Рассказы Джо
Рассказы Джо
Hassan
Сборник коротких остросюжетных рассказов. Истории хоть и имеют некую логическую цепь, но напрямую между собой не пересекаются.
Не принимайте близко к сердцу и приятного чтения.
Hassan
Рассказы Джо
Восприятие
Урок
Профессор Трульз поинтересовался чувствую ли я голод.
Будь мне известно, что моя честность окажется инициативностью, я бы как пуганная мышь забился под парту. С другой стороны, вспоминал я, голодная мышь как раз таки рискнула бы из под стола выползти.
Профессор Трульз уточнил у моего оппонента сыт ли он.
Мы с незнакомцем изредка переглядывались. Спортивного телосложения парень наивно кривил морду, делая вид что понимает в происходящем. Кажется цель его потугов – некий приз за участие.
Профессор Трульз подобно фокуснику сдёрнул темный шифоновый платок со столика. Между мной и вторым добровольцем оказалась тарелка с фруктами.
Не стесняйтесь угоститься, заявил преподаватель. От чего я встал и отхватил спелый банан.
Профессор Трульз повернул усатое довольное лицо к аудитории в предвкушении своего триумфа. Одна бровь стремилась ввысь, вторая ликуя застыла. Десятки недоумевающих взглядов ждали моего приговора.
– Чего же вы ничего не берете? – спросил Трульз, оказавшись интимно близко к парню напротив.
– Спасибо, – отвечал он, – я ведь не голоден.
Трульз выхватил из моих рук банан, протер его салфеткой, затем хирургически усадил в родное место. Не прилагая никаких усилий, он нежно обернул столик на сто восемьдесят градусов.
– А так? – уточнил он, – Так я и думал, – заключил профессор, на отрицательный жест испытуемого.
Почему же так? Точно такой же вопрос артистично выкрикнул Трульз. Он говорит – ведь объект один и тот же! Или в самом деле – не так?
Толпа разочарованных маменькиных сынков, и девиц, думавших, что посилят один из самых пристижных институтов страны, недовольно вытекали из аудитории. Получвший – "Нет!" на вопрос – "А мне оценка полагается?" мой партнер по эксперементу так же слился с общим потоком и вытек отсюда.
Я спрашиваю у Трульза, чего же это было? Он притворялся деловитым ученным, выдающим секрет своей жизни. Однако его счастливая мордашка выдавала детскую радость, спровоцированную моей любопытностью.
– Восприятие! – говорит он, чертя звезду на доске. – Восприятие, – повторяет он, выводя такую же на моем затылке, – интересовался ли ты, почему некоторым людям так страшно получить по лицу?
Я был в силах предположить, но были ли причины прерывать увлеченного преподавателя?
– Мы с тобой ведь можем напрудить от страха, только на нас замахнись кулаком! – довольно кричал Трульз. – А кому-то по барабану! Кому-то нравится получать по лицу! – с поразительным взглядом утверждал он. – Чего уж там! Кто-то без этого не может заняться любовью!
Квартира в стиле "Ар-деко".
Фрэнк пристально смотрел в экран дорогого ноутбука.
– Ну что, ребята, погнали? – ребячилась взрослая голова, занявшая всю ширину монитора. – Ощущения волнительные!
По щекам Фрэнка поползли слезы. Человека с экрана расщепило на миллионы кварков и разнесло по огромному стальному саркофагу.
Центральный офис
Офисные черные туфли на высоком каблуке отбивали приятный стук.
Люди за пластиковыми окнами по обе стороны руки, то кричали в номеронабиратели, которые, кстати сегодняшним гостям казались дикостью захороненной в прошлом, то держались за голову, пытаясь перевести дух в получасовом перерыве.
Из под стекол доносились неотчетливые фразы, до нее доходил лишь тембр и недовольство, в голом виде нервы и ненависть. Однако по ту сторону окна происходила полноценная сделка.
Офисные черные туфли на высоком каблуке, стали быстрее отбивать приятный стук.
Люди по ту сторону окон казались животными. Все происходящее походило на зоопарк. Хотя, думалось ей, скорее на вет-клинику, в зоопарках животные не сходят с ума по то сторону окон. Может быть, тюремные камеры, думалось ей, если в тюрьме, допустим, происходит некий бунт.
Черные офисные туфли на высоком каблуке затихли. Тонкая женская рука, лишенная каких либо татуировок или аксессуаров, как и подобает корпоративной сотруднице, приоткрыла нужную дверь. Множество бородатых голов, замотанных в платок, окружали овальный стол. Приятный американский мужчина с подкупающим взглядом незаметно кивнул своей морщинистой головой, затем велел проходить.
Сияющий от уверенности мужчина аккуратно вынул папку из рук молодой длинноногой красавиц, затем проговорил после очередного одобрительного кивка:
– Спасибо, Анна, можете присесть.
Папка распахнулась, и доброжелательный мужчина средних лет, в простой клетчатой рубашке красного оттенка, мелом вычертил довольно крупно: 7 000 000 000 000. Замыкал цифру невнятный значок доллара, мужчина шепотом извиняясь вздыхал и подтирая его кончики, пытался привести к правдоподобному виду.
– Мы очень надеемся уложится в эту сумму, – уточнил он, выжидая хоть какую то реакцию в нависшей тишине.
Двадцатилетняя Анна, четно пыталась сосчитать нули в нависшей над кабинетом цифре. Ее лицо выглядело особенно сексуально в столь сосредоточенном виде, приоткрытый рот, широко распахнутые глаза, животный интерес. Она бегала пальчиком по доске, думая про себя. Тысячи, миллионы, триллионы, биллионы.
– Мистер Стив, – неловко сказал один из арабских представителей, с очень неприятным акцентом. – Мистер Стив, – повторил он, после небольшой паузы. – Я не уверен что сумма подъемна, я бы сказал, не понятно откуда она берется.
Тысячи, миллионы, триллиарды, триллионы. Мучилась Анна.
– Попрошу вас, Азим, позвольте повторить, мы говорим об окупаемости, либо мы говорим о комфорте? – мужчина в рубашке переменился со счастливого в расчетливого. Он все еще выглядел уверенно.
Широко открытые глаза на бородатых головах переглядывались, гуляли по интерьерам, задумавшись прожигали стену.
Тысячи, да. Миллионы, да. Триллионы? Да. Биллионы . . .
– Попрошу, господа, туннель, протяженностью четырнадцать тысяч километров. Чуть ли не в трое длиннее европейского. Вы же понимаете что подобная конструкция имеет экспоненциальный рост стоимости?
Бородатые головы хмуро доходили до ценообразования. Медленно мирились с не произнесенной суммой.
Тонкий пальчик с коротким тускло-розовым маникюром бегал по доске, поочередно закрывая многочисленные нолики. Тысячи. Миллионы. Триллионы. Триллиарды.
– Насколько мне известно, господа, – пригрозил некогда доброжелательный мужчина, – Итоговое решение принимает его величество принц. Прошу донести до него всю исчерпывающую информацию.
Бородатые головы липли в потолок, как приговоренные к смерти, ожидали тупого лезвия топора.
– Семь триллионов. Хотите строить сами, – говорил он, все с тем же упреком. – Пятьдесят триллионов за технологию.
Папка с расчетами захлопнулась под натиском руки мужчины в красной клетчатой рубашке.
Милое личико Анны недовольно схмурилось, губы вытянулись трубочкой, а былой интерес утих. Тысячи, миллионы, миллиарды, триллионы.
Лекция
– Сейчас, дорогие друзья, – объявляет преподаватель. – Лекцию проведет некогда выпускник нашего любимого университета, ныне Доктор наук квантовой физики, Фрэнк Лоурен!
Фрэнк неловко подошел к доске, торопливо пожал руку, представившего его, мужчине. Он в некоторой степени волнительно поправлял свою серую бабочку, с другой стороны неряшливость, казалось, вызвана отсутствием какого-либо энтузиазма.
– Добрый день, – пробубнел Фрэнк. – Сегодня поговорим о нейро-эксельваторном циркулировании сознания в мозге.
Фрэнк обернулся на аудиторию. Ничуть не заинтересованные в происходящем студенты сонливо ждали окончания лекции. Ужас, подумал он. А ведь мои учителя так надрывались, пытаясь хоть кому-нибудь донести прелесть наук.
– Так же известная как душа! – выкрикнул Фрэнк. – Господа, мы говорим, ни о чем другом, как о первом шаге к бессмертию!
Фрэнк принялся ловко выводить толстым мелом неровную фигуру. Это, друзья мои, говорил Фрэнк – Душа!
Гул и топот за спиной Фрэнка утихомирился, и послышалось стеснительное "Кхм-кхм"
Улыбка Фрэнка непокорно растянулась, а сам он будто согрелся от того что его потревожили.
– Да – да, мадмуазель, – обратился он к испуганно глядевшей на него студентке. – Что-то интересует?
Излишне высокая, не особо привлекательная, хотя казалось, найдись у нее пару часиков привести себя в порядок и будет вполне себе ничего, молодая леди нервно спросила:
– А что же является тогда смертью? В конечном счете, отсутствие души или же все таки отсутствие биологических процессов?
Фрэнка переполняло успешно скрываемое счастье, лицо его сделалось такое, будто он уже слышал этот вопрос, хотя он лишь сдерживал наглую улыбку.
– Мозг, – говорит Фрэнк, рисуя овал на доске. – Волшебная вещь! Он не только обитель анимо-циркулиса, но еще и его родитель! Видите ли, при биологической смерти, – призадумался Фрэнк. – Клинической смерти, в отсутствии биологических процессов не предрасполагает к функционированию "ани-цирка". То есть души.
Довольное лицо Фрэнка уставилось на девицу, в предвкушении напрашивающегося вопроса.
– Следовательно, – призадумалась она. – отсутствие души не мешает душе родиться заново?
– Милая леди, вы схватываете на лету! У вас талант! – лукавил средних лет ученный. – Знаете, а вы ведь немного торопите научный прогресс. Всего через два месяца в нашей лаборатории, центральной, "ЦНКЛ", – уточнил Фрэнк. – Будет проведен эксперимент по расщеплению "ани-цирка". Если вам очень интересно, я бы мог предоставить вам билет для прессы.
Удивленное и счастливое лицо студентки не столь волновало Фрэнка, сколько ее уши.
– Сейчас, полагается, из сегодняшних расчетов. Как физик теоретик, – уточнил он, стремительно приподняв одну бровь, вторую ликуя заморозив. – При расщеплении Души, она мгновенно соберется вновь, возродив подопытную мышь.
Подкаст
– Как ты, старик? – спросил лысый спортивный мужчина около пенсионных лет.
Микрофоны и наушники, миленький полупрозрачный столик, отовсюду торчат провода. Милые улыбки и неестественно повышенная энергетичность собеседников подсказывала, что мы лицезреем подкаст.
– Привет Майк! – отвечает ему очень старый, но на удивление бодренький худощавый дедок. – Привет, Майк, – повторяет он. – Как сам?
– Бэн, ты видел, они собрались строить второй чертов Портал! – радостно кричит Майк, его рот пугающе, хоть даже искренне, расплывается.
– Да, Майк, этот будет куда дороже!
Майк выкатывает глаза так, будто увидел единорога, жестикулирует так будто он дорожный регулировщик, так, будто от него зависит чья-то жизнь. По природе своей, смеясь, он неестественно краснеет, приобретая пятнистый бурый оттенок.
– Бэн, – говорит он. – Это фантастика, представь эту чертову трубу через весь океан! – Майк лапает невидимую трубу, пытаясь передать масштаб происходящего.
– Ты знаешь во сколько раз выросла стоимость Портала? – спрашивает седой старик, глупо смотрящийся в современных цветных наушниках.
– Я видел цифру, это чертовски много, – говорит Майк, пораженно качая головой. – Укажи услугу, поведай нам, технология ведь уже известна? Расскажи как он работает!
– Это сложно объяснить, – говорит старик.
– Но ты ведь справишься, да? – хохоча перебивает ведущий – Майк. – Мы ведь всего пару месяцев назад сидели, тут, а они уже строят чертов второй!
– Прогресс несется вперед нас! – отвечает старик.
– Хотелось бы до него дожить! – стучит по столу Майк, снова перебивая приятеля.
– Значит, ты все еще не был в Портале? – ехидно спрашивает старик.
– Ты знаешь, я чертовски боюсь этой штуки, Бэн, ты знаешь я ее чертовски боюсь, Бэн, – улыбки не сходили с их лиц, настолько они были взволнованы. – Я знаю, ты был в нем много раз, Бэн! Давай же, каков он?
– Сама будка, огромная, она как супермаркет в высоту!
– Я видел, черт побери, – снова перебил Майк. – Я видел, о – да, она огромная. Зачем она такая огромная, Бэн?
– В ней десятки миллионов квантовых магнитов, каждый такой стоит как новенький автомобиль. – говорит Бэн.
– Как они это делают, – в очередной раз перебивает своего собеседника, Майк. – Как они работают?
– Все просто, в самом деле, магниты просто растягивают человека на кварки. Верховые . . .
– Что за кварки, Бэн, – очень заинтересованно смеется Майк. – Мы не знаем, никто не знает поверь, давай ка попроще, Бэн!
– Кварки это самые маленькие кусочки человека, кварк уже не поделить, это самая маленькая его деталька.
– То есть человека на самые маленькие кусочки разбирают?
– Так точно, – отвечает уже чуть подуставший от подгонки старик, донесший это до своего собеседника утомленным взглядом. – Окружные магниты вытягивают кварк из человека, а верховые магниты этот кусочек тебя, минимальный кусочек, – уточняет он. – Фиксирует в будке. У нее есть название, ее зовут "кварко-капсула".
– Невероятно, – качая головой, уже не столь нагло перебил Майк.
– Все эти кварки, через трубу отправляют во вторую "кварко-капсулу", там он с помощью реверсивного слепка толчка магнитов, – говорит Бэн, сводя напряженные руки, будто пытаясь словить бабочку. – Собирает вас вновь.
– Очуметь просто, Бэн, эта хреновина чудовищно стремная! – снова засмеялся Майк. – Сколько она переносит, я имею ввиду, сколько занимает весь путь? Человек же летит очень мало, основное время уходит на посадку и высадку, ведь так?
– Всего одну двадцатую секунды, или около того, – не особо заинтересовано вертит кистью старик.
– Очуметь.
– Точные цифры известны только Лаймон. Но нам эта погрешность не интересна. Не особо важна.
– Ты чувствуешь когда тебя раздирают магниты? – спрашивает Майк, сделав лицо жаждущее кровавых подробностей. – Они же раздирают тебя на чертовы куски!
– Нет. нет-нет. От момента разбора до момента сбора кварков, времени проходит куда меньше чем возможности нервного импульса долететь до мозга и сообщить что тебе должно быть больно.
– То есть ты не чувствуешь ничего, – перебив, уточнил Майк.
– Ничего. Я бы сказал, и не можешь, ведь, боль это что-то условное, наше тело ведь просто сообщает, что есть неполадка, тут повреждения в чистом виде, я бы сказал – не причем.
– Я чертовски боюсь этой штуки, Бэн.
"ЦНКЛ"
Она вошла в помещение на чистом любопытстве. Если бы не дикая любовь к науке, ее волнение не позволило бы переступить порог лаборатории.
– Доктор Лоуренс! – закричала она, увидев знакомое лицо в толпе скользящих белых халатов.
Фрэнк, увидев ее, не то что бы сильно обрадовался. Он уж и позабыл ее. Как же ее там, на букву "М". Мало того что Фрэнк – один из самых ответственных шестеренок в происходящем, следовательно до него доносили каждый этап эксперимента, за которыми он должен пристально следить, так еще и новая, бледновато-счастливая морока.
– Добрый день, Мария? – неуверенно уточнил он, тяжко выдавливая на взволнованном лице улыбку. – Пожалуйста, проходи, ты пришла почти к запуску!
– Меня не пускала охрана, – уточнила она, – Подготовительный процесс засекречен. Так они сказали.
– Мышь парализована, Фрэнк, – вмешался в разговор полненький, лысый ученный, затем, дождавшись одобрительного кивка Фрэнка, активно поскакал куда-то затерявшись за спинами таких же халатов.
Фрэнк по отцовски осматривал огромную установку, ее техническая часть была полностью скрыта от глаз. Лицезреть эксперимент удастся лишь на записи.
– Интересно, – говорит Мария, – Можно ли пересадить душу другой Мыши?
– Если нам удастся одновременно удалить "ани-цирк" и сразу поместить на его место вынутый "ани-цирк", однако это очень много магнитных действий, – прервал себя Фрэнк, – я даже не уверен что это физически можно уместить в нужных для переноса пространствах. К тому же, "ани-цирк" не найдет нужных нейронных связей при вживлении, от того вопрос его адаптации.
– Фрэнк, – снова прервал беседу все тот же Доктор Холл, помощник ответственного за перефазовку эсперимента "Анима-регенерато". – геометрию просчитали.
– Какой парадокс, – сказала завороженная потоком десятков ученных, Мария. – Мы можем вынуть из человека душу, но не можем ее вернуть.
– Почему же не можем, мы . . . – Фрэнк повис в своих мыслях, пытаясь собрать все в кучу. Сделать поправку на механизм восстановления. Биологические процессы. Как мозг подхватывает изменения в структуре. Пришлось вспомнить базовую механику анима-циркуса, открытого всего-то пару лет назад.
– Иглы в позиции, – перебил Доктор Холл. – Фрэнк? – пытался разбудить утопающего в своих мыслях ученного, Холл. – Да что это с вами?
Фрэнк отважно штурмовал горы своих знаний, перебирая каждый нейронный переплет, раскидывая многочисленные безымянные книжки в глубине своей черепушки.
– Отлично, – отговорился он, отправив удивленного Холла обратно в кабину.
Мария окончательно потеряла ход своей мысли, да и вообще какой-либо интерес к разговору. Все ее внимания сковалось на бурлящей науке, ускорявшемуся топоту ученных, все громче щелкал коллайдер. Все окружающее стремительно близилось к научному апофеозу.
– Слепок полностью готов, Фрэнк! – пихнул запыхавшийся Холл.
– Да-да! – злобно крикнул Фрэнк, оторванный от мозгового штурма. – Молодцы, чего ты пристал?!
Озадаченный Холл, сведя брови спрашивает:
– Фрэнк? Мне нужно твое подтверждение.
– Да. Я имею ввиду, начинаем эксперимент, сказал Фрэнк, лишь на секунду вынырнув из своих размышлений.
По Фрэнку пробежала дрожь, он снова невольно падал в задумчивое состояние, все боле отдаляясь от окружающей реальности.
Ощущения становились все слабее.
Звуки становились все тише.
Дыхание становилось все медленнее.
Картинка становилась все мыльней.
Фрэнк почувствовал сильный толчок, выбивший его из нирваны. Множества тел слетелись на него как бескультурные панки сталкивающиеся на концертах, как клубящиеся змеи, окутали его теплом, и истерично вопили, мучая ушные перепонки.
Отовсюду доносились победоносные возгласы, люди в странном экстазе кричали что у них все получилось. Все прошло успешно.
Мышь была лишена души, а затем снова ее возродила. Без каких либо последствий.
Квартира в Нью-Йорке
Упитанный, преждевременно лысеющий мужчина подавился американской мечтой.
– Что там? – ласково спросила вошедшая в комнату средних лет дама, окутанная в сверкающе-зеленый халат для взрослых.
Телевизор громко вещал что-то про Портал, а лысеющий мужчина, как ковш трактора, систематически закидывал попкорн в улыбчивое отверстие на своем лице.
– Новости, – отговорился он, хохотав и давясь попкорном.
– Она настолько опасна? – спросила жена, медленно ведя длинными ногтями по волосатому выпирающему брюху Мэтта Воун-Трузера, старшего инженера безопасности "Лаймон-Фьючер-Индастрис".
– Неделю назад, – отвечал он, переведя на нее свои младенческие щечки, разбежавшиеся от счастья. – Какой-то художник из России – прыгал, на выходе он застыл и стоит.
– Умер? – заинтриговано спросила она, потеряв былую игривость.
– Хуже, обезумел, – захохотал он, все так же давясь охапками попкорна.
– И что же делать? – изумленно спрашивала она, не теряя былой грации и ласки.
– "Извините, ваш муж отказался от прыжка" – лыбился он своей жене, пародируя пальцами разговор по телефону. – "Алло? Мама? Где же Джон?!" – гоготал и кривлялся мерзкий инженер, – "Извините! Подскажите! Только что зашел мужчина!"
– И как же выкручиваться? – стянув лицо спросила женушка, громко сглотнув слюну.
– "Ваш муж, отказался от прыжка по личным причинам и вышел через анонимный выход!" Ручкой вдаль!
– Да не может быть! – неподобающе громко и быдловато крикнула она, – И что поверили?
– Выход существует, – снова зачавкал попкорном муженек, безразлично отвечая, и уставившись в экран телевизора. – Сделан он так, что бы туда без пропуска не зайти, от журналистов, – невнятно мямлит он с набитым ртом. – А его тупая бабка с сынком через час сорок восемь минут попали в смертельное ДТП. С женой там что-то тоже, случилось!
На телевизоре приятная располагающая физиономия радостно и энергично вещала:
«?В наших планах через восемь лет начать применять технологию квантования в медицинских целях, удаление опухолей, пересадка органов.
Что насчет модификации человеческих тел? Спрашивала заинтересованная темнокожая, гладковыбритая голова в темном костюме.
Таких опытов не проводится, сейчас мы полностью нацелены на удешевлении технологии, на постройку всех стратегических необходимых Порталов. На квантовании неорганических вещей. Вы действительно верите что у нас остается время и ресурсы на вашего рода выдумки?»
Квартира в стиле "Ар-деко"
Царапающий костяшки, настырный, стук в дверь прекратился, она резко отворилась, из нее показалось старое, худое, седое лицо.
– Фрэнк!? – спросил изумленный старик, – Ты пьян?
Дверь приоткрылась шире, в ней показалась полуголая молодая девушка, невероятно напуганная гостем.
– Трульз, есть разговор, ответил Фрэнк, стиснув брови.
– Насколько это срочно? – уточнил Трульз.
– Даме нужно удалиться, срочно.
Трульз нехотя, но понимая что происходящее входит в его профессиональные обязанности, впустил в дорогую квартиру стиля "Ар-деко", а даме, оказавшейся третьей лишней, элегантным жестом приказал выметаться.
Фрэнк уселся на кухонный стол, затем резко подскочил, схватил неторопливого деда за плечо, и приказал сесть, заметив что не очень то взволнованный дедок потянулся за чаепитной атрибутикой.
Только лишь Трульз выдохнул, как Фрэнк метнул в него несколько торопливо исписанных листов. Шариковая ручка периодически срывалась и чертила ненужные линии, каждый раз когда таксист, которому было приказано гнать изо всех мощностей, наезжал на очередную кочку, ручка вновь чертила ненужную линию.
– Вся эта спешка по поводу эксперимента? – удивленно расслабился Трульз.
– Нет . . .
– Ты бы ведь мог просто предупредить, – перебил Трульз. – Я бесконечно рад . . .
– Карл, мне кажется невозможно вернуть ани-цирк в мозг.
– Что за чушь, – ухмыльнулся Карл Трульз, лауреат нобелевской премии, отец теории Души. – Карл, как ты собираешься поместить ани-цирк обратно? С какой скоростью должны двигать кварки магниты что бы успеть до регенерации? С какой скоростью они . . .
– Ты спятил!? – перебил Трульз, жадно схватив самописные бумаги, брошенные на стол. – Да что ты, черт побери, такое несешь?
Трульз спешно пробегал глазами по записям, изредка бросая хмурый и напряженный взгляд на собеседника. Фрэнк виновато, но равноценно напряженно смотрел на Трульза, старательно пытающегося собрать мысли в кучу.
Фрэнк, дрожащей рукой, держал кухонный нож, затаившийся в правом кармане.
Трульз что-то мямлил себе под нос, нервно пытаясь считать.
– Карл, я думаю кварко-капсула не перемещает ани-цирк.
– Ты что же хочешь сказать? – задрожал от злости Трульз. – Что ты хочешь сказать, Фрэнк?
Он взмахнул рукой над столом, отправив кружки и тарелки на пол, треск досмерти напугал торопливо обувающуюся студентку.
– Хочешь сказать я бездушный, Фрэнк?!
– Ты знаешь что я хочу сказать, – напряженно ответил он. – Карл, успокойся.
– Должно быть Лаймон как-то решили этот вопрос, Фрэнк! Зачем ты развел панику на пустом месте?! – злобно кричал он, – Ты видимо спятил! Это другого полета птицы!
– Это будет парадокс, Карл, ты же видел уравнение.
Взбешенный дед схватил Фрэнка за воротник, поднимая что есть мочи, настолько напрягшись, что слюна брызнула из под выступающей губы.
– Фрэнк, ты сошел с ума! – кричал он, – Очнись!
Фрэнк медленно достал нож, дрожащей рукой наведя его на доктора Трульза, робким голосом приказал успокоиться.
– К черту тебя, – сказал Трульз, выбив нож из рук взволнованного Фрэнка. – У них электромагнитное поле там, не только магнитное Фрэнк!
У до смерти перепуганного Фрэнка, смотрящего на копию своего некогда любимого учителя, закончилось терпение.
– Заткнись! – закричал он, резко вскочив, и уткнувшись в лоб Трульза. – Так может мой излюбленный гений всех наук решит небольшое уравнение?! Может ты предположишь хоть что-то?! Какое же электрическое поле нам нужно, что бы транспортировать анима-цирк?!
Трульз сделал шаг назад, обернулся спиной. Затем, призадумавшись, тощей рукой схватил бутылочку кукурузного бурбона, и, сделав несколько быстрых глотков сказал:
– Не смей называть меня копией, – приказывал Трульз, взявши себя в руки. – Не смей намекать что я мертв.
– Я позвоню Ванессе, нам надо сообщить . . .
– Не смей! – крикнул Трульз, сжав бутылёк бурбона пятнадцатилетней выдержки. – Не надо. Кто ты такой, Фрэнк? Я сделаю все сам, я наберу кому нужно. Лаймон тебя сожрут, так только ты скажешь что у них что-то идет не так. Иди приготовь речь, Фрэнк. Приведи свою теорию в соответствующий вид, я позвоню кому надо.
Фрэнк, сожалея всей душой, кивнул наставнику. Тот в свою очередь сделал еще пару глотков с широко распахнутыми глазами, затем хрипло произнес: "Ох и доставил ты мне хлопот на старости лет, Фрэнк".
Фрэнк удалился в комнату Трульза, распахнув ноутбук, он казалось готов был приступить к подготовке речи, завтра был сложный день, миру откроется ужасная правда. Жертв десятки тысяч. Причем все жертвы сугубо платежеспособные и важные люди.
Трульз вышел на лестничную площадку, инстинктивно оборачиваясь, он начал злобно приказывать в трубку:
– Маркус, готовь очень большую сумму денег, ты крупно влип.
Брови неестественно съезжались, а зубы точились друг о друга.
– Маркус я знаю что вы творите, мое молчание обойдется тебе очень дорого.
Худощавая рука набухала и краснела, сильно сжимая крепкий телефон.
– Маркус, ты знаешь что тебя сожгут на костре. если узнают что вы вытворяете?
Крематорий
Два увесистых мужичка постучали в железную дверь местного крематория. Дежурный был предупрежден, потому отворил черный вход.
– Кто эти двое? – задал бытовой вопрос один из амбалов.
– Откуда мне знать, кто-то тупой, – ответил второй.
Они тащили два тяжелых, холодных, черных мешка куда то внутрь, следуя за ночным дежурным конкретного крематория.
– Не нравится мне так работать, раньше интересней было, – заявил надоедливый напарник.
– Как собака зарывать косточки в лесу? Скажи спасибо что мороки стали меньше.
– Это ведь смотря как Воспринимать!
Похоть
На зов колоколов
Ревел гром. Кругом трещал дождь.
Одна капля имеет ничтожный звук, даже с десяток таких затеряются за шелестом темно-зеленых листьев, тревожных ночным ветром. Когда же небо плачет, десятки тысяч капель одномоментно взрываются рядом, перебивая любой другой звук.
Тонкие, невероятно мускулистые ноги в деревянных сланцах, выглядывающие из подвернутой, белой, но уже запачканной, рясы, ныряли из одной лужи в другую.
Он летел практически прямо, сторонясь лишь непроглядного леса по правую руку. По левую же, беднячьи избы, на много миль вперед – звон.
Ошметки вязкой грязи разлетались в стороны. На монахе громко качался колоссальный рюкзак, весом втрое больше него. В нем все звенело, серебро и стекло. Он плотно сжимал его лямки сухими мышцастыми руками. Завернутые в плечи рукава промокли, перестав выпадать. Железная дубина со звездчатым концом давила острием в твердое бедро. Напряженное лицо гласило тяжелую работу церковников.
На удивление светлая ночь. Когда сверкала молния, она на секунду становилась неотличимой от дня. Вспышки оголяли вянущие деревья, брошенные в страхе домишки, затерянные в грязи куски дороги.
Огромный рюкзак хлюпнул оземь, из подвала доносился болезненный девичий вой. Левая рука молодого монаха копошилась в рюкзаке, а правая направляла дубину в сторону демона.
Не в тот век, не на том полушарии
Когда-то окраины Анноида были весьма приличным для существования местом. По случаю войны за новые территории за границами страны Паладины отозвали стражу из отдаленных от города деревень. С таким положением церковь согласна не была, однако все споры высших церковников с командованием Паладинов ни к чему не приводили. Внешняя политика интересовала короля куда больше чем внутренняя. Единственное что спасало бедняков от вымирания это церковнослужители, защищающие прилегающие к опасным местам земли, невзирая на королевские планы.
Очередной бессмысленный
Сбрасывая приятно покалывающий овечий пух, и, перекатившись на другой бок в попытке спрятаться от пробивающегося в окно солнечного луча, стройная и прекрасная, но чересчур ленивая Ева не торопилась начинать день.
Как и пробуждения ее утренние, так и засыпания ее вечерние всегда застревали в глубоких мыслях. Она не находила таковых у местных сверстников, что там, даже в красивых историях. Так лежать она могла часами. И мог поднять ее, только лишь суровый дровосек отец.
Ее можно понять, мужчина был что надо – высокий, широкий, с суровыми глазами и приятной умеренной бородой.
– Ну довольно уже, давай, Ева, вставай, – в очередной раз проговорил он, уже привыкнув к ее лежебокости.
Уж больно она любила своего отца, таких любящих отцов трудно было найти в текущих трудных временах, что там любящих, хоть каких-бы. Любила, может, даже и не как отца, как мужчину тоже, как бога.
Накинув платье с ромашками, сотканное на последние гроши с неприбыльной лесорубной деятельности, купленное совсем недавно по поводу восемнадцатилетия, она направилась к бочке умыться. Ела она только вечером, когда отец возвращался с лесу, а мать накрывала стол.
– Я твоего отца, сегодня без майки видела! – восторженно говорила полненькая, хоть и симпатичная подружка.
А под эту фразу завывали еще две, впрочем, мужчин было мало, кто в армию, кто сбежал.
Спрос на отца Евы был, хоть не первый обожаемый деревни, но на языке у всех вертелся. Ева недовольно складывала руки, и лицо делалось как дворянское, только разговор заходил об ублажении ее отца. Хотя она и сама хранила постыдный секрет и вечерами о том же мечтала.
– Замолчите уже, а! – каждый раз останавливала она, хихикающих подруг. – А то ему все и расскажу!
Скучны ей были все эти девчачьи собрания без идей и причин, а болтать она – набалтывалась – сама с собой, пробуждаясь и засыпая. Куда больше ей компания мужская нравилась, там и дело поинтересней, и обстановка повеселей.
– Ну, давай, руби же!
Кричал парнишка в тускло красном колпаке. Его товарищ отчаянно пытался прорубить бревнышко, которое нашли товарищи и нарекли волшебным.
– Быть того не может! – удивленно закатился юноша, не оставив и царапины после взмаха топором.
Все громко и долго смеялись, все мальчишки и единственная дама Ева, только один дурак в их компании бы не обратил внимание что все волшебство не в бревне а в затупленном топоре.
Много раз поднимался вопрос, хотим ли мы девку терпеть в компании, она хоть ничего не портит, но и досуг никак не разбавляет, просто ходит рядом да смеется. Однако решали те кто были сильнее, а они были сурово влюбчивые, а красивая девка сама попросилась с ними ходить, тут было и решать нечего.
Очередной бессонный вечер Евы. Вся она в своих мыслях. таращилась в потолок сжимая крепко овечий пух. Традицией уже было воображать романтические сюжеты.
Озеро, луна, отец.
Поле, солнце, отец.
Замок, медные свечи, рыцарь, а под шлемом – отец.
Так могла она часами, прикусывая губы и протирая бедра.
– Ева! – прошептал какой-то голос в скрипучее окно.
Она сильно испугалась, затем скинула пух и раздраженно, но все еще тихонько, открыла окно.
Ее встречала смущенная голова парнишки из компании, упертая глазами в пол, но иногда бросающая неловкий взгляд.
– Мне не спится чего-то, – сказал он. – Не хочешь пройтись?
Ее мучала не бессонница, а нежелание просыпаться. Его мучала не бессонница тоже.
Луна, поле, не отец.
Он всеми причудами старался ее веселить.
Он изо всех мозгов старался ее удивить.
Всеми стараниями пытался ее соблазнить.
Ей было и так жарко. Ей было больше невмоготу. Она пылала и хоть стыдилась сдаться, но еще больше стыдилась сказать правду.
Бессонная все-таки вышла ночь.
Не додумывай за собеседника
Уже третью неделю он обещает сводить в город. Этакое бедное свидание. Он наскреб хоть каких денег, что бы хоть часик посидеть в теплом каменном баре и выпить вкусного пива.
Родители уснули, за окном раздался неживотный писк, стало быть, пора бежать.
Ева вместе со своим новым любовником отправилась в город, не страшась даже темного времени суток.
Высокие каменные стены, обилие яркого пламени на красивых фонарях, важные и красиво разодетые кутилы бродившие посреди ночи по городу.
По сути и заниматься то ничем не надо. Прогулка по такому месту для деревенщин и так уж развлечение.
Городские бары разительно отличались от привычных Еве, таверн. Тут все кричали, танцевали и веселились, а в деревне только пили дрались да ныли.
Компания из четырех широких, облаченных в стальные паладиньи доспехи, подозвали зашедшую в бар парочку, приглашая присоединиться.
– Недавно в городе? – спросил трезвый молодой паладин. – Вижу что недавно. Пить будете?
Паладинам было запрещено, особая кара присуждалась нарушителям по случаю идущей войны.
Ева охотно рассматривала местных девиц, пляшущих девиц, ловкого бармена жонглирующего всяким. В общем-то, что угодно, лишь бы не смотреть красавцам в глаза.
Спутник Евы же, неустанно и восторженно расспрашивал паладинов об армии, о вступлении, о жаловании, о девицах, о тренировках, о магии, о войне, об убийстве . . . много и много еще о чем. Дело шло к ночи, все из четырех товарищей уже перехвастались и перешутились парню в ответ, так что один предложил ему познакомить с командиром, раз уж тот так заинтересован и повел пьяненького парнишку куда-то на улицу.
Оставшись наедине с молодыми паладинами, Ева подверглась сама шквалу вопросов.
Чем занимается в деревне.
Кто родители.
Знают ли они где она сейчас.
Сколько лет отроду.
Все ли в деревне такие красивые.
Есть ли знакомые в городе.
Говорили ли ей, что она невероятно красива.
Не хочет ли она переночевать в богатом доме.
Хочет.
Грубые стертые руки молодого воина скользили по ее холодным плечам. Другая пара рук медленно стаскивала ее платье.
Дорогой светильник, богатый дом, четыре отца.
На зов колоколов
Трехметровый рельефный багровый монстр с бараньими рогами, человеческим телом, краснючими бычьими глазами и широкой улыбкой, из которой торчали множество острых зубов, стоял и неподвижно смотрел на гостя, в достаточной мере опасаясь его.
Монах выдернул из рюкзака свиток, на нем магией было выжжено на древнем "взрыв".
Он направил свиток буквами в сторону монстра, затем вдохнув, сделал несколько шагов влево, так, что бы ветер дул ему ровно в спину, и громко закричал:
– Sanctus tignum! – что на древнем означало – луч.
Острие дубины было уже у свитка, лишь разорвав его, он сможет высвободить силу запечатанную магами в пергаменте.
Одно неловкое движение. Много гнусного ветра. Лицо монаха сделалось испуганным, а свиток вылетел у него из руки и упал рядом с демоном.
Юный выпускник монастыря снова стал нервно копошиться в рюкзаке.
Коварный демон растянул широко улыбку, пробормотал что-то на проклятом, затем схватил двумя тупыми черными когтями упавший рядом с ним свиток, направил буквами в монаха и разрезал мерзким когтем.
В подвале сидели родители Евы, дрожали от страха и молились, молились и обнимали свою вопящую от боли дочь. На вкопанном столе стояло ведро с водой, пару тряпок, и медный колокол. Раздался приглушенный взрыв, затем болезненный вопль.
Свиток обуглил демона с паха до носа и вбил в грязь.
Хитрый монах выхватил из рюкзака охапку чего-то склизкого, прожигающего его ладонь, и рванул вперед на демона, одним резким взмахом он рассек ему лицо и другой ладонью впихнул неизвестную массу ему в голову.
Басистый вой утих.
Двери подвала распахнулись. Монах сполоснул обожженную руку в грязной луже, затем схватил рюкзак, и стал ступать ступнями по скрипящим ступенькам.
Не додумывай за собеседника
Уже месяц как Ева сбегает по ночам. Сколько родители ее не отговаривали от такой жизни, столько и слышали что еда тут скромная, что все тут глупые, что всего в двух часах ходьбы – другой мир.
С трудом она походила на прежнюю деревенскую красавицу, платье перештопанное, лицо опухшее от пьянок как и сама она, да и в общем-то ничего интимного в ней не осталось.
Даже мужественный дровосек по ночам не мог сдержать слез. Совсем недавно дочь силой на улицу выпихивал, а теперь дома ее увидеть – чудо. "Не от богатой жизни" твердила мать.
Очередная ночь в городе, уже другой бар, все те же паладины – Маркус, Филиан, Волвер, а четвертого она забыла как звали, его забрали две недели назад на фронт.
– Привет Маркус, – протянула она руку, чтоб ей ее привычно поцеловали. – Закажите мне рыбы. – приказывала она, готовясь в очередной раз тарахтеть как же родители замучали упреками.
Расстроенные паладины необычно воротились и угрюмились.
– Иди ты к черту Ева, – пробубнил он, отбив протянутую кисть.
– Чего ты? – удивилась она, привычно подзывая официанта.
– Забирают его, чего-чего.
– А вас?
Волвер начал объяснять, что его, мол вряд ли, он молод слишком, а вот Филиана вполне могут, не сегодня так завтра, вот они в трауре и сидят.
Маркус велел официантке нести ему бутылку чего покрепче, а Еве не дал заговорить и доходчивым жестом отправил официантку на кухню.
– Ты, Ева, иди отсюда. Умелая баба, можешь и сама заработать, раздраженно проговорил Маркус, взглядом прогоняя ее со стола.
Волвер ему шлепнул по плечу и просил остыть, объяснял что не надо так на всех отыгрываться, Филиан же по обращению сказал чтоб она шла подальше и не отпугивала дев "у которых остались нетронутые дыры".
Не столько разбитая Ева, не столько влюбленная в своих рыцарей, сколько раздраженная и нежелающая есть супы да хлеб. Она плеснула что было в одном из стаканов в тухлую морду Маркуса, и схватив кошель с монетами побежала изо всех сил.
Еслиб не тяжесть стальных доспехов, парни бы с легкостью догнали ее и отмутузили уже не в шутку и не в порыве страсти, но уже силы прилагая и прощаясь, так же как ее давненько забытого компаньона, которому велели в город не соваться.
Они шли по ее стопам. Каждый стражник, видевший бегущую девку указывал путь трем паладинам. Прекрасно видны были ее следы, слышен был шелест деревьев.
Они не спеша вынырнули из кустов, она стояла на обрыве за городом, смотря куда-то в небо. Держа кошель двумя руками. Волосы ее развивались от сильного ветра.
– Все, Ева, не появишься больше в городе, и не будет проблем у тебя, давай сюда золото.
Кошель полетел с высокого обрыва, послышались сотни монеток звенящих где-то внизу.
– Шлюха! – завопил Маркус, что есть мочи.
Ева говорила родителям:
я не зарабатываю на жизнь собой,
. . . нет, я приличная просто нашла людей,
. . . нет, не хочу я жить тут, я хочу в город,
. . . сейчас я там устроюсь и глаза мои вас забудут.
Как и грязные монеты улетели в пропасть, так и ей хотелось со своими грязными мыслями и грязным ртом.
Она утопала в мыслях, успев забыть как они дремучи. Настолько глубоки были ее раздумья, что она игнорировала все звуки бойни, хруст костей, рвущееся мясо и вопли своих друзей. Повернувшись она ничуть не испугалась, увидев демона, стоящего посреди разорванных в клочья паладинов. Если бы только они взяли с собой шлемы и мечи, подумала она.
Мерзкий демон выковыривал останки мясистых парней из стальных доспехов.
Монстр ли он.
Луна, обрыв, отец.
На зов колоколов
Монах отпихнул рыдающую мать, увалил тяжеленный рюкзак на пол, так что пыль поднялась на метр, и схватил Еву за подбородок.
Она вопила от боли, дергала ногами и царапала ногтями все вокруг.
Вся посиневшая и венозная от пяток до макушки, и отвратно вспухшая.
Монах огорченно покачал головой, сзади родители то молились, то благодарили, то просили помочь, завывали столкнувшись щеками.
Он нырнул рукой в рюкзак и выложил несколько склянок, присмотревшись к одной, он схватил ее покрепче и начал напористо взбалтывать. Второй рукой он вынул тонкое рубило, и одним резким движением вогнал в живот Евы. Сбив с баночки крышку он молниеносно прислонил что-то в ней жужжащее к дыре, и, побивая по верхушке ждал пока банка не опустеет, второй рукой прижав девушку к койке, не давал шевельнуться.
Он оставил три бутылки чего-то и велел не пить и не есть ничего кроме этих напитков всю неделю.
Поднявшись из подвала его нагнал старый лесоруб и начал благодарить, упал на колени, обещал молиться и предлагал забирать все что у него есть.
– Возьмите с мужиками днем демона наколите на палки и закопайте поглубже в лесу, – велел монах. – И палки вместе с ним закопайте.
Мужик все спрашивал, может ли он что-то сделать для церкви, работу любую или бревна нужны.
Монах послал его обратно к дочери, вместе с ней отмаливать ее грех.
Hassan
Сборник коротких остросюжетных рассказов. Истории хоть и имеют некую логическую цепь, но напрямую между собой не пересекаются.
Не принимайте близко к сердцу и приятного чтения.
Hassan
Рассказы Джо
Восприятие
Урок
Профессор Трульз поинтересовался чувствую ли я голод.
Будь мне известно, что моя честность окажется инициативностью, я бы как пуганная мышь забился под парту. С другой стороны, вспоминал я, голодная мышь как раз таки рискнула бы из под стола выползти.
Профессор Трульз уточнил у моего оппонента сыт ли он.
Мы с незнакомцем изредка переглядывались. Спортивного телосложения парень наивно кривил морду, делая вид что понимает в происходящем. Кажется цель его потугов – некий приз за участие.
Профессор Трульз подобно фокуснику сдёрнул темный шифоновый платок со столика. Между мной и вторым добровольцем оказалась тарелка с фруктами.
Не стесняйтесь угоститься, заявил преподаватель. От чего я встал и отхватил спелый банан.
Профессор Трульз повернул усатое довольное лицо к аудитории в предвкушении своего триумфа. Одна бровь стремилась ввысь, вторая ликуя застыла. Десятки недоумевающих взглядов ждали моего приговора.
– Чего же вы ничего не берете? – спросил Трульз, оказавшись интимно близко к парню напротив.
– Спасибо, – отвечал он, – я ведь не голоден.
Трульз выхватил из моих рук банан, протер его салфеткой, затем хирургически усадил в родное место. Не прилагая никаких усилий, он нежно обернул столик на сто восемьдесят градусов.
– А так? – уточнил он, – Так я и думал, – заключил профессор, на отрицательный жест испытуемого.
Почему же так? Точно такой же вопрос артистично выкрикнул Трульз. Он говорит – ведь объект один и тот же! Или в самом деле – не так?
Толпа разочарованных маменькиных сынков, и девиц, думавших, что посилят один из самых пристижных институтов страны, недовольно вытекали из аудитории. Получвший – "Нет!" на вопрос – "А мне оценка полагается?" мой партнер по эксперементу так же слился с общим потоком и вытек отсюда.
Я спрашиваю у Трульза, чего же это было? Он притворялся деловитым ученным, выдающим секрет своей жизни. Однако его счастливая мордашка выдавала детскую радость, спровоцированную моей любопытностью.
– Восприятие! – говорит он, чертя звезду на доске. – Восприятие, – повторяет он, выводя такую же на моем затылке, – интересовался ли ты, почему некоторым людям так страшно получить по лицу?
Я был в силах предположить, но были ли причины прерывать увлеченного преподавателя?
– Мы с тобой ведь можем напрудить от страха, только на нас замахнись кулаком! – довольно кричал Трульз. – А кому-то по барабану! Кому-то нравится получать по лицу! – с поразительным взглядом утверждал он. – Чего уж там! Кто-то без этого не может заняться любовью!
Квартира в стиле "Ар-деко".
Фрэнк пристально смотрел в экран дорогого ноутбука.
– Ну что, ребята, погнали? – ребячилась взрослая голова, занявшая всю ширину монитора. – Ощущения волнительные!
По щекам Фрэнка поползли слезы. Человека с экрана расщепило на миллионы кварков и разнесло по огромному стальному саркофагу.
Центральный офис
Офисные черные туфли на высоком каблуке отбивали приятный стук.
Люди за пластиковыми окнами по обе стороны руки, то кричали в номеронабиратели, которые, кстати сегодняшним гостям казались дикостью захороненной в прошлом, то держались за голову, пытаясь перевести дух в получасовом перерыве.
Из под стекол доносились неотчетливые фразы, до нее доходил лишь тембр и недовольство, в голом виде нервы и ненависть. Однако по ту сторону окна происходила полноценная сделка.
Офисные черные туфли на высоком каблуке, стали быстрее отбивать приятный стук.
Люди по ту сторону окон казались животными. Все происходящее походило на зоопарк. Хотя, думалось ей, скорее на вет-клинику, в зоопарках животные не сходят с ума по то сторону окон. Может быть, тюремные камеры, думалось ей, если в тюрьме, допустим, происходит некий бунт.
Черные офисные туфли на высоком каблуке затихли. Тонкая женская рука, лишенная каких либо татуировок или аксессуаров, как и подобает корпоративной сотруднице, приоткрыла нужную дверь. Множество бородатых голов, замотанных в платок, окружали овальный стол. Приятный американский мужчина с подкупающим взглядом незаметно кивнул своей морщинистой головой, затем велел проходить.
Сияющий от уверенности мужчина аккуратно вынул папку из рук молодой длинноногой красавиц, затем проговорил после очередного одобрительного кивка:
– Спасибо, Анна, можете присесть.
Папка распахнулась, и доброжелательный мужчина средних лет, в простой клетчатой рубашке красного оттенка, мелом вычертил довольно крупно: 7 000 000 000 000. Замыкал цифру невнятный значок доллара, мужчина шепотом извиняясь вздыхал и подтирая его кончики, пытался привести к правдоподобному виду.
– Мы очень надеемся уложится в эту сумму, – уточнил он, выжидая хоть какую то реакцию в нависшей тишине.
Двадцатилетняя Анна, четно пыталась сосчитать нули в нависшей над кабинетом цифре. Ее лицо выглядело особенно сексуально в столь сосредоточенном виде, приоткрытый рот, широко распахнутые глаза, животный интерес. Она бегала пальчиком по доске, думая про себя. Тысячи, миллионы, триллионы, биллионы.
– Мистер Стив, – неловко сказал один из арабских представителей, с очень неприятным акцентом. – Мистер Стив, – повторил он, после небольшой паузы. – Я не уверен что сумма подъемна, я бы сказал, не понятно откуда она берется.
Тысячи, миллионы, триллиарды, триллионы. Мучилась Анна.
– Попрошу вас, Азим, позвольте повторить, мы говорим об окупаемости, либо мы говорим о комфорте? – мужчина в рубашке переменился со счастливого в расчетливого. Он все еще выглядел уверенно.
Широко открытые глаза на бородатых головах переглядывались, гуляли по интерьерам, задумавшись прожигали стену.
Тысячи, да. Миллионы, да. Триллионы? Да. Биллионы . . .
– Попрошу, господа, туннель, протяженностью четырнадцать тысяч километров. Чуть ли не в трое длиннее европейского. Вы же понимаете что подобная конструкция имеет экспоненциальный рост стоимости?
Бородатые головы хмуро доходили до ценообразования. Медленно мирились с не произнесенной суммой.
Тонкий пальчик с коротким тускло-розовым маникюром бегал по доске, поочередно закрывая многочисленные нолики. Тысячи. Миллионы. Триллионы. Триллиарды.
– Насколько мне известно, господа, – пригрозил некогда доброжелательный мужчина, – Итоговое решение принимает его величество принц. Прошу донести до него всю исчерпывающую информацию.
Бородатые головы липли в потолок, как приговоренные к смерти, ожидали тупого лезвия топора.
– Семь триллионов. Хотите строить сами, – говорил он, все с тем же упреком. – Пятьдесят триллионов за технологию.
Папка с расчетами захлопнулась под натиском руки мужчины в красной клетчатой рубашке.
Милое личико Анны недовольно схмурилось, губы вытянулись трубочкой, а былой интерес утих. Тысячи, миллионы, миллиарды, триллионы.
Лекция
– Сейчас, дорогие друзья, – объявляет преподаватель. – Лекцию проведет некогда выпускник нашего любимого университета, ныне Доктор наук квантовой физики, Фрэнк Лоурен!
Фрэнк неловко подошел к доске, торопливо пожал руку, представившего его, мужчине. Он в некоторой степени волнительно поправлял свою серую бабочку, с другой стороны неряшливость, казалось, вызвана отсутствием какого-либо энтузиазма.
– Добрый день, – пробубнел Фрэнк. – Сегодня поговорим о нейро-эксельваторном циркулировании сознания в мозге.
Фрэнк обернулся на аудиторию. Ничуть не заинтересованные в происходящем студенты сонливо ждали окончания лекции. Ужас, подумал он. А ведь мои учителя так надрывались, пытаясь хоть кому-нибудь донести прелесть наук.
– Так же известная как душа! – выкрикнул Фрэнк. – Господа, мы говорим, ни о чем другом, как о первом шаге к бессмертию!
Фрэнк принялся ловко выводить толстым мелом неровную фигуру. Это, друзья мои, говорил Фрэнк – Душа!
Гул и топот за спиной Фрэнка утихомирился, и послышалось стеснительное "Кхм-кхм"
Улыбка Фрэнка непокорно растянулась, а сам он будто согрелся от того что его потревожили.
– Да – да, мадмуазель, – обратился он к испуганно глядевшей на него студентке. – Что-то интересует?
Излишне высокая, не особо привлекательная, хотя казалось, найдись у нее пару часиков привести себя в порядок и будет вполне себе ничего, молодая леди нервно спросила:
– А что же является тогда смертью? В конечном счете, отсутствие души или же все таки отсутствие биологических процессов?
Фрэнка переполняло успешно скрываемое счастье, лицо его сделалось такое, будто он уже слышал этот вопрос, хотя он лишь сдерживал наглую улыбку.
– Мозг, – говорит Фрэнк, рисуя овал на доске. – Волшебная вещь! Он не только обитель анимо-циркулиса, но еще и его родитель! Видите ли, при биологической смерти, – призадумался Фрэнк. – Клинической смерти, в отсутствии биологических процессов не предрасполагает к функционированию "ани-цирка". То есть души.
Довольное лицо Фрэнка уставилось на девицу, в предвкушении напрашивающегося вопроса.
– Следовательно, – призадумалась она. – отсутствие души не мешает душе родиться заново?
– Милая леди, вы схватываете на лету! У вас талант! – лукавил средних лет ученный. – Знаете, а вы ведь немного торопите научный прогресс. Всего через два месяца в нашей лаборатории, центральной, "ЦНКЛ", – уточнил Фрэнк. – Будет проведен эксперимент по расщеплению "ани-цирка". Если вам очень интересно, я бы мог предоставить вам билет для прессы.
Удивленное и счастливое лицо студентки не столь волновало Фрэнка, сколько ее уши.
– Сейчас, полагается, из сегодняшних расчетов. Как физик теоретик, – уточнил он, стремительно приподняв одну бровь, вторую ликуя заморозив. – При расщеплении Души, она мгновенно соберется вновь, возродив подопытную мышь.
Подкаст
– Как ты, старик? – спросил лысый спортивный мужчина около пенсионных лет.
Микрофоны и наушники, миленький полупрозрачный столик, отовсюду торчат провода. Милые улыбки и неестественно повышенная энергетичность собеседников подсказывала, что мы лицезреем подкаст.
– Привет Майк! – отвечает ему очень старый, но на удивление бодренький худощавый дедок. – Привет, Майк, – повторяет он. – Как сам?
– Бэн, ты видел, они собрались строить второй чертов Портал! – радостно кричит Майк, его рот пугающе, хоть даже искренне, расплывается.
– Да, Майк, этот будет куда дороже!
Майк выкатывает глаза так, будто увидел единорога, жестикулирует так будто он дорожный регулировщик, так, будто от него зависит чья-то жизнь. По природе своей, смеясь, он неестественно краснеет, приобретая пятнистый бурый оттенок.
– Бэн, – говорит он. – Это фантастика, представь эту чертову трубу через весь океан! – Майк лапает невидимую трубу, пытаясь передать масштаб происходящего.
– Ты знаешь во сколько раз выросла стоимость Портала? – спрашивает седой старик, глупо смотрящийся в современных цветных наушниках.
– Я видел цифру, это чертовски много, – говорит Майк, пораженно качая головой. – Укажи услугу, поведай нам, технология ведь уже известна? Расскажи как он работает!
– Это сложно объяснить, – говорит старик.
– Но ты ведь справишься, да? – хохоча перебивает ведущий – Майк. – Мы ведь всего пару месяцев назад сидели, тут, а они уже строят чертов второй!
– Прогресс несется вперед нас! – отвечает старик.
– Хотелось бы до него дожить! – стучит по столу Майк, снова перебивая приятеля.
– Значит, ты все еще не был в Портале? – ехидно спрашивает старик.
– Ты знаешь, я чертовски боюсь этой штуки, Бэн, ты знаешь я ее чертовски боюсь, Бэн, – улыбки не сходили с их лиц, настолько они были взволнованы. – Я знаю, ты был в нем много раз, Бэн! Давай же, каков он?
– Сама будка, огромная, она как супермаркет в высоту!
– Я видел, черт побери, – снова перебил Майк. – Я видел, о – да, она огромная. Зачем она такая огромная, Бэн?
– В ней десятки миллионов квантовых магнитов, каждый такой стоит как новенький автомобиль. – говорит Бэн.
– Как они это делают, – в очередной раз перебивает своего собеседника, Майк. – Как они работают?
– Все просто, в самом деле, магниты просто растягивают человека на кварки. Верховые . . .
– Что за кварки, Бэн, – очень заинтересованно смеется Майк. – Мы не знаем, никто не знает поверь, давай ка попроще, Бэн!
– Кварки это самые маленькие кусочки человека, кварк уже не поделить, это самая маленькая его деталька.
– То есть человека на самые маленькие кусочки разбирают?
– Так точно, – отвечает уже чуть подуставший от подгонки старик, донесший это до своего собеседника утомленным взглядом. – Окружные магниты вытягивают кварк из человека, а верховые магниты этот кусочек тебя, минимальный кусочек, – уточняет он. – Фиксирует в будке. У нее есть название, ее зовут "кварко-капсула".
– Невероятно, – качая головой, уже не столь нагло перебил Майк.
– Все эти кварки, через трубу отправляют во вторую "кварко-капсулу", там он с помощью реверсивного слепка толчка магнитов, – говорит Бэн, сводя напряженные руки, будто пытаясь словить бабочку. – Собирает вас вновь.
– Очуметь просто, Бэн, эта хреновина чудовищно стремная! – снова засмеялся Майк. – Сколько она переносит, я имею ввиду, сколько занимает весь путь? Человек же летит очень мало, основное время уходит на посадку и высадку, ведь так?
– Всего одну двадцатую секунды, или около того, – не особо заинтересовано вертит кистью старик.
– Очуметь.
– Точные цифры известны только Лаймон. Но нам эта погрешность не интересна. Не особо важна.
– Ты чувствуешь когда тебя раздирают магниты? – спрашивает Майк, сделав лицо жаждущее кровавых подробностей. – Они же раздирают тебя на чертовы куски!
– Нет. нет-нет. От момента разбора до момента сбора кварков, времени проходит куда меньше чем возможности нервного импульса долететь до мозга и сообщить что тебе должно быть больно.
– То есть ты не чувствуешь ничего, – перебив, уточнил Майк.
– Ничего. Я бы сказал, и не можешь, ведь, боль это что-то условное, наше тело ведь просто сообщает, что есть неполадка, тут повреждения в чистом виде, я бы сказал – не причем.
– Я чертовски боюсь этой штуки, Бэн.
"ЦНКЛ"
Она вошла в помещение на чистом любопытстве. Если бы не дикая любовь к науке, ее волнение не позволило бы переступить порог лаборатории.
– Доктор Лоуренс! – закричала она, увидев знакомое лицо в толпе скользящих белых халатов.
Фрэнк, увидев ее, не то что бы сильно обрадовался. Он уж и позабыл ее. Как же ее там, на букву "М". Мало того что Фрэнк – один из самых ответственных шестеренок в происходящем, следовательно до него доносили каждый этап эксперимента, за которыми он должен пристально следить, так еще и новая, бледновато-счастливая морока.
– Добрый день, Мария? – неуверенно уточнил он, тяжко выдавливая на взволнованном лице улыбку. – Пожалуйста, проходи, ты пришла почти к запуску!
– Меня не пускала охрана, – уточнила она, – Подготовительный процесс засекречен. Так они сказали.
– Мышь парализована, Фрэнк, – вмешался в разговор полненький, лысый ученный, затем, дождавшись одобрительного кивка Фрэнка, активно поскакал куда-то затерявшись за спинами таких же халатов.
Фрэнк по отцовски осматривал огромную установку, ее техническая часть была полностью скрыта от глаз. Лицезреть эксперимент удастся лишь на записи.
– Интересно, – говорит Мария, – Можно ли пересадить душу другой Мыши?
– Если нам удастся одновременно удалить "ани-цирк" и сразу поместить на его место вынутый "ани-цирк", однако это очень много магнитных действий, – прервал себя Фрэнк, – я даже не уверен что это физически можно уместить в нужных для переноса пространствах. К тому же, "ани-цирк" не найдет нужных нейронных связей при вживлении, от того вопрос его адаптации.
– Фрэнк, – снова прервал беседу все тот же Доктор Холл, помощник ответственного за перефазовку эсперимента "Анима-регенерато". – геометрию просчитали.
– Какой парадокс, – сказала завороженная потоком десятков ученных, Мария. – Мы можем вынуть из человека душу, но не можем ее вернуть.
– Почему же не можем, мы . . . – Фрэнк повис в своих мыслях, пытаясь собрать все в кучу. Сделать поправку на механизм восстановления. Биологические процессы. Как мозг подхватывает изменения в структуре. Пришлось вспомнить базовую механику анима-циркуса, открытого всего-то пару лет назад.
– Иглы в позиции, – перебил Доктор Холл. – Фрэнк? – пытался разбудить утопающего в своих мыслях ученного, Холл. – Да что это с вами?
Фрэнк отважно штурмовал горы своих знаний, перебирая каждый нейронный переплет, раскидывая многочисленные безымянные книжки в глубине своей черепушки.
– Отлично, – отговорился он, отправив удивленного Холла обратно в кабину.
Мария окончательно потеряла ход своей мысли, да и вообще какой-либо интерес к разговору. Все ее внимания сковалось на бурлящей науке, ускорявшемуся топоту ученных, все громче щелкал коллайдер. Все окружающее стремительно близилось к научному апофеозу.
– Слепок полностью готов, Фрэнк! – пихнул запыхавшийся Холл.
– Да-да! – злобно крикнул Фрэнк, оторванный от мозгового штурма. – Молодцы, чего ты пристал?!
Озадаченный Холл, сведя брови спрашивает:
– Фрэнк? Мне нужно твое подтверждение.
– Да. Я имею ввиду, начинаем эксперимент, сказал Фрэнк, лишь на секунду вынырнув из своих размышлений.
По Фрэнку пробежала дрожь, он снова невольно падал в задумчивое состояние, все боле отдаляясь от окружающей реальности.
Ощущения становились все слабее.
Звуки становились все тише.
Дыхание становилось все медленнее.
Картинка становилась все мыльней.
Фрэнк почувствовал сильный толчок, выбивший его из нирваны. Множества тел слетелись на него как бескультурные панки сталкивающиеся на концертах, как клубящиеся змеи, окутали его теплом, и истерично вопили, мучая ушные перепонки.
Отовсюду доносились победоносные возгласы, люди в странном экстазе кричали что у них все получилось. Все прошло успешно.
Мышь была лишена души, а затем снова ее возродила. Без каких либо последствий.
Квартира в Нью-Йорке
Упитанный, преждевременно лысеющий мужчина подавился американской мечтой.
– Что там? – ласково спросила вошедшая в комнату средних лет дама, окутанная в сверкающе-зеленый халат для взрослых.
Телевизор громко вещал что-то про Портал, а лысеющий мужчина, как ковш трактора, систематически закидывал попкорн в улыбчивое отверстие на своем лице.
– Новости, – отговорился он, хохотав и давясь попкорном.
– Она настолько опасна? – спросила жена, медленно ведя длинными ногтями по волосатому выпирающему брюху Мэтта Воун-Трузера, старшего инженера безопасности "Лаймон-Фьючер-Индастрис".
– Неделю назад, – отвечал он, переведя на нее свои младенческие щечки, разбежавшиеся от счастья. – Какой-то художник из России – прыгал, на выходе он застыл и стоит.
– Умер? – заинтриговано спросила она, потеряв былую игривость.
– Хуже, обезумел, – захохотал он, все так же давясь охапками попкорна.
– И что же делать? – изумленно спрашивала она, не теряя былой грации и ласки.
– "Извините, ваш муж отказался от прыжка" – лыбился он своей жене, пародируя пальцами разговор по телефону. – "Алло? Мама? Где же Джон?!" – гоготал и кривлялся мерзкий инженер, – "Извините! Подскажите! Только что зашел мужчина!"
– И как же выкручиваться? – стянув лицо спросила женушка, громко сглотнув слюну.
– "Ваш муж, отказался от прыжка по личным причинам и вышел через анонимный выход!" Ручкой вдаль!
– Да не может быть! – неподобающе громко и быдловато крикнула она, – И что поверили?
– Выход существует, – снова зачавкал попкорном муженек, безразлично отвечая, и уставившись в экран телевизора. – Сделан он так, что бы туда без пропуска не зайти, от журналистов, – невнятно мямлит он с набитым ртом. – А его тупая бабка с сынком через час сорок восемь минут попали в смертельное ДТП. С женой там что-то тоже, случилось!
На телевизоре приятная располагающая физиономия радостно и энергично вещала:
«?В наших планах через восемь лет начать применять технологию квантования в медицинских целях, удаление опухолей, пересадка органов.
Что насчет модификации человеческих тел? Спрашивала заинтересованная темнокожая, гладковыбритая голова в темном костюме.
Таких опытов не проводится, сейчас мы полностью нацелены на удешевлении технологии, на постройку всех стратегических необходимых Порталов. На квантовании неорганических вещей. Вы действительно верите что у нас остается время и ресурсы на вашего рода выдумки?»
Квартира в стиле "Ар-деко"
Царапающий костяшки, настырный, стук в дверь прекратился, она резко отворилась, из нее показалось старое, худое, седое лицо.
– Фрэнк!? – спросил изумленный старик, – Ты пьян?
Дверь приоткрылась шире, в ней показалась полуголая молодая девушка, невероятно напуганная гостем.
– Трульз, есть разговор, ответил Фрэнк, стиснув брови.
– Насколько это срочно? – уточнил Трульз.
– Даме нужно удалиться, срочно.
Трульз нехотя, но понимая что происходящее входит в его профессиональные обязанности, впустил в дорогую квартиру стиля "Ар-деко", а даме, оказавшейся третьей лишней, элегантным жестом приказал выметаться.
Фрэнк уселся на кухонный стол, затем резко подскочил, схватил неторопливого деда за плечо, и приказал сесть, заметив что не очень то взволнованный дедок потянулся за чаепитной атрибутикой.
Только лишь Трульз выдохнул, как Фрэнк метнул в него несколько торопливо исписанных листов. Шариковая ручка периодически срывалась и чертила ненужные линии, каждый раз когда таксист, которому было приказано гнать изо всех мощностей, наезжал на очередную кочку, ручка вновь чертила ненужную линию.
– Вся эта спешка по поводу эксперимента? – удивленно расслабился Трульз.
– Нет . . .
– Ты бы ведь мог просто предупредить, – перебил Трульз. – Я бесконечно рад . . .
– Карл, мне кажется невозможно вернуть ани-цирк в мозг.
– Что за чушь, – ухмыльнулся Карл Трульз, лауреат нобелевской премии, отец теории Души. – Карл, как ты собираешься поместить ани-цирк обратно? С какой скоростью должны двигать кварки магниты что бы успеть до регенерации? С какой скоростью они . . .
– Ты спятил!? – перебил Трульз, жадно схватив самописные бумаги, брошенные на стол. – Да что ты, черт побери, такое несешь?
Трульз спешно пробегал глазами по записям, изредка бросая хмурый и напряженный взгляд на собеседника. Фрэнк виновато, но равноценно напряженно смотрел на Трульза, старательно пытающегося собрать мысли в кучу.
Фрэнк, дрожащей рукой, держал кухонный нож, затаившийся в правом кармане.
Трульз что-то мямлил себе под нос, нервно пытаясь считать.
– Карл, я думаю кварко-капсула не перемещает ани-цирк.
– Ты что же хочешь сказать? – задрожал от злости Трульз. – Что ты хочешь сказать, Фрэнк?
Он взмахнул рукой над столом, отправив кружки и тарелки на пол, треск досмерти напугал торопливо обувающуюся студентку.
– Хочешь сказать я бездушный, Фрэнк?!
– Ты знаешь что я хочу сказать, – напряженно ответил он. – Карл, успокойся.
– Должно быть Лаймон как-то решили этот вопрос, Фрэнк! Зачем ты развел панику на пустом месте?! – злобно кричал он, – Ты видимо спятил! Это другого полета птицы!
– Это будет парадокс, Карл, ты же видел уравнение.
Взбешенный дед схватил Фрэнка за воротник, поднимая что есть мочи, настолько напрягшись, что слюна брызнула из под выступающей губы.
– Фрэнк, ты сошел с ума! – кричал он, – Очнись!
Фрэнк медленно достал нож, дрожащей рукой наведя его на доктора Трульза, робким голосом приказал успокоиться.
– К черту тебя, – сказал Трульз, выбив нож из рук взволнованного Фрэнка. – У них электромагнитное поле там, не только магнитное Фрэнк!
У до смерти перепуганного Фрэнка, смотрящего на копию своего некогда любимого учителя, закончилось терпение.
– Заткнись! – закричал он, резко вскочив, и уткнувшись в лоб Трульза. – Так может мой излюбленный гений всех наук решит небольшое уравнение?! Может ты предположишь хоть что-то?! Какое же электрическое поле нам нужно, что бы транспортировать анима-цирк?!
Трульз сделал шаг назад, обернулся спиной. Затем, призадумавшись, тощей рукой схватил бутылочку кукурузного бурбона, и, сделав несколько быстрых глотков сказал:
– Не смей называть меня копией, – приказывал Трульз, взявши себя в руки. – Не смей намекать что я мертв.
– Я позвоню Ванессе, нам надо сообщить . . .
– Не смей! – крикнул Трульз, сжав бутылёк бурбона пятнадцатилетней выдержки. – Не надо. Кто ты такой, Фрэнк? Я сделаю все сам, я наберу кому нужно. Лаймон тебя сожрут, так только ты скажешь что у них что-то идет не так. Иди приготовь речь, Фрэнк. Приведи свою теорию в соответствующий вид, я позвоню кому надо.
Фрэнк, сожалея всей душой, кивнул наставнику. Тот в свою очередь сделал еще пару глотков с широко распахнутыми глазами, затем хрипло произнес: "Ох и доставил ты мне хлопот на старости лет, Фрэнк".
Фрэнк удалился в комнату Трульза, распахнув ноутбук, он казалось готов был приступить к подготовке речи, завтра был сложный день, миру откроется ужасная правда. Жертв десятки тысяч. Причем все жертвы сугубо платежеспособные и важные люди.
Трульз вышел на лестничную площадку, инстинктивно оборачиваясь, он начал злобно приказывать в трубку:
– Маркус, готовь очень большую сумму денег, ты крупно влип.
Брови неестественно съезжались, а зубы точились друг о друга.
– Маркус я знаю что вы творите, мое молчание обойдется тебе очень дорого.
Худощавая рука набухала и краснела, сильно сжимая крепкий телефон.
– Маркус, ты знаешь что тебя сожгут на костре. если узнают что вы вытворяете?
Крематорий
Два увесистых мужичка постучали в железную дверь местного крематория. Дежурный был предупрежден, потому отворил черный вход.
– Кто эти двое? – задал бытовой вопрос один из амбалов.
– Откуда мне знать, кто-то тупой, – ответил второй.
Они тащили два тяжелых, холодных, черных мешка куда то внутрь, следуя за ночным дежурным конкретного крематория.
– Не нравится мне так работать, раньше интересней было, – заявил надоедливый напарник.
– Как собака зарывать косточки в лесу? Скажи спасибо что мороки стали меньше.
– Это ведь смотря как Воспринимать!
Похоть
На зов колоколов
Ревел гром. Кругом трещал дождь.
Одна капля имеет ничтожный звук, даже с десяток таких затеряются за шелестом темно-зеленых листьев, тревожных ночным ветром. Когда же небо плачет, десятки тысяч капель одномоментно взрываются рядом, перебивая любой другой звук.
Тонкие, невероятно мускулистые ноги в деревянных сланцах, выглядывающие из подвернутой, белой, но уже запачканной, рясы, ныряли из одной лужи в другую.
Он летел практически прямо, сторонясь лишь непроглядного леса по правую руку. По левую же, беднячьи избы, на много миль вперед – звон.
Ошметки вязкой грязи разлетались в стороны. На монахе громко качался колоссальный рюкзак, весом втрое больше него. В нем все звенело, серебро и стекло. Он плотно сжимал его лямки сухими мышцастыми руками. Завернутые в плечи рукава промокли, перестав выпадать. Железная дубина со звездчатым концом давила острием в твердое бедро. Напряженное лицо гласило тяжелую работу церковников.
На удивление светлая ночь. Когда сверкала молния, она на секунду становилась неотличимой от дня. Вспышки оголяли вянущие деревья, брошенные в страхе домишки, затерянные в грязи куски дороги.
Огромный рюкзак хлюпнул оземь, из подвала доносился болезненный девичий вой. Левая рука молодого монаха копошилась в рюкзаке, а правая направляла дубину в сторону демона.
Не в тот век, не на том полушарии
Когда-то окраины Анноида были весьма приличным для существования местом. По случаю войны за новые территории за границами страны Паладины отозвали стражу из отдаленных от города деревень. С таким положением церковь согласна не была, однако все споры высших церковников с командованием Паладинов ни к чему не приводили. Внешняя политика интересовала короля куда больше чем внутренняя. Единственное что спасало бедняков от вымирания это церковнослужители, защищающие прилегающие к опасным местам земли, невзирая на королевские планы.
Очередной бессмысленный
Сбрасывая приятно покалывающий овечий пух, и, перекатившись на другой бок в попытке спрятаться от пробивающегося в окно солнечного луча, стройная и прекрасная, но чересчур ленивая Ева не торопилась начинать день.
Как и пробуждения ее утренние, так и засыпания ее вечерние всегда застревали в глубоких мыслях. Она не находила таковых у местных сверстников, что там, даже в красивых историях. Так лежать она могла часами. И мог поднять ее, только лишь суровый дровосек отец.
Ее можно понять, мужчина был что надо – высокий, широкий, с суровыми глазами и приятной умеренной бородой.
– Ну довольно уже, давай, Ева, вставай, – в очередной раз проговорил он, уже привыкнув к ее лежебокости.
Уж больно она любила своего отца, таких любящих отцов трудно было найти в текущих трудных временах, что там любящих, хоть каких-бы. Любила, может, даже и не как отца, как мужчину тоже, как бога.
Накинув платье с ромашками, сотканное на последние гроши с неприбыльной лесорубной деятельности, купленное совсем недавно по поводу восемнадцатилетия, она направилась к бочке умыться. Ела она только вечером, когда отец возвращался с лесу, а мать накрывала стол.
– Я твоего отца, сегодня без майки видела! – восторженно говорила полненькая, хоть и симпатичная подружка.
А под эту фразу завывали еще две, впрочем, мужчин было мало, кто в армию, кто сбежал.
Спрос на отца Евы был, хоть не первый обожаемый деревни, но на языке у всех вертелся. Ева недовольно складывала руки, и лицо делалось как дворянское, только разговор заходил об ублажении ее отца. Хотя она и сама хранила постыдный секрет и вечерами о том же мечтала.
– Замолчите уже, а! – каждый раз останавливала она, хихикающих подруг. – А то ему все и расскажу!
Скучны ей были все эти девчачьи собрания без идей и причин, а болтать она – набалтывалась – сама с собой, пробуждаясь и засыпая. Куда больше ей компания мужская нравилась, там и дело поинтересней, и обстановка повеселей.
– Ну, давай, руби же!
Кричал парнишка в тускло красном колпаке. Его товарищ отчаянно пытался прорубить бревнышко, которое нашли товарищи и нарекли волшебным.
– Быть того не может! – удивленно закатился юноша, не оставив и царапины после взмаха топором.
Все громко и долго смеялись, все мальчишки и единственная дама Ева, только один дурак в их компании бы не обратил внимание что все волшебство не в бревне а в затупленном топоре.
Много раз поднимался вопрос, хотим ли мы девку терпеть в компании, она хоть ничего не портит, но и досуг никак не разбавляет, просто ходит рядом да смеется. Однако решали те кто были сильнее, а они были сурово влюбчивые, а красивая девка сама попросилась с ними ходить, тут было и решать нечего.
Очередной бессонный вечер Евы. Вся она в своих мыслях. таращилась в потолок сжимая крепко овечий пух. Традицией уже было воображать романтические сюжеты.
Озеро, луна, отец.
Поле, солнце, отец.
Замок, медные свечи, рыцарь, а под шлемом – отец.
Так могла она часами, прикусывая губы и протирая бедра.
– Ева! – прошептал какой-то голос в скрипучее окно.
Она сильно испугалась, затем скинула пух и раздраженно, но все еще тихонько, открыла окно.
Ее встречала смущенная голова парнишки из компании, упертая глазами в пол, но иногда бросающая неловкий взгляд.
– Мне не спится чего-то, – сказал он. – Не хочешь пройтись?
Ее мучала не бессонница, а нежелание просыпаться. Его мучала не бессонница тоже.
Луна, поле, не отец.
Он всеми причудами старался ее веселить.
Он изо всех мозгов старался ее удивить.
Всеми стараниями пытался ее соблазнить.
Ей было и так жарко. Ей было больше невмоготу. Она пылала и хоть стыдилась сдаться, но еще больше стыдилась сказать правду.
Бессонная все-таки вышла ночь.
Не додумывай за собеседника
Уже третью неделю он обещает сводить в город. Этакое бедное свидание. Он наскреб хоть каких денег, что бы хоть часик посидеть в теплом каменном баре и выпить вкусного пива.
Родители уснули, за окном раздался неживотный писк, стало быть, пора бежать.
Ева вместе со своим новым любовником отправилась в город, не страшась даже темного времени суток.
Высокие каменные стены, обилие яркого пламени на красивых фонарях, важные и красиво разодетые кутилы бродившие посреди ночи по городу.
По сути и заниматься то ничем не надо. Прогулка по такому месту для деревенщин и так уж развлечение.
Городские бары разительно отличались от привычных Еве, таверн. Тут все кричали, танцевали и веселились, а в деревне только пили дрались да ныли.
Компания из четырех широких, облаченных в стальные паладиньи доспехи, подозвали зашедшую в бар парочку, приглашая присоединиться.
– Недавно в городе? – спросил трезвый молодой паладин. – Вижу что недавно. Пить будете?
Паладинам было запрещено, особая кара присуждалась нарушителям по случаю идущей войны.
Ева охотно рассматривала местных девиц, пляшущих девиц, ловкого бармена жонглирующего всяким. В общем-то, что угодно, лишь бы не смотреть красавцам в глаза.
Спутник Евы же, неустанно и восторженно расспрашивал паладинов об армии, о вступлении, о жаловании, о девицах, о тренировках, о магии, о войне, об убийстве . . . много и много еще о чем. Дело шло к ночи, все из четырех товарищей уже перехвастались и перешутились парню в ответ, так что один предложил ему познакомить с командиром, раз уж тот так заинтересован и повел пьяненького парнишку куда-то на улицу.
Оставшись наедине с молодыми паладинами, Ева подверглась сама шквалу вопросов.
Чем занимается в деревне.
Кто родители.
Знают ли они где она сейчас.
Сколько лет отроду.
Все ли в деревне такие красивые.
Есть ли знакомые в городе.
Говорили ли ей, что она невероятно красива.
Не хочет ли она переночевать в богатом доме.
Хочет.
Грубые стертые руки молодого воина скользили по ее холодным плечам. Другая пара рук медленно стаскивала ее платье.
Дорогой светильник, богатый дом, четыре отца.
На зов колоколов
Трехметровый рельефный багровый монстр с бараньими рогами, человеческим телом, краснючими бычьими глазами и широкой улыбкой, из которой торчали множество острых зубов, стоял и неподвижно смотрел на гостя, в достаточной мере опасаясь его.
Монах выдернул из рюкзака свиток, на нем магией было выжжено на древнем "взрыв".
Он направил свиток буквами в сторону монстра, затем вдохнув, сделал несколько шагов влево, так, что бы ветер дул ему ровно в спину, и громко закричал:
– Sanctus tignum! – что на древнем означало – луч.
Острие дубины было уже у свитка, лишь разорвав его, он сможет высвободить силу запечатанную магами в пергаменте.
Одно неловкое движение. Много гнусного ветра. Лицо монаха сделалось испуганным, а свиток вылетел у него из руки и упал рядом с демоном.
Юный выпускник монастыря снова стал нервно копошиться в рюкзаке.
Коварный демон растянул широко улыбку, пробормотал что-то на проклятом, затем схватил двумя тупыми черными когтями упавший рядом с ним свиток, направил буквами в монаха и разрезал мерзким когтем.
В подвале сидели родители Евы, дрожали от страха и молились, молились и обнимали свою вопящую от боли дочь. На вкопанном столе стояло ведро с водой, пару тряпок, и медный колокол. Раздался приглушенный взрыв, затем болезненный вопль.
Свиток обуглил демона с паха до носа и вбил в грязь.
Хитрый монах выхватил из рюкзака охапку чего-то склизкого, прожигающего его ладонь, и рванул вперед на демона, одним резким взмахом он рассек ему лицо и другой ладонью впихнул неизвестную массу ему в голову.
Басистый вой утих.
Двери подвала распахнулись. Монах сполоснул обожженную руку в грязной луже, затем схватил рюкзак, и стал ступать ступнями по скрипящим ступенькам.
Не додумывай за собеседника
Уже месяц как Ева сбегает по ночам. Сколько родители ее не отговаривали от такой жизни, столько и слышали что еда тут скромная, что все тут глупые, что всего в двух часах ходьбы – другой мир.
С трудом она походила на прежнюю деревенскую красавицу, платье перештопанное, лицо опухшее от пьянок как и сама она, да и в общем-то ничего интимного в ней не осталось.
Даже мужественный дровосек по ночам не мог сдержать слез. Совсем недавно дочь силой на улицу выпихивал, а теперь дома ее увидеть – чудо. "Не от богатой жизни" твердила мать.
Очередная ночь в городе, уже другой бар, все те же паладины – Маркус, Филиан, Волвер, а четвертого она забыла как звали, его забрали две недели назад на фронт.
– Привет Маркус, – протянула она руку, чтоб ей ее привычно поцеловали. – Закажите мне рыбы. – приказывала она, готовясь в очередной раз тарахтеть как же родители замучали упреками.
Расстроенные паладины необычно воротились и угрюмились.
– Иди ты к черту Ева, – пробубнил он, отбив протянутую кисть.
– Чего ты? – удивилась она, привычно подзывая официанта.
– Забирают его, чего-чего.
– А вас?
Волвер начал объяснять, что его, мол вряд ли, он молод слишком, а вот Филиана вполне могут, не сегодня так завтра, вот они в трауре и сидят.
Маркус велел официантке нести ему бутылку чего покрепче, а Еве не дал заговорить и доходчивым жестом отправил официантку на кухню.
– Ты, Ева, иди отсюда. Умелая баба, можешь и сама заработать, раздраженно проговорил Маркус, взглядом прогоняя ее со стола.
Волвер ему шлепнул по плечу и просил остыть, объяснял что не надо так на всех отыгрываться, Филиан же по обращению сказал чтоб она шла подальше и не отпугивала дев "у которых остались нетронутые дыры".
Не столько разбитая Ева, не столько влюбленная в своих рыцарей, сколько раздраженная и нежелающая есть супы да хлеб. Она плеснула что было в одном из стаканов в тухлую морду Маркуса, и схватив кошель с монетами побежала изо всех сил.
Еслиб не тяжесть стальных доспехов, парни бы с легкостью догнали ее и отмутузили уже не в шутку и не в порыве страсти, но уже силы прилагая и прощаясь, так же как ее давненько забытого компаньона, которому велели в город не соваться.
Они шли по ее стопам. Каждый стражник, видевший бегущую девку указывал путь трем паладинам. Прекрасно видны были ее следы, слышен был шелест деревьев.
Они не спеша вынырнули из кустов, она стояла на обрыве за городом, смотря куда-то в небо. Держа кошель двумя руками. Волосы ее развивались от сильного ветра.
– Все, Ева, не появишься больше в городе, и не будет проблем у тебя, давай сюда золото.
Кошель полетел с высокого обрыва, послышались сотни монеток звенящих где-то внизу.
– Шлюха! – завопил Маркус, что есть мочи.
Ева говорила родителям:
я не зарабатываю на жизнь собой,
. . . нет, я приличная просто нашла людей,
. . . нет, не хочу я жить тут, я хочу в город,
. . . сейчас я там устроюсь и глаза мои вас забудут.
Как и грязные монеты улетели в пропасть, так и ей хотелось со своими грязными мыслями и грязным ртом.
Она утопала в мыслях, успев забыть как они дремучи. Настолько глубоки были ее раздумья, что она игнорировала все звуки бойни, хруст костей, рвущееся мясо и вопли своих друзей. Повернувшись она ничуть не испугалась, увидев демона, стоящего посреди разорванных в клочья паладинов. Если бы только они взяли с собой шлемы и мечи, подумала она.
Мерзкий демон выковыривал останки мясистых парней из стальных доспехов.
Монстр ли он.
Луна, обрыв, отец.
На зов колоколов
Монах отпихнул рыдающую мать, увалил тяжеленный рюкзак на пол, так что пыль поднялась на метр, и схватил Еву за подбородок.
Она вопила от боли, дергала ногами и царапала ногтями все вокруг.
Вся посиневшая и венозная от пяток до макушки, и отвратно вспухшая.
Монах огорченно покачал головой, сзади родители то молились, то благодарили, то просили помочь, завывали столкнувшись щеками.
Он нырнул рукой в рюкзак и выложил несколько склянок, присмотревшись к одной, он схватил ее покрепче и начал напористо взбалтывать. Второй рукой он вынул тонкое рубило, и одним резким движением вогнал в живот Евы. Сбив с баночки крышку он молниеносно прислонил что-то в ней жужжащее к дыре, и, побивая по верхушке ждал пока банка не опустеет, второй рукой прижав девушку к койке, не давал шевельнуться.
Он оставил три бутылки чего-то и велел не пить и не есть ничего кроме этих напитков всю неделю.
Поднявшись из подвала его нагнал старый лесоруб и начал благодарить, упал на колени, обещал молиться и предлагал забирать все что у него есть.
– Возьмите с мужиками днем демона наколите на палки и закопайте поглубже в лесу, – велел монах. – И палки вместе с ним закопайте.
Мужик все спрашивал, может ли он что-то сделать для церкви, работу любую или бревна нужны.
Монах послал его обратно к дочери, вместе с ней отмаливать ее грех.
Hassan
Тип: электронная книга
Жанр: Научная фантастика
Язык: на русском языке
Издательство: Автор
Дата публикации: 02.01.2025
Отзывы: Пока нет Добавить отзыв
О книге: Сборник коротких остросюжетных рассказов. Истории хоть и имеют некую логическую цепь, но напрямую между собой не пересекаются.