Главная страница | Боевая фантастика | Новая Зона. Аллергия

Новая Зона. Аллергия
Александр Станиславович Свистунов
Апокалипсис-СТНовая зона
Небольшой городок Алатаньга в Средней Азии становится местом разборок двух корпораций и объектом активного внимания криминальных структур и самых разных международных спецслужб. Артефакты из местной аномальной Зоны способны не только погоду менять или вызывать землетрясения, но и помогают совершить гениальное открытие или добиться финансового благополучия. А могут свести с ума, довести до банкротства, сломать судьбу. Вот только делают они это спонтанно и бесконтрольно, и ничего удивительного в том, что многие готовы пойти на что угодно, лишь бы научиться управлять «чудесами».
Сергея Фокина, занимающегося информационной безопасностью в одной из корпораций, вербуют с целью поиска пропавшего представителя российских спецслужб. И эта вербовка становится первым этапом в череде непредсказуемых событий. Оказывается, Фокин нужен буквально всем заинтересованным лицам, поскольку имеет уникальную особенность – аллергию на «чудеса».

Александр Свистунов
Новая Зона. Аллергия
Цель этого путешествия мне неизвестна,
Но я – его результат.
Я там, где я был, и там, куда направляюсь.
Последний привал на пути, вдали от насмешек.
    Томас Макграт
© Свистунов А., 2024
© ООО «Издательство АСТ», 2024

«ИЗДАТЕЛЬСТВО АСТ» ПРЕДСТАВЛЯЕТ СЕРИЮ «СТАЛКЕР»
Аркадий и Борис Стругацкие. ПИКНИК НА ОБОЧИНЕ
Дмитрий Силлов. ЗАКОН ПРИПЯТИ
Дмитрий Силлов. ЗАКОН КРОВИ
Дмитрий Силлов. ЗАКОН ВЫЖИВШИХ
Дмитрий Силлов. ЗАКОН БАНДИТА
Дмитрий Силлов. ЗАКОН ШУХАРТА
Дмитрий Силлов. ЗАКОН ЧЕРНОГО СТАЛКЕРА
Дмитрий Силлов. ЗАКОН ЧЕРНОБЫЛЯ
Дмитрий Силлов. ЗАКОН МУТАНТА
Дмитрий Силлов. ЗАКОН ЗАТОНА
Дмитрий Силлов. ЗАКОН ФУКУСИМЫ
Дмитрий Силлов. ЗАКОН КРОВОСОСА
Дмитрий Силлов. ЗАКОН ВЫБРОСА
Дмитрий Силлов. ЗАКОН КОНТРОЛЕРА
Дмитрий Силлов. ЗАКОН АРЕНЫ
Дмитрий Силлов. ЗАКОН УЧЕНОГО
НОВАЯ ЗОНА
Андрей Буторин. ЗОНА СЕВЕРА. ВЗЛОМЩИК
Андрей Буторин. ЗОНА СЕВЕРА. ДВУЕДИНЫЙ
Андрей Буторин. ЗОНА СЕВЕРА. ХАКЕР
Дмитрий Корсак. БЕЛОЕ НЕБО. ПРИ НЕОБХОДИМОСТИ УНИЧТОЖИТЬ
Дмитрий Корсак. БЕЛОЕ НЕБО. КЛЮЧ ОТ БЕЗДНЫ
Андрей Шиканян. БАЙКИ ИЗ ЗОНЫ. ДИСКОБОЛ
Андрей Шиканян. БАЙКИ ИЗ ЗОНЫ. УБЕЖАТЬ ОТ СЕБЯ
Юрий Смирнов. ТЕРРИТОРИЯ «ВЯТКА»
Юрий Смирнов. КАЛЕЙДОСКОП
Андрей Нуждин. ЗОНА ПИТЕР. НА ОДНОЙ ВОЛНЕ
Андрей Нуждин. ЗОНА ПИТЕР. ВО ИМЯ СПРАВЕДЛИВОСТИ
Андрей Нуждин. ЗОНА ПИТЕР. ТАМ, ГДЕ ВОДЯТСЯ ЧУДОВИЩА
Андрей Нуждин. ЗОНА ПИТЕР. СБОЙ СИСТЕМЫ
Андрей Нуждин. ЗОНА ПИТЕР. ОПЕРАЦИЯ «ПРОВОДНИК»
Александр Свистунов. АЛЛЕРГИЯ

Пролог
Клякса (Боб Мустафа)
С востока небо темнеет. Но тьма идет негустая, нестрашная. Солнышко поднимается над горизонтом, а Зона под его лучами мрачнеет. Скоро пятно чернильное полнеба закроет.
Боб как-то слушал, как мэр местный выступал перед народом. Зачитывал выдержки из научного доклада профессоров физико-технического института. Как там было: «Произошел прокол пространственный, откуда-то с анти-Альдебарана, и образовалась Зона – вывернутый наизнанку кусочек другой Вселенной, для нашего солнца абсолютно черное тело, глотает все его лучи».
В Зоне днем чернота жуткая, хорошо, что Боб в темноте видит, это ему дает большие преимущества перед другими фантерами, а вот свет электрического фонарика или спичку если зажечь, так он никуда не поглощается, светит. Ночью и луна нормально все освещает, и звезды из Зоны видны. Только солнечный свет Зона глотает. Почему? Никто не понимает. Да там до черта всего непонятного. Если подобрать какую-нибудь фиговину и в карман положить, то она как мина замедленного действия, затаится и тикает. И на какое время заведена, никто не знает. О, вспомнил Боб, у меня же в кармане «погодный пузырь». Совсем про него забыл. На черта его в Зону обратно тащить?
Вот он. Обычная мыльная пленка. Только не лопается, как ни сминай, даже не шелестит. Лопнет, когда сам захочет. И погоду моментом изменит. Как? Черт его знает. Могут заморозки среди лета ударить, а может теплый воздух на наш горный городок обрушиться, и кокосовая пальма прорастет на высоте двух километров над уровнем моря. В общем, у народа мозги понять этого не могут, да никто и не напрягается. Ну вот, «пузырь» лопнул у Боба в руке. Началось. Туча мохнатая через вершину переваливает, на бурого медведя похожа. Только рева звериного не слышно. Сейчас молниями засверкает и рев громовой обрушит. Домой надо возвращаться поскорее, неохота мокнуть.
Смотрит Боб, а у него гости! Столпились на крылечке перед входом. Не пустила их в дом Мари. Настроение у нее, значит, неподходящее, чтобы таких гостей принимать. Славная полиция славного городка Алатаньга. Этой самой Зоной прославленного на весь мир. Во главе с начальником Квазимодо, кажется. Нет, Квазимодо – это из мюзикла, а у капитана фамилия Квазилиди. Еще и пограничник с ними в комплекте. Это же Баха, фамилия его Бах, как у композитора. В самом начале славных дел, два года назад, когда только эта Клякса возникла за городком, он продукты выклянчивал. Очень плохо тогда их командование погранзаставу продовольствием снабжало. За буханку хлеба и банку кильки в томате в Зону пропускали. А уж за бутылку водки ходи, как к себе домой.
Баха и говорит:
– Что же ты не здороваешься, Боб? Гости к тебе пришли.
А у Боба настроение не такое, чтобы радость изливать на этих полицейских, которые по его душу притопали.
– А чего здороваться, – говорит, – меня и так все знают. Что, шмотки уже собирать или так пройдемся, я же все равно вернусь?
Квазилиди делает страшную физиономию.
– Мистер Боб Мустафа, – заявляет он, – мне абсолютно все равно, вернетесь вы или нет. У меня распоряжение мэра. Положить в Зону фантик, которому там и место. В ночное время Зону можете покидать на несколько часов для свидания с семьей. Капитан Бах проследит за соблюдением режима. Заявления и жалобы можете подавать мне.
– Какая заботливая у нас полиция, – ухмыляется Боб, – а господин капитан просто лучшая в мире няня. Памперс мне не поменяете?
Квазилиди не рассердился. Посмотрел устало и наручники вытаскивает. Позвякал цепочкой многозначительно.
– Ладно, ладно, сам пойду, – отвечает Боб. Потом удивленно спрашивает: – Мы что же, все пять километров пешком потопаем?
Квазилиди губами шевелит, неслышно матом обкладывает, но на словах сама любезность.
– Что вы, – говорит, – мистер Боб Мустафа, вы для нас очень важная персона, для вас специально вип-транспорт приготовлен.
– На колесах мы, – доброжелательно подтвердил Баха, – «уазик» за домом стоит. До рудника быстро доползем. С женой попрощаться не хочешь?
– А зачем? – отвечает Боб. – Вернусь же скоро. Мари, я ненадолго, картошку пожарь и цыпленка в гриле.
Мари пронзительным голоском из глубины дома отвечает: «Щас, ты мне только картошку почисти».
– Ну вот, – с досадой говорит Боб, – недолго нам гулять, мне еще картошку чистить.
– Он что, серьезно? – с удивлением спрашивает Квазилиди.
– А от него всего можно ожидать, – отвечает Баха.
– Ну идем, что ли, а то, кажется, дождь собирается.
Туча как раз доползла до городка. Первые капли упали, Боб бейсболку свою любимую, «Баффало сейбрз», на голову натянул и первым к машине двинулся. Ему-то чего бояться? С тех пор как ящерка его изумрудная померла, он полным фаталистом стал. Он же теперь сам, как ящерка, события вызывает. Знать бы еще какие. Он, между прочим, единственный, кто из Зоны живое существо вынес. В коробке из-под каминных спичек она жила. Как хвост свой откинет, так какое-нибудь событие случится. Первый раз вдруг ему в голову стукнуло. Пошел в магазин и купил 588 воздушных шариков, больше не было. Штук пять даже надул, думал, может, что произойдет? Ничего не случилось. До сих пор штук сто еще валяется, детишки уже и брать перестали.
А в другой раз… Только хвост она откинула, ящерка, и откуда ни возьмись, словно по волшебству, банда террористов возле рудника материализовалась. Долго их минами забрасывали, пока не выкурили. А народ тогда на улицы высыпал и наблюдал за войнушкой, и никакими силами нельзя было людей по домам разогнать. Интересно им, видите ли. И чего этим бандитам надо было? Рудник-то давно выработан. Урана там нет больше. Лет пятьдесят как закрыли эту лавочку вместе с той зоной и зэками, которые этот уран добывали. От тех времен только ржавый железный лозунг остался над въездом в городок: «Славься, шахтерский труд!» И то все эти буквы стальные, метровой высоты, сильно покореженные, совсем некрасивыми стали.
Вот какие события ящерка вызывала. Скорее всего, этот фантик универсальный был в отличие от погодных мыльных «пузырей» и «металлического воздуха», который с геологией связан. Испарится этот воздух, атмосферу кислородом обогатит на секундочку и землетрясение вызовет, или открытие серебряных месторождений вдруг случится. А еще «жареный вексель» есть. Блестящая бумажка, которая, когда ей захочется, в момент вспыхивает, чернеет. И у тебя либо потери, либо приобретения финансовые. И неизвестно заранее, сколько найдешь, сколько потеряешь. А по Зоне эти золотые и серебряные бумажки стаями ветер мотает, и хватают их все кому не лень. Сколько ожогов народ получил, пока эти «векселя» в карманах таскал? А от «огненного цветка» никто ожогов не получал, у того огонь холодный. И пожаров он не устраивает, от него люди с ума сходят или гениальные прозрения с ними случаются. А с «тяжелой водой» до сих пор непонятно, что она делает. Но живой фантик все-таки Боб один вынес. Правда, когда она померла, ящерка изумрудная, он, кажется, сам в живой фантик превратился. События-то он вызывает, но управлять ими не может. Поэтому, что и когда случится по его вине, он и не знает. Но в Зону эти барбосы все равно его не запихают, Боб в этом уверен. Что-нибудь обязательно произойдет. Проверено, не в первый раз они это приказание мэра выполняют.
– Залезай, Боб. – Баха предупредительно распахнул дверь «уазика».
Стягивает фантер с башки бейсболку, и волосы водопадом из-под нее сыплются. Так, думает Боб, приехали, щас что-то будет. Потому как когда ящерка хвост откидывала, у него перед каждым событием все волосы вылезали. Потом, правда, быстро отрастали. Но неделю ходит, лысиной сверкает.
Заверещали два сотовых телефона на разные мотивы. Баха молча выслушал.
– Мне пора, у нас усиление, вы уж здесь сами как-нибудь, – сказал и бегом убрался.
Квазилиди отвечал односложно:
– Нет, да, да, да, да. – Выключил телефон, хмуро посмотрел и проговорил разочарованно: – Все. Пока свободен. Некогда с тобой…
Мрачным взглядом он посмотрел на своих подчиненных.
– Мэр звонил, – деловым тоном сообщил капитан, – нужны все. Весь состав полиции. Да и транспорт пригодится. К нам, видите ли, – не скрывал он свое недовольство, – прибывает последний абсолютный монарх Африки, король Свазиленда Мсвати III. Необходимо обеспечить достойную встречу. Он приехал полюбоваться на Зону, из которой вывезли фантик – «металлический воздух», который ему подарили, благодаря чему у него в Свазиленде вдруг обнаружились алюминиевые бокситы.
– И король тут же сказочно разбогател, – вставил Боб словечко.
Капитан не удостоил ответом. Полицейские погрузились в «уазик» и тронулись. Один из подчиненных крикнул напоследок:
– Пока, лысый, до следующего раза.
Как же, думает Боб, дождешься ты следующего раза. До следующего раза сколько фантиков из Зоны вытащат, столько событий случится. Черт его знает, где мы все окажемся. Есть хочу.
Заходит он в дом. Мари в прическе, намакияженная, с ножиком в руке, очень по-доброму смотрит, будто гадость какую сейчас скажет. Чмокнул ее в щечку Боб, улыбнулась красавица.
– Что, ящерка моя изумрудная, – говорит, – есть сегодня будем? У меня светский девичник у мэрши через полчаса, а ты с полицейскими развлекаешься.
– Да не шуми ты, видишь, уже картофелину в руке держу, воду наливай в кастрюлю. Мэр дуркует, ненормальный этот Борька Гринберг. Идея у него навязчивая меня в Зону переселить. Как будто от этого что-нибудь изменится.
Картошку Боб чистит, а сам смотрит, как ловко Мари кусочки курицы в керамическую тарелку укладывает. Ведь нехитрое это дело, а красиво получается. У меня так не получится, думает он, да и сама она красавица и не дура, за что и люблю, наверное.
– Слушай, а что ты у мэрши забыла?
– Ты знаешь, она хвастаться будет. Ей один американец, Легат, очень редкий фантик подарил, «стразы зла» обзывается.
– А действительно редкий. Я вообще-то эти «стразы» не беру. Не хочу связываться. Красивые стекляшки, конечно, но когда мутнеют, паутиной трещинок покрываются, обязательно кому-нибудь зло приносят.
Мари ресницами захлопала.
– Зачем же тогда американец Еве эту пакость подарил?
– Да нет, хозяину они зла не делают, даже охраняют от всего нехорошего, а вот враги или друзья могут натерпеться. Не знаю, не люблю я их, вот и не беру. А мэр в курсе? Он же, как фантик увидит, сразу распорядится его в Зону оттащить.
Мари поставила курицу в духовку, вытерла руки о передник.
– Щас, Ева ему все покажет! Она втайне от него хорошенькую коллекцию фантиков собрала. А когда события случаются, то списывает все на разных фантеров.
– Вот так всегда, – с обидой говорит Боб, – жена его развлекается, а Борька меня за это ненавидит и в Зону сослать хочет. А ты надолго? Расскажешь про ваши посиделки, когда вернешься? Или тебе компанию составить?
– Але, Боб, на девичник же иду, так что ты сначала прическу отрасти, голый ежик. Кстати, а какое событие ты вызвал, чтобы в Зону не топать?
– Королек какой-то африканский визит наносит в наш знаменитый городок. Вот-вот подъедет.
– Понятненько, – задумчиво отвечает Мари, – вечеринка вряд ли отменится. Насколько я Еву знаю, она лучше перед нами покрасуется, чем на официальное мероприятие пойдет. Курица готова. А картошка пропеклась?
Пока Боб крылышко досасывал, Мари свою порцию стремительно проглотила и уже дверью хлопнула. Как она любит посплетничать в этом высшем обществе! У нее там свое место. Жена знаменитого фантера! А чего, приятно, хоть и сомнительная эта слава.
Боб не торопясь, со вкусом поел. Вдруг дом подпрыгнул. Землетрясение?
Крыша противно заскрипела. Люстра замоталась, как собака на привязи.
Неслабое. Баллов шесть, может быть. Ждать следующих толчков? Ну, думает Боб, можно на улицу не выскакивать, миновало. Открыл он по такому случаю бутылочку темного пива, холодненького. Запил это событие. Вот ведь, соображает, у кого-то «металлический воздух» испарился, а может, еще какой фантик сработал. Интересно, почему с продуктами питания такая несправедливость приключилась? Ни одного фантика в Зоне нет, чтобы он событие вызывал, связанное с едой. Получается, я в Зоне если поселюсь, так с голоду подохну? Или мы продуктовых фантиков просто еще не находили? Может, лежит где-нибудь под большим облезлым камнем «скатерть-самобранка»? Да много, наверное, еще разного добра, вызывающего невиданные события, там валяется. Может, они прячутся от нас, эти фантики, до поры до времени, в рай человечество до срока не пускают.
Размечтался он. Даже заснул слегка. А тут Мари возвращается, часа еще не прошло. Что-то рано. Отменился их девичник, что ли? И смотрит она невесело.
Прямо с порога заявляет.
– Ухлопали, – говорит, – нашего мэра. Уже и не дышит.
– Чего?! Кого ухлопали, как ухлопали?
– Да Гринберга твоего, Бориса. Мостик железный помнишь по дороге к руднику?
– Это где речка изгибается? Которая Алатаньга называется, как и городок?
– Ну да, – отвечает Мари. – Помнишь, когда Зона образовалась, вода в этой речке новые свойства приобрела. Ну вот, – продолжает, волнуясь, Мари, – пива мне дай.
Пришлось Бобу бутылочку светлого открыть. Сделала она несколько торопливых глотков, забралась в кресло, рассказывает:
– Мэрша, Ева, высыпала эти «стразы» на черный бархат, а они искрятся, подмигивают, как живые. И вдруг землетрясение. Представляешь, эти стеклянные шарики так и попрыгали на пол, погасли сразу и трещинами покрылись. Ну, Ева в слезы, жалко ей подарка стало. Все наши благородные мадамы, не скрывая злорадных улыбок, выразили сочувствие. Кэти так прямо и сказала: «Ты, Ева, не расстраивайся, украшений у тебя еще много будет, а “стразы” твои уже кому-то боком вышли». И точно, звонит Еве помощник мэра. Как только он сообщил, что Гринберг убит, Ева в обморок бухнулась. Девки ее в чувство приводили, а я с помощником общалась. Оказывается, на двух джипах они ехали. Король со своими телохранителями, а следом мэр с помощником и полицейскими. На мостике их какой-то чернокожий и обстрелял из автомата со скалы.
– Откуда у нас здесь чернокожие взялись? – удивляется Боб.
– Помощник сказал, что он специально из Африки приехал, чтобы своего короля убить! – продолжает Мари. – Так его, когда стрелял, наше землетрясение подбросило, пули все в скалу попали. – Мари показала, капнув пивом из бутылки на пол, как пули отвесно вниз ушли. – Помощник сказал, рикошет произошел, и мэру в сердце одна пуля попала. Жалко? – спрашивает Мари и рыдать собирается.
– Жалко, конечно, хотя как бы и не друг мне Борька Гринберг был, даже наоборот, а все-таки вместе выросли, в один детский сад «Огонек» ходили. И в школе в параллельных классах учились, но ты не плачь, теперь-то ничего не исправишь. Фантика, мертвых воскрешающего, не находил еще никто, хотя черт его знает, чего там навалено. На днях нового мэра выберут, и дальше жить будем, может, хоть в Зону меня запихивать перестанут. Где-то у нас еще бутылка спирта завалялась, пойду разведу немного.
* * *
С утра небо гудит, будто провода высокого напряжения над головой невидимые натянуты. И Мари этот электрический звук слышит. У нее голова разболелась, бормочет громко:
– Пристрелите меня, пожалуйста, а то у меня вся головная боль на лице отражается, – и тримол глотает.
А Бобу бежать пора. «Уазик» уже давно пробибикал у ворот. Сегодня одна из крупных ставок играет. Алекс Легат хочет банк сорвать.
– Поехали, – важно говорит Боб личному шоферу.
Вот они, превратности фантиков. Он разве знал, что в тридцать три года станет мэром города? Ладно, не города, а городка, но все равно. 14 000 жителей, это вам не кишлак какой-нибудь с населением из трех баранов.
А перед казино много народу собралось. Смотрит Боб, там любопытных пропасть. Все чего-нибудь выиграть хотят. Алекс стоит, который Легат. Голову задрал, глаза к небу поднял. Большой такой, толстый, важный, добродушный. Трубку в зубах держит нераскуренную. Сейчас опять что-нибудь умное скажет. Как это он во вторник выдал, когда ставку на фантик свой делал:
– Я исследовал проницаемость Зоны, она увеличивается.
– Кто, – спрашиваю, – Зона?
– Проницаемость, – раздраженно он отвечает и смотрит на народ, как на тупое стадо.
Пришлось Бобу многозначительно кивнуть, типа, знаем такое слово, в школах проходили. Но он тоже заметил, что днем в Зоне кое-что видно становится.
А Легат дальше продолжает:
– Зона претерпевает метаморфозу.
Боб не перебивает, неохота мэром-дураком выглядеть, делает вид, что все понимает.
– Я исследовал совокупность изменений свойств Зоны и закономерности срабатывания фантиков, экстраполировал, соотнес с фазами Луны и солнечной активностью. И пришел к выводу…
Дальше он попроще выразился:
– Значит, если взять «холодного пороху», смешать с «металлическим воздухом», разжечь его бесшумно, полить «тяжелой водой», а в это время еще и «погодный пузырь» должен лопнуть, то к нам ровно через сто шестьдесят восемь часов пришельцы внеземные пожалуют. «Пузырь» у меня лопнул. Ставлю на это событие сто тысяч евро.
Ну что ж, хозяин казино «Фант», Боб, он же мэр города, ставку принял. Сперва даже один к двадцати эта ставка играла, а сегодня, когда срок приближается, ставка уже один к десяти играет. Но для Легата все равно приличный выигрыш будет. Но все сильно сомневаются, что пришельцы к нам пожалуют. Он ведь, когда «порох» жег, не сказал волшебных слов – «крэкс, фэкс, пэкс».
Боб спрашивает:
– Ну что, господин Легат, где наши дорогие гости?
– Рано еще. – И опять в небо уставился.
А на небе облачко появилось. Формой на корабль космический смахивает. Три ватных цилиндра разного диаметра один на другой поставлены, нос заостренный, дым сзади струится, по боку льдинки сверкают, будто иллюминаторы. Среди толпы вздохи удивления слышны. Кто-то, наверное Вадим Рожко, преподаватель пения и математики из второй школы, возмущаться начинает, мол, и не корабль это вовсе, а облако обыкновенное, формы только удивительной. Наверное, его ставка против Легата играет.
А американец голову опустил, будто и не интересует его, что в небе происходит. Трубку пытается раскурить. Вот он уже клубы дыма пускает, знаки пришельцам подает. А этот корабль облачный как висел в небе, так и висит. Чего выжидает?.. Народ кругом молчит смущенно.
Боб пока мозги напрягает, память свою освежает. Какие еще ставки сегодня играют? Ну, эти «пузыри погодные» считать не будем, ставки на них ма-аленькие, зато кучка «пузырей» большая, а погода у нас в горах изменчивая. Пускай уже менеджеры с этим разбираются. «Стразы зла», кажется, 1:10 играют. На меня поставили. Добрый народ, из зависти зла мне желает, думает Боб. Приятно, значит, знаменитым становлюсь. Только не боюсь я ни черта этих «страз». Меня ихнее зло стороной обойдет. Я об этом знаю, а те, кто эту ставку заявлял, 10 000 евро потеряют. Это мне в доход пойдет. Как и процент от проигрыша Легата. А он точно проиграет, облако диковинное – это ведь еще не пришельцы. Еще чего? Ну, с «жареных векселей» тысяч пять получу. «Тяжелая вода» нынче не играет. «Атомный кактус» играет бессрочно, ставка на него, на Третью мировую ядерную войну, 1 к 1 000 000. Зачем мне миллион или даже миллиард евро, если война мировая будет? Нет, не надо этому фанту играть, деньги лучше в мирное время тратить. Запретить надо эту ставку. И «кактусы атомные» запретить надо из Зоны таскать. Все равно еще ни один не сработал. А если сработает, неизвестно, что случится. Так он зла не несет. Мерцает и тикает фиолетовый колючий цветочек в форме атомариума. И кто это выдумал, что за ним ядерные взрывы стоят? Может, это всего лишь часы космические?
Так, чего-то я отвлекся, рано еще деньги считать, решил Боб. Где пришельцы? Ага, облако засветилось и изменилось неуловимо. Стало привычным диском. Летающей тарелочкой из облачного пуха. Это мне уже не нравится, оно что, снижается? Это как? Пришельцы из облака появятся, прозрачные, как привидения? И я должен буду засчитать Легату выигрыш? Не-е, не должно так быть.
Народ вокруг замер, ветер улегся, муха бы кашлянула – и то все услышали. А тарелочка летающая вдруг металлической оказалась и зависла метрах в пятидесяти над головой. Серебром вся сверкает, но иллюминаторов никаких не видно.
Вдруг тишина кончилась. Это Вадим Рожко прокашлялся.
– А вот я интересуюсь, – авторитетно он заявляет, – как мы этот мираж руками щупать будем, если он к нам вниз на землю не опустится?
– Не, – отвечает Боб, – мы его щупать не будем. Развеется он сейчас.
– Ну-ну, завистники, – ухмыляется Легат, – денег жалко стало? Не переживайте сильно. Боб, когда я весь ваш городок куплю, тебя начальником сделаю. Будешь директором Зоны. А Рожко прямо сейчас инопланетянам подарю для опытов.
Боб не болтун по натуре. Поэтому коротко говорит:
– Да пошел ты!..
Зато Вадим поспешил ответить:
– Господин Легат сам пришелец в нашем городке. Не понимает, что порядки в Алатаньге не он устанавливает и не его пришельцы, которые пока не пришли ниоткуда.
– Порядки порядками, а деньги вы мне мои отдадите, – возражает Легат.
– Деньги? Отдадим деньги, – заявляет Боб, – если, значит, инопланетяне появятся. А пока пришельцев нет – и денег нет.
– Хорошо, – грозно отвечает Легат, – будут вам пришельцы. Сейчас на вас налюбуются и спустятся.
Рожко сквозь толпу протискивается, к Легату подходит.
– И чего это вы, мистер американец, в этом так уверены? – спрашивает. – Вы что, агент инопланетян на Земле? Резидент их разведки? А Зона – это ваш контейнер со шпионским оборудованием? Только мы нашли его раньше и вскрыли? А сам мистер Легат тоже не человек? Инопланетянин? А вот интересно, что там у вас внутри? Шестеренки, колесики? Или червячки, личинки? Где моя любимая бензопила «Дружба»? Щас вскрытие проводить будем.
Легат глазками сверкнул сквозь очки.
– Господин мэр, – говорит с обидой в голосе, – наведите порядок. Оградите меня от приставаний местного сумасшедшего. Он мне, между прочим, угрожает, поэтому лучше его изолировать.
– Куда я вам его изолирую? – отвечает Боб. – Да и нет у него бензопилы никакой. Шутит он так.
– Хороши шутки.
Легат плечами зябко повел и снова в небо уставился.
Толпа гудит помаленьку, народ бормочет что-то неразборчиво. Тарелка летающая мутнеет и медленно-медленно поднимается. Кораблик инопланетный опять ватным становится. Один миг прошел всего, глазом никто моргнуть не успел, а облачко скукожилось, еле заметным клочочком стало и исчезло, как будто и не было ничего в небе.
– Не, ну я так не играю, – Рожко говорит. – Вскрытия сегодня уже не будет? Где мои братья по разуму?
А Легат будто окаменел. Стоит неподвижно. Человек-скала. Обиду свою скрывает. Подразнили его, повертели перед носом большими деньгами и не дали, в свой кошелек спрятали.
Люди разочарованно плечами пожимают. Некоторые к Легату подходят, сочувствие выражают. А он закипает. Вдруг как заорет:
– Господин мэр, вы как хозяин казино и букмекер, принявший мою ставку, обязаны засчитать прибытие инопланетного корабля на Землю как визит пришельцев и выдать мой выигрыш.
– Ты на меня чего орешь? Какой такой корабль? Ты мне еще про зеленых человечков анекдот расскажи.
Легат зубы стиснул, нижнюю губу презрительно выпятил, мол, с вами, недоумками, ученому человеку разговаривать трудно, и дальше возмущается:
– Вы, господин мэр, как хозяин казино обязаны выплатить мой честный выигрыш, а иначе как представитель власти должны отобрать лицензию у вашего казино за жульничество.
Рожко вразвалочку подходит.
– Дай сигарету, Боб, – говорит он.
Пока прикуривает, искоса американца изучает.
– Вроде приличный человек, – говорит, – очки в солидной оправе. Из Америки привез?
– В Лондоне купил, – с вызовом Легат отвечает.
– Да, точно, – Вадим подхватывает, – в Лондоне сплошные туманы стоят, и в туманах призраки бродят из разных замков английских, и среди них пришельцы инопланетные толкаются.
– Вот, – говорит Боб и смеется, – за то, что мистер Алекс Легат привидения у нас прозрачные увидел, хочет кучу денег заграбастать.
Американец успокоился, понял, видно, что денег не обломится. И равнодушно говорит с умным видом:
– Клоуны вы оба. Решили, что кинули меня на сто тысяч евро? Сообразить не можете, что если я инопланетян вызвал, значит, могу что-нибудь грандиозное устроить? Чего там эти гроши. Я вас скоро на миллионы обую. Всех куплю. – Легат грозно посмотрел на Вадима. – Нашел я кое-что в Зоне. Вы такого еще и не видели. Весь ваш городок переверну, все вы у меня в кулаке будете, все соки из вас, мошенники тупые, выжму! – хриплым голосом выкрикнул он и закашлялся, словно угрозами своими поперхнулся.
Встрепенулся мэр, думает, смазать Легату кулаком по уху? Больно ему будет?
Рожко обнял Боба за плечи.
– Нет, – говорит, – нервничать не надо. Я таких людей, как Легат, конечно, не понимаю, но чего он на нас обижается. Пусть на своих инопланетян обижается или лучше на себя. А мы с тобой, Боб, пойдем. Поговорим, я тебя кое-чем угощу.
– Вы меня еще вспомните! Жадность твоя, Боб, тебе еще боком выйдет, – выкрикнул напоследок Легат.
Он повернулся и шагнул со вздохом. Тяжело так пошел, будто ослик перегруженный.
А Вадим мэра к себе потащил. За стол усадил. Достает из холодильника салатики корейские, фунчозу, морковчу, хе из мяса, огурчики, папоротник.
– Не хило ты затарился, – с удовлетворением Боб произносит.
– Дома всегда должно быть чего выпить и чем закусить – это не значит, что надо напиваться в дым. Но потому всегда и есть что выпить, что не напиваемся. Кстати, еще домлама в казане есть. Сейчас греться поставлю. Не знаю, – говорит, – как ты, а я одну штуку распробовал. Про «тяжелую воду» знаешь? Которая нынче в Алатаньге течет?
– Да, – вспоминает Боб, – водичка теперь в Алатаньге вязкая, как кисель, темная, но не грязная. Ее теперь не пьешь, а ешь, и желудок сразу тяжесть ощущает. Но дело не в этом. В воде, что из Зоны течет, знания чьи-то растворены. С каждым глотком в башку толпой лезут. Первыми пастухи ее попробовали. Причем козы наотрез отказались эту воду пить. Только люди рискнули. Пастухи тогда и сказали, что злые духи в Алатаньге поселились.
– Духи не духи, но водичка оказалась злая. Пастухи скоро перестали этой водой травиться, но нашлись другие любители. Напивались до полной мании величия. Гениями становились. Они все знали, все умели. Я разок тоже попробовал. Мне не понравилось. Сведения о непонятных процессах в мозгах застряли. До сих пор какие-то химические формулы в башке вертятся. Музыка, похожая на какофонию, периодически в затылке шумит, социальные модели развития человечества все время представляются. Не понимаю я ничего этого, но помню наизусть. Нет, не пристрастился я к этому питью знаний. А многие пристрастились и исчезли бесследно. Может, бродяжничать отправляются. А может, натыкаются на какие-то знания, которыми можно воспользоваться и переместиться куда-то. Проверить это нельзя, поскольку их больше никто никогда не видел. Фахрутдинов, например, уже два года как исчез. Крамера полгода как нет. Фокина с прошлой недели не видели, но этот еще объявится. Народ напугался исчезновений и перестал водичкой баловаться, да и невкусная она.
Вадим вытаскивает бутылочку из-под фанты и наливает граммов по тридцать темной, но не тягучей жидкости.
– Вот, – говорит, – мое изобретение. Если разбавить воду Алатаньги чистым медицинским до сорока градусов, получается вполне приятный напиток. Пока пьешь, чувствуешь себя ужасно умным. Но в отличие от простой «тяжелой водички» эти знания очень скоро улетучиваются. Так что давай знаний напьемся. Тебе понравится.
И они посидели вдвоем. Литр, кажется, приговорили. После первой рюмочки таким умным Боб себя почувствовал, понял, как мир перевернуть, чтобы все человечество облагодетельствовать. Но до второй пятнадцать минут прошло, и про человечество он уже забыл. Теперь знает, как вечный двигатель построить.
Пробовали без перерыва пить. Не то. Знаний много, но понимать что-то перестали. Зато какие разговоры у них пошли! О сути бытия и смысле жизни! Боб революционную теорию происхождения Вселенной придумал и суперкомпьютер, который работает вне времени. Такой комп самые сложные и долгие вычисления мгновенно сделает. Теперь, правда, он уже ничего не помнил. Все улетучилось. Но какие они умные были, пока пили…
Как домой дошел, Боб не заметил. Лежит сейчас на диванчике, слышит, как чашки на кухне Мари со стуком переставляет, чувствует одурманивающий запах свежего кофе. Голове его легко, сквознячок по лысине гуляет. Приплыли, думает, волосы-то я потерял, интересно, когда? Вчера, что ли? Во рту горько стало. Что-то будет…
* * *
Деревья стоят на жаре без листьев и дрожат всеми ветками, совсем обалдели от резких изменений погоды. Только что град шел здоровенный, как «стразы зла», воздух звенел от мороза. А сейчас плюс тридцать и тучи черные городок душат. А НЛО как достают. Слетелись как мухи на мед. Гроздьями висят в небе, окрестности освещают. Тут тебе и тарелки летающие, и блюдца, и шары светящиеся, и просто непонятные косматые образования в вышине. Прямо Лас-Вегас получается – столько света сверху льется. А еще очень важные персоны в городок зачастили. Вдруг всем августейшим особам чуть ли не со всего мира стало интересно на Алатаньгу посмотреть вместе с ее знаменитой Кляксой. Сам я дурак, думал Боб, сам подал идею фантерам. Попробовали мы активировать как можно больше фантиков, вдруг какой и сработает так, что уберется из нашего городка вся эта компания захватчиков Ай-пи-эм, то есть «Интеллектуал Повер Машинс», вместе со своим Легатом. Тоже мне сделка века! Что же за фантик такой Легат нашел?.. Или опять круто чего-то замешал?
Боб не новичок, Зону уже истоптал, когда Легат прибыл. А вот не нашел ничего подобного, чтобы сделка века вдруг случилась. И неожиданно как-то все произошло. И Легат не успел проболтаться. Как родное правительство выразилось: «Основываясь на имевших место прецедентах, как то: продажа Россией Аляски, уступка США Панамского канала, выкуп обратно у Китая Гонконга Англией, правительство независимой Республики сочло возможным совершить продажу и передать город Алатаньга вместе с зоной геоаномальных явлений транснациональной корпорации IPM».
Легат не утерпел, домой к Бобу в восемь утра примчался, еще до работы. И под нос все постановления и указ президента сует.
– При чем здесь геоаномальные явления? С ума все посходили? – задался вопросом Боб.
Почесал он в затылке, а сказать больше ничего не может.
Алекс Легат довольно морщится, над письменным столом завис в сером костюме в полосочку, на галстуке изображения бабочек блестят и буквочки IPM прыгают среди бабочек.
– Не жарко? – участливо спрашивает Боб.
– Нет, – добро он улыбается, – но от минералки я бы не отказался.
– Не пью с утра минералку. Кофе горячий с коньяком будешь?
Мари высовывается. И когда только успела себя в порядок привести. Глазки блестят, сна в них не осталось.
– Привет, Алекс, чего тут мой благоверный скандалит?
– Чего-чего, продали нас, тащи коньяк, кофе и яичницу. Позавтракаем и пойдем сдаваться этим оккупантам, – недовольно говорит Боб.
– Не поняла. – Мари обиженно глянула. – Ну-ка рассказывайте, а то никакого кофе не получите.
Кофе получили, коньяк достал Боб. Разлил на троих. Мари свою порцию в чашку опрокинула, Боб и Легат в себя. Выпили они коньяк, закусили лимончиком, еще по двадцать грамм себе плеснули. А Мари к кофе не притронулась. Сидит, взглядом Легата сверлит.
– Ну-с, – говорит, – у меня кофей остывает, рассказывайте.
Легат приосанился и густым басом, откуда только голос такой взял:
– Я есть исполнительный директор международного консорциума IPM, «Интеллектуал Повер Машинс», – говорит.
Боб лимон побыстрее в рот запихал, чтобы отвращение к этой IPM показать. А Легат продолжает:
– Мы, наш консорциум, решили поддержать экономику вашей страны. Мы предложили вашему правительству очень хорошие деньги за Зону. Ну, – он хитро прикрыл один глаз, покачал головой, – поломались ваши немного, мы сделали царский подарок вождю самого главного клана, и Зона стала наша.
Мари вдруг ожесточенно стала мешать сахар в кофе ложкой. Стук ей, наверное, нервы успокаивает.
– И чего вы от нас теперь хотеть будете? – спрашивает.
– А чего от вас можно хотеть? – отвечает Алекс, смакуя коньячок. – Будете полезны IPM – будете работать здесь. А всех, кто не нужен консорциуму, переселим, чтобы не было соблазна всякие демонстрации протеста и акции неповиновения проводить.
– Ни хрена себе, – говорит Боб, – тоже мне новый Сталин выискался. Переселение народов он будет производить. А не пошел бы ты…
Легат снисходительно посмотрел, из кейса сигару достал, покурить предлагает. Боб бешено головой замотал, будет, понимаешь, еще от врага сигары принимать. Алекс спокойненько продолжает:
– Я же друг вашему народу. Мы готовы купить каждой семье, кто захочет выехать (а она захочет выехать, если здесь нам будет не нужна), дом в любой стране Западной и Восточной Европы. Лондон, Мадрид, Амстердам, Рим, Варшава. В общем, страну сами назовете.
– А в Нью-Йорке можно? – спрашивает Мари и заботливо Легату коньячку наливает.
– Будет трудно, но для вас, Мари, сделаем Нью-Йорк.
Легат с грациозностью бегемота из-за стола выбрался и ручку Мари целует. Боб вскипает потихоньку.
– Ты это, – говорит, – кофе попил – и вали из моего дома. В мэрии секретаршам будешь ручки целовать. Там и поговорим. И запомни – мы с Мари из Алатаньги никуда не собираемся уматывать.
Легат встает, раскланивается с Мари.
– Пойдем, – говорит, – в твою мэрию.
Мари ручкой на прощание помахала, ресничками невинно похлопала.
– А я хотела бы, – говорит, – в Нью-Йорке пожить.
Боб ее уже слушать не стал. Представил он себе, что в мэрии сейчас творится.
И точно. Пока Легат кабинет мэра, как IPM-ный наместник, хозяин, блин, обживал, в зале заседаний все действующие фантеры собрались, человек сто. Вопрос один. Что делать?
– А чего делать? – говорит Боб. – Мы же фантеры. Не знаю, какой фантик паразит Легат в Зоне откопал, нам нужно тоже что-нибудь устроить, в Зоне кое-что найти, чтобы эта IPM домой убралась, или с нашими фантиками скомбинировать, чтобы и следа этой корпорации не осталось в Алатаньге. Сделку надо поломать.
Фантеры еще не разошлись, а скрип «страз зла» уже кругом слышен. И еще, подумал Боб, побриться налысо, что ли? Да нет, как-то пробовал. Мари меня машинкой парикмахерской обработала, ничего не случилось.
Вернулся он в кабинет свой, или уже легатовский, а на улице шумно стало. За окном дождь с градом. Ветер этим градом по стеклам лупит, деревья на склоне на землю ложатся, ветки теряют, молния сверкает, гром бахает.
– Началось, – громко объявляет мэр.
Легат голову свою от монитора отворачивает. Между прочим, в компьютере документы. Боб его не почистил еще.
– «Пузыри погодные» лопаете? – спрашивает Алекс сочувственно. – Или вам делать нечего? У вас же все равно мозгов не хватит так фантики активизировать, чтобы сделку века сорвать.
– А я чего, я ничего. Я теперь ничем не управляю. Все стихийно. Вы теперь, господин Легат, начальник, шеф и папа родная.
– Вот что, мистер Боб Мустафа. Делаю вам официальное предложение. Будете исполнительным офицером консорциума IPM, с окладом двести сорок тысяч евро в год.
– Знаешь, Легат, я пока в отпуск схожу дней на двадцать, а там посмотрим.
– Ну-ну, – сочувственно Алекс произносит, – не забудь из отпуска вернуться, и «стразы зла» там не очень рассыпайте, а то после вас разгребать…
Точно, думает Боб, зря я фантеров на этот IPM натравил. Сейчас же и землетрясения случатся, и еще какая-нибудь фигня вылезет. А домой-то под дождем идти неохота. Застрял я в приемной. Надо дождаться приличной погоды. Ну вот, град-то вроде в землю забился. Дождь пореже стал.
Выходит он на улицу. И пошел по лужам шлепать. Хорошо, туфли испанские, из натуральной кожи. Не промокают. Недалеко Боб ушел, уперся в толпу. Столько народу на площади застряло, и главное – сухие, под дождь не попали. Весь городок, наверное, на прогулку вышел. И орут так бодро нестройным хором:
– Мошенников к ответу!
«Чего тут, – думает Боб, – творится? Может, демонстрация против IPM началась стихийно?»
А вот и Рожко появляется. Может, объяснит, что творится, думает Боб.
Вадим улыбается так, словно радость нехорошую скрывает.
– А вот я интересуюсь, господин мэр, сможете вы меры принять, чтобы денежки наши вернуть?
– Какие денежки?
– Боб, – по-дружески обращается Вадим, сочувственно кивает и по плечу ладошкой хлопает, – банк наш «Дольче Вита» знаешь?
– Банк? – удивляется мэр. – У нас банк есть?
– Ну, – противно стонет Вадим, – ты же вроде тоже вкладчик.
– Я вкладчик?! Я об этом банке первый раз слышу. Это чего, фантик такой сработал? Офигенное событие. Мои деньги без моего ведома в банке оказались? Сколько, интересно?
– Лопнул этот банк, – говорит Рожко в полном расстройстве.
– Да не помню я ни про какой банк, – кричит Боб Вадиму на ухо, шумит толпа вокруг.
– А глянь, – отвечает тот, – документик посмотри. Управляющий банком добрый был, даже суммы проставил. Я все наши банковские билеты уже вытащил. Спирту будешь? – спрашивает еще до того, как Боб в его бумажки заглянул. А он сует несколько красивых листков с разноцветными разводами, с защитными полосками с гордым названием, которое даже светится.


«Блин, – думает Боб, – как я на это купился? Сорок процентов годовых в твердой валюте. Это же нереально!»
Там еще много текста, но он все пропускает. Сумма – 5 000 000 евро. Бобу плохо стало.
Вадим с фляжки колпачок свинтил, под нос ему сует. А Боба от запаха спирта мутит. Головой мотает, не хочу, мол.
– А-а-а чего случилось с банком?
– Обычное дело, – отвечает Рожко, уже спокойный, как танк на постаменте, – сбежала вся верхушка вместе с нашими денежками. Да ты управляющего должен помнить. Ким Илларион Анатольевич.
– Да, – кивает Боб, – помнить должен, но не помню ни черта. Даже когда деньги в банк вложил, не помню. Вот ведь фантик у кого-то убыточный попался. Или кто-то кучу «страз зла» растоптал в пыль?
И опять думает он, а хоть какие-то деньги остались? Плюнул Боб на все, в том числе и на фантеров, и на эту IPM, и помчался домой переживать. Рюкзак только проверил. «Кричащий камень», который со своего рабочего стола он при Легате стащил, не потерял ли?
Заходит дома в свой кабинет, осматривается. Очень ему хочется в одиночестве «камнем» заняться, даже присутствие Мари нежелательно. Камень как камень. Только черный очень, антрацитовый. И в отличие от угля твердый, как гранит, и разговаривает. Звуки все время издает, на невнятное бормотание похожие. Иногда скрипит невыносимо. А самое главное, даже Легат так и не выяснил, какие события этот «кричащий камень» вызывает. Они до сих пор со своей бандой пытаются язык этого камня расшифровать. А Боб считает, что не язык это, шум просто. Процесс какой-то в «камне» идет, вот и звучит. Расколоть бы его…
Берет он молоток потяжелее, размахивается – ка-ак бахнул по «камню»! Треск пошел невыносимый. Это ножка стола подломилась. Слышно, как дверь хлопает. Мари, наверное, вернулась. Тут резкая боль голову Боба пронзила. Будто гвоздь вбили в лоб. Как же я, думает он, ей сейчас скажу, что мы пять миллионов евро потеряли… И моментом прическа с головы слетела. Волосы сыплются, а «камешек» лежит на полу целенький и бормочет что-то ругательное. Вот и головная боль прошла. Ну что еще случится, думает Боб с тоской? Случилось. Мари встала посреди комнаты. Глаза заплаканные, взгляд бешеный. Но спокойно говорит:
– Что, ящер лысый, все хорошо у тебя, да? Сражаешься со всякими Легатами, до собственной жены дела нет никакого!
Ничего Боб не понимает.
– Ну ты чего это? – говорит.
– Я чего? – Вот теперь Мари взбесилась. – Я-то ничего. Я в полном порядке! – кричит она пронзительно. – Ты снова лысый? – спрашивает.
Боб в растерянности, думает, какая муха ее укусила?
– А знаешь, что случилось? Я у доктора была.
– Какого доктора? Ты заболела?
– Заболела? Ну, ты, блин, даешь. – Мари даже кричать перестала. – У него жена беременная, пятый месяц, а великий фантер, эта ящерица зеленая, даже не догадывается.
– Почему не догадываюсь, догадываюсь.
– Видали?! Он догадывается! Как ты себя гордо называл, щупальце будущего, трогающее настоящее? Ты у нас этот, Конан-разрушитель настоящего, да и будущего тоже. Ты знаешь, звероящер, что теперь я опять не беременная и никогда в положении не была и не буду. Понял, монстр лысый? Только несчастья и можешь возле себя рассыпать.
– Ничего не понимаю.
Мари замерла, посмотрела на Боба, как на пустое место.
– Да пошел ты, фантик ходячий, – бросила она зло и ушла из дома.
Оказывается, совсем ушла.
А Боб тоже обиделся. Чего она из него козла отпущения сделала? Он что, хотел, чтобы так все получилось? Он всеми событиями управляет? Пусть катится…
Выдул Боб бутылку коньяка, и как-то неважно стало, что в городке творится. Есть у него пять миллионов евро или нету, будет Зоной IPM владеть или не будет. Вернется он в кресло мэра или в дворники пойдет. Все до фонаря стало. Сутки сидел за столом. После коньяка водку прикончил. Пивом мозги прочищал. Потом в беспамятство впал. Но не спал. Фантеры приходили указания получать. Послал он их всех. Мари все не отпускала. Думал в Зону уйти. Но сначала ее сестре позвонил в столицу.
Ольга подробно рассказала, что они с Мари о нем думают. Сообщила, что еще вчера Мари улетела в Москву. А оттуда собиралась то ли в Берн, то ли в Бельгию.
– Но ты лучше не звони мне больше, – говорит она вместо «до свидания», – Маша, если захочет, сама тебя найдет.
И чего делать? И ушел Боб к себе в Зону. Слонялся по горам, искал фантик уникальный. На второй день есть захотелось. Он еды-то с собой не брал. И живности никакой вокруг не наблюдается. Сидит на берегу речки, дикие терпкие яблочки жует с голодухи, слюной истекает, потому как Книгу о вкусной и здоровой пище изучает, вернее, картинки разглядывает. Стащил он ее в одном брошенном саманном домике, с досады, что еды никакой там не нашел. Нет, думает, придется в город возвращаться, а то с голоду помру. Выхватил он из воздуха «жареный вексель», ветерком мотаемый, заложил им индюка с картофелем фри и захлопнул книгу. Из-под страниц дымок сизый вырвался, «вексель», значит, сгорел, и тут же мобильник проснулся. Обычно сотовая связь в Зоне только по ночам работает, но, кажется, не сегодня. Звонил неизвестный.
– Господин Боб Мустафа? – осведомился некто подчеркнуто вежливо.
– Слушаю.
– Гарик это, – отвечают.
– Какой такой Гарик?
– Курьер. Служба доставки ресторана «Шарк». Ну, фасад которого на зад вашей мэрии выходит, мистер Мустафа.
«О, соображает, уважают еще», – думает Боб.
– Чего хотел?
– Я тут ваш заказ на КПП оставил. Дальше не пускают. Цельная индейка с картофелем фри и бутылочка кетчупа.
Сомнение какое-то шевельнулось в душе у Боба.
– Заказ оплачен?
– Да, не извольте беспокоиться.
Так, думает Боб, может, это и не «скатерть-самобранка», но что-то похожее. Где-то здесь еще «векселя», я видел, в мусорную кучу сбились. Засунул он еще один на страницу, где бутылочки с сухим красным вином сфотографированы. Хлопнул. Ждет. Ну не бывает так, чтобы фантики управляемы были! Никогда о таком он не слышал. Однако звонок прошел.
– Дико извиняюсь, это снова Гарик. Тут для вас в заказе еще бутылочка вина сухого «Черный доктор». Могу я все у дежурного офицера оставить?
– Можешь, – разрешил Боб, – но лучше капитану Баху оставь, я скоро буду.
Индейки на двоих с Бахой им хватило. И вино выпили с удовольствием. Потом Баха водки принес. Наливает и уговаривает Боба из Зоны валить.
– Тут скоро IPM большую стройку начинает. Мы все из армии увольняемся, в их службу безопасности поступаем. На очень хорошую зарплату.
– А, – отмахивается Боб, – всех вас купили, кроме меня. И меня бы купили, если бы Мари не бросила.
И начал он душу изливать. Как любит ее и что только в Зоне сможет найти средство, чтобы вернуть ее обратно. Так что не уйдет он никуда, даже в город не вернется. И никакой Легат со всем своим консорциумом его из Зоны не выкурит. Здесь он свой.
– Ну, – говорит Баха, – я тебя предупредил. Я тебе, конечно, помогу, если что. Но на многое не рассчитывай. Я ведь теперь не на службе, а на работе. Теперь порядки построже будут. Ты, кстати, заметил? Зона меняется. Светлеет днем наша Клякса.
Боб заметил. Весь день сегодня в Зоне провел. Но ничего, поживу здесь, думает, разберусь, что к чему. Вернем мрак обратно. Нечего Легату жизнь облегчать. Чего он там хотел сотворить? Суперкомпьютеры «кляксторы», на основе фантиков работающие.
* * *
Звезда уколола глаза. Невозможно яркая. Наверное, это Сириус. Неправильное небо в Зоне даже ночью. Звезды бешеные не светят, а стреляют лучами. Тьма набрызгана между звезд случайными Кляксами. И тучи прячутся за тьмой. Луна тихо помешанная. Качается из стороны в сторону, как китайский болванчик. И физиономия у нее тоже желтая.
Но Бобу не до небес. У него неприятности. Большая сволочь этот капитан Квазилиди. Целый час за ним гонялся по Зоне. Сначала на американской бээмпэшке «Десерт Вариор». Но Боб быстро сообразил, что надо нехожеными тропами от них сматываться, а то задавят. Ну и рванул прямо по отвесному склону к речке. Катится вниз Боб, штаны продирает, камни покрупнее высматривает, чтобы башкой не треснуться, а сверху автомат начинает палить. Ничего себе, думает, это они в меня стреляют? Совсем офонарели, что ли? Как прыгнул и как коленкой приложился при приземлении! В глазах потемнело, и сознание потерял на время. Пришел в себя, лежит, за коленку переживает. Болит сильно. Но вроде все цело, нога двигается. Встает. Ходить может потихоньку. Вот и Квазилиди со своей бандой спускается. Все в камуфляже натовского образца. Винтовки М16 дружненько нацелили. Квазилиди, в полевой форме, но с золотыми погонами, бросается к Бобу, как к старому другу. Улыбка у него голливудского вампира. Радостно свои зубки демонстрирует, точно сожрать хочет несчастного фантера.
– Хромаешь, Боб? – удовлетворенно спрашивает.
– Коленкой долбанулся.
– Это ничего, – успокаивает капитан, – главное, жизнь сохранил.
Молчит Боб. Зачем, думает, атмосферу сотрясать? От Квазилиди ничего хорошего ждать не приходится, и волосы у него, у Боба, не выпадают. Значит, пока ничего не случится чудесного.
– Так вот, – продолжает капитан, – сейчас убираешься из Зоны и больше здесь не показываешься. Это я как начальник охраны корпорации IPM говорю.
– Как же я уберусь? Я ходить не могу.
Квазилиди удовлетворенно кивает, достает из кобуры пистолет.
– Вплавь доберешься, – говорит и ствол прямо Бобу в лоб упирает.
Чувствуется, у него огромное желание пострелять в пальчиках присутствует. Пришлось Бобу нырять в воду и плыть по течению. Выбрался он на берег возле того мостика, где мэра бывшего пристрелили. Нога болит, холодно и жрать охота. Спички вымокли, зажигалки нет, а огонь разжечь надо, штаны просушить. Нашел он «камень кричащий» и бьет им по куску рельса, который тут вкопан как верстовой столб, еще с какого-нибудь 1913 года. Искры сыплются, камень громко ругается, но скомканные «векселя» не загораются. Боб с расстройства обложил вслух Квазилиди с Легатом и со всей Ай-пи-эм, а еще подумал, хорошо бы фантик найти, который исправлял бы эти негодные события. Вот почему при прежнем мэре меня Квазилиди в Зону запихивал, а при Ай-пи-эм, наоборот, пристрелить грозится, если здесь застукает. Тут он душу и облегчил. Все «кричащему камню» изложил. Заказал, чтобы Ай-пи-эм из Алатаньги убралась, чтобы жена опять была, чтобы мэром снова стал и чтобы спички кто-нибудь принес и еды немножко.
Вдруг кусочек «камня» прямо в лоб отлетел. Хорошо, что маленький. Однако больно. Трет Боб лоб, и прядь волос в пальцах остается. Опять началось облысение. Слышит – бээмпэшка рычит поблизости, на мостик взбирается. Нет, сам себе говорит Боб, не побегу, устал я, да и болею. Однако никто не стреляет. Сгрузили солдатики с брони кого-то, на мостик поставили и автоматами к Бобу подталкивают. А капитан сверху от пушечки 30-миллиметровой командует:
– Вот твой дружок, Боб, врет он, что заблудился. Выведи его в город, пожалуйста.
Боб жутко удивился. Услышать слово «пожалуйста» от Квазилиди!
– И вот еще что, – капитан продолжает, – ты уж извини. Бумага на тебя только что пришла, что тебе в Зоне находиться можно. Так что гуляй, где хочешь.
Съехали они с моста. Отравили атмосферу выхлопами и убрались. Вадим понуро стоит, крепко рюкзачок сжимает. Боб спрашивает:
– Выпить есть?
Он кивает.
– А закусить?
Он опять кивает.
– Ну а спички есть?
Вадим молча зажигалку протягивает.
Разожгли они костерок, достали закуску, разложили, разговаривают.
– Ты чего в Зону попер? Раньше ты вроде фантики не собирал.
– Да ты понимаешь, жить-то как-то надо. Консорциум уроки пения в школе отменил, одну математику оставил. Я вот к Легату подошел, а он мне работу мусорщика предлагает. У нас, говорит, отходов столько от этой Зоны, что на всю твою жизнь хватит.
Хватает он бутылку и наливает себе в складной стаканчик. И Бобу плеснул. Выпили, помидорчиком зажевали. Боб на его колбасу накинулся, голодный же. А Вадим почти не ест, расстроенный чем-то.
– А что, мусорщиком не престижно?
– Да мне все равно – престижно, не престижно. Зарплату только смешную предлагают. Сам знаешь, сколько сейчас все стоит. Ай-пи-эм Зону купил, цены на продукты подпрыгнули. А мне семью содержать, да и машина нужна, в столицу ездить.
– Да, тяжело нынче в Алатаньге жить.
И еще по стаканчику приняли. И пришло знание. Понял Боб, что есть эта Клякса, откуда она взялась, кому это все нужно и почему он себя щупальцем будущего называет.
Правда, сейчас опять не помнит ничего. Как только Боб обсох, Рожко в город помог вернуться. А в Алатаньге сюрприз ждал. IPM всю деятельность свернул и ушел из городка. Признали бесперспективность разработок в Зоне. Решили, что тут фантики уже истощились. Клякса действительно значительно посветлела.
Боб в мэрию пошел. Его ж из мэров никто не увольнял. Оттуда с Рожко и всеми подчиненными в ресторан «Шарк» переместились. Потом из ресторана в мэрию возвращались, потом обратно в ресторан.
– А что в мэрии-то делали? – вспоминал Боб.
Бумаги какие-то он подписывал. Рожко был, Баха, Кэти Петрова, Ева Гринберг, она, кстати, весь вечер от него не отходила. Легат тоже присутствовал. В ресторане чью-то свадьбу гуляли. «Горько» кричали не переставая.
Лежит Боб теперь на любимом диванчике, запах кофе свежесваренного приятно бодрит, вставать заставляет, а неохота. А кто мне кофе варит? Неужели Мари вернулась?
– Проснулся? – слышится звонкий голосок.
Нет, это не Мари. Ева входит в коротеньком халатике и с фатой на голове. Ставит поднос с чашечками кофе на столик, обнимает, крепко целует в губы. Боб отвечает. Все-таки красивая женщина.
– А ты чего здесь? – спрашивает Боб, переведя дух.
– Здравствуй, мой дорогой. Мы же с тобой вчера поженились.
Боба будто по башке шарахнули. Пьян он вчера был в меру. Ева ему всегда очень нравилась, но чтоб так…
Хотя начинает вспоминать. Настроение вчера было лиричное. Еву обнимал крепко. Говорил комплименты, намекал, что вот и встретились два одиночества. Целовал ее и шампанским поил. Признавался ей в любви безумной. А потом, чтобы доказать серьезность своих намерений, собрал всех в мэрии, вызвал Квазилиди, приказал ему как начальнику полиции сделать новый паспорт. Вызвали кого-то из ЗАГСа и оформили брак.
– Чего кофе не пьешь? – Ева улыбнулась, как родному.
Боб взял чашку. Кофе вкусный.
«Теперь Ева Гринберг – моя жена?!» – думал он.
Конечно, она и ростом повыше, чем Мари, и грудь у нее на размерчик больше. На лицо красивая, а может, и добрая внутри. Но Мари роднее была. Именно была. Где она? Ева как жена тоже хороша, надеюсь. А если Мари вернется, что я тогда делать буду? Но, по-моему, она не вернется или вернется, когда я уже от Евы уйти не смогу. Могу же я ее полюбить, Еву?
– Ева, – спрашивает Боб, – а мы по-настоящему поженились или у нас гражданский брак?
Ева чмокает его в щечку и смотрит с тревогой.
– Боб, ну ты совсем плохой после вчерашнего? Ты же специально всех нас в мэрии собрал, чтобы документы оформить.
Точно, соображает он. Мэрия была, Квазилиди был, женщина эта была, которая из ЗАГСа.
Ева встала с диванчика, эффектно распахнула халатик, взяла со столика, как Боб понял, свидетельство о браке и его новый паспорт.
Открывает. Боб смотрит. Физиономия его, и Борисом его когда-то мама с папой назвали, Боб – это прозвище. Но фамилия стоит почему-то Гринберг. У него глаза на лоб лезут.
– А-а-а, – спрашивает Боб, заикаясь, – почему я Гринбергом стал? Я же Мустафин по жизни.
– Ого! – возмутилась Ева. – А кто кричал, как сумасшедший, в мэрии? «Дайте мне новый паспорт! Я хочу взять фамилию жены! Хочу быть Борисом Гринбергом!» Всех на уши поставил. Тебе этот паспорт Квазилиди в течение часа сделал. А ты его благодарил. Обещал ему звание полковника. Только, говоришь, до столицы доедешь, обязательно кому надо фантик подаришь, и дело в шляпе, то есть в погонах. Ты с ним даже звездочки его будущие обмыл чистым спиртом.
– Как звездочки обмывали, помню, – отвечает Боб.
А Ева халатик скидывает, к Бобу на диванчик пристраивается.
– Продолжим, – говорит, – а то вчера ночью ты был не в состоянии.
Боб рассеянно ее целует, и тут до него доходит. Он – мэр города Алатаньга. Зовут его теперь Борис Гринберг. Жена у него Ева Гринберг, которая любит играться со «стразами зла». И, значит, скоро его пристрелит киллер в горах.
Отстраняет он Еву, садится на диван, упирается в прохладный пол ногами и тупо соображает. Это он себе так жизнь устроил или фантики все события вызвали? Он мэр, который Мустафин, или мэр, который Гринберг?
Ева обняла его за шею, куснула за ухо. Никак не может в покое оставить.
– Стоп! – вспоминает Боб. – Ты где «стразы зла» хранишь?
– Да зачем тебе «стразы»? Я же гораздо лучше этих стекляшек.
– Я не шучу. Тебе Легат «стразы» дарил?
Ева, обиженная, на диване уселась, коленки обняла.
– Ну дарил.
– Отдай их мне, пожалуйста.
Голос у него дрожит от волнения.
Ева что-то фыркнула, резко вскочила с диванчика, накинула халатик и отвечает раздраженно:
– Только поженились, а он уже имущество делит. Хорошо, я тебе принесу «стразы», которые Легат подарил. Больше ничего не требуется?
Боб ее обнял, поцеловал нежно и шепчет:
– Ева, поверь, мы в страшной опасности, поэтому все фантики, которые ты собрала, мне отдай. Я их в Зону обратно отправлю, чтобы они вреда нам не принесли.
– Странный ты какой-то. Ладно. Если очень хочешь – так и быть, принесу.
А он чувствует, не все она принесет. Обязательно что-то оставит. Ну да ладно, другие фантики потом заберет. И продолжает ей объяснять, почему надо от фантиков избавиться:
– Тебе прошлого раза мало? Когда твои «стразы» потрескались и предыдущего Бориса Гринберга пристрелили.
– Пристрелили?! – Теперь она с явной тревогой посмотрела на Боба. – Никто в него не стрелял. Говорят, он «тяжелой воды» из Алатаньги напился и скрылся в неизвестном направлении.
– Но как же… – Бобу вдруг плохо стало, голова заболела. – Король африканский с визитом приезжал в июле, на него покушение было, Гринберга случайно и убили.
Ева посмотрела на него как на сумасшедшего.
– Да не было этого. Короли всякие приезжали. Может, и африканские. Я эти официальные визиты не люблю, поэтому никого не видела. А вот то, что никто ни в кого не стрелял, это я знаю. Чего это с тобой, мой дорогой, что за бредовые воспоминания? Успокойся. Лучше угостите даму сигареткой.
Сигареткой? Он же не курит. Хотя Баха как-то забыл тут пачку «Кента». Надо найти. И, думает Боб, врет она? Да не похоже. А вот дежавю у меня вполне может быть. И тогда еще случится покушение на африканского королька. И мне пуля достанется.
Нашел он сигареты, кинул Еве пачку и решил, что он пока еще мэр. Зону надо закрывать. Все фантики, какие можно, вернуть обратно. Никого в этот мрак пускать нельзя. Охрану придется увеличить и платить им хорошо. Жалко, забор неприступный в горах не построишь.
– Ты чего задумчивый? – спрашивает Ева. – Головка, наверное, болит? Пить надо меньше. У тебя коньяк есть приличный? Я бы не отказалась, да и тебе не повредит. А я еще кофе сварю.
Коньяк был. «Арарат», три звезды, настоящий армянский. Ева кофе очень быстро сварила. Разлила из термоса. Она его в «Шарке» заказала час назад.
Налил Боб коньяку Еве и себе. Поднял рюмку.
– За любовь, – говорит.
Ева кивает.
– А ты почему за меня замуж вышла? – спрашивает он. – Любишь меня?
– Давно и тайно, – отвечает. – Ну, наливай, теперь за меня, красивую и умную, выпьем.
А у Боба в голове этот проклятый вопрос застрял. Тот он или не тот Гринберг? Будет покушение или нет?
Сотка заиграла «Марш американских десантников».
– Господин мэр? Это капитан Квазилиди. Вы просили напомнить. Вопрос с Рожко сегодня утром надо решить.
«Какой вопрос?!» – вспоминает Боб. Вспомнил. Вчера на свадьбе Вадим признался, что грибов каких-то в Зоне наелся. С тех пор периодически в транс впадает и события предсказывает.
Боб тогда прямо спросил:
– А все сбывается?
– Ну как тебе сказать… – стал он тянуть, а потом ответил: – Сбывается, только я во времени плохо ориентируюсь, когда что должно случиться, точно не знаю. Я вот уже неделю должность директора школы жду, а все не назначают, а вот свадьба твоя мигом случилась.
– Ну, директором завтра назначим, – отвечает новый старый мэр, а потом вдруг до него доходит. – Так ты, значит, тоже фантик живой?
Вот тогда Квазилиди и спросил, что делать с ним будем, а мэр на завтра этот вопрос перенес. Теперь решать надо. Подумал Боб секунду и приказ отдал:
– Капитан, фантик, который из Зоны выполз, необходимо обратно положить. Без права возвращения. С семьей Рожко может видеться на КПП в ночное время. Все, исполняйте.
Посмотрел он на Еву. Мари была брюнетка. Эта блондинка. Значит, теперь у меня такая жена. Как бы у нее быстрее «стразы зла» забрать.
Ева рассказала, как Легат на свадьбе еврейский танец «Семь сорок» отплясывал. Вот чего не помнил Боб совершенно, так это Легата.
– А где он теперь? – спрашивает.
– Да как обычно, инопланетян своих ждет, – отвечает Ева. – А ты мне что подаришь по случаю нашей свадьбы?
Только он стал соображать, чего бы ей подарить, как помощник Эрик позвонил из мэрии.
– Ваше превосходительство, разрешите вас поздравить с большим событием в вашей жизни.
– Спасибо, – сухо отвечает Боб.
– Не хотел беспокоить, но не можем решить один вопрос.
– Слушаю.
– Сегодня к нам в город прибывает последний абсолютный монарх Африки, король Свазиленда Мсвати III. Встречать его и показывать Зону по протоколу должны лично вы.
– Что?! – орет Боб так, что в мэрии его должно быть слышно и без телефона. – Африканский королек?! Не пускать его сюда! – И тут же соображает, что поздно визит этот отменять.
Помощник молчит в растерянности.
– Хотя нет, – продолжает Боб, – скажи, что меня нет и в ближайшее время не будет. Я в отпуске, где-то в Анталье, на Камчатке или лучше в Антарктиде.
На той стороне после минуты молчания помощник наконец выдавил из себя:
– Но как же? Что нам делать?
И стыдно стало нынешнему мэру за свой страх. И Ева так жалостливо смотрит.
– Вот что, – говорит Боб помощнику, – позвони от моего имени капитану Квазилиди. Скажи, чтобы Рожко пока оставил в покое. Вот усилим охрану Зоны, тогда и положим этот фантик обратно, чтобы не выбрался. А сейчас капитан мне в мэрии нужен. Вот так, – громко заявляет он, чтобы Ева слышала, – пусть король приезжает. Никто в нас не выстрелит. Я прослежу.
В конце концов, думает Боб, я тоже фантик. И никаким «стразам зла» меня не одолеть. Человек должен быть сильнее обстоятельств. Если получится…

Глава 1
Воздух (Фокин)
Понедельник – день тяжелый. Еще и нервный. Появилось это поганое предчувствие: случится что-то нехорошее, и уже скоро. Дверь открываю в собственную квартиру, а ноги не идут. Все не так, как всегда, воздух стал другим. Это не моя атмосфера, запах не родной. Неуютно как-то. И предметы в комнате будто шевелятся и жалуются на незаконное вторжение. Кто-то проник в мой дом.
Нос защекотало до нетерпимости. Аллергия проклятая. Вот как конец мая – чихается непрерывно, а потом и весь июнь слезы из глаз льются. И ведь не от тополиного пуха эта аллергия приключается, от какой-то другой дряни.
Я обычно не болею, не могу позволить себе такой роскоши: некогда болеть, очень многое в жизни надо успеть. Да, жизнь полна сюрпризов, засажена минными полями неприятностей, застроена непролазными карьерными лестницами, повсюду разбросаны тонны бесплатного сыра в мышеловках. По сути, по жизни мы играем в русскую рулетку, но только револьверы хорошо бы заряжать холостыми патронами, хочется иметь право на ошибку.
В подъезде дико заорала кошка. На хвост ей наступили, что ли? А вот и зашипела грозно, сейчас коту морду набьет.
Осторожненько вползаю в комнату. Вроде все на месте. Мебель из квартиры не вынесена, драгоценностей у меня не было, деньги в банке, ноут на столе, но тревожно. Прямо кошки на душе скребут. Зябко. Страх незаметно проник под кожу и сжал сердце. Руки стали потные, липкие, дрожат.
– Да что ж это такое, это я в собственном доме боюсь неизвестно чего? – зло спрашиваю себя в полный голос.
И представилось, что кто-то сидит в шкафу, смотрит на меня, дрожащего от страха, довольно ухмыляется.
Воображение у меня больное, но смешно, что некто от меня в шкафу прячется.
– Выходи, подлый трус! – громко ору.
Щелкнул замок, входная дверь горько скрипнула. Дверь я определенно запирал, вспоминаю, и неторопливо, никого не боясь, двинулся навстречу.
Непроницаемые серые глаза. Серый же костюмчик в елочку. Этот, серьезный, вошел первым. Вторым вошел тот, что повыше. Молодой, в синем свитере с белым оленем. Он как будто ветер с собой принес, злой и холодный.
– Здорово, Фокин, – крикнул мужик в свитере, вроде весело крикнул, а получилось угрожающе.
Встаю перед пришельцами, загораживаю проход, выражаю недовольство голосом:
– Ты кто?
Очень хотел добавить «северный олень», но сдержался.
Удивление на лицах мужики изобразили оба.
– Сергей Сергеич, ну что вы, в самом деле? Невежливо встречаете, однако, – укоризненно произнес тот, который в свитере.
– Мы при исполнении, – угрюмо пробурчал второй, – вот мое удостоверение.
Беру, внимательно рассматриваю. Кошечкин Артем Матвеевич, майор, Федеральная служба безопасности, и буква «Т», очень одинокая. Отдел, наверное, есть в ФСБ такой.
Проявляю понимание, широко улыбаюсь в знак готовности сотрудничать, чуть ли не раскланиваюсь с ними. Шире распахиваю дверь и очень ласково, издевательски, произношу:
– Прошу в дом, дорогие гости.
– Мы здесь уже были, – мрачно констатировал майор.
– Давайте зайдем на минутку, проявим уважение, – попросил второй, – от него ж не убудет. Одиноков меня зовут, – представился он.
Кошечкин прошел в комнату. Одиноков последовал за ним. И тут же начал заговорщицким шепотом терзать мой слух.
– У нас слишком мало времени, – шипел он, – совсем не осталось, надеюсь, вам не составит труда помочь нам в этом запутанном деле.
– Чего случилось-то? – недовольным тоном спрашиваю.
Ситуация перестала казаться забавной.
– С нами поедете, – твердо заявил Кошечкин, – нужно кое-что выяснить.
– А ехать-то зачем? – удивляюсь. – Проходите, поговорим.
– Не получится, – отрезал майор.
– Сергей Сергеич, вопросы к вам конфиденциального свойства, тема деликатная. Лучше побеседовать у нас, – уговаривал Одиноков.
– Но я не арестован? – с вызовом спрашиваю.
– Даже не задержаны.
– Пока, – счел нужным уточнить Кошечкин.
– Надеюсь, это ненадолго, – ободрил я себя.
По Москве ехали около получаса. Кошечкин значительно молчал, а капитан Одиноков рассказывал старые несмешные анекдоты из жизни попугаев. Я вежливо улыбался и кивал в ответ. Думал, зачем я им понадобился? Со времен службы в Иностранном легионе прошло черт знает сколько времени. Жена моя бывшая, Эльвира, если и написала на меня заявление, то уж точно не в ФСБ. Осталась только корпорация. Вопросы у них по работе?
Где-то в районе Химок начались незнакомые переулки, я уже потерял счет поворотам. Остановились. Стандартная московская семиэтажка, белая «Нексия» перед подъездом, рядом одетые во все европейское женщина, мужчина, три пацана от десяти до пятнадцати лет и девочка лет семи. Узбекская, вероятно, семья. Все деловито разгружали багажник, сумки вытаскивали большие клетчатые – челночные.
Фээсбэшники не удостоили их вниманием, только Кошечкин многозначительно кашлянул. Глава семейства резко кивнул, здороваясь, ребятишки дружно закричали:
– Здравствуйте!
– Здравствуйте, – радостно отвечаю семейству. Пусть меня заметят. – Это никак не офис ФСБ, – говорю настороженно и демонстрирую подозрительный взгляд.
– Конспиративная квартира, – недовольно буркнул Кошечкин.
На седьмом этаже в минимально меблированной двухкомнатной квартире меня усадили на мягкий диванчик, сунули в руки чашечку горячего вкусного кофе, присели напротив на двух стульях. Кошечкин уставился глаза в глаза. Одиноков закурил сигарету и как бы ненароком попросил:
– Фокин, давай рассказывай о своей работе. Только по правде, чтобы мы время не теряли
– Я, знаете ли, не знаю, имею ли право рассказывать, все-таки коммерческая и промышленная тайна.
– Имеете, – категорически подтвердил Кошечкин, – у нас допуск самого высокого уровня. Да и разговор касается государственной безопасности.
– Ну что ж, безопасность так безопасность. Я занимаюсь информационной безопасностью концерна «АВР-групп».
– Подробнее, – потребовал Одиноков, покуривая «Мальборо». – Не тяни время.
Я недовольно морщусь, вдохнул табачного дыма, думаю, чего хотят? Помочь с безопасностью или на конкурентов работают? Хотя нет у нас пока настоящих конкурентов. Затем нехотя продолжаю:
– «АВР-групп» – международный концерн, который занимается производством, строительством и эксплуатацией атомных вакуумных реакторов. Знаете, что это такое?
– Ну, так, немного, – ответил Одиноков.
– О, это замечательное открытие нашего Босса и его научной группы. Я не физик. Поэтому технологический процесс описать детально не смогу, это и для специалиста сделать сложно. Но в общих чертах речь вот о чем. Помните, что такое вакуум?
Собеседники кивнули.
– Вакуум как бы «дышит», он то выдыхает из себя поля и частицы, то вбирает их в свои бездонные глубины. Кипящий «бульон» из виртуальных частиц и античастиц различных сортов спонтанно возникает из вакуума и спонтанно исчезает. Как говорил Босс, «вакуум можно уподобить границе между бесконечным небом положительной энергии “Света” и бездонным океаном отрицательной энергии “Тьмы”. Именно из этой нулевой “границы” между “Светом” и “Тьмой” рождается все многообразие нашего мира».
Но это поэзия вакуума, а проза вот какая. Босс нашел вещество, меня можете не спрашивать какое, я все равно не знаю. Так вот, это вещество помещается в камеру реактора, откуда откачали весь воздух. Что там с ним делается, не знаю, но неиссякаемый пучок электронов беснуется между двумя электродами. Вот вам и электрический ток. Почти вечный двигатель. Такое маленькое колдовство. Реактор компактен. Весь можно поместить в однокомнатной квартире. Вещество расходуется медленно, короче, это революция в энергетике. И это все, что я знаю о физике. Сам я занимаюсь исключительно информационной безопасностью компьютерных систем.
– А кто отвечал за безопасность перевозки этого вещества? Из Азии, кажется, везете? – выкрикнул вопрос Кошечкин.
– Краснов Виталий. Зам по безопасности всего концерна. Да вы, наверное, знаете, он из ваших, отставной чекист.
– Знаем, мы все знаем, – многозначительно кивнул Одиноков.
– У вас недавно исчез почти килограмм этого вещества, помните? – негромко, с угрозой в голосе спросил майор.
Я равнодушно смотрю на офицеров в штатском, хлебнул холодного кофе, согласился.
– Да, была такая история. – И молчу, держу паузу.
Первым не выдержал Одиноков.
– Ну, – в нетерпении заорал он, – чего молчим? В камеру захотел, под пресс?
– Нет, не захотел, – спокойно отвечаю. Удивляюсь, чего этот добрейший офицер ФСБ орет, как невеста, брошенная накануне свадьбы. – Просто и рассказывать особенно нечего.
– Фокин, – строгим голосом приказал Кошечкин, – не виляй мозгами, нам все известно. Лучше рассказывай, что знаешь, целее будешь.
Я спокойно дохлебал кофе, пока не отобрали чашку, и радостно воскликнул:
– Ага, классический случай. Два следователя, добрый капитан и злой майор.
– Совершенно правильно, – согласился Кошечкин. – Только это я добрый, – вдруг заорал он, как обиженный павиан, – а Леха злой! Он тебе сейчас мозги наизнанку вывернет, вернешься домой полным идиотом, так что рассказывай, очкарик яйцеголовый, все подробно!
– Все, все, – соглашаюсь, – признаю свою ошибку. Как-то это несерьезно начиналось, но теперь я понял. Вы же чекисты с железными руками, черствым сердцем, замерзшим разумом. Отвечаю, как на допросе, и скрывать мне что-то нет смысла. Тем более что вы наверняка все знаете от Краснова. Кстати, скажите, что в моем доме искали?
– Не что, а кого, – многозначительно возразил Кошечкин, – и про разум вы не правы, он у нас очень даже развитый и живой, но об этом потом. Вернемся к Средней Азии. Что случилось с веществом?
– Еще кофе? – спросил Одиноков.
Я кивнул. Надеялся на этот раз выпить горячим. А пока готовился кофе, рассказывал эту неприятную историю. Причем надо было все-таки дозировать информацию, чтобы лишнего не сболтнуть.
Кошечкин смотрит в упор, строя из себя «детектор лжи», Одиноков стоит за спиной, охраняет.
– Где-то в Средней Азии… – начинаю.
– Да ладно, незачем тут туман напускать, думаешь, у нас информации недостаточно, конспираторы хреновы. Городок Алатаньга, Дукентский район, заброшенная урановая шахта. Лучше бы груз свой бесценный охраняли, – прервал Одиноков.
– Капитан, кажется, у вас кофе убежал, – спокойно отвечаю.
Одиноков метнулся на кухню.
Вновь делаю паузу, дождался кофе, вдохнул аромат.
– «Чибо»? – спрашиваю. – Наконец-то можно глотнуть горячий. А то чего-то я тут с вами разволновался.
Одиноков нетерпеливо кивнул.
– В подробности меня никто не посвящал, – продолжаю, – я занимался проверкой утечки информации о сроках, условиях перевозки и отгрузки. Вместе с Красновым мы выяснили, что информатор находился в азиатском отделении концерна, только мы не знали кто. А потом исчез Габдукаев, и, по сообщениям информагентств, в Англии случился пожар в лаборатории Манчестерского университета. Группа английских физиков плюс американец Алекс Легат и выходец из России Руслан Габдукаев (за два дня выходцем из России стал) получили миллимиллиграмм антивещества, но не смогли удержать его в ловушке. Произошла аннигиляция, что привело к взрыву, равному двумстам граммам динамита. Тогда нас вызвал Босс и сказал, что англичане дети и то, что им привез Габдукаев, они использовали не по назначению. Ни черта они не разберутся в технологии АВР. Не знают они про торсионное поле и много чего другого не знают и не узнают. Но, рявкнул он на нас, запомните, чтобы следующего раза не было. Чтобы, предупредил он, больше ни одного грамма не пропало, иначе, говорит, вы пропадете бесследно.
– Стоп, стоп, а можно поподробнее? – Одиноков забрал пустую чашку из моих рук. – Как же исчез килограмм вещества?
– А вам разве Краснов не рассказывал?
– Не успел.
– Как обычно, в штатном режиме, шеф азиатского отделения Владимир Бах упаковал, сложил и опломбировал вещество в бронированный чемоданчик. Ровно в 12:00 он передал чемоданчик в руки Габдукаеву, уведомил об отправке Москву. Габдукаев и три вооруженных охранника сели в «Шевроле Каптива», это внедорожник такой, и отправились на военный аэродром. В дороге, по показаниям шофера, никаких приключений не случилось.
По заверениям военных, в 12:53 Габдукаев с охраной появились на военно-воздушной базе «Тузель», прошли в подготовленный самолет, транспортник Ил-76, заняли свои места. В 13:07 Габудкаев переговорил с кем-то по мобильному телефону. Содержание разговора для охранников осталось неизвестным. После разговора Габдукаев, сославшись на указания Москвы, непосредственно Босса, передал чемоданчик с веществом старшему охраны Лыкову и вышел из самолета. А потом исчез. Он не проходил через КПП, не покидал базу через забор. И другие самолеты в течение суток в воздух не поднимались. По заверениям военных, базу в принципе невозможно покинуть незаметно. Я тогда с Красновым и поделился своими соображениями, что, значит, кто-то из военных был в доле, потому и не заметили, как Габдукаев покинул базу. И вот, пожалуйста, Лыков привез в Москву две половинки обыкновенного кирпича, а Габдукаев объявился в Лондоне с веществом.
Молчу, внимательно смотрю на собеседников, чего вам еще надо? Офицеры в штатском сидят с непроницаемыми лицами, ждут момент, когда смогут уличить во лжи.
– Это все, что я знаю, – как можно искреннее произношу. – И кофе опять остыл. А пожрать у вас чего-нибудь найдется?
– Одиноков, – отдал распоряжение майор, – настрогайте нам бутербродов, а мне, Фокин, расскажите сейчас про Краснова.
– Про Краснова? – Я по-честному удивился.
– Про Краснова, – настаивал Кошечкин. – Когда вы его видели в последний раз?
– У Босса в кабинете, вчера в обед.
– Подробнее, – потребовал майор.
Вернулся Одиноков, притащил чайник с чаем, три чашки на подносе, бутерброды с колбасой, сыром, с какой-то рыбой, с семгой, что ли.
– Я поем? – спросил я.
– Только один бутерброд, и рассказывайте, время дорого.
Запихал я себе в рот хлеб и сыр, запил чаем и начал вспоминать.
– Вот и Биг-Босс нас к себе позвал перекусить, а заодно выдать нам по первое число за пропажу вещества. Сидим мы с Красновым за сервированным столиком, закуски полно, самой вкусной и изысканной, икра черная, красная и баклажанная, колбаса датская, сыр швейцарский, бастурма, грибы маринованные, огурчики соленые, вид у них до того аппетитный, что рука сама тянется рюмку налить. Но кусок в горло не лезет. Ждем грозы и бури. Босс долго хмурился, молчал. Потом его прорвало.
– Нет, ну вы эти, как их, не дебилы, а просто придурки по жизни какие-то! – кричал он. – Краснов, ты личное дело Габдукаева внимательно читал? А ты, Фокин, почему не отследил его контакты, наверняка он по Сети общался с американцами.
Главное, слова не дает вставить в ответ. Но ему, кажется, наши оправдания и не нужны. Главное – самому высказаться.
– Нет, все прекрасно знали, что азиатский филиал – наше слабое звено, но ни одна собака ничего не унюхала, – говорит Босс и смотрит на нас, как на нашкодивших котят. – Один татарин провел нас всех, вся система безопасности у нас ни к черту, он даже не украл вещество, он просто взял и нагло среди бела дня нас ограбил. Какие меры предлагаете, чтобы не допустить больше пропажи вещества?
И тут снова на нас рявкнул:
– Запомните, чтобы следующего раза не было. Чтобы больше ни одного грамма не пропало, иначе вы оба пропадете бесследно.
Я тогда очень расстроился и даже огурец зажевал. Босс этого не заметил. Он, как обычно, старался казаться самым умным.
– Англичане – дети, – продолжал он нас просвещать, – и то, что им привез Габдукаев, они использовали не по назначению. Ни черта они не разберутся в технологии. Не знают они всех стадий процесса, и про торсионное поле не знают.
Босс явно знал больше, чем я думал.
Он, например, сказал, что это ученое ворье забугорное почти весь килограмм вещества угрохало, чтобы получить мизерное количество антиводорода. Ни черта они не понимают. Работают методом малонаучного тыка, наступают на грабли, получают по морде и испытывают от этого удовольствие.
Босс добавил, что в следующий раз при тех же условиях они, может, шаровую молнию получат, а никакое не антивещество. Но это не значит, орал он, что надо разбазаривать наше достояние.
Мы только тупо молчали. Я тогда дожевал второй огурец и согласно кивнул.
– Садитесь, – сказал Босс. – Ладно, не нужны мне ваши соображения по безопасности. Я вам сейчас расскажу, что вы должны будете делать, а вы – выполнять. Понятно?
Я тогда подумал, что если начнем выражать одобрение, только раздражение вызовем, прервем его пламенную речь. А Босс конкретно ко мне обратился:
– Фокин, ты это, завтра получишь от меня новую прогу, «Криптозавр» называется. Мое изобретение. И ты должен всю информацию, которая за пределы нашей Сети выливается, ну, там, в интернет всякий, контролировать. Завтра мне все меры доложишь.
Потом он к Краснову обратился.
– Виталий, – говорит, – как там тебя?
– Андреич, – тот отвечает.
– Так вот, Виталий Андреич, всех, кто у нас работает, просветишь как на рентгене. Все узнаешь о них, даже кто о чем думает. Типа профилактику сделаем. Уберем тех, кто когда-нибудь нас сдать может.
– Всех? И Фокина?
– И его просветишь, – подтвердил Босс.
– И вас? – Краснов не унимался.
Шеф тогда помрачнел, нахмурился.
– Ты это, Краснов… лишнее сказал.
Андреич встал по стойке «смирно», гаркнул, что виноват, исправится. Босс рукой махнул.
– Ладно, – говорит, – садитесь. Выпьем и закусим.
Он достал эксклюзивную бутылку, на этикетке черный квадрат, как у Малевича, и название по-русски «Блэк Джек».
– Водка, – говорит, – это.
И наливает темную и густую как кисель жидкость, граммов по сорок в стопочки.
– Ну, – говорит, – чтобы этот килограмм был нашей последней потерей. А уж неудачи я американцам и англичанам обеспечу. Это в моей власти.
Я тогда махнул сразу всю стопку. И только бутерброд с икрой красной откусил, плохо мне стало. Никогда так плохо не было. Ба-бах, голова чуть не взорвалась от боли. Я даже на диванчик опрокинулся. Впрочем, острая боль скоро прошла. Потом только виски ломило. Но зато все тело зачесалось, чувствую, температура поднимается, лоб горит и тошнота подступает.
– Сорри, Босс, – тогда сказал я, – не пошел ваш напиток. Помираю я от него.
Краснов при этом грыз ножку индейки, кетчуп по физиономии размазывал, видно, не против был выпивку повторить. А Босс всерьез обеспокоился. Участливо так спрашивает: «Может, врача вызвать?» Я промычал слово «нет», даже руками помахал. Потом попросил нормальной водки. Хлебнул «Красной площади», полегчало. Закусил огурчиком, дожевал бутерброд с икрой, налил в бокал еще грамм сто беленькой, выпил залпом. Головная боль куда-то провалилась, и чесотки как не бывало. Я у Босса попросил разрешения уйти, мне по работе кое-что доделать надо было. Босс только еще раз спросил, как я себя чувствую, однако задерживать не стал. Только водки еще предложил для поправки здоровья, но я отказался. Ушел. Все. Больше я Краснова не видел. Я так думаю, он остался у Босса «Блэк Джек» допивать и про безопасность разговаривать. А я через два часа домой ушел. Это было вчера. Сегодня я Краснова не видел. Да и с Боссом не общался. Мне от него «Криптозавр» принесли, и я уже не мог ничем другим заниматься.
Одиноков предложил еще кофе. Сам он шумно прихлебывал чай из чашки, как кока-колу из стакана. Кошечкин кофей вкушал неспешно, правильно и еще рафинадом хрустел вприкуску. Я схватил бутерброд с колбасой и со смаком откусил. Обстановка случилась прямо домашняя. Добрейшие ребята эти фээсбэшники.
– В 16:39, хорошо выпивши, но твердой походкой и в полном сознании Краснов вышел из кабинета вашего Босса. И как утверждает секретарь, мужик же у вас в приемной, не баба, – задумчиво произнес Кошечкин, – Краснов направился срочно повидаться с Фокиным Сергеем Сергеевичем. Ну, чего скажешь? – вдруг страшно взревел майор на слове «Фокиным», как «КамАЗ» на старте ралли Париж – Даккар.
Я уже привык к его рыку и не испугался, только оглох на минутку.
– Ничего не скажу, не заходил он ко мне, весь мой отдел это может подтвердить. И орать не надо, а то соседи подумают, что у нас тут пьяная драка, а не милая беседа.
– Ты, часом, не обнаглел, Фокин? – дружелюбно спросил Одиноков. – Забыл, с кем разговариваешь? Ведь Краснова с тех пор никто и нигде не видел. И первое подозрение в причастности к его исчезновению падает на тебя.
– Ага, – стремительно догадываюсь, – так это вы Краснова у меня в доме искали?
– Фокин, – опять по-доброму обратился Одиноков, – ситуация очень серьезная, никак ты не поймешь. Краснов исчез совсем, его нигде нет, даже там, где он должен быть по долгу службы. А до того из вашей корпорации исчезли в течение года еще девять человек бесследно. Но Краснов наш сотрудник, и его мы найдем, где бы его ни спрятали.
– Я чем могу помочь?
– Коньяку? – предложил Одиноков.
– Можно, – соглашаюсь. – Лимончик найдется?
Кошечкин спрашивает:
– Ну что, легионер? Поработаем вместе? Стрельбы по-македонски не обещаю, но скучно не будет.
– Легионер? Все-то вы про меня знаете. Прямо отцы родные.
– Знаем, много чего знаем. – Одиноков даже хохотнул. – Но больше никаких дуэлей. Без меня никаких дуэлей! – повторил он очень внушительным голосом. – Что там у вас в Персии произошло? Напомнишь?
– Да чего уж напоминать…
Не стал я рассказывать фээсбэшникам, как попал в Марокко. Как меня американцы незаслуженно объявили хакером, хотели вывезти в США. А я-то совсем не пентагоновский сервер ломал, да и не я это был. А ломали ребята британскую базу Barclays Bank. И чем я американцам приглянулся? Не доломали же? Пришлось срочно мотать из Парижа в Рабат. Потом в Персию. Ну а дальше можно и рассказать.
– Да спьяну на спор, да и для того, чтобы спрятаться подальше, подписал контракт на службу в Иностранном легионе… Целый год я там провел, потом сбежал. Там мой характер и испортился.
– Сильно испортился? – осведомился Одиноков.
– Сильно.
– Вот так просто забрали в легион? – это уже Кошечкин подал голос.
– А у меня послужной список хорош. Я же два года отслужил в наших войсках. Разведвзвод артиллерийской батареи. Гонял дроны в хвост и гриву. Да и физику сдал на отлично. До сих пор с удовольствием вспоминаю марш-броски и рукопашку.
– Так что с характером? – это Одиноков напоминает.
– Дело было в Бушере. Наш легион охранял развалины атомной электростанции после злостной бомбардировки десятком F-35. Мы там как куры варились в собственном соку, под жгучим солнышком в персидской духовке, среди обломков бетона. А командовал нами редкостный гад – командир батальона майор Генрих Гайлинг. По его милости зря погибли тридцать легионеров. В том числе пять моих русских друзей. Этот отморозок, оказывается, забыл об их существовании. Персы зажали ребят в узком проливе прямо в море. Расстреляли в упор ракетами с катеров. Еще он оправдывал себя, сволочь, оперативную необходимость выдумывал. На хрена они отвлекали на себя оба ракетных катера персидских ВМФ, когда легион маршировал, глотая пыль, в пустыне за сотню километров от моря? Этот гад знал, что можно было сохранить жизнь разведвзводу, задолго отозвать ребят. Уже было ясно, что нечего им делать на пустынном берегу бесплодной и безлюдной пустыни. А можно было их и не отзывать, и тогда они станут трупами. Так они и стали трупами. Для начала я высказал все, что думаю о нем, на чистом русском языке. Припомнил все нехорошие слова на французском. Он понял и заявил, что никогда не пожалеет о том, что уже сделал. Я вышиб ему два зуба. Тогда Гайлинг вытащил пистолет, убить меня захотел. Я тоже обнажил ствол. Капитан Эндрюс встал между нами.
– Хотите перестрелять друг друга? Да пожалуйста, – говорит. – Только вокруг вас людей полно. Зачем легиону лишние сложности? Отойдем на триста метров от базы, вы спуститесь в подземный бункер, и пусть вылезет только один.
В самую жару мы вышли к остаткам подземного бункера. Капитан Эндрюс протянул нам два пистолета.
– Пожалуйста, – говорит, – вот вам каждому по «Беретте М-92», ровно по пятнадцать патронов в магазинах. – И улыбочка такая добренькая у него, давайте, мол, ухлопайте друг друга на здоровье.
Гайлинг, понятное дело, резко вырывает у Эндрюса из руки пистолет, который тот мне протягивал. Я презрительно усмехаюсь, забираю оставшийся.
– Русский свин, – плюется словами Гайлинг, – я тебя сейчас буду фаршировать пулями.
– Ты, блин, петух гамбургский, – отвечаю, – я тебе перья ощипаю и бульон сварю.
Гляжу, морда у него стала красная от злости, то ли он родом из Гамбурга, то ли я с петухом попал, силится еще что-то сказать, только слов не находит. Потом выдавливает сквозь зубы презрительно:
– Учти, Фокин, я есть всегда победитель.
Капитан Эдвардс ехидно напоминает:
– Если выпустите все пятнадцать патронов оба, – говорит, – а друг друга так и не убьете, дуэль будет считаться законченной, инцидент исчерпанным.
Мы одновременно киваем и занимаем свои позиции у противоположных люков – входов в бункер. Излишне говорить, что никакого освещения в подземелье нет, стрелять придется наугад и на слух. Ну, прыгаю я во мрак, думаю еще, как бы ноги не сломать или на штырь арматурный не напороться. Высота-то приличная, метра два с половиной, а по лесенке спускаться времени нет, слишком долго на виду буду. Прыгнул я, пятку одну отбил, под ботинком стекло хрустнуло, должно быть, бутылку из-под кока-колы кто-то здесь бросил. Тут же Гайлинг две пули мне послал, хорошо, что мимо, я ответил двумя выстрелами на его вспышки. Слышу, ругается:
– Доннерветтер, Фокин свин. Куртку мне продырявил, ничего, я тебе шкуру-то попорчу.
Молчу, не отвечаю, кинул камешек в сторону, сам слушаю, где там скрип шагов его раздастся, потому как ни черта не видно, только где-то люк, через который я прыгнул, светлеет. Гайлинг не купился на камешек. Слышу, тихо-тихо ползет мне навстречу. Ну, думаю, хитрая он бестия, придется по полу стрелять. Хотя тут мусора бетонного и завалов полно – стало быть, прямой выстрел не пройдет. Однако стреляю на слух. Трижды. Мимо. Он отвечает. Я считаю выстрелы. Тоже три. У нас еще по десять патронов. Обстреляться можно. Думаю, камней здесь кучи огромные. Может, покидать кругом? Авось попаду, закричит, тут я его и пристрелю. Начал я камешки кидать и перестал слышать, как он ползает. И вдруг девять выстрелов подряд совсем рядом. Девятым он мне в левое плечо попал, змеюка. Рассмотрел-таки меня в темноте при вспышках. Упал я, застонал коротко и типа дух испустил, а сам по возможности потихоньку ближе к выходному люку отползаю, но так, чтобы на освещенное место не попасть, и затаиваюсь. Думаю, придет меня добить последним выстрелом, тут я его и кончу, а не рискнет, струсит, тогда наверх будет подниматься, чтобы мертвым меня объявить и дуэль прекратить, а у меня десять патронов, расстреляю, как в тире. Только зубы пришлось сцепить, чтобы не стонать. Плечо горит. Рукав весь кровью пропитался. Одна мысль: только бы сознание не потерять от боли! Гляжу, эта осторожная сволочь не рискнула шарить в темноте в поисках меня. По лесенке осторожно поднимается и внимательно темноту слушает. Тут я его и снял с лесенки. Две пули всего понадобилось – в мягкое место. Убивать его не хотел. Все-таки свой, легионер. Такие дела были много лет назад. И я был молодой и горячий.
Кошечкин напустил на себя серьезности. Губки его стали пухлыми, глазки как щелочки, нос заострился. Сытая хищная птица сидит напротив. Одиноков застыл каменным гостем. Не произвела на них впечатление моя дуэль. Будто сами по нескольку раз на дню друг в друга постреливают.
– У нас к вам предложение, – медленно и со значением произносит слова Кошечкин, – вернее, просьба. Мы не просим вас стучать на своих коллег и Босса. Мы не будем требовать от вас ничего подписывать. Вы не нужны нам как секретный сотрудник. Вы нужны нам как гражданин нашей великой страны и как специалист в своей области. Краснова нет, и внедрить кого-то в «АВР-групп» нам пока не удастся. Мы очень просим вас оказать содействие в розыске всех этих граждан. Краснова прежде всего. Будете работать негласно в нашей следственной бригаде. Никакой политики, только установление причин исчезновения людей.
– Я могу отказаться? – спрашиваю.
Одиноков печально глянул, покачал головой.
Терзали меня смутные сомнения, но для себя решил: не буду ни на кого стучать. В следователя играть буду, как в детективе, хотя с их поддержкой, может, чего и расследуем.
– А Боссу надо об этом сообщить? – спрашиваю.
– Ни в коем случае пока, – значительно сказал Кошечкин. – Я так понимаю, вы согласны?
– Помогу, чем смогу, – ответил я растерянно и стал напряженно вспоминать коллег по работе. Да, текучка была. Люди увольнялись. Но чтобы бесследно…
– На связи с вами будет Алексей.
Одиноков вышел на середину комнаты и застыл манекеном, вроде рассматривай его и запоминай.
– Больше никаких контактов, – продолжал Кошечкин, – и даже со мной вы не знакомы.
Во, блин, попал, думаю, как будто работы у меня мало, еще и детективом бесплатно по совместительству устроился. Главное, ничего не подписывать, чтобы потом не шантажировали, хотя разговор наш наверняка пишется.
– Фу, я аж вспотел с вами, наливайте коньяк, – говорю.
Одиноков извлек из бара «Арарат» три звезды.
– Настоящий, – гордо заявил он. – Нам надо еще обсудить кое-какие детали.
Он разлил коньяк. Кошечкин протянул руку и вдруг встал по стойке «смирно». Ожила его блютусовская примочка за ухом. Кто-то очень важный прозвонился. Собеседника слышно не было, но майор отвечал четко, по-военному, с коньяком в руке.
– Слушаю. Да. Нет. Хорошо. Не понял.
Здесь Кошечкин замолчал на целую минуту. Видно, ему доходчиво растолковывали на доступном русском языке, что он должен был понять.
Майор невозмутимо выслушал все нецензурные указания, ответил:
– Немедленно будем, – и разочарованно посмотрел на меня. Читалось во взгляде сожаление, что не дали с любимой игрушкой наиграться. – Получен приказ срочно явиться в контору, – объявил он. – Вас подвезти?
– Подвезти? Нет уж, лучше я сам. У меня тут еще свидание в Химках.
Пока меня вербовали, жена моя бывшая, Эльвира, уже забила мессенджер сообщениями. Срочно ей встретиться захотелось. Малоприятный разговор ждет, но идти недалеко. Она тут же, в Химках, обитает. Встречу на свежем воздухе назначила.
А на улице стемнело.
Солнышко укатилось дальше на запад от Москвы, сиять над Гданьском, Копенгагеном, Эдмонтоном. Бледная луна с нарисованной улыбкой выныривала в разрывах облаков и тут же пряталась, дразнясь. Ветер швырял одинокий пластиковый пакет по проезжей части. Запах сырой пыли щекотал нос. Чихать захотелось. Кажется, дождь собирался. И Эльвира на руке повисла, тащи ее на прогулку. Вечер обещал быть тоскливым.
Бывшая жена претендовала на мою квартиру на Ленинградке, трехкомнатную, с видом на канал имени Москвы. Пугала своими адвокатами. Просто душу выворачивала истерическими сообщениями.
– Ну что, дорогой, поцелуемся? – подала голос Эльвира.
– Нет, царевна-лягушка, не хочу я тебя расколдовывать.
Внимательно рассматриваю Эльвиру.
Юбочка короткая, прическа дорогостоящая, макияж – боевой раскраски.
– Целуй, – Эльвира отвечала ласковым голоском и улыбочку обворожительную не забыла. Пальчиком до щеки дотронулась, куда целовать показала. – Может быть, я сразу стану белая и пушистая.
– Ага, – соглашаюсь, – как «белочка», она же белая горячка.
Эльвира разочарованно вздохнула.
– Нет, Фокин, ты не джентльмен.
– Если поговорить хочешь, чего домой не приглашаешь?
– Обойдешься.
Эльвира схватила под руку, повисла на мне. Редкие прохожие начали оборачиваться на экзотическую парочку.
– Может, в кафе зайдем, чего по улицам гулять? – несмело предлагаю.
– Не хочу я кафе, – капризно ответила Эльвира, будто приготовила для меня несбыточное желание, – я гулять хочу. И еще, скажи мне… Я всю жизнь на себе семью тащу, из тебя человека сделала, если б не я, ты бы был никем. Это я заработала нашу квартиру, так что отдашь ее после развода и гуляй к своей Дашке. Может, еще и БМВ у тебя отобрать?
– Головка не болит, – я ласково помял прическу бывшей жены, – чтоб я тебе свою троечку отдал?
Эльвира отшатнулась и диким взглядом обожгла меня.
Я не смущаюсь. Давно привык к ее манерам.
– Обо что это ты так сильно ударилась? Квартиру? Я ее покупал. Да и насчет семьи ты загнула. Это на нашей с тобой шее твой брат, а особенно обе сестры сидели. Квартиру им надо было помочь купить – дали денег. В Краснодар Ольга за наш счет переехала. Кормили мы их вообще всех хором и ежедневно.
– А тебе жалко, да? – возмутилась Эльвира.
– Да мне не жалко, только денег я буду давать столько, сколько сочту нужным. Еще и частями, и еще ты мне отчитываться будешь за каждую копейку.
Эльвира жалостливо так посмотрела.
– Ой-ой-ой, какие мы крутые, – вдруг пропела она, – забыл, с кем связался?
– А, ну да. Ты же бизнесвумен с крутыми связями.
– Так я же неотразима, – улыбнулась в ответ Эльвира и язычком губы облизнула. – Видал, как мужик в пиджаке на меня запал? До сих пор оглядывается, шею себе сейчас свернет.
– Точно, ты же роковая женщина. Слушай, блондинка, зачем тебе мои деньги?
– Фокин, я беззащитная деловая женщина. Поднимаю свое дело. Поэтому расходов у меня много. Твои деньги? Ха-ха. Это и мои деньги. Не отдашь часть, – она с грустью посмотрела, – я все заберу. Ты меня знаешь.
– Чего? – возмущаюсь. – Молчи, женщина. Как мужик скажет, так и будет. Получать будешь каждого третьего числа по десять тысяч рублей. Все. Я сказал.
Эльвира взвизгнула от обиды:
– А-а-а, а кому все остальное будешь отдавать, Дашке? Или своей Ане ванну шампанским каждый день наполнять?
– Ане? – искренне демонстрирую недоумение. – Какой Ане?
– Ах, у тебя их много?!
– Да ни одной нет. Если есть на примете симпатичная – познакомь.
– Я тебя познакомлю, – угрожающе прошипела Эльвира.
– Это ты точно съела чего-то не того. – Озабоченно смотрю на нее, послюнявил палец, приложил к ее лбу. – Ну точно, кипит наш разум возмущенный.
Эльвира бешено вращала глазами, и мне послышалось, как зубами стучала, укусить, видно, очень хотела.
– Смейся, смейся, жди повестки. По суду все отдашь. Голым от моих адвокатов выйдешь. Бедность не порок, говорят, придется тебе со своими Дашами и Анями рай в шалаше устраивать. Все, свободен, можешь не провожать. Домой сам доберешься, я тебя подвозить не хочу.
– Ну и чеши отсюда. – У меня возникло ощущение, что сегодня легко отделался. – Освобождай место под солнцем.
Блин, думаю, фигня какая-то получается. Вроде и не собирался я с ней ругаться. Некстати она эту Аню придумала. И на «бэху» мою замахнулась. Машина, может, не роскошная, но очень мне нужная. И квартиру не отдам. Мне где жить прикажете? В собачьем питомнике шефа? В офисе же Босс не разрешит.
Крупная холодная капля упала на голову, а потом будто кто-то глупо пошутил и ведро воды на меня вылил. Я на секунду ослеп, оглох и утонул. А когда вынырнул, мир стал другим, Москву подменили. Атлантида из океана поднялась. Дорога потекла как река, многоэтажки по сторонам вытянулись вверх, отдалились, превратились в скалистые острова, укрытые туманом. Неприятный кругом мир возник, нечеловеческий. Чужой, злой и мокрый. Воздух стал плотным, влажным и очень подвижным.
Ветер дунул так, что я чуть не упал. И так я на эту стихию обиделся, что захотел сдачи дать. Но за ветром не погоняешься. А вода повисла над землей. Весь до нитки промокший, хватаю ртом воздух и не могу надышаться. Сейчас бы жабры, как у Ихтиандра! Глотки воды плохо заменяют кислород. Тут еще мир взорвался. Это молния сверкнула. Сердце замерло, в висках молоточки застучали. Острова многоэтажек утонули по самые крыши, по дороге двигалась стена дождя, ветер тащил меня на дно океана, молнии метались залпами реактивных минометов, гром непрерывно стучал по голове. Нет, страшно не было, плохо было. Тошнота к горлу подкатывала, озноб бил, головная боль просыпалась. А потом начался длинный гул, непонятный и пугающий, как предвестник несчастий.
И все мне опротивело. И зудящая от электричества кожа, и чертики, сияющие в глазах, и беспардонный ветер, бьющий по щекам, и непрерывная вода, холодными щупальцами высасывающая из тела тепло, и Эльвира с дурацкими претензиями, и мелкий мусор, который лезет в нос. Я задержал дыхание.
А стихия буйствовала, игнорируя присутствие человека. Дождь лил такой, что не было видно даже огней в окнах дома напротив. Уличные фонари погасли практически сразу. Освещали окрестности только частые вспышки молнии. Раскаты грома легко заглушали истерику автомобильных сирен. Страшно выли собаки, они поджали хвосты и забились в укромные места.
В стене дождя смертоносными зарядами неслись кучи сломанных веток и всякая дрянь из мусорных контейнеров. На улицах как живые дергались под порывами ветра вывернутые с корнем рекламные щиты и знаки дорожного движения. В низинах огромнейшие лужи превратились в озера, непроплываемые для автомобилей.
Коммерческие палатки ветром выдвинуло прямо на середину проезжей части. Рухнуло сразу несколько деревьев. Порвались троллейбусные контактные линии.
Скоро буря прошла. Разгромленная Москва ждала, пока аварийные службы наведут хоть какой-нибудь порядок на улицах.
Дождался я успокоения стихии, решил поймать такси. Домой хотелось. Устал очень, да и чувствовал себя неважно. Захламленные улицы отличались редкой человеческой пустотой. И такси как-то не наблюдалось. Придавленные поваленными деревьями машины были. Ну и все. Ничего не двигалось, кроме летающего мусора. Буря прошла, но сквозило. Ветерок нес по переулку кучу рваной бумаги.
Пешком через пол-Москвы топать? Да нет, фырчит что-то двигателем в конце улицы. Ага, вот и оно, транспортное средство. Приближался трактор марки «Беларусь». Гудит, скрипит, дымит. Ковш бульдозерный перекошен, краска кабины облупленная, стекло лобовое треснутое. Точно, боец коммунального фронта за чистоту Москвы. Зато колеса огромные, сквозь все завалы проедем. И пошел я навстречу, машу руками. Трактор радостно взвыл движком, выбросил струю черного дыма и остановился со страшным скрипом.
То ли таджик, то ли узбек за рулем. Молодой парень высунулся по пояс из кабины, улыбнулся во все свои тридцать два зуба и радостно заорал:
– Как ты, брат? Живой?
– Живой, – с облегчением подтверждаю, – довези, я заплачу, как за такси.
– Залезай, да. День сегодня будет длинный. Работа много. Поездим, улица почистим. Тебе куда, брат?
– Химки, – небрежно отвечаю, будто это тут за углом.
– Далеко будет, – с сомнением покачал головой узбек, – дешево не получится.
– Поехали, не обижу, – отвечаю.
Трактор загудел и рванул вперед, как слон-спринтер.
– Как буря, а, брат? – сквозь рев двигателя спросил узбек.
– Ужас, – с деланым испугом отвечаю, – никогда такого не видел. А ты?
– Я видел, – очень важно произнес узбек, – я маленький был, в кишлак жил, один день катастроф был, тучи как собак бешеный мотался, ветер будто железный был, дома крошил мелкий камень, горы дрожал, сель из них пустыня делал, резал верхушки как ножом. Этот кошмарный ужас помню, как выжил, не помню.
– Ого, – удивляюсь. – Тебя как зовут, чистильщик города?
– Джамол я, – ответил узбек, подбородок важно задрал, глазки сощурил и одарил весь московский мир презрением, будто потомок Чингисхана за данью вернулся.
Я не собирался дань платить, Дмитрий Донской давно все по долгам отдал, поэтому просто еще раз спросил:
– Сам откуда?
– Кишлак один есть в Средней Азия.
– А, я у вас бывал в тех краях, Алатаньга знаешь, городок такой?
– Джамол знает. Но сто километров будет от нашего кишлака до Алатаньга. Оттуда тогда и приходил большой беда на наш кишлак. Потом новый кишлак строили. А потом работа не был, а семья большой был. Джамол в столица ехал. Штукатурка делал, мусоры убирал, канавы копал, старый вещи покупал, чинил, у себя в кишлаке продавал. Потом друг предложил в Москва поехать, корейские салаты продавать, лепешки узбекский делать и продавать. Москва ничего, лучше жить стал. Деньги в кишлак посылал.
– О, – вспоминаю, – корейские салаты очень вкусная штука, особенно чимча под водочку. Здесь где продаете?
– На ВВЦ точка есть. Э, брат, ты только скажи, я тебе сам привезу все, что захочешь. Но я теперь салаты не продаю. Ваш мэр начал хорошие деньги дворник платить. Вот я в дворники пошел, год уже будет, трактор уже получил большой, мусоры убирать. Работаю мало-мало.
– Это ты молодец, Джамол, Москва благодаря тебе чище будет. А катастрофа, говоришь, в Алатаньге началась? Когда это было?
– Девять лет мне был тогда, значит, одиннадцать лет прошел.
– Ты это, Джамол, поворот не пропусти. Нам на Ленинградку надо.
Узбек кивнул, трактор притормозил, затем, будто фигурист-одиночник, сделал пируэт на правом заднем колесе и, подпрыгивая на битом кирпиче, покатил по Ленинградке.
– А вас как зовут, а, брат? – спросил Джамол.
– Сергей я.
– Сергей-ака, а вы думаете, здесь, в Москва, тоже космический катастроф виновата?
– А у вас там, в Азии, космическая катастрофа бурю вызвала?
– Нет, из Алатаньга, говорят, буря пришел, а туда, наверное, из космоса кто-то сел и большой возмущений воздух вызвал.
– Точно знаешь?
Джамол, удерживая руль левой рукой, достал правой сигарету из пачки, схватил зажигалку, ловко прикурил и, бешено жестикулируя, разволновался, вспоминая азиатскую жизнь. Будто удивлялся своим воспоминаниям. Трактор отчаянно орал мотором, и приходилось громко кричать, чтобы слышать друг друга.
– Не, не точно, маленький был, плохо помню. Я про другой хорошо помню. Анзор-ака всегда нам из Алатаньга игрушки красивый привозил. А дядя Хуснутдин воздушный шарики дарил. Их там, где черный ночь кругом, всегда воздухом надували. Эта шарик на месте не стоит спокойно. Все время прыгает вверх-вниз. Километр вверх улетать может, потом обратно прыгает. Далеко от хозяин не улетает. Мы игра такой делали – у кого шарик выше прыгает. Мой друг Анвар часто побеждал. У него шарик, как это, бешеный был, но упрямый часто. Вдруг километр прыгнет, а вдруг на место стоит, как ишак, не хочет вверх летать. Пинать тоже можно, все равно на место стоит.
– Класс, – восхитился я, – какие подробности я про Алатаньгу узнаю?. У вас только шарики воздушные игрушками были?
– Нет, игрушки много разный были. Но дядя Хуснутдин один раз сам захотел пойти там, где черный ночь всегда. Чтобы не игрушки покупать, а сам найти что-то хорошее. А потом домой в кишлак вернулся, сам черный такой, настроение совсем плохой был. Два дня по кишлак пьяный ходил. А потом за ним катастроф приполз. Буря очень злой был, ни один целый дом не остался. Нас тогда всех в другой кишлак переселили. Потом опять дома построили, но мы жить не стали. Нам потом сказали, что не надо в этот место жить. Плохо будет.
– Не понял, еще катастрофа была?
– Нет. – Джамол выбросил окурок в окошко, вдруг расстроился, сказал несколько слов по-узбекски, наверное, ругался. – Просто за дядя Хуснутдин черный ночь тоже поползла. Нам сказали большие начальники, что не надо здесь жить. Черный ночь когда приползет, нам совсем плохо будет. Болеть много будем.
– Ну-ка, ну-ка? Чем дальше в лес, тем толще партизаны, блин. – Я уже забыл про свои треволнения, про ФСБ и бурные приключения среди ливня и ветра. – Ты, Джамол, не теряйся. Меня домой привезешь, обязательно телефон свой оставь. Мне с тобой еще поговорить надо будет. Мобильный у тебя есть?
– Сотка есть.
Джамол гордо продемонстрировал новенький айфон. Недешевая игрушка для дворника.
Я тут же и забил его номер в память мобильника, а потом задумался, что же спросить у нового знакомого. Ведь был какой-то очень важный вопрос. Прямо вопрос жизни и смерти, связанный с этой Кляксой в азиатских горах. Но никак не мог вспомнить.
– Сергей-ака, – вдруг прокричал встревоженно Джамол, – а как мы дальше поедем? Туман впереди, ничего не видать. Гарь, дым. Запах очень плохо.
– Ну как, как… Потихоньку, на ощупь. Я домой хочу.
Джамол сбросил скорость. Трактор взрыкивал и медленно полз в дурно пахнущем тумане.
Количество радости у Джамола понемногу увеличивалось. Он начал орать веселую песенку по-узбекски. Какая-то андижанская полька под аккомпанемент мотора «Беларуси». Джамол и газом играл как на тромбоне.
Веселое путешествие, думаю. Не въехать бы куда-нибудь сослепу.
Не въехали. Вовремя Джамол отреагировал. Только чуть-чуть поцарапал бампер японской «Тойоты».
Радостный русский парень в черной куртке и бейсболке отчаянно махал руками, трактор останавливал. Я подумал, случилось что-то.
– Я, – говорит парень, – японцев сопровождаю, делегация «Tokyo Electric Power». «Тойоту» нам уже не починить. Мобилы не работают, у нас у всех одна телефонная компания.
На машину, на капот упало дерево, и «Тойота» застряла насмерть. Хорошо, никого не зацепило ни осколками, ни ветками. «Тойота» без движения, еще недавно снаружи бился дождь в ее стекла, свирепствовал ветер и надвигалась тьма с туманом. А японцы после бури вылезли из машины и уже предаются отчаянию.
– Господин Асамото, – рассказывает Олег, так он представился, он за переводчика у них, – страшно недоволен. Вот видите, ругается по-своему, по-японски. А господин Тогава, слышите, все время произносит непонятное слово, которое означает крайнюю озабоченность.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71458855?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.