Вкус стеклянной крови
Вкус стеклянной крови
Джеймс Карден
В сверкающем магическом мегаполисе Амбурнийского Союза, где заводы пульсируют энергией маны, а тени старого города скрывают мрачные тайны, начинается череда странных смертей. Люди исчезают, чтобы вернуться в облике хрупких стеклянных статуй. За этим жутким феноменом стоит не только опасная магия, но и заговор, способный потрясти устои всего Союза.
Ильтон Рейнхард, талантливый, но преследуемый призраками прошлого маг-следователь, берётся за расследование. Погружаясь в мир контрабандных наркотиков, нечистых корпораций и магических экспериментов, он сталкивается с тем, что сам когда-то хотел забыть. Его путь пересекается с Ама’рисой, лидером подпольного движения, готовой пойти на всё ради свержения магической элиты.
Когда границы между добром и злом размываются, а стеклянная магия оказывается ключом к оружию массового поражения, Ильтону придётся сделать невозможный выбор. Но готов ли он пожертвовать всем ради спасения города, который давно отвернулся от своих низших слоёв?
Джеймс Карден
Вкус стеклянной крови
"Каждое открытие требует жертв. Но почему-то жертвами всегда становятся не те, кто его сделал."
– ироническая фраза, приписываемая профессору Альдрику Тарну
Пролог
Ночной город сиял всеми красками. Радостный смех лился такими же реками, как шампанское и шнапс, а беззаботная молодёжь вальсировала между столами и друг дружкой одновременно с тем, как праздничные салюты, наполненные магическими искрами, со свистом взлетали над городом формируя шедевральные картины. Было там и всё – и праздничные напутствия, и минутка рекламы, и лица лучших сотрудников прошедшего года. Сотрудники Фемриской Торговой Компании праздновали удачно завершение очередного квартала со всем возможным размахом. Молодые клерки в перерывах между танцами и напитками заводились в различные игры, опытные менеджеры, сидя за своими столами ещё не полностью погружённые праздник продолжали обсуждать что-то о работе, а слуги миловидно улыбаясь продолжали делать свою работу. И не было во всей этой радостной феерии заметно не прошлых ошибок, не отсутствующих представителей алхимического направления, только радость и надежда на прекрасное будущее.
Эвальд и Агнесса даже и не заметили, как их личный праздник уже перешёл из роскошного банкетного зала куда-то на тёплые улицы, освещённые мягким светом магических фонарей и тут и там также украшенных цветами торговой компании. В своём кутеже им было не до того, чтобы подмечать подобные детали и душа требовала если не продолжения банкета, то каких-то приключений. Какой-то романтики. Может даже какой-то загадки, а потому они неслись по улицам словно беззаботные дети, продолжая распевать себе под нос задорные мотивы с ещё не закончившейся вечеринки. Они танцевали прямо на улице, кружились зацепившись на фонарных столбах и всем своим видом давали понять как же они счастливы здесь и сейчас.
– Госпожа Агни… – с пьяной улыбкой завывал посреди улицы её компаньон. – А подскажите мне. Вы заполнили все отчёты по форме А-132?
– Господин Эвальд, а знаете… – девушка, прерывая смех на секунду действительно задумалась. – А дракон его знает. Да и какая разница, это всё будет потом. Потом.
– И правда. Потом. – Эвальд расплылся в почтительном поклоне, настолько глубоком, будто бы не дурачился перед своей коллегой, а встречал главу целого представительства. – А сейчас… А что у нас сейчас в шоу-программе?
Вальсируя вдоль улиц двое молодых людей даже и, не заметили, как магические фонари центрального Фемриса сменились на побитые газовые рабочих кварталов, а каждый раз, как ноги их заплетались в разобранной брусчатке, то они лишь улыбались и дико гоготали, удивляясь собственной силе. Они ускорились, покидая внезапное место общественного преступления, продолжая также смеяться над собственной глупой шуткой, не замечая по себе лишних взглядов и недовольных криков из окон.
Их приключение обязано было стать чем-то более волнительным и уже через несколько минут Эвальд помогал даме пролезть внутрь какого-то заброшенного здания, что сейчас в их пьяной фантазии напоминало какой-то древний замок, ещё из времён королей-чародеев, что пусть и был оставлен, но обязательно должен быть использован. Например, как танцплощадка! Внутри было довольно темно, но вскоре пара корпоративных сотрудников всё же нашла себе достойное место – разрушенный цех с проломленной крышей через которую на них падал благодатный лунный свет. И хотелось уже продолжая распивать взятую с собой бутылку шнапса и продолжать, продолжать, продолжать, но в свете вечного небесного фонаря они обратили внимание на нечто странное.
Среди распиленных на металл несущих балок и плотных туч пыли, буквально как по задумке безумного художника, стояла стеклянная статуя невысокой девушки. Свет проходил сквозь неё и рассыпался дальше на тысячи лучей, что расходились вокруг, показывая внезапным гостям все краски прекрасной композиции. Она была подобно объёмному витражу, будто бы собранная из множества маленьких кристаллов, что и распределяли дальше свет, преломляя его и создавая особую, почти магическую атмосферу, благодаря лиловым отсветам.
– Подумать только. До чего дошёл прогресс… Скульпторы уже не просто по стеклу работают, а своими произведениями разбрасываются. – заплетающимся голосом пытался выговорить Эвальд, подходя ближе к загадочной рукотворной фигуре.
– А может мы нечаянно забрались в какой-то музей современного искусства? Или это какое-то высказывание? Идеал посреди разрухи? – хихикая предполагала Агнесса, следуя за своим кавалером на этот вечер.
Однако, чем ближе они приближались, тем менее безумными казались их собственные домыслы. Будто бы их стройные теории были каким-то пшиком. Лучиком провидения в царстве безумия. Фигура была слишком странной, хотя, потому и больше казалась произведением искусства. Это точно была девушка, уже немолодая, одетая скорее на рабочий манер и под мужской фасон. Левая её рука была воздета к небу и возвышалась над её головой, будто бы та силилась поймать первые лучи лунного света и дальше уже распространить его по всему миру. Правая же направлялась куда-то перед собой, будто бы тянулась к чему-то и лучики отражённого света буквально вырывались из её ногтей куда-то вперёд.
Так думалось пока они не подошли ещё ближе. Стеклянная статуя не была такой уж и идеальной, какой хотела казаться на первый взгляд. Множество царапин и сколов, побитые части и будто бы новые выросшие кристаллы были по всей её структуре, а то, что ранее принималось потихоньку трезвеющими людьми за ногти – скорее напоминали собой бритвенно-острые когти, которые под этим светом будто бы разрезали не только лунный свет, но и пролетающие вдоль них клубы пыли. Но самым занимательным оказалось лицо, на котором художник умудрился запечатлеть настолько правдоподобный ужас, что даже сотрудники машиностроительного отделения ФТК начали что-то подозревать и оглядываясь по сторонам искать источник этого ужаса, будто бы он был до сих пор здесь, а не в воображении скульптора.
Крик ужаса пронзил уже цех в этом мире, а не среди воображаемой картины, когда люди обойдя статую увидели, как из глаз её текут пурпурные слёзы, падая на пол и с отвратительным шипением создавая новые кристаллы, от которых шёл непонятный, но совершенно неприятный запах. Будто бы чего-то сладкого и одновременно с тем жжёного. Это была далеко не простая статуя.
Глава I. Оберсекретарь магического следствия
Штатный город Фемрис стоял на ногах, кажется, уже несколько часов – ещё даже до того, как первые лучи солнца окрасили его своим предрассветным сиянием. И в центре, и на его широких мостовых, и особенно по его окраинам кипела самая, что ни на есть, жизнь: сновали сонные клерки, только и думающие о том, насколько им не хочется на работу в н-ный день подряд, брели уставшие после ночной смены рабочие, рассчитывающие, что их ближайший четырёхчасовой сон позволит им набраться достаточно сил, чтобы вновь приступить к работе без таких опозданий, как вчера, а утренние экипажи, самоходные и лошадные, развозили засидевшихся по чужим домам аристократов и «золотую молодёжь». Даже у них в славном штатном городе уже с утра были свои дела.
Стоило в этот час только взобраться на какой-нибудь из высоких балконов заспанному художнику, и он мог бы поклясться, что нарисованная им картина была бы исполнена будто бы лишь в классических жёлтых, маслянистых тонах – она бы всё равно передавала столько красок жизни, что на одно лишь её изучение могли бы уйти годы, если не целые десятилетия, выискивая в просыпающемся городе все его детали, контрасты и тайные умыслы. Впрочем, подобные мысли явно тонули в общем потоке мыслеобразов тех людей, что, находясь в этом общем потоке и столпотворении, расходились по своим делам без задних мыслей о великом и масштабном. Для них это был привычный вторник.
Ильтон Рейнхард не сильно выделялся из этого потока, и если бы кто-то его незнающий попытался бы выудить его взглядом из общей массы, то вряд ли смог бы сделать это на ходу. Ещё один уставший и явно плохо выспавшийся мужчина, чья шинель представляла из себя скорее сборник дорожной пыли из разных районов города, а короткие усы давно начали приобретать разные оттенки, превращаясь в разноцветный коврик тёмносерых и светлорыжих жёстких волос, явно давая понять, насколько уже немолодой мужчина имел пристрастие к кофе и сигаретам. Пройдись такой мимо вас в утренней ли или вечерней спешке, и вы бы никогда не обратили на него внимания и не отличили его от другого, если бы не табельный дубовый посох, о который он опирался, пока явно торопился в здание главного управления штатной полиции Фемриса. Уже сам по себе он выделялся ярко из толпы несмотря на свою общую, казалось бы, простоту. Длинная и прямая палка, что своим навершием выходила как раз вровень с её владельцем, была в нескольких местах обита несколькими кольцами из драгоценных металлов, между которыми господин Рейнхард и держал её, а навершие обрамляла довольно сложная, почти ювелирная работа – камера хранения пурпурного магического кристалла, что превращала сам посох будто бы в миниатюрный и переносный уличный фонарь. Табельное оружие следователя явно выглядело лучше его самого – и по виду, и по свежести, будто бы его промаслили и пролакировали ещё вчера, а важнейшие для магических ритуалов вставки сияли на солнце после свежей полировки.
Внутри управление было подобно городу – и с утра можно было даже не сразу заметить, как с улицы ты попадал внутрь. Лишь более понятные обрывки фраз, эхо чужих шагов и отзвуки печатных машинок возвращали вошедшего к восприятию момента. Хоть внутри жизнь с утра кипела почти так же громко и непрерывно, как и на улицах города, это была совершенно другая жизнь. Привычная для Ильтона рутина пахла примерно так же, как и он сам – амбре из прокуренных комнат, остывающих кофейных чашек и лакированного дерева смешивалось с дорожной пылью с разных концов города, откуда тянулись люди и куда уходили местные служащие ради восстановления закона и справедливости. Лишь у последних двух вещей не было какого-то единого запаха – там было всё: свежие чернила, оставляющие рваные и резкие следы на старой бумаге; окровавленные орудия, тянущие металлом сразу по всем причинам; горькие и порою лживые слёзы на лакированном дереве судебных скамей и запах перегара, смешивающийся с затхлым подвальным воздухом. Возможно, какой-то безумный парфюмер и смог бы соединить все эти запахи так воедино, что из этого получился бы некий точный аромат, пробивающий на неожиданные воспоминания или странные ассоциации. Но для Рейнхарда это всё было скорее обрывками тумана воспоминаний прошлых дел, в которые он вмешивал сладкие речи подставных свидетелей, пропитанные ложью бумажки купюр, от которых смердело за версту, и, конечно же, горечь собственного разочарования.
Когда оберсекретарь магического следствия вошёл в свой кабинет, он штатно вздохнул, будто бы это было в его расписании, сразу перед тем как похрустеть позвоночником при сбрасывании шинели на вешалку и усталым кряхтением в момент, когда он, поправляя тёмно-серый мундир и оставляя на столе свою фуражку с пурпурной каймой, рассматривал уже подготовленные и бережно собранные на столе, выверенные чуть ли не по линеечке, дела, которые среди прочего канцелярского хаоса выделялись своей правильностью. На рыжего мальчугана, едва ли пару месяцев как прибывшего из академии и потому до сих пор светившегося от жизни и энтузиазма, Рейнхард не поднимал и не опускал взгляда ровно до тех пор, пока тот не подавал ему утреннюю, для старшего следователя уже вторую, чашку кофе, за что и получал глухое «благодарствую», пока Ильтон, массируя правый висок, пытался вникнуть в бумаги. Слегка прилизав несколько топорщащиеся тёмно-русые волосы, что уже начинали обрамлять лицо мужчины седыми висками с прожилками едкого пурпура в паре обесцвеченных локонов, он вздохнул и поморщился. Отставив кофе на край стола, следователь пригладил уже и усы, и, смотря на свои пальцы, лишь тихо выругался про себя, замечая легко выпавшие ярко-пурпурные волоски уже на ладони.
– Господин Рейнхард, всё в порядке? Кофе не тот или какая-то ошибка в деле? – испуганно спрашивал юнец, уже сидевший напротив и выглядывающий из-за печатной машинки, где он продолжал выполнять порученную ему работу по закрытию их крайнего дела.
– Запомни, Фрид, если планируешь прожить хотя бы с моё, почаще пользуйся мозгом и не доводи дело лишний раз до личных задержаний с использованием табельного. Проживёшь больше в любом случае, – продолжая ворчать, ответил Ильтон, уже было направив в воздух свою печать, что начала подниматься в воздух с тонкой фиолетовой аурой вокруг себя, но была перехвачена помрачневшим Рейнхардом, который решил всё же доставить её руками, несмотря на машинальное магическое действие.
– Господин, но в академии… – начал было слегка изумлённый юнец, следивший за каждым движением своего непосредственного начальника с явным придыханием.
– Вам талдычат, что магию нужно оттачивать во всех бытовых вещах и не бояться её использовать. А потом не говорят, сколько времени вы проведёте по курортам и санаториям после десятков лет службы и что в старости вы себе уже даже стакан воды до тумбочки не отлевитируете, – прорычал устало оберсекретарь, сверкнув на подчинённого серыми глазами, где сфера радужки уже наполнилась тем самым магическим фиолетовым отсветом, обрамляя её и изредка начиная светиться в момент, когда сила воли мага направлялась на очередное бытовое заклинание. – Впрочем, проблемы стариков становятся понятны тогда, когда опаздываешь с тем, чтобы переболеть детскими болезнями.
На несколько минут кабинет магического следствия погрузился в тишину, нарушаемую лишь теми звуками, что были местным служащим настолько привычны, что пропадали, растворяясь эхом в его стенах. Оба следователя были заняты завершением бумажной волокиты, которая отягощала их по-разному, но создавала общее ощущение, что в управлении они больше перебирали и заполняли формы и бланки, чем действительно раскрывали магические преступления. Последнее было той ещё морокой, но пока Фридрих с упоением разбирался во всех тонкостях заполнения документов, которые ему с большой охотой передавал Ильтон, сам оберсекретарь мог посвятить себя анализу уже переданного в иные инстанции дела для разработки методов предотвращения подобного в будущем. Чего было не отнять у старшего следователя – кроме, конечно же, циничного ворчания – так это точного расчёта и веры в то, что его сегодняшняя работа точно отразится в будущем на всём управлении.
– Ловко вы всё же сработали на задержании, господин Рейнхард, – начал всё же в какой-то момент, не отрываясь от бумаг, Фридрих Карт. – Вы, конечно, можете ворчать о том, что вся ваша работа здесь, но то, как искусно вы сработали в поле…
– Фрид, вот я тебя сколько учу уму-разуму, а ты всё равно не туда смотришь, – прервал его старший. – Ловкость мою ты бы лучше отметил в сведении улик и материалов дела, благодаря которому мы до этого задержания и дошли. И до того, что благодаря цепочке зацепок смогли сразу же накрыть всю банду в нескольких местах. А так бы остановились на контрольной закупке той контрабанды манатабака и ломали бы голову, как решить вопрос «Чёрных Хвостов» на рынке ещё пару месяцев, если не все полгода.
– Простите, господин Рейнхард. Я бы остудил свой пыл, да с нашей полицейской диетой из кофе с табаком на уме одни лишь действия, – улыбался по-глупому унтерсекретарь, почесывая затылок.
– А ты не перенимай дурные привычки взрослых так быстро. Или клади сахара поменьше, а то я как-то перепутал чашки и думал, что помру от сладости… – слегка усмехнувшись, высказал коллеге Ильтон, но, поведя ухом, в последний момент обернулся на дверь.
Не прошло и десяти минут, как оба штатных секретаря уже заводили самоходную бричку с полицейской парковки, чтобы направиться на внеочередное дело. Рейнхард только успевал в перерывах между своим ворчанием отгонять от рулевого колеса взбудораженного напарника, пока старательно забывал инкантацию запуска молниевого двигателя. На дело, тем более лично переданное шефом управления, ехать ему совершенно не хотелось, да ещё и в самую рань, пока час пик на улицах Фемриса только набирал свои нещадные обороты. Насладившись хотя бы каким-то перерывом, он всё же уселся за руль и, проведя пальцем по кнопке зажигания, проронил пару тихих шёпотков заклинания, которые тут же переросли в радостный гул двигателя, единственного существа, что могло бы посоперничать в энтузиазме с унтерсекретарём. За бронестеклом самоходной пятиместной брички фирмы "Серкорп Механикс" медленно проплывал город, переполненный людьми, уставленный новыми магическими фонарями и запутанной, для взгляда обывателя, сетью магических труб и проводов, по которым изредка можно было заметить расходящиеся с характерным жужжанием энергетические искры. Ухоженный центр со старинной застройкой и людьми в модных костюмах медленно переходил в рабочие кварталы, где сразу можно было отметить и функциональность новых доходных домов, и тянущийся из них ещё простой дым из печных труб, а также угрюмые лица, что старались отводить свой взор от полицейской машины своевременно, не желая задерживать на государственных служащих свой взгляд слишком долго. Те, впрочем, тоже не особо следили за хорошо известной им атмосферой хлебных на преступления мест, зная, что сейчас всё равно все густые краски собрала в себя совершенно иная улица, до которой оставалось ехать каких-то пару минут.
Остановив бричку у оцепления, следователи неспеша выбирались на улицу, ещё через лобовое стекло осматривая место преступления, на которое их направили. Картина была отнюдь не радужной, ведь встретить амбурнийскую гвардию в глубине рабочего района было уже неприятным звоночком. Цвет военной полиции старательно отгонял зевак от небольшого пятачка посреди улицы, где предстала странная инсталляция, место которой, если не знать контекста, было скорее на выставке современного искусства или на открытии нового городского парка. Пройдя за кордон вооружённых и бронированных солдат, Ильтон очутился у стеклянной статуи в человеческий рост, что застыла с настоящей гримасой ужаса, широко раскрытым ртом и руками, восходящими к задымлённому небу. Пока Фрид проводил опрос прибывших ранее оперативников и стоявших на страже людей, оберсекретарь внимательно изучал фигуру, что точно ещё недавно была простым человеком. Вопрос был лишь в том, насколько простым человеком был умерший при жизни.
Статуя представляла из себя одноцветную и полупрозрачную, идеально передающую все черты и детали, и тела, и одежды простого рабочего человека. Покосившееся кепи, что в иной ситуации уже слетело бы от сильного дуновения ветра, спавшая на бок с плеча лямка подтяжек, изорванные рабочие брюки в районе лодыжек, явно донашиваемые за кем-то старшим, и сбитые ботинки, что, казалось бы, в своём стеклянном изображении должны уже рассыпаться под собственным весом. Лицо, за исключением всего ужаса, что застыло на нём уже навсегда, отличала классическая рябь, явно не раз сломанный нос и следы неудачного бритья. Хмыкнув, Ильтон перевёл взгляд на запястья, что к его счастью, и несчастью жертвы не были закрыты засучёнными рукавами рубахи. По ним из сколов и трещин медленно на улицу стекало нечто, что можно было на глаз опознать как чем-то разбавленную кровь, хотя, присмотревшись и к цвету, и к густоте, Рейнхард скорее делал вывод, что это была некая субстанция, разбавляемая кровью. Капли с глухим звоном, ударяя о мостовую, шипели и начинали бурлить пару секунд, пока тут же не высыхали, образуя кристаллическую структуру, от чего под телом потерпевшего уже начали образовываться магические сталагмиты.
Дело откровенно не нравилось оберсекретарю ещё в тот момент, когда шеф передал его, водрузив на стол наскоро сшитую папку из нескольких случаев, что теперь начинали образовывать целую серию магических убийств по окраинам города, произошедшую практически одномоментно. Сейчас мужчина мог лишь вновь вздохнуть, вспоминая, какими недовольными взглядами они обменялись с начальством, когда обсуждали краткие уже известные детали. Магического происхождения статуи, предположительно – человеческие трупы с избыточной концентрацией маны во всём, что от них осталось, будто бы даже одежда в момент смерти слилась с ними в живой энергетический кристалл, который с точки зрения мага-инженера представлял собой буквально живую батарейку, пылающую на всех уровнях магического восприятия даже спустя часы после обнаружения. Всё произошедшее, судя по всему, продолжавшееся и дальше, вызывало ряд неприятных вопросов, на которые теперь предстояло искать ответы. К сожалению, они не приходили сразу же на ум Ильтону.
Учитывая, что все вещи остались при жертве и грабить таким образом кого-то посреди рабочего квартала было как минимум глупо и как максимум чертовски расточительно – мотив оставался неясен. По общим чертам нельзя было признать в потерпевшем ни члена банды, ни закоренелого преступника. Он был одним из десятков тысяч жителей этого города, о которых ты не задумываешься до тех пор, пока не узнаешь о его внезапной и скоропостижной кончине. Впрочем, одна зацепка у следователя всё же была. Выудив из сумки пару колб для сбора образцов, Рейнхард аккуратно собрал вытекающие из остекленевших вен капли вязкой жидкости, что с радостью собиралась бы в кристаллы уже внутри, если бы не своевременное заклятие сохранения, прочитанное мужчиной. Закупорив кровь для анализа и перевязав колбы стандартными магическими печатями, оберсекретарь оглянулся, чтобы найти своего помощника.
– Фройлян, послушайте, я не могу давать вам никаких официальных комментариев, дело только началось, и… – смущённый Фридрих, где-то за границей кордона гвардии, старательно пытался не совершить очередную ошибку, хотя запоздало понял, что провалился в тот момент, когда заговорил с той самой дамой, чья милая улыбка не могла не расположить к себе юного служащего.
– Так значит, только началось? Очень странно, все рабочие кварталы и трактиры уже полнятся слухами о так называемой «стеклянной эпидемии», а доблестные полицейские только сейчас решили озаботиться проблемой, что ставит на грань мир в Фемрисе? – Дама в алом пиджаке успевала одновременно вгонять в краску и без того рыжего паренька, записывать их диалог в свой блокнот изящной авторучкой и не менее изящно пытаться поглядывать за спину Карта, чтобы получше рассмотреть место преступления. Выходило это всё неплохо, ведь не привыкший к подобным атакам прессы унтерсекретарь просто не поспевал загородить собой ограждение от назойливой журналистки.
– Элина, а я уж думал, твоя желтушная газетёнка без новых сплетен из преступного мира заглохла и перешла на печать бульварных романов о драконах. Или твои художественные почеркушки не заходят даже самой неприхотливой публике? – Ильтон возник вовремя, прямо между блондинкой и своим помощником, словно отец, закрывая того от рабочего пулемёта печатного словоблудия.
– О, господин Рейнхард, «Ловец крыс» собственной персоной. Я так и знала, что ты запоздало возьмёшься за новое дело и, как всегда, будешь гоняться за чужими хвостами, упуская главный у себя из-под носа, – ехидно отвечала Элин, для которой этот обмен ядом явно был чем-то из разряда дежурного разговора. – Дай угадаю, сейчас ты скажешь: «Ожидай официальной пресс-конференции, змейка, там поплюёшься во все инстанции».
– Нет. Не скажу. Змейкой ты была лет десять назад, а сейчас ты уже та ещё змея в нашем клубке. Раз уж сорвалась с цепи – отойдём в сторонку? – оберсекретарь с непривычной для него улыбкой уже начал отводить знакомую даму в сторону от кордона, который с явным презрением наблюдал за напыщенным диалогом, держа свои винтовки наготове.
– Как грубо, господин оберсекретарь. Мне в пору вводить вам налог на дерзость для моих источников, – обиженно проронила дама, тем не менее охотно подставляясь под левую руку Ильтона, явно пытаясь оказаться талией у него прямо под ней.
– Отменю его молоком за вредность. И могу скостить ещё парочкой козырей, да тебе не в масть будут. Так что ты знаешь об этой «стеклянной эпидемии»? Или уже наводнила мои улицы слухами об очередном сумасшедшем маге, что направо и налево превращает людей в безвольных слуг и магических тварей? – возвращая привычный тон, спрашивал Рейнхард, слегка всё же подыгрывая и одаряя свою старую знакомую толикой внимания, провожая её дальше по улицам, пока за ними едва поспевал Фридрих, потихоньку начинающий понимать, что именно происходит.
– Знаешь, ты мог бы быть со мной и повежливее, дорогуша. В конце концов, когда ты упускал улики из-под носа, я ведь всегда приходила на помощь. Ты только вспомни дело о «Ржавой свинье»… – продолжала театрально обижаться госпожа Фаррон, едва сдерживая себя от того, чтобы картинно упасть Рейнхарду на плечо, то ли от понимания, что после такого трюка она явно повалится в дорожную пыль, то ли из нежелания прекращать продолжающиеся заметки.
– Ближе к телу, Фаррон. У меня нет никакого желания вспоминать о крысах, свиньях и грязи, в которой тебе нравится копаться. Картина складывается в магическое самоубийство без следов внешних формул и заклятий, да вот только я не припомню, чтобы простые рабочие были так талантливы или богаты, чтобы такое сотворить, – привычно устало ворчал следователь, слегка понизив голос.
– Что же, и ты иногда бываешь прав. Да не во всём. Может, ты и не приметил каких-то внешних формул, но я тут разнюхала: в бедных районах ходят слухи о некой, как ты сказал? «Внешней формуле». Говорят, будто есть одна такая вещица, что может одарить магией даже самого бесталанного. Наведаешься по этому адресу – узнаешь больше, – мило улыбаясь, Элин опустила бумажку во внутренний карман шинели, после чего направилась прочь, подзывая своего молчаливого фотографа, что уже успел истратить все кристальные карточки на запечатление картин будущей сенсации.
Усталый вздох покинул грудь немолодого следователя, чтобы со следующим вдохом его лёгкие наполнились тяжёлым дымом подожжённой сигареты. Взглянув слегка мрачно на Фрида, он лишь помотал головой, и, пока тот смущённо пытался скрыться где-то в районе припаркованной брички, Ильтон вновь направил свой взор в глубину оцепления, ментально переносясь к бушующей энергии, что ещё сегодня была человеком. Дело становилось хуже с каждой новой деталью и не прибавляло лёгкости в разгадке. Хотя в следственной сумке уже было пару зацепок, клубок оставался неприятным. В конце концов, на памяти Рейнхарда там, где появлялась Фаррон, не обходилось без внимания корпораций. Взглянув на уже пустую пачку красных «Вальдрэксов», Ильтон скомкал её и отправил в карман к записке. Ему предстояло много работы.
Глава II. Лабораторная работа
Фемрис, будучи одним из штатных городов Амбурнийского Союза, почти всё своё существование представлял из себя образ могущественного и великолепного города. Репутация научной столицы тянулась за ним ещё с XVII века, когда разрозненные города-государства и княжества к северу от тракийского хребта были объединены едиными идеями загадочно погибшего Гарона Амбурна. Он был новатором, человеком-эпохой, одним из редких "универсальных людей", чьи идеи были настолько велики, что смогли преодолеть не только столетние распри множества народов этих долин и холмов, но и преобразить почти всю магическую теорию, что до него строилась на колдовстве и чародействе. Впрочем, среди жителей всего континента всегда витали идеи, что именно его новаторство и сгубило его. Он был слишком удобным символом, а потому, став мучеником, позволил могущественным аристократам и процветающим буржуа наконец-то стереть с этой части карты опостылевшую монархию. У любой истории всегда есть две стороны – и пока с одной яркими красками расцветают цветы идеалов, с другой таятся ужасающие теории о жестокой циничности этого мира. Правда же, как всегда, была где-то посередине, неподвластная простому уму и потому сходу вычёркиваемая, заменяемая чем-то, во что хотелось верить.
Тяжёлый стук колёс рассыпался по мостовой в унисон множества иных голосов машин – город всё ещё кипел после своего пробуждения, и чем ближе секретари были к своему управлению, тем больше в этом потоке людей и техники было машинного. Новомодные брички гудели всеми возможными визгами клаксонов, лошади, запряжённые в старомодные телеги и не столь дорогие брички, ржали и фырчали, особенно в моменты слишком близкого сближения со всё ещё диковинной новизной маготехники, а люди лишь старались не попадаться ни под копыта, ни под колёса лишний раз. Во всём этом шуме ворчание Ильтона, вновь находящегося за рулём, явно не было бы услышано, даже если бы его голос проникал куда-то за пределы бронированных переборок и стекла. Впрочем, тот, кому оно предназначалось, напротив – не мог бы от него скрыться, как ему бы этого не хотелось.
– Сколько раз мне напоминать тебе, Фрид, что мы не распространяемся с гражданскими? Не воркуем, не флиртуем, не говорим о погоде и современной моде, – устало почти рычал Рейнхард, пока управлялся со своей служебной колесницей в потоке, ища взглядом место, чтобы обогнать текущий поток и дать волю манадвигателю разогнаться по мостовой.
– Но, господин, вы же сами сказали – нужно было опросить свидетелей, собрать показания… – Карт, сидящий справа и параллельно разбирающий бумаги, что безуспешно пытался заполнять прямо на ходу, поджав губы, старался хоть как-то отбиться от хлёстких слов старшего коллеги, чувствуя себя при этом снова учеником академии, а не служащим закона.
– Опросить свидетелей, а не подвергаться опросу. Тебе повезло, что это была Элина. Или наоборот…
– Она ваша давняя знакомая, как я понял. Хотя я ни разу не видел, чтобы она фигурировала в наших делах.
– И хорошо, что не фигурировала. Журналисты – народ непростой. А Элин, дракон её подери, непростая среди непростых. Там, где она, помяни моё слово, всегда ищи интересы рыбы покрупнее, просто так она не является. Я бы не назвал это привычным нюхом на сенсацию, о котором они любят заливать, скорее правильными указами, что маскируются под наводку…
– Я вас понял, господин Рейнхард, больше не повторится. Я постараюсь быть лучше… – обиженный мальчишка, чувствуя, что его всё же макнули с головой в собственные молодые ошибки, старался погрузиться больше в протоколы опросов, которые сейчас сортировал по различным пунктам. – Однако, я успел насобирать достаточно полезного. Да и госпоже Фаррон не так много сказал. Местные не до конца опознали нашу жертву, но по всем сведениям – на улицах он был один, вооружённого столкновения не было, следов разбоя и грабежа тоже. Свидетелей прямого стекленения не обнаружилось, но сообщали, что в предположительное время на улицах стоял душераздирающий крик и фиолетовый свет, как будто в их переулки нагрянул какой-то военный маг и начал кидаться налево и направо магией. Это можно было бы списать на горячее описание, но на зданиях рядом с нашим Джоном действительно нашли следы, которые подпадают под категорию магических воронок и отверстий, будто бы какой-то самоучка стрелял чистой энергией. Магический калибр был неединый, все повреждения уникальные, лёгкий стихийный элемент, не указывающий на управление по современной магической теории.
Поток вновь нарушил свою монотонность новым хриплым звуком в момент, когда Ильтон, ударяясь о рулевое колесо, вызвал из их служебной брички настоящую бранную тираду. Клаксон секунд десять звенел, распугивая лошадей и слишком близко подошедших к проезжей части мостовой людей, но сам оберсекретарь не застывал, скорее пытался уловить как дух улицы, по которой он всё ещё пытался проехать как можно быстрее, так и все слова из аналитики младшего секретаря. Мужчина мог сколько угодно ругаться на своего незадачливого подопечного по разной мелочи, но его аналитические способности он никогда не мог, да и не смел, подвергать критике, разве что направлять в нужное русло, когда тот, заходясь очередной бравадой, уводил дело куда-то в разделы идеальных преступлений и прочей полуфилософской, полусказочной тематики.
– Значит, наш Джон внезапно пытался отстреливаться посреди улицы магией, которой отродясь не обучался? Самоучки – та ещё проблема в рабочих районах, да вот только даже для таких фокусов нужны годы хоть какой-то практики и материалы дороже, чем вся его жизнь… – оберсекретарь скорее говорил сам с собой, наблюдая, как машины наконец сдвинулись и их поток вновь приблизился к злополучному управлению, в которое одновременно не хотелось и было очень нужно возвращаться.
– На месте всех этих хаотичных повреждений следов борьбы, побега, крови или материалов обнаружено не было. Хотя картину сложить получилось. Словно бы сначала шёл наш Джон довольно медленно, по следам и первичному магическому анализу он скорее брёл, будто пьяный, но шлейф от его магической походки развеялся где-то за квартал-полтора. Магический распад слишком быстрый, так что детали всё ещё не ясны, но выглядит скорее так, что магия буквально начала вырываться из него неуправляемо за минуту, если не за секунды до момента наступления стекленения, – подвёл итоги Фридрих, который успел переметнуться буквально за минуту из обиженного школьника в собранного мужчину, а теперь снова освещал почти всю крытую бричку своей лучезарной улыбкой.
– Ладно. Фрид, ты молодец. Сравнял счёт по этому делу пока что в один к одному. Сильно не гордись собой, но и не хандри. Молодость тебе для того и дана, чтобы набивать шишки, через которые у тебя мудрость прорастает, – на усталом лице Ильтона появилось что-то, что можно было назвать улыбкой. А после, когда он уже парковал бричку, он даже взъерошил волосы своего рыжего несчастья. – Сшей дельце по-быстрому, а я к шефу. Отчитаюсь и затребую с него контактов. Здесь понадобится алхимик посерьёзней. Свезло же Гансу свалить в отпуск на такой злачный месяц…
Надолго в управлении секретари всё же не задержались, как и думал Ильтон, – пока Фридрих занимался всей бумажной волокитой, подбивал нужные запросы, перепечатывал протоколы опросов и составлял предполагаемую карту дела, его наставник, не теряя времени, нацепив своё самое усталое лицо, запросил у секретарши два кофе "на старый лад". Не то чтобы вторая встреча со старым учителем за один день была в тягость оберсекретарю, однако, почему-то внутри что-то всегда сжималось, когда он поднимал взгляд на своего бывшего напарника и наставника. Эртвиг не представлял из себя сошедшего со страниц жёлтой прессы карикатурного управленца из полиции, каким его хотели бы видеть в городе. Возможно, в глазах того же Ильтона тот и успел поднабрать лишнего веса, засидевшись в кресле в окружении всей этой бюрократии и пышных банкетов с высокими чинами города, но всё ещё был внушительным человеком. Пышные усы уходили в ещё более пышные уже совсем седые бакенбарды с довольно заметной для внимательного человека краской. Всё же магический след было скрыть трудно, а в бывшем оберсекретаре его явно было слишком много. Поигрывая протезом правой руки, сотканным из магического металла с множественными мелкими инкрустациями из разноцветных кристаллов, господин Уэссен внимательно выслушивал своего бывшего напарника. Местами, не очень уместно, вспоминал молодость, рассуждая о новом деле, и иногда, между небольшими глотками кофе, даже посмеивался в усы. Рейнхард не мог до конца понять, что именно такого было в старике управленце, что отзывалось таким трепетом в его всё же не таком уж чутком сердце. Быть может, то, что он уже не мог представить, как они вдвоём врываются с ружьями наперевес в какой-нибудь притон, или же то, что теперь игра в "передай бумажку" просто разрослась на ещё одного человека, оставляя вечным секретарём по бумаге именно младшего. Под конец их разговора подоспел как раз Фридрих, и потому, подмахнув несколько бумажек, главный секретарь магического следствия направил двух своих полевых коллег дальше – в стены кафедры алхимии. Покидая кабинет, Ильтон был как-то непривычно недоволен, и не было до конца понятно, от чего щемило сердце на самом деле: то ли от очередного напутствия не пытаться лезть с этим делом в кулуары политических интриг города, то ли от совсем уже расфокусировавшихся в пурпуре когда-то голубых глаз.
Новая поездка прошла почти незаметно: то ли поток на улицах успел стихнуть, и потому секретари на дороге не успевали заскучать, особенно из-за несколько лихой манеры вождения Фрида, то ли от того, что выдыхание дыма в опущенное стекло прерывалось в этот раз не столько обсуждением главного дела, сколько тёплыми воспоминаниями обоих секретарей о прошлом, когда оба ещё были всего лишь студентами магической академии Фемриса. И пускай они были с разных выпусков и из абсолютно разных поколений – вспомнить им было много чего общего, даже несмотря на то, что как студенты они были сильно разными и вряд ли могли бы пересечься, окажись ровесниками. Хотя, зная своего заучку, Ильтон не всегда мог поверить в те рассказы о передрягах, что с ним случались. В глазах своего старшего коллеги Фридрих всегда был скорее рьяным всезнайкой, что мог попасть разве что в списки отличников, но никак не быть пойманным за ухо в курилке с отъявленными прогульщиками.
– Собственно, так я и познакомился с зав. кафедры прикладной магии. Ну, видел я её и до этого, но личное знакомство… началось не с лучшей стороны, – с кривой усмешкой заканчивал историю Карт, пока закрывал бричку и поправлял мундир, догоняя Рейнхарда.
– Ну, бывает. Тебе хотя бы хватило ума не удирать и не идти в отказ, как тот твой сокурсник-идиот. У тебя с тех пор развилась такая память на лица, да? – слегка мотая головой, уточнял оберсекретарь, пока бегло проводил взглядом черту по шпилям академии.
– Ну, можно и так сказать, да. Я с тех пор госпожу Валерию чуял, кажется, и спиной, и за десять метров, – Фрид усмехаясь и прикрывая глаза, почесал затылок так, будто бы на нём действительно с тех пор то ли отросли глаза, то ли какой-то магический артефакт, что по памяти чуял, что надо бы менять диспозицию.
Впрочем, целью двух следователей были не основные ученические корпуса академии, что гордо возвышались, казалось бы, над всем центральным районом города, будто стараясь пронзить своими шпилями магической связи саму синеву неба. Кратко пообщавшись с местными служащими, они направились к лабораторному комплексу, который, по студенческим анекдотам и страшным историям для первокурсников, будто бы уходил под землю ещё глубже, чем поднимался этажами ввысь. Здания лабораторий представляли собой самый настоящий новострой, достаточно контрастируя с древней архитектурой самой академии. Пока та показывала всё своё могущество и вместе с тем изящество – драконьими барельефами, высокими узкими окнами и охранными рунами – лаборатории выглядели скорее брутальными коробками с новомодным бронированным магическим стеклом, которое панорамно открывало вид на весь комплекс изнутри. В этом, несомненно, тоже было некое изящество: простота форм будто бы давала понять, что именно здесь магия из чуда переходит в раздел точных наук, и всё это в задумке архитектора наверняка представляло собой целый ансамбль укрощения строптивой природы.
Внутри их уже ждали, что стало смешанным сюрпризом для Ильтона. Зная все тонкости бюрократических процессов и напутствия Эртвига, он точно ожидал, что приём их затянется, и сразу посматривал на тяжёлую сумку своего помощника, в которой были заготовлены все орудия бумажной войны, чтобы хоть как-то облегчить прохождение столь необходимых процедур. Внутренняя паранойя даже несколько напряглась, и шепотки в его голове будто бы начали продумывать планы отступления и поиска альтернатив для исследования злополучных пурпурных слёз. Слишком тёплый приём работал в обе стороны, выбирая между невидимой рукой корпоративного заговора и известной в городе научной рьяностью местных исследователей. Встречавший их мальчишка, по-другому Рейнхард отказывался его воспринимать, прямо светился от счастья, пока представлялся и знакомился с Фридом, который был брошен своим старшим коллегой на эту социальную амбразуру. Его речь напоминала скорее пулемётную ленту, которая обрушилась градом огня на подавление прямо на унтерсекретаря, но тому тоже было что ответить. Они с Феликсом Зейном, как представился златовласый юноша, в целом быстро нашли какую-то свою общую волну и в ней же направились на нужный этаж, после того как Ильтон сухо перекинулся парой фраз в регистратуре – не столько из необходимости, сколько из надежд, что рекомендация шефа магического управления вела их не к этому юному дарованию алхимических наук.
– Да-да, в целом из представленного вами описания мы, ну, то есть я, представлял себе как раз такую картину. Вихреобразование Шерминга почти точь-в-точь описывает природу объекта, который вы хотите передать нам на изучение. Отсылающее к природной магии драконов, оно довольно плохо поддаётся контролю и потому редко используется в современной магической науке… – продолжал Феликс на подходе к кабинету, принуждая усталого оберсекретаря с очень большим интересом изучать местное строение плит и их архитектурную композицию в надежде хотя бы на минуту отвлечься.
– Однако, если верить современной струнной магической теории, в целом даже хаотические нити можно вплести в основную формулу заклинания, если внедрить достаточно фокусирующего элемента. Тракийские кристаллы как раз обладают нужной структурой, и их решётка позволяет распределить даже фрактальную нагрузку, если она не превышает… – вторил ему уже Фридрих, явно не менее счастливый от того, что его вырвали из бумажной волокиты будней и позволили хотя бы на краткий миг вернуться в академическую среду. В такие моменты Рейнхард, тщетно пытающийся не слушать молодое поколение, не менее тщетно пытался понять, от чего его рыжее чудо пошло в следствие, а не в науку, которой он так горел.
Благодатная тишина опустилась на уши оберсекретаря именно в тот момент, когда они наконец ступили на территорию искомой лаборатории. Выглядела она идеально, будто бы даже опережая время, в котором остановился весь комплекс. Множественная химическая и алхимическая аппаратура состояла из замудрённого ансамбля стеклянных и металлических труб, которые соединяли между собой различные аппараты, обрамлённые рунами и свитками с запечатанными формулами. По периметру можно было заметить бесчисленные стеллажи с документацией и образцами. Всё здесь намекало на то, что, если в этой лаборатории и бушевал Феликс, сейчас несколько взъерошенный и местами даже расхлёстанный, то под чьим-то тщательным надзором. Именно фигура этого надзора, видимо, и вызывала эту долгожданную тишину, ведь, войдя в лабораторию, Ильтон обнаружил две пары глаз. Одна из них неотрывно продолжала вести какой-то эксперимент в дальнем углу, даже не оборачиваясь на вошедших, разве что, буркнув себе что-то под нос, поглубже зарываясь в микроскоп, пока две серебристые точки с толикой укора осматривали вошедших. Рейнхард приосанился, будто бы вытягиваясь из своего обычного полусгорбленного состояния, смотря сверху вниз на невысокую девушку или же женщину. Сходу ему было сложно определить точный возраст внезапного молчаливого собеседника, по глазам которого будто бы пробегали множественные строки, среди которых и нужно было искать истину. По тому, как она осматривала вошедших, оберсекретарь всё же склонялся к тому, что перед ним скорее его ровесница. Пусть и не поднимая головы, она смотрела бы ему куда-то в грудь. В её взгляде читалась определённая властность с нотками нетерпимости к нарушению порядка. Было понятно, что это они зашли на её территорию, и уже из этого что-то пошло не по её плану, но выражать негодование от этого та не стремилась. Волосы её, иссиня-чёрные, напоминали собой беззвёздное небо, приближающееся к закату, пока на нём ещё не начали высыпать звёзды, но и Солнце уже где-то скрылось. Собранные в высокий пучок, они как раз прекрасно оттеняли глаза, которые теперь были скорее отражениями лун Тервероаза в глубоком горном озере. Однако, было видно, что волосы были собраны не ради чужих взглядов, а скорее в собственной строгости, чтобы не нарушать каких-то своих планов. Отметить макияж на её лице оберсекретарь также не смог, хотя как мужчина немолодой прекрасно знал, что, когда его коллеги описывают таких девушек, они всё ещё провели большую работу над собой. Но здесь было видно профессионала, который не хотел и не собирался пропускать в свою лабораторию ни грамма лишнего вещества. В этих серебристых глазах было что-то ему до жути знакомое, но память, будто бы уже не та, не позволяла выцепить схожий образ.
А суть укора становилась яснее с каждой секундой, возвращаясь к мысли о лишнем, потому как взор неизвестной владычицы алхимии явно проходился скорее не по глазам вошедших, ища ответа, смущения или чувства вины в них, а по одеждам и принесённым с собой вещам. Уловив суть её взгляда, почему-то с которым ему не хотелось пересекаться, Ильтон даже в некой мере испытал ту неловкость, что хотела бы увидеть иная дама в такой ситуации, вспоминая, что половина его шинели скорее представляла из себя предмет исследовательского интереса для геологов, биологов, а местами и археологов, учитывая, какая въедливая пыль была в старом центре города, где он как раз и проживал.
– Делвин, стерилизуй их, – оборвала на полуслове собиравшегося уже извиняться Ильтона девушка. Правда, после такого выражения внутри у него что-то упало, и извинения в голове быстро перерастали в множество вопросов без единого ответа.
– Что, даже Феликса? А я уж думал, он твой любимчик… – сухо усмехнулся лысый мужчина у микроскопа, отодвигаясь от него и поднимая вместе с тем кристаллический жезл со стола. – Больно не будет.
Пока два представителя магического следствия переглядывались так, словно прощались в последний раз, их златовласый попутчик лишь хихикнул, перед тем как воздух вокруг них начал наполняться магическим излучением. Вокруг троицы всего на несколько секунд образовалась магическая полусфера, что отделила их от лаборатории, а затем уже начались изменения: воздух бросало то в жар, то в холод, отчего молодой Фридрих даже остолбенел и вытянулся по струнке, будто бы на него впервые гаркнул Ильтон при ошибках в раппортах. Более опытный маг, хоть и застыл в полуудивлении, следил за тем, что именно делает один из алхимиков, медленно водящий жезлом на том краю лаборатории и продолжающий зачитывать слегка вялым распевом нидского языка довольно сложную инкантацию, из которой Рейнхард разве что мог различить пару формул, прочитанных по губам. Как только мужчина с гигантским шрамом от алхимического ожога на пол-лица закончил процедуру, по шеям троицы прошёлся будто бы освежающий холодок горных пиков, а вся грязь, пыль и дракон знает, что – сошли на нет, оставив небольшую кучку на границе проведённой процедуры.
– А, да, простите, мне стоило предупредить заранее… – начал было Зейн, неловко почёсывающий затылок и уже стремящийся к остаткам мусора на полу со щёткой и совком.
– Не предупредить заранее, а провести самостоятельно, – укоризненно бросила в сторону стремительно убегающего уже в другой угол паренька глава лаборатории. – Маг.чистка за счёт заведения. На первый раз. Маргарита Леонтилль. Ваши имена мне уже известны. Показывайте, с чем решили обратиться.
– В-вот, прошу, – всё ещё растерянный Фрид, после краткого кивка наставника, достал из сумки герметичную колбу, что до сих пор как-то странно переливалась уже скорее чёрно-пурпурной жижицей, а после протянул её Марго.
Девушка, не теряя времени, лишь кратко оглядев колбу, на которую смотрела явно с большим интересом и пытливостью, нежели на вошедших, тут же выхватила её из рук и принялась отдавать команды, что разлетались то налево к вновь возникшему словно молния молодцу, то направо к желавшему вернуться к своему наблюдению лысому, что так и не представился вошедшим представителям закона. Им, впрочем, оставалось лишь наблюдать за тем, как весёлая вереница лабораторных халатов запускала своё различное оборудование, подготавливала журналы наблюдений и начинала исследование переданной субстанции. Командующая всем этим хороводом явно подготовилась на основании тех предварительных отчётов, что успела прочитать перед прибытием самих отчитавшихся, а потому работа достаточно быстро переходила от одной магической машины к другой. Вспыхивали горелки, визжали карусели центрифуг, а едкая жижа, пытаясь пробиться сквозь стекло лабораторных трубок, только успевала призывать к себе то молодого, то возрастного алхимика, что какими-то заклинаниями прямо на ходу изменяли параметры своих аппаратов, лишь бы те выдержали. Доктор алхимических наук же довольно быстро отошла к основному образцу, где внимательно изучала его, на удивление, без применения каких-либо защитных чар, лишь добавляя иногда различные реагенты и меняя условия наблюдения. Ильтон подошёл к ней, аккуратно выглядывая из-за плеча с толикой недоверия к процессу, позволяя Фриду развлекаться в живой перепалке с Феликсом. Те уже продолжали выдвигать сложные научные теории, ссылаясь на новейшие выпуски журналов и последние съезды союзной коллегии магов, пока уставший, лишь за пару минут нахождения с ними, Делвин изредка брюзжал на молодёжь, то ли поправляя, то ли просто призывая к тишине рядом с его рабочим местом.
– Ну, так что скажете, док? Я, конечно, провёл первичный анализ на месте, но моя работа…
– Сейчас ваша работа – помолчать и подождать, – оборвала его девушка, даже не оборачиваясь. – Я уже читала ваши отчёты. Ответы на вопросы, которые были ими порождены, ждут меня под микроскопом, а не из ваших уст.
Понимающе пожав плечами, Ильтон лишь отошёл в сторонку, чтобы изучающе оглядеть лабораторию вновь. Было видно, что хоть их и принимали здесь все по-разному, но общая атмосфера была скорее снисходительной. Оберсекретарь и не горел желанием быть всезнайкой, ему хватало собственных знаний, от которых голова обычного человека уже болела от одного перечисления дисциплин и их поднаправлений. А что до Фридриха… Молодой голове лишь бы взять лишку, да побольше, отчего, слегка улыбаясь очередной заумной перепалке, Рейнхард мог лишь покачать головой. Ещё переболеет.
– Итак, прошу меня простить за прежнюю грубость, господин оберсекретарь, – вдруг вырвала его из мыслей Марго, что, стоя рядом, будто бы и не возникала в поле зрения сразу. – Слишком уж интересный образец, поверить не могла, что нечто подобное смогу разобрать на своём веку. В целом, я могу подтвердить вашу теорию: это скорее почти чистая магическая эссенция, разбавленная кровью. Почти вся структура начинает заменяться на кристаллические решётки, подобные драконьим кристаллам, но при этом остаётся в жидком состоянии. Что с преступником? Вы можете предоставить нам человека, из которого достали образцы?
– Это кровь не преступника, но жертвы, госпожа Леонтилль. Хотя это не выяснено до конца, но из кого мы достали образцы, виновен, официально, лишь в собственной глупости. Впрочем, думаю, мы сможем представить вам доступ и к статуям, которые остались после этих идиотов.
– К статуям? Выходит, все мертвы?.. – последняя фраза соскользнула из её уст несколько обречённо, а на глазах у доктора будто бы начала образовываться плёнка из слёз, которые та тут же смахнула, поведя головой в сторону и уводя взгляд в окно, прямо к шпилям академии. – У вас уже есть версии, как они стали такими? Здесь явно не обошлось без внешнего воздействия, но пока что сказать сложно. Нужно больше образцов, больше времени и… Не знаю, что это за вещество. Пока это выглядит так, будто его образование началось изнутри, но точно можно будет сказать после вскрытия…
– Вскрытие? – тут же рядом оказался до этого брюзжащий Делвин, разделяя теперь пространство между следователем и доктором. – Нас ещё и трупами озаботили в этот раз? Я не подавался в магические судмедэксперты или патологоанатомы.
– Тогда надеюсь, что вы всегда мечтали быть скульптором, господин Делвин, – саркастично подметил Ильтон, переводя внимание и недовольство на себя. – Или таксидермистом. Трупами это уже сложно назвать. В любом случае к вам прибудет наш эксперт, лишней работой грузить не будет. Могли бы обойтись своими силами…
– Да не смогли. Ваша дрянь мне перегонный куб чуть не разъела, так что я надеюсь, что приславший вас шеф будет рад не только отчёту, но и достойному чеку. – Марго попыталась было остановить начавшего язвить в ответ Делвина, но тот лишь смахнул её руку со своего плеча и пошёл обратно к своему микроскопу, не забыв толкнуть плечом, будто бы невзначай, самого Ильтона. – То городской совет, то полиция, не лаборатория, а проходной двор…
Ильтон решил не отвечать, лишь поведя плечом, вернулся взором к доктору, что смотрела на него несколько виновато за подчинённого и в целом после всей этой череды рабочих разговоров будто бы ожившей. В словах недовольного в конце концов была своя толика правды, и по-хорошему маг. следствию стоило разбираться силами управления, так что, слегка отводя взгляд, Маргарита, будто бы не находя слов, лишь протянула выжимку из отчёта, который уже принёс Феликс. Он казался единственным радостным обитателем этих стерильных палат науки, хотя Рейнхард больше отмечал, что в глазах девушки, что Делвина, – усталость и довольно большой недосып, будто бы те были уже не первые сутки в этой комнате и успевали поспать лишь между своими наблюдениями. Запомнив это и сухо попрощавшись, оберсекретарь подозвал своего подопечного и направился к выходу, перечитывая результаты анализа. Его хватило на пару раз, после чего, устало выдохнув, он передал листок Фриду с просьбой перевести.
Странные ощущения тяготили старшего следователя, но он всё не мог понять, чем они были вызваны. Эти две серебристые луны, казавшиеся более чистым и отполированным зеркалом его собственных серых глаз, нагоняли на него тоску, идущую из прошлого, которое он всё пытался отогнать, но не мог. И пока он упорно старался думать о текущем деле, а не о том, за которое он и получил своё прозвище, на выходе их догнала Марго, несколько запыхавшаяся, будто бы даже такой краткий промежуток дороги для неё был тем ещё испытанием. Ильтон удивлённо поднял бровь с немым вопросом.
– Г-господин оберсекретарь, не серчайте так на Делвина. У нас правда выдалась "весёлая" неделька, не такая, конечно, как у вас, но…
– Ближе к делу. Вы же догоняли меня не для того, чтобы извиниться за подчинённого? – Рейнхард сухо отрезал, как при допросе. Впрочем, по смысловой интонации он скорее не хотел, чтобы доктор говорила за мужчину.
– Н-нет, вы правы. Вы наблюдательны, Ильтон. – отдышавшись, Марго выпрямилась, вновь смотря будто бы и на Ильтона, и куда-то в сторону, так же, как и он, не желая сталкиваться взглядами напрямую. – Вы же вернётесь? Я имею в виду с новыми образцами или чем-то ещё связанным?
– Куда ж я денусь? Не переживайте, док. Мы выясним, кто заигрался с магией, и, может, вы ещё успеете спасти наших остекленевших, если это возможно. Главное, сами тут не заиграйтесь. А теперь, прошу нас простить. – оберсекретарь в этот раз усмехнулся добродушно, скорее даже по-отечески, чему вторил Фрид, кивая головой.
Глава III. Два лица одного города
Вечерний Фемрис напоминал десятки других городов как Союза, так и всего континента: стихали толпы людей и зевак, медленно зажигались огни на улицах и в домах. Где-то на кухнях лился радостный смех семейных посиделок, в политических кулуарах наступала зловещая тишина, предвещающая новые перемены, а на заводах свистки издавали протяжный праздничный рёв, отпускающий одну смену и запускающий в свои недра другую. Город оставался живым даже под сенью звёзд и лун, а для многих новоприбывших жителей деревень и сёл казался местами ещё ярче, чем днём.
В буйстве этого праздного света Ильтон оставил своего верного помощника в их кабинете одного – собирать в кучу все мысли за прошедший день, составлять карту показаний и улик, в том числе тех, что прибыли с другими жертвами. Опрос немногочисленных свидетелей с других мест обнаружения статуй он также оставил на него, пока сами статуи перенаправлялись в лабораторию. По городу к вечеру этого отвратительного дня насчитывали уже пятёрку самых различных людей, превращённых волей злого магического рока в предмет современного искусства. Пока что не было понятно ровным счётом ничего.
Уставший Рейнхард уже предвещал за последней офисной чашкой кофе, что на утро газеты начнут пестрить заголовками об этой «стеклянной эпидемии», что счёт статуй перейдёт на десятки, а в самых желтушных и вовсе на сотни. Обвинять будут всех подряд: корпорации и их ужасные эксперименты или же отвратительные рабочие условия на магическом производстве, правительство – понося каждый его департамент вместе и по раздельности, особенно вменяя магическому следствию, что то сидит в своих кабинетах и ждёт, пока виновные сами сдадутся, – банды рабочих кварталов, профсоюзы, кармерийских шпионов, нидов иммигрантов и безумных магов, что вышли из-под контроля и уже не боятся творить свои зверства прямо средь бела дня.
– Клянусь, если «Правда Гарона» завтра подкинет мне под дверь выпуск со мной на обложке, я убью Элин в первый же день после увольнения. И, как офицер, застрелюсь в объятиях задушенной проститутки… – ворчал себе под нос Ильтон, петляя по переулкам старого города и ища глазами хоть какую-то грязь.
В самой цивилизованной части города было слишком чисто. Будто только что прямо по мостовой прошла колонна пожарных с новейшими представителями маго-техники, так, что просадили на дороги столько мыла, сколько весь город тратит на себя в год. Как назло, оберсекретарь был в схожем положении: после процедуры стерилизации в лаборатории он чувствовал себя до безумия чистым, что практически пугало. Всё это вопило о том, что из одежды следует выпрыгнуть в эту же секунду и помчаться нагишом и босым вдоль каменных улиц навстречу неряшливой свободе.
Однако ворчать и сетовать на собственную чистоту Ильтон желал совершенно по иной причине. Весь его костюм сейчас показывал миру, кто он: штатный оберсекретарь, полицейский, слуга закона, одетый с иголочки за деньги налогоплательщиков этого славного города и его агломерации. А этот факт был последним, который шатен хотел показывать миру здесь и сейчас, особенно пока шёл к месту, на которое ему указала та самая ненавидимая сейчас Элин. На задворках городской жизни его ждал паб «Драконья Голова» – полный слухов и возможных источников оперативной информации, которую потом ещё придётся как-то приписывать к официальному делу.
Заскочив к себе домой, пускай это и было не совсем по пути, Ильтон смог собрать себе хоть какой-то наряд, достойный злачных улиц. Привычный мундир сменила рабочая рубаха, брюки утратили свежесть и сбросили в цене, военные сапоги сменились простыми ботинками, а главные признаки – любимая двубортная шинель и не столь любимая фуражка – легко заменились простеньким пальто и кепи.
Особого мастерства маскировки Рейнхард никогда не проявлял, предпочитая в редких ситуациях подобных вылазок просто слиться с толпой и особо не отсвечивать своим магическим фоном. Пускай среди врагов закона было не так много магов, но там оставались сотни самоучек, которые считали себя настоящими рыцарями плаща и чародейства лишь от того, что смогли однажды показать фокус без ловкости рук, а с помощью каких-то простеньких устаревших формул.
Прятался секретарь всё равно не от них. Маг был слишком заметен не только в момент сотворения даже простенькой инкантации, но и после. Ярким свидетельством этого оставались пурпурные пряди, которые так невыгодно выделяли его в толпе. С висками было проще: с ними можно было разобраться, придав себе ещё более колоритный вид новомодной причёской, популярной в тех районах. Но от усов офицеру избавляться было невозможно как по личным причинам, так и из профессиональной гордости.
С трудом он выдрал лишние, пропитанные магией волоски, прошёлся бритвой и перед уходом принял пару таблеток с настолько замысловатым названием, что и не пытался запоминать его, называя их про себя антимагином. Смотреть в зеркало совершенно не хотелось, но приходилось. Он пытался не сталкиваться с собственным взглядом, в котором до сих пор иногда виднелись те искры серебра, которые раньше наполняли эти два водянистых шарика. И было непонятно до конца от чего же его взгляд за годы так потускнел, то ли от постоянных заклинаний, которыми он не хотел сыпать, но ситуация всё ещё вынуждала, то ли от того дела десять лет назад, которое должно было загубить его карьеру в самом начале, но погубило лишь плоды трудов молодой студентки с серыми глазами и подарило улыбки корпоративным менеджерам. Образ Леонтилль на пару мгновений возник в этом зеркале и Рейнхард не мог понять – завидует ли он тому, что та смогла через годы пронести этот азарт и страсть или же сожалеет, что это самое потускнение встретит её много позже.
Привычная слякоть поздней осени и до отвратительного прекрасная грязь быстро придали виду ботинок и полога слишком длинного пальто ещё более носимый вид, нежели обычно. За ухом вместо привычных дорогих «Вальдрэкс» стояла народная самокрутка, купленная у бабушки в первом же переулке за пару монет. Недовольства в Ильтоне после работы было достаточно, чтобы сойти за местного.
Чем глубже он заходил в эти районы, тем темнее они становились. Если кто-то и мог найти поэзию в таких переходах, то Рейнхард не сетовал ни на нависший смог, ни на разбитые уличные фонари. Он лишь радовался тому, что в темноте его лицо было ещё незаметнее. Значит, оставалось лишь не нарываться на излишне наглых товарищей.
Определённое напряжение сопровождало следователя с самого захода в район. Ощущение слежки и наблюдения не отпускало, а паранойя перерастала в нездоровую. Мысли тяжелели вместе с шагами, а лишние шорохи казались вовсе не лишними, скорее ещё неопознанными.
Завернув в очередной переулок, Ильтон рассчитывал на встречу. Ему нужно было оценить обстановку, а лучше – получить лишний раз в морду, чтобы точно слиться с основной клиентурой искомого паба. Однако тот застыл сначала в недоумении, а потом в негодовании.
Фридрих никогда не умел маскироваться. Даже не будучи дураком, ему это просто давалось сложно с его-то ростом и аристократическими чертами лица молодого студента магической академии. Накинутый сверху, как ему казалось, дешёвый коричневый плащ, больше напоминающий мешок из-под картошки, едва доходил до бёдер и совершенно не помогал, напротив – привлекал излишнее внимание.
Этот наивный дурачок даже не удосужился снять с лица свою улыбку, которая только сейчас начала сходить на нет, когда он начал осознавать, что был раскрыт. Они стояли так, словно вкопанные, ещё несколько секунд: Фрид явно подбирал оправдания, а его наставник – ругательства. Но, едва малец собрался открыть рот и повернуться себе за спину, будто студенческая чуйка всё же запоздало сработала на профессора, судьбоносную встречу нарушил третий лишний.
– Ты! Стой на месте. Давай, чё там у тебя, бросай под ноги и не дёргайся, – зычный бас грабителя раздался за спиной унтерсекретаря и в паре метров от старшего. Пока парнишка, всё ещё скованный, оказывался под дулом старого револьвера, незнакомец продолжал: – Давай, курьерка, сдавай, чё хотел сдать мальцу, и мы друг друга не видели, и все живые.
– Иль!.. – успел только выкрикнуть Фрид.
– Тцк… – Рейнхард цыкнул так строго, что даже ночной грабитель схватился за свой ствол покрепче, хотя предупреждение предназначалось не ему. – Мужик, не банкуй. Мне с чего переживать за шпильную мелочь? Дракон с ним, ничего я ему не должен.
– Ага, сказывай, сказывай, мужик. Чё, думали, вашу шкертню не заметить? Ходите тут по райончику, ищите местечко пересечься без лишних глаз. Я знаю, что ты принёс и оно мне позарез нужно, – продолжал грабитель, чуть ли не стуча стволом револьвера по виску Фрида, словно действительно ожидал стрельбы.
– Дружище, не кипишуй. Давай я пойду, и ты сам сдерёшь все шкуры, что хочешь с паренька. Я тут чисто до «Дракона» топаю… – Ильтон пытался урегулировать ситуацию, просчитывая все варианты и намечая замечать странность в глазах этого мужчины.
– Не-не, раз в «Дракона» топаешь – точно чёт есть. И тебе нужно отдать это до того, как туда сунешься. Так что давай-ка, освобождай карманы, а то пуль на всех хватит.
Рейнхард мог бы тянуть этот диалог ещё пару минут, но понимал, что вечного терпения драконы явно не отсыпали этому незадачливому бандиту, который почему-то принял сцену встречи невзрачного мужчины и молодого аристократа за наркотическую передачку, а по итогу, умудрившемуся нарваться сразу на двух профессиональных военных магов.
Он начал тихо зачитывать нужные инкантации ещё в тот момент, когда почувствовал что-то неладное. Сейчас нужно было рассчитать всё быстро и чётко. Шанс был всего один. О других вариантах маг хотел бы не думать, но физически не мог, когда уже разогнал свой мозг до нужной кондиции. Расчёты должны были быть верны: все силы, направления, встречные силы. Математические формулы пронизывали сознание потусторонним огнём, когда следователь моргнул перед началом действия.
После этого время для всех будто замедлилось, отображая десятки эмоций на каждом лице – удивление, гнев, разочарование, страх, неверие.
Фрид лишь успел прочитать с губ своего наставника: «Считай до трёх». Всё уже закончилось.
С нечеловеческой скоростью Ильтон достал из внутреннего кармана пальто свой револьвер с кристаллическим барабаном, и оглушительный шёпот пронёсся по всему переулку, а вслед за ним – выстрел. Луч фиолетовой энергии сверкнул в темноте, пока следователь всеми правдами и неправдами сдерживал звук и силу выстрела.
Ещё до того, как луч вонзился в плечо грабителя, Ильтон уже рванул с места, откидывая в сторону Фридриха и заламывая на земле потерпевшего поражение в этой короткой и стремительной перестрелке.
Унтерсекретарь магического следствия с застывшим ужасом в глазах, будто в замедленной съёмке, наблюдал за происходящим. В его голове смешалось всё: картинка, звук, образы. С открытым ртом он смотрел, как его наставник барахтается в грязи тёмного переулка с простреленным человеком, зажимая тому рот, пока тот кричал от неимоверной боли, брыкался и истекал кровью.
Ильтон уже заносил свой тяжёлый кулак, чтобы утихомирить жертву. Он наносил удары точно и стремительно, так что Фриду казалось, будто сейчас неудавшийся грабитель будет убит, и его мозги окрасят грязные улицы рабочих кварталов.
В глазах юного блондина застыл ужас – от понимания и одновременно непонимания происходящего. Тот выстрел мог спокойно убить человека: магического импульса хватило бы, чтобы голова преступника лопнула, как переспелый арбуз. Теперь же ему приходилось видеть другую ужасающую сцену.
В самом деле Карт не знал, кого он, сидя сейчас и вжимаясь в стенку обшарпанного дома, боялся больше.
Когда последнее сопротивление стихло, тяжело дышащий Рейнхард встал и, вытирая кровь с костяшек о куртку незнакомца, обернулся к Фриду. Он поднял его рывком на ноги и отвесил такую оплеуху, что её свист разнёсся по переулку громче всех предшествующих звуков.
В расширенных зрачках старшего следователя, по кайме которых до сих пор плясали магические искры, смешалось столько эмоций, что юный блондин сжался до размеров своего внутреннего ребёнка и задрожал от страха. Казалось, он ожидал, что сейчас, когда кровь уже льётся по улицам, он станет следующим.
Но вместо выстрела прилетела ещё одна оплеуха – более выверенная, явно отрезвляющая. Звон в ушах Фрида прекратился, хотя сердце всё ещё бешено колотилось. Таким своего наставника парень не видел даже во время страшнейших облав.
– Идиот! – грозно прошипел Ильтон, тряся парня за грудки. – О чём ты думал, пока шёл за мной? Я же чётко сказал: занимайся бумагами и иди домой! Ты мог умереть, ещё не дойдя до меня!
– Я… – трясущимися губами Карт пытался выдавить хоть что-то, но не мог.
– Это место – не детская площадка! Здесь с тобой нянчиться никто не будет. Когда ты будешь готов – я возьму тебя с собой. Но не здесь. И не сейчас. И, видимо, ещё позже, чем я думал, – яростное шипение постепенно перешло в наставительный тон. В нём звучало больше разочарования, чем ненависти. От этого на душе у Фрида стало ещё хуже. – Перевяжи это тело и веди его в город, будто попавшего в перепалку товарища. А там дойдёте до управления – потом разберёмся. Он думал, что ты покупатель или получатель чего-то… Быть может это связанно с делом. Вот только эта удача не оправдывает твою глупость!
Оберсекретарь не дал своему ученику ни шанса, ни времени на оправдания. Он поднял тушу без сознания на ноги и поставил так, чтобы Карт смог подхватить её под плечо. Затем залатал сквозное ранение обрывками рубахи неудачливого нападавшего.
Следователь мог порадоваться только двум вещам: его подопечный остался жив и получил ценный урок. Без таких молодёжь не учится, даже если доживает до седин. А вот что его пугало больше, чем возможная смерть юнца у него на руках, так это схожая со статуей эманация у напавшего, что ещё была видна его магическому взору. И то, что тот почти успел среагировать на его магию, будто бы сам уже начиная творить какое-то контрзаклятие даже без наличия катализаторов с собой. С его допроса, видимо, утро у следователей и начнётся.
Грязный вид и потрёпанность в крови и грязи стали хорошим бонусом перед входом в нужный паб. До него оставалось ещё несколько кварталов – достаточно, чтобы к Рейнхарду вернулась хладнокровность и привычная рассудительность.
Паб – было слишком громким словом для заведения, в которое, медленно осматриваясь, входил Ильтон. "Драконья Голова", в простонародье просто называемая "Драконом", занимала первые два этажа одного из доходных домов на перекрёстке главных дорог в самой глубине рабочих кварталов. Она оставалась под смогом труб и искрящими от магических молний облаками, позволяя каждому усталому работяге добрести сюда после смены гораздо быстрее, чем до собственного угла в каком-нибудь бараке. Убранство здесь подбиралось соответствующее – скорее прочное и надёжное, нежели красивое: столы и стулья из дешёвого и грубого металла, который здесь достать было куда проще; старомодные деревянные кружки, что редко бились, в отличие от драгоценного в этих местах стекла; и, конечно же, освещение, глядя на которое Ильтон подозревал, что фонари в этих местах если и били, то очень тщательно и с дважды злым умыслом.
Под вечер паб был набит всем, кем только можно: рабочие, пришедшие или только уходящие с прошлой попойки, составляли основной костяк, но не привлекали к себе столько внимания, как раскиданное по всему первому этажу отрепье. Шулера, ставочники, дилеры, информаторы – в чём следователь был точно уверен, так это в том, что, если в этой дыре покопаться, можно найти кого угодно. Будто подтверждая эту мысль, мимо него проскочила весёлая гурьба – то ли пара детей, то ли пьяные карлики, которые, спотыкаясь, убегали на второй этаж под общий гогот. В этот момент, выдыхая, уставший путник мог лишь улыбнуться, радуясь тому, что на поясе он ничего не держал. Его взгляд проскользнул по незанятому пути между столами и пьянчугами, будто бы оценивая все возможные варианты происшествий, которые здесь могли бы случиться, или же пытаясь проследить за неудавшимися карманниками. У лестницы на второй этаж, где те больше всего и спотыкались, Рейнхарду показалось, будто он увидел что-то знакомое: пару невыразительных фигур за дальним столиком, которых от местных отделяли разве что детали для опознания. Шрам на лице, кристаллический фотоаппарат подле… Стоило ему моргнуть, и это наваждение исчезло за спинами и пузами новоприбывших работяг, что заполняли собой место в пабе, где и так было не протолкнуться.
– Тяжёлый день, да? – заметил бармен, приветливо улыбаясь, глядя на замаскированного оберсекретаря. Замаскирован он был так, что сейчас на него, грязного, с запёкшейся кровью на ботинках и костяшках пальцев, без слёз нельзя было посмотреть. – И взгляд такой, будто бы ночь впереди не легче.
– Налей чего-нибудь. От боли. Не душевной, – хрипло выдавил из себя Ильтон, имитируя прикосновение к свежему синяку в районе грудины и слегка складываясь у барной стойки.
– После нашего болеть будешь только завтра, если останешься до утра, – усмехнулся мужчина комплекции кармерийского шкафа. Поставив перед Рейнхардом кружку, он налил туда что-то явно алкоголесодержащее – по запаху уж точно.
Пригубив, будто бы зря, Ильтон выдохнул и поднял взгляд выше. За стеллажами немаркированных и мутных бутылок, прямо над чем-то вроде меню, совмещённого с доской для ставок, красовалась та самая драконья голова. Впрочем, была она не трофеем, что можно было бы увидеть в старинных тавернах, где воины, воры и маги праздновали свой очередной успешный поход, а скорее жалкой пародией: скрученный из проволоки образ драконьего черепа прослеживался, хотя явно без академической и анатомической точности. Таким мог представить себе череп тиранической твари любой, кто хотя бы наслушался бабушкиных сказок. И как видел следователь, почти у каждого здесь было хотя бы маленькое деревянное копьё, висящее на верёвке на шее. Символ свободы, символ победы, копьё, что положило конец тирании драконов и позволило людям вздохнуть полной грудью. По крайней мере, так говорили они. Оберсекретарь, массируя висок, на секунду вспомнил, что примерно за такой же амулет, но из каких-то благородных металлов, держался Фрид, пока пытался отдышаться в переулке.
– Слушай, друг… А нет от боли чего получше? До утра засиживаться неохота… – тянул после очередного глотка Ильтон, всё так же изображая из себя самого болезного человека в пабе.
– Допивай и проваливай. Всё, что могу предложить. Мне проблемы с Чёрной Королевой ни к чему, – бармен довольно сильно помрачнел от одного лишь намёка, которым следователь пытался прощупать, не в сговоре ли он с какими-то местными элементами, знающими толк в развлечениях для бедняков и готовых раскошелиться.
– Да ты чего. Я так… Может, таблетка какая завалялась, для нужд человеческих. Ничего такого… – виновато потёр уже сам Ильтон затылок, чем-то напоминая сейчас недопущенного в такие глубины расследования Карта.
– Ага. Я ж тут аптека. Могу либо долить, либо сделать кое-чего покрепче, если потянешь.
Рейнхарду оставалось лишь помотать головой и допивать, уже сидя в пол-оборота, в надежде приметить кого-то, кто мог обратить на него внимание. Неважно, с кем там именно договаривался бармен, владелец паба и кем была та самая Чёрная Королева – если у человека была проблема, то решений к ней находилось уйма. Иногда, правда, сначала приходилось создать проблему, чтобы продавать к ней готовое решение, но явно не в этот раз. Прощупывать всевозможные источники внешних магических формул, от которых по городу начинают стекленеть люди, нужно было по низу. Вспоминая слова Маргариты, он всё прокручивал её мысль о том, что процесс будто бы начинался изнутри, а значит, это явно было не заклинанием.
От местной выпивки пахло скорее разбавленным спиртом и мочёными яблоками, магией было только то, как люди могут годами это пить и радоваться жизни, а слова бармена и вовсе вели к тому, что заведение вело особую политику трезвости. Не могла же эта коза Фаррон намеренно вывести его на ложный след?
В этот момент, допивая свою пародию на алкоголь, Ильтон провёл рукой по своим пустым карманам, по которым точно успели пошариться карманники, пока он направлялся к барной стойке, будто бы желая найти там какую-то записку, зацепку, хотя бы кусочек пыли… Пыль. В этот момент оберсекретарь будто бы прозрел на пару мгновений, вспоминая, что так или иначе искомый им предмет или люди точно должны были быть связаны хоть каким-то магическим следом, который был недоступен простому взору.
Даже если эта территория была под контролем банды тех, кто боролся с любыми проявлениями чего-то для них неприемлемого, сейчас, на удивление, в пабе было слишком тихо. Не было лишних громил, кроме разве что пары местных вышибал без особых знаков отличия, а основной контингент был слишком увлечён дешёвым пивом и скудной закуской к нему. Да и те пьяные карлики, пробегающие по рядам завсегдатаев, уже казались не настолько пьяными и неуклюжими.
Отвернувшись от барной стойки и отойдя за угол одной из деревянных подпорок, следователь согнулся, будто бы ему поплохело, чтобы исподлобья смотреть уже иным, пурпурным взором.
Паб был так или иначе насыщен потусторонней энергией, и фон здесь был не такой, как обычно, скорее напоминая бывшую курильню. Где-то посвечивались люди, которых природа обделила происхождением, но наградила хоть каким-то даром прикосновения к манасфере. Где-то на губах, усах и лёгких оставались следы одновременно насыщенной и разбавленной магии, которая была скурена с худшим табаком в этом городе. А вот от снующих туда-сюда карманников шёл фон, слегка напоминающий ту едкую жижу, что Рейнхард успел сдать в лабораторию. То был будто бы неуловимый запах свежего стекла, горячий и гнетущий, совершенно неописуемый для того, кто никогда его не чувствовал, но уже незабываемый для Ильтона. Похожий тон, но слишком неуловимый, он успел прочувствовать на задержанном, так что картина начинала складываться.
Приметив, что некоторые после таких низких пробежек выходили из паба, будто бы получив что-то заряженное той самой энергией, распрямившийся мужчина направился медленной усталой походкой на второй этаж, к двери, до которой обычно и бегали маленькие помощники дилера.
– Пароль, – сухо послышалось из-за двери, в которую постучался оберсекретарь, идя на остаточный запах.
– Стекло, – уверенно ответил мужчина, желающий совершить небольшую контрольную закупку.
– Из кого выпытал? Я тебя здесь раньше не видел… – послышалось из-за уже приоткрытой двери, откуда показалась пара глаз с хитрым прищуром.
– От Джона. С третьей улицы. Друг, я просто хочу немного расслабиться и отдохнуть, у меня есть деньги…
– Иди-ка ты по добру, по здорову. Отдыхай у бармена… – дверь со скрипом, будто бы человеку по ту сторону стало противно даже смотреть на Ильтона, начала закрываться.
– Да ладно тебе. Я никому не скажу. А вот если ты оставишь меня без стекла – то бармену можно и шепнуть пару слов, – Рейнхард поставил носок ботинка в закрываемую дверь, не унимаясь.
– Рискнёшь здоровьем? Мы-то успеем уйти, а вот ты уже никуда не денешься… – в проёме появились уже не только глаза, но и дуло. – Считай, что я расслаблю тебя тем, что не стану убивать…
План провалился. Жаль, следователь хотел сделать всё по-хорошему, но, увы, своя правда была и по ту сторону двери. А устраивать здесь и сейчас магическое представление было слишком рискованно: он был один, их здесь явно много, и вели они себя слишком нагло на чужой территории, несмотря на угрозы того же бармена. Конечно, можно было бы попробовать схватить одного из тех, кто уже уходил с бутыльком. Но целью следователя были не яйца, а курица.
Похоже, Рейнхард попал не в то место в не то время, так что ему оставалось лишь вернуться, наблюдать и ждать. Вслушиваясь и принюхиваясь, он действительно нашёл подтверждение своей теории: работяги постоянно переговаривались друг с другом об этой загадочной Королеве, сетуя на то, что её ребята дел наворотили, а теперь носа не кажут на собственной земле в такой час. Были там слухи и об ужасах кровопролития, и о внезапной награде за голову бандитки и членов её банды, и о том, что они в своём походе с копьём и огнём выжигали заразу наркотрафика из своих районов. Ильтон вспоминал, что, кажется, его коллеги из немагического следствия действительно упоминали что-то такое пару месяцев назад. Следить за войной банд было не делом магического следствия, пока в руках этих самых банд не оказывалось чего-то опасного и необычного. Опасным обычно считалось что-то, что их самих же и переубивает, как было с тем самым делом "Чёрных Хвостов". Остановись их контрабанда просто на магическом табаке – Рейнхарда оставили бы не у дел, но когда в самом деле начали фигурировать незарегистрированные порталы…
Впрочем, времени на воспоминания у оберсекретаря не было – не здесь и не сейчас. Его чуткий магический нюх дождался того часа, когда крысы решили сменить свою диспозицию и начали сниматься с точки. Это и был его шанс проследовать туда, где его воздействие сможет оказать должный эффект. Покинув паб под недобрый взгляд бармена, он привычно следовал в тенях за группкой людей, от которых так и пахло этим отвратным магическим субстратом стекла и смерти.
Глава IV. Живая история
Передвигаться в тенях было проще, чем могло показаться – чем дальше уходила банда, стремительно покидающая чужие угодья, тем меньше света оставалось на улицах. До рассвета оставались какие-то часы, и потому темень стояла самая что ни на есть. Четвёрка следовала явно проторенной дорогой, почти что заученной наизусть, почти до шага, даже для тех, кого до этого Ильтон принимал за пьяных детей. Тьма была на руку секретарю, но опасность всё ещё была высока. Сидя в пабе, он успел достаточно изучить магический фон, чтобы понять, что всё магическое у преследуемых ими господ было только в сумках. Поэтому он не постеснялся сгущать тени вокруг себя ещё сильнее, скрывая собственные звуки. Без хруста разобранной брусчатки под ногами было одновременно проще и неспокойнее. Всё же к своим годам оберсекретарь магического следствия так и не смог до конца привыкнуть ко всей этой прикладной магии. Она слишком отделяла его от привычного мира, и в абсолютной тишине своих шагов можно было запутаться так же легко, как в пьяной походке.
Люди суетились и постоянно проверяли наличие хвоста, петляли проулками и иногда задерживались, расставляя настоящий караул. Напряжение, повисшее в воздухе, почти можно было почувствовать губами и попытаться раскусить зубами – словно плотный туман, превращающийся в тягучую пересоленную карамель. Оно окружало их и не давало покоя как преследуемым, так и преследователю. Держа концентрацию на собственных тенях, мужчина сдерживал свой магический револьвер почти до хруста костяшек, ожидая подвоха в любой момент. Действия противника были непонятны, а уж состав на их базе был неизвестен. Не дай дракон там оказаться магам-самоучкам, которые в своём порыве преданности или безумия сожгут и себя, и всех окружающих, лишь бы сохранить секреты, власть и силу своих вождей…
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71517661?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Джеймс Карден
В сверкающем магическом мегаполисе Амбурнийского Союза, где заводы пульсируют энергией маны, а тени старого города скрывают мрачные тайны, начинается череда странных смертей. Люди исчезают, чтобы вернуться в облике хрупких стеклянных статуй. За этим жутким феноменом стоит не только опасная магия, но и заговор, способный потрясти устои всего Союза.
Ильтон Рейнхард, талантливый, но преследуемый призраками прошлого маг-следователь, берётся за расследование. Погружаясь в мир контрабандных наркотиков, нечистых корпораций и магических экспериментов, он сталкивается с тем, что сам когда-то хотел забыть. Его путь пересекается с Ама’рисой, лидером подпольного движения, готовой пойти на всё ради свержения магической элиты.
Когда границы между добром и злом размываются, а стеклянная магия оказывается ключом к оружию массового поражения, Ильтону придётся сделать невозможный выбор. Но готов ли он пожертвовать всем ради спасения города, который давно отвернулся от своих низших слоёв?
Джеймс Карден
Вкус стеклянной крови
"Каждое открытие требует жертв. Но почему-то жертвами всегда становятся не те, кто его сделал."
– ироническая фраза, приписываемая профессору Альдрику Тарну
Пролог
Ночной город сиял всеми красками. Радостный смех лился такими же реками, как шампанское и шнапс, а беззаботная молодёжь вальсировала между столами и друг дружкой одновременно с тем, как праздничные салюты, наполненные магическими искрами, со свистом взлетали над городом формируя шедевральные картины. Было там и всё – и праздничные напутствия, и минутка рекламы, и лица лучших сотрудников прошедшего года. Сотрудники Фемриской Торговой Компании праздновали удачно завершение очередного квартала со всем возможным размахом. Молодые клерки в перерывах между танцами и напитками заводились в различные игры, опытные менеджеры, сидя за своими столами ещё не полностью погружённые праздник продолжали обсуждать что-то о работе, а слуги миловидно улыбаясь продолжали делать свою работу. И не было во всей этой радостной феерии заметно не прошлых ошибок, не отсутствующих представителей алхимического направления, только радость и надежда на прекрасное будущее.
Эвальд и Агнесса даже и не заметили, как их личный праздник уже перешёл из роскошного банкетного зала куда-то на тёплые улицы, освещённые мягким светом магических фонарей и тут и там также украшенных цветами торговой компании. В своём кутеже им было не до того, чтобы подмечать подобные детали и душа требовала если не продолжения банкета, то каких-то приключений. Какой-то романтики. Может даже какой-то загадки, а потому они неслись по улицам словно беззаботные дети, продолжая распевать себе под нос задорные мотивы с ещё не закончившейся вечеринки. Они танцевали прямо на улице, кружились зацепившись на фонарных столбах и всем своим видом давали понять как же они счастливы здесь и сейчас.
– Госпожа Агни… – с пьяной улыбкой завывал посреди улицы её компаньон. – А подскажите мне. Вы заполнили все отчёты по форме А-132?
– Господин Эвальд, а знаете… – девушка, прерывая смех на секунду действительно задумалась. – А дракон его знает. Да и какая разница, это всё будет потом. Потом.
– И правда. Потом. – Эвальд расплылся в почтительном поклоне, настолько глубоком, будто бы не дурачился перед своей коллегой, а встречал главу целого представительства. – А сейчас… А что у нас сейчас в шоу-программе?
Вальсируя вдоль улиц двое молодых людей даже и, не заметили, как магические фонари центрального Фемриса сменились на побитые газовые рабочих кварталов, а каждый раз, как ноги их заплетались в разобранной брусчатке, то они лишь улыбались и дико гоготали, удивляясь собственной силе. Они ускорились, покидая внезапное место общественного преступления, продолжая также смеяться над собственной глупой шуткой, не замечая по себе лишних взглядов и недовольных криков из окон.
Их приключение обязано было стать чем-то более волнительным и уже через несколько минут Эвальд помогал даме пролезть внутрь какого-то заброшенного здания, что сейчас в их пьяной фантазии напоминало какой-то древний замок, ещё из времён королей-чародеев, что пусть и был оставлен, но обязательно должен быть использован. Например, как танцплощадка! Внутри было довольно темно, но вскоре пара корпоративных сотрудников всё же нашла себе достойное место – разрушенный цех с проломленной крышей через которую на них падал благодатный лунный свет. И хотелось уже продолжая распивать взятую с собой бутылку шнапса и продолжать, продолжать, продолжать, но в свете вечного небесного фонаря они обратили внимание на нечто странное.
Среди распиленных на металл несущих балок и плотных туч пыли, буквально как по задумке безумного художника, стояла стеклянная статуя невысокой девушки. Свет проходил сквозь неё и рассыпался дальше на тысячи лучей, что расходились вокруг, показывая внезапным гостям все краски прекрасной композиции. Она была подобно объёмному витражу, будто бы собранная из множества маленьких кристаллов, что и распределяли дальше свет, преломляя его и создавая особую, почти магическую атмосферу, благодаря лиловым отсветам.
– Подумать только. До чего дошёл прогресс… Скульпторы уже не просто по стеклу работают, а своими произведениями разбрасываются. – заплетающимся голосом пытался выговорить Эвальд, подходя ближе к загадочной рукотворной фигуре.
– А может мы нечаянно забрались в какой-то музей современного искусства? Или это какое-то высказывание? Идеал посреди разрухи? – хихикая предполагала Агнесса, следуя за своим кавалером на этот вечер.
Однако, чем ближе они приближались, тем менее безумными казались их собственные домыслы. Будто бы их стройные теории были каким-то пшиком. Лучиком провидения в царстве безумия. Фигура была слишком странной, хотя, потому и больше казалась произведением искусства. Это точно была девушка, уже немолодая, одетая скорее на рабочий манер и под мужской фасон. Левая её рука была воздета к небу и возвышалась над её головой, будто бы та силилась поймать первые лучи лунного света и дальше уже распространить его по всему миру. Правая же направлялась куда-то перед собой, будто бы тянулась к чему-то и лучики отражённого света буквально вырывались из её ногтей куда-то вперёд.
Так думалось пока они не подошли ещё ближе. Стеклянная статуя не была такой уж и идеальной, какой хотела казаться на первый взгляд. Множество царапин и сколов, побитые части и будто бы новые выросшие кристаллы были по всей её структуре, а то, что ранее принималось потихоньку трезвеющими людьми за ногти – скорее напоминали собой бритвенно-острые когти, которые под этим светом будто бы разрезали не только лунный свет, но и пролетающие вдоль них клубы пыли. Но самым занимательным оказалось лицо, на котором художник умудрился запечатлеть настолько правдоподобный ужас, что даже сотрудники машиностроительного отделения ФТК начали что-то подозревать и оглядываясь по сторонам искать источник этого ужаса, будто бы он был до сих пор здесь, а не в воображении скульптора.
Крик ужаса пронзил уже цех в этом мире, а не среди воображаемой картины, когда люди обойдя статую увидели, как из глаз её текут пурпурные слёзы, падая на пол и с отвратительным шипением создавая новые кристаллы, от которых шёл непонятный, но совершенно неприятный запах. Будто бы чего-то сладкого и одновременно с тем жжёного. Это была далеко не простая статуя.
Глава I. Оберсекретарь магического следствия
Штатный город Фемрис стоял на ногах, кажется, уже несколько часов – ещё даже до того, как первые лучи солнца окрасили его своим предрассветным сиянием. И в центре, и на его широких мостовых, и особенно по его окраинам кипела самая, что ни на есть, жизнь: сновали сонные клерки, только и думающие о том, насколько им не хочется на работу в н-ный день подряд, брели уставшие после ночной смены рабочие, рассчитывающие, что их ближайший четырёхчасовой сон позволит им набраться достаточно сил, чтобы вновь приступить к работе без таких опозданий, как вчера, а утренние экипажи, самоходные и лошадные, развозили засидевшихся по чужим домам аристократов и «золотую молодёжь». Даже у них в славном штатном городе уже с утра были свои дела.
Стоило в этот час только взобраться на какой-нибудь из высоких балконов заспанному художнику, и он мог бы поклясться, что нарисованная им картина была бы исполнена будто бы лишь в классических жёлтых, маслянистых тонах – она бы всё равно передавала столько красок жизни, что на одно лишь её изучение могли бы уйти годы, если не целые десятилетия, выискивая в просыпающемся городе все его детали, контрасты и тайные умыслы. Впрочем, подобные мысли явно тонули в общем потоке мыслеобразов тех людей, что, находясь в этом общем потоке и столпотворении, расходились по своим делам без задних мыслей о великом и масштабном. Для них это был привычный вторник.
Ильтон Рейнхард не сильно выделялся из этого потока, и если бы кто-то его незнающий попытался бы выудить его взглядом из общей массы, то вряд ли смог бы сделать это на ходу. Ещё один уставший и явно плохо выспавшийся мужчина, чья шинель представляла из себя скорее сборник дорожной пыли из разных районов города, а короткие усы давно начали приобретать разные оттенки, превращаясь в разноцветный коврик тёмносерых и светлорыжих жёстких волос, явно давая понять, насколько уже немолодой мужчина имел пристрастие к кофе и сигаретам. Пройдись такой мимо вас в утренней ли или вечерней спешке, и вы бы никогда не обратили на него внимания и не отличили его от другого, если бы не табельный дубовый посох, о который он опирался, пока явно торопился в здание главного управления штатной полиции Фемриса. Уже сам по себе он выделялся ярко из толпы несмотря на свою общую, казалось бы, простоту. Длинная и прямая палка, что своим навершием выходила как раз вровень с её владельцем, была в нескольких местах обита несколькими кольцами из драгоценных металлов, между которыми господин Рейнхард и держал её, а навершие обрамляла довольно сложная, почти ювелирная работа – камера хранения пурпурного магического кристалла, что превращала сам посох будто бы в миниатюрный и переносный уличный фонарь. Табельное оружие следователя явно выглядело лучше его самого – и по виду, и по свежести, будто бы его промаслили и пролакировали ещё вчера, а важнейшие для магических ритуалов вставки сияли на солнце после свежей полировки.
Внутри управление было подобно городу – и с утра можно было даже не сразу заметить, как с улицы ты попадал внутрь. Лишь более понятные обрывки фраз, эхо чужих шагов и отзвуки печатных машинок возвращали вошедшего к восприятию момента. Хоть внутри жизнь с утра кипела почти так же громко и непрерывно, как и на улицах города, это была совершенно другая жизнь. Привычная для Ильтона рутина пахла примерно так же, как и он сам – амбре из прокуренных комнат, остывающих кофейных чашек и лакированного дерева смешивалось с дорожной пылью с разных концов города, откуда тянулись люди и куда уходили местные служащие ради восстановления закона и справедливости. Лишь у последних двух вещей не было какого-то единого запаха – там было всё: свежие чернила, оставляющие рваные и резкие следы на старой бумаге; окровавленные орудия, тянущие металлом сразу по всем причинам; горькие и порою лживые слёзы на лакированном дереве судебных скамей и запах перегара, смешивающийся с затхлым подвальным воздухом. Возможно, какой-то безумный парфюмер и смог бы соединить все эти запахи так воедино, что из этого получился бы некий точный аромат, пробивающий на неожиданные воспоминания или странные ассоциации. Но для Рейнхарда это всё было скорее обрывками тумана воспоминаний прошлых дел, в которые он вмешивал сладкие речи подставных свидетелей, пропитанные ложью бумажки купюр, от которых смердело за версту, и, конечно же, горечь собственного разочарования.
Когда оберсекретарь магического следствия вошёл в свой кабинет, он штатно вздохнул, будто бы это было в его расписании, сразу перед тем как похрустеть позвоночником при сбрасывании шинели на вешалку и усталым кряхтением в момент, когда он, поправляя тёмно-серый мундир и оставляя на столе свою фуражку с пурпурной каймой, рассматривал уже подготовленные и бережно собранные на столе, выверенные чуть ли не по линеечке, дела, которые среди прочего канцелярского хаоса выделялись своей правильностью. На рыжего мальчугана, едва ли пару месяцев как прибывшего из академии и потому до сих пор светившегося от жизни и энтузиазма, Рейнхард не поднимал и не опускал взгляда ровно до тех пор, пока тот не подавал ему утреннюю, для старшего следователя уже вторую, чашку кофе, за что и получал глухое «благодарствую», пока Ильтон, массируя правый висок, пытался вникнуть в бумаги. Слегка прилизав несколько топорщащиеся тёмно-русые волосы, что уже начинали обрамлять лицо мужчины седыми висками с прожилками едкого пурпура в паре обесцвеченных локонов, он вздохнул и поморщился. Отставив кофе на край стола, следователь пригладил уже и усы, и, смотря на свои пальцы, лишь тихо выругался про себя, замечая легко выпавшие ярко-пурпурные волоски уже на ладони.
– Господин Рейнхард, всё в порядке? Кофе не тот или какая-то ошибка в деле? – испуганно спрашивал юнец, уже сидевший напротив и выглядывающий из-за печатной машинки, где он продолжал выполнять порученную ему работу по закрытию их крайнего дела.
– Запомни, Фрид, если планируешь прожить хотя бы с моё, почаще пользуйся мозгом и не доводи дело лишний раз до личных задержаний с использованием табельного. Проживёшь больше в любом случае, – продолжая ворчать, ответил Ильтон, уже было направив в воздух свою печать, что начала подниматься в воздух с тонкой фиолетовой аурой вокруг себя, но была перехвачена помрачневшим Рейнхардом, который решил всё же доставить её руками, несмотря на машинальное магическое действие.
– Господин, но в академии… – начал было слегка изумлённый юнец, следивший за каждым движением своего непосредственного начальника с явным придыханием.
– Вам талдычат, что магию нужно оттачивать во всех бытовых вещах и не бояться её использовать. А потом не говорят, сколько времени вы проведёте по курортам и санаториям после десятков лет службы и что в старости вы себе уже даже стакан воды до тумбочки не отлевитируете, – прорычал устало оберсекретарь, сверкнув на подчинённого серыми глазами, где сфера радужки уже наполнилась тем самым магическим фиолетовым отсветом, обрамляя её и изредка начиная светиться в момент, когда сила воли мага направлялась на очередное бытовое заклинание. – Впрочем, проблемы стариков становятся понятны тогда, когда опаздываешь с тем, чтобы переболеть детскими болезнями.
На несколько минут кабинет магического следствия погрузился в тишину, нарушаемую лишь теми звуками, что были местным служащим настолько привычны, что пропадали, растворяясь эхом в его стенах. Оба следователя были заняты завершением бумажной волокиты, которая отягощала их по-разному, но создавала общее ощущение, что в управлении они больше перебирали и заполняли формы и бланки, чем действительно раскрывали магические преступления. Последнее было той ещё морокой, но пока Фридрих с упоением разбирался во всех тонкостях заполнения документов, которые ему с большой охотой передавал Ильтон, сам оберсекретарь мог посвятить себя анализу уже переданного в иные инстанции дела для разработки методов предотвращения подобного в будущем. Чего было не отнять у старшего следователя – кроме, конечно же, циничного ворчания – так это точного расчёта и веры в то, что его сегодняшняя работа точно отразится в будущем на всём управлении.
– Ловко вы всё же сработали на задержании, господин Рейнхард, – начал всё же в какой-то момент, не отрываясь от бумаг, Фридрих Карт. – Вы, конечно, можете ворчать о том, что вся ваша работа здесь, но то, как искусно вы сработали в поле…
– Фрид, вот я тебя сколько учу уму-разуму, а ты всё равно не туда смотришь, – прервал его старший. – Ловкость мою ты бы лучше отметил в сведении улик и материалов дела, благодаря которому мы до этого задержания и дошли. И до того, что благодаря цепочке зацепок смогли сразу же накрыть всю банду в нескольких местах. А так бы остановились на контрольной закупке той контрабанды манатабака и ломали бы голову, как решить вопрос «Чёрных Хвостов» на рынке ещё пару месяцев, если не все полгода.
– Простите, господин Рейнхард. Я бы остудил свой пыл, да с нашей полицейской диетой из кофе с табаком на уме одни лишь действия, – улыбался по-глупому унтерсекретарь, почесывая затылок.
– А ты не перенимай дурные привычки взрослых так быстро. Или клади сахара поменьше, а то я как-то перепутал чашки и думал, что помру от сладости… – слегка усмехнувшись, высказал коллеге Ильтон, но, поведя ухом, в последний момент обернулся на дверь.
Не прошло и десяти минут, как оба штатных секретаря уже заводили самоходную бричку с полицейской парковки, чтобы направиться на внеочередное дело. Рейнхард только успевал в перерывах между своим ворчанием отгонять от рулевого колеса взбудораженного напарника, пока старательно забывал инкантацию запуска молниевого двигателя. На дело, тем более лично переданное шефом управления, ехать ему совершенно не хотелось, да ещё и в самую рань, пока час пик на улицах Фемриса только набирал свои нещадные обороты. Насладившись хотя бы каким-то перерывом, он всё же уселся за руль и, проведя пальцем по кнопке зажигания, проронил пару тихих шёпотков заклинания, которые тут же переросли в радостный гул двигателя, единственного существа, что могло бы посоперничать в энтузиазме с унтерсекретарём. За бронестеклом самоходной пятиместной брички фирмы "Серкорп Механикс" медленно проплывал город, переполненный людьми, уставленный новыми магическими фонарями и запутанной, для взгляда обывателя, сетью магических труб и проводов, по которым изредка можно было заметить расходящиеся с характерным жужжанием энергетические искры. Ухоженный центр со старинной застройкой и людьми в модных костюмах медленно переходил в рабочие кварталы, где сразу можно было отметить и функциональность новых доходных домов, и тянущийся из них ещё простой дым из печных труб, а также угрюмые лица, что старались отводить свой взор от полицейской машины своевременно, не желая задерживать на государственных служащих свой взгляд слишком долго. Те, впрочем, тоже не особо следили за хорошо известной им атмосферой хлебных на преступления мест, зная, что сейчас всё равно все густые краски собрала в себя совершенно иная улица, до которой оставалось ехать каких-то пару минут.
Остановив бричку у оцепления, следователи неспеша выбирались на улицу, ещё через лобовое стекло осматривая место преступления, на которое их направили. Картина была отнюдь не радужной, ведь встретить амбурнийскую гвардию в глубине рабочего района было уже неприятным звоночком. Цвет военной полиции старательно отгонял зевак от небольшого пятачка посреди улицы, где предстала странная инсталляция, место которой, если не знать контекста, было скорее на выставке современного искусства или на открытии нового городского парка. Пройдя за кордон вооружённых и бронированных солдат, Ильтон очутился у стеклянной статуи в человеческий рост, что застыла с настоящей гримасой ужаса, широко раскрытым ртом и руками, восходящими к задымлённому небу. Пока Фрид проводил опрос прибывших ранее оперативников и стоявших на страже людей, оберсекретарь внимательно изучал фигуру, что точно ещё недавно была простым человеком. Вопрос был лишь в том, насколько простым человеком был умерший при жизни.
Статуя представляла из себя одноцветную и полупрозрачную, идеально передающую все черты и детали, и тела, и одежды простого рабочего человека. Покосившееся кепи, что в иной ситуации уже слетело бы от сильного дуновения ветра, спавшая на бок с плеча лямка подтяжек, изорванные рабочие брюки в районе лодыжек, явно донашиваемые за кем-то старшим, и сбитые ботинки, что, казалось бы, в своём стеклянном изображении должны уже рассыпаться под собственным весом. Лицо, за исключением всего ужаса, что застыло на нём уже навсегда, отличала классическая рябь, явно не раз сломанный нос и следы неудачного бритья. Хмыкнув, Ильтон перевёл взгляд на запястья, что к его счастью, и несчастью жертвы не были закрыты засучёнными рукавами рубахи. По ним из сколов и трещин медленно на улицу стекало нечто, что можно было на глаз опознать как чем-то разбавленную кровь, хотя, присмотревшись и к цвету, и к густоте, Рейнхард скорее делал вывод, что это была некая субстанция, разбавляемая кровью. Капли с глухим звоном, ударяя о мостовую, шипели и начинали бурлить пару секунд, пока тут же не высыхали, образуя кристаллическую структуру, от чего под телом потерпевшего уже начали образовываться магические сталагмиты.
Дело откровенно не нравилось оберсекретарю ещё в тот момент, когда шеф передал его, водрузив на стол наскоро сшитую папку из нескольких случаев, что теперь начинали образовывать целую серию магических убийств по окраинам города, произошедшую практически одномоментно. Сейчас мужчина мог лишь вновь вздохнуть, вспоминая, какими недовольными взглядами они обменялись с начальством, когда обсуждали краткие уже известные детали. Магического происхождения статуи, предположительно – человеческие трупы с избыточной концентрацией маны во всём, что от них осталось, будто бы даже одежда в момент смерти слилась с ними в живой энергетический кристалл, который с точки зрения мага-инженера представлял собой буквально живую батарейку, пылающую на всех уровнях магического восприятия даже спустя часы после обнаружения. Всё произошедшее, судя по всему, продолжавшееся и дальше, вызывало ряд неприятных вопросов, на которые теперь предстояло искать ответы. К сожалению, они не приходили сразу же на ум Ильтону.
Учитывая, что все вещи остались при жертве и грабить таким образом кого-то посреди рабочего квартала было как минимум глупо и как максимум чертовски расточительно – мотив оставался неясен. По общим чертам нельзя было признать в потерпевшем ни члена банды, ни закоренелого преступника. Он был одним из десятков тысяч жителей этого города, о которых ты не задумываешься до тех пор, пока не узнаешь о его внезапной и скоропостижной кончине. Впрочем, одна зацепка у следователя всё же была. Выудив из сумки пару колб для сбора образцов, Рейнхард аккуратно собрал вытекающие из остекленевших вен капли вязкой жидкости, что с радостью собиралась бы в кристаллы уже внутри, если бы не своевременное заклятие сохранения, прочитанное мужчиной. Закупорив кровь для анализа и перевязав колбы стандартными магическими печатями, оберсекретарь оглянулся, чтобы найти своего помощника.
– Фройлян, послушайте, я не могу давать вам никаких официальных комментариев, дело только началось, и… – смущённый Фридрих, где-то за границей кордона гвардии, старательно пытался не совершить очередную ошибку, хотя запоздало понял, что провалился в тот момент, когда заговорил с той самой дамой, чья милая улыбка не могла не расположить к себе юного служащего.
– Так значит, только началось? Очень странно, все рабочие кварталы и трактиры уже полнятся слухами о так называемой «стеклянной эпидемии», а доблестные полицейские только сейчас решили озаботиться проблемой, что ставит на грань мир в Фемрисе? – Дама в алом пиджаке успевала одновременно вгонять в краску и без того рыжего паренька, записывать их диалог в свой блокнот изящной авторучкой и не менее изящно пытаться поглядывать за спину Карта, чтобы получше рассмотреть место преступления. Выходило это всё неплохо, ведь не привыкший к подобным атакам прессы унтерсекретарь просто не поспевал загородить собой ограждение от назойливой журналистки.
– Элина, а я уж думал, твоя желтушная газетёнка без новых сплетен из преступного мира заглохла и перешла на печать бульварных романов о драконах. Или твои художественные почеркушки не заходят даже самой неприхотливой публике? – Ильтон возник вовремя, прямо между блондинкой и своим помощником, словно отец, закрывая того от рабочего пулемёта печатного словоблудия.
– О, господин Рейнхард, «Ловец крыс» собственной персоной. Я так и знала, что ты запоздало возьмёшься за новое дело и, как всегда, будешь гоняться за чужими хвостами, упуская главный у себя из-под носа, – ехидно отвечала Элин, для которой этот обмен ядом явно был чем-то из разряда дежурного разговора. – Дай угадаю, сейчас ты скажешь: «Ожидай официальной пресс-конференции, змейка, там поплюёшься во все инстанции».
– Нет. Не скажу. Змейкой ты была лет десять назад, а сейчас ты уже та ещё змея в нашем клубке. Раз уж сорвалась с цепи – отойдём в сторонку? – оберсекретарь с непривычной для него улыбкой уже начал отводить знакомую даму в сторону от кордона, который с явным презрением наблюдал за напыщенным диалогом, держа свои винтовки наготове.
– Как грубо, господин оберсекретарь. Мне в пору вводить вам налог на дерзость для моих источников, – обиженно проронила дама, тем не менее охотно подставляясь под левую руку Ильтона, явно пытаясь оказаться талией у него прямо под ней.
– Отменю его молоком за вредность. И могу скостить ещё парочкой козырей, да тебе не в масть будут. Так что ты знаешь об этой «стеклянной эпидемии»? Или уже наводнила мои улицы слухами об очередном сумасшедшем маге, что направо и налево превращает людей в безвольных слуг и магических тварей? – возвращая привычный тон, спрашивал Рейнхард, слегка всё же подыгрывая и одаряя свою старую знакомую толикой внимания, провожая её дальше по улицам, пока за ними едва поспевал Фридрих, потихоньку начинающий понимать, что именно происходит.
– Знаешь, ты мог бы быть со мной и повежливее, дорогуша. В конце концов, когда ты упускал улики из-под носа, я ведь всегда приходила на помощь. Ты только вспомни дело о «Ржавой свинье»… – продолжала театрально обижаться госпожа Фаррон, едва сдерживая себя от того, чтобы картинно упасть Рейнхарду на плечо, то ли от понимания, что после такого трюка она явно повалится в дорожную пыль, то ли из нежелания прекращать продолжающиеся заметки.
– Ближе к телу, Фаррон. У меня нет никакого желания вспоминать о крысах, свиньях и грязи, в которой тебе нравится копаться. Картина складывается в магическое самоубийство без следов внешних формул и заклятий, да вот только я не припомню, чтобы простые рабочие были так талантливы или богаты, чтобы такое сотворить, – привычно устало ворчал следователь, слегка понизив голос.
– Что же, и ты иногда бываешь прав. Да не во всём. Может, ты и не приметил каких-то внешних формул, но я тут разнюхала: в бедных районах ходят слухи о некой, как ты сказал? «Внешней формуле». Говорят, будто есть одна такая вещица, что может одарить магией даже самого бесталанного. Наведаешься по этому адресу – узнаешь больше, – мило улыбаясь, Элин опустила бумажку во внутренний карман шинели, после чего направилась прочь, подзывая своего молчаливого фотографа, что уже успел истратить все кристальные карточки на запечатление картин будущей сенсации.
Усталый вздох покинул грудь немолодого следователя, чтобы со следующим вдохом его лёгкие наполнились тяжёлым дымом подожжённой сигареты. Взглянув слегка мрачно на Фрида, он лишь помотал головой, и, пока тот смущённо пытался скрыться где-то в районе припаркованной брички, Ильтон вновь направил свой взор в глубину оцепления, ментально переносясь к бушующей энергии, что ещё сегодня была человеком. Дело становилось хуже с каждой новой деталью и не прибавляло лёгкости в разгадке. Хотя в следственной сумке уже было пару зацепок, клубок оставался неприятным. В конце концов, на памяти Рейнхарда там, где появлялась Фаррон, не обходилось без внимания корпораций. Взглянув на уже пустую пачку красных «Вальдрэксов», Ильтон скомкал её и отправил в карман к записке. Ему предстояло много работы.
Глава II. Лабораторная работа
Фемрис, будучи одним из штатных городов Амбурнийского Союза, почти всё своё существование представлял из себя образ могущественного и великолепного города. Репутация научной столицы тянулась за ним ещё с XVII века, когда разрозненные города-государства и княжества к северу от тракийского хребта были объединены едиными идеями загадочно погибшего Гарона Амбурна. Он был новатором, человеком-эпохой, одним из редких "универсальных людей", чьи идеи были настолько велики, что смогли преодолеть не только столетние распри множества народов этих долин и холмов, но и преобразить почти всю магическую теорию, что до него строилась на колдовстве и чародействе. Впрочем, среди жителей всего континента всегда витали идеи, что именно его новаторство и сгубило его. Он был слишком удобным символом, а потому, став мучеником, позволил могущественным аристократам и процветающим буржуа наконец-то стереть с этой части карты опостылевшую монархию. У любой истории всегда есть две стороны – и пока с одной яркими красками расцветают цветы идеалов, с другой таятся ужасающие теории о жестокой циничности этого мира. Правда же, как всегда, была где-то посередине, неподвластная простому уму и потому сходу вычёркиваемая, заменяемая чем-то, во что хотелось верить.
Тяжёлый стук колёс рассыпался по мостовой в унисон множества иных голосов машин – город всё ещё кипел после своего пробуждения, и чем ближе секретари были к своему управлению, тем больше в этом потоке людей и техники было машинного. Новомодные брички гудели всеми возможными визгами клаксонов, лошади, запряжённые в старомодные телеги и не столь дорогие брички, ржали и фырчали, особенно в моменты слишком близкого сближения со всё ещё диковинной новизной маготехники, а люди лишь старались не попадаться ни под копыта, ни под колёса лишний раз. Во всём этом шуме ворчание Ильтона, вновь находящегося за рулём, явно не было бы услышано, даже если бы его голос проникал куда-то за пределы бронированных переборок и стекла. Впрочем, тот, кому оно предназначалось, напротив – не мог бы от него скрыться, как ему бы этого не хотелось.
– Сколько раз мне напоминать тебе, Фрид, что мы не распространяемся с гражданскими? Не воркуем, не флиртуем, не говорим о погоде и современной моде, – устало почти рычал Рейнхард, пока управлялся со своей служебной колесницей в потоке, ища взглядом место, чтобы обогнать текущий поток и дать волю манадвигателю разогнаться по мостовой.
– Но, господин, вы же сами сказали – нужно было опросить свидетелей, собрать показания… – Карт, сидящий справа и параллельно разбирающий бумаги, что безуспешно пытался заполнять прямо на ходу, поджав губы, старался хоть как-то отбиться от хлёстких слов старшего коллеги, чувствуя себя при этом снова учеником академии, а не служащим закона.
– Опросить свидетелей, а не подвергаться опросу. Тебе повезло, что это была Элина. Или наоборот…
– Она ваша давняя знакомая, как я понял. Хотя я ни разу не видел, чтобы она фигурировала в наших делах.
– И хорошо, что не фигурировала. Журналисты – народ непростой. А Элин, дракон её подери, непростая среди непростых. Там, где она, помяни моё слово, всегда ищи интересы рыбы покрупнее, просто так она не является. Я бы не назвал это привычным нюхом на сенсацию, о котором они любят заливать, скорее правильными указами, что маскируются под наводку…
– Я вас понял, господин Рейнхард, больше не повторится. Я постараюсь быть лучше… – обиженный мальчишка, чувствуя, что его всё же макнули с головой в собственные молодые ошибки, старался погрузиться больше в протоколы опросов, которые сейчас сортировал по различным пунктам. – Однако, я успел насобирать достаточно полезного. Да и госпоже Фаррон не так много сказал. Местные не до конца опознали нашу жертву, но по всем сведениям – на улицах он был один, вооружённого столкновения не было, следов разбоя и грабежа тоже. Свидетелей прямого стекленения не обнаружилось, но сообщали, что в предположительное время на улицах стоял душераздирающий крик и фиолетовый свет, как будто в их переулки нагрянул какой-то военный маг и начал кидаться налево и направо магией. Это можно было бы списать на горячее описание, но на зданиях рядом с нашим Джоном действительно нашли следы, которые подпадают под категорию магических воронок и отверстий, будто бы какой-то самоучка стрелял чистой энергией. Магический калибр был неединый, все повреждения уникальные, лёгкий стихийный элемент, не указывающий на управление по современной магической теории.
Поток вновь нарушил свою монотонность новым хриплым звуком в момент, когда Ильтон, ударяясь о рулевое колесо, вызвал из их служебной брички настоящую бранную тираду. Клаксон секунд десять звенел, распугивая лошадей и слишком близко подошедших к проезжей части мостовой людей, но сам оберсекретарь не застывал, скорее пытался уловить как дух улицы, по которой он всё ещё пытался проехать как можно быстрее, так и все слова из аналитики младшего секретаря. Мужчина мог сколько угодно ругаться на своего незадачливого подопечного по разной мелочи, но его аналитические способности он никогда не мог, да и не смел, подвергать критике, разве что направлять в нужное русло, когда тот, заходясь очередной бравадой, уводил дело куда-то в разделы идеальных преступлений и прочей полуфилософской, полусказочной тематики.
– Значит, наш Джон внезапно пытался отстреливаться посреди улицы магией, которой отродясь не обучался? Самоучки – та ещё проблема в рабочих районах, да вот только даже для таких фокусов нужны годы хоть какой-то практики и материалы дороже, чем вся его жизнь… – оберсекретарь скорее говорил сам с собой, наблюдая, как машины наконец сдвинулись и их поток вновь приблизился к злополучному управлению, в которое одновременно не хотелось и было очень нужно возвращаться.
– На месте всех этих хаотичных повреждений следов борьбы, побега, крови или материалов обнаружено не было. Хотя картину сложить получилось. Словно бы сначала шёл наш Джон довольно медленно, по следам и первичному магическому анализу он скорее брёл, будто пьяный, но шлейф от его магической походки развеялся где-то за квартал-полтора. Магический распад слишком быстрый, так что детали всё ещё не ясны, но выглядит скорее так, что магия буквально начала вырываться из него неуправляемо за минуту, если не за секунды до момента наступления стекленения, – подвёл итоги Фридрих, который успел переметнуться буквально за минуту из обиженного школьника в собранного мужчину, а теперь снова освещал почти всю крытую бричку своей лучезарной улыбкой.
– Ладно. Фрид, ты молодец. Сравнял счёт по этому делу пока что в один к одному. Сильно не гордись собой, но и не хандри. Молодость тебе для того и дана, чтобы набивать шишки, через которые у тебя мудрость прорастает, – на усталом лице Ильтона появилось что-то, что можно было назвать улыбкой. А после, когда он уже парковал бричку, он даже взъерошил волосы своего рыжего несчастья. – Сшей дельце по-быстрому, а я к шефу. Отчитаюсь и затребую с него контактов. Здесь понадобится алхимик посерьёзней. Свезло же Гансу свалить в отпуск на такой злачный месяц…
Надолго в управлении секретари всё же не задержались, как и думал Ильтон, – пока Фридрих занимался всей бумажной волокитой, подбивал нужные запросы, перепечатывал протоколы опросов и составлял предполагаемую карту дела, его наставник, не теряя времени, нацепив своё самое усталое лицо, запросил у секретарши два кофе "на старый лад". Не то чтобы вторая встреча со старым учителем за один день была в тягость оберсекретарю, однако, почему-то внутри что-то всегда сжималось, когда он поднимал взгляд на своего бывшего напарника и наставника. Эртвиг не представлял из себя сошедшего со страниц жёлтой прессы карикатурного управленца из полиции, каким его хотели бы видеть в городе. Возможно, в глазах того же Ильтона тот и успел поднабрать лишнего веса, засидевшись в кресле в окружении всей этой бюрократии и пышных банкетов с высокими чинами города, но всё ещё был внушительным человеком. Пышные усы уходили в ещё более пышные уже совсем седые бакенбарды с довольно заметной для внимательного человека краской. Всё же магический след было скрыть трудно, а в бывшем оберсекретаре его явно было слишком много. Поигрывая протезом правой руки, сотканным из магического металла с множественными мелкими инкрустациями из разноцветных кристаллов, господин Уэссен внимательно выслушивал своего бывшего напарника. Местами, не очень уместно, вспоминал молодость, рассуждая о новом деле, и иногда, между небольшими глотками кофе, даже посмеивался в усы. Рейнхард не мог до конца понять, что именно такого было в старике управленце, что отзывалось таким трепетом в его всё же не таком уж чутком сердце. Быть может, то, что он уже не мог представить, как они вдвоём врываются с ружьями наперевес в какой-нибудь притон, или же то, что теперь игра в "передай бумажку" просто разрослась на ещё одного человека, оставляя вечным секретарём по бумаге именно младшего. Под конец их разговора подоспел как раз Фридрих, и потому, подмахнув несколько бумажек, главный секретарь магического следствия направил двух своих полевых коллег дальше – в стены кафедры алхимии. Покидая кабинет, Ильтон был как-то непривычно недоволен, и не было до конца понятно, от чего щемило сердце на самом деле: то ли от очередного напутствия не пытаться лезть с этим делом в кулуары политических интриг города, то ли от совсем уже расфокусировавшихся в пурпуре когда-то голубых глаз.
Новая поездка прошла почти незаметно: то ли поток на улицах успел стихнуть, и потому секретари на дороге не успевали заскучать, особенно из-за несколько лихой манеры вождения Фрида, то ли от того, что выдыхание дыма в опущенное стекло прерывалось в этот раз не столько обсуждением главного дела, сколько тёплыми воспоминаниями обоих секретарей о прошлом, когда оба ещё были всего лишь студентами магической академии Фемриса. И пускай они были с разных выпусков и из абсолютно разных поколений – вспомнить им было много чего общего, даже несмотря на то, что как студенты они были сильно разными и вряд ли могли бы пересечься, окажись ровесниками. Хотя, зная своего заучку, Ильтон не всегда мог поверить в те рассказы о передрягах, что с ним случались. В глазах своего старшего коллеги Фридрих всегда был скорее рьяным всезнайкой, что мог попасть разве что в списки отличников, но никак не быть пойманным за ухо в курилке с отъявленными прогульщиками.
– Собственно, так я и познакомился с зав. кафедры прикладной магии. Ну, видел я её и до этого, но личное знакомство… началось не с лучшей стороны, – с кривой усмешкой заканчивал историю Карт, пока закрывал бричку и поправлял мундир, догоняя Рейнхарда.
– Ну, бывает. Тебе хотя бы хватило ума не удирать и не идти в отказ, как тот твой сокурсник-идиот. У тебя с тех пор развилась такая память на лица, да? – слегка мотая головой, уточнял оберсекретарь, пока бегло проводил взглядом черту по шпилям академии.
– Ну, можно и так сказать, да. Я с тех пор госпожу Валерию чуял, кажется, и спиной, и за десять метров, – Фрид усмехаясь и прикрывая глаза, почесал затылок так, будто бы на нём действительно с тех пор то ли отросли глаза, то ли какой-то магический артефакт, что по памяти чуял, что надо бы менять диспозицию.
Впрочем, целью двух следователей были не основные ученические корпуса академии, что гордо возвышались, казалось бы, над всем центральным районом города, будто стараясь пронзить своими шпилями магической связи саму синеву неба. Кратко пообщавшись с местными служащими, они направились к лабораторному комплексу, который, по студенческим анекдотам и страшным историям для первокурсников, будто бы уходил под землю ещё глубже, чем поднимался этажами ввысь. Здания лабораторий представляли собой самый настоящий новострой, достаточно контрастируя с древней архитектурой самой академии. Пока та показывала всё своё могущество и вместе с тем изящество – драконьими барельефами, высокими узкими окнами и охранными рунами – лаборатории выглядели скорее брутальными коробками с новомодным бронированным магическим стеклом, которое панорамно открывало вид на весь комплекс изнутри. В этом, несомненно, тоже было некое изящество: простота форм будто бы давала понять, что именно здесь магия из чуда переходит в раздел точных наук, и всё это в задумке архитектора наверняка представляло собой целый ансамбль укрощения строптивой природы.
Внутри их уже ждали, что стало смешанным сюрпризом для Ильтона. Зная все тонкости бюрократических процессов и напутствия Эртвига, он точно ожидал, что приём их затянется, и сразу посматривал на тяжёлую сумку своего помощника, в которой были заготовлены все орудия бумажной войны, чтобы хоть как-то облегчить прохождение столь необходимых процедур. Внутренняя паранойя даже несколько напряглась, и шепотки в его голове будто бы начали продумывать планы отступления и поиска альтернатив для исследования злополучных пурпурных слёз. Слишком тёплый приём работал в обе стороны, выбирая между невидимой рукой корпоративного заговора и известной в городе научной рьяностью местных исследователей. Встречавший их мальчишка, по-другому Рейнхард отказывался его воспринимать, прямо светился от счастья, пока представлялся и знакомился с Фридом, который был брошен своим старшим коллегой на эту социальную амбразуру. Его речь напоминала скорее пулемётную ленту, которая обрушилась градом огня на подавление прямо на унтерсекретаря, но тому тоже было что ответить. Они с Феликсом Зейном, как представился златовласый юноша, в целом быстро нашли какую-то свою общую волну и в ней же направились на нужный этаж, после того как Ильтон сухо перекинулся парой фраз в регистратуре – не столько из необходимости, сколько из надежд, что рекомендация шефа магического управления вела их не к этому юному дарованию алхимических наук.
– Да-да, в целом из представленного вами описания мы, ну, то есть я, представлял себе как раз такую картину. Вихреобразование Шерминга почти точь-в-точь описывает природу объекта, который вы хотите передать нам на изучение. Отсылающее к природной магии драконов, оно довольно плохо поддаётся контролю и потому редко используется в современной магической науке… – продолжал Феликс на подходе к кабинету, принуждая усталого оберсекретаря с очень большим интересом изучать местное строение плит и их архитектурную композицию в надежде хотя бы на минуту отвлечься.
– Однако, если верить современной струнной магической теории, в целом даже хаотические нити можно вплести в основную формулу заклинания, если внедрить достаточно фокусирующего элемента. Тракийские кристаллы как раз обладают нужной структурой, и их решётка позволяет распределить даже фрактальную нагрузку, если она не превышает… – вторил ему уже Фридрих, явно не менее счастливый от того, что его вырвали из бумажной волокиты будней и позволили хотя бы на краткий миг вернуться в академическую среду. В такие моменты Рейнхард, тщетно пытающийся не слушать молодое поколение, не менее тщетно пытался понять, от чего его рыжее чудо пошло в следствие, а не в науку, которой он так горел.
Благодатная тишина опустилась на уши оберсекретаря именно в тот момент, когда они наконец ступили на территорию искомой лаборатории. Выглядела она идеально, будто бы даже опережая время, в котором остановился весь комплекс. Множественная химическая и алхимическая аппаратура состояла из замудрённого ансамбля стеклянных и металлических труб, которые соединяли между собой различные аппараты, обрамлённые рунами и свитками с запечатанными формулами. По периметру можно было заметить бесчисленные стеллажи с документацией и образцами. Всё здесь намекало на то, что, если в этой лаборатории и бушевал Феликс, сейчас несколько взъерошенный и местами даже расхлёстанный, то под чьим-то тщательным надзором. Именно фигура этого надзора, видимо, и вызывала эту долгожданную тишину, ведь, войдя в лабораторию, Ильтон обнаружил две пары глаз. Одна из них неотрывно продолжала вести какой-то эксперимент в дальнем углу, даже не оборачиваясь на вошедших, разве что, буркнув себе что-то под нос, поглубже зарываясь в микроскоп, пока две серебристые точки с толикой укора осматривали вошедших. Рейнхард приосанился, будто бы вытягиваясь из своего обычного полусгорбленного состояния, смотря сверху вниз на невысокую девушку или же женщину. Сходу ему было сложно определить точный возраст внезапного молчаливого собеседника, по глазам которого будто бы пробегали множественные строки, среди которых и нужно было искать истину. По тому, как она осматривала вошедших, оберсекретарь всё же склонялся к тому, что перед ним скорее его ровесница. Пусть и не поднимая головы, она смотрела бы ему куда-то в грудь. В её взгляде читалась определённая властность с нотками нетерпимости к нарушению порядка. Было понятно, что это они зашли на её территорию, и уже из этого что-то пошло не по её плану, но выражать негодование от этого та не стремилась. Волосы её, иссиня-чёрные, напоминали собой беззвёздное небо, приближающееся к закату, пока на нём ещё не начали высыпать звёзды, но и Солнце уже где-то скрылось. Собранные в высокий пучок, они как раз прекрасно оттеняли глаза, которые теперь были скорее отражениями лун Тервероаза в глубоком горном озере. Однако, было видно, что волосы были собраны не ради чужих взглядов, а скорее в собственной строгости, чтобы не нарушать каких-то своих планов. Отметить макияж на её лице оберсекретарь также не смог, хотя как мужчина немолодой прекрасно знал, что, когда его коллеги описывают таких девушек, они всё ещё провели большую работу над собой. Но здесь было видно профессионала, который не хотел и не собирался пропускать в свою лабораторию ни грамма лишнего вещества. В этих серебристых глазах было что-то ему до жути знакомое, но память, будто бы уже не та, не позволяла выцепить схожий образ.
А суть укора становилась яснее с каждой секундой, возвращаясь к мысли о лишнем, потому как взор неизвестной владычицы алхимии явно проходился скорее не по глазам вошедших, ища ответа, смущения или чувства вины в них, а по одеждам и принесённым с собой вещам. Уловив суть её взгляда, почему-то с которым ему не хотелось пересекаться, Ильтон даже в некой мере испытал ту неловкость, что хотела бы увидеть иная дама в такой ситуации, вспоминая, что половина его шинели скорее представляла из себя предмет исследовательского интереса для геологов, биологов, а местами и археологов, учитывая, какая въедливая пыль была в старом центре города, где он как раз и проживал.
– Делвин, стерилизуй их, – оборвала на полуслове собиравшегося уже извиняться Ильтона девушка. Правда, после такого выражения внутри у него что-то упало, и извинения в голове быстро перерастали в множество вопросов без единого ответа.
– Что, даже Феликса? А я уж думал, он твой любимчик… – сухо усмехнулся лысый мужчина у микроскопа, отодвигаясь от него и поднимая вместе с тем кристаллический жезл со стола. – Больно не будет.
Пока два представителя магического следствия переглядывались так, словно прощались в последний раз, их златовласый попутчик лишь хихикнул, перед тем как воздух вокруг них начал наполняться магическим излучением. Вокруг троицы всего на несколько секунд образовалась магическая полусфера, что отделила их от лаборатории, а затем уже начались изменения: воздух бросало то в жар, то в холод, отчего молодой Фридрих даже остолбенел и вытянулся по струнке, будто бы на него впервые гаркнул Ильтон при ошибках в раппортах. Более опытный маг, хоть и застыл в полуудивлении, следил за тем, что именно делает один из алхимиков, медленно водящий жезлом на том краю лаборатории и продолжающий зачитывать слегка вялым распевом нидского языка довольно сложную инкантацию, из которой Рейнхард разве что мог различить пару формул, прочитанных по губам. Как только мужчина с гигантским шрамом от алхимического ожога на пол-лица закончил процедуру, по шеям троицы прошёлся будто бы освежающий холодок горных пиков, а вся грязь, пыль и дракон знает, что – сошли на нет, оставив небольшую кучку на границе проведённой процедуры.
– А, да, простите, мне стоило предупредить заранее… – начал было Зейн, неловко почёсывающий затылок и уже стремящийся к остаткам мусора на полу со щёткой и совком.
– Не предупредить заранее, а провести самостоятельно, – укоризненно бросила в сторону стремительно убегающего уже в другой угол паренька глава лаборатории. – Маг.чистка за счёт заведения. На первый раз. Маргарита Леонтилль. Ваши имена мне уже известны. Показывайте, с чем решили обратиться.
– В-вот, прошу, – всё ещё растерянный Фрид, после краткого кивка наставника, достал из сумки герметичную колбу, что до сих пор как-то странно переливалась уже скорее чёрно-пурпурной жижицей, а после протянул её Марго.
Девушка, не теряя времени, лишь кратко оглядев колбу, на которую смотрела явно с большим интересом и пытливостью, нежели на вошедших, тут же выхватила её из рук и принялась отдавать команды, что разлетались то налево к вновь возникшему словно молния молодцу, то направо к желавшему вернуться к своему наблюдению лысому, что так и не представился вошедшим представителям закона. Им, впрочем, оставалось лишь наблюдать за тем, как весёлая вереница лабораторных халатов запускала своё различное оборудование, подготавливала журналы наблюдений и начинала исследование переданной субстанции. Командующая всем этим хороводом явно подготовилась на основании тех предварительных отчётов, что успела прочитать перед прибытием самих отчитавшихся, а потому работа достаточно быстро переходила от одной магической машины к другой. Вспыхивали горелки, визжали карусели центрифуг, а едкая жижа, пытаясь пробиться сквозь стекло лабораторных трубок, только успевала призывать к себе то молодого, то возрастного алхимика, что какими-то заклинаниями прямо на ходу изменяли параметры своих аппаратов, лишь бы те выдержали. Доктор алхимических наук же довольно быстро отошла к основному образцу, где внимательно изучала его, на удивление, без применения каких-либо защитных чар, лишь добавляя иногда различные реагенты и меняя условия наблюдения. Ильтон подошёл к ней, аккуратно выглядывая из-за плеча с толикой недоверия к процессу, позволяя Фриду развлекаться в живой перепалке с Феликсом. Те уже продолжали выдвигать сложные научные теории, ссылаясь на новейшие выпуски журналов и последние съезды союзной коллегии магов, пока уставший, лишь за пару минут нахождения с ними, Делвин изредка брюзжал на молодёжь, то ли поправляя, то ли просто призывая к тишине рядом с его рабочим местом.
– Ну, так что скажете, док? Я, конечно, провёл первичный анализ на месте, но моя работа…
– Сейчас ваша работа – помолчать и подождать, – оборвала его девушка, даже не оборачиваясь. – Я уже читала ваши отчёты. Ответы на вопросы, которые были ими порождены, ждут меня под микроскопом, а не из ваших уст.
Понимающе пожав плечами, Ильтон лишь отошёл в сторонку, чтобы изучающе оглядеть лабораторию вновь. Было видно, что хоть их и принимали здесь все по-разному, но общая атмосфера была скорее снисходительной. Оберсекретарь и не горел желанием быть всезнайкой, ему хватало собственных знаний, от которых голова обычного человека уже болела от одного перечисления дисциплин и их поднаправлений. А что до Фридриха… Молодой голове лишь бы взять лишку, да побольше, отчего, слегка улыбаясь очередной заумной перепалке, Рейнхард мог лишь покачать головой. Ещё переболеет.
– Итак, прошу меня простить за прежнюю грубость, господин оберсекретарь, – вдруг вырвала его из мыслей Марго, что, стоя рядом, будто бы и не возникала в поле зрения сразу. – Слишком уж интересный образец, поверить не могла, что нечто подобное смогу разобрать на своём веку. В целом, я могу подтвердить вашу теорию: это скорее почти чистая магическая эссенция, разбавленная кровью. Почти вся структура начинает заменяться на кристаллические решётки, подобные драконьим кристаллам, но при этом остаётся в жидком состоянии. Что с преступником? Вы можете предоставить нам человека, из которого достали образцы?
– Это кровь не преступника, но жертвы, госпожа Леонтилль. Хотя это не выяснено до конца, но из кого мы достали образцы, виновен, официально, лишь в собственной глупости. Впрочем, думаю, мы сможем представить вам доступ и к статуям, которые остались после этих идиотов.
– К статуям? Выходит, все мертвы?.. – последняя фраза соскользнула из её уст несколько обречённо, а на глазах у доктора будто бы начала образовываться плёнка из слёз, которые та тут же смахнула, поведя головой в сторону и уводя взгляд в окно, прямо к шпилям академии. – У вас уже есть версии, как они стали такими? Здесь явно не обошлось без внешнего воздействия, но пока что сказать сложно. Нужно больше образцов, больше времени и… Не знаю, что это за вещество. Пока это выглядит так, будто его образование началось изнутри, но точно можно будет сказать после вскрытия…
– Вскрытие? – тут же рядом оказался до этого брюзжащий Делвин, разделяя теперь пространство между следователем и доктором. – Нас ещё и трупами озаботили в этот раз? Я не подавался в магические судмедэксперты или патологоанатомы.
– Тогда надеюсь, что вы всегда мечтали быть скульптором, господин Делвин, – саркастично подметил Ильтон, переводя внимание и недовольство на себя. – Или таксидермистом. Трупами это уже сложно назвать. В любом случае к вам прибудет наш эксперт, лишней работой грузить не будет. Могли бы обойтись своими силами…
– Да не смогли. Ваша дрянь мне перегонный куб чуть не разъела, так что я надеюсь, что приславший вас шеф будет рад не только отчёту, но и достойному чеку. – Марго попыталась было остановить начавшего язвить в ответ Делвина, но тот лишь смахнул её руку со своего плеча и пошёл обратно к своему микроскопу, не забыв толкнуть плечом, будто бы невзначай, самого Ильтона. – То городской совет, то полиция, не лаборатория, а проходной двор…
Ильтон решил не отвечать, лишь поведя плечом, вернулся взором к доктору, что смотрела на него несколько виновато за подчинённого и в целом после всей этой череды рабочих разговоров будто бы ожившей. В словах недовольного в конце концов была своя толика правды, и по-хорошему маг. следствию стоило разбираться силами управления, так что, слегка отводя взгляд, Маргарита, будто бы не находя слов, лишь протянула выжимку из отчёта, который уже принёс Феликс. Он казался единственным радостным обитателем этих стерильных палат науки, хотя Рейнхард больше отмечал, что в глазах девушки, что Делвина, – усталость и довольно большой недосып, будто бы те были уже не первые сутки в этой комнате и успевали поспать лишь между своими наблюдениями. Запомнив это и сухо попрощавшись, оберсекретарь подозвал своего подопечного и направился к выходу, перечитывая результаты анализа. Его хватило на пару раз, после чего, устало выдохнув, он передал листок Фриду с просьбой перевести.
Странные ощущения тяготили старшего следователя, но он всё не мог понять, чем они были вызваны. Эти две серебристые луны, казавшиеся более чистым и отполированным зеркалом его собственных серых глаз, нагоняли на него тоску, идущую из прошлого, которое он всё пытался отогнать, но не мог. И пока он упорно старался думать о текущем деле, а не о том, за которое он и получил своё прозвище, на выходе их догнала Марго, несколько запыхавшаяся, будто бы даже такой краткий промежуток дороги для неё был тем ещё испытанием. Ильтон удивлённо поднял бровь с немым вопросом.
– Г-господин оберсекретарь, не серчайте так на Делвина. У нас правда выдалась "весёлая" неделька, не такая, конечно, как у вас, но…
– Ближе к делу. Вы же догоняли меня не для того, чтобы извиниться за подчинённого? – Рейнхард сухо отрезал, как при допросе. Впрочем, по смысловой интонации он скорее не хотел, чтобы доктор говорила за мужчину.
– Н-нет, вы правы. Вы наблюдательны, Ильтон. – отдышавшись, Марго выпрямилась, вновь смотря будто бы и на Ильтона, и куда-то в сторону, так же, как и он, не желая сталкиваться взглядами напрямую. – Вы же вернётесь? Я имею в виду с новыми образцами или чем-то ещё связанным?
– Куда ж я денусь? Не переживайте, док. Мы выясним, кто заигрался с магией, и, может, вы ещё успеете спасти наших остекленевших, если это возможно. Главное, сами тут не заиграйтесь. А теперь, прошу нас простить. – оберсекретарь в этот раз усмехнулся добродушно, скорее даже по-отечески, чему вторил Фрид, кивая головой.
Глава III. Два лица одного города
Вечерний Фемрис напоминал десятки других городов как Союза, так и всего континента: стихали толпы людей и зевак, медленно зажигались огни на улицах и в домах. Где-то на кухнях лился радостный смех семейных посиделок, в политических кулуарах наступала зловещая тишина, предвещающая новые перемены, а на заводах свистки издавали протяжный праздничный рёв, отпускающий одну смену и запускающий в свои недра другую. Город оставался живым даже под сенью звёзд и лун, а для многих новоприбывших жителей деревень и сёл казался местами ещё ярче, чем днём.
В буйстве этого праздного света Ильтон оставил своего верного помощника в их кабинете одного – собирать в кучу все мысли за прошедший день, составлять карту показаний и улик, в том числе тех, что прибыли с другими жертвами. Опрос немногочисленных свидетелей с других мест обнаружения статуй он также оставил на него, пока сами статуи перенаправлялись в лабораторию. По городу к вечеру этого отвратительного дня насчитывали уже пятёрку самых различных людей, превращённых волей злого магического рока в предмет современного искусства. Пока что не было понятно ровным счётом ничего.
Уставший Рейнхард уже предвещал за последней офисной чашкой кофе, что на утро газеты начнут пестрить заголовками об этой «стеклянной эпидемии», что счёт статуй перейдёт на десятки, а в самых желтушных и вовсе на сотни. Обвинять будут всех подряд: корпорации и их ужасные эксперименты или же отвратительные рабочие условия на магическом производстве, правительство – понося каждый его департамент вместе и по раздельности, особенно вменяя магическому следствию, что то сидит в своих кабинетах и ждёт, пока виновные сами сдадутся, – банды рабочих кварталов, профсоюзы, кармерийских шпионов, нидов иммигрантов и безумных магов, что вышли из-под контроля и уже не боятся творить свои зверства прямо средь бела дня.
– Клянусь, если «Правда Гарона» завтра подкинет мне под дверь выпуск со мной на обложке, я убью Элин в первый же день после увольнения. И, как офицер, застрелюсь в объятиях задушенной проститутки… – ворчал себе под нос Ильтон, петляя по переулкам старого города и ища глазами хоть какую-то грязь.
В самой цивилизованной части города было слишком чисто. Будто только что прямо по мостовой прошла колонна пожарных с новейшими представителями маго-техники, так, что просадили на дороги столько мыла, сколько весь город тратит на себя в год. Как назло, оберсекретарь был в схожем положении: после процедуры стерилизации в лаборатории он чувствовал себя до безумия чистым, что практически пугало. Всё это вопило о том, что из одежды следует выпрыгнуть в эту же секунду и помчаться нагишом и босым вдоль каменных улиц навстречу неряшливой свободе.
Однако ворчать и сетовать на собственную чистоту Ильтон желал совершенно по иной причине. Весь его костюм сейчас показывал миру, кто он: штатный оберсекретарь, полицейский, слуга закона, одетый с иголочки за деньги налогоплательщиков этого славного города и его агломерации. А этот факт был последним, который шатен хотел показывать миру здесь и сейчас, особенно пока шёл к месту, на которое ему указала та самая ненавидимая сейчас Элин. На задворках городской жизни его ждал паб «Драконья Голова» – полный слухов и возможных источников оперативной информации, которую потом ещё придётся как-то приписывать к официальному делу.
Заскочив к себе домой, пускай это и было не совсем по пути, Ильтон смог собрать себе хоть какой-то наряд, достойный злачных улиц. Привычный мундир сменила рабочая рубаха, брюки утратили свежесть и сбросили в цене, военные сапоги сменились простыми ботинками, а главные признаки – любимая двубортная шинель и не столь любимая фуражка – легко заменились простеньким пальто и кепи.
Особого мастерства маскировки Рейнхард никогда не проявлял, предпочитая в редких ситуациях подобных вылазок просто слиться с толпой и особо не отсвечивать своим магическим фоном. Пускай среди врагов закона было не так много магов, но там оставались сотни самоучек, которые считали себя настоящими рыцарями плаща и чародейства лишь от того, что смогли однажды показать фокус без ловкости рук, а с помощью каких-то простеньких устаревших формул.
Прятался секретарь всё равно не от них. Маг был слишком заметен не только в момент сотворения даже простенькой инкантации, но и после. Ярким свидетельством этого оставались пурпурные пряди, которые так невыгодно выделяли его в толпе. С висками было проще: с ними можно было разобраться, придав себе ещё более колоритный вид новомодной причёской, популярной в тех районах. Но от усов офицеру избавляться было невозможно как по личным причинам, так и из профессиональной гордости.
С трудом он выдрал лишние, пропитанные магией волоски, прошёлся бритвой и перед уходом принял пару таблеток с настолько замысловатым названием, что и не пытался запоминать его, называя их про себя антимагином. Смотреть в зеркало совершенно не хотелось, но приходилось. Он пытался не сталкиваться с собственным взглядом, в котором до сих пор иногда виднелись те искры серебра, которые раньше наполняли эти два водянистых шарика. И было непонятно до конца от чего же его взгляд за годы так потускнел, то ли от постоянных заклинаний, которыми он не хотел сыпать, но ситуация всё ещё вынуждала, то ли от того дела десять лет назад, которое должно было загубить его карьеру в самом начале, но погубило лишь плоды трудов молодой студентки с серыми глазами и подарило улыбки корпоративным менеджерам. Образ Леонтилль на пару мгновений возник в этом зеркале и Рейнхард не мог понять – завидует ли он тому, что та смогла через годы пронести этот азарт и страсть или же сожалеет, что это самое потускнение встретит её много позже.
Привычная слякоть поздней осени и до отвратительного прекрасная грязь быстро придали виду ботинок и полога слишком длинного пальто ещё более носимый вид, нежели обычно. За ухом вместо привычных дорогих «Вальдрэкс» стояла народная самокрутка, купленная у бабушки в первом же переулке за пару монет. Недовольства в Ильтоне после работы было достаточно, чтобы сойти за местного.
Чем глубже он заходил в эти районы, тем темнее они становились. Если кто-то и мог найти поэзию в таких переходах, то Рейнхард не сетовал ни на нависший смог, ни на разбитые уличные фонари. Он лишь радовался тому, что в темноте его лицо было ещё незаметнее. Значит, оставалось лишь не нарываться на излишне наглых товарищей.
Определённое напряжение сопровождало следователя с самого захода в район. Ощущение слежки и наблюдения не отпускало, а паранойя перерастала в нездоровую. Мысли тяжелели вместе с шагами, а лишние шорохи казались вовсе не лишними, скорее ещё неопознанными.
Завернув в очередной переулок, Ильтон рассчитывал на встречу. Ему нужно было оценить обстановку, а лучше – получить лишний раз в морду, чтобы точно слиться с основной клиентурой искомого паба. Однако тот застыл сначала в недоумении, а потом в негодовании.
Фридрих никогда не умел маскироваться. Даже не будучи дураком, ему это просто давалось сложно с его-то ростом и аристократическими чертами лица молодого студента магической академии. Накинутый сверху, как ему казалось, дешёвый коричневый плащ, больше напоминающий мешок из-под картошки, едва доходил до бёдер и совершенно не помогал, напротив – привлекал излишнее внимание.
Этот наивный дурачок даже не удосужился снять с лица свою улыбку, которая только сейчас начала сходить на нет, когда он начал осознавать, что был раскрыт. Они стояли так, словно вкопанные, ещё несколько секунд: Фрид явно подбирал оправдания, а его наставник – ругательства. Но, едва малец собрался открыть рот и повернуться себе за спину, будто студенческая чуйка всё же запоздало сработала на профессора, судьбоносную встречу нарушил третий лишний.
– Ты! Стой на месте. Давай, чё там у тебя, бросай под ноги и не дёргайся, – зычный бас грабителя раздался за спиной унтерсекретаря и в паре метров от старшего. Пока парнишка, всё ещё скованный, оказывался под дулом старого револьвера, незнакомец продолжал: – Давай, курьерка, сдавай, чё хотел сдать мальцу, и мы друг друга не видели, и все живые.
– Иль!.. – успел только выкрикнуть Фрид.
– Тцк… – Рейнхард цыкнул так строго, что даже ночной грабитель схватился за свой ствол покрепче, хотя предупреждение предназначалось не ему. – Мужик, не банкуй. Мне с чего переживать за шпильную мелочь? Дракон с ним, ничего я ему не должен.
– Ага, сказывай, сказывай, мужик. Чё, думали, вашу шкертню не заметить? Ходите тут по райончику, ищите местечко пересечься без лишних глаз. Я знаю, что ты принёс и оно мне позарез нужно, – продолжал грабитель, чуть ли не стуча стволом револьвера по виску Фрида, словно действительно ожидал стрельбы.
– Дружище, не кипишуй. Давай я пойду, и ты сам сдерёшь все шкуры, что хочешь с паренька. Я тут чисто до «Дракона» топаю… – Ильтон пытался урегулировать ситуацию, просчитывая все варианты и намечая замечать странность в глазах этого мужчины.
– Не-не, раз в «Дракона» топаешь – точно чёт есть. И тебе нужно отдать это до того, как туда сунешься. Так что давай-ка, освобождай карманы, а то пуль на всех хватит.
Рейнхард мог бы тянуть этот диалог ещё пару минут, но понимал, что вечного терпения драконы явно не отсыпали этому незадачливому бандиту, который почему-то принял сцену встречи невзрачного мужчины и молодого аристократа за наркотическую передачку, а по итогу, умудрившемуся нарваться сразу на двух профессиональных военных магов.
Он начал тихо зачитывать нужные инкантации ещё в тот момент, когда почувствовал что-то неладное. Сейчас нужно было рассчитать всё быстро и чётко. Шанс был всего один. О других вариантах маг хотел бы не думать, но физически не мог, когда уже разогнал свой мозг до нужной кондиции. Расчёты должны были быть верны: все силы, направления, встречные силы. Математические формулы пронизывали сознание потусторонним огнём, когда следователь моргнул перед началом действия.
После этого время для всех будто замедлилось, отображая десятки эмоций на каждом лице – удивление, гнев, разочарование, страх, неверие.
Фрид лишь успел прочитать с губ своего наставника: «Считай до трёх». Всё уже закончилось.
С нечеловеческой скоростью Ильтон достал из внутреннего кармана пальто свой револьвер с кристаллическим барабаном, и оглушительный шёпот пронёсся по всему переулку, а вслед за ним – выстрел. Луч фиолетовой энергии сверкнул в темноте, пока следователь всеми правдами и неправдами сдерживал звук и силу выстрела.
Ещё до того, как луч вонзился в плечо грабителя, Ильтон уже рванул с места, откидывая в сторону Фридриха и заламывая на земле потерпевшего поражение в этой короткой и стремительной перестрелке.
Унтерсекретарь магического следствия с застывшим ужасом в глазах, будто в замедленной съёмке, наблюдал за происходящим. В его голове смешалось всё: картинка, звук, образы. С открытым ртом он смотрел, как его наставник барахтается в грязи тёмного переулка с простреленным человеком, зажимая тому рот, пока тот кричал от неимоверной боли, брыкался и истекал кровью.
Ильтон уже заносил свой тяжёлый кулак, чтобы утихомирить жертву. Он наносил удары точно и стремительно, так что Фриду казалось, будто сейчас неудавшийся грабитель будет убит, и его мозги окрасят грязные улицы рабочих кварталов.
В глазах юного блондина застыл ужас – от понимания и одновременно непонимания происходящего. Тот выстрел мог спокойно убить человека: магического импульса хватило бы, чтобы голова преступника лопнула, как переспелый арбуз. Теперь же ему приходилось видеть другую ужасающую сцену.
В самом деле Карт не знал, кого он, сидя сейчас и вжимаясь в стенку обшарпанного дома, боялся больше.
Когда последнее сопротивление стихло, тяжело дышащий Рейнхард встал и, вытирая кровь с костяшек о куртку незнакомца, обернулся к Фриду. Он поднял его рывком на ноги и отвесил такую оплеуху, что её свист разнёсся по переулку громче всех предшествующих звуков.
В расширенных зрачках старшего следователя, по кайме которых до сих пор плясали магические искры, смешалось столько эмоций, что юный блондин сжался до размеров своего внутреннего ребёнка и задрожал от страха. Казалось, он ожидал, что сейчас, когда кровь уже льётся по улицам, он станет следующим.
Но вместо выстрела прилетела ещё одна оплеуха – более выверенная, явно отрезвляющая. Звон в ушах Фрида прекратился, хотя сердце всё ещё бешено колотилось. Таким своего наставника парень не видел даже во время страшнейших облав.
– Идиот! – грозно прошипел Ильтон, тряся парня за грудки. – О чём ты думал, пока шёл за мной? Я же чётко сказал: занимайся бумагами и иди домой! Ты мог умереть, ещё не дойдя до меня!
– Я… – трясущимися губами Карт пытался выдавить хоть что-то, но не мог.
– Это место – не детская площадка! Здесь с тобой нянчиться никто не будет. Когда ты будешь готов – я возьму тебя с собой. Но не здесь. И не сейчас. И, видимо, ещё позже, чем я думал, – яростное шипение постепенно перешло в наставительный тон. В нём звучало больше разочарования, чем ненависти. От этого на душе у Фрида стало ещё хуже. – Перевяжи это тело и веди его в город, будто попавшего в перепалку товарища. А там дойдёте до управления – потом разберёмся. Он думал, что ты покупатель или получатель чего-то… Быть может это связанно с делом. Вот только эта удача не оправдывает твою глупость!
Оберсекретарь не дал своему ученику ни шанса, ни времени на оправдания. Он поднял тушу без сознания на ноги и поставил так, чтобы Карт смог подхватить её под плечо. Затем залатал сквозное ранение обрывками рубахи неудачливого нападавшего.
Следователь мог порадоваться только двум вещам: его подопечный остался жив и получил ценный урок. Без таких молодёжь не учится, даже если доживает до седин. А вот что его пугало больше, чем возможная смерть юнца у него на руках, так это схожая со статуей эманация у напавшего, что ещё была видна его магическому взору. И то, что тот почти успел среагировать на его магию, будто бы сам уже начиная творить какое-то контрзаклятие даже без наличия катализаторов с собой. С его допроса, видимо, утро у следователей и начнётся.
Грязный вид и потрёпанность в крови и грязи стали хорошим бонусом перед входом в нужный паб. До него оставалось ещё несколько кварталов – достаточно, чтобы к Рейнхарду вернулась хладнокровность и привычная рассудительность.
Паб – было слишком громким словом для заведения, в которое, медленно осматриваясь, входил Ильтон. "Драконья Голова", в простонародье просто называемая "Драконом", занимала первые два этажа одного из доходных домов на перекрёстке главных дорог в самой глубине рабочих кварталов. Она оставалась под смогом труб и искрящими от магических молний облаками, позволяя каждому усталому работяге добрести сюда после смены гораздо быстрее, чем до собственного угла в каком-нибудь бараке. Убранство здесь подбиралось соответствующее – скорее прочное и надёжное, нежели красивое: столы и стулья из дешёвого и грубого металла, который здесь достать было куда проще; старомодные деревянные кружки, что редко бились, в отличие от драгоценного в этих местах стекла; и, конечно же, освещение, глядя на которое Ильтон подозревал, что фонари в этих местах если и били, то очень тщательно и с дважды злым умыслом.
Под вечер паб был набит всем, кем только можно: рабочие, пришедшие или только уходящие с прошлой попойки, составляли основной костяк, но не привлекали к себе столько внимания, как раскиданное по всему первому этажу отрепье. Шулера, ставочники, дилеры, информаторы – в чём следователь был точно уверен, так это в том, что, если в этой дыре покопаться, можно найти кого угодно. Будто подтверждая эту мысль, мимо него проскочила весёлая гурьба – то ли пара детей, то ли пьяные карлики, которые, спотыкаясь, убегали на второй этаж под общий гогот. В этот момент, выдыхая, уставший путник мог лишь улыбнуться, радуясь тому, что на поясе он ничего не держал. Его взгляд проскользнул по незанятому пути между столами и пьянчугами, будто бы оценивая все возможные варианты происшествий, которые здесь могли бы случиться, или же пытаясь проследить за неудавшимися карманниками. У лестницы на второй этаж, где те больше всего и спотыкались, Рейнхарду показалось, будто он увидел что-то знакомое: пару невыразительных фигур за дальним столиком, которых от местных отделяли разве что детали для опознания. Шрам на лице, кристаллический фотоаппарат подле… Стоило ему моргнуть, и это наваждение исчезло за спинами и пузами новоприбывших работяг, что заполняли собой место в пабе, где и так было не протолкнуться.
– Тяжёлый день, да? – заметил бармен, приветливо улыбаясь, глядя на замаскированного оберсекретаря. Замаскирован он был так, что сейчас на него, грязного, с запёкшейся кровью на ботинках и костяшках пальцев, без слёз нельзя было посмотреть. – И взгляд такой, будто бы ночь впереди не легче.
– Налей чего-нибудь. От боли. Не душевной, – хрипло выдавил из себя Ильтон, имитируя прикосновение к свежему синяку в районе грудины и слегка складываясь у барной стойки.
– После нашего болеть будешь только завтра, если останешься до утра, – усмехнулся мужчина комплекции кармерийского шкафа. Поставив перед Рейнхардом кружку, он налил туда что-то явно алкоголесодержащее – по запаху уж точно.
Пригубив, будто бы зря, Ильтон выдохнул и поднял взгляд выше. За стеллажами немаркированных и мутных бутылок, прямо над чем-то вроде меню, совмещённого с доской для ставок, красовалась та самая драконья голова. Впрочем, была она не трофеем, что можно было бы увидеть в старинных тавернах, где воины, воры и маги праздновали свой очередной успешный поход, а скорее жалкой пародией: скрученный из проволоки образ драконьего черепа прослеживался, хотя явно без академической и анатомической точности. Таким мог представить себе череп тиранической твари любой, кто хотя бы наслушался бабушкиных сказок. И как видел следователь, почти у каждого здесь было хотя бы маленькое деревянное копьё, висящее на верёвке на шее. Символ свободы, символ победы, копьё, что положило конец тирании драконов и позволило людям вздохнуть полной грудью. По крайней мере, так говорили они. Оберсекретарь, массируя висок, на секунду вспомнил, что примерно за такой же амулет, но из каких-то благородных металлов, держался Фрид, пока пытался отдышаться в переулке.
– Слушай, друг… А нет от боли чего получше? До утра засиживаться неохота… – тянул после очередного глотка Ильтон, всё так же изображая из себя самого болезного человека в пабе.
– Допивай и проваливай. Всё, что могу предложить. Мне проблемы с Чёрной Королевой ни к чему, – бармен довольно сильно помрачнел от одного лишь намёка, которым следователь пытался прощупать, не в сговоре ли он с какими-то местными элементами, знающими толк в развлечениях для бедняков и готовых раскошелиться.
– Да ты чего. Я так… Может, таблетка какая завалялась, для нужд человеческих. Ничего такого… – виновато потёр уже сам Ильтон затылок, чем-то напоминая сейчас недопущенного в такие глубины расследования Карта.
– Ага. Я ж тут аптека. Могу либо долить, либо сделать кое-чего покрепче, если потянешь.
Рейнхарду оставалось лишь помотать головой и допивать, уже сидя в пол-оборота, в надежде приметить кого-то, кто мог обратить на него внимание. Неважно, с кем там именно договаривался бармен, владелец паба и кем была та самая Чёрная Королева – если у человека была проблема, то решений к ней находилось уйма. Иногда, правда, сначала приходилось создать проблему, чтобы продавать к ней готовое решение, но явно не в этот раз. Прощупывать всевозможные источники внешних магических формул, от которых по городу начинают стекленеть люди, нужно было по низу. Вспоминая слова Маргариты, он всё прокручивал её мысль о том, что процесс будто бы начинался изнутри, а значит, это явно было не заклинанием.
От местной выпивки пахло скорее разбавленным спиртом и мочёными яблоками, магией было только то, как люди могут годами это пить и радоваться жизни, а слова бармена и вовсе вели к тому, что заведение вело особую политику трезвости. Не могла же эта коза Фаррон намеренно вывести его на ложный след?
В этот момент, допивая свою пародию на алкоголь, Ильтон провёл рукой по своим пустым карманам, по которым точно успели пошариться карманники, пока он направлялся к барной стойке, будто бы желая найти там какую-то записку, зацепку, хотя бы кусочек пыли… Пыль. В этот момент оберсекретарь будто бы прозрел на пару мгновений, вспоминая, что так или иначе искомый им предмет или люди точно должны были быть связаны хоть каким-то магическим следом, который был недоступен простому взору.
Даже если эта территория была под контролем банды тех, кто боролся с любыми проявлениями чего-то для них неприемлемого, сейчас, на удивление, в пабе было слишком тихо. Не было лишних громил, кроме разве что пары местных вышибал без особых знаков отличия, а основной контингент был слишком увлечён дешёвым пивом и скудной закуской к нему. Да и те пьяные карлики, пробегающие по рядам завсегдатаев, уже казались не настолько пьяными и неуклюжими.
Отвернувшись от барной стойки и отойдя за угол одной из деревянных подпорок, следователь согнулся, будто бы ему поплохело, чтобы исподлобья смотреть уже иным, пурпурным взором.
Паб был так или иначе насыщен потусторонней энергией, и фон здесь был не такой, как обычно, скорее напоминая бывшую курильню. Где-то посвечивались люди, которых природа обделила происхождением, но наградила хоть каким-то даром прикосновения к манасфере. Где-то на губах, усах и лёгких оставались следы одновременно насыщенной и разбавленной магии, которая была скурена с худшим табаком в этом городе. А вот от снующих туда-сюда карманников шёл фон, слегка напоминающий ту едкую жижу, что Рейнхард успел сдать в лабораторию. То был будто бы неуловимый запах свежего стекла, горячий и гнетущий, совершенно неописуемый для того, кто никогда его не чувствовал, но уже незабываемый для Ильтона. Похожий тон, но слишком неуловимый, он успел прочувствовать на задержанном, так что картина начинала складываться.
Приметив, что некоторые после таких низких пробежек выходили из паба, будто бы получив что-то заряженное той самой энергией, распрямившийся мужчина направился медленной усталой походкой на второй этаж, к двери, до которой обычно и бегали маленькие помощники дилера.
– Пароль, – сухо послышалось из-за двери, в которую постучался оберсекретарь, идя на остаточный запах.
– Стекло, – уверенно ответил мужчина, желающий совершить небольшую контрольную закупку.
– Из кого выпытал? Я тебя здесь раньше не видел… – послышалось из-за уже приоткрытой двери, откуда показалась пара глаз с хитрым прищуром.
– От Джона. С третьей улицы. Друг, я просто хочу немного расслабиться и отдохнуть, у меня есть деньги…
– Иди-ка ты по добру, по здорову. Отдыхай у бармена… – дверь со скрипом, будто бы человеку по ту сторону стало противно даже смотреть на Ильтона, начала закрываться.
– Да ладно тебе. Я никому не скажу. А вот если ты оставишь меня без стекла – то бармену можно и шепнуть пару слов, – Рейнхард поставил носок ботинка в закрываемую дверь, не унимаясь.
– Рискнёшь здоровьем? Мы-то успеем уйти, а вот ты уже никуда не денешься… – в проёме появились уже не только глаза, но и дуло. – Считай, что я расслаблю тебя тем, что не стану убивать…
План провалился. Жаль, следователь хотел сделать всё по-хорошему, но, увы, своя правда была и по ту сторону двери. А устраивать здесь и сейчас магическое представление было слишком рискованно: он был один, их здесь явно много, и вели они себя слишком нагло на чужой территории, несмотря на угрозы того же бармена. Конечно, можно было бы попробовать схватить одного из тех, кто уже уходил с бутыльком. Но целью следователя были не яйца, а курица.
Похоже, Рейнхард попал не в то место в не то время, так что ему оставалось лишь вернуться, наблюдать и ждать. Вслушиваясь и принюхиваясь, он действительно нашёл подтверждение своей теории: работяги постоянно переговаривались друг с другом об этой загадочной Королеве, сетуя на то, что её ребята дел наворотили, а теперь носа не кажут на собственной земле в такой час. Были там слухи и об ужасах кровопролития, и о внезапной награде за голову бандитки и членов её банды, и о том, что они в своём походе с копьём и огнём выжигали заразу наркотрафика из своих районов. Ильтон вспоминал, что, кажется, его коллеги из немагического следствия действительно упоминали что-то такое пару месяцев назад. Следить за войной банд было не делом магического следствия, пока в руках этих самых банд не оказывалось чего-то опасного и необычного. Опасным обычно считалось что-то, что их самих же и переубивает, как было с тем самым делом "Чёрных Хвостов". Остановись их контрабанда просто на магическом табаке – Рейнхарда оставили бы не у дел, но когда в самом деле начали фигурировать незарегистрированные порталы…
Впрочем, времени на воспоминания у оберсекретаря не было – не здесь и не сейчас. Его чуткий магический нюх дождался того часа, когда крысы решили сменить свою диспозицию и начали сниматься с точки. Это и был его шанс проследовать туда, где его воздействие сможет оказать должный эффект. Покинув паб под недобрый взгляд бармена, он привычно следовал в тенях за группкой людей, от которых так и пахло этим отвратным магическим субстратом стекла и смерти.
Глава IV. Живая история
Передвигаться в тенях было проще, чем могло показаться – чем дальше уходила банда, стремительно покидающая чужие угодья, тем меньше света оставалось на улицах. До рассвета оставались какие-то часы, и потому темень стояла самая что ни на есть. Четвёрка следовала явно проторенной дорогой, почти что заученной наизусть, почти до шага, даже для тех, кого до этого Ильтон принимал за пьяных детей. Тьма была на руку секретарю, но опасность всё ещё была высока. Сидя в пабе, он успел достаточно изучить магический фон, чтобы понять, что всё магическое у преследуемых ими господ было только в сумках. Поэтому он не постеснялся сгущать тени вокруг себя ещё сильнее, скрывая собственные звуки. Без хруста разобранной брусчатки под ногами было одновременно проще и неспокойнее. Всё же к своим годам оберсекретарь магического следствия так и не смог до конца привыкнуть ко всей этой прикладной магии. Она слишком отделяла его от привычного мира, и в абсолютной тишине своих шагов можно было запутаться так же легко, как в пьяной походке.
Люди суетились и постоянно проверяли наличие хвоста, петляли проулками и иногда задерживались, расставляя настоящий караул. Напряжение, повисшее в воздухе, почти можно было почувствовать губами и попытаться раскусить зубами – словно плотный туман, превращающийся в тягучую пересоленную карамель. Оно окружало их и не давало покоя как преследуемым, так и преследователю. Держа концентрацию на собственных тенях, мужчина сдерживал свой магический револьвер почти до хруста костяшек, ожидая подвоха в любой момент. Действия противника были непонятны, а уж состав на их базе был неизвестен. Не дай дракон там оказаться магам-самоучкам, которые в своём порыве преданности или безумия сожгут и себя, и всех окружающих, лишь бы сохранить секреты, власть и силу своих вождей…
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71517661?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Джеймс Карден
Тип: электронная книга
Жанр: Мистика
Язык: на русском языке
Издательство: Автор
Дата публикации: 10.01.2025
Отзывы: Пока нет Добавить отзыв
О книге: В сверкающем магическом мегаполисе Амбурнийского Союза, где заводы пульсируют энергией маны, а тени старого города скрывают мрачные тайны, начинается череда странных смертей. Люди исчезают, чтобы вернуться в облике хрупких стеклянных статуй. За этим жутким феноменом стоит не только опасная магия, но и заговор, способный потрясти устои всего Союза.