Главная страница | Морские приключения | Капер его величества

Капер его величества
Галина Вадимовна Погодина
Начало XVII века. Юный Генри Мэйнуэринг – талантливый выпускник школы рыцарского ордена госпитальеров, из-за конфликта остаётся без работы и нанимается матросом, а после нескольких рейсов организует пиратский экипаж и угоняет корабль. Он защищает англичан, добивается больших успехов и становится капером, выполняя поручения Адмиралтейства. Его пытаются привлечь на свою сторону испанцы, но безуспешно, и в его отсутствие сжигают замок вместе с домочадцами.
Мэйнуэринг перебирается в Англию, становится советником короля Якова I и союзником милорда Бэкингема. Ему поручают спасти из Испании наследника престола, будущего Карла I, он это выполняет и после коронации Карла становится его преданным вассалом. Начинается гражданская война, срежиссированная наследниками тамплиеров на территории Шотландии. Мэйнуэринг, как ученик госпитальеров, является их врагом и пытается защитить Карла, однако короля казнят, а Генри бежит во Францию.

Галина Погодина
Капер его величества

Несостоявшийся юрист
– Энн, моя звёздочка, как я счастлив снова обнять тебя! Смотри: вчера твой отец заплатил мне жалованье, и я купил тебе подарок, держи!
– Генри, мой любимый, какой красивый платок!
– Я заказал, чтобы на нём вышили монограмму, видишь?
– «Э.Г.М.»! О, мой дорогой!..
– Энн Генри Мэйнуэринг – неплохо звучит, правда, моя радость?
– Да, но что скажет отец?
– Ну, он же должен понимать, что потомок соратника Вильгельма Завоевателя обязательно добьётся успеха и сможет достойно содержать свою семью. Тем более, что моё образование позволяет мне сделать карьеру, нужно только набраться опыта, заработать денег и открыть собственную адвокатскую контору.
Статный девятнадцатилетний юноша держал за руку миловидную девушку со светло-каштановыми кудрями, которая отвечала улыбкой на его восторженные взгляды. Эта сцена происходила в совсем не подходящем для этого месте – на задворках сарая, среди дырявых вёдер, сломанных мётел и других совсем не романтичных предметов. Вдруг из одного из окон по двору разнёсся визгливый крик:
– Где тебя опять носит, Мэйнуэринг, бездельник?
– Я должен идти, – вздохнул юноша, поцеловал девушке пальчики и проскользнул между сараем и забором, чтобы незаметно вернуться в контору.
– Что, опять живот схватило? – ехидно встретил его патрон.
– Да, сэр, – невозмутимо ответил Генри.
– Это значит, что ты слишком много ешь, и я прикажу, чтобы тебе уменьшили порции.
Юноша только вздохнул. Разваренная фасоль, которой его кормили в хозяйском доме, и так выдавалась в мизерном количестве… Не глядя по сторонам, Генри снова уселся за свой стол, на который за время его отсутствия успели навалить целую гору бумаг. Другие клерки и писцы, скрючившись, скрипели перьями и бросали на него исподтишка насмешливые взгляды.
Генри Мэйнуэринг родился в 1587 году в деревне недалеко от Манчестера, в старинной, но обедневшей дворянской семье. Несмотря на финансовые трудности, родители постарались дать своим шести детям хорошее образование, и Генри более всех остальных оправдывал эти вложения. Он успешно учился сначала в колледже в Оксфорде, где получил диплом бакалавра искусств, затем изучал юриспруденцию, финансы и другие науки в квартале «Иннер Темпл» в Лондоне. Это было легендарное место, когда-то принадлежавшее могущественному ордену тамплиеров, а после разгрома ордена это владение было передано госпитальерам, главным конкурентам тамплиеров. И теперь именно госпитальеры (они же мальтийцы) обучали юношей на английской земле, заодно прививая им свои правила и понятия.
Юный Мэйнуэринг не только стал одним из лучших учеников – он отличался выраженным литературным талантом. Будучи вторым сыном в семье, он не мог рассчитывать на наследство, поэтому после завершения учёбы устроился младшим адвокатом к известному в городе юристу с обширной клиентурой. В надежде когда-нибудь прославить своё имя и основать собственную адвокатскую контору, юноша вкалывал по четырнадцать часов в сутки за мизерное жалованье и отказывал себе в лишнем куске хлеба ради того, чтобы изредка радовать любимую подарками.
Все работники конторы были неравнодушны к Энн, единственной дочери хозяина, но её не привлёк ни косолапый Билли, ни Питер с его кривыми зубами и шепелявой речью. Она не обратила благосклонного внимания даже на Тома Гардинера, хотя он тоже был выпускником «Иннер Темпл», но до такой степени глуповат, что работал не адвокатом, а писцом. Иными словами, объектом девичьих мечтаний Энн стал Генри, который умел красиво выражать свои мысли, а его внешность могла очаровать не только дочь стряпчего, но и дорого одетых посетительниц, которые оставляли свои кареты где-нибудь за углом, а сами поднимались по лестнице, скрыв лица под вуалью. Молодой помощник адвоката обладал высоким ростом, красивой фигурой, густыми русыми волосами и правильными чертами лица, а его сверкающие серые глаза впечатляли женщин из любого сословия. Да и не только женщин: знаменитый мастер чистописания Джон Дэвис, учитель из «Иннер Темпл», на прощальном вечере прочитал во всеуслышание стихотворение, которое называлось «Моему любимому ученику, мистеру Генри Мэйнуэрингу», в котором прославлял его сияющий взгляд, безупречный ум и бодрость духа. Это неумеренное восхваление заставило юношу покинуть банкет и больше никогда не возвращаться в Alma mater.
На другой день Генри с самого утра украдкой поглядывал в окно и прислушивался к шагам на лестнице, надеясь снова ускользнуть во двор и увидеться с Энн. В ожидании этой встречи он не обращал внимания ни на шушуканье писцов, ни на голод, но до самого вечера не получил никакого сигнала. Точно так же прошли ещё несколько дней. С Энн явно что-то случилось. Тогда Генри, рискуя вызвать ярость владельца конторы, пробрался на жилую половину хозяев, нашёл служанку, заплатил ей шиллинг и узнал, что его возлюбленную отправили к родственникам в деревню, чтобы выдать замуж за пожилого и богатого вдовца.
– За ваш шиллинг я вам больше скажу. Мисс Энн горько плакала и призналась отцу, что любит только вас. И получила ответ, что вы – красавчик, от которого нет никакого проку, а он, отец, должен думать о её будущем. К тому же этот будущий муж – его деловой партнёр, прекрасный человек, которого он знает уже лет тридцать и полностью в нём уверен, так-то. На вашем месте, мистер адвокат, я бы обратила внимание на других красивых девушек, которые не зависят от мнения каких-нибудь там папенек! – заявила служанка, касаясь его руки с самым многозначительным видом. Но Генри был настолько потрясён, что даже не заметил намёка.
Юноша тяжело перенёс этот удар. Он погрузился в своё несчастье и утратил интерес к жизни, механически выполнял обязанности и с полным равнодушием жевал на обед свою порцию фасоли. Писцы злорадствовали, их издевательский шёпот с каждым днём становился всё громче, но Генри не обращал внимания на пакостное хихиканье вокруг себя. Отсутствие реакции с его стороны внушило писцам чувство безнаказанности, и однажды Том Гардинер, проходя между столами со стопкой документов в руках, грубо задел Мэйнуэринга локтем по затылку. Этот удар вывел молодого адвоката из его забытья. В нём мгновенно вспыхнула ярость, он ответил метким пинком под колено, Гардинер грохнулся и рассыпал бумаги по всей конторе. Остальные вскочили со своих мест и подняли ужасный гвалт, поливая ненавистного конкурента площадной руганью. Генри с насмешкой смотрел на них, покусывая кончик пера. На шум вошёл хозяин и застал контору в самом неподобающем виде. При виде господина писцы принялись наперебой обвинять его помощника в побоях и срыве рабочего процесса.
Генри стремительно шагал по улице, заложив руки в карманы и сдвинув на глаза свою потрёпанную шляпу. К счастью, он не стал продолжать драку, а просто повернулся и ушёл, хлопнув дверью, но обратного пути для него больше не существовало. Теперь требовалось срочно найти себе пристанище и новую работу, иначе его могли схватить за бродяжничество, а тогда – бичевание, прожигание уха, исправительный дом, а в случае повторной ловли – виселица. Закон не щадил никого. Недавно в Тайберне казнили целую семью крестьян, согнанных со своей земли ради того, чтобы местный епископ смог устроить там пастбище для овец. Палачи повесили отца, мать и троих детей, младшему из которых едва исполнилось девять лет. Мэйнуэринг передёрнул плечами: сам он не ходил смотреть на это зрелище, но писцы специально отпрашивались у хозяина и потом со смехом смаковали ужасные подробности. «Кровожадные ничтожества», – скрипнув зубами, подумал Генри о своих бывших коллегах.
Скандал в конторе, по крайней мере, вывел молодого Мэйнуэринга из его отрешённого состояния – теперь он был полон решимости противостоять неудачам. Он стремительно прошагал метров триста и внезапно остановился перед знакомой вывеской трактира «У зелёного дракона», куда изредка заходил подкрепиться, поскольку невозможно было выжить на скорбном рационе из воды, сухарей и фасоли. Только сейчас он понял, что умирает от голода, и прошагал к столику. Сэндвич с жилистой говядиной и стакан дешёвого эля показались ему пищей богов.
– Не нужен ли вам бухгалтер? – поинтересовался он у трактирщика.
– А как же твоя контора, парень?
Генри молча мотнул головой.
– Я бы и рад взять тебя, учёные люди всегда нужны, да только мы сами едва сводим концы с концами, – развёл руками владелец трактира.
Генри постеснялся сказать, что в его положении согласился бы работать за еду, попрощался и вышел на улицу. Он шёл наугад, изредка заходя в какое-нибудь заведение, чтобы предложить свои услуги, но повсюду получал отказы. Неурожаи и земельные реформы последних лет вызвали приток людей в города, поэтому вакансий не было. Пройдя половину Лондона, парень увидел впереди лес мачт, маячивших над крышами домов. Это был порт, и Генри ускорил шаг: он подумал, что в таком оживлённом месте больше шансов найти работу. Но в то же время сердце юноши кольнуло сожаление: его покойный дед по матери, сэр Уильям Мор, был вице-адмиралом Сассекса, он часто брал внука на корабли, начал учить его морскому делу и был уверен, что мальчик пойдёт по его стопам.
Генри исполнилось одиннадцать лет, когда дед в очередной раз привёз его в лондонский порт. Они долго шли среди пришвартованных кораблей, Уильям Мор, как всегда, показывал внуку корабли и рассказывал о каждом: откуда он пришёл, что привёз, кто его капитан, чем отличается оснастка, какие пушки находятся у него на борту… В этот раз они прошли дальше обычного и добрались до дальнего уголка, где не было ни штабелей товаров, ни суетливых грузчиков, ни респектабельных пассажиров. Здесь, в забвении и покое, стояли только несколько старых кораблей. Вице-адмирал показал внуку на потрёпанный небольшой галеон с необычной носовой фигурой: это была не ундина, дракон или рыцарь, а лань. Когда-то её покрывала золотая краска, которая сильно облезла, но сердце юного Генри отчего-то забилось сильнее.
– Перед тобой знаменитая «Золотая лань», мой мальчик. Корабль Фрэнсиса Дрейка, который совершил на нём кругосветное путешествие и добавил немало блеска английской короне. Я говорю не только о славе, но и о вполне реальном золоте!  Когда Дрейк вернулся в Англию, он преподнёс нашей славной королеве больше сокровищ, чем она собрала у себя в стране за целый год.
– Откуда же Дрейк взял эти сокровища?
– Грабил испанцев, а те выбивали всё это добро из индейцев. Знай, дитя моё, что через океаны плывут нескончаемые караваны кораблей, трюмы которых набиты золотом, серебром, драгоценными камнями. Так представь, насколько богат испанский король, если Дрейк преподнёс нашей королеве всего несколько из захваченных им галеонов Серебряного флота, и Англия после этого стала богаче в два раза. Посмотри ещё раз на этот корабль: по его палубе ходила сама королева Елизавета, а Дрейк здесь был пожалован рыцарским званием.
– А как ему удавалось побеждать испанцев на таком маленьком судне?
– Отважным многое удаётся, мой мальчик. Но на этом его подвиги не закончились. Уже когда Дрейк постарел, стал мирным человеком, членом парламента, и лет пятнадцать спокойно жил в своей усадьбе, королева опять призвала его на службу. Таких людей, как он, всегда не хватает, когда страна оказывается в опасности. Дрейк не стал отговариваться возрастом или болезнью, собрал флотилию и разграбил побережье Испании, а потом переплыл океан и напал на две или три испанские колонии в Вест-Индии. При этом королева была вроде как была и ни при чём, возмущённым испанским посланникам отвечали, что Дрейк плавает сам по себе. Тогда король Филипп назначил за его голову награду в двадцать тысяч дукатов и начал строить огромный флот, чтобы противостоять англичанам. И Армада была построена, да вот только Дрейк вошёл в гавань и потопил кораблей тридцать, пока они стояли на якорях.
– Вот это смельчак! – горячо произнёс юный Генри. – Я хочу быть таким же, как он!
– И ты им станешь, мой мальчик! У тебя есть ум и отвага, а к тому же ты из породы мореплавателей, – улыбнулся дед, потрепав внука по плечу.
Юноша даже шмыгнул носом от огорчения: этот достойный человек с радостью помог бы ему сделать военно-морскую карьеру, но его, к сожалению, уже восемь лет как не было в живых. А когда вице-адмирала не стало, родители Генри решили, что для их второго сына карьера юриста станет самым подходящим вариантом. «Значит, сама судьба возвращает меня к предназначению стать моряком», – подумал парень, решительно входя в порт. Он миновал торговые корабли и замедлил шаг перед великолепным трёхмачтовым галеоном, щедро разукрашенным резным деревом и росписью. С низкого ловердека на причал был переброшен широкий трап. Генри остановился, любуясь кораблём.
– Его строил сам Финеас Петт!
Генри повернулся: перед ним стоял моряк с седыми бакенбардами, серьгой в левом ухе и дымящейся трубкой в руке. Его одежда выдавала в нём офицера.
– Да-да, парень! Это один из лучших кораблей британского военного флота – правда, не новый, но его переделывал Финеас Петт – главный кораблестроитель верфи в Вулвиче. Тридцать две пушки, не больше и не меньше. Только вот экипаж сюда нужен под двести человек, а нас пока всего восемьдесят три. А всё потому, что этому кораблю предстоит выполнять важные задания, так что на него не берут кого попало. Начальство требует, чтобы были не пьяницы, не лентяи, не маменькины сынки. Ты-то сам с какого корабля?
– Если возьмёте, то с вашего, мистер!
– Возьмём, почему не взять. Парень ты приличный, сразу видно…
Так молодой Мэйнуэринг оказался на борту галеона «Вангард», которым командовал сэр Роберт Мэнселл. Корабль присоединился к союзному голландскому флоту и был направлен в Индийский океан для блокады португальской колонии Гоа.
Генри воспрянул духом. После пыльной и душной конторы, где ему приходилось целыми днями сидеть, согнувшись над бумагами, и слушать глупое шушуканье писцов, он очутился на свежем воздухе, в постоянном движении. Парень с наслаждением подставлял лицо ветру и солёным брызгам, поднимался на мачты, стоял вахты, драил палубу, участвовал в военных учениях и чувствовал себя прекрасно. Он с честью выдержал испытание ураганным ветром в Бискайском заливе и штормом возле мыса Доброй Надежды. На толкового новобранца обратил капитан и поручил своему помощнику, мистеру Болдерсу, учить его штурманскому делу. Теперь Генри регулярно нёс вахту на ходовом мостике, выполняя работу младшего штурмана.
В районе Малабарского побережья англичане наткнулись на эскадру из четырёх больших и отлично вооружённых португальских кораблей. При виде меньшего по силам противника португальцы сменили курс, на мачте флагмана взвился красный флаг – сигнал к бою. Просвистала боевая тревога, артиллеристы бросились расчехлять пушки, матросы карабкались по вантам, палубная команда при помощи лебёдок брасопила реи…
– Быстрее, быстрее, шевелитесь, чёртовы дети, – орал мистер Болдерс, подбадривая затрещинами своих необстрелянных моряков.
Мэйнуэринг находился на вахте в качестве штурмана и наблюдал, как на вражеском флагмане открылись пушечные порты, из них высунулись угрожающие чёрные стволы и нацелились на англичан. Он почувствовал, как предательски задрожали его ноги, опёрся о румпель и сделал вид, что поправляет курс. Сверкнула вспышка, грохот залпа слился с треском ломающегося дерева, криками и стонами раненых. Генри присел на корточки, зажмурившись и закрывая голову руками – сверху сыпались обломки разбитой реи. Раздался ответный залп, палубу заволокло пороховым дымом. Вспомнив практики в «Иннер Темпл», Мэйнуэринг принялся сбивчиво шептать молитву, но не мог сосредоточиться. «Скорее бы всё закончилось, пусть даже убьют, это невыносимо», – мелькнуло у него в голове. Но сам Генри был жив и даже не ранен, к нему начало возвращаться самообладание, но приоткрыв глаза, он увидел, что прямо ему под ноги по палубе текут струйки крови, и его едва не затошнило. Подняв взгляд, он увидел лежащего человека – это был один из марсовых матросов, который упал вместе с реей. Генри усилием воли поднялся на ноги и встретился взглядом с рулевым: парень смотрел на него белыми от ужаса глазами, и это придало ему мужества.
– Н-ну что ж делать, Брайан, м-мы должны выполнять свой долг! Право пять!
Генри не узнал собственный голос – он стал хриплым и дрожащим. Море было неспокойным, ветер усиливался, но бой продолжался. К сражению подключились другие португальские корабли, которые обходили англичан, поставив их между двух огней. Те отвечали нестройными залпами с обоих бортов и подожгли калёными ядрами паруса одного из торговцев. За это время самый опасный противник – флагманский галеон успел сделать разворот и снова зашёл для атаки, его борта окутались дымом, раздался оглушительный грохот, «Вангард» содрогнулся от прямого попадания и резко накренился на левый борт. Мэйнуэринга сбило с ног, но он тут же вскочил и увидел, что рулевой лежит с разбитой головой, румпель бьётся о транец, паруса обстенило. Он бросился к румпелю, пытаясь понять, где находится враг, и увидел: в клубах дыма, в опасной близости маячили паруса галеона. К счастью, ему удалось укротить мотающийся румпель и поймать ветер парусами, галеон набрал скорость и понёсся с сильным креном, смахивая пенистые верхушки гребней. Залп португальцев с критически малого расстояния не достиг цели, ядра с шипением зарылись в море возле самого борта. Почти сразу Генри почувствовал, как палуба дрогнула от ответного залпа, одно из английских ядер оказалось особенно удачливым: оно влетело в пушечный порт галеона и попало в бочонок с порохом. Взрыв взломал палубу и вызвал пожар, сильный ветер раздувал огонь, португальцам стало не до сражения, и им больше ничего не оставалось, кроме как позволить англичанам уйти.
После этого боя капитан Мэнселл расхвалил Мэйнуэринга перед строем и удостоил его звания уорент-офицера.
– Вы далеко пойдёте, мой мальчик, помяните моё слово, – вполголоса сказал капитан, протягивая ему офицерский кортик.
Молодой моряк ликовал, уверенный в том, что теперь военно-морская карьера у него в кармане. Шли месяцы, он набирался опыта, приобрёл репутацию отличного стрелка и фехтовальщика, мог командовать боевым отрядом, умел прокладывать курс, ориентироваться по звёздам, пользоваться ветрами и течениями, отлично знал порты и стоянки Индийского и Атлантического океанов, но всё это, и даже участие ещё в нескольких горячих делах не принесло ему ожидаемого продвижения по службе.
Уже давно схлынула первая радость, работа стала восприниматься, как тяжёлая рутина, и молодой моряк с печалью признавался себе, что и здесь не пахнет материальным достатком. На высокооплачиваемые командирские должности назначали сыновей из влиятельных семей, даже если те были совершенно бесполезны, а Генри рисковал своей шкурой, работал за троих, спал урывками, питался надоевшим до чёртиков рисом с солониной и получал гроши. Когда ему в очередной раз отказали в повышении, Мэйнуэринг посвятил ночную вахту невесёлым раздумьям о своих перспективах и наметил план действий. Теперь на каждой стоянке он шатался по самым злачным портовым закоулкам, заводил неблагополучные знакомства и старательно прислушивался к разговорам подозрительных личностей. В одну тёмную ночь в грязной таверне Плимута он подсел поближе к тесной компании из двух десятков моряков и услышал то, что хотел.
– На нашей «Наяде» то же самое, – мрачно говорил коренастый молодой ирландец, сжимая в руках бутылку дешёвого рома. – Как ни старайся, в награду получишь только линёк боцмана да пощёчины офицеров. А я не раб и не негр. Раньше был свободным рыбаком, жениться хотел, да вот только наш старый бот затонул во время бури. Брат, отец и дядя погибли. Я спасся, и должен теперь один кормить мать и младших, а земельного надела у нас нет. Но клянусь святым Патриком, когда-нибудь ночью я вышвырну за борт этого пса, нашего боцмана.
– И повесят тебя, дружок Оскар, на марса-рее, как пирата и разбойника, – иронично продолжил второй собеседник, моряк средних лет.
– Лучше уж и в самом деле стать приватиром, – подал голос третий. – Иначе ни денег нам не видеть, ни жизни человеческой. А не угнать ли нам корабль, в самом деле?
Собеседники неуверенно переглядывались.
– Нужен капитан, – авторитетно заявил Оскар. – Да, нужен капитан, который умеет пользоваться навигационными инструментами и прокладывать путь по звёздам, который знает правила судоходства и сможет управлять большим кораблём, а не только рыбацкой лодкой. Но капитанам и так богато живётся, зачем им рисковать?
Наступила печальная пауза, и тут Мейнуэринг, раздвинув плечом собравшихся, влез в середину, обвёл всех взглядом исподлобья и негромко, с придыханием произнёс:
– Я буду вашим капитаном!
Генри было всего двадцать два года, но форма младшего офицера королевского флота и неуловимые признаки, по которым опытные моряки определяют своих, расположили к нему собеседников. А после того, как он с лёгкостью выдержал стихийный экзамен на знание морского дела, все сомнения отпали.
– Ну, не будем тянуть парус за шкоты, – деловито произнёс ирландец. – Предлагаю захватить баркалон «Наяду», у нас там полные трюмы шерсти и вяленого мяса, а на страже всего один матрос, остальные сошли на берег.
– Клянусь черепом папы, «Наяде» уже лет сорок, это старая гнилая калоша! Лучше наш пинас «Бристоль», это отличный, быстроходный корабль, и ему всего восемь лет!
– А я предлагаю флибот «Мэри энд Маргерит» – отлично идёт курсом крутой бейдевинд!..
– Стоп, – произнёс новоявленный капитан, подняв ладонь. – судно должно быть каким угодно, но не английским.
Генри поставил перед собой цель сделать такую же головокружительную карьеру, как и Фрэнсис Дрейк, а для этого требовалось не ссориться с соотечественниками. Поэтому его выбором стал голландский двухмачтовый флибот «Хорн», перевозивший оружие, предназначенное для продажи алжирским пиратам. Среди заговорщиков находился один из его матросов, и он сообщил, что почти вся команда пьянствует на берегу, а на борту остались всего шестеро, которых несложно будет уговорить примкнуть к бунту. Такое положение дел позволило захватить корабль, не поднимая шума, и спустя полчаса «Хорн» поднял паруса и покинул Плимут.