты не шалят,
Там юные ведьмы еще нас с тобой удивят..
И так веселиться мы с ведьмами снова начнем,
Что вспомнят в гробу лишь о празднике духи своем.

Снегопадно
В предчувствии большого снегопада
Серело небо, а земля чернела
И лишь любовь – последняя отрада,
Еще душой усталою владела.
Мы знали, что зима не за горами,
Но нас ее пришествие смешило,
И что-то возникло между нами,
Что и Кащеев холод победило.
В предчувствии надежда проступала,
Орфей вернулся из пустынь Аида,
И снова пел, и этот пыл накала,
В нем страсть была, а вовсе не обида…
Разорваны печали тихой звенья.
Преобразилась дивная картина,
В предчувствии ли чудного мгновенья,
Куда-то к звездам души уносились…
Метель металась, дико наступая,
И выла вьюга, и мела небрежно,
И я, в твоих объятьях засыпая,
Была счастливой, радостной и нежной,
И пусть зима нам власть свою явила,
Пусть Карачун преследует устало,
Когда к нам Лада проявила милость,
То и следа от грусти не осталось..

Полеты во сне
А знаешь, я снова летаю во сне,
В ненастную осень в тумане дождя,
И белая чайка очнулась во мне,
Над этим простором безбрежным скользя,
Туман рассекая подбитым крылом,
Несется она, и не ведает даже,
Что будущность снова проступит в былом,
Что сны о грядущем нам нынче расскажут.
И в пледе английском согревшись на час,
И слушая речи французской напевы,
Я вижу, как мир прогибался под нас,
Хотя еще верить тому не хотела.
Что было когда-то, что будет потом?
Не знаю, и знать не хочу я, мой милый,
Парила я снова в просторе ночном,
К воде опускаясь, взлетая красиво.
А осень зверела, как загнанный волк,
Швыряя то снегом мне в след, то дождями,
И слышался где-то отчаянный вой,
И вновь океан простирался пред нами…
Казалось, что силы не хватит, и дождь
Хлестал, одичав от такой непогоды,
Но снова летела и знала, ты ждешь,
И что мне законы осенней природы….
Ведь белая чайка очнулась во мне,
Над этим простором безбрежным скользила.
А знаешь, я снова летала во сне,
Я снова мечтала, я снова любила….

О, эта тайна неслучайных встреч
О, эта тайна неслучайных встреч,
Когда все зыбко в городе осеннем,
И сбивчива отрывистая речь,
И кажется, что это лишь везенье,
Видения иного бытия,
Где были мы до срока не знакомы.
На Тарской вдруг мелькнула тень твоя.
Чтоб молча проводить меня до дома.
На стадионе ты болел за Нас,
Пока от счастья и голов вопила…
Со всей ареной, только свет погас,
Тогда прозренье в душах наступило.
Когда душа светилась от любви,
И согревало легкое дыханье.
О, эта тайна – силуэт вдали.
Мы выиграли, пришло вдруг пониманье
А город спал, встречая миражи,
Несозданные кем-то там картины.
Я поняла, что так прекрасна жизнь
В объятьях восхитительных мужчины.
На правый брег от левого спеша,
Боясь к твоей ладони прикоснуться,
Мы всматривались в глыбу Иртыша,
Я так боялась в этот миг проснуться.
Не верила, что это был не сон,
И понимала, что опять летаю.
Шел первый снег, снежинок этих сонм,
Тепла коснувшись, в наших душах таял.
И сбивчива отрывистая речь,
И кажется, что это лишь везенье,
О, эта тайна неслучайных встреч!
Когда все зыбко в городе осеннем.

В городе снов
В городе снов пролетали и таяли птицы,
Бились о стекла и снова летели куда-то.
Осень зверела, и если тепло мне приснится,
То позабуду и боль, и стихи и утраты.
Птицы парили, реальность казалась мечтою.
И невесомая, я улетала за ними.
В городе снов, мне столкнуться хотелось с тобою.
Мы оставались с тревогами где-то своими.
Таяли звуки, хотелось все выше подняться,
И отдалялась земля – это черная глыба
Я научилась любить и задорно смеяться.
Осень настигла, но вместе ведь быть мы могли бы.
Но не случилось, какая шальная стихия,
В городе снов нас толкала навстречу друг к другу.
В лучике солнца мы все отразиться могли бы,
Но остается лишь черная эта округа.
Осень зверела, и если тепло мне приснится,
То позабуду и боль, и стихи и утраты.
В городе снов пролетали и таяли птицы,
Бились о стекла и снова летели куда-то.

«Когда устал, изверился, ослаб…»
Когда устал, изверился, ослаб
Твой ангел легкокрылый на мгновенье,
Чтоб дать глоток из родника хотя б,
Ты первое писал стихотворение.
О том, что мир нелеп, и жизнь скучна,
О том, что люди так не совершенны.
И кажется чужой твоя жена,
И счастливые чужие и блаженные.
О, как смотрел устало с высоты,
Он отвергал нелепые потуги,
Как поздние увядшие цветы.
И заметался яростно ты в круге.
Но строчек тех забыть потом не мог,
И снова ты пытался их исправить.
Ты доктор всех наук, в науке бог,
Так почему же Муза так лукавит?
Она пришла, когда ушла жена,
Она была в те горькие минуты.
В потоках вдохновенья и вина,
Но ты ее не слышал почему-то.
И строчек блеск внезапно ослепил,
И в муках грез рождались откровенья.
И в горький час ты над землей парил
В объятиях того стихотворения…

«В этой серости дня…»
В этой серости дня,
догорающей в пламени ночи,
Разыскавший меня,
будет дерзким и яростным очень.
Мы замрем у костра,
мы останемся вместе, я знаю.
Он, спасая меня,
в эту пропасть шагая по краю.
Оглянется едва ли,
он не станет сегодня Орфеем,
Только птицы взлетали
во мраке и пели, и пели,
Только в полночи люди,
завидев нас, вновь отступали.
Эвридика не будет
в объятьях Аида в печали.
Властелин там рокочет,
забрали так дерзко игрушку,
И в сиянии ночи
иллюзии бога разрушив,
Мы шагаем к костру,
темнота нам не служит покровом,
Он спасает меня,
в этом мире немом и суровом.
Окрыленный любовью,
из праха Орфей воскресает.
И мерцает огонь
и с усмешкою бес отступает.
Пусть холодная ночь
отвергает тепло на мгновенье,
И нам может помочь
и мечта, и полет, и прозренье

«Я сплю и вижу радужные сны…»
Я сплю и вижу радужные сны,
На берегах невиданного края,
Мы встретиться с тобой опять должны.
И чувствую – с тобой не надо рая.
В твоих объятья я уже в раю.
И на мазурку ангел приглашает,
И оторвавшись от земли, парю.
– Так не бывает, милый. – Нет, бывает.
Когда сквозь небеса и времена
Пройдя отважно, встретимся мы снова.
И нежусь я в немых объятьях сна,
В твоих объятьях, зазвучало Слово.
И были в нем оттенки боли, свет,
И обещанье счастья и удачи.
Там прошлое, оставившее след,
И радуга – для будущего знаки.
Все это вдруг в реальности немой
Мне дарит парень, словно озаренье.
И где-то там, над голубой волной,
Я ощущаю радость и паренье.
В лучах закатных грезится рассвет,
Не разжимай объятий, воскресая,
Я столько дней и столько долгих лет
Ждала тебя, не веря и не зная…
И ты пришел неведомым путем,
Сквозь огненные реки и страданья.
Ты не один, сегодня мы вдвоем,
По радуге спешу я на свиданье.
Гармония, и в этой тишине
В потоках света там мазурки трепет.
Я сплю и вижу лишь тебя во сне,
По радуге иду к тебе навстречу.

Сон о Париже
В Париже ночь-пантера веселится,
И мечется в прохладе ноября.
Она могла, беспечная влюбиться.
Но как нашла в толпе людской тебя.
Ее давно пугали эти дали,
Ее влекли лишь барсов голоса,
И где-то там, в тревоге и печали,
Горела обреченная звезда.
И вдруг она сияет окрыленно
В просторах этих, твой почуяв след,
И кажется, и темной, и влюблённой.
– Хочу любви, – твердит ее поэт…
Черты ее в тумане вечном тают,
И ночь ласкает трепетным крылом,
Она тебя коснется и оставит.
Пусть полыхает и душа и дом.
О, бедный мой, куда она стремится?
Туда, в снега Сибири и тоски,
Уж лучше бы ты Савскую царицу,
А ты пантеру-ночь к себе впустил.
И вот теперь безропотно сгорая,
Ища ответа на немой вопрос,
Ты и в аду мечтал еще о рае…
Ты ей Париж – бриллиант души, принес.
Лизнув ладонь, куда она стремится?
И кто ей мил в заснеженных полях?
Ни жив, ни мертв, она же веселится,
Тебе послав звезду-свой вечный знак.
Она могла, беспечная влюбиться.
Но как нашла в толпе людской тебя?
В Париже ночь-пантера веселится,
И мечется в прохладе ноября.
2.
Снежный барс взирает на луну,
А она плывет куда-то мимо.
На меня украдкой взглянул,
Убедил, что можно быть любимой,
Сладко спит, умаявшись, Париж,
А в Сибири надо просыпаться.
Только там ты у окна стоишь
И с луной не можешь попрощаться….
А она серебрено бледна,
Словно дева дивная, томится,
Снежный барс, далекая страна,
Смыты тени, слиты наши лица
В поцелуе – странная возня,
Где-то над Монмартром тень поэта.
И Луна все смотрит на меня,
Всеми, кто влюблен, давно воспета.
Я гадаю в этой тишине,
Как нам быть, и что же с нами будет.
Только тень, мелькнувшая в окне,
В суматохе и стихов и будней.
Снежный барс из сказки или сна,
Никого в тумане не осталось,
Только серебристая луна,
Словно новогодний шар металась.
На меня украдкой взглянул,
Убедил, что можно быть любимой,
Снежный барс взирает на луну,
А она плывет куда-то мимо.

Печальный ангел ноября 30 ноября
Летописи профессора В. 30 ноября
А это ведь осень врывается яростно в души,
Нам зиму, смеясь, обещает, заснеженность грез.
Я в плед завернусь, чтобы снежную сказку послушать.
О том, как мы вместе еще до весны доживем.
И верится в это в кружении листьев усталом.
А что там, в реальности – это узнаем потом.
Влюбленность, как бабочка, дерзко огонь отыскала,
И кружит упрямо над рыжим жестоким огнем.
И тень декабря над судьбой моей нависает,
И мечется бабочка, и догорает огонь.
А это ведь осень, нас снова в ту даль увлекает,
Стираются линии жизни – печаль или боль.
Но крылья расправив, проносится рыжее чудо,
Из сказки и сна, но реальнее всех миражей,
А это ведь осень, я ангелов вижу повсюду.
В кружении листьев умерших, любимых теней.
Они говорят, что настало нам время прощаться,
Устали скитаться и мы в ожиданье зимы.
И рыжая песня огня, в этом яростном танце
Напомнит о лете, о страсти в преддверии тьмы.
Я в плед завернусь, чтобы снежную сказку послушать.
О том, как мы вместе еще до весны доживем.
А это ведь осень врывается яростно в души,
Нам зиму, смеясь, обещает – заснеженность грез

В объятьях нежных снегопада Снежно…
А вот и снегопад закружит, забуранит..
Как нежно снег пушистый ласкает, а не ранит.
И нас влечет куда-то вся белая округа…
И Карачун горбатый попятится с испугом.
А снежный кот лежит пред домом, улыбаясь,
И эротичен вид у елок у красавиц…
Метель мела, мела, и только веселила,
Я влюблена была, но вдруг про все забыла.
И русская зима над призрачным Парижем
Одержит верх сама, я это ясно вижу…
Что нам чужая боль и радость, в снегопаде
Столкнулись мы с тобой в ладу, и рады Ладе…
Пусть Берегини вновь влекут тебя в просторы,
О, Русь, моя любовь, мой дивный край веселый.
Нам снова карнавал устроит гордый Велес,
Со мною танцевал сам Коляда, не веришь?
Метели торжество и пышные сугробы,
Свет мира моего ты позабыть попробуй.
Мы дома, мы в плену зимы и снегопада,
Я к Велесу прильну и Коляде я рада.
И тайны, и снега, как это все знакомо….
Мети, моя пурга, веди меня до дома.
Там снежные коты, там радостные лица.
Там Лада в небесах танцует, веселится…

«Белые волки – посланцы метели…»
Белые волки – посланцы метели,
Нас разлучить с тобой снова хотели,
Выли за окнами, страшно метались,
Только в объятьях друг друга остались.
И позабыли и страх мы внезапный
В этом бессилье любви и азарта.
А над Сибирью моей ураганно,
Словно бы страсть неземная желанна.
Только жестока спесивая вьюга,
И тяжело задышала округа.
И захрипели медведи – бураны,
Все непонятно, жестоко, туманно.
В белом безмолвии страсть преломляя,
Лада любовью навек награждая,
Нам о метели забыть позволяет.
Белые волки смиренно смолкают.
И в тишине позабытого мира
Только огонь согревает нас мирно.
Сирые души находят друг друга,
Там, где металась отчаянно вьюга,
Там, где растаяли в белом тумане
Два одиночества, страсть нас дурманит,
Но разлучить нас с тобой не сумели
Белые волки – посланцы метели.

8 декабря
А знаешь, я тоже летаю ночами
Над снежной безбрежностью белого поля.
И души ушедших так часто встречаю
На этом бескрайнем и дивном просторе.
Такие полеты мне кажутся песней,
О том, что нас ждет и что сбудется с нами,
Мир снежный огромен и все-таки тесен
Такими метельными чудо ночами.
Какой-то колдун улыбнется небрежно,
Метелица снова расскажет нам сказку,
И в этом далеком пути безмятежном
Узнаю я ветра метельного ласку.
И вдруг из-за туч белый всадник в тумане,
Он вырвет меня из метельного круга.
И дивная песня о счастье обманет,
И нас заметет, запорошит нас вьюга.
Потом, засыпая на белой постели,
Мы вечные тайны постигнем невольно.
Поют колыбельную тихо метели,
И будет отрадно, светло и привольно.
От чаяний тех, промелькнувших в тумане,
Эпох и стихий, и теней, и открытий.
И дивной звездой загорится над нами
Любовь в переменчивых красах событий.
Я души ушедших так часто встречаю
На этом бескрайнем и дивном просторе.
А знаешь, я тоже летаю ночами
Над снежной безбрежностью белого поля

Тринадцатое, пятница, мираж
Тринадцатое, пятница, мираж,
Над Эйфелевой башней дивный лик,
И в снегопаде кот утонет наш,
Профессор глыбой мрака там возник.
А мы читали до утра роман,
В котором все с судьбой переплелось.
Он, словно знак, был в сентябре нам дан,
Тогда все намечалось, началось…
И тот, кто не любил любых стихов,
Позволил мне ту летопись писать.
В Париже снегопад, а мир таков,
Что ничего в судьбе не угадать.
И все-таки счастливое число,
Мазурка над брегами Сены вновь.
Куда меня в ту зиму занесло,
Тринадцатое, пятница, Любовь…
Сердца летят за вьюгою, Мишель,
Над головой теснятся облака,
Для Купидона верная мишень,
Я так тогда казалась далека,
Нас завалило снегом в этом час,
Пошли спасть замерзшего кота,
Тринадцатое, пятница, стучат
Нам Домовые, Леший у крыльца,
И в этой сказке место есть Любви,
И дивный лад нас в эту стужу ждет,
– И будет все ладом, – мне говорит
Там бабушка, когда блины печет.
Там только свет, и сон, и снегопад,
И белый вальс нал Любинским пьянит.
И ангел, как и много лет назад
Туда в туман, за гением летит…

Все остальные сквозняки
Настоящий мужчина приходит в твою жизнь и, несмотря на ссоры и проблемы остается в ней навсегда. Все остальные —сквозняки
Сколько было сквозняков
На твоем пути безбрежном
Перед тем, как он пришел
Добрый, ласковый и нежный.
Август тихо догорал,
И металась птичья стая,
В сером небе, и оскал
У судьбы улыбкой станет…
Так случается порой,
Запоет о вечном ветер,
И сквозняк умчится твой,
Посмотри-ка, солнце светит.
И единственный, родной
Улыбается, вздыхает.
Ощущаешь, за спиной
Снова крылья вырастают…
Золотятся листья, свет
Лунный ласково и нежно,
Как залог твоих побед
Понимаешь неизбежность.
И в тумане голубом,
За чертой, во сне, в ненастье
Остается он с тобой-
Настоящий вестник счастья….
Все забыты сквозняки,
Все утраты и печали,
И тепло его руки
Вас на счастье венчали.
Пусть в тумане и во сне
Нас оставят все ненастья,
Теплым лучиком в окне,
Окрыляет наше счастье.

4 января
Жизнь обыденна, ночь беспросветна,
И метель не дает отдышаться.
Но проносится ангел с рассветом,
Позволяя печали уняться.
Снежный кот за окном отдыхает,
Рыжий пес утопает в сугробе.
На стекле все цветет и не тает
Бледность лилии. Вникнуть попробуй:
Там Снегурочка иль королева,
На мгновенье к тебе заглянула,
И душа в пустоте онемела,
Я куда-то в ту снежность шагнула,
И на грани заснеженной сказки
Мир трепещет, в огнях утопая,
Это ангел, взиравший с опаской,
Вдруг с надеждой к тебе подступает.
Короли у порога застыли,
Ждет на праздник нежданных гостей,
Удивляюсь растерянно – ты ли,
Или кто-то из сказки моей…
Бледность лилий – их холод и тайна,
Снежный кот задремал за окном.
Рыжий пес, как он смотрит печально,
В снегопаде блуждая чужом…

Белое и черное
Я мечта на пути от сомнений к экстазу.
Странный лучик надежды и вечная блажь.
Я в реальности тьма, но цепляясь за фразу,
Понимаю, что ты мне и душу отдашь.
И в бокале отравленный мед вдохновенья.
От заката к рассвету стремится душа.
Тихо тонет в метели тоски и забвенья,
Но расправив крыло, я пытаюсь взлетать.
И несут ее вдаль вдохновения кони.
И никто не встречает ее в пустоте.
Как устала она от тоски и погони.
Я никто, я Психея в немой высоте.
Мне на плечи накидка из инея ляжет.
И останется боль, и растает мираж.
– Ты явилась так поздно, – профессор
мне скажет.
Нет, не поздно, люблю я полет, а шантаж
Пряхи старой уже не пугает, мой милый.
Что там? Узел иль тихо оборвана нить.
Я твое обретение веры и силы
В то, что можно в реальность мечты
Воплотить.
Я мечта на пути от сомнений к экстазу,
И смертелен, ты знаешь, тот мой поцелуй.
Я в реальности тьма, но цепляюсь за фразу,
Ты меня отпусти, ты меня не ревнуй.

Зачем я родился белым? Белый волк
Летописи профессора В. 15 декабря
– Мама, зачем я родился белым?
– Такое порою случается, милый.
– Как же случилось? Все волки серы.
И как мне поладить со стаей и с миром?
– Не все приживаются, ангел мой, в стае,
А белые, знаешь ли, одиноки.
– Прости меня, мама, я мир оставил
Такой привычный, такой жестокий.
Не жди, домой не смогу вернуться.
А гостем дома быть не желаю.
– Но на чужбине не остаются.
– Да почему же, там выживают.
– Да, выживают, а жить когда же?
Душа металась в глуши Урала.
И Домовой тебя ждал, вот скажет:
Когда же твой парень придет, бывало.
Тогда ночами ему ты снился,
Теперь тебя мы едва б узнали,
Ты возмужал, ты так изменился,
И ждать возвращения мы устали….
Но где-то там, за чертой, однажды
Столкнемся снова в тумане белом.
Мой мальчик, нам ты тогда расскажешь,
Где был, как жил там, и что ты делал.
Ну а пока в пелене тумана
Мне снится снова белый волчонок.
Он тихо спросит:– Скажи мне, мама,
Зачем родился я в мире черном?
И белым облаком за горами
Он вдаль стремится и тает где-то.
Нет места белым им в серой стае,
Пусть не коснутся его там беды….
Пусть будет мир к нему ласков снова,
Ведь надо где-то прижиться белым.
Он помнит мир, не забыл он Слово,
И пусть его обойдут все беды.
И белой птицей душа над снегом
Несется к дому на миг единый.
– Скажи, зачем я родился белым?
– Ну что ж поделать, о, мой родимый

Снежно. Вьюжно. Туманно. Волшебная ночь
Холод душу сковал ледяной пеленой,
Хрипло кот закричал:– Что же будет со мной?
Домовой заскулил, словно яростный пес.
Все морозы с собой этот гость им принес.
Ворон каркал всю ночь, нагнетая беду,
И по снегу к нам души умерших бредут,
И плетется куда-то в тумане Змея,
И не слышится свиста во тьме Соловья.
И сидел в тишине Позвизд злой у огня,
И ругался с Ягой, люту долю кляня…
А Яга вдруг запела о мире другом,
И металась метель, было снежно кругом.
К ним пробрался из леса теней Соловей,
Говорил наш повеса о доле своей.
Мол разбойничать больше бедняге невмочь,
Надвигалась на мир новогодняя ночь…
Тьма готова всю землю навеки сковать.
Только стала Метелица вдруг колдовать,
И кружиться в тиши, засмотрелся Старик,
И седою главою устало поник.
– Что-то худо мне нынче, – он нам говорил,
Домовой вдруг проснулся, как волк там завыл,
А Метелица пляшет, смеется во мгле,
Бродят тени по скованной вьюгой земле…
И в объятия злого спешит старика,
– Что ты грустен и сед, потанцуем пока,
Пусть огонь разгорится, пусть кот запоет,
Ведь без песен его лето к нам не придет…
Встрепенулся, и шубу откинул он прочь,
И продлится еще та метельная ночь.
Снег летит в небеса, ведьма пряжу придет,
Нас спасут чудеса, к нам придет Новый год.
И из чащи навстречу выходит медведь:
– Кто посмел там плясать, кто осмелился петь.
Волк-буран за Кащеем усталым спешит,
Тихо тонет в сугробах и в пропасть летит.
Эта ночь так волшебна и так хороша,
За Метелицей снова несется душа.
До рассвета лишь миг, новый день, тишина,
А волшебная ночь, так метельна темна…

Волшебная ночь. Сказка начинается
Волк снова к жилищу пришел в этот час роковой.
И слышали духи в снегах этот яростный вой.
– Но кто там не спит? – усмехнулась устало Яга, —
Иди-ка, впусти его, там и мороз и пурга.
– А нечего шастать, – ей кот отвечает во тьме.
– Открой ему двери, пришел он, я знаю, ко мне.
И кот навалился на дверь, и открылась с трудом.
И волк, разгребая завалы, протиснулся в дом.
– Чего тебе, серый, я вижу, что снова не спится.
– Заснешь тут, пожалуй, там Ний полоумный ярится.
Чертей разбросал, и Кащея на цепь посадил,
Пришел, чтобы сказать, что бороться не хватит вам сил.
Весны не наступит, он снова собрал чародеек.
И снова колдует, на что-то еще он надеется.
– А пусть похлопочет, и что нам его кутерьма.
– Весна не наступит, и вечною будет зима.
– Да, это случится, но только не нынче, мой друг,
И странные лица сквозь стужу являлись им вдруг.
– Да кто это снова? – взмолился рассерженный кот.
Князья просыпаются, время для них настает.
И снова колдует старуха в тиши у огня.
И лес заповедный, все вечные тайные храня,
В немом оцепленье сраженья великого ждал,
И волк растворился, и холод всю землю сковал.
И нет никого, только волка следы на снегу.
А кот и старуха все слушают эту пургу.
И тени героев бесшумно уносятся прочь.
И длится, и длится волшебная зимняя ночь.

Метель на рассвете
Пусть на рассвете белый- белый снег
Окутает сиянье наготы,
И прелесть грез, понятных не для всех,
И хрупкость, эти снежные цветы
Откуда-то из сказочных миров
Метелица с небес бросает нам.
И так понятна первозданность снов,
И слов экстаз с виною пополам.
Да, истина в вине пред белизной,
Которая растает в этот миг…
И говорит там, в пустоте со мной
Лишь Карачун – отчаянный старик.
Он корчится от боли и тоски,
Которой нет исхода, странный миг,
Снегурочка, ее шаги легки,
И белый медвежонок, и старик,
И сказка ли? Не знаю, не пойму,
Я словно бы в сцеплении веков,
Прильну почти отчаянно к нему,
И к холоду, и горести оков.
И где-то там, в безмолвии снегов,
Летит навстречу белый, белый, конь.
Сам Велес снова мир спасти готов,
Жар-птицы свет и призрачный огонь.
И этот миг, и мир, и бездна снов,
Соединятся в праздничный коктейль,
И нас спасает только Велес вновь,
И он прогонит в эту ночь метель.
И прелесть грез, понятных не для всех,
И хрупкость, эти снежные цветы,
Пусть на рассвете белый- белый снег
Окутает сиянье наготы.

Я в бокалы с вином добавляю прохладу метели
Я в бокалы с вином добавляю прохладу метели,
Песню дивную вьюги нам снова устало поют,
Приглашаю на вальс, он сегодня таинственно- белый,
И в просторы бескрайние зимние страсти влекут.
Этот смех, этот вальс, и вина первозданная сладость,
В нем и травы, и грозы, которые снятся ночами,
И метель нас обнимет, подарит надежду и радость,
И суровый Кащей нас улыбкою в поле встречает.
Пусть укутает вьюга мой стан и зовет нас куда-то,
Пусть в тумане безбрежном проносятся сказки опять,
Медовухи тепло в эту ночь я легка и крылата,
Будем снова кружиться, и будем в снегу танцевать.
Как легка и прозрачна в тумане луна золотая,
Только души и песни – попутчики наши во мгле,
И снежинок беспечных кружится веселая стая,
Эта снежная страсть, нет прекрасней ее на земле
Мы вернемся к утру, у камина мы сядем устало,
Пусть огонь согревает, и жжет наши души опять,
Я в бокалы с вином добавляю снежинок, как мало,
Нам для счастья осталось, в метели во мгле танцевать…
В старом замке темно, только наши веселые души,
Эти тайны и тени разбудят, легко нам теперь,
И веселая ночь то безмолвие снова разрушит,
И врывается в мир наша страсть, как ночная метель.
Приглашаю на вальс, он сегодня таинственно- белый
И в просторы бескрайние зимние страсти влекут.
Я в бокалы с вином добавляю прохладу метели,
Песню дивную вьюги нам снова устало поют.

Ей одиноко, холодно и снежно. Омичка
Ей одиноко, холодно и снежно
На площади в закатный этот час.
И засыпает город безмятежно,
Часы в тумане все еще стучат.
Но в этом платье бальном очень зябко
В эпоху новую на нас взирать,
Печаль и сон, и снега ворох рядом,
О встать бы и парить, домой бежать.
Да где он, дом? Там навсегда чужие,
Там все сломали, вынесли куда-то.
И лишь снежинки в пустоте кружили
И на плечах не таяли, крылатый
Веселый ангел в сером небе кружит,
И где-то рядом бродят чьи-то тени.
Она грустит, и ей никто не нужен.
Но как же зябко в ясный день весенний.
Мир покачнется и во тьме утонет,
И будут долго в полночи опять
Стоять и спорить кто – то на балконе,
О том, как жить, как этот мир понять.
И вроде бы застыла безучастно,
И ничего не хочет дева вновь,
О чем мечтать? О муже и о счастье,
Но холодно и приближалась ночь.
Вот так грустить, и снег еще не тает.
И где же тот, кто бросит мех на плечи?
И кажется она о нем вздыхает
И ждет, и ждет свиданья в снежный вечер.
2
Метель на рассвете приносит веселые сны,
И песня о свете, в который поверить должны.
И древние святки нам ближе, желанней, милей,
В заснеженном мире становится жить веселей.
И духи зимы все вели у огня хоровод.
Метель на рассвете нам светлые песни поет.
И белые волки в буране почти не видны…
И горести смолкли, и свет в ожиданье весны
В разбуженных душах горит, как костер на снегу,
Метель на рассвете, и сон одолеть я смогу.
А снег оседает, сугробы все выше в тиши,
И в них утопая, Баюн в этот мир поспешит,
Разбуженный кем-то до срока приходит медведь.
Метель утихает, устала и плакать, и петь.
И лишь берегини в протяжной и вечной тоске,
Поведают нам о костре, Коляда им пропел
О том, что и счастье, и радости будет сполна.
Метель утихает, умаялась видно она,
От чаянья неги от части и счастья и сна,
К нам в святки спешит пробираясь по снегу весна.

Будущее в прошедшем Старик
В доме не было окон, а двери так плотно закрыты,
Что какие-то птицы разбились, просясь на постой.
Никого не впускал в этот мир, о, чудак деловитый.
А меня вдруг окликнул с порога так странно:– — Постой.
И ему подчинилась, сама я себе подивилась.
Ведь никто в этом мире не смог бы меня укротить.
И морская волна возле ног обреченно забилась.
И меня он позвал, чтобы чаем в саду угостить.
А потом он роман свой читал, и в порыве экстаза
То взлетал к облакам, то валился на землю, шутя.
Что там было – не помню. Тонуло и Слово и фраза
В этой водной пучине. Кто был он? Старик и дитя.
Впрочем, это со всеми мужами однажды случится,
И затворники снова врезаются горестно в мир.
И закат там алел, и кружилась растерянно птица.
И какая-то тень все витала спокойно над ним.
Что там было еще? Ничего из того, что смущало
И тревожило нервы усталых и желтых писак.
Только птица вдали обреченно и дико кричала.
Он смотрел в эту даль, и я видела, как он устал.
Дар общения нам, как богатство и слава дается.
Мы бежим от него и в сочинительстве скрыться вольны.
Только призрак прекрасный над гением снова смеется.
– Кто она? – я спросила, – Душа убиенной жены.
– Как могли вы? – Я мог, – повторил он, как горное эхо,
И расплакался вдруг, как ребенок, почуяв беду.
И я к морю бежала, и помнила снова про это.
Ночь прекрасной была, но я знала к нему не приду.
И сидел он один, и в саду, где усталые птицы,
Все взирали угрюмо, хранили покой свысока.
(Будет долго потом мне старик этот призрачный сниться.
И свечу погасила прекрасная в кольцах рука).
– Навести его, детка, – мне женщина тихо сказала, —
Я сама умерла, он невинен, он просто Старик.
И звездой обратившись, она мне во мраке мигала,
И забылся опять он в романах прекрасных своих.
Никого не впускал в этот мир свой чудак деловитый.
А меня вдруг окликнул с порога так странно: -Постой.
В доме не было окон, а двери так плотно закрыты,
Что какие-то птицы разбились, просясь на постой.

Прощайте, профессор. Весенние страсти
Профессор растаял в печали чужих берегов.
Но жизнь мне оставил, а значит весну и любовь.
И в звездном дожде каравеллы мне грезятся вновь.
Уходит профессор, останется жизнь и любовь.
Мы вечно не с теми, кто дорог и пылко любим.
Жестокое время смеется над гневом моим.
Божественный финн возвращается, Демон, душа.
Победно мы с ним этот год на брегу Иртыша
Еще проживем, не во Франции, что мне Париж,
Я дома, я дома в плену звездопадов своих.
Не вечный изгнанник, я дома, храни меня бог.
Профессор растаял, и скатертью сумрак дорог.
Весна, и музыка и кот, мы кофе попьем,
Капель запущу я в забытый профессором дом.
Прощайте, историк, настала иная пора.
Русалки чаруют природу в лесу у костра.
Нам запад – пустое, к нам Лада, как прежде спешит.
И вместе с весною очнется душа и взлетит.
И в облаке света, у бездны на самом краю.
Прощайте, профессор, я Раймо, как прежде люблю…
Весна – это страсть, это нежность в стихии огня.
Прощайте, мой друг, не зовите обратно меня…
И в звездном дожде каравеллы мне грезятся вновь.
Уходит профессор, останется жизнь и любовь.
Божественный финн возвращается, Демон, душа.
Победно мы с ним поживем на брегу Иртыша.
Прощайте, профессор, хранит нас мечта и полет.
Уходит профессор? Эпоха другая грядет..

Снежный кот
И затерявшись в белизне снегов,
В безбрежности страстей не воскресая,
Тебя оставит навсегда любовь,
Как журавлей, летящих к югу, стая.
Здесь холодно и снежно в этот час,
И тонет белый кот опять в сугробе,
И только души мрачные у нас
О подаянье просят и находят
Тот странный миг, и мир неповторим,
Он может этой ночью оборваться,
По снегу тени темные за ним
Спешат, и грезят в полночь, оставаться
В снегу так зябко, страшно уходить,
Сугробы, словно монстры, проступили,
А мне кота достать и сохранить
Лишь память в душах, все мы позабыли.
О как деревья в сумраке белы,
О как бледны в тумане наши лица,
Мы так спокойны, словно мы вольны
Остаться, и вернуться, и влюбиться.
Но ждет меня король снегов во мгле,
Мелодий позабытых переливы,
И странный свет, погасший вдруг во мне,
И память о тебе, таком счастливом…

Зимние цветы
А фиалки цветут за замерзшим окном,
И врывается холод разлуки в мой дом.
И печальный прохожий в туманной дали,
В этой стуже тревожной позабыл о любви…
На заснеженной елке иней так серебрится,
Что в сиянье все смолкло, нас оставили птицы.
В тусклом свете заката, будто стертые лица,
Уносились куда-то, чтобы там воплотиться.
Мы не знали покоя, и не ведали страха,
А фиалки цветут, как в преддверии краха.
В этом зимнем покое, нет ни злобы, ни боли,
Что случилось такое, что творится с тобою.
Словно мир покачнулся, но куда —не понятно,
И уносятся духи в эту пропасть, обратно.
И печальные луны обреченно —покорны,
А фиалки цветут, и цветут не притворно…
Там в свирепой метели затерялся прохожий,
И над миром взлетели наши души, тревожа
Тот морозный покой, тот печальный и странный
А фиалки цветут, словно вечные раны

Ангел и демон
И ночь рассекалась незримым мечом
Какого-то дивного древнего бога.
Там ангел смеялся за правым плечом,
И Демон кривился за левым от боли.
Дорога была так внезапно легка,
И так тяжела эта вечная сила
Рождения мысли, а после стиха,
Что ночь забытья вдруг растает красиво.
Расставит все тьма, как и надо потом,
Безропотно ангел в туман удалился,
И мы остаемся под звездным мостом,
Где так все красиво, и что-то случится.
И холод забытых, потерянных строк
Не станет для мира опять откровеньем,
И только незримый и яростный Блок
Поведает нам о любви и забвенье.
И ангел вернется – за правым плечом,
А Демон в тумане надолго растает.
И ночь рассекалась незримым мечом,
О как мне тебя и себя не хватает…

Странный гость
Ко мне пришел сегодня старый черт,
Растрепанный, усталый и хмельной,
И говорит, что время – то течет,
А веры нет, поговори со мной.
Но у меня важнейшие дела,
Для философий время, право, нет,
И все же снова кофе налила,
Врубила свет, и дым от сигарет
Причудливые лица рисовал,
Холодный ветер распахнул окно,
И он меня к тебе не ревновал,
Он видел, что теперь мне все равно.
Мигала лампа, и шуршала мышь,
А может Домовой не мог уснуть.
Вот так всю ночь о чем-то говоришь,
Пытаешься за грани заглянуть,
Потом слегка кружится голова,
И на снегу следы его копыт,
Мне показалось, что я умерла,
Зеленым глазом на меня косит
И улыбнулся в редкие усы,
И говорит о том, что жить и жить.
И вдруг салют, и от такой красы,
Не спрятаться и хочется парить.
И подождут все важные дела,
Общение важней всего на свете,
И понимаю, я не умерла,
Раз он один уходит на рассвете.
И на прощанье говорит: – Пока.
И снова повторяет: – Никогда,
Змея, как роза черная в руках,
И на снегу два ясные следа.,

Лунная ночь
В морозном небе белая луна
Украшена далекою метелью,
Плывет в ту пропасть, как всегда одна
Над этим миром, словно колыбелью.
Мир мирно спит и прыгает мой кот,
Куда -то в темноту на черном черный,
О сколько нам еще земных забот,
И странных снов над городом смятенным.
Печаль бела, как лунная метель,
И никого в том сонме не осталось,
Снежинки лишь сплетают канитель,
И остается тишина и жалость,
Мой черный кот взирает на луну
И ничего не объяснит, я знаю.
И вслушиваясь снова в тишину,
В иных мирах и я теперь гуляю.
Там все свои, здесь никого почти,
Но надо до конца здесь оставаться,
Чтоб их потом в безмолвии найти,
И чтоб сюда опять не возвращаться.
Мой черный кот дорогу перешел,
И уносил все беды и страданья,
И как тогда нам было хорошо,
Когда луна светила в час прощанья..

На том и этом свете
Я пробудилась, бабочка, цветок.
А засыпала в лютые морозы.
Откуда это и куда бросок,
И разрыдалась, и не стыли слезы
Со мною рыжий черт, а может кот,
И никого, из тех, я их не помню.
И было все теперь наоборот,
Ни компа нет, ни книг, ни даже комнат.
Что это было, может быть, пожар,
А рыжий усмехается лукаво,
Тот свет забудь, забудь мороз, кошмар,
Здесь будет все, и я, и даже слава.
– Какая слава, ты о чем, старик,
– Тебя они, поверь же мне, признают.
И не любимый, призрачный двойник
Меня немой улыбкою встречает.
Сквозь тишину прорвутся вдруг стихи.
– Все так, милашка, ты ведь поэтесса.
И здесь собратьев так легко найти,
Не так дурна не сыгранная пьеса.
Как я хотела в этот час домой,
Пусть там ни славы нет, ни пониманья.
Но Рыжий разговаривал со мной,
И сыпались дипломы и признанья.
– Тот свет, а тот ли, мама у окна,
А мы ее давно похоронили,
И бабушка так призрачно юна,
О, дед, о милый, ты ли здесь, о ты ли.
Я так рвалась, свидание с тобой
Мне б заменило все мои романы.
Ну вот и встреча, здравствуй, дорогой,
Тот свет меня теперь незримо манит.
Там кто-то так отчаянно грустит,
Что путы не позволят улыбаться,
И прадед, мне неведомый, спешит,
Поговорить, мне надо б попрощаться.
Но не пускает этот свет, а тот
Недосягаем, все прошло в тумане,
Среди людей, среди земных забот.
Есть мир и род, и навсегда я с вами.
Я вспомню все, что было там со мной,
И что могло в урочный час случиться,
Я не мертва, есть крылья за спиной,
Есть свет и вдохновение в дом стучится

Будущее в прошедшем
Мы были с вами в ледяном плену
У нелюбви, сковавшей наши души,
Вы выплыли, а я еще тону,
Разрушив мир и, чувства все разрушив.
Пусть говорят, что как-то надо жить,
Быть с кем-то и кому быть полезной.
Но вижу я, что разорвалась нить.
И Демон снова нависал над бездной.
Меня они не примут, не поймут,
Со мной чужие будто бы дружили,
Я загляну на несколько минут
В тот добрый мир, где мы когда-то жили.
Где были мы у юности в плену,
И зрелости служили без остатка,
Взирая на погасшую Луну,
Мой черный кот опять вздыхает сладко
Я остаюсь не с вами, а с котом,
Кто виноват, что зверь всего дороже,
И где-то там, за призрачным мостом,
Давно сожжённым, мучаясь, тревожа,
Каких —то духов, странная возня
Меня остановила бы едва ли.
Но волк спокойно смотрит на меня
И говорит, как духи долго ждали
Мое явленье, странная броня.
И будущность над нами нет, не властна.
Уводит Леший в тишину меня,
Зовет мой бог угрюмо и напрасно.
Мир изнемог от призрачной тоски,
Его напрасно гении спасают,
И лишь поэмы дерзкие стихи
Над пропастью, как ангелы взлетают.

Бессонница
Ночь падала на плечи, как фата,
И растворялась в пелене тумана.
И в танце золотистом маята
Осеннего жестокого обмана.
Печаль изжита, нет пути назад,
Старик у Маяка застыл навеки,
И только губы темные дрожат,
Печаль не вечна, уплывают в реки
Мечты и сны сомненьям вопреки.
И хочется укрыться от обмана,
Но окружают только старики
И маяки за пеленой тумана.
А жизнь скользит неслышно по воде,
И никого, и ничего не будет,
Ночь догорала в дикой суете,
И шла я обреченно снова к людям.
Сны растворились в пустоте дорог,
И никого до горизонта снова,
И только старый, старый добрый бог
Помашет мне из мира из иного.
И тихо спросит, как мои дела,
И много ли до света мне осталось.
И понимаю, я не умерла,
Я просто средь туманов затерялась

Снова Пианист
Старик взирал на тот живой огонь,
И усмирить хотел воспоминанья,
А осталась пустота и боль,
Какие-то укоры и признанья,
И этот бал, сам император там
Какие-то укоры и признанья,
И этот бал, сам император там
Пытался что-то говорить напрасно,
И только смерть металась по следам,
Она была пленительно – прекрасна…
Как женщина, ушедшая давно,
И не могла к реальности вернуться,
И не пьянило терпкое вино,
Когда он, усмехнувшись, отвернулся,
На этом свете был или на том,
Не разобрать в угаре маскарада,
И только шел за призрачный шутом,
Туда, в туман, к журчанью водопада.
И дотянуться не сумел до грез,
И оставался где-то в час расплаты,
И этот сон его опять унес,
В счастливый миг, и все шептал: – Куда ты?
Но в старом замке догорит огонь,
И он заснет навеки, в миг прощанья
Его ласкает легкая ладонь,
И он спешит на новое свиданье.
Их в вечности никто не разлучит.
Они парят над миром окрыленно,
Шопен, минорный тает тот мотив,
И Пианист смолкает обреченно
За миг до света, будет вечной тьма,
В пустынном замке призраки остались,
Свеча погасла, не закрыт роман,
И обреченно боль и горечь тают
.

Уходящий в вечность
В безбрежности сада сияла луна,
Печаль мне казалась бессильною негой,
Старик в темноте отошел от окна.
И в мире не будет ни света, ни хлеба.
И где-то в тумане, в плену фонарей,
Прекрасная дева к нему не вернется,
Там лица знакомых, и морды зверей,
И рядом внезапно погасшее солнце.
И полночь разрежет нам души в глуши
На две половины, мы будем сражаться.
И ты в тишину этой ночи спешишь,
Чтоб с грустною девой навеки остаться.
И знать, что никто не вернется назад,
Мы все устремились за Дикой охотой,
Погасшее солнце, ресницы дрожат,
Несемся куда-то, труды и заботы
Забыты, на улице сонной темной,
И страшно идти по незримому краю.
Старик в тишине отойдет от окна,
На Лунной дорожке он тихо растает….

Одни в вечности
Минувшие века, как загнанные звери,
В тумане голубом проносятся в тиши,
И верить я хочу, но все еще не верю,
Что в мире проживем мы как-то без души.
Смотри, какая осень за окнами бушует,
Обряжена в туманы, укутана дождем,
Минувшие столетья как будто торжествуют,
Но мы и в этом времени с тобою проживем.
И холодку улыбки внимания виновато,
Я листья собираю в один большой букет.
И ворон нависает над миром как расплата,
Он снова «Никогда» -кричит сквозь бездну лет.
Над листопадом тень безумного Эдгара,
Зачем ее нам снова швыряет наш Творец,
Минувшие века подобием пожара,
В тумане золотистом мой обреченный век…
И верить я хочу, но все еще не верю,
Что в мире проживем мы как-то без души.
Минувшие века, как загнанные звери,
В тумане голубом проносятся в тиши.

Сон о Лолите
Ввалившись в дом, где только тени бродят,
И жен давно умолкли голоса,
Старик свою Лолиту не находит,
Стоит он у окна и полчаса
Во тьму взирает, словно смотрит в бездну,
А это бездна смотрится в него.
И кажется, все дальше бесполезно —
И в темном доме больше никого…
Ты был силен, как Галиаф когда-то.
Ты был красив, почти как Аполлон.
И не заметил новые утраты,
Казалось, что удачлив и влюблен.
И девушка с зелеными глазами
Так много обещала, но, увы,
Ввалился в дом, готовый к новой драме,
А там так тихо, женщины мертвы,
Друзья ушли, иных уж нет на свете,
И родичи растаяли, как дым,
И в телефонной книге только ветер
Играет с одиночеством твоим…
И вдруг рояль, и струны в нем дрожали,
Откуда-то из снов и забытья
Явилась мать, чтобы унять печали.
Минор Шопена – будущность твоя.
Совсем как в детстве, праздник и туманы
Старик закрыл ладонями лицо,
И вспоминал романы и обманы,
Когда к Лолите в никуда ушел…
И женщина с зелеными глазами
Так звонко рассмеялась в тишине.
Что там осталось? Бездна за плечами.
Метнулась тень. Один среди теней,
Шопена врубит, дом наполнит снова
Он музыкой из детства своего.
И упадет, растерян и взволнован…
А рядом ничего и никого.
Но чьи шаги в пустынном этом доме?
Морена, смерть, явилась невзначай,
И музыка, он ничего не понял,
И только телефон не отвечает.
И женщина с зелеными глазами
Тревожилась еще о старике..
Но даже ей Поэт не отвечает…
И стих Шопен, и соловей запел.
И тень металась на границе света
И тьмы, его души не находя.
И словно парус, там, в порыве ветра
Металась штора в шорохе дождя….

Мой лунный кот
Луна была так призрачно красива,
Что кот пошел за нею по пятам,
И лунный свет – иная перспектива,
По лапам лился, по его следам
Шел рыжий пес, и таял и смирялся,
Что за котом угнаться не посмел
И только шут печальный издевался,
Над лунной бездной и о чем-то пел.
Он пиво пил, о прошлом вспоминая,
И понимая, что пропал в тот миг,
Когда Луна, печально исчезая,
На миг осветит только их двоих.
А шут в тени, его не видно Богу,
Как и всегда, и так постыла жизнь,
Но собирайся в дальнюю дорогу,
И от луны подальше ты держись.
Все это сон, его немые звенья,
Его печаль, живущий в не любви,
Отсчитывает скудные мгновенья,
Когда был счастлив, и мечты свои
Он снова вспоминает пред луною,
Готовой кануть в пропасть темноты,
Я томик сказок в этот миг закрою.
И накормлю кота средь суеты.
И там, в пылу страстей остались двое,
Король и шут, иль это он один,
И только волк вдали устало воет.
И пес на окна темные глядит…
Тьма свет глотает, ей не будет дела,
До наших страхов, боли и потерь,
Спит на коленях кот, а пес несмело
Все смотрит в темноту, во мрак, на дверь….
Кто там стоит? И почему он воет,
Как одинок волк в ночной тиши,
Явился шут, все хорошо, нас двое,
Но пес к нему навстречу не спешит.
Скажи мне, Том, за дверью там чужие?
Наш шут пропал, явился к нам другой.
И только бури снежные кружили
В тумане над погашенной луной

В ожидании тепла
И снова снег, как холодно и странно
Жить в ожиданье лета и тепла,
Когда любовь – одна сплошная рана,
Когда душа от холода бела.
И тот, кто близким целый век казался,
Теперь стоит за снежною чертой.
И только голос в памяти остался
Такой далекий и такой родной.
И той цепи разорванные звенья
Соединить мне не хватает сил,
Когда другой приходит из забвенья,
Мои мгновенья вмиг преобразив..
И в суете несбывшихся пророчеств
Тот снежный вальс тревожит души вновь.
Нас больше нет в пустыне одиночеств,
Там тишина и снегопад, и ночь.
И  черный кот  шагает по тропинке,
Не оставляя на снегу следов,
И кажется, что в вечном поединке,
Страсть победит, когда умрет любовь.
Когда она – одна сплошная рана,
Да и душа от холода бела.
И снова снег, как холодно и странно
Жить в ожиданье лета и тепла.

Прогулки с Бордским
Прощай, прощай – шепчу я на ходу,
среди знакомых улиц вновь иду,
подрагивают стекла надо мной,
растет вдали привычный гул дневной,
И. Бродский
Прогулки с Бродским по иным мирам,
По городам, которых нет в помине
На карте мира, только по стихам
Они проступят, и несутся мимо
Волхвы и звери, там ведь Рождество,
Там женщины, не будет их прекрасней,
И я в тот миг, не зная ничего,
Попала на какой-то дивный праздник.
И ослепил меня тот самый Див,
Не хочет он, чтобы неслась к поэту,
Но расстоянья, время победив,
Во тьму бреду, да, там так мало света.
И все-таки свидание не с ним,
С иной стихией, и иной эпохой,
Прогулки с Бродским, сигареты дым,
Грузинское вино, и так охота
Проникнуть в мир иллюзии и снов,
Где он плетет незримые узоры,
Своих сомнений и своих стихов,
Неспешный разговор, и мир, который
Не отпускает в бытность, в бытие,
От чаянья чего-то неземного,
И где-то там сомнение мое
Останется, и он вернется снова,
В тот тихий дом, где женщина все  ждет,
Листая песнопений те туманы,
Нет, не Баюн, какой-то рыжий кот
Оставит нам сомненья и обманы…
И нет Венеций, есть лишь темный лес,
Который мы, дойдя до середины,
Остановились, проводник исчез.
О, где же ты, таинственный Вергилий?
Вергилий спит, и даже видит сны,
О том, как мы в глухом лесу блуждали.
И были беззаботно влюблены,
В его стихи, тревоги и печали…
И были там, где души сбросив тел
Одежды так легки и так крылаты,
Метались между миром этим – тем,
И ждали славы, радости, раслаты

Сага о птицах
Черный ворон в окно влетает,
И пронзительно так кричит,
Он все ведает, он-то знает,
Как от бед меня защитить.
И в глазах его скрыта нежность.
И тревога, и вечный свет.
Это чувств моих безнадежность
Проступает сквозь бездну лет.
Не боюсь его, не скрываюсь,
Поболтаем о том, о сем,
И в глазах его отражаюсь
Перевернутой, и потом
Дотянуться до той стихии
Он позволит в рассветный час,
Где с тобой до утра бродили,
И природа была за нас…
Только явится ворон белый
На рассвете, прогонит тьму,
И расширит мои пределы,
Но доверюсь ли я ему?
Мир изгоев он странно светел,
Но не может он нам помочь,
И поет о разлуке ветер,
И уносит мой ворон ночь.
Свет слепит, он нахлынет смело
И печали мои умножит.
Жизнь порою, как ворон белый,
Ничего изменить не может.
И смотрю во тьму обреченно,
И в тумане иных широт,
Где ты ангел мой, ворон черный,
Кто тебя опять уведет?
Кто с тобой говорит до рассвета,
И пытается мир постичь,
Белый ворон – моя комета,
Ну когда же он улетит.
И сама я как ворон белый,
Не могу ничего принять,
И с рассветом приходят беды,
И влекут в пустоту меня.
Не сменить окрас, не остаться,
Незамеченною в толпе,
Как устала Я отражаться,
И собою быть не хотела.
Только ночью дышать и верить,
Что случится, я все приму.
Черный ворон, мои потери
Унесет навсегда во тьму.

Улыбка женщины
И мне снова приснятся лилии
На ковре из забытых грез
Навещал меня нынче ты или
Это сон, это все не всерьез.
Я читала «Улыбку женщина»
По Монмартру бродила вновь,
И казалось, что ты повенчаны,
И венчала нас эта ночь…
Над Парижем носились призраки
И на кладбище Пер Ланшез
Тени гениев, что не признаны,
На пирушку пришли, о жесть…
Как реальность с былым сплетается,
Вырываясь из плена там,
Только флейта нам дарит таинство,
И ворон не смолкает гам.
Королева Марго все мечется,
И желает одних утех.
Я читаю «Улыбку женщины»
Сквозь рыданья ее и смех,
Проступает печаль незримая,
И уносится призрак прочь,
И далекая, не любимая,
Не кончатся страсти ночь

Ангел осени
Приснился мне ангел,
по осени рыжий метался,
И песенку пел он, о том,
как устал он кружиться,
Средь листьев опавших
опять возникал и терялся,
Пытались согреться
и ангелы наши и птицы.
А нам не хотелось свой дом
покидать на рассвете,
Там листья, срываясь,
неслись в пустоте запоздало.
Но осень смеялась,
кружились в ней ангелы, дети.
О, как в этот миг
нам тепла и любви не хватало.
Но ангелы с нами, их снова
забросит к нам ветер,
Котенок мой рыжий
несется за ним, как за птицей,
И солнце печальное
все еще светит и светит,
Но скоро и солнце
с землею и нами простится.
Усталый мужчина
мне снится зачем-то ночами,
Он ангелов видит едва ли,
и все-таки снова
Мы с ним на скамейке
сидели и долго молчали,
Как было уютно, когда
не касалось нас СЛОВО.
На белом коне пролетает
над пропастью гений,
Качнулся в седле,
удержался, какая отрада.
А осень всегда состояла
из чудных мгновений,
Поэты и рыжие ангелы
в миг листопада
Пусть нас не оставят,
а все остальное не важное,
Мы выдержим все,
растворяется в парке мужчина.
По мостику хрупкому
снова шагают отважно
Мой ангел и кот.
Уж они – то меня не покинут.

Художник осени
Печаль внезапно охватила душу,
Художник долго осень рисовал
И золото березок, кот из лужи
Красивый листок лапой доставал.
Смотрела дева из окна печально,
И мим кружился, осени под стать
Был тихий день, и уносила тайны
Куда-то нежность, боль и благодать…
Мы были вместе, только вряд ли были
Такие остаются на холсте,
Мы это лето быстро так забыли,
Лишь первый лист в тумане пролетел
Над головой и снова приземлился
В ту тьму воды, в ней отражался мир,
И пес вдали возник, не отразился
На глади, и растаял мой кумир,
Там только Леший  одиноко бродит,
Он с Велесом хотел поговорить,
Но бог всего живого не приходит,
И дева осень плачет там навзрыд.
Художник краски алые разводит,
Чтоб к золоту добавить алый свет,
И где-то Рыжий неприметный бродит,
Звучит  рояль  над пеленою бед.
Там золото березок, кот из лужи
Красивый листок лапой доставал.
Печаль внезапно охватила душу,
Художник долго осень рисовал

Мистический живописец
Сегодня ночью живописец пишет
Лес за окном в различные тона,
И спит мужчина, он пока не слышит
Что осень так прекрасна, но больна
Тоской о страсти, и печалью дышит,
И хочется немного полетать
Над золотом и алой краской листьев,
Чтоб вдохновиться осенью опять…
Но что там? Исполняются желанья,
Пегас в тумане прямо за окном,
И вырываюсь в мир очарованья,
И покидаю мой заснувший дом,
Над Иртышем притихшим, над поляной
А там опять русалок хоровод,
И старый Леший будет неустанно
Там краски разводить, и маг поет
О том, что восхитительны картины,
Художник  улыбнётся свысока,
И дарит нам то золото лавину,
То багрянец, и кисть в его руках
Как дирижёра палочка, взлетает,
И музыка та дивная слышна,
И пусть опять природа увядает,
В мажор его стихии влюблена…
И Штраус с ним, и вальс его несется
Куда-то к звездам, и горит заря.
Опустит кисть, победно улыбнется,
Какая красота, и все не зря

Осень Бродского
И в мире Бродского осенняя прохлада,
Там тишина срывается на плач,
И листопад в глуши немного сада,
Какой-то задник, непонятный план,
Где женщина с зелеными глазами,
Босая, над безбрежностью парит,
Седая осень в странной этой драме,
О чем-то непонятном говорит.
Кто слышит их, и кто ему внимает,
В печали, забытьи, за час до сна,
И сон во сне он снова воплощает
В безбрежности судьбы и полотна.
Идет по листьям, и спешит на встречу,
И видит ли всю негу и печаль,
Стихов не слышно, их уносит ветер,
И в старом парке им не повстречаться,
Она совсем другая, боже, правый,
Там есть художник и к нему спешит.
И только непонятный и лукавый,
Поэт проходит мимо и молчит.
Что это было? Темные аллеи,
И страсть ее к художнику, вдали,
Там листья отлетевшие алели,
Они расстались – пленники любви.
С художником ей проще в миг заката,
Поэт к своей Венеции спешит,
И все твердит: – Она не виновата,
Поэму пишет, о любви молчит…
И в замке грез ее портрет пылится,
Как задник той картины роковой,
Кто ведьму знал, и кто в нее влюбился,
Тот потерял и дар свой, и покой.
Ему же словеса всего дороже,
И он боится, потерять сей дар,
И гонит нежно так и осторожно
Любимую, и молча смотрит в даль,
Не ревность правит миром, только лира,
Вершит его печальную судьбу.
И на гондоле, в самом сердце мира,
Офелию он встретит лишь в гробу.
И ужаснется, Гамлета судьбину
Как данность примет, чей-то жест, поклон…
Совсем один плывет куда-то мимо
И рядом усмехается Харон.
Там, в небесах, сияет Беатриче,
Но он не Дант, ему Вергилий мил.
Идет по аду с вечным безразличьем.
И слушает поэта в звоне лир.

Осень гения
Попытка жить и радоваться свету,
Когда вокруг сплошная темнота,
Внимая знакам, словесам, приметам,
Жить на разрыв, но верить в чудеса.
Вы, правы, Пушкин, осень вновь прекрасна,
Она беспечно в алом закружится,
И будем мы искать пути напрасно,
Туда, в тот свет, где он уже родился.
Очей очарование, миг разлуки,
И ведьмы у костра нам дарят чудо,
Но как мы все могли, и крылья-руки
Поднимут нас, и так красиво всюду.
И пахнет снегом, словно пахнет медом,
И никого на призрачном пути,
А я под этим небом зябким мерзну,
Но продолжаю к осени идти.
Вы правы, Пушкин, осень это чудо,
Присел на миг, и век какой сидит.
И танец листьев – золоту повсюду.
Он к Анне, иль к Наталии  спешит
Внимая знакам, словесам, приметам,
Жил на разрыв, но верил в чудеса.
Попытка жить и радоваться свету,
Когда вокруг сплошная темнота…

Двойник
И там, где печали без меры,
Вдруг солнце пробьется на миг,
Шагает по лунному скверу,
Усталый, печальный Двойник,
Уносит куда-то страданья,
Оставив на память кота,
И к счастью спешу на свиданье,
И осени той немота
В стихии иного посланья,
В тумане, вдали за чертой,
Баллада Шопена, признанье,
До первой звезды, и покой.
Все это и с нами случится,
Легко обнажаясь для всех,
Березка нага, как девица,
И верит в свой первый успех.
И ждет, а кого, непонятно.
Тепла? Ну, наверно тепла,
И осени алые пятна
Повсюду, и дева мила…
И хочется верить, что скоро
В тумане, в обмане, в бреду,
Снега в мой таинственный город
По листьям опавшим придут.
Как в ночь Хэллоуина тревожно,
К нам духи ворвутся опять,
Как это и просто и сложно
Поэтом прослыть и понять,
Что осень – внезапное чудо,
В ее наготе и любви,
Что мечутся духи повсюду,
И летают, и тают вдал

Осень поэта
Старик проснулся, распахнул окно,
Взглянул на неподвижную луну
И понял, что не сможет все равно
Он написать здесь строчку ни одну.
Король сердит и королева зла,
Им надо Оду нынче сочинить,
А он грустит, и жизнь его прошла,
Лишь смех ее во тьме ночной звенит.
А что он скажет утром королю.
Что стар и плох для оды и огня,
И только деву юную свою
Не мог во тьме ночной старик обнять.
Вот так он уходил и гас камин,
И не с кем перед вечностью предстать.
Он все отдал владыкам злым своим,
И сир и наг, и где же им понять,
Что в рабстве не рождаются стихи,
Но за спиною конь его заржал,
Он бросится к нему, он улетит,
Но не Пегас там в полночи стоял.
Князь Тьмы на черном жеребце своем,
Провал при свете тягостном луны.
Они остались навсегда вдвоем,
Ни счастья, ни покоя, только сны,
И миг и мир остались за чертой,
Король проспит теперь его уход
С наложницей оставшись молодой,
И королева письма все с ожжет…
Она могла бы стать его женой,
Когда-то там, за гранью, в звездный час,
Но к ней пришел во тьме ее король,
И вот поэт один. Сердца стучат.
Пред вечною разлукой все равны,
И никого, кто б искренне любил.
Поэту снятся роковые сны,
Он во дворце себя похоронил,
Она рванулась в полночи к окну,
Но что там в темноте увидеть мог?
И только тень, прильнувшая к нему,
Метнулась в пропасть призрачных дорог

Один в вечности
Поэт печален, нелюдим, угрюм,
Он мечется в тумане сновидений,
Давно устал от всех тяжелых дум
О том, что он мессия, просто гений,
О том, что все допили в эту ночь,
И не с чем к магазину отправляться,
И кто бы мог еще ему помочь,
И Муза, переставшая являться,
Сопернику его несет стихи,
Ему сомнения, боли без причины,
Но ты пойми поэта и прости,
Нет света, только чад его лучины
Уносит в даль, и нет пути назад,
Никто не может в мир его вернуться,
А женщины продажные галдят,
О том, что он в Аиде оглянулся
Не просто так, она ль ему нужна,
Иль дама в черном вместо Эвридики.
Поэта воскресит едва ль весна,
Все мысли ни о том, все чувства дики,
Болезни обступили, как друзья,
Друзья его терзают, как болезни,
Из пут их снова вырваться нельзя,
И быть собой темней и бесполезней.
И все-таки, когда блестит луна,
И жертва палача легко прощает,
Вдруг на прощанье явится она,
Победную улыбкою встречает
Его Мизери в мертвой тишине,
Удачною была ее охота.
О милый друг, вот ты пришел ко мне,
И умереть, и вырваться охота.
Но он в плену и без нее не жить,
И с ней еще страшнее оставаться,
С его грядущим оборвется нить.
Останется лишь тьма и гул оваций…
И это есть твой призрачный финал
И ничего до грозного финала.
Он спрятал флейту, тихо проиграв
Твою судьбу —как много и как мало.
Давно устал от всех тяжелых дум
О том, что он мессия, просто гений
Поэт печален, нелюдим, угрюм,
Он мечется в тумане сновидений…

Печальный финал
Старик ушел, в метели растворился,
Сбежала к молодому вдруг жена,
И только там, где гений воплотился,
Стояла в этот вечер тишина.
Он в кабаке с другими развлекался,
Девицы были чудно хороши,
Но тромб от перегрузок отоорвался,
И к предкам он на небеса спешит.
Ну что же вы, о призрачные други,
Когда к нему вернетесь на пирушку,
И женщины отпрянули в испуге,
И тело бездыханное, нарушив
Ход времени, в тени еще белело,
Он так хотел последний пир узнать.
И все прошло, отпело, отболело.
Но долго там звезде его сиять.
Ее назвали Путеводной в шутку,
Но не до шуток было, в этот час,
Опомнившись, очнувшись на минутку,
Бродила муза грустная средь нас.
Он завещал любить и веселиться,
Он славно жил, спокойно улетел,
И только странный голос отразился
Здесь, в наших душах плакал он и пел

Таинственный пианист
И в мире, где музыки плен отступает,
Где душу терзают иные стихии,
Из мрака опять пианист возникает,
Садится к роялю, почти обессилев,
Он столько миров одолел и реалий
Иных он увидел небесную силу,
Его волновали и шири и дали,
Симфония звезд его мрак осветила…
И чтобы теперь не сказали другие,
Какая бы воля ему покорилась.
Он с нами, он рядом, но Мастер бессилен
Явить нам и гнев свой, и радость и милость.
И мы приобщились к страданьям эпохи,
Штрихи ее нам так понятны сегодня.
И снова живем на последнем мы вздохе,
И музыки свет, и сознанье, что вольно
Душе на просторе, что осень настанет
Не скоро, а скоро весна растворится,
И с нами в тумане тот звездном останутся
Любимые звуки и рифмы, и лица…

Я отражаюсь в тебе Шагнуть в зазеркалье
Этот странный зазеркальный мир
Снова и волнует и тревожит,
Мы расстались на минутку с ним,
Вечность больше встретиться не можем.
Я шагаю там по облакам,
Наступая здесь в большие лужи,
Я за встречу там и жизнь отдам,
Только ты противишься к чему же.
Перевернут мир, неясен путь,
Никого опять на перекрестке.
Ангел все хотел свечу задуть,
Бес ему ответил зло и жестко…
Отразиться там еще могла.
И решиться на иные боли.
Только снова мечется стрела
Между страстью нашей и любовью.
Никого на призрачном пути,
Выхожу одна я на дорогу,
Чтобы снова в зеркало войти,
И побыть с тобою там немного.
Только кто накормит здесь кота?
Я его оставить не посмею.
Тень мелькнула где-то у моста,
Путь до зазеркалья одолею.
Прикоснусь к невидимой щеке
И сотру я призрачные слезы.
Ангел замирает в высоте,
Капли крови превращая в розы.
Ариадны призрачная нить
К Минотавру нас ведет напрасно.
Нет, Тезей не сможет победить,
Это даже мне сегодня ясно.
Он меня не бросит, все забыв,
Не позволит Дионису править.
Зазеркалье, путь туда открыв,
Не хочу сдаваться и лукавить.
Мне пора, пора кормить кота,
К мягкой шерсти снова прикоснуться,
И остаться, эта высота
Нам поможет к страсти той вернуться

У вечности в плену
Старик скучал и пил холодный чай,
И никого вблизи не замечал,
И только то, что сбудется едва ли,
Все множило в тиши его печали.
А женщина осталась молода,
И потому чужая навсегда…
Ему на миг, на время отдана,
Не выдержав, ушла во тьму она.
– Смерть предпочла, – он повторял опять,
И здесь ее пытался упрекать.
А ведь могла бы в горе и беде,
Пожить еще и быть за ним везде.
Что там, за той чертою ей милей,
Чем пыл его объятий и страстей.
Не понимал, пытался угадать,
И чувствовал, едва ль ему достать
До высоты, он рухнет прямо в ад.
По дубу только юные взлетят.
А старость, ведь на то она дана,
Чтобы скатиться в пропасть, от вина
И от вины все было тяжелей,

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/lubov-sushko/misticheskiy-labirint-lirika-i-mistika-65221871/?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.