Главная страница | Попаданцы | Викинг. Книга 6. Все дороги ведут в…

Викинг. Книга 6. Все дороги ведут в…
Вячеслав Киселев
Викинг #6
Ход истории повернул в другую сторону и перед героями встали еще более масштабные задачи, чем они себе даже могли представить. Но они не привыкли отступать и сделают все так, как надо России.

Вячеслав Киселев
Викинг. Книга 6. Все дороги ведут в…

Интерлюдия «В Багдаде не совсем спокойно»
Оставим же на мгновение Викинга, разгадывающего ребус с письмом из Петербурга, и погрузимся с головой в просмотр горячего и отчасти турецкого сериала, под названием «Очередной передел одной из колыбелей цивилизации».
Испокон веков земли Малой Азии, Месопотамии, Палестины, Аравийского полуострова и, конечно же, величественного Кавказа баловали летописцев обилием материала, заслуживающего быть запечатленным на скрижалях истории. Воды Тигра и Ефрата, пески Сирийской пустыни и вершины Большого Кавказского хребта наблюдали за рождением и смертью многих могущественных империй на протяжении десятков веков, и летом 1773 года пришел черёд следующей – Османской. Однако, непосредственно эта история началась немного раньше, а именно в 1769 году, одновременно с событиями на русско-турецком фронте и при их непосредственном влиянии.
В тот год сорокалетний Али-бей аль-Кабир, мамлюкский правитель Египта грузинского происхождения, уничтожил корпус янычар, выслал турецкого наместника Мехмед-пашу и провозгласил независимость Египта. Такое событие, несомненно оскорбительное для повелителя правоверных, не могло не найти соответствующего отклика на берегах Босфора и очередной раунд османско-египетского противостояния не заставил себя долго ждать.
Но и Али-бей аль-Кабир не собирался почивать на лаврах и дожидаться появления новых орд янычар на берегах Нила. Заключив военный союз с командующим русской архипелагской экспедицией графом Алексеем Орловым и заручившись поддержкой правителя Галилеи Захира аль-Умара аз-Зейдани, Али-бей приступил к активным действиям, которые поначалу увенчались полнейшим успехом. Египетская армия под командованием Муххамад-бея Абу аль-Дахаба (мамлюка абхазского происхождения, лучшего египетского полководца и названного брата Али-бея), при поддержке русского флота и отрядов Захирааз-Зейдани,нанесла туркам ряд чувствительных поражений, захватив Дамаск и взяв под контроль всю Сирию и Палестину.
Но военное счастье штука переменчивая, как настроение женщины, так произошло и на этот раз. Русско-турецкая война при деятельном участии Викинга неожиданно быстро завершилась, лишив египетскую армию союзника, контролировавшего море, но это оказалось для Али-бея только цветочками. Армия Муххамад-бея вообще перестала нуждаться в союзниках для войны против турок, опять вдруг (или не вдруг, история об этом умалчивает) воспылав братской любовью к единоверцам, и повернула оружие против своего правителя (видимо не судьба грузину с абхазом по настоящему побрататься). Мамлюки двинулись обратно в Египет восстанавливать османскую власть, а Али-бей не стал дожидаться визита палача и бежал морем к своему верному соратнику Захируаз-Зейдани в Палестину, сумев вместе с ним оперативно отбить у Муххамад-бея Дамаск.
Собрав в 1773 году в Палестине и Сирии новую армию, Али-бей двинулся в Египет и попытался вернуть себе власть, но в начале лета был разбит в битве под Салихией, ранен и взят в плен. В награду за это Муххамад-бей, доказавший делом свою преданность султану, получил должность наместника Египта и приказ – покарать изменника Захирааз-Зейдани и вернуть власть Блистательной Порты над Палестиной и Сирией. На этом приказе история султана Мустафы Третьего и его империи закончилась, но не закончилось действие посыла, изложенного в приказе, естественно истолкованного исполнителем на свой лад. Амбициозный Муххамад-бей без тени сомнений принял титул султана Египта и Хиджаза (область на западном побережье Аравийского полуострова со священными городами Мекка и Медина, место возникновения ислама), и продолжил приготовления к войне, считая экспансию естественным состоянием государства, а себя единственным претендентом на роль халифа.
В схватке один на один, шансы на победу Захирааз-Зейдани стремились к нулю, поэтому единственной возможностью для него встретить следующую осень в добром здравии и на свободе, было в кратчайшие сроки найти себе союзника в борьбе с мамлюками. Что представлялось ничуть не более легкой задачей, чем победить султана Муххамада в одно лицо. Ведь в отличии от рекламного слогана из конца двадцатого века, гласившего «при всём богатстве выбора, другой альтернативы нет», у Захира в этой ситуации не имелось ни богатства выбора, ни альтернативы. Поскольку просить о помощи он мог либо персов-шиитов, либо нового хозяина Константинополя. Для араба-суннита, который, если припечёт, предпочтет сотрудничество с инопланетянами, чем обратится за помощью к шииту, выбор являлся очевидным. Оставалось только найти чем заинтересовать загадочного будущего союзника.
***
В противоположность новоявленному египетскому султану, правитель Персии Мохаммад Карим-хан Зенд (в прошлом предводитель небольшого курдского племени), вдоволь намахавшийся саблей в молодые годы, одержимостью завоеваний не страдал и до поры до времени внимания на очередные разборки в Палестине не обращал. Приняв страну в разрухе после сорокалетнего периода междоусобных войн, он направил всю энергию на созидание и проявил себя в высшей степени эффективным правителем, сумев восстановить внутренний порядок, обеспечить экономический рост и дать людям давно забытое чувство спокойствия, мира и процветания.
Однако, проигнорировать перспективы, открывающиеся в связи с устранением с политической арены главного и, фактически, единственного геополитического противника-соперника в регионе, Карим-хан никак не мог (Россия уже более сорока лет, после завершения походов Петра Первого, особой активности на этом направлении не проявляла). Особенно если расклад по этим перспективам преподносят тебе на «блюдечке с голубой каёмочкой», то есть в виде оперативного донесения представителя английской Ост-Индской компании (чей торговый пост в районе Ормузского пролива он разрешил восстановить сразу после прихода к власти). При этом донесение оказалось в столице Персии Ширазе уже в начале сентября, когда ещё даже не вся Европа была в курсе произошедших на Балканах тектонических сдвигов. Но только информацией поддержка Туманного Альбиона не ограничилась и в персидские порты зашло несколько судов Ост-Индской компании с оружием и боеприпасами.
Несмотря на преклонный возраст, хватку Карим-хан не потерял и отреагировал молниеносно. Через месяц одна персидская армия вошла в иракский Курдистан и без особого труда (при помощи местных курдов) захватила стратегическую крепость Мосул, являющуюся воротами в Сирию и Малую Азию, а вторая, поддержанная англичанами с моря, осадила Басру. Османский наместник в Ираке Омар-паша, понимая бесперспективность противостояния, упорствовать не стал и быстренько навострил лыжи в Египет. Междуречье, включая Багдад и священные для шиитов города Кербелла и Эн-Наджаф, упало спелым плодом к ногам персов, а взгляд Карим-хана простёрся дальше на север, ведь аппетит приходит во время еды, особенно если он нужным образом простимулирован.
***
На этом фоне, произошедшее на территории Малой Азии больше походило на детские разборки в песочнице и быстро завершилось размежеванием по историческим границам расселения народов. На побережье Эгейского моря преобладали греки, восточная половина полуострова вплоть до Кавказа досталась армянам, области на стыке границ Сирии, Ирака и Персии – курдам, турки же преобладали только в центральных и части западных областей, где и располагалась столица эялета Анатолия – Кютахья. Уход в рейд на Крым десантной группы Селим-паши лишил османского бейлербея Исхак-пашу большей части войск, поэтому всё ограничилось лишь парой десятков мелких стычек отрядов самообороны за спорные деревни. Лишившись сдерживающей силы, лоскутное одеяло империи мгновенно расползалось на куски, что, однако, не гарантировало этой земле мира. Каждый народ считал себя в чём-то обделённым и не собирался уступать даже в мелочах, начиная готовиться к новому витку противостояний.

Глава 1
– Степан Иванович, узнаёте автора? – показал я Шешковскому письмо анонима.
Быстро пробежав глазами по тексту, он не раздумывая утвердительно кивнул и выдал заключение:
– Его сиятельства графа Разумовского сии труды Ваше Величество, ошибки быть не могёт, не одну дюжину таких бумаг довелось прочесть! – вернул он мне документ.
– Можете ещё что-нибудь добавить? Например, про возможные обстоятельства написания или про самого графа, вы ведь должны неплохо его знать? – уточнил я, положив письмо на стол.
– Чаю я, Ваше Величество, в большом душевном смятении находился Кирилл Михайлович зачиная энто дело. Вона как буквы отплясывают на первых порах, не мудрено даже попутать с кем-нибудь. Однако ж, опосля, чутка пониже, мысли крепость обрели и тута уже без промаху, его рука. А что до всего прочего, догадаться немудрено. У его сиятельства чутьё на энтакие обстоятельства, почище чем у гончей на зайца, дай бог кажному. Он и при Петре Федоровиче остался при чинах и почёте, и к делу Екатерины Алексеевны примкнул аккурат перед зачином, и опосля её кончины вона как выкрутился!
– Благодарю вас Семен Иванович, – кивнул я ему и добавил, – вот и до Петербурга очередь дошла, как я и говорил. Поэтому будьте готовы, в ближайшее время отправляемся в путь. Можете быть свободны!
Шешковский направился к двери, а я повернулся к стоящим у карты Доброму и Стенбоку, и поинтересовался:
– Какие будут мысли по этому поводу господа?
Добрый движением руки предложил начать Стенбоку и фельдмаршал, прокашлявшись, взял слово:
– Не могу назвать себя мастером тайных предприятий Ваше Величество, но здесь двух мнений быть не может – это завуалированное предложение начать какую-то хитрую игру с Петербургом. С реалиями при дворе императора Алексея я, естественно, не знаком, однако, на мой взгляд, происходящее явный признак того, что определенные силы начали понимать слабость своих позиций и решили сыграть на опережение. Хотя делать сейчас какие-либо поспешные выводы я бы поостерегся, слишком всё неопределенно!
Покачав одобрительно головой, я перевел взгляд на Доброго.
– Мутное дело, – скептически скривился он, – даже если Семен Иванович прав и это накарябал Разумовский, то сразу возникает первый и наиглавнейший вопрос – кого на этот раз решил продать этот хитрожопый крендель? Своих подельников из совета нам или наоборот? А узнать правдивый ответ на него, мы сможем только оказавшись в Питере и засунув ему горячую кочергу в одно интересное место. Но есть и положительный момент, чем быстрее замочим там всех козлов, тем лучше, а то уже достала вся эта канитель. Главное не оказаться при этом в качестве почетных гостей подвалов Петропавловской крепости!
– На счет последнего спорить сложно, – усмехнулся я, – что же касается авторства письма, то Шешковский скорее всего прав. Письмо подписано «поджигатель Стамбула граф Крымский», а подробности этого дела, кроме Потемкина, знала только Екатерина Алексеевна. Но…, Потемкин рассказывал, что в ходе того совета у императрицы, когда он приехал с мирным договором из Бухареста, зачитали письмо Шереметева, где говорилось о пожаре в Стамбуле, и заодно в разговоре упомянули меня в связи с побегом из-под стражи. Значит, можно предположить, что кто-то из присутствовавших на совете связал меня с пожаром. Кто это может быть? – принялся я рассуждать, – Вяземский под арестом, Голицын давно в отставке, да и неспособен на такое, мозгов не хватит, то же касается и Чернышева, а Григорий Орлов умер. Остаются Разумовский и Панин, сюда же можно добавить Алексея Орлова, с которым мог поделиться информацией брат. Последние двое, учитывая историю наших взаимоотношений, авторами быть не могут, поэтому всё сходится!
– Именно это я и имел ввиду, когда сказал, что дело мутное, – развел Добрый руками, – ведь учитывая количество и личности возможных посвященных, выводы Шешковского о душевном состоянии Разумовского можно трактовать довольно широко. Хотел писать, но боялся или не хотел, но заставили, а может ещё какая-нибудь совершенно невероятная херня!
– И опять не поспоришь, вариантов действительно предостаточно, но и от дезинформации почти всегда есть польза. Хотя делать однозначные выводы, как верно отметил Карл, пока рано. Главное, что теперь понятен наш ближайший план действий. Мы с тобой выдвигаемся в Кёнигсберг и там дожидаемся ответа из Петербурга, дальше действуем по обстановке. Вы Карл, – посмотрел я на Стенбока, – держите связь с венграми и наводите порядок в княжестве, все инструкции у вас имеются. Да, сестру императора Иосифа с мужем я заберу с собой, решение по их дальнейшей судьбе приму позже. Выезд через десять дней!
***
Ни мне, ни спецназу десяти дней на подготовку к выезду, естественно, не требовалось, но я собрался тащить с собой бывшую польскую королеву, а на дворе стояла, пусть и не сибирская, но всё же зима. Поэтому, подумал я, пусть подготовят всё, как надо, время пока терпит, главное, чтобы в дороге потом не возникло проблем.
Подготовка шла своим чередом. Добрый готовил к выходу свой полк с довеском в виде парочки экипажей для Марии Кристины и Альберта Августа, а я продолжал неравную борьбу с корреспонденцией и буквально перед нашим отъездом поступило два прелюбопытнейших письма. Автором первого оказался мой старый знакомый по Бухаресту, австрийский посол при дворе турецкого султана граф фон Тальман. Он времени зря тоже не терял и уже занял кресло министра иностранных дел. Скользкий и неприятный тип, но точно не дурак, вспомнил я наши с ним переговоры, с этим нужно держать ухо востро.
Граф с первых строк письма рассыпался мне в дифирамбах и целую страницу извел на проведение исторических параллелей между взятием мной Константинополя и Венской битвой столетней давности, в ходе которой турки были отброшены из-под стен австрийской столицы и прекратили дальнейшую экспансию (хотя насколько я помнил, главную роль в той битве сыграли не австрийцы, чей император свалил из осажденного города, а поляки Яна Собесского). После этого долго и пространно рассуждал о целесообразности налаживания коммуникации между двумя великими императорами новых Восточной и Западной Римских империй, и лишь в конце письма аккуратненько намекнул, что император Иосиф был бы весьма признателен мне за информацию (если я ей, конечно, обладаю) о судьбе его сестры с мужем.
Перечитав письмо на несколько раз, я так и не пришел к окончательному выводу, что же это за хрень. Попытка со стороны Иосифа принизить мой статус перепиской через своего министра, желание запудрить лестью мозги и добиться освобождения сестры или же начало очередной хитроумной комбинации (если прибавить к этому активность представителя императора в рейхстаге). Однако, как в таком случае стыкуется первое со вторым, абсолютно непонятно. Ещё один ребус на мою голову, хотя пора бы уже к этому привыкнуть, в политике по другому не бывает.
Ответ в Вену ушел за подписью барона фон Корфа. С таким же мутным содержанием (ни о чем и обо всём) и главной мыслью – хотите получить конкретный ответ, пускай ваш император потрудится и обратится к императору Ивану лично и со всем уважением. А вот второе письмо, вложенное внутрь послания от командора из Константинополя, оказалось намного более конкретным и многообещающим.
***
Послание выглядело достаточно объемным, но если исключить из текста всё цветастое восточное славословие, предысторию ситуации и переложить на простой язык, то получится, что пока ещё правитель Палестины и Сириинаписал совсем немного –«Очень нужна помощь, выручайте люди добрые, иначе по весне будет мне полный секир башка. В ответ могу предложить вечную дружбу и санджаки (области)Латакия и Халеб».
– Зашевелился гадюшничек! – констатировал Добрый, закончив чтение письма Захирааз-Зейдани, переведенное Аббасом с арабского.
– Это точно, – усмехнулся я, после его слов, – судя по его рассказу веселуха в самом разгаре, только у меня нет никакого желания ввязываться в неё. Война всех против всех дело неблагодарное, а нам и так есть чем заняться, у самих страна разодрана на куски!
– Оба на, – удивленно посмотрел он на меня, – и даже Латакия тебя не прельщает. Забыл, что ли, какие там благодатные места?
– Места действительно неплохие, только хлопотные. Как думаешь, почему именно эти территории он предлагает?
– Судя по тому, что этот Захир араб-суннит, а на предложенных землях, по идее, должно проживать большое количество христиан, алавитов и прочих неверных, то логика здесь проста. Расплачиваться чем-то нужно, а расставание с этой землей в таком случае выглядит меньшим из зол! – пожал плечами Добрый.
– Правильно мыслишь. А еще, насколько я помню, Халеб или как нам привычней – Алеппо, это крайний регион в котором проживают арабы. Дальше на север только турки, курды и армяне, да и там их наверняка предостаточно. Если добавить к этому то, что Алеппо один из крупнейших городов и экономических центров бывшей Османской империи, думаю, что именно там борьба за власть ещё не закончилась, а скорее всего ещё даже толком не начиналась Поэтому, запустив туда нас, Захир решает сразу две задачи, получает под боком теоретически спокойную территорию, имеющую экономические связи с большим северным соседом, и заодно прикрытие для Палестины от беспокойных северных соседей. Остаётся сущая мелочёвка – добиться в этом клубке змей мира и процветания. Если знаешь другие способы решить эту проблему, кроме как немного или, что более вероятно, много повоевать, я весь внимание!
– Ясень пень без войны никаких вопросов там не решить, только и оставлять без внимания такой регион мне кажется недальновидным. Мы ведь и так туда уже практически влезли, от Палестины до Константинополя рукой подать, и игнорирование угрозы мамлюков потом гарантированно вылезет нам боком. Таких нужно давить в зародыше! – хлопнул Добрый кулачищем по ладони.
– Без сомнений, – развел я руками, – просто, прежде чем заходить в такие места, нужно точно знать, как оттуда выйти, когда приспичит, а лучше вообще исключить такую возможность. Восток дело ведь тонкое, сегодня договорились, а завтра ситуация поменяется и захотят передоговориться. Какие с нами, с неверными, нахрен честные договоры, так, видимость одна. И даже если сам Захир решит придерживаться договорённостей, никто ведь не вечен, а ему уже за семьдесят. Завтра сам помрёт или кто поможет, и всё – прошу с вещами на выход. Территория, это ведь не просто земля, это люди и ответственность за всё, что там происходит, значит придётся за неё биться, а против неверных сунниты могут и объединиться, забыв о прежних распрях. Оно нам надо? Нет. Но и новоявленная Египетская империя нам тоже не в жилу. Пусть мамлюки сидят возле своих пирамид и не отсвечивают или, если неймется, поворачивают лыжи на юг и пробуют на зуб джунгли!
– Ну расколбасим мы их разок, залижут раны и опять ведь полезут, – с сомнением прищурился Добрый, – придётся по новой вписываться. В таком случае лучше иметь там свою базу!
– Вот, – поднял я указательный палец, – в самую точку, только базу не сухопутную, а военно-морскую. Все дороги из Египта в Палестину идут вдоль моря, дальше пустыня, сам знаешь. Поэтому господство на море, это гарантия успешных действий на суше. К тому же флот сможет угрожать главным египетским городам на побережье и тогда им будет уже не до Палестины. Но самое главное, флот должен сам защищать свою базу, чтобы не пришлось держать большой сухопутный контингент и не зависеть от воли местных царьков, а достичь этого можно только одним способом…
– Нам нужен Кипр! – догадался Добрый и лицо его расплылось в улыбке.
***
По правде говоря, мысль о Кипре возникла у меня безотносительно просьбы правителя Палестины и была естественным продолжением наших действий в регионе. Командор в своем письме проинформировал меня об успехах и ему было чем похвалиться. Флот без проблем взял под контроль острова Эгейского моря с греческим населением и даже совершил настоящее, с точки зрения рыцарей ордена, чудо – вернул контроль над островом Родос и древней цитаделью госпитальеров. Хотя здесь, с учетом наличия сильного гарнизона и преобладания турецкого населения, артиллерии линейных кораблей и штурмовым подразделениям пришлось достаточно серьезно потрудиться. Кроме того, всё западное побережье Малой Азии и полуостров Пеллопонес тоже перешли под мою руку, сделав Эгейское море внутренним морем империи. Таким образом, из всех бывших османских владений в Средиземном море, только острова Крит и Кипр оставались пока вне моей юрисдикции и весной это недоразумение следовало непременно исправить. Поэтому здесь наши устремления входили в унисон с чаяниями правителя Палестины и позволяли откликнуться на его просьбу, сделав должником, просто продолжая заниматься своим делом и ничем особенно не рискуя.
В столице, по словам командора, тоже всё шло лучше некуда. Провалов в снабжении огромного мегаполиса удалось избежать, а множество новых строительных объектов позволили обеспечить малоимущих горожан работой. Контакт с Константинопольским патриархом он наладил, а возвращение крестов на Святую Софию вознесло авторитет православной церкви на новые-старые высоты и компенсировало ему утрату власти светской. Поэтому здравицы в мою честь звучали регулярно и в каждом храме.
Что же касается состояния военной организации, то фон Клаузевиц, как мы и планировали, расширил штат Первой штурмовой бригады на тысячу человек и успешно обкатал пополнение на Родосе, а также набрал четыре батальона из балканских славян, включив их в состав Мариупольского драгунского полка, благополучно добравшегося до Константинополя с пленными австрийцами. Таким образом, с учетом рыцарей, пехоты и драгун сеньора Гильяно, силы Константинопольского гарнизона составляли уже около тринадцати тысяч штыков и сабель, а значит для операции на Кипре и действий в Палестине я мог спокойно, не рискуя безопасностью города, использовать не менее шести тысяч бойцов. Этого количества было вполне достаточно для претворения в жизнь моего плана.
***
Свою очередную, уже даже не помню какую по счету, резиденцию, я покинул двадцать первого января, однако в Кёнигсберге мы оказались только восемнадцатого февраля, то есть через три с половиной недели. С Балтики пришла оттепель с дождями, превратившая зимние дороги в грязные, илистые реки, и триста с копейками километров от Бреста стали сплошным мучением, учитывая наличие в составе конвоя гужевого транспорта. Хотя и просто верховая езда в такой ситуации оказалась удовольствием ниже среднего.
Тем приятней и теплее оказался прием, устроенный мне в бывшей столице Тевтонского ордена. Моя липовая родословная, восходящая к Курляндскому ландмейстерству ордена, делала меня в глазах пруссаков в доску своим, а «скандинавские указы» об уравнивании сословий, свободе предпринимательства и обязательном образовании для детей уже успели заслужить одобрение большинства населения и дали новый импульс развитию и так не бедного региона. Кёнигсберг ликовал!
Организовавший торжественные мероприятия бургомистр города Теодор Готлиб фон Гиппель оказался на удивление молод (на мой стереотипный взгляд) для человека, занимающего такую непростую, можно сказать – геморройную, должность. Но судя по его спокойным и уверенным действиям и общему уровню организации мероприятия, находился градоначальник явно на своём месте. Ещё больше он удивил, обратившись ко мне на чистейшем русском языке. Оказалось, что фон Гиппель достаточно продолжительное время прожил в Петербурге и отзывался о «русском» периоде в своей жизни исключительно в превосходных тонах. И вообще, Теодор оказался весьма приятным и располагающим к себе собеседником, обладающим отличным кругозором. Понятно, что я ещё продолжу к нему присматриваться покуда нахожусь здесь, но лучшего кандидата на должность моего наместника в Пруссии найти будет практически невозможно.
Что же касается выбора очередного пристанища, то здесь всё оказалось проще простого. Куда ещё приземлить пятую точку императору, прибывшему на Королевскую гору, как не в Королевский замок. Горы в городе, конечно, не оказалось, однако высокий холм у места слияния двух рукавов реки Прегель, на котором и расположился замок, наличествовал.
Комплекс древних и не очень сооружений внушал неподдельное уважение. Главная замковая башня и сама имела высоту с двадцатиэтажный дом, а на вершине холма вообще создавала впечатление небоскрёба. Впрочем и все остальные элементы огромного замка, непрерывно перестраивавшегося на протяжении нескольких сотен лет и превратившегося в итоге из оборонительного сооружения во дворец, тоже оказались ей под стать. Но в отличии от новоделов типа «Зимнего» в Питере, здесь отсутствовал куртуазный блеск эпохи просвещения, но сохранился мрачный дух сурового рыцарского минимализма. Всё по моему вкусу.
Отдохнув денёк с дороги, немного побродив по замку и осмотрев город в сопровождении фон Гиппеля в роли экскурсовода, я не стал долго раздумывать над продолжением программы. Учитывая неопределенность наших дальнейших планов и отсутствие необходимости дожидаться приезда гостей, уже на следующий день в Замковой церкви прошла моя коронация, как первого настоящего короля всея Пруссии (а не «в Пруссии»), и в городе снова развернулся во всю ширь всенародный праздник за казенный счет.

Глава 2
Ещё со времен школьных занятий по истории, меня поражала удивительная мешанина из непонятных пруссаков, ставших синонимом германской военной машины, государства Пруссия со столицей в Берлине, стоящем на землях курфюршества Бранденбург, и собственно Восточной Пруссии со своим Кёнигсбергом, находящимся у черта на куличках по отношению к германским землям. Несколько лет назад Екатерина Алексеевна разъяснила мне истинное положение вещей, а затем я и сам стал невольным участником политических процессов в этой запутанной системе. Сейчас же я окончательно разрубил гордиев узел, связавший курфюрстов Бранденбурга с прусскими землями, «вероломно» лишив их результатов хитроумной комбинации основателя королевства – Фридриха Вильгельма, отца Фридриха Великого. Хотя лично ко мне у действующего курфюрста Бранденбурга Фридриха Вильгельма Второго, племянника убиенного старого Фрица, не оставившего прямых наследников, никаких претензий быть не может. Пруссию я забрал не у него, а у поляков, чей король отрекся от всех своих прав и земель в мою пользу.
По идее, на этом стоило бы поставить точку в этой заварухе и переключиться на другие, более насущные дела, но тут опять вспоминались предложения тёщи про активные действия в рамках германского рейхстага и слова Стенбока про ЗНАК и императора германской нации. Конечно, голос Великого магистра в Совете имперских князей – это статусно, но с практической точки зрения ни о чём. А вот голос князя-выборщика в Совете курфюрстов, это уже совсем другой коленкор. В этом совете, в отличии от сотни обычных князей-заседателей, всего СЕМЬ голосов (в том числе курфюрста Бранденбурга), выбирающих императора Священной Римской империи германской нации. Как говорится, почувствуйте разницу. А если добавить сюда никчемную личность племянника моей тёщи, ставившего, по её же словам, рекорды по количеству фавориток в своей постели (нисколько не стесняясь здравствующей супруги) и совершенно не интересующегося государственными делами (за исключением количества талеров, выделяемого на содержание своего двора), то вырисовывалась интересная комбинация. Поняв, что на этом направлении имеется окно возможностей с довольно серьезными и неожиданными (в первую очередь для противника) перспективами, я тут же взял в руки своё основное, в последнее время, орудие труда и принялся за ваяние письма в Берлин, где в данный момент гостила у себя дома Луиза Ульрика.
***
Праздники, праздниками, но меня снова ожидала рутина в виде горы корреспонденции, скопившейся в Кёнигсберге за время нашего, почти месячного, перехода из Львова. С почтой следовало разобраться в кратчайшие сроки, ведь фельдъегеря перемещались значительно быстрее и ответ из Петербурга мог оказаться здесь, по моим расчетам, уже в начале марта. Памятуя о сложностях, преследовавших меня на первых порах во Львове, я попросил бургомистра прислать мне на стажировку толкового специалиста по делопроизводству из магистрата и все проблемы оказались решены за один день. Генрих Шмидт, прошлогодний выпускник местного университета, всего лишь уточнил у меня приоритетность рассмотрения корреспонденции и следующим утром в канцелярии царил полнейший порядок. Картотека, заполненный журнал учета входящей корреспонденции, включая прошлую переписку, и перечень документов, требующих рассмотрения, изложенный в соответствии с моими пожеланиями. Сказка.
Наткнувшись взглядом на отметку о наличии в стопке писем послания от Мойши, давненько не радовавшего меня своими донесениями, я взял его первым и не прогадал. И дело было не столько в финансовом отчёте, констатировавшем поступление в мою персональную казну суммы, достаточной для постройки дивизиона линейных кораблей, сколько в том, что у меня просил добро на аудиенцию один из руководителей тайной организации, к которой изволил принадлежать мой еврейский компаньон.
Возможно кто-нибудь другой на моем месте сейчас бы воскликнул – «Что мне за дело до какой-то там тайной еврейской организации? Я ведь уже не тот занюханный курляндский герцог, заглянувший в Гессен отжать немного деньжат, а цельный ампиратор, владеющих охрентеллионом королевств, герцогств, княжеств и прочих островов!» Но я, к счастью, звёздной болезнью не страдал и не переоценивал свою значимость, стараясь трезво оценивать обстановку. Многое из того, чего мне удалось достичь, произошло как-раз по причине недооценки меня со стороны моих противников и я не собирался совершать ту же ошибку.
Конечно, на полях сражений и в диверсионных операциях наши знания, опыт, подготовка и оружие давали серьезное преимущество. Но только не в войне тайной, где мои компетенции и возможности находились на уровне плинтуса. У меня даже собственной разведывательной сети не существует, за исключением десятка зелёных, как хрен у лягушки, агентов военно-морской разведки в нескольких крупных портах, которые, не факт, что всё ещё функционируют и не под колпаком. И не потому, что я не понимаю её значимости, а потому, что для организации такого рода организаций требуется (кроме прорвы денег) прежде всего время и опыт, как производное от него. Это мы тут без году неделя и половину этого времени по полям коровам хвосты крутили, а тот же Рим, венецианцы, французы или англичане занимаются этими вопросами в течение столетий, отсюда и результат. Помешал Потоцкий – раз, и нет Потоцкого, вспомнил я о гибели Станислава, с виновниками которой ещё предстояло сполна расплатиться.
***
– Этой зимой ты прямо нарасхват Командир! – пошутил Добрый, прочитав вечером письмо, но потом посерьёзнев добавил, – Не люблю я этих хитромудрых граждан, пилящих в тиши кабинетов свои миллионы. Потом тысячи солдат режут друг другу глотки на полях сражений, чтобы эти жирные коты свели в своих амбарных книгах дебет с крЕдитом. Думаю и нам добра от них ждать не следует. Может сразу его в подвал определить, он нам выложит всё про свою организацию, потом зачистим его кодлу и всего делов, а?
– Злой ты Добрый, напишу-ка я Гному, чтобы велик тебе смастерил, тогда может подобреешь, как почтальон Печкин! – усмехнулся я, – А насчет подвала я с тобой отчасти даже согласен, обязательно отправим, но… потом. Присмотреться же нужно сначала к человеку, может он в душе хороший, например котиков любит, или поможет чем-нибудь. Мойша вон снабжает информацией и бюджет пополняет исправно!
– Хм, Мойша, – махнул рукой Добрый, – зажали ему яйца в тисках, вот и делает вид будто с нами в одном окопе. Только кто гарантирует, какую сторону он выберет в час икс, если другая сторона посулит бОльшую прибыль и у него появится возможность выйти из-под нашего контроля. Понятно, что для этого мы должны вначале сами обгадиться по всем фронтам, но я здесь говорю о принципе!
– Значит нам нужно просто не обгадиться, – назидательно поднял я указательный палец, – а если серьезно, то визит абсолютно укладывается в логику процесса. Кто такой был в позапрошлом году император Иван? Так, непонятный хрен, отжавший себе по случаю пару-тройку королевских корон где-то в жопе у белых медведей. Да таких кренделей в длинной истории Европы, я уверен, с десяток наберется. Блеснули, как падающая звезда, и сгорели в атмосфере опьянения от успехов. А вот после прошлого лета, серьезные люди должны были начать смотреть на эту ситуацию совершенно по другому. Константинополь – это уже заявка на успех. Именно пока заявка, а не гарантия успеха. Но подкатывать к нам нужно именно сейчас, потому как на последнем этапе, расценки, так сказать, за сотрудничество будут совершенно иными, если оно вообще станет возможным. Поэтому, уверен, сейчас нам предложат охренительные плюшки, чтобы застолбить за собой поляну, а как оно выйдет в будущем, одному богу известно!
– И кого ты имеешь ввиду под серьезными людьми? – нахмурил Добрый лоб.
– Понятия не имею! – пожал я плечами, – Точнее, вариантов достаточно много, чтобы сделать гадание бессмысленным!
– Просветил бы убогих умом, пока время позволяет! – воспользовался Добрый заветами Петра Первого и изобразил«перед лицом начальствующим вид лихой и придурковатый», – Может поумнею чутка?
– Тебе уже не грозит,– усмехнувшись, махнул я рукой, – но поразмышлять всегда полезно. Начнём с, так сказать, супердержав, коих осталось ровно три штуки – Австрия, Англия и Франция. Если смотреть на глав государств, то только император Иосиф подходит под определение серьезного человека, точнее он плюс его семья, представляющие из себя настоящую мафиозную группировку, что в переводе с итальянского и есть семья. Во Франции сейчас у власти триумвират, но там, по моим сведениям, случайные попутчики, которые разбегутся при первом же шухере, под которым я подразумеваю смерть короля. Королевский двор по уши в долгах, поэтому все шансы взлететь имеет тот, кто решит эту проблему или сделает вид, что решил, для нового хозяина Версаля. Остаётся главный противник – островитяне и вот здесь всё намного интересней. Здесь и Банк Англии – частная контора управляющая государственным долгом страны, и частная Ост-Индская компания, у которой сейчас бюджет и армия больше чем у английского короля, и не забываем про то, что рулит там кабинет министров, то есть аристократия. А король только утверждает законы, принятые парламентом, и последний раз воспользовался свои правом вето лет семьдесят назад!
– Погоди, погоди, – замахал Добрый руками, – к нам же вроде евреи в гости собирались?
– Да понятно, что евреи, – вздохнул я, – и я уверен, что Мойша не врёт, он просто не знает настоящую правду. Я хотел сказать, что реальным хозяином этой конторы может быть кто угодно, из числа тех у кого в наличии достаточно звонкой монеты. Они же сами использовали массонов, чтобы внедряться в органы власти. Поэтому никто не может гарантировать, что у этой истории нет двойного или тройного дна. Ведь кроме перечисленных, есть ещё Святой Престол с застарелыми амбициями, венецианцы у которых полно денег, да и испанцев не стоит совсем уж списывать со счетов. Хотя…, испанцы с их еврейским бэкграундом наверное все же отпадают. Поэтому остаётся только встретиться и поговорить. Думаю, что в этом году Европу и Ближний Восток ожидают не менее серьезные потрясения, а значит нам совсем не повредит разведывательная информация!
– Главное не забывать при разговоре, что уследить за наперсточником невозможно, можно только зарядить ему в бубен и вернуть свои деньги, в этом случае даже с прибылью! – недобро улыбнулся Добрый.
– Вот, – ткнул я в сторону Доброго указательным пальцем, – для этого вы с Шешковским и будете наблюдать за разговором со стороны и фиксировать происходящее. Может получится подметить что-нибудь, что вблизи в глаза не бросается!
***
Балтика в этом году вскрылась рано, поэтому уже двадцать пятого февраля в Пиллау пришла эскадра Седерстрёма и мы с Добрым отправились на небольшую экскурсию на нашу новую военно-морскую базу. Сейчас, с учетом фактического превращения Балтики во внутреннее море моей империи, стратегическое значение этой крепости, конечно, немного снизилось, но настоящий передел Европы ещё даже не начинался и списывать её со счетов было рановато. Поэтому, перефразируя известную поговорку, можно смело сказать – «крепости всякие важны, крепости всякие нужны». Особенно такие. Пятиугольная, звездообразная, «ВобАновского типа» цитадель Пиллау, построенная в середине прошлого века моим далеким предшественником на шведском троне Густавом Вторым Адольфом (на некоторое время захватившим местное побережье), содержалась в отличном состоянии и вполне отвечала требованиям современной войны, прочно запирая собой вход в гавань и Кёнигсбергский залив. Где меня уже поджидал дивизион линейных кораблей с фрегатами сопровождения.
С Седерстрёмом мы расстались в конце лета прошлого года, поэтому нам было о чём пообщаться в тесном кругу. В следующие несколько дней мы провели смотр кораблей, учебные стрельбы с совместным маневрированием и награждение личного состава, принимавшего участие в прошлогоднем переходе из Средиземного моря. Содержание материальной части и выучка личного состава оказались (впрочем, как и всегда), выше всяких похвал. Поэтому завершающим аккордом перед отъездом в Кёнигсберг стала выплата всему личному составу небольшой премии, встреченная по традиции громогласным «ура», поднявшим на уши весь городок.
Развязывать боевые действия против русского флота (других боевых кораблей на Балтике не существовало в природе), я, естественно, не собирался, отсюда и достаточно скромное количество вымпелов в составе эскадры. Но наличие под рукой готовой к немедленному применению пятерки линейных кораблей, переводило действие выражения «про доброе слово и пистолет» в абсолютно практическую плоскость и придавало дополнительное ощущение уверенности.
Оставив Седерстрёма заниматься своими флотскими делами, первого марта мы покинули Пиллау и вечером того же дня оказались в Кёнигсберге, где меня поджидали несколько долгожданных сообщений, в том числе и от Пугачёва.

Интерлюдия «Уральские пельмени в архангельской ухе»
Ни Викинг, отправляя в расположение повстанцев своего верного соратника подполковника спецназа с позывным Бирюк, ни сам бывший казачий хорунжий Емельян Пугачёв, не могли ожидать подобного стечения обстоятельств или рассчитывать на тот эффект, который окажет на дальнейшее развитие событий сам факт его появления на Урале.
С проникновением в зону ведения боевых действий проблем у группы Пугачёва не возникло. Опираясь на опыт его службы на Царицынской оборонительной линии, они переправились через Волгу у Камышина, спокойно прошли степями левобережья до Яика, прошли Оренбург и углубились в горы. Окрестности реки Миасс и города Златоуст также были знакомы ему по недавним поискам в этих местах золота, поэтому вопрос о том, за кого выдавать себя при неожиданной встрече с правительственными войсками не стоял. Бумаги о том, что они ватага старателей-золотоискателей были в полном порядке и долго лежать без применения этой легенде не пришлось.
В конце октября группа добралась до окрестностей Златоуста, где и произошла судьбоносная встреча с Острогожским гусарским полком, спешащим на соединение с главными силами армии генерал-лейтенанта Каменского. Гусары, проделавшие полутора тысячекилометровый марш из Воронежской губернии, заблудились в незнакомой местности и командир полка, приказав разбить временный лагерь, разослал по округе разъезды для поисков нужной дороги. С одним из таких разъездов и повстречался Пугачёв, заглянувший с пятеркой казаков на постоялый двор уточнить обстановку.
Особого воодушевления у гусар предстоящие боевые действия против казаков не вызывали, как, впрочем, и вообще обстановка в осколке империи. Острогожские гусары вели свою родословную от слободского казачьего полка, а переформирование произошло сравнительно недавно, поэтому бывших казаков среди личного состава оставалось ещё достаточное количество, да и не бывает среди казаков бывших. Казак, он всегда казак, даже если вынужденно сменил цвет и фасон формы.
Находясь вблизи границы с Донецкой губернией, острогожцы прекрасно владели обстановкой на тех землях и лично знали многих своих земляков, отправившихся туда на поиски лучшей доли и нашедших её в бывшем Диком поле. О том, что происходило на Урале, они были осведомлены, естественно, в меньшей степени, но земля, как известно, всегда слухами полнится и слухи эти оказывались совсем не в пользу императора Алексея. Поэтому встреча на постоялом дворе со старым боевым товарищем по Семилетней войне Емельяном Пугачёвым не могла пройти бесследно для бывшего хорунжего, а ныне корнета острогожцев Захара Шебутнова. Владеющий искусством ведения задушевных бесед на высшем уровне, Пугачёв очень тонко подвел Захара к мысли о том, что император в Петербурге самозванец, а уральские повстанцы всего лишь хотят, чтобы всё было по закону и по совести. Этого оказалось достаточно, чтобы из искры возгорелось пламя, а дальше произошло то, что и должно было произойти. Пятнадцатого ноября острогожцы уничтожили командование полка, происходящее не из казаков, и ударили по штабу Каменского, решив исход сражения под Снежинском.
Пугачёв, оказавшийся в ставке Народного ополчения незадолго до начала сражения, участия в нём со своей группой не принимал (как и требовал Викинг), но после победы, когда информация о его роли в действиях Острогожского полка стала достоянием гласности, неожиданно оказался одним из её триумфаторов. А примкнувшие к ополчению казаки-гусары (остававшиеся пока для местных чужаками) признали Пугачёва, имевшего знакомство по Семилетней войне с атаманом Ерофеем Зарубиным и решившего вопросы с их интеграцией и снабжением,своим неформальным вожаком. Лучшего начала для выполнения порученной ему миссии даже сложно себе представить.
Однако, быстро реализовать стартовый капитал Пугачёву не удалось – ополчение находилось в постоянном движении. Захват Екатеринбурга, а затем и бросок на Пермь, оттянули начало переговоров на неопределенный срок, но и Емельян Иванович не собирался сидеть сложа руки. Проинформировав Викинга о проделанной работе, он начал неформальные беседы с игуменом Филаретом, стараясь до тонкостей разобраться в позиции ревнителей старой, истинной веры (в области Войска Донского староверов особо не жаловали и все его знания вопроса ограничивались беседой со старцем на Царицынской линии) и пытаясь аккуратно донести до него позицию императора Ивана по вопросу дальнейшего обустройства жизни в России.
***
К этому времени Народное ополчение уже не являлось исключительно армией Яицких казаков, а представляло из себя настоящую сборную солянку из бывших полков императорской армии, отрядов мастеровых с Демидовских заводов, казаков, башкир и т.д. и т.п. Потому и власть постепенно и незаметно испарилась из рук казачьего круга и выбранного им атамана Зарубина и перешла к Большому совету Народного ополчения, ключевую роль в котором стали играть братья Твердышевы. За атаманом же теперь оставались только вопросы непосредственного руководства войсками в сражении. Прикормив львиную долю казачьей старшИны и представителей прочих фракций, братья получили в совете абсолютное большинство, имея теоретическую возможность проводить в жизнь почти любые решения, но вот с их выработкой имелись серьезные проблемы.
Не склонные к теоретизированию и обладающие, как и положено предпринимателям, практическим складом ума, братья влились в повстанческое движение под давлением обстоятельств, а потом просто использовали представляющиеся возможности, решая свои, исключительно шкурные, интересы. Однако теперь перед ними начинали вставать проблемы более глобальные, решить которые можно было только имея в распоряжении рабочую теорию, отвечающую на вопросы – что делать дальше и как при этом удержать нахапанное?
Стремительный бросок на Екатеринбург и дальше, позволил захватить екатеринбургские и нижнетагильские заводы в целости и сохранности со всей документацией и ушлые твердышевские стряпчие уже пристраивали бывшую собственность Демидовых в нужные руки, используя для этого, естественно, положения имперского законодательства. При этом, в остальных вопросах государственного управления, освобожденные от власти императора территории Урала и Поволжья стремительно деградировали и скатывались к анархии и фрагментации. И чем больше братья размышляли над своими дальнейшими действиями, тем отчетливей им становилось понятно, что единственным приемлемым для них вариантом, является вариант сохранения существующего статус-кво, только с небольшим уточнением. То есть, вариант при котором трон сохранял император Алексей (или кто-то ему подобный), а они попадали в состав Совета, становясь одними из вершителей судеб империи и получая возможность легитимизировать свои приобретения.
Размышления размышлениями, но чаще всего от практической реализации их отделяет огромная пропасть, преодолеть которую дано не каждому. Так и здесь. Для торга братья созрели, свои переговорные позиции оценивали, как достаточно сильные, да только разговаривать с ними никто покуда не собирался. И как подступиться к решению этой проблемы они не представляли. Засылать своих людей в столицу, означало гарантированно отправить их на дыбу без какого-либо результата, а объявить во всеуслышание о готовности к переговорам с самозванцем – самолично надеть себе на шею казачью петлю. Как говорится, из огня, да в полымя.
***
Фёдор Баженов, голова Архангельского городского магистрата и глава старинного купеческого рода, ведущего свою родословную от новгородского посадского человека Симеона Баженова, с удовлетворением встретил новость о взятии ополчением Екатеринбурга и не мешкая отправился в дальний путь, на переговоры со своими стародавними торговыми партнерами братьями Твердышевыми.
Соглашаясь на английскую авантюру с императором Петром Антоновичем, подходящим на эту роль, не больше чем ишак для гонок наперегонки с рысаками, Фёдор Кириллович нисколько не питал иллюзий в том, что такой регион, как Архангельск, сможет противостоять Петербургу, реши он восстановить свою власть на этих территориях силой. Весь его расчет строился на том, что это сделают уральские повстанцы. От него же всего лишь требовалось оказаться в нужное время и в нужном месте, чтобы вместе с ними воспользоваться плодами их победы. А вот здесь и должен был помочь этот напыщенный англичанин, агент Лондонской Московской компании Джон Мейрик, оперативно обеспечивающий Баженова информацией по своим каналам. Что же касается дальнейшего сотрудничества с англичанами, то укрепив свою власть, он планировал пересмотреть его условия и не собирался терпеть дальнейшее присутствие английского экспедиционного отряда на Русском Севере.
***
Пермь
17 января 1774 года
Ставка Народного ополчения

– Любопытство меня разбирает Фёдор Кириллович, – отставил в сторону чашку с чаем Яков Твердышев, когда они после сытного обеда перешли к деловой части встречи, – как ты в Перми под Крещение оказался, коли мы в Екатеринбург токмо в середине ноября вступили?
– Сорока на хвосте весточку принесла, – усмехнулся в пышные усы Баженов, – ты мне Яков Борисович зубы то заговаривай, я сюда не за энтим за тышшу верст добиралси. Как далее жить-поживать будем? У поморов принято сговариваться о дележе улова на берегу, а не тогда, когда невод выуживать собрались!
– Не серчай Фёдор Кириллович, – вступил в разговор Иван Борисович, – то вопрос ведь не праздный. Друга сорока нам тут нашептала на ухо, что в Архангельске англичане хозяйничают, вот и поведай нам, ты здесь по своей воле, али как? Нам ведь тоже надобно знать, с кем ты улов делить предлагаешь. Может мы и без компаньонов дело поладим, а?
– Англичане мне не указ, – резко ответил Баженов, рубанув ладонью по воздуху, – пущай покуда думают, что мы под их дудку пляшем. Как дело поладим, так и отправим их коленом под зад на свои острова. А вот вам без меня никак не обойтись, законный государь император под моим приглядом в Архангельске сидит, но никак не в Перми!
– Добро Фёдор Кириллович, – примирительным тоном проговорил Яков, – положим мы сговорились, у тебя государь и торговля морская, у нас войско и мануфактуры разные. Токмо мы люди от власти далекие, не чета тебе, городскому голове. Вот ты и обскажи нам по компанейски, как далее жить-поживать будем и что для энтого надобно?
– Энто можно, – поменял тон Баженов, – сдается мне, что здеся следует нам пример с англичан взять. Народец оне конечно никудышный, но о двух вещах у них не зазорно уму-разуму поучиться – торговле правильной и устройстве государственном, когда власть у людей торговых, уважаемых. Хотя тута оне ничего сами и не измышляли, – хмыкнул он, – господин Великий Новгород испокон веков жил таким укладом, а князя призывал токмо по надобности, супостата воевать. Вот и нам надобно к закону предков наших возвернуться и вере истинной, древлеправославной, и очистится тогда Русь от самозванцев и засилья иноземного!
– Дело говоришь, мы о том же думу думали! – огладил бороду Яков недобро улыбнувшись и, как хищник, почуявший запах добычи, принялся разбивать позицию оппонента, не собираясь уступать тому ни толики влияния, – Токмо на кой ляд в таком разе нам ты со своим убогим сидельцем из Холмогор. Казачки также испокон веку живут общинным умом, совет наш ты видал. Самозванца в столице мы и сами скинуть смогём, а твои шашни с богомерзкими протестантами могут опосля и боком выйти!
Но на Баженова отповедь Якова Борисовича не произвела абсолютно никакого впечатления и он совершенно спокойно парировал:
– Да не дурней тебя, Яков Борисович, знаком с казачьим укладом, у нас в Архангельске и войско своё и атаман имеются. Токмо не подходит их уклад для управления державой, так – шум да склоки. И ты энто не хуже меня знаешь, иначе и разговор бы зачинать не стал. Да и на казаках однако народ не заканчивается, а мужику всё одно царь нужон. Так что никуды ты не денисся без меня и моёва, как ты изволил молвить, убогого сидельца. Нам в энтом деле такой в самый раз, чем хуже, тем лучше – вякать лишнего не станет!
– Складно складываешь, – также спокойно отреагировал Твердышев, –есть токмо одна закавыка – зовется император Скандинавии Иван. Ох, и ушлый мОлодец, я тебе скажу, Фёдор Кириллович – палец дашь, вместе с головой отхватит. Встречались мы с ним давненько, когда он ещё графом Крымским величался, и даже дела торговые ведём по сию пору с его доверенным в Новороссии бароном Черновым, машины паровые по его прожектам производим!
– Так в чём здеся закавыка, – с удивлением развел руками Баженов, – и кака така забота у императора Скандинавии о делах наших русских?
– Видать не про всё англичане твои ведают али тебе не про всё сказывают, – с удовлетворением поддел Баженова Яков Борисович, – он ведь не токмо император Скандинавии, он и великий князь Константинопольский и великий князь Новороссии и прочая и прочая. Под ним теперича Малороссия и Крым, Кубань и область Войска Донского, а ещё он энтим летом султана турецкого изничтожил и кресты православные в Царьград вернул. А тута, в Перми, евойный посланник находится, подполковник Пугачёв, из донских казаков. Сказывает сей посланник, что император Иван шибко расстроен смутой на Руси и также желает извести самозванца петербургского, чтобы опосля провести Земский собор, как испокон веку делалось, и выбрать царя законного. Об энтом же вещает старец игумен Филарет, с которым Пугачёв ведёт беседы задушевные. А вот теперича ты ответь мне на вопрос – кого выберут на Земском соборе? Твою немчуру али защитника Руси от турка и поляка, победителя хана Крымского и славного воина христова, который свершил то, что всем Европам на давалось?

Глава 3
Письмо Пугачёва порадовало и удивило одновременно. Во-первых, ополчение одержало, не без его помощи, убедительную победу в сражении под Снежинском, обеспечивающую выход на оперативный простор, а во-вторых, оказалось, что первую скрипку среди повстанцев играют мои старые знакомые из Оренбурга – братья Твердышевы. Вот уж чего невозможно себе было даже представить, так это братьев-капиталистов во главе повстанцев-казаков. Сюрреализм, да и только. Подробностями Емельян Иванович пока не владел, но в общих словах причину произошедшего можно было выразить на примере коровы из бомболюка в фильме про особенности национальной охоты – «жить захочешь и не так раскорячишься». По идее, наличие во главе ополчения лично знакомых мне людей и действующих торговых партнеров, должно было облегчить налаживание контактов, но это теория, а как всё произойдет на практике, одному богу известно. К тому же, первая реакция братьев на его появление оказалась совсем не благожелательной.
Ладно, война маневр подскажет, главное, что первый этап прошел удачно. Дальше Пугачёв и сам разберется, не маленький, а мы в это время попробуем зайти с другой стороны, с помощью Троянского коня. Хотя Кирилла Михайловича Разумовского такая характеристика его роли в этом деле наверняка бы не обрадовала. Да, в ответном письме из Петербурга пришло подтверждение, что его автор Разумовский, хотя мне и пришлось для этого немало поворочать извилинами. Встречались мы с Кириллом Михайловичем всего несколько раз и то мимоходом, поэтому я с трудом вспомнил детали разговора Екатерины Алексеевны с ним на совете по поводу реакции крупных землевладельцев на указ о земле. Она тогда посоветовала ему воспользоваться английским опытом обработки земли, а ещё обратиться при необходимости в Вольное экономическое общество за консультацией. Вот вторую часть этого совета я и попросил изложить в ответном письме для подтверждения личности автора. Ответы совпали.
Остальное содержание письма оказалось стандартным. Примкнул к узурпатору от безысходности, ни в чем предосудительном замечен не был, осознал всю глубину падения (в основном окружающих лиц), готов искупить кровью (желательно чужой) и помочь в восстановлении законности и правопорядка, а также служить верой и правдой новому государю. Как говорят в Европе – король умер, да здравствует король! А если ещё не умер, то готов оказать содействие. И всё это открытым текстом, только без указания имени и фамилии.
***
– Вот же гаденыш, – сплюнул Добрый, ознакомившись с письмом Разумовского, – но гаденыш теоретически полезный, если это, конечно, не подстава. И какой у нас план Командир?
– План простой – думать, думать и ещё раз думать. Время пока есть, нужно дождаться ответа из Берлина, чтобы закрыть вопросы по Бранденбургу, и гостя из Любека. Поэтому до середины марта мы точно в Кёнигсберге. Твоя задача подготовить парней к работе в городе – скрытое ношение оружия, по нескольку комплектов цивильной одежды петербургского фасона, посоветуйся с фон Гиппелем по этому вопросу, карты города и остальные необходимые мелочи!
– Уже работаем по всем направлениям, – кивнул Добрый и спросил, – а что с агентурой Шешковского, планируешь привлекать?
– Конечно, грех игнорировать такие возможности, но у них будет своя задача. Гарантировать их стопроцентную лояльность никто не может, поэтому пускай пока собирают информацию. Я пока ещё раздумываю над деталями, но, думаю, что пары дней мне хватит и Шешковский двинется в Курляндию с ответом для Разумовского и поручением для фон дер Ховена. Пока он там всё организует, мы закончим с делами здесь и пойдём вслед морем, с комфортом, а то задолбали уже эти раскисшие дороги!
***
Не успел я отправить Шешковского в Митаву, как свершилось первое из ожидаемых событий – пришло письмо от Луизы Ульрики, а если вернее, то целый пакет документов, одним махом закрывающий теоретический этап моих действий по Берлину. Можно даже сказать, что меня ставили перед фактом, решив за меня все промежуточные этапы задачи. Такое со мной происходило довольно редко, но наверняка у каждого человека хотя бы раз в жизни возникала ситуация, когда он представлял себе желаемый и нужный ему конечный результат, но при этом страстно желал, чтобы процесс его достижения пролетел мгновенно и без воспоминаний об этом. Здесь был именно такой случай. Я уже морально готовил себя ко множеству раундов занудных переговоров и неизбежным компромиссам, но тут в дело вступил человек, который вообще не учитывался мной в раскладах и легко, с присущей ему солдатской прямотой, разрешил проблему. Всё в точности со своим армейским прозвищем «Цитен из кустов», которое он получил после почти проигранной Фридрихом битвы с австрийцами при Торгау в ходе Семилетней войны. Тогда внезапный налёт его гусар из леса (к нужному месту фон Цитена привел местный пастух) привел к захвату главной артиллерийской позиции австрийцев и предопределил исход всего сражения.
А ещё этот человек – «гусарский король», герой армейского фольклора, генерал-лейтенант кавалерии, любимец и друг Фридриха Великого и просто живая легенда прусской армии Ганс Иоахим фон Цитен. Маленького роста и невзрачного вида мужчина с совершенно некомандным, слабым голосом и вспыльчивым, неуживчивым характером, не получивший толком никакого образования, который смог пробиться через тернии к звездам и в итоге превратиться в одного из лучших полководцев армии Фридриха.
Я с ним познакомился, да и вообще узнал о его существовании, на нашей с Софией свадьбе, куда его на правах своего хорошего друга пригласила Луиза Ульрика и, дабы избежать сложностей в общении, просветила меня об особенностях характера отставного генерала. Оказалось, что фон Цитен заядлый дуэлянт, на счету которого больше полусотни поединков, не раз сиживал на нарах за свои проделки и даже умудрился убить на дуэли своего командира полка. Но востребованность в ходе постоянных войн середины восемнадцатого века, в ходе которых он демонстрировал невероятную отвагу, граничащую с безумием, и чрезвычайную эффективность и удачливость, всегда позволяла ему избегать по настоящему серьезных наказаний. Однако, у меня в общении с ним не возникло даже намека на проблемы. Мы, конечно, сильно отличались друг от друга по стилю жизни и командования, но два нормальных солдата всегда найдут общий язык, что мы и сделали на ура.
После Семилетней войны фон Цитен, разменявший к тому времени седьмой десяток лет, отошёл от дел и спокойно поживал себе в поместье под Берлином. Поэтому я даже представить себе не мог, что он решит тряхнуть стариной и одним своим появлением изменит расстановку сил на, так сказать, Бранденбургском направлении. Слава богу, что в мою пользу. Узнав от Луизы Ульрики о моих прошлогодних похождениях, коронации в Кёнигсберге и предложении снова объединить Пруссию с Бранденбургом (только уже в рамках огромной империи), «Цитен из кустов» просто приехал во дворец Сан-Суси и предъявил Фридриху Вильгельму Второму ультиматум. Пригрозив тому, в случае отказа, вызвать его на дуэль и убить. Слова гусара никогда не расходились с делом, физической форме семидесяти трехлетнего генерала могли позавидовать многие, а ни один прусский солдат и пальцем бы не шевельнул, чтобы вмешаться в процесс. Поэтому бывший курфюрст принял единственно верное в такой ситуации решение – подписал отречение в мою пользу и отвалил в сторону. Здесь, как говорится, не до жиру, быть бы живу.
В ответ я направил в Берлин указы о своем вступлении в права курфюрста Бранденбурга, назначении Луизы Ульрики своим наместником в курфюршестве и полномочным представителем в рейхстаге Священной Римской империи германской нации, присвоении Гансу Иоахиму фон Цитену чина генерал-фельдмаршала и выделении солидного бюджета на срочное доукомплектование действующих и формирование дополнительных полков бранденбургской армии. А в личном письме фон Цитену, наряду с благодарностью за содеянное и поздравлением с заслуженной наградой, намекнул, что с началом лета собираюсь немного пощипать австрийцев и у него есть возможность вспомнить молодость, только уже в роли командующего. Я, конечно, не настаивал, однако не сомневался, что старый вояка купится на такую замануху и примет моё предложение. Ну и, в качестве довеска, сбагрил в Берлин сестру императора Иосифа с мужем, отправив вместе с ними инструкцию по их дальнейшему применению.
Решив, практически не прилагая усилий, одну проблему, я продолжил готовиться к командировке в Северную Пальмиру, параллельно поджидая таинственного гостя из Любека. Который оказался в Кёнигсберге уже в середине марта, уложившись в предельно сжатые сроки.
***
– Спешу выразить вам своё искреннее восхищение Ваше Величество, – с места в карьер бросился рассыпаться в комплиментах гость, – я ваш давний и преданный поклонник!
Джерард Голдстейн (так он представился) оказался высоким, стройным и жилистым мужчиной неопределенного возраста. Таких людей с одинаковым успехом считают и сорока пятилетними и разменявшими седьмой десяток. Тщательно ухоженное, слегка морщинистое, с резко очерченными скулами лицо, солидный, чуть ястребиный нос, длинные тёмные и немного волнистые волосы, зачесанные назад, благородная седина на висках и уверенные движения. Одет он был, насколько я в курсе, дорого и по последней парижской моде, да и вообще выглядел и вел себя, словно завсегдатай балов и модных салонов. Однако его взгляд, который искусно скрывался за налетом благообразности, говорил о другом и меня не оставляло ощущение, что он также комфортно будет чувствовать себя в забрызганном кровью фартуке возле пыточного стола, деловито лишая привязанного к нему клиента какой-либо части тела.
– Удивительно, – сделал я морду тяпкой, – что же послужило этому причиной? Неужели скучная жизнь при дворе императора Скандинавии удостоилась обсуждения в модных парижских салонах?
– Только ваши свершения Ваше Величество, – не отреагировал он на упоминание модных салонов и придворной жизни, которой по факту не существует, – лично я оказался поражён вашими блестящими действиями в Дании и Норвегии. Так легко и непринуждённо закончить многовековую историю противостояния гордых викингов друг с другом. Браво Ваше Величество!
– Благодарю за столь лестную оценку, – сдержанно улыбнулся я и продолжил изображать непонимание ситуации, – что же подвигло вас именно сейчас искать встречи со мной? В Стокгольме или Сконе попасть ко мне на аудиенцию было гораздо проще, чем сейчас искать по всей Европе!
– Безусловно Ваше Величество, лично у меня сомнений в необходимости встречи не было с самого начала вашего блестящего восхождения. Но организация к которой я изволю принадлежать, прошу не принять мои слова за дерзость, приняла решение, так сказать, понаблюдать за развитием ситуации, что, с учетом затрат времени на переписку, вылилось в достаточно длительный срок! – тщательно проговаривая слова, ответил он.
Посланец говорил нарочито медленно, пытаясь изобразить легкое смущение, но я уже достаточно насмотрелся за свою императорскую жизнь на различных докладчиков, чтобы отличить реальность от притворства. Однако следовало признать, играл он весьма неплохо, хотя это и не очень вязалось с его первоначальным образом.
– Хорошо, к этому вопросу мы ещё вернемся, – устроился я поудобней в кресле, показав своим видом готовность выслушать увлекательный рассказ, – расскажите лучше о себе. Мне отчего-то кажется, что в вашем багаже не меньше тайн, чем у вашей организации. У вас довольно странное для иудея имя и весьма своеобразный английский говор, хотя это как раз вполне объяснимо, вы ведь из Нового Света?
– Вы необычайно наблюдательны Ваше Величество и слишком добры ко мне, – расплылся он в улыбке, обнажив хорошие, ровные зубы, – я действительно недавно вернулся из Нового Света и уже достаточно долго живу там, хотя и не являюсь его уроженцем. А вообще я потомок иудеев-сефардов, приплывших в Ирландию из Португалии три сотни лет назад. Ирландцы истовые католики, поэтому никогда особо не жаловали моих соплеменников, в отличии от англичан, отсюда и довольно небольшая численность общины, о которой мало кому известно за пределами Ирландии. Однако мои предки смогли стать своими в Корке, что на юге острова, поэтому я настолько же иудей, насколько и ирландец – вот и все мои тайны. Сейчас у меня своё дело по торговле чаем в Бостоне, хотя начинать пришлось простым почтовым служащим в Пенсильвании!
– В таком случае ваша ирландская половина должна делать вас яростным противником английской короны, при том, что в Лондоне, по словам барона Грюнберга, позиции соплеменников второй вашей половины весьма сильны, а монополия на чай у Ост-Индской компании. Сложный выбор! – покачал я головой, сделав участливое выражение лица, – А что сейчас происходит в Новом Свете? До меня доходят сведения, что в последнее время там неспокойно. Местные жители конфликтуют с колониальными властями, а британский парламент не собирается идти на уступки. По моему, такая политика может привести к разрастанию конфликта. Как вы считаете?
– Совершенно с вами согласен Ваше Величество. Позволю ещё раз выразить вам своё восхищение вашей проницательностью. Майер Ротшильд много писал об этом и теперь я удостоен чести…
– Кстати, – перебил я его, – ходят слухи, что господин Ротшильд обладает некими особыми способностями, позволяющими ему неведомым образом ощущать мысли людей, когда они думают о деньгах. Я думаю, что всё это вздор и чепуха, а вы слышали что-нибудь об этом?
Вопрос был из серии «вы перестали пить по утрам коньяк?». Что не ответь, всё плохо. Такой заход, вкупе с бесцеремонным затыканием рта собеседнику, не привыкшему (судя по его виду и биографии) к такому обращению, должен стать лакмусовой бумажкой. Ведь любая ответная реакция будет показательной.
– Думаю, что перед нами пример обычной человеческой зависти Ваше Величество, – попытался выкрутился он после секундной заминки, сохранив при этом прежнюю невозмутимость, – Майер, несмотря на свою молодость, весьма успешен в финансовых операциях, а какому-нибудь недотепе проще выдумать небылицу про конкурента, чем признать свою несостоятельность на его фоне!
– Совершенно согласен с таким выводом, – покачал я головой и резко поменял направление разговора, – так о чём вы уполномочены со мной поговорить?
– Наша организация выражает вам свою искреннюю признательность за заботу о наших соплеменниках в Любеке и уполномочила меня, в подтверждение наших добрых намерений, проинформировать вас о некоторых событиях, наступление которых в ближайшем будущем весьма вероятно! – разразился витиеватой тирадой Голдстейн, также непринужденно сменивший тему беседы.
– Подтверждение? – удивленно взглянул я на него, – Интересная формулировка, я всегда думал, что подтвердить возможно лишь то, что уже имело место быть, например, ранее высказанную мысль. С вашей же организацией я имею дело впервые, поэтому прежде чем подтверждать добрые намерения, их необходимо хотя бы обозначить. Или вы считаете по другому?
– Конечно Ваше Величество, вы несомненно правы! – кивнул он, продолжая держать покерфейс, – Говоря о подтверждении, мы исходили из уверенности в том, что барон Грюнберг проинформировал вас о происхождении предоставляемых сведений, которые попадают к нему от источников организации!
– Не забывайтесь, – резко одёрнул его я, добавив в голос стали, – барон Грюнберг мой подданный, оказывающий мне услуги на взаимовыгодных условиях, а где он берёт сведения меня абсолютно не интересует. Может быть у вас, может на Марсельском рынке по сходной цене. Это его забота, за их достоверность он отвечает головой. Пока своей, но я готов рассмотреть возможность замены, ваша вполне подойдёт по размеру! – принялся я буравить его взглядом.
В этот раз, мне всё же удалось вывести Голдстейна из равновесия, однако ненадолго. Промелькнувшая на его лице смесь гримас непонимания, недовольства и гнева, исчезла, как утренний туман под напором яркого солнца, и передо мной опять предстал непоколебимый, как скала, ирландоевреец или наоборот.
Через мгновение, я как ни в чем не бывало широко улыбнулся и захохотал в полный голос, ткнув в его сторону указательным пальцем:
– Мне нравится, как вы держитесь Джерард, мы определенно с вами поладим, вы мне симпатичны. Давайте, выкладывайте, что там у вас, не терпится узнать о чём хотела проинформировать меня ваша таинственная организация!
– Кхм, кхм, да Ваше Величество, – привел гость в порядок свой голос, – мы обладаем сведениями, что этим летом армия персидского шаха, воспользовавшись устранением своего главного противника – Османской империи, собирается вторгнуться в азербайджанские ханства и даже возможно в Картли-Кахетию, а новый султан Египта Муххамад-бей Абу аль-Дахаб примеряется к титулу халифа и готовится захватить Палестину и Сирию!
– Как интересно, – покачал я головой, сделав задумчивый вид, – и главное, весьма похоже на правду. Я бы на месте этих правителей поступил именно так. В России смута, значит им будет пока не до Кавказа, а что до Палестины, то, как говорят русские, – свято место, пусто не бывает. Хорошо Джерард, ваши сведения заслуживают внимания, излагайте свои печали!
– Благодарю Ваше Величество, – удовлетворённо кивнул Голдстейн, – в Новом Свете в этом году ожидаются не менее интересные события, способные, по нашему мнению, в перспективе кардинально изменить расклад сил в мире. Конечно, сейчас несколько преждевременно говорить о конкретных условиях сотрудничества, но нас полностью удовлетворит ваше согласие на начало диалога по этому вопросу и именно с нашей организацией. При этом, сам факт начала событий гарантированно приведет к сосредоточению усилий британцев на американском континенте и отвлечет их от прочих направлений, например Архангельска! – ещё раз показал он свою информированность, пытаясь оставить последнее слово за собой.
– Я бы сказал, что это намного более интересные события чем Палестина, которые несомненно заслуживают пристального внимания. Будем считать, что ваша организация получила моё согласие на начало диалога. А даже намёк на такие договоренности даёт вашей организации шанс выйти на ведущие роли в указанных событиях и, в перспективе, преимущество при окончательном разделе добычи. Постарайтесь не забыть об этом, когда приметесь делить пирог! – плотоядно улыбнувшись, вернул я мяч на его сторону и сразу подвел итог разговора, – Я удовлетворен беседой и рассчитываю, что это не последняя наша встреча Джерард. Дела империи требуют моего присутствия в Пиллау, но мне кажется вы хотели задать какой-то вопрос. Задавайте!
– С вашего позволения Ваше Величество, я немного слежу за модой и хочу заметить, что у вашего платья весьма необычный фасон, такое не носят ни в Париже, ни в Новом Свете. Будьте так любезны развеять тайну его происхождения, если это возможно. Я бы тоже не отказался от подобного экземпляра!
Честно говоря, вопрос про одежду застал меня врасплох. Френч и галифе давно стали в моих старых владениях вполне обычными предметами гардероба среди государственных служащих, поэтому я и думать забыл об истории их происхождения. И хотя тема была, на первый взгляд, вполне безобидной, раскрывать свою подноготную, даже частично, перед этим хлыщом я не собирался.
– Необычный? Возможно, – сделал я удивленное лицо и принялся на ходу выдумывать историю появления своего гардероба, – я ношу такой фасон уже достаточно давно, чтобы он стал обыденностью для меня. Его придумал один ваш соплеменник, портной из Крыма. Ногайцы, с которыми нам приходилось рубиться в Диком поле, и запорожские казаки обычно носят широкие штаны и халат, очень удобные для длительных поездок верхом. Вот я и решил обзавестись похожей одеждой. Рассказал портному в Бахчисарае, кажется его звали Ицхак, о своих пожеланиях и получилось то, что получилось. Рекомендую, весьма удобно. Что же касается следования парижской моде, то меня это совершенно не интересует – я солдат и не собираюсь менять своих предпочтений!
– Благодарю Ваше Величество за столь подробный рассказ, но к сожалению мне он никак не поможет обзавестись подобным экземпляром, – развел он руками с разочарованием на лице, – ведь Крым, насколько я помню, достаточно далеко отсюда!
– Ну это как раз сущая мелочь, – махнул я рукой, – мы с вами Джерард схожего телосложения, поэтому вы получите такой комплект из моего личного гардероба!
***
Королевский замок на то и средневековое сооружение, чтобы предоставлять своему хозяину широкие возможности по тайному подслушиванию и подглядыванию за своими гостями. Вот мы и воспользовались наследием тевтонов, проведя разговор с посланцем в небольшом мрачноватом зале с доспехами и оружием на стойках по периметру, оборудованном потайной комнатой с глазком в гобелене на стене. Правда, для того, чтобы обеспечить Доброму приемлемые условия для наблюдения, пришлось приказать уставить зал канделябрами по самое не могу и потрудиться над правильным освещением.
Добрый появился в зале минут через десять после ухода Голдстейна и молча уселся вместо него в кресло.
– Ну что? – прервал я затянувшуюся паузу.
– Не, работа шпиона точно не для меня! – махнул он рукой с недовольным видом.
– Я вообще-то спрашивал не об этом!
– Так и я не об этом, – развёл он руками, – я говорю, что из него почтовый служащий, как из Промокашки скрипач. Ты глаза его видел?
– Нда, – покачал я головой, – глаза говорят сами за себя, но меня смущают совсем не они. Убийц и садистов везде хватает, а вот по его манере держаться и способностям к управлению эмоциями возникают вопросы. Потомственный английский лорд или испанский гранд считает своего короля всего лишь первым среди равных и впитывает умение держаться с достоинством в присутствии монарха с молоком матери. У немцев или в России немного другая традиция почитания монарха, но всё равно, навык общения с государем и контроля над эмоциями непременный атрибут каждого уважающего себя знатного кренделя, приближенного к трону. Однако здесь у нас совершенно другой случай. По себе помню, как сложно разговаривать с императрицей, которой теоретически может взбрести в голову любая дичь, могущая тут же воплотиться в реальность, а для ирландского еврея, который, судя по его словам, родился совсем не с золотой ложкой во рту, такое общение оказывается совсем не проблема. Можно, конечно, посчитать, что подобная раскованность является следствием его жизни за океаном, но это слишком простое объяснение. Здесь должен быть какой-то подвох!
– Я же предлагал его сразу в подвал определить, – укоризненно посмотрел он на меня, – сейчас бы уже обсуждали не наличие подвоха, а его содержание!
– А смысл? – хмыкнул я в ответ, – Ну выяснится, что он, например, не ирландский еврей, а внебрачный сын герцога Мальборо, нам от этого ни жарко, ни холодно. Непосредственной угрозы от него я не вижу, а информацию в клювике он принёс. По Палестине полное совпадение, значит и по Кавказу, скорее всего, всё будет в цвет, да и по штатам время начало заварухи совпадает с прошлым миром. Думаю, что в данный момент портить отношения с ситуативными союзниками нецелесообразно, а дальше будем посмотреть – война маневр подскажет!
– Как скажешь, – пожал он плечами, – только я всё-таки пробил бы его подноготную. Он же сам сказал, что евреев в Ирландии мало, город и фамилию мы знаем, описание составим, поэтому здесь я трудностей не вижу!
– Ну так дерзай, ты же у меня начальником службы безопасности трудишься, вот и поставь задачу своему заместителю. Пускай немного булками пошевелит, пока мы тут кровь мешками проливаем!
***
Больше причин задерживаться в Кёнигсберге у нас не было, а дел впереди было невпроворот. Поэтому через пару дней я попрощался со своей очередной резиденцией и новоиспеченным наместником в королевстве Пруссия бароном Теодором фон Гиппелем, и провернул операцию «В дальний путь» (главное, чтобы не в последний).
Под рукоплескание жителей города, полностью заполонивших улицы города, мой пышный кортеж в сопровождении десятка личной охраны и пары сотен драгун выехал через северные ворота и направился в сторону Курляндии, значившейся следующим остановочным пунктом в вояже беспокойного императора. Покинув город, через десяток километров колонна разделилась – дюжина всадников, в числе которых находился и я, повернула в сторону моря, а кортеж под командой драгунского подполковника продолжил своё шумное движение в Митаву.
Добрый со спецназом загрузился на корабли заблаговременно. Поэтому, как только мы оказались в порту и поднялись на борт одного из фрегатов, эскадра без промедления подняла паруса и покинула Пиллау. Нас ожидала штормовая мартовская Балтика и не только!

Интерлюдия «Троянский конь под маринадом» или «Как не откинуть копыта?»
В это же самое время, 15 марта 1774 года
Набережная реки Мойки, Санкт-Петербург

– Алексей Михайлович…, – удивленно уставился Разумовский на графа Орлова, вошедшего в сопровождении двух дюжих преображенцев в его кабинет на втором этаже роскошного трехэтажного дворца, – ты как здесь…?
– А ты чего это Кирилл Михайлович лицом померкнул, – по хозяйски прошёл Орлов вглубь кабинета и беспардонно уселся на угол рабочего стола, – никак гостям не рад, али ждал кого другого?
– Так…, вот…, – бумажный генерал-фельдмаршал, ни разу в жизни по настоящему не державший в руках сабли, Разумовский откровенно растерялся под напором настоящего боевого офицера, громилы, буяна и убийцы императора Петра Третьего в одном флаконе, не понимая, как ему вести себя в абсолютно непривычной ситуации, – почта же…, – промямлил он и показал рукой на корреспонденцию, разложенную на столе.
– Почта говоришь. Даа, без почты нынче никуда, – понимающе покачал головой Орлов, – услыхал я, что ты письмишко из Курляндии ожидаешь, а курьеру твоёму худо вдруг стало по дороге, – зловеще ухмыльнулся он и достал из-за обшлага на рукаве мундира конверт, – вот я и подумал, пособить надобно старому другу Кириллу Михайловичу. Твоё?
– Тут какая-то ошибка, – отодвинул Разумовский в сторону письмо, брошенное Орловым на стол, и попытался возразить, немного приведя дыхание в порядок, – мне в Курляндии вести переписки не с кем, да здесь и не указано, что сие мне писано! – показал он ножом для бумаг на конверт.
– Неужто, – сделав удивленное выражение лица, Орлов взял обратно со стола письмо, – ты ж погляди и правда адресата не имеется, Никаноров!
– Я Ваше сиятельство! – гаркнул один из преображенцев, держащий под мышкой папку для бумаг.
– Ты что ж каналья, совсем ослеп. Мы к его сиятельству с подозрениями нагрянули, а ежели сия крамола совсем другому человеку писана? Получается мы на Кирилла Михайловича напраслину возвели? – продолжил Орлов откровенно валять дурака, – Отвечай!
– Никак нет Ваше сиятельство, ошибки быть не могёт, дознание проведено согласно уложению, – сделал подручный Орлова несколько шагов вперед и раскрыл папку, – имеется собственноручно писанное признание поручика Измайловского полка Твердохлебова о том, что исполняя поручение его сиятельства графа Разумовского, он в декабре и феврале доставил в Митаву два письма, адресованных его величеству императору Скандинавии и получил от тамошних фельдъегерей пару ответных писем для его сиятельства. Второе письмо вы сей момент и изволите держать в руках Ваше сиятельство!
– Годится, – одобрительно кивнул Орлов, – что-то ещё?
– Так точно Ваше сиятельство, – снова гаркнул преображенец, – также имеется список второго письма его сиятельства графа Разумовского, негласно сделанный коллежским регистратором Тайной экспедиции Закудлаевым на постоялом дворе в Пскове, покуда поручик Твердохлебов почивал, выкушав за казенный кошт штоф хлебного вина, – доложился он и со смехом добавил, – размягчилси Твердохлебов на дармовщинку до состояния мякиша Ваше сиятельство!
– Ну вот, всё и прояснилось, – посмотрел с улыбкой Орлов на Разумовского, – оказывается промашки нет, а заговор супротив государя императора имеется. Никаноров, бумаги оставь и ступай, завершай тут в особняке дознание, как положено, – крутнул он пальцем по воздуху, – а мы покуда побеседуем с его сиятельством по душам, ежели он не возражает!
– Будет исполнено Ваше сиятельство! – кивнул Никаноров, положил папку на стол и, чётко повернувшись кругом, вышел из кабинета вслед за напарником, прикрыв за собой высокие двухстворчатые двери.
К этому моменту от считавшего себя непотопляемым, вальяжного, гладкого и розовощекого царедворца не осталось и следа. Даже любимый атласный халат стал велик Разумовскому размером, будто из человека выпустили часть воздуха, как из проколотого мячика. По его сморщившемуся и пришедшему в соответствие с биологическим возрастом лицу катились крупные капли пота, а правая рука изредка подрагивала.
Орлов одним пальцем, медленно раскрыл папку и четким движением сдвинул бумаги в сторону, как колоду карт. Увидев нужную, он подцепил её ногтем, вытащил из стопки и показал Разумовскому.
– Это высочайший Указ об исключении тебя из членов Верховного тайного совета и заключении в Петропавловскую крепость. Что будет далее не мне тебе обсказывать. Допрос огнём и железом, признание, эшафот, гражданская казнь (ломание шпаги над головой дворянина с лишением достоинства, всех прав и состояния)и чик… – показал Орлов большим пальцем движение, имитирующее лишение головы, и широко улыбнулся, – а ежели ты надеешься на измайловцев, то напрасно, – достал он ещё одну бумагу из папки, – вот высочайшее повеление об отправке твоей надёжи на трехмесячные маневры под Выборг. Таковое же доставлено вчера к полуночи в полк и покуда мы тут беседуем, они уже покидают казармы!
Выдержав театральную паузу и видя, что Разумовский пока никак не реагирует, Орлов вскинул указательный палец вверх, изобразив человека, вспомнившего очень важную вещь, и воскликнул:
– А…, едва не запамятовал. За Софьей Апраксиной в Петровско-Разумовское конвой также выслан, имеются у меня подозрения о её участии в заговоре. Думаю, что Никаноров в скорости получит потребные показания от твоей дворни…
– Не губи… – Разумовский упал на колени, обхватил сапог Орлова, прижавшись щекой к голенищу, и запричитал, прорвав плотину молчания, – все скажу, все сделаю, отзови конвой, не тронь Софьюшку, сам же ведаешь, что нет вины на ней!
После смерти в позапрошлом году графини Разумовской полновластной хозяйкой обширной империи стареющего фельдмаршала неожиданно сделалась его племянница – Софья Апраксина. Красивая и умная, властолюбивая и алчная, она вертела своим ставшим с возрастом сентиментальным дядюшкой, как ей вздумается. Её положение в доме Разумовского, хоть и прикрываемое близким родством, оказалось весьма двусмысленным и привело к отдалению от него детей, с которыми Апраксина была в откровенно враждебных отношениях. Что, в свою очередь, ещё сильнее привязало нуждающегося в моральной поддержке Разумовского к своему злому ангелу и упрочило позиции Апраксиной при нём. Естественно, подобное положение вещей тайной не являлось, поэтому Орлов безошибочно знал куда надавить для получения необходимого результата.
***
Организатор и движущая сила двух удачных дворцовых переворотов, граф Алексей Михайлович Орлов считал борьбу с возможными последователями своей основной задачей после прихода к власти в империи, поскольку не сомневался, что заговор обязательно будет. А ещё он совершенно справедливо полагал, что узнает о заговоре заблаговременно. Ведь после получения доступа к архивам Тайной экспедиции, он увидел насколько близки они были в своё время к провалу. Точнее, никакой тайной для императрицы Екатерины действия заговорщиков не являлись и только по случайному стечению обстоятельств они в итоге оказались в Зимнем дворце, а не в подвалах Петропавловской крепости. Да и заговор против Петра Третьего был благополучно раскрыт на этапе подготовки и только нерешительность императора и, наоборот, уверенные и даже немного бесшабашные действия заговорщиков дали нужный результат.
В итоге, всё произошло именно так, как Орлов и предполагал. Зная по себе, что опасаться необходимо в первую очередь людей из ближнего круга, и получив контроль над ресурсами Тайной экспедиции, он незамедлительно организовал негласный надзор за членами Верховного тайного совета и их приближенными. Что в итоге и дало нужный результат, который открывал перед Орловым просто головокружительные перспективы. Ведь в случае успеха, он мог не только кардинально изменить расклады в пока неудачно складывающейся борьбе с непокорными регионами, но и замахнуться на новые, куда более заманчивые горизонты.
В своем письме императору Ивану Разумовский обещал обеспечить доставку оружия в Зимний дворец под видом провианта для императорского стола и поддержку Измайловского полка после захвата власти, а всё остальное оставалось заботой Ивана. Император ответил согласием на такое разделение труда и сообщил, чтобы Разумовский не мешкая приступал к делу, но о своих планах не распространялся, написав лишь о том, что всё произойдёт в ближайшее время. Не густо, но, в принципе, умному человеку достаточно для того, чтобы суметь выявить и локализовать угрозу. Орлов дураком не был, поэтому когда через неделю в канцелярию императора Алексея пришло прошение о приеме посольства из Курляндии, планы противника стали для него абсолютно прозрачны.
Прошение было тут же одобрено, а Орлову предстояло просто дождаться появления в столице курляндского посольства и захлопнуть крышку мышеловки. Ну и ещё страстно желать прибытия в его составе самого императора Ивана. Ведь с учетом того, что знал о нем Алексей Орлов, такое развитие событий не являлось чем-то невероятным.

Глава 4
22 марта 1774 года
Королевский дворец, Стокгольм

Утро было восхитительным. Сквозь легкую пелену шторы в спальню пробивались первые лучи весеннего солнца, а я лежал в своей кровати и обнимал любимую женщину, тихонько посапывающую у меня на груди после бурной ночи.
Преодолев в этом мире не одну тысячу километров дорог верхом, я на своей …опе прочувствовал, почему именно морские народы обеспечили стабильную работу торгового пути из Европы в Индию и в целом Юго-Восточную Азию. Ведь даже в двадцать первом веке человечество не смогло объединить всю Евразию стальными и асфальтовыми магистралями (конечно, больше по политическим причинам), а в Дарьенском пробеле на границе Панамы и Колумбии нет даже обычной грунтовой дороги, позволяющей проехать на автомобиле между Северной и Южной Америками. Поэтому я тоже стал горячим поклонником перемещения с использованием плавсредств, которые, кроме совершенно недостижимых для конкурентов скорости, удобства и относительного комфорта, давали ещё одну очень важную в определенных обстоятельствах опцию – скрытность и внезапность. Дороги всегда можно взять под контроль, но корабль… Вышел из порта и всё, ищи ветра в море, а найти место для высадки на берег (без тяжелой техники) проблемы не составит. Конечно, у всего есть свои ограничения и недостатки, но для проведения диверсии корабли подходили идеально, а ещё позволяли нам с Добрым заскочить на денёк домой.
***
– Доброе ууутро! – потянулась приоткрывшая глаза София, от чего её грудь соблазнительно натянула невесомую полупрозрачную ткань ночной рубашки.
– Добрее не бывает! – ответил я и крепче прижал к себе супругу, слившись с ней в долгом поцелуе.
– Когда в море? – сразу поинтересовалась она, избавившись во время поцелуя от остатков сна.
– Завтра утром! – с сожалением вздохнул я.
Услышав ответ, София прижалась ко мне и тоже тяжело вздохнула, но кукситься не стала (кажется она вообще этого не умела), а через мгновение деловито уселась на кровати по-турецки и переключилась в режим государственного деятеля:
– Я знаю, кто должен стать представителем Великого магистра Ордена Святого Иоанна крестителяв Совете имперских князей Рейхстага!
Увидев мой вопросительный взгляд, она не стала тянуть кота за причиндалы и выдала продолжение:
– Я!
– А…! – не успел я открыть рот, как на меня быстренько высыпали остальные подробности неожиданного предложения, которое больше походило на ультиматум.
– Я уже всё обдумала! Берлин теперь наши владения, жить мы будем у матушки во дворце, она будет очень рада внукам, а втроём нам будет легче создать серьезную коалицию в рейхстаге и отстоять наши интересы!
Для того чтобы оценить целесообразность такого подхода к решению вопроса, много времени не требовалось. Она была абсолютно права, лучшего кандидата на эту роль сложно было даже придумать. Конечно, с точки зрения безопасности семьи Стокгольм был вне конкуренции, но и Берлин не самое худшее место, поэтому отговаривать её я не собирался, хотя несколько вопросов у меня всё же возникло:
– В целом, предложение дельное, только у меня с арифметикой в школе туговато было, напомнишь сколько будет один плюс один!
– Даа мой император, у тебя не только с арифметикой, у тебя и с памятью туговато, – засмеялась она и легонько постучала указательным пальцем мне по лбу, – ты забыл про мою замечательную тётушку Анну Амалию, ведь аббатисса Кведлинбургского аббатства является княгиней Священной Римской империи и также, как и Великий магистр, имеет голос в курии духовных князей Совета имперских князей, а меня вообще то готовили ей на смену, поэтому я прекрасно знакома с работой рейхстага!
– Первый вопрос снимается! – поднял я руки вверх, – А что с местом заседания? Это насколько я знаю точно не Берлин!
– Ты прав, рейхстаг заседает в Регенсбурге в Баварии и с 1663 года является постоянным, но постоянно работают только комиссии и комитеты по подготовке законопроектов. Поэтому мы с матушкой будет там появляться не часто, а большую часть времени проводить в Берлине. Ты согласен?! – полувопросительно-полуутвердительно сказала она и сразу добавила, пригрозив пальцем, – И только попробуй мне отказать!

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/vyacheslav-kiselev/viking-kniga-6-vse-dorogi-vedut-v-71526838/?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.