Главная страница | Легкая проза | Весна в Канныне и другие встречи

Весна в Канныне и другие встречи
Александра Беляева
Весна в Канныне и другие встречи – сборник коротких рассказов о случайных, мимолётных и судьбоносных встречах, происходящих на фоне корейских городов и провинциальных пейзажей. Здесь – Сеул с его стеклянными фасадами и утренней тишиной в метро, прибрежный Каннын с солёным ветром и голосами прошлого, тихие улочки, где детство хранится в запахе уличной еды и старых фотографиях.
Неспешные, честные, наполненные теплом, эти рассказы говорят о главном – о том, что даже самая простая встреча может изменить всё.

Александра Беляева
Весна в Канныне и другие встречи

Вечер над Чхонгечоном.
Сеул засыпал неохотно. Офисные огни гасли один за другим, как звёзды на рассвете. Под холодным светом уличных ламп вода в ручье Чхонгечон текла неспешно, отражая блёклую неоновую радугу над городом.
Ёнсу сидел на краю набережной, склонив голову. В руке – бумажный стакан с остывшим американо, на коленях – блокнот с неоконченным письмом. Он приходил сюда каждый апрель – в день, когда Юнхи исчезла из его жизни.
Они познакомились в художественной студии, когда Сеул ещё был для них обоих городом надежд, а не компромиссов. Она рисовала людей на станциях метро – быстро, точно, с любовью. Ёнсу писал рассказы. У них был один на двоих эскиз мечты: кафе на Инсадоне, выставка её работ и книга с его историями.
Но весна может быть жестокой, если в ней слишком много ожиданий. Юнхи уехала в Пусан – без письма, без объяснений. Говорили, семья настояла.
Ёнсу не пытался вернуть её. Он просто стал писать меньше и чаще молчать.
Прошло семь лет. И сегодня, когда он поднял глаза от блокнота, Юнхи стояла напротив – взрослая, с другим цветом волос, но с той же легкой улыбкой, которую он когда-то любил рисовать словами.
– Ты всё ещё приходишь сюда? – спросила она, словно эти годы были только сном.
Он кивнул, не смея дышать. Юнхи подошла ближе и протянула руку.
– Тогда давай не будем терять ещё одну весну.

Без статуса: Начало
Хана третий раз за утро смотрела на экран телефона. Он был в сети. Опять. Но ничего не писал.
Вчера они переписывались до поздней ночи – обсуждали детские мечты, в которые уже почти никто не верит. Чансу оказался неожиданно живым, настоящим, не похожим на остальных из приложения. Не тем, кто кидает эмодзи и пропадает, а тем, с кем хочется ходить по улицам Сеула и говорить без фильтров.
Сегодня – тишина. Только зелёный кружок возле имени и чувство, будто кто-то смотрит на тебя издалека, но не решается подойти.
Хана перечитала их переписку. Его последнее сообщение всё ещё ждало ответа:
"Ты когда-нибудь думала уехать – не навсегда, а просто… выдохнуть?"
Она не ответила сразу. У неё была съёмка на Сеульской башне, потом звонок с агентством, потом… день просто закончился. А теперь – это странное, звенящее молчание.
Хана написала:
"Если не одна – да, очень даже."
Он прочитал почти сразу. Минуту – ничего. Потом всплыло новое сообщение:
"Пусан. Поезд в пятницу. У меня два билета. Ты не против окна?"
Хана не знала, что ответить. Только вдруг поняла, что улыбается – искренне, как давно уже не получалось. Потому что даже в мегаполисе, где все спешат и смотрят вниз, можно найти того, кто действительно смотрит на тебя.

Без статуса: Пусан.
Они встретились на вокзале Сеул-стэйшн под табло отправлений. Чансу держал в руках два кофе и выглядел так, будто тоже не верил, что она действительно пришла.
– Я волновался, что ты передумаешь, – признался он.
– Я волновалась, что ты пошутил, – ответила Хана.
В вагоне было тихо. Поезд мчался сквозь весну: мимо рисовых полей, невысоких гор, мимо маленьких станций, где никто не выходил. Чансу читал какую-то книгу на планшете. Хана смотрела в окно, изредка бросая взгляды на его отражение. Всё это было странно – и одновременно совершенно естественно. Как будто их знакомство было просто прологом к настоящему.
В Пусане пахло морем и солью. Они пошли на рынок Чагальчи – ели жареных осьминогов на деревянных палочках, пили сладкий рисовый напиток и смеялись, когда случайно перепутали станции на синей ветке метро. Потом долго сидели на пляже Хэундэ. Ветер с моря путал волосы, и никто из них не спешил говорить.
– Ты всегда так просто уезжаешь? – спросила она.
– Только если есть кто-то, ради кого стоит ехать.
Вечером они поднялись на смотровую площадку, откуда весь город светился как картина, написанная светом. Чансу стоял рядом, и между ними вдруг стало очень мало воздуха – и очень много тишины, которая не требует слов.
– Я не знаю, что будет дальше, – прошептала Хана.
– Давай не знать это вместе, – сказал Чансу.
Хана подумала: может, в этом и есть суть любви в XXI веке – не обещания, не лайки и не статусы. А билет в один конец. И человек, который ждёт на перроне.

Без статуса: Год спустя
Весна в Сеуле пахла дождём. Не сакурой, не жареным хлебом из булочных на Хондэ, а именно дождём – тёплым, несвоевременным, немного беспокойным.
Хана сидела у окна в своём небольшом офисе – теперь у неё была собственная студия. Не большая, но своя. На стене висели распечатки из Пусана: их фото на фоне заката, его рука в её – почти случайно, но навсегда.
Он зашёл тихо, как всегда. Без звонка. Он всё ещё носил свой старый рюкзак, в котором теперь лежала камера: спустя год он стал снимать для блогов о путешествиях и немного для неё – "только если ты заказываешь", говорил он.
– У тебя новый чай? – спросил он, заглянув в кружку.
– Имбирь с мёдом. Ты опять простыл?
– Нет. Просто соскучился по запаху твоей весны.
Они не жили вместе, но были вместе. Иногда каждый у себя, иногда – вместе в Пусане, где он теперь тоже работал несколько дней в месяц. Они не ставили статусов, не писали "в отношениях" – только "добавлено в избранное".
– Я тут подумал, – сказал он, подходя ближе. – Мы так и не сняли тот короткий фильм, помнишь?
– О чём он должен быть?
– О том, как иногда достаточно одного поезда, чтобы изменить целую жизнь.
Она улыбнулась.
– Тогда снимем. Только ты напишешь сценарий, а я придумаю музыку.
Он кивнул, и в этот момент за окном снова пошёл дождь. Мелкий, апрельский. Как год назад.
И если любовь в Сеуле и могла чем-то измеряться, то не кольцами и не клятвами. А вот этим моментом: когда человек приходит – и остаётся. Пусть даже без статуса.

Мандариновый рассвет.
Утро в Чеджу было мягким, как шелк. Воздух пах морем, зелёным чаем и чем-то ещё – тонким, почти неуловимым. Возможно, счастьем.
Суён стояла босиком на деревянной веранде и чистила мандарины. Их здесь продавали в мешках, тёплые от солнца, с тонкой кожурой, как бумага. Минджун всё время шутил, что её руки пахнут зимой, хотя было уже майское утро.
Домик на холме сняли на три дня – совсем простой: светлая спальня, низкий стол, два матраса и окна, в которые заглядывало море. Это был не отпуск и не побег, а тишина, к которой они оба пришли из шумных сеульских дней.
Он вышел сонный, в тёплом свитере, и обнял её со спины. Мандарины упали в чашку, но Суён даже не вздрогнула.
– У тебя волосы пахнут дымом, – прошептал он.
– А у тебя – ленью, – улыбнулась Суён.
Они молчали. Просто стояли вместе, смотря, как за деревьями просыпается остров. Ни обещаний, ни слов «навсегда». Только утро, которое не хотелось терять.
Минджун взял мандарин, разломил пополам и протянул ей дольку.
– За то, что мы умеем ничего не делать.
– За то, что умеем быть рядом, – ответила Суён.

Дождь над Намсаном.
Сеул промок насквозь. Дождь шёл с самого утра – не ливнем, а тонкой пеленой, от которой хотелось завернуться в шарф и идти медленно, не торопясь. Зонтики сливались с уличной толпой, как цветы в акварели.
Юнхо стоял у подножия Намсан, ждал автобус и думал, зачем вообще вышел сегодня. У него не было особой цели – просто в таких днях что-то звало на улицу. Как будто город, промокший до костей, открывает то, что обычно прячет.
Именно в такую минуту он заметил её. Девушка с тёмно-синим зонтом, в бежевом пальто, с книгой в руках. Она стояла у кофейного киоска, заказывая что-то, что пахло корицей. Он не знал её имени, но знал – видел её раньше.
Каждую среду, в том же вагоне метро. Она всегда читала. Иногда – смеялась уголками губ. Иногда – смотрела в окно, будто ждала кого-то. Юнхо никогда не решался заговорить.
А сейчас она повернулась, и их взгляды встретились. Через шум дождя, через капли на зонтах.
– Кажется, мы часто едем вместе по зелёной ветке, – сказал он. Тихо. Почти неуверенно.
Она кивнула.
– Я тоже тебя замечала. Ты – тот, кто слушает музыку в наушниках и смотрит не в телефон.
– Попался, – усмехнулся он. – А ты – та, кто читает и улыбается страницам.
Они стояли так минуту, может две. А потом она протянула ему второй стакан – тёплый, обёрнутый салфеткой.
– Я заказала два. Не знаю почему. Наверное, ждала.
И в этот момент дождь перестал быть холодным.

Станция Ёнсан. 16:45.
На станции Ёнсан в 16:45 каждый день всё одинаково: люди торопятся, двери хлопают, кофе проливается. Но если остановиться хотя бы на минуту – город начнёт шептать.
Киён, подросток в школьной форме, стоит у автомата с лапшой. Он снова не решается нажать кнопку – не потому что голоден, а потому что когда-то здесь всегда ела его мама, в ту короткую пору, когда у них ещё была семья. Он ждёт. Может, и она когда-нибудь вернётся к этой станции.
Мина, в бледно-сером пальто, ждёт поезда на Пусан. Она только что уволилась. Без истерик, без слов. Просто вышла. В руке – билет, в телефоне выключен звук. Она не знает, куда едет на самом деле, но точно – от всего.
Сонгу, 64 года, бывший машинист. Он теперь просто сидит на лавке у платформы. Каждый день. Иногда с термосом, иногда с записной книжкой. Говорит, что так проще слышать город. Когда кто-то рядом плачет – он отворачивается. Когда кто-то улыбается – он кивает. Словно проверяет пульс большого сердца.
Ари, стажёр в книжном магазине рядом со станцией, выбежала на обед. В руках – томик рассказов. Она не знает, что именно этот сборник через два часа купит писатель, который сядет в тот же вагон, что и она, и позже напишет рассказ – о девушке в красном шарфе, пахнущем чернилами и весной.
Они не знают друг друга. Их пути не пересекутся.
Но 16:45 – это точка, в которой они все были частью одного дыхания города.
И, возможно, именно из таких невидимых пересечений и складывается настоящая жизнь.

Весна в Канныне.
Юнхо стоял на берегу моря в Канныне, слушая, как волны перекатываются по мокрой гальке. Запах соли и сосен щекотал ноздри, воздух был прозрачным, как стекло. Он приехал сюда впервые за пятнадцать лет – в город, где прошло его детство, куда больше не возвращались ни письма, ни сны.
Город изменился. Вместо деревянных рыбацких домов – кафе с холодным кофе и туристами. Но скала на краю залива осталась прежней, и чайки всё так же кричали, пикируя в пену. Юнхо подошёл ближе, вытащил из кармана старую фотографию: он, его младшая сестра и мать, сидящие на пледе с арбузом. Ему тогда было девять.
Он присел на камень, глядя на белые гребни волн. Ничего особенного не произошло – просто вдруг стало легко дышать. Ветер с моря напоминал голос матери, шепчущий на ушко перед сном: “Спи, мой сын.”

Весна в Канныне: Часть 2.
Юнхо долго сидел у скалы, пока солнце не начало клониться к закату. Тени стали длиннее, а море – темнее, тяжелее. Он сжал фотографию, как будто боялся, что если отпустит, всё исчезнет: запах детства, голос матери, чувство покоя.
Сзади послышались шаги по гравию. Обернувшись, он увидел пожилую женщину в вязаной кофте и с корзиной в руках. Она остановилась недалеко и с интересом посмотрела на него.
– Ты не из местных, да? – спросила она, склонив голову.
– Раньше был, – ответил Юнхо, вставая. – Мы жили здесь, недалеко от пирса.
– Подожди… – Женщина прищурилась. – Ты не сын Ёнхи?
Юнхо кивнул. У него сжалось горло.
– Она часто сидела тут с детьми. Всегда улыбалась. А потом вдруг исчезли. Все думали, вы уехали навсегда.
Он кивнул снова. Говорить больше было трудно.
Женщина протянула руку:
– Я госпожа Пак. У меня был магазин с лапшой возле школы. Зайдёшь как-нибудь? У меня остались старые фотографии. Может, найдёшь что-то своё.
Юнхо смотрел ей вслед, пока она не скрылась за поворотом. Он снова сел у скалы и положил фотографию на камень. Ветер качал уголки снимка, будто стараясь оживить время.
С обратной стороны снимка кто-то аккуратно вывел карандашом:
“Возвращайся, когда снова сможешь улыбаться.”

Весна в Канныне: Часть 3.
На следующий день Юнхо пошёл в сторону старой школы. Город по-прежнему был тихим, только чайки кричали над крышами, и сквозь открытые окна домов доносился запах кимчи и жареного чеснока. Магазин госпожи Пак оказался всё там же – фасад выцвел, но вывеска с надписью “лапша и чай” держалась крепко.
Госпожа Пак встретила его так, будто он был её внуком. Без лишних слов поставила перед ним чашку с горячим бульоном, а потом вынесла коробку с фотографиями.
– Я всегда хранила всё, что связано с людьми, – сказала она. – Глупо, наверное, но у каждого в жизни есть тихие комнаты. Это – одна из моих.
Юнхо перебирал снимки: школьные праздники, море, какие-то незнакомые дети, потом – знакомые лица. Вот он с сестрой в школьной форме. Вот мать на базаре, с корзиной, полной мандаринов.
Он остановился на одном фото – трое детей держатся за руки. Лица светлые, весёлые. Один из них – он. Второй – его сестра. Третьего он не мог вспомнить. На обороте подпись: “Юнхо, Джису и маленький Мину – весна 2008 года.”
– Кто такой Мину? – спросил он.
Госпожа Пак вздохнула.
– Соседский мальчик. Он жил этажом ниже. Всегда ходил с вами. А потом… – она замолчала. – Его семья попала в аварию. Ты тогда уже собирался уезжать. Наверное, всё стёрлось.
Юнхо почувствовал, как что-то внутри сжалось. Воспоминания, которых он не хранил, вдруг появились как тени на стене. Он не помнил Мину. Но теперь, глядя на фотографию, он знал – тот мальчик был частью его жизни.
Он забрал снимок и вышел на улицу. Весенний ветер снова донёс запах моря. Впервые за долгое время ему не хотелось бежать от прошлого. Он чувствовал, что, быть может, именно здесь он сможет начать сначала – с тем, что осталось, и тем, что удалось вернуть.

Весна в Канныне: Финал.
Прошла неделя. Юнхо всё ещё жил в маленьком гестхаусе у побережья, вставал рано, пил кофе на крыльце и смотрел на море. Он ходил по улицам, где рос, встречал знакомые очертания домов, но всё вокруг было чуть иным – как будто прошлое выцвело, но не исчезло.
Однажды днём он решил вернуться к дому, где когда-то жила их семья. Теперь там была небольшая мастерская – на двери висела табличка: «Ремонт велосипедов. Ли Джису».
Он постоял немного, потом толкнул дверь.
– Секунду! – крикнули изнутри.
Из-за прилавка вышла женщина в рабочем фартуке, с масляным пятном на щеке. Она остановилась, всматриваясь в него.
– Юнхо?.. – голос её дрогнул. – Ты что, правда это ты?
Он улыбнулся, неловко, по-детски.
– Привет, Джису.
Они сели на лавку у стены, как когда-то – дети после школы. Молчали. Потом говорили. Смеялись. Вспоминали. Она рассказала о Мину – он погиб тогда, в аварии, но до конца жизни оставался в её памяти самым добрым мальчиком в квартале.
– Я долго не возвращалась к этим улицам, – признался Юнхо. – Думал, если уехать – всё затихнет. Но оно просто ждало, чтобы я вернулся.
Джису кивнула.
– Мы все чего-то ждём. Иногда – самих себя.
Солнце садилось за крышами, и Каннын наполнялся вечерними огнями. Город, когда-то забытый, теперь снова стал домом – не потому, что остался прежним, а потому, что в нём остались те, кто помнил.
Юнхо посмотрел на море, отражённое в стекле витрины, и понял: прошлое не вернёшь, но можно встретиться с ним – один раз, честно. И тогда оно отпустит.

Чай в Чхонно.
Сонмин пришёл в ту чайную случайно. Утро было хмурым, и Сеул пах мокрым асфальтом и клейкими листьями гинкго. Он шёл без цели – просто не хотел возвращаться домой, где тишина слишком громкая после её ухода.
Чайная на втором этаже старого здания в Чхонно выглядела почти невидимой: деревянная дверь, выцветшая табличка, и слабый звон колокольчика, когда он вошёл. Внутри пахло мёдом, древесиной и чем-то напоминающим детство. Хозяин – пожилой мужчина в сером ханбоке – кивнул, не задавая вопросов.
– Что посоветуете для тех, кто не знает, зачем пришёл? – спросил Сонмин.
Хозяин чуть улыбнулся.
– Чай из ферментированных листьев. Вкус меняется с каждым глотком. Как жизнь.
Они молчали. За окном стекало утро, а чай остывал медленно, будто не торопясь в сегодняшний день. Сонмин чувствовал, как в груди становится чуть легче, как будто кто-то развязал тугой узел, давно затянутый внутри.
Когда он поднялся, чтобы уйти, хозяин сказал:
– Возвращайтесь. Даже если снова не будете знать зачем.
На улице уже светило солнце. Люди спешили, машины гудели, Сеул жил своей обычной жизнью. А он – просто шёл, впервые за долгое время не думая о том, что всё кончено. Может быть, ещё нет.

Дом под сосной.
Деревня Чхвалью стояла в тени гор, где сосны росли высоко и ровно, как колонны храма. Здесь всё было медленнее: утро начиналось с гула петухов, день – с запаха риса, а вечер – с тишины, которую не нарушал даже ветер.
Хёну приехал сюда после увольнения. Он не говорил никому – ни родителям, ни друзьям. Просто собрал рюкзак, сел на автобус и доехал до последней остановки, где асфальт заканчивался, а тропа начиналась.
Дом, в котором он поселился, принадлежал его деду. Старый, деревянный, с глиняными стенами и крохотным двориком, заросшим мятой. Электричество было, но сигнала не ловило. Только время – и его становилось всё больше.
Хёну вставал рано, топил печь, варил себе лапшу, выходил к ручью. Иногда встречал соседку – бабушку Ли, которая приносила ему кимчи и приговаривала:
– Молодой человек, в горах быстро либо теряются, либо находят себя. Надеюсь, ты из вторых.
Он не знал, из каких он. Просто ходил, пил воду из горного родника и читал книги, которые давно хотел прочесть. Однажды нашёл старую записную книжку деда – с рецептами удобрений, стихами и двумя строчками:
«Человек может уйти далеко, но сердце всё равно растёт в земле, где он родился.»
Прошла неделя. Потом – две. Он вдруг понял, что перестал проверять время. У него снова появился аппетит. Он смеялся, когда пролил на себя соевый соус, и вдруг захотел позвонить матери.
Он не знал, останется ли здесь навсегда. Но в ту весну, под сосной, он наконец позволил себе просто быть.

Сладкий боб и дождь.
Когда Минджэ было одиннадцать, он думал, что взрослая жизнь начинается с первого зонта. Настоящего, большого, как у отца. Не складного – а тяжёлого, с деревянной ручкой.
Весна в Тэгу была дождливая, и в тот день он шёл домой из школы один. Остальные ребята убежали под навесы, но Минджэ шагал по мокрой улице упрямо, крепко сжимая свой новый зонт. Он чувствовал себя почти взрослым – как будто нес не зонт, а что-то важное, о чём никто не должен забыть.
На перекрёстке он увидел женщину с ребёнком – девочка плакала, потому что её зонт сломался, а дождь всё лил и лил, как будто кто-то наверху не мог остановиться. Минджэ подошёл и молча протянул им свой зонт. Женщина удивлённо посмотрела на него.
– А ты как? – спросила.
Он пожал плечами, не зная, что сказать. Потом побежал – без зонта, под дождём, с прижатым к груди школьным рюкзаком. Дома мать всплеснула руками, увидев, какой он мокрый. Он лишь сказал:
– Я уже не ребёнок. У меня просто был выбор.
Позже, когда он сидел на кухне, грея ладони о чашку с ттоппоки, мать положила рядом с ним горячий хлеб с пастой из сладкого красного боба. Он взял кусочек, надкусил – и впервые понял, как странно сочетаются вкус детства и ощущение того, что ты сделал что-то правильно.
Он запомнил этот день не потому, что впервые простудился. А потому, что впервые почувствовал – внутри него кто-то вырос.

Забитый мяч.
Хансу всегда боялся смотреть отцу в глаза. Не потому, что тот был жестоким – нет, скорее потому, что отец всегда молчал. В этом молчании было что-то большее, чем слова. Твердое, как гранит, и холодное, как металл зимой.
Отец работал на стройке с тех пор, как Хансу себя помнил. Возвращался поздно, ел быстро, ложился молча. Иногда они смотрели футбол по телевизору, и отец что-то тихо комментировал, вроде:
– Плохо прикрыл ближний угол. Видишь?
Хансу кивал, даже если не видел. Ему просто хотелось, чтобы отец говорил.
Однажды в старшей школе Хансу не пришёл на важный матч. Он не сказал тренеру, не сказал друзьям. Он просто не пошёл. В тот день он сидел на крыше школы, смотрел на серое небо и думал, что ему никогда не стать тем, кого отец мог бы уважать.
Вечером отец ничего не сказал. Только положил рядом с ним на стол старый футбольный мяч – потёртый, слабо накачанный.
– Это твой. Ты сам себе выбрал путь. Просто иди до конца, – сказал он. – Я не играл, потому что не было времени. У тебя оно есть. Не трать его на сомнения.
Хансу тогда не ответил. Но через неделю он вышел на поле. Не потому, что надеялся выиграть – а потому, что хотел быть тем, кто хотя бы попробует.
Сейчас, много лет спустя, он сам стал отцом. Его сын споткнулся на школьной дорожке, упал, не сдержал слёзы. Хансу подошёл, поднял его, смахнул пыль.
– Видишь? – сказал он, – больно, но ты уже встал. Это главное.
Он поймал себя на голосе – тихом, как у его отца. И в этом голосе впервые услышал: любовь не всегда говорит громко.

Кофе на крыше.
Сеул начинался с шума. Утром – гудками, шагами, голосами из открытых лавок. Но на крыше пятиэтажки в районе Ённам всё было иначе: только ветер, голуби и лёгкий аромат растворимого кофе. Именно сюда приходила Джиён, когда всё становилось слишком громким.
Она работала в книжном магазине у станции Хапчон. Утром раскладывала новинки, днём варила кофе постоянным читателям, а вечером поднималась на крышу – просто посидеть, глядя, как Сеул зажигается огнями.
Однажды на крыше оказался кто-то ещё. Юноша лет двадцати пяти, в сером свитшоте и с камерой через плечо. Он извинился, хотел уйти, но она махнула рукой:
– Оставайся. Это не моя крыша. Просто… моя привычка.
Он сел неподалёку, достал термос, налил себе кофе. Они не говорили. Город шумел внизу, а между ними стояла тишина – не неловкая, а та, в которой человек человеку не мешает быть собой.
С тех пор они встречались почти каждый вечер. Не договариваясь, не обещая. Иногда делились печеньем, иногда молчали по полчаса. Но в один вечер он не пришёл. И в другой – тоже. Только через неделю, когда Джиён уже решила, что он просто был прохожим в её временном мире, на крыше она нашла записку.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/aleksandra-belyaeva-33415450/vesna-v-kannyne-i-drugie-vstrechi-71952892/?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.