Без сомнений
Фофан Тюльпан
В тексте есть жестокость и эротика. Осторожнее!
Нелепая смерть имперского колдуна влечёт за собой череду событий, что перекрутит с ног строго на голову чётко продуманный план по свержению герцога Аланделейн. Организованное Империей расследование грозит разоблачением множества тайн. Непреклонно бес сомнений закрадывается в головы каждого и вынуждает заговорщиков терять доверие друг к другу. Они всеми правдами пытаются обратить ситуацию себе на пользу и прибегают к разным уловкам, но несуразные случайности раз за разом воруют шансы на победу. Изменить ход событий может найденная у погибшего колдуна языческая реликвия Ксинаалгат, однако беда в том, что этот таинственный амулет волею злодейки-судьбы меняет текущего хозяина чаще, чем придворная дама – собственные наряды; неизвестно в чьих руках и даже в каком из параллельных миров Ксинаалгат окажется в следующий момент. Кому повезёт в этой битве за ресурсы и власть? Узнаём. Наслаждаемся!
Автор обложки ослепительная Вартуш Оганесян
Фофан Тюльпан
Без сомнений
Дурак
Пролог
В безбрежных раздольях междумирья (*0.1) не зная, кто он и откуда, кружил Оглое?д. Разум гигантской нечисти одиноко бороздили два изначальных чувства: адский голод и острый страх раствориться в чужой, «ненасытной» утробе. Вкушал обладатель столь знатного имени непрерывно: втягивал в себя заполняющие весь окрестный простор крошечные сгустки пищи – планктон потустороннего. Но мелюзга не перебивала голод. А только дразнила аппетит – желание еды поплотнее и посочнее таились в глубине рассудка. И подчас неудержимым гейзером рассыпа?лась по разуму.
Идеал грёз Оглое?да – «живые». Они прячутся в недоступных «логовищах». Но иногда… Каждый обладает и искристым ду?хом с переливом оттенков, и смачно пропитанным им плотью. Изумительный, бесподобный вкус милого блю?да растекается безумной сладостью. Судьба не баловала сластоежку столь изысканно радующими деликатесами. Что глубоко огорчало. Но изредка выпадающая удача дивной пьянящей песней счастья навечно укоренялась в памяти.
Жажда к поглощению заставляла ясно ощущать колебания в мире мёртвых. Чутко воспринимающий, как мелодичную трель добы?чу хищник разделял её по высоте основного тона: чем ниже, тем весомей звучащий. Прошлый опыт предостерегал: не всё найденное – еда. Неожиданно пища способна оказаться охотником. Басовые ноты грозно намекали: встречный и сам не против перекусить. Но и тонюсенький писк – не дарил полной уверенности и спокойствия в увлекательном странствии за новой усладой.
Крайнюю опаску плотоядный гурман видел в свидании с тенётами прочносвязанных слабеньких поодиночке «тварей». Ре?те, так именовал агрессивные гроздья «скромный» любитель поесть. Зевнёшь вблизи. Сообща накинутся. Оплетут собою. Стянут, как сетью: не вырваться. И… Свободно могут с лёгкостью разодрать сладострастного обжору на бесконечное множество малюсеньких «оглое?диков». Пищала эта жуткая банда едва грубее «планктона». Обманом зазывала к себе. Воспоминание коварства подобных рандеву ввергала хищника в трепет.
*
0.1 четырёхмерная вселенная; изменённое автором понятие (далее «ИАП»)
Глава 1-я. Дурак
Победа – вот она, уже совсем близка?!
Но исстари управы нет на дурака…
Ветер обдувал зелёную листву величавых деревьев. Мягко шелестели белобокие берёзы. Молча стояли ветвистые дубы, поскрипывали стройные тополя. Рядом с костром сидело трое зрелых мужчин и тихо беседовали. Одежда выдавала в них людей простого сословия: лапти, кушаки, армяки. Но наличие за поясами тесаков и стоя?щие около могучего вяза луки говорили: это не уставшие после рабочего дня, мирные крестьяне. Поо?даль метрах в пяти игрался юноша лет пятнадцати. Он из жёрдочек складывал шалашик, а затем резко наступал на созданную конструкцию и ломал, после чего громко глуповато хихикал. Один из мужчин, внешне главный, шикал на него, а остальные молча опускали очи.
Трофим, так звали вожака, сквозь пальцы смотрел на шалости сына, простительные для несмышлёныша, но не вытянувшегося с отца «готового жениха» с наметившимся над губой светловатым пушком. Слушал неторопливые рассказы ватажников, думал о своём. Вспоминал тёплые руки, жаркое дыханье и мягкую кожу жены Дарьи, голубые сероватые глаза младшей дочери Лели, да и прочих домашних, и строил планы на то время, когда он увидит их вновь.
Станица находилась под гнётом: (*1.1) обязались платить трибьют звонкой монетой. Одни продают нажитое в городах на ярмарках, другие личный труд или того хуже: собственных жён. Но гордые общинники Трофима не таковы: повелели на сходе собрать ватагу и снарядиться в соседнее герцогство на разбой. Благо, что здешний господин – ротозей: не следит за порядком ни на дорогах, ни в деревнях и сёлах, патрули по трактам не хаживают, крестьян после праздников прилюдно не порют – раздолье для ватажников.
Мысли раскрывались веером: раскладывали перед командиром-простолюдином суть вещей. Никто их из местных не знает: не покажет страже, где живут семьи разбойников. А отловят кого, то и тогда есть защита. Не отказались они от предков, как многие. Оберегает род собственных детей: не сможет пойманный выдержать пытку невыносимую – так заберёт к себе измаявшегося, прервёт мучения. А господские палачи над безмолвным трупом пусть измываются, молодецкой кровью рожи в служивом раже пачкают – кукиш им, а не признание.
Скучно среди упокоенных: не разойтись удали, не применить ум и хитрости, не заняться с жёнушкой ласками. Зато и враги на земельке останутся: вокруг милые и любящие, а посудачить о чём – найдётся. Всё неплохо, одна беда: Ерёмку пришлось брать с собой – неслух. Ни к матери, ни к старшим нет уважения, а умом слаб: недоглядишь – враз вляпается. Сам пострадает и неприятности родным доставит. Ничего, среди ребят крепких пообтешется – поумнеет…
Голос филина прорезал суету лесной глуши. Мужики у костра встрепенулись – условный сигнал дозорного Матвея сообщил: путник, богато одетый, один. Разбойничий атаман без спешки поднялся и пронзительным криком сойки скрытно объявил общий сбор. К костру потянулись остальные ватажники: собрало?сь свыше десятка. Деловитые поручения Трофима прервала просьба сына: «Папа, я тоже пойду». «Нет», – строго отрезал отец. «Ну, пожалуйста!», – умоляющие глаза Ерёмки заставили главаря призадуматься. «Всего один», – мысленно прикинул возможные осложнения разбойничающий не первый год крестьянин и согласился. Натянув свежую тетиву, передал сыну свой боевой лук: «Пойдёшь попозже. Как все выдвинутся, ты посчитаешь до ста, три раза, а после тронешься за нами».
Вечерело. Игривый ветер качал в вышине кроны деревьев, шуршали в траве неутомимые полёвки, изредка слышалось озорное попискивание дрозда или настойчивый стук дятла. Вдоль по тракту размашисто шёл опиравшийся на посох путник в светлой запылённой тоге, без головного убора, пешком и без сопровождения. Один в глухом лесу: такая беспечность выглядела странновато. На целеустремлённом лице блуждала задумчивая улыбка. Седая полностью белая борода свисала до пояса. На груди под ней прятался большой круглый медальон с затейливым узором.
Климент – Истинный маг Первого созыва, (*1.2) Главный инспектор тёмных башен и прочее, прочее… двигался по своим должностным обязанностям, для инспекции твердыни Восточного предела. Ему ничего не мешало мгновенно перенестись в нужное место через портал, но время позволяло, а волшебник любил путешествовать. Вдобавок пешая прогулка способна принести развлечение и скрасить строго выверенную запланированную на многие годы вперёд деятельность старого чародея. Одиноко ухнул филин. Хотя звук казался неотличимым от настоящего, но это не обмануло древнего мага. «Бандиты!» – радостно подумал он. Новое приключение звало и дарило азарт.
Матвей, ватажник лет двадцати сидел в засаде. Лесная какофония не развлекала: скучал. Он с восхищением вспоминал горделивую поступь Лады, средней дочери нынешнего атамана Трофима, её точёную фигуру. Разные озорные мысли приходили на ум. Внимательный слух уловил шелест шагов идущего. Присмотрелся к тракту: одинокий путник, да и расфуфыренная одежда выдаёт, что не шаромыжник. Бедноту вожак приказал не трогать. Но сейчас удача: лёгкая, обильная добы?ча беспечно шла прямо в руки. Дозорный не мешкал: раздался имитирующий филина заранее оговорённый сигнал.
Странник приблизился, и у Матвея на?чали закрадываться сомнения: один, уверенно движется и ничего не опасается… Пригляделся – приметил в наве?ршия посоха крупный тёмно-зелёный шар. «Колдун!» – догадался он и попытался просигналить собратьям об опасности. Безуспешно! Ноги, руки, как ватные, глаза неумолимо слипаются. Кинуло в сон: пред общинником предстал уме?рший в прошлом году дед и погрозил Матвею кулаком. Караульный встряхнулся, но из немого рта не удалось произнести ни звука – не оповестить. Тело обмякло – не добежать, не предупредить своих.
Климент горячо любил убивать, но ему, связанному множеством обетов, приходилось наслаждаться этим редковато. Сегодня защита от нападения – изысканная возможность безнаказанно получить запретное удовольствие. Возросшее внимание бороздило окрестный лес. «Ага! Один на дереве – следящий за желанной поживой лазутчик. Вдруг заподозрит и предупредит? Усыплю», – беглое движение пальцев правой руки отстучали о посох. Готово. «Не уснул! Почему?» – ответ на вопрос увеличил радость душегуба.
Бандиты не местные верующие в Единого Бога (*1.3) жители и связывающиеся с предками под церковным присмотром. Это пришлые – настоящие язычники-ро?довики. Давненько Климент не встречал таких. Пленив души подобных, возможно поживиться приличной силой. А если повезёт, то из ушедшей в навь (потусторонний, иной мир мёртвых) части рода создать в междумирье раба – холопа. И получить дополнительный источник мощи на десятки, а то и сотни лет. Но живой дозорный мешает замыслам: через «не хочу» придётся прибить пораньше.
Матвей неудачно попытался слезть с дерева, двигать онемевшими конечностями – не мог. Говорить – тоже. Он не оставлял потуги к борьбе, и терпение наградило общинника: вывалился из укрытия в кроне ивы – авось собратья увидят упавшего и поймут об опасности. «Как ватрушка: ни боли, ни воли», – усмехнулся над собой ватажник. Но что это? Ладонь Матвея, как чужая нашарила рукоятку засунутого за кушак тесака. Сама вытащила. А затем ударила хозяина строго вверх остриём сквозь горло – прямо в мозг. Сознание покинуло ватажника. Засвербела последняя мысль: «Пойду в род к предкам, оттуда подам знак. Беда! Уходить надо».
Климент понимал, чтобы не проболтался: ро?довика убить недостаточно. Важно порвать связь с родом в потустороннем мире. Лишить посмертия (сознательного свободного бытия уме?ршего). Для опытного волшебника – пара пустяков. Практичный способ: поместить выскочившую из тела душу внутрь находящегося в навершие посоха стигмата (каменного магического накопителя). Не ускользнёт. Колдун привычно произнёс заклинания. Душа Матвея в междумирье не попала. Утянуло вглубь зеленоватого самоцвета, как и множество пленённых в прошлом горемык.
Движение по тракту колдун не прекращал. Поджидал появления в досягаемости остальных грабителей. Наконец! Впереди затаились разбойники. Невдалеке за деревьями окружили дорогу полукольцом. Нахальные «глупцы» готовились к атаке. Один не скрывался. Стоял лицом в сторону намеченной жертвы посреди тропы: встречал. Оглаживал левой ладонью раскидистую чёрную бороду. Держал правую на рукоятке висящего на поясе угрожающего вида ножа. Недобро вглядывался в даль.
Колдун тонко чувствовал исходящие от ро?довиков волны сознания. Страх, волевая решимость противостоять врагу, каждого из них, читалась как открытая книга. Бедолагам не скрыться за листвой от опытного чародея: человеческий разум как огонёк в степи. Пятнадцать желающих пограбить насчитал волшебник. Подчинил их всех – сломил магией волю. Мелькнула искорка чуждого сознанья. Ещё один? Но нет! Оценил: мелкий зверёк, вроде белка – показалось. Прикинул, как убивать. Удушье от скрытых внутренних страхов – восхитительное решение: чем дольше удовольствие, тем приятнее, радостнее!
Пальцы на руках плели сложные узоры, посох отыгрывал нужный такт, с губ волшебника срывался шёпот причудливых заклинаний. Общинники корчились в невыносимых муках. Одни схватились обеими руками за горла, встали на колени и раскачивались взад-вперёд. А кто-то упал ничком и трясся всем телом, в корёжащем сознание ужасе обхватив перед собой землю и страстно надеясь на скорую кончину. Но род не забирал собственных детей, не давал упокоения – выбор между жизнью и смертью несчастных держал в недобрых руках чародей. Всё существо бывалого душегуба испытывало буйное наслаждение медленной гибели и физических страданий противников.
«Как так?» – промелькнуло в голове. Климент остро почувствовал сильный тычок в грудь и ощутил то, что множество лет не испытывал: жуткую боль и ужасающий страх за свою бесценную жизнь. Он не успел ни удивиться, ни насладиться подзабытыми эмоциями, как сознание покинуло его.
Внятно ощутил себя маг только тогда, когда оказался выброшенным в междумирье. На душу властолюбивого колдуна накинулись освободившиеся от господина бесплотные холопы. А их за века он наплодил предостаточно. Мстительно радуясь представленной возможности, они стали рвать на части бывшего хозяина. Тщетно пытался погибший противиться своим вчера покорным невольникам: в ином мире у мёртвого волшебника отсутствовали и пальцы, и голос – нечем создать заклинания. А иначе отбиваться нежданно для себя ушедший из мира живых имперский чиновник не умел. «Это всё!» – обречённо подумал чародей…
Ерёмка третий раз досчитал до ста и с натянутым луком в руке двинулся в сторону лесного тракта. Все помыслы юного ватажника занимали зовущие к себе из густой зелени растущего вокруг орешника зрелые плоды фундука. Другие думки отсутствовали, да и размышлять паренёк особо не привык. На мгновение внутренний взор молодого человека заполонило воспоминание детского ужаса – сердито гонявшей мальца по двору рогатой козы с длинной бородой. В глазах потемнело, спёрло дыханье, но весёлое припоминание, как она удирает от него впоследствии, за секунду вернула пацана к доброму расположению духа. Интерес к фундуку вновь окончательно и безраздельно овладел им.
Когда через зелень листвы стала просматриваться дорога, юноша увидел на тропе лежащего, безмолвно извивающегося человека. Узнал – родной отец. Поо?даль уверенно стоял незнакомец, громко непонятно бормотал и стучал палкой по земле. Старик радостно улыбался. Злодей мучает папу – встрепенулся общинник, и стрела легла на тетиву лука. На собственное удивление юный боец попал негодяю прямо в грудь. Остриё не пробило шёлковую ткань, но раздвинуло рёбра, протиснулась к сердцу и выдавила кла?пан аорты из левого желудочка…
Верный сын поспешил к отцу, но тот уже не дышал. «Папа!» – взревел Ерёмка, бросился к телу близкого человека. Обхватив плечи родителя руками, прильнул головой к груди, и в полный голос безутешно зарыдал…
*
1.1 гнёт – обязанности проживающих на угодьях землевладельца податны?х сословий оплачивать трибьют (оброк) и отрабатывать карви (барщина), ИАП
1.2 звание участвовавших в создании Империи 17 веков назад волшебников; выдуманный автором термин (далее «ВАТ»)
1.3 Единый Бог – традиция во многих разви?тых культурах расширять понятие пращура до веры в создателя всего сущего, холоп – закабалённое (при помощи колдовства или без) существо с полностью подавленной волей и затуманенным разумом, ИАП; ро?довики: племена, где уме?рший сохраняет ментальную связь с потомками, в жизни и смерти обмениваясь опытом и навыками, ВАТ