Мой саквояж. Часть II
Мой саквояж. Часть II
Валерий Кулаковский
Представьте себе книгу, которая заставит вас одновременно улыбнуться и задуматься. Это не сборник сухих фактов о достопримечательностях и исторических событиях. Это коктейль из приключений и историй, где автор, как неутомимый путешественник, в сланцах, с потертой дорожной сумкой на ремне, ведет вас через джунгли впечатлений, событий и курьезов.
Эта книга является второй частью и продолжением книги «Мой саквояж». В ней, вместе с автором, вы отправитесь в увлекательное путешествие по Иордании, островам Греции, Нидерландам.
Эти путевые заметки и рассказы – как лучший друг-путешественник: смешной, немного сумбурный, но всегда знающий, куда поехать, что посмотреть и где попробовать вкусную и необычную национальную еду.
Валерий Кулаковский
Мой саквояж. Часть II
Глава 1
Иорданские зарисовки
Семь холмов времени
Амман встретил жарким дыханием пустыни, смешанным с ароматом жареного кофе и кардамона. Столица Иордании, раскинувшаяся на семи холмах, как древняя царица в расшитом золотом платье, казалась одновременно вечной и стремительно меняющейся. Здесь, где прошлое не прячется под асфальтом, а выступает из-под каждого камня.
Первым делом – холм Джебель-аль-Калаа, сердце древнего Аммана. Цитадель, возвышающаяся над городом на крепостном холме, хранит следы всех, кто правил здесь за последние семь тысячелетий. Я шел по вымощенной камнями тропе, а ветер, словно невидимый гид, шептал названия правителей: аммониты, римляне, византийцы, омейяды…
У руин храма Геркулеса, чьи исполинские пальцы мраморной руки все еще сжимают землю, местный гид в белоснежной куфии начал рассказ:
– Видишь эти колонны? Они были выше облаков! – его глаза блеснули. – Аммониты построили храм своему богу Малкому, римляне переделали его в честь Геркулеса. А потом… – он махнул рукой в сторону пустыни, – пришли землетрясения. Даже боги не устояли.
Спускаясь к римскому амфитеатру на 6000 зрителей, я наткнулся на группу школьников, репетировавших пьесу на арабском. Их смех эхом отражался от каменных ступеней, будто сливаясь с аплодисментами давно исчезнувшей публики. – Представьте, – сказал гид, – здесь выступали греческие трагики, византийские мимы, а теперь наши дети репетируют «Али-Бабу»». История здесь не музей, а живая сцена.
В лабиринте рынка Аль-Балад я заблудился намеренно. Между лотками с фисташковой халвой и медными кувшинами увидел табличку: «Византийская церковь VI века». За неприметной дверью открылся пол, украшенный мозаикой с павлинами и виноградными лозами. «Это обнаружили при строительстве магазина в 1980-х, – объяснил на ломаном русском владелец лавки заметив мой интерес. – У нас вся земля – как слоеный пирог. Копни – и найдешь следы империй».
После обеда я добрался до дворца Омайядов VIII века на территории Цитадели. В тени купола с ажурными окнами сидел художник, зарисовывая арки. Я подумал, наверное, здесь такие узкие коридоры, чтобы даже ветер замедлял дуновение, давая время подумать и очертить контуры былого величия. Когда-то здесь решались судьбы от Дамаска до Андалусии.
Амман
Цитадель
Римский амфитеатр
Гора Нево
Утреннее солнце Иордании уже припекало, когда наш автобус петляя по серпантину, направлялся к легендарной горе Нево. За окном мелькали оливковые рощи и холмы, выжженные солнцем до цвета охры. Мы ехали туда, чтобы прикоснуться к месту, где, согласно Ветхому Завету, завершился земной путь пророка Моисея.
У подножия горы дорогу преградила стайка бедуинских детей, продающих фигурки из оливкового дерева. Их смех и крики: «Welcome to Jordan!» – нарушали тишину, но уже через несколько минут, поднимаясь по каменным ступеням, мы погрузились в безмолвие. Воздух был напоен ароматом полыни и теплого камня. Здесь время будто остановилось.
Гора Нево, или Небо, встретила нас суховеем, который словно пытался унести с собой груз веков. С высоты 800 метров открывалась панорама, заставляющая задержать дыхание. Именно эту землю Обетованную, иначе говоря, обещанную богом, и увидел Моисей. Ибо, как записано во Второзаконии: «И взошёл Моисей с равнин Моавитских на гору Нево, на вершину Фасги, что против Иерихона, и показал ему Господь всю землю Галаад до самого Дана…»
На горе установлен памятный знак мемориала Моисея.
В интерьере Византийской базилики IV века, под защитой стекла, сохранились древние мозаики: кресты, геометрические узоры, изображения животных. Каждая плитка – послание из той эпохи.
Рядом с церковью высится скульптура Посох Змеи – символ, напоминающий о чудесах пророка Моисея в пустыне.
Спускаясь вниз, я поднял с земли камень – шершавый, теплый, насквозь пропитанный солнцем. Он стал моим напоминанием о том, как хрупка грань между прошлым и настоящим. Гора Нево – не просто точка на карте. Это место, где история становится осязаемой, а вера – тихим диалогом с вечностью.
Мемориал пророка Моисея
Земля обетованная с горы Нево
Византийская базилика
Петра
В сердце иорданских пустынь, среди отвесных скал цвета пламени, взору открылась Петра – «розовый город», высеченный в камне. Это чудо, признанное одним из новых семи чудес света, хранит историю древней цивилизации и инженерного гения.
Основателями Петры стали набатеи – кочевой арабский народ, осевший в этих горах около IV века до н.э. Кочевники превратили Петру в столицу своего царства, контролируя торговые пути между Аравией, Египтом и Средиземноморьем. Благовония, шелка и специи текли через их руки, принося богатства. Набатеи славились не только как торговцы, но и как архитекторы: их храмы и гробницы, вырезанные в песчанике, смешивали египетские, эллинистические и месопотамские мотивы.
Город был спрятан в горах, а попасть в него можно было только через узкое ущелье Сик.
Он создавался буквально из камня. Используя металлические зубила, мастера высекали фасады прямо из скал. Самый известный символ Петры – Аль-Хазне (Сокровищница) – демонстрирует их мастерство: колонны, статуи и урны выточены с ювелирной точностью. В засушливом климате вода была главным сокровищем. Набатеи построили сложную гидравлическую систему: плотины перехватывали зимние паводки, каналы и керамические трубы на крутых склонах ущелья направляли воду в резервуары, снабжая дома и сады. Благодаря сети цистерн и фильтров Петра процветала даже в засуху, становясь оазисом для караванов.
Хотя Александр Македонский не завоевывал Петру, его империя изменила регион. После смерти Александра в 323 г. до н.э. Ближний Восток попал под влияние эллинистических царств – Птолемеев и Селевкидов. Набатеи, умело лавируя между державами, сохраняли независимость, перенимая элементы греческой культуры.
Однако в 106 г. н.э. Петра пала под натиском войск Римской империи. Император Траян превратил Набатейское царство в провинцию Аравия. Римляне привнесли свои технологии – мощеные дороги, амфитеатры, – но с перенаправлением торговых путей Петра начала угасать.
Забытая на века, Петра была вновь открыта миру в 1812 году швейцарским путешественником Иоганном Буркхардтом. Сегодня ее величие напоминает о набатеях – народе, превратившем скалы в произведения искусства. В 2007 году Петра вошла в список новых семи чудес света, став символом гармонии между человеческим гением и природой.
Этот город, переживший века, продолжает завораживать: его камни и скалы будто рассказывают истории караванов, царей и инженеров, бросивших вызов пустыне.
Аль Хазне
Амфитеатр
Вход в ущелье
На таратайке по ущелью
– Петра – одно из семи чудес света, ты обязан это увидеть! – сказал мне коллега, побывавший в этих местах. – А, чтобы долго не ходить по жаре, воспользуйся услугами местных извозчиков.
Начнём с того, что путь через ущелье Сик – это как пройти через гигантскую духовку, случайно включённую на режим «пицца-камень». Солнце палило так, будто решило доказать, что Иордания – это предбанник ада. И я, в своей широкополой шляпе (купленной за десять долларов у входа в ущелье), напоминал перегретого ковбоя из вестерна. Впрочем, мой конь ждал меня впереди. Или осёл. Или верблюд. В общем, кто- то из них,
Когда после часа блужданий по Сику передо мной возникла Сокровищница (Аль-Хазне), я замер. Мой мозг, пересохший от жары, наконец-то осознал: «Эй, это же та самая штука из “Индианы Джонса”!» Я потянулся за фотоаппаратом, но тут ко мне подошел местный бедуин. – Welcome! You want ride? Only 20 dinar! – улыбнулся он с таким видом, словно предлагал не поездку, а членство в закрытом клубе. Видя, что я засомневался, он сказал:
– No problem! Real Arabian horse (настоящий арабский скакун) и показал на таратайку с откидным верхом, запряженную тощим конем. Мы подошли к повозке, он похлопал мерина по жилистой шее и сказал: – His name is Batman. Конь, при этом замотал головой, повернулся ко мне и оскалил желтые зубы.
Обратный путь по ущелью стал настоящим испытанием. Бэтман нёсся так, как будто это была его последняя поездка. Таратайка гремела и подпрыгивала Проходящие туристы испуганно прижимались к стенам ущелья. Я вцепился в повозку, крича: – Я не подписывался на аттракцион “Смертельный номер”! Бедуин же хлестал коня и при этом смеялся, словно это было лучшее шоу в его жизни.
Позже, сидя в харчевне с надписью «Original Bedouin Tea – 5 dinar!», я размышлял о величии Петры. Да, это чудо света. Да, оно прекрасно. Но теперь я знаю правду: набатеи были гениями не только в архитектуре, но и в создании идеального квеста для туристов. «Выживи в печке, договорись с конем, сделай селфи – и, maybe, мы позволим тебе уйти»,
На берегах Иордана
Солнце поднималось над пустынными холмами Иордании, окрашивая небо в оттенки янтаря, когда наш автобус выехал в сторону реки Иордан. Целью было место, где, согласно библейским преданиям, Иоанн Креститель совершил обряд над Иисусом Христом. Арабы называют его Аль-Магтас – «Место Погружения». Этот уголок земли, признанный ЮНЕСКО частью всемирного наследия, манил своей святостью и тишиной, которая, казалось, хранила отголоски древних молитв.
Дорога вилась через иссушенные солнцем горы и долины со скудной растительностью. Гид рассказывал о тысячелетней истории этих мест, но мысли уже летели к моменту, когда взору откроется та самая река, разделяющая Иорданию и Израиль. Хотя точное место крещения неизвестно, за два тысячелетия река неоднократно меняла свое русло. Современные границы здесь кажутся хрупкими: ширина Иордана в районе крещения едва достигает десяти метров, а река, некогда полноводная, сегодня течет медленно, окрашенная в зеленоватые тона. Вкус имеет соленый, из-за подмеса воды Мертвого моря. Граница между двумя странами проходит по середине реки и обозначена буйками. На Израильском берегу до сих пор не разминированы большие участки территории, прилегающие к реке. Это отголоски Войны Судного дня, которая закончилась более пятидесяти лет назад, и напоминание, как хрупок мир.
На въезде в Аль-Магтас нас встретил скромный визит-центр. К реке вела грунтовая дорога. По пути— руины византийских церквей V века, мозаики с греческими надписями, остатки бассейнов для паломников. Археологи до сих пор находят здесь свидетельства древних ритуалов, словно время сохранило пыль веков для тех, кто ищет ответы.
И вот он, берег. Деревянный настил, ведущий к воде, окруженный тростником и ветвями эвкалиптов. На противоположной стороне – израильский берег, где толпятся туристы. Здесь же, в Иордании, царила почти медитативная тишина. Паломники, надев белые одежды, медленно спускались по ступеням к воде. Некоторые погружались с головой, шепча молитвы, другие просто умывали лицо, словно прикасаясь к самой сути веры.
Жара смягчалась легким ветерком с реки, в воздухе витало смешение запахов – сухой полыни, нагретого камня и влаги.
Несмотря на скромность пейзажа, чувствовалась необъяснимая энергетика места. Может, в его простоте, без золотых куполов или мраморных алтарей, и заключалась истина. Река, небо, земля – всё, что нужно, чтобы вспомнить: вера начинается с малого, как зерно, упавшее в почву. Казалось, у этой узкой реки, несущей историю сквозь тысячелетия, время течет иначе – соединяя прошлое, настоящее и тех, кто, как и две тысячи лет назад, ищет в ее водах очищение и надежду.
Поездка в сердце пустыни Вади Рам
Вади Рам – легендарная пустыня на юге Иордании, где пески цвета меди встречаются с исполинскими скалами, словно высеченными рукой древнего бога. В переводе «Долина легкого песка», Мы отправились в сафари на пикапах с открытым верхом, чтобы ощутить дыхание бескрайних просторов, о которых писал Лоуренс Аравийский.
Мы ехали мимо каменных арок, выточенных ветром за миллионы лет, и скал, напоминающих застывших гигантов
Сердце замирало, ветер свистел в ушах, а вокруг простирались волны песка.
Наш гид, Ахмед – араб с глубокими морщинами на загорелом лице, говорящими о годах, проведенных под палящим солнцем, сказал, указывая на ржаво-красные дюны: – Добро пожаловать на Марс. Только вот Wi-Fi, как и на Марсе, здесь не ловится.
Пока мы рывками преодолевали дюны, он комментировал пейзажи. «Вон та скала? Мы зовем её «Семь столпов мудрости». А эту называем “Курица”. Скалы очень древние. Из юрского периода. С тех времен, когда по этим просторам бродили динозавры.
Он останавливался у древних петроглифов, показывая высеченные на камне фигуры верблюдов и охотников. – Здесь когда-то шли караваны из Аравии, – рассказывал он, – а теперь следы тех времен хранят только камни.
– Босиком ходить нельзя, здесь могут быть скорпионы – крикнул он, увидев, что я снял обувь и хожу по мягкому, еще влажному песку цвета меди.
К обеду мы добрались до «роскошного кемпинга». Показав на длинный тент-шатер у подножия скал, Ахмед сказал: – Глэмпинг уровня пять звёзд. Бедуинский "шведский стол". В меню – гастрономические эксперименты с местным колоритом в сочетании с французскими кулинарными техниками. Шутка. И посоветовал попробовать фирменное мясо, запеченное в песке. Действительно, такого вкусного мяса с травами, лепешкой из тандыра и шубатом из верблюжьего молока, я еще не пробовал.
Потом пили чай с чабрецом, приготовленном на костре из верблюжьей колючки, и слушали рассказ о бедуинских обычаях. «Пустыня учит терпению, – философствовал Ахмед, – здесь время течет иначе. И тот, кто спешит, теряет душу в песках».
Закат встретили у подножия одной из скал. Солнце, опускаясь за горизонт, залило Вади Рам багрянцем.. В тишине, нарушаемой лишь шепотом ветра, я понял, почему это место называют «Лунной долиной»: казалось, мы стоим на краю другого мира, где нет ни прошлого, ни будущего – только вечное настоящее.
Покидая Вади Рам, я увез с собой не только фотографии. Где-то внутри остался шепот песков, напоминание о том, что истинная свобода – это не отсутствие границ, а умение почувствовать вечность в мгновении.
Семь столпов мудрости
Глемпинг
Глава 2
На земле древней Эллады
Афины, Аттика, озеро Вульягмени, мыс Сунион, Эвбея. О.Корфу, Касторья,Метеоры, Салоники,Халкидик, о.Родос
Афины: путешествие сквозь время
Афины – город, где античность дышит в такт современности. Здесь мраморные колонны стоят рядом с неоновыми вывесками и граффити на стенах домов, а туристы в сандалиях спешат к Акрополю мимо бариста, разрисовывающих латте-арт.
Я шел по улице Дионисия Ареопагита, и вид Акрополя уже манил ввысь, будто зовя на свидание с богами. Восхождение на холм началось со ступенек к Пропилеям. Парфенон («девичьи покои» др.-греч.) встретил сиянием пентелийского мрамора. «Он пережил войны, взрывы, землетрясения, —сказал гид, указывая на трещины в колоннах, – но красота неуязвима». Ветер кружил между капителей, словно напевая гимн богине Афине. С высоты открывалась панорама гор, дома, утопающие в зелени, и храм Гефеста внизу – немой страж античной агоры.
Я закрыл глаза и представил себе времена, когда по этим камням ходил Сократ. Шорох туник, споры философов, звон оружия – город оживал в воображении. Но крики чаек и голоса туристов вернули в реальность. История здесь не музейный экспонат, а часть повседневности.
Спустившись к подножию холма, я подошел к Ареопагу. Груда темных камней, где некогда решались судьбы царей и мыслителей. Взобрался на отшлифованную возвышенность. Здесь проповедовал апостол Павел и вершились судьбы демоса. Века спустя тишину нарушал только говор туристов.
После полудня я добрался к Плаке. Узкие улочки, увитые бугенвиллией, вели мимо византийских церквей и магазинчиков с оливковым мылом. В кафе «Под платанами» о чем-то беседовали старики в беретах. Звуки кифары доносились из открытых окон. Рядом, в витрине, мерцали голограммы античных ваз. На стене граффити изображало Афину в противогазе.
Вечер встретил на холме Ликавитос. Солнце тонуло в Сароническом заливе, окрашивая Акрополь в медные тона.
Афины не делят время на «было» и «есть». Они – вечное сейчас, где тени героев пьют фраппе, а олимпийские боги смеются над мемами. Уезжая, я поймал себя на мысли: здесь даже камни умеют рассказывать истории. Нужно только замедлить шаг и услышать.
У стен Акрополя
Почетный караул у президентского дворца
Поездка из Аттики к Посейдону
Устав от шума большого города, отправились из Аттики дальше на юг. Впереди нас ждали озеро вулканического происхождения Вульягмени, где вода лечит тело, и мыс Сунион, где душа встречается с небом.
Первой остановкой стало озеро, спрятанное меж скал, как изумруд в оправе из известняка. Местные говорят, его создала богиня Афина, ударив копьем в землю, чтобы напоить усталых воинов. Теплая, почти 24 градуса круглый год. Под ногами скользил песок, а где-то в глубине, как говорили туристы, прятался подводный грот – «пещера нимф». Я зашел в воду ощущая, как минеральные струи растворяют усталость и тут почувствовал легкие пощипывания. Посмотрев в толщу прозрачной воды, увидел, что меня атакуют стайки маленьких маникюрш-рыбок.
К полудню, после купания в озере и рыбьего пилинга, отправились на мыс Сунион. Шоссе вилось вдоль побережья, открывая то бирюзовые заливы, то покачивающиеся рыбацкие лодки,
На мысе поднялись к одиноко стоящему прямо у обрыва Храму Посейдона. Белые мраморные колонны, взмывающие в небо, были похожи на пальцы, держащие солнце. Построенный в V веке до н.э., он пережил войны и землетрясения, но до сих пор хранил величие. Зато виды! Море, скалы, и… ветер.
Обратный путь прошел в тишине. Греция не отпускает – она вплетает тебя в свою ткань, где нити пропитаны солью, оливками и эхом прошедших веков.
Озеро Вульягмени
Храм Посейдона
Эхо Эвбеи
Когда материк растворился вдали, мы проехали по Эврипову мосту, где море внизу бурлило легендарными приливными течениями Халкиды. Остров открылся во всём великолепии – гобелены оливковых рощ и суровых вершин. Первая остановка, Халкида, пульсировала тихой энергией. На набережной гид рассказал миф о споре Посейдона с Эвбеей. Старый город с венецианской крепостью и шумным рыбным рынком, казалось, тоже рассказывал истории ушедших времен.
На юге острова расположен древний город Эретрия. Бродя среди руин Храма Аполлона, я скользил взглядом по мозаикам – свидетельством о процветания этих мест еще в VIII века до н.э. Бронзовые грифоны и глиняные таблички археологического музея говорили о перекрёстке цивилизаций. Поблизости одинокий рыбак чинил сети, напевая мелодию, столь же древнюю, как и эти волны.
На рассвете отправились в ущелье Димосари. Солнечный свет пробивался сквозь платаны, рисуя узоры на тропе. Воздух звенел от цикад. За поворотом шумел водопад.
На севере манили термальные источники Эдипсоса. Погружаясь в тёплые, богатые минералами, термальные воды, я представлял Аристотеля и римских императоров, искавших здесь утешение от мирских забот и волнений. Неоклассические спа-здания, стояли как стражи былой роскоши.
У подножия горы Дирфис деревня Стенни Дирфис дарила прохладу. Каменные дома с балконами в геранях выстроились вдоль мощеных улиц. Поход через каштановые леса привёл к лугу, где звенели колокольчики овец. В семейном кафенио матрона подала спанакопиту – её слоёное тесто хранило рецепты поколений.
Пляж Хилиаду, галечный полукруг меж скал, стал моим убежищем. Волны лепили берег, а я плавал в бирюзовых водах, затем отдыхал под тамариском. Уснув под крики чаек, мне приснился сон о тайных бухтах острова,
Ужинали в таверне Каристоса. Гаридес саганаки (креветки в томате с фетой) – исчезал с тарелки, Хозяин Яннис рассказывал о «драконьих домах» – древних загадочных строениях на южных холмах.
Пересекая Эврипов мост обратно, я увозил сущность Эвии – смесь мифов, природы и тепла. Менее раскрученная, чем Санторини, но богатая историей, она дала почувствовать связь времен.
Термальные источники Элипсоса
Природные радоновые ванны
Остров Корфу (Керкира)
Остров Корфу, окутанный легендами и лазурью Ионического моря, встретил теплым бризом и ароматом кипарисов. Его изумрудные холмы и старинные улочки до сих пор хранят следы великих эпох, и моё путешествие началось с места, где переплелись судьбы императоров.
На вершине холма, в тени кипарисов стоит Ахиллеон – белоснежный дворец, построенный для Елизаветы Баварской, известной как Сиси. Австрийская императрица, искавшая здесь уединения от дворцовых интриг, вдохновилась античной Грецией. В парке, среди статуй древних героев, особенно выделяется «Умирающий Ахилл». Прогуливаясь по террасам, украшенным фресками с сюжетами из «Илиады», я представлял, как Сиси любовалась этими пейзажами, пытаясь обрести душевное равновесие и покой.
После смерти Сиси дворец перешел к германскому императору Вильгельму II, превратившему Ахиллеон в летнюю резиденцию. Он добавил в интерьеры нотки прусской строгости, но дух Сиси остался во дворце. В кабинете императора до сих пор висит карта Европы тех лет, напоминающая о бурной эпохе накануне Первой мировой.
Здесь Вильгельм размышлял о судьбах империй, не подозревая, что этот мир скоро рухнет.
Спустившись в старый город Керкира, я направился к церкви святого Спиридона, чей красный купол виднелся издали. Внутри, в серебряном саркофаге, покоятся мощи святого, почитаемого за чудеса спасения острова от чумы и захватчиков. Местные жители шепчут молитвы, целуя раку, а стены храма украшены дарами благодарных прихожан. Каждый год 11 августа мощи торжественно проносят по улицам, и весь Корфу сливается в единой молитве. Я зажег свечу, чувствуя, как вековая вера наполняет это место тишиной и благодатью.
История острова неотделима от подвига адмирала Фёдора Ушакова. В 1799 году его русско-турецкая эскадра освободила Корфу от французских войск, проявив не только военную доблесть, но и гуманность – Ушаков запретил разорять город. На набережной стоит скромный памятник адмиралу: бронзовый бюст смотрит на гавань, где когда-то бросили якорь его корабли.
Корфу – это не просто остров. Здесь дворцы говорят о людях, чьи сердца бились в такт эпохе, церкви хранят надежды тысяч паломников, а камни крепостей помнят грохот пушек.
Поездка в Касторью и Метеоры
Рано утром, Касторью и озеро Орестиада, окутал туман, словно шелковое покрывало. накрытое прохладным дыханием осени. Город, известным своими меховыми фабриками, жил своей неспешной жизнью.
Местный дедушка, сидевший у дверей мастерской меховых изделий, махнул нам рукой: «Заходите, расскажу, как наши предки шили шубы для византийских императоров». Его истории оживляли стены, украшенные выцветшими фотографиями. Касторья, оказалось, хранит не только тепло своих меховых изделий, но и тепло человеческих историй.
Отель находился на самом берегу озера. Было интересно наблюдать как из тумана выплыла стая пеликанов – белых, как призраки.
Далее мы отправились в Метеоры. Дорога петляла через горные перевалы, а за окном мелькали деревушки. Через два часа перед нами возникло нечто нереальное: гигантские каменные столпы, вздымающиеся к небу, как пальцы древних титанов. Метеоры. «Между небом и землей» – так переводится их название.
Первым был монастырь Русану, прилепившийся к вершине скалы. Чтобы добраться до него, пришлось подниматься по вырубленным в камне ступеням, цепляясь за веревочные перила. Внутри пахло ладаном и воском. Монахиня в черном, с лицом, похожим на фреску, тихо объясняла: «Здесь молились даже когда Османская империя правила. Скалы спасали нас от недругов».
Но настоящая магия ждала на закате. Мы забрались на смотровую площадку у монастыря Святой Троицы. Солнце, садясь за горизонт, окрасило скалы в пурпур и золото. Казалось, будто монастыри, подсвеченные последними лучами, вот-вот оторвутся от камня и уплывут в небо. Внизу, в долине, зажглись огоньки Каламбаки – крошечного городка, который на фоне Метеор выглядел скромным слугой великанов.
Позже, сидя в таверне у подножия скал, мы делились впечатлениями. Хозяин, принеся тарелку жареной баранины, спросил: «Понравилось? Это место… для души». Здесь, время застыло на высоте 600 метров. Греция умеет удивлять. Главное – позволить ей это сделать.
Метеоры
Салоники
Во времена Византийской империи это был второй город по значимости и численности после столицы Константинополя.
Гептапиргион, византийская и оттоманская крепость, расположенная в северо-восточной части акрополя в Салониках, также известен под своим оттомано-турецким именем «Еди-Куле». Несмотря на своё название, которое на обоих языках означает «крепость семи башен», здесь их всего десять. Вероятно, он был так назван в честь крепости Еди-Куле в Константинополе.
Оттоманская надпись над главными воротами была нанесена в 1431 г. и гласит, что акрополь был захвачен турецкими войсками и затем перестроен. Турки переделали бастионы у монументального главного входа в форт, который назвали «Ич-Кале» «внутренний замок»
Белая Башня, на берегу залива Термаикос, некогда символ османской власти, а ныне музей, стояла, отполированная ветрами, как страница учебника, которую море перелистывало раз за разом. Во времена Византии она была восточным форпостом оборонительного сооружения города Салоники.
Внутри, спиральная лестница с византийскими мозаиками, казалось, вела сквозь эпохи. С вершины открывался вид на набережную, где старики играли в тавли, а подростки на скейтбордах огибали монумент Александру Македонскому.
Двигаясь вглубь города, я наткнулся на Арку Галерия, проржавевшую от времени, но все еще гордую. Рядом – Ротонда, чей купол, как веко, прикрывал истории трех религий: мавзолей, византийская церковь, османская мечеть. Внутри, под сбитой штукатуркой, проступали лики святых, а на полу лежали коврики для намаза – слои верований, словно стратиграфия души города.
В Ано Поли, Верхнем городе, время текло иначе. Узкие мощеные улочки взбирались вверх, к византийским стенам. Здесь дома, словно груды кубиков, лепились друг к другу, украшенные геранью в глиняных горшках. В таверне «О Павлос» хозяин, бородатый как праведник, угостил меня бугацой – слоеным пирогом с кремом. «Рецепт от бабушки, она бежала из Смирны в 1922-м», – сказал он, Из окна виднелись красные черепичные крыши домов, спускающиеся к морю,
Спускаясь вниз, я попал в Лададику – квартал, где османские подвалы стали барами. Ночью здесь гудело, как в улье: ремиксы на сиртаки, смех, звон стаканов. В баре «To Hamam» турецкие ковры висели рядом с неоновыми граффити, а в меню —коктейль с мастихой, имеющим мягкий вкус с огуречным оттенком и хвойно-фруктовым привкусом.
На рынке Модиано царил хаос ароматов: горы оливок, связки орегано, ведра с кальмарами. Рядом, в переулке, продавались открытки с цифровыми коллажами.
Вечером я поднялся обратно в Ано Поли. Солнце, как спелый плод, опускалось за горизонт. У крепостных стен, где когда-то стояли византийские и османские стражи, фотографировались пары в свадебных нарядах. Внизу, в порту, работали краны. Их огни мерцали как звезды на небосклоне.
Три пальца Посейдона: путешествие по Халкидикам
Солнце висело над Эгейским морем, рассыпая блики по воде, когда мы подъехали к полуострову Халкидики. Его очертания напоминают трезубец. «И тогда Посейдон разозлился и метнул в ссорящихся титанов свой трезубец. Однако промахнулся, и огромный трезубец упал в воду» Так, согласно одному из мифов, и появился полуостров Халкидики.
Первый «палец», Кассандра, встретил запахом сосен и шумом прибоя. Полуостров назван в честь македонского царя Кассандра, который пришел к власти в 302 г. до н.э. Древние называли его Флегра – «земля огня», место битвы богов с гигантами, так называемая гигантомахия. Говорят, что каждая скала здесь – тело поверженного титана. Я шел по тропе к руинам Потидеи, города, основанного коринфянами в VII веке до н.э. Его стены помнят персидские войны: в 480 году до н.э. Царь Ксеркс, двигаясь на завоевание Греции, пытался подчинить эти земли. Но Потидея восстала, как и другие полисы Халкидиков.
Легенда утверждает, что под этими волнами спит гигант Энкелад. Когда он ворочается- вулканы просыпаются. Посейдон приковал его цепями ко дну, чтобы не буянил». Кассандра сегодня – царство курортов. С западной стороны полуострова хорошо просматривается гора Олимп, на которой восседали олимпийские боги во главе с Зевсом.
Второй «палец», Ситония, манил тишиной. Дорога вилась меж оливковых рощ и бухт, где вода была настолько прозрачной, что казалось, видишь само время. У мыса Торони есть остатки древних стен – следы Торони, города, упомянутого еще Гомером. Местный гид, Мария, указала на островок Кастри: «По легенде, это камень, который гигант Ситон швырнул в Афину, но промахнулся. Богиня превратила его в скалу, чтобы защитить людей»
Мы поднялись на холм, откуда открывался вид на залив Порто-Куфо. «Здесь в V веке до н.э. афинский флот укрывался перед битвой при Саламине. Персы хотели сжечь корабли, но шторм, посланный Посейдоном, разметал их триеры».
Ситония – это «парк» Халкидиков. Зеленая, более спокойная часть полуострова, с оливковыми плантациями, отличными пляжами, кристальной водой и уютными бухтами. Здесь покой, тишина и нетронутая природа
На летней веранде таверны, укрывшись в тени развесистой смоковницы, заказал тарелку тарамосалата, который, по фото в меню, своим видом напоминал десерт розового цвета. Оказалось, это смесь из копчёной тресковой икры, лимонного сока, оливкового масла и чеснока. Съел ложку…И понял, почему греки запивают его узо молочного цвета. Официант, видя мои страдания, постучал по спине: «Это залог бессмертия! Или, хотя бы, крепкого сна».
Афон – самый отдаленный полуостров. По преданию, гигант Афон, сражаясь с Посейдоном, швырнул в него гору. Бог морей уклонился, и гора упала в воду, став полуостровом. Так трактуют появление полуострова греческие мифы. На самом деле это отражение тех геологических процессов, которые происходили в этих местах в давние
Именно здесь, в четырех километрах от поселка Уранополиса, находится одна из главных святынь православного мира – Святая Гора Афон – закрытое мужское монашеское государство. На территории Святой Горы находится 20 монастырей и проживает около 1700 монахов.
Женщинам сюда путь закрыт, а мужчины могут ступить на землю монашеской республики по особому разрешению. Мы плыли на катере вдоль берега, любуясь монастырями, будто вырастающими из скал. Византийские стены, библиотеки с древними манускриптами, свечи, что не гаснут века… Здесь время будто остановилось,
Глядя с катера на окутанный дымкой Афон, я думал о том, как переплетаются здесь мифы и реальность. Тени гигантов, шелест страниц древних хроник, молитвы монахов – все сливается в единый гимн вечности.
Осенью, на полуострове идёт сбор оливок. Оливковое масло из Халкидик считается одним из лучших по качеству во всей Греции. Уезжая, взял с собой бутылку золотистого масла с травами. Халкидики остались позади, но их волны и легенды остались со мной. Как писал Геродот, «Греция – это земля, где даже ветер рассказывает истории».
Тень Колосса
Родос встречал запахами сосен и соленым дыханием Эгейского моря. Автобус тронулся и сопровождающий группы Никос, тут же начал свой рассказ: «Видите холм? Напоминает спину спящего гиганта. Когда-то здесь, на мраморном постаменте, стоял Колосс, наш страж и маяк». Легенда оживала в его словах, хотя бронзовый исполин давно канул в Лету, оставшись лишь тенью в истории.
Стены крепости, внесенной в список ЮНЕСКО, вздымались как декорации к фильму о рыцарях-госпитальерах. Улица Рыцарей, вымощенная вековым камнем, вела к дворцу Великих Магистров. По пути Никос рассказал легенду о призраке девушки, что ищет возлюбленного-крестоносца. «Она стучит в полночь в полнолуние», – сказал он, указывая на старую дверь с ржавыми скобами.
На следующий день мы отправились к Акрополю Линдоса. Погонщики ослов, на которых красовались венки из полевых цветов, предлагали подвезти, но я выбрал тропу, На вершине ветер свистел в руинах храма Афины, а внизу бухта Святого Павла манила бирюзой.
На острове есть достопримечательность – долина Петалудес, которая в июле превращается в оазис. Тысячи тигровых бабочек, словно живые цветы, покрывали стволы деревьев. Тишину нарушал лишь шелест крыльев да журчание ручья. Смотритель парка предупредила: «Не шумите. Они бегут от суеты мира… как и мы все». В тени платана я почувствовал, как время замедляет ход.
Закат встретил на пляже Ялиссоса. Ветер, идеальный для виндсерфинга, трепал волосы, а местные спортсмены скользили по волнам, будто Посейдон дарил им силу. В таверне «Афродита» я пробовал сувлаки, запивая рециной. Рыбаки за соседним столиком затянули протяжную песню.
Вечером я нашел на пляже камешек с круглым отверстием – Никос сказал, что это знак: «Остров хочет, чтобы ты вернулся». Уезжая на пароме, я смотрел на исчезающий в дымке берег. Родос не отпускал, оставляя в душе след, как след корабля на воде. Может, это Колосс, незримо стоящий у старой гавани, шептал: еla— «Возвращайся» Греция – это не место, это состояние души!»
Акрополь на Линдосе
Павлины на Родосе
Глава 3
Зачем ехать в Амстердам?
Ну, во-первых, чтобы наконец-то выяснить, как и куда можно проплыть на кораблике по каналам. Убедиться, что после дегустации трёх сыров и пива даже каналы начинают казаться логичным транспортным маршрутом. А ещё это шанс почувствовать себя знатоком, пока аудиогид рассказывает, что "вот этот дом наклонился не из-за того, что так было задумано. а из-за болотистой почвы".
Во-вторых, турист идет в музей Ван Гога – чтобы понять, что картина «Автопортрет с отрезанным ухом» там действительно есть.
Рейксмузей? Ну конечно! Там же висит та самая картина Рембрандта, где "Ночной дозор" выглядит так, будто все герои только что вышли из бара и пытаются собраться для группового фото.
Квартал Красных фонарей – обязательный пункт программы для тех, кто хочет сделать селфи на фоне витрин и потом объяснять бабушке: "Это… хм… музей современного искусства. Да, и там очень яркое освещение!"
Селедка из Северного моря? Ну, это священный ритуал. Потому что где ещё вы сможете съесть рыбину, держа её за хвост и при этом сойти за утончённого гурмана? "Это как суши, только с ветерком и угрозой выскользнуть из рук прямо в канал", А, ещё
понять, что велосипед здесь— это не метафора, а образ жизни.
В общем, Амстердам – это город, где можно потерять всё: ориентацию в хитросплетении улочек и каналов, достоинство в кофешопе «Бульдог» и остатки трезвости в пабе. Но зато обрести историю, которую можно будет рассказывать друзьям без упоминания всех деталей.
Рейксмузей – место, где история оживает
Амстердам, город каналов и свободного духа, хранит в своих стенах сокровища мировой культуры. Рейксмузеум, величественный и строгий, встречает посетителей. Его длинные галереи словно переносят в эпоху Золотого века Нидерландов. Здесь каждый зал – портал в прошлое, а каждая картина – история, которая ждёт, чтобы её услышали.
Сердце музея бьётся в зале, где висит легендарная картина Рембрандта «Ночной дозор». При первом взгляде на неё захватывает дух: огромное полотно (почти 4 метра в высоту!), динамичное, наполненное движением и драмой. Свет выхватывает из полумрака лица стражников, вспыхивает на позолоте одежд, заставляет металл оружия мерцать таинственно. Это не просто групповой портрет – это театр, где каждый герой играет свою роль.
Но почему же заказчики, члены стрелковой гильдии, остались недовольны? Всё просто: они ожидали традиционного парадного изображения, где все равны, статичны и детально прописаны. А Рембрандт нарушил правила. Он создал живую сцену: одни фигуры выдвинул на первый план, другие растворил в тенях, добавил случайных персонажей (вроде девочки с курицей) и сместил акценты. Кто-то из заказчиков оказался «в тени», и это вызвало возмущение, кто-то был изображен явно «под шафе» Говорят, часть оплаты художнику так и не была выдана. Интересно, что название «Ночной дозор» появилось лишь в XIX веке – из-за слоя копоти, исказившего первоначальные дневные тона. Сегодня, после реставрации, картина открывается в новом свете, но её мятежный дух остаётся неизменным.
Покидая зал Рембрандта, погружаешься в мир других мастеров. Вот «Молочница» Вермеера – скромная героиня в лучах утреннего света. Каждая капля молока, каждая складка ткани словно дышат тишиной и гармонией. Рядом – жанровые сцены Яна Стена: шумные таверны, смеющиеся дети, хаос домашней жизни. Его «Весёлое семейство» напоминает, что человеческие слабости вечны.
А как не остановиться у «Зимнего пейзажа» ван дер Нера, где лунный свет превращает замёрзшие каналы в зеркала? Или у трогательных портретов Франса Хальса, чьи мазки полны энергии и жизни?
Рейксмузеум – это не просто собрание картин. Это диалог с теми, кто смело ломал шаблоны, как Рембрандт, или воспевал красоту повседневности, как Вермеер. Здесь понимаешь: искусство вечно, потому что в нём живут страсти, ошибки и поиски, которые близки нам даже спустя столетия. И когда стоишь перед «Ночным дозором», кажется, что сам Рембрандт где-то рядом, усмехается: «Видите, они всё-таки признали, что я был прав?»
Музей Ван Гога
Посещение музея Ван Гога в Амстердаме стало для меня погружением в мир, где искусство переплетается с человеческой душой. С первых минут, едва переступив порог современного здания музея ощущаешь особую атмосферу – будто сам Винсент Ван Гог незримо сопровождает тебя, рассказывая историю своей короткой, но невероятно насыщенной жизни.
Экспозиция построена хронологически, что позволяет проследить эволюцию художника: от мрачных, тяжелых работ вроде «Едоков картофеля» до взрыва красок в поздних произведениях. Особенно поразили знаменитые «Подсолнухи». На репродукциях они кажутся яркими, но вживую их фактурные мазки, почти скульптурные, словно вырываются за рамки холста, наполняя пространство энергией. Кажется, будто желтая краска до сих пор не высохла…
Его борьба с внутренними демонами и поиск света в искусстве становятся осязаемыми. Картины вроде «Спальни в Арле» или «Ветвей миндального дерева» обретают новый смысл – это не просто изображения, а крик души, попытка ухватиться за красоту в хаосе.
Музей удивительно бережно передает наследие художника. Даже туристы не разрушают медитативную тишину, царящую у полотен. Современное оформление, интерактивные элементы, вроде проекций писем на стены, добавляют глубины, но не отвлекают от главного.
Уходя, я долго нес в себе смесь восторга и грусти. Восторга – от того, как один человек смог превратить боль в нечто бессмертное. Грусти – от осознания, как мало он был понят при жизни. Музей Ван Гога не просто хранит картины. Это место, где каждый мазок напоминает: даже в самых темных тучах есть просвет, готовый вспыхнуть золотом и лазурью.
«Тайны старых кораблей: морской музей Амстердама»
Солнце только начало подниматься над каналами Амстердама, когда я подошел к массивному зданию Морского музея. Бывший склад Военно-морского флота, построенный в 1656 году, напоминал гигантский корабль, выброшенный на берег временем. Кирпичные стены, узкие окна-иллюминаторы и флюгер в виде старинного судна на шпиле – всё дышало историей.
Картины морских сражений, модели кораблей: каравеллы, фрегаты, галеоны, другие артефакты тех времен. Казалось, они плыли сквозь века, чтобы рассказать свои истории. На потертой поверхности глобуса XVII века Америка была еще «Новым Светом», а Австралия – таинственной Terra Incognita. «Здесь начинались все пути», – подумал я, представляя, как капитан водит пальцем по медной окантовке, планируя кругосветное плавание.
Экспозиция оживала, как морской прилив. В зале навигации сверкали латунные секстанты и хронометры. Я задержался у витрины с журналом штурмана 1632 года: выцветшие чернила отмечали координаты, штормы, встречи с китами. «Добрались ли моряки до берега? Музей хранит молчание, оставляя простор для воображения.
Сердцем музея стала точная копия корабля Ост-Индской компании – «Амстердам». Поднявшись по трапу, я ощутил под ногами покачивание палубы. В трюме пахло соленой рыбой и порохом, лежали бочки. В каюте капитана на столе увидел карту с отметкой «Мыс Доброй Надежды».
Живой восторг вызвал симулятор шторма. Надев 3D-очки, я встал у штурвала. Экран ожил: волны высотой с гору обрушивались на борт, мачты стонали, а ветер вырывал из рук руль. «Лево руля!» – закричал я, но корабль все равно нырнул в водяную бездну. Когда «шторм» стих я был весь в напряжении. Как же управляли этими гигантами в те времена?
В зале «Золотой век» мерцали фарфор из Китая. Запомнился крошечный экспонат – письмо юнги. «Мне страшно, но я научусь быть храбрым», – писал мальчик. Его корабль так и не вернулся в порт…
Поездка в Харлем: сыр, история и дух сопротивления
Харлем, уютный городок, словно сошел с полотен голландских мастеров: мощеные улочки, фасады домов с остроконечными фронтонами. Всего полчаса езды от Амстердама – и ты попадаешь в место, где время замедляет ход, а история оживает.
Основанный в X веке он расцвел в Средневековье как центр текстильной торговли, а в Золотой век (XVII в.) стал домом для художников, таких как Франс Халс, чья коллекция сегодня украшает местный музей, известный как музей Золотого века голландской живописи.. Но слава города – это и его испытания. В 1572 году, во время восьмидесятилетней войны за независимость от Испании, Харлем пережил героическую семимесячную осаду. Испанские войска, вопреки ожиданиям, столкнулись с яростным сопротивлением. Горожане, укрываясь за стенами церкви Святого Бавона (Синт-Бавоскерк), превратили храм в крепость духа.
Под сводами готического собора, где позже играл на органе сам Моцарт, они молились и находили силы для борьбы. Осада закончилась поражением, но мужество харлемцев вошло в легенды.
Прогуливаясь по харлемскому рынку Гроте Маркт, невозможно не заметить горы сыра – традиционного гауды и эдама. История прозвища голландцев «Сырные головы» уходит корнями в Средневековье. По одной из версий, во время осады города англичанами в 1573 года голландские солдаты использовали деревянные формы для сыра вместо шлемов. Англичане, насмехаясь, называли их «Сырноголовыми» (Kaaskoppen). Голландцы превратили это в предмет гордости: сегодня сыр – символ их упорства и изобретательности.
Сегодня Харлем – это не только история. Пройти по набережной Спарне, заглянуть в крошечные антикварные лавки, попробовать свежую стропвафель в кафе у канала. А в соборе Святого Бавона, где когда-то кипели страсти войны, теперь звучит музыка: ее орган, один из крупнейших в мире, до сих пор поражает мощью.
Глава 4
Гаага: город мира, музеев и морского ветра
Гаага —это не просто административная столица Нидерландов, но и место, где переплетаются история, политика, искусство и дух свободы. Здесь нет суеты Амстердама, зато есть элегантность, строгие фасады зданий и шум прибоя на пляжах Схевенингена
Мое знакомство с городом началось с Бинненхофа – средневекового комплекса зданий, где заседает парламент Нидерландов. Внутренний двор с прудом Хоффейвер отражается в воде, как картина из прошлого. Рядом возвышается Риддерзаал (Рыцарский зал) с остроконечной крышей – символ голландской государственности.
Всего в паре минут ходьбы находится Дворец мира. Его неоготическая архитектура и витражные окна впечатляют, но еще сильнее – осознание, что здесь решаются судьбы целых стран. Во внутреннем саду установлено «Древо мира» с табличками-посланиями от людей со всего мира.
Любителям живописи Гаага подарит встречу с шедеврами. В Маурицхейс – небольшом, музее – висят картина Вермеера «Девушка с жемчужной серёжкой» и работы Рембрандта. Интерьеры дворца XVII века сами по себе произведение искусства.
Для ценителей современного искусства, есть Кунстмузеум с коллекцией Мондриана и Эшера. Его здание напоминает гигантский белый куб – типичный голландский минимализм.
А бульвар ЛangeVoorhout, с вековыми липами, летом превращается в арт-галерею под открытым небом.
Гаага – единственный крупный город Нидерландов с собственным пляжем. Схевенинген манит белоснежным песком, яркими парашютами кайтсерферов и легендарным пирсом с колесом обозрения. Здесь можно попробовать свежую селёдку в лавке у променада или зайти в музей Скульптуры на море, Курорт часто называют Северной Ривьерой. Главной достопримечательностью Схевенингена являются трехкилометровый широкий песчаный пляж и всемирно известная морская лечебница Kurhaus, Здесь же находится и крупнейший в Голландии морской музей-аквариум Sea Life Scheveningen.
В легендарном отеле «Kurhuis» в разное время останавливались известные личности, музыканты и политические деятели, в том числе Уинстон Черчилль и Михаил Горбачев. Бывшая королева Нидерландов Беатрикс любила отмечать здесь свои дни рождения.
Если захочется уединения, можно отправиться в дюны Мейендел – природный парк с велодорожками и тропами через сосновый лес.
А Мадуродам – это парк, где вся Голландия уместилась на площади футбольного поля. Тут и ветряные мельницы, и аэропорт Схипхол с моделями взлетающих самолётов, и копии каналов Амстердама.
Вечерний город преображается: в районе Плет (Plein), где кипит жизнь в ресторанах и пабах. Здесь же можно попробовать местный сыр с горчицей, утку в медовом соусе или стритфуд из азиатских лавок.
Гаага – город контрастов. Он строгий и весёлый, исторический и современный, деловой и курортный одновременно. Это место, где можно утром слушать лекцию о международном праве, днём – гулять по дюнам, а вечером любоваться закатом над Северным морем, думая о том, как много вмещает в себе этот город.
Валерий Кулаковский
Представьте себе книгу, которая заставит вас одновременно улыбнуться и задуматься. Это не сборник сухих фактов о достопримечательностях и исторических событиях. Это коктейль из приключений и историй, где автор, как неутомимый путешественник, в сланцах, с потертой дорожной сумкой на ремне, ведет вас через джунгли впечатлений, событий и курьезов.
Эта книга является второй частью и продолжением книги «Мой саквояж». В ней, вместе с автором, вы отправитесь в увлекательное путешествие по Иордании, островам Греции, Нидерландам.
Эти путевые заметки и рассказы – как лучший друг-путешественник: смешной, немного сумбурный, но всегда знающий, куда поехать, что посмотреть и где попробовать вкусную и необычную национальную еду.
Валерий Кулаковский
Мой саквояж. Часть II
Глава 1
Иорданские зарисовки
Семь холмов времени
Амман встретил жарким дыханием пустыни, смешанным с ароматом жареного кофе и кардамона. Столица Иордании, раскинувшаяся на семи холмах, как древняя царица в расшитом золотом платье, казалась одновременно вечной и стремительно меняющейся. Здесь, где прошлое не прячется под асфальтом, а выступает из-под каждого камня.
Первым делом – холм Джебель-аль-Калаа, сердце древнего Аммана. Цитадель, возвышающаяся над городом на крепостном холме, хранит следы всех, кто правил здесь за последние семь тысячелетий. Я шел по вымощенной камнями тропе, а ветер, словно невидимый гид, шептал названия правителей: аммониты, римляне, византийцы, омейяды…
У руин храма Геркулеса, чьи исполинские пальцы мраморной руки все еще сжимают землю, местный гид в белоснежной куфии начал рассказ:
– Видишь эти колонны? Они были выше облаков! – его глаза блеснули. – Аммониты построили храм своему богу Малкому, римляне переделали его в честь Геркулеса. А потом… – он махнул рукой в сторону пустыни, – пришли землетрясения. Даже боги не устояли.
Спускаясь к римскому амфитеатру на 6000 зрителей, я наткнулся на группу школьников, репетировавших пьесу на арабском. Их смех эхом отражался от каменных ступеней, будто сливаясь с аплодисментами давно исчезнувшей публики. – Представьте, – сказал гид, – здесь выступали греческие трагики, византийские мимы, а теперь наши дети репетируют «Али-Бабу»». История здесь не музей, а живая сцена.
В лабиринте рынка Аль-Балад я заблудился намеренно. Между лотками с фисташковой халвой и медными кувшинами увидел табличку: «Византийская церковь VI века». За неприметной дверью открылся пол, украшенный мозаикой с павлинами и виноградными лозами. «Это обнаружили при строительстве магазина в 1980-х, – объяснил на ломаном русском владелец лавки заметив мой интерес. – У нас вся земля – как слоеный пирог. Копни – и найдешь следы империй».
После обеда я добрался до дворца Омайядов VIII века на территории Цитадели. В тени купола с ажурными окнами сидел художник, зарисовывая арки. Я подумал, наверное, здесь такие узкие коридоры, чтобы даже ветер замедлял дуновение, давая время подумать и очертить контуры былого величия. Когда-то здесь решались судьбы от Дамаска до Андалусии.
Амман
Цитадель
Римский амфитеатр
Гора Нево
Утреннее солнце Иордании уже припекало, когда наш автобус петляя по серпантину, направлялся к легендарной горе Нево. За окном мелькали оливковые рощи и холмы, выжженные солнцем до цвета охры. Мы ехали туда, чтобы прикоснуться к месту, где, согласно Ветхому Завету, завершился земной путь пророка Моисея.
У подножия горы дорогу преградила стайка бедуинских детей, продающих фигурки из оливкового дерева. Их смех и крики: «Welcome to Jordan!» – нарушали тишину, но уже через несколько минут, поднимаясь по каменным ступеням, мы погрузились в безмолвие. Воздух был напоен ароматом полыни и теплого камня. Здесь время будто остановилось.
Гора Нево, или Небо, встретила нас суховеем, который словно пытался унести с собой груз веков. С высоты 800 метров открывалась панорама, заставляющая задержать дыхание. Именно эту землю Обетованную, иначе говоря, обещанную богом, и увидел Моисей. Ибо, как записано во Второзаконии: «И взошёл Моисей с равнин Моавитских на гору Нево, на вершину Фасги, что против Иерихона, и показал ему Господь всю землю Галаад до самого Дана…»
На горе установлен памятный знак мемориала Моисея.
В интерьере Византийской базилики IV века, под защитой стекла, сохранились древние мозаики: кресты, геометрические узоры, изображения животных. Каждая плитка – послание из той эпохи.
Рядом с церковью высится скульптура Посох Змеи – символ, напоминающий о чудесах пророка Моисея в пустыне.
Спускаясь вниз, я поднял с земли камень – шершавый, теплый, насквозь пропитанный солнцем. Он стал моим напоминанием о том, как хрупка грань между прошлым и настоящим. Гора Нево – не просто точка на карте. Это место, где история становится осязаемой, а вера – тихим диалогом с вечностью.
Мемориал пророка Моисея
Земля обетованная с горы Нево
Византийская базилика
Петра
В сердце иорданских пустынь, среди отвесных скал цвета пламени, взору открылась Петра – «розовый город», высеченный в камне. Это чудо, признанное одним из новых семи чудес света, хранит историю древней цивилизации и инженерного гения.
Основателями Петры стали набатеи – кочевой арабский народ, осевший в этих горах около IV века до н.э. Кочевники превратили Петру в столицу своего царства, контролируя торговые пути между Аравией, Египтом и Средиземноморьем. Благовония, шелка и специи текли через их руки, принося богатства. Набатеи славились не только как торговцы, но и как архитекторы: их храмы и гробницы, вырезанные в песчанике, смешивали египетские, эллинистические и месопотамские мотивы.
Город был спрятан в горах, а попасть в него можно было только через узкое ущелье Сик.
Он создавался буквально из камня. Используя металлические зубила, мастера высекали фасады прямо из скал. Самый известный символ Петры – Аль-Хазне (Сокровищница) – демонстрирует их мастерство: колонны, статуи и урны выточены с ювелирной точностью. В засушливом климате вода была главным сокровищем. Набатеи построили сложную гидравлическую систему: плотины перехватывали зимние паводки, каналы и керамические трубы на крутых склонах ущелья направляли воду в резервуары, снабжая дома и сады. Благодаря сети цистерн и фильтров Петра процветала даже в засуху, становясь оазисом для караванов.
Хотя Александр Македонский не завоевывал Петру, его империя изменила регион. После смерти Александра в 323 г. до н.э. Ближний Восток попал под влияние эллинистических царств – Птолемеев и Селевкидов. Набатеи, умело лавируя между державами, сохраняли независимость, перенимая элементы греческой культуры.
Однако в 106 г. н.э. Петра пала под натиском войск Римской империи. Император Траян превратил Набатейское царство в провинцию Аравия. Римляне привнесли свои технологии – мощеные дороги, амфитеатры, – но с перенаправлением торговых путей Петра начала угасать.
Забытая на века, Петра была вновь открыта миру в 1812 году швейцарским путешественником Иоганном Буркхардтом. Сегодня ее величие напоминает о набатеях – народе, превратившем скалы в произведения искусства. В 2007 году Петра вошла в список новых семи чудес света, став символом гармонии между человеческим гением и природой.
Этот город, переживший века, продолжает завораживать: его камни и скалы будто рассказывают истории караванов, царей и инженеров, бросивших вызов пустыне.
Аль Хазне
Амфитеатр
Вход в ущелье
На таратайке по ущелью
– Петра – одно из семи чудес света, ты обязан это увидеть! – сказал мне коллега, побывавший в этих местах. – А, чтобы долго не ходить по жаре, воспользуйся услугами местных извозчиков.
Начнём с того, что путь через ущелье Сик – это как пройти через гигантскую духовку, случайно включённую на режим «пицца-камень». Солнце палило так, будто решило доказать, что Иордания – это предбанник ада. И я, в своей широкополой шляпе (купленной за десять долларов у входа в ущелье), напоминал перегретого ковбоя из вестерна. Впрочем, мой конь ждал меня впереди. Или осёл. Или верблюд. В общем, кто- то из них,
Когда после часа блужданий по Сику передо мной возникла Сокровищница (Аль-Хазне), я замер. Мой мозг, пересохший от жары, наконец-то осознал: «Эй, это же та самая штука из “Индианы Джонса”!» Я потянулся за фотоаппаратом, но тут ко мне подошел местный бедуин. – Welcome! You want ride? Only 20 dinar! – улыбнулся он с таким видом, словно предлагал не поездку, а членство в закрытом клубе. Видя, что я засомневался, он сказал:
– No problem! Real Arabian horse (настоящий арабский скакун) и показал на таратайку с откидным верхом, запряженную тощим конем. Мы подошли к повозке, он похлопал мерина по жилистой шее и сказал: – His name is Batman. Конь, при этом замотал головой, повернулся ко мне и оскалил желтые зубы.
Обратный путь по ущелью стал настоящим испытанием. Бэтман нёсся так, как будто это была его последняя поездка. Таратайка гремела и подпрыгивала Проходящие туристы испуганно прижимались к стенам ущелья. Я вцепился в повозку, крича: – Я не подписывался на аттракцион “Смертельный номер”! Бедуин же хлестал коня и при этом смеялся, словно это было лучшее шоу в его жизни.
Позже, сидя в харчевне с надписью «Original Bedouin Tea – 5 dinar!», я размышлял о величии Петры. Да, это чудо света. Да, оно прекрасно. Но теперь я знаю правду: набатеи были гениями не только в архитектуре, но и в создании идеального квеста для туристов. «Выживи в печке, договорись с конем, сделай селфи – и, maybe, мы позволим тебе уйти»,
На берегах Иордана
Солнце поднималось над пустынными холмами Иордании, окрашивая небо в оттенки янтаря, когда наш автобус выехал в сторону реки Иордан. Целью было место, где, согласно библейским преданиям, Иоанн Креститель совершил обряд над Иисусом Христом. Арабы называют его Аль-Магтас – «Место Погружения». Этот уголок земли, признанный ЮНЕСКО частью всемирного наследия, манил своей святостью и тишиной, которая, казалось, хранила отголоски древних молитв.
Дорога вилась через иссушенные солнцем горы и долины со скудной растительностью. Гид рассказывал о тысячелетней истории этих мест, но мысли уже летели к моменту, когда взору откроется та самая река, разделяющая Иорданию и Израиль. Хотя точное место крещения неизвестно, за два тысячелетия река неоднократно меняла свое русло. Современные границы здесь кажутся хрупкими: ширина Иордана в районе крещения едва достигает десяти метров, а река, некогда полноводная, сегодня течет медленно, окрашенная в зеленоватые тона. Вкус имеет соленый, из-за подмеса воды Мертвого моря. Граница между двумя странами проходит по середине реки и обозначена буйками. На Израильском берегу до сих пор не разминированы большие участки территории, прилегающие к реке. Это отголоски Войны Судного дня, которая закончилась более пятидесяти лет назад, и напоминание, как хрупок мир.
На въезде в Аль-Магтас нас встретил скромный визит-центр. К реке вела грунтовая дорога. По пути— руины византийских церквей V века, мозаики с греческими надписями, остатки бассейнов для паломников. Археологи до сих пор находят здесь свидетельства древних ритуалов, словно время сохранило пыль веков для тех, кто ищет ответы.
И вот он, берег. Деревянный настил, ведущий к воде, окруженный тростником и ветвями эвкалиптов. На противоположной стороне – израильский берег, где толпятся туристы. Здесь же, в Иордании, царила почти медитативная тишина. Паломники, надев белые одежды, медленно спускались по ступеням к воде. Некоторые погружались с головой, шепча молитвы, другие просто умывали лицо, словно прикасаясь к самой сути веры.
Жара смягчалась легким ветерком с реки, в воздухе витало смешение запахов – сухой полыни, нагретого камня и влаги.
Несмотря на скромность пейзажа, чувствовалась необъяснимая энергетика места. Может, в его простоте, без золотых куполов или мраморных алтарей, и заключалась истина. Река, небо, земля – всё, что нужно, чтобы вспомнить: вера начинается с малого, как зерно, упавшее в почву. Казалось, у этой узкой реки, несущей историю сквозь тысячелетия, время течет иначе – соединяя прошлое, настоящее и тех, кто, как и две тысячи лет назад, ищет в ее водах очищение и надежду.
Поездка в сердце пустыни Вади Рам
Вади Рам – легендарная пустыня на юге Иордании, где пески цвета меди встречаются с исполинскими скалами, словно высеченными рукой древнего бога. В переводе «Долина легкого песка», Мы отправились в сафари на пикапах с открытым верхом, чтобы ощутить дыхание бескрайних просторов, о которых писал Лоуренс Аравийский.
Мы ехали мимо каменных арок, выточенных ветром за миллионы лет, и скал, напоминающих застывших гигантов
Сердце замирало, ветер свистел в ушах, а вокруг простирались волны песка.
Наш гид, Ахмед – араб с глубокими морщинами на загорелом лице, говорящими о годах, проведенных под палящим солнцем, сказал, указывая на ржаво-красные дюны: – Добро пожаловать на Марс. Только вот Wi-Fi, как и на Марсе, здесь не ловится.
Пока мы рывками преодолевали дюны, он комментировал пейзажи. «Вон та скала? Мы зовем её «Семь столпов мудрости». А эту называем “Курица”. Скалы очень древние. Из юрского периода. С тех времен, когда по этим просторам бродили динозавры.
Он останавливался у древних петроглифов, показывая высеченные на камне фигуры верблюдов и охотников. – Здесь когда-то шли караваны из Аравии, – рассказывал он, – а теперь следы тех времен хранят только камни.
– Босиком ходить нельзя, здесь могут быть скорпионы – крикнул он, увидев, что я снял обувь и хожу по мягкому, еще влажному песку цвета меди.
К обеду мы добрались до «роскошного кемпинга». Показав на длинный тент-шатер у подножия скал, Ахмед сказал: – Глэмпинг уровня пять звёзд. Бедуинский "шведский стол". В меню – гастрономические эксперименты с местным колоритом в сочетании с французскими кулинарными техниками. Шутка. И посоветовал попробовать фирменное мясо, запеченное в песке. Действительно, такого вкусного мяса с травами, лепешкой из тандыра и шубатом из верблюжьего молока, я еще не пробовал.
Потом пили чай с чабрецом, приготовленном на костре из верблюжьей колючки, и слушали рассказ о бедуинских обычаях. «Пустыня учит терпению, – философствовал Ахмед, – здесь время течет иначе. И тот, кто спешит, теряет душу в песках».
Закат встретили у подножия одной из скал. Солнце, опускаясь за горизонт, залило Вади Рам багрянцем.. В тишине, нарушаемой лишь шепотом ветра, я понял, почему это место называют «Лунной долиной»: казалось, мы стоим на краю другого мира, где нет ни прошлого, ни будущего – только вечное настоящее.
Покидая Вади Рам, я увез с собой не только фотографии. Где-то внутри остался шепот песков, напоминание о том, что истинная свобода – это не отсутствие границ, а умение почувствовать вечность в мгновении.
Семь столпов мудрости
Глемпинг
Глава 2
На земле древней Эллады
Афины, Аттика, озеро Вульягмени, мыс Сунион, Эвбея. О.Корфу, Касторья,Метеоры, Салоники,Халкидик, о.Родос
Афины: путешествие сквозь время
Афины – город, где античность дышит в такт современности. Здесь мраморные колонны стоят рядом с неоновыми вывесками и граффити на стенах домов, а туристы в сандалиях спешат к Акрополю мимо бариста, разрисовывающих латте-арт.
Я шел по улице Дионисия Ареопагита, и вид Акрополя уже манил ввысь, будто зовя на свидание с богами. Восхождение на холм началось со ступенек к Пропилеям. Парфенон («девичьи покои» др.-греч.) встретил сиянием пентелийского мрамора. «Он пережил войны, взрывы, землетрясения, —сказал гид, указывая на трещины в колоннах, – но красота неуязвима». Ветер кружил между капителей, словно напевая гимн богине Афине. С высоты открывалась панорама гор, дома, утопающие в зелени, и храм Гефеста внизу – немой страж античной агоры.
Я закрыл глаза и представил себе времена, когда по этим камням ходил Сократ. Шорох туник, споры философов, звон оружия – город оживал в воображении. Но крики чаек и голоса туристов вернули в реальность. История здесь не музейный экспонат, а часть повседневности.
Спустившись к подножию холма, я подошел к Ареопагу. Груда темных камней, где некогда решались судьбы царей и мыслителей. Взобрался на отшлифованную возвышенность. Здесь проповедовал апостол Павел и вершились судьбы демоса. Века спустя тишину нарушал только говор туристов.
После полудня я добрался к Плаке. Узкие улочки, увитые бугенвиллией, вели мимо византийских церквей и магазинчиков с оливковым мылом. В кафе «Под платанами» о чем-то беседовали старики в беретах. Звуки кифары доносились из открытых окон. Рядом, в витрине, мерцали голограммы античных ваз. На стене граффити изображало Афину в противогазе.
Вечер встретил на холме Ликавитос. Солнце тонуло в Сароническом заливе, окрашивая Акрополь в медные тона.
Афины не делят время на «было» и «есть». Они – вечное сейчас, где тени героев пьют фраппе, а олимпийские боги смеются над мемами. Уезжая, я поймал себя на мысли: здесь даже камни умеют рассказывать истории. Нужно только замедлить шаг и услышать.
У стен Акрополя
Почетный караул у президентского дворца
Поездка из Аттики к Посейдону
Устав от шума большого города, отправились из Аттики дальше на юг. Впереди нас ждали озеро вулканического происхождения Вульягмени, где вода лечит тело, и мыс Сунион, где душа встречается с небом.
Первой остановкой стало озеро, спрятанное меж скал, как изумруд в оправе из известняка. Местные говорят, его создала богиня Афина, ударив копьем в землю, чтобы напоить усталых воинов. Теплая, почти 24 градуса круглый год. Под ногами скользил песок, а где-то в глубине, как говорили туристы, прятался подводный грот – «пещера нимф». Я зашел в воду ощущая, как минеральные струи растворяют усталость и тут почувствовал легкие пощипывания. Посмотрев в толщу прозрачной воды, увидел, что меня атакуют стайки маленьких маникюрш-рыбок.
К полудню, после купания в озере и рыбьего пилинга, отправились на мыс Сунион. Шоссе вилось вдоль побережья, открывая то бирюзовые заливы, то покачивающиеся рыбацкие лодки,
На мысе поднялись к одиноко стоящему прямо у обрыва Храму Посейдона. Белые мраморные колонны, взмывающие в небо, были похожи на пальцы, держащие солнце. Построенный в V веке до н.э., он пережил войны и землетрясения, но до сих пор хранил величие. Зато виды! Море, скалы, и… ветер.
Обратный путь прошел в тишине. Греция не отпускает – она вплетает тебя в свою ткань, где нити пропитаны солью, оливками и эхом прошедших веков.
Озеро Вульягмени
Храм Посейдона
Эхо Эвбеи
Когда материк растворился вдали, мы проехали по Эврипову мосту, где море внизу бурлило легендарными приливными течениями Халкиды. Остров открылся во всём великолепии – гобелены оливковых рощ и суровых вершин. Первая остановка, Халкида, пульсировала тихой энергией. На набережной гид рассказал миф о споре Посейдона с Эвбеей. Старый город с венецианской крепостью и шумным рыбным рынком, казалось, тоже рассказывал истории ушедших времен.
На юге острова расположен древний город Эретрия. Бродя среди руин Храма Аполлона, я скользил взглядом по мозаикам – свидетельством о процветания этих мест еще в VIII века до н.э. Бронзовые грифоны и глиняные таблички археологического музея говорили о перекрёстке цивилизаций. Поблизости одинокий рыбак чинил сети, напевая мелодию, столь же древнюю, как и эти волны.
На рассвете отправились в ущелье Димосари. Солнечный свет пробивался сквозь платаны, рисуя узоры на тропе. Воздух звенел от цикад. За поворотом шумел водопад.
На севере манили термальные источники Эдипсоса. Погружаясь в тёплые, богатые минералами, термальные воды, я представлял Аристотеля и римских императоров, искавших здесь утешение от мирских забот и волнений. Неоклассические спа-здания, стояли как стражи былой роскоши.
У подножия горы Дирфис деревня Стенни Дирфис дарила прохладу. Каменные дома с балконами в геранях выстроились вдоль мощеных улиц. Поход через каштановые леса привёл к лугу, где звенели колокольчики овец. В семейном кафенио матрона подала спанакопиту – её слоёное тесто хранило рецепты поколений.
Пляж Хилиаду, галечный полукруг меж скал, стал моим убежищем. Волны лепили берег, а я плавал в бирюзовых водах, затем отдыхал под тамариском. Уснув под крики чаек, мне приснился сон о тайных бухтах острова,
Ужинали в таверне Каристоса. Гаридес саганаки (креветки в томате с фетой) – исчезал с тарелки, Хозяин Яннис рассказывал о «драконьих домах» – древних загадочных строениях на южных холмах.
Пересекая Эврипов мост обратно, я увозил сущность Эвии – смесь мифов, природы и тепла. Менее раскрученная, чем Санторини, но богатая историей, она дала почувствовать связь времен.
Термальные источники Элипсоса
Природные радоновые ванны
Остров Корфу (Керкира)
Остров Корфу, окутанный легендами и лазурью Ионического моря, встретил теплым бризом и ароматом кипарисов. Его изумрудные холмы и старинные улочки до сих пор хранят следы великих эпох, и моё путешествие началось с места, где переплелись судьбы императоров.
На вершине холма, в тени кипарисов стоит Ахиллеон – белоснежный дворец, построенный для Елизаветы Баварской, известной как Сиси. Австрийская императрица, искавшая здесь уединения от дворцовых интриг, вдохновилась античной Грецией. В парке, среди статуй древних героев, особенно выделяется «Умирающий Ахилл». Прогуливаясь по террасам, украшенным фресками с сюжетами из «Илиады», я представлял, как Сиси любовалась этими пейзажами, пытаясь обрести душевное равновесие и покой.
После смерти Сиси дворец перешел к германскому императору Вильгельму II, превратившему Ахиллеон в летнюю резиденцию. Он добавил в интерьеры нотки прусской строгости, но дух Сиси остался во дворце. В кабинете императора до сих пор висит карта Европы тех лет, напоминающая о бурной эпохе накануне Первой мировой.
Здесь Вильгельм размышлял о судьбах империй, не подозревая, что этот мир скоро рухнет.
Спустившись в старый город Керкира, я направился к церкви святого Спиридона, чей красный купол виднелся издали. Внутри, в серебряном саркофаге, покоятся мощи святого, почитаемого за чудеса спасения острова от чумы и захватчиков. Местные жители шепчут молитвы, целуя раку, а стены храма украшены дарами благодарных прихожан. Каждый год 11 августа мощи торжественно проносят по улицам, и весь Корфу сливается в единой молитве. Я зажег свечу, чувствуя, как вековая вера наполняет это место тишиной и благодатью.
История острова неотделима от подвига адмирала Фёдора Ушакова. В 1799 году его русско-турецкая эскадра освободила Корфу от французских войск, проявив не только военную доблесть, но и гуманность – Ушаков запретил разорять город. На набережной стоит скромный памятник адмиралу: бронзовый бюст смотрит на гавань, где когда-то бросили якорь его корабли.
Корфу – это не просто остров. Здесь дворцы говорят о людях, чьи сердца бились в такт эпохе, церкви хранят надежды тысяч паломников, а камни крепостей помнят грохот пушек.
Поездка в Касторью и Метеоры
Рано утром, Касторью и озеро Орестиада, окутал туман, словно шелковое покрывало. накрытое прохладным дыханием осени. Город, известным своими меховыми фабриками, жил своей неспешной жизнью.
Местный дедушка, сидевший у дверей мастерской меховых изделий, махнул нам рукой: «Заходите, расскажу, как наши предки шили шубы для византийских императоров». Его истории оживляли стены, украшенные выцветшими фотографиями. Касторья, оказалось, хранит не только тепло своих меховых изделий, но и тепло человеческих историй.
Отель находился на самом берегу озера. Было интересно наблюдать как из тумана выплыла стая пеликанов – белых, как призраки.
Далее мы отправились в Метеоры. Дорога петляла через горные перевалы, а за окном мелькали деревушки. Через два часа перед нами возникло нечто нереальное: гигантские каменные столпы, вздымающиеся к небу, как пальцы древних титанов. Метеоры. «Между небом и землей» – так переводится их название.
Первым был монастырь Русану, прилепившийся к вершине скалы. Чтобы добраться до него, пришлось подниматься по вырубленным в камне ступеням, цепляясь за веревочные перила. Внутри пахло ладаном и воском. Монахиня в черном, с лицом, похожим на фреску, тихо объясняла: «Здесь молились даже когда Османская империя правила. Скалы спасали нас от недругов».
Но настоящая магия ждала на закате. Мы забрались на смотровую площадку у монастыря Святой Троицы. Солнце, садясь за горизонт, окрасило скалы в пурпур и золото. Казалось, будто монастыри, подсвеченные последними лучами, вот-вот оторвутся от камня и уплывут в небо. Внизу, в долине, зажглись огоньки Каламбаки – крошечного городка, который на фоне Метеор выглядел скромным слугой великанов.
Позже, сидя в таверне у подножия скал, мы делились впечатлениями. Хозяин, принеся тарелку жареной баранины, спросил: «Понравилось? Это место… для души». Здесь, время застыло на высоте 600 метров. Греция умеет удивлять. Главное – позволить ей это сделать.
Метеоры
Салоники
Во времена Византийской империи это был второй город по значимости и численности после столицы Константинополя.
Гептапиргион, византийская и оттоманская крепость, расположенная в северо-восточной части акрополя в Салониках, также известен под своим оттомано-турецким именем «Еди-Куле». Несмотря на своё название, которое на обоих языках означает «крепость семи башен», здесь их всего десять. Вероятно, он был так назван в честь крепости Еди-Куле в Константинополе.
Оттоманская надпись над главными воротами была нанесена в 1431 г. и гласит, что акрополь был захвачен турецкими войсками и затем перестроен. Турки переделали бастионы у монументального главного входа в форт, который назвали «Ич-Кале» «внутренний замок»
Белая Башня, на берегу залива Термаикос, некогда символ османской власти, а ныне музей, стояла, отполированная ветрами, как страница учебника, которую море перелистывало раз за разом. Во времена Византии она была восточным форпостом оборонительного сооружения города Салоники.
Внутри, спиральная лестница с византийскими мозаиками, казалось, вела сквозь эпохи. С вершины открывался вид на набережную, где старики играли в тавли, а подростки на скейтбордах огибали монумент Александру Македонскому.
Двигаясь вглубь города, я наткнулся на Арку Галерия, проржавевшую от времени, но все еще гордую. Рядом – Ротонда, чей купол, как веко, прикрывал истории трех религий: мавзолей, византийская церковь, османская мечеть. Внутри, под сбитой штукатуркой, проступали лики святых, а на полу лежали коврики для намаза – слои верований, словно стратиграфия души города.
В Ано Поли, Верхнем городе, время текло иначе. Узкие мощеные улочки взбирались вверх, к византийским стенам. Здесь дома, словно груды кубиков, лепились друг к другу, украшенные геранью в глиняных горшках. В таверне «О Павлос» хозяин, бородатый как праведник, угостил меня бугацой – слоеным пирогом с кремом. «Рецепт от бабушки, она бежала из Смирны в 1922-м», – сказал он, Из окна виднелись красные черепичные крыши домов, спускающиеся к морю,
Спускаясь вниз, я попал в Лададику – квартал, где османские подвалы стали барами. Ночью здесь гудело, как в улье: ремиксы на сиртаки, смех, звон стаканов. В баре «To Hamam» турецкие ковры висели рядом с неоновыми граффити, а в меню —коктейль с мастихой, имеющим мягкий вкус с огуречным оттенком и хвойно-фруктовым привкусом.
На рынке Модиано царил хаос ароматов: горы оливок, связки орегано, ведра с кальмарами. Рядом, в переулке, продавались открытки с цифровыми коллажами.
Вечером я поднялся обратно в Ано Поли. Солнце, как спелый плод, опускалось за горизонт. У крепостных стен, где когда-то стояли византийские и османские стражи, фотографировались пары в свадебных нарядах. Внизу, в порту, работали краны. Их огни мерцали как звезды на небосклоне.
Три пальца Посейдона: путешествие по Халкидикам
Солнце висело над Эгейским морем, рассыпая блики по воде, когда мы подъехали к полуострову Халкидики. Его очертания напоминают трезубец. «И тогда Посейдон разозлился и метнул в ссорящихся титанов свой трезубец. Однако промахнулся, и огромный трезубец упал в воду» Так, согласно одному из мифов, и появился полуостров Халкидики.
Первый «палец», Кассандра, встретил запахом сосен и шумом прибоя. Полуостров назван в честь македонского царя Кассандра, который пришел к власти в 302 г. до н.э. Древние называли его Флегра – «земля огня», место битвы богов с гигантами, так называемая гигантомахия. Говорят, что каждая скала здесь – тело поверженного титана. Я шел по тропе к руинам Потидеи, города, основанного коринфянами в VII веке до н.э. Его стены помнят персидские войны: в 480 году до н.э. Царь Ксеркс, двигаясь на завоевание Греции, пытался подчинить эти земли. Но Потидея восстала, как и другие полисы Халкидиков.
Легенда утверждает, что под этими волнами спит гигант Энкелад. Когда он ворочается- вулканы просыпаются. Посейдон приковал его цепями ко дну, чтобы не буянил». Кассандра сегодня – царство курортов. С западной стороны полуострова хорошо просматривается гора Олимп, на которой восседали олимпийские боги во главе с Зевсом.
Второй «палец», Ситония, манил тишиной. Дорога вилась меж оливковых рощ и бухт, где вода была настолько прозрачной, что казалось, видишь само время. У мыса Торони есть остатки древних стен – следы Торони, города, упомянутого еще Гомером. Местный гид, Мария, указала на островок Кастри: «По легенде, это камень, который гигант Ситон швырнул в Афину, но промахнулся. Богиня превратила его в скалу, чтобы защитить людей»
Мы поднялись на холм, откуда открывался вид на залив Порто-Куфо. «Здесь в V веке до н.э. афинский флот укрывался перед битвой при Саламине. Персы хотели сжечь корабли, но шторм, посланный Посейдоном, разметал их триеры».
Ситония – это «парк» Халкидиков. Зеленая, более спокойная часть полуострова, с оливковыми плантациями, отличными пляжами, кристальной водой и уютными бухтами. Здесь покой, тишина и нетронутая природа
На летней веранде таверны, укрывшись в тени развесистой смоковницы, заказал тарелку тарамосалата, который, по фото в меню, своим видом напоминал десерт розового цвета. Оказалось, это смесь из копчёной тресковой икры, лимонного сока, оливкового масла и чеснока. Съел ложку…И понял, почему греки запивают его узо молочного цвета. Официант, видя мои страдания, постучал по спине: «Это залог бессмертия! Или, хотя бы, крепкого сна».
Афон – самый отдаленный полуостров. По преданию, гигант Афон, сражаясь с Посейдоном, швырнул в него гору. Бог морей уклонился, и гора упала в воду, став полуостровом. Так трактуют появление полуострова греческие мифы. На самом деле это отражение тех геологических процессов, которые происходили в этих местах в давние
Именно здесь, в четырех километрах от поселка Уранополиса, находится одна из главных святынь православного мира – Святая Гора Афон – закрытое мужское монашеское государство. На территории Святой Горы находится 20 монастырей и проживает около 1700 монахов.
Женщинам сюда путь закрыт, а мужчины могут ступить на землю монашеской республики по особому разрешению. Мы плыли на катере вдоль берега, любуясь монастырями, будто вырастающими из скал. Византийские стены, библиотеки с древними манускриптами, свечи, что не гаснут века… Здесь время будто остановилось,
Глядя с катера на окутанный дымкой Афон, я думал о том, как переплетаются здесь мифы и реальность. Тени гигантов, шелест страниц древних хроник, молитвы монахов – все сливается в единый гимн вечности.
Осенью, на полуострове идёт сбор оливок. Оливковое масло из Халкидик считается одним из лучших по качеству во всей Греции. Уезжая, взял с собой бутылку золотистого масла с травами. Халкидики остались позади, но их волны и легенды остались со мной. Как писал Геродот, «Греция – это земля, где даже ветер рассказывает истории».
Тень Колосса
Родос встречал запахами сосен и соленым дыханием Эгейского моря. Автобус тронулся и сопровождающий группы Никос, тут же начал свой рассказ: «Видите холм? Напоминает спину спящего гиганта. Когда-то здесь, на мраморном постаменте, стоял Колосс, наш страж и маяк». Легенда оживала в его словах, хотя бронзовый исполин давно канул в Лету, оставшись лишь тенью в истории.
Стены крепости, внесенной в список ЮНЕСКО, вздымались как декорации к фильму о рыцарях-госпитальерах. Улица Рыцарей, вымощенная вековым камнем, вела к дворцу Великих Магистров. По пути Никос рассказал легенду о призраке девушки, что ищет возлюбленного-крестоносца. «Она стучит в полночь в полнолуние», – сказал он, указывая на старую дверь с ржавыми скобами.
На следующий день мы отправились к Акрополю Линдоса. Погонщики ослов, на которых красовались венки из полевых цветов, предлагали подвезти, но я выбрал тропу, На вершине ветер свистел в руинах храма Афины, а внизу бухта Святого Павла манила бирюзой.
На острове есть достопримечательность – долина Петалудес, которая в июле превращается в оазис. Тысячи тигровых бабочек, словно живые цветы, покрывали стволы деревьев. Тишину нарушал лишь шелест крыльев да журчание ручья. Смотритель парка предупредила: «Не шумите. Они бегут от суеты мира… как и мы все». В тени платана я почувствовал, как время замедляет ход.
Закат встретил на пляже Ялиссоса. Ветер, идеальный для виндсерфинга, трепал волосы, а местные спортсмены скользили по волнам, будто Посейдон дарил им силу. В таверне «Афродита» я пробовал сувлаки, запивая рециной. Рыбаки за соседним столиком затянули протяжную песню.
Вечером я нашел на пляже камешек с круглым отверстием – Никос сказал, что это знак: «Остров хочет, чтобы ты вернулся». Уезжая на пароме, я смотрел на исчезающий в дымке берег. Родос не отпускал, оставляя в душе след, как след корабля на воде. Может, это Колосс, незримо стоящий у старой гавани, шептал: еla— «Возвращайся» Греция – это не место, это состояние души!»
Акрополь на Линдосе
Павлины на Родосе
Глава 3
Зачем ехать в Амстердам?
Ну, во-первых, чтобы наконец-то выяснить, как и куда можно проплыть на кораблике по каналам. Убедиться, что после дегустации трёх сыров и пива даже каналы начинают казаться логичным транспортным маршрутом. А ещё это шанс почувствовать себя знатоком, пока аудиогид рассказывает, что "вот этот дом наклонился не из-за того, что так было задумано. а из-за болотистой почвы".
Во-вторых, турист идет в музей Ван Гога – чтобы понять, что картина «Автопортрет с отрезанным ухом» там действительно есть.
Рейксмузей? Ну конечно! Там же висит та самая картина Рембрандта, где "Ночной дозор" выглядит так, будто все герои только что вышли из бара и пытаются собраться для группового фото.
Квартал Красных фонарей – обязательный пункт программы для тех, кто хочет сделать селфи на фоне витрин и потом объяснять бабушке: "Это… хм… музей современного искусства. Да, и там очень яркое освещение!"
Селедка из Северного моря? Ну, это священный ритуал. Потому что где ещё вы сможете съесть рыбину, держа её за хвост и при этом сойти за утончённого гурмана? "Это как суши, только с ветерком и угрозой выскользнуть из рук прямо в канал", А, ещё
понять, что велосипед здесь— это не метафора, а образ жизни.
В общем, Амстердам – это город, где можно потерять всё: ориентацию в хитросплетении улочек и каналов, достоинство в кофешопе «Бульдог» и остатки трезвости в пабе. Но зато обрести историю, которую можно будет рассказывать друзьям без упоминания всех деталей.
Рейксмузей – место, где история оживает
Амстердам, город каналов и свободного духа, хранит в своих стенах сокровища мировой культуры. Рейксмузеум, величественный и строгий, встречает посетителей. Его длинные галереи словно переносят в эпоху Золотого века Нидерландов. Здесь каждый зал – портал в прошлое, а каждая картина – история, которая ждёт, чтобы её услышали.
Сердце музея бьётся в зале, где висит легендарная картина Рембрандта «Ночной дозор». При первом взгляде на неё захватывает дух: огромное полотно (почти 4 метра в высоту!), динамичное, наполненное движением и драмой. Свет выхватывает из полумрака лица стражников, вспыхивает на позолоте одежд, заставляет металл оружия мерцать таинственно. Это не просто групповой портрет – это театр, где каждый герой играет свою роль.
Но почему же заказчики, члены стрелковой гильдии, остались недовольны? Всё просто: они ожидали традиционного парадного изображения, где все равны, статичны и детально прописаны. А Рембрандт нарушил правила. Он создал живую сцену: одни фигуры выдвинул на первый план, другие растворил в тенях, добавил случайных персонажей (вроде девочки с курицей) и сместил акценты. Кто-то из заказчиков оказался «в тени», и это вызвало возмущение, кто-то был изображен явно «под шафе» Говорят, часть оплаты художнику так и не была выдана. Интересно, что название «Ночной дозор» появилось лишь в XIX веке – из-за слоя копоти, исказившего первоначальные дневные тона. Сегодня, после реставрации, картина открывается в новом свете, но её мятежный дух остаётся неизменным.
Покидая зал Рембрандта, погружаешься в мир других мастеров. Вот «Молочница» Вермеера – скромная героиня в лучах утреннего света. Каждая капля молока, каждая складка ткани словно дышат тишиной и гармонией. Рядом – жанровые сцены Яна Стена: шумные таверны, смеющиеся дети, хаос домашней жизни. Его «Весёлое семейство» напоминает, что человеческие слабости вечны.
А как не остановиться у «Зимнего пейзажа» ван дер Нера, где лунный свет превращает замёрзшие каналы в зеркала? Или у трогательных портретов Франса Хальса, чьи мазки полны энергии и жизни?
Рейксмузеум – это не просто собрание картин. Это диалог с теми, кто смело ломал шаблоны, как Рембрандт, или воспевал красоту повседневности, как Вермеер. Здесь понимаешь: искусство вечно, потому что в нём живут страсти, ошибки и поиски, которые близки нам даже спустя столетия. И когда стоишь перед «Ночным дозором», кажется, что сам Рембрандт где-то рядом, усмехается: «Видите, они всё-таки признали, что я был прав?»
Музей Ван Гога
Посещение музея Ван Гога в Амстердаме стало для меня погружением в мир, где искусство переплетается с человеческой душой. С первых минут, едва переступив порог современного здания музея ощущаешь особую атмосферу – будто сам Винсент Ван Гог незримо сопровождает тебя, рассказывая историю своей короткой, но невероятно насыщенной жизни.
Экспозиция построена хронологически, что позволяет проследить эволюцию художника: от мрачных, тяжелых работ вроде «Едоков картофеля» до взрыва красок в поздних произведениях. Особенно поразили знаменитые «Подсолнухи». На репродукциях они кажутся яркими, но вживую их фактурные мазки, почти скульптурные, словно вырываются за рамки холста, наполняя пространство энергией. Кажется, будто желтая краска до сих пор не высохла…
Его борьба с внутренними демонами и поиск света в искусстве становятся осязаемыми. Картины вроде «Спальни в Арле» или «Ветвей миндального дерева» обретают новый смысл – это не просто изображения, а крик души, попытка ухватиться за красоту в хаосе.
Музей удивительно бережно передает наследие художника. Даже туристы не разрушают медитативную тишину, царящую у полотен. Современное оформление, интерактивные элементы, вроде проекций писем на стены, добавляют глубины, но не отвлекают от главного.
Уходя, я долго нес в себе смесь восторга и грусти. Восторга – от того, как один человек смог превратить боль в нечто бессмертное. Грусти – от осознания, как мало он был понят при жизни. Музей Ван Гога не просто хранит картины. Это место, где каждый мазок напоминает: даже в самых темных тучах есть просвет, готовый вспыхнуть золотом и лазурью.
«Тайны старых кораблей: морской музей Амстердама»
Солнце только начало подниматься над каналами Амстердама, когда я подошел к массивному зданию Морского музея. Бывший склад Военно-морского флота, построенный в 1656 году, напоминал гигантский корабль, выброшенный на берег временем. Кирпичные стены, узкие окна-иллюминаторы и флюгер в виде старинного судна на шпиле – всё дышало историей.
Картины морских сражений, модели кораблей: каравеллы, фрегаты, галеоны, другие артефакты тех времен. Казалось, они плыли сквозь века, чтобы рассказать свои истории. На потертой поверхности глобуса XVII века Америка была еще «Новым Светом», а Австралия – таинственной Terra Incognita. «Здесь начинались все пути», – подумал я, представляя, как капитан водит пальцем по медной окантовке, планируя кругосветное плавание.
Экспозиция оживала, как морской прилив. В зале навигации сверкали латунные секстанты и хронометры. Я задержался у витрины с журналом штурмана 1632 года: выцветшие чернила отмечали координаты, штормы, встречи с китами. «Добрались ли моряки до берега? Музей хранит молчание, оставляя простор для воображения.
Сердцем музея стала точная копия корабля Ост-Индской компании – «Амстердам». Поднявшись по трапу, я ощутил под ногами покачивание палубы. В трюме пахло соленой рыбой и порохом, лежали бочки. В каюте капитана на столе увидел карту с отметкой «Мыс Доброй Надежды».
Живой восторг вызвал симулятор шторма. Надев 3D-очки, я встал у штурвала. Экран ожил: волны высотой с гору обрушивались на борт, мачты стонали, а ветер вырывал из рук руль. «Лево руля!» – закричал я, но корабль все равно нырнул в водяную бездну. Когда «шторм» стих я был весь в напряжении. Как же управляли этими гигантами в те времена?
В зале «Золотой век» мерцали фарфор из Китая. Запомнился крошечный экспонат – письмо юнги. «Мне страшно, но я научусь быть храбрым», – писал мальчик. Его корабль так и не вернулся в порт…
Поездка в Харлем: сыр, история и дух сопротивления
Харлем, уютный городок, словно сошел с полотен голландских мастеров: мощеные улочки, фасады домов с остроконечными фронтонами. Всего полчаса езды от Амстердама – и ты попадаешь в место, где время замедляет ход, а история оживает.
Основанный в X веке он расцвел в Средневековье как центр текстильной торговли, а в Золотой век (XVII в.) стал домом для художников, таких как Франс Халс, чья коллекция сегодня украшает местный музей, известный как музей Золотого века голландской живописи.. Но слава города – это и его испытания. В 1572 году, во время восьмидесятилетней войны за независимость от Испании, Харлем пережил героическую семимесячную осаду. Испанские войска, вопреки ожиданиям, столкнулись с яростным сопротивлением. Горожане, укрываясь за стенами церкви Святого Бавона (Синт-Бавоскерк), превратили храм в крепость духа.
Под сводами готического собора, где позже играл на органе сам Моцарт, они молились и находили силы для борьбы. Осада закончилась поражением, но мужество харлемцев вошло в легенды.
Прогуливаясь по харлемскому рынку Гроте Маркт, невозможно не заметить горы сыра – традиционного гауды и эдама. История прозвища голландцев «Сырные головы» уходит корнями в Средневековье. По одной из версий, во время осады города англичанами в 1573 года голландские солдаты использовали деревянные формы для сыра вместо шлемов. Англичане, насмехаясь, называли их «Сырноголовыми» (Kaaskoppen). Голландцы превратили это в предмет гордости: сегодня сыр – символ их упорства и изобретательности.
Сегодня Харлем – это не только история. Пройти по набережной Спарне, заглянуть в крошечные антикварные лавки, попробовать свежую стропвафель в кафе у канала. А в соборе Святого Бавона, где когда-то кипели страсти войны, теперь звучит музыка: ее орган, один из крупнейших в мире, до сих пор поражает мощью.
Глава 4
Гаага: город мира, музеев и морского ветра
Гаага —это не просто административная столица Нидерландов, но и место, где переплетаются история, политика, искусство и дух свободы. Здесь нет суеты Амстердама, зато есть элегантность, строгие фасады зданий и шум прибоя на пляжах Схевенингена
Мое знакомство с городом началось с Бинненхофа – средневекового комплекса зданий, где заседает парламент Нидерландов. Внутренний двор с прудом Хоффейвер отражается в воде, как картина из прошлого. Рядом возвышается Риддерзаал (Рыцарский зал) с остроконечной крышей – символ голландской государственности.
Всего в паре минут ходьбы находится Дворец мира. Его неоготическая архитектура и витражные окна впечатляют, но еще сильнее – осознание, что здесь решаются судьбы целых стран. Во внутреннем саду установлено «Древо мира» с табличками-посланиями от людей со всего мира.
Любителям живописи Гаага подарит встречу с шедеврами. В Маурицхейс – небольшом, музее – висят картина Вермеера «Девушка с жемчужной серёжкой» и работы Рембрандта. Интерьеры дворца XVII века сами по себе произведение искусства.
Для ценителей современного искусства, есть Кунстмузеум с коллекцией Мондриана и Эшера. Его здание напоминает гигантский белый куб – типичный голландский минимализм.
А бульвар ЛangeVoorhout, с вековыми липами, летом превращается в арт-галерею под открытым небом.
Гаага – единственный крупный город Нидерландов с собственным пляжем. Схевенинген манит белоснежным песком, яркими парашютами кайтсерферов и легендарным пирсом с колесом обозрения. Здесь можно попробовать свежую селёдку в лавке у променада или зайти в музей Скульптуры на море, Курорт часто называют Северной Ривьерой. Главной достопримечательностью Схевенингена являются трехкилометровый широкий песчаный пляж и всемирно известная морская лечебница Kurhaus, Здесь же находится и крупнейший в Голландии морской музей-аквариум Sea Life Scheveningen.
В легендарном отеле «Kurhuis» в разное время останавливались известные личности, музыканты и политические деятели, в том числе Уинстон Черчилль и Михаил Горбачев. Бывшая королева Нидерландов Беатрикс любила отмечать здесь свои дни рождения.
Если захочется уединения, можно отправиться в дюны Мейендел – природный парк с велодорожками и тропами через сосновый лес.
А Мадуродам – это парк, где вся Голландия уместилась на площади футбольного поля. Тут и ветряные мельницы, и аэропорт Схипхол с моделями взлетающих самолётов, и копии каналов Амстердама.
Вечерний город преображается: в районе Плет (Plein), где кипит жизнь в ресторанах и пабах. Здесь же можно попробовать местный сыр с горчицей, утку в медовом соусе или стритфуд из азиатских лавок.
Гаага – город контрастов. Он строгий и весёлый, исторический и современный, деловой и курортный одновременно. Это место, где можно утром слушать лекцию о международном праве, днём – гулять по дюнам, а вечером любоваться закатом над Северным морем, думая о том, как много вмещает в себе этот город.
Валерий Кулаковский
Тип: электронная книга
Жанр: Книги о путешествиях
Язык: на русском языке
Стоимость: 49.90 ₽
Издательство: Автор
Дата публикации: 28.03.2025
Отзывы: Пока нет Добавить отзыв
О книге: IПредставьте себе книгу, которая заставит вас одновременно улыбнуться и задуматься. Это не сборник сухих фактов о достопримечательностях и исторических событиях. Это коктейль из приключений и историй, где автор, как неутомимый путешественник, в сланцах, с потертой дорожной сумкой на ремне, ведет вас через джунгли впечатлений, событий и курьезов.