Главная страница | Зарубежное фэнтези | Колесо Времени. Книга 14. Память Света

Колесо Времени. Книга 14. Память Света
Брендон Сандерсон
Роберт Джордан
Звезды новой фэнтезиКолесо Времени #14
Завершающий том цикла «Колесо Времени». Грандиозная фэнтезийная сага приближается к концу.
Мир замер в ожидании начала Последней битвы, того самого решающего сражения между силами Света и силами Тьмы.
Фактически она уже началась.
Кандор, одна из Пограничных земель, захвачен ордами троллоков. В Тарвиновом ущелье, ведущем из Великого Запустения в населенные людьми земли, кипит сражение.
Подвергшийся нападению сил Тьмы город Кэймлин, столица королевства Андор, пал под ударами приспешников Темного.
В Черной Башне – предательство.
Объединенные силы Света сходятся на свой последний совет перед великим сражением. Ранд ал’Тор – Дракон Возрожденный – заявляет, что собирается поразить Темного и готов пожертвовать ради победы собственной жизнью. Но прежде требует подписать договор о будущем мире между народами.
Впрочем, чем бы ни завершилась битва, Свет все помнит.
Свет помнит всех.
Память Света светла.
Впервые на русском!

Роберт Джордан, Брендон Сандерсон
Колесо Времени
Книга 14. Память Света

© А. С. Полошак, перевод, 2024
© Т. А. Велимеев, перевод, глоссарий, 2024
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2024
Издательство Азбука



Харриет, свету жизни мистера Джордана.
И Эмили, свету всей моей жизни

И пала Тень на землю, и раскололся Мир, как камень. И отступили океаны, и сгинули горы, и народы рассеялись по восьми сторонам Мира. Луна была как кровь, а солнце – как пепел. И кипели моря, и живые позавидовали мертвым. Разрушено было все, и все потеряно, все, кроме памяти, и одно воспоминание превыше всех прочих – о том, кто принес Тень и Разлом Мира. И имя ему было – Дракон.
    Из «Алет нин Таэрин алта Камора, Разлом Мира». Неизвестный автор, Четвертая эпоха


Пролог. Первая весть


Бэйрд сжал монету двумя пальцами – большим и указательным – и поежился, чувствуя, как сминается и плющится металл. Он убрал большой палец – на твердой меди остался явственный отпечаток, блестевший в неярком свете факела, – и ощутил такой озноб, будто всю ночь просидел в погребе.
В животе заурчало. Снова.
Порыв северного ветра встревожил пламя факелов. Бэйрд сидел близ центра военного лагеря, спиной к большому камню. Провиант давно испортился. Оголодавшие солдаты с ворчаньем грели руки над кострами или раскладывали по земле мечи, пряжки, кольчуги – все, что было у них металлического, – как раскладывают белье на просушку. Может, надеялись, что под утренним солнцем металл обретет прежние свойства.
Бэйрд скатал испорченную монету в шарик. «Храни нас Свет, – подумал он. – Свет…» Бросил шарик в траву и вернулся к работе над камнями.
– Хочу знать, что здесь случилось, Карам! – выкрикнул лорд Джарид. Он и его советники стояли неподалеку, вокруг стола, устланного картами Андора и окрестностей Кэймлина. – Мне надо знать, каким образом они подошли так близко, и еще мне нужна голова королевы Айз Седай, этой треклятой приспешницы Темного! – Джарид стукнул кулаком по столу.
В прошлом Бэйрд не замечал у него в глазах столь безумного блеска, но под гнетом событий – испортившееся продовольствие, странные создания в ночи – лорд превращался в другого человека.
Позади Джарида бесформенной грудой лежал командирский шатер. Волосы Джарида, отросшие за время изгнания, теперь развевались на ветру, на лице дрожали отблески факела, а к мундиру, когда лорд выползал из шатра, пристали сухие травинки.
Недоумевающие слуги пытались вытащить из-под складок ткани железные шесты, но те размягчились, как и весь металл в лагере, а крепежные кольца растянулись и разошлись, словно теплый воск.
В ночи пахло как-то не так: древней пылью и затхлыми комнатами, куда не входили уже много лет. Такому запаху не место на лесной полянке. В животе у Бэйрда снова заурчало. О Свет! Вот бы заморить червячка… Он сосредоточил внимание на работе, держа камни так, как в детстве учил его старый Паппил. При ударе камня о камень рождалось чувство, отгонявшее голод и озноб. Хоть что-то в этом мире осталось неизменным.
Лорд Джарид бросил на него недовольный взгляд. Бэйрд входил в число десяти человек, этой ночью выбранных лордом для охраны шатра.
– Принесите мне голову Илэйн, Карам, – произнес Джарид, повернувшись к своим капитанам. – Эта шальная ночь – дело рук ее ведьм.
– Принести голову? – раздался скептический голос стоявшего чуть поодаль Эри. – Каким образом?
Лорд Джарид оглянулся. Все, кто стоял у освещенного факелом стола, последовали его примеру. Эри смотрел в небеса. На плече – нашивка: золотой кабан бросается на красное копье. Знак личного телохранителя лорда Джарида, но голосу Эри недоставало уважения.
– Как именно, Джарид, следует отделить ее голову от тела? Зубами отгрызть?
От столь вопиющей дерзости замер весь лагерь. Бэйрд перестал стучать камнем о камень. Да, поговаривали, что лорд Джарид превратился в форменного сумасброда. Но такое?
– Как ты смеешь говорить со мной в таком тоне? – брызнул слюной покрасневший от ярости Джарид. – Ты, мой телохранитель!
Эри не отрывал взгляда от запеленутого в хмарь неба.
– Ты лишен денежного довольствия за два месяца! – объявил Джарид, но голос его дрожал. – Разжалован и назначен чистить отхожие места впредь до особого распоряжения. А заговоришь со мною снова, отрежу тебе язык!
Бэйрд вздрогнул под дуновением холодного ветра. Эри был лучшим из всех, кто остался от повстанческой армии. Другие телохранители замялись и потупились.
Эри взглянул на лорда и улыбнулся. Ни слова не сказал. В этом не было необходимости. «Отрежу тебе язык»? Весь до последнего металл в лагере размяк, как топленое сало. На столе перед лордом лежал покоробленный кинжал, растянувшийся, когда тот доставал его из ножен. Борта расстегнутого мундира хлопали по телу Джарида; в прошлом их украшали серебряные пуговицы.
– Джарид… – произнес Карам. Юный лорд одного из второстепенных Домов, лояльных Дому Саранд, был толстогуб, но худощав лицом. – Ты и правда… Правда считаешь, что это сделали Айз Седай? Что они уничтожили весь наш металл?
– Ну конечно! – рявкнул Джарид. – А кто еще? Только не говори, что веришь в те байки, что травят у костров на привале. Последняя битва? Ха! – Он опустил взгляд на стол, где лежала, придавленная камешками по углам, карта Андора.
Бэйрд вернулся к своим камням. Тук, тук, тук. Сланец и гранит. Непросто оказалось отыскать подходящие камни, но дед Паппил научил внука разбираться в их разновидностях. Когда отец Бэйрда отказался от семейного ремесла, перебрался в город и стал мясником, старик решил, что его предали.
Сланец мягкий, гладкий. Гранит бугристый, с острыми краями. Да, остались в мире неизменные вещи, хоть и немного. Такое уж ныне время, что кругом обман. В прошлом неколебимые лорды того и гляди размякнут… ну, как металл. В небе бурлят черные тучи, а храбрецы, с которых Бэйрд всегда брал пример, дрожат от страха и поскуливают в ночи.
– Неспокойно мне, Джарид. – Пожилой лорд Дэвиес был кем-то вроде Джаридова наперсника. – Сколько дней прошло, а нам никто не встретился. Ни фермеров, ни солдат королевы. Что-то недоброе творится.
– Она увела людей, – прорычал Джарид. – Готовится внезапно атаковать.
– По-моему, Джарид, она не обращает на нас внимания, – заметил Карам, посмотрев на небо, где по-прежнему клубились тучи. Бэйрд подумал, что уже несколько месяцев он не видел неба без туч. – Зачем ей утруждать себя? Наши люди голодают. Еда как портилась, так и портится. Все признаки…
– Она хочет выдавить нас с этих земель! – заявил Джарид, выпучив горящие глаза. – Все это – дело рук Айз Седай!
В лагере вдруг стало тихо, если не считать стука камней Бэйрда. Мясницкое ремесло ему никогда не нравилось, но так уж вышло, что он обрел пристанище в страже лорда. Поразительно, но забивать скот и резать людей – почти одно и то же. Неприятно вспоминать, с какой легкостью Бэйрд переменил одно занятие на другое.
Тук, тук, тук.
Эри обернулся. Джарид с подозрением смотрел на Бэйрда, словно собираясь объявить о более строгом взыскании.
«Он же не всегда был настолько плох? – подумал Бэйрд. – Да, хотел усадить жену на трон, но какой лорд этого не хочет?» Трудно понять, что кроется за ширмой его имени. Из поколения в поколение семья Бэйрд почитала семью Саранд.
Эри направился прочь от командного пункта.
– Куда это ты собрался?! – взревел Джарид.
Эри сорвал с плеча нашивку телохранителя семьи Саранд, отшвырнул ее в сторону и, шагнув из созданного факелом круга света, ушел в ночь навстречу северным ветрам.
В лагере мало кто спал. Люди жались у костровых ям, поближе к теплу и свету. Некоторые, вооружившись глиняными горшками, пытались варить пучки срезанной травы, листья или полоски кожи. Что угодно, лишь бы это могло сгодиться в пищу.
Глядя вслед Эри, многие встали.
– Дезертир, – прошипел Джарид. – Сколько всего пережили, а теперь он уходит. Лишь потому, что настали трудные времена!
– Люди и вправду голодают, Джарид, – повторил Дэвиес слова Карама.
– Знаю, знаю! Большое спасибо, что напоминаешь мне о наших бедах. С каждым треклятым вздохом! – Дрожащей рукой Джарид вытер лоб, а затем хлопнул потной ладонью по карте. – Нужно ударить по одному из крупных городов. Теперь, когда ей известно наше местоположение, от нее не сбежать. Беломостье. Возьмем Беломостье и пополним запасы провианта. После сегодняшнего фокуса ее Айз Седай наверняка ослаблены. Иначе она пошла бы в атаку.
Бэйрд бросил косой взгляд во тьму. Солдаты один за другим вставали, поднимая дубины и боевые посохи. Некоторые уходили без оружия. Они скатывали походные тюфяки, закидывали на спину узлы с пожитками, а затем тянулись прочь из лагеря, безмолвные, будто призраки. Ни звона кольчуг, ни позвякивания застежек на доспехах. Металла больше не было. Казалось, у этих людей отняли душу.
– Илэйн не рискнет выступить против нас большим числом, – сказал Джарид, словно уговаривая себя. – В Кэймлине наверняка неспокойно. Ты сообщал о множестве наемников, Шив. Чего доброго, они подняли восстание. Эления, конечно же, действует против Илэйн. Беломостье. Да, Беломостье – идеальный вариант. Видите ли, если удержим его, рассечем страну надвое. Наберем войска, заставим мужчин западного Андора встать под наше знамя. Затем двинем на… Как оно называется, то место? Ах да, Двуречье. Там тоже найдутся годные к службе. – Джарид с презрением фыркнул. – Говорят, у них десятилетиями не было лорда. Дайте четыре месяца, и у меня будет войско, с которым нельзя не считаться. Такое, что она не осмелится натравить на нас своих ведьм…
Бэйрд поднес камень к свету факела. Чтобы получился добрый наконечник копья, надо обрабатывать камень, идя от поверхности к сердцевине. На сланце Бэйрд начертил мелком нужную форму, затем обтесал его от краев к центру, а дальше уже нужно не бить, а постукивать, отсекая маленькие кусочки.
Одну сторону наконечника он успел сделать раньше, и со второй почти закончил. Ему казалось, что Паппил нашептывает: «Наше дело – камень, Бэйрд. Не слушай отца. Если копнуть поглубже, наше дело – камень, да и сами мы рождены от камня».
Лагерь покидали все новые и новые солдаты. Как ни странно, почти все молчали. Джарид наконец-то заметил, что происходит. Он выпрямился, схватил один из факелов и поднял его повыше:
– Куда они? На охоту? Уже несколько недель как нам не встречалось дичи. Может, капканы ставить?
Никто не ответил.
– Наверное, что-то увидели, – бормотал Джарид. – Или померещилось. Я не потерплю новой болтовни о призраках и прочих глупостях! Эти видения создают ведьмы, чтобы лишить нас присутствия духа. Вот именно… Именно так, а не иначе!
Неподалеку зашуршало: Карам рылся в ворохе парусины, недавно бывшей его палаткой. Наконец он выпрямился, держа в руках какой-то мешочек.
– Карам? – окликнул его Джарид.
Тот взглянул на лорда, опустил глаза и принялся развязывать поясной кошель. Замер, рассмеялся и вытряхнул его содержимое. Золотые монеты слиплись в комок, точь-в-точь как свиные уши в глиняном горшке. Карам сунул золото в карман, порылся в кошельке и выудил перстень. С кроваво-красным камнем в его центре ничего не стало.
– Пожалуй, в наши дни таким и за яблоко не расплатишься, – проворчал Карам.
– Немедленно объясни, что ты затеял! – рыкнул Джарид. – Твоих рук дело? – Он махнул рукой, указывая на уходящих солдат. – Решил поднять мятеж, да?
– К этому я не причастен, – с виноватым видом ответил Карам. – И ты тоже. Мне… очень жаль.
С этими словами он зашагал прочь от света факелов – к немалому изумлению Бэйрда, ведь лорд Карам и лорд Джарид дружили с самого детства.
Следом за ним побежал лорд Дэвиес. Удержать Карама, велеть ему вернуться? Нет, он догнал Карама, зашагал рядом, и оба скрылись во тьме.
– Считайте, что вы вне закона! – визгливо крикнул им вслед взбешенный Джарид. – Я буду консортом при королеве! Никто не даст укрытия ни вам, ни членам ваших Домов! Никто не предложит помощи! Десять поколений кряду!
Бэйрд опустил взгляд на камень в руке. Остался последний этап – шлифовка. Хороший, дельный наконечник должен быть гладким. Бэйрд взял еще один обломок гранита, подобранный им для этой цели, и принялся аккуратно водить им по боковине сланцевой заготовки.
«Похоже, это ремесло я помню лучше, чем предполагал», – думал он, а лорд Джарид никак не унимался.
В изготовлении наконечника было что-то могучее. Простые движения словно развеивали мрак. С недавних пор на Бэйрда, да и на весь лагерь, легла какая-то тень. Будто… Будто он, как ни пытайся, не мог оставаться на свету. Каждое утро он просыпался с чувством, что вчера похоронил близкого человека.
Оно может сломить тебя, такое отчаяние. Но акт созидания – любого созидания – дает ему отпор. Таков один из способов противостоять… ему. Тому, чье имя не принято произносить вслух. Тому, кто – и это всем известно – стоит за происходящим, независимо от слов лорда Джарида.
Бэйрд встал. Наконечник вышел неплохой, хотя отшлифовать еще разок не помешает. Но это позже. Бэйрд поднял древко копья – металлическое острие отвалилось, когда лагерь накрыло пузырем зла, – и на глазах у остальных гвардейцев прикрепил к нему новый наконечник – так, как в далеком прошлом показывал ему Паппил.
– Такие нам пригодятся, – сказал Мореар. – Можешь сделать еще?
Бэйрд кивнул:
– По пути остановимся у того холма, где я нашел сланец.
Умолкший было Джарид вытаращил глаза, блеснувшие пламенем факелов:
– Нет! Ты же мой телохранитель! Такой дерзости я не потерплю!
Лорд бросился к Бэйрду, и видно было, что он готов пролить кровь, но Мореар и Росс схватили его за руки. Похоже, Росс сам оторопел от своего поступка – как ни крути, это открытый мятеж, – но руку лорда не отпустил.
Бэйрд пошарил возле своей скатки, забрал кое-какие вещи и кивнул остальным. Те подошли к нему, и восемь телохранителей Джарида поволокли изрыгавшего проклятия лорда через лагерь – вернее сказать, через то, что от него осталось, – мимо тлеющих кострищ и упавших палаток, брошенных уходившими в ночь солдатами. Их становилось все больше, и они держали путь на север. Навстречу ветру.
На краю лагеря Бэйрд приметил отличное крепкое дерево. Он дал знак остальным, те взяли у него веревку и привязали лорда Джарида к толстому стволу. Тот не переставал ругаться, пока Мореар не заткнул ему рот носовым платком.
Бэйрд подступил к лорду Джариду и подсунул ему под локоть бурдюк с водой:
– Поменьше дергайтесь, милорд, а не то уроните. Кляп не слишком тугой, так что сумеете его выплюнуть. А как захочется пить, просто приподнимите руку. Вот, пробку я вынул.
Джарид свирепо уставился на него.
– Ничего личного, милорд, – продолжил Бэйрд. – Вы всегда были добры к моей семье. Но поймите, нельзя, чтобы вы увязались следом и усложняли нам жизнь. Пора кое-что сделать, а вы всем мешаете. Может, надо было кому-то раньше сказать, но уж как есть, так есть. Бывает, повесишь мясо вялиться, забудешь про него – и пиши пропало, весь окорок на выброс.
Он кивнул остальным, и те побежали за походными скатками. Затем Бэйрд указал Россу на ближайший выход сланца и объяснил, какой камень годится для наконечников, после чего вернулся к лорду Джариду. Тот рвался из пут.
– Дело не в ведьмах, милорд. Илэйн не виновата… Хотя правильнее называть ее королевой. Даже не верится, что этакая юная красотка стала королевой. Я предпочел бы не кланяться ей, а усадить себе на колено в какой-нибудь таверне. Но Андору нужна правительница, за которой пойдут в Последнюю битву. И это, уж простите, будет не ваша жена.
Джарид обмяк, обвиснув на веревках. Гнев вытек из него, будто кровь, и теперь лорд плакал. Как-то странно это – видеть, как плачет лорд.
– Когда нам кто-нибудь встретится – если встретится, – я скажу, где вас найти, – пообещал Бэйрд. – И еще скажу, что у вас могут найтись драгоценные камни. Может, за вами придут. Кто знает? – Он помолчал. – Зря вы встали у нас на пути. Ведь все, кроме вас, понимают, что будет. Дракон возродился, былые узы разрушены, старые клятвы забыты… И лучше я буду болтаться в петле, чем позволю Андору отправиться на Последнюю битву без меня.
Он закинул новое копье на плечо и зашагал в ночь. «Так или иначе, есть у меня клятва более древняя, чем перед твоим семейством. Клятва, от которой не в состоянии освободить и сам Дракон». Клятва перед родной землей. Эти камни у него в крови, а его кровь – в камнях Андора.
Бэйрд собрал остальных, и все отправились на север. В ночи за спиной у них всхлипывал одинокий лорд, а по лагерю начинали рыскать призраки.

Талманес потянул за поводья. Селфар загарцевал и тряхнул гривой. Энергии у чалого было хоть отбавляй – наверное, чуял тревогу хозяина.
В ночном воздухе висел густой дым. Дым и вопли. Талманес вел Отряд по дороге, наводненной перемазанными сажей людьми. Солдаты двигались словно среди обломков кораблекрушения в илистых водах, с беспокойством поглядывая на беженцев.
– Держать строй! – крикнул им Талманес. – Всю дорогу до Кэймлина пробежать не получится. Спокойней!
Он вел солдат со всей возможной быстротой, почти трусцой. Позвякивали доспехи. Половину Отряда Красной руки, включая Истина и почти всю кавалерию, Илэйн забрала с собой на Поле Меррилор. Наверное, допускала, что отступать придется в самом спешном порядке.
Так или иначе, от конников мало толку на городских улицах – вне всяких сомнений, запруженных не меньше, чем эта дорога. Селфар фыркнул и мотнул головой. Уже близко. Вон она, городская стена, чернеет в ночи, озаренная красноватым светом, будто весь город превратился в кострище.
«Помилуй Свет поверженное знамя…» – подумал Талманес, и его пробрал озноб. Над городом висели громадные клубы дыма. Дело скверное. Куда сквернее, чем когда айильцы напали на Кайриэн.
В конце концов он отпустил поводья, дав волю коню. Какое-то время чалый галопом летел по обочине, а затем Талманес с неохотой пересек дорогу, игнорируя мольбы о помощи. Удивительно, как повлияло на него время, проведенное в обществе Мэта. Теперь он жалел, что не способен предложить нуждающимся в поддержке реальную помощь. Так уж Мэтрим Коутон действовал на окружающих. В последнее время Талманес видел простых людей в совершенно ином свете. Может, потому, что толком не знал, считать Мэта лордом или нет?
С другой обочины Талманес какое-то время рассматривал горящий город, дожидаясь отставших солдат. Он мог бы посадить всех на лошадей – хотя парни не были обученными кавалеристами, за каждым солдатом в Отряде закрепили коня для дальних переходов, – однако сегодня решил не рисковать. На улицах наверняка встретятся троллоки и мурддраалы, и солдаты Талманеса должны быть готовы к внезапной стычке. Широкими колоннами маршировали пикинеры; с флангов их прикрывали стрелки с заряженными арбалетами. Талманес не допустит, чтобы его парни остались беззащитны перед атакой троллоков, – и не важно, насколько срочная у них боевая задача.
Но если потерять тех драконов…
«Да осияет нас Свет», – подумал Талманес. Казалось, что окутанный клубами дыма Кэймлин закипает, но в некоторых частях Внутреннего города, находившихся высоко на холме и видимых из-за стены, пожары еще не начались. Дворец не тронуло огнем. Может, гвардейцы еще держат оборону?
Вестей от королевы не поступало. Судя по всему, на подмогу в город никто не торопился. Должно быть, Илэйн до сих пор в неведении, а это плохо.
Очень плохо. Хуже не бывает.
Впереди Талманес заметил Сандипа и нескольких разведчиков Отряда. Стройный лейтенант с трудом пробирался через окружавших его беженцев.
– Умоляю, добрый господин! – причитала какая-то молодая женщина. – Мое дитя, моя дочь осталась на окраине, на северных холмах…
– У меня там лавка без присмотра! – вторил ей какой-то толстяк. – А в ней посуда!..
– Люди добрые, – въехал в толпу Талманес, – чтобы мы вам помогли, для начала расступитесь. Дайте войти в треклятый город.
Понемногу беженцы перестали напирать, и Сандип с благодарностью кивнул командиру. Этот загорелый и темноволосый офицер Отряда, к тому же еще и превосходный целитель-травник, отличался дружелюбием, но сегодня был мрачнее тучи.
– Сандип, глянь-ка вон туда, – указал Талманес на большую группу бойцов неподалеку. Все они смотрели на город.
– Наемники, – проворчал Сандип. – На пути мы встретили несколько отрядов. Похоже, никто из них не думает и пальцем шевельнуть.
– Это мы еще посмотрим, – заметил Талманес.
Люди рекой вытекали из городских ворот – кашляя, прижимая к груди скудные пожитки, таща за собой плачущих детей. Этот поток иссякнет еще не скоро. Народу в Кэймлине было как в таверне в базарный день, и те, кому повезло сейчас сбежать, – лишь малая крупица по сравнению с теми, кто остался за городскими стенами.
– Талманес, – негромко сказал Сандип, – скоро город превратится в мышеловку. Здесь недостаточно путей к отступлению. Если Отряд загонят в угол…
– Знаю. Но…
По беженцам у ворот вдруг прокатилась волна возбуждения, она была почти осязаема, будто людей охватила дрожь. Разрозненные возгласы сменились чуть ли всеобщим воплем. Талманес развернулся, оглядываясь. За стеной, в тенях у ворот, мелькали массивные фигуры.
– О Свет! – воскликнул Сандип. – Это еще кто?
– Троллоки, – ответил Талманес, поворачивая коня. – О Свет! Они хотят захватить ворота, чтобы перехватить беженцев и не выпустить их.
Из города ведут всего пять ворот, и стоит троллокам их перекрыть…
Значит, бойня уже началась. Если троллоки не дадут испуганным людям сбежать, дело примет совсем скверный оборот.
– Давай быстрей! Бегом! – громко скомандовал Талманес. – Все к воротам!
Он пришпорил Селфара, и тот перешел на галоп.

В любом другом месте такое здание с однообразно-унылыми комнатами назвали бы таверной, хотя Изам ни разу не видел здесь никого, кроме женщин с погасшим взглядом, что занимались уборкой и готовили безвкусную еду. Тут ему всегда было очень неуютно. Он сидел на жестком табурете за сосновым столом, таким старым, что древесина, пожалуй, утратила всякий цвет задолго до рождения Изама. К столешнице он старался лишний раз не касаться, а не то в ладони окажется больше заноз, чем копий у айильцев.
На столе стояла помятая жестяная кружка, наполненная темной жидкостью, но Изам не пил. Он сидел у стены и посматривал в единственное окно на немощеную улицу, тускло освещенную ржавыми фонарями. В окно он глядел украдкой, искоса, стараясь не высовываться, чтобы его не заметили через грязное стекло. В Городе лучше не привлекать ненужного внимания.
Город. Другого названия у этого места не было. Может, оно вообще никак не называлось. На первый взгляд поселение и впрямь походило на город, причем довольно большой. За две с лишним тысячи лет здесь без конца то разрушались, то вырастали здания, одинаково приземистые и невзрачные. Почти все они были построены пленниками, зачастую несведущими в строительском ремесле, а руководили ими такие же невежды. Многие дома не рушились только потому, что их подпирали стены соседских зданий.
Новый взгляд тайком на улицу. Струйка пота сбежала по щеке. Кто же придет по его душу?
Вечернее небо рассекал едва различимый профиль далекой горы. Где-то в Городе металл скрежетал по металлу, словно билось стальное сердце. За окном мелькали фигуры. Мужчины в запахнутых плащах с капюшонами, лица скрыты кроваво-красными вуалями, одни глаза блестят.
К таким лучше не присматриваться.
Прогремел гром. На склонах горы густо вспыхивали молнии, но какие-то странные, тянувшиеся не вниз, а вверх, к извечным серым тучам. Немногие из людей знали, что Город этот находится неподалеку от долины Такан’дар и сам Шайол Гул высится над ним. Разве что до некоторых доходил слух о его существовании. Что до Изама, он был бы не прочь оставаться в неведении.
Мимо окна прошли еще несколько человек. Красные вуали. Эти парни никогда их не снимают. Ну почти никогда. Если один из них опустит вуаль, значит пора его убить. Ведь иначе он убьет тебя. Казалось, эти люди бесцельно слоняются по улице, разве что хмуро смотрят друг на друга да охаживают пинками многочисленных бездомных псов, тощих и одичалых, случись тем оказаться на пути. Немногие женщины, рискнувшие выйти на улицу, смотрят в землю и жмутся к стенам домов. Детей не видать, да и вряд ли они тут есть. Город – не место для детей. Изам это знал. Он здесь вырос.
Один из прохожих заглянул в окно и остановился. Изам старался не шевелиться. Самма Н’Сэй, Ослепляющие, всегда были вспыльчивыми гордецами. Нет, «вспыльчивые» – это слишком мягко сказано. Чтобы вонзить нож в какого-то Бездарного, им хватит любого пустяка. Обычно кровью платил кто-то из слуг. Обычно, но не всегда.
Человек в красной вуали продолжал смотреть на Изама. Тот совладал с собой и не отпрянул от окна. Нечего устраивать представление из случайной встречи. Его призвали сюда по срочному делу, а такое нельзя игнорировать, если хочешь остаться жив. Тем не менее… Если человек сделает хоть шаг в сторону здания, Изам ускользнет в Тел’аран’риод, зная, что отсюда даже Избранные не смогут последовать за ним.
Вдруг Самма Н’Сэй отвернулся от окна и стремительно зашагал прочь. Изам почувствовал, как спадает внутреннее напряжение, однако полностью оно не растает. Только не здесь. Здесь он не дома, хотя провел здесь все детство. Этот Город – все равно что смерть.
Какое-то движение. Изам глянул вдаль. В конце улицы появился еще один рослый человек – в плаще и черной куртке, но с открытым лицом. Шагает к таверне. Невероятно, но улица опустела: Самма Н’Сэй в мгновение ока разбежались по переулкам.
Значит, это Моридин. Изам не застал того дня, когда Избранный впервые явился в Город, но был о нем наслышан. Самма Н’Сэй считали Моридина одним из Бездарных, пока тот не доказал, что они заблуждаются. И ограничения, наложенные на них, его не сдерживали.
О числе погибших Самма Н’Сэй говорили по-разному, но ниже двенадцати оно не опускалось, и по собственному опыту Изам знал, что этим рассказам можно верить.
Когда Моридин приблизился к таверне, на улице оставались только собаки. Он прошел мимо окна. Изам, набравшись храбрости, смотрел во все глаза. Похоже, Моридина не интересовали ни Изам, ни таверна, где тому велено было ждать. Возможно, у Избранного другие дела, а с Изамом он встретится позже.
Когда Моридин скрылся из вида, Изам наконец глотнул темного пойла. Местные нарекли его «огонь». Вполне подходящее название. Предполагалось, что эта жидкость – подобие пустынного напитка. Подобие жалкое, испорченное, как и все остальное в этом Городе.
Как долго Моридин продержит его в ожидании? Изаму это место не нравилось. Навевало воспоминания о детстве. Проходившая мимо служанка в заношенном до дыр платье молча поставила на стол тарелку. Изам тоже промолчал.
Он опустил взгляд на свой ужин: тонкие ломтики вареных овощей, по большей части лука и перцев. Поковырял еду, попробовал и со вздохом отставил тарелку. Вкус пресный, как у ничем не приправленной просяной каши. И никакого мяса. Что, в общем-то, к лучшему: Изам предпочитал есть мясо животных, забитых и разделанных у него на глазах. Эта привычка осталась с детства. Если не видел все самолично, как знать, откуда оно взялось, это мясо? Возможно, оно и в самом деле недавно бегало на юге. Или, может, выросло здесь, в окрестностях Города, – к примеру, корова или коза.
Или еще кто. Бывает, проиграется тут человек, расплатиться с долгами не может, а потом раз – и нет его, пропал. Зачастую и Самма Н’Сэй, что не блюли чистоту породы, признавали негодными к обучению, и на этом все заканчивалось. Трупы исчезали. Иной раз тело хоронили, но нечасто.
Изама замутило.
«Чтоб оно сгорело, это место! Чтоб ему сгореть, заодно с…»
В таверне стало одним человеком больше. Увы, со своего места Изам не мог уследить, кто подходит к двери с другого конца улицы. Вошедшей оказалась женщина – миловидная, в черном платье с красной оторочкой. Изам не признал ни стройной фигуры, ни тонких черт лица. Он все сильнее верил, что в состоянии опознать всех из Избранных, ведь они частенько являлись ему во снах. Ясное дело, об этом Избранные не подозревали. Они считали себя хозяевами Тел’аран’риода. Впрочем, некоторые и впрямь были весьма искусны.
Но Изам не менее искусен. К тому же он умеет оставаться незамеченным – как никто другой.
Кем бы она ни была, женщина приняла чужой облик, хотя здесь, в Городе, в этом не было необходимости. Так или иначе, Изама наверняка призвала именно она. Никакая другая женщина не станет разгуливать по Городу с таким надменным видом, будто стоит ей приказать скале подпрыгнуть – и та подпрыгнет. Изам молча опустился на колено.
От этого движения проснулась и заныла рана в животе, полученная в схватке с волком. От нее Изам еще не оправился. В груди шевельнулась ненависть Люка к Перрину Айбара. Странное дело. Обычно Люк был мягче и сговорчивее непреклонного Изама. По крайней мере, Изам был уверен, что это так.
Так или иначе, в том, что касается этого особенного волка, они пришли к соглашению. С одной стороны, Изам трепетал от азарта – нечасто выпадает случай поохотиться на кого-то вроде Айбара, – однако ненависть гнездилась глубже, чем охотничий трепет. Изам непременно убьет этого волка.
Стараясь не морщиться от боли, он склонил голову. Не разрешив ему встать, женщина уселась за стол и какое-то время постукивала пальцем по жестяной кружке, изучая ее содержимое, и молчала.
Изам не шевелился. Многие из глупцов, называющих себя приверженцами Темного, терпеть не могут, когда на них смотрят свысока. Пожалуй, именно таков, как с неохотой признавал Изам, и Люк.
Но Изам – охотник, и это его вполне устраивает. Пока ему ничего не угрожает, так что нет причин возмущаться, когда другие подчеркивают его статус.
Но как же ноет бок, чтоб ему сгореть!
– Хочу, чтобы он был мертв, – тихим, но твердым голосом сказала женщина.
Изам молчал.
– Хочу, чтобы его выпотрошили, как животное, чтобы его потроха разбросали по земле, чтобы вороны выпили его кровь, чтобы солнце выбелило и высушило его кости и чтобы они растрескались от жары. Хочу, чтобы он был мертв, – слышишь, охотник?
– Ал’Тор?
– Да. В прошлом ты не справился с заданием. – Ее голос был как лед. Изаму стало зябко. Непреклонная особа. Такая же непреклонная, что и Моридин.
За годы своей службы он понял, что почти все Избранные достойны одного лишь презрения. Несмотря на могущество и предполагаемую мудрость, они вели себя как малые дети. Однако от поведения собеседницы его взяла оторопь, да и говорила она не так, как остальные. Поэтому у него возникла мысль о том, действительно ли он выследил их всех.
– Ну? – продолжила женщина. – Что скажешь в свое оправдание?
– Всякий раз, когда кто-нибудь из ваших поручает мне эту охоту, – ответил Изам, – является кто-то еще и дает мне другое задание.
По правде говоря, Изам предпочел бы продолжить свою охоту на волка, но он обязан повиноваться, и прямой приказ Избранной не оспоришь. Если не считать Айбара, все охотничьи задания примерно одинаковы. И коли надо, то он убьет этого Дракона.
– На сей раз такого не будет, – сказала Избранная, все еще глядя в кружку. Изама она взглядом не удостоила. И встать ему не разрешила, так что он оставался коленопреклоненным. – Другие отказались от прав на твою службу. И если только Великий повелитель не отдаст тебе иной приказ – если только не призовет тебя самолично, – задание не изменится. Убей ал’Тора.
Краем глаза Изам засек движение на улице и бросил взгляд в окно. Избранная же не подняла глаз. Мимо окна прошли фигуры в плащах с капюшонами, черных и неподвижных, несмотря на ветер.
И еще кареты. Редкие гости на этих улицах. Медленно катятся вперед, мерно покачиваясь на ухабистой дороге. Изаму не надо было заглядывать в занавешенные оконца. Он и без того знал, что в каретах тринадцать женщин – по числу мурддраалов. Все Самма Н’Сэй оставались в переулках. Подобных процессий они старались избегать. По понятным причинам это зрелище пробуждало в Самма Н’Сэй… глубокие чувства.
Кареты скрылись из вида. Итак, поймали еще одного, хотя Изам предполагал, что теперь, когда порчи больше нет, подобное осталось в прошлом.
Прежде чем упереться взглядом в пол, он заметил в темном переулке напротив еще кое-что – куда более неуместное. Маленькое чумазое лицо, широко раскрытые глаза. Появление Моридина и прибытие тринадцати прогнало Самма Н’Сэй с улицы, где беспризорникам теперь ничто не грозило. Наверное.
Изам хотел крикнуть мальчишке, чтобы тот убрался прочь. Чтобы бежал отсюда и рискнул пересечь Запустение, ведь лучше стать добычей гигантского червя-джумары, чем жить в этом Городе, не приносящем ничего, кроме страданий. Ступай! Беги! Умри!
Мальчишка нырнул в тень, и кричать стало некому.
В бытность свою таким же мальчишкой Изам многому научился. Например, как найти пищу, которая не попросится обратно, когда сообразишь, что ты съел. Как драться на ножах. Как оставаться невидимкой для других.
И разумеется, как убивать людей. Не усвоив этот особенный урок, в Городе не выжить.
Избранная по-прежнему смотрела в кружку. На свое отражение, понял Изам. Что же она в нем видит?
– Мне понадобится помощь, – наконец произнес Изам. – Дракона Возрожденного охраняют, и он редко появляется во снах.
– Помощь тебе окажут, – тихо пообещала женщина. – Но ты должен найти его, охотник. И забудь о своих прежних уловках. Не пытайся его приманить. Льюс Тэрин распознает такую ловушку. Кроме того, ал’Тора теперь не отвлечь от цели. Времени почти не осталось.
Она говорила о провальной операции в Двуречье. В тот раз делом заправлял Люк. Что знал Изам о настоящих городах, настоящих людях? Думая о них, он чувствовал что-то вроде тоски, хотя подозревал, что на самом деле тоскует Люк. Изам – охотник, только и всего. Люди интересовали его лишь с практической точки зрения. Например, куда метить, чтобы стрела пронзила сердце.
Но та операция в Двуречье… От нее разило, как от гниющего трупа. Изам до сих пор не понял ее смысла – то ли требовалось на самом деле выманить ал’Тора, то ли удержать его, Изама, в стороне от важных событий. Избранных восхищали его умения уходить в сны, ведь этот навык им недоступен. Конечно, они способны на подражание, но им для этого нужно направлять Силу, открывать врата, тратить время.
Ему уже надоело быть пешкой в играх Избранных. Лишь бы дали ему поохотиться! Что за прихоть – каждую неделю указывать на разную добычу.
Но такое в подобном тоне Избранным не говорят, и поэтому Изам держал возражения при себе.
В дверях таверны сгустились тени. Служанка исчезла в кладовке, и в общем зале не осталось никого, кроме Изама и женщины в черном платье.
– Можешь встать, – сказала она.
Он поспешно распрямился, и тут в таверну вошли двое мужчин. Они были рослыми и мускулистыми, лица закрывали красные вуали. Одеты в коричневое, как айильцы, но при себе у них нет ни луков, ни копий. Эти создания убивают куда более смертоносным оружием.
Хотя лицо его осталось бесстрастным, Изам ощутил прилив самых разных чувств. Детство, полное страданий, голода и смерти. Целая жизнь, проведенная в стараниях избежать взгляда таких, как эти двое. С грацией прирожденных хищников они направились к столу. Изам не без труда сдержал дрожь.
Мужчины опустили вуали и оскалили зубы. «Чтоб мне сгореть!» Зубы у них были заостренными.
Значит, Обращенные. Это видно по глазам. Глаза у них не такие, как у людей. Какие-то совсем не человеческие.
Изам едва не сбежал, чуть было не шагнул в сон. Убить сразу двоих он не сумеет, да и прежде чем удастся сразить одного, от него останется горстка пепла. Изам не раз видел, как Самма Н’Сэй лишают других жизни – зачастую из любопытства, прощупывая пределы своего могущества.
Они не напали. Знают ли, что перед ними Избранная? Если так, зачем опускать вуаль? Вуаль они опускают только перед убийством, да и то не перед каждым. Только перед тем, которого ждали давно и с нетерпением.
– Они отправятся с тобой, – сказала женщина. – Вдобавок получишь горстку Бездарных, чтобы одолеть охрану ал’Тора.
Она повернулась к Изаму и впервые посмотрела ему в глаза. Судя по всему, с отвращением. Будто Избранную коробило прибегать к помощи такого ничтожества.
«Они отправятся с тобой», – сказала она. Не сказала: «Они будут служить тебе».
Вот ведь скотство! Да, мерзкая будет работенка.
* * *
Тяжело дыша, Талманес едва увернулся от топора, с грохотом раздробившего булыжник, пригнулся и с силой вогнал клинок троллоку в бедро. Тот, задрав бычью морду, взревел от боли.
– Чтоб мне сгореть, ну и смердит же у тебя из пасти! – прорычал Талманес.
Он рывком высвободил меч и попятился, а когда троллок упал на колено, отсек ему руку, державшую топор, после чего посторонился, и двое пикинеров пронзили тварь копьями. С этими монстрами нежелательно сражаться в одиночку. Ясное дело, в любом бою лучше иметь прикрытие, но в стычке со здоровенными силачами-троллоками – особенно.
В темноте мертвые тела походили на груды мусора. Чтобы стало светлее, Талманесу пришлось поджечь караулки у городских ворот, а оставшиеся с полдюжины гвардейцев до поры до времени присоединились к Отряду.
Черной отливной волной троллоки начали отступать от стены. В натиске они переусердствовали. Вернее сказать, их перенапрягли, ведь ими управлял Получеловек. Талманес опустил руку, потрогал рану в боку. Та кровоточила.
Караулки догорали. Придется спалить несколько торговых лавок. Да, есть риск, что пожар распространится, но город уже потерян, так что нет смысла разводить церемонии.
– Бринт! – крикнул Талманес. – Подожги-ка вон ту конюшню!
Бринт схватил факел и бросился выполнять приказ. Тут подошел Сандип:
– Они вернутся. Наверное, уже скоро.
Талманес кивнул. Теперь, когда схватка закончилась, из подворотен и переулков появлялись горожане и робко шли к воротам, за которыми – хотелось бы верить – окажутся в безопасности.
– Мы не можем оставаться здесь и удерживать ворота, – сказал Сандип. – Драконы…
– Знаю. Какие у нас потери?
– Точно пока сказать не могу. Но не меньше сотни.
«О Свет! Мэт, как узнает, с меня за это шкуру спустит». Мэт ненавидел терять бойцов. Полководческий гений в равной мере сочетался в нем с добротой и сердоболием. Странное сочетание. Странное, но воодушевляющее.
– Отправь разведчиков на пригородные тракты. Пусть высматривают, не приближаются ли отродья Тени. Троллочьи трупы нам тоже пригодятся. Пусть их сложат в баррикады. Эй, солдат!
Проходивший мимо усталый воин – судя по мундиру, гвардеец королевы – застыл на месте:
– Милорд?
– Надо известить людей, что через эти ворота можно покинуть город. Есть ли у вас сигнал горна, знакомый этим андорским крестьянам? Такой, чтобы все шли сразу сюда?
– Крестьянам? – задумчиво повторил гвардеец. Похоже, это слово ему не понравилось. Здесь, в Андоре, оно звучало нечасто. – Да, есть. «Марш королевы».
– Сандип?
– Подключу к делу горнистов, – кивнул тот.
– Хорошо. – Талманес опустился на колени, намереваясь вытереть клинок о рубаху павшего троллока. Бок болел, но рана была пустяковая. В обычном бою ее назвали бы царапиной.
Рубаха оказалась настолько грязной, что Талманес чуть было не побрезговал касаться ее клинком, но троллочья кровь вредна для стали, и поэтому он все же вытер меч. Потом он встал, не обращая внимания на боль, и побрел к воротам – туда, где привязал Селфара. В бою с отродьями Тени на этого мерина полагаться не стоило. Скакун он отменный, но в Порубежье его не обучали.
Никто не задавал вопросов, когда Талманес взобрался в седло и повернул Селфара на запад, за ворота, к наемникам, которых он заметил чуть раньше. Увидев, что они подошли к городу, Талманес нисколько не удивился. Битва притягивает воинов, как огонь – озябших путников зимней ночью.
В недавно закончившийся бой они вступать не стали. Подъехавшего Талманеса приветствовала небольшая группа наемников. Шестеро толсторуких и, пожалуй, не слишком сообразительных парней узнали и его, и Отряд Красной руки. С недавних пор Мэт стал знаменитостью, и это способствовало репутации Отряда. И еще наемники, конечно же, заметили забинтованный бок Талманеса и троллочью кровь у него на одежде.
Вообще-то, рана уже горела как Свет знает что. Талманес осадил Селфара, затем осторожно похлопал по седельным сумкам. «Где-то у меня был припрятан табачок…»
– Ну? – спросил наемник, экипированный лучше своих товарищей. Командира распознать нетрудно: в подобных отрядах им зачастую становится тот, кто дольше прочих остается в живых.
Талманес выудил из сумки курительную трубку – не самую лучшую (ее он в бой не брал, поскольку отец считал такое дурной приметой), но вторую по качеству. Где же табак?
«Ага, вот он». Талманес достал кисет, набил в трубку немного табаку и поднес лучину к факелу настороженного наемника.
– Драться будем, только если заплатят, – предупредил командир, дородный и на удивление опрятный, хотя бороду подстричь ему не помешало бы.
Талманес раскурил трубку, выдохнул клуб дыма. За спиной у него затрубили горнисты. Мелодия у «Марша королевы» оказалась цепкая. Горнам вторили чьи-то возгласы, и Талманес обернулся. На главной улице появились троллоки, на сей раз отряд побольше.
Арбалетчики выстроились в шеренги и начали стрелять по команде, которой Талманес не услышал.
– Драться будем… – снова начал старшой наемников.
– Знаешь, что это? – негромко спросил Талманес, не вынимая трубки изо рта. – Это – начало конца. Падение государств и объединение человечества. Это и есть Последняя битва, дурень ты треклятый.
Наемники замялись.
– Ты… Ты говоришь от имени королевы? – спросил командир, в надежде хоть на какую-то поживу. – Мне лишь надо, чтобы мои люди не остались ни с чем.
– Если будете драться, – ответил Талманес, – обещаю очень солидную награду.
Предводитель наемников ждал продолжения.
– Даю слово, что вы не перестанете дышать, – сказал Талманес, попыхивая трубкой.
– Это угроза, кайриэнец?
Талманес выпустил очередной клуб дыма, затем наклонился в седле, всматриваясь наемнику в лицо, и произнес, не повышая голоса:
– Сегодня я убил мурддраала, андорец. Он задел меня такан’дарским клинком, и рана уже почернела. Это значит, что мне осталось несколько часов, и это в лучшем случае. Затем яд с клинка выжжет меня изнутри, и я умру самой мучительной смертью, какой только может умереть человек. Мне совершенно нечего терять, приятель, так что советую отнестись к моим словам со всей серьезностью.
Дородный мужчина оторопел.
– Вариантов у вас два, – объявил Талманес, развернув мерина и обращаясь ко всему отряду наемников. – Драться, как мы все, помочь этому миру увидеть новый день и, быть может, в итоге заработать сколько-то монет, но платы за это обещать не стану. Второй вариант – сидеть здесь, смотреть, как троллоки режут людей, и твердить, что даром вы не работаете. Если повезет и мы спасем мир без вашего участия, еще успеете подышать, прежде чем вас вздернут как подлых трусов.
Молчание. Горны звучали во тьме позади.
Командир наемников взглянул на своих товарищей. Те согласно закивали.
– Ступайте к воротам. Удерживайте их вместе с остальными, – велел Талманес. – А я отправлюсь вербовать на подмогу другие наемные отряды.

Лильвин обвела глазами многочисленные лагеря, усеявшие место, известное под названием Поле Меррилор. Луна еще не взошла, и в темноте могло показаться, что костры для приготовления пищи на самом деле не костры, а корабельные фонари в оживленном ночном порту.
Этого она, пожалуй, больше не увидит. Лильвин Бескорабельная уже не была капитаном корабля и впредь никогда им не будет. Желать иной судьбы – все равно что игнорировать саму суть того, кем она стала.
Байл положил руку ей на плечо. Сильные пальцы, загрубелые от многодневной работы. Лильвин накрыла его ладонь своей. Проскользнуть через одни из тех переходных врат, что были открыты в Тар Валоне, оказалось нетрудно. Байл прекрасно ориентировался в городе, хотя постоянно ворчал: дескать, надоело здесь сидеть. «От этого места у меня волоски на руках шевелятся, – говорил он. – Вот бы никогда больше не видеть здешних улиц. Честное слово».
Но все равно пошел вместе с ней. Хороший он человек, Байл Домон. Лучший, кого она нашла в этих чужих для нее землях. Да, бывали у него в прошлом неприглядные моменты, но они остались позади. Если он не понимал, как пристало вести дела, то хотя бы пытался понять.
– Вот это зрелище! – сказал Байл, всматриваясь в тихое море огней. – И чего теперь ты хочешь?
– Найти Найнив ал’Мира или Илэйн Траканд.
Он поскреб бороду, которую носил в иллианском стиле, с выбритой верхней губой. Волосы на голове у него были разной длины; Байл перестал брить половину головы, когда Лильвин дала ему свободу – ясное дело, для того, чтобы они могли пожениться.
Ну и правильно. Бритая голова привлекла бы здесь ненужное внимание. Из Байла вышел неплохой со’джин – после того, как были решены некоторые… вопросы. В итоге, однако, Лильвин не могла не признать, что Байл Домон не предназначен для этой роли. Слишком он шершавый, неотесанный, и никакому приливу не сгладить этих острых углов. Собственно, за это Лильвин его и любила, хотя никогда не говорила этого вслух.
– Не поздновато ли, Лильвин? – спросил он. – Не лучше ли подождать до завтра?
Нет. В лагерях тихо, истинная правда, но это не сонная тишина. Это тишина кораблей, ожидающих попутного ветра.
Лильвин почти не знала, что тут происходит. В Тар Валоне она вопросов не задавала: держала язык за зубами, чтобы ее не выдал шончанский акцент. Невозможно собрать столько людей в одном месте, не спланировав все заранее. Масштаб и впрямь оказался грандиозным; Лильвин слышала, что здесь проведут какое-то собрание, где будут присутствовать почти все Айз Седай, но увиденное превзошло любые ее ожидания.
Она направилась через поле, Байл последовал за ней, и вскоре они присоединились к группе тарвалонских слуг, куда их приняли благодаря предложенной Байлом взятке. Лильвин такое не нравилось, но способа получше ей в голову не пришло. Она старалась не думать о том, с кем у Байла были налажены раньше связи в Тар Валоне. Что ж, раз ей больше не ступить на палубу, впредь у него не будет возможности заниматься контрабандой. Хоть какое-то утешение.
«Ты – капитан корабля. Это все, что ты умеешь, и все, чего ты хочешь. А теперь тебя зовут Бескорабельной». Женщина вздрогнула и сжала кулаки, чтобы не обхватить себя руками. Провести остаток дней в этих неизменных землях, передвигаясь не быстрее, чем способен бежать конь, не чувствуя запаха открытого моря, не направляя нос судна к горизонту… Без того, чтобы поднять якоря, поставить паруса и просто…
Она опомнилась. Найти Илэйн или Найнив. Пусть ее и назвали Бескорабельной, она не сгинет в этой пучине. Лильвин зашагала вперед, держась прежнего курса. Подозрительный Байл слегка нахохлился, пытаясь держать все вокруг в поле зрения. Крепко сжав губы, он то и дело поглядывал на Лильвин. Теперь-то ей известно значение этих взглядов.
– В чем дело?
– Лильвин, что мы будем здесь делать?
– Я же сказала – надо найти…
– Да, но зачем? Найдем – и что дальше? Они же Айз Седай.
– В прошлом они относились ко мне с уважением.
– И поэтому ты решила, что нас примут?
– Может быть. – Лильвин окинула мужчину взглядом. – Выкладывай, Байл. Что у тебя на уме?
– Зачем это надо, чтобы нас приняли, Лильвин? – вздохнул он. – Найдем себе корабль, где-нибудь в Арад Домане. Где нет ни Айз Седай, ни шончан.
– Я не стала бы командовать кораблем, который тебе по душе.
Он ответил унылым взглядом:
– Я умею вести честные дела, Лильвин. Незачем…
Она подняла руку, вынуждая умолкнуть, и коснулась плеча Байла. Оба остановились на тропинке.
– Знаю, любовь моя. Знаю. А слова говорю для того, чтобы мы закружились в водовороте, который никуда не ведет.
– Но зачем?
Слово царапнуло ее, как засевшая под ногтем заноза. Зачем… Действительно, зачем она проделала весь этот путь в обществе Мэтрима Коутона и в опасной близости к Дочери Девяти Лун?
– Мой народ, Байл, совершенно не понимает, как устроен мир. И, не понимая этого, сеет несправедливость.
– Не забывай, что тебя отвергли, Лильвин, – тихо произнес он. – Не забывай, что теперь ты больше не одна из них.
– Я навсегда останусь одной из них. У меня забрали мое имя, но не мою кровь.
– Прошу простить за оскорбление.
Она коротко кивнула.
– Я по-прежнему храню верность императрице, да живет она вечно. Но дамани… Дамани – самая основа, фундамент ее власти. С их помощью она обеспечивает порядок и целостность империи. И дамани – это обман.
Сул’дам способны направлять Силу. Этому таланту можно научиться. Даже теперь, спустя несколько месяцев после прозрения, Лильвин не могла осмыслить эту истину во всем ее многообразии. Других заинтересовали бы политические преимущества; другие вернулись бы в Шончан и воспользовались этим знанием, чтобы обрести власть.
Временами Лильвин жалела, что не поступила таким образом. Временами.
Но мольбы сул’дам… И понимание, что Айз Седай совсем не такие, как ей говорили…
Надо что-то делать. Но если что-то делать, не сокрушит ли она всю империю? Надо тщательно, очень тщательно обдумывать свои поступки – как последние ходы в игре шал.
Вдвоем они следовали в темноту за вереницей слуг. Те или иные Айз Седай нередко посылали прислугу за чем-нибудь оставшимся в Белой Башне, так что переходы туда-обратно были обычным делом, и это к лучшему. В лагерь Айз Седай они вошли, не вызвав никаких расспросов.
Лильвин даже удивилась этому, но вскоре заметила у тропинки несколько человек. Увидеть их оказалось непросто – по некой причине их фигуры будто сливались с тем, что было вокруг, особенно в темноте. Шончанка заметила одного, только когда он шевельнулся, отделился от остальных и зашагал чуть позади Лильвин и Байла.
Несколькими секундами позже стало ясно, что этот человек распознал в них чужаков. Может, из-за походки или осанки. Из предосторожности они надели самую простую одежду, хотя борода Байла выдавала в нем иллианца.
Лильвин остановилась, тронула мужа за локоть и развернулась лицом к преследователю. Если верить описаниям, это был Страж.
Человек приблизился. Они едва вошли в лагерь, палатки в котором располагались концентрическими кругами. Лильвин с тревогой отметила, что в некоторых горел свет, слишком ровный для свечи или светильника.
– Приветствую! – вежливо поздоровался Байл, подняв руку. – Мы разыскиваем Айз Седай по имени Найнив ал’Мира. Если ее тут нет, тогда хотелось бы встретиться с другой, которую зовут Илэйн Траканд.
– Ни той ни другой в этом лагере нет, – ответил Страж. Он был долгоруким, грациозным, с длинными темными волосами и лицом… каким-то незаконченным, словно скульптор начал высекать его из камня, но потерял интерес и бросил работу.
– Ой! – сказал Байл. – Стало быть, виноваты. Не подскажете ли, где их лагерь? Дело, видите ли, безотлагательное. – Говорил он как дышал. Куда искуснее, чем Лильвин. При необходимости Байл умел очаровать собеседника.
– Погодите-ка, – ответил Страж. – Ваша спутница тоже ищет этих Айз Седай?
– Она, знаете ли… – начал Байл, но Страж, не отводя внимательного взгляда от Лильвин, поднял руку:
– Пускай сама ответит.
– Еще как ищу! – заявила Лильвин. – Клянусь престарелой бабулей! Эти женщины, они обещали нам заплатить, и без денег я не уйду. Ведь Айз Седай говорят только правду, это известно всем и каждому. Если не хотите указать нам дорогу, дайте другого проводника!
От такого словесного шквала Страж заметно опешил, широко раскрыл глаза и, хвала всему сущему, кивнул:
– Сюда.
Подозрения его, как видно, улеглись, и он направился к окраине лагеря.
Лильвин украдкой отдышалась и последовала за Стражем. Байл бросил на нее гордый взгляд и ухмыльнулся так широко, что обернись в тот момент их проводник, непременно бы сообразил, что дело нечисто. Да и сама Лильвин не сдержала едва заметной улыбки.
Иллианский акцент давался ей непросто, но они с Байлом пришли к выводу, что ее звучащая по-шончански речь будет небезопасной, особенно среди Айз Седай. Байл утверждал, что ни один настоящий иллианец не примет Лильвин за свою землячку, но дурачить остальных ей пока что удавалось, причем неплохо.
Шагая в ночи прочь из лагеря Айз Седай, Лильвин чувствовала, как легчает на душе. Пусть она дружит с двумя Айз Седай – а они и впрямь подруги, несмотря на возникшие осложнения, – но это не значит, что ей приятно находиться в лагере, где полным-полно подобных женщин. Страж вывел их с Байлом на открытое пространство посреди Поля Меррилор, где стоял огромный палаточный городок с множеством небольших шатров.
– Айильцы, – шепнул Байл. – Здесь их десятки тысяч.
Любопытно. Об этом народе ходили зловещие слухи и легенды, в которые верилось с большим трудом. В этих рассказах, пусть и полных преувеличений, Айил представали сильнейшими воинами по эту сторону океана. В иной ситуации Лильвин не отказалась бы от тренировочного боя с парой-тройкой айильцев. Она машинально коснулась своей котомки, где в продолговатом кармане, прямо под рукой, хранилась дубинка.
Ну и рослые же они, эти айильцы! Лильвин миновала несколько костров. Сидевшие вокруг них люди казались расслабленными, но за окружающим они следили еще внимательнее, чем Страж. Опасный народ. Они готовы к бою насмерть, даже когда отдыхают у огня. В ночном небе над этим лагерем трепетали флаги, но что на них было изображено, Лильвин рассмотреть не удавалось.
– Что за монарх правит этим лагерем, Страж? – спросила она, и проводник обернулся. Черты его лица терялись в тенях.
– Твой король, иллианка.
Шагавший рядом Байл напрягся.
«Мой…»
Дракон Возрожденный. Хорошо, что она не сбилась с шага. Еще чуть-чуть – и запнулась бы. Мужчина, способный направлять Силу. Это гораздо, гораздо хуже, чем Айз Седай.
Страж остановился возле одной из палаток в центре лагеря.
– Вам повезло. У нее горит свет.
Охраны возле палатки не было. Страж спросил разрешения войти, получил утвердительный ответ, после чего откинул входной клапан и кивнул – дескать, вперед, – но другую руку положил на меч и принял боевую стойку.
Лильвин не очень приятно было оставлять за спиной вооруженного бойца, но какой у нее выбор? Так что она вошла внутрь. В свете той чудно?й сферы за письменным столом сидела, сочиняя какое-то послание, знакомая женщина в зеленом платье. Таких, как Найнив ал’Мира, в Шончан называют теларти, что означает «женщина с пламенной душой». Со временем Лильвин поняла, что Айз Седай положено сохранять спокойствие сродни покою тихих вод. Что ж, порой Найнив тоже бывала спокойной, но в одной излучине от этой мирной заводи рокотал бурный водопад.
Когда Лильвин с Байлом вошли, Найнив от письма не отвлеклась. Косы у нее больше не было, и распущенные волосы доходили до плеч. Странное зрелище, будто корабль без мачты.
– Погоди минутку, Слит, – сказала Найнив. – Честное слово, с недавних пор вы, Стражи, суетитесь вокруг меня, будто птички, потерявшие кладку. Неужели у ваших Айз Седай не осталось для вас поручений?
– Многие волнуются за Лана, Найнив Седай, – невозмутимо пророкотал Страж по имени Слит.
– А я, по-твоему, не волнуюсь? Знаешь, надо бы отправить вас рубить дрова или еще чем-то занять. Если еще один Страж заявится с вопросом, не нужна ли мне…
Тут она подняла взгляд и наконец-то увидела Лильвин. Лицо Найнив тут же стало безмятежным. Холодным. Обжигающе холодным. Лильвин бросило в пот. Ее жизнь была в руках этой женщины. Почему же Слит привел их сюда, а не в шатер Илэйн? Пожалуй, не следовало упоминать имя Найнив.
– Эти двое потребовали встречи с вами, – объяснил Слит. Лильвин не заметила, как он вынул меч из ножен. Байл Домон пробурчал что-то себе под нос. – По их словам, пришли за обещанными деньгами. Однако в Башне они ни к кому не обращались и о себе не заявляли и каким-то образом ухитрились юркнуть в переходные врата. Мужчина – из Иллиана, а женщина откуда-то еще. Свой говор она скрывает.
Итак, с акцентом дела обстояли хуже, чем Лильвин предполагала. Она покосилась на меч. Если откатиться вбок, Страж, наверное, промахнется – при условии, что ударит в грудь или в шею. Можно выхватить дубинку и…
Но они в палатке Айз Седай, и Лильвин не успеет вскочить после переката. Ее обездвижат плетением Единой Силы, и это в лучшем случае.
– Мне знакомы эти люди, Слит, – холодным тоном произнесла Найнив. – Правильно, что привел их сюда. Благодарю.
Меч мгновенно вернулся в ножны, и Лильвин почувствовала на шее легкий ветерок, когда Слит тише мыши выскользнул из палатки.
– Если хочешь просить прощения, – начала Найнив, – ты пришла не к тому человеку. Я подумываю, не передать ли тебя Стражам. Пусть допросят. Глядишь, выудят из твоей вероломной головы кое-что полезное о твоем народе.
– Я тоже рада тебя видеть, – хладнокровно отозвалась Лильвин.
– Так что случилось? – осведомилась Найнив.
Что случилось? О чем говорит эта женщина?
– Только не думайте, что я не пробовал дать отпор, – вдруг начал оправдываться Байл. – Пробовал, но меня с легкостью одолели. Повезло, что не перебили моих людей, не сожгли корабль, не пустили его ко дну!
– Уж лучше бы ты, иллианец, погиб вместе со всеми, кто был на борту! – заявила Найнив. – Тер’ангриал оказался в руках у Отрекшейся; Семираг затаилась среди шончан под личиной… Как у них называется судья? «Говорящая Правду» – верно?
– Да, – тихо признала Лильвин. Теперь она все поняла. – Сожалею, что нарушила клятву, но…
– Что-что, Эгинин? Сожалеешь? – Найнив вскочила из-за стола, едва не опрокинув стул. – Не самое подходящее слово в устах человека, поставившего под угрозу весь мир и едва не столкнувшего всех нас с обрыва, за которым нет ничего, кроме тьмы! По приказу Семираг этот тер’ангриал скопировали, женщина, и одна копия оказалась на шее у Дракона Возрожденного. Да-да, Дракона Возрожденного! Представь себе его под контролем одной из Отрекшихся! – Найнив всплеснула руками. – О Свет! Мы были на волоске, на тончайшем волоске от гибели, и все из-за тебя. Конец всего сущего. Ни Узора, ни мира, ничего! Из-за твоей безалаберности едва не угасли миллионы жизней!
– Я… – Лильвин вдруг поняла, сколь грандиозны ее неудачи. Ее жизнь кончена. Она утратила даже само имя. Ни имени, ни корабля, отобранного самой Дочерью Девяти Лун. Однако в нынешнем свете это утратило всякую важность.
– Я дал отпор, – твердо повторил Байл. – Сражался так, как только мог.
– Как видно, я должна была драться рядом с тобой, – предположила Лильвин.
– Это я и пытался объяснить, – мрачно подтвердил Байл. – Много раз пытался, чтоб мне сгореть.
– О-хо-хо, – схватилась за голову Найнив. – Что ты делаешь здесь, Эгинин? Я-то надеялась, что ты мертва. Случись тебе погибнуть, не нарушив клятвы, и я не смогла бы тебя винить.
«Я сама передала его в руки Сюрот, – подумала Лильвин. – То была цена моей жизни, единственный способ спастись».
– Ну? – сверлила шончанку взглядом Найнив. – Не отмалчивайся, Эгинин!
– Теперь меня зовут иначе. – Лильвин упала на колени. – У меня отняли все, включая мою честь! Видишь? Позволь расплатиться! Отныне я принадлежу тебе!
– В отличие от вас, шончан, – фыркнула Найнив, – мы не держим людей в качестве домашних животных.
Лильвин не изменила позы. Байл положил руку ей на плечо, но не пытался поднять ее с колен. Без малого цивилизованный, теперь он прекрасно понимал, почему Лильвин ведет себя именно так, а не иначе.
– Встань! – резким тоном приказала Найнив. – О Свет, Эгинин! Помнится, ты была такой сильной, что могла разжевать камни и выплюнуть песок!
– И эта сила вынуждает меня подчиниться, – опустив взор, промолвила Лильвин. Неужели Найнив не понимает, насколько это трудно? Куда проще распороть себе горло, вот только у Лильвин больше нет чести и она не вправе требовать столь легкой смерти.
– Встань!
Лильвин послушалась.
– Пойдем. – Найнив схватила лежавший на койке плащ и накинула его на плечи. – Отведу тебя к Амерлин. Быть может, она знает, что с тобой делать.
С этими словами она целеустремленно вышла в ночь, и Лильвин последовала за ней. Решение уже принято. Остался лишь один осмысленный путь, единственный способ сохранить жалкий осколок чести и, быть может, помочь своему народу избавиться от лжи, в которой он существовал с незапамятных времен.
Отныне Лильвин Бескорабельная принадлежит Белой Башне. Что бы ей ни приказали, как бы с ней ни поступили, этот факт останется непреложным. Она – собственность Айз Седай. Лильвин станет да’ковале этой Амерлин и ринется в грядущий шторм, подобно кораблю, чьи паруса истрепал ветер.
Быть может, остаток чести поможет ей завоевать доверие этой женщины.

– Таким способом в Пограничных землях издавна облегчают боль, – пояснил Мелтен, разбинтовывая рану Талманеса. – Волдырник замедляет распространение порчи, вызванной окаянным клинком.
Этот жилистый парень с буйной шевелюрой носил скромный плащ и такую же рубаху, чем походил на андорского дровосека, но говорил как порубежник, а в сумке таскал разноцветные шарики, которыми иной раз жонглировал, чтобы потешить ребят из Отряда Красной руки. В прошлой жизни он, наверное, был менестрелем.
Непростой человек. Такого не ожидаешь встретить в Отряде. Хотя кто из «красноруких» простой?
– Понятия не имею, как он ослабляет действие отравы, – продолжал Мелтен, – но как-то приглушает. Имейте в виду, яд не природного происхождения, так что высосать его из раны не получится.
Талманес надавил на бок ладонью. Жжется так, будто под кожей ползает шипастая лоза и при каждом движении впивается в плоть. Он прямо-таки чувствовал, как яд распространяется по телу. О Свет, как же больно!
Неподалеку солдаты Отряда пробивались к дворцу. В город вошли через южные ворота, а удерживать западные оставили наемников под началом Сандипа.
Если в Кэймлине и остался очаг сопротивления, то во дворце, но, к несчастью, по городским кварталам, что отделяли от него воинов Талманеса, блуждали троллочьи кулаки. Раз за разом натыкаясь на своры этих монстров, «краснорукие» вынуждены были вступать в кровопролитные стычки.
К тому же узнать, действительно ли там, на холме, есть способные сражаться бойцы, было невозможно – для этого требовалось прорваться к дворцу, рискуя попасть в окружение, если один из блуждающих троллочьих кулаков зайдет с тыла. Но деваться некуда: Талманес обязан выяснить, что осталось от обороны дворца – если от нее вообще что-нибудь осталось. А уже оттуда он двинется дальше в город и доберется до драконов.
Повсюду пахло дымом и кровью. Выдалась недолгая передышка, и убитых троллоков оттащили к правой обочине, чтобы очистить проход.
В этой части Кэймлина тоже встречались беженцы – хотя уже не река, но ручеек, который сочился из темноты навстречу Талманесу и его людям, частично занявшим главный проезд ко дворцу. Эти беженцы не требовали защитить их лавки или спасти жилища; они лишь рыдали от счастья при встрече с вооруженными людьми. Мадвин направлял их к свободе по прорубленному бойцами Отряда безопасному коридору.
Талманес посмотрел наверх, на холм, на вершине которого едва виднелся в ночи дворец. Пожары, охватившие почти весь город, не тронули его белых стен, и они вздымались из клубов дыма, будто призраки. Огня нет. Следовательно, дворец защищают – верно? Разве он не стал бы первой целью ворвавшихся в Кэймлин троллоков?
Чуть раньше Талманес отправил вперед разведчиков, чтобы дать своим людям – да и самому себе – хоть какой-то роздых.
Мелтен закончил накладывать припарку и туго затянул бинты.
– Спасибо, Мелтен, – кивнул Талманес. – Такое чувство, что уже помогает. Ты сказал, что это помогает унять боль. А какой еще есть способ?
Мелтен отстегнул от ремня металлическую фляжку и протянул ее Талманесу:
– Шайнарский бренди, очень крепкий.
– Выпивать в бою? Вряд ли это хорошая мысль, приятель.
– Берите, – мягко сказал Мелтен. – Хлебните от души, милорд. Иначе не пройдет и часа, как вы не сможете встать.
Талманес помедлил, потом взял фляжку и сделал долгий глоток. Бренди обжигал едва ли не сильнее, чем рана от клинка мурддраала. Талманес прокашлялся и сунул фляжку за пазуху.
– По-моему, Мелтен, ты перепутал бутылки, а эту жидкость сцедил из дубильного чана.
– А еще говорят, что лорд Талманес лишен чувства юмора, – хмыкнул Мелтен.
– Напрочь, – подтвердил Талманес. – Лучше ты со своим мечом держись поближе.
Мелтен с торжественным видом кивнул и прошептал:
– Страхоборец…
– В смысле?
– Это порубежный титул. Вы сразили Исчезающего, и теперь вы страхоборец.
– В нем уже торчало штук семнадцать арбалетных болтов.
– Какая разница, страхоборец? – Мелтен положил крепкую руку ему на плечо. – Когда боль станет невыносимой, сожмите кулаки, поднимите руки, и я все сделаю.
Талманес встал и непроизвольно охнул. Оба понимали, что к чему. Те немногие порубежники, кто служил в Отряде, сходились во мнении, что раны, нанесенные такан’дарским клинком, ведут себя непредсказуемо. Некоторые быстро нагнаиваются, от других человеку становится дурно, а если они чернеют, как у Талманеса… Такое хуже всего. Спасти его могли только Айз Седай, да и то лишь в ближайшие несколько часов.
– Знаешь, – пробурчал Талманес, – хорошо, что у меня нет чувства юмора. Иначе я подумал бы, что Узор играет со мной какую-то шутку. Дэннел! Тащи сюда карту, если есть!
«О Свет, как же не хватает Ванина…»
– Милорд! – Из потемок выскочил Дэннел, капитан одного из орудийных расчетов Отряда, с факелом в руке и с наспех нарисованной картой. – По-моему, я нашел короткий путь к тому месту, где Алудра хранит драконов.
– Первым делом пробиваемся к дворцу, – отрезал Талманес.
– Милорд… – Пухлогубый Дэннел понизил голос и принялся оправлять форму, будто она сидела как-то не так. – Если Тень завладеет этими драконами…
– Я прекрасно знаю, Дэннел, насколько это опасно. Большое спасибо. Допустим, мы дошли до склада с драконами – и как быстро ты сможешь их увезти? Не хотелось бы рассредоточиться и выбиться из сил, а Кэймлин горит быстрее, чем надушенное письмо, адресованное любовнице благородного лорда. Я намерен забрать орудия и поскорее покинуть город.
– Парой выстрелов я могу сровнять вражеские укрепления с землей, милорд, но драконы – штуки очень неповоротливые. Хорошо, что они привязаны к повозкам, но все равно мы не сможем двигаться быстрее… скажем, быстрее обоза. К тому же потребуется время, чтобы подготовить их к залпу.
– В таком случае идем во дворец, – сказал Талманес.
– Но…
– А во дворце, – непреклонно продолжил он, – если посчастливится, мы найдем женщин, умеющих направлять Силу, и те откроют нам переходные врата прямиком на склад Алудры. Кроме того, если дворцовая гвардия еще сражается, то мы хотя бы будем знать, что друзья прикрывают нам спину. Мы непременно заберем драконов, но сделаем это по-умному.
Талманес заметил, что с холма бегом спускаются Ладвин и Мар. Последний сразу же устремился к Талманесу:
– Там троллоки. Числом не меньше сотни, засели на улице.
– Всем построиться! – крикнул Талманес. – Пробиваемся во дворец!

В палатке-парильне стало совсем тихо.
Авиенда предполагала, что ее рассказ встретят скептически, что непременно последуют вопросы, но не ожидала такой болезненной тишины.
Хотя она понимала, почему все молчат. После своих видений о том, как Айил в будущем постепенно утрачивают джи’и’тох, она чувствовала то же самое. Она видела бесчестье, упадок и гибель своего народа. Теперь же, по крайней мере, ей было с кем разделить это бремя.
Тихо шипели в котле раскаленные камни. Пора бы плеснуть на них воды, но всем шестерым в палатке было не до этого. Остальные пятеро – Хранительницы Мудрости, обнаженные, как и Авиенда, поскольку именно так принято париться. Сорилея, Эмис, Бэйр, Мелэйн и Кимер из клана Томанелле Айил. Все смотрели в пустоту, на время оставшись каждая наедине со своими мыслями.
Одна за другой они распрямляли спину, садились ровнее, будто принимая на плечи новый груз, и это утешало Авиенду. Пусть она и не ждала, что эти пятеро сломаются под гнетом новостей, приятно было видеть, что они не отворачиваются от опасности, но смотрят ей в лицо.
– Затмевающий Зрение уже в шаге от мира, – сказала Мелэйн. – Узор каким-то образом покоробился. В снах мы по-прежнему видим многое из того, что будет или чего не будет, но вероятностей слишком много, и для нас они неразличимы. Ходящим по снам неясна судьба нашего народа. Как и судьба Кар’а’карна после того, как он в Последний день плюнет в глаза Затмевающему Зрение. Нам неведома правда, стоящая за видением Авиенды.
– Мы должны это проверить. – Сорилея обвела остальных твердым как камень взглядом. – Обязаны все узнать. Это единичный случай или отныне такое видение является каждой женщине взамен предыдущего?
– Эленар из клана Дэрайн, – сказала Эмис. – Ее обучение почти закончено. Она будет следующей, кто отправится в Руидин. Можно попросить Хейд и Шанни, чтобы те приободрили ее.
Авиенда едва не поежилась. Она прекрасно знала, как умеют «приободрять» Хранительницы Мудрости.
– Да, так было бы неплохо, – подалась вперед Бэйр. – А что бывает, когда проходишь через стеклянные колонны во второй раз? Быть может, отсюда и запрет на возвращение?
Никто не посмотрел на Авиенду, но девушка чувствовала, что ее не упускают из вида. Ее поступок и впрямь был запретным. Кстати говоря, рассказывать о произошедшем в Руидине тоже не разрешалось.
Опасаться наказания не стоило. Руидин не убил ее; все переживания были обусловлены вращением Колеса. Бэйр продолжала смотреть куда-то вдаль. По щекам и груди Авиенды струился пот.
«Я вовсе не скучаю по ваннам», – твердила себе она. Ведь она не изнеженная мокроземка. Однако по эту сторону гор в палатке-парильне не было такой уж необходимости. Ночами здесь не промерзаешь до костей, так что жар был не расслабляющим, а гнетущим, и если воды предостаточно для нормальной ванны…
Нет. Она решительно сжала челюсти, потом спросила:
– Можно высказаться?
– Не глупи, девочка, – заметила Мелэйн, которая, судя по размеру живота, была на сносях. – Теперь ты одна из нас. Незачем спрашивать разрешения.
Девочка? Не скоро они привыкнут воспринимать ее как ровню. Что ж, хотя бы пытаются. Никто не велел ей заварить чай или плеснуть воды на камни. В отсутствие учениц или гай’шайн эти обязанности они выполняли по очереди.
– Меня беспокоит не то, повторяются видения или нет, – призналась Авиенда, – а их содержание. Это действительно произойдет? Можем ли мы этому помешать?
– Руидин являет нам видения двух типов. – Обладательница темно-рыжих волос и вытянутого загорелого лица, Кимер была довольно молода, лет на десять старше Авиенды. – В первое посещение – то, что может быть, а во второе, между колонн, – то, что уже было.
– Это третье видение могло быть и тем и другим, – сказала Эмис. – Колонны безошибочно показывают прошлое; почему бы им не продемонстрировать будущее с равной достоверностью?
У Авиенды екнуло сердце.
– Но зачем, – тихо произнесла Бэйр, – колоннам показывать безнадежность, на которую нельзя повлиять? Нет, я отказываюсь в это верить. Руидин всегда демонстрировал то, что нужно увидеть. Чтобы помочь нам, а не навредить. В этом видении тоже должен быть смысл. Быть может, подтолкнуть нас к обретению большей чести?
– Это несущественно, – отрезала Сорилея.
– Но… – начала Авиенда.
– Несущественно, – повторила Сорилея. – Будь наша судьба предрешена этим видением, будь мы обречены на… как ты говоришь, на упадок, неужели кто-то из нас смирился бы с таким положением вещей?
В палатке снова стало тихо. Авиенда помотала головой.
– Надо исходить из того, что будущее можно изменить, – сказала Сорилея. – Лучше не задумывайся о своем вопросе, Авиенда. Мы должны выбрать предпочтительный путь.
– Я… – Авиенда поняла, что кивает. – Да-да, ты права, Хранительница Мудрости.
– Но каков он, этот путь? – спросила Кимер. – Что мы должны изменить? Сперва необходимо выиграть Последнюю битву!
– Отчасти, – сказала Эмис, – мне даже хочется, чтобы видение оказалось истинным и неизменным. Ведь оно хотя бы доказывает, что мы одержим верх в этом сражении.
– Ничего оно не доказывает, – возразила Сорилея. – Победа Затмевающего Зрение разорвет Узор, а посему видениям будущего нельзя безоговорочно доверять. Даже с учетом пророчеств о том, что готовят грядущие эпохи, если Затмевающий Зрение победит в битве, то все превратится в ничто.
– Мое видение как-то связано с тем, что планирует Ранд, – сказала Авиенда, и все взгляды устремились к ней. – Судя по вашим словам, завтра он поведает нечто важное.
– У Кар’а’карна… есть склонность устраивать нечто впечатляющее, – с теплотой в голосе произнесла Бэйр. – В этом он подобен крокошипке, всю ночь вьющей гнездо, чтобы утром спеть о нем любому, кто станет слушать.
Авиенда не без удивления узнала о встрече на Поле Меррилор, да и то лишь благодаря узам, связывающим ее с Рандом, – когда решила выяснить, где он находится. Увидев собравшиеся здесь впечатляющие силы мокроземцев, она задалась вопросом, не является ли все это отправной точкой ее видения.
– Такое чувство, что я узнала нечто лишнее, – промолвила она, ни к кому не обращаясь.
– Ты заглянула вглубь одной из версий будущего, – заметила Кимер, – и никогда не станешь прежней.
– Завтра все станет ясно, – сказала Авиенда. – Когда мы узнаем, каков его план.
– По твоему рассказу, – продолжила Кимер, – складывается ощущение, что он намерен отвернуться от Айил. От своего народа. Почему он раздает дары всем подряд – кроме тех, кто заслуживает его внимания больше остальных? Он что, хочет оскорбить нас?
– По-моему, вряд ли, – ответила Авиенда. – Думаю, он не станет наделять дарами за просто так, а выдвинет явившимся сюда какие-то требования.
– Он упоминал цену, – сказала Бэйр. – Цену, которую по его требованию должны заплатить другие. Но о какой цене речь? Никто не сумел выведать этого секрета.
– Чуть раньше этим вечером он отправился через переходные врата в Тир и вернулся не с пустыми руками, – подхватила Мелэйн. – Об этом сообщили Девы. Теперь он держит слово и всегда берет их с собой. Когда мы спросили насчет цены, он ответил, что о ней Айил можно не беспокоиться.
Авиенда нахмурилась:
– Он хочет получить плату за то, что и так должен сделать? Не слишком ли много времени он проводит с той опекуншей, которую к нему прислал Морской народ?
– Нет, это справедливо, – заметила Эмис. – Эти люди многого требуют от Кар’а’карна. Он вправе потребовать что-то взамен. Они слабовольны; быть может, он намерен придать им жесткости.
– А нам и без того ее хватает, – тихо добавила Бэйр. – Зная об этом, он нас не учитывает.
В палатке снова повисла тишина. Эмис с озабоченным видом подлила воды на разогретые камни, и та с шипением превратилась в клубящийся пар.
– Вот именно, – сказала Сорилея. – Он хочет не оскорбить нас, а почтить – конечно, в своем понимании. – Она покачала головой. – Что ж, ему виднее.
– Иногда Кар’а’карн оскорбляет непреднамеренно, по-детски, – согласилась Кимер. – Мы сильны, и поэтому его требования, какими бы они ни были, к нам не относятся. Если другие способны уплатить эту цену, мы и подавно сможем.
– Этих ошибок можно было избежать, будь он надлежащим образом обучен согласно нашим обычаям, – проворчала Сорилея.
Авиенда невозмутимо встретила ее взгляд. Да, она обучила Кар’а’карна не так хорошо, как могла бы, но всем известно, насколько упрям Ранд ал’Тор. Кроме того, теперь все присутствующие в этой палатке равны. Хотя Авиенде трудно было в это поверить, глядя на неодобрительно поджатые губы Сорилеи.
Быть может, сказалось время, проведенное с мокроземцами вроде Илэйн, но Авиенда вдруг увидела все глазами Ранда. Освобождая Айил от уплаты некой цены – если он и впрямь намеревался взять ее с остальных, – Ранд оказывал им честь. Потребуй он от них того же, чего и от остальных, вот эти же Хранительницы Мудрости возмутились бы, что Айил ставят в один ряд с мокроземцами.
Что же у Ранда ал’Тора на уме? В видениях проскальзывали намеки на его план, но Авиенда все тверже верила, что завтра Айил вступят на путь, ведущий к незавидной судьбе.
И она обязана сделать так, чтобы этого не случилось. Такова ее первая задача в роли Хранительницы Мудрости. Первая и, пожалуй, самая важная из всех, которые ей доводилось выполнять. Поэтому Авиенда не подведет – должна не подвести.
– Обучением Кар’а’карна ее задание не ограничивалось, – заметила Эмис. – Я отдала бы что угодно, лишь бы знать, что за ним как следует присматривает надежная женщина. – И она со значением взглянула на Авиенду.
– Он будет моим, – твердо заявила Авиенда. «Но не ради тебя, Эмис, и не ради нашего народа». Эта мысль потрясла девушку до глубины души. Ведь она – Айил и для нее нет ничего важнее ее народа.
Но это решение принимать не народу. Право выбора принадлежало Авиенде.
– Имей в виду, – коснулась ее запястья Бэйр, – с тех пор как ты ушла, он изменился. Стал сильнее.
– В каком смысле? – сдвинула брови Авиенда.
– Он объял смерть, – с гордостью в голосе объявила Эмис. – Пускай он носит меч и одежды мокроземца, но теперь он наш – окончательно и бесповоротно.
– Я должна это увидеть, – сказала, вставая, Авиенда. – И должна узнать о его планах все, что удастся выяснить.
– Времени почти не осталось, – предупредила Кимер.
– Вся ночь впереди, – ответила Авиенда. – Этого предостаточно.
Ей ответили кивками, и Авиенда начала одеваться. Как ни странно, остальные последовали ее примеру. Должно быть, они сочли сказанное девушкой настолько важным, что решили прервать собрание и поделиться новостями с другими Хранительницами Мудрости.
Авиенда первой вышла в ночь, на свежий воздух, приятно ласкавший кожу после душного жара парильни, и глубоко вздохнула. Утомленный разум требовал отдыха, но сну придется обождать.
Зашуршал клапан палатки, откуда стали выходить Хранительницы Мудрости. Мелэйн и Эмис, тихо переговариваясь, торопливо зашагали во тьму. Кимер целеустремленно направилась туда, где стояли лагерем Томанелле Айил – наверное, чтобы переговорить с Ганом, вождем клана и ее сестрой-отцом – первым братом ее матери.
Авиенда хотела было уйти, но на плечо ей легла костлявая рука. Оказалось, за спиной стояла Бэйр, снова в юбке и блузе.
– Хранительница Мудрости, – машинально произнесла Авиенда.
– Хранительница Мудрости, – с улыбкой отозвалась Бэйр.
– Чем могу?..
– Хочу посетить Руидин, – сказала Бэйр, взглянув на небо. – Будь добра, открой мне переходные врата.
– Ты намерена пройти сквозь лес стеклянных колонн!
– Кто-то из нас должен это сделать. Что бы ни говорила Эмис, Эленар еще не готова, и в особенности не готова увидеть… нечто подобное. Эта девочка только и делает, что ноет и пищит, словно канюк над последним куском тухлой падали.
– Но…
– О-о, только не начинай. Да, теперь ты одна из нас, Авиенда, но я-то еще за твоей бабушкой присматривала, когда она ребенком была. – Бэйр качнула головой. Казалось, ее белые волосы светятся в неровном лунном свете. – Будет лучше, если туда отправится не кто-то, а я. Тем, кто способен направлять, надо набираться сил перед грядущей битвой. Я не допущу, чтобы какое-то неопытное дитя оказалось среди тех колонн. Ну же, что насчет переходных врат? Выполнишь мою просьбу или придется заставить Эмис, чтобы та открыла мне путь в Руидин?
Авиенде хотелось бы посмотреть, каково это – заставить Эмис что-то сделать. Вряд ли на такое способен кто-то, кроме Сорилеи. Однако девушка молча сотворила плетение, открывая переходные врата.
При мысли о том, что ее видение узрит кто-то другой, скрутило живот. Что, если Бэйр переживет то же самое? Придется считать эту версию будущего более вероятной?
– Все было настолько плохо, да? – тихо спросила Бэйр.
– Ужасно. Так ужасно, Бэйр, что копья пустили бы слезу, а камни раскрошились в пыль. Я предпочла бы станцевать с самим Затмевающим Зрение.
– В таком случае правильно, что туда отправлюсь именно я. Это должна сделать сильнейшая из нас.
Авиенда едва не заломила бровь. Бэйр крепка, как добротно выделанная кожа, но не сказать, что другие Хранительницы Мудрости похожи на цветочные лепестки.
– Бэйр, – спохватилась она, – ты не встречала женщину по имени Накоми?
– Накоми… – Бэйр словно попробовала слово на вкус. – Древнее имя. Не знаю никого, кто носил бы его. А что?
– По пути в Руидин я встретила одну женщину из Айил, – объяснила Авиенда. – Она не представилась Хранительницей Мудрости, но было в ней что-то… – Она покачала головой. – Это я так, из праздного любопытства.
– Что ж, пора узнать, насколько правдивы эти видения, – подытожила Бэйр и шагнула к переходным вратам.
– Что, если они и впрямь правдивы? – вырвалось у Авиенды. – Что, если мы ничего не можем сделать?
– Говоришь, ты видела своих детей? – обернулась Бэйр.
Авиенда кивнула. В подробности этой части видения она не вдавалась. Считала, что это личное.
– Измени одно из имен, – сказала Бэйр. – И никому, даже нам, не говори, под каким именем это дитя появилось в видении. Так ты все узнаешь. Где одно отличие, там непременно будут и другие. Должны быть. Это не наша судьба, Авиенда. Это путь, которого мы избежим. Вместе.
Авиенда поняла, что кивает. Да. Изменение небольшое, незначительное, но полное смысла.
– Спасибо, Бэйр.
Пожилая Хранительница Мудрости тоже кивнула, потом ступила в переходные врата и побежала к ночному городу.

Талманес врезался плечом в гигантского троллока – с кабаньим рылом, облаченного в грубо сработанную кольчугу. Запах от чудища исходил отвратительный, напоминающий смешанную вонь едкого дыма, мокрой шерсти и немытого тела. От силы удара троллок недоуменно хрюкнул; почему-то эти твари всегда удивлялись, когда он на них нападал.
Талманес отступил и высвободил меч из живота упавшей зверюги, после чего, не обращая внимания на ногти, царапавшие ему ногу, наклонился, вгоняя клинок троллоку в горло. В глазах-бусинках, слишком похожих на человеческие, померкла жизнь.
Люди сражались, кричали, хрипели, убивали. На улице, круто поднимавшейся ко дворцу, окопались троллочьи орды; они держали оборону, не позволяя Отряду добраться до вершины холма.
Талманес устало привалился к стене какого-то здания. Соседний дом горел, озаряя улицу буйными отсветами и опаляя лицо, хотя по сравнению с чудовищным жжением в ране все эти пожары казались дуновением прохладного ветерка. Огонь стекал по ноге до самой стопы и понемногу подбирался вверх, к плечу.
«Кровь и треклятый пепел! – подумал Талманес. – Все бы отдал за пару спокойных часов с трубкой и книжкой». Те, кто распинается о славной гибели в бою, – распроклятые конченые болваны. Что славного в смерти посреди всего этого огненно-кровавого месива? Мирная смерть – совсем другое дело, это за милую душу.
Он заставил себя встать. По лицу градом катил пот. С тыла напирали монстры, перекрывшие дорогу за спиной у Отряда, но у Талманеса осталась возможность идти вперед и вверх, вырезая троллоков на своем пути.
Отступление оказалось бы трудновыполнимой задачей. Ведь троллоки заполонили не только главный проезд; их отряды, пусть и небольшие, шастают по городским улицам и в любой момент могут напасть с флангов, что по пути туда, что по дороге обратно.
– Врежьте им со всей силы, парни! – выкрикнул Талманес и бросился вверх, к преграждавшему путь вражескому отряду.
До дворца было рукой подать. Талманес отбил щитом меч козломордого троллока, прежде чем тот снес бы Дэннелу голову с плеч, и попробовал отпихнуть руку с оружием… Но Свет! Какие же они сильные, эти троллоки! При толчке сам Талманес едва устоял на ногах, а Дэннел пришел в себя и свалил троллока на землю, подрубив ему бедренные сухожилия.
Рядом с Талманесом дрался Мелтен. Порубежник держал слово и не отходил ни на шаг – на тот случай, если придется оборвать жизнь раненого командира ударом меча. Вдвоем они возглавляли натиск на холм. Троллоки – рычащая, ревущая масса темной шерсти, злобных глаз и клинков, мерцавших в свете пожара, – начали было отступать, но затем возобновили сопротивление с удвоенной силой.
Их было слишком много.
– Держать строй! – проорал Талманес. – За лорда Мэта и Отряд Красной руки!
Будь здесь лорд Мэт, он, наверное, сперва облегчил бы душу отборной площадной бранью, поныл, что дело дрянь, а затем спас бы всех гениальным тактическим решением. Талманес не обладал присущей Мэту амальгамой безумия и вдохновения, но его возглас как будто воодушевил солдат, и ряды сомкнулись. Гавид разместил свои две дюжины стрелков – последних в отряде Талманеса – на крыше здания, еще не охваченного огнем, и те давали один залп за другим, осыпая неприятеля градом арбалетных болтов.
Под таким обстрелом дрогнуло и побежало бы человеческое войско, но не троллоки. Некоторые погибли под обстрелом, но Талманес надеялся, что потерь у врага будет куда больше.
«Там, наверху, еще один Исчезающий, – подумал он. – Гонит их в нашу сторону. О Свет, еще одного мурддраала мне не одолеть, да и с первым драться не следовало!»
Как ни странно, он еще держался на ногах. Фляжку Мелтена он выбросил, давно допив бренди, чтобы приглушить боль – насколько это вообще было возможно, – и в голове порядком шумело. Плечом к плечу с Дэннелом и Лондредом Талманес сосредоточенно рубился в авангарде, и по мощеной мостовой с холма ручьями текла троллочья кровь.
«Краснорукие» сражались на совесть, но выбились из сил и уступали врагу числом. Внизу, за спиной Талманеса, к бою присоединился еще один кулак троллоков.
Вариантов раз-два и обчелся: нанести удар по тем троллокам, что заходят с тыла, повернувшись спиной к тем, кто впереди, – или разделиться на маленькие отряды, после чего отступить параллельными улицами и перегруппироваться у городских ворот.
Талманес приготовился было отдать приказ, но тут услышал возгласы: «Вперед, Белый лев! За королеву и Андор!» Он развернулся. Воины в красно-белой форме смяли строй троллоков на вершине холма. Из переулка позади троллочьей орды, недавно замкнувшей окружение, появился второй отряд андорских пикинеров. Под их натиском монстры дрогнули; несколькими секундами позже вражеская группировка лопнула, будто гнойный волдырь, и троллоки бросились врассыпную.
Талманес пошатнулся, едва устояв на ногах. Чтобы не упасть, ему пришлось опереться на меч. Мадвин принял командование контрударом на себя, и его люди перебили множество удиравших врагов.
По склону сбежали офицеры в окровавленной форме королевских гвардейцев, и выглядели они не лучше «красноруких». Возглавлял эту группу Гэйбон.
– Спасибо, что объявился, наемник, – сказал он Талманесу, и тот нахмурился:
– Как будто это мы вас спасали. По-моему, все было наоборот.
– Благодаря вам у нас появилось пространство для маневра. Эти троллоки, – поморщился в свете пожаров Гэйбон, – осаждали дворцовые ворота. Приношу извинения, что не подоспели раньше. Не сразу сообразили, почему они уходят в этом направлении.
– О Свет! Дворец еще не пал?
– Нет, – ответил Гэйбон, – но беженцев там битком набилось.
– Есть те, кто способен направлять Силу? – с надеждой спросил Талманес. – И королева с андорской армией – она так и не вернулась? Почему?
– Из-за приспешников Темного, – хмуро ответил Гэйбон. – С ее величеством ушла почти вся Родня. По крайней мере, самые способные в Силе женщины. Четыре остались, и сил у них хватало, чтобы открывать переходные врата, но… во время атаки какой-то убийца лишил жизни двоих из них, прежде чем остальные успели ему помешать. Уцелевшие недостаточно сильны, чтобы послать за подмогой. Так что сейчас они Исцеляют раненых.
– Кровь и проклятый пепел! – выругался Талманес, хотя в душе затеплилась искорка надежды. Пусть эти женщины не способны открыть переходные врата, но вдруг Исцеление спасет ему жизнь? – Выводи беженцев за городские стены, Гэйбон. Мои люди удерживают южные ворота.
– Великолепно, – приосанился Гэйбон. – Но исход беженцев возглавишь ты. Я обязан защищать дворец.
Талманес, глядя на офицера-гвардейца, приподнял бровь. Гэйбон не мог ему приказывать. Отряд сохранил собственную структуру командования и подчинялся только королеве. Мэт особо настоял на этом, когда заключал контракт.
К несчастью, и Талманес не мог приказывать Гэйбону. Он набрал полную грудь воздуха, но тут у него закружилась голова, и Мелтен едва успел подхватить пошатнувшегося командира под руку.
О Свет, как же больно… Ну почему бы ране не повести себя прилично, просто взять и онеметь? Кровь и треклятый пепел! Надо как-то добраться до этой Родни.
– Где эти женщины, что умеют Исцелять? – спросил Талманес, надеясь на лучшее.
– Я уже послал за ними, – ответил Гэйбон. – Как только увидел твой отряд.
Ну, это уже кое-что.
– Я не отступлюсь от своего решения, – предупредил Гэйбон, – и не оставлю пост.
– Но почему? Дружище, город пал!
– Королева приказала регулярно присылать вестовых через переходные врата, – сказал Гэйбон. – Рано или поздно она задумается, почему не приходят гонцы, и пришлет того, кто способен направлять Силу, – выяснить, что к чему. Посланный прибудет на дворцовую площадку для Перемещения, а там…
– Милорд! – крикнул кто-то. – Милорд Талманес!
Гэйбон умолк, а Талманес обернулся. По залитой кровью мостовой на холм поднимался Филджер, тощий малый, с залысинами и двухдневной щетиной. Увидев его, Талманес похолодел от ужаса. Филджер был одним из тех, кто остался защищать ворота.
– Милорд, – тяжело выдохнул он, – троллоки захватили городские стены и укрепляют оборонительные валы. Любого, кто рискнет подойти, осыпают стрелами и копьями. Лейтенант Сандип говорит, что вам надо об этом знать.
– Кровь и пепел! Что с воротами?
– Держимся, – ответил Филджер. – Пока что.
– Гэйбон! – взглянув на гвардейца, сказал Талманес. – Прояви милосердие, дружище. Кому-то надо защищать те ворота. Прошу, уведи беженцев и помоги моим людям. Через эти ворота лежит единственный путь из города.
– Но гонец королевы…
– Проклятье! Как только королева додумается сюда заглянуть, она сразу поймет, что случилось. Глянь по сторонам! Защищать дворец – чистой воды безумие. У тебя и города-то не осталось, сплошное пожарище!
Гэйбон крепко сжал губы. В глазах у него отражались противоречивые чувства.
– Сам знаешь, что я прав, – продолжил Талманес, чье лицо исказилось от приступа боли. – Лучшее, что ты можешь сделать, – это помочь моим людям у южных ворот, чтобы вывести из города как можно больше беженцев.
– Допустим, – согласился Гэйбон. – А как же дворец? Пусть горит?
– Сделай так, чтобы он сгорел не напрасно, – сказал Талманес. – Что, если оставить оборонять его сколько-то солдат? Пусть сдерживают троллоков – чем дольше, тем лучше. Это отвлечет врага от покидающих город людей, а когда твои солдаты поймут, что все кончено, они покинут территорию дворца с другой стороны и обходным путем выйдут к южным воротам.
– Хороший план, – проворчал Гэйбон. – Так и сделаю. Но как же ты?
– Мне надо добраться до драконов, – объяснил Талманес. – Нельзя допустить, чтобы они достались Тени. Орудия находятся на складе, на окраине Внутреннего города. Королева держала их подальше от чужих глаз и наемников, стоявших за городскими стенами. Я должен их найти. Если получится, заберу. Если нет – уничтожу.
– Ну что ж… – Гэйбон отвернулся, с явной неохотой смиряясь с неизбежным. – Мои люди сделают так, как ты предлагаешь. Половина выведет беженцев и поможет твоим солдатам у южных ворот. Другая половина останется удерживать дворец, а затем отступит. Но я пойду с тобой.

– Нам что, и правда нужно здесь столько светильников? – осведомилась Айз Седай, сидевшая у дальней стены с таким видом, будто под ней был не табурет, а самый настоящий трон. – Подумайте, сколько масла тратите!
– Нет, не обойтись, – пробурчал Андрол.
В окно стучался ночной дождь, но Аша’ман не обращал на него внимания. Он сосредоточился на отрезе кожи, с которым работал. Будет седло. В настоящий момент Андрол шил подпругу – ремень, что затягивают под брюхом лошади.
Проделывая шилом двойной ряд ромбовидных отверстий, он чувствовал, как работа приносит покой. При желании можно было воспользоваться деревянной колотушкой – так вышло бы быстрей, но сейчас Андролу нравилось обходиться без нее.
Маркировочным колесиком с шипами он наметил места для новых стежков, после чего проколол очередные отверстия. Надо, чтобы боковые грани ромбов шли параллельно друг другу, иначе при натяжении они потеряют форму, а благодаря аккуратным стежкам седло годами не утратит красивого вида. Для усиления конструкции ряды должны располагаться близко, но не слишком, чтобы не порвалась разделяющая их полоса кожи. Для этого отверстия располагают зигзагообразно.
Мелочи. Надо лишь убедиться, что с мелочами все в порядке, и…
Рука дрогнула, и Андрол пробил отверстие не там, где надо, зацепив при этом соседний ромб.
От злости он едва не зашвырнул будущую подпругу в угол. Надо же, пятый раз за вечер!
«О Свет! – подумал он, прижав ладони к столешнице. – Где же мое самообладание?»
Увы, ответ был очевиден. «Все из-за Черной Башни». Андрол чувствовал себя как многоногий начи, очутившийся в высохшем при отливе затоне и тщетно ожидающий прихода воды, в то время как по берегу бродят дети, собирая в корзины все, что выглядит съедобным…
Он вдохнул, выдохнул и поднял кожаную деталь. Давненько Андрол не создавал такой некачественной вещицы, но работу он все же закончит. Бросить дело на полпути едва ли не сквернее, чем напортачить по ходу работы.
– Любопытно, – заметила Айз Седай – ее звали Певара, и она была из Красной Айя. Андрол спиной чувствовал на себе ее взгляд.
Красная сестра. Что ж, как гласит старая тайренская пословица, в один и тот же порт плывут самые разные попутчики. Хотя не уместнее ли вспомнить другую присказку, салдэйскую? «Если меч у горла твоего врага, некогда вспоминать, как этот же меч был у твоего горла».
– Итак, – напомнила Певара, – ты рассказывал, как тебе жилось до прихода в Черную Башню.
– Разве? – Андрол занялся стежками. – А что? О чем тебе хотелось бы узнать?
– Просто любопытствую. Ты явился сюда по собственному желанию, чтобы тебя проверили, или же тебя нашли во время… охотничьей вылазки?
– Я сам пришел. – Он крепко затянул нить. – Насколько помню, вчера об этом рассказал Эвин, когда ты спрашивала его, кто я такой.
– Хм, – протянула она. – Как погляжу, за мной наблюдали.
Андрол отвлекся от шитья и взглянул на Певару:
– Этому вас тоже учат?
– Чему? – невинно спросила та.
– Изворачиваться, перекручивать слова. В сущности, ты сказала, что я шпионил за тобой, хотя сама выспрашивала обо мне у моих друзей.
– Хочу знать, с кем я имею дело.
– Нет, ты хочешь знать, зачем мужчины без всякого принуждения отправляются в Черную Башню. Чтобы учиться направлять Единую Силу.
Певара не торопилась с ответом. Андрол видел, как она подбирает слова, дабы не нарушить Три Клятвы. Говорить с Айз Седай – все равно что ловить изумрудную змейку в мокрой траве.
– Да, – наконец произнесла она.
Андрол оторопел.
– Да, я хочу это знать, – продолжила Айз Седай. – Мы союзники, и не важно, хотим мы того или нет. Я хочу знать, с каким человеком оказалась в одной постели. – Она смерила его взглядом. – Само собой, фигурально выражаясь.
С глубоким вздохом Андрол заставил себя успокоиться. Он терпеть не мог разговаривать с Айз Седай. Эта их изворотливость, да еще напряженный вечер, и работа валится из рук…
Он должен сохранять спокойствие. Должен, да испепелит его Свет!
– Давайте попробуем создать круг, – предложила Певара. – Тогда, если нагрянут люди Таима, у нас будет преимущество, пусть и незначительное.
Андрол отодвинул неприязнь к этой женщине на задворки сознания. Сейчас у него хватает других забот, и надо мыслить беспристрастно.
– Круг?
– Знаешь, что это такое?
– Боюсь, что нет.
– Иной раз забываю, какие вы невежды… – Она поджала губы и умолкла, словно понимая, что сказала лишнее.
– Невежественны все, Айз Седай. Все, без исключения, – сказал Андрол. – Аспекты нашего невежества могут разниться, но природа мира такова, что никому не дано знать все на свете.
По-видимому, подобного ответа она не ожидала. Но не перестала буравить Андрола твердым взглядом. Ей не нравились мужчины, способные направлять Силу, – а кому они нравятся? Но дело не только в этом. Всю жизнь Певара провела в охоте на мужчин вроде Андрола.
– Чтобы сформировать круг, – сказала она, – мужчины и женщины объединяют свои навыки владения Единой Силой. И делается это особым образом.
– В таком случае М’Хаэлю о нем известно.
– Для создания круга мужчинам необходимы женщины, – продолжила Певара. – Вообще-то, за исключением немногих случаев, женщин в круге должно быть больше, чем мужчин. Связь можно установить между женщиной и мужчиной, между женщиной и двумя мужчинами, между двумя женщинами и двумя мужчинами. Наш предел – это круг из троих: меня и двоих из вас. Тем не менее и такой круг может оказаться нам полезен.
– Пару человек для тренировки я найду, – пообещал Андрол. – Налаам, пожалуй, самый сильный из всех, кому я доверяю. Эмарин тоже очень силен, и, по-моему, он еще не достиг предела возможностей. То же самое могу сказать про Джоннета.
– Они сильнее остальных? Не ты? – заметила Певара.
– Нет, не я. – Андрол вернулся к работе.
За окном опять зарядил дождь. Из-под двери сквозило. Один из светильников догорал, и Андрол с беспокойством посматривал, как в комнате сгущаются тени.
– Верится с трудом, мастер Андрол, – сказала Певара. – Другие очень тебя уважают.
– Можешь верить во что угодно, Айз Седай, но по сравнению с ними я слаб. Может статься, я слабее всех в Черной Башне.
После этих слов Певара надолго замолчала. Андрол встал, чтобы наполнить гаснущий светильник, а когда садился вновь, стук в дверь возвестил о прибытии Эмарина и Канлера. От дождя оба вымокли одинаково, но в остальном отличались друг от друга как небо и земля. Один рослый, осмотрительный, с благородными манерами, другой же – своенравный сплетник, но между ними нашлось что-то общее, и оба, похоже, были довольны своей дружбой.
– Ну? – спросил Андрол.
– Шансы у нас имеются. – Эмарин повесил на крючок за дверью промокшую черную куртку, под которой обнаружилась рубашка, расшитая в тайренском стиле. – Но нужна сильная гроза. Охрана бдит.
– Чувствую себя призовым бычком на ярмарке, – проворчал Канлер. Он тоже снял и повесил сушиться мундир, а затем потопал ногами, сбивая грязь с подошв. – Куда ни сунься, любимчики Таима следят за нами краешком глаза. Кровь и пепел, Андрол! Они знают! Знают, что мы хотим сбежать.
– Как насчет слабых мест? – спросила, подавшись к ним, Певара. – К примеру, небрежно охраняемый участок стены?
– Смотря кого назначат в караул, Певара Седай, – заметил Эмарин, кивнув ей в знак приветствия.
– Хм… Пожалуй, ты прав. Я не говорила, сколь занятным нахожу тот факт, что с наибольшим уважением ко мне относится уроженец Тира?
– Вежливость, – пояснил Эмарин, – признак не уважения, Певара Седай, а хорошего воспитания и уравновешенного характера.
Андрол улыбнулся. Эмариновы оскорбления – это что-то с чем-то. В половине случаев человек до самого конца не понимает, что над ним насмехаются.
– Значит, так, – надула губы Певара, – станем следить за сменами часовых. А во время следующей грозы переберемся через стену там, где караульные будут не особо внимательны.
Двое мужчин повернулись к Андролу, а тот поймал себя на том, что смотрит в угол, на тень от стола. Она что, увеличилась в размерах? Ползет к нему?..
– Не хочется мне бросать людей. – Андрол с трудом отвел глаза от темного пятна. – Здесь десятки, если не сотни, мужчин и мальчиков, которые еще не попали под влияние Таима. Тайком всех не вывести. Если же оставить их, мы рискуем…
Продолжать он не стал. Остальные не знали, что происходит – по-настоящему. Люди менялись. Сегодня верный союзник, а завтра – заклятый враг. Те, кто изменился, выглядели как прежде, но в то же время как-то иначе. Было что-то у них в глазах… Андрол поежился.
– Женщины, присланные мятежными Айз Седай, еще у ворот, – сообщила Певара. Да, они довольно давно стояли там лагерем, утверждая, что Дракон Возрожденный обещал им Стражей, но Таим до сих пор не позволил им войти. – Если объединиться с ними, можно взять Башню штурмом и вызволить остальных.
– Но так ли это просто? – спросил Эмарин. – У Таима целая деревня заложников. Многие пришли сюда вместе с родными и близкими.
Канлер кивнул. Здесь была его семья, и расставаться с ней он не хотел.
– Кроме того, – негромко произнес Андрол, повернувшись так, чтобы видеть Певару, – ты и правда считаешь, что Айз Седай могут победить в этой схватке?
– У многих за плечами десятилетия опыта. У некоторых – столетия.
– И сколько из этих лет они провели в бою?
Певара не ответила.
– Здесь сотни мужчин, способных направлять Силу, Айз Седай, – продолжил Андрол. – И каждый подолгу обучался тому, чтобы быть живым оружием. Мы не штудируем историю или искусство управления. Не изучаем, как влиять на политику государств. Мы учимся убивать. Каждого из здешних мальчиков и мужчин довели до предела возможностей, вынуждая расти над собой, обрести еще бо?льшие силы и оттачивать свою разрушительную мощь. И многие из них безумны. По зубам ли они твоим Айз Седай? Пойми, многие из тех, кому мы доверяем, – те самые мужчины, которых мы пытаемся спасти, – скорее всего, станут сражаться на стороне Таима, увидев, что Айз Седай надумали захватить Черную Башню.
– Твои доводы заслуживают внимания, – согласилась Певара.
«Ни дать ни взять королева», – подумал Андрол, против воли впечатленный ее самообладанием.
– Однако надо переслать наши сведения за пределы Черной Башни, – продолжила Певара. – Вероятно, полномасштабная атака – не самое разумное решение, но сидеть и ждать, пока нас не перебьют поодиночке…
– Полагаю, уместно будет послать гонца, – предложил Эмарин. – Мы должны предупредить лорда Дракона.
– Лорда Дракона? – презрительно фыркнул Канлер, усаживаясь у стены. – Он отвернулся от нас, Эмарин. Для него мы никто, и…
– У Дракона Возрожденного на плечах целый мир, Канлер, – тихим голосом перебил его Андрол. – Не знаю, зачем он оставил нас здесь, но предпочитаю верить, что в его глазах мы способны постоять за себя. – Он коснулся пальцами кожаных полосок, затем встал. – Настало время нам проявить себя и проверить Черную Башню на прочность. Если побежать к Айз Седай с просьбой защитить нас от себе подобных, мы подчинимся их власти. А если призвать на помощь лорда Дракона, кем мы будем, когда его не станет? Правильно, никем!
– О примирении с Таимом и речи не идет, – напомнил Эмарин. – Все мы знаем, чем он занимается.
На Певару Андрол не смотрел. Она уже рассказывала о своих подозрениях – и, несмотря на многолетний опыт контроля над эмоциями, в ее голосе слышался страх, который ей не удавалось скрыть. Тринадцать мурддраалов и тринадцать тех, кто способен направлять Силу, объединившись в нечестивом ритуале, могут обратить к Тени любого, кто в состоянии прильнуть к Источнику. Причем против его воли.
– Он творит чистое, концентрированное зло, – сказала Певара. – Отныне вопрос не в том, что люди разделились и кто-то следует за одним лидером, а кто-то – за другим. Это дело рук Темного, Андрол. Черная Башня подпала под власть Тени. Примите это как факт.
– Черная Башня – это мечта. – Андрол посмотрел в глаза Айз Седай. – Мечта об убежище для мужчин вроде меня, где не надо жить в страхе, спасаться бегством или чувствовать всеобщую ненависть. И я не отдам эту мечту Таиму. Не отдам, и все тут.
Если не считать дождя за окнами, в комнате стало тихо. Эмарин покивал, а Канлер встал и схватил Андрола за руку:
– Ты прав. Чтоб мне сгореть, если это не так, Андрол. Но что мы сделать-то можем? Нас мало, и мы слабы.
– Эмарин, – сказал Андрол, – слыхал ли ты о Ноксском восстании?
– Разумеется. Немалый переполох оно вызвало – даже за пределами Муранди.
– Треклятые мурандийцы! – прошипел Канлер. – И плащ сопрут, и морду набьют, если башмаки вдобавок не предложишь.
Эмарин приподнял бровь.
– Нокс находился довольно далеко от Лугарда, Канлер, – сказал Андрол. – Думаю, вряд ли бы ты счел, что тамошние жители отличаются от андорцев. Дело было… ну да, десять лет назад.
– Фермеры свергли своего лорда, – подхватил Эмарин. – И поверь, он того заслуживал. Ужасный он был человек, этот Дезартин, особенно по отношению к тем, кого считал ниже себя. Держал частную армию, одну из крупнейших за пределами Лугарда, и, как видно, вознамерился выкроить для себя маленькое королевство. И король ничего не мог с этим поделать.
– И Дезартина свергли? – спросил Канлер.
– Простые мужчины и женщины, уставшие от его зверств, – подтвердил Андрол. – В конце концов многие из его прихвостней-наемников перешли на нашу сторону. С виду Дезартин был силен, но его подвело гнилое нутро. Нам тут кажется, что дело дрянь, но мало кто из людей Таима верен ему. Такие, как он, не вдохновляют на преданность. Их приспешники надеются на свою долю власти или богатства. Мы можем найти способ свергнуть Таима, и мы его найдем.
Мужчины закивали, хотя Певара просто смотрела на него, крепко сжав губы. Отчасти Андрол чувствовал себя глупцом; он не считал, что остальным следует равняться на него, когда рядом есть более достойные кандидаты – к примеру, высокородный Эмарин или могущественный Налаам.
Уголком глаза он заметил, как тени под столом удлиняются и ползут в его сторону, и скрипнул зубами. Они не рискнут забрать его, когда рядом столько людей – верно? Если тени хотят сожрать Андрола, то они дождутся момента, когда он останется один и попробует уснуть.
Ночь приводила его в ужас.
«Они приходят, когда я не удерживаю саидин, – подумал Андрол. – Но ведь Источник очищен, чтоб мне сгореть! И я уже не обречен на потерю рассудка!»
Он вцепился в табурет. Наконец страх отступил, тьма отпрянула. Канлер – с неестественно бодрым видом – объявил, что принесет чего-нибудь попить. Он направился было на кухни, но остановился – поскольку предполагалось, что никто из них не будет ходить поодиночке.
– Пожалуй, мне тоже не помешает утолить жажду, – вздохнула Певара и ушла вместе с ним.
Андрол снова принялся за работу. Эмарин взял табурет и подсел рядом – так беспечно, будто лишь искал место поудобнее и с видом на улицу.
Однако он был не из тех, кто совершает бесцельные поступки, и поэтому тихо произнес:
– Ты участвовал в Ноксском восстании?
– Разве я так говорил? – спросил Андрол, не отвлекаясь от подпруги.
– Ты сказал, что наемники перешли на «вашу» сторону, а говоря о повстанцах, назвал их «мы».
Андрол обмер. «Чтоб мне сгореть! Надо следить за языком». Если Эмарин заметил эту оговорку, Певара тоже не пропустила ее мимо ушей.
– Я так, был неподалеку, – сказал он, – вот и угораздило…
– У тебя довольно необычное и богатое прошлое, друг мой, – заметил Эмарин. – Чем больше я узнаю, тем сильнее разгорается мое любопытство.
– Не сказал бы, что я тут единственный человек с интересным прошлым, – отозвался Андрол и после паузы добавил: – Лорд Алгарин из Дома Пендалоан.
Эмарин отшатнулся и выпучил глаза:
– Как ты узнал?
– У Фаншира была книга по генеалогии тайренской аристократии, – объяснил Андрол, сославшись на одного из Аша’манов-солдат, который до прихода в Башню был ученым. – Там встретилось любопытное примечание. О знатном Доме, мужчины из которого имели некую запретную особенность, о том, что несколькими десятилетиями раньше один из них навлек на семью тень позора.
– Понятно. Как вижу, тебя не особо удивляет тот факт, что я благородного происхождения.
– Причем имеющий опыт общения с Айз Седай, – продолжил Андрол, – и относящийся к ним с уважением, несмотря на то – или, напротив, благодаря тому – что они сотворили с твоей семьей. Обрати внимание, речь не просто о каком-то аристократе, а о тайренце, который не против служить под началом мальчишек с фермы – ты же назвал бы их именно так, верно? И сочувствует повстанцам-горожанам. Позволь заметить, друг мой, среди твоих соотечественников такие встречаются нечасто. Допускаю, что у тебя тоже занимательное прошлое.
– Очко в твою пользу, – улыбнулся Эмарин. – В Игре Домов, Андрол, ты добился бы впечатляющих результатов.
– Это вряд ли, – поморщился Андрол. – Последний раз, когда пробовал себя в ней, чуть не… – Он осекся.
– Чуть не что?
– Давай не будем об этом, – покраснел Андрол, не желая рассказывать об этом периоде своей жизни. «О Свет! Если продолжать в том же духе, меня сочтут пустомелей похлеще Налаама».
Эмарин повернулся и стал смотреть, как дождь стучит по окну.
– Если мне не изменяет память, – произнес он, – Ноксское восстание закончилось триумфом, но недолгим. Двумя годами позже знатная фамилия вернулась к власти, а несогласных изгнали или казнили.
– Да, – тихо подтвердил Андрол.
– Поэтому здесь надо стараться получше, – сказал Эмарин. – Я на твоей стороне, Андрол. Как и все мы.
– Нет, – возразил Андрол. – Все мы на стороне Черной Башни. Если придется, я возглавлю вас, но дело не во мне, не в тебе и не в ком-то из нас по отдельности. Я останусь за старшего лишь до тех пор, пока не вернется Логайн.
«Если он вообще вернется, – подумал Андрол. – Через переходные врата в Черную Башню больше не попасть. Что, если Логайн пытается вернуться и пробует открыть их, но тщетно?»
– Вот и хорошо, – сказал Эмарин. – Что будем делать?
Снаружи громыхнул гром.
– Погоди. – Андрол опустил взгляд на кожу и взялся за инструменты. – Дай часок на размышления.

– Простите, – прошептала Джесамин, стоя на коленях подле Талманеса, – но я бессильна. Мне недостает навыков для лечения подобных ран.
Талманес кивнул и вернул повязку на место. Весь бок почернел, как после глубокого обморожения.
Женщина из Родни – златовласая и с виду совсем молодая, хотя внешность у тех, кто умеет направлять Силу, бывает крайне обманчивой, – хмуро посмотрела на него:
– Поразительно, что вы еще ходить в состоянии.
– Не уверен, что это ковыляние можно назвать ходьбой, – заметил Талманес и похромал к солдатам. Пока что он по большей части передвигался без посторонней помощи, но головокружение накатывало все чаще.
Гэйбон спорил с Дэннелом. Тот жестикулировал, то и дело указывая на карту. Дыма было столько, что многие закрыли лица носовыми платками, отчего сделались похожи на треклятых айильцев.
– …Отсюда даже троллоки уходят, – настаивал Гэйбон. – Повсюду пожар.
– Куда ни глянь, везде они отступают к городским стенам, – возражал Дэннел. – Хотят, чтобы Кэймлин горел всю ночь. Единственный сектор без огня – тот, где находятся Путевые врата. Троллоки разрушили там все здания, чтобы создать преграду для огня.
– Они используют Единую Силу, – сказала Джесамин, стоявшая за спиной у Талманеса. – Я это чувствую. Черные сестры. Не советую идти в том направлении.
Из Родни осталась только она, вторая женщина погибла. Джесамин была недостаточно сильна, чтобы создать переходные врата, но пользу все же приносила: Талманес собственными глазами видел, как она сожгла шестерых троллоков, прорвавших строй его солдат.
В той схватке он не участвовал – сидел в стороне и мучился от боли. К счастью, у Джесамин нашлись какие-то целебные травы. Стоило пожевать их, и в голове начинался шум, но боль отступала. Казалось, все тело медленно сжимают в тисках, но Талманес хотя бы мог держаться на ногах.
– Пойдем кратчайшей дорогой, – решил он. – Квартал, где нет пожаров, находится совсем рядом с драконами. Рисковать не будем. Нельзя, чтобы отродья Тени обнаружили Алудру и ее орудия.
«Если этого еще не случилось».
Гэйбон бросил на него сердитый взгляд. Ну и ладно. Спасибо за помощь, но права приказывать у него нет. Это операция Отряда.
Бойцы Талманеса пробирались по темному городу, высматривая засады. Где находится склад, они примерно знали, но добраться до него оказалось непросто. Почти все крупные улицы были перекрыты пожаром, завалами или троллоками, и путь лежал по таким извилистым улочкам и переулкам, что в их лабиринте даже Гэйбон и другие кэймлинцы ориентировались с трудом.
Они обогнули квартал, выжженный огнем настолько жарким, что от него, наверное, плавились булыжники мостовой. Талманес смотрел на языки пламени, пока не заболели пересохшие глаза, а затем повел людей окольным путем.
Дюйм за дюймом они приближались к складу Алудры. Дважды солдаты наткнулись на троллоков, охотившихся на горожан, и перебили оба отряда: оставшиеся арбалетчики расстреляли половину монстров прежде, чем те успели понять, что происходит.
Талманес наблюдал за побоищем, но в схватку вступать больше не рисковал. Иначе вконец обессилел бы. О Свет! Что же он бросил коня? Сглупил, однако. Хотя чалого все равно спугнули бы троллоки.
«Ну все, уже ум за разум заходит». Он указал мечом на следующий перекресток. Разведчики подбежали к нему, осмотрелись и дали знак, что все чисто. «Думать все труднее. Недолго осталось, прежде чем меня заберет тьма».
Но сперва он спасет драконов. Обязан их спасти.
Нетвердо ступая, Талманес вышел из переулка на знакомую улицу. Так, уже близко. Сбоку догорали какие-то здания, и украшавшие их скульптуры походили на бедолаг, которых сжигают заживо. Пламя лизало белый мрамор, который понемногу покрывался черной сажей.
На другой стороне улицы было тихо. Никакого огня. Тени от статуй плясали, будто выпивохи, отмечающие сожжение врагов. Из-за дыма было нечем дышать, и с трудом соображавший Талманес подумал, что эти тени – и эти статуи – похожи на танцующих созданий тьмы, прекрасных, умирающих, пожираемых расползающейся по коже чернотой, что убивает саму душу…
– Мы уже рядом! – Превозмогая себя, он кое-как перешел на бег. Нельзя замедлять остальных.
«Если пожар перекинется на склад с драконами…»
Они остановились перед выгоревшим недавно участком земли; когда-то здесь стоял большой деревянный склад, но теперь от него остались только развалины, среди тлеющих балок, обугленных бревен и остатков каменной кладки валялись полусгоревшие трупы троллоков.
Солдаты, собравшиеся возле командира, молчали. Талманес не слышал ничего, кроме потрескивания пламени. По лицу струился холодный пот.
– Опоздали, – прошептал Мелтен. – Видать, забрали наших драконов. В огне они взорвались бы. Отродья Тени заявились сюда, забрали драконов, а склад сожгли дотла.
До смерти уставшие бойцы Отряда стали опускаться на колени. «Прости, Мэт, – подумал Талманес. – Мы сделали все, что могли. Мы…»
По городу раскатился звук, похожий на удар грома. Талманес вздрогнул всем телом. Остальные стали озираться.
– О Свет! – воскликнул Гэйбон. – Неужто отродья Тени пустили в ход драконов?
– Вряд ли, – отозвался Талманес. Чувствуя прилив сил, он сорвался с места, и остальные побежали следом за ним.
Каждый шаг отзывался мучительной болью в боку. Талманес направился по улице со статуями, справа – пламя, слева – неподвижный холод.
БУМ!
Бабахнуло громко, но драконы стреляют громче. Неужто его надежды сбылись и в городе появились Айз Седай? Заслышав этот грохот, Джесамин тоже собралась с силами и, подобрав юбки, бежала наравне с остальными. На третьем перекрестке от склада отряд свернул за угол и выскочил на рычащий арьергард отродий Тени.
Издав невероятно свирепый возглас, Талманес обеими руками поднял меч. К тому времени жжение распространилось по всему телу, дойдя до самых пальцев. Такое чувство, что он превратился в одну из тех статуй, обреченных на погибель в огне вместе с городом.
Срубив голову зазевавшемуся троллоку, он бросился на следующего оказавшегося перед ним врага. Тот плавно отпрянул, с текучей грацией повернув к противнику безглазое лицо и злой оскал, окаймленный бледными губами. Черный плащ оставался недвижим при порывах ветра.
К собственному изумлению, Талманес рассмеялся. «Почему бы и нет?» А еще говорят, у него нет чувства юмора. Он принял стойку «Лепестки яблони на ветру» и нанес удар, силой и яростью не уступавший тому огню, что пожирал его изнутри.
Естественно, преимущество было на стороне мурддраала. Даже в лучшие времена в такой схватке Талманесу понадобилась бы помощь. Тварь двигалась точно тень, перетекая из одной позиции в другую, стремясь ужалить противника жутким клинком. Мурддраал понимал, что для победы хватит одной царапины.
Он задел щеку Талманеса самым кончиком меча, срезав тонкий лоскут кожи. Талманес рассмеялся и с силой парировал вражеский клинок. Не ожидавший подобной реакции, Исчезающий растерялся, изумленно раскрыв рот. Человек должен был кричать, испытывая жгучую боль, должен вопить от осознания, что жизни его пришел конец.
– Таким растреклятым мечом меня уже рубили, ты, сын козла! – заорал Талманес, проводя атаку за атакой. «Кузнец кует клинок». Этот грубый выпад идеально соответствовал его настроению.
Мурддраал оступился. Искусный боковой удар Талманеса пришелся в локтевой сустав. Отсеченная рука закувыркалась в воздухе, и меч Исчезающего выпал из сведенных судорогой бледных пальцев. Талманес развернулся всем корпусом и следующим ударом – наискось, держа меч обеими руками, – отделил голову Исчезающего от тела.
Хлынула черная кровь, и мурддраал упал, хватаясь второй рукой за окровавленную культю. Меч Талманеса – клинок вдруг страшно потяжелел – выскользнул из пальцев и со звоном упал на мостовую, а сам Талманес потерял равновесие и шлепнулся бы на поверженного неприятеля, не подхвати его сзади чья-то рука.
– О Свет! – воскликнул Мелтен, глядя на мертвое тело. – Что, еще один?!
– Я разгадал секрет, – прошептал Талманес. – Чтобы убить мурддраала, надо быть мертвецом. – И усмехнулся в ответ на недоуменный взгляд товарища.
Вокруг, корчась, падали на землю десятки троллоков – они были связаны с убитым Исчезающим. Отряд собрался вокруг Талманеса. Несколько человек пали в бою, некоторые были ранены, и все без исключения выбились из сил: бой с этой шайкой троллоков мог оказаться для них последним.
Мелтен поднял меч, вытер его дочиста и протянул Талманесу, но тот едва держался на ногах, а потому убрал клинок в ножны и велел одному из солдат подать троллочье копье, чтобы было на что опереться.
– Эй, там, на перекрестке! – крикнули издалека. – Кем бы вы ни были – спасибо!
Талманес похромал вперед. Не дожидаясь приказа, Филджер и Мар уже ушли на разведку. Темную улицу загромоздили тела троллоков, погибших вместе с мурддраалом; и чтобы разглядеть, кто кричал, пришлось перебираться через трупы.
Близ следующего перекрестка была возведена баррикада. На ней стояли люди, в их числе женщина с воздетым факелом. Простое коричневое платье, белый передник и волосы, заплетенные в косы. Это была Алудра.
– Солдаты Коутона, – продолжила она без особой радости в голосе. – Не очень-то вы торопились. – В другой руке она держала цилиндрический кожаный мешочек размером чуть больше мужского кулака. Талманес знал: если поджечь торчащий из него черный фитиль и бросить этот цилиндр, то он взорвется. Пращники Отряда как-то уже использовали такие штуковины. Не драконы, конечно, но разрушительная сила у них немалая.
– Алудра! – крикнул Талманес в ответ. – Драконы у вас? Умоляю, скажите, что вы их спасли!
Она хмыкнула и помахала факелом людям на баррикаде, чтобы те пропустили «красноруких». За преградой обнаружилось несколько сотен – если не тысяч – горожан. Они понемногу расступались, и Талманесу наконец открылось прекрасное зрелище: сотня драконов в самом сердце толпы.
Бронзовые орудия были закреплены на особых деревянных тележках, в каждую из которых обычно запрягали пару лошадей. Вообще-то, весьма маневренная конструкция, если так посмотреть. Талманес знал, что, если выпрячь лошадей и закрепить тележки, чтобы те не откатывались после выстрела, драконы будут готовы к бою. Людей вокруг предостаточно, и они вполне способны тянуть их вместо лошадей.
– Думал, что я их брошу? – спросила Алудра. – Эти люди, стрелять они не обучены, но повозки тащить умеют не хуже других.
– Надо вывезти драконов из города, – сказал Талманес.
– Что, тебя новое озарение посетило? – фыркнула Алудра. – Чем я, по-твоему, занимаюсь? Твое лицо, что с ним случилось?
– Как-то раз мне достался кусок довольно острого сыра. С тех пор никак не отделаюсь от послевкусия.
Алудра непонимающе склонила голову. «Может, надо сопровождать шутки улыбкой? – подумал Талманес, устало прислонившись к баррикаде. – Чтобы все понимали, что я шучу». Но вот вопрос: надо ли, чтобы люди знали, что он шутит? Ведь если не знают, выходит куда смешнее. К тому же улыбаться – это уже чересчур. Юмор должен быть тонким. И еще…
Да, ему и впрямь трудно сосредоточиться. Он проморгался. В свете факела Алудра обеспокоенно нахмурилась.
– Так что там у меня с лицом? – Талманес провел ладонью по щеке. Кровь. Мурддраал. Точно. – Мелочь, царапина…
– А вены?
– Вены? – сперва не понял он, но затем обратил внимание на руку. Черные жгутики будто проросшими под кожей побегами плюща обвивали запястье и тянулись к пальцам. Буквально на глазах они становились чернее прежнего. – Ах вот ты о чем! Увы, я умираю. Ужасная трагедия. У тебя, случаем, не найдется бренди?
– Я…
– Милорд! – крикнул кто-то.
Талманес снова поморгал, после чего с трудом обернулся, тяжело опираясь на копье.
– Да, Филджер?
– Снова троллоки, милорд. Очень много! Идут с той стороны, прямо на нас.
– Изумительно. Ставьте стол. Надеюсь, приборов хватит. Так и знал, что надо было отправить служанку за пять тысяч семьсот тридцать первым комплектом посуды.
– Ты… Ты себя хорошо чувствуешь? – спросила Алудра.
– Не лучше, чем выгляжу, женщина. Кровь и треклятый пепел! Гэйбон! Путь к отступлению отрезан. Далеко ли до восточных ворот?
– Восточных? – откликнулся Гэйбон. – Примерно полчаса ходу. Зато прямо, вниз по склону.
– В таком случае – вперед, – распорядился Талманес. – Бери разведчиков и выдвигайся. Дэннел, организуй местных, чтобы тянули драконов. И будь готов привести орудия в боевую готовность.
– Талманес! – вмешалась Алудра. – Порошок и драконьи яйца, их немного у нас осталось. Понадобятся запасы из Байрлона. А сегодня, если развернете драконов… Могу позволить по несколько выстрелов из каждого, не больше.
Дэннел кивнул:
– Драконам без поддержки не место на первой линии обороны, милорд. Им нужна защита – чтобы враг не подошел слишком близко и не уничтожил орудия. Стрелять-то можно, но без пехоты драконам долго не продержаться.
– Вот поэтому мы и бежим. – Талманес развернулся, сделал шаг и едва не упал из-за подкатившей слабости. – И по-моему… По-моему, мне нужен конь…

Могидин ступила на платформу, зависшую в воздухе посреди открытого моря. Под редкими дуновениями бриза прозрачные синие воды шли рябью, но волн не было. Земли в пределах видимости – тоже.
У края платформы, сцепив руки за спиной, стоял Моридин. Море перед ним было объято пламенем, бездымным, но таким жарким, что вокруг пузырилась кипящая вода. Каменные подмостки над безбрежным морем. Горящая вода. В своих осколках сна Моридин обожал создавать всякую небыль.
– Сядь, – велел он, не оборачиваясь.
Могидин послушно выбрала одно из четырех кресел, возникших в центре платформы. В безоблачном голубом небе висело солнце, проделавшее три четверти пути к зениту. Давненько она не видела солнца в Тел’аран’риоде… В последнее время небо укутывали грозовые тучи, черные и вездесущие. С другой стороны, это же не совсем Тел’аран’риод. И не сон Моридина. Скорее, слияние двух пространств, нечто вроде временной пристройки к миру сновидений. Пузырь совмещенных ипостасей реальности.
Могидин облачилась в черное с золотом. Кружевные рукава походили на паутину, но лишь слегка. С паучьей темой лучше не переусердствовать.
Усаживаясь, Могидин постаралась напустить на себя властный и надменный вид. В прошлом подобное давалось ей без труда, но сегодня лучиться самоуверенностью было не проще, чем ловить в воздухе семена одуванчика: хвать, а они все равно ускользают. Гневаясь на саму себя, Могидин скрипнула зубами. Она не кто-то, а Избранная. Перед ней дрожали целые армии, а короли проливали слезы. Из поколения в поколение матери стращают детей ее именем. А теперь…
Она провела рукой по шее и нащупала медальон. Конечно же, он на месте, но прикосновение к нему успокаивало.
– Не слишком-то надейся на эту вещицу, – промолвил Моридин. Порыв ветра взволновал безмятежную водную гладь и принес с собой отголоски чьих-то криков. – Тебя простили, Могидин, но не до конца. Это испытательный срок. Подведешь снова – и я задумаюсь, не отдать ли ловушку для разума Демандреду.
– Чтобы тот отшвырнул ее в приступе скуки? – Могидин хмыкнула. – Демандреду нужно только одно. И это – ал’Тор. Любой, кто не помогает ему приблизиться к цели, не имеет для него значения.
– Ты его недооцениваешь, – тихо сказал Моридин. – Великий повелитель доволен Демандредом. Очень доволен. Ты, однако…
Могидин вжалась в кресло, чувствуя, как возобновляются мучения. Боль, которую мало кто испытывал в этом мире. Боль, выходящая за пределы того, что способно вынести человеческое тело. Могидин вцепилась в кор’совру и обняла саидар. Это принесло некоторое облегчение.
В прошлом направлять Силу даже в одной комнате с кор’соврой было мучительно больно. Теперь же, когда медальоном владел не Моридин, а она, ощущения изменились. «Это не просто какой-то кулон, – подумала Могидин, сжимая его в руке. – Это моя душа». Тьма всемогущая! Могидин подумать не могла, что из всех людей именно она окажется объектом подобной пытки. Разве не была она паучихой, осторожной во всех своих поступках?
Второй рукой она обхватила первую, которой сжимала медальон. Что, если он упадет? Что, если его отберут? Нет, она не потеряет кор’совру. Нельзя ее потерять.
«Вот в кого я превратилась… – Могидин стало дурно. – Надо прийти в себя. Так или иначе». С этой мыслью заставила себя отпустить ловушку для разума.
Грядет Последняя битва, и троллоки уже хлынули в южные земли. Началась новая Война Тени, но только Могидин и другим Избранным известны самые сокровенные тайны Единой Силы. Секреты, которые так и не сумели вырвать из нее те кошмарные женщины…
«Нет, не думай об этом». Боль, страдание… Неудача.
В этой войне им противостоят не Сто спутников и не Айз Седай, за плечами у которых столетия опыта и практики. Могидин покажет, на что она способна, и ошибки прошлого будут забыты.
Моридин все разглядывал невероятные языки пламени. Было тихо, если не считать гула пламени и шипения вскипающей воды. Рано или поздно он объяснит, зачем призвал ее. Объяснит же, верно? В последнее время он какой-то странный, и чем дальше, тем страннее. Наверное, он снова теряет рассудок. В прошлом человек по имени Моридин – или Ишамаэль, или Элан Морин Тедронай – с восторгом забавлялся бы с кор’соврой одного из соперников. Он бы изобретал новые пытки и млел от страданий оппонента.
Поначалу так оно и было, но потом… Потом Моридин утратил интерес. Он стал проводить все больше времени в одиночестве, глядя на пламя и размышляя. Кары, выбранные им для Могидин и Синдани, оказались какими-то шаблонными.
По мнению Могидин, в таком расположении духа он становился куда опаснее.
Воздух у края платформы рассекли переходные врата.
– Моридин, мы что, и правда должны встречаться чуть ли не каждый день? – осведомился, ступая в Мир снов, Демандред. Рослый красавец с угольно-черными волосами и выдающимся носом, он мельком глянул на Могидин, заметил у нее на шее ловушку для разума и продолжил: – Ты отвлекаешь меня от важных дел.
– Тебе надо кое с кем познакомиться, – невозмутимо негромким голосом ответил Моридин. – И если Великий повелитель не нарек тебя Ни’блисом, не уведомив меня, ты будешь выполнять приказы. Твои игрушки подождут.
Демандред помрачнел, но от возражений воздержался. Он позволил переходным вратам закрыться, затем встал у края платформы и хмуро уставился вниз, на море. Что там, под водой? Могидин не знала. И чувствовала себя глупо, оттого что не узнала. Где только ее осмотрительность?
Демандред подошел к одному из кресел, но садиться не спешил. Он остался стоять, задумчиво глядя Моридину в затылок. Чем же он так занят, этот Демандред? За то время, когда Могидин оказалась поймана в ловушку для разума, она не раз выполняла поручения Моридина, но ответа на вопрос, что же замышляет Демандред, Избранная так и не получила.
Она снова содрогнулась, вспомнив о месяцах, проведенных во власти Моридина. «Я отомщу. Непременно».
– Как вижу, Могидин ты отпустил, – заметил Демандред. – А что с той… как там ее… Синдани?
– Не твоя забота, – отрезал Моридин.
Могидин не преминула заметить, что ловушка для разума Синдани по-прежнему при нем. На древнем наречии слово «синдани» означает «последний шанс», но истинная природа этой женщины была одним из тех секретов, что Могидин все-таки сумела раскрыть. Моридин собственноручно вызволил Ланфир из Синдола, чьи обитатели пировали на ее способности направлять Силу.
Чтобы спасти ее – и, разумеется, наказать, – он лишил эту женщину жизни, тем самым дав возможность Великому повелителю вернуть душу Ланфир и поместить ее в новое тело. Великий повелитель предпочитает именно такие решения: жестокие, но эффективные.
Моридин неотрывно смотрел на пламя, Демандред – на Моридина, а Могидин тем временем выскользнула из кресла и приблизилась к краю парящей каменной платформы. Вода под ней оказалась совершенно прозрачной. В глубине Могидин отчетливо видела людей, чьи руки были связаны за спиной, а сковывающие ноги цепи уходили куда-то в глубину, к чему-то далекому и тяжелому. Люди извивались, будто водоросли.
Их были тысячи, и каждый смотрел вверх, обратив к небу широко раскрытые, полные ужаса глаза. Эти несчастные тонули, причем тонули они целую вечность. Они не были мертвы. Им не дозволялось умереть. Из раза в раз они пытались сделать вдох, но вместо воздуха в легкие попадала вода. На глазах у Могидин нечто черное поднялось со дна и утащило одного из несчастных в пучину. Цветущим бутоном распустилось кровавое облако. Остальные задергались с удвоенной силой.
Могидин улыбнулась. Приятно видеть, как страдает кто-то другой, а не ты. Возможно, ее взору предстала просто какая-то иллюзия, хотя нельзя исключать, что эти люди подвели Великого повелителя.
Над платформой раскрылись новые переходные врата, откуда вышла незнакомая женщина, на диво страшненькая – нос сразу и крючком, и картошкой, косящие водянистые глаза. Платье из желтого шелка, сшитое с претензией на изысканность, лишь подчеркивало уродливые черты его владелицы.
С презрительной усмешкой Могидин вернулась в кресло. С какой стати Моридин вызвал незнакомку на их встречу? Женщина обладала даром направлять Силу; должно быть, это одно из тех ничтожеств, в нынешней эпохе величающих себя Айз Седай.
«Надо признать, – подумала Могидин, вновь усаживаясь в кресло, – она и впрямь сильна». Как же Могидин проглядела среди Айз Седай такой талант? Треклятую вертихвостку Найнив ее соглядатаи вычислили почти сразу, а это страшилище, значит, упустили?
– Это с ней ты хотел меня познакомить? – заметно скис Демандред.
– Нет, – рассеянно отозвался Моридин. – С Хессалам ты уже знаком.
Хессалам? На древнем наречии это значит… «тот, кому нет прощения». Женщина с вызовом посмотрела Могидин в глаза, и в ее позе было что-то знакомое.
– У меня много дел, Моридин, – заявила новоприбывшая. – Лучше бы…
Могидин охнула. Эти нотки в голосе…
– Не смей разговаривать в подобном тоне, – не оборачиваясь, негромко одернул ее Моридин. – Ни со мной, ни с остальными. Теперь даже Могидин находится в большем фаворе, чем ты.
– Грендаль?! – с ужасом прошептала Могидин.
– Не произноси это имя! – обернулся к ней Моридин, и горящая вода вспыхнула ярче прежнего. – Этого имени ее лишили!
Грендаль – Хессалам – уселась, не удостоив Могидин повторным взглядом. Да, держится эта женщина как прежде. Это и в самом деле она.
Могидин едва удержалась от злорадного смеха. Грендаль всегда пользовалась своей внешностью как тараном; что ж, теперь в ее распоряжении таран совершенно иного рода. Как чудесно! Можно представить, как ее корежит! Чем же она заслужила такое наказание? Положение, власть Грендаль, ходившие о ней слухи – все это было связано с ее красотой. Ну а теперь? Станет ли она подбирать себе любимцев среди людей настолько страшных, чтобы они могли потягаться с ней уродством?
На сей раз Могидин все же рассмеялась. Тихонько, но Грендаль услышала этот смех и бросила на нее взгляд, способный разжечь в море новый костер.
Могидин невозмутимо выдержала ее взор. Ей стало спокойнее, и она сумела не коснуться кор’совры. «Дерзай, Грендаль, – подумала Могидин. – Отныне мы в равных условиях. Посмотрим, кто первой придет к финишу».
Налетел новый порыв ветра, теперь сильнее, и морская гладь покрылась рябью, но платформа не шелохнулась. Моридин позволил пламени угаснуть, и рядом поднялись волны, в которых Могидин разглядела человеческие тела, походивших на черные тени. Некоторые были мертвы. Другие, лишившись цепей, рвались к поверхности, но вынырнуть не успевали: нечто всегда утаскивало их обратно в глубины.
– Нас теперь осталось немного, – сказал Моридин. – Четверо, и еще одна, наказанная строже других. Больше никого. Напрашивается вывод, что мы сильнее всех.
«Некоторые – да, – подумала Могидин. – Одного из нас сразил ал’Тор, Моридин, и только длань Великого повелителя вернула его». Почему Моридина так и не покарали за эту неудачу? Впрочем, в деяниях Великого повелителя вряд ли стоит искать справедливость.
– И все же нас слишком мало. – Моридин повел рукой, и на платформе появился каменный дверной проем. Не переходные врата, просто дверь. Этот осколок сна принадлежал Моридину, и здесь он творил что хотел.
Дверь открылась, и на платформу шагнул брюнет с салдэйскими чертами лица – нос с легкой горбинкой, раскосые глаза. Он был высоким и красивым, и Могидин узнала его.
– Вожак этих желторотых юнцов, тех Айз Седай мужского пола? Я его знаю, это – Мазри…
– Это имя осталось в прошлом, – перебил ее Моридин. – Как и в нашем случае. Став Избранными, мы отринули былую жизнь и имена, которыми нас называли. Отныне и впредь этот человек будет известен только как М’Хаэль. Один из Избранных.
– Избранный? – Хессалам едва не подавилась этим словом. – Этот мальчишка? Он… – И она умолкла.
Никто не вправе обсуждать, почему кто-то вошел в число Избранных. Можно спорить между собой и даже плести интриги, если делать это с осторожностью, но подвергать сомнению решение Великого повелителя… Такое не дозволяется. Никогда.
Больше Хессалам ничего не сказала. Моридин не посмел бы назвать этого человека Избранным, не будь на то воля Великого повелителя. Спорить было не о чем. Могидин, однако, пробрала дрожь. Таим… М’Хаэль… Говорят, что он силен – быть может, не слабее их всех, – но возвысить человека из этой эпохи, с присущим ему, как и всем прочим людям этого времени, глубоким невежеством… При мысли, что М’Хаэля нужно считать себе ровней, Могидин охватила злоба.
– По глазам вижу, вас переполняет несогласие, – сказал Моридин, обращаясь ко всем троим, – хотя лишь одной из вас достало глупости открыть рот. М’Хаэль заслужил эту награду. Слишком многие из нас вступили в состязание с ал’Тором, когда предполагалось, что он слаб. М’Хаэль же вместо этого завоевал доверие Льюса Тэрина, после чего возглавил подготовку тех, кто является его оружием. Именно он воспитывает новое поколение Повелителей ужаса на славу и во благо Тени. А вы трое? Покажите, чего вы добились с тех пор, как вас освободили!
– Ты узнаешь о плодах моих трудов, Моридин, – мрачно пообещал Демандред, – и увидишь их несметное множество. Главное, не забудь о моем требовании: я встречусь с ал’Тором на поле брани. Его кровь принадлежит мне и никому другому.
По очереди посмотрев в глаза всем присутствующим, он повернулся к М’Хаэлю. Похоже, эти двое знали друг друга. Они уже встречались.
«У тебя появился конкурент, Демандред, – подумала Могидин. – Ал’Тор нужен ему не меньше, чем тебе».
В последнее время Демандред изменился. В прошлом ему было плевать, кто прикончит Льюса Тэрина. Главное, чтобы тот был мертв. Почему же теперь он твердит, что должен убить его своей рукой?
– У Демандреда имеются планы на грядущую войну, – сказал Моридин. – И ты, Могидин, должна ему помочь.
– Помочь? Ему? – удивилась она. – Я…
– Не забываешься ли ты, Могидин? – Голос Моридина стал мягким как шелк. – Сделаешь, как велено. Демандред хочет, чтобы ты понаблюдала за одной армией. К ней еще не приставлено должной слежки. Скажи хоть слово наперекор – и поймешь, что боль, которую ты чувствовала до сих пор, – лишь тень истинных мучений.
Ее рука взметнулась к ловушке для разума. Глядя Моридину в глаза, Могидин поняла, что от ее уверенности в себе не осталось ни следа. «Ненавижу тебя, – подумала она. – И еще сильнее ненавижу за то, что унижаешь меня перед другими».
– Наступают последние дни, – сказал Моридин, поворачиваясь ко всем спиной. – И в эти оставшиеся часы вы заслужите последнюю награду. Забудьте о взаимной неприязни и об обидах. Доведите свои замыслы до завершения. Разыграйте сильнейшие козыри, ибо это… Это конец.

Талманес лежал на спине и смотрел в темное небо. Казалось, в тучах отражаются огни гибнущего под ними города. Неправильно это. Светить должно не снизу, а сверху – так?
С коня он свалился вскоре после выступления к городским воротам. Вообще-то, он помнил, как это произошло. Ну, почти все. Однако из-за боли думать становилось все труднее. Вокруг перекрикивались люди.
«Надо было… Надо было мне почаще шутить над Мэтом… – При этой мысли губы Талманеса изогнулись в слабой улыбке. – Как глупо… Не время думать о таких вещах. Я должен… должен найти драконов. Или мы уже их нашли?..»
– Повторяю, с этими треклятыми штуковинами так не получится! – Голос Дэннела. – Проклятье, это ж вам не Айз Седай на колесиках! Огненную стену нам не создать. Можно лишь швырять в троллоков вот эти металлические шары.
– Они же взрываются! – Голос Гэйбона. – Так давайте сделаем, как я говорю. Взорвем все сразу!
Веки Талманеса сомкнулись.
– Да, шары взрываются, – подтвердил Дэннел. – Но сперва ими нужно выстрелить. Если же выстроить их в ряд, а троллоки набегут и прорвутся через них, то никакого толка не будет.
Чья-то рука потрясла Талманеса за плечо.
– Лорд Талманес! – сказал Мелтен. – Нет бесчестья в том, чтобы закончить все прямо сейчас. Знаю, как вы мучаетесь. Пусть вас укроют последние объятия матери.
Шелест, с которым меч выходит из ножен. Талманес собрался с духом.
И вдруг он понял, что не хочет, совсем не хочет умирать.
Заставив себя открыть глаза, Талманес посмотрел на стоявшего над ним Мелтена и поднял руку: мол, погоди. Рядом, скрестив руки на груди, замерла Джесамин. У нее был озабоченный вид.
– Помоги встать, – велел Талманес.
Мелтен помедлил, затем выполнил приказ.
– Вам лучше прилечь, – сказала Джесамин.
– Нет, мне лучше постоять, вместо того чтобы дать себя с почетом обезглавить, – проворчал Талманес и стиснул зубы. Ну и боль… О Свет! Что это, его рука? Так почернела, будто ее обугливали на костре. – Что… Что происходит?
– Нас загнали в угол, милорд. – Судя по мрачному голосу и полному решимости взгляду, Мелтен уже списал Отряд со счетов. – Дэннел и Гэйбон спорят, как лучше поставить драконов для последнего боя. Алудра отмеряет заряды.
Талманес наконец-то сумел выпрямиться в полный рост и тут же схватился за Мелтена. Перед ним была просторная городская площадь, где собралось две тысячи людей. Они жались друг к другу, словно путники в пустыне, ищущие тепла зябкой ночью. Дэннел и Гэйбон расположили драконов полукругом, развернув орудия к центру города. За этим барьером теснились беженцы. Бойцы Отряда сосредоточились возле драконов; для стрельбы каждому орудию требовались три пары рук, и почти все солдаты прошли какую-никакую подготовку.
Соседние здания горели, но отблески пожара вели себя как-то странно. Почему пламя не освещает улицу? На ней слишком темно. Будто ее выкрасили черной краской. Или…
Талманес сморгнул слезы, навернувшиеся от мучительной боли, и его осенило. Улицу заполонили троллоки. Будто потекшие чернила, они приближались к полукругу направленных в их сторону драконов.
Но троллоки не торопились. Что-то их сдерживало. «Ждут, пока не наберется масса для решающего удара», – понял Талманес.
За спиной раздались возгласы и какое-то порыкивание. Талманес резко развернулся и тут же схватил Мелтена за руку – мир заходил ходуном. Дожидаясь окончания этой качки, Талманес подумал, что боль… тускнеет – как пламя, которому недостает свежего угля. Эта боль пожирала его, но теперь пищи для нее почти не осталось.
Когда все встало на прежние места, Талманес увидел источник этого рычания. Площадь, на которой они находились, выходила на городскую стену, но солдаты и горожане держались от нее подальше. Будто густая сажа, гребень стены облепили троллоки. Потрясая оружием, они смотрели вниз, на людей, и рычали от нетерпения.
– Если подойти слишком близко, получишь копье, – сказал Мелтен. – Мы надеялись добраться до стены, а затем пройти вдоль нее к воротам, но теперь, когда эти твари закидывают нас смертью, ничего не выйдет. Остальные пути перекрыты.
К Дэннелу и Гэйбону подошла Алудра.
– Заряды, их я могу установить под драконами, – сказала она им тихо, но громче, чем следовало бы. – Эти заряды уничтожат орудия. Но людей могут сильно поранить.
– Займись этим, – сказал Гэйбон куда тише, чем она. – Страшно подумать, что сделают с людьми троллоки, и нельзя допустить, чтобы драконы оказались в лапах у Тени. Вот почему троллоки ждут. Их командиры надеются, что неожиданной и мощной атакой сумеют сломить нас и завладеть этим оружием.
– Идут! – крикнул солдат, стоявший возле драконов. – О Свет, они приближаются!
Черной слизью забурлили в дальнем конце улицы отродья Тени – зубы, когти, клыки и почти человеческие глаза. Они хлынули из всех переулков, в жажде убивать, предвкушая кровопролитие. Те троллоки, что на стенах, зарычали громче прежнего.
«Мы окружены, – тяжело вздохнув, подумал Талманес. – Прижаты к стене, пойманы в сеть. Мы…»
Прижаты к стене.
– Дэннел! – крикнул Талманес, перекрывая всеобщий гул, и командир, руководивший солдатами у драконов, обернулся. Он стоял рядом со своими людьми, уже зажегшими труты в ожидании приказа дать единственный залп.
Талманес сделал такой глубокий вдох, что легкие загорелись огнем, и продолжил:
– Ты говорил, что всего несколькими выстрелами можно разбить вражеские укрепления.
– Ну конечно, – отозвался Дэннел. – Если бы мы шли на приступ… – И умолк.
«О Свет, как же все устали! – подумал Талманес. – Никому и в голову не пришло…»
– Эй, там, в центре! Расчет Райдена! Кругом! – крикнул Талманес. – Остальным – стоять на месте и вести огонь по троллокам! Живее давайте! Живо, живо!
Дракониры пришли в движение. Райден и его команда под скрип колес развернули свои орудия. Другие драконы дали нестройный залп по улицам, выходившим на площадь. Грохот стоял оглушительный, и беженцы стали с криками зажимать уши. Казалось, наступил конец света. Когда драконьи яйца стали разрываться в гуще неприятельского войска, сотни и тысячи троллоков полегли в лужах крови. Над площадью повис белый дым, исторгнутый орудийными жерлами.
Горожане, толпившиеся ближе к стене и перепуганные представшим их взорам зрелищем, истошно завопили, когда к ним развернули драконов Райдена. Большинство в ужасе попадало на землю, тем самым расчистив пространство перед кишевшей троллоками городской стеной. Драконов Райдена выстроили вогнутой дугой – так же, как линию обороны, только направив стволы орудий не в стороны, а на один и тот же участок стены.
– Дайте треклятый пальник! – крикнул Талманес, вытянув руку.
Кто-то из дракониров вложил ему в ладонь трут, кончик которого ало светился. Талманес оттолкнулся от Мелтена. В этот судьбоносный момент ему хотелось стоять на своих двоих.
Подошел Гэйбон. Талманес почти ничего не слышал, и голос гвардейца показался ему шепотом.
– Эти стены простояли сотни лет. Бедный город. Бедный мой город…
– Он больше не твой. – Глядя на захваченную троллоками стену, Талманес решительно поднял разгоревшийся факел. За спиной у него пылал Кэймлин. – Теперь он принадлежит им.
С этими словами он опустил факел, описав во тьме алую дугу. По этому его сигналу над площадью разнесся рев драконов.
Троллоков – кого целым, кого разорвав на части – разметало во все стороны. Стена под ними разлетелась на куски, словно башенка из детских кубиков, по которой ударили ногой с разбегу. Талманес покачнулся. В глазах у него потемнело, но он успел увидеть, как осыпаются наружу камни. Затем он лишился чувств и упал, и могло показаться, что земля содрогнулась под тяжестью его тела.

Глава 1. На восток летит ветер


Вращается Колесо Времени, эпохи приходят и уходят, оставляя в наследство воспоминания, которые становятся легендой. Легенда тускнеет, превращаясь в миф, и даже миф оказывается давно забыт, когда эпоха, что породила его, приходит вновь. В эпоху, называемую Третьей, в эпоху, которая еще будет, в эпоху, которая давно миновала, над Горами тумана поднялся ветер. Не был ветер началом. Нет ни начала, ни конца оборотам Колеса Времени. Но это было началом.
На восток ветер дул, спускаясь с величественных гор, миновал бесплодные холмы и оказался в месте, известном под названием Западный лес, в прошлом густо поросшем соснами и болотными миртами. Однако не нашел здесь почти ничего, кроме неопрятного густого подлеска – повсюду, но не вокруг редких высоких дубов. Судя по отслоившейся коре и поникшим сучьям, этих великанов поразила какая-то болезнь. В других же местах опавшие сосновые иглы покрывали землю бурым одеялом, а иссохшие голые ветви не давали почек.
На северо-восток повернул ветер. На пути у него похрустывал и потрескивал подлесок. Была ночь, и по лесному перегною, тщетно выискивая добычу или падаль, сновали костлявые лисицы. Ни весеннего пения птиц, ни – что важнее – волчьего воя.
Покинув безмолвный Западный лес, ветер пронесся над Таренским Перевозом – вернее, над тем, что от него осталось. Городок с мощеной улицей и высокими зданиями на фундаментах из краснокамня стоял на границе области, известной под названием Двуречье, и по местным меркам считался очень красивым.
Теперь же черные развалины давно перестали дымить, и от городка почти ничего не осталось. Одичавшие псы рылись в мусоре и в грудах обломков – вдруг найдется какое-нибудь мясо? – и провожали ветер голодными глазами.
Тот свернул на восток и пересек реку, за которой, несмотря на поздний час, по длинному тракту от Байрлона к Беломостью брели разрозненные группы понурых обездоленных созданий с факелами в руках. Некоторые, судя по коже цвета меди, были доманийцами, чьи изношенные одежды рассказывали печальную историю о голодном переходе через горы. Другие же пришли из совсем уж дальних краев: тарабонцы – испуганные глаза над грязной вуалью – и фермеры из северного Гэалдана со своими женами. До всех доходили слухи, что там, в Андоре, есть еда – и еще в Андоре есть надежда.
Сейчас у этих людей не было ни того ни другого.
На восток летел ветер, вдоль реки, что вилась меж оставшихся без урожая ферм, высохших пастбищ и бесплодных фруктовых садов.
Брошенные села. Деревья как обглоданные кости. На этих ветвях нередко собиралось воронье, – бывало, в жухлой траве проскальзывал тощий кролик, а то и дичь покрупнее. И над всей землей довлели вездесущие грозовые тучи, и непросто было разобрать, день сейчас или ночь.
На подлете к великому и славному Кэймлину ветер свернул на север, прочь от объятого яростным красно-оранжевым пламенем города, питавшего ненасытные тучи клубами черного дыма. В ночной тиши в Андор пришла война, и беженцам еще предстояло узнать, что идут они навстречу опасности. Неудивительно. Опасность была повсюду, и ты так или иначе приближался к ней, если не стоял на месте.
Направляясь на север, ветер миновал людей с погасшим взором, сидевших на обочинах поодиночке или небольшими группами. Некоторые так оголодали, что не могли сидеть, и поэтому лежали, глядя в бурлящее грозовое небо. Другие брели дальше, а куда – и сами не знали. На север, на Последнюю битву, что бы это ни значило. В этих двух словах нет надежды, только смерть, но люди чувствовали, что обязаны быть именно там, на месте Последней битвы.
В вечерней мгле ветер добрался до громадного сборища далеко к северу от Кэймлина. За перелесками начиналось широкое поле, но теперь на нем выросли палатки – ни дать ни взять грибы на гниющем бревне. Десятки тысяч вооруженных людей ждали у костров, в пламени которых быстро исчезали росшие в округе деревья.
Ветер пронесся между ними, обдавая клубами дыма солдатские физиономии, на которых, в отличие от лиц беженцев, читалось не отчаяние, а благоговейный страх. Эти люди видели хворую землю, чувствовали гнет нависающих туч и понимали, что мир умирает. Они смотрели, как огонь пожирает дрова, уголек за угольком, и то, что некогда было живым, обращается в прах.
Бойцы одного из отрядов осматривали доспехи, на совесть смазанные маслом, но все равно начавшие ржаветь. Набирали воду айильцы в белых одеждах – бывшие воины, ныне отказавшиеся брать в руки оружие, несмотря на искупленный тох. Кучка перепуганных слуг, уверенных, что завтра грянет война между Белой Башней и Драконом Возрожденным, раскладывали припасы в дрожавших на ветру палатках.
В ночи мужчины и женщины нашептывали слова истины. «Конец близок. Мир обречен. Приходит конец всему сущему. Конец близок».
И тут кто-то громко рассмеялся.
Из большого шатра в центре лагеря лился теплый свет, выплескиваясь из-за поднятого входного клапана и вырываясь из-под парусиновых стенок.
А в этом шатре хохотал, запрокинув голову, Ранд ал’Тор – Дракон Возрожденный.
– И что она сделала? – отсмеявшись, спросил он и налил два кубка красного вина – один себе, другой Перрину, которого этот вопрос вогнал в краску.
«Он заматерел, – подумал Ранд, – но каким-то образом не утратил частицу присущей ему скромности». Настоящее чудо, вроде жемчужины, найденной в брюхе у форели. Перрин был могуч, но эта мощь не сломила его.
– Ну, – ответил кузнец, – ты же знаешь, какова наша Марин. Даже на Кенна смотрит так, будто он мальчишка, нуждающийся в материнской заботе. Когда она увидела меня и Фэйли на полу, будто двух бестолковых подростков… Наверное, она не знала, что делать – то ли смеяться, то ли отправить нас на кухню мыть посуду. Поодиночке, чтобы не наделали глупостей.
Ранд с улыбкой представил эту картину. Перрин – здоровенный, крепкий Перрин – настолько слаб, что едва ходит. Какой нелепый образ! Ранд предположил бы, что друг преувеличивает, но за Перрином такое не водилось. Он всегда говорил только правду. Как странно, он изменился так, что не узнать, но нутро осталось прежним. Удивительное дело.
– Как бы то ни было, – продолжил Перрин, отхлебнув вина, – Фэйли помогла мне встать, усадила на коня, и мы с важным видом стали гарцевать туда-сюда. Я, считай, пальцем о палец не ударил. Сражались другие, а я и чашку бы не смог ко рту поднести. – Он умолк. Взгляд золотистых глаз устремился куда-то вдаль. – На твоем месте я бы гордился ими, Ранд. Без Даннила, без твоего отца и отца Мэта, безо всех этих людей я не сделал бы и половины – нет, даже десятой части – того, что сделано.
– Верю, – сказал Ранд, рассматривая вино. Льюс Тэрин знал толк в этом напитке, и Ранд – вернее, тот закоулок его сознания, где хранилась память человека, которым он когда-то был, – остался недоволен этим винтажом. В нынешнем мире мало какое вино могло сравниться с лучшими образцами Эпохи легенд – по крайней мере, ни одно из тех, что ему доводилось пробовать.
Он сделал глоточек и отставил кубок. В глубине шатра, в той части, что была отделена занавеской, по-прежнему дремала Мин, но после увиденного во снах Ранд пробудился – и теперь был рад, что Перрин помогает ему отвлечься от мыслей о Тел’аран’риоде.
«Майрин…» Нет. Нельзя чтобы эта женщина отвлекала его. В этом, пожалуй, весь смысл его видения.
– Пойдем прогуляемся, – сказал Ранд. – Надо проверить кое-что перед завтрашним днем.
Оба вышли в ночь и в сопровождении нескольких Дев, державшихся немного позади, отправились к Себбану Балверу, чьи услуги Перрин предоставил Ранду. Балвера подобный поворот событий вполне устраивал, поскольку ему было свойственно тяготеть к наиболее влиятельным персонам.
– Послушай, Ранд, – начал Перрин, не снимавший руки с Мах’аллейнира, – я же обо всем рассказал. И об осаде Двуречья, и о сражении. Зачем спрашивать снова?
– Раньше меня интересовали события, Перрин. И я спрашивал о том, что было, но не о людях, с которыми это случилось. – Он взглянул на Перрина и сотворил светящуюся сферу, чтобы та озаряла дорогу. – Мне надо запомнить людей, Перрин. В прошлом я зачастую не обращал на них внимания, а так нельзя.
Неподалеку стояли лагерем войска Перрина. Порыв ветра принес запахи костров и звон кузнечных молотов по заготовкам для мечей. До Ранда доходили слухи, что вновь раскрыт секрет изготовления оружия с помощью Единой Силы. Люди Перрина работали без продыху, стараясь создать как можно больше подобных клинков, и два его Аша’мана совсем выбились из сил.
Ранд прислал Перрину всех мужчин, умеющих направлять Силу, без кого мог обойтись, – хотя бы потому, что к нему, едва прознав об этой новости, явились десятки Дев и потребовали снабдить их сработанными с использованием Силы наконечниками для копий. «Сам подумай, Ранд ал’Тор, – объясняла Берална, – кузнецы Перрина Айбара могут делать целых четыре наконечника вместо одного меча». Произнося последнее слово, она поморщилась, будто на вкус оно было как морская вода.
В отличие от Льюса Тэрина, Ранд не знал вкуса морской воды. В прошлом подобные воспоминания изрядно его тревожили, но теперь Ранд научился примиряться с ними.
– Уму непостижимо, что с нами стало, – продолжал Перрин. – О Свет, иной раз мне кажется, что с минуты на минуту объявится хозяин всей этой прекрасной одежды, наорет на меня, а затем велит не задирать нос и отправит чистить конюшни.
– Колесо плетет так, как желает Колесо, Перрин. Мы стали теми, кем должны были стать.
Перрин кивнул. Они шагали по тропинке меж палаток, освещенные сферой, что висела в воздухе над правой ладонью Ранда.
– На что… На что они похожи? – спросил Перрин. – Полученные тобой воспоминания?
– Бывало ли, что ты видел сон, а проснувшись, помнил его во всех подробностях? И эти образы не меркли, а оставались с тобой целый день?
– Да, – ответил Перрин с какой-то странной сдержанностью. – Могу сказать, что случалось такое.
– Со мной то же самое, – сказал Ранд. – Я помню, как был Льюсом Тэрином и делал то, что делал он, как мы помним поступки, совершенные во сне. Да, они мои, но не всегда мне нравятся – и вряд ли я поступил бы так в здравом уме. Но факт остается фактом: во сне эти действия кажутся рациональными.
Перрин кивнул.
– Я – это я, – продолжил Ранд. – И я – это он. Но вместе с тем мы – не единое целое.
– Ну, ты все еще похож на себя, – сказал Перрин, хотя Ранду показалось, что на слове «похож» он слегка запнулся. Может, хотел сказать «пахнешь собой»? – Изменился, но не настолько.
Ранд сомневался, что сумеет подобрать такие слова, чтобы Перрин не счел его сумасшедшим. Человек, которым он становился, когда выступал от лица Дракона Возрожденного… Это была не маска и не поза. Именно такова была его сущность. Он не изменился. Не преобразился. Он попросту принял все как есть.
Это не значило, что он узнал ответы на все вопросы. Несмотря на обретенные воспоминания за четыреста лет, Ранд все еще волновался насчет того, что ему предстояло сделать. Льюс Тэрин не знал, как запечатать Скважину. Его попытка привела к катастрофе – к порче, к Разлому Мира – и ненадежности узилища, печати на котором ныне стали хрупкими, как стекло.
Но один вопрос не шел у Ранда из головы. Опасный вопрос. Тот, которым не задавался Льюс Тэрин.
Вдруг суть не в том, чтобы снова запечатать Темного в узилище? Вдруг ответ, последний и окончательный, кроется в чем-то другом? В чем-то более постоянном?
«Да, – в сотый раз подумал Ранд. – Но возможно ли это?»
Они подошли к нужной палатке, где трудились писари. Девы рассыпались вокруг веером, а Ранд с Перрином ступили внутрь. Разумеется, писари еще не спали, и, увидев вошедшего Ранда, они не особо удивились.
– Милорд Дракон, – чопорно поклонился Балвер, стоявший у стола с картами и стопками документов.
Сухонький и невысокий, он нервными движениями раскладывал бумаги. Из прорехи в камзоле, который был ему великоват, то и дело выглядывал шишковатый локоть.
– Докладывай, – велел Ранд.
– Роэдран обещал быть, – ясным тонким голосом произнес Балвер. – Королева Андора послала за ним и обещала, что эта ее Родня откроет для него переходные врата. Соглядатаи при его дворе сообщают, что Роэдран гневается. Дескать, предпочел бы обойтись без ее помощи. Но настаивает, что ему надо здесь показаться – хотя бы для того, чтобы не выглядеть изгоем.
– Замечательно, – сказал Ранд. – Говоришь, Илэйн не догадывается о твоих шпионах?
– Милорд! – возмутился Балвер.
– Ты выяснил, кто из наших писарей шпионит на нее?
– Никто… – пролепетал Балвер, и Ранд улыбнулся:
– Кто-нибудь да шпионит, Балвер. В конце концов, Илэйн сама говорила, как вести подобные дела. Чуть ли не учила. Ну да ладно. После завтрашнего дня мои намерения станут известны всем и каждому, так что в секретах нет нужды.
«Кроме тех, что у меня на душе, сокрытых глубоко-глубоко».
– То есть на встрече будут все? – спросил Перрин. – Все важнейшие правители? И Иллиана, и Тира?
– Амерлин убедила их присутствовать, – ответил Балвер. – Если милорды желают взглянуть, у меня есть копия их переписки.
– Я бы ознакомился, – сказал Ранд. – Пусть документы принесут ко мне в шатер. Ночью пролистаю.
Земля вдруг содрогнулась. Писари стали хвататься за стопки бумаг, чтобы те не рассыпались, вскрикивая, когда вокруг падала походная мебель. Снаружи раздавались голоса, но людские вопли перекрывал звон металла и треск ломавшихся деревьев. В глубинах земли что-то зарокотало и застонало.
Для Ранда этот звук был чем-то сродни болезненному мышечному спазму.
Далеко в небесах, словно предвестником будущего, громыхнул гром. Дрожь земли улеглась, но писари так и стояли со стопками документов в руках, будто боялись, что те разлетятся по сторонам.
«Вот оно, – подумал Ранд. – Я не готов – мы не готовы… Но все равно – вот оно».
Многие месяцы он провел в страхе перед этим днем. С тех самых пор, как в ночи явились троллоки, с тех самых пор, как Лан и Морейн увели его из Двуречья, Ранд боялся того, что будет.
Последняя битва. Конец. Но теперь, на пороге Последней битвы, Ранд понял, что не боится. Он волновался, но страха не было.
«Скоро я приду за тобой», – подумал он и повернулся к писарям:
– Разошлите предупреждения. Расскажите людям, что впереди новые землетрясения. И бури, самые настоящие, чудовищные. Произойдет Разлом, и этого не избежать. Темный попробует стереть этот мир в порошок.
В свете фонарей писари закивали, с тревогой поглядывая друг на друга, а Перрин сделал задумчивое лицо, но тоже кивнул – едва заметно, будто соглашаясь с самим собой.
– Еще новости есть? – спросил Ранд.
– Не исключено, что сегодня ночью королева Андора что-то предпримет, – ответил Балвер.
– Слово «что-то», Балвер, мало что описывает, – заметил Ранд, и тот, слегка изменившись в лице, произнес:
– Простите, милорд, но точнее сказать не могу. Пока что. Я только-только получил это сообщение. Совсем недавно королеву Илэйн разбудили несколько ее советников. Зачем? Этого сказать не могу. У меня нет никого, кто был бы настолько приближен к ее особе.
Ранд нахмурился и положил ладонь на висевший на поясе меч Ламана.
– Может, это «что-то» она планирует на завтра, – предположил Перрин.
– Может быть, – согласился Ранд. – Балвер, если что-то выяснишь, дай мне знать. Спасибо. Ты молодец.
Секретарь приосанился. В мрачной атмосфере этих последних дней все старались принести какую-нибудь пользу. В своем деле Балвер разбирался как никто другой и был уверен в собственных силах, однако всегда приятно услышать об этом от нанимателя. Особенно если твой наниматель – не кто иной, как Дракон Возрожденный.
Ранд вышел из палатки. Перрин последовал за ним.
– Зачем бы ни разбудили Илэйн, – сказал он, – беспокойства у тебя прибавилось.
– Ее не стали бы поднимать с постели без весомой причины, – тихо отозвался Ранд. – С учетом ее положения.
Беременна. Носит его детей. О Свет! Об этом он только узнал. Почему же она сама не рассказала?
Ответ был прост. Илэйн чувствовала эмоции Ранда – так же, как он чувствовал ее эмоции, – и знала, каково ему пришлось в последнее время. До Драконовой горы, когда…
Понятно, она не захотела бы говорить о беременности, пока Ранд пребывал в подобном состоянии. Кроме того, он сделал так, чтобы найти его было не очень-то просто.
И все равно новость стала потрясением.
«Я стану отцом», – подумал Ранд. И эта мысль пришла ему в голову не впервые. Да, у Льюса Тэрина были дети, и Ранд мог вспомнить и детей, и отцовскую любовь, но это не то же самое.
Отцом станет он, Ранд ал’Тор. При условии, что победит в Последней битве.
– Илэйн не стали бы будить просто так, должна быть веская причина, – повторил он, возвращаясь к насущным делам. – Но беспокоит меня не то, что произошло, а то, что случившееся может отвлечь от главного. Завтра важный день, и, если Тень имеет хоть какое-то понятие о его важности, будет сделано все, чтобы не дать нам объединиться.
– Я знаю людей, близких к Илэйн, – поскреб бороду Перрин, – и они посматривают, что да как.
– Надо поговорить с ними, – поднял руку Ранд. – Сегодня у меня масса дел, но… Да, ситуация требует внимания.
И они сразу же, убыстряя шаг, направились к лагерю Перрина, а следом тенями скользнули телохранительницы Ранда с вуалями на лицах и копьями в руках.

Ночь была подозрительно тихой. Сидя в своем шатре, Эгвейн трудилась над письмом, адресованным Ранду, хотя и не знала, отошлет ли свое послание. Что не так важно. Главное – написать его, тем самым привести в порядок мысли и определиться с тем, что она хочет сказать.
Зашелестел плащ Стража, и в шатер снова ввалился Гавин, не снимавший ладони с навершия меча.
– На сей раз останешься? – поинтересовалась Эгвейн, обмакнув перо в чернила. – Или опять куда-то уйдешь?
– Не нравится мне эта ночь, Эгвейн. – Гавин бросил взгляд за спину. – Что-то с ней не так.
– Мир затаил дыхание, Гавин, и ждет событий завтрашнего дня. Ты сделал, как я просила? Отправил гонца к Илэйн?
– Да. Но она наверняка уже спит. Для нее слишком поздно.
– Посмотрим.
В скором времени из лагеря Илэйн прибыл человек со сложенной запиской. Эгвейн прочла ее и улыбнулась.
– Пойдем, – сказала она Гавину, встала, захватила кое-какие вещицы, взмахнула рукой, и воздух рассекли переходные врата.
– Предлагаешь Переместиться? – спросил Гавин. – Тут пешком-то всего ничего.
– Даже недолгая прогулка у всех на виду – это официальный визит Амерлин к королеве Андора, – объяснила Эгвейн, когда Гавин шагнул в переходные врата и осмотрелся на той стороне. – Иногда лучше не давать окружающим повода для ненужных вопросов.
«Суан все отдала бы за такую способность», – подумала Эгвейн. Сколько новых интриг сплела бы эта женщина, умей она так легко, быстро и скрытно навещать других?
Шагнув через переходные врата, девушка оказалась перед разогретой жаровней. Округлившийся живот королевы обтягивало светло-зеленое платье. Илэйн поспешила сразу же подойти и поцеловать перстень Амерлин. Сбоку, у входного клапана, стояла Бергитте: широкие небесно-голубые штаны, короткий красный жакет, руки на груди и золотистая коса через плечо.
– Удивлен, что ты не спишь, – заломил бровь Гавин, глядя на сестру.
– Жду донесения. – Королева повернулась к Амерлин и указала на пару мягких кресел у жаровни.
– Что-то важное? – спросила Эгвейн.
– Джесамин забыла прислать весточку из Кэймлина, – нахмурившись, ответила Илэйн. – Я строго-настрого велела ей присылать гонца каждые два часа, а она все тянет. О Свет! Наверняка ничего серьезного. Но я все равно отправила Серинию на площадку для Перемещения. Пусть выяснит, что к чему. Надеюсь, ты не против.
– Тебе надо отдохнуть, – скрестил руки на груди Гавин.
– Большое спасибо за совет, – заметила Илэйн, – который я проигнорирую, как проигнорировала в точности такой же совет Бергитте. О чем ты хотела поговорить, мать?
Эгвейн протянула ей письмо, над которым трудилась.
– Оно для Ранда? – спросила Илэйн.
– Ты видишь его в ином свете. Скажи, что думаешь об этом письме. Может, я и не стану его отправлять. Еще не решила.
– Какой… убедительный тон, – заметила Илэйн.
– На другой он, похоже, не реагирует.
Просмотрев текст, Илэйн опустила руку с письмом и промолвила:
– Может, позволим ему действовать по своему разумению?
– Сломать печати? – уточнила Эгвейн. – Освободить Темного?
– Почему бы и нет?
– О Свет, Илэйн!
– Разве это не должно произойти? – спросила Илэйн. – Я о том, что Темный собирается сбежать. Он уже практически освободился.
– Касаться мира – это одно, а освободиться – совсем другое. – Эгвейн помассировала виски. – Во время Войны Силы его так и не выпустили в мир по-настоящему. Скважина позволила Темному коснуться реальности, но эту дыру запечатали прежде, чем он успел вырваться. Окажись Темный на воле, само Колесо было бы сломано. Вот, хочу кое-что показать.
Она достала из сумки стопку заметок. Эти примечания были спешно составлены библиотекарями Тринадцатого книгохранилища.
– Я не утверждаю, что мы не должны ломать печати, – сказала Эгвейн. – Хочу лишь сказать, что в этом деле нельзя полагаться на Ранда и его безумные планы.
Илэйн нежно улыбнулась. О Свет, да она без ума от Ранда! «Я же могу на нее положиться – верно?» С недавних пор ответить на этот вопрос становилось все труднее. Ее выходка с Родней…
– К несчастью, в твоем библиотечном тер’ангриале не нашлось ничего, что относилось бы к делу. – Статуя улыбающегося бородача едва не вызвала в Башне самый настоящий бунт, поскольку каждой сестре хотелось прочесть содержавшиеся в ней тысячи книг. – Как видно, все тома были написаны до того, как проделали Скважину. Исследования продолжаются, но в этих конспектах содержатся все сведения, какие нам удалось отыскать, касающиеся узилища, печатей и самого Темного. Если сломать печати в неподходящий момент, боюсь, всему сущему придет конец. Вот, почитай. – Она передала Илэйн одну из страниц.
– Кариатонский цикл? – с любопытством произнесла Илэйн. – «Не станет света, не будет рассвета, и останется узник в темнице томиться». Узник – это Темный?
– Пожалуй, – ответила Эгвейн. – Пророчества всегда неоднозначны. Ранд намерен развязать Последнюю битву и сразу же сломать печати, но это чудовищная мысль. Впереди долгая война, и освобождение Темного ослабит нас и укрепит силы Тьмы. Если это необходимо сделать – в чем я по-прежнему не уверена, – лучше подождать до последнего момента. По самой меньшей мере, подобное деяние надо обсудить. Во многом Ранд оказывался прав, но, бывало ведь, и ошибался. Нельзя, чтобы он принимал такое решение в одиночку.
Илэйн пролистала примечания и задержалась на одном из них.
– «Его кровь даст нам Свет…» – Она задумчиво потерла страницу большим пальцем. – «Дождись Света». Кто добавил эту строчку?
– Этот экземпляр Кариатонского цикла в переводе Термендал принадлежал Дониэлле Аливин, – ответила Эгвейн. – В ученой среде ее собственноручно сделанные замечания породили не меньше споров, чем сами пророчества. Известно ли тебе, что она была сновидицей, единственной Амерлин, обладавшей этим даром? До меня, во всяком случае.
– Да, известно, – подтвердила Илэйн.
– Занимавшиеся исследованиями сестры пришли к тому же выводу, что и я, – сказала Эгвейн. – Возможно, в нужное время печати должны быть сломаны, но никак не перед началом Последней битвы, что бы ни думал себе Ранд. Надо дождаться подходящего момента, и только я, как Блюстительница печатей, буду решать, наступил этот момент или нет. Такова моя обязанность, и я не собираюсь рисковать целым миром ради драматических уловок Ранда.
– Да, есть в нем что-то от менестреля, – согласилась Илэйн, и снова с нежной улыбкой. – Твои аргументы убедительны, Эгвейн. Озвучь их Ранду. Тебя он послушает. Все-таки он не глупец, и его можно убедить.
– Посмотрим. Теперь же я…
Вдруг она ощутила всплеск тревоги Гавина и увидела, как тот разворачивается, заслышав конский топот. Слух у него был не лучше, чем у Эгвейн, но прислушиваться к подобным звукам входило в обязанности Стража.
Эгвейн обняла Истинный Источник. По ее примеру Илэйн поступила так же. Бергитте, схватившись за меч, уже откинула входной клапан шатра.
С коня спрыгнула взмыленная посланница. С широко раскрытыми глазами она кое-как доковыляла до шатра. Бергитте и Гавин тут же встали по бокам от нее – на случай, если подойдет слишком близко. Но женщина остановилась и, тяжело дыша, выпалила:
– На Кэймлин напали, ваше величество.
– Что?! – вскочила на ноги Илэйн. – Как? Неужели Джарид Саранд наконец…
– Троллоки, – перебила ее вестница. – Ближе к сумеркам.
– Быть такого не может! – Илэйн схватила женщину за руку и вытащила из шатра. Эгвейн выбежала следом. – Прошло больше шести часов! Почему мы узнали обо всем только сейчас? Что случилось с Родней?
– Мне не сказали, моя королева, – ответила посланница. – Капитан Гэйбон велел привести вас, и как можно быстрее. Сам он только что прибыл через переходные врата.
Площадка для Перемещения находилась неподалеку от шатра Илэйн. Там уже собралась целая толпа, но мужчины и женщины расступались, пропуская Амерлин и королеву.
Через несколько секунд те увидели открытые переходные врата и людей – в окровавленной одежде, почерневших от сажи и пахнувших дымом; они тащили за собой тележки с драконами – новым оружием Илэйн. Многие из новоприбывших едва держались на ногах, а некоторые теряли сознание, едва солдаты Илэйн приходили на помощь и подхватывали тележки. Очевидно, тянуть их должны были не люди, а лошади.
Поблизости открылись новые переходные врата, созданные Серинией Седай и сильнейшими женщинами из Родни, хотя Эгвейн по-прежнему не хотела думать о них как о подданных королевы Андора. Беженцы хлынули на Поле Меррилор, словно прорвавшая плотину река.
– Ступай, – сказала Эгвейн Гавину и сплела еще одни переходные врата, ведущие на площадку для Перемещения в лагере Белой Башни. – Пусть сюда бегут все Айз Седай, которых можно призвать. Скажи Брину, чтобы готовил солдат. По приказу Илэйн они Переместятся через переходные врата на окраины Кэймлина. Так мы проявим солидарность с Андором.
Гавин кивнул и юркнул во врата. Эгвейн закрыла их и направилась к Илэйн. Та стояла возле раненых солдат, с трудом понимавших, что происходит. Сумеко из Родни следила, чтобы все, чьей жизни грозила непосредственная опасность, были Исцелены.
В воздухе висел тяжелый запах дыма. Подходя к Илэйн, Эгвейн мельком увидела в проеме одних из переходных врат объятый огнем Кэймлин.
«О Свет!» На миг девушка обмерла, затем поспешила дальше. Илэйн говорила с Гэйбоном, капитаном гвардии королевы. Красивый, представительный мужчина чуть не падал от усталости. На руках, на форме – кровь. Похоже, он ранен.
– Приспешники Темного убили двух женщин из той четверки, что вы оставили для передачи донесений, ваше величество, – с трудом выговаривал он. – Третья погибла в бою. Но драконов мы спасли. А когда… когда сбежали… – Похоже, ему было больно об этом говорить. – Когда сбежали через пролом в городской стене, оказалось, что несколько наемничьих отрядов, обойдя город, подходят к воротам, которые защищали люди лорда Талманеса. По чистому совпадению наемники оказались совсем рядом и помогли нам отступить.
– Вы молодец, – сказала Илэйн.
– Но город…
– Вы молодец, – твердо повторила Илэйн. – Забрали драконов, спасли всех этих людей. Я прослежу, чтобы вас наградили, капитан.
– Лучше наградите бойцов Отряда Красной руки, ваше величество. Кто-кто, а они заслужили награду. И умоляю, если можете как-то помочь лорду Талманесу… – Он указал на беспомощного человека, которого только что вынесли из переходных врат несколько «красноруких».
Илэйн опустилась перед ним на колени. К ней присоединилась Эгвейн. Кожа Талманеса совсем почернела, и поначалу Эгвейн решила, что он мертв, но затем услышала прерывистое дыхание.
– О Свет! – Илэйн обследовала распростертое тело Искательством. – Никогда такого не видела.
– Такан’дарские клинки, – объяснил Гэйбон.
– Нам с тобой такое не под силу, Илэйн. Я… – Эгвейн осеклась, расслышав что-то за стонами солдат и скрипом тележек.
– Эгвейн? – тихо окликнула ее королева.
– Сделай для него все, что можешь.
Эгвейн вскочила и, следуя на голос, торопливо протолкалась через беспорядочную толпу. Откуда же… Да, вот отсюда. На краю площадки для Перемещения Эгвейн увидела открытые переходные врата, из которых спешили на помощь раненым Айз Седай в самых разнообразных одеждах. Гавин выполнил поручение на совесть.
Довольно громким голосом Найнив спрашивала, кто заведует всем этим бардаком. Эгвейн подбежала к ней, схватила за плечо, и Найнив вздрогнула:
– Мать? Что случилось? Почему в Кэймлине пожар? Я…
Увидев раненых, она умолкла, оцепенела, затем собралась было броситься к ним, но Эгвейн потащила ее туда, где лежал Талманес:
– Вот его надо осмотреть в первую очередь.
Найнив охнула, упала на колени и мягко отстранила Илэйн. Осмотрела Талманеса Искательством и замерла, широко раскрыв глаза.
– Найнив? – спросила Эгвейн. – Ты сможешь?..
И тут Найнив буквально взорвалась плетениями, словно из-за туч вдруг вышло солнце. Соединив Пять Сил в единый сияющий столп, она решительно направила его в тело военачальника.
Эгвейн не вмешивалась. Талманес, судя по виду, едва цеплялся за жизнь, но, быть может, искусства Найнив окажется достаточно. Да будет на то воля Света, и этот мужчина не умрет. В прошлом он произвел на Эгвейн глубокое впечатление. Именно в таком человеке нуждались и Отряд, и сам Мэт.
Илэйн, стоявшая рядом с драконами, о чем-то расспрашивала женщину с заплетенными в косички волосами – должно быть, Алудру, создательницу этих орудий. Эгвейн подошла к ним и коснулась пальцами длинной бронзовой трубы. Разумеется, о драконах ей докладывали. Некоторые утверждали, будто эти штуковины – что-то вроде Айз Седай, отлитых из металла и питающихся горючим порошком из фейерверков.
Из переходных врат выходили все новые беженцы, по большей части горожане.
– О Свет! – прошептала Эгвейн. – Их бесчисленное множество! Нельзя же разместить весь Кэймлин здесь, на Поле Меррилор!
Илэйн, завершив расспросы, направилась к переходным вратам. Алудра же вернулась к осмотру своих повозок, очевидно решив не давать себе отдыха и проверить все сейчас, не дожидаясь утра.
– По словам солдат, за городскими стенами безопасно, – сказала Илэйн, проходя мимо Эгвейн. – Пойду погляжу, что к чему.
– Илэйн… – начала было следовавшая за ней Бергитте.
– Значит, пойдем вместе. Ну же!
Оставив их наедине с королевскими делами, Эгвейн вернулась к целительницам, где Айз Седай под руководством Романды сортировали пострадавших по тяжести их ранений.
Наблюдая за этой суетой, Эгвейн заметила поблизости мужчину и женщину, судя по виду – иллианцев.
– Что вам нужно?
Женщина – светлокожая, черноволосая, высокая и стройная, но с волевым лицом – бухнулась на колени.
– Меня зовут Лильвин, – назвалась она с акцентом, который ни с чем не спутаешь. – Я была с Найнив Седай, когда прозвучал призыв к Исцелению, и поэтому пришла вместе с ней.
– Ты шончанка! – изумилась Эгвейн.
– Я здесь, чтобы служить вам, Престол Амерлин.
Шончанка. Эгвейн по-прежнему касалась Источника. О Свет! Далеко не каждый из встреченных ею шончан был опасен, но… лучше не рисковать. Заметив вышедших из переходных врат нескольких гвардейцев Башни, она обратилась к ним, указав на шончанскую парочку:
– Уведите их в безопасное место и держите под присмотром. Позже я с ними разберусь.
Солдаты кивнули. Мужчина последовал за гвардейцами без особой охоты, женщина – без возражений. Она не обладала способностью направлять Силу, так что не была освобожденной дамани, хотя это не значило, что она не сул’дам.
С этой мыслью Эгвейн вернулась к Найнив, до сих пор стоявшей на коленях подле Талманеса. Болезненная чернота его кожи сменилась бледностью.
– Положите его где-нибудь в тихом месте. Пусть отдыхает, – утомленно велела Найнив стоявшим поблизости «красноруким». – Я сделала, что могла.
Когда солдаты унесли Талманеса, она подняла глаза на Эгвейн и прошептала:
– О Свет, сколько же сил я затратила! И это еще с ангриалом. Помнишь, как давным-давно Морейн Исцелила Тэма? Впечатляющее деяние…
В ее голосе прозвучала нотка гордости. Она сама хотела вылечить Тэма, но не сумела бы – хотя, конечно, тогда толком и не осознавала, что делает. Но с той поры много воды утекло.
– Это правда, мать? – спросила Найнив, встав. – Насчет Кэймлина?
Эгвейн кивнула.
– Ночь будет долгой, – заметила Найнив, окинув взглядом бесконечный поток раненых.
– А завтрашний день – еще дольше, – сказала Эгвейн. – Давай объединимся. Одолжу тебе свои силы.
– Мать?! – потрясенно воскликнула Найнив.
– Ты Исцеляешь лучше, чем я, – улыбнулась Эгвейн. – Пусть я – Амерлин, Найнив, но я по-прежнему Айз Седай. Слуга всего сущего. И моя сила тебе не помешает.
Найнив кивнула. Установив между собой связь, девушки присоединились к тем Айз Седай, кому Романда поручила Исцелять беженцев, получивших самые тяжелые раны.

– Фэйли занимается моей сетью глаз-и-ушей, – сказал Перрин Ранду, когда оба торопливо шагали к его лагерю. – Возможно, сегодня вечером она с ними. Предупреждаю: не уверен, что ты ей понравишься.
«Еще бы! – подумал Ранд. – Она же не дура. И наверняка понимает, чего я от тебя потребую, прежде чем все это закончится».
– Но, думаю, ей нравится, что мы с тобой друзья, – продолжил Перрин. – В конце концов, она кузина королевы. По-моему, она все еще беспокоится, что ты спятишь и причинишь мне вред.
– Я уже спятил, – сказал Ранд, – но держу безумие под контролем. Хотя насчет вреда она, наверное, права. Вряд ли у меня получится не навредить тем, кто находится рядом со мной. Непросто было выучить этот урок.
– Спятил, говоришь? – Перрин не снимал ладони с висевшего на бедре молота. Здоровенный он, этот молот – стоило бы смастерить для него специальный чехол, – но сработан потрясающе. Ранд все хотел спросить, не изготовлен ли он с помощью Силы, как то оружие, что создают Аша’маны. – Но это не так, Ранд. По-моему, ты не сумасшедший.
Ранд улыбнулся мысли, скользнувшей по грани сознания:
– Нет, Перрин, я безумен. Мое безумие заключено в этих воспоминаниях. В тех душевных порывах. Льюс Тэрин пробовал взять верх. Я был не одним человеком, а двумя. Они боролись за мое тело, и один из них был напрочь лишен рассудка.
– О Свет, – прошептал Перрин, – жуть-то какая…
– Да, приятного мало. Но вот в чем дело, Перрин. Я все сильнее убеждаюсь, что мне нужны эти воспоминания. Льюс Тэрин был хорошим человеком. И я тоже, но потом все пошло наперекосяк. Я возгордился и решил, что могу обойтись без чьей-либо помощи. Спасла только память. Без этого безумия… без этих воспоминаний я опять кинулся бы напролом. Один.
– Значит, хочешь объединить усилия с остальными? – Перрин бросил взгляд туда, где стояли лагерем представители Белой Башни. – Все это очень, очень похоже на встречу армий, собравшихся воевать друг с другом.
– Я сумею убедить Эгвейн в своей правоте, – сказал Ранд. – Потому что я прав, Перрин. Надо сломать печати. Понять не могу, почему она отвергает это.
– Теперь она – Амерлин, – почесал бороду Перрин. – Она – Блюстительница печатей, Ранд, и ей принимать решение, ломать их или нет.
– Это так. Вот я и растолкую ей, что мои намерения верны.
– А ты уверен, что их непременно нужно сломать? – спросил Перрин. – Ни капли не сомневаешься?
– Скажи мне, Перрин, если треснул металлический предмет – оружие или инструмент, – можно ли подлатать его? Чтобы действовать им снова как раньше?
– Ну, вообще-то – да, – сказал Перрин. – Но лучше так не делать. Текстура металла… Как правило, надежнее переплавить такую вещь и выковать заново, с самого начала.
– Здесь то же самое. Печати растрескались, будто меч. Залепить эти трещины невозможно, и поэтому надо убрать обломки и заменить поврежденные печати на нечто новое. Нечто лучшее.
– Ранд, – сказал Перрин, – объяснение предельно доходчивое. Ты не пробовал растолковать все Эгвейн такими же словами?
– Она же не кузнец, друг мой, – улыбнулся Ранд.
– Зато она умная, Ранд. Поумнее нас с тобой. Если подобрать верные слова, Эгвейн все поймет.
– Вот и посмотрим, – сказал Ранд. – Завтра.
Перрин остановился в свете сферы Ранда, созданной Единой Силой. Его лагерь, разбитый по соседству с лагерем Ранда, вмещал в себя армию не менее внушительную, чем все, что явились в тот день на Поле Меррилор. Ранду до сих пор не верилось, что Перрин собрал такое количество людей – включая, подумать только, белоплащников! Глаза-и-уши Ранда утверждали, что все в лагере Перрина сохраняли ему верность. Даже сопровождавшие Перрина Хранительницы Мудрости и Айз Седай были склонны прислушиваться к его мнению.
Перрин стал королем, это ясно как день. Не таким, как Ранд, но королем, живущим среди своего народа. Ранд не мог выбрать такой же путь. У Перрина есть возможность оставаться человеком, но еще какое-то время Ранду придется быть чем-то большим, нежели человеком. Он должен быть символом и той силой, на которую могут положиться все остальные.
Это страшно утомляло. Отчасти усталость была не физической, но куда более глубокой. Быть тем, кто нужен людям… Это изматывало Ранда, точило его, как вода точит камень, – а в конце концов вода всегда одерживает верх.
– В этом я тебя поддержу, – пообещал Перрин. – Но дай слово, что не позволишь делу дойти до драки. С Илэйн я сражаться не стану. И схватка с Айз Седай ничем хорошим не закончится. Ссоры между нами недопустимы.
– Драки не будет.
– Дай слово. – Лицо Перрина сделалось настолько твердым, что им можно было бы дробить камни. – Пообещай мне, Ранд.
– Обещаю, друг. На Последнюю битву мы выйдем в полном единении.
– Этого достаточно.
На входе в лагерь Перрин кивнул часовым. Это были двуреченцы – Рид Солен и Керт Фургонер. Оба отсалютовали Перрину, после чего отвесили неуклюжие поклоны Ранду.
Рид и Керт. Ранд знал обоих – Свет, в детстве он брал с них пример! – но уже привык, что люди видят в нем незнакомца, и чувствовал, как тяжелеет на плечах мантия Дракона Возрожденного.
– Милорд Дракон? Мы что… в смысле… – Керт сглотнул и посмотрел на небо, где пузырились, несмотря на присутствие Ранда, черные тучи. – На вид дело плохо, да?
– Бури нередко приносят беду, – ответил Ранд, – но в прошлом Двуречье выжило. Выживет и теперь.
– Но на вид дело плохо, – повторил Керт. – Плохо дело, чтоб мне сгореть!
– Все будет так, как пожелает Колесо. – Ранд глянул на север и тихо продолжил: – Сохраняй спокойствие, Керт. И ты, Рид. Почти все пророчества исполнены. Предстоящие испытания известны, день определен, и мы не встретим его в неведении.
Он не стал обещать, что они победят или хотя бы выживут, но оба двуреченца распрямились, улыбнулись и кивнули. Людям нравится знать, что существует некий план, что кто-то держит все под своим контролем, и Ранд не мог предложить им большего утешения.
– Хватит донимать лорда Дракона расспросами, – вмешался Перрин. – Несите караул как положено – не спать на посту, Керт, и не играть в кости.
Оба снова отсалютовали, и Ранд с Перрином прошли в лагерь, где было повеселее, чем в других биваках, раскинувшихся на Поле Меррилор. Казалось, костры здесь горят чуть ярче, а смех звенит чуть громче, будто двуреченцы каким-то образом принесли с собой дух родных мест.
– Ты настоящий вождь для своих людей, – негромко сказал Ранд, быстрым шагом идя рядом с Перрином, и тот кивнул на ближайший костер:
– Да я им и не нужен. Незачем говорить им, что делать. Вот и все.
Однако, когда в лагерь примчался посыльный, Перрин мигом превратился в военачальника. Он окликнул долговязого гонца по имени, а заметив его покрасневшее лицо и подгибавшиеся от страха перед Рандом колени, отвел парнишку в сторону и заговорил – тихо, но твердо.
Наконец юноша убежал искать леди Фэйли, а Перрин вернулся:
– Мне нужно снова поговорить с Рандом.
– С ним ты и разговариваешь…
– Нет, с настоящим Рандом, а не с человеком, научившимся разглагольствовать как Айз Седай.
Ранд вздохнул.
– Я – это настоящий я, Перрин, – возразил он. – Более настоящий, чем когда бы то ни было.
– Как скажешь, но мне не нравится, когда ты прячешь свои чувства под маской.
Их поприветствовала проходившая мимо группа двуреченцев, и при виде их Ранд ощутил внезапный укол холодного одиночества, с тяжелым сердцем понимая, что никогда больше не станет одним из них. Так уж устроены эти люди. Но… ради Перрина он позволил себе слегка расслабиться.
– Так в чем дело? Что сказал гонец?
– Не зря ты беспокоился, – ответил Перрин. – Ранд, Кэймлин пал. Город захватили троллоки.
Лицо Ранда окаменело.
– Ты не удивлен, – добавил Перрин. – Встревожен, но не удивлен.
– Да, это так, – признал Ранд. – Я думал, они нанесут удар на юге. Говорят, там видели троллоков, и я наполовину уверен, что это дело рук Демандреда. Без армии он всегда чувствовал себя неуютно. Но Кэймлин… Да, неглупый ход. Помнишь, я говорил, что нас попытаются отвлечь? Если враг сумеет оттянуть на себя силы Андора, это плохо скажется на прочности нашего альянса.
– Но разве тебе не на руку, что Илэйн отвлечется на спасение Кэймлина? – Перрин бросил взгляд в сторону ее лагеря, устроенного по соседству со стоянкой Белой Башни. – В этом противостоянии она не на твоей стороне.
– Здесь нет другой стороны, Перрин. Сторона у нас лишь одна, но с разногласиями насчет того, что делать дальше. Илэйн, пожалуй, самая могущественная из монархов, и ее отсутствие на завтрашней встрече поставит под угрозу все, чего я пытаюсь достичь.
Разумеется, Ранд чувствовал ее через связывающие их узы, и всплеск тревоги Илэйн дал понять, что ей известно о бедах в столице. Не проведать ли ее? Может, отправить к ней Мин? Она уже проснулась и, когда он уходил, тоже вышла из шатра, а затем…
Ранд изумленно моргнул. Авиенда. Она здесь, на Поле Меррилор. Но ведь совсем недавно ее тут не было – верно? Перрин бросил на друга взгляд, и Ранд не потрудился стереть с лица потрясенное выражение.
– Нельзя допустить, чтобы Илэйн ушла, – сказал он.
– Даже на защиту родной страны? – с недоверием спросил Перрин.
– Если троллоки захватили Кэймлин, то уже слишком поздно. Ничего Илэйн не добьется. Ее войска должны заняться спасением людей оттуда. Королеве при этом присутствовать необязательно, но завтра утром она непременно должна быть здесь.
Как же убедиться, что она не уйдет? Подобно всем женщинам, Илэйн скверно реагировала на приказной тон, но если намекнуть…
– Ранд, – сказал Перрин, – может, отправим в Кэймлин Аша’манов? Всех сразу? Они дадут троллокам славный бой.
– Нет, – отрезал Ранд, хотя это слово причинило ему боль. – Перрин, если город и впрямь захвачен – а я отправлю через переходные врата людей, чтобы убедиться в этом, – то его не спасти. Вернуть эти стены можно лишь ценой нечеловеческих усилий, а это недопустимо. По крайней мере, пока. Нельзя, чтобы наша коалиция распалась прежде, чем у меня появится шанс сплотить ее. Нас спасет единство. Если каждый ринется тушить пожары в родных землях, мы проиграем. В этом весь смысл атаки на Кэймлин.
– Допустим, ты прав… – нахмурился Перрин, поглаживая молот.
– Это нападение способно вывести Илэйн из себя, подтолкнуть ее к опрометчивым действиям, – продолжил Ранд, просчитывая десятки вариантов будущего. – Вероятно, она с большей готовностью согласиться с моим планом. Быть может, падение Кэймлина сыграет нам на руку.
Перрин нахмурился.
«Как же быстро я научился использовать других людей…»
И еще он снова научился смеяться. Научился принимать судьбу и шагать ей навстречу с улыбкой на лице. Научился мириться с тем, кем он был, и с тем, что он делал.
Но осознание всего этого не помешает ему использовать людей в качестве необходимых инструментов. Те, кто пришел на Поле Меррилор, нужны ему, нужны все, без исключения. Разница заключалась в том, что теперь он видел в них не только инструменты, но и людей. По крайней мере, так он себе говорил.
– Все равно я думаю, что надо как-то помочь Андору, – заметил Перрин, запустив пальцы в бороду. – Как, по-твоему, троллоки проникли в город?
– Через Путевые врата, – рассеянно отозвался Ранд.
Перрин хмыкнул.
– Ты говорил, что троллоки не способны Перемещаться через переходные врата. Неужто они нашли способ избавиться от этого изъяна?
– Молись Свету, дабы этого не случилось, – ответил Ранд. – Единственными отродьями Тени, которых сумели создать со способностью проходить через переходные врата, были голамы. И Агинор, не будь дурак, создал лишь несколько этих тварей. Нет, я побился бы об заклад против самого Мэта, что троллоки заявились через кэймлинские Путевые врата. А я-то думал, что Илэйн держит их под охраной!
– Если дело и впрямь в Путевых вратах, мы можем кое-что сделать, – заметил Перрин. – Нельзя допустить, чтобы троллоки бесчинствовали в Андоре; стоит этим тварям покинуть Кэймлин, и они окажутся у нас за спиной. Это будет катастрофа. Но если они прибывают через единственный портал, то мы можем остановить нашествие – атаковать их именно в этом месте.
Ранд усмехнулся.
– Что смешного?
– У меня хотя бы имеется оправдание насчет знаний, которых не должно быть у простого паренька из Двуречья.
– Иди-ка нырни в Винную реку, – фыркнул Перрин. – Ты и правда думаешь, что за нападением стоит Демандред?
– Он поступил бы именно так. Раздели врагов и сокруши их по очереди. Такова одна из древнейших военных стратегий.
Демандред самолично отыскал эти сведения в древних писаниях. Когда впервые проделали Скважину, им ничего не было известно о том, что такое война. Вернее, им казалось, будто они что-то понимают в военном искусстве, но то было понимание ученого, оглядывающегося на нечто древнее, занесенное пылью веков.
Много кто перешел на сторону Тени, но предательство Демандреда представлялось самым прискорбным. Этот человек мог стать героем. Он должен был им стать.
«И в этом тоже моя вина, – подумал Ранд. – Встреть я его рукопожатием, а не презрительной ухмылкой… Если бы радовался его успехам, а не соперничал с ним… Будь я тогда тем, кем стал сейчас…»
Но довольно пустых размышлений. Надо послать кого-нибудь к Илэйн. Пора помочь со спасением из города уцелевших жителей. Надо, чтобы Аша’маны и верные Дракону Возрожденному Айз Седай открыли переходные врата и вывели как можно больше людей. А заодно нужно удостовериться, что троллоки еще не покинули пределов Кэймлина.
– Значит, есть кое-какая польза в этих твоих воспоминаниях, – сказал Перрин.
– Хочешь знать, Перрин, от чего у меня мозги узлом завязываются? – тихо спросил Ранд. – От чего меня пробирает дрожь, как под зябким дуновением самой Тени? Эта порча, сделавшая меня безумным и заодно наделившая памятью о прошлой жизни… Воспоминания приходили как шепот Льюса Тэрина. Безумие подсказывает ответы на вопросы и ведет меня к победе. Понимаешь? Если я одержу верх, именно безумие, именно эта самая порча приведет к падению Темного.
Перрин негромко присвистнул.
«Искупление, – подумал Ранд. – Когда я предпринял попытку в прошлый раз, мое безумие уничтожило нас. А теперь оно нас спасет».
– Ступай к жене, Перрин, – сказал Ранд, окинув взглядом небо. – Сегодня последняя ночь, которую можно назвать спокойной, пусть и отчасти. Другого покоя ты не изведаешь до самого конца. А я выясню, насколько плохи дела в Андоре. – Он посмотрел на друга. – И обещания своего не забуду. Единство – прежде всего. В прошлый раз я проиграл именно потому, что игнорировал важность единства.
Перрин кивнул, затем положил руку Ранду на плечо:
– Да осияет тебя Свет.
– И тебя, друг мой.

Глава 2. Выбор Айя


Певара изо всех сил скрывала свой ужас.
Эти Аша’маны почти не знали ее. Иначе поняли бы, что сидеть спокойно и молчать ей несвойственно. Певара прибегла к фундаментальному правилу, которым при обучении руководствовались Айз Седай: делать вид, что все под контролем, когда это совсем не так.
Она заставила себя встать. Эмарин и Канлер отправились проведать ребят из Двуречья и убедиться, что никто не ходит поодиночке, и Певара опять осталась наедине с Андролом, тихо возившимся с кожаными деталями. За окном продолжал лить дождь. С сосредоточенностью искусного ремесленника Андрол работал двумя иглами сразу – так, чтобы стежки ложились крест-накрест.
Певара приблизилась, а когда Андрол резко вскинул взгляд, едва сдержала улыбку. По виду не скажешь, но при необходимости она умела ходить, не издавая никакого шума.
Айз Седай выглянула в окно. Дождь усилился, и стекло покрылось пелериной брызг.
– Столько недель казалось, что в любой миг начнется гроза, – и вот она, наконец.
– Рано или поздно эти тучи должны были пролиться дождем, – заметил Андрол.
– Неестественный он, этот дождь. – Певара заложила руки за спину. Холод дождевой воды ощущался даже через стекло. – Не усиливается, не ослабевает. Льет равномерным потоком. Молний множество, а грома почти нет.
– Думаете, дождь – тоже из тех?.. – Договаривать не было нужды. Чуть раньше на неделе обитатели Башни – простые люди, ни одного Аша’мана, – начали воспламеняться. Просто… вспыхивать без причины. Погибло четыре десятка человек. Многие грешили на спятившего Аша’мана, хотя парни клялись, что Силу поблизости никто не направлял.
Она покачала головой, глядя, как по размокшей улице с трудом пробирается группа людей. Поначалу Певара входила в число тех, кто списывал череду загадочных смертей на выходки обезумевшего Аша’мана, но теперь смирилась с мыслью, что у этих событий и у прочих странностей иная, куда более скверная причина.
Мир слабел, и его плетение распускалось.
Так, не время раскисать. Певара сама разработала план – привести сюда женщин, чтобы те связали Аша’манов узами, – хотя предложила эту идею не она, а Тарна. Нельзя, чтобы мужчины узнали, сколь ей тревожно очутиться в этой ловушке, перед лицом врагов, способных заставить человека обратиться на сторону Тени. Единственными союзниками Певары были мужчины из тех, кого – всего лишь несколько месяцев назад – она рьяно преследовала и безжалостно укрощала.
Певара села на табурет, на котором недавно восседал Эмарин.
– Хотелось бы обсудить этот ваш «план», – произнесла она.
– Вряд ли можно сказать, что он уже разработан, Айз Седай.
– Быть может, я смогу внести новые предложения.
– Не отказался бы их выслушать, – сказал Андрол, но прищурил глаза.
– Что-то не так? – спросила Певара.
– Те люди на улице. Не узнаю их. И…
Она снова глянула за окно. Единственное, что освещало эту промозглую ночь, было красно-оранжевое сияние в окнах домов. Прохожие все еще медленно брели по улице, то выходя на свет, то скрываясь в тени.
– У них сухая одежда, – прошептал Андрол.
Певара поняла, что он прав, и ее пробрал озноб. Первым шагал человек в шляпе с широкими, но поникшими полями, с которых не струилась вода. Грубый деревенский наряд не был тронут ливнем, а платье шедшей рядом женщины совсем не развевалось на ветру. И еще Певара заметила, что один из путников – тот, что помоложе, – держит руку за спиной, словно тянет за поводья вьючное животное. Вот только никакого животного не было.
Певара и Андрол смотрели во все глаза, пока фигуры не скрылись из вида. Все чаще и чаще в мире живых появлялись образы мертвецов.
– Говорите, у вас имеются предложения? – Голос Андрола дрожал.
– У меня… Да. – Певара с трудом отвела взгляд от окна. – Пока что Таим сосредоточился на Айз Седай. Всех других сестер забрали. Осталась только я.
– Предлагаете себя в качестве приманки?
– За мной непременно придут, – сказала Певара. – Это лишь вопрос времени.
– Надо бы тайком вывести вас из деревни. – Андрол погладил кожаный ремешок и, судя по виду, остался доволен своей работой.
– Неужели? – Певара приподняла бровь. – Как вижу, мой статус повышен до девы, нуждающейся в спасении. Какое беспримерное геройство с вашей стороны!
– Что это, сарказм? – покраснел Андрол. – Из уст Айз Седай? Никогда бы не подумал, что услышу нечто подобное.
– Ох, Андрол, Андрол! – рассмеялась Певара. – Неужели вы ничего, совсем ничего о нас не знаете?
– Честно? Нет. Таких, как вы, я избегал всю свою жизнь.
– Что ж, с учетом ваших… врожденных способностей это, пожалуй, было вполне разумно.
– В прошлом я не мог направлять Силу.
– Но подозревали, что сможете. И пришли сюда, чтобы научиться.
– Мне было любопытно, – сказал Андрол. – Ведь раньше я этого не пробовал.
«Интересно, – подумала Певара. – Неужели тобой руководит любопытство, кожевенник? Заставляет дрейфовать по ветру, перебираясь с места на место?»
– Подозреваю, – произнесла она вслух, – что вы никогда не прыгали со скалы. Если человек чего-то не делал, совсем не факт, что стоит начинать.
– Вообще-то, я прыгал со скалы. Даже с нескольких скал.
Она недоверчиво заломила бровь.
– Так принято у Морского народа, – объяснил Андрол. – Прыгать со скалы в океан. Чем ты храбрее, тем выше скалу выбираешь. И вы снова сменили тему разговора, Певара Седай. Ловко это у вас получается.
– Спасибо.
– Причина, по которой я предлагаю скрытно вывести вас отсюда, такова. – Он поднял палец. – Это не ваша битва, и вам не следует в ней погибать.
– Неужели замысел не в том, чтобы побыстрее спровадить Айз Седай, которая сует нос в ваши дела?
– Я пришел к вам, чтобы помочь, – сказал Андрол. – Не хочу от вас избавляться и вашу помощь приму с радостью. Однако, случись вам расстаться с жизнью здесь, в Черной Башне, вы погибнете в чужой схватке, а это несправедливо.
– Позвольте кое-что объяснить, Аша’ман, – подалась к нему Певара. – Эта схватка – и моя тоже. Если Тень завладеет Черной Башней, на Последней битве произойдут ужасные вещи. Я приняла на себя ответственность за вас и вам подобных. И я не собираюсь от нее отказываться.
– Приняли ответственность? За нас? Что это значит?
«Ох… Наверное, мне не стоило об этом упоминать». Хотя, раз уж они намереваются стать союзниками, пусть знает.
– Черной Башне требуется руководство, – объяснила она.
– Так вот зачем связывать нас узами? – спросил Андрол. – Чтобы… загнать в стойло, как необъезженных жеребцов?
– Что за глупости! Не станете же вы спорить, что Белая Башня обладает ценнейшим опытом?
– Позволю себе не согласиться, – сказал Андрол. – С опытом приходят стремление держаться привычного, нежелание нового опыта. Все Айз Седай считают, что если некие вещи всегда делались определенным способом, то этот способ единственный. Что ж, Черная Башня не перейдет к вам в подчинение. Мы сами в состоянии позаботиться о себе.
– И добились в этом прямо-таки выдающихся успехов – верно?
– А вот это было нечестно, – тихо промолвил Андрол.
– Наверное, – признала Певара. – Простите.
– Ваши побуждения меня не удивляют, – сказал Андрол. – То, чем вы здесь занимались, было очевидно даже слабейшим из Аша’манов-солдат. Но мне не дает покоя вопрос: почему при всем богатстве выбора Белая Башня прислала к нам именно Красных сестер?
– А кого надо было прислать? Жизнь каждой из нас целиком и полностью посвящена тому, чтобы разбираться с мужчинами, способными направлять Силу.
– Ваша Айя обречена.
– Да что вы говорите?
– Вы существуете только для того, чтобы охотиться на мужчин, обладающих даром направлять Силу, – сказал Андрол. – Чтобы укрощать их. Чтобы… избавляться от нас. Но теперь, когда Источник очищен…
– Очищен? Это вы так говорите.
– Он действительно очищен, Певара. Все приходит и уходит, и Колесо продолжает вращаться. Однажды Источник был чист и не мог не очиститься снова. Так и случилось.
«А то, как ты поглядываешь на тени, Андрол? Неужели это признак очищения? Как Налаам бормочет что-то на неведомых языках? Думаешь, мы не замечаем подобных мелочей?»
– Вашей Айя надо выбрать одно из двух, – продолжил Андрол. – Или продолжить охоту на таких, как мы, игнорируя предлагаемые нами доказательства очищения Источника, или отказаться от звания Красных.
– Чушь. Из всех Айя Красные сестры будут самыми ярыми вашими союзниками.
– Вы существуете для того, чтобы уничтожать нас!
– Мы существуем для того, чтобы мужчины, направляя Силу, случайно не навредили себе или окружающим. Вы же не станете спорить, что Черную Башню создали для этой же цели?
– Допускаю, что отчасти это так. Единственная цель, о которой мне рассказывали, – стать оружием Дракона Возрожденного, но также важно уберечь хороших людей, не дать им причинить себе вред, для чего и требуется должное обучение.
– Значит, эта идея объединяет нас. Разве нет?
– Хотелось бы верить, Певара. Но я видел, как вы и ваши сестры смотрите на таких, как я. Видите в нас… какое-то пятно, которое надо вывести. Или яд, который надо запечатать в бутылке.
Певара покачала головой:
– Если вы говорите правду и Источник действительно очищен, перемен не миновать, Андрол. Со временем Красная Айя и Аша’маны сплотятся во имя общей цели. Я же хочу сотрудничать с вами здесь и сейчас.
– Обуздать нас.
– Направить вас. Прошу. Доверьтесь мне.
Он внимательно смотрел на нее в свете множества расставленных по комнате ламп. Да, у него и впрямь честное лицо. Теперь Певара поняла, почему другие следуют за Андролом, хотя он и слабее остальных. Он являет собой необычное соединение страсти и скромности, а такие люди встречаются крайне редко. Жаль, что он один из… ну… жаль, что он тот, кем является.
– Хотелось бы вам верить, – произнес Андрол, отворачиваясь. – Признаю, вы отличаетесь от других сестер. Совсем не похожи на Красную.
– Думаю, со временем вы узнаете, что все мы очень разные, – сказала Певара. – Как и причины, по которым женщины выбирают Красную Айю.
– Если не считать одной, одинаковой для всех. Ненависти к мужчинам.
– Если мы ненавидим мужчин, разве пришли бы сюда, чтобы связать вас узами? – По правде говоря, эти слова являлись отступлением от истины. В отличие от самой Певары, многие Красные питали к мужчинам неприязнь – или, по меньшей мере, смотрели на них с подозрением. Певара надеялась это изменить.
– Иной раз мотивы поступков Айз Седай выходят за рамки понимания, – сказал Андрол. – Это ни для кого не секрет. Как бы то ни было, пусть вы и отличаетесь от многих сестер, я замечал за вами этот взгляд. – Он качнул головой. – Не верится, что вы здесь, чтобы помочь нам. Так же, как никогда не верилось, что Айз Седай, укротившие столько способных направлять Силу мужчин, сделали это из искреннего желания им помочь. Так же, как не верится, что обезглавливающий преступника палач уверен, что делает ему одолжение. Какие-то действия могут быть необходимы, но это не значит, что совершающий их становится твоим другом, Певара Седай. Уж прошу меня извинить.
Придвинув поближе стоявшую на столе лампу, он снова занялся кожаными ремешками.
Певара ощутила всплеск досады. Еще чуть-чуть – и она подцепила бы Андрола на крючок. Ей нравились мужчины, и она нередко приходила к выводу, что Стражи могут принести немало пользы. Неужели этот болван не понимает, что стоит над пропастью и ему протягивают руку помощи?
«Успокойся, – велела она себе. – Если дать волю гневу, ты ничего не добьешься». Ей надо было заручиться поддержкой этого мужчины.
– Вы шьете седло, верно? – спросила она.
– Да.
– И кладете стежки зигзагообразно?
– Это мое изобретение, – ответил он. – Если кожа где-то порвется, прореха не расползется. Да и выглядит красиво.
– Как вижу, у вас прочная льняная нить? Вощеная? И каким шилом для шнуровки вы пользуетесь, одинарным или двойным? Я не рассмотрела.
Андрол бросил на нее недоверчивый взгляд:
– Вы знакомы с кожевенным делом?
– Мой дядя был кожевенником, – ответила Певара. – Когда я была маленькой, разрешал приходить в мастерскую. Он и научил меня некоторым тонкостям.
– Быть может, я с ним встречался.
Певара замерла. Как бы ни хвалил Андрол ее умение направлять разговор, теперь она оказалась там, куда ей совершенно не хотелось ступать.
– Итак, где он живет? – спросил Андрол.
– Дома, в Кандоре.
– Так вы кандорка? – удивился он.
– Ну да. Разве не заметно?
– Я-то считал, что могу уловить любой акцент. – Он туго затянул очередную пару стежков. – Бывал я в Кандоре. Может, и правда знаком с вашим дядей.
– Он умер, – ответила она. – Погиб от рук приспешников Тьмы.
– Соболезную, – помолчав, произнес Андрол.
– Прошло уже больше сотни лет. Я тоскую по родным, но они не дожили бы до этого дня, даже не убей их приспешники Темного. Все, кого я знала в родных краях, уже умерли.
– В таком случае соболезную еще искреннее. Всем сердцем.
– Дело прошлое, – сказала Певара. – Вспоминаю их с любовью, без приступов душевной боли. Но расскажите о своей семье. Есть ли у вас братья? Сестры, племянники?
– Есть, всех понемножку, – ответил Андрол.
– Вы с ними видитесь?
Андрол задумчиво посмотрел на нее:
– Пробуете завязать дружеский разговор, чтобы доказать, что не чувствуете себя неловко рядом со мной? Но я же видел, как вы, Айз Седай, смотрите на меня и мне подобных.
– Я…
– Ну скажите, что не считаете нас омерзительными.
– Едва ли уместно…
– Дайте прямой ответ, Певара.
– Ну ладно, хорошо. Рядом с мужчинами, способными направлять Силу, мне и впрямь неуютно. Я места себе не нахожу, а чем дольше бываю среди Аша’манов, тем хуже мне становится.
Добившись от нее честного ответа, Андрол удовлетворенно кивнул.
– Однако, – продолжила Певара, – эти чувства укоренялись во мне долгими десятилетиями. Ваши деяния до ужаса противоестественны, но сами вы не внушаете мне отвращения. Вы лишь человек, пытающийся жить на пределе возможностей. Что в этом отвратительного? Так или иначе, ради всеобщего блага я намерена перебороть свои недостатки.
– Пожалуй, это превосходит мои ожидания. – Он снова выглянул в мутное от дождя окно. – Источник очищен. Значит, в наших поступках больше нет ничего противоестественного. Вот бы… Вот бы сделать так, чтобы вы, женщины, увидели все своими глазами. – Он вскинул на нее пронзительный взгляд. – Вы говорили о круге. Как его создать?
– Вообще-то, – ответила Певара, – я никогда не проделывала такое вместе с мужчиной, кто способен направлять. Перед тем как сюда отправиться, я кое-что прочитала, но большая часть сведений не выходит за пределы обычных слухов. Слишком многое было утрачено. Для начала необходимо остановиться на самой грани, перед тем как обнять Источник, а потом вам нужно открыться мне. Таким образом мы установим связь.
– Хорошо, – сказал Андрол. – Но сейчас вы не касаетесь Источника.
Как же несправедливо, что мужчины в состоянии чувствовать, когда женщина удерживает Единую Силу, а когда нет! Певара обняла Источник и вмиг наполнилась тем сладким нектаром, которым была саидар.
Она потянулась к Андролу так же, как если бы устанавливала связь с женщиной. Если верить обнаруженным документам, именно с этого нужно было начинать. Но теперь все оказалось совсем иначе. Саидин нахлынула на нее, и прочитанное оказалось правдой: совладать с этим бурным потоком было невозможно.
– Получается! Моя сила перетекает к вам.
– Да, – согласилась Певара. – Но когда объединяются мужчина и женщина, в этой связи главенствует мужчина. Вы должны взять руководство на себя.
– Но как? – спросил Андрол.
– Не знаю. Попробую передать контроль вам. Это вы должны управлять потоками.
Андрол внимательно посмотрел на нее. И пока Певара готовилась наделить его ведущей ролью, он каким-то образом вдруг перехватил контроль, и ее резко, будто за волосы, втянуло в ураган связующего круга.
Ощущение бушующей мощи было настолько сильным, что у Певары едва не застучали зубы. Казалось, с нее сдирают кожу. Она зажмурилась, сделала глубокий вдох и запретила себе сопротивляться. Ей давно хотелось создать подобный круг, ведь он мог принести немало пользы, но удержаться от мимолетной паники Певара не сумела – ведь она установила связь не с кем-то, а с мужчиной, владеющим Единой Силой! А это едва ли не страшнее всего, что бывает на белом свете. И теперь Андрол полностью контролировал ее. Сила Певары текла через нее, омывая Андрола, и тот охнул:
– Так много… О Свет, как же вы сильны!
Она позволила себе улыбнуться. Созданная связь наполнила ее неколебимой уверенностью. Певара чувствовала эмоции Андрола. Ему тоже было очень страшно, но этот мужчина оказался стойким и цельным. В прошлом мысль о связи с Андролом приводила Певару в ужас, ведь он был безумен, но теперь она не чувствовала никакого безумия.
Но вот саидин… Этот жидкий огонь, с которым он боролся, как боролся бы со змеем, стремящимся пожрать его. Певара отпрянула. Что это, порча? Трудно сказать. Саидин была совершенно чужой, ни капли не похожая на саидар. В разрозненных древних писаниях порча сравнивалась с маслянистой пленкой на поверхности реки. Что ж, реку она видела. Вернее, не реку, а бурный ручей. Похоже, Андрол был с нею честен: силой он действительно не отличался. Никакой порчи Певара не ощущала – но, с другой стороны, откуда ей знать, что искать.
– Интересно… – задумчиво промолвил Андрол. – А не сможем ли мы вдвоем открыть переходные врата?
– В Черной Башне это плетение больше не действует.
– Знаю, – сказал он. – Но у меня такое чувство, что вот они, рукой подать.
Певара открыла глаза и взглянула на него. Связующий круг подтверждал, что Андрол не лукавит, но для создания переходных врат требуется много, очень много Единой Силы. По крайней мере, когда их открывает женщина. У Андрола куда меньше способностей, чем надо для этого плетения. Может, уровень владения Силой у мужчин измеряется как-то иначе?
Он протянул руку, каким-то образом зачерпнул саидар и смешал ее с саидин. Певара чувствовала, как Андрол тянет через нее Единую Силу, и пыталась сохранять самообладание. Но ей совершенно не нравилось, что процессом руководит Андрол, а сама она ничего не может сделать.
– Андрол, – попросила она. – Отпустите меня.
– Просто чудо… – прошептал он, глядя в пустоту, и поднялся на ноги. – Так вот каково это, быть одним из них? Тех, кто настолько могуществен в Силе?
Он снова зачерпнул через Певару саидар и пустил ее в дело. Стоявшие в комнате предметы начали подниматься в воздух.
– Андрол! – Паника. Такая же паника охватила Певару при известии, что ее родители мертвы. Больше сотни лет, с тех самых пор, как она прошла испытание на шаль, Певара не чувствовала такого ужаса.
Этот мужчина обрел полный контроль над ее способностью владеть Единой Силой. Едва дыша, Певара потянулась к нему. Она не могла использовать саидар, пока Андрол не вернет ей контроль над Силой – в то же время сам он способен был обратить этот поток против нее. Перед мысленным взором Айз Седай предстала жуткая картина, как Андрол, используя собственную мощь Певары, связывает ее созданным из саидар плетением Воздуха. Оборвать эту связь она была не в состоянии. Такое мог сделать только он.
Вдруг он все понял и широко раскрыл глаза. В мгновение ока круг исчез, и Певара поняла, что ее мощь снова принадлежит только ей. Не задумываясь, она хлестнула Андрола плетением. Такое не повторится. Отныне контролировать эту связь будет только она. Прежде чем Певара сообразила, что делает, созданные ею пряди устремились к Андролу.
Он рухнул на колени, запрокинув голову, стал хвататься за столешницу, и кожаные детали со швейными инструментами посыпались на пол.
– Что вы наделали? – выдохнул он.
– Таим говорил, что мы можем выбрать любого из вас, – еле слышно произнесла Певара, сообразив, что только что произошло. В каком-то смысле, она сотворила то же самое, что и он с нею, только наоборот: связала Андрола узами Стража. Она пыталась унять гулкое сердцебиение. В глубине сознания распустился цветок связи с новоиспеченным Стражем – чувство походило на то, которое она испытала в круге, но оно было гораздо более личным. Даже интимным.
– Таим – чудовище! – прохрипел Андрол. – Вам это известно! И вы последовали его словам и даже разрешения у меня не спросили?
– Я… Я…
Андрол стиснул зубы, и Певара тут же почувствовала… что-то новое, странное и чужеродное, словно смотрела в зеркало и видела бесконечные отражения своих эмоций.
Самое ее «я» соединилось с личностью Андрола – казалось, на целую вечность. И Певара узнала, каково это, быть Андролом и думать его думы. За пару мгновений она увидела всю его жизнь, растворилась в его воспоминаниях. С тяжелым вздохом Певара опустилась перед ним на колени.
Связь померкла. Не исчезла, но померкла, как если проплыть сотню лиг в кипящей воде, а затем вынырнуть, забыв, что такое нормальные ощущения.
– О Свет… – прошептала Певара. – Что это было?
Оказалось, Андрол упал на спину и теперь, моргая, смотрел в потолок.
– Я видел, как один из наших это делал. Некоторые Аша’маны связывают узами своих жен.
– Вы что, связали меня узами?! – испуганная и ошеломленная, спросила она.
– Не я первый начал. – Он застонал и перекатился на живот.
Певара с ужасом поняла, что по-прежнему чувствует его эмоции, его «я», и даже может прочесть некоторые из его мыслей. Вернее, не сами мысли его прочитать, а осознать впечатления об этих мыслях.
Андрол был смущен, встревожен… и его снедало любопытство, порожденное новыми ощущениями. «Вот же глупый мужчина!»
Певара надеялась, что взаимные узы каким-то образом нейтрализуют друг друга, но этого не случилось.
– Так, это надо прекращать, – сказала она. – Я отпущу вас. Клянусь. Но сперва… вы меня отпустите.
– Я не знаю, как это сделать. – Андрол встал и отдышался. – Простите.
Он говорил правду.
– Скверная была идея насчет этого круга, – заметила Певара и поднялась, отказавшись принять протянутую руку Андрола.
– По-моему, эта скверная идея принадлежала вам. А я поддержал ее.
– Так и есть, – признала она. – Со мной такое не впервые, но хуже еще не бывало. – Она опустилась на табурет. – Надо все обдумать. Найти способ…
Дверь мастерской с грохотом распахнулась.
Певара обняла Источник. Андрол резко развернулся, схватил пробойник и выставил его перед собой наподобие оружия, одновременно с тем вбирая Единую Силу. Певара чувствовала в нем эту расплавленную мощь. Вернее, фонтанчик магмы – скудный, поскольку Андролу недоставало таланта, но оттого не менее обжигающий. И еще она чувствовала его благоговейный трепет. Стало быть, они не такие уж разные. Удерживать Единую Силу – все равно что впервые открыть глаза и увидеть, как оживает мир.
К счастью, ни оружие, ни Единая Сила им не понадобились. На пороге стоял юный Эвин, по щекам у него струились капли дождя. Он захлопнул дверь и подбежал к верстаку.
– Андрол, там… – Он осекся, увидев Певару.
– Эвин! – сказал Андрол. – Ты что, один?
– Оставил Налаама наблюдать, – объяснил запыхавшийся юнец. – Там что-то важное происходит, Андрол.
– Нельзя ходить поодиночке, Эвин, – напомнил Андрол. – Вообще нельзя. Всегда передвигаемся парами. Какое бы срочное дело ни было.
– Знаю, знаю, – отмахнулся Эвин. – Извини, Андрол, но тут такие новости… – Он покосился на Певару.
– Говори, – велел Андрол.
– Вернулся Вэлин со своими Айз Седай, – сообщил Эвин.
Певара почувствовала, как Андрол вдруг напрягся.
– Он по-прежнему… один из нас?
– Один из них, – сокрушенно помотал головой Эвин. – Дженаре Седай, по-моему, тоже. Я плохо ее знаю, поэтому наверняка не скажу. Но вот Вэлин… Глаза у него стали совсем чужими, и теперь он служит Таиму.
Андрол застонал. Вэлин уходил с Логайном. У Андрола и остальных оставалась надежда, что, хотя Мезара поработили, Логайн и Вэлин еще свободны.
– А Логайн? – прошептал он.
– Его здесь нет, – ответил Эвин, – но Вэлин говорит, что Логайн скоро вернется. Что они с Таимом встретились и уладили между собой все разногласия. Вэлин обещает, что завтра Логайн объявится и сам все расскажет. Вот, собственно, и все, Андрол… Остается признать, что его тоже забрали.
Певара ощутила согласие Андрола и его ужас – как зеркальное отражение своего.

Авиенда молча шла по ночным лагерям.
Столько отрядов… Здесь, на Поле Меррилор, собралось по меньшей мере сто тысяч человек. И все ждут, будто затаив дыхание перед гигантским прыжком.
Айил видели ее, но к ним она подходить не стала. Мокроземцы ее не замечали, если не считать Стража, который засек, как Авиенда огибает лагерь Айз Седай. Этот лагерь был охвачен какой-то кипучей деятельностью. Что-то стряслось, хотя Авиенда уловила только обрывки фраз. Где-то ударили троллоки?
Она прислушалась внимательнее и поняла, что нападению подвергся андорский город Кэймлин. Все волновались, что троллоки покинут столицу и примутся разорять окрестные земли.
Надо узнать побольше – не будет ли сегодня ночью танца копий? Наверное, Илэйн поделится с нею новостями. Авиенда тихонько выскользнула из лагеря Айз Седай. В мокрых землях с их буйной растительностью ходить бесшумно оказалось непростой задачей, сопряженной с трудностями, неизвестными в Трехкратной земле. Там иссохшую почву, как правило, покрывала пыль, приглушавшая осторожные шаги, а здесь под влажной травой могла скрываться сухая ветка.
Авиенда старалась не вспоминать о безжизненном виде этой бурой растительности. В свое время она считала ее роскошной, но теперь знала, что мокроземские растения никак не должны выглядеть такими чахлыми и… пустыми.
Пустые растения. О чем она только думает? Авиенда покачала головой и тишком скользнула в тени за пределами лагеря Айз Седай. Ненадолго задумавшись о том, не прокрасться ли обратно, чтобы застать того Стража врасплох – он прятался в замшелых развалинах какого-то старинного здания, откуда наблюдал за периметром Айз Седай, – она отказалась от этой мысли. Ей хотелось добраться до Илэйн и разузнать у нее о нападении во всех подробностях.
На подходе к очередному оживленному лагерю Авиенда скользнула под лишенное листьев дерево – как оно называлось, она не знала, но его ветви были раскидистыми и тянулись к небу – и пересекла границу стоянки, охраняемую двумя мокроземцами в красно-белой форме. Авиенду они не заметили даже мельком, хотя вскинулись и направили алебарды на чащу в добрых тридцати футах от своего костра, когда там закопошился какой-то зверек.
Авиенда покачала головой и прошла мимо солдат.
Вперед. Ей надо двигаться вперед. Как быть с Рандом ал’Тором? Каковы его планы на завтра? Ответы на эти вопросы она тоже хотела получить у Илэйн.
Когда Ранд ал’Тор закончит дела с Айил, им понадобится новый смысл существования. Это ясно из ее видений. Авиенда должна найти этот смысл и предложить его своему народу. Быть может, им лучше вернуться в Трехкратную землю. Но… нет. Нет. У нее разрывалось сердце, но она не могла не признать, что поступи так Айил – и их ждет смерть. Смерть всего народа – и она непременно придет, пускай и не будет мгновенной. Меняющийся мир, где рождаются новые орудия войны, новые способы сражаться, обрушится на Айил, к тому же шончан никогда не оставят их в покое. Только не с женщинами, способными направлять Силу, и не с армиями, насчитывающими множество копий и в любой момент готовыми к вторжению.
Приближался патруль. Авиенда вжалась в землю у засохшего куста, сгребла на себя для маскировки кучу бурой опавшей листвы и замерла в полной неподвижности. Солдаты прошли в двух пядях от нее.
«Мы могли бы напасть на шончан прямо сейчас, – подумала она. – В моих видениях Айил медлили едва ли не целое поколение – и за это время шончан упрочили свое положение».
Айил уже поговаривали о шончан и о том, что столкновение неизбежно. «Шончан навяжут нам войну», – перешептывались все. Вот только в видении Авиенды прошли годы, а шончан все не нападали. Почему? Что, во имя Света, могло им помешать?
Авиенда встала и бесшумно двинулась по тропинке вслед за патрульными. Девушка достала нож, вонзила его в землю у шеста с фонарем, да там и оставила – на самом виду, даже для мокроземских глаз. Потом она скользнула обратно в ночь и спряталась возле громадного шатра, куда и стремилась попасть.
Присев в его тени, Авиенда пригнулась пониже и припомнила технику беззвучного дыхания, пользуясь его ритмом, чтобы успокоиться. Из шатра доносились глухие встревоженные голоса. Авиенда изо всех сил старалась не внимать разговору. Подслушивать нехорошо.
Патруль снова прошел мимо, и она встала. Когда солдаты обнаружили ее кинжал и подняли шум, стремительно обошла шатер и метнулась к входному клапану. Стоявшие рядом охранники отвлеклись на переполох, и Авиенда, не привлекая внимания, проскользнула у них за спиной, приподняла клапан и ступила внутрь.
У дальней стенки просторного шатра стоял стол, на столе горела лампа, вокруг которой собралось несколько человек. Они были настолько увлечены разговором, что Авиенду даже не заметили, а потому девушка уселась возле каких-то подушек и стала ждать.
Теперь, когда она была совсем рядом, не подслушивать оказалось очень трудно.
– …Должны, просто обязаны отправить войска обратно! – с жаром доказывал мужчина. – Падение столицы – это символ, ваше величество, причем важнейший! Нельзя допустить потери Кэймлина, ведь иначе вся страна погрузится в хаос.
– Вы недооцениваете стойкость андорцев, – возразила Илэйн. Ее рыжевато-золотистые волосы буквально сияли в свете лампы, а сама она выглядела очень сильной и невероятно властной.
За спиной у королевы с авторитетным видом стояли военачальники, отчего собрание приобретало вес и основательность. Авиенде приятно было видеть, как горят глаза ее первой сестры.
– Я побывала в Кэймлине, лорд Лир, – продолжила Илэйн, – и оставила там небольшой отряд солдат. Они будут наблюдать; и если троллоки выйдут из города, нас предупредят. С помощью переходных врат разведчики тайно проникнут в город и узнают, где оставшиеся там троллоки держат пленников. Потом мы сможем организовать вылазки для спасения людей, если исчадия Тени продолжат удерживать город.
– Но как же сама столица?! – воскликнул лорд Лир.
– Кэймлин потерян, Лир, – отрезала леди Дайлин. – И пытаться вернуть его прямо сейчас попросту глупо.
Илэйн кивнула:
– Я совещалась с верховными опорами других Домов, и они согласны с моим мнением. Те, кто спасся бегством, сейчас в безопасности. Я выделила им охрану и отправила в Беломостье. Если в городе остались выжившие, мы попробуем вызволить их с помощью переходных врат, но я отнюдь не намерена бросать своих солдат в решительную атаку на стены Кэймлина.
– Но…
– Освобождение города ничего не даст, – твердо заявила Илэйн. – Я прекрасно понимаю, какие потери понесет армия при штурме этих стен! Андор не развалится, потеряв один город, сколь бы важен он ни был. – Лицо у нее было неподвижное, будто маска, а голос холодный, как добрая сталь. – Троллокам нет смысла удерживать город – в конце концов они вымрут там от голода. Поэтому рано или поздно отродья Тени покинут Кэймлин, после чего мы дадим им бой, но уже на более подходящей местности. Если желаете, лорд Лир, можете сами побывать в городе и убедиться в правдивости моих слов. Находящихся там солдат непременно воодушевит встреча с верховной опорой Дома Бэрин.
Лир нахмурился, но кивнул:
– Пожалуй, так и сделаю.
– В таком случае выслушайте мой план. Разведчиков отправим еще до рассвета. Пусть отыщут места, где держат горожан, которых надо спасти, и еще… Авиенда, так тебя растак и козлиные яйца на закуску, что ты творишь?!
Авиенда, подреза?вшая ногти запасным ножом, оторвалась от своего занятия. «Козлиные яйца на закуску»? Это что-то новенькое. В арсенале у Илэйн всегда найдется какое-нибудь занятное ругательство.
Трое верховных опор вскочили из-за стола, опрокидывая стулья, и схватились за мечи. Илэйн осталась сидеть на месте – с широко раскрытыми глазами и разинутым ртом.
– Да, привычка дурная, – согласилась Авиенда и сунула нож за голенище. – Ногти сильно отросли, но зря я стала заниматься ими у тебя в шатре. Прости, Илэйн. Надеюсь, ты не обиделась.
– При чем тут треклятые ногти, Авиенда?! – взвилась Илэйн. – Как… Когда ты пришла? Почему охрана не доложила?
– Меня никто не видел, – объяснила Авиенда. – Не хотелось никого тревожить. Мокроземцы бывают крайне раздражительны. И я подумала, что меня могут не впустить, раз уж ты теперь королева.
Последние слова она произнесла с улыбкой. Илэйн заслужила большую честь; пусть вождем мокроземцев она стала не самым надлежащим образом – здесь, в этих краях, многое поставлено с ног на голову, – но завоевала трон, и ее поступки достойны уважения. Авиенда гордилась ею, как гордилась бы сестрой по копью, взявшей в гай’шайн вождя какого-нибудь клана.
– Тебя никто не… – начала Илэйн и вдруг расплылась в улыбке. – Ты пробралась через весь лагерь, к моему шатру, стоящему в самом центре, а затем проскользнула внутрь, расселась меньше чем в пяти футах от меня? И тебя никто не увидел?
– Говорю же, не хотелось никого тревожить.
– Странные у тебя понятия о том, как никого не тревожить.
Собеседники Илэйн отреагировали на появление Авиенды с куда меньшим спокойствием. Один из троицы, юный лорд Периваль, встревоженно озирался, словно выискивая других незваных гостей.
– Моя королева! – сказал Лир. – Подобное упущение охраны не должно остаться безнаказанным! Я найду тех, кто считал ворон на посту, и прикажу…
– Спокойно! – перебила его Илэйн. – Со своими телохранителями я поговорю сама. Посоветую, чтобы они чуть зорче следили за происходящим. Но все равно выставлять караул у входа в шатер – глупая затея. И сейчас, и раньше. Как будто нельзя разрезать ткань и войти с другой стороны.
– И тем самым испортить хорошую палатку? – хмыкнула Авиенда. – Не бывать этому, пока между нами нет кровной вражды.
– Можете осмотреть город, лорд Лир, если вам так угодно, но только с безопасного расстояния. – Илэйн встала. – Если остальные желают составить ему компанию, я не против. Дайлин, с тобой мы увидимся утром.
– Да будет так, – по очереди сказали лорды и вышли из палатки, с подозрением косясь на Авиенду. Дайлин просто покачала головой и последовала за ними. Военачальников Илэйн отправила организовывать разведку города, после чего они с Авиендой остались наедине.
– О Свет, Авиенда! – воскликнула Илэйн, заключив подругу в объятия. – Если бы те, кто желает мне смерти, были хотя бы вполовину такими ловкими…
– Я что, сделала что-то не так? – спросила Авиенда.
– Если не считать того, что проникла в мой шатер, будто наемный убийца…
– Но ты моя первая сестра… Надо было спросить разрешения войти? Но мы не под сенью крова… Или у мокроземцев считается, что шатер – то же, что и кров, как в холде? Прости, Илэйн. Получается, теперь за мной тох? Вы, мокроземцы, такие непредсказуемые! Трудно понять, на что обидитесь, а на что нет.
– Авиенда, ты просто прелесть, – рассмеялась Илэйн. – Прелестнейшая прелесть! О Свет, как же приятно видеть твое лицо! Сегодня мне очень нужен друг.
– Кэймлин пал? – спросила Авиенда.
– Почти, – помрачнев, ответила Илэйн. – Всё эти треклятые Путевые врата. Я-то думала, они под надежной охраной. Велела заложить их кирпичом, поставила у порога полсотни стражников. Убрала листья Авендесоры и поместила снаружи…
– Значит, их впустил кто-то из горожан.
– Приспешники Темного, – подтвердила Илэйн. – Дюжина гвардейцев. Повезло, что один из наших ускользнул от этих предателей живым. О Свет, даже не знаю, стоит ли удивляться. Если такие имеются в Белой Башне, то будут и в Андоре. Но эти люди отказались служить Гейбрилу и вели себя как верноподданные короны. Все это время они ждали момента, чтобы предать нас.
Авиенда поморщилась, но пересела на стул у стола, поближе к Илэйн, решив, что оставаться на полу не стоит. Ее первая сестра предпочитала сидеть в кресле – наверное, из-за довольно большого живота.
– Бергитте с солдатами я отправила в город. Пусть посмотрят, что можно сделать, – сказала Илэйн. – Но на сегодня, пожалуй, все: за городом наблюдают, беженцы под присмотром. О Свет, как же хочется сделать побольше! Когда ты королева, хуже всего не груз обязанностей, а вещи, которых ты не можешь сделать.
– Скоро мы дадим им бой, – сказала Авиенда.
– Так и будет, – сверкнула глазами Илэйн. – Я ниспошлю на них огонь и ярость – то же пламя, которое они принесли моему народу!
– Помнится, тем людям ты говорила, что не собираешься атаковать город.
– Нет, конечно, – сказала Илэйн. – Не позволю удерживать мою столицу против моих же войск. Не доставлю врагу такого удовольствия. В конце концов троллоки покинут Кэймлин, в этом нет никаких сомнений, и я отдала Бергитте приказ. Она отыщет способ поторопить троллоков убраться восвояси, чтобы мы перебили этих тварей за пределами городских стен.
– Не позволяй врагу выбирать поле боя, – кивнула Авиенда. – Хорошая стратегия. А это… собрание Ранда?
– Я буду присутствовать, – ответила Илэйн. – Таков мой долг, и я его исполню. Но лучше бы Ранд не тянул время и обошелся без нарочитости. Гибнут мои люди, горит мой город, и мир находится в двух шагах от пропасти. Я пробуду здесь до завтрашнего вечера, а затем вернусь в Андор. – Она помолчала. – Пойдешь со мной?
– Илэйн… – промолвила Авиенда. – Я не могу оставить свой народ. Теперь я – Хранительница Мудрости.
– Ты побывала в Руидине? – спросила Илэйн.
– Да, – подтвердила Авиенда, но не стала говорить о видениях, хотя ей было больно хранить этот секрет.
– Прекрасно. Я… – начала Илэйн, но ее прервал дежуривший снаружи стражник:
– Моя королева, к вам с донесением.
– Впустите.
Поднялся входной клапан, и в шатер вбежала девушка с нашивкой ординарца на мундире королевской гвардии. Она исполнила вычурный поклон, одной рукой сняв шляпу, а другой протянув королеве послание.
Илэйн взяла записку, но разворачивать ее не стала. Посыльная удалилась.
– Быть может, Авиенда, мы еще повоюем вместе, – сказала Илэйн. – Если все выйдет по-моему, айильцы помогут мне вернуть Андор. Троллоки в Кэймлине представляют серьезную угрозу для всех нас. Даже если я сумею выманить их основные силы, Тень не перестанет присылать своих отродий через Путевые врата. Каким-то образом надо будет сделать город негостеприимным для исчадий Тьмы, и пока мои войска будут сражаться с главными отрядами троллоков за пределами Кэймлина, думаю, стоит отправить небольшой отряд для захвата Путевых врат. Если бы я заручилась помощью Айил…
Тем временем Илэйн обняла Источник – Авиенда видела окружившее ее характерное сияние – и рассеянно вскрыла записку, взломав восковую печать струйкой Воздуха. Авиенда приподняла бровь.
– Прошу прощения, – сказала Илэйн. – На этом сроке беременности я снова могу уверенно направлять Силу и пользуюсь любой возможностью…
– Смотри детям не навреди, – напомнила Авиенда.
– Не собираюсь я им вредить! Ты прямо как Бергитте. По крайней мере, здесь ни у кого нет козьего молока. Мин говорит…
Она умолкла. Глаза ее забегали по строчкам послания. Лицо у нее помрачнело, и Авиенда приготовилась узнать что-то крайне неприятное.
– Ох уж этот мужчина… – прошипела Илэйн.
– Ранд?
– Когда-нибудь я точно его придушу, и этот день не за горами!
– Если он тебя обидел… – Авиенда скрипнула зубами, а Илэйн перевернула записку:
– Он настаивает – представляешь, настаивает! – чтобы я вернулась в Кэймлин и позаботилась о своих людях. Перечисляет десяток причин, по которым я должна так поступить, и даже освобождает от обязательств, касающихся завтрашней встречи!
– Он не имеет права тебе приказывать.
– В особенности так настойчиво, – сказала Илэйн. – О Свет! Умный ход. Очевидно, Ранд добивается, чтобы я не ушла, а осталась. Есть в этом письме что-то от Даэсс Дей’мар.
– Похоже, ты гордишься Рандом, – заявила Авиенда после паузы. – Но эта записка – без пяти минут оскорбление!
– Да, горжусь, – подтвердила Илэйн. – И злюсь на него. Но горжусь потому, что он знает, как меня разозлить. О Свет! Ты у нас еще королем станешь, Ранд! Почему же он так хочет видеть меня на завтрашнем собрании? Думает, я встану на его сторону только из любви к нему?
– То есть тебе неизвестно, в чем состоит его план?
– Нет. Очевидно, он касается всех правителей. Но завтра я буду присутствовать, пусть даже меня может ждать бессонная ночь. Через час я встречаюсь с Бергитте и другими военачальниками. Будем думать, как выманить троллоков из города, а затем уничтожить этих тварей. – В глазах Илэйн по-прежнему горел огонь. Она была воительницей не менее яростной, чем другие воины, которых Авиенда повидала на своем веку.
– Мне надо пойти к нему, – сказала она.
– Сегодня? – уточнила Илэйн.
– Прямо сейчас. Грядет Последняя битва.
– По мне, она началась в тот момент, когда растреклятые троллоки сунулись в Кэймлин, – заметила Илэйн. – Да хранит нас Свет. Она уже здесь.
– Стало быть, близится день смерти, – сказала Авиенда. – Многие из нас вскоре очнутся от этого сна. Возможно, другой ночи у нас с Рандом не будет. Отчасти я пришла сюда, чтобы спросить твоего разрешения.
– Благословляю тебя, – тихо произнесла Илэйн. – Ты же моя первая сестра. Скажи, ты пообщалась с Мин?
– Недостаточно, и при других обстоятельствах не преминула бы наверстать упущенное. Но времени нет.
Илэйн кивнула.
– Все же я думаю, что ее отношение ко мне улучшилось, – продолжила Авиенда. – Она оказала мне великую честь, когда помогла осмыслить последний шаг к званию Хранительницы Мудрости. Бывает уместно изменить некоторые из обычаев. И мы неплохо тогда справились, учитывая обстоятельства. Если будет время, мы поговорим с Мин. Вместе. Я и ты.
– Между совещаниями я сумею выкроить минутку-другую, – снова кивнула Илэйн. – Я пошлю за Мин.

Глава 3. Опасное место


– Лорд Логайн и впрямь уладил разногласия с Таимом, – говорил Вэлин, сидя в общем зале «Славной гулянки». Он широко улыбался и позванивал колокольчиками, вплетенными в черные косицы. Вэлин всегда был чересчур улыбчивым. – Обоих тревожил раскол в наших рядах, и оба пришли к выводу, что он пагубно влияет на моральный дух. Сейчас не время для ссор. Надо сосредоточиться на Последней битве.
Андрол стоял у входа, вместе с Певарой. Даже не верилось, как быстро преобразилось это здание и бывший склад превратился в таверну. Линд потрудилась на совесть. Здесь поставили весьма приличную стойку с высокими табуретами, и хотя столы и стулья были разных форм и размеров, зал вмещал несколько десятков человек. Еще Линд держала здесь внушительную библиотеку, хотя брать книги дозволяла далеко не каждому. На втором этаже она собиралась устроить отдельные кабинеты для посетителей, а еще спальни для гостей Черной Башни – при условии, что Таим снова откроет ее для посторонних.
В зале было не протолкнуться. Среди присутствующих хватало новых рекрутов, еще не успевших принять какую-либо сторону в углублявшемся расколе между теми, кто хранил верность Логайну, и Таимом с его людьми.
Слушая эти речи, Андрол чувствовал, как по спине пробегает холодок. Рядом, нежно касаясь руки Вэлина, сидела его Айз Седай по имени Дженаре. Ее Андрол почти не знал, но Вэлина… Вэлина он знал прекрасно, и это лицо, этот голос принадлежали другому человеку.
– Мы встречались с лордом Драконом, – продолжал Вэлин, – когда он обозревал Порубежье и готовился к схватке человечества с Тенью. Под своим стягом он собрал армии всех государств. Нет никого, кто не поддержал бы его, – за исключением шончан, разумеется, но тех оттеснили обратно. Время пришло, и вскорости нас призовут к оружию. Надо сосредоточиться на отработке своих навыков. В последующие две недели многих удостоят значками меча и дракона. Усердно трудитесь, и мы станем тем оружием, силой которого эту землю вырвут из лап Темного.
– Говоришь, Логайн скоро будет? – осведомился кто-то. – А почему он еще не здесь?
Андрол повернулся на голос. Над столиком Вэлина навис Джоннет Даутри. Со скрещенными на груди руками и сердитым взглядом он производил довольно грозное впечатление. Обычно этот уроженец Двуречья вел себя дружелюбно, и легко было забыть, что он на голову выше тебя, а руки у него что медвежьи лапы. Сегодня на нем был черный мундир Аша’мана, хоть на высоком воротнике и не имелось никаких значков – несмотря на тот факт, что по уровню Силы Джоннет не уступал любому из посвященных.
– Почему он не здесь? – напирал Джоннет. – Говоришь, вы вернулись вместе и Логайн беседовал с Таимом? Так где же он?
«Полегче, парень, – подумал Андрол. – Пусть Вэлин думает, что мы купились на его ложь!»
– Они с М’Хаэлем отправились к лорду Дракону, – ответил Вэлин. – Наутро, в крайнем случае послезавтра, оба должны вернуться.
– Почему Таиму Логайн в провожатые понадобился? Ему что, дорогу надо указывать? – упрямился Джоннет.
– Ну что за болван этот мальчишка… – прошипела Певара.
– Он честный малый, – шепотом ответил Андрол, – и хочет получить честные ответы.
Хорошие ребята эти двуреченцы, преданные и прямодушные, но не особо искушены в искусстве уверток и лжи.
Певара ничего не сказала, но Андрол чувствовал – именно что чувствовал, – как она прикидывает, не утихомирить ли Джоннета каким-нибудь плетением Воздуха. То были не серьезные намерения, а праздные мысли, но Андрол их чувствовал. О Свет! Что же они сотворили друг с другом?
«Она у меня в голове, – подумал он. – У меня в голове – Айз Седай».
Певара вздрогнула, потом покосилась на него.
Андрол обратился к пустоте. То был старый солдатский трюк, помогавший ему обрести ясность мысли перед битвой. В этой пустоте, конечно же, витала саидин, но ее Андрол касаться не стал.
– Что вы сделали? – тихо спросила Певара. – Я продолжаю чувствовать вас, но читать мысли стало труднее.
Ну, это уже хоть что-то.
– Джоннет! – крикнула Линд от стойки, когда парень собирался задать Вэлину новый вопрос. – Ты что, не слышал, сколько раз ему пришлось Перемещаться? Человек из сил выбился. Дай ему выпить эля и чуток отдохнуть, а там уже приставай с расспросами.
Джоннет обиженно оглянулся на нее, потом, растолкав собравшихся, выбежал из таверны под дождь. Вэлин улыбнулся до ушей и продолжил рассказывать о том, как замечательно идут дела у лорда Дракона и насколько сильно ему понадобятся все присутствующие.
Напряжение схлынуло, так что Андрол высвободился из пустоты. Он обвел взглядом общий зал, пытаясь сообразить, кому из находящихся тут можно доверять. Многие из этих ребят ему нравились, и далеко не все всецело поддерживали Таима, однако положиться на них он не рискнул бы. Ныне Таим полностью контролировал Башню, и новоприбывшие жаждали индивидуальных занятий с ним или его приближенными. На какую-то поддержку можно было рассчитывать только от двуреченцев, а большинство из них, за исключением Джоннета, слишком неопытны и, следовательно, бесполезны.
В другом конце общего зала рядом с Налаамом стоял Эвин, и Андрол кивнул ему – дескать, ступай за Джоннетом, нельзя ходить поодиночке, – после чего стал слушать хвастливые байки Вэлина и заметил, что к нему пробирается Линд.
Линд Таглиэн, невысокая брюнетка в красиво расшитом платье, всегда казалась ему образцом, на который стоило бы равняться Черной Башне. Образованная, культурная, влиятельная…
Мужчины расступались перед ней. Все знали, что в этой таверне лучше не проливать напитков и не затевать потасовок. Чего не хотел бы любой здравомыслящий человек, так это навлечь на себя гнев Линд. Она правила в «Славной гулянке» железной рукой, и это, пожалуй, к лучшему: в поселении, где полно мужчин, способных направлять Силу, обычная пьяная драка может привести к самым неприятным последствиям.
– Тебя все это тревожит не меньше, чем меня? – тихо спросила Линд, приблизившись к Андролу. – Разве не Вэлин всего лишь пару недель назад говорил, что кое-какими своими поступками Таим заслужил суд и казнь?
Андрол не ответил. Что тут скажешь? Что, по его мнению, человека, которого все они знали под именем Вэлин, больше нет в живых? Что вскоре вся Черная Башня превратится в скопище монстров с чужими глазами, фальшивыми улыбками и мертвыми душами?
– Не верю я тому, что он говорит про Логайна, – продолжила Линд. – Тут дело нечисто, Андрол. Попрошу-ка я Фраска проследить, куда сегодня вечером он…
– Нет, – сказал Андрол. – Не надо. Не проси.
Фраск был ее мужем. Его наняли в помощь Генри Хаслину, обучавшему новобранцев Черной Башни фехтованию. Таим полагал, что Аша’манам эта наука ни к чему, но лорд Дракон настоял, чтобы людей обучили биться на мечах.
Линд смерила Андрола взглядом:
– Неужели ты считаешь…
– Я считаю, Линд, что нам грозит огромная опасность и нельзя, чтобы Фраск усугубил ситуацию. Сделай мне одолжение. Вэлин будет говорить, а ты запоминай. Может, что-то из сказанного им окажется для меня полезным.
– Ну ладно, – согласилась она, но, судя по виду, отнеслась к его просьбе скептически.
Андрол кивнул Налааму и Канлеру. Оба встали и направились к выходу. По крыше и по крыльцу барабанил дождь. Вэлин продолжал говорить, и люди слушали его. Да, трудно поверить, что он так быстро переметнулся на другую сторону, и кто-то из парней обязательно заподозрит неладное. Но многие уважают Вэлина, и, если не знать его как облупленного, не заметишь, что с ним что-то не так. Совсем чуть-чуть, но не так.
– Линд! – сказал Андрол, когда хозяйка таверны собралась отойти. Она снова взглянула на него. – Сегодня… запрись покрепче. Договорились? А затем вам с Фраском лучше, наверное, перебраться в погреб с припасами. Дверь там надежная?
– Да, – ответила Линд. – Если это хоть как-то поможет.
Ведь если к тебе заявился кто-то владеющий Единой Силой, то его не остановит даже самая крепкая дверь.
Подошли Налаам и Канлер. Андрол собрался было уйти, но налетел на стоявшего в дверях позади него человека, чьего приближения не услышал. С куртки Аша’мана стекала дождевая вода, на высоком воротнике поблескивали значки в виде меча и дракона. Атал Мишраиль поддерживал Таима с самого начала. Глаза его не были пусты: этого человека не переманивали на сторону Тьмы – зло было в нем самом. Высокий, с длинными золотистыми волосами, он улыбался – но улыбка никогда не находила отражения во взгляде.
Увидев его, Певара едва не подскочила от неожиданности, а Налаам выругался и обратился к Источнику.
– Тихо, тихо, – раздался мужской голос. – Давайте-ка обойдемся без стычек.
Появившийся из-за пелены дождя Мезар встал рядом с Мишраилем. В волосах низкорослого доманийца поблескивала седина, и его, несмотря на недавнее преображение, отличали умудренный вид и степенные манеры.
Андрол заглянул ему в глаза, и это были не глаза, а глубокие пещеры, где никогда не бывает света.
– Здравствуй, Андрол, – сказал Мезар и положил руку Мишраилю на плечо, словно эти двое давно дружили. – Зачем же нашей доброй Линд дрожать от страха и запираться в погребе? Разве где-то безопаснее, чем в Черной Башне?
– Не в такую темную ночь, полную грома и грозовых молний, – ответил Андрол.
– Быть может, ты прав, – заметил Мезар. – Но зачем же ты выходишь в эту ночь? Почему бы не остаться в тепле? Налаам, мне хотелось бы услышать одну из твоих историй. Не поведаешь ли, как вы с отцом побывали в Шаре?
– Нет в этой истории ничего особенного, – сказал Налаам. – Мне плохо запомнилась та поездка.
Мезар рассмеялся, и Андрол услышал, как за спиной у него встал из-за стола Вэлин:
– А вот и ты! Я тут как раз говорил, что ты расскажешь о защитных укреплениях Арафела.
– Останься и послушай, – велел Мезар. – Перед Последней битвой это особенно важно.
– Может, вернусь, – ответил Андрол без энтузиазма. – Когда доделаю другие дела.
Они смотрели друг на друга. Стоявший рядом Налаам по-прежнему удерживал Единую Силу. Он был не слабее Мезара, но шансов совладать с обоими – Мезаром и Мишраилем – у него не было. Особенно в общем зале, полном людей, которые, по всей вероятности, встанут на сторону двоих полноранговых Аша’манов.
– Не трать время на этого пажа, Вэлин, – сказал Котерен из-за спины Мишраиля, и тот посторонился, пропуская вперед третьего спутника. Грузный мужчина с глазами-бусинками положил ладонь на грудь Андрола и отпихнул его в сторону. – Ой, погоди. Теперь ты не можешь играть роль пажа – верно?
Андрол вошел в пустоту и коснулся Источника.
Тени в общем зале немедленно пришли в движение. Они удлинялись.
Мало света! Почему в таверне не зажгли больше ламп? Темнота зазывала эти тени, и Андрол собственными глазами видел, как они тянутся к нему. Они были реальными, эти черные щупальца – стремившиеся его схватить, уволочь, уничтожить…
«О-о-о Свет! Я безумен, безумен!»
Пустота разлетелась вдребезги, и тени – благодарение Свету! – отступили. Андрол понял, что тяжело дышит, весь дрожит и вжимается в стену. Певара смотрела на него с безучастным лицом, но Андрол чувствовал ее тревогу.
– Да, кстати, – произнес Котерен. Он принадлежал к числу самых влиятельных прихвостней Таима. – Ты уже слышал?
– О чем? – сумел выдавить Андрол.
– Тебя лишили звания, паж. – Котерен указал на значок с мечом. – По приказу Таима. Как раз сегодня. Отныне ты опять простой солдат, Андрол.
– Ах да, – подтвердил стоявший посреди общего зала Вэлин. – Совсем забыл сказать. Уж прости, Андрол, но твое разжалование согласовано с лордом Драконом. Тебя и повышать-то не следовало. Без обид, дружище.
Андрол коснулся значка в виде меча на воротнике. Эта безделка не должна иметь для него никакого значения – так?
Нет, не так. Вся жизнь Андрола прошла в беспрестанных поисках. Подмастерьем он изучил десяток ремесел. Он участвовал в мятежах, переплыл два моря. И все это время он что-то искал, а что – и сам не мог понять.
И нашел это, когда оказался в Черной Башне.
Андрол отринул страх – чтоб им сгореть, этим теням! Потом он расправил плечи, твердо посмотрел Котерену в глаза и снова открыл себя саидин, чувствуя, как наполняется Единой Силой.
Здоровяк улыбнулся и тоже обратился к Единой Силе. Затем к Источнику прильнул Мезар, после него – стоявший на прежнем месте Вэлин. Обеспокоенный Налаам, бросая быстрые взгляды по сторонам, что-то бормотал себе под нос. У обнявшего саидин Канлера был отрешенный вид.
Андрол вобрал всю Единую Силу, что мог удержать. По сравнению с прочими – считай что нисколько. Он был слабейшим в этой таверне, даже те, кто пришел в Черную Башню совсем недавно, без труда заткнули бы его за пояс.
– Ну что, рискнешь? – тихо спросил Котерен. – Я просил, чтобы тебя не трогали, – как знал, что рано или поздно ты начнешь первым. К моему удовольствию, паж. Ну давай. Бей. Посмотрим, что у тебя получится.
Андрол попробовал сделать единственное, что умел: открыть переходные врата, бывшие для него не заурядным плетением, а чем-то глубоко личным, чем-то инстинктивным. Только он и Единая Сила.
Но когда он попробовал создать врата теперь, ему показалось, будто он пытается взобраться на стофутовую стеклянную стену, цепляясь за нее лишь ногтями. Он подпрыгивает, соскальзывает, старается изо всех сил… Но ничего не происходит. Он чувствовал, что результат близок, и если добавить чуть больше Силы, то…
Тени удлинились. Его вновь охватила паника. Скрипнув зубами, Андрол сорвал с воротника значок и швырнул его под ноги Котерену. Металл звякнул, ударившись о половицы. Никто в общем зале не сказал ни слова.
Затем, поправ стыд монолитом решительности, он отпустил Единую Силу, оттолкнул Мезара и вышел в ночь, слыша за спиной торопливые шаги Налаама, Канлера и Певары.
Андрол остановился под струями дождя и понял, что предпочел бы лишиться руки, нежели этого значка.
– Андрол, – окликнул его Налаам. – Мне так жаль…
Громыхнул гром, и все четверо пошлепали вперед, по грязным лужам немощеной улицы.
– Нечего тут жалеть, – сказал Андрол.
– Может, надо было драться? – предположил Налаам. – Кто-то из парней поддержал бы нас, не все они в кармане у Таима. Однажды мы с отцом дали отпор полудюжине гончих Тьмы – озари Свет мою могилку, так оно и было! А коли мы выжили в том бою, стоит ли бояться нескольких псов-Аша’манов?
– От нас ничего не осталось бы, – сказал Андрол.
– Но…
– Ничего не осталось бы! – повторил Андрол. – Нельзя, чтобы они выбирали место схватки, Налаам.
– Но эта схватка… Будет ли она? – спросил Канлер, нагнавший остальных и шагавший теперь рядом.
– Они схватили Логайна, – сказал Андрол. – Иначе не стали бы ничего обещать. Если потеряем его, всему конец – и нашему восстанию, и шансу объединить Черную Башню.
– Значит…
– Значит, мы его спасем, – заключил Андрол, не останавливаясь. – Сегодня ночью.

Ранд работал при мягком и ровном свете сотворенной саидин сферы. До Драконовой горы он начал избегать столь банального применения Единой Силы. Когда он касался Источника, то чувствовал себя нехорошо, и использование Силы вызывало в нем все большее и большее отвращение.
Это изменилось. Саидин стала частью его существа, и страх перед нею сгинул вместе с порчей. Что важнее, Ранд перестал считать Силу – и себя – просто оружием.
Под светящимися сферами он будет работать при любой возможности. Он намеревался попросить Флинна, чтобы тот поучил его Исцелению. Способности к целительству у него были невелики, но даже скромные навыки помогут спасти раненого от смерти. Слишком уж часто Ранд пользовался этим чудом – этим даром, – чтобы сеять смерть и разрушение. Стоит ли удивляться, что люди смотрят на него со страхом в глазах? Что сказал бы Тэм?
«Почему бы и не спросить?» – рассеянно подумал Ранд, делая для себя еще одну пометку на листе бумаги. Непросто было привыкнуть к мысли, что Тэм рядом, в соседнем лагере. Чуть раньше тем вечером Ранд обедал вместе с ним. Поначалу атмосфера была неловкой, но чего еще ожидать, когда король приглашает своего отца – простого селянина – пообедать. Оба посмеялись над этой шуткой, и Ранд почувствовал себя много лучше.
Вместо того чтобы осыпать Тэма почестями и богатствами, Ранд позволил ему вернуться в лагерь Перрина. Тэм не желал, чтобы его провозгласили отцом Дракона Возрожденного. Он хотел остаться тем, кем был всегда, – не лордом, а солидным и надежным во всех отношениях человеком по имени Тэм ал’Тор.
Ранд вернулся к лежавшему перед ним документу. Секретари в Тире помогли с выбором стиля, но слова на бумагу Ранд переносил самостоятельно: нельзя доверять их чужим рукам – или глазам.
Не слишком ли он осторожничает? Не зная, каков твой следующий ход, враг не успеет подготовиться. Едва не угодив в плен к Семираг, Ранд стал чрезмерно подозрительным и признавал свою возросшую недоверчивость к другим. Однако когда так долго носишь в себе секреты, непросто выпустить их на волю.
Он принялся перечитывать документ с самого начала. Однажды Тэм отправил его проверять изгородь, нет ли в ней каких-то слабых мест, а когда Ранд осмотрел ее и вернулся, Тэм велел ему осмотреть изгородь еще раз.
Лишь с третьего захода Ранд нашел расшатавшийся шест, просивший замены. Он до сих пор не мог понять, знал ли Тэм про этот шест или проявлял свойственную ему педантичность.
Этот документ куда важнее той ограды. До утра Ранд наверняка просмотрит его еще раз десять, выискивая осложнения, которых не предусмотрел.
К несчастью, сосредоточиться было трудно. Женщины что-то затевали. Ранд чувствовал их через клубки эмоций, что пульсировали у него в сознании. Этих сгустков чувств было четыре – Аланна по-прежнему была там, но она оставалась где-то на севере. Остальные же трое всю ночь провели рядом друг с другом, а теперь подходили к его шатру. Что же у них на уме? Надо бы…
Стоп. Одна отделилась от остальных. Она почти здесь. Авиенда?
Ранд встал, подошел к выходу и отбросил клапан.
Авиенда застыла на месте – такое чувство, будто она собиралась тайком проскользнуть к нему в шатер. Девушка вздернула подбородок и посмотрела Ранду в глаза.
Ни с того ни с сего тишину разорвали возгласы, и Ранд только сейчас заметил, что охраны нет на месте. Вместо этого Девы устроили лагерь неподалеку от его шатра и теперь кричали на Ранда. Эти вопли не были восторженными или радостными – каких он мог ожидать. Отнюдь – его осыпали оскорблениями, причем самыми чудовищными, а некоторые ярко живописали, что сделают с определенными частями его тела, когда сумеют его изловить.
– Что это такое? – оторопел Ранд.
– Они не всерьез, – объяснила Авиенда. – Для них это символизирует, что ты забираешь меня у Дев, – но я уже покинула их ряды, когда решила стать Хранительницей Мудрости. Это… обычай Дев. Вообще говоря, знак уважения. Если бы ты им не нравился, они вели бы себя совсем иначе.
Ох уж эти Айил…
– Погоди, – сказал он. – Я тебя забираю? Каким образом?
Авиенда снова посмотрела ему в глаза, и щеки ее порозовели. Авиенда? Зарделась? Вот дела…
– Пора бы понять, – сказала она. – Будь ты внимательнее, когда я говорила о нас с тобой…
– Увы, у тебя был не ученик, а шерстеголовый болван.
– Повезло ему, что я решила продлить обучение. – Авиенда подступила на шаг ближе. – Есть многое, чему мне все еще нужно тебя обучить. – Девушка покраснела пуще прежнего.
О Свет, какая же она красивая! Но Илэйн тоже красавица… а Мин… а…
А он глупец. Ослепленный Светом идиот.
– Авиенда! – сказал Ранд. Я люблю тебя. Всем сердцем люблю. Но в том-то и беда, чтоб ей сгореть! Я люблю вас всех. Всех троих. Разве можно смириться с этим и выбрать…
Вдруг она расхохоталась:
– Ты и впрямь глупец! Да, Ранд ал’Тор?
– Временами. Но о чем ты…
– Мы – первые сестры, Ранд ал’Тор. Илэйн и я. Когда я получше узнаю Мин, она присоединится к нам. И мы втроем разделим все, что у нас есть.
«Первые сестры»? С учетом этой странной связи он должен был что-то заподозрить. Ранд схватился за голову. «Мы разделим тебя», – говорили они.
Нет ничего хорошего в том, чтобы бросить наедине со страданиями четырех женщин, связанных с ним узами, но… Эта влюбленная в него троица? О Свет, Ранду совсем не хотелось принести им боль!
– Многие говорят, ты изменился, – продолжила Авиенда. – Я вернулась совсем недавно, но уже устала выслушивать эти рассказы. Что ж, лицо твое безмятежно – в отличие от чувств. Неужели мысль о том, чтобы принадлежать нам троим, наводит на тебя такой ужас?
– Мне этого хочется, Авиенда. Сгореть мне от стыда, но хочется. Но боль…
– Ты же принял ее, разве нет?
– Не моя боль страшит меня, но ваша.
– Значит, мы настолько слабы, что не вынесем того, что вынес ты?
Этот ее взгляд… Ранд вконец лишился присутствия духа.
– Конечно же нет, – ответил он. – Но как можно причинить боль тем, кого любишь?
– Мы сами решаем, принять или нет эту боль, – вздернув подбородок, заявила Авиенда. – Ранд ал’Тор, ты пытаешься все усложнить, хотя ответить проще простого. Скажи «да» или «нет», но предупреждаю: или все трое, или ни одной. Мы не позволим тебе посеять раздор между нами.
Он помедлил, а затем, чувствуя себя конченым распутником, поцеловал ее. За спиной у него Девы – Ранд и думать забыл, что стоит у них на виду, – принялись выкрикивать новые, еще более громкие оскорбления, хотя в них слышалась неуместная радость. После поцелуя Ранд погладил Авиенду по щеке:
– Дуры вы, дуры. Все трое.
– В таком случае все хорошо. Мы такие же, как ты. Тебе следует знать, что теперь я Хранительница Мудрости.
– В таком случае я тебе не ровня, – сказал Ранд, – поскольку только что начал понимать, что мудрость мне совсем не свойственна.
Авиенда фыркнула:
– Довольно разговоров. Веди меня в постель!
– О Свет! – воскликнул Ранд. – Не слишком ли бесцеремонно? Что, у Айил так принято?
– Нет. – Девушка снова покраснела. – Просто… я не очень искусна в подобных делах.
– Это вы втроем решили, да? Договорились, кто ко мне придет?
После паузы она кивнула.
– И у меня никогда не будет права выбора?
Она помотала головой, и Ранд со смехом притянул ее к себе. Поначалу Авиенда напряглась, но затем растаяла.
– Так что, сперва я должен сразиться с ними? – кивнул он в сторону Дев.
– Только в случае свадьбы. Если мы решим, что за такого безмозглого дурака стоит выходить замуж. И сражаться будешь не с Девами, а с нашей родней. Как вижу, ты пропустил мимо ушей все мои наставления.
– Что ж… – Ранд посмотрел на нее с высоты своего роста. – Рад, что можно обойтись без драки. Не знаю, сколько у нас времени, и до утра я надеялся хоть немного вздремнуть. Но… – Перехватив ее взгляд, он осекся. – Сна мне не видать, верно?
Авиенда решительно кивнула.
– Ну что поделать! На сей раз хотя бы не буду волноваться, что ты замерзнешь до смерти.
– Но может статься, что умру от скуки, Ранд ал’Тор, если не перестанешь молоть языком.
Под выкрики Дев, еще более громкие, цветистые и оскорбительные, Авиенда взяла его за руку и нежно, но настойчиво потянула в шатер.

– Подозреваю, дело в каком-то тер’ангриале, – сказала Певара. Она сидела на корточках рядом с Андролом в одном из складов Черной Башни и находила эту позу весьма неудобной. В кладовой пахло пылью, зерном и деревом. Большинство здешних строений возвели совсем недавно, и этот склад не был исключением. Кедровые доски еще не высохли.
– Вам известно о тер’ангриале, который препятствует открытию переходных врат? – спросил Андрол.
– Нет, ничего конкретного. – Певара устроилась поудобнее. – Но принято считать, что о тер’ангриалах нам известна лишь малая толика того, что о них знали в прежние времена. Их разновидностей тысячи; и если Таим – приспешник Темного, у него есть доступ к Отрекшимся, а те, пожалуй, способны объяснить ему, как создавать и использовать такие вещи, о которых мы можем только мечтать.
– Значит, надо найти этот тер’ангриал, – сказал Андрол. – И заблокировать его. Или, по крайней мере, выяснить, как он действует.
– А потом сбежать? – спросила Певара. – Разве вы не пришли к выводу, что побег – не лучший вариант?
– Ну… да, – признал Андрол.
Певара сосредоточилась и сумела уловить отголоски его мыслей. Она слышала, что узы позволяют сопереживать Стражу, но связь между нею и Андролом оказалась более глубокой. Он… Да, он и впрямь страдал, что не может открыть переходные врата. Утратив эту способность, Андрол чувствовал себя обезоруженным.
– Таков мой талант, – с неохотой произнес он, зная, что рано или поздно Певара выяснит, что к чему. – Я умею плести переходные врата. По крайней мере, умел.
– Правда? С вашим уровнем владения Единой Силой?
– Вернее сказать, его отсутствием.
Певара чувствовала, о чем думает Андрол. Он смирился с тем, что слаб, но опасался, что эта слабость делает его непригодным для роли лидера. Занятная смесь уверенности в себе и застенчивости…
– Да, – продолжил он, – для Перемещения требуется громадный объем Единой Силы, но я могу открывать переходные врата большого размера. До того как тут все пошло наперекосяк, мне удалось создать врата, шириной в тридцать футов.
– Вы преувеличиваете! – удивленно заморгала Певара.
– Показал бы, да не могу. – Ни малейшего намека на ложь.
Или он говорит правду, или это заблуждение, вызванное его безумием. Певара молчала, не зная, как реагировать на его слова.
– Ничего страшного, – продолжил Андрол. – Я знаю, что со мной… не все в порядке. Как и с большинством из нас. Поспрашивайте парней насчет моих переходных врат. Котерен называет меня пажом не без причины. Просто единственное, что я умею, – препровождать людей из одного места в другое.
– Это выдающийся талант, Андрол. Представляю, с каким интересом его изучили бы в Башне. Только подумайте, сколько людей родились с подобным даром, но так и не узнали о нем – ведь плетения для Перемещения оставались неизвестными!
– В Белую Башню я не пойду, Певара, – сказал он, выделив интонацией слово «Белую».
Певара сменила тему:
– Вы обожаете Перемещаться и в то же время не хотите покидать Черную Башню. Так какое вам дело до этого тер’ангриала?
– Переходные врата… принесли бы немало пользы, – ответил Андрол.
Он о чем-то задумался, но Певара никак не могла уловить его мысли. Чувствовала только мимолетные образы и впечатления.
– Но если мы никуда не собираемся… – возразила она.
– Вы глазам своим не поверите. – Он привстал, наклонился к окну и выглянул в переулок. Ливень наконец-то сменился моросью, хотя небо оставалось черным. До рассвета было несколько часов. – Я… экспериментировал. Пробовал такое, что вряд ли кто-то пытался делать до меня.
– Думаю, в мире не осталось ничего неизведанного, – усомнилась Певара. – У Отрекшихся имелся доступ к знаниям других эпох.
– Вы и правда думаете, что в Черной Башне орудует Отрекшийся?
– Почему бы и нет? – спросила она. – Представьте, что вы готовитесь к Последней битве и хотите обеспечить себе победу над врагами. Неужели вы допустите, чтобы те, кто способен направлять Силу, собравшись вместе, тренировались, обучали друг друга и набирались сил?
– Да, – тихо ответил Андрол. – Допущу. А затем подчиню их своей воле.
Певара сжала губы. Пожалуй, он прав. Упоминание об Отрекшемся взбудоражило Андрола, и теперь его мысли читались куда яснее.
Какие противоестественные узы… Ей необходимо от них избавиться. После чего Певара с радостью свяжет Андрола с собой должным образом.
– Я отказываюсь брать на себя ответственность за случившееся, Певара, – сказал Андрол и снова выглянул в окно. – Вы первой наложили на меня узы.
– После того, как вы предали то доверие, которое я вам оказала, предложив объединение в круг.
– Я не причинил вам вреда. Чего вы, собственно, ожидали? Разве смысл круга не в том, чтобы объединить наши силы?
– Препирания ни к чему не приведут…
– Вы говорите так лишь потому, что проигрываете в споре. – Эти слова были сказаны самым ровным тоном, да и внутри Андрол был совершенно спокоен. Певара начала понимать, что вывести этого мужчину из себя не так-то просто.
– Я говорю так потому, что это правда, – возразила она. – Вы не согласны?
И почувствовала, что ему смешно. Он видел, как Певара направляет разговор в удобное русло. И еще… он был впечатлен и думал, что неплохо бы перенять ее навыки.
Дверь кладовки со скрипом приоткрылась, и внутрь заглянула Лейш, кругленькая приятная женщина с белыми волосами. Она была странной парой для своего мужа, вечно угрюмого Аша’мана Канлера. Лейш кивнула Певаре, давая понять, что прошло полчаса, и снова притворила дверь. Поговаривали, будто Канлер связал жену узами. И кто она теперь? Женщина-Страж?
С этими мужчинами все шиворот-навыворот. Певара полагала, что связывать узами свою половину не так уж неуместно – по крайней мере, каждый будет спокоен, зная, где находится муж или жена, – однако использовать подобные узы в столь приземленных целях представлялось каким-то неправильным. Такое плетение предназначено для Айз Седай и ее Стража, а не для мужа и жены.
Андрол разглядывал Певару. Как видно, пытался распутать беспорядочный клубок ее мыслей. Странный он, этот Андрол Генхальд. Как можно быть таким целеустремленным и вместе с тем неуверенным в себе? Эти качества сплетались в нем, будто две бечевы. Он делал все, что требовалось, но не переставал волноваться, что на его месте должен быть кто-то более достойный. Непонятно…
– Да я и сам себя не понимаю, – сказал Андрол.
И в придачу он еще умеет выводить людей из себя! Ее сознание для него все равно что открытая книга, хотя сама Певара едва в состоянии улавливать ход его мыслей! Когда это он успел?
– Вы не могли бы подумать об этом снова? – попросил он. – Я не разобрал.
– Идиот! – буркнула Певара.
Андрол улыбнулся, затем снова глянул поверх подоконника.
– Еще рано, – сказала Певара.
– Уверены?
– Да. А если и дальше будете высовываться, спугнете его, когда все же придет.
Андрол снова присел на корточки, хоть и без особой охоты.
– Значит, так, – сказала Певара. – Когда он явится, командовать буду я.
– Лучше бы нам объединиться в круг.
– Нет. – Отныне она не окажется в его власти. Только не после того, что было в прошлый раз.
Певара поежилась, и Андрол взглянул на нее.
– Есть серьезные причины, – продолжила Айз Седай, – чтобы не формировать круг. При всем уважении, Андрол, ваши способности не настолько велики, чтобы оправдать пользу от соединения. Нам двоим лучше действовать по отдельности. Поймите меня правильно. Что бы вы предпочли на поле боя? Одного солдата? Или двоих – пусть один из них и чуть менее искусен, – но оба способны выполнять разные задачи?
Он задумался над услышанным, затем вздохнул и кивнул:
– Ладно, уговорили. На сей раз ваши речи не лишены здравого смысла.
– Они никогда не лишены здравого смысла. – Певара встала. – Пора. Приготовьтесь.
Оба встали по бокам от двери, выходившей в переулок. Ее намеренно оставили приоткрытой, а здоровенный замок висел снаружи так, словно его забыли защелкнуть.
Они молча ждали, и Певара начала беспокоиться, что ее расчеты оказались неверны. Андрол будет покатываться со смеху, и…
Дверь распахнулась, и в кладовую сунулся Добзер. Чуть раньше Эвин как бы невзначай обмолвился при нем, что Лейш забыла запереть дверь и он стащил из задней комнаты бутылку вина. Андрол знал, что Добзер – горький пьяница, и за этот грешок Таим не раз избивал его до бесчувствия.
Певара чувствовала отношение Андрола к этому человеку. Печаль. Глубокая, всепоглощающая печаль. В глазах у Добзера не осталось ничего, кроме тьмы.
Певара нанесла удар без промедления: спеленала Добзера прядями Воздуха и выставила щит, отсекая ничего не подозревавшего мужчину от Источника. Андрол занес дубинку, но необходимости в этом не было: Добзер, с широко раскрытыми глазами, завис над полом, а Певара, заложив руки за спину, критически рассматривала своего пленника.
– Вы уверены? – тихо спросил Андрол.
– Поздно уже сомневаться, – ответила Певара, закрепляя плетения Воздуха. – По всему судя, рассказы в этом сходятся. Чем более предан Свету человек до своего падения, тем глубже он провалится в Тень. А значит…
А значит, довольно-таки бесхребетного Добзера, наверное – наверное! – будет проще сломать, подкупить или обратить на свою сторону. Это важно, ведь подхалимы Таима поймут, что случилось, как только…
– Добзер? – раздался чей-то голос. В дверном проеме возникли две черные фигуры. – Нашел вино? Следить за передним входом незачем. Этой женщины здесь…
То были Вэлин и Лимс, еще один из фаворитов Таима.
Певара отреагировала мгновенно: накинула на обоих плетения, одновременно с тем сотворив прядь Духа. Ее попытка отсечь их щитом закончилась неудачей – весьма непросто выставить барьер между Источником и человеком, уже удерживающим Единую Силу, – но кляпы встали на место, и вопли прекратились.
Певара почувствовала, как ее обвивает Воздух и как кто-то из противников пытается разорвать ее связь с Источником. Певара прикинула, где может находиться щит, и рассекла его, стегнув тесьмой Духа.
Поняв, что его плетение исчезло, Лимс озадаченно попятился. Певара метнулась вперед, на ходу сплетая новый щит и обрушивая его между мужчиной и Источником. Она всем телом врезалась в Лимса и впечатала его в стену. Уловка сработала, и созданный Певарой барьер отделил мужчину от Единой Силы.
Очередной щит предназначался Вэлину, но тот ударил Певару своими собственными плетьми Воздуха, швырнувшими женщину через всю кладовую. Налетев спиной на стену, она охнула, но сумела создать тесьму Воздуха. Хотя в глазах у нее потемнело, Певара сумела удержать это единственное плетение и инстинктивно метнуть его вперед, и оно обвило ногу Вэлина, когда тот рванул было на улицу.
Певара почувствовала, как земля дрогнула под тяжестью чьего-то падения. Он оступился, наверное. Голова у нее кружилась, перед глазами все плыло…
Она села. Несмотря на боль во всем теле, Певара не отпустила свитые из Воздуха кляпы. Как только их не станет, люди Таима поднимут крик. Если так, Певара умрет. Все они погибнут. И это в лучшем случае.
Айз Седай сморгнула слезы боли и увидела, что Андрол стоит над двумя Аша’манами с дубинкой в руке. Похоже, он оглушил обоих, не доверяя невидимым для него щитам. Тоже неплохо, поскольку со вторым барьером вышла промашка, и теперь Певара поставила его на место.
Добзер, с выпученными глазами, висел на прежнем месте. Андрол взглянул на Певару.
– О Свет! – воскликнул он. – Певара, это невероятно. Почти в одиночку вы одолели двоих Аша’манов!
Она удовлетворенно улыбнулась, кое-как нащупала руку Андрола и с его помощью поднялась на ноги.
– Чем, по-вашему, занимаются Красные сестры? Сидят и жалуются на мужское поведение? Да, Андрол? Мы обучаемся сражаться с теми, кто умеет направлять Силу.
Она чувствовала, что Андрол проникся к ней уважением. Тем временем он затащил Вэлина в кладовую, закрыл дверь и глянул в окна, проверяя, нет ли на улице свидетелей, после чего поспешно задернул занавески и сплел светящуюся сферу.
Певара сделала глубокий вдох и оперлась о стену, чтобы не упасть.
Андрол окинул ее острым взглядом:
– Вам надо к кому-то из ваших, чтобы Исцелиться.
– Со мной все будет хорошо, – сказала Певара. – Просто стукнулась головой, и теперь вся комната кружится. Это пройдет.
– Дайте-ка посмотрю. – Андрол приблизился к ней, и висевшая в воздухе светящаяся сфера последовала за ним. Певара решила не спорить. Андрол проверил ей глаза, ощупал голову в поисках шишек и приблизил сферу к лицу. – Гляньте на свет. Больно?
– Да, – признала она и отвела глаза.
– Тошнит?
– Подташнивает.
Он хмыкнул, достал из кармана носовой платок и смочил его водой из фляги. Лицо его сделалось сосредоточенным, и свет померк. Платок тихо захрустел, а когда Певара взяла его, оказалось, что мокрая ткань замерзла.
– Приложите к месту ушиба, – сказал Андрол. – Если станет клонить в дрему, скажите. Если уснете, может стать хуже.
– Вы что, беспокоитесь за меня? – с веселым удивлением спросила Певара, делая как велено.
– Просто… Помните, вы недавно говорили, что у нас каждый боец на счету?
– Помню. – Она покрепче прижала к голове промерзший платок. – Так вы, помимо прочего, и в приемах врачевания разбираетесь?
– Было дело, ходил в учениках у одной Мудрой женщины, – отмахнулся Андрол, после чего опустился на колени, чтобы связать веревкой лежавших на полу.
Певара с облегчением распустила путы Воздуха, но щиты оставила на месте.
– Неужели Мудрая женщина того городка взяла в ученики мужчину?
– Не сразу, – ответил Андрол. – Это… долгая история.
– Отлично. Долгий рассказ поможет не уснуть, пока за нами не придут.
Эмарину и остальным было указано повертеться на виду, обеспечивая алиби всей группе – на тот случай, если Добзера кто-то хватится.
Андрол вновь зажег сферу и пару секунд смотрел на Певару, затем он пожал плечами и вернулся к Аша’манам.
– Все началось, когда один мой друг умер от лихорадки. Мы тогда ловили нерестящуюся щуку-серебрянку неподалеку от Майена. По возвращении на материк я не мог отделаться от мысли, что Сэйера можно было спасти. Вот только как это сделать, никто из нас не знал. Поэтому я отправился искать того, кто меня научит…

Глава 4. Преимущества уз


– Так все и закончилось, – подытожила Певара, по-прежнему сидевшая у стены.
Андрол чувствовал ее эмоции. Оба находились в той же кладовой, где они одолели людей Таима, и ждали Эмарина – тот утверждал, что сумеет разговорить Добзера. Сам Андрол не особо умел проводить допросы. Запах зерна сменился тошнотворной вонью. Бывало, продукты портились – ни с того ни с сего.
Рассказав, как старые друзья убили всю ее родню, Певара какое-то время молчала и ни о чем не думала.
– До сих пор ненавижу их, – наконец, сказала она. – О семье научилась вспоминать без боли, но приспешники Темного… Их я ненавижу. По крайней мере, моя жажда мести хоть как-то утолена, ведь Темный определенно не защитил этих людей. Всю жизнь они следовали за ним, надеясь получить теплое местечко в его новом мире, но умерли задолго до Последней битвы. Думаю, ныне живущим тоже ничего не светит. Когда мы победим в Последней битве, Темный заберет души своих подручников. Хочется верить, их наказание будет долгим.
– Вы так уверены, что мы победим? – спросил Андрол.
– Ну конечно. К чему этот вопрос, Андрол? Сомнениям не может быть места.
– Вы правы, – кивнул он. – Продолжайте.
– Больше сказать нечего. Как-то странно это – выговориться после стольких лет молчания. Прежде мне не хватало сил об этом рассказать.
В кладовой стало тихо. Добзер висел в своих путах лицом к стене. Певара заткнула ему уши каким-то своим плетением. Двое других лежали без сознания. Андрол приложил их как следует, а теперь следил, чтобы они не очнулись раньше времени.
Певара отгородила их от Источника, но если кто-то попробует освободиться, сразу с тремя щитами она не справится. Обычно щит для одного мужчины удерживали как минимум две Айз Седай, а тут целых три Аша’мана… Нет, такое не по зубам ни одному человеку, способному направлять Силу, – и не важно, насколько он силен. Даже если Певара закрепит свои плетения, по настоянию Таима Аша’маны регулярно практиковались в том, как выскальзывать из-под закрепленных щитов, отрезавших их от Истинного Источника.
Да, за этими двумя нужен глаз да глаз, чтобы не очнулись. По-хорошему стоило бы перерезать им горло, да у него рука не поднялась. Вместо этого Андрол протянул к их векам по крохотной ниточке из Духа и Воздуха. Плетение он сотворил одно, причем слабенькое, но исхитрился накинуть его на все четыре глаза, так что сразу узнает, если веки хоть чуть шевельнутся. Этого будет достаточно.
Певара все еще думала о своей семье. Она говорила правду: приспешники Темного и впрямь были ей ненавистны. Все без исключения. Даже спустя столько лет эта ненависть не ослабела, но Певара держала ее под контролем.
Андрол ни в жизнь не заподозрил бы, что эта улыбчивая женщина носит в себе столь глубокое чувство. Он ощущал ее боль. И как ни странно, ее… одиночество?
– Мой отец покончил с собой, – неожиданно для себя признался Андрол, а когда Певара взглянула на него, продолжил: – Мать годами делала вид, что это был несчастный случай. Он ушел в лес и спрыгнул со скалы. А перед этим отец всю ночь просидел с мамой и рассказал, что собирается сделать.
– Она не попыталась его остановить? – ужаснулась Певара.
– Нет, – сказал Андрол. – Лишь за несколько лет до того, как она обрела последнее объятие матери, я сумел добиться от нее хоть каких-то ответов. Она боялась отца. Я был потрясен, ведь отец всегда вел себя по-доброму. Что изменилось в те последние годы? Почему мать стала его бояться? – Андрол повернулся к Певаре. – По ее словам, он видел всякое в тенях. Так начал терять рассудок.
– Ах вот как…
– Вы спрашивали, зачем я пришел в Черную Башню. Хотели понять, почему я сам попросил, чтобы меня проверили. Что ж, ответит на этот вопрос та сущность, что живет во мне. Объяснит, кем был мой отец и почему он сделал то, что, по его мнению, должен был сделать. Теперь я понимаю, как все было. Наши дела шли в гору, причем с небывалым успехом. Отец умел находить залежи камня и рудные жилы там, где о них никто не подозревал. Его нанимали для поиска ценных месторождений. Он разбирался в этом лучше всех. Был сверхъестественно хорош. Ближе к концу я… все увидел, Певара. Мне было каких-то десять лет, но я помню. Помню ужас в его глазах. И теперь этот ужас знаком и мне. – Он помолчал. – Отец спрыгнул с той скалы, чтобы уберечь близких от гибели.
– Сочувствую… – прошептала Певара.
– Я рад, что знаю, кто я такой и кем был мой отец. Это помогает.
Снова начался ливень, и крупные капли застучали в стекло, будто камешки. Входная дверь открылась, и в кладовую наконец-то заглянул Эмарин. Увидев зависшего в воздухе Добзера, он с облегчением выдохнул. А потом заметил других двоих и вздрогнул от неожиданности:
– Что вы тут натворили?!
– Что надо. – Андрол встал. – Почему ты так долго?
– Едва не ввязался в очередную стычку с Котереном, – ответил Эмарин, не отводя взгляда от плененных Аша’манов. – Думаю, время поджимает, Андрол. Как бы они нас ни провоцировали, мы на их уловки не повелись, но Котерен выглядел недовольным. Даже больше обычного. По-моему, их терпение подходит к концу.
– Так или иначе, из-за пленников мы все равно стеснены во времени, – заметила Певара. Она передвинула Добзера, освобождая место для Эмарина. – Вы действительно считаете, что сумеете заставить этого человека говорить? Мне доводилось допрашивать приспешников Тьмы. Крепкие орешки.
– Да бросьте, – сказал Эмарин. – Ну какой из него друг Темного? Это всего лишь Добзер.
– Сомневаюсь, что это он. – Андрол внимательно разглядывал висевшего в путах мужчину. – Мне не верится, что кого-то можно силком заставить служить Темному.
Он чувствовал, что Певара с ним не согласна; она и впрямь думала, что Добзера и других обратили насильно. Любого, кто способен направлять Силу, возможно Обратить, объясняла она. Об этом говорится в древних текстах.
От этой мысли Андрола чуть не стошнило. Заставить кого-то превратиться в носителя зла? Такое недопустимо, просто невозможно! Судьба играет человеком, швыряет его в самые чудовищные ситуации, забирает жизнь, рассудок. Но отобрать у него выбор, чему служить – Темному или Свету… Нет, вне всяких сомнений, подобный выбор должен оставаться за самим человеком.
Тьма, которую Андрол видел в глазах у Добзера, служила для него очевидным доказательством. Человека, которого он знал, больше не было. Он мертв, убит, и в его теле поселилось нечто иное. Нечто злое и скверное. Новая душа. Иначе и быть не могло.
– Кем бы он ни был, – сказала Певара, – сомневаюсь, что вы сумеете его разговорить.
– Важнейшие признания, – заметил Эмарин, заложив руки за спину, – делаются не по принуждению. Певара Седай, будьте добры, снимите плетения, блокирующие ему слух, – но не полностью, а совсем чуть-чуть, как будто они начали распускаться и слабеть. Пусть он услышит, что я буду говорить.
Она повиновалась. Так по крайней мере предположил Андрол. Возникшие между ними двойные узы не означали, что они с Певарой способны видеть плетения друг друга. Однако Андрол чувствовал ее тревогу. Певара думала о приспешниках Темного, которых ей случалось допрашивать, и жалела… О чем?.. О том, что под рукой нет привычного инструмента?
– Я все же думаю, что надо спрятаться у меня в поместье, – надменно заявил Эмарин и горделиво приосанился.
Андрол даже моргнул от неожиданности, увидев перед собой столь властного человека, чей голос стал звучным, а тон пренебрежительным. Р-раз – и его друг превратился в высокородного аристократа.
– Никто и не подумает, что мы там, – продолжил Эмарин. – Предлагаю вам стать моим союзником, а тех, кто помоложе и пониже рангом – к примеру, юного Эвина, – приму к себе в услужение. Если верно разыграть эту партию, создадим еще одну Черную Башню, в противовес этой.
– Я… Даже не знаю, разумно ли… – подыграл ему Андрол.
– Молчать! – велел Эмарин. – Когда понадобится твое мнение, я сам тебя спрошу. Айз Седай, существует единственный – подчеркиваю, единственный! – способ соперничать с обеими Башнями, Белой и Черной. Нужно создать место, где и мужчины, и женщины, способные направлять Силу, работали бы заодно. Пусть это будет… допустим, Серая Башня.
– Интересное предложение.
– И единственное. Все иные варианты бессмысленны, – заявил Эмарин, потом повернулся к пленнику. – Он нас не слышит?
– Нет, – ответила Певара.
– В таком случае снимите путы. Я с ним поговорю.
Певара с неохотой выполнила приказ. Добзер оказался на полу, колени у него подогнулись. Он оступился, едва устоял на ногах, но удержал равновесие и сразу же глянул в сторону двери.
– Мастер Добзер? – Эмарин, подойдя к нему со спины, вытащил что-то из-за пояса и бросил на пол. Мешочек со звонким содержимым.
– Что это? – поинтересовался Добзер. Осторожно присев, он взял мешочек, заглянул внутрь, и его глаза заметно увеличились в размерах.
– Плата, – объяснил Эмарин.
– За какую такую работу? – прищурился Добзер.
– За кого вы меня принимаете, мастер Добзер? – спросил Эмарин. – Я ничего от вас не требую, но предлагаю эту сумму в качестве извинения. Андрол должен был попросить вас о помощи, но, как видно… самодеятельно вышел за рамки данных ему указаний. Я просто хотел поговорить с вами, но по чистой случайности вас обездвижили и подвергли пытке.
– Откуда у тебя такие деньги, Эмарин? – с подозрением оглянулся Добзер. – Кто дал тебе право отдавать приказы? Ты – простой Аша’ман-солдат… – И он снова заглянул в мешочек.
– Как вижу, мы говорим на одном языке, – улыбнулся Эмарин. – Ну что, подыграете мне?
– Я… – Добзер нахмурился и покосился на бесчувственные тела Вэлина и Лимса у двери.
– Вот именно, – подтвердил Эмарин. – Назревает серьезная проблема. Разве можно просто свалить все на Андрола и отдать его Таиму?
– На Андрола? – фыркнул Добзер. – На этого пажа? Никто не поверит, что он уложил двоих Аша’манов. Вообще никто.
– Здравая мысль, мастер Добзер, – подтвердил Эмарин.
– Просто отдай Таиму эту Айз Седай. – Добзер указал пальцем на Певару.
– Увы, она мне нужна. Непростая ситуация, да, весьма непростая…
– Ну, – произнес Добзер, – допустим, я замолвил бы за тебя словечко перед М’Хаэлем. Как бы объяснил, что к чему.
– Моя признательность не знала бы границ. – Эмарин взял стоявший у стены стул, поставил его напротив второго, сел и жестом пригласил Добзера последовать его примеру. – Андрол, займись делом. Принеси нам с мастером Добзером какого-нибудь питья. Чаю. Вы будете с сахаром?
– Нет, – отказался Добзер. – Говорят, здесь где-то имеется вино…
– Вина, Андрол, – щелкнул пальцами Эмарин.
«Что ж, – подумал Андрол, – придется доигрывать роль до конца». Он поклонился и бросил на Добзера нарочито сердитый взгляд, после чего ушел в соседнюю комнату за вином и кубками, а когда вернулся, Добзер и Эмарин уже вели дружескую беседу.
– Так и есть, – сказал Эмарин. – Не представляете, как трудно найти здесь нормальных помощников. Видите ли, категорически недопустимо, чтобы в Черной Башне узнали, кто я такой.
– Оно понятно, м’лорд, – закивал Добзер. – Узнай кто, что среди нас благородный лорд Тира, вам бы все сапоги обслюнявили, это уж как пить дать! А М’Хаэль… ну, вряд ли бы ему понравилось, что в Башню залетела такая важная птица. Совсем не понравилось бы!
– Теперь вы понимаете, почему мне приходится держать дистанцию, – заметил Эмарин и, протянув не глядя руку, принял кубок с вином, который налил Андрол.
«Благородный лорд Тира?» – улыбнулся про себя Андрол. Добзер, как видно, заглотил наживку с той же жадностью, с какой опрокидывал рюмку бренди.
– А мы-то все думали, вы лебезите перед Логайном из-за скудоумия! – воскликнул Добзер.
– Увы, таков мой удел. Будь я ближе к Таиму, он вмиг понял бы, с кем имеет дело. Поэтому пришлось встать на сторону Логайна. Что он, что этот парнишка-Дракон – они оба простые фермеры, не умеющие распознать высокородного человека.
– Признаться, м’лорд, – сказал Добзер, – я кое-что подозревал.
– Так я и полагал. – Эмарин сделал глоточек вина. – Видите, не отравлено. – Он протянул кубок Добзеру.
– Ну что вы, м’лорд! Вам-то я доверяю. – Добзер одним махом заглотнул вино. – Если не верить благородному лорду, то кому вообще верить? Правда?
– Истинная правда, – подтвердил Эмарин.
– Вот что я вам скажу. – Добзер поднял пустой кубок и покачал им, делая знак Андролу – дескать, повтори. – Найдите лучше новый способ держаться в стороне от Таима. Фокус с Логайном больше не сработает.
– Значит, Логайн у Таима… – Эмарин задумчиво отпил из кубка. – Понятно. У меня возникли подозрения, что так оно и есть, когда объявились Вэлин и остальные со своими байками.
– Ага, – сказал Добзер, и Андрол снова подлил ему вина. – Но Логайн-то посильнее прочих. Обратить такого человека не так-то просто. Сила воли, ясно? Еще пару дней провозятся. Так или иначе, вам стоит объясниться с Таимом и рассказать, что у вас на уме. Он все поймет. Таим постоянно твердит, что люди, которых не надо Обращать, полезны ему куда больше. Не знаю почему. Но Логайна Обратить придется, иного варианта тут нет. – Добзер передернулся. – Процесс, конечно, жуткий…
– Стало быть, мастер Добзер, я поговорю с ним. Вы, случаем, не поручитесь за меня? Я прослежу, чтобы… ваши труды не остались без вознаграждения.
– Ясное дело, – согласился Добзер. – Почему бы и нет? – Он допил остатки вина и кое-как поднялся на ноги. – Сейчас Таим проверяет, как дела у Логайна. Каждый вечер к нему заглядывает, примерно в это время.
– И где же его держат? – спросил Эмарин.
– В потайных комнатах, – ответил Добзер. – Там, где тот фундамент, что мы строим… Помните, как обрушилась восточная часть и пришлось расширять котлован? Так вот, ничего там не обрушилось. Это был предлог, чтобы скрыть дополнительную работу. И… – Он вдруг задумался.
– И этого достаточно. – Певара вновь опутала его плетением, подвесила в воздухе и запечатала ему уши, после чего сложила руки на груди и взглянула на Эмарина. – Признаться, увиденное произвело на меня впечатление.
– Я всегда обладал даром сделать так, чтобы человек почувствовал себя как дома, – скромно поклонился Эмарин. – Честно говоря, я предложил взяться за Добзера не потому, что он падок на подкуп. Я выбрал его из-за… так сказать, не самых выдающихся умственных способностей.
– Обратить человека к Тени не значит сделать его умнее, – заметил Андрол. – Но стоило ли нападать на Добзера, если ты и так сумел бы его разговорить?
– Это вопрос контроля над ситуацией, Андрол, – объяснил Эмарин. – На человека вроде Добзера не получится надавить, пока он в своей стихии, в окружении приятелей, которые соображают получше, чем он. Надо было напугать его, заставить суетиться и юлить, а затем предложить способ выкрутиться. – Он помолчал, глядя на Добзера. – Кроме того, мы же не хотели рисковать тем, что он отправится к Таиму. А Добзер запросто мог так поступить, если бы с подобным предложением я обратился к нему с глазу на глаз и не угрожая его жизни и здоровью.
– И что теперь? – спросила Певара.
– А теперь, – ответил Андрол, – мы вырубим этих троих так, чтобы провалялись без чувств до самого Бэл Тайна. Возьмем Налаама, Канлера, Эвина и Джоннета. Дождемся, пока Таим не закончит свою проверку, а потом ворвемся в темницу, вызволим Логайна и вырвем Башню из лап Тени.
Какое-то время все трое молчали. Кладовую освещала одна-единственная мерцавшая лампа. В окно стучал дождь.
– Что ж, – произнесла наконец Певара, – раз уж все так просто, как ты говоришь, Андрол…

Во сне Ранд открыл глаза и даже удивился, сообразив, что уснул. Наконец-то Авиенда дала ему отдохнуть. По правде говоря, она, скорей всего, сама сейчас отдыхала. Наверняка она умаялась не меньше Ранда. А то и больше.
Он встал, оказавшись посреди лужайки, покрытой мертвыми травами. Волнение Авиенды ощущалось не только через узы, но и в том, как она обнимала Ранда. Авиенда – боец, воин, но даже воину порой бывает нужна опора. Свету ведомо: если кто уж точно нуждался в опоре, так это Ранд.
Он глянул по сторонам. По всем ощущениям, это место не было Тел’аран’риодом, хотя и походило на него, пусть и с оговорками. Мертвое поле простиралось во все стороны – предположительно до бесконечности. Нет, это не истинный Мир снов, а некий осколок сна, созданный кем-то из могущественных сновидцев или ходящих по снам.
Ранд отправился в путь. Любопытство влекло его вперед. Под ногами шуршала палая листва, хотя деревьев тут не было. Не забрел ли он в одно из прошлых своих сновидений? Это Ранд умел, хотя в хождении по снам почти все Отрекшиеся могли бы дать ему фору.
«Мне здесь не место, – подумал он. – Ведь я выставил малых стражей». Как он здесь оказался и кто сотворил это мертвое поле? Ранд кое-что заподозрил. Был один любитель использовать осколки снов…
Ранд почувствовал поблизости чье-то присутствие, но продолжил идти вперед, не оборачиваясь. Он шел дальше, но знал, что теперь кто-то шагает рядом.
– Элан, – сказал он.
– Льюс Тэрин. – Элан по-прежнему пребывал в своем самом последнем теле – высокий мужчина приятной наружности в черно-красных одеждах. – Грядет смерть, и скоро воцарится прах. Да, прах… а за ним ничто.
– Как ты обошел моих малых стражей?
– Понятия не имею, – сказал Моридин. – Я знал, что, если создать это место, ты присоединишься здесь ко мне. Ты не способен меня избегать. Этого не позволит Узор. Мы сплетены воедино, ты и я. И так из раза в раз, снова и снова. Два корабля, что пришвартованы у одного берега и ударяются бортами при каждом приливе.
– Поэтично, – заметил Ранд. – Насколько я заметил, ты в конце концов спустил Майрин с поводка.
Ранд умолк и посмотрел на Моридина. Тот остановился. От него исходили жаркие волны ярости.
– Она приходила к тебе?! – требовательным тоном спросил Моридин.
Ранд ничего не ответил.
– Не смей делать вид, будто знал, что она жива. Ты не знал и знать никак не мог.
Ранд не двигался и хранил молчание. Его чувства к Ланфир – или как она теперь себя называет – были неоднозначными. Льюс Тэрин презирал ее, но Ранд знал ее главным образом как Селин, и она ему нравилась. По крайней мере до тех пор, пока не попыталась убить Эгвейн и Авиенду.
При мысли о Селин Ранду вспомнилась Морейн, и его захлестнули напрасные надежды.
«Если Ланфир выжила… Быть может, жива и Морейн?»
Ранд посмотрел на Моридина со спокойной уверенностью.
– Теперь это бессмысленно, – промолвил Ранд. – Она больше не имеет власти надо мной.
– Да, – сказал Моридин. – Верю. Не имеет. Но, думаю, до сих пор… точит зуб на женщину, которую ты предпочел. Как там ее? Ту, что называет себя Айил, но ходит с оружием?
Ранд не утратил самообладания, оставив без ответа попытку вывести его из себя.
– Как бы то ни было, теперь Майрин ненавидит тебя, – продолжил Моридин. – Думаю, она винит тебя в том, что с нею стало. Тебе следует называть ее Синдани. Ей запрещено пользоваться тем именем, которое она себе выбрала.
– Синдани… – Ранд попробовал слово на вкус. – Последний шанс? Как погляжу, у твоего хозяина появилось чувство юмора.
– Шутить он и не думал, – заметил Моридин.
– Да, понимаю. – Ранд окинул взглядом бесконечное поле жухлой травы и высохших опавших листьев. – Трудно поверить, что поначалу я так боялся тебя. Скажи, ты приходил ко мне во сны? Или забирал меня в те осколки снов? Я так и не понял, что это было.
Моридин не ответил.
– Помнится, однажды… – задумчиво произнес Ранд. – Я сидел у костра в окружении кошмаров, по ощущениям похожих на Тел’аран’риод. Ты не смог бы полностью увлечь кого-то в Мир снов, и в то же время я не способен проникнуть в него самостоятельно, ведь я не ходящий по снам.
Подобно многим из Отрекшихся, Моридин обычно посещал Тел’аран’риод во плоти, и это было опасно. Говорили, что входить в Мир снов во плоти – порочный шаг, что так теряешь частицу человечности. Но также и становишься сильнее.
Моридин ни слова не сказал о событиях той ночи. Свое путешествие в Тир Ранд помнил смутно. Ему вспоминались ночные видения, в которых друзья или родственники пытались убить его. Моридин… Ишамаэль… против воли втягивал его во сны, пересекавшиеся с Тел’аран’риодом.
– В те дни ты был безумен, – тихо сказал Ранд, глядя Моридину в глаза. Он почти видел полыхавшее в этих глазах пламя. – И по-прежнему безумен, верно? Просто ты обуздал свое безумие. Чтобы служить ему, необходимо быть умалишенным. Хотя бы отчасти.
– Насмехайся сколько угодно, Льюс Тэрин, – шагнул вперед Моридин. – Близится рассвет последнего дня. Тогда все сущее сгинет в великой Тени, растянется, разорвется и задохнется.
Ранд тоже сделал шаг, и теперь они с Моридином – две фигуры одинакового роста – стояли лицом к лицу.
– Ты ненавидишь себя, – прошептал Ранд. – Я чувствую, как ты себя ненавидишь, Элан. Когда-то ты служил ему ради власти; теперь ты служишь ему, поскольку ничто, кроме его победы – и гибели всего сущего, – не принесет тебе облегчения. Ты предпочел бы не существовать вовсе, чем быть тем, кто ты есть. Ты же знаешь, что он тебя не отпустит. Никогда. Только не тебя.
– Прежде чем все закончится, – недобро усмехнулся Моридин, – он позволит мне убить тебя, Льюс Тэрин. Тебя, златовласую, и женщину из Айил, и ту маленькую брюнетку…
– Ты ведешь себя так, Элан, будто мы в чем-то состязаемся, – перебил его Ранд.
Моридин расхохотался, запрокинув голову:
– Ну конечно! Разве ты до сих пор этого не понял? Клянусь водопадами крови, Льюс Тэрин! Все дело в нас с тобой. Так же, как в ушедшие эпохи, мы сражаемся друг с другом, снова и снова! Ты и я.
– Нет, – сказал Ранд. – Не в этот раз. Между нами все кончено. Мне предстоит битва иного масштаба.
– Даже не пытайся…
Тучи рассек солнечный свет. В Мире снов редко появлялось солнце, но теперь оно приласкало Ранда своими лучами.
Моридин попятился. Он взглянул на свет, уставился на Ранда и прищурился:
– Только не думай… не думай, что я поведусь на твои нехитрые уловки, Льюс Тэрин. То, что ты сделал с Вейрамоном, потрясло его – но удерживать саидин и слушать, как убыстряется человеческое сердцебиение, не так уж трудно.
Повинуясь волевому усилию Ранда, сухие мертвые листья под ногами начали изменяться, стали зеленеть. Между ними принялась пробиваться свежая трава. Зелень распространялась вокруг Ранда, будто пролитая краска, а тучи над головой вспучились и сгинули.
Моридин выпучил глаза и едва не упал, глядя, как очищается небо… Ранд чувствовал, насколько тот потрясен, – ведь этот осколок сна принадлежал Моридину.
Однако, чтобы привести сюда другого человека, он должен был разместить свой осколок вблизи от Тел’аран’риода. У этого правила нет исключений. И было здесь что-то еще, некая связь между ними…
Ранд раскинул руки в стороны и зашагал вперед. Волнами поднимались над мертвой травой зеленые ростки и красные бутоны, словно зарумянилась сама земля. Буря улеглась, и черные тучи выжег солнечный свет.
– Ступай к своему хозяину! – приказал Ранд. – Передай ему, что эта битва не будет похожа на прочие! Передай, что мне надоели его прислужники, что я устал от ничтожных ходов его пешек! Передай, что на сей раз мне нужен он – и только ОН!
– Не может быть, – с явным потрясением вымолвил Моридин. – Этого не… – Под палящим солнцем он недолго смотрел на Ранда, а затем исчез.
Ранд тяжело вздохнул. Трава вокруг него пожухла, солнечный свет померк, небо разом затянули черные тучи. Хотя Моридин и ушел, Ранд осознал, насколько трудно давалась ему трансформация окружающего ландшафта. Тяжело дыша, он опустился на землю, пытаясь прийти в себя. Вдох, выдох…
Здесь, в снах, желания становились явью. Стоило лишь поднапрячься. Вот бы так в реальном мире…
Он закрыл глаза и отправил себя прочь отсюда. Пора немного отдохнуть и хоть недолго поспать по-настоящему. Ведь скоро вставать. Вставать и спасать мир. Если у него получится.

Певара присела рядом с Андролом под ночным дождем. Ее плащ промок насквозь. Она знала пару плетений, способных защитить от этого ливня, но не рискнула направлять Силу, когда рядом есть подвергнутые Обращению Айз Седай и женщины из Черной Айя. Если она направит хоть малую струйку, то они почувствуют ее плетение.
– Здесь определенно есть охрана, – шепнул Андрол.
Впереди земля сменялась лабиринтом траншей и кирпичной кладки – здесь сооружалось будущее основание здания, которое со временем станет собственно самой Черной Башней. Если Добзер был прав, здесь, в подвальном этаже, на уровне фундамента, имелись и другие помещения: уже готовые потайные комнаты, о которых никто не узнает даже после возведения Башни.
Неподалеку переговаривались двое Аша’манов Таима. Они старательно напускали на себя беззаботный вид, но эффект портила погода: кто же по собственной воле будет торчать на улице в такую ночь? Хотя обоих освещала теплая жаровня, а плетение Воздуха защищало от дождя, эти двое выглядели подозрительно.
«Караульные», – подумала Певара, пытаясь донести свою догадку до Андрола.
Получилось. Певара почувствовала, как он удивился, обнаружив у себя в сознании чужую мысль, после чего дал неотчетливый ответ:
«Воспользуемся преимуществом».
«Да», – согласилась она. Следующая мысль была слишком сложной, так что Певара озвучила ее шепотом:
– Как вы раньше не заметили, что ночью стройка находится под охраной? Если здесь и правда есть потайные комнаты, их тоже строили по ночам!
– Таим ввел комендантский час, – прошептал Андрол в ответ. – Но когда надо, смотрит на нарушения сквозь пальцы – например, как сегодня, когда вернулся Вэлин. Кроме того, ходить здесь опасно: сплошь ямы да канавы. Весомая причина, чтобы выставить охрану, вот только…
– Вот только, – подхватила Певара, – Таим не из тех, кто будет переживать, если какой-нибудь мальчуган свернет себе шею.
Андрол кивнул.
Они ждали под дождем, считая удары сердца. Наконец ночь пронзили три огненные тесьмы, и оба караульных, сраженные меткими ударами в голову, упали, словно мешки с зерном. Налаам, Эмарин и Джоннет справились на отлично. Молниеносные прикосновения к Источнику: если повезет, их не заметят или сочтут делом рук охранников Таима.
«О Свет! – подумала Певара. – Андрол и остальные – и впрямь ходячее оружие». Ей не давали покоя мысли, что атаки Эмарина и остальных оказались смертоносными. Это совершенно выбивалось за рамки ее опыта как Айз Седай. Если была возможность, Айз Седай старались даже Лжедраконов не убивать.
– Укрощение убивает, – заметил Андрол, глядя прямо перед собой. – Пускай и медленно.
О Свет! Да, хотя преимущества связавших их уз очевидны, но сколько же неудобств… Проклятье! Впредь надо ограждать свои мысли щитом.
Из темноты выступил Эмарин, а за ним остальные, кроме Канлера – тот тоже рвался в бой, но его, как человека семейного, благоразумно оставили с другими парнями из Двуречья: возглавить попытку к бегству из Черной Башни, если что-то пойдет не так.
Певара и Андрол встретились с Эмарином и его товарищами у жаровни. Мертвецов оттащили в тень, но огонь гасить не стали. Если кому-то вздумается проверить караульных, он увидит свет, но из-за тумана и дождя не поймет, что Аша’маны исчезли, пока не подойдет вплотную.
Несмотря на вечные жалобы – мол, непонятно, почему парни считают его за старшего, – Андрол с ходу принял руководство на себя и отправил Джоннета с Налаамом дежурить возле строительной площадки. Джоннет захватил с собой лук, хотя из-за сырой погоды тетиву пришлось снять. Однако все надеялись, что дождь перестанет и Джоннет сможет пустить свое оружие в ход – в том случае, когда направлять Силу будет слишком рискованно.
По раскисшему склону Андрол, Певара и Эмарин соскользнули в вырытый котлован. Певара приземлилась в самую грязь и вся перепачкалась. Ничего страшного: она и без того промокла до нитки, а пятна уже начал смывать дождь.
Фундамент возводили так, чтобы каменная кладка образовала стены между комнатами и коридорами; здесь, внизу, под непрекращающимся ливнем, они образовывали настоящий лабиринт. Утром сюда отправят Аша’манов-солдат, чтобы просушить площадку перед новыми работами.
«Как мы найдем вход?» – мысленно спросила Певара.
Андрол встал на колени, и над ладонью у него вспыхнула миниатюрная светящаяся сфера. Пролетая через освещенное ею пространство, дождинки ярко вспыхивали и исчезали, будто крошечные метеоры.
Кончиками пальцев Андрол коснулся лужицы на земле и поднял взгляд.
– Утекает вон туда, – указал он. – Там-то мы и найдем Таима.
Эмарин одобрительно хмыкнул. Взмахнув рукой, Андрол подозвал Джоннета и Налаама, а когда те спустились в котлован, осторожно двинулся вперед.
«Вы. Так. Тихо. Ступаете», – подумала Певара.
«Учился на разведчика, – откликнулся Андрол. – В лесах. В Горах тумана».
Кем он только не был, чем не занимался… Поначалу Певара тревожилась за него. То, какую жизнь вел Андрол, могло указывать на нетерпеливость и недовольство миром вокруг. Однако его слова о Черной Башне и страсть, с которой он рвался в бой, говорили совершенно иное. И дело было не только в преданности Логайну. Да, Андрол и другие уважали этого человека, но для них Логайн олицетворял нечто несравнимо большее. Место, где рады таким, как они.
Жизненный путь Андрола мог бы навести на мысль, что он не способен достичь цели и успокоиться – или что он всегда был в поиске. Что он человек, который знает, что существует место, где он сможет жить так, как считает нужным. Ему оставалось лишь найти это место.
– Где вы научились так анализировать людей? В Белой Башне? – шепотом осведомился Андрол и вдруг застыл у дверного проема. Посветил своей сферой внутрь, а затем подал знак остальным: «За мной».
«Нет, – подумала Певара, желая отточить новый способ общения, а заодно и успокоить мысли. – Такому женщины учатся в первые сто лет жизни».
Андрол ответил натянутой улыбкой. Они миновали несколько незаконченных комнат, все без кровли, и остановились перед участком голой земли. Здесь стояли бочки с варом, но их сдвинули к стене, а доски, на которых они обычно стояли, были убраны. Под ними обнаружилась яма. Вода, подтекавшая к ее краю, струйкой уходила в темноту. Андрол присел, прислушался, потом кивнул остальным и соскользнул в яму. Секундой позже Певара услышала всплеск.
Она последовала за Андролом. Падение оказалось недолгим, всего несколько футов, а вода на дне – холодной, но промокнуть сильнее было уже невозможно. Андрол пригнулся, прошел под низким земляным потолком и оказался в туннеле. Маленькая сфера осветила канаву, выкопанную для стока дождевой воды. Певара поняла, что стоит под тем местом, где убили двоих охранников.
«Добзер прав, – подумала она, слушая, как за спиной шлепают по лужам остальные. – Таим строит потайные туннели и комнаты».
Они перешагнули канаву, продолжили путь и вскоре оказались на развилке, где земляные стены удерживались крепью, как в шахте. Все пятеро посмотрели в одну сторону, затем в другую. Два пути.
Эмарин прошептал, указав налево:
– Там подъем. Может, еще один вход в эти туннели?
– Пожалуй, нам надо вниз, – заметил Налаам. – Что думаете?
– Согласен, – сказал Андрол. Он послюнявил палец и проверил направление движения воздуха. – Ветер дует направо. Туда мы для начала и пойдем. Только внимательней. Там тоже будут караульные.
Маленький отряд потихоньку углубился в туннель. Интересно, как долго Таим строил этот комплекс? Грандиозным он не был – новых ответвлений Певара не заметила, – но все равно производил впечатление.
Вдруг Андрол замер, остальные тоже. По туннелю эхом раскатились отголоски недовольного голоса, негромкие, а потому неразборчивые, и на стенах запрыгали отблески света. Певара обняла Источник и приготовила плетения. Если направить Силу, заметит ли это кто-нибудь из находящихся в этих подвалах? Андрол, как видно, тоже не спешил: те огненные тесьмы, что прикончили охрану, могли вызвать подозрения. Если же люди Таима почувствуют, что здесь используют Единую Силу…
К ним приближалась освещенная фигура.
Рядом с Певарой что-то скрипнуло: Джоннет успел вновь набросить тетиву на свой двуреченский лук – такой здоровенный, что тот едва не касался потолка, – и натянул его. Щелчок, посвист рассекаемого воздуха – и свет померк, а недовольное ворчанье оборвалось.
Подобравшись ближе, они увидели Котерена: в груди его торчала стрела, а остекленевшие глаза смотрели в потолок. Рядом, судорожно мигая, догорал фонарь. Джоннет выдернул стрелу и вытер ее об одежду мертвеца:
– Вот зачем я ношу с собой лук, ты, треклятое козлиное отродье.
– Сюда. – Эмарин указал на крепкую деревянную дверь. – Это ее сторожил Котерен.
– Приготовьтесь, – прошептал Андрол.
За дверью обнаружился ряд голых тюремных камер, встроенных в земляную стену – по сути, маленьких крытых землянок с дверцами на входе. Певара заглянула в первую. Темно и пусто. Потолок такой низкий, что человеку и не выпрямиться. В такой темнице быстро покажется, что тебя похоронили заживо.
– О Свет! – сказал Налаам. – Андрол! Он здесь. Логайн здесь!
Остальные подбежали к нему, и Андрол на удивление ловко вскрыл замок. Дверь камеры распахнулась, и в коридор со стоном выкатился Логайн, весь покрытый глубоко въевшейся грязью. Выглядел он ужасно. В прошлом Логайн был красив – вьющиеся темные волосы, волевое лицо, – но теперь походил на изможденного побирушку.
Он закашлялся, и Налаам помог ему привстать. Андрол тут же опустился рядом на колени, но не из благоговения. Он заглянул Логайну в глаза, в то время как Эмарин поил лидера Аша’манов из своей фляги.
«Ну?» – спросила Певара.
«Это он, – ответил Андрол, и эта мысль сопровождалась волной облегчения. – По-прежнему он».
«Будь он Обращен, его отпустили бы», – предположила Певара, все больше привыкая к такому способу общения.
«Возможно. Если это не ловушка».
– Милорд Логайн?
– Андрол… – прохрипел Логайн. – Джоннет. Налаам. И Айз Седай? – Он внимательно посмотрел на Певару. Для человека, который провел в заточении несколько дней, а то и недель, Логайн казался на удивление здравомыслящим. – Я тебя помню. Из какой ты Айя, женщина?
– Какая разница? – ответила она вопросом на вопрос.
– Огромная, – сказал Логайн и попробовал встать. Но он был совсем слаб, и Налааму пришлось поддерживать его. – Как вы меня нашли?
– Расскажу, когда будем в безопасности, милорд, – ответил Андрол и выглянул в туннель. – Пойдемте. Впереди трудная ночь. Я… – Он осекся и захлопнул дверь.
– Что такое? – спросила Певара.
– Там направляют, – бросил Джоннет. – Мощный поток.
Из туннеля донеслись вопли, приглушенные дверью и земляными стенами.
– Нашли караульных, – сказал Эмарин. – Милорд Логайн, вы в состоянии сражаться?
Логайн попробовал стоять без поддержки и тут же осел на пол. Лицо его исполнилось решимости, но Певара ощутила разочарование Андрола. Или Логайна напичкали корнем вилочника, или же он просто слишком ослабел, чтобы направлять Силу. Неудивительно. Певаре доводилось видеть, как женщины, находясь даже в лучшей форме, чем Логайн, не могли обнять Источник из-за усталости.
– Назад! – крикнул Андрол, шагнув в сторону и вжавшись в земляную стену. Сокрушенная огненным плетением дверь разлетелась на куски.
Не дожидаясь, пока обломки упадут на пол, Певара, не скованная Тремя Клятвами – ведь ей противостояли приспешники Темного, а то и создания пострашнее, – сплела тесьму Огня, и разрушительный луч устремился в туннель.
Она услышала крики, но огонь столкнулся с каким-то препятствием, и Певару немедленно попытались отсечь от Источника. Она едва успела отбить щит и, тяжело дыша, отскочила в сторону.
– Кто бы там ни был, он очень силен! – отметила она.
Где-то вдалеке отдавал приказы раскатистый голос.
– О Свет! Это Таим! – С луком на изготовку Джоннет опустился на колено рядом с Певарой.
– Надо уходить, – сказал Логайн. – Андрол! Врата.
– Пытаюсь, – откликнулся Андрол. – О Свет, я пытаюсь!
– Да ну! – Налаам усадил Логайна у стены. – Бывал я в переделках и похуже! – И вместе с остальными принялся запускать плетения в коридор. От взрывов содрогались стены и с потолка сыпались комья земли.
Певара подскочила к дверному проему, наугад бросила заготовленное плетение и присела подле Андрола. Тот невидящими глазами смотрел вперед. Лицо его застыло в сосредоточенной гримасе. Чувствуя через узы, как в нем пульсируют решимость и отчаяние, Певара коснулась его предплечья и прошептала:
– У вас все получится.
Дверной проем осыпался, и Джоннет с обгоревшей рукой упал на спину. Земля дрогнула, и по стенам поползли трещины.
Андрол, по щекам которого струился пот, скрежетнул зубами, побагровел и широко раскрыл глаза. В темницу повалили клубы дыма, отчего Эмарин закашлялся. Налаам пытался Исцелить Джоннета.
Андрол закричал, и Певара почувствовала, что он почти взобрался на гребень той стены в своем сознании. Еще чуть-чуть – и он сможет…
Гулко ухнуло плетение, земляные стены пошли волнами, потолок темницы, не выдержав, раскололся пополам. На Певару обрушились комья земли, и все вокруг утонуло во мраке.

Глава 5. Сегодня я потребую награду


Ранд ал’Тор проснулся в своем шатре, втянул воздух полной грудью, выскользнул из-под одеяла, оставив на койке спящую Авиенду, и накинул халат. В воздухе пахло сыростью.
Ему почему-то вспомнилось, как в детстве он вставал ни свет ни заря, чтобы подоить корову. Доить ее требовалось дважды в день. Закрыв глаза, он будто наяву слышал звуки того, как в сарае уже проснувшийся Тэм обтесывает новые колья для ограды. Он припомнил ощущение от стылого воздуха, как надевает сапоги, как плещет в лицо водой из ведра, оставленного у теплой печки.
Всяким утром фермер мог открыть дверь и окинуть взглядом новехонький мир. Хрустящий иней. Робкое пение первых птиц. Солнечный луч над горизонтом, будто утренний зевок всего сущего.
Ранд вышел из палатки, закрыл входные клапаны и кивнул стоявшей в карауле невысокой золотоволосой Деве по имени Кэтерин, после чего взглянул на мир – уже давно не новый. Это был изрядно потрепанный мир, дряхлый и усталый, словно торговец, пешком сходивший к Хребту Мира и обратно. Поле Меррилор густо пестрело палатками, и столбы дыма от походных кухонь тянулись ко все еще хмурому утреннему небу.
Повсюду трудились не покладая рук. Солдаты смазывали маслом доспехи. Кузнецы острили наконечники копий. Женщины готовили оперения для стрел. С повозок кухонные работники раздавали завтрак невыспавшимся мужчинам. Все знали: ждать недолго, вот-вот грянет буря.
Ранд закрыл глаза. Он прямо-таки чувствовал ее, саму землю, как будто связанный с нею слабыми узами Стража. Глубоко под ногами сквозь почву ползли черви. Травы медленно-медленно вытягивали корни в поисках питательных веществ. Похожие на скелеты деревья не были мертвы, поскольку впитывали влагу. Они впали в спячку. На одном из них собрались синешейки. Они не приветствовали рассвет своими трелями, но жались друг к другу, как будто стараясь согреться.
Земля еще жила – как живет человек, цепляясь кончиками пальцев за край обрыва.
Ранд открыл глаза:
– Скажи, мои секретари уже вернулись из Тира?
– Да, Ранд ал’Тор, – ответила Кэтерин.
– Отправь весть другим правителям, – велел Ранд. – Я встречусь с ними через час в центре поля. Там, где запретил ставить палатки.
Кэтерин отправилась передавать приказ, оставив в карауле трех других Дев. Ранд вернулся в шатер, закрыл входные клапаны, обернулся и чуть не подскочил от неожиданности, увидев, что Авиенда – в чем мать родила – стоит посреди шатра.
– Застать тебя врасплох непросто, Ранд ал’Тор, – с улыбкой заявила она. – Наши узы наделяют тебя весомыми преимуществами. Мне пришлось двигаться очень медленно, как ящерице в полночь, чтобы ты не сразу почувствовал, где именно я нахожусь.
– О Свет, Авиенда! Но зачем тебе заставать меня врасплох?
– Вот за этим, – сказала девушка и, подскочив к Ранду, схватила за голову, поцеловала и прижалась к нему всем телом.
Он расслабился и ответил на поцелуй.
– Насколько же приятнее заниматься подобными вещами, когда не боишься что-нибудь отморозить, – сказал он, не прекращая целоваться. – Впрочем, я не удивлен.
Авиенда отпрянула от него:
– Тебе не следует упоминать о том случае, Ранд ал’Тор.
– Но…
– Мой тох выплачен сполна, и теперь я первая сестра Илэйн. Не напоминай о забытом позоре.
Позор? Чего тут стыдиться, если совсем недавно… Ранд покачал головой. Он слышит, как дышит земля, чувствует, как в полулиге отсюда жук взбирается на травинку, но понять айильцев иной раз было невозможно. Или это какая-то женская логика?
В нынешнем случае, пожалуй, и то и другое.
– Вряд ли у нас есть время на ванну, – задумалась Авиенда, глядя на стоявшую в шатре бочку свежей воды.
– Ого! Теперь ты любишь ванны?
– Я смирилась с ними, они стали частью жизни, – сказала девушка. – Раз уж я буду жить в мокрых землях, надо принять некоторые мокроземские обычаи. Если они не совсем дурацкие. – Ее тон намекал, что дурацких обычаев здесь большинство.
– Что не так? – подступил к ней Ранд.
– Не так?
– Тебя что-то тревожит, Авиенда. Я же вижу. И чувствую.
Авиенда окинула его критическим взглядом. О Свет, какая же она красивая!
– Тобой было куда легче управлять, пока ты не обрел древнюю мудрость своего прошлого «я», Ранд ал’Тор.
– Неужели? – улыбнулся он. – Не припомню, чтобы ты мною управляла.
– Тогда я была неопытной девочкой, не знавшей, что занудство Ранда ал’Тора не имеет границ. – Она сложила ладони лодочкой, набрала воды и умылась. – Но это к лучшему. Знай я, что оно идет к тебе в довесок, навсегда облачилась бы в белое.
Ранд улыбнулся, затем сплел прядку Воды и опустошил бочку, потоком вытянув ее содержимое в воздух. Авиенда попятилась, с любопытством глядя на происходящее.
– Как вижу, тебя уже не тревожит мысль о том, что мужчина способен направлять Силу, – заметил он, придав массе воды форму раскрытого веера и подогревая ее плетением Огня.
– Для тревоги больше нет причин. Иначе я вела бы себя как мужчина, который не желает забыть позор женщины, после того как она оплатила тох, – пронзила его взглядом Авиенда.
– Даже не представляю, что за бестолочь способна на такую грубость. – Ранд сбросил халат и подступил к Авиенде. – Вот. Это пережиток «древней мудрости», которую ты находишь столь занудной.
Вода, согретая до идеальной температуры, обрушилась на них облаком мелких брызг, обоих окутало густым теплым туманом. Авиенда охнула и вцепилась в руку Ранда. Может, она понемногу и привыкала к обычаям мокроземцев, но вода по-прежнему пробуждала в ней чувство неловкости, смешанной с благоговением.
Нитью Воздуха Ранд подхватил немного мыла, накрошив его стружкой, и смешал с водой, взбив в пену. Ранда с Авиендой окружил восходящий вихрь пузырьков. Волосы Авиенды колонной поднялись к потолку, а затем вновь легко опустились ей на плечи.
Следующей волной теплой воды Ранд смыл мыльную пену, а затем подсушил тела, оставив кожу влажной, но не мокрой. Потом он вернул воду в бочку и – с некоторой неохотой – отпустил саидин.
– Это… – сказала Авиенда, тяжело дыша, – это совершенно сумасбродно и крайне безответственно!
– Спасибо, – ответил Ранд и набросил на девушку полотенце. – Почти все, чем мы занимались в Эпоху легенд, ты сочла бы безответственным и сумасбродным. То было другое время, Авиенда. Тогда было огромное множество умеющих направлять Силу, и обучали нас с младых ногтей. Нам не требовалось знать, что такое война или как убивать. Мы искоренили боль, голод, покончили со страданиями и кровопролитием. Вместо этого мы использовали Единую Силу в самых обыденных случаях.
– Покончили с кровопролитием? Искоренили войну? Вам это лишь казалось, – хмыкнула Авиенда. – Вы ошибались, и невежество сделало вас слабыми.
– Так и есть. Хотя не знаю, стал бы я что-то менять. Было множество хороших лет. Хороших десятилетий, даже веков. Мы верили, что живем в раю. Возможно, эта вера стала причиной нашего краха. В стремлении к идеальной жизни мы игнорировали любое несовершенство. Бездумно оставленные без решения проблемы нарастали, и война могла стать неизбежной, если бы не была проделана Скважина. – Он вытерся досуха.
– Ранд, – подступила к нему Авиенда. – Сегодня я потребую награду.
Она коснулась его руки. С тех дней, когда Авиенда была Девой Копья, ее ладони остались шершавыми и мозолистыми. Она никогда не станет кисейной барышней, каких предостаточно при дворах Кайриэна и Тира. Ее руки знали, что такое работа, и Ранда это вполне устраивало.
– Какую награду? – спросил он. – Сегодня, Авиенда, я вряд ли смогу в чем-то тебе отказать.
– Какую? Пока не знаю.
– Не понял…
– Тебе не надо понимать, – сказала она. – И не надо обещать, что согласишься. Я решила, что должна предупредить тебя, поскольку некрасиво заставать любовника врасплох. Эта награда потребует от тебя изменить свои планы – вероятно, самым радикальным образом – и будет очень важна.
– Ну хорошо… – согласился Ранд.
Авиенда кивнула – со свойственным ей загадочным видом – и начала одеваться. Наступил новый день.

В своем сне Эгвейн прохаживалась вокруг замороженной стеклянной колонны. Она сильно походила на колонну света. Что же означает этот образ? Ей никак не удавалось его истолковать.
Видение изменилось, и теперь Эгвейн обнаружила сферу. С трещиной. Это мир, каким-то образом поняла она и лихорадочно перетянула сферу бечевой, чтобы та не развалилась на части. Да, ее можно сохранить целой, но какие невероятные усилия потребуются…
Сон померк. Эгвейн пробудилась, сразу же обняла Истинный Источник и сплела огонек. Где она?
В Белой Башне, в постели, в ночной рубашке, но не у себя в спальне: ее покои еще не отремонтировали после нападения убийц. При кабинете Амерлин имелась комнатка для отдыха, и Эгвейн ночевала там.
В голове шумело. Эгвейн смутно припомнила, как в своем шатре на Поле Меррилор она с затуманенным взором выслушивала донесения о падении Кэймлина. Ближе к утру Гавин настоял, чтобы Найнив открыла переходные врата в Белую Башню, где Эгвейн могла бы поспать в нормальной постели, а не на походном тюфяке.
Ворча себе под нос, девушка встала. Пожалуй, Гавин был прав, хотя Эгвейн отчетливо помнила, как разозлилась на его тон. И никто не одернул ее Стража. Никто. Даже Найнив. Эгвейн потерла виски. Головная боль была не настолько сильной, как в те времена, когда об Эгвейн «заботилась» Халима, но причиняла ощутимые неудобства. Вне всяких сомнений, ее тело восстало против хронического недосыпа в последние недели.
Вскоре – одевшись, умывшись и чувствуя себя получше, но совсем чуть-чуть – Эгвейн вышла из каморки и увидела Гавина. Тот сидел за столом Сильвианы и просматривал какой-то отчет, не обращая внимания на переминавшуюся в дверях послушницу.
– Застань она тебя за этим делом, подвесила бы за окном, головой вниз. За пальцы ног, – сухо заметила Эгвейн.
Гавин вздрогнул от неожиданности и возразил:
– Это доклад не с ее стола. Это последние новости от моей сестры. Насчет Кэймлина. Письмо принесли через переходные врата буквально пару минут назад.
– И ты решил его прочесть?
– Чтоб мне сгореть, Эгвейн! – покраснел он. – Это же мой родной город, а послание не было запечатано, вот я и подумал…
– Ладно тебе, Гавин, – вздохнула она. – Давай посмотрим, что там пишут.
– Почти ничего, – поморщился Гавин и протянул ей письмо.
Он кивнул послушнице, и та убежала, но вскоре вернулась с подносом – хлеб, сморщенные колокольники и кувшин молока. Потом девчушка удалилась окончательно, и Эгвейн села за стол и приступила к завтраку. Ей было неловко. Почти все Айз Седай и солдаты Башни ночевали в палатках на Поле Меррилор, а она спала в мягкой постели – и теперь подкрепляет силы фруктами, пусть и несвежими.
Однако в доводах Гавина имелось здравое зерно. Пусть все – включая гипотетических убийц – думают, что Амерлин у себя в шатре. После того как она едва не погибла от рук шончанских головорезов, не грех принять дополнительные меры предосторожности. Особенно если они помогут как следует выспаться.
– Та шончанка, что пришла с иллианцем, – вспомнила Эгвейн, не отводя взора от чашки с молоком. – Ты говорил с ней?
Гавин кивнул:
– За этой парочкой присматривают гвардейцы Башни. Найнив поручилась за них – в некотором смысле.
– То есть?
– Несколько раз назвала шончанку шерстеголовой дурой, но заявила, что преднамеренного вреда эта женщина тебе не причинит.
– Великолепно. – Что ж, Эгвейн не откажется от беседы с желающей поговорить шончанкой. О Свет! Что, если придется вести войну одновременно и с троллоками, и с Шончанской империей?
Гавин уселся на стул перед ее письменным столом. Заметив его покрасневшие глаза, Эгвейн сказала:
– А сам ты собственному совету не последовал.
– Кто-то же должен был охранять твой покой, – ответил он. – Стоило позвать охрану – и все поняли бы, что ты здесь, а не на Поле Меррилор.
Эгвейн попробовала хлеб – интересно, из какой муки его выпекли? – и просмотрела донесение. Гавин был прав, но ей не нравилось, что он совсем не спал перед таким важным днем. До сих пор он держался только благодаря узам Стража.
– Значит, город и впрямь потерян, – признала она. – Стены разрушены, дворец захвачен. Хотя, как вижу, троллоки не все здания сожгли. Многие, но не все.
– Да, – подтвердил Гавин. – Но нельзя отрицать, что Кэймлин пал.
Эгвейн чувствовала, как ему горько.
– Соболезную…
– Многие спаслись, но с таким числом беженцев, нашедших прибежище в стенах Кэймлина, трудно сказать, сколько народу было в городе до нападения. Думаю, погибли сотни тысяч.
Эгвейн невольно охнула. Сотни тысяч?! Считай, что огромная армия стерта с лица земли за одну-единственную ночь. И это лишь начало грядущих зверств. А сколько уже погибло в Кандоре? Можно лишь предполагать…
В Кэймлине хранилась значительная часть провианта андорской армии. Эгвейн представила, как толпы людей – сотни тысяч! – бредут прочь от горящего города, и ей действительно стало дурно. Но мысль о голоде в войсках Илэйн внушала еще больший ужас.
Эгвейн черкнула записку Сильвиане с требованием снарядить всех сестер, искушенных в Исцелении, на помощь беженцам и отправить их через переходные врата в Беломостье. Быть может, туда получится доставить продовольствие, хотя и сама Белая Башня испытывала потребность в припасах.
– Видела приписку в самом низу? – спросил Гавин.
Нет, не видела. Эгвейн нахмурилась, а затем отыскала взглядом предложение, добавленное рукой Сильвианы. Ранд ал’Тор требовал, чтобы все явились к нему ровно в…
Она взглянула на стоявшие в кабинете старинные часы в высоком деревянном корпусе. Полчаса до назначенного времени. Эгвейн застонала и, забыв о манерах, в спешке принялась доедать завтрак. Сожги ее Свет, если она пойдет на встречу с Рандом на голодный желудок.
– Я придушу этого мальчишку. – Она вытерла губы. – Все, нам пора.
– Всегда можно явиться с опозданием, – встал Гавин. – Показать, что он нам не указ.
– Чтобы он говорил со всеми без меня и моих возражений? Мне это не по душе, но сейчас решающий голос за Рандом, и всем крайне любопытно узнать о его планах.
Эгвейн сплела переходные врата, ведущие обратно – в угол шатра, отведенный ею для Перемещения. Шагнув через проем, она вместе с Гавином вышла наружу, на шумное Поле Меррилор. Там переговаривались и перекрикивались люди, вдалеке грохотали копыта: кто галопом, кто кентером, но войска занимали позиции перед встречей монархов. Понимает ли Ранд, что натворил? Собрать такое количество ничего не понимающих, а потому нервных солдат – все равно что бросить пригоршню фейерверков в чугунок и сунуть его в печь. Рано или поздно все закончится взрывом.
Эгвейн должна была взять этот хаос под контроль. Она сделала невозмутимое лицо и решительно двинулась прочь от шатра. Гавин последовал за ней, отстав на шаг и держась чуть левее. Этому миру требовалась Амерлин.
Снаружи ожидала Сильвиана, облаченная в официальное одеяние, с палантином на плечах и с посохом в руке, как будто она собиралась на заседание Совета Башни.
– Когда начнется встреча, проследи, чтобы все было сделано, – распорядилась Эгвейн, передав Сильвиане записку.
– Да, мать, – ответила Хранительница летописей и последовала за ней, но справа.
Даже не оборачиваясь, Эгвейн понимала, что Сильвиана и Гавин демонстративно игнорируют друг друга.
У западной границы лагеря обнаружилась группа споривших о чем-то Айз Седай. Эгвейн прошла ее насквозь, и споров как не бывало. Конюх привел Ситечко – норовистого мерина чубарой масти в таких мелких яблоках, что его шкура походила на решето. Эгвейн взобралась в седло и оглянулась на Айз Седай:
– Только восседающие.
Эти слова породили волну протестов, но спокойных, упорядоченных, высказанных со всей присущей Айз Седай авторитетностью. Каждая считала, что имеет право присутствовать на встрече. Эгвейн продолжала смотреть на женщин, пока те наконец не выстроились в ряд. Ведь они не Свет весть кто, они – Айз Седай, и пререкаться из-за пустяков ниже их достоинства.
Пока собирались восседающие, Эгвейн окинула взглядом Поле Меррилор – громадный треугольник шайнарской степи, с одной стороны ограниченный лесом, а с двух других – сливающимися реками Мора и Эринин. Посреди травянистой равнины возвышался Дашарский бугор, стофутовый выход горной породы с отвесными склонами, а на арафелском берегу Моры виднелся Половский взгорок – плосковерхий холм сорока футов высотой, с пологими склонами, лишь с одной стороны заметно круче спускавшийся к реке. К юго-западу от взгорка были топи, а по соседству с ними находился мелководный участок Моры, известный под названием Хаувальский брод, – удобное место для переправы на пути из Арафела в Шайнар.
Чуть дальше к северу, напротив каких-то древних каменных развалин, располагался огирский стеддинг. Вскоре после своего прибытия на Поле Меррилор Эгвейн нанесла огирам визит, засвидетельствовав им свое почтение, но их на собрание Ранд не пригласил.
Армии сближались. С запада, где Ранд разбил свой лагерь, шли солдаты под знаменами порубежников. Среди них развевался флаг Перрина. Как-то странно, что у Перрина теперь есть собственный стяг.
С юга тянулась к месту встречи – проплешине в самом центре Поля – процессия Илэйн, во главе которой ехала верхом гордая королева, у которой больше не было дворца. Между нею и Перрином отдельными колоннами двигались иллианцы и тайренцы. Правители этих стран привели сюда почти всех своих солдат. О Свет! Кто же допустил, чтобы их армии оказались так близко одна от другой?
Лучше не медлить. Присутствие Амерлин, хотелось бы верить, предотвратит неприятности и успокоит правителей – вряд ли им понравится соседство с таким множеством айильцев. А своих представителей сюда прислали все кланы, за исключением Шайдо. И Эгвейн до сих пор знать не знала, кого они поддержат: ее или Ранда. Некоторые из Хранительниц Мудрости, похоже, вняли ее мольбам, но твердых заверений она так и не услышала.
– Посмотри вон туда, – сказала Саэрин, догнав Эгвейн. – Это ты пригласила Морской народ?
– Нет, – покачала головой Эгвейн. – Подумала, что вряд ли они выступят против Ранда.
По правде говоря, после встречи с Ищущими Ветер в Тел’аран’риоде она не горела желанием пускаться в новые переговоры с Морским народом. Боялась, что проснется и поймет, что у нее выторговали не только первенца, но и всю Белую Башню.
С гордостью монархов пестро одетые Госпожи Волн и Господа Мечей выступали из переходных врат неподалеку от лагеря Ранда. Из своего прибытия они устроили целое представление.
«О Свет, – подумала Эгвейн, – вот бы узнать, сколько лет минуло с последней встречи подобного масштаба». Сюда явились делегации почти всех государств, а сверх того – айильцы и Морской народ. Не было только представителей Муранди, Арад Домана и тех стран, которые захватили шончан.
Последняя из восседающих наконец-то взобралась в седло и присоединилась к кавалькаде Амерлин. Эгвейн страшно хотелось поскорее отправиться к месту встречи, но проявлять нетерпение было неуместно, и поэтому она послала мерина вперед неспешным шагом. За конной процессией, воздев пики и громко топоча сапогами, следовали эскорт из солдат Брина в белых табарах, украшенных Пламенем Тар Валона. Но эти одежды не затмевали великолепия нарядов Айз Седай, и само построение делало акцент на находившихся в центре женщинах. Другие войска полагались на силу оружия, у Белой Башни имелись козыри посерьезнее.
Все армии стекались к самому центру поля, где Ранд запретил ставить палатки. Столько солдат на идеальном пространстве для сражения… Не хотелось бы, чтобы что-то пошло не так.
Прецедент создала Илэйн. Оставив основную часть своего войска на полпути, она продолжила шествие в сопровождении охраны из сотни гвардейцев. Ее примеру последовала Эгвейн, а за ней потянулись вперед другие монархи, чей эскорт образовал в итоге громадное кольцо вокруг участка в центре.
На подходе к нему Эгвейн озарил солнечный свет. Нельзя было не заметить, как тучи раздвинул идеально очерченный большой круг чистого неба. Ранд и впрямь влиял на окружающий мир самым причудливым образом. Ему не требовалось знамя; он не нуждался в глашатаях, возвещающих о присутствии Дракона Возрожденного. Там, где он появлялся, расступались тучи и светило солнце.
Однако в центре поля его еще не было. Эгвейн подъехала к Илэйн и далеко не впервые произнесла:
– Мне очень жаль, Илэйн.
– Город потерян. Но город – это еще не страна, – отозвалась золотоволосая женщина, глядя прямо перед собой. – Собрания не избежать, но оно должно пройти побыстрее, чтобы я могла вернуться в Андор. Где же Ранд?
– Не торопится, – заметила Эгвейн. – Как всегда.
– Я говорила с Авиендой, – продолжила Илэйн. Ее гнедой всхрапнул и ударил копытом. – Эту ночь она провела с Рандом, но так и не выведала его планов.
– Он упоминал какие-то требования, – сказала Эгвейн, разглядывая правителей и их свиты. Первым подъехал Дарлин Сиснера, король Тира. Хотя короной он обязан Ранду, но поддержит Амерлин. Его по-прежнему глубоко тревожила угроза со стороны шончан. Этот мужчина средних лет с остроконечной бородой был не особенно красив, но держался спокойно и уверенно. Не спешиваясь, он поклонился Эгвейн, и та протянула ему руку с кольцом.
Дарлин помедлил, затем спрыгнул с коня, приблизился, склонил голову и поцеловал кольцо:
– Да осияет вас Свет, мать.
– Рада видеть вас, Дарлин.
– Главное, помните о данном слове. В случае необходимости сразу же откройте переходные врата в мои родные земли.
– Так и будет.
Он снова поклонился и бросил взгляд на человека, подъехавшего к Эгвейн с другой стороны. Грегорин, наместник в Иллиане, был ровней Дарлину – во многом, но не во всем. Ранд провозгласил Дарлина наместником в Тире, но по просьбе благородных лордов возвысил его до коронованного короля. Грегорин же оставался наместником. В последнее время этот рослый мужчина исхудал, и его круглое лицо с типичной иллианской бородкой казалось осунувшимся. Подсказки со стороны Эгвейн он ждать не стал: мигом спешился, исполнил изысканный поклон, схватил руку Амерлин и припал губами к кольцу.
– Приятно видеть, что вы на время забыли о разногласиях и присоединились ко мне в этом начинании, – помолвила Эгвейн, старательно не замечая свирепых взглядов, которыми обменивались эти двое.
– Намерения лорда Дракона… вызывают тревогу, – признался Дарлин. – В свое время он поставил меня во главе Тира, поскольку я счел необходимым выступить против его воли. Полагаю, он прислушается к моим словам, коль скоро они будут благоразумны.
– Его благоразумие не вызывает никаких сомнений, – фыркнул Грегорин. – Надо лишь предоставить лорду Дракону весомые аргументы, и я склонен считать, что к ним прислушаются.
– Хранительница летописей должна вам кое-что сказать, – предупредила Эгвейн. – Прошу, прислушайтесь к ее словам. Ваше содействие не будет забыто.
Сильвиана подъехала к Грегорину и увела его на разговор – не особо важный, но Эгвейн опасалась, что рано или поздно эти двое поцапаются, и хранительнице летописей было велено держать их подальше друг от друга.
Дарлин бросил на нее проницательный взгляд. Похоже, он понял, в чем тут дело, но без возражений вернулся в седло.
– У вас озабоченный вид, король Дарлин, – сказала Эгвейн.
– Старые распри бывают глубже океанской бездны, мать. Поневоле думается, не Темный ли замыслил эту встречу. Остается надеяться, что мы не поубиваем друг друга ему на потеху.
– Понимаю, – кивнула Эгвейн. – Пожалуй, будет лучше, если вы предупредите своих людей – если еще так не сделали, – что никаких «случайных» происшествий сегодня быть не должно.
– Разумная мысль. – И Дарлин с поклоном удалился.
Оба на ее стороне. Плюс Илэйн. Если Эгвейн не ошибается насчет королевы Аллиандре, Гэалдан поддержит Ранда. Гэалдан недостаточно силен, так что Аллиандре ее не беспокоила – в отличие от порубежников, чьей симпатией Ранд, похоже, сумел заручиться.
Над армиями Пограничных земель развевались соответствующие флаги. На Поле Меррилор явились все правители Порубежья, за исключением королевы Этениелле: та находилась в родном Кандоре, пытаясь организовать исход беженцев. На собрание она прислала внушительный контингент – в том числе и Антола, своего старшего сына, – словно бы желая подчеркнуть, что для выживания Кандора происходящее имеет не меньшую важность, чем сражения на границе.
Кандор. Первая жертва Последней битвы. Говорят, пламенем объята вся страна. Кто будет следующим? Андор? Двуречье?
«Спокойствие, Эгвейн», – приказала она себе.
Прикидывать, кто на чьей стороне, весьма неприятно, но таков ее долг как Амерлин. Ранд не мог единолично определять ход Последней битвы, как бы ему того ни хотелось. Его задача – сразиться с Темным; ему не хватит ни времени, ни хладнокровия, чтобы одновременно с тем выступать еще и в роли главнокомандующего. Эгвейн намеревалась сделать так, чтобы Белую Башню признали главенствующей силой альянса против Тени, и не собиралась снимать с себя ответственность за печати.
Насколько она может доверять Ранду – вернее, тому человеку, в которого он превратился? Он уже не тот мальчишка, которого она знала с самого детства. Теперь он сродни Ранду, знакомому ей по событиям в Айильской пустыне, только ставшему еще самоувереннее и, пожалуй, хитрее. И вдобавок он теперь вполне освоил тонкости Игры Домов.
Но эти перемены не критичны – при условии, что Ранда по-прежнему можно урезонить.
«Что это? Знамя Арад Домана?» – изумилась Эгвейн. Да не простое знамя, а королевский штандарт. Стало быть, силы, только что прибывшие на Поле Меррилор, возглавляет сам монарх. Неужели Родел Итуралде наконец-то взошел на трон? Или Ранд выбрал кого-то другого? Стяг короля доманийцев развевался рядом со знаменем Даврама Башира, дяди королевы Салдэйи.
– О Свет! – Гавин остановил своего коня рядом с Эгвейн. – Этот флаг…
– Вижу, – кивнула Эгвейн. – Придется допытаться у Суан: неужели ее соглядатаи не сообщили, кто занял трон? Я опасалась, что доманийцы выйдут на битву без вождя.
– При чем тут доманийцы? Я вон о ком говорю.
Она проследила за его взглядом. К месту встречи в явной спешке приближалась еще одна армия – под знаменем с изображением красного быка.
– Муранди, – отметила Эгвейн. – Любопытно… Роэдран наконец-то решил присоединиться к остальному миру.
Мурандийцы прибывали с северо-запада и держались, пожалуй, с незаслуженным апломбом. Впрочем, вид у них был довольно-таки нарядный: красно-желтые накидки поверх кольчуг, медные шлемы, напоминающие широкополые шляпы. На пряжках широких красных ремней красовалась эмблема в виде атакующего быка. Держались они подальше от андорцев, пропустив вперед себя отряды айильцев.
Эгвейн посмотрела в сторону лагеря Ранда. Сам Дракон Возрожденный еще не появлялся.
– Вперед, – сказала она, тронув бока Ситечка пятками, и конь двинулся в сторону мурандийского войска. Гавин ехал рядом с Эгвейн, за ним следовал Чубейн вместе с двумя десятками гвардейцев.
Сегодня Роэдран облачился в красное с золотом. Его волосы, в прошлом черные, поредели и подернулись сединой. Эгвейн практически слышала, как его конь при каждом шаге постанывает под тяжестью дородного наездника, смотревшего на Амерлин с неожиданной проницательностью. По сути, король Муранди был правителем единственного города под названием Лугард, но в полученных ею донесениях сообщалось, что этот человек не без успеха расширяет свои владения. Дайте ему несколько лет, и Роэдран вполне сможет прибрать под свою королевскую руку всю страну целиком.
Он поднял мясистую руку, и его процессия остановилась. Эгвейн осадила мерина и стала ждать, когда Роэдран приблизится, как того требовал обычай. Однако этого не произошло.
Гавин негромко выругался, и Эгвейн позволила уголкам губ изогнуться в легкой улыбке. Стражи бывают полезны хотя бы для проявления эмоций, которые ей выражать не следует. Наконец она направила мерина вперед.
Роэдран смерил девушку взглядом:
– Значит, вы новая Амерлин. Уроженка Андора.
– Амерлин не является чьей-то подданной, – холодно ответила Эгвейн. – Не ожидала встретить вас здесь, Роэдран. Когда же Дракон отправил вам приглашение?
– Ничего он не отправлял. – Роэдран взмахом руки подал знак виночерпию, требуя принести вина. – Я подумал, что для Муранди самое время принять участие в событиях мира.
– И кто открыл для вас переходные врата? Иначе бы вам пришлось пересечь весь Андор.
Роэдран не ответил.
Эгвейн пристально посмотрела на него:
– Вы явились с юга. Со стороны Андора. За вами послала Илэйн?
– Она за мной не посылала, – отрезал Роэдран. – Треклятая королева дала слово, что, если я выступлю на ее стороне, она обнародует декларацию с обещанием не вторгаться в Муранди. – Он помолчал. – Кроме того, мне любопытно взглянуть на этого Лжедракона. Такое чувство, что все в мире от него без ума.
– Вы же знаете, какова цель этого собрания? – спросила Эгвейн, и Роэдран махнул рукой:
– Сбить с этого парня завоевательскую спесь или что-то вроде того.
– Уже неплохо. – Эгвейн наклонилась к королю. – Слышала, вас называют «собирателем земель», и говорят, что в кои-то веки Лугард обрел реальную власть над Муранди.
– Да, это так, – расправил плечи Роэдран, и Эгвейн подалась к нему еще ближе.
– Меня благодарить не надо, – тихо произнесла она, улыбнулась, развернула мерина и увела свой кортеж прочь.
– Эгвейн, – шепнул Гавин, держась рядом, – ты и правда это сказала? Ушам своим не верю.
– Какой у него вид? Встревоженный?
– Очень, – подтвердил Гавин, глянув за плечо.
– Отлично.
Какое-то время Гавин ехал рядом молча, а затем расплылся в широкой ухмылке:
– Да, добрым твой поступок не назовешь…
– Мне докладывали, что этот человек – воплощение хамства, – сказала Эгвейн. – Так оно и есть. Пускай пару-тройку ночей повертится с боку на бок, теряясь в догадках, за какие ниточки дергает Белая Башня, хозяйничая в его королевстве. А если на меня найдет по-настоящему мстительное настроение, устрою так, чтобы он выведал пару занятных секретов. Итак, где же наш овечий пастух? Ему хватило наглости требовать, чтобы мы…
Она осеклась, увидев Ранда. Одетый в красное с золотом, он шагал по Полю Меррилор, и рядом с ним по воздуху плыл огромный сверток, удерживаемый плетениями, которых Эгвейн не видела.
Под ногами Дракона жухлая бурая трава окрашивалась в зеленый цвет.
Перемены не были грандиозными, но там, куда ступал Ранд, дерн оживал, и зелень расходилась от его ног, будто волна мягкого света из открытых ставен. Люди пятились, кони били копытами, и через несколько минут все выстроившиеся кольцом войска уже стояли на ожившей вновь траве.
Сумрачный день сделался чуть светлее. Сколько же времени миновало с тех пор, как Эгвейн видела самое обычное зеленое поле?
– Я бы хорошо заплатила, чтобы узнать, как он это делает, – выдохнула она.
– Плетение? – предположил Гавин. – Я видел, как Айз Седай заставляют растения выпускать бутоны. Даже зимой.
– Плетения такой силы мне неведомы, – призналась Эгвейн. – Все это выглядит так… так естественно! Ступай посмотри. Попробуй понять, как ему это удается. Может, сумеешь выведать правду у какой-нибудь Айз Седай, связанной узами с Аша’маном.
Гавин кивнул и, не привлекая внимания, отправился выполнять приказ.
Дракон Возрожденный продолжал идти, не сбавляя шага. За ним следовал громадный сверток, отряд Аша’манов в черном и почетный караул из айильцев. Остальные айильцы, презирая регулярный строй, веером рассыпались по полю, покрыв его, словно рой насекомых. Они внушали страх даже тем, кто следовал за Рандом. Бывалые вояки знали: в бою эта желто-коричневая волна означает верную смерть.
Ранд шагал спокойно и решительно. Тканевый сверток, подвешенный на плетении Воздуха, опередил его и стал разворачиваться. Громадные полосы парусины, сплетаясь друг с другом, затрепетали перед Рандом. Из свертка выпали деревянные шесты с металлическими стойками – и закружились, подхваченные невидимыми нитями Воздуха.
Ранд даже с шага не сбился, не взглянул на вихрь ткани, дерева и металла, и парусина трепетала перед ним, будто рыба, выловленная из морских глубин.
На глазах у завороженных солдат земля исторгла фонтанчики пыли.
«Из него вышел незаурядный лицедей», – подумала Эгвейн, глядя, как шесты встают в проделанные для них ямки, а парусиновые отрезы обертывают получившийся каркас и сами собой скрепляются узлами. Не прошло и нескольких секунд, как на поле появился гигантский шатер. С одной стороны над ним реяло знамя Дракона, а с другой – стяг с древним символом Айз Седай.
Не сбавляя шага, Ранд приблизился к шатру, и перед ним разошлись парусиновые стены.
– Каждый может взять с собой пятерых, – объявил он и шагнул внутрь.
– Сильвиана, – сказала Эгвейн. – Саэрин, Романда, Лилейн. Гавин будет пятым, когда вернется.
Восседающие за спиной у Эгвейн встретили ее слова угрюмым молчанием, но спорить было не о чем. Своего Стража Эгвейн выбрала для защиты, хранительницу летописей – для поддержки, а остальные трое считались в Башне одними из самых влиятельных персон. К тому же из четырех Айз Седай две были из тех сестер, которые во время раскола бежали в Салидар, а другие две оставались тогда лояльны Белой Башне.
Монархи пропустили Эгвейн вперед. Все понимали, что все происходящее сводится, по сути, к противостоянию между нею и Рандом. Вернее сказать, к противостоянию Престола Амерлин и Дракона Возрожденного.
Стульев в шатре не оказалось, хотя Ранд развесил по углам яркие светившие сферы из саидин, а кто-то из Аша’манов поставил в середину небольшой столик. Эгвейн по-быстрому пересчитала сферы. Их было тринадцать.
Ранд стоял к ней лицом, заложив руки за спину и привычным уже жестом придерживая культю. Рядом с ним встала Мин и положила ладонь ему на руку.
– Мать, – произнес Ранд, склонил голову.
Ага, стало быть, намерен делать вид, что уважает ее? Ну хорошо. Эгвейн кивнула в ответ:
– Лорд Дракон.
В сопровождении скромной свиты появлялись другие правители, многие не без робости, и наконец в шатер влетела Илэйн, и ее хмурое лицо просветлело от теплой улыбки Ранда. Эта женщина с шерстью вместо мозгов была без ума от возлюбленного – и радовалась той ловкости, с которой он заставил всех явиться на эту встречу. Как видно, Илэйн считала его успехи поводом для гордости.
«А ты? Разве ты не гордишься им, хотя бы отчасти? – спросила себя Эгвейн. – Ранд ал’Тор, когда-то простой деревенский мальчишка, за которого ты едва не пообещала выйти замуж, а теперь – самый могущественный человек в мире. Неужели ты не гордишься его достижениями?»
Чуть-чуть. Может быть.
В шатер вошел король Изар Шайнарский, а за ним – другие порубежники, и держались они куда увереннее остальных. Доманийцев возглавлял старик, которого Эгвейн не знала.
– Алсалам, – изумленно прошептала Сильвиана. – Он вернулся…
Эгвейн сдвинула брови. Почему никто из осведомителей не донес о его появлении? О Свет! Известно ли Ранду, что Белая Башня пыталась взять Алсалама под стражу? Сама Эгвейн узнала об этом факте лишь несколько дней назад, копаясь в груде бумаг Элайды.
Появилась Кадсуане – без пятерых спутников, – и Ранд кивнул ей, словно разрешая войти. Похоже, он решил не требовать включать ее в пятерку Эгвейн, и та сочла это досадным прецедентом. Затем вошел Перрин с женой. Оба встали у парусиновой стенки. Перрин, на поясе у которого висел новый молот, сложил на груди руки – толстенные, как стволы деревьев. По его лицу можно было легко все прочитать, куда легче, чем в случае с самим Рандом: Перрин был встревожен, но доверял своему другу. Как и Найнив, чтоб ей сгореть. Войдя, она заняла место рядом с Перрином и Фэйли.
Вожди айильских кланов и Хранительницы Мудрости явились целой толпой. Недавние Рандовы слова, должно быть, означали, что каждому вождю разрешено взять с собой пятерых сопровождающих. Некоторые из Хранительниц Мудрости, включая Сорилею и Эмис, направились туда, где стояла Эгвейн.
«Благослови их Свет», – подумала она, поняв, что затаила дыхание. Ранд бросил острый взгляд в их сторону, и Эгвейн заметила, что он поджал губы. Видать, удивился, что не все айильцы до единого приняли его сторону.
Король Роэдран Мурандийский вошел одним из последних, и Эгвейн заметила нечто странное. За спиной у него тут же встали несколько Аша’манов Ранда, причем один из них – арафелец. Другие, стоявшие возле Ранда, выглядели настороженными, точно коты, почуявшие, что поблизости рыщет волк.
Ранд подошел к приземистому толстяку и заглянул ему в глаза. Роэдран заметно вздрогнул, а затем достал носовой платок и принялся вытирать лоб. Ранд продолжал смотреть на него.
– В чем дело? – осведомился Роэдран. – Говорят, ты Дракон Возрожденный. Не знаю, позволил бы я…
– Стоп. – Ранд поднял палец, и Роэдран тут же умолк. – Сожги меня Свет. Ты же не он? Или он?
– Кто? – не понял Роэдран.
Ранд отвернулся и махнул рукой, дав Аша’манам, стоявшим за спиной Роэдрана и настороженно за ним наблюдавшим, команду отступить. Те неохотно повиновались.
– Я был уверен… – промолвил Ранд, качая головой. – Но где же, где же ты?
– Кто? – громко повторил Роэдран. Вернее сказать, пропищал.
Но Ранд потерял к нему всякий интерес. Входные клапаны шатра наконец повисли без движения.
– Итак, – сказал Ранд, – все в сборе. Спасибо, что пришли.
– Как будто у нас был треклятый выбор, – проворчал Грегорин. С собой он привел нескольких иллианских аристократов. Каждый из пятерых его спутников входил в Совет девяти. – Мы угодили в ловушку, оказавшись между тобой и самой Белой Башней. Да сожжет нас всех Свет.
– Вам уже известно, – продолжил Ранд, – что Кандор пал, Кэймлин захвачен Тенью. Последние из малкири принимают бой в Тарвиновом ущелье. Конец близок.
– Тогда почему мы стоим в этом шатре, Ранд ал’Тор? – осведомился король Пейтар Арафелский, на чьей голове сохранился лишь тонкий ободок седых волос, но пожилой король оставался широкоплеч и грозен на вид. – Не хватит ли позировать друг перед другом? Пора заняться делом. Нас ждет битва!
– Битву я тебе обещаю, Пейтар, – тихо произнес Ранд. – Такую, что насытишься ею по горло. Три тысячи лет назад я сошелся в бою с силами Темного. В нашем распоряжении имелись все чудеса Эпохи легенд, у нас были Айз Седай, способные творить такое, от чего у тебя голова пошла бы кругом, и тер’ангриалы, наделявшие людей умением летать и выдерживать любой удар. Да, мы победили, но едва-едва. Об этом ты подумал? Сегодня Тень в той же силе, как три тысячи лет назад, и Отрекшиеся нисколько не состарились. Но мы-то – далеко не те же люди.
В шатре стало тихо. Входные клапаны заволновались на ветру.
– Что ты хочешь сказать, Ранд ал’Тор? – Эгвейн скрестила руки на груди. – Что все мы обречены?
– Я говорю лишь, что нам нужен план. План совместной атаки, – пояснил Ранд. – В прошлый раз мы не уделили ему должного внимания и чуть не потерпели поражение. Каждый из нас думал, что знает, куда идти и что делать. – Он посмотрел Эгвейн в глаза. – В те времена все мужчины и женщины считали себя вождями на поле боя. У нас была армия полководцев. Вот почему мы едва не проиграли. Вот что в итоге обернулось порчей, Разломом, безумием. И я виноват в этом не меньше других. Если не больше. Повторения я не допущу. Я не стану спасать этот мир ради того, чтобы увидеть новый Разлом. Я отказываюсь умирать за людей только затем, чтобы они набросились друг на друга в тот самый миг, когда падет последний троллок. Вот что у вас на уме. И сожги меня Свет, если это не так!
Другой не заметил бы обжигающих взглядов, которыми обменялись Грегорин и Дарлин, или жадного блеска в глазах Роэдрана, когда тот покосился на Илэйн. Какие государства падут жертвами этого конфликта, а какие помогут соседям – разумеется, из чистого альтруизма? Как скоро этот альтруизм сменится алчностью и желанием захватить чужой трон?
Многие из явившихся на Поле Меррилор правителей слыли приличными людьми, но этого мало: когда в твоих руках сосредоточена такая власть, непросто не поглядывать по сторонам. Даже Илэйн при первой же возможности слопала соседнюю страну. И она сделает так снова. Такова природа властителей, природа самих государств. Поступок Илэйн выглядел вполне уместно, поскольку от ее правления Кайриэн только выигрывал.
Но кто еще рассуждает подобным образом? Кто решит, что именно он способен обеспечить лучшее правление или восстановить порядок в другой стране?
– Никто не хочет войны, – заявила Эгвейн, и все взгляды устремились к ней. – По-моему, ты пытаешься прыгнуть выше головы, Ранд ал’Тор. Ты не способен изменить человеческую природу. Тебе не под силу прогнуть мир и заставить его потакать твоим капризам. Позволь людям жить своей жизнью и выбирать собственный путь.
– Не позволю, Эгвейн. – В глазах у него вспыхнул тот самый огонь, что Эгвейн видела, когда Ранд впервые пробовал переманить айильцев на свою сторону. Да, ему очень шло это чувство: разочарование, что люди не видят мир столь же ясно, как он, хотя эта ясность ему лишь мерещится.
– Не понимаю, что еще ты можешь сделать, – продолжила Эгвейн. – Назначить императора, чтобы тот правил всеми нами? Хочешь стать настоящим тираном, Ранд ал’Тор?
Он не стал огрызаться в ответ. Он протянул руку в сторону, и один из его Аша’манов вложил в нее свиток. Ранд положил бумагу на стол, а затем с помощью Силы развернул и распрямил объемный документ, плотно заполненный убористым текстом.
– Я называю это Драконовым договором о мире, – тихо промолвил он. – И это первое из трех моих требований. Ваша плата в обмен за мою жизнь.
– Дай-ка посмотреть. – Илэйн потянулась к свитку, и Ранд, очевидно, не возражал, поскольку королева Андора успела стащить документ со стола прежде других изумленных монархов.
– По этому договору ныне существующие границы ваших стран считаются неизменными, – произнес Ранд, снова заложив руки за спину. – Государствам запрещается нападать друг на друга. Также в каждой из столиц должна открыться школа – полностью обеспеченная всем необходимым из казны, и двери ее будут открыты для всех, кто пожелает учиться.
– И более того, – отметила Илэйн, водя пальцем по документу. – В случае нападения на любую державу, включая мелкие приграничные стычки, все остальные государства обязаны встать на защиту атакованной стороны. О Свет! Тарифные ограничения, дабы предотвратить давление на экономику, запрет на заключение браков между монархами при отсутствии четкого разделения между двумя правящими династиями, изъятие земельных владений у лорда, давшего начало конфликту… Ранд, ты и в самом деле рассчитываешь, что мы это подпишем?
– Да.
Монархи незамедлительно пришли в негодование, хотя Эгвейн, сохраняя бесстрастный вид, лишь покосилась на других Айз Седай. Вид у них был обеспокоенный, и не напрасно. А ведь это лишь часть цены, о которой упоминал Ранд.
Над собранием повис невнятный гул. Всем правителям хотелось взглянуть на документ, но не в толчее и не из-за плеча Илэйн. К счастью, Ранд все продумал, и присутствующим раздали уменьшенные копии договора.
– Но иной раз для конфликта имеются веские причины! – заявил Дарлин, просматривая свой экземпляр. – К примеру, создание буферной зоны между тобой и агрессивным соседом.
– А если вышло так, что кое-кто из народа твоей страны проживает за границей? – добавил Грегорин. – Неужели у тебя нет полномочий вступиться за этих людей, если их притесняют? Что, если кто-то, подобно шончан, заявит права на твои земли? Запретить войну – что за смехотворная нелепость!
– Согласен, – подтвердил Дарлин. – Лорд Дракон, нам необходим мандат на защиту земель, по праву являющихся нашими!
– Мне, – перебила обоих Эгвейн, – куда интереснее услышать остальные два требования.
– Одно из них тебе известно, – сказал Ранд.
– Печати? – предположила Эгвейн.
– Этот документ никак не затрагивает Белую Башню, – произнес Ранд, демонстративно игнорируя ее замечание. – Не могу же я запретить всем вам оказывать влияние на других. Это была бы откровенная глупость.
– Все это уже и так откровенная глупость, – бросила Эгвейн, а про себя отметила, что лицо Илэйн уже не лучится гордостью за возлюбленного.
– Покуда существуют политические игры, – продолжил Ранд, – Айз Седай будут в них успешны. По сути дела, от заключения этого договора вы только выиграете. Белая Башня всегда считала, что война, говоря вашими словами, дело недальновидное. Поэтому от вас я требую нечто иное. Печати.
– Но я – их Блюстительница!
– Лишь номинально. Их обнаружили совсем недавно, и находятся они в моем распоряжении. Эти переговоры я начал только из уважения к твоему традиционному титулу.
– Переговоры? Ты не обратился с просьбой, не выдвинул требований. Просто явился, рассказал мне о своих планах и ушел восвояси.
– Печати у меня, – повторил Ранд. – Я их сломаю. И никому – даже тебе – не позволю встать между мной и спасением этого мира.
В шатре продолжались споры насчет документа. Пока взволнованные правители приглушенными голосами переговаривались с приближенными и стоявшими по соседству участниками встречи и больше ни на что не обращали внимания, Эгвейн подошла к столику и встала перед Рандом:
– Ты этого не сделаешь, если я остановлю тебя, Ранд.
– Почему ты так хочешь мне помешать, Эгвейн? Назови хоть одну причину, по которой не следует разломать печати.
– Одну? Кроме той, что тогда Темный вырвется в мир?
– Когда разразилась Война Силы, этого не произошло, – возразил Ранд. – Да, он получит возможность прикоснуться к миру, но открыть Скважину – еще не значит, что он сразу же окажется на свободе.
– И какова была цена того, что он смог дотянуться до мира? Оглянись. Кругом ужас, хаос и разрушение. Ты знаешь, что творится с нашими землями. Мертвые восстают из могил, Узор искажается самым невероятным образом. Это происходит, когда печати всего лишь ослаблены! Одному Свету ведомо, что случится, если их сломать!
– Это необходимый риск.
– Я не согласна. Ранд, ты понятия не имеешь, к чему могут привести твои действия. Вдруг Темный сумеет сбежать? Ты не знаешь, насколько близок он был к высвобождению, когда в прошлый раз запечатали Скважину. Разбей печати – и, не ровен час, уничтожишь весь мир! Вдруг наша единственная надежда в том, что он скован? Не полностью свободен?
– Это не вариант, Эгвейн.
– Откуда ты знаешь? Как ты можешь это знать?
– В жизни хватает неопределенностей, – ответил он после паузы.
– Значит, ничего ты не знаешь, – сказала Эгвейн. – Ну а я искала ответы, слушала других, читала летописи. Ты знаком с работами тех, кто изучал этот вопрос, тех, кто размышлял на эту тему?
– С домыслами Айз Седай?
– Иными сведениями мы не обладаем, Ранд! Это все, что у нас есть. Открой узилище Темного – и можно все потерять. Надо быть осторожнее. Вот для чего существует Престол Амерлин, отчасти именно с этой целью основали Белую Башню!
Он задумался. О Свет! Он усомнился! Неужели она сумела до него достучаться?
– Мне это не по нраву, Эгвейн, – тихо сказал Ранд. – Если я выйду против него, не сломав печати, то не смогу предложить ничего, кроме новых полумер. Очередной заплатки, причем еще менее надежной, чем в прошлый раз. Ведь печати стареют, слабеют, и кто знает, сколько еще они продержатся? Тогда я лишь замажу новой штукатуркой глубокие трещины, а через несколько веков эта война повторится.
– Неужели все настолько плохо? – спросила Эгвейн. – По крайней мере, такое решение даст гарантированный результат. В прошлый раз ты запечатал Скважину и знаешь, как это сделать.
– А если все снова закончится появлением порчи?
– На сей раз мы будем к ней готовы. Нет, это не идеальный вариант, но… Ранд, неужели мы действительно хотим рискнуть судьбой всех живых существ? Почему бы не выбрать простой и известный путь? Заделай печати и укрепи узилище!
– Нет, Эгвейн. – Ранд попятился. – О Свет! Так вот в чем дело? Ты хочешь, чтобы саидин вновь оказалась запятнана порчей! Вы, Айз Седай… вы не переносите даже мысли о мужчинах, способных направлять Силу и тем самым подрывающих ваш авторитет!
– Не смей делать вид, что ты настолько глуп, Ранд ал’Тор!
Он посмотрел ей в глаза. Монархи, похоже, не обращали внимания на разговор у столика, хотя от него зависела судьба всего мира. Они сосредоточенно изучали предложенный им договор и обменивались возмущенными возгласами. Быть может, именно этого Ранд и хотел: отвлечь присутствующих, чтобы не лезли под руку в настоящей схватке.
Понемногу с лица его схлынула ярость, и он поднял руку к виску:
– О Свет, Эгвейн… Ты как сестра, которой у меня никогда не было, – по-прежнему умеешь завязать мои мозги в узел и сделать так, чтобы я вышел из себя, но и любить тебя не перестал.
– По крайней мере, я последовательна в своих поступках.
Теперь они говорили на пониженных тонах, стоя по разные стороны столика, но подавшись друг к другу. Находившиеся поблизости Перрин и Найнив, наверное, все слышали, и к ним еще присоединилась Мин. Гавин вернулся, но подходить не стал. Кадсуане прохаживалась по шатру, демонстративно глядя куда угодно, только не на Эгвейн и Ранда. Она явно подслушивала.
– Я стою на своем не из какой-то дурацкой надежды вернуть порчу, – сказала Эгвейн. – Ты же знаешь, что до такого я не опущусь. Моя цель – защитить человечество. Поверить не могу, что ты готов пойти на такой риск ради сомнительного шанса.
– Сомнительного шанса? – переспросил Ранд. – Речь о выборе: или погрузиться во тьму, или положить начало новой Эпохе легенд. Мы можем добиться мира и покончить с всеобщими страданиями. Или же можем получить новый Разлом. Свет, Эгвейн! Я даже не знаю, сумею ли вообще починить печати или создать новые. А Темный, несомненно, готов к такому развитию событий.
– У тебя есть другой план?
– О нем я и пытаюсь рассказать. Я сломаю печати, избавившись от старой, далекой от совершенства затычки на узилище Темного, и попробую создать их заново, но уже по-другому.
– Цена неудачи – весь мир, Ранд. – Эгвейн ненадолго задумалась. – Это не все. Что ты недоговариваешь?
Ранд насупился и на секунду стал похож на мальчишку, которого вместе с Мэтом застукали за кражей пирогов у госпожи Коутон.
– Я собираюсь убить его, Эгвейн.
– Кого?
– Темного.
– Прошу прощения, – потрясенно сказала она. – О чем ты…
– О том, что намерен его убить, – выпалил Ранд. – Намерен покончить с Темным. Не видать нам настоящего мира, пока он где-то таится. Я вскрою узилище, войду туда и дам ему бой. Если придется, возведу новую тюрьму, но сперва попробую все закончить. Защитить Узор и Колесо, раз и навсегда!
– О Свет, Ранд! Ты и впрямь безумен!
– Да. Такова часть уплаченной мною цены. И это к лучшему. Только безумец отважится на подобный шаг.
– Я буду драться с тобой, Ранд, – прошептала Эгвейн. – Я не позволю втянуть всех нас в этот кошмар. Прислушайся к голосу рассудка. В этом деле Белой Башне следует наставлять и вести тебя.
– Эгвейн, я уже познакомился с наставлениями Белой Башни, – ответил Ранд. – Когда сидишь в ящике и тебя ежедневно избивают.
Они неотрывно смотрели друг другу в глаза, а вокруг продолжались споры.
– Я готова подписать этот договор, – заявила Тенобия. – Меня он вполне устраивает.
– Ха! – с досадой воскликнул Грегорин. – Вам, порубежникам, никогда не было дела до политических дел на юге. Готовы подписать? Ну и на здоровье! Я же отказываюсь сажать свою страну на цепь.
– Интересно… – Невозмутимый Изар покачал головой, увенчанной пучком белоснежных волос. – Насколько я понимаю, это не твоя страна, Грегорин. Разве что ты исходишь из предположения, что лорд Дракон погибнет, а Маттин Стефанеос не потребует свой трон обратно. Поверьте, он предпочел бы, чтобы Лавровую корону надел лорд Дракон, а не вы.
– Разве все это не бессмысленно? – спросила Аллиандре. – Ведь сейчас наша главная забота – Шончанская империя. О каком мире может идти речь, пока она существует? Верно?
– Да, – согласился Грегорин. – Шончан и эти проклятые белоплащники.
– Мы подпишем договор, – заявил Галад.
Каким-то образом оригинал документа оказался в руках у лорда капитан-командора Детей Света. Эгвейн даже не взглянула в его сторону, хотя не смотреть на Галада было непросто. Да, она любила не его, а Гавина, но… в общем… трудно было на него не смотреть.
– Майен тоже его подпишет, – сказала Берелейн. – Волю лорда Дракона я нахожу совершенно справедливой.
– Ну конечно, вы-то его подпишете, – хмыкнул Дарлин. – Милорд Дракон, этот документ составлен так, чтобы защитить некоторые государства лучше, чем остальные.
– Пора бы услышать, каково его третье требование, – сказал Роэдран. – Разговор о печатях меня не касается; это дело Айз Седай. Он говорил, что условий будет три, но мы услышали лишь два.
Ранд поднял бровь:
– Третья и последняя цена, которую вы заплатите за мою жизнь на склонах Шайол Гул, такова: я поведу ваши войска в Последнюю битву и буду командовать ими единолично, целиком и полностью. Вы станете подчиняться моим приказам. Пойдете, куда я вас отправлю, и сразитесь с теми, на кого я укажу.
Его слова вызвали новую и более сильную бурю возражений. Ясно, что это требование оказалось наименее возмутительным, но выполнить его было невозможно по уже понятным Эгвейн причинам.
Властители восприняли третье условие Дракона Возрожденного как посягательство на свой суверенитет. Сохраняя лишь самые основы приличия посреди всеобщего шума, Грегорин бросал на Ранда свирепые взгляды, что выглядело весьма забавно, поскольку из всех присутствующих этот человек обладал наименьшей властью. Дарлин качал головой, а Илэйн покраснела – вернее сказать, побагровела от ярости.
Занявшие сторону Ранда – в основном, порубежники – отвечали контраргументами. «Это безнадежно, – подумала Эгвейн. – Их вот-вот растопчут». Должно быть, они полагали, что лорд Дракон, получив командование, тут же выступит на защиту Пограничных земель. На что Дарлин и Грегорин никогда не дадут своего согласия – только не теперь, когда шончанские войска дышат им в затылок.
О Свет, ну и неразбериха!
Эгвейн прислушивалась к спорам, надеясь, что они выведут Ранда из себя. В прошлом так и случилось бы, но теперь он просто стоял, заложив руки за спину, и смотрел на происходящее. Лицо его стало безмятежным, хотя Эгвейн все яснее понимала, что это маска, и видела, что внутри он весь бурлит. Вне всяких сомнений, Ранд научился контролировать себя, но бесчувственным он не стал.
Эгвейн поймала себя на том, что улыбается. Несмотря на все жалобы насчет Айз Седай, несмотря на упрямое нежелание действовать под руководством Белой Башни, своим поведением Ранд все сильнее напоминал одну из сестер. Эгвейн приготовилась заговорить в голос, взять собрание под свой контроль, но в шатре что-то изменилось. Теперь в воздухе витало… нечто новое. Казалось, Ранд притягивает к себе ее взгляд. Снаружи донеслись звуки, источник которых Эгвейн не сумела определить. Легкий хруст… Дело рук Ранда? Что он затеял?
Споры смолкли. Один за другим присутствующие повернулись к Дракону Возрожденному. Солнечный свет снаружи потускнел. Эгвейн порадовалась, что Ранд создал те световые сферы.
– Вы нужны мне, – негромко произнес он, обращаясь ко всем сразу. – В вас нуждается сама наша земля. Вы спорите; я знал, что так и будет, но на споры больше нет времени. Знайте: вам не отговорить меня и не сделать так, чтобы я подчинился. Ни сила оружия, ни плетения Единой Силы не заставят меня встретиться с Темным ради вас. Я должен сделать это по собственному выбору.
– Вы и впрямь намерены сыграть в игру, где ставка – целый мир, лорд Дракон? – спросила Берелейн, и Эгвейн улыбнулась: теперь эта вертихвостка была уже не так уверена в правильности своего выбора.
– Мне и не придется, – ответил Ранд. – Вы все подпишете. А если нет, то умрете.
– Это шантаж! – выкрикнул Дарлин.
– Нет, – сказал Ранд и улыбнулся представителям Морского народа, стоявшим рядом с Перрином. Те молча прочли документ и, явно под впечатлением от прочитанного, покивали друг другу. – Нет, Дарлин. Это не шантаж. Это соглашение. У меня есть то, чего вы хотите. В чем нуждаетесь. Я. Моя кровь. Я погибну. Все мы знали это с самого начала, ведь так говорится в пророчествах. И ценой за мою жизнь будет мирное наследие, чтобы уравновесить те беды, что я причинил миру в прошлый раз.
Он обвел глазами собравшихся, по очереди останавливая взгляд на каждом правителе. Казалось, еще чуть-чуть – и Эгвейн физически ощутит его решимость. Вероятно, дело было в природе та’верена, или же, возможно, сказывалось бремя момента. Напряжение в шатре росло, и ей стало трудно дышать.
«Он сделает по-своему, – подумала она. – А они уступят. Пускай неохотно, но уступят».
– Нет, – разорвал тишину громкий голос Эгвейн. – Нет, Ранд ал’Тор, ты не заставишь нас подписать этот документ или передать тебе единоличное командование войсками. И я не поверю, что в случае отказа ты позволишь миру – твоему отцу, друзьям, всем тем, кого ты любишь, и всему человечеству – погибнуть от лап троллоков. А если думаешь иначе, ты конченый глупец.
Ранд посмотрел ей в глаза, и Эгвейн слегка растерялась. О Свет! Он ведь не откажется, правда? Неужели он готов принести в жертву весь мир?
– Как вы посмели назвать лорда Дракона глупцом? – осведомился один из Аша’манов.
– С Амерлин не разговаривают в подобном тоне, – сказала Сильвиана, встав рядом с Эгвейн.
Споры возобновились, на сей раз громче. Ранд не позволял Эгвейн отвести от него взгляд, и она видела, как его щеки краснеют от гнева. Голоса повышались, напряжение росло. Смятение. Гнев. Застарелая ненависть, разгорающаяся заново, подпитанная ужасом.
Одной рукой Ранд взялся за меч с драконами на ножнах – с ним он ходил последнее время, – а другую продолжал прятать за спиной.
– Я непременно получу назначенную плату, Эгвейн, – прорычал он.
– Требуй, чего пожелаешь, Ранд, но ты – не Создатель. И если отправишься на Последнюю битву, не отказавшись от этих глупостей, все мы неминуемо погибнем. А если мы с тобой сразимся, есть шанс, что ты все-таки передумаешь.
– Белая Башня всегда держала копье у моего горла! – огрызнулся Ранд. – Всегда, Эгвейн! А теперь ты и впрямь стала одной из них.
Эгвейн твердо смотрела ему в глаза, но чувствовала, что начинает сомневаться. Что, если эти переговоры сорвутся? Неужели она прикажет своим солдатам вступить в бой с войсками Ранда?
Такое чувство, будто она запнулась о камень на краю утеса и уже падает с обрыва. Но должен быть способ спастись, остановить это падение!
Ранд развернулся. Если он выйдет из шатра, всему конец.
– Ранд! – позвала Эгвейн, и он замер.
– Я не отступлюсь, Эгвейн.
– Не делай так, – попросила она. – Не перечеркивай все, чего достиг.
– Ничего не поделаешь…
– Вовсе нет! Просто хотя бы раз перестань быть упертым шерстеголовым болваном, чтоб тебе сгореть!
Эгвейн взяла себя в руки. Разве можно говорить с ним так, будто они снова оказались в Эмондовом Лугу, в самом начале всего этого?
Какое-то время Ранд смотрел на нее.
– Ну а тебе, Эгвейн, не помешало бы – для разнообразия – перестать вести себя как избалованная, самонадеянная, дурно воспитанная девчонка. – Он всплеснул руками. – Кровь и пепел! Это пустая трата времени.
Его слова были недалеки от истины. Эгвейн не заметила, как в шатер вошел еще один человек. Но его появление не прошло мимо внимания Ранда: он развернулся, когда, впуская в шатер свет, приподнялся входной клапан, и мрачно воззрился на незваного гостя.
Но хмурое выражение сразу исчезло с его лица, едва он понял, кто вошел в шатер.
Перед ним была Морейн.

Глава 6. Судьба


В шатре вновь воцарилась тишина. Перрин не выносил суеты и шумихи, но человеческие запахи были ничем не лучше. Разочарование, гнев, страх. Ужас.
Почти все эти чувства были вызваны женщиной, стоявшей у входа.
«Мэт, дурень ты блаженный, – усмехнулся Перрин, – ты справился! У тебя и правда получилось».
Впервые за последнее время мысль о друге сопровождалась разноцветной круговертью. Перрин видел, как Мэт едет верхом по пыльной дороге, поигрывая каким-то предметом, и сморгнул этот образ. Во что же Мэт ввязался на сей раз? Почему не вернулся вместе с Морейн?
Это не имеет значения. Вот она, прямо здесь. О Свет! Морейн – собственной персоной! Он шагнул было к ней, чтобы обнять, но Фэйли цапнула его за рукав, и Перрин проследил за ее взглядом.
Ранд. Он побледнел. Нетвердо отступил от столика, будто забыл обо всем на свете. Протолкался к Морейн. Он нерешительно протянул руку, коснулся ее лица и прошептал:
– Клянусь могилой матери… – Потом он упал перед ней на колени и промолвил: – Как?!
– Колесо плетет так, как желает Колесо, Ранд. – Морейн с улыбкой положила ладонь ему на плечо. – Неужели забыл?
– Я…
– Не так, как желаешь ты, Дракон Возрожденный, – мягко продолжила она. – И не так, как желает любой из нас. Возможно, когда-нибудь оно выплетет себя из реальности. Но мне не верится, что это произойдет сегодня или в обозримом будущем.
– Кто эта женщина? – вопросил Роэдран. – И что за околесицу она несет? Я…
Он осекся и вздрогнул, когда нечто невидимое хлестнуло его по виску. Перрин глянул на Ранда, затем заметил улыбку на губах Эгвейн и уловил нотки удовлетворения в исходящем от нее запахе, что резко отличало его от запахов всех прочих собравшихся в шатре.
От стоявших рядом Найнив и Мин пахло глубоким потрясением. Будь на то воля Света, еще какое-то время Найнив будет пребывать в состоянии шока. Шумное выяснение отношений с Морейн ничуть не поможет в сложившейся ситуации.
– Ты не ответила на мой вопрос, – напомнил Ранд.
– Нет, ответила, – с теплотой в голосе отозвалась Морейн. – Просто не теми словами, что ты хотел услышать.
Не вставая с колен, Ранд запрокинул голову и расхохотался:
– О Свет, Морейн! Как вижу, ты нисколько не изменилась!
– Все мы меняемся изо дня в день, – ответила она и снова улыбнулась. – И за последнее время я изменилась сильнее некоторых. Встань. Это я должна преклонить пред тобой колени, лорд Дракон. Всем нам следует это сделать.
Ранд послушался и отступил, пропуская Морейн к центру собрания. Перрин уловил еще один запах и улыбнулся, потому что в шатер следом за Морейн скользнул Том Меррилин. Старый менестрель подмигнул Перрину.
– Морейн! – шагнула к ней Эгвейн. – Белая Башня приветствует тебя с распростертыми объятиями. Сослуженная тобою служба не забыта.
– Хм… – протянула Морейн. – Как вижу, тогда я отыскала будущую Амерлин. Да, это должно благоприятно сказаться на моей судьбе. Какое облегчение! Ведь раньше я полагала, что мне могло грозить усмирение, если не казнь.
– Многое изменилось.
– Вполне очевидно… мать, – кивнула Морейн.
Проходя мимо Перрина, она сжала его плечо и сверкнула глазами.
Один за другим монархи Пограничных земель обнажали клинки и склоняли головы или приседали в реверансе. Похоже, каждый из них был лично знаком с Морейн. Другие правители стояли с озадаченными лицами, хотя Дарлин явно знал, кто она такая, и был скорее… задумчив, нежели смущен.
Морейн остановилась подле Найнив, чей запах вдруг сделался для Перрина неуловимым. Ему показалось это недобрым знаком. «Ох, Свет! Начинается…»
Найнив заключила Морейн в крепкие объятия.
Пару секунд Морейн стояла, не поднимая рук. Судя по запаху, она была потрясена. В конце концов она тоже обняла Найнив, как-то по-матерински, и погладила ее по спине.
Найнив отпустила Морейн, отодвинулась, потом смахнула слезинку и проворчала:
– Только не смей рассказывать об этом Лану.
– И не подумала бы. – С этими словами Морейн продолжила свое шествие и остановилась наконец на середине шатра.
– Несносная женщина, – буркнула Найнив, стирая слезинку с другой щеки.
– Морейн, – сказала Эгвейн, – ты явилась как всегда кстати.
– Такова уж моя судьба.
– Итак, – продолжила Эгвейн, когда Ранд вернулся к столику, – Ранд… Дракон Возрожденный… решил взять этот мир в заложники, и если мы откажемся потакать его причудам, то не станет выполнять свой долг.
Морейн поджала губы, взяла оригинал мирного договора, положенный перед нею Галадом, и пробежала глазами по тексту.
– Так кто эта женщина? – повторил Роэдран. – И почему мы… Эй, хватит уже!
Словно получив шлепок прядью Воздуха, он схватился за голову и бросил свирепый взгляд на Эгвейн, хотя на сей раз удовлетворением пахнуло от одного из Аша’манов.
– Отлично вышло, Грейди, – шепнул Перрин.
– Спасибо, милорд.
Разумеется, Грейди знал Морейн только понаслышке, но среди последователей Ранда она стала фигурой легендарного масштаба.
– Ну так что? – промолвила Эгвейн.
– «И свершится так, что созданное людьми будет разрушено, – прошептала Морейн, – и Тень проляжет чрез Узор эпохи, и Темный вновь наложит длань свою на мир людей. Жены возрыдают, а мужей охватит ужас, когда государства земные распадутся, будто сгнившая ветошь. Не устоит ничто и не уцелеет…»
Обеспокоенные, люди переступали с ноги на ногу. Перрин вопросительно взглянул на Ранда.
– «Но будет рожден один, дабы, не дрогнув, встретить Тень, – продолжила Морейн уже громче, – рожден вновь, как был рожден прежде, и будет рожден опять, и так бесконечно! Возрожден будет Дракон, и при его новом рождении станут причитать и скрипеть зубами. В рубище и пепел облачит он людей и своим явлением вновь расколет мир, разрывая скрепляющие узы! Словно раскованная заря, ослепит он нас и опалит нас, но в то же время Дракон Возрожденный встанет против Тени в Последней битве, и кровь его дарует нам Свет. Пусть струятся слезы, о люди мира! Восплачьте свое спасение!»
– Простите, Айз Седай, – произнес Дарлин, – но все это звучит очень зловеще и мрачно.
– По крайней мере, спасению быть, – отозвалась Морейн. – Ваше величество, ответьте мне: пророчество требует, чтобы вы проливали слезы. Станете ли вы плакать из-за того, что спасение дается ценой невыразимых мук? Или восплачете его спасение? Оплачете человека, который станет страдать ради вас? Того единственного, кто, как нам доподлинно известно, не увильнет от этой битвы?
Она повернулась к Ранду.
– Его требования несправедливы, – заявил Грегорин. – Он настаивает, чтобы впредь мы держались тех границ, которые существуют ныне!
– «Он поразит свой народ мечом мира, – сказала Морейн, – и уничтожит их листом».
«Это же Кариатонский цикл. Я слышал раньше такие слова», – вспомнил Перрин.
– Печати, Морейн, – сказала Эгвейн. – Он намерен их разломать. И бросает вызов власти Престола Амерлин.
Похоже, Морейн нисколько не удивилась. Перрин подозревал, что она, прежде чем войти, постояла снаружи и послушала, о чем говорят в шатре. Это очень на нее похоже.
– Ох, Эгвейн… – вздохнула она. – Ты что, не помнишь? «Незапятнанная и несокрушимая доселе Башня, сломленная, преклоняет колени пред знаком, давно позабытым…»
Эгвейн покраснела.
– «И нет здравия в нас, и не прорастет добрых всходов, – цитировала Морейн, – ибо земля едина с Драконом Возрожденным, а он – един с землею. Душа из огня, сердце из камня».
Она взглянула на Грегорина:
– «В гордыне покоряет он, принуждая высокомерие уступать».
На порубежников:
– «Он горы поставит на колени».
На Морской народ:
– «И моря расступятся пред ним».
На Перрина, затем на Берелейн:
– «И склонятся самые небеса».
На Дарлина:
– «Молитесь, дабы сердце из камня помнило слезы…»
И наконец – на Илэйн:
– «А душа из огня не забыла любовь». – Морейн помолчала, затем продолжила: – Никто из вас не способен этому противостоять. Простите. Думаете, он пришел сюда по собственной воле? – Она подняла документ. – Узор – это баланс. Не добро или зло, не глупость или мудрость. Эти понятия не имеют для Узора никакого значения, и все же он найдет равновесие. Прежняя эпоха закончилась Разломом, и поэтому следующая начнется миром – даже если придется запихнуть его вам в глотку, как лекарство капризному малышу.
– Позвольте высказаться? – вышла вперед Айз Седай в коричневой шали.
– Позволяю, – разрешил Ранд.
– Этот документ составлен весьма разумно, лорд Дракон, – сказала тучная Коричневая более резким тоном, чем Перрин мог бы ожидать от представительницы этой Айя. – Но я вижу в нем существенный недостаток, о котором уже упоминалось. Покуда из вашего договора исключены шончан, он не будет иметь значения. О каком мире может идти речь, когда они завоевывают наши земли?
– Вопрос интересный, – скрестила руки Илэйн. – Но не единственный. Ранд, я понимаю, чего ты хочешь добиться, и за это люблю тебя сильнее прежнего, но нельзя отрицать, что у твоего предложения имеются фундаментальные изъяны. Чтобы подобный договор имел вес, мира должны желать обе стороны, поскольку им это выгодно. Он не предлагает способа, каким возможно уладить разногласия, – а они появятся, ведь они всегда появляются. И любой такого рода документ должен четко и ясно объяснять, каким образом решаются подобные проблемы. Надо установить кару за его нарушение – любую, кроме вступления других государств во всеобщую войну. Без этой поправки мелкие обиды будут нарастать из года в год, пока не закончатся взрывом. Если так посмотреть, от государств едва ли не требуется привести в чувство того, кто первым нарушит мир. Но договор не помешает установить марионеточный режим в проигравшем королевстве – или, если уж на то пошло, в любой другой державе. Боюсь, что со временем этот договор изживет себя: что толку, если он защищает лишь на словах? И конечным результатом будет война, беспредельная и всеобъемлющая. На какое-то время ты установишь мир, особенно пока живы те, кто почитает тебя. Но за каждый год такого мира ты заплатишь годом хаоса и разрушений, когда все начнет расползаться по швам.
– Я заключу мир с шончан. – Ранд постучал пальцем по документу. – Внесем еще одно условие. Если их правительница не поставит свою подпись, этот договор недействителен. Тогда согласны?
– Это решение наименьшей из проблем, – тихо сказала Эгвейн, – но не наибольшей.
– Есть еще более важный вопрос, – послышался чей-то голос.
Перрин изумленно обернулся. Авиенда? Она, как и все остальные айильцы, в спорах и обсуждениях не участвовала. Айильцы лишь следили за происходящим. Перрин даже почти забыл, что они здесь.
– И ты? – спросил Ранд. – Решила пройтись по осколкам моих сновидений, Авиенда?
– Пора бы повзрослеть, Ранд ал’Тор. – Она подошла к столику и ткнула пальцем в свиток. – За тобой тох.
– Тебя он не касается, – возразил Ранд. – Я доверяю тебе – как и твоему народу.
– Айильцы остались в стороне?! – спросил Изар. – О Свет! Как же мы это проглядели?
– Это оскорбление, – заявила Авиенда.
Перрин нахмурился. От девушки остро потянуло решимостью. Любой айилец, от которого так пахнет, в следующее мгновение наденет вуаль и вскинет копье.
– Авиенда, – улыбнулся ей Ранд, – другие готовы вздернуть меня за то, что я принуждаю их к этому договору, а ты сердишься, что в нем не упомянуты Айил?
– Я требую от тебя свою награду, – объявила Авиенда. – И она такова: включи Айил в свой документ, в этот твой «Драконов договор о мире». Иначе мы отвернемся от тебя.
– Ты не можешь говорить за всех, – сказал Ранд, – и тебе нельзя…
Все присутствующие Хранительницы Мудрости, как по команде, выстроились за спиной у Авиенды. Ранд изумленно моргнул.
– Авиенда несет нашу честь, – произнесла Сорилея.
– Не глупи, Ранд ал’Тор, – подхватила Мелэйн.
– Это дело женщин, – добавила Саринда. – Мы не успокоимся, пока с нами не будут обращаться так же, как с мокроземцами.
– Неужели мы не сможем блюсти твой договор? – спросила Эмис. – Хочешь оскорбить нас, намекая, что мы слабее других?
– Да вы рехнулись! – воскликнул Ранд. – Вы хоть понимаете, что в таком случае вам будет запрещено сражаться друг с другом?
– Не просто сражаться, – возразила Авиенда, – а сражаться без причины.
– Война – смысл вашей жизни, – сказал Ранд.
– Если ты так считаешь, Ранд ал’Тор, – холодно ответила девушка, – я в самом деле скверно тебя обучила.
– Ее слова полны мудрости, – вышел вперед Руарк. – Смысл нашей жизни был в том, чтобы подготовиться к тому моменту, когда ты призовешь нас на эту Последнюю битву. В том, чтобы стать сильными и дожить до нее. И теперь нам будет нужна новая цель. Ради тебя, Ранд ал’Тор, я забыл о кровной вражде. Забыл навсегда и вновь о ней вспоминать не хочу. Теперь у меня есть друзья, которых я предпочел бы не убивать.
– Это безумие, – покачал головой Ранд. – Ну хорошо. Я включу вас в договор.
Авиенда выглядела довольной, но Перрина что-то смущало. Он не понимал айильцев – Свет, он не понимал даже Гаула, с которым провел столько времени, – но замечал, что эти люди не любят сидеть сложа руки. Даже в минуты отдыха они были настороже. В то время как другие развлекались игрой – к примеру, в кости, – айильцы потихоньку делали что-нибудь полезное.
Перрин подошел к Ранду и коснулся его плеча:
– Можно тебя на минутку?
Ранд помедлил, затем кивнул и повел рукой:
– Теперь нас никто не слышит. Чего ты хотел?
– Ну… я только что понял, что айильцы – они как рабочие инструменты.
– Так-так?
– А если инструмент лежит без дела, он ржавеет, – объяснил Перрин.
– Потому-то они и совершают набеги друг на друга. – Ранд потер висок. – Чтобы не утратить навыков. Поэтому я не стал упоминать их в договоре. О Свет, Перрин! Похоже, грядет катастрофа. Если добавить их в этот документ…
– Вряд ли теперь у тебя есть выбор, – сказал Перрин. – Другие ни за что не подпишут договор, если не включить в него айильцев.
– Да и с ними могут не подписать. – Ранд бросил тоскливый взгляд на документ. – Это была прекрасная мечта, Перрин. Мечта о благе для людей. Я думал, что сумел их убедить, пока Эгвейн не поняла, что я блефую.
Хорошо, что другие не чувствовали запаха эмоций Ранда. Иначе вмиг поняли бы, что он ни за что не откажется от схватки с Темным. На лице – ни намека на волнение, но в душе он нервничал, как мальчишка, впервые стригущий овцу.
– Неужели ты не видишь? – спросил Перрин. – Вот же оно, решение.
Ранд, посмотрев на него, озадаченно сдвинул брови.
– Айильцы, – пояснил Перрин. – Инструмент, которому нельзя лежать без дела. И договор, соблюдение которого должна обеспечивать некая сила…
Ранд помедлил, затем улыбнулся до ушей:
– Перрин, ты гений!
– Когда речь заходит о кузнечном деле – да, в нем я кое-что смыслю.
– О кузнечном деле?.. Какое отношение оно имеет к договору?
– Самое прямое, – сказал Перрин, а про себя подумал: «Ну как можно этого не понимать?»
Ранд повернулся – очевидно, снимая плетение против подслушивания. Он шагнул к столику, взял документ и передал его писарям, стоявшим в ожидании в дальней части шатра:
– Надо добавить два пункта. Во-первых, договор не имеет силы, пока он не подписан шончанской императрицей или Дочерью Девяти Лун, а во-вторых… Айил – все, кроме клана Шайдо, – должны быть указаны в документе как гаранты мира и посредники в спорах между государствами. Любая страна, которая сочтет себя обиженной или пострадавшей, может обратиться к ним, и Айил – повторяю, Айил, а не враждующие армии – обеспечат разрешение конфликта. Они получат право преследовать преступников, не обращая внимания на границы государств. Они обязаны будут подчиняться законам той страны, в которой находятся, но при этом они не будут считаться ее подданными. – Он повернулся к королеве Андора. – Вот она, принуждающая сила, и она не даст разрастись тем семенам раздоров.
– Айил? – усомнилась Илэйн.
– Согласны ли вы принять это бремя, Руарк? – спросил Ранд. – Бэил, Джеран, все остальные? Вы заявляете, что останетесь без цели в жизни, а Перрин видит в вас инструмент, которому требуется работа. Возьметесь ли вы за нее? Станете ли предотвращать войны, карать преступников и сотрудничать с правителями стран, дабы стоять на страже справедливости?
– Справедливости? В чьем понимании, Ранд ал’Тор? – спросил Руарк. – В нашем? Или в понимании тех самых правителей?
– Айил будут поступать так, как велит им совесть, – ответил Ранд. – Те, кто призовет вас, должны знать, что правосудие будет вершиться так, как принято у Айил. Тогда вы не станете орудием в чужих руках. Независимость станет гарантией действенности этого решения.
Грегорин и Дарлин начали было возражать, но Ранд заставил их замолчать одним-единственным взглядом. Перрин сложил руки на груди и удовлетворенно кивнул. Протесты звучали куда слабее прежнего, и от многих в шатре пахнуло… задумчивостью.
«Они увидели новую возможность, – понял он. – Считают айильцев дикарями и думают, что ими будет легко манипулировать, когда Ранда не станет». Перрин усмехнулся, представив, сколь горьким будет разочарование, попробуй кто-нибудь из властей предержащих взять айильцев на поводок.
– Все это очень неожиданно, – заметил Руарк.
– Добро пожаловать на званый ужин, – добавила Илэйн, не отводя от Ранда кинжально-острого взгляда. – Угощайтесь супом. – Как ни странно, от нее пахнуло гордостью. Удивительная женщина.
– Предупреждаю, Руарк, – сказал Ранд, – вам придется изменить уклад своей жизни. В подобных делах Айил должны будут действовать сообща. Вожди и Хранительницы Мудрости будут держать совет и принимать совместные решения. Отдельный клан не сможет отправиться на битву, если остальные поддержат противоборствующую сторону.
– Мы это обсудим, – сказал Руарк, кивнув на других вождей. – Твое предложение – это конец истории Айил.
– И новое начало, – возразил Ранд.
Вожди кланов и Хранительницы Мудрости отошли в сторону и стали негромко переговариваться. Авиенда осталась на прежнем месте. Ранд с тревогой смотрел куда-то вбок и шептал что-то себе под нос и так тихо, что Перрин едва разбирал слова:
– …Теперь твой сон… Когда пробудишься от этой жизни, нас больше не будет…
Писари Ранда – от них пахнуло рвением – лихорадочно взялись за исправление документа. Женщина по имени Кадсуане суровым взглядом следила за происходящим.
Пахло от нее невероятной гордостью.
– Добавьте еще один пункт, – велел Ранд. – Если Айил сочтут, что их сил недостаточно, они вправе призвать на помощь другие государства. И перечислите, к каким средствам возможно прибегнуть, чтобы обратиться к Айил с просьбой об удовлетворении своей жалобы или за дозволением атаковать врага.
Писари покивали и с удвоенным энтузиазмом вернулись к работе.
– Ты ведешь себя так, будто все уже решено, – взглянула на Ранда Эгвейн.
– Ох, до решения еще далеко, – сказала Морейн. – Ранд, я должна тебе кое-что сказать.
– А эти слова мне понравятся?
– Подозреваю, что нет. Объясни, зачем ты хочешь самолично командовать армиями? Ведь ты отправишься в Шайол Гул, а оттуда – вне всяких сомнений – не сможешь ничем управлять.
– Кто-то же должен вести войска, Морейн.
– Думаю, с этим согласятся все без исключения.
– Я взял на себя ответственность за этих людей, Морейн. – Ранд заложил руки за спину. От него пахло тревогой. – И должен проследить, чтобы они не остались без присмотра, а ужасы этой битвы были сведены к минимуму.
– Боюсь, это не лучшая цель для полководца, – негромко заметила Морейн. – В сражении главное – не сберечь войска, а одержать победу. Тебе не обязательно командовать этими армиями, Ранд. Вернее, тебе не нужно их возглавлять.
– Я не допущу, чтобы эта битва превратилась в беспорядочный клубок противоречий, Морейн. Знала бы ты, какие ошибки мы допустили в прошлый раз, что за неразбериха бывает, если каждый мнит себя главным! Битва – это хаос, но нам все равно не обойтись без главнокомандующего, который будет принимать решения и следить, чтобы все действовали вместе.
– Как насчет Белой Башни? – спросила Романда, подступив – точнее, протолкавшись – к Эгвейн. – У нас имеются возможности быстро перемещаться от одной армии к другой, мы умеем оставаться хладнокровными там, где другие потеряют голову, и нам доверяют правители всех государств.
Услышав окончание фразы, Дарлин приподнял бровь.
– Белая Башня и впрямь представляется оптимальным вариантом, лорд Дракон, – добавила Тенобия.
– Нет, – ответил Ранд. – Амерлин способна на многое, но вести войска в бой… Не думаю, что это разумный выбор.
Эгвейн, как ни странно, молчала. Перрин внимательно посмотрел на нее. Прежде он подумал бы, что Эгвейн с готовностью сразу же ухватится за это предложение.
– На этом месте должен быть один из нас, – сказал Дарлин. – Выбранный из тех, кто пойдет в бой на этом поле.
– Пожалуй, – кивнул Ранд. – Если все будут знать, кто руководит сражением, я откажусь от последнего требования. Но с первыми двумя вам надо смириться.
– Ты все еще настаиваешь на том, чтобы разломать печати? – спросила Эгвейн.
– Не беспокойся, Эгвейн, – улыбнулась Морейн. – Он не будет ломать печати.
Ранд помрачнел, а Эгвейн расцвела в улыбке.
– Их сломаешь ты, Эгвейн, – продолжила Морейн.
– Что? Ни в коем случае!
– Ты – Блюстительница печатей, мать. Разве ты не слышала моих слов? «И свершится так, что созданное людьми будет разрушено, и Тень проляжет чрез Узор эпохи, и Темный вновь наложит длань свою на мир людей…» Это должно случиться.
Теперь помрачнела и Эгвейн.
– Ты же видела это, не так ли? – прошептала Морейн. – Что тебе снилось, мать?
Поначалу Эгвейн не ответила.
– Что ты видела? – подступила к ней Морейн.
– Видела, как Ранд делает шаг за шагом, – ответила Эгвейн, глядя ей в глаза, – и под ногами у него хрустят осколки узилища Темного. А еще видела, как Ранд пытается пробить в нем брешь. Но я ни разу не видела, чтобы Ранд на деле открывал его, Морейн.
– А как же осколки, мать? – спросила Морейн. – Печати были сломаны!
– Сновидения не стоит толковать буквально. Необходима интерпретация.
– Ты же понимаешь, о чем на самом деле этот сон. Печати необходимо сломать, и за них отвечаешь ты. Вот ты их и сломаешь, когда пробьет час. Ранд, лорд Дракон Возрожденный, отдай ей печати.
– Мне это не нравится, Морейн, – заявил Ранд.
– Стало быть, мало что изменилось, – беспечно произнесла она. – Насколько помню, ты зачастую отказывался делать то, что должен. Особенно когда указания исходили от меня.
Он пару секунд помолчал, затем рассмеялся, сунул руку в карман куртки и выложил на столик три диска из квейндияра. Каждый был разделен на черную и белую половину волнистой линией.
– Как она узнает, что час пробил? – спросил Ранд.
– Узнает, – ответила Морейн.
Судя по запаху, Эгвейн была настроена скептически, и Перрин ее не винил. Морейн всегда считала, что надо следовать плетению Узора и склонять голову перед оборотами Колеса. Перрин же придерживался иного мнения. Он полагал, что каждый выбирает свой путь, верил в свои силы и делал, что должен, а Узор… На Узор лучше не рассчитывать.
Но Эгвейн – Айз Седай, и сейчас она, похоже, приняла точку зрения Морейн. Или же готова была согласиться с ней, чтобы заполучить печати.
– Разломаю их, когда почувствую, что пора, – сказала она, забирая черно-белые диски.
– Значит, подпишешь? – Под протестующие возгласы писцов, сокрушавшихся о спешке и недостатке отпущенного им времени, Ранд взял договор, к тексту которого снизу были добавлены новые строки. Один из секретарей вскрикнул и потянулся за склянкой с песком, но Ранд сделал что-то с помощью Единой Силы, и чернила мгновенно высохли. На столик перед Эгвейн лег уже готовый документ.
– Да, подпишу, – сказала Эгвейн и протянула руку за пером.
Она внимательно прочла внесенные дополнительно пункты. Другие сестры поглядывали на текст договора из-за ее плеча и по очереди кивали.
Эгвейн коснулась бумаги пером.
– А теперь остальные. – Ранд повернулся и прошелся взглядом по присутствующим, оценивая их реакцию.
– О Свет, как же он поумнел! – шепнула Перрину Фэйли. – Ты хоть понимаешь, что он сделал?
– Что? – почесал бороду Перрин.
– Привел с собой всех, в чьей поддержке не сомневался, – шепотом объяснила Фэйли. – Порубежников, готовых подписать что угодно, лишь бы их родные земли не остались без помощи. Арад Доман, которому Ранд подсобил совсем недавно. Айильцев… хотя как знать, что придет им в голову? В общем, тебе понятно. А затем он позволил Эгвейн объединить вокруг себя остальных. Гениально, Перрин. Она повела за собой всю эту коалицию, выступив против него. И на самом деле Ранду требовалось убедить одну лишь Эгвейн. Как только он добился ее согласия, другие не останутся в стороне, чтобы не потерять лицо.
Явившиеся на встречу правители и впрямь начали подписывать договор. Берелейн подошла первой и охотно поставила на документе размашистый росчерк. Сторонники Эгвейн стали проявлять нетерпение. К столику шагнул Дарлин, взял перо, пару мгновений помедлил и потом поставил свою подпись.
За ним расписался Грегорин. Затем порубежники, каждый по очереди, а после них – король Арад Домана и даже Роэдран, считавший, судя по виду, что собрание закончилось полным провалом. Перрин счел это занятным.
– Он много шумит, – сказал он Фэйли, – но знает, что договор пойдет на пользу его королевству.
– Да, – подтвердила Фэйли. – Отчасти он устроил это фиглярство, чтобы его списали со счетов, – мол, с шута и взятки гладки. В документе говорится, что нынешние границы государств останутся неизменными, а это великое благо для человека, желающего придать устойчивости своему трону. Но…
– Но?
– Но как же шончан? – тихо спросила Фэйли. – Если Ранд сумеет их убедить, останутся ли завоеванные страны под их властью? А женщины, обращенные в дамани… Неужели шончан позволено будет защелкивать эти ошейники на любой женщине, пересекающей границу их владений?
В шатре стало тихо. По-видимому, последние слова Фэйли произнесла громче, чем намеревалась. Иной раз Перрину было трудно понять, что обычные люди слышат, а что – нет.
– С шончан я разберусь, – сказал Ранд. Он навис над столом, наблюдая, как монархи просматривают документ, переговариваются с сопровождающими их советниками и ставят потом свои подписи.
– Как? – спросил Дарлин. – Они отнюдь не горят желанием заключить с тобой мир, лорд Дракон. Я все же думаю, что из-за них твой договор так и не войдет в силу.
– Как только мы тут закончим, – вполголоса сказал Ранд, – я отправлюсь к ним. Они все подпишут.
– А если нет? – осведомился Грегорин.
– В таком случае придется их уничтожить. – Ранд шлепнул пятерней по столику. – Или, по крайней мере, лишить их возможности развязать войну – в обозримом будущем.
Все замерли.
– Ты и впрямь на такое способен? – спросил Дарлин.
– Не уверен, – признался Ранд. – Если да, то я, вероятно, растрачу силы, причем в тот момент, когда больше всего в них нуждаюсь. О Свет! Возможно, это единственный выход. И это чудовищный выбор, ведь когда я расстался с ними в прошлый раз… Нет, нельзя, чтобы они ударили нам в спину в самый разгар битвы с Тенью. Это недопустимо. – Он покачал головой, и подошедшая Мин взяла его за руку. – Я найду способ разобраться с ними. Как-нибудь, но найду.
Властители продолжали подписывать договор – одни с большой помпезностью, другие самым будничным манером. Под документом поставили свои имена также Перрин, Гавин, Фэйли и Гарет Брин. Похоже, Ранд хотел получить подписи всех, кто мог бы занять высокое положение или взять на себя руководящую роль.
Наконец осталась одна Илэйн. Ранд протянул ей перо.
– Ты требуешь от меня непростого решения, – сказала Илэйн.
Она скрестила руки на груди, ее золотистые волосы блестели в свете Рандовых сфер. Но почему снаружи стало так темно? Похоже, Ранда это не беспокоило, но Перрин опасался, что небо вновь затянули тучи. Если они превозмогли волю Дракона, это тревожный знак.
– Знаю, что оно непростое, – подтвердил Ранд. – А если я дам тебе кое-что взамен?..
– Что?
– Войну. – Он повернулся к правителям. – Вы хотите, чтобы Последнюю битву возглавил один из вас. Примете ли вы в этом качестве Андор и его королеву?
– Она слишком молода, – отметил Дарлин. – И неопытна. Без обид, ваше величество.
– Кто бы говорил! – фыркнул Алсалам. – Половина из присутствующих здесь монархов сидит на троне всего лишь год, а то и меньше!
– Как насчет порубежников? – спросила Аллиандре. – Они сражаются с Запустением всю свою жизнь.
– Наши страны под ударом превосходящего числом врага, – покачал головой Пейтар. – Ни один из нас не может вести эту войну. Андор – такой же кандидат, как и все остальные.
– В Андор тоже вторглись вражеские войска, – заметил Дарлин.
– Это коснется всех вас, если еще не коснулось, – сказал Ранд. – Илэйн Траканд – прирожденный вождь; она научила меня почти всему, что я знаю об управлении людьми. Тактике она обучалась у великого военачальника, и не сомневаюсь, что за советом она обратится к столь же выдающимся полководцам. Кто-то непременно должен возглавить наши войска. Доверите ли вы ей этот пост?
Пусть и неохотно, но присутствующие ответили утвердительными кивками. Ранд взглянул на Илэйн.
– Ладно, Ранд, – сказала та. – Я согласна и подпишу твой договор, но смотри не забудь о шончанском вопросе. На этом листе должна стоять подпись их правителя. Пока ее нет, нам всем грозит опасность.
– Как насчет женщин, находящихся в плену у шончан? – спросил Руарк. – Должен признать, Ранд ал’Тор, после победы в более насущных битвах мы намеревались объявить этих захватчиков нашими кровными врагами.
– Если их правитель подпишет договор, – ответил Ранд, – я буду просить обменять способных направлять Силу пленниц на что-нибудь ценное. И попробую убедить шончан освободить захваченные ими земли и вернуться в пределы своей собственной страны.
– А если они откажутся? – качнула головой Эгвейн. – Позволишь им подписать договор без учета этих условий? Порабощены тысячи, Ранд.
– Нам их не одолеть, – тихо промолвила Авиенда. Перрин взглянул на нее. От Авиенды пахло отчаянием, но и решимостью. – Если пойдем на них войной, проиграем.
– Авиенда права, – подхватила Эмис. – Айил не станут воевать против шончан.
Руарк изумленно смотрел на обеих – то на одну, то на другую.
– Они натворили немало ужасных вещей, – сказал Ранд, – но пока что захваченные ими земли даже выигрывают под их уверенным правлением. Если будет необходимо, я готов отдать шончан занятые ими земли – при условии, что они прекратят захватывать новые. А женщины… Что случилось, то случилось. Давайте сперва подумаем о судьбе мира, а затем сделаем для оказавшихся в плену все, что в наших силах.
Какое-то время Илэйн держала договор в руках – возможно, для пущего драматического эффекта, – а затем склонилась над столиком и добавила к списку имен внизу свой пышный росчерк.
– Готово, – сказала Морейн, когда Ранд потянулся за договором. – На этот раз ты все же добьешься мира, лорд Дракон.
– Сперва надо выжить, – заметил он, с благоговением взяв документ. – Готовьтесь к битве. Я оставлю вас. Надо закончить кое-какие дела, в том числе и с шончан разобраться. А затем я отправлюсь к Шайол Гул. Однако у меня есть еще одна просьба. Близкому другу очень нужна наша помощь…

Обложенное тучами небо рассекали шрамы яростных молний. Несмотря на тень, по шее Лана струился пот, а волосы под шлемом слиплись во влажный клубок. Шлема Лан не надевал уже много лет; в бытность Стражем Морейн от него требовалось не привлекать внимания, а шлем всегда бросается в глаза.
– Насколько… Насколько все плохо? – Андер, морщась, взялся за бок и привалился к скале.
– Хорошего мало, – ответил Лан, глядя на поле боя. Отродья Тени собирались с новыми силами. Казалось, эти завывающие монстры – единое целое, гигантская сила мрака, сочащаяся миазмами ненависти, густой, как сам воздух, вбиравший жар и влагу, словно купец, что запасается коврами тонкой работы.
– Так и знал. – Андер дышал быстро и прерывисто. Из-под прижатых к телу пальцев сочилась кровь. – Назар?
– Мертв, – сказал Лан. Седой воин пал в той же схватке, в которой чудом выжил Андер. Лан хотел помочь ему, но не успел. – Его сразил троллок, но Назар успел распороть тому брюхо.
– Да примет последнее… – Андер содрогнулся от боли. – Да примет…
– Да примет тебя к себе последнее объятие матери, – тихо закончил за него Лан.
– Что ты так смотришь, Лан? – спросил Андер. – Все мы знали, что будет, когда… когда пошли за тобой.
– Потому-то я и пытался вас остановить.
– Я… – нахмурил брови Андер.
– Успокойся, Андер. – Лан поднялся на ноги. – Мои поступки были эгоистичны. Я здесь, чтобы умереть за Малкир. У меня нет права отказывать другим в этой привилегии.
– Лорд Мандрагоран! – К ним подъехал принц Кайзель. Когда-то он щеголял в красивой новенькой броне, но теперь ее покрывали вмятины и кровавые потеки. Слишком юный для подобной битвы, кандорский принц сражался с хладнокровием бывалого ветерана. – Они строятся для новой атаки.
По каменистой земле Лан направился туда, где конюх придерживал Мандарба. Бока черного жеребца были иссечены троллочьим оружием. Благодарение Свету, раны оказались неглубокими. Лан потрепал коня по шее, и Мандарб всхрапнул. Стоявший поблизости знаменосец – уже пятый за последние сутки, – бритоголовый парень по имени Джофил, поднял флаг Малкир, знамя Золотого журавля.
Первым ударом отряд Лана захватил ущелье – длинную и узкую полосу усеянной камнями земли, зажатую промеж отвесных скал и крутых пиков, – отбросив отродья Тени, не дав им прорваться в долину. Признаться, Лан не ожидал такого результата.
Чтобы удерживать такую позицию, особого ума не надо. Стоишь, пока жив, и убиваешь всех, до кого сумел дотянуться.
Лан командовал конницей. Не самое идеальное войско для подобной работы, ведь лучше всего кавалерия показывает себя на широком поле, где хватает места для рассыпной атаки, но Тарвиново ущелье было настолько узким, что одновременно пройти в него могли лишь несколько троллоков. Такая теснота играла Лану на руку: по крайней мере, воспользоваться своим преимуществом в численности враг нее мог, и за каждый завоеванный ярд троллоки платили кровавую цену.
Шерстяным одеялом каньон устилали троллочьи трупы. Всякий раз, когда монстры шли на приступ, воины Лана встречали их в теснине пиками и алебардами, мечами и стрелами. Троллоки гибли тысячами, и следующим волнам приходилось уже перебираться через горы трупов. Однако в этих схватках редело и войско Лана.
После каждой атаки отродий Тени его люди отступали чуть дальше. К выходу из ущелья. Сейчас до него оставалось меньше сотни футов.
Лан чувствовал, как в мускулы вгрызается усталость.
– Каковы наши силы? – спросил он у принца Кайзеля.
– Примерно шесть тысяч, еще способных держаться в седле, Дай Шан.
Меньше половины из тех, кто пришел сюда днем раньше.
– Пусть садятся в седла.
– Мы что, отступаем? – потрясенный, спросил Кайзель.
Лан повернулся к пареньку, и тот побледнел.
Видать, не зря Лану говорили, что одним взглядом он может напугать кого угодно. Морейн любила шутить, что в гляделки он способен переиграть даже камень, а терпение у него поистине дубовое. Если честно, уверенности в нем было куда меньше, чем казалось со стороны, но этому мальчишке следовало бы крепко призадуматься, прежде чем заикаться об отступлении.
– Ну конечно, – ответил Лан. – А затем будем атаковать.
– Атаковать? – произнес Кайзель. – Так мы же обороняемся!
– Тут нас сомнут, – объяснил Лан, забираясь в седло. – Мы измотаны, изранены, еле стоим на ногах. Если оставаться на нынешней позиции, то еще пара атак – и от нас даже мокрого места не останется.
Лан был реалистом. Конец – значит, конец.
– Передайте такие мои приказы, – сказал Лан принцу Кайзелю. – Мы станем медленно отступать из ущелья. Вы собирайте оставшиеся войска на равнине – верхом, готовые ударить по отродьям Тени, когда те выйдут из ущелья. Они не успеют ничего понять, и этой атакой мы нанесем громадный урон.
– А не получится ли так, что, если мы оставим проход, они нас окружат и сомнут? – спросил Кайзель.
– Это лучшее, что мы можем сделать имеющимися у нас силами.
– А потом?
– А потом они рано или поздно прорвутся, рассекут наше войско на части и перебьют всех до единого.
Пару секунд Кайзель просто сидел в седле, а затем кивнул, и Лан в очередной раз восхитился этим мальчишкой. Поначалу он предполагал, что принц последовал за ним, мечтая прославиться, сражаться в битве бок о бок с Дай Шаном и разгромить врага. Но нет. Кайзель был порубежником до мозга костей. Он пришел сюда не ради славы, а из чувства долга. «Хороший парень».
– Передайте приказ, и чем быстрее, тем лучше. Парни с радостью вернутся в седла. – Слишком многим пришлось биться в пешем строю, поскольку в такой тесноте всаднику не развернуться.
Кайзель сделал, как было сказано, и слова Лана согрели его людей, как осенний костер. Лан заметил, как Булен помогает Андеру взобраться на коня.
– Андер? – окликнул воина Лан, ударом каблуков направляя к нему Мандарба. – Ты не в состоянии ехать верхом. Ступай в дальний лагерь, к раненым.
– Чтобы лежать на травке и позволить троллокам прирезать меня – после того, как они вас перебьют? – Он шатко поерзал в седле, и Булен поднял озабоченный взгляд, но Андер отмахнулся и заставил себя сесть прямо. – Мы уже свернули целую гору, Лан. Давай же сдвинем с места перышко и покончим с этим.
Возразить было нечего. Лан прокричал приказ к отступлению, адресованный передним рядам. Выжившие собрались вокруг него и начали отходить в сторону равнины.
Возбужденные, троллоки завыли и заулюлюкали, понимая, что стоит им вырваться из тесных каменных стен, и вот она, победа, рукой подать.
Лан и его небольшой отряд покинули узкие пределы ущелья. Те, кто двигался в пешем порядке, бросились к лошадям, возле входа в каньон.
Троллоки – в кои-то веки они не стали ждать, пока их подхлестнут мурддраалы, – гулко топоча по каменистой земле, устремились в атаку.
В нескольких сотнях ярдов от ущелья Лан придержал бег Мандарба и обернулся. Его не без труда догнал Андер, а затем и остальные всадники, которые выстроились длинными рядами. С Ланом поравнялся Булен, пустивший коня легким галопом.
Бурный поток несущихся в атаку отродий Тени приближался к устью ущелья. Еще немного – и тысячи троллоков вырвутся на открытое пространство, где сделают все, чтобы уничтожить людей.
Лана окружили молчаливые всадники. Многие были в возрасте – последние подданные их погибшего королевства. Этот отряд сумел перекрыть узкую теснину ущелья, но на просторной равнине казался крошечным.
– Булен! – окликнул воина Лан.
– Да, лорд Мандрагоран?
– Говоришь, много лет назад ты подвел меня?
– Да, милорд. Дело в том…
– Отныне все твои оплошки забыты, – объявил Лан, глядя вперед. – Я горжусь, что вручил тебе хадори.
Подскакавший к Лану Кайзель кивнул ему:
– Мы готовы, Дай Шан.
– И это к лучшему, – кривясь от боли, сказал Андер. Он по-прежнему зажимал рану и едва держался в седле.
– Не к лучшему, а как есть, – поправил его Лан, и не только ради спора.
– Нет, – возразил Андер. – Это важнее, чем кажется, Лан. Малкир – как дерево, чьи корни подточил белый червь, а ветви понемногу засыхают. Пусть лучше это дерево сгорит в ослепительной вспышке.
– По мне лучше атаковать, – сказал Булен, чей голос сделался тверже, – чем ждать, пока нас сметут. Предпочту умереть в атаке, с нацеленным на врага клинком.
Лан кивнул, развернул коня и воздел меч высоко над головой. Речей говорить не стал. Все уже сказано, и его люди знают, что их ждет. Еще одна атака, пока остались силы. Она кое-что да будет значить. Благодаря ей станет меньше отродий Тени, которые вот-вот наводнят цивилизованные земли. Меньше троллоков придет убивать тех, кто не в состоянии защитить себя.
Казалось, врагам нет конца. Бешеная орда без намека на дисциплину и боевой порядок. Воплощение ярости и разрушения. Их тысячи тысяч. Они вытекали на равнину, будто прорвавший запруду бурный поток.
Перед такой силищей маленький отряд Лана – все равно что камешек в сравнении с лавиной.
Люди молча подняли мечи, в последний раз салютуя своему королю.
– Вперед! – крикнул Лан.
«Теперь, когда они рассыпаются в стороны, мы нанесем наибольший ущерб». Он пришпорил Мандарба и помчался вперед во главе отряда.
Рядом, вцепившись обеими руками в луку седла, скакал Андер. Поднять оружие он даже не пробовал, иначе свалился бы с коня.
Найнив находилась слишком далеко, и Лан плохо чувствовал ее через узы, но иногда самые сильные эмоции могут быть переданы другому, несмотря на расстояние. Надеясь, что это у него получится, он постарался отправить ей всю свою любовь, а еще то, какую испытывает гордость за своих людей, как уверен в себе и в правом деле. Лан отчаянно желал, чтобы эти чувства были последним, что запомнит о нем Найнив.
«Рука моя станет клинком…»
Копыта грохотали по равнине. Троллоки заухали от предвкушения и восторга, понимая, что добыча уже не отступает, а атакует, и что люди несутся прямо к ним в лапы.
«Сама грудь моя – щитом…»
Лан слышал голос, отцовский голос, произносящий эти слова. Глупость, конечно. Когда пала Малкир, Лан был еще младенцем.
«И, защищая Семь Башен…»
Ему не довелось видеть, как Семь Башен сдерживают Запустение. Об этом он знал только по рассказам.
«Обуздывая тьму…»
Грохот копыт превратился в оглушительный гром. Прежде Лан не поверил бы, что бывают настолько громкие звуки. Не опуская оружия, он расправил плечи.
«Я выстою там, где другие падут».
Расстояние между противоборствующими силами сокращалось, и троллоки выставили перед собой копья.
«Ал Чалидолара Малкир. – За милую моему сердцу Малкир».
Эту клятву малкирские солдаты давали, в первый раз отправляясь на Рубеж Запустения. Лан никогда не произносил этих слов.
Но теперь произнес – от самого сердца.
– Ал Чалидолара Малкир! – выкрикнул он. – Копья – к бою!
О Свет, как же гремят копыта! Неужели шесть тысяч лошадей подняли такой шум? Лан глянул за спину, на свой отряд.
И увидел по меньшей мере десять тысяч конников.
«Это как?..»
Несмотря на изумление, Лан гнал Мандарба навстречу врагу.
– Вперед! За Золотого журавля!
Голоса, возгласы, крики, полные силы и радости.
Впереди и слева воздух вдруг рассекла – нет, распорола! – вертикальная черта. Переходные врата шириной в три дюжины шагов – такие громадные врата Лан видел впервые – раскрылись, словно из-за туч вышло солнце. С другой стороны пролился – нет, вырвался! – ослепительный свет, а вместе со светом из переходных врат явились всадники в полной броне. Несясь во весь опор, они немедленно примкнули к левому флангу атакующей кавалерии. Над ними реяло знамя Арафела.
Новые переходные врата – три, и четыре, и дюжина. Открываясь в строгом порядке, они исторгали скачущих конников с копьями на изготовку, и над всеми отрядами развевались стяги Салдэйи, Шайнара, Кандора. В считаные секунды шеститысячный отряд превратился в стотысячную армию.
Первые ряды троллоков охватило смятение. Многие завопили, заверещали, одни по-прежнему бежали навстречу атакующим, другие остановились, перехватывая и наклоняя копья так, чтобы встретить несущихся на них лошадей. А сзади на них – лишенная возможности видеть, что происходит впереди, – напирала, потрясая огромными, похожими на косы мечами и двойными боевыми топорами, разъяренная орда.
Тех троллоков в первых рядах, что выставили перед собой копья, вдруг разметало взрывом.
Где-то за спиной у Лана Аша’маны творили разрушительные плетения, и те взрывали землю, подчистую выбивая передние ряды врага. Когда от троллочьего авангарда остались одни лишь валяющиеся на земле трупы, следующие шеренги оказались совершенно беззащитны перед ураганом копыт, мечей и копий.
Мандарб врезался в гущу рычащих троллоков. Лан принялся рубить направо и налево. Андер расхохотался.
– Назад, дурень! – бросил ему Лан, не переставая орудовать мечом. – Отправь Аша’манов к раненым, пусть защитят лагерь!
– Хочу увидеть улыбку на твоем лице, Лан! – крикнул в ответ Андер, крепко державшийся за седло. – Перестань делать каменное лицо – хотя бы разок! Поверь, сегодняшний день этого достоин!
Лан окинул взглядом битву, о победе в которой раньше и помыслить не мог, увидел, что последний бой превратился в многообещающую сечу, и не сдержался. Он не просто улыбнулся. Он захохотал.
Удовлетворенный, Андер отправился выполнять приказ – сперва получить Исцеление, а затем навести порядок в тылу.
– Джофил! – крикнул Лан. – Подними повыше мое знамя! Ведь сегодня Малкир еще жива!

Глава 7. В гущу событий


Когда встреча закончилась, Илэйн вышла из шатра – и очутилась в роще. Деревьев было немногим больше десятка, зато каких! Высоченные, пышущие здоровьем красавцы с громадными ветвями и массивными стофутовыми стволами. Илэйн замерла и разинула рот, совершенно не стесняясь своего изумления, поскольку все остальные сделали то же самое. Она глянула в сторону, где Эгвейн – тоже с раскрытым ртом – рассматривала кроны гигантских деревьев. В небе по-прежнему сияло солнце, но зеленая листва затеняла пространство вокруг шатра. Так вот почему в нем стало темновато.
– Эти деревья… – Перрин шагнул вперед и положил ладонь на толстую рубчатую кору. – Это же Великие Древа. Такие я уже видел. В стеддинге!
Илэйн обняла Истинный Источник. Вот оно, сияние саидар – тепло, сравнимое с теплом солнца. Она вдохнула Силу и с интересом отметила, что при упоминании стеддинга почти все способные направлять Силу женщины поступили так же.
– Знаете, кем бы ни был теперь Ранд, – сказала Эгвейн, скрестив на груди руки, – он не способен сделать так, чтобы здесь взял и появился стеддинг.
Такое чувство, что она сказала это для собственного успокоения.
– Куда он ушел? – спросила Илэйн.
– Вон туда. – Перрин махнул рукой в сторону деревьев. – И пропал.
Меж могучих стволов ходили, запрокинув голову, солдаты из самых разных лагерей. Илэйн услышала, как поблизости переговаривается с лордом Агельмаром кто-то из шайнарцев:
– Они выросли у нас на глазах, милорд. Проклюнулись из земли и меньше чем за пять минут достигли вот таких размеров. Клянусь, милорд, или пусть я никогда больше не обнажу клинок.
– Ну ладно. – Илэйн отпустила Источник. – Давайте начнем, пока наши государства не сгорели дотла. Карты! Нам нужны карты!
Другие правители повернулись к ней. На собрании, в присутствии Ранда, мало кто оспаривал назначение Илэйн. Рядом с Рандом такое случалось: человека подхватывало приливом воли Дракона Возрожденного. Когда Ранд озвучивал некую мысль, она казалась совершенно логичной.
Теперь же, как видно, многие были недовольны тем, что Илэйн оказалась поставлена выше их. Так что лучше не давать им времени на размышления.
– Где мастер Норри? – спросила она у Дайлин. – Не мог бы он…
– Карты у меня, ваше величество, – сказал Гарет Брин, выходя из шатра вместе с Суан.
Илэйн даже удивилась, увидев, как он поседел с их последней встречи. Сегодня Брин был в плотных белых штанах и такой же куртке, на груди которой красовалась эмблема Пламени Тар Валона. Он вежливо поклонился, но приближаться не стал. Мундир Брина, равно как и ладонь Суан, покровительственно лежащая у него на руке, ясно давали понять, на чьей он стороне.
Илэйн помнила, как Брин с таким же невозмутимым видом стоял за спиной у ее матери. Неизменно почтителен и сдержан и всегда защищал королеву – ту, что в итоге отправила его в отставку. В этом не было вины Илэйн, но в глазах Брина читалось недоверие.
Ну да ладно, сделанного не воротишь. Ей остается лишь смотреть в будущее.
– Если у вас есть карты этой местности и предполагаемого поля битвы, мы с радостью взглянули бы на них, лорд Брин. Еще мне хотелось бы видеть карты областей между Полем Меррилор и Кэймлином, подробную карту Кандора и карты прочих Пограничных земель – лучшие из тех, что имеются в вашем распоряжении. Срочно соберите военачальников и советников! – продолжила она, обращаясь к монархам. – Пора встретиться с другими великими капитанами и обсудить наши следующие шаги.
Распоряжение вскоре было выполнено, хоть и не без сумятицы, поскольку делом занялись две дюжины разных групп. Слуги подняли парусиновые стенки шатра. Илэйн велела Сумеко собрать Родню и с помощью гвардейцев доставить из андорского лагеря через переходные врата столы и стулья. Еще она запросила подробные рапорты о происходящем в Тарвиновом ущелье, куда по просьбе Ранда отправились основные силы порубежников – выручать Лана. Монархи и великие капитаны остались планировать грядущее сражение.
Прошло немного времени, и Илэйн с Эгвейн уже стояли над разложенными по четырем столам картами Брина. Правители держались в сторонке, предоставив полководцам возможность поразмыслить и все обсудить.
– Хорошие у вас карты, Брин, – признал лорд Агельмар. Шайнарец считался одним из четырех великих капитанов – выдающихся полководцев своего времени. Другим был Брин, а остальные двое – Даврам Башир и Родел Итуралде – стояли бок о бок у другого стола, исправляя и дополняя карту западной части Пограничных земель. Под глазами у Итуралде набрякли мешки, а руки порой дрожали. Насколько было известно Илэйн, на долю военачальника совсем недавно выпало тяжелейшее сражение в Марадоне и на выручку ему пришли в самый последний момент. Откровенно говоря, она удивилась, увидев его на Поле Меррилор.
– Итак, – начала Илэйн, обращаясь к собранию. – Мы должны сражаться. Но где? И как?
– Крупные силы исчадий Тени атакуют на трех участках, – сказал Брин. – В Кэймлине, Кандоре и Тарвиновом ущелье. Сворачивать оборону в ущелье не следует, при условии, что наших войск хватит, чтобы лорду Мандрагорану удалось стабилизировать ситуацию. По всей вероятности, наш сегодняшний удар оттеснит противника обратно в каньон. Однако сдерживать врага в этом бутылочном горлышке… неподходящая задача для одной лишь тяжелой конницы малкири. Не стоит ли усилить их отрядами пикинеров? Если лорд Мандрагоран продолжит блокировать ущелье, основные наши войска можно отправить в Андор и Кандор.
– Да, – кивнул Агельмар. – План жизнеспособный, если мы окажем Дай Шану должную поддержку. Но нельзя допустить, чтобы в Шайнаре повторилось то же, что и в Кандоре. Если же враг вырвется из ущелья…
– Мы готовы к продолжительной битве, – заявил король Изар. – Сопротивление кандорцев и бой Лана в ущелье позволили нам выиграть время. Люди уже укрываются в наших крепостях. Мы продержимся, даже если ущелье будет потеряно.
– Это слова храбреца, ваше величество, – сказал Гарет Брин, – но не хотелось бы подвергать шайнарцев подобному испытанию. Давайте условимся, что будем удерживать ущелье всеми силами, какие для этого потребуются.
– А Кэймлин? – спросила Илэйн, и Родел Итуралде кивнул:
– Вражеские войска так глубоко у нас в тылу, да еще и получают подкрепление через Путевые врата… Это проблема.
– Судя по первым утренним донесениям, – сказала Илэйн, – троллоки пока остаются на месте. Значительная часть городских кварталов сожжена, но другие остались нетронутыми – и теперь, захватив город, троллоки занимаются тушением пожаров.
– В конце концов им придется уйти, – подхватил Брин. – Но чем раньше мы их выгоним, тем лучше.
– Почему бы не задуматься об осаде? – спросил Агельмар. – По-моему, основную массу войск надо отправить в Кандор. Я не допущу, чтобы Облачный трон и Три торговые палаты постигла участь Семи Башен.
– Кандор уже пал, – негромко заметил принц Антол.
Великие капитаны взглянули на старшего сына королевы Кандора, высокорослого молчуна, у которого вдруг прорезался уверенный голос.
– Мать сражается за нашу страну, – продолжил Антол, – но это битва искупления и возмездия. Кандор пылает, и сердце мое обливается кровью, но этот пожар не остановить. Сосредоточьте свое внимание на Андоре; он чрезвычайно важен с тактической точки зрения, и я не желаю видеть, как силы Тени разоряют еще одну страну – так же, как разорили мою.
– Спасибо за мудрый совет, ваше высочество, – сказал Башир, и остальные согласно кивнули.
– Помимо прочего, не забывайте про Шайол Гул, – подал голос Руарк, стоявший несколько поодаль, вместе с Перрином, несколькими Айз Седай и остальными вождями айильских кланов.
Великие капитаны поворотились к нему с таким видом, словно только что вспомнили о его существовании.
– Уже скоро Кар’а’карн пойдет на приступ горы Шайол Гул, – продолжил Руарк, – и тогда для прикрытия ему понадобятся копья.
– Он их получит, – пообещала Илэйн. – Хотя в таком случае нам предстоит воевать на четыре фронта: Шайол Гул, Тарвиново ущелье, Кандор и Кэймлин.
– Предлагаю сперва сосредоточиться на Кэймлине, – сказал Итуралде. – Мысль об осаде мне не по душе. Нужно, обязательно нужно прогнать троллоков вон из города. Если просто осадить Кэймлин, у врага появится время привести подкрепление через те Путевые врата. Надо уничтожить его прямо сейчас, на наших условиях.
Агельмар утвердительно хмыкнул и опустил взгляд на карту Кэймлина, развернутую на столе одним из помощников:
– Нельзя ли перекрыть тот поток троллоков? Взять контроль над Путевыми вратами?
– Я пыталась, – сообщила Илэйн. – Сегодня утром мы выслали через переходные врата три отдельных отряда в тот подвал, где находятся Путевые врата, но Тень ожидала подобного и подготовилась. Никто из наших не вернулся. Даже не знаю, можно ли отбить Путевые врата или хотя бы уничтожить их.
– А что, если атаковать с другой стороны? – предложил Агельмар.
– С другой стороны? – спросила Илэйн. – В смысле, изнутри? Со стороны Путей?
Агельмар кивнул.
– Никто не ходит по Путям! – воскликнул пораженный ужасом Итуралде.
– Троллоки же ходят, – заметил Агельмар.
– Однажды я путешествовал по Путям, – сказал Перрин, подойдя к столу. – Простите, милорды, но вряд ли удастся штурмовать Путевые врата с той стороны. Насколько я понимаю, уничтожить их мы не можем – даже с помощью Единой Силы. И удерживать их изнутри тоже не получится, пока Пути пронизывает Черный ветер. Лучший наш вариант – каким-то образом выманить троллоков из Кэймлина, а затем перекрыть Путевые врата с этой стороны. Если охранять Путевые врата как следует, Тень не сумеет использовать их против нас.
– Ну хорошо, – согласилась Илэйн. – Рассмотрим и другие варианты. Хотя мне кажется, что пора бы послать гонцов в Черную Башню за другими Аша’манами. Сколько их там?
Перрин покашлял:
– Думаю, стоит предупредить вас, что с Черной Башней не все так просто, ваше величество. Там что-то происходит.
– Что-то? – нахмурилась Илэйн.
– Что именно – не знаю, – сказал Перрин. – Я говорил об этом с Рандом. Он был встревожен и пообещал выяснить, что к чему. Так или иначе… просто будьте осторожны.
– Я всегда осторожна, – отмахнулась Илэйн. – И как же нам выманить троллоков из Кэймлина?
– Пожалуй, можно спрятать в Браймском лесу крупный штурмовой отряд. Вот здесь, без малого в пятидесяти лигах к северу от Кэймлина. – Брин указал место на карте. – Если небольшая группа солдат приблизится к городским воротам, а троллоки заглотят наживку и погонятся за ними до самого леса… Я всегда испытывал тревогу, что вторгнувшаяся в страну неприятельская армия могла бы устроить там плацдарм для атаки на город. Мне и в голову не приходило, что я сам стану рассматривать подобный вариант.
– Интересно. – Агельмар внимательно разглядывал карту окрестностей Кэймлина. – Ваше предложение заслуживает самого пристального внимания.
– А как же Кандор? – спросил Башир. – Принц прав, спасти страну уже не удастся. Но нельзя же закрыть глаза на троллоков, наводняющих наши земли!
– Все это дело обещает быть непростым. – Итуралде поскреб подбородок. – Три троллочьих армии, и мы вынуждены уделить внимание каждой. Да, я все отчетливее понимаю, что правильнее сосредоточиться на одной из них, а против двух остальных выставить сдерживающие силы.
– В Кэймлине, скорее всего, действует самая малочисленная армия Тени, – сказал Агельмар, – поскольку размер Путевых врат не позволяет ввести в город значительное по численности войско.
– Верно, – согласился Башир. – Если хотим одержать быструю победу на одном из фронтов, лучше всего взяться за Кэймлин: отправить туда самый крупный ударный отряд и атаковать со всей мощью. Если сумеем победить в Андоре, то фронтов останется три – что будет крайне благоприятно.
– Да, – подтвердила Илэйн. – Лану мы выделим подкрепление, но объясним, что его задача – как можно дольше продержаться в ущелье. Вторую армию разместим на кандорской границе: пусть стоит на месте или медленно отступает, это уж как продиктуют обстоятельства. Сдерживая оба фронта, мы сосредоточим наше внимание – и наше самое большее войско – на троллоках в Кэймлине. По ним и нанесем основной удар.
– Хорошо, – сказал Агельмар. – Мне нравится. Но какие силы разместить у границ Кандора? Что за армия способна остановить троллоков, не требуя при этом участия множества солдат?
– Белая Башня? – предположила Илэйн. – Если отправить Айз Седай на границу, они сумеют замедлить продвижение троллоков из Кандора. Тогда остальные получат возможность заняться Кэймлином.
– Да, – кивнул Брин. – Это мне по душе.
– А четвертый фронт? – спросил Итуралде. – Шайол Гул? Кому-нибудь известны планы лорда Дракона?
Тишина.
– Обо всем, что ему нужно, позаботятся Айил, – сказала Эмис, стоявшая с вождями кланов. – О нас не беспокойтесь. Планируйте свою битву, а мы спланируем нашу.
– Нет, – заявила Илэйн.
– Но, Илэйн, мы… – начала было Авиенда, но Илэйн твердо продолжила:
– Именно этого Ранд и хотел избежать. Айильцы будут действовать заодно с нами. Битва у Шайол Гул может оказаться важнейшей из всех. Нельзя допустить, чтобы вы делали вид, будто она касается только вас, и сражались сами по себе. Айил примут нашу помощь.
«И, – добавила про себя она, – наше руководство». Айильцы – великолепные воины, но не признают кое-каких очень полезных вещей. К примеру, кавалерии.
Вождей кланов, как видно, вовсе не радовала перспектива оказаться под командованием мокроземцев. Они, сердито щурясь, посматривали на военачальников.
– В качестве иррегулярной армии айильцы – само совершенство, – взглянул на них Брин. – Я сражался с вами в Битве-на-Кровавом Снегу и знаю, как умело вы сеете смерть. Однако, если лорд Дракон атакует Шайол Гул, нам, по всей вероятности, необходимо будет захватить долину и потом удерживать ее, пока не закончится схватка с Темным. Не знаю, сколько она продлится. Быть может, несколько часов. А может, дней. Скажите, вам когда-нибудь доводилось окапываться рвами и держать долгую оборону?
– Мы сделаем все, что потребуется, – отрезал Руарк.
– Руарк, вы сами настояли на том, чтобы подписать Драконов договор, – сказала Илэйн. – Сами настояли на том, что примкнете к нашей коалиции. Ожидаю, что вы сдержите слово и не станете обсуждать приказы.
Вопросы Итуралде и Брина вывели айильцев из себя, но прямые указания вернули их в чувство.
– Разумеется, – кивнул Руарк. – На мне тох.
– Чтобы искупить его, слушайте внимательно, – сказала Илэйн, – и вносите свои предложения. Раз уж нам предстоит война сразу на четыре фронта, без согласования действий не обойтись. – Она повернулась к военачальникам. – Кстати говоря, у нас четыре фронта и четыре великих капитана…
– Совпадение? Не думаю… – протянул Башир.
– Может, и совпадение.
– Совпадений не бывает, ваше величество, – возразил Башир. – Именно это я постиг, проведя немало времени с лордом Драконом. Нас четверо, и четыре места сражения. Каждый из нас отправится на свое, а вы, королева Илэйн, будете координировать наши действия и следить за общим ходом битвы.
– Я отправлюсь к малкири, – сказал Агельмар. – Там сейчас большинство порубежников.
– Кто в Кандор? – спросила Илэйн.
– Если туда пойдут Айз Седай, то я с ними, – вызвался Брин. – Мое место – с Белой Башней.
«Он не хочет сражаться в Андоре, рядом со мной, – подумала Илэйн. – Решил окончательно отмежеваться от меня». А вслух она произнесла:
– В таком случае кто отправится со мною в Андор?
– Я, – вызвался Башир.
– Стало быть, я – к Шайол Гул, – кивнул Итуралде. – Драться вместе с айильцами. Разве мог я подумать, что наступит такой день?
– Решено, – подытожила Илэйн, отодвигая стул. – Пора погрузиться в гущу событий и проработать детали. Нам понадобится единый центр, где я смогу работать, поскольку Кэймлин потерян. Так что устроимся пока на Поле Меррилор. Оно удалено от мест сражений, и здесь достаточно места для перемещения войск и припасов. Перрин, не мог бы ты заняться обустройством этого лагеря? Разместить площадку для Перемещения и организовать тех, кто способен направлять Силу, чтобы они наладили передачу приказов и сообщений и снабжение всем необходимым?
Перрин кивнул.
– Что до остальных, – продолжила Илэйн, – займемся распределением войск и подробной проработкой планов. Нам надо определиться с идеей, каким именно образом выманить троллоков из Кэймлина и одолеть их на удобном для нас поле боя.

Через несколько часов Илэйн вышла из шатра. Голова у нее шла кругом от тактических нюансов, потребностей в припасах и особенностей расстановки войск. Закрывая глаза, она видела перед собой карты, покрытые убористыми пометками Гарета Брина.
Остальные тоже начали расходиться по своим лагерям, чтобы заняться конкретными действиями согласно принятым на этой встрече планам. Небо потемнело, и в шатре пришлось зажечь светильники. Илэйн смутно помнила, как на собрание принесли обед, затем ужин. Она же успела поесть? Ведь успела? Столько дел, что всего не упомнишь!
Она обменивалась прощальными кивками с проходившими мимо правителями. По сути, первоначальные планы были детально обговорены и уже осуществляются. Назавтра Илэйн со своими войсками отправится в Андор и положит начало первому этапу контратаки против Тени.
Землю теперь покрывала мягкая, пружинистая темно-зеленая трава. Ранд ушел, но его влияние сохранялось. Илэйн стала рассматривать громадные деревья, и тут к ней подошел Гарет Брин.
Она удивленно обернулась. Ей казалось, Брин давно уже покинул шатер, где оставались только слуги и телохранители Илэйн.
– Лорд Брин?
– Хотел лишь сказать, что горжусь, – вполголоса произнес Брин. – Ты прекрасно справилась.
– Мне почти нечего было добавить.
– Ты взяла на себя руководство, – сказал Брин. – Ты не военачальник, Илэйн, и от тебя не ждут полководческих прозрений. Но когда Тенобия стала сокрушаться, что Салдэйя осталась беззащитной, именно ты вернула ее внимание к делам первостепенной важности. Существуют немалые разногласия, но ты объединила нас, помогла забыть о былых обидах и предотвратила раздор. Хорошая работа, ваше величество. Очень хорошая.
Илэйн усмехнулась. О Свет, как же трудно не расплыться в искренней улыбке до ушей, услышав от Брина такие слова! Во многом этот человек заменил ей отца – насколько это вообще было возможно.
– Спасибо. И еще, Брин, корона приносит извинения за…
– Ни слова больше, – сказал он. – Колесо плетет так, как желает Колесо. Я не виню Андор за то, что со мною стало. – Он помолчал. – Но сражаться буду в рядах Белой Башни, Илэйн.
– Понимаю.
Брин поклонился ей и удалился в сторону лагеря Эгвейн.
– Ну что, пора к себе? – спросила подошедшая Бергитте.
– Я… – Илэйн осеклась, услышав негромкий, но глубокий и мощный звук. Бергитте начала было спрашивать, что случилось, но Илэйн, нахмурившись, подняла руку – дескать, погоди – и отправилась смотреть, что происходит.
Вдвоем они обогнули шатер и по зеленой траве, усыпанной цветками утродыханьицы, направились на звук, становившийся все громче и громче. Песня. Прекрасная песня, не похожая ни на одну из тех, что доводилось слышать Илэйн, и такая звучная, что от нее пробирала дрожь и вибрировало все тело.
Это дивное пение, полное благоговейной радости, омывало и обволакивало душу, хотя слов Илэйн не понимала. Она приблизилась к группе существ, громадных, как сами деревья. Они стояли, касаясь шишковатых стволов деревьев, выращенных Рандом, и глаза их были закрыты.
Три дюжины огиров, все разного возраста. У некоторых брови белые, как свежевыпавший снег, а другие были не старше Лойала. Он тоже был здесь и пел, и широкая улыбка поднимала уголки губ.
Неподалеку, сложив руки на груди, стоял Перрин, а рядом – его жена.
– Когда вы упомянули Аша’манов, мне подумалось: раз уж нам требуются союзники, как насчет огиров? Я собирался поискать Лойала, но он сам нашелся – прямо здесь, среди деревьев.
Илэйн кивнула. Песнь достигла кульминации, затем стихла, огиры склонили головы, и на какое-то время наступила тишина.
Наконец один из древних огиров – с белой бородой до пояса и такими же белыми длинными вислыми усами – открыл глаза и повернулся к Илэйн. Потом он зашагал к ней, и за ним двинулись и другие старейшины обоих полов. С ними подошел Лойал.
– Ты – королева, – поклонился Илэйн древний огир. – Та, кто возглавляет это путешествие. А я – Хаман, сын Дала, сына Морела. Мы пришли, чтобы предложить топоры для вашей битвы.
– Мне очень приятно, – кивнула ему Илэйн. – Три дюжины огиров добавят силы нашим войскам.
– Три дюжины, юница? – зычно расхохотался Хаман. – Не для того собирался Великий Пень, не для того велись бесконечные споры, чтобы прислать к тебе каких-то три десятка бойцов! Огиры – все, кто способен держать топор или длинный нож, – будут сражаться наравне с людьми.
– Прекрасно! – воскликнула Илэйн. – Я найду применение вашему оружию.
– Так быстро, – покачала головой пожилая женщина-огир. – Так поспешно… Знай же, юница, что некоторые из нас предпочли бы отвернуться от тебя – и всего этого мира – перед лицом Тени.
– Что, вы и правда так поступили бы? – изумленно моргнула Илэйн. – Просто… оставили бы нас наедине с этой битвой?
– Некоторые высказывались за такое решение, – сказал Хаман.
– Я сама разделяла подобное мнение, – добавила женщина, – и аргументировала его, хотя сомневалась, что мои доводы верны.
– Что? – спросил Лойал, неуверенно ступая вперед. Похоже, он впервые услышал об этом. – Сомневалась?
– Если Темный завладеет этим миром, перестанут расти деревья, – взглянула на него женщина.
– Но почему ты?.. – удивленно посмотрел на нее Лойал.
– Чтобы в споре родилась истина, сын мой, необходимы контрдоводы. Через возражения спорщик познает незыблемость своей позиции. Разве тебе неведомо, что самые крепкие корни дерево пускает под натиском ветра? – Она покачала головой, но этот жест был полон материнской любви. – Не говоря уже о том, что ты покинул стеддинг раньше, чем следовало. Не стоило так поступать, причем в одиночку. К счастью, этот вопрос уже решен.
– Решен? – переспросил Перрин.
– Ну… видишь ли, Перрин, теперь я женат, – покраснел Лойал.
– Об этом ты еще не рассказывал!
– Все произошло так быстро… Я женился на Эрит, – кстати, она вон там. Слышал, как поет? Разве песня ее не прекрасна? Быть женатым не так уж плохо, Перрин. Почему ты мне не говорил, что это не так уж плохо? Мне очень даже нравится.
– Рада за тебя, Лойал, – вмешалась Илэйн. Огиры могут часами говорить на одну и ту же тему, если их не остановить. – И спасибо вам всем, что присоединились к нам.
– Думаю, оно того стоило, – сказал Хаман. – Хотя бы ради того, чтобы узреть эти деревья. Всю мою жизнь люди только срубали Великие Древа, и увидеть, как их не уничтожают, но выращивают… Мы приняли верное решение. Да-да, верное. Остальным надо это увидеть…
Лойал помахал рукой Перрину – по всей видимости, желая поговорить и наверстать упущенное.
– Позволь украсть его на пару минут, Лойал, – сказала Илэйн и увела Перрина к центру рощи.
За ними последовали Фэйли и Бергитте, а Лойал остался ждать. Казалось, он не может налюбоваться на могучие деревья.
– Есть у меня одно дельце, и я хочу поручить его тебе, – тихим голосом обратилась к Перрину Илэйн. – Потеря Кэймлина грозит всем нашим армиям кризисом с поставками. Несмотря на возмутительные цены на провизию, мы продолжали кормить всех досыта, а также запасались перед грядущей битвой. Теперь этих запасов нет.
– Как насчет Кайриэна? – спросил Перрин.
– Там, а также в Тире и Белой Башне, еще имеются съестные припасы, – ответила Илэйн. – В Байрлоне хранятся значительные запасы металлов и горючего порошка. Надо выяснить, чем располагают другие государства и что можно у них получить, а также выяснить, какова у них ситуация с продовольствием. Обеспечить поставки провизии и всего необходимого для всех армий – незаурядная задача. Я хочу, чтобы ею занимался один человек.
– То есть я? – спросил Перрин.
– Да.
– Прости, Илэйн, но я нужен Ранду.
– Ранду нужны мы все.
– Но я – в первую очередь, – сказал Перрин. – По его словам, Мин это видела. Если меня не будет рядом в Последней битве, он погибнет. Кроме того, мне надо довести несколько дел до конца.
– Вопросами снабжения займусь я, – подала голос Фэйли и продолжила, когда Илэйн, сдвинув брови, повернулась к ней: – Я веду дела армии моего мужа. Таков мой долг, а поскольку Перрин – вассал короны Андора, ваше величество, то ваши потребности становятся нашими. Раз вы командуете Последней битвой, Двуречье проследит, чтобы войска были сыты. Обеспечьте меня переходными вратами достаточного размера, чтобы в них могли проехать подводы, выделите солдат для конвоя, предоставьте доступ ко всем записям квартирмейстеров о поставках, и я прослежу, чтобы все было сделано.
Что ж, логично и разумно. Но с решением Илэйн не торопилась. Можно ли доверять этой женщине? И если можно, то насколько? Фэйли зарекомендовала себя искусным политиком. Это полезное качество, но действительно ли она смотрит на себя как на часть Андора? Илэйн задумчиво смотрела на нее.
– Илэйн, никто не справится с этой задачей так, как она, – сказал Перрин. – Под присмотром Фэйли все будет сделано в лучшем виде.
– Не в этом вопрос, Перрин, – возразила Илэйн. – Нельзя ли нам побеседовать с глазу на глаз?
– Ваше величество, потом я все равно расскажу Фэйли, о чем шла речь, – предупредил Перрин. – От жены у меня секретов нет.
Фэйли улыбнулась.
Илэйн посмотрела на нее, на Перрина и тихонько вздохнула:
– На совете ко мне обратилась Эгвейн. Ей нужно доставить один… предмет, крайне важный для Последней битвы.
– Рог Валир, – кивнул Перрин. – Надеюсь, он еще у вас.
– Да, у нас. Спрятан в Белой Башне. Хорошо хоть мы успели убрать его из кладовой для ценностей. Прошлой ночью ее взломали. Об этом мне известно лишь благодаря оповещениям, полученным от установленных нами ранее малых стражей. Тень знает, что Рог у нас, Перрин, и прислужники Темного ищут этот артефакт. Воспользоваться Рогом они не смогут – он пожизненно связан с Мэтом. Но, завладев им, подручные Тени лишат Мэта возможности протрубить в него. Или, что еще хуже, убьют Мэта, а потом протрубят в Рог сами.
– И вы хотите скрыть его перемещение, – заключила Фэйли. – Втайне вывезти Рог в одной из повозок с припасами.
– Говоря откровенно, мы предпочли бы сразу передать его Мэту, – сказала Илэйн. – Но с Мэтом порой бывает… непросто. Я надеялась увидеть его на этой встрече.
– Он в Эбу Дар, – пояснил Перрин. – Там у него какие-то дела с шончан.
– Это он тебе сказал? – спросила Илэйн.
– Не совсем, – замялся Перрин. – У нас с ним… что-то вроде связи. Иногда я вижу, где он и чем занят.
– Этот человек, – вспыхнула Илэйн, – никогда, никогда не бывает там, где он нужен!
– Но все-таки, – заметил Перрин, – он всегда оказывается именно там.
– Шончан – наши враги, – сказала Илэйн. – Судя по поступкам Мэта, он этого не понимает. О Свет! Надеюсь, он не ввязался в какие-нибудь неприятности…
– Я это сделаю, – заявила Фэйли. – Позабочусь о Роге Валир, буду охранять его и прослежу, чтобы он попал к Мэту.
– Только не обижайтесь, – предупредила Илэйн, – но мне не хочется доверять Рог тому, кого я почти совсем не знаю. Поэтому я и обратилась к тебе, Перрин.
– В том-то и закавыка, Илэйн, – сказал Перрин. – Если враги и впрямь ищут этот артефакт, то они явно предполагают, что вы с Эгвейн передадите Рог хорошо вам знакомому человеку. Советую выбрать Фэйли. Ей я доверяю, как никому другому, и она не попадет под подозрение, поскольку напрямую никак не связана с Белой Башней.
– Ну хорошо, – помедлив, кивнула Илэйн. – Чуть позже я сообщу, каким образом доставят Рог. А до той поры займитесь распределением припасов, чтобы создать прецедент. О Роге Валир известно слишком многим. Передав его вам, я отправлю из Белой Башни пять вызывающих подозрения посланников и посею нужные слухи. Будем надеяться, Тень решит, что Рог находится у одного из этих посланцев. Хочу, чтобы артефакт оказался там, где никто не станет его искать – во всяком случае, пока он не попадет в руки Мэтрима.

– Четыре поля боя, лорд Мандрагоран, – повторил Булен. – Вот что говорят гонцы. Кэймлин, Шайол Гул, Кандор и тут, в ущелье. Надо сдерживать троллоков здесь и в Кандоре, а они приложат все силы, чтобы сначала нанести им поражение в Андоре.
Лан хмыкнул. Мандарб обогнул зловонную груду мертвых чудовищ. Теперь эти трупы служили оборонительным валом: пятеро Аша’манов сложили их в окровавленные черные курганы перед Запустением, где бурлило воинство отродий Тени.
Вонь, конечно, стояла жуткая. Чтобы заглушить ее, многие часовые, мимо которых проезжал Лан во время обхода постов, подбрасывали в костры пучки ёрш-листа.
Близился вечер, а с ним – самые опасные часы. По счастью, из-за тех черных туч над головой ночами было так темно, что троллоки почти ничего не видели. А вот в сумерках зрение у отродий Тени, в отличие от людей, было отменным.
Под мощным напором объединенных отрядов порубежников троллоки были оттеснены к устью ущелья. Чтобы помочь удержать занятые позиции, к Лану ежечасно поступали новые отряды пикинеров и других пехотинцев. В общем и целом ситуация выглядела куда лучше, чем вчера.
Но все равно скверно. Если Булен не ошибается, размещенная здесь армия Лана должна отвлекать на себя силы противника. А значит, войск пришлют меньше, чем ему хотелось бы. Однако к выбранной тактике было не придраться.
Проезжая мимо площадки, где обихаживали своих лошадей шайнарские конные копейщики, Лан заметил, что к нему скачет король Изар – невысокий, с белым пучком волос на макушке, он недавно прибыл с Поля Меррилор, где весь день провел за планированием битвы. Не спешиваясь, Лан начал было исполнять подходящий случаю поклон, но замер, увидев, как ему кланяется сам король.
– Ваше величество?.. – удивленно промолвил Лан.
– Агельмар привез распоряжения для этого фронта, Дай Шан, – сказал король Изар, пустив своего коня рядом с Мандарбом, – и хочет, чтобы мы вместе ознакомились с ними. Ваше присутствие необходимо, ведь мы, по общему согласию, сражаемся под знаменем Малкир.
– И Тенобия? – искренне изумился Лан.
– Ей пришлось кое-что посулить, но в итоге она дала добро. Также мне сообщили, что королева Этениелле покинет Кандор и примкнет к нам. В этой битве порубежники будут драться вместе – и под твоим началом.
В меркнущем свете они ехали вдоль нескончаемых шеренг конных копейщиков, и все они салютовали Изару. Пожалуй, шайнарская кавалерия была лучшей тяжелой конницей в мире. Не счесть, сколько раз эти люди сражались – и умирали – среди этих скал, защищая богатые южные земли.
– Я приду, – согласился Лан. – Признаться, после ваших слов у меня такое чувство, будто на плечи давят сразу три горы.
– Знаю, – сказал Изар. – Но мы будем следовать за тобой, Дай Шан. Пока не разверзнутся небеса, пока не расколются камни под ногами, пока не перестанет вращаться само Колесо. Или, если на то будет благословение Света, пока каждый меч не обретет благоволение мира.
– Но как же Кандор? Если королева явится в ущелье, кто возглавит битву там?
– В те края сражаться с отродьями Тени отправляется Белая Башня, – ответил Изар. – Ты же поднял знамя с Золотым журавлем. Мы давали клятву прийти тебе на помощь, и вот мы здесь. – Он помолчал и мрачно продолжил: – Королева признала, что Кандор уже не спасти, Дай Шан. Цель Белой Башни не в том, чтобы отвоевать его, а в том, чтобы не дать отродьям Тени захватить новые земли.
Они повернули коней и поскакали сквозь шеренги копейщиков. В сумерках солдатам было велено держаться в нескольких шагах от своих скакунов, и, чтобы не сидеть без дела, люди приводили в порядок оружие, доспехи и лошадей. У каждого воина за спиной был пристегнут длинный меч, а то и два, а на поясе висели булава и кинжал. Шайнарцы не полагались на одни только пики; даже лишив этих воинов пространства для конной атаки, враг мигом обнаруживал, что и в ближнем бою они представляют весьма серьезную опасность.
На большинстве солдат были кольчужно-пластинчатые доспехи, поверх которых они носили желтые накидки-сюрко с изображением черного ястреба. Салютовали латники с прямыми спинами и суровыми лицами. Да, эти шайнарцы – серьезный народ. Так уж на людей влияет жизнь в Пограничных землях.
Лан помедлил, потом зычным голосом произнес:
– Чего печалимся?
Оказавшиеся поблизости солдаты обернулись на его голос.
– Разве не к этому мы готовились? – громко сказал Лан. – Разве не в этом смысл нашей жизни и сама наша жизнь? Война – не повод для уныния! Пусть другие размякли, но мы-то ждали сечи, и вот он, наш славный час! Смейтесь, ликуйте! Восславьте павших, выпейте за наших предков и вознесите им благодарность за добрую науку. А назавтра, случись вам погибнуть, с гордостью ждите перерождения. Началась Последняя битва, и мы – к ней – готовы!
Лан и сам не понял, что заставило его произнести эту речь. За ней последовали возгласы «Дай Шан! Дай Шан! Вперед, за Золотым журавлем!» – и он увидел, как некоторые записывают его слова, чтобы передать их остальным.
– У вас душа прирожденного вождя, Дай Шан, – сказал Изар, когда они поехали дальше.
– Дело не в этом, – отозвался Лан, глядя перед собой. – Терпеть не могу, когда человек жалеет себя. А те парни выглядели так, будто шили собственный саван.
– «Лопнула кожа на барабане, – промолвил негромко Изар, щелкнув поводьями, – арфа без струн, да и голос пропал, но петь эту песню мне. Но петь ее мне…»
Лан повернулся к нему и непонимающе сдвинул брови, но король не стал объяснять, к чему этот повтор. Еще более серьезный, чем его подданные, Изар страдал от глубоких душевных ран и, как видно, не желал выставлять их на всеобщее обозрение. В этом Лан его не винил: с ним творилось то же самое.
Сегодня, однако, он увидел, как Изар улыбается – очевидно, думая о том, что? заставило его вспомнить эти строки.
– Кто автор? Анасай из Риддингвуда?
– Вы читали ее произведения? – удивленно спросил Изар.
– Она любимая поэтесса Морейн Седай. Вполне может быть, что это стихотворение принадлежит ее перу.
– Все ее стихи написаны в жанре элегии, – сказал Изар. – А это посвящено ее отцу. Анасай наказала, чтобы ее сочинения читали вслух только в самый необходимый момент, но не объяснила, что это за момент и когда он наступит.
Как только они спешились возле походных палаток, раздались звуки труб – то был сигнал тревоги. Оба вздрогнули, и Лан непроизвольно схватился за пристегнутый к поясу меч.
– Вперед, к лорду Агельмару! – крикнул Лан поверх солдатских возгласов и звона брони. – Раз уж вы сражаетесь под моим стягом, я с радостью приму роль полководца.
– Без малейших колебаний? – уточнил Изар.
– Кто я, по-вашему? – спросил Лан, одним махом вскочив в седло. – Какой-то овечий пастух из глухомани? Я сделаю, что велит долг. А если люди настолько глупы, что ставят меня во главе своего войска, найду занятие для всех и каждого.
Изар кивнул, затем отсалютовал, приподняв уголки рта в очередной улыбке. Лан ответил тем же и галопом помчался к центру лагеря, вдоль границы которого были разожжены костры. Благодаря Аша’манам недостатка в дровах солдаты не испытывали: созданные ими переходные врата вели в один из многочисленных засохших лесов на юге. Если все пройдет, как задумано, пятерым мужчинам, способным направлять, не придется тратить силы на уничтожение троллоков. От этих парней в черном и без того предостаточно пользы.
Наришма встретил Лана приветственным салютом. Не факт, что великие капитаны нарочно прислали к нему в ущелье Аша’мана-порубежника, но вряд ли это совпадение. Теперь в армии Лана оказалось по меньшей мере по одному Аша’ману из каждой страны Пограничных земель – один даже был рожден от родителей-малкири.
«Мы сражаемся вместе. Все как один».

Глава 8. Этот дымящийся город


Верхом на Лунной Тени, темной гнедой кобыле из королевских конюшен, Илэйн Траканд въехала в собственноручно созданные врата.
Конюшни теперь были в лапах у троллоков, и товарищи по стойлу Лунной Тени, вне всяких сомнений, окончили жизненный путь в котлах полевых кухонь. Илэйн старалась не задумываться о том, что еще угодило в те котлы. Вернее сказать – кто. Она сделала решительное лицо. Неуверенность на королевской физиономии – совсем не то, что хотят видеть солдаты.
Илэйн решила вывести свою армию на холм, что находился примерно в тысяче шагов к северо-западу от Кэймлина, за пределами досягаемости выстрела из лука, но все же довольно близко к городским стенам. После Войны за престолонаследие на этих холмах, откуда открывался вид на город, три-четыре недели стояли лагерем несколько отрядов наемников. Теперь они или присоединились к армиям Света, или разбрелись воровать и разбойничать.
Авангард уже осмотрел прилегающую к холму местность и удостоверился в отсутствии опасности, и капитан Гэйбон отсалютовал королеве. Илэйн тут же окружили гвардейцы. В воздухе до сих пор пахло пожаром, и вид Кэймлина, дымящегося, как сама Драконова гора, подбросил в переполнявшие Илэйн чувства пригоршню горькой приправы.
Величественный когда-то город погиб, превратился в пожарище, от которого к черным тучам тянулись сотни дымных столбов. Дым напомнил Илэйн о весеннем пале травы, когда фермеры порой выжигают поля, расчищая их перед посевной. И еще о том, что она правила Кэймлином меньше сотни дней и уже успела его потерять.
«Если драконы способны сотворить такое с городской стеной, – думала она, разглядывая пробитую Талманесом брешь, – мир непременно изменится. Как и все, что мы знаем об искусстве войны».
– Напомните, сколько их там? – спросила она у ехавшего рядом человека.
После ранения, которое должно было оказаться смертельным, прошел всего лишь день, и Талманесу, пожалуй, следовало остаться в лагере, на Поле Меррилор, и набираться сил; на передовых позициях ему и вовсе делать нечего – по крайней мере, в ближайшем будущем.
– Сосчитать невозможно, поскольку они прячутся по всему городу, ваше величество, – ответил он с вежливым поклоном. – Десятки тысяч. Но полагаю, все же не сотни.
Рядом с ней Талманес нервничал и вел себя в высшей степени по-кайриэнски – выражался цветисто и с глубоким почтением. Говорили, что он один из самых доверенных офицеров Мэта; Илэйн предполагала, что Мэт успел оказать на Талманеса самое дурное влияние, но тот при ней ни разу не выругался. Какая жалость!
Над пожелтевшей травой развернулись еще одни переходные врата. Выйдя из них на холм, армия Илэйн растеклась по полям и пригоркам. Она привела с собой огромное число солдат, включая множество сисвай’аман, чтобы поддержать гвардию королевы и регулярные войска Андора под командованием Бергитте и капитана Гэйбона. Другую часть Айил – Дев Копья, Хранительниц Мудрости и оставшихся воинов – приберегли для путешествия на север, к горе Шайол Гул, вместе с Рандом.
С Илэйн отправилось лишь несколько Хранительниц Мудрости – те, что примкнули к армии Перрина, – и ей хотелось бы иметь при себе побольше тех, кто может направлять Силу. Однако у нее был Отряд Красной руки с его драконами, и это должно было компенсировать тот факт, что остальными способными направлять женщинами в армии Илэйн были представительницы Родни, чей уровень владения Силой оставлял желать лучшего.
Следом появилась армия Перрина, в том числе Крылатая гвардия Майена, гэалданская конница, белоплащники – Илэйн до сих пор не определилась, как к этому относиться, – и отряд двуреченских лучников под командованием Тэма. В довесок к вышеозначенным силам шла самопровозглашенная «Волчья гвардия» – по большей части беженцы, решившие стать солдатами и овладевшие боевыми навыками. И разумеется, капитан Башир с его Легионом Дракона.
Илэйн одобрила составленный им план битвы за Кэймлин. «Сражение должно состояться в лесу, – объяснял он. – Надо выманить туда врага. Приближающихся троллоков лучники осыплют смертоносным дождем стрел. Мне говорили, что эти парни чувствуют себя в лесу как рыба в воде. Если так, они будут опасны даже после того, как мы отойдем».
Как и айильцы, поскольку троллоки, оказавшись в лесу, лишатся возможности взять противника числом. Сам же Башир ехал неподалеку. По всей видимости, Ранд велел ему присматривать за Илэйн. Как будто рядом нет Бергитте, делающей стойку, будто охотничья собака, при каждом ее движении.
«Лучше бы Ранд уцелел, чтобы я могла высказать все, что о нем думаю», – сказала себе она, пока Башир негромко беседовал с Бергитте. Этот кривоногий мужчина с густыми усами говорил с Илэйн не так, как положено общаться с королевой. Впрочем, с другой стороны, его племянница – королева Салдэйи. Наверное, он привык проводить время в обществе коронованных особ.
«Он первый в числе претендентов на трон», – напомнила себе Илэйн. Совместные действия откроют новые возможности для укрепления ее связей с Салдэйей. Ей по-прежнему хотелось видеть на этом троне кого-то из своих детей. Она положила ладонь на живот. Теперь малыши пинались все чаще. Никто не говорил, что это будет так похоже на… ну, на несварение. Увы, но Мелфани как-то исхитрилась найти козье молоко.
– Какие вести? – спросила Илэйн, когда Бергитте с Баширом приблизились, а Талманес посторонился, уступая им место.
– Из города поступили донесения разведчиков, – ответил Башир.
– Башир был прав, – подхватила Бергитте. – Исчезающие обуздали троллоков, и пожар почти закончился. Добрая половина города осталась нетронутой. По большей части мы видим дым от походных костров, а не от горящих зданий.
– В отличие от Полулюдей, троллоки глупы, – сказал Башир. – Они с радостью разорили и сожгли бы весь город, но пожар мог выйти из-под контроля. Так или иначе, нам совершенно неизвестно, каковы здесь планы Тени, но троллоки по меньшей мере – и при желании – в состоянии какое-то время удерживать город.
– А станут? – спросила Илэйн.
– Честно говоря, не знаю, – ответил Башир. – Их цели нам неведомы. Зачем они напали на Кэймлин? Чтобы посеять хаос и вселить страх в наши войска? Или хотели овладеть укрепленным пунктом и долгое время удерживать его в качестве плацдарма для вылазок против наших сил? Во время Троллоковых войн Исчезающие, бывало, захватывали города с подобной целью.
Илэйн кивнула.
– Прошу прощения, ваше величество, – раздался чей-то голос.
Илэйн обернулась и увидела, что к ней приближается один из двуреченских командиров. Заместитель Тэма. «Даннил, – подумала она. – Да, его зовут Даннил».
– Ваше величество, – повторил он, застеснялся и витиевато продолжил: – В соответствии с приказом лорда Златоокого его люди расположились в лесу.
– Драконы уже на позиции, лорд Талманес?
– Почти, – ответил тот. – Простите, ваше величество, но я сомневаюсь, что после первого залпа тех орудий нам понадобятся луки. Вы уверены, что не хотите начать с драконов?
– Надо вовлечь троллоков в битву, – сказала Илэйн, – и для этого лучше всего подойдет выбранная мною диспозиция. Башир, что с моим планом насчет самого города?
– Думаю, все уже почти готово, но не помешает проверить. – Башир задумчиво разгладил усы согнутым пальцем. – Ваши женщины создали неплохие переходные врата, а Майен обеспечил нас маслом. Вы и впрямь намерены прибегнуть к столь радикальным мерам?
– Да.
Башир подождал более развернутого ответа – быть может, объяснения. Но его не последовало, и он уехал отдавать последние распоряжения. Илэйн направила Лунную Тень вдоль опушки леса, возле которой выстраивались шеренгами солдаты, – здесь предполагалась передовая линия обороны. В эти последние минуты, когда командиры давали перед боем приказы своим воинам, ей уже нечего было делать, но зато Илэйн могла гордо покрасоваться у всех на виду. Там, где она появлялась, бойцы расправляли плечи и приветственно поднимали копья.
Илэйн не отводила глаз от тлеющего города. Нет, она не отвернется. И не позволит гневу вырваться из-под контроля. Напротив, она найдет применение этому гневу.
Вскоре вернулся Башир:
– Все готово. Подвалы неразрушенных зданий заполнены маслом. Талманес и остальные уже на местах. Когда ваш Страж вернется и доложит, что Родня готова открыть новые переходные врата, можно будет начинать.
Илэйн кивнула и под взглядом Башира убрала руку с пояса. Она даже не заметила, как снова взялась за живот.
– Идти в бой при беременности… Думаете, это ошибка?
– Нет, – покачал головой Башир. – Это лишь доказывает, насколько наше положение отчаянно. Пусть солдаты задумаются. Настроятся на серьезный лад. И кроме того…
– Что?
– Быть может, – пожал плечами Башир, – они вспомнят, что не все в этом мире умирает.
Обернувшись, Илэйн бросила еще один взгляд на далекий город. По весне фермеры выжгли поля, чтобы подготовить их к новой жизни. Быть может, то же самое случилось сейчас и с Андором.
– Скажите, вы не собираетесь рассказать солдатам, что носите дитя лорда Дракона? – спросил Башир.
«Детей», – поправила про себя Илэйн, а вслух ответила:
– Ваши предположения, лорд Башир, могут оказаться как истинными, так и ложными.
– У меня есть жена и дочь. Мне знаком взгляд, каким вы смотрите на лорда Дракона. С таким благоговением женщина касается рукой живота лишь в одном случае: когда глядит на отца своего ребенка.
Илэйн поджала губы.
– Зачем вы это скрываете? – продолжил Башир. – Я слышал, что говорят люди. Толкуют об одном мужчине, некоем приспешнике Темного по имени Меллар, в прошлом капитане ваших гвардейцев-женщин. Понимаю, это ложные слухи, но многие солдаты умом не блещут. При желании вы могли бы положить конец этим пересудам.
– Дети Ранда станут мишенью для врагов, – сказала Илэйн.
– Ах вон оно что… – отозвался Башир и какое-то время молча поглаживал усы.
– Если не согласны с моим мнением, Башир, выкладывайте, что у вас на уме. Подхалимства я не потерплю.
– Я не подхалим, женщина! – рассердился он, но тут же взял себя в руки. – Так или иначе, вряд ли ваш ребенок окажется в большей опасности, нежели та, в которой он – или она – уже находится. Вы – главнокомандующий армий Света! Думаю, вашим людям следует знать, за что конкретно они сражаются.
– Знать – это не их дело, – отрезала Илэйн. – И не ваше.
– Хотите сказать, что наследник короны, – глядя на девушку, приподнял бровь Башир, – не имеет отношения к подданным королевства?
– Хочу сказать, что вы выходите за рамки дозволенного, генерал.
– Может, так оно и есть, – согласился Башир. – Слишком много времени я провел в обществе лорда Дракона, и это не могло не повлиять на мои манеры и поступки. Этот человек… Никогда не поймешь, о чем он думает. Бывало, он требовал, чтобы я говорил все как есть, а другой раз казалось, что он разорвет меня напополам за упоминание о том, что небо стало чуть темнее прежнего. – Он покачал головой. – Просто обдумайте мое предложение, ваше величество. Вы похожи на мою дочь. Окажись она в подобной ситуации, я дал бы ей в точности такой же совет. Зная, что под сердцем вы носите наследника Дракона Возрожденного, ваши люди будут сражаться с удвоенной храбростью.
«Мужчины, – подумала Илэйн. – Те, что помоложе, пытаются впечатлить меня любыми выходками, что взбредут им в дурную голову. А те, что постарше, считают, что молодые женщины жить не могут без их нравоучений».
Она снова воззрилась на город, и тут подъехала Бергитте. Она кивнула. Стало быть, подвалы наполнены маслом и дегтем.
– Поджигайте, – громко сказала Илэйн.
Бергитте взмахнула рукой. Женщины из Родни открыли несколько переходных врат, и в подвалы Кэймлина полетели зажженные факелы. Вскоре дым над городом сгустился и стал более зловещим.
– Такой пожар быстро не потушить, – тихо произнесла Бергитте. – Тем более в такую сушь. Весь город вспыхнет, как стог сена.
Вся армия – в первую очередь андорские солдаты и гвардейцы королевы – смотрели на Кэймлин. Некоторые отдавали воинский салют, будто перед ними разгорался погребальный костер павшего героя.
Илэйн сцепила зубы, а затем сказала:
– Бергитте, пусть гвардейцы узнают, что отцом детей, которых я ношу, является Дракон Возрожденный.
Этот несносный Башир улыбнулся шире прежнего, а Бергитте – тоже с улыбкой и такая же несносная – отправилась выполнять приказ.
Глядя, как пылает столица, люди Андора гордо расправляли плечи. Гонимые огнем, из городских ворот потоком хлынули троллоки.
Убедившись, что враг заметил ее армию, Илэйн выкрикнула:
– На север! – Потом она развернула Лунную Тень. – Кэймлин погиб. Уходим в леса, и пусть отродья Тени последуют за нами!

Андрол пришел в себя и понял, что в рот набилась земля. Он застонал и попробовал повернуться, но обнаружил, что стеснен в движениях. Сплюнув, Андрол облизнул губы и с трудом разлепил веки.
Рядом с ним у земляной стены лежали Джоннет и Эмарин. Все связаны веревками. Теперь он вспомнил… О Свет! На них обвалился потолок.
«Певара?» – подумал он. Невероятно, каким естественным становился этот способ общения.
Ответом было хаотичное нагромождение мыслей. Узы дали понять, что Певара рядом и, вероятно, тоже связана. Андрол не чувствовал Единой Силы. Он потянулся к Истинному Источнику, но наткнулся на щит. Оказалось, за спиной его путы привязали к торчавшему из земли крюку, отчего двигаться было почти невозможно.
Кое-как Андрол совладал с приступом паники. Налаама нигде не было видно. Где он? Весь отряд уложили в просторном помещении. Пахло здесь сырой землей. Значит, они по-прежнему где-то в потайных норах Таима.
«Если обрушился потолок, – подумал Андрол, – то засыпало и темницы». Вот почему он и остальные связаны, но не заперты в камерах.
Кто-то всхлипнул.
Андрол с трудом обернулся и увидел рядом Эвина. Юноша содрогался от сдавленных рыданий.
– Тихо, тихо, – прошептал Андрол. – Как-нибудь выберемся.
– Андрол? – Эвин поднял на него изумленные глаза. Парня связали не так, как остальных: просто усадили на пол и стянули веревкой руки за спиной. – Прости меня, Андрол…
– За что? – Сердце Андрола ушло в пятки.
– Они явились сразу, как вы ушли. По-моему, искали Эмарина. Хотели Обратить его. А когда не нашли, стали наседать с вопросами, Андрол. Все допытывались, и я сломался. Вот так запросто взял и сломался. Прости…
Стало быть, Таим не нашел мертвых охранников.
– Твоей вины тут нет, Эвин.
Рядом послышались чьи-то шаги. Андрол притворился, что лежит без сознания, но его пнули под ребра.
– Я видел, как ты болтаешь, паж, – склонился к нему златовласый Мишраиль. – И с радостью прикончу тебя за то, что ты сделал с Котереном.
Андрол открыл глаза и увидел, как Мезар и Вэлин подтаскивают обмякшего Логайна и грубо швыряют его на пол. Когда они его связывали, Логайн шевельнулся и застонал. Все трое выпрямились. Кто-то из них плюнул в лицо Андролу, а затем перешел к Эмарину.
– Нет, – раздался голос Таима – он тоже находился где-то рядом. – Следующим пусть будет юнец. Великий повелитель требует результатов. Слишком долго мы возились с Логайном.
Всхлипывания Эвина возобновились с удвоенной силой. Мезар и Вэлин подхватили его под руки.
– Нет! – извернулся Андрол. – Нет! Таим, чтоб тебе сгореть! Оставь его в покое! Лучше меня возьми!
Таим стоял чуть в стороне – сцепив руки за спиной, в элегантной черной куртке, напоминавшей форму, какую носили Аша’маны, но с серебристой оторочкой и без значков на воротнике. Он взглянул на Андрола и презрительно усмехнулся:
– Тебя? То есть я должен представить Великому повелителю бойца, неспособного с помощью Силы даже камешек раздробить? Давным-давно надо было тебя отбраковать!
И он последовал за Мезаром и Вэлином, уводившими Эвина. Парень обезумел от ужаса. Андрол принялся кричать на них – и кричал, пока не охрип. Эвина уволокли в дальний угол помещения – скорее даже громадного зала. Что там происходит, Андрол не видел – повернуться не позволяли тугие путы. Он уронил голову на пол и зажмурился, но это не помешало ему слышать полные ужаса вопли бедняги Эвина.
– Андрол? – шепнула Певара.
– Цыц! – Голос Мишраиля, затем глухой удар.
Охнув от боли, Певара подумала, обращаясь к Андролу: «Этого я и впрямь начинаю ненавидеть».
Андрол не ответил.
«Они потрудились выкопать нас из-под обвала, – продолжила Певара. – Кое-что я помню, но потом меня оградили щитом и вырубили. Думаю, с тех пор прошло меньше суток. Наверное, Таим еще не выполнил квоту по обращенным на сторону Тени».
Последняя мысль сопровождалась… улыбкой?
Где-то в углу Эвин перестал кричать.
«Ох, Свет! Что с ним? – пришла мысль от Певары. Улыбки как не бывало. – Что происходит?»
«Его Обращают, – ответил Андрол. – Способность сопротивляться этому как-то связана с силой воли. Вот почему Логайн еще держится».
Тревога Певары ощущалась через узы как теплая волна. Неужели все Айз Седай такие же, как она? Андрол предполагал, что им чужды эмоции, но Певара чувствовала то же, что и любой человек, – разве что контролировала эти чувства с поистине нечеловеческим умением, не позволяя им влиять на ее поступки. Еще один результат многолетних тренировок?
«Как нам сбежать?» – спросила она.
«Пытаюсь развязать веревки. Пальцы не слушаются».
«Вижу узел. Непростой, но попробую подсказать, как его распутать».
Андрол кивнул, и они приступили к делу. Певара описывала хитросплетения узла, и Андрол пытался подцепить веревку, выгибая пальцы, но как следует ухватиться не мог. Он повращал запястьями, чтобы вытянуть руки из пут, но тщетно: узел оказался слишком тугим.
К тому времени, как Андрол признал фиаско, пальцы у него вконец онемели от недостаточного кровообращения.
«Ничего не выйдет», – подумал он.
«Я пробую вырваться из-под щита, – ответила Певара. – Это возможно. Думаю, наши щиты могут быть не подметаны. А не закрепленные узлами щиты ненадежны».
Андрол ответил согласием, хотя радости это не добавило. Как долго продержится Эвин?
Тишина не давала ему покоя. Почему он ничего не слышит? Затем Андрол кое-что ощутил. Кто-то направлял Силу. Неужели тринадцать человек? О Свет… Если мурддраалов тоже тринадцать, пиши пропало. Что они сделают, даже если получится сбежать? Одолеют такое количество врагов? Исключено.
«Какую скалу вы выбрали?» – спросила Певара.
«Что?»
«Вы говорили, что у Морского народа принято прыгать со скалы, чтобы доказать свою храбрость. Чем выше скала, тем храбрее прыгун. Вы жили среди них. Какую скалу вы выбрали?»
«Самую высокую», – признал Андрол.
«Почему?»
«Решил, что если уж прыгать со скалы, то почему бы не с самой высокой? Рискуешь – так рискуй ради главного приза».
Певара ответила одобрением: «Мы сбежим, Андрол. Как-нибудь да сбежим».
Он кивнул – больше для самоуспокоения – и вновь занялся веревочным узлом.
Несколькими секундами позже вернулись прихвостни Таима. Эвин остановился подле Андрола и присел на корточки. В глазах у него таилось нечто новое. Нечто иное и жуткое. Он улыбнулся:
– Ну, я ожидал, что будет хуже, Андрол.
– Ох, Эвин…
– Обо мне не беспокойся. – Эвин положил руку ему на плечо. – Самочувствие у меня прекрасное. Больше ни страха, ни тревоги. Зря мы затеяли это противостояние. Мы же Черная Башня. Надо действовать сообща.
«Ты не мой друг, – подумал Андрол. – Пусть у тебя его внешность, но Эвин… Эвин мертв. Ох, Свет…»
– Где Налаам? – спросил он.
– Увы, погиб при обвале, – покачал головой Эвин и склонился над Андролом. – Тебя хотят убить, Андрол, но я, пожалуй, смогу уговорить остальных, чтобы заменили казнь Обращением. Потом ты мне еще спасибо скажешь.
Чудовищное создание в обличье Эвина улыбнулось, похлопало Андрола по плечу, выпрямилось и завело разговор с Мезаром и Вэлином.
За спиной у этой троицы Андрол сумел разглядеть тринадцать теней. Они схватили Эмарина и уволокли прочь, намереваясь Обратить его следующим. Это были Исчезающие – плащи недвижимо свисали у них с плеч.
Андрол подумал, что погибшему под завалом Налааму очень повезло.

Глава 9. Достойная смерть


Лан развалил голову мурддраала напополам, до самой шеи. Повинуясь движению коленей всадника, Мандарб попятился, и Исчезающий забился в предсмертных конвульсиях, роняя осколки черепа и заливая зловонной черной кровью скалу, окровавленную уже больше десятка раз.
– Лорд Мандрагоран!
Лан обернулся на зов. Один из его людей указывал в сторону лагеря, где к небу поднимался луч ярко-красного света.
«Уже полдень?» – подумал Лан и поднял меч, давая своим малкири сигнал к отступлению. На смену им спешили кандорские и арафелские войска – легкая кавалерия, вооруженная луками и осыпавшая троллочью массу тучами стрел, волна за волной.
Повсюду стоял тяжелый смрад. Покинув передовую линию, Лан и его люди проехали мимо двоих Аша’манов и одной Айз Седай – Коладара настояла, что, будучи советницей короля Пейтара, останется здесь, – поджигавших трупы троллоков плетениями Огня. Таким образом они затрудняли продвижение следующей волны отродий Тени.
Войска Лана продолжали выполнять отвратительную работу, сдерживая врага в ущелье, как смола сдерживает воду, пробивающуюся через течь в днище лодки. Отряды сменяли друг друга поочередно, ежечасно. Ночью местность освещали костры и плетения Аша’манов, не давая исчадиям Тени шанса пробить оборону.
После двух суток изнурительной битвы Лан понимал, что в конечном итоге эта тактика сыграет троллокам на руку. Люди вырезали их во множестве – хоть возами вывози, – но Тень годами накапливала силы. По ночам троллоки пожирали трупы, так что заботиться о снабжении продовольствием им не приходилось.
Заставив себя расправить плечи, Лан ехал прочь от передовой, навстречу сменным отрядам, и мечтал лишь об одном: как бы завалиться на тюфяк и проспать несколько дней кряду. Несмотря на солидное подкрепление, присланное Драконом Возрожденным, каждый солдат бывал в бою по несколько раз в день, а сам Лан то и дело заступал на дежурство без очереди.
Выкроить время для сна было непростой задачей, поскольку бойцам требовалось ухаживать за оружием, заботиться о снаряжении, собирать хворост для костров и доставлять припасы через переходные врата. Глядя на спутников, Лан размышлял, как бы добавить им сил. Рядом понурил плечи верный Булен. Надо бы сказать ему, чтобы больше спал, а не то…
Булен соскользнул с седла.
Лан выругался, осадил Мандарба и спрыгнул на землю. Метнулся к Булену и обнаружил, что его невидящий взгляд устремлен в небеса. В боку у парня зияла огромная рана. Кольчугу разорвало, будто парус под сильнейшим порывом ветра. Получив рану, Булен спрятал ее под плащом. Этого Лан не заметил – как не видел и рокового удара.
«Глупец!» – подумал он и коснулся шеи Булена.
Пульса нет. Мертв.
«Глупец! – повторил про себя Лан и склонил голову. – Не хотел расставаться со мной? Поэтому и прикрыл рану. Боялся, что я погибну, пока тебя будут Исцелять в лагере. Или не хотел утруждать владеющих Силой, зная, что они и без того на пределе…»
Стиснув зубы, Лан поднял безжизненное тело и закинул себе на плечо, затем встал, уложил его на Буленова коня и привязал поперек седла. Андер и принц Кайзель – кандорский юноша со своей сотней бойцов обычно шел в бой вместе с Ланом – торжественно стояли рядом. Чувствуя на себе их взгляды, Лан положил руку на плечо мертвеца:
– Ты выбрал верный путь, друг мой, и тебя будут воспевать из поколения в поколение. Да защитит тебя длань Создателя. И да примет тебя к себе последнее объятие матери. – Он повернулся к остальным. – Я не буду горевать! Пусть горюют те, кто испытывает сожаление, а я не жалею о том, что пришел сюда! Булен принял лучшую из смертей, и я не стану оплакивать его. Я стану его прославлять!
Не выпуская поводьев второго коня, Лан вскочил в седло Мандарба и выпрямился во весь рост. Нельзя, чтобы другие видели, насколько он измотан. Или как ему горько.
– Кто-нибудь видел, как погиб Бакх? – спросил он у тех, кто ехал рядом. – К седлу его коня был приторочен арбалет. Бакх и шагу без него не ступал. Я поклялся, что если арбалет случайно выстрелит, то велю Аша’манам оплести Бакху пальцы ног и свесить его со скалы. Вчера он погиб, когда его меч застрял во вражеской броне. Бакх потянулся за запасным, но еще двое троллоков завалили его коня вместе с всадником. Я думал, он уже мертв, и хотел было забрать тело, но гляжу – он встает, а в руках у него этот растреклятый арбалет, и Бакх пускает стрелу прямо в глаз одному из троллоков. В упор, с двух футов, навылет. Второй троллок добил его, но перед смертью Бакх успел распороть ему глотку засапожным ножом. – Лан кивнул. – Помню тебя, Бакх. Ты принял достойную смерть.
Какое-то время все ехали молча, а потом принц Кайзель добавил:
– Рагон. Его смерть тоже была достойной. Он направил коня прямиком в отряд из тридцати троллоков. Те выскочили на нас с фланга. Пожалуй, этим маневром Рагон спас жизнь десятку человек. Выиграл для нас время. Лягнул одного в морду, а остальные стащили его с коня.
– Да, полоумный он был, наш Рагон, – сказал Андер. – Я один из тех, кого он спас. – Он улыбнулся. – Да, достойная смерть. Светом клянусь, достойная. Но самое безумное, что я видел за последние дни, – это бой Крагила с Исчезающим. Помнит ли кто из вас?..
Въезжая в лагерь, бойцы уже пересмеивались и чествовали павших пусть не вином, но хотя бы словом. Лан отделился от остальных и отвез Булена к Аша’манам. Наришма – он как раз открыл переходные врата для повозок с припасами – кивнул Лану:
– Лорд Мандрагоран?
– Положим его в холод. – Лан спрыгнул с коня. – Когда все закончится и мы отвоюем Малкир, надо будет похоронить павших героев в достойной усыпальнице. А до той поры я не допущу, чтобы тело Булена сгорело или разложилось. Он был первым из малкири, кто вернулся под знамя короля Малкир.
Наришма кивнул, и в его косицах звякнули арафелские колокольчики. Пропустив первую подводу, он поднял руку, давая остальным знак повременить, после чего закрыл врата и потом открыл еще одни, ведущие на вершину горы.
Лан поежился под порывом налетевшего оттуда ледяного ветра и снял Булена с коня. Наришма хотел было помочь, но Лан отмахнулся и, покряхтывая, взвалил тело товарища на плечо, после чего ступил в переходные врата. Кусачий ветер царапал щеки так, словно то был не ветер, а заледеневший кинжал.
Лан положил Булена на снег, опустился на колени и почтительно снял с головы друга хадори. Его он возьмет с собой в битву, чтобы Булен не перестал сражаться, а после победы вернет хадори обратно. Таков был древний малкирский обычай.
– Ты молодец, Булен, – тихо молвил Лан. – Спасибо, что не отвернулся от меня.
Наконец он выпрямился – под сапогами захрустел снег – и с хадори в руке шагнул через переходные врата обратно в лагерь. Наришма закрыл врата, и Лан спросил у него, где находится эта гора – чтобы самому отыскать тело Булена в том случае, если Аша’ман погибнет в бою.
Конечно, сохранить таким образом тела всех павших малкири не получится, но один – лучше, чем ни одного. Лан обернул кожаную полоску хадори вокруг рукояти своего меча, прямо под крестовиной эфеса, и крепко затянул узел. Препоручив Мандарба конюху, он поднял палец и посмотрел в живые черные глаза скакуна и строго наказал:
– Впредь не кусай тех, кто за тобой ухаживает.
После этого Лан отправился искать лорда Агельмара. Военачальника он обнаружил близ лагеря салдэйцев, тот разговаривал с Тенобией. Шеренгами по двести человек стояли лучники и смотрели в небо, ожидая очередной атаки драгкаров. Когда Лан подходил к Агельмару, почва дрогнула и заурчала.
Солдаты хранили молчание. Они уже привыкли слышать, как стонет сама земля.
Голая каменная плита рядом с Ланом раскололась надвое, и он встревоженно отскочил. Новый толчок – и по плите поползли крошечные трещины толщиной с человеческий волос, и выглядели они крайне неестественно: чересчур глубокие и слишком черные. Хотя земля еще не перестала трястись, Лан шагнул вперед, не отводя взгляда от этих трещинок и пытаясь рассмотреть их во всех подробностях.
Казалось, за ними нет ничего, кроме пустоты. Эти трещины притягивали и впитывали свет. Лану казалось, что он смотрит на разломы в самой реальности.
Дрожь земли прекратилась, а несколькими вздохами позже сгинула тьма в глубине тончайших трещинок, и те приобрели самый обычный вид. Лан осторожно присел и принялся осматривать камень. Эта тьма… Может, померещилось? Что все это значит?
Его пробрал озноб, но Лан выпрямился и продолжил путь. «Устают не только люди, – подумал он. – Слабеет и мать-земля».
Он спешным шагом прошел через салдэйский лагерь – самый ухоженный из всех близ ущелья, поскольку за порядком здесь следили офицерские жены, а с ними попробуй поспорь. Большинство из тех малкири, кто не годился в строй, Лан оставил еще в Фал Дара, а в пришедших ему на подмогу отрядах почти все были воинами, обозников – раз-два и обчелся.
Но у салдэйцев все устроено иначе. Они, как правило, в Запустение не совались, но в остальных походах жены сопровождали мужей. Все они умели драться на ножах и при необходимости защищали лагерь до последней капли крови. Сейчас же они оказывали неоценимую помощь при сборе и распределении припасов, а также в уходе за ранеными.
Тенобия затеяла с Агельмаром новый спор по тактическим вопросам. Шайнарский полководец кивал, соглашаясь с требованиями королевы. Послушав, о чем идет речь, Лан пришел к выводу, что Тенобия неплохо разбирается в предмете, но дерзости ей не занимать. Она желала, чтобы войска вошли в Запустение и дали бой троллокам на той земле, которая их породила.
В конце концов она заметила Лана.
– Лорд Мандрагоран! – поприветствовала его Тенобия, окинув взглядом. Это была довольно красивая женщина, с горящими глазами и длинными волосами цвета воронова крыла. – Как ваша последняя вылазка? Увенчалась успехом?
– Убито еще больше троллоков, – ответил Лан.
– Мы сражаемся в славной битве, – с гордостью изрекла Тенобия.
– Я потерял близкого друга.
Тенобия молча посмотрела ему в глаза. Наверное, хотела увидеть проявление чувств, но их Лан не выказывал. Булен принял достойную смерть.
– Бойцы обретают славу, – сказал он, – но сами битвы славными не бывают. Битвы – это просто битвы. Лорд Агельмар, на пару слов.
Тенобия отступила в сторону, и Лан увел от нее пожилого военачальника, ответившего ему благодарным взглядом. Какое-то время Тенобия смотрела им вслед, а затем удалилась. По пятам за ней быстрым шагом следовали двое телохранителей.
«Если оставить королеву без присмотра, через какое-то время она сама ринется в бой, – подумал Лан. – Наслушалась песен и сказок…»
А разве не он только что рассказывал спутникам такие же сказки? Нет. Это другое. Лан чувствовал разницу. Объяснять воинам, что они смертны, учить их почтению к павшим… Это вам не песенки петь о том, как дивно было биться в первых рядах.
Как ни жаль, но эта разница познается лишь в настоящем бою. Да ниспошлет Свет, чтобы Тенобия не бросилась принимать необдуманные решения. Лан повидал немало юнцов с таким же огнем в глазах. Потушить его можно несколькими неделями изнурительной муштры, когда новобранец думает только об отдыхе, а не о грядущей «славе». Впрочем, Лан сомневался, что королеве подойдет такой способ выбивания дури.
– С тех пор как Калиан взял в жены Этениелле, Тенобия становится все более взбалмошной, – шепнул лорд Агельмар, шагая рядом с Ланом вдоль границы лагеря и кивая встречным солдатам. – Думаю, Калиан в какой-то степени сумел бы умерить ее пыл, но теперь, когда рядом нет ни его, ни Башира… – Он вздохнул. – Ну да ладно. Что ты хотел обсудить, Дай Шан?
– Мы сражаемся на совесть, – сказал Лан. – Но меня беспокоит усталость солдат. Боюсь, мы не сумеем сдержать натиск троллоков.
– Ты прав. Рано или поздно враг пробьется из ущелья, – согласился Агельмар.
– И что тогда? – спросил Лан.
– Будем биться здесь, на равнине, – сказал Агельмар. – А затем, когда больше не сможем держаться, станем отступать, стараясь выиграть время.
Лан оцепенел:
– Отступать?
Агельмар кивнул:
– Наша задача тут – замедлить продвижение троллоков. Какое-то время будем обороняться здесь, а затем станем постепенно отступать через Шайнар.
– Я пришел к Тарвинову ущелью не для того, чтобы отступать, Агельмар.
– Рискну предположить, Дай Шан, что ты явился сюда в поисках смерти.
Истинная правда.
– Я не оставлю Малкир на растерзание Тени. Только не снова, Агельмар. И я – и те малкири, что последовали за мной, – явились в ущелье, чтобы показать Темному, что мы не сломлены. И уйти после того, как мы сумели закрепиться…
– Дай Шан, – еще тише произнес лорд Агельмар, – ты настроен драться, и я уважаю твое решение. Все мы его уважаем. Сам факт твоего похода вдохновил тысячи людей. Допускаю, что ты того не хотел, но так пожелало Колесо – и сплело для тебя соответствующую цель. Трудно закрыть глаза на решимость человека, который вершит правое дело. Однако иной раз надо забыть о своих интересах ради чего-то более важного.
– Думайте, что говорите, лорд Агельмар. – Лан остановился и смерил седовласого военачальника генерала взглядом. – По-моему, меня только что назвали эгоистом.
– Верно, Лан, – ответил Агельмар. – Ты и есть эгоист.
Лан и бровью не повел.
– Ты здесь, чтобы расстаться с жизнью во имя Малкир. Цель, конечно, благородная. Но теперь, когда началась Последняя битва, глупее ничего не придумаешь. Ты нужен нам. Из-за твоего упрямства погибнут люди.
– Я не просил их следовать за мной. О Свет! Я сделал все, что мог, чтобы им помешать.
– Долг тяжелее горы, Дай Шан.
На сей раз Лан все же вздрогнул. Давненько его не выбивали из колеи одними словами. Он вспомнил, как втолковывал эту же истину пареньку из Двуречья – овечьему пастуху, не ведавшему, каков мир, и дрожавшему перед судьбой, что предназначил ему Узор.
– Некоторые, – продолжил Агельмар, – обречены умереть и страшатся этого. Другие обречены жить и вести за собой людей, но находят это обременительным. Если хочешь сражаться до последнего бойца – пожалуйста. Все они погибнут, воспевая эту славную битву. Или можешь сделать то, что нужно нам обоим. Отступить, когда стоять не будет сил, подладиться под ситуацию и продолжать сдерживать Тень – чем дольше, тем лучше. Пока другие армии не пришлют нам подмогу.
У нас исключительно подвижное войско. Все прислали сюда своих лучших конников. Я собственными глазами видел, как девять тысяч легкой кавалерии салдэйцев выполняют сложнейшие маневры с такой ловкостью, что комар носа не подточит. Мы нанесем здесь Тени немалый урон, но троллоков слишком много. Больше, чем я ожидал. И при отступлении мы будем бить врагов. Мы найдем способы наказать их, и за каждый шаг они расплатятся своей смердящей кровью. Да, Лан. Ты поручил мне командовать на поле битвы, и таков мой совет. Не сегодня, и не завтра, и, наверное, не на следующей неделе, но отступить нам придется.
Лан молча шагал вперед. Прежде чем он сформулировал ответ, небеса разорвала голубая вспышка. Сигнал тревоги из ущелья. Сменным отрядам срочно понадобилась помощь.
«Потом поразмышляю об этом», – подумал Лан. Гоня от себя усталость, он бросился к коновязям, где конюх должен был оставить Мандарба.
Он только что сменился, отправляться в бой от него не требовалось, но Лан уже принял решение. Он поймал себя на том, что кричит Булену, чтобы тот седлал коня, и почувствовал себя круглым идиотом. О Свет, как же он привык к этому парню…
«Агельмар прав, – думал Лан, когда конюхи, мешая друг другу, готовили Мандарба к новой вылазке. Конь волновался, почуяв настроение хозяина. – Они пойдут за мной, как пошел Булен. И умрут во славу давно погибшего королевства… И сам я тоже умру… И чем это отличается от геройства Тенобии?»
Вскоре, пустив Мандарба галопом, он примчался к линии обороны, где обнаружил, что троллоки вот-вот ее прорвут. Вместе с прибывшим подкреплением Лан вступил в кипевший здесь бой, и той ночью они выстояли. Но рано или поздно этого не произойдет – и что тогда?
А тогда… Тогда Лан опять покинет Малкир и сделает то, что должен.

Войска Эгвейн собрались в южной части Поля Меррилор. Планировалось, что их Переместят в Кандор, как только армия Илэйн будет отправлена в Кэймлин. Силы Ранда еще не ушли в Такан’дар; вместо этого они сосредотачивались на севере Поля, где было проще собрать припасы. Ранд утверждал, что время для его выступления еще не настало; да ниспошлет Свет, чтобы он добился успеха в переговорах с шончан.
Перемещение такого количества людей – та еще головная боль. Созданные Айз Седай переходные врата вытянулись в длиннейший ряд, словно двери, ведущие в гигантский пиршественный зал. Повсюду толпились солдаты, ожидавшие своей очереди. К задаче по Перемещению войск не стали привлекать самых способных из владеющих Силой: в скором времени им предстояло вступить в сражение, а создание переходных врат лишь отняло бы у них силы, необходимые для более важного дела.
Несмотря на всеобщую толчею, солдаты – ясное дело – расступались перед Амерлин. Авангард уже на месте, полевой лагерь на той стороне разбит, так что пора и ей отправиться в путь. На утреннем собрании Эгвейн вместе с членами Совета просмотрела донесения о характере местности и отчеты поставщиков и квартирмейстеров. Как же хорошо, что она позволила Совету Башни принять действенное участие в этой войне! Многим из восседающих было больше сотни лет от роду, и порой они давали невероятно мудрые советы.
– Терпеть не могу, когда приходится так долго ждать, – признался ехавший рядом Гавин.
Эгвейн пристально посмотрела на него:
– Поле для сражения выбирал генерал Брин. Мы с Советом полностью доверяем его мнению.
Они проехали мимо иллианских Спутников, чьи начищенные до блеска нагрудники украшали Девять пчел Иллиана, а лица скрывались за решетчатыми забралами конических шлемов. Воины встретили Эгвейн приветственным салютом.
Она не была уверена, что рада видеть этих людей в рядах своей армии – ведь они присягнули на верность Ранду, а не Амерлин, – но Брин настоял на своем. По его мнению, в громадном войске Белой Башни не хватало элитного подразделения – такого, как Спутники.
– Все равно я считаю, что мы засиделись, – сказал Гавин, когда они миновали переходные врата и выехали к границе Кандора.
– Прошло каких-то несколько дней…
– И эти несколько дней троллоки разоряли Кандор.
Эгвейн чувствовала его недовольство. И еще она чувствовала его горячую любовь. Теперь Гавин – ее муж. Прошлым вечером Сильвиана провела незамысловатую церемонию бракосочетания. Как-то странно это, что Эгвейн пришлось поручать кому-то устроить собственную свадьбу, – но если ты наделен верховной властью, разве могут быть варианты?
На въезде в лагерь, разбитый на кандорской границе, они увидели Брина. Тот отдавал короткие приказы патрулям и разведчикам. Заметив Эгвейн, генерал приблизился, спрыгнул с коня и с глубоким поклоном поцеловал перстень Амерлин, после чего вскочил в седло и отбыл по своим делам. Вел он себя весьма учтиво, хотя его, по сути, чуть ли не силой заставили возглавить эту армию. Хотя… все выдвинутые им требования были удовлетворены, так что еще вопрос, кто кого больше понуждал. Вести в бой войска Белой Башни – пожалуй, большая удача для Брина, ведь никто не рад, когда его отправляют в отставку и списывают со счетов. А человек, которого современники называют великим капитаном, – тем более.
Заметив, что рядом с Брином едет Суан, Эгвейн удовлетворенно улыбнулась. «Теперь он тесно связан с нами».
Она обвела взглядом холмы на юго-восточной границе Кандора. Хотя на них, как и почти везде в нынешнем мире, недоставало зелени, по мирной безмятежности этих возвышенностей нельзя было подумать, что страна за ними объята огнем. От столицы, под названием Чачин, остались одни руины. Прежде чем примкнуть к остальным порубежникам, королева Этениелле вверила спасательные операции Эгвейн и Совету Башни, и те сделали все, что могли: через переходные врата выслали разведчиков на главные тракты, поручив им высматривать беженцев и Перемещать их в безопасное место – если хоть какое-то место могло теперь называться безопасным.
Основные силы троллоков покинули горящие города и теперь двигались на юго-восток, к холмам и реке, по которой проходила граница между Кандором и Арафелом.
Подскакавшая Сильвиана заняла место рядом с Эгвейн – так, чтобы Амерлин оказалась между нею и Гавином. Хранительница летописей бросила на Стража один-единственный свирепый взгляд – честное слово, Эгвейн уже надоело смотреть, как эти двое беспрестанно грызутся между собой, – и поцеловала перстень.
– Мать.
– Сильвиана.
– Поступили новости от Илэйн Седай.
Эгвейн позволила себе улыбнуться. Что она, что Сильвиана, не сговариваясь, взяли за обыкновение величать Илэйн не по титулу, а по званию сестры Белой Башни.
– И?
– Она предлагает выбрать отдельное место, куда раненых станут отправлять для Исцеления.
– Мы уже решили, что Желтые будут Перемещаться от одного поля боя к другому, – заметила Эгвейн.
– Илэйн Седай беспокоится, что они попадут под удар, – объяснила Сильвиана, – а потому хочет организовать постоянный лазарет.
– Это и впрямь целесообразнее, мать, – заметил Гавин, потирая подбородок. – Выискивать раненых после битвы – весьма неприятное занятие. Даже не знаю, как расценивать идею отправлять сестер на поле сражения, усеянное мертвыми телами. Если верить великим капитанам, война может затянуться на несколько недель или даже месяцев. Рано или поздно Тень начнет уничтожать Айз Седай.
– Илэйн Седай была крайне… настойчива. – Лицо Сильвианы оставалось бесстрастным, тон – ровным, но каким-то образом она сумела выказать глубокое недовольство. В этом ей не было равных.
«Я сама помогла сделать Илэйн главнокомандующим, – напомнила себе Эгвейн. – Если откажу ей, создам дурной прецедент». Хотя, если подчиниться ее воле, все равно велика вероятность рассориться.
– Слова Илэйн Седай полны мудрости и здравого смысла, – наконец произнесла Эгвейн. – Передай Романде, что так и надо поступить. Пускай вся Желтая Айя соберется в месте, предназначенном для Исцеления. Но не в Белой Башне.
– Мать? – удивилась Сильвиана.
– Шончан, – напомнила Эгвейн и приструнила змею, что свивалась кольцами у нее в глубине души всякий раз, когда она думала об этой угрозе. – Я не допущу, чтобы на Желтых сестер напали, когда они остались одни и истощены после Исцеления. В Белой Башне небезопасно. Она находится под пристальным вниманием врага – если не шончан, то самой Тени.
– Разумно, – с неохотой признала Сильвиана. – Но где, если не в Башне? Кэймлин пал, а Пограничные земли под ударом. В Тире?
– Едва ли, – ответила Эгвейн. Устроить лазарет во владениях Ранда? Слишком очевидно. – Передай Илэйн такое предложение: не согласится ли Первенствующая Майена предоставить для этих целей какое-нибудь здание – из тех, что побольше? – Эгвейн хлопнула по седлу. – Отправь с Желтыми послушниц и принятых. На поле боя им делать нечего, так что пусть направят силы на Исцеление.
Вступив в соединение с Желтой сестрой, даже слабейшая из послушниц могла предоставить Айз Седай ручеек Силы для спасения человеческой жизни. Многие будут разочарованы: они уже рисовали в своем воображении картины, как сражают троллоков. Ничего. К бою они не подготовлены, так что пускай вносят свой вклад в общее дело, не путаясь под ногами.
Эгвейн глянула за плечо. Переход через врата завершится еще не скоро.
– Сильвиана, передай мои слова Илэйн Седай, – сказала она. – Гавин, мне еще нужно кое-что сделать.
Чубейна они нашли в долине к западу от реки, разделявшей Кандор и Арафел, где он распоряжался возведением лагеря для командования. Отсюда войска отправятся по этой холмистой местности, навстречу троллокам; ударные отряды займут соседние долины, а на холмах будут развернуты лучники и оборонительные отряды. План состоял в том, чтобы причинить троллокам максимальный ущерб, а для этого атаковать их тогда, когда они попытаются захватить холмы. Ударные отряды смогут смять вражеские фланги, пока оборона будет удерживать пригорки, покуда достанет сил.
По всей вероятности, в итоге армию Эгвейн вынудят отступить с холмов и вытеснят в Арафел, но на этих широких равнинах кавалерия будет иметь преимущество, тогда и настанет ее черед. Силы Эгвейн, как и войска Лана, должны были замедлить продвижение троллоков, пока Илэйн не разобьет врага на юге. В идеале надо продержаться до прибытия подкреплений.
Чубейн отсалютовал и сопроводил новоприбывших к установленной поблизости палатке. Эгвейн спешилась и хотела было войти, но Гавин коснулся ее плеча. Вздохнув, она кивнула и пропустила Стража вперед.
Внутри, скрестив ноги, сидела на полу та шончанская женщина, которую Найнив называла Эгинин, хотя она и настаивала, что ее зовут Лильвин. За ней и ее мужем-иллианцем присматривали трое гвардейцев Башни.
Увидев Эгвейн, Лильвин тут же встала на колени и отвесила грациозный поклон, коснувшись лбом парусинового пола. Ее муж поступил так же, хотя с некоторой неохотой. Быть может, ему просто недоставало актерского мастерства.
– Свободны, – сказала гвардейцам Эгвейн.
Спорить они не стали, но вышли не сразу. Как будто Амерлин и ее Страж не совладают с парочкой, не способной направлять Силу. Мужчины…
Гавин отступил в сторону, и Эгвейн обратилась к пленникам:
– По словам Найнив, тебе можно доверять, Лильвин, хоть и в самой малой степени. Ой, да сядь уже. В Белой Башне никто так низко не кланяется. Даже самые распоследние слуги.
Лильвин уселась, но продолжала смотреть в пол.
– Я совершенно не оправдала доверия, не справилась с данным мне поручением и поставила под угрозу сам Узор.
– Да, – кивнула Эгвейн. – Браслеты. Я в курсе. Хочешь, чтобы у тебя появилась возможность вернуть этот долг?
Женщина снова поклонилась, упершись лбом в пол. Эгвейн вздохнула, но, прежде чем успела приказать ей выпрямиться, Лильвин заговорила:
– Клянусь Светом и своей надеждой на спасение и возрождение, что буду служить тебе и защищать тебя, Амерлин, правительницу Белой Башни. Хрустальным троном и кровью императрицы я связываю себя с тобой, обязуюсь выполнять все твои приказы и беречь тебя ценой собственной жизни. Именем Света, да будет так. – И она поцеловала пол палатки.
Эгвейн ошеломленно смотрела на нее. Нарушить такую клятву способен только приспешник Темного. Хотя любой из шончан – без пяти минут друг Тени.
– По-твоему, меня недостаточно хорошо защищают? – спросила она. – Думаешь, я испытываю недостаток в слугах?
– Я думаю только о том, как выплатить долг, – ответила Лильвин.
В ее голосе чувствовалось напряжение. Искренняя горечь, которую не подделаешь. Этой женщине совсем не нравилось так пресмыкаться.
Встревоженная Эгвейн сложила руки на груди:
– Что ты можешь рассказать о шончанской армии, ее численности, вооружении и о планах императрицы?
– Кое-что мне известно, Амерлин, – ответила Лильвин. – Но я была капитаном корабля. То, что я знаю, касается шончанского флота, а в этом для тебя не много пользы.
«Ну разумеется», – подумала Эгвейн и взглянула на Гавина. Тот пожал плечами.
– Умоляю, – тихо промолвила Лильвин, – позволь мне проявить себя. Я утратила почти все. Даже мое имя больше мне не принадлежит.
– Для начала, – велела Эгвейн, – расскажи про шончан. Все, что знаешь, пусть даже эти сведения кажутся тебе несущественными. Они все равно могут быть полезны. – Или помогут разоблачить Лильвин как лгунью, что тоже неплохо. – Гавин, принеси мне стул. Послушаю, что она скажет. А там будет видно…
* * *
В свете стоявшей на столе единственной лампы Ранд, заложив руку за спину, копался в груде карт, записок и донесений. По пустому шатру кружил ветерок, и вместе с ним танцевал за стеклом лампы язычок пламени.
Оно живое? Этот огонек питается, движется сам по себе. Его можно притушить, придушить, так что по-своему он дышит. Да и что это вообще такое – быть живым?
Может ли быть живой мысль, идея?
«Мир без Темного. Мир без зла».
Ранд вернулся к картам. Увиденное впечатляло. Илэйн готовилась на совесть, и Ранду незачем было присутствовать на военных советах и планировать каждую битву. Все свое внимание он сосредоточил на севере. На горе Шайол Гул. На своей судьбе и своей могиле.
Ему больно было видеть, как эти карты, испещренные отметками о том, как расположены войска и отдельные отряды, сводят человеческие жизни к закорючкам на бумаге. Цифры, статистические данные… Да, он понимал, что для полководца жизненно важна ясность, определенная дистанция, отстраненный взгляд на происходящее. Но от этого становилось еще больнее.
Здесь, прямо перед ним, было пламя, которое жило, – и были люди, которые уже мертвы. Теперь, уже не возглавляя самолично войну, Ранд надеялся, что ему не придется смотреть на подобные карты. Он понимал, что, глядя на эти планы, будет горевать о солдатах, которых не может спасти.
По телу пробежал внезапный озноб, и волоски на руках вздыбились: знакомая отчетливая дрожь, нечто среднее между ужасом и приятным волнением. Неподалеку направляла Силу женщина.
Ранд поднял голову и увидел замершую у входа в палатку Илэйн.
– О Свет! – воскликнула она. – Ранд! Что ты тут делаешь? Хочешь, чтобы я умерла от испуга?
Опершись пальцами на одну из карт, Ранд повернулся и окинул Илэйн взглядом. Вот она, жизнь. Пунцовые щеки, золотистые волосы с медово-розовым оттенком, горящий в глазах костер. Под малиновым платьем круглый живот. Дети. О Свет, как же она красива!
– Ранд ал’Тор? – окликнула его Илэйн. – Скажешь хоть слово или так и будешь пожирать меня глазами?
– Кого еще мне пожирать, если не тебя? – спросил Ранд.
– Не смей так ухмыляться, фермерский мальчишка. Тайком пробрался ко мне в шатер? Ну и ну! Что скажут люди?
– Скажут, что я хотел тебя видеть. Кроме того, я не пробирался. Меня впустила охрана.
– Мне никто ничего не сказал. – Илэйн скрестила руки на груди.
– Это я попросил, чтобы не говорили.
– Значит, как ни крути, ты проник сюда тайком. – Илэйн скользнула мимо. От нее исходил приятнейший аромат. – Честное слово, не будь Авиенда такой…
– Не хотел попадаться на глаза рядовым солдатам, – объяснил Ранд. – Боялся, что в лагере поднимется переполох. Вот и попросил гвардейцев не говорить, что я здесь. – Он подошел к Илэйн, положил ладонь ей на плечо. – Я должен был увидеть тебя снова, прежде чем…
– Ты видел меня на Поле Меррилор.
– Илэйн…
– Прости, – сказала девушка, поворачиваясь спиной. – Нет-нет, я рада тебя видеть. И счастлива, что ты здесь. Просто пытаюсь уложить в голове, какое отношение ты… какое отношение все мы имеем к тому, что происходит.
– Не знаю, – ответил Ранд. – Сам до сих пор не понял. Извини.
Она со вздохом опустилась в кресло у стола:
– Думаю, тебе не помешает знать, что не все на свете можно уладить мановением руки.
– Я многое не способен уладить, Илэйн. – Он взглянул на стол, затем на карты. – Слишком многое.
«Выбрось это из головы».
Он встал перед ней на колени. Илэйн заломила бровь, но тут Ранд тронул ладонью ее живот – поначалу нерешительно.
– Я не знал, – сказал он. – До самого недавнего времени. Узнал только в ночь перед встречей. Значит, близнецы?
– Да.
– Выходит, Тэм станет дедом. А я…
Как мужчине реагировать на такое известие? Должен ли он испытать шок, оторопь, потрясение? Жизнь преподнесла Ранду немало сюрпризов. Теперь же, казалось, он и двух шагов сделать не может без того, чтобы не изменить мир.
Но это… Никакой это не сюрприз. Оказалось, в глубине души Ранд всегда надеялся стать отцом. Вот и стал. По телу прошла теплая волна. Многое, очень многое в этом мире пошло не так – но хоть что-то происходит как надо.
Дети. Его собственные дети. Ранд закрыл глаза и сделал глубокий вдох, наслаждаясь этой мыслью.
Он никогда их не увидит. Еще до рождения его дети останутся без отца. С другой стороны, Джандуин тоже оставил Ранда сиротой – и ничего, тот вырос вполне приличным человеком. Если не считать пары-тройки шероховатостей…
– Какие имена ты им дашь? – спросил он.
– Если будет мальчик, подумываю назвать его Ранд.
Он замер, не отнимая ладони от живота Илэйн. Что это? Движение? Ребенок шевельнулся?
– Нет, – тихо возразил Ранд. – Прошу, не называй детей в мою честь. Пусть живут своей жизнью. Я и без того отброшу на них слишком густую тень.
– Ладно. Хорошо.
Ранд заглянул ей в глаза. С нежной улыбкой Илэйн коснулась его щеки мягкой ладонью:
– Ты будешь прекрасным отцом.
– Илэйн…
– Ни слова больше. – Она подняла палец. – Никаких разговоров о долге и смерти.
– Нельзя же игнорировать то, что будет!
– Незачем мусолить эту тему, – сказала Илэйн. – Я научила тебя быть королем, Ранд, но, похоже, забыла преподать еще один урок. Готовиться к худшему вполне нормально, но нельзя застаиваться на черных мыслях. Прежде всего у короля должна быть надежда.
– Я надеюсь, надеюсь на лучшее! – воскликнул Ранд. – На лучшее для мира, для тебя, для всех, кто пойдет в бой. Но это не отменяет того факта, что я смирился с неминуемой смертью.
– Хватит, – отрезала Илэйн. – Довольно разговоров на эту тему. Сегодня я намереваюсь спокойно отужинать в обществе мужчины, которого люблю.
Ранд вздохнул, но поднялся с пола и сел на стул рядом с ее креслом, а Илэйн выглянула из шатра и велела гвардейцам подать кушанья.
– Давай хотя бы тактику обсудим, – предложил Ранд. – Я искренне впечатлен тем, что ты здесь сделала. Вряд ли я сумел бы добиться чего-то подобного.
– Почти все это – заслуга великих капитанов.
– Я видел пометки, сделанные твоей рукой, – возразил Ранд. – Башир и остальные – замечательные полководцы, кто-то даже гений военного искусства, но каждый из них думает только о своем поле сражения. Кто-то должен объединять их усилия, и ты чудесно справилась. У тебя к этому талант.
– Ничего подобного, – возразила Илэйн. – Просто меня, как дочь-наследницу Андора, всю жизнь готовили к возможным в будущем войнам. Если ты что-то разглядел во мне, скажи спасибо генералу Брину и моей матери. Нашлось ли среди моих записей то, что тебе захотелось бы исправить?
– Между Кэймлином и Браймским лесом, где ты планируешь устроить засаду на силы Тени, больше ста пятидесяти миль, – заметил Ранд. – Рискованное дело. Что, если твои войска разобьют раньше, чем они дойдут до лесов?
– Если не заманить троллоков в Браймский лес, ничего не получится. У отрядов, что станут совершать набеги на врага, будут самые быстрые и выносливые кони. Гонка предстоит изнурительная, тут нет сомнений, и под конец животные будут при смерти. Но мы надеемся, что к тому времени троллоки тоже выбьются из сил, и это упростит нашу задачу.
За обсуждением тактики они не заметили, как вечер сменился ночью. Слуги принесли ужин: бульон и мясо дикого вепря. Ранд хотел сохранить в тайне свое присутствие в лагере, но теперь, когда его видела прислуга, об этом не могло быть и речи.
Он приступил к еде, позволив себе бездумно плыть по волнам беседы. Какое из полей сражений представляет наибольшую опасность? Кого из великих капитанов Илэйн поддержит в случае разногласий – ведь споры между полководцами происходят чаще, чем хотелось бы? Каким образом все остальные смогут действовать заодно с армией Ранда, которая до сих пор ожидает нужного момента для атаки на Шайол Гул?
Разговор напоминал ему о времени, проведенном в Тире, когда в перерывах между изучением тонкостей политики они с Илэйн украдкой целовались в Твердыне. Тогда-то Ранд влюбился в нее. Это была настоящая любовь, а не восторг мальчишки, что свалился со стены, когда во все глаза пялился на принцессу. В те дни он понимал, что такое любовь, не лучше, чем фермерский сынок с мечом в неумелой руке понимает, что такое война.
Эта любовь родилась от всего, что было между ними общего. В обществе Илэйн Ранд мог говорить о политике и бремени правления. Она разбиралась в этом по-настоящему – лучше всех, с кем был знаком Ранд, – и знала, каково это, принимать решения, влияющие на жизнь многих тысяч людей. Она понимала, что значит долг перед народом своей страны. Ранд удивлялся, что их связь, несмотря на частые разлуки, осталась прежней. Более того, она сделалась сильнее. Теперь, когда Илэйн стала королевой, когда носит его детей…
– Ты поморщился, – сказала Илэйн.
Ранд отвлекся от тарелки, поднял взгляд на девушку. Отвечая на многочисленные вопросы, Илэйн не съела и половины того, что ей принесли, но, как видно, уже насытилась и держала в руках чашку теплого чая.
– Чего? – спросил Ранд.
– Поморщился, когда я заговорила о войсках, сражающихся в Андоре. И даже вздрогнул, хоть и едва заметно.
Неудивительно, что она это заметила. Ведь именно Илэйн учила его следить за самыми незначительными проявлениями эмоций собеседника.
– Все эти люди проливают кровь с моим именем на устах, – сказал Ранд. – Многие умрут за меня, а я их даже не знаю.
– Таково извечное бремя воюющего правителя.
– Должен быть способ их защитить…
– Если думаешь, что способен защитить всех на свете, Ранд ал’Тор, ты куда глупее, чем прикидываешься.
– Всех? Я так не считаю, – посмотрел ей в глаза Ранд, – но каждая смерть ложится мне на плечи тяжким грузом. Я чувствую, что должен сделать нечто большее – теперь, когда я все помню. Он пробовал сломить меня, и у него ничего не вышло.
– Так вот что случилось в тот день на вершине Драконовой горы?
Ранд никому об этом не рассказывал. Он взял свой стул и подсел к Илэйн:
– Там, наверху, я осознал, что слишком полагался на силу. Хотел стать крепче, тверже и сильнее, до самого предела. Преследуя эту цель, я рисковал утратить сострадание, а так нельзя. Чтобы победить, я должен испытывать это чувство. Увы, это означает, что я должен позволить себе испытывать боль за каждую смерть.
– И теперь ты помнишь Льюса Тэрина? – прошептала Илэйн. – Знаешь все, что знал он? Значит, это не просто поза?
– Я и есть Льюс Тэрин. Всегда им был. Теперь я это помню.
– Какое невероятное преимущество! – выдохнула Илэйн, широко раскрыв глаза. Из всех, кому Ранд говорил эти слова, только она отреагировала подобным образом. Замечательная женщина.
– Я обладаю всеми его знаниями, но они не подсказывают, как быть. – Он встал и принялся расхаживать по шатру. – У меня непременно должна быть возможность сделать так, чтобы люди перестали гибнуть за меня. Это моя битва. Зачем остальным выносить такие страдания?
– Ты отказываешь нам в праве сражаться? – расправила плечи Илэйн.
– Нет! Конечно же нет! Я ни в чем не могу тебе отказать. Лишь хочу положить этому конец – как-нибудь, хоть как-то… Я жертвую своей жизнью. Разве этого мало?
Илэйн встала, взяла его за руку, и Ранд обернулся.
Затем она поцеловала его, а после промолвила:
– Я люблю тебя. Ты и впрямь настоящий король. Но если попробуешь отнять у добрых людей Андора право встать на свою защиту, право выйти на Последнюю битву… – Щеки девушки раскраснелись, в глазах огонь… О Свет! Ее не на шутку рассердили его последние слова.
Ранд никогда не знал, что она скажет, что сделает, и это волновало его. С таким волнением наблюдаешь за запуском ночных цветков: да, они будут красивы, но никак не угадаешь, какую форму примет эта красота.
– Я же сказал, что не отказываю тебе в праве на битву, – повторил он.
– Дело не только во мне, Ранд. Дело во всех нас. Неужели ты не можешь этого понять?!
– Пожалуй, могу.
– Вот и молодец. – Илэйн вернулась в кресло, отхлебнула чаю из чашки и скроила гримаску.
– Испортился? – спросил Ранд.
– Да, но я уже привыкла. Хотя это едва ли не хуже, чем вообще ничего не пить, – с учетом того, как испорчено все остальное.
Ранд приблизился, взял у нее чашку, недолго подержал в руке, но Силу направлять не стал.
– Совсем забыл. Я кое-что тебе принес.
– Чай?
– Нет. Чай – это мелочи. – Он вернул ей чашку. Илэйн сделала глоток и захлопала ресницами:
– Он просто чудесный! Как ты это сделал?
– Это не я, – опустился на стул Ранд. – Это Узор.
– Но…
– Я – та’верен, – сказал Ранд, – и вокруг меня творятся непредсказуемые вещи. Очень долго все пребывало в равновесии. Скажем, в одном городке, где я оказывался, кто-то вдруг находил под лестницей богатый клад, а в другом следующем, где я побывал, люди обнаруживали, что все их деньги – ненастоящие, подсунутые ловким фальшивомонетчиком. Кто-то принимал кошмарную смерть, а кто-то спасался самым чудесным образом. Гибель и рождение, браки и разводы. Однажды я видел, как с неба упало перышко, вонзилось кончиком в землю и осталось стоять, а за ним точно так же упали еще десять перьев. Все это происходило случайно, как при броске монетки.
– Но чай… Разве это случайность?
– Да, – подтвердил Ранд. – Но видишь ли, последнее время монетка падает одной и той же стороной. То есть плохое творю не я, а кто-то еще. Темный населяет мир ужасами, сеет зло, безумие и смерть. Но Узор… Узор – это равновесие. Он восстанавливает баланс, а я – его посредник. Чем усерднее трудится Темный, тем сильнее я влияю на все, что меня окружает.
– Зеленеет трава, – поняла Илэйн, – расступаются тучи, испорченная еда обретает прежние качества…
– Да. – Ну, временами помогали кое-какие уловки, но о них Ранд умолчал. Он нащупал у себя в кармане мешочек, выудил его.
– Если это правда, – сказала Илэйн, – в мире не может быть добра.
– Конечно же может!
– Разве Узор не уравновесит его?
Ранд задумался. Эта логическая цепочка слишком уж походила на его размышления до того, как он ступил на склон Драконовой горы, – уверенность, что его жизнь предопределена и у него нет выбора.
– Пока нам не все равно, – ответил он, – в мире есть место добру. Узору нет дела до чувств. Он не добрый и не злой. А Темный – чужеродная сила, влияющая на него извне.
И Ранд положит этому конец. Если сумеет.
– Вот, – сказал он. – Подарок, о котором я говорил. – И пододвинул к ней мешочек.
Илэйн с любопытством взглянула на Ранда, развязала тесемки и взяла в руки статуэтку женщины. Распрямив спину, та стояла с шалью на плечах, но не походила на Айз Седай. У нее было пожилое лицо, мудрое, с улыбкой на устах.
– Это ангриал? – спросила Илэйн.
– Нет. Это Семя.
– Семя?..
– У тебя талант к созданию тер’ангриалов, – сказал Ранд. – Но ангриалы создаются иначе. Процесс начинается с одной из подобных вещиц, специально изготовленных для того, чтобы впитать твою Силу и поместить ее в нужный предмет. Процесс небыстрый, и несколько месяцев ты будешь ослаблена, поэтому даже не думай начинать, пока идет война. Но когда я нашел эту забытую статуэтку, сразу же вспомнил о тебе. Не хотелось возвращаться без подарка.
– Ой, Ранд! У меня тоже для тебя кое-что есть! – Илэйн подбежала к костяному сундучку для украшений, стоявшему на одном из походных столиков, и достала из него кинжал с коротким незаточенным клинком и рукоятью из оленьего рога, увитой золотой проволокой.
– Не обижайся, Илэйн, – сказал Ранд, озадаченно глядя на кинжал, – но оружие из него никудышное.
– Это – тер’ангриал. Пригодится, когда отправишься к Шайол Гул. С ним ты будешь невидим для Тени.
Потянувшись к Ранду, она коснулась его лица.
Он накрыл ее ладонь своей.
Они пробыли вместе почти до утра.

Глава 10. Как использовать драконов


Перрин ехал на Трудяге, а за ним следовала легкая кавалерия Илэйн: белоплащники, майенцы, гэалданцы и сколько-то бойцов из Отряда Красной руки. Лишь малая часть их армии. В том-то и смысл.
Они двигались наискось в сторону троллоков, разбивших лагерь за пределами Кэймлина. Город все еще дымился: задумка Илэйн – с маслом и пожарами – помогла выгнать монстров из города, но некоторые оставались на стенах.
– Лучники! – выкрикнул Арганда. – Пускай!
За ревом атаки, фырканьем коней и топотом копыт приказ услышали немногие, но в троллоков полетели стрелы, а остальные бойцы и без того знали, что делать.
Перрин пригнулся к шее Трудяги, надеясь, что в нынешней вылазке молот не понадобится. Его отряд пронесся мимо троллоков, осыпая тех дождем стрел, а затем свернул прочь от города.
На полном скаку Перрин глянул за спину и был вознагражден видом издыхающих чудовищ. За его конницей следовала кавалерия Отряда Красной руки, и парни уже приблизились к вражескому лагерю на расстояние полета стрелы.
В ответ, вслед нападавшим, понеслись троллочьи стрелы – толстые и черные, очень похожие на копья, выпущенные из громадных луков. Хотя атака была молниеносной, нескольких бойцов Перрин потерял.
Однако троллоки не двинулись с места. Всадники замедлили ход. Поглядывая через плечо, Арганда подъехал к Перрину:
– Они все равно не атакуют…
– Значит, будем бить снова и снова, – сказал Перрин. – Пока не поведутся.

– Наши атаки продолжаются, ваше величество, – доложил гонец, прибывший в лесной лагерь Илэйн через переходные врата, открытые двумя женщинами из Родни. – Лорд Златоокий велел передать, что при необходимости будет дразнить троллоков до самого вечера.
Илэйн кивнула, и посыльный вернулся туда, откуда прискакал. Браймский лес спал. Из-за голых ветвей казалось, что сейчас зима.
– Слишком много сил требуется на обмен известиями с Перрином, – недовольно сказала Илэйн. – Жалко, что не заработали те тер’ангриалы; по словам Авиенды, один позволяет видеть на расстоянии, а другой – переговариваться. Но, как говаривает Лини, о хотелки и споткнуться немудрено. Но все же я предпочла бы видеть сражение собственными глазами…
Бергитте ничего не сказала, глядя куда-то вдаль и делая вид, что не слышала последней фразы.
– В конце концов, – продолжила Илэйн, – я могу постоять за себя. И не раз это доказывала.
Нет ответа. Под глухой перестук копыт по мягкой почве обе всадницы не спеша объезжали лагерь, разбитый так, чтобы в любой момент можно было без промедления сняться с места. «Палатками» для солдат служили полосы парусины, наброшенные на туго натянутые промеж деревьев веревки. Походная мебель имелась только в двух шатрах, командном и королевском. Группа женщин из Родни была готова по первому слову открыть переходные врата и переправить Илэйн и ее полководцев подальше в лес.
Войска ждали битвы. Почти все были напряжены, словно лук с наложенной на натянутую тетиву стрелой. Илэйн, однако, не собиралась драться с троллоками на их условиях. Если верить донесениям, троллочьи кулаки еще не спустились с городских стен, при этих условиях прямая атака закончится полным провалом: людей попросту расстреляют сверху тяжелыми черными стрелами.
Нет, врагов надо выманить в лес, и если для этого нужно терпение, так тому и быть.
– Вот что я решила. – Илэйн повернулась к Бергитте. – Просто шагну во врата и одним глазком взгляну сама на троллочью армию. С безопасного расстояния. Я могла бы…
Страж, качнув золотистой косой, достала из-под блузы свой медальон в виде диска с изображением розы. Он действовал так же, как и три созданных Илэйн копии Мэтова медальона с лисьей головой, хотя дубликаты и были далеки от совершенства. Мэту вернули оригинал и две его копии; третью копию стащил Меллар.
– Только попробуй выкинуть подобный растреклятый фортель, – предупредила Бергитте, не глядя на Илэйн, – и я закину тебя на плечо – как буйно загулявший пьянчуга поступает со служаночкой из таверны – и отнесу обратно в лагерь. Именно так и будет, Илэйн, и да поможет мне Свет.
– Напомни-ка, – сдвинула брови Илэйн, – по какой именно причине я отдала тебе этот медальон?
– Точно не скажу, – ответила Бергитте. – Но действовала ты так из чувства самосохранения, продемонстрировав тем самым исключительную дальновидность. Что совершенно на тебя не похоже.
– По-моему, это несправедливо, Бергитте.
– Знаю! Мне вечно приходится с тобой возиться, а это в высшей степени несправедливо! Даже не верится, что до тебя это дошло. Неужели все юные Айз Седай отличаются такой безответственностью? Или мне просто достался лучший щенок из этого особенного помета?
– Хватит ныть, – пробурчала Илэйн, но заставила себя улыбнуться и кивнуть проходившим мимо солдатам, которые приветствовали ее воинским салютом. – Я начинаю думать, что лучше бы у меня был Страж, обученный в Башне. Тогда не пришлось бы выслушивать столько дерзких речей.
Бергитте рассмеялась:
– Илэйн, вряд ли ты понимаешь Стражей хотя бы вполовину так хорошо, как тебе представляется.
Илэйн не ответила, решив, что тему пора закрыть. Они миновали площадку для Перемещения, где Сумеко и другие женщины из Родни занимались отправкой и приемом гонцов с разных мест сражений. Пока что соглашение между Илэйн и Родней оставалось в силе.
В кармане платья у девушки лежал официальный ответ Эгвейн – вернее, Престола Амерлин – насчет означенного соглашения. Илэйн прямо-таки чувствовала, как от письма исходит жар, замаскированный официальным языком и заверениями, что сейчас не время тревожиться о подобных вещах.
Илэйн стоит приложить кое-какие усилия и окончательно разобраться с этим вопросом. Рано или поздно Эгвейн поймет, что деятельность Родни в Андоре под присмотром королевы – самое логичное решение.
Рядом с площадкой для Перемещения Илэйн заметила, как явно усталый шайнарец принимает из рук какого-то двуреченца бурдюк с водой. Этот мужчина с пучком волос на макушке и повязкой на глазу показался ей знакомым.
– Уно? – Не веря своим глазам, Илэйн осадила Лунную Тень.
Мужчина вздрогнул и чуть не облился.
– Илэйн? – Он вытер лоб рукавом. – Слыхал, ты теперь растрек… королева. И чего тут удивляться, ведь ты была треклятой дочерью-наследницей. Ой, прости, – поморщился шайнарец. – Дочерью-наследницей. Вовсе не треклятой.
– Можешь не сдерживаться, Уно, – сухо разрешила Илэйн. – Найнив поблизости нет. Как ты тут оказался?
– Это все Амерлин. Ей, видишь ли, потребовался треклятый гонец, и выбрали меня. Проклятье! Я уже передал растреклятое сообщение Эгвейн твоим полководцам, если это, будь я проклят, хоть как-то поможет. Мы уже обустроили боевые позиции, чтоб им сгореть, и отправили разведчиков в Кандор. Разор там, конечно, страшенный. В подробностях рассказывать?
– Я выслушаю доклад полководцев, Уно, – улыбнулась Илэйн. – Отдохни и прими растреклятую ванну, ты, прыща пастушьего сын.
Услышав эти слова, Уно выплюнул полный рот воды. Илэйн улыбнулась шире прежнего. Днем раньше она услышала это ругательство от одного из солдат и до сих пор не понимала, почему его считают настолько грубым, но действовало оно безотказно.
– Я… Без треклятой ванны обойдусь… эм-м… ваше величество, – сказал Уно. – Уже пять минут как отдыхаю, хватит. В Кандоре треклятые троллоки вот-вот попрут в атаку, и я не допущу, чтобы ребята сражались без меня. – Он отсалютовал Илэйн, приложив руку к груди, поклонился и заторопился в сторону площадки для Перемещения.
– Какая жалость! – заметила Бергитте. – Он славный собутыльник. Вот бы задержался ненадолго.
Но благодаря узам Илэйн ощутила от Стража иную реакцию, да и так все было ясно, поскольку Бергитте не отводила глаз от задницы Уно.
– Сейчас не время для подобных развлечений, – покраснела Илэйн. – Что одного, что другого.
– Просто смотрю, – невинно отозвалась Бергитте. – Не пора ли нам выслушать донесения с других фронтов?
– Пора, – твердо согласилась Илэйн.
Она чувствовала недовольство Бергитте, хотя та его не высказала вслух. Страж терпеть не могла планировать битвы – что Илэйн находила странным для женщины, побывавшей в тысячах великих сражений и в решающие моменты истории геройски спасавшей бесчисленное множество жизней.
В командном шатре – одной из немногих полноценных палаток в армии Илэйн – Башир проводил совещание с другими военачальниками: Абеллом Коутоном, Галленне и Тромом, замещавшим командующего белоплащников. Сам Галад, как и Перрин, участвовал в набегах на троллоков возле стен Кэймлина. Илэйн сочла Трома на удивление учтивым – куда более учтивым, чем сам Галад.
– Итак? – спросила она.
– Ваше величество, – поклонился Тром.
Ему не нравилось то обстоятельство, что Илэйн – Айз Седай, но он старательно скрывал свою неприязнь. Остальные ограничились воинским салютом, хотя Башир лишь по-дружески махнул рукой, после чего указал на военные карты:
– Поступили донесения со всех участков сражений. Беженцы из Кандора стекаются к войскам Амерлин. Среди них довольно много тех, кто умеет сражаться, – по большей части это солдаты того или иного Дома, а также купеческие охранники. Силы лорда Итуралде по-прежнему ожидают момента, когда лорд Дракон отправится к горе Шайол Гул. – Он разгладил усы согнутым пальцем. – Когда они войдут в долину, отступать будет некуда.
– А армия Пограничных земель? – спросила Илэйн.
– Держится. – Башир указал на другую карту, теперь Шайнара. У Илэйн не к месту мелькнула мысль, не предпочел бы Уно сражаться в ущелье, среди соплеменников. – По словам последнего гонца, есть опасения, что их сомнут, и они задумываются об организованном отступлении.
– Настолько все плохо? – нахмурилась Илэйн. – Предполагалось, что они будут держать оборону, пока я не покончу с троллоками в Андоре, после чего присоединюсь к ним. Таков был наш план.
– Был, – согласился Башир.
– Хотите сказать, что в военном деле планы имеют силу лишь до той поры, пока не обнажены первые клинки? – спросила Илэйн. – Или, может, пока не выпущена первая стрела?
– Пока не поднято первое копье, – буркнул Башир себе под нос.
– Это я понимаю. – Илэйн ткнула пальцем в карту. – Но еще мне известно, что лорд Агельмар обладает достаточным опытом, чтобы сдержать троллочью свору. Тем более при поддержке армий Пограничья.
– Пока что они держатся, – повторил Башир, – но натиск там чудовищный. – Он поднял руку, пресекая возражения Илэйн. – Понимаю, отступление беспокоит вас, но советую прислушаться к мнению Агельмара. Он заслужил свое звание великого капитана. В отличие от нас, он видит ситуацию непосредственно на поле боя. Он знает, как поступать.
– Да, – глубоко вздохнула Илэйн. – Вы правы. Прошу узнать, не сможет ли Эгвейн выслать ему подкрепление. А нам тем временем надо сосредоточиться на скорейшей победе в Андоре.
Похоже, сражение на четырех фронтах стремительно истощит все ресурсы. Однако на стороне Илэйн не только знакомая местность, но и наилучшие шансы на успех. Если другие армии дождутся ее победы над троллоками в Андоре, она присоединится к Лану и Агельмару, и нынешняя патовая ситуация в ущелье может обернуться разгромом там сил Тени, после чего объединенные войска помогут Эгвейн отвоевать Кандор.
Исход военных действий целиком зависел от армии Илэйн. Если ей не удастся победить в Андоре, остальные не получат подкрепления. Силы Итуралде и Лана будут истощены изнурительными атаками. Допустим, шансы выстоять имеются у Эгвейн; все зависит от того, что противопоставит ей Тень, – но Илэйн вовсе не хотелось узнать, каковы они, эти шансы, и есть ли они вообще.
– Троллоков надо спровоцировать на атаку, – сказала она. – Прямо сейчас.
Башир кивнул.
– Усильте натиск, – велела Илэйн. – Постоянно осыпайте их стрелами. Дайте ясно понять, что если враги не дадут отпор, со временем мы перебьем их подчистую.
– А если они просто отступят в город? – спросил Тром. – Пожары начинают угасать…
– В таком случае, нравится нам это или нет, мы выставим драконов и начнем ровнять Кэймлин с землей. Больше медлить нам нельзя.

Андрол боролся со сном. То питье, которым их напоили… От него клонило в дрему. Зачем они это сделали?
«Наверное, чтобы не дать использовать Единую Силу», – подумал он сквозь дурман. Андрол не мог дотянуться до Истинного Источника, хотя щитом его не оградили. Что же это за напиток, способный сотворить такое c человеком?
Бедняга Эмарин плакал. Он был связан. Его еще не сумели Обратить, но с каждым часом он, похоже, приближался к пределу своих возможностей. Андрол вытянул шею и повернул голову. В темной комнате смутно виднелись тринадцать созданий, помогавших Таиму довести Обращение до конца. Понурив плечи, они сидели вокруг стола. Видимо, выбились из сил.
Андрол вспомнил, как днем раньше Таим устроил скандал: орал на подручных, что дело идет слишком медленно. Они затратили слишком много энергии, Обращая первых мужчин и женщин, и теперь им приходилось несладко.
Певара спала, потеряв сознание от чая, которым позже напоили Андрола – с таким видом, будто он никого не интересовал. По большей части о нем не вспоминали. Узнав, что Певара находится под воздействием этого настоя, Таим не на шутку рассердился. Видать, хотел Обратить ее следующей, а для этого процесса необходимо, чтобы жертва была в состоянии направлять Силу.
– Пустите меня!
Андрол извернулся и глянул в ту сторону, откуда прозвучал новый голос. Аборс и Мишраиль втащили в комнату еще одну пленницу – невысокую, с кожей цвета меди. То была Тувин, одна из Айз Седай, которых Логайн связал с собой узами.
Рядом, не открывая глаз, шевельнулся сам Логайн. Он выглядел так, будто его избила разъяренная толпа.
– Что вы творите?! – возмутилась Тувин. – О Свет! Я…
И тут Аборс заткнул ей рот. Этот густобровый мужчина переметнулся на сторону Таима добровольно, когда тот еще не начал Обращать Аша’манов.
Все еще плохо соображавший Андрол попробовал высвободить руки из пут, но веревки оказались затянуты туже прежнего. Ну да, правильно. Эвин заметил слабину и связал пленника заново.
Андрол чувствовал себя беспомощным. Бесполезным. Он ненавидел это чувство, ведь для него смысл жизни – если он вообще был, этот смысл, – заключался в том, чтобы приносить пользу. И держать ситуацию под контролем.
– Обратите ее следующей, – раздался голос Таима.
Андрол вывернул шею. Таим сидел за столом. Он любил присутствовать при Обращениях, но на Тувин не смотрел. Пальцами он нежно поглаживал какой-то предмет. Что-то вроде диска…
Вдруг он встал и сунул вещицу в поясной кошель:
– Сетуете, что из-за стольких Обращений выбились из сил. Что ж, если Обратить эту женщину, ее способности усилят ваши. Мишраиль, пойдешь со мной. Пора.
Мишраиль и еще несколько человек, стоявших там, где Андрол не мог их видеть, подошли к Таиму. Тот направился к двери.
– К моему возвращению она должна быть Обращена, – сказал он, выходя.

Мандарб галопом мчался по каменистой земле. Лану казалось, что он скачет к ущелью чуть ли не в сотый раз, хотя с начала сражения не прошло и недели.
Рядом скакали во весь опор принц Кайзель и король Изар.
– Что такое, Дай Шан? – выкрикнул Кайзель. – Новая атака? Я не видел сигнала тревоги!
Пригнувшись к шее Мандарба, Лан мрачно всматривался в сумерки. По обеим сторонам горели костры, сложенные из дров и мертвых тел, а за спиной гремели копытами сотни коней малкири. Жечь трупы непросто, но костры не только дают свет. Они лишают троллоков пищи.
Впереди раздавались звуки, которых Лан совсем не хотел услышать. Звуки, приводившие его в ужас.
Взрывы.
Далекий грохот, будто сталкивались друг с другом огромные камни, и при каждом таком столкновении содрогался воздух.
– О Свет! – Лана нагнала королева Этениелле Кандорская. Ее белый мерин несся галопом. – Это то, о чем я думаю?
Лан кивнул. У врага появились те, кто владел Силой.
Этениелле – женщина в теле, почтенная матрона по стандартам порубежников, – крикнула что-то своей свите, но Лан не разобрал ее слов. Среди спутников королевы были лорд Балдер, носивший звание хранителя меча, и седовласый Калиан Рамсин, ее новый муж.
Всадники подъехали к ущелью, где воины Лана с трудом сдерживали натиск исчадий Тени. Близ первых костров взлетел на воздух передовой отряд кандорских конников.
– Лорд Мандрагоран! – помахал рукой человек в черном мундире. Наришма. Он подбежал к Лану вместе со своей Айз Седай. Лан всегда держал на передовой кого-то из тех, кто мог направлять Силу, но при этом отдал приказ в бой не вступать. Силы Аша’манов требовались ему для чрезвычайных случаев.
Таких, как этот.
– Кто-то направляет Силу? – спросил Лан, осаживая Мандарба.
– Да, Дай Шан. Повелители ужаса, – ответил Наришма, тяжело дыша. – Пожалуй, не меньше двух десятков.
– Их там два десятка, и это в лучшем случае, – заметил Агельмар. – Они рассекут нас, как меч рассекает молочного ягненка.
Лан обвел взглядом суровый ландшафт. Когда-то это была его родина. Родина, которой он никогда не знал.
Малкир придется оставить. При этой горькой мысли в сердце у Лана как будто провернули кинжал, но деваться было некуда.
– Вот и ваше отступление, лорд Агельмар, – сказал он. – Наришма, твои товарищи могут хоть что-то сделать?
– Если подъехать поближе, можно попытаться рассечь их плетения прямо в воздухе, – ответил Аша’ман. – Но это сложно. Пожалуй, даже невозможно, если они используют только тесьмы из Земли и Огня. К тому же на той стороне их довольно много… ну, мы станем для них мишенями. Боюсь, нас одолеют…
Рядом прогремел взрыв, земля содрогнулась, Мандарб вскинулся на дыбы, чуть не сбросив седока наземь. Ослепленный вспышкой Лан едва удержался в седле.
– Дай Шан! – Голос Наришмы.
Лан сморгнул слезы и прорычал в ответ:
– Ступай к королеве Илэйн! Приведи владеющих Силой, чтобы прикрыли наш отход. Без поддержки нас порвут в клочья. Давай, парень!
Агельмар уже выкрикивал приказы к отступлению. Выдвинувшись вперед, лучники готовились загнать Повелителей ужаса в укрытие. Лан выхватил из ножен меч и галопом помчался к защитникам ущелья.
«Да обережет нас Свет», – думал он, вопя что было мочи и пытаясь собрать остатки своей кавалерии. Тарвиново ущелье было потеряно.
* * *
Изводясь от тревоги, Илэйн ждала у самой опушки Браймского леса – такого древнего, что он, казалось, обладал собственной душой, а вековые деревья, служившие ему заскорузлыми пальцами, тянулись из земли навстречу ветру.
В таком лесу трудно не почувствовать себя песчинкой. Хотя на деревьях почти не было листвы, Илэйн ощущала на себе взгляды тысяч глаз, смотревших на нее из чащи. Ей вспомнились сказки, что она слышала в детстве: мол, в Браймском лесу полно разбойников – и благородных, и совершенно бесстыдных, с сердцами черными, все равно что у приспешников Темного.
«Кстати…» Илэйн задумалась над одной из этих сказок, а затем повернулась к Бергитте:
– Разве не ты однажды верховодила воровской шайкой, скрывавшейся в этом лесу?
– Я-то надеялась, что эту историю ты не знаешь, – поморщилась Бергитте.
– Ты ограбила королеву Алдешара! – воскликнула Илэйн.
– И сделала это с исключительной вежливостью, – заметила Страж. – Смею заметить, королева из нее вышла скверная и многие сомневались в ее праве на трон.
– Но дело же в принципе!
– Именно поэтому я ее и ограбила, – насупилась Бергитте. – По крайней мере… мне так кажется.
Илэйн решила не продолжать разговор. Бергитте всегда нервничала, чувствуя, как меркнут ее воспоминания о прошлых жизнях. Временами она вообще ничего не могла вспомнить; другой раз ее обуревали образы каких-то былых событий – причем порой нахлынут и тут же исчезнут.
Илэйн возглавляла арьергард. Теоретически ее войска должны были нанести врагу основной урон.
Под аккомпанемент шороха палой листвы с площадки для Перемещения прискакала запыхавшаяся посланница.
– Я прибыла из-под Кэймлина, ваше величество, – коротко поклонилась она, не сходя с седла. – Лорд Айбара вынудил троллоков пойти в атаку. Теперь они движутся прямо на вас.
– О Свет! Заглотили-таки наживку! – обрадовалась Илэйн. – Пора готовиться к бою. Ступай отдохни. Скоро тебе понадобятся все силы без остатка.
Посланница кивнула и галопом умчалась прочь, а Илэйн передала полученные известия Талманесу, айильцам и Тэму ал’Тору.
* * *
Услышав в лесу какой-то подозрительный шум, Илэйн подняла руку, прерывая рапорт женщины из королевской гвардии. Встревоженная Лунная Тень пошла вперед, мимо прятавшихся в подлеске солдат. Никто не сказал ни слова. Казалось, все затаили дыхание.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71462584?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.