Тайна поместья «Черные Тисы», или тринадцатая секретарша
Вера Анатольевна Прокопчук
Поместье "Черные тисы" – очень опасное место для любой девушки, которая согласилась занять вакансию секретарши в этом доме! Проработав там три месяца, эти девушки внезапно увольнялись, а дальше происходило что-то странное. Эти девушки впадали в черную депрессию, отчаяние, и погибали по разным причинам. Полиция не берется за это дело, ибо не видит в нем ничего криминального.
"Я хотел бы понять схему, способ, с помощью которого этих девушек лишали жизни. Их словно гнали через какой-то лабиринт, где на входе – живая, веселая, полная надежд девушка, а на выходе – смерть. Вот как это было сделано?! И – с какой целью?!" – восклицает старый Дайорелл, глава мистического детективного агентства "Лунный сундучок". Разгадать тайну отправляется юная сотрудница его агентства – Рейвен Блейк. Удастся ли девушке разобраться в сути странных событий и при этом самой уцелеть?
Вера Прокопчук
Тайна поместья "Черные Тисы", или тринадцатая секретарша
Глава 1.
О нет, помилуйте, как вы могли подумать!
Конечно же, я, секретарша графа Суварина, ни за что не сунулась бы в ванную комнату своего хозяина! Благовоспитанная леди я, или же нет? Как можно – это ванная комната мужчины, во-первых, ну и во-вторых – это ванная моего нанимателя. Причем нанимателя высокомерного, аристократичного, строгого, с пронзительным, испытующим взором и поджатыми губами; и хотя последнее время граф смотрел на меня потеплевшими глазами и одарял милостивой улыбкою – но правила приличия еще никто не отменял? Как и субординацию …
Однако хриплый вопль старика камердинера заставил меня высунуть нос из хозяйского кабинета, где я с утра разбирала счета и деловые бумаги; вскочивши, я бросилась бежать на помощь. Куда я бегу, я уже не соображала – я бежала на голос, точнее – на хриплые стоны.
В конце коридора со шваброю стояла одна из наших служанок в позе статуи Замешательства и Растерянности, прикрывая в ужасе рот и лицо руками – видимо, чтобы не заорать самой. Озираясь по сторонам, я спросила:
– Где кричали?!
– Там, – прошелестела она, указавши рукой на двери графских покоев.
Вбежав в просторный будуар, я увидела камердинера сидящим на полу. Старику было дурно, и он цеплялся за край комода, чтобы не потерять сознание окончательно.
– Что с вами? – кинулась я к нему.
Лицо бедняги было серым. Оглянувшись беспомощно – чем бы помочь? – я увидела антикварный бар-секретер, роскошный, полированный, инкрустированный перламутром, с ножками в виде львиных лап, – ага, решила я, в нем Суварин, наверняка, хранит свои изысканные напитки! И точно, бар был полон бутылок всех сортов и фасонов. Схватив первую – это было драгоценное шабли какой-то столетней выдержки – я налила его в стакан и сунула старику.
Он глотнул пару раз; зубы его стучали о стекло. Затем потянул воздух – видимо, спазм в груди разжался; сделал несколько вдохов – ему стало легче.
– Я сейчас прикажу послать за доктором, и велю перенести вас в вашу комнату, подождите секунду, – пробормотала я.
Крючковатая сухая рука камердинера, однако, вцепилась в мое платье; взгляд стал осмысленным, и свободной рукой он указал на дверь, отделанную позолотой – настолько роскошную, что она походила на дверь то ли в бальную залу, то ли в зал заседания кабинета министров. То, что это всего-навсего дверь в ванную комнату, я поняла лишь потом…
– Там, – прохрипел он, – там…
И такой ужас был написан на лице его, что я, естественно, решила разобраться – что же там такое; я распахнула дверь, вошла, и осмотрелась.
Ванная комната графа Суварина поражала неприличной роскошью. Прежде всего, позолоченная ванна, Бог ты мой, что за шик-блеск! – и витые ножки, и бока ее сверкали золотом – нечто среднее между веселым блеском саксофона и погребальной пышностью саркофага. А золотые накладки на боках ванны, в виде узора из трав, цветов и листьев?! С ума сойти!
Затем – три витражных окна, огромных, во всю стену, с элегантными орнаментами. Окна упирались полукруглыми верхушками в белоснежный потолок, с золотой лепниной по контуру. Тропические растения по углам – пальмы, орхидеи, цветущие азалии – превращали ванную в род оранжереи; роскошной растительности было так много, что в этом пышном лесу вполне могли спрятаться орангутанг на пару с бегемотом. И, наконец, полы из отполированного мрамора изображали морское дно, разноцветные камушки которого разбросаны были по песку в живописном беспорядке.
Прекрасную картину портил лишь сам граф Суварин. Каюсь, я его не сразу заметила, ибо, ошеломленная роскошью помещения, созерцала все, что угодно, кроме того, что нужно. Граф лежал в золотой ванне, запрокинув голову, глядя остекленевшими глазами в потолок, и был совершенно мертв. Ароматы сандала и лаванды еще витали в воздухе, но вода в ванне, еще горячая, была окрашена кровью, а в груди графа, утопленный в рану по самую рукоять, торчал нож с простой деревянной ручкой.
Было абсолютно непонятно – как убийца мог попасть в ванную? Я бросилась к окнам и осмотрела их – заперты они или нет. (Вообще-то я никогда не видела, чтобы витражные окна открывались!)
Может, эти окна устроены как-то иначе, озадачилась я – но нет! Осмотрев их, я точно убедилась, что никакого способа их открыть не существует. Я исследовала комнату: оказывается, ванная проветривалась через крошечное узкое окошечко в углу комнаты под потолком, которое сразу было и не заметить, так как его прикрывали пышные ветки оранжерейных растений. Протиснуться через него могла бы не слишком толстая кошка, но никак не взрослый мужчина. То есть, войти в ванную убийца мог только через дверь, но как же его никто не увидел?! Непонятно…
Мда. Чего-чего, а увидеть графа убитым я никак не ожидала. Я же совсем недавно, черт возьми, устроилась на работу к этому напыщенному типу, а теперь что? Все мои планы летят к черту?! Проклятье!!!
Я горестно вздохнула – то был вздох человека, чей кропотливый труд разрушен беспощадной рукой обстоятельств. И вспомнила, как три дня назад…
Глава 2.
Три дня назад я сошла с поезда на центральном вокзале Августенбурха – огромном, пропахшим едким паровозным дымом. Паровозы гудели, пыхтели и подсвистывали так пронзительно, что у меня заложило уши. Промозглое утро тонуло в сизом тумане; утренняя сырость пробирала меня насквозь.
Я мельком бросила взгляд на свое отражение в огромном витринном окне: старенькое платье со штопкой на локтях и старомодный жакет, который, слава богу, скрывал заштопанные локти платья, но, увы, выставлял напоказ свои потертые лацканы. Венчал мой наряд самодельный беретик. Разбитые ботинки тут же промокли – вид у меня был еще тот. Типичная провинциалка из бедной семьи, которая, отчаявшись чего-то добиться в родном городишке, отправилась покорять столицу, вооружившись тремя медяками и кучей амбиций.
Именно в таком виде я и появилась в бюро по найму мадам Маретт – отвратительном, пропахшем робкими надеждами соискательниц и столетней пылью. Очередь из девиц, ожидавших своей участи, двигалась быстро. Они проходили в крошечную комнатку, и после короткого разговора с бесцветным человечком средних лет, отправлялись восвояси. Я уже приготовилась, что меня встретит та же участь, но взгляд служащего вдруг стал цепким, внимательным, и он предложил мне пройти в кабинет к самой мадам.
Хозяйка бюро встретила меня приветливо; настояла, чтобы я сняла жакетик, оценила заштопанные локти, и понимающая улыбка прозмеилась по ее губам.
– Только что с поезда, как я вижу? – осведомилась она проницательно, блеснув на меня стеклышками пенсне.
– Откуда вы… как вы догадались? – робко восхитилась я.
– Да от вас же за версту пахнет паровозной сажей и тем тошнотворным моющим раствором, которым они моют вагоны. Кстати, а это не билет ли торчит у вас из-за обшлага жакета?
– Билет? Ах, да… верно, – я посмотрела на нее с восторгом , показывая, что потрясена ее наблюдательностью. Дама улыбнулась: ей польстило мое восхищение.
– Ну-ка, позвольте на него взглянуть… Все точно, приехала утренним поездом. А кстати, как ваши родные отнеслись к вашему отъезду?
– Нет у меня родных, – вздохнула я горько. – Матушка моя умерла, а отчим недавно женился, и…
– Понимаю, – с глубоким сочувствием отозвалась дама, но при этом в глазах ее появилось хищное выражение; так голодная лиса жадно смотрит на зайчонка. – И вы решили, оставив родные пенаты, покорить столицу. А что вы, простите, умеете?
Умела я много чего; но сильно опасалась, что мои умения – это не то, что будет востребовано, поэтому выдавила из себя только:
– Ээээ…
– Ну как я понимаю, поломойкой, сиделкой и поварихой вы становиться не хотите. Вы девушка образованная – хоть и на медные деньги, а все же образование какое-то получили. Место секретаря, или чего-то вроде? Или гувернантки?
– Желательно, – я робко вздохнула.
– Ну что же. Вот здесь, – она протянула мне кучу карточек, – все варианты, которые у меня есть на это утро. Выбирайте.
Я с замиранием сердца взяла стопку карточек. Так-так-так, что тут? Гувернантка для одиннадцати детей леди Ноттер. Я вообразила себе это «счастье» и содрогнулась. Машинистка в контору с ненормированным рабочим днем… Та еще радость. Компаньонка к престарелой мадам Рокеттли, которая страдает деменцией, капризами, истериками и приступами агрессии, передвигается с ходунками, но чаще неделями лежит в кровати: должность компаньонки надо сочетать с обязанностями сиделки, гигиеническими процедурами, а также вставать к старушке по ночам, ибо у дамы бессонница и она желает, чтобы ее развлекали. Родные заранее предупреждают о сложностях…
Все остальные вакансии были примерно того же сорта.
Я уже совсем пала духом. Видимо, это отразилось на моем лице; оценив его кислое выражение, мадам пропела почти издевательски:
– Ничего подходящего?
Я горько вздохнула.
– Впрочем, есть еще одна вакансия, – она посмотрела на меня испытующе, – Нужна секретарша. Граф Суварин – он проживает в поместье под названием «Черные тисы», недалеко от столицы – ищет толкового исполнительного человека. Жалованье, – она назвала мне сумму, которая была выше всех моих желаний раз в десять, – Но, видите ли, у него особые требования…
Я недоуменно подняла брови, и мадам мило засмеялась.
– О нет, ничего такого, о чем вы, вероятно, подумали. Просто в том поместье, где он живет, огромная библиотека, затем изысканные коллекции акварелей, старинных дорогих гравюр, гербарии, и еще всякое такое – это надо разбирать, описывать, систематизировать. Ему нужна девушка с художественным вкусом, творческими способностями, которая обладала бы какими-то, ээээ… талантами, – она мило засмеялась, – у вас ведь наверняка есть какие-то необычные таланты? Уж признавайтесь – ведь есть!
Поскольку ее тон был почти игривым, я не удержалась, и ответила ей в том же духе:
– Необычные?! Ну разумеется! я умею просматривать стены насквозь в поисках замурованных кладов и прочих предметов… А также общаться с монстрами под кроватями, и да! еще умею создавать доппельгангеров… и еще – сливаться с обстановкой, как хамелеон…
Звонкий смех дамы прервал перечисление моих достоинств.
– Ну, чувство юмора у вас точно есть – это уже хорошо. Но все же, если серьезно? Вы рисуете, пишете романы, или мечтаете стать скульптором?
– О, – я зарделась как майская роза, – я пишу стихи… но я стесняюсь их читать, полагаю, это несерьезно… А еще я играла в нашем школьном драмкружке и немного рисую…
– Отлично. Вы точно подойдете, – кивнула она с улыбкою, – знаете ли, граф требователен. Но вы, я уверена, вполне справитесь.
Я прикрыла глаза, блаженно вздохнула и услышала, как внутри меня все оркестры мира играют бравурный марш…
– Итак, вы согласны? – уточнила мадам.
Согласна ли я? Я была готова прыгать на задних лапках от радости. Все складывалось на редкость удачно. Это именно то, что мне было нужно!
– Тогда вот, возьмите, – она протянула мне незапечатанный конверт, -пересчитайте и распишитесь, указав сумму прописью…
– Что это? – обомлела я, обнаружив в конверте пачку денег.
– Аванс, – пояснила мадам, – граф выдает вам эти деньги, чтобы вы купили себе пару приличных платьев, добротные ботинки, туфли, нормальное пальто – его секретарша, как вы понимаете, должна выглядеть респектабельно. Возможно, – тут она мне подмигнула, – вас ждет великое будущее.
В последнем я никогда не сомневалась!
Глава 3.
До поместья я добралась почтовым дилижансом. Моими соседями оказались старик крестьянин из соседней деревни, да невзрачная особа лет пятидесяти, которая, как оказалось, тоже отправляется в поместье, чтобы занять место посудомойки.
– Нам здорово повезло, верно, мисс? – лепетала она с глуповато-радостным выражением на простодушной физиономии.
– А в чем же ваше везенье? – спросила я с улыбкой. – Разве посуда не везде одинакова?
Она осмотрелась по сторонам и робко погладила пухлую кожаную обивку сидений: видимо, ехать в таких условиях казалось ей немыслимой роскошью.
– Ой, барышня, не работали вы в таверне, – вздохнула она, – особливо в такой, где собираются все местные пьяницы. Ни одной женщине проходу не давали… Меня, кстати, Пэдди звать – Пэдди Вильсон…
Я осмотрела эту неотразимую особу, которой мужчины проходу не давали. Худенькое личико с утиным носиком и узко посаженными глазками, морщинки, сутулая спина… Жиденькие волосы, собранные на затылке в узелок, утыканный ржавыми шпильками. Маленькая голова ее казалось нелепой на довольно-таки мощном нескладном теле; особенно непропорционально большими были кисти рук, видавших много тяжелой работы. Красоткой она явно не была. Впрочем, я не удивилась ее словам; в портовой таверне моей тетки, где я в далеком детстве мыла посуду, матросы и впрямь не брезговали никем, на ком была надета юбка, и кто на вид был хотя бы немного моложе девяноста лет…
– Меня зовут Рэйвен Блэйк, – представилась я, – так вы говорите, вам проходу не давали?
– Да им-то спьяну любая за королеву сойдет, – пояснила она, заливаясь смехом, – а в поместье-то, среди благородных господ, подикось, такого нет, им красавиц подавай, там-то поди безопасно…
– Да-да, наверняка безопасно, – согласилась я.
– А вот я б так не сказал, – вмешался в разговор крестьянин, до этого молчавший. – Вы уж поосторожнее, барышня, с этой должностью, а то и вовсе – поворачивайте обратно…. Уж больно слухи нехорошие ходят про это поместье.
– А что такое? – удивилась я.
– Да то, – он понизил голос, – что ни одна барышня секретарша долго тут не продержалась: месяца три – а дальше то ли он их увольняет, то ли сами сбегают… Но самое-то плохое в том, что всех их потом то ли из реки вылавливают, то ли из петли вынимают… Мстит он им, что ли… Или маньяк какой…
По моей спине пробежал холодок. Впрочем, я тут же уверенно улыбнулась, встряхнула головой…
– Мало ли что болтают, – ответила я беспечно.
– Молодые-то вы все бесшабашные, – тяжело вздохнул старик. – Небось, считаете, что это местные брешут из зависти. Оно конечно, должность-то завидная, – легкая да непыльная… Дай Бог, чтобы так…
– У меня все будет хорошо, – твердо отвечала я, – Справлюсь.
Откинувшись на сиденье дилижанса, я попыталась представить себе этого самого графа. Интересно, каков он? Что у него за характер? Надеюсь, не очень вредный, и если он будет хоть немного дружелюбен, я сумею с ним поладить.
Глава 4.
Мое знакомство с таинственным графом состоялось на другой день. Вечером меня, полуживую от усталости, проводил в мою комнату дворецкий. И я, поднимаясь по бесконечным, высоким, винтовым, тускло освещенным лестницам с резными перилами, могла только вглядываться в бесконечную темноту бездонного, как черное небо, потолка верхнего этажа – да жмуриться, когда в свете канделябра на меня со старинного портрета зловеще взирал какой-то напыщенный предок. И не просто взирал, этакий злодей, а словно провожал меня пристальным взглядом.
Наконец, предо мною растворили заветную дверь моей комнаты.
– Какой огромный у вас дом в распоряжении, – пропела я льстиво. Я едва держалась на ногах, но из последних сил улыбалась дворецкому, – наверное, нужен большой опыт, чтобы с этим управляться…
– Спокойной ночи, – мило отвечал дворецкий, так, что я даже не поняла – подействовала на него моя лесть или нет. Ладно, сейчас я еле стою на ногах – завтра выясним.
Не разбирая багажа, я кое-как доползла до постели и уснула как убитая, как только голова моя коснулась подушки. Но едва лишь сон сморил меня – оказалось, что я снова поднимаюсь по этим мрачным спиральным лестницам, которые словно обвивали невидимый прозрачный цилиндр. И, кружась, поднималась я все выше и выше по ним, к самому небу, и, бросая взгляд вниз, видела бездонную глубину, от которой кружилась голова и подгибались колени. И знала я каким-то тайным знанием, что смотреть вниз нельзя, ни за что нельзя, потому что иначе… а что иначе?!
Однако наутро, проснувшись на мягкой постели, я вскочила, обвела глазами комнату – просторную, уютную, с красивыми занавесками – и решила, что попала в поистине прекрасные условия. Мрачные впечатления вчерашнего вечера испарились совершенно. Невольно я вспомнила беседу в дилижансе. Зловещая история, рассказанная мне стариком, как-то не вязалась я этой уютной комнатой и потоками солнечного света из окон. Приведя себя в порядок и облачившись в элегантное серое платье с белым воротничком, приобретенном вчера на графские деньги, я спустилась и постучалась в двери кабинета.
Признаться, я волновалась. Что это за граф, и как-то он меня встретит?
– Войдите, – услышала я, отворила дверь и, наконец, узрела таинственного графа.
Граф Суварин – черная бархатная куртка, тонкая белоснежная рубашка, атласный шейный платок с бриллиантовой булавкой – сидел в кресле с высокой спинкой, из-за чего казалось, что он восседает на троне. Колени его были прикрыты пледом. Он оказался очень высоким, даже долговязым, человеком с узким некрасивым лицом, на котором, казалось, навсегда застыло чопорное и высокомерное выражение. Тонкие бескровные губы его были плотно сжаты, излишне крупный нос торчал подобно клюву хищной птицы. Взгляд его, холодный и пронизывающий, казалось, проникал внутрь вашей души так же, как свирепый ледяной ветер зимой проникает под одежду – и почему-то заставлял вас сжиматься и чувствовать себя виноватой маленькой девочкой – виноватой непонятно за что. Тут я взяла себя в руки и строго напомнила себе, что я давно не маленькая девочка; приняла уверенный вид, сделала реверанс, и сообщила, что я, мисс Рэйвен Блэйк, прибыла для начала своей службы в качестве секретаря.
Он неожиданно любезно улыбнулся, и эта улыбка преобразила его лицо – оно вдруг показалось мне почти приятным, хотя я еще минуту назад сочла бы его отталкивающим.
– Вы завтракали? – вот что спросил он.
«Какой милый, заботливый человек!» – восхитилась я, и честно призналась, что нет – в ответ он приказал принести завтрак на двоих, заметив, что и сам с утра только выпил чашку кофе.
– Надеюсь, вы извините это маленькое отступление от этикета – то, что мы будем завтракать в деловом кабинете, – молвил он.
Глаза мои округлились от изумления. Ну надо же! У меня, маленькой секретарши, почтительно спрашивают, извиню ли я нарушение этикета. Я ощутила, что моя самооценка начала расти и распухать, как тесто на дрожжах.
– Так расскажите же мне, – непринужденно продолжал он, протягивая мне тарелку с бутербродами, – прошу вас, угощайтесь… Расскажите мне о своих талантах. У меня была договоренность с мадам Маретт, что она пришлет мне непременно одаренную девушку, такую, знаете ли, с кучей талантов и с мечтой в душе. Так чем вы можете похвастаться? Кстати, пейте чай, а то остынет.
– Ну, вообще-то я пишу стихи…
– О! Это же замечательно. Скажите, а как они у вас рождаются, эти стихи? Признаться, я никогда не писал стихов, и даже представить себе не могу, как в душе человека рождается стихотворение.
– Это очень сложный вопрос, – ответила я нерешительно, – вероятно, сначала в душе накапливается, словно концентрируется, какая-то тема, а потом, потом что-то служит толчком… какое-то впечатление… И строки начинают складываться сами собой.
– О, как интересно! Я просто жажду прочесть ваши стихи. Могу ли я на них взглянуть? – взгляд его близко посаженных маленьких глаз выразил крайнюю заинтересованность.
– Я боюсь, что они в моем багаже. Не знаю точно, где. Вчера я с дороги была чуть жива от усталости, и у меня просто не было сил распаковать багаж…
– Понимаю, понимаю. Но в ближайшее время все же, не забудьте, и принесите их мне – я буду ждать, – он мило улыбнулся.
– Непременно, – отвечала я с натянутой улыбкой.
И было от чего напрячься! Никакой тетради со стихами у меня не было ни в багаже, ни вообще нигде в этом мире. Соврав даме из конторы, что якобы я пишу стихи, я всего лишь рассчитывала попасть на службу в поместье – но кто же знал, что этот чертов граф потребует у меня тетрадь стихов в качестве подтверждения? С ума сойти.
– Мне говорили, что вы еще и рисуете? – осведомился он.
Кто говорил? Ему что – звонила та дама из конторы?!
– Да, но, к сожалению, все мои рисунки я оставила дома, – вдохновенно соврала я, – мне показалось неуместным их тащить с собой, к тому же я не представляла, что кто-то ими заинтересуется…
– Какая жалость. Но ничего: я прикажу купить вам мольберт, этюдник, краски, и – что там еще необходимо? У вас наверняка будет много свободного времени по выходным, и вы сможете заниматься любимым делом…
– Но это же такие расходы, – пролепетала я, в надежде, что он откажется от этой идеи, – мне, право, неловко, что вы на меня потратитесь…
– О, не стесняйтесь! Я достаточно богат, чтобы этих расходов и вовсе не заметить; для меня это пустяк. Значит, покупаем мольберт, краски, и все такое прочее! – вскричал он с энтузиазмом.
Я только тихо вздохнула, чувствуя, как в груди моей волной поднимается досада. Только мне и не хватало, чтобы в выходные дни просиживать над мазней. Впрочем, ладно. Рисовать я немного умела, так что притвориться художницей на уровне неумелой любительницы смогу. Со стихами будет сложнее, и я пока даже не знаю, как выйти из положения…
В смятении я осматривалась по сторонам, но свежих мыслей у меня не появилось, зато возникло чувство подавленности – настолько шикарной была обстановка графского кабинета. Мебель, инкрустированная в стиле маркетри, мерцание мрамора и бронзы, блеск атласа – все создавало впечатление изысканного вкуса и огромных денег.
– Как вам нравится мой кабинет? – поинтересовался он слегка насмешливо.
– Он великолепен настолько, что это великолепие даже немного подавляет, – ответила я честно.
– Ну-ну, вы привыкнете! Такая чудесная девушка, как вы, не должна считать слишком роскошной обстановку кабинета – вы ей вполне соответствуете. А каково ваше мнение…
…И тут граф принялся задавать мне вопросы на разные темы, живо интересуясь моими взглядами на все и обо всем; я отвечала, как могла, дивясь, уж не назначил ли он меня экспертом по всему на свете? Не много ли мне чести?
Затем граф перешел к вопросу – как, на мой взгляд, лучше будет систематизировать каталог гравюр: по странам, эпохам, стилям? Когда я отвечала, что лучше всего будет по алфавиту расположить имена художников – он прямо-таки пришел в восторг от моей изобретательности.
Далее, он задал мне вопрос, какую книгу я сейчас читаю, и опять пришел в восторг от моего выбора. После чего задал пару вопросов по литературе, и восхитился моим вкусом и глубиной суждения. Мое недоумение росло все больше и больше; менее всего я рассчитывала на такой прием и такое отношение; и неожиданно в мою душу начал закрадываться – нет, не страх, но ощущение какой-то опасности…. Что-то недоброе померещилось мне в таком чрезмерно сладком обхождении. Разумеется, комплименты приятны, как пара ложек меда в хрустальном блюдечке. Когда же тебя пытаются в меду утопить, то это уже начинает казаться зловещим…
Наконец, он поручил мне систематизировать гербарий. «Работайте, дорогая, я в вас верю!» – вскричал он, прежде чем меня покинуть; я же осталась в полном недоумении, пытаясь понять, что все это означает?! Я была бы рада самому скромному и незначительному одобрению со стороны моего работодателя, но тот спектакль, который передо мной был разыгран – это явно уже было чересчур. Ладно, решила я – посмотрим, как будут развиваться события, а пока надо подумать – как вывернуться из этой дурацкой истории с ненаписанными стихами?!
Глава 5.
Я так увлеклась работой, что даже удивилась, когда горничная сообщила мне, что уже время обеда, и что обедать мне назначено в обществе экономки. Экономка, некая госпожа Эдна Мролли, оказалась почтенной пожилой дамой с длинным морщинистым лицом и чопорно поджатыми губами; но, впрочем, несмотря на суровую наружность, оказалась весьма любезной.
– Я рада, – сказала она приветливо, – что теперь, когда вы здесь, мне хоть будет с кем поговорить; со слугами разговаривать не очень удобно. Не подумайте, что я высокомерна, но знаете, эти слуги таковы, что дай им, как говорится палец – они руку по локоть откусят. Дай небольшую слабину, поговори с ними по дружески – и вот они уже перестали слушаться, и начали вести себя как попало; а в моем положении этого никак допускать нельзя. Тем более, когда у нас постоянно гости, и весь дом надо держать в руках…
– Гости? – заинтересовалась я. – У графа гости?
– О, да они тут, можно сказать, постоянно – кто-то уезжает, кто-то приезжает, а некоторые, так кажется, поселились тут навсегда, вместе со своей прислугой. Им-то хорошо, а мне так хлопотно. Ну, с гостями, как вы понимаете, мне тоже пообщаться невозможно: не по чину! А вы, как мне кажется, девушка простая в обращении, так что с вами мне будет легко, не то, что последняя секретарша – признаться, она была себе на уме…
– Вот как? А в чем это выражалось? – удивилась я.
– Да я вот даже не знаю, как и сказать. Говоришь с ней, а в ответ ни словечка. Задашь вопрос, а она: «Это не та тема, которую я хотела бы обсуждать». Все писательницу из себя изображала…
– А что она писала? – заинтересовалась я.
– Да поди ее пойми. Она господам отрывки читала из своей книги – им страшно нравилось.
– А почему она уволилась?
– Да все они по одной и той же причине увольняются. Эта вот Армина решила, что писательством на жизнь себе может заработать. Куда ей секретаршей, это слишком низко для нее; ей подымай выше – писательница!
– Интересно. А как ее звали? Армина, а фамилия? – и, уловив в глазах домоправительницы немой вопрос – зачем мне понадобилось полное имя этой особы, я пояснила, – Вдруг, представьте, иду я по улице, а на витрине книжного магазина – ее книга…
Домоправительница рассмеялась негромко и махнула рукой.
– Армина Альвейн ее звали, вот как. Только не увидите вы ее книг на витрине, это уж я вам точно могу сказать. Много их тут таких было…
– Много? Кого много, я не поняла…
– Да секретарш этих. Если посчитать, то не меньше дюжины. Просто какое-то поветрие у них, ни одна надолго не задерживается – все мечтают стать кто поэтессами, кто художницами, поработают и уезжают, столицу покорять. И – скажу вам по секрету – не слыхала я, чтобы хоть одна из них чего-то добилась. Амбиций у всех немеряно, а таланту – немного…
– И сколько тут таких секретарш было… с амбициями?
– Да я уж всех и не упомню. Больше десятка точно.
Я задумалась.
– А вы не пытались… ну, в смысле, у вас жизненный опыт, мудрость, здравый смысл – вы не пытались их отговорить от этих авантюр?
Экономка грустно усмехнулась.
– Пыталась поначалу. Но куда мне! Сказать по правде, наш хозяин – он очень добросердечный человек. Девушки к нему так и льнули – все свои стихи да рисунки показывали, а ему, видать, по доброте душевной, и неловко сказать, что все это так… как бы помягче…
– Детский уровень? – подсказала я.
– Вот именно, – кивнула она, посмеиваясь. – Кто в юности не мечтает о славе: одни стишки пишут, другие прозу, да что с того? Одна секретарша, кстати, хотела стать певицей, мечтала о сцене…
– И хорошо пела?
Вместо ответа экономка закатила глаза и прикрыла рот руками.
– Плохо? – улыбнулась я.
– Лучше не вспоминать, – вздохнула она. – Другая воображала себя пианисткой, все терзала рояль… Еще одна хотела стать актрисой и все читала какие-то монологи из разных пьес, ужасно при этом завывая. Правда, гостей нашего хозяина все это очень развлекало, и они так мило восхищались девушками. О чем вы опять задумались?
– Да вот странно, что графу в качестве секретарш попадаются все время девушки с кучей нереализованных талантов. А вы не в курсе, откуда они такие все берутся, эти девушки?
Задавая вопрос, я , конечно, помнила, что мадам Маретт по просьбе графа именно таких и отбирает – но мне хотелось узнать мнение экономки.
Госпожа Мролли пожала плечами.
– Да все откуда-то из провинции, знаете ли… Да, если повспоминать, то буквально каждая приехала из какой-то глухомани. Ида Холидей притащилась из Сьюнсила, богом забытой деревушки среди болот. Аманда Вильсон – из городишка Рофлиса, тоже весьма от цивилизации отдаленного… Лора Смит… уж и не упомню откуда… Была еще Лили Джонсон, так та вообще из такой глуши, Индсвилл называется, поди разбери где это.
– Интересно, как их родные отпустили. Все же это рискованно – приехать в столицу из глуши, всякое же может случиться.
Экономка покачала головой.
– Мне показалось, что у них или вовсе не было родни, или была родня такого сорта, что и не заметила их отъезда. Они всегда на вопрос о своей семье отвечали уклончиво.
Возникла пауза, в течение которой я старательно трудилась над ростбифом.
– О чем вы так глубоко задумались? – поинтересовалась дама, наблюдая за мной.
– Да вот странно, почему граф до сих пор не женат? Он здоровый, крепкий мужчина в расцвете лет…
– Ну, некоторые мужчины предпочитают оставаться холостяками. Хотя, по правде говоря, я была бы рада, если бы какая-нибудь серьезная девушка сумела-таки отвести его к алтарю, хотя бы одна из этих секретарш – но у них у всех одни их таланты на уме!
– И что же, у графа за эти годы не было попыток… ну, скажем, завести с кем-то серьезные отношения? С кем-то из своего круга?
– Между нами, – прошептала она, – мне кажется, он неравнодушен к леди Сибилле… Вы еще ее увидите среди гостей. Но я вам ничего не говорила, – и она хитренько мне улыбнулась.
– О, разумеется, – отвечала я с улыбкой, – я не болтлива, и вообще… Скажите, а эти гости – они, стало быть, здесь гостили и тогда, когда здесь работали другие секретарши?
Она удивленно посмотрела на меня – к чему бы я задала такой вопрос. Потом ответила, припоминая:
– Да, те, что сейчас тут гостят, они здесь почти всегда. Как-то они обычно наезжают именно тогда, когда здесь девушки, даже странно, как это совпадает. А почему вы об этом расспрашиваете?
Я виновато пожала плечами.
– Миссис Мролли, надеюсь, вы не сочтете неделикатным то, что я так много спрашиваю, но просто я так счастлива, что получала хорошее место – мне не хотелось бы повторить ошибок своих предшественниц!
Экономка мило улыбнулась мне в ответ. Надеюсь, она мне поверила.
Глава 6.
Вернувшись вечером к себе в комнату, я уже знала, что мне предстоит бессонная ночь. Передо мной стояла немыслимая задача – насочинять за ночь целую толстую тетрадь стихов, чтобы предъявить ее завтра своему хозяину. И это еще не все: где вообще взять тетрадь, как таковую? Тетрадь непременно должна была быть старой, в потрепанной обложке, с пожелтевшими страницами и выцветшими чернилами – чтобы сразу становилось понятно, что графоманили в ней не один год и не два – где ее взять-то, черт возьми?!
За окном уже сгущались сумерки. Я глянула на циферблат часов: половина седьмого. Листы бумаги и карандаш, прихваченные в кабинете графа, я бросила на журнальный столик (другого стола в моей комнате не было), и нервно рассмеялась. Идиотизм ситуации меня смешил. Вот же вляпалась! Как их вообще пишут, эти чертовы стихи?!
Можно, конечно, попытаться списать где-то чужие и выдать за свои, но страх разоблачения меня остановил. Нет, надо писать свои, хоть плохие, но как?!
Я закрыла глаза. В тишине отчетливо выстукивали часы… Тик-тик…
Схвативши карандаш, я быстро набросала на бумаге:
«Я закрыла глаза. Стук часов. Тишина.» Так, первая строчка уже есть.
Задумчиво осмотрелась по сторонам в поисках вдохновения. В комнате я ничего не обнаружила, и решила выглянуть в окно, вдруг там отыщется идея. Распахнув окно, я обнаружила только ночное небо глубокой, бездонной синевы; верхушки деревьев, над которыми висела прозрачно-белая, полная, ослепительная луна в туманном нимбе белого свечения, да подсвеченные ее блеском ночные облака.
Ага. Поскольку «луна и «тишина» рифмуются, то есть шанс. Я дописала:
«За окном ослепительно светит луна».
Уже две строчки! Успех меня окрылил. Если дело так пойдет и дальше, то есть шанс чего-нибудь сотворить…
Я вновь всмотрелась в темноту за окном – вдруг удастся выудить еще какие-то вдохновенные мысли? Мыслей не было, зато я заприметила ворону, которая сидела на ветке недалеко от окна и каркнула как-то уж очень противно. Затем, переступив по ветке, ворона вышла из тени, и теперь силуэт пернатой твари был хорошо виден на фоне переплетения ветвей, напоминающих сеть. Ворона… нет, это недостаточно поэтично, путь лучше будет ворон. Кстати, а может, это и вправду ворон? Вон, какой черный. Я кинулась к бумаге и принялась строчить:
И притихшие в темной ночи дерева
Что из тоненьких веток сплели кружева,
И в зловещих сетях этих черных ветвей
Тихо прячется вестник печальных вестей –
Да, то ворон ночной, что при белой луне
Черным глазом своим подмигнуть хочет мне,
Он все ждет – но чего? Посмотри, я одна,
Посмотри: нас с тобой видит только луна,
Так скажи, не томи, что за весть хочешь мне
Рассказать ты сегодня при полной луне?
Написав это, я не поверила собственным глазам. Это было полноценное стихотворение! Правда, особого смысла в нем не было. Так и наплевать на это! Большинство поэтов и вовсе смыслом не заморачиваются.
От восторга собственными успехами я встала в позу, и, помахивая карандашом, торжественно продекламировала последнее четверостишие:
«Так скажи, не томи, что за весть хочешь мне
Рассказать ты сегодня при полной луне?»
И тут ветер всколыхнул занавеску на открытом окне, отнес ее в сторону – и я обнаружила на подоконнике того самого ворона, что сидел на ветке. Переступив лапками, покосившись на меня, он хрипловатым голосом вымолвил:
– Ну и долго ты будешь притворяться, Рэйвен, что не узнала меня?! Не хочешь ли поведать мне о своих успехах?
Глава 7.
Я ахнула от изумления, приложив руки к щекам.
Ворон, меж тем, спрыгнул с подоконника на пол, рассыпался искрами, и в ту же секунду с пола встал упитанный старичок, в пышными бакенбардами, и лукавой усмешкой на губах. Тонкая сеточка морщинок, привычно лукавый взгляд поверх очков, брови с изломом… наверное, в молодости этим изломом он сражал красавиц наповал.
– Как ты сюда добрался, Дайорелл? – обрадовано лепетала я, вглядываясь в самое родное лицо.
– Да вот, решил проведать названую внучку – не обижает ли тут ее кто.
– Решил проверить, как продвигается мое первое самостоятельное дело?
– И это тоже. Присмотреть всегда не грех. Ну-с, и что тебе удалось разведать?
Я торопливо погасила свет и задернула занавески на окнах.
– Не хватает, чтобы еще кто узнал о твоем визите, Дайорелл , – пролепетала я задушенным шепотом. – По нашему делу мне пока не известно ровно ничего, кроме того, что все девушки секретари здесь задерживались месяца на три, а потом бросали эту работу, переезжали в город, и там с ними случалось что-то плохое.
– Гм. И много их было? – он уселся в кресло, заложив ногу на ногу, и воззрился на меня поверх очков.
– Пока не знаю, – я пожала плечами, – но по словам экономки – больше десятка.
– То есть, девушка нашего клиента была и вправду одной из многочисленных жертв, – пробормотал Дайорелл задумчиво.
Я кивнула, вспоминая тот день, когда в нашем частном детективном агентстве появился худощавый, очень некрасивый паренек с глазами зверька-подранка; он все время нервно сжимал длинные тонкие пальцы.
– Я по поводу своей невесты, – начал он.
– У вас разногласия? – осведомился Дайорелл. – Вообще-то мы слежкой и семейными неурядицами не занимаемся…
Парнишка судорожно вздохнул и сказал преувеличенно спокойно:
– У нас нет разногласий. Просто она умерла, и я считаю, что ее смерть не была случайной…
– Во как? Ну тогда имя, фамилия, обстоятельства… Когда это случилось?
– Ее звали Делия Норвуд. Ей было всего двадцать лет. Она умерла более полугода назад…
– А почему же вы пришли только сейчас?!
Он помолчал, потом сделал жест рукой, словно наматывая на палец невидимую пряжу – то ли мысли пытался собрать в кучу, то ли что…
– Позвольте, я расскажу вам по порядку. Она, собственно, не была моей невестой, потому что она мне… не то, чтобы отказала, но…
– Но и не согласилась?
– Мы оба были бедны… как церковные мыши, – он горько усмехнулся – видимо, нелегко далось гордому пареньку такое признание. – Нам не на что было жить. Я жил с бабушкой в крошечной квартирке из одной комнаты, не мог же я туда привести и жену! Там были такие условия, что мне просто было перед ней стыдно – хотя ее условия были не лучше; ее семья была побогаче, но отчим ее сживал со свету, а мать сделала из нее няньку для кучи младших ребятишек. Она сказала, что поедет (по сути, сбежит из дому) в город и попытается найти хорошую работу – и, может быть, скопит немного денег. Мне она советовала заняться тем же самым. Она уехала, а я не мог бросить полупарализованную бабушку… Поэтому работал посыльным за гроши. Мы попрощались, она иногда писала мне – открытки на пару строк, иногда короткие письма… Но через полгода она прислала мне прощальное письмо – предсмертное. Странное письмо…
– Расскажите, – Дайорелл был само внимание.
Парнишка молчал, глядя в одну точку. Можно было подумать, что он внимательно рассматривает карандаш в керамической подставке, стоящей у Дайорелла на столе. Потом резко поднял голову к потолку – мне показалось, он борется с непрошенными слезами; тряхнул головой и заговорил:
– Она всегда, понимаете, была жизнерадостной девушкой, умеющей радоваться маленьким радостям жизни и твердо встречать невзгоды. И открытки от нее поначалу были вполне жизнерадостные, но потом… Потом она перестала писать. А через три месяца молчания – это письмо, сумбурное, нелепое, полное самообвинений, отвращения к самой себе. Она писала, что смертельно устала бороться со злой судьбой, что не видит впереди и проблеска надежды на улучшение обстоятельств, и что мыкаться всю жизнь у нее нет ни сил, ни желания. Еще она писала, что недостойна такого парня как я, и что будет лучше, если она просто исчезнет из моей жизни, чтобы я мог найти себе достойную подругу… Вот это меня поразило: это было похоже на душевное расстройство. Никогда за ней я не замечал ни черной депрессии, ни самобичевания, понимаете? А потом я узнал, что она наглоталась таблеток…
– Позвольте выразить вам мое сочувствие. – пробормотал Дайорелл. – Письмо при вас?
– Да, – он вынул бумажник, потом письмо из бумажника, – только верните его мне. У меня так мало осталось от нее…
Он вздохнул, опустил голову, и пока Дайорелл пробегал письмо глазами, рассматривал носки своих ботинок.
– А почему вы обратились ко мне только сейчас?
– Видите ли, у меня не было денег, чтобы заплатить вам за услуги. А тут еще бабушка умерла, и я потратил все свои сбережения на похороны, еще и в долги влез. Короче, положение мое было самым безрадостным. Но я поехал в город, нашел работу и попытался сам, своими силами вести расследование. Но ничего не нашел, хотя проследил ее путь в городе: сначала агентство некоей мадам Маретт, потом служба секретарем в поместье у графа Суварина. Потом она почему-то от него ушла и жила в городе, в какой-то каморке, занимаясь не знаю чем, но только не подумайте что она пошла по дурной дорожке, потому что денег у нее не было, а ведь это занятие (он засмущался), оно дает какой-то заработок…
В общем, я ничего не нашел.
И тут внезапно на меня свалилось наследство – скончался троюродный дядя, о котором я и понятия не имел, и вот – наследство, деньги… Какая ирония судьбы! Как они были мне нужны год назад! я мог бы положить бабушку в лучшую клинику, я мог бы жениться на Делии, и она была бы жива … А теперь, спасибо, деньги… Когда уже ничего не вернуть. И бабушка угасла в этой нищей квартирке, и Делия для меня потеряна навсегда… И тогда я подумал, что надо обратиться к вам. В полиции меня, извольте видеть, и слушать не стали – мало ли самоубийц, сказали они. А я случайно услышал про вас – ну, что есть такое детективное агентство «Лунный сундучок», где работают с применением магии – и что у вас получается много чего найти такого, чего полиция найти не может, и пришел. Может, тут и впрямь какая-то магия? Может, ее заколдовали?
– У нас нет в штате некромантов, чтобы расспросить вашу невесту, да и духов мы вызывать не умеем, – покачал головой Дайорелл, – к тому же, судя по тому, что вы мне рассказали, в ее смерти едва ли было что-то криминальное.
Наш гость вскочил в волнении и взмахнул руками.
– Нет, нет, выслушайте меня до конца! – вскричал он. – Все не так просто! В полиции я говорил со следователем; так вот… Когда я упомянул, что моя невеста работала у Суварина – вот тогда он сказал… то есть, у него как бы вырвалось: что, еще одна? На мой вопрос, что означают его слова, он сначала пытался от меня отмахнуться – но потом ответил, что ему уже попалось два похожих дела: девушки, которые кончили точно так же, и обе работали у Суварина, но это, конечно, совпадение…
– Вот как? а вот это уже странно, – заметил Дайорелл.
– Но самое главное, вот! – парнишка вынул газету, – вот! Объявление, что требуется секретарша к графу Суварину. Понимаете? Он ищет новую жертву. Смотрите! Прошло полгода, как раз то время, понимаете?
– То есть, вы хотите сказать, что полгода, это срок в течение которого он как-то губит девушку?
– Да! Вот именно! Я пытался проникнуть в это чертово поместье и что-то разузнать, бесполезно. Но, может, ваша сотрудница…
Он бросил взгляд на меня и быстро отвел глаза.
– Понятно, вы решили ловить добычу на живца, – подала я голос из своего угла. – Вы хотите, чтобы я прошла по какому-то заранее назначенному пути… назначенному для них для всех.
– Но если вы этого не сделаете, то тогда погибнет еще одна девушка. И еще бог знает, сколько их погибнет! Должен же кто-то это остановить!
Я перевела глаза на Дайорелла. Он слегка улыбнулся и кивнул. Я же чуть не подскочила от восторга. До сих пор я работала в команде, на подхвате, выполняя отдельные поручения – а тут у меня есть шанс наконец-то получить первое, настоящее самостоятельное дело!
Глава 8.
– Да, решительно все это странно, – задумчиво говорил Дайорелл, рассматривая мои новые покои. – Что с девчонками в этом доме сделали? Словно живых девушек превращали в кукол – механических кукол, которые, будучи выброшены из этого дома, танцевали, как заведенные ключиком, танец смерти, и в финале находили гибель… Скажи, ты уже проверила дом на наличие темной магии?
– Когда бы я успела? – возмутилась я. – Обещаю, что в ближайшее время этим займусь, а пока мне не до того.
– Хотя мне кажется, что темная магия… Она тут или ни при чем, или воздействовала скорее не на девушек, а на хозяина, или на того, кто тут дурными вещами занимается, продолжал Дайорелл.
– Ты так думаешь?
– А ты обрати внимание: он отбирал в качестве жертв только девушек из провинции, и только очень бедных – ни одной из города, вот что примечательно! То есть, он сам делал выбор, останавливая его на самых незащищенных и самых неопытных… Это о чем-то говорит, а?
– Да, говорит. Но пока ничего плохого мне в этом доме не увиделось. Пока что меня смутила только одна вещь… возможно, мелочь.
– Мелочей в нашем детективном деле не бывает, ты же знаешь.
Я хмыкнула. Хоть я и была ученицей старого Дайорелла почти что с детских лет, он и поныне не уставал повторять мне те азы, с которых когда-то начинал мое обучение.
– Так что за странность?
– Да видишь ли… Любезность графа к моей персоне преувеличена до крайности, просто до неприличия! Это не просто вежливость – это подчеркнутое внимание к моему мнению по всем вопросам, которое уже переходит в приторность; с него только что сироп не каплет, и да! Он очень интересуется стихами, которые я пишу.
– Впервые слышу, чтобы ты писала стихи, – левая бровь Дайорелла полезла вверх.
– Неудивительно, я ведь никогда этого не делала. Я наврала, что у меня куча талантов, чтобы попасть сюда…
– Ну, ты не покривила душой: талантов у тебя и впрямь целая куча..
– Но не могла же я честно рассказать про успехи в зельеварении или использовании огненной магии. Пришлось врать про стихи, рисование и драмкружок.
– О Боже, – на лице Дайорелла отразился комический ужас.
– Да ладно, это все неважно. Но мне к утру надо насочинять полную тетрадку стихов, а самое главное – записать их выцветшими чернилами в пожелтевшую тетрадь, и переложить страницы засушенными цветочками, а то без этой сентиментальной ерунды будет неправдоподобно… Дайорелл, мне нужна старая тетрадь! Позарез!
– Возьми у меня в кладовке на полке слева, там их штук двести, и все древние.
– Как я туда попаду?! Я не умею как ты, пользоваться порталом…
– Тебя учить, как пользоваться для этого мраком под кроватью? Я думал, ты в восемь лет уже это усвоила… Или забыла?
– Да нет, еще пока помню, – смущенно улыбнулась я, вспомнив, что когда-то с этого и началось наше знакомство.
Глава 9.
Родителей своих я не помню вовсе. Все детство я прожила я у троюродной тетки, которая иногда вспоминала, что меня надо покормить, а в остальном не слишком беспокоилась – во что я одета, где меня черти носят, и все такое. Между прочим, это было хоть и полуголодное, но не самое худшее детство на свете…
Омрачало меня только одно: наличие Его под кроватью…
Кто сказал, что монстров под кроватью не бывает?!
Ха!
Еще как бывают.
Все мое детство прошло под знаком страха перед Ним – черным, страшным и полным неведомых угроз. Его красные глаза – два пылающих угля во тьме – погружали меня в первобытный ужас.
– Тетя, тетя! – вылетев с визгом из своей каморки, я летела к тетушке, – там опять этот… под кроватью… страшный!
– Никого там нет, пора вырасти из детских фантазий! – вздыхала тетя.
– Но он там… там!!!
– Прекрати!
Тетка моя была хозяйкой портовой таверны, и оттого на жизнь смотрела реалистично, отрицая всякую мистику и, следственно, наличие монстров под кроватью.
Это продолжалось до тех пор, пока старый Дайорелл не посоветовал подкинуть монстру кунжутного печенья с начинкой из груш, сваренных в меду. Он уверял, что это именно тот кулинарный рецепт, который действует на монстров, живущих под кроватью, безотказно.
И вручил пакетик с печеньем.
Но все оказалось не так просто.
По возвращении домой, я прошла в темную свою комнатушку, развернула кулечек, и…
Аромат выпечки был просто бесподобный! Я поднесла кулечек к носу и вдохнула его, а потом выдохнула со стоном блаженства. Ни одна красавица мира не упивалась так ароматом букета от возлюбленного, как я, вечно полуголодный ребенок – ароматом печенья из кулька Дайорелла…
И что?! все это – роскошь аромата корицы, эту вкуснятину из меда, нежнейших груш, рассыпчатого теста – отдать какому-то паршивому подкроватному монстру?!
Во мне шла внутренняя борьба.
Наконец, я решила, что одна печенюшка, мною съеденная, ничего по сути не изменит, и откусила кусочек…
О Боже!!!
Это был рай, которого я не ведала никогда, но теперь обрела. Я смаковала начинку; я медленно, с наслаждением, жевала каждый кусочек теста; и чем дальше, тем больше моим сознанием овладевала мысль, что монстры – это не самое страшное, что есть на свете. Самое страшное – отказаться от такого блаженства, которое я сейчас вкушаю, тихо поскуливая от удовольствия. А монстры, да что монстры… Если судьба дала тебе возможность сейчас, вот прямо сейчас наслаждаться блаженством, то возьми от жизни все, все, все – и хруст кунжута, и аромат теста, и нежные груши, тающие на языке! И наплевать на всех монстров скопом!
На другой день я доложила Дайореллу о своей неудаче.
– Монстр не захотел есть? У него не было аппетита? – спросил он, изо всех сил стараясь не рассмеяться.
– Ага, – попыталась я соврать, но врать в лицо Дайореллу я не могла. Кому угодно я бы наврала чего угодно, но только не ему. Поэтому я виновато пыталась прятать глаза, а Дайорелл от хихиканья перешел к громовому хохоту. Наконец, просмеявшись от души, он вручил мне увесистый пакет и сказал:
– Съешь все. Ну, а если что-то останется… угости своего подкроватного приятеля.
В тот вечер я объелась печеньем, как поросенок. Но полкулька еще оставалось. И тогда я сделала все, как Дайорелл велел: прочла короткое заклинание, кинула сладость под кровать, и вскоре из-под нее раздалось довольное чавканье. Через месяц кормежки прирученный монстр уже ел печенье из моих рук и довольно мурлыкал.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71467993?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.