Главная страница | Исторические приключения | Хунхуз

Хунхуз
Анатолий Алексеевич Гусев
Хунхузы – бандиты и разбойники на Дальнем Востоке в конце 19, начале 20 века. Об из "подвигах" писали все газеты того времени. В сборнике четыре рассказа из жизни хунхузов.

Анатолий Гусев
Хунхуз

(из записок горного инженера Сергея Павловича Верещагина)

Знакомство

Я сошёл на разъезде Уцзими, что в 132 верстах от города Харбин. В конце весны 1906 года у компании «Китайская Восточная Железная Дорога» я взял в аренду на два года угольные копи. Сами копи находились в шести верстах от разъезда, и до них надо было ещё добраться. От разъезда шла железнодорожная ветка, но поезда по ней ходили далеко не по расписанию.
Одноэтажное административное здание в псевдо китайском стиле с загнутыми вверх краями крыши обозначали разъезд Уцзими. Больше разъезд ничего не обозначало: ни платформы, ни что-нибудь ещё не было и в помине. Хотя, если судить по отчётам о строительстве, всё должно было быть. Дорога обошлась очень дорого. Строила её частная компания, но субсидировала казна. Короче – воровали.
Для России, по плану Витте, тогдашнему министру финансов, а до этого он министр путей сообщения, это мирное завоевание Маньчжурии. Китай сейчас слаб. Россия договорилась сначала об уступке земель севернее реки Амура, а потом восточнее реки Уссури. Китай не считал эти земли своей исконной территорией, населёнными дикими племенами, поэтому уступил их без особого сожаления. Земли эти китайцы называли Внешней Маньчжурией, и они только считались китайскими. Никаких попыток их освоить Китай не предпринимал. Но, уступив их России, Китай в её лице приобрёл союзника, который помог остановить экспансию Англии и Франции на южные китайские земли, что было гораздо важней для китайской империи.
Россия договорилась с Китаем о строительстве КВЖД и отчуждении земель вокруг неё в пользу России. При строительстве дороги и после окончания его Маньчжурия стала расцветать, к неудовольствию Японии, которая имела свои виды на эту территорию, что и послужило, видимо, причиной войны. Война проиграна, и о присоединении Маньчжурии, думаю, надо забыть, но земли вокруг железной дороги пока оставались за Россией. И у меня был шанс отбить аренду и поправить своё финансовое положение, несколько пошатнувшееся в ходе Русско-Японской войны.
С горем пополам я добрался до шахтёрского посёлка. Единственным приличным зданием было здание администрации, где находились и мои апартаменты – две небольшие комнатки, одна из которых считалась спальней, а вторая гостиной. Вокруг здания администрации хаотично разбросаны китайские фанзы – хижины, где жили рабочие.
Копи, по плану должны были давать по пять миллионов пудов угля в год, но пока они до этого значения не дотягивали и уголь оказался низкого качества. Это я определил, как горный инженер. Но я горел оптимизмом и с энтузиазмом взялся за работу.
Русских было очень мало, в буквальном смысле капли в необъятном море китайцев. А для общения с местным населением требовался переводчик. И он нашёлся. Его звали Чжан Юншен. Он умел не только говорить по-русски, но, даже, и писать. Как это ни удивительно для европейцев, но китайцы все владели своей грамотой, в том объёме, который был необходим им для жизни.
Говорил и писал Чжан Юншен на том дальневосточном жаргоне, на котором говорили все манзы и он абсолютно не мог выговорить букву «р», как не старался. Манзами русские называют всех, кто носит косу, неважно кто он – маньчжур или китаец. И даже наши казаки, когда общались с манзами, переходили на этот жаргон, считая, что это улучшит взаимопонимание.
Мою фамилию – Верещагин – Юншен даже не пытался произнести, а из имени-отчества – Сергей Павлович, он выбрал только имя (что такое отчество и зачем оно, он так и не понял) и звал меня на свой китайский манер – Се Ляо Гай. «Се» тут же превратилось на китайский манер в фамилию, и я стал называться Се сяньшэн (Се господин), но чаще он называл меня более просто – капитан.
Чжан Юншен оказался незаменимым помощником. Он знал здесь всех и всё и со всеми мог договориться. По опыту моей жизни на Дальнем Востоке, я заметил, что китайцы очень легко обучаются любому ремеслу и за год способны овладеть им в совершенстве.
По моей деятельности, мне надлежало бывать в Харбине достаточно регулярно. Удобный для деловой поездки поезд уходил с разъезда в два часа ночи и прибывал в Харбин утром. Можно было сделать все свои дела и вернуться назад за одни сутки. Но эти шесть вёрст контролировались хунхузами. Они очень сильно опасались нападать на русских, боялись, но всякое могло случиться. Короче, требовалось договориться с хунхузами.
Русские обыкновенно называют хунхузами всех здешних разбойников и громил, но это далеко не так. Хунхузы – это те бандиты, которые достаточно хорошо организованны в шайки или, если хотите, в отряды. В той местности, где я сейчас находился, говорили, что их в окрестных горах насчитывалось до тридцати тысяч. Насколько это точно я, конечно, не знаю.
Хунхузы занимаются любым делом, как легальным, так и не легальным. Обычно это сбор дани с местных манз, грабёж, похищение китайских персон и важных людей с целью выкупа. Русских, как я уже говорил, хунхузы не трогают, но часто уводят китайских рабочих с русских предприятий и отпускают их только за определённое вознаграждение. Описание «подвигов» хунхузов можно прочитать в любой дальневосточной газете.
Чжан Юншен взялся всё устроить наилучшим образом. Он куда-то исчез и появился через некоторое время весьма довольный.
– Се сяньшэн, – сказал он, – моя хунхуз ходи, моя всё скажи, моя всё делай. Твоя собилай шесть часов. Пловодник и лошади наша жди есть.
Он назвал цену, цена меня устроила. Где-то в половине шестого вечера к нам явился высокий китаец. Рожа у него была действительно бандитская, хотя, возможно, мне так просто показалось. Он сообщил, что лошади готовы и ждут нас в овраге, сюда они их не приведут, что бы не было лишних досужих разговоров.
На дне оврага нас действительно ждали четыре лошади. Их держал в поводу молодой хунхуз. Первый хунхуз надел на себя две ленты с патронами, взял винтовку, стоявшую у ствола дерева, вскинул её за плечи, вскочил в седло, и мы тронулись вперёд.
Еле заметной пологой тропинкой мы поднялись из оврага, тропинка шла сначала по-над оврагом, затем углубилась в таинственный маньчжурский лес. С двух сторон нас окружали гигантские кедры, маньчжурский орех, с листьями похожими на пальмовые, могучие вязы и берёзы, здесь вполне можно встретить ель обвитую диким виноградом. Едва заметная тропинка вилась между стволами в девственном лесу, и мне казалось, что я попал в иллюстрации к книжке Фенимора Купера «Приключения на берегах Онтарио», только вот в благородстве моих «индейцев» я сильно сомневался.
Лес кончился, мы вышли на большую поляну, послышался гудок паровоза, впереди виднелся разъезд Уцзими. Чжан Юншен сказал:
– Наша дальше ходи нету. Наша тебя здесь жди.
За лето, я ещё несколько раз пользовался услугами хунхузов для поездок в Харбин.
В конце августа прошёл слух, что хунхузы отправились куда-то в свой очередной пиратский рейд. Вернулись они через неделю.
Дня через два после возвращения хунхузов ко мне в комнату зашёл Чжан Юншен, прикрыл плотно за собой дверь и таинственным голосом сообщил:
– Капитана, шибко совсем худо есть. Хунхуза ходи туда. Много-много китайски солдата ходи, шибко многа стлеляй. Солдата многа убита, хунхуза многа убита. Хунхуза люди больной сюда сопка плиноси.
Я понял, что где-то произошёл большой бой между хунхузами и китайскими войсками. Что меня несколько удивило. Мне в войну пришлось как-то командовать отрядом хунхузов, и я знаю, что как бойцы они слабые. Хунхузы храбро нападают если десять на одного, но в обороне не стойкие, если что, то сразу убегают и заставить их сражаться, это надо обладать недюжинным характером.
– И зачем твоя говори? – спросил я.
– Даланьба Лю лаоши, – сказал Юншен и тут же поправился, – старшина Лю Веймин шибко худой, нога ломай есть. Совсем больной фанза лежи.
Я знал, что такое «даланьба», в переводе, это «большой держащий», главарь, другими словами. Но почему Юншен называет его «лаоши» – учитель?
– Так что от меня надо?
– Надо лечи мало-мало. Твоя фельшиль скажи.
Я подумал, что заручиться поддержкой главы местных хунхузов было бы не так уж и плохо. Я оплатил местному фельдшеру лечение хунхузов и ещё добавил за беспокойство и риск. Фельдшер уехал в горы с Чжан Юншеном. Утром они вернулись.
– Перевязал я всех ваших раненых хунхузов, – сообщил мне фельдшер, – у главаря их кость задета, но ничего страшного, через месяц ходить будет.
Прошло меньше месяца, и Чжан Юншин передал мне поклон от Лю Веймина. Даланьба желал лично посетить нас и принести благодарность за оказанную помощь. Я, естественно, согласился.
На следующий день, вечером, под раскидистым маньчжурским орехом был накрыт стол, поставлен самовар и расставлены тарелочки с разными сладостями.
Чжан Юншен, облачённый в шёлковый золотистый халат и синие шаровары, появился под деревом и торжественно и благоговейно провозгласил:
– Идёт.
Появилась процессия. Впереди в широкополой соломенной шляпе, опираясь на палку, шёл высокий китаец, окружённый десятком хунхузов, вооружённых русскими винтовками. Это свидетельствовало о высоком положении банды. Русская трёхлинейка ценилась высоко и стоила дорого, порядка ста рублей. Конечно, после войны их появилось много, где сворованы со складов, где взяты с поля боя, и стоили, наверно, уже дешевле, но, всё равно, они считались лучшими по сравнению с японскими винтовками или с американскими «винчестерами». Последние уж совсем для нищих.
Лю Веймин церемонно поклонился по китайскому обычаю, дотронувшись левой рукой до земли, потом подал правую руку, поздоровавшись по-европейски. Его свита тоже поклонилась, я пригласил всех к столу. Лю Веймин жестом разрешил сесть только трём из свиты, остальные остались стоять.
Я с интересом разглядывал предводителя банды хунхузов. Передо мной сидел высокий худой жилистый уже не молодой человек, в его косе виднелись седые пряди волос. Во всём его облике чувствовалась сила и несгибаемая воля. Чёрные глаза грустные и задумчивые сильно контрастировали с его властным лицом. Видно, что это действительно вождь сильный и умный, а не кровожадный головорез. Он силой духа может держать в железной дисциплине своих людей, и они, не задумываясь, пойдут за ним в огонь и воду.
Я спросил о его здоровье. Он улыбнулся и произнёс довольно-таки правильно по-русски:
– Капитан, ты доброе дело сделал для меня. Тебя благодарят и мои солдаты. Я это должен помнить. Что ты хочешь, что бы я для тебя сделал?
– Мне ничего не надо, – ответил я. – Послать к вам фельдшера для меня труда не составило.
Лю Веймин рассыпался в благодарностях, просил считать себя моим другом и посетить его бедное жилище, «пролить луч света», как он выразился. Я с радостью согласился, договорились завтра в полдень.
Лю Веймин оказался прекрасным собеседником, и я осмелился спросить его, как он стал хунхузом. Он задумался на короткое время, а потом стал рассказывать, речь его лилась плавно и неторопливо.
– Я был учителем в школе на юге Китая. Без обиды тебе будет сказано, капитан, но мы китайцы называем вас белых «рыжими чертями».
– Я знаю.
– Китай во все времена называли Срединной державой. В последние время, пользуясь нашей слабостью, европейские страны и Япония, как собаки разрывают на куски тело нашей великой страны. Разве нам, её жителям, не больно это видеть? Китай для китайцев. Мы объединились в тайные общества и стали давать вооружённый отпор всем «рыжим чертям» и японцам. Наше правительство сначала было за нас, потом продалось иностранцам. Мой отряд был разбит, я бежал сюда в Маньчжурию. А последние отряды повстанцев здесь в Маньчжурии разбили вы, русские.
Мне нечего было на это возразить на этот упрёк, так как я сам участвовал в подавлении восстания так называемых «боксёров». Сказать моему собеседнику, что, помимо всего прочего, восставшие грабили местное население, я посчитал глупым, потому что именно этим он и занимается до сих пор.
– Но европейцы несут цивилизацию в Китай.
– И разорение простым людям, – возразил мне Лю Веймин.
– Но они не умерли с голоду, а, например, работают у меня на шахте.
– А они хотели этого, капитан? Нет. И я нанялся строить железную дорогу вдоль реки Уссури. Ты знаешь, какие там условия? Работа тяжёлая, грязь, сырость и подрядчик может не заплатить. Однажды китайские войска поймали нескольких хунхузов, которые похищали не только китайцев, но и русских казаков. Их главаря Янь Сунлиня китайский полковник решил казнить публично. На берегу Уссури собрались китайцы и русские, привели Янь Сунлиня. Сначала его хорошо и вкусно накормили, дали выпить ханьшин (китайская водка из ячменя), разрешили выкурить трубку. Янь Сунлинь разговорился. Он сказал, что ему 28 лет, что он убил 70 человек и сейчас умрёт сам. Да, ему сейчас не повезло, но десять лет он жил очень хорошо: денег не считал, когда играл в карты – не боялся проиграть, хорошо одевался, вкусно ел, ханьшин пил, сколько хотел, опиум курил, и женщин тоже имел, сколько хотел и когда хотел. Закончив свою речь, Янь Сунлинь поклонился китайскому полковнику и встал на колени. Помощник палача встал перед ним, взял его за косу и потянул вперёд, осуждённый вытянул шею, палач взмахнул мечом и срубил голову Янь Сунлиню одним ударом. Тело его уткнулось в землю, и песок впитал его кровь. Тело Янь Сунлиня закапали тут же на берегу, а голову повесили на сук для устрашения всех хунхузов. И я подумал: как хорошо живётся хунхузам. И они борются с войсками нашего продажного правительства. И я решил стать одним из них. Казнь была осенью, а весной под моим началом было пятнадцать человек, а сейчас семь сотен и за мою голову назначено пять тысяч лан. Я – даланьба, я сам создал свой отряд. А тех, кого выбирают в предводители, у нас называют даньцзя ды – «глава дома».
Я слушал Лю Веймина и думал, что китайцы очень злы, вспыльчивы и мстительны. И когда подымиться этот спящий «жёлтый дракон», разбуженный нами, европейцами, то «рыжим чертям» станет очень тошно. В последнее время на юге Китая разворачивается настоящее революционное движение. И в среде хунхузов с одобрением могут воспринять идеи социализма. И тогда эти банды превратятся в революционную народную армию, и это вызовет большой переворот в государственном строе Китая. Прав я или нет – покажет время.
На следующий день я прибыл в расположение банды Лю Веймина. На небольшой поляне стояла длинная глинобитная фанза, крытая камышом, а перед ней для моей встречи выстроился почётный караул из вооружённых трёхлинейками хунхузов. Сказать по правде, хунхузы не любили трёхлинейку. Причина проста: к ней сложно и дорого доставать патроны. Для Лю Веймина, судя по всему, это была не проблема.
Началась длинная приветственная церемония в китайском стиле, со всеми этими поклонами, приседаниями и цветистыми приветствиями. Лю Веймин представил мне весь командный состав банды, так сказать «штаб» отряда. Этот «штаб» и собрался за длинным столом в фанзе.
Мы пили чай и беседовали. Лю Веймин охотно отвечал на мои вопросы о быте и обычаях хунхузов.
– Я вот знаю, что при строительстве Хинганского тоннеля транспорты серебра из Благовещенска поручили охранять хунхузам, за сравнительно небольшую плату. И транспорты приходили в срок, в целости и сохранности.
– Что тебя удивляет, капитан? – сказал Лю Веймин. – Они же договорились. А житель Срединной державы если дал слово, то умрёт, но его сдержит.
У меня на этот счёт было другое мнение. Я считаю, что все китайцы в душе преступники. И если они почувствуют безнаказанность, то, не задумываясь, из-за рубля убьют любого, особенно европейца. Договор, договором, но они точно знали, что если его нарушат, то будут иметь дело с нашими казаками, а это чревато неприятными последствиями.
Лю Веймин прочитал, наверное, на моём лице некоторое сомнение и сказал:
– Слушай, капитан, одну историю. Она случилась незадолго до вашей войны с Японией, и ты поймёшь, что мы умеем держать слово.
И Лю Веймин начал рассказывать.
«На вашей стороне реки Уссури, на железной дороге недалеко от станции Иман, хунхузы поймали двух японцев. Как оказалось, они были офицерами Генерального штаба, переодетых простыми китайцами. Согласно обычаю, их увезли подальше от места поимки, и они попали сюда на реку Уцзимихэ в мой отряд. Собрался большой совет всех предводителей местных отрядов хунхузов. Долго спорили и решили назначить за них выкуп по 25 тысяч золотых русских рублей за каждого. Я же предложил отпустить японцев без всякого выкупа. На удивлённые возгласы я ответил:
– Сумма большая для Пекина. Что же касается Японии, то, насколько я знаю японцев, они не дадут ни йены, ни единого лана, не говоря уж о русских золотых рублях. Но они потребуют от нашего правительства решительных действий и скорейшего освобождения своих граждан. Могут получиться политические осложнения, если наша страна на это не согласиться. В Пекине на это не пойдут и согласятся на требования Японии. Тогда сюда бросят войска из армии Юань Шикая. Я думаю, что пошлют бригаду полковника Чжао Шоушана. Конечно, мы можем его разбить. Это будет не трудно, но нам это будет не выгодно.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/anatoliy-alekseevich-gusev/hunhuz/) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.