Главная страница | Современные детективы | Смотрящие в небеса

Смотрящие в небеса
Жанна Лошманова
Философский роман. Три главных героя Василиса, Дан и Лена оказываются в таинственной ситуации, которая разрешится лишь тогда, когда Василиса, утратившая душу из-за пристрастия к злата, вновь обретёт её, и Лена нарисует гармоничную картину. Книга содержит нецензурную брань.

Смотрящие в небеса

Жанна Лошманова

© Жанна Лошманова, 2024

ISBN 978-5-0065-2044-8
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Глава первая. Солнце над Москвой.
Над старой Кремлевской площадью горел огненный солнечный глаз. Соединившись с линией горизонта, во все стороны раскинулось прозрачно – голубое небо с единственным беленьким и рваным облачным барашком. От солнца начинался летний день и зной, от которых на старой площади с раннего часа становилось, как в печке. Приехавшие из разных мест в столицу туристы с самого утра бестолково топтались по Кремлевской мостовой, задыхались от зноя, глазели по сторонам и ждали, когда начнут бить часы на Спасской башне и выйдет часовой, умеющий задирать прямым циркулем ногу, который никуда не уходил, а где – то ждал и появлялся как всегда пунктуально. Раз в полчаса, одновременно с боем Курантов
Бесстрастный часовой появлялся и проходил по прямой дорожке. Пока он шел, топтание на короткое время прекращалось, обливающиеся потом, самые разные туристы собирались в группы, чтобы поглядеть на часового, который смотрел вперед, нес перед собой оружие и исчезал на время, ожидая своего выхода.
Туристы снова начинали топтаться взад – вперед, и опять дождались, когда высоко на башне начнут бить Куранты и опять появится часовой…
Тем временем солнечный глаз взмывал еще ввысь, становился ровно по центру, город вплоть до самого вечера накрывала жара, от которой плавился и вибрировал воздух, становясь, как плотный светлый колпак. Солнечный глаз разгорался еще ярче, покрыв Москву блестящей паутиной и светом, стремительно летящим без разбору во все стороны до самых дальних уголков…
Старое – старое солнце входило в полную силу и застывало над древним городом
И распускался невероятный солнечный июльский день..

Василисушка – Васенька – Краса – Писаная -Василечек – Ясно – Солнышко – Принцесса – Московских – Улиц.– Василиса тусовалась по окутанной зноем Москве с полудня. Выпила приготовленного на скорую руку в Московском закутке шустрыми китайцами кофе под лейблом « Утренняя роса» (Название сама придумала, и этикетку наклеила. Купила в ларьке склянку по дешевке, заварила и, отпив, сосредоточенно и долго глядела на остывающий напиток. А вечером вернулась с клейкой лентой и пачкой фломастеров. Подставив плотно закрытую банку под струю воды, тщательно отскребла старую этикетку и надписала розовым фломастером «Утренняя роса» на салатового цвета ленте, наклеила и, подождав для верности некоторое время, заварила. «Чего это ты?» – Спросил Витек. «Да… – неопределенно ответила Василиса. «Нет, ну, правда?» – Сказал Витек. «Так вкуснее, – проговорила Василиса, и с тех пор стала подписывать подозрительные банки по – новому). И пропала в пульсирующей столичной лаве.
Объявилась на Зубовском. Ровно напротив лотка с хот-догами.
На лотке отпечатанная на принтере приклеенная бумажка, на которой надпись столбиком «хот – дог.20 руб». Продавщица за майонезно-кетчуповым рядом завернула в булку землянистую мятую сосиску, вручила кому-то и уставилась на Василису..
«Тырят мясо!» – Подумала Василиса. – Продавщица и глазом не моргнула. – «Привыкла, – без злости огрызнулась не позавтракавшая, как обычно, Василиса и по свойственной ей привычке все анализировать, продолжила. – Свинство, конечно, но данное свинство не имеет ко мне отношения. Равно как и сосиски, и конвертируемые на эти сосиски денежные средства. Ибо моя платежеспособность – платежеспособность троллейбусного зайца… А вот интересно: во – первых, откуда взялся странный в данном случае с сосисками троллейбусный заяц? Во – вторых, в чем заключается свинство: в „тырят“ или в том, что я эту продавщицу совершенно заслуженно обматерила, а она и глазом не моргнула? А в – третьих…. Ответ на этот вопрос я знаю. Я бы эту сосиску есть стала, как это не неприятно», – вздохнула Василиса, отошла и остановилась, оглядывая окрестности, как и полагается всякому, имеющему внутреннюю, но не найденную пока во внешнем мире цель. Словом, тусовщику. Ее потянуло вниз, по Зубовскому. И быстро забыв о продавщицком хамстве, немясных сосисках и прочих неприятностях, она отправилась вперед, впечатлившись порывом.
Дойдя до троллейбусной остановки, Василиса задержалась, решив ехать на «пятерке», и осталась ждать троллейбус, для чего Василисе, которая вообще не любила ждать, понадобился весь запас имеющегося у нее терпения. «Ехать, разумеется, следует на Арбат… Не ясно, конечно, почему на Арбат… А куда еще ехать? На Выхино? Хотя по ощущениям мотивация неверная. А какая верная я не знаю. Пока. А вот и троллейбусный заяц!» – Обрадовалась она правильно угаданному троллейбусному зайцу, свидетельствующему о наличии у нее пророческих способностей. От этого у нее несколько поднялось настроение, и она уверенно вошла в среднюю дверь, игнорируя билетный компостер и очередь, послушно идущую в переднюю, почему – то не остановленная водителем. «И чего они все такие послушные? Если капитализм, так хоть как минимум чисто должно быть. Лично я бы за этакое платить не стала, заяц там или не заяц!» – Возмутилась Василиса, разглядывая послушных пассажиров и имея ввиду метафору, родившуюся у лотка с сосисками. Выйдя у Арбата, она свернула в сторону Александровского Сада и, чуть помедлив на выходе из тоннеля и исполнившись ленивой и радостной неги, пошла по площадке Александровского сада, насквозь, к Охотному, разглядывая заполненные лавочки, Кремлевскую стену, зеленые деревья, небо ярко голубое расцвеченное солнцем и вообще, глядя по сторонам просто так. Дошла до какой – то лужайки и остановилась, заинтересовавшись, впрочем, пока толком не зная, в чем состоит интерес. Просто увидела и остановилась.
Под развесистой блестящей листвой прямо на траве сидели парень и девушка, держась за руки. У девушки лоб был перевязан веревочкой с бусинками, рядом на траве большая холщовая сумка и плетеные сандалии. Парень в рубахе – балахоне. Сумка и точно такие же сандалии на траве рядом. «Как близнецы», – подумала Василиса, и отошла несколько в сторону, чтобы не чувствовать себя неудобно. Парень и девушка смотрели ввысь и молчали, как блаженные. Казалось, звонкое небо вот – вот накроет их с головой, и они исчезнут в бездонной расцвеченной солнцем синеве. Василиса показалось, что они не боятся этого, а наоборот, хотят и были бы очень этому рады. Парень потянул девушку к себе, она обернулась, и волосы вспыхнули на солнце, как нимб. Она что – то ему сказала, они тихонько засмеялись, потом замолчали и стали смотреть ввысь, прямо на солнце.
Василиса отошла и закурила от волнения. « Это же надо! Такое вот счастье в центре города, босиком по траве и смотрят по привычке ввысь, минуя все на свете, кроме этого самого важного прекрасного безграничного чуда, будто и впрямь они оттуда». С этим и шла до самой чугунной решетки на выходе. Медленно, боясь утратить, наконец, найденное.
– 3 отделение милиции. Ваши документы.– Козырнул над синим кителем, она и не заметила, откуда он появился.
– Ну да, сейчас», – сказала Василиса, достала помятый паспорт из кармана джинсов. Тот перелистал, оставил книжечку себе.
– Наркотики есть?
– Что? – Спросила Василиса, очень удивившись. – Почему у меня должны быть наркотики? Простите, но вы хотя бы понимаете, что Вы несете?
– Я тебя сейчас в отделение заберу и сразу пойму.
– Ясно, – Василиса вздохнула, – извините.
– Вести себя надо как нормальный человек. А ты идешь, как обкуренная. Почему паспорт в таком виде?
– Заслуженный, – ответила Василиса и пояснила. – Вообще – то, он у меня шестой. – Тот подозрительно глянул, но паспорт вернул, проговорив начальственно:
– Документ нужно хранить аккуратно.
– Да, – сказала Василиса.
– Что, да?
– Ничего. Понятно.
Тот, еще раз подозрительно глянув на Василису, пошел. Со стороны Охотного хлынули какие – то люди группами. Василиса окончательно сбилась, пошла за человеческим потоком, приведшим ее к Ленинскому музею, у которого уже стояла толпа. Василиса зачем – то задержалась, хотя встала поодаль, чтобы не иметь отношения к происходящему. Впрочем, что там было на самом деле, ответить опять – таки не смогла бы. Оказалось, что очутилась на «красном» митинге. Слушала в пол – уха, доносившееся из самой гущи толпы: «Вас пытаются купить!.. Деньги принадлежат нашим гражданам! Власть принадлежит гражданам! Мы вернем все, как было!» Василиса нетерпеливо усмехнулась, пытаясь определить, откуда все это проистекает, и всматриваясь в направление доносившихся слов. И обнаружила крестьянской наружности мужчину с нацепленным к рубашечному карману алым бантом. «Ишь, ты, коммунар, – усмехнулась Василиса, глядя на происходящую дурацкую затею. – Вождь… яростного племени!» А вождь – коммунар затесался в центр толпы, забрался на возвышение, горланил вдаль и махал рукой. При этом глаза у него были совершенно, как у покойника – тусклые и пустые. Толпа, окружившая коммунара – вождя, как ни странно, не замечала очевидного: несоответствия между выкрикиваемыми вдаль словами и отсутствием мысли во взгляде, а наоборот, радостно внимала. Василиса зачем – то повертелась, приподнялась на цыпочки, выглядывая, и вдруг определила: «Бабки делят!» Сразу утратив интерес к происходящему. Отошла, кинув напоследок взгляд в сторону яростного вождя – коммунара и окружившей его толпы. Присела на краешек парапета у входа в подземный переход, составив компанию двум подросткам. Достала из джинсового кармашка пачку сигарет и закурила, щурясь и разглядывая сизый дым, трещиной разбивший небосвод. «Красиво. Мир вообще безупречен, даже вкупе с этими горлодерами. Хотя без них лучше. – И вывела: – Свободное от горлодеров бытие безупречно». Тут Василиса вспомнила Александровский сад, подумала: «А вообще, у меня складывается впечатление, что происходящее со мной от меня не зависит». Опять -таки невольно прислушиваясь к разговору соседей.
– Мы завтра где? – Мелкий парень лет шестнадцати скосил глаза на Василису. Она заметила и передвинулась. От этого «мелкий» обнаглел и, не стесняясь, принялся ее разглядывать. «Я б ему всыпала! – Рассердилась Василиса, не терпящая неоправданного хамства. – Нарвется!»
– Митинг у Никитских ворот. Встречаемся на «Алексеевской» в половине третьего. На всякий случай захвати вторую смену. Телевидение будет.
Услышав о том, что будет телевидение, «мелкий» сразу забыл о Василисе.
«Повезло тебе «мелкий», – мысленно перебила она непонятный разговор, невольно продолжая слушать дальше.
– А какая ставка?
– Жанна по сто долларов обещала. Пошли работать, Жанна заметит.
Соскочив с парапета, они побежали в сторону толпы и запрыгали, как зайцы. «О чем это они?» – Удивилась Василиса, решившая понаблюдать за происходящим повнимательнее и опять вглядываясь в толпу, которая, как оказалось, состояла как бы из трех слоев. Окружившие оратора очень похожие на него и друг на друга мужчины, одетые, не смотря на жару в утюженные брюки и рубашки с коротким рукавом, образовывали плотное центральное ядро, опоясанное кольцом «пляшущих» людей явно из компании «мелкого». Вокруг рассыпались зеваки и сочувствующие, из-за которых, пожалуй, и вышел весь – бор. «Жулики!» – Догадалась Василиса, охнув от неожиданности. «Ты посмотри! Покоя от них нет!» Она немедленно спрыгнула с парапета и пошла в метро, высказавшись вслух «Сама я хороша! Чего, спрашивается, я там делала? С другой стороны все – таки странно…», – начала было Василиса, но не договорила, потому что в вагоне на нее налетел и сшиб, и сразу же убежал какой – то… впрочем, Василиса его не разглядела, задумалась, хотя, если честно… Василиса почувствовала, что отчего —то расстроилась. Но глупо было переживать «действительно, – сердито подумала Василиса, которая очень не любила, когда ей портили настроение, поскольку… «мало мне дома достается.» Тут откуда ни возьмись ей явилась и совершенно увлекла странная довольно мысль: что будет если конструкцию система – власть – деньги – дураки поменять?» Василиса задумалась над ответом и принялась анализировать, и так поехала несколько остановок и даже, натыкаясь на пассажиров, перешла по переходу и села на этот раз в переполненный вагон, стоя у самой двери и несколько раз вышла и вернулась в вагон вместе с потоком пассажиров, увлекшись и почти не ни на что постороннее не обращая внимания, пока, наконец, почти случайно, не услышала объявления из динамика. «Следующая остановка станция «Баррикадная». Василису вынесло из вагона вместе с толпой, она несколько сбилась, потому что никак не могла найти ответ. Задумавшись, поднялась по эскалатору, и уже на самом выходе неожиданно и сердито, словно очнувшись, одернула себя: «И чего я впечатлилась? Я вообще, вообще не имею к этому отношения!» Настроение у нее испортилось вовсе. И в таком вот скверном настроении она вышла из метро.
Дойдя до Красной Пресни, Василиса стрельнула телефонную карточку – подтвердить «стрелку» и позвонила. Не получив ответа, повертелась, разыскивая, куда бы ей пристроиться и пристроилась у стоявшего неподалеку ларька, размышляя, как заполнить окно, образовавшееся из-за неполучившейся «стрелки» и протянуть время до шести, потому что на шесть у нее была забита еще одна. Следовательно, до шести нужно было что – то придумывать.
– Пиво будешь? – Неопределенного возраста «хмырь» в сером «убитом» пиджаке и в кепке… «так ведь жарко же», – искоса глянув на него и сразу же отвернувшись, подумала Василиса, махал перед ней бутылкой.
– Дурочка, халява же! – Хмырь хмыкнул, пересел ближе, дыхнул перегаром. – Ты, чего сердитая такая?
Василиса старалась на него не смотреть. А хмырь, словно лет сто они были знакомы, задушевно сказал:
– Мне вообще – то тоже не очень после вчерашнего. Так что обоим не мешает поднять настроение. – Он протянул бутылку. – Хлебни, подружка, и пойдем развеселимся. Ты как, а?
«Вот сволочь!» – Возмутилась Василиса, которая сразу поняла, что имеет в виду хмырь. И от возмущения все – таки ответила:
– Какая же это халява? Нормальный бартер.
– Нашла бартер! Пиво денег стоит, а этого добра сейчас в каждом переходе. Ну, так как?
– А Вы герой какой революции социалистической или сексуальной? – Недобро усмехнувшись, спросила Василиса.
– Да я тебя щас! – Разозлился хмырь. – Совсем обнаглели! – Причем на этот раз Василиса не сразу догадалась, о чем идет речь, но, не желая терпеть очередного хамства, ответила метко и образно. И очень по делу.
– Вот тебе раз, был дед, а стал одет! Мужик, пиво нынче не конвертируется. Дефолт, понимаешь? А в остальном, мужик не конвертируешься ты. – Она быстро поднялась чтобы уйти.
– Лимита беспризорная! – Заорал тот, не имея другого аргумента и посчитав, что Василиса его «кинула».
«Н – да, – подумала Василиса, отойдя от хмыря на некоторое расстояние.– Даже как – то обидно за себя. Вот этот… Почему, интересно он мне хамит, а? Потому что… -Она усмехнулась, – м- да… Да нет, этот… Да если ему деньги… Это что будет? И в этом дело, в этом, в воспитании! Вот что я ему сделала, жлоб несчастный?!»
Расстроившись из-за «хмыря», она пошла вниз по Красной Пресне и уже безо всякой цели, хмуро разглядывая витрины. Пройдя половину пути до 1905года, Василиса остановилась, решительно завернула и, поднявшись по ступенькам, вошла в магазин, над входом в который было написано «Женская одежда». «Постыдились бы, – сердито подумала все еще расстроенная „хмырем“ Василиса, которой нравился модельер Кристиан Диор, – это не женская одежда, это отсутствие надежды и оскорбление женского достоинства. А сюда – то я зачем пришла?» – Спросила она сама у себя и сама себе ответила: «За настроением, зачем же еще? Но результата особенно ждать не следует». Завернув в первый попавшийся на пути отдел, наткнулась взглядом на мотки пряжи, свешивающиеся из картонных коробок, стоявших прямо на прилавке. За прилавком сосредоточенно суетились две продавщицы.
– Красная. Мулине, 32, – одна, не обращая внимания на Василису, переложила товар из коробки на пол. Вторая записала в тетрадку и ответила:
– Мохер, сорок четвертый, много еще?
– Тут до вечера, – первая глянула на пол, вторая опять записала и сказала:
– Закрывай отдел, а – то до вечера не успеем.
Василисе, которой мохер, конечно, не был нужен, а просто надоело, решила, наконец, их прервать.
– Покажите, пожалуйста… – Начала было Василиса.
– Да Вы что?! – Возмутилась продавщица. – Деньги ведь!
– Маша, чего ты ее слушаешь, я же тебе сказала, закрывай отдел! – И отвязавшись от Василисы, словно, та какая – то муха, продавщицы вновь увлеклись товаром.
Василиса зачем – то постояла и вышла. Пошла по магазину, заглядывая в отделы просто так и косясь на продавщиц, беззастенчиво продающих неясного происхождения тряпье. Завернув в какой – то отдел, она выбрала сарафан в горошек, пошла мерить. Вышла в новом и в отместку за оскорбленное эстетическое чувство, в конец измучила продавщицу «идет?» и «как вообще?» ужасаясь самой материи, из которой сарафан был сшит. Продавщица врала, что «идет», хотя сарафан шел Василисе примерно, как корове седло, и нахально улыбалась. Не выдержав издевательства, Василиса сначала возмутилась (разумеется, «про себя»), потом обнаглела и попросила принести для примерки еще два, разных размеров. «Зачем вам? Размер Ваш», – весело разглядывая Василису и, судя по всему, издеваясь, ответила та. «А по-моему, морщит», – очень настойчиво сказала Василиса, уставившись на продавщицу и не оставляя ей выбора. Та фыркнула, пропала, а затем – все – таки вручила Василисе еще два сарафана, причем та опять – таки из вредности, заставила нахальную продавщицу участвовать в обсуждении «который лучше». Наконец, сказала: «Никак не могу определиться с размером. Отложите оба, я должна подумать, – и, утвердительно и отлично зная, что та не может отказаться, прибавила: «Я имею право отложить товар на 24 часа». После чего у продавщицы дико засверкали глаза. Но ей пришлось промолчать.
Понимая, что финт с настроением не удался, Василиса пошла к выходу, глядя себе под ноги, завернула, прошла еще. Дошла до… Нет, Василиса в общем – то знала, что надеяться не на что. Зашла… да Бог его знает, зачем? Совершенно случайно она глянула в сторону крошечного отдела на выходе. И… застыла. Платье! О котором Василиса, пожалуй, мечтала! Да что говорить! Достойное того, чтобы автором этого платья явилась сама Василиса. Неописуемое, несравненное, божественное!
Василиса совершенно потеряла голову и, как угорелая, влетела в отдел.
– Я хочу примерить платье с манекена!
– Платье стоит 3400 долларов. – Продавщица, в глазах которой жила смертная скука окинула Василису оценивающим взглядом.
– Очень хорошо, снимайте, – потребовала Василиса, – снимайте, иначе у Вас будут неприятности!
Продавщица, видимо, оценивала степень неприятностей, которые могла учинить ей та, поэтому, еще раз глянув на Василису, в глазах которой теперь пылал огонь, хотя, в общем, Василиса была вполне миролюбива. Опытная продавщица куда – то пошла, вернулась с еще одной. И они принялись за Василису вдвоем. Та стояла, как скала. Те обе разом выдохнули, и под горячим пристальным взглядом Василисы, не хотя пошли раздевать манекен. Та ждала. Наконец, манекен раздели и, выхватив платье, Василиса помчалась в примерочную.
– Аккуратнее! – Выкрикнули продавщицы хором, вставая на стражу у выхода.
Вышла в каком – то бледном, в розовых и черных кружевах, перестроченном узкими лентами змеиной кожи, спускавшимися ниже подола, в туфлях на острой шпильке. Обе ахнули, и у них вырвалось снова хором:
– Шикарно! – Одна, в простом сиреневом платье, кажется, от UNGARO помолчала и добавила:
– Но платье стоит 3400 долларов.
– Я беру, – выдохнула Василиса в каком-то уже экстазе. – Пожалуйста, отложите платье на сутки. – Моляще:
– Я его честное слово куплю! – Ну, просто, как ребенок.
– Вообще – то, мы берем задаток, – осторожно сказала одна, в джинсах от CHANEL.
– У меня с собой нет, но Вы должны меня понять!
И дамы переглянулись. В джинсах от CHANEL кивнула:
– Мы отложим Вам это платье до трех часов завтрашнего дня, потом оно будет выставлено на продажу… – А в платье от UNGARO прибавила тихо с чувством :
– Вам очень идет.
– Вы совершенно правы, – крикнула счастливая Василиса и вылетела на улицу, едва не угодив под колеса автомобиля.
– Под ноги смотреть надо, шпана уличная! – Заорал из окна водитель.
Не обратив на него внимания, она очень быстро пошла в сторону «1905года». Неожиданно стемнело, порыв ветра взбил пропитанный зноем воздух, Василиса поежилась, запрокинула голову к небу, побежала и пропала в метро.

Глава вторая. Полотно, белеющее в темноте.
Дождь стоял плотной стеной до позднего вечера. Разом кончился, выкатилось солнце, и на Москву стремительно хлынул закат, перекрасивший небо в пурпур, по которому болотцами проклюнулось синее, серое, золотистое. Острая солнечная игла упала на черную кучу у входа в арку между домами, куча выросла горбом, лопнула, и серый в полоску кот с ошейником – неизвестно в точности, как называются ошейники для котов, в виде тонкой золотистой цепи, появился из земляной кучи. Кот отряхнулся, растопырив шерсть дыбом, пошел в арку и остановился у входа в подъезд, ожидая, когда откроют.
Дверь хлопнула, из подъезда вышел мужчина, кот нырнул в образовавшуюся щель и застыл у лифта. Из подъехавшего лифта появились молодой мужчина и пожилая женщина, одетая, как на дачу: в куртку, с плетеным лукошком в руках.
– Сашенька, взгляни, Леночкин кот…
– Это которая на чердаке живет?
– Сашуля, ну как тебе не стыдно?! – Укоризненно и одновременно, словно во рту у нее был леденец, сказала женщина и умиленно посмотрела на кота:
– Умница, ждет, когда приедет лифт. Такому умному коту надо помочь, как ты считаешь?
– Ты думаешь, теть Вер? Ну, входи, ученый зверь! – Сказал Сашуля, пропуская кота. Кот вошел, и Сашуля нажал изнутри кнопку верхнего этажа.
– Леночке привет! – Улыбаясь, сказала женщина в закрывающуюся дверь. И спутнику:
– А знаешь, здесь такие перемены! Хозяйку – то вчера по телевизору показывали, художница оказывается, надо же! – Сказала женщина и засмеялась
– Я тебя в машине подожду, теть Вер, – мужчина вышел из подъезда и сел в дорогой новенький Мерседес.
Кот доехал на крайний этаж, вышел, прошел еще вверх, на чердак, остановился у двери, толкая в нее лапой. Дверь не поддалась. Кот недовольно мяукнул, развернулся к двери напротив и стал царапать. Открыли, женщина в свитере не по погоде увидела кота и недовольно сказала:
– Опять ты! Передай Ленке, что мне надоело открывать тебе дверь, пусть оставляет ее приоткрытой! – Спохватилась и добавила:
– Глупости… Я ей сама скажу. – Тем не менее толкнула дверь напротив, впустила кота, пропала, прикрыв дверь с обратной стороны.
Чердачное помещение оказалось художественной мастерской, обустроенной на манер мастерской – квартиры. В центре мастерской на деревянной треноге – пустой незаполненный холст. Рядом – прислоненная к треноге картина. Вокруг белого холста на стенах виселиполотна, изображавшие одних только женщин: едва намеченный контур, схваченное цепким взглядом движение. Женские фигурки текли, как пролитая вода, принимая чужую форму, и если приглядеться, можно было уловить едва заметное сходство женской фигурки с птицей, или кувшином….Женщины были все больше коричневыми на зеленом или ядовито – желтом фоне. Была даже одна картина с красной женщиной с пронзительными устремленными ввысь глазами, вплетенной в глубокое синее, которая и была придвинута к треноге. В углу, рядом с занавеской, разделившей мастерскую на кухню и собственно комнату – крошечная печь – голландка.
Теперь мастерская утопала в закатном пурпуре, перехваченная накрест золотыми нитями лучей, в которых переливалась серая пыль. Кот по – хозяйски мяукнул, стукнув лапой у входа и пошел по периметру комнаты, останавливаясь у какой – нибудь картины, по – видимому, привлеченный цветом, и ударял в нее лапой. Дойдя до Красной женщины, кот выгнулся трубой, попятился, шлепнувшись на перекрещенные лучи, едва не задев мольберта. Кот повертелся, устраиваясь поудобнее, от него пошла косая тень, фигура кота значительно увеличилась в размерах, и из пурпура, в окружении проливающихся перекрашенных женщин с пустым ненаписанным холстом в центре, блестая золотой цепью, вырос похожий на сказочного лесного кота с немигающими зелеными глазами зверь. Кот еще раз пристально глянул на Красную женщину, повернул голову к ненаписанному полотну, вдруг встал на задние лапы, как —то шаркнул, словно делая приглашающий жест, лег и неподвижно застыл.
Вскоре из подъезда послышались голоса, и на пороге, развернувшись в пол – оборота, появилась девушка, одетая в белый ситцевый сарафан, говорившая по —видимому соседке, Лена. «…Да, да, я непременно впредь буду оставлять дверь приоткрытой. Вы извините нас за беспокойство, обещаю, мы больше не будем Вам мешать. Всего хорошего».
Кот вынырнул из заката, обратившись в обыкновенное домашнее животное, в два прыжка пересек комнату, и довольно заурчал, ластясь к хозяйке.
– Привет, Кот, я по тебе соскучилась. – Она присела на корточки и погладила кота.– Но ты зря бузишь, мог бы и меня подождать.
Кот довольно заурчал, не обращая внимания на упреки, уверенный, что его любят. Девушка взяла его на руки, перенесла через комнату, устроила на диване и пошла за занавеску. Вскоре вернулась, переодевшись в желтую футболку и джинсы, и уселась с ногами на подоконник – курить в раскрытое настежь окно. Кот спрыгнул на пол, махнул через комнату и запрыгнул к с хозяйке.
– Беда у нас, Кот, – обратилась она к внимательно слушавшему ее коту, – я даже не знаю, что теперь делать. Я сегодня обошла полгорода. Бродила, бродила… Сначала я ехала на метро, просто выбрала наугад станцию и поехала, потом пересела на трамвай, доехала до конечной остановки, вернулась. И ничего!
– Понимаешь, – заволновалась она, – они все какие —то… ужасные!
Кот мяукнул и передвинулся ближе.
– Ужасные! – Повторила она.– Сплющенные, как обструганные доски, прически дорогие, а глаза… Глаза, Кот, пустые, а в глазах жадность. И, главное, в них сидит какая – то непоколебимая бесстыдная уверенность, с которой и поделать – то ничего нельзя!
Знаешь, Кот, я ходила, ходила, вглядывалась в лица и вдруг испугалась. А потом расстроилась. И еще… Они некрасивые, Кот, ни одной красивой! И скажи мне, пожалуйста, что теперь делать? Ты – то как? Ты ел? – Она печально посмотрела на кота. Кот потерся ей о бок в знак сочувствия, развернулся, перепрыгнул с подоконника прямо к картине, изображавшей красную женщину и неожиданно стал царапать полотно.
– Зря ты так, Кот. Ты ошибаешься, – грустно сказала Лена, – если, конечно, ты об этом. – И спросила с любопытством:
– А тебе она не нравится? – Прикусила губу и сказала задумчиво:
– Многим не нравится, а я ее люблю. – Повернулась к Коту и добавила:
– Жалко только, что с ней все не совсем так. Я нарисовала бы ее такой, какая она на самом деле, – и, поддразнивая Кота, Лена дернула угол рта и спросила:
– А какой ты думаешь, а?
Кот протяжно и длинно мяукнул, ткнув лапой к Лене, а та улыбнулась и сказала.
– Предлагаешь нарисовать меня?
Кот стукнул лапой, а Лена сказала:
– Это невозможно.
Кот завертел мордой, выражая, по – видимому, протест.
– Ну, хорошо, каждый имеет право на личное мнение, – сказала ему Лена, – Только, по – моему, на этот раз ты не прав. Кстати, я купила для нас книжку. Ходила, ходила, а потом купила книжку. Сказку. Сейчас я тебя покормлю, и мы будем читать.
Она спрыгнула с подоконника и пошла за занавеску. Кот, как тень, метнулся за ней, в точности повторив траекторию ее движения, и тоже исчез.

После того как кот был покормлен, устроились на диване – читать вслух при свете ночной лампы под зеленым абажуром. Лена положила на колени раскрытую книжку, кот свернулся в клубок, слушал, вытянув ухо.
«И было это давным – давно…
Стояли витязи на Ясной поляне за Красным городом. Рубились не на жизнь, а на смерть. А рядом – черный лес шумел, черным – черно было на свете.
Немало витязей было, и сильны были витязи, и храбры, но силы вражьей тьма – тьмущая! Во все стороны раскинулось поганое вражье войско. Да и силушка тоже у них имелася! И стали одолевать псы поганые витязей, и окрасилась кровью зелень – трава на поляне – много богатырей полегло. Да и врагам тоже немало досталось. И заплакала мать – земля от тяжелой ноши да от битвы горячей. И сказала: «Не могу больше, вся трава в крови алой, такой бой тяжелый!» Но засмеялись враги, чувствуя, что одолевать стали, еще пуще насмехаются! Посмотрели богатыри друг на друга, расступились. И вышел вперед главный супостат, и крикнул страшным голосом: «Есть ли кто со мной силой мериться?» И загудел лес от его голоса, потому что силы враг был немыслимой!
Разошлись войска вкруг поляны, полукругами встали, как полумесяцами: по праву руку витязи, а по леву – враги черные. И стоял Враг и ждал, кто выйдет с ним силой мериться, и никого не страшился! Потому что равных ему никогда не было. Засомневались витязи бесстрашные: хоть и бесстрашные да с головой, и посмотрели друг на друга, и еще отступили на шаг. А враги засмеялись еще радостней! И снова застонала мать – земля от боли да от горести, и заплакала кровавыми слезами, еще пуще увлажнив зелень – траву. «Ну! – Крикнул главный враг, – нет мне равных среди Вас?» – И засмеялся сильнее прежнего, и почудилось бесстрашным витязям – конец приходит. Все, как один, обернулись на черный лес….
И тут зазвонил телефон, и Лена пошла ответить.
Исчезла за ширмой, снова повисла тишина. Кот терпеливо ждал, а из – за ширмы через некоторое время послышалось:
– Я, конечно, постараюсь. – Замолчала. Потом ответила:
– Ну, хорошо.
Кот тем временем вытянулся, ткнулся мордой в книжку и перелистнул, наверное, случайно, на какую – то страницу.
Лена появилась в комнате, недовольная, устроилась рядом с Котом, стала читать дальше, с той страницы, на которой Кот открыл книжку, забыв, кажется, что остановилась на другом месте.
«…И рассыпалось в страхе вражье войско, побежало, да не куда глаза глядят, в сторону Красного города, а витязи за ними помчалися. Да не всех догнать успели. Просочились некоторые за ворота, да там и осталися. Да спрятались А что дальше было…»
Лена захлопнула книжку, на обложке которой было написано «БЫЛИНЫ» и переложила на диван. Спросила:
– Ну, и как тебе? – Не ожидая ответа, а думая о своем, судя по всему, о телефонном разговоре и поглядывая на Кота.
Кот, по – видимому, задумался, потому что он сжался в комок и мелко задрожал, что означало у него, и никто лучше Лены этого не знал, что он обдумывает что – то очень для него важное и вот – вот должен приступить к действиям. А Лена сказала:
– Ну, какая же это сказка, вот ведь русским языком написано…
Кот тем временем вытянулся и потянулся к …то ли к книжке, то ли к Лене.
– Что ты хочешь сказать? – Не поняв, чего Кот хочет, спросила Лена, – я что – то тебя не совсем понимаю.
Кот все – таки дотянулся, как оказалось, к книжке, тычась в нее мордой, отчего зазвенела цепочка у него на шее и сладко заурчал.
– Опять! – Сказала Лена, – вы, что, сговорились?! Ведь, что я только не делала и… вот, – она махнула рукой на заполненные полотна.
А Кот тем не менее упрямо затряс мордой.
– Ну, знаешь, – возмутилась Лена и, поскольку Кот не отставал, попыталась привести последний имеющийся у нее аргумент, сказала:
– Знаешь, что мне недавно заявили? Миф, говорят, мои женщины, вот как эта сказка. А какой же это миф, если вот они, – раздраженная, она показала на полотна.– И скажи, скажи мне, пожалуйста, что я могу со всем этим поделать? Я ведь все – таки художник, не могу же я, в самом деле, писать миф? И потом, будь любезен, объясни, как можно запечатлеть миф?! – Она неприятно усмехнулась и возмущенно бросила:
– Нет, ну, вот как?! Или я все это придумала? Ну, нет, это невозможно и чепуха! Я – художник!
А Кот спрыгнул с дивана и направился к пустому холсту. Дойдя, остановился и стал бить в холст лапой.
– Что ты делаешь? – Рассердилась Лена. – Послушай, ты испачкаешь холст, а, между прочим, я, я – работаю! – И вспыхнула. – Никакой благодарности. Вот, спрашивается, к чему я все это делаю?! Вот, к чему?
Кот затих, выжидающе повернулся к Лене, а вслед – мяукнул.
– Ну, хорошо, – сказала Лена. – Мы, конечно, можем попробовать опять, хотя, честно сказать, мое терпение заканчивается. И чего от меня добиваются, я уже не понимаю. Хотя, возможно, конечно, что я глупая.
Кот с ней не согласился, а отвернулся к холсту и забил уж просто барабанную дробь.
– М- да, – сказала Лена, вздохнув, – ерунда получается.– И отвернулась, но, кажется, расстроилась.
Кот хулиганить перестал, затих. Но, повертевшись, устроился у холста совсем уж основательно, решив, кажется, не отступать. Лена глянула и сказала:
– Ну, что, ваша взяла. Я у вас, в самом деле, какая – то дурочка… Ладно, поехали. – И, пропав в стоявшем рядом с диваном шкафу, появилась с пачкой чистых листов, ушла, принесла баночку с водой из – за ширмы, за которой стоял кухонный кран. Опять же из шкафа – забыла – достала набор колонковых кистей, пачку карандашей и резинку. Прикрепила чистый лист, причем Кот в это время уже сидел на диване и внимательно наблюдал за ней. Лена, стоя у холста, сердито сказала:
– Ну, что, будем рисовать миф… Поехали.
И принялась делать по памяти набросок. Несколько раз ходила к окну и, сердитая, курила. Кот замер в углу дивана и, кажется, отстал от нее, дремал. Лена работала на этот раз карандашом, но чаще резинкой. Наконец, шумно выдохнула и снова отправилась курить. Забралась на подоконник, глядела во двор и долго. Снова отправилась к холсту, рассерженно сдернула испорченный рисунок. Потом начала опять. И опять – трижды отходила к окну.
Наконец, вспыхнула, села на диван. И сказала:
– И долго это будет продолжаться? Кот, я тебя спрашиваю? Ведь, это ваша затея. А? Вот, что ты молчишь?
Кот неожиданно заурчал, как из трубы.
– Ну, знаешь! – Рассерженная Лена вскочила с дивана, – ты, разумеется, как хочешь, а я – пас.
Кот не ответил. Лена, поутихнув, сказала:
– Пойдем, что ли, чай пить, у нас завтра трудный день. Между прочим, звонили из галереи.
И пошла за занавеску. А Кот почему —то пристроился у стены, сев на задние лапы.
За занавеской что —то грохнулось об пол, и выкатилась крышка от металлического чайника. Кот не шелохнулся, словно это его не касалось
– Ей, Богу, – донеслось из – за ширмы, – да не могу я уже, ведь никакого терпенья! Любишь их, любишь!
Кот напряженно вытянулся, но не двинулся с места. Через некоторое время Лена появилась из —за ширмы. Кот повернул к ней жалобную морду. Лена присела, и Кот ткнулся мордой ей в колено.
– Ах, ты, Кот, прости меня, пожалуйста.
Кот встал на задние лапы, вытянул переднюю вперед, погладил ее по колену. Лена ему сказала:
– Спасибо, Кот, ты у меня самый лучший… Я подожду, может само как – нибудь выяснится. – Она сняла Кота и погасила свет. Ощупью добралась до кровати. Из темноты донеслось:
– Ну, вот что теперь делать? – И затихла.
Кот выждал, потом настороженно повел головой в сторону кровати, снова уселся на задние лапы, у стены. Выждал некоторое время еще, пока окончательно не убедился, что Лена уснула. Тогда обошел комнату по периметру, прыгнул на подоконник, вспыхнув в свете фонаря, льющегося с улицы. И сиганул в окно.

За окном – фонарь, а от него неровная дорожка бледного света ровно по центру комнаты через незаполненное полотно. Дорожка проходила сквозь полотно, освещая мерцающий белый прямоугольник, за полотном свет разбивался и рассеивался и, понемногу уплотняясь, наступала ночь, укрывшая спящую Лену
Среди ночи Лена зачем – то проснулась и первым делом позвала:
– Кот, ты где? – И, не услышав привычного мяуканья, встала с кровати, прошла наощупь к выключателю и включила свет. Предметы выступили из темноты, и стала комната, заполненная старой мебелью.
– Кот, ты где? – Она одернула занавеску, пошла в ванную и, не найдя Кота, заглянула под кровать, будто ее Кот мог учинить такую глупость, как спрятаться под кроватью!
В панике села на кровать и уставилась на пустой холст просто потому, что на него упал ее взгляд. Время шло, а она все сидела и смотрела на белое пятно, не зная зачем. «Надо же что – то делать!» – Подумала она в отчаянье и крикнула:
– Кот! – Схватила висевший на стуле сарафан, быстро оделась и, перебежав к входной двери, дернула с вешалки плащ и побежала на улицу. Искать.
Выйдя из подъезда, она быстрым шагом дошла до арки, свернула в нее, потом, не раздумывая, свернула еще раз влево и пошла вперед, тревожно глядя по сторонам, время от времени выкрикивая:
– Кот!
Наконец, отыскала какую – то скамейку под развесистым липовым деревом и спросила с надеждой:
– Кот, ты здесь?
Кот не отозвался, и она пошла куда – то вперед. Вышла к небольшому пруду, осмотрелась и пошла по аллее вдоль пруда. Прошла почти до середины, нашла еще скамейку, стоящую отдельно, и с новой надеждой крикнула:
– Кот, где же тебе еще быть, а?!
Кот снова не отозвался. Она вернулась, свернула во дворы, услышала голоса и, не не желая теперь никого видеть и слышать, сразу же повернула обратно.
– И что же делать? – По дороге спросила она вслух, помолчала и сказала с вспыхнувшей вдруг надеждой и не заметила, как уже половину дороги разговаривает сама с собой, быстро идя, как она думала, по направлению к дому.
– Он вернется, он обязательно вернется, а я его пока подожду. Просто надо быть терпеливой.
Она потянулась в карман за сигаретами, вспомнила, что торопилась и забыла переложить их в карман.
– Очень плохо, – сказала Лена снова вслух. – Какая же я глупая! – Помолчала.
– Просто нужно было иметь терпение, я же все понимаю… Кот, а, Кот, зачем ты меня бросил, а? – Спросила она жалобно.
Началось шоссе и знакомый парк. Лена перешла дорогу и пошла через парк. Наткнувшись на скамейку под липовым деревом, (значит, все – таки что – то очень важное было связано с этой скамейкой, раз она дважды у нее останавливалась); замялась, некоторое время постояла, потом пошла к дому.
Войдя в квартиру, Лена первым делом позвала:
– Кот, тебя все – таки нет?! – И, уже не дожидаясь, перешла комнату и, сев на диван, принялась разглядывать картины, висевшие вокруг на стенах.
– Дуры, – с горечью сказала Лена, обратившись к мерцающим и подсвеченным лунной темнотой, нарисованным женщинам.
– Кому вы теперь нужны? – И застыла, глядя, как переливается дорожка, бегущая сквозь пустой холст.
Ночь летела вперед, а она все ждала, оцепенев. Вдруг сказала из темноты:
– Что ж, я попробую еще раз, хотя не знаю, что из этого выйдет? – Поднялась и зажгла свет. Взяла со стопки чистый лист. Прикрепила и принялась делать набросок, Глухой стала ночь, а Лена все не ложилась, работая уже с каким – то ненормальным упорством и бесконца отрываясь на перекур. Не дописала эскиз и выкинула испорченный лист. Пошла к окну – курить. Забралась с ногами на подоконник, подперев оконный проем и, наконец, тихонько заплакала, тоскливо глядя на далекий Млечный путь, рассыпавшийся звездной пылью в бескрайней Вселенной, по которому, наступая на звезды, спускался ее Кот.

Кот, сделавшись невидимым, мчался по укрытому сумраком асфальту, словно торопясь, как бы не закончилась ночь. В пути он дважды останавливался, куда – то вглядывался и мчался дальше.
Добежав до входа в метро и, проскочив мимо контролера, кот спустился по эскалатору вниз и сел в пустой вагон, ехавший из центра. Доехав до конечной станции, кот выпрыгнул и помчался уже без помех – стрелой. Через некоторое время он приметил автозаправочную станцию и оставленный без присмотра грузовик, огляделся: дорога, никуда не сворачивая, шла прямой лентой. Кот подпрыгнул и пристроился в кузове у каких- то мешков. Вскоре грузовик тронулся, и кот продолжил путь уже не затрачивая усилий: лежа на распластанных лапах и чувствуя себя, как дома, и всю дорогу словно дремал, на деле – внимательно следил. А за чем – неизвестно.
Грузовик дал крен, машина дернулась на повороте ровно у лесной опушки, и кот сразу сиганул вниз, приземлившись у высокой сосны, вокруг которой, как шелуха от семечек, были рассыпаны шишки. Кот перескочил через насыпь и рванул прямехонько в лес. Зачем – опять – таки неизвестно. Петляя между деревьями и исчезая в высокой траве, кот добрался до густой чащи, вошел в нее и пропал совершенно. Вскоре он появился на лесной дороге и застыл. Услышав звук приближающегося автомобиля, в окне которого мерцал едва различимый силуэт девушки, кот прыгнул в чащу, срезал и выбрался на поляну. Откуда – то выкатилась луна, облив кота светом. Шерсть на нем вспыхнула, отчего он сделался, как светящийся шар. Скачащий шар в два прыжка перепрыгнул поляну, едва касаясь земли, и метнулся за горизонт…
Через некоторое время кот откуда ни возьмись появился у какого – то дома и застыл у ворот. Услышав подъехавший автомобиль, кот вытянулся и, дождавшись открывшихся ворот, прыгнул во двор дома. Увидев спустившуюся на крыльцо женскую фигурку и еще одну, мужскую, явившуюся следом за ней, стал наблюдать, и, наконец, убедившись, что девушка направляется в дом, развернулся и побежал обратно. Очутившись в лесу, кот нырнул в лопухи, и заночевал.
Утро встретило его множеством шорохов и звуков, и ярким солнцем, распустившим разбивающееся о деревья лучи. Но, проснувшись, кот стал беспокойным и сразу помчался назад, в город, тревожно оглядываясь по сторонам. Он быстро выбрался на дорогу и сел у обочины, глядя прямо перед собой. Увидев ехавший к нему автомобиль с откинутым верхом, кот встал на задние лапы и вытянул переднюю лапу вперед. Автомобиль остановился, из него вышла длинная очень тонкая, черноволосая девушка, сияя заграничным загаром. Оставила дверь открытой, подошла к коту и лениво сказала, глядя на кота сверху:
– А здорово ты автостопишь. Ну, что, подвезти тебя? Мы котов – то не берем…
И тут кот проделал следующее: вытянул переднюю лапу еще и погладил девушке руку.
– Вот так номер! – Воскликнула та. Увидела на шее у кота цепь, удивилась и добавила утвердительно:
– Да ты чей – то! Парни, он едет с нами! – Подняла кота и понесла в машину.
– А если больной? Лечись потом! Не берите Вы его, Инга! – Парень, сидевший за рулем обернулся.
– Помолчи! – Сказала Инга и, обратившись ко второму, сидевшему сзади, приказала:
– А ты садись вперед! – Тот перешел, и девушка, устроилась на заднем сиденье, усадив кота рядом.
– А что у тебя за цепь? – Спросила она у кота. – Здесь должна быть бирка с номером телефона.– Перетянула цепь, обнаружила бирку и сказала:
– Мы им потом позвоним. А ты, наверное, дорогой? – И бросила:
– Домой!
Когда начался город, кот забеспокоился
– Ты чего – спросила Инга.
– Да выкиньте Вы его, я же говорил, что больной! – Отозвался парень с переднего сиденья.
– Тебя не спросила! Езжай домой! – Обернулась к коту.– А ты давай тихо, раз уж я взяла тебя. Дома разберемся.
Но кот никак не успокаивался, рвался из рук.
– Все вы нахалы, что коты, что люди! – Сказала девушка и передала кота парню, сидящему впереди.
В районе Юго – Запада машина свернула во дворы и остановилась у высотного дома, построенного похоже недавно. Девушка вышла из машины и, не оглядываясь, пошла вперед. Водитель задержался, вынимая из багажника сумки. Парень с котом застрял у автомобиля. Кот повел себя буйно, стал вырываться и расцарапал парню щеку.
– Чего вы там застряли? – Инга недовольно обернулась.
– Царапается? – обиженно ответил парень
– Я тебе пластырь дам, – ответила Инга и, не дожидаясь ответа и не оборачиваясь, пошла в подъезд. Кота внесли в многокомнатную квартиру, обставленную дорогой мебелью и заперли в кладовке.
А вскоре уехали.

Глава третья. Ночное происшествие
Конечно, Василиса попала под дождь!
Постояла у мокрой стеклянной стены на выходе из метро и шагнула на улицу. «Авось справлюсь!» – Не уточняя деталей, сказала.
Минута, и любой, не задумываясь, решил бы, что Василиса совершила глупость. Правда сделать этого было некому: улица была пуста. «Авось!» – Обругала себя Василиса, присматриваясь к автобусной остановке. – «Чудо, что ли, с прибытием автобуса в такой сумасшедший ливень я надеялась устроить или с тучами думала управиться?» – Остановилась и запрокинула голову к небу. «Ничего себе тучи! – Ахнула она восхищенно. – Прямо как сумасшедшие! Не тучи – золото! Стихия!» – Косая струя дождя наотмашь хлестнула Василису, обратив в мокрый столб. « Вот теперь точно – я стала частью стихии, расстроившись, подумала Василиса. – Но, кажется, в Амазонки я не гожусь. Рассудить здраво, разгуливать под дождем… Скажем прямо, для Амазонки мне как – то сыро… Вообще, неплохо было бы чтобы кто – нибудь мне меня объяснил, а – то как – то… непонятно». Василиса скинула полные воды туфли, зашлепала по лужам, косясь на дорогу и подумывая об автостопе. «Надоело!» – Подумала она, в нерешительности остановилась и помахала туфлями, повертелась, все – таки передумала, направилась, как и задумала, к автобусной остановке, чувствуя, что настроение у нее снова портится. Витек… «Тот еще Витек!» Витьком был хозяин квартиры лет сорока, последние десять, полные неудач, сделали его циничным, потому иногда Василисе было с ним даже интересно. А в остальном… «пол – города таких вот Витьков и ничего, нормально живут» – Хмуро подумала Василиса, три последних месяца жившая у Витька бесплатно – не было денег, и поэтому Витек бросал на Василису «взгляды» и время от времени, конечно, устраивал «концерт». Василисины вещи летели на лестничную клетку, Витек бегал по квартире, объясняя, «какая Василиса дрянь неблагодарная и не ценит хорошего отношения. Потому что другой бы выгнал такую неблагодарную дрянь сразу же, не задумываясь». Василиса уходила на кухню, прикидывая, сколько у нее в кармане денег. Витек бежал следом. «Ты хоть понимаешь, понимаешь или нет?!». «Понимаю». – Лучше всего то, что денег, чтобы сразу снять квартиру у нее нет. Василиса, (которой тот порядочно надоел и для острастки), вынимала из джинсового кармашка мобильник, рылась в телефонной книжке, отыскивая, у кого бы переночевать. Витек сразу же отходил: «Оставайся уж. Мы же с тобой друзья. Между друзьями все бывает. Но ты должна изменить ко мне отношение, а – то я тебе помогаю, а ты на меня плюешь. А мне обидно. Я пойду, а ты подумай!» – Витек шел в подъезд и возвращался с Василисиной сумкой. Ситуация развивалась циклично, но вчера… Василиса вспомнила вчерашний день и помрачнела. У Витька «снесло крышу», и он, спрятав ключ от входной двери, повалил на кровать, прижал коленом руки, и засопел: «Ты мне надоела, понимаешь, понимаешь! Надоела!» Василиса лягнула его коленом, Витек завыл, а она с какой-то спокойной яростью стала собирать вещи, совершенно наплевав на то, что кроме Витька ей, в общем, ей идти некуда. Обернулась: «Дай ключ!!!» «Не дам!» Василиса как обычно ушла на кухню, а Витек заорал из комнаты: «Ну, кому ты нужна, куда ты пойдешь?!» «В милицию», -тихо, сквозь зубы пробормотала Василиса, отлично зная, что никакая милиция ей не поможет. Витек, конечно, не услышал, а сразу прибежал мириться: «Прости! Я же знаю, тебе некуда идти, оставайся. Мир?» «А когда следующее выступление?» = Спросила Василиса, глядя на Витька изподлобья. «Ой, да ладно тебе, че ты, я же не всерьез. Давай лучше чай пить.» Василиса не ответила, а заперлась в ванной и, открыв воду, заплакала, понимая, что придется остаться у Витька.
«А ведь это я из-за тебя под дождем мокну!» – Вдруг догадалась Василиса. «Еще немного и от меня останется мокрое место, и ты, сука, будешь отвечать!» – Она вспомнила вчерашний вечер. «Рогатый – хвостатый козел обыкновенный!» – Запрыгала, поднимая фонтанчики брызг, от которых на платье летела грязь. Но скандалить с ним на пустой остановке могла хоть до рассвета: лишь фары машин на мгновение выхватывали пляшущую Василису из мокрой темноты и, как заговоренные, машины проносились мимо. Почувствовала, что начали стучать зубы, остановилась, пошла было пешком, но сразу вернулась, поняв, что ей не осилить и четверти пути под проливным дождем. «Чтоб вас!» – Хватила в сердцах Василиса, отвернувшись от проезжей части. Но тут же завертелась, как юла, – ехать было просто необходимо, не дойдет: голодная, зуб на зуб не попадает и чумазая, как домовенок.
Огни с проезжей части полоснули светом, и из огней крикнули сорванным голосом: «Садись скорее!» – Пулей юркнула на переднее сиденье. «Большое спасибо, я так замерзла», – глядя в сторону полового машинного коврика, а то и зажмурившись, Сама не поняла.
– Куда ехать? Бедненький, замерзла совсем, щас согреешься. У меня полотенце в багажнике, дать? – Дернула уголком рта. «Откуда, интересно, взялось полотенце, в баню что ли ездил?» Ответив, что «ехать прямо три автобусные остановки, а там рядом» Улыбался, в упор разглядывал промокшую чумазую Василису. Хохотнул.
– Ну, поехали. Полотенце – то как, дать? Как звать? – Искоса и весело поглядывая на Василису, спросил мужской голос – а кому принадлежит голос – Василиса не успела еще разглядеть в темном салоне автомобиля. Тем не менее опытная автостопщица Василиса сразу сориентировалась в ситуации, но все – таки вежливо ответила, глядя то ли в сторону, то ли в машинный коврик:.
– Вы не беспокойтесь, здесь недалеко, – сказала Василиса, начиная понемногу приходить в себя, ибо, сказать правду, Василиса – то была крайне чувствительной барышней и, выпадавшие на ее долю всяческие испытания и неприятности (это происшествие она расценивала, как неприятность), давались ей не вовсе не так просто. И в силу пророческих, как уже говорилось, способностей и, вообще… Нет, Василиса все – таки была опытной тусовщицей! Поэтому, не обольщаясь, на счет своего нового спасителя, в столь неурочный час явившегося к ней на помощь, она очень спокойно, а, может, и равнодушно… «какая разница, главное, теперь до дома добраться. Но, если честно… ведь едва успела в машину сесть и …поехали. А между прочим, дождь на улице. М – да!». – А тот, конечно, непонятно чему… «чему, чему? Бабкам натыренным», тот, конечно, радуясь ответил:
– Ну, смотри! Как звать – то?
– Кого, меня? – Не выдержала Василиса.
– Иван, – он выпустил руль, протягивая ладонь. «Прямо дурак, честное слово!» – И улыбнулась, успев подумать: «все, что ли, мы такие, улыбаемся, если нужно?» (Нет, все – таки Василиса была хорошей девушкой – сознательной!). Но, как полагается, она улыбчиво, ответила:
– Вася… Василиса, конечно, ну, что Вы!.. Но знаете, я жутко чумазая, по – моему, не стоит рисковать… Извините за любопытство, а Вы в баню ездили? – Не удержалась.
– Почему? – Он уже утратил к ней интерес, смотрел на мокрую дорогу и вел машину, не снижая скорости. «Рулит, не жалеет, – усмехнулась Василиса, – хотя машина, конечно, застрахована, – и опять усмехнулась: – вот и рулит». – И вдруг поняла, что едет в новеньком Лексусе, а из динамиков поет Фитцжеральд, которую этакие крутили для престижа. – «Ему Фитцжеральд, как корове седло. Ему бы азбуку учить,» – заступилась Василиса за великую певицу.
– Почему? – «Просто чепуха какая – то!»
– Что? – Кротко. – Нет, а как еще с таким?!
– Почему в баню? – Не желая, из – за осознания собствненной значимости, понимать, а, может, и впрямь не понимая, что Василиса над ним «втихую стебется». – Я на дачу еду. У меня квартира в центре, и дом за городом. Живу то там, то там, вот и вожу с собой скарб. – «Ну, да, ну, да, здесь, как я и подумала… „Лексус“! Хотя если честно, очень смешно. А вот интересно скоро он начнет меня поучать?»
– Слушай, как же ты одна – то, ночью, не боишься? В чужую машину села к незнакомому человеку? – Тут уж Василиса откровенно возмутилась! «Быстро, милосердие твое липовое! Благородство – то без малого халявное. Я б тебе спасибо, от души, ты бы человеком себя почувствовал, оттого что доброе дело сделал. Да ведь я промокла, как цуцик, ничего не ела весь день, речи слушала. Дома у меня Витек… Подлавливаешь на Лексус голодных девчонок и думаешь: любая на край света, все можно… Те еще девчонки!.. Да что я в самом деле, мужик, как мужик, как все, подвез, и ладно». – Прищурилась в облитое дождем окно на подсвеченную фонарями улицу. На угловом подъезде промелькнула знакомая вывеска «Продукты». «Кажется, приехала».
Согрелась в салоне, мчась в изъеденную искусственным светом ночь. Приятное телу тепло и явившаяся вдруг тоска сплелись клубком и не отпускали. Спряталась, как прячутся дети, опустив глаза в резиновый половой коврик и коврику сказала :
– Нам направо.
– А поехали ко мне? – Вздрогнула и отрывисто и зло рубанула:
– Что так?
– А за компанию, одному скучно. Боишься? А ночью садиться ко мне в машину не боялась? Поехали, я безопасный! – И засмеялся в голос.
Сжалась, как еж, помолчала… Вспомнила, как кинулась из-за Витька под дождь и тоску, обвившую упругое забившееся сердце. Постучала мокрой туфелькой об пол…
– …А ничего если я музыку прибавлю? Музыка у вас замечательная, правда, мне больше нравиться классическая, по настроению, конечно. – Отбила туфелькой дробь, и сказала грустно:
– Ну, раз вы меня приглашаете…
– Да ты не бойся, я что, жлоб?
– А я не боюсь. Вы безопасный, я знаю. «А кто?» – И снова замолчала, отвернулась к окну, глядела на быстро проносящийся город и лихую ночь. Тот сосредоточенно смотрел в лобовое окно. Рулил.
Дождь кончился, и из – за туч показалась одним острым краем маслянистая луна, и россыпь умытых дождем звезд расставила на небе яркие точки. Город пропал, а в укутанных тягучими джазовыми гармониями выросли чащей вековые деревья и появилась поляна, покрытая ковром из огромных ярчайших цветов, от которых над поляной висел густой аромат да такой, что Василисе захотелось в нем искупаться. Над раскрытыми бутонами летали стайки неизвестных Василисе бабочек, просто – таки море бабочек невероятных расцветок (наверное, в таких же краях были парень и девушка, повстречавшиеся ей в Александровском саду, запомнила, очень уж понравились!). Неожиданно, словно рванул разноцветный ветер, бабочки посыпались на цветки, и бутоны – бабочки пошли по всей поляне ковром невероятного оттенка – ни один в мире художник не писал еще такой краской, а высоко под солнцем звенели птицы, ткали узор легкими пушистыми облаками. Справа от Василисы деревья росли реже, оставляя проем, в проеме виднелся высокий каменистый холм, с которого сбегал быстрый хрустальный ручей, и на другой стороне у леса, склонив голову, пасся белый длинноногий конь.
И не было времени в этом блистающем мире! Был прекрасен и вечен этот мир!
Но тут картина переменилась, словно начался новый рассказ о другом времени и месте. Появилась девушка, одетая в желтую футболку и джинсы, курящая в открытое окно, задрав голову и сидя на подоконнике не похожей на нормальное человеческое жилище комнаты, вроде бы художественной мастерской, судя по развешенным вдоль стен холстам. В комнате была и еще одна странность: крохотная печь-голландка в углу. Не камин, который тоже не вполне бы вписался в интерьер именно этой комнаты, но выглядел бы все —таки к месту, а именно печь, которую и топить – то было неизвестно как в этой комнате. Правда крохотная. В общем, та самая комната… Девушка в желтой футболке пошла и пропала за занавеской, а появился серый в полоску кот с золотой цепью на шее. Кот встал на задние лапы, обернулся и поманил Василису при этом важно и значительно кивнул и, погрозив Василисе лапой, что, правду сказать, ее очень удивило, развернулся, сиганул и нырнул за голландку, пустив клубы гари.
Василиса закашлялась
– Ты чего, заболела?
– Что, простите? – Василиса никак не могла прийти в себя.
– Давай я тебе печку включу, а – то я тебя не довезу.
– Печку? А туда куда мы едем, там есть печь? – Как – то даже растерянно спросила.
– Ну, в домах обычно бывает печь, – пояснила Василиса удивленно глядевшему на нее Ивану, сама, конечно, не смотря на имеющиеся у нее пророческие способности, удивленная не меньше: не каждый день встречаешься с… «невероятным», – подумав, определила Василиса.
– Почему? Камин. А ты что, шашлыков захотела? Шашлыки мы обычно готовим на улице, на мангале, или в крайнем случае… Ну, увидишь. А вообще, каминов у меня два. А ты чего притихла? Я смотрю, ты притихла, ну, я и замолчал.
– Так… – «А вот все – таки интересно, как это выходит? Вообще, красиво. Очень красиво, непонятно, правда, да ведь не все на свете должно быть понятно», – решила Василиса, а вслух сказала:
– А большая, наверное, у вас дача раз два камина?
– Не жалуюсь. Да мы скоро приедем, сама увидишь. Что, интересно? – Хвастливо сказал он, а у самого ни с того ни с сего забегали глаза.
«Что бы это могло быть?» – Размышляла Василиса, которой увиденное, ой, как понравилось, а потому, она не заметила, что Иван… испугался, только слушала в пол – уха, как он говорит скороговоркой:
– Да ты не бойся! Едем же вот, все в порядке. В конце концов ты сама со мной поехала! Ночью!
– Да я не поехала, – отозвалась Василиса, думая о своем. «Нет, все – таки очень красиво. А главное, у меня такое чувство, что это имеет ко мне прямое отношение»
– …а что, по – твоему, ты сделала? – Строго спросил он.
– Поехала, – кивнула Василиса, успевая одновременно – ну, привычка, отвечать Ивану и опять – таки, не слушая, а думая о своем. «А вот интересно, что это за девушка, и кот такой… Только вот…»
– …ты очень безответственная девушка! Но теперь – то тебе бояться нечего, едем же, все в порядке
«Что – то здесь не так. Кот…» – Вспомнила вдруг Василиса. Тут Иван ее перебил:
– Ну, ничего, увидишь, какой у меня дом…
Василиса обернулась и внимательно посмотре6ла на Ивана, причем у нее мелькнула и пропала следующая ни к селу ни к городу, мысль: «А как я обратно добираться буду?» – И сказала, очень медленно и опять – таки, не вполне понимая зачем:
– Послушай, а твои камины электрические или настоящие?
– Почему тебя это интересует?
Василиса пригляделась еще и тут заметила, в подсвеченном салоне, что тот хоть и улыбается в окно, но вид у него при этом какой – то странный.
– Сама не знаю, еду и думаю о твоих каминах. И сама не знаю почему, – сказала Василиса, приглядываясь еще внимательней к ночному непрошенному спутнику и позвала:
– Иван…
– Если тебе холодно… – Он обернулся, опытная тусовщица Василиса глянула: улыбается, а глаза… бегают. В глаза не смотрит!
– Мне не холодно, – и, как отрезала:
– Ты, Иван, останови, я пойду.– Потянула дверную ручку.
– Куда ты ночью? – Иван разволновался. – Я тебя домой пригласил, я всех подряд не приглашаю, расслабишься, живешь, наверное в какой – нибудь лачуге. Мне от тебя ничего не надо, отдохнешь и мне не скучно. Дом у меня прекрасный, если тебя это беспокоит…
«Точно! – подумала Василиса. – Еще как разволновался!»
– Это – то меня и беспокоит. Ну, останавливай! – Прямо в глаза приказала!
Он как-то сник, съежился. И выжал тормоз.
Заканчивалась какая – то растительность. «Парк, что ли? Колючки какие – то, хромоножки – сосны – ели, кого хотели, того и съели. Фиг вы съели Василису из Зазеркалья, Амазонку бесстрашную!.. Как-нибудь! Хорошо, что из Москвы выехать не успели.» – По каким-то земляным кочкам… Налетела на подстриженный кустарник, стоящий сплошной стеной. Прошла, раздвинув ветки… Угол пятиэтажки. По разбитому асфальту, нырнув туфелькой в сегодняшнюю свежую лужу. Москва не Москва, люди не люди… Ну, честное слово!» – Металлический забор. «Не перелезу, темно» – Вдоль. Нащупала дырку между железных прутьев, нырнула. Асфальтовая дорожка. Едва забрезжили огни… Угол дома, еще один… Не разбирала, прямо по мокрой земле. Послышался шум проезжающих по шоссе машин. «Выбралась, Амазоночка!» – Впереди маячила, едва освещенная уличным фонарем автобусная остановка. «И на фиг мне она?! Транспорт давно не ходит!» – Тоскливо подумала Василиса: « Автостопом, что ли опять? Не ночевать же здесь в самом деле? А что, можно и переночевать, как -то даже интересно, такого опыта у меня еще не было… Ой, влипну!» – Свернула к автобусной остановке, устроилась на лавочке, подперев щеку рукой, стала ждать. А чего – неизвестно. Вздохнула: « Не хватает только в историю угодить. В одну я уже угодила!» – И Василиса пошла к проезжей части, подняла руку навстречу мчащимся к ней огням. Засвистели от резкого торможения колеса. Появившаяся в окне голова крикнула Ивановым голосом:
– Садись скорее! – И дверь распахнулась со стороны пассажира.
«Ты посмотри! Откуда он взялся – то? И что, спрашивается, нужно?»
– С ума сошла! Одна разгуливаешь по ночной Москве! Ну, чего стоишь?
«Нет, что ему от меня нужно?!» – Василиса от такой развязности разозлилась, едва не проговорившись.
– Я уже полчаса за тобой езжу. Ты куда пропала? – Суетился Иван.
– Автобус жду. – « Может маньяк?» – Василиса вдруг испугалась.– « На «Лексусах» самые маньяки и ездят. Снаружи все гладенько, прибрано. А потом раз!.. И нет Василисы из Зазеркалья, Амазоночки! А ведь он прав – вокруг ночная Московская неизвестность. Эх, Витек, глаза б тебе выцарапала!»
– До утра собралась ждать? Лапшу – то мне не вешай! Ты хоть иногда думаешь, что делаешь?
«Вот-вот, – вглядываясь в подсвеченную темноту, из которой вырисовывался силуэт мужской головы, – подумала Василиса, – прямо как родной! Умный, у меня выбор, что ли есть?..А парни на Лексусах так себя не ведут. Нет, здесь надо осторожнее».
А тот убеждал:
– Поехали, поехали! Садись скорее!
– А далеко? – Задумчиво спросила Василиса и решила: «Точно, здесь нужно очень осторожно».
– Ну, чего ты? Я пока тебя искал, в магазин завернул, продуктов прикупил, думал тебя встречу. Садись!
«Не поеду!». – Решила Василиса.
– Послушайте, я автобус жду.
– А я чем плох? Хочешь, фонарик тебе выдам, разглядишь получше? А все – таки ты меня боишься! – И улыбается!
– А вы как думаете?
– А ты не бойся.
– Всех что ли вы так уговариваете? – Усмехнулась Василиса, почувствовав, что начинает оттаивать.
– Я упрямый.
– А-а-а! А —то ночь длинная, дорога дальняя. – «Выкрутился»
– Садись, дорогой успеешь подумать. Я тебе музыку включу.
«Дорогой я ничего не успею, но ночевать здесь правда не хочется. И что делать?» – Василиса тоскливо посмотрела по сторонам. Ночь была мертвой, один Иванов автомобиль чуть мерцал в искусственном призрачном светом. Кругом – ничего. «М- да, – подумала Василиса, – как ни крути, некуда податься Василисе – Амазонке, и что ее ждет, никому неведомо. А здесь все – таки Лексус». – Тогда она сказала:
– Может вы и хороший, откуда мне знать? – И, напоследок оглядевшись, пошла к Иванову автомобилю.
– Вот и умница, – одобрил довольный, наверное, оттого, что своего добился, (а, может, и еще по какой – нибудь причине) Иван и, включив газ, хотя камнем висела тишина и зачем было кричать, прокричал на ходу:
– Ты в бардачке посмотри, у меня там целая радиостанция. Фонарик-то дать? – Василиса не выдержала и засмеялась.
– Зачем Вам куда-то ехать, могли бы в машине жить. Все есть. А, кстати, я водку пью.
– Водку я тоже купил, – крикнул Иван, рванул, машина взвизгнула, врезалась в кромешную ночь и пропала.

Автомобиль, везущий Василису подпрыгнул на темной мокрой Кольцевой, машина переехала на загородное шоссе и помчалась на высокой скорости. За окном – выхваченные на мгновение темные пятна покосившихся избушек. Меж них – несколько домов в два этажа… Избушка… «Свежая свинина оптом. Дешево. 300метров» И углом стрелка, указывающая, где брать свежую дешевую свинину. «Сюда бы ту продавщицу сосисек, для обмена опытом. Может, тогда бы я их у нее купила. Всегда бы только у нее и покупала!»
– Иван! – Позвала Василиса, – а шашлык тоже будет?
– А что, нужен шашлык? – Пытаясь глядеть одновременно на дорогу и на Василису и развернувшись вполоборота, спросил Иван.
Вообще, после того, как Василиса согласилась с ним ехать, он сразу замолчал, сосредоточенно глядел на дорогу.
– Не обязательно, – сказала Василиса. – Столько я все равно бы не съела. Я просто так спросила… Вообще —то я люблю икру.
– Черную или красную? – Спросил Иван на этот раз в лобовое окно.
– Ох! – Василиса вздохнула
В окно:
– У меня есть пара банок в багажнике. – На дорогу.
«Что —то меня еще ждет? – Подумала Василиса, исподтишка разглядывая своего нового знакомого. – Симпатичный, только взгляд странный, – и тихонько вздохнула: Ох», – на этот раз имея ввиду личное будущее.
Проехали заправочную станцию, по обе стороны шоссе пошли куцые деревья, у дорожной развилки высоко из металлической шапки… Дым не дым. Лампочка на фонарном столбе, предусмотренном ГИБДД. Над куском, выкрашенным желтым, золотисто блеснул церковный купол..Невесть откуда один – единственный высотный дом. «Люблю ночь, – подумала Василиса, – а днем-то неизвестно что было бы. Было бы неприятно»
Снова потянулись деревья Минут двадцать одних деревьев.. И невесть откуда в три этажа, выложенные красным кирпичом как их… дома новых русских. Целый поселок по обе стороны дороги. «Скоро приедем», – поняла Василиса. Свернули, съехали на проселочную дорогу, оказавшуюся вовсе не проселочной, а покрытой качественным асфальтовым полотном. Потому что машина ни разу не подпрыгнула, не провалилась в ухаб, а шла, как по маслу. «Приехали!» – Но Василиса почему-то загрустила.
– Скоро приедем, – повторив ее мысли, сказал Иван, – хочешь, открой окно.
– Почему? – удивилась Василиса.
– А ты открой!
И точно. Поехали по сосновому бору из столетних деревьев, таких старых, что за верхушки цеплялась луна. Василиса до упора крутанула дверную ручку, очутилась в дремучем лесу и притихла. Лунный и искусственный свет поливали дорогу, и края мохнатых сосновых лап, качались в желтовато – синем свете За лапами сплошной черной стеной лесная чаща. А очень высоко расстилалась ночная глубокая синева
.-Ну, как, после Московского смога-то?! – Очень довольно и хвастаясь, спросил Иван. – Поэтому и дом здесь купил. Нравится?
– Очень красиво и таинственно, – как – то даже притихнув от волнения, сказала Василиса, – будто и времени —то здесь нет. Стоит себе величественная чаша… Приятно, пожалуй, здесь жить.
– Ты еще дом не видела! А ты ехать не хотела…
Свет фар брызнул на обочину у дороги, Василиса тихонько вскрикнула:
– Ой, кажется, кто —то заблудился!
И из темноты выступила горка пакетов, а рядом – прислонившийся к дереву грузный мужской торс. Пиджак мужчина снял и держал посередке, собрав гармошкой. Увидев приближающийся автомобиль, он выпрыгнул на середину дороги, отчаянно замахал пиджаком. Иван притормозил и высунулся из открытого окна.
– Привет, Юлий Семеныч, давно отдыхаешь?
Тот в мгновение очутился в автомобиле, как жук, раскинулся на заднем сиденье, по – хозяйски огляделся и проговорил:
– Полчаса жду, и хоть бы кто появился!
– Твоя-то машина где? – Спросил в зеркало заднего вида Иван.
– Так ведь как… Шофер у меня главный, – он хмыкнул, – еле уговорил подбросить до поворота… В связи с трудовым соглашением, – и опять хмыкнул. – Думал по дороге подберет кто, а как на грех – ни души! Соглашение, – Семеныч прищурился, что – то задумав, потом повертел головой и, будто только что заметил Василису, схватившись за спинку переднего сиденья и потянувшись вперед, спросил:
– А это у тебя кто?
– Здравствуйте! – Сказала вежливая Василиса и обернулась.
– Ну, привет, девка! – Он скользнул по ней взглядом и сразу откинулся назад – не заинтересовала. «Ну, и тип!» – Подумала Василиса, тут же перекрестив того в Семеныча.
Семеныч ткнул в пакетный холмик на сиденье.
– Черт те где одеваться приходится! Некогда мне, Ваня, сам понимаешь… Шофер еще этот…
– Понимаю, Юлий Семеныч, – неожиданно подобострастно ответил Иван, Василиса удивилась и покосилась на Ивана, затем глянула в зеркало заднего вида, подумала: «Что это с ним?» и «труженик».
А Семеныч, устремившись вперед, рассказывал:
– В Пассаже я, Ваня, был, – он сунул вытянутую руку между сиденьями, и как выстрелил, гордо:
– Вот! Часы купил, 6000баксов! А?! – Иван сразу обернулся, а Семеныч уже откинулся назад, рубанул по пакетной горке.
– Костюм от Версаче, ну, и по мелочи: Готье, Живанши… В общем, заплатил за красоту! А?! – В возбуждении Семеныч хлопнул себя по колену и принялся выплевывать в автомобильный салон, причем вообще – то вежливая и ценящая все прекрасное Василиса, смотрела на него «во все глаза».
– Я тут такой домик нашел, аж до неба, обязательно тебя свожу! С ума сойти, какая красотища! Немыслимых бабок такая красотища стоит! Но ведь все – таки дожил! – В Семенычевых глазах вспыхнула безудержная радость, да что там, счастливыми вдруг стали Семенычевы глаза, и он выкрикнул, и гулкое эхо полетело из открытого настежь окошка:
– Красоту покупаю!
«Покупаю… покупаю,» – крикнуло и вернулось назад эхо. И у Ивана тоже загорелись глаза, и он словно стал выше ростом, хотя, в общем, за рулем было не видно. От счастья Семеныч засмеялся, затем взгляд его стал сначала суровым, а потом затянулся пеленой, и он на глазах переменился, словно вмиг Семеныч сделался романтиком, у которого вот – вот сбудется великая и несбыточная, казалось, мечта, и он проговорил, вовсе уж мечтательно и с большим чувством:
– Вот куплю красоту… Потом самолет куплю. Буду, как птица! Главный по небесам, как тебе, а?! Вот ведь, настоящая красотища! – И замолчал.
В салоне повисла мертвая тишина, словно из лесу в миг пропали все его обитатели, даже привычного пенья цикад не было слышно, даже колеса не шуршали, цепляясь о дорогу. Василиса сидела, не шелохнувшись, не оборачивался Иван. Всего – то минуту – другую висела мертвая тишина, но очень долго тянулась эта минута.
Семеныч закончил мечтать, подозрительно покосился на Василису.
– А девица не из болтливых? Она кто?
– Я Василиса, – Василиса обернулась.
– Это ладно. Откуда ты взялась —то? А – то у нас тут все свои.
– Вы думаете? – Спросила Василиса.
– Секретарша моя, – ответил Иван с запинкой, – хотел с собой взять, работу доделать, а она под дождь попала.
– Неказиста для секретарши.– Семеныч оживился, стал, как прежде, и Василиса подумала, что ей показалось… «а что? И вправду, показалось». А Семеныч уже трещал:
– Слушай, давай я тебе секретаршу найду. Тут такие девочки, красавицы, плэй бой! Но сам понимаешь, красавицы денег больших стоят… В баню сходим.
– Да у меня есть, – покосившись на Василису «или опять показалось?», ответил Иван. —Тебя, Юлий Семеныч, куда, домой?
– Ну, смотри, а-то давай… Ты меня где лесок заканчивается высади, я пройдусь. Работаю, как вол, воздухом подышать хочется.
– А не боишься, Юлий Семеныч? Давай до дома подброшу.
– Эх, Ваня, если б я боялся…
У лесной опушки Иван притормозил. Семеныч проворно для его грузной фигуры выскочил. Задержался, схватившись за дверцу, потянулся к пакетной горке.
– Ну, Ваня, счастливо, а насчет девочек подумай. Красавицы, плэй бой! Да ты свет включи, у тебя тут ни черта не видно.– Семеныч зашуршал пакетами.
– Ну- ка, девка, иди помоги!
– Ты, Юлий Семеныч, секретаршу мою не обижай. – Сказал Иван.
– От нее не убудет Ну —ка, девка, повернись, я на тебя посмотрю. Кто в наших краях объявился? Ты, Ваня, огонь – то зажги!
– Обернись, – приказал Иван и включил в машине свет. – Удивленная Василиса обернулась. Семеныч внимательно оглядел ее…
– Ну, ладно, – сказал Семеныч и, кряхтя полез из машины. И напоследок, из леса:
– А – то давай с девочками познакомлю. Красавицы, не вру, плей бой! В баню сходим. – И пропал.
«Зона». – Подумала Василиса.

Почти сразу после того, как пропал Семеныч, свернули на грунтовую дорогу, Иван отключил «дальний свет, нырнули в черную лесную чащу – ни зги не видно. Только крошечный слабый маячок впереди. Дорога, по – видимому, была Ивану хорошо знакома: машина шла ровно, на довольно высокой скорости. Небо заволокли тучи. Василиса притихла, только ждала, когда закончится глухая мрачная тьма… И невесть откуда из-за туч пошел серебряный лунный луч. Скользнув по верхушкам деревьев, – прямо к Василисе, стукнув в окно. Василиса посмотрела вверх, высунувшись из наполовину раскрытого окна и увидела невесть откуда взявшегося радостного кота, танцующего на туче, вставши на задние лапы, того самого которого Василиса видела в странной комнате – мастерской. Танцуя, Кот оттолкнул лапой соседнюю тучу. Туча отлетела в сторону, как дверь на роликовых шарнирах, кот перепрыгнул вниз, на следующую, оттолкнулся и прокатился на ней по подсчетам Василисы несколько метров. Но Василиса тут же сообразила, что там… иные расстояния. Хотя для кота они, кажется, были короткими. Разогнав тучи, кот бросился куда – то вбок, в темноту и пропал, а из – за туч посыпалась россыпь лунных лучей, выстреленная пучком, упавших на поляну, оказавшуюся прямо перед их автомобилем. Колеса зашуршали по траве, автомобиль выехал на лесную поляну и остановился. У Василисы захватило дух от увиденного: каждая травинка была окутана пузырьками лунного света, словно дышащая. Из – за туч блестел лунный край, но не на темной синеве, а в темном розовом пятне. А от него качалась лунная веревочка, оставленная котом.
– Смотри-ка, луна вышла. Может, устроим пикник на свежем воздухе.– Улыбаясь, Иван обернулся к Василисе.– Ты как?
– Не знаю, я правда не знаю. Нам же недалеко.
– Ну, тогда я знаю. Пикник.– Он толкнул дверь, вышел и вернулся с двумя полными пакетами.
– Луна —то какая! – И пошел на середину поляны. Из-за спины взлетела белая полоса скатерти, упавшей на траву. Иван наклонился, держа в одной руке литровую бутылку водки и баночку икры, другой вытряхнул из пакета снедь. Вернулся, неся в руках пакет.
– Я подумал, может, ты выпить хочешь. Ты ведь водку пьешь? – Василиса глянула задумчиво, усмехнулась.
– Я пью. А из чего пить?
– А как ты думаешь? Я пока тебя искал в магазин заехал. – И как фокусник, он вынул из пакета пластиковые стаканчики.
– А говорил в гости!
– Конечно, просто воздухом подышать захотелось и тебя развлечь.
– Ну, давай! – И пошла к скатерти – самобранке. Пройдя середину пути, Василиса запрокинула голову ввысь, но только луна светила, выглянув из-за туч. Василиса загрустила, присела на краешек скатерти, спокойно и сосредоточенно глядя вдаль. В руках оказался поданный Иваном стакан. А Василиса сказала, став очень серьезной:
– Теперь надо подождать.
Тот захлопотал:
– Ты не спеши.
А Василиса засмеялась:
– Представляю тебя в тысячедолларовых ботинках среди братства ночного ларька, покупающим пластиковые стаканчики! Интересно, что это: русская удаль или всемирное равенство алкоголиков?
– Да я только пройтись хотел, меня Семеныч подбил, – принялся конючить Иван, и глаза у него стали испуганными.
– И тару впрок выдал. Чтоб домой не ездить… Ты, Иван, выпей и подожди….Ты подожди! – Она пошла в наполненную ночными звуками темноту, неся пластиковый водочный стаканчик.
– А ты бесплатно на Лексусе прокатиться думала? Не бузи! – Жалобно крикнул Иван вслед.
– Нужен мне твой Лексус, – отозвался из темноты ее голос. Ночь укрыла ее. Иван побежал за ней, догнал…
Василиса оторвалась и взлетела, легко касаясь травы, тихонько смеясь от сделанного ею колдовства. Неожиданный круглый кокон плотного света, похожий на шар, упал сверху и накрыл Василису, а когда лопнул – явилась в каком – то диковинном широком уборе, усыпанном часто, как кольчуга, переливающимися каменьями. Василиса взлетела еще ввысь, примерно до середины деревьев, перелетела поляну и остановилась, повиснув над воздушной травой.
– Ну, что я тебе говорила?! – Смеясь, закричала Василиса, – ты подожди… подожди! Пока пробудятся твои чувства —по – другому никак! А иначе зачем все? Иначе зачем все?! – И закружилась в радостном танце.
– Смотри! – Закричала Василиса и взмахнула широким рукавом в сторону Ивана и чем – то брызнула.
– Смотри… Смотри!.. – Понесло вслед эхо. И над поляной пролилось темно розовое марево,
– Смотри! – Снова закричала Василиса, и эхо подхватило вслед за ней:.
– Смотри… Смотри… – Она брызнула еще раз, и по мареву распустилось сияние. Поляна вспыхнула, загорелась и пошла, как сверкающая радуга. Василиса счастливо засмеялась и снова закружилась в танце. Из танца, кружась, хлопнула в ладоши, крикнула:
– Слушай! – И эхо понесло вслед за ней
– Слушай, слушай… – Засвистали птичьи трели и еще какие – то неслыханные звуки, радостные и светлые. Василиса хлопнула разом вслед, и пролился диковинный аромат. Тут она взлетела и, нырнув камнем в аромат, полетела по кругу, постепенно одеваясь в кокон – шар. Шар остановился, потом метнулся за горизонт и пропал…
…А он так и стоял, глупый дурак и нес какую —то чепуху. Василиса все улыбалась, счастливая после полета:
– А здорово я летала! -Сказала она. – А ты просто глупый дурак. Я же просила тебя немного подождать, зачем ты в бутылку полез?
– Чего ждать – то?
– Пока пробудятся твои чувства… Затем я тебя водочкой и спрыснула. А ты думал сам? – Спросила она насмешливо.
– Влюбиться что ли я в тебя должен? – Зло бросил Иван.
– А что бы и не влюбиться? Мир – то какой! А вы с Семенычем все бродите. Скажи, разве то, что я предлагаю взамен…
– Что?
– А вот ты чего от меня хотел? – Усмехнулась Василиса, глядя ему прямо в глаза, а потом повторила:
– Мир – то какой, а?!
– Напилась, и когда успела? Поехали – ка домой, поздно уже, – он как – то странно посмотрел на нее и, не слушая дальше, сразу пошел к машине. А Василиса тихонько сказала:
– Да уж конечно, – и – и все-таки жаль, что он ничего не видел.
Из темноты загорелся маячок машины, и дважды нетерпеливо прогудел автомобильный сигнал, а Василиса и так уже направлялась к машине.

За высоким резной чугунной решетки забором – трехэтажный дом с покатой крышей из зеленой черепицы. Над входом праздничные фонари, освещающие асфальтовый настил и клубничную грядку с такими крупными ягодами, что их было видно даже в искусственном свете. Рядом столик, и плетеные летние стулья. А так … «Дом как дом… Большой!»
– Ничего себе! Мне ничего не говорили о дворце, – пошутила Василиса, не зная, что принято говорить в таких случаях.
– Нравится? А ты говорила… Проходи не стесняйся!
– А что я говорила? – Спросила Василиса, вошла и сразу увидела большую, как в столовой печь. «Все – таки печь!» – Подумала Василиса, а Иван поймал ее взгляд, глаза у него опять стали испуганными, он пробормотал:.
– Мы на ней готовим, когда приезжают гости. Ты проходи, не стесняйся, я сейчас вернусь. – И сразу пропал. «Что это с ним?» – Удивилась Василиса пожала плечами, пошла в гостиную, и устроилась на диване, подтянув колени. И задумалась.
В принципе не было ничего особенно плохого ни в самом Иване, который разве вел себя… вспомнив происшествие на пикнике, Василиса, быстро забывающая обиды, усмехнулась и подумала, не уточняя деталей «немного странно и вообще», ни в том, что дом как, впрочем, она предполагала, оказался большим и заполненным множеством вещей. Имелся даже некоторый «дорогой, конечно», интерьер: кусок неоштукатуренной стены. Наверное, были еще какие-то детали, впрочем, чепуха. Заметила на столике рядом пульт, машинально щелкнула кнопкой. Грохнуло на весь дом «угнала тебя, угнала» «Ну, вот, сбывается, – мрачно подумала Василиса, – как ты ни старался, не спасли, тебя, Иван, ни интерьер, ни Фитцжеральд. Дом все – таки ажен, говорит о многом». Поежившись, щелкнула кнопкой выключателя и, время от времени разглядывая Иванов дом, по свойственной ей привычке, принялась анализировать. «Конечно, главное – эстетическая выверенность, тут уж не поспоришь. А обостренное эстетическое чувство, – тут Василиса грустно вздохнула, – все —таки предполагает некоторую завершенность. Но поскольку замков поблизости не наблюдается, ну вообще, нет ни одного замка! – Василиса засмеялась, откуда – то вспомнила, Семеныча, передразнила: «Плэй бой!» – Опять вздохнула и продолжила: «Это во – первых, во – вторых, не справедливо. Но не могу же я в самом деле войти в магазин и сказать, ссылаясь на высокоавторитететную оценку человеческой души «у меня красивая и честная душа, обменяйте мне ее на вон тот телевизор» В литературе, такие поступки многократно описывались… Фауст, например… Дорого, кстати, давали… Что я такое говорю – то?! Здесь и впрямь, с ума сойдешь! – Поправилась: У меня красивая и честная душа дайте мне вон тот телевизор. Не дадут мне никакого телевизора, решат «крыша съехала», потому что руководствуются не Гете, а читают газету «Коммерсант» за завтраком… Сами издают сами же и читают… Хотя Гете великий поэт 18 века, а «Коммерсант» ежедневная газета и издается недавно, – усмехнулась, – сегодня одно, завтра другое, неужели непонятно?
А вообще – при чем здесь телевизор?! Телевизор похлеще, чем газета «Коммерсант!» Василиса рассердилась, вспомнила историю о троллейбусном зайце и пророческих способностях и подумала: «А главное – откуда он взялся – то?» – Вдруг ойкнула и нахмурилась.
Иван появился с подносом, уставленым водкой, шампанским и разной снедью.
– Икра, как ты любишь. Не соскучилась? – И стал выставлять на стол тарелочки и бутылки. Считая, что происшествие в лесу упоминать не стоит, чтобы не испортить остаток вечера, Василиса спросила миролюбиво:
– Как настроение?
– Пришел тебя веселить.
– Я согласна. А как?
– Ну-у-у…
Василиса спрыгнула с дивана, сказала:
Я сейчас, – и – а где у тебя на кухне лежат ложки?
– В шкафчике над столом. Как войдешь, справа. Увидишь. А зачем ложки?
– Увидишь! – Василиса засмеялась и пропала. Появилась с двумя столовыми ложками и консервным ножом.
– Икру надо есть большой ложкой из большой банки, а водку пить из граненого стакана. Стакана я не нашла. – И улыбается!
– Ты что, пьяница? – Спросил Иван.
– Черт его знает! – Пошутила Василиса. – Но вообще, стакан для эстетики. Да и радостнее как-то. Жизнь, одним словом.
– Водка для эстетики?
– Стакан, – поправила Василиса. – А из чего ты думаешь, нужно пить русскую водку? Граненый стакан придумали русские и исключительно для русской водки.
А Иван ответил:
– Так ведь напьешься же!
– Это смотря для чего пить. Для дела можно и напиться. – И с важным видом стала отвинчивать бутылочную крышку. – И вообще, ты же пытался меня напоить, теперь моя очередь. – Разлила водку, протянула рюмку Ивану.
– А что за дело?
– Ты пей, пей, – хитро улыбнувшись, проговорила Василиса. – Чтоб, Ванечка… на полный градус, а?! – И залихватски тяпнула рюмку, зажмурилась:
– Ух, крепкая! – Зачерпнула икры и протянула банку молчаливо наблюдавшему за ней Ивану.
– Что ты? Ешь прямо так.
– Что – то я тебя не пойму…
– Да? А почему? Веселимся же, – ответила, усмехнувшись, Василиса, все же начиная терять терпение: она – то ведь Ивана простила…. «Нет, ну что это такое?!» И «А ведь он так ни разу и не выпил? А в магазин – то заехал»,
– Очень уж ты лихо. – Сказал Иван, покосившись на бутылку. Тут Василиса обернулась, их взгляды встретились, он сразу же отвернулся, а Василиса спросила:
– Да, а что такое? Или боишься?
– Кого, тебя? Не смеши, – развязно ответил тот, глядя почему – то в сторону.
– Ну, знаешь, – не выдержала Василиса… Ты меня прости, но во – первых, если помнишь, ты меня сам пригласил и очень долго уговаривал, а во – вторых… Ладно, мне что – то надоело. Ты позволишь? – Не дожидаясь, Василиса подхватила бутылку, вышла, устроившись на крылечке. Неслышно подошел Иван и сел рядом. Василиса искоса на него глянула, а тот сказал миролюбиво:
– Ну, чего бузишь? Пошли в дом. – Взял за руку, потянул за собой. Василиса упрямо тряхнула головой. И вот что она ему ответила.
– Красота, – проговорила Василиса, глядя куда – вдаль. Или ввысь… – Красота без остатка, без упреков и сомнений. Не важно платье или золотая луна… Знаешь, что я хотела рассказать тебе там, на лунной поляне?
Я хотела тебе рассказать,
Как звучит этот мир
Ломаными и ленивыми ритмами,
Гортанными и нежными голосами.

Показать краски мира,
Разбавленные лунным светом…
Чтобы ты почувствовал,
Как Бытие настигает тебя

Стремительно и внезапно…
Чтобы тебе стало больно
От невероятной красоты Бытия,
Которая пронзит твое сердце.

И ты станешь навек обреченным.
Чувствовать!
Полетела луна, чуть освещая две крошечные фигурки, сидящие на крыльце, тревожно и прекрасно пропела и умолкла высокая птица. Часто – часто билось Василисино сердце. А Иван ничего не ответил. А быть может, он не умел ответить?
– Ну, что, – подмигнула Василиса, – бухнем? Иногда дело того стоит. Но предупреждаю, возможны последствия.– И едва не упав, уцепилась за дверную ручку.

Глава четвертая. Коммунальная квартира
– Будешь за свет платить! И за газ! И за холодильник! За все будешь платить! Я в ЖЭК пойду! И пол будешь мыть! – Баб – Нина подкараулила и теперь лаялась, стоя на пороге своей комнаты. Из комнаты. В приоткрытую дверь.
– Все будет хорошо, баб – Нин, – примирительно сказал Дан, прошел мимо баб – Нины и скрылся в кухне.
– Ну, я тебе устрою! – сказала баб – Нина, злясь.
Дан опустился на корточки, вынул чашку из кухонного шкафа и, прихватив чайник, вернулся в комнату, тщательно прикрыв за собой дверь. Выпил чаю и выглянул в окно, зацепив кусок улицы с футбольной площадкой.
На площадке гоняли в футбол.
Дан быстро переоделся, натянул теннисную майку и вышел на улицу.
На футбольной площадке Дан по – видимому был «свой» – сразу включился в игру.
Услышав, как хлопнула входная дверь, баб – Нина пошла к окну.
– Прям, смех, какой дурачок! – Подглядывая из – за занавески за Даном, гоняющим с гурьбой мальчишек, ехидно сказала баб – Нина и задумалась о чем – то.

– Ты мне пасуй!
– Мне, мне давай…
– Веди, ты что, ослеп, куда бьешь – то?! – Мальчик лет восьми промазал мимо мяча и, споткнувшись, упал. Но не заплакал – лежал на земле и не вставал.
– Ну, ты чего лежишь, вставай, играем же! – Мяч летел прямо на лежавшего на земле мальчика. Следом, стеной – гурьба мальчишек, увлеченных игрой. Прямо на лежавшего мальчика. Но тот продолжал лежать, уткнувшись в землю.
– Щас гол будет, бей! Вы чего там, заснули?! – Закричали с дальнего угла поля. – Бей давай! – Подающий мальчик разбежался, собираясь ударить по мячу, Дан рванул, прыгнул и перехватил мяч.. «Стоп игра!» – Мальчишки остановились. Не отпуская мяча, Дан наклонился над мальчиком.
– С тобой все в порядке? – Он осторожно перевернул его за плечи, а тот смотрел на него широко открытыми испуганными глазами.
– Ну, как ты? – Снова спросил Дан. – Что – нибудь болит?
– Нога, – ответил мальчик.
– До свадьбы заживет. Тебя как зовут?
– Алеша – ответил тот.
– Ну, пойдем, Алеша, я тебя домой отнесу. – Осторожно поднял на руки и понес.
– А ты храбрый! – сказал Дан. Алеша улыбнулся. – Просто, как большой!
– Как ты? – спросил тот.
– Что, как я?
– Я такой же храбрый, как ты? Ты большой!
– Ты больше, – улыбнулся ему Дан. – Донес до подъезда и усадил на скамейку.
– Болит?
Мальчик гордо улыбнулся;
Не – а! – И спросил:– А ты еще придешь?
– Обязательно! – сказал Дан. – Вот ты выздоровеешь, и я сразу приду.
– Я уже выздоровел. Я сам домой пойду. Смотри! – Алеша попытался подняться на ноги, но тихонько ойкнул и сел на лавку. Загрустил.
– Ты чего? Не расстраивайся! Вон как тебе страшно было, а ты совсем не испугался
Нет! – Мальчик помотал головой – Я совсем не испугался!
– А я знаю, что ты не испугался. – Подтвердил Дан
– Они прямо на меня бежали, целой гурьбой! А я совсем не боялся! Лежал и ждал их, только голову повернул.
– Ты мне рассказываешь! Я же видел! – Сказал ему Дан.
Алеша посмотрел на него и робко спросил:
– А я правда большой? Я хочу быть таким же большим, как ты. И храбрым! И спасать людей!
– Ну, тогда иди сюда, я тебе кое – что покажу. – Дан притянул его к себе и поднял над головой, держа на вытянутых руках.
– Смотри, какой ты теперь большой! Больше, чем я!
И легонько подбросил Алешу в воздух. Мальчик довольно рассмеялся и восхищенно глядел то ввысь, то на Дана.
– Отнести тебя домой? – Спросил Дан, спустив Алешу с высоты и удерживая на руках.
– Я сам … – Гордо сказал мальчик. – Вот отпусти меня! – Дан осторожно поставил его на землю, Алеша опять ойкнул, постоял и храбро направился к подъезду, прихрамывая на ногу.
– Я подожду, посмотрю, как у тебя получится. – Сказал Дан ему вслед..
– Ты за меня не переживай. – Алеша обернулся – Приходи завтра. Я завтра буду совсем здоровый.
– Конечно – Ответил Дан, проводил его взглядом, дождался, когда тот скроется в подъезде и пошел в сторону метро.
Желтый солнечный глаз повис в высоком небе: кругом – ни облачка, на город опустилась жара, и все сущее потонуло в ней. Москва пылала. Дан срезал и пошел через дворы, между старых московских пятиэтажек., мимо песочницы. Какой – то парень сидел на бордюре и, перевесив через плечо черную футболку, пил пиво из жестяной банки. И кряхтел. То ли от пива, то ли от жары. Дан неприязненно взглянул на парня, и подумал, что ему вовсе не жарко. Пройдя половину пути, Дан решил позвонить, машинально сунул руку в карман и понял, что забыл телефон
– Вот фигня! Ну, баб – Нин! – Не хотя Дан пошел обратно, в трехкомнатную коммуналку, в которой они втроем: Дан, Кеша и Зоя снимали комнату. Сказать правду, дом, в котором они поселились, был не то чтобы запущен, «убит». И если бы не центр, не старый московский двор и не лето, жить в нем было бы невозможно. Была и еще особенность – соседи, представленные бабами, каждый вечер сидящими у подъезда и обсуждающими все на свете, среди которых была и баб – Нина, а также пьющий Коленька – Николай, проживающие в соседней с ними комнате. К ночи Коленька – Николай напивался и «строил» баб – Нину, наутро баб – Нина, не спросясь, входила в его комнату, всегда открытую, и «наезжала» на Коленьку. По всему многоквартирному дому велись сражения и, вообще – то, общество не вмешивалось, но если честно, исход бесчисленных войн и вообще, все решало общество большинством голосов и используя силу. Впрочем, в целом жили неплохо, даже дружно. В крайнем же случае общество объединялось, и тогда выступали сообща.
К вечеру Коленька – Николай уходил куда – то, а баб – Нина, выглянув в окно, шла сидеть на лавочке, на которой, уже пристроилась одна из баб – Нининых соседок. Из окрестных домов к ним подтягивались еще, занимая скамейку целиком. И совсем скоро над скамейкой тянулся ряд обернутых платками голов. И… обсуждали.
Последним событием были новенькие, вселившиеся в сдаваемую уезжавшей на летний сезон, а иногда и на год Нюркой комнату. «Ты тут мучаешься, а ей хоть трава не расти! Ты, Нин, в ЖЭК сходи. Или в милицию. Пусть их проверят. Не в первый раз уже. Она государству должна налог платить, раз сдает. А – то сдаст, и поехала, и неизвестно где живет».
– Она в деревне живет, – ответила баб – Нина, – У ней там дом есть.
– Вот- вот, барствует за твой счет: и комнату сдает, и дом! А мы по квартирам должны сидеть, как приклеенные, у нас на домы денег нет!
– Да там дом…
– Это она тебе говорит. За столько – то лет! Ты, Нин, сходи в милицию. Нечего ей за твой счет богатеть. У Тани сын милиционер, к нему сходи, не чужой, чай.
– Где ж я на всех напасусь? – Сердито отвечала баб – Нина. Бабы уже меняли тему, забыв о вредной Нюрке. А Баб – Нина замолкала на время и о чем – то задумывалась.
Дана обитательницы скамейки невзлюбили особенно. И когда он проходил мимо, прекращали разговор, провожали неприязненными взглядами. На этом, впрочем, заканчивалось. До тех пор пока Дан не входил в подъезд. Что было дальше? У-у-у!
Но сейчас из – за жары скамейка была пуста, следовательно, баб – Нина, редко выходящая из дому, была дома. Дан вошел в квартиру и сразу наткнулся на выскочившую на порог своей комнаты баб – Нину. Увидев вошедшего Дана баб – Нина ехидно проговорила:
– А, дурачок пришел! Тебе Кащенку – то щас вызвать? Или пока играться пойдешь? – Дан хотел было пройти мимо, но баб – Нина выскочила на середину коридора, перекрыв путь в его комнату и заорала:
– Бабка плати за все, а он с детями бегать будет?! Не дождешься, я в ЖЭК пойду, пусть выяснят, на каком основании ты тут проживаешь?!
Дан не выдержал:
– Я Вас прошу, не хамите, хорошо?
Но баб – Нина не успокаивалась.
– Приехал в Москву, так живи, как человек! Нюрка лимиту пускает, квартиру всю засрали, как в своей деревне, а бабка убирай да плати!
Дан остановился и развернулся к ней.
– Вы не понимаете, да?
– А че тут понимать, че тут понимать! Работать иди, я всю жизнь работала – И искоса посмотрела на Дана..
– Послушайте, Вы денег хотите?
– А хоть бы и денег! Я что, бесплатно выгребать должна?!
– Баб – Нин, уйди, вдруг я рассержусь, не боишься? – Дану надоело спорить.
Баб – Нина словно ждала:
– Соседи, помогите, он меня убьет!. – Заметалась, юркнула в комнату и закричала из – за закрытой двери:
– Дождался! Я щас милицию вызову! Щас, щас я вызову! Я тебе щас так вызову!…Понаехали тут… Милиция? Бандит, не прописанный в нашей квартире, кинулся на меня с ножом….– Выслушала, что ей ответили и опять.
– Я в комнате от него закрылась, вот как.!..Да как же я успокоюсь, если он за дверью моей стоит! …Ой! – заголосила баб – Нина. —Помогите! Помогите! Он меня щас убьет, он дверь выбивает! – И, не отрываясь, стала быстро диктовать адрес.
Дан прошел в комнату, лег на диван и уставился в потолок.
– Дура! – Сказал Дан.

Выкрашенная салатовой краской старая дверь сотрясалась от ударов.
– Там он, там, убийца! Открывай, милиция за тобой пришла! Щас в милицию поедешь – Баб – Нинин визг накладывался на грохот от ударов. Дан закрыл глаза, сосчитал до десяти. И сел на кровати, сжав пальцы.
– Дверь ломать? – Послышался посторонний мужской голос. – Чья комната?
Грохот прекратился. За дверью о чем – то пошептались и забарабанили опять. Дан помедлил, поднялся с кровати, пошел и открыл дверь.
Неожиданно набросились, сбили с ног. Один крепкий плотный, похожий на вымуштрованного военного уперся коленом в спину и держал, маленький простолицый, выворачивал руки. «От я тебя! От я тебя!» – Маленький пыхтел от удовольствия и очень старался. На пороге суетилась баб – Нина Дана поволокли в подъезд, один придерживал дверь, другой выпихнул Дана из подъезда, потащил к милицейской машине и втолкнул в заднюю дверь. Баб – Нина вышла проводить.
– Своей смертью помереть не дают, убийцы! – Она вдруг затихла, стала сухонькой старушкой, пустила неведомо откуда взявшуюся слезу.
Плотный и маленький как – то втиснулись на переднее сиденье рядом с водителем, старый милицейский УАЗик понесся по городу. «Че там? – спросил водитель. «Да непонятно: то ли соседи скандалят, то ли покушение». – Сказал ему маленький. «Я б его, сволочь! У меня мать такая!» – Ответил плотный, похожий на военного. Маленький на него покосился.
Дан расставил ноги, переплел пальцы, прижав ими сиденье, сосредоточенно смотрел на черную решетку, за которой маячили синие спины.. Просто молчал и смотрел прямо, на решетку. Впрочем, говорить было не с кем. Да и не нужно было ничего говорить. Нагревшийся за день УАЗик, трясясь, врезался в расплавившую железные машинные бока густую жару. За решеткой что – то оживленно обсуждали и смеялись. Маленький обернулся, взглянул на закованного сидящего с закрытыми глазами Дана, что – то сказал похожему на военного сидевшему рядом и засмеялся. «Да гнать их надо, одни бомжи в Москве. Весь город засрали!» – Безапелляционно ответил военный и снова принялся что – то рассказывать.
УАЗик доехал до злания УВД и остановился. « Пошли», – маленький выпустил Дана и повел мимо собравшейся перед входом толпы. Завел внутрь и пошел к окошечку с надписью «Дежурный», ведя Дана впереди.

– Оформляй! – Маленький накрыл окошечко с надписью «Дежурный»
– А куда я его дену? Нет никого, воскресенье, – ответил ему еще один, за стеклянной перегородкой. Дежурный.
Маленький обернулся через плечо, подумал, перевел взгляд на дежурного и сказал довольно:
– А пусть он в кутузке подождет.
– А как он неоформленный?
– Они сами его завтра оформят.
– Ты обедал? А – то через полчасика приходи. Мне жена котлет положила.
– Предложил дежурный.
– А я приду, – сказал маленький и повел Дана дальше по прокуренному коридору.
– А что натворил – то? – Крикнул дежурный им вдогонку.
– А у Димки мать такая, – ухмыльнувшись, сказал маленький и остановился. Продолжил: – там бабка одна в коммуналке, жалуется…
– Так Димка в коммуналке что ли живет? – Не понял дежурный.
– А ты не знал? – Спросил маленький. – На очереди стоит. Может, лет через сто квартиру и получит, – заржал маленький. И Дану:
– Давай, ну, пошел.
Наручники мешали Дану. Он шел, держа руки перед собой, медленно, от сосредоточенности разглядывая шахматный расчерченный черными царапинами линолеум.
– Шагай быстрей! – Подтолкнул маленький сзади, Дан обернулся и в упор посмотрел на него.
– Че смотришь? Иди быстрее! В КПЗ смотреть будешь, – зло сказал маленький.
Дан отвернулся и чуть ускорил шаг. В предбаннике дежурил с крошечными заплывшими глазками и очень толстый. В порванном кителе.
– Привет! Ты что ли сегодня?
– Принимай братка! – Маленький ухмыльнулся.
– Здорово, браток! – Толстый внимательно оглядел Дана и обратился к маленькому:
– У тебя формы нигде не завалялось? Мы вчера попили, китель испортил. А?
– Куда ты без формы? – И радостно прибавил:
– У меня три комплекта.
– Выручи, а? Куда я без формы? – Жалобно повторил толстый.
– Я тебя выручу.
Толстый обрадовался.
– А насчет аспирину?
– Может, у дежурного есть. Он меня обедать звал.
– Нет, правда, голова раскалывается, – оправдываясь, сказал толстый и кивнул Дану.
– Ну, давай, раздевайся. – И маленькому:
– А че за герой?
– Да, приезжий. Там бабка одна в коммуналке жалуется…
– А че за бабка?
– Черт ее знает. Вон Димка из коммуналки, а этот, погань, житья не дает.
– Все мы оттуда, – ответил толстый, – и повторил, обратившись к Дану:
– Ну, давай, герой, пляши.
– Что? – Напряженно спросил Дан.
– Раздевайся, говорю. Ну, вперед! – Махнул дубинкой в сторону Дана.
– До пояса? – Напряженно спросил Дан.
Толстый почесал спину.
– Герой, ты не понял. Нам задница твоя нужна. – Дан побледнел, и толстый заржал:
– Щас доктор придет, и задницу твою… – Толстый снова заржал. – Вдруг у тебя там наркотики
Дан застыл. Потом медленно стал снимать футболку, джинсы…
– Щас, щас —сказал толстый. – Ты пока доктора подожди.
И оба вышли, оставив обнаженного Дана посреди холодного предбанника.
Появился минут через тридцать, блестя повеселевшими глазками и сказал раздетому Дану, все еще стоявшему посреди предбанника..
– Скоро доктор придет – Плюхнулся на стул и стал набирать телефонный номер.
– Сергей Николаич? Вы новенького не посмотрите?…Обедать ходил… Хорошо, он у нас все равно до завтра ждет. Приятных выходных, Сергей Николаевич.
– Занят доктор, одевайся! Шнурки, ремень снимай. И запомни, браток, у нас здесь, как в армии. Ты в армии был? – Дан не ответил. Толстый дождался, когда Дан оденется, забрал ремень и шнурки и повел по коридору в камеру.
Сухонький мужичок с кучерявой бородой глядел в потолок и вертел папиросу Проводил взглядом конвойного, дождался, пока тот захлопнет дверь и весело пригласил:
– Заходи! – Поднялся и сел на нары. – За что взяли?
– Забыл свет погасить. – Дан прошел к лежаку, протиснулся за сидящим мужиком, лег и отвернулся к стене. Мужик повернулся и толкнул Дана в плечо. Тот обернулся, а мужик сказал:
– За это не сажают.
– Вы думаете? – Произнес Дан в стену.
– Точно. – Подтвердил мужик. – А ты, давай, из себя не корчи, если с тобой по-хорошему. А – то ведь нас много.
Дан не ответил, и мужик поневоле замолчал.

Дверь громыхнула, как если бы по неосторожности бросили об пол железный лист. В дверном проеме возник в милицейской форме. Еще один. «Выходи!» Не проснувшийся Дан мрачно посмотрел на вошедшего, потом медленно встал и пошел за конвойным по коридору в комнату, выкрашенную ядовито зеленым. Вошел, и конвойный запер снаружи дверь. Дан опустился на стул, положив руки с надетыми наручниками на колени, напряженно глядя в ядовитую стену и ощущая растущий в нем гнев. Но так никто и не появился, и от долгого ожидания, гнев стал отпускать, а пришло какое – то странное спокойствие и достоинство. Наконец, дверь хлопнула, вошел парень в штатском, почти ровесник Дана. Мельком окинул его взглядом, по – хозяйски расположился за столом и достал папку. Открыл и стал писать, не обращая на Дана внимания. Наконец, оторвался и спросил:
– Фамилия? – Дан отвечал медленно, тщательно подбирая слова. Глядя на стену напротив и, прижав сжатые в наручниках кулаки к стулу. Парень в штатском записывал, то и дело бросая на Дана быстрые хитрые взгляды. Дан не выдержал, посмотрел на него в упор и сказал:
– Все что здесь происходит – незаконно. Вы не имели права содержать меня здесь без оформления протокола и обыскивать и… – Дан не продолжил…
– Мы имели. Выступить решил? – Парень в штатском прекратил писать и посоветовал:
– А ты не выступай. Лучше будет.
– Послушайте, я ни в чем не виноват, – сказал Дан.
– Это еще доказать надо.– Сказал парень. – Ты можешь это доказать? – И снова стал писать.
Дан терпеливо повторил::
– Я ни в чем не виноват…
– Да брось ты! – Парень отложил ручку.
– Ну, рассказывай!
Лицо Дана вдруг стало очень серьезным и торжественным И высоко и звонко, словно выбросил перчатку, он почти выкрикнул::
– Я хочу предъявить вам обвинение.
– Чего? – Парень в штатском ухмыльнулся и откинулся на стул, скрестив руки на груди.
– Я предъявляю вам обвинение. – Взволнованно, с достоинством произнес Дан.
Парень в штатском выскочил из-за стола, подбежал и выбил из – под Дана стул.
– Успокоился? Или еще чего – нибудь сказать хочешь? – Он вернулся на место и сел, самодовольно глядя на Дана. Опираясь на наручники, Дан очень медленно стал подниматься, поднялся и остался стоять. И повторил упрямо:
– Все что происходит – незаконно.
Парень в штатском парень поставил локти на стол, сказал задумчиво:
– Слушай, а ты меня вообще достал, – сделав ударение на слове «вообще».
– Вы обязаны…
– А ведь точно достал, – подтвердил парень в штатском и встал, держа в руках ручку. Подошел и внезапно замахнулся рукой, в которой держал ручку, Ровно на уровне глаз. И промазал. Дан не пошевелился. А парень произнес, ухмыльнувшись:
– Смотри – ка! – И заорал:
– Ты, сволочь, не выступай, а – то 10 лет выступать будешь по мокрой статье! Я тебе это обещаю! – Парень потряс бумагами. – Щас старуху твою вызовем, она подтвердит, и танцы на десяточку я тебе гарантирую.
– Это произвол, – Дан старался сохранять спокойствие.– По закону…
– Чего? – Протянул парень в штатском.
– В России… Дан поправился: – На Российской территории – он опять запнулся.
– Закон…
– Умный? – Вздохнул парень в штатском и ухмыльнулся, показал на лежащий на столе документ.– Иди, расписывайся!.. Я тебе щас, сука… Ты че, фраер, из себя корчишь?! Отвечай!!! – В конце концов успокоившись, он поднял телефонную трубку.
– Терлецкий, ты кого привел? Он мне тут все нервы вымотал!.. Тебя не было? И меня не было, а тут, блядь…
Положил трубку и сказал.
– А я бы тебя посадил… Умный! – И выписав пропуск, швырнул его вна другой коней стола. Дан подошел и взял бумажку, а тот выплюнул:
– Пошел вон! – Дан направился к выходу, а парень в штатском насмешливо сказал ему вслед:
– А вообще… смотри – ка, ни разу не сорвался! – Дан не ответил.
Выйдя из здания УВД, Дан сразу наткнулся на солнечную паутину, на блестящий зной, спрятавшийся в буйной листве, а в выси – безудержная гладь, раскрашенная одним только солнцем. Дан вышел за территорию УВД, присел на оградку, за которой шелестело солнечное дерево, и тяжело и часто, как после бега на длинную дистанцию, задышал, но мир, полный света и тепла, поманил его и понемногу успокоил. Дан поднялся с оградки, перешел дорогу и пошел, отыскивая асфальтовые тропинки между бесчисленных лавочек и многоэтажек. Дан шел долго и устал от ходьбы. А в высоком небе висел солнечный шар, от которого никому нельзя было укрыться,
Наконец, началась «его улица», и Дан немного ускорил шаг. Еще издали он увидел Алешу, стоящего у его подъезда. Заметив Дана, Алеша обрадовался и побежал к нему навстречу. Поравнялся, хотел что – то сказать, но взглянул на Дана и обеспокоено спросил:
– Ты что, заболел?
– Устал немного
– А ты отдохни, – посоветовал Алеша. – Садись на скамейку. Хочешь, я с тобой вместе на скамейке посижу? Здесь тихо.
– Ты думаешь?
– Конечно – ответил Алеша. – Мне мама сказала: если человек устал, ему нужно побыть в тишине.
– Умная у тебя мама, – сказал Дан
– Умная, – сказал Алеша, – только ее сейчас нет, а я тебя жду.
– Ну и как?
– Долго. Я думал ты раньше выйдешь. Ты где был?
– А как твоя нога? – спросил Дан. Алеша о чем – то подумал и сказал веселым голосом.
– У меня нога совсем прошла. Я теперь прыгать могу. – И хитро улыбнувшись, посмотрел, на Дана снизу вверх.
– Ну, тогда иди сюда, – позвал Дан равнодушно.
– Ты что, я не поэтому, – испугался Алеша. – Я думал… Я же твой друг!!
– Ты мой самый большой друг – Дан улыбнулся.
– А ты не устал?
– Я по – другому устал. Ну, иди сюда! – Подхватил его на руки и поднял над землей, и Алеша, взлетая в высокую листву, над которой кружилось небо и яркое солнце, закричал тоненьким голосом:
– Я самый большой! Я самый большой!

– Ты дома отдохни, а я тебя еще подожду. – Сказал Алеша, спустившись с высоты, и легонько подтолкнул Дана в спину. – Ты иди, а я посмотрю, чтобы у тебя все было в порядке. Ты иди, иди! – Дан тихонько засмеялся и пошел домой.
Дверь баб – Нининой комнаты сразу хлопнула, и изнутри повернули замок. Дан, стараясь смотреть прямо перед собой, сразу пошел на кухню и стал смотреть в окно, за которым росло зеленое пышное дерево. От дерева на унылую кухню падала косая тень, и было прохладно..
Потом поставил чайник на плиту и пошел в комнату.

– Ой! – Зоя отбросила книжку, взвизгнула, подбежала и обвила шею.
– Мы здесь с ума сошли! Где ты был?
– То там, то там, – улыбнувшись, Дан отстранил Зою, прошел и лег на кровать. И стал смотреть в потолок. Зоя окинула его проницательным взглядом.
– Нет, правда, мы так беспокоились! Кешка вообще порывался идти тебя искать посреди ночи. Ты где был? Что – то случилось, да? – Она напряженно замерла, ожидая ответа.– Всегда ты молчишь!
– Я и говорю, – сказал Дан, все улыбаясь. – Я есть хочу. Видишь ли, я не ел сутки…
Зоя обиженно посмотрела на него, а он, словно не замечая ее взгляда, прошел через комнату, отыскал в пустом холодильнике пачку пельменей и, держа пачку на весу, обернулся и раскинул руки ей навстречу.
– Зойкин, ты не представляешь, как я тебе рад!
Зоя опять взвизгнула, побежала через комнату:
– Данчик! – И обвила шею.
– Человечище человечное! Как нам тебя не хватало! Мы едва не погибли за эти сутки! – Они застыли, постояли минуту, обрадованные встречей. Зоя оторвалась, чуть отошла, а Дан так и отстался с раскинутыми руками. Зоя подозрительно глянула на него.
– А все – таки, где ты был?
– В КПЗ, – ответил Дан.
Зоя тихонько ойкнула, села на угол дивана и испуганно посмотрела на Дана.
– Ничего, – сказал Дан. – Все обошлось.
Они снова застыли: скорбная Зоя и Дан, раскинувший руки, как птица, держа в одной пачку пельменей, подчинившийся ее чувству. Потом тихонечко подошел и обнял, словно баюкая.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71515765?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.