Главная страница | Современная русская литература | Красная банда

Красная банда
Егор Дмитриевич Анохин
Сюжет показывает напряжение между законом и преступностью, а также сложные моральные дилеммы, с которыми сталкиваются правоохранительные органы. В произведении присутствует и юмор, но за ним скрывается серьезная проблема: как действовать в ситуации, где преступность может угрожать безопасности общества.

Егор Анохин
Красная банда

Родительское собрание
************
Уборщица школы Галина постучала в дверь директорского кабинета, и, не дожидаясь ответа хозяина, открыла её и сообщила:
– Александр Андреевич, там собрались все, ждут вас.
– Спасибо, иду, – он взял в руку журнал успеваемости, и, пройдя по залу, зашёл в актовый зал, куда были приглашены родители учеников одиннадцатого выпускного класса. Ученики встали. Родители кто встал, а кто сделал попытку встать, но продолжали сидеть, но все поздоровались. Директор, махнул рукой, пригласил всех сесть. А сам открыл журнал и стал зачитывать оценки учеников по всем предметам. Иногда он поднимал глаза выше очков и осматривал слушателей. Некоторые кивали согласно головами, другие улыбались, многие смотрели на свои руки, и в смущении краснели. После такой информации директор положил журнал на стол и заговорил:
– Видимо, мы с вами таким составом больше не встретимся. Конечно, в одном селе живём, встречаться будем, но уже в другой компании и на другую тему будут у нас разговоры. Я хотел бы придать этому собранию большую значимость и убедить вас в серьёзности ситуации, в которой находятся вы и ваши дети. И вы, и они стоят перед выбором своей будущей жизни: судьбы, работы, службы, места проживания. У меня будет к вам одна просьба. Остался один месяц до выпускных экзаменов. И независимо от успеваемости ваших детей вы все, без исключения, уделяйте внимание по два, три часа подготовке уроков к очередным занятиям и подготовке экзаменационных билетов. Я ещё раз требую в обязательном порядке, всем без исключения, заняться такой работой. И это независимо от успеваемости на данный момент. Вы, поняли меня? – повторяя одну и туже мысль, директор школы, он же и классный руководитель выпускного класса Александр Андреевич, продолжил:
– Вы все со средним образованием, у многих высшее специальное, знаете, как трудно заставить себя сосредоточиться на выполнение этой задачи, особенно с наступлением весны. Многие дружат, встречаются, ходят на танцы. Тратят непроизводительно время, – он вышел из-за стола, куда падали горячие и яркие лучи солнца, стал ходить вдоль стены, от стола к двери. Он окидывал взглядом слушателей, некоторые смотрели на него, другие на свои руки, лежащие на столах. Многие были его одноклассниками, он отлично знал их всех, и хорошо понимал, что они сейчас думают. С досадой, видимо, вспоминают свои недочёты и упущения в подготовке к экзаменам в своё время.
Между тем директор продолжал свою мысль, которая не всегда совпадала с мыслями его коллег и руководителей.
– Если молодой человек доучился до одиннадцати классов, то это не обязательно тракторист или учётчик. Это должен быть кандидат в специалисты высшей категории. Иначе, зачем тратить столько лет и сил. А результат этой работы, этих трат сил и средств во многом зависит, как они сдадут ЕГЭ, и все ли займут достойное место в жизни. Если столичной молодёжи надоела и приелась городская цивилизованная жизнь, масса культурных мероприятий, событий; вообще общение с огромной массой людей, что отвлекает и мешает сосредоточиться на чем-то одном и важном. То у нас, в селе ничто, и никто не отвлекает каждого из нас от выполнения стоящей задачи.
Директор ещё раз осмотрел присутствующих и стал понимать, что слушателям это было неинтересно и многие взрослые смотрели в разные стороны, а иные даже откровенно зевали, другие уже приготовили папиросы, и ждали момента, чтобы прикурить их и насладиться своей «отравой». «Видимо придётся перейти на прямой разговор». И он обратился к залу:
– Возможно, у кого вопросы, какие есть?
Никто не ожидал конца речи директора и не сразу сообразили, о чём можно спрашивать.
– Покурить бы отпустил, мы бы недолго…
– Я сейчас открою окно, и кто желает покурить, можете пересесть ближе к окну, – он сделал намерение, чтобы открыть окно, но его опередили. Трое мужиков – скотников и одна доярка опередили его. Открыли окно и стали прикуривать папиросы от зажигалки, которую услужливо держал Михаил, заведующий гаражом. Это был мужчина среднего роста, тучный с отвислым животом, проговоривший:
– Ну, вот и подышим майским воздухом. Как хорошо тут, а с табачком ещё лучше.
– А когда было с табачком-то плохо? – отозвалась Лидинья, – без него скучно, а с ним-то жить ещё можно.
Мужики засмеялись, женщины спрятали улыбки, и явно было, что Лидинья была права и попала в струю.
Смелый воробей соскочил с воробьихи, подлетел к своему гнезду, но, заметив открытое окно, уселся на широкую раму, заглянул внутрь, и стал рассматривать людей, дымящих папиросами. Удивился и подумал, «И откуда они тут взялись?» Хотел внимательнее рассмотреть их, но почувствовал запах дыма, тут же подскочил и вернулся к подруге, сидящей на электрическом проводе. Он что-то ей пощебетал, и они перелетели на крышу школы. Здесь их никто не смущал и не мешал заниматься супружескими обязанностями.
– Да, жизнь становится всё сложнее и сложнее. Ввели во втором классе английский язык. Ещё не научились говорить по-русски, а уже за иностранный язык берутся. К чему это, – проговорила Мария Жидких, надеясь на поддержку. Сразу отозвалось несколько голосов:
– Чем дальше жизнь, тем сложнее жить и тем более учиться, – поддержал её Антонов Григорий.
– Раньше наши деды вообще в школу не ходили. А когда открыли начальное образование, то людям это было в диковинку. А нам вот и компьютеры, и иностранный язык в диковину. Судьба такая, – отозвался Пустовалов.
– Судьба-то судьба, так, а кто же хлеб расти будет. Сколько лет в школе готовили и шоферов и трактористов, а в этом году отменили эти занятия. Даже оскорбительно делается. Какое-то пренебрежение к хлеборобу и к сельскому хозяйству, – подаваясь в большую политику, высказался Прасолов Иван.
– Правильно ты говоришь, Иван, кто ж нас менять-то станет в поле? – поддержал его Снегирёв Василий.
– Все мы тут патриоты, а дома, что говорим своим детям? Учись сынок, осваивай компьютер, а то будешь всю жизнь в мазуте трястись в тракторе, а к пенсии придёт дело, так минималку получишь. Вот вы, какие патриоты, – язвительно отозвался Потапов Михаил. Директор слушал, анализировал, собирался с мыслью и старался объединить свои и мысли родителей, заговорил:
– Ну, что накурились, садитесь по местам. Все ваши высказывания и неудовольствия современной жизнью – они логичны и оправданы. Можно критиковать и правительство, и депутатов сколько угодно. Но от этого ни жизнь наша, ни обстановка не изменится. Обстановку меняют революционным путём или на выборах. За кого проголосовали, тот и диктует нам свои условия. Сколько б мы не бузили – от этого обстановка не сменится. А поэтому нам нужно решить стоящие перед нами задачи, задачи сегодняшнего дня, – директор понимал, что если он сейчас приостановится и даст возможность опять родителям заговорить, то он потеряет цель этого собрания и всё утонет в правильных речах родителей, но не к месту сказанных, и не вовремя. Лидинья, стараясь взять инициативу в свои руки, заговорила:
– Вон воробьям никаких экзаменов не требуется: любуйся весной и радуйся своей наречённой.
– Друзья, не отвлекайтесь; это из мира животных, а у нас другая среда обитания. У нас другие задачи. Экзамен на носу. И от того, как они пройдут, будет зависеть авторитет нашей школы, и дальнейшая судьба наших следующих выпускников. Если мы сдадим успешно ЕГЭ, то наша школа будет жить и работать, а если результаты будут неутешительные, то нас закроют и наших детей отправят в другую школу, к соседям. Вот те, у кого есть ещё дети, вам это понравиться? Считаю, что не понравится. А если это случится, то вы и другие будете искать виноватого, и проклинать на чём свет стоит. Поэтому перед всеми нами стоит одна цель и одна задача: самым серьёзным образом приступить к подготовке экзаменов. Готовиться всем и ученикам и их родителям. Тот, кто из родителей забыли содержание предметов: просто слушайте, что готовят и отвечают ваши дети. А ребятам не стоит ронять себя в грязь лицом перед своими родителями. Я организую консультации по всем предметам, и вы не стесняйтесь посещать их после уроков.
– А какие профессии сейчас престижные, на какие специальности спрос в нашей жизни? – спросил Михаил.
– Сейчас мы живём в условиях капиталистического рынка. Ничего не планируется, всё зависит от спроса на рынке труда на данный момент, поэтому заранее приготовиться невозможно. В этом и заключается сложность сегодняшнего дня. Нельзя предугадать рыночный спрос. Вчера требовались конюха, сегодня доярки, завтра потребуются поярки. И тут следует заметить, что если появится спрос на рынке, то вскоре появится и товар. Опять – же смотря, какова будет цена за этот товар. И когда рынок насытится этим товаром, то цена упадёт и получится кризис производства этого товара.
– На бабий товар никогда кризиса не будет, – прошептала Лидинья. Сидящие рядом женщины одёрнули её и «зашикали». – «Молчи, мол, ты не одна, тут же дети». «Это не дети, это взрослые особы, у них уже свой лозунг имеется: – Беременная – временная, а удовольствие надолго. Мы это в своё время даже говорить об этом стеснялись».
– Женщины, это не во время и не к месту. Дайте мне ответить на Михаилов вопрос. Стараясь не упустить инициативу разговора, вмешался директор. – Из послания президента видно, что ставится задача о возрождении производства, о внедрении нанотехнологий, о том, что за основу государственной политики нужно брать не только добычу нефти и газа и их реализацию, но в основном расширение производств, чтобы ликвидировать безработицу и повысить комфортную жизнь граждан. Всё должно направлено на улучшение жизни в нашей стране.
– А кто и что мешает это делать, кто не даёт правительству страны так поступить. Разговоры-то благие, а дел-то не видно, – встрял в разговор Аборнев Денис.
– А я знаю, что и кто мешает это сделать.
– Ну, так и кто – же мешает? – вновь спросил Денис.
– Кадры решают всё. Если ваши дети не сдадут ЕГЭ и не приобретут необходимые специальности, значит, перестройка отложится на год: когда новая группа выпускников на следующий год не выполнит эту задачу, поставленную президентом.
– А для чего же сокращают производства, закрывают заводы и фабрики, выгоняют рабочих на улицу? А им жить на что-то надо. Они идут грабить и убивать, – встрял в разговор Пустовалов.
– Заводы не закрывают, они сами закрываются. Их продукция или очень дорогая, или совсем не пользуется спросом.
– Так, и что – же нам дел сплочённые группы граждан. Хотя и не по теме, хотелось бы высказаться, – подняв над головой ладонь, стал убедительно доказывать Широких, – такое смутное время было и при Ленине. Рабочие страдали, но терпели, а профессионалы – воры держали Москву и другие города в страхе. Грабили магазины, склады и квартиры. Поручили Дзержинскому, срочно навести порядок в стране, а особенно в Москве. Он создаёт тройки из милиционеров, которым дал право расстреливать на месте грабителей, воров и убийц. Порядок был восстановлен. А сейчас, что творится? Люди гибнут как на войне. Жажда наживы толкает преступный мир на грабёж и убийства. Большинство убийств не раскрыто. А кого поймают: так дают условную меру наказания или ограничиваются справкой о не выезде с места жительства. Это на кого – же мы работаем?! Мы перед кем отчитываемся о своих преступлениях? Перед ЦРУ, перед английской контрразведкой? Вот, мол, смотрите на результаты вашей работы у нас. Не смогли победить в войне, так сейчас, мирным путём нас завоюют, и захватят наши богатства в свои руки. А вы сидите и ловите ворон ртом.
– Сами не можем, так хоть люди со стороны пусть ума нам дают. А то привыкли про политику трезвонить, а как за дело браться, так некому. Копайтесь у себя во дворе: сами кушайте и детей своих кормите. Хоть не сильно богато, а всё равно, жить можно и в деревне, – поправил Игнат Степанович.
– Сильно богатые люди охрану имеют. А вот пенсионеры и кто в навозе копается всю жизнь и сам, и его дети без охраны живут. А их тоже убивают: то пенсию отбирают, то скотину со двора уводят. И ладно – бы, то, что пенсию отобрал, так ещё и убивает старика или старуху. Это что же такое? Где же Дзержинского найти? – Отозвался молчаливый дядя Коля.
– Убивают не только за пенсию или за овцу, а убивают просто по злу. Вот за что депутатов-то и попов убивать? Вот жили двое, учились, дружили, а потом раз и убил один другого. Сильно и причины-то большой нет. А вот лишит гадюка человека жизни и гордится ещё этим: вот, мол, я какой герой. А мать с отцом убитого ребёнка всю оставшуюся жизнь страдают и раньше времени с горя в могилу уходят. Прежде чем новую жизнь строить нужно порядок в обществе навести. Остановить грабежи и особенно убийства. Иначе жить становится невозможно, – высказался Рахаев.
– То, что убийства надо остановить это верно, но нужно одновременно с этим и производства налаживать, экономику поднимать. Есть в стране соответствующие лица, пусть они и занимаются всяк своим делом. Если все побежим ловить воров и убийц, то и воровать будет нечего.
Мария Тихоновна подняла руку, как ученица, и когда директор кивнул ей головой, мол, говорите, она заговорила:
– Когда родится ребёнок, его несут сначала в церковь, крестить, имя ему дают, потом родители его водят по праздникам в церковь на богослужение, как подрастёт, женитьбу устраивают, благословляют на честную дружную жизнь, а когда умирает его в церкви и отпевают. Так? А сейчас, что? Не нести – же новорождённого в партком, в профком, да там и покойников не отпевают. Я вот тут некоторые богоугодные дела провожу, и сын мой к этим занятиям интерес проявляет. А есть – ли у нас такие институты, чтоб на попов учили и где они находятся? И есть – ли у нас возможность туда поступить? – она умолкла, присела и стала смотреть внимательно в лицо директора. Тот стал пояснять:
– Парткомы и профкомы другими делами занимались. Они не крестили и не отпевали, но содействовали этому. У них другой стиль работы был. Но о душе только недавно заговорили, хотя поэты о том говорили везде, всегда и постоянно. И если они не крестили детей, то от приглашения не отказывались – это вдохновительный акт, и они с удовольствием воспользуются вашим приглашением. И дальше, сейчас работают духовные семинарии, там готовят разным специальностям богослужения, в том числе и на попов учат. И учат там бесплатно. Но туда большой конкурс, и принимают только отличников. Поэтому вашему Серёже нужно сильно подтянуться. И вы ему в этом помогите. И если он сдаст ЭГЕ на пятёрки, то он имеет шанс поступить в духовную семинарию и выучиться на попа. И будет у нас с вами свой батюшка – отец Сергий, – он даже улыбнулся новому произнесённому слову. Наступила тишина. Казалось, что будто всё сказано и было понятно, чем следует заняться. Но сидевший на первой скамье Манохин, поднялся и, выйдя к столу директора, стал, будто поучая слушателей, говорить:
– Вы все правы по-своему, но забыли о том, как вы относились к наставлениям своих родителей в своё военное и послевоенное время. Вы знали больше своих родителей. Такие слова, как инженер, агроном, зоотехник, конструктор, тракторист, танкист, селекционер, энергетик – родители даже не слышали и не говорили об этом. А нашим детям эти слова уже надоели, и специальности эти уже не прельщают. Они слышат и учат новые слова, понятия, специальности. Это вытекает из требования современности, из внедрения в производство нанотехнологий. Но и я буду не прав, если стану утверждать, что все наши дети этим веяниям времени посвятят свои жизни и труд. Вот они сидят тут и думают по – своему, и все по разному. У них свои планы и цели. Некоторые вам и выскажут их, и признаются, другие оставят это от вас в секрете, чтоб вы их не переубедили в своих планах. К чему я это говорю; а к тому, чтобы потом, когда кто послушает вас и у него не сложится судьба с этой специальностью, он станет вас упрекать и ругать даже, что послушался вас. Вот, мол, если не настаивали бы вы на своём мнении, то возможно и лучше бы жизнь сложилась. И тогда ты не сможешь оправдаться и снять с себя вину за неудавшуюся их жизнь. Так, что переубеждать и навязывать своего мнения в выборе профессии не следует. И это будет очень удачно, если ваши пожелания совпадут с мечтой вашего ребёнка. Директор и не настаивает на каких-то профессиях конкретно, он просит и убеждает нас просто уделить больше внимания своим детям в подготовке к экзаменам. Нам всем хочется, чтобы дети жили комфортнее нас. Не голодали, не мёрзли, как наши родители, а жили в современной жизни нужными и добросовестными работниками и нам от этого будет радостно. Вроде, как сбылась ваша родительская мечта, и оправдались ваши труды. Гордость за детей – это великая сила и достижение души. Так, что пусть они решают сами, чем заняться. Или внедрять научные технологии или посвятить свою жизнь борьбе с убийцами.
– А как с ними бороться, если их все оправдывают и защищают больше чем пострадавших? Тут, ты, что скажешь? Умник, какой! – перебила, говорившего, Лидинья. Манохин смутился, почесал кончик носа двумя пальцами, потом подбородок и, собравшись с духом, продолжил:
– Это самый сложный вопрос, что стоит перед обществом. И не только в нашей стране. В других странах этот вопрос решается по-разному: где казнят убийц, где сажают пожизненно в тюрьмы, где отрубают сначала палец за первое воровство, за второе ладонь, за третье голову. Но мы подчиняемся решениям Конституционного суда, решениям ООН, постановлениям Евросоюза, членом, которого мы стали недавно, и законодательным актам Государственной Думы. Там все и говорят, что нельзя человека лишать жизни, которому мать его ему дала. Нельзя лишать жизни человека. Самая высшая мера наказания – это пожизненное заключение.
– А они там живут лучше нас сельских. И компьютеры у них, и телевизоры, и питание регулярное и качественное. И всё это за наш счёт. Убил моего родителя или дитя, да я его же и корми. Как пленных немцев в войну. И кормили их и лечили их намного лучше, чем нас самих, а уж о наших пленных и говорить нечего. Они там с голоду умирали пачками, да ещё и сжигали их в печах живьём. А за это их мы содержали лучше, чем нас рабочих, а про колхозников и говорить нечего. Выживали крестьяне, как могли, да и сейчас заброшены. Как хотите, так и умирайте. Будто и правительств никаких нет. Мы же существуем, о нас кто-то должен беспокоиться. Или мы только Богу и нужны? – эмоционально и резко выпалил Лаврентьев Николай.
– Этого мы с вами не решим. Это решит наша смена. Только и могу добавить, что русские завсегда теряли результаты своих побед, Кровь русских проливалась задарма, победы были, а результаты её доставались другим нациям. Убеждали нас всегда, что результатами побед является наша мирная жизнь. Но ведь должна же быть разница в жизни победителей и побеждённых. Вон немцы сейчас инвестируют наши производства, а доход в Германию течёт. И в Японию тоже, будто не мы их победили, а они нас. Это справедливо?! Так, что русские никогда богатыми не были и не будут. Так, что вряд ли мы мирным, законодательным путём осилим убийц; ни в стране, ни в крае, ни в районе, ни в селе. А как это делать, решать уже будем не мы, мы уже своё отрешали и отработали. И ответственность за судьбу людей и страны решать придётся молодёжи, она при силе, уме и ей только и решать. А мы можем только выполнить ту просьбу, что высказал сейчас нам наш директор Александр Андреевич, – он поклонился и занял своё место.
– Ну, что, товарищи, кажется, всё прояснили. Если у кого личные вопросы есть, пожалуйста, останьтесь, я отвечу. А так все свободны, до свиданья, – заключил директор и вздохнул устало и прерывисто. Все разошлись, остался только председатель колхоза Павел Филиппович. Он взял за локоть директора и, идя с ним по коридору, заговорил:
– Вы бы, товарищ директор, сильно не волновались бы. Что уж вы так стараетесь. Не тяните всех в пятёрочники, такого положения не бывает. Если всех разгоните из села, а отличники в селе не останутся, то кого же я на трактора и комбайны посажу? Я вот анализ сделал, и оказалось, за два последних выпуска из них никто не остался в колхозе. А мои кадры стареют и на пенсию уходят каждый год до десяти человек по колхозу, а пополнения нет. Так, что сами понимаете: через десять лет колхоз, а за ним и село исчезнут с лица земли. И вас не станет, и вы станете безработными. Пенсионеры, как-то ещё продержатся, а вы-то куда денетесь? Вы бы больше проводили патриотических бесед. Внушали бы им любовь к родному уголочку – селу своему.
– Я вас отлично понимаю, и вашу озабоченность, и вашу беду. Но я пока на работе нахожусь и имею свою цель и задачу, чтобы все сдали экзамены. А о вашей заботе могу лишь посоветовать: приходите к нам специально, или соберите всех учеников в клуб, и вот там и проводите воспитательную работу, и заманивайте их к себе в колхоз. Вы же всем молодожёнам дома строите, помогаете машины купить, снабжаете их личные хозяйства зерном и сеном. Ваши трактористы и комбайнёры материально живут лучше нас учителей и всяких счётных работников. Это, конечно, и правильно, потому что их труд стоит того, и не каждый способен там работать. А моя задача состоит в том, чтобы все сдали экзамены. Некоторые останутся и в колхозе, но это будут не отличники, а так троечники или того хуже, или те, у кого смелости не хватит в город податься, или там не к кому поехать, или отчаянные патриоты нестой нас с вами. Разве мы не смогли бы место найти себе в городе или в райцентре? Могли бы, конечно, но тянется душа в родительский дом в родное село. И живём тут, как бы трудно не жилось в этом провинциальном уголке. Живём, работаем и надеемся на лучшую жизнь. Ну, должна же деревня оживеть!
– Да, не видно этого. Ни одного села не организовалось после царского преобразования и освоения Сибири. А видим только, как сёла одно за другим исчезают, разъезжаются люди из села.
– В городе комфортнее жить, вот и тянутся туда крестьяне. Да и работа там круглый год под крышей, а значит и в тепле.
– Городских условий нам в селе не сделать.
– Тогда и молодёжь тут всю не удержать.
– Видимо так и есть. Но вы, всё – же всех в отличники не тяните. Это сильно на психологию влияет. Как это я отличник, а пойду скотником? Давай мне науку, профессором желаю быть. А их там и так все дворцы, и кабинеты забиты. Их там девать некуда. Кому места не хватает, так за границу бегут. Хоть дальше и сложнее, но только не домой, не в своё село. Натура такая. Ладно, заговорил я вас, до свиданья.
– До свиданья, приходите, если потребуемся, – они пожали друг другу руки и расстались.

Экзамены
************
Какими бы противоречивыми не были мнения родителей на совещании родителей по подготовке учеников к экзаменам, те и другие приняли к сердцу озабоченность директора. Участники этого совещания, иногда встречаясь на работе, или просто на улице, разговаривали: – «Ну, что кум, осваиваешь химию?» «Какой к чёрту, я и формулу воды уж забыл, как писать». «Что, сват, вспомнил, как слово интеллигент пишется?» « Да я и в школе его постоянно ошибался, то все буквы и писал, то одну букву эл записывал». «Доброе утро, Михайлович, что освоил логарифмическую линейку?». «Да, я из-за математики-то на агрономический факультет поступал». «Ну, что, сосед, вспомнил, кто Пугачёва разгромил?». «Я тогда, в школе, и сейчас не уяснил. Толи предатели из его окружения связали и выдали царским властям. Толи генералиссимус одолел». Мужики посмеются и, похлопав друг друга по плечу, расходились по своим рабочим местам. А вечером, приходя, домой, садились с детьми и заставляли их рассказать или пройденный урок, или повторять прошлые материалы. А позднее вечером шли управляться со скотиной вместе с детьми, тем самым старались крепить дружбу отцов и детей. И это не осталось незамеченным.
А сегодня в школе ученики собрались на консультацию в свой класс. Директор зашёл в класс и объявил, что консультация переносится на вечер, потому что отец одного учения застрелил его мать из ружья после скандала. Он больше не стал ничего говорить и вышел из класса. Узких Вячеслав быстро вскочил и выбежал из класса и побежал домой. Ещё при нём мать ругалась с отцом, и это было не первый раз и он к этому, хоть и не мог привыкнуть, но, чтобы до этого дошло, он и представить не мог. Когда ученики пришли на квартиру своего друга, то увидели милиционеров и прокурора района Раису Игнатьевну, которую перед новым годом приглашал директор к себе в школу на внеклассную беседу. Сейчас она стояла с Манохиным и возмущённо рассказывала:
– Ты, смотри, что делается на белом свете. Застрелил жену, и ещё оправдывается, что будто нечаянно это сделал. Метился, мол, в сороку из дома через форточку, и жена подвернулась и, не знаю, мол, как, а я и уже на курок нажал и попал в жену. Сплошное враньё. А следователи записывают эту ложь, как официальное признание. Это же на высшую меру тянет. Я бы таких негодяев расстреливала.
– Так, а детей-то, куда потом девать? Ведь их трое у него. Их, что в детский дом отправлять? И будут расти они сиротами. От этого они лучше не станут. И им от этого легче не будет, – отозвался собеседник. Некоторые ученики подошли к ним, прислушались, молчали: растерянные, нахмуренные, поражённые. Они не могли определиться и чью сторону принять. Жаль Славкину мать, и Славку с сёстрами жаль. Но за убийство надо и отвечать. А то, что же получится? Поспорил, поругался и стреляй в человека, а тем более в мать своих детей. У многих убийц есть свои дети. Так, что теперь делать? Прощать убийц, потому, что у них дети есть?
Вскоре прокурор, кончив говорить и слушать знакомого собеседника, решительно направилась в усадьбу к Славке. Через недолго оттуда вывели его отца в наручниках и, посадив в милицейскую машину, увезли в ОВД района.
Похороны Славкиной матери были так же страшны, как и её смерть. Её матери сообщили, что дочь сильно болеет, и просили её к ней приехать. Мать приехала на второй день к вечеру на междугороднем автобусе. А когда мать зашла в дом и, увидев дочь в гробу, она успела и смогла только охнуть и тут же повалилась на пол перед гробом дочери. Обоих хоронили на второй день. Оба гроба опустили в одну могилу.
До конца недели директор школы консультации не проводил и возобновил их только с понедельника. Он не спрашивал, а всё больше рассказывал литературный материал по программе. Иногда он спрашивал некоторых учеников, но Славу не беспокоил. Но когда Слава поднимал руку, чтобы самому ответить, он его слушал. Ответ старался похвалить, а ошибки не замечал, а так незаметно, поправлял сам, как бы дополнял своими дополнительными знаниями, вспоминая лекции в институте. Иногда он так увлекался, что незаметно для себя переходил в события из жизни писателей и поэтов. Он раскрывал их тайные моменты и переживания и неравную борьбу с властями. Как те часто уходили в запой, как искали средства, чтобы рассчитаться по долгам, как многие из них погибали в неравной борьбе со злом и злыми людьми. Особенно ученики запоминали вот эти самые случаи, переживали, и в души их проникал протест к этому злу, и вызывал горячий порыв посвятить этой борьбе, пока ещё не окрепшую душу. Они понимали и впитывали лишь поэзию борьбы, но не могли осознать всю тяжесть и страдания этой борьбы, и неминуемой жертвы, жертвы своей силы, и жизни.
И вот этот день настал. Александр Андреевич зашёл в класс вместе с представителем Районо. После приветствия, посадил учеников, разложил билеты по столу и пригласил:
– Товарищи, – он обычно обращался к ним как – «ученики», или «ребята», а теперь, как к равноправным товарищам, – вот вам билеты по литературе, я их расположу на столе, и вы подходите, и берите каждый билет, на выбор. Вам отводится время два часа. Пользоваться компьютером и сотовым телефоном не разрешается. Я надеюсь, что вам не составит особого труда ответить на вопросы билетов. Вы все отлично подготовлены и вашими знаниями я очень доволен. Неясных вопросов у нас не оставалось, мы всё повторили, и я надеюсь на ваши положительные ответы. И так все взяли билеты, садитесь, замолчали, засекаем время, приступили, – он сел за стол рядом с представителем и записал на листе бумаги время начала экзаменов. Его бывший ученик, заведующий Районо Фёдоров наклонился к директору и хотел, что-то спросить, но тот поднял палец перед лицом и отрицательно покачал головой. Время ускорило бег, в классе воцарилась напряжённая тишина, нервное напряжение было на пределе. Это напряжение директор не вытерпел и на этот раз. Он поднялся, приложил палец к губам, на недоуменный вопросительный взгляд Фёдорова, и вышел из-за стола. Пошёл между столами, бросая беглый взгляд на листы бумаги, на которых выпускники писали свои ответы. Он замечал ошибки в правописании слов, но молча проходил дальше. Ему так хотелось указать пальцем на неправильно написанное слово или проговорить, как нужно писать, но этого он не имел право. А когда кончилось время, он ещё три минуты подождал и только потом проговорил:
– Товарищи, время кончилось, кто готов, сдавайте ваши ответы. Ему так хотелось, чтобы ребята и девчата воспользовались этими словами, «кто готов», – чтобы увидеть и исправить грамматическую ошибку в последний момент. Но вот последний ученик положил лист на его стол и Фёдоров собрал все листы, проверил на всех – ли листах написаны фамилия учеников, сложил их в конверт и запечатал. Потом поднялся, попрощался и уехал. Ученики окружили директора и стали наперебой спрашивать, заметил ли он, какую у них ошибку. Он стал вспоминать и отвечал. Иные ребята говорили, что они сами эти ошибки заметили и исправили. Некоторые сокрушённо восклицали, что такую ошибку они не заметили.
– Товарищи, успокойтесь, будем надеяться на успех. Сегодня отдыхайте, а завтра всем на консультацию и подготовку к экзаменам по математике. Забывайте, что было, вспомним, что будет. Все силы к следующему бою, к следующей атаке, соберите все силы, сосредоточьтесь, и победа будет за нами. Сейчас идёт передача по телевизору о встрече с Кашпировским: так он говорит, что нет ничего сверхъестественного явления, есть только внутренняя энергия человека и если её собрать и сосредоточиться, то эта энергия повысит ваш внутренний энергетический потенциал, и облегчит выполнение поставленной вами цели; или борьба, или учение, или воздействие на работу мозга собеседника в нужном вам направлении, и это помогает сосредоточенному человеку в преодолении противоборствующей силы, идеи, или болезни. Внутренняя энергия есть у каждого, но у одних она ярко выражена – и, о чём бы он ни говорил, слушатель подчиняется. Это ярко выражается у больших политических деятелей, у артистов, литераторов, у хозяйственных руководителей. Другие лидеры это качество вырабатывают самостоятельно. А многие об этом качестве не подозревают и не знают, и потому не пользуются этим. Третьи – если и знают и стараются этим свойством владеть, но не способны сосредоточиться и заставить себя возродить и возбудить этот энергетический запас: и потому так много безвольных людей. На таких людей, и ни какой экстрасенс не повлияет. Это безнадёжно недоразвитые личности. И так, я заканчиваю вам читать очередную лекцию. Идите домой, и помогите матерям огороды посадить, май кончается. Как говорят старики: – «В мае месяце нужно отсеяться, а июнь – хоть сей, хоть плюнь».
Ученики пошли из школы, продолжая между собой разговаривать, только Аборнев шёл один и молчал. Директор заметил это и стал догонять его. Потом взял за локоть, заговорил сочувственно и с тревогой:
– А, что это с вами? Тот пожал плечами, но не отозвался. – Ты, сколько – же листов записал, Вася?
– Всю тетрадь.
– И какая же тема у тебя была?
– «Оценка современных человеческих ценностей».
– Ты, что не понял, или не заметил, что требовалось написать не рассказ, не повесть, а всего-навсего – эссе. Это всего-навсего два листа. А на двенадцати листах не мудрено и ошибок наделать на двойку.
Вскоре директор свернул в калитку своей усадьбы, а Василий, перейдя мост через речку, свернул в переулок к своему дому. А после выпускного вечера директора вызвали в крайоно. За много лет работы его ни разу туда не вызывали, хотя заведующий несколько раз бывал у него в школе и был знаком. В кабинете вместе с заведующим находились представители краевой администрации, несколько милиционеров, и ещё кто-то, кого он не знал.
– Заходи, заходи, дорогой, – ответив на приветствие Александра Андреевича, пригласил Борисов, – садитесь вот сюда, к столу. Потом достал папку, раскрыл и вынул тетрадь. Это была тетрадь Василия. Тот продолжил, – вот это тетрадь вашего ученика, – директор кивнул головой, – мы допустили ошибку, в том, что поставили положительную оценку, хотя обнаружили четыре ошибки в тексте. Вторая наша ошибка в том, что ваш ученик не вложился в объём эссе, и мы пропустили это. И самое главное мы сделали грубое снисхождение за раскрытую тему. Она раскрыта грубо, невежественно, там выражены неуважительные нотки к правительству и к краевым властям. Это, что такое? Что это за революционеры такие появились? Ты, чему их там научил? И, ты, ли их этому учил? Или там, какая анархическая партия существует, или комсомольцы появились.
Директор сидел, слушал и лихорадочно думал: какую же позицию выбрать? Свалить всё на незрелость ученика, или поддержать его? Но он не знал текста и главной идеи экзаменационной работы Василия. Решил молчать. И только пожал плечами и недоуменно стал смотреть в лицо Борисова. Тот продолжил:
– Послушайте, что тут написано, – он раскрыл тетрадь, и стал читать сна чала эпиграф:«Отмщение, государь, отмщение. Паду к ногам твоим. Будь справедлив, и накажи убийцу»…Лермонтов. А после перешёл к тексту.
– «Самой главной ценностью для человека является его жизнь. Эта жизнь наполнена многими достоинствами и недостатками. И когда мы живём, учимся, работаем и общаемся между собой, то выясняется, что все люди имеют, берегут или стремятся получить те достижения, качества, материальное обеспечение, которых у него нет. Большинство из нас не понимают, иногда забывают, или даже и не помнили о том, что главное счастье это его жизнь. Забыв об этом, они начинают смотреть на соседа. И, увидев у него поленницу дров, а у себя этого нет, начинают завидовать и всячески ерничать над ним. Одним словом завидовать по-чёрному. Нет, чтобы приложить какое-то усилие и привезти себе такую же кучу дров, но он этого делать не желает. А желает лишь того, чтобы у соседа тоже исчезли его дрова. Это может быть и не только дрова, или стог сера. Но и, что-то большее. К примеру – деньги, престижные автомобили, заводы, фабрики, рудники и многое другое. Есть одно умное изречение: «Сильный человек давит слабого, умный давит сильного, власть давит всех». Поэтому, если человек способен сосредоточить свою внутреннюю энергию, и если она у него от природы есть, и направит её на умы других и особенно массы людской, то они его признают за лидера. А тот, попав во власть, начинает морочить людям голову, а делает по-своему, для удовлетворения своих потребностей. Тут следует остановиться о значении потребности. Она, как и время, и пространство бесконечно. И вот, чтобы продлить время пребывания во власти, он окружает себя себе подобными слугами. А когда несправедливость выходит за пределы человеческого терпения, тогда люди начинают возмущаться. А в России это делается раздроблено и слабо, что легко гасится набором деловых слов, патриотических идей, но никакой ни личной ответственности, ни личных обязательств. Одни благие намерения и никаких дел. За нас заступиться в стране некому. Если прежние завоеватели ставили целью военных действий – отнять у нас полезные ископаемые и готовую продукцию, то сейчас это сделали без войны. Внутренние капиталисты вывозят деньги в оффшорные зоны во всём мире, а иностранные инвесторы скупили все выгодные производства и теперь они без крови владеют нашим богатством. Вся эта несправедливость и разный уровень жизни разных людей порождает зависть и злобу одних над другими. Это наблюдалось во все времена, ну, а сейчас это выражается очень заметно, а поэтому люди обозлены друг на друга, делаются очень нервными и не – сдержанными. Это и является одной из причин братоубийственной войны. Второй причиной является безнаказанность убийц за убиенных ими людей. И самым слабым звеном в государстве является это противостояние, противоборство, и пресечение убийств. И если всё поддаётся логическому мышлению: такие явления как рабовладельческий строй, крепостнический, феодальный, капиталистический, социалистический, кризис экономический и финансовый. Все эти явления экономической жизни имеют ясные причины, качества, определения; но никаким объяснениям и никакой логике не поддаются законы и работы судей, прокуроров, и милиции: когда за убитого ребёнка, за отца и мать, за брата и сестру – убийц не убивают. Безнаказанность порождает массу преступлений, массу убийств. Это как можно объяснить? «А судьи кто?» А законодатели кто? Они, что по ту сторону баррикады от нас? Нам, что прикажете делать? Нам, что самим выбирать на местах судей и исполнителей приговоров? Все хотят выглядеть добренькими, жалостливыми, щедрыми и всепрощенцами, и тем самым дольше удержаться у власти. Можно только посочувствовать нашим государственным руководителям и законодателям: они тоже подчиняются законам, которые нам навязали ООН, Евросоюз, Конституционный суд, что запрещают убивать убийц. Гуманистами все стали. А ты наберись смелости и силы воли, да спроси мать, у которой дочь изуродовали. Чем, мол, тебе помочь, чем горе твоё утешить, да душу твою пожалеть? Подойди, подойди, спроси, да поясни ей, что есть такие гуманные законы, по которым изверга, убийцу твоей дочери, можно осудить условно или оставить на свободе под справку о невыезде с места проживания. А чем утешить попадью, у которой мужа – попа в Москве застрелили, или утешьте детей убитого депутата Государственной думы. Неужели вы ума не наберётесь, что ваша «гуманность», не только не сдерживает, а, наоборот толкает на убийства. И гибнут большинство русских людей. Это, что нам опять войну объявили? Или кто-то хочет, чтобы мы сами себя перестреляли? А для решения этой ужасной проблемы нужны сильные, героические личности. И они появятся! И появятся обязательно!
Я чувствую, как вам не терпится возразить мне, тем, что у нас в стране полная свобода и люди в праве поступать так, как кому хочется. Вольному – воля. Мы, мол, всю историю стремились к свободе. И чем, мол, вы сейчас-то недовольны? Я думаю, что всего должно быть дано человеку в разумных пределах. У меня в голове не уходят слова стихотворения Манохина в районке: – «Нет неуправляемой свободы, есть неуправляемый бардак». С этим нельзя не согласиться. Но в то же время нельзя «затыкать» рот критикам, которые критикуют пороки или высмеивают пошлость, называя пошлые действия своими именами. А то мы утверждаем, что надо писать и выступать только о добром, чистом и светлом, а в жизни люди делают то, что им нравится и, что им приносит доход. Но это совсем другая тема. И я хочу сказать, что нельзя прощать убийц. Это одна из первейших задач общества. После этого встанет задача с наркоманами и ворами всех масштабов. А то, что кому-то не понравилось «Брачное чтиво», или танцы обнажённых девушек, так переведи телевизор на другой канал и смотри – спорт, СГУ, мультфильмы и другие представления. И не нужно утверждать, что «смелые» книги разлагают общество и молодёжь особенно. В кино и в книгу пришли «смелые» картинки, только после того, что они уже давно были в жизни. Не мог же писатель или режиссёр придумать из ничего. Они это видели в жизни, слышали, испытывали на себе, и уж потом только пишут или показывают. В Европе и в США и в других развитых странах никого это не приводит в шок и не вызывает злобы. Пусть у вас вызывает злость убийства и воровство, предательство, и жульничество, всё, что не даёт людям жить комфортно. У меня не выходят из головы страшные случаи в нашей жизни. Никто не мог дать вразумительный ответ. Кто или по чьей вине оказались повешенными Денисов Игнат, Шматов Иван, Булгакова Валентина, Шалякин Михаил, Попов Иван, Антонов Григорий, и погибли при катастрофе Нечаев Николай, Капустин Игнат, изуродована, а после преждевременно умерла Занина Таня. Не говоря уже о том, что многие замёрзли на улице в пьяном виде. А вы поговорите с женщинами, которые ушли от своих мужей. Они вам расскажут, как те над ними издевались. Я разговаривал с ними и многое, что узнал. Я пока не осмеливаюсь показать истинную картину этих издевательств. Такое могло быть только в рабстве, в концлагерях, с заложницами, с молодыми покойницами, которых выкапывают из могил для потехи уродов. Ещё большее негодование вызывают действия убийц, которые убивают без особых и веских причин своих же товарищей. Встретились, выпили, заспорили и один другого зарезает тут же за столом. А разве можно оправдать, когда Пустовалов зарезал жену по подозрению в измене. Узнал, поговори, и разведитесь, но не убивать же мать твоих детей. За что злиться и мстить женщине, если ты ей не подходишь и не устраиваешь. И уж совсем не поддаётся никакому оправданию, что Пентюрин зарезал Клаву, за то, что она ему отказала в дружбе и собиралась выйти замуж за своего жениха Ретина. О Кривошеине другой разговор, тут будто, какое-то оправдание есть. В их избе обнаружили убитую мать, а в кладовой на лестнице обнаружили висящего сына и в нагрудном кармане обнаружили его покаянную записку. Где он признаётся в убийстве матери и за это лишает себя жизни. Вот если бы все убийцы были такими, что лишали бы себя жизни за убийства. А то ведь всего-то один такой нашёлся. Вон и в притчах «Нового завета» сказано, что нужно «Око – за око», «Зуб за зуб». И подчинялись этому божественному писанию древние цивилизации. Тоже, возможно долго воспитывали своих граждан в недопущении убийства людей. Да потом и применили закон – «Убийство убийц». И я уверен, или законодатели примут у нас такой закон, а если не примут, то в народе будут появляться или группы людей, или одиночки, которые будут выносить смертный приговор убийцам. И ситуация тогда резко изменится, но это уже будет не заслуга законодателей, а заслуга самого народа в лице сильных личностей, героев нашего времени. И их девизом должны стать строки из песни военного времени: – «Для нас нужна одна победа! Одна на всех. Мы за ценой не постоим». Я не знаю, когда это случится. Но это случится обязательно. И нам нужно к этому готовиться и готовить себя к жизни в тех условиях и к таким требованиям, как готовили себя предыдущие революционеры прошедших революций. Только программа будет другая – более приземлённая, менее форсистая, но так же героическая».
– Ну, так, и, что скажете, товарищ директор? Вы, чему же их учите, там у себя, в деревне. И, хотя в городах этих убийств больше чем в селах, но так резко и однозначно никто из учеников не высказался. Но все выпускники вашей школы при освещении своих тем упоминают тему наказания за убийство. Но те только вскользь об этом говорят или приводят как пример. У вас там, что случилось? – требовательно спросил заведующий.
– Отец одного учения застрелил жену, и все ученики ходили на похороны матери своего одноклассника, – отозвался тихим голосом, как провинившийся ученик перед лицом учителя.
– Вы преподаватель со стажем, вы, что не смогли сгладить ситуацию и не могли убедить в силе и справедливости нашей юриспруденции. Как это вы могли оставить сомнения в душах ваших учеников о справедливости и гуманности законодателей. Ты согласишься убивать убийц, вот сам, лично?
– Я дома даже курице не могу отрубить голову, жена это делает. Свинью зарезать я подряжаю соседей. И своим ученикам я никогда не внушал древние обычаи отмщения за убийство убийством. Да и за этим учеником я не наблюдал агрессивных привычек. Хотя я понимаю, что в душу каждому не залезешь. В разговоре со мной они не высказывали свои потайные убеждения – всё шло по школьной программе обучения и темы уроков. Возможно, это есть влияние телевидения. Особенно американские фильмы ярко и впечатлительно показывают убийство, убийц возводят в ранг героев. Дети в яслях посмотрите, какими играми заняты. Только и слышно: – «Бух, бух, бах, бах». Все бегают с игрушечными пистолетами и автоматами. Нет игрушек автомобилей, комбайнов, тракторов. А послушайте информационные передачи: про убийства передают больше чем о передовиках. Я веду урок сорок пять минут, и внушаю ученикам гуманный образ жизни, а они смотрят и слушают государственную информацию в течение четырёх часов. Я когда смотрю в их лица, то замечаю в их взглядах жалость, сочувствие и насмешливость. Какой, мол, ты жалкий человек. Я им их внутренние мысли не поддерживаю, но и противопоставить мне нечего.
– Понятно, понятно – вот оно откуда исходит главная причина ужесточение душ детей, вы не способны противостоять неправильному мировоззрению своих учащихся. Надо подумать о вашей дальнейшей работе.
– Воля ваша, – только и произнёс Александр Андреевич. Тут же поднялся и хотел взять экзаменационную тетрадь, но заведующий не отдал, и добавил:
– Нет, оставьте её мне. Неординарные работы я коллекционирую. А вдруг в будущем пригодится. А вы поезжайте домой.
– Прощайте, – он кивнул головой на прощанье и вышел из кабинета.
А дома он сдал дела своему заместителю и ушёл в колхоз на нефтебазу – заправщиком. Работая там, он внимательно следил за учениками своего последнего в его жизни выпускного класса. За ними следили и родители, и председатель колхоза. От воли и решения выпускников зависела судьба села.

Первые шаги
************
В здании конторы колхоза Павел Филиппович проводил совещание с руководителями среднего звена. Стояли несколько вопросов, но главными были такие, как подготовка ферм к новому стойловому сезону и комплектование кадров комбайнёров на предстоящую уборку.
– Так я, что предлагаю. Заведующим фермам нужно обойти дома выпускников этого года, вот вам списки девчат по бригадам, – он раздал списки и продолжил, – а полеводам нужно навестить дома парней этого выпуска и поговорить с ними и с их родителями и пригласить их на работу штурвальными. Их сейчас нужно пригласить сначала на ремонт комбайнов, а потом и на предстоящую уборку. Если будут затруднения, скажете мне или обратитесь к председателю сельского совета Манохину. Он вот здесь. Кстати, если у вас есть что сказать по выпускникам, так скажите сейчас, пока мы все тут вместе, – обратился он к главе совета.
– Да, есть, что, – отозвался тот и дополнил, – ваше предложение очень заманчивое. Мы те года организовывали звено девчат по побелке ферм и бытовых помещений там. Девчата хорошо заработали и были довольны. Наиболее сознательные девчата после этого шли работать подменными доярками, а потом многие оставались там работать. Для парней тоже хорошая перспектива. Но я хотел бы попросить бригадиров и заведующих организовать и возглавить отряды народных дружин, и вовлеките туда всех выпускников. Если удастся это сделать за этот месяц, то я соберу этих дружинников и приглашу к ним на встречу участкового милиционера. Он будет за главного руководителя у них. Я предварительно разговаривал с Александром Владимировичем, он с радостью принял моё предложение и готов с ними работать.
И вот прошёл месяц после этих событий. И на поверку оказалось, что от задуманного была организована только одна дружина. Штаб размещался в помещении сельского совета. Девчата в дружину не пошли, согласились на приглашение заведующего клубом участвовать в художественной самодеятельности. Двое девчат на ферму не пошли и вообще не захотели идти в колхоз и не пожелали идти дальше учиться. Оформились социальными работниками и никуда уезжать не собирались. Одна заявила: – «Стать женой и матерью можно и без учёбы. Что тут сложного». Это у них осуществилось и на октябрьские праздники они играли свадьбы. Три девочки остались на ферме, доили коров, вышли замуж и были судьбой своей довольны. Пять их подружек поступили в институты и продолжали там учёбу. Двенадцать парней учиться дальше не поехали, они были одногодки, и им осенью предстояло идти в армию, поэтому они все решили практику пройти в колхозе, а после армии будет видно, что и как делать. А когда участковый милиционер стал их приглашать на дежурство в клуб и по селу, а позднее на раскрытие незначительных преступлений, они загорелись желанием последовать примеру Александра Владимировича, посвятить себя работе в органах. В кабинете у участкового была библиотека, состоящая из книг криминального содержания. Тут был и Шерлок Холмс, и Дзержинский, книги о шпионах в военное время, о решениях правительства по ужесточению наказания за тяжкие преступления, об итогах работы «Троек» Дзержинского, несколько книг местных авторов. На отдельном столе лежала целая папка вырезок из «Алтайской правды» со статьями о криминальных действиях.
– Товарищи, я сегодня хотел с вами обсудить один вопрос. Для этого я пригласил сельского главу и сейчас он подойдёт, а вы подумайте и потом выскажетесь по такому вопросу. Начинается хлебоуборка, самая сложная ситуация складывается и у хлеборобов и у нас с вами. Мне вы потребуетесь часто, а вы будете на уборке работать штурвальными. А как нам быть по работе дружины. Подумайте пока, – попросил участковый ребят. Те сидели, притихли, думали.
– Можно к вам, стражи порядка, здравствуйте! – с лёгким юмором произнёс Манохин.
– Да, входите, – пригласил участковый, – мы вот тут решаем вопрос, как нам лучше организовать работу во время уборки хлеба. Все дружинники будут работать штурвальными, и их, будто нельзя будет отвлекать от работы. А для меня этот период самый напряжённый. Вдобавок мне придётся работать на два села. Там участковый уволился, не выдержал нагрузки, да говорят, что ему стали грозить, за его повышенное старание в работе.
– Я его хорошо знаю, это близкий товарищ моего отца, он часто у нас был в гостях. Он об этом говорил нам. Жаловался отцу, – откликнулся Узких Слава.
– Так, а у вас-то, какая проблема? – спросил Манохин.
– А как я буду ребят привлекать к работе дружины, они же на комбайнах будут работать?
– Первое время хлопцы будут присматриваться к работе комбайнёров, потом начнут и сами пробовать рулить, а уж потом и работать начнут. На это им потребуется всего одна неделя, чтобы комбайнёр доверил им комбайн. А потом будет сидеть на копне соломы, и наблюдать за своим помощником. Потом, уж вечером сядет сам за штурвал, в тёмное время суток сложно работать, поэтому комбайнёр не доверит штурвал в это время. Поэтому штурвальный вроде как не у дела окажется. Но есть и второе положение, по охране труда не разрешается молодёжи работать в сверхурочное время. Поэтому они и физически и морально, и юридически вечерами будут свободны. Но спать вы в шесть часов вечера не ляжете, и потому никакого труда не составит проехать с участковым по полям и подежурить на механизированном току. Вечерами и я буду дежурить на своей машине, поэтому можно и со мной подежурить. Но самое главное, что я хочу вас предупредить. Работайте и знайте, и своим комбайнёрам скажите, что если вы за кем-то смотрите, то и за вами кто-то смотрит. В дополнение к нам в колхозе завели службу вневедомственной охраны. Так, что честно работать выгодно. Честные люди меньше переживают, у них не портится нервная система, они дольше живут на земле.
– Вот за это они и бедные! – воскликнул Пустовалов Саша.
– А богатые двойную нагрузку несут. Первое заботятся о наращивании капитала, второе трясутся, чтоб у них его не отобрали или самих не убили, – дополнил Попов Ваня.
– Везде хорошо, где нас нет. Одни лучше и богаче нас живут, другие беднее нас, все разные. За всеми не угонишься. Делать надо то к чему душа лежит. У меня отец с матерью комбайнёрами были, а я хочу на машине ездить. Буду на шофёра учиться, – высказался Булгаков Саша.
– Спасибо, хлопцы, за разговор. Когда будете в клубе, по селу будете ходить, прислушивайтесь к разговорам, не пренебрегайте разговорами пьяных людей. Они в пьяном виде завсегда откровенно высказываются. На Яме стали гуси пропадать, старушки жалуются друг другу, а в милицию заявления не пишут, боятся у нас милицию. Надо людей защищать, а не стращать их. А на Свинуховке у стариков украли двух породистых кроликов. Мне пожаловались. Хотят, чтобы дело мирным путём решилось, да, чтобы с милицией не связываться. Да у бригадира из машины бензин ночью слили. Тоже бы надо пронюхать.
– Пусть ставит машину в гараж, сливать тогда не будут. Это хорошо, что не угнали. Мотоциклистов вон сколько, всем бензин нужен. Мальчишки не работают, а кататься всем охота, – воскликнул Антонов Сеня, – я знаю, кто слил, да не скажу.
– Случайно, не ты ли слил? – спросил Антонов Коля.
– Нет, не я, мне заправлять нечего. Для всех один порядок, а эти, тоже шишки нашлись, им и закон не писан. Лень машину в колхозный гараж отогнать на ночь, так загони машину в свою ограду и собаку привяжи к ней. Не всякий мальчишка наберёт смелости в ограду зайти. Нечего на улице оставлять, тем самым соблазнять мотоциклистов. Какой характер и какое терпение нужно иметь, чтобы мимо бака с бензином пройти, как мимо голопузых девок. Завлекают парней, соблазняют своей наготой, и хотят, чтобы парни и мужики их не трогали. Смотрите, как за этими заголёнками не только слабонервные наблюдают, так за ними вон кобели следом бегают и принюхиваются. Их скоро не только мужики, а даже кобели будут насиловать. Только им морального вреда не пришьют, как парням.
– Это дело особых отделений ОВД. Наше дело профилактика, и поддержание общественного порядка и предотвращение мелких преступлений, – перебил его Александр Владимирович.
– А я решил посвятить свою жизнь работе в органах. Так, что это проблема в будущем коснётся меня. И я ищу ответ на мои вопросы сейчас, – возразил Семён.
– Я вас понял. Это от вас не уйдёт. Это от нас не зависит. Вот попадёшь в думу там и поднимешь этот вопрос. А сейчас я хотел с вами заняться состоянием вашей физической силы. А дома соорудите все турники, изготовьте боксёрскую грушу – в виде мешка с песком, и изготовьте гантели и приобретите гири. И по одному часу каждое утро до седьмого пота тренироваться. Вас некоторым азам спорта учили, так в нашей работе это на втором плане из десятка требований, которые предъявляются к милиционеру.
– А что же находится на первом плане? – поинтересовался Николай.
– Профессиональная способность работника органов.
Все замолчали. Стало тихо. Манохин ушёл, а ребята разделились по группам ушли на дежурство по селу. Василий, Семён и Николай пошли в тот край села, где жила старушка, у которой украли гусей. Не доходя до намеченной усадьбы, Василий сказал:
– Ребят, давайте разделимся по одному. Семён, ты иди к бабушке Поле, побеседуй с ней. Узнай, сколько гусей у неё пропало? Какого цвета они были, чем они отличаются от соседних гусей, если они водятся у них? Кто к ней ходил в гости чаще других, и кого она подозревает? Ну, там о здоровье поинтересуйся и о детях спроси, где они, что пишут. Ничего из разговоров не записывай, чтобы не смущать старушку. А то ещё можешь «нарваться» на «законнистую» бабушку, она пришьёт тебе превышение полномочий дружинника, она грамотная, в совете работала в своё время.
А ты, Николай, пойди и присмотрись к её соседям по ту сторону: возможно, что увидишь.
Я присмотрюсь к оградам соседей с этой стороны. И так пошлите, встретимся возле ларька через один час.
– А, что отвечать, если спросят, – «Что, мол, ты тут высматриваешь?» – спросил Николай.
– Ответишь, какой ни будь шуткой: вроде как невесту потерял или кот сбежал из дома.
Ребята посмеялись и разошлись. А через час они встретились у ларька. Солнце уже зашло за гору. Нежный сумрак с прохладным дуновением ветерка окутал село. С полей тянуло приятным и аппетитным запахом зреющих колосьев пшеницы. Да, вот-вот нужно будет выезжать в поле. Эх, быстрей бы что ли. Как хорошо там, в поле «среди хлебов спелых»!
У ларька стоял «Уазик» участкового. Ребята вошли в салон, а тот спросил:
– Ну, что «наскребли» что ни будь? Рассказывайте, пока стоим.
– А, что стоять-то, можно и ехать, дорогой и расскажем, что нашли, – возразил Семён.
– Успеешь на танцы собраться. А мы пока понаблюдаем за фермой. Сейчас пойдут домой поярки и скотники с откормочного гурта. А Павел Филиппович жаловался, что за прошлый месяц получили по этой ферме нулевые привесы. Рацион прибавили, а результатов нет. Просил присмотреться. А то спросит, а мне и сказать будет нечего. Поняли? Ну, и рассказывайте по одному и подробнее, начинай, Семён.
– Бабушка Полина была дома. Сидела на диване, смотрела телевизор, а ноги держала в тазике с кипятком, и трава какая-то в воде была.
– И какая трава была в воде? – перебил его участковый.
– Да, я и не пригляделся. Мы ж гуся искали, а не лечебные травы собирали, – недовольно возразил Семён.
– В нашем деле всё важно. Я сказал, рассказывать подробнее, продолжай.
– Ну, зашёл, поздоровался, она ответила. Я стал спрашивать, как она живёт, где дети. Оказалось, что у неё десять детей. Все живут отдельно. С ней никто не живёт и она ни к кому не пошла. Одна огород содержит, а из живности только гуси и есть. Но гуси особенные, серые цветом, с хохолками на голове. Пропали уже четыре гуся. И что особенное, говорит, что пропадают гусаки, они крупнее гусынь.
– Это, что баба Поля, это та старушка, про которую Евдокия Никитична писала? – спросил Николай.
– А где она писала? – переспросил Семён, – я и не помню.
– Да в районной газете. Вы, что газету не выписываете? – упрекнул участковый. Ладно, давай дальше.
– А, что дальше? В гости к ней редко кто приходит, да она и не сильно переживает от этого. Полный стол газет всяких. И «Ударник», и «Алтайка», и «ЗОЖ», все сшиты и стопочками лежат на столе. И на всю стену полки с книгами расположены. Поинтересовался на счёт книг, она говорит, что большинство книг от мужа остались, он всё покупал, много и детям и внукам раздал, да много ещё сохранилось. Я, говорит, их все перечитала по несколько раз, предлагала внукам. Чтоб забрали, так они не берут, всё за компьютером сидят, да в Интернет «попинаются», что надо узнать – раз на кнопку, раз на вторую, вот тебе и ответ готов. Что он будет ночи сидеть за книгами. Ладно, уж, что внуков упрекать, раз уж жизнь такая настала. Нас тоже упрекали, когда мы заменили конные плуги на тракторные, вместо сноповязок комбайны пригнали и осваивали, и женщины на технику садились. Всем работы хватало. Электричество провели в село, коров стали приборами доить, мехтока построили, а то всё руками веялки крутили. Всё нас старики упрекали, что наступит такая жизнь, когда вся земля будет проводами опутана, а по хлебу будете ходить, а хлеба есть не будете. А сейчас и по хлебу не ходят, а без хлеба не сидят.
– А кто за ней ухаживает? – поинтересовался Василий.
– Она, такая патриотка, что даже от социального работника отказалась. Сама, говорит, пока дал бог силы, ходить буду и себя обихаживать, зачем государству на шею залазить, там и так вон какой кризис приключился, как зараза, какая. Много безработных, а все сыты. Откуда, что берётся. А бездельники не только не голодуют, а ещё и пьянствуют. Воруют, видимо все. Ну, я её и спрашиваю: – «И кого, вы бабушка, подозреваете в воровстве твоих гусей?» Она отвечает: – «Мало ли кого не подозреваешь. Не пойман не вор. Подозрение не доказательство. А то быстро за оскорбление чувства собственного достоинства штраф наложат. Меня часто в совете одёргивали, но тогда не штрафовали. Я там секретарём работала пять лет перед пенсией. Это как дети выросли. А то всё на ферме работала, тут близко от меня ферма стоит. Да и потом после пенсии часто подменяла поярок. То, иная поярка заболеет, то в отпуск уйдёт, так заведующий Занин Виктор, всё за мной приходил. Уважительный он такой, отказаться не могла. Только на семьдесят пятом году не хожу уж больше». Кое-как выяснил, что накануне приходила к ней Любина, здоровьем интересовалась, похмелиться просила. Потом Длиннохвостов был, тоже просил погреться. А как четвёртого гуся украли, я позвонила участковому, вы, наверное, от его имени пришли, что он сам-то не пришёл?» Я ей сказал, что он с нами этими гусями занимается.
– Это понятно, хорошо всё, Сень, сделал. А что у Николая? – спросил участковый.
– Я прошёл десять дворов, а там дальше уж никто не живёт, так ничего в ограде не приметил.
– А, что у Василия нашлось?
– Я просмотрел ограды и помойки соседей с этой стороны и тоже ничего не нашёл, а у Любиной на помойке нашёл серые гусиные перья и гусиную головку с хохолком. Или она сама неосторожная, что улики выставила на показ людям, или кто из собутыльников обрабатывал тушки и выбросил перья на помойку. Я вот взял с собой несколько перьев и одну голову.
– Это уже кое-что. Ты не заметил, у них в доме есть кто?
– Там компания у неё, громко разговаривают, но света нет.
– Едем туда, – заявил Александр и, заведя машину, они поехали. В доме они застали пьяную компанию, и на столе увидели сваренную гусиную тушку. Участковый составил протокол, хозяева не отпирались и тут же расписались, при условии, что мясо они не конфискуют, а вот гусиные лапки могут забрать.
Ребята вновь подъехали к ларьку и стали наблюдать за фермой. Вскоре от летнего загона телят отъехала лошадь, впряжённая в телегу, наполненная травой. Возница нервно дёргал вожжами и торопил коня.
– И кто это едет? – спросил участковый. Ребята наперебой ответили:
– Мы его знаем, это Факторов, скотник с телятника, а с ним его жена поярка.
– Сейчас мы и узнаем, почему месяц прошёл без привеса. Поехали, встретим возле дома.
Участковый подъехал в тот момент, когда скотник остановил лошадь и вынул один мешок с дроблёным зерном и намерен был отнести в загон к своим свиньям. Свинья почувствовали приезд хозяина и по привычке дружно завизжали и кинулись к хозяину. Свиней было очень много, голов пятьдесят только взрослых. А маленьких поросят и того больше. В телеге обнаружили четыре мешка дроблёного зерна, один мешок соевой муки и десятилитровую канистру молока, и пакет сухого молока. Составили акт. Привезли заведующего фермой и велели всё это отвезти на склад. И уже поздно вечером явились к председателю с докладом. Тот выслушал участкового и прочитал акт. Потом решительно произнёс:
– Спасибо, хлопцы. Я ликвидирую эту свиноферму. Столько свиней у него в совете не числится, чтоб налог не платить, мы конфискуем через ОБЭП это поголовье. А самого исключим из колхоза с отметкой о воровстве.
– В трудовую книжку наказания не вписываются, только поощрения отражаются.
– Это же поощрение воровства, – воскликнул возмущённый председатель.
– Считайте, как хотите. Но закон, есть закон. И мы не могли бы отобрать корм, если бы он успел ссыпать свиньям или в амбар себе. Не положено проверку делать в помещении хозяина.
– Всё, придётся уходить с работы с такими законами. А то он меня раньше в «каталажку» спровадит за моральный вред.
– А, вы, постарайтесь обходиться при воспитательной работе без свидетелей, или в присутствии надёжных людей. И давайте больше инициативы бригадирам или специалистам, пусть он больше воспитывают, а вы их поддерживайте. Да больше применяйте экономические рычаги. Вон Никифоров у себя всю работу с кадрами поставил на хозрасчёт. Сделал – получи, украл – верни, брак допустил – заплати. Он по квартирам не лазит, всё больше по производственным участкам просматривает. Люди видят, что он вместе с ними грязь месит по фермам, да полям и уважают его за это. А другие всё больше на сознание рабочих надеются, да, чтоб милиция караулила имущество, да, чтоб сторожила сторожей и пасла скотников, и чабанов. А у нас ещё масса бытовых нарушений имеется. К каждой лошади или корове милиционера не поставишь. А, вы, бы с сельским Главой подружнее жили. Он тоже нюх на воров имеет. Вот и берите его с собой, он на лошадке, а у вас машина с шофёром.
– Он с твоими помощниками сегодня пошли, какого-то кролика искать. А вот ветеринарный врач сдал в откормочный совхоз две сотни телят, а через неделю Газель пригнал. Не по средствам это. И никто из вас мне помочь не желает, тут порядок навести.
– Так, а что скотник говорит, который с ним телят этих сдавали?
– Так он погиб при невыясненных обстоятельствах, да дома это случилось.
– А, что жена говорит?
– А вот вы со своей командой и выясните, как и что случилось. Слух идёт, что он ветеринара к себе приглашал, телёнка лечить, в этот день. А вот был ли он у него или нет, никто сказать не может. Жена в обед пришла, а Ванька в сарае лежит и не дышит. Комиссия сказала, что он сам лечил бычка, и тот его смертельно ушиб. Так и прошло всё. А он опытный был работник, лет десять проработал скотником.
– А как можно пояснить, что с первой фермы пропало сразу двадцать шесть телят? – спросил Василий.
– А выяснять стало не с кем. Пока мы ревизию провели, да документы составили, а Брюллова Василия возле «Фирсаевой церкви», ну это скала там у нас большая есть, и в ручье под перевернутой телегой обнаружили труп Василия. Приписали пьянку, сам, мол, виноват. Сильно на этом мнении настаивал зоотехник. Он вроде и телят этих продал, и пить стал за эти деньги. А вскоре зоотехник уволился и перешёл в соседний район. Так и заглохло это дело. А у Василия трое ребятишек сиротами остались, жена дояркой работает, кое-что с фермы приносит, я уж за ней сильно не наблюдаю, что замечу, так промолчу и пройду мимо. Хорошо, хоть свекровь помогает, с маленькими сидит, а школьнику учебники с пенсии покупает. Жалко их и больно на сирот смотреть. И у Ивана двое детей остались, их жаль. Их мать недавно приняла старичка одного, работает в колхозе мало, всё самогонку гонит, да продаёт впотай, тем и перебиваются, да в ограде порядок содержит, неродных детей своих приучает к труду. Я вот часто вижу, как один на лошади верхом бегает, бойкий такой. Он и лошадь купил, корм готовит и привозит домой. Корова, телята есть, поросят содержит, куры имеются. Слух идёт, что сторожа ночами ему дроблёнку привозят за самогонку. Заведующие помалкивают, и я не возникаю, сирот жалко. А у Фроси потом узнали, что её вынудило за старика замуж выходить. Она говорит, что пока он живой по дому всё делает, и ко мне чужие мужики не стучатся ночами. Старичок ещё при силе, а как мол, умру, так ты оформись на мою пенсию, как при потере кормильца. Мне же такой пенсии не заработать. Лучше со стариком трезвенником жить, да кормильцем, чем за молодым алкашом, и бомжем, да ещё его и кормить и выпивку добывать.
– А куда же криминалисты смотрят на такое воровство скота, это же их дело? – возмутился Семён.
– Им заявления нужны и неопровержимые факты, а не додумки наши.
– Это, что же получается: убитые налицо, а убийц ни кто не знает в лицо. Так же не должно быть! Кто же правду откроет и справедливость восстановит! Бог, что-ли?! А если бог, то почему он не накажет убийцу? Его, что нет? А если есть, то он, что ждёт, когда люди сами разберутся, и не вмешивается в наши грешные дела? Это как понимать? «Не суди, и судим не будешь», как в притче Нового завета сказано? – возмущался Василий.
– «Всё тайное, рано или поздно станет явным», как древний философ говорил, – ответил участковый, – что мы не раскроем, то вам достанется.
В кармане участкового засигналил сотовый телефон. Тот вынул, вскрыл и прислушался, ответил:
– Мы закончили, а у вас, что? Понятно, протокол составили, вор подписал протокол? Ну, тогда молодцы. Завтра в спортзале встретимся, пока.
– И, что у них? – поинтересовался Николай. Участковый ответил:
– Ходили к хозяйке украденного кролика, узнали цвет зверька, на кого подозрение имеют. Потом пошли в бригадную контору, там мужики после работы, как домой идти, отдыхают. Туда собираются мужики из ближних домов чаще всего пьяные. И сегодня так же. Мужики сидели, курили, смеялись над Василием Васькиным. Тот под хмельком хвастал, что он с женой мясоед, праздник такой есть, третий день справляет. Виктор с Сергеем остались слушать, а Володя пошёл к рассказчику домой. Жену его встретил и спрашивает: – «И, на сколько же вам дней хватило одного кролика кушать? Он, что с поросёнка весом?» Та глаза округлила: – «Ты откуда знаешь, что мы кролика ели?» «Так Василий сейчас нам рассказал, и что вы вместе этого кролика от Лапшиных принесли». «Давай сюда шкуру с кролика, мясо, если осталось, забирать не буду». Хозяйка только и произнесла: – «Болтушка, а не муж». А потом шкуру принесла, и Володя составил протокол и заставил подписать документ. После этого пришёл в контору и подал на подпись Василию. Тот сначала «раздухарился», потом всё же подписал.
– Значит сегодня у нас хороший улов, – прокомментировал Василий, потом добавил, – пора бы и по домам расходиться. А то бригадир приказал комбайнёрам завтра жатки навешивать, да надо валять овёс, уже подошёл.
– А где же будем работать? – поинтересовался Семён. Василий отозвался:
– В этом году инженер организовывает два звена на уборке. В одно звено собирает комбайны на свал, в другое звено комбайны на подбор валков. Так выгоднее и легче организовать техническое обслуживание комбайнов, и рациональнее использовать автомобили на отвозке зерна.
– Понятно, ему выгоднее и нам сподручнее будет организовать охрану. Тогда поехали по домам, время уже к двенадцати часам подходит, – подвёл итог участковый, и они уехали. Но перед этим договорились, что если днём будет дождь и уборка прервётся, он их соберёт на дежурство, и те принесут с собой нужные сведения, что кому-либо удастся узнать.
Конец лета был солнечный, и уборка шла своим ходом и успешно. А в сентябре, как начали молотить, стали случаться попытки воровства зерна. Кто-то оставался незамеченным, кого-то ловили. Поймали комбайнёра Пупкина с тестем. Их поймали в момент, когда те приехали поздно ночью на грузовике за зерном, которое он ссыпал в лесополосе. Второй случай воровства был раскрыт с шофёром зернового тока Сенькиным. Он отвёз две машины чистого зерна фермеру в соседнее село и продал тому. На третьей машине он поймался. А следующий случай потряс людей всего района. Уборка шла полным ходом. Двенадцать выпускников, которые работали штурвальными на обмолоте зерна в светлое время суток, и уже хорошо справлялись с управлением комбайнов. Участковый пригласил с собой в машину бригадира, и они выехали на ночное дежурство. Солнце уже скрылось, но поле всё просматривалось.
– Александр Владимирович, вы не заметили, что это вон, в конце лесополосы комбайн, что-то долго стоит?
– Возможно, сломался комбайн. Может, ещё, что случилось. Остальные комбайны перешли на новую загонку. А этот стоит на месте. Поедем, посмотрим, может, чем помочь сможем, отозвался участковый, и они направились к стоящему комбайну.
Двигатель работал на малых оборотах, но все механизмы не работали. Мужчины вышли из машины, и подошли к комбайну. В кабине никого не было, они обошли кругом комбайна. Вдруг бригадир заплетающимся языком зашептал:
– Иди, иди сюда, ты посмотри!
Участковый подошёл, и ужас объял его. На днище жатки, зажатый пальцами шнека лежал комбайнёр Еремин. Когда они немного пришли в себя, участковый проговорил:
– Будьте здесь. А я своих ребят привезу сюда, да в прокуратуру сообщу.
Вскоре он привёз двоих дружинников Василия и Семёна. Они сообщили, что штурвальный Николай уехал с машиной на ток, может, что у комбайна сломалось. Может за чем ещё. Сюда приезжал агроном на коню верхом, что-то долго с ним был. Потом он уехал. А комбайн так и стоит весь вечер. Долго-то не будешь друг за другом следить. Своя работа есть.
Вскоре приехала скорая помощь и прокурор. Они осмотрели, сфотографировали место происшествия и приказали вынуть комбайнёра и погрузить в машину. А когда те увезли комбайнёра в больницу на мед экспертизу, участковый спросил ребят:
– Ну, что, Шерлоки Холмсы думаете? Как он мог под шнек попасть? Опытный комбайнёр, не мог он такую ошибку допустить.
– За пятнадцать лет он большого опыта набрался. Он часто нам рассказывал об опасных приёмах, и как их избежать при обслуживании комбайна. Я никогда не видел, чтобы он даже палец ушиб или порезал. Всегда и чистый был, и трезвый. Я не допускаю такой страшной оплошности.
– Так, ты, допускаешь, что смерть была насильственная? – спросил бригадир.
– Утверждать, как говорят следователи, я не могу. Но предположение имею.
– Ну, так попытайся доказать, – подтолкнул к инициативе участковый.
– Попытаюсь, – согласился Василий и вынул из машины продуктовую сумку участкового. Вскрыл её, освободил два пакета, и подошёл к валку. Нагнулся и стал пучком колосьев сгребать конский помёт в пакет. После быстро пошёл к концу поля. Вскоре он свистнул, и помахал ладонью. Мужики сели в машину и подъехали к Василию. Перед ними лежал ворох пшеницы. А Василий сгребал конский помёт в другой пакет. Потом поднялся, подошёл к участковому и проговорил:
– Агроном, видимо, принудил комбайнёра высыпать зерно вот сюда, чтобы ночью её увезти домой. Ерёмин, видимо, послушался, но заспорил с ним, упрекать стал. А, чтобы он молчал, агроном его и толкнул под шнек, когда тот его очищал, видимо забуксовал. Я заметил, что приводной ремень-то порван. А эти гостинцы надо отправить в химическую лабораторию на ветеринарный участок. Там определят – от одного – ли коня этот помёт. Если от разных лошадей, то был тут и третий человек. Если от одного, то будет зацепка. То звено, за которое можно вытянуть всю цепь. Я бы на месте органов так бы и сделал.
– Какая может быть зацепка от конского помёта, все они похожи друг на друга. Разница есть только между конским и коровьим помётом. Что, ты, тут городишь? Кто-то будет в помёте возиться. Не пойман – не вор. Прежде чем клеветать, надо поймать за руку, – возразил бригадир.
– А кто же вам мешал всех воров за руку ловить? Или, что, кишка тонка? А помёты друг от друга отличаются не только тем, что одни коровьи, другие лошадиные, а ещё и химическим составом. Острикова служба ушлая служба, они отличают помёт не только по происхождению, но и по химическому составу и наличием там всяких бактерий и паразитов, глистов там и других. Если у тебя четыре класса сельской школы, то у того институт за плечами и лаборанты там у него грамотные. Так, что существует разница людей не только по химическому составу, но и по образованности. Так, что по Сеньке и шапка.
– Да, ничего тут не разберут. Затрётся всё, мёртвого не воскресишь. Только другого, живого лишимся. Дорогая штука жизнь, только сберечь её, да сохранить может только сам человек в большинстве случаев. А другому человеку помочь не всякий согласится. Тут, какой патриотизм, да сноровка потребуется. А такого качества мало кто имеет. Решительность и смелость при вынесении приговора и исполнения притчи: – «Око за око, зуб за зуб» и вовсе редкому человеку дано, очень, очень редкому, воскликнул Семён.
– Спасибо, хлопцы, за содействие! Я завтра отвезу эти пакеты на ветеринарный участок.
Про этот случай сообщили Павлу Филипповичу; тот распорядился, чтобы зерно немедленно перевезли на ток, но уголовного дела по воровству возбуждать не стал. Дела закручивали до отказа, и не до того было. Горел план сдачи зерна, и темп уборочных работ. Уборка длилась в этом году до конца октября, а уборка семечек продлилась на весь ноябрь. Комбайны ставили на стоянку уже по снегу.
Электрик Шведов по совместительству работал на «Воронеже», очищал семечки. Он стал примечать, как комбайнёры спешно ставили комбайны и уходили домой. Механик Артюшин, как оставался один на комбайновой площадке, подгонял свою машину и сливал топливо из комбайновых баков и грузил канистры в кузов, и увозил домой. У его отца имелся гусеничный трактор, ему топливо требовалось. Шведов несколько раз приезжал домой вместе с Артюшиным и видел, как тот завозил отцу канистры с соляркой. Всё бы прошло тихо и гладко, только шум поднялся на одном заседании правления, где всем комбайнёрам поставили в счёт перерасход топлива. Те кинулись к своим комбайнам, а там и баки пустые. Комбайнёры подняли шум, собрали собрание, пригласили сторожей и Артюшина. Сторожа все как один заявили, что они не несут ответственности за топливо в баках, да и комбайнёры не замеряли и не передавали её сторожам. Они были правы: комбайны на месте и не раскомплектованы, а остальное их не касается. Артюшин поддержал сторожей и упрекнул комбайнёров за их легкомысленное отношение к безответственному хранению колхозного добра. Если бы Артюшин только поддержал сторожей и нагло не обвинил комбайнёров, то Шведова бы сильно не возмутило его заявление, но когда он обвинил комбайнёров, то это уж сильно возмутило Шведова. И хотя он тут не рассказал ребятам о воровстве механика, но поздно вечером он позвонил Аборневу домой:
– Василий, добрый вечер! Да я звоню по солярке, которую поставили на заседании правления комбайнёрам. Я знаю, кто топливо слил из комбайнов.
– Ну, так и кто же?
– Давай сначала договоримся, что ты об этом никому не расскажешь, что я тебе об этом сказал.
– Слушай, а зачем ты мне звонишь? Ты позвони председателю колхоза и введи его в курс дела, он отменит штраф, заставит платить того, кто взял солярку. Я-то, что могу сделать? Я не знаю, сколько поставили в счёт комбайнёрам, на заседании не был. Да и кто мне штурвальному поверит, так ли было дело. Возможно, сами комбайнёры продали солярку. Я-то кто такой, чтобы влазить в колхозные дела. Ты член колхоза, с председателем давно работаешь, он тебе поверит, и в секрете будет держать эту информацию.
– Ты дружинник и порядочный человек, я тебе верю.
– В разоблачении порядочность не учитывается, нужны факты, свидетели, фотографии.
– Стой, стой, фотография у меня есть. Я заснял его, когда он переносил канистру с топливом. Могу отдать. А ты покажешь председателю, и тот примет меры.
– Да, ты сам отдай это фото председателю и пояснишь всё, что спросит.
– Нет, я связываться не буду, а то ещё будет мстить. С ними опасно связываться. Если желаешь взять фотографию, приходи, я отдам.
– Хорошо, я приду, – отозвался Василий и положил трубку. А вечером, после спортивных тренировок с друзьями, он сходил и взял фотографию, и пошёл домой. Дорогой он встретил Павла Филипповича и передал ему разговор с электриком, а потом и его фотографию.
– Ладно, спасибо и за это, молодец. Оказывается, я наказал безвинных ребят. Я, пожалуй, вернусь в контору. Поработаю с этой фотографией. Не видел, куда уехал участковый?
– Он был с нами в спортзале, собирался к себе в кабинет, а дальше не знаю, возможно, ещё куда поехал. Моя группа сегодня на выходном, он отпустил нас.
– Ну, будь здоров, до свиданья, я всё же вернусь. Интересный случай.
А утром следующего дня Шведова вызвал сторож мастерской, сказал, что отопление не работает, потому что отключился свет. Тот пришёл утром рано и стал разбираться и искать причину исчезновения освещения здания ремонтной мастерской. Он выключил главный рубильник и стал просматривать электрический щит. Сторож зажигал спички и освещал приборы распределительного щита. Он обнаружил порванный провод и стал его сращивать. В какой-то момент свет вспыхнул в зале мастерской, а потом вновь погас. Шведов вскрикнул, а потом упал на пол, вскрикнул, потянулся и замер. Сторож нагнулся и стал трясти электрика, и не заметил, как еле различимая тень промелькнула в дверях и скрылась в утренних сумерках.
Председатель оставил разбирательство дел с фотографией, так как нужно было вызывать комиссию по охране труда, прокурора и самому быть там, а потом и организовывать похороны Шведова. Несчастный случай оформили, как случай на производстве. А после этого его вызвали в краевой комитет по охране труда и все затраты на похороны и единовременное пособие сиротам детей председатель взял на счёт колхоза, что он никогда такого не допускал. И в этом случае он никому не рассказал о беседе у себя в кабинете с Артюшиным. Ни наводящие вопросы, и вопросы с намёком, и после уж, как стал строже разговаривать, и потом и, как стал строжиться – ничего не помогло, до совести достучаться не удалось. И только, когда председатель показал ему фотографию, тот немного смутился, но в открытую не признался. А когда председатель сказал, что фотография сделана на току, одним из рабочих, Артюшин только произнёс: – «Я знаю, кто это сделал. Кроме Шведова там этим делом никто не занимался». На том эта беседа закончилась, они разошлись. Председатель решил завтра вызвать участкового и прокурора, чтобы сделать проверку усадьбы у отца и сына Артюшиных. Но Артюшины не спали всю ночь. Они отнесли пустые бочки в старую картофельную яму, и переносили имеющееся топливо туда. А ближе к утру, Артюшин пришёл в мастерскую и, увидев спящего сторожа, повредил проводку распределительного щита. Мастерская оказалась обесточенная. А дальше получилось то, что и получилось.
Через полмесяца председателя вызвали в краевой отдел по охране труда. Решение комиссии было подготовлено заранее. Предлагалось передать дело о трёх случаях со смертельным исходом в суд, и рекомендовалось снятие с поста председателя правления колхоза. Но, когда один из членов комиссии внимательно присмотрелся к груди, и, заметив орденскую колодочку, встал и спросил: – «Вы, что фронтовик, у вас знаки о ранении вот вижу. Так предлагаю в суд дело не передавать, а с работы вы сами отпроситесь. Я сообщу в ваше управление сельского хозяйства района наше мнение. Думаю, что коллеги меня поддержат, и вы не станете возражать. А то очень будет неудобно, фронтовиков на юбилей Победы будут чествовать, а одного из них отправим на скамью подсудимых». Все члены комиссии согласились с таким предложением и председателя отпустили домой. А когда, после нового года состоялось отчётное колхозное собрание, избрали нового председателя. Новый председатель не стал ворошить старые грехи, так как на этой неблагодарной работе, своих грехов даже за один год наберётся под завязку.

Служба
************
Все эти кадровые перестановки произошли в колхозе уже без ребят – дружинников. Им в декабре пришли повестки для службы в Армии. Все двенадцать парней изъявили желание служить на границе. Их отправили на Курильские острова. И хотя они были на границе, но и там были разные специальности. Если Василий, Николай, Семён, Виктор, Сергей, Александр, Иван и Алексей несли службу по охране границы. Владимир, как имеющий права шофёра – служил шофёром и возил начальника заставы, Сергей Тихонов – хорошо игравший на музыкальных инструментах, хорошо пел, и вдобавок, тщательно изучающий библию – попал в музыкальный взвод. Славу Узких определили на краткосрочные курсы коков. Пустовалова Сашу определили в связисты. Редкое счастье для служителей состоит в том, что все призванные земляки попали в одну часть. Это их настолько сплотило, настолько в их душах воспиталось солидарность и безоговорочное исполнение принятых или полученных приказов и решений в кругу, как друзей, так и служащих. Они домой писали письма в одно время, и, получив ответные письма из дома – читали их все вместе. И если приказы начальства выполнялись беспрекословно, то также исполнялись просьбы и советы своего лидера Аборнева Василия. Ему первому присвоили воинское звание. В какое-то время парни привыкли к распорядку службы, втянулись в нагрузку и, казалось им, что они справляются успешно, и, как бы стали исподволь ощущать недозагруженность своих сил и, главное, своих способностей. Некоторые ребята увлеклись чтением книг, другие стали вести дневники, куда записывали значимые события в их солдатской жизни. Были и те, что с повышенным интересом наблюдал за девушками и за женщинами, и многим удалось даже организовать с ними встречи. Но такой порядок в июле месяце был нарушен, и изменён бесповоротно и с повышенной нагрузкой. А дело в том, что в июле месяце на имя Василия, но как оказалось, письмо было обращено ко всем ребятам от своего участкового Александра Владимировича. Он писал: – «Дорогие земляки, и мои бывшие помощники, здравствуйте. С приветом к вам ваш друг старший лейтенант Александр Владимирович. Некоторые родители показывали мне ваши письма. Из ваших писем я узнал о вашей службе в современных условиях. В первых письмах вы писали, что были сильно заняты на службе. Это конечно верно и закономерно, так как в первое время всегда приходится трудно, и вскоре вы втянитесь, и у вас будет некоторое количество свободного времени и вам начнёт становиться скучно. Вас поманит к общению с гражданским населением. Всё понятно и ясно – таков закон природы. И закрывать глаза на это нельзя. Стоит нам только этот закон не до выполнить или перевыполнить, как наступит в жизни перекос и тут и до аварии недалеко. Молодой организм постоянно растёт и движется, как физически, так и умственно. И любой из нас посчитает за счастье, если кто из нас сам увидит свою линию роста, или ему кто другой, со стороны подскажет, используя свой накопленный опыт, и наработки. Мы с вами встречались и работали вместе определённое время и видели мою загруженность. Эта нагрузка не давала мне повода и возможности заниматься распутными делами или пьянкой. И я этим доволен и сейчас продолжаю держать себя, как говорится, в теле. Мне ещё в детстве рассказывал участник войны Новинкин Григорий один случай, который я запомнил на всю жизнь. Хотя я его вам тогда не рассказывал. А сейчас, вижу, возникла такая необходимость. Вот, что он мне рассказал: – «Когда началась война, нас призвали в армию. Часть наша стояла недалеко от одного села. Мы весь день занимались строевой подготовкой, и метанием деревянных учебных гранат. Ходили строем в столовую и из столовой с песнями. Жили в шалашах. Утром поднимались по команде с восходом солнца и ложились вечером спать с заходом солнца. Ну, нам деревенским такой режим был не в тягость. А городские парни ворчали, что не по часам такой режим. Через десять дней мы втянулись в такой ритм и вечером долго сидели – «баланду» травили. Иногда песни пели, или анекдоты рассказывали. Потом осмелели и стали ходить в самоволку, в деревню до баб. Оттуда приходили и рассказывали, кому, что и как «подфартило». Ну, как говорится – шила в мешке не утаишь. Политрук «пронюхал». Толи кто ему похвастался своими успехами, толи заметил, как парни уходили, или из деревни сообщили в часть о посещении солдат. «Как это так, что идёт война, наши гибнут в боях, а эти «выкобеливаются»? Ну, политрук, в годах был, сдержанный такой, никогда зря не накричит на тебя. Но своё влияние на нас оказывал. Вроде, как, не обидно, но и ощутимо. Видимо он договорился с командованием о своих планах морального воздействия на солдат. И вот, что они придумали. После завтрака нам выдали всем лопаты и заставили вырыть траншею, вроде как для учебных целей. Вырыли мы траншею, в виде наших силосных траншей. Потом второй день таскали с поля солому, и заполняли эту траншею. На третий день всё пошло своим чередом, и мы занимались по программе подготовки молодого бойца. А вечером, после ужина, нам выдали лыжи и приказали на лыжах бегать по соломе в траншее. Сначала мы смеялись, что ничего из этого не получается, потом ворчать стали. А потом и не до этого стало. Все в «мыле», замолчали, «барахтаемся» в соломе, как поросята. И через пару часов дали отбой. Мы еле, еле добрались до своих шалашей и тут же попадали и заснули без единого звука. А утром едва нас разбудили. И всё пошло по программе остальные дни. Через месяц учёбы нас отправили под Сталинград. Я там служил с земляками Мякшиным С.И., Жуковым Д.И. Много было испытаний на моём веку, многое я забыл, но лыжную тренировку на соломе в траншее, я никогда не забуду. И мужики, как сойдёмся когда, часто вспоминают эту выдумку политрука».
Я это к чему вам рассказываю? Вы тоже можете в самоволку ходить. Для вас тоже могут придумать такое же вне программное занятие, наподобие того политрука, но то занятие только для внушения. А прямой пользы вам это не даст. Я к чему вас подвожу? Вы служите на границе. Там на гражданке теперь живут и работают японцы. Вы согласуйте вопрос с начальством, пригласите, на взаимовыгодных условиях, парочку японских спортсменов. Организуйте кружок по овладению восточных единоборств. Если вы подумаете, что, «чему нам у этих мелких людей учиться?» То я вам скажу, что учиться у них есть чему. Вы уж извините, но к нам подходит поговорка, наша же: – «Здорова Федора, да дура». А этот народ, хоть и не крупный, а во многом нас превосходит. Вот однажды я беседовал с участником войны с Японией, так он рассказывал. Что когда мы захватывали японскую линию обороны, то там ни одного японца живым не оказывалось. Отбивались до последнего солдата. В плен было некого брать. А военным мастерством они так овладевали, что просто ужас охватывает. Второй дед, участник этой войны, тоже рассказывал: – «Стояли мы перед линией фронта, формировали наш полк новым пополнением. Ночевали мы в казармах, спали на нарах. Часовые стояли, как предусматривалось уставом военного времени. В эту ночь я с друзьями был в разведке. Вернулись только к утру. Подходим к казарме, а тут шум и суматоха. У всех часовых во лбу ножевые смертельные ранения. Солдаты, которые спали на нарах, в казарме были убиты ножом в сердце. И сделал это один японский солдат. Мы уж после войны узнали, как это модно сделать. Учат японца метать нож точно в цель. Учёба эта очень сложная и трудная. Не всякий этим искусством овладевает. А кто овладеет, того и посылают на такую операцию. Тот неслышно подползает к часовому и, выбрав момент, кидает кинжал в голову часового. Тот без крика падает. Японец забирает свой кинжал, и ползёт к другому часовому, и делает также. Проходит в казарму, ложится к первому нашему спящему солдату, успокаивается, наставляет кинжал против сердца солдата и резко вдавливает между рёбер. Закрывает рот ему ладонью, тот без крика умирает. Потом перелазит через труп к следующему спящему солдату и повторяет свой приём. И за три, четыре часа всех вырезает. А когда приходит смена караула, а тут и менять некого. А мы только в бою, в открытом рукопашном бою, и то не эффективно. А этому надо учиться, а не на «танцульки» бегать. Всё своему время. А его у человека, ох как мало. Успевать надо и учиться, и работать. И семьёй обзаводиться. А мы всё на своих ошибках учимся, не то, что евреи. Те учатся только на чужих ошибках. Так, что парни, мой настоятельный вам совет, учитесь тому, чему у нас не научиться. Пишите потом, что и как у вас получилось. Если не хватит у вас время, ввиду того, что вы служить будете один год, так вы заранее подайте заявление о продлении службы по контракту ещё на один год. У нас тут идёт сокращение рабочих мест, так, что устроиться на работу весьма и весьма сложно. Даже специалистам место работы не всегда скоро находят. Из личной жизни могу сообщить, что мне предлагают место в РОВД в отдел ОБЭП. Говорят, чтобы к концу года подобрал себе замену. Только по жилью и работе жене ничего не обещают: сам, мол, решай. Придётся свой дом продать, а в райцентре купить. Сейчас присвоили звание старшего лейтенанта. Вся семья рада, все-таки честь мне и прибавка к зарплате ощутимая. Есть и неприятные моменты. Как встретится на улице Брюллова Анна, так всё упрекает: – «Как это вы убийцу до сих пор не нашли. А ещё милиция называется. А на зоотехника всё с руганью, да с попрёками кидается, что тот и уволился и уехал в другой район. Так Анна теперь на меня иногда нападает. А, что я ей скажу? Чувствую, что она права, и подозрения её правомочны. Да дело-то через суд прошло и закрыто. Мне, что, самосуд устраивать? Это законом преследуется. Это не курице голову отрубить. Та и то кричать начнёт и шум на всю ограду поднимет. Не то, что человек. Да и не принято такого самосуда у нас, ведь в цивилизованном обществе живём. Только жена не понимает этого, так как сироты постоянно напоминают ей об этом. Ей страшно и мне стыдно ходить по селу, не нашли прямых улик, и не выбили из убийцы признания. Ну, да, что было – то быльём поросло. Выше, того самого, не прыгнешь. А на этой неделе приглашал нас в администрацию района Сергей Васильевич. Заслушал нас о смертельных случаях в хозяйствах района. Оказалось этих случаев во всех сёлах имеется много. Он так и сказал: – «Это эпидемия, какая-то!» А в конце совещания, много, что говорил. Но запомнились нам всем только последние слова: – «Вы поколение советского времени. Вас или всех менять надо, или долго и упорно переучивать. Для вас всех должен быть лозунгом выражение Сократа: – «Всё тайное должно быть со временем явным». Если вы, представители власти не остановите эту «эпидемию», то может случиться два события: или воры и убийцы захватят власть в свои руки, и будут править «балом». Вы же знаете, что возглавляли восставших рабочих, и революция совершилась под руководством «тюремщиков», все лидеры сидели в тюрьмах. И они это считали за честь. А если сейчас этого не случится, или опоздает случиться, то народ сам возьмёт инициативу в свои руки. И тогда вам, органам мало не покажется. Если вы меня поняли, то можете быть свободны». После этого мы все ходим в шоке, ждём, когда нас начнут всех переучивать. Менять-то нас не кем. Ну, да, ладно ребят, хватит о грустном говорить. Вот немного юмора. Фросю, что приняла старичка Прокопку Мальцева к себе в дом, стали женщины замечать, что та стала поправляться. Они к ней с «подначками»: неужто со старичком в шестьдесят лет можно забеременеть. А та отвечает: – «Он у меня «вундеркинд», да и шестьдесят-то ему, а не мне». Женщины так рассмеялись, что чуть двери в коровнике не раскрылись. Многие не поняли, что такое «вундеркинд», но то, что Фросе только тридцать знали все. А Хахалева, как-то спросила об этом старичка, о Фросиной беременности, то он ответил: – «Чей бы бычок не скакал, а телёночек будет наш». На том «подначки» и закончились, хотя все знали, что шестьдесят лет для мужчины не предел. Так, что это от вас не уйдёт, а вот профессионализм, можно прозевать, так, что учитесь этому сейчас, пока у вас там самые подходящие условия. Ну, пока, до свидания, служите отлично, эти годы, как и студенческие, будете помнить всю жизнь с радостной грустью. Пишите чаще. Я вас помню и надеюсь, что вы будете тем поколением из народа, в котором так нуждается наше общество. Нам вряд ли удастся переделаться; мы представители своего времени, времени сильной идеологии. Сейчас идейность всё заметнее теряет в себе потребность общества. Всё заметнее просматривается капиталистический оскал криминальных элементов – безжалостных, сильных, профессионалов. Поэтому для создания противостояния, нужны похожие структуры, личности, группы, организации. Этих людей должны рознить от криминалов сильное чувство любви к своим родителям, семье, народу. Добро добром и отзовётся. Пусть нам люди об этом не скажут открыто, но мы в душе должны это понимать и радоваться своими честными и правдивыми поступками. Люди спасибо говорят тихо, а недовольство выражают громко и оскорбительно. А так, как для каждого из нас другом являемся мы сами, поэтому и оценку своим поступкам должны бескомпромиссно давать сами себе. Ладно, ребят, до свидания ещё раз. Видишь ли, расписался, да вот сегодня пригласили в милицию в дежурную часть, Стребков приболел, что-то, так я за него дежурю. Пока спокойно всё. Время медленно тянется, а я и писать решил вам. Пока, ваш друг и соратник Александр».
– А говорят, идёт сокращение штатов, и мест нет, а Александра переводят в отдел, его место освобождается, я не останусь на сверхсрочную службу. Поеду после службы домой. У меня только одна четвёрка в аттестате. Поступлю на заочные курсы милиции, и буду дома работать. Мы много, кое-что познали. И мне не трудно будет осваивать работу участкового. А то невеста уж соскучилась, часто пишет: – «Когда, да когда только приедешь?» Замуж ей охота, и уж некоторые приглядываются. А, что, возьмёт и выскочит
за кого. А я потом вновь ищи себе подругу жизни. К новому году кончим служить, а к старому новому году свадьбу справлю, и вся недолга, – высказался Попов Иван. Ребята посмеялись. Но ни осуждать, ни поддерживать его решения не стали.
– Я тоже на сверхсрочную службу не останусь. У меня родная тётка в Новосибирске живёт, приглашает к себе. У неё муж в милиции служит, поможет устроиться на работу, если пошлют учиться – поеду. Там всё за государственный счёт. Дочери её замуж вышли. А квартира большая, есть где расположиться. Если, что, женюсь, и квартира мне достанется. А к отцу не поеду, обида за мать так всё время и сидит в груди. Вот, так-то, – отозвался Узких Слава. Некоторые солдаты покивали головами в знак согласия с мыслями и словами Вячеслава, другие промолчали.
– И, что будем писать своему шефу – Александру Владимировичу? – спросил Василий.
– Так, и напиши – пусть встречает себе замену – Попова Ивана. Раз уж так складывается жизнь. А я останусь на сверхсрочную службу, как он и советует. Видимо, он, что-то придумал. Я бы не возражал, а, наоборот, с удовольствием с ним ещё поработал. С кем поведёшься, от того и наберёшься. У него опыт солидный по работе в органах. Если бы место нашлось, так я с ним не прочь служить, – отозвался Клепинин.
– Если возражений, и предложений нет, так я и напишу, что двое после окончания срока, уезжают из части. Остальные остаются служить до конца срока, а потом идут служить по контракту, – заключил разговор Василий.
– Нет, я не решил, как быть. Мне мать писала, что дядя Миша ждёт меня к себе жить. Он один остался. Служит в церкви хозяйственником. Говорит, что может без конкурса определить учиться в духовную семинарию. Видимо мать ему писала о моих пристрастиях к библии. Сейчас общество лицом повернулось к богословам, и почему не попытать счастья. А то в какой институт не сдашь экзамен и пропадёт год бесполезно. Выучусь на попа. Попадью заимею. Там хорошо. Ни снег, ни ветер не досаждают, а то я сильно не люблю зимние холода, да снега, – с запозданием отозвался Сергей Тихонов.
– Ладно, пока трое из нас не идут на контрактную службу. Вольному – воля. Я считаю, что хороша жизнь, если она складывается по желанию. И давайте впредь поступать так, как велит душа. Так, кажется, говорил нам наш участковый. Я ему об этом напишу и от вас ему за науку спасибо передам.
– Годится, пиши, да там, в конце письма место оставь. Мы распишемся потом.
– Я письмо на столе оставлю, после прочтёте, да на почту отнесите. Мне скоро на смену идти.
Александр Владимирович письмо получил и был очень доволен. За время службы со многими односельчанами отношения испортишь. Потому как на добрые мероприятия участкового не приглашают в семьи; разве, что с хорошим настроением с информацией приходиться выступать на Совете ветеранов, да начальник перед днём милиции поздравит с праздником, да наградит, да вот жена все душевные болячки убирает с души. Она вот уж, сколько лет всем племянникам и всей родне организовывает проведение дней рождения. В такой компании и душой отходишь, и напряжение спадает. Всё больше убеждаешься в том, что она это делает не столько для именинника, сколько, чтоб отвлечь мужа от грязных дел, которыми ему приходиться заниматься на службе. И в будние дни в кругу семьи она старается сохранять добрую, интеллигентную атмосферу. Это её главное качество и достояние и как учителя местной школы, и как тонкой натуры женщины. Непонятно, сколько сил ей приходиться тратить, чтобы не устроить скандал и истерику, как некоторые супруги, когда его вызывают из застолья на разбор семейных скандалов, драк и воровских разборок в колхозе или у фермеров. Криминальный мир стал жестче: там дважды не предупреждают, выговор не объявляют, вся их жизнь строится на деньгах и убийствах. И делается это так скрыто, что невозможно, не только предотвратить, но даже раскрыть убийство, и определить убийцу. Суды требуют неопровержимых доказательств, свидетелей, да чтобы убийца сознался в содеянном преступлении. А где ты таких убийц найдёшь, чтобы покаялся при обыкновенной беседе. А силовые приёмы сейчас запрещены, будто законы написаны в защиту убийц. А, что родственники с ума сходят от горя, дети сиротами остаются и нужду мыкают, так это, вроде ни кого и не касается. Сколько горьких дум передумаешь после дознания убиенных и убийц. Да, что же это творится! А как убийцу найдут, и до суда дело доведут, а его или совсем оправдают, или отпускают под заявление о не выезде, или в места поселения отправляют. Стоит жене пожаловаться на мужа, что тот её обматерил, так его судят и наказывают за оскорбление личности и чувства собственного достоинства. А убийца на свободе и продолжает страх на людей наводить, и громкие скандалы в кругу милиционеров вспыхивают. А сколько милиционеров покинули свою работу, да звания лишились. С милиционера спрос. А с убийцы нет спроса. Он на свободе и ни перед кем не отчитывается за отнятую жизнь ребёнка, отца, деда, родственника. Политики ораторствуют о свободе и демократии, и видимой защите прав. А защиты прав на жизнь ничего и не предлагают: а что есть, это только фикция, тот фиговый листик, чем скрывается и закрывается свобода криминала. Да, и мы милиционеры порою боимся даже браться за раскрытие убийств, а, сколько сомнительных дум ты переживёшь, на сколько лет постареешь и за свою жизнь, и за жизнь жены и детей своих. Они же ближе к душеньке твоей, чем чужой тебе убитый и убийца. Но, ведь, не откажешься ты от порученного тебе дела по раскрытию преступления – работа твоя такая, куда деваться. Кому-то и эту опасную работу надо делать. Долг, должность у тебя такая. Конечно, такая работа, но в заднем уголке твоего мозга скрыто и больно шевелится, хоть и маленькое, чувство страха и за себя, и за близких тебе людей; им тоже жить хочется. А каким же характером нужно обладать, чтобы преодолеть такое чувство, да воздать должное убийцам. Здесь мало одного закона, хотя и он нужен. А если закон не позволяет совершить справедливость, то, что тогда делать? Или оставить всё как есть, или ждать когда появится справедливый закон, или этот закон обойти и совершить справедливость??? Но, чтобы это сделать нужно каким характером обладать, какую же силу воли нужно иметь и применить свою задумку на самом деле; чтобы де-юре, стало де-факто. Нет! Ни мне, ни нашему поколению эту работу не осилить. Мы послушные, мы законопослушные, мы почитаем, законы охотнее, и исполняем, и подчиняемся им, нам нельзя их нарушать. И когда мы соблюдаем законы, и страдаем за неточное исполнение, люди закрывают на нас глаза. А стоит только ошибиться, как сразу шум поднимут. За подвиги никто спасибо не сказал, разве, что начальник объявит устное поощрение. А ну как ошибись, так все закричат благим матом, клясть начнут за ошибку. А спросить бы у них: – «А вы, что ошибок не допускаете?» Почему же ты вчера, когда я тебе пьяного мужа подобрал под забором, и домой доставил, промолчала. А сегодня твоего недоросля поймал за кражей козы у соседа. И велел оплатить ей стоимость животного. Так ты вой вон, какой подняла. По этой козе получилось самое лёгкое раскрытие. Когда пришёл в пригон, из какого была украдена коза, то услышал звонок сотового телефона, прислушался, да пригляделся, и заметил аппарат. Поднял аппарат, стал слушать и определил того, кто украл, и того, кто ждал в условленном месте. Так мать, нет, чтобы сына проучить, так ещё и меня «отлаяла» на чём свет стоял. Эх, сколько дум передумаешь. Сколь слов сам с собой переговоришь. А всё никак проблемы не кончаются и не уменьшаются. И закрадывается сомнение: сюда ли я пришёл, этим ли делом занимаюсь, правильно ли работаю? А стоит ли так много об этом думать и себя терзать, и сердце надрывать своё молодое. А оно вон уже и знать о себе стала давать. Жена уж и капелек припасла. И таблеточек накупила. Всё на столике в спальне нашей держит. Да в рабочем костюме уж обнаружил; кстати, во время пригодились. А возможно и зря я так переживаю? Дотянуть бы до пенсии, да заняться бы домашним хозяйством. На рыбалку с тестем стал бы ездить. Да жене бы больше внимания уделял по хозяйству. А то только начнёшь, что ни будь помогать, а тебе тут же и вызов. И извиняться уж надоело перед женой. И от вызова не откажешься. А почему столько преступлений совершается в обществе? Из-за того, что законы мягкие? Дедушка мой рассказывал., как соседский парень попался в войну с украденной овцой, так его посадили в тюрьму, а от туда он пришёл еле живой, и через неделю помер от истощения и массой воспалительных болячек. Все смотрели на него и зарок себе давали – не красть. А одна тётечка аборт сделала и власти узнали. Так её и другую тётю, что ей делала аборт, срок дали по пять лет. Так по возвращении они тоже не долго пожили. Так другие, глядя на них, или сильно таились, или рожали суразят: кому охота было гнить живьём в тюрьме? А сейчас само государство идёт навстречу таким женщинам, в больнице прерывают беременность. Сложно разобраться в государственной политике. Ну, а всё-таки, что же получается? Чем гуманнее закон и мягче наказание, тем больше совершается преступлений. И преступления совершаются всё наглее и жестче. Убийства совершают всё извращённее, безжалостнее, хуже зверей. Так, что теперь государству опять возвращаться к ужесточению наказаний? Но, ведь мы же идём не к дикому обществу. А туда, где преобладает гуманность, человеколюбие, уважение к жизни своего соотечественника, к жизни и праву жить на свете такому же человеку, как и ты, убийца. Мы все завидуем жизни европейских государств, их цивилизации, их высоко – человеческому свойству и качеству самого разумного существа на земле – ЧЕЛОВЕКУ. Ну, так, и где же выход? Политики толкуют, что ужесточение наказания ведёт к увеличению преступлений. И, что тогда нам тут делать? Ждать когда убийцы поумнеют и сделаются гуманнее, добрее и перевоспитаются. Или делать жизнь надо более-комфортнее, чтобы убийцам не оставалось, или, во всяком случае, уменьшилось причин к совершению преступлений и в частности убийств. А комфортные условия делать нужно всем, всем работать. Но это ведь так понятно, и понимают это отлично, и кто работает, и кто не хотят работать, а совершают преступления. Их, что, общество должно содержать комфортно, а они будут бездельничать и ухмыляться и ерничать над трудолюбивыми членами общества. Рабочие такой нагрузки долго не вытерпят. И если в обществе не появится лидер, который возглавит и организует революционный переворот в обществе, или будет вершить правосудие сам, тайно, и справедливо. Хотя это правосудие будет неграмотным, грубым, простым до абсурда по оценке юристов и законодателей. Но если только такое явление зародится в обществе, оно даст непременно ощутимый результат, эффект будет поразительный. И это уже будет не заслуга государства, а заслуга, хоть и грубая, и неграмотная, будет принадлежать отчаянному кругу рабочих, которые не за награды и ордена будут делать такую кровавую работу с убийцам: просто по велению души и отчаянному сознанию, к которому принудила и привела их жизненная отчаянная необходимость. Не приведи, господь, если это будет самопроизвольное и стихийное явление, без лидеров и партий. Непонятно и невозможно будет с кем вести борьбу с противозаконностью. Нельзя государству допустить такого явления в нашем таком демократическом обществе. Неужели преступники не понимают, что гуманные законы приняты для восприятия в ум себе и поэтому для воспитания в душах своих таких же чувств и гуманного мышления. Должны же знать, усвоить и руководствоваться, в своей такой короткой жизни, изречением: как ты отнесёшься к людям, так и люди отнесутся к тебе. Или, это, что? До глухого не докричишься, хоть глотку порви! Независимо от нашего мышления общество развивается по своему закону. И не замедлить, ни ускорить его развития кто-либо не в силах. А для чего же тогда революции и перестройки, и реформы? Но, а тогда, как понимать, что материя первична, а сознание вторично? Значит, комфорт в жизни ликвидирует преступность? А комфорт каждый понимает по-своему. Кто-то доволен, что у него есть на столе чашка щей и кусок хлеба. А другому мало вагонов хлеба и прибыли его капитала. И нет предела человеческому хочу, хотя многие ограничены человеческому могу.
– Хватит, Саша, себя изводить, – прервал свои раздумья участковый, – мы с тобой государевы служащие, наша задача стоять на страже государственных законов. Мы самые законопослушные люди в обществе. Появятся новые служащие. Будут думать по-своему, и работать по-другому. Не нам их судить, время покажет, какие будут люди, и как они будут работать.
– А, что же я напишу ребятам в ответ? Если напишу то, что думаю, это будет непозволительная роскошь. А если солгу, это будет непозволительная глупость. Не буду я их учить уму-разуму. Вон они, какие эрудированные и грамотные. Хорошо хоть смена намечается приехать, Иван честный и обходительный парень, только характером мягкий. Тут нужно тверже характер иметь. Ничего, поработает, руку набьет, научится. Полгода с ним поработаю и перееду в отдел. Конечно и там не рай работа, но хоть не каждый день на вызов бежать надо.
Послышался из спальни голос жены:
– Саша, ты уже поднялся? Принеси воды, я встану, и печь затоплять начну.
Она распахнула шторы на двери в зале, увидела сидящего за столом мужа, сокрушённо добавила:
– А, ты, что не ложился? Всю ночь так и просидел? Что, отчёт составляешь? Или, что ещё?
– Да ничего особенного. Письмо вот от ребят получил. И ответ им написал. У тебя там есть свободный конверт? Я запечатаю, да адрес напишу, а потом и за водой схожу.
– Где-то был, посмотрю сейчас.
Дальше жизнь пошла своим обычным чередом. Пока жена готовила завтрак, Александр принёс воды. Накормил кур, дал сена корове. Прогрел машину и выгнал её за ворота. Зайдя в комнату, помог детям собраться в школу и после завтрака, они сели в машину, и отправились в центр села. Здесь мать с детьми ушла в школу, а Александр сначала опустил письмо в почтовый ящик у здания почты, а после зашёл в здание сельской администрации.
После нового года со службы вернулся домой Попов. Через месяц отпуска он с Александром прибыл в Отдел, и там оформили Ивана учеником участкового, и уже через три месяца его оставили работать самостоятельно. А Александра перевели в ОВД района, как и обещали в ОБЭП.
И уже летом, на втором году службы Александр получил письмо от ребят. Василий писал: – «Здравствуйте, Александр Владимирович! Мы получили от вас письмо, за что огромное спасибо. Но ответ мы задержали, так как решили дать ответ после, как выполним ваши рекомендации. И вот теперь мы с чистой совестью можем сообщить, что кроме Ивана, Сергея, и Славы, мы остались служить по контракту ещё на один год. Нас всех девять ребят перевели на Дальний Восток. Также служим на границе. Нам сообщили, что по новому положению, служба по контракту на границе будет зачтена в стаж работы в органах. Так, что мы тут ничего не теряем. Наоборот, для нас это выгодно. Мы хотели пригласить в наш спортивный зал специалистов-спортсменов восточных единоборств. Но нам не разрешили, а подсказали, что в городе существует такая спортивная секция, но на платной основе. Плата небольшая, составляет половину нашего денежного пособия. И мы согласились платить. И вот теперь в свободное от дежурства время посещаем эту секцию. Мы, конечно, резко отличаемся от гражданских спортсменов выучкой и физической силой. Поэтому занятия идут успешно и руководство нами довольно. Обещают включить нас на Олимпийские соревнования среди городов дальнего востока. И если кто из нас одержит победу и получит награду, тому потом присвоят и вручат чёрный пояс восточных единоборств. Сейчас усиленно готовимся и в спортивной секции, и в части, и в перерывах, и на утренней гимнастике. В общем, в любое свободное время. С городскими спортсменами мы справляемся без особого труда. Если выберете время, напишите, как там и где служат наши друзья на гражданке. К новому году у нас заканчивается служба по контракту и придётся определяться с устройством на гражданке. Можно бы и тут устроиться. Да нам всем не нравится здешний климат. У нас в Сибири воздух чище, и свежее, и суше. А тут сырость постоянно. Нам не нравится. Хотим приехать домой, и все изъявляют желание устроиться работать в органах. Мы так сдружились, что не знаем, как и поступать. Ведь не могут нам представить работу в одном РОВД. А расставаться нам бы не хотелось. Вот мы и обращаемся к тебе, что ты нам посоветуешь, как нам быть?

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71502019?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.