Обритая орбита Бабы-Яги
Лития Тахини
Если вы хотите сохранить в памяти устоявшийся образ Бабы-Яги почерпнутый из народных сказок, и вас не интересует продолжение ее жизненных приключений, то не читайте эту повесть.
Если ваше сердце не трепещет от упоминания о мистике, магии, любви и смерти, то это не ваше чтиво.
Но, если кто рискнет погрузиться в пучину хитросплетения жизненных перипетий Бабы-Яги, то концовка вас, мягко говоря, удивит.
Хотя, о какой концовке может идти речь?
Ведь конец – это только начало!
Тем более, в жизни сказочного персонажа!
Лития Тахини
Обритая орбита Бабы-Яги
Возле центрального входа на самую большую лесную поляну, собралось множество зверей, птиц и сказочных существ. Да и не мудрено, ведь целую неделю висели рекламные афиши, гласившие о приезде звезды разговорного жанра, стендап-зарисовщика из самой глуши леса – Старичка-Лесовичка. Да и тема была заявлена интригующая – «Похождения Бабы-Яги», с пометкой 16+. А здесь, в цивилизованной части леса, жители были не избалованы подобным “горячим” контентом.
Балуясь стендапом, Старичок-Лесовичок в основном работал сталкером, или, как его иногда называли – духом-проводником. Кто только не обращался к нему, ища проход к нерукотворному в своей сути, диву дивному, к чуду, как оно есть! Некоторые, амбициозно мечтали о тайных знаниях, граничащих с колдовством, а кто-то хотел банальной “сбычи мечт” и незатейливой удачи. А Старичок был вовсе не против помочь им попасть в эту волшебную, исполняющую желания зону, именуемой – Чащей. Ведь его дело было простым – провести жаждущего на ее периферию, а там уж Чаща сама пусть решает судьбу просящих и нуждающихся в ее покровительстве.
Вот так, подолгу пропадая в самой дремучей, непроходимой, болотистой части леса, где даже деревья и растения разговаривали на совсем незнакомом, для городских зверей, диалекте, – Старичок-Лесовичок выполнял сразу два полезных дела в лесной жизни. Во-первых, был проводником, а во-вторых, был спецкорреспондентом для цивилизованного лесного общества. Ведь, несмотря на глушь, жизнь в чаще бурлила порой похлеще, чем в лесном городишке. И некоторые подробности можно было узнать только лишь через Лесовичка. Как, например, эту самую историю.
Когда все зрители расселись, кто на траве, а кто на пнях да бревнах, на центр поляны важно вышел Старичек-Лесовичек. Он залез на высокий, старый березовый пень, поросший ценным видом дерзких грибов, что служили в качестве микрофонов. Этот пень был самым любимым у выступающих артистов, и не только из-за дополнительной подзвучки. Дело было в другом, пень украшал особый вид мха, который внешне, с гордым и важным видом нес на себе декоративную функцию. Но в своей самолюбивой сути, чтобы глотнуть несколько часов внимания и славы, пусть та и была эфемерной, так как принадлежала не им, а исполнителям – они распыляли споры, дающие артистам адреналин и особый кураж. Одним словом, все были довольны – и пень, и грибы, и мох, и артисты, ну и в итоге – зрители!
Набравшись бодрости и смелости от выпущенных мхом спор, Лесовик поклонился и в знак приветствия, помахал мухоморьей шляпкой собравшейся публике. И сходу, без разогрева, не выдерживая никаких эффектных театральных пауз, заявил: «Нет больше с нами Бабы-Яги! Она безвременно покинула нас…»
Он собрался было продолжить, но взволнованная публика не дала ему этого сделать. Сказочные существа наперебой выражали свое соболезнование дремучей Чаще, а смотревшие прямую трансляцию через экраны гаджетов, наперебой слали грустные смайлики, слезки и RIP-эмодзи.
Да, Лесовичек слыл удивительным рассказчиком, но на этот раз он превзошел сам себя, в худшем смысле этого слова. “Каким-то жестокосердным он стал, аль мухоморов переел, что говорит о смерти Яги, будто между прочим…”, – именно так о нем перешептывались между собой жители леса. А он, в свою очередь, игнорируя эмоциональные возгласы и горестные заламывания конечностей скорбящих зрителей продолжил, как ни в чем не бывало. И рассказ его был столь удивительным, что больше ни разу, ни кем не был прерван.
Баба-Яга сидела на скрипучей табуретке и пялилась на стену покрытую копотью, что начадила старая, пропускающая дым, печка. Ей больше не нравилась эта стена, как и не нравилась шатающаяся, скрипучая табуретка. “Бытие определяет сознание”, эту надпись она мимолетом прочла, когда беззаботно рассекала по дальним дремучим лесам, на своей сверхскоростной ступе. Эти три слова были вырезаны на стволе могучего пятисотлетнего дуба. Смысл надписи был чем-то новеньким, чего она прежде не видела и не слышала. Именно поэтому фраза врезалась в память. Другое дело, если бы там привычно было нацарапано: Света + Костя = Любовь, или: Димка дурак!
“Так нет же, настал проклятый век просвещения! Заставляет задумываться о доселе неслыханном! – негодуя, размышляла Баба-Яга. – Устала! Устала я от этих покосившихся стен моей маломерки! Курьи ножки вон какие сильные: они вдвое больше избушку на себе выдержат! Хочу новое жилье, дизайнерское! Еще паутины сколько развелось, ведь можно ее не только по углам поразвесить, а и по стенам это кружево пустить. И комодик с добром прикрыть от глаза недоброго, глазливого, всяких там забредших ко мне Аленушек с Иванушками! А тараканов-то, тараканов сколько наплодилось! Ведь всем нужно где-то теперь жить. А еще портретики Туза Червового да Валета Бубнового надобно куда-нибудь примастырить, будут радовать меня своей лихою красотой!”
Баба-Яга, недолго мешкая, вскочила в видавшую виды ступу и рванула через лес в ближайший город, в поисках курсов по дизайну интерьеров. Она решила никому не доверять процесс преобразования своей старой избушки в новомодные просторные хоромы. Ведь для нее не было проблемой создать с помощью магии новое жилище, но вот каким оно должно было быть, до конца не представлялось. “Да-да, ученье – свет, а неученье – тьма!” – проговорила вслух Яга еще одну пословицу, в виде позитивного подкрепления сделанного выбора.
Сбросив скорость, она тихонько летела над узкими улочками города и всматривалась в вывески. По всему маршруту насчитала их штук пять, и отдав предпочтение самой пестрой: припарковалась возле входа, замаскировав ступу с метлой, под большой горшок с фикусом. А после и сама, превратившись в непримечательную гражданку без определенного возраста, по имени Яна Бабаева, записалась на курсы.
Бабе-Яге очень нравилось осваивать оформительские премудрости. Она вовсю чертила дизайн новой избы, набрасывая идеи внутренней стилизации своего воображаемого жилища. Всё шло легко, предсказуемо и непринужденно, пока в один из дней, две девушки преподавательницы выглянув в окно, вдруг не зашлись в легком эмоциональном возбуждении. И тут же: зарделись их щеки, заблестели глаза в предвкушении чего-то, или, быть может, кого-то.
Интрига длилась недолго, потому-то буквально через минуту вошел источник девичьего переполоха. Надо отметить, что Баба-Яга тоже изнутри вспыхнула огоньком, по десятибалльной шкале, где-то на пятерочку. И тут действительно было от чего – молод, красив, статен. Черты лица – не пойми какие, – то ли цыганские, то ли арабские: волосы смоляные, а кожа белая. И весь этот экзотический коктейль, завершали глаза – сиренево-голубые, как васильки, ну прям как у молодца из скандинавских сказок. Таких не встретишь в местных топях да лесных дебрях. А когда он подошел к окну, которое обрамляли фиолетовые шторы, его глаза приобрели насыщенный сиренево-синий оттенок.
«Может у него линзы на глазах, или он болен хворью неведомой?» – шепнула иронично Яга, сидящей рядом, загипнотизированной его красотой девочке, с широко распахнутыми глазами. Но та не ответила, будто ничего вокруг нее не существовало – лишь только он!
А молодому человеку, в придачу к такому ошеломительному базовому уровню, как внешность, – шла еще пара дополнительных фишек, которые чрезвычайно усиливали светимость его, и без того, ослепительного ореола. Во-первых, он был владельцем дизайнерской школы, а во-вторых, за ним стояла Сила, причем его собственная. Да, перед Ягой, во плоти стояло божье дитятко, поцелованное в темечко не просто всевышним отцом, а целым пантеоном разномастных богов.
Эта Сила была им не познана, но зато бездумно и эгоистично присвоена – как что-то само собой полагающееся ему по праву рождения. Он впустую расплескивал ее, интуитивно научившись испускать этот неиссякаемый, окармливающий пространство поток. При этом, самолюбиво наблюдая, как в глазах людей, а особенно барышень, зажигаются огоньки восхищения и неподдельного интереса к его личности.
Люди считывали с него – это «что-то», это «нечто», – что не обличить в стройные логические ряды. Возле него просто хотелось находиться. Кто-то покусывал пространство подле него, словно гурман, – а кому-то невтерпеж было попросту жадно наброситься и сожрать густую и питательную массу энергии, витающую вокруг. Что собственно, в дальнейшем на глазах Яги не редко и происходило, при этом, от Фила нисколечко не убывало. Да, он представился ученикам как Фил!
“Филя”, мечтательно вывела каллиграфическим почерком на краюшке листа, Яга. Премудрости дизайна ее больше не интересовали, как в общем-то и не очень заботила красота Филимона. Уж какие только красавчики не встречались на ее пути, но она всегда зрила в корень. Сходить с ума по мужской красоте, это уровень – минус пару-тройку жизней тому. А вот любоваться, вдохновляться, очаровываться – такие гедонистические слабости Баба-Яга могла себе позволить. Но конкретно этот случай был столь уникальным и нетипичным, что Яга от предвкушения развития событий, разволновавшись, – совсем позабыла о маскировке, и на ее носу проявилась большая бородавка.
Она не просто так пришла в блаженный трепет, ведь, как и любая колдунья, она охотилась на Силу в любых ее проявлениях. Без Личной Силы нет магии, нет колдовства, без нее не видно ни своей дороги, ни дороги того, кто о ней спрашивает.
А Баба-Яга в своей чаще, хоть и слыла безжалостной и лукавой, но зато очень четко и быстро, с хирургической точностью потрошила залежи налета чужих иллюзий. Она мастерски доставала из глубокого колодца души, самые сильные, первородные страхи, – подселяя на их место исцеляющие заговоры.
“Именно Личная Сила дает видение сути вещей. А еще, Силы много не бывает!” – так думала Баба-Яга, принявшись строить планы на сакральную Филимонову часть.
Совершить сей акт планировалось в короткие сроки, да и удача, вроде как сама шла в цепкие мозолистые руки Бабы-Яги. По словам самого Фила, он приехал из заморских стран на родную землю, где-то на месяц, после чего собирался уехать обратно. А месяца для Яги было вполне достаточно, чтобы всё обтяпать.
Яга из опыта усвоила, что Сила ловится на внимание охотника, а в отношениях между людьми, внимание обоих должно встретиться в эпицентре нестандартного сценария и под контролем одной из сторон, завязаться в тугой узел. При чертовском обаянии и житейском опыте Бабы-Яги, “жертва” не понимая, что происходит: доверчиво и в изобилии готова была вливать свое внимание в приготовленную ловушку. Не имел значение ни пол, ни возраст. Но с Филом, планы будто сами собой пошли наперекосяк, и все ухищрения Бабы-Яги – не срабатывали! Но уж чего-чего, а охотиться она умела, и терпение у нее было развито – звериное.
Она видела задатки мага у Фила, как и задатки охотника, но вся эта светская, сытая жизнь, увела его с магического пути. И когда она будучи уверенной, что он непременно клюнет на ее уловку, предложила прокатиться на своей ступе, якобы взятой в аренду у сказочных существ, и полетать, – то он ответил, что предпочитает рассекать городские чертоги на одной из своих заморских карет. Вместо непредсказуемости полета, он предпочел контролируемую обыденность, которая собственно, и спасла его от расставленной ловушки. Тут не только Сила, но даже скукота в житейской прозе была его союзницей. И Яга продолжила свою охоту.
“Вот зачем ему владеть такой чародейской мощью, если он ею не пользуется! – будто оправдываясь перед собой за задуманное, размышляла Баба-Яга. – Ведь, рано или поздно, Сила его прикончит… ну, или с ума сведет».
Все могло бы сложиться для Филимона по-другому, если бы он сам пришел к ней за советом, за поиском своей дороги, в Чащу. Вот тогда, Баба-Яга не смогла бы ему отказать, – этический магический кодекс нарушать нельзя. Она бы его на лопату посадила, в печку засунула, да и допекла бы его незрелость до нужной румяности; после чего выкупала в мертвой воде, умертвив мирянские заблуждения, а после, к роднику с живой водой отвела! Но, если до этого момента сам не пришел, то уже не придет! А пустяков и случайностей в жизни Бабы-Яги не происходило, в ее жизни все случайности были закономерными, и это значило, что руки у нее развязаны.
Когда Яга поняла, что обычные женские ухищрения, типа долгих взглядов и прочие рационализаторские предложения о полетах на ступе, на Филимона не действуют – она применила свой фирменный метод ловушки внимания. Тем более, что для этого возник превосходный повод: Фил лично собрался дать дополнительный мастер-класс по анатомическому рисунку. В частности, по скелету – главному каркасу, на который можно навесить любую физическую форму с объемом.
На уроке, студентам было отведено полчаса, чтобы самостоятельно набросать эскиз позвоночника и конечностей, с предоставленной модели человеческого скелета. В конце мастер-класса, Фил подходил к каждому ученику, бегло оценивая наброски, и точными движениями делал поправки, задавая правильные линии. Он медленно шел, словно плыл между мольбертами. Баба-Яга, как под гипнозом смотрела на сжатую в нем пружину Силы, которая словно вызолачивала его изнутри. И взбудораженная фантазия Яги поэтично дорисовывала образ – будто не кровь, а само золото течет в его венах, под стать великим богам древнего Египта! Фил, сам того не осознавая, излучаемым им светом, расточительно насыщал окружающее пространство. Он словно бессознательно соревновался своей яркостью, с включенными на всю мощность электрическими лампами на подвесном потолке.
“А ведь это скоро закончится…” – сидя на галерке, думала Баба-Яга, пытаясь запечатлеть в памяти всю мощь и красоту светимости Фила; одновременно с этим, трансформируя состояние нежной симпатии в безжалостность. И когда он, с заранее считываемым разочарованием на лице, подошел к Бабе-Яге, она была готова! Фил приготовился сказать нечто, что говорил раз сто перед этим, после чего, сделать небрежный жест карандашом. Но вместо этого – подвис дольше обычного, пристально всматриваясь в холст.
– Что это, Яна? – спросил Фил, указывая карандашом на место, где должен был находиться позвоночник.
“Что-что, да уж не глаза твои ясные!” – про себя подумала Яга, плохо контролируя тепло, которое стремительно разливалось по телу, от услышанного звука своего имени, пускай и вымышленного. А вслух, произнесла:
– Так это ж позвоночник, в виде шампура… с кусочками шашлыка, вместо позвонков! Извини Филя, с утра макового зернышка во рту не было, уж очень есть охота, увлеклась!
– Окей, а это тогда что? – иронично поинтересовался он, указывая карандашом на нижнюю линию таза, нарисованного Ягой, скелета.
– Аааа, нууу… я ж мужской скелет рисовала, так что это – кость мужского члена! – с притворным смущением и деланной наивностью неофита в мужской физиологии, выпалила Яга.
Что тут поднялось! Сорвались со своих мест ученики – подбежали, толпятся, обсуждают втихаря и со смехом странную дуру Яну. Много энергии скопилось вокруг рисунка, все вокруг хохочут, резвятся, не замечая, как тем временем, завязывается связь Яги и Фила. Как во влитую энергию внимания Филимона, микроскопические паучки-альбиносы впрыскивают парализатор. Как беспрепятственно проникают их лапки во все его энергетические центры, взламывая остатки сопротивления и защиты психоэмоциональной системы. Как из хаотичной массы разноцветных нитей разной частоты, выдернутых из главных каналов его энергоструктуры, – маленькими и цепкими конечностями – сплетают тугой проводок. И тут же, по-мастерски быстро, подсоединяя его к Бабе-Яге, в районе пупка.
И полилась к Яге Сила Филимонова. Беспрепятственно, изобильно и незаметно. Ведь это только в фантастических сказках всё происходит напоказ, и хорошие демонстративно побеждают. А в реалиях жизни порой и не разберешь – где дела творятся во зло, а где – во благо, и вообще, кто есть кто!
Но на этом не закончилась история Яги и Фила. После того злополучного для Филимона мастер-класса, он зачем-то предложил присутствующим, сделать отдельный чат с бесплатными уроками по интуитивному рисунку. Еще он пообещал свою бесплатную обратную связь. Естественно, большинство учеников бодро поддержали его предложение.
Но когда дошло дело до практики, то чат как-то обмельчал, народичи под разными предлогами начали отлынивать от домашних заданий. И в итоге, осталось около десяти постоянных чатлан, которые худо-бедно выполняли домашку. В их число, конечно же, входила и Яна Бабаева. Яге было очень любопытно знать, что же будет с Филом дальше. Да и связь не мешало укрепить, так как Сила все еще прибывала от него, хотя лилась уже не полноводной рекой, а тонюсеньким ручейком.
Благодаря маленькому коллективу, в чате царила веселая и дружеская атмосфера. Задания выполнялись кое-как, но зато комментариев не по делу, было сверх меры. Особенно все любили поддевать Яну, которая умудрялась не только смешно рисовать, но и парировать незлобивые шуточки своих коллег к своим художественным шедеврам, по ходу, оставляя потешные комментарии к чужим работам.
Фил, поначалу, тоже живо участвовал в жизни группы. Комментировал рисунки, раздавая ценные указания, шутил и даже обсуждал погоду. Но с какого-то момента, в переписке его становилось все меньше и меньше. И никто даже не догадывался, что же с ним на самом деле происходит.
Ведь Сила, которую Филимон не смог постигнуть за всю свою жизнь, по сути, – находилась у него в плену, на службе его примитивных фантазий и желаний. Лишенная возможности разогнаться на всю свою природную мощь, она всего-навсего, тоскливо служила ореолом обычному, меркантильному человечку. Сила с радостью, будто засидевшаяся на цепи собака, готова была сбежать к любому, кто дал бы ей развернуться и проявиться на всю катушку! И вот этот долгожданный миг для нее настал – она покинула его!
А Фил со временем, читая иногда слишком уж фривольные комментарии Яги в чате, и вовсе одеревенел. Не телом, разумеется, а духом. Потеряв Силу, его мысли стали тяжелыми и неповоротливыми. Его дух словно застыл, и со временем – он врос в пень на котором сидел – но не в реально существующий, а в пенёк, порожденный его воображением. И однажды, Яга увидела, как после очередного коряво нарисованного ею рисунка, сознание Фила ориентируясь на весьма кривые маршруты проложенные его протекшей крышей – полностью зафиксировалось на собственном члене.
С каждым днем, он все больше и больше закреплялся в своих нижних центрах, а его член, на тонком плане превратившись в ствол – рос и рос, пока не вымахал метра полтора в высоту. Со временем, на нем выросли листовые ветки, и он зазеленел лиственной кроной. А немного погодя, появились цветочные почки, и он, хоть и коротким, но безудержным цветением, засыпал отцветшими лепестками все пространство вокруг себя. Остановить это забвение и одеревенелость духа было уже невозможно, и время от времени, Яга, впадая в мягкосердечие, корила себя за то, что переусердствовала с откачкой Силы.
Случалось это обычно когда в очередной попытке проглотить всю откачанную Силу, она терпела поражение. Словно не по размеру она была ей. Отпив половину, Яга и так чувствовала себя заполненной до предела этим природным энергетиком. И что делать с его не проглоченным, не вмещаемым в себя огромным ее остатком, она не знала. Тем более, что и та часть, которую она в себя впихнула – плохо усваивалась.
В нынешнем состоянии Бабе-Яге не верилось, что она еще совсем недавно хотела делать в избушке ремонт. Ведь благодаря встрече с Филимоном, ее будоражили совсем иные, теперь уже трансцендентные материи. Она чувствовала, что очень близка к тотальной трансформации, но в реальности не могла приблизиться к ней, не понимая, с какого боку подступиться к следующей ступеньке внутреннего преображения.
“Что! Что это должно быть? Я смогу творить невероятную магию?! Я стану всемогущей, или того круче – бессмертной?! ” – в предвкушении, перебирала она варианты возможных метаморфоз у себя в мыслях.
Но дни шли, а ничего кардинально не менялось. Не было никаких изменений ни внутри, ни снаружи. Да еще и до конца не сожранная ею Филимонова Сила, подливала горького масла в огонь. Она живая, тихо дышащая, притрушенная нафталином, чтобы ничего вредоносного на ней не завелось, – валялась на огороде возле подвязанных помидоров с перцами. Изо дня в день, глядя на нее, Яга поначалу чувствовала жадность, потом досаду, но в конце концов пришлось смириться с тем фактом, что позаимствованный костюмчик – большемерит!
Пригревало солнышко, избушка на курьих ножках медитативно покачивалась из стороны в сторону, нагоняя на Бабу-Ягу сон. Сквозь дремоту она вспомнила, как когда-то столкнулась со странным мироощущением в себе. Тогда она была еще совсем молода и впервые влюбилась в самого обычного с виду парня.
Внешность у него была, на первый взгляд – худосочная и ботанская. Но когда болезненного вида умник снимал свои очки и распускал собранные в пучок окрашенные в черный цвет волосы, которые строгим, удлиненным каре ниспадая на плечи, обрамляли его худое, бледное лицо – то его образ тут же кардинально менялся. Да, с завидным постоянством случалось то самое сказочное превращение гадкого утенка в рокового черного лебедя, – когда вроде сложившееся представления о человеке, регулярно расщеплялось на, – до и после.
И если бы в мире Бабы-Яги существовали вампиры, то какая-нибудь кровососка, без определенного возраста, не удержавшись от искушения, – непременно обратила бы этакого ряженого гота себе на забаву, – в такую же клыкастую тварь, как и она сама. Ведь на последнем Хэллоуине, жадно наблюдая за ним, таким необычным – с подведенными глазами и смоляной помадой на губах, одетым во все черное, с цепями на шее, да шипованными кожаными браслетами на запястьях, – Яга словно параноик, не сомневалась, что все духи потустороннего мира зарятся только на него одного!
Да, Ягу привлекала не сама красота, а лицедейское изменение его наружности, именно оно бесконечно влюбляло в себя. В основном будоражил образ черного лебедя, возникающий под лирическо-готическим провансальским маринадом, сдобренным обманчивым флером высокого интеллекта. В таком вот калейдоскопе меняющихся впечатлений, иногда и гурман не отличит вкус наваристого бульона из настоящей курицы, от воды, с добавлением приправы из дешевых куриных кубиков, усиленных вкусовой добавкой, под названием – глутамат натрия. Что уж говорить о простых смертных, неискушенных любовной горячкой, да не знавших жизни.
А еще, ко всему букету внешних достоинств, ее любимый подчеркнуто-важно, причислял себя к братству метафизиков. И выглядело это в глазах Яги абсолютно крышесносно! Глядя на то, как этот начинающий, амбициозный алхимик, по-задротски усердно грыз философский камень и искал эликсир бессмертия, Баба-Яга дала ему магическое, оккультное имя – Парацельс Циркуль. Тогда она еще верила пословице “Как вы шхуну назовете, так она и поплывет”. Но в реальности, такая желанная для Парацельса – Алхимическая Амброзия, – наглухо заколотила гвоздями от него все свои двери и окна, чтобы он ни в коем случае и ни при каких условиях, не смог проникнуть в ее метафизические чертоги!
А молодая Яга в упор не видя его бесталанность, смотрела на него – как на философа, гиганта мысли, и постоянно восторгалась им, даже когда он рубался в шашки или перекидывался в картишки, со своими сопливыми дружбанами-утырками.
Яга частенько чувствовала себя недостойной его и ломала голову вопросами, отчего ей досталось такое счастье, и почему из всех окружающих его нимфеток, он выбрал именно ее своей пассией. Ведь по ее мнению – ни особым умом, ни красотой она не отличалась. Вкус в одежде у нее тоже был специфический, совершенно не гламурный. А еще она частенько любила подкрепиться сырым луком с селедкой, да чесноком с салом и черным хлебом. От этого зрелища, ее возлюбленный брезгливо морщился, и когда до него доносилось это благороднейшее, по мнению Яги, амбре, он вздрагивал от него, словно нечистая сила от ладана. Только выглядело это так, словно он – вздрагивающий ладан, а она – нечистая сила.
Но поскольку Яга была молода и тяжелой кармы наработать еще не успела, то и судьба была к ней весьма милостивой. Она ответила на вопросы Яги почему они вместе, практически не отходя от кассы. Хотя милость ее, по праву, можно было считать условной, но все же в последствии, благодарить было за что, ведь горькая правда иногда лучше сладкой лжи.
Как-то еще в начале их знакомства, Яга в порыве страсти, рассказала Парацельсу о так званой – Черной книге, которая у нее хранится. На самом деле, это были сшитые между собой три толстых тетрадки в клеточку, с засаленными, грязными от частого перелистывания, кончиками страниц. Эта семейная магическая тетрадь передавалась из поколения в поколение. В ней были записаны всевозможные ритуалы и заговоры, зарисованы “рабочие” пентаграммы и собрана житейская мудрость всех Бабусь-Ягусь, из многих поколений нашей распрекрасной Яги. И когда Парацельс услышал об этой книге, то пришел в щенячий восторг, только вот глаза отчего-то заблестели по-волчьи!
«Да ведь это же настоящий гримуар! – выпалил он, в свойственной ему пафосной манере давать громкие названия всему необычному. И настойчиво потребовал: – Дай почитать!»
И Баба-Яга вполне была готова сделать такую глупость, несмотря на все предостережения ее матери и бабушки – никому даже не рассказывать о книге, а не то, что в руки давать! Когда Яга на радостях помчалась в избушку – книги не нашлось, хотя она всегда лежала на своем обычном месте – на подоконнике, рядом с сушеной полынью, зверобоем и другими травами. Но на самом деле, Черная книга никуда не исчезала, она преспокойненько лежала на своем прежнем месте. Просто в ее защиту вмешался сам род – все поколения Бабусь-Ягусь! Да, защита книги была родовой, но молодая Яга, будучи под дурманом любовной лихорадки, не поняла этого.
Когда же она с сожалением, вперемешку с чувством вины, доложила Парецельсу о пропаже книги, то он ей не поверил – но виду не подал, а лишь улыбнулся в ответ, сверкнув холодным прищуром. А после этого, стал с Ягой ласковым, обходительным и предложил ей быть его девушкой. Яга по молодости и неопытности не поняла происшедшего и с радостью ответила ему: «Да!»
Время шло и в один прекрасный день, Парацельс выдал идею, отметить седьмой месяц как они встречаются, в загородном доме Яги, где никогда прежде не был. Предложил попить пивка, пожарить шашлычок, оттянуться с друзьями на свежем воздухе.
Он даже представить себе не мог, что его ждет дремучий лес, а в нем, избушка на курьих ножках, – огороженная частоколом увешанным черепами. Он вообще не представлял себе, кто такая Яга, и как она в действительности выглядит. Ведь Яга особым образом гримировалась, прежде чем выйди на люди, чтобы те не разбегались от нее в ужасе, как от незлобивого людоеда, из одного мультфильма. До умницы и красавицы она не дотягивала, но внешность вполне позволяла функционировать в цивилизованном мире. С липовым обличием, автоматически притуплялось и ее звериное чутье. А в этот раз – ум окончательно зашел за разум, не иначе. А как еще объяснить то, что она дала согласие пустить чужих ей по духу людей, к себе в избушку? Ах да, любооовь…
И вот, в назначенный день, подкатил Парацельс со своими дружбанами да подружанями ко входу в чащу. Яга там их встретила и по тайным тропам провела к своей избушке. Но прежде, приказала той присесть и подобрать под себя курьи ножки, чтобы их видно не было. Черепа с частокола тоже предварительно сняла, чтоб лишний раз людей не пугать. А гости все равно перепуганные стоят, глазам своим не верят и перешептываются, что мол: «Место больно уж инфернальное – ауру им всю испачкает».
Остатки шестого чувства все же у Яги остались, потому что в избушку она их решила не пускать. И чтобы на гостей не падали с деревьев клопы, да не сыпались листья, достала из сарая большой самособирающийся шатер, купленный когда-то на распродаже Алиэкспресс. Стол раскладной в центре поставила, распилила сухую сосну на пенечки и место для огня приготовила, чтоб шашлык жарить. Прекрасный выдался день, теплый, а небо вообще без единого облачка, словно на заказ!
Надарили гости подарков разных – и вовсе не беда, что бесполезных, как говорится – главное, внимание! Вечеринка в разгаре: все сыты, пьяны и счастливы! Парацельс нежен и обходителен – только вот всё в избушку напрашивается. Говорит: «Хочу мол, тебя узнать получше, а то твоя душа для меня – потемки». Яга растрогалась от такого романтического, по ее мнению, признания и решила его впустить. Вошел он вовнутрь, оглядывается по сторонам, всматривается пристально в царящий там полумрак, будто выискивает что-то. А избушка-то хоть и на курьих ножках, но мозгами – вовсе не курица! Почувствовала она что-то лихое и давай колыхаться в разные стороны, знаки Яге подавать. А та верить знакам не хочет, слишком уж мил ее сердцу Парацельс, но решила избушку не искушать и подтолкнула его мягко к выходу, мол, гости без них скучают.
Вышли они на свет божий из полумрака ее жилища. Яга пока, туды-сюды, а Парацельс будто сквозь землю провалился! Она, томимая нежностью ждала-ждала его, и не выдержав, отправилась на поиски своего ненаглядного. А искать долго и не пришлось, услышала Яга шепот за старым дубом. Напряглась отчего-то внутренне, и хотела было уйти, но будто остолбенела. Стоит как вкопанная, волосы на затылке дыбятся и уши вытянулись – в шепот вслушиваются.
И услыхала она на свою голову такое, к чему жизнь ее не готовила. Ранила ее даже не измена Парацельса с Анфиской-прошмандовкой, а то, что они задумали выкрасть ее Черную книгу… Такого Яга ни понять, ни простить не могла!
Ее сознание даже ни на минутку не успело напрячься в поисках мести лютой, – за него все сделало раздавленное, брызжущее кровью сердце, от которого покраснели даже белки глаз Яги. Это событие стало своего рода зловещей инициацией. И Черна книга, от свирепого накала страстей своей хозяйки, словно ехе-шный файл, самостоятельно распаковалась в ней, автоматически сделав Ягу носителем таких непонятных ей доселе магических премудростей.
Именно так – грязно и не романтично, происходит большинство посвящений в ведьмовское закулисье. Именно так, из доверчивой и неуверенной в себе Яги, родилась хладнокровная, ведающая Баба-Яга!
Перерождение случилось мгновенно, как и в одночасье оторванная голова Анфиски, за секунду до этого что-то замышляющая, а теперь – нанизанная на частокол. Голова мерно покачивала белобрысой косой, хотя не было и намека на ветер, но Яга даже не заметила этого. Всем ее вниманием завладела месть Парацельсу, который еще недавно, был так мил сердцу.
И теперь Яге на помощь, пришла вшитая в ее энергетическую структуру Черная книга, – призвавшая легендарный окровавленный меч богини Махакали, который та торжественно передала в руки Яги. Но меч хоть и нес на себе кровавый отпечаток, олицетворяя беспощадную резню врагов, – попав в руки новоиспеченной ведьмы, повел себя более изощренно, хоть и не менее кровожадно. Потому что в картину мира Яги непомерно страдающий Парацельс, вписывался гораздо гармоничнее, чем просто мертвый Парацельс.
Держа в руках такое мощное оружие, как меч богини Кали, Яга полностью доверилась его могуществу, и прибавив к нему свою творческую энергию, они вдвоем принялись за правое дело! Тем более, что Парацельс от страха остолбенел и стоял как вкопанный – вырезай из него что хочешь!
Не мешкая, меч прорезал энергетический кокон Парацельса по вертикали, который несмотря на субтильность его носителя, оказался на удивление объемным, плотным и светящимся. Затем, твердой рукой Яга срезала верхние волокна кокона, уходящие в его макушку, и прижгла их горящей лучиной. Проделав всё то же самое с остальными светящимися пучками энергетических нитей, Яга довольно осмотрела свою работу. Мелькнула мысль, что можно было бы подселить в него каких-нибудь вредоносных сущностей, но делать этого не стала, так как они и сами сбегутся на “сладенькое”.
Но вот уважить и отблагодарить за помощь Махакали с Махадевом, Яга сочла делом чести! Глядя, как стекает из столетней осины сок в цинковое ведерко по врезанному желобу, ей пришла в голову идея, которую она тут же принялась воплощать в жизнь. Для этого, Яга насквозь проткнула выпавшим волосом из гривы Сивки-Бурки, позвоночный столб Парацельса, и по этому волшебному волоску медленно, капля за каплей, закапала его жизненная энергия. Следом за этим, она слепила из поднебесной глины крошечный лингам и привязала его к кончику волшебного волоса, торчавшего из позвоночника, прямо под кобчиком. Он свисал в своей цилиндрической форме с полусферической вершиной, без конца омываемый жизненной энергией Парацельса, и таким образом искупались грехи, под названием – ложь и предательство.
Жертвоприношения разными бывают – и добровольными, и принудительными – но в дар, Боги принимают абсолютно любые!
От этих давних воспоминаний о Парацельсе, Бабе-Яге почему-то захотелось отмыться. Хотя еще недавно она смаковала полуистлевшими останками, тщательно перебирая их в памяти.
«Пойду, что ль, искупаюсь», – подумала Яга и направилась к речке. Но прямая тропинка, по которой она ходила до этого несчетное количество раз, вдруг своенравно выгнулась и извилистым полозом, заскользила меж сосен, берез, да елей, – по непроходимому лесу, где троп никогда не было и в помине. Долго ли, коротко ли – неведомо. Но тропинка, неся на себе ошалелую Ягу вдруг остановилась, вынесши ее на огромную пустыню у высоченной горы. Только вместо песка, там возвышались горы пепла. И только сейчас Баба-Яга заметила, что она действительно стоит на огромном змее, который осторожно выполз у нее из-под ног, а вместе с ним исчезла и иллюзорная тропинка. Не осталось даже намека на какую-нибудь дорожку, на путь, по которому можно было бы вернуться назад. Кругом простирался лишь пепел и огромная гора вдали, на которую было не забраться, и которую не обойти без запасов провизии.
«Эй, змей! Ты куда? Где я?… Как тебя зовут, имя есть?? Где путь назад?!» – требовательно кричала Яга, уползающему силуэту.
Но вместо змея, в ответ завибрировал пепел, и в его осыпающемся шепоте, она услышала: – Ваасуукиии…
«Ну, надо же! Это ведь был сам змей Васуки, живущий на шее Шивы. Как жаль, что я не поговорила с ним…” – растроганно подумала Яга, которой теперь стало ясно, что гора перед ней – это Кайлаш, а пепел вокруг – это прах всех кремированных преданных Махадева.
– Пепел! Как мне выйти отсюда, где путь назад? Как вернуться в мой лес? – обратилась она взволнованно к серой, одухотворенной массе перед собой.
– У тебя больше нет Пути, – сдавленно прошептал прах, рисуя в воздухе сыпучей анимацией былые поворотные сюжеты ее жизни. Изобразив в конце гору Кайлаш, пепел осыпался, а все пространство вокруг, приобрело темно-серебристый оттенок, и даже солнце выглядело смесью черного с белым.
То, что ей, по сути, ответили миллионы людей живших на земле в виде праха, потрясло Ягу больше самого ответа.
Но самому такому ответу, честно говоря, она отказывалась верить. Оглядевшись по сторонам, и увидев вдали огни, Яга с деланным оптимизмом направилась в их сторону. Идти было тяжело, ноги постоянно вязли в прахе, словно в болотной топи, но Яга, зажав зубы шагала к мерцающей цели. И в какой-то момент она провалилась в эту серую массу так глубоко, что стопы уперлись в человеческие кости, которыми было усеяно дно этого бескрайнего, пепельного моря мертвых. Вопросов скопилась уйма, силы заканчивались, но пятна света впереди, вселяли надежду на ответы!
Когда Яга все же подползла поближе, то оказалось, что за приветливые огоньки она приняла погребальные костры, в которых сгорали трупы новопредставившихся преданных Шивы. Закашлявшись от едкого дыма, она горько заплакала, и безысходность грубыми мазками тут же услужливо наложила поверх горячих слез на ее лице, слой пепла. И вот так, слой за слоем, лицо Яги под толщей мокрой глины, исказилось до неузнаваемости.
Яге хотелось пить, но отправляться на поиски водоема, не было ни малейших сил. Прах, будто единый живой организм – убаюкивал собой ее тело и разум, укрывая пепельным пледом. В какой-то миг, Яга явственно ощутила, что у нее действительно больше нет Пути, нет выбора дорог, и что на сей раз, камень Алатырь, всегда предлагающий три дороги на выбор – обернулся роковой и тупиковой горой Кайлаш, которую ей не объехать и не облететь, даже на своей ступе.
Решив вздремнуть, она зарылась в прах с головой и свернулась под ним в клубок. Со стороны, картина выглядела мрачной – серость создавала впечатление смертельного холода, но на самом деле, на ощупь пепел был теплым и уютным. Через какое-то время, Яга почувствовала себя будто на высоченных волнах, – она невесомо парила в полнейшей темноте. Ничего не было видно, и она в красках представляла себе, что плывет среди немыслимого скопления молчаливых душ.
Счет времени был потерян, но вместо ожидаемого облегчения сном, словно смертью, почему-то начала грызть совесть. И перед тем, как окончательно вырубиться, в нее цепко вгрызлась вина за то, что она, так и не активировала тех самых змеек… тех самых…змеек.
В жизни, если не свезет, в тебя со всей дури, может врезаться смертельная красота. Как тот самый пресловутый нож убийцы, где убийца – это судьба, а нож – красота… мужская красота.
На самом деле, Яга умышленно никому так и не описала наружность объекта своих когдатошних воздыханий. Тем самым, не посягая и не обесценивая фантазийный образ идеальной красоты всех подвергшихся любовной лихорадке, дам. Ведь у каждой воздыхающей, этот самый “краше всех на свете” – исключительно свой. Пускай даже эта красота, приукрашенная любовной горячкой, неизменно будоражит ее воображение цееелый… месяц, или быть может три года, ну или чуток подольше – незаметно истончаясь и услужливо освобождая место для другой смертельной красоты и новых воздыханий!
Емельянова неотразимость, на всех парах врезалась в Ягу на курсах под названием “Танец с бубном”. Эти занятия для всех участников, в основном, были травматичными, но никто в упор не хотел этого замечать. Ведь каждый, по крайней мере из парней-танцоров, мнил себя идущим по Пути, и мечтал саморазвиться до роли Нео в спектакле “Матрица”, в крайнем случае, выйти на уровень агента Смита.
В свои восемнадцать лет, об этом мечтал и Емельян, но Яга спутала ему все карты, и его Путь, подступно подвел его к роли “шестого подползающего” у великого злодея Мортимера, который приходился родственной душой Меровингену из «Матртицы». Но разница между ними была в том, что по сравнению с вымышленным персонажем местного театрика, Мортимер был вполне себе реальным!
В последствии, за годы проведенные в услужении этому гению зла, Емельян сделал себе почетную карьеру «Губителя девичьих сердец», и поднялся от шестого подползающего к первому. Но, чтобы занять трон Мортимера, о котором он втайне мечтал, – нужно было развить, как минимум пятимерность, а мерность Емели стояла на двоечке.
В то время из каждого утюга разносились интригующие речи, о скором переходе всех живых существ, из Третьего измерения в Четвертое, а там, глядишь и в Пятое можно просочиться! Но почему-то никто не предупреждал жителей лесов и городов о том, что процентов сорок из живущих были недоразвиты и до тройки. Ведь как только развитие и расширение личности прекращается, то в новом измерении даже на твердой троечке было весьма не просто закрепиться. Двойкам же, вообще ничего хорошего не светило, вселенная при новых исходных данных, неохотно поддерживает такую недоразвитость и может ненароком скосить стереотипных и “подвисших”. Одним словом, гарантий Емельяну на долгую и счастливую жизнь, справедливое мироздание – не давало никаких.
Когда технический прогресс посетил чащу, а «Танцы с бубном» ушли далеко в прошлое, Яга на досуге, любила поглядывать в техногенное блюдечко, да приговаривать: “Катись, катись, яблочко по серебряному блюдечку, катится, наливное по серебряному, показывай мне поля, леса да моря, гор высоту и небес красоту!” А в блюдечке, вдруг, откуда не возьмись, Емельян с глупостями всякими красуется. Да уж… современные девайсы тоже живут-поживают своей жизнью и своенравными иногда оказываются!
“Сколько ж можно оставаться таким приземленным и обедненным?! Живет, словно сорняк придорожный! А ведь потенциалом обладает – ого-го, до небес!” – глядя на Емелю, думала в такие моменты, раздосадованная Баба-Яга.
Ведь в качестве суперспособности, Емельяну была с рождения дарована экстравертная ртуть. Это когда ни уму, ни телу и суетиться не нужно – просто делаешь неспешное движение, а за это время, внутренняя энергия успевает вспыхнуть изнутри, пробежаться по поверхности кожи и явить свое сияние миру. О таких в народе говорят – сухожильями гибкий, или, – проводимость у тела хорошая, мол – транслирующее тело.
Но, кроме этого, и сама энергетическая архитектура тела была у Емельяна крайне гибкая, способная самостоятельно разворачиваться своими многоугольными гранями и демонстрировать их – распространяясь по всему периметру тела, или же концентрируясь в одном месте. Из фигур, это были, в основном, прямоугольники с трапециями, которые замысловато переплетались между собой, местами проникая друг в друга – создавая сложносочиненные геометрические формы.
В целом, его тонкотелая конструкция выглядела весьма экзотично, увеличивая объем его ауры. Этот источаемый телом ток, на подсознательном уровне мог считываться практическими всеми. Обладатели подобных тел, были будто специально созданы для танца Буто, или так званого – физического театра – театра тела. Своими движениями они были способны транслировать еле уловимый, неповторяющийся танец жизни, смерти, любви, и самой вечности.
Но что самое удивительное, носители этих встроенных по умолчанию, говорящих структур, вовсе не обязаны были досконально разбираться в глубинных вопросах экзистенциального характера. Так же как и не должны они были владеть сверхъестественной гибкостью и идеальными пропорциями тела. Через свой танец, через игру своим же телом с окружающим пространством, перформер по новому кругу простраивал его, заново узнавая собственный внутренний уклад и свой путь. Он, танцующий настоящий момент, одновременно с собой, погружал в магический танец несовершенные, зашлакованные тела и души зрителей, заставляя их в сменяющейся пляске моментов, осмысливать непостижимое.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71463148?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.