История бывшего абитуриента
История бывшего абитуриента
Аскар Кабышев
Недобрая встреча двух мужчин, которые двадцать лет назад, будучи абитуриентами, вместе поступали в один российский институт. Почти забытое ими время – безрассудная молодость, незнакомый студенческий город, испытание прочности дружбы, любовь. Этот короткий период, как оказалось, определил жизненный путь каждого из них. Один, пройдя шероховатости социалистического бытия, достиг относительного благополучия, второй, заразившись острыми ощущениями афганской войны, стал жестоким бандитом.
Судьба свела их в далекой южной республике уже бывшего СССР, где один должен был умереть от рук второго. Но жизнь распорядилась по-своему.
Аскар Кабышев
История бывшего абитуриента
Глава 1
Первый побег
…Издавая характерный звук, по усыпанной некрупными камнями дороге по верху плоского холма двигался зеленый трехколесный мотоцикл. Он сидел за рулем, стараясь объезжать лежащие камни, но не всегда это получалось и тогда мотоцикл слегка потряхивало, что отдавалась резкой болью в голове. Негнущиеся резиновые сапоги на ногах затрудняли переключение скоростей, но в данный момент для него это не имело значения. Сидевший сзади него длинноволосый парень в светлой рубашке, которого он вначале принял за брата Валерыча, должно быть, обеими руками держался за толстую полукруглую резиновую ручку заднего сиденья. Жесткие тычки в правую часть поясницы говорили о том, что бандит так и не выпустил пистолет из руки. Он опасался, что при очередном подскоке мотоцикла кашлатый случайно нажмет на курок и выстрелит в него. Арсену было страшно, но еще страшнее ему казалось то, что эта поездка окажется напрасной.
Что им от него нужно, он уже не думал – все в его пробитой голове крутилось вокруг того, чтобы не сбиться с дороги, и чтобы эти животные были на месте.
Второй пассажир, несколько минут назад чуть не задушивший его в доме, зашевелился сбоку в коляске, устраиваясь удобнее, потом с трудом вытащил из нее правую ногу и каким-то образом поставил ее на подножку. Конечно, из-за своих габаритов он должен был испытывать неудобства в этом тесном для него прицепе.
Холм, по которому они ехали, имел относительно правильную форму и казалось, состоял из множества сомкнутых и приплющенных сверху длинных горок. Это было какое-то огромное фантастическое бледно-зеленое плато с многочисленными переплетающимися дорогами, спускающимися и поднимающимися с одной горки на другую. Было видно, что оно имеет искусственное происхождение, но со временем заросло жухлой травой и приобрело подобие естественно-природного места. Кое-где даже выросли деревья. Встречались и груды больших разломанных зернистых камней с красивыми вкраплениями синего, зеленого и коричневого цвета. Плато было сооружено из когда-то давно снятого экскаваторами верхнего слоя земли. Со временем это рукотворное сооружение приняло подобие невысоких одинаковой высоты гладких гор, в народе называемых «отвалами».
Под редкими чахлыми деревцами или между камнями встречались следы костров, белые разбросанные кости животных и битые бутылки. Он уже знал, что все это безобразие было оставлено местной поселковой молодежью, в основном подростками, утаскивающими сюда, подальше от людских глаз, выкраденных собак и устраивающих тайные оргии, где основными блюдами были шашлыки, кэчжан, кя-дя, хе и прочее подобное с явно не русскими названиями. Воровство дворовых псов с некоторых времен стало бедствием для местного населения. Как оказалось, даже самый свирепый волкодав мог быть утащен со двора этими кандидатами в преступники. Однако, по понятным причинам, пропадали в большинстве случаев молодые и упитанные друзья человека.
Объяснялось все просто – в республике проживало достаточно много потомков переселенных с Дальнего Востока в 1937 году корейцев, в рационе которых присутствовало мясо этих бедных животных. Конечно, это не могло долго оставаться в секрете и не выйти за пределы круга добровольно-принудительно приехавших переселенцев. Разве могли местные друзья прижившихся в этой благодатной земле корейцев оставить столь экзотические блюда без внимания? Особенно в молодежной среде. Ну а в мутные девяностые годы это стало чуть ли не культовым ритуалом у подростков. Тем более, что для организации этой оргии почти не нужны были деньги, которых у молодежи никогда не бывало в достатке.
Он вез их в сторону свалки отходов какого-то скотобойного предприятия. В том месте, как он знал на собственном опыте, наверняка никого не было, кроме своры одичавших собак. Люди нормальные там, да и вообще в отвалах, без особой нужды не появлялись. Только изредка ночью приезжала машина и втихушку сбрасывала что-то с этой бойни – это он узнал от соседа, когда рассказал ему про последнюю встречу с псами. Два раз он попадал туда, когда обкатывал свой мотоцикл после мелкого самостоятельного ремонта. И оба раз эта свора внезапно выскакивала откуда-то и дико лая и рыча, кидалась на мотоцикл. Первый раз он решил, что это просто бродячие псы, бегающие в поисках еды. Когда второй раз он, запутавшийся в однообразных пересекающихся каменистых дорогах, опять заехал туда, они его чуть не загрызли. Повезло, что псы поздно выскочили на быстро едущий мотоцикл и потому набросились только со стороны коляски и не смогли достать его. После этого он понял, что это их дом и туда не стоит соваться.
Подъезжая к этому злополучному месту, куда ни при каких других обстоятельствах не поехал бы добровольно, он резко крутанул и отпустил мокрую от пота ручку газа. Урал, до этого ехавший не спеша и ровно, взревел и сделал прыжок. Как никогда, он хотел, чтобы на него, на них, напали эти звери. Если их сегодня нет на месте – то все, ему конец…
Так же неожиданно, как и в прошлые разы, из тени камней с лаем выскочила собачья свора и, полукольцом охватив продолжающий ехать мотоцикл, бешено запрыгала сбоку и сзади. Казалось, их стало еще больше. Однозначно, что с прошлого лета они прибавили в весе и размерах. Он это ожидал и морально был готов к этой встрече, но его недобрые пассажиры – нет. Усилием воли он сдерживал правую руку, так и норовившую добавить скорости и оторваться от стаи.
Псы, страшно рыча и лая, норовили на бегу схватить незваных гостей за ноги. Те, которым не хватило места сбоку, царапая когтями краску и запасное колесо, пытались сзади вскочить на коляску. Рыжий зверь с порванным ухом норовил вцепиться в левую ногу Арсена, но его уже тупые желтые клыки только скользили по толстой резине болотных сапог. Сидящий сзади бандит заорал матом и выстрелил в упор в морду пса, вцепившегося в его левую ногу. Грохот пистолета, визг и вой ошеломили седоков. «Валеркин брат» продолжал пальбу. Второй, смуглый здоровяк, сидевший в коляске, тоже что-то кричал и пытался отбиться руками и вытащенной ранее из коляски ногой.
«Повезло, повезло, повезло! Ну, давай, давай, давай!» – кричал он про себя и высматривал знакомое место. Еще секунды две-три он тянул за мотоциклом всю свору, потом резко тормознул на самом крае обрыва, под острым углом к его кромке. Он знал, что в этом месте, сразу слева от дороги, был очень крутой склон, спускающийся к реке, отделяющей в этом месте отвалы от небольшой пустоши перед поселком. Последний раз, убегая от этих собак, он чуть не свалился туда вместе со своим мотоциклом.
Рыжий пес, не ожидавший такой подставы, беззвучно улетел вниз. Вслед за ним, но уже с воем, покатился еще один зазевавшийся зверь. Опешившие собаки на какое-то мгновение остановили свою атаку. Не глядя, с полразворота, он ударил левым локтем сидевшего позади него длинноволосого куда-то по голове и выскочил из седла, оставив застрявший правый сапог между мотоциклом и коляской. Отпрыгивая от заглохшего железного друга, он краем глаза отметил, что «Валеркин брат» завалился назад и на него вновь бросились остервеневшие животные.
Он летел туда, вниз, ногами вперед, потом упал на спину и локти и, поднимая пыль, заскользил по мелким камешкам на заднице, потом умудрился вскочить на ноги, запрыгал большими скачками и свалился в воду. Холодная, с очень быстрым течением неглубокая горная речка сразу потащила его. Сзади слышались выстрелы, крики людей и визг псов.
Из воды он выскочил метров через сто, уже без второго сапога, сорвал с головы больше ненужный мотошлем и швырнул его в поток. Обернувшись, он не увидел погони и бегом помчался в сторону своего дома. По дороге он машинально сорвал знакомый с детства лист подорожника, обильно росшего на поляне, и приложил к месту удара на голове. Узкими, известными только местным жителям, переулочками он быстро двигался к родному жилищу, пытаясь на ходу осознать произошедшее.
Распахнутые настежь ворота его дома еще раз подтвердили реальность происходящего. «Почему я? Что это было? С кем они меня спутали? Может им нужен был Жорик? – так его уже убили… Об этом весь город знает…» – с этим сумбуром в голове он забежал в дом, свой родной дом, который сейчас показался ему враждебным. Внезапно он подумал, что кто-то еще может ждать его там, но было уже поздно.
Он быстро сорвал с вешалки свою старую светлую ветровку, не глядя, привычным движением левой руки нащупал и взял бумажник, всегда лежащий на самой верхней полочке гардероба. Еще когда его дети были малышками и хватали своими маленькими ручками подряд все, до чего могли дотянуться, он определил для него это место. Несколько секунд он метался по дому в поисках своего складного ножика, видимо, подсознательно надеясь вооружиться, и не найдя его, рванул к выходу. Уже в дверях спохватился, развернулся и, лихорадочно прыгая по переменке на ногах, стал натягивать кроссовки на грязные босые ступни.
Никого из тех бандитов, да и вообще никого не было на улице. Быстро отряхнув руками почти просохшую от жары одежду и машинально отметив, что ничего не порвал, а только ободрал локти, он ускоренным шагом двинулся в сторону дороги. Что станет с его любимым мотоциклом – он особо и не думал. Только промелькнула мысль, что если его там и бросят те бандиты – то найдут или местные пацаны или ночные водилы со скотобойни. В этом случае технику просто упрут, разберут на запчасти или вообще целиком продадут в отдаленный кишлак. Это для него сейчас не имело никакого значения. В первую очередь ему нужно было где-то укрыться и привести разбитую голову, мысли и душу в порядок. Все это произошло так быстро, неожиданно и дико. Что это вообще было?
На ходу он пытался найти какой-нибудь ответ, но кроме того, что это были грабители, надеющиеся отобрать у него деньги от продажи дома, ничего не приходило в голову. Да и какие деньги, если дом еще не продан? Потом он вспомнил, что они говорили про завод и мешки, но никак не мог связать это с собственной персоной. Перед глазами всплыла страшная окровавленная каска мертвого механика. Но он-то причем?
Выйдя из переулка, он увидел только-только отъезжающий от громоздкой серой бетонной остановки автобус. Свистнув и ускорив до бега и без того быструю ходьбу, он догнал страшно чадящее чудо техники. Это был известный всем ЛАЗ – детище украинских автостроителей. Эти автобусы все еще колесили по всему бывшему СССР. Хорошие в холодную зиму, они были подобны включенной духовке летом, особенно в южную жару. А на задних местах, где находился двигатель, было настоящее адово пекло с запахом горелой резины.
Водитель остановившегося на его свист автобуса – он же и кассир и контролер – привычно взял у него деньги и не глядя, кинул их в стоящую на панели прикрученную шурупами круглую металлическую коробочку от конфет. Арсен знал это точно – потому что такая коробочка была в его новогоднем подарке для детей. Людей в салоне было немного – равнодушные ко всему от жары, они не интересовались другими пассажирами и, видимо, только мечтали поскорее добраться до своей остановки. Да и невольное купание в реке смыло привлекшие бы к нему внимание потеки крови на его голове и шее.
Как только эта душегубка возобновила свое движение к городу, он начал лихорадочно строить план своих дальнейших действий. Кроме прочих мыслей, в голове всплывали кадры из виденных кинофильмов, где в подобных ситуациях организаторы поисков беглого человека в первую очередь блокируют вокзалы, автостанции, аэропорты. Также пришло понимание, что его теперь могут искать не только бандиты, но и полиция. У него уже давно не было никаких сомнений, что эти две по сущности антагонистические организации являются подклассами одного рода.
Автобус ехал по всем правилам того времени – не спеша, подбирая на дороге машущих руками одних и останавливаясь за дополнительную плату по просьбе других. Впрочем, такая езда всегда была в традициях настоящих азиатских стран. Он уже немного успокоился, когда автобус миновал центр города и двинулся по окраинам, среди недавних новостроек. На нужной остановке он быстро выскочил и, используя опять-таки прочитанное в детективах и виденное по телевизору, в коммерческом ларьке, в простонародье, называемом комком, купил легкую летнюю кепку, дешевые пластиковые черные очки, также прихватил пару бутылок воды. Он подумал, что сейчас ему нужно экономить деньги, но это были просто необходимые траты. Не раз, смотря очередной фильм про криминал, он обращал внимание на то, что скрывающийся от розыска человек ходит все в той же одежде, с той же прической, и думал – ну не придурок ли, не может что ли хоть немного внешность свою изменить?
Было только одно место, где его бы приняли в любой ситуации. Никто не знал про эту квартиру. Брат, братан. Уже скоро год как живущий в том же городе, под чужой фамилией и новым обликом. Чем он занимался, на что жил в данное время – он не знал – знал только, где находится его квартира, был один раз в ней, но брат велел ему больше к нему не приходить и вообще вычеркнуть временно его из своей жизни.
Это было следствием какого-то мутного дела, в которое брата в его родном городе втянул его бывший тренер. Многие спортсмены после развала Союза остались без привычной работы, оплачиваемой за счет государственного бюджета, и перебивались какими-то сомнительными подработками. Некоторых обеспечивали работой их бывшие воспитанники, которые, благодаря полученным навыкам в единоборствах, выбились в люди. В люди – это, конечно, кто как понимал… В данном случае братов тренер для решения своего вопроса попросил того поприсутствовать, как он сказал, в деловом разговоре. Уважение к прежнему наставнику крепко сидело в голове брата и об отказе даже не было мысли. Тот деловой разговор закончился рукопашной схваткой с использованием всего, что попадалось под руки. Может быть, этим все и ограничилось бы, но пришедшая милиция только добавила остервенения этой баталии. В ход пошло огнестрельное оружие…
Той давней ночью его разбудили быстро повторяющиеся короткие телефонные звонки междугородной, и уже ставшей международной, связи:
– Привет, братишка! Все вопросы и ответы потом. Срочно нужна мне хата, но, чтобы никто, кроме тебя, не знал об этом. И чтобы никто не знал, что хату нашел ты. К тебе могут прийти менты и искать меня. Ты меня давно не видел, понял? Все, пока! Я тебя сам найду завтра-послезавтра.
И вот теперь он сам дожидался его, сидя у подъезда дома. Брат был на два года старше его, но после тридцати эта разница в возрасте была малозаметна. Да и вообще они были схожи и лицами, и фигурой. Конечно, без одежды разница в мускулатуре спортсмена и почти кабинетного работника заметно отличалась. И волосы – брат рано поседел, в мать пошел волосами. Сам то он был темноволосый. Брат – конченный спортсмен – пытался еще в юности и его притянуть к спорту, хотя бы подтянуть физику и дать минимум навыков, чтоб шпана уличная не цепляла. Кое-что он освоил от его уроков, так, на уровне любителя, но это было уже кое-что и он этим про себя гордился и в прошлом использовал в случающихся уличных баталиях.
«Нет ничего хуже, чем догонять и ждать» – он уже несколько раз повторил про себя назойливо крутившуюся в голове поговорку. Насчет последнего, особенно после всего свалившегося сегодня на него, он был согласен на тысячу процентов. Он отгонял от себя мысль, что брат может вовсе не прийти – последний раз тот звонил ему на работу месяц назад и где он был сейчас, ему было неизвестно.
Время тянулось невыносимо медленно. Мысли о произошедшем продолжали беспрерывно крутиться в его голове. Чтобы как-то отвлечься от них, он считал количество деревянных штакетин на низких оградках украшенных цветами палисадников, потом сортировал по внешности проходящих девушек и женщин, где критерием было «нравится – не нравится», потом, не вставая, в качестве физкультуры начал незаметно напрягать и ослаблять мышцы бедер и ягодиц. Но и это не сильно помогало – недавно пережитый им страх вернулся и не уходил. Он сделал более двухсот этих смешных упражнений, когда его отвлекла и сбила со счета проходящая мимо шумная группа школьников – наверное, это были выпускники: темноволосые смуглые мальчики в белых рубашках с короткими рукавами, девочки в белых фартуках на синей форме.
Он повернул голову, одновременно пытаясь рассмотреть эту молодежь, а также восстановить свой счет. «Да им же скоро поступать в институты…» – наконец, дошло до него. Он прекратил свою сидячую тренировку и стал прислушиваться к их разговорам. Среди темных проплывающих мимо него голов медным цветом резко выделялась взбитая прическа девочки, о чем-то говорившей с рослым мальчиком. Она держалась одной рукой за плечо этого потенциального студента, но шла энергичной и уверенной походкой, выдающей сильный характер. Он не мог видеть ее лица, повернутого к мальчику, и только слышал необычного тембра приятный девичий голос:
– … почему ты боишься туда поступать? Ну конечно, Москва есть Москва, но проходят же наши. В прошлом году вон Азизы брат поступил в баумановское. Я лично буду пробовать. Да хоть одна поеду!
Продолжая свои разговоры, ученики прошли мимо него и свернули куда-то во дворы. Но эти медные волосы, стройная фигура, своеобразный низкий голос и услышанная им часть сказанного ею напомнили ему о давно прошедших его школьных годах в городе детства, и он, чтобы хоть ненадолго забыть настоящее, стал усиленно извлекать из памяти это свое прошлое.
… Город Каменный, год 1979. В третьей четверти десятого класса все начали уже более серьезно говорить о поступлении в институты. У него не было конкретного выбора, хотел просто уехать в столицу, ну, возможно, изучать какую-нибудь геологию – его отец был довольно известный в этой области человек и мог оказать некоторый протекционизм при поступлении в престижный ВУЗ. Большинство одноклассников планировало поступать в институты, открывавшие им дорогу в профессии, полученные их родителями. Дети начальников в строительных организациях – Женька и Болат – хотели остаться в родном городе и поступать в местный строительно-дорожный институт, который молодежь называла по-своему коротко Стрдр. Юрка и Андрей – чьи отцы были военными – в военные училища. Он почему-то пренебрегал вузами родного города, а может, это было просто желанием покинуть его. Его самого настолько не интересовало его личное будущее в плане где учиться, кем работать, что он даже не знал, что есть такой город Томск – своего рода сибирская Мекка для студентов.
Самый головастый в их компании, Николай, был конкретно нацелен в Сибирь, в этот самый студенческий город – у него там в свое время отучился двоюродный брат, была близкая родня. Коля даже слетал туда во время зимних каникул на разведку. Разговоры в их школьной компании по поводу дальнейшей учебы были примерно такие:
– Я лично в Томск, у меня там братан, правда двоюродный, в политехническом институте отучился. Сейчас уже хорошие бабки рубит в каком-то НИИ. Да я же зимой там был. Нормальный город, почти как наш по размерам. Даже троллейбусы есть.
– Че там делать, Никола? Медведи там по улице ходят, Сибирь, глухомань! Слышал анекдот про глухомань? Ха-ха! – и Юрка изобразил обхватившего дерево мужика с плачущим лицом.
– Да ну нах…, я тут останусь, пойду для старта в Стрдр, а там разберемся. Перейду потом в торговлю, пахан поможет устроиться, – это уже сказал Марат, которому, как всем им тогда казалось, золотое будущее было обеспечено от рождения. – Андрюха, а ты, конечно, по военной папиной тропе? Вместе с Юрайхипом станете дубами, как наш военрук?
– Конечна! Равнясь, смирна-а! По порядку номеров рассчитась! Но в школу военруком ни за что. Чтоб такие уроды, как ты, мозги мне е…? Да ни за что! А вот сам солдат буду гонять. По мне – хоть бревна катать, лишь бы лежа!
– Че, Арс, не передумал в Алма-Ату? Ты же самый умный, хоть не еврей, ха-ха! Че затух? – очередь отчитаться дошла и до него.
– Да, конечно, умный. Регинка решила тоже в этот хренов Томск. Откуда он взялся?! Это ты, полудурок! – Арсен дал легкий подзатыльник Николаю. – Туда еще и Ленка Ушакова. А Никола впереди них, как Сусанин в гареме. Я что-то думаю теперь, может, мне тоже туда двинуть…
– Ты че? Долбанулся? Да западло! Больше всех над Николой стебался и теперь решил сам туда? Ну ты клоун… Из-за нее что ли?
– А ты как думаешь? Конечно. Там же без меня будет куча желающих ее закадрить. Со всего Союза пацаны понаедут. Заодно посмотрю, что такое Сибирь. Да и от родаков оторвемся. Представляю, как ее пахан взбесится, если и я туда нарисуюсь!
Эти его колебания в выборе ВУЗа объяснялись просто – в начале этого учебного года у него появилась подруга, с которой у них случилась настоящая, как в кино, любовь, и которая теперь тоже собралась в этот сибирский городок. Золотоволосая высокая красивая девушка с иностранным именем Регина, не обделенная острым умом и отличными пропорциями.
Вообще-то он знал ее уже давно, но до прошлого года не обращал на нее внимания, как и многие его товарищи. До десятого класса Регина была обычной девчонкой с косичками, очень серьезно относящейся к учебе и общающейся с себе подобными подружками, на которых мальчишки смотрели как-то даже свысока или вовсе не замечали. Она училась в параллельном классе и только в прошлом году ее перевели в их десятый «Б».
Эта любовь – по началу он даже не понял, что это она – пришла к нему внезапно, странно и довольно нелепо. Поводом или причиной этого стал рассказ парня, какого-то дальнего родственника по материнской линии, жившего в соседнем городе и привезшего свою мать на обследование в их Каменный. Это было обычным явлением у его народа – без предупреждения, как само собой разумеющееся, приехать и остановиться на несколько дней у любой дальности родственников, и ему невольно пришлось общаться с ним. Родственник оказался видавшим виды и закаленным в своем шахтерском городке парнем, к тому же на два года старше его. Конечно, Арсену пришлось изо всех сил стараться, чтобы показать ему, что он тоже не маменькин сынок.
Тот весенний день был светлым и теплым, ярко-зеленые листочки оживших после зимы деревьев и живой изгороди придавали городу ощущение праздника и чистоты, уже чувствовалось близкое лето, которое в их суровом крае обычно начиналось ближе к середине июня. Они отирались вдвоем возле гастронома, в надежде достать недостающие на вино копейки, когда его новоявленный «какойтоюродный» брат, увидев шедшего навстречу взрослого мужчину, поздоровался с ним, поговорил о чем-то и получил от него несколько монет. Вернувшись, он хохотнул и показал их Арсену, а потом пояснил, что знает этого мужика и его дочь, Регину – они когда-то жили по соседству в его городе. И назвал ее фамилию – девчонки из соседнего класса, живущую в не их, пацанском, а каком-то другом, параллельном, мире, населенном в том числе и такими, как говорят не от большого ума, серыми мышками. Только она была не серой, а рыжей – из-за цвета волос.
Чуть позже, сидя за кустами на берегу протекающей через город речки и глотая из горла довольно противный на вкус портвейн, он рассказал Арсену несколько лет назад произошедшую с ней историю, которую он в свою очередь тоже услышал от кого-то. Его рассказ о случившейся с ней бедой был пошлым, и конечно, перемежался непристойными словами и жестами. Может быть он был и вообще придуманным, что нередко случалось в подростковых разговорах на темы отношений мужского и женского пола, но почему-то очень сильно зацепил Арсена. До этого он даже не думал о том, что подобные истории могут случаться и с ними – обычными скромными девчонками, таскающими то тяжелые портфели, то музыкальные инструменты и не участвующими в их уличной жизни.
Это необъяснимо, но при встрече с ней в школе на другой день он увидел ее в другом свете. Он украдкой рассматривал ее и чем дольше смотрел на нее, тем больше в нем крепло убеждение, что она действительно носит в себе какую-то печальную тайну, скрываемую за внешней веселостью. И что она внутренне страдает от того, что это может выйти на суд окружающих…
О чем бы теперь он не думал, все в конце концов сводилось к ней. К счастью, его новоявленный братец через короткое время уехал, и рассказанное им осталось только в Арсеновой голове. Никто не знал об этом, даже друзья, с которыми они обычно обсуждали все планы и происшествия, включая сомнительные и зачастую фантастические подробности общения с девчонками. Она словно приворожила его, и он бессильно и стремительно падал в новый мир, в котором главным действующим лицом была она.
Вскоре пришло лето и с ним вместе с ним долгожданные каникулы – последние школьные каникулы, которые он провел довольно насыщенно: побывал в двух зонах отдыха на берегу красивейшего водохранилища – один раз с родителями и старшим братом, второй – с друзьями и подругами. А в начале августа один уехал на турбазу, откуда с группой полупрофессионалов ушел в десятидневный поход по горной местности. И надо отметить, что хотя при виде стройных девичьих фигур в купальниках или просвечивающих на солнце платьях его душа и тело по-прежнему наполнялись волнением и желаниями, он видел в них уже только ее.
В сентябре, когда школа вновь собрала своих воспитанников, в глаза бросились перемены, произошедшие с некоторыми из них за это лето. Уже тогда слово «акселерат» было известным и популярным. Пара-тройка мелких пацанов за лето вытянули до среднего и выше роста и пополнили ряды этих акселератов. Один из тех, внезапно выросших, ранее бывший бессловесным исполнителем приказов членов какой-либо группировки, стал огрызаться и даже дал отпор ранее гонявшим его парням. Некоторые были приняты в существовавшие дворовые шайки, другие создали какие-то свои сообщества. Но что стало с девчонками… А может, сами парни стали уже по-другому смотреть на них. Бывшие «плоскодонки», как за глаза пренебрежительно называли некоторых из них, стали прекрасными яхтами с надутыми парусами и чудесными кормами! За теми, кому раньше кричали вслед, что к их юбкам сзади прилипли две спички, теперь следили восхищенно-удивленно-вожделенные глаза.
Ну а рыжая мышка превратилась в принцессу из мультфильма «Бременские музыканты». Ну конечно, не совсем такую мультяшную. Даже больше она была похожа на профессорскую дочь Катю из советского фильма «Курьер» – особенно своим поведением. Золотистые взбитые волосы, прямая челка, стройный стан и дерзкий взгляд. Чуть-чуть припухлые веки и легкий прищур серых глаз, ранее делавшие ее внешность странноватой, теперь придавали ее лицу особую привлекательность. Где и как она провела это лето?
Теперь, вспоминая то давнее чудесное перерождение Регины, он мельком отметил, что так и не задал ей этот вопрос и тот, скользкий, и вновь переключился на то счастливое время.
Первый же учебный день показал, что его страсть никуда не исчезла. Увидев ее, необычно обновленную и яркую, он понял, что это серьезно и отделаться от этого просто так не получится. Но сделать первый шаг у него не хватало духа, а еще большим был страх получить отказ и остаться с этим чувством один на один и навсегда.
Как иногда бывает, ему помог случай. На одном из школьных вечеров, каком-то праздновании в рамках их класса при отсутствии классного руководителя, его друг Марат, дурачась, чуть ли не силой свел его и Регину друг к другу и объявил, что они должны пожениться и сегодня будто бы их свадьба. Фортуна в облике здоровенного разгильдяя Марата появилась неожиданно и крутанула свое колесо в нужном направлении.
Конечно, тему свадьбы все с оптимизмом подхватили и ему пришлось с некоторым смущением и несказанной внутренней радостью исполнять эту роль. Она же приняла это как должное и веселилась наравне со всеми. Этот школьный вечер с изображением новоявленной семейной пары ничем не отличался от других подобных вечеров для его участников, кроме него. Был полумрак школьного коридора, магнитофон и танго с шейком.
Арсен несколько раз произнес про себя мало кому известное из ныне его окружающих слово «шейк» и даже хмыкнул вслух. Действительно, в то время любой медленный танец у них в городе назывался танго, а быстрый – шейк. Танго – это когда обе его руки держат ее за талию, а она кладет свои кисти на его плечи. И медленное равномерное покачивание в такт музыке. В основном, на «пионерском» расстоянии. Ну а шейк… словами трудно описать, но это достаточно динамичные движения, пришедшее, естественно, из капиталистического мира и неодобряемые родителями и советской властью. Возможно, название танца было связано с популярной в начале семидесятых годов песней, в которой знаменитый Полад Бюль-Бюль оглы неоднократно повторял это слово – шейк.
«Жил в гора-а-ах целый век челове-е-ек,
С бородо-о-ой и по имени Шейк…»
Была и другая песня с этим иностранным словом, но уже не на пластинке и непонятного происхождения:
«В Америке, в Америке, шейк долбают в истерике!».
Вспомнив себя учеником, он подумал, что жизнь нынешних школьников теоретически и во многом практически гораздо правильнее пройденной его поколением, но что удивляло и даже нередко раздражало его – эти дети действительно надолго ими и оставались после завершения учебы. В те, его, годы мальчишки, да и вообще большинство подрастающего поколения, рано взрослели. Что говорить, если уже в шестом-седьмом классе многие знали отвратительный вкус дешевого вина и его действие на человека. Курить пробовали все. Знали, правда, теоретически и пошло, откуда появляются дети и сам процесс. Были и девчонки, которым была интересна их мальчишеская компания и они нет-нет да и появлялись в их сизом от дыма сигарет подвале с теннисным столом и промятым грязным диваном. Ну а парни в возрасте от восемнадцати до двадцати лет уже составляли основную боевую силу армии и были готовы и способны биться на равных с любым врагом – какого угодно размера и возраста.
Арсен улыбнулся, вспоминая свои первые контакты с противоположным полом. До Регины у него были кратковременные подруги, с которыми он ходил неделю или месяц. Это были какие-то, как сейчас он подумал, странно появлявшиеся девчонки, хотя, если бы он еще глубже порылся в своей голове, наверняка вспомнил бы все истории. В седьмом классе была очень маленькая беленькая девочка с большими голубыми глазами. Откуда она появилась и как они расстались, он уже не смог вспомнить. В памяти осталась только белая зима, свет в окнах недавно построенных девятиэтажек, вечерние фонари, освещающие вокруг себя густо летящие снежинки и ее белая шубка. Она была примечательна еще и тем, что первый более-менее правдоподобный поцелуй с девчонкой был с ней и от которого он почувствовал нечто вроде опьянения, а она смеялась над ним. Он подумал, что их наверняка свел тот же Марат, главный донжуан и заводила их компании. Потом перед его глазами возникла здоровенная, выше его ростом, деваха с другой школы, в коричневом пальто. Почему-то его дружбы с девчонками случались зимой, отчего ему хорошо запоминалась их верхняя одежда. Имя ее он не смог точно вспомнить, вроде Галя, но историю ее появления – да. Было это, как он быстро в уме подсчитал, в восьмом классе. В их школе появилась новенькая – черноволосая симпатичная девушка с какой-то видимой свободой в поведении. У нее были до плеч обрезанные волосы, чуть широковатые скулы, прямой нос, яркие красные губы и немного близко сидящие чуть сумасшедшие черные глаза – все это и придавало ее облику какую-то экзотику. Звали ее Наташа. Своим видом и поведением она быстро привлекла внимание Марата, о дружбе с которым наверняка мечтали очень и очень многие девчонки. Через «своих» девчат ей был послан сигнал, что Мара, как его называли на улице, хотел бы с ней задружить и предлагает встречу. Ответ на встречу был скорый и положительный. На всякий случай Марат прихватил с собой его и Женьку – а вдруг это провокация. Толком-то они еще не знали, кто может стоять за ней – вдруг у нее есть какой-нибудь дикий старший брат или бывший или действующий нервный чувак.
На этом слове Арсен опять несколько отвлекся от основной темы, потому что ныне так могли назвать вообще любого парня или взрослого мужика, о котором говорили за глаза. А на языке тех времен «чувак» означало парня девушки, о котором говорили: «он ее чувак» или «она шла с чуваком». Короче, чувак и чувиха – это дружащая и вместе ходящая пара, можно сказать, влюбленные.
Закончив свои внутренние дебаты, он вернулся к истории с Наташей. Видимо, у девушки тоже были свои опасения, потому что она привела с собой двух подруг. Лиля – такая же относительно новенькая и прямо-таки большая Галя, малознакомая им девушка с другой школы. Марат отошел с Наташей для переговоров, остальные стояли вместе, но беседа между ними была пассивной, так как они практически ранее не общались. Парни курили, девушки, как часто бывает, о чем-то хихикали. Итог разговора оказался не совсем обычным: Наташа сказала Марату, что ей больше нравится Женька и она хотела бы дружить с ним. Марату же она в качестве компенсации предложила свою подругу Лилю – круглолицую, синеглазую, похожую на дешевую куклу, быстро-быстро разговаривающую и как раз интересующуюся им. Женька, рослый смуглый красавец с золотым зубом во рту, не ожидавший такого поворота, но быстро ориентирующийся в разных ситуациях, сразу бросил сигарету и с радостью подхватил под руку внезапно доставшуюся ему знойную красавицу. Почему согласился Марат – ему было не понятно и тогда, и сейчас, по прошествии многих лет. Марат, очень плохо закончивший свой жизненный путь, в те годы был сильным, остроумным и неглупым парнем, про которых говорят – его голыми руками не возьмешь! Возможно, все же тогда он был захвачен врасплох этим совершенно неожиданным предложением, что не смог сразу отказаться. Короче, Мара двинулся к Лиле. Остались не у дел двое – он и большая девушка с широким лицом в коричневом пальто. Распределение дальше пошло уже по остаточному принципу. Две новоявленные пары в четыре голоса стали убеждать его, что Галя как раз подходит ему. Та была не против, и ему пришлось покорно взял ее под руки, даже толком и не осознав произошедшего. Позже, дурачась и толкаясь, он почувствовал, что и силы в этой девушке было немало. К его радости, скоро его товарищи в очередной раз перессорились со своими подругами, и вся девичья троица ушла из их компании.
Соответственно сыгранной роли и пацанским понятиям, после окончания празднования он должен был проводить ее до дома. Регина не возражала, когда он сделал ей такое предложение. Жила она почти на границе их Рощи, в каком-то островке меж двух недружественных городских условных районов, и пока они шли, произошло то, что, возможно, и послужило толчком к их настоящему сближению.
…Ночь была тихая, редкие автомобили освещали две фигуры, идущие рядом. Им было смешно смотреть, как их длинные тени от света фар проезжающих машин быстро укорачивались и исчезали. Он в основном отвечал на ее вопросы – обычные вопросы про прошедшее лето, его родителей, его увлечения. У нее была упругая походка и низкий, мягкий голос. Иногда она держалась за него, переходя с тротуара на тротуар через дорогу.
Проходя возле мелкой речки, спрятавшейся за ивняком, они услышали чьи-то голоса. Он знал, что в начале лета ребята с его района по ночам бреднями вытаскивали идущую на нерест местную рыбу с непонятным названием «сорожка». Днем это делать запрещала нелюбимая по уличной традиции милиция. Этой небольшой, с ладонь, рыбешкой, эти начинающие браконьеры забивали фляги и мешки. Что они с ней дальше делали, он не знал – это не было для него интересно. Может, солили и сушили на балконах, может, продавали или жарили дома…
Они не придавали значения слышавшимся за деревьями пьяным крикам до тех пор, пока из кустов, где-то позади них, не выбежала чья-то фигура и молча двинулась в их сторону. Слушая приближающийся топот ног, он понял, что надвигается неприятность и уклониться от нее вряд ли получится. Арсен не боялся драк, но сейчас его сильно напрягли две вещи: во-первых, он не знал, сколько там их человек, во-вторых, это были беспредельщики или обкуренные, раз решили зацепить парня с девушкой.
– Регина, если можешь – сними туфли и беги к дому… Я догоню! – быстро проговорил он, зная, что в таких случаях девушка в опасности, да и будет только помехой в драке.
– Арсен, бежим! Ты тоже! – она поспешно одной рукой снимала туфли, держась за него другой.
– Нет, Регина, беги сама! Так они нас обоих догонят! Со мной ничего не будет, только ты быстрее отсюда, – он развернул ее и слегка подтолкнул, одновременно осматриваясь, что можно взять в руки.
Она была уже метрах в шестидесяти от него, когда все также молча бежавший человек приблизился к нему.
– Пацан, помоги, один не справляюсь! – он тяжело дышал, руки, лицо и светлая рубашка были в крови. – Давай, выручай! Потом объясню! Ты же с Рощи?
Последние его слова остановили руку, чуть не метнувшую в голову говорящего подобранный кусок дорожного асфальта. Приглядевшись, он узнал одного из старших парней района, уже отслужившего в армии и живущего уже другой, рабочей жизнью. Чувствовалось, что он пил, но то ли протрезвел, то ли просто держался хорошо.
Выскочившие чуть позже его из кустов были более пьяны, что очень сыграло не в их пользу. Трое против двух – не так уж страшно. Но брошенный Арсеном асфальт и вообще уравнял силы. Несколько секунд слышались хлесткие удары и дикие вскрики. Нападавшие быстро поняли, что дальнейшее нападение приведет их к полному разгрому. Матерясь, они подхватили лежащего на земле после встречи с камнем своего собутыльника и потащились опять к речке. Догонять их и продолжать бой оборонявшиеся посчитали ненужным в данный момент.
– Браток, молодец, не сыканул… Тебя как зовут?
– Арсен. Мне надо идти – я тут с девчонкой шел. Я побежал!
– Все, спасибо, браток! Извини, что помешал… Потом встретимся…
Он знал, где она живет. Знал примерно, с ее слов – она сказала это, когда они еще шли вместе и смеялись над своими меняющими размеры тенями. Эти четыре пятиэтажки стояли особняком от других строений. Когда-то их построили для преподавателей недалеко стоявшего института, но среди этого ученого народа встречались и семьи совершенно не преподавательские, как ее. Может, строители этих домов, может, еще кто, имеющий к этому отношение. Ее отец, как он теперь знал, был водителем автокрана.
Он подумал, что она вряд ли успела добежать до дома за это время. Он перешел на легкий бег и всматривался вперед, когда внезапно услышал свое имя. Из открытой настежь двери подъезда ближайшего дома, освещенного светильником без плафона и голой лампочкой, выбежала тонкая фигурка. Она так и осталась босиком.
– Арс! – она назвала его имя так, как звали только его друзья. – Арс, тебя побили?
Она взяла его за плечи и стала осматривать его лицо. Она была так близко к нему, что он почувствовал ее дурманящий запах и увидел встревоженные серые глаза. При виде кровоточащей сечки на его брови она внезапно расплакалась.
Кто первый из них по-настоящему обнял другого, он так и не понял. Ему и раньше приходилось обнимать девчонок, да и сегодня, дурачась на школьном вечере, он не раз приобнимал ее – но это было совсем другое… Он почувствовал, что с этого момента все его окружающее и ценимое им – друзья, кино, футбол, рыбалка, сигареты и все-все прочее – уходит куда-то на задний план и остается только ОНА.
Почти весь остаток учебного года, где-то до мая, они не разлучались практически ни на один день. Друзья и прежние занятия никуда не делись, но были уже на втором месте. Поначалу он пытался соединить эти два мира – с ней и с друзьями – в один, но это не получилось. Ей были чужды всякого рода их дворовые понятия и развлечения. Несколько раз он приводил ее на вечеринки с обычными попойками с друзьями-подругами, но это ей сильно не понравилось. Тогда он и сделал свой выбор.
В мае встречи стали реже. Она стала будто бы взрослее, стала еще краше, и от этого он еще больше терял голову. Иногда она, глядя на него, становилась непривычно задумчивой. Его попытки узнать у нее причину этих перемен ни к чему не привели – она отшучивалась или ссылалась на то, что уже готовится к выпускным экзаменам. Еще ей не нравилось, что его не беспокоит его будущее – где продолжать учебу и кем стать по жизни.
Влюбленный и счастливый, он многого не замечал, в том числе и как пришел июнь – время сдачи выпускных экзаменов. При всей приверженности улице с ее не всегда положительными чертами, в школе он был в числе первых учеников. Сдача экзаменов прошла для него без особого напряжения, тем более что Регина иногда привлекала его к совместной подготовке к этому предстоящему событию. Конечно, пока родители честно отрабатывали свои восемь часов, на его пятом или ее третьем этаже они совмещали подготовку с тем, чем занимаются влюбленные – тем, что она позволяла ему делать с собой, однако под контролем, чтобы не была пересечена последняя черта.
…Он так глубоко загнал себя в воспоминания о школьных годах, что наконец-то смог полностью отвлечься от своего настоящего бедственного положения. Прошлое, друзья, беззаботные времена, непостижимые уму выходки молодости… Сидя с надвинутой на глаза кепкой, он даже не заметил подходящую знакомую фигуру с особой походкой с загребанием ногами. Подошедший к нему сбоку человек наклонился, заглянул под козырек в его темные очки на лице и дал щелчок по голове. От этого несильного удара он вздрогнул, вскочил и только после этого с облегчением признал брата. Конечно, они обнялись.
– Ты что тут делаешь? – брат был удивлен. – Сказал же тебе – сюда больше не приходи. Пока дома не утрясутся мои дела. Они же знают, что ты тут. Ну пошли, раз пришел. Что очки-то напялил, Джеймс Бонд? Как там Дана и девчонки? Давно я не видел твоих красавиц. Небось, повымахивали.
Было видно, что брат был рад встрече. Они вошли в уже облезлый подъезд относительно нового дома и поднялись на второй этаж. Он отметил про себя, что съемная квартирка имеет специфический вид и запах необжитости. Минимум мебели, никаких безделушек, голая лампа, одежда на стульях и постели. Но все в чистоте – брат так и остался помешанным на ней.
Пока он осматривал это временное холостяцкое лежбище, брат гремел и звенел на кухне чайными принадлежностями, одновременно рассказывая и спрашивая:
– Я тут, наверное, позеленел уже от чая. Пью только этот кок-чай, спаситель от перегрева. Как ты тут от жары не помер? А зимой не замерз? Тут что, совсем не топят зимой?
Действительно, короткая южная зима была привычным мучением для жителей многоквартирных домов. То ли власти считали, что на юге не бывает морозов, то ли дочиста крали бюджет на отопление, но редко у кого можно было согреть руки на батарее, не говоря о просушке белья после стирки. В течение месяца-двух в квартирах горели без перерыва газовые плиты на кухне, давая хоть мизерную толику тепла. Более сведущие в физических процессах нагревали на них кирпичи или куски металла, лучше отдававшие тепло в дом. Все ходили по дому в теплых куртках и головных уборах. В-общем, жили как в осажденной хворым Дедом Морозом крепости. Насмерть не замерзнешь, но и тепла не почувствуешь. Слушая брата, ему на память пришла одна зима все той же студенческой поры. Сегодня его прошлое явно хотело что-то сказать ему, напоминая о тех временах.
В тот год были сильнейшие морозы, несколько дней державшиеся на уровне минус пятидесяти градусов. Такое нередко бывает в Сибири. Стоял, как говорили, настоящий дубак. Но этот мороз совпал с аварией на ТЭЦ или ГРЭС или черт знает на чем, что подавало тепло в город – студентов это не особо интересовало. В ту пору они жили вшестером в одной комнате. Четверо законно и двое нелегально. Одного из них, лучшего его друга Бориса, лишили места в общежитии за аморалку, он уже не помнил какого рода, но точно не связанную с сексом – оказывается, бывает такое. Второй вообще не был студентом их института, но был крепко связан с Арсеном еще с периода абитуриентства. Но это были друзья, которых нельзя бросать в такие моменты, да и вообще. Нелегалы спали на полу, на железных кроватных сетках на матрацах, взятых, уж он не помнил, где. Сетки эти они называли танками. Наверное потому, что эти низкие сооружения с накрытыми покрывалами подушками напоминали эту военную технику. «Ну что, пора спать. Алекс, выдвигай танки!». Мороз жал, окна полностью были покрыты блестящим снегом изнутри, пар шел изо рта и носа, все ходили максимально одетые, были включены запрещенные электроплитки, из-за чего постоянно выбивало электричество. Когда настал пик холода, двумя матрасами было закрыто единственное окно. Спали эти дни по двое в одноместной кровати, накрывшись двумя одеялами, еще двое застегивались в одном спальном мешке – благо, был среди них член туристической секции. Засыпали, чинно вытянувшись и невинно соприкасаясь только боками. Просыпались уже как придется, нередко в обнимку!
Это воспоминание о двух парнях, спавших несколько ночей как родные братья в детстве, под одним одеялом, оживило в его памяти еще один случай. Но не связанный с морозом. Еще раз он спал с мужиком на одной кровати, но уже кровати-полуторке и будучи уже достаточно взрослым. Они приехали в аул на свадьбу своего молодого коллеги. Все было как положено – правильно и красиво, но спать их привели в дом, где все было рассчитано на парный сон на одном лежбище. Может, для деревни это было в норме? Вряд ли, скорее, просто каждому гостю дать по отдельной койке не получалось. Они были крепко поддатые и, не рядясь, с хохотом завалились по двое. Короче, он с недавно принятым к ним на работу коллегой Александром, остальные тоже попарно. Утром, похмеляясь, все смеялись, подкалывали и острили по этому поводу. Но, подумал он, надо отдать должное – такие случаи сближают людей, делают отношения проще. По крайней мере, они с Александром с тех пор хорошо дружат, а тот студенческий напарник по кровати остался другом на всю жизнь.
Пришедший из кухни брат поставил на стол чайник и две пустые чашки, и он быстро вернулся в реальность:
– Брат, я влип очень сильно, не знаю, как выскочить из нее. Может, что подскажешь… Меня чуть не убили… Хотели убить… ни хрена не понял. Смотри!
Он осторожно снял кепку и повернул голову, чтобы брат увидел место удара. Видавший всякое брат спокойно рассмотрел вздувшуюся ссадину:
– Ну ты даешь, Арсен! Ну ка расскажи. Да сядь ты. Шишка твоя подсохла, лучше ее не трогать.
Около получаса он рассказывал о происшедшем, добавив и про убийство на заводе. Забыв про свой зеленый чай, брат слушал и иногда задавал вопросы.
– … вот такая история, братан. Что с меня им нужно – мне непонятно… Что-то, видно, было уже у них на заводе, раз механика прямо в кабинете завалили, но я-то причем? Не догоняю… Но теперь-то они уверены, что это я. Может, зря я это на себя взял? Испугался утюга…
К этому времени с брата сошла вся веселость. Соприкасавшийся с преступным миром, он понимал всю серьезность положения младшего.
– Арсен, тебе надо срочно уезжать, вообще не разбираясь в этих делах – кто, что, за что… Прямо сейчас, пока на твой розыск не бросили всех. Как я сделал когда-то. Если тебя ищут такого класса бандиты – это капец. Домой даже не думай больше заходить. На границе – тоже их люди есть… На дырках в границе – тоже. Забирай мой паспорт, вроде мы похожи, может понадобится. Но старайся им не махать – все же он самопальный, настоящую проверку не пройдет. Потом сразу вышли его мне.
Потом добавил:
– Это просто капитальная везуха, что Дана и дети уже выехали. Просто везуха!
Брат залез в шкафчик с одеждой, пошарил в его глубинах и протянул ему зеленую книжечку с гербом из чудных птиц, звезд и каких-то растений. Такие паспорта были у его подчиненных на работе и Арсен уже хорошо знал их содержание, потому изучил только фотографию. На него смотрел почти что он сам, только с более толстой физиономией и короткой стрижкой.
– Так что мне тогда – ни через пограничников, ни через нелегальных проводников не идти? Перелететь что ли? – он немного занервничал, но вовремя остановился. Брат, понимая его состояние, сделал вид, что не заметил этого:
– Говорю же тебе – у них везде свои люди. Все нелегальные переходы в руках Гариба, есть такой у вас тут интеллигентный бандос. Меня сразу просветили на этот счет еще на нашей стороне. Да и таможню он контролирует. Надо тебе вообще незамеченным как-то переходить… Есть у тебя тут связи или товарищи, кто может протащить через границу?
Они понимали, что самое сложное – это переход границы, где нужен паспорт и где очень вероятно его уже выжидали. Все нелегальные переходы, как сказал брат, действительно контролировались местной мафией – местный растущий бандит Гариб с этого имел неплохой доход. Брат лучше его разбирался в этих делах, и он только согласно кивал головой.
Мысленно он перебирал своих знакомых. Приятелей у него было немало, но в такой ситуации надо было найти реально надежного и подходящего человека. Конечно, у него были настоящие друзья, но сейчас они были очень и очень далеко от него – Женя и Борис жили в России, Алекс – в Германии, Булат – остался в родном Каменном. Заметавшаяся память выдвинула и лица школьных друзей. Но те семь лет, проведенных им в Томске, оказывается, легко разорвали нити, когда-то, казалось, прочно связывавшие их – после школы каждый нашел себе новую компанию и дальше пошел своим путем, и кое-кто не прошел и его половины. Никого из недошедших не унесла болезнь, несчастный случай или война. Причины хорошо известны поколению того времени – пьянство, наркомания, криминал…
Конечно, все это пролетело в голове Арсена за пару секунд и его внутренний смотр надежных людей быстро закончился реально осуществимым вариантом:
– Попробую с дальнобойщиками. Есть у меня хороший товарищ. Добраться нужно только до него – это возле моего дома. И был бы он дома… Дай что-нибудь переодеться. Есть футболка, брюки для меня?
Он переоделся в одежду брата, имевшуюся в доме. Выбор, конечно, был не велик – брат сам бежал сюда налегке, да и потом, уже здесь, не стремился обрастать вещами. Достались Арсену только старые брюки и странная синяя футболка без рукавов с нанесенным на спине названием немецкой футбольной команды «BAVARIA». Хоть Арсен и не был ярым фанатом футбола, он знал, что символы этой известной во всем мире команды – красного цвета, да и надписи такой на их форме нет. На его вопрос, где он взял эту подозрительную спортивную майку, брат только пожал плечами, и сказал, что в футболе он полный дилетант. Потом, все же засмеявшись, добавил, что вообще-то он сам ее купил на базаре.
Брат, конечно, пока оставался в этой стране – его самого все еще могли нагрузить на родине по тому запутанному делу и те и другие. Он только сказал, чтобы Арсен дал телеграмму, как только доберется до своей семьи.
Второй побег
В начале его улицы время от времени появлялась огромная фура с серым брезентовым тентом. Часто возле нее крутился с инструментом ее хозяин – рыжий коренастый мужик, иногда довольно нетрезвый, но всегда веселый и громкоголосый. Нередко из-за деревянного старого забора его двора доносились звуки гулянки, разговоры, иной раз ветер доносил приятный запашок травки – это собиралась поселковая шоферня. Обсуждали маршруты, грузы, беспредел таможенников на границе, дорожных проституток и другую шоферскую лабуду. Может, он был у них в авторитете, может просто был самый компанейский.
Живя на одной улице, они неплохо знали друг друга, тем более, что их дочки были ровесницами и подружками. Нередко ему или Сереге, так звали этого его второго соседа-дальнобойщика, нужно было идти в дом другого, чтобы забрать оттуда своего заигравшегося ребенка. В каждом доме почти не кончаясь, было виноградное вино или крепкий виноградный самогон – его тут называли на грузинский манер – чача. Гнали эту чачу кто на чем, а точнее, на том, кто что имел. В этом деле у Арсена было большое преимущество перед другими – это почти неограниченный доступ к материальным и трудовым ресурсам, позволяющий изготовить любой сложности аппарат. Прощая некоторые относительно небольшие провинности цеховых рабочих, он имел от них своего рода благодарность – они без вопросов исполняли для него бытовые заказы и даже сами предлагали технические новинки самоизобретательства. Конечно, сам он напрямую им свои пожелания не передавал – для чего же существует заместитель? Такова была жизнь. Ну и материалы – его цех, как и все остальные, был оснащен большим количеством разного рода материалов и труб. Так что выбор был достаточно широк. Если не жадничать и не вести себя высокомерно, с территории завода можно было вывезти с доставкой до места назначения, для личного пользования, конечно, не в промышленном масштабе, практически все из этого арсенала. Это к тому, что у него дома был самый прогрессивный на то время самогонный аппарат. Это чудо мастерства, конечно, изготовили на работе. Красивый блестящий металлический бак из тонкой нержавейки, сваренный аккуратным швом, выдавал при умелом обращении чистейший виноградный самогон с приятным запахом и удивительной крепостью. Не последнюю роль в этом деле играл и стеклянный лабораторный охладитель, видимо, тоже из его цеховой лаборатории. С этой внутрицеховой кооперацией уже ничего нельзя было поделать – лаборантки тоже люди! Конечно, такой же аппарат потом появился и у Сереги, и у Валерыча. Им же были доставлены обещанные в пьяном великодушии бэушные трубы для виноградных стоек и нормальные трубы для поливной системы. В-общем, дружба укреплялась не только разговорами «за жизнь», но и материально.
…Преодолевая страх, он толкнул калитку в заборе, рядом с которым стояла большая Серегина машина. Собака, лежавшая во дворе возле кривой будки из ДСП, увидев старого знакомого, просто подняла голову и радостно завиляла хвостом. «Вот тебе и охрана» – отметил Арсен про себя, до этого вообще не обращавший внимания на пса.
Дверь дома, как обычно, была не заперта – Серега, казалось, не боялся ни черта, ни бога. Стукнув пару раз по ней, он заскочил внутрь и быстро закрыл ее. Приятная прохлада полутемного коридора и жужжание кондиционера напомнило ему про его дом, семью, обычные радости жизни, которые он в ближайшее время мог потерять.
Серега в каком-то вычурном домашнем халате лежа дремал на диване. Однако при его появлении сел и лениво помахал рукой.
– Салам начальнику! Если посидеть-побухать – то нет. Сегодня мне в рейс. А так – давай погутарим за жизнь.
Давно он не испытывал такой радости при виде Сергея. Благодарность теплой волной прошла по телу, и он даже слышимо выдохнул. Внезапно севшим голосом он проговорил:
– Серый, привет! Дело есть, давай сразу скажу.
– Давай сразу скажи.
– Меня бандиты ищут, да и в полиции подписка о невыезде. Я не причем, но так дело поворачивается. Наверно, тебе лучше не рассказывать, да и не знаю я сам еще всего. Короче – можешь меня вывезти незаметно отсюда? За границу, через все посты и проверки? Чтобы вообще никто не видел. Если не сам, то может кто из твоих кентов. Чем быстрее, тем лучше. А?
В разговоре со своими соседями он иногда использовал уличный жаргон. Это был их язык, да и не был он для них начальником. Честно признаваясь себе, он сам иногда хотел почувствовать себя этаким лихим парнем. Даже в разговоре с женой или детьми у него, нетрезвого, изредка вылетали, то ли ради легкого бахвальства, то ли случайно, какие-то полублатные словечки, приводившие их в легкий шок. Конечно, это было очень редко, и никогда – матерные слова.
Серега сделал искренне удивленное лицо:
– Ну ты даешь, начальник! План ты не перевозишь, как некоторые… Воровать не умеешь… По бабам не бегаешь… Че же ты мог натворить?
– Серега, хорош. Я без балды… Так че?
– Ладно, без балды так без балды. Тебе опять повезло. Это как те, из гербалайфа. «Здравствуйте, вам повезло! Вот вам утюг…».
При слове «утюг» Арсен чуть не подпрыгнул и вновь ощутил тот леденящий страх, недавно испытанный им в собственном доме. Серега, не заметивший перемены в его лице, продолжал:
– Мне как раз в ночь в рейс, через Казахстан, и дальше, в Россию, в Сибирь. Овощи тихо лежат в ящиках, напарник ждет за пограничным переходом, так что вдвоем пока и дернем! Правда, с учетом секретной твоей ситуации, ты не в кабине – оборудую тебе кабинет как на твоей работе, только с обшивкой из ящиков и стенами из помидоров, ха-ха! Синьор-помидор! Пойдет такой вариант?
– А не поймают? Если начнут проверять? Мне нельзя попасться. Сережа, не до шуток… У меня и паспорта нормального нет.
– Ладно, человек без паспорта. Да меня там все смены знают, уже не проверяют как положено. Так, заглянут в очи светлые и карманы глубокие, и печать стоит! Мы чё, не на юге живем?! Я же тоже им иной раз чего подкину или перевезу от них чего. Везде люди, братан!
Конечно, он остался у Сергея. Напряжение его было столь велико, что даже три пропущенные рюмки не дали успокоения. Больше он пить не стал. Пока он тихо сидел у телевизора и смотрел, как благодарное президенту счастливое местное население исполняет народный танец на столичной площади, сосед оборудовал для него обещанное место в фургоне.
…Почти в темноте фура подъехала к таможне и пристроилась в длинную очередь машин. Вдали, в голове, мелькали какие-то огоньки, слышался гул голосов и лай собак. Сергей выпрыгнул из кабины, потянулся, шумно зевнул и постучал через тент в ящики:
– Пойду, гляну, сиди и пока не ссы. Что-то заторили, хотя обычно такое не часто бывает. Можешь курить – тут никого. Но тихо!
Пока он сидел среди ящиков, Серега сходил и быстро вернулся к своей фуре. Оглянувшись по сторонам, он тихо постучал через брезент по деревянным рейкам.
– Арсен, это я. Плохи дела, там засада. Точно кого-то высматривают погранцы и с ними какие-то гражданские. Обычно они так не работают в это время. Всех заставляют фуры предъявить по полной, даже собака там рыщет с ними. Тебе сегодня здесь не пройти, да и завтра неизвестно что будет. Сейчас тебе проход открою, сматывай незаметно удочки. Если они ищут тебя – то крепко ты кому-то насолил! Деньжат подкинуть? Ты как?
Серега повозился с тентом и ящиками и открыл узкий проход. Он с оглядками спрыгнул через борт, хлопнул Сергея по крепкой мозолистой ладони и пошел на другую сторону дороги.
Вскоре засветились фары едущего автомобиля, и он выставил руку, слабо надеясь, что тот идет порожняком. Его ожидания не оправдались – в не новых «Жигулях» уже было два пассажира, но отступать было поздно. Водитель даже не спросил, куда ему ехать, потому что это была единственная дорога до города. Она почти прямо тянулась через кишлаки, сменяющие почти без разрыва один другой. Он тоже молча сел сзади, к передвинувшемуся по сиденью мужику.
Только они отъехали метров на триста, как на въезде в кишлак замахала красная гаишная палочка. Водитель, выматерившись по-русски, послушно остановился и стал вылезать из машины. Арсен знал, что сейчас с них начнут вымогать деньги – это обычное занятие полицейских при проверке заехавших граждан соседней республики. Начнут с проверки документов, потом затребуют декларацию о ввозимой валюте, далее, независимо от порядка в документах, нужно платить, если не нужны проблемы. Полицаи могли без объяснения арестовать и закрыть человека в камере на сутки – такие у них были полномочия. Или вообще подсунуть в багаж что-нибудь запрещенное и после этого выпотрошить жертву по полной. Полицейский беспредел в этой стране, как, впрочем, и везде, был конкретный.
Хоть местный паспорт брата, как тот предупредил его, был липовый, он все же давал какой-то шанс проскочить проверку, В целом документ смотрелся правдоподобно, но натренированный человек мог заметить его изъяны. А проверка по базе документов вообще бы его не показала. Арсен подумал, что эта фальшивка могла как помочь, так и утопить – пятьдесят на пятьдесят. Страх вновь вполз в душу и пытался там расшириться.
Молодой толстомордый лейтенант заглянул в водительское окошко старых жигулей.
– Границу переходили? Что везете? Готовьте паспорта и декларации. Водитель, пошли со мной. Остальные пока сидите.
Водитель пошарил по карманам, что-то достал и обреченно поплелся за ним, по дороге пытаясь что-то сказать. Через некоторое время он вернулся, злой, молча сел на место.
«Попал… Рвануть из машины, что ли… Обязательно будут гнаться, поймают – конец. Прикинусь простофилей, паспорт может не давать? Скажу, потерял». Больше ничего в голову Арсена не приходило. Сидящие рядом тоже явно нервничали. Из их разговора он успел понять, что они впервые переходят эту границу.
Он замешкался, когда лейтенант начал собирать их документы. «Может, пронесет?» – и он с этой неуверенной мыслью передал паспорт брата вместе с другими.
Увидев, что у него местный паспорт, эти двое, заехавшие из Казахстана, стали спрашивать у него, что может случиться, зачем декларация и подобное.
– Я смотрел в правилах – там не написано, что мы обязаны показывать всем декларацию. Только заполнить ее и при выезде ее же и показать. Я записал в нее пятьсот долларов – это же не запрещено? Я читал… – один из них выжидающе смотрел на него.
– А я сразу еще дома купил их деньги, мне сказали, тут с долларами лучше аккуратнее… ну их на хрен, – второй был более спокоен.
Отошедший к свету дорожного фонаря для изучения бумаг толстомордый лейтенант вернулся и позвал из машины одного из них, как выяснилось, показавшего в декларации свои пятьсот баксов. Они о чем-то говорили в отдалении, приезжий отрицательно мотал головой и что-то говорил, часто оборачиваясь в сторону границы.
Жигули стояло уже минут двадцать и было понятно, что это может длиться столько, сколько захочет этот вымогатель и не стоит даже рыпаться с претензией. Вышедший пассажир вернулся, тоже злой и растерянный. «Сволочь, хочет, чтобы я ему отдал двести долларов». Толстомордый в это время что-то говорил по рации. Еще минут десять они бесцельно сидели в машине, когда подъехала узнаваемая даже в потемках «Волга» с новым вымогателем. Этот был не в форме, а в светлом пиджаке, крепко сбитый, коротко подстриженный, лицо и голова в шрамах. По тому, как его встречал толстомордый, можно было понять, что вновь приехавший имеет власть над тем. Может, это был отдыхающий в это ночное время его начальник, может, просто бандит, курирующий этих полицейских. Но повел он себя вначале очень корректно, показал в окошко какой-то документ, сказал свое имя и пригласил все того же «богатого» пассажира на улицу. В открытое окно Арсен слышал их голоса:
– У вас пятьсот долларов. Завозить к нам валюту запрещено. Наши сумы – можно, другие – нельзя.
– Я читал в правилах въезда, что можно перевезти до пяти тысяч долларов, нужно только их задекларировать. Меня проверяла ваша таможня, вопросов не было никаких. Я ничего не нарушаю, – обладатель пятиста долларов все еще пытался сопротивляться.
Арсен молча сидел и наблюдал за развитием процесса отъема денег. «Наивный. Тут целая схема работает. С таможни передают по рации или телефону подробные сведения сообщникам из полиции, стоящим на дороге, те по этой наводке хлопают обладателей валюты. Проскочить на машине практически невозможно. Многие местные таксисты сами участвуют в этом вымогательстве – сажают импортных клиентов и везут их прямиком к условному месту, где и стоят эти оборотни. Те якобы для проверки авто или под другим предлогом «заставляют» водителя ехать за ними, завозят в какой-нибудь глухой переулок и там начинают психологическую обработку пассажиров. Водитель-провокатор с испуганным видом шепотом рекомендует отдать что просят, типа – лучше с ними не связываться. Чужая страна, темнота, непонятно, где находишься, недобрые полицейские. Когда уже начинают жестко угрожать, что имеют право без объяснения задержать на двое суток, запереть в камере и отколотить – мало кто выдерживает. Почти все платят»
Между тем процесс вымогательства продолжался. Гражданский оборотень нажимал уже по полной, но все также вежливо:
– Вы ошибаетесь. Я должен арестовать вас за нарушение, но у вас еще есть шанс…– далее уже было не расслышать, так как они отходили все дальше от машины.
Толстомордый лейтенант, переместившись еще ближе к свету фонаря, продолжил изучение взятых паспортов. Когда в руке полицейского оказался его документ, а может, это был и не его – свет был не настолько яркий – Арсен уже не мог контролировать свой страх. Лейтенант стал перелистывать страницы, а потом что-то говорить в рацию. «Все, попался» – он тихо открыл дверку, вышел, и когда толстомордый, продолжая говорить, повернул голову в его сторону, рванул от машины.
– Стой! Туриш! Стоять! Стоять! Стрелять буду!
В голове Арсена в очередной раз за эти два дня мелькнули эпизоды погони из кино: человек бежит по дороге, за ним гонится черный автомобиль, но тот тупо продолжает бежать по прямой, хотя можно и нужно бы свернуть в какой-нибудь узкий переулок или зазор между домами. Конечно, его догоняют и сбивают машиной.
Не дожидаясь такого сценария, он сразу свернул в первый попавшийся справа узкий пешеходный переулок между темными домами, выскочил на следующую улицу, высматривая направление, где были невысокие дувалы и заборчики. Он бежал изо всех сил, как уже давно не бегал. Свернул в очередную улочку, уперся в высокую глиняную или кирпичную стену. Выскочил назад – где-то сзади, но не близко, крики, шум. Дальше перелазил какие-то заборы, рвал по огородам, уворачивался от беснующихся собак.
Минут через десять он понял, что давно оторвался от погони. А может, они и не бежали за ним… Понял также, что теперь уж точно все и везде будут его искать. Легально и нелегально. Хорошие, если есть такие полицейские, в чем он очень сомневался, и плохие. Бандиты-убийцы. Паспорт брата остался у них.
Под приливом адреналина или отчаяния он решил, что ему уже нечего терять, и, если он хочет жить и увидеть свою семью – нужно остервенеть и идти к цели не сомневаясь, без жалости к себе и другим, без долгих размышлений и прочей порядочности. В том, что его убьют бандиты или, в лучшем случае, полиция посадит в тюрьму, если поймает, он уже абсолютно не сомневался. Осталась только досада, злость и вопрос – как он попал в эту историю? Кто все это подстроил? Он был абсолютно уверен в своей непричастности и невиновности. Что это за вещи, за которые его готовы убить? И которые он не брал.
Арсен начал вспоминать, какие не принадлежащие ему предметы он держал в руках за последнее время. Кроме лопаты на похоронах Рашида ничто не приходило в голову. Не за нее же его гоняют бандюки. Убитый механик на заводе явно был связан с криминалом, но опять-таки он-то, Арсен, при чем? Его ищет настоящая мафия!? Он знал, как живет уличная шпана и правила выживания с ней, но не знал, что такое мафия. Его знания о ней были почерпнуты сугубо из кино и прочитанных книг: «солдаты мафии, капо, капо де туччи, Корлеоне, Лаки Лучиано, «бетонный сапог», дохлая рыба» и подобное. И теперь это внушало страх. После недолгого размышления он решил, что ему может как-то помочь или хотя бы спрятать опять-таки только брат. Значит, ему нужно вернуться назад.
Граница была относительно недалеко от главного города республики, километров восемьдесят-девяносто. Но для него, пешего, гонимого, это было сейчас огромное расстояние. Черная южная ночь и помогала, и мешала ему. В темноте хорошо скрываться, но в незнакомой местности также было невозможно быстро двигаться, толком ничего не видя.
Немного успокоившись, он стал всматриваться и прислушиваться к окружающему. Лай собак, отдаленный гул автомашин, всегда узнаваемый лязг вагонов. В каком направлении граница, он определил по видимым фонарикам на пограничных вышках, так что начальное направление своего предстоящего движения он знал. «Подальше от вышек, в другую сторону». Выровняв дыхание и как можно быстрее, но не бегом, а хорошим шагом он двинулся к гремящей и свистящей станции.
Увидев очертания железнодорожных составов, он снял и выбросил в канаву свою светлую ветровку и остался в нелепой синей футболке с надписью на латинском «BAVARIA». Без ветровки ночь казалось прохладной, но он знал, что нужно как-то изменить свой внешний вид. Больше снять и выбросить было нечего. Разве что из брюк сделать шорты? Но это выглядело бы дурацки – мало кто в этой восточной стране ходил в драных шортах, да и вообще в шортах. Да и вообще – прохладной ночью, в майке и шортах…
С этими мыслями он приблизился к скопищу вагонов, цистерн и платформ, в потемках казавшимися недобрыми чудищами. Похоже, это был разъезд или место для отстоя, потому что звуки стукающихся вагонов издавались дальше, а эти стоящие монстры были на каких-то запасных путях и вид у них был совсем не готовый двинуться в путь. Он очень не любил поезда и вообще все, что связано с железной дорогой. Это осталось в нем со студенческих пор, когда на очередные каникулы приходилось с пересадками, дикими очередями и давкой к кассе, пыльными третьими полками общих вагонов добираться в родной город. В ожидании попутных поездов, порой доходивших до суток-полторы, приходилось бродить по вокзалу, кишащему таким же народом как он, и, конечно, всяким привокзальным сбродом. Иной раз, когда от этой толчеи начинало чуть-ли не тошнить, он уходил подальше от здания вокзала, чтобы хоть чем разнообразить окружающую картину. Тогда-то он и стал отличать активную частью вокзала от тупиков давно заброшенных вагонов и ржавых платформ.
То, что с границы железная дорога идет в столицу, он знал давно. Перед глазами, стоило только ему подумать, возникала карта путей СССР, не вся, конечно, а именно этот участок: когда-то он очень внимательно рассматривал его, готовясь к переезду. Теперь эти знания пригодились ему второй раз: «как-нибудь по железке до города и там еще немного до братана, хоть пешком». Надежда на брата не оставляла его – он с малолетства всегда вытаскивал его с трудных ситуаций. И сейчас эта детская надежда на защиту брата направила его обратно к нему.
Шагая по путям и думая о брате, он припомнил, как в подростковом периоде Колька Быстров, шустрый парнишка из соседней группировки, пригрозил ему и его товарищам своим старшим братом. В их банде старший брат был только у него, и по умолчанию он обратился за защитой к нему. Брат, не раздумывая, пошел к Быстрову-старшему, который и не подозревал, что его без его ведома подписали на разборки. Конечно, все закончилось благополучно, потому что они, старшие, знали друг друга и даже встречались на соревнованиях по борьбе. Главным было то, что брат никогда не оставлял его просьбы без внимания и в отношении его все доводил до конца.
«Просто зацепиться и доехать» – это был приказ Арсена самому себе. Летняя ночь была хоть и немного прохладной для такой поездки, эта идея казалась лучшей из всех и вполне осуществимой. Лезть в какой-нибудь полувагон с углем или еще чем грязным было нельзя – ведь еще нужно и дальше как-то добираться. Не чумазым же от угля, да еще и при свете наступающего утра или вообще днем. Заберут в полицию как бомжа или угонят в глухую степь пасти чей-нибудь скот или косить камыш.
Он притаился на платформе, сидя на земле меж двух шпал и опершись спиной о холодное железное колесо, выжидая проходящий состав, на который можно было бы влезть. Ночь, грохот пролетающих поездов, мелькание светлых вагонных окон, сливающихся в почти сплошную светящуюся линию, напомнили ему самую длительную поездку в его жизни.
… Они, студенты, едут на военные сборы – за лейтенантскими званиями. Два студенческих взвода с военной кафедры института. Один взвод в город Уссурийск, в Приморский край, второй в Белогорск, где-то под Хабаровском.
Военная кафедра в институте для студентов – это весь четверг с утра и до вечера занятия в специальном учебном корпусе – закрытом, военном, с техникой и офицерами-преподавателями. Там и настоящая зенитно-ракетная установка, и заряжающие ее машины, компрессоры и прочие механизмы для обеспечения работы противовоздушной обороны. Все реально действующее. Офицеры – в основном бывшие выпускники этого же заведения. Но были и настоящие, с опытом каких-то локальных войн, скорее всего где-нибудь на Ближнем Востоке.
Уже накануне, в среду вечером, нужно было идти в этот военный корпус – на два часа так называемого «сампо», то есть самоподготовки. Делать там домашнее боевое задание, потому что прошнурованные и пронумерованные тетради с военными секретами нельзя было брать в общежитие и вообще выносить из здания. Все было по-настоящему. Форма одежды – защитного цвета военные рубашки и галстук, тоже как у вояк, с крючками сзади. Стрижка – коротко, но не до лысины. Это подобие воинской службе длилось со второго по четвертый курс. Женский пол по четвергам был просто свободен от всех занятий! По четвергам парни жалели, что они не девушки.
В общем, они ехали в двух плацкартных вагонах. Каждому купе вагона сами присвоили номер комнаты, в которой проживали в общежитии. Кто с кем живет, тот с теми и располагается в этих купе. Ехать до места назначения пять суток. Выдали им на дорогу даже кашу консервированную перловую – государство немного заботилось о своих будущих офицерах. Конечно, студенты протащили свою водку и, как обычно происходит, выпили ее всю в первый же вечер. Далее – скука, кто в карты, кто в книжки. От безделья даже проводницам помогали принести-подмести. В тот год в Сибири стояла страшная жара-духота, прерываемая проливными дождями, затопившими многие низины; местами поезд шел чуть не по воде – было ощущение нереальности, словно плыли на поезде по озеру. Из-за этой духоты все в их военно-студенческом вагоне были только в трусах. Смущаться и смущать было некого – в вагонах только свои, проводницы давно махнули на них рукой и вообще исчезали надолго. Вероятно, для них это был провальный рейс – на студентах не наваришься, «зайцев» в эти дикие вагоны не запустишь…
Где-то на полпути поезд должен был пройти рядом с Байкалом. Байкал есть Байкал. Даже школьники знали, что это величайшее озеро мира, что-то около тысячи шестьсот метров до дна. Чистейшая вода самого глубокого пресного озера в мире и так далее.
Студенты спрашивали у проводниц, смотрели табличку остановок на станциях, наконец выяснили, что встреча с Байкалом будет ночью. На этом все, кроме одного человека, успокоились. Тот неуспокоившийся сын одного из сибирских народов по имени Кольчу, по его понятиям или вере, просто обязан был омыться водой священного озера, если оно рядом.
Кольчу – это добрая и абсолютно незлобивая душа, объект дружеских шуток во время игры в футбол, где мяч творил над ним просто невероятные чудеса. Невысокого роста, очкастый, колченогий, со смешным русским языком. Хотя он был старше большинства их, отслужил в армии и даже был обручен – это совершенно не ощущалось в его отношении к ним, более молодым, и наоборот. Шутки, порой даже достаточно жестокие, могли случиться с каждым, но никогда между ними не было слов и поступков унижения или пренебрежения. Это было исключено в их том студенческом обществе.
Кольчу собирался на станции Слюдянка сбегать до озера. Он особо не распространялся, но об этом узнал Федор – спортивный, веселый темноволосый любимец девушек, отличный вратарь и надежный товарищ. Можно сказать, земляк Арсена, немец из-под Алма-Аты. Тоже захотел потрогать и набрать, как он выразился позже, «хреновой – с ударением на букву е – исторической» воды.
Кольчу еще раз сходил почитать расписание, посмотрел в окно на появившиеся в темноте контуры озера, в котором отсвечивали какие-то огоньки, на часы, и махнул Феде – будь готов! Поезд начал притормаживать. Не дожидаясь его полной остановки, парни соскочили с подножки вагона и побежали в сторону воды. Как оказалось, им нужно было спуститься по далеко не пологому берегу. Немного не добежав до озера, они услышали гудок паровоза. Машинально повернув на бегу голову, Федор отметил, что какой-то поезд удаляется. И почти сразу дошло – это же их поезд уезжает без них! «Почему поехал, что с расписанием, как быть в ночи в одних трусах без денег и документов, что будет с военными сборами теперь?» – в остриженной голове Федора замелькали хаотичные мысли.
– Коля, назад!!! Поезд ушел!! Давай обратно!
– Зачем ушел? Подожди! Стооой!
Поезд удалялся в темноту, были видны только красные огоньки. Это был дикий забег по скользким от мазута и человеческих отходов шпалам, между которыми блестела нефтяная вода. Кто ходил по шпалам, знает, что они не подходят под шаги взрослого человека. Как им кто-то позже объяснял, это сделано специально, чтоб люди не ходили по путям. Уже через несколько секунд поскользнувшийся и простучавший по шпалам телом Кольчу потерял очки.
– Очки, очки! Не видно! Подожди!
– Какие нах… очки! Кольчу, беги, останемся тут!
Впереди, вдали, огоньки поезда вроде остановились. Бегуны уже несколько раз кувыркнулись, тапочки, полотенца и сланцы давно остались где-то сзади в темноте. Бег продолжался. Кольчу сильно отставал, Федор тянул его за руку, потом вновь вырывался вперед, потом снова не мог бросить товарища… Федор потом признался, что так он никогда в жизни не бегал и не хочет больше. Ноги, руки, лица – все было в мазуте, дыхалка была на пределе. Когда до огоньков осталось уже не так далеко, Федя отцепился от Кольчу и сделал последний рывок, надеясь, что поезд не поедет и он успеет домчаться и придержать его для товарища.
– А-а-а! Куда? Пошел, пошел нах…! А-а-а! – в тамбуре раздался громкий женский визг с матами.
От этого крика будущие офицеры повыскакивали из своих отсеков и двинулись в сторону тамбура. Там продолжались маты и слышалась какая-то возня. Несколько человек протиснулись в тамбур. Из-за наклонившейся широкой спины проводницы было видно чумазое лицо с выпученными дикими красными глазами. Человек страшно дышал и молча пытался влезть в вагон, проводница отцепляла его грязные пальцы от поручней и толкала в бритую голову, пытаясь сбросить его с подножки. Пришелец был весь измазан черно-коричневой грязью с потеками, в одних трусах. Он крепко держался за поручни, грудь его часто вздымалась, из горла шли какие-то невнятные слова, что-то вроде «это? это?».
–Эй, да это же наш Федор! Погоди, успокойся, это наш.
Голова замахала в ответ, проводница отступила, чумазый ввалился и рухнул в тамбуре.
–Федя, что случилось? Ты откуда такой? – братья-студенты были дико удивлены.
– Колька… там…
Потом, когда все благополучно закончилось, «байкаловцы» отмылись и успокоились, они спросили у Федора – а что ты мычал «это? это?».
– Блин, я хотел спросить, это поезд на Уссурийск? Дыхалки не хватило.
Как оказалось, поезд на пару минут остановился на семафоре перед станцией. Ребята решили – что это уже станция и помчались к озеру.
…Уже начало светать и сидеть в дальнейшем ожидании чего-то было бессмысленно. Когда очередной товарняк наконец-то притормозил через состав от него, он быстро пролез под ним и, пачкая руки, вскарабкался на сцепку и ухватился за скобу на борту вагона. Около часа состав неспешно двигался без остановок и наконец стал подбираться к станции. Вскоре он проехал мимо горящего зеленым светом семафора и начал притормаживать.
Не дожидаясь полной остановки поезда, он соскочил со своего места и скорым шагом двинул в обход здания вокзала, по его соображениям, явно патрулируемого полицией. Он был уверен, что найдет нужное направление – нужно было только выйти на главный вход, от которого он знал дорогу к стоянке страшно навязчивых таксистов, круглосуточно дежуривших в ожидании клиентов, и которых нужно было избежать. Беда была в том, что его наверняка уже искали, и в первую очередь его приметы разошлись по водителям вокзальных такси, подконтрольным, как обычно, криминальным элементам. Потому-то он решил отойти от вокзала и ловить машину какого-нибудь колхозника, движущегося в нужном направлении. Потом он подумал, что можно немного пройтись и пешком, но глянув на себя со стороны, передумал – все же тесное общение с товарняками оставляет заметные следы.
Роковая встреча
Он уже миновал вокзал, когда внезапно сбоку от него появилась полицейская машина, незаметно подкравшаяся сзади. Темно-зеленый УАЗ с специфическими полосками резко затормозил перед ним, перекрывая дорогу и из него выскочили двое полицейских, которые быстро и молча схватили его и потащили к распахнутым дверям машины.
На заднем сиденье его уже ожидал еще один человек в форме. Схваченный ими Арсен не сопротивлялся и его без особых усилий усадили на обшарпанное дерматиновое сиденье и запечатали выход вторым телом. Он оказался зажатым с двух сторон полицейскими.
Севший на переднее место обернулся назади и уставился на него веселым взглядом:
– По-моему, наш клиент. Эй, документы давай! Как фамилия?
Он был потрясен. Так просто оказался в руках полиции после двух, можно сказать, эффективных побегов. Было досадно и обидно. Он понял, что надо что-то говорить, постараться наладить контакт с поймавшими его полицейскими и понять причину его задержания.
– Барибаев, Арсен. Документы дома лежат. Зачем вы меня остановили?
– Где живешь? Где работаешь, кем? Точные данные давай, – его вопрос был проигнорирован.
– Живу в Бешкургане, ул. Низами, дом 3. Работаю на заводе. Начальник цеха, – он постарался как-то выделить последние слова, надеясь, что они вызовут у них интерес.
Спрашивающий, старший по званию, поднял стоявшую между сидениями на каком-то громоздком приборе рацию:
– Проверьте – Барибаев Арсен, Бешкурган, улица Низами 3. Работает на заводе.
Державший его слева более взрослый полицейский дернул его за руку:
– Ну и шыто началник-мачалник цэх делаит на вокзаль? Ни ты с пэрэхода вичэра бижаль? Сичас провэрим. Бэз докумэнт, матый-грязный, бэз багаж, на вокзали… Деньги хоть есть? – Он как-то произвольно менял буквы «е» и «э». Но слово деньги произнес четко.
– Деньги есть, немного, может, вам хватит. Я тороплюсь… А?
Сидевший справа здоровый парнишка дыхнул ему в лицо табаком:
– Сиди пока тихо. Торопишься. Если это ты бежал с границы, то можешь свой кошелек сразу выбросить.
На переднем сиденье шел обмен информацией по трещавшей рации:
– Да, понятно… Понятно, – передний опять повернулся к своим коллегам. – Сказали срочно передать этого в Бешкурган, Курбанову. Он подписан на невыезд и его ищут. Там кого-то убили. А по границе проверим попозже, после них. Поехали к ним в участок, проветримся, они подъедут за ним туда. Пусть пока сами со своим говном разбираются. Наручники на него одень.
Около часа машина двигалась по трассе, потом по городу, потом по частному сектору с неплохими домами. Блюстители порядка вели какие-то свои разговоры, в основном о пустяках. По дороге они прошарили по его карманам, изучив содержимое портмоне и всунув его обратно ему в карман, как он полагал, уже без денег. Он чуть не сказал им, что на него охотятся серьезные бандиты, что он бежит от них и только из-за этого он нарушил подписку о невыезде, но вовремя остановился в своих неправильных размышлениях, сообразив, что это только усложнит его положение. Что, собственно, имеет полиция? Только запрет на выезд. Но дело на заводе вроде закрыли. Если не закрыли, то нашли крайних и скорее всего, на этом и закроют. Если говорить про побег с граничного перехода – вряд ли тот толстомордый и его шеф разглядывали его, пока вымогали деньги с другого пассажира. Паспорт брата – полная липа без каких-либо зацепок. Фото там не его. Лишь бы брата не зацепило… Есть маленькая надежда, что он отделается определенной суммой от полицейских. А вот с бандюками как быть? Что они его не оставят в покое, да и вообще живым, он не сомневался.
Он невесело смотрел в окно, потом скосил глаза и стал осматривать убогий салон уазика. Осмотрев заляпанный потолок, его взгляд перешел на резиновый коврик под ногами. «Резиновый коврик и милиционер сбоку. Только один милиционер, а не два полицейских, как сейчас». Знакомое ощущение беспомощности…
…Конец 70-х годов. Дня три до этого они со школьными друзьями хорошо поколотили двух забредших в их район чужаков. Не то чтобы незнакомцев – это были известные им парни с соседнего района. За каким чертом они забрели во враждебный стан, вечером, к школе, где всегда была местная молодежь, никто их не спрашивал. Их просто окружили и при явном численном превосходстве крепко надавали. Один из пострадавших, по кличке Чебак, почему-то решил отомстить именно ему, Арсу – так тогда его звали на улице. «Встречу Арса – порежу!». Он же, ничуть не сомневаясь в правильности принятого решения по своей защите, стал носить с собой небольшой самодельный ножик. Тоненькое лезвие из полотна для резки металла, ручка из двух пластинок плексигласа, между которыми заложена какая-то цветная картинка. Ножик был очень легкий и надежно прятался в связанном резинкой рукаве кофты на кисти левой руки.
Они шли с двоюродным братом, когда так же, как и сегодня, сзади подъехал милицейский жигуленок и вышедшие из него милиционеры остановили их. Сказали стоять смирно и начали прохлопывать по их карманам, сзади по телу и у щиколоток. В тот момент у него похолодело в животе и потом там же неприятно потянуло – ножик в рукаве мог принести кучу неприятностей. Милиционер, державший его за бицепс левой руки, проверил все его тело, за исключением этой руки. Ножик чудом не был обнаружен. Зачем их остановили и почему решили отвезти в участок, они так и не поняли. Уже сидя в движущейся машине, он умудрился вынуть этот очень ненужный ему сейчас нож и засунуть его под резиновый коврик на полу. В участке у них спросили фамилии, адреса, записали это куда-то в свои журналы и потом отпустили. Просто сказали – идите домой. Что они с этим ножиком сделали, когда рано или поздно он обнаружился в этом автомобиле? Вряд ли они стали снимать с него отпечатки и гонять их по своей базе в поисках владельца. Уж очень он был детский, да и компьютеров тогда вообще не было.
Еще раз он был в полицейской машине по своей дурости. И это было уже в этой республике и относительно недавно. Они с коллегой из соседнего цеха после работы зашли в знакомую забегаловку и хорошо выпили. Коллега был много старше его по возрасту и имел большой, по сравнению с его, жизненный опыт. Его было интересно слушать, особенно про послевоенную жизнь репрессированных крымских татар – он был из такой семьи. Когда они наконец-то распрощались, уже стемнело, но он решил идти домой пешком. Дурацкий героизм пьяного человека. Вероятно, его сильно качало, раз полиция им заинтересовалась. Он даже не понял, как оказался внутри УАЗика. Было ощущение, что его прямо на ходу втащили за шкирку в движущуюся машину. Его о чем-то спрашивали, он на автопилоте отвечал, видимо назвал фамилию, место работы, должность, домашний адрес. И все это по дороге. Когда машина остановилась, ему сказали выходить и лучше больше не попадаться. Несмотря на сильный хмель, он был страшно удивлен и обрадован, когда увидел, что его привезли к его же дому. Напоследок из автомобиля сказали, что заедут в ближайшее время к нему на работу. Что ни говори, должность начальника цеха в те времена в том городе считалась достаточно солидной и иметь такого в должниках было выгодно даже работникам полиции. Сдай они его в вытрезвитель – никто бы ничего не выиграл. Реалии жизни. Конечно, позже они приехали и пришлось ему чем-то, он уже не помнил точно, отблагодариться.
…Он навалился на сидящего справа полицейского и очнулся от видений прошлого, когда машина внезапно пошла на разворот. Плавно сделав полукруг, она начала притормаживать. Рядом не было никаких зданий с государственными флагами или хотя бы табличками над входом. «Где же тут их ментовка?» – подумал он, выискивая глазами атрибуты власти.
Они медленно ехали вдоль высокого глухого, но со вкусом выложенного из красного кирпича забора, за которым высился такой же солидный дом. Возле его ворот была припаркована черная «Лада». «Восьмерка» – отметил он, так как среди списка жигулей мог отличить только восьмую модель. По двум дверям. Он разбирался только в мотоциклах. «Будет своя машина – буду разбираться и в авто. Всему свое время», – считал он.
Их полицейский уазик наконец встал рядом с восьмеркой, возле которой в тени забора стояло несколько человек. При виде уазика они кончили говорить и направились в сторону прибывшей машины.
Он с ужасом увидел, что один из них – чернявый здоровый азиат, недавно душивший его в его же доме и оставленный им в отвалах на растерзание собачьей своре. Это был точно он, но уже с перевязанной бинтами рукой и пластырями на лице. Мир рухнул в который раз, все его надежды улетучились при виде этого человека, только недавно намеревавшегося лишить его жизни.
Он попытался сопротивляться, но его ловко выдернули из машины и повели к восьмерке, навстречу встречавшим. Через три секунды он уже скорчился и задыхался от жесткого пинка чернявого. Второй удар ноги пришелся бы в лицо, если бы не сработало приобретенное еще в юности знание, что за одним ударом сразу может прилететь второй и надо, не дожидаясь его, маневрировать или отвечать. Он качнулся корпусом в сторону и удар вскользь прошел по щеке и уху. Нога взлетела вверх, а сам чернявый, не удержав равновесия, опрокинулся назад и сел на задницу, вызвав хохот его товарищей. Вскочив, он собрался снова броситься на Арсена.
– Э, Ильхам, не торопись! Ты посмотри хорошо, это он? Не спутай, и так хватает дел… – один из членов встречающей группы придержал рукой чернявого.
– Он, он. Че, сучья рожа, добегался? Поехали в горы, кину его там псам на ужин. Сам загрызу! Дайте мне этого урода!
Он порывался еще раз пнуть Арсена, но остановивший его человек не дал этому случиться:
– Все, хватит! Ты возле моего дома! Что, мозги совсем прокурил? Тут люди могут увидеть! Забирай его и дергайте отсюда!
– Ильхам, брат, шеф же дал новое указание этого к нему доставить живым и при памяти. Мы же и машину специально для этого такую пригнали. Из нее быстро не выскочишь.
Он не видел, кто это сказал, так как все еще стоял согнувшись пополам. Наверное, подумал он, вспомнив беснующуюся вокруг мотоцикла собачью свору, это для него пока лучший вариант – поехать к их шефу.
– Ну, урод, тебе пока немного повезло. Но живой – это не значит целый. Давай его в машину! Курбан, наша благодарность, в долгу не останемся, – мрачно сказал чернявый и кивнул в сторону восьмерки.
Один из них, все тот же смуглый и более взрослый по сравнению с остальными, остановивший избиение, махнул рукой:
– Да ладно. Мы тоже умеем работать. Забирайте его скорее. Но дальше делайте все чисто. Со столицей я улажу. Все, уезжайте.
Его потащили к восьмерке и уже начали было пропихивать через откинутое сиденье, как пожилой привезший его полицейский проговорил:
– Стой! Ждать надо. Нарушник снимаю – это мой. На дарогам нэ валяится.
Как только сняли наручники, он толкнул из всех сил стоящего перед ним полицейского и рванул вперед. Но те тоже были готовы…
ГЛАВА 2
Семь лет назад
Когда его тесть уехал из этой ранее братской республики Советского Союза, там за ним остался хороший дом в поселке, на окраине промышленного городка. Зная о жилищной проблеме семьи дочери, он предложил им переехать и пожить в этом его пустующем доме. Понравится – оставайтесь там, не понравится – продайте его и возвращайтесь – примерно так сказал ее родитель. Словом, сделал им такой подарок. Дома на земле, не зависимо от качества места расположения, там называли коттеджами. Коттедж так коттедж, ему было все равно, лишь бы он без всяких условий принадлежал только его семье.
Сад с всевозможными фруктовыми деревьями, защищенный от горячего солнца виноградником двор, гараж, какие-то сарайчики, по утрам пение горлиц – птиц из восточных сказок. Для него это был самый шикарный и нежданный подарок! Правда, его жена не хотела возвращаться туда, откуда уехала после школы, хотя прожитые там годы были, несомненно, счастливым детством, как у большинства детей СССР, да и всего мира. Но он упросил и уломал ее, и она дала согласие, но с одним условием – как только она скажет, они вернутся.
Он видел в этой стране смену обстановки и долгожданную возможность выбора работы по душе, она же видела еще и другое. Она знала, что жизнь в этой республике потребует в перспективе неизбежную ассимиляцию. Этого его жена не хотела, беспокоясь за дочерей, которых, кто его знает, не пришлось бы в будущем отдавать замуж за «братьев-мусульман» другой национальности. Он был уже с этим согласен, хотя несколько лет назад именно на этом поле боя сам вел бескомпромиссную войну с родителями, противящимися его влечению к девушке-славянке. Все тот же вопрос принадлежности к тому или иному условному роду человечества периодически высовывал свою отвратительную рожу в неожиданных местах, и даже уже в их семье. Потому ее незыблемым условием было возвращение в Казахстан по ее сигналу или к времени окончания школы старшей дочери.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/askar-kabyshev/istoriya-byvshego-abiturienta-71635246/?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Аскар Кабышев
Недобрая встреча двух мужчин, которые двадцать лет назад, будучи абитуриентами, вместе поступали в один российский институт. Почти забытое ими время – безрассудная молодость, незнакомый студенческий город, испытание прочности дружбы, любовь. Этот короткий период, как оказалось, определил жизненный путь каждого из них. Один, пройдя шероховатости социалистического бытия, достиг относительного благополучия, второй, заразившись острыми ощущениями афганской войны, стал жестоким бандитом.
Судьба свела их в далекой южной республике уже бывшего СССР, где один должен был умереть от рук второго. Но жизнь распорядилась по-своему.
Аскар Кабышев
История бывшего абитуриента
Глава 1
Первый побег
…Издавая характерный звук, по усыпанной некрупными камнями дороге по верху плоского холма двигался зеленый трехколесный мотоцикл. Он сидел за рулем, стараясь объезжать лежащие камни, но не всегда это получалось и тогда мотоцикл слегка потряхивало, что отдавалась резкой болью в голове. Негнущиеся резиновые сапоги на ногах затрудняли переключение скоростей, но в данный момент для него это не имело значения. Сидевший сзади него длинноволосый парень в светлой рубашке, которого он вначале принял за брата Валерыча, должно быть, обеими руками держался за толстую полукруглую резиновую ручку заднего сиденья. Жесткие тычки в правую часть поясницы говорили о том, что бандит так и не выпустил пистолет из руки. Он опасался, что при очередном подскоке мотоцикла кашлатый случайно нажмет на курок и выстрелит в него. Арсену было страшно, но еще страшнее ему казалось то, что эта поездка окажется напрасной.
Что им от него нужно, он уже не думал – все в его пробитой голове крутилось вокруг того, чтобы не сбиться с дороги, и чтобы эти животные были на месте.
Второй пассажир, несколько минут назад чуть не задушивший его в доме, зашевелился сбоку в коляске, устраиваясь удобнее, потом с трудом вытащил из нее правую ногу и каким-то образом поставил ее на подножку. Конечно, из-за своих габаритов он должен был испытывать неудобства в этом тесном для него прицепе.
Холм, по которому они ехали, имел относительно правильную форму и казалось, состоял из множества сомкнутых и приплющенных сверху длинных горок. Это было какое-то огромное фантастическое бледно-зеленое плато с многочисленными переплетающимися дорогами, спускающимися и поднимающимися с одной горки на другую. Было видно, что оно имеет искусственное происхождение, но со временем заросло жухлой травой и приобрело подобие естественно-природного места. Кое-где даже выросли деревья. Встречались и груды больших разломанных зернистых камней с красивыми вкраплениями синего, зеленого и коричневого цвета. Плато было сооружено из когда-то давно снятого экскаваторами верхнего слоя земли. Со временем это рукотворное сооружение приняло подобие невысоких одинаковой высоты гладких гор, в народе называемых «отвалами».
Под редкими чахлыми деревцами или между камнями встречались следы костров, белые разбросанные кости животных и битые бутылки. Он уже знал, что все это безобразие было оставлено местной поселковой молодежью, в основном подростками, утаскивающими сюда, подальше от людских глаз, выкраденных собак и устраивающих тайные оргии, где основными блюдами были шашлыки, кэчжан, кя-дя, хе и прочее подобное с явно не русскими названиями. Воровство дворовых псов с некоторых времен стало бедствием для местного населения. Как оказалось, даже самый свирепый волкодав мог быть утащен со двора этими кандидатами в преступники. Однако, по понятным причинам, пропадали в большинстве случаев молодые и упитанные друзья человека.
Объяснялось все просто – в республике проживало достаточно много потомков переселенных с Дальнего Востока в 1937 году корейцев, в рационе которых присутствовало мясо этих бедных животных. Конечно, это не могло долго оставаться в секрете и не выйти за пределы круга добровольно-принудительно приехавших переселенцев. Разве могли местные друзья прижившихся в этой благодатной земле корейцев оставить столь экзотические блюда без внимания? Особенно в молодежной среде. Ну а в мутные девяностые годы это стало чуть ли не культовым ритуалом у подростков. Тем более, что для организации этой оргии почти не нужны были деньги, которых у молодежи никогда не бывало в достатке.
Он вез их в сторону свалки отходов какого-то скотобойного предприятия. В том месте, как он знал на собственном опыте, наверняка никого не было, кроме своры одичавших собак. Люди нормальные там, да и вообще в отвалах, без особой нужды не появлялись. Только изредка ночью приезжала машина и втихушку сбрасывала что-то с этой бойни – это он узнал от соседа, когда рассказал ему про последнюю встречу с псами. Два раз он попадал туда, когда обкатывал свой мотоцикл после мелкого самостоятельного ремонта. И оба раз эта свора внезапно выскакивала откуда-то и дико лая и рыча, кидалась на мотоцикл. Первый раз он решил, что это просто бродячие псы, бегающие в поисках еды. Когда второй раз он, запутавшийся в однообразных пересекающихся каменистых дорогах, опять заехал туда, они его чуть не загрызли. Повезло, что псы поздно выскочили на быстро едущий мотоцикл и потому набросились только со стороны коляски и не смогли достать его. После этого он понял, что это их дом и туда не стоит соваться.
Подъезжая к этому злополучному месту, куда ни при каких других обстоятельствах не поехал бы добровольно, он резко крутанул и отпустил мокрую от пота ручку газа. Урал, до этого ехавший не спеша и ровно, взревел и сделал прыжок. Как никогда, он хотел, чтобы на него, на них, напали эти звери. Если их сегодня нет на месте – то все, ему конец…
Так же неожиданно, как и в прошлые разы, из тени камней с лаем выскочила собачья свора и, полукольцом охватив продолжающий ехать мотоцикл, бешено запрыгала сбоку и сзади. Казалось, их стало еще больше. Однозначно, что с прошлого лета они прибавили в весе и размерах. Он это ожидал и морально был готов к этой встрече, но его недобрые пассажиры – нет. Усилием воли он сдерживал правую руку, так и норовившую добавить скорости и оторваться от стаи.
Псы, страшно рыча и лая, норовили на бегу схватить незваных гостей за ноги. Те, которым не хватило места сбоку, царапая когтями краску и запасное колесо, пытались сзади вскочить на коляску. Рыжий зверь с порванным ухом норовил вцепиться в левую ногу Арсена, но его уже тупые желтые клыки только скользили по толстой резине болотных сапог. Сидящий сзади бандит заорал матом и выстрелил в упор в морду пса, вцепившегося в его левую ногу. Грохот пистолета, визг и вой ошеломили седоков. «Валеркин брат» продолжал пальбу. Второй, смуглый здоровяк, сидевший в коляске, тоже что-то кричал и пытался отбиться руками и вытащенной ранее из коляски ногой.
«Повезло, повезло, повезло! Ну, давай, давай, давай!» – кричал он про себя и высматривал знакомое место. Еще секунды две-три он тянул за мотоциклом всю свору, потом резко тормознул на самом крае обрыва, под острым углом к его кромке. Он знал, что в этом месте, сразу слева от дороги, был очень крутой склон, спускающийся к реке, отделяющей в этом месте отвалы от небольшой пустоши перед поселком. Последний раз, убегая от этих собак, он чуть не свалился туда вместе со своим мотоциклом.
Рыжий пес, не ожидавший такой подставы, беззвучно улетел вниз. Вслед за ним, но уже с воем, покатился еще один зазевавшийся зверь. Опешившие собаки на какое-то мгновение остановили свою атаку. Не глядя, с полразворота, он ударил левым локтем сидевшего позади него длинноволосого куда-то по голове и выскочил из седла, оставив застрявший правый сапог между мотоциклом и коляской. Отпрыгивая от заглохшего железного друга, он краем глаза отметил, что «Валеркин брат» завалился назад и на него вновь бросились остервеневшие животные.
Он летел туда, вниз, ногами вперед, потом упал на спину и локти и, поднимая пыль, заскользил по мелким камешкам на заднице, потом умудрился вскочить на ноги, запрыгал большими скачками и свалился в воду. Холодная, с очень быстрым течением неглубокая горная речка сразу потащила его. Сзади слышались выстрелы, крики людей и визг псов.
Из воды он выскочил метров через сто, уже без второго сапога, сорвал с головы больше ненужный мотошлем и швырнул его в поток. Обернувшись, он не увидел погони и бегом помчался в сторону своего дома. По дороге он машинально сорвал знакомый с детства лист подорожника, обильно росшего на поляне, и приложил к месту удара на голове. Узкими, известными только местным жителям, переулочками он быстро двигался к родному жилищу, пытаясь на ходу осознать произошедшее.
Распахнутые настежь ворота его дома еще раз подтвердили реальность происходящего. «Почему я? Что это было? С кем они меня спутали? Может им нужен был Жорик? – так его уже убили… Об этом весь город знает…» – с этим сумбуром в голове он забежал в дом, свой родной дом, который сейчас показался ему враждебным. Внезапно он подумал, что кто-то еще может ждать его там, но было уже поздно.
Он быстро сорвал с вешалки свою старую светлую ветровку, не глядя, привычным движением левой руки нащупал и взял бумажник, всегда лежащий на самой верхней полочке гардероба. Еще когда его дети были малышками и хватали своими маленькими ручками подряд все, до чего могли дотянуться, он определил для него это место. Несколько секунд он метался по дому в поисках своего складного ножика, видимо, подсознательно надеясь вооружиться, и не найдя его, рванул к выходу. Уже в дверях спохватился, развернулся и, лихорадочно прыгая по переменке на ногах, стал натягивать кроссовки на грязные босые ступни.
Никого из тех бандитов, да и вообще никого не было на улице. Быстро отряхнув руками почти просохшую от жары одежду и машинально отметив, что ничего не порвал, а только ободрал локти, он ускоренным шагом двинулся в сторону дороги. Что станет с его любимым мотоциклом – он особо и не думал. Только промелькнула мысль, что если его там и бросят те бандиты – то найдут или местные пацаны или ночные водилы со скотобойни. В этом случае технику просто упрут, разберут на запчасти или вообще целиком продадут в отдаленный кишлак. Это для него сейчас не имело никакого значения. В первую очередь ему нужно было где-то укрыться и привести разбитую голову, мысли и душу в порядок. Все это произошло так быстро, неожиданно и дико. Что это вообще было?
На ходу он пытался найти какой-нибудь ответ, но кроме того, что это были грабители, надеющиеся отобрать у него деньги от продажи дома, ничего не приходило в голову. Да и какие деньги, если дом еще не продан? Потом он вспомнил, что они говорили про завод и мешки, но никак не мог связать это с собственной персоной. Перед глазами всплыла страшная окровавленная каска мертвого механика. Но он-то причем?
Выйдя из переулка, он увидел только-только отъезжающий от громоздкой серой бетонной остановки автобус. Свистнув и ускорив до бега и без того быструю ходьбу, он догнал страшно чадящее чудо техники. Это был известный всем ЛАЗ – детище украинских автостроителей. Эти автобусы все еще колесили по всему бывшему СССР. Хорошие в холодную зиму, они были подобны включенной духовке летом, особенно в южную жару. А на задних местах, где находился двигатель, было настоящее адово пекло с запахом горелой резины.
Водитель остановившегося на его свист автобуса – он же и кассир и контролер – привычно взял у него деньги и не глядя, кинул их в стоящую на панели прикрученную шурупами круглую металлическую коробочку от конфет. Арсен знал это точно – потому что такая коробочка была в его новогоднем подарке для детей. Людей в салоне было немного – равнодушные ко всему от жары, они не интересовались другими пассажирами и, видимо, только мечтали поскорее добраться до своей остановки. Да и невольное купание в реке смыло привлекшие бы к нему внимание потеки крови на его голове и шее.
Как только эта душегубка возобновила свое движение к городу, он начал лихорадочно строить план своих дальнейших действий. Кроме прочих мыслей, в голове всплывали кадры из виденных кинофильмов, где в подобных ситуациях организаторы поисков беглого человека в первую очередь блокируют вокзалы, автостанции, аэропорты. Также пришло понимание, что его теперь могут искать не только бандиты, но и полиция. У него уже давно не было никаких сомнений, что эти две по сущности антагонистические организации являются подклассами одного рода.
Автобус ехал по всем правилам того времени – не спеша, подбирая на дороге машущих руками одних и останавливаясь за дополнительную плату по просьбе других. Впрочем, такая езда всегда была в традициях настоящих азиатских стран. Он уже немного успокоился, когда автобус миновал центр города и двинулся по окраинам, среди недавних новостроек. На нужной остановке он быстро выскочил и, используя опять-таки прочитанное в детективах и виденное по телевизору, в коммерческом ларьке, в простонародье, называемом комком, купил легкую летнюю кепку, дешевые пластиковые черные очки, также прихватил пару бутылок воды. Он подумал, что сейчас ему нужно экономить деньги, но это были просто необходимые траты. Не раз, смотря очередной фильм про криминал, он обращал внимание на то, что скрывающийся от розыска человек ходит все в той же одежде, с той же прической, и думал – ну не придурок ли, не может что ли хоть немного внешность свою изменить?
Было только одно место, где его бы приняли в любой ситуации. Никто не знал про эту квартиру. Брат, братан. Уже скоро год как живущий в том же городе, под чужой фамилией и новым обликом. Чем он занимался, на что жил в данное время – он не знал – знал только, где находится его квартира, был один раз в ней, но брат велел ему больше к нему не приходить и вообще вычеркнуть временно его из своей жизни.
Это было следствием какого-то мутного дела, в которое брата в его родном городе втянул его бывший тренер. Многие спортсмены после развала Союза остались без привычной работы, оплачиваемой за счет государственного бюджета, и перебивались какими-то сомнительными подработками. Некоторых обеспечивали работой их бывшие воспитанники, которые, благодаря полученным навыкам в единоборствах, выбились в люди. В люди – это, конечно, кто как понимал… В данном случае братов тренер для решения своего вопроса попросил того поприсутствовать, как он сказал, в деловом разговоре. Уважение к прежнему наставнику крепко сидело в голове брата и об отказе даже не было мысли. Тот деловой разговор закончился рукопашной схваткой с использованием всего, что попадалось под руки. Может быть, этим все и ограничилось бы, но пришедшая милиция только добавила остервенения этой баталии. В ход пошло огнестрельное оружие…
Той давней ночью его разбудили быстро повторяющиеся короткие телефонные звонки междугородной, и уже ставшей международной, связи:
– Привет, братишка! Все вопросы и ответы потом. Срочно нужна мне хата, но, чтобы никто, кроме тебя, не знал об этом. И чтобы никто не знал, что хату нашел ты. К тебе могут прийти менты и искать меня. Ты меня давно не видел, понял? Все, пока! Я тебя сам найду завтра-послезавтра.
И вот теперь он сам дожидался его, сидя у подъезда дома. Брат был на два года старше его, но после тридцати эта разница в возрасте была малозаметна. Да и вообще они были схожи и лицами, и фигурой. Конечно, без одежды разница в мускулатуре спортсмена и почти кабинетного работника заметно отличалась. И волосы – брат рано поседел, в мать пошел волосами. Сам то он был темноволосый. Брат – конченный спортсмен – пытался еще в юности и его притянуть к спорту, хотя бы подтянуть физику и дать минимум навыков, чтоб шпана уличная не цепляла. Кое-что он освоил от его уроков, так, на уровне любителя, но это было уже кое-что и он этим про себя гордился и в прошлом использовал в случающихся уличных баталиях.
«Нет ничего хуже, чем догонять и ждать» – он уже несколько раз повторил про себя назойливо крутившуюся в голове поговорку. Насчет последнего, особенно после всего свалившегося сегодня на него, он был согласен на тысячу процентов. Он отгонял от себя мысль, что брат может вовсе не прийти – последний раз тот звонил ему на работу месяц назад и где он был сейчас, ему было неизвестно.
Время тянулось невыносимо медленно. Мысли о произошедшем продолжали беспрерывно крутиться в его голове. Чтобы как-то отвлечься от них, он считал количество деревянных штакетин на низких оградках украшенных цветами палисадников, потом сортировал по внешности проходящих девушек и женщин, где критерием было «нравится – не нравится», потом, не вставая, в качестве физкультуры начал незаметно напрягать и ослаблять мышцы бедер и ягодиц. Но и это не сильно помогало – недавно пережитый им страх вернулся и не уходил. Он сделал более двухсот этих смешных упражнений, когда его отвлекла и сбила со счета проходящая мимо шумная группа школьников – наверное, это были выпускники: темноволосые смуглые мальчики в белых рубашках с короткими рукавами, девочки в белых фартуках на синей форме.
Он повернул голову, одновременно пытаясь рассмотреть эту молодежь, а также восстановить свой счет. «Да им же скоро поступать в институты…» – наконец, дошло до него. Он прекратил свою сидячую тренировку и стал прислушиваться к их разговорам. Среди темных проплывающих мимо него голов медным цветом резко выделялась взбитая прическа девочки, о чем-то говорившей с рослым мальчиком. Она держалась одной рукой за плечо этого потенциального студента, но шла энергичной и уверенной походкой, выдающей сильный характер. Он не мог видеть ее лица, повернутого к мальчику, и только слышал необычного тембра приятный девичий голос:
– … почему ты боишься туда поступать? Ну конечно, Москва есть Москва, но проходят же наши. В прошлом году вон Азизы брат поступил в баумановское. Я лично буду пробовать. Да хоть одна поеду!
Продолжая свои разговоры, ученики прошли мимо него и свернули куда-то во дворы. Но эти медные волосы, стройная фигура, своеобразный низкий голос и услышанная им часть сказанного ею напомнили ему о давно прошедших его школьных годах в городе детства, и он, чтобы хоть ненадолго забыть настоящее, стал усиленно извлекать из памяти это свое прошлое.
… Город Каменный, год 1979. В третьей четверти десятого класса все начали уже более серьезно говорить о поступлении в институты. У него не было конкретного выбора, хотел просто уехать в столицу, ну, возможно, изучать какую-нибудь геологию – его отец был довольно известный в этой области человек и мог оказать некоторый протекционизм при поступлении в престижный ВУЗ. Большинство одноклассников планировало поступать в институты, открывавшие им дорогу в профессии, полученные их родителями. Дети начальников в строительных организациях – Женька и Болат – хотели остаться в родном городе и поступать в местный строительно-дорожный институт, который молодежь называла по-своему коротко Стрдр. Юрка и Андрей – чьи отцы были военными – в военные училища. Он почему-то пренебрегал вузами родного города, а может, это было просто желанием покинуть его. Его самого настолько не интересовало его личное будущее в плане где учиться, кем работать, что он даже не знал, что есть такой город Томск – своего рода сибирская Мекка для студентов.
Самый головастый в их компании, Николай, был конкретно нацелен в Сибирь, в этот самый студенческий город – у него там в свое время отучился двоюродный брат, была близкая родня. Коля даже слетал туда во время зимних каникул на разведку. Разговоры в их школьной компании по поводу дальнейшей учебы были примерно такие:
– Я лично в Томск, у меня там братан, правда двоюродный, в политехническом институте отучился. Сейчас уже хорошие бабки рубит в каком-то НИИ. Да я же зимой там был. Нормальный город, почти как наш по размерам. Даже троллейбусы есть.
– Че там делать, Никола? Медведи там по улице ходят, Сибирь, глухомань! Слышал анекдот про глухомань? Ха-ха! – и Юрка изобразил обхватившего дерево мужика с плачущим лицом.
– Да ну нах…, я тут останусь, пойду для старта в Стрдр, а там разберемся. Перейду потом в торговлю, пахан поможет устроиться, – это уже сказал Марат, которому, как всем им тогда казалось, золотое будущее было обеспечено от рождения. – Андрюха, а ты, конечно, по военной папиной тропе? Вместе с Юрайхипом станете дубами, как наш военрук?
– Конечна! Равнясь, смирна-а! По порядку номеров рассчитась! Но в школу военруком ни за что. Чтоб такие уроды, как ты, мозги мне е…? Да ни за что! А вот сам солдат буду гонять. По мне – хоть бревна катать, лишь бы лежа!
– Че, Арс, не передумал в Алма-Ату? Ты же самый умный, хоть не еврей, ха-ха! Че затух? – очередь отчитаться дошла и до него.
– Да, конечно, умный. Регинка решила тоже в этот хренов Томск. Откуда он взялся?! Это ты, полудурок! – Арсен дал легкий подзатыльник Николаю. – Туда еще и Ленка Ушакова. А Никола впереди них, как Сусанин в гареме. Я что-то думаю теперь, может, мне тоже туда двинуть…
– Ты че? Долбанулся? Да западло! Больше всех над Николой стебался и теперь решил сам туда? Ну ты клоун… Из-за нее что ли?
– А ты как думаешь? Конечно. Там же без меня будет куча желающих ее закадрить. Со всего Союза пацаны понаедут. Заодно посмотрю, что такое Сибирь. Да и от родаков оторвемся. Представляю, как ее пахан взбесится, если и я туда нарисуюсь!
Эти его колебания в выборе ВУЗа объяснялись просто – в начале этого учебного года у него появилась подруга, с которой у них случилась настоящая, как в кино, любовь, и которая теперь тоже собралась в этот сибирский городок. Золотоволосая высокая красивая девушка с иностранным именем Регина, не обделенная острым умом и отличными пропорциями.
Вообще-то он знал ее уже давно, но до прошлого года не обращал на нее внимания, как и многие его товарищи. До десятого класса Регина была обычной девчонкой с косичками, очень серьезно относящейся к учебе и общающейся с себе подобными подружками, на которых мальчишки смотрели как-то даже свысока или вовсе не замечали. Она училась в параллельном классе и только в прошлом году ее перевели в их десятый «Б».
Эта любовь – по началу он даже не понял, что это она – пришла к нему внезапно, странно и довольно нелепо. Поводом или причиной этого стал рассказ парня, какого-то дальнего родственника по материнской линии, жившего в соседнем городе и привезшего свою мать на обследование в их Каменный. Это было обычным явлением у его народа – без предупреждения, как само собой разумеющееся, приехать и остановиться на несколько дней у любой дальности родственников, и ему невольно пришлось общаться с ним. Родственник оказался видавшим виды и закаленным в своем шахтерском городке парнем, к тому же на два года старше его. Конечно, Арсену пришлось изо всех сил стараться, чтобы показать ему, что он тоже не маменькин сынок.
Тот весенний день был светлым и теплым, ярко-зеленые листочки оживших после зимы деревьев и живой изгороди придавали городу ощущение праздника и чистоты, уже чувствовалось близкое лето, которое в их суровом крае обычно начиналось ближе к середине июня. Они отирались вдвоем возле гастронома, в надежде достать недостающие на вино копейки, когда его новоявленный «какойтоюродный» брат, увидев шедшего навстречу взрослого мужчину, поздоровался с ним, поговорил о чем-то и получил от него несколько монет. Вернувшись, он хохотнул и показал их Арсену, а потом пояснил, что знает этого мужика и его дочь, Регину – они когда-то жили по соседству в его городе. И назвал ее фамилию – девчонки из соседнего класса, живущую в не их, пацанском, а каком-то другом, параллельном, мире, населенном в том числе и такими, как говорят не от большого ума, серыми мышками. Только она была не серой, а рыжей – из-за цвета волос.
Чуть позже, сидя за кустами на берегу протекающей через город речки и глотая из горла довольно противный на вкус портвейн, он рассказал Арсену несколько лет назад произошедшую с ней историю, которую он в свою очередь тоже услышал от кого-то. Его рассказ о случившейся с ней бедой был пошлым, и конечно, перемежался непристойными словами и жестами. Может быть он был и вообще придуманным, что нередко случалось в подростковых разговорах на темы отношений мужского и женского пола, но почему-то очень сильно зацепил Арсена. До этого он даже не думал о том, что подобные истории могут случаться и с ними – обычными скромными девчонками, таскающими то тяжелые портфели, то музыкальные инструменты и не участвующими в их уличной жизни.
Это необъяснимо, но при встрече с ней в школе на другой день он увидел ее в другом свете. Он украдкой рассматривал ее и чем дольше смотрел на нее, тем больше в нем крепло убеждение, что она действительно носит в себе какую-то печальную тайну, скрываемую за внешней веселостью. И что она внутренне страдает от того, что это может выйти на суд окружающих…
О чем бы теперь он не думал, все в конце концов сводилось к ней. К счастью, его новоявленный братец через короткое время уехал, и рассказанное им осталось только в Арсеновой голове. Никто не знал об этом, даже друзья, с которыми они обычно обсуждали все планы и происшествия, включая сомнительные и зачастую фантастические подробности общения с девчонками. Она словно приворожила его, и он бессильно и стремительно падал в новый мир, в котором главным действующим лицом была она.
Вскоре пришло лето и с ним вместе с ним долгожданные каникулы – последние школьные каникулы, которые он провел довольно насыщенно: побывал в двух зонах отдыха на берегу красивейшего водохранилища – один раз с родителями и старшим братом, второй – с друзьями и подругами. А в начале августа один уехал на турбазу, откуда с группой полупрофессионалов ушел в десятидневный поход по горной местности. И надо отметить, что хотя при виде стройных девичьих фигур в купальниках или просвечивающих на солнце платьях его душа и тело по-прежнему наполнялись волнением и желаниями, он видел в них уже только ее.
В сентябре, когда школа вновь собрала своих воспитанников, в глаза бросились перемены, произошедшие с некоторыми из них за это лето. Уже тогда слово «акселерат» было известным и популярным. Пара-тройка мелких пацанов за лето вытянули до среднего и выше роста и пополнили ряды этих акселератов. Один из тех, внезапно выросших, ранее бывший бессловесным исполнителем приказов членов какой-либо группировки, стал огрызаться и даже дал отпор ранее гонявшим его парням. Некоторые были приняты в существовавшие дворовые шайки, другие создали какие-то свои сообщества. Но что стало с девчонками… А может, сами парни стали уже по-другому смотреть на них. Бывшие «плоскодонки», как за глаза пренебрежительно называли некоторых из них, стали прекрасными яхтами с надутыми парусами и чудесными кормами! За теми, кому раньше кричали вслед, что к их юбкам сзади прилипли две спички, теперь следили восхищенно-удивленно-вожделенные глаза.
Ну а рыжая мышка превратилась в принцессу из мультфильма «Бременские музыканты». Ну конечно, не совсем такую мультяшную. Даже больше она была похожа на профессорскую дочь Катю из советского фильма «Курьер» – особенно своим поведением. Золотистые взбитые волосы, прямая челка, стройный стан и дерзкий взгляд. Чуть-чуть припухлые веки и легкий прищур серых глаз, ранее делавшие ее внешность странноватой, теперь придавали ее лицу особую привлекательность. Где и как она провела это лето?
Теперь, вспоминая то давнее чудесное перерождение Регины, он мельком отметил, что так и не задал ей этот вопрос и тот, скользкий, и вновь переключился на то счастливое время.
Первый же учебный день показал, что его страсть никуда не исчезла. Увидев ее, необычно обновленную и яркую, он понял, что это серьезно и отделаться от этого просто так не получится. Но сделать первый шаг у него не хватало духа, а еще большим был страх получить отказ и остаться с этим чувством один на один и навсегда.
Как иногда бывает, ему помог случай. На одном из школьных вечеров, каком-то праздновании в рамках их класса при отсутствии классного руководителя, его друг Марат, дурачась, чуть ли не силой свел его и Регину друг к другу и объявил, что они должны пожениться и сегодня будто бы их свадьба. Фортуна в облике здоровенного разгильдяя Марата появилась неожиданно и крутанула свое колесо в нужном направлении.
Конечно, тему свадьбы все с оптимизмом подхватили и ему пришлось с некоторым смущением и несказанной внутренней радостью исполнять эту роль. Она же приняла это как должное и веселилась наравне со всеми. Этот школьный вечер с изображением новоявленной семейной пары ничем не отличался от других подобных вечеров для его участников, кроме него. Был полумрак школьного коридора, магнитофон и танго с шейком.
Арсен несколько раз произнес про себя мало кому известное из ныне его окружающих слово «шейк» и даже хмыкнул вслух. Действительно, в то время любой медленный танец у них в городе назывался танго, а быстрый – шейк. Танго – это когда обе его руки держат ее за талию, а она кладет свои кисти на его плечи. И медленное равномерное покачивание в такт музыке. В основном, на «пионерском» расстоянии. Ну а шейк… словами трудно описать, но это достаточно динамичные движения, пришедшее, естественно, из капиталистического мира и неодобряемые родителями и советской властью. Возможно, название танца было связано с популярной в начале семидесятых годов песней, в которой знаменитый Полад Бюль-Бюль оглы неоднократно повторял это слово – шейк.
«Жил в гора-а-ах целый век челове-е-ек,
С бородо-о-ой и по имени Шейк…»
Была и другая песня с этим иностранным словом, но уже не на пластинке и непонятного происхождения:
«В Америке, в Америке, шейк долбают в истерике!».
Вспомнив себя учеником, он подумал, что жизнь нынешних школьников теоретически и во многом практически гораздо правильнее пройденной его поколением, но что удивляло и даже нередко раздражало его – эти дети действительно надолго ими и оставались после завершения учебы. В те, его, годы мальчишки, да и вообще большинство подрастающего поколения, рано взрослели. Что говорить, если уже в шестом-седьмом классе многие знали отвратительный вкус дешевого вина и его действие на человека. Курить пробовали все. Знали, правда, теоретически и пошло, откуда появляются дети и сам процесс. Были и девчонки, которым была интересна их мальчишеская компания и они нет-нет да и появлялись в их сизом от дыма сигарет подвале с теннисным столом и промятым грязным диваном. Ну а парни в возрасте от восемнадцати до двадцати лет уже составляли основную боевую силу армии и были готовы и способны биться на равных с любым врагом – какого угодно размера и возраста.
Арсен улыбнулся, вспоминая свои первые контакты с противоположным полом. До Регины у него были кратковременные подруги, с которыми он ходил неделю или месяц. Это были какие-то, как сейчас он подумал, странно появлявшиеся девчонки, хотя, если бы он еще глубже порылся в своей голове, наверняка вспомнил бы все истории. В седьмом классе была очень маленькая беленькая девочка с большими голубыми глазами. Откуда она появилась и как они расстались, он уже не смог вспомнить. В памяти осталась только белая зима, свет в окнах недавно построенных девятиэтажек, вечерние фонари, освещающие вокруг себя густо летящие снежинки и ее белая шубка. Она была примечательна еще и тем, что первый более-менее правдоподобный поцелуй с девчонкой был с ней и от которого он почувствовал нечто вроде опьянения, а она смеялась над ним. Он подумал, что их наверняка свел тот же Марат, главный донжуан и заводила их компании. Потом перед его глазами возникла здоровенная, выше его ростом, деваха с другой школы, в коричневом пальто. Почему-то его дружбы с девчонками случались зимой, отчего ему хорошо запоминалась их верхняя одежда. Имя ее он не смог точно вспомнить, вроде Галя, но историю ее появления – да. Было это, как он быстро в уме подсчитал, в восьмом классе. В их школе появилась новенькая – черноволосая симпатичная девушка с какой-то видимой свободой в поведении. У нее были до плеч обрезанные волосы, чуть широковатые скулы, прямой нос, яркие красные губы и немного близко сидящие чуть сумасшедшие черные глаза – все это и придавало ее облику какую-то экзотику. Звали ее Наташа. Своим видом и поведением она быстро привлекла внимание Марата, о дружбе с которым наверняка мечтали очень и очень многие девчонки. Через «своих» девчат ей был послан сигнал, что Мара, как его называли на улице, хотел бы с ней задружить и предлагает встречу. Ответ на встречу был скорый и положительный. На всякий случай Марат прихватил с собой его и Женьку – а вдруг это провокация. Толком-то они еще не знали, кто может стоять за ней – вдруг у нее есть какой-нибудь дикий старший брат или бывший или действующий нервный чувак.
На этом слове Арсен опять несколько отвлекся от основной темы, потому что ныне так могли назвать вообще любого парня или взрослого мужика, о котором говорили за глаза. А на языке тех времен «чувак» означало парня девушки, о котором говорили: «он ее чувак» или «она шла с чуваком». Короче, чувак и чувиха – это дружащая и вместе ходящая пара, можно сказать, влюбленные.
Закончив свои внутренние дебаты, он вернулся к истории с Наташей. Видимо, у девушки тоже были свои опасения, потому что она привела с собой двух подруг. Лиля – такая же относительно новенькая и прямо-таки большая Галя, малознакомая им девушка с другой школы. Марат отошел с Наташей для переговоров, остальные стояли вместе, но беседа между ними была пассивной, так как они практически ранее не общались. Парни курили, девушки, как часто бывает, о чем-то хихикали. Итог разговора оказался не совсем обычным: Наташа сказала Марату, что ей больше нравится Женька и она хотела бы дружить с ним. Марату же она в качестве компенсации предложила свою подругу Лилю – круглолицую, синеглазую, похожую на дешевую куклу, быстро-быстро разговаривающую и как раз интересующуюся им. Женька, рослый смуглый красавец с золотым зубом во рту, не ожидавший такого поворота, но быстро ориентирующийся в разных ситуациях, сразу бросил сигарету и с радостью подхватил под руку внезапно доставшуюся ему знойную красавицу. Почему согласился Марат – ему было не понятно и тогда, и сейчас, по прошествии многих лет. Марат, очень плохо закончивший свой жизненный путь, в те годы был сильным, остроумным и неглупым парнем, про которых говорят – его голыми руками не возьмешь! Возможно, все же тогда он был захвачен врасплох этим совершенно неожиданным предложением, что не смог сразу отказаться. Короче, Мара двинулся к Лиле. Остались не у дел двое – он и большая девушка с широким лицом в коричневом пальто. Распределение дальше пошло уже по остаточному принципу. Две новоявленные пары в четыре голоса стали убеждать его, что Галя как раз подходит ему. Та была не против, и ему пришлось покорно взял ее под руки, даже толком и не осознав произошедшего. Позже, дурачась и толкаясь, он почувствовал, что и силы в этой девушке было немало. К его радости, скоро его товарищи в очередной раз перессорились со своими подругами, и вся девичья троица ушла из их компании.
Соответственно сыгранной роли и пацанским понятиям, после окончания празднования он должен был проводить ее до дома. Регина не возражала, когда он сделал ей такое предложение. Жила она почти на границе их Рощи, в каком-то островке меж двух недружественных городских условных районов, и пока они шли, произошло то, что, возможно, и послужило толчком к их настоящему сближению.
…Ночь была тихая, редкие автомобили освещали две фигуры, идущие рядом. Им было смешно смотреть, как их длинные тени от света фар проезжающих машин быстро укорачивались и исчезали. Он в основном отвечал на ее вопросы – обычные вопросы про прошедшее лето, его родителей, его увлечения. У нее была упругая походка и низкий, мягкий голос. Иногда она держалась за него, переходя с тротуара на тротуар через дорогу.
Проходя возле мелкой речки, спрятавшейся за ивняком, они услышали чьи-то голоса. Он знал, что в начале лета ребята с его района по ночам бреднями вытаскивали идущую на нерест местную рыбу с непонятным названием «сорожка». Днем это делать запрещала нелюбимая по уличной традиции милиция. Этой небольшой, с ладонь, рыбешкой, эти начинающие браконьеры забивали фляги и мешки. Что они с ней дальше делали, он не знал – это не было для него интересно. Может, солили и сушили на балконах, может, продавали или жарили дома…
Они не придавали значения слышавшимся за деревьями пьяным крикам до тех пор, пока из кустов, где-то позади них, не выбежала чья-то фигура и молча двинулась в их сторону. Слушая приближающийся топот ног, он понял, что надвигается неприятность и уклониться от нее вряд ли получится. Арсен не боялся драк, но сейчас его сильно напрягли две вещи: во-первых, он не знал, сколько там их человек, во-вторых, это были беспредельщики или обкуренные, раз решили зацепить парня с девушкой.
– Регина, если можешь – сними туфли и беги к дому… Я догоню! – быстро проговорил он, зная, что в таких случаях девушка в опасности, да и будет только помехой в драке.
– Арсен, бежим! Ты тоже! – она поспешно одной рукой снимала туфли, держась за него другой.
– Нет, Регина, беги сама! Так они нас обоих догонят! Со мной ничего не будет, только ты быстрее отсюда, – он развернул ее и слегка подтолкнул, одновременно осматриваясь, что можно взять в руки.
Она была уже метрах в шестидесяти от него, когда все также молча бежавший человек приблизился к нему.
– Пацан, помоги, один не справляюсь! – он тяжело дышал, руки, лицо и светлая рубашка были в крови. – Давай, выручай! Потом объясню! Ты же с Рощи?
Последние его слова остановили руку, чуть не метнувшую в голову говорящего подобранный кусок дорожного асфальта. Приглядевшись, он узнал одного из старших парней района, уже отслужившего в армии и живущего уже другой, рабочей жизнью. Чувствовалось, что он пил, но то ли протрезвел, то ли просто держался хорошо.
Выскочившие чуть позже его из кустов были более пьяны, что очень сыграло не в их пользу. Трое против двух – не так уж страшно. Но брошенный Арсеном асфальт и вообще уравнял силы. Несколько секунд слышались хлесткие удары и дикие вскрики. Нападавшие быстро поняли, что дальнейшее нападение приведет их к полному разгрому. Матерясь, они подхватили лежащего на земле после встречи с камнем своего собутыльника и потащились опять к речке. Догонять их и продолжать бой оборонявшиеся посчитали ненужным в данный момент.
– Браток, молодец, не сыканул… Тебя как зовут?
– Арсен. Мне надо идти – я тут с девчонкой шел. Я побежал!
– Все, спасибо, браток! Извини, что помешал… Потом встретимся…
Он знал, где она живет. Знал примерно, с ее слов – она сказала это, когда они еще шли вместе и смеялись над своими меняющими размеры тенями. Эти четыре пятиэтажки стояли особняком от других строений. Когда-то их построили для преподавателей недалеко стоявшего института, но среди этого ученого народа встречались и семьи совершенно не преподавательские, как ее. Может, строители этих домов, может, еще кто, имеющий к этому отношение. Ее отец, как он теперь знал, был водителем автокрана.
Он подумал, что она вряд ли успела добежать до дома за это время. Он перешел на легкий бег и всматривался вперед, когда внезапно услышал свое имя. Из открытой настежь двери подъезда ближайшего дома, освещенного светильником без плафона и голой лампочкой, выбежала тонкая фигурка. Она так и осталась босиком.
– Арс! – она назвала его имя так, как звали только его друзья. – Арс, тебя побили?
Она взяла его за плечи и стала осматривать его лицо. Она была так близко к нему, что он почувствовал ее дурманящий запах и увидел встревоженные серые глаза. При виде кровоточащей сечки на его брови она внезапно расплакалась.
Кто первый из них по-настоящему обнял другого, он так и не понял. Ему и раньше приходилось обнимать девчонок, да и сегодня, дурачась на школьном вечере, он не раз приобнимал ее – но это было совсем другое… Он почувствовал, что с этого момента все его окружающее и ценимое им – друзья, кино, футбол, рыбалка, сигареты и все-все прочее – уходит куда-то на задний план и остается только ОНА.
Почти весь остаток учебного года, где-то до мая, они не разлучались практически ни на один день. Друзья и прежние занятия никуда не делись, но были уже на втором месте. Поначалу он пытался соединить эти два мира – с ней и с друзьями – в один, но это не получилось. Ей были чужды всякого рода их дворовые понятия и развлечения. Несколько раз он приводил ее на вечеринки с обычными попойками с друзьями-подругами, но это ей сильно не понравилось. Тогда он и сделал свой выбор.
В мае встречи стали реже. Она стала будто бы взрослее, стала еще краше, и от этого он еще больше терял голову. Иногда она, глядя на него, становилась непривычно задумчивой. Его попытки узнать у нее причину этих перемен ни к чему не привели – она отшучивалась или ссылалась на то, что уже готовится к выпускным экзаменам. Еще ей не нравилось, что его не беспокоит его будущее – где продолжать учебу и кем стать по жизни.
Влюбленный и счастливый, он многого не замечал, в том числе и как пришел июнь – время сдачи выпускных экзаменов. При всей приверженности улице с ее не всегда положительными чертами, в школе он был в числе первых учеников. Сдача экзаменов прошла для него без особого напряжения, тем более что Регина иногда привлекала его к совместной подготовке к этому предстоящему событию. Конечно, пока родители честно отрабатывали свои восемь часов, на его пятом или ее третьем этаже они совмещали подготовку с тем, чем занимаются влюбленные – тем, что она позволяла ему делать с собой, однако под контролем, чтобы не была пересечена последняя черта.
…Он так глубоко загнал себя в воспоминания о школьных годах, что наконец-то смог полностью отвлечься от своего настоящего бедственного положения. Прошлое, друзья, беззаботные времена, непостижимые уму выходки молодости… Сидя с надвинутой на глаза кепкой, он даже не заметил подходящую знакомую фигуру с особой походкой с загребанием ногами. Подошедший к нему сбоку человек наклонился, заглянул под козырек в его темные очки на лице и дал щелчок по голове. От этого несильного удара он вздрогнул, вскочил и только после этого с облегчением признал брата. Конечно, они обнялись.
– Ты что тут делаешь? – брат был удивлен. – Сказал же тебе – сюда больше не приходи. Пока дома не утрясутся мои дела. Они же знают, что ты тут. Ну пошли, раз пришел. Что очки-то напялил, Джеймс Бонд? Как там Дана и девчонки? Давно я не видел твоих красавиц. Небось, повымахивали.
Было видно, что брат был рад встрече. Они вошли в уже облезлый подъезд относительно нового дома и поднялись на второй этаж. Он отметил про себя, что съемная квартирка имеет специфический вид и запах необжитости. Минимум мебели, никаких безделушек, голая лампа, одежда на стульях и постели. Но все в чистоте – брат так и остался помешанным на ней.
Пока он осматривал это временное холостяцкое лежбище, брат гремел и звенел на кухне чайными принадлежностями, одновременно рассказывая и спрашивая:
– Я тут, наверное, позеленел уже от чая. Пью только этот кок-чай, спаситель от перегрева. Как ты тут от жары не помер? А зимой не замерз? Тут что, совсем не топят зимой?
Действительно, короткая южная зима была привычным мучением для жителей многоквартирных домов. То ли власти считали, что на юге не бывает морозов, то ли дочиста крали бюджет на отопление, но редко у кого можно было согреть руки на батарее, не говоря о просушке белья после стирки. В течение месяца-двух в квартирах горели без перерыва газовые плиты на кухне, давая хоть мизерную толику тепла. Более сведущие в физических процессах нагревали на них кирпичи или куски металла, лучше отдававшие тепло в дом. Все ходили по дому в теплых куртках и головных уборах. В-общем, жили как в осажденной хворым Дедом Морозом крепости. Насмерть не замерзнешь, но и тепла не почувствуешь. Слушая брата, ему на память пришла одна зима все той же студенческой поры. Сегодня его прошлое явно хотело что-то сказать ему, напоминая о тех временах.
В тот год были сильнейшие морозы, несколько дней державшиеся на уровне минус пятидесяти градусов. Такое нередко бывает в Сибири. Стоял, как говорили, настоящий дубак. Но этот мороз совпал с аварией на ТЭЦ или ГРЭС или черт знает на чем, что подавало тепло в город – студентов это не особо интересовало. В ту пору они жили вшестером в одной комнате. Четверо законно и двое нелегально. Одного из них, лучшего его друга Бориса, лишили места в общежитии за аморалку, он уже не помнил какого рода, но точно не связанную с сексом – оказывается, бывает такое. Второй вообще не был студентом их института, но был крепко связан с Арсеном еще с периода абитуриентства. Но это были друзья, которых нельзя бросать в такие моменты, да и вообще. Нелегалы спали на полу, на железных кроватных сетках на матрацах, взятых, уж он не помнил, где. Сетки эти они называли танками. Наверное потому, что эти низкие сооружения с накрытыми покрывалами подушками напоминали эту военную технику. «Ну что, пора спать. Алекс, выдвигай танки!». Мороз жал, окна полностью были покрыты блестящим снегом изнутри, пар шел изо рта и носа, все ходили максимально одетые, были включены запрещенные электроплитки, из-за чего постоянно выбивало электричество. Когда настал пик холода, двумя матрасами было закрыто единственное окно. Спали эти дни по двое в одноместной кровати, накрывшись двумя одеялами, еще двое застегивались в одном спальном мешке – благо, был среди них член туристической секции. Засыпали, чинно вытянувшись и невинно соприкасаясь только боками. Просыпались уже как придется, нередко в обнимку!
Это воспоминание о двух парнях, спавших несколько ночей как родные братья в детстве, под одним одеялом, оживило в его памяти еще один случай. Но не связанный с морозом. Еще раз он спал с мужиком на одной кровати, но уже кровати-полуторке и будучи уже достаточно взрослым. Они приехали в аул на свадьбу своего молодого коллеги. Все было как положено – правильно и красиво, но спать их привели в дом, где все было рассчитано на парный сон на одном лежбище. Может, для деревни это было в норме? Вряд ли, скорее, просто каждому гостю дать по отдельной койке не получалось. Они были крепко поддатые и, не рядясь, с хохотом завалились по двое. Короче, он с недавно принятым к ним на работу коллегой Александром, остальные тоже попарно. Утром, похмеляясь, все смеялись, подкалывали и острили по этому поводу. Но, подумал он, надо отдать должное – такие случаи сближают людей, делают отношения проще. По крайней мере, они с Александром с тех пор хорошо дружат, а тот студенческий напарник по кровати остался другом на всю жизнь.
Пришедший из кухни брат поставил на стол чайник и две пустые чашки, и он быстро вернулся в реальность:
– Брат, я влип очень сильно, не знаю, как выскочить из нее. Может, что подскажешь… Меня чуть не убили… Хотели убить… ни хрена не понял. Смотри!
Он осторожно снял кепку и повернул голову, чтобы брат увидел место удара. Видавший всякое брат спокойно рассмотрел вздувшуюся ссадину:
– Ну ты даешь, Арсен! Ну ка расскажи. Да сядь ты. Шишка твоя подсохла, лучше ее не трогать.
Около получаса он рассказывал о происшедшем, добавив и про убийство на заводе. Забыв про свой зеленый чай, брат слушал и иногда задавал вопросы.
– … вот такая история, братан. Что с меня им нужно – мне непонятно… Что-то, видно, было уже у них на заводе, раз механика прямо в кабинете завалили, но я-то причем? Не догоняю… Но теперь-то они уверены, что это я. Может, зря я это на себя взял? Испугался утюга…
К этому времени с брата сошла вся веселость. Соприкасавшийся с преступным миром, он понимал всю серьезность положения младшего.
– Арсен, тебе надо срочно уезжать, вообще не разбираясь в этих делах – кто, что, за что… Прямо сейчас, пока на твой розыск не бросили всех. Как я сделал когда-то. Если тебя ищут такого класса бандиты – это капец. Домой даже не думай больше заходить. На границе – тоже их люди есть… На дырках в границе – тоже. Забирай мой паспорт, вроде мы похожи, может понадобится. Но старайся им не махать – все же он самопальный, настоящую проверку не пройдет. Потом сразу вышли его мне.
Потом добавил:
– Это просто капитальная везуха, что Дана и дети уже выехали. Просто везуха!
Брат залез в шкафчик с одеждой, пошарил в его глубинах и протянул ему зеленую книжечку с гербом из чудных птиц, звезд и каких-то растений. Такие паспорта были у его подчиненных на работе и Арсен уже хорошо знал их содержание, потому изучил только фотографию. На него смотрел почти что он сам, только с более толстой физиономией и короткой стрижкой.
– Так что мне тогда – ни через пограничников, ни через нелегальных проводников не идти? Перелететь что ли? – он немного занервничал, но вовремя остановился. Брат, понимая его состояние, сделал вид, что не заметил этого:
– Говорю же тебе – у них везде свои люди. Все нелегальные переходы в руках Гариба, есть такой у вас тут интеллигентный бандос. Меня сразу просветили на этот счет еще на нашей стороне. Да и таможню он контролирует. Надо тебе вообще незамеченным как-то переходить… Есть у тебя тут связи или товарищи, кто может протащить через границу?
Они понимали, что самое сложное – это переход границы, где нужен паспорт и где очень вероятно его уже выжидали. Все нелегальные переходы, как сказал брат, действительно контролировались местной мафией – местный растущий бандит Гариб с этого имел неплохой доход. Брат лучше его разбирался в этих делах, и он только согласно кивал головой.
Мысленно он перебирал своих знакомых. Приятелей у него было немало, но в такой ситуации надо было найти реально надежного и подходящего человека. Конечно, у него были настоящие друзья, но сейчас они были очень и очень далеко от него – Женя и Борис жили в России, Алекс – в Германии, Булат – остался в родном Каменном. Заметавшаяся память выдвинула и лица школьных друзей. Но те семь лет, проведенных им в Томске, оказывается, легко разорвали нити, когда-то, казалось, прочно связывавшие их – после школы каждый нашел себе новую компанию и дальше пошел своим путем, и кое-кто не прошел и его половины. Никого из недошедших не унесла болезнь, несчастный случай или война. Причины хорошо известны поколению того времени – пьянство, наркомания, криминал…
Конечно, все это пролетело в голове Арсена за пару секунд и его внутренний смотр надежных людей быстро закончился реально осуществимым вариантом:
– Попробую с дальнобойщиками. Есть у меня хороший товарищ. Добраться нужно только до него – это возле моего дома. И был бы он дома… Дай что-нибудь переодеться. Есть футболка, брюки для меня?
Он переоделся в одежду брата, имевшуюся в доме. Выбор, конечно, был не велик – брат сам бежал сюда налегке, да и потом, уже здесь, не стремился обрастать вещами. Достались Арсену только старые брюки и странная синяя футболка без рукавов с нанесенным на спине названием немецкой футбольной команды «BAVARIA». Хоть Арсен и не был ярым фанатом футбола, он знал, что символы этой известной во всем мире команды – красного цвета, да и надписи такой на их форме нет. На его вопрос, где он взял эту подозрительную спортивную майку, брат только пожал плечами, и сказал, что в футболе он полный дилетант. Потом, все же засмеявшись, добавил, что вообще-то он сам ее купил на базаре.
Брат, конечно, пока оставался в этой стране – его самого все еще могли нагрузить на родине по тому запутанному делу и те и другие. Он только сказал, чтобы Арсен дал телеграмму, как только доберется до своей семьи.
Второй побег
В начале его улицы время от времени появлялась огромная фура с серым брезентовым тентом. Часто возле нее крутился с инструментом ее хозяин – рыжий коренастый мужик, иногда довольно нетрезвый, но всегда веселый и громкоголосый. Нередко из-за деревянного старого забора его двора доносились звуки гулянки, разговоры, иной раз ветер доносил приятный запашок травки – это собиралась поселковая шоферня. Обсуждали маршруты, грузы, беспредел таможенников на границе, дорожных проституток и другую шоферскую лабуду. Может, он был у них в авторитете, может просто был самый компанейский.
Живя на одной улице, они неплохо знали друг друга, тем более, что их дочки были ровесницами и подружками. Нередко ему или Сереге, так звали этого его второго соседа-дальнобойщика, нужно было идти в дом другого, чтобы забрать оттуда своего заигравшегося ребенка. В каждом доме почти не кончаясь, было виноградное вино или крепкий виноградный самогон – его тут называли на грузинский манер – чача. Гнали эту чачу кто на чем, а точнее, на том, кто что имел. В этом деле у Арсена было большое преимущество перед другими – это почти неограниченный доступ к материальным и трудовым ресурсам, позволяющий изготовить любой сложности аппарат. Прощая некоторые относительно небольшие провинности цеховых рабочих, он имел от них своего рода благодарность – они без вопросов исполняли для него бытовые заказы и даже сами предлагали технические новинки самоизобретательства. Конечно, сам он напрямую им свои пожелания не передавал – для чего же существует заместитель? Такова была жизнь. Ну и материалы – его цех, как и все остальные, был оснащен большим количеством разного рода материалов и труб. Так что выбор был достаточно широк. Если не жадничать и не вести себя высокомерно, с территории завода можно было вывезти с доставкой до места назначения, для личного пользования, конечно, не в промышленном масштабе, практически все из этого арсенала. Это к тому, что у него дома был самый прогрессивный на то время самогонный аппарат. Это чудо мастерства, конечно, изготовили на работе. Красивый блестящий металлический бак из тонкой нержавейки, сваренный аккуратным швом, выдавал при умелом обращении чистейший виноградный самогон с приятным запахом и удивительной крепостью. Не последнюю роль в этом деле играл и стеклянный лабораторный охладитель, видимо, тоже из его цеховой лаборатории. С этой внутрицеховой кооперацией уже ничего нельзя было поделать – лаборантки тоже люди! Конечно, такой же аппарат потом появился и у Сереги, и у Валерыча. Им же были доставлены обещанные в пьяном великодушии бэушные трубы для виноградных стоек и нормальные трубы для поливной системы. В-общем, дружба укреплялась не только разговорами «за жизнь», но и материально.
…Преодолевая страх, он толкнул калитку в заборе, рядом с которым стояла большая Серегина машина. Собака, лежавшая во дворе возле кривой будки из ДСП, увидев старого знакомого, просто подняла голову и радостно завиляла хвостом. «Вот тебе и охрана» – отметил Арсен про себя, до этого вообще не обращавший внимания на пса.
Дверь дома, как обычно, была не заперта – Серега, казалось, не боялся ни черта, ни бога. Стукнув пару раз по ней, он заскочил внутрь и быстро закрыл ее. Приятная прохлада полутемного коридора и жужжание кондиционера напомнило ему про его дом, семью, обычные радости жизни, которые он в ближайшее время мог потерять.
Серега в каком-то вычурном домашнем халате лежа дремал на диване. Однако при его появлении сел и лениво помахал рукой.
– Салам начальнику! Если посидеть-побухать – то нет. Сегодня мне в рейс. А так – давай погутарим за жизнь.
Давно он не испытывал такой радости при виде Сергея. Благодарность теплой волной прошла по телу, и он даже слышимо выдохнул. Внезапно севшим голосом он проговорил:
– Серый, привет! Дело есть, давай сразу скажу.
– Давай сразу скажи.
– Меня бандиты ищут, да и в полиции подписка о невыезде. Я не причем, но так дело поворачивается. Наверно, тебе лучше не рассказывать, да и не знаю я сам еще всего. Короче – можешь меня вывезти незаметно отсюда? За границу, через все посты и проверки? Чтобы вообще никто не видел. Если не сам, то может кто из твоих кентов. Чем быстрее, тем лучше. А?
В разговоре со своими соседями он иногда использовал уличный жаргон. Это был их язык, да и не был он для них начальником. Честно признаваясь себе, он сам иногда хотел почувствовать себя этаким лихим парнем. Даже в разговоре с женой или детьми у него, нетрезвого, изредка вылетали, то ли ради легкого бахвальства, то ли случайно, какие-то полублатные словечки, приводившие их в легкий шок. Конечно, это было очень редко, и никогда – матерные слова.
Серега сделал искренне удивленное лицо:
– Ну ты даешь, начальник! План ты не перевозишь, как некоторые… Воровать не умеешь… По бабам не бегаешь… Че же ты мог натворить?
– Серега, хорош. Я без балды… Так че?
– Ладно, без балды так без балды. Тебе опять повезло. Это как те, из гербалайфа. «Здравствуйте, вам повезло! Вот вам утюг…».
При слове «утюг» Арсен чуть не подпрыгнул и вновь ощутил тот леденящий страх, недавно испытанный им в собственном доме. Серега, не заметивший перемены в его лице, продолжал:
– Мне как раз в ночь в рейс, через Казахстан, и дальше, в Россию, в Сибирь. Овощи тихо лежат в ящиках, напарник ждет за пограничным переходом, так что вдвоем пока и дернем! Правда, с учетом секретной твоей ситуации, ты не в кабине – оборудую тебе кабинет как на твоей работе, только с обшивкой из ящиков и стенами из помидоров, ха-ха! Синьор-помидор! Пойдет такой вариант?
– А не поймают? Если начнут проверять? Мне нельзя попасться. Сережа, не до шуток… У меня и паспорта нормального нет.
– Ладно, человек без паспорта. Да меня там все смены знают, уже не проверяют как положено. Так, заглянут в очи светлые и карманы глубокие, и печать стоит! Мы чё, не на юге живем?! Я же тоже им иной раз чего подкину или перевезу от них чего. Везде люди, братан!
Конечно, он остался у Сергея. Напряжение его было столь велико, что даже три пропущенные рюмки не дали успокоения. Больше он пить не стал. Пока он тихо сидел у телевизора и смотрел, как благодарное президенту счастливое местное население исполняет народный танец на столичной площади, сосед оборудовал для него обещанное место в фургоне.
…Почти в темноте фура подъехала к таможне и пристроилась в длинную очередь машин. Вдали, в голове, мелькали какие-то огоньки, слышался гул голосов и лай собак. Сергей выпрыгнул из кабины, потянулся, шумно зевнул и постучал через тент в ящики:
– Пойду, гляну, сиди и пока не ссы. Что-то заторили, хотя обычно такое не часто бывает. Можешь курить – тут никого. Но тихо!
Пока он сидел среди ящиков, Серега сходил и быстро вернулся к своей фуре. Оглянувшись по сторонам, он тихо постучал через брезент по деревянным рейкам.
– Арсен, это я. Плохи дела, там засада. Точно кого-то высматривают погранцы и с ними какие-то гражданские. Обычно они так не работают в это время. Всех заставляют фуры предъявить по полной, даже собака там рыщет с ними. Тебе сегодня здесь не пройти, да и завтра неизвестно что будет. Сейчас тебе проход открою, сматывай незаметно удочки. Если они ищут тебя – то крепко ты кому-то насолил! Деньжат подкинуть? Ты как?
Серега повозился с тентом и ящиками и открыл узкий проход. Он с оглядками спрыгнул через борт, хлопнул Сергея по крепкой мозолистой ладони и пошел на другую сторону дороги.
Вскоре засветились фары едущего автомобиля, и он выставил руку, слабо надеясь, что тот идет порожняком. Его ожидания не оправдались – в не новых «Жигулях» уже было два пассажира, но отступать было поздно. Водитель даже не спросил, куда ему ехать, потому что это была единственная дорога до города. Она почти прямо тянулась через кишлаки, сменяющие почти без разрыва один другой. Он тоже молча сел сзади, к передвинувшемуся по сиденью мужику.
Только они отъехали метров на триста, как на въезде в кишлак замахала красная гаишная палочка. Водитель, выматерившись по-русски, послушно остановился и стал вылезать из машины. Арсен знал, что сейчас с них начнут вымогать деньги – это обычное занятие полицейских при проверке заехавших граждан соседней республики. Начнут с проверки документов, потом затребуют декларацию о ввозимой валюте, далее, независимо от порядка в документах, нужно платить, если не нужны проблемы. Полицаи могли без объяснения арестовать и закрыть человека в камере на сутки – такие у них были полномочия. Или вообще подсунуть в багаж что-нибудь запрещенное и после этого выпотрошить жертву по полной. Полицейский беспредел в этой стране, как, впрочем, и везде, был конкретный.
Хоть местный паспорт брата, как тот предупредил его, был липовый, он все же давал какой-то шанс проскочить проверку, В целом документ смотрелся правдоподобно, но натренированный человек мог заметить его изъяны. А проверка по базе документов вообще бы его не показала. Арсен подумал, что эта фальшивка могла как помочь, так и утопить – пятьдесят на пятьдесят. Страх вновь вполз в душу и пытался там расшириться.
Молодой толстомордый лейтенант заглянул в водительское окошко старых жигулей.
– Границу переходили? Что везете? Готовьте паспорта и декларации. Водитель, пошли со мной. Остальные пока сидите.
Водитель пошарил по карманам, что-то достал и обреченно поплелся за ним, по дороге пытаясь что-то сказать. Через некоторое время он вернулся, злой, молча сел на место.
«Попал… Рвануть из машины, что ли… Обязательно будут гнаться, поймают – конец. Прикинусь простофилей, паспорт может не давать? Скажу, потерял». Больше ничего в голову Арсена не приходило. Сидящие рядом тоже явно нервничали. Из их разговора он успел понять, что они впервые переходят эту границу.
Он замешкался, когда лейтенант начал собирать их документы. «Может, пронесет?» – и он с этой неуверенной мыслью передал паспорт брата вместе с другими.
Увидев, что у него местный паспорт, эти двое, заехавшие из Казахстана, стали спрашивать у него, что может случиться, зачем декларация и подобное.
– Я смотрел в правилах – там не написано, что мы обязаны показывать всем декларацию. Только заполнить ее и при выезде ее же и показать. Я записал в нее пятьсот долларов – это же не запрещено? Я читал… – один из них выжидающе смотрел на него.
– А я сразу еще дома купил их деньги, мне сказали, тут с долларами лучше аккуратнее… ну их на хрен, – второй был более спокоен.
Отошедший к свету дорожного фонаря для изучения бумаг толстомордый лейтенант вернулся и позвал из машины одного из них, как выяснилось, показавшего в декларации свои пятьсот баксов. Они о чем-то говорили в отдалении, приезжий отрицательно мотал головой и что-то говорил, часто оборачиваясь в сторону границы.
Жигули стояло уже минут двадцать и было понятно, что это может длиться столько, сколько захочет этот вымогатель и не стоит даже рыпаться с претензией. Вышедший пассажир вернулся, тоже злой и растерянный. «Сволочь, хочет, чтобы я ему отдал двести долларов». Толстомордый в это время что-то говорил по рации. Еще минут десять они бесцельно сидели в машине, когда подъехала узнаваемая даже в потемках «Волга» с новым вымогателем. Этот был не в форме, а в светлом пиджаке, крепко сбитый, коротко подстриженный, лицо и голова в шрамах. По тому, как его встречал толстомордый, можно было понять, что вновь приехавший имеет власть над тем. Может, это был отдыхающий в это ночное время его начальник, может, просто бандит, курирующий этих полицейских. Но повел он себя вначале очень корректно, показал в окошко какой-то документ, сказал свое имя и пригласил все того же «богатого» пассажира на улицу. В открытое окно Арсен слышал их голоса:
– У вас пятьсот долларов. Завозить к нам валюту запрещено. Наши сумы – можно, другие – нельзя.
– Я читал в правилах въезда, что можно перевезти до пяти тысяч долларов, нужно только их задекларировать. Меня проверяла ваша таможня, вопросов не было никаких. Я ничего не нарушаю, – обладатель пятиста долларов все еще пытался сопротивляться.
Арсен молча сидел и наблюдал за развитием процесса отъема денег. «Наивный. Тут целая схема работает. С таможни передают по рации или телефону подробные сведения сообщникам из полиции, стоящим на дороге, те по этой наводке хлопают обладателей валюты. Проскочить на машине практически невозможно. Многие местные таксисты сами участвуют в этом вымогательстве – сажают импортных клиентов и везут их прямиком к условному месту, где и стоят эти оборотни. Те якобы для проверки авто или под другим предлогом «заставляют» водителя ехать за ними, завозят в какой-нибудь глухой переулок и там начинают психологическую обработку пассажиров. Водитель-провокатор с испуганным видом шепотом рекомендует отдать что просят, типа – лучше с ними не связываться. Чужая страна, темнота, непонятно, где находишься, недобрые полицейские. Когда уже начинают жестко угрожать, что имеют право без объяснения задержать на двое суток, запереть в камере и отколотить – мало кто выдерживает. Почти все платят»
Между тем процесс вымогательства продолжался. Гражданский оборотень нажимал уже по полной, но все также вежливо:
– Вы ошибаетесь. Я должен арестовать вас за нарушение, но у вас еще есть шанс…– далее уже было не расслышать, так как они отходили все дальше от машины.
Толстомордый лейтенант, переместившись еще ближе к свету фонаря, продолжил изучение взятых паспортов. Когда в руке полицейского оказался его документ, а может, это был и не его – свет был не настолько яркий – Арсен уже не мог контролировать свой страх. Лейтенант стал перелистывать страницы, а потом что-то говорить в рацию. «Все, попался» – он тихо открыл дверку, вышел, и когда толстомордый, продолжая говорить, повернул голову в его сторону, рванул от машины.
– Стой! Туриш! Стоять! Стоять! Стрелять буду!
В голове Арсена в очередной раз за эти два дня мелькнули эпизоды погони из кино: человек бежит по дороге, за ним гонится черный автомобиль, но тот тупо продолжает бежать по прямой, хотя можно и нужно бы свернуть в какой-нибудь узкий переулок или зазор между домами. Конечно, его догоняют и сбивают машиной.
Не дожидаясь такого сценария, он сразу свернул в первый попавшийся справа узкий пешеходный переулок между темными домами, выскочил на следующую улицу, высматривая направление, где были невысокие дувалы и заборчики. Он бежал изо всех сил, как уже давно не бегал. Свернул в очередную улочку, уперся в высокую глиняную или кирпичную стену. Выскочил назад – где-то сзади, но не близко, крики, шум. Дальше перелазил какие-то заборы, рвал по огородам, уворачивался от беснующихся собак.
Минут через десять он понял, что давно оторвался от погони. А может, они и не бежали за ним… Понял также, что теперь уж точно все и везде будут его искать. Легально и нелегально. Хорошие, если есть такие полицейские, в чем он очень сомневался, и плохие. Бандиты-убийцы. Паспорт брата остался у них.
Под приливом адреналина или отчаяния он решил, что ему уже нечего терять, и, если он хочет жить и увидеть свою семью – нужно остервенеть и идти к цели не сомневаясь, без жалости к себе и другим, без долгих размышлений и прочей порядочности. В том, что его убьют бандиты или, в лучшем случае, полиция посадит в тюрьму, если поймает, он уже абсолютно не сомневался. Осталась только досада, злость и вопрос – как он попал в эту историю? Кто все это подстроил? Он был абсолютно уверен в своей непричастности и невиновности. Что это за вещи, за которые его готовы убить? И которые он не брал.
Арсен начал вспоминать, какие не принадлежащие ему предметы он держал в руках за последнее время. Кроме лопаты на похоронах Рашида ничто не приходило в голову. Не за нее же его гоняют бандюки. Убитый механик на заводе явно был связан с криминалом, но опять-таки он-то, Арсен, при чем? Его ищет настоящая мафия!? Он знал, как живет уличная шпана и правила выживания с ней, но не знал, что такое мафия. Его знания о ней были почерпнуты сугубо из кино и прочитанных книг: «солдаты мафии, капо, капо де туччи, Корлеоне, Лаки Лучиано, «бетонный сапог», дохлая рыба» и подобное. И теперь это внушало страх. После недолгого размышления он решил, что ему может как-то помочь или хотя бы спрятать опять-таки только брат. Значит, ему нужно вернуться назад.
Граница была относительно недалеко от главного города республики, километров восемьдесят-девяносто. Но для него, пешего, гонимого, это было сейчас огромное расстояние. Черная южная ночь и помогала, и мешала ему. В темноте хорошо скрываться, но в незнакомой местности также было невозможно быстро двигаться, толком ничего не видя.
Немного успокоившись, он стал всматриваться и прислушиваться к окружающему. Лай собак, отдаленный гул автомашин, всегда узнаваемый лязг вагонов. В каком направлении граница, он определил по видимым фонарикам на пограничных вышках, так что начальное направление своего предстоящего движения он знал. «Подальше от вышек, в другую сторону». Выровняв дыхание и как можно быстрее, но не бегом, а хорошим шагом он двинулся к гремящей и свистящей станции.
Увидев очертания железнодорожных составов, он снял и выбросил в канаву свою светлую ветровку и остался в нелепой синей футболке с надписью на латинском «BAVARIA». Без ветровки ночь казалось прохладной, но он знал, что нужно как-то изменить свой внешний вид. Больше снять и выбросить было нечего. Разве что из брюк сделать шорты? Но это выглядело бы дурацки – мало кто в этой восточной стране ходил в драных шортах, да и вообще в шортах. Да и вообще – прохладной ночью, в майке и шортах…
С этими мыслями он приблизился к скопищу вагонов, цистерн и платформ, в потемках казавшимися недобрыми чудищами. Похоже, это был разъезд или место для отстоя, потому что звуки стукающихся вагонов издавались дальше, а эти стоящие монстры были на каких-то запасных путях и вид у них был совсем не готовый двинуться в путь. Он очень не любил поезда и вообще все, что связано с железной дорогой. Это осталось в нем со студенческих пор, когда на очередные каникулы приходилось с пересадками, дикими очередями и давкой к кассе, пыльными третьими полками общих вагонов добираться в родной город. В ожидании попутных поездов, порой доходивших до суток-полторы, приходилось бродить по вокзалу, кишащему таким же народом как он, и, конечно, всяким привокзальным сбродом. Иной раз, когда от этой толчеи начинало чуть-ли не тошнить, он уходил подальше от здания вокзала, чтобы хоть чем разнообразить окружающую картину. Тогда-то он и стал отличать активную частью вокзала от тупиков давно заброшенных вагонов и ржавых платформ.
То, что с границы железная дорога идет в столицу, он знал давно. Перед глазами, стоило только ему подумать, возникала карта путей СССР, не вся, конечно, а именно этот участок: когда-то он очень внимательно рассматривал его, готовясь к переезду. Теперь эти знания пригодились ему второй раз: «как-нибудь по железке до города и там еще немного до братана, хоть пешком». Надежда на брата не оставляла его – он с малолетства всегда вытаскивал его с трудных ситуаций. И сейчас эта детская надежда на защиту брата направила его обратно к нему.
Шагая по путям и думая о брате, он припомнил, как в подростковом периоде Колька Быстров, шустрый парнишка из соседней группировки, пригрозил ему и его товарищам своим старшим братом. В их банде старший брат был только у него, и по умолчанию он обратился за защитой к нему. Брат, не раздумывая, пошел к Быстрову-старшему, который и не подозревал, что его без его ведома подписали на разборки. Конечно, все закончилось благополучно, потому что они, старшие, знали друг друга и даже встречались на соревнованиях по борьбе. Главным было то, что брат никогда не оставлял его просьбы без внимания и в отношении его все доводил до конца.
«Просто зацепиться и доехать» – это был приказ Арсена самому себе. Летняя ночь была хоть и немного прохладной для такой поездки, эта идея казалась лучшей из всех и вполне осуществимой. Лезть в какой-нибудь полувагон с углем или еще чем грязным было нельзя – ведь еще нужно и дальше как-то добираться. Не чумазым же от угля, да еще и при свете наступающего утра или вообще днем. Заберут в полицию как бомжа или угонят в глухую степь пасти чей-нибудь скот или косить камыш.
Он притаился на платформе, сидя на земле меж двух шпал и опершись спиной о холодное железное колесо, выжидая проходящий состав, на который можно было бы влезть. Ночь, грохот пролетающих поездов, мелькание светлых вагонных окон, сливающихся в почти сплошную светящуюся линию, напомнили ему самую длительную поездку в его жизни.
… Они, студенты, едут на военные сборы – за лейтенантскими званиями. Два студенческих взвода с военной кафедры института. Один взвод в город Уссурийск, в Приморский край, второй в Белогорск, где-то под Хабаровском.
Военная кафедра в институте для студентов – это весь четверг с утра и до вечера занятия в специальном учебном корпусе – закрытом, военном, с техникой и офицерами-преподавателями. Там и настоящая зенитно-ракетная установка, и заряжающие ее машины, компрессоры и прочие механизмы для обеспечения работы противовоздушной обороны. Все реально действующее. Офицеры – в основном бывшие выпускники этого же заведения. Но были и настоящие, с опытом каких-то локальных войн, скорее всего где-нибудь на Ближнем Востоке.
Уже накануне, в среду вечером, нужно было идти в этот военный корпус – на два часа так называемого «сампо», то есть самоподготовки. Делать там домашнее боевое задание, потому что прошнурованные и пронумерованные тетради с военными секретами нельзя было брать в общежитие и вообще выносить из здания. Все было по-настоящему. Форма одежды – защитного цвета военные рубашки и галстук, тоже как у вояк, с крючками сзади. Стрижка – коротко, но не до лысины. Это подобие воинской службе длилось со второго по четвертый курс. Женский пол по четвергам был просто свободен от всех занятий! По четвергам парни жалели, что они не девушки.
В общем, они ехали в двух плацкартных вагонах. Каждому купе вагона сами присвоили номер комнаты, в которой проживали в общежитии. Кто с кем живет, тот с теми и располагается в этих купе. Ехать до места назначения пять суток. Выдали им на дорогу даже кашу консервированную перловую – государство немного заботилось о своих будущих офицерах. Конечно, студенты протащили свою водку и, как обычно происходит, выпили ее всю в первый же вечер. Далее – скука, кто в карты, кто в книжки. От безделья даже проводницам помогали принести-подмести. В тот год в Сибири стояла страшная жара-духота, прерываемая проливными дождями, затопившими многие низины; местами поезд шел чуть не по воде – было ощущение нереальности, словно плыли на поезде по озеру. Из-за этой духоты все в их военно-студенческом вагоне были только в трусах. Смущаться и смущать было некого – в вагонах только свои, проводницы давно махнули на них рукой и вообще исчезали надолго. Вероятно, для них это был провальный рейс – на студентах не наваришься, «зайцев» в эти дикие вагоны не запустишь…
Где-то на полпути поезд должен был пройти рядом с Байкалом. Байкал есть Байкал. Даже школьники знали, что это величайшее озеро мира, что-то около тысячи шестьсот метров до дна. Чистейшая вода самого глубокого пресного озера в мире и так далее.
Студенты спрашивали у проводниц, смотрели табличку остановок на станциях, наконец выяснили, что встреча с Байкалом будет ночью. На этом все, кроме одного человека, успокоились. Тот неуспокоившийся сын одного из сибирских народов по имени Кольчу, по его понятиям или вере, просто обязан был омыться водой священного озера, если оно рядом.
Кольчу – это добрая и абсолютно незлобивая душа, объект дружеских шуток во время игры в футбол, где мяч творил над ним просто невероятные чудеса. Невысокого роста, очкастый, колченогий, со смешным русским языком. Хотя он был старше большинства их, отслужил в армии и даже был обручен – это совершенно не ощущалось в его отношении к ним, более молодым, и наоборот. Шутки, порой даже достаточно жестокие, могли случиться с каждым, но никогда между ними не было слов и поступков унижения или пренебрежения. Это было исключено в их том студенческом обществе.
Кольчу собирался на станции Слюдянка сбегать до озера. Он особо не распространялся, но об этом узнал Федор – спортивный, веселый темноволосый любимец девушек, отличный вратарь и надежный товарищ. Можно сказать, земляк Арсена, немец из-под Алма-Аты. Тоже захотел потрогать и набрать, как он выразился позже, «хреновой – с ударением на букву е – исторической» воды.
Кольчу еще раз сходил почитать расписание, посмотрел в окно на появившиеся в темноте контуры озера, в котором отсвечивали какие-то огоньки, на часы, и махнул Феде – будь готов! Поезд начал притормаживать. Не дожидаясь его полной остановки, парни соскочили с подножки вагона и побежали в сторону воды. Как оказалось, им нужно было спуститься по далеко не пологому берегу. Немного не добежав до озера, они услышали гудок паровоза. Машинально повернув на бегу голову, Федор отметил, что какой-то поезд удаляется. И почти сразу дошло – это же их поезд уезжает без них! «Почему поехал, что с расписанием, как быть в ночи в одних трусах без денег и документов, что будет с военными сборами теперь?» – в остриженной голове Федора замелькали хаотичные мысли.
– Коля, назад!!! Поезд ушел!! Давай обратно!
– Зачем ушел? Подожди! Стооой!
Поезд удалялся в темноту, были видны только красные огоньки. Это был дикий забег по скользким от мазута и человеческих отходов шпалам, между которыми блестела нефтяная вода. Кто ходил по шпалам, знает, что они не подходят под шаги взрослого человека. Как им кто-то позже объяснял, это сделано специально, чтоб люди не ходили по путям. Уже через несколько секунд поскользнувшийся и простучавший по шпалам телом Кольчу потерял очки.
– Очки, очки! Не видно! Подожди!
– Какие нах… очки! Кольчу, беги, останемся тут!
Впереди, вдали, огоньки поезда вроде остановились. Бегуны уже несколько раз кувыркнулись, тапочки, полотенца и сланцы давно остались где-то сзади в темноте. Бег продолжался. Кольчу сильно отставал, Федор тянул его за руку, потом вновь вырывался вперед, потом снова не мог бросить товарища… Федор потом признался, что так он никогда в жизни не бегал и не хочет больше. Ноги, руки, лица – все было в мазуте, дыхалка была на пределе. Когда до огоньков осталось уже не так далеко, Федя отцепился от Кольчу и сделал последний рывок, надеясь, что поезд не поедет и он успеет домчаться и придержать его для товарища.
– А-а-а! Куда? Пошел, пошел нах…! А-а-а! – в тамбуре раздался громкий женский визг с матами.
От этого крика будущие офицеры повыскакивали из своих отсеков и двинулись в сторону тамбура. Там продолжались маты и слышалась какая-то возня. Несколько человек протиснулись в тамбур. Из-за наклонившейся широкой спины проводницы было видно чумазое лицо с выпученными дикими красными глазами. Человек страшно дышал и молча пытался влезть в вагон, проводница отцепляла его грязные пальцы от поручней и толкала в бритую голову, пытаясь сбросить его с подножки. Пришелец был весь измазан черно-коричневой грязью с потеками, в одних трусах. Он крепко держался за поручни, грудь его часто вздымалась, из горла шли какие-то невнятные слова, что-то вроде «это? это?».
–Эй, да это же наш Федор! Погоди, успокойся, это наш.
Голова замахала в ответ, проводница отступила, чумазый ввалился и рухнул в тамбуре.
–Федя, что случилось? Ты откуда такой? – братья-студенты были дико удивлены.
– Колька… там…
Потом, когда все благополучно закончилось, «байкаловцы» отмылись и успокоились, они спросили у Федора – а что ты мычал «это? это?».
– Блин, я хотел спросить, это поезд на Уссурийск? Дыхалки не хватило.
Как оказалось, поезд на пару минут остановился на семафоре перед станцией. Ребята решили – что это уже станция и помчались к озеру.
…Уже начало светать и сидеть в дальнейшем ожидании чего-то было бессмысленно. Когда очередной товарняк наконец-то притормозил через состав от него, он быстро пролез под ним и, пачкая руки, вскарабкался на сцепку и ухватился за скобу на борту вагона. Около часа состав неспешно двигался без остановок и наконец стал подбираться к станции. Вскоре он проехал мимо горящего зеленым светом семафора и начал притормаживать.
Не дожидаясь полной остановки поезда, он соскочил со своего места и скорым шагом двинул в обход здания вокзала, по его соображениям, явно патрулируемого полицией. Он был уверен, что найдет нужное направление – нужно было только выйти на главный вход, от которого он знал дорогу к стоянке страшно навязчивых таксистов, круглосуточно дежуривших в ожидании клиентов, и которых нужно было избежать. Беда была в том, что его наверняка уже искали, и в первую очередь его приметы разошлись по водителям вокзальных такси, подконтрольным, как обычно, криминальным элементам. Потому-то он решил отойти от вокзала и ловить машину какого-нибудь колхозника, движущегося в нужном направлении. Потом он подумал, что можно немного пройтись и пешком, но глянув на себя со стороны, передумал – все же тесное общение с товарняками оставляет заметные следы.
Роковая встреча
Он уже миновал вокзал, когда внезапно сбоку от него появилась полицейская машина, незаметно подкравшаяся сзади. Темно-зеленый УАЗ с специфическими полосками резко затормозил перед ним, перекрывая дорогу и из него выскочили двое полицейских, которые быстро и молча схватили его и потащили к распахнутым дверям машины.
На заднем сиденье его уже ожидал еще один человек в форме. Схваченный ими Арсен не сопротивлялся и его без особых усилий усадили на обшарпанное дерматиновое сиденье и запечатали выход вторым телом. Он оказался зажатым с двух сторон полицейскими.
Севший на переднее место обернулся назади и уставился на него веселым взглядом:
– По-моему, наш клиент. Эй, документы давай! Как фамилия?
Он был потрясен. Так просто оказался в руках полиции после двух, можно сказать, эффективных побегов. Было досадно и обидно. Он понял, что надо что-то говорить, постараться наладить контакт с поймавшими его полицейскими и понять причину его задержания.
– Барибаев, Арсен. Документы дома лежат. Зачем вы меня остановили?
– Где живешь? Где работаешь, кем? Точные данные давай, – его вопрос был проигнорирован.
– Живу в Бешкургане, ул. Низами, дом 3. Работаю на заводе. Начальник цеха, – он постарался как-то выделить последние слова, надеясь, что они вызовут у них интерес.
Спрашивающий, старший по званию, поднял стоявшую между сидениями на каком-то громоздком приборе рацию:
– Проверьте – Барибаев Арсен, Бешкурган, улица Низами 3. Работает на заводе.
Державший его слева более взрослый полицейский дернул его за руку:
– Ну и шыто началник-мачалник цэх делаит на вокзаль? Ни ты с пэрэхода вичэра бижаль? Сичас провэрим. Бэз докумэнт, матый-грязный, бэз багаж, на вокзали… Деньги хоть есть? – Он как-то произвольно менял буквы «е» и «э». Но слово деньги произнес четко.
– Деньги есть, немного, может, вам хватит. Я тороплюсь… А?
Сидевший справа здоровый парнишка дыхнул ему в лицо табаком:
– Сиди пока тихо. Торопишься. Если это ты бежал с границы, то можешь свой кошелек сразу выбросить.
На переднем сиденье шел обмен информацией по трещавшей рации:
– Да, понятно… Понятно, – передний опять повернулся к своим коллегам. – Сказали срочно передать этого в Бешкурган, Курбанову. Он подписан на невыезд и его ищут. Там кого-то убили. А по границе проверим попозже, после них. Поехали к ним в участок, проветримся, они подъедут за ним туда. Пусть пока сами со своим говном разбираются. Наручники на него одень.
Около часа машина двигалась по трассе, потом по городу, потом по частному сектору с неплохими домами. Блюстители порядка вели какие-то свои разговоры, в основном о пустяках. По дороге они прошарили по его карманам, изучив содержимое портмоне и всунув его обратно ему в карман, как он полагал, уже без денег. Он чуть не сказал им, что на него охотятся серьезные бандиты, что он бежит от них и только из-за этого он нарушил подписку о невыезде, но вовремя остановился в своих неправильных размышлениях, сообразив, что это только усложнит его положение. Что, собственно, имеет полиция? Только запрет на выезд. Но дело на заводе вроде закрыли. Если не закрыли, то нашли крайних и скорее всего, на этом и закроют. Если говорить про побег с граничного перехода – вряд ли тот толстомордый и его шеф разглядывали его, пока вымогали деньги с другого пассажира. Паспорт брата – полная липа без каких-либо зацепок. Фото там не его. Лишь бы брата не зацепило… Есть маленькая надежда, что он отделается определенной суммой от полицейских. А вот с бандюками как быть? Что они его не оставят в покое, да и вообще живым, он не сомневался.
Он невесело смотрел в окно, потом скосил глаза и стал осматривать убогий салон уазика. Осмотрев заляпанный потолок, его взгляд перешел на резиновый коврик под ногами. «Резиновый коврик и милиционер сбоку. Только один милиционер, а не два полицейских, как сейчас». Знакомое ощущение беспомощности…
…Конец 70-х годов. Дня три до этого они со школьными друзьями хорошо поколотили двух забредших в их район чужаков. Не то чтобы незнакомцев – это были известные им парни с соседнего района. За каким чертом они забрели во враждебный стан, вечером, к школе, где всегда была местная молодежь, никто их не спрашивал. Их просто окружили и при явном численном превосходстве крепко надавали. Один из пострадавших, по кличке Чебак, почему-то решил отомстить именно ему, Арсу – так тогда его звали на улице. «Встречу Арса – порежу!». Он же, ничуть не сомневаясь в правильности принятого решения по своей защите, стал носить с собой небольшой самодельный ножик. Тоненькое лезвие из полотна для резки металла, ручка из двух пластинок плексигласа, между которыми заложена какая-то цветная картинка. Ножик был очень легкий и надежно прятался в связанном резинкой рукаве кофты на кисти левой руки.
Они шли с двоюродным братом, когда так же, как и сегодня, сзади подъехал милицейский жигуленок и вышедшие из него милиционеры остановили их. Сказали стоять смирно и начали прохлопывать по их карманам, сзади по телу и у щиколоток. В тот момент у него похолодело в животе и потом там же неприятно потянуло – ножик в рукаве мог принести кучу неприятностей. Милиционер, державший его за бицепс левой руки, проверил все его тело, за исключением этой руки. Ножик чудом не был обнаружен. Зачем их остановили и почему решили отвезти в участок, они так и не поняли. Уже сидя в движущейся машине, он умудрился вынуть этот очень ненужный ему сейчас нож и засунуть его под резиновый коврик на полу. В участке у них спросили фамилии, адреса, записали это куда-то в свои журналы и потом отпустили. Просто сказали – идите домой. Что они с этим ножиком сделали, когда рано или поздно он обнаружился в этом автомобиле? Вряд ли они стали снимать с него отпечатки и гонять их по своей базе в поисках владельца. Уж очень он был детский, да и компьютеров тогда вообще не было.
Еще раз он был в полицейской машине по своей дурости. И это было уже в этой республике и относительно недавно. Они с коллегой из соседнего цеха после работы зашли в знакомую забегаловку и хорошо выпили. Коллега был много старше его по возрасту и имел большой, по сравнению с его, жизненный опыт. Его было интересно слушать, особенно про послевоенную жизнь репрессированных крымских татар – он был из такой семьи. Когда они наконец-то распрощались, уже стемнело, но он решил идти домой пешком. Дурацкий героизм пьяного человека. Вероятно, его сильно качало, раз полиция им заинтересовалась. Он даже не понял, как оказался внутри УАЗика. Было ощущение, что его прямо на ходу втащили за шкирку в движущуюся машину. Его о чем-то спрашивали, он на автопилоте отвечал, видимо назвал фамилию, место работы, должность, домашний адрес. И все это по дороге. Когда машина остановилась, ему сказали выходить и лучше больше не попадаться. Несмотря на сильный хмель, он был страшно удивлен и обрадован, когда увидел, что его привезли к его же дому. Напоследок из автомобиля сказали, что заедут в ближайшее время к нему на работу. Что ни говори, должность начальника цеха в те времена в том городе считалась достаточно солидной и иметь такого в должниках было выгодно даже работникам полиции. Сдай они его в вытрезвитель – никто бы ничего не выиграл. Реалии жизни. Конечно, позже они приехали и пришлось ему чем-то, он уже не помнил точно, отблагодариться.
…Он навалился на сидящего справа полицейского и очнулся от видений прошлого, когда машина внезапно пошла на разворот. Плавно сделав полукруг, она начала притормаживать. Рядом не было никаких зданий с государственными флагами или хотя бы табличками над входом. «Где же тут их ментовка?» – подумал он, выискивая глазами атрибуты власти.
Они медленно ехали вдоль высокого глухого, но со вкусом выложенного из красного кирпича забора, за которым высился такой же солидный дом. Возле его ворот была припаркована черная «Лада». «Восьмерка» – отметил он, так как среди списка жигулей мог отличить только восьмую модель. По двум дверям. Он разбирался только в мотоциклах. «Будет своя машина – буду разбираться и в авто. Всему свое время», – считал он.
Их полицейский уазик наконец встал рядом с восьмеркой, возле которой в тени забора стояло несколько человек. При виде уазика они кончили говорить и направились в сторону прибывшей машины.
Он с ужасом увидел, что один из них – чернявый здоровый азиат, недавно душивший его в его же доме и оставленный им в отвалах на растерзание собачьей своре. Это был точно он, но уже с перевязанной бинтами рукой и пластырями на лице. Мир рухнул в который раз, все его надежды улетучились при виде этого человека, только недавно намеревавшегося лишить его жизни.
Он попытался сопротивляться, но его ловко выдернули из машины и повели к восьмерке, навстречу встречавшим. Через три секунды он уже скорчился и задыхался от жесткого пинка чернявого. Второй удар ноги пришелся бы в лицо, если бы не сработало приобретенное еще в юности знание, что за одним ударом сразу может прилететь второй и надо, не дожидаясь его, маневрировать или отвечать. Он качнулся корпусом в сторону и удар вскользь прошел по щеке и уху. Нога взлетела вверх, а сам чернявый, не удержав равновесия, опрокинулся назад и сел на задницу, вызвав хохот его товарищей. Вскочив, он собрался снова броситься на Арсена.
– Э, Ильхам, не торопись! Ты посмотри хорошо, это он? Не спутай, и так хватает дел… – один из членов встречающей группы придержал рукой чернявого.
– Он, он. Че, сучья рожа, добегался? Поехали в горы, кину его там псам на ужин. Сам загрызу! Дайте мне этого урода!
Он порывался еще раз пнуть Арсена, но остановивший его человек не дал этому случиться:
– Все, хватит! Ты возле моего дома! Что, мозги совсем прокурил? Тут люди могут увидеть! Забирай его и дергайте отсюда!
– Ильхам, брат, шеф же дал новое указание этого к нему доставить живым и при памяти. Мы же и машину специально для этого такую пригнали. Из нее быстро не выскочишь.
Он не видел, кто это сказал, так как все еще стоял согнувшись пополам. Наверное, подумал он, вспомнив беснующуюся вокруг мотоцикла собачью свору, это для него пока лучший вариант – поехать к их шефу.
– Ну, урод, тебе пока немного повезло. Но живой – это не значит целый. Давай его в машину! Курбан, наша благодарность, в долгу не останемся, – мрачно сказал чернявый и кивнул в сторону восьмерки.
Один из них, все тот же смуглый и более взрослый по сравнению с остальными, остановивший избиение, махнул рукой:
– Да ладно. Мы тоже умеем работать. Забирайте его скорее. Но дальше делайте все чисто. Со столицей я улажу. Все, уезжайте.
Его потащили к восьмерке и уже начали было пропихивать через откинутое сиденье, как пожилой привезший его полицейский проговорил:
– Стой! Ждать надо. Нарушник снимаю – это мой. На дарогам нэ валяится.
Как только сняли наручники, он толкнул из всех сил стоящего перед ним полицейского и рванул вперед. Но те тоже были готовы…
ГЛАВА 2
Семь лет назад
Когда его тесть уехал из этой ранее братской республики Советского Союза, там за ним остался хороший дом в поселке, на окраине промышленного городка. Зная о жилищной проблеме семьи дочери, он предложил им переехать и пожить в этом его пустующем доме. Понравится – оставайтесь там, не понравится – продайте его и возвращайтесь – примерно так сказал ее родитель. Словом, сделал им такой подарок. Дома на земле, не зависимо от качества места расположения, там называли коттеджами. Коттедж так коттедж, ему было все равно, лишь бы он без всяких условий принадлежал только его семье.
Сад с всевозможными фруктовыми деревьями, защищенный от горячего солнца виноградником двор, гараж, какие-то сарайчики, по утрам пение горлиц – птиц из восточных сказок. Для него это был самый шикарный и нежданный подарок! Правда, его жена не хотела возвращаться туда, откуда уехала после школы, хотя прожитые там годы были, несомненно, счастливым детством, как у большинства детей СССР, да и всего мира. Но он упросил и уломал ее, и она дала согласие, но с одним условием – как только она скажет, они вернутся.
Он видел в этой стране смену обстановки и долгожданную возможность выбора работы по душе, она же видела еще и другое. Она знала, что жизнь в этой республике потребует в перспективе неизбежную ассимиляцию. Этого его жена не хотела, беспокоясь за дочерей, которых, кто его знает, не пришлось бы в будущем отдавать замуж за «братьев-мусульман» другой национальности. Он был уже с этим согласен, хотя несколько лет назад именно на этом поле боя сам вел бескомпромиссную войну с родителями, противящимися его влечению к девушке-славянке. Все тот же вопрос принадлежности к тому или иному условному роду человечества периодически высовывал свою отвратительную рожу в неожиданных местах, и даже уже в их семье. Потому ее незыблемым условием было возвращение в Казахстан по ее сигналу или к времени окончания школы старшей дочери.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/askar-kabyshev/istoriya-byvshego-abiturienta-71635246/?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Аскар Кабышев
Тип: электронная книга
Жанр: Легкая проза
Язык: на русском языке
Стоимость: 0.01 ₽
Издательство: Автор
Дата публикации: 11.02.2025
Отзывы: Пока нет Добавить отзыв
О книге: Недобрая встреча двух мужчин, которые двадцать лет назад, будучи абитуриентами, вместе поступали в один российский институт. Почти забытое ими время – безрассудная молодость, незнакомый студенческий город, испытание прочности дружбы, любовь. Этот короткий период, как оказалось, определил жизненный путь каждого из них. Один, пройдя шероховатости социалистического бытия, достиг относительного благополучия, второй, заразившись острыми ощущениями афганской войны, стал жестоким бандитом.