Главная страница | Стимпанк | Мать империи

Мать империи
Алёна Дегтярёва
Юной Эзеркиль выпала честь принять на себя священный долг и стать женой Императора. Она получила все – власть, богатство, почёт и благополучие, но потеряла нечто более важное – свободу. Ведь отныне и до конца своих дней ей станет запрещено покидать стены замка…

Алёна Дегтярёва
Мать империи

Пролог
Длинные шеренги людей тянулись вдаль. Боуи пробирался сквозь толпу вместе со своим отцом – прелатом[1 - звание высокопоставленных духовных лиц в католической и некоторых протестантских церквях.] Инганма.
– Остановимся здесь. Дальше нам не пройти. – сказал Инганма, оглядываясь по сторонам.
– Но отсюда ничего не видно.
– Сожалею, мой мальчик. Но ближе не подойти.
Боуи пожал плечами и занял позицию, устремив взгляд вперед. Сегодня им пришлось оставить все свои дела, чтобы оказаться на площади и наблюдать самое важное событие в истории.
Этот день предзнаменовал появление новой матери Империи. Император должен обвенчаться со своей избранницей, и люди увидят ее лишь однажды. По обычаям земель Кинем Хао, после венчания Императрице станет запрещено покидать стены замка до конца своих дней. Никто не хотел упускать возможности взглянуть на столь достопочтенную особу единственный раз в своей жизни. Люди съезжались сюда со всех уголков Империи. Поэтому сегодня на площади было не протолкнуться.
Наконец толпа загудела и Боуи увидел вдалеке ее. Юную девушку, ведомую за руки седовласым стариком, который, по всей вероятности, являлся ее отцом. Они медленно взошли на помост и остановились напротив его Величества. Она смиренно поклонилась правителю и встала рядом. Боуи, хоть он и далеко стоял, все-таки заметил ее печальное выражение лица, поскольку сам он был еще слишком юн, и обладал весьма тонкой душевной организацией и обостренной чуткостью.
– Отчего она так грустна? – шепотом спросил он.
– Видишь ли, это ее последний день в лучах солнца. Скоро она станет узницей замка и навсегда попрощается с солнечным светом.
– Но разве в замке нет окон?
– Есть. Но ей запрещено будет приближаться к ним, чтобы никто не смог лицезреть ее красоту, кроме самого Императора.
– А как же те, кто служит господину и живет в замке? Разве они не увидят ее?
– Конечно увидят, но по коридорам замка Императрица обязана ходить в бурнусе[2 - очень широкий, просторный мужской или женский плащ с капюшоном из сукна или тонкого войлока, изначально светлых тонов, орнаментированный тесьмой, шнурами и аппликациями в восточном стиле.], с закрытым лицом.
– Всю жизнь? – удивился Боуи.
– Всю жизнь. Видишь ли, жизнь императорской наложницы далеко не сладка. С самого детства ее готовят к тому, что после вступления в совершеннолетие она станет женой Императора. С этого момента ее жизнь подчинена мужу. Несмотря на то, что Императрица становится богата и живет в замке, она практически лишена всех радостей жизни. После свадьбы, все ее существование сводится к тому, чтобы родить Императору наследника. И не дай Бог ей принести в этот мир девочку. Мать Империи обречена рожать детей до тех пор, пока на свет не появится наследник рода.
– Почему?
– Потому, что у Императора не может быть дочерей.
– Но что, если все-таки родилась девочка? – не отставал Боуи.
Инганма вытащил из кармана платок и вытер испарину на лбу. Затем, как-то обреченно посмотрел на сына и сказал:
– Ее жизнь отнимут в то же мгновение.
– Но к чему такие жертвы? Почему нельзя сохранить малышке жизнь? – чуть не выкрикнул Боуи от удивления. К счастью, вокруг было настолько шумно, что никто не обращал внимания на их разговор. Не то, чтобы нельзя было в открытую обсуждать жизнь господ, но как минимум это выходило за рамки приличия. Никто не старался лишний раз говорить о таком на людях. Все знали, что происходит в замке и каждый молчал.
– Я не могу ответить тебе на этот вопрос. Так заведено испокон веков.
Боуи смотрел на будущую мать Империи и не мог отвести глаз. Она была юна, но очень красива. Каштановые волосы заплетенные в косу покрывала накидка из бисера. Белое конусообразное платье касалось пола, отчего девушка походила на фарфоровую статуэтку. Пока церковный наместник читал молитву, по белоснежной шелковой щеке покатилась слеза.
– Бедная девочка. – прошептал Боуи.
Невеста плакала и молчала. За весь ритуал она не проронила ни слова. С гордо поднятой головой она смотрела в толпу, но в то же время сквозь нее. Ее стеклянный взгляд не видел никого. Только муки уготованной судьбы застыли на ее лице. Но несмотря на свой юный возраст, Императрица с честью приняла свой долг. Движения ее были плавные и грациозные. Если она поднимала вверх руку, это походило на взмах лебединого крыла. Если склоняла голову в поклоне, то делала это так тихо и бережно, чтобы ни одна бисерина на накидке не поменяла своего положения. Черты ее лица все еще были детскими, но глаза смотрели по-взрослому. Это были глаза, полные смирения и понимания. Глаза человека, который знал, что он скоро умрет. Но смерть, пожалуй, принесла бы ей больше успокоения, нежели жизнь взаперти.
Ее родители были поверенными людьми Императора, и служили у него очень давно. Их династия шла рука об руку с императорской фамилией. Многие века имперский род производил на свет наследников, которые вырастая, брали в жены дочерей из семьи поверенных. И так было заведено. Если поверенная мать не могла родить дочь, Император выбирал для ее мужа другую наперсницу[3 - Любовница, наложница]. Сложнее обстояло дело с матерью Империи. Если спустя много лет, ее чрево так и не смогло произвести на свет наследника, ее ждала смерть. Император же выбирал себе следующую по возрасту дочь из семьи поверенных. И никто не смел нарушить эту традицию.
Когда закончила звучание молитва, наместник связал руки Императора и его союзницы красной лентой, сообщив, что теперь их души связаны на небесах навеки. Вдвоем они откланялись и спустились с помоста к своему экипажу. Упряжка тронулась, и толпа проводила их восторженными криками. На этом ритуал был завершен.

ЧАСТЬ 1
Начало
Юную мать Империи привезли в замок, но не дали времени насладиться его красотами. Император тут же отдал приказ, чтобы его жену проводили в ее покои и принялись шить по ее размерам бурнус. Она зашла в просторную комнату, села на край кровати и тут же дала себе волю расплакаться. Ее звали Эзеркиль. Она была старшей из семьи Дарвишей, и именно ей выпала честь взять на себя священный долг. Бедная затворница все думала о своей участи: почему? Почему она должна была оставить свою семью, своих братьев и сестер, которых больше никогда не увидит? Но если не она, ее долг приняла бы ее младшая сестра. Желала ли она кому-либо такой жизни? Нет. Уж лучше пусть она сама будет страдать и жить в золотой клетке, лишенная всех мирских радостей и соблазнов.
Эзеркиль сидела возле стены, где под потолком находилось маленькое, едва пропускающее свет окошко, когда в дверь постучали.
– Входите. – тихо произнесла она. Дверь открылась и в комнату кто-то вошел, но узнице было все равно кто это был. Она даже не повернулась, чтобы посмотреть и поприветствовать гостя.
– Здравствуйте, – услышала она тонкий девичий голосок, – меня зовут Фиска, я буду вашей придворной.
Императрица только бросила на нее мимолетный взгляд, но ничего не ответила.
– Ваше Превосходство, разрешите мне снять с вас мерки, чтобы портные тут же приступили к созданию вашего наряда. Какой цвет вы предпочитаете?
– Мне все равно. – ответила Эзеркиль.
– Что ж…я могу сказать им, чтобы сшили несколько разных, на выбор.
– Благодарю. – Она нехотя встала и развела руки в стороны, чтобы Фиска могла снять с нее мерки. Придворная села перед новоиспеченной Императрицей на колени и принялась орудовать измерительной лентой. Она подняла взгляд на Эзеркиль и хотела ей что-то сказать, но некоторое время как будто бы не решалась.
– Хотите я расскажу о замке? С ним связано немало легенд. А когда принесут ваши одеяния, вы сможете осмотреть его. Я с удовольствием покажу вам залы. – предложила придворная, протягивая ленту вдоль тела Эзеркиль, – думаю, портные управятся к завтрашнему дню.
– Это ни к чему. У меня будет достаточно времени, чтобы изучить замок.
Фиска заметила на ее лице выражение тоски. Она никак не могла взять в толк, почему молодая госпожа, сразу после своей свадьбы позволила себе отдаться в объятия грусти. Ведь свадебное торжество, и уж тем более венчание с самим Императором, по ее мнению, никак не могло быть предметом подобного проявления.
– Что вас так печалит, госпожа?
– То, что я вынуждена жить здесь, вдали от своих родных.
– Но разве вас не готовили к такой жизни?
– Готовили. – обреченно вздохнув, с тоской сказала Эзеркиль, – С самого детства, лет с пяти, я занималась по восемь часов в день, чтобы овладеть всеми необходимыми навыками императорской наложницы. – тихо произнесла она. Фиска замолчала, приготовившись слушать ее откровения.
– И каждый год, приближающий меня к этому, забирал частичку моей души. Я смотрела на других детей и мечтала бегать по улице вместе с ними, только бы не сидеть за нудными занятиями. К моменту моего замужества я умела практически все. Играть на любом доступном инструменте, готовить любую еду, шить, вязать, рисовать картины и много чего еще. Я изучала психологию, чтобы знать, как общаться с Императором, анатомию, чтобы понимать, как доставить ему наивысшее удовольствие…Все мое детство занимала борьба между жизнью и долгом. И будь он неладен, я несчастна, что оказалась здесь.
Фиска заметно напряглась и закопошилась, стараясь скрыть свое волнение. Она поняла, что мать Империи относится к своему замужеству совсем иначе, нежели окружающие ее люди. Конечно, она не могла знать, с какими трудностями столкнулась Эзеркиль и, наверное, глупо было судить о чужом счастье, не имея представления о том, что за ним стоит. Она выпрямилась, сложила руки и убежденная в том, что юной Императрице нужна поддержка, залепетала:
– Простите меня, госпожа, я не думала, что все так серьезно… Мне жаль, что вы вынуждены были страдать, но я обещаю сделать все, что в моих силах, чтобы вы чувствовали себя здесь как дома.
Эзеркиль хмыкнула, и придворная решила больше не задавать лишних вопросов. Служанке показалось, что Эзеркиль разозлили ее разговоры и она просто молча доделывала свою работу. Она ни в коем случае не хотела впасть в немилость Императрицы в самый первый день их знакомства. Ведь ей придется прислуживать госпоже всю жизнь. Поэтому Фиска решила дать ей время привыкнуть к новой обстановке.
Эзеркиль стояла неподвижно, вперив свой взгляд в стену. Служанка только изредка просила ее опустить руки, или повернуться другим боком, чтобы измерить ту или иную часть тела.
– Сколько тебе лет? – спросила Императрица спустя некоторое время.
– Двадцать восемь.
– А как давно ты служишь в замке?
– Всю жизнь. – с улыбкой ответила Фиска.
– Стало быть, знаешь Императора много лет? Каков он?
Служанка задумалась.
– Простите меня, моя госпожа, но я не имею права судить об Императоре.
– Ну перестань. Со мной ты можешь быть откровенной. В конце концов, ты теперь единственная, с кем мне разрешено говорить.
– Что вы! Вы можете разговаривать со всеми обитателями замка! Никто не запрещает вам общение…
– Я не поклонница пустых разговоров. Если я о чем-то спрашиваю тебя, прошу отвечать мне честно. – строго сказала Эзеркиль, – так каков он?
– Ну… – Фиска отложила в сторону ленту, и задумалась, прислонив руку ко лбу.
– Пожалуй, он очень добр, хотя временами бывает и строг. В большинстве своем, никто из слуг не знает каков он на самом деле, поскольку этикет обязывает его держать определенную дистанцию и придерживаться официозного общения. Одно знаю точно – он очень красив. Думаю, вам повезло. Возможно, вы полюбите друг друга и жизнь здесь не будет казаться вам такой тоскливой. Вот увидите, в скором времени вы поймете, какое счастье обрели.
Эзеркиль только утвердительно промычала в ответ. Она поняла, что добиться от Фиски откровенности на данный момент она не могла, потому что они были еще слишком мало знакомы. Все же эта милая особа ей приглянулась, и поблагодарив ее, она отпустила служанку выполнять свою работу. Фиска была очень худая, настолько, что сквозь платье проглядывали мослаки[4 - то же, что мосол; отчетливо видная, выступающая из-под кожи кость] ее костлявых плеч. Ростом она была значительно выше Эзеркиль. Вздернутый курносый нос покрывали веснушки, а рыжеватые волосы вились как молодые побеги виноградника.
Когда Фиска вышла, Эзеркиль легла на необычайно просторную широкую кровать. Мягкая перина поглотила маленькое тельце Эзеркиль, и скользя рукой по шелковой накидке, она закрыла глаза. Только во снах теперь сможет она видеть своих родных. Несмотря на то, что юная жена Императора была здесь под защитой, она не чувствовала себя в безопасности. Этот дом был для нее чужой. Ей хотелось разрыдаться, прижаться к плечу матери. Почувствовать ее тепло. Поговорить с кем-то родным и знакомым. Но теперь, она должна найти в себе силы, чтобы пережить свое одиночество наедине с собой. Немного успокоившись, Эзеркиль не заметила, как погрузилась в сон, уткнувшись носом в мокрую подушку.

Первая ночь
Из мира грез ее вернул слабый стук в дверь.
– Войдите, – сонно пробормотала Эзеркиль. В проходе появилась Фиска.
– Госпожа, ужин готов. Вы голодны?
– Да, пожалуй. – потянувшись, ответила новоиспеченная мать Империи.
– Хорошо, я распоряжусь, чтобы все принесли в ваши покои. К сожалению, ваш наряд еще не готов, поэтому предложить почивать в малой зале пока не могу.
– Ничего. Я поем здесь. Спасибо. – улыбнулась Эзеркиль, вставая с постели. После сна ее настроение немного улучшилось. Мать с упоением представляла себе завтрашний день, когда ей принесут ее облачение, и она наконец сможет выйти из комнаты. А сегодня можно было позволить себе провести весь день не вылезая из кровати.
Минут через пятнадцать ей подали ужин. Маленькая трехъярусная тележка вмещала в себя настоящий банкетный фуршет. Здесь были лобстеры и рыба, жаркое с грибами, фрукты и овощи, несколько видов десертов, горячие напитки и замороженные кусочки лимона, чтобы Императрица могла добавить в свой стакан немного кислинки. Эзеркиль с удовольствием поела и снова улеглась на мягкую подушку. Она оглядела комнату. Помещение было просторным. Высоченные потолки украшала лепнина. Мраморный пол мерцал в свете люстры. С настенных обоев на Эзеркиль смотрели лесные зайчики, которые прятались среди вьющихся веток какого-то экзотического дерева. Спальня была совсем не скучной. Множество мелких деталей, которые можно было разглядывать часами, приковывали взгляд. Помимо этого, в комнате оказался небольшой сервант, стеллаж которого был набит книгами. Она подошла, взяла одну из них и пролистала несколько страниц. Но не успев прочитать и строчки в комнату постучали и в проеме появилось уже знакомое лицо.
– Ваше Превосходство, Император Кинем Хао Беренгар Камада прислал сообщить, что он посетит ваши покои через полчаса. Он желает, чтобы вы были готовы ко времени, чтобы встретить его. Сопроводить вас в уборную? – доложила Фиска.
Госпожа поморщилась. Она уже знала, зачем придет Император. Когда мать готовила Эзеркиль к жизни в роли матери Империи, большая часть их уроков занимала подготовка к возлежанию с мужчиной. Будущая наложница изучала как ублажить мужа и подарить ему наивысшее удовольствие, будучи еще совсем юной девчонкой, поскольку это являлось одной из самых главенствующих ее обязанностей. Сама мысль о том, что ее ждет, вызывала у Эзеркиль отвращение.
Императрица нехотя накинула на себя плащ, принесенный Фиской, и последовала за ней. Придворная привела Эзеркиль в ванную, зашла вместе с ней и плотно закрыла за собой дверь. На фоне плитки песочного цвета в центре комнаты выделялась купель из черного мрамора. Вдоль стены стояли широкие медные чаны и деревянные тазы. Прямо над ними висели огромные зеркала, высеченные по форме стенных проемов, обрамленные в рамы с козырьком. Ванна уже оказалась наполнена теплой водой. Войдя внутрь, Эзеркиль почувствовала приятный запах лаванды, мяты и жасмина, и это погрузило ее в прекрасные воспоминания о далеких, давно забытых летних вечерах.
– Какой приятный аромат, – сказала она, обнажив свое тело и погрузившись в воду.
– Эти аромамасла Император привез специально для вас. В их составе только натуральные эссенции, цветы для которых собирали в полях верхней Сены[5 - Место в горах].
– Как великодушно с его стороны, – безразличным тоном ответила госпожа. Она откинула голову и позволила себе насладиться теплой водой, идеальной, по ее мнению, температуры. Фиска намылила мочалку и принялась бережно намывать императрице руки и другие части тела. После водных процедур Эзеркиль вернулась в свои покои, легла в кровать и с дрожью стала дожидаться прихода своего мужа. Она знала, что нужно делать, но все равно боялась показать себя не с лучшей стороны.
Император пожаловал ровно через полчаса, как и было оговорено. Она встала, чтобы поклониться ему и поприветствовать по всем правилам делового этикета. В ответ он улыбнулся ей и как-то уж слишком помпезно и неестественно сказал:
– Приветствую тебя, моя Императрица.
Эзеркиль почувствовала себя неловко. Он был значительно старше нее. Несколько морщин на переносице придавали выражению лица строгости. Черные вьющиеся волосы были заправлены за уши. Кожа его была очень смуглой, так что стоя друг против друга они смотрелись будто день и ночь.
– Освоились ли вы на новом месте, моя госпожа? Подходит ли вам эта комната? – спросил он.
– Да, сударь. Благодарю вас. Покои очень просторны. Лучшего мне и не представить. – учтиво ответила Эзеркиль. Она вспомнила, что мать учила ее не робеть в уединении с мужем, но почему-то сейчас она чувствовала себя очень растеряно.
Он молча обошел вокруг нее, не сводя глаз с ее маленькой изящной шеи. Когда Беренгар дотронулся кончиками пальцев до ее руки, она вздрогнула, и по коже забегали мурашки. Он поцеловал ей руку и отпустил ее. Она молчала, не сводя с него глаз. В полной тишине, легким движением руки он стянул с себя полотняную рубаху и штаны, представ перед Эзеркиль абсолютно нагим. Несколько секунд он смотрел на нее, и под этим тяжелым взглядом девушке стало не по себе. Видя, что она не решается ответить ему тем же, он подошел к ней вплотную и рванул шнурок на ее шее, что сдерживал плащ, накинутый на голое тело. В этот вечер она ждала его именно в таком виде. Накидка скатилась с шелковых плеч. Он взглянул ей в глаза, затем впился в ее маленькие губы и подхватил на руки. Уложив жену на кровать, он навис над ней, больно схватив за запястье. Эзеркиль издала тонкий звук, похожий на стон, но Беренгар этого не заметил, увлеченный плавностью изгибов ее тела.
Он провел языком по ореоле ее груди, цепляясь губами за маленький торчащий сосок. Затем зажал эту нежную багровую бусину между зубов, активно шевеля языком, второй рукой поглаживая ее по нижней складке живота. Камада наивно полагал, что это может ей понравится, но наложница не испытывала ничего кроме напряжения. Она была напугана и скованна в движениях, ведь Беренгар держал ее очень крепко. Маленькая и хрупкая Эзеркиль потерялась под грудой его мышц. Оторвавшись от ее груди, он придвинул ее тело к себе и Эзеркиль почувствовала только боль. Резкую и нестерпимую. На глазах выступили слезы.
– Прошу, мне больно, – прошептала она.
– Скоро это пройдет, – ответил Император, напирая на нее с новой силой.
Напрасно она пыталась его оттолкнуть. Беренгар был напорист и неудержим. Он вертел ее словно куклу, делая с ее телом все, что ему заблагорассудится. В голове Эзеркиль мелькнула мысль, что Император уже не раз был с женщиной, и она поняла это по тому, с каким умением он овладел ею. Рывком Беренгар развернул ее и маленький носик Эзеркиль уткнулся в подушку. С последним толчком она почувствовала, как он отпускает ее и падает на соседнюю половину кровати. Она боялась пошевелиться и слезы застилали ей глаза, но бедняжка мужественно держала себя в руках. Она не хотела, чтобы Император почувствовал ее слабость. Поэтому молчала, не издавая ни звука.
Когда он ушел, она осталась лежать в постели, в луже собственной крови. Но боль уже не причиняла ей дискомфорта. Ее состояние было подавлено тем, что каждый раз ей придется терпеть этого человека по его велению. Быть может, если он был более ласков с ней, она бы тоже почувствовала влечение, но с самого начала этот человек вызывал в ней лишь отвращение.
Когда она немного пришла в себя, то позвала в комнату Фиску и попросила снова наполнить ей ванную. Горячая вода привела ее в чувство. Боль совсем сошла на нет, и она смогла расслабиться, вдыхая полюбившийся ей аромат жасмина. Придворная, глядя на нее, могла только гадать что пришлось пережить ее новой подопечной.

Наутро, радостная Фиска разбудила ее, едва рассвет напомнил о себе первыми отблесками золотых лучей.
– Госпожа, ваши наряды готовы к примерке! Разрешите мне показать их все?
– Здравствуй Фиска. Да, можешь показать. – Императрица приняла в кровати удобное полусидящее положение.
Придворная втащила в комнату длинную вешалку на колесиках, на которой висели цветастые наряды. Первым она сняла самый яркий из них – желтый. Длинный плащ украшали спиралевидные закорючки из флисовой ткани, с жемчужинами, пришитыми на кончиках завитков. В другую руку она взяла фиолетовый бурнус, с орнаментом из красных цветов. Эзеркиль невольно поморщилась, тогда Фиска все поняла и отложив в сторону наряды, взяла в руки следующие. На этот раз глазам императрицы предстали оранжевый и синий. Пестрые расцветки совсем не нравились Эзеркиль, и она кивнула Фиске, чтобы та достала серый. Повинуясь ей, придворная достала серый бурнус, с золотистой тесьмой по нижнему краю. Низ украшала белая бахрома. На этом костюме не было совершенно ничего лишнего, и именно его Эзеркиль выбрала за свою утонченность. Фиска же в изумлении вскинула руками:
– Но госпожа, он же совсем однотонный и невероятно скучный! Может быть, вы хотите выбрать нечто более привлекательное?
– Для меня этот костюм очень привлекателен. – спокойно ответила Эзеркиль, красуясь возле зеркала, – то, что нужно.
– Я передам портному ваши похвалы. – расстроено ответила Фиска. Когда она вывезла тележку в коридор и Эзеркиль подумала, что та наконец оставит ее в покое, придворная вдруг вернулась, протягивая госпоже какую-то вещь. Это был широкий золотистый браслет, с едва заметными встроенными кнопками.
– Совсем забыла, – извиняющимся тоном пролепетала служанка и указала взглядом на руку собеседницы.
– Что это? – спросила Императрица.
– Это коммуникатор. Устройство, благодаря которому вы сможете связаться с любым обитателем замка, у которого есть такой же браслет. Эту разработку подарил нам четвертый Император, и оно активно используется по сей день. Позвольте, покажу вам, как это работает. – она надела браслет на запястье Эзеркиль, и нажала на одну из кнопок. Затем громко назвала свое имя и коммуникатор, сидящий на ее руке издал шипящий звук, после чего из него послышалось эхо собственного голоса.
– Работает. Чтобы пригласить меня, просто скажите в микрофон: «Фиска, зайди ко мне», и я появлюсь. Если вам понадобится кто-нибудь еще, просто назовите его имя.
– Как интересно. – задумчиво произнесла Императрица, разглядывая вещь.
Эти периферийные устройства позволяли общаться на расстоянии из любой части замка и за его пределами. А самая прелесть прибора была в том, что оно походило на обыкновенное украшение и не привлекало глаз.
По завершению примерки, служанка и ее госпожа покинули покои и пошли по длинному сводчатому коридору. Фиске не терпелось показать Императрице ее владения. Каменные колонны печально смотрели на них немым взглядом. Расплывчатые тени силуэтов плыли за ними по неровной поверхности стен, заполняя тьмой пустоту простенков. В некоторых местах камень выглядел потертым, или даже поцарапанным, как будто кто-то водил по стене когтистой лапой. Иногда Эзеркиль на глаза попадались фрески, но что на них изображено было сложно разобрать. Мозаика оказалась потрескавшаяся, кое-где не хватало кусочков.
Придворная привела Эзеркиль в тронный зал, ведь именно отсюда она хотела начать свою экскурсию.
– Здесь его Величие Император принимает послов и других гостей. – сказала она, прежде чем открыть дверь.
Эзеркиль покружилась вокруг, оглядывая зал. Он был невероятно огромен. Отзвук ее шагов шел за ней по пятам. Темные стены сковывали пространство. Неброский орнамент на полу со странными существами придавал залу готичности. Эти существа выглядели бы устрашающе, не падай на них свет, проникающий сквозь огромные окна. По всему периметру стояли подсвечники, и на каждом находилось ровно по восемь свечей. Юной госпоже невольно подумалось о том, сколько же времени уходит на то, чтобы зажечь их все. Эзеркиль прошла немного вперед и увидела шикарный императорский трон. Спинка и подлокотники были украшены резьбой, а красная ткань обивки шлейфом простиралась по полу. Сбоку от императорского трона Эзеркиль заметила кресло поменьше и совсем крохотный стул.
– Это для вас и маленького наследника. – тихо сказала Фиска из-за спины.
Эзеркиль резко развернулась и зашагала к выходу, будто придворная дала себе волю ляпнуть что-то лишнее. Служанка хотела что-то сказать, но остановила себя, догадавшись, что сейчас не время для разговоров.
Они быстро покинули зал и всю дорогу Эзеркиль молчала. Тогда Фиска решила не нарушать тишину и так же молча повела ее к следующей комнате.
По пути им повстречалось несколько дозорных, которые учтиво приветствовали мать Империи поклоном. Императрица только безразлично провожала их взглядом. Было ощущение, что Эзеркиль все равно, что происходит вокруг. Как бы Фиска не пыталась подступиться – хоть немного поднять настроение госпоже не получалось. Как будто от внешнего мира ее огораживала каменная стена.
Следующее помещение оказалось оранжереей. В огромной теплице росли деревья и растения самых редких видов. Внимание Эзеркиль привлекло дерево с красными листьями. Оно выделялось на фоне монотонной зелени ярким пятном. Она подошла к нему и долго рассматривала его изящный силуэт.
– Это Кельтский Розен. – осведомила Фиска. – его посадила предыдущая мать Империи.
– Двоюродная бабушка… – прошептала Эзеркиль. Она о чем-то задумалась, едва улыбнулась и позволила Фиске увести ее дальше.
Стеклянный потолок пропускал достаточно света, а белые матовые стены создавали вокруг уют. Это была, пожалуй, единственная светлая комната в замке. И для себя Эзеркиль решила, что именно здесь она будет проводить большую часть своего времени.
Они обошли еще несколько залов, среди которых оказалась столовая, художественная студия, библиотека и уютная гостиная с камином. В остальные комнаты путь был закрыт, поскольку это были подсобные помещения, такие как прачечная, или личные покои слуг и других обитателей замка. Фиска помнила о предписании, запрещающем императрице подходить к окнам, поэтому вела ее с той стороны коридоров, где находились двери. Эзеркиль невольно вглядывалась в пустоту окон, в надежде увидеть за стенами живой мир, но к ее разочарованию, ей было видно только бескрайнее облачное небо. Временами она тихо вздыхала, но к счастью сопровождающая этого не слышала.
Когда они спустились на нижний этаж, Эзеркиль заметила под лестницей дверь.
– Что там? – поинтересовалась она.
– Ничего особенного, просто кладовая. – махнула рукой Фиска.
Эзеркиль недоверчиво подняла одну бровь, однако не стала ничего говорить. Эта дверь отличалась от остальных. На кованных вставках восседали искусно высеченные лесные олени. Их рога уходили высоко вверх, накладываясь друг на друга и образуя изящное ромбовидное переплетение. Пока Эзеркиль рассматривала его, Фиска успела скрыться за стеной, поэтому госпожа оставила предмет своего восхищения и поспешила догнать свою провожатую. Они обогнули круг и вернулись к покоям императрицы. Все смотрины заняли у них не более часа, так что Эзеркиль совсем не успела утомиться. Ей хотелось продолжить, но только она хотела спросить Фиску почему они так скоро вернулись, как та откланявшись, сообщила, что через полчаса ее Превосходству подадут обед.
– Сегодня вы можете почивать в гостиной или столовой. Как мне распорядиться?
– А могу ли я поесть в саду?
– Вы имеете ввиду оранжерею? Честно сказать, я не знаю. До вас никто еще не обедал в саду. Но если вам так угодно, я попрошу, чтобы туда принесли стол.
– Было бы очень кстати. – улыбнулась Эзеркиль.
Фиска, увидев ее улыбку обрадовалась, что Императрица наконец в добром расположении духа. Она быстро убежала, чтобы обустроить к обеду оранжерейную, а задумчивая Эзеркиль, вместо того чтобы уйти в свои покои, решила еще немного погулять по замку в одиночестве. Ей хотелось побыть одной, подумать о своем, не отвлекаясь на бормотания Фиски. А еще попасть в кладовую, чтобы взглянуть, что интересного хранится у Императора в закромах. Эзеркиль знала наверняка, что самое ценное что у нас есть – это память. Память о былом. О тех, кого уже нет. О временах, которые больше никогда не наступят. Она любила разные безделушки, и была уверена, что вещи могут многое рассказать о своем хозяине.
Юная госпожа прошлась по одному из многочисленных одинаковых коридоров и вышла к восточному крылу. Спустилась по маленькой лесенке и оказалась в холле. Она не была уверена наверняка в правильном ли направлении идет, но увидев на стенах чучела из рогатых голов, поняла, что двигается в нужную сторону. На полу простирались меховые ковры из шкур. У противоположной стены она увидела пианино. Эзеркиль подошла к нему и откинула крышку. Затем прошлась по нескольким клавишам и услышала, что инструмент расстроен. Закрыв крышку, она сделала несколько шагов и увидела стойку с пиками, а рядом на стене ружье.
– Самое ужасное из занятий. – сказала сама себе Эзеркиль. Она уже хотела покинуть эту комнату, но ее внимание привлекли три портрета, висящие на стене у лестницы. Это были изображения прошлых Императоров. На первом из них был увековечен сурового вида мужчина, с большими усами и бакенбардами. На его голове сидела охотничья шляпа, а с широкого плеча свисала пятнистая шкура. На втором холсте был изображен совсем молодой юноша, который мило улыбался, обращая взор куда-то в сторону. Эзеркиль склонила голову набок и подошла к третьему портрету. У этого Императора отсутствовал глаз, а вместо него на глазнице сидела красная повязка. Из всех он, пожалуй, больше всего походил на ее мужа. Особенно взглядом – таким же тяжелым и хмурым. Императрица невольно поежилась и засеменила по ступенькам вниз, поспешно покидая охотничий зал. Ей хотелось как можно скорее избавиться от этого ужасного гнетущего ощущения.
Оказавшись под лестницей, она подошла ко входу в кладовую и ехидно улыбнувшись, прошептала:
– Что ж, посмотрим, какие тайны хранит эта дверь.
Императрица была вольна заходить в любой уголок замка, но почему-то стоя перед этой дверью, она оглянулась, чтобы удостовериться в отсутствии посторонних глаз. Эзеркиль дернула за ручку, железные петли заскрипели и дверь поддалась. Внутри оказалось темно. Она распахнула входные врата пошире, чтобы свет проник внутрь. Старая мебель, рамы, подсвечники лежали друг на друге под толстым слоем пыли. На старом комоде она заметила клетку с погнутыми прутьями. «Вероятно, для птиц» – подумала она. Слегка подвинув этот крошечный птичий вольер, Императрица обнаружила под ним высушенного геккона.
– Гадость. – и Эзеркиль стремительно одернула руку. Затем она открыла ящички комода и обнаружила внутри банку высохших чернил, старую бумагу, веревки и чей-то перстень. Покрутив находку в руке, Эзеркиль вернула его на свое место и захлопнула ящик. Она хотела двинуться дальше, но ее нога задела какой-то предмет и по комнате прокатился звон. Это была старенькая лампадка. На мутном стекле плафона виднелись трещинки и грязные разводы. Эзеркиль подняла ее, стряхнула пыль и крутанула маленькую ручку. Внутри загорелся огонек. Приподняв лампадку над собой, Императрица огляделась по сторонам и прошла еще немного вперед. В окружении всех этих забытых вещей, она почувствовала себя такой же – брошенной и забытой. Как будто ее оставили по ненадобности. Сколько все это пролежало здесь – было неизвестно. Но все эти вещи были когда-то нужными. Сколько же драм и счастливых мгновений они могли повидать. Эзеркиль пыталась представить себе былую жизнь и придумать маленькую историю того, как сюда попала каждая находка, оказавшаяся в поле ее зрения. Зачем она это делала, госпожа и сама не могла понять. Может быть ей просто нравилось придумывать истории, а может, благодаря им она пыталась сбежать от реальности. Иногда ей казалось, что в темноте ее преследуют чьи-то силуэты, но это были всего лишь очертания причудливых форм, стоящих друг на друге предметов.
Блуждая среди лабиринтов забытых вещей, она старалась ступать аккуратно, чтобы ничего не задеть и не уронить. Пахнуло плесенью, но в следующее мгновение Эзеркиль почувствовала, что спереди потянуло свежим воздухом.
– Откуда здесь ветер? – спросила она себя и зашагала в сторону предполагаемого источника. Впереди показался свет. Она не сразу заметила его, потому что путь преграждали высокие шкафы и нагромождения другой мебели. Девушка сделала еще несколько шагов и вышла к маленькому неприметному окошку. Оно выходило на задний двор. Где-то вдалеке маячили люди. Рабочие сновали туда-сюда, занятые своими делами. Эзеркиль вдохнула свежий воздух и ветер колыхнул прядь ее волос, выпавшую из-под капюшона. На секунду она опустила свой никаб[6 - Повязка, закрывающая рот и нос], что ей категорически нельзя было делать, чтобы снова вдохнуть полной грудью. Вот он, глоток свободы, которого ей так не хватало. Никто из рабочих не обращал внимание на это маленькое окно, так что она не боялась оказаться замеченной. Посидев здесь какое-то время, Эзеркиль решила, что пора возвращаться, иначе она рисковала попасться кому-нибудь на глаза.
Добравшись до двери своих покоев, госпожа услышала позади себя цоканье маленьких каблуков. Нетрудно было догадаться, что это была Фиска, потому что за прошедшие два дня Эзеркиль успела привыкнуть к звуку ее шагов.
– Ваше Превосходство, я вас искала! Обед уже давно стынет. Пожалуйте в оранжерейную, – поклонилась она и указала рукой направление.
– Благодарю, дорогая. – доброжелательно ответила хозяйка, так что служанка аж поменялась в лице.
– Госпожа, я очень рада, что вы пребываете в бодром настроении! – искренне обрадовалась она.
Придворная приняла это на свой счет, и решила, что очень порадовала Эзеркиль, устроив ей обед в саду. Но Фиска не знала о том, что юную Мать осчастливило совсем иное.
Едва появившись в оранжерейной, Эзеркиль от изумления раскрыла рот. Представшая перед ней картина была похожа на райский сад Эдема, сошедшая с полотна великого художника. Среди белоснежных цветов стояла каменная дева, которая многие века была вынуждена держать в руках непомерно объемный для себя кувшин. Она была почти голая, лишь в районе пупка просвечивавшая ткань спадала вниз, прикрывая широкие бедра и странные нечеловеческие ноги. Их наполовину облегала рыбья чешуя. Пальцы ног как будто срослись, напоминая перепончатую конечность водоплавающих. Эзеркиль не сразу заметила, но позади женственной статуи, из-под подола выглядывали несколько маленьких существ, напоминающих лягушат. Они как будто опасались внешнего мира, переглядываясь между собой и решая, стоит ли выходить. Из кувшина тонкой струйкой стекала вода и падала в фонтан, в котором сновали мелкие желтые рыбки. Это мраморное изваяние прикрывала зеленая занавесь листвы, стоящего рядом раскидистого дерева. И среди всей этой красоты, стоял резной деревянный стол. На нем, как и в прошлый раз, было полно еды. Выпечка, похлебка и горячее, несколько видов сыров, мясо и морепродукты, конфеты и шоколад. И все это было для одной лишь Эзеркиль. Пока она осматривалась, Фиска развернулась, чтобы уйти, но Императрица остановила ее.
– Прошу, присядь со мной.
Служанка обернулась с удивленным выражением лица.
– Но ведь мне нельзя…я должна обедать после господ, на кухне…
– Ну пожалуйста? Тебя просит сама Императрица. Ты окажешь мне большую услугу. Ведь здесь кроме нас никого нет, а мне так не хочется обедать в одиночестве.
– Ну хорошо… – неуверенно ответила Фиска и села напротив Эзеркиль. Та улыбнулась и взяла в руки вилку. Служанка последовала ее примеру и аккуратно насадила на столовый трезубец кусочек сыра.
– Не стесняйся. Ешь все, что захочешь. В меня все равно столько не влезет.
Придворная улыбнулась и более уверенно принялась за еду. Она положила сыр на кончик языка, и пока жевала, на лице ее отразилось истинное блаженство. Фиска взяла еще один кусок. Затем еще. Закинув очередную порцию в рот, прислужница вдруг опомнилась, что стоило бы оставить немного госпоже, но та, наблюдая за ней, заметила ее смущение.
– Ты никогда не пробовала сыр? – ласково спросила Эзеркиль.
– Никогда. – призналась Фиска. – сыр, который готовят наши повара – только для господ.
– Что же ты ешь?
– Овощи, каши и хлеб. Иногда нам выпадает возможность отведать мяса, но такое бывает нечасто.
– Ну, значит сегодня у нас праздник. – улыбнулась имперская Мать.
Несмотря на свою необразованность, Фиска оказалась интересной собеседницей. Она отличалась остротой ума и нестандартными взглядами на жизнь. В этот вечер девицы смогли узнать друг друга получше, и если Эзеркиль почти целый час вспоминала своих родных, то Фиска по большей части рассказывала госпоже о замке и его традициях. Поначалу юная Императрица старалась слушать внимательно, но в душе росло ощущение скуки, от того, что ее это совершенно не интересовало. Гораздо увлекательней для Эзеркиль было узнать о прошлом своей придворной. Забраться в самые потаенные уголки ее души. Раскрыть секреты и тайные желания.
– Почему ты ничего не рассказываешь о своей семье? – спросила госпожа, когда Фиска наконец замолчала.
– Потому что мне нечего рассказать. – пожала плечами служанка, – мою мать убили, когда я была помладше, а отца я не знала.
– Какой ужас…кто это сделал?
– Варвары с юга. Они привезли меня на рынок и выставили на торги, вместе с другими рабами. Отец Беренгара увидел запуганную девочку и пожалел. Он выкупил меня и привез в свой замок. Я прислуживала его сыну, пока он не женился и не передал меня в ваше распоряжение.
– Дорогая, это ужасно! Почему же Император позволяет такому случаться?
– О, не волнуйтесь, госпожа, по указу Камады старшего, убийцы моей матери были найдены и перебиты. Но по всей Империи существует множество других варварских братий. Едва ли Императору под силу искоренить их все.
Эзеркиль задумалась.
– Да. Наверное, ты права. Едва ли. А что на счет замужества или детей? – поинтересовалась собеседница, – неужели никто не приглянулся тебе за все эти годы?
– Ох, госпожа, – выражение лица Фиски стало еще печальнее чем было, – я не могу иметь детей. Эти варвары лишили меня этой возможности…Они что-то сделали со мной…нечто ужасное… – ее голос дрогнул и из глаз потекли слезы.
– Все, что я помню, это как проснулась в каком-то подвале, прикованная к холодному столу…рядом стояло двое мужчин, и они говорили о том, что дело сделано, и я стану идеальной рабыней… – закончив фразу, Фиска расплакалась.
– Мне было так страшно и одиноко, а эти лица смотрели на меня так кровожадно…уже и не вспомнить сколько мне было лет, кажется около четырнадцати…я плакала и звала на помощь, но они били меня за это, и обращались очень жестоко…
Эзеркиль видела, как тяжело ей было вспоминать свое прошлое, и она уже пожалела, что спросила об этом. Не стоило ей ворошить давно забытую могилу воспоминаний. Фиска плакала навзрыд, задыхаясь собственными слезами.
– Простите меня! Каждый раз я успокаиваю себя, что боль прошлого отпустила, но встречая на своем пути маленьких ребятишек, становится так горько, будто кто-то вонзает иглу в сердце. Кому я теперь такая нужна?
Собеседница подошла к ней, слегка приобняла и погладила по голове. Она почувствовала, как нервные конвульсии бедняжки сходят на нет. Несомненно, услышать такое было ужасно, но еще ужаснее пережить.
– Вам очень повезло госпожа, – сказала Фиска сквозь слезы, – быть матерью Империи прекрасно. Вы уважаемы и богаты. О чем еще можно мечтать.
Эзеркиль продолжала гладить ее, думая о своем. Жестокие нравы южан поразили ее, однако она считала своего мужа, с его устоями, ничуть не лучше. По ее мнению, человек, который держит ее взаперти мало отличается от тех, кто открыто торгует людьми. Служанка между тем уже почти успокоилась, но больше Императрица не решалась спрашивать ее о личном.
***
С наступлением вечера Эзеркиль снова забеспокоилась в ожидании Императора. Нервное напряжение сказалось настолько, что у нее поднялась температура и случился озноб. К счастью, в эту ночь Император не удостоил госпожу своим приходом. Он появился на третью ночь. И снова заставил Эзеркиль испытывать боль. Однако он все же старался проявлять к своей жене уважение, и стал присылать ей дорогие подарки. В один из дней он подарил ей невероятно красивое рубиновое колье, в другой раз прислал несколько бурнусов из самой дорогой и редкой ткани. Эзеркиль вешала их в свой шкаф, неизменно надевая на себя лишь одно из своих платьев – тот бурнус, что выбрала для себя в первый день. А колье, вместе с другими подаренными украшениями надевала исключительно перед его приходом. Эзеркиль знала, что Император не в состоянии понять, как тяжело ей живется в заточении, потому как у него самого жизнь текла совсем в ином русле. Прогулки, конные забеги, охота и другие развлечения за пределами стен замка были доступны Императору в любое время дня и ночи.
Как бы ей хотелось оседлать лошадь и нестись попутно ветру по бескрайним зеленым полям. Вместо этого свободное время Эзеркиль проводила возле маленького окошка в глубине бесхозной кладовой. Своей придворной Эзеркиль говорила, что просто любит бывать одна, чтобы та не задавала лишних вопросов. Так тянулись недели, и в конце концов Эзеркиль свыклась со своим положением.

Неожиданное знакомство
Почти каждый день приходила она в кладовую. Эзеркиль запомнила время обхода стражами восточного коридора и старалась не показываться там в те отрезки времени, когда ее могли заметить. Это маленькое окно стало ее отдушиной, личным маленьким секретом. Но однажды, сама того не ожидая, она чуть не стала жертвой собственной глупости.
Как обычно, Эзеркиль пристроилась на полу, сложив руки на подоконнике и положив на них голову. Солнечный луч падал на ее белоснежное лицо. Она так разомлела под солнцем, что закрыла глаза. Просидев так с полчаса, неожиданно для себя, она вдруг услышала голос:
– Здравствуйте, прекрасная незнакомка.
Эзеркиль вздрогнула и открыла глаза. За окном, внизу, стоял молодой юноша и любовался ею во все глаза.
Зрачки ее расширились, и она поспешила спрятаться за стеной, дрожащей рукой закрывая лицо никабом.
– Ох, простите меня, я не хотел вас напугать. – послышалось с улицы, – я лишь хотел поздороваться. Негоже не поприветствовать вас, работая напротив вашего окна.
Но Эзеркиль молчала. Она растерялась, не зная, что сказать.
– Уходите, – выпалила она первое, что пришло ей на ум.
– Хорошо, если вы этого желаете. Еще раз прошу прощения, если напугал вас. – Императрица услышала шуршание травы и неровные удаляющиеся шаги. Она аккуратно выглянула из-за стены и вгляделась в спину незнакомца. На темных волосах красовалась соломенная шляпа, а из одежды на нем был комбинезон и серая рубаха. Когда он скрылся из виду, Эзеркиль с облегчением вздохнула и решила повременить со своими «прогулками». Она так перепугалась, что этот человек может раскрыть ее тайну, что стала ругать себя за такое пренебрежение правилами. Каждый день она лихорадочно ждала, что вот-вот кто-нибудь зайдет в ее покои и обвинит в измене. Ведь за это ее ждала не просто смерть, а настоящая пытка. За подобную провинность в Кинем Хао, мать Империи могли приговорить к позорному столбу. В этом случае нагую девушку привязывали на площади, и любой прохожий мог сотворить с ней все, что душе вздумается. После этого ее конечно ждала освобождающая смерть, но уйти в иной мир с таким позором означало обречь свою душу на вечные муки в аду.
Эзеркиль не спала несколько ночей, и все ждала возмездия, но никто не пытался уличить виновницу столь подлого случая. Когда страх совсем прошел, она задумалась о том, что этот человек, возможно, даже не понял, что видел саму мать Империи. Скорее всего он был рабочим. Но что конкретно он собирался делать под ее окном? Она вспомнила его добрые голубые глаза и ей вдруг захотелось снова увидеть его. Но конечно, второй раз она не могла себе позволить так рисковать.
Несколько дней спустя, когда Эзеркиль стало невмоготу терпеть заточение, она снова решила проникнуть в кладовую. Маленькое окошко словно притягивало ее магнитом. Госпожа сидела в обнимку с арфой и пыталась играть, но кроме отдельных, бессвязных звуков ничего не выходило. Ее мысли были заняты отнюдь не нотами. Она осознавала всю серьезность последствий, но никак не могла унять внутри себя это жгучее чувство.
– Теперь-то я буду осторожнее, – говорила она себе.
Она предприняла несколько безуспешных попыток вернуться к тайному месту, но каждый раз, оказываясь возле двери, ее колени начинали дрожать. Возвращаясь же в свои покои, она снова не могла ни о чем думать, кроме как об этой злополучной комнате. «Может быть, он больше там и не появится?» – спрашивала она саму себя. Этот круговорот сомнений и страхов заставил ее изрядно понервничать и заново пересмотреть свои приоритеты. Томительная скука никак не позволяла ей спокойно сидеть на месте.
Собравшись с мыслями, госпожа появилась в восточном крыле после обеда, и добравшись до окна, осторожно выглянула на улицу. На небольшом расстоянии от замка, тот самый юноша окучивал кусты. Он бережно сажал ростки в землю, поливал их, подвязывал, вытирая временами пот со лба. Его красивые руки со знанием дела орудовали граблями, лопатой, и Эзеркиль слегка улыбнулась, наблюдая за ним. Он обернулся в ее сторону и тогда она поспешила скрыться за стеной. Прежде чем снова выглянуть наружу, девушка выждала немного времени, но любопытство одержало верх.
– Это вы, прекрасная незнакомка. – услышала она.
– С кем имею честь разговаривать? – тихо спросила Эзеркиль из-за своего укрытия.
– Меня зовут Аджме. Я садовник. – добродушно отозвался он. – А как ваше имя?
– Меня зовут Фиска, – солгала Эзеркиль, в надежде, что если цветовод вдруг взболтнет кому-нибудь лишнего, никто не узнает, что он видел саму Императрицу.
– Очень рад знакомству. – сказал он, и Эзеркиль почувствовала по телу странную дрожь.
– Что вы сажаете? – спросила она.
– Это смородина. Император распорядился, чтобы этот двор перестал пустовать. Но так, как с этой стороны господам его не видно, было решено посадить что-то полезное. Вы любите смородину?
– Люблю, – смущенно ответила Эзеркиль.
– Тогда я принесу вам кринку, как только она созреет.
– А вы довольно самоуверенны.
– От чего же?
– От того, что надеетесь увидеть меня снова.
– А разве я вас больше никогда не увижу?
– Только если очень захотите. – кокетливо улыбнулась Эзеркиль, но сразу же прикусила себе язык, мысленно ругая себя за такую беспечность. Ее лицо едва выглядывало из-за стены, так что Аджме видел его только наполовину.
– Тогда я сделаю для этого все возможное. – улыбнулся он в ответ.
Они распрощались и тогда садовник вернулся к своей работе, а взволнованная Эзеркиль побежала к себе в комнату. Она и примерно не могла описать что чувствовала, но одно знала точно – это знакомство принесло ей облегчение. Теперь она могла держать ситуацию под контролем. Кроме того, она была рада познакомиться с кем-то подходящим себе по возрасту, поскольку во всем замке госпожа оказалась самой молоденькой. Не считая конечно двоих детей прачки, но те были еще совсем махонькие.
Аджме показался ей не таким, как все. Словно он был вовсе не из этого мира. Она представляла его сказочным эльфом или магом, пришедшим, чтобы спасти ее от одиночества. Несомненно, он был ее героем. В мыслях она наделяла его какими-нибудь способностями и не раз представляла, как он врывается в замок, чтобы выкрасть ее и увезти куда-то очень далеко.
Госпожа стала приходить в кладовую каждый раз, когда выпадала свободная минутка, и каждый раз улыбалась, увидев юношу на своем месте. Аджме привлек ее своим добрым сердцем и милой улыбкой. Он был хорошо воспитан и знал, как поднять Эзеркиль настроение. Иногда он говорил ровно то, о чем она думала, и ей казалось, что юноша обладает силой читать ее мысли. Но, конечно, он был совершенно обычным человеком, хотя и вызывал у девушки неподдельный интерес.
– Как давно вы работаете садовником? – спросила она, сидя у окна в их очередную встречу.
– Всю жизнь. Моя мать была поварихой, а отец гончаром. Мы жили в хижине на территории замка, и когда я вырос, мать пристроила меня ко двору. Пришлось долго учится работать косой, выращивать деревья и цветы, зато теперь я делаю это с большим удовольствием. А как насчет вас? Как давно вы служите при дворе?
Эзеркиль растерялась. Она не успела придумать легенду для такого случая, и совсем не ждала подобного вопроса.
– Совсем недавно. – начала она, – я служу придворной у ее Превосходства.
– А мне еще ни разу не доводилось видеть господ своими глазами. Какая она? Императрица?
– Что?! За всю жизнь вы не разу не видели того, кому служите?
– Да, – пожал он плечами, – я получаю приказы от главного визиря. Свидание с самим Императором мне без надобности.
– Признаться вы меня удивили. А что на счет Императрицы…она добрая и красивая. А еще очень скромная, и временами даже застенчивая.
– Вы так хорошо ее знаете. – Подытожил Аджме.
– Да. Мы с госпожой в хороших отношениях. – ухмыльнулась она.
Все, что она говорила юноша принимал за чистую монету. Он так слепо доверял ей, что даже не пытался выяснить, почему придворная Императрицы так боится показать ему свое лицо. Он посчитал, что дама очень застенчива и это вызывало у него еще больший интерес к ней.
Эзеркиль высоко ценила эти встречи. И хоть Аджме не мог полностью видеть ее лица, он никогда не отказывал ей в общении. Впервые от ее Превосходства ничего не требовали и не упоминали о ее статусе. Ей было просто легко и свободно в общении с ним. Они обсуждали разные темы, от огородных вредителей до исторических событий Империи. Вечерами Эзеркиль все так же принимала ненавистного мужа, а днем бегала к своему новому знакомому. Несколько раз Аджме предпринимал безуспешные попытки пригласить ее на прогулку, но Эзеркиль отвергала все его предложения, на корню пресекая подобные проявления с его стороны. В конце концов, она сказала, что мать Империи запретила ей покидать стены замка, и ослушаться госпожу она не имела права. Так им пришлось довольствоваться короткими встречами через маленькое подсобное оконце.
Ее ничуть не трогало то, что она обманывает остальных – своего мужа-Императора, Фиску, караульных дозорных и прочих слуг. Но по какой-то причине ее заботило то, что для Аджме она являлась самозванкой и самой настоящей лгуньей. Однако поступить иначе и рассказать ему правду она бы не осмелилась. По крайней мере на сегодняшний день.
В очередной, не предвещающий беды день, когда она снова собралась после обеда идти в кладовую, ее остановила Фиска, внезапно появившаяся на пороге.
– Его Величие Император Кинем Хао просит вас к себе.
– Прямо сейчас? – взволнованно спросила Эзеркиль. Сердце ее ушло в пятки. Она не могла представить, зачем понадобилась Императору средь бела дня. Она боялась, что кто-нибудь видел ее у окна, и непременно донес это до Императорских ушей.
– Да. Позвольте сопроводить вас в тронный зал.
Они вышли в коридор и Эзеркиль печально посмотрела в ту сторону, что вела в восточное крыло. Она пыталась представить, чем сейчас мог заниматься Аджме. Работает ли под полуденным солнцем, или лежа на траве и заслонив лицо своей широкополой шляпой, думает о ней. Что станет с ним, узнай Император о гнусном поведении своей жены?
Фиска привела ее в тронный зал, где Эзеркиль увидела за круглым столом несколько министров и советников Империи. Это были мужчины в военном обмундировании, с суровым взглядом и сединой в волосах. Их понурые лица выражали нетерпение перед затянувшимся ожиданием. По-видимому, они сидели здесь очень давно. Императрица вошла в помещение, обратив на себя их внимание, и в ту же минуту представители совета разом встали, чтобы почтить госпожу поклоном. Она, стараясь сохранить каменное лицо, присела на свое место и стала молча дожидаться Императора. Но внутри у нее бушевала буря. «Что происходит?» – спрашивала она саму себя. Ее предчувствие было недобрым. Но этого вполне следовало ожидать, нарушая законы и поступая против воли Императора.
Его Величие не заставил себя долго ждать. Он вошел в зал с весьма озадаченным лицом и пока шествовал к трону, Эзеркиль мужественно старалась держать себя в руках. «Неужели он все узнал?» – крутилось у нее в голове. Нет, она не хотела себе такого конца. Уж лучше она вонзит себе в сердце кинжал, чем будет казнена подобным образом. Но Император подошел, учтиво поцеловал ей руку и занял свое место.
– Дорогие советники, – начал он, – я собрал вас сегодня, чтобы решить важный вопрос, касающийся границ нашей Империи.
Пока он говорил, Эзеркиль постепенно менялась в лице, благодаря в душе господа за то, что это собрание не имеет к ней никакого отношения.
– Люди «Нового света» имели наглость посягнуть на наши земли. – начал Император, – с западного рубежа мне пришло известие, что чужеземцы пересекли границу и начали застройку переправы на нашей территории.
Несколько веков Кинем Хао занимал, пожалуй, лидирующую позицию среди существующих империй и государств. Правда в последнее столетие ходили слухи, что на западе во всю процветает «Новый свет». Мир где народ был свободен от законов восточных земель. Быстрорастущие небоскребы заменяли удобные одноэтажные лачуги, в которых жили Кинемхаосцы. Люди там были свободны и все чаще встречались работники по найму, нежели рабы, принадлежащие правителю на правах собственности. Как бы Эзеркиль хотела сбежать в этот чужеземный край. Сбросить с себя оковы своих обязательств и просто жить, не принадлежа никому. Но она отчетливо осознавала, что в этой жизни – это невозможно.
– Они так же имели наглость проигнорировать предупреждения моего окольничьего прекратить стройку и очистить территорию.
Эзеркиль, слушая речь Императора, постепенно теряла интерес к происходящему, попутно задавая себе вопрос, зачем она здесь. Почему его Величие настоял на ее присутствии? Ведь это дипломатическая встреча, одна из многих, на которые раньше Император не имел чести приглашать ее. Пока советники выдавали свои гипотезы и варианты решения сложившейся ситуации, Эзеркиль смотрела на их хмурые лица сквозь полуприкрытые веки.
– Я думаю, в данном случае стоит воспользоваться правом «Кельте[7 - Право на защиту своих границ от незаконного вторжения. По правилам, любой представитель иностранного государства обязан уведомить правителя страны о пребывании на земле за три дня до предполагаемой даты пересечения границы, а также сообщить цель визита. Если это правило не соблюдено, пребывание на земле является незаконным, а правитель имеет право расстрелять мигранта.]» и защитить границы штурмовым путем. Предлагаю вынести под обстрел всех, кто незаконно проникает на наши земли. – сказал один из советников, вставая с места.
– Позвольте! – подхватил второй, – смею не согласиться с советником Кун Бо, поскольку для этого мы должны получить от той стороны официальный отказ в удовлетворении нашего прошения. По правилам Международной Конвенции мы не имеем права начинать военные действия без коммуникации с другой стороной. Давайте будем цивилизованными! В народе и так говорят, что наши устои уже устарели!
И тут Эзеркиль вовлеклась в беседу. То, что сначала показалось скучным, заиграло новыми красками. Предложение советника показалось ей интересным, и в уме промелькнула довольно дерзкая мысль. В самый разгар полемики, во время высказывания одного из членов совета, Эзеркиль едва уловимо качнула головой. Заметив этот жест, Император повернулся в ее сторону и поднял руку, призывая советников молчать.
– А что скажете вы, моя Императрица? – обратился к ней Беренгар.
Она явно не ожидала такого вопроса, но сочла этот случай вполне удачным, чтобы вставить свое слово. Гордо подняв голову, она строго сказала:
– Полагаю, Император, советник Кун Бо прав, и ответ от той стороны мы уже получили. Молчание и есть самый красноречивый отказ. Вам нужно ехать на границу, чтобы воспользоваться правом «Кельте» и лично проконтролировать его исполнение.
– Ваше предложение мне вполне импонирует, – начал Император, и Эзеркиль уже было обрадовалась, что его отъезду быть, но он сделал паузу, после которой многозначительно протянул:
– Но я не в праве совершать такие дипломатические встречи, и покидать замок, пока у Кинем Хао не будет приемника. Ваше нежное женское сердце не может себе и представить, чем может обернуться такая поездка. – и он взглянул на нее прищурив левый глаз. Она молча отвернулась, понимая, что проиграла, и ее коварная задумка несомненно пошла крахом. Эзеркиль понадеялась отделаться от своего мужа, отправив его на другой конец Империи, чтобы хоть ненадолго остаться предоставленной самой себе. Императрица четко осознавала, что пока он рядом, она будет чувствовать себя словно припертой к стене и схваченной за горло сильной мужской пятерней. Но она ни за что и никогда не смела показать ему, что чувствует на самом деле, поэтому на лице ее не дрогнул ни один мускул.
– Что ж, возможно стоит отправить кого-то, кто сделает это за вас и от вашего имени. – спокойно сказала она.
– Вы предлагаете развязать войну? – спросил Император.
– В данном случае, я не вижу другого решения, поскольку все предупреждения уже были проигнорированы. Очевидно, что люди «Нового света» не из робкого десятка и разговорами их не проймешь.
Император долго смотрел на Эзеркиль, вглядываясь в ее глаза, выражающие безмятежность. Прекрасную часть ее лица, единственную не закрытую никабом. Складки ткани красиво струились по лицу, выделяя силуэт маленького носика и слегка пухлых губ. Она не посмела отвести взгляда, поэтому на некоторое время в зале воцарилась тишина. Какие мысли роились в его голове, она могла только гадать. Беренгар облизнул губы, оглядел советников, и его громкий бас эхом покатился по залу:
– Я принял решение. Каарон, я возлагаю эту миссию на тебя, как на ведущего Императорского коннетабля[8 - Высшая военная государственная должность в ряде средневековых государств]. Возьми людей и поезжай к западной границе. Разыщи их главаря и скажи, чтоб убирались с нашей территории немедленно. Молчание трактуется как отказ, поэтому в данном случае я наделяю тебя полномочиями любыми средствами очистить земли от незваных гостей. На этом заседание окончено!
Советники встали, и с поклоном удалились из зала. Эзеркиль тоже хотела уйти, но Император остановил ее, взяв за руку.
– Отныне и впредь, я желаю, чтобы вы присутствовали на каждом заседании. – сказал он.
– Ваше Величие, зачем вы пригласили меня сегодня? С какой целью? – поинтересовалась она.
– По двум причинам: чтобы вы не скучали и были в курсе всех дел Империи. Я знаю, каково вам приходится без прогулок на свежем воздухе, поэтому я постараюсь придумать для вас другие занятия. Моя задача – заботиться о вашем благополучии.
– Благодарю. Но я совсем не разбираюсь в политике.
– Однако сегодня вы неплохо справились. – улыбнулся Император.
Эзеркиль не смела ему возразить. Она откланялась и следом за Фиской покинула зал. Но вернувшись в свои покои, госпожа принялась со злостью хватать подушки с постели и швырять их на пол.
– Подлец! Чтобы я не скучала! Если бы он действительно заботился обо мне, то отменил бы эти глупые правила и запреты! – кричала она в гневе. Фиска стояла рядом, не зная, что ей предпринять. Императрица, которая только что была в ярости, вдруг осела на пол и горько заплакала. Тогда придворная села рядом и позволила себе обнять ее. Эзеркиль положила голову ей на плечо и окончательно разрыдалась.
– Не хочу я так жить… – всхлипывала она. Фиска гладила ее по волосам и молчала. Что-то говорить сейчас было бы излишне.

Священный долг
– Хотите, я посажу для вас что-нибудь особенное? Например, красивый цветок, чтобы вы любовались им каждый раз, когда приходите сюда? – спросил Аджме.
– Какая прекрасная идея! – обрадовалась Эзеркиль, – а можете ли вы посадить для меня Кельтский Розен?
– Хм, это растение довольно редкое…но думаю, я могу попробовать раздобыть семена.
Эзеркиль снова сидела на подоконнике. Прошло несколько недель с тех пор, как они познакомились с Аджме, и ей стало казаться, что их пути должны были пересечься. Настолько легко и спокойно ей было находится с ним. Она уже не стеснялась своего лица и показывалась Аджме целиком. Временами визирь отправлял его работать на другой участок, но они заранее договаривались о встрече, и он неустанно приходил на то же место, не упуская возможности снова увидеть ее.
– А знаете ли вы, почему листья Кельтского Розена имеют красный оттенок? – ехидно спросил Аджме.
– Почему же? – Эзеркиль заинтересованно склонила голову набок.
– О, это невероятная история! Я обязан вам ее рассказать! – в его глазах промелькнула искра, а на щеках заиграли ямочки, от которых Эзеркиль никак не могла отвести взгляд. Этот огонь в глазах почти всегда означал, что сейчас последует какая-то очень занимательная история и ее поражало, как много разных знаний умещалось в его голове.
– Несколько веков назад, – начал он, – двое охотников отправились в гилею[9 - Тропический лес] выслеживать ягуаров. Их шкуры высоко ценились и стоили очень дорого. Им удалось обнаружить животное у реки, пролегавшей через лес, и тогда один из охотников пустил стрелу, попавшую ровно в цель. Зверь упал, истекая кровью, но, прежде чем испустить дух, успел издать последний рев. На его зов к охотникам пришла хранительница леса. Она увидела мертвую тушу животного и разгневалась. За содеянное она отняла жизнь у стрелка, убившего ягуара, а у второго охотника навсегда забрала голос, чтобы вернувшись в свою деревню он не смог рассказать что видел. Затем она аккуратно подняла с земли тело животного и погрузила в воду. С того дня воды реки обрели багровый оттенок, впитав кровь животного. Многие говорят, что хранительница леса продолжала подносить к реке умерших, чтобы та относила их души прямиком в рай. А у берегов этой реки люди впоследствии находили необычные деревья с красными листьями.
– Это очень интересная история! Кажется, я слышала ее раньше. Но не думаете ли вы, что эта река действительно существует?
– Она существует! И ее воды действительно имеют багровый тон. Я бывал в тех краях.
– Невероятно! Вот бы самой это увидеть! – она закрыла глаза и попыталась представить то место. Аджме будоражил ее фантазию и побуждал рисовать в уме невероятные места. И так пленница могла путешествовать, не покидая стен замка.
На самом деле, большинство легенд из тех, что он рассказывал были ей знакомы, ведь Эзеркиль училась с самого детства, и была достаточно образованной. Но несмотря на это, она проявляла искренний интерес, будто слышит все эти истории впервые. Его энтузиазм или даже какой-то внутренний магнетизм в совокупности с нежным голосом, вызывали в ней восторг и некоторое желание, которого никак не мог добиться от нее родной муж. Сама она никак не могла ответить себе на вопрос почему ее так сильно тянет к садовнику. Может, потому что Аджме был недосягаем и являлся тем самым запретным плодом, но Эзеркиль самолично отдалась во власть этих чувств и даже не собиралась прекращать это наваждение.
– А что же на счет ягуаров? Их до сих пор истребляют ради шкур?
– О нет, сейчас редко можно встретить браконьеров, которые охотятся на этих животных. Их мех давно заменили шкуры окапи[10 - Древний родственник жирафа и зебры], тех, что разводят в домашних условиях.
Они долго разговаривали, и когда настало время прощаться Аджме вдруг запнулся и замолчал. Он хотел что-то сказать, но как будто не находил нужных слов. В конце концов, вдохнув побольше воздуха он произнес:
– Фиска…мне очень повезло познакомиться с вами.
– Я тоже рада, что встретила вас. – ответила она и почувствовала, как щеки заливает розовый румянец.
Они распрощались и Эзеркиль ушла в прекрасном настроении. Настолько прекрасном, что у нее закружилась голова. Но это легкое головокружение она связывала с чувством эйфории от его слов. Его смущение показалось ей более красноречивым, чем самое страстное признание в любви.
На другой день головокружение не только не прошло, но еще и усугубилось тошнотой. Ее мутило вплоть до обеда, в ногах появилась легкая дрожь. С каждым новым днем Эзеркиль становилось все хуже. Бедной девушке приходилось выдерживать голодание почти до самого вечера. Она заметно исхудала и стала немного бледнее, чем обычно. Впалые щеки уже не улыбались как раньше. Блеск в глазах потускнел, а взгляд потерял былой огонек.
«Надеюсь это не оно, только не сейчас» – думала она. Эзеркиль догадывалась с чем связано ее плохое самочувствие, но она не стала никому ничего говорить понадеявшись, что все окажется совсем не так.
Ее тревожное состояние омрачала появившаяся с недавних пор забывчивость и не свойственная ей рассеянность. Она заметила это однажды утром. Эзеркиль встала с постели и присела за туалетный столик возле своей кровати. На нем стояло большое зеркало, в которое юная госпожа смотрелась каждое утро, делая себе прическу или ухаживая за кожей лица. Конечно, никто и никогда не сможет увидеть ее стараний, но ей было приятно чувствовать себя ухоженной. Иногда она заплетала косы, иногда это был широкий пучок. В этот раз она решила сделать себе наполовину распущенную прическу и вплести в волосы шпильки с жемчужинами. Потратив на прическу около получаса, она покрутилась возле зеркала и удовлетворившись результатом, потянулась за своим облачением. Эзеркиль надела бурнус, накинула на голову капюшон и следом натянула на нос никаб. Последним оставался коммуникатор, но Мать никак не могла его найти. Стол был пуст. Она наклонилась, чтобы проверить не закатился ли тот под стол, однако там его тоже не оказалось. Эзеркиль встряхнула одеяло, потрясла подушки, проверила всю постель, затем поискала на полу, в ящиках тумбочки – устройство будто кануло в лету. Перепуганная Императрица выскочила из комнаты и побежала в кладовую.
– Неужели оставила его там…– подумала она. В панике она облазила всю кладовку, но так и не смогла его найти. Разочарованная, она решила обратиться к Фиске, чтобы сыскать помощь в ее лице. Браслет пытались найти несколько часов и за это время к поискам успели присоединиться еще несколько слуг. В конце концов устройство было обнаружено в ванной комнате и только тогда Эзеркиль вспомнила, что оставила его там еще вчера, когда принимала ванну.
Ее догадки окончательно подтвердились спустя несколько недель, когда переодеваясь перед зеркалом, она увидела у себя слегка выпирающий живот. Едва осознав свое положение, Эзеркиль потеряла былую радость. Она стала раздражительной и молчаливой. Все это время наивная глупышка жила мыслью о будущем, которому не суждено было случиться. Сейчас она осознавала это так ярко, как никогда.
Снова появившись в кладовой в очередной раз, она всеми силами стремилась сделать так, чтобы Аджме не увидел ее дурного настроения, но он почти сразу заметил ее несчастье.
– Что вас так беспокоит, любовь моя? – спросил он, увидев ее отрешенный взгляд.
Но Эзеркиль не могла ему ответить. Ее беспечность, глупая беспечность привела ее к такой безвыходной ситуации. Молчать дальше не было никакого смысла, поскольку госпожа понимала, что ребенок будет лишь отдалять ее от Аджме все дальше и дальше. И даже если они продолжат свое непозволительное общение, она никогда не сможет дать ему то, чего оба они так сильно желают. Эти мысли только тяготили ее и без того угнетенный дух. Но признаться – означало предать чувства человека, который так искренне ей доверяет. Нет, он не заслуживает такого обращения. Эзеркиль осознала, что в этой ситуации была виновата только она сама. Ну зачем она лгала ему столько времени? Почему не сказала правду с самого начала?
Она расплакалась, и закрыла лицо руками. Императрица жила в полной уверенности, что так будет всегда – всегда ее будет ждать Аджме под окном и всегда ей будет куда прийти и с кем провести свой одинокий смертный час. Только этот ребенок неминуемо портил все ее планы. Но рано или поздно, это должно было случиться. Рано или поздно она должна была принести Империи наследника. А Аджме должен наконец узнать о том, кто она есть.
– Милый мой Аджме, – сказала она в слезах, – я должна вам признаться. Много месяцев я обманывала вас, а заодно и саму себя. Мне были так дороги наши встречи, что я не хотела, чтобы они когда-нибудь заканчивались. Но пришло время узнать правду. – она замолчала на секунду, вытирая слезы с лица.
– Дело в том, что меня зовут не Фиска. Я и есть сама мать Империи. Я Императрица Кинем Хао – Эзеркиль Дарвиш Камада.
На мгновение между ними воцарилась тишина. Только всхлипы Эзеркиль эхом отдавались в помещении кладовой.
– Но почему вы обманули меня? – растеряно спросил Аджме.
– Я боялась, что вы расскажете кому-нибудь что видели императрицу вблизи окон, и тогда мне настал бы конец. В тот же день я оказалась бы у позорного столба. Но я продолжала общение с вами, потому что вы изо дня в день спасали меня от одиночества. Вы стали мне дороги. Благодаря вам, все эти дни были для меня счастливыми и радостными. Как бы мне хотелось оказаться той, о ком вы думали все это время.
Она снова замолчала, не решаясь взглянуть ему в лицо.
– Эзеркиль, я думал о вас. – произнес он, – Хоть я и огорчен тем, что вы обманули меня, все же я тоже был счастлив общению с вами. Я успел полюбить вас, и этого уже не отнять, окажись вы хоть самим господом Богом. Но ваше положение обязывает меня держаться от вас подальше. И я не знаю, как мне быть.
Она зарыдала с новой силой. Ей хотелось рассказать ему все, в том числе и о ребенке, из-за которого совсем скоро она не сможет больше приходить к нему на встречи, но она так и не смогла. Императрица настойчиво отгоняла мысль, что скоро им предстоит расставание. Она больше не мыслила своей жизни без этих встреч. Конечно, она должна была рассказать, но продолжала упорно молчать. Вместо этого сквозь слезы Эзеркиль еле слышно прошептала:
– Вы оставите меня?
– Нет. Я не боюсь смерти и того, что меня ждет. Однако вы поступили очень подло, влюбив в себя и обведя вокруг пальца такого наивного простака, как я…
– Прошу, останься со мной… – прошептала она.
– Я буду с тобой, – так же тихо ответил он, вглядываясь в глубину окна. Он пытался поймать ее взгляд, но она прислонилась к стене, закрыв глаза. В эту минуту Эзеркиль была счастлива, как никогда. Впервые в ее слезах не было горя. Она мечтала прикоснуться к нему, услышать, как их сердца бьются в унисон, прошептать на ухо слова благодарности, но язык будто онемел. Не в силах справиться со своими чувствами, она сказала:
– Мне пора. – и поспешила покинуть это место.
Только Эзеркиль встала, чтобы уйти, как в пустоте кладовой послышались шаги. От страха юная госпожа чуть было не упала в обморок, потому что ей показалось, будто сам Император сейчас покажет свою гордо поднятую голову, и выйдет из мрака тени. Тяжелые шаги становились все ближе. Ей некуда было деться. Эзеркиль оказалась в тупике. Она тяжело вздохнула, готовая принять свою судьбу. «Что ж, пусть все это закончится здесь и сейчас» – подумала она. Девушка подняла голову вверх, выпрямила плечи и приготовилась к худшему, но в этот самый момент из тени вышла Фиска.
– Ваше Превосходство… – прошептала она. Служанка медленно перевела взгляд с испуганного лица госпожи на окно, и та поспешила схватить ее за руку.
– Фиска… – тихо сказала Эзеркиль, – прошу тебя, не говори никому о том, что ты видела меня здесь.
Придворная только молча кивнула в ответ.
– Молю, Фиска…если ты расскажешь об этом хоть кому-нибудь, меня ждет самое жестокое из наказаний…
– Я никому не скажу. – ответила она, взяв за руку Эзеркиль. Императрица облегченно вздохнула. Этот день откровений принес ей немало радости и горечи одновременно, но еще он принес ей нечто особенное – свободу. Она почувствовала необычайную легкость от того, что уже двое человек, зная ее омерзительные секреты, согласились хранить их, оставшись с ней заодно.
В эту ночь она спала очень крепко. Ей снились родные: их улыбки, объятия и добрые глаза.

Когда ее состояние перестало быть секретом для окружающих, Император пригласил для своей жены знахарку, которая должна была следить за ее здоровьем и навещать каждую неделю. Впервые она появилась рано утром, когда Эзеркиль еще спала в своей постели. Открыв глаза и увидев перед собой незнакомое лицо, Императрица не сразу смогла понять кто эта женщина и что она делает в ее покоях.
– Ну, голубушка, сейчас я вас осмотрю. – знахарка бережно положила свой чемоданчик на прикроватную тумбочку в спальне Эзеркиль и достала слуховую трубку. Пока врачевательница прослушивала сердцебиение ребенка, Эзеркиль смотрела на нее во все глаза. Старая женщина, от которой пахло травами, напоминала скорее бакалейщицу. Ее длинные волосы были заколоты в огромный пучок, из-за чего кожа на лице казалась слишком стянутой назад. На руках под ногтями пестрела чернота, но эту грязь было уже ничем не вывести. Вернее, это была даже не совсем грязь, а результаты работы с некоторыми ядовитыми травами. В открытом чемодане помимо странных приборов и инструментов лежали пакетики с разными порошками. Их было так много, что госпожа не успела рассмотреть и половины, когда знахарка вдруг закрыла крышку чемодана, скрыв содержимое от посторонних глаз. Ее холодные руки, ощупывающие живот Эзеркиль, заставили ее содрогнуться.
– Да, милочка, вы очень слабы. Едва ли вы сможете выносить это дитя. – выдала она свой вердикт, – но если будете бережнее относится к себе, возможно, все получится. Вам нужен полный покой. Не нервничать, не голодать! Кушайте больше фруктов и овощей. И лежите! Много лежите. Покой убережет вас и вашего ребенка. – с этими словами знахарка покинула комнату. Фиска ушла, чтобы проводить ее и Эзеркиль осталась одна, наедине со своими мыслями. Она обязательно должна выполнить свой долг и явить миру это дитя. А после этого, имперская Мать рассчитывала получить долгожданную свободу. Она надеялась, что Император потеряет к ней интерес и наконец оставит ее в покое.
***
Время шло, а Эзеркиль пренебрегая советами знахарки, продолжала ходить в кладовую. Она и не думала выполнять ее предписания, настырно следуя своим желаниям.
– Прошу вас, госпожа, вы надышитесь там пылью, не говоря уже о том, что вам наказано лежать. – упрашивала ее Фиска, но Эзеркиль было все равно на ее уговоры. Эта единственная радость приносила ей хоть какое-то утешение. Аджме не знал о ее положении, поскольку через это маленькое окошко, сквозь которое они общались, не было видно ничего, кроме ее лица. И Эзеркиль не стала ему ни о чем говорить. Она пропускала встречи только когда чувствовала себя особенно слабой. В такие дни она действительно лежала, и тогда Фиска с облегчением выдыхала, переставая беспокоиться о ее здоровье. Придворная ухаживала за ней как могла и приносила своей госпоже чай с молоком, ягоды и фрукты в глазури, книги, чтобы скоротать время и красивые свежесрезанные цветы. Служанка ставила букеты в вазу на прикроватную тумбочку, но почему-то Эзеркиль эти букеты совсем не радовали. Она все время скучала по Аджме. А цветы напоминали ей о том, что она не имеет права по нему скучать, потому что принадлежит совсем другому человеку.
– Но черт возьми! – говорила она себе, – пусть он владеет моим телом, но никогда ему не завладеть моей душой! – и только она начинала чувствовать себя лучше, она бежала туда, где отныне находился весь центр ее внимания.
Император же, с тех самых пор, как узнал о беременности своей жены, стал отправлять к ней повитух, чтобы те научили ее заботиться о младенце. Но Эзеркиль казалась безразличной. Все их поучения она слушала вполуха, ожидая их скорейшего ухода. Как бы Беренгар не старался угодить Эзеркиль, она отвергала все его попытки. В конце концов он вызвал к себе Фиску, и когда та пришла, спросил ее:
– Вы проводите с моей женой больше времени, чем кто-либо другой. Ответьте же мне, ни в чем ли не нуждается Императрица? Все ли у нее хорошо?
Он выглядел не то грозным, не то печальным. Фиске было трудно понять, какие мысли пребывали в его голове. Но одно она поняла точно – выражение его лица было не таким как обычно. Император сидел в любимом кресле в своем кабинете, а перепуганная служанка стояла напротив. Беренгар никогда не вызывал ее к себе лично, и раньше его просьбы передавались через третьих лиц. Поэтому она чувствовала себя очень напряженно и не знала, как себя вести.
Помимо бархатного золотого плаща, который всегда носил господин, на его руках сидело с десяток золотых браслетов, совершенно разных форм и огранок. Плотно прилегающая к телу кираса была украшена сверху золотой яшмой. А на воротничке, прикрывающем шею, красовался вышитый голубыми нитями олень. Беренгар был из тех, кого называют золотыми детьми. Он рос в роскоши, поэтому данный факт не мог не отложить определенный след на его внешности. Но несмотря на свое богатое одеяние, в душе Император был добрым человеком, и отнюдь не жадным. Он не имел пристрастия к деньгам, настолько чтобы держать сокровищницу только для себя любимого. Напротив, он всегда был готов помочь нуждающемуся, и уж в особенности старался не жалеть денег на свою семью. Но Фиска видела его в ином свете, и почему-то боялась этого человека. Она и сама не могла понять почему, но Беренгар казался ей очень строгим. Хотя ее чувства вполне объяснимы, учитывая нелегкое прошлое. Фиска боялась не только своего повелителя, но и других высокопоставленных особ. В ее голове накрепко засело убеждение, что власть воспитывает твердость духа и убивает в душе всякую человечность. И эту шутку с ней сыграло то, что она слишком плохо знала своего правителя.
– Да нет, господин Император, у ее Превосходства все хорошо. – робко ответила она.
– Как она себя чувствует? – снова спросил он.
– Удовлетворительно. – кивнула Фиска.
– А что насчет свободного времени? – как-то странно спросил он, – как она его проводит?
Этот вопрос заставил Фиску занервничать. Ей показалось, будто Император знает ее секрет, и ждет, что она сама признается ему в том, что они с Эзеркиль скрывают от него. Она сглотнула ком в горле и посмотрела ему в глаза, в надежде найти там подсказку, что все это ей лишь показалось. Но Беренгар смотрел на нее не сводя глаз.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71608348?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

notes
Примечания

1
звание высокопоставленных духовных лиц в католической и некоторых протестантских церквях.

2
очень широкий, просторный мужской или женский плащ с капюшоном из сукна или тонкого войлока, изначально светлых тонов, орнаментированный тесьмой, шнурами и аппликациями в восточном стиле.

3
Любовница, наложница

4
то же, что мосол; отчетливо видная, выступающая из-под кожи кость

5
Место в горах

6
Повязка, закрывающая рот и нос

7
Право на защиту своих границ от незаконного вторжения. По правилам, любой представитель иностранного государства обязан уведомить правителя страны о пребывании на земле за три дня до предполагаемой даты пересечения границы, а также сообщить цель визита. Если это правило не соблюдено, пребывание на земле является незаконным, а правитель имеет право расстрелять мигранта.

8
Высшая военная государственная должность в ряде средневековых государств

9
Тропический лес

10
Древний родственник жирафа и зебры