Отпечаток вины
Отпечаток вины
Дмитрий Одиссеев
В глухой деревне XVIII века, окружённой густыми лесами и мрачными тайнами, молодой человек по имени Пётр находит старинный дневник своей матери и металлический ящик с секретами, которые скрывались годами. По мере того как он углубляется в расследование гибели своих родителей, он раскрывает ужасающую правду: виновником трагедии оказывается не таинственный убийца, которого он искал всю жизнь, а он сам. Пётр был всего лишь ребёнком, когда его страхи и ошибки привели к их гибели, но его память исказила события, создавая иллюзию «Потрошителя».
Путешествие героя – это не только расследование, но и борьба с собой, принятие вины и попытка искупить её через добрые дела. Повествование погружает читателя в атмосферу глухих деревень, старинных поместий и запутанных тайн, где каждый шаг героя приближает его к самой сложной истине – прощению себя.
Дмитрий Одиссеев
Отпечаток вины
Глава первая: Пепел прошлого
Скрип оконного стекла был тонким, словно остриё ножа резало воздух. Летняя ночь оказалась на удивление спокойной, звёзды висели над городком, словно обещая, что все беды останутся где-то далеко. Я лежал на старой деревянной кровати, в маленькой комнатке нашего дома, слушая, как сверчки наполняют ночь своим неумолчным пением. Спать совсем не хотелось. Этот городок всегда был тихим, почти слишком тихим для мальчика моего возраста. Дверь моей комнаты приоткрылась. На пороге стояла моя мать – высокая, с длинными тёмными волосами, собранными в аккуратный узел. Она всегда выглядела так, будто ей неведомы усталость или тревога. Но в ту ночь её лицо было другим – напряжённым. В руках она держала кружку с молоком.
– Пётр, – сказала она тихо, почти шёпотом, чтобы не разбудить отца, который спал за стеной. – Уже поздно. Выпей и попробуй уснуть.
Я сел на кровати, потянулся к кружке и заметил, что её рука слегка дрожит. Тогда я не обратил на это внимания, приняв за что-то привычное. Но теперь, оглядываясь назад, я вспоминаю эту дрожь иначе. Как бы я хотел спросить её тогда, что её так беспокоило. Мать постояла ещё несколько секунд, словно хотела что-то сказать, но лишь потрепала меня по волосам и вышла. Кружка молока осталась на моём столике, а я решил, что всё же стоит попытаться заснуть. Но сон не приходил. Что-то в воздухе, что-то в этом непривычно спокойном вечере казалось неправильным. Я услышал шорох в соседней комнате. Протяжный, глухой звук, как будто кто-то передвигал мебель. Тогда это не испугало меня, но заставило насторожиться. Я тихо подошёл к двери, прислонился ухом и уловил какое-то приглушённое движение. Отец что-то шептал матери. Его голос был низким, быстрым, будто он пытался убедить её в чём-то, что не терпит отлагательств.
– Мы не можем дольше тянуть, – услышал я его. – Завтра же утром. Ответ матери я так и не разобрал. Этот шёпот и её сдержанный ответ казались тайной, которую мне не должны были раскрывать. Ночной воздух резко прорезал странный звук – будто кто-то подкрадывался к нашему дому. Я взглянул в окно: ничего необычного, тишина, деревья на улице неподвижны. Но ощущение опасности всё равно накатывало волнами. Это был не страх ребёнка, а что-то глубже, что-то инстинктивное. Далее всё произошло так быстро, что я даже не успел осознать, что творится. Громкий звук, похожий на взлом, раскатился по всему дому. Я услышал, как отец крикнул что-то, звучавшее как «Ольга, беги!». Затем – шум борьбы и тяжёлые удары. Моё сердце бешено заколотилось, но ноги словно приросли к полу. Шум заполонил мой разум. В доме началась паника, но я застыл на месте, не в силах пошевелиться. Весь мир вокруг словно замедлился. Голоса, громкие удары, шаги, гулкое эхо – всё смешалось в одно невнятное звуковое облако. Но одно я понимал точно: что-то ужасное происходило. Отец крикнул, и этот крик был наполнен злостью, решимостью, но и отчаянным страхом. Я стоял в своей комнате, прижавшись спиной к деревянной стене, как будто эта стена могла защитить меня от всего, что происходило за её пределами. Сквозь трещину в двери я видел, как чей-то силуэт метнулся в гостиную. Мать уже не кричала, её голос растворился в тишине – слишком неожиданной и пугающей тишине. Я понял, что должен что-то сделать. Сердце гремело, как барабан, но ноги дрожали, и воздух в лёгких становился всё тяжелее. И всё же я шагнул вперёд, сжав кулаки, будто ребёнок мог справиться с этим кошмаром. Но в следующую секунду что-то загремело, как металлическая пластина, ударяющая о пол, а за этим последовал тяжелый запах – то ли крови, то ли горящей ткани, то ли чего-то ещё более мерзкого и чужеродного. Внезапно дверь в мою комнату начала медленно открываться. Доски пола заскрипели, как будто кто-то осторожно ступал внутрь. Свет из коридора осветил лицо, но оно было скрыто капюшоном, тени от которого падали на глаза, оставляя их невидимыми. Я замер, и время остановилось. Этот человек стоял передо мной – высокий, худощавый, с резкими, угловатыми движениями. Его дыхание было тяжёлым, как у животного, загнанного в угол. Он посмотрел на меня и медленно наклонил голову, будто размышляя, что сделать дальше. Этот момент длился вечность, пока из соседней комнаты не послышался грохот. Кто-то, видимо, пытался справиться с этой фигурой – может быть, отец. Не успев понять, что происходит, я увидел, как этот человек развернулся, отбросив пол своей тёмной мантии, и вышел из комнаты, оставив меня один на один с собственным страхом. Я вздрогнул, когда услышал резкий шум, и за несколько секунд дом начал погружаться в хаос. Огонь. Сначала он был почти незаметен, где-то в глубине коридора, но затем быстро перерос в яркие языки пламени, заполнившие всё пространство. Дым стал подступать к горлу, удушая, затмевая взгляд. Я бросился к окну, соображая, что бежать через коридор будет безумием. Стекло треснуло под моими ударами. Свежий ночной воздух хлынул внутрь, смешиваясь с жаром, как нечто нереальное. Я обернулся в последний раз, надеясь увидеть хотя бы тени родителей, но вокруг уже была только пелена огня и крики, которые казались приходящими откуда-то издалека. Я спрыгнул из окна. Твёрдая земля ударила по ногам, но я не чувствовал боли. Соседи сбегались, их лица были полны ужаса. Кто-то пытался помочь потушить пожар, другие просто стояли, словно парализованные масштабом бедствия. Я кричал, звал родителей, но никто не слышал меня или не осмелился пойти внутрь. Меня схватили за плечи, кто-то пытался увести меня, но я сопротивлялся. Взрыв – глухой и разрушительный – разорвал крышу дома на части, заставив всех отступить. Слёзы заливали моё лицо, хотя я не мог вспомнить, как начал плакать. В ту ночь всё, что я знал, сгорело дотла. От моих родителей остались только воспоминания, которые вскоре стали блекнуть, оставляя за собой зияющую пустоту. Я не знал, кем был тот человек, что пришёл в наш дом, но его жестокость и бесчеловечность навсегда врезались в мой разум. С этого момента моя жизнь изменилась. Детство осталось в прошлом, а я остался один, потерянный в мире, полном теней и секретов. Тот огонь, что уничтожил мой дом, зажёг во мне другой – огонь поиска правды, который не угаснет, пока я не доберусь до своей цели. Я проснулся на следующее утро в холодной, пустой комнате, которая принадлежала соседям – семье Ивановых. Мои ноги ощущали неровности деревянного пола, а запах гаря всё ещё витал в воздухе, въевшись в волосы и одежду. Я сидел в углу, обхватив колени руками, пытаясь согреть себя в этом чуждом мне месте. На улице шли разговоры. Мужчины обсуждали пожар, обвиняя то неверное обращение с керосином, то злой умысел, но никто даже не догадывался, что в этом доме происходила настоящая трагедия. «Пётр?» – тихо окликнула меня соседка, Мария, невысокая женщина с мягкими чертами лица и постоянной заботой в глазах. Её голос был тёплым, но разбитым от сострадания. Она медленно опустилась на корточки передо мной, обхватив мои плечи так осторожно, будто боялась разбить меня, как фарфоровую чашу. «Ты… ты хочешь поговорить?» Я медленно покачал головой. Я не хотел говорить, я не мог говорить. Всё ещё стоял перед глазами тот человек в капюшоне, те голоса родителей, которых больше нет, и пожар, который уничтожил всё. Мои пальцы машинально сжали обрывок ткани, который каким-то образом сохранился после ночи – кусочек маминого платка, пропитанного запахом дыма. На улице началась суета. В город приехала полиция, но их обыденные лица не выражали ни спешки, ни беспокойства. Следователь, худощавый мужчина в старом сером пальто, лениво прохаживался вокруг пожарища, то и дело крутя в руках дешёвую сигару. Он выглядел так, будто уже заранее знал исход своего «расследования». Очередное дело, которое никто не будет разбирать до конца. Очередные «трагические обстоятельства». Я наблюдал за ним из окна. Его помощники, переговариваясь, собирали остатки дома, выискивая что-то, что хоть на минуту могло бы привлечь их внимание. Один из них поднял обугленную игрушку, что когда-то была моим медвежонком, и с брезгливым жестом отбросил её в сторону. Что-то сжалось внутри меня – гнев или отчаяние, мне тогда было сложно понять. «Тут ничего», – бросил кто-то из помощников. Следователь кивнул и без особого интереса перевёл взгляд на соседей, словно ждал их слов.
– Это могло быть случайностью, – начала Мария, едва подняв руку. Её голос был неуверенным, но она старалась говорить чётко. – Но, может, кто-то видел что-то подозрительное? Шум или людей у дома? Следователь выпрямился и посмотрел на неё с легкой усмешкой. Ему не нужно было ничего объяснять – у него уже был ответ, на который он сделает отчёт.
– Людей вроде вас всегда интересуют такие… нюансы, – сказал он с ленцой. – Но иногда огонь – это просто огонь. Не трогайте мальчишку, – добавил он, кивнув в мою сторону, – ему и так достаточно горя. Гнев заклокотал в моём детском сердце. «Просто огонь?» Как они могли это сказать? Как могли не видеть, что за этим стояло нечто большее? Мои кулаки сжались, а я мысленно клялся, что однажды найду этого человека, который забрал у меня всё. Найду сам, раз уж никто другой этого делать не собирается. Тот день остался размытым в моей памяти. Кто-то пытался утешить меня, кто-то говорил об обязанностях полиции и судьбе. Но ни один из них не осознавал того, как важно было для меня услышать хотя бы искру надежды на правосудие. Однако надежды не было. И тогда, среди горя и растерянности, я впервые по-настоящему осознал, что правда – это не то, что придёт само. Её нужно искать. Или бороться за неё. Ночь с её холодом и дикой тишиной сменилась серым утром, но в моей душе не стало ни светлее, ни теплее. Я сидел на пороге дома Ивановых, слушая, как нестройный гомон голосов соседей обсуждал всё произошедшее. Чьи-то разговоры, казалось, звучали из другого мира. Взрослые спорили о причинах пожара, бросали друг другу пустые обвинения. Но никто – никто! – не осмелился упомянуть того человека, что явился в нашу жизнь, как призрак из ночи, и разрушил её. Дым ещё витал над остатками нашего дома. Он поднимался к пасмурному небу, как будто сам воздух хотел стереть эту трагедию. Я смотрел на это пепелище и молчал. Слова казались ненужными; мне было не до разговоров. Что бы я ни сказал – это бы ничего не изменило. Родителей больше не было. Следователь, тот самый мужчина в сером пальто и с ленивой сигарой в руке, ходил среди обломков. Он старательно делал вид, что занят работой, но его глаза блуждали без какого-либо интереса. Это была рутина для него, обычное дело, не более. Я наблюдал за ним, чувствуя, как внутри меня копится злость. Мне хотелось кричать, броситься к нему, потребовать, чтобы он что-то сделал. Но вместо этого я просто сидел, сжимая в руках остатки маминого платка, как будто он был моим последним связующим звеном с ними. – Послушай, мальчик, – вдруг обратился ко мне следователь, когда его глаза встретились с моими. Его голос был резким, но не грубым, скорее усталым. – Я понимаю, ты переживаешь. Но тебе лучше думать не о том, кто виноват, а как жить дальше. Это жизнь. Жизнь? Его слова ударили меня, как удар по лицу. Какое он имел право говорить мне о жизни, когда моя собственная жизнь в эту ночь была разрушена? Я хотел крикнуть ему это в лицо, но вместо этого мой голос сломался, и я только прорычал:
– Вы даже не попытаетесь найти его… того, кто это сделал? Он пожал плечами, отпустил в воздух кольцо дыма и отвернулся. – Если бы каждый пожар был чьим-то преступлением, у нас бы и руки, и головы закончились. Да и кто захочет с этим возиться? – Он посмотрел на пожарище ещё раз, как будто пытаясь убедить самого себя. – Иногда огонь – это просто огонь. Мои пальцы сжались в кулаки. Неужели это всё? Просто забыть, просто отпустить? Нет. Я уже знал, что не смогу смириться. Если он не собирается искать правду, то я найду её сам. Этот момент стал моим первым осознанным решением, моим первым шагом на пути, который определит всю мою жизнь. События того дня размазывались в памяти, словно акварельные краски. Я помню, как Мария взяла меня за руку и отвела обратно в дом, заставляя поесть хоть что-то. Еда не шла в горло, но она настаивала, говоря, что без сил я ничего не добьюсь. Тогда я молчал, но её слова остались со мной: «Ты должен быть сильным, Пётр. В этом мире сильные выживают и побеждают.» После трагедии всё вокруг стало казаться чужим. Дом Ивановых был тёплым и безопасным, но в те дни мне казалось, будто это не пространство для жизни, а пустая раковина, в которой не было ни звуков, ни эмоций. Голоса Марии и её мужа Петра звучали приглушённо, словно издалека, не доставая до меня. Я чувствовал себя, как в стеклянной банке, где никто не мог понять, что происходит внутри. Я проводил часы, сидя на полу возле окна, глядя на то, что осталось от моего дома. Это пепелище странным образом не теряло своей формы. Даже спустя несколько дней после пожара мне казалось, что я могу различить знакомые очертания – угол комнаты, где стоял шкаф отца, или место, где мать всегда ставила корзину с клубникой летом. Но всё это было обманом. Всё исчезло. Иногда Мария ставила передо мной тарелку с горячим супом или кусок хлеба, пытаясь заставить меня есть. Я отводил взгляд, не произнося ни слова. Это, похоже, расстраивало её, но она не настаивала. Вместо этого она просто садилась рядом, молча, словно не хотела нарушать хрупкую тишину, которая поселилась в моей голове. На третью ночь я снова проснулся от кошмаров. Лицо того человека в капюшоне появлялось передо мной каждый раз, как только я закрывал глаза. Оно было размытым, его черты словно утекали, как вода на стекле. Но ощущение его присутствия было пугающе реальным. Проснувшись, я тяжело дышал и глотал воздух, как будто выныривал из глубин. Темнота комнаты давила, а тиканье старых настенных часов казалось грохотом в ночной тишине. «Почему они?» – это был единственный вопрос, который постоянно звучал в моей голове. Почему именно мои родители? Почему именно наш дом? И самое главное – почему никто, кроме меня, похоже, не хотел узнать ответы? Соседи продолжали шептаться о несчастном случае, пожимая плечами, но никто не задавал тех вопросов, которые терзали меня. Дни превратились в недели. Я начал ходить по улицам нашего городка, но не в поисках утешения. Моя цель была иной. Я заходил к соседям, говорил с теми, кто что-либо мог видеть или слышать в ту ночь. Это было нелегко, ведь они смотрели на меня с жалостью, словно на ребёнка, который не мог принять правду. «Ты ведь ещё ребёнок», – говорила мне старуха, жившая через дорогу. «Что ты можешь изменить?» Но я не мог остановиться. Я расспрашивал касательно любого подозрительного человека, любой странности, случившейся в те дни. Большинство из тех, кто отвечал мне, лишь качали головой: «Пётр, это был просто пожар», – говорили они. Но один человек, местный кузнец по имени Григорий, сказал мне странную вещь, которая зацепилась в моей памяти. – В ту ночь я видел кое-что, мальчик, – начал он, оглядевшись, словно боялся, что кто-то его подслушает. – Кто-то был на улице. Высокий, в капюшоне. Он ушёл вниз по дороге, и я подумал, что это просто путник. Но знаешь, странное было в нём – он шёл спокойно, будто всё вокруг его не касалось. Даже когда пламя загорелось, он не остановился ни на миг. Эти слова пронзили меня, как клинок. Григорий не придал этому значения, но я знал – это был он. Тот самый человек, который унёс мои воспоминания о семье. Этот фрагмент стал для меня основой. Я снова и снова прокручивал его в голове, словно он был частью загадки, которую нужно было решить. Травма не отпускала меня. Я оставался в тени этого события долгие годы, но именно это стало причиной моего решения: не ждать, пока кто-то найдёт ответы за меня. Через несколько лет после пожара я принял решение, которое определило мою жизнь. Я отправлюсь искать правду. Даже если она окажется болезненной. Так началась моя подготовка. Шёпот, доносящийся из глубин моей памяти, стал моим постоянным спутником. Каждый день он напоминал мне о том, что осталось позади. Огонь, уничтоживший мой дом, давно потух, но пепел тех событий продолжал осыпаться на мою душу. Годы в доме Ивановых проходили в тени этой трагедии, но они же научили меня принимать одиночество как часть себя. Мария и её муж, Пётр, были добры ко мне. Они никогда не жаловались на моё молчание, на мой уход в себя. Они пытались дать мне дом, которого у меня больше не было, но мои мысли всё время блуждали в прошлом. Каждый день я возвращался к воспоминаниям о той ночи, пытаясь соединить разрозненные фрагменты в целостную картину. Кто этот человек в капюшоне? Почему он пришёл именно к нам? Как он мог оставить меня с этим вечным чувством пустоты? Когда мне исполнилось четырнадцать, Пётр стал всё чаще брать меня с собой в кузницу. Там я учился работать руками, набираться силы, вкладывать энергию в создание чего-то нового. Но даже в эти моменты я не мог отвлечься от своего внутреннего вопроса – как найти того человека? Однажды, обжигаясь о горячее железо, я понял, что уже не просто хочу узнать правду, а обязан её найти. Это стало чем-то большим, чем личной болью. Это было дело принципа, вызов судьбе. Однажды вечером, когда солнце за горизонтом уже окрасило небо в оранжево-красные тона, я сидел у окна, читая старую потрёпанную книгу, найденную в доме Ивановых. Это был сборник историй об известных сыщиках, таких как знаменитый Гвидо фон Лоэнштайн, расследующий сложнейшие дела. В каждой истории я находил отклик. Эти детективы, как и я, боролись с неизвестностью, шли наперекор обстоятельствам, чтобы найти ответы.
– Ты совсем ушёл в свои книги, – услышал я голос Петра. Он вошёл в комнату, смахивая с рук следы угольной пыли. Его взгляд был проницательным, но добрым. – Что ты там нашёл? Я поднял голову и на мгновение задумался. Вопросы вертелись у меня на языке, но мне было сложно их сформулировать.
– Ты думаешь, это поможет? – тихо спросил он, словно угадывая мои мысли. – Книги, планы, мечты… Ты ведь всё ещё хочешь узнать, что случилось?
Его вопрос застал меня врасплох. Я не ожидал, что он так прямо заговорит об этом. Но я кивнул. Да, я всё ещё хотел этого. Хотел больше, чем что-либо в своей жизни.
– Тогда тебе нужно знать, – сказал он серьёзным тоном, опускаясь на стул напротив меня, – это не будет просто. Люди вокруг – не герои из твоих рассказов. Они эгоистичны, боязливы и думают только о своём. Ты можешь искать, задавать вопросы, но ты должен быть готов к тому, что ответы тебе не всегда понравятся. Я смотрел на него, вбирая каждое его слово. Это было предупреждение. Я знал это. Но вместе с тем это было первое признание, что моя цель была не напрасной. Он видел во мне решимость, и это, казалось, подталкивало его помочь мне. – Если ты правда этого хочешь, Пётр, – продолжил он, – тебе нужно не просто искать, а учиться. Учиться тому, как вести дела, как разгадывать загадки, как разбираться в людях. Потому что, поверь, не все, кого ты встретишь, захотят помочь тебе. Некоторые будут лгать. Некоторые – будут пытаться навредить тебе. Этот разговор был как первый маяк на моём пути. В тот вечер я понял, что мой поиск будет долгим и трудным. Но я также понял, что он будет осмысленным. Прошло ещё несколько лет. К тому времени я научился наблюдать за людьми, анализировать их действия и привычки. Григорий, местный кузнец, научил меня обращать внимание на мелочи – на следы обуви, на характерные изъяны в металле. Это было странно, но полезно. Соседи, не осознавая того, что наблюдаю за ними, помогли мне понимать, как человек выражает свои мысли невербально. Научиться разгадывать чужие тайны стало для меня почти естественным делом. Но я всё ещё знал, что только здесь, в нашем провинциальном уголке, я не найду того, кого ищу. Мир был больше, а ответы, которые мне нужны, прятались где-то за пределами деревенских дорог. И чем больше я читал, чем больше учился, тем сильнее понимал, что мне нужно выйти за рамки своего прошлого. Так я начал мечтать о новом начале, которое однажды приведёт меня в другое место – в центр событий, в место, где каждая улица таит свои секреты. Я сидел у окна в доме Ивановых. Свет тусклой лампы падал на открытые страницы старой книги, но я не читал. Слова расплывались перед глазами, исчезая среди мыслей, которые занимали весь мой разум. За окном вечерний свет меркнул, небо окрашивалось в густо-фиолетовые тона, а за горизонтом словно притаилась ночь, готовая захватить этот маленький мир. Мои пальцы нервно гладили краешек платка, который я всегда держал при себе. Запах дыма, давно выветрившийся из ткани, казалось, всё ещё витал где-то на грани моего восприятия. Это был мамин платок – единственное, что я смог спасти в ту ночь. Взглянув на него, я снова почувствовал, как внутри меня поднимается тяжесть воспоминаний. Я обернулся к комнате. Пахло слегка подгоревшим хлебом – это Мария готовила ужин на кухне. Я услышал её голос, спокойный, но с нотками утомления. Она тихо разговаривала с мужем, Пётром. Он только что вернулся из кузницы и, видимо, рассказывал ей, как прошёл его день. Я слушал их голоса, не вникая в слова. Они были частью моего нового мира, частью жизни, которая не была моей собственной. Мои ноги упирались в холодный деревянный пол. Мне нравилось чувствовать эту твёрдость, этот контакт с реальностью. Я наклонился вперёд, опираясь локтями на подоконник, и посмотрел на улицу. Там ничего не происходило. Люди уже давно спрятались в своих домах, пытаясь забыть о своих заботах, пока ночь не принесёт им новый день. Я вспомнил слова Марии, которые она говорила мне утром: «Ты должен быть сильным, Пётр. Мир никому ничего не должен, но ты можешь создать своё место в нём». Эти слова казались простыми, но в них была истина, которая жгла меня изнутри. Я чувствовал, как внутри меня растёт желание сделать что-то значительное. Найти ответы, которые я искал. Но это было тяжёлое бремя для мальчишки, который ещё не знал, куда идти.
– Пётр, иди ужинать, – голос Марии вырвал меня из раздумий. Она стояла в дверном проёме, вытирая руки фартуком. Её волосы были убраны назад, лицо уставшее, но в глазах всё ещё теплилось терпение. Я кивнул, сложил книгу и поднялся. Каждый мой шаг отдавался гулким звуком по полу, как будто сам дом хотел напомнить, что я здесь чужой, временный. На кухне меня ждал тёплый хлеб, суп и кувшин воды. Пётр уже сидел за столом, потягивая что-то из своей жестяной кружки.
– Как дела в кузнице? – спросил я, стараясь поддержать беседу.
Пётр взглянул на меня поверх кружки, отложил её и усмехнулся.
– Хлеб насущный зарабатываем, – сказал он. – А что у тебя? Вижу, ты снова погрузился в свои книги. Много ума накопил?
Его шутка не задевала меня. Напротив, она была как-то ободряющей. Я пожал плечами.
– Ума, может, и нет, но я учусь. Учусь видеть то, что другие пропускают. Пётр кивнул, задумчиво скребя свою щетину.
– Это хорошо. Важно видеть. Но ещё важнее понимать, что с этим делать. После ужина я снова вернулся к окну. Ночь полностью вступила в свои права. Где-то вдали слышался лай собак, а в доме становилось тихо. Я думал о завтрашнем дне, о том, как рано утром пойду с Петром в кузницу. Это стало нашей традицией – он доверял мне небольшую работу, и я чувствовал, что не совсем бесполезен. Но эта рутина не могла заполнить ту пустоту, что жила во мне. Я взял мамин платок, снова держа его в руках, и задумался о той ночи. Она возвращалась ко мне не в кошмарах, а в мельчайших деталях: треск пламени, крики, лицо того человека в капюшоне. Казалось, что его силуэт всегда стоит за спиной, наблюдая за каждым моим шагом. Я медленно поднялся, направился к столу и взял небольшую свечу. Её огонёк был слабым, но согревающим. Я поставил её на подоконник, затем сел обратно, продолжая смотреть на улицу. Я знал, что однажды покину это место. Знал, что мне предстоит долгий путь. Но сейчас, в эту тихую ночь, я всё ещё был здесь, в доме Ивановых, пытаясь найти ответ на самый главный вопрос: «Почему?». Я проснулся, когда первые лучи солнца начали пробиваться через плотные занавески. Комната была наполнена тёплым золотистым светом, который играл на старом деревянном полу. Я потянулся, ощущая каждую мышцу, натянутую от долгих часов сна. В доме царила утренняя тишина, прерываемая лишь звуком шагов Марии на кухне. Её уверенные движения раздавались где-то вдали, и я знал, что скоро запах свежего хлеба заполнит комнату. Медленно поднявшись, я подошёл к окну и распахнул его. Холодный утренний воздух ворвался внутрь, освежая мысли. Деревья стояли неподвижно, как будто наблюдали за началом нового дня. Городок ещё спал, но вскоре всё оживёт: начнутся разговоры на улице, дети побегут за водой, а торговцы откроют свои лавки. Для меня же это был обычный день, но внутри я чувствовал, что что-то меняется. Я не торопился. Спустился вниз, где на столе уже лежала чашка чая. Мария молча стояла у плиты, добавляя последние штрихи к завтраку. Я сел на своё привычное место, подвинул чашку ближе и посмотрел на неё.
– Ты рано, – сказала она, не отводя взгляда от огня. Её голос был спокойным, но я слышал лёгкую нотку беспокойства.
– Да, – коротко ответил я, размешивая чай. – Просто проснулся раньше обычного.
Она кивнула, закончила свои дела и поставила на стол тарелку с горячими пирогами. Её руки, казалось, двигались с уверенностью, которую я так часто видел у Петра в кузнице.
– Сегодня снова в кузницу? – спросила она, садясь напротив меня.
Я снова кивнул. Это было привычной частью моего дня. Работа с Петром давала мне чувство цели, даже если эта цель была временной. Позже, уже находясь в кузнице, я наблюдал, как Пётр ловко орудовал инструментами. Его руки – сильные, мозолистые – двигались с такой точностью, словно он был частью механизма. Кузница наполнялась звуком молота, ударяющего по раскалённому металлу, и запахом угля, который тяжело висел в воздухе.
– Присмотри за этим, – сказал он, протягивая мне заготовку. – Нужно, чтобы края были ровными. Я взял её, чувствуя тепло металла через толстые перчатки. Моя работа была простой, но она учила меня терпению. Каждый раз, когда я видел, как что-то создаётся из грубой массы, я думал о том, как преобразовать свою собственную жизнь, как найти ответы и придать смысл своему существованию. Пётр взглянул на меня, вытирая пот с лица.
– Ты стал сильнее, – сказал он. – Но я вижу, что мысли твои где-то далеко.
Я замер на секунду, не зная, как ответить. Ему не нужно было объяснять, о чём я думаю – он всё и так знал. Пётр всегда был прямолинеен в своих замечаниях, и я ценил это.
– Да, далеко, – сказал я тихо, возвращаясь к своей работе. После кузницы я пошёл к реке, моему привычному месту для размышлений. Вода была спокойной, отражая серое небо. Я сел на камень у берега, прислонился к старому дереву. Мама всегда любила сидеть здесь, когда мы приходили на пикник. Я взял мамин платок из кармана и крепко сжал его.
– Ты всё ещё думаешь о той ночи, – услышал я голос за спиной. Это был Григорий, кузнец из соседней деревни. Он часто приходил сюда, чтобы отдохнуть после работы. Его крупная фигура казалась неуклюжей, но взгляд был острым.
Я обернулся, кивнул. Он сел рядом, положив свои руки на колени.
– Понимаешь, – начал он, – жизнь порой несправедлива. Но она продолжает идти, нравится тебе это или нет. Я молчал, наблюдая за медленным течением воды. Его слова были простыми, но они напоминали мне о тех разговорах, которые я слышал от Марии и Петра.
– Ты хочешь найти того человека, – продолжил он. – Это видно. Но знай: правда может оказаться хуже, чем ты думаешь. Прошли годы, пока я стал сильнее, умнее, терпеливее. Эти беседы, работа в кузнице, книги, которые я изучал по ночам – всё это стало частью подготовки. И когда я наконец решил, что пора двигаться дальше, мой путь привёл меня в Санкт-Петербург, где началась моя жизнь детектива. Шум карет за окном смешивался с гулом людских голосов, создавая ту особую атмосферу вечера в Санкт-Петербурге, когда город ещё не спал, но начинал замедлять свой ритм. Я стоял у входа в оперный театр, сжимая пальцами жёсткую ткань плаща. Вокруг нас Дмитрием суетились богатые горожане, прибывшие на премьеру. Их смех и негромкие разговоры утопали в звуке шагов по мостовой, освещённой газовыми фонарями. Театр сиял, словно драгоценный камень: высокие колонны, покрытые золотыми узорами, и мраморные ступени излучали величие, недосягаемое для простых смертных.
– Следи за залом, – коротко бросил Дмитрий, глядя на толпу у входа. Его лицо, едва освещённое светом фонаря, выглядело напряжённым.
– Уверен, что наш человек уже внутри, – тихо ответил я, сканируя взглядом каждую фигуру в толпе. Люди входили в театр, передавая билеты помощникам, их движения были уверенными и расслабленными. Но на лицах некоторых я видел нечто иное – сдержанное беспокойство или поспешность, которые могли означать всё, что угодно. В руках у Дмитрия была небольшая записная книжка. Он делал в ней пометки время от времени, бросая короткие взгляды на лица прохожих. Я же следил молча, стараясь уловить даже мельчайшие детали. Вдали, на мостовой, послышались звонкие удары копыт – очередная карета прибыла к театру. Её пассажиры, очевидно, были высокопоставленными гостями, что вызвало новую волну шёпота среди публики.
– Ты нервничаешь, – заметил Дмитрий, не отрываясь от записей. Его голос был резким, но в нём звучала привычная нотка насмешки.
– Нервничаю, потому что знаю: сегодня что-то произойдёт, – ответил я, продолжая наблюдать. Это чувство не покидало меня с того момента, как мы получили письмо с угрозой. – Чувства хороши для поэтов. Держи голову ясной, Пётр, – бросил он, закрывая записную книжку. – Заходим. Внутри театра было ещё великолепнее. Пол из мрамора отражал свет многочисленных люстр, а запах воска и дорогого парфюма смешивался в воздухе, наполняя его почти осязаемой роскошью. Мы прошли через вестибюль, следуя за потоком людей. Лестницы, ведущие на балконы, были украшены резьбой, а стены покрыты панелями с золотыми орнаментами. Это место дышало искусством, но я не мог отделаться от ощущения, что за этой внешней красотой скрывается что-то тёмное. Мы заняли свои места в задней части зала, откуда открывался вид на сцену и аудиторию. Дмитрий расположился рядом, вытянув ноги и как будто расслабившись, хотя я знал, что он наблюдает за каждым движением вокруг.
– Тот, кто написал это письмо, не станет сидеть спокойно, – сказал я, кивая в сторону зала.
– Или станет, чтобы лучше видеть, как всё будет разворачиваться, – парировал он, чуть наклоняясь вперёд. Я внимательно смотрел на гостей. Каждый жест, каждое движение казалось мне подозрительным. Люди усаживались на свои места, рассматривали программу, перешёптывались. Человек в тёмном пальто, которого я заметил у входа, сел недалеко от сцены. Его поза была странной – он не разговаривал с соседями, его взгляд был сосредоточен на пустом пространстве перед собой.
– Вижу его, – прошептал я Дмитрию, указывая на фигуру.
Он слегка повернул голову, отметив направление моего взгляда.
– Подождём, – сказал он. – Пусть покажет себя.
Премьера началась. Оркестр заиграл первые ноты, и занавес медленно поднялся, открывая сцену, залитую светом. Актёры, облачённые в роскошные костюмы, начали свои партии, и публика с восхищением следила за каждым их движением. Но моё внимание было сосредоточено на том человеке. Его фигура оставалась неподвижной, лишь изредка его взгляд перемещался по залу. Я чувствовал, как напряжение нарастает. Время будто замедлилось, каждый звук, каждый шорох казались более громкими, чем они были на самом деле. И затем всё произошло. Громкий взрыв разорвал тишину. Зал содрогнулся, и на мгновение всё погрузилось в хаос. Люди начали кричать, вставать со своих мест, толкаться. Красный бархат занавеса вспыхнул, охваченный пламенем. Дым быстро наполнил зал, заставляя всех искать выход. Я вскочил на ноги, пытаясь рассмотреть что-то через дым. Тот человек, которого я наблюдал, поднялся и быстро направился к выходу. Его движения стали ещё более уверенными, как будто он ожидал этого момента.
– За ним! – крикнул я Дмитрию, но он уже бежал к другой части зала, помогая направлять людей к выходу. Я пробирался через толпу, стараясь не терять из виду фигуру в пальто. Мои лёгкие горели, запах дыма заполнял их, но я продолжал двигаться. Он вышел через боковой выход, и я последовал за ним. Снаружи было прохладно, но воздух казался чище. Я успел заметить, как фигура скрылась за углом соседнего здания. Моё сердце бешено колотилось, но я собрал последние силы и бросился за ним. Дальнейшее я помню смутно. Мы потеряли его. Дмитрий упал с лестницы, получив серьёзную травму. Пожар был потушен, но многие получили ранения, и никто так и не узнал, кто стоял за этим взрывом. Это было моё первое серьёзное поражение, которое оставило след не только на моей карьере, но и на моей душе. Я долго стоял у входа в театр, глядя на обугленные стены и обломки. Мои кулаки сжались, а внутри разгоралось чувство ярости. Это был ещё один момент, который напомнил мне о моём прошлом – о том, что зло остаётся ненаказанным, если его не преследовать до конца. Ночь опустилась на Санкт-Петербург с её характерным густым и холодным туманом. Я сидел в своей маленькой квартире на четвёртом этаже, прислонившись к холодной каменной стене. Стол передо мной был пуст, кроме одной детали – моей записи о деле, которое вышло из-под контроля. Густой запах древесного дыма от печки едва спасал от сырости, но мне было всё равно. В моих мыслях по-прежнему бился театр, взрыв, упущенная фигура и те люди, которые пострадали из-за нашей ошибки. Я не мог смириться с провалом. Мой взгляд остановился на том самом плаще, который я до сих пор хранил. Ткань потемнела от времени, но в ней был дух старой России. Это было что-то вроде напоминания о доме Ивановых, о моей молодости, которая давно осталась в тени воспоминаний. Я протянул руку и прикоснулся к нему, как будто хотел ощутить нечто большее, чем ткань. Этот плащ был со мной в театре. В тот момент, когда Дмитрий рванул в одну сторону, а я в другую, я знал, что огонь и хаос уничтожат всё. Я мог лишь наблюдать, как его фигура исчезает в дыму, унося с собой все ответы. В ту ночь я сказал себе, что больше не допущу подобной ошибки. Но слова – лишь слова. Как можно убедить себя, если чувства говорят обратное? Вопросы грызли меня каждую секунду, и ни одна из газет, ни одно новое дело, которое предлагало управление, не могли отвлечь меня. Даже Дмитрий больше не появлялся на работе. Его уход заставил меня задуматься, сколько ещё мы потеряем, прежде чем добьёмся правды. Я поднялся со стула, тяжело ступая по полу к единственному окну, через которое можно было видеть узкую улицу, залитую слабым светом газовых фонарей. Тишина была практически абсолютной, прерываемая редкими шагами ночных прохожих. Я часто задумывался о том, каково это – жить обычной жизнью, без этого постоянного ощущения, что ты на шаг позади от правды. Я мог видеть семейные пары, которые спешат домой, рабочих, которые возвращаются после долгого дня, и думал: почему всё это кажется мне таким далёким? На следующее утро мои ноги сами привели меня к театру. То, что осталось от его изысканной красоты, стояло как напоминание о той ночи. Двери были закрыты, но работы внутри шли полным ходом. Я стоял, скрестив руки, наблюдая, как рабочие поднимают балки и доски, готовясь восстановить разрушенное. Но среди всего этого шума я видел только картины из прошлого. Вот там, у сцены, вспыхнуло пламя. Там же, на лестнице, упал Дмитрий. Все эти образы вставали передо мной, как живые.
– Эй, что вам здесь нужно? – спросил один из рабочих, заметив меня. Его голос был грубым, но в нём не было злобы.
– Просто смотрю, – ответил я, не двигаясь.
– Здесь больше нечего смотреть, – буркнул он. – Театр откроется через пару месяцев, а вы зря время теряете.
Его слова застряли у меня в голове. «Зря время теряю…» Может быть, он был прав. Но тогда я знал: только действия могут привести меня туда, где есть ответы. Театр был частью головоломки, но её нельзя было собрать, просто стоя на месте. Я вернулся в управление позже днём. Обшарпанная деревянная лестница скрипела под моими шагами, как будто каждый гвоздь жаловался на моё присутствие. На стенах висели старые афиши о пропавших людях, разыскиваемых преступниках и случайных происшествиях. Это был наш мир, заполненный тайнами, которые редко находили своё разрешение.
– Корсаков! – позвал меня голос начальника, как только я пересёк порог. Его кабинет всегда был мрачным: темно-красные шторы закрывали окна, а лампа на столе едва освещала груду бумаг.
– Зайди, нам нужно поговорить.
Я закрыл за собой дверь и сел напротив его стола. Он долго смотрел на меня, скрестив руки на груди. Его седые волосы были аккуратно зачёсаны назад, а густые брови хмуро нависали над глазами.
– Ты видел Дмитрия? – наконец спросил он.
Я покачал головой.
– Он больше не вернётся, – продолжил начальник, тяжело вздыхая. – Его дело закончено. И если ты не хочешь, чтобы с тобой произошло то же самое, подумай о своём будущем. Его слова прозвучали как предупреждение, но я не мог принять их. Моё будущее? Оно уже давно определено. Я знал, что моя жизнь не может быть обычной, пока не будут найдены ответы, которые преследуют меня.
– Я не брошу начатое, – сказал я твёрдо, встретив его взгляд.
Он ничего не ответил. Лишь кивнул, как будто понимал, что меня не переубедить. Вечером я вернулся домой, на свой четвёртый этаж. Закрыв за собой дверь, я сел за стол, открыв записную книжку. На её страницах уже были заметки о подозреваемом, которого мы видели в театре. Фигура в пальто, таинственное исчезновение, отсутствие свидетелей – всё это складывалось в неуловимую картину. Я записывал каждую деталь, которая приходила мне в голову, надеясь, что однажды эти кусочки сойдутся.Я сидел там до глубокой ночи, пока свеча не догорела, оставив комнату в полумраке. Тишина окутала меня, но я не чувствовал уюта. Это была тишина, которая говорила мне о том, что путь будет долгим, и я только в самом его начале. Я остался сидеть за столом в архиве управления, когда в коридоре начали постепенно гаснуть лампы. Кабинет освещался лишь слабым светом одинокой лампы на столе, излучающей мерцание на исписанные листы и старые газеты. Часы над дверью отметили полночь, и только тогда я понял, сколько времени провёл, просматривая материалы. Мои глаза жгло от напряжения, но я не мог оставить это дело. Каждая бумага была словно кусочек мозаики, которую я отчаянно пытался собрать. Взрыв в театре был не просто несчастным случаем, это я знал точно. Слишком многое указывало на спланированность этого акта. Но загадка становилась только сложнее. Строки в рапортах начали сливаться перед глазами, и я провёл руками по лицу, чувствуя усталость. Стук в дверь неожиданно вывел меня из транса. Я поднял голову, инстинктивно бросив взгляд на часы. Никто не приходит сюда в такое время. На мгновение воцарилась тишина, прежде чем стук повторился, более настойчиво. Я поднялся, слегка насторожившись, и шагнул к двери. Открыв её, я столкнулся с хозяйкой дома, где снимал квартиру. На её лице читалось беспокойство.
– Пётр Андреевич, – начала она. – К вам кто-то пришёл. Я хотела было прогнать их, но они настаивали, что это срочно.
– Кто? – спросил я, нахмурившись.
– Не представились, – ответила она, пожав плечами. – Высокий человек, в плаще. Сказал, что его зовут Яков.
Имя мне ничего не говорило. Я быстро вернулся к столу, сложил все бумаги и убрал их в ящик. Мысль о позднем визитёре вызывала беспокойство, но и любопытство. Зачем кто-то пришёл ко мне так поздно? И почему он знал, где меня искать? Яков ждал меня на улице. Он стоял под фонарём, который отбрасывал длинную тень на мокрую мостовую. Его плащ был тёмным, капли дождя стекали по его полям, а шляпа прикрывала лицо, оставляя лишь часть подбородка видимой. Я остановился в нескольких шагах, не делая поспешных движений.
– Корсаков, – произнёс он, и его голос был низким и хриплым, будто он давно не говорил. – Я ждал, что вы выйдете.
– Кто вы? – спросил я, сдерживая желание перейти к агрессивным вопросам.
– Человек, который знает больше, чем вам рассказывают, – ответил он, делая шаг ко мне. – Я знаю, что вы хотите найти ответы. И я пришёл предложить вам их. Я скрестил руки на груди, пытаясь сохранить видимость равнодушия.
– Почему я должен вам верить?
– Вы не должны. Но я думаю, что у вас просто нет другого выбора, – он открыл небольшой портфель, который держал в руке, и протянул мне папку. – Здесь записки и документы, которые никогда не попадут в архив вашего управления. Потому что те, кто их скрывают, делают это осознанно. Я колебался, но, наконец, взял папку. Его слова были слишком загадочными, чтобы оставить их без внимания. Я открыл её прямо там, под дождём. Внутри были старые отчёты, заметки и карта города, на которой красным были отмечены несколько точек. Одна из них – театр.
– Это место, где вы найдёте то, что ищете, – сказал Яков, кивая на карту. – Но будьте готовы. Ответы не всегда приносят облегчение. Он повернулся и скрылся в тени улицы, прежде чем я успел задать следующий вопрос. Я стоял под фонарём, крепче сжимая папку, и пытался осознать, что только что произошло. Мои инстинкты кричали о ловушке, но желание узнать правду пересилило осторожность. Вернувшись в свою квартиру, я расстелил на столе карту и заметки из папки. Мои глаза бегали по линиям, ищущим связи между отмеченными точками. Каждая отметка представляла место, связанное с последними месяцами преступлений: старый склад на окраине города, пирс у реки и, конечно, театр. Все эти места казались несвязанными, но что-то в них меня беспокоило. Как будто я смотрел на узор, который пока не мог распознать. Я решил начать с театра. Завтра я вернусь туда. Но не для того, чтобы смотреть на обгорелые стены. Теперь я знал, что искать. Утро в Санкт-Петербурге всегда начиналось с лёгкой дымки, которая окутывала крыши домов и узкие мостовые. Я стоял у окна, наблюдая, как первые солнечные лучи медленно пробиваются сквозь серое небо. Моя комната освещалась этим мягким светом, который падал на старый деревянный стол, где всё ещё лежала карта из папки, переданной мне ночью. Красные отметки на карте казались живыми, как будто они ждали, когда я начну действовать. Я посмотрел на часы, висящие над дверью: едва перевалило за шесть утра. Весь город ещё спал, но мне не было покоя. Взяв карту, я свернул её и убрал в карман пальто. Убедившись, что всё готово, я двинулся к выходу. Мостовая была мокрой после дождя. Я ступал осторожно, чтобы не поскользнуться, при этом стараясь держаться ближе к зданиям. Улицы были почти пустыми, если не считать редких фигур спешащих рабочих и продавцов, устанавливающих свои лавки. Воздух был свежим, но холодным, пробирающим до костей. Оперный театр встретил меня тишиной, которая казалась почти зловещей. Его величие, которое прежде завораживало, теперь было опалено памятью о той трагедии. Рабочие уже начали восстановление: слышались стук молотков и скрип деревянных балок. Я остановился у ворот, наблюдая за их суетой. Никто не обращал на меня внимания, что, впрочем, было мне на руку. Я шагнул внутрь, стараясь не привлекать внимания. Ветер гулял по разрушенному залу, играя с остатками бархатных тканей. Запах копоти всё ещё витал в воздухе, несмотря на усилия рабочих очистить место. Мои ноги автоматически привели меня к лестнице, где я видел последний момент Дмитрия, и мой взгляд остановился на месте его падения. Казалось, что время здесь замерло, сохранив каждую деталь той роковой ночи. Но я знал, зачем пришёл. Взяв карту из кармана, я ещё раз взглянул на отметку. Она указывала на северо-восточную часть здания, где располагалась боковая сцена. Двигаясь через обломки и оставшиеся конструкции, я нашёл её. Место было тихим, почти забытым среди остальных работ. Здесь, возле стены, я увидел небольшую металлическую дверь. Её поверхность была покрыта следами копоти, но ручка была чистой. Она явно была использована недавно. Моё сердце ускорилось, когда я потянул её на себя. Дверь открылась с лёгким скрипом, и передо мной открылось узкое помещение, больше похожее на склад. Внутри было темно, но я заметил старый деревянный ящик, стоящий у стены. Его покрытие было потрескавшимся от времени, но замок выглядел относительно новым. Это было странно: зачем новый замок на старом ящике? Я попытался открыть его, но замок оказался крепким. Моё внимание привлекла небольшая метка на стене рядом с ящиком. Это была круглая отметина, явно оставленная чем-то острым. Её контуры были почти незаметны в полумраке, но она бросала вызов моей интуиции. Я достал блокнот и записал её описание, чтобы позже вернуться к этому. Через час я уже сидел в своей комнате, снова изучая карту и записки. Каждый найденный мной элемент казался связанным с чем-то большим, но я всё ещё не мог понять, как. Я достал из ящика свою старую записную книжку, куда вносил все заметки о подозреваемом. На первой странице красовалась единственная фраза: «Тот, кто ускользает». Это была моя собственная метка, мой вызов самому себе. Мои мысли вернулись к человеку в тёмном пальто. Его движения, его спокойствие, его исчезновение – всё это не давало мне покоя. Я чувствовал, что он связан с этой картой, с этими местами, но доказательств всё ещё не было. Работа, которую я начал, казалась бесконечной, но я знал, что не могу остановиться. В дверь моей квартиры постучали. Это был неожиданный э звук, прерывающий мои размышления. Я поднялся, медленно подошёл к двери и открыл её. На пороге стояла женщина, явно обеспокоенная. Её лицо было бледным, а глаза блестели от слёз.
– Вы Корсаков? – спросила она, голос её дрожал.
– Да, – ответил я. – Чем могу помочь?
– Меня отправили к вам… Сказали, что вы единственный, кто сможет мне помочь, – её слова были сбивчивыми, но я понял, что она пришла не случайно. Я жестом пригласил её войти, закрыл дверь и предложил ей место за столом. Она села, сложив руки на коленях, и её глаза метались по комнате.
– Что случилось? – спросил я, садясь напротив.
Она вздохнула, пытаясь собраться с мыслями.
– Это касается моего мужа. Он пропал несколько дней назад. Я искала его повсюду, но никто не знает, куда он мог уйти. Последний раз его видели возле театра… в ночь взрыва. Её слова прозвучали как гром среди ясного неба. Это была новая деталь, новый путь, который мог привести меня к разгадке. Женщина, сидящая передо мной, выглядела так, словно последние дни истощили её до предела. Её руки, крепко сложенные на столе, выдали напряжение, даже если она старалась выглядеть спокойно. Я налил ей стакан воды, поставив его ближе. Она едва заметно кивнула, как будто благодарила, но её взгляд всё равно оставался устремлённым в одну точку на столе.
– Ваш муж был рядом с театром в ночь взрыва? – начал я, стараясь говорить мягко, чтобы она чувствовала себя комфортнее.
– Да, – она наконец подняла на меня глаза. – Он должен был там быть по работе. Николай, мой муж… он… – Она запнулась, проглотив слёзы. – Он доставляет материалы для ремонта. Театр недавно нанял его для работы с поставками. Но я… я не знаю, зачем он пошёл туда в тот вечер. Это было поздно. Он всегда возвращался к ужину, а в тот день – ничего.
Её голос задрожал, но она продолжила:
– Я пыталась узнать у рабочих, но никто ничего не говорит. Некоторые говорят, что видели его, а некоторые – что нет. Это словно кошмар. Они что-то скрывают, я уверена. Её слова начали складываться в моей голове в новую картину. Если Николай действительно был там в ночь взрыва, то его исчезновение могло быть связано не только с обычным несчастным случаем. Возможно, он оказался частью этой загадки, не подозревая о том, во что ввязывается.
– Я постараюсь разобраться, – сказал я, вставая с места. – Вы упомянули, что он работал с поставками. Где я могу найти его бумаги? Возможно, счета, маршруты? Всё, что поможет понять его действия.
Она кивнула, быстро вытирая лицо платком.
– Всё в нашем доме. Я могу показать вам.
Мы направились к её дому, находившемуся на южной стороне города. Это был старый, но ухоженный деревянный дом с небольшой верандой. Я уже знал, что внутри он окажется наполнен мелкими деталями семейной жизни, которые теперь показались ей пустыми без мужа. Войдя, она провела меня к столу в углу комнаты. Там аккуратно лежали бумаги: квитанции, маршруты, записки Николая. Я начал просматривать их, замечая каждую мелочь. Его записи были чёткими, почти идеальными, как у человека, привыкшего работать с логистикой. Но одна из записей привлекла моё внимание. Это был заказ, сделанный на имя неизвестного мне лица. Подписано лишь «Г.» – Вы знаете, кто это мог быть? – спросил я, показывая ей бумагу. Она медленно покачала головой. – Нет. Николай не говорил об этом. Но… я помню, он как-то упоминал странного человека. Он… он сказал, что этот человек всё время спрашивал о театре. Её слова были мне полезны. Пока я не знал, насколько важна эта зацепка, но она точно заслуживала внимания. Вернувшись в управление, я сразу отправился к архиву. Но на этот раз я искал не только материалы по театру. Я хотел связать всё это с другими делами. Чувствовал, что между событиями есть связь, которую я пока не вижу. Недавно в городе начались слухи о пропавших рабочих. Эти люди были обычными трудягами, исчезнувшими на своих рабочих местах или по пути домой. Некоторые из них возвращались спустя несколько дней, но ничего не помнили. Это заставляло их семьи молчать, чтобы избежать лишнего внимания. Но другие… другие так и не вернулись. Просматривая дела, я заметил, что большинство исчезновений происходило возле старых зданий, находившихся на реставрации или под снос. Странное совпадение. И одно из таких мест – склад на окраине города, который фигурировал в карте, найденной в папке от Якова. В моей голове начали выстраиваться новые вопросы: если эти пропавшие связаны с тем же, кто стоит за взрывом в театре, то зачем им понадобился Николай? Его исчезновение и пропажа других рабочих не могли быть случайностью. Позже вечером я оказался на складе, указанном на карте. Место было тёмным и тихим. Ветер гулял между старых стен, как будто пытался напомнить, что это место видело слишком много. Я вошёл внутрь, держа руку на кармане, где лежал небольшой фонарик. Склад был заполнен поломаными ящиками и мусором, но в углу я заметил свежие следы. Кто-то был здесь недавно. Я подошёл ближе и увидел клочок бумаги, лежавший на полу. На нём был тот же почерк, что и на маршруте Николая, с одной только фразой: «Назначено на рассвете». Эти слова заставили меня насторожиться. Рассвет. Значит, я был на верном пути, но времени оставалось мало. Я стоял в мертвом тишине склада, чувствуя, как гулкий стук своего сердца перекрывает звук ветра, гуляющего между стенами. Фраза на клочке бумаги – «Назначено на рассвете» – звучала в моей голове как неумолимый призыв к действию. Время будто уплотнилось, и я почувствовал, что каждую секунду теряю возможность узнать больше. Я присел на корточки, подбирая кусок бумаги, и внимательно осмотрел его. Почерк совпадал с заметками Николая, это не вызывало сомнений. Бумага была немного влажной от сырости, но свежая, как будто кто-то оставил её здесь не так давно. Подняв взгляд, я оглядел помещение: старые деревянные ящики, пыльные тканевые полотна, словно забытые для укрытия. Но на полу заметил кое-что ещё: слабые следы ботинок, оставленные на влажной земле склада. Подойдя ближе, я внимательно изучил эти следы. Одна из пар обуви была явно мужской, глубокий отпечаток указывал на то, что человек нёс нечто тяжёлое. Второй след – почти стертый, лёгкий. Возможно, это был человек меньшего веса или тот, кто старался двигаться тихо. Каждый шаг был направлен к дальней стене склада. Я направился следом за этими отпечатками. Вспыхивающий свет фонаря отражал пыль в воздухе. Приближаясь к стене, я заметил странную деталь: деревянные панели на её поверхности выглядели новее, чем остальная структура здания. Похоже, их недавно меняли. Слегка надавив на одну из досок, я почувствовал, как она подалась. Пространство за ней было полым. Я вытащил доску и осветил фонарём пустоту. За панелью находился узкий проход, ведущий вниз по старым каменным ступеням. Запах сырости и гнили заполнил воздух, заставив меня на секунду задержать дыхание. «Назначено на рассвете…» Я слышал эти слова, словно они звучали эхом в этом тёмном проходе. Не раздумывая долго, я сделал шаг вниз. Спустившись по ступеням, я оказался в подвале. Это было небольшое помещение с низким потолком, наполненное ящиками, мешками и старым оборудованием. Здесь было темно, но мой фонарь выхватывал отдельные элементы: стол в углу, покрытый бумагами, и металлический шкаф, стоящий рядом. На столе лежали разрозненные записки, карты, куски ткани. Всё выглядело как место, где кто-то занимался подготовкой. Я начал перебирать бумаги. Они были полны схем. Одной из них была схема театра. Я сразу узнал её – тот самый зал, который я не мог выкинуть из головы. На схеме были сделаны пометки красным карандашом. Одно из мест было обведено кругом, это оказалась сцена. Именно здесь произошёл взрыв. Другая отметка находилась возле бокового выхода. Я чувствовал, что эти записи связаны с человеком в пальто, но их истинная цель оставалась загадкой. Шум. Я замер, выключив фонарь. Слышался тихий, едва уловимый звук шагов сверху, где я был несколько минут назад. Кто-то следовал за мной. Я почувствовал, как по телу пробежал холод. Неизвестный двигался осторожно, но мои уши привыкли к тишине, и я уловил каждый его шаг. Схватив несколько листов со стола, я бросился к дальнему углу подвала, надеясь найти второй выход. Мои пальцы дрожали, но я старался сохранять спокойствие. Проход действительно оказался. Маленькая дверь вела наружу, открывая мне путь к спасению. Не оглядываясь, я выбежал на улицу. Когда я оказался в относительной безопасности, то глубоко вдохнул, пытаясь успокоить бешено бьющееся сердце. В руке я всё ещё держал бумаги, вырванные из подвала. По ним можно было судить, что тайная операция началась задолго до того, как театр стал целью. Возможно, всё это – лишь верхушка айсберга. Я направился к себе домой. Ночь казалась бесконечно длинной, и я понимал, что с каждым новым шагом разгадка становилась всё ближе. Но вместе с этим нарастала и опасность. Кто-то преследовал меня, кто-то был связан с этим местом. И тот, кто оставил эти записи, наверняка знал, что я теперь стал частью игры, которую они начали. Дом встретил меня привычным холодом и тишиной. Узкий коридор с блеклыми обоями, запах сырости, лоскуток света из окна над лестницей – всё это казалось таким застывшим и отстранённым от того, что только что произошло. Я на секунду замер перед дверью своей квартиры, прислушиваясь к звукам в доме, но всё было тихо. Никто не следил за мной, по крайней мере, пока. Закрыв дверь, я аккуратно положил бумаги, которые принёс со склада, на свой стол. Комната наполнилась слабым светом уличных фонарей, падающим через единственное окно. Я зажёг свечу, её пламя дрогнуло от лёгкого сквозняка. Сев на стул, я начал внимательно изучать каждую страницу. Заметки, которые мне удалось вырвать из подвала, на первый взгляд были хаотичными. Линии, стрелки, слова, написанные небрежно – всё это производило впечатление, будто их писали в спешке. Но спустя несколько минут я начал замечать закономерности. Одним из ключевых элементов была дата. Завтра, рассвет. Это была одна из последних отметок на карте, и с ней были связаны другие места, включая старый пирс. Мои мысли вернулись к тому странному мужчине в театре. Всё, что я увидел в его действиях, говорило об одном: он был не простым зрителем. Его присутствие там, его спокойствие, его способность исчезнуть в хаосе – всё это наталкивало на мысль, что он был причастен к организации взрыва. Теперь я начал задаваться вопросом: был ли он связан с этим складом? Или же с теми, кто стоял за всей этой сетью? Я почувствовал, что пора свернуть бумаги и попытаться уснуть хотя бы на несколько часов перед предстоящим днём. Но, несмотря на усталость, сон не приходил. Я лежал на жёсткой кровати, глядя в потолок, и мои мысли блуждали между прошлым и настоящим. Всё, что случилось, напоминало мне о той ночи, когда я потерял родителей. Огонь, тени, крики – слишком много параллелей с тем, что произошло в театре. Ночью я услышал, как внизу скрипнула лестница. Дом был старым, и такие звуки были не редкостью, но я не мог проигнорировать этого. Встав с кровати, я накинул плащ и медленно подошёл к двери. Сердце стучало громче, чем шаги тех, кто мог быть за стеной. Я прислушался, но ничего больше не услышал. Возможно, это был лишь ветер, гуляющий по лестнице. Но что-то в этой тишине было неправильным. Я чувствовал это всем своим существом. Рассвет наступил быстро. Я, так и не сомкнув глаз, накинул своё пальто, взял бумаги и карту, свернул их в рулон, и направился к месту, обозначенному на карте. Это был старый пирс, одно из тех мест, что казались позабытыми и утонувшими в сырости города. Пирс встретил меня запахом стоячей воды и гнилых досок. Длинные деревянные сваи тонули в мутной воде канала, создавая жуткую, почти зловещую атмосферу. Здесь было тихо, слишком тихо для места, где могла бы начаться активность в столь ранний час. Но я знал, что если что-то произойдёт, это случится именно здесь. Я остановился, внимательно оглядываясь вокруг. Заброшенные склады у воды, маленькие лодки, привязанные к свайным опорам, и та самая тень города, которая накрывала это место. Вдруг я заметил движение. В одном из окон старого здания мелькнула фигура. Я сделал шаг назад, стараясь слиться с окружающей тенью. Кто бы ни был там, он не должен был меня заметить. Мои пальцы сжали карту в кармане. Сердце билось бешено. Всё, что происходило, казалось не случайностью. Внезапно дверь одного из складов распахнулась. Мужчина вышел наружу, осматриваясь по сторонам. Это был он. Человек в пальто. На этот раз мне не нужно было гадать: это было его лицо, его уверенность, его спокойствие. И в этот раз я не позволю ему исчезнуть. Я сделал медленный шаг назад, прижавшись к грубо оструганной стене ближайшего склада. Дыхание замерло, а тело напряглось, как натянутая струна. Человек в пальто осматривался вокруг, его движения были размеренными, будто он знал, что всё под контролем. На мгновение его взгляд заскользил по моему направлению, и я ощутил, как каждый мускул внутри меня замирает. Здесь, на краю старого пирса, тишина казалась слишком громкой. Только слабый шум воды, бьющейся о сваи, и редкое потрескивание дерева создавали фон для этой напряжённой сцены. Мужчина вытащил из кармана что-то блестящее – небольшой металлический предмет. Он выглядел, как ключ. Я ждал, наблюдая. Он подошёл к одной из небольших лодок, привязанных к причалу, наклонился, чтобы открыть деревянный ящик у её носа. Я пытался разглядеть, что именно он делает, но, находясь на таком расстоянии, не мог понять деталей. Всё, что я видел, – это как он аккуратно перекладывает содержимое ящика в свою сумку. Внезапно сзади послышался шум: кто-то наступил на ветку. Этот звук, едва различимый в тихом утре, заставил меня замереть. Мужчина тоже услышал. Он резко выпрямился, обернувшись в сторону шума. Моё сердце подскочило: что-то пошло не так. Я услышал голос, приглушённый, но отчётливый: кто-то окликнул его. Другой мужчина в рабочем плаще приближался от складов, держа в руках небольшую сумку. Их разговор начался тихо, но я изо всех сил напрягал слух, стараясь уловить хоть слово. Однако расстояние и ветер играли против меня. Я понимал, что не могу оставаться незамеченным долго. Решив рискнуть, я медленно вышел из укрытия, двигаясь вокруг склада так, чтобы остаться в тени. Если мне удастся обойти их и зайти с другой стороны, возможно, я смогу подобраться ближе и увидеть, что именно происходит. Оказавшись на другой стороне, я замер, прячась за бочкой. Теперь их фигуры были ближе, и я мог разглядеть лица. Мужчина в пальто говорил с напарником короткими, резкими фразами, указывая на сумку в его руках. Напарник, казалось, нервничал: он постоянно оглядывался, его пальцы подрагивали, словно он боялся сделать что-то не так. Я сделал ещё один шаг вперёд, стараясь не шуметь. Но доска под ногами предательски заскрипела. Оба мужчины обернулись в мою сторону. Всё произошло в мгновение ока. Человек в пальто резко схватил свою сумку, бросив что-то партнёру. Тот, не теряя времени, побежал к лодке, а сам мужчина направился в сторону складов, ловко скрывшись в тени. Я выскочил из укрытия, бросившись за тем, кто направлялся к лодке. Его движения были неуклюжими, как будто он был готов оставить всё, лишь бы сбежать. Лодка закачалась на воде, когда он прыгнул в неё, стараясь отвязать канат. Но я оказался быстрее. Мои руки вцепились в край лодки, и я потянул её обратно к причалу.
– Кто вы? Что вы здесь делаете? – выкрикнул я, пытаясь удержать его. Он ударил меня локтем, стараясь вырваться. Лодка качалась, а вода брызгала на нас обоих. Но я не отпускал. Его лицо исказилось от паники, он бросил сумку, пытаясь освободиться. И вдруг… он спрыгнул в воду. Холодная река поглотила его, и через несколько секунд он исчез под поверхностью. Я остался стоять на причале, тяжело дыша. В руках я держал сумку. Она была мокрой, но на ощупь я почувствовал внутри что-то твёрдое. Осмотревшись, я убедился, что больше никого нет, и направился обратно в сторону города. В своей комнате я осторожно открыл сумку. Внутри лежали металлические цилиндры, похожие на те, что использовались в инженерии. Но главное, что привлекло моё внимание, – это сложенный лист бумаги. На нём был список мест, разбросанных по городу. Театр был первым в этом списке. Мои руки дрожали. Это была связь, подтверждение того, что взрыв в театре был лишь частью чего-то большего. Но что именно они планировали? И кто стоял за всем этим? Мои мысли были прерваны стуком в дверь. Кто-то пришёл. Я замер, но стук повторился. Подходя к двери, я чувствовал, как внутри нарастает тревога. Открыв, я увидел… Дмитрия.
– Мы должны поговорить, Пётр, – сказал он, тяжело дыша. – Я узнал кое-что, и это касается нас обоих. Дмитрий стоял на пороге, его лицо было напряжённым, а взгляд – тяжёлым. Он выглядел так, будто последние дни не давали ему покоя. Я жестом пригласил его войти, и он, не говоря ни слова, прошёл в комнату. Его шаги были быстрыми, но неуверенными, как будто он всё ещё сомневался, стоит ли ему быть здесь. – Ты выглядишь так, будто видел призрака, – сказал я, закрывая дверь. – Возможно, я и видел, – ответил он, опускаясь на стул. Его голос был хриплым, как у человека, который слишком долго молчал. – Пётр, я не мог просто уйти. Я думал, что смогу оставить всё позади, но это дело… оно не отпускает меня. Я сел напротив него, скрестив руки на груди. Дмитрий всегда был человеком, который умел держать себя в руках, но сейчас он выглядел сломленным.
– Что ты узнал? – спросил я, стараясь не давить на него.
Он достал из кармана сложенный лист бумаги и положил его на стол. Я развернул его и увидел список имён. Некоторые из них были зачёркнуты, другие – обведены. Среди них я заметил имя Николая, мужа той женщины, которая приходила ко мне накануне.
– Это список, – начал Дмитрий. – Я нашёл его среди своих старых записей. Эти имена… они связаны с исчезновениями. Николай – один из них. Но есть и другие. Все они работали на стройках, в театре, на складах. И все они исчезли. Я внимательно изучил список. Каждое имя было как новая загадка, требующая разгадки. Но что связывало их всех? Почему именно эти люди стали мишенью?
– Ты думаешь, это связано с тем, что произошло в театре? – спросил я. Дмитрий кивнул.
– Я уверен в этом. Но есть ещё кое-что. Я слышал, что в одном из отелей на окраине города произошло убийство. Пара, которая остановилась там, была найдена мёртвой. И знаешь, что странно? Мужчина из этой пары тоже был в этом списке.
Его слова заставили меня замереть. Убийство в отеле? Это могло быть случайностью, но я знал, что в нашем деле случайностей не бывает.
– Какой отель? – спросил я, чувствуя, как внутри меня нарастает напряжение.
– «Золотая лилия», – ответил Дмитрий. – Старое место, почти заброшенное. Но они всё ещё принимают гостей. Я думаю, тебе стоит туда сходить. На следующее утро я направился к «Золотой лилии». Это был старый трёхэтажный дом с облупившейся краской и покосившимися ставнями. Его фасад выглядел так, будто он видел слишком много, чтобы оставаться равнодушным. Я остановился перед входом, осматривая здание. Оно казалось пустым, но я знал, что за этими стенами скрывается больше, чем кажется. Внутри пахло сыростью и старым деревом. На стойке регистрации сидел пожилой мужчина с густыми седыми бровями. Он поднял взгляд, когда я вошёл, и его глаза сузились.
– Чем могу помочь? – спросил он, его голос был низким и немного хриплым.
– Я ищу информацию о паре, которая остановилась здесь недавно, – сказал я, стараясь говорить спокойно. – Они были найдены мёртвыми.
Его лицо напряглось, но он быстро взял себя в руки.
– Я не знаю, о чём вы говорите, – ответил он, отворачиваясь.
Я почувствовал, что он что-то скрывает. Его реакция была э слишком быстрой, слишком оборонительной. Я решил не давить на него сразу, но знал, что мне нужно будет вернуться сюда позже. Вечером я снова оказался у отеля, но на этот раз я решил зайти с другой стороны. Обойдя здание, я нашёл задний вход, который вёл на кухню. Дверь была приоткрыта, и я осторожно вошёл внутрь. Внутри было темно, но я заметил слабый свет, исходящий из подвала. Я спустился по скрипучим деревянным ступеням, стараясь не издавать ни звука. В подвале я увидел старый стол, на котором лежали бумаги и карты. Среди них я заметил знакомые схемы – такие же, как те, что я нашёл на складе. Это было подтверждением того, что отель был частью чего-то большего. Но прежде чем я успел изучить их, я услыших шаги. Кто-то спускался по лестнице. Я быстро спрятался за ящиками, держа руку на кармане, где лежал мой нож. Шаги приближались, и я знал, что столкновение неизбежно. Шаги приближались, их звук усиливался с каждым мгновением. Моё сердце гулко стучало, каждый удар отдавался в ушах. Я едва дышал, стараясь слиться с полумраком подвала, спрятавшись за ящиками. В тусклом свете, проникающем через узкую щель, я успел рассмотреть силуэт. Это был тот же пожилой администратор, которого я видел на стойке регистрации. Но его лицо выражало не приветливую усталость, а что-то совсем иное – настороженность и скрытый страх. Он медленно спустился по лестнице, озираясь, держа в руках масляную лампу. Свет лампы освещал угол подвала, где я раньше видел карты и бумаги. Его взгляд пробежал по столу, и он заметно напрягся, заметив их отсутствие. Он буркнул что-то себе под нос, слишком тихо, чтобы я мог разобрать слова, затем поставил лампу на стол и начал осматривать помещение. Я понимал, что он искал. Бумаги, которые сейчас были у меня. Если он их не найдёт, это может вызвать подозрения и привлечь больше внимания к моему расследованию. Но если он найдёт меня, у меня не останется выбора. Я сжал небольшой нож в кармане пальто, не желая использовать его, но понимая, что ситуации могут развиваться непредсказуемо. В этот момент я услышал гулкий голос из-за двери наверху. Кто-то звал администратора. Его напряжённое лицо на мгновение изменилось, и он, бросив последний взгляд на подвал, схватил лампу и быстрыми шагами направился обратно. Как только дверь закрылась, я позволил себе выдохнуть. Возможно, это был шанс. На следующее утро я направился в управление, чтобы встретиться с начальником и обсудить последние события. Полицейский участок встретил меня привычным шумом: стук клавиш пишущей машинки, негромкий говор сотрудников и звон телефонного аппарата. Я шагнул в кабинет начальника, где он сидел за своим массивным столом, окружённый стопками документов. Его седые брови поднялись, когда он заметил меня.
– Корсаков, надеюсь, ты пришёл с объяснениями, – сказал он, едва взглянув на меня. – Ты таскаешься по всему городу, воруешь бумаги из отелей, и в итоге мы ничего не знаем. Что происходит?
– Убийство в «Золотой лилии», исчезновение Николая, взрыв в театре. Всё это связано, – ответил я, усаживаясь напротив. – Я нашёл бумаги, которые указывают на сеть, действующую по всему городу. У нас есть следы, но нужна ваша поддержка, чтобы двигаться дальше.
Он тяжело вздохнул, скрестив руки на груди.
– Сеть, говоришь? Ты понимаешь, Корсаков, что для таких заявлений нужны доказательства. У нас нет ресурсов, чтобы бегать за твоими призраками.
Я молча вытащил бумаги, которые нашёл на складе и в отеле, разложив их перед ним. Его лицо стало серьёзным, когда он начал изучать их. После нескольких минут молчания он наконец поднял на меня взгляд.
– Если это правда, что ты говоришь, то мы имеем дело не с одиночным преступлением, а с целой серией. Но почему ты не связался с нами раньше?
– Потому что времени не было, – ответил я. – У меня были только догадки. А сейчас у нас есть факты.
Он кивнул, затем отодвинул бумаги в сторону. – Хорошо. Мы можем организовать группу, чтобы проверить твои сведения. Но учти: если это окажется пустой затеей, тебе придётся объяснять многое. Позже тем же днём, я встретился с двумя офицерами, которых назначили в помощь. Одного звали Васильев, крепкий мужчина с суровым выражением лица и коротко остриженной головой. Второй, младший – Климов, молчаливый, но наблюдательный. Вместе мы отправились обратно в «Золотую лилию». Подойдя к входу, я объяснил Васильеву ситуацию и то, что произошло прошлой ночью. Он оглядел здание, затем кивнул и постучал в дверь. Администратор снова вышел к нам, его лицо выражало смесь удивления и тревоги.
– Что теперь? – резко бросил он, заметив меня среди офицеров.
– Мы должны осмотреть ваш подвал, – твёрдо сказал Васильев.
Лицо администратора стало напряжённым.
– У нас нет ничего, что могло бы вас заинтересовать, – пробормотал он, но Васильев уже сделал шаг вперёд, явно намереваясь получить доступ к помещению. Когда мы вошли в подвал, он был почти пуст. Карты и бумаги исчезли. Лишь пустой стол и старый стул стояли на месте. Я почувствовал, как внутри меня нарастает разочарование. Кто-то знал, что мы вернёмся, и успел убрать следы. Климов заметил нечто интересное: царапины на полу, ведущие к одной из стен. Он позвал нас, и Васильев, нахмурившись, осветил место фонарём. За стеной, оказалось, был скрыт проход. Мы замерли, обменявшись взглядами. Теперь было ясно, что здесь творилось больше, чем могли предположить. Васильев медленно приблизился к стене с царапинами, его фонарь выхватывал шероховатую поверхность. Я стоял позади, затаив дыхание, наблюдая, как он внимательно изучает следы. Климов держал руку на кобуре, его взгляд метался между нами и лестницей, словно он ожидал, что кто-то может вернуться в любую минуту.
– Здесь определённо что-то есть, – сказал Васильев, его голос звучал уверенно. Он провёл рукой по каменной стене, затем ударил по одной из досок, прикрывающих дыру. Она слегка подалась. С помощью небольшого ломика, который Васильев достал из своего оборудования, он начал аккуратно отодвигать доски. Они скрипели под его усилиями, обнажая тёмный проход. Запах сырости и чего-то гнилого выбрался наружу, заставив нас отступить на мгновение.
– Вы это видите? – прошептал Климов, направляя свой фонарь вглубь.
Проход был узким, и по его сторонам висели старые ржавые трубы. Пол был каменным, покрытым влажным налётом. Васильев, прищурившись, сделал первый шаг, наклоняясь, чтобы пройти. Я последовал за ним, чувствуя, как холод проникает под пальто. Коридор вывел нас в небольшое помещение. Это был ещё один подвал, но гораздо больше предыдущего. Здесь было больше предметов: мешки, ящики, какие-то металлические конструкции, которые я не мог опознать. Всё выглядело так, будто это место использовали регулярно, но тщательно скрывали. Мой взгляд упал на длинный деревянный стол, который стоял в центре комнаты. На нём лежали разложенные бумаги, инструменты и карты города. Васильев осматривал ящики, а Климов поднял одну из карт. – Это схемы города, – сказал он, его голос был тихим, но напряжённым. – Смотрите, здесь отмечены точки… Театр, склад, пирс… и ещё несколько мест, которые пока неизвестны. Я подошёл ближе, чтобы изучить карту. Места, обозначенные крестиками, казались намёком на следующую цель. Всё указывало на то, что здесь велась подготовка к чему-то большему. Но самое странное было в том, что все места на карте были связаны с большими скоплениями людей: театры, рынки, вокзалы.
– Они планируют что-то, – пробормотал Васильев. – Но что?
Изучая бумаги на столе, я нашёл список имён. Среди них я снова увидел имя Николая, а также другие, которые уже встречались в делах о пропавших людях. Моё сердце екнуло, когда я понял, что это список их жертв. Людей, которые, возможно, были использованы или устранены.
Васильев кивнул мне, затем взял карту.
– Мы должны немедленно доставить это в управление. Это всё, что нужно для ордера на проверку остальных мест. Но прежде чем мы успели сделать хоть шаг к выходу, мы услышали шум. Шаги. Они приближались из того же коридора, по которому мы пришли. Климов быстро потушил фонарь, жестом велев нам спрятаться. Мы заняли позиции за ящиками, затаив дыхание. В помещение вошли двое мужчин. Один из них был тот самый пожилой администратор. Второй – незнакомый, но высокий, крепкий человек в потёртом пальто. Они о чём-то разговаривали шёпотом, затем подошли к столу, явно собираясь забрать бумаги и карты. Если бы мы опоздали хоть на несколько минут, это место было бы пустым. Климов вытащил оружие, его жест был тихим, но чётким. Васильев кивнул, показывая, что он готов. Я чувствовал, как напряжение заполняет комнату. Мы не знали, сколько ещё людей может быть рядом, и любое неправильное движение могло стоить нам жизни.
– Полиция! Не двигаться! – резко выкрикнул Васильев, выходя из укрытия.
Мужчины замерли, их глаза расширились от неожиданности. Но тот, кто был в пальто, оказался быстрее. Он схватил что-то со стола – кажется, это была одна из карт – и бросился к выходу. Администратор остался на месте, поднимая руки вверх. Климов погнался за беглецом, а Васильев остался, чтобы обезоружить администратора. Я же схватил оставшиеся бумаги со стола, понимая, что каждая секунда была на вес золота. Через несколько минут мы оказались снова на улице. Климов вернулся один, тяжело дыша.
– Ушёл, – сказал он, ударив кулаком по стене ближайшего здания. – Слишком хорошо знал путь. Но мы не ушли с пустыми руками.
Васильев оглянулся на меня.
– Эти документы могут быть нашим единственным шансом. Мы должны действовать быстро.
Я кивнул, чувствуя, как внутри меня смешиваются облегчение и тревога. Это расследование становилось всё сложнее, но я знал одно: чем ближе мы подбирались к правде, тем опаснее становилась игра. Документы, найденные в подвале «Золотой лилии», заняли весь мой стол. Развернув все карты и схемы, я начал систематически изучать каждую страницу, выискивая связи и подсказки, которые могли пролить свет на их замыслы. Васильев и Климов помогали мне, хотя в комнате царила угрюмая тишина. После недавнего столкновения на складе и побега того человека в пальто мы все чувствовали себя так, словно стоим на краю пропасти. Среди бумаг я снова наткнулся на схему театра. От руки кто-то добавил короткие аннотации к точкам, которые соответствовали ключевым местам в здании. Одним из них была сцена, где произошёл взрыв. Другие точки указывали на входы, складские помещения и какие-то скрытые пути, о которых раньше не сообщалось.
– Эти чертежи сделаны не вчера, – заметил Васильев, осматривая листы. – У них был доступ к этим зданиям задолго до того, как они начали действовать. Это подготовка.
– Или целая сеть, – тихо добавил Климов. Его внимание привлекла другая карта, на которой были отмечены те самые места, что мы уже посещали: склад на окраине, театр и пирс. Он указал на ещё одну точку. – Вот это мы ещё не проверяли. Похоже на отель… «Северный флигель». Я поднял глаза. «Северный флигель» – название было мне знакомо. Это место славилось своей таинственной историей. Говорили, что его часто посещали люди, желающие остаться незамеченными. Если это действительно был очередной пункт их сети, то время становилось нашим главным врагом. Мы направились к «Северному флигелю» ближе к вечеру. Старое здание возвышалось на узкой улочке, укутанной тенями, словно само место избегало дневного света. Его фасад был мрачным и потрёпанным временем: покрытые трещинами стены, заросший плющом вход и покосившаяся вывеска. На первый взгляд здание выглядело покинутым, но свет, пробивающийся через окна, говорил об обратном. Васильев подошёл первым, постучав в массивную деревянную дверь. Через несколько секунд она приоткрылась, и в дверном проёме показалась женщина средних лет с резко очерченными чертами лица. Её глаза сузились, заметив нас.
– Чем могу помочь? – спросила она, её голос был холодным, но ровным.
– Мы из полиции, – твёрдо ответил Васильев, показывая значок. – Нам нужно осмотреть помещение. Женщина нахмурилась, но открыла дверь шире, жестом приглашая войти. Внутри запах старины и пыли ударил в лицо, а тишина была почти неестественной. Пройдя по первому этажу, мы заметили, что большинство комнат были заперты. Женщина следовала за нами, её взгляд был насторожённым. Каждая наша попытка открыть дверь встречала её сухие объяснения: «Это склад», «Здесь никто не живёт». Но одна из дверей особенно привлекла моё внимание. На её ручке была тонкая нитка свежей пыли, а сам замок выглядел так, будто его недавно меняли.
– Что за этой дверью? – спросил я, обернувшись к женщине.
Её лицо напряглось, но она быстро взяла себя в руки.
– Это старая комната. Ею давно никто не пользуется.
Её слова прозвучали неубедительно. Васильев жестом подозвал одного из работников, находившихся снаружи, чтобы вскрыть дверь. Женщина попыталась возразить, но её попытки были проигнорированы. Когда дверь открылась, нас встретил холодный ветер, будто пространство за ней хранило тайну. Комната была пустой, но на полу мы заметили следы – тёмные полосы, будто что-то волокли по поверхности. В углу лежала старая куртка, напоминающая ту, которую носили рабочие.
– Здесь что-то происходило, – сказал Васильев, его голос был напряжённым. – И мы выясним, что именно. Тем временем Климов нашёл ещё одну лестницу, ведущую вниз. Она вела в подвал, намного больше того, что мы видели в «Золотой лилии». Свет фонаря выхватывал старые деревянные балки, влажные стены и разбросанные ящики. В углу стоял стол, на котором лежали карты и какие-то металлические цилиндры. Я подошёл ближе, осторожно беря один из них. Металл был холодным, а поверхность покрыта странными метками. Это напоминало мне находку из той самой сумки, что я отобрал на пирсе. Всё указывало на то, что эти устройства были частью их плана, но я всё ещё не понимал их назначения.
– Посмотри сюда, – позвал Климов, указывая на стену. Там была схема здания, и один из проходов вёл к соседнему зданию. – Это не просто отель. Они используют его как связующее звено. В этот момент я понял, что мы стоим на пороге чего-то большого. Но перед тем, как успел сказать хоть слово, мы услышали грохот наверху. Кто-то приближался. Грохот наверху заставил нас всех замереть. В подвале внезапно стало невыносимо тихо – так, что можно было слышать, как Климов резко втянул воздух. Васильев поднял палец к губам, жестом велев нам сохранять полную тишину. Наши глаза встретились, и я знал, что нужно подготовиться к любому развитию событий. ,Шаги над нами становились громче, и уже можно было различить несколько человек. Доски пола скрипели под их весом. Мы укрылись за старыми ящиками и полками, чтобы оставаться в тени. Сердце билось так громко, что казалось, будто оно выдаст наше местоположение. Внезапно дверь, ведущая в подвал, скрипнула, и узкий луч света от фонаря проник в помещение. Кто-то начал спускаться. Их шаги были осторожными, медленными, но уверенными. Очевидно, те, кто спускались, знали, что могут найти здесь. Васильев, держась наготове, жестом приказал Климову обойти их с другой стороны. Я вытащил блокнот из внутреннего кармана, стараясь зафиксировать в голове мельчайшие детали: как выглядели пришедшие люди, как они двигались. Это могло быть важно позже. Но в тот момент я знал только одно – нам нельзя допустить, чтобы нас заметили. Мужчины, спустившиеся в подвал, начали осматривать помещение. Их было трое. Один – высокий, в тёмном плаще, напоминал фигуру, которую я видел на пирсе. Его движения были уверенными, а взгляд – настороженным. Второй был среднего роста, плотного телосложения, с грубыми чертами лица. Третий – заметно младше, скорее помощник, чем равноправный партнёр. Он постоянно оглядывался, будто боялся собственной тени.
– Всё должно быть убрано до конца недели, – сказал высокий, его голос звучал резко. – Никаких следов.
– Мы не сможем так быстро, – пробормотал второй. – Это место всё ещё используется.
– Это не обсуждается, – отрезал первый.
Они подошли к столу, за которым мы недавно изучали карты. Я держал дыхание, когда высокий мужчина поднял один из металлических цилиндров. Его глаза сузились.
– Кто-то здесь был, – прошептал он, осматривая поверхность стола. – Всё не так, как я оставлял. Они начали осматривать помещение, заглядывая за ящики и в углы. Я почувствовал, как Васильев напрягся рядом со мной. Мы знали, что если нас найдут, то всё может закончиться быстро и не в нашу пользу. Климов, находившийся в дальнем углу, бросил камешек, чтобы отвлечь их внимание. Звук отвлёк их ровно настолько, чтобы мы смогли проскользнуть ближе к выходу. Я двигался медленно, стараясь не издать ни звука, но моя нога задела старую трубу. Она глухо стукнула по бетонному полу, и тишина разорвалась.
– Там кто-то есть! – крикнул один из них.
Не было времени думать. Васильев выскочил из укрытия, выкрикнув:
– Стоять! Полиция! Руки вверх!
Мужчины замерли на мгновение, затем высокий резко бросился к боковому выходу. Его напарники остались на месте, подняв руки, но я видел, что в их глазах не было ни страха, ни раскаяния. Эти люди понимали, что их поймали, но вряд ли собирались что-то говорить. Мы доставили двоих задержанных в управление. Васильев и Климов занялись допросами, а я вернулся к бумагам, которые мы успели захватить. Среди документов, найденных на месте, я нашёл новый список имён и схемы нескольких зданий. На этот раз список включал не только рабочие места, но и общественные заведения: библиотеки, лавки, таверны. Это укрепило мою уверенность в том, что эта группа планировала нечто масштабное. Допросы не принесли много информации. Задержанные молчали или давали самые общие ответы. Один из них, правда, проговорился о том, что у них есть «главное место». Он не сказал, где оно находится, но я знал, что карты и найденные улики могут привести нас туда. Тем временем начальник управления собрал нас для обсуждения. Его лицо было серьёзным, и глаза выдавали тревогу.
– Если ваши находки верны, то мы имеем дело с организацией, которая действует по всему городу. Их цели остаются неизвестными, но они явно готовятся к чему-то крупному. Мы не можем позволить им завершить свои планы.
Он перевёл взгляд на меня.
– Корсаков, ты хорошо справился. Но теперь мы должны работать сообща. Все силы управления будут направлены на это дело. С этими словами мы официально начали новую фазу расследования. Дело стало масштабным, втягивая в себя новые улицы, здания и даже тех людей, которых мы раньше не считали подозреваемыми. Администратор «Золотой лилии» сидел напротив нас, его руки были сложены на столе, а лицо выражало смесь напряжённости и враждебности. Несмотря на его возраст, в глазах всё ещё читалась острота – как у человека, привыкшего быть на шаг впереди. Рядом с ним сидел второй задержанный, тот крепкий мужчина, пойманный на месте. Оба молчали, их губы были плотно сжаты, а взгляды избегали наших. Васильев начал первым, опираясь на свою привычную строгость. Он уселся напротив, положив перед собой папку с делом, и медленно открыл её. В комнате было тихо, слышался только слабый шум улицы за окном. Я стоял позади, наблюдая за каждым движением, и готов был вмешаться, если это потребуется.
– Итак, начнём с простого, – сказал Васильев, его голос был низким и чётким. – Что вы делали в подвале отеля? И почему у вас были карты театра и других мест города?
– Я не знаю, о чём вы говорите, – холодно ответил администратор, отводя взгляд. Его голос звучал спокойно, но я заметил, как его пальцы дрогнули.
Васильев наклонился вперёд.
– Вы понимаете, что если вы продолжите молчать, это лишь усугубит вашу ситуацию? У нас есть доказательства того, что вы были частью группы, занимавшейся незаконной деятельностью. Хотите, чтобы вас обвиняли в терроризме?
Мужчина чуть поморщился, но ничего не сказал. Напряжение в комнате усиливалось, но Васильев сохранял спокойствие.
– А ты? – обратился он ко второму задержанному. – Может, ты расскажешь, кто был с тобой в тот день?
Крепкий мужчина резко поднял взгляд, но его губы оставались сжатыми.
– Я работаю на него, – наконец проговорил он, указав на администратора. – Я просто выполнял поручения.
– Какие поручения? – спросил Васильев, фиксируя его слова.
– Доставить оборудование. Металл, цилиндры… всё это. Мне платили, и я не задавал вопросов.
Его слова звучали как оправдание, но я видел, что он знает больше, чем говорит. Васильев кивнул, делая заметки, затем перевёл взгляд обратно на администратора.
– Хорошо. У нас есть список имён. Среди них – Николай, человек, который пропал после работы в театре. Вы знаете его?
Администратор молчал, но в его глазах промелькнуло что-то. Это была едва заметная реакция, но она не укрылась от нашего взгляда.
– Николай был частью вашей схемы, – сказал Васильев, нажимая на него. – И если вы не хотите говорить, мы найдём способ сделать это без вашей помощи.
Когда Васильев вышел из комнаты, чтобы сделать перерыв, я сел напротив задержанных. Моё присутствие, казалось, оказывало другой эффект – менее формальный, но более личный. Я посмотрел на администратора, его взгляд был упрямым, но в его движениях чувствовалась усталость.
– Я знаю, что вы скрываете. Знаю, что вы боитесь, – сказал я тихо. – Но чем больше вы молчите, тем хуже будет для вас и для тех, кто связан с этим делом.
Он ничего не сказал, но его пальцы снова нервно шевельнулись. Я продолжил:
– Николай был частью этой истории. И я уверен, что вы знаете, куда он пропал. Это не случайность. Вы в курсе, что происходит. Может, расскажете? На этот раз он посмотрел прямо на меня. Его глаза выражали смесь гнева и сомнений.
– Вы ничего не понимаете, – сказал он, голосом, полным напряжения. – Это больше, чем вы думаете. И если вы начнёте копать дальше, вас это уничтожит. Его слова были предупреждением, но я не отступил. Я понимал, что он знает больше, чем сказал, и его страх – ключ к разгадке. Это было первое звено в цепи, которая могла привести нас к истине. После допросов у нас были лишь частичные ответы, но кое-что начали вырисовываться в более ясной картине. Теперь самое время углубиться в изучение тех документов и карт, что мы нашли на местах. Они могли стать ключом к разгадке. Мы с Васильевым работали вместе в тишине в небольшом кабинете, на столе перед нами лежали чертежи и планы зданий. Климов стоял рядом, рассматривая карту города, на которой отмечены подозрительные места. Мы сразу обратили внимание на странное распределение меток: они не просто указывали на отдельные точки, но образовывали сеть, которая охватывала весь город.
– Смотрите, – указал Климов на одну из схем. – Это библиотека на Невском. Схема этой части совпадает с местами, которые уже были атакованы. Театр, склад, пирс – все они связаны с крупными общественными местами.
– Если они планируют что-то крупное, эти места могут быть следующими целями, – добавил Васильев. – Мы должны действовать быстро. На одной из карт я заметил нечто странное: красный кружок был нанесён на схему канализации. Сначала я подумал, что это просто случайное упоминание, но затем понял, что все остальные точки тоже были связаны с подземными проходами.
– Васильев, – сказал я, показывая на карту. – Здесь явно что-то связано с каналами. Может быть, они используют их для перемещения или хранения?
Он посмотрел на карту, его лицо стало серьёзным.
– Это может объяснить, почему они так хорошо скрывают следы. Мы не проверяли подземные пути. Мы начали с библиотеки. Это было место, куда метка на карте указывала с особой точностью. Здание выглядело величественно, его фасад был украшен колоннами, а внутри царила атмосфера спокойствия и уюта. Однако за этой поверхностной красотой скрывался дух тревоги.Мы вошли в библиотеку, представившись сотрудникам. Их лица выражали недоумение и лёгкое беспокойство, но никто не задавал лишних вопросов. Васильев сразу направился к архивной комнате, где, по его словам, могли быть следы или доступ к подземным путям. В архиве было темно, и запах пыли мешал дышать. Старые полки с книгами и папками стояли вплотную, создавая лабиринт. Климов подсветил фонарём в дальний угол и заметил люк, прикрытый старым ковром.
– Вы это видите? – прошептал он, показывая на люк. – Это может быть вход.
Мы осторожно отодвинули ковер. Люк был старым, но не запертым. Подняв его, мы обнаружили лестницу, ведущую вниз. Дыхание участилось: никто из нас не знал, что нас ждёт дальше. Канализация была тёмной и узкой, её стены покрыты влажным налётом. Свет фонарей выхватывал коридоры, ведущие в разные направления. В воздухе висел запах гнили и сырости, заставляя нас с усилием дышать. Мы двигались осторожно, стараясь не шуметь. Климов заметил свежие следы на полу. Они были мелкими, но достаточно чёткими, чтобы понять, что кто-то прошёл здесь недавно. Это было доказательством того, что канализация используется. Следы вели нас к небольшой комнате, почти полностью спрятанной за металлической дверью. Мы открыли её, и перед нами открылось хранилище. Металлические цилиндры, похожие на те, что мы видели ранее, были аккуратно сложены в углу. На стенах висели карты, а в центре стоял стол с инструментами.
– Это место использовали для подготовки, – сказал Васильев, оглядываясь. – Но что именно они собираются сделать? Мы начали изучать всё, что нашли. Среди бумаг была подробная схема всех подземных путей, соединяющих ключевые точки города. Теперь стало ясно, что их план был больше, чем просто несколько атак. Это была тщательно спланированная операция. Когда мы вернулись в управление, я чувствовал, что мы приблизились к чему-то значительному. Но теперь нам нужно было выяснить, кто стоит за этим и какие их цели. У нас было мало времени, но теперь мы знали, куда двигаться дальше. Васильев, Климов и я сидели в кабинете управления, окружённые картами, схемами и папками с делами. Атмосфера была напряжённой, но сосредоточенной. Мы только начали разбирать найденные улики, когда в дверь постучали. На пороге появился молодой следователь, его лицо выражало смесь усталости и тревоги.
– У нас новое дело, – сказал он, входя. – Три тела. Разные места, но всё в один день. Это не может быть совпадением.
Мы переглянулись. Васильев жестом пригласил его продолжить.
– Первое тело нашли на пирсе, – начал он, открывая папку. – Молодая девушка, около двадцати лет. Второе – в парке, женщина средних лет. И третье… – он замялся, прежде чем продолжить, – девочка, около десяти лет, в канализации. Эти слова повисли в воздухе, как тяжёлый груз. Я почувствовал, как внутри меня нарастает холод. Три убийства за один день. Это не просто случайность. Это было послание.
– Есть ли что-то, что связывает их? – спросил Васильев, его голос был твёрдым, но в нём звучала нотка напряжения.
– Пока ничего, – ответил следователь. – Но все три места находятся недалеко от тех точек, которые вы уже исследовали. Это может быть связано с вашей сетью.
Мы начали с пирса. Место было оцеплено, и несколько офицеров уже работали на месте преступления. Тело девушки было найдено у воды, её одежда была мокрой, а на шее виднелись следы удушения. Я осмотрел место, стараясь уловить детали, которые могли бы дать нам зацепку.
– Здесь явно была борьба, – сказал Климов, указывая на следы на земле. – Но никаких свидетелей. Никто ничего не видел.
Я заметил, что рядом с телом лежал кусок ткани. Он был грязным, но на нём виднелись странные символы. Я поднял его, стараясь не повредить улики, и передал Васильеву.
– Это может быть важно, – сказал я. – Возможно, это часть их ритуала или символика, связанная с их группой.
Следующим местом был парк. Тело женщины нашли на скамейке, её поза была неестественной, как будто её специально посадили так, чтобы её нашли. На её руках были следы верёвок, а на лице – выражение ужаса. Это было не просто убийство. Это было послание.
– Они хотят, чтобы их заметили, – сказал Васильев, осматривая место. – Это не просто преступление. Это демонстрация. Я заметил, что на скамейке была вырезана буква «Г». Это могло быть инициалом или частью кода. Я записал это в блокнот, зная, что каждая деталь может быть важной. Последним местом была канализация. Спускаться туда было тяжело, не только из-за условий, но и из-за того, что нас ждало. Тело девочки лежало в углу, её лицо было скрыто волосами. На стене рядом с ней была нарисована та же буква «Г», что и в парке.
– Это не случайность, – сказал я, осматривая место. – Они оставляют следы, но зачем? Климов нашёл рядом с телом небольшой кулон. На нём был выгравирован символ, похожий на тот, что мы видели на ткани на пирсе. Это была ещё одна связь. Вернувшись в управление, мы начали связывать все три дела. Символы, буквы, места – всё это указывало на то, что убийства были частью чего-то большего. Но кто стоял за этим? И почему они выбрали именно этих жертв? Мы знали, что времени мало. Если это действительно связано с сетью, то они могут продолжить. И каждый следующий шаг будет ещё более опасным. После возвращения в управление мы сразу приступили к анализу найденных улик. Перед нами на столе лежали карты, папки с делами и фотографии мест преступлений. Каждый из нас был погружён в изучение, пытаясь найти связь между убийствами, сетью и другими событиями. Комната была наполнена напряжением, но в этом было и ощущение прогресса. Климов первым заметил закономерность. Он указал на символы, найденные на кулоне девочки и на ткани на пирсе.
– Эти знаки похожи, – сказал он, указывая на выгравированные линии. – Возможно, это часть их ритуала или что-то, что объединяет их цели.
– Но почему разные жертвы? – задумался Васильев. – Девушка, женщина, ребёнок. Нет очевидной связи. Если это сеть, то почему они выбрали именно этих людей?
Я начал изучать имена, которые мы получили из предыдущих мест и списков. Некоторые из них совпадали с новыми жертвами. Это не могло быть случайностью. Эти люди были частью их плана, но как? Я взял блокнот и начал выписывать все найденные имена, отмечая даты исчезновений и места. Позже вечером я отправился к архиву, чтобы проверить дополнительные данные. Старший архивариус был удивлён моим появлением, но ничего не сказал, только показал на угол, где хранились папки с делами. Я начал изучать записи, связанные с предыдущими преступлениями. Среди них были старые случаи пропавших людей, таинственные исчезновения, которые никогда не были раскрыты. На одной из страниц я нашёл дело, которое напомнило мне о недавних убийствах. Это было два года назад. Мужчина средних лет был найден на складе, похожем на тот, который мы недавно изучали. На его теле были странные следы, напоминающие те, что мы видели на жертвах в парке. В папке также был упомянут тот же символ, что мы нашли на кулоне девочки.
– Это не начало, – пробормотал я, записывая заметки. – Эта сеть действует давно. Мы просто опоздали. Утром на следующее заседание следственной группы пришли несколько новых следователей. Среди них был капитан Прокофьев, человек, известный своим жёстким характером и высокой эффективностью. Его присутствие внесло нотку строгости в нашу работу.
– У нас есть три новых дела и куча старых, которые могут быть связаны, – начал Васильев, показывая карты и схемы. – Мы знаем, что сеть существует, но мы не понимаем её цели. Наш следующий шаг – проверить остальные точки.
Прокофьев кивнул, затем перевёл взгляд на меня.
– Корсаков, ты больше всех продвинулся в этом деле. Ты будешь координировать работу. Я не ожидал этого, но быстро согласился. Мне не нужно было дополнительных полномочий, чтобы понять, насколько важно разобраться в этом деле. Мы отправились к следующему месту, обозначенному на карте. Это был старый магазин на окраине города. Здание выглядело заброшенным, но его двери были открыты. Внутри пахло сыростью, и стены были покрыты плесенью. В углу стоял старый шкаф, за которым мы нашли небольшую записку. На ней было написано: «Сила скрыта в последнем шаге.» Эти слова звучали как загадка. Они могли значить что угодно, но я почувствовал, что это намёк на их последнюю цель. Весь день мы собирали новые данные, стараясь связать точки. Но каждый шаг только увеличивал нашу тревогу. Мы знали, что время играет против нас. Если сеть действительно готовится к крупной операции, то мы должны остановить их прежде, чем будет слишком поздно. Наша команда собралась в оперативном кабинете управления, где на стенах висели новые карты города, полные красных отметок, и разложенные документы о недавних убийствах. Васильев держал чашку кофе, иногда пробегая глазами по заметкам. Климов, сидя у окна, поглядывал в сторону улицы, словно надеялся увидеть кого-то или что-то, что подтвердит его мысли. Атмосфера была напряжённой, но по-своему продуктивной. – У нас есть три убийства и сеть, которая охватывает весь город, – начал Васильев, поставив чашку на стол. – У нас есть доказательства связи, но нет точных мотивов. Это проблема.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71807932?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Дмитрий Одиссеев
В глухой деревне XVIII века, окружённой густыми лесами и мрачными тайнами, молодой человек по имени Пётр находит старинный дневник своей матери и металлический ящик с секретами, которые скрывались годами. По мере того как он углубляется в расследование гибели своих родителей, он раскрывает ужасающую правду: виновником трагедии оказывается не таинственный убийца, которого он искал всю жизнь, а он сам. Пётр был всего лишь ребёнком, когда его страхи и ошибки привели к их гибели, но его память исказила события, создавая иллюзию «Потрошителя».
Путешествие героя – это не только расследование, но и борьба с собой, принятие вины и попытка искупить её через добрые дела. Повествование погружает читателя в атмосферу глухих деревень, старинных поместий и запутанных тайн, где каждый шаг героя приближает его к самой сложной истине – прощению себя.
Дмитрий Одиссеев
Отпечаток вины
Глава первая: Пепел прошлого
Скрип оконного стекла был тонким, словно остриё ножа резало воздух. Летняя ночь оказалась на удивление спокойной, звёзды висели над городком, словно обещая, что все беды останутся где-то далеко. Я лежал на старой деревянной кровати, в маленькой комнатке нашего дома, слушая, как сверчки наполняют ночь своим неумолчным пением. Спать совсем не хотелось. Этот городок всегда был тихим, почти слишком тихим для мальчика моего возраста. Дверь моей комнаты приоткрылась. На пороге стояла моя мать – высокая, с длинными тёмными волосами, собранными в аккуратный узел. Она всегда выглядела так, будто ей неведомы усталость или тревога. Но в ту ночь её лицо было другим – напряжённым. В руках она держала кружку с молоком.
– Пётр, – сказала она тихо, почти шёпотом, чтобы не разбудить отца, который спал за стеной. – Уже поздно. Выпей и попробуй уснуть.
Я сел на кровати, потянулся к кружке и заметил, что её рука слегка дрожит. Тогда я не обратил на это внимания, приняв за что-то привычное. Но теперь, оглядываясь назад, я вспоминаю эту дрожь иначе. Как бы я хотел спросить её тогда, что её так беспокоило. Мать постояла ещё несколько секунд, словно хотела что-то сказать, но лишь потрепала меня по волосам и вышла. Кружка молока осталась на моём столике, а я решил, что всё же стоит попытаться заснуть. Но сон не приходил. Что-то в воздухе, что-то в этом непривычно спокойном вечере казалось неправильным. Я услышал шорох в соседней комнате. Протяжный, глухой звук, как будто кто-то передвигал мебель. Тогда это не испугало меня, но заставило насторожиться. Я тихо подошёл к двери, прислонился ухом и уловил какое-то приглушённое движение. Отец что-то шептал матери. Его голос был низким, быстрым, будто он пытался убедить её в чём-то, что не терпит отлагательств.
– Мы не можем дольше тянуть, – услышал я его. – Завтра же утром. Ответ матери я так и не разобрал. Этот шёпот и её сдержанный ответ казались тайной, которую мне не должны были раскрывать. Ночной воздух резко прорезал странный звук – будто кто-то подкрадывался к нашему дому. Я взглянул в окно: ничего необычного, тишина, деревья на улице неподвижны. Но ощущение опасности всё равно накатывало волнами. Это был не страх ребёнка, а что-то глубже, что-то инстинктивное. Далее всё произошло так быстро, что я даже не успел осознать, что творится. Громкий звук, похожий на взлом, раскатился по всему дому. Я услышал, как отец крикнул что-то, звучавшее как «Ольга, беги!». Затем – шум борьбы и тяжёлые удары. Моё сердце бешено заколотилось, но ноги словно приросли к полу. Шум заполонил мой разум. В доме началась паника, но я застыл на месте, не в силах пошевелиться. Весь мир вокруг словно замедлился. Голоса, громкие удары, шаги, гулкое эхо – всё смешалось в одно невнятное звуковое облако. Но одно я понимал точно: что-то ужасное происходило. Отец крикнул, и этот крик был наполнен злостью, решимостью, но и отчаянным страхом. Я стоял в своей комнате, прижавшись спиной к деревянной стене, как будто эта стена могла защитить меня от всего, что происходило за её пределами. Сквозь трещину в двери я видел, как чей-то силуэт метнулся в гостиную. Мать уже не кричала, её голос растворился в тишине – слишком неожиданной и пугающей тишине. Я понял, что должен что-то сделать. Сердце гремело, как барабан, но ноги дрожали, и воздух в лёгких становился всё тяжелее. И всё же я шагнул вперёд, сжав кулаки, будто ребёнок мог справиться с этим кошмаром. Но в следующую секунду что-то загремело, как металлическая пластина, ударяющая о пол, а за этим последовал тяжелый запах – то ли крови, то ли горящей ткани, то ли чего-то ещё более мерзкого и чужеродного. Внезапно дверь в мою комнату начала медленно открываться. Доски пола заскрипели, как будто кто-то осторожно ступал внутрь. Свет из коридора осветил лицо, но оно было скрыто капюшоном, тени от которого падали на глаза, оставляя их невидимыми. Я замер, и время остановилось. Этот человек стоял передо мной – высокий, худощавый, с резкими, угловатыми движениями. Его дыхание было тяжёлым, как у животного, загнанного в угол. Он посмотрел на меня и медленно наклонил голову, будто размышляя, что сделать дальше. Этот момент длился вечность, пока из соседней комнаты не послышался грохот. Кто-то, видимо, пытался справиться с этой фигурой – может быть, отец. Не успев понять, что происходит, я увидел, как этот человек развернулся, отбросив пол своей тёмной мантии, и вышел из комнаты, оставив меня один на один с собственным страхом. Я вздрогнул, когда услышал резкий шум, и за несколько секунд дом начал погружаться в хаос. Огонь. Сначала он был почти незаметен, где-то в глубине коридора, но затем быстро перерос в яркие языки пламени, заполнившие всё пространство. Дым стал подступать к горлу, удушая, затмевая взгляд. Я бросился к окну, соображая, что бежать через коридор будет безумием. Стекло треснуло под моими ударами. Свежий ночной воздух хлынул внутрь, смешиваясь с жаром, как нечто нереальное. Я обернулся в последний раз, надеясь увидеть хотя бы тени родителей, но вокруг уже была только пелена огня и крики, которые казались приходящими откуда-то издалека. Я спрыгнул из окна. Твёрдая земля ударила по ногам, но я не чувствовал боли. Соседи сбегались, их лица были полны ужаса. Кто-то пытался помочь потушить пожар, другие просто стояли, словно парализованные масштабом бедствия. Я кричал, звал родителей, но никто не слышал меня или не осмелился пойти внутрь. Меня схватили за плечи, кто-то пытался увести меня, но я сопротивлялся. Взрыв – глухой и разрушительный – разорвал крышу дома на части, заставив всех отступить. Слёзы заливали моё лицо, хотя я не мог вспомнить, как начал плакать. В ту ночь всё, что я знал, сгорело дотла. От моих родителей остались только воспоминания, которые вскоре стали блекнуть, оставляя за собой зияющую пустоту. Я не знал, кем был тот человек, что пришёл в наш дом, но его жестокость и бесчеловечность навсегда врезались в мой разум. С этого момента моя жизнь изменилась. Детство осталось в прошлом, а я остался один, потерянный в мире, полном теней и секретов. Тот огонь, что уничтожил мой дом, зажёг во мне другой – огонь поиска правды, который не угаснет, пока я не доберусь до своей цели. Я проснулся на следующее утро в холодной, пустой комнате, которая принадлежала соседям – семье Ивановых. Мои ноги ощущали неровности деревянного пола, а запах гаря всё ещё витал в воздухе, въевшись в волосы и одежду. Я сидел в углу, обхватив колени руками, пытаясь согреть себя в этом чуждом мне месте. На улице шли разговоры. Мужчины обсуждали пожар, обвиняя то неверное обращение с керосином, то злой умысел, но никто даже не догадывался, что в этом доме происходила настоящая трагедия. «Пётр?» – тихо окликнула меня соседка, Мария, невысокая женщина с мягкими чертами лица и постоянной заботой в глазах. Её голос был тёплым, но разбитым от сострадания. Она медленно опустилась на корточки передо мной, обхватив мои плечи так осторожно, будто боялась разбить меня, как фарфоровую чашу. «Ты… ты хочешь поговорить?» Я медленно покачал головой. Я не хотел говорить, я не мог говорить. Всё ещё стоял перед глазами тот человек в капюшоне, те голоса родителей, которых больше нет, и пожар, который уничтожил всё. Мои пальцы машинально сжали обрывок ткани, который каким-то образом сохранился после ночи – кусочек маминого платка, пропитанного запахом дыма. На улице началась суета. В город приехала полиция, но их обыденные лица не выражали ни спешки, ни беспокойства. Следователь, худощавый мужчина в старом сером пальто, лениво прохаживался вокруг пожарища, то и дело крутя в руках дешёвую сигару. Он выглядел так, будто уже заранее знал исход своего «расследования». Очередное дело, которое никто не будет разбирать до конца. Очередные «трагические обстоятельства». Я наблюдал за ним из окна. Его помощники, переговариваясь, собирали остатки дома, выискивая что-то, что хоть на минуту могло бы привлечь их внимание. Один из них поднял обугленную игрушку, что когда-то была моим медвежонком, и с брезгливым жестом отбросил её в сторону. Что-то сжалось внутри меня – гнев или отчаяние, мне тогда было сложно понять. «Тут ничего», – бросил кто-то из помощников. Следователь кивнул и без особого интереса перевёл взгляд на соседей, словно ждал их слов.
– Это могло быть случайностью, – начала Мария, едва подняв руку. Её голос был неуверенным, но она старалась говорить чётко. – Но, может, кто-то видел что-то подозрительное? Шум или людей у дома? Следователь выпрямился и посмотрел на неё с легкой усмешкой. Ему не нужно было ничего объяснять – у него уже был ответ, на который он сделает отчёт.
– Людей вроде вас всегда интересуют такие… нюансы, – сказал он с ленцой. – Но иногда огонь – это просто огонь. Не трогайте мальчишку, – добавил он, кивнув в мою сторону, – ему и так достаточно горя. Гнев заклокотал в моём детском сердце. «Просто огонь?» Как они могли это сказать? Как могли не видеть, что за этим стояло нечто большее? Мои кулаки сжались, а я мысленно клялся, что однажды найду этого человека, который забрал у меня всё. Найду сам, раз уж никто другой этого делать не собирается. Тот день остался размытым в моей памяти. Кто-то пытался утешить меня, кто-то говорил об обязанностях полиции и судьбе. Но ни один из них не осознавал того, как важно было для меня услышать хотя бы искру надежды на правосудие. Однако надежды не было. И тогда, среди горя и растерянности, я впервые по-настоящему осознал, что правда – это не то, что придёт само. Её нужно искать. Или бороться за неё. Ночь с её холодом и дикой тишиной сменилась серым утром, но в моей душе не стало ни светлее, ни теплее. Я сидел на пороге дома Ивановых, слушая, как нестройный гомон голосов соседей обсуждал всё произошедшее. Чьи-то разговоры, казалось, звучали из другого мира. Взрослые спорили о причинах пожара, бросали друг другу пустые обвинения. Но никто – никто! – не осмелился упомянуть того человека, что явился в нашу жизнь, как призрак из ночи, и разрушил её. Дым ещё витал над остатками нашего дома. Он поднимался к пасмурному небу, как будто сам воздух хотел стереть эту трагедию. Я смотрел на это пепелище и молчал. Слова казались ненужными; мне было не до разговоров. Что бы я ни сказал – это бы ничего не изменило. Родителей больше не было. Следователь, тот самый мужчина в сером пальто и с ленивой сигарой в руке, ходил среди обломков. Он старательно делал вид, что занят работой, но его глаза блуждали без какого-либо интереса. Это была рутина для него, обычное дело, не более. Я наблюдал за ним, чувствуя, как внутри меня копится злость. Мне хотелось кричать, броситься к нему, потребовать, чтобы он что-то сделал. Но вместо этого я просто сидел, сжимая в руках остатки маминого платка, как будто он был моим последним связующим звеном с ними. – Послушай, мальчик, – вдруг обратился ко мне следователь, когда его глаза встретились с моими. Его голос был резким, но не грубым, скорее усталым. – Я понимаю, ты переживаешь. Но тебе лучше думать не о том, кто виноват, а как жить дальше. Это жизнь. Жизнь? Его слова ударили меня, как удар по лицу. Какое он имел право говорить мне о жизни, когда моя собственная жизнь в эту ночь была разрушена? Я хотел крикнуть ему это в лицо, но вместо этого мой голос сломался, и я только прорычал:
– Вы даже не попытаетесь найти его… того, кто это сделал? Он пожал плечами, отпустил в воздух кольцо дыма и отвернулся. – Если бы каждый пожар был чьим-то преступлением, у нас бы и руки, и головы закончились. Да и кто захочет с этим возиться? – Он посмотрел на пожарище ещё раз, как будто пытаясь убедить самого себя. – Иногда огонь – это просто огонь. Мои пальцы сжались в кулаки. Неужели это всё? Просто забыть, просто отпустить? Нет. Я уже знал, что не смогу смириться. Если он не собирается искать правду, то я найду её сам. Этот момент стал моим первым осознанным решением, моим первым шагом на пути, который определит всю мою жизнь. События того дня размазывались в памяти, словно акварельные краски. Я помню, как Мария взяла меня за руку и отвела обратно в дом, заставляя поесть хоть что-то. Еда не шла в горло, но она настаивала, говоря, что без сил я ничего не добьюсь. Тогда я молчал, но её слова остались со мной: «Ты должен быть сильным, Пётр. В этом мире сильные выживают и побеждают.» После трагедии всё вокруг стало казаться чужим. Дом Ивановых был тёплым и безопасным, но в те дни мне казалось, будто это не пространство для жизни, а пустая раковина, в которой не было ни звуков, ни эмоций. Голоса Марии и её мужа Петра звучали приглушённо, словно издалека, не доставая до меня. Я чувствовал себя, как в стеклянной банке, где никто не мог понять, что происходит внутри. Я проводил часы, сидя на полу возле окна, глядя на то, что осталось от моего дома. Это пепелище странным образом не теряло своей формы. Даже спустя несколько дней после пожара мне казалось, что я могу различить знакомые очертания – угол комнаты, где стоял шкаф отца, или место, где мать всегда ставила корзину с клубникой летом. Но всё это было обманом. Всё исчезло. Иногда Мария ставила передо мной тарелку с горячим супом или кусок хлеба, пытаясь заставить меня есть. Я отводил взгляд, не произнося ни слова. Это, похоже, расстраивало её, но она не настаивала. Вместо этого она просто садилась рядом, молча, словно не хотела нарушать хрупкую тишину, которая поселилась в моей голове. На третью ночь я снова проснулся от кошмаров. Лицо того человека в капюшоне появлялось передо мной каждый раз, как только я закрывал глаза. Оно было размытым, его черты словно утекали, как вода на стекле. Но ощущение его присутствия было пугающе реальным. Проснувшись, я тяжело дышал и глотал воздух, как будто выныривал из глубин. Темнота комнаты давила, а тиканье старых настенных часов казалось грохотом в ночной тишине. «Почему они?» – это был единственный вопрос, который постоянно звучал в моей голове. Почему именно мои родители? Почему именно наш дом? И самое главное – почему никто, кроме меня, похоже, не хотел узнать ответы? Соседи продолжали шептаться о несчастном случае, пожимая плечами, но никто не задавал тех вопросов, которые терзали меня. Дни превратились в недели. Я начал ходить по улицам нашего городка, но не в поисках утешения. Моя цель была иной. Я заходил к соседям, говорил с теми, кто что-либо мог видеть или слышать в ту ночь. Это было нелегко, ведь они смотрели на меня с жалостью, словно на ребёнка, который не мог принять правду. «Ты ведь ещё ребёнок», – говорила мне старуха, жившая через дорогу. «Что ты можешь изменить?» Но я не мог остановиться. Я расспрашивал касательно любого подозрительного человека, любой странности, случившейся в те дни. Большинство из тех, кто отвечал мне, лишь качали головой: «Пётр, это был просто пожар», – говорили они. Но один человек, местный кузнец по имени Григорий, сказал мне странную вещь, которая зацепилась в моей памяти. – В ту ночь я видел кое-что, мальчик, – начал он, оглядевшись, словно боялся, что кто-то его подслушает. – Кто-то был на улице. Высокий, в капюшоне. Он ушёл вниз по дороге, и я подумал, что это просто путник. Но знаешь, странное было в нём – он шёл спокойно, будто всё вокруг его не касалось. Даже когда пламя загорелось, он не остановился ни на миг. Эти слова пронзили меня, как клинок. Григорий не придал этому значения, но я знал – это был он. Тот самый человек, который унёс мои воспоминания о семье. Этот фрагмент стал для меня основой. Я снова и снова прокручивал его в голове, словно он был частью загадки, которую нужно было решить. Травма не отпускала меня. Я оставался в тени этого события долгие годы, но именно это стало причиной моего решения: не ждать, пока кто-то найдёт ответы за меня. Через несколько лет после пожара я принял решение, которое определило мою жизнь. Я отправлюсь искать правду. Даже если она окажется болезненной. Так началась моя подготовка. Шёпот, доносящийся из глубин моей памяти, стал моим постоянным спутником. Каждый день он напоминал мне о том, что осталось позади. Огонь, уничтоживший мой дом, давно потух, но пепел тех событий продолжал осыпаться на мою душу. Годы в доме Ивановых проходили в тени этой трагедии, но они же научили меня принимать одиночество как часть себя. Мария и её муж, Пётр, были добры ко мне. Они никогда не жаловались на моё молчание, на мой уход в себя. Они пытались дать мне дом, которого у меня больше не было, но мои мысли всё время блуждали в прошлом. Каждый день я возвращался к воспоминаниям о той ночи, пытаясь соединить разрозненные фрагменты в целостную картину. Кто этот человек в капюшоне? Почему он пришёл именно к нам? Как он мог оставить меня с этим вечным чувством пустоты? Когда мне исполнилось четырнадцать, Пётр стал всё чаще брать меня с собой в кузницу. Там я учился работать руками, набираться силы, вкладывать энергию в создание чего-то нового. Но даже в эти моменты я не мог отвлечься от своего внутреннего вопроса – как найти того человека? Однажды, обжигаясь о горячее железо, я понял, что уже не просто хочу узнать правду, а обязан её найти. Это стало чем-то большим, чем личной болью. Это было дело принципа, вызов судьбе. Однажды вечером, когда солнце за горизонтом уже окрасило небо в оранжево-красные тона, я сидел у окна, читая старую потрёпанную книгу, найденную в доме Ивановых. Это был сборник историй об известных сыщиках, таких как знаменитый Гвидо фон Лоэнштайн, расследующий сложнейшие дела. В каждой истории я находил отклик. Эти детективы, как и я, боролись с неизвестностью, шли наперекор обстоятельствам, чтобы найти ответы.
– Ты совсем ушёл в свои книги, – услышал я голос Петра. Он вошёл в комнату, смахивая с рук следы угольной пыли. Его взгляд был проницательным, но добрым. – Что ты там нашёл? Я поднял голову и на мгновение задумался. Вопросы вертелись у меня на языке, но мне было сложно их сформулировать.
– Ты думаешь, это поможет? – тихо спросил он, словно угадывая мои мысли. – Книги, планы, мечты… Ты ведь всё ещё хочешь узнать, что случилось?
Его вопрос застал меня врасплох. Я не ожидал, что он так прямо заговорит об этом. Но я кивнул. Да, я всё ещё хотел этого. Хотел больше, чем что-либо в своей жизни.
– Тогда тебе нужно знать, – сказал он серьёзным тоном, опускаясь на стул напротив меня, – это не будет просто. Люди вокруг – не герои из твоих рассказов. Они эгоистичны, боязливы и думают только о своём. Ты можешь искать, задавать вопросы, но ты должен быть готов к тому, что ответы тебе не всегда понравятся. Я смотрел на него, вбирая каждое его слово. Это было предупреждение. Я знал это. Но вместе с тем это было первое признание, что моя цель была не напрасной. Он видел во мне решимость, и это, казалось, подталкивало его помочь мне. – Если ты правда этого хочешь, Пётр, – продолжил он, – тебе нужно не просто искать, а учиться. Учиться тому, как вести дела, как разгадывать загадки, как разбираться в людях. Потому что, поверь, не все, кого ты встретишь, захотят помочь тебе. Некоторые будут лгать. Некоторые – будут пытаться навредить тебе. Этот разговор был как первый маяк на моём пути. В тот вечер я понял, что мой поиск будет долгим и трудным. Но я также понял, что он будет осмысленным. Прошло ещё несколько лет. К тому времени я научился наблюдать за людьми, анализировать их действия и привычки. Григорий, местный кузнец, научил меня обращать внимание на мелочи – на следы обуви, на характерные изъяны в металле. Это было странно, но полезно. Соседи, не осознавая того, что наблюдаю за ними, помогли мне понимать, как человек выражает свои мысли невербально. Научиться разгадывать чужие тайны стало для меня почти естественным делом. Но я всё ещё знал, что только здесь, в нашем провинциальном уголке, я не найду того, кого ищу. Мир был больше, а ответы, которые мне нужны, прятались где-то за пределами деревенских дорог. И чем больше я читал, чем больше учился, тем сильнее понимал, что мне нужно выйти за рамки своего прошлого. Так я начал мечтать о новом начале, которое однажды приведёт меня в другое место – в центр событий, в место, где каждая улица таит свои секреты. Я сидел у окна в доме Ивановых. Свет тусклой лампы падал на открытые страницы старой книги, но я не читал. Слова расплывались перед глазами, исчезая среди мыслей, которые занимали весь мой разум. За окном вечерний свет меркнул, небо окрашивалось в густо-фиолетовые тона, а за горизонтом словно притаилась ночь, готовая захватить этот маленький мир. Мои пальцы нервно гладили краешек платка, который я всегда держал при себе. Запах дыма, давно выветрившийся из ткани, казалось, всё ещё витал где-то на грани моего восприятия. Это был мамин платок – единственное, что я смог спасти в ту ночь. Взглянув на него, я снова почувствовал, как внутри меня поднимается тяжесть воспоминаний. Я обернулся к комнате. Пахло слегка подгоревшим хлебом – это Мария готовила ужин на кухне. Я услышал её голос, спокойный, но с нотками утомления. Она тихо разговаривала с мужем, Пётром. Он только что вернулся из кузницы и, видимо, рассказывал ей, как прошёл его день. Я слушал их голоса, не вникая в слова. Они были частью моего нового мира, частью жизни, которая не была моей собственной. Мои ноги упирались в холодный деревянный пол. Мне нравилось чувствовать эту твёрдость, этот контакт с реальностью. Я наклонился вперёд, опираясь локтями на подоконник, и посмотрел на улицу. Там ничего не происходило. Люди уже давно спрятались в своих домах, пытаясь забыть о своих заботах, пока ночь не принесёт им новый день. Я вспомнил слова Марии, которые она говорила мне утром: «Ты должен быть сильным, Пётр. Мир никому ничего не должен, но ты можешь создать своё место в нём». Эти слова казались простыми, но в них была истина, которая жгла меня изнутри. Я чувствовал, как внутри меня растёт желание сделать что-то значительное. Найти ответы, которые я искал. Но это было тяжёлое бремя для мальчишки, который ещё не знал, куда идти.
– Пётр, иди ужинать, – голос Марии вырвал меня из раздумий. Она стояла в дверном проёме, вытирая руки фартуком. Её волосы были убраны назад, лицо уставшее, но в глазах всё ещё теплилось терпение. Я кивнул, сложил книгу и поднялся. Каждый мой шаг отдавался гулким звуком по полу, как будто сам дом хотел напомнить, что я здесь чужой, временный. На кухне меня ждал тёплый хлеб, суп и кувшин воды. Пётр уже сидел за столом, потягивая что-то из своей жестяной кружки.
– Как дела в кузнице? – спросил я, стараясь поддержать беседу.
Пётр взглянул на меня поверх кружки, отложил её и усмехнулся.
– Хлеб насущный зарабатываем, – сказал он. – А что у тебя? Вижу, ты снова погрузился в свои книги. Много ума накопил?
Его шутка не задевала меня. Напротив, она была как-то ободряющей. Я пожал плечами.
– Ума, может, и нет, но я учусь. Учусь видеть то, что другие пропускают. Пётр кивнул, задумчиво скребя свою щетину.
– Это хорошо. Важно видеть. Но ещё важнее понимать, что с этим делать. После ужина я снова вернулся к окну. Ночь полностью вступила в свои права. Где-то вдали слышался лай собак, а в доме становилось тихо. Я думал о завтрашнем дне, о том, как рано утром пойду с Петром в кузницу. Это стало нашей традицией – он доверял мне небольшую работу, и я чувствовал, что не совсем бесполезен. Но эта рутина не могла заполнить ту пустоту, что жила во мне. Я взял мамин платок, снова держа его в руках, и задумался о той ночи. Она возвращалась ко мне не в кошмарах, а в мельчайших деталях: треск пламени, крики, лицо того человека в капюшоне. Казалось, что его силуэт всегда стоит за спиной, наблюдая за каждым моим шагом. Я медленно поднялся, направился к столу и взял небольшую свечу. Её огонёк был слабым, но согревающим. Я поставил её на подоконник, затем сел обратно, продолжая смотреть на улицу. Я знал, что однажды покину это место. Знал, что мне предстоит долгий путь. Но сейчас, в эту тихую ночь, я всё ещё был здесь, в доме Ивановых, пытаясь найти ответ на самый главный вопрос: «Почему?». Я проснулся, когда первые лучи солнца начали пробиваться через плотные занавески. Комната была наполнена тёплым золотистым светом, который играл на старом деревянном полу. Я потянулся, ощущая каждую мышцу, натянутую от долгих часов сна. В доме царила утренняя тишина, прерываемая лишь звуком шагов Марии на кухне. Её уверенные движения раздавались где-то вдали, и я знал, что скоро запах свежего хлеба заполнит комнату. Медленно поднявшись, я подошёл к окну и распахнул его. Холодный утренний воздух ворвался внутрь, освежая мысли. Деревья стояли неподвижно, как будто наблюдали за началом нового дня. Городок ещё спал, но вскоре всё оживёт: начнутся разговоры на улице, дети побегут за водой, а торговцы откроют свои лавки. Для меня же это был обычный день, но внутри я чувствовал, что что-то меняется. Я не торопился. Спустился вниз, где на столе уже лежала чашка чая. Мария молча стояла у плиты, добавляя последние штрихи к завтраку. Я сел на своё привычное место, подвинул чашку ближе и посмотрел на неё.
– Ты рано, – сказала она, не отводя взгляда от огня. Её голос был спокойным, но я слышал лёгкую нотку беспокойства.
– Да, – коротко ответил я, размешивая чай. – Просто проснулся раньше обычного.
Она кивнула, закончила свои дела и поставила на стол тарелку с горячими пирогами. Её руки, казалось, двигались с уверенностью, которую я так часто видел у Петра в кузнице.
– Сегодня снова в кузницу? – спросила она, садясь напротив меня.
Я снова кивнул. Это было привычной частью моего дня. Работа с Петром давала мне чувство цели, даже если эта цель была временной. Позже, уже находясь в кузнице, я наблюдал, как Пётр ловко орудовал инструментами. Его руки – сильные, мозолистые – двигались с такой точностью, словно он был частью механизма. Кузница наполнялась звуком молота, ударяющего по раскалённому металлу, и запахом угля, который тяжело висел в воздухе.
– Присмотри за этим, – сказал он, протягивая мне заготовку. – Нужно, чтобы края были ровными. Я взял её, чувствуя тепло металла через толстые перчатки. Моя работа была простой, но она учила меня терпению. Каждый раз, когда я видел, как что-то создаётся из грубой массы, я думал о том, как преобразовать свою собственную жизнь, как найти ответы и придать смысл своему существованию. Пётр взглянул на меня, вытирая пот с лица.
– Ты стал сильнее, – сказал он. – Но я вижу, что мысли твои где-то далеко.
Я замер на секунду, не зная, как ответить. Ему не нужно было объяснять, о чём я думаю – он всё и так знал. Пётр всегда был прямолинеен в своих замечаниях, и я ценил это.
– Да, далеко, – сказал я тихо, возвращаясь к своей работе. После кузницы я пошёл к реке, моему привычному месту для размышлений. Вода была спокойной, отражая серое небо. Я сел на камень у берега, прислонился к старому дереву. Мама всегда любила сидеть здесь, когда мы приходили на пикник. Я взял мамин платок из кармана и крепко сжал его.
– Ты всё ещё думаешь о той ночи, – услышал я голос за спиной. Это был Григорий, кузнец из соседней деревни. Он часто приходил сюда, чтобы отдохнуть после работы. Его крупная фигура казалась неуклюжей, но взгляд был острым.
Я обернулся, кивнул. Он сел рядом, положив свои руки на колени.
– Понимаешь, – начал он, – жизнь порой несправедлива. Но она продолжает идти, нравится тебе это или нет. Я молчал, наблюдая за медленным течением воды. Его слова были простыми, но они напоминали мне о тех разговорах, которые я слышал от Марии и Петра.
– Ты хочешь найти того человека, – продолжил он. – Это видно. Но знай: правда может оказаться хуже, чем ты думаешь. Прошли годы, пока я стал сильнее, умнее, терпеливее. Эти беседы, работа в кузнице, книги, которые я изучал по ночам – всё это стало частью подготовки. И когда я наконец решил, что пора двигаться дальше, мой путь привёл меня в Санкт-Петербург, где началась моя жизнь детектива. Шум карет за окном смешивался с гулом людских голосов, создавая ту особую атмосферу вечера в Санкт-Петербурге, когда город ещё не спал, но начинал замедлять свой ритм. Я стоял у входа в оперный театр, сжимая пальцами жёсткую ткань плаща. Вокруг нас Дмитрием суетились богатые горожане, прибывшие на премьеру. Их смех и негромкие разговоры утопали в звуке шагов по мостовой, освещённой газовыми фонарями. Театр сиял, словно драгоценный камень: высокие колонны, покрытые золотыми узорами, и мраморные ступени излучали величие, недосягаемое для простых смертных.
– Следи за залом, – коротко бросил Дмитрий, глядя на толпу у входа. Его лицо, едва освещённое светом фонаря, выглядело напряжённым.
– Уверен, что наш человек уже внутри, – тихо ответил я, сканируя взглядом каждую фигуру в толпе. Люди входили в театр, передавая билеты помощникам, их движения были уверенными и расслабленными. Но на лицах некоторых я видел нечто иное – сдержанное беспокойство или поспешность, которые могли означать всё, что угодно. В руках у Дмитрия была небольшая записная книжка. Он делал в ней пометки время от времени, бросая короткие взгляды на лица прохожих. Я же следил молча, стараясь уловить даже мельчайшие детали. Вдали, на мостовой, послышались звонкие удары копыт – очередная карета прибыла к театру. Её пассажиры, очевидно, были высокопоставленными гостями, что вызвало новую волну шёпота среди публики.
– Ты нервничаешь, – заметил Дмитрий, не отрываясь от записей. Его голос был резким, но в нём звучала привычная нотка насмешки.
– Нервничаю, потому что знаю: сегодня что-то произойдёт, – ответил я, продолжая наблюдать. Это чувство не покидало меня с того момента, как мы получили письмо с угрозой. – Чувства хороши для поэтов. Держи голову ясной, Пётр, – бросил он, закрывая записную книжку. – Заходим. Внутри театра было ещё великолепнее. Пол из мрамора отражал свет многочисленных люстр, а запах воска и дорогого парфюма смешивался в воздухе, наполняя его почти осязаемой роскошью. Мы прошли через вестибюль, следуя за потоком людей. Лестницы, ведущие на балконы, были украшены резьбой, а стены покрыты панелями с золотыми орнаментами. Это место дышало искусством, но я не мог отделаться от ощущения, что за этой внешней красотой скрывается что-то тёмное. Мы заняли свои места в задней части зала, откуда открывался вид на сцену и аудиторию. Дмитрий расположился рядом, вытянув ноги и как будто расслабившись, хотя я знал, что он наблюдает за каждым движением вокруг.
– Тот, кто написал это письмо, не станет сидеть спокойно, – сказал я, кивая в сторону зала.
– Или станет, чтобы лучше видеть, как всё будет разворачиваться, – парировал он, чуть наклоняясь вперёд. Я внимательно смотрел на гостей. Каждый жест, каждое движение казалось мне подозрительным. Люди усаживались на свои места, рассматривали программу, перешёптывались. Человек в тёмном пальто, которого я заметил у входа, сел недалеко от сцены. Его поза была странной – он не разговаривал с соседями, его взгляд был сосредоточен на пустом пространстве перед собой.
– Вижу его, – прошептал я Дмитрию, указывая на фигуру.
Он слегка повернул голову, отметив направление моего взгляда.
– Подождём, – сказал он. – Пусть покажет себя.
Премьера началась. Оркестр заиграл первые ноты, и занавес медленно поднялся, открывая сцену, залитую светом. Актёры, облачённые в роскошные костюмы, начали свои партии, и публика с восхищением следила за каждым их движением. Но моё внимание было сосредоточено на том человеке. Его фигура оставалась неподвижной, лишь изредка его взгляд перемещался по залу. Я чувствовал, как напряжение нарастает. Время будто замедлилось, каждый звук, каждый шорох казались более громкими, чем они были на самом деле. И затем всё произошло. Громкий взрыв разорвал тишину. Зал содрогнулся, и на мгновение всё погрузилось в хаос. Люди начали кричать, вставать со своих мест, толкаться. Красный бархат занавеса вспыхнул, охваченный пламенем. Дым быстро наполнил зал, заставляя всех искать выход. Я вскочил на ноги, пытаясь рассмотреть что-то через дым. Тот человек, которого я наблюдал, поднялся и быстро направился к выходу. Его движения стали ещё более уверенными, как будто он ожидал этого момента.
– За ним! – крикнул я Дмитрию, но он уже бежал к другой части зала, помогая направлять людей к выходу. Я пробирался через толпу, стараясь не терять из виду фигуру в пальто. Мои лёгкие горели, запах дыма заполнял их, но я продолжал двигаться. Он вышел через боковой выход, и я последовал за ним. Снаружи было прохладно, но воздух казался чище. Я успел заметить, как фигура скрылась за углом соседнего здания. Моё сердце бешено колотилось, но я собрал последние силы и бросился за ним. Дальнейшее я помню смутно. Мы потеряли его. Дмитрий упал с лестницы, получив серьёзную травму. Пожар был потушен, но многие получили ранения, и никто так и не узнал, кто стоял за этим взрывом. Это было моё первое серьёзное поражение, которое оставило след не только на моей карьере, но и на моей душе. Я долго стоял у входа в театр, глядя на обугленные стены и обломки. Мои кулаки сжались, а внутри разгоралось чувство ярости. Это был ещё один момент, который напомнил мне о моём прошлом – о том, что зло остаётся ненаказанным, если его не преследовать до конца. Ночь опустилась на Санкт-Петербург с её характерным густым и холодным туманом. Я сидел в своей маленькой квартире на четвёртом этаже, прислонившись к холодной каменной стене. Стол передо мной был пуст, кроме одной детали – моей записи о деле, которое вышло из-под контроля. Густой запах древесного дыма от печки едва спасал от сырости, но мне было всё равно. В моих мыслях по-прежнему бился театр, взрыв, упущенная фигура и те люди, которые пострадали из-за нашей ошибки. Я не мог смириться с провалом. Мой взгляд остановился на том самом плаще, который я до сих пор хранил. Ткань потемнела от времени, но в ней был дух старой России. Это было что-то вроде напоминания о доме Ивановых, о моей молодости, которая давно осталась в тени воспоминаний. Я протянул руку и прикоснулся к нему, как будто хотел ощутить нечто большее, чем ткань. Этот плащ был со мной в театре. В тот момент, когда Дмитрий рванул в одну сторону, а я в другую, я знал, что огонь и хаос уничтожат всё. Я мог лишь наблюдать, как его фигура исчезает в дыму, унося с собой все ответы. В ту ночь я сказал себе, что больше не допущу подобной ошибки. Но слова – лишь слова. Как можно убедить себя, если чувства говорят обратное? Вопросы грызли меня каждую секунду, и ни одна из газет, ни одно новое дело, которое предлагало управление, не могли отвлечь меня. Даже Дмитрий больше не появлялся на работе. Его уход заставил меня задуматься, сколько ещё мы потеряем, прежде чем добьёмся правды. Я поднялся со стула, тяжело ступая по полу к единственному окну, через которое можно было видеть узкую улицу, залитую слабым светом газовых фонарей. Тишина была практически абсолютной, прерываемая редкими шагами ночных прохожих. Я часто задумывался о том, каково это – жить обычной жизнью, без этого постоянного ощущения, что ты на шаг позади от правды. Я мог видеть семейные пары, которые спешат домой, рабочих, которые возвращаются после долгого дня, и думал: почему всё это кажется мне таким далёким? На следующее утро мои ноги сами привели меня к театру. То, что осталось от его изысканной красоты, стояло как напоминание о той ночи. Двери были закрыты, но работы внутри шли полным ходом. Я стоял, скрестив руки, наблюдая, как рабочие поднимают балки и доски, готовясь восстановить разрушенное. Но среди всего этого шума я видел только картины из прошлого. Вот там, у сцены, вспыхнуло пламя. Там же, на лестнице, упал Дмитрий. Все эти образы вставали передо мной, как живые.
– Эй, что вам здесь нужно? – спросил один из рабочих, заметив меня. Его голос был грубым, но в нём не было злобы.
– Просто смотрю, – ответил я, не двигаясь.
– Здесь больше нечего смотреть, – буркнул он. – Театр откроется через пару месяцев, а вы зря время теряете.
Его слова застряли у меня в голове. «Зря время теряю…» Может быть, он был прав. Но тогда я знал: только действия могут привести меня туда, где есть ответы. Театр был частью головоломки, но её нельзя было собрать, просто стоя на месте. Я вернулся в управление позже днём. Обшарпанная деревянная лестница скрипела под моими шагами, как будто каждый гвоздь жаловался на моё присутствие. На стенах висели старые афиши о пропавших людях, разыскиваемых преступниках и случайных происшествиях. Это был наш мир, заполненный тайнами, которые редко находили своё разрешение.
– Корсаков! – позвал меня голос начальника, как только я пересёк порог. Его кабинет всегда был мрачным: темно-красные шторы закрывали окна, а лампа на столе едва освещала груду бумаг.
– Зайди, нам нужно поговорить.
Я закрыл за собой дверь и сел напротив его стола. Он долго смотрел на меня, скрестив руки на груди. Его седые волосы были аккуратно зачёсаны назад, а густые брови хмуро нависали над глазами.
– Ты видел Дмитрия? – наконец спросил он.
Я покачал головой.
– Он больше не вернётся, – продолжил начальник, тяжело вздыхая. – Его дело закончено. И если ты не хочешь, чтобы с тобой произошло то же самое, подумай о своём будущем. Его слова прозвучали как предупреждение, но я не мог принять их. Моё будущее? Оно уже давно определено. Я знал, что моя жизнь не может быть обычной, пока не будут найдены ответы, которые преследуют меня.
– Я не брошу начатое, – сказал я твёрдо, встретив его взгляд.
Он ничего не ответил. Лишь кивнул, как будто понимал, что меня не переубедить. Вечером я вернулся домой, на свой четвёртый этаж. Закрыв за собой дверь, я сел за стол, открыв записную книжку. На её страницах уже были заметки о подозреваемом, которого мы видели в театре. Фигура в пальто, таинственное исчезновение, отсутствие свидетелей – всё это складывалось в неуловимую картину. Я записывал каждую деталь, которая приходила мне в голову, надеясь, что однажды эти кусочки сойдутся.Я сидел там до глубокой ночи, пока свеча не догорела, оставив комнату в полумраке. Тишина окутала меня, но я не чувствовал уюта. Это была тишина, которая говорила мне о том, что путь будет долгим, и я только в самом его начале. Я остался сидеть за столом в архиве управления, когда в коридоре начали постепенно гаснуть лампы. Кабинет освещался лишь слабым светом одинокой лампы на столе, излучающей мерцание на исписанные листы и старые газеты. Часы над дверью отметили полночь, и только тогда я понял, сколько времени провёл, просматривая материалы. Мои глаза жгло от напряжения, но я не мог оставить это дело. Каждая бумага была словно кусочек мозаики, которую я отчаянно пытался собрать. Взрыв в театре был не просто несчастным случаем, это я знал точно. Слишком многое указывало на спланированность этого акта. Но загадка становилась только сложнее. Строки в рапортах начали сливаться перед глазами, и я провёл руками по лицу, чувствуя усталость. Стук в дверь неожиданно вывел меня из транса. Я поднял голову, инстинктивно бросив взгляд на часы. Никто не приходит сюда в такое время. На мгновение воцарилась тишина, прежде чем стук повторился, более настойчиво. Я поднялся, слегка насторожившись, и шагнул к двери. Открыв её, я столкнулся с хозяйкой дома, где снимал квартиру. На её лице читалось беспокойство.
– Пётр Андреевич, – начала она. – К вам кто-то пришёл. Я хотела было прогнать их, но они настаивали, что это срочно.
– Кто? – спросил я, нахмурившись.
– Не представились, – ответила она, пожав плечами. – Высокий человек, в плаще. Сказал, что его зовут Яков.
Имя мне ничего не говорило. Я быстро вернулся к столу, сложил все бумаги и убрал их в ящик. Мысль о позднем визитёре вызывала беспокойство, но и любопытство. Зачем кто-то пришёл ко мне так поздно? И почему он знал, где меня искать? Яков ждал меня на улице. Он стоял под фонарём, который отбрасывал длинную тень на мокрую мостовую. Его плащ был тёмным, капли дождя стекали по его полям, а шляпа прикрывала лицо, оставляя лишь часть подбородка видимой. Я остановился в нескольких шагах, не делая поспешных движений.
– Корсаков, – произнёс он, и его голос был низким и хриплым, будто он давно не говорил. – Я ждал, что вы выйдете.
– Кто вы? – спросил я, сдерживая желание перейти к агрессивным вопросам.
– Человек, который знает больше, чем вам рассказывают, – ответил он, делая шаг ко мне. – Я знаю, что вы хотите найти ответы. И я пришёл предложить вам их. Я скрестил руки на груди, пытаясь сохранить видимость равнодушия.
– Почему я должен вам верить?
– Вы не должны. Но я думаю, что у вас просто нет другого выбора, – он открыл небольшой портфель, который держал в руке, и протянул мне папку. – Здесь записки и документы, которые никогда не попадут в архив вашего управления. Потому что те, кто их скрывают, делают это осознанно. Я колебался, но, наконец, взял папку. Его слова были слишком загадочными, чтобы оставить их без внимания. Я открыл её прямо там, под дождём. Внутри были старые отчёты, заметки и карта города, на которой красным были отмечены несколько точек. Одна из них – театр.
– Это место, где вы найдёте то, что ищете, – сказал Яков, кивая на карту. – Но будьте готовы. Ответы не всегда приносят облегчение. Он повернулся и скрылся в тени улицы, прежде чем я успел задать следующий вопрос. Я стоял под фонарём, крепче сжимая папку, и пытался осознать, что только что произошло. Мои инстинкты кричали о ловушке, но желание узнать правду пересилило осторожность. Вернувшись в свою квартиру, я расстелил на столе карту и заметки из папки. Мои глаза бегали по линиям, ищущим связи между отмеченными точками. Каждая отметка представляла место, связанное с последними месяцами преступлений: старый склад на окраине города, пирс у реки и, конечно, театр. Все эти места казались несвязанными, но что-то в них меня беспокоило. Как будто я смотрел на узор, который пока не мог распознать. Я решил начать с театра. Завтра я вернусь туда. Но не для того, чтобы смотреть на обгорелые стены. Теперь я знал, что искать. Утро в Санкт-Петербурге всегда начиналось с лёгкой дымки, которая окутывала крыши домов и узкие мостовые. Я стоял у окна, наблюдая, как первые солнечные лучи медленно пробиваются сквозь серое небо. Моя комната освещалась этим мягким светом, который падал на старый деревянный стол, где всё ещё лежала карта из папки, переданной мне ночью. Красные отметки на карте казались живыми, как будто они ждали, когда я начну действовать. Я посмотрел на часы, висящие над дверью: едва перевалило за шесть утра. Весь город ещё спал, но мне не было покоя. Взяв карту, я свернул её и убрал в карман пальто. Убедившись, что всё готово, я двинулся к выходу. Мостовая была мокрой после дождя. Я ступал осторожно, чтобы не поскользнуться, при этом стараясь держаться ближе к зданиям. Улицы были почти пустыми, если не считать редких фигур спешащих рабочих и продавцов, устанавливающих свои лавки. Воздух был свежим, но холодным, пробирающим до костей. Оперный театр встретил меня тишиной, которая казалась почти зловещей. Его величие, которое прежде завораживало, теперь было опалено памятью о той трагедии. Рабочие уже начали восстановление: слышались стук молотков и скрип деревянных балок. Я остановился у ворот, наблюдая за их суетой. Никто не обращал на меня внимания, что, впрочем, было мне на руку. Я шагнул внутрь, стараясь не привлекать внимания. Ветер гулял по разрушенному залу, играя с остатками бархатных тканей. Запах копоти всё ещё витал в воздухе, несмотря на усилия рабочих очистить место. Мои ноги автоматически привели меня к лестнице, где я видел последний момент Дмитрия, и мой взгляд остановился на месте его падения. Казалось, что время здесь замерло, сохранив каждую деталь той роковой ночи. Но я знал, зачем пришёл. Взяв карту из кармана, я ещё раз взглянул на отметку. Она указывала на северо-восточную часть здания, где располагалась боковая сцена. Двигаясь через обломки и оставшиеся конструкции, я нашёл её. Место было тихим, почти забытым среди остальных работ. Здесь, возле стены, я увидел небольшую металлическую дверь. Её поверхность была покрыта следами копоти, но ручка была чистой. Она явно была использована недавно. Моё сердце ускорилось, когда я потянул её на себя. Дверь открылась с лёгким скрипом, и передо мной открылось узкое помещение, больше похожее на склад. Внутри было темно, но я заметил старый деревянный ящик, стоящий у стены. Его покрытие было потрескавшимся от времени, но замок выглядел относительно новым. Это было странно: зачем новый замок на старом ящике? Я попытался открыть его, но замок оказался крепким. Моё внимание привлекла небольшая метка на стене рядом с ящиком. Это была круглая отметина, явно оставленная чем-то острым. Её контуры были почти незаметны в полумраке, но она бросала вызов моей интуиции. Я достал блокнот и записал её описание, чтобы позже вернуться к этому. Через час я уже сидел в своей комнате, снова изучая карту и записки. Каждый найденный мной элемент казался связанным с чем-то большим, но я всё ещё не мог понять, как. Я достал из ящика свою старую записную книжку, куда вносил все заметки о подозреваемом. На первой странице красовалась единственная фраза: «Тот, кто ускользает». Это была моя собственная метка, мой вызов самому себе. Мои мысли вернулись к человеку в тёмном пальто. Его движения, его спокойствие, его исчезновение – всё это не давало мне покоя. Я чувствовал, что он связан с этой картой, с этими местами, но доказательств всё ещё не было. Работа, которую я начал, казалась бесконечной, но я знал, что не могу остановиться. В дверь моей квартиры постучали. Это был неожиданный э звук, прерывающий мои размышления. Я поднялся, медленно подошёл к двери и открыл её. На пороге стояла женщина, явно обеспокоенная. Её лицо было бледным, а глаза блестели от слёз.
– Вы Корсаков? – спросила она, голос её дрожал.
– Да, – ответил я. – Чем могу помочь?
– Меня отправили к вам… Сказали, что вы единственный, кто сможет мне помочь, – её слова были сбивчивыми, но я понял, что она пришла не случайно. Я жестом пригласил её войти, закрыл дверь и предложил ей место за столом. Она села, сложив руки на коленях, и её глаза метались по комнате.
– Что случилось? – спросил я, садясь напротив.
Она вздохнула, пытаясь собраться с мыслями.
– Это касается моего мужа. Он пропал несколько дней назад. Я искала его повсюду, но никто не знает, куда он мог уйти. Последний раз его видели возле театра… в ночь взрыва. Её слова прозвучали как гром среди ясного неба. Это была новая деталь, новый путь, который мог привести меня к разгадке. Женщина, сидящая передо мной, выглядела так, словно последние дни истощили её до предела. Её руки, крепко сложенные на столе, выдали напряжение, даже если она старалась выглядеть спокойно. Я налил ей стакан воды, поставив его ближе. Она едва заметно кивнула, как будто благодарила, но её взгляд всё равно оставался устремлённым в одну точку на столе.
– Ваш муж был рядом с театром в ночь взрыва? – начал я, стараясь говорить мягко, чтобы она чувствовала себя комфортнее.
– Да, – она наконец подняла на меня глаза. – Он должен был там быть по работе. Николай, мой муж… он… – Она запнулась, проглотив слёзы. – Он доставляет материалы для ремонта. Театр недавно нанял его для работы с поставками. Но я… я не знаю, зачем он пошёл туда в тот вечер. Это было поздно. Он всегда возвращался к ужину, а в тот день – ничего.
Её голос задрожал, но она продолжила:
– Я пыталась узнать у рабочих, но никто ничего не говорит. Некоторые говорят, что видели его, а некоторые – что нет. Это словно кошмар. Они что-то скрывают, я уверена. Её слова начали складываться в моей голове в новую картину. Если Николай действительно был там в ночь взрыва, то его исчезновение могло быть связано не только с обычным несчастным случаем. Возможно, он оказался частью этой загадки, не подозревая о том, во что ввязывается.
– Я постараюсь разобраться, – сказал я, вставая с места. – Вы упомянули, что он работал с поставками. Где я могу найти его бумаги? Возможно, счета, маршруты? Всё, что поможет понять его действия.
Она кивнула, быстро вытирая лицо платком.
– Всё в нашем доме. Я могу показать вам.
Мы направились к её дому, находившемуся на южной стороне города. Это был старый, но ухоженный деревянный дом с небольшой верандой. Я уже знал, что внутри он окажется наполнен мелкими деталями семейной жизни, которые теперь показались ей пустыми без мужа. Войдя, она провела меня к столу в углу комнаты. Там аккуратно лежали бумаги: квитанции, маршруты, записки Николая. Я начал просматривать их, замечая каждую мелочь. Его записи были чёткими, почти идеальными, как у человека, привыкшего работать с логистикой. Но одна из записей привлекла моё внимание. Это был заказ, сделанный на имя неизвестного мне лица. Подписано лишь «Г.» – Вы знаете, кто это мог быть? – спросил я, показывая ей бумагу. Она медленно покачала головой. – Нет. Николай не говорил об этом. Но… я помню, он как-то упоминал странного человека. Он… он сказал, что этот человек всё время спрашивал о театре. Её слова были мне полезны. Пока я не знал, насколько важна эта зацепка, но она точно заслуживала внимания. Вернувшись в управление, я сразу отправился к архиву. Но на этот раз я искал не только материалы по театру. Я хотел связать всё это с другими делами. Чувствовал, что между событиями есть связь, которую я пока не вижу. Недавно в городе начались слухи о пропавших рабочих. Эти люди были обычными трудягами, исчезнувшими на своих рабочих местах или по пути домой. Некоторые из них возвращались спустя несколько дней, но ничего не помнили. Это заставляло их семьи молчать, чтобы избежать лишнего внимания. Но другие… другие так и не вернулись. Просматривая дела, я заметил, что большинство исчезновений происходило возле старых зданий, находившихся на реставрации или под снос. Странное совпадение. И одно из таких мест – склад на окраине города, который фигурировал в карте, найденной в папке от Якова. В моей голове начали выстраиваться новые вопросы: если эти пропавшие связаны с тем же, кто стоит за взрывом в театре, то зачем им понадобился Николай? Его исчезновение и пропажа других рабочих не могли быть случайностью. Позже вечером я оказался на складе, указанном на карте. Место было тёмным и тихим. Ветер гулял между старых стен, как будто пытался напомнить, что это место видело слишком много. Я вошёл внутрь, держа руку на кармане, где лежал небольшой фонарик. Склад был заполнен поломаными ящиками и мусором, но в углу я заметил свежие следы. Кто-то был здесь недавно. Я подошёл ближе и увидел клочок бумаги, лежавший на полу. На нём был тот же почерк, что и на маршруте Николая, с одной только фразой: «Назначено на рассвете». Эти слова заставили меня насторожиться. Рассвет. Значит, я был на верном пути, но времени оставалось мало. Я стоял в мертвом тишине склада, чувствуя, как гулкий стук своего сердца перекрывает звук ветра, гуляющего между стенами. Фраза на клочке бумаги – «Назначено на рассвете» – звучала в моей голове как неумолимый призыв к действию. Время будто уплотнилось, и я почувствовал, что каждую секунду теряю возможность узнать больше. Я присел на корточки, подбирая кусок бумаги, и внимательно осмотрел его. Почерк совпадал с заметками Николая, это не вызывало сомнений. Бумага была немного влажной от сырости, но свежая, как будто кто-то оставил её здесь не так давно. Подняв взгляд, я оглядел помещение: старые деревянные ящики, пыльные тканевые полотна, словно забытые для укрытия. Но на полу заметил кое-что ещё: слабые следы ботинок, оставленные на влажной земле склада. Подойдя ближе, я внимательно изучил эти следы. Одна из пар обуви была явно мужской, глубокий отпечаток указывал на то, что человек нёс нечто тяжёлое. Второй след – почти стертый, лёгкий. Возможно, это был человек меньшего веса или тот, кто старался двигаться тихо. Каждый шаг был направлен к дальней стене склада. Я направился следом за этими отпечатками. Вспыхивающий свет фонаря отражал пыль в воздухе. Приближаясь к стене, я заметил странную деталь: деревянные панели на её поверхности выглядели новее, чем остальная структура здания. Похоже, их недавно меняли. Слегка надавив на одну из досок, я почувствовал, как она подалась. Пространство за ней было полым. Я вытащил доску и осветил фонарём пустоту. За панелью находился узкий проход, ведущий вниз по старым каменным ступеням. Запах сырости и гнили заполнил воздух, заставив меня на секунду задержать дыхание. «Назначено на рассвете…» Я слышал эти слова, словно они звучали эхом в этом тёмном проходе. Не раздумывая долго, я сделал шаг вниз. Спустившись по ступеням, я оказался в подвале. Это было небольшое помещение с низким потолком, наполненное ящиками, мешками и старым оборудованием. Здесь было темно, но мой фонарь выхватывал отдельные элементы: стол в углу, покрытый бумагами, и металлический шкаф, стоящий рядом. На столе лежали разрозненные записки, карты, куски ткани. Всё выглядело как место, где кто-то занимался подготовкой. Я начал перебирать бумаги. Они были полны схем. Одной из них была схема театра. Я сразу узнал её – тот самый зал, который я не мог выкинуть из головы. На схеме были сделаны пометки красным карандашом. Одно из мест было обведено кругом, это оказалась сцена. Именно здесь произошёл взрыв. Другая отметка находилась возле бокового выхода. Я чувствовал, что эти записи связаны с человеком в пальто, но их истинная цель оставалась загадкой. Шум. Я замер, выключив фонарь. Слышался тихий, едва уловимый звук шагов сверху, где я был несколько минут назад. Кто-то следовал за мной. Я почувствовал, как по телу пробежал холод. Неизвестный двигался осторожно, но мои уши привыкли к тишине, и я уловил каждый его шаг. Схватив несколько листов со стола, я бросился к дальнему углу подвала, надеясь найти второй выход. Мои пальцы дрожали, но я старался сохранять спокойствие. Проход действительно оказался. Маленькая дверь вела наружу, открывая мне путь к спасению. Не оглядываясь, я выбежал на улицу. Когда я оказался в относительной безопасности, то глубоко вдохнул, пытаясь успокоить бешено бьющееся сердце. В руке я всё ещё держал бумаги, вырванные из подвала. По ним можно было судить, что тайная операция началась задолго до того, как театр стал целью. Возможно, всё это – лишь верхушка айсберга. Я направился к себе домой. Ночь казалась бесконечно длинной, и я понимал, что с каждым новым шагом разгадка становилась всё ближе. Но вместе с этим нарастала и опасность. Кто-то преследовал меня, кто-то был связан с этим местом. И тот, кто оставил эти записи, наверняка знал, что я теперь стал частью игры, которую они начали. Дом встретил меня привычным холодом и тишиной. Узкий коридор с блеклыми обоями, запах сырости, лоскуток света из окна над лестницей – всё это казалось таким застывшим и отстранённым от того, что только что произошло. Я на секунду замер перед дверью своей квартиры, прислушиваясь к звукам в доме, но всё было тихо. Никто не следил за мной, по крайней мере, пока. Закрыв дверь, я аккуратно положил бумаги, которые принёс со склада, на свой стол. Комната наполнилась слабым светом уличных фонарей, падающим через единственное окно. Я зажёг свечу, её пламя дрогнуло от лёгкого сквозняка. Сев на стул, я начал внимательно изучать каждую страницу. Заметки, которые мне удалось вырвать из подвала, на первый взгляд были хаотичными. Линии, стрелки, слова, написанные небрежно – всё это производило впечатление, будто их писали в спешке. Но спустя несколько минут я начал замечать закономерности. Одним из ключевых элементов была дата. Завтра, рассвет. Это была одна из последних отметок на карте, и с ней были связаны другие места, включая старый пирс. Мои мысли вернулись к тому странному мужчине в театре. Всё, что я увидел в его действиях, говорило об одном: он был не простым зрителем. Его присутствие там, его спокойствие, его способность исчезнуть в хаосе – всё это наталкивало на мысль, что он был причастен к организации взрыва. Теперь я начал задаваться вопросом: был ли он связан с этим складом? Или же с теми, кто стоял за всей этой сетью? Я почувствовал, что пора свернуть бумаги и попытаться уснуть хотя бы на несколько часов перед предстоящим днём. Но, несмотря на усталость, сон не приходил. Я лежал на жёсткой кровати, глядя в потолок, и мои мысли блуждали между прошлым и настоящим. Всё, что случилось, напоминало мне о той ночи, когда я потерял родителей. Огонь, тени, крики – слишком много параллелей с тем, что произошло в театре. Ночью я услышал, как внизу скрипнула лестница. Дом был старым, и такие звуки были не редкостью, но я не мог проигнорировать этого. Встав с кровати, я накинул плащ и медленно подошёл к двери. Сердце стучало громче, чем шаги тех, кто мог быть за стеной. Я прислушался, но ничего больше не услышал. Возможно, это был лишь ветер, гуляющий по лестнице. Но что-то в этой тишине было неправильным. Я чувствовал это всем своим существом. Рассвет наступил быстро. Я, так и не сомкнув глаз, накинул своё пальто, взял бумаги и карту, свернул их в рулон, и направился к месту, обозначенному на карте. Это был старый пирс, одно из тех мест, что казались позабытыми и утонувшими в сырости города. Пирс встретил меня запахом стоячей воды и гнилых досок. Длинные деревянные сваи тонули в мутной воде канала, создавая жуткую, почти зловещую атмосферу. Здесь было тихо, слишком тихо для места, где могла бы начаться активность в столь ранний час. Но я знал, что если что-то произойдёт, это случится именно здесь. Я остановился, внимательно оглядываясь вокруг. Заброшенные склады у воды, маленькие лодки, привязанные к свайным опорам, и та самая тень города, которая накрывала это место. Вдруг я заметил движение. В одном из окон старого здания мелькнула фигура. Я сделал шаг назад, стараясь слиться с окружающей тенью. Кто бы ни был там, он не должен был меня заметить. Мои пальцы сжали карту в кармане. Сердце билось бешено. Всё, что происходило, казалось не случайностью. Внезапно дверь одного из складов распахнулась. Мужчина вышел наружу, осматриваясь по сторонам. Это был он. Человек в пальто. На этот раз мне не нужно было гадать: это было его лицо, его уверенность, его спокойствие. И в этот раз я не позволю ему исчезнуть. Я сделал медленный шаг назад, прижавшись к грубо оструганной стене ближайшего склада. Дыхание замерло, а тело напряглось, как натянутая струна. Человек в пальто осматривался вокруг, его движения были размеренными, будто он знал, что всё под контролем. На мгновение его взгляд заскользил по моему направлению, и я ощутил, как каждый мускул внутри меня замирает. Здесь, на краю старого пирса, тишина казалась слишком громкой. Только слабый шум воды, бьющейся о сваи, и редкое потрескивание дерева создавали фон для этой напряжённой сцены. Мужчина вытащил из кармана что-то блестящее – небольшой металлический предмет. Он выглядел, как ключ. Я ждал, наблюдая. Он подошёл к одной из небольших лодок, привязанных к причалу, наклонился, чтобы открыть деревянный ящик у её носа. Я пытался разглядеть, что именно он делает, но, находясь на таком расстоянии, не мог понять деталей. Всё, что я видел, – это как он аккуратно перекладывает содержимое ящика в свою сумку. Внезапно сзади послышался шум: кто-то наступил на ветку. Этот звук, едва различимый в тихом утре, заставил меня замереть. Мужчина тоже услышал. Он резко выпрямился, обернувшись в сторону шума. Моё сердце подскочило: что-то пошло не так. Я услышал голос, приглушённый, но отчётливый: кто-то окликнул его. Другой мужчина в рабочем плаще приближался от складов, держа в руках небольшую сумку. Их разговор начался тихо, но я изо всех сил напрягал слух, стараясь уловить хоть слово. Однако расстояние и ветер играли против меня. Я понимал, что не могу оставаться незамеченным долго. Решив рискнуть, я медленно вышел из укрытия, двигаясь вокруг склада так, чтобы остаться в тени. Если мне удастся обойти их и зайти с другой стороны, возможно, я смогу подобраться ближе и увидеть, что именно происходит. Оказавшись на другой стороне, я замер, прячась за бочкой. Теперь их фигуры были ближе, и я мог разглядеть лица. Мужчина в пальто говорил с напарником короткими, резкими фразами, указывая на сумку в его руках. Напарник, казалось, нервничал: он постоянно оглядывался, его пальцы подрагивали, словно он боялся сделать что-то не так. Я сделал ещё один шаг вперёд, стараясь не шуметь. Но доска под ногами предательски заскрипела. Оба мужчины обернулись в мою сторону. Всё произошло в мгновение ока. Человек в пальто резко схватил свою сумку, бросив что-то партнёру. Тот, не теряя времени, побежал к лодке, а сам мужчина направился в сторону складов, ловко скрывшись в тени. Я выскочил из укрытия, бросившись за тем, кто направлялся к лодке. Его движения были неуклюжими, как будто он был готов оставить всё, лишь бы сбежать. Лодка закачалась на воде, когда он прыгнул в неё, стараясь отвязать канат. Но я оказался быстрее. Мои руки вцепились в край лодки, и я потянул её обратно к причалу.
– Кто вы? Что вы здесь делаете? – выкрикнул я, пытаясь удержать его. Он ударил меня локтем, стараясь вырваться. Лодка качалась, а вода брызгала на нас обоих. Но я не отпускал. Его лицо исказилось от паники, он бросил сумку, пытаясь освободиться. И вдруг… он спрыгнул в воду. Холодная река поглотила его, и через несколько секунд он исчез под поверхностью. Я остался стоять на причале, тяжело дыша. В руках я держал сумку. Она была мокрой, но на ощупь я почувствовал внутри что-то твёрдое. Осмотревшись, я убедился, что больше никого нет, и направился обратно в сторону города. В своей комнате я осторожно открыл сумку. Внутри лежали металлические цилиндры, похожие на те, что использовались в инженерии. Но главное, что привлекло моё внимание, – это сложенный лист бумаги. На нём был список мест, разбросанных по городу. Театр был первым в этом списке. Мои руки дрожали. Это была связь, подтверждение того, что взрыв в театре был лишь частью чего-то большего. Но что именно они планировали? И кто стоял за всем этим? Мои мысли были прерваны стуком в дверь. Кто-то пришёл. Я замер, но стук повторился. Подходя к двери, я чувствовал, как внутри нарастает тревога. Открыв, я увидел… Дмитрия.
– Мы должны поговорить, Пётр, – сказал он, тяжело дыша. – Я узнал кое-что, и это касается нас обоих. Дмитрий стоял на пороге, его лицо было напряжённым, а взгляд – тяжёлым. Он выглядел так, будто последние дни не давали ему покоя. Я жестом пригласил его войти, и он, не говоря ни слова, прошёл в комнату. Его шаги были быстрыми, но неуверенными, как будто он всё ещё сомневался, стоит ли ему быть здесь. – Ты выглядишь так, будто видел призрака, – сказал я, закрывая дверь. – Возможно, я и видел, – ответил он, опускаясь на стул. Его голос был хриплым, как у человека, который слишком долго молчал. – Пётр, я не мог просто уйти. Я думал, что смогу оставить всё позади, но это дело… оно не отпускает меня. Я сел напротив него, скрестив руки на груди. Дмитрий всегда был человеком, который умел держать себя в руках, но сейчас он выглядел сломленным.
– Что ты узнал? – спросил я, стараясь не давить на него.
Он достал из кармана сложенный лист бумаги и положил его на стол. Я развернул его и увидел список имён. Некоторые из них были зачёркнуты, другие – обведены. Среди них я заметил имя Николая, мужа той женщины, которая приходила ко мне накануне.
– Это список, – начал Дмитрий. – Я нашёл его среди своих старых записей. Эти имена… они связаны с исчезновениями. Николай – один из них. Но есть и другие. Все они работали на стройках, в театре, на складах. И все они исчезли. Я внимательно изучил список. Каждое имя было как новая загадка, требующая разгадки. Но что связывало их всех? Почему именно эти люди стали мишенью?
– Ты думаешь, это связано с тем, что произошло в театре? – спросил я. Дмитрий кивнул.
– Я уверен в этом. Но есть ещё кое-что. Я слышал, что в одном из отелей на окраине города произошло убийство. Пара, которая остановилась там, была найдена мёртвой. И знаешь, что странно? Мужчина из этой пары тоже был в этом списке.
Его слова заставили меня замереть. Убийство в отеле? Это могло быть случайностью, но я знал, что в нашем деле случайностей не бывает.
– Какой отель? – спросил я, чувствуя, как внутри меня нарастает напряжение.
– «Золотая лилия», – ответил Дмитрий. – Старое место, почти заброшенное. Но они всё ещё принимают гостей. Я думаю, тебе стоит туда сходить. На следующее утро я направился к «Золотой лилии». Это был старый трёхэтажный дом с облупившейся краской и покосившимися ставнями. Его фасад выглядел так, будто он видел слишком много, чтобы оставаться равнодушным. Я остановился перед входом, осматривая здание. Оно казалось пустым, но я знал, что за этими стенами скрывается больше, чем кажется. Внутри пахло сыростью и старым деревом. На стойке регистрации сидел пожилой мужчина с густыми седыми бровями. Он поднял взгляд, когда я вошёл, и его глаза сузились.
– Чем могу помочь? – спросил он, его голос был низким и немного хриплым.
– Я ищу информацию о паре, которая остановилась здесь недавно, – сказал я, стараясь говорить спокойно. – Они были найдены мёртвыми.
Его лицо напряглось, но он быстро взял себя в руки.
– Я не знаю, о чём вы говорите, – ответил он, отворачиваясь.
Я почувствовал, что он что-то скрывает. Его реакция была э слишком быстрой, слишком оборонительной. Я решил не давить на него сразу, но знал, что мне нужно будет вернуться сюда позже. Вечером я снова оказался у отеля, но на этот раз я решил зайти с другой стороны. Обойдя здание, я нашёл задний вход, который вёл на кухню. Дверь была приоткрыта, и я осторожно вошёл внутрь. Внутри было темно, но я заметил слабый свет, исходящий из подвала. Я спустился по скрипучим деревянным ступеням, стараясь не издавать ни звука. В подвале я увидел старый стол, на котором лежали бумаги и карты. Среди них я заметил знакомые схемы – такие же, как те, что я нашёл на складе. Это было подтверждением того, что отель был частью чего-то большего. Но прежде чем я успел изучить их, я услыших шаги. Кто-то спускался по лестнице. Я быстро спрятался за ящиками, держа руку на кармане, где лежал мой нож. Шаги приближались, и я знал, что столкновение неизбежно. Шаги приближались, их звук усиливался с каждым мгновением. Моё сердце гулко стучало, каждый удар отдавался в ушах. Я едва дышал, стараясь слиться с полумраком подвала, спрятавшись за ящиками. В тусклом свете, проникающем через узкую щель, я успел рассмотреть силуэт. Это был тот же пожилой администратор, которого я видел на стойке регистрации. Но его лицо выражало не приветливую усталость, а что-то совсем иное – настороженность и скрытый страх. Он медленно спустился по лестнице, озираясь, держа в руках масляную лампу. Свет лампы освещал угол подвала, где я раньше видел карты и бумаги. Его взгляд пробежал по столу, и он заметно напрягся, заметив их отсутствие. Он буркнул что-то себе под нос, слишком тихо, чтобы я мог разобрать слова, затем поставил лампу на стол и начал осматривать помещение. Я понимал, что он искал. Бумаги, которые сейчас были у меня. Если он их не найдёт, это может вызвать подозрения и привлечь больше внимания к моему расследованию. Но если он найдёт меня, у меня не останется выбора. Я сжал небольшой нож в кармане пальто, не желая использовать его, но понимая, что ситуации могут развиваться непредсказуемо. В этот момент я услышал гулкий голос из-за двери наверху. Кто-то звал администратора. Его напряжённое лицо на мгновение изменилось, и он, бросив последний взгляд на подвал, схватил лампу и быстрыми шагами направился обратно. Как только дверь закрылась, я позволил себе выдохнуть. Возможно, это был шанс. На следующее утро я направился в управление, чтобы встретиться с начальником и обсудить последние события. Полицейский участок встретил меня привычным шумом: стук клавиш пишущей машинки, негромкий говор сотрудников и звон телефонного аппарата. Я шагнул в кабинет начальника, где он сидел за своим массивным столом, окружённый стопками документов. Его седые брови поднялись, когда он заметил меня.
– Корсаков, надеюсь, ты пришёл с объяснениями, – сказал он, едва взглянув на меня. – Ты таскаешься по всему городу, воруешь бумаги из отелей, и в итоге мы ничего не знаем. Что происходит?
– Убийство в «Золотой лилии», исчезновение Николая, взрыв в театре. Всё это связано, – ответил я, усаживаясь напротив. – Я нашёл бумаги, которые указывают на сеть, действующую по всему городу. У нас есть следы, но нужна ваша поддержка, чтобы двигаться дальше.
Он тяжело вздохнул, скрестив руки на груди.
– Сеть, говоришь? Ты понимаешь, Корсаков, что для таких заявлений нужны доказательства. У нас нет ресурсов, чтобы бегать за твоими призраками.
Я молча вытащил бумаги, которые нашёл на складе и в отеле, разложив их перед ним. Его лицо стало серьёзным, когда он начал изучать их. После нескольких минут молчания он наконец поднял на меня взгляд.
– Если это правда, что ты говоришь, то мы имеем дело не с одиночным преступлением, а с целой серией. Но почему ты не связался с нами раньше?
– Потому что времени не было, – ответил я. – У меня были только догадки. А сейчас у нас есть факты.
Он кивнул, затем отодвинул бумаги в сторону. – Хорошо. Мы можем организовать группу, чтобы проверить твои сведения. Но учти: если это окажется пустой затеей, тебе придётся объяснять многое. Позже тем же днём, я встретился с двумя офицерами, которых назначили в помощь. Одного звали Васильев, крепкий мужчина с суровым выражением лица и коротко остриженной головой. Второй, младший – Климов, молчаливый, но наблюдательный. Вместе мы отправились обратно в «Золотую лилию». Подойдя к входу, я объяснил Васильеву ситуацию и то, что произошло прошлой ночью. Он оглядел здание, затем кивнул и постучал в дверь. Администратор снова вышел к нам, его лицо выражало смесь удивления и тревоги.
– Что теперь? – резко бросил он, заметив меня среди офицеров.
– Мы должны осмотреть ваш подвал, – твёрдо сказал Васильев.
Лицо администратора стало напряжённым.
– У нас нет ничего, что могло бы вас заинтересовать, – пробормотал он, но Васильев уже сделал шаг вперёд, явно намереваясь получить доступ к помещению. Когда мы вошли в подвал, он был почти пуст. Карты и бумаги исчезли. Лишь пустой стол и старый стул стояли на месте. Я почувствовал, как внутри меня нарастает разочарование. Кто-то знал, что мы вернёмся, и успел убрать следы. Климов заметил нечто интересное: царапины на полу, ведущие к одной из стен. Он позвал нас, и Васильев, нахмурившись, осветил место фонарём. За стеной, оказалось, был скрыт проход. Мы замерли, обменявшись взглядами. Теперь было ясно, что здесь творилось больше, чем могли предположить. Васильев медленно приблизился к стене с царапинами, его фонарь выхватывал шероховатую поверхность. Я стоял позади, затаив дыхание, наблюдая, как он внимательно изучает следы. Климов держал руку на кобуре, его взгляд метался между нами и лестницей, словно он ожидал, что кто-то может вернуться в любую минуту.
– Здесь определённо что-то есть, – сказал Васильев, его голос звучал уверенно. Он провёл рукой по каменной стене, затем ударил по одной из досок, прикрывающих дыру. Она слегка подалась. С помощью небольшого ломика, который Васильев достал из своего оборудования, он начал аккуратно отодвигать доски. Они скрипели под его усилиями, обнажая тёмный проход. Запах сырости и чего-то гнилого выбрался наружу, заставив нас отступить на мгновение.
– Вы это видите? – прошептал Климов, направляя свой фонарь вглубь.
Проход был узким, и по его сторонам висели старые ржавые трубы. Пол был каменным, покрытым влажным налётом. Васильев, прищурившись, сделал первый шаг, наклоняясь, чтобы пройти. Я последовал за ним, чувствуя, как холод проникает под пальто. Коридор вывел нас в небольшое помещение. Это был ещё один подвал, но гораздо больше предыдущего. Здесь было больше предметов: мешки, ящики, какие-то металлические конструкции, которые я не мог опознать. Всё выглядело так, будто это место использовали регулярно, но тщательно скрывали. Мой взгляд упал на длинный деревянный стол, который стоял в центре комнаты. На нём лежали разложенные бумаги, инструменты и карты города. Васильев осматривал ящики, а Климов поднял одну из карт. – Это схемы города, – сказал он, его голос был тихим, но напряжённым. – Смотрите, здесь отмечены точки… Театр, склад, пирс… и ещё несколько мест, которые пока неизвестны. Я подошёл ближе, чтобы изучить карту. Места, обозначенные крестиками, казались намёком на следующую цель. Всё указывало на то, что здесь велась подготовка к чему-то большему. Но самое странное было в том, что все места на карте были связаны с большими скоплениями людей: театры, рынки, вокзалы.
– Они планируют что-то, – пробормотал Васильев. – Но что?
Изучая бумаги на столе, я нашёл список имён. Среди них я снова увидел имя Николая, а также другие, которые уже встречались в делах о пропавших людях. Моё сердце екнуло, когда я понял, что это список их жертв. Людей, которые, возможно, были использованы или устранены.
Васильев кивнул мне, затем взял карту.
– Мы должны немедленно доставить это в управление. Это всё, что нужно для ордера на проверку остальных мест. Но прежде чем мы успели сделать хоть шаг к выходу, мы услышали шум. Шаги. Они приближались из того же коридора, по которому мы пришли. Климов быстро потушил фонарь, жестом велев нам спрятаться. Мы заняли позиции за ящиками, затаив дыхание. В помещение вошли двое мужчин. Один из них был тот самый пожилой администратор. Второй – незнакомый, но высокий, крепкий человек в потёртом пальто. Они о чём-то разговаривали шёпотом, затем подошли к столу, явно собираясь забрать бумаги и карты. Если бы мы опоздали хоть на несколько минут, это место было бы пустым. Климов вытащил оружие, его жест был тихим, но чётким. Васильев кивнул, показывая, что он готов. Я чувствовал, как напряжение заполняет комнату. Мы не знали, сколько ещё людей может быть рядом, и любое неправильное движение могло стоить нам жизни.
– Полиция! Не двигаться! – резко выкрикнул Васильев, выходя из укрытия.
Мужчины замерли, их глаза расширились от неожиданности. Но тот, кто был в пальто, оказался быстрее. Он схватил что-то со стола – кажется, это была одна из карт – и бросился к выходу. Администратор остался на месте, поднимая руки вверх. Климов погнался за беглецом, а Васильев остался, чтобы обезоружить администратора. Я же схватил оставшиеся бумаги со стола, понимая, что каждая секунда была на вес золота. Через несколько минут мы оказались снова на улице. Климов вернулся один, тяжело дыша.
– Ушёл, – сказал он, ударив кулаком по стене ближайшего здания. – Слишком хорошо знал путь. Но мы не ушли с пустыми руками.
Васильев оглянулся на меня.
– Эти документы могут быть нашим единственным шансом. Мы должны действовать быстро.
Я кивнул, чувствуя, как внутри меня смешиваются облегчение и тревога. Это расследование становилось всё сложнее, но я знал одно: чем ближе мы подбирались к правде, тем опаснее становилась игра. Документы, найденные в подвале «Золотой лилии», заняли весь мой стол. Развернув все карты и схемы, я начал систематически изучать каждую страницу, выискивая связи и подсказки, которые могли пролить свет на их замыслы. Васильев и Климов помогали мне, хотя в комнате царила угрюмая тишина. После недавнего столкновения на складе и побега того человека в пальто мы все чувствовали себя так, словно стоим на краю пропасти. Среди бумаг я снова наткнулся на схему театра. От руки кто-то добавил короткие аннотации к точкам, которые соответствовали ключевым местам в здании. Одним из них была сцена, где произошёл взрыв. Другие точки указывали на входы, складские помещения и какие-то скрытые пути, о которых раньше не сообщалось.
– Эти чертежи сделаны не вчера, – заметил Васильев, осматривая листы. – У них был доступ к этим зданиям задолго до того, как они начали действовать. Это подготовка.
– Или целая сеть, – тихо добавил Климов. Его внимание привлекла другая карта, на которой были отмечены те самые места, что мы уже посещали: склад на окраине, театр и пирс. Он указал на ещё одну точку. – Вот это мы ещё не проверяли. Похоже на отель… «Северный флигель». Я поднял глаза. «Северный флигель» – название было мне знакомо. Это место славилось своей таинственной историей. Говорили, что его часто посещали люди, желающие остаться незамеченными. Если это действительно был очередной пункт их сети, то время становилось нашим главным врагом. Мы направились к «Северному флигелю» ближе к вечеру. Старое здание возвышалось на узкой улочке, укутанной тенями, словно само место избегало дневного света. Его фасад был мрачным и потрёпанным временем: покрытые трещинами стены, заросший плющом вход и покосившаяся вывеска. На первый взгляд здание выглядело покинутым, но свет, пробивающийся через окна, говорил об обратном. Васильев подошёл первым, постучав в массивную деревянную дверь. Через несколько секунд она приоткрылась, и в дверном проёме показалась женщина средних лет с резко очерченными чертами лица. Её глаза сузились, заметив нас.
– Чем могу помочь? – спросила она, её голос был холодным, но ровным.
– Мы из полиции, – твёрдо ответил Васильев, показывая значок. – Нам нужно осмотреть помещение. Женщина нахмурилась, но открыла дверь шире, жестом приглашая войти. Внутри запах старины и пыли ударил в лицо, а тишина была почти неестественной. Пройдя по первому этажу, мы заметили, что большинство комнат были заперты. Женщина следовала за нами, её взгляд был насторожённым. Каждая наша попытка открыть дверь встречала её сухие объяснения: «Это склад», «Здесь никто не живёт». Но одна из дверей особенно привлекла моё внимание. На её ручке была тонкая нитка свежей пыли, а сам замок выглядел так, будто его недавно меняли.
– Что за этой дверью? – спросил я, обернувшись к женщине.
Её лицо напряглось, но она быстро взяла себя в руки.
– Это старая комната. Ею давно никто не пользуется.
Её слова прозвучали неубедительно. Васильев жестом подозвал одного из работников, находившихся снаружи, чтобы вскрыть дверь. Женщина попыталась возразить, но её попытки были проигнорированы. Когда дверь открылась, нас встретил холодный ветер, будто пространство за ней хранило тайну. Комната была пустой, но на полу мы заметили следы – тёмные полосы, будто что-то волокли по поверхности. В углу лежала старая куртка, напоминающая ту, которую носили рабочие.
– Здесь что-то происходило, – сказал Васильев, его голос был напряжённым. – И мы выясним, что именно. Тем временем Климов нашёл ещё одну лестницу, ведущую вниз. Она вела в подвал, намного больше того, что мы видели в «Золотой лилии». Свет фонаря выхватывал старые деревянные балки, влажные стены и разбросанные ящики. В углу стоял стол, на котором лежали карты и какие-то металлические цилиндры. Я подошёл ближе, осторожно беря один из них. Металл был холодным, а поверхность покрыта странными метками. Это напоминало мне находку из той самой сумки, что я отобрал на пирсе. Всё указывало на то, что эти устройства были частью их плана, но я всё ещё не понимал их назначения.
– Посмотри сюда, – позвал Климов, указывая на стену. Там была схема здания, и один из проходов вёл к соседнему зданию. – Это не просто отель. Они используют его как связующее звено. В этот момент я понял, что мы стоим на пороге чего-то большого. Но перед тем, как успел сказать хоть слово, мы услышали грохот наверху. Кто-то приближался. Грохот наверху заставил нас всех замереть. В подвале внезапно стало невыносимо тихо – так, что можно было слышать, как Климов резко втянул воздух. Васильев поднял палец к губам, жестом велев нам сохранять полную тишину. Наши глаза встретились, и я знал, что нужно подготовиться к любому развитию событий. ,Шаги над нами становились громче, и уже можно было различить несколько человек. Доски пола скрипели под их весом. Мы укрылись за старыми ящиками и полками, чтобы оставаться в тени. Сердце билось так громко, что казалось, будто оно выдаст наше местоположение. Внезапно дверь, ведущая в подвал, скрипнула, и узкий луч света от фонаря проник в помещение. Кто-то начал спускаться. Их шаги были осторожными, медленными, но уверенными. Очевидно, те, кто спускались, знали, что могут найти здесь. Васильев, держась наготове, жестом приказал Климову обойти их с другой стороны. Я вытащил блокнот из внутреннего кармана, стараясь зафиксировать в голове мельчайшие детали: как выглядели пришедшие люди, как они двигались. Это могло быть важно позже. Но в тот момент я знал только одно – нам нельзя допустить, чтобы нас заметили. Мужчины, спустившиеся в подвал, начали осматривать помещение. Их было трое. Один – высокий, в тёмном плаще, напоминал фигуру, которую я видел на пирсе. Его движения были уверенными, а взгляд – настороженным. Второй был среднего роста, плотного телосложения, с грубыми чертами лица. Третий – заметно младше, скорее помощник, чем равноправный партнёр. Он постоянно оглядывался, будто боялся собственной тени.
– Всё должно быть убрано до конца недели, – сказал высокий, его голос звучал резко. – Никаких следов.
– Мы не сможем так быстро, – пробормотал второй. – Это место всё ещё используется.
– Это не обсуждается, – отрезал первый.
Они подошли к столу, за которым мы недавно изучали карты. Я держал дыхание, когда высокий мужчина поднял один из металлических цилиндров. Его глаза сузились.
– Кто-то здесь был, – прошептал он, осматривая поверхность стола. – Всё не так, как я оставлял. Они начали осматривать помещение, заглядывая за ящики и в углы. Я почувствовал, как Васильев напрягся рядом со мной. Мы знали, что если нас найдут, то всё может закончиться быстро и не в нашу пользу. Климов, находившийся в дальнем углу, бросил камешек, чтобы отвлечь их внимание. Звук отвлёк их ровно настолько, чтобы мы смогли проскользнуть ближе к выходу. Я двигался медленно, стараясь не издать ни звука, но моя нога задела старую трубу. Она глухо стукнула по бетонному полу, и тишина разорвалась.
– Там кто-то есть! – крикнул один из них.
Не было времени думать. Васильев выскочил из укрытия, выкрикнув:
– Стоять! Полиция! Руки вверх!
Мужчины замерли на мгновение, затем высокий резко бросился к боковому выходу. Его напарники остались на месте, подняв руки, но я видел, что в их глазах не было ни страха, ни раскаяния. Эти люди понимали, что их поймали, но вряд ли собирались что-то говорить. Мы доставили двоих задержанных в управление. Васильев и Климов занялись допросами, а я вернулся к бумагам, которые мы успели захватить. Среди документов, найденных на месте, я нашёл новый список имён и схемы нескольких зданий. На этот раз список включал не только рабочие места, но и общественные заведения: библиотеки, лавки, таверны. Это укрепило мою уверенность в том, что эта группа планировала нечто масштабное. Допросы не принесли много информации. Задержанные молчали или давали самые общие ответы. Один из них, правда, проговорился о том, что у них есть «главное место». Он не сказал, где оно находится, но я знал, что карты и найденные улики могут привести нас туда. Тем временем начальник управления собрал нас для обсуждения. Его лицо было серьёзным, и глаза выдавали тревогу.
– Если ваши находки верны, то мы имеем дело с организацией, которая действует по всему городу. Их цели остаются неизвестными, но они явно готовятся к чему-то крупному. Мы не можем позволить им завершить свои планы.
Он перевёл взгляд на меня.
– Корсаков, ты хорошо справился. Но теперь мы должны работать сообща. Все силы управления будут направлены на это дело. С этими словами мы официально начали новую фазу расследования. Дело стало масштабным, втягивая в себя новые улицы, здания и даже тех людей, которых мы раньше не считали подозреваемыми. Администратор «Золотой лилии» сидел напротив нас, его руки были сложены на столе, а лицо выражало смесь напряжённости и враждебности. Несмотря на его возраст, в глазах всё ещё читалась острота – как у человека, привыкшего быть на шаг впереди. Рядом с ним сидел второй задержанный, тот крепкий мужчина, пойманный на месте. Оба молчали, их губы были плотно сжаты, а взгляды избегали наших. Васильев начал первым, опираясь на свою привычную строгость. Он уселся напротив, положив перед собой папку с делом, и медленно открыл её. В комнате было тихо, слышался только слабый шум улицы за окном. Я стоял позади, наблюдая за каждым движением, и готов был вмешаться, если это потребуется.
– Итак, начнём с простого, – сказал Васильев, его голос был низким и чётким. – Что вы делали в подвале отеля? И почему у вас были карты театра и других мест города?
– Я не знаю, о чём вы говорите, – холодно ответил администратор, отводя взгляд. Его голос звучал спокойно, но я заметил, как его пальцы дрогнули.
Васильев наклонился вперёд.
– Вы понимаете, что если вы продолжите молчать, это лишь усугубит вашу ситуацию? У нас есть доказательства того, что вы были частью группы, занимавшейся незаконной деятельностью. Хотите, чтобы вас обвиняли в терроризме?
Мужчина чуть поморщился, но ничего не сказал. Напряжение в комнате усиливалось, но Васильев сохранял спокойствие.
– А ты? – обратился он ко второму задержанному. – Может, ты расскажешь, кто был с тобой в тот день?
Крепкий мужчина резко поднял взгляд, но его губы оставались сжатыми.
– Я работаю на него, – наконец проговорил он, указав на администратора. – Я просто выполнял поручения.
– Какие поручения? – спросил Васильев, фиксируя его слова.
– Доставить оборудование. Металл, цилиндры… всё это. Мне платили, и я не задавал вопросов.
Его слова звучали как оправдание, но я видел, что он знает больше, чем говорит. Васильев кивнул, делая заметки, затем перевёл взгляд обратно на администратора.
– Хорошо. У нас есть список имён. Среди них – Николай, человек, который пропал после работы в театре. Вы знаете его?
Администратор молчал, но в его глазах промелькнуло что-то. Это была едва заметная реакция, но она не укрылась от нашего взгляда.
– Николай был частью вашей схемы, – сказал Васильев, нажимая на него. – И если вы не хотите говорить, мы найдём способ сделать это без вашей помощи.
Когда Васильев вышел из комнаты, чтобы сделать перерыв, я сел напротив задержанных. Моё присутствие, казалось, оказывало другой эффект – менее формальный, но более личный. Я посмотрел на администратора, его взгляд был упрямым, но в его движениях чувствовалась усталость.
– Я знаю, что вы скрываете. Знаю, что вы боитесь, – сказал я тихо. – Но чем больше вы молчите, тем хуже будет для вас и для тех, кто связан с этим делом.
Он ничего не сказал, но его пальцы снова нервно шевельнулись. Я продолжил:
– Николай был частью этой истории. И я уверен, что вы знаете, куда он пропал. Это не случайность. Вы в курсе, что происходит. Может, расскажете? На этот раз он посмотрел прямо на меня. Его глаза выражали смесь гнева и сомнений.
– Вы ничего не понимаете, – сказал он, голосом, полным напряжения. – Это больше, чем вы думаете. И если вы начнёте копать дальше, вас это уничтожит. Его слова были предупреждением, но я не отступил. Я понимал, что он знает больше, чем сказал, и его страх – ключ к разгадке. Это было первое звено в цепи, которая могла привести нас к истине. После допросов у нас были лишь частичные ответы, но кое-что начали вырисовываться в более ясной картине. Теперь самое время углубиться в изучение тех документов и карт, что мы нашли на местах. Они могли стать ключом к разгадке. Мы с Васильевым работали вместе в тишине в небольшом кабинете, на столе перед нами лежали чертежи и планы зданий. Климов стоял рядом, рассматривая карту города, на которой отмечены подозрительные места. Мы сразу обратили внимание на странное распределение меток: они не просто указывали на отдельные точки, но образовывали сеть, которая охватывала весь город.
– Смотрите, – указал Климов на одну из схем. – Это библиотека на Невском. Схема этой части совпадает с местами, которые уже были атакованы. Театр, склад, пирс – все они связаны с крупными общественными местами.
– Если они планируют что-то крупное, эти места могут быть следующими целями, – добавил Васильев. – Мы должны действовать быстро. На одной из карт я заметил нечто странное: красный кружок был нанесён на схему канализации. Сначала я подумал, что это просто случайное упоминание, но затем понял, что все остальные точки тоже были связаны с подземными проходами.
– Васильев, – сказал я, показывая на карту. – Здесь явно что-то связано с каналами. Может быть, они используют их для перемещения или хранения?
Он посмотрел на карту, его лицо стало серьёзным.
– Это может объяснить, почему они так хорошо скрывают следы. Мы не проверяли подземные пути. Мы начали с библиотеки. Это было место, куда метка на карте указывала с особой точностью. Здание выглядело величественно, его фасад был украшен колоннами, а внутри царила атмосфера спокойствия и уюта. Однако за этой поверхностной красотой скрывался дух тревоги.Мы вошли в библиотеку, представившись сотрудникам. Их лица выражали недоумение и лёгкое беспокойство, но никто не задавал лишних вопросов. Васильев сразу направился к архивной комнате, где, по его словам, могли быть следы или доступ к подземным путям. В архиве было темно, и запах пыли мешал дышать. Старые полки с книгами и папками стояли вплотную, создавая лабиринт. Климов подсветил фонарём в дальний угол и заметил люк, прикрытый старым ковром.
– Вы это видите? – прошептал он, показывая на люк. – Это может быть вход.
Мы осторожно отодвинули ковер. Люк был старым, но не запертым. Подняв его, мы обнаружили лестницу, ведущую вниз. Дыхание участилось: никто из нас не знал, что нас ждёт дальше. Канализация была тёмной и узкой, её стены покрыты влажным налётом. Свет фонарей выхватывал коридоры, ведущие в разные направления. В воздухе висел запах гнили и сырости, заставляя нас с усилием дышать. Мы двигались осторожно, стараясь не шуметь. Климов заметил свежие следы на полу. Они были мелкими, но достаточно чёткими, чтобы понять, что кто-то прошёл здесь недавно. Это было доказательством того, что канализация используется. Следы вели нас к небольшой комнате, почти полностью спрятанной за металлической дверью. Мы открыли её, и перед нами открылось хранилище. Металлические цилиндры, похожие на те, что мы видели ранее, были аккуратно сложены в углу. На стенах висели карты, а в центре стоял стол с инструментами.
– Это место использовали для подготовки, – сказал Васильев, оглядываясь. – Но что именно они собираются сделать? Мы начали изучать всё, что нашли. Среди бумаг была подробная схема всех подземных путей, соединяющих ключевые точки города. Теперь стало ясно, что их план был больше, чем просто несколько атак. Это была тщательно спланированная операция. Когда мы вернулись в управление, я чувствовал, что мы приблизились к чему-то значительному. Но теперь нам нужно было выяснить, кто стоит за этим и какие их цели. У нас было мало времени, но теперь мы знали, куда двигаться дальше. Васильев, Климов и я сидели в кабинете управления, окружённые картами, схемами и папками с делами. Атмосфера была напряжённой, но сосредоточенной. Мы только начали разбирать найденные улики, когда в дверь постучали. На пороге появился молодой следователь, его лицо выражало смесь усталости и тревоги.
– У нас новое дело, – сказал он, входя. – Три тела. Разные места, но всё в один день. Это не может быть совпадением.
Мы переглянулись. Васильев жестом пригласил его продолжить.
– Первое тело нашли на пирсе, – начал он, открывая папку. – Молодая девушка, около двадцати лет. Второе – в парке, женщина средних лет. И третье… – он замялся, прежде чем продолжить, – девочка, около десяти лет, в канализации. Эти слова повисли в воздухе, как тяжёлый груз. Я почувствовал, как внутри меня нарастает холод. Три убийства за один день. Это не просто случайность. Это было послание.
– Есть ли что-то, что связывает их? – спросил Васильев, его голос был твёрдым, но в нём звучала нотка напряжения.
– Пока ничего, – ответил следователь. – Но все три места находятся недалеко от тех точек, которые вы уже исследовали. Это может быть связано с вашей сетью.
Мы начали с пирса. Место было оцеплено, и несколько офицеров уже работали на месте преступления. Тело девушки было найдено у воды, её одежда была мокрой, а на шее виднелись следы удушения. Я осмотрел место, стараясь уловить детали, которые могли бы дать нам зацепку.
– Здесь явно была борьба, – сказал Климов, указывая на следы на земле. – Но никаких свидетелей. Никто ничего не видел.
Я заметил, что рядом с телом лежал кусок ткани. Он был грязным, но на нём виднелись странные символы. Я поднял его, стараясь не повредить улики, и передал Васильеву.
– Это может быть важно, – сказал я. – Возможно, это часть их ритуала или символика, связанная с их группой.
Следующим местом был парк. Тело женщины нашли на скамейке, её поза была неестественной, как будто её специально посадили так, чтобы её нашли. На её руках были следы верёвок, а на лице – выражение ужаса. Это было не просто убийство. Это было послание.
– Они хотят, чтобы их заметили, – сказал Васильев, осматривая место. – Это не просто преступление. Это демонстрация. Я заметил, что на скамейке была вырезана буква «Г». Это могло быть инициалом или частью кода. Я записал это в блокнот, зная, что каждая деталь может быть важной. Последним местом была канализация. Спускаться туда было тяжело, не только из-за условий, но и из-за того, что нас ждало. Тело девочки лежало в углу, её лицо было скрыто волосами. На стене рядом с ней была нарисована та же буква «Г», что и в парке.
– Это не случайность, – сказал я, осматривая место. – Они оставляют следы, но зачем? Климов нашёл рядом с телом небольшой кулон. На нём был выгравирован символ, похожий на тот, что мы видели на ткани на пирсе. Это была ещё одна связь. Вернувшись в управление, мы начали связывать все три дела. Символы, буквы, места – всё это указывало на то, что убийства были частью чего-то большего. Но кто стоял за этим? И почему они выбрали именно этих жертв? Мы знали, что времени мало. Если это действительно связано с сетью, то они могут продолжить. И каждый следующий шаг будет ещё более опасным. После возвращения в управление мы сразу приступили к анализу найденных улик. Перед нами на столе лежали карты, папки с делами и фотографии мест преступлений. Каждый из нас был погружён в изучение, пытаясь найти связь между убийствами, сетью и другими событиями. Комната была наполнена напряжением, но в этом было и ощущение прогресса. Климов первым заметил закономерность. Он указал на символы, найденные на кулоне девочки и на ткани на пирсе.
– Эти знаки похожи, – сказал он, указывая на выгравированные линии. – Возможно, это часть их ритуала или что-то, что объединяет их цели.
– Но почему разные жертвы? – задумался Васильев. – Девушка, женщина, ребёнок. Нет очевидной связи. Если это сеть, то почему они выбрали именно этих людей?
Я начал изучать имена, которые мы получили из предыдущих мест и списков. Некоторые из них совпадали с новыми жертвами. Это не могло быть случайностью. Эти люди были частью их плана, но как? Я взял блокнот и начал выписывать все найденные имена, отмечая даты исчезновений и места. Позже вечером я отправился к архиву, чтобы проверить дополнительные данные. Старший архивариус был удивлён моим появлением, но ничего не сказал, только показал на угол, где хранились папки с делами. Я начал изучать записи, связанные с предыдущими преступлениями. Среди них были старые случаи пропавших людей, таинственные исчезновения, которые никогда не были раскрыты. На одной из страниц я нашёл дело, которое напомнило мне о недавних убийствах. Это было два года назад. Мужчина средних лет был найден на складе, похожем на тот, который мы недавно изучали. На его теле были странные следы, напоминающие те, что мы видели на жертвах в парке. В папке также был упомянут тот же символ, что мы нашли на кулоне девочки.
– Это не начало, – пробормотал я, записывая заметки. – Эта сеть действует давно. Мы просто опоздали. Утром на следующее заседание следственной группы пришли несколько новых следователей. Среди них был капитан Прокофьев, человек, известный своим жёстким характером и высокой эффективностью. Его присутствие внесло нотку строгости в нашу работу.
– У нас есть три новых дела и куча старых, которые могут быть связаны, – начал Васильев, показывая карты и схемы. – Мы знаем, что сеть существует, но мы не понимаем её цели. Наш следующий шаг – проверить остальные точки.
Прокофьев кивнул, затем перевёл взгляд на меня.
– Корсаков, ты больше всех продвинулся в этом деле. Ты будешь координировать работу. Я не ожидал этого, но быстро согласился. Мне не нужно было дополнительных полномочий, чтобы понять, насколько важно разобраться в этом деле. Мы отправились к следующему месту, обозначенному на карте. Это был старый магазин на окраине города. Здание выглядело заброшенным, но его двери были открыты. Внутри пахло сыростью, и стены были покрыты плесенью. В углу стоял старый шкаф, за которым мы нашли небольшую записку. На ней было написано: «Сила скрыта в последнем шаге.» Эти слова звучали как загадка. Они могли значить что угодно, но я почувствовал, что это намёк на их последнюю цель. Весь день мы собирали новые данные, стараясь связать точки. Но каждый шаг только увеличивал нашу тревогу. Мы знали, что время играет против нас. Если сеть действительно готовится к крупной операции, то мы должны остановить их прежде, чем будет слишком поздно. Наша команда собралась в оперативном кабинете управления, где на стенах висели новые карты города, полные красных отметок, и разложенные документы о недавних убийствах. Васильев держал чашку кофе, иногда пробегая глазами по заметкам. Климов, сидя у окна, поглядывал в сторону улицы, словно надеялся увидеть кого-то или что-то, что подтвердит его мысли. Атмосфера была напряжённой, но по-своему продуктивной. – У нас есть три убийства и сеть, которая охватывает весь город, – начал Васильев, поставив чашку на стол. – У нас есть доказательства связи, но нет точных мотивов. Это проблема.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71807932?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Дмитрий Одиссеев
Тип: электронная книга
Жанр: Триллеры
Язык: на русском языке
Стоимость: 399.00 ₽
Издательство: Автор
Дата публикации: 26.03.2025
Отзывы: Пока нет Добавить отзыв
О книге: В глухой деревне XVIII века, окружённой густыми лесами и мрачными тайнами, молодой человек по имени Пётр находит старинный дневник своей матери и металлический ящик с секретами, которые скрывались годами. По мере того как он углубляется в расследование гибели своих родителей, он раскрывает ужасающую правду: виновником трагедии оказывается не таинственный убийца, которого он искал всю жизнь, а он сам. Пётр был всего лишь ребёнком, когда его страхи и ошибки привели к их гибели, но его память исказила события, создавая иллюзию «Потрошителя».