Главная страница | Любовное фэнтези | Невеста сумеречной Тени

Невеста сумеречной Тени
Мари Дюкам
Меня казнили за участие в заговоре против императора. Как несправедливо, ведь я совершенно ни при чём! Да, я знала, что брат императора владеет запретной магией Тени. Да, я шантажом вынудила его на мне жениться. Но я точно неповинна в государственной измене!
К счастью, судьба дала мне второй шанс, вот только изменить будущее не так уж и просто: теперь сам великий князь не отпускает меня, а в столице Сиории по-прежнему зреет заговор, и я вынуждена бороться за свою жизнь посреди дворцовых интриг и запретной магии.

Мари Дюкам
Невеста сумеречной Тени

Глава первая, в которой меня казнят
– Лияра Хойер, в девичестве фон Армфельт, вы обвиняетесь в пособничестве магам Тени, подготовке заговора против императорского рода и покушении на жизнь его величества. За это вы приговариваетесь к смертной казни. По просьбе вашего мужа, великого князя Эмиля Хойера, вы будете казнены благородным способом: через обезглавливание. Приговор исполнят завтра на рассвете. Суд окончен.
Пухлый чиновник в чёрной мантии захлопывает огромный талмуд, лежащий перед ним на столе. Все присутствующие от аристократов до мелких судейских служек поднимаются на ноги и глубоко кланяются императору всея Сиории Стефану Первому. Все – кроме меня. Я так и стою на коленях посреди крытой залы амфитеатра, не в силах поднять голову. Руки дрожат, сердце заполошно бьётся в груди. Нет уж, Лия Армфельт, ты не покажешь им свою слабость! Если меня решили упрятать в могилу, то кое-кого я постараюсь утащить с собой!
– Ваше императорское величество! – Я поднимаю взгляд к центральной ложе. Мой голос заполняет всё пространство, заставляя судью вздрогнуть, а стражу предупредительно схватиться за ружья. – Боюсь, сведения из моего допроса не дошли до вас, государь. Я не владею даром Тени и не устраивала заговор против императорского рода, в отличие от вашего брата!
Владыка Сиорской империи Стефан Первый хмурится. Я вижу, как обеспокоенно кривится его лоб, как прядь чёрных волос падает на глаза, и он нервным жестом заправляет её за ухо. Тонкие черты лица, пронзительные серые глаза, уверенная посадка головы – в этом они с братом так похожи! Я смотрю только на императора, боясь взглянуть чуть правее, туда, где сидит мой благородный муж. Если я увижу презрительную ухмылку, столь знакомую по недолгому браку, то непременно плюну ему в лицо. Не то, чтобы меня смущает нарушение этикета – о каких правилах вообще идёт речь, когда одной ногой стоишь на эшафоте? – просто не достану же.
От моих слов благопристойное общество в миг превращается в растревоженный улей: от шепотков, возгласов и аханий придворных шумит в ушах. Стража бесцеремонно вздёргивает меня на ноги, а судья стучит молоточком, крича:
– Тишина! Тишина!
Все замолкают, стоит императору поднять руку. Он склоняет голову вправо, я вижу, как тонкие губы мужа склоняются к уху брата, что-то еле слышно шепча. Один из гвардейцев подаёт Эмилю сложенные вдвое листки, которые тут же переходят в руки Стефана.
Я обречена.
– Клевета на моего возлюбленного брата не поможет вам избежать справедливого наказания! – громко говорит император, поднимаясь с кресла. Он сминает бумагу в кулаке и презрительно отшвыривает в сторону. – Ваши пособники уже схвачены и во всю делятся подробностями плана. Вы шантажом вынудили моего брата жениться! Вы хотели моей смерти, а сами собирались стать императрицей! Вы лично провели проклятых во дворец во время бала – вас видели в саду у дальних ворот по меньшей мере десять человек! И всё это с учётом сегодняшних свидетельских показаний, когда ваши же слуги рассказывали, как вы ни разу не осудили отвратительные действия магов Тени! Да как вы смеете очернять моего брата?!
Замечаю, как мать падает на руки отца, заходясь рыданиями, а в груди поднимается жар от такого бессовестного выворачивания моих слов. Забыв последние приличия, я кричу:
– Это ложь! Ваш брат…
Меня прерывает стража, грубо приставляя дуло заряженного ружья к спине, а император рявкает так, что вздрагиваю не только я, но и все присутствующие:
– Молчать! – И уже спокойным голосом продолжает: – Леди Лияра, не усугубляйте положение ваших родителей, примите своё наказание с тем достоинством, которое вам, несомненно, прививали с детства. Суд вынес приговор, и я нахожу его справедливым. Завтра на рассвете вас казнят.
Стефан разворачивается и уходит, следом за ним, бряцая доспехами, выходит личная охрана, тут же начинают расходится придворные, шурша шелками и бархатом. Никто на меня не смотрит, даже отец, поддерживая мать, не глядит в мою сторону. Я провожаю их взглядом до самого выхода из залы, сжимая кулаки так сильно, что ногти впиваются в ладони до крови.
Не остаётся никого, кроме служек, убирающих документы, стражи и одинокой тёмной фигуры на балконе. Эмиль отбрасывает прядь длинных, гладких, чёрных волос за спину и поднимается на ноги – я вижу, как в свете закатного солнца торжествующе вспыхивает улыбка на его красивом холёном лице.

***
Мрачный сумрак предрассветного часа начинает постепенно светлеть. Я сижу, обнимая колени, на койке в крошечной камере, и смотрю, как угасает единственная свеча. В этом крыле темницы тихо – я единственная знатная постоялица. Не могу заставить себя поспать даже минуту: какая разница, что завтра будет болеть голова, если с самого утра её отделят от тела? Ярость на себя и ненависть к мужу сменяется апатией. Вот кто тянул пререкаться с императором? Он был моей последней надеждой, а теперь всё совершенно потеряно.
В последнем приступе злости сжимаю кулаки и чувствую, как больно впиваются ногти в старые ранки. Выдохнув, вытираю руки о покрывало. Надо бы залечить: пусть родовая магия Исцеления у меня и слабенькая, но на такую мелочь должно хватить. Я соединяю ладони лодочкой, привычно тянусь к силе, но ничего не происходит. Недоумённо гляжу на руки – лунки от ногтей по-прежнему на месте. Пробую ещё раз – результат тот же. И тут я понимаю.
Отец отказался от меня. Нет больше в роду Армфельт наследницы Лияры, я вычеркнута из него навсегда. Магия нашего дома больше мне не принадлежит. Наверняка он сделал это, чтобы самому избежать императорского гнева: вместе с титулом Хойеры активируют и дар, но также могут его и отнять. Увы, Армфельты, не принадлежат к тем восьми семьям, имевшим силу со дня основания Сиории, а значит мы в любой момент можем её лишиться. Вот как я сейчас.
– Ну и пусть, – упрямо шепчу я, а на глаза наворачиваются слёзы. – Когда всё выплывет наружу, они узнают, как сильно ошибались! Они будут жалеть…
Рыдания сковывают горло, но я не хочу провести последние часы жизни, горько плача в подушку. Я должна выйти на казнь такая же красивая, как и всегда, а потому подогреваю злость воспоминаниями.
Какие бредовые обвинения! Шантажом вышла замуж? А не это ли общество каждый день с самого рождения навязывает всем девочкам-аристократкам единственную ценность: сочетаться браком с наилучшей партией? Можно подумать, это у меня вместо целительства дар Тени – так все шарахаются! Ну сказала я великому князю Эмилю, что буду молчать о его магии, только выйдя за него замуж, ну намекнула один раз, что Тень не сильно-то меня и пугает, ну заявила, что мне нужны земли с доходом побольше, на случай, если он решит со мной развестись после смерти императора, ведь муж явно что-то затевает – но всё остальное гнусные враки, которые вывернули на суде совершенно несправедливо!
От мыслей об Эмиле слёзы сами высыхают, а им на смену приходит тихое бешенство. Вот бы увидеть его ещё разок, всю рожу б расцарапала!
За дверью слышатся тяжёлые шаги стражника, неразборчивые голоса. Я вскакиваю и поспешно оглаживаю распущенные по плечам золотые волосы. Вдруг это император? Или кто-то из его помощников? Вдруг что-то изменилось за эти часы и меня сейчас освободят? Глупая надежда согревает заледеневшее сердце, я стараюсь заранее не радоваться, слушая, как поворачивается ключ в замочной скважине, но всё равно невольно улыбаюсь.
Хмурый, не выспавшийся стражник заходит в камеру и приковывает мои руки к кольцу в стене тонкой цепью. Это не удивляет: когда приходит кто-то влиятельный, заключенных всегда ограничивают в движениях, оба моих допроса проходили так же. Я выпрямляю плечи и гордо вскидываю голову, ожидая увидеть кого-то из судейских чиновников, но вместо них в камеру входит Эмиль.
– Ты! – Я бросаюсь к нему разъярённой тигрицей – стражник еле успевает отскочить в сторону. Цепь тут же натягивается, не давая даже пнуть дорогого муженька.
– Мне остаться, ваше высочество? – обеспокоенно спрашивает страж, глядя на меня так, словно я сама в мгновение обернулась проклятой.
– Не беспокойтесь, – отвечает Эмиль. Его голос спокоен и на редкость мягок, нет привычной холодности. – Кто ещё может справиться с такой дикой кошкой, как не её муж?
Стражник понимающе ухмыляется и выходит, запирая нас в камере наедине.
– Пришёл рассказать новую ложь о моих прегрешениях? – шиплю я, пытаясь извернуться и достать-таки великого князя ногой.
К моей досаде он даже не шевелится, а лишь с искренним любопытством следит за каждой безрезультатной попыткой, сложив руки на груди.
В свете истекающего воском огарка видно, что на Эмиле новый фрак из чёрного шёлка, ворот и рукава украшены искусной серебряной вышивкой, лицо чисто выбрито, а безупречно гладкие волосы собраны в низкий хвост. Весь его вид ясно даёт понять, что спит он преотлично, совершенно не переживая ни о своей судьбе, ни – тем более – о моей. Даже привычкам в одежде не изменяет: как носил всё чёрное, в отличие от остального двора, так и продолжает.
Руки начинают ныть от стянувшей их цепи, и я обессиленно приваливаюсь к стене. Растоптанная надежда горчит в горле, словно я на сухую проглотила пилюлю лекарства. От Эмиля мне нечего ждать хороших новостей.
– Успокоилась? – Муж оглядывает камеру. Подойдя к столу, он проводит по нему пальцами, будто инспектируя на чистоту, и одним движением тушит еле трепыхающееся пламя свечи. Только сейчас я замечаю, как за окном посветлело – рассвет совсем близко.
– Зачем ты здесь? – Голос звучит так глухо, что я сама себя не узнаю. – Наслаждайся победой с любовницей, а меня оставь в покое.
– Так ты теперь желаешь покоя? – делано изумляется Эмиль. Он останавливается в каком-то полушаге, собственническим жестом поправляет мои растрепавшиеся волосы. – Нет уж, дорогая жёнушка, я терпел тебя целых три месяца, уверен, ты сумеешь вытерпеть меня полчаса.
Его пальцы скользят по моей щеке, очерчивают подбородок, спускаются по шее. Я вздрагиваю и отворачиваюсь. Вся былая ярость куда-то испарилась, теперь мне не спрятаться от него – и его магии.
Сумрачные нити силы проникают под кожу, против воли поворачивая лицо обратно. В сером свете предрассветного часа видно, что рука мужа окутана тёмными путами магии. Древний, запретный дар Тени – он умеет подчинять тело, контролировать разум. Эмиль мог легко убить меня в любой момент, даже в том разнесчастном парке пансиона для благородных девиц, где я настойчиво искала встречи с ним. Но он терпел каждую глупую, эгоистичную выходку, не позволяя Тени пролить ни капли моей крови.
– Не нужно играть в интриги с тем, чего не понимаешь, – еле слышно шепчет муж. Запретная сила исчезает, и я вижу, как чернеет кожа на его запястье: проклятье уже пожирает его тело. Снова хочу отвернуться, но он поворачивает моё лицо к себе – слава богам, безо всякой магии. – Я не желал твоей смерти, Лия.
– Оставь это благородство, – презрительно фыркаю я и ойкаю, когда Эмиль чуть сильнее сжимает пальцы.
– Хоть из-за тебя я и лишился статуса наследника, но с этим можно было бы жить… – продолжает он.
– Разве что истекая завистью, – снова не сдерживаю язвительный смешок.
– Лия! – Муж, наконец, оставляет моё лицо в покое, вместо этого хватая обеими руками за плечи и разворачивая к себе всем телом. – Хочешь остаться одна перед самой казнью?
– А я о чём твержу с самого начала? – уже обозлённо рявкаю я. – Да просто мечтаю никогда больше тебя не видеть! К счастью, осталось недолго!
Ни за что не покажу, как от страха у меня трясутся коленки. Боги, как же хочется спрятаться у него на груди и забыть всё случившееся, как страшный сон! Я снова расправляю поникшие было плечи, вздёргиваю подбородок. Всё равно смотрю на Эмиля снизу-вверх, но теперь хоть не выгляжу жалкой тенью обычной себя.
– Пожалуй, мне даже будет тебя не хватать, – почти с восхищением шепчет он, наклоняясь совсем близко.
Его губы нежно прикасаются к моим. Против воли я вздрагиваю, ощущая уже совсем иную дрожь в коленях. Тонкие, чуткие пальцы поглаживают затылок, мягко разбирают спутанные пряди волос. Я приникаю к мужу, цепляюсь, как утопающая, за лацканы его фрака, отвечаю на его лёгкий поцелуй с жадностью, неведомой мне самой. Чувствую его руки на своей спине – это прикосновение отзывается мурашками даже через корсаж и тонкое шерстяное платье узницы. От мужа пахнет чистотой, напоенной солнцем, этот аромат оседает на моей коже, волосах, платье, дурманит голову, словно крепкое вино. Эмиль подталкивает меня к стене. Цепь натягивается, и вот мои запястья уже прижаты к каменной кладке над головой, а его пальцы скользят по шее, очерчивают холмики приподнятых грудей, осторожные поцелуи спускаются следом. Я закрываю глаза – пусть это длится вечность, пусть рассвет никогда не наступит!
Я просто хочу жить.
Мои губы снова накрывает поцелуем, и я бесстыдно закидываю ногу мужу на бедро, прижимая к себе и сама прижимаясь. Прохладные пальцы скользят по колену, юбка ползёт вверх. «У нас ведь даже не было первой брачной ночи», – мелькает горькое воспоминание. Поцелуи становятся особенно жаркими, и с моих губ срывается прерывистый стон то ли счастья, то ли сожаления.
– Похоже, ты совсем пала духом, дорогая.
Я распахиваю глаза и вижу ироничную улыбку мужа. Да он попросту издевается!
Не давая ему опомниться, обхватываю его за шею. Целую в последний раз, только вместо стона завершаю поцелуй сильным укусом за нижнюю губу. Пихаю Эмиля руками прочь. Гнев застилает глаза. Меня казнят через полчаса по его вине, а он смеётся! И я наконец-то плюю ему прямо в лицо.
Его высочество утирает щёку кружевным рукавом рубашки, продолжая тихо посмеиваться. По подбородку стекает тонкая струйка крови.
– Убирайся, – цежу я сквозь зубы, но в конце всё равно срываюсь на крик. – Будь ты проклят!
– Не я отправил тебя на плаху, Лия, – отступая, говорит он. – Мне правда жаль…
– Засунь эту жалость себе в …!
Последние слова больше походят на базарную ругань простолюдинки, но мне уже всё равно.
В замочной скважине щелкает ключ. Эмиль уходит, а двое стражников расковывают мои руки. Оба ухмыляются, но ни один не решается сказать ни слова.
Мы проходим серыми коридорами в маленький внутренний дворик, в центре которого возведён помост, ещё пахнущий свежими сосновыми досками. На нижней галерее, огибающей дворик, горестной фигурой застыла маменька: она размазывает слёзы и краску для ресниц по щекам. Отец кладёт руку ей на плечо, пытаясь утешить, но она сбрасывает её прочь.
На балконе второго этажа стоит император. Надо же, какая честь. Я опускаюсь в самом изящном реверансе, какой только могу выдать после бессонной ночи. Стефан хмурится и оглядывается назад: из темноты галереи появляется мой супруг. Прокушенная губа уже не кровит, но я замечаю, как он морщится от боли при разговоре с братом.
Последняя кроха надежды гаснет, как только Стефан повелительно взмахивает рукой. На дрожащих ногах подхожу к подушечке на помосте – какая предусмотрительная деталь для знатной покойницы! – и почти падаю на неё коленями. Трясущимися пальцами убираю спутанные золотые кудри на левое плечо, оставляя правое палачу.
По стальному клинку пробегает первый луч солнца. Взмах. Свист воздуха. Резкая боль – и темнота.

Глава вторая, в которой мне даётся ещё один шанс
– Лия, просыпайся! Ну вставай же, вставай! – Звонкий голос Алисы прорывается сквозь сон. Графиня хоть и старше меня по титулу и на год возрасту, ведёт себя сейчас совершенно как девчонка. Я морщусь, хочу перевернуться на другой бок и накрыться одеялом, но отяжелевшее тело не желает слушаться.
– Ваше благородие, пора собираться на бал. Женихи скоро начнут прибывать. – А это уже Мила. Гувернантка есть у каждой незамужней аристократки даже в пансионе для благородных девиц, где мы проживаем последний год обучения, но Мила – особый случай. Её опека и забота о моём будущем сравнима разве что с переживаниями маменьки.
Подожди, Лия… Я ещё сплю? Ваше благородие? Женихи?!
Распахиваю глаза, будто выныривая из тягуче-липкого кошмара. Резко сажусь, чуть не сталкиваясь лбами со склонившейся надо мной Алисой.
– Как ты меня напугала! – восклицает подруга, бесцеремонно плюхаясь на кровать. – Я тебя трясла, трясла, а ты словно мёртвая!
Мёртвая…
Суд. Злое лицо императора. Бессонная ночь в темнице. Подлец-Эмиль.
Это всё не могло просто присниться!
Ни слова не говоря, я вскакиваю на ноги. В шею отдаёт острый укол боли – точно там, где палаш рассёк тело. Пухленькая, но на редкость проворная для своей комплекции Мила, ловко подхватывает меня под руку, но я вырываюсь.
– Я в порядке. В порядке! – Голос срывается в истерический визг, отчего Мила неодобрительно морщится. Ещё бы, леди так себя не ведут.
Я стою посреди комнаты, выделенной мне пансионом. Просторная кровать под балдахином в одном углу, письменный стол из тёмного дерева у окна, рядом мягкое кресло, куда я люблю забираться прямо в туфлях, чтобы почитать. Напротив окна – туалетный столик. На нём уже расставлены шкатулки с драгоценностями, в которых я копалась весь прошлый вечер. Вот только этот вечер был не вчера, а три месяца назад.
В углу рядом с кроватью стоит зеркало в человеческий рост. Бросаюсь к нему, словно оно – моя последняя надежда в жизни, хватаюсь за раму и пристально вглядываюсь в отражение.
Я одета в тонкую шёлковую сорочку, золотые волосы по-прежнему спадают кудрями на спину. Зелёные глаза сейчас потемнели от ужаса, но карие крапинки по всей радужке точно такие же, как и были. Тонкий нос, высокие скулы, лицо чуть сердечком – это я. Я! Откидываю волосы, чтобы ощупать шею. На ней ни царапины, лишь всё ещё побаливает место удара. Я так близко стою к зеркалу, что от моего дыхания оно запотевает.
Жива!
– О боги, – еле слышно шепчу, не в силах оторвать взгляд от отражения. Ноги подкашиваются, и я падаю на колени. – Спасибо, спасибо…
– Лия, ты в порядке? – Алиса подскакивает ко мне, щупает лоб, а Мила бросается за помощью.
Через мгновение в комнате оказывается целитель и две служанки. Меня снова укладывают в постель, чему я совершенно не противлюсь. Лёгкие волны магии ощупывают тело, отыскивают признаки болезни, но ничего не находят. Лекарь хмурится, сурово отчитывает Милу, что зря потревожили, в ответ гувернантка разражается гневной тирадой, мол, смотреть надо лучше. Бросив наслаждаться мягкостью перины, я сажусь на кровати, служанки тут же подсовывают мне под спину подушки.
Первый порыв – рассказать, что случилось, – я отвергаю. Никто в такое не поверит, ещё сочтут сумасшедшей и отправят в лечебницу. Нет уж, такой вариант меня совершенно не устраивает. Но и повторять предыдущую судьбу я тоже не желаю. Не зря меня выбросило именно в этот день: весь сегодняшний вечер я искала встречи с великим князем Эмилем – и нашла, подсмотрев из-за кустов в парке, как его руки обращаются в Тень, а уж потом понеслось. Получается, мне всего-то надо избежать этого знакомства! Только хорошо бы для начала всех немного успокоить.
– Мила, – я слабо улыбаюсь гувернантке, – всё в порядке, правда. Чувствую себя немного усталой, но это ничего, пройдёт.
Лекарь, ворча, уходит, служанки утаскивают его саквояж. Мила приносит завтрак: яичницу и пару блинчиков, но меня воротит от одного запаха. Алиса, подобрав лёгкий кринолин своего домашнего платья, снова устраивается на кровати. Подтянув к себе поднос, берёт с тарелки пухленький блинчик.
– Везёт тебе, – говорит она, откусывая кусок. – Лидия не разрешает мне есть мучное: покроюсь сыпью, растолстею, и не видать мне тогда ни одного приличного графа в мужья.
– Правильно делает, – вступается за коллегу Мила. – Вам уж двадцать лет скоро, а вы блины вместо мужа выбираете. Вот выйдете замуж и лопайте потом, что угодно, никто и слова не скажет!
Алиса делает страшные глаза, в притворном ужасе прижимая ладонь ко рту. Я не могу сдержать смех, подруга тоже заливается хохотом, а Мила неодобрительно фыркает.
– Надо собираться. Покажешь мне то ожерелье с жемчугом? Помнишь, ты обещала дать его на вечер? – чуть краснея, спрашивает Алиса.
Пусть она и графиня Вельтмон, но мой отец – барон Оскар фон Армфельт – владелец двух заводов по переработке чугуна, одного золотого рудника и небольшой текстильной фабрики, в которую вкладывает больше всего сил. Граф Вельтмон не может похвастаться схожим достатком, зато его род берёт начало аж за пятьдесят лет до революции, прозванной Сумеречной войной. Не смотря на различия в статусе, мы с Алисой дружны с первого дня знакомства, когда меня только привезли в пансион. И конечно, я разрешаю ей носить мои украшения.
– Думаю, я пропущу бал в этом году, – с притворной усталостью отвечаю я. – Бери всё, что захочешь.
Чувствую себя куда бодрее, чем при пробуждении, но если не хочу встретиться с Эмилем снова, то лучше мне сегодня совсем не выходить из комнаты. Маменька будет в ярости – следующий приём только через год, – но с ней я как-нибудь разберусь. Целая голова мне дороже самого влиятельного мужа. Зато рядом стоит гувернантка, которая сейчас будет пострашнее маменьки.
Алиса ошарашено оглядывается на Милу, потом на меня.
– Ты уверена? – осторожно переспрашивает она. – Это же такое событие, ты готовилась к нему весь год.
Мила сурово хмурится. Она упирает руки в бока, её брови сходятся в одну грозную линию на лбу. Не раз я мерилась темпераментом с гувернанткой, но сегодня, похоже, бой будет особенно жаркий.
– Лияра фон Армфельт! Вы не пропустите самое важное событие в жизни из-за какой-то усталости! – громко заявляет Мила. Она отбирает поднос с едой – будто этим меня можно было когда-нибудь наказать! – и откидывает одеяло прочь.
– А я сказала – не пойду! – Я скрещиваю руки на груди и отворачиваюсь от пышущей праведным гневом гувернантки.
Алиса с писком отпрыгивает прочь, когда Мила с решительностью орлицы бросается к кровати. Не успеваю я возмутиться, как меня дергают за руки и чуть ли не стаскивают на пол.
– Эй! – Я выдираюсь из хватки Милы, но куда там! Она тащит меня через всю комнату к туалетному столику, а я упираюсь босыми пятками в ковёр.
Кое-как усадив меня на пуфик, гувернантка разворачивает моё лицо к зеркалу.
– Вы простите, ваше благородие, но сломать жизнь по пустой прихоти я вам не дам, – уже спокойнее говорит она.
– Я всё расскажу папеньке! – бросаю совсем уж детский аргумент. К физическому отпору я оказалась совершенно не готова: первоначальный план отлежаться в постели явно терпит крах.
– А я – баронессе Инесс, – припечатывает Мила, но уже без ярости. – Посмотрите на себя, ваше благородие, вы сегодня такая красавица! – Она расправляет золотые локоны по моим плечам, поправляет сползшую лямку сорочки. – Будете женихов выбирать целый вечер, вы же так этого ждали! Они-то думают, что сами принимают решение, но мы-то с вами знаем, кто тут главный. Только не хмурьтесь сильно, а то морщинки останутся. Пришлю Снежу – надо волосы собрать и одеваться, солнце уже за полдень перевалило.
Я из чувства протеста отворачиваюсь от зеркала, но хмурюсь на всякий случай чуточку меньше.
Мила уходит, но Алиса всё ещё в комнате. Она осторожно подходит, теребя поясок платья.
– Лия, всё хорошо? Ты какая-то странная сегодня. – Подруга мимоходом касается роз, поникших в вазе – цветы тут же наливаются жизнью, а Алиса уже открывает ближайшую шкатулку с драгоценностями. – Ещё вчера ты так ждала этот приём, ведь на нём появится сам великий князь. – Алиса чуть краснеет: она, как и многие девушки, тайно вздыхает по Эмилю. И вожделеть есть что: красивый, сдержанный, учтивый, не мужчина – мечта. Поэтому я, чего уж теперь стесняться, решила утереть всем нос, как только подвернулась возможность. Кто ж знал, что к красавцу-князю прилагается палач?
Справившись с собой, графиня заканчивает:
– Мы, конечно, ему совершенно не ровня: выбрав жену некоролевских кровей, он лишится титула цасаревича…
– Это и так случится: её величество родит сына, – не подумав, ляпаю я.
В тот раз о рождении наследника сообщили буквально перед нашей с Эмилем свадьбой. Сейчас же об этом никто не может даже догадываться.
– Откуда знаешь? – Глаза Алисы округляются так сильно, что кажется ещё чуть-чуть и выпадут из орбит. – Кто тебе сказал?
– О, никто, я просто гадала на здоровье императорской семьи, – поспешно вру я, хватая со столика щётку для волос, лишь бы скрыть смущение.
– Гадала? Ты? – недоверчиво смотрит на меня подруга. Уж она-то лучше многих знает, как я отношусь ко всем видам гадания – «магия для бедных» это, вот и всё.
– Перед сном картишки раскинула, – отмахиваюсь я. – Лучше найди ожерелье и серьги к нему не забудь.
Алиса тут же забывает о странных гаданиях, с восторгом принимаясь рыться в украшениях. Ожерелье из нежно-розового крупного жемчуга, тремя нитками обхватывающего горло, с ромбом рубина посередине и впрямь отлично сочетается с её молочной кожей, рыжими волосами и ярко-зелёными глазами. Довольная Алиса целует меня в щеку.
– Спасибо, Лия, ты так добра! – щебечет она, поглаживая алый камень.
– Иди, готовься, – я отправляю её прочь, чтоб хоть минутку побыть одной.
Как только дверь за ней захлопывается, я устало облокачиваюсь на столик, роняя щётку на пол. Боги, что же делать? Соберись, Лия, это и впрямь самый важный вечер в твоей жизни, жаль только не в том смысле, который я вкладывала в него раньше.
Итак, что я помню? Тогда Эмиль был в западной части парка – магия Тени постепенно подчиняет себе хозяина, и, видимо, у князя случился какой-то приступ. Ну почему я не попыталась узнать, как работает запрещённый дар? Это многое бы мне сказало о причинах поведения мужа.
На миг в памяти всплывают воспоминания о его поцелуях, нежных пальцах, аромате, который, кажется, я до сих пор чувствую от своих волос. По рукам бегут мурашки. Я вздрагиваю, отгоняя видения прочь. Этот самодовольный мерзкий подонок не заслуживает ни капли моих чувств!
Вернёмся к плану. Если Эмиль тогда был в парке, значит, и сегодня он там окажется. Верно? Скорее всего! Остаётся где-то пересидеть момент его прибытия – не станет же он швыряться магией Тени на людях. А я появлюсь перед танцами, чтобы меня представили его высочеству среди прочих девушек. И вуаля – ни о какой запретной магии я не знаю, великого князя ни к чему не принуждаю, голову мне никто не отрубает! Вот только где бы спрятаться?

***
Собирали меня в четыре руки под зорким руководством Милы. Большую часть волос оставили распущенными, только из верхних прядей сплели объёмные косы и короной уложили на затылке. Платье, как и у всех выпускниц, было белым, но далеко не простым. Большинство девушек предпочитало подчёркивать свою юность и невинность, но мне же всегда нужно было подчеркнуть главное – красоту тела.
Затянутый корсет позволяет дышать с некоторым трудом, но я всё равно придирчиво осматриваю отражение. Вдруг, талия всё-таки великовата? Служанки помогают завязать кринолин, затем надевают одну нижнюю юбку, потом ещё одну попышнее. И, наконец, дело доходит до платья. Глубокий вырез открывает грудь так сильно, что ещё чуть-чуть – и будет верх неприличия. Небольшие рукава-фонарики спущены на плечи, от чего руки и шея становятся особенно соблазнительными. Тяжёлая юбка из парчи, расшитая по подолу серебряным орнаментом, придаёт каждому движению плавности. Вид у меня, надо признать, поистине королевский.
Я с трудом сдерживаю горестный вздох. С удовольствием поменяла бы это великолепное платье на что-то попроще. Но в день приёма ничего другого уже не достать, да и маменька не поймёт такого приступа скромности. Когда отец, узнав стоимость сего наряда, спросил, не дом ли посреди столицы я собираюсь на себя надеть, она ответила, что если с помощью этого платья можно получить мужа с личным поместьем недалеко от императорского дворца, то оно того стоит.
Провожу рукой по мягчайшей ткани, ещё раз оглядываю отражение в зеркале со всех сторон. Мила приносит шкатулку с кулоном и лично застёгивает его на шее. Крупный бриллиант в обрамлении собратьев поменьше ложится точно между ключиц – их сверкание в свете ламп волшебно.
– Ох, хороша! – вздыхает Мила. – Но за камнем приглядывайте: барон Оскар крайне огорчится, если вы где-нибудь его потеряете.
– Знаю, – бурчу я в ответ. Такую роскошь даже мы не могли себе позволить. Специально для бала отец выписал это колье из императорского ювелирного дома, оставив в залог стоимость куда большую, чем цена платья.
Да уж… Спрятаться в таком виде и не привлекать к себе внимание будет сложновато.
За время долгих сборов, у меня родился план. Пока гости ещё только съезжаются, я выйду под предлогом подышать воздухом и спрячусь в библиотеке. Отдельное старинное здание укрыто деревьями в восточном конце парка – ровно в противоположной стороне от того места, где я впервые увидела князя. Подожду, пока не заиграет музыка – или родители, которые как раз вскоре явятся, не начнут искать меня с собаками по окрестностям. В любом случае, поднимется шум, а Эмиль не такой уж и дурак, чтобы являть Тень всему цвету дворянства. Тут-то я и появлюсь, прикинувшись скромницей, зачитавшейся книжкой. Идеально. Осталось только отвязаться от Милы.
Вместе мы выходим на галерею над главной залой. Величественные колонны, позолота на стенах, зеркала от пола и до потолка, огромные окна, сейчас завешанные шторами, множество светильников – раньше я непременно обошла бы всех воспитанниц, покрасовавшись перед каждой, а заодно рассмотрев себя в отражениях, но сегодня мне не до того.
Расцеловавшись с Алисой, будто не виделись полгода, оставляю Милу в компании других гувернанток. Теперь можно и пройтись, аккуратно затерявшись среди прочих щебечущих девиц.
– Платье – восторг, – восклицает Алиса, пока мы медленно, как и положено истинным леди, идём по галерее. – Пожалуй, сегодня ты затмишь даже герцогиню Кремер.
– Благодарю, – скромно отвечаю я.
Мы замечаем взгляд упомянутой герцогини, брошенный в нашу сторону, и одновременно делаем лёгкий книксен. Каролина Кремер, надо отдать ей должное, не зеленеет от зависти: её наряд куда скромнее, а брильянтов на шее может быть и больше по количеству, но заметно меньше по весу. Русые волосы собраны в высокую причёску, от чего герцогиня держит голову ещё прямее, чем обычно. Она мило кивает нам в ответ, а стайка девушек вокруг неё начинает перешёптываться.
– Ты знала, что Каролина знакома с великим князем? Наверняка сегодня он будет с ней танцевать, – чуть слышно вздыхает подруга.
«А если ещё женится, и её казнят вместо меня, будет вовсе великолепно!» – так и хочется ответить, но я сдерживаюсь. Вместо этого делаю скучающее лицо, говоря:
– Брось ты это. Стать любовницей великого князя на пару лет, родить ему бастарда, а потом уехать в глубинку к какому-нибудь престарелому герцогу, потеряв лучшие годы, фигуру и положение в обществе – неужели это предел мечтаний? Нет уж, – я чуть сжимаю руку Алисы. – Не думай о нём. Сейчас ты присмотришь себе молодого графа с хорошим поместьем, а может даже маркиза или герцога. Ты сегодня прехорошенькая, а кроме того, у тебя золотые руки, великолепный талант к пению, отличная семья и неплохие способности к Цветению. Да ты достойна стать женой любого мужчины, который появится в этой зале, а не быть подстилкой великого князя Хойера.
– Ой, ты что… Вдруг нас услышат! – Алиса даже сбивается с шага, но я вижу, как от удовольствия краснеют её щеки.
– Пойдём на дальний балкон, – как бы невзначай предлагаю я. – Тебе нужно подышать свежим воздухом и чуточку успокоиться.
Мы выходим наружу. Начало лета в этом году особенно приятное: ни холодных ветров, ни постоянных дождей, ни палящего солнца. Весь парк благоухает цветущими яблонями, вишнями, розами и лилиями. Накрывающие деревья сумерки разгоняет мягкий свет фонарей. Небо уже темнеет, и только на западе ещё виднеются алые блики заката. Я вдыхаю густой летний воздух, насколько позволяет корсет, зажмуриваясь от удовольствия. Как невероятно здорово жить!
Алиса говорит о всякой ерунде, и я с удовольствием поддерживаю её болтовню. Опустившись на мраморную скамеечку, мы успеваем обсудить чужие наряды, возможных женихов, сплетни из мира столичной жизни, от которой сейчас совершенно отрезаны, когда вдруг слышим далёкое ржание лошадей. Начинают съезжаться гости.
С нашего балкончика не видно подъездную дорожку, и Алиса от нетерпенья аж подпрыгивает на скамье.
– Пойдём, поглядим хоть одним глазком! – упрашивает она.
– Ты иди, а я ещё тут посижу, – вздыхая, отвечаю я. – Что-то мне душно, наверно, корсет перетянули. Иди-иди, я в порядке!
Секунду поколебавшись, Алиса убегает обратно на галерею, с которой есть выход на другой балкон. Я с трудом дожидаюсь, пока стихнут её шаги, и вскакиваю на ноги. Ну всё, осталось совсем чуть-чуть!
Этот флигель поместья, отданного императорским указом под дом благородных девиц, я знаю не слишком хорошо. Воспользовавшись всеобщей суматохой, проскальзываю на лестницу для слуг. Спешу вниз так сильно, что начинает колоть в боку. Когда снизу раздаются чужие голоса, ныряю в какой-то коридор рядом с кладовой и затаиваю дыхание. Подол юбки пачкается о грязные коробки, наваленные у самой двери, но сохранность платья меня не волнует. Я дожидаюсь, когда люди пройдут мимо, и прошмыгиваю на выход.
Посыпанная песком дорожка бежит в обход дома, уводя меня прочь от крыльца, западной части парка и Эмиля. Подойдя к тёмному зданию библиотеки, я почти успокаиваю расшалившееся сердце. Дыхание тоже приходит в норму, я отряхиваю платье, проверяю, на месте ли коль, и с самым благопристойным видом поднимаюсь по ступенькам ко входу.
Библиотека не заперта: на ночь закрывают под замок только два крыла с книгами, а небольшая гостиная с читальным залом остаются свободными для посещения. Я не зажигаю свет: ещё не хватало обнаружить себя раньше времени. Подхватываю забытую кем-то на каминной полке книгу и устраиваюсь на низкой кушетке у окна. Бездумно перелистываю страницы в поисках иллюстраций – текст всё равно почти не разобрать в царящем полумраке, – когда слышу за окном треск ломающихся ветвей и тихую, но разборчивую мужскую ругань.
Неужто меня уже ищут? Встав, откладываю книгу на сиденье и аккуратно выглядываю наружу через приоткрытую створку.
К стволу раскидистого столетнего дуба, растущего напротив входа в библиотеку, привалился мужчина в чёрном фраке и таких же чёрных брюках. Я не вижу его лица – он стоит ко мне спиной, прижимаясь ладонями к коре дерева. Слышно его тяжёлое дыхание, временами переходящее в хрип. Когда он, согнувшись, поворачивается, чтобы прислониться спиной к стволу дуба, я замечаю густую чёрную тень, окутавшую его руки.
Проклятье. Это же…
Великий князь Эмиль снимает с пояса кинжал и лёгким движением царапает левую ладонь. Чернильная, словно беззвёздное небо Тень приникает к кровоточащей ране, будто впитываясь в неё.
Прижав руку ко рту, чтоб подавить вскрик, я отшатываюсь прочь от окна. Кушетка премерзко скрипит ножками по лакированному полу: в спешке я чуть не падаю на неё, сдвигая с места.
И слышу ледяной голос:
– Кто здесь?

Глава третья, в которой всё идёт наперекосяк
– Кто здесь? – повторяет Эмиль.
Слышу, как он поднимается по ступеням. Скрип дверных петель, щелчок замка – он уже в холле.
Я готова разрыдаться от отчаяния. Как же так?! Он должен был страдать в другом конце парка, а не мешать мне наслаждаться жизнью! Мелькает издевательская мысль: «Лучше бы я продолжала сидеть на том балконе и никуда не высовывалась…»
Прижавшись к стене у окна, я лихорадочно пытаюсь придумать новый план, но перед глазами стоит только блеск стального клинка, отрубающего мне голову повторно. Кусаю губы, цепляясь за бархатные портьеры. Пусть он убьёт меня прямо сейчас, второй раз через это всё я не пройду!
У выхода из гостиной вспыхивает масляный светильник. Эмиль ставит его на консоль и поворачивается ко мне. Свет режет глаза, от чего я морщусь, но прятаться уже бесполезно – со шторой он вряд ли меня перепутает.
– Ваше высочество! – Я отлипаю от стены, делаю по направлению к нему два шага. Застываю в низком реверансе, запоздало вспоминая о правилах этикета. Чёрная тень от его фигуры наползает на моё платье: великий князь подходит всё ближе.
Проклятье. Проклятье!
– Кто вы?
Изящные пальцы приподнимают мой склонённый подбородок, вынуждая поднять взгляд.
– Баронесса Лияра фон Армфельт. – Отвечаю так тихо, что еле слышу собственный шёпот.
– Вы здесь одна, леди Лияра?
Эмиль жестом велит подняться. Обойдя меня, он выглядывает в окно и захлопывает створку.
– Одна, ваше высочество. – Я боюсь оглянуться, поэтому, оцепенев, жду его возвращения.
Эмиль снова встаёт передо мной. Заложив руки за спину, он смотрит на меня сверху-вниз. Не выдерживаю его взгляд и опускаю голову. В тот раз я вела себя дерзко, вызывающе отвечала на вопросы, сейчас же желаю лишь одного: провалиться сквозь пол, лишь бы никогда не встречаться с ним взглядом.
– Что вы здесь делаете, леди Лияра?
– Я… Мне стало нехорошо в зале, и я вышла подышать воздухом, – лепечу, словно школьница, бездумно заучившая ответ. – Вот решила успокоиться, почитать книгу…
– Без света? – уточняет Эмиль, и моё сердце проваливается в пятки. Украдкой замечаю, как его безразличный взгляд осматривает меня, будто диковинный экспонат музея, на мгновение задерживаясь на бриллианте в ложбинке между ключиц. Платье его совершенно не тронуло, как и в тот раз: да будь я хоть голой, он бы смотрел на меня с не меньшим равнодушием.
– И что вы видели, миледи?
От этого вкрадчивого тона по рукам бегут мурашки.
– Ничего, – тут же выпаливаю я, ещё ниже опуская голову. Ох, дура! Понимаю свою ошибку, но поздно.
Слишком поспешный ответ явно не кажется Эмилю искренним, поэтому он повторяет:
– Спрашиваю ещё раз: что вы видели, миледи? Поднимите голову, когда решитесь соврать снова.
Чувствую, как дрожат руки в подступающей истерике. Боги, пожалуйста, не надо. Не хочу продолжения этого кошмара. Пусть меня сожрёт Тень, только побыстрее, не вынесу ждать ещё три месяца…
– Ничего, – шепчу я, не отнимая взгляд от своих сцепленных в замок рук. – Ничего.
– Неужели?
Эмиль снова приподнимает моё лицо за подбородок. С его ладони по запястью скатывается одинокая капля крови. Надо что-то делать.
Я расцепляю руки и, глядя прямо в холодные серые глаза, прижимаю пальцы к порезу.
– Ничего, – повторяю уже уверенно, отпуская силу Исцеления. Тёплые иголочки магии колют его кожу, но Эмиль даже не морщится, лишь удивлённо приподнимает брови.
Без разрешения брать за руку кого-либо из императорского дома – верх нарушения этикета, мы оба это знаем. От того удивительнее, что Эмиль вдруг одобрительно хмыкает, когда я сжимаю его ладонь уже обеими руками: порез залечивается крайне неохотно.
Мы не успеваем сказать друг другу больше ни слова: последние капли магии впитываются в уже здоровую кожу одновременно с грохотом распахиваемой двери. На пороге гостиной появляется директриса мадам Марсиль в сопровождении слуги с фонарём, а позади них – мои перепуганные родители.

***
– Ваше высочество! – Мадам Марсиль, а за ней и все остальные низко кланяются. Опомнившись, я поспешно отнимаю руки.
Как оказалось – недостаточно. Директриса бросает на меня суровый взгляд, сулящий хорошую выволочку. Вижу, как хмурится отец, как поражённо ахает мать, поэтому покаянно опускаю голову, хотя внутри меня страх смешивается с закипающей злостью. Вот что за вечер такой, все планы наперекосяк!
– Прошу, великий князь, пройдёмте, – мадам Марсиль торопливо приглашает Эмиля за собой. – Мне так жаль, что баронесса фон Армфельт вам помешала!
– Отнюдь, мадам. – К моему полному изумлению, Эмиль достает из внутреннего кармана камзола носовой платок, бережно берёт меня за сначала за одну руку, потом за другую, вытирая ладони от следов своей крови. – Леди Лияра почувствовала себя нехорошо в зале и вышла подышать в парк, что сделал и я. Гуляя по вашему прекрасному саду, я обнаружил её на скамье под дубом почти без сознания. Мы решили зайти сюда, чтобы миледи чуть успокоилась. Она была так великодушна, что даже не полностью оправившись от волнения, вылечила мой порез о шипы ваших дивных роз. У вас выросла благородная дочь, барон, поздравляю.
Отец кланяется, еле сдерживая удивление в голосе:
– Благодарю, великий князь.
Ещё бы! Моя самая лестная характеристика от Милы была скорее «живая и любопытная» (что означало «та ещё заноза»), но никак не «благородная».
Эмиль галантно предлагает мне руку, не оставляя возможности затеряться среди набежавшей стражи и слуг. Такой процессией – наша пара впереди, мадам Марсиль и родители следом, отстав на пару шагов, а потом уже все остальные – мы возвращаемся в главный корпус пансиона.
Всю дорогу Эмиль молчит, лишь крепко сжимает свободной рукой мою ладонь, лежащую на сгибе его локтя. Пытаюсь чуть ослабить его хватку, но куда там: проще из-под камня выдернуть. Может, если я просто извинюсь, он отстанет?
– Мне жаль, что помешала вашему высочеству, – еле слышно шепчу я.
– Вы же ничего не видели, миледи, – так же тихо напоминает Эмиль.
– Не видела, – тут же соглашаюсь я. – И о том, что не видела, я никому не скажу, клянусь.
– Какая трогательная верность. Что вы хотите взамен?
– Ничего! – испугано выпаливаю я. Урок с шантажом выучен мной на десять баллов из пяти.
– Уверен, я что-нибудь придумаю.
Похоже, не отстанет. Вот проклятье!
Наше возвращение производит фурор. Девушки, собранные в холле в шеренгу в ожидании выхода для представления, тут же перешёптываются, когда Эмиль, не обращая ни на кого внимания, ведёт меня прямо к дверям в залу. Мадам Марсиль со всей почтительностью, на какую только способна в столь непростой ситуации, проскальзывает вперёд, давая знак объявлять фамилии воспитанниц.
Я плохо помню, как мы, сделав круг по зале, останавливаемся в самом центре. Меня – как и почти каждую из девиц, – должен был вести отец, но он, конечно же, не настаивает на своём праве, оставив это великому князю. Эмиль, будто всю жизнь участвовавший в подобных приёмах, дожидается представления последней девушки и, галантно целуя мою дрожащую руку, отходит вместе с прочими родителями.
Построившись в две колонны лицом друг к другу, воспитанницы – я в том числе – исполняют первый танец. Завершить его, не оконфузившись, я могу лишь по тому, что тело знает каждое движение наизусть. Отговорившись от последующего танца нездоровьем, сбегаю на галерею, где и сижу уже последние десять минут.
– А вот и ты! – Алиса внезапно появляется из-за огромной вазы с цветами, за которой я позорно прячусь на низенькой софе. – Ты что тут делаешь? Если Мила потеряет тебя снова, ей несдобровать.
– Давишь на совесть? – бурчу я, обрывая лепестки пиона, выдернутого из букета.
– Отнюдь, всего лишь предупреждаю. – Алиса опускается рядом. – Все только о тебе и говорят, – шепчет она, наклоняясь поближе. – Это правда, что вы держались за руки?
Мне даже не требуется уточнять, о чём речь, и так всё понятно. Да… Мастер конспирации из меня – просто блеск!
– О боги! – Не могу сдержать страдальческий стон, пряча лицо в ладонях. – Клянусь, остаться с ним наедине – последнее, чего я хотела!
Но Алиса мне не верит. Она с сомнением хмыкает, продолжая:
– Я вовсе не виню тебя. Просто думала, мы подруги. Думала, ты захочешь поделиться своими планами. Кажется, я ошиблась.
Она уходит так стремительно, что я не успеваю вымолвить и слова. За что мне всё это! От злости потрошу остатки цветка. Бледно-розовые лепестки сыплются на пол, и я топчу их носком туфли.
– Лияра Армфельт! Леди так себя не ведут! – Откуда ни возьмись появляется Мила. – Что за капризы сегодня, ваше благородие? Сначала на бал не хотите, затем сбегаете, а потом и с великим князем вдали от всех милуетесь? Радуйтесь, что на таких приёмах больше мужчин, озабоченных поиском красивой жены, чем тех, кто в первую очередь думает о репутации! Ещё одна такая выходка…
– А может я вовсе не хочу замуж! – выпаливаю, не давая ей отчитать меня по полной. – Может, мне всё равно, кто и что подумает?! Вернусь в отцово поместье подальше от этой ужасной столицы и буду учиться вести дела на заводах! Тогда мне ни один мужчина будет не указ!
Мила в ужасе ахает.
– Вы что такое треплете-то, баронесса! Неужто влюбились в великого князя?!
Отчаянно хочется зарычать от злости, но я усилием воли беру себя в руки. Не хватало ещё гувернантку до сердечного приступа довести таким поведением.
– О боги, Мила, конечно нет! Это всё ужасная случайность!
– И что же это за случайность, дочь?
Маменька выходит из-за вазы, за которой – уверена – стояла всё это время. Её суровый, но такой знакомый взгляд заставляет оцепенеть. Вспоминаю, как она плакала в час моей казни, размазывая краску для ресниц по щекам, как злилась на отца за вычёркивание меня из семьи. Чтобы самой не разреветься, я делаю оскорблённый вид и отворачиваюсь.
Жестом отпустив Милу, Инесс фон Армфельт с достоинством усаживается рядом на софу. Такой я знаю её всю жизнь: идеально прямая спина, золотые с проблеском седины волосы всегда собраны в объёмный пучок, платье со скромным вырезом, а руки никогда не оголяются выше запястий. Рядом с низеньким, пухлым отцом с его лысиной и шикарными усами она выглядит поистине королевой. Мама никогда не позволяет себе бурных эмоций: эта черта у меня от отца. Вот и сейчас она спокойно отряхивает лепестки пиона с моего платья и замечает:
– Ты прекрасно выглядишь, Лия.
Сказано это таким тоном, словно я сделала неудачное па в танце. От отца подобные слова были бы наивысшим комплиментом, но расшевелить маменьку может, похоже, лишь моя казнь.
– Переходи к делу, мама, – грублю я, за что получаю хлёсткий удар веером по ноге. Кринолин и три юбки смягчают его, но я всё равно вздрагиваю.
– Что произошло? Рассказывай и не смей врать.
– Ты не веришь словам великого князя? Ах, неужели он мог солгать! – притворно изумляюсь я, тут же получая ещё один тычок веером.
– Я спрашиваю, что происходит с тобой сегодня с самого утра. Мила говорит, ты не хотела идти на бал, но ещё месяц назад со слезами упрашивала отца найти самое красивое ожерелье, какое только ему по силам. Насколько я знаю, вчерашняя примерка платья тоже прошла хорошо, ты была всем довольна. Так что случилось, Лия?
Вот что мне ей ответить? Правду? Я с трудом сдерживаю истерический смешок. Лучше скажу то, что ей не понравится, но она хотя бы примет это за чистую монету.
– Я считаю, подобные смотрины – прошлый век. В Астеруте, например, женщина совершенно не должна выходить замуж, чтобы состояться в обществе. А в Осидене они и вовсе наследуют наравне с мужчинами. Почему я должна продать единственное, что у меня есть – себя! – какому-то знатному старику или глупому юнцу? И ради чего! Чтобы папенька мог хвалиться: «У меня дочь графиня», а наши дети унаследовали деньги и титул?
Моя гневная тирада иссекает, не встретив ни единого слова против. Мама спокойно кивает, лениво обмахиваясь веером. Убедившись, что я высказалась, она спрашивает:
– И поэтому ты решила, что прыгнуть в постель к великому князю – лучший способ утвердить своё положение?
– Мама! – Я чуть не вскакиваю на ноги, но она ловко хватает меня за руку, заставляя сесть смирно. Редкие гости, желающие осмотреть залу с галереи, держатся от нас подальше, но я всё равно приглушаю голос. – Что ты такое говоришь, мама! Это и впрямь была случайная встреча, он не соврал ни в чём. Разве только не знал причины моего плохого самочувствия…
– Ещё бы он узнал, – фыркает маменька, и я тоже хихикаю, представляя вытянувшееся лицо Эмиля, стоит ему услышать подобные заявления. – Хорошо, поступим так. Ты вернёшься к гостям, будешь мила и приветлива, а завтра мы все вместе уедем в столицу на три недели: отцу нужно вернуть эту побрякушку. – Мама кивает на бриллиант. – Она, знаешь ли, дорого нам обошлась. Заодно ты сможешь поглядеть на Вейсбург, а также отвергнешь все приглашения на балы, которые, я уверена, непременно поступят. Потом мы вернёмся в поместье. Твои дальнейшие планы по замужеству обсудим после, когда ты успокоишься, а мы с отцом подумаем, что делать.
Я недоверчиво кошусь на неё. Это точно моя мать, ярая поборница устоев? Прикидываю по времени. Три недели вполне можно продержаться, если больше не пересекаться с Эмилем.
– Только на три недели, не больше? – уточняю на всякий случай.
– Конечно, дочь. Я хочу видеть тебя счастливой, а не в этой истерике, будто тебя распнут на кресте за неверный выбор.
Плюнув на приличия, я крепко обнимаю её. На миг мама ахает, теряя лицо, но в следующую секунду уже отстраняется, утешающе похлопав по плечу. Оправив платье, я навешиваю на лицо любезную улыбку, и мы спускаемся по лестнице в залу.
Заметив рядом с отцом Эмиля, я пытаюсь свернуть в другую сторону, но маменька держит цепко. Приходится подойти, сделать очередной реверанс и скромно ждать, когда к нам обратятся.
Отец почти сразу замечает маму. Он подаёт ей руку, радостно заявляя:
– Дорогая! Прошу прощения, ваше высочество, моя возлюбленная жена, баронесса Инесс фон Армфельт. – Эмиль учтиво кивает, не обращая на меня никакого внимания. – У меня великолепные новости! Великий князь сделал нам щедрейшее предложение погостить в его дворце в столице!
Я сжимаю челюсть с такой силой, что скрипят зубы. Уставившись в пол, пытаюсь сделать глубокий вдох. Каков подлец! И тут слышу ненавистный мягкий голос:
– Барон, разрешите пригласить вашу дочь на танец?
– Конечно, великий князь! Лия – прошу прощения, Лияра, – будет счастлива! – легко соглашается тот.

Не могу не признать: танцует Эмиль божественно. Он уверенно ведёт меня под музыку, остаётся лишь подчиняться. Я намеренно игнорирую его пронизывающий взгляд. Гляжу по сторонам, улыбаясь знакомым девушкам и приветствуя кланяющихся мужчин. Ни за что не начну разговор первой!
– Вам очень идёт это ожерелье, Лияра, – наконец прерывает затянувшееся молчание мужчина. – Возможно, вы захотите узнать, что этот камень ювелирному дому Бёллер подарил именно я.
– Какая щедрость с вашей стороны, князь, – вежливо отвечаю, продолжая смотреть куда угодно, только не на Эмиля. Мельком ловлю наше отражение в зеркалах. Он весь в чёрном, одет строго, в отличие от многих присутствующих здесь мужчин, длинные волосы собраны в низкий хвост. И я в сверкающем белизной платье с золотыми кудрями. Пара из нас – загляденье. Если бы только он не проводил меня прямиком на плаху…
– Полагаю, у вас есть некоторые вопросы? – подталкивает он меня к диалогу, но я не собираюсь вестись на столь простенькую уловку.
– Отнюдь, – отвечаю спокойно, придушивая раздражение глубоко внутри. – Я благодарна вам за приглашение во дворец. Это огромная честь для нашей семьи.
– Рад доставить вам удовольствие.
Не удержавшись, смотрю на него. Губы Эмиля еле растянуты в светской улыбке маститого придворного, но глаза выдают всю черноту его души. Ледяной взгляд впивается в меня, словно хочет вскрыть черепную коробку и проверить, что я думаю на самом деле.
В очередном па он притягивает меня ближе, чем это позволено правилами приличия, склоняет голову. Меня окутывает аромат чистоты, исходящий от его одежды, от чего я вздрагиваю, снова вспоминая ту непристойную сцену в тюремной камере. Но оторвать взгляд от его глаз всё равно не могу. Я словно мышь под гипнозом змеи.
– Как ваши близкие отнеслись к инциденту в парке? – тихо спрашивает он, наклоняясь почти к самому моему уху. Зрительный контакт прерывается, и я через чур заметно выдыхаю.
– Если хотите узнать, что я им сказала, то не беспокойтесь. Вашу тайну я унесу с собой в могилу. – И это почти правда, просто в первый раз мне никто не поверил. Очень хотелось бы, чтоб до второго раза дело не дошло.
– Мне нужны гарантии.
– Тогда стоило прикопать меня прямо под тем великолепным дубом – это было бы наилучшей гарантией молчания.
Эмиль хмыкает, будто и впрямь решает обдумать такой вариант.
– Мне ничего не нужно, – продолжаю шептать я, всё больше злясь. – Не представляю, как вас в этом убедить, если честного слова недостаточно.
– Не волнуйтесь, я уже в поисках такого средства.
Сдерживаюсь, чтоб не выругаться как портовый грузчик. И что получается? Шантаж – плохо, уверения в полной верности – тоже никуда не годятся! Боги, прошу, не заставляйте меня проходить через это испытание в третий раз!
Музыка стихает. Я с облегчением высвобождаюсь из плена его рук и запаха парфюма. Когда Эмиль провожает меня обратно к родителям, нас сопровождает шлейф перешёптываний. Великий князь благодарит отца, кивает матери и уходит, оставляя меня в полнейшем раздрае.
Маменька, прикрывшись веером, говорит тихо, но так, чтоб я непременно услышала:
– Это было неосторожно, дочь.
Вот уж точно. Очень неосторожно.

Глава четвёртая, в которой меня возвращают в столицу
Поездка из пансиона благородных девиц мадам Марсиль в Вейсбург занимает всего три часа, но мои сборы растягиваются до полудня. Я медлю на каждом шагу, то и дело открывая сундуки и вороша платья под предлогом проверки, всё ли собрано. Наконец, Мила не выдерживает. Отстранив меня от руководства служанками, она развивает такую бурную деятельность, что через полчаса вся поклажа собрана и отправлена вперёд отдельной каретой вместе с горничными.
Алису я так и не встречаю. Подруга избегала меня за завтраком, не открывает дверь и сейчас, когда я скребусь в её комнату перед самым отъездом. Спуститься к карете она тоже не хочет. Я оглядываюсь до тех пор, пока мы не проезжаем ворота из парка, ожидая увидеть её рыжую шевелюру, но графиня непреклонна.
Маменька и отец уехали рано утром, а великий князь вернулся в столицу и вовсе сразу после приёма. Хочется надеяться, что на ночной дороге может приключиться всякое: вдруг его похитили, и следующие три месяца я с ним попросту не увижусь? Вздохнув, отмахиваюсь от нелепых фантазий.
Погрузившись в размышления о своей невеселой судьбе, я смотрю в окно. Карета едет плавно, мягко покачиваясь из стороны в сторону. За стеклом проносятся леса и перелески, сменяемые равнинами, засеянными пшеницей, рожью и овсом. То и дело мы проезжаем речки, устремлённые туда же, куда и дорога – к столице.
Тогда я видела Вейсбург первый раз в жизни. Маменька решила, что приобщать единственную наследницу рода фон Армфельт нужно только после восемнадцатилетия, иначе столичный разгульный образ жизни привьёт мне неправильные представления об обществе. Зря беспокоилась: привиться ничего лишнего не успело.
Мила то и дело пытается отвлечь меня от грустных мыслей разговорами, но я слушаю в пол-уха, и она переходит к болтовне со Снежей, единственной служанкой, едущей с нами вместе.
–…В приграничье снова проклятых видели, представляете? Как они через Сумеречную Стену проникают – ума не приложу! Говорят, великий князь Эмиль лично ездил в Гранцбург, проверял готовность военных отрядов и даже участвовал в стычке с теневыми магами. Ах, какой он бесстрашный! Я вчера одним глазком его увидела – такой красивый!
Ненавистное имя выдёргивает меня из мрачных размышлений. Я незаметно кривлю лицо, когда служанка с придыханием восторгается Эмилем, но слушаю уже внимательнее.
– Ещё говорят, в Гранцбурге начали женщины пропадать, – продолжает служанка, отвлекаясь от обсуждения достоинств великого князя. – Мол, их проклятые к себе за Стену утаскивают. А женщины эти… ну, падшие…
– Тьфу, Снежа! Нельзя такое при баронессе говорить! – тут же вскипает Мила. – Ты и сама-то знать о таких вещах не должна!
– Успокойся, Мила, – будто без интереса откликаюсь я, продолжая пялиться в окно. – Я давно в курсе, кто такие шлюхи, и для чего они нужны.
Гувернантка, охая, хватается за веер. Разговор на время прерывается: Снежа подаёт ей воды, открывает окошечко для проветривания. Больше щекотливая тема не поднимается, переходя на обсуждение погоды, а я вновь возвращаюсь к своим мыслям.
Значит, Эмиль организовывает отлов магов Тени? Против своих действует что ли? О прорывах проклятых из-за Стены я слышала ещё в пансионе: неделю назад учителя за завтраком обсуждали свежий номер газеты, пока мадам Марсиль не прекратила все разговоры, чтоб не тревожить учениц. Эх, вспомнить бы хоть какие-нибудь подробности! Другое дело, что в прошлой жизни я совершенно не интересовалась этим вопросом.
Интересно, как вообще великий князь получил дар Тени? В отличие от родовой магии аристократов, Тень передаётся не только по наследству, но и через какой-то жутко-запретный ритуал. Никто из императорской семьи Хойеров не владел Тенью с рождения. Предыдущие императоры – да, но Хойеры всегда были носителями Сияния, защитной магии. Так откуда же брат самого императора заимел запретную силу?
Осознаю, что в тот раз я ни минуты от этом не задумалась и даже не пыталась расспросить Эмиля. Меня не заботило и то, что он медленно, но верно превращался в проклятого: магия Тени рано или поздно поработит тело своего носителя. Я всё знала, но тогда мне было наплевать.
Почувствовав укол совести, отбрасываю глупое чувство прочь. Ещё чего, жалеть его теперь? «Очнись, Лия, он тебя один раз уже до обезглавливания довёл, и ещё раз повторит, не поморщится!»
– Въезжаем в город! – кричит кучер.
Я снова выглядываю в окно, не обращая внимания на бурчание Милы, ведь «леди в окошко не глазеют».
Вейсбург основан триста лет назад, ещё при прошлой императорской семье. Место выбрано не случайно: тут соседствуют залив, уходящий в море, и устье двух рек, переплетающихся между собой каналами и речками помельче. Разрастаясь, город расползается не только по берегам рек, но и застраивает домами, дворцами и парками все крупные острова, к которым ведут широкие чугунные мосты.
Окраина столицы почти не отличается от любого другого города Сиории, но стоит выехать на главную набережную, как панорама меняется. Аккуратные особняки примыкают стенами друг к другу, образуя единый ансамбль. Улицы разной ширины делят город на правильные прямоугольные кварталы. Из-за крыш домов виднеется шпиль храма Пятерых.
Карета проезжает по краю огромной площади перед императорским дворцом, и Снежа ахает от восторга. Белоснежные колоны с резными капителями, огромные окна, просторные балконы, величественные ворота с позолотой, на фронтоне – композиция из древних статуй. Есть от чего прийти в восторг. Мы огибаем площадь и оказываемся на мосту. Вижу впереди дворец Эмиля: он располагается через реку от императорского. Те же высокие колонны, объединённые в портик, окна, пропускающие много солнца, широкая лестница, ведущая ко входу, но всё куда скромнее по оформлению, без нарочитого блеска золота на фасаде.
От сюда меня забрали в тюрьму – высокое мрачное здание на окраине города. Сам вид императорских дворцов нагнетает тоску, поэтому я откидываюсь на спинку сиденья, задёрнув занавеску.
Карета въезжает на задний двор. Мила и Снежа выходят первыми, а я не могу заставить себя подняться на ноги. Никак не оставляет ощущение цепей на запястьях, я вздрагиваю от бряцанья оружия стражи. Хочется бежать прочь без оглядки, наплевав на приличия, на родителей, на собственное будущее – его всё равно отбирают у меня по кусочкам, что бы я ни делала.
Наконец, беру себя в руки. Выйдя из кареты, я тут же попадаю в объятия отца. Из его восторженных восклицаний понимаю только одно: Эмиль – прекрасный, великодушный человек. Он-де и покои нам выделил, парадный экипаж предоставил, обещал представить высшему обществу. Я морщусь, словно откусила лимон. Маменька, видя мои страдания, отправляет отца восвояси и ведёт меня на второй этаж. По счастью, выделенные нам комнаты в восточной части дворца я совсем не знаю, а потому окружающая обстановка не гнетёт печальными воспоминаниями.
Войдя в изящно убранную гостиную, я уже собираюсь отправиться в спальню, чтоб хоть остаток сегодняшнего дня провести в спокойствии, но тут замечаю в кресле у неразожжённого камина стройную черноволосую женщину, одетую в строгое платье тёмно-пурпурного цвета, так эффектно подчёркивающее аристократическую бледность её кожи. Она поднимается нам на встречу, и я узнаю её: герцогиня Илона Келлер. Любовница Эмиля.
– Ваша светлость, это моя дочь, баронесса Лияра Армфельт, – с поклоном представляет меня маменька.
Делаю лёгкий книксен, что несколько противоречит правилам этикета: всё-таки герцогиня куда выше меня по титулу, и поклон должен быть ниже, но я не могу подавить раздражение. Терпеть не могла Илону тогда, не собираюсь терпеть её и сейчас.
Герцогиня окидывает меня оценивающим взглядом свои ярко-голубых глаз, и я понимаю: неприязнь взаимна.
– Леди Лияра, – она говорит неспешно, чуть растягивая слова. – Его высочество крайне лестно отзывался о ваших светских талантах, поэтому я предлагаю вам составить мне компанию. Скоро начнётся сезон балов, буду рада видеть вас рядом.
Ага, «решила» она, как же, а уж про «рада» нечего и говорить. Представляю, как эти двое лежат в кровати, обсуждая мой единственный талант – появляться не в то время не в том месте, и Эмиль приказывает своей любовнице приглядывать за противной баронессой. Чувствую, что увязаю как муха в паутине, но сделать ничего не могу. Остаётся только согласиться:
– Благодарю, миледи, вы очень добры.
Она кидает на меня последний тяжёлый взгляд, не сулящий ничего хорошего.
– Я заеду завтра утром. Будьте готовы к десяти, – сухо бросает Илона перед уходом.
Конечно, герцогиня живёт в одном из тех домов с видом на набережную, мимо которых мы проезжали. Её муж почил несколько лет назад, но Илона о нём никогда не вспоминает, будто его никогда и не было. В прошлый раз Эмиль часто наведывался к ней сам – особенно показательно это было сделано в нашу брачную ночь. Тогда я проглотила унизительный плевок в лицо перед всем обществом: слухи о том, что великий князь не спит со своей женой, разлетелись в мгновение. Но сейчас мне никакой свадьбы не надо, я не собираюсь конкурировать с Илоной ни как жена, ни как любовница. Пусть забирает себе эту ходячую проблему, а меня оставит в покое!
Вот только от чего так ноет в груди?

***
С самого утра я мрачнее тучи. Отвязаться от герцогини – задача невыполнимая, поэтому я беру себя в руки и ровно в десять утра выхожу на заднее крыльцо дворца. Илона пунктуальна, как часы: я ещё надеюсь, что она забудет или приедет хоть на час позже, но стоит мне ступить на верхнюю ступеньку лестницы, как её открытый экипаж уже въезжает в ворота.
Рядом с ней сидит девушка, такая же черноволосая и голубоглазая, но без тяжёлого взгляда герцогини, который будто видит меня насквозь – Луиза Фальк, её младшая сестра и фрейлина императрицы Катарины. Она приветливо здоровается со мной и тут же принимается щебетать о всяких пустяках, пересказывая сплетни двора.
Раньше Луиза казалась мне милой, но наивной девушкой, полной противоположностью Илоне с её ледяным взглядом и слегка манерной речью. Не удивительно, что Эмиль выбрал старшую сестру: трудно представить его, польстившегося на простодушную открытость Луизы. Тогда это меня мало волновало – Илона, поступившая ко мне в свиту после замужества, даже забавляла, я любила подразнивать её, повисая на Эмиле при любом удобном случае в нарушение всех правил этикета, а Луизу и вовсе не принимала всерьез. Сейчас же я не могу отмахнуться от желаний герцогини Келлер, а её сестра может послужить хоть каким-то барьером между мной и суровой Илоной, поэтому я активно участвую в беседе.
Наш экипаж проезжает по набережной и ныряет в огромный парк, раскинувшийся недалеко от императорского дворца. Тень от раскидистых клёнов смягчает уже начинающее припекать солнце, прохладный ветерок мягко треплет мои распущенные по плечам локоны. Если не глядеть на Илону, чёрной вороной портящей всю картину, то день на редкость приятен. Мы медленно едем по широкой дороге, пронзающей парк насквозь, приветливая Луиза здоровается со встречными дамами, проезжающими мимо в роскошных экипажах, заодно знакомя меня со всеми подряд.
– Вот та девушка с кружевным зонтиком в руках – Анита Шталь, – негромко говорит она, дружески кивая проезжающей мимо карете. – Внучка адмирала Шталя, командующего магическим флотом. А это Диана Франк – она основала первую школу для одарённых девиц. А какой дар у вас, Лияра?
– Исцеление, – скромно отвечаю я. – Но, честно сказать, он не слишком велик.
– Зато это прикладная магия – очень интересно! У меня, к сожалению, тоже совсем слабенький дар, я даже чай в кружке заморозить не могу, – не мало ни смущаясь рассказывает Луиза. – А вот у Илоны Лёд очень силён.
Я ни капли не удивлена. Если б герцогиня умела метать пламя – вот это было бы странно, а с её взглядом что угодно замёрзнет безо всякой магии.
– Это так замечательно, когда магия супругов схожа, – мечтательно продолжает Луиза. – Ведь тогда дар детей должен усиливаться. Жаль, мне не повезло, – чуть вздыхает она, но тут же приободряется. – А вы знали, миледи, что императорская магия передаётся во время свадебной церемонии?
Я киваю: что-то такое я слышала на уроках. Сияние Хойеров наследуется не только детьми, но и жёнами, позволяя сохранить силу магии прямых наследников.
Илона, никак не реагировавшая на наш разговор, вдруг ещё больше выпрямляется и вскидывает голову. Впервые за всю прогулку на её лице появляется улыбка. Луиза тоже приосанивается и громко здоровается:
– Доброе утро, ваше высочество!
Я, сидевшая напротив девушек, неохотно поворачиваюсь, уже догадываясь, кого увижу. Эмиль придерживает вороного скакуна, явно не собираясь проследовать мимо, от чего хочется горестно застонать и спрятаться под сиденье. Проклятье! Мало мне Илоны, которая тяготит душу одним своим видом, так ещё и князь решает с нами поболтать. Сцепив зубы, я вежливо улыбаюсь.
– Доброе утро, леди. – Он кивает нам и делает знак своему сопровождению.
Трое герцогов – ближайшие соратники Эмиля, всюду следующие за ним по пятам, окружают наш экипаж. Все как на подбор статные, стройные, ничуть не уступающие великому князю в выправке. Ближайший к нам, герцог Адриан Шмидт, сильнейший маг Льда в империи. Его сосед справа, хмурый и вечно серьёзный герцог Виктор Берг, владеет даром Молнии. Улыбчивый Кристиан Эрмонд, маг Пламени, раньше относился ко мне с наибольшей симпатией. Что бы я ни вытворяла, как бы не доводила Эмиля, он всегда по-доброму посмеивался над моими проделками.
И все трое – истинные носители магии. Когда-то Адельберги силой объединили разрозненные земли Сиории, подчинив себе те немногие дома, что были наделены даром. Хойеры же пошли дальше, даровав своим приверженцам не просто земли и титулы, но и доступ к магии. Всего восемь знатных семей, таких как Шмидт, Берг и Эрмонд обладают врождённым даром, остальные же, как я или обе сестры Фальк, владеют им лишь по милости императорской семьи.
Возница останавливает карету у одной из пешеходных дорожек, и Эмиль, спешившись, лично открывает дверцу. Он подаёт мне руку, на которую я нехотя опираюсь, чувствуя затылком злой взгляд Илоны.
Мы углубляемся в парк. Князь ведёт меня под руку и отстраниться от него нет никакой возможности. Живая изгородь в человеческий рост огораживает тропинки, создавая приятную прохладу. Здесь разбит целый сад, похожий на лабиринт с отдельными беседками, небольшими фонтанами и статуями из белого мрамора. Сопровождающие князя герцоги будто намеренно чуть задерживают обеих девушек, и мы незаметно уходим вперёд.
– Как ваше здоровье, леди Лияра? – негромко спрашивает Эмиль.
Я не сразу понимаю, о чём речь. Ах, вот что он имеет ввиду: вспоминаю, как вчера после приезда не вышла к ужину, отговорившись плохим самочувствием.
– Благодарю, лучше. А если узнаю, когда смогу вернуться домой, то вообще помолодею, – отвечаю я, маскируя ёрничанье любезным тоном. – Скажите, ваше высочество, вы уже решили, что со мной будет? Хочется немного определённости, знаете ли.
– У меня есть идея, – кивает Эмиль, и я с любопытством ожидаю продолжения.
И что же это? Подписать какую-то суперсекретную бумагу? Поклясться в храме? Ритуал с помощью магии Тени, упаси боги?
– Ваш отец получит дом в столице, а вы поступите в распоряжение герцогини Келлер. Будете сопровождать её на приёмах, участвовать в светской жизни – всё то, к чему так стремятся молодые девушки вашего положения. Но главное: без моего ведома вы не станете покидать столицу. Не хочу ловить вас по всей Сиории ради пресечения слухов о своей персоне.
Вот это поворот: в той жизни Илона должна была прислуживать мне, а теперь наоборот, я стану ходить за ней, как привязанная собачка? Ирония судьбы какая-то. Не могу удержаться от смеха, но Эмиль моего веселья не разделяет. Он продолжает вести меня вглубь сада, никак не реагируя на столь неподобающее поведение.
– Ох, простите, великий князь, – отсмеявшись, говорю я. – Но этого не будет. Для начала поясню: жизнь в столице вовсе не является моим приоритетом. А ещё ваша подруга на дух меня не переносит. Если вы хотите проверить, насколько я болтлива, то так и быть, какое-то время я буду сопровождать герцогиню, куда скажете. Уверена, она сама вам объяснит, что опасаться нет причин.
Мы сворачиваем на боковую дорожку. Эмиль оглядывается и, убедившись, что нас никто не видит, резко ускоряет шаг. Я, еле успев подобрать подол платья, почти бегу рядом. Несколько поворотов дорожки окончательно отделяют нас от сопровождающих. Мужчина жестом велит зайти в беседку, с трёх сторон увитую плотной стеной плюща. Грубо развернув к себе лицом, он тихо говорит:
– Похоже, вы не до конца осознаёте всю серьезность моего положения, Лия.
Я удивлённо вскидываю брови – всё-таки разозлила великого князя настолько, что он позволил себе подобную фамильярность. Открываю рот, чтобы высказаться по этому поводу, но князь бесцеремонно встряхивает меня за плечи.
– Таких, как я, убивают без суда и следствия, перед этим изъяв дар для укрепления Сумеречной Стены. Его величество не поглядит, что мы кровные братья. Малейшее подозрение – и мне конец. Вы это понимаете?
Ошеломлённая его злым голосом, я киваю. Конечно понимаю, меня ведь казнили за якобы пособничество теневым магам, основываясь на мутных доказательствах. Хочется высказать ему в лицо, что сам он такой же, не щадит никого, даже молодую дурочку, решившую поиграть в интриги с великим князем. Но знаю: он мне просто не поверит, а потому я молчу.
– Предупреждаю, вам тоже придётся несладко, если правда всплывёт наружу. Я предлагаю вам достойный вариант: проживание в Вейсбурге будет постоянным напоминанием, что нужно держать рот на замке, – чуть спокойнее завершает он.
– Но вам не кажется, что создавать связку из двух женщин, знающих вашу тайну – не самое мудрое решение, особенно когда одна из них влюблена в вас по уши? – спрашиваю я еле слышно. – Ещё раз повторю: я не нравлюсь герцогине, и если она вдруг захочет выяснить отношения, то в пылу ругани всякое может проскочить. А я не хочу потом оправдываться, что это не мой длинный язык довёл до беды.
Эмиль всё ещё держит меня за плечи. Мы стоим так близко друг к другу, что невольно бросает в дрожь. Мужчина молча смотрит мне в глаза. Тишина затягивается, и я понимаю: что-то здесь не так.
– Она… Она ведь знает? – шепчу я.
Он продолжает молчать, лишь брови чуть хмурятся, выдавая напряжение князя.
– Она не знает? Она не знает! – ахаю я, закрывая лицо руками. – О боги, что вы наделали! – Позабыв этикет, толкаю его в грудь. – Вы приставили к любовнице девятнадцатилетнюю девчонку, привезённую из провинции, ничего не объяснив – или объяснив так, что любая женщина поймёт только одно: дело нечисто. Вот, значит, как вы придумали решить проблему: герцогиня просто сживёт меня со свету! Клянусь, я чувствую, как она уже составляет план по избавлению от трупа!
– Прекратите истерику. – Эмиль снова встряхивает меня за плечи, но уже без злости. В его голосе сквозит усталость. – Илона сделает так, как я скажу. Она не самый приятных в общении человек, это верно, но она предана императорскому дому.
– Предана вам, – уточняю я. – И тот факт, что мы тут прячемся, ситуацию не улучшает.
Князь отпускает меня, делая шаг назад. Я выдыхаю. Пытаюсь унять дрожь в ногах, но слабость накатывает волной. Не спрашивая разрешения, опускаюсь на скамью, тру заледеневшие ладони. На улице жара, а меня бросает в холод. Молчание затягивается, и я решаюсь прервать его новым вопросом:
– Кто-то ещё знает о вас?
Спрашиваю на удачу, готовясь услышать отповедь на тему «не ваше дело», но, к удивлению, Эмиль отвечает:
– Мой целитель. Он помог справиться с… этим, научил контролю. Иначе я бы столько не продержался.
Я жду продолжение, но князь снова умолкает. Он смотрит будто сквозь меня, погружённый в воспоминания. Больше не прерываю: одна короткая фраза сказала об Эмиле куда больше, чем я узнала за всю прошлую жизнь. Не хочу лишний раз испытывать его терпение.
– Вы правы, – вдруг говорит он. – На счёт Илоны. Рассказать ей всё, как есть, – увеличить количество посвященных в тайну, а это мне вовсе не нужно, но я попробую что-нибудь сделать. Однако в ближайшее время вы ни в коем случае не должны покидать столицу.
Молча киваю. Он снова подаёт мне руку – пора возвращаться. Чувствуя себя выпотрошенной рыбой, я цепляюсь за его локоть: нужно ещё придумать, куда мы пропали, а как назло ни одной идеи нет. Но мы делаем лишь пару шагов от беседки, когда из-за поворота появляются обе герцогини в сопровождении молодых дворян. Илона бледнеет, словно увидев призрака, а Луиза нервно оборачивается к сестре. Кажется, мои прогулки в компании герцогинь закончились, не успев начаться.

Глава пятая, в которой я посещаю ошеломляющее чаепитие
Несмотря на всё произошедшее, Илона демонстрирует покорную преданностью князю, продолжая приглашать меня на безынтересные прогулки по городу. Герцогиня таскает меня за собой, словно неприятный подарок дорогой бабули: бросить нельзя – получишь строгий выговор, но и терпеть сил никаких нет. Я стараюсь не показывать ей свою неприязнь, но и подлизываться не желаю. Все эти посещения парков, пикников за городом и не шибко знатных подружек Илоны проходят в одинаково скучных беседах о погоде, природе и обсуждении нарядов. Боги упасите меня снова влезть в этот змеиный клубок!
Эмиль не показывается. Я точно знаю, что он сейчас в столице: папенька ежевечерне делится со мной и матерью восторгами о том, какой добросердечный человек наш хозяин, но подробностей никаких не сообщает. Сплошные намёки, никакой конкретики. Одно лишь: «Ты будешь в восторге, дочь!» Отдельное изумление у меня вызывает его скрытность перед маменькой. Она пыталась разузнать, что происходит, но отец в кои-то веки выказал не дюжую стойкость.
И вот на двенадцатый день – я считаю чуть ли не каждый проклятый час, проведённый в Вейсбурге, – выясняется, что за сюрприз меня ждал. Нас приглашают на чаепитие к самому императору.
Отец, безусловно, в восторге:
– Я смогу представить ко двору ткани нашей фабрики, Лия! – восклицает он, чуть не подпрыгивая на месте. – Образцы уже доставили, осталось выбрать самые лучшие. А ты непременно наденешь платье из того красивейшего бордового шёлка!
Я пытаюсь отговориться больной головой, но кипучую энергию папеньки не остановить, да и мама, кажется, начинает подозревать, что я «заболеваю» не просто так.
Всё завертелось в бешеной подготовке к предстоящему вечеру.
Чувствую себя безвольной куклой, которую крутят во все стороны. Сначала ванна, где моё тело шоркают в четыре руки. Затем сооружение сложной прически, примерка двух разных платьев, подкрашивание глаз. Мила еле успевает впихнуть в меня пару ложек супа, чтоб в гостях не бросалась на еду, но от волнения мне ничего не лезет в рот.
Лихорадочно вспоминаю события прошлого, пытаясь понять, что меня ожидает. Конечно, Эмиль представлял меня брату, после того как я вытребовала у него свадьбу, но это совершенно не подходит по времени, да и самого князя я не видела ни разу с того разговора в парке. Тревожное предчувствие не даёт мне насладиться ни прекрасным кроваво-винным платьем со спущенными плечами и юбкой из шёлка и тафты, ни новым жемчужным ожерельем, так болезненно напоминающем об Алисе. За всю неделю я не нашла в себе сил сесть за письмо, чтобы попробовать объяснить ей происходящее. Да и как я могу растолковать всё это, если сама не понимаю, что за спектакль разыгрывается вокруг?
Собранная к простому чаепитию будто на самый важный бал в жизни, я в одиночестве ожидаю прибытия Илоны, бездумно уставившись в окно. Наверняка она снова потащит меня за собой, снисходительно называя титул всем присутствующим, словно представляя дрессированную блоху на любимой собаке. Как же хочется прямо сейчас оказать дома, в нашем поместье, а не влачить эту скучнейшую светскую жизнь! И чего меня так тянуло сюда раньше?
Слышу, как открывается дверь, и дежурно кланяюсь, опустив взгляд на подол платья.
– Рада видеть вас, ваша светлость, – говорю стандартное приветствие, выпрямляя спину. И только сейчас вижу, что никакой Илоны в гостиной нет.
Это что за ерунда?! Сегодня Эмиль изменил своему привычному образу, надев камзол из точно такой же ткани, что и моё платье. Бордовый цвет подходит ему не меньше чёрного, волосы свободно откинуты на спину, не собранные в привычный хвост. Но почему мой наряд выглядит так, будто сшит нарочно под стать князю? Ну папенька, удружил, ничего не скажешь!
– Прошу прощения, ваше высочество, – снова кланяюсь я, лихорадочно соображая, как объяснить сложившуюся ситуацию, но Эмиль меня опережает.
– Кажется, господин барон, превзошёл сам себя: не думал, что для вас могут сшить что-то ещё более прекрасное, чем то белое платье.
– Вы тоже великолепно выглядите, – выдавливаю я из себя необходимый комплимент.
– Только стараниями вашего отца, – отвечает Эмиль, и я невольно улыбаюсь. В этом весь папенька: уж если он чего задумал, то его кипучую энергию не остановить. Даже князь сдался под его напором, позволив сшить себе новый костюм.
Эмиль усаживается на софу, вольготно откидываясь на мягкую спинку, а я остаюсь торчать, как приклеенная к полу. В саду между нами будто размылась та пропасть, отделяющая баронскую дочку от императорского брата, но сейчас я вдруг робею. Объединённые общей тайной, мы словно заговорщики, продолжающие играть роли, установленные приличиями.
– Прошу вас, леди Лияра, – Мужчина жестом указывает на кресло напротив. – Как вам нравится столица?
– Вейсбург прекрасен, но любовь по принуждению у нас не складывается, – отвечаю я, присаживаясь на краешек сиденья, чтобы не помять платье.
– Неужели всё так плохо? – сочувственно интересуется Эмиль. Он слегка улыбается, и тревожное чувство, поселившееся в груди с самого утра, чуть отпускает когти.
– Как видите, я пока жива, хоть герцогиня Келлер и пыталась уморить меня скучнейшими выездами по всей столице. Надеюсь, сведения, переданные её светлостью, доказали вам, что я не трепло и не собираюсь кричать о вас на каждом перекрёстке.
Столь быстрый переход к проблеме, из-за который мы тут собрались, Эмиля нисколько не смущает. Такое ощущение, что выбить у него почву из-под ног невозможно никакими заявлениями, даже тем, что мы откровенно обсуждаем его любовницу.
– Слова герцогини Келлер характеризуют вас, как крайне немногословную, я бы даже сказал скромную девушку, – кивает он, словно проверка его любовницей запланирована официально и сейчас он сообщает о результатах. – Боюсь, она даже несколько сгущает краски, описывая вас.
Ни капли не сомневаюсь! После того взгляда, который Илона бросила на меня в саду, странно было бы ожидать высокой протекции от герцогини. Скорее уж она попытается всеми силами очернить моё имя.
– Отправьте меня в какую-нибудь глушь и увидите, как её лёгкая зависть исчезнет. – Я перевожу разговор на единственную волнующую меня тему. – Хотя вряд ли это улучшит характер герцогини – она прям как вы в женском обличии.
Надеюсь разозлить его ещё раз: вдруг он решит, что терпеть такую занозу себе дороже? Пускай правила этикета между нами всё больше стираются, но откровенную грубость он не простит. Если Эмиль сошлёт меня прочь из столицы за неуважение к императорской особе, я этим вполне удовлетворюсь. Родители, конечно, расстроятся, но лучше так, чем дочь без головы на плахе. Но мой очередной укол остаётся без ответа. Эмиль разглядывает меня так пристально, что я невольно краснею.
– Тогда скажите: вы придумали, как решить нашу непростую ситуацию? – спрашиваю прямо, отбросив словесную чепуху. – Повторюсь: я не стану жить под присмотром герцогини Келлер. Её светлость совершенно не располагает не только к дружескому, а вообще ни к какому общению.
– Придумал, – пропуская мимо ушей всю дерзость, отвечает Эмиль.
– И что это?
Я подаюсь вперёд, мечтая услышать, что скоро смогу отправиться домой, но нас прерывают. Дверь распахивается, и на пороге появляются родители. Маменька тут же хмурится, оценивая мою излишне близкую к князю позу, зато отец расцветает ещё больше.
– Ваше высочество! – восклицает он, кланяясь как можно элегантнее, но получается чуточку забавно. – Я так благодарен вам за устройство сегодняшней встречи!
Недоумённо поворачиваюсь к Эмилю. Зачем ему лично представлять баронскую семью своему брату? Но князь лишь загадочно улыбается. Поднявшись с дивана, он изящным жестом подаёт руку маменьке. Та бросает на меня строгий взгляд, призывающий не терять лицо, и с признательностью принимает его ухаживания.
Отец хватает меня под руку и ведёт следом за князем, приговаривая:
– Этот вечер, дочь, ты не забудешь никогда!

***
– Как вам столица, леди Лияра? – спрашивает вдовствующая императрица Софья. Высокая, худощавая женщина с роскошной короной седых волос, она рассматривает меня, словно насекомое под лупой.
Да что ж всем так неймётся задать именно этот вопрос? Я улыбаюсь самой милой улыбкой, на какую только способна, и отвечаю:
– Вейсбург великолепен, ваше высочество. Никогда не видела столько дворцов, кораблей, мостов и красивых людей в одном месте.
Сижу на софе рядом с императрицей Катариной в качестве почётной гостьи, придерживая край её вышивки, которой та занята во время чаепития. Маменька сидит по левую руку от вдовствующей императрицы с непроницаемым лицом – так сразу и не скажешь, которая из женщин коронованная особа. Кроме нас в гостиной присутствует Луиза, подбадривая меня улыбкой. Она сидит по другую руку от вдовы, то подливая ей чай, то подавая пирожное.
Все мы ждём императора – прошёл уже почти час с нашего приезда, а его величество Стефан всё не показывается. Вижу, как нервничает отец: он остался один в компании женщин, ведь Эмиль почти сразу отлучился на поиски брата, а теперь и вовсе пропал. Образцы тканей уже просмотрены, даже её высочество Софья растаяла под напором папенькиного обаяния, когда он принялся рассказывать о производстве каждого вида материи. Обе императорские особы милостиво согласились пошить платья – это был невероятный успех. Но теперь внимание вдовы перешло на меня, что несколько тревожило.
– Видели бы вы этот город тридцать лет назад, – пускается в воспоминания Софья. – Когда мой муж только взошёл на трон, Вейсбург был в полной разрухе: он то горел в пожарах, то его затапливало во время паводков. Мосты, дома, даже храмы – многое было деревянным, и всё это перестроили в камень при моём возлюбленном муже.
Делая крайне заинтересованный вид, я краем глаза рассматриваю императрицу Катарину. Её худое лицо, обрамлённое белокурыми локонами, выглядит измождённым: она старше меня всего на пару лет, но болезненные круги под глазами и потухший взгляд увеличивают эту разницу. Корсаж платья сидит свободно, но всё равно не может скрыть очень беременный живот. Женщина то и дело прикладывает к нему ладонь, замирая. Хрупкая, словно первый цветок, она выглядит беззащитной перед приближающимися родами. Хочется её утешить, рассказать о рождении сына, но я, конечно, ничего этого не делаю. Ещё в больницу для душевнобольных не хватает укатить прямо из императорского дворца.
Поток воспоминаний императрицы Софьи прерывают распахнувшиеся двери. Стефан влетает в гостиную, словно вихрь, а мы как по команде вскакиваем на ноги.
– Прошу меня простить, дамы и господа! – с порога громогласно заявляет он. – Дела государства никак не хотели отпускать своего верного слугу! Катарина, дорогая, – император небрежно целует протянутую бледную ручку, и женщина заливается краской. – Матушка, добрый вечер. Господин барон, рад вас видеть. Наслышан об успехах ваших заводов – вы оказываете неоценимую услугу Сиории. Баронесса Армфельт, вы очаровательно выглядите!
Рассыпая комплименты всем и каждому, Стефан останавливается передо мной. Я склоняюсь в низком реверансе, придерживая юбку. Рядом с худощавым Эмилем, император кажется мощным мужчиной: широкий разворот плеч, крупные руки, высокий рост. Шапка чёрных кудрявых волос придерживается тонким золотым обручем короны. Император выглядит куда старше своего брата, хотя ему не больше тридцати лет.
– Леди Лияра, полагаю? – Он с улыбкой оглядывает меня. – Вы ещё красивее, чем о вас говорят.
Заливаюсь краской смущения, как и положено скромной девице, одновременно соображая: кто же ему обо мне рассказывал, да ещё в таких выражениях – уж точно не Эмиль.
Великий князь тоже заходит в гостиную. Он, как всегда, выглядит невозмутимым, особенно рядом с энергичным Стефаном, но я замечаю, как сжаты его челюсти, а брови хмурятся чуть больше обычного. Кажется, разговор был не слишком приятным.
– Как вам нравится гостить во дворце моего брата? – продолжает император. – Обычно он не слишком радушный хозяин.
– Его высочество очень добр, – с улыбкой отвечаю я. – Мы прекрасно обосновались, а герцогиня Келлер великодушно посвящает мне целых полдня, знакомя со столичной светской жизнью.
Стефан чуть вскидывает брови, с задором поглядывая на князя. Похоже, для него не секрет отношения этих двоих, и моё внезапное появление явно его интересует.
– Разрешите поговорить с вами наедине, миледи? – Император, не дожидаясь ответа, предлагает мне руку.
Бросаю встревоженный взгляд на родителей, но отказать не смею. Мама непонимающе хмурится – где это видано, чтоб незамужняя девушка разговаривала с мужчиной – пусть и императором! – без сопровождения, но отец ободряюще улыбается.
Стефан выводит меня на террасу, а оттуда в небольшой сад, галантно помогая спуститься по двум низеньким ступеням. Подойдя к скамье, укрытой навесом из вьющегося винограда, он жестом приказывает сесть, а сам отходит к фонтану, тихо журчащему в паре шагов.
– Прошу простить мне эту бестактность, но я не желаю разводить беседу из сплошных намёков, – вдруг жёстко говорит император. – И также прошу прощения, если мои вопросы покажутся вам неделикатными: речь всё-таки о моей семье. Что у вас с Эмилем?
От такого вопроса я чуть не давлюсь воздухом. Какой ответ он ждёт, интересно знать? Душещипательную историю о моей влюблённости в великого князя? Правду о магии Тени, постепенно подчиняющей его брата? Нет, второе вряд ли, иначе Эмиль не стал бы опасаться императорской расправы, в случае раскрытия тайны. А первое, увы, я не сочиню: какая любовь, если единственное, чего хочу, это поскорее сбежать из столицы? Решаю быть откровенной, но не до конца.
– Ничего, ваше величество. – Не отвожу взгляд и не смущаюсь, пусть не думает, что это очередное кокетство. – Ваш брат – прекрасный человек, я безмерно рада своему знакомству с ним, но между нами ничего нет.
– Тогда какого проклятого он привёз вас к себе во дворец? Прошу понять, миледи, я не имею ввиду, что вы не достойны приглашения в столицу, просто я неплохо знаю Эмиля. Спонтанные жесты щедрости – не его конёк.
– Честность за честность, государь: о причинах его поведения вам лучше спросить у него самого, – вежливо, но твёрдо отвечаю я.
Начинаю догадываться о причине опоздания Стефана на столь скромный приём: похоже, разговор с братом был всё-таки обо мне.
– А что я делал всё это время, как думаете? – совсем нецарственно всплёскивает руками мужчина, подтверждая мои мысли. – Но он упёрся, как баран, и не сворачивает!
С любопытством жду продолжения: задавать вопросы императору не положено этикетом, а мне очень хочется услышать, что задумал Эмиль. Стефан, видя моё недоумение, спрашивает:
– Хотите сказать, вы не знаете, зачем он устроил всё это?
– Абсолютно.
– И вы никак не заинтересованы в нём?
– Ваше величество, я бы соврала, сказав, что ваш брат мне совершенно несимпатичен. – Я расправляю плечи, смотря императору прямо в глаза. Если Стефан хочет открытого разговора, с удовольствием ему в этом подыграю. – Он командующий Северной армией, которая защищает всю Сиорию от проклятых, он галантный придворный и прекрасный танцор, а кроме всего прочего – великий князь. И именно поэтому я прекрасно осознаю своё место. Я всего лишь баронесса фон Армфельт. Предел мечтаний для таких, как я, это подвинуть герцогиню Келлер, но, увы, её роль при вашем брате меня совершенно не интересует.
Во мне зажигается надежда, что после такой отповеди, император сам отошлёт меня в провинцию, и Эмиль никак не сможет этому противостоять. Похоже, я нащупала спасительный билет домой!
Стефан пристально всматривается в моё лицо, будто читая мысли. Я же, воображаемо аплодируя своей находчивости, начинаю придумывать пересказ этой беседы для родителей, чтобы ссылка вон из столицы не стала для них сильным ударом.
Император вдруг искренне улыбается, ероша свои короткие чёрные волосы.
– А вы не глупа, леди Лияра. Многие бы отдали всё, ради места любовницы великого князя, но вам это не по нутру. Так чего же вы хотите?
– Я буду счастлива, если моему отцу позволят шить наряды для императорской семьи, – решаю я испытать судьбу. – Вы упомянули его заводы, но настоящая страсть папеньки – окрашивание тканей. Клянусь, вы не пожалеете, если дадите нам этот шанс.
– А что нужно вам самой? – продолжает допытываться Стефан.
– О, я буду рада вернуться домой, – скромно отвечаю, ликуя внутри.
– Неужели столица вас совершенно не впечатлила?
– Напротив, я ошеломлена красотой Вейсбурга, но ещё я хочу поскорее начать вникать в процессы управления теми самыми заводами, – вдохновенно продолжаю я. – У моих родителей нет наследника, а мне бы так хотелось сохранить дело жизни отца. И работать на благо Сиорийской империи, конечно же.
Стефан удивлён, но не выглядит разозлённым.
– У вас крайне прогрессивные взгляды, леди Лияра, – замечает он с довольной улыбкой. – Не часто встречаются девушки, подобные вам, среди придворных дам. Может, вы всё-таки хотите какую-нибудь должность при дворе?
– Ваше величество слишком добры, но мне правда ничего больше не нужно, – я расплываюсь елеем, но сворачивать с выбранной тропы не собираюсь. Пусть хоть горы золотые наобещает – таким меня больше не купишь! Погналась уже однажды за титулом и придворной жизнь, так погналась, что голова на плечах не удержалась. Нет уж, хватит с меня этих интриг, уеду домой и забуду про Эмиля, Тень и казнь, как страшный сон.
– Любопытно, любопытно, – бормочет император. Он проходится вокруг фонтана, ероша волосы, а я исподволь за ним наблюдаю. Какие же они с князем разные и одновременно похожие. Определённо, Стефан больше располагает к себе при общении: с Эмилем поостережёшься откровенничать лишний раз. И как я раньше этого не замечала, что умудрилась так вляпаться? Ну ничего, совсем скоро старший брат решит всё за младшего, и я буду свободна.
– Итак, миледи, я очень рад нашему разговору. – Стефан снова останавливается напротив, покачиваясь с мыска на пятку. – Не взыщите, но я был вынужден навести о вас справки: уж больно странная ситуация складывается между вами и моим братом.
Я понимающе киваю, внутренне потирая руки. Пожалуйста, ваше величество, не подведите!
– И теперь, познакомившись с вами лично, – продолжает государь, – я вижу: мои осведомители ошиблись. О вас отзывались, как о дерзкой, эгоистичной, своенравной и очень амбициозной до женихов девице. Я рад узнать, что ваши стремления простираются совсем в другую сторону. Эмилю, конечно, придётся непросто, но он справится, я уверен.
Недоумённо хмурюсь. О чём это он? Что будет непросто Эмилю? Но тут же отбрасываю прочь лишние мысли. Надо признать, осведомители, кто бы они ни были, не так уж и ошиблись в моей характеристике, с одним исключением: всё это полностью подходило к прежней Лии, а я-нынешняя больше забочусь о своей сохранности, чем о замужестве.
– Моя семья будет рада служить короне там, где у нас это получается лучше всего, – твёрдо говорю я, опуская упоминание великого князя.
Стефан с усмешкой хмыкает и снова подаёт мне руку.
– Прекрасно! Я услышал всё, что хотел. Пойдёмте, миледи, а то более консервативные дамы в гостиной подумают, что я вас украл.
Мы возвращаемся обратно. Я с трудом сдерживаю победную улыбку. О боги, спасибо за такой поворот событий! Пусть лучше обо мне судачат, как о спятившей девице, желающей стать синим чулком, чем обезглавят через два с половиной месяца.
Под любопытным взглядом Катарины, хмурым – вдовствующей императрицы Софьи и недоумённым – маменьки я возвращаюсь на софу. На Эмиля не смотрю, боясь выдать своё торжество, лишь скромно складываю руки на коленях, ожидая возобновления чаепития. Стефан подходит к брату, который стоит у неразожжённого камина, что-то тихо говорит, и князь кивает в ответ.
– Раз уж мы все здесь собрались, – торжественно начинает император, поворачиваясь к нам, – а мой брат не желает терять ни минуты, хочу сообщить: я даю своё благословение на брак Эмиля, великого князи Сиории, и баронессы Лияры фон Армфельт.
Моя торжествующая улыбка медленно сползает с лица. В ушах шумит, на глаза накатывают чёрные волны паники. Словно сквозь мутную воду я вижу, как подходит Эмиль, встаёт на одно колено и, протягивая руку, что-то говорит. Пытаюсь сделать вдох, но воздух отказывается проходить в лёгкие, корсет сдавливает рёбра не хуже тисков. Отчаянным усилием пытаюсь сконцентрироваться, но меня словно кто-то бьёт под дых, и я проваливаюсь в первый искренний обморок в своей жизни.

Глава шестая, в которой я ощущаю вкус шантажа
Шум в ушах постепенно стихает, дышать становится всё легче. В нос бьёт свербящий запах нюхательной соли, но то ли соль выдохлась, то ли обморок такой глубокий, что я никак не могу открыть глаза.
Будто из дальней комнаты слышу обрывки разговоров.
– Ваше величество, прошу нас извинить, Лия – ох, Лияра, – жаловалась с утра на лёгкое недомогание, но с ней так часто это стало приключаться в последнее время, что мы даже не обратили внимание, – торопливо оправдывается папенька. – Это всё из-за жары и переживаний.
Император что-то отвечает, но я не могу разобрать. Вместо этого слышу тихий, но твёрдый шёпот вдовы Софьи.
– Эмиль, ты точно уверен, что хочешь этого? Подумай о будущем, о семье, о титуле. Принцесса Леонора входит в нужный возраст, принцесса Евгения зовёт тебя погостить уже в третий раз, а королева Анни полгода назад как сняла траур. Я подберу наилучшую партию, какая только может быть достойна нашей крови. А если уж эта девчонка настолько тебе приглянулась, мы выторгуем ей место фрейлины при твоей будущей жене. Прошу, Эмиль, не совершай ошибку, о которой будешь жалеть.
Я слышу мягкий баритон князя, но его слова ускользают от моего сознания. Что за кошмарный сон снится мне последние полторы недели? Так хочется проснуться…
– Ваше благородие, принесла! – Узнаю негромкий голос Луизы. Мне под нос суют ещё более мерзкий запах, скрыться от которого не получается.
Морщусь и с тихим стоном открываю глаза. Надо мной нависает бледное лицо маменьки, с боку виднеется встревоженная Катарина, из-за плеча которой выглядывает Луиза. Вот я дала маху – свалиться в обморок при всей императорской семье. Не хватает только чтоб у императрицы роды начались раньше срока.
– Очнулась! – всплёскивает руками отец, привлекая всеобщее внимание. Он подскакивает к софе, помогает усадить меня прямо и тихо спрашивает: – Лия, как ты?
Мама кидает на него строгий взгляд, – мол, нечего мужчине влезать в женские проблемы, – от чего он сразу тушуется.
– Спасибо, лучше, – храбрюсь я, отказываясь принимать последние полчаса своей жизни всерьёз. Боги, неужели Эмиль и правда это сделал? В тот раз мне потребовался месяц на окучивание его великокняжеской особы до официальной помолвки, а сейчас полторы недели – и готово? Хочется свернуться в комочек, обнять коленки и заплакать. Вот зачем, кто его просил! И ведь так подло, при всей семье! Как теперь выворачиваться?!
– Мне бы на свежий воздух… – шепчу я, в надежде, что всё предыдущее как-нибудь забудется, и мы откатимся на ту точку, когда никакого предложения ещё не было.
– Всенепременно, дорогая, – говорит мама. Поспешно поднимаясь с софы, она протягивает мне руку.
Я с надеждой за неё цепляюсь, но не успеваю даже встать, как Эмиль спокойным голосом произносит:
– Я не услышал ответ, леди Лияра. Вы так обрадовались, что забыли сказать: «Да».
В его голосе сквозит издёвка, но почему-то её слышу только я. Неужели остальные не понимают, какой это фарс?!
Великий князь стоит за моей спиной, прожигая взглядом макушку. Остальная императорская семья тоже смотрит на меня, кто с любопытством, как Стефан, а кто и с пренебрежением, как вдова Софья. И все предвкушают ответ, даже маменька замерла в ожидании.
Но я не могу. Не могу открыть рот и отвергнуть предложение князя – только не так, не в такой обстановке. Но и сказать «да» я тоже не могу, ведь это снова отправит меня на плаху. «Где твоя храбрость, Лия? Просто «нет» и всё. Одно слово, давай, у тебя получится. Плевать, что будет, ведь не казнят же меня за это? Ведь нет? Нет же?»
Делаю глубокий вдох, собираясь с силами, но Стефан снова путает мои планы.
– Дамы и господа, предлагаю пройти в столовую. Похоже, молодым людям нужно кое-что обсудить наедине. Даю слово императора, Эмиль не причинит вашей дочери вреда, господин барон.
О нет! Только не это! Цепляюсь за руку матери, словно за спасательный круг, сжимая пальцы так, что белеют костяшки. Нет-нет-нет! Не уходите!
Но увы, моё желание никого не интересует. Маменька мягко высвобождает свою ладонь из моих скрюченных пальцев и, целуя в висок, тихо шепчет:
– Всё будет хорошо.
Императрица Катарина тяжело поднимается на ноги. Ей помогает разочарованная Луиза – она явно хочет досмотреть увлекательную историю до конца. К гадалке не ходи, завтра вся столица будет знать о событиях этого вечера. Император подхватывает жену под локоть, папенька, бросив на меня извиняющийся взгляд, подаёт руку Софье. Они выходят в соседнюю комнату, двери с глухим стуком закрываются, а я остаюсь один на один с Эмилем.
Сердце тяжело бьётся где-то у горла, ладони потеют, и я впиваюсь пальцами в мягкое сиденье по обе стороны от себя. Нет сил даже поднять голову, закричать, сделать хоть что-нибудь. Я продолжаю тупо смотреть в пол, отрицая всё происходящее.
В поле зрения попадают носки сапог князя: он подошёл неслышно, шаги заглушил мягкий ковёр.
– А вы хорошая актриса, леди Лияра. На миг я даже поверил в ваш обморок.
Отпущенная колкость пробуждает во мне ярость. Вскидываю голову, чтобы посмотреть подлецу в глаза и высказать всё накипевшее, но Эмиль не даёт мне открыть рот.
– Выслушайте меня, Лия, а потом будете ругаться. Знаю, это не то, чего вы хотели, но другого выбора нет. Вы второй человек во всём мире, кто знает обо мне правду, и вы останетесь здесь, рядом со мной, хотите того или нет. Я постараюсь сгладить ваше положение, на сколько смогу. После объявления о помолвке вы получите поместье Тойфер площадью две тысячи акров на берегу озера Риой, а также неотчуждаемый титул герцогини. Вашему отцу выделят сто тысяч голденов на любые расходы без необходимости возвращать их в казну. Вы будете представлены ко двору как герцогиня, вам выделят личных фрейлин, как у принцессы. Вы и ваша семья никогда ни в чём не будет нуждаться. И, в качестве жеста примирения, предлагаю вам это.
Он протягивает мне небольшую коробочку. Не хочу открывать, но пальцы против воли сами тянутся к замочку. Внутри на мягкой бархатной подушке лежит золотое кольцо с подозрительно знакомым бриллиантом. Круглый камень в девять карат весом отбрасывает ослепительные блики всех цветов радуги. Это же…
– Это тот камень, который вы носили в день нашей встречи, – тихо говорит Эмиль. – Надеюсь, теперь вы поймёте: у меня нет желания портить вам жизнь. Я всего лишь хочу сохранить свою.
Стискиваю челюсти, чтоб не выдать историю про собственную отсечённую голову, которую он, похоже, вознамерился отнять снова. Захлопываю шкатулку и протягиваю её князю.
– Нет.
– И всё? – осведомляется Эмиль. К шкатулке он не притрагивается, заложив руки за спину. Его голос спокоен, а я наоборот киплю от злости.
– И всё.
Я встаю на ноги – после обморока меня ещё шатает, но князь не делает попыток помочь, да я их и не приму. Оставляю шкатулку на сиденье и направляюсь к выходу.
– Скажите, что передумали, наврите про временное помутнение рассудка, придумайте какую-нибудь другую ерунду. – С каждым словом я говорю всё громче, стискивая пальцы в кулаки. – Ваша матушка с удовольствием уцепится за любой предложенный вариант и тут же подыщет вам правильную невесту, а не такую оборванку, как я.
– Неужели вас останавливает только это? – светским тоном спрашивает Эмиль, будто не замечая моего гнева.
– Я. Не. Хочу. Замуж, – отвечаю, чеканя слова.
– Любопытно, а мне говорили о вас совсем иное, – замечает он.
Ох уж эти осведомители! Мало мне проблем с прошлой жизнь, так ещё и от постоянных обвинений в матримониальных планах приходится отбиваться!
– Я не хочу замуж за вас, – припечатываю в ответ. – Кажется, я ясно дала понять, что не шучу, не заигрываю и не пытаюсь вас увлечь. Я всего лишь хочу, чтобы вы меня отпустили. Я уеду хоть сейчас, вы больше обо мне никогда не услышите и будете жить, как прежде, своей великолепной императорской жизнью. А мне оставьте мою.
Подхожу к двери в столовую. Сейчас я поверну ручку и всё выскажу вслух. Наконец, этот кошмар закончится. Пусть после него разразится буря, но с этим я как-нибудь справлюсь, лишь бы не снова пойти уже проторенной тропой к темнице.
Эмиль в два шага оказывается рядом. Он перехватывает мою руку и, не церемонясь, оттаскивает обратно к дивану.
– Кажется, я ясно дал понять, что не собираюсь вас отпускать. – Его голос обретает угрожающие нотки, опускаясь почти до шёпота. Князь прижимает меня к груди, не обращая внимание на отчаянные попытки высвободиться. – Это опасно и для меня, и для вас. Я сделал крайне щедрое предложение и надеюсь если не на ваше благоразумие, то хотя бы на расчётливость.
– Я не продаюсь за кусок земли, титул и горсть золота, – не оставляю попыток вырваться из плена его рук, но все мои отчаянные усилия разбиваются об Эмиля, как о стену.
– Все за что-то продаются, миледи, просто назовите цену.
– Вы меня спутали со своей любовницей. Если единственное, что держит женщин рядом с вами, это деньги, то мне вас жаль!
Наконец, он отпускает меня, продолжая перекрывать путь к двери.
– Вы выйдете от сюда только моей невестой, другого выбора нет.
Ярость захлёстывает разум. Ну что ж, великий князь, вы сами напросились!
– Только посмейте меня удержать, и я закричу, – предупреждаю недрогнувшим голосом. – Один ваш шаг, и его величество узнает всё о запретном даре. Я расскажу ему, вашей матери, и продолжу рассказывать всем, кого встречу. Не смейте ко мне приближаться!
Мужчина не двигается, когда я уверенно огибаю его, направляясь к двери.
– Что ж, если мы идём по этому пути… Вы не оставляете мне выбора. – От его тихого голоса мороз продирает по спине, но я не оборачиваюсь, твёрдо решив исполнить угрозу.
Сумрачные плети Тени обвивают талию, хватают за руки, зажимают рот так, что становится трудно дышать. Я не могу пошевелиться, когда они приподнимают меня над полом и медленно возвращают на место перед Эмилем. Тень полупрозрачными, но от того не менее страшными крыльями расползается от него во все стороны, заключает меня в кокон магии, проникает под кожу, заставляет замереть. Я втягиваю носом воздух, но он будто вязнет и не даёт мне сделать глубокий вдох. Пытаюсь хоть что-то сказать, но Тень держит крепко.
– Жаль, что вы не захотели по-хорошему, леди Лияра, – холодно произносит Эмиль.
Он подходит очень близко. Слишком близко. Его высокая фигура, облачённая в плащ запретной силы, будто придавливает меня к полу. Я отворачиваюсь, но Тень заставляет повернуться и снова посмотреть на великого князя.
– К счастью, я был готов к такому повороту, – продолжает он, собственническим жестом заправляя прядь моих волос, выбившихся из причёски, за ухо. – Если вы не соглашаетесь сотрудничать добровольно, то я вынужден прибегнуть к другому способу усмирения вашей упрямой натуры. Слушайте внимательно, Лия, и хорошо подумайте, прежде чем дать окончательный ответ.
Я всхлипываю от накатывающего ужаса, чувствую, как одинокая слезинка скатывается по щеке, но Эмиль неумолим.
– Вы можете рассказать хоть каждому человеку в столице о моём даре, но даже если меня казнят, ваша семья будет уничтожена. Я уже отдал распоряжения: если мы выходим из этой комнаты не вместе, то заводы вашей семьи будут разорены, золотоносный рудник взорван, а фабрика тканей останется без поставщиков материалов. Отца обвинят в пособничестве моей персоне, а поскольку я уже ничем не смогу вам помочь, его отправят на плаху следом. Ваше поместье выкупят за гроши, вы с матерью пойдёте по миру, как семья заговорщика. В лучшем случае вас выселят к Сумеречной Стене, где вы и проведёте остаток своей жизни. – Он делает паузу, давая моему бьющемуся в истерике воображению представить эту картину в красках. – Так что скажете теперь, миледи? Титул герцогини и моя рука, или правда?
Подступающие рыдания сковывают горло: если б не Тень, я б уже рухнула на колени, захлёбываясь слезами. Вот как на самом деле выглядит шантаж – сейчас я чувствую его на своей шкуре сполна. Оставшаяся в сознании крохотная частичка разума суматошно ищет выход и не находит.
– Не отчаивайтесь, дорогая, я не столь ужасен, как вам кажется в эту минуту. – Эмиль носовым платком вытирает бегущие по моим щекам слёзы. – Я хотел быть щедрым, но вы так пренебрежительно отвергали все мои попытки, что не оставили выбора.
Он обхватывает меня за талию, не давая упасть: Тень отпускает моё тело, чёрными кольцами впитываясь в руки великого князя. Вижу, как сереет кожа на запястьях – проклятье действует и на него. Свободной рукой он вытаскивает кинжал, прятавшийся в ножнах на поясе.
– Не дергайтесь, Лия, иначе я могу испачкать ваше красивое платье кровью, – предупреждает Эмиль, обнимая меня. – Хотя эта ткань прекрасно замаскирует мою оплошность.
Остриё кинжала чиркает по ладони, и чёрные путы Тени приникают к крохотной ранке. Прижатая к груди князя, я, замерев, наблюдаю, как магия постепенно светлеет, снова становясь похожей на серый сумеречный туман. Когда проклятая сила исчезает, Эмиль убирает кинжал. Он продолжает держать меня за талию целой рукой, протягивая пораненную.
– Поможете?
С ненавистью гляжу ему в глаза, но он, совершенно не смущаясь, тихонько посмеивается. У меня нет выбора. Стискиваю его ладонь пальцами, нащупывая крохотный огонёк магии внутри себя. Тёплый свет согревает его кожу, и ранка затягивается в мгновение ока.
– Благодарю. – Наконец, он отпускает меня на волю, вытирая подсохшую кровавую дорожку на запястье. – Так что вы ответите? Могу ещё раз встать на колено, если хотите.
– Не стоит, – сквозь зубы бормочу я. Шкатулка с кольцом всё ещё лежит на диване, и я беру её в руки. – Но у меня есть маленькое условие, князь.
– Боюсь, вы потеряли шанс торговаться, – равнодушно говорит Эмиль, наблюдая, как я открываю шкатулку и достаю кольцо.
Бриллиант рассыпает миллиарды искр, стоит только свету попасть на его грани. Это мог быть прекрасный жест любви, но сейчас он всего лишь символ дорогих оков.
– Я не хочу делить с вами постель. – Мой голос снова обретает твёрдость. – И ваша любовница не будет сопровождать меня. Нигде. Никогда.
Эмиль берёт кольцо из моих рук. Долгий миг он разглядывает его, словно раздумывая над ответом, а потом пожимает плечами. Тонкий золотой ободок скользит по безымянному пальцу, и я чувствую, как тяжесть камня тянет руку вниз.
– Я не собираюсь вас принуждать к супружеским обязанностям, – спокойно отвечает он. – Только если сами попросите.
– Не попрошу, не надейтесь, – огрызаюсь я. Хочу отнять ладонь, но он удерживает её в своих руках.
– А на счёт Илоны… Я постараюсь свести ваши контакты к минимуму. Как вы ранее верно заметили, она не в большом восторге от вашей персоны, а сегодняшние события ей понравятся ещё меньше. Но, в отличие от вас, герцогиня Келлер знает своё место.
– Только не отпугивайте её раньше времени. Ей ещё носить вашего наследника, – сухо замечаю я. Эмиль чуть хмурится, а я поясняю. – Вы не бог, и непорочное зачатие мне, к счастью, не предстоит. Подумайте о будущем, ваше высочество.
Он чуть сильнее сжимает мою ладонь, но я даже не дёргаюсь. О, если бы я могла сделать ему так же больно, растоптать его душу, как он только что уничтожил мою! Но всё, что остаётся, это попробовать побольнее укусить его словами.
– Пойдёмте, Лия. Нас уже заждались.
Князь ведёт меня к дверям в столовую. Делаю глубокий вдох, расправляю плечи и улыбаюсь ему самой неискренне-сладкой улыбкой, на какую только способна в эту минуту. Эмиль распахивает створки, его глубокий голос заполняет всю комнату.
– Дамы и господа, хочу представить мою дорогую невесту, Лияру фон Армфельт!

Глава седьмая, в которой друзья и недруги не дают мне покоя
Лежу в кровати, накрывшись одеялом с головой: яркое полуденное солнце светит прямо в лицо, а на мои призывы задёрнуть шторы, никто не откликается.
Со дня сватовства идёт уже четвёртый день, и всё это время я не выбираюсь из кровати, отговариваясь нездоровьем: после обморока перед императорской семьёй родители даже верят. Они не донимают меня посещениями, лишь каждый вечер приходит целитель, господин Отто Рейснер. Маменька замучила его вопросами, не беременна ли я – и то верно, нет же других болезней, укладывающих в постель на несколько дней, кроме беременности! Вчера я снова услышала её встревоженный голос за едва закрывшейся дверью и, встав ради такого случая на ноги, вышла в гостиную, заявив на всю комнату, что лунные дни у меня закончились на прошлой неделе.
Мама побледнела, Мила ахнула – о таком не говорится во всеуслышание, да ещё и в присутствии мужчины, пусть он и целитель. Не дожидаясь ответа, я захлопнула дверь, снова завалившись в кровать.
Моих сил хватает только на подобные выходки: злость вспыхивает, на короткий миг возвращая к жизни, но вскоре уступает место апатии.
Все три дня я толком ничего не ем, ни с кем не разговариваю и никуда не выхожу. Мила не оставляет попытки поднять меня на ноги, но её методы, раньше работавшие безотказно, сейчас не действуют: меня не пугает перспектива предстать сонной лахудрой перед вдруг заявившимся Эмилем, не трогает будто вскользь брошенное упоминание, что герцогиня Келлер зачастила во дворец. Да что там, даже запахи выпечки из столовой не заставляют меня одеться и выйти к родителям.
Под одеялом становится жарко. Откидываю его прочь, перевернувшись на другой бок, чтоб солнце не било в лицо. Из-за приоткрытой двери слышу, как в гостиной Мила разговаривает со Снежей:
– Что же делается с деточкой-то? Раньше она б ни в жизнь не позволила увидеть себя распустёхой, а уж утереть нос конкурентке – вообще любимое развлечение с шестнадцати лет! И вот поди ж ты, на всё наплевать, – причитает гувернантка. – Что же это за брак такой, если ещё даже до помолвки дело не дошло, а миледи уже лёжкой лежит?
– Мне рассказала одна служанка, что герцогиня уже третий день приходит к князю, проводит у него не больше десяти минут и уходит каждый раз печальная. Он отвергает её, потому что влюбился без памяти в нашу госпожу. Ах, как это так романтично! – отвечает Снежа.
– Вот глупые девки, – ворчит Мила. – Вырастете и поймёте, что за десять минут можно многое успеть. В этом деле важно не как долго, а как часто.
Но Снежу не остановить.
– Не знаю, чего госпожу не устраивает. Красивый, богатый, знатный, влюблённый! – Она мечтательно вздыхает. – Мне бы такого…
– Молчи, дурёха, не приведи боги ещё миледи услышит, – прикрикивает на девушку Мила. – Ей и одной герцогини хватило по самые уши, а тут ты ещё чепуху несёшь.
Рычу от бессильной ярости и накрываюсь второй подушкой сверху, чтоб не слышать их больше. Эмиль, Эмиль, Эмиль – все будто сговорились, только о нём и талдычат. Подлец он, вот и всё! Обвёл меня, как сопливую девчонку, вокруг пальца. Четвёртый день грызу себя за нерешительность: ну что мне стоило сказать «нет» чуточку пораньше, пока дело до шантажа родственниками не дошло! А теперь всё, только терпеть и остаётся.
– Госпожа, не спите? – Мила заглядывает в спальню. – Целитель пришёл.
– Пусть убирается к проклятым, – бурчу я, но кто ж меня слушает.
Господин Отто Рейснер заходит в комнату. Слышу, как он усаживается на стул рядом с кроватью, как раскрывает свой чемоданчик с микстурами, но подушки не убираю. Надоело притворяться пай-девочкой!
– Добрый день, миледи, – здоровается целитель, а Мила выдирает из моих рук подушку.
Отбросив на спину спутанную косу, сажусь в постели.
– Добрый, – отвечаю язвительно, но его это совершенно не трогает.
Отто Рейснеру уже почти пятьдесят. Русые волосы с проседью коротко острижены, через правую половину лица проходит уродливый шрам, говорящий о непростом прошлом целителя, да и выправка у него военная. Он смотрит на меня с отческой улыбкой, протягивая руку.
Вся процедура мне знакома, уж какой день её прохожу. Без вопросов подаю ему руку ладонью кверху. Мягкие иголочки магии бегут под кожей от пальцев до плеча и ныряют в тело. Господин Отто сосредоточенно прислушивается к ответной реакции, но я и без него знаю результат.
– Дайте угадаю: здорова, верно? – едко спрашиваю, отнимая ладонь.
– Абсолютно, миледи, – отвечает целитель. Он отворачивается к чемоданчику и начинает смешивать тонизирующий коктейль, которым меня почуют по три раза на дню.
– Тогда зачем вы приходите? От этой водицы лучше не становится. – Я подтягиваю подушки под спину, устраиваясь поудобнее.
– Это вы мне скажите, зачем лежите в постели уже четвёртый день.
Он отмеряет капли из одного флакона, доливает жидкость из второго, осторожно взбалтывает микстуру, пробует её тонкой стеклянной палочкой и, удовлетворительно кивнув, ставит на прикроватную тумбу. Я наблюдаю за его действиями с лёгким чувством досады. Вот что я ему должна ответить? Что сама не знаю, зачем это делаю? Эмиль чуть ли не ковровую дорожку расстелил к моей новой казни, и на этот раз план побега у меня просто не придумывается. Всё повторяется, что бы я ни пробовала, будто никакое моё действие не может изменить будущее. Остаётся только завернуться в одеяло как в саван и ждать неизбежной казни. И чего этот старик пристал?! Нет чтоб дать помереть спокойно, всё мучает меня ежедневными осмотрами.
– Откуда вы? – вдруг спрашиваю я, понимая, что ничего не знаю о господине Отто. – Вы владеете магией, а значит точно не из слуг. Военный? Но что вы здесь тогда делаете? Кто вас нашёл, мой отец?
Целитель аккуратно затыкает пробками флаконы, убирает их в специальные кармашки, а я с нетерпением жду ответ. Как только чемодан оказывается собран, он ставит его в ноги и, откидывая прядь седых волос со лба, говорит:
– Меня прислал его высочество.
Из моего горла вырывается приглушённый сип. И тут он! Как же это надоело!
– Вон! – Указываю на дверь, не проявляя ни малейшего почтения к возрасту мужчины. – И чтоб я больше вас не видела!
– Леди Лияра! – всплёскивает руками Мила, всё это время стоявшая по другую сторону кровати. – Где ваши манеры?! Простите великодушно, господин Рейснер, у неё от безделья ум за разум заходит.
– Ничего никуда у меня не заходит! – кричу я, словно пятилетняя девочка, которую никто не слушает. – Я сказала, убирайтесь! Оба! Никого не хочу видеть!
– Мадам Штейн, позвольте мне переговорить с миледи наедине, – спокойно отвечает господин Отто. – Уверяю, я не причиню миледи вреда.
Мила растерянно смотрит на мужчину, потом на меня, решая, насколько ударит по моей и без того шатающейся репутации подобная выходка.
– Конечно, господин Рейснер, я буду за дверью. – Она направляется к выходу, а меня прошибает пот. Эмиль прислал этого старика напомнить мне об условиях шантажа? Или он решил их претворить в жизнь из-за моего поведения? Зачем ему оставаться со мной наедине, если только не сообщить какую-то информацию от своего господина, которую я знать совершенно не хочу?
– Мила, стой! – Я вцепляюсь в одеяло, натягивая его до подбородка. – Мне что-то не хорошо. Останься тут, пожалуйста.
Мой жалобный тон растопит, пожалуй, и айсберг. Гувернантка замирает, неуверенно глядя на нас, будто по внешнему виду пытается понять, правда ли мне плохо или я опять притворяюсь, но проклятый целитель не даёт ей задержаться в спальне.
– Не переживайте, мадам, я здесь как раз для того, чтобы вашей госпоже стало лучше. – Он мягко, но настойчиво выпроваживает мою последнюю защиту за дверь и возвращается на стул рядом с кроватью. – Поговорим откровенно, миледи?
– Вы от Эмиля? – жалобно лепечу я, комкая край одеяла в руках. – Он передал послание? Письмо? Ему что-то нужно?
– Его высочество хочет видеть вас здоровой и полной жизни, только и всего, – мягко отвечает целитель.
Я со стоном утыкаюсь лицом в одеяло и глухо спрашиваю:
– Это приказ?
Конечно, князю вряд ли нравится подобное поведение. Что это за невеста, которая после предложения руки и сердца слегла в постель? Какую тень моё состояние бросает на всю ситуацию с помолвкой? Ох, естественно, он прикажет перестать притворяться и вести себя как положено.
– Что вы, миледи! – удивляется господин Отто. – Великий князь ничего не приказывал. Он даже не просил с вами поговорить, лишь убедиться, что вы на самом деле здоровы.
Я отрываюсь от одеяла, недоумённо глядя на целителя.
– Тогда чего вы хотите?
Мужчина складывает руки на коленях. Он улыбается с такой добротой, что у меня на миг комок подкатывает к горлу. Так на меня смотрел дедушка, пока был жив.
– Я лишь хотел сказать: вам не стоит бояться князя, он не такой монстр, каким кажется издалека, – спокойно говорит целитель.
Чувствую, будто когтистая лапа Тени сжимает моё сердце. Вспоминаю своё беспомощное состояние в тот вечер, угрозы Эмиля, его собственническое отношение. Может, он пока ещё и не монстр, но уже куда ближе к нему, чем к нормальному человеку. От жалости к себе глаза наполняются слезами.
– Вы не знаете, каким он был… – шепчу я, но тут же зажимаю себе рот руками. Всё сказанное этому человеку дойдёт до Эмиля, и если я сболтну что-то лишнее, мне точно не поздоровится.
– Я знаю, – чуть горько улыбается господин Отто. Он смотрит мне в глаза и говорит: – Я знаю всё. Он всё мне рассказал.
Хмурюсь, отнимая руки от лица.
– Рассказал? Всё? Прям всё-всё? – глупо уточняю я. Не могу поверить, что Эмиль кому-то настолько доверяет. И тут меня осеняет. Вспоминаю наш разговор в беседке парка. – Вы – тот целитель? Который помог ему?
– Да, – кивает господин Отто. От облегчения у меня словно гора падает с плеч. – Я знаю об его особенностях, назовём их так. – И мужчина без слов кивает на дверь в гостиную.
Откинув одеяло, я спускаю ноги на пол. Мне очень нужно поговорить хоть с кем-то без утаек, но нужно убедиться в безопасности. Неслышно иду к двери, кутаясь в тонкий халат, и распахиваю её. Мила стоит подозрительно близко к замочной скважине, а позади неё Снежа притворяется, что занята уборкой.
– Принесите еды, – велю я. – Только нормальной, никакого бульона для больной. И не торопитесь, хочу поговорить с господином Рейснером без ваших длинных ушей.
– Что вы, миледи, мы никогда! – краснеет Мила, а Снежа ойкает от страха.
– Знаю, как это «никогда» выглядит. – Я смягчаю резкость улыбкой, но стою на своём. – Идите же, есть хочу.
Они уходят, а я запираю дверь на задвижку на всякий случай. Возвращаюсь к господину Отто, но не лезу в постель. Хватит, напритворялась, скоро пролежни пойдут. Сажусь напротив целителя в кресло и спрашиваю:
– Что вы знаете об Эмиле?
– Он владеет Тенью, – без обиняков отвечает тот. – Вы очень осторожны, миледи, это радует.
– Хочу жизнь, знаете ли.
– Поддерживаю ваше стремление к самосохранению, – улыбается мужчина и продолжает. – Итак, как я говорил, Эмиль рассказал мне, в каких обстоятельствах вы были вынуждены принять его предложение. Он очень сожалеет, что всё пошло по такому пути. Я бы даже сказал, переживает.
Не сдержавшись, фыркаю. Эмиль и переживания – это невозможно представить.
– Переживает в свойственной ему манере, – поясняет господин Отто. – Если не знать, на что обращать внимание, то можно не заметить.
– Вы слишком добры к нему, – не могу удержаться от колкости, но мужчину это нисколько не задевает. Он разводит руками и улыбается:
– Эмиль для меня как сын, ведь я знаю его с двенадцати лет.
– И он всегда был таким..? – хочу сказать «мерзавцем», но в последний момент прикусываю язык.
Впрочем, целителя не обманывает моя пауза. Он усмехается, отвечая:
– Отнюдь, миледи. Поставьте себя на его место: если вам с самого детства приходится прятать часть своей сущности, сомневаюсь, что это положительно скажется на вашем характере. Его высочество очень скрытен, это верно, но он не плохой человек.
– Поверю вам на слово, господин Рейснер. Пока всё, что я вижу, это не подтверждает. – Прикусываю губу, размышляя, о чём спросить целителя. Нужно выбирать вопросы с умом: не уверена, будет ли у нас вторая встреча, ведь вряд ли Эмилю понравится, что мы перемываем ему косточки. – Как это случилось? Тень? Ведь императорский род владеет Сиянием, теневиков в нём никогда не было. Хойеры возглавили восстание против императорской семьи Адельбергов только лишь по тому, что в их крови никогда не было дара Тени.
– Увы, миледи, всю историю я не могу рассказать, – качает головой господин Отто. – Спросите у князя, уверен, он вам не откажет.
– Сомневаюсь, но спасибо за честность.
Я и не надеюсь получить ответ – целитель продолжает опекать своего воспитанника, словно не замечая, что тот давно вырос. Именно так выглядит абсолютная преданность, и я не собираюсь лезть с расспросами дальше, хоть это и интересует меня больше всего. Представляю, куда пошлёт меня Эмиль, если спрошу у него напрямую.
– Тогда расскажите о себе, – прошу я. – Как вышло, что вы, целитель, учили его справляться с даром Тени? Неужели вы тоже..?
– О нет, миледи, хвала богам, эта участь меня миновала, – улыбается Отто. Пару мгновений он молчит, будто собираясь с мыслями и, вздохнув, начинает: – Вы наверняка знаете, что с магией Тени можно не только родиться, но и получить её с помощью определённого ритуала?
Я киваю, ожидая продолжения.
– Моего младшего брата заразили Тенью и хотели увезти за границу, но императорскому отряду удалось найти его, прежде чем затерялся след теневиков. Магов уничтожили, а брата пропустили – его магия ещё не пробудилась. К сожалению, справиться с ней он не смог: через семь лет страданий проклятие Тени окончательно подчинило его. Я видел, как брат пытался справиться с этой силой, но ничего сделать не смог. Когда я нашёл Эмиля, то решил во что бы то ни стало понять, как работает Тень и её проклятье. – Голос мужчины дрогнул, но он быстро справился с собой. – Прошу прощения, миледи, это не самые приятные воспоминания.
– И вы меня извините, господин Рейснер. Не хотела вас расстраивать. – Я нервно тереблю пояс халата, разглядывая руки. – Можно ещё один вопрос: сколько Эмилю осталось?
Вот ведь странность: мне нет дела до великого князя. Даже если он прямо сейчас отойдёт к проклятым, я даже переживать не буду. Наверно. Потому что голос предательски сипнет, стоит произнести последнее слово, а в залитой солнечным светом спальне будто веет холодом. Зябко ежусь, обнимая себя за плечи.
Господин Отто снова вздыхает. Его лоб прорезает глубокая складка, а морщинки вокруг глаз становятся отчётливыми. Вижу перед собой человека, повидавшего много горя, но сохранившего теплоту в душе, а я бестактно лезу к нему, словно слон в посудную лавку. Но не спросить не могу.
– Точных сроков мы не знаем, – тяжело отвечает целитель. – Одно я выяснил точно: чем меньше Эмиль пользуется Тенью, тем дольше сможет прожить. Наверняка вы видели, миледи, как он режет руки. Магия насыщается жизненной силой до тех пор, пока в теле есть кровь. Если бездумно использовать её, а ещё хуже – убивать, – тело будто растворяется в магии. Род Адельбергов, первых носителей Тени, придумали это проклятье во времена революции как раз для того, чтобы получить опаснейшую армию в мире в короткие сроки. Они заражали людей своей силой и заставляли их постоянно её использовать. Нынешние теневики, которые ещё остаются в Сиории, используют магию по-другому, но выяснить, как именно, мы пока не смогли: мало кто из мятежников готов добровольно поведать свои секреты.
– Подождите, – хмурюсь я. – Вы сказали, проклятье наложила предыдущая императорская семья? Но в книгах пишут, что маги Тени были прокляты всегда, даже самих Адельбергов зовут Проклятым родом.
– Историю пишут победители, – грустно улыбается господин Отто. – Полагаю, так проще всех заражённых Тенью считать врагами, не деля на категории: по своей воле это произошло или человек никогда не хотел этого. К счастью, у меня есть доступ в императорскую библиотеку, где ещё остались засекреченные записи столетней давности. Прошу вас не распространять это знание, что бы не начались вопросы, откуда вы узнали подобную ересь.
Я киваю, погружённая в свои мысли. Значит, проклятье началось только во времена революции? Вспоминаю, как Эмиль говорил в той же беседке в парке: «Таких, как я, убивают без суда и следствия, перед этим изъяв дар для укрепления Сумеречной Стены». Как, оказывается, удобно поддерживать Стену не сложными заклинаниями и многодневными ритуалами, для которых требуются усилия императорской магии, ведь именно она создала Стену сто лет назад, а использовать пленников своего положения. Интересно, каково Эмилю осознавать, что для собственного брата он – лишь расходный материал?
– Погодите, господин Рейснер. Ведь если проклятие наложено Адельбергами на всех магов Тени, значит его можно снять? – От этой мысли я испытываю странное чувство воодушевления.
– Полагаю, да. Именно это Эмиль и хочет сделать, – степенно отвечает целитель. Я жадно подаюсь вперёд, готовая услышать, что есть план, идеи, хотя бы задумки, но мужчина опускает меня с небес на землю. – Но всё слишком непонятно. Архив прошлой императорской семьи уничтожен почти полностью ещё во времена революции, а в том, что осталось, ответа нет.
Я разочарованно откидываюсь на спинку кресла. Успела размечтаться, глупая: вдруг Эмиль решит свои проблемы с Тенью, а ещё лучше – поговорит с братом? Тогда меня не казнят. Мысли возвращаются к предстоящей свадьбе, и я тру место на шее, представляя, как по нему снова ударяет клинок.
– Господин Рейснер, может у вас получится убедить Эмиля отпустить меня? – жалобно спрашиваю, в глубине души уже зная ответ. – Чего он вцепился, как клещ? Я поклялась молчать, и буду молчать, но ему этого мало!
Целитель усмехается:
– Впервые вижу девушку, не желающую замуж за члена императорской семьи.
– И вы туда же! – всплёскиваю я руками и вскакиваю на ноги. – Неужели я выгляжу как охотница за богатым мужем?!
Нервно прохожусь по комнате. Длинный подол халата тащится за мной по ковру, путается в ногах, и я раздражённо поправляю одежду.
– Не хотел вас оскорбить, миледи. Что на счёт его высочества – тут вынужден огорчить, он не отцепится. Вы второй человек в его окружении, перед которым он может быть собой. А таких людей лучше держать при себе.

***
Целитель уходит, а я сажусь обедать в столовой. Мила сначала неодобрительно хмурится: виданое ли дело, уличить её в подслушивании, да ещё и с мужчиной остаться наедине чуть ли не голой, – но, глядя на мой аппетит, приходит в доброе расположение духа.
– Как хорошо, что вы взялись за ум, ваше благородие! – радостно тараторит она. – До свадьбы всего месяц остался, а столько нужно сделать! Ваш батюшка уже подбирает ткань для платья, а ещё вам разрешат надеть императорские украшения на церемонию. Нужно выбрать день, сходить в сокровищницу и всё-всё посмотреть. Ещё нужно подумать над цветом оформления главной императорской залы, составить список гостей, выбрать сопровождающих девушек! Ох, боги, как всё успеть!
Я жую кусок мяса, желая подавиться им насмерть. Уже и дата назначена, без моего участия, конечно же. Если заявить, что всё это меня не интересует, случится очередной скандал, но на сегодня впечатлений хватит, и я молчу. Мила, видя моё мрачное лицо, убирает пустую тарелку, пододвигая чашку с горячим чаем.
– Ваше благородие, графиня Вельтман три дня назад приехала в столицу, – как бы между делом говорит она. – Вам бы не помешала её поддержка.
Ещё одно проклятье, которое тяготеет надо мной: я не самый приятный друг. Алиса – лучшая подруга по пансиону. Да чего уж: единственная подруга, которая появилась в моей жизни за последние годы! И всё равно я не смогла заставить себя черкануть ей ни строчки со дня приезда в Вейсбург. Если раньше я не могла объяснить ей, какого проклятого Эмиль пригласил меня к себе во дворец, то как теперь рассказать, что выхожу за него замуж?
Решительно отставляю чашку на блюдце. Так и быть, сообщу, как есть.
– Снежа, готовь ванну. Я еду к графине Вельтман.
Меня моют, причёсывают и одевают до наступления вечера. Мила предлагает позвать Алису во дворец, но я отвергаю эту идею: не хватает только вызывать подругу письмом, как взаправдашняя герцогиня, тем более титула у меня всё равно ещё нет. Я приглаживаю мягкую ткань изумрудного платья, одёргиваю кружевные манжеты нижней сорочки, выглядывавшие из-под рукавов и решаюсь достать обручальное кольцо. Вернувшись с неудавшегося чаепития, я засунула его в шкатулку к другим украшениям, желая забыть о нём насовсем. Бриллиант играет россыпью искр, и я невольно любуюсь переливами его граней. Со вздохом надеваю на безымянный палец. Теперь я готова к выходу.
Впервые за четыре дня покидаю свои комнаты. Иду в сопровождении Милы к лестнице, ведущей в главный холл, словно лазутчик в стане врага. От шагов посетителей и слуг сердце заполошно вздрагивает: вдруг это Эмиль? Не хочу его сейчас видеть – мне бы набраться смелости для разговора с Алисой, а князь словами и поступками то и дело выбивает меня из равновесия. Или всё-таки хочу?
Придерживая платье, спускаюсь по лестнице, когда замечаю тёмную фигуру, поднимающуюся навстречу. Герцогиня Келлер, будь она неладна.
Мы останавливаемся на лестничной площадке, и я делаю положенный этикетом книксен. Илона, скривив губы в презрительной усмешке, протягивает руку для поцелуя. Формально, она всё ещё выше по титулу, и такое приветствие нормально – было бы, не игнорируй демонстративно она это правило всю предыдущую неделю, будто брезгуя ко мне прикасаться. Что ж, если раньше я ей просто не нравилась, то теперь она меня ненавидит. Хорошо, я тоже умею играть в светские игры.
– Добрый вечер, ваша светлость. – Я преувеличенно вежливо беру её ладонь и склоняюсь для поцелуя. Бриллиант, умышленно продемонстрированный во всей красе, бросает блики света на её платье.
– Ты… – Герцогиня перехватывает мою руку, словно намереваясь стащить кольцо с пальца. Наклоняясь так близко, что я чувствую исходящий от неё густой аромат розы и пачули, она шипит мне на ухо. – Ты, безродная девка, всерьёз думаешь, что сумела завоевать его? Что свадьба что-то изменит? Он развлечётся с тобой, как с новой игрушкой, а потом вернётся ко мне, я знаю. Оглядывайся почаще, баронесса, потому что я всегда буду рядом. Стоит тебе только оступиться, и отправишься в тот коровник, откуда вылезла. Ты и вся твоя семейка. Пойди прочь.
Острые осколки ледяной магии царапают руку, когда она отшвыривает мою ладонь, словно мерзкое насекомое. Секундный порыв начать оправдываться сменяется горячим жжением в груди.
– Бывает новая игрушка становится любимой на всю жизнь, – отвечаю тихо, но твёрдо. – А вы, похоже, не так уж и нужны его высочеству, если бегаете к нему, как простая девка на сеновал. Запомните эти ночи, герцогиня, они могут больше не повториться.
Поправив кольцо, я продолжаю спускаться по лестнице, ожидая чего угодно: от брани до удара магией, но не ускоряю шаг. Илона дышит что мифический дракон – громко, тяжело, с присвистом. А я понимаю, что есть недруг куда опаснее стального клинка – ревность.

Глава восьмая, в которой я рассказываю правду
Дом графа Вельтман смотрит парадным входом на набережную, но краска стен местами уже отлетела, резные ворота кое-где покрыты ржавчиной, а одинокий привратник в поношенной ливрее одновременно исполняет роль сторожа, конюха и садовника. Когда он пропускает наш экипаж во внутренний двор, я чувствую стыд: весь мой выезд стоит дороже, чем убранство подъездной дороги с разваливающимися булыжниками и жухлыми одинокими цветами в скромном садике внутри. Что уж говорить о стоимости обручального кольца: на деньги от его продажи можно отремонтировать весь дом.
Мы с Милой проходим в приёмную, в которой явственно ощущается нехватка мебели, и сообщаем о своём прибытии. Запоздало думаю, что лучше было попросить Алису о встрече в парке, расположенном через два квартала, когда слышу скрип шагов по лестнице.
– Лия? – Удивлённая Алиса появляется в дверях, а я нервно подскакиваю на ноги, словно на экзамене. – Что ты тут делаешь?
Она пытается изобразить строгость, но никак не может скрыть любопытства, с которым мельком оглядывает мой наряд. В смущении я поворачиваю кольцо бриллиантом к ладони, и она конечно же это замечает.
– Я не ждала гостей. – Холодно говорит графиня, не делая ни шага навстречу. – Извини, нужно готовиться к завтрашнему приёму у маркизы Ланг. Напиши мне как-нибудь потом.
В её словах сквозит открытый намёк: «А не пойти ли тебе, подруженька, к проклятым». Я глотаю оскорбление – она нужна мне сейчас куда больше, чем я ей когда-бы то ни было.
– Алиса, пожалуйста, мы можем поговорить? – прошу я, теребя манжеты сорочки. – Хочу всё объяснить.
– Не нужно, – поспешно отвечает она, краснея. – Слышала, его высочество сделал тебе предложение. Поздравляю, ты своего добилась. Можешь написать пособие: «Как влюбить в себя великого князя за одну встречу».
Алиса разворачивается, чтобы уйти, но я стремительно подхожу к ней и хватаю за руку.
– Пожалуйста, Алиса, мне нужно с тобой поговорить. Ты же моя единственная подруга!
– С подругами делятся планами, а не проворачивают всё исподтишка, рассказывая глупые сказки о том, как не хочешь замуж! – Она вырывает руку. – Я слышала, как ты разговаривала с Милой на балу! Думала, ты мне сразу всё объяснишь, а ты вот так, втихушку… Уходи, Лия.
– Но я правда не хочу за него замуж! – кричу я. Сжимаю кулаки с такой силой, что бриллиант впивается в ладонь.
– Тогда откажи ему, раз не хочешь. – Алиса всё-таки задерживается у лестницы. – Ты всегда легко придумывала оправдания своим поступкам.
– Не могу! Он заставил меня согласиться, иначе папенька будет разорён! – выпаливаю я прежде, чем успеваю подумать.
Мила ахает, прижимая ладони к лицу, а графиня удивлённо вскидывает брови.
– Пожалуйста, Алиса, – умоляю я. – Мне нужно с тобой поговорить, ведь ты единственная, кому я могу довериться.
– Неужели я оказалась нужна самой великолепной девушке императорского двора? – язвительно спрашивает Алиса, но не уходит. – Пойдём в гостиную.
Я отправляю Милу на кухню, строго-настрого приказав держать язык за зубами.
– Хоть слово скажешь – и будешь работать кухаркой в приюте для бездомных, – угрожаю я, и та в испуге кивает.
Алиса закрывает за мной дверь. Она устраивается в кресле у еле теплящегося камина – в доме чувствуется запах сырости, словно он долгое время стоял нежилым, – и жестом предлагает устроиться на диване напротив.
– Так ты не врёшь, что не хочешь замуж за великого князя? – осторожно уточняет она.
Я качаю головой. С минуту собираюсь с мыслями, не зная, с чего начать.
– Пожалуйста, выслушай, – прошу я. – К сожалению, есть часть, которую я не могу рассказать… – И видя, как Алиса снова хмурится, поспешно добавляю. – Это не моя тайна, извини. А если ты её узнаешь, то будешь в большой опасности.
– Слушаю, – недоверчиво произносит она, накручивая на палец поясок платья.
– Тогда на балу я правда хотела избежать встречи с князем, но перемудрила. Если бы мы не встретились там, в парке, то не было бы никакого приглашения в столицу и никакого предложения тоже.
– Но вы бы всё равно встретились: ведь было представление гостям, танцы… – неуверенно возражает Алиса.
– Это неважно. Тогда я бы не узнала секрет Эмиля, и всё вышло бы по другому. А сейчас, после рождения цесаревича, снова состоится наша свадьба, и через две недели меня снова казнят.
Алиса, вскрикнув, вжимается в спинку кресла.
– Что такое ты говоришь? Казнят? Тебя? За что?! И почему снова? Лия, ты меня пугаешь!
Собираюсь с духом и выпаливаю скороговоркой:
– Я уже проживала эту жизнь. В тот раз я сама вынудила Эмиля жениться, а он, чтобы избавиться от меня, подставил всё так, будто я помогла магам Тени проникнуть во дворец.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/mari-dukam/nevesta-sumerechnoy-teni-71808211/?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.