Главная страница | Исторические приключения | Пират из высшего общества

Пират из высшего общества
Галина Вадимовна Погодина
Наследник знатного голландского семейства Лоренс де Графф вынужден бежать на испанском корабле. Он женится на знатной испанке, но затем оказывается среди пиратов. Исключительные способности артиллериста помогают ему сделать карьеру в качестве флибустьера. В следующие годы де Графф – один из самых успешных командиров, участник знаменитых набегов и сражений с испанцами. Он влюбляется в пиратку Анну Божья Воля, увидев ее мельком на другом корабле. Флибустьер поступает на службу к французам и становится плантатором на острове Сен-Доменг. Де Графф вновь встречается с Анной в таверне и, не узнав ее, наносит оскорбление. Анна вызывает его на дуэль, но Лоренс сдается без боя и предлагает ей выйти за него замуж. Анна соглашается, в семье рождается дочь. Начинается война, по заданию короля Франции де Графф атакует испанцев и англичан. В отместку они похищают его семью. Спустя три года он хитростью освобождает своих близких, а затем участвует в создании французской колонии Луизиана.

Галина Погодина
Пират из высшего общества

Глава первая. Спасение и новая жизнь

Двадцатого августа 1672 года Лоренс Корнелис де Графф стоял возле окна своей спальни на втором этаже и с ужасом смотрел из-за занавесок. На улицах Гааги творилось нечто запредельно ужасное. Его родственников Яна и Корнелиса де Витт только что протащила по улице озверевшая толпа, терзая заживо людей, которые двадцать лет обеспечивали благополучие Нидерландов.
Двадцать лет страна успешно сопротивлялась Англии и Франции – своим конкурентам по колониальной политике. Но в 1670-м году в Нидерланды вторглись войска Людовика XIV, а в народ были внедрены наёмные зачинщики. Они умело направили недовольство простолюдинов против де Виттов, и на улицы вышли толпы разъярённых людей. Сначала под надуманным обвинением в государственной измене был брошен в тюрьму Корнелис де Витт, но даже под пытками он отрицал свою вину. Наступил день его освобождения, но заговорщики не могли допустить, чтобы этот человек снова оказался на воле и оказывал влияние на страну. Они выволокли Корнелиса из тюрьмы, заодно схватив на улице его брата; обоих убили, страшно изуродовали тела и подвесили вниз головой на потеху обезумевшей толпе…
* * *
Лоренс родился в 1653-м году в Дордрехте и приехал в Гаагу в тринадцать лет, когда скончался его отец. Заботу об образовании мальчика взял на себя его дядя Питер де Графф, президент Голландской Ост-Индской торговой компании. Лоренс жил в дядином роскошном столичном доме и имел все условия для изучения математики, астрономии, философии, истории, музыки, стихосложения, бухгалтерии, военного дела и других наук. Шестнадцатилетний Виллем Хендрик, сын покойного статхаудера[1 - Статхаудер, или штатгальтер: в тот период глава исполнительной власти Нидерландов] Вильгельма II Оранского, тоже приходился Питеру де Графф племянником. Оба молодых аристократа обучались у лучших учителей, среди котор был сам великий пенсионарий Ян де Витт, который надеялся таким способом подготовить достойное руководство страны.
Клан де Графф был одним из самых влиятельных в Голландии, его члены проживали в разных городах и оказывали решающее влияние на их политику. Однако после ужасного убийства братьев де Витт всё переменилось. Было восстановлено звание статхаудера, им стал бывший приятель Лоренса Виллем Хендрик, получивший тронное имя Вильгельм III Оранский. А олигархи не только лишились своего влияния, но и оказались в большой опасности. За шесть или семь месяцев, прошедших со дня гибели Яна и Корнелиса, несколько членов ведущих семей Нидерландов подверглись нападениям, были найдены мёртвыми или пропали без вести. Пострадали родственники и единомышленники великого пенсионария из семей де Графф, Оверландер, Биккер, ван Свитен, ван Марсевен. Нередко, как и в случае с братьями де Витт, нападения происходили прямо на улицах. В Амстердаме разъярённая толпа набросилась на мэра города Андриеса де Графф. Люди, вооружённые камнями и палками, действовали очень организованно: остановили карету, за считанные секунды успели выбить окна и сорвать дверцу, пытались перерезать жилы на ногах лошадей, кто-то уже тянул руки к горлу мэра… Один из самых богатых людей Голландии остался в живых только благодаря отваге своего кучера, который, прежде чем поступить на службу к мэру, был сержантом кавалерии и участвовал во многих сражениях. Он поднял лошадей на дыбы и заставил их прорваться сквозь толпу, которая окружила карету.
Несмотря на эти тревожные события, Лоренс де Графф надевал простую одежду и бесстрашно ходил по Гааге в одиночку, передавая послания из одного дома в другой, но однажды его выследили. Всё началось с того, что в безлюдном переулке к юноше привязался подвыпивший оборванец, который, судя по виду и запаху, успел основательно поваляться в сточной канаве. Бродяга вцепился в камзол Лоренса и, еле ворочая языком, потребовал денег. Де Графф брезгливо отбросил его руки и, не оборачиваясь, двинулся дальше, но ему навстречу шли ещё два аналогичных персонажа, высказывая претензии по поводу невежливого отношения к их собрату.
Лоренс припомнил наставления своего учителя военного дела Дидриха фон Теттенборн: «Пускай в ход оружие, если на тебя напали с оружием. Но если к тебе просто привязался пьяный на улице, ты не можешь его зарезать, ибо ответишь за это перед законом, но и не обязан терпеть его оскорбления. Бей так, чтобы ему хватило одного удара». Фон Теттенборн учил его фехтованию на саблях и на шпагах, стрельбе из мушкета и пистолета, стратегии морского и сухопутного боя. «Ты должен уметь сражаться даже без оружия», – так говорил старый вояка. Он обучал юного де Граффа использованию для обороны подручных предметов, вроде кувшина или подсвечника, а также приёмам кулачного боя. И сейчас, похоже, пришло время применить полученные навыки на практике.
Оборванцы двигались, нетвёрдо держась на ногах, но с явным намерением загородить узкую улицу. Лоренс, не замедляя шага, толкнул одного из них плечом, однако пьяница оказался на редкость устойчив, он схватил юношу за воротник и попытался сбить его с ног. Произошла короткая потасовка, по ходу которой де Графф ударил одного противника в бровь, другого – в челюсть, кулаками расчистил себе путь, и тут по какому-то наитию оглянулся и увидел, что первый бродяга, пригнувшись, подобрался к нему с ножом в руке. Увидев, что его намерения раскрыты, а другие два соучастника выбыли из драки, он громко закричал: «Ко мне, на помощь! Он сейчас удерёт!» Из-за поворота вывалилась целая группа мужчин, в их руках тоже блестели ножи. «Кажется, мы тут имеем не просто пьяниц», – тревожно подумал Лоренс. Он отступал, пятясь и пытаясь сосчитать преследователей, понял, что дело серьёзное, повернулся и пустился наутёк.
Длинноногий парень бежал по улице вдоль канала Верверсингс в сторону порта, а за ним толпой гнались вооружённые люди. Не теряя самообладания, юноша успевал зорко смотреть по сторонам и увёртываться от врагов, которые выскакивали ему наперерез из переулков: нападение было явно хорошо организовано. Выходя из дома, молодой аристократ прихватил с собой кинжал. Впервые зарезать человека оказалось непросто, хотя его-то самого пытались убить… Он не решился ударить нападающих лезвием, но он уже пару раз разбил рукояткой зубы слишком ретивых преследователей.
– Не пускать его в порт! – услышал Лоренс за своей спиной визгливый голос.
В ответ он помчался ещё быстрее, а позади него по-прежнему раздавался тяжёлый топот многих ног. Дорогу беглецу преградили кучи щебня: в этом месте рабочие ремонтировали канал. Двое-трое смотрели на Лоренса, угрожающе держа лопаты наперевес. Парня это не остановило: он вильнул в сторону, с разбегу перепрыгнул через тачку с камнями и побежал дальше: до цели ему оставалось совсем немного.
В порту царила суета: во всех направлениях сновали рыбаки, матросы, грузчики, пассажиры. Молодой де Графф намеренно прорывался сюда, рассчитывая затеряться в этой толпе. Из таверны в сторону причалов, не торопясь, ехал представительный и роскошно одетый купец с ганзейской бляхой. За ним так же неспешно следовали ещё трое всадников. Лоренс боком проскользнул между крупом первой лошади и мордой второй, за ним сунулся было один из убийц, но горячему коню купца надоела эта суета и он ударил мужчину копытом. Беглец услышал у себя за спиной громкую ругань на немецком и голландском языках, полуобернулся и увидел, что участники погони вступились за своего товарища, а купец занёс плётку над их головами.
Лоренс совсем запыхался. Пригнувшись за штабелем ящиков возле одного из кораблей, он наблюдал за происходящим: пока несколько преследователей ссорились с ганзейцем, остальные принялись методично обыскивать порт. Пять или шесть человек с ножами наготове вошли в таверну, явно рассчитывая отыскать там свою жертву. Немного отдышавшись, молодой де Графф дождался, когда с корабля сошла группа матросов, и под этим прикрытием быстрым шагом направился к дальним причалам, стараясь не выходить на открытое пространство и не попасться на глаза врагам.
Через десять минут, убедившись, что ему больше не грозит прямая опасность, юноша спрятал оружие, заложил руки в карманы, и, насвистывая, словно праздный зевака, двинулся вдоль рядов пришвартованных судов. Бросив по сторонам ещё один внимательный взгляд и удостоверившись в отсутствии погони, он спустился на один из пирсов, который был скрыт от посторонних взглядов изломом высокой пристани. Вокруг возвышались борта кораблей и делали этот уголок порта незаметным со стороны.
Лоренс уселся на потёртые доски и свесил ноги над водой. Ему нужно было собраться с мыслями и понять, что делать дальше. Он впервые оказался в обстановке реальной опасности и теперь размышлял: одобрил бы фон Теттенборн или нет, что он щадил жизнь своих преследователей? Юноша с болью вспомнил страшную гибель де Виттов. Ян де Витт учил его тонкостям аналитической геометрии… И вот теперь ученик может последовать за учителем совсем не так, как мечталось им обоим. Лоренс зябко перевёл плечами. Преследователей много, они не собираются отказываться от своих намерений – рано или поздно они его найдут и прикончат! Что же делать?!
– Эй, парень!
Лоренс вздрогнул и поднял голову. Прямо над ним, у фальшборта большого парусника, стоял моряк средних лет, с бородкой и закрученными чёрными усами, в чёрном испанском нагруднике; на его роскошной перевязи висели шпага и подзорная труба. Тёмно-фиолетовый плащ, пристёгнутый на левом плече, был украшен серебряной вышивкой. Испания в этот период была союзником Нидерландов, поэтому присутствие в порту Гааги испанских военных кораблей никого не удивляло.
– Я – дон Себастьян де Бустос, капитан этого корабля, – смеясь, продолжал незнакомец, гулко ударив себя кулаком в нагрудник. – Ходишь сюда мечтать о море, верно? А у меня не хватает матросов и нужен ученик артиллериста. Пятьдесят реалов в месяц – соглашайся!
Такую сумму Лоренс легко забывал в карманах своих многочисленных камзолов, но сейчас это было не главное. Он вскочил и поклонился новому знакомцу:
– Да, сеньор! Я с удовольствием поступлю к вам на корабль! – ответил он по-испански.
Через час де Графф, переодетый в костюм матроса испанского военного флота, вместе с командой сматывал швартовы на палубе выходящего в море 28-пушечного фрегата «Санта Магдалена», с интересом поглядывая на берег: там, среди толпы, шныряли подозрительные личности, наверняка разыскивающие его, Лоренса. Новичок уже успел поболтать с матросами, которые сразу дали ему уменьшительное прозвище «Лоренсильо», поскольку в свои девятнадцать лет парень был младшим на корабле.
– Тебя взяли на борт артиллеристом, приятель, но не думай, что будешь заниматься только своими пушками, – учил Лоренса матрос Игнасио, бывалый морской волк с гривой седых волос и золотой серьгой в левом ухе[2 - Серьга в левом ухе означает, что моряк проходил проливом Дрейка. Раньше серьга также давала её обладателю право сидеть в тавернах, положив ноги на стол]. – Людей на борту не хватает, так что бездельничать тебе не придётся. Пойдём, я покажу тебе корабль, чтобы ты не заблудился во время аврала.
Де Графф в глубине души был потрясён таким поворотом событий, но отлично понимал, что иначе не смог бы перехитрить врагов и сохранить свою жизнь. В конце концов, он действительно мечтал о море, хоть и не планировал начать морскую карьеру с низшего звания. В числе других наук он изучал астрономию, мог проложить курс по звёздам и сориентироваться в открытом море. Под руководством фон Теттенборна он вместе с Виллемом Хендриком не раз проводил разбор известных морских и сухопутных сражений и был не прочь превратить теорию в практику. «Я совершу интересное путешествие, посмотрю мир, познакомлюсь с корабельным укладом, выучусь мастерству артиллериста. А через пару месяцев с каким-нибудь встречным кораблём можно будет вернуться домой и всё будет как прежде», – успокаивал себя молодой аристократ, ещё не зная, какие сюрпризы приготовила ему жизнь.
До самого вечера для новичка всё было необычно и интересно, но ночью он долго ворочался в своём гамаке и никак не мог заснуть. Он привык спать в полной тишине собственной роскошной спальни. Тяжёлый балдахин широкой и мягкой кровати гасил случайные звуки, а вся прислуга ходила на цыпочках, боясь потревожить покой своих господ. Здесь, на корабле, не просто была непривычная обстановка – постоянно раздавался какой-нибудь шум, который мешал уснуть: скрип обшивки, свист ветра в снастях, разноголосый храп соседей по кубрику. Время от времени сменялись вахты – одни матросы возвращались в кубрик, другие вылезали из гамаков и вразвалку выходили на палубу, грохоча по гулким деревянным трапам тяжёлыми башмаками. Вдобавок Лоренс замёрз, несмотря на то, что лёг спать в одежде: кубрик находился ниже уровня ватерлинии, океанский холод пробирался сквозь корабельную обшивку. Голландец обладал прекрасным высоким ростом, а коротковатый гамак вынуждал его лежать в скрюченном положении. Когда он всё-таки вытянул затёкшие ноги за пределы гамака, хрупкое равновесие нарушилось, и ученик артиллериста вывалился на пол. Дрожа от холода, он снова забрался в гамак, повторяя сквозь зубы забористые и крайне неприличные испанские ругательства, которые почерпнул днём от матросов.
Но самым волнующим событием этой ночи для наследника клана де Графф стало посещение корабельного гальюна[3 - Гальюн – корабельный туалет]. Дома для этой цели применялся ночной горшок, который прислуга наутро выплёскивала в канал, протекающий прямо под окнами. А на корабле требовалось выбраться из относительно тёплого кубрика на палубу, где дул пронизывающий ветер; затем пройти на нос корабля, перелезть в темноте за фальшборт, в бушпритную сетку, и там заниматься своими делами под водопадом ледяных брызг от форштевня. Позже, когда фрегат вошёл в зону штормов, сетка во время качки могла погрузиться в волну, и тогда требовалось одной рукой поддерживать штаны, а второй – мёртвой хваткой держаться за верёвки, чтобы не смыло за борт. А потом, в насквозь промокшей одежде, возвращаться в кубрик и снова лезть в свой неудобный гамак…
Так же непривычно обстояли дела с едой. Вместо серебра и фарфора здесь использовались деревянные миски, которые наполнялись из одного большого котла. Еда была далеко не изысканная и очень однообразная: рис и солёная свинина, по выходным – стакан грога. Но на свежем воздухе и при больших физических нагрузках аппетит так разыгрывался, что Лоренс быстро перестал воротить нос. Морской болезнью он не страдал совсем.
Новобранец поступил в обучение к старшему артиллеристу. После непривычной ночёвки парень находился в несколько шоковом состоянии, но крайне оживился, поняв, что здесь отлично пригодится аналитическая геометрия, которой его обучал Ян де Витт. Познакомившись с конструкцией имеющихся на борту пушек и уточнив вес их ядер, Лоренс исписал мелким почерком целый лист. Старший канонир посмеивался над «умничаньями» юнца, но тот с третьей попытки поразил парусиновый буй в ста пятидесяти метрах от борта.
– Сегодня нет ветра, – скромно заметил ученик артиллериста, – попасть было легко.
Но и при ветре, и даже при волнении попадания были не менее успешны, разве что подготовка к выстрелу длилась дольше: Лоренс ловил определённую точку траектории судна и лишь тогда стрелял.
Наследник голландских аристократов участвовал во всех корабельных работах: стоял у штурвала, чистил котлы на камбузе, драил палубу, был вперёдсмотрящим на баке во время ночных вахт. Несмотря на массу неудобств, пока для него всё это было игрой, приключением, однако первый подъём на мачту стал настоящим испытанием. Ветер становился всё свежее, требовалось срочно убрать верхние паруса, оставив только фок, грот и кливера. Другие матросы привычно взбегали по вантам, а новичок на каждой следующей выбленке[4 - Выбленки – горизонтальные верёвки на вантах, используемые как ступеньки. Хвататься за них руками запрещено] боялся свалиться в обморок. Он не страдал боязнью высоты, но парусник мотало на волнах, а ветер по мере подъёма становился всё сильнее, грозя смахнуть человека на палубу. Лоренс вспоминал, как фон Теттенборн впервые заставлял его, тринадцатилетнего, спускаться из окна третьего этажа по верёвке и кричал ему снизу: «Не бояться! Не сметь бояться! Какой ты станешь командир, если будешь бояться!»
– Я не боюсь, – стиснув зубы, убеждал себя де Графф. Собрав в кулак всю свою волю, знатный отпрыск добрался до салинга, а дальше требовалось подняться почти до верхушки мачты и перелезть на рею по специальным верёвкам для рук и для ног. Новичок старался не смотреть вниз: между ним и палубой было двадцать пять метров пустого пространства. Успешно преодолев очередное препятствие, парень с замиранием сердца ступил на перт[5 - Перт – верёвка, которая проходит вдоль всей реи и служит опорой для ног при работе с парусами].
Осторожно переставляя ноги, он добрался до нока фор-брам-реи и, поглядывая на других матросов, начал подтягивать к себе огромное и невероятно тяжёлое полотнище фор-брамселя.



Внизу колыхались тёмные волны с пенистыми гребнями, корпус корабля вздрагивал под их ударами, но парус нужно было свернуть как можно плотнее и увязать сезнёвками так, чтобы его не порвало порывами ветра. Только тогда можно было спускаться, и тут новичок от волнения сунулся на подветренный борт, откуда его безо всяких церемоний вытащил за шиворот Игнасио.
– Куда тебя несёт, Лоренсильо?! – рявкнул на него старый моряк. – Лезешь только по наветренному борту, если не хочешь сорваться и упасть в море!
Де Графф оторвал взгляд от очередной верёвки, за которую он держался мёртвой хваткой, и сообразил, что спуск и подъём происходит только на наветренном борту, ванты которого не нависают над водой. Вернувшись на палубу, Лоренс постепенно успокаивался и с гордостью смотрел снизу на результат своих трудов. К нему подошёл Игнасио и отечески похлопал по плечу:
– Из тебя выйдет славный моряк, Лоренсильо! А может, даже капитан, кто знает!
– Спасибо, Игнасио, – улыбнулся де Графф. От похвалы опытного матроса его сердце наполнилось гордостью.
Первое плавание стало для голландца настоящим испытанием, которое он выдерживал с честью. Через двенадцать дней после выхода из порта корабль вошёл в Бискайский залив. Здесь постоянно штормило, сильная качка усложняла все корабельные работы, но юноша уже освоился: взбегал по вантам и управлялся с парусами не хуже опытных матросов. А вскоре ему довелось пройти боевое крещение. На траверсе Бордо встречным курсом шли два хорошо вооружённых французских шлюпа. Увидев одинокого испанца, они немедленно сменили курс и направились в его сторону, готовясь зажать фрегат между двух огней и взять на абордаж. Раздался тревожный свисток боцмана, вся команда бросилась по местам. Лоренс занял свой пост возле шестого орудия по правому борту. Сердце голландца неистово колотилось: ещё недавно ничто не предвещало крутых перемен, его жизнь была комфортной и привычной, а сейчас ему предстояло принять непосредственное участие в морской баталии. Впрочем, особого страха молодой де Графф не испытывал: скорее это был боевой азарт – совершенно новое для него чувство.
Когда французский корабль, который находился с его стороны, дал бортовой залп, ученик артиллериста зажмурился и задержал дыхание: он ожидал грохота ломаемого дерева, взрывов, пожара, воплей раненых и умирающих, среди которых вполне мог оказаться и он сам. Но ничего подобного не последовало: французы в условиях качки стреляли неважно, скорее их расчёт был направлен на то, чтобы деморализовать противника и вынудить его сдаться без боя. Их восьмифунтовые ядра не нанесли вреда корпусу судна, а лишь порвали паруса и сломали одну из рей. Лоренс глубоко вздохнул несколько раз для успокоения, тщательно навёл свою пушку, дождался команды «Огонь!» и выстрелил. Очередная волна загородила от него французский корабль, но дружный рёв матросов на палубе показал ученику канонира, что его ядро попало в цель. Вражеский шлюп получил удар точно в ватерлинию, волны начали заливаться внутрь, так что его командир быстро потерял интерес к продолжению боя и начал удаляться, подавая второму участнику нападения сигналы о помощи. Молодой артиллерист с ликованием в сердце смотрел на результат своего выстрела. Единственное, чего он горячо желал в этот момент – продолжать бой.
Видя, что на плаву остался всего один противник, уступающий ему по огневой мощи, сеньор де Бустос приказал совершить поворот и заходить для атаки. Лоренс с воодушевлением увидел через порт новую цель. Расстояние и волны не позволяли ему нанести такой же удар по ватерлинии, поэтому он решил пойти на риск и навёл орудие на единственную мачту французского шлюпа. Ядро прошло по касательной, но мачта всё-таки была задета на высоте пяти метров от палубы. Французский капитан, понимая, чем ему грозит это повреждение, приказал матросам убирать паруса, однако уже через пару минут мачта не выдержала напора ветра и сломалась. Теперь испанцы расстреливали врагов, как тренировочную мишень, на шлюпе начался пожар.
В этот момент экипаж первого из французских кораблей, отчаявшись в получении помощи, спускал на воду шлюпки, которые были перехвачены испанцами. Под направленными на них дулами мушкетов вражеские моряки один за другим поднимались по верёвочному трапу, их разоружали, связывали и загоняли в трюм. Для всех французов шлюпок не хватило, и полтора десятка человек, которые не успели пойти ко дну, выловили прямо из воды.
Несмотря на свои успехи в статусе новичка и скромное поведение, де Графф слишком выделялся среди матросов. В силу своего воспитания он никогда не участвовал в обсуждениях вроде «лечение сифилиса настойкой пассифлоры», «чем закусывать три бутылки рома, чтобы не опьянеть» или «пять способов дёшево снять проститутку». Однако такое поведение кое-кто воспринимал как зазнайство, заслуживающее хорошей трёпки. Однажды боцман даже попытался выдать ему линьков для профилактики, но Лоренс ловко выхватил у него плётку и тут же с обаятельной улыбкой протянул обратно со словами «Сеньор воспитатель, вы можете просто сказать, что от меня требуется». Матросы смеялись, боцман бросился жаловаться капитану, а тот вызвал новичка на разговор.
– Я уже понял, что не простая птица попала ко мне на борт, – начал дон Себастьян, когда ученик артиллериста явился к нему в каюту. – Даю слово дворянина, что буду хранить в секрете, кто ты такой и почему стремился уехать из Гааги!
Результатом этой беседы стало назначение молодого де Граффа младшим лейтенантом артиллерии и увеличение его жалованья до ста тридцати реалов. Теперь никто из офицеров не имел права поднимать на него руку.
Фрегат вошёл в порт Ля-Корунья, чтобы сдать пленных, принять на борт почту и набрать свежей воды. У Лоренса не было достаточно средств, чтобы сойти на берег и уехать домой, но он воспользовался стоянкой, чтобы отправить письма в Гаагу и Дордрехт. Он вкратце рассказал, что с ним произошло, просил родных не беспокоиться и обещал вернуться, как только представится такая возможность.

Глава вторая. Пушки и любовь
Через три недели после выхода из Ля-Коруньи корабль прибыл на Канарские острова, в порт Санта-Крус-де-Тенерифе. Здесь предстояла длительная стоянка перед плаванием через океан: требовалось пополнить запасы провизии, почистить днище корабля и произвести полноценный ремонт повреждений, нанесённых французскими каперами. Сеньор де Бустос и его офицеры проводили свой досуг, совершая массу визитов должностным лицам острова, вместе с ними отправлялся и Лоренс. Фамилия де Графф была хорошо известна в кругах испанской знати, поэтому молодой артиллерист был принят как равный. Вскоре красивый белокурый голландец обзавёлся целой бригадой пылких черноволосых поклонниц из числа наследниц знатных испанских семей, которые наперебой строили ему глазки и всячески завлекали в амурные сети. Парень был с ними вежлив, но увёртывался от активного взаимодействия. Наследник кальвинистской нидерландской элиты был воспитан в достаточно строгих традициях, и полные соблазна улыбки горячих испанок сильно его смущали.
Вице-губернатор города Санта-Крус дон Алонсо де Гусман с большим интересом отнёсся к его таланту канонира и предложил работу: заняться обучением артиллеристов гарнизона. Семнадцать лет назад Санта-Крус был захвачен англичанами, которые за короткое время своего пребывания нанесли поселению немало разрушений. Сейчас снова началась война, и местные власти стремились не допустить повторения подобных событий. Де Графф с радостью согласился, да и сам совершенствовал своё мастерство, осваивая басы[6 - Бас – пушка, стреляющая картечью] и фальконеты[7 - Фальконет – пушка малого калибра], которых не было на борту «Санта-Магдалены».
После учебных стрельб следовали чаепития в узком кругу в доме дона Алонсо. Их посещали друзья и родственники вице-губернатора, в том числе его восемнадцатилетняя дочь по имени Петронилья. Девушка обладала грациозной фигурой и безупречными чертами лица, но в то же время была скромной и набожной, чем сильно отличалась от своих ровесниц местного разлива. Она лишь изредка поднимала длинные тёмные ресницы, чтобы принять участие в разговоре. Не видя с её стороны никаких наскоков, Лоренс отнёсся к девушке с доверием и радовался, когда ему удавалось встретиться с ней за столом. Пока старшие обсуждали темы урожая, налогов и цен на колониальную продукцию, молодая пара беседовала о музыке и живописи, главным образом религиозного характера. Им не мешало даже то обстоятельство, что Петронилья была убеждённой католичкой, а её собеседник – кальвинистом.
На самом деле чрезмерная набожность дочери беспокоила дона Алонсо: девушка, несмотря на свою красоту, проигрывала одного жениха за другим своим более шустрым товаркам, которые успевали и в церковь сходить, и личную жизнь устроить. А Петронилья всё своё свободное время проводила в церкви, в обществе почтеннейшего сеньора настоятеля, который всячески опекал свою духовную дочь.
– Молодой де Графф явно далеко пойдёт, и это не считая того, что он богатый наследник и очень воспитанный человек, – рассуждал вице-губернатор после очередных учений, которые прошли, как обычно, блестяще. – Поразительно, что ни один из моих опытных артиллеристов не может сравниться с этим юнцом по знаниям в области баллистики. Нужно оставить его на острове и крестить в католичество. Лет через пять станет командиром гарнизона, а там кто знает!..
Однажды Лоренс, по обыкновению, после занятий в крепости явился на чаепитие к вице-губернатору. Он собирался рассказать своей собеседнице забавный случай на стрельбах: одна из пушек долго стояла без дела, и за это время в ней появилось осиное гнездо. При попытке прочистить ствол из него вылетел большой осиный рой и со злобным жужжанием принялся гонять артиллеристов по площадке. Пришлось им всей командой с грохотом бежать вниз по винтовой лестнице, дожидаться, чтобы осы угомонились, а затем избавляться от зловредных насекомых при помощи пороха и факела. Молодой канонир готовился в красках рассказать девушке об этом событии и даже предъявить ей несколько укусов, но Петронильи за столом не оказалось. Не было её и в следующий раз. Тут голландец забеспокоился и впервые ощутил укол ревности.
– Почему донья Петронилья перестала составлять нам компанию? – задал он вопрос её отцу. – Надеюсь, с ней всё в порядке?
– На этой неделе моя дочь пребывает в церкви Иглесия де ля Консепсьон, – объяснил дон Алонсо. – После набега проклятых англичан мы до сих пор не можем восстановить главную колокольню. Петронилья участвует в организации крёстного хода, который поможет сеньору настоятелю в сборе средств на строительство. – А кроме того, она мечтает стать монахиней в этой старинной церкви, – вполголоса добавил вице-губернатор.
– Она мне этого не говорила, – произнёс неприятно поражённый Лоренс.
– Петронилья видит распущенность современной молодёжи и не хочет иметь с ней ничего общего, – напыщенно ответил дон Алонсо. – Но лично я горячо желаю, чтобы моя дочь вышла замуж за порядочного человека, который сумеет ей доказать, что и в светской жизни можно сохранять благородство дум и стремлений… – Сеньор де Гусман взял Лоренса под руку и вывел его на галерею. – Я много раз наблюдал за вами, сеньор де Графф, и, по моему мнению, вы являетесь как раз таким благородным человеком, которому я мог бы доверить судьбу моей Петронильи. Я, как отец, хотел бы знать, имеет ваша дружба более глубокие корни?..
В этот вечер Лоренс возвращался в крепость вне себя от волнения. Он осознал, что мечтает жениться на этой скромной и столь красивой девушке, и воспользовался удобным случаем, чтобы сказать об этом её отцу. Через два месяца, в самом начале 1674 года, Лоренс Корнелис де Графф, голландский аристократ и офицер испанского флота, стал супругом Франциски-Петронильи де Гусман, испанской дворянки древнего рода.
После скромных свадебных торжеств пара впервые осталась наедине в покоях, специально приготовленных в доме вице-губернатора. Всё, о чём смутно мечтал Лоренс, глядя на эту красотку, становилось явью. Но он совершенно не знал, как подступиться к девушке. Его учили иностранным языкам, бухгалтерии, фехтованию и аналитической геометрии, а не тому, как соблазнить девушку и разобраться с её одеяниями. Сексуальные инструкции Лоренс получал мимоходом от матросов на корабле, но утончённая Петронилья вряд ли оценила бы такие ухватки. В то же время молодой организм Лоренса уже давно был наготове, мешая мыслительному процессу.
Новобрачная тоже нервничала. Поскольку она считала греховным беседовать с подружками на темы отношений с мужчинами, сейчас ей категорически не хватало знаний о супружеской стороне жизни. Она припомнила, что ей доводилось видеть случки копытных, и не на шутку перепугалась, что это устрашающее явление природы теперь ожидало и её. Исподтишка любоваться симпатичным блондином – это было одно, а увидеть его в роли жеребца-производителя и стать объектом его вожделений – совсем другое. Девушка отошла к окну в надежде, что Лоренс заберётся в огромную постель под балдахином, а она потихоньку ускользнёт. Но новоявленный муж подошёл сзади и начал целовать её шею, затылок, плечи… Затем положил ладонь ей на живот, начал гладить бедро… Петронилья ощутила кожей свежий ночной воздух и совершенно непривычные прикосновения. Легкомысленные уроки матросов не пропали даром.
Дон Алонсо надеялся, что брак отвлечёт Петронилью от погружения в религию, но получилось наоборот: молодая испанка начала приобретать черты воинствующей монахини. Особенно её заносило после возвращения из церкви и благочестивых бесед с сеньором настоятелем. Она клеймила мужа еретиком и требовала от него немедленно перейти в католичество. Отец пытался вразумлять дочь, чтобы та вела себя помягче, но, к своему изумлению, получал примерно такие же обвинения, что и молодой супруг. Лоренс старался переводить разговор на менее скользкие темы, а то и попросту отвлекать жену поцелуями, но это ему удавалось всё реже и реже, поскольку Петронилья тщательно соблюдала все посты и церковные праздники, которые случались едва ли не каждый день. После того, как любимая в пылу религиозной страсти запустила ему в голову массивной вазой, молодой муж пришёл к выводу, что пора бежать, сверкая пятками. Однако, из-за кольцевой системы атлантических течений, Канарские острова располагались на пути из Европы в Америку, а путь из Америки в Европу проходил намного севернее, и большинство капитанов предпочитали именно этот путь. Чтобы попасть на родину, Лоренс вынужден был сначала отправиться в Вест-Индию.
«Санта-Магдалена» давным-давно ушла в море без него. Но тут в порт Санта-Крус прибыл галеот «Сан-Себастьян-де-лос-Рейес», который направлялся на Кубу – ему было необходимо пополнить запасы пресной воды перед дальним переходом. Рано утром Петронилья снова сообщила мужу своё мнение о еретиках вообще и о нём в частности, после чего ушла в церковь. Лоренс со вздохом посмотрел ей вслед и принял окончательное решение. Он явился на борт галеота, переговорил с капитаном доном Сезарио де Кордобилья, показал свои навыки артиллерийской стрельбы и получил вакантное место канонира. Он вернулся, только чтобы оставить жене прощальную записку, забрать свои небольшие сбережения и свой кинжал, захваченный из Гааги. Так, прожив в браке всего три месяца, получив несколько синяков и нервное расстройство, молодой артиллерист отправился в Карибское море.
Капитан галеота и его помощник мало занимались своими обязанностями. Они часами сидели, запершись в капитанской каюте, и предоставляли младшим офицерам распоряжаться кораблём. Вскоре выяснилось, что дон Сезарио отличался крайне переменчивым настроением. Иногда он бывал мил и любезен, часто – абсолютно безразличен ко всему происходящему, а время от времени устраивал неоправданно жестокий разнос кому-нибудь из членов экипажа, после чего скрывался у себя в каюте, а потом снова выходил, как ни в чём не бывало.
Лоренс вместе с другими канонирами занимался чисткой орудий, когда услышал недовольный голос одного из моряков:
– О, карамба! Вон идёт дон Сезарио со своей мрачной физиономией. Сейчас будет показывать, какой он важный начальник.
– Ну, у нас же всё в порядке, значит, не о чем беспокоиться, – ответил Лоренс, подсыпая на ствол песку, чтобы отчистить особенно упорное пятно. Но он ещё плохо знал своего нового капитана.
Дон Сезарио встал над ним, пристально наблюдая за работой. Никаких поводов для нареканий не было, де Графф поднял голову и улыбнулся капитану, продолжая усердно надраивать пушку. Однако его улыбка была расценена как недопустимая фамильярность, которая требовала показательного внушения.
– Ты почему, мерзавец, так запустил орудие?? Как ты собираешься стрелять, если ствол прогнил почти насквозь! Эта пушка стоит в десять раз больше, чем ты сам, если продать тебя в рабство! А если ствол разорвёт при выстреле, и не только ты подохнешь, но и устроишь пожар на корабле??
Лоренс с досадой прекратил свою работу и встал, но этот манёвр оказался психологической ошибкой. Капитан вовсе не отличался богатырским телосложением, и молодой артиллерист сразу возвысился над ним почти на голову. Глядя сверху вниз, парень начал объяснять, что орудие поступило в его распоряжение совсем недавно, он не может отвечать наверняка за его состояние, но готов хоть сейчас выстрелить по учебной цели. К месту событий подтянулись другие канониры.
– Лучше признай свою вину, а то не отвяжется, – услышал де Графф шёпот у себя за спиной. Но было поздно.
– Ах так! – завопил капитан. – Ты готов выстрелить из своей гнилой пушки, чтобы уничтожить мой корабль! Ты сейчас пожалеешь за свою дерзость. А ну! Готовьте плётки!
В шоке от изумления, де Графф припомнил, как во дворце его дяди появился новый мажордом, который первое время вёл себя как вполне благовоспитанный человек, но потом взял манеру давать волю своему скверному настроению и искал только повода, чтобы наброситься на прислугу. Однажды он надавал пощёчин старательной молоденькой горничной и наговорил ей таких ужасных вещей, что она решила расстаться с жизнью. Лоренс в тот день вернулся поздно вечером, и, как он часто делал, перелез через забор в дальнем углу сада. Спрыгнув с ограды, он наткнулся на горько рыдающую девушку, которая пыталась закрепить петлю на ветке старой яблони. Молодой барин не пошёл ужинать, пока не успокоил горничную и не выяснил все подробности инцидента, а на следующий день поговорил с дядей и добился увольнения мажордома. Позже выяснилось, что мажордом у себя в комнате предавался курению опиума.
Сейчас, стоя перед бьющимся в истерике капитаном, Лоренс понимал, что оказался во власти такого же неадекватного любителя безнаказанности. Он быстро взвесил в уме варианты развития событий: если сейчас дать волю кулакам, его всё равно побьют, а потом закуют в кандалы и запрут в трюме, а по прибытии в Гавану посадят в тюрьму, а то и продадут в рабство. Но быть публично выпоротым и униженным совершенно без какой-либо вины – от такой перспективы де Графф был в ужасе. Тем временем несколько матросов, свирепо кривя лица, принесли линьки и ведро с водой. Один из них взял Лоренса за локоть.
– Не бойся, парень, у нас всё отработано, мы сильно не бьём, – услышал молодой артиллерист голос у себя над ухом.
Но чувство собственного достоинства не позволяло Лоренсу добровольно принять участие в этом фарсе, и он всё-таки выбрал драку, а там – будь что будет. Он уже примеривался, как одним ударом ноги выбить дону Сезарио челюсть, но в этот момент с палубы донёсся свист боцманской дудки и прервал громкое сопение капитана.
– Тревога! Все по боевым постам!
Экзекуторы оставили свою жертву в покое и кинулись на палубу. Капитан не сразу сумел переключиться с предстоящего ему удовольствия на реальность, но в итоге последовал их примеру. Лоренс снова подбежал к своей пушке, стараясь разглядеть через порт, что происходит. Галеот совершил поворот, и молодой артиллерист увидел большой фрегат, идущий под всеми парусами. Расстояние до него намного превышало пушечный выстрел. Через пару часов корабли разошлись, не вступая в бой. Капитан вышел на палубу только на следующий день и словно забыл о своём намерении избить Лоренса, но голландец уже понял, с каким персонажем его столкнула судьба.
До цели удалось добраться без дальнейших приключений. Де Графф твёрдо решил получить жалованье и списаться с корабля. В порту Гаваны на борт поднялись таможенники. Голландец отреагировал на их появление довольно безразлично: у него почти не было багажа, не говоря уже о контрабанде. И когда служащие порта вытащили из капитанской каюты несколько загадочных ящиков, поначалу не придал этому значения. Но следом за ящиками сотрудники таможни вывели под конвоем капитана и его помощника, арестованных за ввоз контрабанды. Проводив их недоумёнными взглядами, экипаж занялся своими обычными делами. Но проходил день за днём, капитан не возвращался, провизия на корабле заканчивалась, сбережения Лоренса – тоже, и вскоре ему стало ясно, что нужно искать новое место работы, так и не дождавшись заработанных денег.

Глава третья. Выживание
Теперь наследник нидерландской элиты целыми днями бродил по порту Гаваны, поднимался на борт стоящих у причалов кораблей и предлагал свои услуги в качестве артиллериста. Проблема состояла в том, что его здесь не знали, а учитывая возраст кандидата, ему попросту не верили. Чтобы спастись от голода, Лоренсу пришлось устроиться простым матросом на барку, перевозившую кожи, табак и вяленое мясо с острова Санто-Доминго[8 - Санто-Доминго – так испанцы называли остров Гаити, он же Эспаньола] на Кубу для последующей отправки в Европу. Это был мучительно тяжёлый рейс, потому что экипаж не был полностью укомплектован, приходилось работать за двоих и спать урывками по пять часов в сутки. Через три или четыре недели барка причалила по соседству с 18-пушечным шлюпом «Сан Мигель де Салинас», де Графф без особой надежды поднялся на борт и предложил свои услуги. Он был очень рад, когда его приняли артиллеристом, а не простым матросом. С ним беседовал молодой помощник капитана, которого звали дон Хуан. Он был лишь на два-три года старше Лоренса, очень гордился своим офицерским званием и не расставался с парадной формой, посвящая почти всё своё время чистке пуговиц и стряхиванию пылинок с галунов.
Шлюп курсировал между Гаваной и портами Южной Америки, доставляя в столицу серебро, индиго, табак, кампешевое дерево[9 - Кампешевое дерево – сандал] и другие колониальные ценности. Лоренс был удивлён, что, несмотря на военный статус корабля, дисциплина на борту хромала. В любое время суток команда по собственному почину угощалась выпивкой, бронзовые детали потемнели, палуба была давно не мыта. Скоро новичок усвоил, что экипаж состоит из нескольких группировок, которые не слишком-то ладят между собой, а капитан не имеет на них никакого влияния.
Трижды в день кок по имени Алехандро торжественно относил в каюты капитана и его помощника особо приготовленные блюда, накрытые серебряными колпаками. Для остального экипажа еда была скверной, постоянно использовались вчерашние остатки, которые за ночь успевали прокиснуть в условиях тропиков. Неудивительно, что кто-нибудь из команды то и дело валялся с желудочным расстройством, а его обязанности ложились на остальных. Лоренс ни разу не отравился лишь потому, что ел ровно столько, сколько требовалось, чтобы не умереть с голоду. Он с отвращением заставлял себя проглатывать недоваренный рис с плохо провяленной рыбой, с печалью вспоминая самые обычные обеды своей прежней, такой далёкой жизни: свежайшие устрицы с тонко нарезанным лимоном, нежные фрикасе из куропаток с трюфелями, голубиные паштеты, старые французские вина, крахмальные салфетки с серебряными приборами…
Он и тут был самым молодым, поэтому его опять звали «Лоренсильо», но теперь это уменьшительное прозвище имело несколько издевательский оттенок, особенно если учесть высокий рост де Граффа. Отношение к нему оставляло желать лучшего: он был другой нации, другой веры, а его невозмутимая манера общения служила раздражителем для многих членов экипажа. Его было очень трудно вывести из себя, и это спокойствие в сочетании с молодым возрастом многие принимали за трусость. На голландца норовили свалить всю самую грязную и тяжёлую работу. Он добросовестно трудился, старался не реагировать на провокации и поддерживал свой моральный дух тем, что у него появилась возможность заработать себе на жизнь.
Однажды вечером Лоренс нёс вахту у штурвала, рядом с ним стоял дежурный офицер – дон Хуан: как всегда, в белой парадной форме, картинно приставив к бедру руку с подзорной трубой. Всё его внимание было поглощено очередной пуговицей, которую он старательно полировал рукавом камзола. В нескольких метрах от штурвала, возле мачты, четверо матросов сидели прямо на палубе и распивали ром из бутылок.
Открылась дверь камбуза, оттуда вышел кок и понёс ужин в каюты капитана и его помощника. Лоренс завистливо повёл носом: под колпаками была явно не рыба. Дон Хуан оставил в покое свои пуговицы и двинулся следом за коком, облизываясь и предвкушая вкусную еду, но в этот момент Алехандро наступил на перекатывающуюся по палубе пустую бутылку. Кок, несмотря на свою тучную комплекцию, проявил чудеса эквилибристики, прокатился одной ногой на бутылке и с размаху сел на чугунный кнехт[10 - Кнехт – тумба для наматывания троса при швартовке или буксировке]. Поднос стремительно спланировал за борт, распугав чаек, а Лоренс едва увернулся от летящего ему в голову серебряного колпака. Тушёное мясо с помидорами разлетелось по палубе, и изрядный шлепок этого лакомого блюда попал на великолепный камзол дона Хуана. Вопил Алехандро, вопил дон Хуан, а Лоренс со своим невозмутимым видом, но с восторгом в душе любовался этой картиной, не забывая следить за ветром, чтобы паруса не обстенило. На крики и вопли вышел из своей каюты капитан дон Валериан де Навасепедилья-и-Корнеха, выслушал сбивчивый доклад кока и насупился.
– Что за вонючий сын шлюхи оставил на палубе бутылку? – Только тут капитан увидел четверых матросов, которые, не меняя позы, сидели возле мачты.
– Это не мы, сеньор капитан! – довольно лениво ответил смуглый матрос по прозвищу Мауро, не слишком старательно пряча бутылку за спиной у соседа. – Это вон кто – сопляк Лоренсильо, акулий потрох, кто же ещё!
Матросы захохотали.
– Конечно он, голландец! Сын грязной портовой шлюхи, раскидал тут бутылки, алкоголик, артиллерист паршивый! А Алехандро, жирное брюхо, должен был под ноги смотреть!
У Лоренса замерцали глаза, его кровь вскипела от оскорблений, но ситуация выглядела настолько глупо, что ему казалось нелепым доказывать свою невиновность. К тому же он находился на вахте, отвечал за безопасность судна и не хотел допускать нарушения дисциплины перед капитаном: в конце концов, именно капитан должен был наказать пьянчуг, но он попросту струсил. Кок получил нагоняй за неловкость и, потирая ушибленный копчик, поплёлся готовить новый ужин. Дон Валериан нерешительно потоптался на одном месте, покосился на Лоренса, ничего не сказал, повернулся и пошёл обратно в свою каюту. Дон Хуан сосредоточил все силы на попытках спасти свой камзол от жирного соуса и не обращал никакого внимания на дальнейшее развитие событий.
Четверо матросов снова бормотали какие-то гнусности в адрес голландца. «Если к тебе привязался пьяный, ты не можешь его зарезать, ибо ответишь за это перед законом, но и не обязан терпеть его оскорбления» – припомнил Лоренс уроки фон Теттенборна. Тут пробили склянки, и де Граффа сменили у штурвала. Парень сдал вахту, размашистым шагом подошёл к выпивохам, отнял у них недопитые бутылки и вышвырнул за борт. Те проводили летящие ёмкости изумлёнными взглядами, а молодой артиллерист возвышался над ними, уперев руки в бока.
– У кого есть лишние зубы, подходи, – сказал он негромко.
В нём бушевала ярость, и ему было уже всё равно, чем закончится эта ссора.
– Ах ты, сын… Мауро вскочил и размахнулся, чтобы ударить Лоренса кулаком по лицу, но тот ловко увернулся, так что матрос разбил кулак о мачту и взревел не хуже, чем несколько минут назад кок и помощник капитана. Второй, сидящий ближе других, не вставая с места, схватил голландца за лодыжки и дёрнул со всей силы. Тот не устоял, но ловко перекатился на бок и с такой силой ударил обидчика пяткой в ухо, что тот свалился без чувств. Де Графф сразу вскочил, и вовремя: на него с двух сторон кинулись оставшиеся двое противников. Это были самые крупные и сильные матросы на корабле, местные заправилы, но они не знали, что Лоренс владеет приёмами кулачного боя. Сбежавшиеся офицеры пресекли драку, только когда увидели, что нападающие отплёвывают кровь и собирают по палубе выбитые зубы.
– Я же предупреждал насчёт лишних зубов, – Лоренс уже успокоился и снова вернулся к своей безмятежной манере разговора.
К изумлению новичка, его даже не наказали. На самом деле капитан был только рад, что самая неуправляемая группировка в команде хоть от кого-то получила отпор. После этого случая никто не осмеливался открыто нападать на голландца, но ему продолжали вредить исподтишка. Однажды ночью Лоренсу подрезали гамак, и он во время сна свалился на пол, что сильно повеселило остальных моряков. Парень, стиснув зубы, слушал их злорадный визгливый хохот и молча связывал верёвки гамака, чтобы поспать хоть немного. А на следующее утро он сидел в одиночестве на носовой надстройке со свайкой в руках, сплеснивая два каната. Поглядывая вниз, на палубу, он увидел Мауро – смуглого матроса с забинтованной рукой, и узнал в нём одного из своих недавних обидчиков. Не замечая голландца, матрос, крадучись, прошёл по палубе и остановился прямо под ним, зачем-то выглядывая из-за угла надстройки. Вскоре к нему подошли остальные трое участников драки.
– Этой ночью сопляк Лоренсильо будет на вахте вперёдсмотрящим, и что там с ним произойдёт, ни одна собака не увидит. Всё понятно?
– У тебя что, подгорает в одном месте? Кто будет вместо него стоять вахты и убирать паруса, ты что ли, или дон Хуан? А если придётся драться с каким-нибудь французским кораблём? Давайте дождёмся прихода в порт и наймём там кого-нибудь, а сами будем чистенькие, – предложил один из собеседников, который говорил невнятно из-за отсутствия двух передних зубов.
– Придержи язык, шепелявый! Я бы и сам это сделал, да только наш хирург говорит, что моя рука будет заживать ещё три недели, и всё из-за проклятого голландца: если бы он не уклонился от удара, я бы ему всю рожу разбил!.. К тому же это ведь ты, Длинный Мигель, или кто у нас лучший боец? Вот тебе и велено выйти на палубу после вторых склянок, взять ганшпуг и спрятаться за грот-мачтой. Голландец всю вахту пялится в море, в отличие от тебя, болвана – ты можешь только привалиться к фальшборту и храпеть, как ламантин… Так вот, чтобы и от тебя была хоть какая-то польза – подкрадываешься к нему со спины и охаживаешь его по башке, что тут непонятно? А потом мы с Альваресом уж как-нибудь вышвырнем за борт этот голландский кусок собачьего дерьма, который я видеть уже не могу! Когда дело будет сделано, спускаемся в кубрик и ложимся спать, вроде как мы здесь ни при чём!..
Матросы разошлись, а Лоренс подумал, что надо будет взять на ночную вахту свой верный кинжал и не терять бдительности. Но ещё до наступления вечера, когда шлюп вошёл в пролив между островами Куба и Сен-Доменг, из-за мыса Сен-Николя наперерез испанцам выскочил юркий флибот, на его мачте взметнулся «Весёлый Роджер». Дон Валериан де Навасепедилья-и-Корнеха с паническими воплями погнал артиллеристов к орудиям. Лоренс занял своё место возле пушки, мысленно делая расчёты. Было довольно сильное волнение, порывистый ветер дёргал паруса – не самая лучшая обстановка для стрельбы… Кусая губы, де Графф навёл свою пушку, команда «огонь» на секунду запоздала – выпущенное ядро не нанесло критических повреждений, но разбило форштевень пиратского корабля под бушпритом. Ядра других пушек вхолостую прошили воздух или зарылись в море. Лоренс кинулся снова заряжать орудие и уже без команды успел выстрелить почти в упор, продырявив борт флибота на метр выше ватерлинии. Этот успех ничего не решил: спустя несколько секунд в планшир впились абордажные крюки, по всему борту десятки пиратов прыгали на палубу с оружием в руках. Их количество намного превышало численность команды шлюпа, и испанцы быстро прекратили сопротивление. Капитан пиратской посудины велел экипажу захваченного корабля построиться на палубе.
– Кто стрелял из второй пушки по правому борту? – спросил он на скверном испанском.
Матросы из испанской команды, скаля зубы, злорадно показывали на молодого канонира. Тогда Лоренс сам шагнул вперёд, небрежно заложив руки в карманы и прикидывая расстояние до борта: в случае опасности для жизни можно было броситься в воду и попробовать доплыть до берега. Но главарь морских разбойников оглядел молодого моряка с явным удивлением и положил руку ему на плечо:
– Этот малец остаётся. Остальных – за борт!

Глава четвёртая. Единственный путь
Лоренс и охнуть не успел, как пираты выкинули в воду всю его команду. Капитан повернулся к пленнику:
– Кто ты, парень, и откуда родом?
– Меня зовут Лоренс, и я из Дордрехта, – громко ответил он, стараясь выглядеть смело и уверенно.
– Оно и видно, голландцы прирождённые моряки. У нас тут есть несколько голландцев, но большинство – французы, тоже бравые парни. Ставлю бочку рома против гнилой подмётки, что ты не от хорошей жизни полоскался в море вместе с этими увальнями!
Капитан захохотал, команда вторила ему. На флиботе находилось около двухсот человек, половина из которых перешла на «Сан Мигель де Салинас». Они живо обыскали весь корабль, найденные ценности сложили в трюме и заперли на замок в ожидании дележа. Как выяснилось, здесь тоже перевозили контрабанду – дорогие английские и французские ткани, и этот факт пираты отметили радостными восклицаниями вроде «Чтоб мне лопнуть, если этот бархат не потянет на бочонок рома» или «Толстуха Гарбуаз из Ля Ринго теперь будет моя две недели». Лоренс остался жить в своём кубрике с той лишь разницей, что вместо испанцев теперь его компаньонами должны были стать пираты.
Де Графф отлично понял, с какой целью его оставили на борту, но нельзя сказать, что был сильно этим расстроен. В те времена принадлежность к пиратскому сообществу не являлась чем-то исключительным, особенно в условиях войны, когда вооружённые торговые суда тоже не брезговали захватом чужого имущества. Ремесло артиллериста было опасным как в случае нападения, так и защиты, к этому Лоренс относился философски. Единственное, что его интересовало – есть ли у капитана каперская грамота, которая в случае захвата военным кораблём защитила бы экипаж от виселицы без суда и следствия. Действительно, на борту имелось каперское свидетельство, выданное губернатором острова Тортуга Бертраном д`Ожерон, и на вопрос капитана о вступлении в береговое братство Лоренс ответил положительно. Его очень устраивало, что среди экипажа были его соотечественники: испанцами он был сыт по горло.
Спустя трое суток два корабля зашли в укромную бухту на одиноком островке: требовалось залатать повреждения, которые нанёс флиботу де Графф. После того, как был устроен лагерь, капитан построил оба экипажа на песке и отечески обнял пленника за плечи.
– Братья, если кто-то ещё не знает – это Лоренс из Дордрехта. Мы все видели его храбрость и мастерское обращение с пушкой. Такие парни нам нужны. Предлагаю принять его на должность старшего канонира с двумя долями от добычи, которая будет изрядной, это говорю вам я, Иоганн де Слуве!
Пираты встретили это сообщение приветственными криками.
– Клятву! Пускай принесёт клятву!
Де Слуве выжидающе смотрел на новичка, и он шагнул вперёд:
– Я, Лоренс де Графф, обещаю верно служить моей команде и моему капитану, – громко начал он. – Клянусь не утаивать из добычи ни денег, ни драгоценностей, ни тканей, ни оружия, ни другого имущества. Даю слово соблюдать судовую дисциплину: не напиваться, не приводить на корабль женщин, не устраивать драк! Обещаю прилагать все свои умения для победы над каждым встреченным кораблём…
Лоренс замолчал, не зная, что ещё сказать, а пираты кричали и приветствовали его, многие подходили, говорили ободряющие слова, хлопали по плечу, пожимали руку. У новобранца промелькнула недоверчивая мысль: «Если меня здесь не будут оскорблять на каждом шагу, уже хорошо».
Как ни странно, морские разбойники оказались самыми толковыми и доброжелательными по сравнению с экипажами других кораблей, на которых довелось плавать де Граффу. Питание здесь тоже было намного лучше и вкуснее, чем в королевском флоте, так что исхудавший Лоренс буквально объедался. Дважды в день кок доставал из трюма длинные куски вяленого мяса. Его варили в больших котлах, добавляя фасоль или маис. Пока мясо готовилось, на поверхности всплывал ароматный жир, его собирали в специальное ведёрко и потом использовали как приправу. В этот жир макали особые колбаски из потрохов, которые служили в качестве закуски. Вся команда, от юнги до капитана, питалась одинаково за общим столом.
Через несколько дней оба корабля были готовы к выходу в море и к новым сражениям. На высоком дереве пираты устроили наблюдательный пост, и вскоре оттуда прибежал часовой с сообщением, что на горизонте появился большой трёхмачтовый галеон. На его мачте развевался флаг Кастилии. Подпустив корабль поближе, чтобы поймать благоприятный ветер, разбойники на всех парусах выскочили из своей бухты и начали преследование. Лоренс дал одиночный выстрел поперёк курса, приказывая лечь в дрейф. Испанцы ответили дружным бортовым залпом, но поскольку небольшие пиратские корабли мотались на волнах вверх-вниз и представляли собой сложную цель, серьёзных повреждений они не получили. В ответ громыхнул меткий пиратский залп из носовых пушек, их ядра вихрем прошлись по палубе, сбивая солдат. Пока канониры перезаряжали орудия, испанский капитан приказал поднять дополнительные паруса и отвернул на север, уходя от погони. Тогда де Графф, прищурившись и кусая губы, навёл пушку на корму противника и разбил руль, лишив галеон возможности оперативного манёвра. После этого пираты без труда подошли к трофейному паруснику с обоих бортов, громко крича, размахивая крюками и абордажными саблями[11 - Абордажная сабля (тесак), холодное оружие со смещённым к концу клинка центром тяжести, позволяющим легко рубить защитные абордажные сетки и ванты на захватываемом корабле].
На борту галеона находился немногочисленный вооружённый отряд, для которого больше не было смысла сражаться с подавляющими силами пиратов: испанцы выбросили белый флаг и сдались на милость победителей. В трюмах оказался строительный лес, кованые изделия, немного серебряных слитков и тринадцать тысяч шестьсот реалов. Осмотрев разбитый в щепки руль и посовещавшись, пираты перенесли самый ценный груз на свои корабли и оставили испанцев в покое. Наличные деньги поделили сразу, а остальное имущество заперли в трюмах для продажи.
Следующие две недели крейсирование не принесло результатов, запасы провианта подходили к концу, и де Слуве с согласия экипажей решил вернуться на остров Тортуга, место базирования пиратского Берегового братства. Нужно было распродать добычу, поделить прибыль, отдохнуть и закупить провизию для следующих рейсов.
Официально остров Тортуга принадлежал Франции, а фактически – французской Вест-Индской торговой компании. Самым главным здесь был губернатор, который первым скупал у пиратов наиболее ценную добычу за одну двадцатую реальной стоимости. Купцы и банкиры также знатно наживались на разбойничьем промысле, выплачивая пиратам лишь малую часть от цены захваченного добра. Тем не менее, де Графф получил свои две доли, и теперь его капитал составил семьсот двадцать реалов. Лоренс вздохнул с облегчением: нищета и голод какое-то время ему не грозили. В Европе на сотню реалов можно было купить лошадь или сносно прожить три месяца, но на Карибах цены были другими: местная продукция стоила дёшево, зато привозимые из Европы вещи были очень дорогими, особенно алкоголь, ткани и готовая одежда. Пираты быстро спускали то, что сумели добыть разбоем и вновь выходили в море, обеспечивая скупщиков баснословными прибылями.
Пользуясь своим происхождением, молодой пират запросил аудиенцию у губернатора Тортуги Бертрана д`Ожерон. Он надеялся, что чиновник окажет ему содействие с возвращением в Европу в составе экипажа какого-нибудь корабля. Губернатор ответил, что корабли, которые курсируют между Тортугой и Европой, принадлежат Вест-Индской торговой компании, и посоветовал отказаться от найма.
– Если какой-то проект оказывается убыточным, компания закрывает отделения и продаёт своих сотрудников в рабство за смехотворные суммы, реалов за тридцать, – доверительно объяснил губернатор молодому гостю. – Но зачем вам уезжать, мой юный друг? О вас уже ходят легенды среди Берегового братства! В Вест-Индии ваши дарования оценят намного быстрее, чем в Европе. Именно здесь собирается цвет молодёжи, не только из числа простолюдинов, но и из дворян. Вы слышали о господине Мишеле де Граммон? Он купил в долг старый фрегат, который едва держался на воде, и принялся крейсировать на нём у берегов Мартиники. Ему повезло: он умудрился захватить целую торговую флотилию. Его доля составила восемьдесят тысяч ливров. Он прокутил эти деньги за неделю, а на остатки пошёл играть в кости. Выиграл сумму, достаточную для покупки хорошего 50-пушечного корабля, и теперь месье де Граммон – один из самых уважаемых и успешных капитанов. Да и я сам раньше был буканьером, или флибустьером, как теперь говорят… Флибустьерские корабли – серьёзная сила, с которой считаются все правительства. Его величество Людовик XIV убеждён, что необходимо бороться с Испанией именно в колониях, которые являются источником её несметных богатств и позволяют испанцам вести войны в Европе. Тем капитанам, которые желают заняться вооружённой защитой французских колоний, я выдаю каперские грамоты бесплатно, тогда как губернатор Ямайки берёт за каждую двадцать фунтов стерлингов. Вы будете действовать под защитой короля Франции, а когда зарекомендуете себя, возможно, поступите к нему на службу! Почему бы и вам со временем не стать губернатором? А пока вы так молоды, вам будет приятно узнать, что с развлечениями на Тортуге всё в порядке: в 1667-м году я позволил открыть здесь первый бордель. А в 1669-м, четыре года назад, мне прислали первую сотню молодых девиц из Европы, предварительно выпоров их за непристойное поведение – два корабля, до фальшборта набитые потаскухами, разрази меня гром, и милосердный Господь сподобил их благополучно добраться до Тортуги!
Д`Ожерон негромко, но заразительно засмеялся. Лоренс уже давно улыбался, слушая красноречивого губернатора, а тут его тоже разобрал смех.
– Теперь у меня здесь проживает тысяча двести весёлых девиц, среди них есть весьма свежие мордашки, так что моряки не скучают. Правда, алкоголь быстро снижает мужские возможности, – продолжал балагурить губернатор. – Вы наверняка слышали, что был в команде известного капитана по имени Рок-Бразилец один валлиец, он до того допился, что после удачного рейса платил шлюхе пятьсот реалов только ради того, чтобы она разделась перед ним и прошлась взад-вперёд, а на большее был уже неспособен. А потом его продали в рабство за долги… Но для разумных мужчин я приглашаю из Европы добропорядочных молодых дам, которые мечтают обрести достойного мужа. Чтобы заполучить такую жену, нужно заплатить не менее восьми тысяч реалов – я же должен окупить её доставку сюда, но желающих много! Будьте успешны, дорогой Лоран, и ваша жизнь сложится здесь лучше, чем в любом другом месте.
Всё же Лоренс попросил губернатора помочь ему связаться с родными. Заплатив в канцелярию сто восемьдесят четыре реала, он написал письмо, которое нужно было привезти на корабле во Францию, а затем отправить курьером к его родным в Дордрехт с условием получения ответа. В письме он сообщил, что находится в Вест-Индии и сможет вернуться домой, если ему пришлют чек на тысячу риксдалеров[12 - Риксдалер – старинная голландская монета номиналом 2,5 гульдена].
Лоренс вышел из красивого губернаторского дома и, не глядя по сторонам, направился в порт. Видал он уже «свежие мордашки» господина д`Ожерона! Они целыми шеренгами встречали корабли, которые возвращались в гавань, и моряки издали выбирали себе компаньонку ещё до того, как сходили на берег. Лоренсу за его заслуги предложили выбрать первому, и он указал на стройную девушку с каштановыми кудрями, в жёлтом платье.
Другие пираты, чтобы привлечь внимание понравившейся девицы, свистели, тыкали пальцами и делали уже совсем недвусмысленные жесты, но канонир снял шляпу и изящно повёл рукой в сторону избранницы. Девушка, расплывшись в улыбке, встретила его возле трапа и сразу полезла обниматься:
– Меня зовут Мадлен, мне двадцать три года, я из Руссийона. Пойдём ко мне, я живу там, в сторону Миль Плантаж. А ты красавчик! Я тебя раньше не видела, ты новенький? Как тебя зовут? Сколько тебе лет? – щебетала девушка.
После сдержанных манер Петронильи непринуждённая болтовня Мадлен расслабила Лоренса. Парочка, смеясь, прошла полмили в гору. По дороге молодой канонир за три реала купил фруктов, жареной свинины и пальмового вина, а заодно букет цветов для своей избранницы. Та явно не привыкла к такому обращению и с обожанием смотрела на своего нового друга.
Жилище Мадлен оказалось маленькой и довольно грязной хижиной с крышей из пальмовых листьев. Постелью служил тюфяк, набитый кукурузными листьями. Лоренс, в котором его недолгий брак пробудил мужские страсти, был настроен немедленно отметить знакомство, предвкушая в исполнении активной француженки такие вещи, от которых его богобоязненная жена упала бы в обморок. Но когда Мадлен сбросила платье, молодой канонир увидел на её свежем теле характерные болячки: красотка была больна сифилисом. Лоренс вспомнил того валлийца, который платил женщине за раздевание, но не трогал её, и решил, что тот, пожалуй, был прав. Заплатив девушке три песо, то есть двадцать четыре реала, он посоветовал ей срочно найти какую-нибудь индейскую знахарку, оделся и вернулся на борт с вытянутым лицом. Его приятель, матрос по имени Марк, поинтересовался впечатлением от девицы, и ответ Лоренса его не удивил.
– Эту Мадлен перепробовало человек двадцать только из нашего экипажа, – сообщил он. – Конечно, надёжнее жениться, но женщин здесь мало, а платить тысячу песо господину губернатору за жену из Европы не каждому под силу. И подумай: этой жене нужен будет хороший дом, всякая-разная посуда и полный сундук платьев. Нашему брату такое не по карману. Испанцы – те спокойно женятся на индианках, среди французов тоже многие жили в индейских племенах с их женщинами, а у англичан и голландцев это не принято. Да и у индейцев странные обычаи: однажды пират-испанец застал свою индейскую жену с животным вроде льва, вот так-то, приятель. Поэтому многие наши предпочитают пленниц.
Но и перепуганные женщины с захваченных кораблей не вдохновляли Лоренса на любовные достижения, хотя те нередко были готовы связаться с кем-то из флибустьеров по своему выбору, чтобы обезопасить себя от худшего. На пиратском корабле не было условий для любовных отношений: весь процесс происходил наспех в каком-нибудь не совсем укромном уголке, где в любой момент могли появиться посторонние. Такого эстета, как де Графф, подобная обстановка не устраивала. К тому же он мечтал о взаимной страсти, полном доверии, горячих объятиях влюблённой в него подруги, и, не видя на горизонте ничего похожего, отложил личную жизнь до возвращения на родину.
Спустя восемь месяцев, когда корабли де Слуве в очередной раз вернулись на Тортугу, на борт поднялся слуга в ливрее д`Ожерона и передал де Граффу долгожданное письмо. Повертев в руках подозрительно тонкий конверт, Лоренс сломал печать, вытащил листок и узнал почерк своей старшей сестры, которая была замужем за купцом из Антверпена.
«Мой дорогой брат, для нашей семьи настали чёрные времена. Оранжисты конфисковали наши дома, магазины и другое имущество. Мы провели зиму в маленьком доме на окраине Антверпена, и у нас не было денег, чтобы купить достаточно угля. От простуды умерла наша мать, и даже похоронить её достойно мы не смогли. Помочь тебе мы не в силах, но молимся за тебя. Твоя любящая сестра Марселла Корнелия.»
Лоренс опустил руку с письмом и облокотился о фальшборт, роняя слёзы. Он не смог проститься с матерью и был лишён возможности поддержать её в последние дни… Только через несколько минут он немного успокоился и понял: теперь у него нет пути к отступлению.

Глава пятая. Новые опасности
Несмотря на грандиозные планы, походы де Слуве не были настолько удачными, как того же Мишеля де Граммон, который с одним старым фрегатом захватил целый торговый караван. Посовещавшись, пираты решили сделать паузу, высадиться на испанской стороне острова Санто-Доминго, привести в порядок суда и основательно запастись мясом, чтобы его хватило на длительное крейсирование.
Остров на две трети принадлежал испанцам, на треть – французам. На нём находились прекрасные плантации, но обширные лесные массивы были ещё мало освоены и почти безлюдны. В укромные гавани впадали чистые речки, в них водилась рыба. На диких территориях, принадлежащих Испании, бродили стада одичавших коров, свиней и лошадей, которые были отличной мишенью для охотников. В этих лесах и промышляли французские охотники – буканьеры, которые с лёгкостью превращались во флибустьеров, и наоборот. Испанцы вели с ними настоящую войну, высылая для поимки незваных гостей корабли и конные отряды.
Высадившись в естественной маленькой гавани, образованной течением впадающей в море речки, пираты вытащили корабли на берег. Одна группа приступила к кренгованию подводной части судов, другая занялась охотой и сбором диких плодов, чтобы обеспечить рабочую команду пропитанием. Ещё около тридцати человек углубились в лес, нашли удобное место и принялись строить охотничью стоянку – букан. С ними отправился и Лоренс, которому было интересно научиться ремеслу охотника и заготовителя мяса.
В составе пиратской команды состоял егерь по имени Йохан, это был такой же значимый человек, как судовой врач, старший артиллерист, штурман и плотник. Егерь руководил охотой и заготовкой мяса. Когда пираты явились на остров за дичью, как раз наступил сезон плодоношения деревьев, которые пираты называли «икако». Плоды их оказались довольно вкусные, среди них встречались светлые и тёмные. Лоренс с удивлением отметил, что они похожи на знаменитые дамасские сливы. Деревья эти росли прямо на песке около воды и привлекали сотни одичавших жирных свиней, которые были главным объектом охоты. Буканьеры охотились также на перелётных гусей, которые целыми стаями опускались на песок около речки.
Каждый день охотники возвращались к полудню, неся привязанные к жердям разделанные туши. На стоянке нужно было порезать мясо на куски длиной около полуметра, засолить и развесить на рамах в специальной хижине. Затем дверь плотно закрывали и устраивали внутри коптильню. Когда мясо становилось сухим и твёрдым, его складывали в мешки.
Через неделю деревья икако закончили плодоносить, и свиньи перестали попадаться на берегах реки. Тогда Йохан изменил тактику: теперь он разыскивал высокие пальмы, растущие на вершинах холмов, на чьи созревшие семена переключились животные. Однажды пираты преследовали особенно большое стадо – свиньи, удирая, сплошной массой ломились через кусты и взбегали на утёсы не хуже диких коз. Охотники увлеклись погоней и оказались вдали от своего букана. В поисках обратной дороги они наткнулись на узкий вход в пещеру. Лоренсу почудилось, что оттуда доносится запах тлена. Заглянув внутрь, он побелел и отшатнулся: пещера была забита скелетами, одетыми в обрывки кожаных одежд. Их было не менее сотни. Среди них были большие, маленькие, совсем маленькие… Другие пираты, движимые любопытством, тоже заглянули в пещеру.
– Это индейцы, – произнёс опытный Марк. – Испанцы пытались их поработить, а те устроили восстание. Тогда испанцы завезли на остров собак, чтобы устраивать облавы на непокорных. Когда индейцы-мужчины, которые могли носить оружие, погибли в сражениях, все остальные были настолько напуганы, что попрятались в пещеры и умирали там внутри от голода. А собаки потом оказались не нужны, испанцы их просто прогнали, и они теперь бродят тут целыми стаями. Если найти логово со щенками, можно забрать их себе и приучить охотиться вместе с хозяином. Одна годная для охоты собака стоит шесть реалов, буканьеры зарабатывают таким способом. Но стае взрослых псов лучше на пути не попадаться. Они привыкли охотиться на людей…
Вскоре де Граффу довелось проверить это утверждение на практике. В один из дней охотничьи дела закончились раньше, чем обычно. Пираты разлеглись в гамаках и предавались отдыху в тени под пальмами. Неподалёку от лагеря возвышался крутой скалистый холм, молодой флибустьер решил воспользоваться свободным временем и прогуляться на вершину этой возвышенности. Он то пробирался между утёсами, то карабкался по склонам, то топтал что-то вроде старой тропы – возможно, когда-то это были индейские охотничьи угодья. На каменистой почве росли кустарники – в основном можжевельник и невысокие пальмы с колючими стволами, и только в углублениях между скалами, где образовалось немного больше земли, укоренились пять-шесть кривых сосен. Немного запыхавшись, Лоренс добрался до вершины и сел на тёплые камни. Он с наслаждением вдыхал аромат хвои, подставляя лицо ветру и любуясь прекрасными видами на окрестные долины. Вдалеке между утёсов виднелся треугольник синего моря.
Лоренс задумался о странных поворотах своей судьбы. Девятнадцать лет за него всё делали слуги, и это было настолько привычно, что он не представлял себе другого распределения ролей. Его задачей было не тратить своё время на физический труд, а стать достойным продолжателем семейного дела и готовиться к высоким должностям. Впрочем, эта подготовка вовсе не была спокойной и безопасной. Фон Теттенборн добросовестно готовил парня к суровой жизни: учил его переплывать широкие реки, взбираться и слезать по отвесным скалам, фехтовать с несколькими противниками одновременно, на ходу соскакивать с лошади. Лоренс возвращался с этих тренировок, покрытый синяками и ссадинами, в разодранной одежде. Но дома его всегда ждал великолепный обед, вышколенные слуги и все удобства.
В эту минуту де Графф окончательно осознал, что жизнь его юности сломалась и больше не вернётся. Да он и сам изменился и теперь никогда не станет прежним. Выработалась привычка к матросскому быту, ночным вахтам, беспокойной жизни моряка, сражениям и потерям. Появилась страсть к приключениям, а главное – он узнал вкус победы и теперь не желал от него отказываться. Единственное, к чему не мог привыкнуть молодой флибустьер – это к отсутствию личного времени и личного пространства. Со дня побега из Гааги каждый момент его жизни был подчинён чужим интересам, он даже не имел возможности просто побыть в одиночестве. Зато сейчас у него было несколько минут полной свободы, которой он бесхитростно наслаждался.
День клонился к вечеру, пора было возвращаться, чтобы не переломать себе ноги в темноте. Корсар поднялся, разминая затёкшее тело. Он уже начал спускаться в лагерь, когда вдруг услышал за спиной дробный топот. Он мгновенно обернулся и остолбенел: вся вершина была покрыта дикими собаками, которые бежали в его сторону, то и дело опуская морды к земле и принюхиваясь к следам. Их было не меньше пятидесяти штук. У Лоренса волосы на голове зашевелились, когда он понял, что вся эта стая целенаправленно охотится за ним. К счастью, у джентльменов удачи существовало правило: всегда брать с собой оружие, даже если идёшь по нужде. Корсар выхватил из-за пояса абордажный тесак, бросился к известняковой скале и прислонился к ней спиной, готовый отразить нападение. У него имелись с собой и пистолеты, но, к сожалению, он не позаботился о том, чтобы заранее их зарядить.
Уже через несколько секунд животные настигли моряка и встали полукольцом, держа дистанцию и отлично понимая, чем им грозит знакомство с тесаком. Кое-кто из псов отошёл назад и улёгся на землю, явно надеясь взять человека измором: в самом деле, не мог же он так простоять целую ночь!..
Флибустьер несколько раз глубоко вздохнул, успокаивая нервы. Он понимал, что попал в серьёзный переплёт, и любая его ошибка может стать последней. Он решил не двигаться, усыпить бдительность стаи, а потом ухитриться зарядить пистолеты. Но собаки не дали ему такой возможности: двое самых агрессивных принялись наскакивать на него, оглашая воздух визгливым лаем. При этом они ловко увёртывались от клинка.
– Вот дьявол, – прошептал Лоренс, – если я прыгну вперёд, чтобы достать кого-то из этих тварей, другие нападут со спины, и мне конец.
Он плотнее опёрся о скалу и ощутил плечом торчащие из растрескавшегося камня корявые корни сосны, которая росла у него над головой на краю утёса. Скосив глаза, Лоренс оценил их толщину: они могли выдержать человека. Это было спасение. Не отрывая взгляда от собак, он левой рукой ощупал скалу и отломил от неё большой камень. Перехватил его поудобнее и с силой швырнул в вожака. Тот взвизгнул и отскочил, другие последовали за ним, а де Графф воспользовался секундой передышки: метнул в животных свою саблю, ухватился за корни, подтянулся и буквально взлетел на утёс. Пять или шесть собачьих челюстей щёлкнули у него под ногами. Понимая, что стае ничего не стоит настигнуть его на утёсе, обежав по пологому склону, корсар поскорее взобрался на сосну, устроился в развилке между ветвями и принялся заряжать пистолеты.
Через пару минут собаки со злобным рычанием скакали под деревом, в лютой ярости от того, что человек сумел их перехитрить, но Лоренс уже овладел ситуацией. Первый выстрел разбил голову крупному вожаку. Второй попал в спину его «адьютанту», который с визгом покатился по земле. Стае понадобилась ровно секунда, чтобы начать терзать подстреленных сородичей, а флибустьер снова и снова заряжал пистолеты и палил по животным. Минут через пятнадцать кусты на дальнем краю утёса расступились, и на площадку выскочили пираты с факелами и оружием в руках: они услышали выстрелы и прибежали на помощь. Увидев, в какую переделку попал их молодой товарищ, они рассыпались цепью, отрезая псам путь к отступлению и убивая их одного за другим.
– Ты не ранен, приятель? – спросил Марк, подходя к дереву.
Лоренс замешкался, убирая за пояс пистолеты, и спрыгнул на землю.
– Я в полном порядке, но если бы вы не пришли на выручку, пришлось бы мне ночевать на этом дереве, пуль у меня оставалось немного, – признался он.
Де Графф спустился с утёса, подобрал брошенную саблю и вместе с остальными вернулся в лагерь.
Когда все мешки были заполнены отличным сушёным мясом, можно было готовиться к возвращению. Ранним утром, взвалив груз на плечи, буканьеры направились к морю. Еле заметная тропа вела их вдоль речки. Охотникам оставалось пройти менее четверти мили, когда они вдруг услышали отдалённые выстрелы и остановились, переглядываясь в нерешительности. Однако Лоренс ни секунды не сомневался, что береговая команда подверглась нападению испанцев, и ему даже в голову не пришло переждать в безопасном месте.
– Бросаем мешки, оружие наголо и вперёд, – заорал он.
Выбежав на берег моря, буканьеры стали свидетелями неравного сражения. Шлюпки высаживали многочисленный испанский десант, который уже вступил в схватку; впрочем, захватить корсаров врасплох не удалось: все были при оружии, готовые отразить атаку. Вслед за шлюпками в бухту входил большой 40-пушечный фрегат с открытыми портами, из которых смотрели чёрные орудийные стволы. Корабли флибустьеров как раз накануне были спущены на воду после кренгования, нападение произошло во время погрузки боезапаса. Раздался залп, бухту заволокло дымом, на одном из пиратских кораблей прогремел взрыв и начался пожар – видимо, ядро попало в стоящую на палубе пороховую бочку. У второго корабля ядра проделали большую пробоину в борту.
– Вперёд, братья, в атаку! – продолжал кричать Лоренс, бросаясь на рослого испанца, упакованного в дорогие чернёные латы с золотым письмом, который шёл впереди и крушил всех монтанте – огромным двуручным мечом.
Лоренсу ещё не доводилось драться с таким противником, но он знал, что делать. Фон Теттенборн в молодости служил кондотьером и был прекрасно знаком с двуручниками. Лоренс помнил его уроки: он увернулся от страшного рубящего удара, а пока противник не успел снова поднять тяжёлое оружие, ринулся в его слепую зону и всадил лезвие кинжала наискось над стальным воротником, защищающим шею. Испанец разжал пальцы в кожаных перчатках со стальными накладками, выронил меч и рухнул навзничь на белый песок. Победитель отскочил от него, быстро оглядев поле боя.
Битва продолжалась, но моральный дух нападавших значительно просел при виде внезапно явившегося к пиратам подкрепления и гибели командира. Де Графф продолжал яростно наступать во главе сплочённого отряда, расчищая себе путь тесаком. Наконец испанцы побежали к шлюпкам и отчаливали, пока фрегат прикрывал их отступление нестройным артиллерийским огнём. Пираты отвечали стрельбой из мушкетов. Когда враги покинули гавань, Лоренс остановился по щиколотку в воде, тяжело дыша и опустив клинок, с которого капала кровь. Рядом с ним плечом к плечу стояли его соратники.
– Нам надо скорее уходить. Если они вернутся с подмогой, то не оставят от нас мокрого места, – наконец сказал де Графф. – Где капитан?
Несколько человек суетились на берегу, оттаскивая в сторону убитых и помогая раненым. Другая группа столпилась около входа в одну из хижин. Лоренс вошёл внутрь: на окровавленных пальмовых листьях лежал де Слуве. Его рука вместе с плечом была почти отрублена тем огромным мечом, владельца которого победил де Графф. Лоренс отвернулся.
– Алексис, Жано, Андрэ, Верр, Филлипс, и вы тоже, – позвал он ближайших пиратов, – доставьте на корабль бочки с водой. Йохан, Марк, Али, соберите ещё людей и принесите сюда скорее наши мешки с мясом!
Сам Лоренс в одиночку сел в ялик и пробрался вдоль берега к выходу из бухты, чтобы убедиться, что испанцы действительно ушли и не подкарауливают пиратов. Убитых похоронили в песчаном откосе. Нападение испанцев причинило пиратам тяжёлый урон: среди погибших оказался не только капитан, но и судовой врач, который был единственным на два корабля. Спустя четыре часа напряжённой работы, погрузив на борт снаряжение, воду, провизию и раненых, флибустьеры вышли в открытое море. Они наскоро заделали пробоину в борту, но было ясно, что корабль затонет в первый же шторм. За ночь корсары удалились от места стоянки и на рассвете приблизились к небольшому островку. Там они встали на якорь в маленьком заливе между двумя высокими мысами. На баке состоялась сходка: нужно было избрать нового капитана и решить, что делать дальше.
– Я много плавал по морям ребята, но такого молодца, как наш Лоран, не видел, – взял слово боцман по прозвищу Фюрьё[13 - Furieux (фр.) яростный, бешеный]. – Этот испанец рубил наших, как спелые колосья, лично мне было совершенно непонятно, как с ним сладить, он убил капитана, и честно вам скажу, я чуть не обделался. Мы не смогли бы выиграть этот бой, если бы Лоран не примчался во главе наших буканьеров. Он один не растерялся: сцепился с этим меченосцем, и тот свалился, как срубленная мачта. Благодаря Лорану мы победили и выбрались оттуда. Канонира в капитаны!
Дружный одобрительный рёв был ответом на его предложение. Теперь, согласно обычаю, требовалось, чтобы высказался новый капитан. Для Лоренса это избрание стало полной неожиданностью: не говоря о его молодости, он ещё и года не плавал с пиратами. Он был невероятно рад, горд и тронут таким признанием его заслуг, однако его речь прозвучала скромно и практично:
– Братья! Припасов у нас достаточно, но нужен новый корабль: этот, того и гляди, потонет у нас под ногами. Предлагаю остаться пока здесь, устроить наблюдательный пост на утёсе и ждать, пока мимо не пройдёт подходящая добыча.
По пиратским законам, прежде чем выходить в море в новом составе, нужно было заключить шасс-парти – договор о дележе добычи. Доля плотника составила сто реалов, егеря – двести, судовому хирургу на аптеку полагалось тоже двести, но хирурга на борту не было. Юнгам причиталась половинная доля. За утраченную или парализованную правую руку пострадавший должен был получить компенсацию в размере шестисот реалов, за левую руку или правую ногу – пятьсот, за левую ногу – четыреста. Тяжёлая рана на теле соответствовала пятистам реалам. Выбитый глаз или отрубленный палец равнялись сотне реалов. По ситуации или по желанию денежная компенсация могла быть заменена на рабов в соотношении сто реалов – один раб. Де Граффу, поскольку он был не только капитаном, а также артиллеристом и штурманом, команда постановила выделить пять долей, а весь остаток полагалось поделить поровну между рядовыми членами команды.

Глава шестая. Новый корабль, новые надежды
Не прошло и недели, как наблюдатель примчался с сообщением, что на горизонте появился двухмачтовый корабль. Это оказался довольно большой и неплохо вооружённый баркалон[14 - Баркалон – парусно-гребной военный корабль XVII-XVIII веков, предшественник корвета] с испанским флагом на гафеле. Ближе к вечеру он оказался на траверсе острова. Ветер стих, корабль почти не двигался, до пиратов доносились взрывы смеха.
– Отлично! Они не ждут нападения! – прошептал Лоренс. – Обмотать вёсла тряпками и вперёд!
Шлюпки бесшумно подошли к бортам баркалона. Пираты стремительно вскарабкались на палубу и почти ползком начали растекаться по кораблю. Перед кормовой надстройкой они так же бесшумно захватили часового, который прогуливался взад-вперёд с мушкетом в руках.
– Тихо, иначе смерть тебе! – произнёс Лоренс, хватая испанца за горло. – А теперь говори: сколько человек на борту? Что за груз везёте?
Запинаясь, часовой ответил, что на борту двадцать шесть пушек и сорок девять человек команды во главе с капитаном доном Амадео де Сальто, который сейчас устроил совещание в своей каюте, – испанец показал подбородком на дверь у себя за спиной.
– Там же, у капитана в каюте, хранится сундук с тридцатью тысячами реалов, на которые он должен был закупить в Кампече пряности и сандал, – торопливо отчитывался испанец. – А в трюмах лежит какао, сахар и тальк. И личные вещи, конечно.
Часовой надеялся, что в благодарность за столь приятные известия пираты его пощадят, и не ошибся. Де Графф повернулся к своим:
– Фюрьё, ты руководишь атакой на кубрик, тридцать человек в твоём распоряжении. Я беру на себя капитана, со мной идут Марк, Жано и Филлипс. Остальные – стойте здесь, сторожите часового и бегите на зов, если понадобится ваша помощь!
Полированная дверь капитанской каюты от мощного удара ногой с грохотом вылетела из проёма и повисла на одной петле. Внутрь ворвалась четвёрка пиратов, их встретили два выстрела. С Лоренса, который был впереди, пулей сорвало шляпу. Больше ничего испанские офицеры сделать не успели, их разоружили и связали. Корабль был захвачен без повреждений, чего и добивался де Графф. Всё имущество и провизию с повреждённого флибота пираты перенесли на борт своего нового судна. Когда эти приятные работы были закончены, к капитану подошёл очень довольный Фюрьё:
– Командир, у тебя лёгкая рука: мы обнаружили в трюме пятерых пленных французов – они рассказали, что испанцы захватили их корабль неделю назад. Этих парней должны были отвезти в Санто-Доминго, чтобы продать там в рабство.
Многие пираты, несмотря на свою беззаконную жизнь, а может быть, как раз из-за неё, при случае старались совершать добрые дела. Считалось, что спасение чьей-нибудь жизни или освобождение пленных является самой хорошей приметой и гарантирует прощение накопленных грехов. Поэтому обнаружение пленников на захваченном корабле обрадовало пиратов и было воспринято ими, как доброе знамение.
Лоренс побеседовал с освобождёнными французами, выясняя подробности их пленения. Это оказалась обычная история, когда встреча в море кораблей соперничающих стран закончилась пиратской атакой. Но на французском корабле почти нечем было поживиться: на нём плыли колонисты, главным образом бедные крестьяне, мёртвой хваткой вцепившиеся в свои ржавые лопаты и мотыги. Испанцы вытрясли личные сундуки и забрали с собой ремесленников, которые высоко ценились в качестве рабов. Именно так на испанском корабле очутились шорник, пекарь, резчик по дереву, портной, и молодой лекарь по имени Пьер Эрзак. Пираты вернули им отнятое испанцами имущество, и бедные люди были на седьмом небе от счастья, особенно лекарь: он получил обратно свой сундучок с аптекой и медицинскими инструментами. Капитан флибустьеров пообещал после завершения крейсирования отвезти всех на Тортугу, но с лекарем у него состоялся отдельный долгий разговор.
Вечером, сидя в каюте капитана, Пьер рассказал Лоренсу, как, ещё будучи подростком, нанялся в помощники к хирургу. Затем он с отличием закончил Сорбонну, получил диплом бакалавра медицины и два года проработал у врача-еврея, который приехал в Париж из Испании, спасаясь от преследований инквизиции. Молодой помощник научился у него способам излечения тропической лихорадки и быстрого заживления ран, которые использовали ещё рыцари-госпитальеры во время Крестовых походов. Обычные врачи таких приёмов не знали. Де Графф предложил молодому лекарю присоединиться к команде за три доли от добычи, собственную каюту и аптеку за счёт корабля. Пьер явно опешил от такого поворота событий, и Лоренс не стал на него давить, давая возможность обдумать предложение.
По решению команды баркалон получил название «Агреабль» (аgrеable (фр.) приятный). Это и в самом деле оказался быстрый, очень манёвренный корабль с небольшой осадкой – настоящая находка для корсарского экипажа. В своём новом статусе капитана де Графф теперь спал не в гамаке в общем кубрике, а в собственной каюте, на удобной кровати, где хватало места для его длинных ног. В его распоряжении имелась даже персональная уборная, которая была устроена в нависающей над водой корме корабля. После всех своих злоключений Лоренс был очень доволен такими условиями.
Испанский экипаж высадили на пустынном берегу Санто-Доминго, а флибустьеры принялись крейсировать вдоль побережья, поедая собственные заготовки, а заодно деликатесы, которые достались им в наследство от прежних владельцев корабля. Наличие толкового капитана резко увеличило объёмы добычи: Лоренс прекратил практику хаотичного мотания по морю: он изучал берега, промерял глубины, прокладывал сложные фарватеры и сам составлял карты. Это занятие ему очень нравилось и вдобавок шло на пользу делу. Используя особенности береговой линии, он устраивал засады вблизи судовых путей, которые были проложены между испанскими портами. Прежде, чем закончились запасы, пираты успели захватить ещё четыре небольших судна. Три из них не оказали сопротивления, но с четвёртым призом флибустьерам пришлось повозиться.
Капитан испанского галеота «Сантиссима Тринидад» дон Диего де Паскуальгранде был отважен и опытен. Когда «Агреабль» с «Весёлым Роджером» на гафеле начал приближаться, дон Диего искусным манёвром обошёл корсаров с наветренной стороны и приказал канонирам правого борта бить по палубе вражеского корабля, где стояла наготове абордажная команда. Но де Граф отлично понял его намерения, вовремя совершил поворот и не допустил серьёзного ущерба: ядра просвистели сквозь такелаж.
Одним из преимуществ баркалона была его способность быстро идти против ветра курсом крутой бейдевинд. С сильным креном, вспенивая волны форштевнем, пиратский корабль обошёл противника с наветренной стороны, перехватил оперативный простор и подошёл вплотную прежде, чем испанские артиллеристы левого борта успели взять прицел. Лоренс перескочил на галеот, как только корабли соприкоснулись бортами, увидел направленные прямо на него мушкетные стволы, бросился ничком, перекатился по палубе и ввязался в рукопашную схватку. Через несколько секунд пираты посыпались на испанский корабль по всему борту, крича, стреляя из пистолетов и размахивая абордажными саблями. Де Графф, счастливо избежав пуль и клинков, пробился сквозь всё это побоище на корму и с налёту ударил испанского командира локтем в лицо. Тот отлетел к фальшборту, Лоренс прыгнул следом, заломил ему руку и вынудил опуститься на колени. Следуя за ним, перескакивая через раненых и убитых и отвешивая тумаки на обе стороны, огромный матрос Филлипс подбежал к флагштоку и спустил кастильское знамя. На этом сопротивление испанцев было сломлено, солдаты на палубе бросали мушкеты и сдавались в плен.
Флибустьеры сразу прекратили драку, деловито обшарили корабль и перетащили в свои трюмы индиго, табак и серебряные слитки. Трое пиратов получили достаточно серьёзные пулевые ранения, их перенесли на «Агреабль» на руках. Лоренс обратился к Пьеру с просьбой оказать им медицинскую помощь. Молодому лекарю ещё не доводилось лечить огнестрельные раны, но он охотно согласился расширить свою практику, попросил вскипятить котелок воды и занялся извлечением пули, которая застряла в бедре у рулевого по имени Жано. Пьер справился на удивление быстро: вытащил пулю, промыл рану, закрыл её лепёшкой из каких-то измельчённых трав, замешанных на оливковом масле, и наложил повязку. Так же успешно он оказал помощь другим пострадавшим, но строго предупредил каждого, что не менее недели им необходимо соблюдать покой и не беспокоить раны. К тому моменту, когда «Агреабль» прибыл на Тортугу, раненые уже уверенно шли на поправку, в то время как в прежние времена им пришлось бы валяться с лихорадкой и гадать: получится выжить или нет. Пьер получил от команды тьму похвал и прозвище «Король», или «Людовик», в знак признания его исключительных заслуг. Впоследствии все его звали именно Людовиком.
Четверых ремесленников пираты отпустили на берег, выделив каждому по тридцать реалов, помимо их собственных средств. Этого им должно было хватить на первое время, пока не найдут себе работу. А Пьера-Людовика де Графф удержал до раздела добычи, заплатил ему обещанные три доли и отпустил, повторив своё предложение поступить к ним в команду, если работа на берегу не заладится.
На Тортуге де Графф, как обычно, нанёс визит в губернаторский дворец и обнаружил, что д`Ожерона отозвали во Францию, а его место занял временно назначенный губернатором маркиз Жан-Поль Тарен де Кюсси. Новый глава острова намекнул, что назревают большие перемены: господин д`Ожерон проводил политику лояльности с флибустьерами, и это перестало устраивать французское правительство. Впрочем, д`Ожерон был прежде всего реалистом, отлично знакомым с нравами Вест-Индии. Он не пытался повлиять на обстоятельства непреодолимой силы, каким было пиратство, но стремился смягчить местные нравы и постепенно направить энергию людей на мирный труд. Де Кюсси был назначен на этот пост с условием проведения крутых перемен, однако, как и д`Ожерон, он прекрасно знал реальную обстановку. Он считал, что жёсткие меры в отношении пиратов недопустимы, нужно действовать убеждением и предлагать альтернативу флибустьерству. В беседе с де Граффом он взял на себя смелость дать господину капитану совет подумать о смене деятельности и стать плантатором. Но его предложение принесло не тот результат, к которому стремился губернатор: де Графф удвоил свою пиратскую активность, ему понравилась идея приобрести плантацию, но для покупки земли требовались немалые средства, не говоря уже о её освоении.
Он знал, как поступали бедняки: сколачивали сообщество из двух-трёх человек, в складчину или в долг покупали мотыги, лопаты, топоры и прочее, что было необходимо на первых порах. На выбранном участке в первую очередь строили хижину, вырубали и сжигали кустарник, вскапывали огород и сажали скороспелый сорт фасоли. Потом из крупных стволов деревьев строили дом и, надрываясь, распахивали целину под плантацию. На небольшом участке сажали рассаду табака, а когда она начинала ветвиться, пересаживали её на основное поле. Одновременно выращивали фасоль, картофель, маниоку, маис, и налаживали контакты с буканьерами, которые снабжали плантаторов мясом в обмен на табак.
Работы на табачных плантациях хватало. Частенько на растения нападали жирные зелёные гусеницы размером с палец, в такой оказии нужно было срезать все заражённые ветки и сжечь. В случае засухи плантаторы до бесконечности носили воду и каждый вечер поливали своё поле. Табак не переносит соседства других растений, поэтому все сорняки сразу удаляли. Когда кусты достигали в высоту полуметра, плантаторы собирали первый урожай. Стебли вместе с листьями подсушивали в специальных хижинах, затем обрывали листья, скручивали их и сушили до нужной кондиции. Это работой занимались особые люди, которым больше ничего не поручали. Урожай собирали четыре раза в год, срывая с одних и тех же кустов новые побеги. Когда плантация начинала приносить прибыль, фермеры получали возможность нанять слуг или купить рабов, и уж тогда выжимали из них все соки, зарабатывая себе и своим потомкам самую скверную репутацию. Де Графф не желал идти по этому пути. В свои двадцать три года он рассуждал, как опытный бизнесмен: хотел сразу начать дело с размахом, применять технологии орошения, закупить рабочий скот и более бережно относиться к дорогостоящим рабам, которые, по его мнению, должны были заниматься только квалифицированным трудом.
Идея стать плантатором стала его мечтой, дело было за малым: где взять необходимую сумму. Захват мелких судёнышек не приносил удовлетворительного результата, явно нужно было увеличивать масштабы деятельности. Чтобы иметь возможность атаковать более серьёзных противников, де Графф объединился с несколькими голландскими капитанами: Михилом Андриессоном, Янки Виллемсом, Якобом Эвертсоном, а самого известного из его новых союзников звали Николас ван Хоорн. Это был коренастый мужчина в возрасте около пятидесяти лет, популярный в пиратском сообществе благодаря своей отваге, изобретательности и способности ввязываться в самые невероятные авантюры.
В начале своей морской карьеры ван Хоорн был просто искусным рулевым. Затем он купил каперское свидетельство, но у него не было денег, чтобы приобрести и вооружить боевой корабль. Поэтому он пошёл по необычному пути: раздобыл старый рыбацкий баркас, посадил на него отчаянный экипаж из полусотни разбойников и умудрялся без артиллерии захватывать крупные трофеи. Это была очень смелая и умная идея: рыбацких судов никто не опасался, их спокойно подпускали вплотную к бортам, и ван Хоорн брал на абордаж хорошо вооружённые корабли без разбору их национальной принадлежности. Вскоре он стал адмиралом целой флотилии, флагманом которой сделал 50-пушечный фрегат, который назвал в свою честь: «Сент-Николас».
Правда, ван Хоорн, помимо своих многочисленных достоинств, отличался повышенной тягой к бутылке и непобедимой жадностью. Если перед ним маячила прибыль, у него отключалась способность воспринимать любую другую информацию. Из-за этого он, как это случалось не раз, терял больше, чем получал. Как все жадные люди, Николас был очень завистлив и чувствовал себя несправедливо обделённым судьбой, если видел у кого-то другого лучший, чем у него, корабль, оружие или костюм. Сам он даже в жару ходил в камзолах из самой дорогой ткани, которую только мог раздобыть, и украшал себя драгоценностями баснословной стоимости.
Ещё одной его особенностью была жестокость. Среди пиратов не было ангелов, но ван Хоорн напоминал уже ушедшее поколение чудовищно жестоких капитанов, таких как л`Олоне или Рок Бразилец. Со своими жертвами он был абсолютно беспощаден и, не моргнув глазом, убивал заложников, если никто не присылал за них выкуп. Николас был очень щедр с теми членами команды, кто проявлял храбрость в бою, но мог зарубить любого, если подозревал его в трусости. Такое поведение было причиной того, что больше одного-двух раз никто из капитанов с ван Хоорном в море не ходил. Однако Лоренс сумел найти общий язык с этим человеком, использовал его лучшие стороны, и их совместные операции приносили неплохую прибыль. Вскоре эта корсарская флотилия стала грозой Вест-Индии, а имя де Граффа теперь звучало в ряду прославленных пиратов.
* * *
Снова явившись на Тортугу, де Графф встретился с назначенным губернатором – бароном Жаном-Непве де Пуансе. Барон поставил его в известность о новых трендах в европейской политике: правительства Испании, Англии и Франции договорились навести порядок в своих заокеанских владениях и ликвидировать морской разбой, который давно уже стал опасной, самостоятельной и неуправляемой силой. Де Пуансе должен был выполнять это поручение, используя все свои возможности, которых у него было, в общем-то, немного для решения такой раздутой и запущенной проблемы. Чтобы содействовать в ликвидации корсарства, французское правительство пообещало прислать в Вест-Индию военный флот.
У нового губернатора была ещё одна непростая задача. Дело в том, что два года назад, в 1674 году, в Африке были распаханы земли под огромные плантации крупнейшей французской корпорации «Компани дю Сенегал», которая претендовала на титул мировой табачной монополии. Но плантаторы Вест-Индии тоже специализировались на табаке, они создавали табачному монстру конкуренцию и сбивали цены, тем более, что вест-индский табак был лучше. Крупные и влиятельные акционеры, которым принадлежала «Компани дю Сенегал», были недовольны прибылью. Следуя полученным приказам, барон де Пуансе стал требовать от плантаторов прекратить выращивание табака и заменить его сахарным тростником, чтобы конкурировать не со своими магнатами, а с англичанами, и перебить у них рынок сахара. Губернатор рассказал Лоренсу, что знатный пират маркиз Шарль Франсуа де Ментенон первым показал пример: бросил разбойничать и стал плантатором на острове Мартиника, причём сразу же начал с сахарного тростника.
С одной стороны, сахарный тростник не являлся нежным растением и не требовал такого хлопотного ухода, как табак. Однако переход на другую культуру был делом проблематичным. Чтобы удовлетворить требования губернатора, табачным плантаторам нужно было полностью перестроить процесс культивации и переработки, потратиться на посадочный материал, переучить рабочих и переучиться самим. Вместо хижин для просушки табака нужно было построить заводы для выварки сахара, которые требовали куда более сложного и дорогостоящего оборудования.
Но основная проблема заключалась не в этом. Тростник нуждался в гораздо более высокой влажности. Освоенные с таким трудом табачные поля, которые располагались на возвышенностях, для выращивания тростника не годились. Поэтому неудивительно, что действия губернатора вызвали мощное противодействие среди плантаторов. Де Пуансе понимал, что может выполнить приказ, только опираясь на обеспеченных землевладельцев. Он обратился к капитанам пиратских кораблей и предложил им своё содействие с выгодной покупкой земельных участков на Сен-Доменге[15 - Сен-Доменг – французская часть острова Санто-Доминго (Гаити)]. Де Графф оказался пока единственным, кто ответил согласием.

Глава седьмая. Галеон вице-короля
В конце 1677 года в гавани Тортуги отдельной группой стояли несколько пиратских кораблей. Их вожаки собрались в кают-компании «Сент-Николаса» и изучали карту.
– Я предлагаю смотаться вот куда, – ван Хоорн опустил указательный палец с массивным золотым перстнем на кружок, нарисованный на побережье Юкатана.
– Сан-Франциско-де-Кампече, – уточнил Михил Андриессон. – Я слышал, уже не знаю, верно оно или нет, что в его окрестностях есть серебряные рудники.
– Город не лежит в глубине залива, как Маракайбо или Сантьяго, – продолжат тыкать пальцем ван Хоорн. – Рифов я здесь тоже не наблюдаю. Достаточно будет проломить оборону и грабить, сколько сможем унести.
– А кто-нибудь знает, как он защищён? – подал голос капитан Якоб Эвертсон.
– Я бы тоже сначала прояснил этот вопрос, – задумчиво заметил де Графф. – Как бы нам не нарваться на какой-нибудь подвох.
– Ага, а пока мы будем копаться с разведкой, кто-нибудь проболтается в таверне, и слухи о наших планах разнесутся по всей Вест-Индии, – скривился ван Хоорн.
– Это понятно, но всё-таки надо выяснить, как там насчёт форта, Николас, – поддержал коллег Янки Виллемс. – Кто-нибудь из наших там бывал? Насколько хорошо он вооружён?
– Придём – разберёмся, – заверил его ван Хоорн. – Да форт в любом случае нам не особо помешает. Пока де Графф со своими пушками будет отвлекать на себя его внимание, мы спустим на воду шлюпки и высадим десант. Главное – захватить город врасплох, чтобы испанцы не успели унести ценности.
Генералом экспедиции был избран наиболее опытный капитан – ван Хоорн. В марте 1678 года пиратская флотилия подошла к Кампече. Форт Сан-Мигель с запада и бастион Сан-Матиас с востока открыли огонь по атакующим кораблям и сумели нанести им ряд повреждений. Сильнее всех пострадал 16-пушечный шлюп Михила Андриессона – у него оказалась разбита носовая часть, угол дифферента[16 - Дифферент – крен на нос или на корму] критически нарастал, и капитан принял решение эвакуировать команду на шлюпках, которые могли вместить от силы пятую часть людей. Тогда де Графф, рискуя получить в упор четыре десятка ядер, прошёл вблизи форта Сан-Матиас и прицельным бортовым залпом подавил испанскую артиллерию. Совершив поворот, он убрал паруса, лёг в дрейф, спустил на воду свои шлюпки и принял на борт экипаж Андриессона.
Тем временем другие пиратские корабли уже высаживали десант, и только тут выяснилось, что сам город находится в некотором удалении от побережья, до него надо ещё дойти по лесной и болотистой местности, а за это время жители успеют выслать вперёд заградительные отряды и эвакуировать ценности.
Вожаки собрались на совещание прямо на берегу. Трудно сказать, кто из них выглядел более недовольным: Андриессон или генерал экспедиции.
– Ну что – рискнём атаковать город или разворачиваем форштевни? – поинтересовался Эвертсон.
– На вооружённый захват готового к обороне Кампече у нас не хватит людей, – заговорил мрачный, как туча, ван Хоорн. – Единственное, что я могу предложить – это блокировать порт и брать на абордаж приходящие сюда корабли. Поднимаем испанские флаги и ждём.
– Будем надеяться, что нам повезёт, – беспечным тоном заметил де Графф, старательно полируя свой клинок куском сукна.
Ван Хоорн сердито посмотрел на него, но ничего не сказал.
Четверо суток пиратские корабли находились в засаде на рейде Кампече, а на пятый день в гавань уверенно вошёл галеон «Нуэстра сеньора де Сан-Хиларио». Его капитан дон Фермин де Талавера всю дорогу был настороже: ему ещё в Гаване сообщили про пиратскую флотилию, которая появилась в этих водах. Теперь дон Фермин торжествовал, что ему удалось беспрепятственно добраться до своей цели, и совершенно не ожидал попасть в ловушку в самом порту. Матросы спокойно убирали паруса, на палубе стояла наготове швартовная команда, а сам капитан переоделся в парадную форму. Пиратские корабли окружили галеон и взяли его на абордаж без единого выстрела – раньше, чем хоть кто-то из команды успел приготовиться к отпору. Только тут испанского капитана посетило осознание происходящего, но было уже поздно.
Поскольку при дележе добычи учитывалось участие экипажа каждого корабля, на палубу захваченного галеона высыпало около четырёхсот пиратов, каждый из которых был готов приложить все усилия для успешного завершения операции. Ван Хоорн лично спустился в трюмы трофея и вылез оттуда, сияя до ушей. На борту обнаружилось сто двадцать тысяч песо, не считая ценного груза, состоящего из мешков с какао и ящиков с табаком. Пираты образовали цепочку и по рукам передавали добычу на свои корабли. Де Графф, видя, что на этом участке и без него процесс налажен, в сопровождении пяти или шести своих людей прошёл в капитанскую каюту, рассчитывая отыскать там контрабанду, но ничего не нашёл. Дон Фермин клялся Девой Марией, что ровно никаких личных ценностей не везёт. Лоренс вышел, оставив своих людей продолжать поиски. Он закрыл за собой дверь в капитанскую каюту и только тут обратил внимание на тёмный закуток под трапом напротив – там смутно угадывалась скрючившаяся фигура.
– Хэй, кто ты? Выходи! – произнёс он по-испански.
Человек выбрался из-под трапа: это оказался очень худой мужчина среднего роста. На его ногах была верёвка, которая позволяла ему делать совсем маленькие шаги. Сложно было понять его возраст – чёрные волосы были грязны и спутаны, скулу украшал большой желвак, глаза потухли, рваная одежда представляла собой что-то бесформенное. Мужчина смотрел на Лоренса исподлобья и вжал голову в плечи, готовый к удару.
– Я личный раб сеньора капитана.
Де Графф подошёл к нему ближе, разглядывая с ног до головы. С тех пор, как он бежал из Гааги, его сердце достаточно очерствело, но сейчас он был охвачен жалостью.
– Как тебя зовут и как ты здесь оказался?
– Меня зовут Барт Фокар, я матрос из Марселя, мой корабль был захвачен испанцами четыре года назад. Простите, сеньор… если мой господин увидит, что я разговариваю с чужаком, я буду избит.
Услышав, что его собеседник – француз, Лоренс перешёл на французский язык.
– Хм, а ты знаешь, что корабль захвачен флибустьерами? Я один из капитанов, моё имя Лоран де Графф.
– Сам капитан де Графф, вы правду говорите? Правду, месье?! Вы можете забрать меня с собой? Вы не бросите меня здесь??
Лоренс вместо ответа вытащил из ножен саблю и перерубил верёвку у него на ногах.
– Пойдём на мой корабль, там поешь, вымоешься, переоденешься и расскажешь о себе.
– Постойте… А вы нашли, где наш капитан прячет контрабанду?
– А ну-ка, – Лоренс остановился, улыбаясь.
– Ха, так ведь у него люк в потолке! Об этом никто никогда не догадывается, и он всегда надувает таможенников!
Бывший раб повернулся и ударом ноги распахнул дверь в каюту капитана. Дон Фермин сидел в своём кресле, исподтишка наблюдая за пиратами, которые выстукивали стены, переворачивали мебель и ещё не потеряли надежды что-нибудь здесь отыскать. Испанец онемел от гнева, увидев, что себе позволяет его раб. Он встал и замахнулся на него кулаком, но Барт с силой, неожиданной в его истощённом теле, перехватил кисть своего бывшего хозяина, выкрутил её и отвесил сеньору капитану по седалищу такого же щедрого пинка, как только что по его двери. Капитан пролетел через всю каюту, врезался в переборку, рухнул на пол и остался лежать, задыхаясь от гнева и потрясения. Де Графф, желая скрыть веселье, взялся ладонью за подбородок.
– Давайте, парни, идите сюда! – позвал Барт пиратов, которые обыскивали каюту. Он влез с ногами на стол, добрался до наборного потолка, нажал на один из квадратов и отвёл его в сторону. В его руках оказалась прямоугольная крышка люка, которую он бросил на пол и принялся доставать из тайника один предмет за другим.
– О-о-о-о, неплохо, дружище, очень неплохо! – не скрывая своего изумления, произнёс Фюрьё, принимая из его рук мешки и ящики.
– А это – лично вам, месье де Графф! – заявил освобождённый, подавая Лоренсу рулон роскошного тёмно-зелёного бархата.
* * *
Теперь пиратская флотилия направилась на Тортугу, чтобы пополнить запасы, продать трофеи и отметить свою удачу. Здесь флибустьеры узнали, что губернатор де Пуансе перенёс свою резиденцию с Тортуги через пролив, в новый город Пор-де-Пэ на крупном острове Сен-Доменг, или, как его называли испанцы, Санто-Доминго. Эти земли ещё недавно принадлежали Испании, но их потихоньку заселили французские буканьеры, и теперь фактически треть этого крупного острова принадлежала французам. Переносом столицы губернатор преследовал несколько целей, в том числе хотел укрепить французские колониальные позиции на недавно занятой территории.
Де Графф решил не задерживаться на Тортуге, чтобы перебраться на Санто-Доминго вслед за губернатором. Когда «Агреабль» уже готовился к выходу в море, его матросы вернулись на борт после визита в известную пиратскую таверну «Капитан и семь морей» и привели под руки шатающегося Людовика. Его правая нога не сгибалась, один глаз заплыл, под ухом запеклась кровь. Команда встретила парня с энтузиазмом:
– О-о-о, братишка Людовик, король всех лекарей! Вот ты вовремя – Филлипс что-то неудачно съел в харчевне и вторые сутки сидит на бушприте!
– А Жано уронил себе на ногу пушечное ядро.
– А меня вчера сколопендра укусила – чем теперь снять эту чёртову опухоль?!
– А тебя-то кто так отделал? Только скажи – отметелим их так, что всю свою поганую жизнь будут питаться одним бульоном!
Оказалось, что «король» столкнулся на берегу с «импичментом». Пьер поселился в гостинице при таверне, где почти ежедневно случались конфликты. Новичок устроил себе рекламную кампанию, успешно залечивая последствия драк и дуэлей, и вскоре к нему стройными рядами потянулась клиентура. Но на Тортуге уже проживали четыре лекаря: в селениях Кайон, Миль Плантаж, Ля Ринго и Бас Тер, где как раз находился порт. У местных эскулапов была не настолько большая практика, чтобы делиться доходами с ещё одним конкурентом. Сначала к парню подошёл какой-то нищий и предупредил его, чтобы убирался с острова, пока цел. Пьер, будучи храбрым малым, пропустил угрозу мимо ушей. Но вскоре у дверей таверны произошла очередная драка, и в неё вовлекли самого Пьера. Вместо того, чтобы колошматить друг друга, противники объединились и начали вдвоём избивать доктора. Ему пришлось бы совсем туго, если бы на жертву побоища не обратили внимания моряки с «Агреабль». Они пинками и тумаками разогнали драчунов, отняли у них сильно помятого лекаря и увели к себе на борт.
Суету возле трапа заметил капитан. Увидев Пьера, он, широко улыбаясь и раскинув руки, пошёл ему навстречу. Обнял парня, поинтересовался, что случилось и удалось ли ему устроиться на берегу.
– Господин де Графф, вы были правы: у вас на корабле намного лучше, – Пьер поднял на Лоренса жалобный взгляд. – Возьмёте?
* * *
«Агреабль» прибыл в Пор-де-Пэ, и уже спустя неделю Лоренс через посредничество де Пуансе приобрёл по очень сходной цене плодородные земли между поселением Кап-Айтьен и мысом Кап-Франсе, в окрестностях новой губернаторской резиденции. Но своей команде голландец сообщил, что на какое-то время их базой станет Порт-Ройял на Ямайке, которая принадлежала англичанам. Пираты не возражали, поскольку хорошо знали ум и предусмотрительность своего командира.
А дело было в том, что год назад, в 1676-м, лейтенант-губернатором Ямайки стал знаменитый пират Джон Генри Морган. Предыстория этого назначения была весьма любопытной. Английские власти, как и французы, в очередной раз попытались запретить своим пиратам вести боевые действия против Испании, хотя прежде втайне поощряли их на это. Морган в этот момент готовился к крупной экспедиции на Дарьенский перешеек и не стал менять свои планы. С отрядом в тысячу двести человек он совершил тяжёлый поход через джунгли и разгромил богатейший испанский город Панаму. Когда он вернулся на Ямайку, губернатор Томас Модифорд сообщил ему, что поступил королевский приказ о его аресте, и предложил побег, но Морган добровольно согласился отправиться в Англию. Он беспрепятственно распродал свою долю панамской добычи и взял с собой крупную денежную сумму на случай, если понадобится давать взятки.
На военном корабле «Уэлком» знаменитый пират пользовался полной свободой и уважением. В Англии он был встречен восторженными толпами, с ним захотел познакомиться сам король, вся общественность восхищалась им, как национальным героем, а женщины крутились вокруг него в огромных количествах, поскольку Морган, помимо огромной популярности, в свои тридцать восемь лет всё ещё обладал весьма привлекательной внешностью. Естественно, суд не нашёл в его действиях состава преступления. Морган жил в Англии, пока это ему не надоело, и спустя четыре года вернулся на Ямайку в чине лейтенант-губернатора, с королевским поручением искоренять морской разбой. Бывший пират был назначен вместо сэра Томаса Линча, который три года назад занял пост Модифорда.
Де Графф рассудил, что договориться с «коллегой» всегда будет проще и поэтому избрал Ямайку своей базой. Кроме того, он горел желанием лично познакомиться со знаменитым корсаром, послушать его рассказы и учитывать этот опыт в своих рейдах. Лоренс действительно подружился с Морганом, который был старше него на восемнадцать лет и с удовольствием делился воспоминаниями о своих похождениях, давно перешедших в разряд легендарных. Но имелась ещё одна причина, по которой Лоренс устроился на Ямайке: он стремился замаскировать свои связи с французами и покупку участка земли на Сен-Доменге.
После двухмесячной стоянки в Порт-Ройяле «Агреабль» загрузил всё необходимое для плавания и снова вышел в море. Ван Хоорн оставался в порту – его фрегат «Сент-Николас» нуждался в переоснастке. Главари договорились по истечении десяти недель снова встретиться в столице Ямайки, чтобы обсудить дальнейшие планы.
Крейсируя в одиночку в районе северо-восточных берегов Кубы, де Графф был вынужден ввязаться в неравную схватку с двумя испанскими фрегатами. 52-пушечная «Санта-Каталина» и 48-пушечный «Сантьяго-де-Компостела» уступали баркалону в скорости и манёвренности, но благодаря пятикратному преимуществу в огневом бое держали пиратов под контролем и не позволяли им прорваться в открытое море. Де Графф совершал стремительные проходы мимо испанцев, пока те перезаряжали пушки, осыпал их ядрами, но поскольку противников было двое, пиратам тоже изрядно доставалось.
– Вот ведь надоедливые черти, – скривившись, произнёс семнадцатилетний бретонец Морис, который примкнул к команде во время последнего захода на Тортугу и теперь стоял у штурвала. – Поодиночке мы бы давно их захватили, верно, командир?
– Право семь, Морис… Фюрьё, прикажи снова брасопить реи для поворота бейдевинд… Верно, Морис, но сейчас мы можем только удирать, а для этого нам нужно до наступления ночи добраться до рифов, которые находятся вон за тем мысом.
Умело используя ветер, Лоренс сумел осуществить свой план и к заходу солнца добрался до цели. Здешние воды были хорошо знакомы пиратскому капитану: он лично промерял дно во время прилива и отлива и составлял карту глубин. При лунном свете были отчётливо видны линии прибоя, и де Графф благополучно улизнул от преследователей по известному ему одному фарватеру, используя прилив и небольшую осадку баркалона.
Но пираты рано радовались избавлению от опасных противников. Через пару дней, лавируя против свежего зюйд-веста, «Агреабль» огибал северо-восточную оконечность Кубы, торопясь на встречу с ван Хоорном, и буквально нос к носу столкнулся с роскошным 56-пушечным галеоном. На его гафеле величественно колыхался флаг Кастилии – белый, с диагональным красным крестом, на мачтах вились вымпелы, форштевень украшали великолепные резные завитушки, покрытые золотой краской. На контрасте с ним «Агреабль» был основательно потрёпан: фальшборт проломлен пушечным ядром, паруса почернели от пороховой копоти, а в довершение картины на мачте весело полоскался порванный пулями «Весёлый Роджер». На баркалоне было всего двадцать шесть орудий, но главная беда корсаров заключалась в том, что во время недавнего боя у них закончились пушечные ядра.
Испанцы при виде столь несомненного пирата не колебались ни минуты. Они открыли пушечные порты и сменили курс, чтобы повернуться к противнику левым бортом, изрешетить его ядрами и взять на абордаж. После этого манёвра «Агреабль» оказался заблокирован между галеоном и рифами, которые окаймляли побережье. Но де Графф с довольной улыбкой повернулся к своим морякам:
– Братья, мы попытаемся захватить этого красавца. Жано, ты у нас лучший рулевой – встань за штурвал. Фюрьё, расставь людей на паруса, чтобы «Агреабль» мог вертеться, как девчонка перед зеркалом. Филлипс, пробеги по всему кораблю и найди хоть немного ядер. Марк! Ты руководишь мушкетёрским отрядом. Я возьму на себя артиллерию. Поль, малыш, займи пост на трапе – будешь передавать на палубу мои команды. И сразу сообщите мне, если изменится ветер!
На галеоне царило радостное возбуждение. Его капитан дон Балтасар де Багито торопил абордажную команду. В его голосе звенело торжество: он расценил встречу с пиратом как подарок судьбы и не сомневался, что первый же рейс на новом корабле доставит ему почётный трофей, а значит, и королевскую награду. Если бы он знал, что флибустьерский корабль безоружен, то радовался бы ещё больше. Но если бы пираты знали, кому принадлежит галеон, они бы попытались захватить его голыми руками. На нём плыл испанский гранд и приближённый короля Карлоса II дон Томас Антонио де ля Серда-и-Арагон, только что назначенный вице-королём Новой Испании, и вёз с собой личную казну.
Филлипс сумел разыскать всего четыре ядра малого калибра, которые в суматохе сражения раскатились по тёмным углам. «Этого хватит», – одобрил Лоренс и встал к носовым орудиям, оставив Андриессона командовать на палубе. Вовремя совершив поворот, «Агреабль» увернулся от залпа пушек левого борта галеона. Испанец начал разворачиваться, чтобы выпалить по баркалону правым бортом, но, когда перед пиратами замаячил форштевень противника, Лоренс невероятным выстрелом снизу расщепил ему бушприт. Блинд[17 - Блинд – носовой парус на старых судах] свалился в воду вместе с бушпритом и резко затормозил галеон. Шкоты и брасы со звоном натянулись и начали рваться, фок-мачта лишилась носовых растяжек и стала заваливаться. Пираты шумно ликовали, глядя на результат всего одного выстрела своего командира. На галеоне началась суматоха, там принялись рубить снасти, сбрасывая за борт повреждённый такелаж и лихорадочно закрепляя мачту. Тем временем «Агреабль» выбрался из ловушки и кружил поблизости, не позволяя испанцам повернуться бортом и использовать свои восемнадцатифунтовые пушки.
Наступил вечер, начало темнеть. Юнга спустился на артиллерийскую палубу и прокричал:
– Господин капитан! Зюйд-вест сменился на ост и начал крепчать!
Лоренс ухмыльнулся:
– Все паруса поднять! Курс галфвинд! Право руля! Обойти испанца правым бортом и пристроиться в кильватер!
«Агреабль» описал вокруг галеона полукруг на большой дистанции, по-прежнему не позволяя ему пустить в ход мощные бортовые пушки. Дон Балтасар решил было, что пираты удирают, и попытался их преследовать, но повреждённый галеон безнадёжно уступал в скорости корсарскому паруснику. Когда испанцы уже думали, что поле боя осталось за ними, разбойничий корабль появился у них за кормой. Это был опасный момент: пираты попали в зону обстрела высоко расположенных пушек, установленных на корме галеона. При таком ракурсе баркалон был у испанцев, как на ладони, и они попытались взять реванш. В ход пошли басы с картечью и калёные ядра, их залп вихрем прошёлся по палубе пиратского корабля, вызвав пожар и нанеся урон абордажной команде: двое были сражены наповал, ещё несколько человек получили ранения. Марк взвыл от боли, когда осколок картечи впился в приклад его мушкета и отсёк ему три пальца на правой руке. Фюрьё катался по палубе, чтобы сбить пламя со своей одежды. Выдержав этот удар, баркалон прорвался на расстояние выстрела своих небольших носовых пушек, тут капитан-артиллерист вторым ядром разбил галеону руль и прокричал ранее неизвестную на флоте команду:
– А теперь даём дёру!
И прибавил:
– Теперь они от нас не уйдут!
В самом деле: испанцы хоть ещё и могли достать пиратов при помощи своей артиллерии, но лишились управления и находились в полной власти усиливающегося ветра, который понёс их в сторону берега. Несмотря на прилив, большая осадка испанского корабля не позволила ему благополучно миновать рифы. Не прошло и часа, как галеон с треском и скрежетом сел на мель.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/galina-vadimovna-pogodina/pirat-iz-vysshego-obschestva-68935977/chitat-onlayn/?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

notes
Примечания

1
Статхаудер, или штатгальтер: в тот период глава исполнительной власти Нидерландов

2
Серьга в левом ухе означает, что моряк проходил проливом Дрейка. Раньше серьга также давала её обладателю право сидеть в тавернах, положив ноги на стол

3
Гальюн – корабельный туалет

4
Выбленки – горизонтальные верёвки на вантах, используемые как ступеньки. Хвататься за них руками запрещено

5
Перт – верёвка, которая проходит вдоль всей реи и служит опорой для ног при работе с парусами

6
Бас – пушка, стреляющая картечью

7
Фальконет – пушка малого калибра

8
Санто-Доминго – так испанцы называли остров Гаити, он же Эспаньола

9
Кампешевое дерево – сандал

10
Кнехт – тумба для наматывания троса при швартовке или буксировке

11
Абордажная сабля (тесак), холодное оружие со смещённым к концу клинка центром тяжести, позволяющим легко рубить защитные абордажные сетки и ванты на захватываемом корабле

12
Риксдалер – старинная голландская монета номиналом 2,5 гульдена

13
Furieux (фр.) яростный, бешеный

14
Баркалон – парусно-гребной военный корабль XVII-XVIII веков, предшественник корвета

15
Сен-Доменг – французская часть острова Санто-Доминго (Гаити)

16
Дифферент – крен на нос или на корму

17
Блинд – носовой парус на старых судах