Главная страница | Попаданцы | Викинг. Книга 5. Ход конем. Том 2

Викинг. Книга 5. Ход конем. Том 2
Вячеслав Киселев
Викинг #5
Ход истории повернул в другую сторону и перед героями встали еще более масштабные задачи, чем они себе даже могли представить. Но они не привыкли отступать и сделают все так, как надо России.

Вячеслав Киселев
Викинг. Книга 5. Ход конем. Том 2

Интерлюдия "Чему быть, того не миновать"
И в тот момент, когда зрачок воронёного ствола штурмовой винтовки Викинга посмотрел в лицо неизвестного, мы совершим небольшой исторический экскурс и на непродолжительное время перенесемся из знойного июльского, пока ещё, Стамбула в не менее знойные степи Поволжья. В то время, когда Викинг со своими армиями перекраивал карту Европы, в этих местах начинали разворачиваться события, способные, при определенном стечении обстоятельств, повлиять на ход истории ничуть не меньше свершений главного героя.
Как мы помним, трагическая гибель императрицы Екатерины и её законного наследника Павла Петровича привела к захвату фактической власти в России Верховным тайным советом под предводительством Алексея Орлова, с формальным возведением на престол малолетнего Алексея Григорьевича, бастарда Екатерины и Григория Орлова.
Предложенный подход к решению проблемы престолонаследия Новороссия, Дон и Кубань не признали, но и этим проблемы узурпаторов не ограничились. С Уралом и Сибирью тоже было всё не так просто. Продуманный, на первый взгляд, выжидательный план Орлова по возвращению власти над югом России руками польских и турецких интервентов, для суровых уральских и сибирских мужчин (а других здесь в это время быть просто не могло, ни во власти, ни среди промышленников и купцов, ни на охотничьей заимке) послужил абсолютно чётким сигналом – власть в столице слаба! А что это значит? Да с такой властью просто не будут считаться на местах. Нет, никто пока не стал объявлять себя царём Сибирским, помня о незавидной судьбе губернатора Гагарина в эпоху царствования государя Петра Алексеевича. Люди в тех местах не только суровые, но и хваткие и хитрые, поэтому все сделали вид, что присягнули новому императору, продолжив заниматься своими делами. Саботируя при этом большинство распоряжений центра, занимаясь формальными отписками и ожидая, чем закончится вначале заваруха на юго-западной границе, а потом схватка Петербурга с Екатеринославом. Попробуй проверь, как говорится – закон тайга, прокурор медведь. Сколько этих проверяющих затерялись на бескрайних сибирских просторах и не перечесть.
И вот в таких условиях, на первый план выходит новый фактор, на который в высоких кабинетах Зимнего дворца поначалу попросту махнули рукой – мол не впервой мужичье воду мутит, да и не время сейчас отвлекаться по мелочам, тут престол на кону. А имя этому фактору – крестьянский вопрос.
***
Указ покойной императрицы о сокращении барщины, запрете продажи крестьян без земли и ограничении самоуправства помещиков стал глотком свежего воздуха для замордованного русского мужика, ещё более утвердив в нём веру, что царь на Руси хороший, а вот бояре (помещики, приказчики) плохие. Информационная кампания по распространению положений высочайшего повеления была проведена образцово-показательно, поэтому у помещиков не было не единого шанса врубить дурака, ссылаясь на неосведомленность новыми правилами. Тихое недовольство в помещичьей среде начинало нарастать и тут, бац, и не стало государыни-матушки, заступницы лапотников.
Организатор и основные бенефициары государственного переворота – Орлов, Разумовский и Долгорукие, сами являясь крупными землевладельцами, видели опору своей власти в себе подобных. А Шереметевы и Строгановы, Голицыны и Нарышкины, владеющие огромными земельными наделами, никаких восторгов от нововведений Екатерины не испытывали. Поэтому естественно, что первым шагом новой власти стала отмена Указа двадцать-двенадцать, как обозвал бы документ от двадцатого декабря 1771 года герой Евгения Евстигнеева «Ручечник» из фильма «Место встречи изменить нельзя», и возвращение господам помещикам прежней вольницы.
Крестьянская община забурлила. Ведь одно дело, когда крестьян закрепощали постепенно, в течение многих десятилетий, варя их словно лягушек на медленном огне. И совсем другое, когда враз отобрали только что дарованные государыней права и свободы. Тут даже такому огромному, поистине вселенских размеров, терпению, как у русского мужика, придёт закономерный конец.
Поначалу, в основном с приграничных с Новороссией территорий, крестьяне просто уходили целыми общинами на Донбасс, в вольные земли, как звали их в народе. Помещиков здесь не было, вся земля была в государственной собственности и обрабатывалась хуторянами, бравшими ее в долгосрочную аренду, а для остальных были открыты в огромном множестве вакансии на растущих, как грибы после дождя, фабриках и шахтах Донецкой горно-металлургической кампании. Конечно, труд горняка или металлурга легким не назовешь, но и русский мужик трудностей никогда не страшился, главное, чтобы все было по совести. А здесь контракты были честными, заработанное платили вовремя, бригадиры и начальники с зуботычинами не лезли, а ещё подъемные на обустройство выделяли и детишек в школу в обязательном порядке за казенный кошт отправляли. Живи, работай и радуйся. Что люди и делали, притом при полном отсутствии в Донецке и других городках, выросших вокруг него, питейных заведений. Оказалось, что если русского мужика на государственном уровне не спаивать (чтобы не задавал неудобных вопросов), то он, за редчайшим исключением, совсем не любитель заложить за воротник, а, напротив, поборник абсолютной трезвости.
Петербургские власти принялись в меру сил пресекать, так сказать, незаконную миграцию, чем только усугубили положение. Ведь если в котле, стоящем на огне, вовремя не стравливать пар, то его обязательно разорвёт. Так в итоге и произошло.
В начале лета на землях Строгановых в Самарской губернии произошло одно из крупнейших крестьянских волнений. Приказчиков перевешали, множество поместий пожгли и собрались мужики на вольные земли, снарядив большой обоз и даже организовав отряд самообороны. Но одно дело из Курска или Белгорода лыжи на Донбасс навострить, а совсем другое из Самары. Несмотря на признаки всеобщего хаоса в стране, в этом случае бунтовщиков быстро настигли, сопротивление жестоко подавили, причем с жертвами среди женщин и детей, а мужиков тут же, без суда и следствия, перевешали. Но не всех, нескольким удалось ускользнуть и побежали они на юг в Саратовскую губернию, к старообрядцам на реку Иргиз.
Эти, доселе безлюдные места на левом берегу Волги, в середине восемнадцатого века стали центром притяжения для раскольников, возвращавшихся в Россию после прекращения гонений на них в недолгое правление императора Петра Федоровича. Екатерина Алексеевна политику покойного мужа на этом направлении, в отличии от большинства других, менять не стала и старообрядцы продолжили переселение, решая одновременно государственную задачу по освоению новых земель.
***
Для любого более-менее адекватного человека церковная реформа патриарха Никона выглядит явлением совершенно необъяснимым с любой точки зрения – хоть житейской, хоть теологической, не говоря уже о государственной.
Православная вера на Руси изначально развивалась в своих, особых условиях, существуя в полуавтономном режиме, даже оставаясь в формальной юрисдикции Константинопольских патриархов. Русское государство за прошедшие века остановило экспансию католицизма на своих западных рубежах, пережило и скинуло ордынское иго, интегрировав в себя его остатки в виде Астраханского и Казанского ханств, и двинулось дальше на восток, осваивая новые необъятные пространства. И всё это происходило под сенью православного креста, который стал для русского человека неотъемлемой частью его ДНК.
Восточная Римская империя в это же самое время растеряла своё былое могущество, была захвачена крестоносцами, возродилась на короткое мгновение в виде бледной тени самой себя и заключила в 1439 году Флорентийскую унию с Римом, фактически признав первенство папского престола в тщетной надежде получить в свой коллапсирующий организм порцию допинга для борьбы с турками. Лекарства от смерти не нашлось и тысячелетняя история империи, вполне закономерно, окончилась в 1453 году после падения Константинополя, а Константинопольский патриархат оказался под властью мусульман.
Подписание унии было принято на Руси в штыки и положило начало автокефалии Русской Церкви, вначале в виде поместного собора 1448 года с избранием епископа Рязанского Ионы митрополитом всея Руси, дойдя до своего логического завершения в 1589 году получением московскими митрополитами патриаршего достоинства и формального признания независимости в пределах Русского государства. То есть, начиная с конца пятнадцатого века Россия (как её не назови) оставалась на планете единственным независимым православным государством, со своей независимой церковью, куда теперь уже бывшие вершители церковных судеб константинопольские патриархи шли с протянутой рукой.
Как можно было в таких условиях, будучи победителем геополитического соревнования, не просто привечать в Москве бывших «духовных учителей» – греков, но и подстраиваться под них, признавая их единственными носителями первоисточника православных истин, совершенно необъяснимо. Ведь народ русский имел по этому поводу абсолютно чёткую и обоснованную позицию – «Ветхий Рим пал от ересей. Второй Рим захватили безбожные турки, Русь – Третий Рим, который один остался хранителем истинной христовой веры!». Не зря же государь Иван Грозный отвечал в 1581 году папскому послу и шпиону Антонио Поссевино, присланному склонить Русь на фоне тяжелого положения во время польско-литовско-шведской интервенции к подчинению Риму – «Ты говоришь Антоний, что ваша вера римская – одна с греческою вера? И мы носим веру истинно христианскую, но не греческую. Греки нам не евангелие. У нас не греческая, а Русская Вера!».
Но Романовы оказались не чета великому Русскому Царю, за что и оболгали его впоследствии, и пошёл царь Алексей Михайлович на поводу у патриарха Никона, согласившись на церковную реформу, основной смысл которой можно в очередной раз объяснить на примере «Приключений Гулливера» и его истории про «остроконечников» и «тупоконечников». Конечно же, замена слова «Исус» на «Иисус», семи просфор на пять при служении литургии, а также двух перстов на три при крестном знамении, стоила уничтожения древних книг и образов, пыток и гонений на людей не принявших новшества, и раскола общества, зафиксированного Церковным собором 1 666 года (интересное число), предавшего ревнителей старой веры проклятию. Гениальная идея! (это сарказм, если что).
Непримиримый противник никонианцев и духовный лидер старообрядцев протопоп Аввакум, принявший впоследствии мученическую смерть на костре (привет от русской инквизиции), объявил скорый приход конца света и назвал царя с патриархом – «двумя рогами Антихриста», а вся последующая деятельность вырождающейся и онемечивающейся династии Романовых, лишь укрепляла его правоту в глазах последователей. Одно только принятие Петром Алексеевичем императорского титула, подчеркивающее преемственность власти от католического Рима, свидетельствовало по мнению старообрядцев, что он является Антихристом. А ведь были ещё «Всешутейший, всепьянейший и сумасброднейший собор», новый календарь, перепись населения, рубка бород, отмена института патриаршества, попахивающая протестантизмом, и это не считая закона о престолонаследии, превратившего русский трон в проходной двор.
Поэтому смерть Екатерины Алексеевны и Павла Петровича, с одной стороны, всего лишь продолжившая эпоху дворцовых переворотов, но с другой, возвестившая об окончании эпохи нахождения на русском троне Гольштейн-Готторп-Романовской линии Ольденбургской династии, была воспринята старообрядцами, как знак свыше и божий промысел, позволяющий надеяться на неизбежное и скорое возрождение старой, истинной Веры на Руси.
***
Игумен Филарет, в миру Семёнов, настоятель старообрядческого скита Введения Богородицы, расположившегося на реке Иргиз неподалёку от Мечетной слободы, будучи идейным последователем протопопа Аввакума, до сего времени занимался исключительно делами церковными. Усердно молился, заботился в меру сил о страждущих и даже мыслей о создании тайного общества для свержения действующей власти у него не возникало. Хотя старообрядческая церковь и являлась сама по себе таким, достаточно закрытым, обществом, иллюзий относительно её возможностей противостоять государственной машине у Филарета не возникало. К тому же, последняя, хоть и крохотная, тактическая победа в этом незримом противостоянии осталась на стороне старообрядцев – жёсткие гонения прекратили, а беглецам разрешили репатриироваться.
Но то были реалии мира прошлого. Мира, где железной рукой правила императрица Екатерина, ставшая, несмотря на кучу скелетов в шкафу, легитимной правительницей и обладавшая неплохими рейтингами (если по-современному) в народе, вообще взлетевшими до небес после издания Указа двадцать-двенадцать. Теперь же, в условиях, когда влияние узурпаторов начинало падать в геометрической прогрессии по мере удаления от Петербурга, снижаясь к Уралу до нулевых значений, не говоря уже об открытом противостоянии с Новороссией, открывалось окно возможностей и старообрядческая церковь не могла позволить себе упустить такой шанс.
Руку на пульсе последних событий в стране Филарет держал крепко, поэтому появление на Иргизе мужиков, свидетелей жестокого побоища в Самарской губернии, не осталось незамеченным. И как это обычно бывает в жизни, именно такие человеческие трагедии становятся спусковым крючком для еще более масштабных событий. Забрав с собой означенных мужиков, игумен направился в Яицкий городок, до которого было рукой подать.
Яицкие казаки, в основной своей массе являвшиеся старообрядцами и уже не раз выступавшие возмутителями спокойствия в империи, присягать малолетнему императору пока вообще не собирались, игнорируя распоряжения центральных властей и требуя для начала возвращения исконных казачьих вольностей в виде выборности атаманов и старшин. Но и приступать к активным действиям отнюдь не спешили, такова вот казачья натура. Им ведь нужно для начала каждое мнение обсудить на сходе, накричаться до хрипоты, разойтись по домам, успокоиться и так несчетное количество раз по кругу.
Непосредственно казаков отмена Указа двадцать-двенадцать, конечно, не касалась, да и крестьянское сословие они себе ровней не считали, но в этот роковой для столичной комиссии (как и ещё многих людей и даже стран на Европейском континенте) день двадцать пятого июня, сошлось всё. Игнорирование назначенными из Петербурга атаманами требований рядового казачества, прибытие комиссии, требующей безотлагательного принятия присяги и выделения сил на охрану Царицынской линии, оставленной без присмотра донцами, и известие о самарской бойне, подкрепленное словом уважаемого в народе игумена Филарета.
Как правильно говорили большевики – «из искры, возгорится пламя», так собственно и произошло. Дипломатия в число добродетелей председателя комиссии генерала Траубенберга не входила, массовка была разогрета, искра в виде невинно убиенных баб и детишек наличествовала. Тут даже у менее авторитетного и подготовленного человека, чем игумен, не возникло бы никаких проблем с разжиганием костра. Филарет же искусно соединил в своей проповеди напоминание о божьей каре за гонения на истинную веру, в виде самозванцев на троне, и Смутном времени, когда в почти аналогичных условиях русский народ взял в свои руки освобождение родной земли от иноземных захватчиков, с последующим избранием на Земском соборе нового царя. Петербургских посланцев и стоявших на их стороне атаманов, попытавшихся применить силу и арестовать игумена, порубили и «Рубикон был перейдён».
Выбранный казачьим кругом новый атаман Ерофей Зарубин по прозвищу Чика являлся опытным воином, прошедшим Семилетнюю войну, поэтому он трезво оценивал боевые возможности казаков, являвшихся легкой кавалерией, заточенной на противодействие своим аналогам со стороны степняков, в бою против регулярных войск. Поэтому первым его решением было двигаться на восток, в сторону Урала. Туда, где можно было не только пополнить свои ряды местным населением из числа мастеровых, старателей и охотников, но и, что самое главное, обеспечить себя артиллерией и боевым припасом, прямо с «заводского конвейера». Первым городом на их пути стал, естественно, Оренбург, центр одноименной губернии и вотчина горнозаводчиков братьев Твердышевых, деловых партнеров Донецкой горно-металлургической компании Викинга.
***
Счастливое знакомство с Викингом, а затем организация нового бизнес-направления по производству паровых машин и тесное сотрудничество Твердышевых с ДГМК, кардинально изменило расклад сил среди промышленников Урала. В кратчайшие сроки братья подмяли под себя весь юг региона, фактически поделив Урал на двоих с ещё более зубастым игроком на российском металлургическом рынке, настоящей акулой капитализма – семьей Демидовых, обладающих к тому же огромным административным ресурсом.
Общаясь по переписке и путем стажировок доверенных сотрудников, братья многое переняли у Гнома в области организации труда и даже оставаясь по своей сути жесткими эксплуататорами, ни в коей мере не собираясь создавать для своих рабочих условия схожие с донецкими, они четко уяснили для себя необходимость более эффективного использования основного актива промышленника – квалифицированной рабочей силы. А так как на заводах Демидовых все было организовано ещё жестче и беспощаднее, даже те немногие послабления и реверансы в сторону рабочего класса, на которые всё же пошли Твердышевы, сделали их на фоне конкурента просто ангелами во плоти.
Войск в Оренбурге не было и власть перешла к казакам практически бескровно. Лозунгов «всё взять и поделить» в повестке дня восставших пока не значилось, молва о Твердышевых в народе шла хорошая, поэтому вопрос к промышленникам был только один – «дадут они пушки с припасом добром али как?». Братья были в курсе противостояния центра с Новороссией, поэтому решили, что это их шанс и не просто дали казакам пушки, а сами
предложили атаману Зарубину полностью взять на себя снабжение народной армии, рассчитывая в случае победы (которая в данной ситуации выглядела не такой уж фантастичной) оказаться в числе людей, которые делят итоговый пирог, ну и между делом свалить Демидовых, которые наверняка останутся верны властям.
Так в России появился третий полюс противостояния.

Глава 1
– Всё султан, побегали и хватит. Давай Гюльчатай, открой личико! – усмехнувшись, произнес я по-русски и показал жестом, чтобы человек убрал ткань с лица.
Незнакомец вроде истолковал мой жест правильно и его рука поначалу потянулась к лицу, но на полпути вдруг остановилась, а сам он громко захохотал, откинув голову назад, что мне как-то сразу не понравилось. Ведь такая реакция наиболее вероятна в двух случаях: либо у султана, на фоне крушения надежды свалить по тихому, кукуха резко собрала манатки и отправилась в самостоятельное путешествие, либо передо мной совсем не тот, кому я готовил встречу.
– Ты кто сука такой? – машинально произнес я, но дожидаться ответа или окончания бесплатного представления, естественно, не собирался. Оружия у хохотуна не наблюдалось, поэтому я опустил Галил, повисший сбоку на трехточечнике, и, быстро сблизившись, познакомил его живот, в том месте, где заканчивался короткий доспех, с подошвой своего сапога. Такого бесцеремонного обращения организм инкогнито не выдержал и изверг содержимое желудка на галечник, а я зашел сбоку, чтобы не вляпаться в «паштет», уложил его мордой вниз и зафиксировал кожаной стяжкой руки за спиной. А когда секунд через десять спазмы закончились, поставил за шкирку на колени и снял чалму, попутно использовав её в качестве салфетки, немного очистив лицо клиента от крови бородатого и блевотины.
– Вот это встреча! – воскликнул я, удивившись, немного расстроившись и одновременно обрадовавшись увиденному (не самый худший вариант, к тому же переводчик не потребуется), – Сулейман-паша собственной персоной, нарисовался, хрен сотрешь. А я всё думал, как там эфенди поживает, соскучился наверное, ждет меня в гости. Ну вот и свиделись, да?
Великий визирь еще толком не отошёл от удара, поэтому ничего членораздельного вымолвить в ответ не смог или не захотел, а времени на задушевные разговоры у нас сейчас не было, штурм города ещё не закончился. Теоретически, можно было бы попробовать разговорить его по поводу султана, но гарантировать достоверность информации было невозможно. Поэтому, решил я, сами проверим то, что возможно, а дальше поглядим, война маневр подскажет.
– Так парни, – привлек я внимание бойцов и показал жест в виде вращения поднятого вверх указательного пальца, – быстро сворачиваемся. Гус, давай сюда всю группу, обратно пойдем под землей. Аршин, ты отвечаешь за клиента, упакуйте его, как положено. Может еще успеем прихватить султана за хвост!
К сожалению, никаких следов султана в подземном ходе нам обнаружить не удалось, хотя, это абсолютно ничего не говорило об их реальном отсутствии. Просто тоннель, на удивление, содержался в прекрасном состоянии и визуальный осмотр оказался бесполезен. А ещё он поразил меня наличием масляных фонарей, отсутствием сырости и неприятных запахов, а также отличной вентиляцией, обеспечиваемой мощными приточно-вытяжными шахтами, обнаруженными в Голубой мечети и Святой Софии. Проектировщики, строители и обсуживающий персонал этого, безусловно, уникального сооружения поработали на славу, этого не отнять. Но, видимо, придётся его замуровать наглухо, чтобы прежние хозяева или люди обладающие соответствующей информацией не смогли им воспользоваться без моего ведома. Ведь чтобы, при отсутствии строительной документации, узнать все его секреты, наверняка, жизни не хватит.
***
Надолго под землей мы не задержались, блуждать здесь было негде. Ответвлений, кроме двух выходов в храмах, в которые само собой соваться не стали, мы не обнаружили (возможно просто не смогли), а сам подземный ход протянулся почти идеальной прямой линией, словно железная дорога Москва-Петербург. Ширина прохода неудобства для переноски пленника практически не создавала, поэтому минут через сорок пять мы уже оказались во дворце, и не просто во дворце, а в покоях самого султана, что вполне логично. Где же еще делать эвакуационный выход, как не под боком у объекта эвакуации.
Выход из тоннеля оказался замаскирован под огромное, в человеческий рост, зеркало в деревянной раме, вмонтированное в стену помещения, по-видимому, выполнявшего функции гардеробной. Площадь комнаты я оценил бы сотни в полторы квадратных метров, если не больше, а весь её периметр был заставлен шкафами и различными стойками с висящими на них разноцветными шмотками, как б…ть в гримерке у циркового клоуна.
– Командир, чисто. Можно двигаться! – доложил минут через десять Висбю, после того, как парни в темпе осмотрели прилегающие к гардеробной помещения.
Пройдя через большую двустворчатую дверь, я оказался в спальне, где скорее всего изволил почивать, числящийся пока пропавшим без вести, «повелитель правоверных». Окон в привычном нам понимании, видимо по соображениям безопасности, в комнате не было. Солнечный свет проникал в комнату через несколько небольших круглых окошек в высоченном потолке, выполненном в форме купола, но основное освещение обеспечивали изящные масляные светильники, развешанные на цепях по всему помещению и огромные напольные подсвечники, со свечами в руку толщиной. И хотя светильников и свечей было достаточно много, в спальне царил полумрак, создающий умиротворяющую или интимную (кому, что ближе) обстановку, которую немного нарушали приглушенные стенами звуки выстрелов. Значит захват дворца еще идёт, хотя судя по невысокой интенсивности стрельбы, это скорее зачистка, а не полноценный штурм, отметил я машинально про себя.
Осмотревшись, я сделал удивительный вывод, что если бы мне пришлось создавать визуальный образ такого помещения, то оно получилось бы процентов на восемьдесят именно таким, как здесь. Естественно, за исключением мелких деталей и предметов, о предназначении которых я не имел понятия. А так, все было шаблонно, словно на экране телевизора. Стены и купол покрыты разнообразными восточными узорами,
, нет – МНОГО золота, везде, где только можно, персидские ковры с преобладанием красного и золотого цветов, огромный сексодром с колоннами по углам, балдахином и шелковыми подушками (хотя сюда вроде женщинам вход воспрещен), здоровый золотой ларец на подставке в углу комнаты, несколько этажерок с барахлом, золотые подсвечники, круглый резной стол с парой плетеных кресел, на столе разные золотые штуковины и несколько массивных фолиантов в кожаном переплете с арабской вязью на обложке, и, конечно, витающий в воздухе тонкий аромат эфирных масел.
– Висбю, – окликнул я командира группы, закончив беглый осмотр, – за пределы проверенных помещений не соваться, а то еще свои перестреляют. Выходы заблокировать и поставить караулы, но находиться в стороне, чтобы через дверь не достали, и слушать внимательно, когда наши подойдут. Группу подели на две части, половина пусть отдыхает, а я пока побеседую со старым знакомым!
Швед принялся выполнять мои указания, а Аршин с Топтуном и Гусом усадили гостя на одно из кресел и принялись переводить его из транспортного положения, в положение для задушевной беседы: руки и ноги зафиксированы к ножкам и подлокотникам, а голова к деревянной стойке, позаимствованной в гардеробной и привязанной к спинке кресла.
***
Стоящий за спиной визиря Аршин сдернул с его головы черный мешок и хотя яркого света в помещении не наблюдалось, пленник испуганно прищурился и принялся озираться по сторонам (насколько это было возможно с примотанной головой), за что тут же получил леща, дополненного командой:
– Вперед смотри, басурман!
– Здравствуй Сулейман-паша, – улыбнулся я своей самой плотоядной улыбкой, покручивая в руке верную «Гюрзу», – я смотрю ты совсем не рад меня видеть. Какой-то ты непостоянный, то силком из Бухареста в гости тащишь, а когда я к тебе через семь морей дошел, сидишь, как сыч, слова не вымолвишь!
Визирь действительно молчал, сосредоточив взгляд на лезвии ножа, а по его напряжённому лицу и капельке пота, стекающей по виску, было заметно, что в голове происходит нешуточная мыслительная деятельность, направленная, как нетрудно догадаться, на поиск приемлемого для него выхода из сложившейся ситуации. Хотя и реши он заговорить, ничего бы у него не вышло. С кляпом во рту, специально забытым там Аршином, много не поговоришь.
– Ну, как знаешь, – встал я с кресла, к брату-близнецу которого привязали визиря, – отрежу для начала тебе правое ухо. Наличие ушей на способность говорить никак не влияет, да и время уже к обеду. Ты эфенди привык наверное по распорядку кушать, а его нарушать никак нельзя, проблемы с животом можно заработать. Поэтому будешь сегодня обедать своими ушами. Два уха, два блюда!
Визирь принялся извиваться и мычать, увеличивая громкость звука по мере моего приближения, а я, не замечая этого, протянул руку с ножом к голове и уже начав делать надрез на ухе, воскликнул, будто в первый раз увидел у него во рту кляп:
– Аршин, вот ты растяпа. Как же он мне ответит, если у него тряпка во рту. Ай, яй, яй, чуть уважаемому человеку ухо почем зря не отхватил. Ну ка, освободи!
– Виноват, – рявкнул проинструктированный Аршин, – сей момент устраним!
Как Аршин запихнул столько ткани визирю в пасть останется тайной за семью печатями, но когда он со всем рвением начал её вытаскивать, мне показалось, что нижней челюсти или, как минимум, зубов он сейчас лишится, но обошлось. И не успела тряпка покинуть пределы рта визиря, как раздался его, пытающийся казаться спокойным, голос, в котором тем не менее явственно проскакивали нотки страха, перемешанные с растерянностью:
– К чему вся эта театральщина граф или ты настолько боишься меня, что приказал привязать к креслу. Помнится в Стамбул тебя везли, как уважаемого гостя, хотя могли привести на поводке, как собаку!
– Насмешил, – усмехнувшись, похлопал я в ладоши, – таких, как ты, я с одной привязанной рукой и без оружия убью десяток не запыхавшись. Это для того, чтобы ты сам себе не навредил. Вдруг сделаешь что-нибудь необдуманное, придется тебе конечности переломать. А насчет поездки из Бухареста ты прав, да только отчасти. Мог бы заковать в кандалы, заковал обязательно. Но, во-первых, поостерегся, ты ведь и так нарушил неприкосновенность посланника императрицы Екатерины и еще неизвестно, как бы посмотрел на это султан после заключения необходимого ему мирного договора. А во-вторых, я думаю, что преследовал ты пока неизвестные мне цели, для достижения которых и соблюдал видимость хорошего отношения. Только вот ситуации у нас с тобой принципиально разные. Тогда мы были представителями двух могучих держав, заключивших соглашение. Ты же сейчас никто и звать тебя никак, нет больше за тобой державы. Была, да вся вышла, а султан твой по видимому сбежал, как трусливая собака. Хотя насчет султана я могу ошибаться и ты ведь сейчас мне об этом поведаешь, да?
Сулейман-паша заерзал на кресле и секунд через двадцать коротко ответил, насупив брови:
– Я не знаю где находится мой повелитель!
– Понятно, видимо я переоценил твои умственные способности, – махнул я рукой и посмотрел на своего бойца, – Аршин, он твой, только кляп верни на место, чтобы он не раздражал меня своими криками, когда будешь из него евнуха делать!
– Не извольте беспокоиться, все сделаем как положено! – гаркнул Аршин, потянулся за тряпкой и посмотрел на визиря с хищной улыбкой, – Молись нехристь своему Аллаху. Командир тебе ухи на месте оставил, а я точно отхвачу для начала. Мужики сказывали будто по вашей вере бог вас за них на небеса тянет. Так, что не видать тебе небес басурман, а вот на ухи свои сейчас поглядишь без зеркала!
Аршин только принялся запихивать тряпку обратно в рот пытающемуся отвернуться Сулейман-паше, как в одну из дверей заколотили, пытаясь открыть, на что бойцы, стоящие в карауле, сразу поинтересовались по-шведски, кто там приперся. Ответ я не разобрал, но судя по их радостным возгласам, это были свои. Караульные принялись отпирать дверь, а остальные бойцы, по сигналу Висбю, всё же взяли оружие на изготовку. Молодцы, отметил я про себя, расслабляться рано, военную хитрость никто не отменял, и сам встал с кресла, опустившись на одно колено и приготовив Галил.
Секунд через тридцать двойная дверь аккуратно отворилась и в темноте проема появилась парочка черных щитов, из-за которых торчало несколько ружейных стволов. Щиты замерли, видимо давая командиру возможность рассмотреть комнату через смотровые щели, и только после этого прозвучала на шведском команда «Отбой», щиты разомкнулись и вперед выскочил бравый лейтенант морпех.
– Ваше Величество! – подскочил он ко мне с докладом, – Командир второго штурмового взвода шестой роты морской пехоты (нумерация рот в бригаде сквозная)лейтенант Сундин. Взвод проводит зачистку внутренних помещений дворца!
– Вольно лейтенант, молодец, хвалю за грамотные действия. Доложите потом командиру роты, что получили благодарность императора. Встречали во дворце противника? – похлопал я его по плечу.
– Служу императору! – рявкнул морпех, – Здесь неподалёку Ваше Величество, около комнат с женщинами и детьми положили пару десятков громадных мавров. Бесноватые какие-то, бросались на ружья с голыми руками и всем, что под руку попалось. Женщин и детей оставил в комнатах, двери запер и выставил охрану, как предписано. Больше никого не встречали!
Так, мы в личных покоях султана, значит никаких посторонних женщин с детьми здесь быть не может, сразу начал прикидывать я. А если это семья султана, то они возможно что-то знают о его местонахождении и с ними нужно срочно побеседовать. Тьфу ты, баран, мысленно обругал я себя, сообразив, что думаю не в ту сторону. Это же шаблон мыслей не восточного человека – «хочешь найти мужа, спроси жену», а здесь это не работает. Ни у кого и в мыслях не возникнет информировать женскую половину дома о том, чем собирается заниматься глава семьи. Ладно, с женщинами после разберемся, сейчас мне нужны свежие данные об обстановке.
– Лейтенант, вам новая задача. Найдите командира бригады и доложите ему, где я нахожусь. Если обстановка позволяет, пусть прибудет сюда лично, если нет, то пришлет с вами небольшое донесение о ходе операции!
***
Лейтенант Сундин козырнул и быстро скрылся в темноте коридора вслед за своими бойцами, а я подумал, что хапну ещё геморроя с женским батальоном султана, поэтому нужно сразу чётко разобраться кто, есть кто в этом серпентарии, но и про свой первый вопрос, естественно, не забыл.
– Эй эфенди, – посмотрел я на выпучившего глаза визиря, – твой последний шанс убедить меня, что от тебя может быть еще какая-нибудь польза, кроме, как накормить твоим мясом собак на пристани!
Мои слова Сулейман-паша скорее всего даже не услышал, потому, что после обращения ко мне лейтенанта на шведском, сидел с выражением полной растерянности на лице, судорожно бросая взгляды по сторонам, видимо, пытаясь привести мысли в порядок и повторяя несколько слов созвучных в шведском и немецком языках, которым визирь владел: Majest?t (Величество), Кejsaren, Kaiser (Император).Хотя не нужно быть полиглотом, чтобы разобраться со словом «Кайзер, Кесарь, Цезарь», которое на всех европейских языках звучит практически одинаково. Да, ему было над чем поломать голову. С одной стороны, я сам подтвердил, что являюсь графом Крымским, да и он меня сразу узнал, с другой – обращение ко мне «Величество» и «Император», а такими вещами не шутят.
– Очнись басурман, – наградил Аршин клиента дежурным подзатыльником, – и отвечай, когда к тебе государь император обращается!
– Император, – еще раз задумчиво повторил Сулейман, не обращая внимание на удар, и вдруг радостно воскликнул, – я понял, за последнее время в Европе взошел на трон только один император, если не считать малолетнего русского Алексея – император Скандинавии, он же король Швеции и герцог Курляндии. Значит, внезапно появившийся по воле царицы Екатерины наследный правитель герцогства, это и есть подавший в отставку и отошедший от дел после прошлой войны граф Крымский!
Я к этому моменту уже вернулся в кресло и изобразив скучающую мину на лице, показал Аршину на мочку уха, которую он одним движением ампутировал.
Визирь вскрикнул от боли и неожиданности и тут же быстро заговорил:
– Ваше Величество, прошу вас, в этом больше нет необходимости. Приношу свои извинения за неподобающее обращение, но я находился в неведении, обращаясь к вам, как к графу. Я готов к разговору, но действительно не знаю, где находится сейчас мой повелитель. Думаю, что этого не знает никто из находящихся во дворце. Как вы думаете, почему я оказался около пристани один?
– Заканчивай с угадайками эфенди, сейчас для этого неподходящее время. Есть, что сказать, говори. Не надо тянуть кота за причиндалы, покуда своих не лишился! – раздраженно одернул я визиря.
– Конечно Ваше Величество, простите. Утром онушел в город в одежде простого горожанина, чтобы тайно узнать, что говорят в народе после разгрома армии Осман-паши под Дубоссарами. Он и до этого практиковал такие походы довольно часто, а сегодня как-раз подходящий момент. В ожидании прихода французского флота все площади и базары должны быть переполнены людьми. А потом началась стрельба и произошел взрыв в бухте. Когда же ваши солдаты ворвались в Четвертый двор и уничтожили за пару минут тысячу янычар из дворцовой охраны, я понял, что это конец и нужно спасаться. Повелителя в покоях не было и я воспользовался его подземным ходом, сумев убедить его личных телохранителей, что возможно повелитель уже на берегу, а он сейчас, наверное, где-то в городе! – в один выдох выдал визирь.
Показав Аршину, чтобы наложил на рану повязку, я решил разобраться с находкой лейтенанта:
– Ладно, к этому вопросу мы еще вернемся, а сейчас быстро расскажи, что это за женщины?
Сулейман-паша вопросительно посмотрел на меня, не понимая о чем идет речь, а я сообразил, что погорячился с краткостью вопроса. За два года проведенных в мультиязычном режиме, я привык с легкостью, даже не замечая этого, переходить в разговоре с несколькими собеседниками между русским, шведским и немецким языками, поэтому задавая свой вопрос не подумал, что если визирь разобрался со словом «Император», то это не означает автоматического понимания им сути остального разговора с лейтенантом, и визирь не знает о ком идет речь.
– Мои бойцы обнаружили неподалеку комнату с женщинами и детьми, которых охраняли мавры, – разъяснил я свой вопрос, – кто это и какое отношение они имеют к султану? Здесь ведь не может быть посторонних людей?
– Конечно Ваше Величество, в личных покоях повелителя разрешено находиться только членам его семьи и личной прислуге. Это семейный гарем моего повелителя! – тут же ответил Сулейман-паша, изображая всем своим видом готовность к сотрудничеству.
– Так стоп, с этого момента поподробнее, – решил я наконец разобраться в местной терминологии, – гарем, семья и семейный гарем. В чем разница?
Уже немного пришедший в себя визирь позволил себе на мгновение улыбнуться уголком рта, видимо, посмеявшись в уме над глупым неверным, который стал императором, но не знает таких элементарных вещей, но быстро исправился и с уважением в голосе ответил:
– У повелителя правоверных, Ваше Величество, должно быть три гарема. Семейный гарем на женской половине покоев, это его жёны, дочери, мать и бабушки с рабынями и черными евнухами. Именно этот гарем обнаружили ваши солдаты. В мужском гареме живут наследник повелителя – шехзаде, другие его сыновья и братья, если они есть. И, наконец, женский гарем, состоящий из наложниц, не являющихся членами семьи повелителя, также со своей прислугой и черными евнухами. Он расположен в другом здании и туда есть тайный ход из этих покоев!
– И сколько сейчас у султана жён и детей? – уточнил я, чтобы сразу оценить масштаб геморроя.
– Всего две жены и четверо детей, Ваше Величество. Сын, шехзаде Селим, и три дочери! – пожал плечами визирь, обрадовав меня своим ответом и одновременно дав наводку для неотложной задачи.
– Аршин, освободи эфенди, свяжи руки и не спускай с него глаз. Висбю, половина группы со мной, остальные здесь. Мы идем в гости к наследнику престола! – улыбнувшись, потёр я ладони и принялся проверять оружие.
С походом в гости управились быстро. Коридоры дворца хоть и смахивали на лабиринт Минотавра, но идти, к счастью, было недалеко. А непосредственно у цели, как и рассказывал лейтенант Сундин, на нас бросилась толпа здоровенных чернокожих парней, вооруженных, как уличная банда где-нибудь в Гарлеме, только без вороненых Ингрэмов и хромированных Дезерт Иглов. Переговоров в повестке дня не значилось, мы просто положили их парой очередей из четырех Галилов и молча двинулись дальше, чем привели Сулейман-пашу в состояние прострации. Работали ведь с глушителями и с его точки зрения это, наверняка, походило на какое-то колдовство.
Мужской гарем султана оказался в итоге состоящим из одного пацана, лет двенадцати отроду, которого быстро упаковали, для его же сохранности, и в темпе двинулись назад, в покои султана. Потом побеседую с ним, когда Аббас появится. Главное, что наследник теперь под моим контролем и не может быть использован мне во вред.
***
Не успели бойцы ещё поделиться с товарищами впечатлениями от боестолкновения с черными евнухами, как прибыл полковник фон Клаузевиц.
– Ваше Величество, спешу поделиться радостными вестями, штурм города идет по плану. Зачистку дворца заканчиваем, янычары практически уничтожены, идут отдельные стычки с маврами и недобитками. Городские стены в назначенном мне районе также очищены от турок. Сигнальщик на дворцовой башне уже принимает донесения, оттуда, кстати, прекрасный вид на город. Испанцы в Галате организованного сопротивления не встретили, портовая стража уничтожена, башни Галата и Кастеллион захвачены, пока идет бой в районе арсенала. Флот заканчивает высадку групп закрепления, адмирал Седерстрём на связи. На стене Константина множество наших флагов, но судя по интенсивности стрельбы, там еще жарко. Поэтому один свой резервный пехотный полк отправил в распоряжение командора де Рансуэ, считаю, что там он будет нужнее! – четко доложил комбриг за всю группировку.
– Благодарю Карл, действительно отличные новости и отличная работа. Особенно меня радует то, что вы, оценив обстановку, проявили инициативу и направили полк в помощь командору, это дорогого стоит, – подошел я к комбригу и крепко пожал ему руку, – поэтому поздравляю вас с заслуженным повышением в чине генерал-майор фон Клаузевиц!
– Служу императору! – ответил новоиспеченный генерал и склонил голову, – Благодарю Ваше Величество!
– Каковы потери в бригаде? – вернулся я к делам.
– Двенадцать убитых, тридцать пять раненых. Большинство потерь случилось при зачистке здания в котором размещался гарем, – тяжело вздохнул фон Клаузевиц, – там сотен пять мавров полезли со всех сторон на штурмовую группу, щитов не хватило полностью прикрыть фланги и тыл, а они словно безумные лезли на штыки, пока их всех там не положили. Но санитарные команды сработали отлично, тут же оказали раненым помощь и эвакуировали их на госпитальное судно. Великолепная идея Ваше Величество, очень поднимает боевой дух у бойцов!
– Упокой господь души героически павших воинов, – перекрестился я, – всех погибших представьте к наградам. Хотя, уверен, что вся бригада достойна самых высоких наград, поэтому не скупитесь при составлении списков. Кстати, вашу работу во дворце даже великий визирь Сулейман-паша оценил. Посмотрел, как вы янычар покрошили и сразу в бега подался, где мы его ему ласты и скрутили. Взгляните, – повернулся я и показал на визиря, сидящего с понурым видом на том же самом кресле, к которому был раньше привязан, – вымирающий вид, последний великий визирь Османской империи!

Глава 2
Сидеть в покоях султана смысла больше не было, поэтому забрав пленников и оставив две тройки в засаде у подземного хода, мы отправились во двор, чтобы подняться на башню Правосудия. Хотя, по словам Сулейман-паши, к башне имелся путь без выхода на улицу, никакого желания плутать по местным катакомбам у меня не возникло и я уже точно знал, что первым делом, как только позволит обстановка, снесу нахрен все эти курятники. Это же уму непостижимо, ведь только в покоях султана было, по словам визиря, около трехсот различных помещений.
– Послушай эфенди, а ты почему в столице штаны протираешь, у вас же вроде война идёт. В прошлый раз армией ты командовал, а сейчас какой-то Осман-паша бегает по Приднестровью с обгаженными портками, спасаясь от Суворова. Кто он вообще такой? – вспомнил я, когда мы вышли во двор, о давно интересующем меня вопросе.
– В последнее время я попал в немилость повелителя, возражая против вступления в новую войну, к которой мы не готовы и которая совершенно не в наших интересах, а Осман-паша наоборот, убеждал его воспользоваться удобным моментом пока в России смута и обещал одержать победу, чем сильно укрепил своё влияние. В прошлом году он был еще Осман-ага, командир корпуса янычар, а полгода назад стал бейлербеем Румелии и Осман-пашой. Поэтому он добился назначения себя главнокомандующим и отправился возвращать Крым, видимо рассчитывая легко победить войска князя Потемкина, оставшиеся без поддержки Петербурга, и на волне успеха сместить меня! – с печальным видом поведал Сулейман-паша свою историю, от которой меня начал разбирать смех.
– Да ты просто ангел во плоти, хорошо еще не сказал, что ты вообще против войны и только за мирное сосуществование государств! – засмеялся я.
– Конечно же нет, Ваше Величество, но прошу отметить, что я был противником войны именно с русскими, в чем есть несомненно ваша заслуга и князя Потемкина. Я действительно считал и считаю, что живя в мире с Россией мы бы достигли намного большего и возможно решили бы наши внутренние проблемы, но увы! – развел он руками.
– Может быть, может быть, – задумался я на мгновение над словами визиря, – но теперь мы этого уже точно не узнаем. А вот ты, Сулейман-паша, смотришь на всё произошедшее с тобой с совершенно неправильной точки зрения. Начнем с того, что Осман-паша спас тебя от позора и последующей казни, отправившись лично бить русских. Это во-первых, а во-вторых, русские тебе уже три раза помогли, а ты еще даже за первый раз не рассчитался! Кто добился заключения взаимовыгодного мирного договора по результатам прошлой войны? Правильно, я и князь Потемкин. Кто не позволил Осман-паше вернуться в Константинополь с триумфом? Правильно, русские войска Суворова и Потемкина. Ну и напоследок, кто разогнал этот ваш гадюшник и не дал состояться весьма вероятной перспективе, в которой султанский садовник-палач затягивает на твоей шее шелковый шнурок? Правильно, опять русский и опять в моем лице. Так, что эфенди должен ты мне и князю Потемкину, как минимум, по одной жизни. А знаешь, что по этому поводу говорят русские – «долг платежом красен»!
Ответить визирь не успел, мы начали подниматься на башню и фон Клаузевиц по-хозяйски принялся комментировать открывающуюся перед нами картину, а я подумал, что удачно всё сошлось и пусть Сулейман-паша хорошенько поразмыслит над моими словами. Проблем с таким приобретением, как этот огромный город, не говоря уже о прилегающих территориях, будет столько, что консультации человека, знакомого с местными реалиями, точно не помешают. Ни о каком доверии сейчас, естественно, речь не идет, но как источник одной из точек зрения и носитель всего объема информации о государстве, прежде всего об экономике и городском хозяйстве, он обязательно пригодится. А с политикой я как-нибудь сам разберусь, все равно придётся ломать весь местный уклад через колено.
Оказавшись на смотровой площадке башни, я окинул взором окрестности и охренел от красоты открывшихся видов города, окруженного водной гладью с трех сторон. Даже окраины города, которые, как я помнил, были совсем не похожи на благоухающий цветок, выглядели отсюда вполне презентабельно. Великолепно! Теперь я понимаю человека, оказавшегося в незапамятные времена на этом, еще не обжитом месте. Здесь просто невозможно не остаться жить. А что до состояния домов и улиц, то это дело наживное: исправим, подровняем, расширим.
***
– … пехотный полк занял позиции на воротах Евгения и крепостных стенах по периметру! – выдернул меня из размышлений голос фон Клаузевица.
– Карл, а что там за люди в Первом дворе в центре сидят? – указал я на группу турок в мышиного цвета форменных одеждах, сидящих на земле под охраной морпехов.
– Думаю, что это какие-то мелкие чиновники, Ваше Величество. Большинство их взяли здесь, в кабинетах здания около башни, а еще там и там. Сопротивления они не оказали! – принялся показывать комбриг.
– Так, возле башни, насколько я помню, здание государственного совета, – ответил я сам себе, а после обратился к визирю, – эфенди, а что в тех зданиях?
Сулейман-паша тут же с готовностью пояснил, что это казначейство и монетный двор.
– Там Ваше Величество, – продолжил рассказ генерал и показал в сторону южной стены дворца, обращенной к морю, – видите длинный ряд пирамидальных крыш с трубами от очагов. Это кухни, я так понимаю, для приготовления пищи янычарам и другой обслуге дворца. Там было несколько небольших стычек. Сейчас все оставшиеся в живых мужчины с кухонь, конюшни и арсенала направлены на сбор и вынос трупов из дворца. Их складывают на площади перед главными воротами. Два батальона бригады контролируют дворец, караулы расставлены у всех зданий и ворот, а два батальона направлены на зачистку прилегающего района. Гарем закрыт в своих комнатах, остальных женщин из дворца собрали на кухне!
– Отлично Карл, не буду вас больше задерживать. Я сейчас свяжусь с адмиралом, а после отправлюсь к стене Константина, узнать, как дела у командора. Сопровождения мне не нужно, моей группы спецназа будет достаточно. Распорядитесь, чтобы подготовили необходимое количество лошадей плюс десяток для командора, и продолжайте заниматься дворцом. Восстановите подручными средствами целостность периметра, там, где подрывали стену, определите помещения для расквартирования своей бригады и организуйте безопасное питание, мы здесь надолго, только не забудьте про пехоту, рыцарей и наемников. На заделку стены отправьте этих сереньких, нечего им прохлаждаться. Аршин, со своей тройкой останешься здесь, визирь и пацан на тебе. Идите вниз, пусть эфенди объяснит чиновникам, что нужно сделать, а потом пусть проваливают по домам и сидят там, как мыши, женщины с кухни тоже. Кто понадобится, разыщем. Висбю, иди принимай транспорт, через десять минут выезжаем! – показав взмахом руки, что все свободны, развернулся я к сигнальному фонарю.
«Здесь император, адмирала на связь» – лично отбил сообщение на сигнальном фонаре, сказав сигнальщику отдохнуть, а секунд через пятнадцать повторил его. Почти сразу после окончания повторной передачи, пришел отзыв и Седерстрём кратко доложил о ходе операции, за которой он наблюдал со своей колокольни, то есть полуюта «Кристиана Седьмого», и диспозиции флота, хотя с верхотуры башни гладь Золотого Рога и так была, как на ладони. Все шло по плану, а особенно меня порадовало, что испанцам маркиза де Сантильяны практически не потребовалась огневая поддержка флота. Один дивизион (пять кораблей)сделал всего один бортовой залп, а значит верфи и прочие строения на промышленно-торговой стороне города подверглись минимальным разрушениям.
***
Вскочив на породистых арабских скакунов из султанской конюшни, мы рванули через Первый двор, распугивая с дороги нагруженных трупами носильщиков, и уверенно направились к цели. Никакие провожатые мне не требовались. Центр города был относительно упорядочен и, после рекогносцировки с башни, я прекрасно представлял себе путь по которому нужно двигаться к стене Константина, а именно к одной из крупных башен примерно по центру стены с развевающимся на ней флагом ордена.
На улицах царило спокойствие и было совсем не похоже, что здесь кто-то оказывал сопротивление. Основные перекрестки уже контролировали блокпосты матросов из групп закрепления, которые обнаружив мчащуюся по улице кавалькаду дисциплинированно направляли в нашу сторону оружие, но рассмотрев форму и белые повязки на рукавах, расступались и беспрепятственно пропускали нас.
Как я и рассчитывал, вспоминая историю и собственные наблюдения, численность гражданского населения не играла никакой роли при захвате населенных пунктов. Если жителей заблаговременно не превратили в народное ополчение или тероборону, то вероятность оказания сопротивления гарантированно стремится к нулю, а даже если и превратили, то против регулярных войск шансов у них нет, а для таких бойцов, как мои морпехи (имеющих броню и артиллерию), они просто мясо, недоразумение, требующее только дополнительного расхода боеприпасов.
Главной сложностью, в нашем случае, была коммуникация с населением. Всё же людям, во избежание случайных жертв, необходимо было разъяснять ситуацию и здесь, при отсутствии переводчиков, мы нашли простой и надежный способ. Аббас изобразил несколько плакатов с надписями на арабском и турецком, которые призывали жителей не бояться, не создавать паники и сидеть дома до получения дополнительных указаний, а флотские писари исполнили роль ксероксов, обеспечив такими табличками все подразделения, участвующие в высадке. И судя по отсутствию на улицах столпотворения и даже одиночных, праздношатающихся личностей, задумка сработала, как надо.
Цель я выбрал абсолютно верно и на башне меня встретил командор де Рансуэ с докладом:
– Мессир, ваш гениальный план претворен в жизнь. Стена захвачена, ворота закрыты, отбиты две атаки янычар из той части города. Одна атака шла на ворота этой башни, но здесь всё было просто. А вот со второй пришлось сложнее. Западнее часть стены начали разбирать и одна группа турок, тысячи полторы человек, пыталась там пробиться. Хвала господу, вовремя подоспела подмога от полковника фон Клаузевица, иначе нам было бы трудно. Стена длинная, быстро резервы не перебросишь!
– Благодарю вас командор, отличная работа. А фон Клаузевиц уже генерал-майор, поэтому, когда будете его благодарить за помощь, не забудьте поздравить, – пожал я богатырскую руку брата-рыцаря, – каковы наши потери?
– Тридцать семь убитых, упокой их души господи, и чуть больше сотни раненых. Среди убитых, два брата-рыцаря и один воин из отряда Стилета, – перекрестился командор, – они первыми успели к пролому в стене и продержались до подхода резервов!
– Такова доля лучших, брат мой, делать то, что другим не под силу. Позже мы воздадим им заслуженные почести, – тоже перекрестился я и сразу уточнил, – что с ранеными. Отправили на госпитальное судно?
– Да мессир, всё, как вы учили, раненые уже на корабле, – ответил де Рансуэ и поделился своими мыслями, – думаю, что сегодня атак больше не будет. Туркам нужно время, чтобы прийти в себя, собрать по городу всех способных держать в руках оружие, пополнить запасы и спланировать свои действия!
– Соглашусь с вами, но терять бдительность нельзя ни в коем случае. Они знают здесь каждый камень, поэтому всякое возможно. Часа через два отправьте во дворец команду для доставки к стене питания и воды, и сами прибудьте вместе с командирами полков, уточним задачи на завтрашний день. Да, мы привели вам десяток скакунов из султанской конюшни, поэтому ноги бить не придется!
***
Вернувшись минут через сорок во дворец, мы встретили в беседке у ворот Приветствия бездельничающую разношерстную компанию, состоящую из Аршина со своими парнями, Сулейман-паши, бывшего шехзаде Селима и появившегося во дворце Аббаса, непринужденно беседующего со вторым человеком в иерархии Османской империи. Но предъявлять к ним претензии по поводу праздного времяпровождения, было бы с моей стороны несправедливо. Группа чиновников со двора исчезла, видимо, отправившись на заделку стены, а других задач я им не ставил. Зато не пришлось никого искать в огромном дворце.
– Эфенди, где мне лучше собрать своих командиров, чтобы было светло и просторно? – крикнул я, соскакивая с коня и отдавая поводья подбежавшему бойцу.
Вскочивший, как и остальная компания, на ноги при моем появлении, визирь без раздумий ответил, что для этого прекрасно подойдёт Тронный зал, и показал рукой куда идти. Направившись вслед за визирем, я перекинулся парой слов с Аршином и тут мое внимание привлекло отдельно стоящее здание с вычурной крышей и красивыми позолоченными дверями, у которых стоял караул морпехов.
– Эфенди, а здесь что? – показал я в направлении заинтересовавших меня дверей.
– О, это сокровищница повелителя, Ваше Величество! – откликнулся визирь.
– Хм, пойдем-ка глянем, что там в моей сокровищнице припасено, – улыбнувшись, посмотрел я на него, – ты бывал там?
– Да Ваше Величество, это незабываемое зрелище. Ведь кроме несметных сокровищ и великолепных произведений мастеров-ювелиров всего Востока, там хранятся священные реликвии дома Османов, мусульман и других народов Писания! – с придыханием ответил Сулейман-паша.
Пары минут осмотра мне хватило, чтобы признать – в словах турка не оказалось ни капли преувеличения. Мне не довелось побывать в музеях Московского Кремля, но, судя по тому, что я слышал об их коллекциях, местная ничем им не уступает, а если учесть религиозную составляющую, то безусловно превосходит. И я даже не знаю, радоваться мне по этому поводу или начинать волноваться. Ведь в руки «неверного», то есть меня, попал целый комплект реликвий Пророка Мухаммеда – Черное Знамя Пророка «Санджак Шериф», два его меча, инкрустированные золотом и драгоценными камнями, бамбуковый лук в богато отделанном колчане, пучок волос с бороды и осколок его зуба, сломанного в битве, а также письмо правителю Египта на лоскуте темной кожи, мантия, подаренная арабскому поэту Каабу бин Зюхеру, принявшему ислам, и отпечаток ноги на камне, который Пророк по преданию оставил при вознесении на небо. Думаю, что этого более чем достаточно для объявления мне вселенского джихада и сплочения на этом фоне всего исламского мира с целью вернуть священные реликвии в руки «правоверных».
Конечно, времени на принятие взвешенного решения у меня ещё достаточно. Пока известие о падении Стамбула дойдёт до Египта и Персии, пока они соберут армии, пока договорятся кто главный (здесь с учетом религиозных и национальных противоречий есть шанс, что не получится), пока дойдут до Босфора. Но вот какое решение считать взвешенным, это большой вопрос. Желания ввязываться в длительную и бессмысленную, для меня, войну с мусульманами, когда ещё не решен вопрос с Петербургом, у меня не было от слова совсем, но и проявлять даже проблеск слабости в отношениях с этими парнями никак нельзя, сразу сожрут. Хорошо, что на моей стороне водная преграда и господство на море, но и бесконечно держать здесь весь флот я не смогу. В ближайшее время информация о моих делах начнет расходиться по Европе и умные люди смогут сложить два плюс два, а значит не исключен вариант нападения на, практически, беззащитную со стороны моря Скандинавию. Ладно, подумал я, разберемся, не впервой. Нужно для начала решить все вопросы с городом.
Помимо мусульманских святынь, в сокровищнице обнаружились не менее значимые артефакты христиан и иудеев, попавшие к туркам в качестве наследства от Восточной Римской империи. Часть черепа святого апостола Петра, оловянная кастрюля Авраама, посох Моисея, ковчеги с частицами мощей святых, и, безусловно, самый примечательный непосредственно для меня, как Великого магистра Ордена святого Иоанна Крестителя, артефакт – мумифицированная правая рука Иоанна Крестителя в дорогом окладе, которой он крестил Иисуса. Я, конечно, никакого религиозного экстаза от останков человека не получал, но думаю, что братья-рыцари будут в полнейшем восторге.
После таких открытий, осмотр просто огромного количества драгоценностей, в виде золотых и серебряных часов, подвесок, фляжек, подсвечников, кубков икофейных наборов, усыпанных десятками килограмм алмазов, изумрудов, рубинов и жемчуга,уже впечатлял не так сильно. Меня сложно заподозрить в религиозном фанатизме, но абсолютно бесстрастно лицезреть на овеществленную историю нашей части мира, пусть даже приправленную изрядной долей сказок, было невозможно. Поэтому остальные сокровища я осмотрел мельком, хотя и здесь было на чём залипнуть.
Особенно мне запомнились, захваченный султаном Селимом Вторым, роскошный, усыпанный драгоценными камнями, трон персидского шаха Исмаила, кинжал «Топкапы» с огромными изумрудами и золотыми часами на рукояти, изготовленный по заказу султана Махмуда Первого в качестве дипломатического подарка для персидского Надир-шаха, но возвращенный назад в связи со скоропостижной смертью адресата, и, конечно, огромный, с кулачок ребенка «Алмаз ложечника», в оправе из сорока девяти бриллиантов помельче. Этот алмаз по местному преданию нашел в мусоре рыбак и обменял свою находку на базаре, получив за него от хитрого ювелира три деревянные ложки, отчего и получил свое название. Позже, по словам Сулейман-паши, бриллиант приобрел великий визирь Тепеленли Али-паша, заплативший за него сто пятьдесят тысяч золотых монет, а султан Махмуд Второй, после того, как обвинил визиря в измене, конфисковал всё его имущество и поместил бриллиант в свою сокровищницу.
Но больше всего меня зацепил, надетый на стойку, комплект позолоченных церемониальных доспехов пропавшего султана Мустафы Третьего, с притороченным на поясе древним мечом основателя династии, являющимся главной реликвией дома Османов, непременным атрибутом и символом воцарения на трон империи каждого нового султана. Сам меч оказался прямым, обоюдоострым клинком из дамасской стали, богато украшенным золотой чеканкой, с изогнутой по восточной традиции рукоятью из золота с драгоценными камнями, в таких же богато украшенных ножнах. Но главным в мече было, конечно, не его историческая или финансовая ценность. Меч был символом власти султана Османской империи, который мне возможно пригодится именно по прямому назначению. Я еще не знал, как именно, но сигнал от подкорки получил и сразу взял на заметку, а остальное проявится по ходу дела. Интуиция меня никогда не подводила.
***
Если уж меня впечатлили артефакты сокровищницы, то, что тогда говорить про Аббаса, который, лицезрев на расстоянии вытянутой руки Знамя Пророка и прочие святыни ислама, тут же рухнул на колени и принялся молиться. Да, с этим нужно что-то срочно делать, ещё раз удостоверился я, приказал удвоить караул и проследовал за Сулейман-пашой в Тронный зал.
В Тронном зале нас встретил не менее вычурный трон, чем тот, который пылился в сокровищнице. Полностью отделанный золотыми пластинами, широченный, словно диван, предмет мебели, оказался подарком правителя Египта султану Мураду Третьему и весил, по утверждению визиря, полтысячи фунтов (почти четверть тонны). Вещица, конечно, понтовитая, но на мой неискушённый взгляд никакой художественной ценности, даже по сравнению с троном в сокровищнице, не имеет. Деревянная лавка покрытая золотом, всегда останется лавкой, сколько бы золота на неё не навесили, зато теперь я знаю из чего будут изготовлены новенькие кресты для Святой Софии и других храмов, которым вскорости будет возвращен их первоначальный вид и предназначение.
Приказав накрыть трон покрывалом, чтобы не отвлекал своим блеском, я отправил визиря с пацаном, который вел себя вполне адекватно ситуации, под охраной в покои султана и дождался когда по центру зала установят большой стол. Разложив на нем план города, принесенный с корабля Аббасом, я оценил масштаб содеянного за сегодня и принялся думать о дне завтрашнем, делая на нем необходимые пометки. Ведь так далеко наши предыдущие детальные планы, по вполне понятным причинам, не простирались.

Глава 3
– Ну что ж господа, благодарю всех за прекрасную работу. По моему немалому опыту, такие сложные планы редко когда удается реализовать без срыва хотя бы на одном участке, но нас эта беда миновала и в этом несомненно заслуга всей армии, от старших командиров до последнего пехотинца и матроса. Этого я не забуду! – начал я совещание, окинув взглядом собравшихся в Тронном зале командиров.
Сегодня я собрал гораздо больше людей, чем в своей каюте на «Троице» двадцать дней тому назад. Кроме прежнего состава, здесь находились командиры и регулярных пехотных полков и сводных флотских подразделений и даже командир наемников сицилиец Сальваторе Гильяно. Младшим командирам места непосредственно у стола с планом, конечно, не досталось, они находились рядом в готовности получить персональную задачу или ответить на вопрос о вверенных им войсках, но и это было не самым важным. Самым важным я считал приобщение к общему делу или, как говорят психологи, заражение общей идеей, моей целеустремленностью, уверенностью в победе и подходом к работе. Ведь взять столицу Османской империи, это даже не полдела. Нужно разобраться, как минимум, с европейскими территориями, а потом всё это сохранить, купировав, как внешние, так и внутренние угрозы, которые несомненно проявятся в огромном количестве. Вот для этого мне и нужны люди, способные действовать самостоятельно, дерзко и инициативно. Флот за время экспедиции уже прошел два этапа расширения, выдвинув на повышение множество способных новых людей, армии же только предстояло это сделать, а значит и собравшихся в зале командиров, практически гарантированно, ждут изменения в служебном положении.
– Завтра утром объявите по войскам, что после удачного завершения второго этапа операции всем будет выплачена премия в размере полугодового жалования. Кроме того, особо отличившихся ждут заслуженные награды и повышения в чинах, а штрафников помилование и возможность присоединиться к нашей победоносной армии. Списки подадите генерал-майору фон Клаузевицу, живому олицетворению моих слов! – завершил я раздачу плюшек и перешел к основной цели совещания, – Теперь за дело. В целом проблем с зачисткой остальной части города я не вижу. Тремя ударами по основным улицам рассекаем группировку турок на части, блокируем и уничтожаем. Основная ударная сила три батальона морпехов и «её величество» картечь. Командор, вы с синьором Гильянообеспечиваете фланги и тыл ударных групп фон Клаузевица, и не забывайте про крыши и балконы. Пехотные полки блокируют районы и обеспечивают коммуникации. Маркиз, вы заканчиваете зачистку Галаты и окрестностей, препятствуя проникновению туда турок с этой стороны бухты, которые завтра полезут из города, как тараканы, застигнутые врасплох на кухне. В качестве единственного серьезного препятствия я рассматриваю только Семибашенный замок, он же крепость Едикуле, и здесь есть над чем подумать. Жду ваших предложений господа!
– Ваше Величество, – взял слово комбриг морпехов, – если смотреть на ситуацию так, как вы учите, то я вижу только два варианта, осадной артиллерии у нас нет, значит вариант со штурмом отметаем сразу. Первый, это ночная атака спецназа, но она требует подготовки и наличия контроля территории вокруг крепости. Поэтому я бы попробовал повторить общую идею, использованную нами при захвате ворот Евгения. В чем наше главное преимущество. Мы точно знаем, что происходит в городе, а вот турки сейчас ситуацией внутри стены Константина не владеют. Представим, что какое-либо турецкое подразделение смогло сегодня отбить наши атаки и сохранить боеспособность. Завтра оно вполне может попробовать пробиться из окружения и найти убежище в крепости. Трофейной формы у нас достаточно, только вот со знанием турецкого языка проблемы, здесь французским не обойдёшься!
Так, так, начала у меня формироваться мысль после слов фон Клаузевица. А у нас ведь не только форма обычных янычар найдется, у нас целый парадный доспех султана вкупе с мечом власти Османа завалялся. Почему бы не случиться такому, что не просто отряд янычар, а сам султан Мустафа Третий с верными нукерами смог сохранить свободу и готов возглавить верные ему войска для противостояния захватчикам. Это может сработать.
– Благодарю Карл, в ваших словах есть рациональное зерно. Детализацией этой идеи я займусь лично, а выполнять задачу будет спецназ под моим командованием. Значит основной замысел общей операции не меняется, но акцент наших атак, – принялся я делать новые пометки на плане, – необходимо сместить в восточную часть города, чтобы турки перебросили туда силы и в районе крепости было посвободнее. Поручаю вам общее руководство завтрашними действиями и дальнейшее планирование. Для поддержки моего диверсионного отряда назначьте одну роту морпехов и пару пехотных батальонов, их командирам я поставлю задачу лично. Жду вас вечером с докладом!
***
Оставив фон Клаузевица заниматься подготовкой операции, я взял с собой Аббаса и снова направился в сокровищницу. Переводчик помог мне облачиться в султанские доспехи, которые оказались немного коротковаты и узковаты в плечах, но за счет высококачественного кольчужного плетения движений почти не сковывали, а длинные наручи компенсировали недостаток длины рукавов. Боевой ценности доспехи сейчас, конечно, не имели, но выглядели действительно круто, а тончайшая золотая сетка скрывала нижнюю часть лица и позволяла без особых ухищрений выдать себя за их бывшего хозяина.
После наступил черед группы Висбю примерять обновки из янычарского гардероба. Ну а здесь вообще проблем не возникло, в казарме на две тысячи рыл был практически безлимитный выбор размеров и фасонов. Париться над вопросом, какой комплект формы будет правильнее одеть, я не стал и сказал продублировать парадный, увиденный нами утром на пристани.
Закончив подготовку группы, я вернулся в Тронный зал, где заслушал доклад фон Клаузевица, поделился с ним деталями диверсии и проинструктировал командиров приданных подразделений, а после отправился в покои султана. День сегодня выдался длинный и напряженный, поэтому я бы с превеликим удовольствием уже завалился дрыхнуть, но мне нужно было еще переговорить с Сулейман-пашой, чтобы уже окончательно понимать его место в дальнейших раскладах.
– Тут у меня интересный вопрос возник, пока я сюда шёл, – уселся я в кресло и принялся наливать себе в чашку чай, организованный Аршином, – ты сам-то где живешь эфенди, семья твоя и как ты собирался бежать из города один?
Присевший по моему знаку на кресло, визирь, после слов о семье, напрягся и сцепил пальцы на солидном животе:
– У меня здесь есть дом Ваше Величество, около мечети малая Айя-София, недалеко отсюда, и поместье на Большом острове, это один из Принцевых островов. Летом семья, жена и пятеро детей, обычно живет в поместье, поэтому я собирался вначале добраться до острова, а потом уже думать, что делать дальше!
– Понятно, вполне приличный план. Да ты не напрягайся эфенди, не будешь дурить, все будет в порядке и у тебя и у твоей семьи, – отхлебнул я горячего, душистого напитка, – кстати, а что это за огромный каменный замок на площади около Голубой мечети? Смотрится, как инородное тело среди местной застройки!
– Вы, наверное, имеете в виду бывший дворец Ибрагим-паши на площади Султанахмет, – на секунду задумавшись, ответил визирь, – у вас острый глаз Ваше Величество, для пятнадцатого века действительно необычное здание, тогда строили по большей части из дерева. Построен дворец при султане Баязиде Втором, но известность приобрел в правление Сулеймана Первого, когда стал свадебным подарком приближенному султана Ибрагим-паше, женившемуся на его сестре Хатидже. К ремонту здания приложил руку сам Ходжа Мимар Синан, наш величайший архитектор, создавший мечети Сулеймание и Селимие. Великий визирь Паргалы Ибрагим-паша позже был казнен за попытку свержения своего повелителя, а дворец возвращен в казну и сменил впоследствии ещё немало хозяев среди высших сановников империи. Сейчас там казармы и тюрьма!
– Отличное место, прямо по моему вкусу, – потер я ладони, – но это дело пока подождёт, а вот с твоим мы должны разобраться сегодня эфенди. У тебя есть, что мне сказать?
– Что я могу сказать Ваше Величество, когда моя жизнь целиком в ваших руках, Я говорю так не потому, что боюсь смерти. Не считаю себя бесстрашным, но трусы великими визирями не становятся. Находясь при дворе повелителя правоверных рискуешь не меньше, чем в армии во время похода. Глупцы же здесь вообще долго не живут. Как вы сказали, долг хорош платежом, и признавая за собой этот долг, могу в качестве оплаты предложить вам только свою службу, в любом, приемлемом для вас, качестве. Прежней жизнь в империи уже не станет, чтобы это понять не нужно быть великим мудрецом. Моего повелителя нет и я имею полное право считать себя свободным от данных ему обязательств. А заслужив доверие такого человека, как вы, достигшего небывалых высот не по праву рождения, а своим умом и доблестью, и не делящего людей на своих и чужих, только по их племени или вероисповеданию, я могу получить второй шанс и обеспечить будущее своей семьи! – тщательно проговаривая слова и вспотев от натуги, выдал свой монолог Сулейман-паша.
– Вполне логично изложил эфенди. Ладно, как лучше применить твои таланты на службе моей империи решим после, сейчас меня в первую очередь интересуют несколько вопросов…
Беседа с Сулейман-пашой вышла обстоятельной, заняв более часа, зато я прояснил для себя множество моментов, как из своего прошлого, так и необходимых мне в ближайшем будущем.
Подробностями про нападение на наше посольство в селе Хаджимус визирь не владел, что было вполне логичным, мы ведь тогда основных фигурантов порешили на месте преступления. Но единственное он знал точно – на турок вышел по своей инициативе человек с нашей стороны, предупредив их о якобы планируемой нами засаде. С учетом ранее известных мне фактов о переносе сроков переговоров и притворной болезни Панина, а также того, что только он обладал всей полнотой информации о мероприятии, можно было сделать однозначный вывод о его предательстве. Хотя с учетом того, что Панин, по словам Потемкина, являлся как минимум косвенным виновником смерти Екатерины Алексеевны и явным участником государственного переворота, он и без этих обвинений, не имеющих прямых улик и судебных перспектив, заслуживал смертной казни. Но разобраться всё же было необходимо, страсть как не люблю недосказанности.
Что же касается моего ареста в Бухаресте, то причиной его, как я и предполагал, оказалось желание великого визиря узнать секреты оружия, уничтожившего турецкий флот на рейде Феодосии, и попробовать перетянуть меня угрозами и подкупом на службу султану. Ничего не ново на этом свете.
Дела давно минувших дней это, конечно, интересно и отчасти даже полезно, но большую часть беседы я все же уделил другим вопросам, постаравшись по максимуму прояснить для себя особенности уклада и структуры турецкого и в первую очередь стамбульского общества, узнав множество интересных вещей. Например, что запас муки в столичных пекарнях положено иметь на месяц работы, управление миллетами (общинами)«зимми», то есть покровительствуемых народов из числа людей Писания (христиан и евреев), организовано через глав церквей, на которых возложены ещё и функции светских властей, а представители этих народов составляют почти половину от семисот тысячного населения столицы. Единственными же из славянских жителей империи, кто привлекался к военной службе и имел право на ношение оружия, оказались сербы в Белградском пашалыке (область, управляемая пашой), которые в ответ на некоторую автономию местного самоуправления и небольшие налоговые послабления, были обязаны нести пограничную службу на неспокойной австрийской границе.
Но самым удивительным, оказалось то, что чиновники Османской империи редкостные «извращенцы» и в плане выделения себя из общей массы населения переплюнули даже дворян девятнадцатого века из одной огромной, заснеженной страны, частенько знававших французский язык, лучше родного (хотя какой для них родной в этом случае, еще вопрос). Так вот, они просто придумали новый язык для чиновников – османский, состоявший из смеси турецких, арабских и персидских слов, и являвшийся непонятным подавляющему большинству населения империи, считая владение новоязом признаком утонченности и образованности.
***
Первейшей задачей любой диверсионно-разведывательной группы, работающей под чужим флагом, является не попасть под «раздачу» от своих же братьев по оружию при выходе на задачу и, что особенно неприятно, при возвращении с неё. Как это случилось на киноэкране с героем Леонида Быкова «Маэстро» при полете на разведку в тыл противника на трофейном Мессершмите, отделавшимся в итоге небольшим «бланшем» с компенсацией в виде фронтовых … грамм, и происходило сотни раз на реальной войне с куда более печальными последствиями. Поэтому утром мы спешить не стали, просто прикрыв султанские доспехи и янычарскую форму длинными плащами и встроившись верхом в пешую колонну приданных морпехов, которые спокойно довели нас до стены Константина. Теперь нам предстояло дождаться переполоха на правом фланге и разыграть небольшой спектакль с атакой ворот изнутри и прорывом в сторону Едикуле.
Атака основных сил не заставила себя долго ждать, начавшись точно по плану, и выждав для верности около часа, мы приступили ко второму акту «марлезонского балета». Наблюдатели на башне присутствия вражеских войск в поле зрения не фиксировали, но работали мы на совесть, не позволяя себе схалтурить ни на грамм. Вначале рота морпехов открыла беспорядочный огонь в воздух и по каменной стене, изображая бой охраны с прорывающейся группой турок, потом интенсивность стрельбы начала снижаться, и Аббас, взятый в этот раз на задание, принялся вместе со спецназовцами из числа казаков кричать «алла», имитируя атаку янычар. И вот только после этого, ворота распахнулись и мой отряд, скинув маскировку, двинулся на прорыв, а группа морпехов принялась нас преследовать бегом, немного продвинувшись вперед из ворот и паля в спину холостыми зарядами, отчего пара ряженых казаков даже завалила лошадей, будто их подстрелили, и была пленена. Дальше у нас был только один путь, вперед.
Выбрав, чтобы не заплутать, дорогу вдоль крепостной стены, мы двинулись галопом к Едикуле, сметая со своего пути достаточно многочисленных в этой части города прохожих, которые едва успевали отскочить на обочину и упасть ниц, лицезрев перед собой своего повелителя в сверкающих доспехах, с обнаженным, похожим в лучах утреннего солнца на прирученную молнию, мечом Османа.
Не прошло и четверти часа, как мы, подняв клубы пыли, оказались у Воротной башни и Аббас, которого я заставил с вечера тренировать эту фразу до хрипоты, гаркнул не терпящим возражения голосом пялящемуся на нас часовому:
– Ты что ослеп, сын ишака. Открыть ворота повелителю!
Сомнений в том, что такой наглый подход прокатит, у меня практически не было. Так в итоге и произошло. Часовой растормозился, заорал истошным голосом и после небольшой паузы ворота пришли в движение. Наша кавалькада проследовала внутрь крепости и Аббас продолжил рыча раздавать команды в окружающее пространство:
– Собрать гарнизон крепости. Пошевеливайтесь, верблюжьи отрыжки! Где комендант?
Наша группа всё это время не переставала хаотично двигаться по кругу, поднимая пыль, не позволяя внимательно рассмотреть себя и, наоборот, давая себе возможность оглядеть внутреннее пространство крепости и определить приоритетные цели для первой, сокрушительной и обескураживающей атаки.
В целом, внутреннее устройство крепости не поражало воображение. Плац, пара деревянных казарм из которых выбегали солдаты, небольшая мечеть и отдельное строение непонятного назначения. Понятно, это ведь не самостоятельная крепость, а всего лишь воротное укрепление, так сказать, барбакан изнутри, использовавшееся последние пару сотен лет в основном в качестве тюрьмы. Плац быстро наполнялся турецкими солдатами, пытающимися изобразить подобие строя, и вот, наконец, появился дородный комендант крепости, которого было легко отличить по внешнему от его подчиненных, на бегу приводящий форму на себе в порядок. Пора.
– Алла! – во всю мощь своих легких, затянул я боевой клич, служащий нам сигналом к атаке.
Турки инстинктивно подхватили мой крик и в этот момент очереди Галилов и пули обычных пистолетов принялись рвать их тела, а в дальние углы плаца полетели ручные гранаты. Крепость погрузилась в локальную преисподнюю.
***
Небольшой, штыков в двести-двести пятьдесят, гарнизон крепости организованного сопротивления практически не оказал и был полностью уничтожен минут за двадцать, с учетом выковыривания двух групп из Пушечной и Тюремной башен. Нам даже не понадобилась помощь приданных подразделений, которые добрались до Едикуле с языками на плечах, когда всё уже закончилось. Силу гарнизона крепости я переоценил, но в таком деле всегда лучше перебдеть, чем недобдеть. Назначив командира одного из пехотных батальонов комендантом и отправив второй батальон с ротой морпехов на зачистку прилегающей территории, я занялся осмотром местных достопримечательностей.
По большому счету, почти ничего интересного в крепости не оказалось. Сокровищницу давным-давно перенесли в Топкапы, оставив в одноименной башне только бумажный архив, наваленный на деревянных стеллажах безликими кучами, резко контрастировавшими с воспоминаниями об идеальном порядке, царившим в орденской библиотеке на Мальте. О былом предназначении Тюремной башни напоминали лишь несколько пустых камер с висящими на стенах ржавыми кандалами и только в отдельно стоящем здании на плацу меня поджидал сюрприз в виде одного, единственного пленника. И этого пленника я сразу узнал.

Интерлюдия "Бедный, бедный Йорик Мустафа"
Такая уютная и любимая султаном Мустафой Третьим жизнь, наслаждаться которой он начал всего лишь шестнадцать лет назад, уже разменяв к этому времени пятый десяток на своем персональном календаре, стремительно рушилась прямо у него на глазах и он, ещё буквально несколько часов назад, всесильный (ну почти) повелитель огромной империи, раскинувшейся на трёх континентах, никак не мог на это повлиять.
Жертва жестоких правил, царивших при дворе повелителей правоверных, шехзаде Мустафа, сын свергнутого в 1730 году султана Ахмеда Третьего, провел в кафесе (отдельном отделении гарема) в полной изоляции двадцать семь лет. Вынужденным затворникам запрещалось общаться с кем-либо, кроме специальных слуг и стерильных наложниц, а у стражи, охранявшей кафес, были подрезаны языки и проколоты барабанные перепонки. Условия, мягко говоря, не способствующие полноценному развитию и сохранению психического здоровья наследников престола, и если затворнику всё же удавалось выйти наружу и стать султаном, то самостоятельно управлять государством такой правитель был не в состоянии.
За более чем двухвековую историю «золотой клетки», многие её обитатели были казнены, стали жертвами заговоров или сошли с ума. Например султан Мурад Четвертый отличался паталогической жестокостью, а его брат Ибрагим вообще боялся покидать пределы кафеса и став в итоге, после гибели Мурада, султаном, пустился во все тяжкие, будто пытаясь наверстать упущенное. В противоположность этому, Сулейман Второй, отсидевший в клетке почти четыре десятилетия, стал аскетом и увлёкся каллиграфией, и уже взойдя на престол много раз порывался вернуться обратно, чтобы продолжить в уединении заниматься любимым делом.
На этом фоне, можно сказать, что Мустафа отмотал свой срок, практически, безболезненно. Он не сошел с ума, не стал маньяком или пьяницей. Единственным следствием проведенных в заточении долгих лет, был постоянный страх отравления и чрезмерное увлечение астрологией. А в остальном, это был легко внушаемый, скромный, любящий физические упражнения, трудолюбивый, сравнительно целомудренный и необычно (для султана) великодушный человек, который на радостях от восхождения на трон значительно сбавил долговую нагрузку на подданных.
Знаний и кругозора для самостоятельного управления огромной империей у султана, естественно, недоставало, поэтому основной его функцией, было утверждение решений государственного совета, а особой страстью, стало издание фирманов (указов), регулирующих ношение предметов одежды, и выходы инкогнито в народ для проверки исполнения своей монаршей воли.
***
Несмотря на довольно частые выходы в город, маршруты движения султана и места, которые он посещал, не отличались разнообразием. В эту эпоху, впрочем, как и в любую другую, основным местом скопления людей в городах были базары, вот туда Мустафа и наведывался, чтобы «погреть уши». Поэтому обычный его маршрут пролегал от Топкапы до Капалы-чарши, главного городского базара в центре Стамбула, оттуда до Египетского базара (он же рынок специй), расположившегося неподалёку от ворот Перама, и уже оттуда обратно во дворец. Всё в радиусе двадцати минут неспешной ходьбы от Топкапы. Даже у стены Константина Мустафа ни разу не бывал без сопровождения, не говоря уже про городские окраины у стены Феодосия или, того хлеще, предместья Стамбула.
Перевоплощаться Мустафа умел и любил, что сразу подметил Викинг, оказавшись утром в его покоях, покинутых хозяином незадолго до этого в образе уличного торговца водой. Оказавшись за пределами дворца, султан изменил устоявшийся порядок движения и направился сразу на Египетский базар, на котором сегодня ожидалось столпотворение ввиду ожидаемого прибытия французского флота.
Поначалу всё шло, как обычно. Мустафа неспешно двигался по базару, вяло рекламируя свой товар и внимательно прислушиваясь к разговорам обывателей, как вдруг около ворот Перама начался небольшой переполох, быстро переросший в схватку со стрельбой. Зеваки, принявшиеся поначалу стягиваться к месту происшествия, дабы по своему обыкновению насладиться бесплатным зрелищем, и увлекшие своим движением Мустафу, бросились оттуда врассыпную. Две разнонаправленных человеческих волны столкнулись, началась давка и в этот момент земля затряслась, как при нередких в этих местах землетрясениях, по ушам людей ударил раскат грома, а небеса извергли из своего чрева дождь из дерева. Толпу объял животный ужас!
Мустафа не успел даже толком осознать произошедшее, как был сбит с ног и чудом не оказался затоптан до смерти, едва успев отползти под оказавшуюся рядом перевернутую арбу, но дорожным покрытием, когда по нему пробежалось с десяток человек, смог ощутить себя в полной мере. Отработав на пределе возможностей и оказавшись в относительной безопасности, организм султана перешел в режим саморегуляции и дабы не сгореть от боли, шока и переизбытка эмоций отключил сознание хозяина.
***
Пролежав в отключке пару часов, Мустафа пришел в себя и, превозмогая дикую боль в каждой клеточке своего организма, выполз из-под импровизированного укрытия. Вспоминая, что происходило с ним до момента забытья, султан ожидал увидеть на площади страшную картину постапокалипсиса, но, к его удивлению, ничего сверхординарного, за исключением десятка бездыханных тел, затоптанных в отличии от него в давке, не обнаружил. Решив, что на сегодня приключений с него хватит, Мустафа неровным шагом направился в сторону дворца, откуда почему-то доносились приглушенные звуки стрельбы, а его голова в это время разрывалась от сонма мыслей, пытавшихся безуспешно объяснить самому себе происходящее.
Пройдя пару кварталов, султан обнаружил, что перекресток впереди заблокирован группой вооруженных людей в незнакомой ему форме. Сердце Мустафы сжалось от предчувствия беды, но к его изумлению, ничего дурного с ним не произошло. Солдаты, разговаривавшие на незнакомом языке, подозвали его жестами к себе и показали табличку с фразами на турецком и арабском языках, гласившими, что мирным жителям бояться не следует, нужно лишь соблюдать общественный порядок и, во избежание недоразумений, необходимо вернуться в свои дома.
Понимая, что спорить не только бессмысленно (ввиду наличия языкового барьера), но и опасно, Мустафа двинулся в обратную сторону, пытаясь выстроить в голове картину произошедшего, и по всему выходило, что столь ожидаемые французские союзники коварно захватили Стамбул. А что до незнакомого языка, на котором разговаривали солдаты на перекрестке, то это вполне могли быть немецкие наемники, чьими услугами в Европе пользовались все, у кого водилась звонкая монета. Султана охватила паника, он был совершенно не готов к таким испытаниям и не понимал, что ему делать дальше.
Собрав остатки воли в кулак, Мустафа дошел привычной дорогой до Капалы-чарши, где обнаружил не только безлюдную базарную площадь и таких же солдат с табличкой, перекрывавших дорогу в сторону Топкапы, но и смог взглянуть с открытого пространства в сторону своего дворца, не увидев там для себя ничего обнадёживающего. На башне Правосудия развивался незнакомый флаг, а значит его первоначальные выводы верны – город захвачен. Силы опять оставили Мустафу и отойдя подальше от солдат, он забился под прилавок и ненадолго впал в забытьё, а после принялся судорожно искать выход из создавшегося положения.
***
Немного успокоившись, Мустафа принял вполне логичное решение. Если невозможно идти в сторону дворца, значит он пойдёт в другую сторону. Там стена Константина, на которой должны быть его солдаты, а ещё дальше, у стены Феодосия, казармы янычар и Семибашенный замок с верным гарнизоном, где он неоднократно бывал и сможет наконец стать обратно самим собой и получить ответы на свои вопросы.
Определившись с планом дальнейших действий, султан воспрянул духом и двинулся к стене Константина сквозь лабиринт узких, кривых и грязных улочек, кляня на чем свет стоит градоначальника, допустившего такое непотребство в содержании столичной инфраструктуры, и придумывая для него на ходу изощрённые наказания. Со стороны стены отчетливо доносились звуки боя, но Мустафа продолжал идти, понимая, что другого варианта у него всё равно нет. Оказавшись через час в районе пролома, где Мустафа сам приказал разобрать стену, он стал свидетелем ожесточенной схватки, между небольшим отрядом захватчиков и янычарами, накатывавшими на них из-за стены огромными волнами. В какой-то момент боя он даже поверил, что всё, сейчас его доблестные воины возьмут верх и мучения закончатся, но нет. Подоспевшая к захватчикам подмога, вышвырнула янычар за пределы стены, как нашкодивших щенков, и бой на этом закончился.
Султан опять впал в панику, немного отлежался в грязной подворотне, и понял, что нужно дожидаться завтрашнего дня. Сейчас никаких вариантов преодолеть стену не просматривалось, а вот на следующий день такая возможность могла появиться. Хоть и безуспешная, но серьезная атака янычар, говорила, что часть города за стеной ещё не захвачена и завтра схватка обязательно возобновится, а ему нужно быть готовым воспользоваться окном возможностей.
Попытки напроситься на ночлег в близлежащих домах успехом не увенчались, никто не хотел впускать к себе в дом побитое, грязное и оборванное чучело, а когда он один раз назвал себя султаном, ещё и пригрозили поколотить палкой. Поэтому, запомнив дома негостеприимных жителей и напившись, с трудом сдерживая рвотный рефлекс, из кошачьей миски в одном из дворов, Мустафа устроился на ночлег в недостроенном доме и уснул, как убитый. Резервы его организма подходили к концу.
***
Место для ночлега султан выбрал удачно. Пролом в стене был хорошо виден, поэтому следующим утром ему не требовалось никуда идти. Устроившись поудобнее на своем наблюдательном пункте, Мустафа принялся ждать, вполне обоснованно надеясь, что сегодня заваруха здесь обязательно начнётся, а значит у него появится шанс выскользнуть из старого города. В итоге мысли султана подтвердились, но совсем не так, как бы ему хотелось.
Не успело солнце ещё подняться выше минаретов Сулеймание, как мимо его убежища проследовала большая колонна захватчиков в ещё более странной форме, чем у тех, кого он встречал вчера. Часть этих странных солдат удивительно легко несла тяжелые, даже на вид, черные щиты, а часть, также легко, катила небольшие пушки, имеющие целых четыре колеса, вместо двух. Но даже это было не самым удивительным и пугающим. До дрожи в конечностях, до колик в животе поразила султана четкость бездушного механизма, с которой двигались странные солдаты, и абсолютная неотвратимость смерти для каждого вставшего у них на пути, которой веяло от них во все стороны.
Бой, которого дожидался всю ночь султан, начался, но никакого намека на вчерашние события даже не просматривалось. Захватчики открыли огонь со стены и башен, а затем бронированная змея странных солдат проскользнула в открытые ворота, превращаясь на ходу в каре, извергающее огонь и сметающее со своего пути турецкий заслон, вслед за которым двинулось ещё несколько вражеских подразделений. Мустафа опять запаниковал, но все же сумел собраться и трезво оценить обстановку. Пускай все идет не по его желанию, но самого главного он дождался. Путь свободен, у пролома в стене никого из захватчиков не осталось и он может попытаться выскользнуть из мышеловки.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/vyacheslav-kiselev/viking-kniga-5-hod-konem-tom-2-71136742/?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.