Баронесса Поневоле
Светлана Александровна Никишина
Луизу прямо со свадьбы похищает могущественный барон, очарованный ее красотой, и намеревается сделать ее своей. И лишь несчастный случай спасает девушку от неминуемого позора. Но чтобы выжить, она вынуждена назваться баронессой и править замком…
Аннотация будет корректироваться автором по мере добавления глав
Светлана Никишина
Баронесса Поневоле
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ Замок Фон Гартман, 1703 год Глава 1
С сияющими от счастья лицами они стояли, взявшись за руки. Священник назвал их мужем и женой, скромно обвенчав в маленькой кирхе. Молодых ждал праздничный обед, накрытый родственниками жениха и деревенскими жителями на просторной поляне близ вишневых деревьев. На редкость солнечная погода наполняла душу теплом и светом.
Луиза была изумительно хороша в своем платье из беленого полотна, расшитого по груди и рукавам причудливым узором из мелких каменьев. Густые каштановые волосы крупными локонами ниспадали до пояса и обрамляли безупречный овал лица. Белая кожа, красиво очерченные губы, тонкий носик делали ее необычайно привлекательной, а взгляд карих с янтарными искрами необыкновенно теплых глаз, опушенных темными ресницами под бровями вразлет, притягивал, обволакивал, околдовывал и не отпускал.
Она вышла замуж за самого красивого, гордого и желанного мужчину, которого знала всю жизнь. Они жили на разных концах деревни, но он с раннего детства, словно преданный рыцарь, всегда был рядом: радовался ее успехам, утирал слезы при неудачах, прятал от гнева злобной тетки, угощал крыжовником, ее любимыми ягодами, защищал от долговязых мальчишек, скорых на всякие вредные козни, забавы и шалости. А после навещал в монастыре, куда ее в тринадцать лет пристроила тетка, не желая более кормить своенравную девчонку, дочь сестры, умершей вторыми родами.
Филипп вернулся домой более года назад. По настоянию отца, деревенского старосты, он два года жил в Бонне, где обучался наукам. По возвращении он сразу отправился к аббатисе Бенедикте за своей суженой.
Сидя за столом рядом со счастливым женихом, Луиза в трепетном ожидании первой ночи, поглаживая колечко на пальце, считала часы, когда будет всецело принадлежать Филиппу. Ее не страшило предстоящее, она желала близости и верила, что это будет волшебная ночь, ибо их брак совершен на небесах.
Гости поздравляли молодых, желали здорового потомства, от души налегали на знатное угощение и крепкое хмельное, не забывая о советах и назиданиях.
В самый разгар свадебного пира на поляну неожиданно ворвалась дюжина всадников на мощных конях. Гости всполошились: женщины ахнули, мужчины повскакали с мест.
– Надеюсь, никто возражать не станет, если барон присоединится к торжеству, – окинув властным взглядом застолье, громко провозгласил хозяин местных владений Вольф Фон Гартман, возвращавшийся из рейда по своим северным поместьям, где жестоко расправился с мятежным вассалом.
– Это великая честь, ваша милость, – поднявшись с места, почтительно произнес Филипп и низко поклонился важному гостю.
В тот же миг могущественному барону преподнесли полный кубок крепкого вина. Не слезая с коня, он выпил его до дна, смачно вытерев губы, отбросил от себя в сторону и соскочил с седла. Устремив пронзительный взгляд на невесту, он подумал, что она слишком восхитительна для деревенской пасторали.
– Теперь желаю поздравить невесту. – Гость, одетый во все черное, словно дикий кот, потянулся к Луизе, чтобы поцеловать ее, но она в испуге отпрянула и уткнулась лицом в плечо жениха. На мгновение к ней вернулась утренняя тревога, когда непонятно почему сердце охватило чувство неминуемой беды. Не решаясь поднять глаза, она всеми силами старалась скрыть свое смятение.
Барон нахмурил брови, но, чуть склонившись, взял руку девушки и губами слегка коснулся дрожащих пальчиков. Подняв голову, он натолкнулся на смущенный взгляд, а в следующее мгновение необыкновенно выразительные глаза опалили его янтарным огнем, вызвав спазм в горле. В голове у него помутилось от внезапно вспыхнувшего и неудержимо разгорающегося желания немедленно овладеть этой невероятно возбудившей его женщиной.
Луиза отдернула руку так неожиданно, что он пошатнулся, но не отошел, а медленно снял свой перстень и протянул его прекрасной деве, не отрывая горящих глаз от мягкой припухлости ее губ:
– Я заявляю на тебя права.
– Это невозможно, – испуганно ахнула она и, оттолкнув дорогой подарок, спрятала руки за спину.
– Я воспользуюсь правом первой ночи сюзерена.
– Вы не посмеете! – вырвалось у Филиппа, и он заслонил собой Луизу.
– Это мое непреклонное решение, – жестко отрезал Фон Гартман, не обращая внимания на гул недовольства и появившийся ужас на лицах гостей.
– Вы зашли слишком далеко, барон. Это древний, дикий и унизительный обычай.
– Но его никто не отменял! – разразился злорадным хохотом вельможный дворянин. – Ты мой вассал, и обязан подчиниться своему господину.
– Но не в этом гнусном требовании. Оно недостойно высокого титула, – от отчаяния и гнева смело возразил Филипп.
– Не такого ответа я ждал, – скрипнул зубами барон. – Твой господин не из тех, кого можно безнаказанно ослушаться, – и, огласив двор витиеватым ругательством, угрожающе надвинулся на дерзкого деревенщину.
У Луизы все похолодело внутри, казалось, она физически ощущала неотвратимо надвигающуюся беду: вот он, привидевшийся ей черный всадник, заслонивший солнце.
Пытаясь отогнать призрачный образ, она негромко произнесла:
– Вы слишком жестоки, господин.
– Ты тоже осуждаешь меня? – надменно поднял брови Фон Гартман. – Я вел себя невежливо, напугал тебя, прошу прощения. – Он небрежно поклонился, скользя глазами по ее телу.
– Я недостойна вашего внимания. Во мне нет ничего особенного.
Робко произнесенные слова не обманули его: смирения в голосе девушки не было и в помине.
– Я сражен, красавица, твоей скромностью! Однако, какая нелепая чушь в твоих устах! Не терплю, когда мне перечат! Подойди ко мне. Я вовсе не такое чудовище, как ты думаешь.
– Нет! – Луиза просто не могла сдержаться и почти обезумела от желания перечить, сопротивляться, оскорблять. – Никакая сила на земле не заставит меня согласиться.
– Я не обижу тебя, девушка, – на удивление мягко промолвил Вольф.
– Нет!
– Ты понапрасну теряешь время. Не испытывай моего терпения! – Барон властно схватил ее за запястье. Жажда обладания, клокочущая внутри мужчины, становилась невыносимой.
Луиза вскрикнула, но не отпрянула, а, поежившись от жесткой хватки, едва сдерживая негодование, холодно произнесла:
– Ваше драгоценное внимание оставит на руке браслет из синяков. – Она хотела, чтобы ее презрение заставило неожиданного кавалера отступить.
«Бог мой, а она смелая!», – восхитился самообладанием девушки Вольф.
– Вы без труда найдете ту, кто с радостью согреет вашу постель, – вступился за невесту Филипп, бросив на хозяина взгляд, полный бессильной ненависти.
– Не тебе решать, что мне делать.
– Она моя!
– Ты делаешь ошибку и не оставляешь мне выбора. Покоришься моей воле, или я уничтожу всю деревню.
Ропот недоумения, перемешанный со страхом, недовольством, враждебностью, становился все громче, но никто не отважился открыто прекословить могущественному господину – за спиной барона угрожающе обнажили мечи свирепые воины.
– Я ничего вам не должна! – вскинула голову невеста.
– Довольно препираться! Ты не смеешь отказаться даже в мыслях, – теряя терпение, вспылил барон.
Луиза увидела, как сильно сжались его кулаки, и в испуге издала невнятный звук.
– Беги! – в надежде на спасение подтолкнул Филипп невесту и схватил со стола нож.
Она бросилась бежать, он что-то кричал ей вслед, но она не разобрала. Луиза неслась с закрытыми глазами, наивно надеясь, что темнота укроет ее от бесчестья.
– Хватай ее! – закричали люди барона.
– Ату! Ату!
– Далеко не уйдет!
В три скачка настиг ее великан с огромными ручищами, без труда схватил и легко перекинул впереди себя. Она отчаянно сопротивлялась, извивалась, била кулачками по бокам коня и ногам наездника, безуспешно пытаясь соскользнуть на землю. Одной рукой надавив на спину девушки, другой направив скакуна к грозному господину, всадник с беззлобным смехом произнес:
– Норовистая кобылка. Кусается, – и скинул беглянку к ногам хозяина.
Она не удержалась от падения, но вскочила и смело взглянула на высокомерного тирана. Он возвышался над ней с выражением жестокого собственника на лице. Барону изрядно наскучила непокорность девицы:
– Ты получишь то, что заслуживаешь, – мрачно процедил он.
Сердце плененной невесты наполнилось гневом, но она не дала ему вырваться наружу, в ужасе взирая на жениха с поднятым в руке ножом, когда услышала злобный вопль:
– Как ты осмелился угрожать хозяину? Ты, земляной червь! Да я раздавлю тебя как ядовитую гадину!
– Отпустите ее! – не обращая внимания на угрозу, кинулся спасать невесту Филипп, но наткнулся на острие меча.
– Прочь с дороги! Ты поступаешь глупо. Я верну ее с щедрыми дарами, – на мгновение смягчился рассвирепевший барон.
– Подавись ими, ублюдок! – воскликнул Филипп, целясь ножом в горло коварного нечестивца. Ему тут же выкрутили руки.
Барон отшатнулся, выхватил меч и, не раздумывая, хладнокровно вонзил его в самое сердце непокорного подданного.
– Лу…– прохрипел Филипп, рухнул на колени и больше не шелохнулся.
Пронзительный вопль огласил поляну и потонул в белоснежной кроне цветущих деревьев. Луиза потеряла сознание. Она не услышала ни надрывного плача вслед удаляющемуся топоту копыт, ни печального шелеста вишневой листвы и опадающих лепестков.
Луиза медленно открыла глаза: тупая боль отдавалась в висках, во рту стояла горечь, тело не слушалось. Боясь пошевелиться, она обвела тусклым взглядом помещение. Оно было ей незнакомо. Силясь понять, где находится, девушка осторожно приподнялась на роскошной кровати под балдахином, закрепленном на витых столбах с вылепленными ангелочками среди виноградных гроздей. Она сползла с нее, немного полежала, прижавшись лбом к каменному полу, и босиком заковыляла к узкому окну.
Окно выходило в огороженный каменной стеной сад.
Рассеянный взгляд девушки выхватил фигурки двух гномов у сухого ручья. Она тихонько вздохнула, подумав, что лица каменных обитателей строгого сада чем-то очень опечалены. Это мысль вспыхнула в памяти тревожными картинами: свадьба, черный рыцарь, кровь… Луиза хоть и с трудом сообразила, что находится в замке бездушного похитителя, и сердце ее наполнилось гневом.
Она отвернулась от окна, когда тяжелая дверь распахнулась, и на пороге появился барон. Высокий, хорошо сложенный, с пронзительными синими глазами он стоял в дверном проеме, словно картина в раме.
– Очнулась? Очень рад. – Вольф по-хозяйски вошел в комнату и приблизился к Луизе, не спуская с нее глаз.
– Боюсь, не могу ответить вам тем же, – холодно произнесла Луиза. – Я хочу домой! Немедленно отвезите меня туда.
– Теперь твой дом здесь. Если помнишь, я забрал тебя.
– Я что, пленница? Вы хотите получить выкуп? Назовите цену, мой муж заплатит, – гордо вскинула она подбородок.
– Что мне его жалкие гроши! – брезгливо поморщился хозяин замка. – Это покои баронессы.
– Поэтому мне здесь не место, – запальчиво возразила девушка, но тут же осеклась.
Внезапно вспомнились дошедшие до деревни рассказы о жестоких играх, затеваемых в угоду господину, о вольном, если не сказать, разгульном поведении обитателей и гостей замка, о вспыльчивом, необузданном и беспощадном нраве барона, о двух его безвременно умерших женах. Но в другую секунду голос ее окреп:
– Могу я поинтересоваться, что мне уготовано?
– Ты не вправе задавать мне вопросы, но я отвечу. Ты останешься здесь, быть может, навсегда.
– Это невозможно! Я замужем.
Луиза вскинула руку, чтобы предъявить обручальное кольцо, но его не оказалось на месте. «Неужели потеряла?».
– Где мое кольцо?
– Я выбросил его. Оно теперь без надобности.
– Вы сумасшедший! Я ухожу! – она кинулась к двери.
– Не трудись понапрасну! – Барон схватил ее за руку и швырнул на кровать. – Тебе не вырваться, не сбежать. И куда ты пойдешь? Твой жених мертв.
– Почему я должна вам верить? – вскочив на ноги, истерично выкрикнула девушка.
– Потому что я – твой господин, – громогласно заявил барон, на что Луиза, собрав все свое мужество, ответила с ледяным спокойствием:
– Я пред алтарем признала своим господином мужа и поклялась ему в верности.
– Пока смерть не разлучит вас. – Ее высокомерный тон и холодное выражение лица разозлили Вольфа, в сердцах он замахнулся, чтобы ударить непокорную, но вместо этого рубанул рукой воздух и произнес с убийственным равнодушием: – Он не станет требовать выполнения клятвы. Его больше нет! Ты – вдова!
– Это неправда! Гнусная ложь! – не сдавалась Луиза.
Но в следующее мгновение ее мучитель с мрачной решимостью схватил за плечи, сильно встряхнул и наклонился к ее уху:
– Готовься! Сегодня я возьму тебя! Твоя холодность не остановит меня.
Вкрадчивый и в то же время угрожающий голос показался Луизе змеиным шипением. В немом неповиновении она отвернула голову. Ей удалось промолчать, но вся ее поза буквально кричала: «Не покорюсь!».
С топотом, гулким эхом пронесшимся под сводами замка, барон покинул спальню и устремился в свое излюбленное убежище – оружейную. Здесь, в окружении смертоносного оружия, он чувствовал себя господином, воином, победителем.
Вольф был вторым сыном барона Фон Гартмана, принадлежавшего к знатному прусскому роду, предок которого снискал внимание короля за верность, бесстрашие и победные набеги на врагов, за что был жалован замком и землями, расширившими и укрепившими его владения и власть.
Все свое внимание, как и было принято, отец уделял наследнику: обучал военному искусству, брал с собой в походы, гордился его успехами и всем ставил в пример. Вольф, не обремененный долгом и обязанностями наследника фамилии, не роптал на участь второго сына, с наслаждением пользовался предоставленной свободой. Он по-своему любил брата, но ни в чем не мог с ним сравниться. Так и не заслужив похвалы отца, признания собственных достижений, а он был одним из лучших наездников, отлично владел любым оружием, замкнулся и затаил обиду.
Старший брат был вполне счастлив: унаследовав титул и все, что к нему прилагается, стал рачительным хозяином и влиятельным бароном, женился на прелестной дочери графа, доброй и любящей, которая через три года брака сумела родить сына, крепкого малыша, хотя две предыдущие беременности заканчивались выкидышем. Сына назвали Карлом.
Постепенно детская зависть Вольфа к брату разрасталась и вскоре превратилась во всепоглощающее желание занять его место, завладеть фамильным замком и обширными землями; оно затмило разум, овладело душой и мыслями. Он считал, что ничем не хуже брата: хорош собой, хитер, удачлив, считал, что достоин всего самого лучшего – самой дорогой одежды, самого резвого коня, самых роскошных женщин, самого высокого положения.
Неожиданно мечта Вольфа сбылась – он стал шестым бароном Фон Гартман. Брат с женой погибли, отправившись навестить больного отца баронессы. Несчастный случай. Вольф был безутешен, но сделал все, что требовалось для траурной церемонии. Скорбь его была безгранична.
Приняв титул, новый барон женился на дочери маркиза, которая принесла ему богатое приданое, но после мучительных схваток умерла родами, а через несколько часов за ней последовал и ребенок, девочка. Убитый горем, он пустился во все тяжкие. После очередной пьяной оргии Вольф проснулся в постели невзрачной старой девы и был уличен ее родителями в совращении девицы. Дабы избежать скандала и мести влиятельной семьи, барон вынужден был жениться. Этот брак, как и первый, удвоил его состояние, но не сделал счастливым и не дал наследника. Родив дочь, как две капли похожую на красавца отца, жена вскоре умерла, подавившись рыбной костью.
Гнев отступил. Вольф задумался: что с ним происходит? Самый знатный в округе человек, в фаворе у короля, богат, хорош собой, и, несмотря на свои сорок четыре года, по-прежнему был гибок и мускулист. Сплетники осуждали его за холодность. Синеглазый красавец мог влюбить в себя кого угодно, но ловко избегал ловушек, расставленных на него мамашами девиц на выданье и молодыми вдовами, и предпочитал женщин, не обремененных условностями. Он не помышлял жениться, но знал, что мог выбрать богатую и титулованную…
«Уж во всяком случае, не деревенскую, без родословия и состояния».
Вольф сосредоточился на пустом бокале из-под эля: не иначе он бредит, считая чужую невесту самым прекрасным созданием, какое ему когда-либо приходилось видеть. «Тело распутницы, лицо святой…чертовски соблазнительная… Она рождена для греха, – внушал он себе. – Даже мысли о ней возбуждают желание».
К чему приведет это безумное стремление обладать похищенной женщиной, которую он готов добиться любой ценой? Его возбуждение требовало взять ее, но не как бесчувственную куклу, он жаждал ответного чувства.
Знаменитое самообладание, благодаря которому друзья и соседи называют его Холодный Вольф, грозило разбиться о надменную неприступность красавицы и разлететься на мелкие острые осколки.
Глава 2
Луизу охватило беспросветное отчаяние, она металась по комнате, разрываясь между горем и неверием.
– Это неправда, Филипп не мог умереть!
Ее бросало то в жар, то в холод от попытки отогнать видение: Филипп медленно оседает на землю, и кровавое пятно прямо под сердцем неудержимо растекается по нарядной тунике. Луиза прошлась дрожащей рукой по лицу: как поверить в страшную гибель мужа? Ведь она не видела ни отпевания, ни похорон, не разделила горе с родными. Ответа не нашлось. Ее любимый умер, ушел из ее жизни ею неоплаканным.
Опираясь подбородком на сплетенные руки, Луиза безжизненно смотрела перед собой. И только заслышав тихое покашливание, поняла, что не одна в комнате.
– Вы кто? Зачем здесь?
– Я Марта. Буду прислуживать вам.
– Я не просила.
– Господин позаботился.
Луиза, взглянув на юркую рыжеволосую девушку, хотела прогнать ее, но быстро смекнула, что с помощью служанки сможет выбраться из замка, потому решила быть с ней приветливой и воспользоваться ее услугами.
– Я бы хотела вымыться.
– Вода уже готова, госпожа. Пойдемте. Рада услужить, – предложила Марта.
Луиза с удовольствием погрузилась в глубокую и просторную медную ванну, отметив про себя пристрастие хозяина к удобству, что посчитала невиданной роскошью. Она воспользуется его гостеприимством и… сбежит.
– Какая у вас белая кожа, без единой веснушки, – между тем щебетала Марта, – а волосы – чистый шелк. Барон задохнется от восторга.
Луиза не вслушивалась в слова служанки, она, не мигая, смотрела перед собой, не переставая строить планы, как незаметно ускользнуть из логова проклятого похитителя.
Внезапно она ухватила девушку за руку и от волнения заговорила дрожащим голосом:
– Вы должны помочь мне бежать. Барон похитил меня, я здесь против воли. Умоляю, помогите! Марта испуганно пискнула:
– Что вы, госпожа! Это невозможно! Он убьет меня!
Выпученные от страха глаза девушки не оставили сомнений – на нее надежды нет. Луиза благоразумно промолчала, надеясь позже добиться понимания, жалости и помощи расторопной служанки, и принудила себя слегка слукавить:
– Я бы хотела погулять вокруг замка, он такой красивый.
– Увы, госпожа, вам нельзя отлучаться и выходить за ворота. Вы очень слабы, два денечка без сознания были. Хозяин страшно волновался и кричал.
Марта прошлепала за льняным полотном, обернула в него красавицу –гостью хозяина – и насухо ее обтерла.
– Благодаря тебе мне намного лучше. Мне очень повезло с тобой, девушка, – на всякий случай польстила Луиза.
– К услугам вашей милости!
– Но коль скоро мне предстоит здесь жить, могу я ознакомиться с внутренними помещениями?
– С радостью проведу вас по всему замку, – без колебаний согласилась служанка.
Наскоро проглотив поданный в спальню обед, Луиза нетерпеливо поджидала Марту, чтобы поскорее отправиться выяснять возможности побега. Она то и дело поглядывала на дверь, опасаясь появления барона.
– Пожалуйте, госпожа, я покажу вам дом, – с готовностью распахнула дверь Марта.
– Что ж, приступим к осмотру моей тюрьмы.
Дом произвел на девушку потрясающее впечатление своими размерами и богатым убранством. Помимо воли Луиза залюбовалась высокими каменными сводами потолков, узкими витражами окон, винтовыми лестницами, гобеленами и охотничьими трофеями на стенах. Неспешно шествуя по длинным анфиладам этажей, Луиза внимательно слушала служанку, стараясь запомнить расположение комнат, гостевых спален, кладовок, чуланов, лестниц, все повороты и лазейки для слуг.
– Здесь покои хозяина, – услужливо сообщила Марта. – Очень большие и очень…
– Они меня не интересуют, – оборвала ее Луиза. – Уйдем отсюда.
Отдав должное несколько тяжеловатому величию жилища барона, она не на шутку расстроилась: незаметно выбраться отсюда не представлялось возможности. Повсюду воины, слуги, надежно охраняемые двери.
– В то крыло мы не пойдем, госпожа.
– Почему?
– Там никто не живет, кроме старой служанки и кормилицы племянника нашего барона.
– У этого злодея есть маленький племянник? Несчастный ребенок.
– О, нет! – испуганно оглянулась Марта. – Наш хозяин один как перст, – она печально вздохнула. – А племянник вырос давно и кочует по дальним странам. Я его ни разу не видела.
– Что ж, на сегодня достаточно. Хочу отдохнуть, – пожелала Луиза.
«Что за странная причуда – необитаемое крыло в замке. Позже надо будет выведать у Марты. Может, там ее спасение?». Девушка поспешила укрыться в спальне, чтобы хорошенько все обдумать.
Стоя у решетчатого окна, Луиза наблюдала, как оранжево-красный солнечный диск медленно исчезает за горизонтом.
«Ускользающий, утомленный, потухающий… Как мои надежды, – подумалось ей. – Красиво и грустно».
Она вспомнила Филиппа. Два дня назад он был жив и полон надежд, теперь его нет. Что ждет ее, вдовую девственницу? Родственники мужа вряд ли возьмут к себе: она девка, опозорившая честь супруга, отдавшись другому мужчине. Вернуться к злобной тетке, десять лет тиранившей ее попреками и издевательствами, а потом отправившей в монастырь? Ни за что! Стать подстилкой барона? Лучше уж в петлю! Жизнь кончена, не успев начаться. Этот крест придется нести одной, пока господь бог не заберет к себе. По всему выходит, ей прямая дорога вернуться в аббатство и стать Христовой невестой.
Ее слёзные размышления прервали шаги за спиной.
– Что вам надо? Вы вломились в мою спальню без разрешения. Убирайтесь!
В первую минуту барон растерялся. Он никак не ожидал увидеть разъяренную мегеру. Напротив, вопреки вспыльчивому характеру, готовился успокаивать хрупкое создание, быть нежным и терпеливым.
– Какая неслыханная наглость, меня намереваются выгнать из собственной спальни, – усмехнулся он, надвигаясь на девушку. – Но мне нравится – это лучше, чем слезы.
– Не приближайтесь! Я закричу!
– Ты уже кричишь, что, впрочем, меня не остановит. – Его рука обвилась вокруг тонкой талии. – Я сражен твоей редкостной красотой и предлагаю тебе удовольствие и наслаждение, – Вольф потянулся к ней губами.
Она отпрянула от него и, отгораживаясь, выставила вперед ладони.
– Не отказывайся от своего счастья. У тебя будет все самое лучшее.
Луиза ответила холодным взглядом:
– Мне ничего от вас не нужно.
– Мне нужно! – Почти задыхаясь от предвкушения сладостной ночи, воскликнул Вольф. – С того момента, как ты опалила меня колдовским взглядом, я мечтаю лишь об одном – вонзить свое копье в твое девственное лоно. Признайся же, ты тоже хочешь меня.
– Прочь, подлый убийца! Ты уже пронзил мечом безвинного человека.
– Довольно! – оглушил ее гневный окрик. – Видит бог, я не хотел причинить излишнюю боль, но не собираюсь выслушивать твои вопли и не стану дожидаться согласия. – Он вплотную подошел к Луизе.
– Даже не думайте! Вы не посмеете! – она отвернулась, изо всех сил стараясь не показать охватившего ее страха.
– Еще как посмею! Сейчас убедишься.
Барон приподнял ее подбородок и, теряя выдержку, впился в ее губы. Луиза от омерзения отшатнулась и резко оттолкнула ненавистного мужчину. Барона это не смутило.
– Ну, иди же поиграй со мной, – бормотал он от нетерпеливого вожделения, ощупывая тело самым бесстыдным образом.
О, какая это была пытка! В его желании ей чудилось что-то постыдное. Луиза запаниковала и, развернувшись, ударила его по лицу и тут же отлетела в сторону от встречной хлесткой пощечины. Оглушенная падением, она на какое-то время как будто ослепла и не успела увернуться. Разъяренный барон поднял ее, бросил на кровать и словно хищник накинулся на нее.
Девушка сделала попытку закричать, но из горла вырвался лишь жалкий хрип, сопровождаемый треском рвущегося лифа платья, обнажившего идеальной формы грудь. Вольф обхватил ее руками, приподнял и припал в неистовом поцелуе.
– Нет! Не прикасайтесь! – стала яростно отбиваться Луиза. – Я пожалуюсь королю!
Ее сопротивление лишь подогрело желание мужчины. Навалившись сверху, он стал лихорадочно задирать подол платья. К возмущению и гневу Луизы добавилось унижение, чудом извернувшись, она резко ударила своего истязателя в ухо. Он взвыл от боли, откатился в сторону и затих. Целую минуту барон, пытаясь справиться со звоном в ушах, лежал без движения. Наконец он сел и, пытаясь прийти в себя, несколько раз тряхнул головой, затем встал и, намереваясь немедленно покончить с непокорной строптивицей, дрожащими от безудержной ярости пальцами потянулся к ее горлу. Но его остановило затравленное выражение глаз, в глубине которых бился непримиримый огонь, готовый полыхнуть в следующую секунду. Вольф отшатнулся:
– Глупая тварь, тебе это даром не пройдет! – прорычал он и выскочил, сильно хлопнув дверью.
Полночи Луиза ожидала, что барон вернется, чтобы завершить свое подлое дело. Ей хотелось щелоком смыть с тела следы грязных прикосновений, но она побоялась встать. Бессонные часы тянулись мучительно долго, но ничто не нарушало ночной тишины. Замок спал.
Она почувствовала себя вконец измученной и разбитой. Как долго она сможет сопротивляться грубым притязаниям своего тюремщика? Где искать защиты? Нужно хорошенько выспаться, ей потребуются силы.
Барон, взбешенный неудачей, стремительно пересек коридор, ворвался в свою спальню и налил себе щедрую порцию шнапса.
– Что позволяет себе эта дрянь? К ней невозможно подступиться! В своем упрямстве она зашла слишком далеко и будет наказана.
В два глотка опустошив бокал, он бросился к двери, но что-то его заставило остановиться. Блуждающий взгляд упал на догорающую свечу, и перед глазами возник образ молодой красавицы с пылающим взором. Ему представилось, что тело девушки, полное чувственной грации, томится от потаенной страсти, обещает райское наслаждение, молит о нежной ласке. Барон, не умея объяснить, что с ним творится, пошатнулся и готов был рухнуть на колени – всепоглощающая жажда обладания приводила в исступление. Он сорвал со стены меч и одним ударом рассек доспехи рыцаря, они с громким стуком упали к его ногам.
– Боже милостивый, сжалься надо мной, – бормотал он, – прости рабу твоему греховные мысли, но я готов продать душу дьяволу, лишь бы получить эту женщину. Я не могу обидеть ее, но и не в силах отказаться.
Вольф допил бутылку и, как был в одежде, повалился на топчан. Ему снилась юная дева с янтарными глазами.
Следующие три дня похититель не появлялся в покоях своей пленницы. Ему необходимо время, чтобы прийти в себя. Он запретил беспокоить его и не покидал своей спальни. На полу валялись пустые кувшины, разбросанная одежда. Барон ненавидел себя – не мог поверить, что безродная девка довела его, взрослого мужчину, который мог добиться всего, чего хотел, почти до сумасшествия. Он бесцельно бродил по комнате, подолгу стоял у окна, лежал на кровати, накрыв голову подушкой, придумывая, как подчинить ее: избить, заморить голодом, одарить нарядами и драгоценностями…
Вольф пил, не пьянея, хватался за меч, производил несколько выпадов и задумчиво проводил рукой по острому лезвию. Ничто не помогало – непослушное воображение рисовало ее обнаженное тело. «Я не могу причинить ей боль», – беспомощно качал головой барон.
Одурманенный страстью и гневом, он в сердцах назвал свою пленницу – смешно даже думать об этом – баронессой.
«Почему нет? – Вольф вскочил, ошеломленный пришедшей мыслью. – Она восхитительна! Сам король будет завидовать ему. Молодая, красивая, здоровая, родит ему законного наследника. Решено – она станет следующей баронессой Фон Гартман!».
Воспользовавшись затворничеством барона, Луиза, дожидаясь, когда дом, погрузившись в сон, затихал, выскользала из комнаты и на цыпочках спускалась по лестнице, стараясь не шуметь, не разбудить никого из прислуги. Ей очень хотелось пробраться к наружным стенам, но она боялась попасть в руки стражников. Тщетно искала она потайной уголок, чтобы прятаться там от ненавистного господина: комнаты были либо заперты, либо забиты вещами и мебелью.
Молодая вдова решила соблюдать траур по мужу. В черном платье, которое по ее просьбе принесла Марта, она сидела перед зеркалом. Руки судорожно стиснуты на коленях, глаза затуманились от слез. Она воочию представила, как натягивается и рвется нить, связывающая их судьбы: ей больше никогда не услышать голоса Филиппа, не прильнуть к его груди, не назвать своим. Воспоминания – все, что осталось у нее от любимого. Беззвучные рыдания, разрывая грудь, вырвались наружу; она плакала до тех пор, пока не осталось слез.
На Луизу навалилась дикая усталость – боль потери оставалась слишком острой. Пытаясь успокоить расшатавшиеся нервы, она растерла ладони и обхватила себя за плечи. Мысли путались. Конечно, сейчас ей больно и страшно, не с кем разделить бремя утраты, но скоро и это пройдет, останется только прожить одинокой до скончания дней. Но и вообразить себя любовницей жестокого упыря невозможно.
В душе девушки еще теплилась робкая надежда на спасение. Она должна найти выход из заточения, должна быть хитрой и наблюдательной. Пока же остается лишь одно: выжидать, сидеть здесь и не высовываться, чтобы не нарваться на недовольство стражей ее темницы. Марта предупредила, что им уготовано суровое наказание за слишком мягкое обхождение с узницей.
– Этот презренный вор считает, что я сделаю подкоп, если не приставит ко мне злобного сторожа? – задала себе бессмысленный вопрос пленница, оставив его без ответа.
В ожидании барона в голове Луизы царил полный хаос – смесь тревоги, нерешимости и неутихающего гнева. Она станет готовиться к решительному отпору, даже если ей будет грозить смерть.
Заслышав ненавистные шаги, она выпрямила спину и заставила себя поднять глаза: он очень напорист и гораздо сильнее ее. Остановившись в трех шагах, барон не мог оторвать взгляда – его разгневанная пленница была восхитительна в своей непокорности: вздернутый подбородок, пылающие глаза… Но через мгновение он ужаснулся: платье наглухо закрывает шею, грудь стянута, волосы скручены в тугой пучок – одета как благочестивая вдова. Ему показалось, что еще секунда, и за ней потянется траурная процессия.
– Страсти господни! Почему ты в черном? Кто дал тебе это уродливое платье?
– Я скорблю по мужу. Не в вашей власти запретить мне оплакивать его, – слова давались с трудом, но все-таки Луиза выговорила их.
– Мне следовало догадаться, что ты упряма. Поверь, я очень сожалею.
– Я не нуждаюсь в вашем лживом сочувствии, – прервала его Луиза, даже не подозревая, с какой жадностью он рассматривает ее.
– Я надеялся, ты стала благоразумнее.
Вольф, не желая насилия, готов был умолять неприступную красавицу добровольно принять его. Он, сгорая от безумного желания, сделал шаг и опустил руки на ее плечи. Достаточно было одного прикосновения, чтобы он воспламенился, а ее охватила противная дрожь. Он заставил ее попятиться к кровати, покрывая глаза и щеки частыми поцелуями. Опьяненный растерянной податливостью девушки, упиваясь запахом ее кожи, Вольф удвоил усилия, чтобы добраться до ее женского естества.
– Раскройся для меня, моя баронесса, – бормотал он, не владея собой, – я больше не в силах терпеть.
Треск рвущегося платья ошеломил Луизу не меньше, чем нежные и страстные поцелуи барона. «Не позволяй ему понять, что ты напугана».
Упав на подушки, она изо всех сил завизжала. Вольф от неожиданности вскочил. Их взгляды скрестились. Она разглядела в глубине его глаз что-то, что показалось пугающе неодолимым.
– Нет! Будьте вы прокляты!
В ее голосе было столько безысходной горечи и яростной ненависти, что казалось, на него сию минуту сойдет кара небесная. Мужчина, только что пылающий бешеной страстью, вмиг охладел, испугавшись произнесенного проклятья.
Вольф, пошатываясь, направился к двери, но на полпути остановился, бросив взгляд, который обратил бы в бегство и более решительного человека, чем эта женщина, но она бесстрашно бросила ему в лицо:
– Не поступлюсь собственной гордостью, не желаю унижения и позора. Лучше убейте! Также безжалостно и хладнокровно, как…
Оказавшись за дверью, Вольф пришел в себя. Не находя выхода, крик отчаяния и злости забился у него в груди. Он схватил проходившую мимо служанку, приволок в свои покои и жестоко изнасиловал, а когда обессилел, вышвырнул из постели и велел убираться. Истерзанная девушка молча уползла.
Среди ночи Вольф осторожно прокрался в спальню своей узницы. Она не погасила свечей – отблеск пламени, словно целуя, трепетал на ее ресницах. Вместо того, чтобы грубо овладеть ею, барон замер, наслаждаясь прелестью этой тихой минуты: она лежала такая хрупкая, нежная, спокойная и прекрасная, пьянящая без вина. Он представил, как медленно пьет ее любовь, наслаждаясь вкусом ее тела.
«Скоро, скоро все, что захочешь, будет твоим. Ты не рождена жить в деревенской пыли, из тебя получится блистательная баронесса. Никогда не отпущу тебя, отныне для всех ты – хозяйка замка. Такова моя воля. – Это решение успокоило, подействовало на него как дождь на иссушенную землю. – Я сделаю тебя своей баронессой!».
Наутро Вольф отправился к королю испросить разрешения жениться.
Глава 3
«Сколько еще испытаний предстоит выдержать?». – Луиза ясно осознала, что обманывала себя мыслями о том, что барон отвернется от нее и выбросит за стены замка. Напротив, он приказал почитать ее как баронессу. Все его обитатели были услужливы, предупредительны, и это ужасало девушку.
Она никогда не была глупой и трусливой, умела читать и писать, знала, как вести домашнее хозяйство, лечить больных. Этому она научилась, живя в монастыре Святой Урсулы. Аббатиса Бенедикта приняла дочь пропавшего на войне рыцаря и сама стала наставлять юную послушницу, обнаружив в ней несвойственную другим сестрам любознательность, пытливый ум, изящные манеры. В душе аббатиса знала, что девочка с ее чувствительной и пылкой натурой не создана для монастырской жизни, верила, что ее ожидает нечто необыкновенное.
«Она вернется в деревню, где ее знают и любят, найдется ей там место, не пропадет, – уговаривала себя Луиза. – Но о будущем, находясь в заточении, не стоит и помышлять. Поэтому сейчас, когда, наконец, барон оставил ее в покое, надо придумать, как выбраться из этого проклятого места». Но ничего не приходило на ум, не было никого, кто мог бы помочь.
Луиза одернула безупречно сидящее платье, поправила волосы и, бросив последний взгляд в зеркало, выскользнула в коридор. Ей нужно обследовать необитаемое крыло дома.
Вышколенные слуги двигались с ловкостью и проворством, без лишней суеты, очевидно, каждый хорошо знал свои обязанности.
Никем не замеченная, она добралась до массивной двери, которая, к удивлению девушки, легко открылась. Медленно продвигаясь по длинному коридору, Луиза, свернув под аркой направо, оказалась в большом зале с двумя каминами. Здесь было много резных столиков с серебряными и оловянными канделябрами, стульев с выгнутыми спинками, узких кушеток. Комната не отличалась кричащим богатством, как в крыле барона, но выглядела уютной. Хотелось посидеть в благодатной тишине.
Луиза опустилась на небольшой диван, обитый плотной парчой, откинулась на спинку и прикрыла глаза. Впервые за последние дни она почувствовала себя в безопасности. Внезапно в отдалении послышался какой-то звук, Луиза подняла голову и прислушалась: не почудилось ли ей. Приближающийся шорох среди безмолвной тишины показался устрашающе громким, будто кошки сердито точат когти о камень, а вслед за ним появилась седовласая старушка.
– Ханна, – визгливо закричала она, – иди сюда! У нас супрыз! Тьфу, какое глупое слово!
Луиза вскочила и не проронила ни звука, лихорадочно подыскивая правдоподобное объяснение своему вторжению. Старушка тоже молчала, с любопытством вглядываясь в незваную гостью, а когда девушка попыталась приблизиться, остановила ее жестом.
– Ханна, шевелись! – вновь закричала она, словно находилась в комнате одна, самым бестактным образом игнорируя Луизу. – Не терпится увидеть, как вытянется твоя физиономия.
– Зельма, ты что, крысу увидела, или может привидение? Кричишь, будто жабу проглотила или тебя лошадь лягнула. – Наконец появилась та, которую называли Ханна, и остановилась в полном замешательстве.
– Смотри! Ты такой красоты отродясь не видела!
– Как вы сюда попали?
Луиза сделала почтительный реверанс:
– Меня зовут Луиза, я недавно в замке и, кажется, заблудилась.
– Зачем лукавить? Марта вам все объяснила.
– Простите, – стараясь овладеть собой, пролепетала Луиза, явно смутившись произнесенной ложью. – Мне очень жаль…
– Мы давно перестали удивляться лживым речам, – пристально вглядываясь в лицо девушки, спокойно, без всяких эмоций, произнесла Ханна. – На той половине это вполне обыденно.
– Следующая баронесса уже переняла не лучшие привычки его обитателей, – фыркнула Зельма.
Луиза заставила себя воздержаться от пылкого протеста, но все же вежливо возразила:
– Как вы можете утверждать это?
– Слугам не позволительно утверждать.
Луиза поразилась надменному тону простой кормилицы, она уже хотела возмутиться, но тут вмешалась Зельма:
– У дурных вестей длинные ноги. Люди уже готовы лизать вам пятки, чтобы угодить его баронству.
«Будь осторожней, девушка, не прекословь, если хочешь чего-то добиться!», – одернула себя Луиза и спокойно произнесла:
– Мне нечего возразить. Не стану с вами спорить, но я не собираюсь становиться баронессой. Я в трауре по мужу.
– Прискорбно…– участливо вздохнула служанка.
– Насколько я понимаю, вы надеетесь сбежать, ибо барон вознамерился вести вас под венец, – уверенно заявила кормилица, как будто вслух прочитала мысли девушки.
– Кто ж откажется от такой красоты? Уж точно не наш сластолюбец.
– Зельма, не распускай язык.
– Я надеюсь, барон сжалится над бедной вдовой и отвезет меня домой, в деревню, – потупив глаза, ответила Луиза. Она побоялась открыться прислуге, которую впервые видела.
– Скорее кукушка станет свои яйца высиживать, чем барона посетит жалость к женщине, – пробубнила Зельма.
– Зачем сюда пожаловали? Люди барона здесь не появляются, – перевела разговор Ханна, опасаясь едких замечаний подруги.
– Я не знаю. Какая-то сила привела. Я не стала сопротивляться, – честно призналась девушка.
– Вы не должны оставаться здесь. Наверное, вас уже ищут.
– Вы правы, мне лучше уйти. Простите, что потревожила ваше уединение, – с нескрываемой печалью промолвила Луиза.
– Должны понимать, что это в ваших же интересах. Не стоит гневить хозяина, – открывая дверь, сухо заверила Ханна.
– Благодарю вас, – еле сдерживая подступившее рыдание, выдавила девушка и помчалась в спальню баронессы.
Уткнувшись лицом в подушку, не вытирая льющиеся слезы, Луиза окончательно осознала, что совершенно одинока здесь, нет никого, кто проявил бы участие, повсюду одни лишь настороженные взгляды и нежелание говорить.
Чем больше она об этом думала, тем невыносимее становилось на душе. Как смириться с обстоятельствами? Барон – раб своего вожделения, и пока ему не надоест, ничто, кроме смерти, не положит конец его преследованию. Что лучше: подчиниться или удрать? Если она выкинет какую-нибудь дерзость, может жестоко об этом пожалеть, никто и ничто не помешает барону выполнить свою угрозу. Но и роль безропотной овечки, грозящая ее погубить, не прельщала вольнолюбивую натуру. Что же теперь делать? Никто не поможет, если она будет только страдать, и сама ничего не предпримет. Какой смысл терзаться попусту? Остается одно – стараться выжить. Смирившись с неизбежным, но веря, что господь смилостивится над ней и подскажет выход, Луиза дернула сонетку.
– Я хочу погулять по саду. Проводи меня.
– Слушаюсь, госпожа! Хозяин наказали во всем угождать вам, – с преувеличенной вежливостью присела Марта. – День сегодня обещает быть чудесным, но пока еще свежо, наденьте накидку.
– Скажи, Марта, строгий у вас хозяин?
Служанка вспыхнула, прикусила губу и потом нехотя вымолвила:
– Он настоящий барон.
Они вышли во внутренний двор, мощеный булыжником. Повсюду сновали люди. Одни приветливо с ней здоровались, некоторые просто кивали, другие почтительно снимали шапки. Вся округа уже гудела сплетнями и слухами о необыкновенной красавице, поселившейся в замке.
Добравшись до сада, Луиза радостно осмотрелась. Выдержанный в традиционном стиле, он был засажен живой изгородью из хвойных деревьев и вечнозеленых кустарников, на фоне которой выделялись дорожки, лужайки, лабиринты.
«Какое облегчение вдохнуть полной грудью», – подумала Луиза.
– Красиво здесь, только цветов нигде не видно.
– Хозяин не любит. Строгость и порядок предпочитает.
Пропустив замечание служанки, Луиза направилась в уголок, где у сухого ручья, замысловато выложенного из камней, собранных по берегам Рейна, пристроились два ее знакомца.
– Хочу с гномиками поздороваться. У нас в деревне их расставляют, чтобы заманить добрых эльфов.
– Я не встречала здесь эльфов. Они, наверное, только счастливым показываются…
– Можешь идти, Марта.
– Что вы, госпожа, меня выгонят из замка, если я хоть на минуту вас оставлю.
– Я хочу побыть одна.
– Простите, никак нельзя. Я не могу этого сделать. Пощадите, – с мольбой в голосе просила служанка. – Я в сторонке побуду.
Луиза ничего не ответила и присела у ручья. Глядя на старческие лица каменных стражей, она вдруг взмолилась: «Милые гномы, раскройте секрет, где здесь потайной ход, помогите вырваться из клетки. Я хочу на волю! Не желаю становиться баронессой. Пусть меня эльфы унесут далеко-далеко».
Гномы молчали.
Марта, сочувственно глядя на опечаленное лицо будущей хозяйки замка, тоже молчала, внутренне страшась ее вопросов. Что она могла ответить? Отсюда выхода для избранницы барона нет.
Луиза не стала любоваться пышно зеленеющими кустарниками и неживыми ручьями. Она потеряла всякий интерес к саду, когда поняла, что через него выбраться из замка невозможно, и поспешила в свои покои.
Там вместе с Мартой они занялись шитьем. Служанка принесла целый ворох нарядов: строгие шерстяные платья, атласные с разрезами на рукавах, несколько льняных сорочек, шелковые вуали различных цветов. Девушки переделывали платья, подгоняли по фигуре, чтобы Луизе было, что надеть.
За неспешной работой Марта по обыкновению рассказывала о жителях замка, давая им довольно красочные и меткие характеристики, забавные истории из жизни слуг, коротко поведала о ближайших соседях, но избегала разговоров о хозяине. Единственное, что выпытала Луиза за несколько вечеров, что он строгий, властный, любит лошадей, оружие и шумные пирушки, подолгу бывает в королевском дворце, участвует в военных походах.
Сквозь открытое окно в комнату проник шум двора: откуда-то издалека раздавались женские вопли. Луиза, высунувшись по пояс, громко осведомилась у с топотом пробегавших мимо подростков:
– Что происходит?
Не дождавшись ответа, она поспешила на улицу, за ней выскочила и Марта.
На заднем дворе со стороны полупустой половины дома, где обитала Ханна, столпились женщины с задранными вверх головами. Неподалеку две девчушки, всхлипывая, грязными кулачками утирали слезы.
– Что стряслось? – кинулась к ним Марта. – Почему вы здесь? Здесь детям не положено играть. Где ваша матушка?
В эту секунду Луиза увидела на крыше маленького мальчишку, который, неуклюже перебирая ножками, шел к чердачному окну флигеля. Но вот он оступился, потерял равновесие, не устоял и, упав на спину, стал скользить по скату перекрытия, неумолимо приближаясь к самому краю. Выпучив глаза и завизжав от страха, малыш перевернулся и вцепился в кусок черепичной плитки. Толпа ахнула, но не торопилась оказать помощь.
От безудержно нарастающего страха у Луизы закружилась голова, кровь прихлынула к щекам, но ей хватило минуты, чтобы оценить ситуацию и стряхнуть с себя оцепенение. Она огляделась в поисках лестницы, но, не обнаружив ее, сорвала с себя накидку и закричала:
– Натягивайте! Скорее!
Женщины порасторопнее вцепились в края широкой накидки, быстро натянули ее и принялись кричать:
– Падай!
– Разожми ручки!
– Ну же! Давай!
– Вот мать тебе задаст!
– Замолчите! Он боится! – остановила их крики Луиза. – Как его зовут?
– Сорванец.
– Сорванец, – едва сдерживая волнение, ласково обратилась она к ребенку, – ты забрался очень высоко и стал похож на птицу. Расправь крылья и покажи, как ты умеешь летать!
Малыш с позеленевшим от ужаса лицом не шевельнулся. Пальцы свело судорогой и не разжимались.
– Давай! Смелее! Лети! Птицы всегда садятся на землю, – подбадривала Луиза малыша, не спуская с него глаз.
– Лети, лети! – подхватили девочки, прекратив плакать.
Наконец ребенок, услышав родные голоса, оторвал пальчики от черепицы и плюхнулся на растянутый внизу шерстяной квадрат. Луиза подхватила его на руки, на минуту прижала к груди, потом бережно опустила на землю, присела рядом и осторожно стала ощупывать его тело.
– Не вырывайся! Очень хорошо, что ты к нам вернулся.
– Я правда летел, как большая птица? – чуть картавя, спросил Сорванец, сверкая лучистыми от восторга глазами.
– Правда. Но должна сказать, умные птицы не бегают по крыше, только глупые вороны. Ты ведь не глупый малыш?
– Не глупый, – согласился ребенок. – Только мама говорит, бедовый.
– А теперь и чумазый. – Луиза достала платок и стала оттирать следы слез на лукавом личике.
– Что тут творится? – подбежала женщина в холщовом платье с закатанными рукавами и мокрым фартуком. – Ты опять набедокурил, Сорванец?
– Тише, все уже закончилось.
– Что закончилось? – растерянно оглядела она толпу.
– Прогулка малыша по крыше.
– Мама, я слетел оттуда, как птица, – сияя от гордости, радостно заявил Сорванец. – А эта Прекрасная Фея меня словила.
Женщина побледнела, схватила сына и, ничего не замечая вокруг, стиснув, прижала к себе.
– Пусти, ты мне крылья поломаешь, – пискнул малыш, выскользая из объятий матери.
– Не знаю, как и благодарить вас, госпожа. – Женщина молитвенно сложила руки на груди. – Так трудно справиться с озорным мальчишкой. Когда много работы, не всегда успеваю уследить за ним, – она вытерла холодный пот со лба, но, опомнившись, затараторила: – Не думайте, он добрый, послушный. Всегда обещает вести себя хорошо, но тут же забывает и снова попадает в какую-нибудь историю.
– Ты слишком добра и терпелива, Эльза. Так нельзя с мальчишками!
Со всех сторон послышались увещевания женщин:
– Задай ему хорошую трепку!
– Выпороть, чтобы и сесть не мог!
– Еще чуток, и ты с ним не справишься!
– Известное дело, без отцовского догляда растет.
– В этот раз тебе, женщина, повезло, что баронесса так умно распорядилась.
Эльза виновато потупила голову, не отвечая на недовольные попреки. Луиза, сочувственно глядя на женщину с изможденным лицом, мягко проговорила:
– Большей глупости, чем забраться на черепичный скат, и не придумаешь. Но Сорванец смелый мальчик и держался очень отважно.
– Простите нас, госпожа. Всегда к вашим услугам. – Повернувшись к детям, Эльза приказала:
– Немедленно отправляйтесь домой! Мое терпение на исходе, Сорванец! Я вечером с вами поговорю.
Угроза возымела желаемое действие. Малыш сунул руки сестрицам и послушно отправился домой, но через несколько шагов вернулся и, с обожанием глядя на свою спасительницу, важно заявил:
– Я буду вашим рыцарем, госпожа Прекрасная Фея.
Луиза нежно потрепала его по волосам и торжественно произнесла:
– Я принимаю вашу клятву, мой рыцарь. Но приказываю больше не летать, пока не станете старше, – с этими словами она поспешно удалилась, боясь оказаться в центре внимания несдержанных на язык женщин.
Марта не отставала, на ходу поведав о матери ребенка:
– Эльза – прачка. Ей приходится не сладко: и работа тяжелая, и муж калека.
Мартин был рыцарем барона, однажды прикрыл спину хозяина в бою, но из-за него прошлой осенью погиб конь господина, а позже и его самого подрал медведь. Эльза выходила мужа, но с тех пор он прикован к постели. Барон не выгнал отважного рыцаря из замка, но примерно наказал – заставил жену работать прачкой. Она одна смотрит за тремя детьми. – Марта сочувственно вздохнула. – Но слишком добрая, не потрудилась вовремя розгами вбить в мальчонку послушание, вот и не может уследить за непоседой.
– Он же маленький еще.
– Порядок – прежде всего! Барон не терпит разгильдяйства и нарушения правил. Хорошо, что его нет в замке, неизвестно, чем бы закончилась глупая детская проделка. Но, думаю, ему донесут, – твердо сжатые губы говорили о едва скрытой досаде служанки. – Жалко Эльзу.
– Ты чем-то напугана?
– Вовсе нет! – запоздало опомнилась Марта. – Тысяча извинений, госпожа, я сегодня излишне болтлива. Заклинаю простить меня.
– Не волнуйся ты так, я не собираюсь тебя отчитывать. Завтра отведешь меня к Эльзе, хочу навестить Сорванца.
– Вы очень добры и великодушны, но …
Луиза поняла, что Марта боится барона, и не стала допытываться, почему, хотя на языке вертелось множество вопросов.
У нее уже сложилось определенное мнение о нравах и законах, царящих в замке. Невозможно было не заметить нервного возбуждения и шепотков при появлении его милости. Барон, по всей видимости, правит жесткой рукой, презирает всех, кто ниже его положением, уверен, что ему все дозволено, и любой проступок наказывает, вселяя в окружающих страх. В душе Луизы шевельнулось подозрение: даже сделав ее баронессой, он не остановится, пока не подчинит ее, не сломает, не превратит в бессловесную куклу.
«Стоит заранее понять, что еще скрывается под личиной знатного дворянина? Хотя, чем это ей поможет?».
– Хотелось бы знать, где сейчас барон, я попрошу его не наказывать Эльзу и ее малыша.
– Я…я не совсем понимаю, – пробормотала Марта, чувствуя, как отчаянно забилось сердце, – вы хотите заступиться за прачку и заслужить гнев хозяина? Горе тому, кто имеет несчастье нарушить его приказы.
– Считаешь, у меня есть поводы для беспокойства?
– Конечно, нет! – вспыхнула Марта, поняв, что сболтнула лишнее.
– Тогда и не станем об этом говорить, – примирительно улыбнулась Луиза, – я не дам ребенка в обиду.
Она по-иному решила добиться от служанки, чьи слова и манеры были слишком уклончивы, правды о бароне, проявив сдержанность в речах и равнодушие к ее действиям. Словоохотливая Марта, добрая по натуре, долго не выдержит холодности своей госпожи и станет более откровенной.
Служанка промычала что-то сочувственное, но возражать не осмелилась:
– Это не моего ума дело, лучше я немного поухаживаю за вами.
Луиза согласно кивнула в надежде обрести уверенность, которой так не хватает, чтобы более спокойно присмотреться к жителям замка.
Марта принялась колдовать над копной волос своей госпожи. Очень скоро она искусно собрала их вверх, выпустив несколько прядей локонов, которые изящно обрамляли нежную шейку девушки. Новая прическа придала Луизе вид изысканного благородства.
– Ну что ж, по крайней мере, я хорошо выгляжу, – коротко заметила девушка и не стала более рассыпаться в благодарности. – После обеда выйдем на прогулку.
– Счастлива услужить, госпожа. Куда изволите пойти? – окончательно успокоилась служанка.
– Веди туда, где я еще не была.
Взору Луизы предстало невиданное зрелище – большая ухоженная клумба, благоухающая розами нежных оттенков. Чудесный ароматный шлейф цветов, напоминающий луговой мед с нотками мускуса, разливался, обволакивая и навевая ощущение гармонии.
– Они великолепны! – восторженно ахнула девушка.
– Это «Розовый рай». Так называют этот сад.
– Кто сотворил такое чудо?
– Ханна здесь хозяйка.
– Кормилица?
– А вы почем знаете?
– Не все же такие скрытные, как ты.
Марта хотела возразить, но прикусила язычок. Неизвестно, на что способна госпожа–пленница, вдруг пожалуется барону.
Луиза медленно шла по ухоженным тропкам, очарованная искусно оформленными клумбами и шпалерами, любовалась удобными скамеечками, чугунными подставками для факелов.
– Я могла бы приходить сюда каждый день, все радует глаз, – не удержавшись, воскликнула она.
– Будущая баронесса вольна свободно появляться везде, где ей заблагорассудится, – раздался голос, и из-за поворота у небольшой ротонды возникла Ханна с запачканными землей руками.
Сияющая на лице девушки улыбка мгновенно увяла, и она порывисто воскликнула:
– Мне не нравится, когда меня так называют.
Марта ахнула и отошла в сторонку, чтобы случайно не услышать непотребных речей из уст своей госпожи.
– Чушь! Боюсь, что уже поздно это обсуждать. Вы не хуже меня знаете, что это неизбежно.
Столь откровенно категоричное утверждение потрясло Луизу. Но под укоризненным взглядом она недрогнувшим голосом возразила:
– Об этом не может быть и речи!
Ханна взирала на девушку с величайшим подозрением: олицетворение сельской простоты и невинности, если не обращать внимания на удивительные глаза, в которых, как подтверждение горячего нрава, пылал мятежный огонь, выдающий далеко непростой характер и внутреннюю силу. Ведет себя совсем не так, как подобает баронессе: не спесива, мила в обращении, добра. Сорванца спасла… Неплохо бы осторожно выяснить, что у нее на уме.
– Что сделано, то сделано, нет смысла роптать и упрямиться. Барон вернется с разрешением от короля и уложит вас на брачное ложе.
– Марта, подожди у калитки. – Луиза не хотела, чтобы та услышала ее просьбу.
– Как пожелает ваша милость, – неодобрительно проворчала служанка и нехотя, очень медленно зашагала по тропинке.
– Прошу извинить меня, не хотелось бы затруднять вас, но я должна поговорить с вами, – с мольбой обратилась Луиза к кормилице. – Другая возможность вряд ли представится, ваша половина недоступна для посторонних. Ради всего святого, мне не к кому обратиться.
– Что вы хотите знать? Похоже, вы чем-то расстроены, но вряд ли в моих силах успокоить вас.
– Помогите сбежать отсюда. Я не хочу становиться баронессой. Мне страшно, – прошептала Луиза и смолкла под стальным взглядом.
– Я не уверена, что это удачная мысль, – прищурилась Ханна. – Скажите об этом барону.
– Вы не должны так недоверчиво смотреть на меня. Мои мучения искренни и невыносимы. Это не притворство.
– Я отлично вижу, что вы не глупы. Так почему отказываетесь признать очевидное? Отсюда не сбежать. Даже если каким-то чудом вы покинете замок, вас быстро изловят, приволокут обратно, хозяин придет в бешенство, – спокойно изрекла женщина и через секунду добавила: – Я и гроша не дам за вашу участь.
Луиза безвольно опустила руки и с усилием произнесла:
– Вам нравится считать меня жалким созданием?
Горечь разочарования и глубокая безнадежность в голосе и во всем облике девушки вызвали у Ханны невольное сочувствие, она поняла, насколько пленная пассия барона несчастна, чувствительна и уязвима.
– Мой вам совет – не воображайте себе всякие глупости.
– Я надеялась на сострадание… но сожалею о неразумном порыве.
– Можете приходить сюда, когда захотите, – предложила Ханна и повернулась, чтобы уйти. – Барон здесь не бывает, – и одними губами прибавила: – Храни тебя бог, девочка! – и приказала себе ни о чем не жалеть.
Мысли об узнице невольно навели на воспоминания о своенравном, но горячо любимом воспитаннике. Она не видела его вот уже десять лет, но все это время поддерживала порядок на принадлежащей ему половине замка, надеясь и веря, что он вернется истинным наследником и полноправным хозяином.
Барон Вольф передал ей пятимесячного ребенка после страшной гибели его родителей. Взяв его на руки, она отогнула уголок одеяльца и взглянула на серьезное личико притихшего малыша. Серые, словно грозовые облака, глаза смотрели на нее, не мигая.
Женщина назвала его по имени, ребенок радостно улыбнулся, залепетал и навсегда покорил ее сердце.
– Заговорила! Вот и хорошо. Будешь его кормилицей, – выдавил барон и скрылся за дверью.
Ханна не призналась, что у нее нет молока.
Ее муж служил у барона писарем. Ханна, родом из обедневшей помещичьей семьи, и сама знала грамоту и частенько помогала ему разбираться с бумагами, особенно когда он отлучался по хозяйству. Вот и в тот раз она удобно уселась за конторку, когда муж взял с собой их семилетнего сынишку и отправился вспахать небольшой клочок земли у опушки леса. Потрудившись на славу, отец с сыном присели, чтобы перекусить перед возвращением домой. Не успели они удобно расположиться на траве, как из леса выскочило стадо бешеных кабанов и пронеслось, сметая все на своем пути. Только к вечеру Ханна набрела на два растерзанных тела. Через неделю в страшных муках она родила мертвую девочку. Ее горе было столь велико, что она онемела и за целый год не проронила ни слова.
Ханна самозабвенно ухаживала за маленьким баронетом. Не отходила от его колыбельки, когда он болел, на ночь рассказывала сказки про эльфов и гномов, легенды о великих воинах, затевала разные игры, а когда он подрос, разрешала играть с деревенскими детьми. Мальчик рос добрым, смелым и жизнерадостным. Особенно крепко он сдружился с малышом Ральфом – сыном одного из рыцарей барона. К тринадцати годам Карл прекрасно ездил верхом, умело владел мечом и выходил победителем в драках.
В день пятнадцатилетия дядя призвал его к себе и объявил, что назначает Карла, своего единственного родного племянника, наследником и закрепляет за ним третью часть замка, а пока отправляет учиться в Сорбонну. Ханна мужественно перенесла это известие и пообещала не умереть, пока он не вернется. И каждый день ждала.
Раз в полгода, иногда чаще, Ханна получала весточку от своего любимца. Все письма хранила перевязанными лентой в ларце и постоянно их перечитывала.
Всегда аккуратно одетая, энергичная, любящая и заботливая, Ханна посвятила жизнь служению интересам наследника, другого для себя не мыслила. Все обращались с подчеркнутой вежливостью к кормилице будущего барона. В помощь и услужение к ней приставили Зельму. Служанка оказалась родственницей первой жены барона Вольфа. Женщину привезли из дальнего приграничного поместья. Никто не горел желанием с ней общаться и не стремился сблизиться. Она была весьма чудаковатой, не в меру прямолинейной, часто говорила все, что ей заблагорассудится, но служила Ханне с беззаветной преданностью. Очень скоро, несмотря на различие в возрасте, Зельма была на шесть лет старше Ханны, женщины стали неразлучны. Обе вдовые, обе бездетные, обе одинокие.
Глава 4
Глава 4
Отсутствие барона–тюремщика принесло Луизе некоторое облегчение: она перестала вздрагивать от шорохов и громких криков за дверью, полночи метаться в постели в ожидании своего мучителя. Девушка без страха разговаривала с людьми, быстро привыкла к вежливому почтению, но, не питая иллюзий относительно своего положения, была скромна и непритязательна, довольствовалась лишь прогулками по замку.
Дни тянулись долго и однообразно, если не считать то время, когда она возилась с Сорванцом, придумывая забавные игры, и помогала прачке ухаживать за мужем.
В замке все относились к красавице как к новой баронессе, кроме стражи. Попытки Луизы выбраться на свободу ни к чему не приводили. Стражники награждали ее уничтожающими взглядами и гнали прочь от ворот. Она давала волю своему гневу, но в ответ получала лишь насмешки, недружелюбные выкрики и жесты.
Однажды ее потребовали к кастеляну Шольцу – управляющему замком и делами барона. Ее это несказанно удивило.
Луиза вошла в кабинет в тайной надежде на освобождение. Навстречу ей поднялся довольно крупный мужчина. На нем были дорогой кожаный жилет и туника английского сукна, массивную шею украшал золотой обруч с нефритовыми вставками. Его внешность можно было бы назвать вполне приятной, если не считать хищного прищура и высокомерно поджатых губ. Он приблизился и, коротко поклонившись, вызывающе небрежно обошел ее вокруг, не проронив ни слова.
– Чем вызван столь неучтивый прием? – презрительно произнесла Луиза, всем видом демонстрируя, что оскорблена явной непочтительностью служащего.
У управляющего вытянулось лицо, и недобро сверкнули глаза:
– Баронесса! – с трудом выдавил из себя Шольц ложный титул, не осмеливаясь нарушить распоряжения хозяина обращаться к пленнице именно так. – У меня четкие предписания относительно вашего пребывания в замке.
– Они мне также известны. Что изменилось, что вы осмелились потревожить меня неподобающим образом? – продолжая играть свою роль, ответила Луиза.
– Вами недовольна охрана замка, – воздержался от готовых сорваться с языка грубых упреков кастелян.
– Какая ирония! Я ими тоже недовольна.
– Предупреждаю, еще одна попытка сбежать, и они подстрелят вас как кролика, – пригрозил Шольц, не привыкший к откровенному отпору со стороны женщины.
– И горько пожалеют о своей ошибке, когда окажутся на вертеле вместо того кролика, – ехидно парировала она.
Какое-то время они, не скрывая негодования, рассматривали друг друга. Постепенно молчание сделалось невыносимым. Первым перед волей янтарных глаз сдался кастелян:
– Ваша красота ослепила барона, помешав разглядеть, какой на самом деле вы являетесь безумной и неблагодарной.
– Вот как! Никогда еще меня не выставляли в столь нелестном свете.
– О, такой как вы, нетрудно вскружить голову мужчине. Не успела глазом моргнуть – и он у твоих ног, – прошипел Шольц, взбешенный явным безразличием баронессы к его высокому положению.
– Не могу с вами согласиться. Это всего лишь досужие домыслы, – холодно возразила девушка. – Будет лучше, если впредь они окажутся невысказанными.
– Вы мне угрожаете? Даже не потрудились притвориться, что внемлете моему предупреждению!
– Совершенно верно, – кивнула она и расплылась в улыбке.
– Сроду ни одной женщины не боялся! – вскипел Шольц. – Ваши угрозы подобны комариному писку.
– Сегодня явно не ваш день, – продолжала играть словами Луиза, забавляясь беспомощным гневом управляющего. – Однако комары изрядно отравляют жизнь.
– Весь замок гудит, словно рой диких пчел. Доблестные воины потеряли покой, молва о странной женщине в доме барона докатилась до соседей, – повысил голос Шольц, проигнорировав замечание.
– Полагаю, я должна чувствовать себя польщенной, но, увы! – снова язвительно заметила Луиза, хотя уже чувствовала, что не стоит дразнить этого опасного человека.
– Если сами не понимаете, придется вам помочь – я запру вас в башне.
– Сожалею, но это не в вашей власти, герр кастелян. Что-то не припоминаю такого распоряжения барона, однако отчетливо помню, что, уезжая к королю, он приказал относиться ко мне со всем почтением, какое полагается баронессе!
В глазах Шольца промелькнул испуг, он ругнулся сквозь зубы и сделал шаг к Луизе. Она удивленно вскинула брови:
– Как? Вам нечего сказать?
– Не вынуждайте меня потерять терпение. – Руки кастеляна потянулись к ее шее, но он вовремя спохватился и одернул их: – Ведьма!
– А за такую дерзость будете влачить свои бесславные дни в нищете, бродя с чашей для подаяния, чванливый осел! – будто выплевывая слова, с нескрываемым отвращением произнесла Луиза.
– У вас не все ладно с рассудком, баронесса, наш господин всецело доверяет мне, вы жестоко поплатитесь за свои слова.
– Увы, барон сделал свой выбор, – надменно бросила она. – А ваши речи становятся утомительными, пора прекратить никчемный разговор, займитесь лучше своими непосредственными обязанностями. Я намереваюсь проверить расчетные книги, – и, задрав подбородок, выплыла из комнаты, оставив кастеляна скрипеть зубами в бессильной злобе.
Луиза гордо прошествовала мимо съежившейся от страха Марты.
«Какой бес вселился в нее, она чокнулась? Раззадорить любимца барона, которому тот всецело доверяет? Но может это хоть как-то встряхнет ее унылое настроение?», – промелькнуло в голове перепуганной служанки.
– Что за гнусное создание, – недовольно фыркнула Луиза.
– Он очень опасен, госпожа, скор на расправу и беспощаден.
– Вряд ли посмеет навредить баронессе.
«То, что показалось забавной игрой, подстегиваемой желанием отомстить грубияну за непочтительность, может обернуться поистине серьезными неприятностями в ее невероятном положении незамужней баронессы. Она воспротивилась человеку, уверенному в собственном превосходстве, – задумалась Луиза и решила: – Стоит избегать с ним встреч».
Шольц раздраженно рухнул в кресло:
– И что мне делать с этой проклятой гордячкой? Осмелилась унижать меня! Ведьма! – вне себя от злости прорычал он. – Не думайте, баронесса, что так будет вечно. Я заставлю считаться с собой! – Он положил ногу на ногу и тут же утешился мыслью о мести: – Я собираюсь подцепить вас на крючок и представить барону редкостной шлюхой.
Шольц, лелея внутри возникшую ненависть, полный решимости отомстить, стал следить за баронессой, но ничего предосудительного не заметил – расставленные шпионы лишь разводили руками.
Наблюдая за ней, он видел совершенное лицо, замечал волнующее покачивание бедер, прислушивался к чарующему голосу и, сам того не желая, пленился необыкновенной красавицей. Постепенно низменные инстинкты взяли верх над разумом. Он уже не мог больше ни о чем думать, только о ее роскошном теле, изгибы которого вводили в искушение овладеть ею, подмять под себя и насладиться дивными женскими прелестями. Одурманенный желанием, он забыл обо всем на свете, даже о свирепом и безжалостном хозяине.
Луиза в платье строгого покроя в сопровождении Марты навещала больного мужа прачки. Покинув ее неказистый домик, приютившийся где-то на отшибе хозяйственных построек, она радостно произнесла:
– Ему сегодня удалось сесть, он встанет, обязательно встанет!
– Просто чудо какое-то, у вас волшебные руки, госпожа. Эльза так и светится от счастья!
– Мартин хороший человек.
– Весь замок возносит хвалу баронессе, вашей красоте и доброте, вашему благоразумию, невиданной щедрости.
– Угомонись, я не нуждаюсь в твоей лести!
В меркнущем свете дня Луиза заметила фигуру кастеляна и
недовольно нахмурилась. Он вышел из-за дерева и двинулся им навстречу.
– Именно его хотелось бы видеть в последнюю очередь, – процедила она сквозь зубы, – но отступать некуда.
– Он что-то недоброе задумал, – испуганно пробормотала Марта, – так и зыркает своими крысиными глазками.
Шольц властным жестом отослал служанку:
– Пошла вон! А вы, баронесса, останьтесь, у меня для вас новости.
– Как вы смеете? Это моя служанка, вы не можете ей приказывать! – возмутилась Луиза, провожая взглядом кинувшуюся прочь Марту, и про себя подумала: «Нужно помнить, что недооценивать этого упыря нельзя, не следует его дразнить». – Вы хотите показать мне расчетные книги или сообщить, что барон, ваш хозяин, возвращается?
– Вы очень проницательны, госпожа. Думаю, мои «новости» удовлетворят вас, – самодовольно усмехнулся кастелян. – Вы не станете против них возражать.
Воровато оглядевшись кругом и не заметив посторонних глаз, Шольц грубо схватил ее за руку и молча потащил за собой, всем видом показывая, что она в его власти.
– Как ты смеешь, свинья! Немедленно отпусти!
– Заткнись, сучка, не дергайся, иначе поранишься, – и он пригрозил ей острием ножа, заставляя двигаться вперед.
Такая грубая выходка кастеляна привела ее в ужас. Луиза замолчала, лихорадочно соображая, как выпутаться из потных лап негодяя.
Между тем Шольц, свернув за угол, ногой распахнул какую-то дверь, впихнул туда Луизу и приволок в довольно просторную комнату, в самом центре которой стояла внушительных размеров кровать. «Здесь этот осел предается своим гнусным увеселениям», – поняла она.
– Какие новости вы приготовили? – ледяным голосом спросила Луиза, непостижимым образом собрав волю в кулак и по привычке подмечая всякие мелочи: пыль в углах, разводы и пятна на стенах, дорогое парчовое покрывало и кованое изголовье кровати.
– Всему свое время, скоро услышите. И только от вас зависит, какими они будут, плохими или не очень.
– Не понимаю. Барон возвращается? Это ваша новость?
Шольц хрипло рассмеялся:
– При королевском дворе слишком много соблазнов, барон забылся в объятиях услужливых дам и не торопится к вашим прелестям.
– Как правдоподобно и нахально вы лжете, – пытаясь выиграть время, равнодушно произнесла Луиза, сквозь опущенные ресницы выискивая какой-нибудь предмет для защиты. – Я раскрою ему глаза на поведение наглого кастеляна, поведаю о вашем пристрастии к картам и о том, кто и за кое-какие услуги ссужает вам в долг.
– Бросьте, баронесса. Кто вам поверит? Не припомню, чтобы кому-нибудь удавалось меня перехитрить, и вы не пытайтесь. Барона ждет величайший сюрприз.
– Зачем вы меня сюда привели? – прервала его Луиза, заметив рукоять ножа в его сапоге.
– Предоставлю тебе самой догадаться, зачем ты здесь, – Шольц выразительно посмотрел на кровать.
– У вас чрезмерно раздутое самомнение.
– Пора понять, что я всегда беру верх над несговорчивыми женщинами, сейчас ты это почувствуешь, – самодовольно заявил он.
Выставляя напоказ унизанные кольцами пальцы, Шольц покрутил перед лицом девушки бокал с мятным шнапсом:
– Выпейте, это поможет расслабиться.
Луиза ахнула, пораженная коварным замыслом, когда догадалась, что его намерение не пустое бахвальство, и пригрозила:
– Стойте на месте, иначе мои проклятья навсегда остудят ваш пыл.
– Готов на себе проверить колдовские чары, – плотоядно улыбаясь, мужчина наступал на женщину, словно хищник на загнанную лань.
Луиза, чтобы Шольц не достал ее, отшвырнула ногой стул и сильно толкнула его в живот. От неожиданности он пошатнулся, грубо выругался и, ухватившись за подол ее платья, резко потянул на себя. Стиснув ее запястья, он рывком завел руки женщины за спину и, дрожа от нетерпения, начал искать ее губы, лихорадочно бормоча:
– Какой мужчина в здравом уме откажется от тебя?
– Зато я не хочу тебя, дикарь! – уклоняясь от жестких губ, вырываясь, выкрикнула Луиза.
– Это не важно! Я слишком готов!
– Идиот! Прочь свои грязные руки! – сердито запротестовала она.
Шольц, все более распаляясь от яростного сопротивления баронессы, уверенным жестом распустил ее волосы и подтолкнул к кровати. Пальцы, стараясь удержать извивающуюся женщину, хищными щупальцами сомкнулись на ее плечах:
– Да, да! Мне нужна именно такая – дикая, необузданная.
Он бросил ее на кровать, согнув колено, придавил сверху и стал задирать нижнюю юбку. Внезапно Луиза перестала сопротивляться, заерзала под огромной тушей и, громко застонав, провела дрожащей рукой по его напряженной спине.
– О, – замычал Шольц, – да, покажи, покажи свои колдовские штучки, – и ослабил хватку.
Луиза, изображая пылкую страсть, скользнула по его бедру и стала нетерпеливо дергать облегающие огромную ногу лосины, стараясь нащупать рукоятку спасительного ножа.
– Сейчас, сейчас, – задрожал от нетерпения Шольц, подтянул ноги, чтобы приподняться и скинуть штаны.
– Ах, какое счастье, – воскликнула она, умудрившись выхватить нож.
Девушка вывернулась, взмахнула рукой и полоснула насильника по щеке. Тот взвыл и закрыл лицо, по которому из глубокого пореза потекла кровь.
– Я убью тебя, тварь! – задыхаясь злобой, рычал кастелян, судорожно хватаясь за окровавленную челюсть.
Луиза, ни секунды не мешкая, вскочила на ноги и, держа нож перед собой, уничтожающим голосом отрезала:
– Если не истечешь кровью, ублюдок, выживешь. Шрам останется. Он послужит тебе напоминанием вести себя как полагается слуге – осторожно и почтительно.
В этот момент в комнату ворвались Марта, Зельма и Ханна с длинным ухватом для горшков.
– Вы не пострадали, госпожа? – запричитала Марта, поправляя задранное помятое платье.
– Позаботься о ней, – приказала Ханна, а сама ловко приставила ухват к горлу обидчика баронессы. – Зельма, поможешь! Мы привяжем эту тушу к кровати и запрем. Пусть захлебнется своей грязной кровью. Если сможет, выберется, а нет, собаке – собачья смерть.
Шольц, пытаясь подняться, давясь слюной, заорал:
– Пошли вон, старые колоды!
– Заткни ему глотку, Ханна, пока я оттяпаю его отросток на память. Он ему больше не пригодится, – зло прибавила Зельма, поигрывая ножом.
– А мы поможем. – В комнату влетела Эльза с огромной собакой. – Мой пес любит колбасу. Взять его, Демон!
Шольц выпучил глаза и дико заверещал, размазывая по лицу кровь.
Пес, ощетинив шерсть, злобно зарычал и встал передними лапами на кровать, оказавшись мордой с оскалившейся пастью перед лицом насильника. Шольц потерял сознание.
Женщины выполнили угрозу: втроем, разорвав простыню, быстро связали обмякшее тело и, сунув в рот кляп, покинули комнату.
– Тьфу, слабак, – брезгливо сплюнула Зельма, – даром что большой, – и засеменила за Ханной.
За ней последовала Эльза, похлопывая собаку по холке:
– Молодец, Демон! Победил борова!