Главная страница | Стихи и поэзия | Библиотека современной литературы. Выпуск 3

Библиотека современной литературы. Выпуск 3
Сборник
Ольга Павлова
«Библиотека современной литературы» – коллекция книг, представляющая лучшие образцы современной прозы и поэзии. В этой серии собраны произведения талантливых авторов XXI века, отражающие разнообразие жанров и стилей.
Это издание позволит читателям познакомиться с новыми именами и открыть богатство современной литературы.
Произведения «Библиотеки…» приглашают к размышлениям о значимых темах и ценностях, даря эстетическое наслаждение и глубокие переживания.
Погружаясь в эти страницы, вы ощутите живую связь с сегодняшним днём и его реалиями. «Библиотека современной литературы» – ваш проводник в мире современной прозы и поэзии, открывающий новые горизонты и обогащающий внутренний мир.

Библиотека современной литературы. Выпуск 3
(составитель Ольга Павлова)

© Издательство «Четыре», 2024
* * *
Дорогие читатели!

Мы рады приветствовать вас на страницах альманаха «Библиотека современной литературы». Этот проект создан с целью объединить под одной обложкой творчество талантливых писателей и поэтов нашего времени, чьи произведения воплощают дух и многообразие текущей эпохи.
Каждый автор, представленный в этом сборнике, вносит свой уникальный вклад в развитие искусства слова. Их произведения не только обогащают нашу культуру, но и способствуют формированию думающей нации, пробуждая интерес к чтению и осмыслению. Мы гордимся тем, что под обложкой книги «Библиотека современной литературы» собраны строки выдающихся деятелей современной словесности. Их творчество вдохновляет, заставляет задуматься и открывает новые горизонты для читателей всех возрастов. Участники проекта, каждый со своим уникальным стилем и голосом, создают произведения, которые находят отклик в сердцах людей независимо от их жизненного опыта и интересов.
Мы уверены, что каждый найдёт здесь что-то близкое и важное для себя. На этих страницах вы откроете новые миры, познакомитесь с героями, чьи истории останутся с вами надолго, и найдёте ответы на вопросы, которые, возможно, давно вас волновали. Эти произведения не только развлекают, но и обогащают внутренний мир, побуждая к размышлениям и самопознанию. Они помогают нам увидеть мир с разных точек зрения, расширяя наше восприятие и углубляя понимание человеческой природы.
Каждое произведение в этом сборнике – результат кропотливого труда и безграничной любви к слову. Авторы, представленные здесь, не боятся экспериментировать, искать новые формы и выражать свои мысли смело и открыто. Их творчество – живое свидетельство того, что литература продолжает развиваться и находить новые пути для самовыражения.
Мы надеемся, что этот альманах станет для вас источником вдохновения и радости и вы будете возвращаться к его страницам снова и снова.
Благодарим всех участников этого проекта за их неоценимый вклад в развитие современной литературы, за уникальные произведения – не просто тексты, а живые голоса, которые звучат в сердцах читателей, обогащая их внутренний мир и расширяя границы восприятия.
Приятного чтения!

    С уважением,
    редакция «Библиотеки современной литературы»

Алла Валько

Член РСП. Автор книг:
«39 лет в почтовых ящиках»;
«Америка моими глазами»;
«Об Украине с открытым сердцем»;
«Калейдоскоп чувств и событий в жизни Аси и её подруг» (аудио- и печатная версии);
«Преподаватели и студенты класса английского как второго языка»;
«От миллениума до пандемии», а также публицистических и путевых заметок, репортажей, иронической прозы и рассказов.
Публиковалась в разных альманахах и литературных журналах. Победитель и лауреат конкурсов МГО СПР, ИСП и издательства «Четыре».
Награждена: Золотым дипломом и медалью Московской литературной премии (ИСП); именной статуэткой «Золотая звезда» и орденом им. С. А. Есенина (МГО СПР); Пушкинской медалью и медалями Чехова, Бунина, Некрасова, Горького, «Святая Русь», Пушкина, звездой «Наследие» (РСП, 2022); орденом I степени в номинации “публицистика”, знаком «Золотое перо русской литературы» (издательство «Четыре»); литературной премией «Русское слово», дипломом номинанта литературной Премии мира (ИД Максима Бурдина) и др.

Венское кафе, или Разговор о патриотизме


Прилетев в Москву в 2019 году, я мечтала увидеться с бывшими коллегами по работе: моим первым начальником Юрием Ивановичем (для нас просто Юра) и Ириной, сотрудницей его группы. Мы решили встретиться в каком-нибудь кафе, расположенном по пути начальника с работы домой.
Юра поинтересовался, какую сумму я предполагаю там истратить. Памятуя посещение ресторана «Грабли», в котором мы только что отметили день рождения нашей подруги, я ответила, что рублей 400–500. Это вызвало у него искреннее недоумение. Он сказал, что такие цены могут быть только в какой-нибудь забегаловке и что в «своих Америках» я сильно отстала от жизни. Он предложил «Венское кафе» на «Рижской», добавив, что оно дорогое, но он готов заплатить за ужин. Когда в назначенный день я подошла к кафе, Юра и Ирина уже сидели за столиком на открытом воздухе. Юра преподнёс мне большой букет роз (всё же у меня был юбилейный год!), а Ирина получила букет поменьше. Втроём мы вошли во внутреннее помещение кафе. Юрия Ивановича я не видела с тех пор, как мы отмечали его собственный юбилей. Я с удовлетворением отметила, что он почти не изменился, и порадовалась, что благодаря своей активности наш начальник остаётся для нас примером бодрости духа и ясности ума. Всю жизнь он работал на предприятии, куда пришёл после окончания вуза.
Юра с золотой медалью окончил школу, а затем МВТУ им. Баумана. На нашем предприятии он был руководителем группы, в которой работали выпускники МВТУ и МАИ, участвовал в разработке и испытаниях новых систем для оборонной промышленности. Защитил кандидатскую диссертацию, став кандидатом технических наук, был награждён орденом В. И. Ленина. Ему удалось так организовать работу, что среди членов его коллектива никогда не возникали серьёзные разногласия. Наш начальник пользовался непререкаемым авторитетом. Позже Юрий Иванович стал заместителем главного конструктора.
Ирина – моя приятельница, с которой мы вместе работали и даже имели общие статьи и доклады. То время я вспоминаю с нежностью и ностальгией. Ирина приехала на встречу в модном бежевом костюме, моложавая, подвижная, но я никак не могла привыкнуть к её изменившемуся имиджу: раньше она была тёмной шатенкой, теперь же стала блондинкой.
«Венское кафе» не показалось мне чем-либо примечательным, его невозможно было отличить от сотни других. Юра решил заказать жюльен и салат из свежих овощей. Я не привыкла к еде такого малого объёма, но возражать не стала. Когда в крохотных сковородочках принесли жюльен и небольшую порцию салата из помидоров и огурцов без соуса, я поняла, что большого праздника, по крайней мере, для тела, у меня не получится.
Во время нашей беседы за столом я коснулась ситуации в стране. Тогда Юра заметил, что я не люблю Россию. Я была задета и решила уточнить, почему он так думает. Юра ответил, что в своих произведениях я многое критикую. В свою очередь, я поинтересовалась:
– А ты любишь Россию?
Он ответил, что он патриот. На это я возразила:
– Ты не патриот, если всё только хвалишь и не видишь недостатков. Я же, если вижу, что что-то происходит не так, хочу это исправить, хочу, чтобы мою страну уважали, а не боялись.
Юра продолжил:
– У тебя удельный вес хвалебных и восторженных очерков об Америке больше, чем о России. Почему ты никогда тепло не отзываешься в своих произведениях о России?
Я парировала:
– Хотелось бы спросить тебя относительно моих «восторженных» очерков: «Вежливо ли гостю критиковать хозяев и их страну?» Ты почитай мои весьма тёплые очерки о России: «Любимый парк», «Воспоминания детей войны», «Партизанка», «Девочки войны, которым теперь за 80», «Хористы», «Яблоневый сад», мою ироническую прозу и философские размышления.
Я уверена, что в душе Юра удивился, поскольку с этими произведения вряд ли был знаком. Мне очень хотелось почитать ему стихи поэта Андрея Кучумова:
Власть можно ненавидеть,
Но Родину любить.
И жизнь свою отдать
За Родину, за Мать!
Тогда Юра решил уточнить: «Патриот – тот, кто любит свою страну, но уважает другие. Националист же ставит свою страну выше всех и в ущерб другим». Это правильно, только под патриотизмом Юра понимает безоговорочную поддержку действий власти, которые могут расходиться с интересами страны.
Мне было интересно узнать, поняла ли Ирина, насколько глубоко я была задета высказываниями начальника в свой адрес. Но я не спросила её об этом ни тогда, ни позже, зная об их взаимной симпатии. В тот вечер Ирина не произнесла ни слова на эту тему. Она всегда отличалась сдержанностью в проявлении своих чувств.
Уже дома я набрала в Google: «патриот – кто это» и прочитала фразу, признанную лучшим ответом на этот вопрос: «Патриот – это не тот человек, который любит свою Родину, закрывая глаза на все её недостатки, патриот – это тот человек, который помогает от них избавиться».
Я прочитала также статью о патриотизме Александра Иванова, доктора технических наук, члена Общественной палаты Санкт-Петербурга, президента Издательско-полиграфической ассоциации университетов РФ, в которой он написал: «В последние пару лет широко используется термин “патриотизм”. Даже президент недавно объявил патриотизм национальной идеей! Основная масса населения, правда, понимает под этим обычное тождество “мы и враги”. С врагами надо бороться, и их нужно уничтожать… Патриотизм в транскрипции власти и СМИ сегодня понимается по-милитаристски узко: если ты кричишь на всех углах о внешних врагах, то ты патриот, а если ты вдруг стал говорить о том, что финансовые структуры уводят деньги из страны, ослабляя её экономику, то патриот ли ты? Является ли патриотом гражданин, занимающийся коррупционной деятельностью? Или торговец, продающий некачественный и просроченный товар? Медик, не знающий, как лечить больного, но аккуратно впаривающий пациенту очередные снадобья? Губернатор, не развивающий свой субъект федерации? Министр, разваливающий отрасль? Депутат, голосующий за бредовые законопроекты? Полицейский, не охраняющий закон? Они – патриоты своей страны?»
Эти уж точно не критикуют недостатки в стране, но именно они объявляют себя патриотами, и их в отсутствии патриотизма не обвиняют, а те, кто критикует недостатки, те не патриоты!
Тогда в кафе я почувствовала, что к согласию мы не придём. Когда официантка принесла счёт, то величина проставленной в нём суммы привела меня в трепет и изумление. Мы расплатились за ужин, но для себя я решила, что вряд ли ещё раз в жизни приду сюда.
По дороге к метро я восхитилась: «Какая красивая Москва!», но Юра меня не поддержал: «Но это уже не Москва!» Да, у нас совершенно разные взгляды и на это. Что ж, каждый волен иметь своё мнение по любому вопросу. Юра видит прелесть Москвы в её патриархальности. Возможно, ему бы нравилось, если бы мужчины ходили в лаптях, а мостовые по-прежнему оставались бы деревянными. В одном из своих произведений на сайте Проза.ру он выступает против празднования Дня святого Валентина, противопоставляя ему православный праздник – День Петра и Февронии. А по мне, почему бы не отмечать оба праздника? Больше радости – больше счастья!
На прощанье мы обнялись, так как уважаем друг друга, и расхождение во взглядах, как мне казалось, не может стать камнем преткновения в наших взаимоотношениях.

Воспоминания детей войны
Когда я проходила курс лечения в санатории в Пятигорске, то в столовой меня посадили за один стол с Игорем Павловичем, высоким, красивым, плотного телосложения мужчиной. На вид ему было не больше шестидесяти. Но когда он начал рассказывать о своём военном детстве, я поняла, что он значительно старше. Нас называют детьми войны, и самыми интересными из наших «застольных» бесед мне показались рассказы Игоря о его жизни именно в те страшные годы.
Он родился в Харькове. Детство провёл в оккупации. Сильно голодал. Мать, боясь немцев, не выпускала его на улицу и в то же время говорила, что немцы ей ничего плохого не сделали, а свои – сколько угодно. Игорь вспоминал, что, когда начались бомбёжки, он, двухлетний малыш, тащил в подвал дома, служивший семье бомбоубежищем, свою огромную подушку. Однажды в соседний дом попала бомба. Взрывная волна страшной силы вырвала крышку погреба и контузила ребёнка. Мать увидела, что сын оглох и запричитала. Игорь рос болезненным и худым ребёнком, и как только он чем-нибудь заболевал, сразу же страдали уши. Потом, уже подростком и взрослым человеком, он много занимался спортом, окреп, и слух восстановился. Однако к старости былая хворь снова дала о себе знать, и теперь он оглох окончательно.
Отец Игоря с первых же дней войны ушёл добровольцем на фронт, однако уже через день вернулся, поскольку их воинское подразделение разбомбили, а оставшиеся в живых солдаты разошлись по домам. Потом отца снова отправили на фронт. Под Киевом он оказался в окружении, попал в плен и позже был выслан в Германию. В приёмнике-распределителе его спросили: «Ты кто? Что умеешь?» Он ответил, что слесарь. Такие работники были нужны, и отец начал работать на заводе, ремонтируя тракторы.
Когда завод начали бомбить, немцы укрылись в подвальном помещении, а рабочие расположились вдоль его стен. Бомба попала в здание, и потолок подвального помещения рухнул, придавив немцев. Погибло также много рабочих. Оставшиеся решили бежать и начали запасать продукты. Один из пленных своровал из общего фонда буханку хлеба и консервы. Бригадир, отец Игоря, вычислил вора и не только отчитал и пристыдил его, но и хорошенько ему врезал. Когда приблизилась Красная армия, так что стали видны отсветы боёв, рабочие бежали к своим. Здесь отца Игоря тоже спросили, что он умеет делать. Он снова был послан на фронт, но теперь ремонтировал военную технику в мастерских, которые двигались вслед за фронтом.
По окончании войны отец вернулся домой с двумя буханками хлеба, кисточкой, красками и бумагой. Такого богатства Игорь никогда не видел и сразу же начал рисовать. Он рисовал всегда и везде. Позже он окончил Строгановское училище и всю жизнь работал профессиональным художником, оформлял стенды и выставки, рисовал плакаты. Теперь он на пенсии – постоянный посетитель выставок и музеев.
Мать Игоря настолько изголодалась за войну, что ночью несколько раз вставала и отрезала куски от привезённой мужем буханки. К утру от неё ничего не осталось. Проснувшись, отец спросил: «Где буханка?» Мать не отпиралась: «Я съела». Отец был поражён: «Целую буханку?» После войны мать Игоря никогда не выходила из дома без бутерброда и яблочка. Когда Игорь вырос и начал разъезжать по командировкам, мать всегда пыталась дать ему с собой продукты. Игорь отнекивался: «Там есть магазины, столовая, зачем таскать с собой еду?» Голодная война оставила несмываемый след в душе этой женщины. В послевоенные годы мать часто горестно вздыхала: «Куда делась наша Украина? Раньше на улице кругом была зелень, тишина, люди сидели прямо на улице, кто вяжет, кто на гармони играет. Сирень цветёт, повсюду благоухание, редко лошадь проедет. А что сейчас стало?»
В свою очередь, я рассказала Игорю о своём военном детстве, хотя помнила о нём совсем немного. У моего отца был туберкулёз, поэтому его признали негодным для службы в армии. Наша семья – мама, папа и я – выехала в эвакуацию в Чувашию. Мои родители работали на заводе, изготовлявшем снаряды, а я ходила в детский сад. В 1943 году у отца в лёгких начался открытый процесс. Я очень жалела его и однажды принесла ему не соцветие, не целую гроздь сирени, а крошечный цветочек. Папа был растроган. А потом ему стало хуже. Помню, как соседи, жители барака, молча стояли в нашей комнатке, придя попрощаться с умиравшим отцом. А я этого не понимала и узнала о том, что папа умер, уже возвратившись с мамой из эвакуации.


Здесь я тоже посещала детский сад. Моя мама работала в ВИАМе, а я всю неделю находилась на пятидневке. Мне хорошо запомнился один эпизод. Война ещё не закончилась, мне было уже лет шесть. Я и мальчишка из нашей группы пробрались в спальню и спрятались под кроватями. Не помню, о чём мы беседовали вдали от пристальных глаз нашей воспитательницы. Дома я рассказала о мальчике своей маме. Когда она узнала, что его фамилия Власов, то была чрезвычайно недовольна. После этого дружить с ним я перестала.
Помню ещё один эпизод, связанный с войной. В нашей группе была девочка Роза Заманская. Как-то она рассказала нам, что её папа – дезертир и что во время войны он прятался. Меня потрясло откровение моей детсадовской подружки. Прошло лет двадцать пять или больше. Однажды я увидела её, уже взрослую женщину, идущую в сопровождении мужчины, очевидно, её мужа. У меня не возникло и тени сомнения в том, что это моя давняя знакомая. Обрадовавшись и ни секунды не помышляя как-то обидеть её, я подошла к ней и спросила: «Вы Роза? Мы с вами были в одном детском саду!» Роза была потрясена, однако нашла в себе силы подтвердить, что она действительно тот человек, которого я знала в детстве. Она была напугана и обескуражена, поэтому, осознав это, я почувствовала, что наш разговор лучше не продолжать, и дальше каждый из нас пошёл своим путём.
Во время войны в блокадном Ленинграде от голода умерла моя бабушка, мамина мама. Родной брат мамы прошёл войну в медицинском подразделении. Я помню рассказ дяди о том, как он заскочил на минутку домой, когда их часть шла на запад мимо освобождённого Ленинграда. Его жена Вера пережила блокаду, и сейчас эта когда-то очень интересная женщина была так истощена, что, увидев её, дядя сказал: «Верочка, ты только не смейся!» Потому что когда смеётся человек, у которого остались только кожа да кости, то смотреть на него страшно. Пережив блокаду, тётка осталась бездетной, поэтому у меня нет не только родных братьев и сестёр, поскольку в войну я потеряла отца, но и двоюродных.
В санатории я познакомилась с ещё одним свидетелем войны. Старейший работник санатория «Пятигорье», врач Виктор Павлович, проработавший здесь свыше сорока лет, в беседе со своими пациентами рассказал, что в войну он, ещё мальчишкой, находился на оккупированной немцами территории. Однажды он и его сверстники увидели немца, ехавшего на подводе, нагруженной мешками. Время тогда было голодное. Мальчишки, увидев, что немец не присматривает за мешками, стянули один из них на дорогу. Это видела проходившая мимо русская женщина, которая и указала немцу на проделку мальцов. Немец соскочил с подводы и нагайкой отхлестал их. Мешок так и остался на дороге. В нём оказалась чечевица. Потом ею всю зиму питались жители деревни. А с женщиной никто из односельчан не разговаривал, и все плевали в её сторону.
Мария Ивановна, тоже ребёнок войны, живёт в том же районе, что и я. Как-то я предложила ей совершить лыжную прогулку за кольцевой автодорогой. Тогда ещё над ней не были возведены надземные пешеходные переходы. Подойдя к автодороге, мы сняли лыжи. Вскоре нам удалось перебежать через внутреннее кольцо. Сидя на разделительном барьере, мы ждали, когда схлынет поток машин на наружном кольце. Вдруг одна лыжа выскользнула из моих рук. Я ахнула, но в ту же секунду Мария Ивановна бросилась с разделительного барьера вниз, под колёса мчавшихся машин. От ужаса я зажмурила глаза, а ещё через несколько секунд Мария Ивановна с моей лыжей уже взобралась на барьер.
Потрясённая, я подумала, что в разведку ходят именно с такими бесстрашными. Однако Мария Ивановна не воевала. Она, дитя войны, родилась в 1936 году в Пензенской области и перенесла вместе с родителями все её тяготы и лишения. Вспоминая о трудностях военного времени, она говорит, что «это была мгла». В семье было восемь детей. Их село не попало в оккупацию. Местные жители слышали лишь отголоски артиллерийской канонады. Война шла где-то в 60 км от их дома. Когда мать работала в поле, она с сестрой-двойняшкой находилась под присмотром соседей. В войну же Маша пошла в школу и уже в восемь лет работала по хозяйству наравне со взрослыми.
Её отец с фронтом прошёл Румынию, Венгрию, Польшу, был ранен. После войны хотел там остаться, но в письме мать строго приказала: «Домой!» И он вернулся. Потом дети играли его медалями, не осознавая значимости этих наград.
Вся жизнь Марии Ивановны была посвящена сыну и тяжёлой работе. Переехав в Москву, она устроилась домработницей, потом – санитаркой в Центральную клиническую больницу в отделение неврологии, а позже перевелась в отделение психиатрии.
Уже ушли из жизни все фронтовики, и с каждым годом всё меньше остаётся нас, детей войны.

Девочки войны, которым теперь далеко за 80
Их осталось совсем немного, этих девчонок, родившихся до войны, но даже к её концу ещё не ставших взрослыми. В отличие от тех, кого в это трудное время отводили в ясли или детский сад, они понимали, что происходит в стране, они принимали посильное участие в жизни своей семьи и в меру своих детских сил вместе с мамами и бабушками способствовали приближению победы. В последние годы мне посчастливилось познакомиться с несколькими, теперь уже весьма пожилыми женщинами, которые поделились со мной воспоминаниями о прожитой жизни. Их судьбы оказались нелёгкими, но всю свою жизнь они честно трудились и с честью завершают свой жизненный путь.
Валентина Никитична Шилобреева живёт в одном доме со мной. Она, как и я, принимала активное участие в работе инициативной группы, которая занималась защитой интересов жителей после их вселения в новый дом. Когда снесли нашу пятиэтажку, новосёлы столкнулись с многочисленными строительными недоделками. В новом доме отсутствовали элементарные удобства: долгое время в квартирах не было горячей воды, телевидения, телефона, радио, интернета; отсутствовала также пешеходная дорожка от дома до станции метро. Добившись выполнения своих требований, мы начали бороться за выдачу нам прав собственности на новые квартиры взамен разрушенных. А потом была целая эпопея, связанная с намерением власти организовать в нашем доме товарищество собственников жилья на условиях, продиктованных управой района. После этого мы сражались против создания в нашем многоквартирном доме отеля. Но эту борьбу мы проиграли, поскольку не смогли противостоять произволу чиновников.
Когда нашей инициативной группе удалось добиться самоуправления домом, Валентина Никитична стала старшей по подъезду и работала в этом качестве до недавнего времени. Её биография не менее интересна, чем судьбы других женщин, чьё детство прошло в годы ВОВ. Валентина Никитична родилась в 1936 году в городе Кунцево Московской области. Ныне это район Москвы Кунцево, в котором находится наш дом. Отец Валентины Никита Иванович, рязанский мужичок, как выразилась она сама, служил в этом районе и здесь познакомился с её матерью, работавшей ткачихой на ткацкой фабрике. Как и многие другие молодые люди того времени, отец поступил на рабфак и по его окончании стал студентом Экономического института имени Кржижановского. Никита Иванович получил распределение на МРТЗ (Московский радиотехнический завод), но по специальности не работал, так как был избран секретарём парткома завода. В начале войны он занимался эвакуацией завода и его работников на Урал. Собрав ополчение, Никита Иванович отправился с ним на фронт, хотя имел бронь. Став на фронте командиром противотанкового орудия, он в марте 1942 года погиб на Калининском фронте.
Семья Вали эвакуировалась под Свердловск, в посёлок Новая Ляля. Когда-то в этих местах были сталинские лагеря, поэтому москвичей там ненавидели. Соседка даже за деньги не хотела продавать Валиной маме молоко. Эвакуированные из Москвы семьи жили в общем бараке. Валя со своей мамой жила в отдельной комнатушке. В других комнатушках ютилось по четыре-пять семей. Валя подружилась с девочкой из многодетной семьи, в которой было четверо детей-сирот, так как их мать умерла. Их отец работал с утра до ночи, и дети были предоставлены самим себе. Валя подкармливала свою подружку, так как её мама как жена погибшего на фронте командира имела льготу на питание. В основном эвакуированные питались «затирухой» – разведённой в воде подсолённой мукой, так что Валя прекрасно сознавала, что в стране идёт жестокая война.
Получив извещение о гибели отца, мать решила возвратиться в Москву. Однако доступа в столицу ещё не было. В военкомате матери посоветовали обратиться в Московское правительство, что она и сделала. Оттуда пришло разрешение, и в 1943 году семья вернулась в столицу. Возвращались они через Свердловск. В ожидании поезда на Москву Валя и её мама стали свидетелями прибытия поезда с измождёнными жителями Ленинграда. В столовой всем им раздали бесплатный обед, но он состоял всего лишь из одной, максимум двух ложек пищи. Валя спросила маму: «Почему им дают так мало еды?» Мама ответила: «Потому что они истощены. Если им дать больше, у них может быть заворот кишок».
Когда Валя пошла в туалет, то увидела лежавшую на полу умершую женщину, пережившую блокаду и долгий путь по железной дороге и погибшую перед самым спасением. Там же, в туалете, её засыпали опилками. Когда Валя стала рассказывать об увиденном маме, то сидевший рядом фронтовик поведал им жуткую историю:
– Я, конечно, очень вас понимаю. Вы потеряли на войне мужа, но ещё страшнее, когда твои родственники хотят тебя съесть. Я из Ленинграда, – продолжал он, – приехал с фронта, чтобы навестить родню. Привёз им продукты, тушёнку. Лёг спать. Слышу, они переговариваются меж собой: «Давай сейчас его прибьём и расчленим». Мне на фронте никогда не было так страшно, как в тот момент. Я закряхтел, заворочался. Они замолчали. Я встал, обулся, надел шинель. Они спрашивают: «Ты куда?» Я сказал: «В туалет». А сам убежал из этого дома, от своей родни без оглядки! Вы знаете, я видел там трупы на улицах с отрезанными щеками, так что хорошо, что ваша тётенька всё-таки доехала до Свердловска, а то, бывало, трупы выбрасывали из вагонов.
Недаром до сих пор люди, пережившие блокаду, никогда не позволяют себе выкинуть даже корочку хлеба!
В Москве Валя пошла в школу, а окончив её, поступила на работу на МРТЗ распределителем работ в химическом цехе на участке драгоценных металлов. Цех, в котором она работала, представлял собой гальваническое производство, в котором занимались серебрением, палладированием и золочением изделий.
Валентина вышла замуж за парня из Тульской области, который, став жителем Москвы, поступил в МВТУ на приборостроительный факультет. Валентина же окончила вечерний факультет химико-технологического техникума на шоссе Энтузиастов по специальности «технология органического синтеза». Получив диплом, она поступила на экспериментальный завод искусственных кож и плёночных материалов при Всесоюзном научно-исследовательском институте плёночных материалов и искусственной кожи. Жизнь Валентины оказалась связанной с вредным производством, за что она получала молоко. Она работала мастером производства, начальником производства. Однако, являясь инженерно-техническим работником, так и не получила звание «Ветеран труда». На их производстве его тогда присваивали только рабочим. На пенсию Валентина Никитична вышла в 50 лет по вредности. В её семье, кроме мужа, два сына, внучка и правнучка.
После очередных выборов депутатов Госдумы Валентина Никитична поинтересовалась, за какую партию я голосовала. Я ответила, что за «Яблоко». Её реакция ошеломила меня: «Ты меня разочаровала. Как можно было голосовать за пятую колонну?» Ну кто ей внушил эту чушь? Телевидение? Что-либо объяснять Валентине было бесполезно. Поэтому я только спросила: «А ты за кого голосовала?» Она с достоинством ответила, что за оппозиционную партию «Справедливая Россия». Я в душе посмеялась над её представлением об оппозиционности, но всё же с удовлетворением отметила, что она голосовала хотя бы не за «Единую Россию».
С Нинель Анатольевной Лисихиной я познакомилась в нашей городской поликлинике. Как-то врач, занимающаяся лечением методами биорезонансной терапии, поставила мне весьма серьёзный диагноз. Эти методы весьма точны, но, возможно, речь всё же шла о тенденции развития заболевания. Тем не менее я была обеспокоена и, сделав анализ крови, решила проконсультироваться у заведующей клинической лабораторией нашей поликлиники Нинель Анатольевны. Выслушав меня и внимательно ознакомившись с результатами анализа, она поспешила успокоить меня: «Ничего страшного. Да, число лимфоцитов значительно выше верхнего предела нормы, но ТОГО заболевания у вас нет. Будем регулярно повторять анализы».
С тех пор мы подружились. Как-то Нинель Анатольевна рассказала мне историю своей жизни. Она родилась в 1935 году в Мурманске. Её папа работал в обкоме партии заведующим отделом торговли. Мама была домохозяйкой, образования не имела. В начале войны маленькой Нинель не было и шести лет. Когда немцы начали бомбить Мурманск, отец пошёл в армию и служил на Дороге жизни, проложенной на льду Ладожского озера. Эта знаменитая дорога снабжала продуктами жителей осаждённого Ленинграда. Семью отец отправил в дом дедушки и бабушки в село Черевково Архангельской области. Мать с сестрой и другими родственницами работала в колхозе, за что все они ежедневно получали порцию хлеба. За неимением лошадей женщины запрягали коров и пахали на них. В колхозе было много работы, и дети помогали взрослым. Они собирали колоски и сдавали их в колхоз. Их село не бомбили, сельчане не попали в оккупацию.
В школу Нинель ходила пешком за пять километров. Под Новый год детям вручили подарки – белые булочки. В домашнем хозяйстве дедушки, который служил ещё в царской армии, были корова, овцы, куры. Колхоз выделил семье грядки под картошку. У каждого из шести детей, живших у деда во время войны, была своя грядка, урожай с которой был их посильным вкладом в обеспечение семьи. Мама искусно шила для детей и взрослых абсолютно всё, начиная от бюстгалтеров и заканчивая верхней одеждой – пальто и шубами.
Отец на Ладоге был ранен, после чего лежал в госпитале в Архангельске. Подлечившись, после выписки он пешком дошёл до села Черевково, чтобы повидаться с семьёй. Вернувшись на фронт, служил в Польше по обеспечению складов обмундированием. В то время 1-я польская армия в составе войск 1-го Белорусского фронта переправилась через Западный Буг и вступила на территорию Польши. Польские и советские солдаты плечом к плечу воевали за её освобождение от немцев. После демобилизации отец Нинель продолжал носить польскую военную форму, какую носил в польских войсках, сражавшихся в Красной Армии.
После войны отец перевёз семью в Мурманск. Их квартира на проспекте Ленина оказалась полностью разграбленной. Мебель была вытащена, так что возвратившихся домой людей встретили голые стены. Город был полностью разрушен. Его восстанавливали пленные немцы. Зимой Нинель с радостным изумлением наблюдала северное сияние. Она училась в женской школе в центре Мурманска. Когда умер Сталин, все ученицы плакали. Отец всю ночь не спал, тоже искренне горевал. Сам он был родом из Углича, сын богатых родителей, которые отказались от него, когда он начал организовывать колхозы. После этого он некоторое время плавал на корабле, а мама работала официанткой в морской столовой. Затем отец вернулся в отдел торговли.
По окончании школы Нинель вместе с подружками поехала в Ленинград поступать в медицинский институт, и все они поступили! Родственники мамы Нинель жили в Пушкине, что для студентки Нинель было весьма кстати. Нинель хорошо каталась на беговых коньках и даже получила первый спортивный разряд. Через два студенческих года, когда стало известно о её спортивных достижениях, ей предоставили общежитие. Время в Педиатрическом медицинском институте, ныне это университет, летело незаметно. На третьем курсе Нинель вышла замуж за слушателя шестого курса Военно-медицинской академии. Закончив курс фтизиатрии, он получил назначение в госпиталь в Севастополе. Мать мужа работала заведующей кафедрой иностранных языков в Оптико-механическом институте. Его отец был морским офицером, служившим в военной приёмке. В 1956 году у Нинель родилась дочь Наташа, которая, окончив школу, поступила в Московский педагогический институт на факультет иностранных языков.
Каждые пять лет Нинель меняла местожительство, следуя за мужем, получавшим назначения в разные точки. Довелось ему служить и в Германии, где семья прожила шесть лет. Нинель работала в лаборатории того же госпиталя, где и муж. Затем его как специалиста-фтизиатра перевели в Военно-медицинский госпиталь в город Пушкин. Там Нинель работала заведующей лабораторией. Из Пушкина семья переехала в Москву. В 1995 году Нинель овдовела и похоронила мужа на Кунцевском кладбище.
Сама же Нинель продолжила трудовую деятельность. Она является отличником здравоохранения, награждена медалью «Ветеран труда».
Несмотря на свой почтенный возраст, она до последнего времени была необыкновенно привлекательна. При первом же взгляде на неё было видно, что некогда она была красавицей. Статная, с проницательными карими глазами и интеллигентным лицом. В последние годы Нинель Анатольевна неоднократно жаловалась, что в её лабораторию на практику приходят совершенно неподготовленные специалисты. Когда началась реорганизация системы здравоохранения, Нинель Анатольевна очень горевала, считая происходящее развалом медицины, не без оснований полагая, что ей нанесён непоправимый ущерб. После объединения нескольких поликлиник нашего района и сокращения медперсонала Нинель Анатольевне предложили должность заведующей лабораторией, которая теперь должна была обслуживать пациентов двух поликлиник. Она была старше многих уволенных сотрудников, но в поликлинике оставили именно её, ценя её высокую квалификацию, способность успешно организовать работу лаборатории и умение поддерживать в возглавляемом ею коллективе дружескую атмосферу. При этом оклад был ей повышен незначительно, а нагрузка на заведующую лабораторией возросла многократно. Нинель Анатольевна жаловалась, что не может оторваться от микроскопа, чтобы передохнуть. В конце концов её перевели в другую поликлинику, а потом уволили по возрасту. Привыкшая всю жизнь трудиться, доктор не могла не работать и тяжело переживала случившееся. Это сильно сказалось на её здоровье.
Во время наших бесед Нинель Анатольевна неоднократно говорила, что не поддерживает внешнюю и внутреннюю политику руководства страны. Она считала, что оно обязано соблюдать приверженность международным договорам. Ей было горько наблюдать падение уровня доходов людей, связанного с неправильным вектором экономического развития, не направленного на создание мощной индустрии, а опирающегося на экспорт углеводородов. Нинель Анатольевна горячо переживала за судьбу своей страны, но, как она считала, что-либо изменить была не в состоянии.
Я хотела, чтобы она, как и две другие мои героини, прочитала этот очерк ещё до его опубликования, поэтому стала регулярно звонить ей. Однако её телефон молчал. Я знала, что несколько лет назад она купила квартиру в Болгарии, поэтому решила, что сейчас она живёт там. Совсем недавно на приёме у офтальмолога, собиравшегося измерить у меня глазное давление, я произнесла имя Нинель Анатольевны и в ответ услышала, что она умерла. Я вскрикнула, а у врача от неожиданности едва не выпала из рук пипетка. Я залилась слезами, так что ни о каком дальнейшем обследовании речи уже быть не могло.
Светлая Вам память, дорогая моя Нинель Анатольевна!


С Людмилой Захаровной Вильчинской я познакомилась в библиотеке имени Гоголя на вечере в салоне «Гармония», где она исполнила несколько романсов, в том числе «Ночь светла». Людмила Захаровна не могла не привлечь моего внимания своей манерой держаться на сцене и прекрасным голосом. Позже мы разговорились, и я попросила её рассказать о своей жизни.
Людмила Захаровна родилась в городе Лубны Полтавской области в 1934 году. Её отец был кадровым офицером, участвовал в Финской войне, получил награду из рук Калинина. Когда отец перевёз семью в Петрозаводск, её мама, уроженка Черкасс, города недалеко от Киева, работала в главных оранжереях города. Людмила с мамой и сестрой жила в военном городке. Здесь семья встретила войну. Отец был сразу отправлен на фронт, а Петрозаводск вскоре окружён немецкими войсками. Начальник штаба дивизии, в которой служил отец, предупредил остававшихся в городе матерей, чтобы они не отдавали детей в ясли или детские сады, которые предполагалось эвакуировать по Ладожскому озеру, так как, несмотря на красный крест на белом полотнище, предыдущий пароход с людьми был потоплен немцами.
Из осаждённого города маме Людмилы удалось прорваться через линию фронта последним военным товарным поездом. Когда он пересекал Карельский перешеек, то был обстрелян из пулемётов. Ехали в теплушке. Паровоз мчался с бешеной скоростью, стремясь побыстрее проскочить зону обстрела. Когда опасность миновала и все вышли из вагонов, то оказалось, что они буквально изрешечены пулями, во многих местах зияли пробоины. Беженцев от фашистской оккупации приютил Бузулук. В эвакуации мама Люды сначала работала весовщиком, потом главным агрономом Госстрахфонда семенного зерна, за что была награждена медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне».
В школу Люда ходила через железнодорожные пути. Чтобы помочь фронту, вместе с другими детьми она в вёдра собирала уголь, ползая под вагонами по железнодорожному полотну. Это была реальная помощь и вклад детей в общее дело победы. Кроме того, Люда выступала с танцами, чтением стихов и пением перед ранеными бойцами. Вся её семья была исключительно музыкальной: всю жизнь пела её мама, а её дедушка и дядя пели в Киевской Лавре. Люда собрала во дворе детей и ставила с ними сценки из басен Крылова «Стрекоза и муравей» и «Волк на псарне».
На фронте отец был контужен. Вернувшись в строй, он получил должность начальника штаба артиллерийской дивизии, которая в мрачных Синявинских болотах пыталась сдержать натиск немцев, рвавшихся в осаждённый Ленинград. Затем дивизия погнала немцев к Прибалтике. Отец был награждён многочисленными орденами и медалями, в том числе орденом Ленина, орденами Суворова и Кутузова и другими.
После войны семья обосновалась в Риге. Люда частным образом брала уроки игры на фортепьяно и училась в средней женской школе. Во время учёбы она принимала участие в работе драматического кружка, исполнила роль Вали Борц из «Молодой гвардии». Окончив школу, Люда поступила в Латвийский университет на историко-философский факультет. Здесь она с увлечением пела в хоре и поступила на подготовительное отделение в консерваторию. Муж Люды был категорически против её увлечения музыкой, и когда после её зачисления пришло приглашение приступить к занятиям, он не разрешил ей учиться.
Тем не менее Люда не оставила мечту всерьёз заняться пением. Расставшись с мужем и создав новую семью, она поступила в вечернюю народно-певческую школу при Большом театре. В то время ректором школы был знаменитый Козловский, её преподавателем стала Мария Максакова. Как и другие студенты, Люда совершенно бесплатно училась в этой школе по программе консерватории. С огромным желанием она изучала историю музыки, вокал, сольфеджио, ансамбли, итальянский язык, сценическое движение, танцы. Ей посчастливилось петь на сцене Кремлёвского дворца съездов и в Бетховенском зале Большого театра. Она принимала участие в международных конкурсах романсиады, проводимых Галиной Преображенской, неизменным председателем жюри этих конкурсов. В 2007 году Людмила Захаровна стала лауреатом конкурсов, проходивших в Доме романса, и с тех пор регулярно принимает в них участие.
Людмила Захаровна – доцент, кандидат философских наук. Она училась в аспирантуре Московского педагогического института по философии. Её кандидатская диссертация была посвящена философии и идеологии современного американского неоконсерватизма. После защиты диссертации Людмила Захаровна работала в Военно-политическом пограничном училище имени Ворошилова, являясь крупным специалистом по современной западной философии. Свой трудовой путь философа она закончила в Автомеханическом институте, где читала лекции по философии, психологии, логике и социологии.
Людмила Захаровна ушла на пенсию в 2015 году, но её творческая деятельность как певицы не закончилась. Более тридцати лет она занимается в вокально-оперной студии при РАН. Наша последняя встреча с Людмилой Захаровной состоялась в Доме учёных. Его интерьер с лепниной и шикарными обоями, украшенные канделябрами стены, свисающие с потолков красивые люстры поразили моё воображение.
Я вошла в небольшую репетиционную комнату, в которой стоял большой чёрный рояль. Аккомпаниатором певицы была симпатичная молодая пианистка Ирина Пахомова. Началась репетиция концерта итальянской музыки. Когда раздались необыкновенной красоты и мощи звуки меццо-сопрано, у меня от неожиданности перехватило дыхание. Я никак не ожидала, что у пожилого человека, коим, несомненно, является Людмила Захаровна, может так сохраниться голос. Он оказался неподвластным времени, он очаровывал, заставлял чаще биться сердце.
Совсем недавно Людмила Захаровна отметила 105-летие своей мамы Антонины Самуиловны Коваль, которая прописана в Риге, где семья поселилась после войны, но сейчас она живёт в Москве вместе с дочерью. В свой день рождения Антонина Самуиловна получила поздравление от чрезвычайного и полномочного посла России в Латвии.
Вот такие они разные, девочки военных лет, с их путями и судьбами…

Если заглянуть в душу…
В ожидании посадки на самолёт в аэропорту Домодедово я украдкой поглядывала на женщин, стараясь угадать, с кем из них мне придётся жить в одном номере. Все мы летели в Болгарию, в санаторно-оздоровительный комплекс «Камчия», куда мы как ветераны труда получили бесплатные путёвки от правительства Москвы.
Я разговорилась с сидевшей недалеко от меня уже немолодой женщиной и поделилась с ней своей тревогой по поводу того, что боюсь оказаться в одной палате с храпящей дамой. Влада, так звали мою новую знакомую, сказала, что она не храпит, и предложила поселиться с ней. Я с радостью приняла её предложение. И действительно, ночью у нас в номере было тихо.
Проблемы в наших взаимоотношениях возникли по другим причинам. Москвичей из нескольких районов столицы разместили в недавно построенной гостинице, расположенной недалеко от главного корпуса, и мы наслаждались чистотой её внутренних помещений и белоснежным постельным бельём, какого никогда раньше ни в одном санатории или пансионате я не видела. К сожалению, в номере было очень жарко, и поначалу я порывалась открыть дверь на балкон или хотя бы форточку. Однако Влада категорически возражала против этого, ссылаясь на больные почки. Ночью она спала в одной ночной сорочке из тонкой ткани и всё время жаловалась, что мёрзнет. Я пыталась убедить её надеть что-нибудь, но она возражала, что если наденет ещё что-нибудь, кроме ночной сорочки, то ни за что не заснёт. Мне оставалось только страдать от нестерпимой жары.
Кроме того, Влада без умолку говорила. Я могла слушать её монологи не более получаса и поэтому стремилась как можно скорее улизнуть из номера и в одиночестве погулять по посёлку или берегу моря. Однако и здесь далеко не всё радовало глаз. Мы приехали в Болгарию в первой половине марта, когда снег в лесу ещё не сошёл полностью и деревья стояли голые. От ослепительного солнца невозможно было скрыться ни в лесу, ни на берегу. На пляже лежали выброшенные морем деревья, ветки, пластиковые бутылки и другой мусор, создавая своим видом отталкивающее впечатление. Пройти к берегу и гулять вдоль него можно было лишь по расчищенной от этого хлама территории.
Питались мы в ресторане, где нам в изобилии предлагали блюда болгарской национальной кухни. Мне и Владе эта кухня не пришлась по вкусу. Придя однажды на обед, мы схватились за носы, такой отвратительный запах стоял в ресторане. Вскоре нам подали первое блюдо, и оказалось, что это пахнет суп из баранины. Он был таким густым от жира, что столовая ложка чуть ли не стояла в нём. Попробовав ложку этого варева, я больше не смогла есть его, а Влада и вовсе к нему не притронулась. Она вообще мало что ела из предлагаемой в ресторане еды и, поковырявшись вилкой в тарелке, отодвигала её, а потом шла в продуктовый магазин.
За нашим столом сидели шесть человек, и некоторые из них осуждали Владу за привередливость в еде. Но и мне многое не нравилось в меню ресторана и оформлении блюд, даже то, что огурцы и помидоры, в отличие от привычных кружочков, были нарезаны кубиками. В таком виде они не казались мне аппетитными. Но всё-таки я съедала почти всё.
К концу нашего отдыха руководители спортивно-оздоровительного комплекса организовали хор. На заключительном концерте жители Западного административного округа выступили с песней «Катюша», а объединённый хор ветеранов исполнил популярную в то время песню Олега Газманова «Москва, звонят колокола…» Влада не принимала участия ни в одном из общественных мероприятий. Несмотря на то, что у неё был небольшой, но очень приятный голос и в молодости она выступала с сольными номерами на концертах муниципального уровня, она не захотела петь в объединённом хоре, а пела песни своей молодости в нашей палате, когда я просила её об этом.
Временами на Владу наваливалась тоска, порой она впадала в депрессивное состояние, особенно после телефонных разговоров с дочерями. Тогда Влада ложилась на кровать и долго плакала. Она обижалась, что дочери бывают невнимательны к ней, грубо с ней разговаривают и редко звонят, поэтому чаще приходится звонить ей. Она также жаловалась, что дочери недостаточно хорошо обеспечивают её материально. Влада рассказала, что в Москве она живёт с внуком Максимом в двухкомнатной квартире, зарегистрированной на её имя. Это обстоятельство усугубляло непонимание между самыми близкими родственниками, потому что Влада не хотела прописывать внука в своей квартире, боясь, что он и его родители могут выгнать её из дома.
Влада воспитала внука, а сейчас он, по её мнению, платит ей чёрной неблагодарностью. Он постоянно приводит домой своих многочисленных подруг, и Влада не на жизнь, а на смерть ведёт с ним борьбу, чтобы его очередная пассия не осталась на ночь в их небольшой квартирке. Отношения бабушки и внука ухудшались с каждым годом. Дело дошло до того, что однажды Максим ударил Владу, и она упала. Влада отчитала его, сказав, что если он осмелился ударить её, то непременно побьёт и кого-нибудь из своих девиц. Так и случилось. Влада сообщила об этом инциденте дочери, но та не предприняла никаких попыток урезонить сына, боясь, что он отомстит бабушке за донос.
К сожалению, помимо болезни почек, нервного расстройства и гипертонии, у Влады было ещё одно заболевание, притом редкостное: у неё почти не поднимались веки, и поэтому она плохо видела. Она не могла самостоятельно преодолевать лестничные пролёты и ходить по улице в тёмное время суток. Несмотря на этот физический недостаток, Влада не чувствовала себя ущербной. Она со вкусом одевалась и лихо отплясывала по вечерам, увлекая и меня. Я отбрасывала всегда сковывавшую меня неловкость, и порой мы вдвоём с удовольствием прыгали с ней в небольшом помещении гостиницы, где устраивались танцы.
Тем не менее я была уверена, что по приезде в Москву наше общение будет прервано: уж слишком мы были разные. Но случилось нечто такое, что определило судьбу наших взаимоотношений на долгие годы. Как-то в нашем комплексе была организована выставка-продажа изделий из кожи. Я не собиралась идти туда, но Влада настояла, чтобы я пошла вместе с ней, доказывая, что мою куртку уже давно пора выбросить на помойку и так же поступить с моим свитером. Я предупредила Владу, что ничего не понимаю в кожаных изделиях, но она заверила меня, что я могу положиться на неё.


Первой я решила примерить белую куртку, но, оглядев меня критическим взглядом, Влада скомандовала: «Снимай немедленно! У тебя окорочка торчат!» Я расхохоталась, но и слегка расстроилась, поскольку её слова означали, что я растолстела. Вот эта простодушная фраза Влады о моих окорочках полностью изменила моё отношение к ней. Я как-то вдруг осознала, что Влада – близкий, неравнодушный ко мне человек. В тот момент я поняла, что и в Москве мы будем созваниваться и встречаться. Несколько позже под её «присмотром» я купила красную кожаную куртку и три трикотажные блузки местного производства с красивым рисунком. Вначале я не решалась приобрести яркую куртку, но Влада заверила меня, что именно такие куртки сейчас в моде, что куртка идёт мне, и действительно, красный цвет меня освежал. Все эти вещи я и сейчас ношу с большим удовольствием.
В Москве мы изредка созваниваемся и даже бываем друг у друга в гостях. Обычно Влада звонит, когда у неё плохо на душе, когда в очередной раз её обидели близкие или произошли какие-нибудь другие неприятные события. Я обязательно выслушиваю подругу, поскольку знаю, что ей обязательно нужно выговориться и получить дружескую поддержку, чтобы успокоиться. Я выражаю ей сочувствие и стараюсь утешить. Конечно, ей трудно жить на пенсию, а помощи дочерей ей явно не хватает, хотя мне кажется, что она напрасно обижается на них.
Во время наших встреч мы вспоминаем наш в общем-то замечательный отдых, экскурсии в Варну, болгарское село, долину каменных изваяний и многое другое. Влада любит вкусно поесть, поэтому к её визитам я готовлюсь заранее. Однажды к её приходу я готовила салаты и горячие блюда до трёх часов ночи, а утром Влада позвонила и сообщила, что плохо себя чувствует и поэтому не приедет. Потом я доедала всё приготовленное в течение нескольких дней. В свой последний визит Влада похвалила меня за то, что я постоянно угощаю её. «А то, – говорит, – другая моя знакомая предложила мне только чаю, так я и уехала от неё голодная. Мне по пути домой даже плохо стало».
Мне казалось, что Влада излишне была озабочена материальными ценностями, и не нравилось, что в своей речи она нередко употребляла бранные слова. Сначала я не решалась сделать Владе замечание, но потом отваживалась и потребовала от неё не сквернословить в моём присутствии. Однако не это является главным в характере моей подруги. Главным является её чуткость и отзывчивость.
Если у Влады хорошее настроение, то она с большим юмором может рассказать множество забавных историй о своих бывших воспитанниках. Влада всю жизнь работала в детском саду, и, услышав эти истории, я поняла, что она умела находить подход к детям, и они доверяли своей воспитательнице и любили её. Вот как она учила своих малышей рисовать, например петуха, давая пояснения и одновременно изображая птицу на бумаге:
– Рисуем маленький кружочек – это голова. Ставим точку – глаз. Дальше рисуем клюв, бородку и гребешок. Потом шею, туловище, изображая его двумя овалами, потом крыло, хвост и ноги.
Выполняя задание, четырёхлетний малыш нарисовал сначала гребешок, а затем в разных местах листа – верхний и нижний контуры туловища, разместив между ними клюв, голову и ноги. В стороне от них был изображён хвост.
– Ваня! – в ужасе воскликнула Влада, увидев это художество. – Что ты нарисовал?
– Николавана! – ответил мальчик. – Вы ничего не понимаете! Это коза на Луне!
Сейчас этот малыш стал взрослым мужчиной и читает лекции в МГУ.
Влада рассказала также о своих попытках научить детей рисовать дерево, кошку, бревенчатый домик и грузовик, но как она ни старалась объяснить детям, что дерево лишь немного расширяется книзу, все они неизменно рисовали равнобедренный треугольник с широким основанием.
Следующая её история была о том, как однажды папа одной из девочек уговаривал дочку остаться дома с бабушкой, так как она могла бы устать, если бы пошла с ним. Однако девочка упрямилась, и папа был вынужден взять её с собой. Спустя какое-то время девочка действительно устала и начала хныкать. Тогда папа сказал: «Я же говорил тебе, что ты устанешь. Нужно было ноги оставить дома!» Девочка была явно озадачена и минуты две шла молча, а потом не выдержала и решила выяснить: «Папа, а если бы я ноги дома оставила, то на чём же я тогда шла бы? На попе?»
Я засмеялась. От рассказов Влады у меня явно улучшалось настроение, а они продолжали сыпаться, как из рога изобилия:
– Рядом с детским садом построили новый шестнадцатиэтажный дом и на его крыше установили предупредительный маяк для самолётов. Над крышей дома и маяком с громким карканьем кружились вороны. Посмотрев на них, девочка Наташа воскликнула: «Ой, лебеди летают!»
Любимым занятием детворы было наблюдать за бегающим во дворе детского сада воронёнком. Дети привязывали к концу верёвки кусок хлеба, а другой конец кто-нибудь из них держал в руке. Никого и ничего не боявшийся воронёнок клювом хватал хлеб, и тогда мальчишка, убегая, натягивал верёвку, а птенец с хлебом в клюве бежал за ним, как на поводке.
А вот ещё один её рассказ:
– Бабушка одной из воспитанниц рассказала мне про свою тогда ещё трёхлетнюю внучку. Маша сорвала ромашку и гадает на ней, обрывая лепестки: любит – не любит, любит – не любит…
Бабушка спросила Машеньку:
– А кто тебя «любит – не любит»?
Маша ответила:
– Не скажу, а то не сбудется.
Бабушка не отставала:
– Ну, ладно, скажи…
Маша сдалась и назвала имя своего героя:
– ТЛубадуЛ.
Через год, теперь уже четырёхлетняя Маша, посмотрев подряд два детских мультика, в задумчивости произнесла:
– ПЛосто не знаю, что мне тепеЛь делать? За кого замуж выходить: то ли за ТЛубадуЛа, то ли за этого кЛасавчика?
Влада любила своих детей, но воспитывала их в строгости. Она пользовалась также большим уважением коллег. Со многими из них она до сих пор поддерживает тёплые, дружеские связи. Поэтому я постоянно задавала себе вопрос, почему она не сумела найти общий язык со своими дочерями и внуком? Ведь у Влады есть чему поучиться. Она хорошо готовит, шьёт, вяжет, сама может сделать ремонт в квартире. Она изучила методику лечения доктора Сергея Коновалова и часто повторяет его слова:
– Я даю тебе не только надежду. Я даю тебе веру в Живую Вселенную… Я говорю: «Попробуй сам!»
Своим опытом она с удовольствием делится с каждым желающим узнать об этом методе.
Может быть, Владе не нужно быть слишком требовательной к дочерям, не просить у них денег, быть более мягкой в отношениях с ними и, конечно, не употреблять бранных слов. Хотя, как известно, именно с самыми близкими людьми порой возникают самые сложные отношения. В характере Влады соединились, казалось бы, несовместимые черты, но на неё всегда можно положиться.
Часто в санатории с большим удовольствием общаешься с какой-нибудь дамой, потому что и уровень образования, и интересы, и понимание многих вещей у вас совпадают. Однако потом по каким-то мелочам начинаешь понимать, что, покинув санаторий, эта дама даже не вспомнит о тебе. У нас с Владой получилось всё наоборот: трудно представить себе более разных людей, чем мы. И тем не менее вот уже четыре с половиной года мы продолжаем общаться и поддерживать друг друга в трудную минуту. Я знаю: она обязательно отзовётся, если мне потребуется её помощь…

Позднее раскаяние
В двадцатые годы прошлого столетия семнадцатилетние подруги Дора и Берта приехали в Москву с Украины, из города Житомира. Еврейские девушки жаждали получить в столице образование. Поначалу они ютились по съёмным углам, не имея собственного жилья, голодали, много работали, но молодость брала своё, и они как-то справлялись с бедностью и жизненными лишениями. Благодаря своей целеустремлённости обе стали студентками высших учебных заведений. Дора поступила в институт, позже переименованный в Институт цветных металлов и золота, а Берта – в Военную академию имени М.В. Фрунзе. По окончании вуза Дора стала одним из первых отечественных специалистов по тугоплавким металлам, а Берта и в академии, и ещё долго после её окончания была единственной женщиной-офицером.
Обе они вышли замуж: Дора – за еврейского юношу, инженера, а Берта – за русского парня, военного, как и она. Вскоре у Берты родился один сын, а за ним и второй. Малышу же Доры в этой жизни не повезло. В трёхнедельном возрасте он заболел воспалением лёгких и умер. Горе Доры при всём её мужестве не поддаётся описанию. А старший сынок Берты Женя рос вполне благополучным ребёнком.
Из-за плохих условий жизни в Москве муж Доры вскоре заболел туберкулёзом. Эту же болезнь вскоре диагностировали и у Доры, из-за чего ей было запрещено рожать детей. Но её желание иметь сына было столь велико, что, несмотря на запреты врачей, она снова забеременела и в двадцать девять лет родила ребёнка, но не сына, которого ждала с большим нетерпением, а дочку, которую они с мужем назвали Асей. Отец был безмерно счастлив, а Дора поначалу переживала, что родилась дочка, но потом смирилась. К этому времени второму сыну Берты, Саше, пошёл уже второй годик.
Со временем обе семьи обзавелись отдельными комнатами в коммунальных квартирах, но через три года началась война, резко изменившая судьбы этих людей. Дора с маленькой Асей и мужем, которого из-за тяжёлой болезни не призвали в армию, эвакуировалась в Чувашию. Взрослые работали в посёлке под Чебоксарами на заводе, делавшем снаряды для фронта, а Ася ходила в детский садик. В 1943 году у мужа Доры начался открытый процесс в лёгких, и тридцатидевятилетний мужчина умер.
А Берта и её муж сразу же после объявления войны и вплоть до её окончания находились в рядах Красной армии. Оба их мальчика в это время оставались под присмотром бабушек, а спустя несколько лет после окончания войны родители Жени и Саши развелись.
Несмотря на то, что Дора и Берта продолжали изредка встречаться, дети обеих подруг, уже учившиеся в школе, долгое время даже не были знакомы друг с другом. Однажды Берта пригласила Дору и Асю, которой было уже двенадцать лет, в гости, чтобы отметить Восьмое марта. Впервые увидев обоих мальчиков, Ася остановила свой взгляд на высоком и, с её точки зрения, очень красивом старшем сыне хозяйки Жене, который тогда учился в выпускном классе. И с этого момента она решительно и надолго сделала выбор в его пользу. Взрослые в этот день устроили нечто вроде танцев, и Ася по очереди танцевала с обоими мальчиками. Потрясение от нового знакомства, особенно с Женей, было столь большим, что она не могла выдавить из себя ни слова. Как ни старались разговорить её мама и тётя Берта, как называла её Ася, а потом и мальчики, это им так и не удалось. Со стороны Аси это не было капризом, скорее всего, так проявилась её робость и мнительность.
Через несколько месяцев Женя окончил среднюю школу и уехал поступать в Житомирское Краснознамённое зенитно-артиллерийское училище. Во время учёбы Женя периодически присылал Асе письма, написанные аккуратным круглым почерком. Каждое письмо Ася ждала, как праздника. Несколько позже в это же училище поступил и младший брат Жени Саша. Оба парня решили стать потомственными офицерами.
Приезжая в отпуск в Москву, Женя обычно приглашал Асю в театр или на концерт, так как был любителем классической музыки. Позже Ася вспоминала, что, находясь у него в гостях, она ждала, пока он примет душ, прежде чем отправиться на какое-нибудь культурное мероприятие. И вот он выходил из душа, улыбающийся, с ещё мокрыми вьющимися волосами, и говорил своим красивым низким голосом: «Ну, я готов!» А потом он снова уезжал в Житомир, и Ася снова ждала от него писем.
Однажды, находясь с мамой в гостях у тёти Берты, она неожиданно увидела стоявшую в рамочке на пианино фотографию миловидной девушки. Асе показалось, что у неё из-под ног начал уходить пол. Она ничего не видела и не слышала, в её голове звенел только один вопрос: «Ну как же так?» Уже дома, видя угнетённое состояние дочери, Дора пыталась выяснить у неё, что произошло. И тогда, чуть не плача, Ася попросила её осторожно узнать у тёти Берты, кто эта девушка на фотографии. Дора была гордой женщиной, и можно не сомневаться, что она не выдала чувств дочери, беседуя со своей подругой. Тем не менее, ей удалось-таки узнать, что это была Лида, приятельница младшего сына. Ася успокоилась и стала ждать окончания учёбы Жени.
Тем временем иногда она получала приглашения и от Саши искупаться в Серебряном бору, покататься на лодке или сходить ещё куда-нибудь. Ася никогда не отказывалась от приглашений, но при этом относилась к Саше чисто по-товарищески.
Прошло четыре года. За это время Ася окончила школу, а Женя – училище. Получив распределение в какую-то дальнюю точку в Сибири, в самую настоящую глушь, он приехал к Асе. Как всегда, он был оживлён и необыкновенно привлекателен. Чего Ася ждала от него? Она и сама толком не знала. Даже если бы в тот самый момент он предложил ей поехать вместе с ним, она бы вряд ли согласилась. Ведь она только что поступила в институт. А он ничего такого ей и не предложил.
Ася на скорую руку готовила яичницу и ещё какие-то закуски, и у неё тряслись руки. Разговор не клеился. А потом Женя попрощался, не оставив ей никаких шансов, и у неё оборвалось сердце. Он уехал в свою Тьмутаракань и больше не напоминал о себе.
Вскоре Дора рассказала Асе, что Женя женился на девушке по имени Лида, правда, фамилию она назвала другую, не той девушки на фотографии. Лиде не нужно было оканчивать институт, и она, не раздумывая, как жена декабриста, поехала за мужем на край света. Жизнь там была необустроенной, климатические условия тяжёлые. У жён военных в тех краях не было работы, поэтому и служить, и даже просто там жить военным и их жёнам было невесело.
Ася была слишком молода, чтобы не пережить первую серьёзную жизненную неудачу. Она окончила институт, выскочила замуж, поскольку уже чуть ли не засиделась в девках, но вскоре разочаровалась в своём избраннике. Он был искренне привязан к ней, но постоянно изводил своей ревностью, и Ася решила с ним развестись. Спустя несколько лет она снова, как в детстве, страстно влюбилась, теперь уже в Анатолия, который был почти на два года моложе её. Это опять была безумная любовь, бороться с которой она была не в силах. Дело закончилось бракосочетанием, которое никому из них не принесло счастья: увы, её новый муж не сумел оценить искренности и чистоты её огромного чувства. Она отдавала ему слишком много тепла, не получая взамен ничего.
Ася и Анатолий работали на одном предприятии, но никогда и никуда не ездили вместе. Если они случайно выходили после работы с предприятия в одно и то же время и вынуждены были вместе идти до метро, то уже в подземке Анатолий мог в последний момент вскочить в другой вагон, а не в тот, возле которого они с Асей ждали поезда. Ася обижалась, но свои обиды переживала молча. Она понимала, что муж её попросту не любит.
Как-то раз в метро возникла техническая неисправность, и всех пассажиров высадили. До работы Асе и Анатолию пришлось добираться наземным транспортом. Однако желающих сесть в троллейбус или автобус было так много, что надежда попасть на работу вовремя у них таяла с каждой минутой. В конце концов Ася попросила мужа, чтобы он помог ей сесть в троллейбус, на что Анатолий ответил: «Ты сама по себе, а я сам по себе». Так они и жили, каждый сам по себе.
Когда он выпивал, что случалось всё чаще и чаще, то обычно становился более мягким, чем в трезвом виде. Но однажды, когда Ася начала выговаривать ему за то, что он злоупотребляет спиртным, он, будучи уже далеко нетрезвым и совсем не контролирующим себя, в отместку сказал ей: «Сара». Асю это глубоко ранило. Она и раньше догадывалась, что муж – антисемит, чему способствовала среда, в которой он рос, и полное отсутствие даже намёка на интеллигентность в его семье. Ну, а теперь он раскрылся полностью.


Её отрадой была дочка, которой, к сожалению, она уделяла недостаточно внимания, так как была поглощена своими переживаниями. Но дочка была ещё совсем маленькой, и Ася не могла поделиться с ней своими невзгодами. Часто мать и дочь оставались одни даже в праздники, потому что Анатолий уходил к своим приятелям, тоже любителям выпить. От такой семейной жизни у Аси начали сдавать нервы, и она всё чаще задавалась вопросом, как быть и что делать дальше. Пережить новый развод она не смогла бы. Однажды Дора сообщила дочери, что через год из армии демобилизуется Женя и будет жить в Москве. И Ася стала ждать его возвращения.
К тому времени, когда Асе предстояло обменять свою двухкомнатную квартиру на трёхкомнатную, чтобы съехаться со свекровью, Женя и Саша уже были в Москве. Дора попросила свою подругу Берту мобилизовать сыновей, чтобы помочь Асе с переездом, на что было немедленно получено их согласие. Так спустя двадцать шесть лет Ася и Женя встретились вновь. Эта новая встреча подействовала на неё, как глоток свежего воздуха. Она, прежде подавленная и униженная, начала оживать.
В Москве Женя начал работать в школе, ведя уроки военной подготовки и основ безопасности жизнедеятельности. Впервые услышав аббревиатуру ОБЖ, Ася смеялась над названием этой дисциплины, хотя и понимала, насколько она важна. Женя поделился с Асей своей печалью по поводу того, что, уехав на службу в Сибирь и выписавшись из московской квартиры, он навсегда потерял право на жилплощадь в столице и теперь вынужден жить в квартире тёщи. Ася спросила, почему Женя перед своим отъездом на службу после окончания училища так легко и как бы мимоходом попрощался с ней. Женя честно признался, что Ася была значительно моложе его, а он уже был взрослым мужчиной, и ему была нужна жена. Когда мужчине двадцать два года, то разница в пять лет кажется большой, а в Асе он тогда видел только девочку и в беседах с друзьями называл её не иначе как сестрёнка.
О своей личной жизни Женя рассказал, что уже давно не находит общего языка со своей супругой и хочет найти в Асе настоящего друга и собеседника. Асю, сказать по правде, перспектива быть только его другом не устраивала… Их первая же прогулка по Подмосковью закончилась тем, что они перестали быть просто друзьями, причём Ася решилась на этот шаг, ни секунды не раздумывая. Женя же был поражён тем, что их сближение произошло так быстро. Но где ему было понять, какая бездна страданий наполняла душу Аси, жаждавшей любви и счастья!
Они решили вместе поехать по турпутёвке в Среднюю Азию, но буквально накануне отлёта Ася заболела гриппом. Пришлось сдавать билеты и просить о переносе срока действия путёвки. Грипп Ася переносила тяжело, у неё долго держалась высокая температура, и, ещё не выздоровев окончательно, она пошла на приём к участковому врачу, чтобы узнать, можно ли ей в таком состоянии лететь в Среднюю Азию. Врач с сомнением посмотрела на неё, но, немного подумав, сказала, что клин клином вышибается, и закрыла бюллетень.
Так Ася и Женя оказались в неизведанных ранее краях. Сначала в Узбекистане, где их встретили гостеприимные и солнечные города Бухара, Самарканд и Хива с их минаретами, медресе, мечетями, средневековыми дворцами, среднеазиатскими базарами, а также мавзолеем Гур-Эмир, местом захоронения Тимура. Впервые в жизни они посетили синагогу, благо Асю и Женю не разделяли ни национальность, ни вера, хотя в то время оба они и были атеистами. Потом был перелёт самолётом в Ашхабад над пустыней. Ася впервые с высоты увидела песчаные барханы. А потом, уже в Туркменистане, она села верхом на верблюда. Он стоял, как вкопанный, не шелохнувшись, пока она влезала в седло, и не проявлял никакого интереса к тому, что творилось вокруг. Затем на него решила взобраться толстая тётка. Выполнить это ей удалось только с третьей попытки. Каждый раз, когда она вставляла ногу в стремя, верблюд шатался и недовольно поворачивал в её сторону голову. «Смотри, тётка, – подумала Ася, – верблюд и плюнуть в тебя может!»
Все эти радостные впечатления и совместное путешествие создавали у Аси и Жени ощущение непреходящего счастья. За прошедшие годы детская очарованность Аси героем своих юношеских грёз, конечно, померкла, но сейчас появилась надежда на её возрождение. Отношения её и Жени были, можно сказать, трогательными, готовыми перерасти в нечто большое. Наблюдая эту не типичную для уже немолодых людей нежность, директор турбазы даже поинтересовалась: «Вы – муж и жена или просто путешествуете?» Промолчать или сказать ей неправду они не решились.
В те дни стояла страшная жара, и повсюду их сопровождала умопомрачительная грязь. В самом начале путешествия, поев в общепите, Ася начала страдать расстройством желудка. На это нездоровье наложилось ежемесячное женское недомогание, и всё это совпало с ещё не вполне прошедшим у неё гриппом. Ася старалась не падать духом. Но её неприятно поразило то, что, несмотря на её скверное самочувствие, Женя добивался от неё близости. Ася пыталась объяснить ему, что сейчас это ей совсем не показано, но Женя настаивал. Ася содрогалась, но волей-неволей ей приходилось уступать, и неприятный осадок у неё остался надолго. Как-то она спросила друга:
– А с женой ты часто этим занимаешься?
Она даже не смогла произнести, чем именно, но он живо и иронично ответил:
– Каждый день.
У Аси аж потемнело в глазах:
– Как же так? Ты же говорил, что у тебя с ней нет общего языка?
– Ну и что? Это разные вещи, – услышала она в ответ.
Несмотря на хорошее отношение к Асе, Женя легко закипал по любому поводу и часто разговаривал раздражённым тоном. Ася начала понимать, что былое чувство уже никогда к ней не вернётся. Она знала, что не порвёт с ним отношения, но голова у неё оставалась ясной, и она не собиралась совершать необдуманных поступков. Он же, напротив, начал испытывать к ней настоящее чувство и однажды по приезде в Москву сказал ей во время прогулки:
– Я люблю тебя. Я уже не мальчик, и ты не можешь позволить себе шутить надо мной.
Однако эта его реплика осталась без ответа.
Когда мужа Аси после частичной парализации положили в больницу, Женя предложил ей бросить Анатолия и снять комнату где-нибудь в пригороде, где меньше арендная плата. Ася не допускала мысли о таком повороте событий и сразу же прервала разговор:
– Как я могу оставить человека в таком беспомощном положении?
Женя продолжал:
– Ты чувствуешь сильную зависимость от него и ведёшь себя перед ним униженно. Может быть, твоя дочь не от него?
– От него, – ответила Ася.
Женя не мог себе представить, как можно сочетать в себе приниженность и одновременно привязанность к нелюбящему её мужу. Но что-либо радикально менять в своей жизни Ася была не в состоянии, поскольку не полюбила Женю по-настоящему.
Часто на встречу с Асей Женя приходил вместе со своим маленьким внуком, и они вместе гуляли в лесу или парке. Малыш ещё не разговаривал, поэтому Женя не опасался, что он что-нибудь расскажет его жене. Но время шло, малыш рос, и однажды Женя рассказал Асе, как внук после одной такой прогулки жестами пытался что-то оживлённо рассказать своей бабушке, так что даже по жестам и мимике ребёнка он догадался, что тот рассказывает про Асю. Больше Женя никогда внука с собой не брал.
Как-то Женя сказал Асе:
– Не обращай внимания, если я расскажу тебе, что с кем-то занимался сексом. Это всё моя ненасытная плоть, а люблю я тебя.
Слышать такое Асе было более чем странно, но выбирать не приходилось, поскольку слова любви в своей жизни она слышала очень редко и уж во всяком случае не от мужа.
Осенью следующего года они вместе поплыли по Волге пароходом до Астрахани. Вместе ходили на экскурсии, знакомились с городами, в которых останавливался пароход, наслаждались вкусной едой в ресторане, а по вечерам ходили на танцы. Маленькая Ася проигрывала на фоне красавца Жени, и многие женщины, которых, как всегда, на пароходе было больше, чем мужчин, с недоумением поглядывали на эту странную пару, про себя наверняка думая: «И что он в ней нашёл?» Как-то Ася даже выразила ему признательность за то, что он не смотрит на других женщин и по отношению к ней ведёт себя очень тактично. На это Женя возразил: «Я тебя люблю».
Однажды они серьёзно поспорили. Ася пыталась выяснить у Жени, зачем СССР начал войну в Афганистане, надеясь получить от него исчерпывающую информацию как от бывшего военного. У Жени на этот счёт сомнений не было, и он высказал ей общепринятую точку зрения на события в этом государстве Среднего Востока. Асю эти доводы не убеждали, так как она была категорически против вторжения советских войск. Спустя несколько лет Женя признал, что ввод ограниченного контингента войск в Афганистан действительно был ошибочным. А тогда ей показалось, что Женя вряд ли способен мыслить глубоко, и это ей очень не нравилось.
На обратном пути Ася попросила Женю сойти с парохода не в конечном пункте маршрута – в Москве, а в Ярославле, где у Жени жили родственники. Женя был явно обижен этим предложением. Что же касается Аси, то она боялась, что её муж Анатолий может прийти встречать её после путешествия и мужчины могут встретиться. Жене пришлось согласиться. Тем не менее в Москве они продолжали встречаться то в квартире мамы Аси, то в квартире мамы Жени, и Асе каждый раз было неприятно видеть беспорядок в обители тёти Берты. Она внутренне содрогалась, когда видела волосы в ванной или ещё какие-нибудь проявления неряшливости матери Жени. В то время тётя Берта возражала против их встреч, но Женя уже окончательно ушёл от жены и ещё какое-то время надеялся, что Ася примет решение соединить с ним свою судьбу. Он даже уговорил её поехать посмотреть съёмное жильё недалеко от Москвы по Белорусской дороге.
Иногда они встречались втроём – Ася, Женя и Саша. Младший брат каждый раз напоминал Асе, что в детстве и юности они вместе катались на лодке и ходили куда-нибудь. Этим он хотел сказать, что не является третьим лишним в компании Аси и Жени. Однако Ася с недоумением выслушивала Сашу, твёрдо давая ему понять, что они всегда были только приятелями.
На следующий год Ася и Женя приобрели курсовки в подмосковный санаторий. Она – соцстраховскую за тридцать процентов, он – за полную стоимость. Опасаясь неожиданного приезда Анатолия, который, конечно, никогда бы не приехал сюда, Ася предложила другу снять комнату в другом доме. Женя был расстроен, так как, помимо морального урона, он был вынужден дополнительно потратиться на аренду жилья. Но снова смирился. Ася понимала, что такое положение не может продолжаться долго, но ничего не могла с собой поделать. Когда после санатория они встретились в Москве, Женя возле метро поцеловал Асю в щёку, но она отстранилась. Это, видимо, явилось последней каплей, и Женя исчез на несколько лет. Конечно, Асе это было неприятно, но теперь уже ей пришлось мириться с неизбежным.
В год, когда из жизни ушёл Анатолий, Ася отмечала свой пятидесятипятилетний юбилей. После смерти мужа она очень горевала и ещё долгое время пыталась понять, всё ли она сделала, чтобы он пусть бы и не выздоровел, то хотя бы поддержал своё здоровье. Она поделилась своими сомнениями с лечащим врачом и заведующим терапевтическим отделением поликлиники, однако оба доктора успокоили Асю, заверив её, что она сделала для мужа всё, что было в её силах, а он, в конце концов, был инвалидом первой группы, у которого сейчас реализовался негативный прогноз.
Однако в день юбилея Ася была на подъёме, радовалась жизни и острила. Неожиданно в дверь позвонили, и на пороге появился Женя. Она не удивилась, но и не сильно обрадовалась, а приняла его так, как если бы они расстались только вчера. Его появление ещё больше вдохновило её на безудержное веселье, а когда гости разошлись, она, постелив ему постель в бывшей комнате мужа, сама пришла к нему. Они снова начали встречаться. В это время его мама, тётя Берта, уже хотела, чтобы Ася и Женя, наконец-то, были вместе. Теперь Берта жила в благоустроенном доме для престарелых ветеранов, и Ася и Женя навещали её там. Поскольку Женя жил далеко от Москвы, он хотел, чтобы Ася периодически навещала его мать.


Сам же Женя снимал комнату в дальнем Подмосковье и преподавал в местной школе. К тому времени Ася обзавелась «самозахватным» участком и хотела заняться выращиванием собственных, экологически чистых овощей. В своё время получить на работе бесплатный садовый участок она не сумела, поскольку на новом предприятии ей не хватило стажа, чтобы получить эту льготу. Тогда все сотрудники горели желанием иметь личные шесть соток, и Ася не была исключением. Она надеялась, что Женя поможет ей и начала строить большие планы. Действительно, Женя поставил изгородь, но, видимо, дальние поездки утомляли его, и большая затрата сил на обустройство участка его не устраивала. Поэтому вскоре он опять исчез, и Ася была искренне огорчена.
Прошло ещё семь лет. Как-то Ася позвонила Саше, чтобы поздравить его с днём рождения, а заодно узнать, как дела у Жени. Трубку подняла жена Саши. Она сообщила, что Саша умер от цирроза печени. Сказалось его неумеренное увлечение алкоголем. Об этом телефонном разговоре, видимо, узнал Женя и приехал к Асе в Москву. Теперь это был не прежний красавец, а настоящий старик. Его лицо избороздили глубокие морщины. Асю крайне удивило, как время изуродовало этого человека. Насколько хорош он был прежде, настолько внешне стал неприятен теперь. Он производил, можно сказать, даже жалкое впечатление, и теперь уже Ася на его фоне выглядела свежо и молодо. К этому времени оба они похоронили своих матерей, и теперь им надо было бы до конца жизни поддерживать друг друга. Но каждый из них не проявил житейской мудрости.
Теперь Женя не работал в школе, а занимался выращиванием грибов вёшенок в Подмосковье, где снимал жильё. Поскольку ему приходилось приезжать издалека, то он надеялся изредка ночевать у Аси. Однажды он оставил у неё грибы и попросил отвезти их в контору, где принимали выращенную продукцию. Женя попросил также Асю разрешить ему пользоваться ванной, поскольку в его деревенском доме для этого не было никаких условий. Однако Ася была категорически против этого и, памятуя, что у него был нелеченный грибок на руках и ногах, попросила его всегда ходить по её квартире в тапочках, а не в носках. Она снова поставила во главу угла этот его далеко не первостепенный недостаток.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71484169?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.