Библиотека современной литературы. Выпуск 1
Сборник
Ольга Павлова
«Библиотека современной литературы» – коллекция книг, представляющая лучшие образцы современной прозы и поэзии. В этой серии собраны произведения талантливых авторов XXI века, отражающие разнообразие жанров и стилей.
Это издание позволит читателям познакомиться с новыми именами и открыть богатство современной литературы.
Произведения «Библиотеки…» приглашают к размышлениям о значимых темах и ценностях, даря эстетическое наслаждение и глубокие переживания.
Погружаясь в эти страницы, вы ощутите живую связь с сегодняшним днём и его реалиями. «Библиотека современной литературы» – ваш проводник в мире современной прозы и поэзии, открывающий новые горизонты и обогащающий внутренний мир.
Книга содержит нецензурную брань.
Библиотека современной литературы. Выпуск 1
(составитель Ольга Павлова)
© Издательство «Четыре», 2024
* * *
Дорогие читатели!
Мы рады приветствовать вас на страницах альманаха «Библиотека современной литературы». Этот проект создан с целью объединить под одной обложкой творчество талантливых писателей и поэтов нашего времени, чьи произведения воплощают дух и многообразие текущей эпохи.
Каждый автор, представленный в этом сборнике, вносит свой уникальный вклад в развитие искусства слова. Их произведения не только обогащают нашу культуру, но и способствуют формированию думающей нации, пробуждая интерес к чтению и осмыслению. Мы гордимся тем, что под обложкой книги «Библиотека современной литературы» собраны строки выдающихся деятелей современной словесности. Их творчество вдохновляет, заставляет задуматься и открывает новые горизонты для читателей всех возрастов. Участники проекта, каждый со своим уникальным стилем и голосом, создают произведения, которые находят отклик в сердцах людей независимо от их жизненного опыта и интересов.
Мы уверены, что каждый найдёт здесь что-то близкое и важное для себя. На этих страницах вы откроете новые миры, познакомитесь с героями, чьи истории останутся с вами надолго, и найдёте ответы на вопросы, которые, возможно, давно вас волновали. Эти произведения не только развлекают, но и обогащают внутренний мир, побуждая к размышлениям и самопознанию. Они помогают нам увидеть мир с разных точек зрения, расширяя наше восприятие и углубляя понимание человеческой природы.
Каждое произведение в этом сборнике – результат кропотливого труда и безграничной любви к слову. Авторы, представленные здесь, не боятся экспериментировать, искать новые формы и выражать свои мысли смело и открыто. Их творчество – живое свидетельство того, что литература продолжает развиваться и находить новые пути для самовыражения.
Мы надеемся, что этот альманах станет для вас источником вдохновения и радости и вы будете возвращаться к его страницам снова и снова.
Благодарим всех участников этого проекта за их неоценимый вклад в развитие современной литературы, за уникальные произведения – не просто тексты, а живые голоса, которые звучат в сердцах читателей, обогащая их внутренний мир и расширяя границы восприятия.
Приятного чтения!
С уважением,
редакция «Библиотеки современной литературы»
Надежда Калинина (Минеева)
Родилась в маленьком посёлке Алексеевский Калужской области. Живёт в Санкт-Петербурге. Состояла в группе русских литераторов. С одиннадцати лет печаталась в районной газете «Искра». С 2022 года публикует стихи в сборниках издательства «Четыре» (Санкт-Петербург). Лауреат премии «Призвание – писатель» (2022).
О себе говорит неохотно: всё сказано в стихах. Любит поэзию Владимира Маяковского, Игоря Северянина, Михаила Лермонтова, а особенно – Марины Цветаевой.
В подборке произведений Надежды Калининой сохранена авторская пунктуация.
«Моя душа пришла в сей мир…»
Моя душа пришла в сей мир,
Чтоб жизнь свою прожить в анклаве.
К поэзии звана на пир,
То путь к признанию и славе,
Но только нет, не для меня,
В строке моей печали много.
Читатель ждёт, чтобы звеня
Летела рифма по дорогам
К заветной цели, там тепло,
Там птица синяя гнездится.
А кто не хочет под крыло?
В иллюзиях от яви скрыться,
Собраться в праздник за столом
И говорить, и даже слушать,
И думать – славно мы живём,
За это пить, а выпив, кушать.
Я с птицей синей не в ладах.
Ловить её – пустое дело.
Я побывала в тех садах,
Остаться там не захотела.
И познаю я эту жизнь,
С судьбою непростой в обнимку.
То вверх лечу, то камнем вниз,
Ищу соломинку-былинку,
Чтоб ухватиться за неё,
Когда призывно дышит бездна,
Но руки колет в кровь жнивьё
В моей попытке бесполезной.
Душа, что послана в анклав
И, наконец, своим признала,
Не предъявляет других прав:
Нет у неё на это права.
«Родилась ворона белой…»
Родилась ворона белой.
Ну какой же в этом грех?
Да она и не хотела
В стае быть заметней всех.
Только стая ополчилась,
И клевали, как могли,
Помогала Божья милость:
Небеса всяк берегли
Своё белое созданье;
Там, где оные не в масть,
Облегчали ей страданья,
Не давая в грязь упасть.
Но однажды та бедняжка
Обратилась к облакам:
«На земле мне очень тяжко,
Я по масти ближе к вам,
Не готовы в чёрной стае
Видеть белое крыло,
Пусть не хуже их летаю,
Не присуще белым зло,
Но ужасно одиноко
Здесь посланнице небес,
Мне до вас лететь далёко,
Да меня не принял лес.
Помогите ветра силой,
Я готова, к вам стремлюсь,
Может, плакать некрасиво,
Но меня терзает грусть,
Не хватает мне участья,
Мои пёрышки в крови,
Как хочу я слышать “Здрасьте!”,
Зарождённое в любви».
Облака дождём всплакнули,
И туман окутал лес,
То ль в июне, то ль в июле
Белой птички след исчез.
Дождь грибной потом пролился
Как прощение обид,
Вот такой курьёз случился,
И о том душа болит.
«Натальная карта – нам звёздный привет…»
Натальная карта – нам звёздный привет,
Однако у многих понятия нет,
Что звёзды сложились в рождения час
Не как получилось, как надо для нас.
Мы дети Вселенной, скорей её часть,
Всевышний чрез звёзды явил свою власть.
Нам надо понять, для чего всё и как,
Но тут человек абсолютный чудак.
Он ходит кругами, он ищет врагов,
Он хочет от жизни больших пирогов.
Скажу, то непросто принять, что судьба
Довлеет над нами и зряшна борьба.
Расставлены вехи, борись не борись,
Чем выше залезешь – больней падать вниз,
Коль ты нарушаешь рожденья задачи,
По новой родишься, и это всё значит —
Сумей примириться, полно вариаций,
Почувствуй энергию высших вибраций,
Исправь то, что надо, поверь, что не поздно,
Помогут тебе, посоветуют звёзды.
Натальная карта даёт направленье
И нам открывает задачи рожденья.
«Как поздно засияли звёзды…»
Как поздно засияли звёзды
И душу вывели на свет.
Вдруг поняла – напрасно слёзы
Я проливала столько лет.
Как жаль, что вышла на закате,
Смотрю я солнышку вослед.
Жизнь пробудилась в анахате,
Да времени для жизни нет.
Зато нет больше и печали,
Коль звёзды прояснили путь,
И ждут меня иные дали.
От заблуждений отдохнуть
Пришла пора. Я б задержалась,
Чтоб ощутить рассвета вздох.
Но время… время не осталось,
Путь пройден, что отмерил Бог.
«Мы сиамские близнецы…»
Мы сиамские близнецы,
Так случилось, но ты без отчества.
У судьбы есть в активе птенцы
С грустным именем Одиночество.
Всадники апокалипсиса
Четыре всадника, один из них Чума,
И белый конь с поклажею страданий,
То ль праведник на нём, то ль Сатана
Отправился, похоже, в путь свой дальний,
И катаклизмы нашу землю рвут,
И люди озверели до предела,
Коронавирус мир обвил, как спрут,
Стрела Чумы вонзилась в жизни тело,
И от болезней стонет наша плоть,
То кара за грехи – велик Господь,
А за Чумой, в коней вгоняя плеть,
Война, и Голод, и конь бледный – Смерть.
«Добра не делай – не получишь зла…»
Добра не делай – не получишь зла,
Пословица уж точно о России,
Страна наша полмиру помогла,
А те нас проклинают. И забыли,
Кому они обязаны, как есть,
Своей свободой, своей сытой жизнью,
Без нас они б тащили тяжкий крест,
А мы б давно дошли до «коммунизма».
Разумными нам нужно быть, друзья,
А вывод прост – народы ценят силу.
Вот так, увы, устроена земля,
Добро, оно напоминает мину.
Зачем же нам минировать свой путь,
У каждого народа своя ноша.
Живи, страна! И самой сильной будь!
Коли не получилось быть хорошей.
Не призываю я людей к войне,
А сила духа, несомненно, в Боге.
Она в любви, что в сердце и в окне,
Для всех идущих по земной дороге.
«Дождь клевал подоконник, а потом разохотился…»
Дождь клевал подоконник, а потом разохотился,
Обнулил все желанья и набрасывал плед,
Мир наполнен дождём, он зонтами нахохлился —
Позарез, коли надо, то идёшь через нет.
Ну а я подожду, его песню послушаю,
Принимая как дань весь его беспредел.
Всё плохое пройдёт. Жаль, проходит и лучшее,
Всё когда-то кончается. Так дерзай, коли смел!
Милый друг, не из той ты десятки, где храбрые
Разберутся с судьбой, ей поставят на вид.
Мир забыл про дуэль и не машет он саблями,
Но отважное сердце так же громко стучит.
Дождь поёт свою песнь то тревожно, то весело,
Зонтик твой не раскроет сегодняшний дождь.
А судьба, да, судьба – интриганка известная,
Я не плачу, родная, меня не проймёшь.
Это дождь слёзы льёт, это дождь убивается
Тем, что зонтик сухой твой на кресле лежит,
Дождь поёт свою песнь – всё бывает, случается,
Вопреки злой судьбе, через сердце, навзрыд.
«В ванне неба голубой…»
В ванне неба голубой
Облака, что пена.
Солнышко смывает зной
С золотого тела.
Красотища! Радость глаз!
Насмотреться сложно.
Мне б нырнуть туда хоть раз,
Жалко – невозможно.
«А завтра может и не быть…»
А завтра может и не быть.
Наш шарик, он в руках Фемиды.
И что ей стоить отпустить,
Пока не лопнул от обиды
На нас, живущих, шар земной.
За наши странные деянья,
Где мир кончается войной,
А добродетель – злодеяньем.
Где кровь течёт, словно вода.
А значит, хлеб насыщен кровью.
И ходит по земле беда
Под ручку с нестерпимой болью.
Глазам нет веры и словам.
Везде смертельная засада,
Повсюду фейки, мерзкий спам.
Короче, то, что нам не надо.
Гудит уставшая земля,
И катаклизмы как расплата
За обожжённые поля,
За души, где хозяин – злато.
Фемида держит меч в руке.
Повязка с глаз давно упала
И утонула в слёз реке.
Лиха беда – беды начало.
«Меняется лицо России…»
Меняется лицо России
(Подтяжка сделана к Москве),
Грусть появилось в её сини,
Споткнувшись на пустой избе.
Будило утро петухами,
Зари румянцем крася жизнь.
Но жизнь – хирург, шуткует с нами,
И мы в столицу подались.
Краса России – перелески,
Полянки земляничной рот,
Его целует ветер дерзкий,
Но губки поднадул народ.
И бриллианты из рассветов,
И перламутровый закат
Остались кладом в дебрях лета.
Найти, надеюсь, захотят.
Вернутся зрелые потомки,
Вернёт Россия славный лик,
И снова небо засмеётся,
Где нынче колокольчик сник,
Рукою девичьей не троган,
В букет не собран иль в венок.
Пойдёт Россия по дорогам
С лицом, что даровал ей Бог.
«Живёт земля по Божьему закону…»
Живёт земля по Божьему закону,
Без суеты, в гармонии величья,
Деревья обновляют свою крону
И без неё обходятся отлично,
И солнце не соперник лунной неге,
Земля плывёт то в зелени, то в снеге,
То пьёт дожди, то буйствует ветрами,
То разойдётся и тряхнёт горами,
Вот только суетится человек
Негармонично и из века в век.
Бежит, спешит, влезает! Боже мой!
Зачем планете нужен он такой?
Люди как птицы
Весна отметилась грачами,
А поле брани – вороньём.
Сова, как я, не спит ночами.
Я, как она, сплю белым днём.
Кукушка разбросает племя,
Потом кукует – в сердце дрожь,
То ли считает жизни время,
То ли тоскует – не поймёшь.
А соловьи врачуют душу
Волшебной песней о любви,
Влюблённым сладко её слушать,
Когда встречают блеск зари.
Мы, как взъерошенные пташки,
Как воробьи, прижавшись в дождь,
Они пером, а мы – рубашкой,
Ребром к ребру – одно и то ж.
К нам верность лебедем прекрасным
Плывёт надеждой, что любовь
Придёт вдруг чувством настоящим,
И ревность не отравит кровь.
Свободу чайки обещают,
А ласточки, снижаясь, дождь,
Печаль курлычет журавлями.
Их крик на крик людей похож.
А голубь – это символ мира,
Других дороже птиц он нам.
Пусть взмоет ввысь легко, красиво,
Покой даруя небесам.
Ведь птицам всем доступно небо.
Мы, как они, хотим летать.
Порой их угощаем хлебом,
Порой готовы в них стрелять.
«Осушило время слёзы…»
Осушило время слёзы,
В дверь звонят – не подхожу,
В вазе той, где рдели розы,
Пыль примерно содержу.
Солнца лучик удивлялся,
Заглянув с утра в окно,
Раньше в ней блистал, купался…
Ну а мне… мне всё равно.
Он по-прежнему глазеет
И меня целует в нос,
Ну а этим душу греет.
В ней ведь минус после слёз.
А у солнышка задача —
Согревать весь мир теплом,
Я – частичка мира, значит,
Пыль, как есть, переживём.
«Ты не будешь моим счастьем…»
Ты не будешь моим счастьем,
Я давно в него не верю.
Не везёт мне в жизни с мастью.
Что играть? Считать потери
Сердце мудрое не хочет,
Хоть азарт страдает в жилах,
Но над ним судьба хохочет,
Ну, конечно, победила.
Все надежды, все попытки
Обуздать её напрасны,
Признаю свои ошибки,
Признавая тебя классным.
Горькая память
Кричала истошно птица,
Вздыхали и лес, и поле:
Чего же, мол, ей и спится?
Чего не поёт на воле?
Была та птица чудно?ю,
Ни ворон, ни голубица,
Для леса была не родною,
Другой такой не случится.
Сдвигались грозные тучи,
Нахмурив синее небо,
И дождь проливался жгучий —
Земля не родит там хлеба,
А красное солнце вовсе
На небо не выходило,
А эта чудна?я гостья
Кричала, как голосила.
И, голос сорвав, упала,
Её поглотила бездна.
И всем вдруг понятно стало,
Что это печали песня.
Извечная песня горя,
Чтоб память в сердцах не стихла.
Бездонная, словно море,
И пело ту песню Лихо.
«Похоронка рвёт сердце в клочья…»
Похоронка рвёт сердце в клочья,
Под гранитом уснут надежды.
День грядущий темнее ночи
Без руки твоей крепкой, нежной.
А малыш наш тебя не знает,
У гранита он шепчет: «Папа».
Знать, без этого слова скучает,
Несмышлёныш, сынок солдата.
Эх, война, что б такое сделать,
Чтоб земля тебя не носила?
Где живёт самый главный нелюдь?
Где гнездится тёмная сила,
Что войну по планете носит
Век из века, от горя к горю?
Моё сердце у Бога просит:
– Утопи эту нечисть в море
Или в жерло засунь вулкана
И залей беспощадной лавой,
Ведь земля от войны устала,
От большой и от самой малой.
Письмо на фронт
Ожиданье сердце измучило
И порою на «вы» с надеждой.
Весть приходит от случая к случаю,
Как проталинка в месяц снежный.
У войны, я ведь знаю, нет жалости,
Современная – беспредел.
Возвращайся живым, пожалуйста,
Столько планов у нас и дел.
Ой, прости, не о том я, кажется,
Песню грустную завела,
Вам разбить нужно силы вражие,
Ведь у вас за спиной страна.
По пятам ходит смерть проклятая,
А удача – не всякий раз.
Я икону в рюкзак запрятала,
Пусть Господь не оставит вас.
Будь отважным, не опрометчивым,
Ты не лезь на рожон, сынок,
Знай, живу в ожидании встречи я,
Истомился в печи пирог.
И Дружок наш виляет хвостиком,
Коль скажу, что тебе пишу,
Убежит, ждёт тебя под мостиком,
Вот на пару с ним и грущу.
А весна у нас нынче ранняя,
От черёмухи дух окрест,
У меня появилась мания:
Беспокойство за ваших невест.
Так что, милый, желаю доблести,
Возвращайся – медали в ряд.
Ох, письмо, уж длиннее повести,
Но, надеюсь, ему ты рад.
Крокус Сити
О Боже, как было страшно
Под пулями и огнём,
Но наши спасали наших
Тем мартовским чёрным днём.
«Там выход! – кричал мальчишка.
– Бегите скорей туда!»
Сгрудились кто мог на крыше.
Да вот загорелась она,
Но лестницы поднимались
Надёжной рукой с земли.
Без помощи вы не остались,
Своих мы не подвели:
Спешили кареты скорой,
Сражались за жизнь врачи.
Делились теплом и кровью
И гости, и москвичи.
Несём вам цветы живые,
Глаза нам слезою жжёт.
И нет такой силы в мире,
Чтоб русский сломила народ!
«Из зоны комфорта выводит октябрь…»
Из зоны комфорта выводит октябрь
Посредством коварного ветра.
И луж неприглядна дрожащая рябь,
Вдруг шляпку из красного фетра
Срывает ветрюга с моей головы
И гонит, как мяч, под машины.
Смешная картина, с другой стороны,
Заплакать от злости – причина.
Любимая шляпка лежит, словно блин,
А может, того ещё хуже,
Прочувствовав тяжесть спешащих машин,
А я утоплюсь рядом в луже.
«Усталость тела и души…»
Усталость тела и души
В одном букете.
Мне совесть шепчет: «Не греши,
Ведь солнце светит,
Лучом шныряет по углам,
А там и пыль, и старый хлам,
А на паркете —
Следы от туфелек твоих
С весны остались,
А ты как дура пишешь стих,
Дела заждались!»
А я читаю и пишу,
Задёрнув шторы.
Я третий год уже грешу,
Боюсь, что скоро
До пылесоса не дойду,
Впадаю в хаос,
А он растёт мне на беду,
Да вот усталость…
Усталость тела и души —
Букет увядший.
Укор по делу – не греши! —
Приму как зряшный.
«Весна – мастак по акварели…»
Весна – мастак по акварели —
Привычно вышла на пленэр,
Чтоб воссоздать свои апрели.
Март, несомненно, пионер:
Гуаши белые метели
Он свежим ветром удалит.
Лазурью осинит капели,
А небо солнцем восхитит,
И оживится анахата
Зелёным трепетом листвы.
Палитра у весны богата:
Нам розовые снятся сны,
Надежда радугой по сердцу
Предъявит чувств весенних спектр,
И смотрим мы – не насмотреться,
На это чудо тыщу лет.
Платьице для Пятницы
На необитаемом острове моей любви
Жду. Жду Пятницу.
Бух, к надежде в ноги – гори!
Я, я в платьице…
Мне кричала чайкой судьба:
Понедельники
В твоей жизни будут всегда.
Пофиг веники!
Коли я кричу и ношусь —
Крылья всполохом.
Свет гаси и платье снимай!
Тётка с порохом.
На необитаемом острове твоей любви
Я владычица!
Хочешь – плачь,
А лучше прими.
Ты – привычная.
На необитаемом острове моей любви
Нет, нет пятницы,
Но бывают разные дни,
Где я в платьице.
«А королева Снежная…»
А королева Снежная
Была когда-то нежною:
Не похищала мальчиков,
Не обижала девочек,
Спасала в стужу зайчиков,
С руки кормила белочек,
Была душою тёплая.
Но тролль швырялся стёклами,
И зеркало чудесное
В руках злодея треснуло,
Осколки душу нежную
Вмиг превратили в снежную.
И в жизни будешь маяться:
Злодей-дружок объявится,
И из девчонки трепетной
Такую бабу лепит он,
Что берегитесь, белочки,
Спасайте шкуру, зайчики,
Нет той прекрасной девочки.
Эх, мальчики, вы, мальчики…
«Рвануло солнце из ветвей жар-птицей…»
Рвануло солнце из ветвей жар-птицей,
Последний луч остался, что перо,
И надо же такому вдруг случиться,
Что ветер подхватил – и мне в окно.
Горит, сияет тысячью желаний
К заветной тайне драгоценный ключ,
Перехватило радостью дыханье —
Держу в ладонях, обмирая, луч,
В пылу мечты забыла я про время,
И незаметно вечер наступил,
Искусным вором в дом прокралась темень,
И луч исчез в казне ночных светил.
«Недосказанность и неопределённость…»
Недосказанность и неопределённость,
Как любовь и ненависть, – коктейльно
Предъявили иск – к терзаньям склонность,
И режим предписан мне – постельно!
Я лежу придавлен и потушен,
Время мучит брошенную душу,
Я травлюсь гаванскою сигарой,
Я слежу за дымом. Рядом с баром
Громоздятся рюмки и бокалы.
И мои терзанья, как шакалы,
Рвут меня, трясут меня, как грушу,
Шепчут что-то, я устал их слушать.
А в душе надеюсь – скрипнет дверь:
«Я решилась! Я пришла! Не пей!»
Клава и королева
В ливрее кучер подаст карету,
И едет дама по белу свету.
Поклоны справа, букеты слева.
О, как прекрасна ты, королева!
Народ трепещет: почёт и слава.
Вздыхает тяжко соседка Клава.
Живёт та Клава в квартире нашей,
Живёт не тужит три года с Сашей.
Бранятся редко: коль денег мало,
Коль не хватает семье на сало,
А так смеются, чаёк смакуют,
А к ночи ближе почти воркуют,
На даче пашут, а в праздник – гости.
Пьют, но немного; и моют кости.
Без злобы моют: друзьям, подружкам
Для разговора на тех пирушках.
А королева одна скучает,
Но, коли надо, гостей встречает
По этикету, с улыбкой, чинно,
И шлейф у платья змеёю длинной,
Холодным шёлком да по паркету
Ползёт за нею навстречу «свету».
В уютной спальне скучает дева.
Служанка шепчет: «Спи, королева».
Сказать «Мне плохо!» девчонка хочет,
Но губы шепчут: «Спокойной ночи».
Ей надоели почёт и слава,
Ей захотелось пожить, как Клава.
Бывает дело такое, скажем,
Кому тут лучше, не знаю даже.
Но хочет Клава побольше сала.
А королева? Не наше дело…
«Жить совсем не можется, умирать не хочется…»
Жить совсем не можется, умирать не хочется.
Эта ситуация по судьбе волочится.
В мире, Богом созданном, много есть прекрасного:
Это небо синее, это солнце красное,
Каждая травиночка и цветочек маленький
Совершенством созданы, как цветочек аленький,
Тот, что охраняемый, рос в саду чудовища,
Красотою радовал – цветника сокровище.
И ветра упругие, и морозы красные —
Всё неповторимое. Современно-классное!
Как луна-волшебница, что во тьме купается,
Многими воспетая, сердцу очень нравится.
И вода хрустальная – жизни возрождение,
И весна зелёная, и дожди осенние…
В мире, Богом созданном, много есть прекрасного.
Чем же я измучена? Отчего несчастная?
Жить совсем не можется, умирать не хочется,
Эта ситуация по судьбе волочится.
«Я не пойму, за что она любила вас…»
Я не пойму, за что она любила вас,
Всю ночь в её окне тревожный свет не гас,
И билось о стекло беспомощное «SOS»,
Когда с друзьями пил, когда сказал ей: «Брось!»
Когда сказал ей: «Брось обиды в ранг вводить
Железом по стеклу, я пил и буду пить!
Ведь проще жизнь прожить под вечною “балдой”,
И не тебе судить, такой я иль сякой!
Всем обещаньям грош, и даже тот взаймы!
Предпочитаю “Я” навязчивому “Мы”!»
Хотелось ей понять, а главное – простить,
А может быть, обнять или навек забыть…
И билось о стекло беспомощное «SOS»,
И плакала душа, лишившись мира грёз.
«Не скисает молоко в стакане…»
Не скисает молоко в стакане,
То, скажу, сомнительный прогресс,
Химия в картошке и банане
Телу придаёт излишний вес.
Организм старается как может
Этот вред смягчить, переварить,
Но не получается, похоже,
Мы в болезнях начинаем жить.
Вас водить не стану по больнице,
Ведь смущает рифма к слову «так».
Верим, с нами это не случится,
Организм наш умница, мастак.
Может быть, пройдёт немного время —
Пластик есть мы будем на обед.
Но людское сохранится племя?
Я не знаю, то ли да, то ль нет.
Нам заменят органы, возможно,
Или в мозг внедрят охранный чип.
Молоко глотну я осторожно,
Да, оно не скисло, а горчит.
«Любовь земная – чувство уязвимое…»
Любовь земная – чувство уязвимое,
Как водится, недолог её век.
Она настолько хрупкая, ранимая,
Что сохранить не в силах человек.
Вот оттого Джульетта в усыпальнице
С Ромео юным – девичьи мечты.
Любовь как сказка, в жизни всё ж случается…
Но много ль пар счастливых видел ты?
Закончить повесть – жили долго, счастливо —
Шекспир не мог, поскольку он поэт,
Он в правду жизни проникал участливо
И потому не верил в хэппи-энд
Любви счастливой. Мне, поверьте, горестно,
Ведь и Толстой её под паровоз…
Ему нам лгать, выходит, тоже совестно.
Любовь, да, есть, но чаще в мире грёз.
«Собирайте суд присяжных…»
Собирайте суд присяжных,
Будем душу мы судить,
Не люблю я дел сутяжных,
Но нельзя так больше жить.
В зеркала смотрю и вижу —
Жизни близится конец,
В облаках душа витает,
Вновь готова под венец.
Я с достоинством шагаю,
А она готова вскачь,
Что с ней делать, я не знаю,
Не стареет, ну хоть плачь!
Разберитесь с этим делом,
Кто придумал этот фарс?
Пусть душа смирится с телом.
Покажите, судьи, класс!
«Колесо сансары меж миров застряло…»
Колесо сансары меж миров застряло.
Я не в том, не в этом. И душа устала.
В переходе тёмном ей, крылатой, тесно,
И живу на свете лишь на слове честном.
«Умирают русские деревни…»
Умирают русские деревни,
Зарастают пастбища, поля,
Это поступь времени, наверно,
Я не знаю, честно говоря.
Только сердце стонет от разрухи
И от судеб: сведены к нулю,
И от рук натруженных старухи,
Что живёт у жизни на краю.
Выживаем, вечно выживаем,
А хотелось бы полегче жить,
Мы в душе на Бога уповаем:
Может, он сумеет подсобить.
Но глаза у Господа суровы,
Видно, тяжелы наши грехи,
Райские разрушены основы,
А в заветах только лишь штрихи.
Мы понять умом своим не в силах,
Почему так трудно и зачем…
Эх, Россия, родина Россия,
Очень жаль, для нас ты не Эдем.
«Смирённая Заветами…»
Смирённая Заветами,
Осознанная, понимающая,
Подкованная советами,
Душою воспринимающая,
Споткнусь вдруг об острый камешек,
От бывшей мечты отколотый,
О счастье напоминающий,
Блистающий в сердце золотом.
Пусть золото самоварное,
Но вмиг все устои рушатся,
Я снова девчонка бульварная,
Неумная, простодушная.
И снова я в бездну падаю
Житейскую и бездонную.
И, честно скажу, не радую
Осознанную и свободную
Себя…
Отчаянье… и всё до фонаря
Я на краю, в усталости объятьях,
«Фонарная», без признаков «хочу».
Иллюзии напоминают платье —
То, что исчезнет, не ходи к врачу.
И мудрых мыслей отвалилось бремя,
Душою грешной даже не молюсь,
А на часах остановилось время —
Оцепенела, ждите, не боюсь.
«Мы встретились в безвыходности миг…»
Мы встретились в безвыходности миг,
О нём обычно говорят: приплыли…
В круизе том по полной получили,
Душой и телом пропахавши риф.
Нам остров дан с искрящимся песком,
И моря соль, гораздо больше пуда,
И жар сердец, снимающий остуду…
Об остальном узнаем мы потом.
Кричали чайки откровенно зло
И молнией над берегом метались.
Их крики в моей памяти остались,
Как зависть, что нам нынче повезло.
И жили мы под шёпот тёплых волн,
Но время перемен опять настало,
Привычкой нас немного укачало.
И мы забыли, как опасно дно.
Тут накатила новая волна —
Волна судьбы, что нас врасплох застала.
Я долго ничего не понимала,
Но поняла – божественна она.
«В душе поселилась какая-то грусть…»
В душе поселилась какая-то грусть,
Природу её описать не берусь,
Возможно, как облачко, лёгкий туман,
Но очень назойлива. Старенький кран
Так капли роняет одну за одной.
Похоже, та грусть породнилась со мной.
Ушёл композитор, политик, поэт,
Я фильмы смотрю, а артистов уж нет.
Их нет среди нас, я их с детства люблю,
Они чуть постарше, а я на краю.
Отсюда уходят в иные миры,
И мне уж три шага до этой поры.
Останется всё, что творила с душой,
Другим пригодится – и то хорошо.
Так вот, в ожиданьи, той грусти причина.
И некуда деться от этого сплина.
«Уставы жизни и уставы смерти…»
Уставы жизни и уставы смерти
Сопряжены. Судьба рулетку вертит,
Бывает, в раж всесильная впадёт,
И тут, увы, не каждому везёт.
А силуэт, что мечется в окне,
Вздымая руки, может быть, в молитве,
Как жизнь вдруг проигравший – он на дне.
Ты позвони, ворвись или окликни,
Взгляни в глаза – не верит никому!
Так получилось – зарекаться можно,
Живём, бывает, вопреки уму,
Да и со дна подняться очень сложно.
А мы живём, не окликая их,
Измученных, но всё-таки живых.
Смертелен холод жёсткого устава,
Ты не окликнул – и её не стало…
«Мысли воронами чёрными…»
Мысли воронами чёрными
Исклевали каждый день,
Пусть молитвы, как дозорные,
Упреждали крыльев тень,
Но душа – больная, грешная —
Открывала ворота
И стонала, неутешная,
Потерявшая Христа.
«Прощаю жизнь за все её подставы…»
Прощаю жизнь за все её подставы.
За все трамваи, что застряли в пробках,
За все надежды, павшие в обманы,
За ерунду в подарочных коробках,
За Новый год под одеялом тёплым,
За кошелёк, обиженный грошами,
За то, что в дождь я до костей промокла,
За кошку, пробежавшую меж нами,
За те цветы, что в магазине вяли,
За то, что слишком поздно гасла люстра,
За то, что поддавалась я печали,
За то, что притворялась я искусно.
За зеркало разбитое бедою,
За шёлк иллюзий и подружек козни,
За всё, что не случилося со мною,
За то, что начинать от печки поздно.
Прощаю? Нет! Её благодарю,
Ведь трудный вечер находил зарю,
И каждый день, даруя солнца свет,
Мне слал урок, надеясь на ответ.
«На земле справедливости нет…»
На земле справедливости нет.
Отчего же дрожат твои руки?
И померк для тебя белый свет,
И сжимается сердце от муки,
Коль столкнёшься с обманом в пути,
Коли кривда повсюду в фаворе?
Если правду не сможешь найти,
Захлестнёт тебя жгучее горе.
Что же делать? Кричали не раз
И платили надеждой и кровью
И тревогой измученных глаз.
Что же делать нам с этою болью?
На земле справедливости нет:
Близкий вдруг подведёт иль правитель.
Каждый должен зажечь в сердце свет,
Там любви к нам Господней обитель,
И ты Господу сердце отдай
И живущим далёко и рядом,
Вот тогда к нам приблизится рай,
Где нет места злодеям и гадам.
«Целовал меня при прощаньи в лоб…»
Целовал меня при прощаньи в лоб,
А хотела я нежно в губы чтоб,
Уходил спеша, позабыл ключи
И исчез, как день, в темноте ночи.
Будет новый день, есть в двери звонок,
Но висит судьбы между нами рок,
Словно меч висит. Не пойду вослед,
Ты живи вдали, рядом жизни нет.
«Линия фронта по сердцу проходит…»
Линия фронта по сердцу проходит,
Мысли летают проворнее пули:
Что-то вестей нет давно от Володи…
Можно поплакать, ведь дети уснули.
Боже, прости мне минутную слабость,
Дай мне терпенья и веры – вернётся!
Вот бы уснуть, накопилась усталость,
И до рассвета чуть-чуть остаётся.
Детям нужна я заботливой, сильной,
Значит, нельзя мне сейчас расслабляться.
Снится во сне, что звонит мой мобильный.
Ты мне звонишь. Просыпаюсь от счастья.
«Расплескались васильки…»
Расплескались васильки,
Словно море у реки,
Коли сон дурной приснится,
В васильки пойду «топиться».
Утону в них с головой,
Небо сине надо мной.
Пчёлы, устали не зная,
От цветка к цветку летают.
Рядом речка, близко лес,
У меня на шее крест.
Утопилась! И пока.
А глаза – два василька —
Улыбаются всему.
Что грустила? Не пойму.
«В лесу тёмном у избушки…»
В лесу тёмном у избушки
Сидит ветхая старушка.
Кругом кости да рога —
Это бабушка Яга.
«Эх, деньки какие были!
А теперь меня забыли.
Не боятся и не чтят,
А ходили все подряд.
То Иван придет, то леший,
Кто на волке, а кто пеший,
То Кащей устроит пир,
Да и он уж не кумир…»
И сидит Яга, сидит,
Хоть нога и не болит.
Но куда на костяной —
Из дому лишь да домой!
Из подружек лишь сова,
Да и та сошла с ума!
И ослепла, и оглохла,
Хорошо ещё – не сдохла.
В гости ждал её Кащей —
Похлебать вчерашних щей,
Но забыла и когда,
Знать, забыла навсегда.
Уж давно рассохлась ступа:
«Съем мышиного я супа,
Закушу пиявкой
С колдовскою травкой.
Вдруг потом на что сгожусь —
Берегись, Святая Русь!»
Бабка цокнула ногой,
Стала дерзкой, молодой,
Скутер оседлала
И в Москву помчала.
Говорят ведь, что в Москве
Вмиг забудешь о тоске.
Прощальная записка
Она стояла у окна.
Этаж? Считаю… Двадцать пятый.
По небу шастала луна,
Её бессониц друг заклятый.
А на столе – графин вина
И лаконичная записка.
Я нынче оттого пьяна,
Что не актриса я – актриска.
Осталось сделать только шаг,
Чтобы покончить с этой болью.
Надежды потерпели крах…
А в труппе называют молью…
Луна толкала её в грудь,
Луна почти остервенела.
Она кричала: «Всё забудь!
Ты что творишь, ты обалдела!»
Но крик её тонул в ночи,
А девушка – окно пошире.
Но вдруг три вспыхнули свечи,
Хотя одна была в квартире…
Она не видела лица,
А он закрыл собой окошко.
Слова порой верней свинца,
Давай поговорим немножко.
Трещали тихо три свечи,
Он говорил тепло и просто
В безвыходности той ночи
И в полушаге от погоста.
«А люди, знаешь, и меня
К кресту, как есть, приговорили,
За добродетели казня,
И не скажу, что не любили.
Вот только разум спит людской,
И что творят – не понимают.
Но я с тобой, всегда с тобой,
Несправедливость убивает.
Но только тех, кто не готов
Принять свой крест, поднять повыше.
Но даже от свинцовых слов
Не надо пить и прыгать с крыши».
Она проснулась кое-как,
Она почти ту ночь забыла,
Но помнила, как сгинул мрак,
Когда со светом говорила.
«Едет телега истории…»
Едет телега истории.
Возница почти не в счёт.
Едет, как Бог, по империи
И куда хочет везёт.
Сколько кнутом ни размахивай,
Сколько вожжой ни струни,
Путь у телеги той аховый.
Скрылись надежды вдали —
Те, что огнями маячили
И обещали постой.
Ею самой путь означенный
Плачет, звенит под дугой.
Колокола отзываются
Звоном, почти в унисон.
Болью в душе приживаются,
Что там, в конце, знает ОН.
«По мостику радуги…»
По мостику радуги
Спускались к нам ангелы
На землю на грешную
Ко всем неутешенным,
Кто верит и кается
И кто сомневается.
Спускались незримые
Из неба из синего
По мостику радуги,
Дышащему влагою.
А люди по малости
Вкушали все благости:
Глазами от радуги,
Душою – от ангелов.
Стихи о белом
Белое платье всем девам к лицу,
В белой фате вы идёте к венцу,
Волей судьбы вам оказана честь:
Белый пуд соли вдвоём нужно съесть.
Белая лебедь – то верности класс,
Трогает сердце и радует глаз.
Коли покажется – жизнь тебе враг,
Всё ж не спеши поднимать белый флаг.
Белой ромашкой Бог красит луга,
Скосят её и уложат в стога.
Жизнь начинает глоток молока,
Белого очень, как хлеб и мука.
Транспорт небесный – плывут облака,
Белых белее. Уплыли! Пока!
Белая вьюга – то горе и смех,
Шанс поскользнуться бывает у всех.
Гипса сомнительна белая стать,
Но не смущает то лыжников рать.
Возраст, однако, даёт седину,
Горе такую же гонит волну,
Мудрость белее, чем гнев и чем страсть,
Чести твоей не позволит упасть.
Мы покидаем навек белый свет.
Та, что с косой, тоже белая! Нет
Белого цвета прекрасней, друзья!
Сами решайте! Так думаю я.
Стихи о синем и голубом
Голубой из космоса видится Земля,
Синевой волнуются реки и моря,
Небо ярко-синее нежностью сквозит,
Птица счастья синяя, верьте, прилетит.
И печаль по синему тянут журавли:
Телеграмму памяти небу от земли.
Васильки разбросаны синью у реки,
И бывают синими тётушки чулки,
С бородою синею жертву ждёт тиран,
И вещает разное голубой экран.
«Голубые» мальчики – то природы грех,
Синим колокольчиком серебрится смех,
Синими чернилами подпишу приказ,
В мире нет красивее милых синих глаз.
Выпускаю в небо я шарик голубой
И ныряю в синее прямо с головой.
Стихи о зелёном
Май бушует зеленью свежей, молодой,
Клейкими листочками, сочною травой,
А юнцы зелёные взволновались вдруг,
Смотрят зачарованно на своих подруг.
Квакает зелёное чудо на пруду,
Яблоко зелёное – Еве на беду,
Огурец зелёненький. Хочешь – похрусти!
Съем тебя, пупырчатый, ты меня прости!
Губит жизни начисто страсть – зелёный змей,
Брось своё чудачество – квас домашний пей,
Коль тоска зелёная одолела вас,
Ничего не хочется. Светофора глаз
Не даёт зелёного, красный жарит свет,
Что-то где-то сломано, жупел – хода нет.
Зелени убавилось в кошельке твоём,
Но живи и радуйся майским тёплым днём…
Стихи о красном
С красной строки начинаю рассказ.
Красное солнышко радует нас,
Красная дева исходит слезой:
Больше не будет она дорогой.
Красную розу, как символ любви,
Тем, кого любишь всем сердцем, дари.
Красное Знамя над нашей страной
Помнит священный и праведный бой,
Красная кровь пропитала поля,
Разве забудет об этом земля?
Красная площадь встречает парад,
Красные звёзды надеждой горят,
В красном углу под сиянье свечи,
Кто не молился в тревожной ночи?
Красный, однако, загадочный цвет:
В меру полезен, в излишестве – нет.
Стихи о чёрном
Чёрная материя, чёрная дыра
И квадрат Малевича – в чёрное игра.
Ночь приходит чёрная, навевая сон,
Заполняя комнату сквозь окна проём.
На моём халатике дрыхнет чёрный кот,
А по чёрной лестнице тайный гость идёт.
Кофе чёрный варится в турке поутру,
Пятнышко я чёрное с зеркала сотру.
Заострю точилочкой чёрный карандаш,
Дело тут привычное – лёгкий макияж.
Платье глажу чёрное – мой любимый цвет,
Сразу стану стройною – чёрного секрет.
Чёрный ворон каркает: «Опоздаешь! Жми!
Чёрненькую сумочку бережно прижми!
Томик там Есенина – “Чёрный человек”,
Почитаешь в транспорте – это прошлый век!»
Белая, пушистая в чёрном платье мчусь,
Острым чёрным камешком сердце ранит грусть.
«Если нет царства Божьего…»
Если нет царства Божьего,
То зачем эта жизнь?
Как по мне, так ничтожная:
Бутерброд маслом вниз
Каждый день в вечность падает.
То война, то болезнь,
Если муки, то адовы,
А проблемы не счесть.
Можно только утешиться
Светлой верой в Христа,
Я, как водится, грешница
И живу без поста.
Но в душе покаянное
Моей чувство царит,
Непонятное, странное —
То, что верить велит.
Вот такой коленкор
Моя печалится душа,
Когда меняет время нравы,
И я живу, слезой греша.
Отцы и дети, Боже правый,
В своих стремленьях далеко
Порой уходят друг от друга,
Принять всё это нелегко,
Пусть все углы известны круга,
Жизнь по которому течёт,
Смывая старые устои,
А может, чем спешить вперёд,
Пикник с духовностью устроим.
А может, оглянетесь вы,
Ведь невозможно не заметить —
Помойки книгами полны,
И мудрость дедов губит ветер,
Прочтёте умные тома
В дождём побитых коленкорах.
А горе тут не от ума,
И в не моей души укорах.
«Проходит день, и ночь проходит…»
Проходит день, и ночь проходит.
Моё отложено перо.
И вдохновенье рядом вроде,
Да сердце горести полно.
Мы ищем путь, мы смыслы ищем,
Землянам данного пути,
И по векам прошедшим рыщем,
В пережитом хотим найти
Подсказки для веков грядущих.
Мы собираем мудрецов,
Ведь жить всем хочется получше
И наших дедов, и отцов.
И вот отчаянной рукою
Беру перо, пишу для вас.
Проблемы у землян с душою,
Она давно больна у нас.
И главное, она бессмертна,
Чтоб ей не мучиться во мгле,
Вложите в душу больше света,
Лечите душу на земле.
Её любовью наделите,
Духовной силы красотой,
На помощь небо призовите,
А Бог – он с каждым, Бог с тобой.
«Китаец старый верною рукою…»
Китаец старый верною рукою
Иголки ставил, плоть мою врачуя,
Кружил над телом умною пчелою,
И, как пчела – нектар, болезнь он чуял.
«Клин клином! – старый лекарь говорил.
– Жизнь не щадила, тело не забыло,
Как плакало, страдало и любило.
И как держалось из последних сил».
И холод покидал безмерный тело.
Душа шептала: «Я тепла хотела,
Но не смогла я вынести невзгод».
Коль сломлен дух – и тело чуть живёт.
А как прожить ему в земной юдоли
Не испытав ни холода, ни боли?
Качал китаец старый головой:
«Я помогу – терпи. Господь с тобой!»
«Вот ещё одно лето в город…»
Вот ещё одно лето в город
Притащило жару и потность,
Жить мне легче, однако, в холод,
Солнце жарит сквозь шторы плотность.
Душ поможет чуть-чуть взбодриться,
Дохлой рыбой плыву к дивану.
Засыпаю – зима мне снится,
Буду спать, до зимы не встану.
«Репертуар дождя не так велик…»
Репертуар дождя не так велик,
Он песнь свою поёт без фонограммы:
То плачет тихо – так, как плачут дамы,
То хлюпает украдкой, как старик,
То, как младенец, сразу обо всём,
То сорванцом он шлёпает по лужам
И с хрипотцой по зонтику – простужен,
То землю рвёт неистовым свинцом.
Бывает, будто стая комаров,
Назойливо звенит перед окошком,
Потом мурлычет сладко, словно кошка,
И погружает в бесконечность снов.
То с силой гимна, зная свою власть,
Не попадая в ноты, заливая,
Он распоётся на неделю всласть,
Раскаты грома для души включая.
А я люблю, когда он шепчет мне,
Что любит свет в моём ночном окне…
«Жизнь проходит в шелках иллюзий…»
Жизнь проходит в шелках иллюзий,
Я в бессонницу их латаю,
Красной нитью прошито: «Лузер».
Я отчаянно засыпаю.
А на полках толпятся книжки,
В них, как жить, мне дают советы.
А их много и даже слишком.
Вот один: мол, не ешь конфеты.
Я не ела почти неделю,
Я к прилавкам не подходила,
Но нисколько не похудела,
А несладко мне очень было.
Говорят, что любить всё надо:
Мыть тарелки и гладить блузку,
И тогда меня ждёт награда,
И морковка вдруг станет вкусной.
И стараюсь я улыбаться,
Осознать и принять советы,
И получится, может статься,
Но не в этой жизни, не в этой.
«Взял собаку на охоту…»
Взял собаку на охоту,
Мол, нашёл тебе работу,
Будем зверя добывать,
Хватит хвостиком вилять,
Приносить к дивану тапки
И совать мне в руки лапки.
Снег глубокий, лес кругом,
Я с собакой и ружьём.
Но собака вдруг пропала —
Может, зверя увидала.
Я ружье рванул с плеча,
Но, похоже, сгоряча,
Тишина, зверья не видно,
Пусть живут, но всё ж обидно,
Что добычу не несу,
Что полдня убил в лесу.
Вдруг! Глазам своим не верю,
Вижу – пёс играет с зверем,
То бежит за зайцем он,
То таится под кустом,
То опять стрелою в лес,
Заяц носится, как бес,
Тычет мордочкой в бочок,
Мол, догнал я, старичок.
И валяются в снегу,
Нет, стрелять я не могу!
Без добычи шли домой.
Но, поверьте, пёсик мой
Стал исправно в лес ходить,
Чтоб зайчонка навестить.
Вот такие тут делишки,
Нет жаркого, но есть книжки.
Я пишу стихи для вас,
Пёс к дверям – и скрылся с глаз…
Молчи, грусть, молчи
От цветущего посёлка
Здесь осталось пять домов.
Ни коровы, ни ребёнка,
Боль старух да тьма котов,
Доживает век собака,
Скажем, общая для всех,
Приезжает автолавка
После дождичка в четверг.
Но картошка выручает
И солёный огурец,
Есть всегда варенье к чаю.
А облупленность крылец
Их общенью не мешает,
Дружно бабушки живут,
Сбились души в крепку стаю,
Даже песенки поют.
Как-то бабка заболела,
Даже чай не заварить,
Кошка Мурка, знамо дело,
Что без дела не сидит.
Принесла бабуле мышку:
Хочешь – смейся, хочешь – съешь.
Коль я есть, не будет крышки,
На безрыбье мышка – вещь.
Улыбнулася больная:
Мне бы, Мурка, молока,
Ну коль жизнь пошла такая,
Что отлёживать бока?
Вот приедет автолавка,
Молочка я прикуплю,
От души, не будет жалко,
Тебе мисочку налью.
А потом пришли подружки,
Как два слова – грусть, молчи,
И струился пар над кружкой,
И горел огонь в печи…
«Крещенские морозы, вода острей ножа…»
Крещенские морозы, вода острей ножа,
Стою с купелью рядом, любуюсь на моржа.
Конечно, восхищаюсь: не каждому дано!
Сама бы я, как камень, давно пошла на дно.
А он неспешно вылез, глаза его горят,
Читаю я молитвы от страха все подряд.
О Господи, помилуй, конечно, я грешна,
Но не хочу погибнуть, как Стенькина княжна.
Возможно, ты здесь, рядом, согреешь и спасёшь,
Но ухожу я садом, трясёт коленки дрожь.
А прорубь дышит паром, а прорубь ждёт моржей,
Дрожат мои коленки, мне страшно, хоть убей!
«Весна звучала акапельно…»
Весна звучала акапельно,
Так девочка, режим постельный
Преодолев, запела в ванне
На радость бабушке и маме.
А песнь весны поёт капель,
Зимы холодную постель
Снимает тёплою рукой,
Чтоб оживить её травой
И клумб подушки разбросать.
Да кто ж весной захочет спать?!
«Конфеты, букеты, звонки, эсэмэски…»
Конфеты, букеты, звонки, эсэмэски,
И радость в душе, и в глазах больше блеска.
Двоим не расстаться, романтика кружит,
И, кроме друг друга, никто им не нужен.
И смысл в каждом дне обретается чувством,
Но время проходит, как это ни грустно.
И двое живут, будто и не любили,
Привыкли, устали и даже забыли
Бессонные ночи и радость общенья,
И смысл бытия вызывает сомненья,
Но помнит пусть каждый, кольцо надевая,
Любовь надо нянчить – она же живая,
Ей нужно вниманье, тепло и забота,
Что счастье растить – непростая работа.
Но счастье – мечта, так что сил не жалейте,
Хотите иметь, так всю жизнь и лелейте.
«Последняя любовь – отчаянное чувство…»
Последняя любовь – отчаянное чувство.
Она любила вас рассудку вопреки.
Была её любовь, как это и ни грустно,
Как омут для души, пусть светлой, но тоски.
Она любила вас, с мечтой вступая в сговор,
Смеялась над собой, всё зная про шесток.
Пусть разум и судьба увещевали хором,
Какая уж любовь, коль осень на порог!
Но чувству своему дивилась словно чуду,
Не муча телефон и не желая встреч,
Знать, грела та любовь души её остуду,
Хотелось ото всех ей счастье уберечь.
Внимали небеса души её флюидам,
Остаться в стороне, похоже, не смогли.
Любовь – то дар небес, и это очевидно.
Вот и у вас в душе лилеи расцвели…
Весна идёт
Зима под занавес закуталась в меха,
Мороз был очень щедр на бриллианты,
Вся в кружевах, прекрасна и легка,
Как дева, упражняясь на пуантах,
Снежинкою над сценою кружит.
Зима кружила, от весны скрываясь,
Был сердцу мил её прелестный вид
И мужество, но только зря старалась.
Весна идёт, пока что без одежд,
В плаще ветров, но с теплотой во взгляде,
И в ней таится трепетность надежд,
А в мае уж предстанет при параде.
«Не зови меня в ресторан…»
Не зови меня в ресторан.
Что за радость поесть прилюдно,
Тост банальный шепча в стакан,
И его мне расслышать трудно:
В море музыки тонет зал,
Мельтешат полупьяные люди,
И твои по ним шарят глаза,
И форель остывает на блюде.
А мне хочется тишины,
При которой и слов не надо,
«Я» и «ты» там сливается в «мы»,
А сердцам там тепло и отрадно.
«Когда закончится спектакль…»
Когда закончится спектакль
С моим участьем в главной роли
И сыгранный по Божьей воле,
То всяк я получу пентакль —
То знак земли и даже боле.
Рассчитывать, что роль свою
Безукоризненно сыграла,
Сейчас, когда я на краю,
Я не скажу и без металла,
Но небеса благодарю,
Что ни тюрьма и ни сума
Меня на дно не затащили,
Что не сошла в тоске с ума,
В минуты нестерпимой были
Была надежды я полна.
И пусть не так меня любили,
Как пишут в книжках о любви,
Но чай вдвоём мы всё же пили
И соли съели пуда три.
Жаль, упускали блеск зари,
Но мудрость вечная царей
Меня смиренью научила,
Мол, понапрасну слёз не лей,
Коль роль такую получила,
Играй, не жди других затей.
Судьба – суфлёр, коли забыла.
Вот-вот закончится спектакль,
Но свет, однако, не зажжётся,
К чему он, коли есть пентакль,
А только он и остаётся…
«Я прикинусь сибирским валенком…»
Я прикинусь сибирским валенком,
Когда ветер слезой из глаз,
Когда знаешь всё о проталинках,
Но по горло в снегу увяз,
Я приду, коль запахнет жареным:
Тёплый валенок в жгучий снег,
У своей судьбы на экзаменах
И с надеждою на успех.
Мимо пусть каблучки все модные:
От мороза покруче дрожь,
Ведь зима такая холодная,
Как без валенок ты живёшь?
Я прикинусь сибирским валенком,
И Господь мне простит тот грех,
Ты же сразу поймёшь, не маленький:
Для тебя я теплее всех.
«Как-то глупенький щенок захотел стать кошкой…»
Как-то глупенький щенок захотел стать кошкой
И со всех четырёх лап прыгнул на окошко.
Не допрыгнул и упал, подвернулись лапки,
Хорошо, что он попал пузиком на тапки.
А потом глупыш решил на забор взобраться,
Долго он потом скулил, не хотел играться.
Помяукать захотел, получилось – лает,
Как же стать ему котом, тот щенок не знает.
Пёс сказал ему большой: «Глупый, не старайся!
Ты щенок, дружочек мой, им и оставайся».
Вот и ты, мой дорогой, про щенка читаешь,
Ты мальчишка, ты герой, девочкой не станешь.
Будет так, как создал Бог, ведь нельзя иначе,
А щенка жалеешь ты, но тогда тем паче.
Понимаешь, верный пёс охраняет, лает,
А котёнок моет нос и мышей гоняет.
Мальчик вырастет отцом, а девчонка – мамой,
Ведь смешно, коль кавалер назовётся дамой.
«Твоим не верю я словам…»
Твоим не верю я словам,
Твои не радуют приветы,
С тобой души моей зима
Не станет благодатным летом.
И в високосном феврале
Твоя рука моей не в помощь,
Я для тебя не свет в окне,
В моих глазах ты не утонешь.
Я это чувствую, прости,
Не стоит поддаваться страсти,
С тобой не суждено расти,
Расти душой, а в этом счастье.
Не стану я твоей судьбой,
Влеченье – глюки параллелей,
На этот шарик голубой
Мы с разной целью прилетели.
Не стоит меряться душой —
Чья хороша, а чья похуже,
Ты просто для меня чужой,
А мне родной, мне близкий нужен.
Не трать приветные слова,
Заждалась та, что станет близкой,
А наше дело – сторона,
Где разная у нас прописка.
Три тысячи чертей
Три тысячи чертей, а может даже, боле
Я вспомню поутру: был ночью снегопад.
И где он, тротуар? Стою как в чистом поле,
А дворник не успел, хоть сам тому не рад.
Красавица-зима, как всякая красотка,
Имеет дерзкий нрав: то снег, то гололёд.
И тащится народ неверною походкой:
Шажок, потом другой и в ноги упадёт
Безжалостной зиме; той по сердцу больницы,
Ей в радость белый цвет, знать, пофиг слабый люд.
Любила б зиму я, коли летала б птицей,
А тут чертей зову, те мигом тут как тут.
Три тысячи чертей, а может даже, боле…
«Он уходил. Ушатом разлюбил!..»
Он уходил. Ушатом разлюбил!
Смыл десять лет, а может, и поболе.
И мир её ко всем чертям поплыл,
И камнем «Как же я?!» повисло горе.
Её тащило в омут, в беспросвет.
Дверь хлопнула по сути обещаний,
Любовь свободна, в том сомненья нет,
Но тем граничит с областью страданий.
Хотелось бы, чтоб помнил человек
Ответственность свою за тех, кто рядом,
Раскрепостил нас беспредельно век,
Уходят чувства, не смущаясь, садом.
И остаётся в сердце пустота,
Коль рвутся связи, прочные, казалось,
Не знаю, кому верит нынче та,
Что в омуте предательства осталась.
«Я себе обещала раз двести…»
Я себе обещала раз двести
О тебе позабыть навсегда,
Мне не светит с тобою быть вместе,
А пилюля душе – не судьба!
Я смирялась, но сразу бледнели
Даже яркие краски весны,
И тоскою терзались недели,
И тревожили странные сны.
Что же делать? Утешусь обманом,
Подарю себе светлую ложь,
Мне так легче, как это ни странно.
Стану думать – однажды придёшь,
Покупая красивое платье,
Сочиняя любовный сонет,
Будет сердце к тебе моё мчаться,
Не впадая в безвыходность, нет.
Остальное всё в рамках приличья,
В суете разноплановых дней
Становлюсь, скажем так, симпатичней.
Раскрасневшись от тайны своей.
«Дождь гулял по Петербургу…»
Дождь гулял по Петербургу
Длинноногий, бесшабашный.
Удивил Неву-подругу,
К ней в объятья прыгнув с башни.
По районам пробежался,
Глаз зашторив светофора,
В дверь трамваев постучался,
Что дремали в пробке сонной.
Разогнал старушек в парке
И, похоже, утомился.
Вышло солнце. Стало жарко.
Он вздохнул и испарился.
Не впадайте в крайности
Любовь – это чувство интимное,
Да мир упразднил тормоза,
Теперь галерея картинная
Смущает не только глаза.
Теперь всё разложат по полочкам,
Расскажут кто, как и зачем,
А раньше трясли комсомолочку,
Когда не одна ела джем.
Да нет, не впадаю я в крайности,
Болею за трепет сердец,
Ведь гибнет от ветра наглядности
Извечная тайна колец.
Осенние зарисовки
Тучи космы распустили,
Серым пеплом сыплет дождь.
Что сказать? Скажу: приплыли!
Осень – что с неё возьмёшь.
Лист кленовый, словно якорь,
Погрузился в лужи квест,
Ветер носится собакой,
И янтарь роняет лес
В это море непогоды,
Что зовётся ноябрём,
Раздербанило природу,
С нетерпеньем снега ждём,
Чтоб под белым покрывалом
Приосанилась земля,
Заискрилась, засверкала,
Чистоту небес даря
Затрапезному обличью,
Что скопилось тут и там.
Завтра – минус! И отлично!
То зелёный свет снегам.
«Из неведомых глубин…»
Из неведомых глубин
В жизнь приходим мы как гости,
Чтоб испить коктейль судьбы
По дороге до погоста.
О себе оставить след —
Крест на кладбище юдоли,
А с собой взять мудрость лет
И старанья своей воли
Не скандальным гостем быть
Или как уж тут случилось.
С этой ношей будем плыть
То ли в милость, то ль в немилость.
В край неведомых глубин,
Из которых заявились,
Оставляя радость, сплин
И всё то, в чём пригодились.
Маков цвет
Дождь похож на мезотерапию.
И дождинок острою иглой,
Перейдя границы красных линий,
Небеса глумятся надо мной.
Зонт забыт средь утренних хотелок:
К кофе был повышен интерес.
Получив приказ, спешим, от стрелок,
Дел моих непроходимый лес
Торопил, вот зонтик и забыла,
Да и дождь не лил, а моросил,
Но, однако, макияж вмиг смыло:
По щекам, зря красилась, поплыл.
И лицо пылает алым маком,
Ничего не скажешь – хороша!
Мысль моя ругается, собака,
Дожила, не помнишь ни шиша…
А вторая мысль – помолодею.
Этот дождик – свежести глоток,
Расслаблюсь и почти балдею,
Представляя то, что я цветок.
«Планета обезумевших людей…»
Планета обезумевших людей.
Растерянность стирает мои слёзы.
И слово беспощадное – убей,
И ядерной войны не бред – угрозы.
Что же случилось с нашею землёй?
Где разум у людей учёных, зрелых?
Ведь опыт пережитый мировой —
Там Хиросима, Холокост – безмерен,
Как можно сук рубить, на ком сидишь.
«Титаник» тонет – трюм в мрак и каюты.
О разум человеческий, ты спишь
Иль отнят у живущих почему-то?
И в бездну жизнь летит без тормозов,
А мы к тому все приложили руку:
Разрушена в сердцах людей любовь
И с лёгкостью ближайших шлём на муку.
Дошли до края, к удивленью всех,
Един он для гонящих и гонимых,
Безвыходности слышен нервный смех,
Портрет землян – Малевича картина.
Королевские замашки
Под вуалью дождя осень входит, как дева,
Золотою листвой, как парчою, шурша,
Люди смотрят ей вслед. Что сказать – королева,
Всё к рукам приберёт, не оставит гроша.
Прокутит на балах в залах бабьего лета,
Вместе с ветром шальным пустит по ветру жизнь,
Эта дева больна, она точно «с приветом»,
От приветов её ты подальше держись,
А не то ОРЗ обеспечит зеваку,
Будешь пить молоко и от кашля страдать.
Коли дождь, то на двор не пускают собаку,
Ведь по лужам и ей неприятно гулять.
Вот такие дела заморочила осень,
С тротуаров легко ветром сдула народ,
А сама суетится возле елей и сосен,
Но встаёт на пути – мол, моё! – новый год.
«Ты накрылся медным тазом…»
Ты накрылся медным тазом,
Я вскочила на карниз,
Не моргнув, вскочила, глазом
И хотела прыгнуть вниз.
Только гордость взбунтовалась:
«Если дура, так сигай,
Я тебе навек досталась,
Так что чти и уважай».
И за шиворот стащила,
И благую речь ведёт:
«Всё проходит в этом мире,
Вот и эта боль пройдёт,
Будут встречи и разлуки,
Утирай слезинки с глаз,
Он не стоит твоей муки,
Коль ему дороже таз.
Из-за каждого стреляться —
Это, знаешь, полный бред,
Надо легче расставаться
И добра желать вослед.
Все свободны. Да, непросто
Это сердцем воспринять,
Стань осознанной и взрослой,
Я могу тебя понять.
Рядом хочется родного,
Но прошу, не унывай!
Хорошо, когда вас двое,
Но одна – это не край!
Это жизнь во всех аспектах,
Её нужно проживать
И в ответственных моментах
В окна нечего сигать».
Я курила сигарету
У раскрытого окна
Гордость трескала конфеты,
Мы вдвоём, я не одна.
Не хочу
Не могу быть случайной женщиной
Даже в самый случайный миг,
И оборванной ниткой жемчуга
Губ растерянный шелест стих.
Ты привык, что девчонки падают
На костёр твоих жарких фраз,
Но меня они, нет, не радуют:
Не про нас они, не про нас.
Не хочу быть случайной женщиной,
Знаю все про твоё «хочу»,
Не святая я – как все, грешная,
Но мой ангел зажёг свечу.
О любви ещё можно каяться,
От «хочу» только дым да чад,
А уж чёрт, поверь, расстарается
Затащить мою душу в ад.
Не хочу!
«Между нами бездна. Без тебя нет смысла…»
Между нами бездна. Без тебя нет смысла,
Мне судьбы на плечи давит коромысло.
Тридцать три несчастья у неё в бадейках.
Прохожу – смолкают бабки на скамейках.
Я решаю жизни трудные уроки:
Тридцать три несчастья зарифмую в строки.
И они по сайтам разнесутся мышью,
Мне даря надежду – вдруг меня услышишь.
«В глазах твоих тоска нашла приют…»
В глазах твоих тоска нашла приют.
Оскал судьбы – её законы жёстки.
Столкнулись с ней на жизни перекрёстке
И породнились в несколько минут.
«Лето закатано в банки с компотами…»
Лето закатано в банки с компотами,
И не жужжат уже пчёлы над сотами,
Мир наполняется осени песнями,
Листья шуршат под ногами невесело,
Мантры дождя то сильнее, то тише,
Нудно стекают в окошко по крыше,
Хлюпают лужи, и зонт, как тарелка,
Снится замёрзшим согражданам грелка,
Души в печали, а тело – в пальто,
Всё нам не это и всё нам не то.
Хочется солнца, тепла не хватает,
Да и зима уже снегом порхает.
Можно, конечно, взглянуть по-другому,
Оду сложить листопаду и дому,
Только мне шепчет навязчивый дождь:
Радость устала – её не тревожь,
Солнце в отгуле, печали пора,
Так не гоните её со двора…
Отдых от буйства – осенний сезон,
Жизнь гармонична – роптать не резон.
Осенние зарисовки
Дождик прыгает по лужам,
Нарезает дождь круги,
Мир зачихан, мир простужен,
Достаёт мир сапоги.
Из окна смотреть прикольно:
Смылся от дождя народ.
Дождь, кончай, уже довольно!
Ну а дождик льёт и льёт.
Не смущаясь, он смеётся,
Разбиваясь о карниз.
Что же делать? Нам придётся
Пережить его каприз.
Бессонница
Бессонница растягивала ночь,
Пронзая темноту сверлящим взглядом.
И было мне её не превозмочь,
Чтобы заснуть, – она лежала рядом.
Страдали одеяло, простыня,
Кровать стонала, комкались подушки,
Отарой надвигалась на меня,
И сладкой мятой чай дышал из кружки,
И яблоко хрустело в час ночной
Гораздо громче, чем в дневное время,
Вкус сигареты, диалог с луной —
Всё было, кроме сна, сегодня в теме.
Бессонница смеялась надо мной,
Подкинув жизни разные проступки,
Что обрели давно в душе покой,
Но вновь толкутся, словно зёрна, в ступке.
И внешности проблемы обнажив,
К утру ушла, шепнув мне: «Не прощаюсь…»
«Я кофе заварю!» – мелькнул порыв.
Но не могу, полдня уже валяюсь.
Бабье лето в Питере
Две тысячи двадцать третий.
Сентябрь, но тепло, как летом,
Умчался куда-то ветер,
И дождик пролился где-то.
А в Питере бабье лето,
Как рай, благодатью дышит.
Объятья тепла и света
Нам посланы, видно, свыше.
Такое природное чудо,
Как бабы очарованье,
А женщины бродят всюду
Без должного пониманья,
Что женщины наши – чудо,
Источник тепла и света.
Да что говорить – не буду!
О них это бабье лето.
«Изнурённая зноем земля…»
Изнурённая зноем земля,
Как княгиня, уставши от бала,
Свой шикарный снимает наряд,
Чтоб под белое лечь одеяло.
Но до этого струи дождя,
Словно душ, смоют жаркую негу,
И, отдавшись морфею и снегу,
Отдыхает княгиня-земля.
Песенка дождя
Осень меня кутала в шарф,
Вырывала из руки зонт,
Запихала сарафан в шкаф,
Хоть на полку не влезал тот.
Я терпела всю её блажь,
Потому что надоел зной.
И учила мама: уважь,
Будь терпима к тем, кто с тобой.
И я ела липовый мёд,
Чтобы на неё не чихать,
А она мне под ноги лёд:
Дурака прикольно валять.
Соберу я рыжий букет,
Принесу из парка домой,
Ведь тебя со мной рядом нет,
Ты букеты даришь другой.
Осени вам пофиг привет,
Ждёт вас у подъезда авто,
Ты везёшь её на балет
Без шарфа, в красивом манто.
И валяю я дурака:
Дурака прикольно валять,
В осени так много «пока»,
Будем мы с дождём горевать.
«Одному побыть приятно…»
Одному побыть приятно,
Погрузившись в тишину,
Чай сварганить с сладкой мятой,
Мысль отправить на луну.
Поваляться на диване
С девой, что зовётся Лень,
Посчитать, что там, в кармане,
Иль проблем развеять тень.
Посмотреть альбомы с фото,
Написать иль почитать,
В общем, делай что охота —
Некому тебе мешать!
Это здорово, однако,
Быть свободным день иль час
И не думать: «Вот собака!
Измозолила мой глаз».
Одному побыть приятно
Этот час, труднее – год,
Греясь мыслью благодатной,
Той, что близкий твой придёт.
И сварганить чаю с мятой
Или кофе заварить,
Коль фантазией богаты —
И с обедом учудить.
Но когда один остался,
Так случилось – навсегда,
В лапы холода попался —
Это полная беда:
Чай противный из пакета,
Продавила лень диван,
К сигарете – сигарета
Или фантики в карман.
Одиночества объятья
Тянут жизнь твою на дно,
И луна спешит смотаться,
Заглянув на миг в окно.
«Я прошу тепла у стужи…»
Я прошу тепла у стужи —
Знать, на голову больна,
Мне давно усвоить нужно,
Что и стужа не вольна:
У неё свои законы,
Суждено ей волком выть,
Номер у неё коронный —
Всё тепло на нет сводить.
Зря я жду, когда повеет
Стужа лютая теплом,
Но она же не умеет,
У неё другой синдром.
Я возьму свои пожитки,
Я отправлюсь в край иной,
Я прощусь с тобой с улыбкой —
Нелегко тебе со мной.
«Разум мой проводит клининг…»
Разум мой проводит клининг,
Обо мне творя заботу,
Птиц давно он вымел синих —
Не способны на работу.
А теперь твой образ милый
Он упрямо размывает:
Мол, не трать на это силы,
Мол, такого не бывает.
Я, конечно, понимаю,
Сколько можно мне томиться,
Но стерильность убивает
Ощущением больницы.
Пыль в глаза себе пускаю,
Разум мой, оставь потуги,
Лет десяток помечтаю —
И к Альцгеймеру в подруги…
«Сердце залатано…»
Сердце залатано
Прощений заплатами,
Что нежно и трепетно,
Так больно задето то,
Как в вазе, что склеена,
Завянет, что зелено,
Так в сердце измученном
Нет места для случая,
Для случая звонкого,
От нежности тонкого.
Что в сердце после этих всех прощений?
На этот счёт немало разных мнений.
Моё – не падко счастье на заплатки,
Дежурная улыбка – всё в порядке!
Я всех простила, отпустила боль.
А что осталось? Абсолютный ноль.
А от нуля не каждый оттолкнётся,
Ну вот и мне никак не удаётся.
«Как холодно блестит хрустальный мой бокал…»
Как холодно блестит хрустальный мой бокал,
Пьянящее вино закончилось, к несчастью,
Любовь ушла, уже не правит бал,
И над тоской не обладает властью.
«Износило лето сарафан…»
Износило лето сарафан
Из волнистых утренних туманов,
С набивным узором сочных трав
И цветочным принтом на карманах.
Туфельки на каблучках дождя
Потерялись в вальсе с ветром тёплым,
И помады яркая заря
Поцелуем вечности уж стёрта,
Из росы серебряной колье
Умыкнуло солнце взором жарким.
И готово лето уж вполне
Раздарить последние подарки:
Вздох прощальный летнего тепла,
Чтобы листья стали золотыми,
Золотом укрылись и поля,
В вечности ведь ценности другие…
«Не спотыкаясь о понедельники…»
Не спотыкаясь о понедельники,
Не расслабляясь в объятьях пятницы,
Дни мои, увяданья подельники,
В бездну катятся, быстро катятся.
И настало время песочное,
Сыплет, тает оно безудержно,
То явленье до боли точное —
В нём сама лишь себе я нужная.
Дело это, как есть, законное —
То, что начато, всяк закончится,
И всё ближе бездна бездонная,
Но мне думать про то не хочется.
Фантазии скрипача на тему любви
Ты появилась из дождя
Промокшая до нитки,
Выходит, что тебя ждал я,
Чтобы понять – ошибкой
Было стремление моё
К свободе и успеху,
Моё уютное жильё
Закрыто было смеху,
Закрыто смеху твоему,
Твоим забавным тапкам,
Я чувства подчинил уму.
И было мне так сладко
Кумиром быть, и я им стал,
Своё тщеславье грея.
Аэропорты и вокзал,
Дорога, и я с нею
Дружил всегда накоротке,
Я был желанным гостем
С любимой скрипкою в руке.
Мне всё казалось просто —
Таланту жизнь свою отдать,
Играть во славу Бога,
И в этом деле лучшим стать,
Себя судил я строго.
Но ты явилась из дождя,
Вода текла с одежды.
Спросил: «Как называть тебя?»
Ответила: «Надеждой.
А впрочем, женщиной дождя.
А ещё лучше – милой,
Я так устала ждать тебя,
Я Божью Мать просила
Устроить встречу под дождём
На этой остановке,
Всё получилось, мы вдвоём.
Прости, мне так неловко».
Струились по её щекам
То ль слёзы, то ль дождинки,
Наверно, плакал я и сам.
В душе замёрзшей льдинки,
Растаяв от её любви,
Мир сделали прекрасным.
Я прошептал: «Меня прости!
Знать, многогранно счастье».
И мы стояли под дождём,
Промокшие до нитки,
А сердце полнилось огнём
И нежной песней скрипки.
«Плакало сердце, истерзанное и измученное…»
Плакало сердце, истерзанное и измученное,
И нудный дождь моросил неустанно,
Дождинки, как комариная стая,
Звенели над подоконником.
И казалось, что так будет вечно:
Ни счастья, ни солнца —
Они неуместны,
Как люди под утро в вечерних нарядах,
Дышащие хмелем в трамваях набитых.
Всему своё время.
Моё, видно, вышло.
И плакало сердце о том и об этом.
В трамвае всё проще – купите билеты,
Глаза опустите или огрызнитесь,
А дома под душем холодным проснитесь.
Но плакало сердце, уставши от бед, —
Не купишь для жизни обратный билет…
«Я не буду хорошей девочкой…»
Я не буду хорошей девочкой,
Что похожа порой на овечку
И готова подставить темечко,
А потом загрузиться в печку.
Лучше буду козой упрямою
И бодливою, если надо,
И, конечно, самою-самою,
Как правительственная награда.
Не впишусь я в рамки приличия,
Я – Вселенная, бесконечность.
Ничего в том, поверьте, личного,
Только жизни моей быстротечность.
«Настенные часы смущали взор…»
Настенные часы смущали взор,
Усами стрелок чинно шевелили,
Как все законы знавший прокурор,
Они с рожденья нас приговорили.
И мы живём отпущенный нам срок,
Таблеткой облегчая пребыванье,
В судьбы застенках проходя урок,
Не всякий достигает пониманья,
Что в покаянье он найдёт покой
И что любовь – извечная константа,
Он в суете проходит путь земной.
Да все мы априори дилетанты
В вопросах постиженья бытия,
Душой томясь от веры до неверья,
Вновь по граблям проходится земля,
И в шишках лоб любого поколенья.
«В кинематографе Вселенной…»
В кинематографе Вселенной
Запущен фильм про нашу жизнь,
Происходящего мгновенья
Давно придумал сценарист.
Отснята плёнка, фильм в прокате.
И что тут можно изменить?
Прибавить тысячу к зарплате
Или кого-то полюбить.
Такое, может, и случится,
Коль в будущем фортуна есть,
И продолжает фильм крутиться,
И смотрят зрители с небес
На наши слабые потуги
Чего-то в жизни изменить;
Экстрасенсорные услуги
Спешим с надеждой оплатить.
Увы, никто не хочет верить,
Что неподкупен сценарист,
Отсняты главные дороги,
По ним шагает наша жизнь.
Смотрю порой в ночное небо,
Ищу в нём зрителей глаза,
А этот фильм им на потребу
И смотрят без любви и зла.
«Коктейль из чувств готовит ночь…»
Коктейль из чувств готовит ночь,
Как бармен опытный смухлюет
И к счёту нолик пририсует,
Чтоб воду в ступе не толочь.
Ведь этим чувствам жизнь – цена,
И я надеялась на скидки,
От этой дьявольской ошибки
Вдруг закружится голова,
И чувства выпадают в ноль,
То ли была, то ль не бывала,
То ли брала, то ль раздавала,
Ото всего осталась боль.
И этот ноль – луной в ночи,
Он жизнь мою в ломбард заложит:
Пусть голова кружится, кожей
Я чувствую – коктейль горчит.
«Не прилетит жар-птица в старый сад…»
Не прилетит жар-птица в старый сад,
Он не под стать красе её небесной,
Её перу дурак до смерти рад.
Но разве птице это интересно?
Летает птица в райские сады,
Из чаш злачёных воду пьёт живую,
Художник той неведомой страны
Для нас мечту – портрет её рисует.
Легенды говорят, её сестра
Является той самой синей птицей,
Которая, коль жизнь будет светла,
В окошко, может быть, и постучится,
Жизнь озарив лазоревым крылом,
Свершит надежды ваши и мечтанья.
Ко мне ни-ни, к ней не готов мой дом.
А вдруг! А вдруг! Заблудится! Случайно!
«О! Сколько раз я собиралась…»
О! Сколько раз я собиралась
Начать жизнь с чистого листа.
Ведь у кого-то получалось.
А я девчонка ещё та!
И покупала я кроссовки,
Чтоб бегать в парке по утрам,
И книги умные на полки,
Как пищу свежую мозгам,
Абонементы в фитнес-клубы,
Билет, конечно, на балет,
И улыбались мои губы:
Унынию отныне – нет!
Пыхтел морковкой холодильник,
Весы стояли под столом,
И заводила я будильник.
Готова я, готов мой дом!
Осталось снять всего лишь пенки,
Уверена, что ждёт успех.
Будильник – враг! Сводил он стрелки
На после дождичка в четверг!
«Мне холодно, ведь судьбы параллельны…»
Мне холодно, ведь судьбы параллельны,
В толпе столкнёмся – параллелей глюки,
И снова будем двигаться раздельно,
Всё дальше в холод, не сцепивши руки.
Пересеченья нам не угрожают
И не сулят огня горячей пляски,
И ожиданье наше не страдает,
Всё хорошо, но сердце просит ласки.
Когда ложусь уставшая, раздетая,
Когда шепчу молитвой, фиолетовы
Мне в этой жизни все прикосновенья!
Но слышит Бог в молитве той сомненья
И беззаконность наших параллелей
За невозможность соприкосновений…
«Сижу на остановке, мой трамвай…»
Сижу на остановке, мой трамвай
Застрял в каком-то дальнем переулке,
Передо мной домов теснится рай
И детские площадки для прогулки.
И вроде без особенных причин
Заныло сердце, некомфортно стало,
Ведь тесно людям, очень тесно им
В бетонных клетках, потеряв начало,
Как связь с землёй, чтоб лес через порог,
Чтоб петухи будили – не трамваи,
Чтобы сосед зайти под вечер мог,
Хоть встречу вы ему не назначали.
Привыкли мы уж к четырём стенам,
Тусуемся полжизни в виртуале.
Пришёл трамвай! Спокойной ночи вам!
Домой спешу; и я, и вы устали.
«Их отношенья – абсолютный бред…»
Их отношенья – абсолютный бред,
Не вписанный в небесные скрижали,
Но чудо, оседлав велосипед,
Примчалось, хоть его совсем не ждали.
Вернее, чудеса имеют спрос,
И каждый ждёт, однако, не надеясь.
Оно явилось розою в мороз,
Снега пробив и от нахальства греясь.
В их отношенья вклинилась шипом
И запахом до одури дразнящим,
Они не думали, что будет там, потом,
Они в тот миг зависли в настоящем.
«Бутерброды на тарелке…»
Бутерброды на тарелке
Составляют мой обед,
Вечно чистые горелки
Выдают, что счастья нет.
Мотивация пропала,
А тоска взрастила лень,
Я ворчала, что устала,
А теперь хоть целый день
Отдыхай, мусоля книжку,
Иль внедряйся в сериал,
Там всегда есть третий лишний,
У меня такой же край!
И до чёртиков обидно,
Бес в ребро – и жизнь под хвост,
Бутерброд солёный рыбный,
И тоска аж в полный рост.
«В убогой хате, что на ладан дышит…»
В убогой хате, что на ладан дышит,
Жила старушка на краю села,
Знал дождь давно прорехи в её крыше,
И в тазик совершал свои дела.
А жизнь старушку эту не щадила,
Распухли руки от тяжёлых дел,
Но не было ни мужа и ни сына,
И старый пёс недавно околел.
А вечерами, когда выла вьюга,
И кости ныли, значит, не спалось,
Смотрела в ночь беззубая старуха,
Почти что ведьма, в седине волос.
И вспоминала бабка, вспоминала,
Как муж построил эту вот избу,
Как сына она в счастье пеленала,
Да вот погибли, милые, в войну.
И позабыта бабка целым миром,
У всех свои насущные дела,
Ведь не она, а муж был командиром,
Страной забыта – Бог, прости! – вдова.
Конечно, время было не из лёгких,
И каждая вторая слёзы льёт.
Всё ничего, да вот собака сдохла…
Стакан воды последний кто нальёт…
Мальчишки озоруют – эко дело.
Похоже, ведьма иль того страшней.
А как на свадьбе классно песни пела,
И платье очень подходило ей.
И в день дождливый, на все дни похожий,
Хоть были не доделаны дела,
Но срок пришёл, что ей отмерил Боже,
Старушка эта тихо померла.
Мальчишки любопытные примчались:
Что там, в шкатулке, ведьма берегла?
Открыли – и как будто испугались.
Хоть были там не лапки и рога,
А там лежали Родины награды
И похоронки, стёртые до дыр.
Мальчишки убегали старым садом,
Казалось, что догонит командир.
А дождь хлестал – вода текла в избушку…
Надеюсь, тех мальчишек мучил стыд,
Что ведьмой называли ту старушку.
Её избушка плакала навзрыд…
«В лабиринтах судьбы гаснет счастья фонарь…»
В лабиринтах судьбы гаснет счастья фонарь,
И теряются люди в дороге,
Только сердцем, мой друг, в грязь, прошу, не ударь,
Даже если судьбой правят Боги.
Разве можно забыть навсегда островок,
Где хватало и солнца, и света?
Пусть пути разошлись на развилке дорог
И другой островок найден где-то,
Чтоб пред Богом предстать в свой назначенный час
И не прятать глаза от смущенья,
Ты храни в своём сердце светлой памяти глас
Про счастливые жизни мгновенья.
«Греховной мысли жаркий след…»
Греховной мысли жаркий след
Окрасит щёки алым цветом,
Но только я при всём при этом,
Как дева, давшая обет
Пред Богом быть и в мыслях чистой.
Нет, не грешу, иду на свет
Души твоей и глаз лучистых,
И полнится моя душа
Любовью светлой и надеждой,
И всякий грех очистит нежность:
Коснусь руки, едва дыша.
«Цветочница осталась без работы…»
Цветочница осталась без работы,
Цветы поникли, а потом завяли,
В то время их совсем не покупали,
И, бедная, скучала до зевоты.
Какой-то сумасшедший математик,
Он ночи две уж, видимо, не спал
И вычитал, всё время вычитал,
И кстати, и, увы, совсем некстати.
Из МЫ он вычел ТЫ,
Но, к сожаленью, гений был не Бог
(Вот оттого увядшие цветы),
Обратно уж сложить никак не смог.
Если из МЫ вычесть ТЫ,
То получится ОДИНОЧЕСТВО,
В нём не значится Я. Там не дарят цветы.
Маг увлёкся – страдает цветочница,
Математик уснёт, утопая в мирах
Из законов, что зиждутся в вечности,
И во сне он увидит всю землю в цветах,
И программу цветка в бесконечности.
Мистика
До тебя дойти можно лишь по лунной дорожке,
Лбом прижавшись к стеклу, я стою у окошка,
Улетает мечта прямо в звёздное небо,
Долетит до тебя, как далёко б ты ни был.
И, коснувшись души, как звезда, засияет,
Хоть не веришь в то ты, но такое бывает.
Я к рассвету вернусь, о тебе вспоминая.
Я тебе позвоню – ну вот, видишь, живая!
Я вернулась домой, и теперь под луною
Стала ближе чуть-чуть наша встреча с тобою…
«Сложились звёзды не про нас…»
Сложились звёзды не про нас,
Тобой я не целована,
В цветы не прячу радость глаз,
Я с грустью окольцована.
Но попрошу случайность я
На подвиг изготовиться
И подтянуть к нам радость дня,
Где сможем познакомиться.
Ведь звёзды, звёзды далеко,
Не сразу и дотянутся,
И это, скажем, нелегко,
А в жизни всё случается.
Столкнёмся мы в толпе с тобой,
Как будто на тропиночке,
Махнут нам звёзды вслед рукой:
Живите, половиночки.
«История на гребне перемен…»
История на гребне перемен
Быть иль не быть
В который раз решала,
Заложница всех мировых проблем,
Она меж тем своим путём шагала.
Порой, как мак, краснела от стыда:
Её деянья и лицо меняли —
То власть имущих вечная беда.
Как инквизиция, где ведьм сжигали,
Как книги, что горели и горят,
Как храмы, что без страха разрушали,
И, в шутовской одев её наряд,
Во всех грехах и бедах обвиняли.
А звон монет за искажённый вид
Ей душу рвал и оседал в карманах,
У тех, кто до сих пор её гнобит,
Не сожалея о слезах и ранах,
Когда она кричала: «Оглянись!
Не делай зла, такое уже было!»
Но чья-то безусловная корысть
Не хочет слышать, пропускает мимо
Её слова, а через сотню лет
Добавят сурика во тьму деяний
И на букет заменят пистолет,
Чтоб возложить его на гроб страданий.
История шагает по земле,
Смывая зло могучими цунами.
А мы? А мы почти на дне,
Гриб ядерный растёт уже над нами.
«По тебе скучает Петербург…»
Посвящается О. П.
По тебе скучает Петербург,
А тебе удобнее в столице.
Карта перемен легла на круг:
Человек ведь к лучшему стремится.
И вздыхает гордый Петербург,
Погружаясь в дрёму белой ночи,
Сердца твоего не слыша стук,
А тебя взрастил он, между прочим.
Только утро вечера мудрей:
Коли жизнь построила вокзалы —
Для тебя открыта ширь дверей,
Ждут тебя дворцы, Нева и залы.
По тебе скучает Петербург,
Возвращайся, дома всяко лучше,
Если одиноко станет вдруг,
Если ностальгия станет мучить
По прозрачным питерским ночам,
По дворов нахмуренных колодцам,
Невской лавры трепетным свечам,
По Неве, в которой тонет солнце,
Иль почаще в гости приезжай,
Ждёт тебя культурная столица.
За укор, однако, не серчай,
Просто белой ночью плохо спится.
«Судьбы последняя насмешка…»
Судьбы последняя насмешка —
Твои печальные глаза.
Но увлеклась я, делом грешным,
Мой разум против, сердце – за!
Пусть стану, наконец, я дурой,
Поверив в чистоту монет,
Борясь с разумностью натуры,
Судьбе я не отвечу: «Нет!»
Пусть дальше будет так, как будет,
Ведь скоро поцелуй и в лоб,
И если кто-нибудь осудит:
Печаль его – переживёт.
«Между нами – не судьба!..»
Между нами – не судьба!
Бездной.
Безнадёжность – никогда!
Бледность.
Утомлённого лица
Горе,
Гиблым морем у крыльца
Поле.
Я как рыбка без воды
Чахну.
Далеко ли до беды?
Ахну!
Жить не может без воды
Рыба.
Как не можем я без ты
Глыбой.
Между нами не судьба!
Справлюсь.
Я тебе как никогда
Нравлюсь.
Правда о нас
Я посмотрела сериал «Шаляпин»,
Сижу в печали, да простит пусть Бог.
Ушла эпоха с веером и в шляпе,
Настало время кирзовых сапог.
Дубинушка прошлась по чувствам метко,
И ухнуть мы готовы всякий раз.
Душа уткнулась к облакам в жилетку,
Ведь тонких струн осталось мало в нас.
Живём мы раздербаненным роялем,
До ноты «си» умом не дотянуть.
А наши души иногда ночами
Несут нас к звёздам, не дают уснуть.
«Сошла с ума: надумала влюбиться…»
Сошла с ума: надумала влюбиться,
Уж очень пресной стала моя жизнь,
Хотелось мне из пепла возродиться,
И губы поцелуев заждались.
Боялось сердце, помудрев за годы:
Любовь подчас сжигает жизнь дотла,
Я уязвима очень от природы,
Вот и страшусь любовного котла.
И ладно бы в сетях нашла я друга,
Или сосед бы приглянулся мне,
Иль с кем-то познакомила подруга,
Но он явился, он пришёл во сне.
О Боже мой, такого нет в помине,
А если есть, то он не для меня,
Не сплю в ночи, горит огонь в камине,
И в сердце мне не погасить огня.
Пречистой Деве я молилась страстно,
Прося избавить сердце от тоски,
Но образ его милый и прекрасный
Со мной навек, до гробовой доски.
Вот и живу, никто другой не нужен,
Сошла с ума, и как тут не сойти!
Уже зима судьбою моей кружит,
Да и мечта отстала по пути.
А я живу в придуманной любови,
Земные парни не подходят мне.
Приснившийся не водится в юдоли,
Живёт он лишь в мечтах или во сне.
«Изнурило лето зноем…»
Изнурило лето зноем,
Пот ползёт ленивой змейкой,
Плохо лёжа, тяжко стоя,
Не утешусь и скамейкой.
Мозг расплавленный меняет
О любви приоритеты,
Как он лето ожидает,
Но измучен этим летом,
Как мальчишка, что красотку
Добивался – жизнь ей в ноги,
Получил и глушит водку
Или думает о Боге.
А красотка ногти пилит
Или бьёт посуду в гневе.
Мозг, похоже, не осилит,
Что он хочет в самом деле.
«В инсультном небе молнии рвались…»
В инсультном небе молнии рвались,
Гром рокотал драконом всемогущим,
Разборки в тёмном небе начались,
И ливень был оправданно отпущен.
И он рванул в наш раскалённый мир
Безудержно, неистово, пугая.
Вода лилась, смывая с лета пыл.
И ветер выл, всё на пути сметая.
Смотрю, к стеклу прижавши лоб,
Стихии нет конца и края,
А в подсознании потоп
Активы жизни обнуляет.
«Окутана душа романса нежной шалью…»
Окутана душа романса нежной шалью
И грезит о любви – такой, чтобы навек,
Чтоб скрыться от тоски под белою вуалью,
Чтоб было всё равно – льёт дождь иль тает снег,
И плавится душа в очарованьи звуков,
Кончается концерт, а рядом – пустота…
А рядом пустота, души смятенной мука,
И ждёт её судьба на краешке моста.
«Божественно звучал чудесный голос твой…»
Народному артисту России Олегу Погудину
Божественно звучал чудесный голос твой
И душу уносил куда-то ближе к Раю.
Он сам оттуда, дивный, неземной,
И дарит нам, чего так не хватает:
То погружает в нежности купель,
То в омут неосознанной печали.
В нас возрождает трепетный апрель,
Который у судьбы давно в опале.
Век двадцать первый бешено спешит,
А наша жизнь, она апгрейд проходит,
Мир чувств отложен или позабыт,
Романтика давно уже не в моде.
Но, разрушая точку невозврата,
Врачует душу сильный голос твой,
Ведь чувства для неё дороже злата.
А твой концерт – свидание с душой.
Посёлок Алексеевский
Посёлок наш враги сожгли,
А жителей в полон забрали,
Мы возродить его смогли,
Мы снова сеяли, сажали.
И на израненной земле
Цвели сады, рождались дети,
Но жизнь сказала своё «не»,
Вам здесь уже ничто не светит!
Разъехались по городам
И по большим посёлкам люди,
Хана пришла нашим домам,
Но сердце помнит, не забудет
Колодец с чистою водой
И лес, что виден из окошка,
И петуха, был боевой,
За нами бегал и за кошкой.
На Пасху собирались все,
Достав из сундуков наряды,
Катали яйца на дворе
И были бесконечно рады.
Сходились в дедовой избе,
Чтоб вместе Богу помолиться,
Поговорить про жизнь в стране
И чаю крепкого напиться.
А мы играли там в лапту,
Купались в речке, загорали,
В душе лелеяли мечту
На нашу встречу с городами.
Но вот теперь, на склоне лет,
Мне хочется назад, в посёлок,
И к бабушке на пироги,
И в круг мальчишек и девчонок.
Но ничего вернуть нельзя,
А память моя тихо плачет.
Вы тоже помните, друзья?
Ведь родина так много значит.
Дедова икона
Участник Первой мировой,
Мой дед, Калинин Симон,
Израненный пришёл домой,
Он бился за Россию.
Я помню деда с бородой,
С умелыми руками,
Шутил, играл всегда со мной,
Молился он часами.
Под вечер Библию читал,
А я не понимала,
Зачем читать, он всю уж знал,
Но деду не мешала.
Однажды дед мне рассказал
Историю из жизни,
Как немец всю семью погнал
В Германию. Неблизкий
Им предстоял, тяжёлый путь
К врагам, да на чужбину,
Икону дед с собою взял,
Запеленав в холстину.
Семья в немецких лагерях
Намучилась изрядно:
И голод был, и боль, и страх,
И недоступна правда.
Погнали деда на завод:
Снаряды делать, пули.
А дед упёрся, не идёт,
Но дело тут не в дури.
«Воюет там моя страна,
Мои сыны там тоже!
Не стану делать, сатана!»
Конец пришёл, похоже!
Приговорён к расстрелу дед
И брошен в карцер строгий.
Прощай, и жизнь, и белый свет…
Спасенье было в Боге!
Молился пред иконой дед,
С родными он прощался,
А утром, объясненья нет,
Расстрел не состоялся.
Победа! Дедушка живой,
Икона сохранилась.
Она теперь всегда со мной,
А с ней и Божья милость.
«Новый год без мамочки…»
Маме посвящается
Новый год без мамочки,
Грустный Новый год,
Стоит фото в рамочке
И глаза мне жжёт.
Никому неведомо,
Есть ли вечный путь,
Но гляжу на небо я
И шепчу я: «Будь!
Приходи, любимая,
Иногда во сне,
Ночью тёмно-синею
Снись, родная, мне.
Я большая девочка,
В сердце – сирота,
От тебя я семечко,
Только ворота
Между нами высятся —
Вечности закон,
Тот, что жизнью пишется.
Непреложен он.
Жизнь идёт, как водится,
Нынче Новый год,
Хорошо всё вроде бы,
Только не придёт
Моя мама, мамочка.
С Новым годом, мам!
Стоит фото в рамочке.
Будь счастливой там!»
«У каждого начала есть конец…»
Памяти отца посвящается
У каждого начала есть конец,
Погашен свет, и опустела зала,
Уж скоро год, как умер наш отец,
На тесном кладбище венец его начала.
А то, что сделал, поросло быльём,
Но внуки – продолженье его рода,
И наша память светлая о нём.
Сезон дождей – печалится природа.
Хорошим человеком был отец,
Руками много дел перелопатил,
Он плохо спал, считал своих овец,
И денежки бездумно он не тратил.
Писал стихи про нас и про луга,
Где проложил заветную тропинку,
Там, где ромашки складывал в стога,
Жалел душой и маму, и Маринку.
Порой ворчал, желая воспитать
По образу достойному и виду,
Пытался жизнь прочувствовать, понять,
К несправедливости терпел обиду.
Прости, отец, коль были мы при чём,
Тебя нам очень сильно не хватает,
Гармошка, что дружна с твоим плечом,
Нет, не поёт, лишь изредка вздыхает.
И мы придём на этот же погост,
Грядёт конец и нашего начала,
Мир очень сложен, ну а в этом прост,
Туда-сюда… и опустеет зала…
«Я фанатка кофе…»
Я фанатка кофе,
Зыбкой акварели,
Что весёлым вздохом
Создают апрели.
И, как то ни грустно,
Сигаретки, здрасьте,
Не скажу, что вкусной,
Но зато участной.
В коротанье ночи
Вроде бы занятье.
И люблю я очень
В пол чудные платья.
И иллюзий милых
По душе мельканье,
Ведь они лишь в силах
Выжить в состязаньях,
И с судьбой, и с грустью
Справиться любою.
Вот и фанатею от борьбы с собою.
«Дождь толчёт следы прохожих…»
Дождь толчёт следы прохожих
В ступке старого асфальта,
Вот ещё один день прожит,
Канул в вечность, ну а завтра
Солнце жадными лучами
Мутных луж осушит плошки,
И увижу я случайно
В том повадки рыжей кошки.
Будет жмуриться до ночи
То игриво, то устало,
Незаметно, между прочим,
Жизнь на день короче стала.
Много видела прохожих
Та дорога из асфальта.
Жизнь цени! Случиться может —
Не для всех наступит завтра…
«Старость в душу входит незаметно…»
Старость в душу входит незаметно,
Выключая лампочки желаний
На гирлянде жизни многоцветной,
Погружая в мир воспоминаний.
Тянутся бессонными ночами
Вереницы прожитых событий,
Радости страницы и печали,
Времена познаний и открытий.
Понимаешь, всё осталось в прошлом,
Ничего не хочется – всё было.
Вспоминайте чаще о хорошем,
Коль бессониц время наступило.
«Любовь, что выпита до дна…»
Любовь, что выпита до дна,
Уже не утоляет жажду,
Когда, измучившись однажды,
От безысходности одна,
Ты вновь захочешь ощутить
И терпкий вкус, и наслажденье,
Тебя охватит наважденье
Из чаши прошлого отпить.
Но коли выпита до дна,
Твои надежды будут тщетны,
Не могут быть эквивалентны
Наполненность и пустота.
«Вас многие хотят любить…»
Вас многие хотят любить.
И любят.
А я, а я хочу забыть
Глаза и губы.
Ну сколько может сердце жить
Надеждой тщетной,
Пришло, знать, время отпустить
Ваш образ светлый.
«Ты очень хороший…»
Ты очень хороший,
Но я не с тобой.
Куда было проще
Остаться женой.
И в осень теплее,
И в зимнюю скользь,
Зачем захотела,
Чтоб дальше шли врозь.
Бывает такое:
Заходишь в бутик,
Там платье шальное!
Но нужен лишь миг —
Понять: платье – S-ка,
Мне впору XL.
И даже не тесно —
Не влезу совсем.
И ты самый лучший,
Но сердцу не в масть,
Похожий ведь случай,
Но больно как – страсть.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71484094?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.