Игра не по сценарию
Вера Александровна Ефимова
Великолепная актриса,красивая женщина,любимица Германии довоенных и военных лет,любимица Гитлера…Кто же она? Прототипом главной героини послужила государственная актриса Германии Ольга Чехова. Кто же она была? Враг или друг? И только наши спецслужбы знали правду..
В своей книге автор рассказывает о трудной работе советской разведчицы и о малоизвестных нашим читателям фактах ее жизни.
Вера Ефимова
Игра не по сценарию
УДК 82-3
ББК 84(2Рос=Рус)
Е 91
Автор выражает благодарность Иванову Владимиру Петровичу за помощь в работе над книгой, за редакцию и за коррекцию.
Ефимова В. А.
«Игра не по сценарию» – СПб,
Издательство
2024 год –
Книга «Игра не по сценарию» адресована широкому кругу читателей и посвящается государственной актрисе Германии Ольге Константиновне Чеховой.
Книга охватывает большой исторический период и раскрывает очень сложную тему. Автор хотела выразить патриотическое отношение к нашей Родине и воздать должное уважение удивительным людям – разведчикам, «борцам невидимого фронта», без самоотверженной работы которых невозможны безопасность и процветание ни одного государства.
ISBN 978-5-00182-122-9
Предложение, от которого нельзя отказаться
Трудно пройти по острию бритвы;
так же труден, говорят мудрецы,
путь, ведущий к Спасению.
Катха Упанишады
За окном поезда идёт мелкий дождь. Но в купе тепло и удобно. Разве что мелкие капли на оконном стекле мешают любоваться заграничным пейзажем. Уже миновали Польшу. Долгая дорога утомительна. Мокрый серый вид за окном скоро наскучил, и Герда не заметила, как закрылись глаза. Какое-то время она спала, совсем как ребёнок, безмятежно. Проснувшись, ещё долго размышляла, закрыв глаза. До Берлина было уже недалеко, а обдумать требовалось многое.
…Любимая тётя, узнав, что племянница собралась ехать в Германию, долго не могла найти себе места. Несколько раз она предпринимала попытки что-то сказать, но, её волнение было слишком заметно, начав говорить, она не находила в себе сил продолжить разговор и уходила, потом возвращалась, и пробовала сначала.
– Ты хоть понимаешь, куда ты собралась ехать? – наконец, серьёзно и с отчаянием в голосе, спросила она.
– Конечно, понимаю, – не задумываясь, ответила Герда.
– Перед Первой мировой войной наш театр оказался в Германии на гастролях – устало сказала тётя. – Мне было стыдно, что я немка. Они так бесчинствовали! Так безобразно себя вели, хуже дикарей! При этом они не считали за людей нас. Жене Станиславского, актрисе Лилиной, офицер рукояткой револьвера разбил лицо за то, что она отказалась перед ним обнажиться! Эта нация чрезвычайно, сверх всякой меры – жестока! Им доставляет удовольствие измываться над другими людьми. Им легко убивать! Они уверены, что имеют на это право. Ненависть к человеку, иной национальности, у них культивировалась и воспитывалась уже несколько поколений. Они и на тебя будут смотреть, как на пресмыкающееся, с превосходством. А славян они ненавидят, люто!
– Но я же немка, – возразила Герда, – и по отцу, и по матери.
– Но, ты из России. Я ведь тоже немка, но моя немецкая фамилия на них не произвела никакого впечатления, со мной они не церемонились. И, по их понимаю, у тебя сложились уже совсем другие ценности. Ведь, и европейские евреи тоже не признают наших за своих, разве что использовать их в своих собственных интересах…. Да, ты немка, но не совсем, ты немка по крови, а не по убеждениям. Я на это зверьё налюбовалась, предостаточно. И пришла к выводу: немцы нация злая и бескомпромиссная. А теперь ты хочешь ехать прямо к ним в логово! Я боюсь за тебя, детка.
– Ну что ты, тётя. Какое логово?! Там, как и у нас, после их революции всё изменилось. Сейчас Германия совсем другая и мы с немцами дружим, – возразила Герда, – а ты говоришь «логово зверя». В Москве, даже молодые немцы обучаются. И с некоторыми из них я знакома. Помнишь, Ганса? Так вот он – немец. Правда, из Австрии, но ведь немец же.
– Я знаю, что я говорю, – не сдавалась тётя. – Ты бы почитала их литературу последних лет, журналы, газеты, и поняла бы, что у них на уме. А какие злобные у них сказки! Русские, коренным образом, отличаются. Ситуация изменилась. А вот немцы – нет. Они воспитывались на иных понятиях. Им, во все времена, внушалось, что они – избранная нация. Гордыня, самомнение, презрение всех и вся, кто не германский. Кайзеровская Германия тоже была именно такой. Версальский договор им поубавил спеси, но я уверена, что в их сознании больших преобразований не произошло. Думаю, что не изменились они всего за три-четыре года. Не переродились, нет! Просто, пока бешеного волка посадили в клетку. Но, не дай Бог, если он оттуда снова вырвется!
* * *
– Ты могла бы отправиться в Германию вместе со своим мужем австрийцем, – заметил Герде отец. Так он всегда называл Фридриха Пфлиегера, её второго супруга, за которого она вышла замуж, после развода с Михаилом Вишневским.
– Я уже не люблю его и думаю с ним расстаться, – она попыталась внести ясность в её действительные отношения с Фридрихом. По крайней мере, отец, как никто другой, имеет право знать всю правду.
– Там у тебя была бы возможность связаться с Лёвушкой, – ненавязчиво, но настойчиво заявил отец. – Разлюбила австрийца, так и уходи от него, но только там, в Германии.
Однако Герда вполне отдавала себе отчёт, как на самом деле, в Германии ей может быть сложно. Её нового мужа всерьёз никто не воспринимал. Да, и сама она считала его ветреным и ненадёжным. Одно слово – верхогляд!
– Ещё, – тихо проговорил отец, – тебе надо попросить тётю, чтобы она уже в январе нового года, обратилась к Луначарскому за твоим разрешением на выезд, иначе всё может затянуться. Ей, никто в просьбе не откажет. Желательно, чтобы ты отправилась в Германию в самом начале 1921 года. В крайнем случае, ранней весной.
Герда вопросительно посмотрела на отца. Но, он упорно продолжал делать вид, что не замечает её вопросительного и непонимающего взгляда. В этом было что-то странное: и то, как отец отводил глаза, явно не решаясь что-то сказать напрямую, и, его неловкость и смущение перед ней, которые она видела и чувствовала.
«Интересно, что происходит? – озадачилась она. – Я никогда не видела, прежде, чтобы папа вёл себя подобным образом и пребывал в таком состоянии».
– Может, там Лев нуждается в твоей помощи? Хотелось бы, по возможности, всё ускорить, – как-то конфузливо сказал отец, стараясь не смотреть в глаза дочери. – Так ты согласна?
– Да, раз ты просишь, то – да, – ответила она. – И всё же, – помедлив, добавила, – мне хотелось бы получить некоторые объяснения.
– Это, в другой раз, – поспешно, и как ей показалось с облегчением, произнёс отец. – Помнишь ли ты молодого человека по имени Сосо, который навещал нас в Тифлисе, а потом и в Царском Селе? – неожиданно, поинтересовался отец.
– Да, – ответила Герда. Она помнила.
«Какой это был год? Кажется 1904? Вся семья тогда жила в Тифлисе».
Насчёт того, какой был год, Герда была не вполне уверена, но она хорошо помнила, что, несмотря на малолетний возраст, очень тяжко болел Лёвушка. И именно тогда, приехавший в Грузию Антон Павлович Чехов, осмотрел мальчика. В его опыте серьёзного и грамотного врача, имевшего колоссальную практику, их семья, в тот период, нуждалась особенно.
Тогда-то, впервые, Герда и увидела Сосо. Так к нему обращался отец.
Они с сестрой Аделиной играли во дворе в мяч, который возьми да и укатись, прямо к ногам гостя. Конечно, они вынуждены были прервать игру, и стояли, глядя на незнакомца. Он был невысок ростом, но Герда сама была подростком и смотрела на молодого человека с любопытством, пытливыми глазами ребёнка. Чем-то он напомнил ей барса. В нём чувствовались сила и ловкость. А волосы у него были каштановые. Вполне естественно, что каждый новый человек, приходивший к ним в дом, был очень интересен девочкам. Мужчина улыбнулся, поднял мяч и вручил его подбежавшей Герде. Чем-то она его заинтересовала. Он, почему-то, задержал на ней свой слегка прищуренный взгляд. Конечно же, Герда не знала, что именно его привлекло, но это заметил отец, и поспешил пригласить гостя пройти в дом.
В Тифлисе к их семье относились с огромным почтением. Отец был известным и уважаемым человеком, инженером. В Грузии прокладывались туннели, строились дороги, в том числе и железнодорожные.
Позднее, отец объяснил им, чем вызван визит незнакомца: Антон Павлович был одним из его любимых писателей, и гостю очень хотелось с ним познакомиться. Герде тогда тоже показалось, что отец чего-то недоговаривает.
«Папа обращался к посетителю Сосо, а вот Антон Павлович называл молодого человека по имени отчеству – Иосиф Виссарионович», – почему-то Герда запомнила это во всех подробностях.
Отчего она так хорошо это запомнила? Потому что среди их знакомых не было никого с таким именем и отчеством. Да, и на память ей никогда жаловаться не приходилось, она у неё была отменной.
Уже после ухода гостя, нечаянно, Герде удалось услышать разговор отца с матерью, из которого она поняла, что один из их знакомых, тоже оказавшийся в Тифлисе в связи со строительством железнодорожных путей, некто Сергей Яковлевич Аллилуев, «умыкнул-таки» из дому (правда, давно) четырнадцатилетнюю девчонку – Олю Федоренко.
Примечание автора:
Впоследствии, Ольга Евгеньевна Аллилуева, в девичестве Федоренко, стала тёщей Иосифа Виссарионовича Сталина.
Бдительный отец семейства, учитывая южный темперамент молодых кавказских мужчин, общаясь с ними, на всякий случай держал их на расстоянии от своих дочерей. Младшая-то – Герда ещё в куклы играет, а вот для старшей – Адели, этот пример: Оли Федоренко, был бы крайне нежелателен.
В начале февраля 1921 года из Забайкалья в Москву в качестве делегата на X съезд РКП(б) прибыл хороший знакомый, друг их семьи – Михаил Абрамович Трилиссер. По-простому – дядя Миша. Когда он пришёл к ним в гости, тётя была вне себя от радости. Михаил Абрамович, в свою очередь, с интересом посматривал на Герду.
– Как ты выросла, девочка! – глядя на неё с восхищением, произнес он. – И стала дивной, потрясающей красавицей!
На что тётя пошутила:
– Американская писательница Минна Антрим писала, что «невзрачное личико и плохая фигура многим женщинам помогли попасть в Рай».
Тогда сама Герда в искренность дяди Миши не поверила. Ей показалось, что он говорит это из вежливости, желая сделать приятное ей и тёте.
«Какая неприкрытая лесть, – подумала она. – Зачем?»
Ведь самой себе она казалась «гадким утёнком». «Я же худющая, до безобразия!»
– Твоя матушка Луиза Фридриховна тоже была чрезвычайно хороша, но ты… Ты превзошла все мои ожидания, – продолжал дядя Миша «распевать» восхваления насчёт её внешности.
Ещё он чрезвычайно увлекательно рассказал много всего интересного, и в итоге расставаться с ним не хотелось ни Герде, ни её тёте. Простились далеко за полночь.
На следующий день Герда на Гоголевском бульваре неожиданно для себя встретила давних приятелей – Ганса и Машу. Ганс, как и бывший муж Герды, тоже родом из Австрии, но встретив Машу, решил в России задержаться. Они поделились с ней потрясающей новостью, что любят друг друга и решили пожениться. Недалеко от бульвара на Кропоткинской улице недавно открылась столовая. Сюда «попить чайку» и побеседовать обо всём на свете наведывалась почти вся московская творческая интеллигенция. Тут можно было встретить знаменитых артистов, литераторов, юристов…
После революции искусство в России получило новую заинтересованную аудиторию. Тётя же, большую часть своего времени, отдавала любимому театру и никакие заведения, ни новые, ни старые, её не интересовали. Если она о чём-то и сетовала, то только по поводу того, что, из-за собственной занятости, ей не удалось из «авантюристки» воспитать достойную личность. Тётина сценическая известность давала ей право рассчитывать на некоторые привилегии, одной из которых, было получение талонов на чай и посещение этой новой столовой. Самой тёте это было ни к чему, поэтому талоны она отдавала Герде. На племянницу же, как на члена семьи актрисы, это право распространялось тоже.
Пользуясь такой возможностью, Герда привела в столовую своих друзей. На улице было жутко холодно, и они втроём очень замёрзли. Разруха, нищета…, чего уж – всем трудно.
Народу в столовой было много. И, несмотря на дневное время, кого тут только не было.
– Как я рада за вас, ребята! – щебетала Герда.
С продуктами в стране, не только в Москве, тоже были большие трудности, всего категорически не хватало, поэтому горячий чай, уже сам по себе, был хорошим поздравлением и угощением.
Как это ни странно, но Ганс заявил им обеим, что он не просто здесь задерживается, а хочет принадлежать России навсегда, хотя, и не уверен, что эта страна останется такой в будущем.
– А голод тебя тоже устраивает? – не преминула поехидничать Герда.
– Я верю, что всё образуется. Зато, в России есть нечто, дерзновенное, позволяющее думать и действовать, с верой в лучшую жизнь! И именно это нравится мне более всего. Здесь думают о простых людях, а не о прибылях и выгодах. Я верю, что, именно здесь, только в большевистской России, молодёжи даётся максимум: свобода и возможности добиваться всего, чего хочешь, – с каким-то необычным воодушевлением и искренностью заявил молодой человек.
Минувший 1920-й год был богат событиями. Поэтому здесь можно было услышать и разговор на повышенных тонах и споры. До Герды донеслось чьё-то высказывание: «Любые вражеские войска рассыплются при столкновении с нашими, из-за классовой солидарности всех рабочих и крестьян!»
– Не скажи, – возражал некто, – наша армия должна быть хорошо обученной и вооружённой, и нечего уповать на «авось», да на чью-либо солидарность.
За соседним столиком Герда заметила знакомого писателя, беседующего с каким-то иностранцем, и вздрогнула от неожиданности, когда кто-то придержал её за локоть. Обернувшись, Герда увидела Михаила Абрамовича.
– Добрый день, молодые люди. Извини, что напугал, – сказал Михаил Абрамович, обращаясь к Герде.
– Здравствуйте! Не ожидала Вас здесь увидеть, – воскликнула она. – Позвольте, Михаил Абрамович, представить Вам моих друзей, Ганса и Машу. И давайте я угощу Вас чаем.
– Спасибо, но от чая откажусь. А к тебе у меня есть не простой разговор. Тётя в театре?
– Да.
– Тогда, если не возражаешь, пройдём к вам домой и поговорим. Разговор предстоит серьёзный.
Герда извинилась перед друзьями и. в сопровождении Михаила Абрамовича, направилась к выходу. Пешком они дошли до Пречистенки. Дома при закрытых дверях он, внимательно посмотрев ей в глаза, сказал:
– Независимо от твоего решения, девочка, пусть этот разговор навсегда останется между нами.
Герда заверила его, что так и будет.
– Как ты думаешь, девочка, твои родители просто так оказались в Сибири у Колчака?
Его вопрос застал Герду врасплох.
Действительно её отец с мамой и маленькой дочерью Герды – Адой не так давно вернулись из Сибири. Но, вот то, что её отец оказался в Сибири не случайно, такая мысль ей в голову не приходила. Да, армия Верховного Правителя адмирала Колчака потерпела поражение. Его поезд был остановлен в Нижнеудинске повстанцами. Там же находились и эшелоны чехов. Их Национальный совет потребовал вывода всех забайкальских частей. И эти «союзнички» предали русское офицерство! Белые всё ещё уповали на войска Владимира Оскаровича Каппеля, по слухам прорывавшегося через тайгу. Но, те не успели. Ещё прошёл слух, что в Иркутск вошли войска Семёнова, а затем, что и Иркутск пал! Якобы Белая армия капитулировала, потому что нижние чины дезертировали. Мол, и среди офицеров были такие кто погоны долой, армяк на плечи и ходу…. И что местное население поддерживало исключительно большевиков, а повстанцы контролировали все окрестности. Сибирское же правительство выпустило даже денежные знаки, вот только эти бумажки были уже никому не нужны. В ходу было только золото. О чехах же и их вероломстве, говорили с ненавистью не только сторонники белой армии. Предательство, с какой стороны на него не посмотри, оным остаётся и сие противно!
Поначалу казалось, что победа белой армии на Каме, тогда в 19-ом, была почти что рядом. Но вот итог: в Красноярске – красные, а в Иркутске обосновался Политцентр из эсеров. Герде же миссия отца была неизвестна, а того, что она услышала от матери хватило, чтобы понимать в каких условиях они там находились: жуткий холод, паника, тусклый свет станционных огней, мигающие вдали на сопках огоньки повстанческих костров. Страшно, не только за себя, прежде всего за своих близких. Да, ещё и выбраться из этой передряги почти что невозможно. Помог случай, но подробности мама не упоминала. Отец отправился в Сибирь в самый разгар боёв на Каме. Со слов матери какой-то знакомый отца, по заданию Деникина в марте 19-го совершил отчаянный переход через волжские и уральские степи к адмиралу. А в апреле, в переполненном беженцами Омске, отец нашёл маму с Адой. Тогда в Екатеринбурге возникла страшная эпидемия тифа! Одним словом – натерпелись. Выжили чудом! И, по счастью, им удалось вернуться.
Сейчас же вопрос Михаила Абрамовича Герду озадачил. «Могло ли пребывание отца в расположении Колчака быть, каким-то образом, связано с дядей Мишей?» – вдруг, в её голове внезапно промелькнула такая неожиданная мысль.
– А как ты думаешь, твой брат Лев, ваш Лёвушка, тоже случайно оказался в Белой армии и, затем, с врангелевцами отправился в Югославию? – продолжил расспросы Михаил Абрамович. И, не дожидаясь ответа на вопрос, добавил, – Лев и сейчас там, ради интересов нашей Родины. Мы-то это знаем, а вот ты – нет.
– Как, и Лёвушка тоже?! – воскликнула Герда.
– Именно. И тебе не кажется странным лояльное отношение советской власти к вашей семье после пребывания отца и брата в стане врага? Ты никогда не интересовалась, почему, к вам так хорошо и бережно относятся? Ведь, твой отец, Герда, вернулся домой без каких либо сложностей? Ведь так? И без последствий? – спрашивал дядя Миша.
Только сейчас до сознания Герды кое-что стало доходить.
«Значит, и мои родители, и брат работают на большевистскую разведку?» – предположила она. Но, Михаил Абрамович прервал её размышления.
– Пока всё складывается как нельзя лучше. Твой муж – австриец, и у него есть возможность выехать из нашей страны. А ты можешь поехать за ним следом.
– Я с ним жить не хочу! – возразила Герда. – Я от него ушла.
– Кто-нибудь из твоих знакомых знает, что ты ушла от своего австрийца Пфлиегера?
– Нет, пока никто, кроме Ганса и Маши.
– Страна в опасности, – сосредоточенно и серьёзно проговорил Михаил Абрамович. – Запад объявил нам бойкот, мы не имеем возможности покупать оборудование, паровозы, продукты и ещё много чего. А 21 августа 1919 года страны Антанты потребовали от Германии запретить банкам осуществлять с нами операции, почтовую, телеграфную и радиотелеграфную связь, и заходить их кораблям в наши порты! Советское правительство было вынуждено передать ноту Берлину, что в случае присоединения Германии к блокаде, против нас, мы будем считать её действия враждебными и тоже примем соответствующие меры. Как ты думаешь, что предприняла Германия? Она стала «лавировать». По-прежнему, к России чрезвычайно враждебна Франция. Именно там обосновался рассадник белой эмиграции, раскинувший свои щупальца повсюду: в Чехословакии, в той же Германии, в Польше. Главной своей задачей и целью они ставят возможность, как можно серьёзнее, навредить нашей молодой Республике Советов! Надеются на интервенцию нашей страны и польские военные круги. Сидеть и ждать в такой ситуации? – Нельзя! Это скорая и верная погибель! Мы должны, обязаны быть в курсе всех вражеских планов и предпринимаемых ими действий. И мы, во что бы то ни стало, поломаем их попытки нанести нам, какой бы то ни было, вред и ущерб. А так же помешаем им воспрепятствовать нам, в восстановлении нашей экономики. Мы в окружении врагов, и они пытаются нашу страну уничтожить! Но зло, исходящее из Франции – это ещё не всё. Со всех сторон алчно поглядывают: и Америка, и Япония, и Англия. Коалицию затевают. Всем скопом наброситься хотят! Я хочу знать, готова ли ты послужить своей Отчизне так, как это делали и продолжают, до сих пор, твои отец и брат? Готова ли ты, верой и правдой, отдать свой патриотический долг стране, тебя взрастившей? Готова ли ты, в случае чего, ради безопасности и процветания нашей страны, пожертвовать своей жизнью? Не торопись с ответом, девочка, вопрос очень серьёзный, – упредил её возглас дядя Миша. – Но, и медлить с ответом нельзя. Тебе предстоит хорошо подумать. Завтра я уезжаю в Петроград, там мы встретимся с твоим отцом, а когда вернусь, хотелось бы услышать твой положительный или отрицательный ответ.
«Надо же, – думала Герда, – отец «ходил всё вокруг, да около», а прямо так и не сказал. Не решился. Передоверил разговор другу».
Несмотря на растерянность, Герда всё же воскликнула, не задумываясь:
– Да, Михаил Абрамович! Да! Вы не должны сомневаться в моей искренности. Я всем сердцем люблю Россию и готова служить ей!
– Хорошо, девочка, я вижу, что говоришь правду, – успокоил он её. – Но всё же, тебе необходимо всё взвесить и хорошо подумать. Через неделю я вернусь, встретимся здесь же в это же время. Ведь, тётя будет в театре?
– Да.
Как и договорились, встреча с Михаилом Абрамовичем состоялась ровно через неделю, и она снова подтвердила ему своё искреннее желание служить своей стране.
– Ну что ж, – Михаил Абрамович поднял голову. – Я думаю, тебе понятно, что сказав «Да», обратно переиграть уже невозможно? Итак, пункт назначения Германия.
Михаил Абрамович прошёлся по комнате, затем вернулся и заговорил совсем другим тоном.
– Это телефон Артура Христиановича Артузова, начальника отдела ВЧК. Позвонишь и скажешь что от меня. Он назначит тебе встречу, а дальнейшее по обстоятельствам. Дело в том, что сам я должен буду надолго уехать, а тебе предстоит ещё многому научиться.
О полномочиях самого Михаила Абрамовича речи не шло. Герда догадалась, что они, достаточно весомы, чтобы кого-то и куда-то отправить.
– Я знаю, девочка, ты хорошо играешь в шахматы, – сказал Михаил Абрамович. – Разведка – это тоже игра, правда, очень опасная, в которой ещё более тщательно надо уметь просчитывать все ходы. Пусть тебе благоприятствует удача, а ум и интуиция помогут тебе всегда одерживать победу в нашем опасном деле.
Взяв с Герды обещание, что никто об их разговоре ничего знать не будет, они расстались, а на следующий день Михаил Абрамович опять уехал в Петроград. Потом они ещё несколько раз встречались, в непринуждённой домашней обстановке, где Михаил Абрамович сохранял за собой право наставника, но, исключительно, как добрый друг её отца.
Встреча с Артузовым
Встреча Герды с Артуром Христиановичем Артузовым состоялось в феврале 1921 года. На её взгляд начальник отдела ВЧК оказался приветливым и милым, их беседа проходила в спокойной и благожелательной обстановке на конспиративной квартире, находившейся совсем недалеко от её дома, на Остроженке. Часа полтора Артузов дотошно расспрашивал её о прожитой жизни, о планах на будущее, об интересах, подругах.
– В связи с неотложными делами я вынужден Вас покинуть, – неторопливо произнёс Артузов. – А Вы в соседней комнате заполните необходимые документы. Когда я вернусь, Вас позовут.
…Внимательно прочитав её бумаги, Артузов уложил их в папку.
– О нашей беседе никто знать не должен, – произнёс Артур Христианович. – Также как и о последующих. А также обо всём том, что Вы услышите и узнаете в нашей организации – ГПУ. За короткий промежуток времени Вам предстоит много узнать и многому научиться.
Артузов взял со стола лист бумаги, набросал несколько строк и протянул его Герде.
– Завтра к десяти утра придёте по этому адресу. Там Вам скажут, что делать дальше.
…А дальше было интенсивное, до полного изнеможения, обучение на курсах разведки.
Когда Герда встретилась с Артузовым во второй раз, он говорил более обстоятельно.
– Первые два года все Ваши старания должны быть направлены на то, чтобы расположиться и обжиться в незнакомой Вам стране. Следующие указания получите потом, – мягко проговорил Артур Христианович.
– Вы у нас будете… – Мелинда. В обычной картотеке сотрудников ГПУ Ваших данных не будет. Вам категорически запрещено встречаться с сотрудниками советских учреждений в Германии, с русскими эмигрантами. Если Вы окажетесь в опасной ситуации, и потребуется помощь, обратитесь в Потсдаме к нашему человеку по адресу, который Вы выучите назубок. Вы назовёте пароль и, услышав в отзыве «Мелинда», будете выполнять его указания.
Связь с Вами будет поддерживать только тот, кого мы к Вам направим. И никто другой! В крайнем случае, на связь с Вами выйдет тот, кого Вы хорошо знаете. Это уже наша задача подобрать такого человека, которому Вы могли бы доверять. Назвав пароль, обязательно дождитесь ответа. Если его не последует, под разными предлогами прекратите контакт и больше никогда не встречайтесь с этим человеком. Первоначально, для всех, Вы едете всего на полтора месяца – осмотреться. Попросим Вашу тётю написать письмо Максу Рейнгхардту, с просьбой принять Вас на обучение в его театральную студию. Для прикрытия, Вы едете, вслед за своим австрийским мужем, ещё и для того, чтобы попытаться наладить с ним отношения, после вашей ссоры. А так же для поправки здоровья.
Однако Герда предчувствовала, что её пребывание в Германии может задержаться на неопределённый срок. Было ясно одно, что её ребёнок, маленькая Аделаида – Ада опять должна остаться с родителями.
– Вы одна такая, фрау Герда, – сказал Артур Христианович, – под своим настоящим именем и фамилией поедете. На Ваш имидж будут работать родственные связи со знаменитой актрисой. Ещё раз напоминаю, что первоначальная задача – прижиться в стране. Рассчитывайте на знания и действия людей умных, и постарайтесь всегда быть «на шаг впереди». Ваша красота и профессия будет открывать перед Вами различные двери, но Вы сосредоточьтесь на том, чтобы войти в прочный контакт с кем-нибудь из влиятельных и заинтересованных лиц в правительственных, промышленных, военных или аристократических кругах Запада. От Вас потребуется информация о политических течениях и партиях Германии, а так же о возможных проблемах для России. Одним словом, постарайтесь общаться с людьми облечёнными властью. Вам надо будет определить: насколько они способны, и заинтересованы сотрудничать с нами. Узнавать их настроение, а так же желание или нежелание иметь с нами дружественные отношения и их настоящие возможности содействовать нашим разносторонним и, в том числе, экономическим интересам. А также выяснять, кто приходится нам другом, а кто врагом, и каковы намерения наших недоброжелателей. От Вас потребуется только информация, всё остальное будем делать мы.
Затем, Артур Христианович объяснил ей некоторые тонкости её пребывания в Германии, не поддающиеся разглашению.
* * *
– Должно быть, опять загуляла, – с сокрушением жаловалась тётя своей подруге, не зная, что ей в подобной ситуации делать.
Когда шестнадцатилетняя Герда сбежала из дома, в первый раз, а потом все узнали, что девчонка неожиданно вышла замуж, да ещё и за известного артиста – Михаила Вишневского, знаменитая тётя испытывала ту же растерянность. Сейчас она, пожалуй, была единственным человеком, не понимающим, что происходит. На самом же деле, её подруга Ольга Сергеевна Бокшанская, работающая во МХАТе машинисткой и секретарём у Немировича-Данченко, и, не раз восхищавшаяся дивной красотой её племянницы Герды, как-то упомянула о молодой прелестнице, при разговоре ни с кем-нибудь, а с Иосифом Виссарионовичем Сталиным. В тот период Иосиф Виссарионович был увлечён Бокшанской и часто бывал у неё дома.
Сталин же, обладая прекрасной памятью, и сам отлично помнил действительно потрясающе красивую девочку, а потом и девушку, дочь горного инженера, с которым он познакомился в Тифлисе.
Но сам, напрямую, он действовать не хотел, а вот соответствующие распоряжения сделал. В этот период, у Иосифа Виссарионовича уже началась непримиримая борьба с Троцким. У того везде были свои люди. И, по мере возможности, свои замыслы и их осуществление Иосиф Виссарионович держал в тайне. Он уже начал делить сподвижников «на своих» и «троцкистов».
Сейчас, пытаясь успокоить тётю, Герда говорила ей, что учится. Ведь она же действительно училась. Но, тётя не верила.
– Должна же я хоть что-то уметь делать! – возмущалась Герда, когда тётя её ругала за поздние возвращения домой.
По словам Герды, она изучала делопроизводство, машинопись, ходила в студию ваяния и театральную студию. Приходила поздно вечером и валилась с ног от усталости, как будто целый день таскала на себе камни.
– Да, догадываюсь я, где ты так «уходилась»! – с сарказмом, ворчала тётушка. – Наверное, опять в этой «непутёвой» голове только одни ухажёры! А дочь, беспутная ты мамаша, кто воспитывать будет?! Опять родители?
Так что, версия Михаила Абрамовича (отправиться Герде вслед за её австрийским мужем), подходила, как нельзя лучше.
«Родная бабушка Герды, – гласил его вывод, – была фрейлиной её Императорского Величества, и манеры агента Мелинды соответствуют тому, чтобы свободно общаться на самом высоком уровне. К тому же, благородная приставка к девичьей фамилии её матери (баронессы Луизы Фридриховны фон цу Гилза), говорит о высокородном происхождении».
В Советской России знали, насколько этому придаётся большое значение в Германии.
Мысль о разлуке с любимой дочерью, сама по себе, Герде была невыносима! Но дочка Адочка, за время нахождения родителей в Сибири, от родной матери отвыкла, и воспринимала бабушку, как свою маму.
А тётя открыто называла племянницу авантюристкой.
И всё-таки, любимая тётя «пошла на поводу» у «этой упрямой девчонки» и выхлопотала у Луначарского поездку в Германию для своей «невозможной гулёны» на полтора месяца.
– Я тебя предупредила, – сказала она, – если что… – не плачь!
Семья и не пыталась её отговаривать. И всё-таки, Герда очень переживала, даже, не за своё решение, а о том, сумеет ли она оправдать возложенное на неё доверие (?)
От проводов она отказалась.
На глаза, невольно, наворачивались слёзы, но Герда проявила выдержку, не позволяя себе расслабиться.
Нормального железнодорожного сообщения пока ещё не было. Один-два раза в неделю ходил состав с военнопленными – немцами, австрийцами, венграми. Этот состав шёл на Запад, увозя из России тех, «кто пришёл на неё с мечом». От случая к случаю, с ними могли выехать и гражданские, те, у кого было на это разрешение.
Герда отправилась в Германию под покровительством мужа подруги (по московской учёбе). Он был начальником немецко-австрийского состава с военнопленными.
Движение поезда неумолимо сокращало время пути, а Герда, в предвкушении неизведанного, и хотела перемен, и страшилась их, одновременно. Мысль о том, что Россия позади, отозвалась в сердце горечью и грустью. Что ждёт её в Германии?
Прибытие в Германию
На вокзале её встретила подруга юности – Анна Ланге, ещё два года тому назад вышедшая замуж за австрийца, и выехавшая в Германию через комиссию по репатриации. Сначала, увидев Герду на платформе, она её не узнала, и, только когда та сняла платок, кинулась на неё с объятиями. Подруга была поражена худобой Герды!
– Да, видно, что там, в России, тебе жилось не сладко! – констатировала она. – Ты действительно нуждаешься в лечении. Ну, да ничего, все твои трудности – позади. Здесь, всё будет по-другому, – заверила она Герду.
В Берлине было ещё очень холодно, и старое мамино, перелицованное, пальтишко совсем не грело, а сапоги Герды были на картонной подошве, что поначалу приводило её в смятение. Но, обернувшись и посмотрев по сторонам, она увидела, что простые немцы не очень-то от неё отличаются. После войны, люди, и здесь тоже, испытывали трудности. «И всё же, – думала Герда, – это несравнимо с тем, что происходило в России».
Над собой она насмешничала: «А что, собственно, ты хотела? Что вот приедешь ты сейчас в Берлин и встретит тебя приветствующая и ликующая толпа?» Герда даже представила себе, как бы это могло быть.
«Смирись, – мысленно сказала она себе, – и приготовься к тому, что пока твоё настоящее будет очень и очень прозаичным».
Подруга помогла Герде поселиться в одной из комнат типичного берлинского пансионата на Гроссбееренштрассе, у хозяйки-вдовы, потерявшей мужа в прошедшей войне.
По отношению к Герде, вдова вела себя сдержанно и сухо, но прислуге приказала делать, для вновь прибывшей фрау, отвары из ромашки, «это поможет ей восстановиться».
Самой серьёзной и совершенно неожиданной проблемой для Герды оказалось то, что ей было чрезвычайно трудно воспринимать немецкую речь на слух. Это стало непредвиденным и неприятным испытанием! Если говорили быстро, то Герда вообще ничего не понимала! Она вынуждена была переспрашивать или просить:
– Извините, но говорите помедленнее, пожалуйста.
Длительное отсутствие разговорной практики сделало своё «чёрное дело»! Выяснилось, что немецкий язык, за то продолжительное время, что её предки жили в России, настолько трансформировался, что стал ей непонятен. Выяснилось, что хотя она немка, но немецкий разговорный язык знает плохо. У неё ужасный акцент! В общем, в первую очередь, ей предстояло заняться языком.
Опять, спасибо подруге. Это Анна – милый и добрый ангел, помогала, переводила (когда это было необходимо), одним словом – опекала.
Что же касалось других впечатлений, то Герду не удивила мрачная помпезность Берлина. Ведь, в её жизни был Санкт-Петербург (он же Петроград). Она про себя отметила, что у немцев, как у русских и французов, есть пристрастие к триумфальным аркам. Гуляя у Бранденбургских ворот, а потом, направляясь в парк – Тиргартен, расположенный поблизости, она чувствовала себя, как дома. Не «Летний сад», конечно, но всё же… и лебеди, и утки плавают, и вязы высоченные, есть и скульптуры. Отличием от Петербурга (с Петроградом сравнивать не хотелось) являлось то, что Берлин выглядел более монолитно. В Петербурге, на взгляд Герды, было больше пространства, лёгкости что ли. Но и там было, правда, одно единственное здание, дающее полное впечатление обо всей архитектуре Берлина, и это было – здание германского посольства, рядом с Исаакиевским собором. А в Берлине почти вся архитектура была такой. После дождя мокрые фасады домов становились ещё темнее, выглядели ещё тяжелее и действовали на Герду гнетуще и удручающе. Разве что она сама себе никаких ностальгических настроений не позволяла. На это просто не хватало времени, заполненного и изучением языка, и знакомством с городом, и хождением по разным театрам, и чтением газет и журналов. На уныние времени уже не оставалось.
* * *
В России Герде уже довелось испытать много жизненных трудностей (две революции, две войны, мировую и гражданскую, холод и голод). У неё выработалось своё отношение ко всему, и даже к самым негативным событиям. «Надежда на лучшее никогда не должна покидать человека. Самое страшное из того, что может быть – это смерть. Всё остальное можно попытаться исправить. И, даже если ничего исправить нельзя, надо научиться с этим жить. Не смириться, нет! Надо осознать, что за ночью всегда приходит день и верить, что всё изменится к лучшему или у тебя появится возможность что-то изменить. Пока человек жив, он просто обязан надеяться на лучшее».
А ведь Герда помнила ещё и революцию 1905 года. Правда, тогда она была ещё ребёнком. Поэтому, когда в России произошли последующие две революции, её восприятие было уже совсем иным. Сейчас она всё же пыталась анализировать. После октябрьских революционных событий 1917 года, она стала матерью, и надо было заниматься ребёнком. Тогда многое Герда так и не смогла ни осмыслить, ни понять. Теперь же, она сознательно и очень внимательно следила за тем, что происходило в Германии. Абсолютно всё для неё было интересно и не только потому, что она имела пытливый ум, и считала, что должна, как можно больше, узнать о стране, в которой предстояло жить. Теперь, находясь в Германии, она не только учила немецкий язык, но ещё и вникала в различные политические формирования. Своей первостепенной задачей Герда считала, что действительно, как можно скорее, она должна здесь обосноваться. «Не менее важно понимать, что происходит в стране, при этом, анализируя происходящие здесь политические события», – обосновала она свою программу.
Именно в 1921 году (8 августа) в Германии образовалась НСДАП (Немецкая Национально-Социалистическая Рабочая партия), в то время, ещё мало кому известная. Это произошло от слияния трёх партий: Немецкой Рабочей партии Дреклера с Немецкой Национальной Социалистической партией Юнга, а так же с Немецкой Социалистической партией Штрейхера. Главным агитатором новой партии был Адольф Гитлер, в то время мало кому известный. Однако впоследствии именно он стал единоличным лидером партии нацистов. Позднее, он будет говорить: «люди, в большинстве своём, всегда учатся у своих врагов». И он, не стесняясь, говорил, что посещал митинги коммунистов и кое-что брал от них себе на заметку. А его ближайшие соратники по партии, изначально, вполне искренне считали социалистический путь развития Германии – самым верным. Да, и Ленин, тогда ещё здравствующий и питавший к Германии самые нежные чувства, из России прилагал очень даже значительные усилия (пропагандистские и денежные), чтобы в Германии развивались большевистские идеи и настроения.
Примечание автора:
Позднее, спустя годы, Гитлеру особенно стали импонировать массовые репрессии, проводимые большевиками, особенно – Троцким и его сподвижниками. Он считал, что, в этом деле, у них было чему поучиться. Ориентируясь, именно на подобный печальный опыт, он потом применит его на практике.
Уже тогда Герда заметила, что национал-социалисты ведут более активную пропагандистскую деятельность, чем другие партии. Главной отличительной чертой нацистов от других партий было то, что они открыто заявляли: «все свободы, за которые они борются, только для немцев».
Сразу же, после Первой мировой войны, в обескровленной Германии, богатые представители еврейского народа, банкиры, торговцы, разномастные спекулянты, опять же евреи, стали (за бесценок!) скупать у обнищавшего немецкого населения всё, что только можно. На центральных улицах германских городов еврейская речь была слышна чаще, чем немецкая. К тому же, богатые евреи (кайзеровским решением) были освобождены от участия в военных действиях Первой мировой войны. В итоге, Гитлер и большая часть немецкого народа, в силу объективных причин, на евреев затаили обиду.
Ещё с октября 1916 года, когда получив отпуск после ранения, ефрейтор Адольф Шикльгрубер (именно эту фамилию носил Гитлер, пока не взял фамилию отца) посетил Берлин и Мюнхен, то был чрезвычайно удивлён и раздосадован пораженческими настроениями немцев, решив, что это всё происки и пропаганда еврейства! Евреи же, и на самом деле, живя в Германии, не стеснялись выражать свои симпатии врагам – Англии и Франции! Не удивительно, что этим они опять же вызывали крайнее возмущение немцев:
– А ничего, что эти иуды сочувствуют врагам нашего Отечества!? – возмущались немцы. Для воюющих и раненых на войне германских солдат и офицеров, это было нонсенсом! К тому же вопиющим! Взывающим к чему? Да, к отмщению!
Все, кем восхищался новоиспечённый лидер партии НСДАП, были антисемитами (Шопенгауэр, Ницше, Вагнер, Шёнерер…)
– Евреи считают себя избранным народом! – возмущённо кричал Гитлер. – Избранный народ – это мы, немцы! Германию надо освободить от этих осквернителей!
У него даже появился термин – «еврейская плутократия».
В первую очередь, он стал отстаивать национальные интересы своего народа, немцев. За это и был поддержан такими же, как и он, озлобленными и, крайне, раздосадованными соотечественниками. Мало того, простые и порядочные немцы выражали Гитлеру свою признательность и благодарность, они поддерживали его в своей ненависти к евреям.
Выступая в начале 20-х годов в мюнхенской прокуренной пивной, тридцатитрёхлетний Адольф Гитлер завораживал посетителей своими речами. Возмущённый итогами Версальской конференции, он открыто говорил, что немцев обманули.
– «Это не мир – это только перерыв на 20 лет!» – повсеместно и мстительно заявлял народный трибун, воочию видя, что он, как никто, находит понимание и отклик в сердцах и умах тех, кто пришёл в эту пивную. Несмотря на то, что находилась она на окраине мюнхенского рабочего квартала, немцы шли сюда, чтобы воодушевиться его проникновенной речью. Ведь этот молодой человек говорил всё то, что они уже так давно хотели услышать. – Германия, пробудись!
Примечание автора:
Потом, уже через девять лет, всё осмыслив, Рудольф Гесс напишет необычную, по тем временам, программу, согласно которой, партия НСДАП должна будет претворять всё намеченное в жизнь. Необычность программы заключалась в том, что в ней будут такие интересные разделы, как «Воздействие» и «Внушение». Вторым пунктом программы будут – «Мистические ритуалы». Ибо во всём происходящем будет увиден Перст Судьбы и Высшая справедливость, ниспославших Германии своего Мессию.
Рудольф Гесс, как раз был одним из тех, кто по достоинству оценил ораторский талант Адольфа Гитлера. Этот неприметный трибун покорил Рудольфа. Всецело! Он стал, буквально, одержим этим человеком. И, очарованный Гесс рассказал о необыкновенном ораторском таланте Адольфа Гитлера своему учителю, профессору Карлу Хаусхоферу (не так давно снявшему свой генеральский мундир). Профессор не только его внимательно выслушал, без тени иронии, но и проявил к молодому человеку неподдельный интерес.
– Я уже о нём наслышан, – сказал профессор, – от историка нашего университета Карла Александера фон Мюллера. Он тоже был настолько восхищён этим молодым человеком, что познакомил с ним капитана Майра. А тот, в свою очередь, уговорил молодого Гитлера стать инструктором, для поднятия морального духа в армии среди новобранцев и старшего состава.
Впоследствии, оказалось, что не только Гесс испытывал самый настоящий эмоциональный взрыв, который вызывал в нём своими речами Адольф Гитлер, в этом же признавались и другие….
– Это было какое-то реальное погружение в нечто такое, чему пока ни я, да и никто другой не мог найти ни объяснения, ни определения, – признавался Рудольф Гесс. – Слушая Гитлера, я с удивлением отметил, что замолкали разговоры и споры, обычные в таких местах. «Наконец-то, нашёлся человек, которого все мы так долго ждали!» – я слышал этот шёпот со всех сторон. Но и сам я думал: «Боже, какой надрыв! Сколько экспансии! Это чудо! Чудо!». Так, не скрывая своего воодушевления, рассказывал он профессору. – Я давно не испытывал подобного восторга. И самым примечательным было, то, что мне не с чем это сравнить. Сказать, что я был удивлён, это значит не сказать ничего. Я видел и понимал, что слушая Адольфа, немцы испытывали чувство эйфории и необычайного единения.
Для немцев это было чем-то непознанным, но, как им казалось, чем-то безмерным и, безусловно, Великим!
Поэтому-то профессор Карл Хаусхофер и выразил желание познакомиться с оратором, однако, идти в пивную со своим бывшим учеником, наотрез, отказался.
И тогда Гесс обратился к Кароле Хоффман, пожилой поклоннице молодого таланта трибуна-пропагандиста. Эта солидная фрау, не взирая ни на кого и ни на что, всякий раз, посещала пивную одна. Конечно же, пожилая и благородная на вид, фрау очень выделялась в зале пивной, где за кружками пива сидели в основном мужчины.
Карола считала, что её возраст позволяет ей относиться к Гитлеру, как к приёмному сыну. И поэтому для встреч предоставила в его распоряжение свой загородный дом. Там и состоялось знакомство Гитлера с Карлом Хаусхофером, а немного позднее, и с его сыном Альбрехтом Хаусхофером, тоже профессором. Все трое – Карл Хаусхофер, его сын Альбрехт и, конечно же, Рудольф Гесс были членами тайного мистического общества «Туле».
Одним из руководителей общества «Туле» был Рудольф фон Заботтендорф, занимающийся теоретическими построениями того, что германцы относятся к высшей арийской расе. Ещё в 1920 году, когда воссоединение партий только замышлялось, он подарил будущим нацистам еженедельную газету «Фёлькишер беобахтер» («Народный обозреватель»), вскоре превратившуюся в главный нацистский партийный печатный орган.
Что касается профессора Карла Хаусхофера, то именно он придумал название тайной организации – «Туле». Ещё до Первой мировой войны Карл Хаусхофер побывал в Индии, Корее, Манчжурии, Японии и России, где интересовался всевозможными сокровенными знаниями и артефактами.
Так же, постоянным членом этого общества являлся Альфред Розенберг. Все они изучали труды Ланса фон Либенфельса, ярого антисемита и редактора австрийского журнала «Остара». Либенфельс сделал свастику (древний символ солнца у индоариев) эмблемой германского Гения. Он создал орден «Нового Храма» и, ещё перед началом Первой мировой войны, приглашал всех желающих в свой старинный замок Верфенштайн (расположенный на берегу Дуная) на лекции и ритуальные церемонии.
Впоследствии же Гитлер, самолично, свастику доработал, с его точки зрения – художественно, поместив чёрный символ в белый круг на красном фоне, но, поскольку в эзотерике он разбирался плохо, то тем самым нарушил вибрационные движения свастики, как действующего сакрального знака. Его свастика – это четыре квадратуры, ослабляющие вибрационное воздействие, а не придающие силы.
Судьбоносные знакомства
В это самое время в мюнхенском театре шли спектпкли знаменитого режиссёра Оскара Шлеммера – общепризнанного мастера перфоманса. Все его постановки шли при полном аншлаге зрителей. И, в первую очередь, он уделял внимание положению человеческой фигуры в пространстве.
Герду заинтересовали его постановки. Поэтому через месяц, в сопровождении подруги Анны Ланге, они вдвоём отправилась в Баварию. Анна решила взять на себя ещё и устройство карьеры любимой подруги. Она настояла на поездке в Мюнхен, чтобы познакомить Герду со знаменитым режиссёром.
После спектакля, когда Герда была уже представлена светилу Мюнхенского театра, подруга, как бы, между прочим, сообщила режиссёру, что Герда приходится родной племянницей знаменитой русской актрисе (да-да, той самой), ещё до войны, гастролировавшей и выступавшей на самых прославленных сценах Европы.
– Фрау Герда, – простодушно заявила подруга, – имея такие великолепные гены, могла бы стать не менее известной, чем её тётя, здесь, в Германии.
На что Шлеммер, смеясь, ответил:
– Милая фрау Анна, природа иногда на детях «отдыхает», и тем более на племянниках и племянницах.
Но, взглянув на подруг, с юношеским задором, вдруг и совсем неожиданно, режиссёр предложил им отправиться в гости к его знакомым и, получив их согласие, позвонил по телефону и договорился о встрече.
– Я приглашаю вас на приём, милые дамы, к одной интересной супружеской паре, – торжественно провозгласил режиссёр. – Они недавно вернулись в Германию из Америки. И, как раз сегодня, у них в гостях находится чрезвычайно интересная личность. Я хочу, фрау Герда, чтобы Вы его послушали.
– На приём? – чуть ли не в один голос, воскликнули дамы. Испугавшись, обе решили, что их хотят отвезти на какой-то светский раут. Они-то надеялись поужинать в узком кругу, и приём явно не входил в их планы.
– Он что, тенор? – спросила подруга.
– Нет, – сказал Шлеммер и загадочно подмигнул Герде. – Он интересный и странный индивидуум, – сказал режиссёр. – Тому, как он заводит толпу, мог бы позавидовать любой артист. Уверяю Вас, фрау Герда, Вам стоит на это посмотреть. Это даже могло бы помочь Вам в дальнейшей работе. Вам, возможно, тоже надо научиться играть так, чтобы благодетельная публика сопереживала вместе с Вами, внимала Вам, боясь упустить каждое, сказанное Вами слово, трепетала от восторга или негодования. Вот ему, это удаётся!
Ещё по пути, режиссёр рассказал молодым женщинам, что супружеская пара Ганфштенгль, к которой они едут – немцы, и что Елена, хозяйка дома, родилась в Бремене, но большую часть своего детства провела в Нью-Йорке, а Эрнст, её супруг, сын одного крупного издателя и что у них есть малолетний сынишка, которого зовут Эгон.
– Скорее всего, что в это время малыш уже спит.
По прибытии в Уффинг (в районе Штаффельзее), где молодая семейная пара, недавно купила домик, их встретил двухметрового роста хозяин и потрясающей красоты женщина. После того, как знаменитый режиссёр представил им своих спутниц (по всему было видно, что он в этом доме частый гость), хозяйка сказала, что все уже собрались и ждут только их. Быстро раздевшись, они заторопились в зал. «Сейчас собирается выступать молодой оратор Адольф Гитлер», – успела шепнуть хозяйка.
Посередине гостиной скромно стоял худенький молодой человек, в костюме из синей саржи. Выставив впереди себя стул, словно отгородившись от присутствующих импровизированной трибуной, он тоже ждал только их появления.
Герде он показался чем то расстроенным, или разочарованным.
Когда Гитлер заговорил, у всех присутствующих, интерес к этому молодому человеку значительно возрос. Правда, начал он не вполне уверенно, как бы прислушиваясь не то к слушателям в зале, не то к самому себе. Сначала негромко, но, постепенно, делая акценты на определённых словах и, временами, усиливая свой низкий голос, он, наконец, переходил на крик. Уже хрипя, он взволновано говорил: о Германии, о поруганной чести, о достоинстве и свободе. Его речь была пронзительна. Она была настолько искренней и убеждённой, что её можно было воспринимать как угодно, но, однозначно, реагировать равнодушно на этот вопль его души – было нельзя! Он, испытавший на себе грязь и смрад верденских окопов, видевший горы трупов и на всю жизнь запомнивший лица своих погибших друзей, изъяснялся очень простыми и доходчивыми словами.
– А? Правду я вам говорил? – глядя на своих спутниц, тихо произнёс режиссёр. – Вы слушайте не то, что он говорит, а как он говорит. В каких местах делает акценты, где понижает голос, где повышает, а где срывается на крик. То, как он играет голосом, заслуживает особого и отдельного внимания. Сколько в нём нюансов и энергии! Сколько в нём экспрессии! О, я вас уверяю, вокруг него ещё будет ажиотаж!
С мнением режиссёра были согласны обе женщины. Ведь, и на них молодой оратор произвёл сильное впечатление.
– Каким одним словом Вы, фрау Герда, могли бы определить это выступление? – спросил режиссёр.
– Триумф! – ответила она. – Это, безусловно, триумф!
– Вот именно – триумф! – подхватил это слово мировая знаменитость и талантливый режиссёр. – И Вы, фрау, как будущая актриса должны постараться, чтобы повсюду, Вас тоже сопровождал такой же колоссальный триумф. А пример у Вас теперь уже есть.
Позднее Герда узнала, что Гитлер внимательно присматривался к актёрам и изучал опыт кинозвёзд, чтобы преуспеть в ораторском мастерстве.
…Закончив свою речь, молодой оратор, поблагодарил присутствующих за внимание и, извинившись перед хозяевами, сказал, что очень спешит и вынужден их покинуть. Он исчез так быстро, что Елена и Эрнст не успели ему представить опоздавшую троицу.
Радушные хозяева стали уговаривать режиссёра и его очаровательных спутниц задержаться. Все трое охотно согласились, и знакомство с очаровательной и гостеприимной парой продолжилось. Эрнст Ганфштенгль оказался замечательным музыкантом и композитором, а также изумительным рассказчиком. Его жена Елена, под стать мужу, была не только восхитительно красива, но и чрезвычайно любезна. Девичья фамилия Елены была Нимейер. Они с Эрнстом поженились в 1920 году и, так же, как и Герда, прибыли в Германию в 21-ом.
* * *
В сложившихся условиях: кризиса экономики и беззастенчивого диктата стран Антанты, оказалось, что Германии обратиться за помощью было не к кому, разве что… к такому же «изгою», как и она сама – к Советской России. Тем более что молодые немцы, особенно те, кто прошёл «горнило войны», считали что теперь, когда Германия испытывает такие чудовищные и несправедливые трудности, связанные с унизительным версальским договором, молодым людям и патриотам своей страны веселиться позорно. В 1921 году Германия и Россия заключили торговое соглашение. И не только торговое. Была создана специальная группа во главе с майором Фишером для взаимодействия Рейхсвера с Красной Армией.
В январе 1922 года состоялась конференция в Каннах, принявшая решения: «о взаимном признании различных систем собственности и различных политических форм, существующих… в разных странах». Там же было решено: на созыв общеевропейской Генуэзской конференции, пригласить и Советскую Россию.
Немцы отправились в Геную с надеждой, на смягчение возложенных на их страну экономических требований. Но надежда, на нормализацию отношений с французами и англичанами, оказалась иллюзорной. На конференции немцев унижали, а вот перед Россией заискивали и очень хотели столкнуть Германию с Советами, поскольку, между бывшими «изгоями» стали прослеживаться некоторые признаки сближения. Это не понравилось ни Англии, ни Франции.
Европу лихорадили послевоенные экономические кризисы, и западные державы, несмотря на «красный террор» и другие «шалости», к Советской России особо не цеплялись, решив, что это страна – слабая и никакой угрозы их интересам не представляет. Зато экономическая сторона, а именно – поставки из Советской России нефти, угля и зерна их интересовали, и даже очень.
По Версальскому договору на Германию накладывались громадные репарации и другие всевозможные ограничения, которые можно было обойти, только сотрудничая с Россией. И Германия заключила ряд договоров с Советами, явных и тайных.
15 марта 1922 года был подписан предварительный советско-германский договор с фирмой «Юнкерс» о налаживании в Филях производства цельнометаллических самолётов.
Уже 16 апреля 1922 года, благодаря умным действиям народного комиссара иностранных дел Георгия Чичерина, был подписан Рапалльский договор. (Итальянский городок Рапалло находится недалеко от Генуи).
Примечание автора:
Вальтер Ратенау, министр иностранных дел, подписавший Рапалльский Договор от имени Германии, впоследствии был убит!
Советско-германский договор восстанавливал дипломатические отношения при взаимном отказе от претензий, связанных с Первой мировой войной, определял развитие торгово-экономических связей. По договору, между обоими государствами, должен был действовать принцип наибольшего благоприятствования.
Если коротко, то оказалось, что в тот период две страны были особенно заинтересованы друг в друге. Советская Россия и Германия решили содействовать друг с другом напрямую, что явилось неожиданностью и даже шоком для Англии и Франции. Все попытки, предпринимаемые ими, поссорить и разъединить Россию и Германию, потерпели фиаско.
С 1922 года с Германией начали заключать «закулисные сделки», по продаже оружия и военных технологий, США, Швеция, Голландия, Испания, Швейцария, Италия, Турция, Китай, Япония и страны Южной Америки. А так же – прибалтийские государства, да, и другие.
Угрозы и оскорбления немцев, со стороны западных держав-победительниц, раздражали Германию настолько, что это лишь способствовало её сближению с СССР. На Саратовском заводе под видом комбайнов по немецким чертежам строились боевые самолёты и тайно отправлялись в Германию. В Татарии готовились кадры для грядущих немецких «Панцерваффе», а под Липцком ковались будущие силы германского «Люфтваффе». В Москве было открыто неофициальное представительство рейхсвера «Московский центр» во главе с полковником фон Нидермайером.
Что касается первого в мире большевистского государства, то Европейские средства массовой информации сменили тон. Оказалось, что с Советской Россией налаживать экономические отношения предпочтительнее.
Поэтому с советской страной заключили договора, об экономическом сотрудничестве, и англичане, и итальянцы, и прибалтийские страны. А восемь месяцев спустя – 11 декабря 1922 года, в Лондоне состоялось заключительное заседание конференции премьер-министров стран союзниц. Германским премьером Куном был предложен план «урегулирования» несправедливых репараций. Но, державы Антанты признали его «неудовлетворительным». Немцам, было заявлено: «о недопустимости срыва поставок Германией угля и леса для Франции в 1922 году»! Что, само по себе, было безнравственно, по отношению к страдающему немецкому народу: страна была обескровлена! Для восстановления хозяйства Германия нуждалась в более мягких условиях выплаты долга, а от неё требовали невозможного, не считаясь ни с чем.
Какие выводы сделали немцы?
Они решили, что только силой оружия можно вернуть себе утраченные территории и славу. Именно об этом и говорил Гитлер. Он всерьёз рассматривал эту ситуацию, находя одобрение и поддержку у немецкого народа. Вот только Германия, на тот период, была настолько ослаблена, что кроме разговоров была ни на что не способна. Но зато западным державам был представлен «план Гофмана», суть которого сводилась к тому, чтобы консолидированными силами уничтожить Советскую Россию!
В Италии в 1922 году Бенито Муссолини предпринял свой знаменитый марш «чернорубашечников» на Рим. Победив, он принял титул дуче итальянского народа, установил фашистскую диктатуру, навёл порядок, преодолел кризис, и даже выжил из страны мафию. Мафиози отправились в США. Ну, чем не замечательный пример для нацистов?
* * *
Пользуясь состоявшимся знакомством, и приехав в Мюнхен в следующий раз, Герда позвонила по телефону семье Ганфштенгль, и её пригласили в гости.
Для любимого внука Эгона не хватало молока, и мать Эрнста (Эрна) и его брат Эдгар приобрели ферму возле Уффинга на озере Штафель, у подножия Альп. Герде, при знакомстве с этой супружеской парой, показалось интересным, что в роду Эрнста все имена начинались с буквы «Э». Она усматривала в этом что-то необычное и, как это не покажется странным – мистическое. Если под букву «Э» подвести числовое значение, то оно соответствовало бы цифре четыре, отвечающей за здоровье. Если следовать этой теории, то, вся семья Ганфштенгль, благодаря имени, начинающемуся с буквы «Э», программировала себе силу, прекрасное самочувствие и недюжинное здоровье.
– У Вас, милая фрау Герда, появилась чудесная возможность хорошо отдохнуть в нашем доме, а у нас, побыть в Вашем приятном обществе, – любезно сообщил ей хозяин дома.
Большую часть летнего времени, Эрнст Ганфштенгль, с австрийским писателем Рудольфом Коммером, работал над сценарием для фильма на вилле в Гармиш-Пантенкирхене. И, несмотря на то, что работа была творческой и очень интересной, всё равно оба устали. К сожалению, фильм так и не был создан, хотя привлекался такой известный и замечательный актёр, как Макс Палленберг и его жена Фритци Массари.
Эрнст рассказал, как он познакомился с Адольфом Гитлером. И этот рассказ показался Герде забавным.
– Американскому посольству в Берлине понадобилось, чтобы их человек, капитан Трумен-Смит разведал, что представляет собой в Баварии нацистская партия, а так же один из её главных ораторов, в Мюнхене. Они, дескать, обеспокоены тем, что вдруг вся Бавария превратилась в очаг политической агитации, – рассказывал Эрнст. – По их сведениям, немцы считали, что только у Гитлера есть самая убедительная линия относительно германской чести, прав для рабочих и нового общества. Поэтому меня попросили встретить их военного атташе капитана Трумен-Смита и сопровождать его, а так же присмотреть за ним (мало ли что). На следующий день ему уже надлежало отбывать в Берлин. А у него остался билет на митинг, который должен был состояться, как раз 22 ноября 1922 года (в день его отъезда). На платформе вокзала мы столкнулись с Альфредом Розенбергом. Капитан вручил мне свой билет на митинг и уехал. А я, вместе с Розенбергом, отправился на трамвае к пивному залу «Киндлькеллер», где должен был состояться означенный митинг. Зал имел форму прописной буквы «L» и был забит до отказа. Но, благодаря Розенбергу, нам удалось протиснуться через толпу и пристроиться около столика прессы. Гитлер у баварского правительства, а так же в полицай-президиуме, считался возмутителем спокойствия. Он только что был выпущен из тюрьмы, где отбывал наказание за действия в поддержку баварского сепаратиста Баллерштедта. Полиция опять могла его арестовать. Гитлер обладал оригинальным, потрясающе едким и насмешливым юмором, – хохотнув, проговорил Эрнст. – Однако все его высказывания не звучали оскорбительно. Это была интересная иносказательная ирония, подкреплённая мимикой и жестами. Он привёл в пример турка – Кемаля Ататюрка, и итальянца – Бенито Муссолини, который, за три недели до этого, совершил свой исторический марш. Гитлер говорил, что евреи подло наживаются на страданиях немецкого народа. Затем темп его речи возрос. А жестами рук и модуляцией голоса, оратор подчёркивал основные места сказанного, акцентируя внимание на значимости проблемы. Люди упивались каждым, сказанным им словом. Эта игра голоса, жестов, мимики завораживала. Телохранитель Гитлера Ульрих Граф, следовал за ним повсюду. Так вот с его слов, в некоторых странах, за голову Гитлера даже была назначена награда. С усмешкой, Ганфштенгль привёл афоризм Ницше: «Первые сторонники какого либо движения никогда не предпринимают ничего против него».
На Эрнста Гитлер произвёл впечатление, которое не поддавалось объяснению.
– После всего, что я увидел и услышал, – говорил хозяин дома, – я стал поклонником партии НСДАП, и приближённым к главному оратору и агитатору партии. Розенберг меня представил, и я стал его другом.
Справедливости ради, надо сказать, что Ганфштенгль тоже произвёл на Гитлера запоминающееся впечатление. Фюреру, в его окружении, нужны были такие, прекрасно образованные молодые люди, обладающие изящными манерами, воспитанные, богатые и имеющие высокопоставленных знакомых. Эрнст, как раз был таким. И Гитлер, целенаправленно, поддерживал с ним знакомство и «дружбу». Правда, членом партии Эрнст станет намного позднее (только в 1931 году), а его членский билет будет иметь номер 69.
«Это как раз то знакомство, которое мне необходимо всеми силами поддерживать», – думала Герда, слушая Эрнста и благословляя тот день и час, который привёл её в этот дом.
Красавица Елена и её муж общалась не только с режиссёрами, профессорами, оперными певцами, художниками и писателями, в круг которых эта пара ввела и Гитлера. Эрнст Ганфштенгль и его жена, благодаря своей демократичности, общительности и гостеприимности, общались с некоторыми государственными деятелями Америки, Англии, Швейцарии, с промышленными кругами, встречались они и с рядовыми членами партии НСДАП.
Например, Эрнст был знаком с Теодором Рузвельтом. А в клубе Гарварда Эрнст познакомился с молодым Франклином Д. Рузвельтом, перспективным сенатором от штата Нью-Йорк.
Начинающая актриса – Герда фон Боген (так, в первый вечер знакомства, её представил режиссёр Шлеммер), быстро нашла общий язык и с Еленой, и с её мужем. Она была, не только рада приятно сложившимся обстоятельствам, но ещё и по-настоящему очарована хозяевами гостеприимного дома. Эта встреча в Мюнхене, да, ещё и та, первая (положившая начало знакомству с этим семейством), явилась началом их тёплой дружбы. Благодаря этой семье, и доверительным отношениям, Герда имела возможность узнавать о том, что происходит рядом с главным агитатором партии НСДАП. А так же узнавать о том что происходит за океаном… и не только из скупых сообщений прессы. Теперь, бывая в Берлине, досточтимая семья Ганфштенгль сообщала Герде о своём приезде, а она всегда старалась найти время для встречи. Если же Герда оказывалась в Мюнхене, то свой первый звонок она делала им.
Первые успехи в кино
В начале 20-х годов в Берлине успешным считался бизнес по производству немого кино, очень полюбившегося немецкому зрителю.
Однажды «добрый ангел» и верная подруга Анна Ланге, пригласила Герду в гости, на этот раз к своим берлинским знакомым. А те пригласили подруг на вечеринку, где присутствовали кинематографисты. Там-то Герда и познакомилась с кинопродюсером и директором «Декла-Биоскоп» Эрихом Поммером. Эта фирма специализировалась на производстве документального кино. Ещё перед войной Эрих Поммер работал в Берлинском филиале французской кинофабрики «Гомон».
– Характеры бывают глубокие и неглубокие, – пояснял актрисе режиссёр. – Очень легко сыграть роль дурака. Ничего особенного, кроме гримасы, от него не требуется. Беда в том, что человек с ничтожными способностями воображает о себе совсем не то, что он есть на самом деле, тогда как истинно талантливые люди обычно бывают скромны. Если глупому и самонадеянному человеку всего лишь намекнуть, что с ним не всё в порядке, он обидится, смертельно! Умный же… может улыбнуться, превратить разговор в шутку и, внешне, никак не отреагировать, – продолжал откровенничать режиссёр. – Если честно, я панически боюсь в своей работе связываться с теми, о ком я Вам только что рассказывал, а именно с людьми глупыми и бесталанными.
С Эрихом Поммером было легко и работать, и общаться. Когда она начала у него сниматься, режиссёр, даже отдавал Герде некоторые сцены на собственное усмотрение. Он только немного подсказывал ей некоторые жесты.
– Войдите в кадр или выйдите из кадра, – мягко говорил он.
Этот режиссёр увлечённо относился и к съёмке кино, и творчеству вообще. Казалось, что во время работы он забывал обо всём на свете.
– Кино – это величайшее из искусств, фрау Герда! – говорил Поммер с воодушевлением. – Я счастлив, что живу в такое прекрасное время, когда есть кино!
Потом состоялось её знакомство ещё с одним великим кинорежиссёром – Фридрихом Вильгельмом Мурнау. Он как раз готовился к съёмкам детективного фильма «Замок Фогельод», который вышел на экраны в 1923 году. Герде дали сыграть очень интересную роль. Сами съёмки, проходившие в старинном замке, были, в своём роде уникальны.
Так получилось, что в России, в связи с революционными событиями, Герде не довелось увидеть ни одного немого фильма. Но она нашла выход и возможность обучаться. Здесь, в Германии она начала смотреть все киноленты подряд, и внимательно следить за жестами, мимикой и движениями актёров. Кое-что ей казалось смешным и неестественным. Для себя, она поняла, как играть не надо.
«Нужна образная выразительность!» – наконец, дошло до неё.
Потом она снялась у доктора Бергера, в его фильме-сказке и ещё в нескольких ролях немых кинолент, но уже у других кинорежиссёров.
За фильмом-сказкой последовали съёмки в фильме «Море» по роману Бернхарда Келлермана. Натурные съёмки фильма проходили на французском бретонском острове, где она играла рыбачку. Её партнёром по фильму был знаменитый Георге, и начинающую актрису это чрезвычайно воодушевляло.
Хитрости осветителей, подбор костюмов, работа операторов, ничто не могло испортить на экране восхитительный образ актрисы фон Боген. Камера её полюбила. Режиссёрам, снимавшим её в своих картинах, вовсе, не надо было ухищряться. Образ героини, в исполнении Герды, получался цельным и чарующе прекрасным.
Тогда, именно за участие в съёмках кино, можно было неплохо заработать. А ей были нужны деньги, очень нужны, поэтому она не брезговала и маленькими ролями в театрах.
* * *
Недовольная действиями Германии Франция ввела войска в Рурскую область. Предлогом стало то, что германское правительство (испытывая невероятно тяжёлые финансовые трудности) приостановило выплату репараций.
В ответ на действия и обвинения Франции, 13-го января Советская Россия обратилась с нотой протеста к народам всего мира, назвав действия французов преступными.
Немцы были чрезвычайно возмущены тем, что «эта наглая Франция оккупировала Рурскую область».
– Эти нахальные французы пытаются закрепить за собой Саар! – во всё горло кричали нацисты. – А правительство Германии с его несопротивлением и податливостью вызывает наше всеобщее негодование!
В конце концов, французам пришлось вывести свои войска из Рура.
Но, всё равно, Бавария в 1923 году начала вести себя независимо от Берлина, не довольствуясь той политикой соглашательства, которая проводилась официальной властью.
Что касается Герды, то инфляция, возникшая в конце апреля 1923 года, опять уничтожила все её накопления! Доллар поднялся уже до тридцати шести тысяч по отношению к немецкой марке! И, скорее всего, это был ещё не предел. Многие оказались на грани разорения. Но она-то жила только на гонорары от кино и очень небольшие выплаты от участия в спектаклях. Такая же участь касалась и мелких коммерсантов, и рабочих, и даже «скопидомов». Герда «из кожи вон лезла», чтобы хоть что-то заработать и… вот, все её деньги тут же оказывались иллюзией!
Заниматься накоплениями в Германии, в это непростое время, было себе в убыток. Оказалось, что разумнее, при получении, их тут же потратить, потому что не было никакой гарантии, что сегодняшняя цена на товары завтра не удвоится или не утроится.
Не прошло и двух лет, как Герда обосновалась в Германии, а разочарований было гораздо больше, чем она могла ожидать.
«Да, никто и не предполагал, что будет легко, но и невозможно было себе представить, что будет так трудно! – иногда, в отчаянии, думала молодая актриса. – В Москве хотя бы можно было обнять тётю, прижаться к ней, ощутить её тепло и поддержку, попросить помощи у родителей, у сестры, а тут – всё время одна, наедине со своими трудностями. Кручусь, как волчок, а толку нет!»
Летом 1923 года Коминтерн, при содействии 4-го (разведывательного) управления РККА и агентуры ОГПУ, готовил вооружённое восстание в Германии. Из Москвы в Берлин была направлена под видом журналистки Лариса Рейснер. Лариса прибыла в Германию вместе со своим мужем, небезызвестным Радеком. У него в Германии были свои дела, а она имела особое задание от Артузова. Помимо всего прочего, ей надлежало понаблюдать за молодой актрисой Гердой фон Боген так, чтобы не подвергать риску ни себя, ни её.
Герда по-прежнему оставалась особо законспирированным агентом.
Вернувшись в Москву, Рейснер, докладывая Артузову о поездке, лестно отозвалась о Герде, сказав ему, что актриса – молодец, «не робкого десятка», что её кинокарьера складывается даже очень удачно и немецкий зритель восхищён красотой и талантом актрисы.
В 1923 году Герда снялась в «Норе» по пьесе Ибсена и потом уже в кино снималась ежегодно по 5-6 раз.
Что касается знаменитого произведения норвежского драматурга «Кукольный дом», то кто только из знаменитых актрис, и даже мирового уровня, не играл в этой пьесе!
Герда читала высказывание Эйзенштейна, что ему «невозможно изгладить из памяти впечатления от эффекта трёх дней репетиции «Норы» (под режиссурой Мейерхольда), которые проходили в гимнастическом зале на Новинском бульваре». Актрисе было известно, что в 1906 году Мейерхольд отредактировал «Кукольный дом» для самой Веры Комиссаржевской, и она с победоносным успехом играла в этой постановке. Эта роль была коронной.
«Нора» ставилась и в послереволюционном Петрограде. Первая постановка была в июне 1918 года, а потом ещё и в августе 1920-го в Петроградском театре дома рабочих. Ни одну из этих постановок Герде увидеть не удалось.
«Сам автор пьесы, своими ремарками, – размышляла актриса, – даёт ключ к пониманию этого образа. Он даёт актрисам колоссальный простор для воплощения характера героини! Здесь есть всё: и рисунок движений, и чувства… Чего стоят эти авторские слова – «вскакивая быстро», «закрывая ему рот рукой», «Нора затворяет дверь в переднюю, снимает с себя верхнее платье, продолжая посмеиваться тихим и довольным смехом. Потом вынимает из кармана мешочек с миндальным печеньем и съедает несколько… Осторожно идёт к двери, ведущей в комнату мужа, и прислушивается», «захваченная своими мыслями, вдруг, заливается негромким смехом и хлопает в ладоши», «хочет кинуться к дверям, но останавливается в нерешительности, с блуждающим взором, шатаясь, бродит по комнате… Всё расписано до мелочей, – думала Герда. – В этой драме Ибсена пауза, жест, мимика, динамика, всё имеет огромное значение! Вот бы и мне кто-нибудь расписал все безупречные действия в моей другой, не артистической ипостаси…. Так нет же, сижу, как на бочке с порохом, что в любой момент может взорваться».
«Слова в театре лишь узоры на канве движений», – писал Мейерхольд об этой пьесе в 1912 году. «А какие «узоры» предстоит сплести мне во всевозможных интригах – одному Богу известно».
Герда, готовясь к исполнению роли Норы, хорошо усвоила и это. Ей отлично удались маски куколки-дочки и куколки-жены, которые её героиня носила в угоду тем, «кто сам обманываться рад». «Вот и в жизни так – маски… игра».
Герда, в роли Норы, имела колоссальный успех!
Это подвигло заинтересованных и заинтригованных критиков, на все лады, расхваливать малоизвестную актрису. Им льстила мысль, что это именно они открыли, необыкновенный талант, восхитительное молодое дарование!
Зато отношения с соседями по дому у молодой актрисы складывались совсем не просто. Герда пришла к выводу, что пожилая и бесцеремонная фрау Шульц, жившая с сыном этажом ниже, наверное, караулила её специально. Обычно актриса спешила, бегая то на подработку в театры Берлина, или отправляясь на киноплощадку. Герде, катастрофически, не хватало времени! Довольно часто ей приходилось метаться между домом и работой. Отыграв небольшую роль в одном театре, она скорее бежала, чтобы вовремя успеть к своему выходу на сцене другого. (Например: мировая знаменитость, режиссёр-новатор Макс Рейнгхардт был хозяином четырёх сцен в Берлине).
Но, даже маленькую роль надо было ещё как-то умудриться заполучить. Из актрис, участвующих в кастингах, выстраивались длинные очереди, и надо было проявить фантазию и находчивость, чтобы режиссёр театра заметил и выбрал именно её, Герду, а не другую актрису.
Точно так же бегала по Берлину молоденькая и, в то время никому не известная начинающая актриса – Лена фон Лош, (фамилия которой, по отцу, была Дитрих).
Герда фон Боген и Лена фон Лош, участвуя в кастингах, пробовались на одни и те же роли. Очень бледная и худенькая девушка (будущая знаменитая Дитрих), нескладная, но оглядывающая всех с высокомерием и даже явным презрением, демонстрировала окружающим свою совершенную безучастность и отстранённость. Герда же, несмотря на то, что сознательно стремилась к тому, чтобы быть общительной и дружелюбной, не стала этой «воображале» навязываться. Они не только не подружились, но, даже, считали себя конкурентками. Дитрих не дружила с женщинами, вообще, она, осознанно, предпочитала мужчин. Соперницы ей, однозначно, были не нужны!
Приблизительно в это же время начала складываться карьера ещё у одной, в будущем ставшей известной немецкой актрисы. Ещё в 1922 году Эмми Зоннеманн подала прошение главному управляющему Немецким Национальным Веймарским театром доктору Францу Ульбриху: о приёме её на роль юной героини. Её прошение было удовлетворено, и Эмми получила роль Фёклы в одноимённой пьесе Шиллера. Постановка имела шумный успех.
Герда познакомилась с Эмми Зоннеманн на кастинге в Берлине в 1923 году, когда молодая актриса решила попробовать себя в другом амплуа. В отличие от Дитрих, высокая и видная Зоннеманн, выглядела, по-королевски величественно, но вела себя совсем по-другому. Эмми Зоннеманн стала одной из близких подруг Герды фон Боген, благодаря которой агент Мелинда была неплохо информирована о том, что происходило в высших эшелонах власти Германии. Кое какая информация была известна Зоннеманн и из аристократических салонов Берлина и Веймара. И Эмми охотно делилась своими знаниями с лучшей подругой.
Съёмки в кино для Герды, как актрисы, были чрезвычайно увлекательны, но «съедали» всё свободное время. С семи часов утра она снималась на киностудии, а вечером бежала в театр, чтобы быть задействованной в спектаклях. Возвращалась она ближе к полуночи, что её противной соседкой фрау Шульц, воспринималось, как нечто недостойное, Герду порочащее.
Эта бесцеремонная женщина останавливала актрису в самое неподходящее время, и именно тогда, когда у Герды совсем не было времени чтобы выслушивать её обидные намёки и умозаключения. Имея уважение к возрасту фрау Шульц и хорошее воспитание, Герда вынуждена была, по отношению к этой даме, проявлять элементарную вежливость. Жалобы этой изрядно надоевшей ей женщины, её воспоминания о военных годах, о старом добром времени, когда на марку «вполне можно было прожить, а достоинство и благородство были в чести», Герду неимоверно раздражали. Но открыто ссориться с фрау Шульц она не хотела.
– Эх, да что вы, молодёжь, понимаете! – бестактно говорила фрау, в очередной раз, задержав актрису, не считаясь ни с чем, и, при этом высказывая ей колкости.
«Если серьёзно воспринимать, кто и что сказал и на всех обращать внимание, то только от нахальства одной этой дамы можно себя довести «до белого каления»! Спокойна, будь спокойна», – пыталась актриса мыслить позитивно.
– Простите, фрау Шульц, но я очень спешу. – Герда боком протискивалась мимо дамы, перегораживавшей ей проход, сдержанно извинялась и убегала.
Но, просто так, от соседки было не отделаться. Узнав, что Герда приехала из России, фрау Шульц как-то (на взгляд актрисы совершенно неделикатно и даже бессовестно!) заявила: «Ненавижу русских!»
– У Вас есть для этого причины? – сначала сдержанно, поинтересовалась Герда. – Такое сильное чувство, как ненависть, не рождается просто так.
Но, потом она решила с фрау Шульц больше не церемониться, припомнив ей все её «выпады» а также и русские пословицы: «бисер перед свиньями не мечут», и что «долг платежом красен».
– Может какой-то русский обесчестил и бросил Вашу бабушку? – невинно глядя на соседку, спросила актриса.
Фрау смерила Герду тяжёлым взглядом.
«Может быть, и зря я так, – запоздало спохватилась она, но «слово – не воробей…». – Теперь эта фрау возненавидит меня, окончательно и бесповоротно!»
В письмах тёте племянница писала, что немецкое общество очень разнородное и даже те, кто вчера был никем, её деятельность актрисы, мягко говоря, считают чем-то третьесортным и даже зазорным. Однажды Герда, непреднамеренно, услышала, как фрау Шульц говорила с другой соседкой. О чём шёл разговор, было не разобрать, но фрау Шульц возмущённо восклицала: «Ах, что вы! Разве он может жениться на артистке?!»
«Уж не обсуждают ли они меня в качестве возможной невестки? – с сарказмом подумала Герда. – Проще застрелиться, чем иметь такую свекровь. А ещё лучше, застрелить её. Неужели она полагает, что я могу польститься и выйти замуж за её сына, за этого несносного Зигфрида?»
* * *
Наконец, Герде повезло: она получила годовой ангажемент в берлинском «Ренессанс театре», основателем и директором которого являлся Теодор Таггер. Используя псевдоним – Фердинанд Брукнер, он написал инсценировки по экспрессионистским произведениям. Одна из его драм – «Преступник», даже была поставлена в «Немецком театре» Макса Рейнгхардта.
Герду очень заинтересовало, как Брукнером использовались средства психоанализа.
Впоследствии, ей это тоже очень пригодилось.
– «Разведка – это переходное состояние между знанием психологии, информации, особенностей индивидуума, и ещё много чего, например: артистизма и даже эзотерики. Не удивляйся, но льстить или соблазнять тоже надо уметь, – не то, шутя, не то серьёзно, говорил ей Михаил Абрамович ещё там, в Москве, когда они прогуливались вместе с ним по уже начавшему подтаивать Гоголевскому бульвару. Он тогда хитро и испытующе на неё взглянул и улыбнулся. Тётя, как обычно была в театре. На следующий день 8 марта 1921 года должно было проходить первое заседание X-го съезда РКП (б), на котором её наставник должен был присутствовать обязательно. Может потому что было начало весны, или потому что это было накануне такого эпохального события, но этот день запечатлелся в её памяти во всех подробностях.
– Буддийские монахи знают и используют магию чисел, – сообщил ей тогда Михаил Абрамович. – И, как это не покажется тебе странным, числа могут им рассказать о многом.
Именно после этого она и начала уделять особое внимание так называемой нумерологии, а так же и тибетской Мандале, как таковой.
– Что такое Мандала? – Спросила она тогда у Михаила Абрамовича.
– Это условная модель вселенной. Условная. К этому можно относиться по разному, но каждый год тибетские монахи выстраивают общемировую Мандалу. Они стараются задействовать те энергетические вибрации, которые, по их учению, помогли бы сохранить Землю и, живущих на ней людей.
Об астральных числах и нумерологическом коде Герда слышала и прежде. Да, ещё и специальный шифр, который ей пришлось запомнить, тому способствовал.
* * *
Тем временем Бавария продолжала возмущаться угоднической позицией Берлина и страсти, по этому поводу, кипели нешуточные. Веймарская республика среди обывателей имела название «Весёлая Германия». И это весёлое государство населяли отнюдь не праведники. Полиция поддерживала относительный порядок, зато государственная власть не являлась властью как таковой, а лишь её жалким подобием, коя олицетворяема канцлером.
В первую очередь такой позицией властей озаботились нацисты.
И, чем люди в Германии жили хуже, тем больше они мечтали о Мессии, о сильной Личности, которая бы пришла и навела порядок.
Гитлер, в роли бунтаря, оказался в нужное время, и в нужном месте не просто востребованным, а долгожданным и необходимым своей стране. Деятельность парламента Веймарской Республики немецкому народу казалась вялой и малопродуктивной, если не сказать – никакой. Германия жаждала появления нового Цезаря и чуда Возрождения.
Гитлер же убеждал самого себя, что «Цезарь был выходцем из народа», и те почести и превозношения его персоны, оказываемые ему не только Гессом, но и другими почитателями вполне им заслужены. Рудольф Гесс действительно делал всё, чтобы Адольф Гитлер уверовал в то, что он – Великий человек, посланец Провидения, который, во что бы то ни стало, должен спасти Германию. Тогда, провозглашённый им фюрер ещё не очень распознавал, что кто-то направляет его к некоей цели, умело играя на амбициях. И этот направляющий именно в нём разглядел талантливого пропагандиста.
Примечание автора:
По масонскому образцу в конце 1908 года в Германии была учреждена «Ложа Вотана». В 1912 году «Ложа…» преобразовалась в «Германский орден», где одним из главных активистов стал каббалист, астролог и масон Рудольф Глауэр, он же барон Заботтендорф. Именно он взялся за создание филиала «Германского ордена» в Баварии, назвав его «Туле». После поражения Германии в войне, он нацелил «Туле» на политическую борьбу «пока свастика не воссияет над холодом темноты». Харреру, Федеру и Дреклеру главный магистр «Туле» велел учредить «Немецкую рабочую партию».
Многие господа (а это отец и сын Хаусхоферы, Заботтендорф, Розенберг и другие), умные, но затеявшие свою игру, и имеющие возможность управлять некоторыми немецкими процессами, были уверены, что на роль лидера Германии Гитлер не годится. Но, пусть он, благодаря своему таланту оратора, поднимет массы, а когда народ за ним пойдёт, его можно будет и убрать (скинуть куда-нибудь, на обочину). Гитлеру знать об этом было не обязательно. К тому же «сливки» мюнхенского высшего общества демонстрировали Гитлеру брезгливое презрение. С пренебрежением в 1923 году его воспринимало большинство.
О путче, аресте Адольфа Гитлера и других нацистов Герда прочитала в газетах. Поскольку она уже имела представление о том, кто такой фюрер нацистской партии НСДАП, то с интересом следила за дальнейшим развитием событий, пока только из сообщений прессы.
После путча
И до путча, и после него, время от времени, в пивных Мюнхена и по всей Баварии, возникали стычки и разногласия между различными партиями, часто переходящие в мордобой. В основном, «мутузили» друг друга коммунисты и нацисты. Когда после такой драки Рудольф Гесс пришёл в университет с забинтованной головой, его любимый профессор Карл Хаусхофер смерил его иронично-брезгливым взглядом.
О том, что же всё-таки тогда, 8 ноября 1923 года, случилось на самом деле, почти через год ей смог поведать Эрнст Ганфштенгль, когда, наконец, Герда смогла увидеться со своими мюнхенскими друзьями.
– В пивной «Бюргербройкелер», что в рабочем квартале Мюнхена, произошло историческое, и я бы сказал – эпохальное событие! – рассказывал Эрнст, – Так называемый «Пивной путч»! Эта пивная стала местом ареста членов баварского правительства. Каким-то образом Гитлеру удалось уговорить принять участие в путче отставного фельдмаршала Эриха Людендорфа, поскольку он ветеран мировой войны, национальный герой, и тоже был вынужден переживать версальский позор. Адольф предположил, что с таким уважаемым человеком не смогут не считаться. К тому же фельдмаршал, в начале 20-х годов, искренне поддерживал молодых нацистов.
Уже на следующий день, 9 ноября Адольф Гитлер вывел членов партии НСДАП на улицы Мюнхена. В результате чего произошли столкновения с полицией. Те открыли стрельбу. Даже авторитет Людендорфа не подействовал, несмотря на то, что он шёл с нами впереди колонны, – рассказывал Эрнст. – Несколько человек были убиты. Герман Геринг, один из ближайших соратников Гитлера по партии, получил очень тяжёлое ранение. Ему помогли перебраться в Австрию. Гитлер же был арестован и отправлен в тюрьму. Так же в тюрьме Ландсберг, сразу после «пивного путча», вместе с фюрером оказались: Гесс, Вебер, и Фрик.
Лоренц Род, адвокат Гитлера, посоветовал Эссеру, Россбаху, Герингу и мне оставаться в Австрии, как можно дольше, – рассказывал Эрнст с таким видом, словно вновь переживал события того ноябрьского дня. – Герман Геринг, ставший моим наиболее близким товарищем, находился в госпитале в Инсбруке. У него было тяжелейшее ранение в пах, и он страдал от невыносимых болей. Предстояло длительное лечение.
– Почему же Гитлер решился на подобное выступление? – удивилась Герда. – Ведь, он не мог не понимать, что силы неравны, и что путч будет подавлен?
– Да, в том-то и дело, что он был абсолютно убеждён в обратном! – возразил Эрнст. – Его уговорили принять участие во Всеобщей Германской Революции!
– Кто уговорил?
– Коминтерновцы! И, в частности – Уншлихт. К тому же, все три партии, которые влились в НСДАП – всегда были более «левыми», чем сам Гитлер и его ближайшее окружение. Да ещё, – подумав, добавил Эрнст, – Гитлер был уверен, что волнения происходят по всей Германии…. Его в этом убедили. А после путча, вполне справедливо, он посчитал себя обманутым! Итак, фюрер относился к коммунистам с неприязнью и подозрением, а тут он сразу же их возненавидел. Именно с тех самых пор Гитлер является непримиримым борцом с большевизмом.
Герда с Еленой переглянулись, ожидая дальнейшего рассказа.
– Вот ты упрекаешь меня, что, говоря о Гитлере, я слишком пристрастен, – глядя на Герду, изрек Эрнст, – но должен тебе сказать, что под магнетизм личности фюрера подпадали все, с кем ему доводилось общаться. У него, определённо есть «экстранеординарные способности». Даже в тюрьме случилось так, что над чиновниками и охранниками Гитлер возымел некое доминирующее влияние. А это, уже само по себе, было невероятно! – возбуждённо рассказывал Эрнст.
Герда с Еленой опять переглянулись.
– Ты так воодушевлённо рассказываешь о своём восхитительном фюрере, – с недоверием в голосе проговорила Герда, – что хочется зааплодировать.
Но, нисколько не смутившись, Эрнст продолжал:
– Охранники, входя в его камеру, вскидывали руку в приветствии, провозглашая: «Хайль Гитлер!» В тюрьме, – продолжал Эрнст, – Адольф слишком сблизился с Рудольфом Гессом. Хотя, – недоумевал он, – не понимаю, чем мог привлечь фюрера этот Руди? Всё, что может этот хмурый Гесс – это говорить афоризмами. Уж, и не знаю, кого из них больше впечатляет слово «жестокий» (brutal), Гесса или Гитлера? Но похоже, что на этой «почве» – брутальности, они и «прикипели» друг к другу. Гитлер старался соответствовать тому, что нравится Гессу, а зеленоглазый Руди, тоже, чуть ли не коленопреклоненно, во всём старался угодить своему неподражаемому фюреру. – В голосе Эрнста слышались сарказм и плохо скрываемая ревность. – И всё же, – задумчиво проговорил Эрнст, – путч потерпел поражение, но в связи с этим партия НСДАП и лично Гитлер приобрели широкую известность не только в Германии, но и мире.
Национал-социалистическая партия в 1924 году была распущена, но некоторые её отделения реформировались и хорошо выступили на весенних выборах под названием «Народный блок». В баварском парламенте «Блок», фактически, стал второй по величине партией, и получил две трети мест в рейхстаге.
Розенберг вычеркнул Германа Геринга из списка кандидатов, пользуясь тем, что никто не может ему воспрепятствовать. А легендарный Людендорф, перестав быть союзником Гитлера, составил ему серьёзный противовес с Грегором Штрассером. Назревали серьёзные внутрипартийные интриги.
В Советской России умер Ленин! Если кто-то и стенал, по этому поводу, то только коммунисты. Большинство людей в Германии отнеслись к этому безучастно. Внешне, это выглядело именно так. Было короткое упоминание в газетах. Обнищавшее немецкое население интересовало и волновало только то, что происходило в их стране. К тому же немецкий народ был крайне недоволен своим правительством. На кого бы направить злость? Конечно на евреев….
Всё чаще, то тут, то там, Герда слышала проклятия в адрес отныне ругаемой и притесняемой немцами нации. «Ну как же, – думала она, – им надо найти «козла отпущения», на которого можно свалить все свои промахи и беды!»
Эту ненависть подогревали нацисты, обвиняя евреев во всех смертных грехах, и взваливая на них все беды не только германского народа, но и всего человечества. Дружное охаивание евреев отвлекало от насущных проблем и, к глубочайшему сожалению Герды, в этом у нацистов было много сторонников.
Неожиданно актрису вызвали в полицай-президиум.
– Здравствуйте, фрау Герда, – поздоровался полицай-президент. – Присаживайтесь. – Он указал на стул. – Моя фамилия Цергибель. – Он показал на бумагу. – Поступило донесение, что Вы – русская шпионка.
– Я даже знаю, чьё это донесение, – с самым серьёзным видом откликнулась Герда. – Тут не обошлось без шизофрении и болезненного воображения одной пожилой дамы – фрау Шульц.
– Вот как? – Он заинтересованно взглянул на Герду. – Мы не можем не обращать внимания на сообщения наших бдительных сограждан.
– Даже если бы я могла доказать, что фрау Шульц ошибается?
Про себя Герда почему-то подумала, что ей очень не нравится смысловая часть его фамилии, которая по-русски означает не что иное, как «гибель».
– Я предлагаю Вам подписать документы о сотрудничестве, – не размусоливая, предложил он.
– Прошу меня извинить, но я и сама была бы готова предложить свои услуги, но, даже подумать не могла, чтобы отвлекать столь серьёзное учреждение своими мелкими сообщениями.
– Хорошо, что Вы это понимаете. Но, давайте судить о том, насколько они мелкие, будем мы. И ещё, не могли бы Вы, фрау Герда, Ваши неприязненные отношения с соседкой решать в пределах своего дома? – строго сказал он.
– Ведь у вас нет ни одного моего заявления. Они все написаны исключительно фрау Шульц. И мне самой очень хотелось бы, чтобы эти вопросы решались, не выходя за пределы нашего дома, но это зависит не от меня.
– С этой Вашей соседкой мы разберёмся.
Этот разговор в полиции закончился тем, что Герда дала своё любезное и охотное согласие оповещать полицию обо всём, показавшемся ей заслуживающим их пристального внимания. Подписав договор о сотрудничестве, она отправилась по своим делам.
Этот момент, специально, оговаривался с Артузовым, когда она ещё была в России. Артур Христианович настоятельно ей рекомендовал: «Можете спокойно подписывать подобные документы. Это всё для пользы дела, – говорил он. – И будьте уверены, что мы здесь всё поймём и оценим правильно. Я, лично, даю Вам на это «добро».
«Теперь, в полицай-президиуме фрау Шульц «щёлкнут по носу» из-за очередного доноса! – усмехаясь, подумала Герда.
Как она и предполагала, фрау Шульц жёстко осадили. Теперь, встречая Герду, она, молча, сторонилась, не смея заводить с нею любые разговоры.
«Надо же, чуть ли не в реверансе приседает!» – про себя, посмеивалась актриса.
Это был первый успешный сезон Герды, когда у неё был ангажемент до конца июля. Появились и приглашения: в Мюнхен, а так же в Вену.
Снимаясь в кино, она успела побывать в Риме и Флоренции. Ненадолго, но всё-таки, её жизнь стала интереснее и разнообразнее. За границей легче и, не опасаясь, можно было отправить донесение, что куда сложнее было сделать в Германии.
Сначала Гельферих (один из виднейших представителей Немецкой Национальной Народной партии), а затем и Гугенберг использовали Версальский договор для своей партийной пропаганды и политической борьбы. Они ввели в оборот выражение «политика повиновения».
Определённые круги промышленников настаивали на принятии плана Дауэса. А это, не что иное, как заинтересованность и одобрение восьмисотмиллиардного займа! 28 августа 1924 года предстояло окончательное решение по этому плану.
Молодая Советская республика никогда не признавала Версальский договор. Поэтому Герду интересовало, что выберут немцы. Каким будет решение? Ведь утверждение плана ввергнет Германию в огромные долги, одним словом – в кабалу! К тому же принятие плана Дауэса, однозначно, может повредить только-только зародившимся отношениям Германии с Советской Россией. Герда усматривала в плане Дауэса определённую антисоветскую направленность. Из-за этого плана Германия сразу же попадёт в полную зависимость, и не только от иностранного капитала. Веймарская республика рискует попасть под полный диктат и изменение своей международной политики. Германию заставят быть солидарной с врагами её Родины.
Агент Мелинда посчитала своим долгом сообщить об этом в Москву. Пока это было обычное почтовое отправление по определённому адресу в Швеции. Если бы его увидел непосвящённый человек, то скорее предположил бы, что это какая-то астрологическая карта.
«Там решат, как с этим быть», – рассудила она.
Помня о том, что генерал Людендорф являлся сторонником нацистов, и участвовал с ними в «пивном путче», Герда обратила внимание на то, как он, теперь уже депутат Народной Партии Свободы, пришёл в ярость от плана Дауэса и голосовал против «подлых» законопроектов. Пресса писала об этом во всех подробностях.
– Позор для Германии! – возмущался генерал. – Десять лет назад я выиграл битву при Танненберге. Теперь они устроили нам еврейский Танненберг! – негодовал Людендорф. А журналисты поспешно записывали каждое его слово, затем, публикуя его высказывания и возмущения на страницах печати. Простые немцы так и не поняли причины его возмущения. А им никто и ничего не разъяснял.
Несмотря ни на что, план Дауэса был принят!
И это явилось предлогом для разжигания ещё большей вражды между «соглашателями» и «твердолобыми» (так в то время называли, конфликтующих между, собой депутатов рейхстага).
Межпартийная борьба достигла кульминации и напоминала собой кипящий котёл. Нестабильность в Германии привела к тому, что сложившейся ситуацией были недовольны все – и коммунисты Тельмана, и нацисты Гитлера, и ещё ряд партий помельче. Президенту надоели устраиваемые ими демонстрации, дебоши, провокации друг против друга и путчи. Рейхсвер беззастенчиво расправился с рабочими правительствами в Саксонии и Тюрингии.
А в октябре 1924 года президент Фридрих Эберт (он был первым германским президентом и занимал этот высокий пост с 1919 года) распустил рейхстаг, назначив новые выборы на 7 декабря.
Перед самым Новым Годом досрочно освободили из тюрьмы Адольфа Гитлера. А его друг Рудольф Гесс, остался ещё там.
Освободившись, Гитлер первым делом поехал в новый дом на Пиенценауэрштрассе в мюнхенском квартале Герцог-Парка. В нём теперь проживало семейство Ганфштенгль. Фюрер прибыл на торжественный, устроенный в его честь, обед. Эрнст и Елена постарались, чтобы Адольф Гитлер в полной мере почувствовал как он им дорог и как они рады его освобождению.
В этом же году у Елены и Эрнста родилась дочь. Вот только девочку, невзирая на семейные традиции, почему-то назвали Грета.
После президентских выборов
Совершенно неожиданно президент Фридрих Эберт скоропостижно скончался в конце февраля 1925 года.
В Германии началась подготовка к президентским выборам. Большинство немцев хотели видеть во главе государства прославленного Гинденбурга. Руководство рейхсвера категорически не желало избрания коммуниста Тельмана, и как могло этому противодействовало.
В это время Герда познакомилась и подружилась с молодой секретаршей одного из депутатов рейхстага – Юльхен. Поскольку её шеф Гюнтер Гереке занимался президентскими выборами в поддержку Гинденбурга, то Юльхен имела полную информацию: как проходила подготовка к выборам, какие трудности испытывал её шеф. Она делилась этой информацией с Гердой. Однажды ей довелось услышать разговор своего шефа с майором Куртом фон Шлейхером – политическим советником генерала Рейхсвера фон Секта.
– Без сомнения, Гинденбург воспрепятствует дальнейшему сдвигу Германии влево. – Сказал Шлейхер моему шефу Гюнтеру Гереке, – пересказывала Юльхен услышанное.
– Правда, сомнительно, – продолжил Шлейхер, – сумеет ли он надолго удовлетворить правые элементы? – Он откровенничал с моим шефом. Хотя такой разговор должен быть сугубо конфиденциальным, – позволила себе высказать замечание секретарша, – никто из них даже не удосужился прикрыть дверь в мою комнату.
На момент выдвижения Гинденбургу было 78 лет.
– Старик слишком религиозен, он примет всерьёз свою присягу в верности конституции. Мы не должны ожидать от него самостоятельных политических действий, в широком смысле этого слова, – рассуждал вслух Курт фон Шлейхер. – Главное, чтобы президент не подпал под влияние некоторых лиц в его окружении, как это случилось с кайзером. Но тут я приму свои меры.
– И как же Вы собираетесь это делать? – удивившись, полюбопытствовал мой шеф. – Вы серьёзно полагаете, что сможете влиять на президента? – как бы транслировала разговор Юльхен.
– Смогу. – Слишком самоуверенно, заявил собеседник. – Сын президента Оскар фон Гинденбург в чине полковника служил в бывшем гвардейском пехотном полку, там же где и я. А так как он состоит адъютантом при отце, – принялся объяснять Шлейхер, – мне будет легко с ним договориться.
– Неужели всенародно избранным президентом кто-то сможет манипулировать? – поделилась она с Гердой своим удивлением.
– Поживём – увидим. А у тебя великолепная память, – похвалила актриса девушку. И всё-таки ты никому больше об этом не рассказывай, чтобы не навредить своему шефу и себе.
* * *
Среди покровителей Герды появился ещё один почитатель её таланта – министр иностранных дел доктор Густав Штраземан. Герда познакомилась с ним у общих знакомых. Штраземан, отличался утончённым вкусом и изысканностью и слыл ценителем всего прекрасного. Оказалось, что он просто не мог не обратить внимания на потрясающе красивую женщину и талантливую актрису. Тем более что Герда, уже имела определённый авторитет и признание. В этот период на актрису фон Боген обратили свой взор не только люди облечённые властью, но и представители великосветского общества. Её стали приглашать на разные мероприятия, званые обеды, балы, и обращались к ней с просьбой разрешить посетить её гримёрную после спектакля.
У министра иностранных дел Густава Штраземана Герда даже побывала в гостях. Пришлось просить Эмми сопровождать её. Одна она, по понятным причинам, ехать не хотела.
Прежде всего, министр иностранных дел вызывал её интерес тем, что являлся противником Рапалльского советско-германского договора. Зная эту особенность министра, она, несмотря на занятость, не имела права оставаться в стороне. Ко всем козням, направленным против её страны, Герда относилась с максимальной серьёзностью. «Врага надо держать поблизости, чтобы знать, что он замышляет», – как «Отче наш» запомнила она наставления дяди Миши.
В Локарно, маленьком итальянском курортном городке на озере Лаго Маджиоре, в октябре 1925 года доктор Штраземан при поддержке трёх партий рейхстага провёл переговоры с Аристидом Брианом, Остином Чемберленом, Эмилем Вандервельде и Бенито Муссолини. Эти господа представляли четыре европейские державы: Францию, Англию, Бельгию и Италию.
Локарнское соглашение хитромудро гарантировало германо-французские и германо-бельгийские границы и оставляло открытым вопрос о германских восточных границах. Что служило явным поощрением для враждебно настроенных немцев, которые по-прежнему выступали за ревизию границ, установленных в 1919 году в Верхней Силезии и Восточной Пруссии.
В своё время сообщённая Гердой информация о том, что немцы готовы идти на более тесный контакт, позволила Советской России заключить Рапалльский договор с Германией. Теперь её донесение (на условленный адрес в Швейцарии) позволило советскому министру иностранных дел Чичерину ещё раз указать на опасности, которые таит в себе такой союз для германо-советских отношений. В результате, в октябре был заключён договор с Германией о торговле и экономическом сотрудничестве с Советским Союзом, основанный на принципах взаимной выгоды.
В 1924-1925 г.г. были нормализованы межгосударственные и дипломатические отношения Советского Союза с Францией, Италией, Китаем и Японией. От этого Великобритания приходила в неистовство. Уже в декабре 1925 года в парижском ресторане «Ля рюс» глава знаменитого нефтяного концерна «Ройял Датч Шелл» сэр Генри Вильгельм Август Детердинг собрал вокруг себя владельцев крупных пакетов акций кавказских нефтепромыслов братьев Нобелей – Эммануэля, Людвига и Роберта. А также германского генерала Макса Гофмана, двойного – англо-германского агента Георга Эмиля Белла и других…. Речь шла о свержении советского правительства, использовании германской армии и последующей широкомасштабной военной операции против СССР!
Примечание автора:
Любопытно, что в своё время Фридрих Энгельс даже обосновал: почему надо уничтожить Россию.
При очередной встрече Герды с семьёй Ганфштенгль, Эрнст рассказывал:
– У Гитлера состоялся разговор с главой нового Баварского правительства Генрихом Гельдом, и после этого партии НСДАП было разрешено восстановиться легально. В настоящее время политический капитал Гитлера, – говорил он, – находится «в стадии большого отлива», но при его таланте и целеустремлённости это вряд ли надолго.
– Рудольф Гесс признаёт за нашим фюрером необыкновенный дар, – заявил Эрнст. – Он утверждает, что у Гитлера талант народного трибуна, умеющего заставить себя слушать. Он – лидер, способный повести за собой.
Что касалось самого Эрнста Ганфштенгля то он, по-прежнему, считал Гитлера непредсказуемым гением.
– Его фантастическую энергию и целеустремленность направить бы в правильное русло! – сокрушался он. – Но как направить, если идиоты, окружающие фюрера, плохо на него влияют? – Про Гесса он сказал, что тот методично вносит свою лепту в создание культа фюрера (вождя нации).
– Наверное, «лавры» дуче Муссолини не дают нашему Руди покоя, – с сарказмом и ухмылкой иронизировал он.
«Почему-то, когда я встречаюсь со своими мюнхенскими друзьями, почти все их разговоры каким-то странным образом сводятся к рассказам Эрнста о лидере партии НСДАП?» – не раз мысленно удивлялась Герда.
О самом главном, о том, что по настоящему, более всего, беспокоило эту семейную пару, ни Елена, ни Эрнст так и не рассказали. А правда, которую они не смогли открыть даже Герде, заключалась в том, что их малышка, их любимая доченька неизлечимо больна!
Постепенно Герда начала неплохо разбираться в политической жизни Германии. Она внимательно читала передовицы нацистской газеты «Фёлькишер беобахтер». Ей было интересно, как информацию, подаёт партия НСДАП. Прочитанное она сравнивала с публикациями в других газетах и вынуждена была признать, что пропагандисты НСДАП работают усерднее. Эрнст Ганфштенгль продолжал, всячески, расхваливать нацистов и их неотразимого лидера. Но и нельзя было не обратить внимания на статьи, подписанные фамилией – Геббельс.
Как и обещал Артузов, её однажды нашёл молодой человек, который представился Куртом. Какое-то время он присматривался, но убедившись, что всё в порядке, появился в театре с букетом цветов, в качестве почитателя её таланта, похожего на тех, каких при выходе из театра уже набралось не мало.
Положительным моментом, в её настоящей и перегруженной работой жизни, было то, что с Куртом не надо встречаться в спешке или где-то на перепутье. Теперь он мог просто, как один из многих, прийти в театр и преподнести ей цветы или конфеты, выразив восхищение её игрой в маленькой записочке. Она могла дать ему автограф, подарить своё фото, улыбнуться и обменяться парой фраз, ничего не значащих для постороннего наблюдателя. Таких воздыхателей вокруг неё было уже много, поэтому вычленить кого-то одного было практически невозможно, пришлось бы проверять всех.
Курт оставался единственным, кому она всецело могла доверять. Тогда в Москве Михаил Абрамович сказал: «Поезжай, ни о чём не переживай, мы обо всём позаботимся».
Герда знала: теперь она не одна.
Артистическая карьера
Лена фон Лош сумела понравиться известному американскому режиссёру Джозефу фон Штернбергу, снимавшему первый в Германии полнометражный и звуковой фильм. Он представлял голливудскую кинокомпанию «Парамаунт». Когда режиссёр искал актрису для исполнения главной роли в фильме «Голубой ангел», то приглашал на пробы многих, пока не увидел Лену в маленькой, такой же, как и у Герды, роли в театре. После чего он заставил германскую кинокомпанию УФА подписать с фрау Зибер контракт. К этому времени Лена Лош успела выйти замуж и стать Зибер по фамилии мужа. Для кинематографической карьеры Лена Зибер взяла псевдоним Марлен Дитрих.
Но в силу каких-то непонятных причин после выхода фильма (кстати, с триумфом принятого зрителями) берлинская студия УФА отказалась продлить с ней контракт.
В это же время Герда познакомилась и подружилась с ещё одной актрисой Ленихен Рифеншталь, которая из-за травмы ноги вынуждена была поменять амплуа танцовщицы.
– Представляешь, эта сволочь Дитрих приревновала меня к Штернбергу! – возмущалась Лени, рассказывая Герде, как Дитрих пыталась выжить её из съёмочного павильона киностудии. – Ну и стерва! Эта зазнайка поставила условие: если я останусь, то она в фильме Штернберга больше сниматься не будет! И это, когда уже отснята добрая половина всего материала!
Рифеншталь уже снялась в фильме Арнольда Фанка «Святая гора». Среди режиссёров он славился своим новаторством.
Надо заметить, что в этот период отношение в Германии ко всему американскому было даже чересчур подобострастным. Немецких патриотов это до крайности раздражало.
К 1926 году Герда снялась в кинолентах, снискавших всеобщее признание: «Крест на болоте», «Пылающая граница», «Мельница под Сан-Суси», «Город соблазнов», а так же в других, менее значимых.
Режиссёр Штернберг ранее предложил Лени Рифеншталь поехать с ним в Америку, объясняя ей, что там он может сделать из неё звезду мировой величины. Но Рифеншталь ехать отказалась, а вот Дитрих, несмотря на то, что она замужем и у неё есть дочь, поспешила дать режиссёру своё согласие.
Фон Штернберг и Дитрих на лайнере «Бремен» пересекли Атлантику, прибыли в Нью-Йорк, а затем проследовали в Лос-Анджелес. Уже там, в Голливуде, режиссёр принял решение снимать и все последующие фильмы только с участием Марлен Дитрих. В Америке он теперь был настолько очарован своей музой, что кроме неё никаких других женщин не замечал, какими бы красавицами те ни были. Отныне Джозеф фон Штернберг был влюблён только в свою Марлен.
Герде фон Боген поехать в Америку пока ещё никто не предлагал. Она много работала и, конечно же, уставала. Хотя окружающих её людей она удивляла своей кипучей энергией и работоспособностью.
– Уму непостижимо, – говорили про неё сослуживцы, – чтобы актриса с такими безупречными данными (она ведь редкая красавица), с изысканными и утончёнными чертами лица, изящной фигурой, хорошим воспитанием и образованием, работала так много, и не стремилась стать содержанкой у какого-нибудь обеспеченного барона, графа или князя. Странно это.
В ответ Герда улыбалась и говорила: «Так и должно быть. Всё правильно. Самое главное, что именно в такой свободной жизни я нахожу удовольствие. А вот быть содержанкой, у кого бы то ни было – унизительно».
* * *
Пришло сообщение: в Ленинграде умер её отец! «Папа…».
Ей почему-то вспомнилось то далёкое время, когда они жили в Тифлисе.
Слухи по грузинскому городу распространялись быстро. Соседи уже узнали, что в доме горного инженера гостит Антон Павлович Чехов.
Вернувшийся с прогулки писатель, застал отца, беседующего с молодым грузином, к которому он обращался, называя его Сосо.
– Знакомьтесь с почитателем Вашего таланта, Антон Павлович, – обрадовано воскликнул отец. – Каким-то образом он узнал наш адрес и требует, чтобы я немедленно представил его. С большим трудом удалось убедить молодого человека, что, ввиду отсутствия главного действующего лица, тотчас выполнить его требование я не могу. Надо подождать. Хорошо, что вы появились, а то в нетерпении он готов перевернуть весь дом.
– Чехов, – представился Антон Павлович достаточно скучным голосом. Восторженные поклонники и поклонницы ему уже изрядно надоели.
– Сосо, – протянул руку грузин.
«Иосиф», – мысленно достроила его сокращённое имя Герда.
Повинуясь давно установленному, хотя и негласному этикету для случая визитов незнакомых мужчин, она вышла из гостиной, оставив, правда, дверь открытой. Её интересовала не беседа, а стиль общения присутствующих друг с другом.
– Иосиф Виссарионович,… – несколько чопорно и официально обращался к грузину Антон Павлович.
Отец же держался более непринуждённо, называя посетителя то «Коба», то «Сосо». Было заметно, что они ранее встречались друг с другом.
«Какой у папы необыкновенный талант располагать к себе!» – подумала Герда.
Да, она многому научилась у отца, хотя его профессия инженера была далека от сцены, но в искусстве располагать к себе, в искусстве перевоплощения он мог дать фору многим артистам.
«Как сейчас мне нужно всё это!», – думалось Герде, – «Ностальгия будоражит душу, но больно кусает сердце».
Мама Герды в Москве осталась одна. Сейчас актриса обдумывала вопрос: как осуществить переезд матери и её собственной дочери Ады в Германию и всё сделать так, чтобы их не касалась её богемная жизнь, и некоторые нюансы конспирации. Герда подыскала и сняла для своих самых любимых и дорогих трёхкомнатную квартиру в Берлине на Ханзаплац, завела собаку, купила мебель. Осталось только дождаться их приезда.
За постоянной рабочей круговертью, время летит быстро. В погоне за зарабатыванием денег, дни мелькали за днями, и только редкие встречи с Куртом давали возможность не только осмотреться по сторонам, но и насладиться сменой времени года, подмечая, прежде не замеченные перемены. Почти всё время, находясь то на сцене театра, то на съёмочной площадке, то в павильоне киностудии Герда, вдруг с удивлением замечала на улице то признаки весны, то лета или же осени. Курт тоже постоянно находился в разъездах. Но ему узнавать, где находится Герда, было проще простого: достаточно было ознакомиться с прессой или афишами театров.
Несмотря на всевозможные приглашения и общение с особами из высшего общества, главным источником информации оставались пока кулуарные беседы и переговоры. К тому же Герда пришла к выводу, что мелкие клерки, подчас знают куда больше конкретной информации, чем их боссы, сидящие в отдельных кабинетах. И простые люди не были столь щепетильны по поводу сохранения тайны. Их проще было разговорить, оставаясь вне подозрения.
С приездом мамы и дочери, Герде пришлось осознать и всю меру ответственности. Она понимала, что теперь ей надлежит быть (стократ!) осторожнее. Её решение, чтобы мама и дочь переехали на жительство в Германию, «на верху» одобрили. «Так она меньше будет вызывать подозрений – это раз, и будет проявлять ещё большую осторожность – это два». Кто рискнёт ставить под удар своих самых близких и родных людей?!
Ещё одна удача 1926-го года: с 23 апреля она начала играть в труппе у Рейнгхардта – владельца четырёх берлинских театров.
В то же самое время, находясь в Голливуде, в одном из фильмов Герду увидел Владимир Иванович Немирович-Данченко. Он пришёл в неописуемый восторг от того, что из этой взбалмошной и авантюрной девчонки выросла такая красивая и талантливая актриса! Герда получила от него письмо, в котором он выражал ей своё бурное восхищение.
В письме любимой тёте, племянница писала: «Зовут в Америку, но я не поеду». Герда была задействована (в главных ролях) во многих знаковых спектаклях. Макс Рейнгхардт поставил «Генриха Четвёртого» с её участием, а Пискатор – «Гоп-ля мы живём» по пьесе Эрнста Топлера.
В июне в Лондоне состоялась секретная англо-германская конференция. Были предложения покончить с большевизмом до конца 1926го года. Даже шёл сбор средств, для финансирования нападения на СССР.
Конференция завершилась, и Уинстон Черчилль выступил с программой ещё и экономической интервенции против Советского Союза. Он выдвинул план финансового удушения СССР.
В августе 1926 года в результате переворота в раздираемой смутами соседней Польше к власти пришёл маршал Пилсудский и установил жёсткий режим своего правления. В Германии насторожились. Польше многое «сходило с рук» из-за явной, даже слишком нагло демонстрируемой, поддержки Франции. Обосновавшееся всё в той же Франции гнездо воинствующей белоэмиграции не упускало ни малейшей возможности навредить первому в мире государству рабочих и крестьян. Польша, совсем недавно получившая независимость, с её явной антисоветской направленностью и бредовыми идеями создания государства «от моря до моря» претендовала на значительные территории СССР, а также Германии. И польские паны так начали «бряцать» оружием, что и в Германии, и в Советской России призадумались. И было от чего.
* * *
В 1927 году опять начал совершать свои увлекательные полёты, вновь построенный, дирижабль «Граф Цеппелин».
Ещё до Первой мировой войны Герда побывала с тётей в Швейцарии и там она впервые увидела один из первых полётов дирижабля над Боденским озером. Удивительно, но тогда на юную Герду он произвёл слабое впечатление, чего никак не могла понять тётя. Зато большое, даже очень большое впечатление (уже по возвращении в Россию), на Герду произвёл появившийся у них первый автомобиль.
Неожиданно Гуго Эккенер предложил Герде принять участие в одном из таких увлекательных и явно рекламных воздушных полётов на «Цеппелине». И она с радостью согласилась.
Несмотря на вздохи и отчаянные протесты мамы, Герда отнеслась к этому приглашению, как к великой чести, ведь Гуго Эккенер такое же предложение сделал и некоторым членам рейхстага. Каждый такой полёт привлекал к себе внимание прессы. Пассажиров дирижабля «Граф Цеппелин» фотографировали, а фото размещали в ведущих газетах и журналах. «Чем не прекрасная возможность совместить полезное, и приятное?» – думала актриса.
Как и раньше «Граф Цеппелин» начинал свой маршрут в районе Боденского озера. Заплатив за билет шестнадцать тысяч марок, Герда стала пассажиром этого дирижабля. Среди таких же, как и она путешественников были не только немцы. Иностранцев было много, чему Герда тоже была несказанно рада, разговаривая с ними, то по-французски, то по-английски, то по-итальянски. Так же легко и непринуждённо она общалась с важными персонами.
Тот первый полёт был необычайно интересен! «Граф Цеппелин» пролетел через Францию, Пиренеи, Испанию, Португалию. Ночью он оказался над Атлантическим океаном, Гибралтаром и Северной Африкой. Затем, пошёл вдоль берега, пересек Средиземное море, полетал над Италией, Сардинией, Корсикой и, после трёхдневного пути, следуя вверх по течению Роны, благополучно вернулся опять в район Боденского озера, где и приземлился.
Из маленьких кабин, напоминавших купе скорого поезда, через косо поставленные иллюминаторы, Герда могла всё отлично видеть и обозревать окрестности даже ночью. Светящиеся множеством рекламных огней: вывесками кафе и ресторанов, магазинов и казино… европейские города являли собой незабываемое зрелище.
Чаще всего, дирижабль летел на небольшой высоте, и днём Герда имела возможность сделать множество отличных снимков. Она запечатлела не только различные пейзажи, на её фото можно было не просто видеть, а разглядеть людей, и животных.
Во время полёта, в естественной и непринуждённой обстановке, она познакомилась с некоторыми депутатами рейхстага, что могло пригодиться в дальнейшем.
1927 год назвали «годом военной тревоги».
В конце года из Швеции в Германию вернулся Герман Геринг. Встречи семьи Ганфштенгль с Гитлером участились. Эрнст более всех в партии нацистов симпатизировал именно Герингу, считая его самым приятным и порядочным из всего окружения фюрера. Весной 1928 года должны были состояться выборы в Рейхстаг и, в связи с этими событиями, семья Ганфштенгль приняла решение какое-то время пожить в Берлине.
Геринг (со слов Эрнста) рассчитывал занять высокое место в партийном списке, несмотря на то, что Альфред Розенберг его из списка вычеркнул.
Между Гитлером и Герингом состоялся крайне неприятный разговор.
– Чем именно Геринг шантажировал Гитлера, мне неизвестно, – говорил Ганфштенгль, – но, по всей видимости, результативно: Геринг, несмотря на длительное отсутствие в Германии, как член нацистской партии, шёл под номером 7, – поведал он Герде. – Ему де удалось подняться… с помощью парашюта. А всё потому, что Геринг представляет в Берлине шведские фирмы по производству парашютов и запчастей самолётов, – ухмылялся Эрнст.
В феврале 1928 года у семьи Ганфштенгль произошло знаменательное событие: Эрнст получил степень доктора философии при Мюнхенском университете! По этому поводу мюнхенские друзья Герды пригласили её принять участие в пышном праздновании в одном из лучших ресторанов Берлина.
На следующий день после банкета Елена и Эрнст отправились в путешествие: сначала в Париж, а затем в Лондон.
В июле 1928 года в Берлин приехал бывший муж Герды – Михаил Вишневский и сразу же обратился к ней за помощью. Любовь к нему уже давно прошла, но ведь он был отцом её дочери.
Ещё до его приезда, тётя в письме спрашивала племянницу: «Можно ли дать Мише её берлинский адрес?»
И она ответила утвердительно.
Теперь Герда на многие вещи смотрела по-другому. Она уже научилась отличать главное от второстепенного.
Был обычный, ничем не примечательный дождливый день, когда на пороге её квартиры оказался он, в плаще и шляпе, немного осунувшийся, с небольшим чемоданчиком и со стоявшей рядом… женой. Той самой теннисисткой, к которой когда-то Герда его страшно приревновала. Сначала, их появление ввело Герду в ступор, она напряжённо ожидала, не произнесёт ли он условный пароль от Артузова? Но Михаил стоял и, моргая, простодушно на неё смотрел. У Герды отлегло от сердца, и даже вырвался вздох облегчения.
Конечно же, добрая душа помогла и с жильём, и с обустройством. Она сняла для бывшего мужа и его жены хорошую трёхкомнатную квартиру, неподалёку от своего дома, а так же начала помогать с работой. Для начала Герда познакомила Михаила с Максом Рейнгхардтом и вскоре он начал репетировать роль в пьесе Уоттера и Хопкинса «Артисты».
Премьера состоялась в Вене в ноябре 1928 года.
В конце 1928 года семейство Ганфштенгль вернулось из путешествия.
Поскольку они решили на какое-то время задержаться в Берлине, то, конечно же, встретились и с Гердой, чтобы поделиться впечатлениями.
Когда Герда спросила Эрнста, по-прежнему ли он поддерживает связи с членами партии НСДАП, то он ответил, что сегодня обедал в рейхстаге с Герингом. Рассказал, что нацисты добились-таки успеха на легальном поприще и получили 800 тысяч голосов избирателей и 12 мест в рейхстаге. Что парламентская группа сформирована и возглавляется именно Герингом. Так же Эрнст рассказал о Геббельсе.
– Прежде я с ним знаком не был, – сообщил Эрнст, – но сегодня Геринг представил нас друг другу. Конечно же, косолапая нога Геббельса не украшает, но у него большие карие и умные глаза, а так же красивый чёткий голос. Голос у него просто восхитительный! – делился он произведённым впечатлением.
Про Гитлера Герда ничего расспрашивать не стала, а сам Эрнст о нём ничего не рассказал. «Даже удивительно, – отметила она про себя, – ранее обожаемый фюрер не сходил у него с языка. Они считались очень близкими друзьями».
В январе 1929 года произошло событие, на которое обратил внимание только один Ганфштенгль.
– Гитлер во главе своих нацистских отрядов СС поставил Генриха Гиммлера, – поведал он Герде.
– А кто такой этот Гиммлер? Что ты можешь о нём сказать? – в свою очередь поинтересовалась она.
– Я знаком с Гиммлером давно, когда мы были ещё подростками.
– Это как? – удивилась Герда. – Вы же с Еленой приехали в Германию из Америки.
– Всё так. Но когда я учился в начальной школе, то жил здесь, в Германии. А отец Генриха Гиммлера был моим школьным учителем. Иногда я навещал своего преподавателя у него дома и познакомился с его сыном. Мне известно, что прежде Гиммлер был секретарём у идеолога партии нацистов Грегора Штрассера. Когда Рем, прежде управлявший отрядами штурмовиков, уехал в Боливию, отряды СА возглавил Отто Штрассер, родной брат Грегора. На сегодняшний день штурмовики СА представляют собой реальную силу. Это не такая уж и маленькая армия головорезов, угрожающая вот-вот выйти из под контроля и повиновения, как об этом писала пресса. Пока Рем был в Боливии, оба брата Штрассеры, Георг и Отто, настолько осознали свою власть, что начали составлять Гитлеру серьёзную конкуренцию. Отто даже пригрозил, что уведёт отряды своих штурмовиков из партии НСДАП к коммунистам! Мол, им коммунистическая идеология ближе! Ты представляешь, что будет, если он осуществит свою угрозу?
– Нет, не представляю. А что будет? – полюбопытствовала Герда.
– А будет то, что от партии НСДАП останется только Гитлер, да горстка его единомышленников. И тогда прощай все амбициозные планы фюрера! К тому же большинство этих дебоширов из СА, придерживается именно коммунистических убеждений. В названии партии есть слово, что она – рабочая! К партии Тельмана штурмовики относятся с безоглядной симпатией. Гиммлер же создаёт СС для чисток внутри самой партии. Но СС, на всякий случай, создаётся и в противовес штурмовикам СА, которые чувствуя и осознавая свою силу, чересчур распоясались. К тому же Гиммлер является человеком, близким к профессору Карлу Хаусхоферу и Рудольфу Гессу, он тоже является активным членом общества Туле. Тем более что был рекомендован ими, как чрезвычайно ответственный и скрупулёзный в делах.
* * *
В 1929 году Герда начала сниматься в киноленте режиссёра Эвальда Андре Дюпона «Мулен Руж». Он же являлся автором сценария и продюсером. Съёмки проходили в Париже. По сюжету в фильме повествовалось о судьбе звезды варьете и известной танцовщицы Парисии.
Во время съёмок Герда заметила, что поблизости крутится какой-то подросток.
– Кто этот мальчик? – спросила она у помощника по реквизиту.
– Это Жильбер, сын дрессировщицы питона, который участвует в съёмке фильма – ответил он.
Герда обратила внимание на мальчишку только потому, что он не сводил с неё восхищённых глаз. «От него исходит какая-то странная будоражащая энергия», – взглянув на мальчишку, успела подумать она.
Не только он, но и все, кто находился на съёмочной площадке, не могли отвести взгляд от происходящего.
По сюжету фильма молодой человек был влюблён в дочь знаменитой танцовщицы Парисии, выступавшей в парижском ночном клубе «Мулен Руж». Отец молодого человека, узнав об увлечении сына, был чрезвычайно возмущён! И, конечно же, он был категорически против отношений молодых людей. Ни о каком браке не могло быть и речи! Тогда юноша разыскал Парисию, чтобы заручиться её поддержкой, а сам вдруг неожиданно для себя в неё влюбился…
Конечно же, успех фильму обеспечивали и музыка композитора Майка Уэстбруха, и работа художника Альфреда Юнге и профессионализм оператора Вернера Брандеса. А всё, в целом, представляло собой прекрасное завораживающее действо!
Когда уже после съёмок фильма Герда направлялась в свою грим-уборную, подросток преградил ей путь. Остановив её, он трясущейся рукой протянул актрисе исписанный листок.
– Что это? – взглянув на текст, удивилась она. – Стихи?
И прочитала несколько строчек.
Я о любви тебе сказать не смею,
Заветных слов не подберу, я не умею,
Но тонко чувствую и сердцем понимаю,
Что без тебя жить не могу! Я умираю.
Герда спросила: «Твои? О, мой Бог! Да, знаешь ли ты… Имеешь ли ты, вообще, какое-нибудь понятие о том что такое поэзия? Ты думаешь, что подобрав какую-то убогую рифму, ты написал шедевр? Поэзия – это музыка в словах! Только в музыке всего семь нот, а в поэзии знаков намного больше. В поэзии должна быть не только мелодичность словосочетаний, ритмика, но и красота выражения души. В ней смысл! А у тебя что? – Понимаю? Умираю?! И всё?! Это убого!»
Она и подумать не могла, что четверостишие мальчишки адресовано ей, решив, что подросток влюблён в какую-то девочку, а ей просто показывает свои вирши, чтобы она авторитетно оценила, насколько удачно у него получилось.
Герда уделила внимание стихам, как таковым, а не их содержанию и смыслу. И, уж тем более, не тому, какие чувства владели парнем.
Подросток стоял с таким видом, как будто она его оскорбила.
– Извини за прямоту, – спохватившись, начала смягчать тон Герда, – но у тебя не стихи, а графоманство!
Она хотела пройти мимо, но он схватил её за руку.
– Стой! – просипел он, снова преграждая ей путь.
– Мальчишка! Кто научил тебя так обращаться к даме?! А ну, пошёл вон!
Она отодвинула его, словно на её пути стоял чурбан, и пошла дальше.
– Ты пожалеешь об этом! – в запальчивости выкрикнул он.
Но, она не остановилась.
Вспоминая этот инцидент с сыном дрессировщицы, Герда потом сожалела, что так круто обошлась с парнем. Она даже обдумывала, как ещё раз с ним поговорить, но уже гораздо мягче, только юноши нигде не было видно. На съёмочной площадке он больше не появлялся. И актриса решила, что с его матерью беседовать на эту тему не стоит.
Всё шло по плану. Режиссёр был доволен. Дополнить фильм должны были сцены с питоном. У Герды своим чередом шли репетиции, она даже успела привыкнуть к змею, с которым выполняла требования режиссёра.
Первоначальные киносъёмочные пробы проходили не с самкой питона, а с самцом. Дрессировщица, она же дублёрша Герды, рассказала об удивительных свойствах этих змей, а так же о том, что рептилии очень чувствительны к полу партнёра или партнёрши.
Следующие события развивались, как в детективном романе.
Кто-то заменил питона-самца, самкой! Творческой группе сказали, что питон линяет, и его пришлось заменить другой змеёй, а эта другая являлась особью женского пола. И, по словам всё той же дрессировщицы, работать с нею – небезопасно.
Режиссёр, во что бы то ни стало, настаивал на съёмке фильма. Все слова дрессировщицы он воспринимал, как абсолютную чушь.
– Не надо говорить глупости! – раздражённо заявил он. – Я знаю о рептилиях не меньше Вас. Змее всё равно, какого Вы пола. Она своё нападение соизмеряет с тем, сможет ли она свою жертву проглотить. А так как Вас, мадам, или актрису ей проглотить невозможно, Вы для неё слишком крупная дичь, то и бояться нечего.
Режиссеру не терпелось приступить к съёмке именно той сцены фильма, где главная героиня, с извивающейся вокруг её тела рептилией, предстаёт во всей своей красе. Дрессировщица же настаивала, что этого делать нельзя! Она предупреждала, что для актрисы это очень опасно!
– Вы что ли из своего кармана оплачиваете каждый съёмочный день? – громогласно, вопрошал режиссёр. – Если Вы, мадам, готовы оплатить мне убытки за каждый час простоя, то я подожду, когда змею заменят, – рявкнул он, глядя на дрессировщицу, да так, что в этот момент сам был похож на разъярённого дракона.
Самка тигрового питона, была впечатляющих размеров. Почему она повела себя агрессивно? Опасаясь, что исполнительница главной роли может пострадать, дрессировщица, кинулась к змее. Всё произошло очень быстро: рептилия сжала дрессировщицу! Однако помощники сумели вовремя отреагировать. Им удалось высвободить женщину, несмотря на то, что сила у питонов огромная. Дрессировщицу унесли. Она была жива, но травмирована. Похоже, что змея сильно сдавила ей рёбра. Однако режиссёр съёмки фильма не прервал.
До Герды не сразу дошло, что это мог быть чей-то злой умысел. Тот, кто совершал подмену змеи, выходит, знал об агрессивности именно этой особи?
Руководству кинокомпании было выгодно поскорее дело замять и сделать вид, что произошёл несчастный случай.
Режиссёр потребовал, чтобы исполнительница главной роли выполняла свой контракт и повторила со змеёй то, что она уже делала на предыдущих репетициях.
Всё обошлось. Во второй раз никто не пострадал.
Герда терялась в догадках. Она предположила, что расчет был сделан на устранение главной героини фильма, а дрессировщица пострадала случайно. Все знают о завистниках, в артистическом мире. «Но неужели кому-то очень хотелось побывать в объятиях змеи?» – Недоумевала актриса.
Зато конец фильма был обставлен роскошно: в финале, шесть, атлетически сложенных, чернокожих мужчин уносили Герду со сцены. Они ещё подбросили её вверх, хотя это уже больше походило на акробатику. Финал оказался прекрасным! Даже более насыщенным эффектами, чем можно было ожидать. Сама Герда, тем, что она увидела на экране, осталась очень довольна, предвкушая интерес у зрителей.
И, действительно, фильм имел колоссальный успех!
Вернувшись из Франции, Герда побывала в гостях у еврейского семейства газетных издателей Ульштайнов. Там она познакомилась со скульптором Тораком (впоследствии он создаст монумент Гитлера), а также с прославленным лётчиком Первой мировой войны Эрнстом Удетом, мастером-ассом высшего пилотажа. Герда уже была о нём наслышана от Лени Рифеншталь, которая вместе с ним снималась в фильме «Святая гора» у режиссёра Арнольда Фанка. Там же, у Ульштайнов, Герда познакомилась с писателями братьями Генрихом и Томасом Манн, а так же и с другими знаменитыми гостями.
После трапезы за общим столом Герда заметила, что никто, из еврейской семьи, не доел то, что положил себе на тарелку. Это её, до крайности, удивило. Пережив в 1918 году в Москве голод, она оставила свою тарелочку чистой. Приехав в Берлин, она и на улицах германской столицы увидела пункты раздачи супа голодающим.
– Почему так? – тихонько спросила она, рядом сидящего Удета, так, чтобы её никто не услышал.
– Это они дают нам понять, что не голодны и принимают вместе с нами пищу исключительно из солидарности.
Торак показал всем эскиз своей будущей скульптурной работы, который произвёл на Герду неизгладимое впечатление. На эскизе, как объяснил автор, валькирии сражались с дьяволами, воплощающими тройное зло – невежество, большевизм и славянство.
«А славянство-то ему, чем не угодило?! – подумала Герда. – Или он сам очень хочет кому-то угодить»?
В этот период, никто, из присутствующих гостей, личность Адольфа Гитлера всерьёз ещё не воспринимал. Между собой они говорили о чём угодно только не о национал-социалистах.
Особого значения нацистскому движению ни Герда, ни кто-либо из гостей, тогда ещё не придавали. Зато эскиз Торака её разозлил.
Там же, на вечере, Эрнст Удет вполне недвусмысленно дал ей понять, что она ему очень нравится. Несмотря на свою лётную загруженность, он старался бывать на премьерных постановках с её участием, и, каждый раз, встречая её с цветами, оказывал ей разные знаки внимания. Герде нравились его ухаживания. Она с благодарностью их принимала. Если бы не их чрезмерная занятость, то вполне мог бы состояться любовный роман. Взаимная симпатия была у обоих. Но, когда симпатизирующие друг другу люди подолгу не видятся, чувства охладевают.
Обычно, после спектакля, вокруг Герды образовывалась толпа поклонников. Не привлекая к себе внимания, Курт дарил ей букет цветов, с вложенной в него небольшой открыткой, и тут же скромно отходил в сторону.
* * *
В 1929 году, на V? конгрессе Коминтерна, Тельманом и руководителем Исполкома Пятницким, по предложению Зиновьева была узаконена новая генеральная линия. Предлагалось направить борьбу «единым фронтом» не столько против нацистов, сколько против социал-демократов.
В начале марта в Берлине получил огласку скандал, который ещё раз доказал, что в советской стране терпеливо ждёт своего часа глубоко законспирированная белоэмигрантская разведывательная сеть.
Полиция Берлина вывела из игры Владимира Григорьевича Орлова, бывшего действительного статского советника царской России, а также бывшего следователя по особо важным делам и ярого противника большевиков и коммунистической идеологии. К этому можно добавить, что Орлов враг, но враг очень умный и изощрённый. Герде не довелось быть с ним знакомой, лично, но то, что о нём было опубликовано в прессе – поражало.
В этом скандале оказались замешаны многие государственные чиновники, включая дипломатов, сотрудников разведок и органов борьбы со шпионажем, и даже известные политические деятели Европы и США. Разоблачительные нити вели также к заокеанским сенаторам, Вильяму Бору и Джорджу Норрису.
Немецкая пресса писала о том, что полицейский по фамилии Венцель в одной из квартир на Потсдамштрассе обнаружил фабрику по изготовлению фальшивых документов с печатями, штампами и бланками советских учреждений. Всё это, якобы, принадлежало белоэмигранту Орлову.
У него были связи, с такими же, как и он «бывшими», проживающими и во Франции, и в Польше, и в Чехии… Судя по всему, его деятельность была очень востребована. К тому же Орлов поддерживал связи с диверсантами и «спящими» ячейками, недовольных советской властью, притаившихся в городах СССР.
Полицией была найдена картотека с фотографиями участников подполья и подробными сведениями о каждом. Очевидно, что одному Орлову создать такую картотеку было невозможно, особенно во время кризиса.
Поездка в Америку
При содействии министра иностранных дел Густава Штраземана, весной 1929 года у актрисы Герды фон Боген всё-таки появилась возможность отправиться в Америку, в Голливуд. На съёмки фильма её пригласила фирма «Юнайтед артистс».
До Нью-Йорка Герда плыла пять дней и шесть ночей на огромном океанском корабле «Европа». Из-за больших размеров судна она не ощущала дискомфорта, хотя океан был бурным. Увидев на корабле чемпиона мира по боксу Макса Шмелинга, который путешествовал со своим тренером Максом Махоном, Герда предположила, что путешествие может оказаться даже приятным. Ранее она снималась с боксёром в лирическом фильме, где Шмелинг играл самого себя.
На борту «Европы» актриса познакомилась с Генри Фордом, стройным интеллигентным и обаятельным мужчиной. С ним Герде было совсем не скучно.
Фриц фон Опель с борта корабля запускал авиамодели в сторону океана. Вот кому абсолютно ни до кого не было никакого дела.
На вечерних банкетах в своих великолепных нарядах Герда замечала обращённые на неё восхищённые взгляды не только мужчин, но и женщин.
Эти пять дней пролетели так быстро, что она даже не успела устать.
По прибытии в Америку и до её отъезда в Голливуд, продюсеры разрешили Герде провести три дня в Нью-Йорке. Убедившись, что здесь никому до неё нет никакого дела, она отправилась в отель «Криген Брил», где на стойке администратора оставила конверт на имя одного американского гражданина. Она послала ещё одно сообщение на некий канадский адрес. Только после этого актриса позволила себе ознакомиться с городом.
Америка её поразила. Небоскрёбы потрясли Герду обилием стекла и хромированного металла. Нью-Йорк очень отличался от всех тех городов, в которых ей доводилось бывать прежде.
Затем экспресс на Санта-Фе повез её (аж, четверо суток!) через весь континент. Она ехала с комфортом. У неё было отдельное купе со встроенным кондиционером и личной умывальной комнатой. В поезде была даже парикмахерская. Утром повару ресторана можно было заказать на ужин какое-нибудь любимое блюдо.
В индейском городе – Альбукерке была довольно длительная стоянка. У пассажиров имелась возможность немного погулять и купить сувениры.
Про Голливуд можно рассказывать долго и увлечённо. А ещё лучше посвятить ему отдельную книгу.
Герду разместили в прелестном бунгало, под опеку одной заботливой семейной пары. И она ни в чём не нуждалась. Ей не терпелось скорее приступить к работе, и когда съёмки начались, то, как и в Германии, она всецело предалась процессу и испытывала от работы только радость и удовлетворение. Её ошеломили очень сложные по исполнению и достоверные декорации на киноплощадках Голливуда.
Фильм, в котором снималась актриса, записывался в двух версиях: на немецком и французском языках. Потом его собирались переозвучить на английский.
Герда по достоинству оценила кинотехнику Голливуда: «О, она по-настоящему великолепна! И, пожалуй, является, самой что ни на есть передовой».
Камера всё время была в движении. Она наезжала или следовала по указанию режиссёра, а то кружила вокруг.
Ещё внимание Герды привлёк бутафорский булыжник. Она его нечаянно задела и была удивлена с какой лёгкостью он отлетел. Бутафор Джессика поместила камень на место, и когда Герда спросила, почему он такой лёгкий, пояснила: – Он внутри полый, как пустая коробочка.
– Я хочу такой сувенир! – Заявила Герда.
– Хорошо, я Вам сделаю такой же, – согласилась бутафор.
Когда Герда расплатилась и забрала камень, бутафор весело засмеялась, её позабавила реакция и мимика актрисы.
«Я действительно очень довольна», – усмехнулась Герда.
Незабываемыми были встречи с американскими звёздами кино, а так же и новые знакомства. У Герды побывали в гостях даже некоторые голливудские знаменитости.
Кларк Гейбл, снявшийся в «Унесённых ветром», был родом из Польши. Его любимым местом было устричное кафе, где Гейбл находился почти всегда, если не был занят работой на киноплощадке. К радости Герды она могла с ним немного поболтать по-русски. Он знал язык.
Марлен Дитрих стала гордостью «Парамаунт». Она проживала в Америке в роскошной вилле с голубым бассейном и влюблённым в неё режиссёром. Герда так и не поняла, чем Дитрих привлекала зрителей. Когда она смотрела фильмы с участием этой, всеми обожаемой дивы, её лицо казалось Герде абсолютно холодным безучастным и невыразительным. Когда Марлен Дитрих пела, её голос звучал без всяких голосовых оттенков.
«Это не зависть! – оправдывалась она сама перед собой. – Это моё личное и к тому же объективное суждение».
Не всем так повезло, как Грете Гарбо – белокурой шведке, чуду из Швейцарии, ставшей главной актрисой МГМ («Метро Голдвин Мейер»). Обе кинофирмы «Парамаунт» и «Метро Голдвин Мейер» между собой жёстко конкурировали, как и их главные актрисы.
Чтобы помочь Герде устроиться в Америке, Эрнст и Елена Ганфштенгль снабдили актрису рекомендательными письмами.
Контраст между великолепием богатых вилл и нищенскими окраинами Лос-Анжелеса был на удивление разительным.
Однако прижиться в Америке Герде не удалось. С одной стороны, ей не подошёл влажный и жаркий климат. С другой…
Женщин, желающих сниматься в кино, были толпы! И они соглашались не только работать… Герда видела молоденьких актрис, которых всецело поглотил монстр кинопроизводства, и тех несчастных молодых девушек, готовых даже на самоуничижение, ради вспышек фотоаппаратов и треска кинокамер. Их за бесценок использовали, а потом выкидывали за ненадобностью. Путь многих обычно заканчивался на панели этого великолепного города.
«Свободолюбивым людям в Америке – не место!» – подытожила актриса. Здесь она, на каждом шагу, наблюдала нескрываемое и высокомерное унижение одних и подобострастное, унизительное заискивание других.
«Деньги! – вот тот Бог, которому в Америке молились всегда и поклоняются теперь».
Были и мелочи, которые актрисе казались смешными. К примеру: сосиски, запрятанные в булочки и щедро политые горчицей, в Америке назывались «горячими собаками» – «ход дог».
Американский девиз гласил: как бы тебе не было трудно, «Кип смайлинг!» (Сохраняй улыбку!) – вот что должен был усвоить каждый, живущий в Америке.
Понравилась ли ей Америка? – И да, и нет. В голливудском отношении к актрисам, было что-то мерзкое и унизительное. В Германии она ничего подобного не ощущала.
У Герды осталось чувство, что к лошадям, используемым в съёмках фильмов, продюсеры и режиссёры относились куда лучше, чем к актрисам.
Обратно в Европу актриса плыла на пароходе «Штадендам». Глядя на поднимающиеся и опускающиеся волны за кормой, Герда уже не придавала никакого значения своим душевным разочарованиям. Её сердце переполняла радость от того, что скоро она увидит маму и дочурку Адочку! Герда сама решила вернуться в Германию, потому что поняла: в Америке ей делать нечего.
«Настоящее счастье состоит в том, когда все, кого ты любишь, находятся с тобой рядом. И ты точно знаешь, что они здоровы, что у них всё хорошо и, главное, они тоже очень любят и ждут тебя. Тогда, любые трудности «по плечу», и они – преодолимы», – думала Герда, не очень-то огорчаясь, по поводу своего вояжа в Америку. Люди не всегда осознают, что истинное счастье состоит в том, чтобы любить и быть любимым. Это может быть любовь к ребёнку или к мужчине, но обязательно – любовь. Люди иногда гоняются за какими-то призрачными целями, а потом мучаются от разочарования и депрессии. Очень важно уметь определить своё истинное место в жизни.
Всеобщая депрессия
Курт, оставаясь в Берлине, принял на себя все основные заботы. Теперь он внимательно следил за всем происходящим, фиксируя события, и переправляя донесения через надёжно установленный канал. Конечно, у него не было той возможности, что у Герды, поскольку его не приглашали на всевозможные приёмы ни представители рейхсвера, ни депутаты рейхстага, ни министры с банкирами и промышленниками, ни аристократические круги Германии. И, тем не менее, он неплохо справлялся. Что является азами разведки? – А то, что если не удаётся получить нужные сведения из одного источника, то надо найти другой.
В октябре 1929 года на фондовой бирже в Нью-Йорке было выброшено акций на 20 миллионов долларов, что привело к катастрофическому падению курса.
День, когда произошли эти события, вошёл в историю под названием «чёрной пятницы». Падение курсов акций принесло одним только Соединённым Штатам убытки в размере 50-60 миллионов долларов!
А 23 октября 1929 года наступил «чёрный вторник» и в Германии, тоже обрушением акций!
Как следствие всего этого, благоприятному темпу экономического развития в Германии пришёл конец. Правда, сначала масштабов трагедии никто не понял. Всеобщая депрессия и понимание пришли гораздо позднее.
В Веймарской Германии вновь настал период, когда воцарились разгул спекуляции, коррупция и неприкрытое хищничество. Ко всему прочему Германия представляла собой кипящий котёл политических страстей. Разногласия между различными политическими партиями иногда принимали неприемлемый оборот: оскорбления, драки и даже убийства! Время от времени, эта непримиримая вражда выплёскивалась на страницы газет.
Сосед Герды (по даче) афганский военный атташе рассказал актрисе о вооружённом конфликте между Советским Союзом и Китаем на КВЖД. Германия это столкновение, вроде как, поддержала, но, на самом деле ситуация была спровоцирована Великобританией и Японией. «Уж больно Великобритания переживает за ущемление её интересов в Азии».
– Насколько мне известно, – с серьёзной озабоченностью сказал атташе, – почему-то в Великобритании всегда считали, что Россия ущемляет их геополитические интересы. Во все времена Лондон беспокоили отношения России и Китая. Они рассчитывали уничтожить Россию, расчленить в ходе революции и Гражданской войны…. А что из всех козней, причём тщательно подготовленных, вышло? – Все старания зря! Они и теперь будут провоцировать войну СССР с Польшей. Даже уговаривают Турцию принять участие в нападении на Советский Союз. Великобритания надеется включить в эту группировку и Германию. Против Советской России затевают коалицию: упоминались так же Финляндия и Япония. Мол, если японцы вторгнутся с Востока, то поляки ударят с Запада….
И вдобавок, к уже имеющимся трагическим событиям, прибавилось известие о смерти министра иностранных дел Германии Густава Штраземана. Умер враг её страны, один из самых главных сторонников «Плана Юнга» и плана генерала Макса Гофмана (о консолидированном уничтожении России). Но Герда знала, что всегда полезно общаться с умным, знающим и интеллигентным человеком. А Густав Штраземан был именно таким. Врага тоже можно уважать.
* * *
Погружение в анализ политических процессов в Германии, хоть как-то отвлекало Герду от насущных проблем. К тому же это давало хоть какое-то понимание того, что происходит вокруг.
– «Всем лжёт, всех морочит, всё опошлил, всё извратил…», – с нескрываемым презрением отзывался о Гитлере Людендорф, а вездесущие журналисты это сразу же опубликовывали. – «Его нужно выслать, а национальное движение вычистить!».
На страницах печати, прославленный генерал не раз высказывал сожаление, что некоторые порядочные немцы поддались «параноидальным заклинаниям этого злонамеренного типа».
«А ведь они были единомышленниками! – думала актриса. – В путче вместе участвовали».
Дружба Герды с Еленой и Эрнстом Ганфштенгль продолжалась. Они, по-прежнему, бывая в Берлине, звонили ей, и она изыскивала возможность с ними встретиться. Эрнст, всё так же продолжал считать Гитлера своим самым близким другом. Поэтому, осведомлённость Герды о делах в партии нацистов была полной. А так как Эрнст был очарован своим фюрером, поэтому на объективность его суждений она не надеялась. И хорошо помнила присказку: «доверяй, но проверяй». В народе о лидере партии нацистов чего только не говорили. И все воззрения были настолько различны и противоречивы, что прийти к какому-то однозначному мнению было чрезвычайно сложно.
– Гитлер одержим идеей сверхчеловека, – однажды заявил Ганфштенгль.
– Сверхчеловека? – Удивилась Герда. – И как это надо понимать?
– Сверхчеловек, по понятию фюрера, это тот, над кем человеческие привязанности не властны, – пояснил Эрнст. – Следует запрещать себе любые проявления душевной привязанности. Жизнь сверхчеловека должна вписываться в понятие: «никакого сострадания, никакого сочувствия, никакого сожаления. Он выше этого». А если ещё руководствоваться и выкладками Вайпгаута, то – «можно всё!»
– В таком случае у меня нет ничего общего с таким сверхчеловеком, – подытожила Герда.
– И у нас с Еленой тоже, – усмехнулся Ганфштенгль.
Что касается других политических воззрений, то особое внимание актрисы, на страницах прессы, привлекли высказывания председателя Немецкой национальной партии Гугенберга. Став председателем ещё в октябре 1928 года, он, совместно с членами Рабочего содружества немецких промышленников – графа Калькрейта и графа Кайзерлинга неоднократно выражал своё враждебное отношение к Советскому Союзу. Ганфштенгль шепнул ей, по секрету, что эти господа представляют в Германии интересы двух банкирских домов Ротшильдов, швейцарского и английского.
Летом 1929 года Гугенберг создал имперский комитет по организации народного опроса, который развернул в стране дикую националистическую кампанию. И членами этого комитета оказались Генрих Клас из Пангерманского союза, Фридрих Зельдте – представитель «Стального шлема», и… Адольф Гитлер.
«Враги моей Родины объединяются! – сделала вывод Герда. – И Гитлер с ними».
По мнению Герды, именно с помощью Гугенберга, Гитлер становился видной фигурой, не только в партии НСДАП. Он приобретал такое влияние, которое в последующем способствовало его дальнейшему продвижению. «Значит – Ротшильды? – подумала она. – Это надо запомнить».
* * *
Первые годы совместной жизни с мужем, по мнению Герды, гениальным артистом, научили её не только выдержке и терпению. Она поняла, что, как правило, дело не только в том, кто разочаровал и не оправдал ожиданий. Возможно, и она сама, по молодости и недомыслию, что-то не сумела осознать. Зато теперь она была более осмотрительной и, наверное, более рассудительной.
«В общении двоих, всегда участвуют двое», – говорила она себе. Тогда она была слишком молода, чтобы что-то понимать в психологии и характерах людей. Отсюда и допущенные ею ошибки. Зато теперь она проявляла особый интерес и усердие, чтобы иметь возможность во всём разобраться, какими бы сложными не казались ей эти вопросы.
В литературных кафе и облюбованных артистами забегаловках горячо дискутировали о кубизме, импрессионизме, дадаизме и прочих «измах». Вот только о национал-социализме не говорил никто. Пока.
* * *
Звезда, известный маг Эрик Ян Хануссен (настоящее имя – Герман Штайншнайдер), выступал во всемирно известном берлинском театре «Скала».
Герда побывала на его выступлениях уже несколько раз. Ей было интересно посмотреть на то, как он работает. Она следила за выступлением придирчиво потому, что начала подозревать предсказателя в ловком шарлатанстве. У Хануссена имелась газета с предсказаниями будущего, и она была в Германии очень популярна, а так же влияла на рыночные котировки. В это время в Веймарской республике мистицизмом увлекались многие. Немцы составляли гороскопы, проводили спиритические сеансы и верили предсказаниям.
В России Герде посчастливилось познакомиться с врачом, теософом и гипнотизёром – Павлом Васильевичем Мокиевским, а так же с настоящим телепатом и гипнотизёром – Александром Барченко. Вот они-то действительно, были уникальными специалистами в парапсихологической области.
И Мокиевский, и Барченко владели ещё и другими техниками воздействия помимо гипноза.
Примечание автора:
А между тем, Александр Барченко участвовал в эксперименте, проходившем в Москве, где в здании ОГПУ по Фуркасовскому переулку, в доме № 1, была оборудована «чёрная комната», в которой одним из проверяемых медиумов был режиссёр 2-го МХАТа – Смышляев. В особом, изменённом состоянии сознания, он был способен предсказывать будущее, а так же предстоящие политические события.
Узнав однажды, что Герда родилась 13 апреля (по старому стилю), Барченко сказал:
– Вот теперь-то, милая, мне всё про Вас известно.
– И что же Вам известно? – не удержалась она от вопроса.
– Всё! – ни в чём, не сомневаясь, заявил Барченко. – Вы же, милая Герда, наверное, читали «Калевалу» в переводе Бельского? Помните, как там говорится? Чтобы «заклясть» железо, надо знать, как оно произошло. А чтобы «заклясть» мороз, тоже надо знать начало. И так в отношении всего того, что нуждается в волшебстве. Ваш день рождения, сударыня, и есть то самое чудесное начало, благодаря которому я могу сказать о Вас многое. Апрель олицетворяется стихией огня, и не ошибусь, если скажу, что страсти в вашей прелестной головке кипят нешуточные! – сказал он. – Число 13 мне говорит о том, что Вам, милая Герда, можно давать самые замечательные советы, но Вы всё равно к ним не прислушаетесь, и всё будете делать по-своему! У таких, как Вы, есть девиз: «Не учите меня жить, всё и обо всём я знаю сама!». Любопытным фактом является то, что Вы действительно знаете на Вселенском уровне. Если попробовать объяснить упрощенно, то Ваше число рождения символизирует… как бы это доходчивее объяснить, квадрат, условно конечно, или куб. Но считается, что это самая устойчивая фигура. И она устойчива абсолютно во всём. Вас, как Личность, трудно «сдвинуть», в чём-то переубедить, «поколебать», а так же вывести из себя. Из таких личностей, как Вы, получаются отличные разведчики, если только они не будут действовать с излишней поспешностью и самонадеянностью, ибо «Гордыня – наказуема». Но, если Вы будете поступать, всё хорошо обдумывая, – интонацией акцентировал он её внимание, – то вполне сможете добиться блестящих успехов. Понятно ли я поясняю?
Да, ей было понятно.
– Натура у Вас «кипучая», энергичная и неустанная… – продолжал её просвещать Александр Барченко. – Можно было бы ещё добавить, и неустрашимая. Вы обладаете прекрасным здоровьем, так что, скорее всего, долгая жизнь Вам обеспечена. Про русских людей часто говорят, что «они долго запрягают, но быстро едут». Так вот это не про Вас.
– Господи! – воскликнула Герда, – Ведь я тоже читала «Калевалу», но даже и предположить не могла, что благодаря этому уникальному карельскому эпосу можно сделать такие выводы.
С высказываниями Барченко Герда согласилась полностью.
Она бы к своей характеристике добавила ещё один пункт – натура авантюрная.
В Москве, ещё осенью 1920 года, Герда познакомилась с одним художником. Он помогал своему товарищу в оформлении сцены Художественного театра. При разговоре случайно выяснилось, что он – портретист. Художник сказал, что он чувствует её чары, и стал называть Герду феей.
– Вот так смотрел бы на Вас, прелестное создание, и смотрел, – задумчиво проговорил художник. – Красота-неземная! Завораживающая.
– «Не родись красивой, а родись счастливой», – напомнила она ему русскую пословицу.
– У меня нет сомнения, милая фея, что Вы будете счастливы, – убеждённо изрек художник. – Я на Вашем лице вижу и успех, и долгую жизнь. Это по китайской физиогномике.
– По физиогномике? – удивилась она.
– Да, это такая древняя наука, позволяющая «читать» лицо. Хотите, я Вам расскажу, что прочитал на Вашем лице? – предложил он.
– Конечно, – оживилась она. – Очень интересно. Я впервые об этом слышу, что лицо можно «читать».
– Сразу хочу сказать, что Вы – гармоничная Личность, – начал художник. – Но Вы при разносторонних знаниях не перестаёте удивляться жизни и всему необычному, что Вас окружает.
– Как это можно было понять? – прервала она художника, желая вникнуть в мельчайшие подробности.
– Вас выдают брови. Это они, удивляясь, приподнимаются вверх. У Вас они приподнимаются именно удивлённо.
– А как Вы смогли понять, что у меня есть разносторонние знания? – не унималась Герда.
– Ваши уши, верхняя часть которых идёт вровень с высотой бровей. Чем выше подняты уши по отношению к бровям, тем человек умнее, так что именно этот показатель поведал мне о том, что передо мной очень умная и знающая Личность. Ваш округлённый лоб говорит о том же. А общую картину дополнило наше общение.
– Очень любопытно, – заинтересованно проговорила Герда. – А есть ли у Вас какая-нибудь литература на эту тему, чтобы и я тоже смогла познакомиться с этой удивительной «физиогномикой»?
Он ответил утвердительно и, неделей позже, принёс ей рукописные листки, с выполненными им же рисунками, позволившими ей ознакомиться с этими новыми для неё знаниями. «Фее», да ещё и умной – это оказалось не сложно.
Надо сказать, что увлечённость художника оказалась «заразительной». И Герда тоже начала интересоваться этой темой, ни перед кем и никогда этого не афишируя. На лицах людей она видела их достоинства и недостатки, склонность к порокам или их отсутствие, самомнение или уступчивость, эгоизм или жестокость, иногда и вовсе психическое отклонение, а вот её оппоненты того, что она «читает» их лица, не замечали.
Кто бы мог подумать, что, спустя всего несколько лет, она будет постоянно пользоваться этими знаниями. Они не только ей пригодятся, но и будут реально помогать и спасать.
Физиогномикой увлекался и Генрих Гиммлер. Со всей ответственностью и скрупулёзностью, Гиммлер взялся за дело. Он мог часами, под лупой, рассматривать фотографию очередного претендента, пристально изучая его черты лица. Помимо всего он преследовал и другую цель, пытаясь выяснить «расовую чистоту» кандидата.
Посмеиваясь, между собой, однопартийцы называли его подопечных «блондинами Гиммлера».
Кризис
В начале 1930 года в Германии те краткосрочные кредиты, которые немецкие концерны получили от иностранных банков, были срочно затребованы обратно, а заказы заморожены. Производственные мощности в Германии были загружены, магазины и универмаги ломились от всевозможных товаров. Вот только покупательская способность населения оставалась крайне низкой.
Капиталисты, с нескрываемым эгоизмом, постоянно понижали заработки рабочих и служащих. Ни переговоры, ни профсоюзная борьба не смогли заставить воротил бизнеса изменить своё отношение к стране и народу.
Вместо того чтобы принять какие либо срочные меры по борьбе с кризисом, правительство страны бездействовало и пыталось успокоить население своими увещеваниями: «Мол, трудности временные».
Затем последовало сокращение производственных заказов.
Наконец, летом 1930 года, всем стало окончательно ясно, что оказывается, в Германии всё-таки имеются даже не трудности, а серьёзные проблемы!
Наиболее ощутимые изменения произошли в сталелитейной промышленности. А так же – в горнорудном деле. Недостаток кредитов сказался повсеместным сокращением заказов. Это отразилось и на более мелких, и менее капиталоёмких предприятиях.
Предприниматели стали вводить сокращённую рабочую неделю, опять же уменьшая зарплату. Оказалось, что товары есть, да вот только покупать их некому.
В особенности страдал внутренний рынок.
Примечание автора:
«Нет худа без добра», – гласит русская пословица. Первая интервенция СССР намечалась на 1930 год. (Не удалось объединить всех, в том числе и из-за кризиса). Срок интервенции был отодвинут на 1931 год, а затем и на 1932-й.
В первой четверти 1930 года в Германии насчитывалось не менее 4х миллионов безработных!
Естественно, что партии Тельмана и Гитлера призывали к созданию общества, исключающего безработицу как таковую.
А канцлер Германии Брюнинг, представляя интересы исключительно крупной промышленности, не только не направил свои действия на ограничение напряжённости в отношениях между партиями, а наоборот провоцировал их. Защищать интересы рабочих он не собирался. Канцлер считал, что большевистские настроения в рабочей среде, следует истреблять, «как опасную заразу». И ввёл чрезвычайное положение. Полиции строго предписывалось отслеживать действия и нацистов, и коммунистов, и не останавливаться перед применением самых жёстких мер. Но потом, вдруг, неожиданно канцлер Брюнинг не только признал нацистское движение, но и выразил желание и готовность вести переговоры с господином Гитлером. И это, в свою очередь, помогло нацистскому фюреру ещё больше укрепить престиж и стать в глазах общественности персоной, к которой в политическом плане следовало относиться серьёзно.
После этого нацистские головорезы из штурмовых отрядов СА ужесточили схватки с коммунистами и всеми, кто был против НСДАП. Среди штурмовиков были даже специальные «охотники за красными». Надо кого-то убить? Не вопрос. Им это легко!
Гитлер же поделил Германию на области, гау, каждую из которых возглавлял свой гауляйтер – видный активист нацистской партии. Например: гауляйтером Кёльна был Роберт Лей, а гауляйтером Франконии и Нюрнберга Юлиус Штрайхер. Йозеф Геббельс, стал гауляйтером Берлина ещё в 1926 году.
Доктор Геббельс прекрасно разбирался в живописи, музицировал. Воздействовать на немцев он собирался, опираясь на все виды искусств. По его указанию был написан «Марш национал-социалистической рабочей молодёжи Берлина». «Хайль, Гитлер!» – звучали последние слова этой песни. Но особый интерес гауляйтер проявлял к кинопроизводству и театрам. Геббельс отлично понимал силу воздействия на зрителя театральных постановок и кинофильмов. Поэтому он уделял им повышенное внимание. И именно любовь Геббельса к театральному искусству, позволила Герде познакомиться с ним ещё до того, как он стал министром Пропаганды Третьего рейха. До встречи с Йозефом Геббельсом Герда довольствовалась лишь рассказами Ганфштенгля, поэтому ей особенно интересно было составить о докторе своё собственное мнение. Да, действительно, Геббельс был небольшого роста, тонкогубый, но с правильными чертами лица и заострённым подбородком. У него, действительно, были умные карие глаза, но их выражение Герде показалось печальным. Если бы он оказался поэтом, то это бы её не удивило. Он был худ. И весь его облик говорил: перед вами человек, проведший годы в упорном и самозабвенном труде. «Страсть? Фанатизм? – задавалась вопросом актриса.
Познакомившись с Геббельсом, Герда пришла к выводу, что он представляет собой странное сочетание комплексов и самодовольства.
Наведываться и в театр, и на киноплощадку он мог, когда ему это заблагорассудится. При этом, давая различные указания режиссёрам и артистам, он каждый раз внедрял нужную ему идеологию, считая себя здесь самым главным. Кино Геббельс любил безмерно. Поэтому стоит ли удивляться его повышенному интересу к кинопроизводству?
Был август.
Со слов приехавшего в Берлин Эрнста Ганфштенгля, Геббельс отправился в Баварию, в Бергхоф на дачу фюрера. Так упрощённо называли предместье Берхтесгадена. Елена Ганфштенгль уже находилась там. Она была подругой Ильзы Гесс, и чтобы у них была возможность пообщаться подольше, испросила у мужа разрешение там задержаться.
По сложившейся традиции, приехав в Берлин, Эрнст позвонил Герде. Они договорились встретиться в кафе и вместе поужинать.
Эрнст рассказывал о своей Берлинской эпопее. Сначала они на даче у Гитлера были с Еленой вдвоём, а сейчас он оказался в Берлине для усмирения «воинствующего крыла» боевиков СА.
– Тех самых головорезов, которых возглавляет Отто Штрассер, – уточнил Эрнст. – Помнишь, я тебе о них уже рассказывал? Сейчас все успокоились. Эти неврастеники требовали самоуправления и денег. Идиоты! Разгромили свою собственную штаб-квартиру! Оба брата Штрассеры уже давно претендуют на лидирующее положение в партии. Однако большинство пока поддерживает Гитлера, и в их числе доктор Геббельс. Поскольку всех утихомирили, фюрер отправился в Бергхоф, а с ним и некоторые из его соратников, – рассказывал Ганфштенгль.
Сам Эрнст собирался отправиться туда на следующий день.
– Должны будут подъехать ещё Роберт Лей, из Кёльна, и, наверное, уже прилетел из Австрии Рудольф Гесс. Скорее всего, Геринг уже там, он должен был приехать в наше отсутствие.
– Если это не секрет, то расскажи подробнее, что там у вас происходило? – попросила Герда.
– О, это давняя история, – начал Эрнст. – Весь 1929-й год в партии шли дискуссии, – рассказывал он. – Специально для разговора с Гитлером, в Берлин приезжал Отто Штрассер. И уже тогда они с фюрером в словесном споре не на шутку схлестнулись! Позже Отто разыскал Рудольфа Гесса в садике гостиницы «Сан-Суси», и попытался склонить его на свою сторону. В крайнем возмущении, он ему пенял: «Как ты можешь общаться с этим ничтожеством?! Ты с ним уже десять лет, и неужели за всё это время ты не разглядел кто перед тобой?!».
– Я случайно, – продолжал Эрнст, – оказался невольным свидетелем этой сцены. Гесс попытался успокоить Отто, но ничего не вышло. Отто Штрассер кричал: «Шоры с глаз сними! И пойми, наконец, с каким чудовищем ты общаешься!»
– И что ты по этому поводу мыслишь? – спросила Герда, подумав, что и Людендорф, и Отто Штрассер дают такую неоднозначную характеристику человеку, которого Эрнст считает своим ближайшим другом и, по-прежнему, продолжает его превозносить.
Эрнст посмотрел на неё, наверно, обдумывая, стоит ли ей это говорить. Но, всё же, продолжил:
– Отто следовало бы понимать, что Гесс тоже – чудовище! Да, братья Штрассеры и Гитлер – соперники или конкуренты, не знаю, как ещё их назвать. И, если старшему из братьев Грегору ещё, худо-бедно, но удаётся с фюрером ладить, то в младшем, Отто Штрассере, Гитлера раздражает абсолютно всё! Что касается Рудольфа Гесса, то он вынужден всё время стоять между Гитлером и младшим Штрассером, с которым был дружен. Иначе они, попросту, перегрызли бы друг другу глотки! Если бы не Гесс, пытающийся защищать этого бузотёра Отто, то Гитлер действовал бы намного жёстче и со всеми теми, кем был недоволен, расправился бы уже давно, но Гесс…
– Надо же, – удивилась Герда, – когда я впервые увидела Гитлера, он мне показался таким милым, даже робким. Однако, как там у вас всё сложно. Но, ведь и ты тоже, по прежнему, души не чаешь в своём фюрере? – напомнила она своему собеседнику, его собственные восторги, в адрес любимого Гитлера.
– Не я один очарован Адольфом, он, действительно неординарный, уникальный человек, обладающий удивительными способностями. И я воздаю дань его таланту! – воскликнул Ганфштенгль, не то, оправдываясь, не то, пытаясь её в чём-то убедить.
– Может это и так, но не кажется ли тебе, что всё, тобою сказанное, звучит слишком подобострастно? Слишком!
– Не кажется, – заявил он. – Ты хочешь знать, что случилось или намерена критиковать меня за пристрастное отношение?
– Извини.
– Тогда слушай. В партии сложилось устойчивое мнение, что этот разброд в СА устроил ни кто иной, а Отто Штрассер! Хотя, с этим тоже ещё надо разобраться. Получилось так, что небольшая бывшая гимнастическая секция, преобразованная Гитлером в маленькую боеспособную армию штурмовиков СА, вдруг взбунтовалась! Меня же насторожило вот что: Вальтер Штеннес (племянник кардинала Шульце из Кёльна), по секрету рассказал, что на самом деле настоящим зачинщиком бунта является ни кто иной, как Геббельс! Что это именно он спровоцировал бунт среди штурмовых отрядов «Ост», призывая их выйти на улицы! Вальтер сказал мне, что Геббельс прикарманил деньги, предназначавшиеся штурмовикам. Душа у него тёмная. Но эта правда так и не дошла до фюрера, – заключил свой рассказ Эрнст.
– А ты не хочешь, на этот счёт, просветить своего любимого Адольфа, рассказав ему истинную подоплёку дела? – спросила Герда.
– Что ты! Зачем мне надо стравливать фюрера с Геббельсом и Штеннесом? Тогда возникнет разброд не только среди штурмовиков СА, но и в самой партии! – возмутился Эрнст. – Пусть без меня разбираются. Расправиться с бунтарями Гитлеру помог Гиммлер. Адольф самолично участвовал в рейдах по пивным. Срываясь на крик, он убеждал этих громил, грозил, и даже что-то пообещал. Таким образом, фюреру удалось всех утихомирить. Бунтари были загнаны в казармы и их убедили сдаться. Адольф объявил себя главнокомандующим силами СА, а командира фон Пфеффера сместил. Начальником штаба он назначил Рема.
– Рема? Кто такой Рем? – переспросила Герда. – Раньше ты о нём ничего не рассказывал.
– Это ещё одно «животное» из окружения фюрера, – «просветил» её Ганфштенгль, – Рем – горлопан, которого решил использовать в своих целях Гитлер. Солдафон, обезображенный шрамом, но умеющий отлично командовать войсками. Подозреваю, что Гитлер его побаивается и,… – Эрнст прервался, не желая озвучивать что-то такое, чего Герде знать не следовало.
Взглянув на неё, он убедился, что она по-прежнему слушает его с нескрываемым интересом и продолжил:
– Думаю, что Рему обидно, из-за того, что теперь не он главнокомандующий. Он-то был уверен, что является вторым человеком в партии. Видимо, пока он решил переждать и потерпеть, не обостряя ситуации. Думаю, что это только пока. Старший из братьев Штрассеров – Грегор, не столь горяч и прямолинеен, Судя по всему, он поддерживает своего младшего брата Отто, хотя для всех они, якобы, в ссоре.
В нежелании Эрнста рассказывать о Реме, Герда почувствовала что-то тайное и предосудительное.
«Интересно, почему он переключил моё внимание опять на братьев Штрассеров?»
Выйдя из кафе, они шли по улицам, то и дело, встречая гуляющие пары. В Берлине была полночь. Город сверкал множеством огней иллюминации. Из открытых окон домов струился свет, и было видно, что в эту прекрасную августовскую ночь многие ещё не спят. У обоих было романтическое настроение.
– Ты дивная, Герда. Если бы я страстно не любил свою жену, то, наверное, влюбился бы в тебя.
– Ну, что ты такое говоришь, Эрнст! – шутливо возразила актриса. – Вряд ли бы я захотела лишиться такого замечательного друга.
Эрнст проводил её до самого дома.
Прощаясь, он поцеловал ей руку.
– Передавай привет Елене. Скажи ей, что мне искренне жаль, что в кафе её с нами не было, – на прощание проговорила Герда.
Они, наконец, расстались. Было уже очень поздно, и Герда про себя отметила, как приятно общаться с умным, образованным, талантливым, деликатным и очень галантным мужчиной. Среди немцев, таких как Эрнст Ганфштенгль, она встречала мало.
Оказавшись у себя в квартире, Герда хотела пробраться в свою комнату на цыпочках, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить никого из домочадцев. Но, заметив свет на кухне, направилась туда.
«Мама, есть мама, – подумала она с нежностью, встретившись взглядом со смотрящими на неё любящими глазами матери. – Моя мама самый прекрасный и преданный человек на всём белом свете! Разве может она уснуть, если её дочери нет дома?»
В Бергхофе
На следующий день Ганфштенгль тоже уехал в Бергхоф, где его ожидала Елена. У Гитлера была запланирована встреча с его ближайшими соратниками. Надо было сформировать лозунги и программу действий перед грядущими выборами в рейхстаг. Предстояла нешуточная борьба за голоса избирателей.
Внешне это походило на встречу друзей и их совместный отдых.
Прилетел из Австрии Гесс. Геббельс прибыл накануне. Геринг на даче находился уже несколько дней, ожидая, когда подъедут все остальные.
Сейчас, Йозеф Геббельс удовлетворённо наблюдал как, нет, не спорили, а злословили Адольф и, недавно приехавший из Берлина, Рем. Разговор касался младшего из братьев – Отто Штрассера.
Он со своими единомышленниками всё-таки откололся от НСДАП и основал свою, ещё более радикальную организацию «Чёрный фронт». Так же они вошли в контакт с ещё одной организацией – «Красный фронт». (А эти уже имели непосредственные связи с Москвой).
«Странное единение, – глядя на Гитлера и Рема, размышлял Геббельс. – А что последует за этим?»
Всем в партии было известно о странных связях Гитлера и Рема. Что касалось общепартийных дел, и управления отрядами штурмовиков – всё было понятно. Но имелось ещё кое-что, неподдающееся объяснению. Было известно и об их прежней ссоре. Но почему-то Геббельс, во что бы то ни стало, по личной просьбе Гитлера, должен был постараться вернуть Рема из Боливии. Фюрер объяснил это тем, что, необходимо нейтрализовать влияние братьев Штрассеров, и только тогда можно рассчитывать на самые серьёзные решения. Мол, пользуясь отсутствием Рема, те так распоясались, что теперь с ними нет никакого сладу! И, действительно, Отто Штрассер пригрозил увести из партии и остальных штурмовиков, а это, ни много ни мало, а две трети, составляющие всю нацистскую партию НСДАП! Вот только осуществил он свои угрозы, когда у Гиммлера уже набрано было энное количество его блондинов, да и не все согласились бы идти с Отто.
Теперь используя влияние Рема, можно было надеяться на сохранение единства партии. Хотя, это упование было ненадёжно.
«Возможно, что слухи, по поводу каких-то особых отношений между Гитлером и Ремом, это сплетни, – думал Геббельс, – но, опять же… «дыма без огня не бывает». Может, и было между ними что-то такое, что для всех остальных осталось тайной?» – продолжал он свои размышления, пока его не окликнула Елена Ганфштенгль.
«Богиня! – он тут же переключил на неё всё своё внимание. – Эх, и повезло же этому придурку Эрнсту! О такой женщине можно только мечтать». – Теперь, глядя на восхищавшую его чужую жену, он ни о чём другом думать уже не мог.
Это заметил муж красавицы, который не мог позволить себе устроить здесь склоку, но это его не на шутку разозлило. Геринг сохранял спокойствие и его, кажется, ничто не трогало. Гитлер же после Берлинской встряски пребывал в крайне возбуждённом состоянии и на Рема смотрел совсем не осуждающе, а скорее наоборот.
За глаза, Геббельса именовали «хромым Мефистофелем» и действительно, в его прозорливости, иногда было что-то сатанинское. А своим злобным характером он умудрялся настроить против себя большинство тех, с кем, так или иначе ему приходилось общаться. Его не мог терпеть Роберт Лей, и с трудом мирились с его присутствием Рудольф Гесс, Розенберг и многие другие. Его острые умные и язвительные высказывания, самым невероятным образом задевали даже самых «толстокожих».
Елена отправилась к Ильзе, и Геббельс в своих размышлениях опять вернулся к Гитлеру и Рему. Сейчас, глядя на этих двух строптивых самцов, Геббельс думал об их почти невозможном и странном союзе. «Уж, не кроется ли здесь что-то большее? – продолжал он свои размышления. – Наверное, и здесь не обошлось без чар Рудольфа Гесса», – сделал он, наконец, свой вывод.
Обычно наблюдательность его не подводила. Да и странно как-то Гитлер посматривал на Рема. Сразу и не поймёшь, этот взгляд фюрера,… симпатизирует он этому солдафону или его ненавидит?
В одном Геббельс был, безусловно, прав: в том, что именно Гессу удалось переманить Рема на сторону нацистов. Партийные зубоскалы не раз высказывали предположения, что «дело здесь не чисто», а Рем – настоящее животное (по его же собственным словам) – в присутствии Гесса становился «шёлковым».
– Не иначе, как Руди каким-то образом его околдовал, за глаза посмеивались однопартийцы.
– Ты не знаешь как? – спрашивал один насмешник у другого.
– Ясное дело как… За ним Эрнст Рем готов был пойти куда угодно и против кого угодно. – Любовь! Это она творит такие чудеса.
За последние годы отношения в партии часто носили более чем просто дружеский характер. Гомосексуализм, существовавший между однопартийцами, сделался чуть ли не модой. Никто и не собирался скрывать своих истинных предпочтений, называя всё, что раньше являлось тайным, совершенно открыто. Вот и Рем не скрывал того, что он влюблён в Гесса.
Не было секретом и то, что среди штурмовиков СА преобладали самые что ни наесть социалистические настроения. Были и те, кто колебался между нацистами и коминтерновцами.
«Вот и сейчас Рем, наверное, приехал в надежде, что Гесс уже вернулся из Австрии», – продолжал свои размышления доктор Геббельс.
Внутрипартийные взаимоотношения нацистов «Хромого Мефистофеля» интересовали только по той причине, чтобы понять: на кого надо «делать ставку», а на кого нет. Пока он был приверженцем Гитлера, но кто знает…
Что касается Рудольфа Гесса, то не только Гитлер считал его идеалистом, такого мнения придерживались и другие партийцы. Гитлера же одолевали странные чувства. С одной стороны он был благодарен верному другу Руди, а с другой… Он всё время задавался вопросом: «Почему именно Гесс так волнует Рема? Почему?»
Именно друг Рудольф внушил Адольфу мысль о его избранности и исключительности, объявив его фюрером – вождём! При этом он сам всегда оставался в тени. В его тени! А то, что Рудольф Гесс переманил на их сторону Рема, было поистине его исключительной, уникальной и неоценимой заслугой! И перед партией, и лично перед ним, фюрером.
Зато сам Рудольф Гесс считал Рема авантюристом, скандалистом и человеком чрезвычайно порочных наклонностей. И Рем этого не скрывал. Гесс же отлично понимал, какого свойства фантазии он вызывает у командира штурмовиков, и, мастерски используя их, умело играл на его к нему чувствах. Гитлеру казалось, что он хорошо знает своего Руди и всё же иногда и у него возникали сомнения: уж очень был умён его друг в отличие от него самого.
Смысл встречи был в одном: перед грядущими выборами сгладить трения между различными течениями партии и обеспечить её видимое единство.
* * *
…Адольф Гитлер ходил из угла в угол. Он никак не мог подобрать настоящие лозунги, хлёсткие и запоминающиеся, короткие, такие, чтобы встряхнулось и заходило ходуном всё это стоячее немецкое болото. Чтобы немцы сразу поняли, что именно он – их фюрер!
– Я рассчитываю получить в рейхстаге пятьдесят депутатских мест, – заявил фюрер, глядя на Геринга.
Но Геринг спокойно ответил, что рассчитывает на вдвое большее количество мест.
– Даже, так? – не поверив, удивился Гитлер.
– Именно так, – подтвердил тот. – Нам нужна поддержка и одобрение, наибольшего числа людей, насколько это возможно. В стране кризис, но это нам на руку, потому что растёт всеобщее недовольство. Значит, у нас есть шанс и возможность заполучить этот электорат, а вместе с ним и мандаты в рейхстаг. С ростом числа недовольных сограждан вырастет и наша партия, что закономерно.
Эрнст Ганфштенгль стал упрекать Гесса: он де фактически является заместителем фюрера, а ничего толкового предложить не может. В ответ на этот выпад Герман Геринг метнул в сторону Ганфштенгля уничтожающий взгляд: «Что ты лезешь? Молчи уж!».
Сейчас Эрнст Ганфштенгль, однозначно, переходил грань дозволенного!
Все присутствующие отлично понимали, что всё дело в обычной неприязни Эрнста Ганфштенгля к Рудольфу Гессу. Что попросту Гесс является чуть ли не вторым человеком в партии, а ведёт себя слишком уж отстранённо.
– Что в нём такого замечательного, чего нет у нас? – открыто и насмешливо спрашивал он.
Гитлер был возмущён его речью, но ничем не проявил своих эмоций: «Ничего, я с тобой ещё разберусь! Позже, не сейчас…».
Геринг предложил заняться делом, по поводу которого они все здесь собрались.
«Чёрт знает что! Гитлер ревнует Рема к Гессу! Ганфштенгль тоже ревнует Гитлера к Гессу, в то время, когда Рем ревнует Гесса к Гитлеру… Нашли время!» – с раздражением подумал он, а вслух сказал:
– Мы совместно с Мартином Борманом подвергли стилистической корректировке некоторые пункты нашей политической программы.
На самом деле Мартин Борман являлся помощником Рудольфа Гесса, его личным секретарём, но находясь здесь в Бергхофе, выполнял ещё и все поручения Гитлера. То как он справлялся со своими обязанностями, приводило всех в восторг и удивление. Более толкового подхода ко всему делопроизводству трудно было себе представить. Удивление вызывало, что Борман один (так думали все члены партии) справлялся с огромным количеством бумаг. И никто не знал, что у Мартина был тайный помощник – его младший брат Альберт, не менее трудолюбивый и аккуратный. И всё же, партийная верхушка, исключая Гесса и Гитлера, старшего из братьев Борманов не любила, считая его ловким и услужливым пройдохой, которому каким-то невероятным способом удалось втереться в доверие к фюреру. Младший внешне был симпатичнее, но умудрялся вести себя так, что о его существовании никто не догадывался. Гитлер, конечно же, знал и ценил труд обоих братьев.
– Это можно передавать в печать, – подытожил Герман Геринг, указывая на готовые документы. – Свои правки так же внесли Геббельс и Розенберг, – сделал он уточнение.
Гитлер слушал и кивал головой, сдерживаясь, чтобы не разразиться бранью. Он устал от споров и разногласий и чувствовал полное моральное истощение, даже какое-то душевное опустошение.
«И это всё Ганфштенгль! Чтоб его…!»
Эрнест же успел подумать, что на сто процентов он ни в чём не уверен, и вообще, сейчас ему меньше всего хотелось думать о каких-то там лозунгах.
На этот раз без споров и оговорок дело продвинулось быстро. Разошлись поздно, все неимоверно уставшие.
Рудольф Гесс, оставшись в холле с фюрером наедине, спросил:
– Скажи, Адольф, почему разным болтунам, вроде Ганфштенгля, ты позволяешь так разговаривать с собой? Одного твоего слова должно быть достаточно, чтобы он замолчал!
– Погоди, Руди, не кипятись, – ответил фюрер. – Нас с тобой ждут великие дела… С Ганфштенглем и ему подобными мы ещё разберёмся, позже.
Несмотря на то, что благодаря Ганфштенглю и его личным знакомствам Гитлер во многом стал тем, кем он стал сейчас, фюрер к нему чувства благодарности не испытывал. Его отношение к людям всегда было исключительно потребительским. Если ему оказывали какую-либо помощь или услугу, он принимал это как должное. И всегда считал, что это их собственное решение и их выбор. А он никому и ничего не должен!
Гесс в ответ произнёс: «Адольф, желательно чтобы подчинённые склоняли перед тобой голову. Ведь ты – фюрер! Помнили об этом. И, если угодно, чтобы боялись. Они должны тебя бояться. Понимаешь?»
* * *
Утром 11 сентября 1930 года, нацисты должны были произнести (в своей предвыборной гонке) заключительную речь в Нюрнберге. Принципиально важно было оказать самое благоприятное впечатление на немецкий народ.
Герде очень нравился этот исторический город, но он нравился и нацистам. Здесь имелась площадь для парадов и шествий, здесь был сочувствующий им электорат. Гауляйтер Франконии Юлиус Штрайхер, так же, постарался на славу.
На площади Фрауенкирхе собралась гудящая многотысячная толпа. Людей привело сюда любопытство. У них пока ещё не было решения, чтобы поддерживать именно партию НСДАП. Народ, всего лишь, намеревался послушать лидеров партии.
Программу партии озвучил Гесс, и она показалась людям не только достойной, но и блистательной! Гитлер учёл всё. Он понимал, что никакого прока от рейхстага нет. Западная демократия сильна отрицанием, но слаба созиданием! Поэтому программная предвыборная речь обещала немецкому народу процветание, но только в том случае, если он будет голосовать за нацистскую партию, а уж партия в свою очередь сделает всё возможное чтобы немцы, наконец, обрели работу, достаток и заставит всех считаться с Германией.
Площадь, от края до края заполненная людьми, взревела от восторга, возбуждённая простой, искренней и пламенной речью оратора. И так, между паузами, повторялось несколько раз. Такого эффекта никто даже предположить не мог! Гитлер надеялся на пятьдесят депутатских мест в рейхстаге, а получил сто семь! Около шести с половиной миллионов немцев отдали свои голоса за НСДАП.
* * *
На Бреннерштрассе, в Мюнхене, нацистами было приобретёно монументальное здание, огромный особняк (бывший Барловский дворец). Он и стал знаменитым Коричневым домом.
В этом дворце, 17 сентября был устроен пышный приём, который начался в 11-00, и на котором присутствовали и Гитлер, и старший из братьев Штрассеров, и Рем, и Гесс, и Лей. Дворец был подобен гудящему улью. Нацисты принимали поздравления и праздновали победу. Сто семь депутатов в парламенте рейхстага – вот это Победа! Этот факт стал подлинной сенсацией!
Вожди общались с журналистами, госчиновниками, партийными делегациями, со всевозможными наблюдателями от разных партий, в том числе и оппозиционных, а так же с представителями крупного капитала. Банкиры Тиссен и Шахт могли прислать своих представителей, но приехали лично.
Во время застолья фюрер коротко выдал очередную тираду и сел на место, но под восторженные крики и рукоплескания он через минуту встал и заговорил о фронтовом братстве, о мужской дружбе пронесённой сердцами сквозь десять лет испытаний и о преодолённых трудностях. Фюрер говорил настолько прочувствованно и искренне, что довёл всех собравшихся до состояния экстаза.
В целом, первый приём такого уровня проходил шумно и помпезно.
Когда торжество было уже в самом разгаре, лишь изображавшие своё миролюбие Рем и Гитлер чуть было не сцепились! Они пристально следили друг за другом, стараясь не упустить ничего. (Рем полагал, что в его руках сила). У Гитлера же всегда была склонность к позёрству и перевоплощению. Он был умнее Рема, поэтому он выжидал. Сейчас противостоять Рему, как предводителю вооружённых отрядов, он не хотел, да и не мог. Что же касается Рема, то артистизм ему давался плохо, у него не получалось скрывать своё явное недовольство. И даже – ярость! Он чувствовал себя обманутым и на людях едва сдерживался, чтобы не вскипеть. Только себя он мыслил главнокомандующим! А Гитлер его должность присвоил себе! «Всё ложь! Наобещали! Уговорили приехать, и… обманули!»
До открытого противостояния пока не дошло только по одной причине – из-за Гесса. Но, раз за разом, Рем преподносил Гитлеру всё новые и новые (мелкие и большие) пакости. И они попадали в цель, и били фюрера по самолюбию. Да и ощущались крайне болезненно, доводя его до исступления и чуть ли не до истерики! Но сейчас демонстрировать свою непримиримость к Рему, Гитлеру было нельзя. Категорически! Хотя, многие из присутствующих сомневались в том, что Гитлер на самом деле считает Рема «мерзким животным». Уж слишком снисходительно Гитлером прощалось Рему если не всё, то почти всё.
Доблестные и бдительные неврастеники в СА и, в частности, «верный пёс» Рема Хуго Штиннес, предупреждали своего начальника о коварстве этого зеленоглазого змея – Гесса. Но, влюблённый Рем ничему не хотел верить.
В среде туповатых (а именно так думал о «головорезах» Рема Рудольф Гесс), давно существовали подозрения о происках зарвавшихся мюнхенцев.
«Мы с Адольфом – зарвавшиеся мюнхенцы! – с ядовитой усмешкой, самодовольно думал Гесс. – А то ли ещё будет»….
У Гесса и вправду были далеко идущие планы, одним из которых был выход из под главенства Пруссии, отдав «пальму первенства» Баварии. Ведь до 1918 года Бавария и Саксония, в отличие от остальной Германии, оставались монархиями. И баварцы привыкли считать себя отдельными и самодостаточными.
К тому же, в самое ближайшее время, должны были состояться переговоры с Куртом фон Шлейхером из рейхсвера, тем самым, который собирался манипулировать президентом Гинденбургом, которого Рудольф Гесс на дух не переваривал.
Курт фон Шлейхер, теперь уже генерал, занимал один из важнейших постов в военном министерстве и был ближайшим советником министра обороны генерала Вильгельма Гренера. И его тоже заботила усиливающаяся власть и влияние Рема. Противостоять штурмовикам теперь было бы крайне сложно даже армии.
Поэтому-то Рудольф Гесс пока и заигрывал с Ремом, как мог. Учитывая численность и реальную силу этих «головорезов», с этим вынуждены были считаться даже в рейхсвере.
«Пусть генерал фон Шлейхер испытает трепет, когда увидит, что наша сильная армия при нас! – думал Гесс. – А фюрер чуть было всё не испортил! Гиммлер ещё не набрал ни нужного количества бойцов, ни той силы, которая требуется».
И Рудольф Гесс, как умный и умелый «кукловод», сам оставаясь в тени собственного кукольного театра, время от времени дёргал за те или иные ниточки.
Он знал, что участь Рема предрешена, но не сейчас.
К тому же на этом приёме он постарался сделать для фюрера и нечто приятное: Гитлеру была представлена очаровательная английская леди – Юнити Митфорд – Валькирия. «Как это было кстати. Молодая леди рядом с фюрером. Это же отличная реклама! Достаточно было взглянуть на Гитлера, чтобы понять, что прелестная леди своим присутствием очень удачно «подогревает» его амбиции и снобизм, да к тому же не даёт ни малейшего повода и основания для разных нежелательных слухов».
Для открытого партийного приёма, было арендовано ещё одно обширное помещение, но уже в Берлине на Вильгельмштрассе. Для этой цели был выбран лучший отель столицы «Кайзерхофф».
Приехали в Берлин и супруги Ганфштенгль. Как обычно, позвонили Герде и договорились о встрече.
– Как ни ненавидит меня Гесс, а через пару дней после выборов, он сам мне позвонил и сказал: «Герр Ганфштенгль, фюрер очень хотел бы побеседовать с Вами», – с победоносным видом и торжествующей улыбкой рассказывал Эрнст. Тогда-то Герда и узнала обо всём том, что этому предшествовало.
Ганфштенгль просто рассказывал о том, чем была наполнена его жизнь, а Герда делала свои выводы. Спасибо Эрнсту, что он во всём происходящем не усматривал никакой тайны. Он же не разведчик.
Гитлер предложил Эрнсту занять пост главы по контактам партии с иностранной прессой. А для Герды такое назначение друга имело просто колоссальное значение! Она усматривала в этом большие возможности по сбору архи важной и нужной ей информации.
«Всё-таки интуиция меня тогда не подвела, что дружба с семьёй Ганфштенгль и для меня, и моей страны будет в высшей степени полезна!» – в который уже раз утвердилась в своём мнении актриса.
– А наш «колченогий» Геббельс влюблён! – сообщил Эрнст.
«Значит, не станет с прежним рвением докучать всем театральным деятелям, и мне в частности, – с радостью восприняла это известие Герда. – Надо будет мне как-нибудь, познакомиться с дамой его сердца. Нет, надо будет с нею подружиться», – с облегчением решила она.
– А как зовут его любовь? – поинтересовалась Герда. – Она симпатичная?
– Магда, её зовут Магда, – уточнила и таким образом вступила в разговор молчавшая до сих пор Елена. Нас уже представила друг другу Ильза Гесс. Мне она понравилась.
Знакомство Йозефа Геббельса с Магдой (в то время ещё носившей фамилию Квант) состоялось осенью 1930 года. Магда получила удостоверение члена национал-социалистической партии 1-го сентября. Когда она начала работать в городском партийном архиве, там-то на неё и обратил внимание руководитель городской партийной организации доктор Геббельс.
Закрутился роман. Женщине польстило ухаживание самого гауляйтера Берлина и одного из главных пропагандистов партии НСДАП.
– Гитлер тоже обратил внимание на эту красивую женщину, – задумчиво проговорил Эрнст, – но только фюрер ничего не предпринял, чтобы завоевать её.
Почему-то Эрнст и Елена были уверены в том, что у фюрера ни с одной из женщин серьёзных отношений быть не может. И когда Герда поинтересовалась почему, оба заговорчески переглянулись.
Елена даже привела высказывание леди Асквит: «Когда солидный политик вас обнимает, его взгляд устремлён на часы». Ну, какой женщине это может понравиться? – снисходительно глядя на Герду (мол, могла бы догадаться и сама) и сдержано улыбаясь, произнесла она.
* * *
Москву интересовало, какова в настоящее время готовность Германии к войне? И, если не сейчас, то когда?
Ни о какой войне Германии с кем-либо в этот период не могло быть и речи. «Корабль германской государственности» захлёстывали внутренние проблемы: безработица, обнищание населения, невыносимая депрессия. Это ощущалось во всём: в экономике, политике, настроениях. Германия сама опасалась, как бы на неё не покусилась Польша, поддерживаемая западными державами.
Ещё весной 1930 года польское правительство дало согласие на кандидатуру Гельмута фон Мольтке в качестве нового германского посла в Варшаве. Правда, посол прибыл со значительным опозданием, только в декабре, но в Польше к этому отнеслись снисходительно.
Беспокоясь, не грозит ли СССР война, Сталин отлично понимал, что враги могут воспользоваться сложной ситуацией в его стране. Момент для нападения самый подходящий. В Советской России в этот период положение было очень тяжёлым.
По счастью, в 1930 году Германия к войне была не готова. Но, Герде стало известно, что рейхсвер через подставные фирмы ведёт в Нидерландах разработку новых подводных лодок и огнемётов.
В 1931 году в партии НСДАП преобладали идейное разногласие и персональное соперничество между Гитлером, Ремом и братьями Штрассерами.
Германия погрязла в политических дрязгах и неразберихе. Немецкий народ возненавидел «такую демократию»! От рейхстага не было никакого прока. Все программы, предлагаемые народу, никуда не годились. В Веймарской республике всем заправляли банкиры, предприниматели, торговые кланы, а правительство и рейхстаг были лишь ширмой, которая позволяла Англии и Франции считать Германию «недобитком», из которого следует выжать все оставшиеся силы и средства. Это привело к тому, что верховная власть проводила политику соглашательства, опасаясь перечить в чём-либо странам Антанты. И, естественно, что такая политика правительства считалась антинародной и возмутительной.
Революции по Ленинскому образцу Гитлер для Германии не желал, считая, что это приведёт к крушению государства, экономики и вооруженных сил. У него был свой, совсем другой проект.
Фюрер налаживал связи с банкирами и промышленниками, прежде всего, чтобы получить от них финансовую помощь. Поскольку те, в свою очередь, опасались, что власть в стране могут захватить коммунисты, то охотно спонсировали нацистов.
По этой причине внутри партии НСДАП сторонники братьев Штрассеров обвинили Гитлера в предательстве дела национальной революции. Фюреру пришлось выдержать жёсткую критику, но от своих замыслов он не отказался, проявив в этом вопросе завидную настойчивость.
* * *
В очередной раз, читая немецкую прессу, Герда наткнулась на статью, в которой сообщалось, что 18 сентября 1931 года застрелилась племянница Адольфа Гитлера Ангелика Раубаль. Она тут же начала просматривать и другие газеты, желая узнать, что же они об этом пишут.
По словам Эмми Зоннеманн (время от времени они с Гердой встречались), Адольф Гитлер был безутешен.
– Товарищи по партии всерьёз опасаются, как бы фюрер чего-нибудь с собой не сделал, – заявила Эмми.
– А тебе об этом, откуда известно? – удивилась Герда.
– Знаю и всё, – уклончиво отвечала та, явно опасаясь раскрыть чью-то тайну.
«Значит, она имеет отношение к кому-то из приближённых нацистского лидера, – про себя подумала Герда. – Иначе, откуда у Эмми такая осведомлённость?»
По городу поползли грязные слухи, что де фюрер из-за ревности сам разделался с племянницей, а потом эту версию подхватили и газеты. Герда была удивлена и даже обескуражена тем, как, спекулируя на личном горе Гитлера, против него началась совершенно гнусная компания.
Нисколько не сочувствуя своему бывшему однопартийцу и соратнику, Отто Штрассер на страницах газет доказывал, что у Гитлера с его родной племянницей Ангеликой Раубаль (дочерью его сводной сестры Анжелы), была половая связь в извращённой форме. И что де именно этого она и не выдержала. На все лады почти все немецкие издания (на потребу любопытствующей толпе) смаковали гибель несчастной девушки. И только «Фелькишер беобахтер» выразила соболезнование.
«Как это подло и низко! – думала Герда об Отто Штрассере. Да, она понимала, что они соперники. Но, неужели в политической борьбе допустимы все приёмы, и даже откровенно гадкие? – негодовала она. – Отто, ради собственного выдвижения, готов воспользоваться любой ситуацией. То, что позволил себе Отто Штрассер – гнусность! Значит и сам он отвратительный человек и политик!» Отныне ни одному слову Отто Штрассера она больше не верила.
За каждодневной круговертью она и не заметила, как подступила зима, а ещё через какое-то время Герда прочла в газетах, что 19 декабря 1931 года состоялась свадьба гауляйтера Берлина Йозефа Геббельса и члена НСДАП Магды Квант, на которой свидетелем был Адольф Гитлер.
Ещё до всех этих осенне-зимних событий, а именно в марте 1931 года, Лени Рифеншталь, смеясь, поведала Герде, как доктор Геббельс делал ей предложение, но она ему отказала. «Надо же, – подумала Герда, – а Магда предложение приняла». Хотя та же Лени утверждала, что если Магда кого-то и любит, то – Гитлера, а не «Мефистофеля», мол, она сама ей в этом призналась. И только отсутствие какой-либо инициативы со стороны фюрера, подтолкнуло её к тому, чтобы принять предложение доктора Геббельса.
* * *
Гиммлер, не теряя времени, увеличил численность своих отборных отрядов. Теперь они насчитывали около 10 тысяч. В своих полках и батальонах он приказал назначить по 2-3 человека, ответственных за обеспечение безопасности, то есть занятых исключительно вопросами разведки и контрразведки. Получалось, что внутри Германии существовали даже не две, а три армии: рейхсвер, СА Рема и СС Гиммлера. Но при этом Гиммлер старался постепенно «отжать» у СА одну функцию за другой.
В конце 1931 года, Гиммлер выделил из СС «службу безопасности» СД, во главе которой встал Рейнхард Гейдерих – профессиональный разведчик.
Когда до Гитлера дошёл слух об эзотерическом увлечении Гиммлера и о совершаемых им таинственных ритуалах, то он сказал: «В умелых руках, и мистицизм может сделаться ежедневной и полезной процедурой». По настоянию Рудольфа Гесса, он обдумывал, каким образом это могло бы пригодиться Германии и ему лично. Откуда ему было знать, что кое-кто в Германии уже обо всём подумал и ему, Гитлеру, отводит роль какой-то, ничего не значащей, пешки!
Но Гитлер не был бы фюрером, если бы не имел «шестого чувства» и не мог наперёд предвидеть некоторые события. Чувствительность у него была звериная.
Чем ещё ознаменовался 1931 год?
Тем, что лопнул один из крупнейших национальных банков Германии – Дармштадский (Данат).
На Востоке Япония вторглась в Манчжурию, в результате чего там образовалась марионеточная империя Манчжоу-Го. Когда же в Лиге Наций только попробовали высказаться по этому поводу, представитель Японии демонстративно покинул зал заседаний.
И такие «благородные» демократичные западные политики опять стали обнадёживать себя, «а вдруг, русские схлестнутся с японцами?» Ах, как бы им этого хотелось! «Ведь японцы же вышли к советским границам!»
Перестановки в рейхстаге
Начался 1932 год. Но канцлеру Брюнингу никак не удавалось справиться с экономическим кризисом.
Вдобавок ко всему, истекал семилетний президентский срок Гинденбурга, да ещё усиливалась оппозиция. В стране прошли новые президентские выборы, в результате которых всё тот же Гинденбург был избран на новый срок. На этих выборах выставлял свою кандидатуру и Гитлер. Даже, несмотря на его проигрыш, сам факт этого доказывал, что у него есть политический вес. А с этим уже нельзя было не считаться.
В Мюнхен, в апреле, с группой сопровождения и семьёй, прибыл Уинстон Черчилль. Остановились в отеле «Континенталь». О своём приезде Ганфштенгля известил сын Черчилля – Рендольф. Он же пригласил Эрнста нанести им визит, поскольку они с Эрнстом находились в дружеских отношениях.
Когда Ганфштенгль поделился этим сообщением с Гердой, она решила, что англичан «снимать со счёта» никак нельзя, ведь им, по разного рода пакостям и гадостям, нет равных. Это было доказано и Первой мировой войной, и революцией, да и гражданской войной в России. Теперь тоже может не обойтись без английских интриг. К тому же и дядя Миша советовал поглядывать в сторону Англии.
Как Ганфштенгль ни уговаривал Гитлера навестить семейство Черчилля, всё-таки видного политического деятеля, но безуспешно. Лидер НСДАП от встречи с Уинстоном Черчиллем категорически отказался.
– Какую же роль играет этот англичанин? – едко, даже ёрничая, вопрошал фюрер. – Он находится в оппозиции, и никто не обращает на него внимания.
Черчилли находились в Мюнхене ещё два или три дня, но, к несказанному огорчению Эрнста Ганфштенгля, Гитлер так и не соизволил с ними встретиться.
Рассказывая об этом Герде, Эрнст и Елена оба сожалели об этом, и Елена высказала предположение, что гордыня и заносчивость фюрера когда-нибудь сыграет с ним злую шутку.
13-го апреля, в день рождения Герды, по всей Германии полиция приступила к грандиозной операции: закрывались базы, штабы, казармы, учебные центры СА и СС. Объяснялось это тем, что властям надоело: «головорезы» Рема били морды сторонникам Тельмана везде, где придётся. Штурмовики СА своим радикализмом порочили НСДАП и начали представлять серьёзную угрозу даже для вермахта. Слишком много шума! Слишком много стычек! «Наци» обнаглели и стали неуправляемыми! Постоянные дебоши и повсюду погромы! Да ещё и убийства! В отношении разнузданных нацистских деяний у канцлера Брюнинга кончилось терпение.
Полиция начала повсеместную конфискацию имущества нацистской партии.
Вся баварская организация НСДАП в Мюнхене была полностью разгромлена. В Берлине этим руководил начальник политической полиции Рудольф Дильс.
30-го мая 1932 года Брюнинг был снят, и к власти в Германии пришло правительство фон Папена, который в отличие от Брюнинга, резко переменил курс и 4-го июня 1932 года распустил рейхстаг. Он отменил распоряжение предыдущего канцлера о запрете СА и СС.
Но почти одновременно в Германии разразился ещё один грандиозный скандал: выяснилось, что почти вся полиция Пруссии работала под контролем немецкой коммунистической партии! Оказалось, что коммунисты тайно готовились к захвату власти. Им удалось просочиться не только в полицию, но и занять там некоторые руководящие посты. Они приобрели довольно значительное влияние на прусское социально-демократическое правительство Зеверинга.
Противостояние мюнхенцев и пруссаков достигло своего апогея!
20-го июля 1932 года Папен, при поддержке рейхсвера (то есть армии и лично генерала фон Шлейхера), разогнал правительство Пруссии. Так же Папену (опять же, в обход конституции) пришлось назначить нового прусского премьер-министра Брахта. Ко всему прочему, он ещё провёл чистку в рядах прусской полиции и назначил нового полицай-президента.
В начале августа начались переговоры Папена и генерала фон Шлейхера с Гитлером. Нацистский фюрер пытался выторговать на этих переговорах согласие Папена и Шлейхера на то, чтобы президент Гинденбург назначил его рейхсканцлером. Но Гинденбург, по-прежнему, от этого отказывался.
Гитлер же, настойчиво, продолжал требовать себе пост канцлера. Так же настоятельно он требовал все ключевые посты для своей партии. Ему же предлагали только пост вице-канцлера, от чего он, в категорической форме и даже с некоторым презрением, отказался.
Таким образом, переговоры Папена с Гитлером, состоявшиеся 13 августа 1932 года, не увенчались успехом.
Когда экономическая программа Папена стала известна немецкой общественности, выяснилось, что по своей сути, она оказалась абсолютно бесполезной. Эта программа была неспособна исправить то катастрофическое положение, в котором пребывала Германия. Эта программа, прежде всего, была направлена против социальных прав трудящихся и являлась совершенно непригодной для борьбы с безработицей, давно захлестнувшей страну. Зато была способна обострить, и без того доведённые до предела, социальные противоречия.
Если бы эта программа была принята, то она нанесла бы ещё более тяжкий удар по трудящемуся населению, поскольку заработная плата по-прежнему оставалась грабительской. А это, несомненно, вызвало бы ещё более резкую оппозицию со стороны профсоюзов и новую волну протестов.
Герда, прочитав несколько газет, задумалась: «Почему рейхсканцлер Германии ведёт себя, как политический дилетант?» Даже ей, не очень сведущей в политике, было ясно, что добром это не кончится. Страну лихорадит. А вместо того, чтобы решать кризисные вопросы и постараться уменьшить проблемы, рейхсканцлер Папен всё только усугубляет! «Не злонамеренность ли это? – думала она. – Неужели канцлер, человек облечённый властью, до такой степени не понимает того, что делает?!». И ведь так в Германии думала не только Герда. Папеном, как канцлером, была недовольна большая часть немецкого народа.
Эмми, которая по-прежнему продолжала хранить молчание от кого она получает информацию, тоже внесла некоторую ясность о том, что творится в рейхстаге. Однажды Эмми проговаривалась, что оказывается, она даже бывает и в Бергхофе, на вилле у Гитлера.
«Интересно, кто же всё-таки уведомляет мою подругу?» – заинтересованно размышляла Герда.
Новые парламентские выборы, наконец, выделили лидирующую партию, и ею оказались нацисты. За них было отдано 13,7 миллиона голосов! А так как у нацистов оказалась самая большая фракция, то и на пост председателя рейхстага снова был выдвинут Герман Геринг.
12 сентября 1932 года в рейхстаге подавляющим большинством голосов был принят вотум недоверия кабинету Папена. Что сделал хитрый канцлер? Взял и распустил рейхстаг, чтобы, получив отсрочку, выторговать себе какой-нибудь пост и, соответственно, влияние.
Но группа генерала фон Шлейхера вместе с руководством рейхсвера в октябре 1932 года приняла твёрдое решение: сбросить кабинет Папена.
Выступая 20 октября в берлинском Спортпаласте, Грегор Штрассер намекнул на возможное сотрудничество с теми, кто поддерживает план государственного трудоустройства немецкого народа. Грегор Штрассер, всё ещё являясь идеологом партии НСДАП, то есть одной с Гитлером партии, не собирался согласовывать своё выступление с фюрером этой партии. Гитлер воспринял это как наглость. Естественно, что теперь и старший из братьев Штрассеров вызвал его бурное возмущение. Уже на следующий день, 21 октября, Ганс Церер, пресс-рупор генерала фон Шлейхера, в газете «Теглихе рундшау» открыто высказался о необходимости замены Папена.
«Значит, наметилось не просто открытое противостояние, – подумала Герда, – а что-то куда более серьёзное. Не дай Бог, если следствием всего этого в Германии произойдёт такая же бойня и террор, как это было у нас! Только гражданской войны тут не хватало!
Осенью 1932 года борьба в Германии накалилась до предела. А пока шли все эти парламентские и внутриполитические дрязги, простой народ нищал, голодал и всё больше погружался в депрессию!
Из-за поддержки Гитлера промышленниками, на ноябрьских выборах в рейхстаг, нацистская партия потеряла 2 миллиона голосов и 34 мандата. В Тюрингии НСДАП потеряла 40% избирателей! Большинство электората от нацистов ушло к коммунистам. На Гитлера стали сыпаться всевозможные обвинения. Его позиции в этот период были, как никогда, шаткими. Трудящееся большинство не могло ему простить заигрывания с теми, кто их обирал!
Что касается рейхсканцлера Папена, то он не нашёл необходимой ему поддержки и в новом парламенте. Он даже вознамерился устроить уже седьмые выборы за один текущий год! Но ему воспротивились президент и его окружение.
17 ноября Папена всё-таки вынудили подать прошение об отставке.
В последующие дни началась лихорадочная суета вокруг нового кабинета. Воротилы крупного капитала, вовсю, старались обеспечить приход к власти Гитлера. Промышленники, с согласия Папена, обратились к рейхспрезиденту Гинденбургу с предложением: назначить Гитлера рейхсканцлером, как единственного приемлемого кандидата на этот пост. Но, и на этот раз стать рейхсканцлером Германии у Гитлера не получилось. Гинденбург, по-прежнему, на это не соглашался. (Несмотря на поддержку крупного капитала: банкиров и промышленников, противостояние кандидатуре фюрера оказывали военные, и в их числе Людендорф).
В результате всех интриг и закулисных «игр» новым канцлером Германии стал генерал Курт фон Шлейхер. Победу одержали военные – рейхсвер! Второго декабря 1932 года Гинденбург назначил генерала Курта фон Шлейхера рейхсканцлером с сохранением поста министра рейхсвера.
Одним из первых шагов вновь назначенного рейхсканцлера фон Шлейхера, была попытка перетянуть на свою сторону Грегора Штрассера. И Грегор готов был принять предложение. Но, резкие столкновения в нацистской верхушке, последовавшие за этим, привели к тому, что Штрассер в начале декабря неожиданно отказался от всех занимаемых им партийных постов и уехал из Берлина «в отпуск».
Что послужило толчком для такого опрометчивого решения?
В декабре на встрече с Грегором Штрассером в отеле «Кайзерхоф», Гитлер вдруг закатил совершенно безобразную сцену и обвинил Грегора в попытке узурпировать власть. При этом Гитлер, словно в «падучей», валялся по полу, бился в истерике и кусал ковёр.
Ну, что сказать? Артист он был ещё тот…
О чём думал Гитлер, разыгрывая всё это?
Он занимался исследованием.
Ему тоже нравилось, по примеру Гесса, исподволь, наблюдать за реакцией эпатируемого им человека. И он тоже интересовался вопросом: «а как бы на его месте мог поступить кто-то другой?». Гитлер очень обрадовался, когда смог столь неординарно ошеломить Штрассера и вывести его из спокойного и привычного состояния. Ситуация была такой, что уже нельзя было всё просто превратить в невинную шутку.
«Да, такого Гитлера ещё не видел никто! – хохоча в душе, и лёжа на полу, думал фюрер. – Специально для тебя стараюсь, Грегор, персонально. Цени…»
Посмотрев, на валяющегося на полу Гитлера, которого Штрассер счёл окончательным придурком, да ещё и возглавляющим совместную с ним партию, Грегор подал в отставку, решив, что с этим психом ему в одной партии делать нечего!
А довольный Гитлер сам себя поздравил с блестящей артистической импровизацией.
В итоге, все партийные неудачи списали на Грегора Штрассера, объявив его предателем!
Германия же «катилась по наклонной». Именно в зимний период неизменно повышалось число безработных. И было чрезвычайно сложно предпринять, что-либо разительно улучшающее ситуацию, тем более – зимой.
Правительство канцлера фон Шлейхера хотело добиться того, чтобы до Рождества число безработных, хотя бы, не возросло. И, наконец, прекратился рост обнищания народа. Поэтому, для вновь назначенного канцлера, быстрота действий имела самое серьёзное значение.
В Англии внимательно следили за всем происходящим в Германии. Допустить прихода к власти коммунистов там не могли по определению, это означало бы ещё более тесное сближение Германии и Советского Союза. Поэтому, когда 6 декабря 1932 года Фриц фон Папен, чуть ли не слёзно, просил содействия и помощи у британской разведки через посла Винсента д’Абернона, интересы германской и английской буржуазии сошлись.
Обычно зиму в Германии встречали оживленными праздничными приготовлениями. Но, не в этот раз. Приход этой зимы встретили уныло. И чему было радоваться, когда у многих немцев не было работы, соответственно – не было денег, и они не знали: «как свести концы с концами» и попросту – выжить?
Предрождественские дни 1932 года для Герды оказались насыщенными событиями. Когда в стране такой удручающий кризис, то ещё неизвестно что ждёт впереди. Падал курс марки. Поэтому, получив приличную сумму за съёмки в кино, она хотела поскорее их потратить, считая, что надо решать насущные проблемы и осуществлять сегодняшние желания. Герда смогла позволить себе съездить с дочерью, уже почти взрослой, в игрушечный городок Ильцен. А так же (уже одна, без Ады), посетить Лейпциг – город типографий, студентов и ярмарочной толчеи. В Лейпциге, прежде всего, она хотела прицениться и, может даже приобрести новую шубку. Её имидж актрисы требовал того, чтобы она всегда выглядела достойно. В перелицованном пальтишке, каком она когда-то приехала в Германию, известной актрисе появляться было уже нельзя. Кроме того, в Лейпциге у неё была запланирована ещё одна важная встреча.
* * *
Бывший канцлер фон Папен так просто «сдавать позиции» не собирался. Он начал плести интриги, пользуясь тем, что и после своей отставки сохранил свободный доступ во дворец президента. Бывшего канцлера поддерживали представители крупной промышленности, банков и Имперского земельного союза. И он приложил все свои усилия, чтобы оказать влияние на президента Гинденбурга. Он задался целью: во что бы то ни стало (в отместку), свергнуть кабинет фон Шлейхера и, правдами и неправдами, вовлечь в будущий правящий кабинет нацистов.
Вскоре стало известно о тайной встрече Фрица фон Папена с Гитлером (4 января 1933 года), в доме банкира барона фон Шредера в Кёльне.
«Всё тайное становится явным!»
И среди немецкой общественности возникла оживлённая дискуссия по этому поводу.
За этим последовала беспринципная ложь Папена, в которой он сумел убедить сына президента, полковника Оскара фон Гинденбурга, в коварстве нового канцлера. Он в этом уверил и самого рейхспрезидента, Гинденбурга, что канцлер фон Шлейхер, опираясь на военных, в частности на Потсдамский гарнизон, намерен вынудить президента уйти в почётную отставку! А себя провозгласить президентом.
Как ни странно, Папену поверили.
Для Гитлера путь к власти расчищал не только Папен, но и Гугенберг, при поддержке Тиссена, Кирдорфа, Шпрингорума, Феглера и их сторонников. В рейхстаге этими господами была проделана огромная работа: кого-то запугали угрозами, кого-то подкупили деньгами, кого-то просто уговорили, главное – им удалось склонить на свою сторону большинство. Они смогли добиться чего хотели. К тому же председателем рейхстага был Геринг.
В маленьком берлинском ресторанчике состоялась ещё одна важная встреча Гитлера с банкиром Шахтом, где они решали: каким образом, будут свергать кабинет Шлейхера. И уже в середине января всё решилось. Канцлер фон Шлейхер, попросту, не успел ничего преобразовать.
Невзирая на зимний январский холод, нацистам удалось созвать народ на массовые митинги. Их лозунги гласили: «Гитлер – спаситель, вся власть Гитлеру!» В крупных городах повсюду висели плакаты с изображением фюрера и призывом вступать в ряды НСДАП.
Чем генерал фон Шлейхер вызвал всеобщую ненависть германских воротил?
Чтобы облегчить кризисное положение в экономике, рейхсканцлер генерал фон Шлейхер настаивал на расширении торговли с СССР. И эти его решения, принимаемые в кабинете правительства, в результате разглашения тайны, стали известны не только Гитлеру, но даже недремлющей британской разведке. Поэтому уже на следующий день, оживились все незаинтересованные в этом лица. А лидер партии НСДАП сам предпринял все возможные шаги, чтобы тайно встретиться с Тиссеном и фон Папеном.
Эту информацию актриса узнала от Гильдегард Геккер (по-простому – Юльхен) «королевы красоты» многочисленных конкурсов прекрасных женщин Германии. (?) Поскольку Юльхен работала секретарём и стенографисткой у депутата рейхстага Гюнтера Гереке – имперского комиссара по трудоустройству, то имела о происходящем самые правдивые сведения. Кабинет комиссара располагался на Потсдамерштрассе 22-а, и, иногда встречаясь с Гердой, Юльхен рассказывала ей о том, что творится в рейхстаге. Конечно, о закулисных интригах Великобритании она знать не могла, но, так или иначе, всё тайное становится явным….
Благодаря Юльхен, актриса узнала и о том жутком шантаже, который был предпринят сторонниками нацистов по внедрению Гитлера на пост канцлера Германии.
Ещё раньше Юльхен рассказывала Герде, что её шеф Гереке, когда-то возглавлял предвыборную кампанию президента Гинденбурга и соперничал в пропагандистской работе с доктором Геббельсом. В то время успех оказался на стороне Гереке, но Герда искренне считала, что выдвигать на пост президента такого старого господина, каким уже тогда был Гинденбург, было ошибкой. Она уже тогда понимала, почему кандидатура фельдмаршала Гинденбурга устраивала в рейхстаге большинство фракций, ведь он был ярым антисоветчиком.
* * *
А доченька Ада, в самом начале 1933 года, сообщила Герде, что выходит замуж. Просто поставила перед фактом.
Женихом оказался молодой начинающий оператор. Но Аде всего шестнадцать с половиной лет!
– Ты забыла, как сама сбежала из дома тёти, чем чуть не свела её с ума? – напомнила Герде мама. – Тебе тогда было столько же лет, как сейчас твоей дочери.
И оказалось, что Герде нечего возразить. Оставалось только сказать: «Раз так, делайте что хотите. Совет, да Любовь!»
22 января 1933 года, по настоянию Геринга, состоялось совещание на вилле Риббентропа в берлинском пригороде – Далем. На встрече присутствовали фон Папен и Оскар фон Гинденбург. Решали, как привести Гитлера к власти.
29 января 1933 года в Берлине проходил ежегодный бал Прессы, куда в качестве почётной гостьи была приглашена и Герда. Она надеялась быть представленной рейхсканцлеру Германии генералу фон Шлейхеру и его молодой жене.
Открывать бал было поручено шефу Юльхен – комиссару по трудоустройству Гюнтеру Гереке. Открывая бал, он пригласил на танец Хенни фон Борке, стараясь ничем не выдать своего душевного состояния, в связи с предстоящей сменой власти. Но, пожалуй, из приглашённых гостей, так никто и ничего не понял. Герда чувствовала, что шеф Юльхен, не испытывает от бала никакой радости. Напротив, он очень тяготится возложенной на него обязанностью и с трудом пытается скрыть своё напряжённое душевное состояние.
«Не знаю, что его так расстраивает», – подумала актриса.
Видя пустую правительственную ложу и плохо скрываемое удрученное настроение комиссара, Герда почувствовала, что грядёт что-то такое, что повлечёт за собой какие-то негативные события. Правительственная ложа весь вечер оставалась пустой. Не пришло на бал и большинство представителей кабинета канцлера.
Наверное, среди присутствующих, комиссар Гереке оказался единственным, кому было ясно, каких перемен ждать.
Судя по поведению всех остальных гостей, они не утруждали себя никакими вопросами. Большинство участников мероприятия, ничего не подозревая, предавались необузданному веселью.
Утро 30 января 1933 года началось как обычно. Всё, как всегда. Из дома актриса отправилась в театр на репетицию и до середины дня не знала, какие серьёзные и чрезвычайные обстоятельства ждут Германию и весь немецкий народ.
Днём по радио сообщили, что рейхсканцлером Германии стал Адольф Гитлер!
Итак, фюрер нацистской партии НСДАП был приведён к власти, поскольку был назначен на пост рейхсканцлера волевым решением президента Гинденбурга.
30 января 1933 года, ключевые позиции оказались в руках нацистов. Папен привёл новых министров в здание имперской канцелярии. И сразу же был выбран новый состав кабинета. В присутствии президента Гинденбурга министры принесли присягу.
Геринг становился премьер-министром Пруссии с сохранением поста председателя рейхстага.
Имперским министром внутренних дел стал Фрик. Остальные восемь мест заняли консерваторы из прежнего правительства Папена.
Нацистские штурмовики, и эсесовцы пришли в неуёмный восторг! Приход к власти в этот же вечер они решили отметить грандиозным факельным шествием.
Чеканя шаг, мимо президентского дворца и здания Имперской Канцелярии шли стройные колонны торжествующих нацистов. С балкона эту восторженную толпу, вытянутой вперёд рукой, приветствовал сам Гитлер.
То, что началось потом, иначе, как вакханалией не назовёшь: опасное неистовство радикалов превзошло все ожидания!
В политической жизни Германии, опять не обошлось без скандала. 2-го февраля 1933 года был подписан указ о запрете митингов и демонстраций компартии. Коммунисты Германии восприняли это как вызов. Опять начались столкновения, вылившиеся в беспорядки в Берлине, Бреслау, Лейпциге, Данциге, Дюссельдорфе, Бохуме, Страсфурте и многих других городах. Раненым и убитым было несть числа! Опять шла схватка «не на жизнь, а на смерть»! Только вот теперь воспрепятствовать этому уже никто не мог.
3-го февраля 1933 года состоялся званый обед у главнокомандующего рейхсвером барона Курта фон Гаммерштейн-Экворда. Гитлер, как обычно, произнёс речь. Он начал с фразы об истреблении марксизма огнём и мечом, затем перешёл к завоеванию экспортного пространства, а завершил фразой о завоевании нового жизненного пространства на Востоке с его последующей безжалостной германизацией.
9 февраля прошли повсеместные аресты и обыски в штаб-квартирах компартии. Обнаружили несколько складов оружия и боеприпасов.
25 февраля произошло объединение «Красного фронта» и боевых групп «Антифашистской лиги», руководство которого обратилось с воззванием к трудящимся: «Вставайте на защиту коммунистической партии, прав и свобод рабочего класса!»
Гитлер же объявил, что он, получив поддержку у немецкого народа, обеспечит порядок и ликвидирует безработицу.
И коммунистов разгромили.
А большая часть народных масс одобрила действия Гитлера по предотвращению вооружённого переворота и беспорядков.
27 февраля последовала провокация с поджогом Рейхстага…
После пожара правительственное здание с закопченными стенами высилось жутким остовом и являло собой некое фантасмагорическое предвестье.
По площади Республики, напротив того, что осталось от Рейхстага, гулко отбивая шаг, проходила коричневая колонна нацистов с повязками на рукавах и изображением свастики. Из репродуктора доносился крик председателя Рейхстага и премьер-министра Пруссии Геринга, призывающего к убийствам: «Главное – стрелять, в упор или издалека, но стрелять!»
При встрече подруга Эмми сетовала Герде: вот, мол, какие американцы дрянные! Их коммунистическая газета «Дейли Уоркер» написала: «Поджёг Рейхстага – сигнал к неслыханному террору в Германии. Они хотят узаконить убийство!» Когда Герда спросила: откуда Эмми знает, о чём пишет американская газета, подруга лишь загадочно улыбнулась.
– Знаю, и всё.
Гитлер же отлично усвоил: что Геринг пойдёт на всё, чтобы сохранить для себя доходную, сытую и благополучную жизнь. Он принял это к сведению. Его, всецело, это устраивало.
В поджоге обвинили случайно оказавшегося в Германии болгарского коммуниста Димитрова. Последовал новый всплеск шумной пропагандистской кампании. В итоге, впавший в старческий маразм, президент Гинденбург подписал «чрезвычайные законы для защиты народа и государства».
В те дни другой известный фельдмаршал – Эрих Людендорф писал о лидере нацистов своему другу президенту: «Я предсказываю Вам, что этот злой человек причинит горе нашему народу, необъятное. Будущие поколения проклянут Вас в гробу!»
Все, кого Герда знала, наперебой расхваливали Адольфа Гитлера. В их числе: лётчик-асс Удет, Лени Рифеншталь, Эмми, и Ганфштенгль. Да, и сама она тогда, слушая страстную и пронзительную речь Гитлера, поверила в его искренность. Она видела его неподдельное переживание за унижение Германии и немецкого народа. Он ей казался именно тем, кто необходим Германии. Он, и никто другой.
С самодовольным видом, и в предвкушении ещё более властных полномочий, Геринг расхаживал по Берлину в новых мундирах с эполетами. Он был умнее многих и главное: ради достижения цели для него были хороши все способы. Он не брезговал ничем.
Выборы в Рейхстаг 3-го марта 1933 года стали для нацистов триумфальными, они получили самое большое количество мандатов. Хотя, по сути, это являлось не чем иным, как фарсом, игрой в демократию, поскольку нацистская партия попросту использовала, обретённый ею 30 января 1933 года, «административный ресурс». Вновь избранный парламент принял решение о предоставлении Гитлеру чрезвычайных полномочий на четыре года.
На улицах, у громкоговорителя, собирались многочисленные толпы, благоговейно слушающие голос диктора. Портреты Гитлера и флаги со свастикой на площадях, в вечернее время, освещались прожекторами.
В кинотеатрах беспрерывно крутили ленты о нарастающей мощи рейхсвера: танки, парады, пикирующие самолёты, моторизированная пехота…. Показывали и то, как знаменитый друг Герды, пилот Удет, демонстрирует фигуры высшего пилотажа, и как вышагивают в шеренгах мальчишки с ножами на боку.
Происходящие события не только немцами трактовались так: фюрер и партия нацистов – это «плотина против коммунистического наводнения».
Ещё ранней весной 1933 года казалось, что в отношениях между Советским Союзом и Германией нет никаких противоречий и дружба двух стран «изгоев» продолжается и крепка, как никогда. Советскую Россию даже не насторожили откровенно враждебные выпады Гитлера, сделанные им 2 марта 1933 года. Правда, чуть позднее он предпринял попытку усыпить бдительность Советов. В интервью газете «Ангриф» он выразил убеждение, что «ничто не нарушит дружественных отношений, существующих между обеими странами, если только СССР не будет навязывать своих коммунистических идей германским гражданам, а так же… проводить в Германии коммунистическую пропаганду».
В ответ из Москвы последовали самые любезные заверения.
Гитлер очень хорошо помнил, как в 1920 и в 1922 годах в Москве решили делать «мировую революцию» в Германии, и как понаехали в его страну разномастные троцкисты, по большей части евреи. Даже его сумели убедить в неизбежности германской революции, за что он в 1923 году и поплатился.
«В Москве сидят жидовские крючкотворы, с которыми каши не сваришь!», – думал Гитлер. – «Тухачевский, без зазрения совести, в 1920 году вещал: «На Варшаву! На Берлин!». Не они пойдут на Берлин, а я на Москву!»
10 мая 1933 года в СССР прибыла военно-техническая делегация во главе с начальником вооружений рейхсвера генералом фон Боккельбергом. Пригласивший немцев Тухачевский содействовал тому, чтобы делегацию провезли по всей стране, показали ЦАГИ, 1-й авиазавод, артиллерийский военный завод в Голутвино, химзавод в Бобриках, Красно-Путиловский завод, полигон и оружейные заводы в Луге, Харьковский тракторный, 29-й моторостроительный в Запорожье, орудийный им. Калинина в Москве и другие. На приёме у германского посла Ворошилов говорил о стремлении поддерживать связи между «дружественными армиями». Тухачевский уверял военспецов из Германии в самых преданных чувствах Красной Армии к германскому рейхсверу.
В Москве, в самом начале июля 1933 года, на стол Сталину было положено донесение от агента Мелинды о том, что ещё с апреля в Англии идут секретные переговоры германской делегации во главе с Розенбергом, Герингом и министром экономики Гугенбергом. Там уповают на «раздел русского рынка» и ориентируются на донесения германского посла в Москве Дирксена, что якобы в России грядёт новая революция, и надо быть готовыми побольше урвать. Обсуждался план присоединения к Германии Австрии, Чехословакии, значительной части Польши (включая Данциг), Западной Украины, Литвы, Латвии, Эстонии, как необходимых Германии плацдармов! А Гугенберг на международной экономической конференции открыто призывал к войне против СССР!
К тому же, в 33-ем году, из СССР был изгнан Троцкий. Понятное дело, что в первую очередь, за границей активизировались евреи. В этом же году в Советской России миллионы крестьян умирали от голода. Поэтому Гитлер тоже был уверен, что России предстоит столкнуться с новой революцией, и, как он полагал, на этот раз – национальной.
Сведения, полученные от «Мелинды», с резолюцией Сталина, были переданы Ворошилову.
Сталин когда-то был членом Коллегии ВЧК (впоследствии ОГПУ) от ЦК и, фактически, её куратором ещё в самом начале советской власти, когда всё только-только становилось «на круги своя». Иосиф Виссарионович Сталин был одним из тех, кто обеспечивал безопасность партии ещё до революции. Пользуясь особым доверием Ленина, он помогал вождю скрываться и даже лично поработал над образом Владимира Ильича, когда ему пришлось (чтобы избежать ареста) перебраться в Финляндию.
С тех пор, как бы ни называлась эта организация (ВЧК, ОГПУ, НКГБ, МГБ), Сталин никогда не выпускал её из под своего контроля. Ему напрямую докладывалась наиболее важная информация и разведывательная, и контрразведывательная.
* * *
В театре всё шло своим чередом. Из-за своей занятости ранней весной Герда вдруг удивилась тому, что уже расцвели первоцветы, потом, также для неё неожиданно, зацвели сирень и жасмин.
Партнёр по сцене Карл Раддатц неожиданно ей сказал:
– Ты, кроме театра и кино, вообще, что-нибудь замечаешь? Ты хотя бы знаешь, что по приказу Геббельса студенты изымали из библиотек книги «нежелательных» авторов (евреев и эмигрировавших)? А 11 мая здесь, в Берлине, нацисты и вовсе позволили себе акт вандализма – сожгли более 20 тысяч книг!
Она об этом знала. Как знала и то, что список книг, подлежащих сожжению, был утверждён министром просвещения Рустом, тем самым, кого Эрнст Ганфштенгль назвал идиотом.
После прихода нацистов к власти оптимизм Ганфштенгля в отношении фюрера заметно поубавился. Особенно, когда Бернард Руст, гауляйтер Ганновера, стал министром науки, образования и народной культуры. Во времена Веймарской республики этот Руст был уволен с должности школьного учителя ввиду наличия у него явных психических отклонений.
– При триумфе воли мозг не нужен! – с грустью при их встрече констатировал Ганфштенгль.
– Ты точно знаешь, что сожжение книг произошло по распоряжению Геббельса? – уточнила у Раддатца Герда
– Точно знаю. Этот «хромоногий Мефистофель» устанавливает новые порядки во всех театрах. Избавляется от евреев, какими бы талантливыми они ни были. Решает, кому играть на сцене театров, а кому нет! Ты понимаешь, что происходит?
– Я понимаю, что везде есть уши! – осадила его пыл Герда. – А тебе позволь процитировать Гейне: «Там, где жгут книги, скоро будут жечь людей!»
– Уши говоришь, везде? – парировал коллега. – Тогда, не цитируй Гейне. Он запрещён!
Знакомый Герды – знаменитый писатель Томас Манн тоже был запрещён. Был запрещён и Эрих Мария Ремарк, а ей очень нравились его книги. Что она могла сделать?
Только констатировать сей печальный факт.
* * *
По согласованию с Гитлером, 8 июля на приёме в советском полпредстве, военный министр старый генерал фон Бломберг, как ни в чём ни бывало, говорил, стараясь лгать правдоподобно: «Несмотря на все события последних месяцев, Рейхсвер по-прежнему, так же как и германское правительство, стоит за политическое и военное сотрудничество с СССР».
– А кто же общий враг? – спросили его.
– Как кто? Конечно же, Франция и Польша.
Через Полпреда СССР в Берлине Александровского зондировался вариант прибытия в Москву Геринга с рабочим визитом. На самом деле у Гитлера были совсем другие планы. Однако он был не прочь «напустить тумана» для русских, а вдруг поверят?
В Москве, ознакомившись с информацией предоставленной агентом Мелиндой, по достоинству оценили лицемерие нового лидера Германии.
Несмотря на разгром коммунистов, в рядах самой партии НСДАП начал происходить слишком ощутимый уклон «влево». Особенно радикально были настроены штурмовики СА. Их уже насчитывалось четыре с половиной миллиона! К тому же, партия нацистов пополнилась ещё и разгромленными коммунистами.
В самом начале июля 1933 года Гитлер собрал руководителей штурмовых отрядов в Бад-Рейхенгалле и твёрдо заявил, что «второй революции» не будет!
Это ударило по его престижу. А противники канцлера выражались даже слишком откровенно, что «от мёртвого Гитлера будет больше пользы, чем от живого». Рем, со своими помощниками – Хейнесом и Хуго Штиннесом, открыто заявлял (в том числе и представителям прессы): «Революция ещё не завершена». Что они только в начале пути, а вообще Германию ждёт революция социалистическая!
Командир берлинских штурмовых отрядов СА Эрнст открыто называл фюрера «чёрным иезуитом».
Верными Гитлеру оставались только силы СС, возглавляемые Гиммлером, но по численности они в сто раз уступали боевикам СА.
Ещё Гитлера поддерживала партийная верхушка, во главе с Герингом. Но и этого было мало.
Со слов Эрнста Ганфштенгля, именно сейчас Гитлер не мог позволить себе погружаться в чёрную меланхолию.
– Казалось бы, я достиг, чего так страстно желал, а успокоения и чувства удовлетворённости нет! – жаловался он Эрнсту.
– Если выражаться образно, – говорил Ганфштенгль, – то в это время фюрер «ходил, как по краю пропасти, или по лезвию бритвы». «Почему сейчас? – задавался он вопросом. – Когда столько пережито и уже так много пройдено? Когда мы уже почти всего добились?»
– Жизнь хороша разнообразием, – отвечал я, и это было всё, чем я мог его хоть как-то успокоить и поддержать.
Вспоминая о том, что Эрнст Ганфштенгль рассказывал о Гитлере и его соратниках, Герда отметила, что «Гитлер умеет убеждать не только других, но и сам верит в то, что говорит. В отличие от него, Геббельс говорил то, во что сам не верил. Гиммлер пребывал в некоей мистической прострации. Его скрупулёзность в делах была поразительной. Но он был человеком без сердца! «И, вообще, человек ли он, в том понимании, какими мы обычно видим достойных людей?», – думала Геда. – «Геринг очень любит внешние эффекты. По натуре он обольститель. Этакий фат, но до крайности жёсткий. Ко всему прочему, он удивительно умелый организатор. А Рем – грубый, неотёсанный мужлан, которому всё равно, кто с кем передерётся. Ему надо возвыситься и командовать. Из всего руководства нацистов особо выделялся Гесс – умный и коварный, подлинный иезуит. Никто не знал, что у него на уме. Ах да, ещё есть и Розенберг. Его слишком многие считали амбициозным идиотом». – Но Герда полагала, что это не так. Она считала, что нацисты просто не давали себе труда вникнуть в душевную организацию тех, с кем общались. Поскольку Розенберг знал Россию довольно хорошо, то к нему следовало бы прислушаться. А от него отмахивались. У Риббентропа было прозвище, отражавшее его натуру – Риббенсноб. А вот о Мартине Бормане, Ганфштенгль отзывался уважительно, высоко ценя его деловые качества.
Так как Герда ни с кем, кроме Геббельса, лично знакома не была, то характеристики, даваемые Ганфштенглем своим друзьям-нацистам, были ей особенно интересны.
– Есть ещё и Альберт Борман, – просвещал её Эрнст. – Об Альберте мало кто знает. Если бы я не был близким другом фюрера, то и я бы не знал. А Альберт Борман является не только личным адъютантом Гитлера, его доверенным лицом и советником, но ещё он ведёт персональные финансовые дела фюрера. Внешне, он очень похож на своего родного брата Мартина. Издалека, сразу и не поймёшь, кто из них кто. Правда, Альберт симпатичнее. И, что интересно: братья друг друга терпеть не могут! Мартин усматривает в Альберте своего личного соперника. А Гитлер старается общаться с ними обоими, но с каждым по отдельности. У Мартина тоже есть недостатки, – откровенничал Ганфштенгль, – он очень обидчив, злопамятен и мстителен. Но при этом, наверное, он единственный на кого можно было бы всецело положиться. Не дай Бог иметь его своим врагом! Не зря же умный Гесс именно его выбрал себе в секретари. Дальновидный иезуит отлично знал, что делает и кого выбирает.
– Скажу тебе больше, что у нашего председателя Рейхстага и премьер-министра Пруссии Германа Геринга тоже есть родной брат по имени Альберт. И, тоже эти родные братья являются полной противоположностью друг друга. Не внешне, а по характеру и убеждениям. Но, в отличие от Борманов, они между собой не враждуют, хотя, Альберт Геринг не раз ставил своего родного брата Германа в крайне затруднительное положение. Альберт Геринг добр и отзывчив, а так же он считает себя защитником всех незаслуженно обиженных и угнетённых.
Резко сменив тему, Эрнст быстро и неожиданно сказал: «Ещё, мне стало известно, что Рем собирается осуществить заговор против фюрера!»
– Кроме тебя кто-то об этом знает? – обеспокоенно поинтересовалась Герда.
– Только тот человек, который мне об этом сказал. Прости, но я не могу назвать его имя.
– Я и не настаиваю на этом, – повела плечами Герда, – пусть это останется тайной. Но не думаешь ли ты, что надо предупредить фюрера? Ты же считаешь его своим другом.
– Боюсь, он не поверит. Рем пользуется его особым к себе отношением, и обнаглел, до невозможности! К тому же, фюреру самому хорошо известно, что все беспорядки и бесчинства происходят из-за штурмовиков. Вот пусть и решает, как он будет наводить порядок. Он же глава государства.
Потом, вспоминая об этом разговоре, Герда думала, что все последующие беды не только Германии, но и многих государств могли прекратиться уже тогда. Именно в тот период, ситуация была крайне хрупкой и шаткой.
«Ночь длинных ножей»
В окружении фюрера, ненавидевшие друг друга Гесс и Геринг, Розенберг и Геббельс, Лей и Ганфштенгль соперничали не только за благосклонность Гитлера, они ещё делили сферы влияния. И всё же, как бы они не грызлись между собой, Рема ненавидели сообща. Некоторых из них удивляло, а что заставляет фюрера так долго церемониться с этим «животным»?
И что за намёки делал Рем в 30-м году по поводу Гитлера? Может, именно из-за этой тайны Эрнст Рем рисковал поплатиться головой? Может быть, он понимал опасность своего положения и поэтому старался держаться на отдалении?
Однако грызня в партии, Гитлера устраивала. Старый принцип «разделяй и властвуй» в действии.
Про Гиммлера Гитлер говорил, что «это тот, кто выполняет свои обязанности с ледяной целеустремлённостью». Про Гесса Гитлер сказал: «Единственная моя надежда на то, что ему не удастся занять моё место. Я просто не буду знать, кого больше надо жалеть, Гесса или партию».
Рем же создал Гитлеру новые проблемы. От ультрареакционного издателя Лемана, всегда поддерживавшего НСДАП, Гитлер получил письмо, в котором выделил строчку: «Рыба гниёт с головы».
А Рем упивался тем, что его штурмовики представляют силу, с которой вынуждены считаться все: и тем более – морально извращённые эстеты.
Гитлер отлично понимал, что штурмовики Рема, претендуют на власть и поэтому представляют реальную угрозу.
К тому же и у промышленников, и у банкиров вызывало тревогу стремление Рема национализировать в Германии всё, что только можно.
Военные были шокированы непрекращающимся желанием штурмовиков встать над армией. Им не нравилось намерение Рема стать военным министром и желание – влить отряды штурмовиков в армейские подразделения.
Всё это рассказал Герде Эрнст Ганфштенгль.
По словам Эрнста у него с Германом Герингом установились дружеские отношения. И Геринг оказывал Эрнсту протекцию в разных вопросах. Поэтому, по приглашению Геринга, Ганфштенгль остановился во дворце президента рейхстага. Потом, на короткий срок, он снял жильё на Гентинерштрассе. А поздней осенью 1933 года переехал в прелестный дом, очень похожий на миниатюрный дворец, на Паризерплац, совсем рядом с Бранденбургскими воротами.
Елена с сыном находились в Мюнхене и Эрнст без них очень скучал. Встречи с Гердой он воспринимал, как дружескую поддержку, любезно оказываемую ему актрисой.
Он рассказал ей, что, находясь во дворце президента, нечаянно из приоткрытой двери услышал разговор Гитлера с Геббельсом.
– Пока Гинденбург жив, – донёсся до Эрнста голос Гитлера, – существуют две вещи, чего я не могу касаться: армия и министерство иностранных дел.
По мнению Ганфштенгля, Гитлер проявлял чудеса изобретательности, чтобы балансировать между различными политическими силами Германии.
– Это кажется невероятным, – рассказывал Эрнст, – но за 7 лет в стране прошло 30 выборных кампаний и ныне существует 32 партии! И наш фюрер намерен очистить эти «авгиевы конюшни». Разве это не благородная миссия? Он готов избавиться от экономической катастрофы и ликвидировать безработицу.
Но командиры штурмовых отрядов СА, за глаза, называли фюрера и «барабанщиком», и «шутом». Он, де, проложит дорогу для более достойных, а потом его можно будет убрать.
Герда уяснила одно: в настоящее время сближение с СССР Гитлер считал недопустимым. И на этот счёт её тоже «просветил» Ганфштенгль.
– Это привело бы к усилению левого крыла в НСДАП, прежде всего СА, – сказал фюрер в узком кругу своих единомышленников. – Нам с ними предстоит бороться, они – наши враги. Правда, мы их потерпим, пока, но всему свой черёд.
Выражение суровой решимости на лице Адольфа, со слов Ганфштенгля, красноречиво говорило всем присутствующим, что его противникам это не сулит ничего хорошего.
* * *
На съезде в Нюрнберге, по поводу годовщины выборов, Гитлер сказал: «Государство – это партия, а партия – это государство!»
Но отсюда следовало, что для единения Германии требовалось единство нацистской партии. И многие явственно ощущали неопределённость сложившегося положения.
Тем временем советское полпредство в Берлине сообщало: с июля 1933 года «в Германии развёртывается беспрецедентная по размаху антисоветская кампания о голоде в СССР!»
Справедливости ради, надо заметить, что автором статей о «голодоморе» являлся англичанин Роберт Грин. Именно он опубликовывал в американских средствах массовой информации соответствующий материал. И связывал он это с индустриализацией в Советском Союзе.
Роста советской экономической мощи испугались все. В США никогда не переставали испытывать, самую лютую, ненависть к первому в мире социалистическому государству. То же самое было и в Англии, и в других странах Запада. А на фотографиях, напечатанных в американских и английских газетах, почему-то были запечатлены не русские крестьяне, а американские голодающие фермеры! Англосаксы неизменны в своих привычках: подлинность и правдивость им чужды. Главное не истинные факты, а сенсация. Правдивая она или лживая – им не важно.
В августе персональная газетная травля развернулась в отношении советского наркома иностранных дел Литвинова.
В сентябре в Москве был организован пышный приём французской военной делегации во главе с Пьером Котта. Всё происходило точно так же, как ранее принимали германскую делегацию фон Боккельберга.
Французов тоже повезли по всё тем же советским оборонным объектам. И тоже был организован банкет. Тухачевский произносил пламенные речи о нерушимой франко-советской дружбе и взаимовыгодном сотрудничестве двух армий.
В ответ Германия отклонила приглашения советских военных. А Советский Союз объявил об «отсутствии возможности» набора немецких офицеров в советские училища и академии.
В 1933 году Германия была ещё слаба, чтобы предпринимать какие-то политические демарши, и Гитлер (надо отдать ему в этом должное) действовал очень осторожно и осмотрительно. Предпринимая очередной шаг, он выжидал: какая за этим последует реакция. И только убедившись, что всё прошло так, как было задумано, намечал реализацию новых планов.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71539582?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.