Главная страница | Современные детективы | Брокингемская история. Том 22

Брокингемская история. Том 22
Алекс Кардиган
Даже самая занудная служебная рутина не способна вогнать в уныние прославленных детективов Доддса и Маклуски. Они всегда найдут способ от неё увильнуть и заняться более интересными делами… В двадцать втором томе «Брокингемской истории» два непревзойдённых мастера сыска и розыска побывали в нескольких следственных изоляторах, в парке отдыха, на деловых переговорах, в радиостудии и на предвыборном митинге Партии Всеобщего Процветания – а также помогли коллегам провести необычную операцию по выслеживанию матёрого неуловимого злоумышленника. Излишне говорить, что эта операция прошла в полном соответствии с намеченным планом, хотя и завершилась довольно парадоксальным образом…

Алекс Кардиган
Брокингемская история. Том 22

© А. Кардиган, текст, 2025
© Издательство «Наш мир», оформление, 2025
* * *

CCXI. Обрыв на линии
– Ну и как вы оцениваете итоги прошедшей операции? – не без сарказма осведомился зам по кадрам Центральной полиции. Его подчинённые Доддс и Маклуски, сидевшие напротив начальника по другую сторону стола, обменялись между собой вопросительно-настороженным взглядом. Отвечать на вопрос взялся Доддс, на которого в тот день были возложены негласные обязанности дежурного оратора: – В целом операция «Сюрприз» принесла вполне ожидаемые и довольно предсказуемые результаты, которые неплохо вписываются в общую картину Брокингемского расследования. Я бы дал нашему «Сюрпризу» скорее оптимистическую, чем пессимистическую оценку. Мероприятие прошло в полном соответствии с заранее разработанным планом, а в его ходе нам удалось задержать нескольких подозреваемых… – Если бы только нескольких! – вскричал в порыве чувств зам, хватаясь за голову, – Количество задержанных во время вашего «Сюрприза» не лезет ни в какие рамки разумного! Если бы вы тихо-спокойно сцапали двух-трёх ваших раздолбаев, вам бы никто и слова дурного не сказал; но когда число задержанных зашкаливает за семьдесят – это уже не операция, а скандал общегосударственного значения! Вот уж действительно «Сюрприз» – и, к тому же, весьма неприятный… Да будет вам известно: На защиту задержанных выступил целый десяток правозащитных обществ и два десятка оппозиционных СМИ. В пятницу вечером нашему Директору устроили большой разнос в Министерстве. После этого он пообещал, что на этой неделе всыпет по первое число и нам, рядовым сотрудникам Центральной полиции, – зам поморщился от неприятных предчувствий, – И вот мне теперь предстоит отдуваться перед ним за этих ваших семьдесят шесть задержанных… (Как сказали бы садоводы: За весь этот посадочный материал.)
– Мы всё же полагаем, что большое количество задержанных не должно ввергать нас в пессимизм, – не поскупился на ложку мёда Маклуски, – Из этих семидесяти шести типов штук сорок уже после первого допроса будут сразу же выпущены из СИЗО под залог или подписку о невыезде – а всех остальных нам наверняка удастся оперативно сбагрить куда-нибудь в УБОП, УБЭП, УБОПЭП или прокуратуру… Кстати, мы с Доддсом уже приступили к выполнению этой задачи, – попытался отвлечь начальство от невесёлых мыслей он, – Например, мы уже созвонились со следователем уголовной полиции Ченноном и договорились о совместном расследовании обстоятельств задержания двоих из наших подозреваемых, Бастинса и Милличипа. С минуты на минуту Ченнон должен прибыть к нам в Центральную полицию. Он сказал, что будет дожидаться нас где-то в районе административного корпуса – ну а далее мы с ним планируем отправиться на допрос Бастинса и Милличипа в один из лондонских СИЗО…
– Вам сильно повезло, что мне сейчас некогда вникать в ваши текущие проблемы, – устало вздохнул зам, – Не будь я так сильно загружен, я бы показал вам, под какой горой варёные раки зимуют!
– А загружены вы, надо полагать, всё той же повторной компьютеризацией отдела кадров? – смекнул Доддс.
– Если бы только ей! – ещё более помрачнел зам, – Сегодня утром Директор внимательно изучил список задержанных при вашем «Сюрпризе» и обратил внимание на фамилию Родли. Он велел мне строжайше проконтролировать доставку этого раздолбая из Рэксема к нам в Лондон, – безо всякого оптимизма сообщил он.
– Вот видите: У нашего «Сюрприза» имеются и кое-какие положительные итоги! – нашёл повод порадоваться Маклуски, – Кабы не он, нам бы ещё нескоро удалось задержать Родли и этапировать его на рабочее место…
– Я бы назвал задержание Родли скорей не закономерным, а побочным эффектом вашей операции, – не спешил обольщаться зам, – К тому же, этого типа ещё не довезли до Лондона… Отдел режима откомандировал за ним в Рэксем своего сотрудника Беннета. Сегодня рано утром он должен был забрать Родли из рэксемского СИЗО; тогда уже этим вечером он сможет доставить его к нам в Центральную полицию… Впрочем, все мы знаем: Там, где Родли, всегда происходят какие-то дурацкие истории! – совсем упал духом он, – Тот же Беннет за последние восемь месяцев выезжает за ним в Рэксем уже раз в третий, если не в четвёртый (не считая выездов в иные места). На обратном пути с ним неизменно приключается то одно, то другое – а в итоге Родли до сих пор не удалось доставить на положенное место…
– Но ведь ещё какой-то древний философ утверждал: Всё на свете когда-нибудь заканчивается! – попытался подбодрить начальника Доддс, – Правда, этот философ вряд ли был знаком с нашим Родли…
– Доддс, немедленно прекратите накаркивать нам очередные неприятности! – возмутился Маклуски, – Очень некрасиво с вашей стороны… Поскорей постучите по деревяшке – не то ваши пророчества опять сбудутся!
Но Доддс не успел постучать по деревянному столу. В этот самый момент на этом самом столе вдруг пронзительно зазвонил телефон, и зам привычным движением снял с него трубку.
– Отдел кадров! – представился он, – Это – вы, отдел режима? Да, я вас внимательно слушаю… И что же передал из Рэксема ваш Беннет? Погодите-погодите… Вы это серьёзно? – упавшим голосом уточнил он, – Ваш Беннет ничего не перепутал? Ну, знаете ли… – он в растерянности уронил трубку обратно на аппарат; на его лице застыло выражение полной безысходности.
– И что же там слышно из Рэксема? – не смог сдержать любопытства Доддс, – Наверно, Беннет уже едет в Лондон на суперскоростном экспрессе в двухместном вагоне-люкс, везя с собой нашего Родли?
– Боюсь, ни одна сила на свете неспособна вернуть Родли из этой командировки, – окончательно впал в меланхолию зам, – Нет, Беннет не смог забрать этого обормота из рэксемского СИЗО… Как вы помните, во время операции «Сюрприз» Родли был задержан в Рэксеме вместе со своим собутыльником Бланкетом. Их обоих посадили в один и тот же СИЗО, в одну и ту же камеру. В пятницу наш доблестный отдел режима связался с рэксемской полицией и уведомил её, что из двух задержанных нас интересует один только Родли, а второго предложил выпустить на все четыре стороны… И вот сегодня утром Беннет наконец доехал до Рэксема и явился в нужный СИЗО. Зайдя в камеру, он обнаружил в ней только одного заключённого – но не Родли, а Бланкета. Как и следовало ожидать, замечательная рэксемская полиция поняла наши советы в точности до наоборот: Она выпустила на все четыре стороны не Бланкета, а Родли. И Беннет опять ума не может приложить, где же ему теперь искать этого раздолбая… (Везти в Лондон вместо Родли Бланкета он, разумеется, не стал.)
– К слову, в действиях рэксемской полиции прослеживается вполне объяснимая логика, – вступился за своих далёких валлийских коллег Доддс, – Получив от нас указание отпустить одного из своих задержанных, они освободили сотрудника Центральной полиции, а под замком оставили какого-то неизвестного забулдыгу. Естественно, им и в голову не пришло, что нам требуется взять под стражу нашего собственного коллегу. Они были уверены, что добраться до Родли мы всегда сможем и без их помощи, в порядке обычной служебной субординации…
– Ну а меня теперь ожидает ещё одна нахлобучка от Директора, – в полной прострации подытожил зам, – Как оказалось, одним вашим «Сюрпризом» мои неприятности не ограничились!
– Кстати, о «Сюрпризе»! – поспешил вернуть разговор на нужные рельсы Маклуски, – Ченнон уже наверняка прибыл в административный корпус и неприкаянно слоняется по нему в ожидании нашего с Доддсом появления. У него – каждая секунда на вес золота; ведь мы с ним собираемся отправиться в СИЗО на допрос двоих наших подозреваемых, задержанных при проведении операции «Сюрприз»…
– Ну что ж, отправляйтесь к вашему Ченнону, – рассеянно кивнул головой зам, – А завтра с утра я снова жду вас у себя в кабинете с отчётом о проделанной работе!
– Нет проблем! – заверили в один голос два прославленных детектива, оперативно поднимаясь из-за стола и спешно направляясь на выход, пока начальник не успел загрузить их ещё каким-либо заданием.
Некоторое время спустя они уже заходили в неоднократно упоминавшийся административный корпус родной конторы. Как они и предвидели, в момент их прихода в большом холле на первом этаже никаких посторонних лиц замечено не было, а слонявшиеся по нему сотрудники ВОХР на все вопросы о следователях уголовной полиции лишь снисходительно усмехались да скептически хмыкали. Однако сбить с толку двух величайших мастеров сыска и розыска им не удалось… Слегка пораскинув мозгами, новоприбывшие стремительно свернули в боковой коридор и пробрались к хорошо знакомому им заднему окну. Чутьё не обмануло прославленных детективов: Именно в этом углу на широком подоконнике тихо и скромно сидел их старый знакомый Ченнон, неторопливо перелистывая страницы какого-то разноцветного рекламного буклета.
– Вот мы вас и накрыли! – поприветствовал коллегу Доддс, обмениваясь с ним тёплым дружеским рукопожатием, – Ну-ка признавайтесь: Что за ерунду вы тут разглядываете?
– Угадайте с трёх раз! – предложил Ченнон, лукаво ухмыльнувшись.
– Рекламный проспект туристического агентства «Сусанна-Бермуда»? – высказал очевидную догадку Маклуски, принимая от Доддса эстафету дружеских рукопожатий.
– Да от вас ни одной мелочи не утаишь! – разочарованно развёл руками следователь уголовной полиции, – А сумеете ли вы заодно догадаться, с какой целью я взял его в офисе вашей «Бермуды»? – не без подковырки предложил он. (Уточнение «вашей» следовало понимать в иносказательном смысле: Офис фирмы «Сусанна-Бермуда» располагался на первом этаже всё того же административного корпуса, принадлежавшего Центральной полиции.)
– Вы собрались в какую-то турпоездку? – выдвинул предположение Доддс.
– Нет, не собрался, – опроверг Ченнон.
– Вы расследуете какое-то дело с участием этой «Сусанны»? – высказал ещё одну догадку Маклуски.
– Опять мимо! – улыбнулся Ченнон.
– Вам нечем заняться? – смекнул Доддс.
– Не угадали! – засмеялся Ченнон.
– Ах, вот оно что! – сообразил наконец Маклуски, – Кто-то попросил вас взять этот буклет для него?
– Вот теперь верно! – не стал отпираться Ченнон, – Да, один из моих коллег, следователь Ротмилл, узнал, что я собрался заглянуть в ваши края, и заказал мне этот дурацкий буклет. Сам Ротмилл сегодня сильно загружен на рабочем месте и не может ни на секунду от него оторваться – в отличие, например, от меня…
– Да-да, мы видим, что вы уже оторвались от своего рабочего места, – согласился Доддс, – Стало быть, сейчас вы повезёте нас в СИЗО на встречу с нашими старыми знакомыми, Бастинсом и Милличипом?
– К сожалению, сегодня наша встреча с этими ребятами не состоится, – поставил коллег в известность Ченнон, – Перед отбытием из участка я ещё раз созвонился с этим СИЗО – и мне ответили, что наши задержанные ещё не успели пройти какие-то бюрократические формальности, обязательные при посадке. Скорее всего, с этими формальностями будет покончено только завтра – и лишь после этого мы получим разрешение на допрос Бастинса и Милличипа. Итак, сегодня наш визит в СИЗО отменяется… Между прочим, в нашем участке об этом ещё не знают. Там до сих пор уверены, что я отбыл в СИЗО на допрос подозреваемых, – поделился секретом он, – Пользуясь случаем, я намерен прокатиться в город и посетить один интересный магазин… А у вас какие планы?
– Конечно, ваш магазин нас вряд ли заинтересует, – трезво оценил ситуацию Маклуски, – С другой стороны, нам нет совершенно никакого резона возвращаться на рабочее место и извещать зама о срыве нашей поездки в СИЗО. (В этом случае он может подыскать для нас куда более неприятное занятие – например, отправит в антенный корпус таскать утяжелённые блоки.) Нам следует избрать некий промежуточный путь…
– Вот именно! – поддержал коллегу Доддс, – Ченнон, вы не могли бы уточнить: А чем именно так сильно занят Ротмилл на своём рабочем месте?
– Разумеется, очередным уголовным расследованием, – не затруднился с ответом Ченнон, – В его подробности я вникать не стал, дабы не засорять себе понапрасну мозги. Если они (подробности) вас интересуют, можете обратиться непосредственно к Ротмиллу… (Начальство всегда радо спустить ему самые сложные и запутанные дела, в которых любой посторонний сломит себе и ногу, и руку, и голову.) Да, кстати! – удачно сообразил он, – Если вы и впрямь надумали навестить Ротмилла, то передайте ему, будьте добры, эту штуку! – он вручил своим коллегам из Центральной полиции рекламный буклет фирмы «Сусанна-Бермуда», – Заодно можете передать ему от меня большой привет и осторожно намекнуть, что я якобы отправился в СИЗО допрашивать подозреваемых…
– Помнится, как-то раз наш незабвенный шеф тоже крутил в руках рекламный буклет одной туристической компании, – углубился в ностальгические воспоминания Доддс, – Открыл он очередную страницу и увидел на ней изображения неких экзотических морских животных. К сожалению, по вине издателей эти картинки оказались размещены там в перевёрнутом виде… «Посмотрите: Они нарисовали своих рыб и змей кверху ногами!» – возмутился шеф, – «То есть, кверху руками… То есть, кверху лапами… В общем, ужасные разгильдяи!»
– Но не беспокойтесь, Ченнон: Мы вас не подведём! – заверил Маклуски.
Некоторое время спустя два величайших детектива всех времён и народов скромно и без лишнего шума появились в кабинете следователя по уголовным делам Ротмилла, застав того врасплох и оторвав от каких-то важных напряжённых размышлений. Обменявшись с новоприбывшими тёплыми дружескими рукопожатиями, он не преминул заметить:
– Да-да, я очень рад вас видеть… Но, честно сказать, вы появились совершенно неожиданно, как снег на голову. Интересно, какими ветрами вас занесло в наши края?
– Мы прибыли к вам по просьбе вашего коллеги Ченнона, дабы передать вам от него привет и вручить вот этот чудесный рекламный проспект, – объяснил Доддс, передавая хозяину кабинета принесённый с собой груз.
– А где сам Ченнон? – поинтересовался Ротмилл, пряча буклет в верхний ящик своего рабочего стола.
– Собирался отправиться в какой-то СИЗО на допрос подозреваемых, – предельно правдиво, но вместе с тем на редкость двусмысленно и уклончиво ответил Маклуски.
– Да-да, я так и думал, – кивнул головой Ротмилл, – Ченнон всегда норовит улизнуть на какие-то посторонние мероприятия… Прошу извинить за откровенный намёк – но сегодня у меня, к сожалению, нет ни одной свободной минутки, – честно признался он, – Вы своим приходом отрываете меня от кое-каких важных дел…
– От каких именно? – заинтересовался Доддс.
– От одного сложного и запутанного расследования, – коротко уточнил Ротмилл.
– Опять убийство? – заинтересовался Маклуски.
– Нет, кража со взломом, – опроверг Ротмилл, – Между прочим, скоро ко мне должны привести одного за другим сразу троих фигурантов этого дела – свидетеля, эксперта и бескорыстного информатора, – он демонстративно посмотрел на свои наручные часы, – А я до сих пор ещё не обдумал, о чём буду их спрашивать…
В кабинете на какое-то время повисла напряжённая задумчивая тишина. Полминуты спустя её прервал голос Доддса:
– Как мне помнится, в деле об убийстве нотариуса Геллибранда нам с вами удалось неплохо поработать совместно…
– Но чем вы можете помочь мне в нынешнем деле? – не понял Ротмилл, – Вы ведь даже не знаете, в чём это дело состоит; не так ли?
– Тогда перестаньте тянуть кота за хвост и приступайте поскорее к изложению! – взял быка за рога Маклуски.
– Ну что ж, садитесь и слушайте! – принял верное стратегическое решение следователь уголовной полиции.
Вскоре все трое уже сидели вокруг главного и единственного стола кабинета с трёх разных сторон на трёх разных стульях. Ротмилл начал свой рассказ так:
– Первый эпизод этого дела имел место больше месяца назад; а точнее – ровно пять недель, считая с прошедших выходных. Место действия вам наверняка знакомо – заведение под названием «Торговый двор». Оно находится неподалёку от нас на территории одного бывшего заброшенного завода. В прошлом году в связи с кризисом перепроизводства завод был прикрыт, а его многочисленные корпуса и пустыри приспособлены под всевозможные торговые точки. С наружной стороны от заводского забора возле его бывшей главной проходной понемногу разросся ещё один небольшой торговый городок из кое-каких ларьков и палаток. (Все они тоже торгуют в розницу всякой мелкой ерундой.) Разумеется, в ночное время работа всех торговых точек прекращается, а ларьки с палатками запираются до следующего утра… А теперь я подхожу к началу нашей истории: Пять недель назад, в ночь с субботы на воскресенье, один из ларьков под названием «Канцелярские товары» был ограблен. Из него похитили какую-то мелочь типа авторучек, батареек и канцелярских скрепок…
– А куда, позвольте вас спросить, смотрели ночные сторожа? – не удержался от каверзного вопроса Доддс.
– Строго говоря, служба охраны «Торгового двора» не следит за сохранностью ларьков и палаток за пределами бывшей территории завода, – пояснил Ротмилл, – Однако все эти торговые точки подключены к единой системе охранной сигнализации, выведенной на пульт внутри заводской территории… Впрочем, в ту ночь сигнализация по какому-то странному совпадению не работала ввиду обрыва силового кабеля, – он скептически покачал головой, как бы сомневаясь в случайности подобного совпадения, – Если вы плохо знакомы с тамошней обстановкой, вкратце вам её опишу: Забор завода одной из своих боковых сторон выходит на железнодорожную линию. Сам завод и прилегающая к нему территория расположены на насыпи вышиной около десяти метров, вдоль подножия которой и проходят железнодорожные пути. По краю этой насыпи проложена трамвайная линия. Перед самым заводом она делает резкий поворот и подходит к его главной проходной, а затем уходит куда-то в другой район. Пока завод функционировал, на этом трамвае ездили на работу его многочисленные рабочие – ну а после его банкротства этим маршрутом стали пользоваться ещё более многочисленные посетители «Торгового двора»… С обеих сторон трамвайных путей имеются узенькие асфальтовые тротуары для пешеходов. Как раз об этих тротуарах далее и пойдёт речь… Дело вот в чём: С недавних пор на тротуарах, как грибы после дождя, начали вырастать многочисленные рекламные конструкции в виде столбов. (Они в основном рекламируют различные торговые точки, представленные на «Торговом дворе».) Правовые основания возведения этих рекламных конструкций мне пока не совсем ясны… Но известно, что их возведением занималась некая контора под названием «Нетрадиционные рекламные технологии». Возглавляет контору некий тип по фамилии Шейквелл. (Кстати, он – один из тех троих, кого я жду сегодня к себе в гости.) Нетрадиционность технологий Шейквелла не вызывает у меня ни малейших сомнений: Его рекламные столбы даже не врыты в грунт, а просто стоят на асфальте на своих круглых металлических днищах.
Отдалённо они напоминают переносные спортивные стойки – но, разумеется, гораздо выше и тяжелее, чем те.
Рекламные щиты крепятся на этих столбах в поперечном направлении на двух или трёх уровнях… Прошу извинить меня за столь долгое и подробное вступление! (К сожалению, обойтись без него было никак не возможно.) А теперь я наконец перехожу к сути дела: Пять недель назад, в ночь с субботы на воскресенье, одна из этих несуразных стоек с рекламными щитами каким-то образом перевернулась и грохнулась через боковые перила с насыпи на железнодорожные пути; по дороге она оборвала кое-какие электрические провода, натянутые вдоль путей. Неудивительно, что в ту ночь вся округа осталась без электричества – в том числе и система охранной сигнализации «Торгового двора»… Это облегчило задачу неведомому нам пока грабителю: Он выбил лобовое стекло в одном из ларьков и выгреб с прилавка какую-то мелочь… Владельцы ларька заметили неладное на следующее утро, когда явились на работу – но обращаться в полицию не стали, учитывая крайне небольшой размер своего ущерба. Кстати, этот ларёк был застрахован от ограбления в одной из страховых контор. Разумеется, получить страховое возмещение владельцам ларька так и не удалось. (В договоре страхования имелся пункт об обязательном подключении страхуемого объекта к системе охранной сигнализации – а в ту ночь, как вы уже слышали, эта система не функционировала.) Но вот оборванные провода были отремонтированы, а упавшая рекламная конструкция установлена на прежнее место. Вскоре деловая жизнь на «Торговом дворе» вернулась в привычное русло… Но текла она в этом русле совсем не долго – ровно три недели. Через двадцать один день после первого инцидента, и тоже в ночь с субботы на воскресенье, имел место второй инцидент, в точности аналогичный первому: С края насыпи через перила рухнула ещё одна рекламная конструкция – не та, что в прошлый раз, но очень на неё похожая. Она опять оборвала кое-какие провода и вызвала отключение электричества в окрестностях «Торгового двора». И самое поразительное: Один из ларьков возле бывшего завода опять оказался ограблен…
– Вот это поворот! – присвистнул от удивления Доддс.
– Ну кто бы мог подумать…! – покачал головой озадаченный Маклуски.
– На сей раз жертвой взлома стал ларёк под названием «Сувенирная продукция», – продолжал Ротмилл, – Было похищено несколько сувенирных брелков, открыток, декоративных магнитов и прочая малоценная мелочь. Владельцы ларька опять не стали поднимать шум и обращаться в полицию… Но вот провода были отремонтированы, а рекламный столб возвращён на ранее занимаемое место. Следующего инцидента пришлось ждать даже не три недели, а только две: В минувшие выходные, в ночь с субботы на воскресенье, с насыпи навернулась уже третья нетрадиционная рекламная конструкция Шейквелла…
– Сдаётся мне, за этими вроде бы случайными падениями скрывается некая хитроумно завуалированная закономерность… – глубокомысленно высказался Доддс.
– Все детали инцидента в точности повторились, – продолжал Ротмилл, – Провода опять были оборваны, а охранная сигнализация перестала функционировать… В эту ночь взлому подвергся очередной, уже третий по счёту ларёк. Правда, на сей раз помимо всякой мелочи грабителям досталась и более ценная добыча – несколько кожаных сумок, которые можно носить на плече или через плечо. Вот теперь-то владельцы ларька наконец обратились в полицию… Заниматься этим делом было поручено мне. Узнав историю вопроса, я решил объединить все три эпизода со взломами ларьков в единое делопроизводство, поскольку в них явно просматривается один и тот же почерк. Я поставил перед собой несколько вопросов, на которые пока не смог найти ответа: По каким причинам рекламные конструкции вдруг начали падать с насыпи? Были ли эти причины естественными, или же к этим падениям причастны какие-либо разумные существа? Если верно последнее, то не связаны ли эти существа с теми, кто осуществил взлом ларьков? К сожалению, обстоятельства крушения рекламных столбов выглядят на редкость туманно. Все три раза дело происходило поздно вечером в субботу, в отсутствие свидетелей и очевидцев. Согласно данным энергетических служб, все три аварии на линии электропередач имели место в период с десяти до одиннадцати часов вечера – а к тому времени все работники и завсегдатаи «Торгового двора», как правило, уже успевают разъехаться по домам и дачам… Впрочем, не будем спешить отчаиваться! – призвал он сам себя и своих коллег, – Сегодня утром к нам в участок неожиданно позвонил какой-то тип и сказал, что желает сообщить полиции некую важную информацию насчёт взлома этих трёх несчастных ларьков. С ним беседовал мой помощник, младший следователь Крессуэй. Он уговорил бескорыстного информатора явиться ко мне в кабинет и выложить все свои карты на стол… Этот тип станет первым моим сегодняшним гостем – а вторым и третим будут эксперт по устойчивости рекламных конструкций и глава фирмы «Нетрадиционные рекламные технологии». (Двое последних были вызваны лишь в рамках расследования падения рекламных столбов. К ограблению ларьков их вызов формального отношения не имеет.)
– Судя по всему, сегодня нам с вами скучать не придётся! – высказал предчувствие Маклуски.
В этот самый момент дверь кабинета решительно распахнулась, и в него твёрдой уверенной походкой зашли двое: джентльмен, одетый в безукоризненно отглаженный костюм с галстуком, и другой джентльмен, чуть менее безукоризненно одетый в старую спортивную куртку.
– Да-да, Крессуэй, благодарю вас за работу! – кивнул одному из вошедших Ротмилл, – Уважаемые коллеги, познакомьтесь с моим помощником! (Он также принимает участие в расследовании этого дела.) – обратился он к двоим посланцам Центральной полиции.
Те не преминули обменяться тёплыми дружескими рукопожатиями с джентльменов в костюме. Затем Доддс, проявляя присущий ему такт, добавил:
– Крессуэй, мы очень рады с вами познакомиться! Мы слышали о вас немало добрых слов…
– Вообще-то Крессуэй – это я! – уточнил джентльмен в спортивной куртке.
Прославленные детективы принесли свои извинения джентльмену в костюме и обменялись ещё более тёплыми дружескими рукопожатиями с помощником Ротмилла… Но вот наконец все присутствующие расселись по свободным стульям, и бескорыстный информатор приступил к главной цели своего визита.
– Моя фамилия – Бачлер, – сообщил он многозначительно и с достоинством, – Я работаю охранником при бильярдном клубе «Ночные шары»… Надеюсь, это название вам знакомо?
– Нет, незнакомо, – ответил Ротмилл за себя и троих своих коллег, – Никто из нас бильярдами не увлекается – а ночными клубами и подавно.
– Но имеют ли ваши «Шары» какое-либо отношение к торговому комплексу «Торговый двор»? – уточнил Доддс.
– Ни малейшего, – развеял сомнения Бачлер, – От него до нас даже по прямой будет километров пять, не меньше.
– То есть, – сделал вывод Маклуски, – ваше заведение не было затронуто отключениями электропитания на «Торговом дворе»?
– Не было, – подтвердил Бачлер, – Честно говоря, я уже целую вечность не заглядывал в этот «Торговый двор». О тамошних неприятностях я узнавал исключительно из газет… Тем не менее, я готов назвать вам фамилию человека, который стоит за всеми этими взломами и ограблениями! – решительно и бескомпромиссно заявил он.
– Ну что ж, назовите, – не стал возражать Ротмилл.
В кабинете повисла напряжённая взрывоопасная тишина. Выдержав эффектную паузу, Бачлер не без пафоса произнёс:
– Его зовут Гартсайд!
Ротмилл в недоумении переглянулся со своим помощником. Тот широко развёл руками и заверил:
– Нет, эта фамилия мне совершенно ни о чём не говорит!
– Нам тоже, – подтвердил Доддс, уже успевший пролистать свою верную записную книжку в поисках каких-либо Гартсайдов.
– Этот Гартсайд – постоянный посетитель нашего клуба, – пояснил Бачлер, – Поскольку в «Ночных шарах» ведётся строгий пропускной контроль, мы проверяем документы у всех входящих. (Собственно, в этом и состоят мои основные служебные обязанности.) Так уж повелось со дня открытия нашего клуба (а открылся он как раз на минувший Новый год), что самые главные наши бильярдные тусовки проходят в ночь с субботы на воскресенье. До недавнего времени этот Гартсайд не пропустил ни одной из них. (Уточню сразу: Я понятия не имею, какими делами занимается публика в нашем бильярдном зале. По долгу службы я не имею права покидать свой пост возле входной двери клуба и заходить в зал. В самом бильярде я тоже совершенно не смыслю.) Но вот пять недель назад произошло уникальное событие: Гартсайд не появился на очередной тусовке… Сперва я не придал этому особого значения – тем более, что в следующие две субботы он опять, как обычно, почтил нас своим присутствием. Но в третью субботу история повторилась: Гартсайд уже вторично проигнорировал нашу тусовку… Когда под утро наши посетители расходились, я между делом у них поинтересовался: «Что такое стряслось с Гартсайдом? Почему он перестал посещать „Ночные шары“?» «Да, со стариной Гартсайдом в последнее время творится что-то странное», – ответил один из наших гостей, – «Он стал чересчур нервным и раздражительным. Он постоянно ворчит и нецензурно выражается. И даже в бильярд он теперь играет хуже, чем раньше! Мы и сами не знаем, что за муха вдруг его укусила… Бесспорно одно: Он сильно изменился после того, как пропустил нашу тусовку три недели назад!» «Между прочим», – добавил другой посетитель, – «Как раз в ту ночь кто-то взломал ларёк возле „Торгового двора“!» Эти слова заставили меня серьёзно задуматься… Но представьте теперь моё изумление, когда я на следующий день развернул вечернюю воскресную газету и узнал о взломе ещё одного ларька у «Торгового двора»! Итак, мои подозрения подтвердились: Отсутствие Гартсайда на наших тусовках вот уже второй раз подряд совпало по времени с ограблением каких-то ларьков… Эта мысль целую неделю не давала мне покоя – а в следующую субботу Гартсайд снова, как ни в чём не бывало, появился в нашем клубе. Проверяя его документы на входе, я как бы к слову заметил: «Как я погляжу, в последнее время вы как-то нерегулярно посещаете наши тусовки…» Он с явным раздражением ответил: «Да, в прошлую субботу мне пришлось заняться одним важным неотложным делом». Его ответ ещё больше укрепил мои сомнения и подозрения в его адрес… Конечно же, ни одно дело, каким бы важным и неотложным оно ни было, не смогло бы помешать страстному любителю бильярда посетить свою любимую тусовку в любимом клубе – если только это дело не связано с его основным родом занятий… Безусловно, есть на свете такие люди, которые работают по ночам – например, я. Но к Гартсайду это явно не относится! (Ведь до недавнего времени он исправно посещал наш клуб каждую ночь с субботы на воскресенье.) Выходит, в последнее время он занялся какими-то посторонними ночными делами, которые отвлекают его от более важных занятий… А вдруг он состоит в банде, которая грабит по ночам ларьки и торговые палатки? Целую неделю после этого я не переставал терзаться сомнениями. Но вот наступила ещё одна суббота – и…
– Давайте ближе к делу: В прошлую субботу Гартсайд опять не появился в вашем клубе? – потерял терпение Ротмилл.
– Именно так! – подтвердил Бачлер, – А на следующее утро я опять прочитал в газете о взломе ларька возле «Торгового двора»! И тогда я наконец решился обратиться в полицию… Неделю назад я на всякий случай переписал себе личные данные Гартсайда, – он вытащил из внутреннего кармана небольшой мятый листок и протянул Ротмиллу, – Надеюсь, с их помощью вы сумеете его разыскать и привлечь к ответственности…
– Да-да, очень хорошо, – рассеянно кивнул следователь уголовной полиции, – Мы высоко ценим ваш гражданский порыв. Безусловно, сообщённая вами информация нам когда-нибудь пригодится… Крессуэй, вы хотите о чём-то спросить нашего гостя?
– Я обязан задать ему вопрос: Но неужели этот Гартсайд похож по виду на обычного уголовника? – поинтересовался помощник Ротмилла.
– В наше время обычного уголовника зачастую и не отличишь от обычного обывателя, – со знанием дела ответил охранник бильярдного клуба, – Я вам уже говорил: Я не знаю, каким образом Гартсайд ведёт себя в бильярдном зале. Тем более я не могу знать о его поведении за пределами нашего клуба… Проходя мимо моей кабинки, он пытается держаться солидно и с достоинством. Я бы даже сказал, что из него так и сквозит каким-то нарочитым снобизмом… Но на представителя интеллектуальной элиты он не похож. В прошлый раз, неделю назад, я разглядел на его ладонях свежие мозоли и царапины (явно не бильярдного происхождения). Очевидно, ему приходится время от времени заниматься физическим трудом… Но вдруг этот труд как раз и состоит во взломе ларьков? – он многозначительно посмотрел на своих собеседников.
– Любопытная версия, – без особого интереса кивнул головой Ротмилл, – Крессуэй, отработайте это направление! – он протянул листок с данными Гартсайда своему помощнику, – Возьмите парочку оперативников и наведайтесь к этому парню домой! Если он окажется на месте, доставьте его к нам в участок – в наручниках или без, смотря по обстоятельствам… Не смеем вас далее задерживать, мистер Бачлер! – прозрачно намекнул он бескорыстному информатору.
Однако когда Крессуэй и Бачлер уже готовы были покинуть гостеприимный кабинет, охранник ночного клуба в последний момент обернулся назад и произнёс:
– Но всё-таки прошу вас: Не говорите Гартсайду, что это я вывел вас на него! А вдруг он и впрямь ни в чём не виноват? Боюсь, тогда он набьёт мне морду в тёмном переулке за слишком длинный язык…
– Не волнуйтесь: Мы вас не выдадим! – пообещал Ротмилл.
Когда за двумя ушедшими джентльменами закрылась дверь, а их шаги заглохли где-то вдалеке, хозяин кабинета позволил себе откровенный комментарий:
– Вот ведь оголтелый фантазёр! Как-то не верится мне, что член элитного бильярдного клуба ворует по ночам какие-то авторучки, брелки и кожаные сумки…
– Поверить в подобное действительно непросто, – согласился Доддс, – И вот вам самый главный довод: Если бы Гартсайд сам грабил эти ларьки, он бы наверняка выбрал для этого более подходящее время – а не ночь с субботы на воскресенье, когда в его любимом клубе проходят эти бильярдные тусовки. Конечно же, ни один страстный любитель бильярда ни за что бы не допустил, чтобы его сверхурочная работа мешала его хобби…
– Кстати, с минуты на минуту к нам должен пожаловать ещё один гость – эксперт по устойчивости наземных рекламных конструкций Раунтри, – предупредил коллег Ротмилл, – За последние пару месяцев он опубликовал в различных изданиях кучу разных статей насчёт нетрадиционных столбов Шейквелла и разнёс их устойчивость в пух и прах… Я полагаю, нам будет интересно услышать его мнение по этому поводу, – высказал благое пожелание он.
Новый посетитель не заставил себя долго дожидаться: Вскоре на бывшем стуле Бачлера уже восседал эксперт Раунтри… Он оказался худощав и долговяз. Своим внешним видом он сильно напоминал одну из тех конструкций, исследованием устойчивости которых занимался.
– Надеюсь, вы уже догадались, о каких рекламных конструкциях мы бы хотели с вами поговорить, – начал беседу Ротмилл.
– О перевертышках Шейквелла? – снисходительно усмехнулся эксперт, – Ну что ж, занятная тема для обсуждения… Когда я впервые увидел на улицах Лондона эти садовые пугала, я сам едва не перевернулся от хохота. Похоже, эти ребята из «Нетрадиционных технологий» не имеют ни малейшего представления о законах физики. Их рекламные столбы – откровенное издевательство над здравым смыслом и всеми научными принципами устойчивости наземных сооружений… Если вас интересует моя экспертная оценка, то она такова: Конструкции Шейквелла обречены на то, чтобы постоянно переворачиваться! Их наличие в городе представляет опасность для окружающих. Городские власти обязаны немедленно убрать эти недоразумения со своих улиц! Последние два месяца я не устаю писать об этом в газетах и высказываться устно в радиоэфирах…
– Но неужели эти конструкции были установлены на улицах Лондона без ведома властей? – не смог поверить Маклуски, – Разве Шейквелл не согласовал их параметры с городскими службами?
– Возможно, кое-какие параметры он с ними и согласовал, – хмыкнул Раунтри, – Например, размер взятки, которую требовалось сунуть в лапу какому-нибудь чиновнику… Повторю ещё раз: Присутствие рекламных конструкций Шейквелла на наших улицах вызывает моё возмущение и чревато многочисленными жертвами среди гражданского населения! Устойчивость этих столбов настолько ничтожна, что вообще не поддаётся расчёту обычными методами. При малейшем дуновении ветерка они начнут дружно рушиться на наши головы… Подобные примеры мы уже имели счастье наблюдать в окрестностях «Торгового двора». Не нужно быть большим специалистом, чтобы понять масштабы грозящей нам опасности… Вот, посмотрите! – он вскочил со стула и встал посереди кабинета, раскинув руки вширь, – Предположим, стоит на улице этот столб, а на нём висят рекламные щиты. (Столб – это я, а щиты – мои руки.) Теперь вообразите, что ветер подул на меня во фронтальном направлении… Что произойдёт со мной и висящей на мне рекламной продукцией? Это понятно и малолетнему идиоту: Щиты превратятся в своего рода паруса, а сама конструкция, если она недостаточно надёжно закреплена в грунте, неминуемо перевернётся, – в качестве наглядной иллюстрации он отчаянно замахал руками и рухнул обратно на свой стул, – Именно это и происходит со столбами Шейквелла при малейшем усилении фронтального ветра!
– Но тогда почему за последние пять недель в окрестностях «Торгового двора» перевернулось только три подобных конструкции? – поставил вопрос ребром Ротмилл, – Насколько мне известно, вдоль трамвайных путей их установлено несколько десятков… Может быть, в их падении виноват не только фронтальный ветер?
– Этому Шейквеллу просто сильно везёт! – не затруднился с объяснением Раунтри, – Устойчивость каждой конкретной конструкции зависит от её индивидуальных особенностей – а эти особенности далеко не всегда заметны невооружённым глазом. В результате может получиться парадокс: Из двух стоящих рядом и одинаковых на вид столбов один падает, а другой чудом удерживается от падения… Но везение Шейквелла закончится при первом же значительном усилении ветра. Вот тогда-то все его перевертышки и повалятся одна за другой, как кегли в кегельбане! Так что ждите следующего сильного ветра – и готовьтесь к новым обрывам на линиях электропередач!
– И всё-таки вы нас не убедили, – остался при своём мнении Доддс, – Не кажется ли вам странным, что все три случая усиления фронтального ветра неподалёку от «Торгового двора» происходили только поздними субботними вечерами – да ещё непременно с десяти ноль-ноль до одиннадцати ноль-ноль?
– Резонный вопрос! – поддержал коллегу Ротмилл, – Как вы полагаете, Раунтри: Не могли ли падения этих столбов быть вызваны целенаправленными усилиями каких-либо разумных существ?
– Не смешите меня! – вскричал в возмущении эксперт, – Столбы Шейквелла нет необходимости целенаправленно переворачивать – они и без посторонней помощи всегда готовы обрушиться нам на головы! А посему моя позиция остаётся неизменной: Все нестандартные конструкции должны быть немедленно убраны с улиц Лондона. Пускай на них останутся лишь старые добрые, веками опробованные, традиционные и безопасные рекламные носители!
– Да-да, благодарю вас за экспертное мнение! – кивнул головой Ротмилл, – Пожалуй, других вопросов к вам у нас нет. Не смеем далее вас задерживать… Вернее, есть у нас к вам ещё один небольшой вопросик! – спохватился он, когда эксперт по устойчивости уже был готов покинуть гостеприимный кабинет, – Не известен ли вам некий Гартсайд?
– Впервые слышу эту фамилию! – не задумываясь, ответил Раунтри.
– Я почти не сомневался, что он раскритикует в хвост и гриву столбы Шейквелла, – признался своим коллегам Ротмилл, когда эксперт окончательно скрылся по ту сторону двери, – При чтении его статей в различных журналах у меня сложилось впечатление, что для него эти нестандартные рекламные носители – нечто вроде навязчивой идеи. Он готов бороться с ними яростно и беспощадно, всеми возможными средствами и невзирая на лица. Мне думается, такой предвзятый эксперт неспособен высказать полностью объективную оценку… Что бы он ни говорил, у меня продолжают оставаться прежние подозрения. Вполне возможно, что эти три столба перевернулись не сами, а были перевёрнуты чьими-то ловкими руками, – он в задумчивости поскрёб себе в подбородке, – И руки эти наверняка состояли в преступном сговоре с другими руками, которые взламывали по соседству эти несчастные ларьки… Интересно, а что скажет по этому поводу наш следующий гость – глава «Нетрадиционных технологий» Шейквелл?
– На вашем месте мы бы не стали утаивать от него экспертную оценку Раунтри, – позволил себе ненавязчивую подсказку Маклуски, – Услышав, что эксперты считают его столбы неустойчивыми, Шейквелл как пить дать постараемся убедить нас в обратном. Уж он-то не станет возражать против гипотезы о длинных и ловких руках и ногах, переворачивающих его рекламные носители! Не исключено, что заодно он выскажет нам свои соображения насчёт возможных хозяев этих рук и ног…
– Пожалуй, именно такой тактики мы и будем придерживаться! – не стал возражать Ротмилл.
Некоторое время спустя на главном гостевом стуле напротив хозяина кабинета сидел уже третий за сегодняшний день посетитель. В отличие от Раунтри, Шейквелл был совсем не долговяз и совершенно не худощав – да и свой темперамент он проявлял далеко не так бурно, как эксперт по устойчивости его рекламных конструкций.
– Надеюсь, вы уже догадались, что ваш вызов в мой кабинет связан с вашими нетрадиционными технологиями, – приступил к беседе Ротмилл, – Кстати, некоторые специалисты высказывают мнение, что ваши конструкции якобы крайне неустойчивы и имеют склонность к обрушению при малейшем усилении фронтального ветра…
– Что за специалисты несут подобную чушь? – удивился Шейквелл.
– Например, известный эксперт Раунтри, – не стал темнить Ротмилл, – который побывал в этом кабинете всего несколько минут назад.
– Ах, Раунтри! – хмыкнул глава «Нетрадиционных технологий», – Спешу вас успокоить: Этот болтун смыслит в устойчивости рекламных конструкций не больше, чем мы с вами – в надёжности орбитальных космических комплексов! Однажды я прочитал его статью в какой-то жёлтой продажной газетёнке и едва не лопнул со смеху. Его рассуждения были настолько примитивны, абсурдны и непрофессиональны, что любой малолетний школьник с двумя классами образования написал бы ту же статью куда более толково и аргументированно… Между прочим, известно ли вам, с какой стати он так взъелся на мои рекламные конструкции? Всё объясняется просто: Он получил заказ от Моубрея и сполна отрабатывает свой гонорар…
– А кто такой Моубрей? – заинтересовался Ротмилл.
– Глава фирмы «Щиты и вывески», – губы Шейквелла скривились в презрительной усмешке.
– Судя по всему, это – ваш главный конкурент на рынке рекламных конструкций? – смекнул Доддс.
– Возможно, сам он действительно считает себя достойным конкурентом моей фирме, – не без сарказма согласился Шейквелл, – Хотя, если быть объективным, мы с ним находимся в разных весовых категориях… Как легко догадаться по названию его конторы, он безнадёжно отстал от современности и неспособен освоить новые рекламные технологии. В конкурентной борьбе с нами он терпит постоянные поражения и неуклонно теряет клиентов. Ему остаётся только одно: мешать нашему бизнесу всеми возможными способами, в том числе низкими и недостойными. Вместо того, чтобы вкладывать средства в усовершенствование своих собственных устаревших технологий, он тратит их на содержание этого горластого и бездарного Раунтри… Могу вас заверить: Наши рекламные конструкции ничуть не менее устойчивы, чем все эти морально устаревшие щиты и вывески Моубрея! А в плане мобильности, компактности и экономичности они дадут им сто очков вперёд…
– Разумеется, глава любой фирмы имеет привычку хвалить свою собственную продукцию и ругать продукцию конкурентов, – проявил присущий ему скептицизм Маклуски, – А что вы скажете насчёт юридическо-правовых оснований ваших столбов? Не нарушили ли вы каких-либо муниципальных законов при их установке?
Немного подумав, Шейквелл ответил следующим образом:
– Насколько я понимаю, вы вызвали меня к себе по поводу обрушения моих конструкций, а не по поводу их воздвижения; не так ли? В таком случае, давайте не будем отвлекаться на посторонние темы!
– Вы правы: Вопрос о правомочности вашей коммерческой деятельности входит в сферу компетенции не нашей уголовной полиции, а скорей УБЭПа, УБОПЭПа или лондонской прокуратуры, – признал Ротмилл, – Уговорили: Сегодня же позвоню своим знакомым в УБОПЭП и попрошу обратить внимание на вашу контору! – (Шейквелл скромно улыбнулся, оценив по достоинству юмор собеседника), – Но вернёмся в нашу сферу компетенции! Вы, стало быть, считаете экспертную оценку Раунтри предвзятой?
– Ну ещё бы! – подтвердил Шейквелл, – Утверждения этого типа о якобы неустойчивости наших рекламных конструкций не соответствуют действительности. Публично высказывая их, Раунтри выполняет заказ Моубрея и преследует сразу несколько целей: Во-первых, он пытается дискредитировать нашу фирму и отбить у неё клиентов; во-вторых, пытается поссорить нас с городскими властями; ну а в-третьих…
– И что же в-третьих? – заинтересовался Доддс.
– А в-третьих, – продолжил свою мысль Шейквелл, – пытается отвести от самого Моубрея подозрения в диверсии – то есть, в целенаправленном обрушении наших рекламных конструкций.
– Ах, вот оно что! – смекнул Ротмилл, – Вы хотите сказать, что ваши рекламные столбы были перевёрнуты некими злоумышленниками, выполнявшими задание Моубрея?
– Я в этом нисколько не сомневаюсь, – не стал отрицать Шейквелл, – Из наших неофициальных источников нам стало достоверно известно: Все три диверсии с перевёрнутыми рекламными конструкциями – дело рук Моубрея и его компании. По нашим данным, он все три раза отправлял на это задание по десятку самых здоровых своих грузчиков. (И он ещё упрекает наши конструкции в низкой устойчивости? Но позвольте: Если даже десять могучих амбалов с трудом могут справиться с одной-единственной переносной стойкой, то эту стойку никак нельзя назвать низкоустойчивой; не так ли?) В последнее время финансовое положение «Щитов и вывесок» сильно пошатнулось. Моубрей со своими допотопными технологиями уже не может выдержать честной конкуренции с нашей фирмой. Он растерял большинство своих прежних клиентов, которые предпочли размещать свою рекламу на наших современных носителях… Вот и приходится ему бороться с нами путём закулисных ночных диверсий!
– Но может быть, вам и в самом деле стоило разместить вашу рекламу на всем привычных стационарных столбах? – не поскупился на дружеский совет Маклуски, – В этом случае Моубрею было бы гораздо сложнее спихнуть вашу рекламную продукцию с насыпи – да и Раунтри было бы уже не за что вас критиковать в журнальных статьях и радиоэфирах…
– Спору нет: При прочих равных условиях капитально врытые в грунт столбы надёжнее переносных стоек, – признал Шейквелл, – Мы бы с радостью разместили рекламу на обычных столбах уличного освещения – но, к сожалению, в окрестностях «Торгового двора», вдоль трамвайных путей, нет ни одного подобного столба.
– А почему бы вам самим их там не врыть? – подкинул ещё одну неплохую идейку Доддс.
– Да, иногда нам приходится забивать наши рекламные стойки в грунт для придания им большей устойчивости, – подтвердил Шейквелл, – Но бурить асфальт в районе той насыпи мы всё же не рискнули… При бурении в незнакомом месте не исключены любые неожиданности. Бывали случаи, когда нижний конец рекламной конструкции проваливался в какой-нибудь подземный гараж, а то и в шахту метрополитена, – по секрету поведал он, – В общем, мы тщательно взвесили все за и против – а потом приняли решение установить вдоль той трамвайной линии наши нестандартные переносные конструкции…
– Но если установка рекламы на этой насыпи настолько сложна и непредсказуема, – заметил Маклуски, – то почему вы разместили её именно в этом месте, а не в каком-то другом?
– На этом настояли рекламодатели, – объяснил глава «Нетрадиционных технологий», – Все они владеют торговыми точками в «Торговом дворе». (Именно эти точки и пропагандирует размещаемая на наших носителях рекламная продукция.) А как раз по этой трамвайной линии прибывают в «Торговый двор» большинство его посетителей… Естественно, рекламодатели хотят, чтобы будущие покупатели видели рекламу их товаров из окон своих трамваев по дороге до места покупки. Потребитель в наше время пошёл капризный и бестолковый: Он неспособен без посторонней помощи добраться до нужного магазина; он будет целый день без толку блуждать в трёх соснах вокруг прилавка с нужным ему товаром – а потом случайно наткнётся на конкурирующую лавочку и купит товар там… Чтобы этого не произошло, приходится через каждую сотню метров размещать рекламные указатели. Клиенту требуется постоянно внушать, что он находится на верном пути к нужной торговой точке… Вот потому-то рекламодатели и настояли, чтобы мы установили их рекламу вдоль трамвайных путей при подъезде к «Торговому двору», – подытожил он.
– Но неужели не существует других типов рекламных конструкций, помимо врытых в землю столбов и переносных стоек? – не смог поверить Доддс.
– Существуют и другие – но ни один не подходит для данного конкретного случая, – углубился в подробности Шейквелл, – Переносные тумбы? Но их не удастся втиснуть в эти узенькие тротуары… Рекламные растяжки поверх трамвайных проводов? С их установкой возникнет слишком много технических сложностей… Переносные штендеры? Это – откровенный абсурд… Между прочим, известно ли вам, что такое штендер?
– Скорее всего, нет, – ответил за себя и за своих коллег Ротмилл.
– Тогда я охотно вам это объясню! – оживился Шейквелл, – Штендер состоит из двух щитов прямоугольной конфигурации, обращённых лицевыми сторонами в противоположных направлениях; они скреплены между собой поверху, а снизу не скреплены. Их устанавливают поблизости от рекламируемой торговой точки непосредственно на грунт или асфальт… Как правило, эти торговые точки сами заказывают себе штендеры с необходимой им рекламой. В начале рабочего дня они выставляют их в нужных местах, а по вечерам демонтируют обратно.
При установке штендеры обычно прикручивают железными цепями к какому-либо массивному стационарному объекту – дереву, столбу или опоре моста. Впрочем, иногда и это не спасает их от похищения или порчи со стороны конкурентов или обычных хулиганов. Бывает, штендеры отдирают от цепей, разрывают на части или разрисовывают непотребным образом… (Иногда диверсантам достаточно просто развернуть штендеры в другом направлении, чтобы они указывали не на рекламируемую торговую точку, а на совершенно посторонний объект.) Дабы проследить за сохранностью своей рекламной продукции, сотрудники торговой точки вынуждены в течение рабочего дня периодически обходить все места установки штендеров и проверять, не случилось ли с ними какой-либо неприятности. В этой связи, установка штендеров может быть оправдана лишь в том случае, если их немного и все они компактно расположены поблизости от установившей их конторы… Правда, существует и другой вид штендера – так называемый живой.
Живой штендер никуда не устанавливается и ни к чему не прикручивается. Он надевается на живого человека:
Один из щитов оказывается у него на спине, а другой – на животе. В течение рабочего дня живой штендер гуляет по улице в самых людных местах и наглядно рекламирует тот или иной товар, чья реклама висит у него на спине или животе… В некоторых отношениях живой штендер удобнее стационарного. Например, его уж точно не украдут конкуренты и не разрисуют малолетние хулиганы… Но во всех других отношениях стационарный штендер гораздо лучше. Например, ему, намертво прикрученному цепями к столбу, никогда не придёт в голову забежать в неурочное время в какую-нибудь пивную…
Одним словом, за живым штендером необходим ещё более неусыпный контроль, чем за стационарным. Чтобы живой штендер не загулял куда-нибудь налево или направо, эту работу следует поручить предельно надёжному и трезвомыслящему сотруднику. Но тогда этот сотрудник уже не сможет помочь фирме в других, более важных делах, поскольку будет целыми днями слоняться по улицам, навьюченный двумя рекламными щитами… Если же в качестве живого штендера нанять какого-то постороннего балбеса, сотрудникам фирмы всё равно придётся отвлекаться от основной работы, чтобы периодически проверять наличие своего штендера на положенном месте… В общем, я бы не советовал вам размещать свою рекламу на штендерах, – подвёл окончательный итог он, – Кстати, электронные рекламные табло тоже имеют массу недостатков…
– Про электронные табло нам рассказывать не нужно, – прервал докладчика Ротмилл, – Пожалуй, больше вопросов к вам у нас не будет… Не смеем далее вас задерживать! Впрочем, подождите-ка минуточку! – в последний момент спохватился он, – Шейквелл, не известен ли вам среди приверженцев Моубрея или где-то ещё некий Гартсайд?
– Нет, не известен, – без тени сомнений ответил глава «Нетрадиционных рекламных технологий».
– Итак, что же мы имеем на текущий момент? – спросил сам себя Ротмилл, когда Шейквелл покинул его кабинет, – Если наше расследование и продвинулось вперёд, то крайне незначительно… Шейквелл высказал гипотезу о том, что за падениями его рекламных конструкций мог стоять глава конкурирующей с ним конторы. Очевидно, нам стоит навестить этого Моубрея и задать ему парочку каверзных вопросов… Шейквелл прав: Любой бизнесмен всегда будет рад хоть чем-то навредить своим конкурентам!
– Но вдруг Шейквелл сам наводит напраслину на своего конкурента, чтобы ему навредить? – резонно заметил Маклуски.
– Я более склонен доверять показаниям Шейквелла, чем Раунтри, – остался при своём мнении Ротмилл, – Я почти не сомневаюсь, что этот загадочный Гартсайд тоже принадлежит к шайке Моубрея. Скорее всего, он лично участвовал в диверсиях против столбов Шейквелла или во взломе торговых ларьков…
– Между прочим, нам до сих пор неизвестно, насколько связаны друг с другом эти два вида правонарушений, – обратил внимание Доддс, – А вдруг столбы переворачивает одна шайка, а ларьки грабит другая, не имеющая к первой ни малейшего отношения?
– Я исхожу из предположения, что заказчик в обоих случаях был один и тот же, – ответил Ротмилл.
– Но для чего Моубрею понадобилось грабить ларьки? – не понял Маклуски, – Ведь они никак не конкурируют с его «Щитами и вывесками»; не правда ли?
– Сдаётся мне, тут имеет место некая хитроумная многоходовая комбинация, – глубокомысленно изрёк Ротмилл, – Моубрей хочет добиться того, чтобы владельцы ограбленных ларьков подали в суд на энергокомпанию за перебои с подачей электричества и отключение охранной сигнализации; в свою очередь, энергетики предъявят претензии Шейквеллу за неустойчивость его рекламных конструкций – и конкурент Моубрея так или иначе пострадает…
– Надо полагать, этот Моубрей – настоящий гигант стратегической мысли! – хмыкнул Доддс, – Кабы он использовал свои таланты по прямому назначению, мы бы уже давно обогнали весь мир в области современных рекламных технологий…
В кабинете на какое-то время повисла напряжённая задумчивая тишина. Трое мастеров сыска и розыска молча обдумывали различные нюансы текущей ситуации… Но вот затянувшееся молчание неожиданно прервал голос Доддса:
– А ведь Шейквелл прав: Рекламный бизнес имеет свои собственные странности, разобраться в которых под силу далеко не каждому эксперту… Изготовить рекламу и разместить её на носителях – далеко не самое важное в этом деле. Гораздо сложнее заставить потребителя заметить и прочитать твою рекламу… Потребитель нынче совсем перестал обращать внимание на традиционную рекламную продукцию и высокомерно воротит от неё нос. Если щит с рекламой повесить посереди улицы, этот болван развернётся и пройдёт мимо; если рекламу зачитать по телевизору, он тут же переключит его на другую программу; если рекламный проспект опустить ему в почтовый ящик, он не читая выкинет его в ящик мусорный. Рекламным агентствам приходится выпрыгивать из штанов от усердия в попытках хоть как-то заинтересовать этих бестолочей своей продукцией… Например, они придумали вот такой способ: Рекламный проспект изготавливается в виде небольшой открытки с липучкой на конце. Рекламный агент пробирается в дом, где живёт потребитель, и прилепляет эту штуку ему на дверь, как раз напротив глазка. Затем агент нажимает кнопку дверного звонка и срочно даёт дёру – а потребитель, заглянув в глазок, видит перед собой открытку с рекламой какого-то важного и нужного товара… Остроумно; не правда ли?
– Другим нетрадиционным способом подачи рекламы является её размещение на движущихся объектах – трамваях, троллейбусах, автобусах, вагонах метро, поездах дальнего следования и обычных грузовых фургонах, – подхватил интересную тему Маклуски, – Если реклама не приклеена, а нарисована на наружных стенках транспортного средства, её уже никому не удастся оттуда содрать… Кстати, заказчикам рекламы даже нет необходимости лично владеть этими транспортными средствами – достаточно лишь заключить с их владельцами договор о сотрудничестве. Допустим, подобный договор был подписан с хозяином одного скромного транспортного фургона… И вот на оба бока этого фургона наносится рисунок с рекламой – после чего его владелец волен распоряжаться им по своему усмотрению. В течение рабочего дня фургон продолжает совершать свои обычные перевозки по своим привычным маршрутам; на него наложено лишь одно небольшое ограничение – он не имеет права парковаться в гаражах или на закрытых стоянках. Таким образом, наш фургон будет целыми сутками напролёт рекламировать нужный товар, колеся по бескрайним лондонским просторам или простаивая без дела в каком-нибудь многолюдном дворе. И даже если он основательно застрянет в очередной уличной пробке, невелика беда – ведь водители других транспортных средств, угодивших в ту же пробку, за долгие часы стояния на одном месте наверняка обратят внимание на рекламу, нарисованную на боку их товарища по несчастью из соседнего ряда…
– Порой некоторым торговцам ради привлечения внимания покупателей приходится прибегать к изощрённым трюкам и театральным инсценировкам, – снова взял слово Доддс, – Представьте себе картину: Стоит на улице совершенно обычный магазин, ничуть не хуже, чем все прочие – но посетители его упорно игнорируют, поскольку он открылся совсем недавно и ещё не успел ничем прославиться… Как бы вы посоветовали поступить его менеджерам? Например, они могут нанять себе на временную работу несколько так называемых подставных покупателей. Их задача предельно проста: по нескольку раз в день заходить в магазин под видом обычных посетителей – а несколько минут спустя выходить обратно на улицу со счастливыми улыбками, волоча в руках огромные сумки и коробки, на которых написано название данного магазина. И хотя эти коробки и сумки абсолютно пусты (или, в лучшем случае, набиты поролоном), со стороны может показаться, будто эти ребята совершили в данном магазине какие-то удачные покупки… Не пройдёт и нескольких дней, как в этом магазине будет не протолкнуться уже и от настоящих (а не подставных) покупателей, – выразил убеждённость он.
– Ещё одним эффективным видом рекламы является устная. (Если она производится в людном месте.) – слегка поменял направление беседы Маклуски, – В этом случае рекламодателям не приходится тратиться на рекламные носители и аренду рекламного места – да и охранять свою рекламу от посягательств конкурентов им тоже необходимости нет… Но тут возникают сложности иного характера: Если ваш рекламный агент встанет посереди площади и начнёт через рупор рекламировать ваш товар, то его очень скоро задержат правоохранительные органы и предъявят обвинение в нарушении общественного порядка. А посему к этому вопросу следует подойти творчески и с душой… Например, вот так: Однажды рано утром, в самый час пик, два ваших рекламных агента сядут в обычный лондонский автобус, переполненный народом под самую завязку. (При этом оба ваших агента должны быть одеты в самую обычную одежду, без какой-либо рекламной символики.) Пробившись в самую середину салона, один из агентов, обращаясь к другому, хорошо поставленным голосом произнесёт: «Да, кстати! Недавно я купил себе в таком-то магазине одну чудесную стиральную машину (кофемолку, соковыжималку, газонокосилку – и так далее)…» Второй агент якобы из любопытства начнёт задавать уточняющие вопросы; отвечая на них, первый агент перечислит все достоинства рекламируемого товара и торгующего им магазина. Через несколько минут все пассажиры автобуса уже будут в курсе, где и почём можно купить этот замечательный товар… Сойдя с автобуса на ближайшей остановке, агенты сядут на следующий и заново разыграют свою сценку там. Затем точно такая же картина повторится в третьем, четвёртом и пятом автобусе… Вскоре едва ли не половина Лондона будет во всех подробностях осведомлена о всех прелестях новой стиральной машины. Причём у пассажиров останется стойкое впечатление, будто они узнали об этом товаре от обычных покупателей, а не от настырных рекламных агентов, которые так горазды на преувеличения…
– А вот вам ещё один хитроумный рекламный трюк! – не остался в долгу Доддс, – На днях я прочитал о нём в одном интересном журнале… Речь идёт о рекламе при помощи больших надувных кукол, на которые со всех сторон нанесена символика рекламируемой фирмы. Эти куклы надуваются и выпускаются в открытый полёт вблизи каких-нибудь многоэтажных элитных домов. Каждая кукла устроена таким хитрым образом, что, подлетев к дому, намертво присасывается на специальных присосках к первому попавшемуся балкону… И вот представьте себе картину: Один из респектабельных жильцов выглядывает в окно своего пятнадцатого этажа – и вдруг замечает, что перед ним болтается рекламная кукла, присосавшаяся к балкону этажом выше. Как быть жильцу пятнадцатого этажа? Справиться с куклой собственными силами вряд ли удастся: Эта штука сделана из особого пуленепробиваемого материала; её не берёт ни ножовка, ни зубило, ни перфоратор. Отодрать её от места присасывания возможно разве что вместе с куском верхнего балкона – но против этого наверняка станет возражать жилец верхнего, шестнадцатого этажа, которому, собственно, и принадлежит этот балкон. (К слову, ему-то как раз эта кукла совершенно не мешает, поскольку свисает с его балкона вниз, а из окон его квартиры вообще не видна.) Процесс демонтажа куклы потребует проведения масштабных спасательных работ с привлечением скалолазов и монтажников-высотников. Всё это займёт как минимум несколько недель, а то и месяцев… За это время незадачливый жилец пятнадцатого этажа успеет не по одному разу пожаловаться на судьбу своим многочисленным друзьям и родственникам: Дескать, перед окном его квартиры, закрывая вид на город, болтается рекламная кукла такой-то фирмы… (Да чтоб она поскорее вылетела в трубу и провалилась в тартарары!) Друзья и родственники не преминут поделиться этой любопытной новостью со своими собственными знакомыми – и вскоре уже все страна будет знать о существовании этой чудесной фирмы… Но следует уточнить: Журнал, из которого я вычитал эту историю, на поверку оказался не деловым, а юмористическим, – добавил он для полноты картины.
Интересные разговоры о проблемах современной рекламы были грубо и бесцеремонно прерваны неожиданным телефонным звонком. Ротмилл очнулся от напряжённых раздумий, в которые был погружён на протяжении всей предшествующей беседы, и решительно снял трубку с аппарата, установленного на его столе.
– Крессуэй, это – вы? Что там у вас случилось? – произнёс он в трубку, – Ага, вот как? Ну что ж, тащите его сюда! До скорой встречи! – он положил трубку обратно, – Итак, в нашем деле появился первый задержанный, – известил он своих коллег из Центральной полиции, – Но это – не Гартсайд, а кто-то другой, – добавил он; в его голосе промелькнуло нечто вроде разочарования, – Гартсайда дома не оказалось. Не исключено, что он уже успел дать дёру на все четыре стороны… Крессуэй оставил у дверей его квартиры одного оперативника, а сам наведался по другому адресу – и там ему повезло больше. Этот адресок ему подсказали на «Торговом дворе»… Местные работники припомнили, как один из их знакомых негативно отзывался о ларьках и палатках по ту сторону их забора. Крессуэй решил проверить этого типа и нагрянул к нему домой. В его квартире были обнаружены некоторые предметы, похищенные из наших трёх ларьков… Разумеется, хозяин квартиры был немедленно задержан. Между прочим, Крессуэй сейчас приведёт его к нам для предварительного допроса…
– Ну что ж, этого и следовало ожидать, – глубокомысленно высказался Доддс, – К кому же ещё его вести на допрос, если не к нам?
В этот момент дверь кабинета распахнулась, и помощник Ротмилла, одетый всё в тот же спортивный костюм, представил всеобщему вниманию задержанного им подозреваемого. Новый посетитель оказался чуть старше средних лет; одет он был не слишком изысканно, а вид имел довольно помятый. (Наручников на нём пока не было.) И хотя он изо всех сил пытался сохранить философское отношение к жизни, на его разочарованное лицо то и дело набегали тени глубокой досады на злодейку-судьбу…
– Его фамилия – Дрисколл, – объявил Крессуэй, – Когда-то он работал вахтёром на заводе, а после закрытия завода стал сторожем на «Торговом дворе». В его квартире мы обнаружили несколько пакетиков с батарейками из первого ограбленного ларька и несколько пакетиков с сувенирными магнитами из второго ограбленного ларька – а также… – он выдержал эффектную паузу, – …а также несколько кожаных накладок под ремни для наплечных сумок. На эти накладки приклеены этикетки с названием торговой точки. Это название соответствует третьему ограбленному ларьку – тому самому, который взломали позавчера ночью.
– А как насчёт самих сумок? – не удержался от вопроса Маклуски.
– Самих сумок мы на квартире у Дрисколла не обнаружили, – доложил Крессуэй, – Очевидно, накладки были сняты с ремней, дабы на сумках не осталось никаких упоминаний о торговой точке, которой они принадлежали до похищения.
– Благодарю вас за работу! – сдержанно кивнул младшему следователю Ротмилл, – Ну, Дрисколл, рассказывайте: Каким образом все эти предметы очутились у вас на квартире?
– Мне просто не повезло, – сокрушённо развёл руками задержанный после того, как Крессуэй усадил его на стул для посетителей, а сам занял своё прежнее место в дальнем углу кабинета, – Я так и знал, что эти дурацкие ларьки подведут меня под трибунал… Не стану скрывать: Я сразу невзлюбил все эти ларьки! – откровенно признался он, – Как только они появились по ту сторону нашего забора, я решил по-честному поговорить с этими ларёчниками. Я прямо так им и сказал: «Вам нужно нанять себе хорошего ночного сторожа, не то ваш товар в один момент разворуют грабители!» Но ларёчники всё отмахивались да отшучивались: «Нет-нет, зачем нам сторожа? Мы подключим свои ларьки к системе охранной сигнализации, и нам уже никакие грабители не страшны!» Вот они и доигрались со своей системой сигнализации… Первый раз это произошло чуть больше месяца назад, в ночь с субботы на воскресенье. Помню, как сейчас: Вылез я с заводской свалки и пошёл домой как раз мимо всех этих ларьков и палаток. А там…
– А что вы делали той ночью на заводской свалке? – осведомился Ротмилл.
– Как что? – Дрисколл в недоумении уставился на следователя уголовной полиции, – Проверял, нет ли там чего подходящего для домашнего хозяйства! Кстати, ничего незаконного в этом нет…
– Тогда почему вы полезли на свалку в ночное время? – поставил вопрос ребром Маклуски.
– Потому, что днём я был занят на работе, – объяснил бравый сторож, – И вот иду я мимо этих ларьков – и вдруг замечаю, что вокруг совсем темно, а ни одна лампочка сигнализации нигде не горит. «Ну вот, что я говорил!» – подумал я, – «Охранная сигнализация накрылась – и теперь эти ларьки сможет спокойно обчистить любой прохожий с большой дороги!» Решил я провести наглядный эксперимент. И вот двинул я осторожно в стекло первого попавшегося ларька своей доской…
– А откуда у вас взялась доска? – не понял Ротмилл.
– Я прихватил её со свалки для нужд домашнего хозяйства, – пояснил рассказчик, – И вот двинул я в стекло доской; стекло разбилось, но никакой сирены при этом не загудело… «Я был прав: Сигнализация совсем не фурычит!» – обрадовался я. Пошарил я в темноте наугад по прилавку, схватил всё, что подвернулось под руку, и потопал домой…
– Но для чего вы разбили стекло и похитили из ларька эту мелочь? – уточнил Ротмилл.
– Неужели это ещё требуется объяснять? – осклабился Дрисколл.
– Вы сделали это из хулиганских побуждений? – смекнул Крессуэй.
– Нет, в воспитательных целях, – опроверг Дрисколл, – Раз эти раздолбаи-ларёчники не заботятся о сохранности собственного имущества, их следует проучить. Вот я и устроил им небольшое ограбление!
– Что значит «не заботятся»? – поспешил вмешаться Ротмилл, – Они же подключили свои ларьки к системе охранной сигнализации; не так ли? И не их вина, что в ту ночь эта сигнализация внезапно вышла из строя ввиду обрыва на линии электропередач…
– Если бы их ларьки охранял живой ночной сторож, его бы уже никто не смог отключить ни от каких электропередач, – резонно заметил Дрисколл, – Так что пускай эти раздолбаи наглядно прочувствуют разницу между двумя системами охраны!
– Ах, вот оно что! – сообразил Доддс, – Владельцы ларьков отказались прибегнуть к услугам ночного сторожа (в вашем лице) – и вы в отместку решили причинить им мелкий, но демонстративный ущерб?
– Да-да, что-то вроде того, – подтвердил Дрисколл, – Я надеялся, что эти разгильдяи усвоят полученный урок… Но не тут-то было: Ровно через три недели они сваляли прежнего дурака. В ту ночь, с субботы на воскресенье, я опять возвращался домой с заводской свалки…
– Какое удивительное совпадение! – не преминул отметить Ротмилл, – Ваши походы на свалку почему-то происходят в те же самые ночи, когда на линии электропередач выходят из строя провода!
– Я залезаю на свалку каждую ночь с субботы на воскресенье, – пояснил бравый сторож, – Да и почти каждый будний день тоже… (На этой свалке столько всего навалено, что за один раз и не унесёшь!) И вот прохожу я мимо ларьков – и не верю своим глазам: Вокруг опять темным-темно, а сигнализация нигде не горит! У меня за пазухой удачно оказался небольшой молоток; я двинул им по стеклу в первом попавшемся ларьке, выгреб с прилавка весь мелкий товар и пошёл домой… Но даже после этого эти раздолбаи-ларёчники не взялись за ум! Прошло ещё пару недель – и вот в ночь с позавчера на вчера я снова проходил мимо ларьков по дороге со свалки до дома…
– А теперь-то вы чем разбили стекло: доской или молотком? – не удержался от очередного каверзного вопроса Маклуски.
– Теперь ничем, – ответил Дрисколл, – На самом крайнем ларьке уже было выбито лобовое стекло, а на прилавке было совсем пусто. Похоже, кто-то успел обчистить это заведение ещё до меня… На полу лежали только эти накладки под ремни. Я подобрал их и понёс домой… (Не уходить же из гостей с пустыми руками!) Вот и все дела! – невесело вздохнул он.
– Да-да, очень интересно, – кивнул головой Ротмилл, – То есть, к похищению кожаных сумок вы не причастны? За вами числятся лишь мелкие символические кражи, совершённые из идейных соображений? Но даже за них вы обязаны понести уголовную ответственность! – объявил он порядком приунывшему противнику охранных сигнализаций, – Надеюсь, вы осознаёте свои ошибки и раскаиваетесь в содеянном?
– Да, конечно! – охотно подтвердил Дрисколл, – Сам понимаю, что дурака свалял! Если бы я сразу оторвал от накладок эти бумажки, вы бы и не догадались, что я утащил их из того ларька… Но ничего: Урок пойдёт мне впрок! – заверил он.
– Вот и славно! – кивнул головой Ротмилл, – Крессуэй, вы хотите спросить задержанного о чём-то ещё?
– У меня остался только один вопрос, – оживился младший следователь, – На антресолях у задержанного были обнаружены ещё кое-какие предметы, которые не входят в перечень похищенных из трёх ларьков товаров…
– Значит, я приволок их домой со свалки, – заранее ответил на ещё не заданный вопрос Дрисколл.
– Шибко сомневаюсь, – скептически хмыкнул Крессуэй, – Это были меховые сапоги – причём совсем новые…
– Наверно, это те, что я купил в магазине для личного пользования, – высказал предположение задержанный.
– Непохоже, что для личного, – возразил Крессуэй, – Всего мы обнаружили две пары сапог: одна пара – женские, вторая – детские. На ваши ноги они вряд ли налезут…
– Всё, вспомнил! – хлопнул себя по лбу Дрисколл, – Этими сапогами торговала одна фирма на нашем «Торговом дворе». Когда она обанкротилась, у неё не нашлось наличных средств, чтобы расплатиться с нашей службой охраны – и тогда она выплатила мне задолженность по зарплате в натуральном виде, собственной продукцией… Сейчас, в мае, в меховых сапогах всё равно никто не ходит. Я временно закинул их на антресоли – ну а потом, осенью или зимой, подарю их каким-нибудь знакомым, у которых есть жёны и дети…
– Ваши меховые сапоги нас не интересуют, – прервал докладчика Ротмилл, – Если они не были украдены, полиция ими заниматься не станет… Крессуэй, уведите задержанного к себе и запишите его показания! – распорядился он, – Пожалуй, мы уже спросили у него обо всём, о чём собирались… Хотя нет, ещё не обо всём! – спохватился он в последний момент, – Дрисколл, известен ли вам некий Моубрей?
– Нет, – ответил задержанный.
– А некий Гартсайд? – поинтересовался Доддс.
– Никогда не слышал этой фамилии, – заверил пламенный борец с торговыми ларьками.
– Итак, наше расследование ещё немного продвинулось вперёд, – высказал сдержанный оптимизм Ротмилл, когда Крессуэй увёл задержанного для записи показаний, – Мы уже знаем автора взлома двух первых ларьков. Как выяснилось, они не имеют ни малейшего отношения к обрывам линии электропередач… Первые два раза Моубрей и компания просто переворачивали рекламные конструкции конкурентов – но к третьему разу они подготовились более основательно и решили заодно обчистить ларёк возле «Торгового двора». (Мотив я вам уже назвал: заставить хозяев ларька пожаловаться на энергетиков, чтобы те, в свою очередь, предъявили претензии компании Шейквелла, которой принадлежит перевернувшаяся конструкция.) Дрисколл наткнулся на уже обчищенный ларёк и по привычке прихватил из него какую-то мелкую ерунду – а крупная добыча в виде кожаных сумок была похищена до него людьми Моубрея. Они сняли и бросили в опустевшем ларьке лишь накладки для ремней… (Судя по всему, это было сделано ими из соображений конспирации – ведь на накладках были приклеены этикетки с названием ограбленной ими торговой точки.) И сдаётся мне, ко взлому этого третьего ларька приложил свои мозолистые руки наш загадочный Гартсайд… – он сосредоточенно забарабанил пальцами по столу, за которым сидел, – Похоже, в первые два раза он помогал другим членам банды переворачивать рекламные столбы; в третий же раз ему было поручено более важное задание…
– Но что вы, собственно, имеете против этого Гартсайда? – поспешил вмешаться Маклуски, – Одни лишь досужие домыслы Бачлера насчёт сквозящего из него (Гартсайда) снобизма?
– А вот я бы не спешил с порога отметать выводы Бачлера, – проявил взвешенный подход Ротмилл, – По долгу службы он привык общаться с различными людьми; он явно не обделён наблюдательностью и проницательностью; он способен по малейшим нюансам поведения подметить склонность человека к совершению правонарушений… К тому же, против Гартсайда свидетельствуют беспристрастные факты. Его отсутствие на трёх субботних бильярдных тусовках явно неспроста совпадает по времени с обрывами проводов и со взломами ларьков…
– Порой взаимосвязь тех или иных событий бывает настолько причудливой и трудноуловимой, что в них не под силу разобраться и целому полку следователей уголовной полиции – не говоря уже о скромном охраннике бильярдного клуба, – затейливо и витиевато высказался Доддс.
Ротмилл не успел высказать в ответ свои возражения – этому опять помешал внезапно зазвонивший телефон.
– Крессуэй, это – вы? – произнёс хозяин кабинета, поднося к уху снятую с телефонного аппарата трубку, – Ах, вот как? Вы его уже допросили? И что же он вам рассказал? – в кабинете временно воцарилось напряжённое молчание, нарушаемое лишь еле слышным стрекотанием далёкого Крессуэя из телефонной трубки, – Значит, вот как обстояло дело… – в задумчивости произнёс Ротмилл пару минут спустя, – Да-да, я вас понял… Ну что ж, оформите его показания и приобщите их к делу! Благодарю за работу! – он уложил трубку обратно на аппарат, – Вот и объявился наш Гартсайд! – известил он своих коллег из Центральной полиции, – Как оказалось, он вовсе не пытался скрыться, а всего лишь отлучился на полчаса в магазин. Когда он вернулся домой, его подкараулил у дверей квартиры наш оперативник и оперативно доставил к нам в участок. (Пока без наручников.) Гартсайд уже дал Крессуэю свои объяснения насчёт отлучек из бильярдного клуба. Их причина была до смеха проста: Наш Гартсайд всего-навсего работает электромонтёром в городской энергетической компании.
– Так вот оно в чём дело! – смекнул Маклуски.
– Мы с самого начала предчувствовали, что примерно этим всё и закончится! – блеснул запоздалой прозорливостью Доддс.
– Согласно графику дежурств, Гартсайд каждую субботу выходил на смену в дежурную бригаду, – продолжал Ротмилл, – Его дежурство обычно заканчивалось около одиннадцати вечера – а после этого он, хорошо отдохнув и отоспавшись на рабочем месте, отправлялся в бильярдный клуб и гонял там шары до самого утра… Но за последние полтора месяца его привычный распорядок был трижды нарушен неожиданными авариями на линии электропередач. Все три раза Гартсайду приходилось задерживаться на работе до самого утра, помогая дежурной бригаде устранять последствия аварии. Разумеется, посетить свой любимый клуб ему в эти три раза не удавалось… Неудивительно, что он с тех пор стал угрюм и раздражителен! Теперь он грозится скинуть с насыпи виновников всех трёх аварий, если их когда-нибудь удастся разоблачить…
– Пожалуй, вам стоит продиктовать ему адрес конторы Моубрея, – не поскупился на ценный совет Маклуски.
– Таким образом, Гартсайд не имеет ни малейшего отношения ко взлому ларьков возле «Торгового двора», – вынужден был признать Ротмилл.
– А как же предчувствия Бачлера? – осведомился Доддс, – Мы же выяснили, что он способен с одного взгляда распознать злоумышленника среди посетителей родного клуба…
– Ваш Бачлер – самонадеянный болтун, – сердито махнул рукой Ротмилл, – Торчит целыми днями в своей стеклянной клетке и даже не знает, что творится за её пределами! Гартсайд четыре месяца подряд приходил в его клуб – а он так и не распознал в нём профессионального электромонтёра? Вот вам и природная наблюдательность! Вот вам и глубокая проницательность! Сказать по правде, этот Бачлер своими нелепыми измышлениями лишь отнял у нас драгоценное время и сбил расследование с верного пути, – подосадовал он, – И теперь нам придётся начинать заново поиски сообщников Моубрея, взломавших этот несчастный третий ларёк с кожаными сумками… Это что ещё за звонок? – он автоматическим движением снял трубку с зазвонившего телефонного аппарата, – Крессуэй, это – вы? Что там у вас такое? Как это понимать? – опешил он, – Вы ничего не перепутали? Тогда докладывайте! – он снова замолк, прислушиваясь к докладу помощника, – Да-да, я вас понял, – произнёс он слегка изменившимся голосом пару минут спустя, – Снимите с них обоих показания, а далее поступайте по обстановке! Благодарю за работу! – он опустил трубку на рычаг, – Ну и дела…! – он вытер пот со взмокшего лба; его коллеги из Центральной полиции целиком обратились в слух, – Никогда не думал, что на свете бывают такие совпадения… А случилось вот что: Гартсайд явился в участок со своей новой кожаной сумкой через плечо. Наши сотрудники на всякий случай её проверили и установили, что она, судя по заводскому номеру, происходит из той самой партии, которая была похищена позавчера ночью из этого несчастного третьего ларька…
– Как это понимать? – не понял Маклуски, – Выходит, Гартсайд сам спёр все эти сумки, а сегодня пришёл с одной из них в полицию? Вот ведь дубина стоеросовая!
– Всё вышло гораздо занятнее, – уточнил Ротмилл, – Гартсайд заявил, что приобрёл эту сумку вчера, в воскресенье, на ближайшей барахолке. Он дал описание продавца сумки – и оно во всех деталях совпало с приметами Дрисколла… Крессуэй свёл этих двоих лицом к лицу – и Гартсайд признал в Дрисколле вчерашнего продавца сумки. По его словам, он уже много раз встречал Дрисколла на этой барахолке, где тот периодически приторговывал то сумками, то меховыми сапогами, то ещё какими товарами непонятного происхождения… Вот наше дело и прояснилось! – вздохнул с облегчением он, – Итак, три эпизода с обрывом проводов не имеют никакой связи с тремя ограблениями ларьков. Первым делом занимался Моубрей со своими приспешниками, а вторым – один Дрисколл… Как оказалось, наш предприимчивый сторож не только непрочь стянуть кое-что из охраняемого им самим имущества (типа меховых сапогов), но порой не брезгует и кражами со взломом. Ему трижды удалось воспользоваться отключением системы охранной сигнализации в ларьках возле «Торгового двора». Два первых раза он ограничился весьма скромной добычей – а вот в третий раз уже мелочиться не стал. (Как видите, я оказался прав: К третьему взлому злоумышленник подготовился куда более основательно!) Разумеется, украденные сумки он сразу же понёс на барахолку, но всё же догадался снять с них накладки с названием торговой точки, откуда они были украдены… К слову, он отнюдь не соврал нам насчёт того, что никогда не слышал фамилии Гартсайда – тот при покупке сумки не посчитал нужным ему представляться и предъявлять документы… Конечно, Дрисколл и в страшном сне не мог представить, что уже на следующий день совершенно случайно столкнётся со своим покупателем в нашем полицейском участке…
– Да, забавное совпадение! – согласился Доддс, – Мы тут всё гадали, каким же боком этот Гартсайд мог влипнуть в нашу историю – а теперь вдруг выяснилось, что он увяз в ней обоими боками! (Одним – в оборванных проводах, а другим – в ограбленных ларьках.) Ну и повезло же ему, нечего сказать…!
– Выходит, Бачлер всё-таки обладает каким-никаким профессиональным чутьём и природной проницательностью; не правда ли? – не преминул заметить Маклуски, – В конце концов, ведь это он посоветовал нам обратить внимание на Гартсайда…
– На мой взгляд, речь тут идёт не о проницательности, а скорей о случайном совпадении, – остался при своём мнении Ротмилл.
– А вот мы полагаем, что причина нашего успеха – совсем не в совпадениях, – возразил Доддс, – И уж тем более не в Бачлере… Всё понятно даже малолетним лоботрясам: Стоило нам с Маклуски присоединиться к вашему расследованию – и оно мгновенно пришло к благополучному завершению! Таким образом, основными творцами вашего успеха стали мы двое…
– Спорить с этим бесполезно. Против фактов, как говорится, не попрёшь! – поддержал коллегу Маклуски, – Ну что ж, Доддс, я вас от всей души поздравляю!
– А я – вас! – откликнулся Доддс.
И два прославленных детектива обменялись между собой крепким дружеским рукопожатием по случаю своего очередного закономерного творческого успеха.

CCXII. Дожди и перевороты
– С ним всё – в порядке, – успокоил визитёров охранник, заглянув в только что отпертую им дверь, – Вот он сидит в кресле и смотрит телевизор!
– Мы очень рады за него, – ответил первый из визитёров, с небольшим портфелем в руке, – Тогда прямо сейчас с ним и побеседуем! Между прочим, предстоящий разговор относится к категории повышенной секретности. Присутствие при нём посторонних лиц не допускается, – прозрачно намекнул он охраннику, – Так что заприте нас снаружи и погуляйте где-нибудь час-другой! Когда вы нам понадобитесь, мы сами вас вызовем…
– В случае чего, в камере имеется специальная красная кнопка экстренного вызова охраны, – сообщил для полноты картины охранник.
– Нисколько в этом не сомневаемся, – подтвердил второй из визитёров.
Два решительных гостя без тени сомнений переступили порог камеры-люкс одного из столичных СИЗО. Тяжёлая дверь тотчас захлопнулась за их спинами, а в дверном замке с наружной стороны несколько раз повернулся ключ.
Оказавшись в незнакомом помещении, оба посетителя с любопытством огляделись по сторонам. От внутреннего облика тюремной камеры на них повеяло давно забытым домашним теплом, уютом и добрыми ностальгическими воспоминаниями… Сразу за входной дверью с левой стороны располагался роскошный санузел с душевой кабинкой. Далее у той же левой стены стоял огромный фирменный холодильник, а ближе к окну – фирменная тюремная кровать, аккуратно застеленная полосатым одеялом. Замыкало перспективу большое окно, зарешеченное по самому последнему писку моды… У правой стены высился мощный суперсовременный цветной телевизор на четырёх длинных ножках; в данный момент по нему демонстрировался некий остросюжетный боевик с залихватскими молодецкими погонями и перестрелками. Напротив телеэкрана, в шикарном кресле на колёсиках, скромно и чинно восседал единственный зритель телебоевика – интеллигентный джентльмен чуть старше средних лет, одетый в полосатую тюремную робу… Заслышав скрип открывающейся двери, он с интересом повернул голову в сторону вошедших.
– Приветствуем вас, Пирсон! – произнёс первый из гостей, перекладывая портфель из правой руки в левую, – Ну как, узнали?
– Невероятно! – воскликнул заключённый, вскакивая с кресла, – Доддс и Маклуски? Вот так неожиданность! Чем обязан вашему визиту?
– Мы явились вас допросить – только и всего, – развеял неясности второй из гостей.
Два прославленных детектива с искренней теплотой пожали руку скромному нотариусу из Мэскота, задержанному несколько дней назад по итогам проводимой ими операции «Сюрприз».
– А я-то уж было подумал, что вы обо мне совсем забыли… – заметил к слову Пирсон.
– Как это забыли? – опроверг с горячностью Маклуски, перекладывая портфель из левой руки обратно в правую, – А кто же тогда дал указание перевести вас из обычной семнадцатиместной камеры какого-то задрипанного заштатного СИЗО в элитную камеру-люкс лучшего следственного изолятора Лондона?
– Так значит, это было сделано по вашей просьбе? – сообразил наконец заключённый, – А я почему-то подумал, что нам с Джонсоном и Хиггинботтомом по штату положено сидеть в подобных камерах, как особо опасным арестантам…
– Между прочим, ваши Джонсон и Хиггинботтом всё ещё продолжают ютиться в прежней семнадцатиместной камере, – пояснил Доддс, – В целях конспирации им было сказано, что вас в интересах следствия перевели в другую точно такую же камеру другого заштатного СИЗО. Они до сих пор уверены, что ваши условия содержания ничем не отличаются от их собственных.
– Разумеется, мы ни на секунду не забывали о вашем существовании, Пирсон! – заверил Маклуски, – Как только мы увидели вашу фамилию в списке задержанных, то тут же приняли решение вас навестить и допросить – а заодно и проконтролировать, в каких условиях вы содержитесь. И вот сегодня нам наконец удалось выкроить свободную минутку… Нам предстоит серьёзный и обстоятельный разговор, – сразу предупредил он, – Боюсь, вам придётся прервать просмотр телепередач и переключиться на более важные дела!
– Да-да, не беспокойтесь! – нотариус послушно выключил телевизор и даже выдернул его вилку из настенной розетки, – Честно сказать, я уже устал смотреть этот ящик! Чем больше пялишься на этот голубой экран, тем тупее становишься… Конечно, я с радостью отвечу на все ваши вопросы! Проходите и располагайтесь со всеми удобствами… Только вот где бы мне вас расположить? – он в растерянности завертелся по сторонам, – Кресло у меня в камере – только одно; а сажать вас двоих на одну койку будет как-то негостеприимно… Может быть, нам стоит нажать на красную кнопочку и попросить охранника притащить сюда ещё парочку кресел?
– Не будем понапрасну беспокоить вашу доблестную охранную службу, – проявил присущую ему неприхотливость Доддс, – Садитесь в своё кресло и ни о чём не волнуйтесь! Чтобы как следует вас допросить, нам никакие дополнительные удобства не требуются…
И Доддс скромно уселся на полосатую тюремную койку лицом к выключенному телевизору; Маклуски же, поставив свой портфель на широкий подоконник, сам сел на него рядом с ним. Гостеприимному постояльцу камеры не оставалось ничего другого, кроме как снова занять своё насиженное кресло, предварительно оттащив его к правой стене и развернув лицом к детективам.
– Чёрт бы побрал ваш СИЗО! В нём почему-то запрещено курение в камерах, – высказал недовольство Маклуски, – Едва мы с Доддсом прошли сквозь здешние вертушки, нам сразу попалась на глаза инструкция о мерах противопожарной безопасности, висящая на стене.
Пункт о недопустимости курения был специально набран жирным шрифтом… (Теперь мы уже не имеем морального права закурить во время допроса под предлогом якобы незнания местных порядков.) Ладно, приступим к делу! – призвал он всех присутствующих, мужественно отгоняя от себя все посторонние мысли, – Доддс, с чего вы предлагаете начать наш допрос?
– Да как-то не соображу, – ответил Доддс с тюремной койки.
– И я как-то тоже, – согласился Маклуски с подоконника, – Наш визит в ваш СИЗО произошёл настолько внезапно, что мы не успели как следует к нему подготовиться, – объяснил он по ходу дела Пирсону, – Ещё сегодня утром мы были убеждены, что весь предстоящий день проведём в другом СИЗО за допросом других подозреваемых – наших старых знакомых Бастинса и Милличипа из фирмы «Брандсбойт». (Именно об этом мы и доложили заму по кадрам, когда беседовали с ним в начале рабочего дня у него в кабинете.) Однако вскоре в наши планы пришлось внести срочные коррективы: Наш коллега из уголовной полиции Ченнон сообщил, что Бастинс и Милличип не смогут сегодня прибыть на допрос. (Оба они неожиданно были направлены в какую-то санчасть на какое-то важное обследование.) Ченнон вызвался лично наведаться в этот СИЗО и прозондировать текущее состояние дел… Ну а нам с Доддсом пришлось спешно подыскивать себе другое занятие на сегодняшний день. Созвонившись с другим нашим коллегой, Кристи (уже не из уголовной полиции, а из УБОПЭПа), мы узнали, что он как раз сегодня намерен посетить ваш СИЗО и вас допросить. Он охотно принял нас с Доддсом в свою компанию… (Все необходимые разрешения и согласования на ваш допрос уже были им получены накануне.) Так уж получилось, что мы прибыли к вам раньше Кристи – его задержали кое-какие дела в другом следственном изоляторе. Если не случится ничего непредвиденного, Кристи доберётся до вашей камеры час-другой спустя и тоже присоединится к вашему допросу… Вот таковы наши дела на текущий момент! – подытожил он.
– А ваши дела как обстоят, Пирсон? – обратился к заключённому Доддс.
– Пока неплохо, – не стал прибедняться Пирсон, – Как говорится, пытаюсь понемногу осваиваться в новой непривычной обстановке…
– Похвально, что внезапный поворот судьбы не вселил в вас уныния и чрезмерного пессимизма, – высказал одобрение Маклуски, – Но тогда, может быть, мы начнём наш допрос с заслушивания вашего отчёта о вашем задержании? – удачно сообразил он, – Было бы любопытно послушать, каким же образом вы с вашими хитроумными Джонсоном и Хиггинботтомом попались в нашу нехитрую ловушку…
– Да, попались мы в неё знатно и со всеми потрохами! – признал Пирсон, – Когда мы увидели в газете ваше объявление, никто из нас и не заподозрил, что оно может исходить от вас… Пользуясь случаем, спешу выразить восхищение вашей чистой высокопрофессиональной работой, – не поскупился на добрые слова он, – Уж на что Джонсон и Хиггинботтом собаку съели на всяких махинациях и надувательствах – но даже они не почуяли подвоха в вашем объявлении!
– Ничего удивительного! – заметил Доддс, – Так обычно и бывает: Самые закоренелые пройдохи почему-то легче других попадаются на чужие хитрости. Возможно, они убеждены, что умнее них никого на свете нет. Мысль о том, что кто-то другой способен додуматься до такой же хитроумной комбинации, как и они сами, им никогда в головы не приходит… Но в любом случае, вам следует высказать своё восхищение не нам, а нашему коллеге Кристи, когда он наконец доберётся до вашей камеры, – уточнил он, – Собственно, это он сочинил на нашу голову это дурацкое объявление и поместил его в газету…
– Мы прочитали его десять дней назад, в предыдущую субботу, – продолжил свой рассказ Пирсон, – Если вы запамятовали, я вам напомню: С прошлой осени мы с Джонсоном и Хиггинботтомом после отъезда из Алексвилла безвылазно проживали в Катершилдс, в здании фирмы «Билдбрейк»… Впрочем, термин «безвылазно» в большей степени относится ко мне одному, поскольку именно я за всё это время буквально ни разу не вылезал за пределы нашего убежища. Что касается Джонсона и Хиггинботтома, то они вели более свободный образ жизни и иногда даже совершали вылазки в ближайшие окрестности; меня же они удерживали в четырёх стенах под предлогом моей же безопасности. (Меня якобы немедленно арестует полиция по обвинению в убийстве старшего Стринджера, едва только я высуну нос из укрытия и покажусь на людях.) Лишь один раз, в ноябре прошлого года, мне удалось на пару дней покинуть Катершилдс и навестить родную нотариальную контору в Мэскоте… Меня неожиданно вызвал туда старший нотариус Морган. Самого Моргана я в Мэскоте тогда не застал… Мне до сих пор невдомёк, с какой целью он меня вызывал и связан ли был мой вызов с вашим желанием выйти со мной на контакт. На всякий случай я составил для вас очередное донесение – а на обратном пути, проезжая через Алексвилл, передал его в отделение полиции Алексвилла-2. Даже не знаю, дошло ли до вас моё послание…
– Ну так знайте: Оно дошло до нас всего через пару дней, – развеял его опасения Маклуски, – Разумеется, это мы попросили Моргана вызвать вас в Мэскот. Нашей главной целью как раз и было получение от вас очередного донесения… Не станем скрывать: Мы прочитали его с большим интересом и узнали из него много нового, – заверил он.
– Ну а затем, когда я снова вернулся в Катершилдс, – продолжал Пирсон, – моё затворничество в четырёх стенах возобновилось. В течение последующих шести месяцев я вообще ни разу не выходил по ту сторону нашего забора. Джонсон и Хиггинботтом время от времени куда-то отлучались то на пару дней, то на целую неделю; в здании «Билдбрейка» тогда оставались лишь дежурные охранники да я один… Порой я целыми сутками кряду просиживал в своей каморке размерами полтора на два метра, сторожа наиболее важные документы «Билдбрейка» и «Фигаро». (Как вы уже знаете, на службе у Джонсона и Хиггинботтома я выполнял обязанности не только нотариуса, но ещё и юриста, экономиста, бухгалтера и завхоза, а заодно и ответственного за сохранность наших главных документов.) Не стану лукавить: Жизнь взаперти очень скоро мне наскучила. Я с нетерпением дожидался нового вызова от Моргана – а этот вызов всё не приходил… Поневоле в мою голову закрадывались невесёлые мысли: А вдруг Доддс и Маклуски потеряли интерес к «Билдбрейку» с «Фигаро» и вообще про меня забыли?
– Нет-нет, ни в коем случае! – решительно опроверг Доддс, – Разумеется, мы никогда не теряли интереса к этим двум фирмам! И вот вам наглядное подтверждение: Четыре дня назад владельцы обеих этих фирмы были задержаны по нашему указанию в вашем же присутствии…
– И вы зря полагаете, будто мы с Доддсом в течение последних шести месяцев лишь сосали лапы и маялись от безделья, – заметил Маклуски, – За эти полгода мы предпринимали неоднократные попытки снова выйти с вами на связь. Например, на прошлой неделе мы лично наведались в Катершилдс и обсудили с тамошним начальником полиции Дугласом различные способы конспиративного проникновения на вашу фирму… К счастью, городить огород нам не понадобилось! И вот сегодня мы уже безо всякой конспирации открыто беседуем с вами в этом замечательном следственном изоляторе, – нашёл повод порадоваться он.
– Итак, дни шли за днями, а в моём положении затворника ничего не менялось, – продолжал свой рассказ Пирсон, – Подошёл к концу первый квартал текущего года; закончился первый месяц второго квартала; наступил месяц май… Финансовое положение «Билдбрейка» всё ухудшалось буквально с каждой неделей. (Я знал это отнюдь не понаслышке, поскольку Хиггинботтом мне же и поручил заниматься его бухгалтерской отчётностью.) Сказать по правде, я не был уверен, что «Билдбрейк» благополучно дотянет до начала следующего квартала… Но вот десять дней назад, в субботу, пятого мая, в наших тёмных делах неожиданно появился небольшой просвет.
В середине дня Хиггинботтом пригласил меня к себе в кабинет. Когда я туда зашёл, там уже сидел Джонсон с какой-то газетой в руках. «Пирсон, взгляните-ка на это объявление и скажите, что вы о нём думаете!» – сказал он, протягивая мне эту газету. Нужное место было выделено в ней красным карандашом. (Поскольку вам это объявление известно куда лучше, чем мне, я не стану лишний раз пересказывать его содержание.) «Да, любопытно», – сказал я, закончив чтение, – «Похоже, банк „Парадиз“ решил скупить все существующие на свете акции „Фигаро“, чтобы затем получить компенсацию от государства в качестве обманутого вкладчика. Я не удивлюсь, если этот банк уже заранее сговорился с какими-то государственными чиновниками. Те пообещали выделить из бюджета средства на некую благотворительную акцию в помощь обманутым вкладчикам, а „Парадиз“ пообещал поделиться с ними доходами от этой акции… В общем, хорошо знакомые и всем давно известные махинации!» – подытожил я. «Да это всё и так понятно!» – нетерпеливо махнул рукой Хиггинботтом, – «Какой-то банк решил по дешёвке скупить у населения акции „Фигаро“, а потом получить за них компенсацию у государства… Но мы тут с Джонсоном пораскинули мозгами и подумали: А может, нам тоже стоит принять участие в этой авантюре? После гибели старика Стринджера у него в Алексвилле осталось около четырёх тысяч акций; ещё примерно две тысячи потом привёз из Крукроуда Дрид. (Их мы заперли в тот же шкаф впридачу к тем четырём тысячам. Я своими руками запихнул их в этот шкаф перед самым Рождеством, когда последний раз навещал Алексвилл.) Итого мы имеем на руках почти шесть тысяч акций из двенадцати тысяч, нами выпущенных… Эти акции нам теперь в общем-то не нужны, поскольку „Фигаро“ ещё прошлым летом объявило о своей ликвидации. (Да и выигрышные лотереи по ним вот уже полгода как не проводятся.) Все наследники старого Стринджера дружно отказались от своей доли причитавшихся им акций. (Два его сына сделали это сразу, а Хилл – чуть погодя, когда узнал об итогах нескольких последних выигрышных лотерей.) И лежат теперь эти акции совершенно бесхозные в старом шкафу нашего бывшего главного акционера… Так почему бы нам тогда не отнести все эти шесть тысяч бумажек в банк „Парадиз“ и не получить за них компенсацию под видом обманутых вкладчиков?» «Да, это было бы неплохо», – согласился я. «Вот для того-то мы вас и позвали, Пирсон!» – перешёл к главному Хиггинботтом, – «Как вы помните, все наши акции „Фигаро“ остались лежать в Алексвилле, в доме старика Стринджера. После его трагической гибели это здание снова перешло во владение нашего „Билдбрейка“… Наследники старика отказались от своей доли акций, и те до сих пор валяются в шкафу в его бывшей комнате. Нам осталось лишь подъехать в Алексвилл и достать их из шкафа… Если вы ещё не забыли: После гибели старика его бывший дом находится под управлением хорошо вам известного Харрисона. Кто-то из нас должен съездить туда и забрать у этого Харрисона все акции „Фигаро“. Но мы с Джонсоном опасаемся появляться в этом городишке, ибо местная полиция вынашивает в наш адрес кое-какие нехорошие замыслы. Связаться с Харрисоном по телефону мы также не можем, поскольку в дом Стринджеров не проведена телефонная связь… Наша последняя надежда – на вас, Пирсон! Не хотите ли вы прокатиться до Алексвилла, достать из шкафа эти несчастные акции и привезти их к нам сюда, в Катершилдс?» «С большим удовольствием!» – не раздумывая, ответил я. В моём воображении уже рисовалась радужная картина: Вот я наконец выберусь из этого опостылевшего затворничества в четырёх стенах, приеду в Алексвилл, зайду в отделение полиции и попрошу Смайла арестовать меня по подозрению в убийстве Стринджера-старшего… А Хиггинботтом тем временем продолжал: «Ваша задача проста до неприличия! Акции „Фигаро“ хранятся в большом шкафу в бывшей комнате старика Стринджера; ключ от комнаты остался у Харрисона, а ключ от шкафа мы при отъезде из Алексвилла прихватили с собой… Сейчас мы с Джонсоном выпишем вам доверенность на изъятие акций „Фигаро“ из принадлежащего нам шкафа. Вы отправитесь в Алексвилл, предъявите эту доверенность Харрисону и по всем правилам оформите акт приёма-передачи акций – а затем привезёте копию акта вместе с самими акциями сюда, в Катершилдс, и вручите нам… Ничего сложного; не правда ли?» «Абсолютно ничего!» – подтвердил я. Но тут в наш разговор совершенно некстати вмешался Джонсон: «Постойте-постойте! А имеем ли мы право подвергать нашего нотариуса таким испытаниям? Если мне не изменяет память, как раз его-то полиция Алексвилла больше всего и подозревает в убийстве старшего Стринджера!
Боюсь, его схватят сразу, как только он появится на территории Алексвилла…» «Нет-нет, не беспокойтесь за меня! Я готов рискнуть ради нашего общего дела», – попытался было возразить я. Но Хиггинботтом, немного подумав, всё же согласился с Джонсоном. «Он прав! Было бы настоящим свинством с нашей стороны засылать вас одного в логово врага, а самим малодушно отсиживаться в безопасном месте», – произнёс он, – «Если уж мы и будем арестованы, так все втроём и одновременно!» – (тогда он ещё не знал, что его слова окажутся пророческими), – «Итак, кандидатура Пирсона на поездку в Алексвилл отпадает. Но кого ещё мы могли бы туда направить? Может быть, вызвать из Бирмингема Хилла? Он-то уж точно не откажется съездить за акциями в хорошо знакомое ему здание…» «А Хиллу тем более небезопасно соваться в Алексвилл», – возразил Джонсон. «Но ему-то почему?» – удивился Хиггинботтом, – «Неужели и его тоже подозревают в убийстве Стринджера?» «Ещё бы его не подозревали!» – хмыкнул Джонсон, – «Собственно, он-то этого Стринджера и… Впрочем, не будем отвлекаться!» – спохватился он, – «Хилла мы в Алексвилл не пошлём. Но почему бы нам не обратиться к Фишеру? Его ноттингемский телефонный номер у нас где-то записан…» «Да, Фишер подойдёт в самый раз», – согласился Хиггинботтом, – «Конечно, нам не следует открывать перед ним все карты.
Скажем ему, что акции „Фигаро“ понадобились нам для подведения кое-какой внутренней отчётности – а про благотворительную акцию промолчим, дабы напрасно его не смущать… Решено: Так и сделаем!» На этом наш военный совет и закончился… Сперва вся эта затея с Фишером не внушала мне особого оптимизма. Я шибко сомневался, что он откликнется на наши призывы и тут же примчится к нам из своего Ноттингема. Но я ошибся: Не прошло и двух суток, как Фишер уже сидел как штык у нас в «Брейкбилде». Когда Хиггинботтом в понедельник утром снова пригласил меня к себе в кабинет, я увидел там помимо Джонсона ещё одно хорошо знакомое мне лицо. «Итак!» – обратился к нему Хиггинботтом, – «Фишер, нам требуется ваше содействие в одном несложном, но неотложном деле. Мы хотим, чтобы вы съездили в бывший дом Стринджеров и привезли оттуда все наши бывшие акции „Фигаро“. (К сожалению, ни я, ни Джонсон, ни Пирсон не рискуем объявляться в тех краях после хорошо известных вам событий.) Вы спросите: А для чего нам понадобились эти акции? Нам нечего от вас скрывать: Мы проводим генеральную инвентаризацию наших активов. Наличие акций необходимо нам для составления кое-каких бюрократических отчётов…» Фишер обвёл нас всех своим насмешливым взглядом и скептически хмыкнул. «Значит, вам нечего скрывать?» – переспросил он, весь багровея от возмущения, – «Думаете, я ещё не раскусил ваши плоские хитрости? Плохо же вы меня знаете!»
И он тут же достал из-за пазухи ещё одну газету, раскрытую на всё том же объявлении. «Ваши замыслы шиты белыми нитками!» – воскликнул он, потрясая газетой, – «Вы решили получить в банке „Парадиз“ компенсацию под видом обманутых вкладчиков „Фигаро“ – вот для чего вам понадобились эти акции!» «А хоть бы и так!» – не стал отпираться Хиггинботтом, – «Действительно, после составления отчётов мы намеревались отнести все наши акции в банк и получить за них положенные по закону выплаты…» «И вы надеетесь, что я стану бесплатно таскать для вас каштаны из огня?» – с сарказмом поинтересовался Фишер. «О бесплатности речи не идёт», – поспешил задобрить его Хиггинботтом, – «За вашу поездку в Алексвилл и обратно мы согласны заплатить вам… допустим, сто фунтов!» «Что? Сто фунтов? Да за кого вы меня принимаете!» – завопил возмущённый Фишер, – «Я должен с риском для жизни добывать вам эти дурацкие акции, за которые вы получите в банке дикие компенсации – а мне за это полагается всего лишь каких-то жалких сто фунтов? Послушайте, я вам всё-таки – не безмозглый школьник, которому не хватает на бутылку пива!» «Ну, не надо преувеличивать!» – поспешил вмешаться Джонсон, – «С чего вы взяли, будто „Парадиз“ выплатит нам какие-то дикие компенсации? Обычно обманутым вкладчикам полагаются лишь чисто символические денежные выплаты…» «Нет смысла гадать о размерах будущих компенсаций!» – ответил Фишер, – «Я предлагаю решить проблему самым простым и справедливым способом: После того, как я привезу вам эти акции, мы разделим их строго пополам и разойдёмся в разные стороны – а в ближайшую пятницу мы независимо друг от друга придём в банк „Парадиз“ и получим там все положенные нам выплаты… Ну как, вы согласны?» Немного подумав, Джонсон произнёс: «Мне всё-таки кажется, что отдавать вам половину акций было бы не слишком разумно… Давайте сделаем так: Мы разделим эти акции поровну, но не на две части, а на четыре – по числу всех участников нашей авантюры!» «А где вы видите четырёх участников?» – не понял Фишер, покрутив головой по сторонам. «В данный момент все четверо сидят у меня в кабинете», – пояснил Хиггинботтом; похоже, у него с Джонсоном уже заранее был согласован запасной план действий, – «Это – вы, я, Пирсон и Джонсон». «И Джонсон тоже?» – воскликнул Фишер, – «Глава фирмы „Фигаро“ тоже считает себя пострадавшим вкладчиком собственной шаражкиной конторы?» «А почему бы и нет?» – ответил Джонсон, – «В газетном объявлении компенсации предлагаются всем без исключения держателям акций „Фигаро“ – независимо от того, какое отношение к нему они имеют или имели в прошлом. К тому же, во время визита в „Парадиз“ я не собираюсь афишировать свою принадлежность к „Фигаро“. Будем надеяться, что банковские клерки не признают во мне бывшего главу этой фирмы! (Вряд ли там знают меня в лицо – а фамилия Джонсон слишком широко распространена в нашей стране, чтобы вызывать какие-либо подозрения.)» «Фишер, это было наше последнее слово!» – твёрдо и непоколебимо заявил Хиггинботтом, – «Если вы не согласны на двадцать пять процентов акций, нам придётся искать себе другого добровольца для поездки в Алексвилл!» Фишер погрузился в напряжённые раздумья. Мне было отчётливо видно, как морщится его лоб под напором различных мыслей и предположений. «Ну хорошо, я согласен!» – со вздохом произнёс он минут пять спустя, – «Пусть будет по-вашему: Двадцать пять процентов – мне, и семьдесят пять – вам!» Джонсон и Хиггинботтом тоже с облегчением вздохнули… Сборы Фишера в дорогу заняли ещё несколько часов. Я составил для него доверенность на получение акций и письмо к Харрисону; оба документа были затем собственноручно подписаны Джонсоном и Хиггинботтомом… Но вот все бюрократические хлопоты остались позади. Вскоре после обеда мы вручили Фишеру обе бумажки и выдали ему ключ от шкафа с акциями. Мы втроём проводили его до нашего гаража и усадили в наш автомобиль – тот самый, на котором мы в своё время дали дёру из Алексвилла. Мы пожали ему на прощанье руку и пожелали скорейшего возвращения. Охранник отпер перед ним ворота, и Фишер весело укатил от нас по ту сторону забора… Следующие несколько часов мы трое провели на нашем заднем дворе в ожидании возвращения Фишера. Никогда ранее время не тянулось для меня столь медленно и тягостно… Мы уже начали было беспокоиться о судьбе нашего четвёртого компаньона. К счастью, ближе к вечеру наш автомобиль всё-таки вернулся в родную гавань… Едва он проехал через ворота и остановился возле гаража, мы втроём уже стояли возле его передней дверцы. Вот она открылась, и из неё высунулась усталая и разочарованная голова Фишера. «Ну, как?» – прокричал ему Хиггинботтом, – «Привезли акции?» «Нет, не привёз», – вздохнул Фишер, – «Да вы хоть знаете, что творится сегодня в этом дурацком Алексвилле? У вас здесь сейчас – тишь да благодать; а у ваших соседей, между прочим, начался очередной государственный переворот!»
– Ах да, в самом деле! – сообразил Доддс, – Действие происходит в понедельник, седьмого мая; не так ли? Именно в этот день в Алексвилле имели место вооружённые столкновения между «Средствами передвижения» Грэфтона и «Абсолютным слухом» Брамбла…
– «Никогда не видел ничего подобного!» – произнёс Фишер, оттирая пот со лба, – продолжал Пирсон, – «В Алексвилле повсюду – выстрелы, взрывы и артиллерийская канонада; по дорогам туда-сюда носятся боевые бронемашины и прочая военная техника; куда ни глянь – всюду народ в пятнистой форме с оружием в руках… В общем, не удалось мне прорваться к дому Стринджеров!» – подытожил он, – «Я попытался было объехать район боевых действий и заехать в Алексвилл с другой стороны – но и там тоже все дороги заняты боевой техникой. В конце концов я плюнул на всё, развернулся и покатил с пустыми руками обратно в Катершилдс…» «Ну почему же нам всегда так не везёт!» – посетовал Хиггинботтом, – «Ну почему этот переворот в Алексвилле произошёл именно сегодня, а не вчера и не завтра? И как же нам теперь добраться до наших несчастных акций…?» «Надеюсь, до завтрашнего вечера боевые действия в Алексвилле всё-таки закончатся», – не спешил сдаваться Фишер, – «Если я ещё раз съезжу туда завтра после обеда, дорога до дома Стринджеров наверняка уже будет свободна». На том мы и порешили… И вот на следующий день мы втроём повторно проводили Фишера в путь до Алексвилла, а сами снова остались на заднем дворе дожидаться его возвращения. На сей раз он вернулся с задания гораздо быстрее, чем накануне… Правда, вид у нашего автомобиля теперь оказался куда более потрёпанным. Нет, никаких пулевых отверстий и иных повреждений на нём вроде бы не наблюдалось – зато вся машина от колёс до крыши была заляпана какой-то непонятной грязью, словно побывала в какой-то бурной переделке… Едва Фишер вылез из передней дверцы, Хиггинботтом уже кричал ему прямо в ухо: «Ну как? Акции привезли?» «Да не привёз я ни черта!» – воскликнул Фишер, – «Вы хоть знаете, что творится сегодня в этом Алексвилле?» «Что там опять стряслось?» – забеспокоился Джонсон, – «Ещё один государственный переворот?» «Нет, боевые действия уже завершились», – успокоил нас Фишер, – «но зато начался какой-то невероятный тропический ливень. У вас тут, в Катершилдс, всё тихо и спокойно, светит солнышко и чирикают птички – а у ваших соседей в это время грохочет гром, сверкают молнии и льются потоки воды! За сегодняшний день там выпало столько осадков, что в округе прорвало несколько плотин и канализационных труб.
Все дороги затоплены и забиты машинами УЧС (Управления по Чрезвычайным Ситуациям), которые пытаются ликвидировать последствия этого стихийного бедствия… Я попробовал было прорваться к дому Стринджеров по обходному пути, но завяз в какой-то канаве и с трудом сумел выбраться обратно. Вы сами видите, каких трудов мне это стоило!» – он кивнул на свой заляпанный грязью автомобиль, – «В общем, и сегодня мне пришлось вернуться из Алексвилла с пустыми руками…» «Прямо наваждение какое-то!» – воскликнул в сердцах Хиггинботтом, – «На нашем пути вот уже второй день подряд вырастают какие-то дурацкие препятствия – то дожди, то перевороты! Даже не знаю, как мы теперь доберёмся до наших акций…» «У нас ещё остаётся пространство для манёвра», – проявил неиссякаемый оптимизм Фишер, – «Выдача компенсаций в банке „Парадиз“ намечена на ближайшую пятницу – а сегодня на дворе пока лишь вторник. Завтра с утра я попытаюсь снова прорваться в Алексвилл… Ну уж с третьего-то раза нам должно наконец повезти!» «Между прочим, я и сам замечал: Все сложные дела обычно удаются именно с третьей попытки!» – поддержал его Джонсон. Итак, пришлось нам отложить реализацию наших планов до следующего утра… В среду после завтрака мы трое опять проводили Фишера в его нелёгкий путь. (Следует отметить, что за ночь нашим охранникам лишь с огромным трудом удалось избавить автомобиль от всей той грязи, что накануне привёз с собой из Алексвилла наш четвёртый компаньон.) И вот мы снова слоняемся по заднему двору и пытаемся надеяться на лучшее… К счастью, на этот раз Фишер вернулся из поездки предельно быстро, если не сказать: молниеносно.
Когда охранник открыл перед ним ворота, он въехал на задний двор со скоростью гоночного автомобиля. (Сам автомобиль при этом был цел, невредим и чист, как только что с конвейера.) «Ну теперь-то вы привезли акции?» – ещё издали прокричал Хиггинботтом. «Всё, с меня хватит!» – завопил в ответ Фишер, выскакивая из машины, – «Ничего я вам не привёз – и больше вы меня в свой Алексвилл не заманите никакими пряниками! Вы хоть знаете, что за дела там сегодня творятся?» «Мы просто теряемся в догадках», – упавшим голосом произнёс Хиггинботтом, – «Судя по всему, на вашем пути возникло ещё какое-то препятствие и опять помешало вам добраться до дома Стринджера…» «До дома-то я как раз добрался без помех», – возразил Фишер, – «Но как вы думаете, что за машину я увидел возле его главного входа? Да, совершенно верно: Там стоял автомобиль с надписью „Алексвилл. Полиция“ на боку! Похоже, дом Стринджеров уже взят полицией под наблюдение, а сам Харрисон арестован… Разумеется, сунуться в дом за акциями я не рискнул. Я едва успел запрыгнуть обратно в машину и дать дёру из этого ненормального Алексвилла, пока сам ещё не угодил за решётку… Всё, баста! С меня достаточно приключений! Я выхожу из игры и срочно возвращаюсь к себе в Ноттингем!» И Фишер тут же, не отходя от машины, вернул Хиггинботтому доверенность на получение акций, письмо к Харрисону и ключ от шкафа… Полчаса спустя он своим ходом отбыл из нашей резиденции к себе в Ноттингем – ну а мы с Джонсоном и Хиггинботтомом продолжили наше затворничество уже втроём.
Весь остаток среды мы пребывали в полнейшей растерянности перед лицом внезапно возникших осложнений – а на следующее утро Хиггинботтом опять вызвал меня к себе в кабинет. «Мы с Джонсоном немного пораскинули мозгами и приняли вот какое решение», – сообщил он мне;
Джонсон сидел рядом и согласно кивал головой, – «У нас больше нет времени на долгие обходные манёвры. (Выдача компенсаций в банке „Парадиз“ начнётся уже завтра во второй половине дня.) Придумывать ещё какой-то хитрый план нам тем более некогда. Мы решили действовать быстро и прямо в лоб: Съездим сами в этот Алексвилл и сами посмотрим, что творится в бывшем доме Стринджеров. Будь что будет! Если там действительно орудует местная полиция, она нас наверняка арестует. (Значит, такова наша судьба.) Но если вдруг в доме всё окажется спокойно, мы тогда без лишнего шума заберём у Харрисона акции и вернёмся обратно в Катершилдс, а завтра отнесём их в одно из отделений „Парадиза“ и получим положенную по закону компенсацию…
Пирсон, вы готовы сопровождать нас с Джонсоном в Алексвилл?» «Да-да, конечно!» – обрадовался я. «В своё время», – продолжал Хиггинботтом, – «я вам пообещал, что если мы и угодим за решётку, то только все трое одновременно. Вот потому-то мы и решили прихватить вас с собой… Пирсон, собирайтесь в дорогу! Мы выезжаем через десять минут!» Надо ли говорить, что перспектива быть арестованным полицией Алексвилла меня отнюдь не испугала – настолько мне надоело это бессмысленное затворничество в «Билдбрейке». Неудивительно, что на заднее сидение нашего автомобиля я усаживался с затаёнными надеждами на скорый арест… Мы отправились в Алексвилл на той же машине, что и Фишер в три предшествующих дня. (Хиггинботтом сидел за рулём, а Джонсон – рядом с ним на переднем кресле.) Уже через несколько минут после выезда из ворот «Билдбрейка» мы пересекли границу между районами Катершилдс и Алексвилла. Как ни странно, мы нигде не заметили следов недавних боевых действий и наводнений. «В Алексвилле неплохо работают хозяйственные службы», – сделал вывод Джонсон, – «Не успело пройти и два дня – а все негативные последствия уже устранены!» Мы без помех прокатились по широкой, ровной и пустой дороге ещё несколько километров. И вот впереди показался хорошо знакомый нам всем силуэт бывшего дома Стринджеров… Мы подъехали к дому вплотную и припарковались напротив главного входа. «Никаких полицейских автомобилей поблизости вроде бы не видно», – сообщил Джонсон, настороженно оглядываясь по сторонам, – «Похоже, путь в дом свободен…» Мы вылезли из машины и подошли к дому. И тут… Нет, вы ни за что не догадаетесь, какой сюрприз нас поджидал возле входной двери! – Пирсон задорно посмотрел на своих слушателей, словно призывая их принять участие в конкурсе на верную отгадку.
– Да здесь и гадать нечего! – снисходительно усмехнулся Маклуски, – На входной двери вы увидели большой замок и записку со следующим текстом: «Уехал к родственникам. Харрисон»; не так ли?
Пирсон так и застыл в кресле с открытым от изумления ртом.
– Невероятно! – воскликнул он пару минут спустя, с трудом обретя дар речи, – Да, именно эту записку мы там и обнаружили! Конечно, я уже порядком наслышан о ваших замечательных дедуктивных способностях… Но такого не ожидал даже я! Позвольте, а как вы догадались, что речь идёт о записке с подобным содержанием?
– Ход наших рассуждений был очевиден с самого начала, – охотно раскрыл секрет Маклуски, – Дело в том, что ваш Харрисон в прошлую пятницу тоже был задержан полицией в рамках операции «Сюрприз». (Его сцапали в одном из лондонских отделений банка «Парадиз» – но, разумеется, не в том, что вас с Джонсоном и Хиггинботтомом.) Как выяснилось, до ареста Харрисон проживал в одной задрипанной лондонской гостинице. Поселился он там ещё в прошлую среду вечером и не покидал её целых двое суток, до своего рокового визита в «Парадиз»… А заодно мы вчера связались с Алексвиллом и попросили тамошнего начальника полиции Смайла проверить, что в данный момент происходит в бывшем доме Стринджеров. Сегодня с утра Смайл сам вышел с нами на связь и доложил: Дом Стринджеров заперт, а на его двери висит большой замок и записка известного вам содержания. Располагая этой информацией, мы без труда догадались, какой сюрприз поджидал вас в этом доме в прошлый четверг… Будем рассуждать последовательно: Записку на двери (судя по её содержанию) оставил сам Харрисон. Сделать это он мог никак не позднее утра среды, поскольку с вечера того же дня непрерывно пребывает в Лондоне… Но раз эта записка провисела на двери дома с прошлой среды до сегодняшнего утра – значит, она висела там и в четверг днём, где её и должны были увидеть вы с Джонсоном и Хиггинботтомом; не правда ли?
– Да-да, теперь мне всё понятно, – заверил Пирсон, – Как всё, оказывается, просто! (А ведь сперва я едва из кресла не выпал от вашей удивительной прозорливости!) Тогда я продолжу свой рассказ: Мы втроём с некоторой настороженностью прочитали эту записку. Затем Джонсон в задумчивости произнёс: «Что за чушь? К каким ещё родственникам он уехал?» «Записка и впрямь выглядит странно», – согласился Хиггинботтом, – «Почерк, несомненно, принадлежит Харрисону… Но, насколько мне известно, ездить в гости к родственникам он привычки не имеет. Не исключено, что Харрисон действительно уже арестован полицией, а записку его заставили написать сами полицейские, дабы окружающие не удивлялись его отсутствию в доме… Эх, будь что будет!» – воскликнул он и вставил ключ в замок, – «Если нас тоже арестуют – значит, такова судьба; если же нет – мы сами достанем акции из шкафа и получим за них компенсацию. Недаром говорят: Кто не рискует, тот не пьёт шампанского!» Отперев дверь, мы втроём зашли в дом. Внутри было тихо и пусто. Никаких следов постороннего пребывания на первый взгляд заметно не было… Мы поднялись на третий этаж, отперли комнату старика Стринджера и направились к его большому шкафу. «Тысяча чертей! Шкаф взломан, а все акции исчезли!» – заорал Хиггинботтом, сунув нос в этот шкаф, – «Похоже, тут и в самом деле побывала полиция…» «Скорее дёру отсюда!» – быстро сориентировался Джонсон, первым выскакивая в коридор. Мы кубарем скатились вниз по лестнице и со все ног устремились на выход. Джонсон и я сразу запрыгнули в машину – а Хиггинботтом немного задержался, чтобы запереть замок на входной двери. (Записку он трогать не стал. Она так и осталась висеть, прикнопленная к дверному косяку.) Ну а затем мы все втроём отправились в обратный путь до нашего «Билдбрейка»… Хиггинботтом пронёсся по трассе, как автогонщик Формулы-1 на главной гонке сезона. Мы снова почувствовали себя в безопасности лишь тогда, когда за нами закрылись ворота нашего заднего двора…
Весь остаток четверга мы всё никак не могли прийти в себя от пережитых острых ощущений. И даже ночью я спал довольно беспокойно… К тому же, долго поспать мне не удалось – рано утром Хиггинботтом снова позвал меня в свой кабинет на очередной военный совет. (Разумеется, Джонсон уже сидел рядом с ним с видом главного военного советника.) «Пирсон, мы приняли решение идти до конца!» – объявил мне Хиггинботтом с металлом в голосе, – «В газетном объявлении сказано, что компенсации выдаются не только нынешним держателям акций, но и тем, кто владел ими в прошлом. К счастью, мы удачно вписываемся и в эту категорию обманутых вкладчиков…
Итак, сегодня во второй половине дня мы все втроём намерены явиться в одно из отделений „Парадиза“ и представиться бывшими владельцами этих дурацких акций. Для пущей убедительности Джонсон прихватит с собой какие-нибудь документы, похожие на свидетельства о собственности на акции. (Подобного добра у него осталось навалом.) Ежели вдруг в банке попросят описать внешний вид акций „Фигаро“, отвечать тоже будет Джонсон. (Он сам эти акции выпускал и должен помнить, каким образом они выглядели.)» «А в какое отделение банка мы намерены податься?» – уточнил я. «Мы тут слегка пораскинули мозгами», – ответил Хиггинботтом, – «и решили, что разумнее всего нам будет рвануть в Лондон… Лондон – город большой. Денег там – хоть пруд пруди; отделений банка „Парадиз“ – как собак нерезанных. В столице у банков всегда полно клиентов… Надеюсь, там наш визит за компенсациями привлечёт куда меньше шуму, чем в какой-нибудь захолустной глуши. Но чтобы прибыть в столицу к началу раздачи компенсаций, нам придётся поторопиться с отъездом…» «Я готов выезжать хоть сию же минуту!» – заверил я. Наши дорожные сборы заняли от силы полчаса. И вот мы уже снова мчимся по автотрассе на всё том же автомобиле, а за рулём опять сидит Хиггинботтом… К обеду мы как раз добрались до одного из лондонских предместий и наткнулись там на одно из отделений банка «Парадиз». «Не будем откладывать дело в долгий ящик!» – сказал Хиггинботтом, останавливая машину возле банка, – «Сунемся за компенсацией прямо сюда – а если нас отсюда отфутболят, то попытаем счастья в других отделениях!» Мы втроём поспешили зайти в банк – а там выяснилось, что никто нас отфутболивать не собирается, – Пирсон улыбнулся усталой, но счастливой улыбкой, – Через пару часов мы уже сидели все трое в одной камере… Вот и весь мой рассказ! – подвёл итог он, – Теперь, после ваших объяснений, произошедшие с нами события уже не кажутся мне такой уж необъяснимой загадкой. Но кое-какие вопросы всё же до сих пор остаются без ответа… Например, мне не совсем ясна судьба акций, исчезнувших из взломанного шкафа в доме Стринджеров. Неужели они действительно попали в руки алексвиллской полиции?
– Частично вы правы, – подтвердил Доддс, – Все эти пять тысяч восемьсот сорок одна акция в данный момент находятся в распоряжении полиции – но не алексвиллской, а лондонской. Откроем вам небольшой секрет: Они были изъяты у вашего Харрисона в прошлую пятницу, когда он пытался получить по ним компенсацию как якобы их владелец в одном из лондонских отделений банка «Парадиз»…
– Вот так новость! – присвистнул от неожиданности Пирсон, – Вы хотите сказать, что это Харрисон взломал шкаф и похитил наши акции?
– Да, разумеется, – кивнул головой Маклуски, – Во время первого допроса Харрисон признал, что позаимствовал все акции из старого заброшенного шкафа, находившегося на подотчётной ему территории. Он не стал скрывать, что рассчитывал получить за них положенную по закону компенсацию от банка «Парадиз»… Ничего более конкретного из него пока вытянуть не удалось. Возможно, наш коллега Кристи сумеет устранить этот пробел при повторном допросе… Дело в том, что именно на допрос Харрисона и собирался отправиться Кристи сегодня с утра, – пояснил он, – Сразу после этого он пообещал заглянуть в ваш СИЗО и проведать тут нас с вами – а заодно и поделиться полученной при допросе Харрисона информацией.
– Так вот, значит, как было дело! – Пирсон неодобрительно покачал головой, – Выходит, Харрисон воспользовался нашим отсутствием, присвоил себе наши акции и попытался получить за них положенную нам (а не ему) компенсацию? Да, некрасивый поступок с его стороны!
– Но мы уже догадываемся, как ответит Харрисон на подобные упрёки, – не затруднился с возражением Доддс, – Он скажет: От Джонсона и Хиггинботтома уже так долго не поступало никаких вестей, что к нему начали подкрадываться недобрые предчувствия. Он заподозрил, что законные хозяева бросили принадлежащее им здание на произвол судьбы и вообще забыли о его существовании. Но тут ему неожиданно попадается на глаза газета с хорошо известным нам объявлением… Харрисон быстро смекнул, что это – отличный способ получить дополнительные средства для содержания вверенного ему здания. (Ведь компенсация за 5841 акцию из старого шкафа Стринджера наверняка окажется немаленькой.) К сожалению, получить согласие владельца здания Харрисон возможности не имеет, поскольку не знает, где его (владельца) искать. Времени на поиски у него совсем не остаётся, поскольку выдача компенсаций начнётся уже через несколько дней… Ему остаётся только одно – действовать самостоятельно, на свой страх и риск. Шкаф ему пришлось взломать при помощи подручных средств, так как Хиггинботтом при своём поспешном отъезде из Алексвилла прихватил ключи с собой… Харрисон бережно достаёт из взломанного шкафа все эти 5841 акцию и везёт их в Лондон, где рассчитывает получить за них наибольшую компенсацию, чтобы использовать эти средства для дальнейшего содержания вверенного ему здания… Пожалуй, в подобном виде действия Харрисона уже не выглядят таким уж откровенным разбоем на большой дороге, – выразил уверенность он.
– Мне придётся с вами согласиться, – признал свой промах Пирсон, – Да, я совершенно напрасно начал упрекать нашего управляющего в некрасивых поступках…
– А вот не торопитесь! – поспешил вмешаться Маклуски, – Доддс изложил вам версию событий, которой наверняка будет придерживаться сам Харрисон. Но соответствует ли она действительности – это ещё большой вопрос… (Как известно, большинство задержанных на допросах предпочитают пудрить следователям мозги, прибегая к искажениям реальных фактов, а то и к откровенному вранью.) Разумеется, мы не обязаны принимать выдумки вашего Харрисона за чистую монету… Да и не только его одного! – неожиданно поменял тему разговора он, – Некоторые другие персонажи нашей истории тоже выглядят небезупречно даже на фоне вашего Харрисона. В первую очередь, я имею в виду нашего старого знакомого Фишера…
– А он-то здесь при чём? – не понял Пирсон, – Разве он тоже нам наврал?
– А вы как думали? – саркастически усмехнулся Маклуски, – Докладывая Джонсону и Хиггинботтому об итогах своих поездок в Алексвилл, он наврал им по меньшей мере с три короба (а то и со все четыре)… Во-первых, в прошлый понедельник в Алексвилле не происходило никаких полномасштабных боевых операций; дело ограничилось небольшими стычками возле выезда из Алексвилла в сторону Мэскота. Таким образом, Фишер мог беспрепятственно проехать к дому Стринджеров в обход района боевых действий… Во-вторых, в минувший вторник в Алексвилле не пролилось ни одной капли осадков. Мы с Доддсом были этому непосредственными свидетелями: В тот день мы сами совершили поездку из Алексвилла в ваш Катершилдс и обратно – и никаких непреодолимых заторов на дорогах почему-то не застали… Наконец, в-третьих, в среду утром возле дома Стринджера не могло быть припарковано никаких автомобилей полиции Алексвилла. Почти весь тот день мы с Доддсом провели в кабинете местного полицейского начальника Смайла – и мы готовы присягнуть, что его служебный автомобиль ни на секунду не покидал своего гаража…
– Но ведь в Алексвилле, насколько мне известно, имеется и другой полицейский участок, – не преминул напомнить Пирсон.
– Автомобиль Алексвилла-1 тем более своего гаража не покидал, – без тени сомнений ответил Маклуски, – Если вы ещё не забыли: Оба отделения полиции расположены буквально бок о бок друг с другом, а их сотрудники ведут непрерывные наблюдения за действиями конкурентов. Если бы в тот день служебный автомобиль Алексвилла-1 вдруг совершил какую-либо поездку, об этом было бы немедленно доложено Смайлу, начальнику Алексвилла-2. А раз этого не произошло, нам придётся отвергнуть вашу гипотезу как несостоятельную… Итак, Фишер наврал вам по всем трём пунктам! Но этим его враньё отнюдь не ограничилось… Приоткроем вам ещё одну сторону нашего дела: В прошлую пятницу Фишер также был задержан полицией при проведении операции «Сюрприз» – но не в Лондоне, а у себя в Ноттингеме. Он также явился в одно из ноттингемских отделений банка «Парадиз» в надежде получить компенсацию как бывший владелец акций «Фигаро». Для пущей убедительности он прихватил с собой доверенность от Хилла на получение полутора тысяч этих акций у некого Кларка из Болтли. (Вам, Пирсон, эта доверенность должна быть знакома – вы сами заверяли её своей нотариальной подписью в августе прошлого года.) Как вы уже догадались, разбираться в причастности Фишера к владению акциями «Фигаро» пришлось уже не банковским, а полицейским работникам после его задержания… Сегодня утром нам удалось связаться с полицией Ноттингема и уточнить кое-какие дополнительные нюансы. Выяснилось следующее: Фишер, ещё не зная о задержании Харрисона и вас троих, изложил следователям довольно любопытную версию событий. По его словам, он чисто случайно наткнулся на наше газетное объявление; заинтересовавшись, он вспомнил, что у его знакомого Харрисона в Алексвилле вроде бы хранилась целая куча акций «Фигаро»… К сожалению, позвонить Харрисону Фишер не смог, поскольку в доме Стринджеров (где проживает Харрисон) отсутствует телефонная связь. Забеспокоившись, что Харрисон в своей алексвиллской глуши может и не узнать о надвигающейся раздаче компенсаций, Фишер принял решение навестить его лично. В минувшую среду он (Фишер) якобы прибыл в Алексвилл на поезде. Он обнаружил, что дом Стринджеров заперт, а на двери висит записка уже известного нам содержания: «Уехал к родственникам. Харрисон». Фишеру пришлось молча скрыть досаду и в тот же день ни с чем вернуться к себе в Ноттингем. Двое суток спустя, в пятницу, он отправился в банк «Парадиз» за компенсациями самостоятельно, без Харрисона…
– Всё это – откровенное враньё! – возмутился Пирсон, – На самом деле Фишер прибыл в Алексвилл не в среду, а ещё в понедельник – и не на поезде, а на нашей машине (и не из Ноттингема, а из Катершилдс). Ко всему прочему, он умолчал о своём трёхдневном пребывании на нашем «Билдбрейке» (с понедельника по среду). Надеюсь, полиция без труда выведет на чистую воду этого оголтелого вруна!
– А вот погодите возмущаться! – остудил его порыв Доддс, – Беседуя с вами с глазу на глаз, Фишер наверняка признается, что наврал полиции с самыми благородными намерениями, дабы не привлекать её внимание к своим друзьям Джонсону, Хиггинботтому и Пирсону…
– Ах, вот как? – призадумался Пирсон, – Конечно, и в этом случае он поступил незаконно, поскольку пытался ввести полицию в заблуждение. Но его поступок ещё можно хоть как-то по-человечески оправдать…
– Опять вы бежите впереди паровоза! – подосадовал Маклуски, – Доддс изложил вам лишь гипотетическую версию, при помощи которой Фишер мог бы попытаться объяснить своё поведение перед сообщниками. Разумеется, эта версия имеет мало общего с реальной действительностью! На самом же деле Фишер водит за нос не только полицию, но и собственных сообщников… Будем рассуждать дальше: Ему известен точный текст записки Харрисона, прикнопленной к двери дома Стринджеров. Это означает, что Фишер видел записку своими глазами… Однако он почему-то ни словом не упомянул об этой записке в разговоре с Джонсоном и Хиггинботтомом! Вместо этого он приплёл к делу какой-то мифический полицейский автомобиль и прочие вздорные фантазии собственного сочинения. Окончательно запутав и запугав своих сообщников, он поспешно слинял из Катершилдс домой – а вы трое остались одни перед лицом выдуманных им проблем… Теперь уже не может быть сомнений: По отношению к вам Фишер вёл так называемую двойную игру! – пришёл к очевидному выводу он.
– Не понимаю, на что вы намекаете, – произнёс в растерянности Пирсон, – Какая ещё двойная игра?
– Нам ли объяснять вам этот термин! – усмехнулся Доддс, – Пирсон, вы же и сами с прошлого лета ведёте двойную игру в стане Джонсона и Хиггинботтома, исполняя тайком от них наши секретные задания!
– Ну я-то, по крайней мере, работаю на правоохранительные органы, – возразил Пирсон, – А в пользу кого ведёт двойную игру Фишер?
– Исключительно в пользу самого себя, – не затруднился с ответом Маклуски, – Мы встречались с этим типом летом прошлого года; у нас сложилось впечатление, что этот Фишер – крайне меркантильный и эгоистичный субъект. Он никогда не станет бескорыстно помогать даже своим близким приятелям, но обязательно попросит от них чего-либо взамен… Вот вам наглядный пример: За свою поездку в Алексвилл он сперва потребовал от Джонсона и Хиггинботтома половину их доли акций «Фигаро»… Пирсон, вы желаете что-либо возразить?
– Скорее, подтвердить, – уточнил нотариус, – В августе прошлого года, когда Фишер согласился съездить в Болтли за акциями «Фигаро», он тоже потребовал от Хилла половину этих акций. Хиллу пришлось принять его условия, поскольку других желающих отправиться в Болтли тогда не нашлось…
– Судя по всему, пятьдесят процентов от прибыли – его обычный тариф в подобных случаях, – высказал предположение Доддс.
– Похоже на то, – кивнул головой сидящий на подоконнике Маклуски, – Но теперь, в отличие от августа прошлого года, Хиггинботтом пригрозил, что легко найдёт другого добровольца на поездку в Алексвилл. В итоге Фишеру пришлось, скрепя сердце, согласиться на двадцать пять процентов… Впрочем, он вряд ли так быстро и безропотно признал своё поражение! Пирсон, вы лучше нас знакомы с этим Фишером; не так ли? Не могли бы вы поставить себя на его место и предположить, какие мысли пришли тогда в его хитроватые мозги?
– Нет-нет! – замахал руками Пирсон, – Я даже в самом страшном сне не могу представить себя на месте этого Фишера!
– А вот мы можем с лёгкостью проделать этот мысленный эксперимент, – похвастался Доддс, – Мы бы на месте Фишера в первую очередь подумали: «Ну как же наивны эти Джонсон и Хиггинботтом! Неужели они всерьёз поверили, что я ради их двадцати пяти процентов стану рисковать жизнью? Нет-нет, меня устроит только пятьдесят процентов акций – и ни штукой меньше! Ну а раз Джонсон и Хиггинботтом на это несогласны, придётся мне поделить их акции с кем-то другим…»
– Совершенно верно! – подтвердил Маклуски, – По дороге до Алексвилла у нас (то есть, у Фишера) было бы вполне достаточно времени для всестороннего обдумывания своего плана… И вот мы наконец прибываем в бывший дом Стринджеров и встречаемся с Харрисоном. (У нас нет сомнений, что встреча Фишера с Харрисоном состоялась ещё в прошлый понедельник, а слухи про государственный переворот в Алексвилле были им сильно преувеличены.) Глядя управляющему прямо в глаза, мы бы сказали ему следующее: «Дорогой Харрисон! Официальной целью моего визита является получение у вас 5841 акции фирмы „Фигаро“, хранящихся у вас в таком-то шкафу. В качестве доказательства я могу предъявить вам ключ от шкафа, доверенность на получение акций и собственноручное письмо Джонсона и Хиггинботтома к вам с указанием передать мне эти акции. Однако у моего визита имеется и неофициальная цель… Я хочу обратиться к вам с вопросом: А не кажется ли вам, что Джонсон и Хиггинботтом вами откровенно помыкают? Вы в поте лица охраняете их дом и акции от посягательств злоумышленников – а они даже не подумали включить вас в список претендентов на получение компенсаций обманутым вкладчикам! Не слишком ли это большое свинство с их стороны? Не пора ли нам с вами проучить эти зарвавшиеся морды? Давайте пораскинем мозгами: У меня имеется ключ от шкафа, где лежат акции; а у вас есть ключ от комнаты, где этот шкаф стоит. Если мы объединим наши усилия, то легко доберёмся до акций и без помощи Джонсона с Хиггинботтомом! Так плюнем же на них и разделим наши акции поровну: 2920 – вам, а 2921 – мне! Четыре дня спустя мы получим за них компенсацию в банке „Парадиз“ и заберём её себе, ни с кем не делясь; а для Джонсона с Хиггинботтома мы легко придумаем какую-нибудь отговорку… Допустим, я скажу им, что все акции из шкафа у вас недавно изъяла полиция Алексвилла, когда нагрянула к вам в дом с неожиданным обыском. (Ведь не пойдут же Джонсон и Хиггинботтом ругаться с полицией из-за своих несчастных акций!) Ну, что вы мне скажете в ответ?»
– Я бы не удивился, если бы Фишер действительно высказал Харрисону подобное предложение, – согласился Пирсон.
– И мы бы тоже, – подтвердил Доддс, – Тогда попытайтесь мысленно перебраться из шкуры Фишера в шкуру Харрисона и ответьте нам на другой вопрос: А какова была бы ваша реакция на подобное предложение?
– Я бы послал этого типа ко всем чертям! – не задумываясь, ответил Пирсон.
– Мы нисколько в этом не сомневаемся, – заверил Маклуски, – Тогда уточним: А какова была бы ваша реакция, будь вы не нотариусом Пирсоном, а управляющим Харрисоном – с соответствующим складом ума и соответствующими особенностями характера?
После почти двухминутных напряжённых раздумий Пирсон предельно честно ответил:
– Уф! Представить себя в шкуре Харрисона мне ещё тяжелее, чем в шкуре Фишера…
– Тогда на этот вопрос ответим мы, – взял инициативу на себя Маклуски, – В своё время мы допрашивали Харрисона как свидетеля в деле об убийстве старшего брата Стринджера. У нас сложилось вполне определённое представление о его складе ума и жизненной философии… Мы не сомневаемся, что нагловатое и противозаконное предложение Фишера вызовет у Харрисона ярко выраженный внутренний протест, а сама фигура Фишера – активное неприятие. Разглядывая его нагловато ухмыляющуюся физиономию, мы бы подумали: «Конечно, кое в чём этот тип прав: Я наверняка заслужил какую-никакую компенсацию за свои неустанные труды в этом доме. Но разделить свою компенсацию с этой противной рожей? Нет, ни в коем случае! Я не могу допустить, чтобы этот хитрый интриган с моей помощью примазался к чужим компенсациям, не имея на то никаких оснований… Но вдруг мне и без Фишера удастся взломать этот несчастный шкаф?» А Фишер между тем стоит перед нами и дожидается ответа на своё предложение. Если мы отвергнем его решительно и бесповоротно, Фишер тут же опять предъявит письмо Джонсона и приступит к исполнению своей официальной миссии. Несколько минут спустя он увезёт все 5841 акцию в Катершилдс, где они поступят в полное распоряжение посторонних лиц… Нет, подобный вариант нас не устраивает! Но и полностью соглашаться на предложение этого проходимца нам тоже не к лицу по уже высказанным выше причинам… Пожалуй, мы бы на месте Харрисона избрали некий промежуточный вариант. Мы бы согласно кивнули головой и сказали: «Да-да, вы высказали превосходную идею… Приезжайте к нам снова завтра – тогда мы с вами вдвоём и достанем эти акции из шкафа!» «А почему не сейчас?» – спросит Фишер. «А потому», – ответим мы, – «что…» – и далее нам потребуется придумать некую правдоподобную причину, почему мы не можем попасть в комнату со шкафом сегодня…
– Харрисон вряд ли способен на чересчур хитроумные вымыслы, – заметил Доддс, – Скорее всего, он просто скажет Фишеру, что куда-то подевал ключ от двери этой комнаты, но надеется до завтрашнего дня его найти.
– Вполне допустимая гипотеза! – не стал спорить Маклуски, – Фишеру не остаётся ничего другого, кроме как принять встречное предложение Харрисона и отправиться обратно в Катершилдс с пустыми руками, пообещав вернуться на следующий день во второй половине дня. (От мысли сломать дверь в комнату старика Стринджера ему пришлось отказаться. На этой двери, если мне не изменяет память, в своё время по указанию доктора Хилла были установлены мощные металлические решётки.) У Фишера хватило фантазии изложить своим катершилдским компаньонам вполне правдоподобную версию, объясняющую провал его миссии по изъятию акций из дома Стринджеров. Какие-то боевые действия в Алексвилле в тот день действительно имели место… (Очевидно, этот вариант подсказал Фишеру сам Харрисон, до которого в понедельник вечером уже докатились слухи о столкновениях между «Средствами передвижения» и «Абсолютным слухом».) Несмотря ни на что, Фишер высказывает готовность повторно наведаться в Алексвилл за акциями назавтра во второй половине дня. Скорее всего, именно на это время была назначена его повторная встреча с Харрисоном… Как мы уже знаем, и во вторник Фишер тоже вернулся из Алексвилла с пустыми руками. Какие же события произошли в тот день в доме Стринджеров? Судя по всему, за прошедшие сутки Харрисон так и не сумел добраться до заветных акций. (Возможно, он пытался аккуратно открыть шкаф другим ключом, но потерпел неудачу.) Когда появляется Фишер, Харрисон извещает его о том, что ключ от двери комнаты до сих пор не нашёлся, и предлагает заехать ещё раз на следующий день с утра. Фишеру приходится согласиться… Докладывая Джонсону и Хиггинботтому об итогах проделанной работы, он уже самостоятельно придумывает новое препятствие, помешавшее ему добраться до дома Стринджеров. В Алексвилл якобы неожиданно нагрянул тропический ливень… (Дабы придать своей выдумке больше правдоподобия, Фишер на обратном пути до Катершилдс не поленился заехать в какую-то канаву и основательно облить грязью из ведра всю свою машину.) Но поскольку он снова вызвался съездить в Алексвилл на следующее утро, мы можем с уверенностью предположить, что в тот момент он ещё не потерял надежды договориться с Харрисоном… Увы, его третья поездка к дому Стринджеров оказалась последней – на двери дома Фишер увидел большой замок и уже знакомую нам записку. Он мигом смекнул, что Харрисон его обманул и завладел акциями сам… Судя по всему, нашему управляющему надоело возиться со шкафом; он наконец взломал его, выгреб из шкафа все акции – и был таков.
Харрисон отбыл из Алексвилла в Лондон на поезде в среду утром, увозя с собой все 5841 акцию. Он снял себе номер в одной из скромных столичных гостиниц и затаился там на два дня, пока не началась выдача компенсаций… Вы спросите: А почему он покинул Алексвилл на два дня раньше, чем было необходимо? Ответ сам просится на ум: Это было вызвано его стремлением поскорее отвязаться от докучливого Фишера – а также желанием обезопасить себя от возможного прибытия в Алексвилл самих Джонсона и Хиггинботтома. (В этом случае Харрисону волей-неволей пришлось бы передать им все акции, чьими законными владельцами они оба являлись.) Ну а Фишер, в третий раз возвратившись из Алексвилла несолоно хлебавши, уже не может скрыть своего возмущения.
Он объявляет Джонсону и Хиггинботтому, что выходит из игры, и срочно ретируется к себе в Ноттингем. Дабы ещё хоть чем-то насолить своим компаньонам и отвадить их от поисков сбежавшего Харрисона, он придумывает очередную сказку про якобы виденный им возле дома Стринджеров полицейский автомобиль… Собственно, вот и вся наша реконструкция! – подытожил докладчик со своего подоконника.
– Пирсон, вы опять хотите что-то возразить? – осведомился Доддс, сидящий на тюремной койке.
– Ваша реконструкция мне очень нравится, – сдержанно и взвешенно высказался нотариус, – Она выглядит весьма правдоподобно… за исключением одного лишь момента: Я с трудом могу поверить, что Харрисон целые сутки пытался аккуратно вскрыть шкаф с акциями! – неожиданно нашлось возражение у него, – Наш управляющий не создан для тонкой работы. Он бы сразу взломал шкаф – и все дела! Не понимаю, почему он затянул со взломом на целый день…
– Может быть, он целый день размышлял, стоит ли ему вообще идти на эту авантюру? – выдвинул другое предположение Маклуски.
– И склонности к длительным размышлениям я за ним тоже не замечал, – опроверг Пирсон, – Если уж какая-то мысль к нему и приходит, так сразу и надолго. В его характере – всё делать быстро и решительно. Он бы взломал этот несчастный шкаф ещё в понедельник, через пять минут после отъезда Фишера – а потом укатил бы с акциями в Лондон на ближайшем поезде.
– Но от фактов никуда не денешься: В Лондоне он появился только в среду, – напомнил Доддс, – А во вторник он, судя по всему, ещё раз встречался с Фишером в доме Стринджеров…
– Нет, тут что-то не так! – продолжал настаивать Пирсон, – Харрисон не стал бы целые сутки тянуть резину. Это – совершенно не в его характере!
Два прославленных детектива Центральной полиции обменялись между собой весьма вопросительно-многозначительным взглядом.
– Ваше возражение принимается, – проявил присущую ему объективность Маклуски, – Вы правы: Харрисон никак не похож на нерешительного тугодума… Но неужели нам придётся поставить крест на нашей замечательной реконструкции и заняться поисками другого решения?
– Очень не хотелось бы – но против психологизма ситуации не попрёшь! – развёл руками Доддс, – Как ни крути, действия всех наших подозреваемых должны строго соответствовать их характерам и интеллектуальным возможностям…
– Здесь бы нам не помешала помощь главного специалиста по психологизму ситуации, – трезво оценил положение дел Маклуски, – Когда Кристи наконец до нас доберётся, мы обязательно попросим его нам подсобить… Ну кто там ещё ломится в нашу камеру? – он перевёл раздражённый взгляд на открывающуюся входную дверь, – Мы же ясно предупредили охрану, чтобы нас не беспокоили во время допроса!
– А вот и Кристи, лёгок на помине! – обрадовался Доддс.
Все трое старожилов камеры-люкс не преминули подняться (кто с кресла, кто с койки, кто с подоконника) и поспешили навстречу новому посетителю… Следователь УБОПЭПа Кристи, как обычно, имел изрядно утомлённый вид. На сей раз он принёс с собой довольно толстую папку с какими-то важными материалами. Переложив её из правой руки в левую, он дружески поздоровался с коллегами из Центральной полиции и заключённым.
– Рад вас видеть, – коротко бросил он всем троим, – А вы пока можете постоять у двери, – обратился он к охраннику, оставшемуся на пороге, – Нет, не с этой, а с той стороны! – уточнил он на всякий случай, дабы не быть неверно понятым, – Доддс-Маклуски, вы уж не взыщите за моё опоздание! Я насилу выкроил свободную минутку, чтобы к вам забежать… А это – надо полагать, ещё один наш задержанный? – блеснул сообразительностью он, с интересом разглядывая Пирсона в его тюремной униформе, – Очень приятно познакомиться! Я слышал о вас немало хорошего…
– А я – о вас! – не остался в долгу Пирсон.
– Коллеги, мне катастрофически некогда! Я должен срочно бежать к себе в УБОПЭП, – спохватился новоприбывший, – До конца дня мне требуется составить кучу отчётов и явиться с докладом к руководству… Я с самого утра мечусь по городу, как белка в колесе (или, скорее, как волк по загону). Вся первая половина дня ушла у меня на допрос этого раздолбая Харрисона. Болтает он много; но толку от его болтовни – как от козла молока! – он бросил унылый взгляд на толстую папку у себя в левой руке.
– Но что конкретно вам удалось выдоить из этого Харрисона? – поинтересовался Маклуски.
– Да так, пустяки всякие, – махнул правой рукой Кристи, – В основном он лишь повторил то, что мы уже слышали от него на первоначальном допросе. В его изложении дело выглядит следующим образом: Он узнал о раздаче компенсаций из газеты и решил подсуетиться, дабы получить средства на поддержание хозяйства в доме Стринджеров, где он служит управляющим. Не найдя ключа от шкафа с акциями, он взломал его каким-то ломом, заграбастал все акции и укатил с ними в Лондон, где и был нами арестован во время операции «Сюрприз»… Как видите, ничего сенсационного он нам не сообщил!
– А не забыли ли вы прояснить у него происхождение записки на входной двери дома? – напомнил ему Доддс, – К каким ещё родственникам он собирался отправиться? (Насколько нам известно, в Лондоне он проживал в какой-то гостинице, но отнюдь не у своих родственников.)
– Да, разумеется, – подтвердил Кристи, – Харрисон изложил мне следующую версию: Собираясь взломать шкаф с акциями, он неожиданно обнаружил, что не может попасть в комнату, где этот шкаф стоит. Дверь комнаты была заперта, а ключ от неё куда-то исчез… Сперва он подумал, что главный ключ от комнаты увёз с собой Хиггинботтом. Что касается запасного ключа, то Харрисон предположил, что мог оставить его у своих родственников в Мэскоте, когда заезжал к ним в гости на прошлое Рождество. Он уже готов был отправиться к этим родственникам за ключом и даже изготовил соответствующую записку («Уехал к родственникам. Харрисон»), чтобы вывесить её на двери дома на время своего отсутствия. Но вдруг, в самый последний момент, нужный ключ неожиданно нашёлся в какой-то старой коробке из-под гвоздей. Таким образом, необходимость поездки к родственникам отпала сама собой… Но Харрисону было лень писать новую записку. При своём отъезде он повесил на дверь старую – и был таков. (Собственно, для случайных посетителей дома Стринджеров не так уж и важно, куда именно он отправился – к родственникам за ключом или в Лондон за компенсациями.) На мой взгляд, версия выглядит довольно правдоподобно…
– Стало быть, в Лондоне у Харрисона никаких родственников нет? – уточнил для полной ясности Маклуски.
– Похоже, что никаких, – согласился Кристи, – Вот и пришлось ему целых три дня проторчать в гостинице…
– Как три? – удивился Доддс, – По нашим данным, он прибыл в Лондон только в среду!
– Эти данные устарели, – Кристи для пущей верности заглянул в свою папку, – Да, так и есть: Харрисон появился в Лондоне ещё утром во вторник, восьмого мая, и снял себе номер в какой-то дешёвой гостинице. На следующий день, в среду, он оттуда выписался и переселился в ещё более дешёвую гостиницу, которую неожиданно обнаружил в ближайшей округе. В этой второй гостинице он и проживал на момент своего задержания в пятницу, одиннадцатого мая… Всё, мне больше некогда с вами лясы точить! – он торопливо захлопнул папку и развернулся в сторону входной двери, – Сегодня в конце дня я должен представить начальству подробный отчёт о всех задержанных при нашем «Сюрпризе» лицах. А задержали мы, если мне не изменяет память, в общей сложности семьдесят шесть лиц в двадцати двух различных городах… Я был бы очень рад задержаться у вас ещё на полчасика и хорошенько допросить Пирсона – но у меня катастрофически не хватает на это времени! – он решительно направился на выход, – Надеюсь, Доддс и Маклуски справятся с допросом Пирсона и без моей помощи – а потом поделятся со мной подробной записью его показаний…
– Можете всегда рассчитывать на нас! – заверил Маклуски исчезающую по ту сторону двери спину следователя УБОПЭПа.
Когда дверь камеры-люкс снова герметично затворилась снаружи за ушедшим Кристи, два прославленных детектива и один скромный нотариус не преминули повторно занять уже насиженные ими места и продолжить обсуждение текущей ситуации.
– Итак, в отношении Харрисона мы теперь располагаем ещё одним важным хронологическим уточнением, – глубокомысленно высказался Маклуски со своего подоконника, – Оказывается, он прибыл в Лондон не в среду, а ещё во вторник утром… Стало быть, Алексвилл он покинул в ночь с понедельника на вторник – ну а шкаф с акциями «Фигаро» он, следовательно, сломал вечером в понедельник, вскоре после отъезда Фишера…
– Ну, что я вам говорил! – обрадовался Пирсон, – Хорошие идеи приходят к Харрисону быстро – и так же быстро он их воплощает в жизнь… Вот мы с вами и распутали последние узлы на этой ниточке! – отрапортовал он с видом передовика, успешно выполнившего производственное задание.
– Не спешите ликовать! – не замедлил со своей ложкой дёгтя Доддс, – Распутав один небольшой узелок, мы получили на этой верёвке другой узел, куда похлеще первого…
– Похоже, так оно и есть, – не стал упрощать проблему Маклуски, – Мы выяснили, что Харрисон покинул дом Стринджеров на сутки ранее, чем мы сперва предполагали; таким образом, его записка висит на двери дома не со среды, а ещё со вторника. Но тогда получается, что Фишер должен был увидеть её уже во время своего второго наезда в Алексвилл, во вторник днём… Однако по возвращении из второй поездки он ещё был переполнен радужными надеждами. Избавился он от них лишь на следующий день, во время третьей поездки… Ну не абсурд ли это? – воскликнул он в порыве чувств, – В среду он увидел на двери дома Стринджеров абсолютно тот же замок и абсолютно ту же записку, что и накануне – но они оказали на него прямо противоположное воздействие… Нет, здесь явно что-то не так!
– От фактов никуда не денешься! А один из них никак не желает укладываться в общую картину, – посетовал Доддс, – Обычно это означает, что сама картина действительности не соответствует… Ну что за незадача! Неужели нам придётся списать в утиль такую стройную и красивую (во всех прочих отношениях) гипотезу?
– Честно сказать, пока я пребываю в каком-то беспросветном тупике, – не пожалел мрачных красок Маклуски.
– Невероятно! – поразился Пирсон, – Доддс и Маклуски угодили в тупик? Похоже, я присутствую при уникальном событии в истории человечества!
– Какой ещё тупик? – возмутился Маклуски, – Кто тут ещё раздувает упаднические настроения? Проблема не стоит и выеденного яйца! Всего пять минут размышлений – и загадка будет решена. Небольшое кабинетное расследование быстро приведёт нас к желанной цели…
– Скорее уж, не кабинетное, а камерное, – уточнил Доддс, окинув взглядом скромный интерьер камеры-люкс, – Я полагаю, нам вполне хватит и четырёх минут!
Маклуски резко вскочил с подоконника и принялся энергично расхаживать по камере во всевозможных направлениях; Доддс продолжил свои напряжённые размышления, сидя на тюремной койке; Пирсон с любопытством наблюдал за прославленными детективами из своего тюремного кресла… Несколько раз мастера сыска и розыска по привычке тянули руки к себе за пазуху, но тут же вспоминали про запрет курения в камерах и отдёргивали руки обратно. Впрочем, и без своих знаменитых трубок они предельно оперативно справились с очередной житейской головоломкой…
– Ну да, в самом деле, – произнёс Маклуски пару-тройку минут спустя, неожиданно останавливаясь посередине камеры, – Неужели всё действительно так просто?
– Пожалуй, проще просто не бывает, – подтвердил Доддс, – Удивительно, что мы так долго ломали головы над этой пустяковой задачкой!
И два величайших детектива своего времени обменялись между собой весьма иронически-саркастическим взглядом.
– Что такое? – удивился Пирсон, – Вы уже наткнулись на разгадку?
– Наткнулись, споткнулись об неё и расквасили себе носы, – подтвердил Маклуски, усаживаясь обратно на подоконник, – Как и следовало ожидать, эта разгадка лежала на самой поверхности. Не заметить её не смог бы даже малолетний безмозглый слепой крот с двумя классами образования… Прежде всего, нам в головы пришёл один небольшой вопрос: А для чего Харрисон вообще повесил эту записку на дверь дома? Кому она, собственно, предназначалась?
– Наверно, любым случайным посетителям дома Стринджеров, – высказал предположение Пирсон, – Прочитав её, они будут знать, что Харрисон отсутствует по такой-то причине и что с ним пока всё – в полном порядке.
– Но к чему случайным посетителям знать о том, что он уехал именно к родственникам? – поставил вопрос ребром Доддс, – Их должно интересовать совсем другое: время, когда Харрисон снова появится в доме и отопрёт входную дверь. В связи с этим, ему было бы разумнее написать не «Уехал к родственникам», а «Вернусь тогда-то»; не правда ли?
– Совершенно верно! – кивнул головой Маклуски, – Таким образом, мы приходим к выводу, что записка Харрисона была предназначена не каким-то случайным посетителям, а одному конкретному визитёру, которым, несомненно, является всё тот же Фишер… Теперь правильная реконструкция произошедших событий больше не вызывает у нас никаких сложностей! Дело было так: Когда в понедельник днём к Харрисону неожиданно является Фишер и предлагает разделить акции «Фигаро» пополам, управляющий домом Стринджеров даёт ему достойный ответ. Возможно, Харрисон только тогда узнал о грядущей выдаче компенсаций и смекнул, что на этом можно неплохо заработать. Но делить барыш с каким-то Фишером он посчитал ниже своего достоинства; с другой стороны, открыто отвергнуть его предложение Харрисон тоже не мог, поскольку тогда бы Фишер увёз все акции на совершенно законных основаниях, предъявив письмо Хиггинботтома и доверенность на получение акций… Удачное решение само пришло в его сметливые мозги:
Харрисон объявляет Фишеру, что с радостью принимает его предложение, но, к сожалению, ключи от комнаты с акциями куда-то подевались. Скорее всего, Харрисон изложил Фишеру примерно такую же легенду, как и сегодня Кристи. (На минувшее Рождество он ездил в Мэскот к каким-то родственникам и, судя по всему, оставил ключ у них.) Он заверяет Фишера, что тщательно обыщет весь дом Стринджеров в поисках потерявшегося ключа. Если же это не поможет, он готов съездить за ним в Мэскот… Фишеру приходится согласиться на этот вариант. Он покидает Алексвилл с пустыми руками, пообещав вернуться назавтра во второй половине дня… Сразу же после его отъезда Харрисон достаёт ключ из коробки с гвоздями, отпирает нужную комнату, взламывает шкаф и завладевает акциями. Той же ночью он спешно отбывает с ними в Лондон на ближайшем поезде… Ну а Фишер, вторично прибыв к дому Стринджеров на следующий день, обнаруживает на входной двери большой замок и известную нам записку. Полагая, что Харрисон и вправду отправился к своим родственникам в Мэскот за этим несчастным ключом, Фишер пока не спешит предаваться отчаянию. В тот день он ещё продолжает питать радужные надежды на скорое получение компенсаций. Однако на следующее утро, когда Фишер в третий раз приезжает в Алексвилл, он снова видит на двери дома всё тот же замок и всё ту же записку… Теперь он окончательно осознаёт, что Харрисон его надул. (Если бы он действительно поехал в Мэскот за ключом, то уже давно успел бы вернуться обратно.) Как нетрудно заметить, эта незамысловатая хитрость позволила Харрисону на целые сутки оттянуть момент своего разоблачения со стороны Фишера. Если тот вдруг надумает отправиться на розыски своего неверного сообщника, в его распоряжении останется уже не три дня, а только два…
– Пирсон, ну теперь-то вы во всём с нами согласны? – поинтересовался Доддс.
– На все сто процентов! – Пирсон поднял обе руки кверху, как бы сдаваясь в плен.
– Вот и славно! – кивнул своей умудрённой головой Маклуски, – Будем считать, что с этим пунктом текущей повестки мы уже покончили… Пирсон, не хотите ли внести в эту повестку ещё какие-то пункты? Может быть, у вас имеются какие-либо пожелания насчёт вашего пребывания в данном СИЗО?
– А какие пожелания у меня могут быть? – нотариус в недоумении посмотрел на подоконник и сидящего на нём собеседника, – Разумеется, я надеюсь в самое ближайшее время с вашей помощью покинуть это СИЗО и снова оказаться на свободе…
– А чем вам здесь не нравится? – Доддс повертел головой по сторонам, – На мой взгляд, камера у вас – довольно раздольная и благоустроенная. Она даст сто очков вперёд вашей унылой каморке в «Билдбрейке» размером полтора на два метра, где вы ютились последние полгода… Да и не во всякой гостинице у постояльцев бывают такие роскошные условия для проживания! (Я имею в виду душ, холодильник и цветной телевизор.)
– Так-то оно так, – нехотя согласился Пирсон, в задумчивости разглядывая фирменные тюремные решётки на своём окне, – Но, с другой стороны, свобода – это всё-таки свобода… Так могу ли я рассчитывать на скорое освобождение из-под ареста?
– Нет, ни в коем случае! – решительно опроверг Маклуски, – Если мы выпустим вас из СИЗО одного, без Джонсона и Хиггинботтома, это пойдёт вразрез с принятыми нами ранее мерами служебной конспирации; а освободить вас троих одновременно мы тем более не имеем права, поскольку к обоим вашим компаньонам у правоохранительных органов имеются кое-какие нелицеприятные вопросы.
– Пирсон, а где же ваш высокий морально-нравственный облик? – пристыдил заключённого Доддс, – Не забывайте, что вы, сидя в этой камере-люкс, выполняете важное государственное задание и исполняете свой непростой патриотический долг!
– Будем считать, что вы меня убедили, – смирился с неизбежным Пирсон, – Ради безопасности государства я готов ещё немножко посидеть под арестом… Но нельзя ли мне, на худой конец, хоть чуточку смягчить распорядок дня? Честно сказать, я испытываю определённые неудобства по утрам. Меня каждый день (ни свет, ни заря) приходит будить охранник и приносит мне завтрак прямо в камеру. Всю эту бурду я всё равно отсылаю обратно на пищеблок… Мне и так доставляют пропитание из ближайших ресторанов, – он указал на большой холодильник у левой стены, – Может быть, мне всё-таки удастся как-нибудь отвертеться от этих ранних завтраков?
– Нет, не удастся! – разбил все его надежды Маклуски, – Тюремный распорядок суров, но он един для всех и не признаёт никаких послаблений!
– Тогда у меня больше нет никаких пожеланий, – вздохнул Пирсон.
– Вот мы разделались и со вторым пунктом текущей повестки! – выразил удовлетворение Маклуски, – Ну что ж, перейдём к следующему пункту! – он взял с подоконника портфель и передал его Доддсу, – Нам осталось лишь записать по горячим следам показания Пирсона и дать их ему на подпись… Доддс, будьте добры, достаньте из портфеля парочку пустых бланков на допрос и заполните их!
– Легко сказать! – ответил Доддс, заглянув в портфель, – Здесь почему-то нет никаких бланков…
– Как это нет? – опешил Маклуски.
Он срочно слез с подоконника и сам заглянул в портфель… Тщательный осмотр полностью подтвердил правоту Доддса.
– Ну что за оказия! – огорчился Маклуски, – Теперь я начинаю припоминать: Когда мы узнали, что в здешний СИЗО не пускают посетителей с большими саквояжами, нам пришлось срочно искать себе другой багаж. Мы насилу выпросили этот портфель у Латмера, дежурного по нашему общежитию… Разумеется, за этими хлопотами все прочие проблемы отошли на второй план. Я почему-то был убеждён, что Доддс догадался загрузить в портфель пустые бланки на допрос…
– А я был уверен, что это догадались сделать вы, – не замедлил с ответом Доддс.
– Таким образом, нам не удастся запечатлеть для истории сегодняшние показания Пирсона, – пришёл к неутешительному выводу Маклуски, – И придётся Кристи повторно допрашивать его когда-нибудь потом… Досадно, что мы не догадались попросить пустые бланки у самого Кристи, когда он заходил к нам в камеру! – с явным опозданием посетовал он.
– Значит, вы притащили с собой совершенно пустой портфель? – уточнил для полной ясности Пирсон.
– Нет, его нельзя назвать совершенно пустым, – опроверг Доддс.
– А что в нём тогда есть? – не понял Пирсон.
Вместо ответа Доддс осторожно потряс портфель вправо-влево. Изнутри донёсся многообещающий булькающий звук…
– Тогда нам самое время переходить к неофициальной части нашего сегодняшнего визита! – быстро сориентировался в изменившейся обстановке Маклуски, – В правилах внутреннего распорядка данного СИЗО имеется пункт о недопустимости курения в камерах – а вот пункта о недопустимости распития виски мы там, к счастью, не обнаружили… Пирсон, у вас найдётся свободная ёмкость для жидкостей?
– Пустой графин для воды пойдёт? – оживился заключённый, радостно вскакивая с кресла.
– Если он не слишком большой, то тащите его сюда! – распорядился Маклуски, – Ну а вы, Доддс, заприте покрепче входную дверь и присоединяйтесь к нам! Хоть в нашей камере и не запрещено распивать виски, нам всё же стоит обезопасить себя от внезапного нашествия каких-нибудь посторонних лиц…
– В моей камере внутренних запоров не предусмотрено, – предупредил Пирсон, уже успевший притащить из санузла довольно объёмный пустой графин, – Не забывайте, что мы находимся в изоляторе временного содержания, а не в каком-нибудь захудалом пятизвёздочном отеле на приморском курорте…
– Тогда нам придётся провести нашу дружескую трапезу в обстановке повышенной служебной конспирации, – сделал вывод Доддс, аккуратно выгружая из портфеля на подоконник кое-какое важное и нужное содержимое.

CCXIII. Юбилей десантных войск
– Ну, я вас слушаю! – обратился зам по кадрам к своим двоим собеседникам, сидящим по другую сторону стола, – Чем вы сегодня намерены заниматься?
Разговор происходил в служебном кабинете зама, на втором этаже главного корпуса столичной Центральной полиции. Зам был одет в свой традиционный синий костюм с таким же синим галстуком, а его собеседниками были два джентльмена чрезвычайно решительной наружности – следователи Отдела Расследований Доддс и Маклуски… Перед ответом на вопрос начальника они выдержали эффектную паузу и успели обменяться между собой весьма многозначительным взглядом. Затем Доддс произнёс:
– Сегодня нам предстоит проделать большой объём работ: Мы планируем созвониться с нашим коллегой Ченноном из лондонской уголовной полиции, а затем выехать вместе с ним в один из СИЗО для допроса двоих наших подозреваемых…
– Их фамилии? – строго потребовал зам.
– Бастинс и Милличип! – отчеканил Доддс.
– Ах, Бастинс и Милличип… – в задумчивости повторил зам, – Да, я видел обоих в списке арестованных при операции «Сюрприз»… Скоро я наизусть заучу все эти семьдесят шесть фамилий! – горько усмехнулся он, – Ну что ж, я ничего не имею против их допроса… Да, кстати! – вспомнил он внезапно, – А известно ли вам, что вчера, в ваше отсутствие, вас пытался разыскать майор Грэггерс?
– Да, конечно, – не стал отрицать Маклуски, – Не застав нас на рабочем месте, Грэггерс вместо нас побеседовал с Махони – а тот сегодня сообщил нам о его звонке. После этого мы сами попытались дозвониться до Грэггерса… Как и следовало ожидать, его опять не оказалось ни в Гленвиче, ни в Бриндвиче, – подосадовал он.
– Между прочим, вчера Грэггерс заодно позвонил и в мой кабинет, – раскрыл секрет зам, – Поскольку поговорить с вами ему не удалось, он решил высказать свои дикие планы мне. К счастью, мне было недосуг глубоко вникать в его болтовню… Я понял только одно: Он надеется, что вы двое подъедете к нему то ли в Гленвич, то ли в Бриндвич и поможете ему разобраться с одним из задержанных…
– Речь идёт об Алистере, арестованном в Уэльсе во время операции «Сюрприз», – внёс необходимую ясность Доддс, – Насколько нам удалось понять из пересказа Махони, на следующей неделе Грэггерс собирается съездить в Уэльс, забрать оттуда Алистера и отвезти его к себе в Бриндвич… К слову, полгода назад Грэггерс уже порывался заполучить себе Алистера, когда тот был задержан в валлийском Пантинктоне. В тот раз планам Грэггерса помешала его высокая служебная загруженность, плохая погода и прочие мелкие бытовые неурядицы. Но теперь, в мае, жаловаться на погоду уже не приходится… В общем, Грэггерс надеется к началу будущей недели доделать кое-какие важные текущие дела и выкроить свободную минутку для поездки в Пантинктон – ну а мы с Маклуски охотно присоединимся к нему где-нибудь по дороге, – мысленно заглянул в ближайшее будущее он.
– На ваше счастье, у меня нет времени отвлекаться на ваши проблемы! – не стал забивать себе голову зам, – Так и быть: Я не стану возражать, чтобы вы подсобили Грэггерсу… Но он освободится лишь на следующей неделе; не так ли? В таком случае, решение о вашей очередной командировочной поездке мы примем в будущий понедельник – а до конца текущей недели вы будете продолжать исполнять свои служебные обязанности в Центральной полиции… Итак, мы выяснили, чем вы будете заниматься сегодня – а завтра с утра я снова жду вас в этом же кабинете с докладом о проделанной работе!
– Нет проблем! – в один голос заверили оба детектива.
Пару минут спустя они уже поднимались по лестнице с неперечёркнутой сигаретой со второго этажа на пятый, на ходу обдумывая новый поворот в ходе развития текущей ситуации.
– Удивительное дело, Маклуски! – произнёс в задумчивости Доддс, – Мы уже третий день подряд называем заму две те же самые фамилии задержанных, которых мы якобы собираемся допрашивать – но он до сих пор не высказал неудовольствия, что наше расследование якобы застряло на одном месте!
– Похоже, ему сейчас действительно недосуг углубляться в наши проблемы, – сделал вывод Маклуски.
– Вот и отлично! – не стал унывать Доддс, – Итак, мы получили ещё один карт-бланш на текущий рабочий день… Давайте подумаем, как бы нам его поинтереснее использовать! – (детективы как раз добрались до площадки пятого этажа и остановились прямо под очередной табличкой с неперечёркнутой сигаретой), – На данный момент перед нами стоят две одинаково важных задачи: созвониться с Ченноном и провести наш плановый перекур… У вас будут какие-либо предложения по повестке дня?
– Только одно, – ответил Маклуски, извлекая из кармана свою верную курительную трубку, – Звонить Ченнону отправитесь вы – а я пока начну перекур и буду с нетерпением дожидаться вашего возвращения.
– Увы, мне нечего вам возразить! – вынужден был признать Доддс, на которого в тот день были возложены обязанности по ведению наиболее важных служебных переговоров.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71732368?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.