Главная страница | Книги о приключениях | Казачья доля. Первый чеченский след. Часть 2

Казачья доля. Первый чеченский след. Часть 2
Андрей Александрович Небольсин
События второй части уже полюбившейся вам книги "Казачья доля" так же повествует о событиях на Кавказской войне. Героям приходится преодолевать еще более суровые тяготы и лишения воинской службы. Не сгибаемая воля и твердый характер солдат и офицеров, окунет вас с головой в сложные события 19 века России и Кавказа.

Андрей Небольсин
Казачья доля. Первый чеченский след. Часть 2

ЧАСТЬ 2

Глава 1
Абрамов проснулся рано утром, быстро позавтракал, вспомнил что ему надлежит опять ехать за почтой, он не любил ездить, было очень далеко трястись, по плохой дороге много часов ему не хотелось. Около кареты Николай увидел опять Савкина и Зайкова, придется вновь им рассказывать свои похождения. Савкин и Зайков сели в карету и приготовились слушать.
Я не мог в себе разобраться, надо мне учиться на офицера или нет, с одной стороны мне очень хотелось стать хорошим офицером, дослужиться до генерала. Но было очень боязно, ведь мне там придется врать, что я учился в гимназии. Если эта ложь вскроется, будет очень стыдно.
Отъехав километров на десять от гарнизона, мы сразу пожалели, что выехали в ночь и без сопровождения. Нам несколько раз встречались вооруженные горцы. За всю ночь мы проехали не больше десяти километров. В одном месте мы остановились в кустах, чтобы пропустить горцев, но они встали на ночлег в десяти метрах от нас. Густая растительность укрывала нас от врагов. С рассветом горцы встали и уехали. Днем мы не встретили ни одного горца. Они передвигались только ночью, боясь попасть на наши патрули.
– Коля, хочешь, я тебе расскажу, о чем разговаривали мюриды? – Даша остановила своего коня и серьезно посмотрела на меня.
– О чем?
– Они устали воевать, но они боятся Шамиля. Им не нужна эта священная война. Они хотят вернуться к мирной жизни. И наш священный долг – помочь им.
– Я согласен с тобой, Дашенька, но сейчас мы не сможем это сделать. Во главе всех отрядов стоят настоящие фанаты, они смотрят за всеми и не допустят предательства. Но эта тема очень хорошая, я уверен, что придет то время, когда мюриды поймут, что эта война бессмысленна, и что люди погибают зря.
– Философствуете? – спросил граф, подъехавший к нам.
– Да, пытаемся, но не получается, – ответила Даша.
В Ростов мы добрались только на пятый день. Своих коней мы оставили в конюшне, что была около дома, и пошли к графу. Дом был трехэтажный, каменный, наша квартира была на третьем этаже. В ней было три больших комнаты. Одну комнату, самую светлую, заняла Даша, другую – мы с графом, а третью оставили общей, где можно было собраться и поговорить. Вечером граф взял рекомендательное письмо, на лампе его погрел, и оно легко открылось. Полковник писал своему брату обычное письмо, рассказывая, как он смело воюет с горцами. А в конце дописал, что посылает ему ученика. Месяц его надо поучить, а потом выгнать с позором.
– Вот, сволочь. А как красиво говорил!
– Не переживай, на первом этаже живет профессор из того учебного заведения, но мы, как никак соседи, и можем нанести визит вежливости. Сегодня воскресенье и, может, он дома. Мы привели себя в порядок, спустились на первый этаж. На двери красивыми буквами было написано: «Профессор Кочетов Иван Сергеевич». Граф позвонил, дверь открыла служанка.
– Чего изволите? – спросила она вежливо.
– Передайте Ивану Сергеевичу, сосед сверху, граф Дюжев с друзьями.
– Проходите в гостиную, Иван Сергеевич сейчас выйдет.
Гостиная была очень маленькая, но все было в ней со вкусом. В углу стоял большой бурый медведь, на стене висело несколько винтовок нового образца. Одна винтовка мне очень понравилась, к ней был прикреплен бинокль, но несколько другой формы. Эта оптика больше была похожа на трубу, что мне дал майор. Захотелось взять и посмотреть, как она для прицела.
– Добрый день, господа, чем обязан, – профессор зашел в гостиную. Он был невысокого роста, худощав. Маленькая, острая бородка очень красиво смотрелась на его сухом лице. Он внимательно осмотрел графа, Дашу. Его взгляд остановился на мне, вернее, на моих двух георгиевских крестах.
– Здравствуйте, профессор, я – граф Дюжев, ваш сосед сверху, много наслышан о вас. И вот не мог не зайти, не засвидетельствовать свое почтение. Позвольте вам представить, графиня Дашкова и мой друг Николай Абрамов.
– Граф, вы так гордо говорили о своих титулах и так скромно представили своего друга. А наряду с этим, я прошу прощения. На мой взгляд, вот эти два Георгия заслуживают куда больше уважения, чем ваш титул. Графский титул пришел к вам по праву рождения. А этот казак, несмотря на свой юный возраст, уже успел заслужить. Кавказ? – спросил меня профессор.
– Кавказ, – ответил я, – граф тоже только что вернулся с поля боя.
– Ну, что ж, господа, прошу садиться. Варюша, принеси чаю.
Мы удобно уселись за столом. Мне нетерпимо хотелось посмотреть винтовку с биноклем. Я часто поглядывал на стену, это заметил хозяин квартиры.
– Что, нравится? – спросил профессор.
–Извините, Иван Сергеевич, но про оружие нельзя сказать, нравится оно или нет, не опробовав его в бою.
– Вы правы, мой друг, я вижу, вы разбираетесь в оружии, – профессор растерянно взглянул на мои кресты,– ну да, конечно, кто может лучше вас разбираться в хорошем оружии. Ее сделали по-моему индивидуальному заказу в Туле. Я сам подбирал линзы, сам просчитал длину ствола.
Хозяин бережно снял со стены винтовку и протянул мне. Я взял ее в руки. Приклад был намного удобнее, чем в обычной, ствол на двадцать сантиметров длиннее и килограмма на четыре тяжелее. Отодвинув занавеску, я направил винтовку на самый дальний дом. Профессор замер в ожидании, что я скажу, мнение человека который не понаслышке знает об оружии, очень его интересовало. Нарочно затянув время, чтобы профессор еще больше заинтересовался моим мнением, я повернулся к хозяину, хотел спросить патрон. Но профессор уже держал патрон наготове, в другой руке он держал бинокль, его глаза блестели от приятного ожидания. Я загнал в ствол винтовки патрон, прицелился на дальний дом, до него было метров четыреста. Ища цель, я остановился на вороне. Она сидела на крыше и тоже смотрела в мою сторону. Сведя оптику с мушкой, я плавно нажал на спусковой крючок. Чуть сильнее ударила отдача в плечо. Ворона, покачнувшись, упала с крыши, разбрасывая свои перья в разные стороны. Я, не веря глазам, открыв рот, повернулся к профессору.
– Иван Сергеевич, на таком расстоянии в человека трудно попасть, ворону, конечно, жалко, но честно говоря, я и не думал, что попаду.
Профессор расцвел в улыбке, ему очень понравилось, что я похвалил его изобретение.
– Ну, а что вы еще скажете?
– Мне очень понравился приклад. Удобный, ствол длиннее, это усиливает мощность и дальность полета, калибр больше, чем в обычной винтовке. И сам патрон больше, гильза миллиметров на восемь длиннее. Это делает большую пусковую силу. И все бы хорошо, – профессор затаил дыхание, – пока эта винтовка только для охоты.
– Позвольте узнать, почему? – спросил хозяин.
– Вы же сами сказали, что она сделана по индивидуальному заказу, и патронов в большом количестве нет. И взять их пока негде.
– Вы, есаул, считаете, мне надо было сделать калибр доступным от нашей винтовки?
– Нет, профессор, я так не сказал, с обычным патроном я в эту ворону не попал бы. На такое расстояние надо больше гильзу и больше пороха в нее. Здесь, Иван Сергеич, вы все рассчитали правильно. Меня сейчас посетила мысль. Можно ли сделать винтовку более длиннее и более мощнее?
Я задумался. В голове мелькали какие-то чертежи, мне казалось, что новая винтовка уже готова, осталось только сделать ее. Профессор, видя, что я думаю, не мешал мне, но по нему было видно, что его распирает быстрее узнать, что же я придумал. Он взял большой лист бумаги и карандаш. Обдумав новое оружие, я взял карандаш и стал чертить. Новая винтовка получилась больше, чем винтовка профессора, оптика побольше. И пришлось сделать небольшие ножки. С ними было удобнее прицеливаться, так как винтовка получилась килограммов на восемь – девять тяжелее. Я показал, что у меня получилось. Профессор долго смотрел, потом спросил:
– Скажите, есаул, а как можно использовать эту винтовку в бою?
– Видите ли, Иван Сергеевич, вот представьте: идет бой. С той и нашей стороны командиры всегда стоят где-нибудь на возвышенности, они наблюдают за ходом боя. В некоторых битвах вовремя убить полководца, значит, заранее решить исход боя. Эта винтовка сможет стрелять точно в цель метров на пятьсот. Нам останется хорошо прицелиться, убить того, кто командует противником, и победа наша. Вот, например, в нашем случае, если сейчас убить Шамиля, то война может закончиться намного раньше.
Профессор опять стал рассматривать мой чертеж.
– Николай, а как вы думаете, можно ли сделать винтовку еще больше и мощнее?
– Конечно, можно, но тогда она будет называться не винтовкой, а пушкой.
Все засмеялись.
– Николай, мне бы очень хотелось с вами еще встретиться.
– Это будет не трудно, я приехал учиться к вам в университет.
– Прекрасно. Мне кажется, что мы с вами сделаем очень много нового оружия, – сказал профессор, – но, господа, здесь не университет, здесь – так, что-то подобное. А сам университет в Петербурге. Но то, что вы попали именно ко мне, это прекрасно. К сожалению, после выпуска моего первого детища, – он показал на винтовку, – я несколько обеднел, но пройдет немного времени, и мы с вами возьмемся за работу.
– Скажите, профессор, – обратился к нему граф, – вы знаете некого Сусликова?
У хозяина сразу испортилось настроение. Мы все поняли, что он, наверное, такой же нехороший человек, как и его брат.
– Господа, вы мне показались прекрасными людьми, но то, что вы спросили, меня сильно разочаровало. Что общего есть у вас и этого людоеда?
– Его братец – командир нашего полка. У нас даже рекомендательное письмо есть. Возьмите, прочтите.
– Нет, нет, увольте, и не притронусь.
– Извините, но чтобы у нас с вами не испортились отношения, я все-таки настаиваю, чтобы вы это письмо прочли, ну, хотя бы то место, где он пишет про моего друга, – сказал граф и протянул письмо.
Профессор бегло прочитал письмо. То место, где он пишет меня отправить обратно, ему очень понравилось.
– Иван Сергеевич, а почему вы назвали его людоедом? – спросила Даша и подошла ближе, чтобы лучше его видеть.
– Он действительно людоед.
Даша стала с испугом отходить назад.
– Не бойтесь, сударыня, его здесь нет. Но, поверьте, если вы его увидите, вы ощутите от него холод. И это не шутка. От него всегда идет холод. Он очень страшный человек. Эта история началась еще в Петербурге. Эти два брата и еще десятка два таких же людоедов собирались у одного помещика за городом. Никто не знал, что они там делали, пока собаки не наткнулись в лесу на свежее захоронение людей. Они даже не закапывали глубоко, надеясь на безнаказанность. Вызвали полицию, те достали из земли двенадцать трупов. Все они были подвергнуты жестоким, нечеловеческим пыткам. Создалась специальная комиссия. Приехал главный прокурор. Но все, естественно, прошло не так, как нам хотелось. Осудили только тех, кто привозил тех страдальцев, и тех, кто прислуживал палачам. А настоящие виновные ходят на свободе. И по моим данным, продолжают заниматься тем же и здесь.
Даша прижалась ко мне, она вся дрожала от страха.
– А почему вы думаете, что они и здесь занимаются тем же?
– Мой друг – начальник местной жандармерии, в лесу нашел несколько похожих останков. Они так же были подвергнуты пыткам. И вот еще, здесь ваш Сусликов пишет нашему Сусликову, что когда друзья приедут на охоту, то пусть ему напишут. Он ждет, не дождется новой охоты. Не знаю как ваш, но наш Сусликов не знает, как в руки брать винтовку.
– У начальника жандармерии есть полномочия их задержать? Когда они появятся?
– Ну, что вы, конечно, нет. Там поверьте очень влиятельные лица. Но он очень хочет с ними разделаться лично.
–Профессор, если вам нужна моя помощь, вы можете ею располагать, – сказал я.
– К сожалению, я не могу поучаствовать в поимке этих людоедов, но я вам дам знать, когда полковник направится в Ростов, – спокойно сказал граф.
– Я не понял, Петр, ты откуда дашь знать? – спросил я.
– Как откуда? Из гарнизона!
– Ты что, уезжаешь, оставляешь меня здесь?
– Дружище, я тебя привез, устроил у себя в квартире. Живи и учись, а мне надо возвращаться обратно, и не говори больше ничего. Я уже все это выучил, а там война и без меня могут Шамиля поймать. Так что завтра утром я отправляюсь в обратный путь.
– Нет, я поеду с тобой, – сопротивлялся я.
– Николай, дружище, скажи, тебе нравится, как командует наш Сусликов?
Я промолчал.
– Так вот, сейчас только от тебя зависит, будет в нашем гарнизоне хороший командир или нет. Не обижайся, но я оставлю тебя. Обо мне могут подумать там, что я уехал совсем. А я не хочу, чтобы меня сочли трусом. Учись, я хочу видеть тебя генералом, ты будешь лучшим генералом в России. Изобретай с профессором новые винтовки. И вот еще что, Иван Сергеевич, позвольте все ваши затраты по новым изобретениям взять на себя.
– Спасибо большое, – растерянно сказал хозяин, – финансовая помощь мне как нельзя кстати. Но на какую сумму я могу рассчитывать?
– Сумма не имеет значения. Но мне очень хотелось бы ваше оружие видеть не на стенках в домашних коллекциях, а у простых солдат в окопах.
Я обнял графа. Он так стал мне близок за эти месяцы, проведенные вместе.
Утром я проводил графа и пошел с профессором учиться. С этого дня пошла моя учеба. Сначала мне не нравилось, хотел уехать, но потом втянулся. По вечерам с профессором, у него в квартире чертили чертежи, изобретали новые винтовки, пистолеты. Я с большим усердием занимался этим еще потому, что Тула, где должны были делать нашу винтовку, находится недалеко от моего дома, и дорога лежит через Мценск. Мы могли заехать, погостить у родителей.

Глава 2

Майор Семкин ожидал в приемной уже несколько часов, когда его пригласит Сусликов. Полковник с каждым днем становился все злее и коварнее, казака с третьей сотни он велел высечь только за то, что он плохо его поприветствовал. В полку вся обстановка становилась какой-то нагнетающей. И это делал Сусликов. Он начал вербовать солдат и казаков за деньги доносить на своих товарищей. Все об этом знали, и просто так уже в гарнизоне никто не говорил, все боялись. После того, как его припугнули, он привез пятнадцать солдат из крымского батальона. Это была его личная охрана. Они не отходили от полковника ни на шаг, оберегая его от своих же. И надо сказать, с ними он сильно осмелел. Теперь он просто над всеми издевался. Вот об этом и собирался поговорить Семкин с полковником.
В кабинете зазвенел колокольчик, так теперь он вызывал к себе. При Степанове стоял стол, за которым сидел он и еще один, за которым умещалось шесть офицеров. Кому места не хватало, слушали приказы стоя. Но теперь был только один стол и один стул – только для полковника. Всем остальным приходилось стоять. Семкин вошел вкабинет. За столом сидел полковник с опухшим лицом. На его щеке осталась вмятина от неудобного дивана. Было видно, что он спал.
– Геннадий Егорыч, я с вами хотел поговорить о той негативной обстановке, которую вы создаете в гарнизоне. Я считаю, что в такой обстановке нельзя служить.
– Все, достаточно, – перебил полковник, – ты что, меня учить пришел? Ты в званиях разбираешься?
– Разбираюсь!
– А мне кажется, нет. Ты у нас кто? Полковник? Нет, ты даже не подполковник. Ты просто майор, – Сусликов краснел от злости, – и пришел меня учить. Пошел вон! И помни, твое место в батарее.
– Ладно, хорошо, я-то пойду, но вот куда ты докатишься, мы все скоро узнаем, – сказал Семкин в лицо полковнику.
–Что? Это ты мне сказал? Да я тебя раздавлю, как червя. Ты у меня солдатом будешь служить.
– Будешь писать жалобы опять? Пиши.
– Пошел вон! – заорал взбесившийся полковник.
Майор подошел поближе и, смотря прямо в глаза, сказал:
– Ты только и можешь орать, потому что ты – трус. Мог бы вызвать меня на дуэль, как дворянин дворянина, но ведь ты не вызовешь. Ты – трус.
Семкин специально несколько раз назвал его трусом, чтобы задеть. Но полковник не вызвал своего обидчика на дуэль. Он выбежал на крыльцо и позвал солдат – пехотинцев, стоявших недалеко.
– Арестовать его!
Пехота быстро побежала выполнять приказ, но подойдя ближе, поняли, что арестовать надо Семкина, и в нерешительности остановились, не зная, что делать.
– Арестовать его! – продолжал орать взбесившийся полковник.
Солдаты смотрели то на полковника, то на майора, и тихо стали отступать назад, не решаясь арестовать своего командира.
– Так, ладно. Охрана!
На его зов подбежали солдаты из его личной охраны.
– Арестовать его, посадить в подвал до моего особого указания.
Крымские отобрали пистолет, саблю у майора и повели в подвал.
Весть о том, что майор арестован, быстро облетела весь гарнизон. Казаки, пехота, все решали: что делать? Многие советовали пройти и отпустить майора, а полковника посадить.
– Тихо! – на середину вышел Богдан,– здесь все не так просто, как вам кажется. Если мы сейчас его отпустим, то Суслик может подать жалобу, и мы можем сделать еще хуже своему майору. Пришьют ему побег, и что тогда? Каторга?
– Ладно, Богдан, говори, что делать? – спросил Макаревич, подходя в круг.
– Пока ничего, я должен поговорить с майором.
– Он же закрыт в подвале, там крымские, они преданные, как собаки. Ни за что не пустят, – загудели казаки.
– Старики, пошли со мной на переговоры, – строго сказал Богдан и пошел к подвалу.
У дверей стояли двое крымских с винтовками. Увидев идущего на них казака, вскинули винтовки.
– А ну, стой, куда прешь, морда казачья!
– Не стреляй, поговорить надо, – сказал Кузьмин, подходя ближе.
– Не о чем нам с тобой говорить. Проваливай по добру – поздорову.
Они навели винтовки Богдану прямо в голову, казаки схватились за свои винтовки, но крымских нисколько не напугали.
– Вот, блин! И правда, как собаки преданные, – сказал в гневе Дятко.
– Ладно, погодите, не убивайте. Нам только еду майору передать.
– Еду можно передать, но если полковник разрешит, – стоял на своем охранник, но винтовку все же повесил на плечо. Богдан подошел поближе.
– Слышал я, что крымские преданные хозяину, как собаки, но не знал, что на столько.
– Ну, убедился? Вот и вали, пока пинка под зад не получил.
Оба охранника были ростом повыше Богдана и сверху вниз смотрели на казака и смеялись ему в лицо, нанося оскорбления. Богдан подошел к охраннику сбоку и нанес ему удар в челюсть. С одного удара упали два охранника без чувств.
– Да, переговорщик из тебя хреновый, – сказал вахмистр и почесал затылок, – а что теперича делать будем, как очнутся?
– Ну, минут десять у нас есть, подумаем, – спокойно сказал Кузьмин и начал спускаться в подвал. Семкин все слышал и не мог остановиться от смеха.
– Да, Богдан, – сказал майор, – вахмистр правильно заметил, переговорщик из тебя не получится. Ну, ладно, ты сказал, что у нас есть десять минут, не будем терять времени. Ты сейчас закроешь все, как было. Я тут посижу и подумаю, что нам делать с этим полковником. Здесь надо выждать, понял?
– Хорошо, вашбродие, подождем. Я так и думал поступить, но казаки хотят убить Суслика и его охрану.
– Нет, не надо. Подождем. Скоро приедет Князь Барятинский, попробуем через него решить свою проблему. Все, Богдан, иди.
Богдан опять закрыл дверь, посадил охранников, как спящих, и ушел. Казаки взяли бинокль и от палатки наблюдали за охранниками. Они очнулись, как и говорил Богдан, минут через десять. Один из них встал, потом еще минут десять приводил в чувство своего товарища. Но, придя в сознание, они не пошли жаловаться, а остались стоять на своем посту.
В этот день казаки решали, что делать дальше, как быть с полковником. Пробовали голосовать. Большинство решило: надо убивать полковника, пока он их всех не погубил. Успокоил всех вошедший граф. Ему все обрадовались и, конечно, удивились. Никто не ожидал, что он вернется так скоро. Выслушав спокойно Кузьмина обо всех событиях, которые произошли без него, немного подумав, пошел навестить полковника. Сусликов, как всегда, спал. Граф вошел без доклада, ногой открыв дверь.
– Полковник, проснитесь! Вы все проспите.
Сусликов открыл глаза. Перед ним стоял граф. Он был единственным человеком в гарнизоне, которого боялся из–за родства с князем. И его появление испортило ему весь сон. Скрепя зубами от злости, он встал и подошел к столу, сел.
– Чего изволите, граф? Зачем к нам пожаловали?
– Да вот, захотел и пожаловал. Я, полковник, птица вольная, куда хочу, туда и жалую. Вот, например, сейчас я пожаловал к вам, и хочу от вас лично узнать, что делает в подвале боевой офицер?
– Если вы, граф, про майора, то он сидит там по моему приказу, и будет предан трибуналу за оскорбление старшего по званию.
– Геннадий Егорыч, вы решили осудить майора. Но скажите, кто будет командовать полком? Вы что ли? Так за вами никто не пойдет. А на сколько я вас знаю, вы не сможете вести бой, вы просто не умеете. Вы даже не подойдете к передовой. Вы, полковник, трус.
– Что, граф, дядей прикрываетесь?
– Нет, я не прикрываюсь. Если вы захотите вызвать меня на дуэль, то я всегда к вашим услугам. А насчет дяди, я сегодня напишу ему письмо о том, как вы здесь губите самый героический полк на Кавказе. И насколько я знаю командующего, вам несдобровать.
Полковник молча сидел за столом и со злобой смотрел на графа.
– Майор будет сидеть в яме. Так решил я и так будет.
– Ну, смотрите, полковник, я вас предупредил.
Граф вышел из штаба и пошел в палатку, рассказал о беседе с полковником и лег спать.
Рано утром Богдана разбудил вахмистр. Он зашептал на ухо:
– Там гонец от Евдокимова прискакал, спрашивает, кому отдавать. Вся почта шла через майора, теперь ты за него.
– Саша, ты что, охренел! Я – за майора.
– Вставай, я то читать умею, но боюсь там слова будут слишком умные, а ты сможешь, ты – грамотный.
Богдан взял уже распечатанный пакет и прочел. В пакете был приказ Евдокимова выступить трем казачьим сотням в ущелье, к реке Аргун, севернее восьми километров аула Ватуб и расчистить там место от горцев.
– Этот пакет сейчас кстати, на, неси полковнику.
Гонец тут же удалился.
– Ну что, повоюем, а то засиделись мы по домам.
Полковник собрал совещание в десять часов. Он сидел за столом, а все офицеры стояли и слушали.
– Так, все собрались? Значит, начнем.
Полковник зачитал приказ.
– Ваши предложения, господа офицеры, прошу высказываться.
Офицеры молчали и только исподлобья смотрели на командира.
– Андрей Ильич, возьмите указку и покажите на карте то место, куда нас вызывает генерал.
Павлов взял указку, подошел к карте, что-то долго на ней искал, но через несколько минут положил указку на стол.
– Геннадий Егорыч, здесь моя служба заключается в том, чтобы обучать молодых стрельбе. Я не знаю, где то место и как туда идти. У нас этим всегда занимался полковник Степанов и майор Семкин.
– Так, господа, кто может показать на карте дорогу к этому месту? Капитан Левицкий, покажете?
– Нет, что вы, я тут человек новый, и эти горы мне незнакомы.
– Так, господа, придется мне спрашивать у казаков. Может, хоть они знают, если офицеры не знают.
– Конечно, спросите, господин полковник, – подходя ближе, сказал поручик Чистяков, – особенно тех, кого вы били не так давно. Уверен, они вам дадут хороший совет.
– А, я понял, вы все сговорились. Бунт у меня в штабе.
– Ну что вы, какой бунт? Просто вы свою работу и ответственность хотите повесить на офицеров. Уверен, что у вас это не получится, – спокойно сказал Павлов.
– Ладно, хорошо, – сказал полковник, – слушай приказ. Трем казачьим сотням найти аул Ватуб, разбить горцев, вернуться и доложить. Все свободны.
– Господин полковник, вы должны дать точный и ясный приказ, как и куда нам наступать, – сказал Гарик Микоян, – и если такого не будет, я свою сотню в бой не пошлю.
– Это нарушение приказа. Я вас лично расстреляю, – заорал Сусликов.
–Какой приказ? Покажите на карте, куда нам идти. Ведь вы же полковник, вы должны знать. Если вы не знаете, так найдите того, кто знает, – не успокаивался Микоян.
– Так, господа, – полковник встал, – кому приказ неясен, прошу выйти и составить компанию вашему любимому майору в подвале.
Павлов щелкнул каблуками и с ехидством сказал:
– Лучше отсидеться в подвале, чем без плана идти в бой.
– Я тоже пойду в подвал, – подхватил Микоян.
– Мы, пожалуй, все пойдем в подвал, – сказал с отчаянностью в голосе капитан Левицкий, – берите казаков и ведите их сами в бой.
– Я прикажу вас всех расстрелять, – трясясь от злости, крикнул полковник, – вы нарушаете приказ.
–Тихо!
Офицеры расступились. На диване сидел Дюжев.
– Тихо, полковник, что вы так нервничаете? Поберегите горло, ведь вам скоро придется идти в бой, там наоретесь, ну а мы, господа, пожалуй, пойдем, посидим в подвале. И, Геннадий Егорыч, убедительный вам совет: свой любимый диванчик, на котором вы изволите спать с утра до вечера, поставьте в подвал. Клянусь честью дворянина, он вскоре вам понадобится. И уберечь вас от подвала может только ваша смерть.
Полковник замолчал, он покраснел так, что, казалось, от него можно было прикурить папиросу. Офицеры вышли из штаба и направились к подвалу. Двое часовых в растерянности, что на них идут столько офицеров, не знали, что делать. Тот, у которого вся щека была опухшая и синяя, спросил:
– Куда идете?
– В подвал, голубчик, мы все – арестованные, – сказал прапорщик Рощин.
Караульный с большим удивлением отворил дверь, запустил всех арестантов и закрыл за ними дверь.
Семкин внимательно выслушал всех по очереди. Не спеша обдумал все, что ему рассказали.
– Вы все правильно сделали, господа. Спасибо вам за поддержку, но кто пойдет выполнять приказ?
– Вот мы к вам и пришли за советом, – сказал граф.
Майор задумался, он стал на земле по памяти рисовать карту.
–Сергей Александрович, а что это с вашим караульным случилось? На него, что, бревно упало?
– Да нет, хуже, граф, хуже, – ответил задумчиво майор, не отрываясь от карты, – тут переговорщик приходил. – Сказал майор и взглянул на Богдана.
– Да… Понимаю того охранника, уж лучше под бревно.
– Да вот и я о том, – сказал майор, не отрываясь от карты, которую нарисовал.
Тем временем полковник пошел к казакам, собрал всех урядников и вахмистров.
– Казаки, слушай боевой приказ. Аул Ватуб знаете?
– Никак нет, вашбродь. То офицеры знають, а нам-то не надо. Нам пальцем покажи, в какую сторону ехать, кого бить, мы и побьем, – сказал вахмистр третьей сотни Максим Дымов. Сусликов опять пошел в штаб, он смотрел на карту, видел аул, но понимал, что без офицеров казаки не пойдут. Так же он осознавал, что вся эта операция лежит на его ответственности, и спросят сначала у него, а потом уж у остальных. Но идти и просить офицеров он не мог. Время шло, и все тревожней становилось на душе полковника. Наконец, он решился идти с повинной к офицерам. Отворив дверь в подвал, он шагнул вниз. Там был полумрак. Присев на пороге, стал смотреть сверху вниз на своих подчиненных.
– Господа, я право, не знаю, почему у нас с вами такие плохие отношения. Поверьте, я всей душой хочу, чтобы у нас с вами складывались дружеские отношения. Ну, пусть я иногда бываю крут, но, господа, сейчас там по нашей с вами вине погибают люди Евдокимова. А мы сидим в подвале вместо того, чтобы ехать на помощь генералу. Сергей Александрович, я прошу у вас прощения, – вдруг выдохнул полковник.
– Господа, всем все ясно? – спросил майор у сотников и показал на нарисованную карту.
– Ясно, что тут неясного, – ответил поручик Чистяков.
– Микоян?
– Ясно, как божий день, – сказал Гарик.
– Поручик, ваша вторая сотня, – он взглянул на графа, – господа, время. Я думаю, казаки уже в седлах.
– Я не давал команды казакам седлать, – тихо проговорил полковник.
Выйдя на улицу, все убедились, что казаки уже были в строю. Впереди сидел Богдан и строгим взглядом осматривал узников. Когда показался майор, он достал карту, положил ее перед Семкиным.
– Прошу, господа, уточним на карте. Вот река Аргун, вот аул Ватуб. Перед ним открытая местность, здесь с налета наскочили и порубали всех, ясно? Кузьмин, ты еще не выздоровел.
– Нет, я уже здоров.
– Тогда поручику поможешь.
– Хорошо, ваше благородие, не волнуйтесь. Сделаем все в лучшем виде.
Полковник последним вышел из подвала и с порожков крикнул:
–Удачи вам, казаки!
Казаки брезгливо посмотрели в его сторону и, ничего не ответив, тронулись в путь. Дорога была привычной. Первой, с дозором, шла сотня поручика Чистякова. Следом – наша сотня, и замыкала сотня Микояна. Это был первый выход молодых солдат. Не приняв еще присягу, они смело шли вперед. В нашей сотне впереди ехали старики, сзади – молодые, все как один здоровые. Первым ехал Пашко – большой, тот, что подковы гнул. На его боку висела сабля, больше похожая на меч. Ножны были деревянные, обшитые кожей. Эфес был сделан грубо, некрасиво. Ее делал, наверное, станичный кузнец по заказу, учитывая силу и мощь хозяина. Дозор Чистякова напоролся на засаду с малой численностью горцев. Казаки без труда перебили нападавших, но при этом погибли пять казаков и четверо были ранены. На ночлег остановились, когда уже совсем стемнело. Поспав три часа, казаки снова тронулись в путь. Следующий день прошел без происшествий, также ехали до темна. Ночью Богдана разбудили выстрелы. Стреляли километров на пять дальше нас. Кузьмин разбудил графа и с ним пошел к Чистякову. Он сидел на большом камне, как на троне, и слушал выстрелы.
– Не понимаю, – сказал Чистяков,– ночь, темнота, хоть глаз выколи. В кого они стреляют?
– Надо разведку послать, пусть прощупают, – сказал Богдан.
– Послал уже десятерых, но ведь далеко. Когда они вернутся?
– Кузьмин, пусть твоя сотня идет теперь первой, мои устали уже, – обратился Чистяков.
– Денис Сергеевич, почему моя сотня? Я даже не вахмистр.
– Не знаю, сотник, это мне майор сказал.
Богдану стало неудобно перед графом. Он – поручик, а командует сотней простой казак. Это понял и Дюжев.
– Богдан, командуй, на меня не смотри, я здесь человек вольный. Хочу – служу, хочу – домой поеду.
– Ладно, пойду поднимать сотню, думаю, пора, – сказал Богдан и ушел.
– Граф, вы не обидитесь, если я вас спрошу, зачем вам все это? – Спросил Чистяков, прикуривая папиросу.
– Да что здесь обидного? Хочу самому себе доказать, что я – человек и честь дворянина мне не чужда.
– Граф, мне говорили, что вы выносили горшки за ранеными?
– Скажите, Денис Сергеевич, вам нравится наш Сусликов?
– Мне бы больше нравилось пустить ему пулю в лоб.
– Так вот, поручик, не так давно я тоже был такой мразью, как наш полковник. Но тут я повстречал настоящих друзей и теперь я горжусь, что у меня есть друзья, которые сделали меня человеком. И с теми горшками в лазарете я выносил остатки своей гордости и эгоизма. Только здесь я чувствую себя человеком.
Чистяков протянул ему руку, крепко пожал ее.
– Поверьте, граф, побывав здесь, вы не сможете теперь вернуться в свет к старым друзьям. О той веселой беззаботной жизни не пожалеете?
Подъехал Богдан, держа Лорда. Граф вскочил на коня и громко крикнул, чтобы под стук копыт услышал Чистяков:
– Нет, поручик, не пожалею!
И, пришпорив коня, полетел дальше в ущелье. Через три километра навстречу ехал разведчик, что послал Чистяков. На ходу он начал быстро объяснять обстановку.
– В двух километрах отсюда мост через Аргун, наши пытаются перейти, но горцев там очень много, надо спешить, погибнут наши.
– Они вас заметили? – спросил Кузьмин.
– Похоже, нет. Там кусты, и вы сейчас подойдете незаметно.
– Ну, казаки, погуляем, шашки готовь. Рысью – марш! – командовал Богдан.
Казаки, поднимая столб пыли, понеслись на врага. Выстрелы становились все ближе и ближе. Рядом с дорогой стояли разведчики, они рукой показали, куда ехать. Граф вырвался вперед.
– Стой! Куда вперед батьки в пекло? Назад! – крикнул Богдан.
Прорываясь через кусты, казаки выехали на равнину. Быстро ориентируясь на месте, Богдан ринулся в бой. Взяв две шашки в руки, он начал направо и налево рубить горцев. Ничего не ожидавшие горцы не успевали достать саблю и падали замертво. За мостом наши пехотинцы начали наступление оттуда, зажимая мюридов в кольцо. Дальний угол горцев занял оборону, стреляя с близкого расстояния. В эту минуту выскочила первая сотня. Впереди был Чистяков, за ним неслась сотня казаков. Кто стрелял, кто рубил, все перемешалось в тот ужасный день, кровь лилась рекой и с той, и с нашей стороны. Сотня Микояна, зайдя с другой стороны и окружая врага, теснила его к Аргуну, пытаясь сбросить в стремительное течение реки. Но враг не пытался быстро сдаваться, хотя уже намного уступал в численности. Бой стал сильно сгущаться. На коне было уже невозможно проехать. Казаки стали слезать с коней, и в пешем строю вели бой. Богдан тоже слез с коня. Старая рана давала о себе знать. Вскоре правая рука нестерпимо заболела, и ему пришлось рубить левой. Это заметил Пашко. Своей большой саблей он старался помочь Богдану. Среди горцев здесь было много турок, они отличались своими турецкими шапками. В один момент турок направил на Кузьмина пистолет. В голове Богдана пролетела вся жизнь, вспомнились Аленка с Колькой. Но тут Пашко оттолкнул Богдана и принял пулю себе в правое плечо. Рука с саблей беспомощно повисла.
– Ах, ты, турецкая сволочь, – крикнул Пашко и взял здоровой рукой его за горло. Ноги турка повисли, болтаясь над землей. Он быстро посинел и затих. Богдан подошел к раненому, он только что спас ему жизнь.
– Пашко, ты ранен, уходи!
– Нет, сотник. Мы еще повоюем.
– Пашко, это приказ, уходи! – строго сказал Богдан.
Горцы и турки встали спина к спине и, как могли, отбивались. Их оставалось не больше пятидесяти. Но они самоотверженно дрались, теряя своих товарищей.
– Сдавайтесь! – крикнул поручик Чистяков. Он залез на большой камень и с высоты кричал. Казаки немного отошли от горцев, давая понять, что если они сдадутся, их никто не тронет. Горцы со злостью смотрели на казаков. Вдруг раздался выстрел, Чистяков покачнулся и упал на руки казакам. Они бережно положили его на землю. На его груди выступило красное пятно крови.
– Ну, черти бога не нашего, молитесь! – крикнул хорунжий первой сотни Шустров. Он взял в руки саблю, перед ним, с пистолетом в руке, стоял турок. Хорунжий подошел к турку и с силой ударил его саблей по голове.
– Братцы, руби их, бей! – слышались призывы казаков.
Через несколько минут с мюридами было покончено. Их убили всех, никто не захотел сдаваться в плен. Бой закончился. Казаки начали собирать раненых, считать убитых. Все поле было в убитых и раненых. Земля опять пропиталась кровью. Повсюду были слышны крики и мольбы о помощи. Много было раненых горцев, со злобой, в упор смотрели на своих врагов, и от беспомощности скрипели зубами. Санитары перевязывали раненых, бегая по полю от одного к другому. Богдан искал графа, но его нигде не было видно. Кузьмин помнил, что граф был рядом, но потом, в горячке боя, потерял его из вида.
– Вахмистр, где граф? – спросил он у Макаревича.
–Я не видел. Он был левее от меня, я видел, как врага рубал – лихо, мы не так бьем, – ответил Сашка.
– Есаул, смотри, вон Лорд его у скалы стоит. Наверняка, он там.
– Какой я тебе есаул, – одернул его Богдан и поспешил к тому месту, где стоял Лорд. Богдан подошел к Лорду рядом увидел лежащего графа. На нем сверху лежал здоровенный горец, килограммов на сто. Отодвинув его, Богдан приподнял графа. Дюжев был весь в крови: вся грудь и голова. Богдан снял шапку.
– Дружа мой, как же ты так?
Богдан обнял графа.
– Эх, дружа мой, как же ты так?
– Богдан, не трогай, голова болит, – вдруг сказал граф.
– Живой, дружище! – Богдан опять его обнял.
Дюжев застонал. Он был ранен.
– Санитара ко мне!
Санитар подбежал, разорвал мундир графа, но на нем не было ни царапины. Эта кровь – горца. А у него только голова ранена, сильно очень. Дюжев открыл глаза.
– Что со мной?
– Голова у тебя раненая и все, – успокоил Богдан. – царапина!
Санитар аккуратно перебинтовал голову графу.
– Богдан, у нас восемь убитых, девятнадцать раненых. Из них – четыре тяжело, в живот. Боюсь, не дотянут, – доложил вахмистр, – в других сотнях хуже. Чистякова убили.
– Спасибо, я видел, как он погиб, – ответил Богдан.
На той стороне Аргуна собирались солдаты, вовремя мы им помогли. Если бы не мы, они еще долго сидели за тем мостом.
– Командир, смотри, похоже, к нам генерал идет.
Богдан посмотрел, к ним шел генерал той армии, которую мы спасли. К генералу подбежал Микоян. Он ему доложил, как они здесь оказались и как самоотверженно воевали.
– Сотник, смотри, как гнется, сразу видно, что армянин, – сказал Доценко.
– Что вы мне – сотник, есаул. Какой я вам есаул? Я такой же, как вы. А Микоян бился славно, молодец. Я сам видел, впереди всех шел. Петь, а что армяне все гнутся? – спросил Богдан.
– Да, как тебе сказать, – задумался Доценко, – армяне, они что евреи – хитрые, без мыла в жопу влезут.
– Да, я слышал, что так про хохлов говорят, – пошутил Богдан.
– Не, мы не все такие, – продолжал очень серьезно Доценко, – но не спорю, есть и среди нас такие.
– Пашко тоже хохол, а меня от пули собой заслонил!
– Воюют они славно, тут не придерешься.
– Да что тут смотреть, – перебил Богдан, – вон, смотри, и хохлы, и русские, и горцы лежат. И что им теперь надо? Разные люди, все по-разному и живут. Вот граф лежит, а вокруг простые люди. А польза стране от них одна.
– Сотник, генерал тебя вызывает, – крикнул Макаревич.
Богдан встал, поправил форму.
– Петь, я сейчас приду.
Граф застонал. Ему было очень плохо, он не мог встать, сильно кружилась голова и тошнило. На той стороне Аргуна было полно солдат – целая армия. Вдалеке виднелись казачьи копья. Хороший у них генерал, казаков бережет. У нас наоборот получается. Подходя ближе, Богдан увидел Микояна. Он бегал вокруг генерала и что-то ему рассказывал. Генерал его не слушал, он давал команды своим командирам. Но это не мешало Микояну прогибаться. В стороне стоял хорунжий Шустров и брезгливо посматривал на Микояна.
– Что он от него хочет? – спросил Богдан у Шустрова.
– Крест, наверное, себе выпрашивает, – сказал хорунжий и сплюнул.
– Да отстань ты! – громко крикнул генерал на Микояна.
Богдан и Шустров, не выдержав, громко засмеялись. Услышав их, генерал быстро подошел к ним.
–Казаки, он у вас всегда такой? – спросил генерал.
– Армян, – пожал плечами Шустров.
– Генерал Мищенко, – по-военному представился генерал.
– Хорунжий Шустров.
– Сотник Кузьмин.
Мищенко внимательно взглянул на Богдана.
– Ты, сотник, первым влетел в долину?
–Первым был граф Дюжев. Я – вторым, – по-военному, четко ответил Богдан.
– Я видел тебя! А кто, ты говоришь, первый?
– Граф Дюжев.
– В Петербурге я знал графа Дюжева, – задумчиво начал генерал, – но, уверен, это не он. Тот на такое не способен.
– Ваше благородие, граф ранен в голову, а у нас нет врача. Есть у вас хороший доктор?
– Да, конечно есть, он в палатке сделал уже много операций вашим казакам. Уверен, что и сейчас этим занимается, мы его беспокоить не будем. Швеца ко мне! – приказал генерал.
Швец был худощавый, молодой врач, в белом халате. Он быстро бежал в нашу сторону. На халате было много крови. Скорее всего, он только что делал кому-то операцию.
– Пойдем, посмотрим, кто присвоил себе титул графа.
Генерал шел впереди, привычно перешагивая трупы людей. Подойдя ближе к графу, вдруг крикнул:
– Петр Дюжев, это вы? Но как вы здесь?
Дюжев тяжело открыл глаза. Он смотрел на генерала, но не узнавал его.
– Богдан, друг, где ты? – Тяжело спросил граф, теряя сознание.
– Давайте, несите его срочно к профессору, пусть он его осмотрит.
Графа положили на носилки и понесли в палатку. Генерал смотрел ему вслед, не веря глазам, повторял:
– Не может быть! Не может быть!
–Ваше благородие, позвольте спросить, что в этом такого, что он здесь? Я – его друг, – сказал Богдан.
– Сотник, это просто невероятно! Я знаю его давно. Он вырос практически у меня на глазах. Он рос ужасным грубияном и невежей, последние годы его кроме женщин не интересовал никто. Пожалуй, самое плохое о нем я не могу рассказать даже вам, его другу.
– Как он воевал?
– Лихо, – ответил Богдан, – он у горцев на расстреле уже успел побывать.
– Да? И как он себя вел на расстреле?
– Отважно, как все.
– Я так за него рад, что он нашел свое место в жизни, что у него есть такой друг, как ты, сотник. Позволь мне спросить у тебя, сотник, тот хорунжий сказал, что здесь, сейчас, ты – главный. Но почему у тебя нет погон? И почему ты командуешь поручиком, тем армянином?
– У нас убили поручика Чистякова. Он был главным. Ну, а про армянина, да вы сами его видели. Вроде получается, кроме меня некому. Хотя Микоян храбро вел себя в бою.
– Да, храбрец. Он мне целый час рассказывал, как он героически воевал. Ну, ладно о нем, сейчас моя армия идет навстречу армии Евдокимова. Я доложу ему о тебе, так что готовь погоны.
– Ваше благородие, у меня к вам есть просьба, оставить у себя на время тяжело раненых.
– Хорошо, сотник, они будут здесь, пока мы их не поставим на ноги.
К нам быстро бежал Швец. Подбежав, он по-военному четко доложил:
– Ваше благородие, граф здоров, рана обработана. Это не пуля, скорее всего, его ударили по голове чем-то тяжелым. У него сильное сотрясение мозга, но для его жизни опасности нет. Он пришел в себя. И просит прийти Кузьмина Богдана.
– Графа я оставляю тоже у себя, – сказал приказным тоном генерал.
– Прошу прощения, ваше благородие, но граф Дюжев находится в моем распоряжении, и он поедет со мной.
– Сотник, ты меня не понял. Я его оставляю здесь, – строго сказал генерал.
– Для этого вам надлежит получить разрешение у Евдокимова, а вы, ваше высоко благородие, не из нашей армии. И ваши приказы на меня не распространяются. Ну, если сам граф, конечно, не захочет остаться, – ответил Богдан, смотря прямо в лицо генералу.
– Так, теперь понятно, почему командуешь ты, а не поручик, – уже спокойнее сказал генерал, – пойдем к нему, спросим его самого.
Генерал положил руки за спину и пошел, опять перешагивая через трупы, к палатке. Подойдя ближе, Богдан услышал, что из палатки доносились крики Дюжева.
– Унесите меня отсюда! Унесите меня! – кричал граф.
Кузьмин подбежал к нему, начал успокаивать, но граф не успокаивался.
–Богдан, вынеси меня отсюда, посмотри, казаки тяжелораненые лежат на земле. А я, здоровый, лежу на кровати. Не могу я так!
– Петь, если ты здоровый, встань сам, – спокойно сказал Богдан.
– Петр Петрович, я приказываю вам лежать, – сказал вошедший генерал, подходя ближе к графу.
– Мищенко! Это вы? – С удивлением спросил граф и спрятал глаза.
– Петр, я говорил с твоим другом. Я так рад за тебя, что ты стал человеком. – Генерал протянул руку Дюжеву. Граф сильно покраснел, пожал руку генералу и отвернулся.
– Признаться, не ожидал я вас встретить здесь,– продолжал генерал.
Но граф, отвернувшись, молчал. Только после того, как генерал вышел, он вновь попытался встать, но тут же от головокружения падал.
– Богданушка, пожалуйста, уведи меня отсюда, – взмолился граф.
Богдан с санитарами положил графа на носилки и отнес к себе. Там бережно положили на свободную телегу.

Глава 3

Сорок шесть человек, убитыми с нашей стороны, было похоронено на следующий день. Предав их земле по христианским обычаям, они тронулись в обратный путь. Богдан сел в телегу к графу.
– Ну, что, друг, поехали домой.
– Нет, Богдан, не могу я так уехать. Поехали к генералу.
Генеральская палатка стояла в середине казачьих сотен. Мы подъехали ко входу.
– Дежурный, доложи, граф Дюжев.
Генерал вышел из своего штаба, посмотрел на друзей.
– Я слушаю тебя, Петр.
– Вот, приехали проститься, – не смотря в глаза генералу, сказал граф.
– Подлечился бы у меня, а потом поехал?
– Нет, поедем мы, ваше благородие, я прошу у вас прощения за непристойное поведение там, в Петербурге. Я это осознал только здесь. И от всей души прошу прощения.
– Поверь мне, Петр, я от всей души рад за тебя, что ты изменился. Да, война действительно иногда делает людей человечными, как произошло в твоем случае. У тебя, наконец, появились настоящие друзья, которыми ты по праву можешь гордиться, – сказал генерал и пожал графу руку, – езжайте, еще увидимся.
Казаки тронулись в обратный путь. Богдан и граф ехали на телеге, их окружали ветераны.
– Слышь, Богдан, с боевым крещением тебя, – сказал Макаревич.
– Саша, ты что сказал-то?
–Я говорю, с боевым крещением тебя, ведь этот бой твой первый, когда тебя не ранило, – под общий смех сказал Макаревич.
– Ну да, этот раз повезло. Спасибо Пашко, он меня заслонил собой, а так бы опять больничная койка. Мне, честно говоря, она и так надоела. До сих пор кости болят.
Над головой послышался крик орла. Он кружил над казаками, как будто выбирая себе добычу. Недалеко, на краю скалы, было видно орлиное гнездо. Этот орел, наверное, охранял свое потомство. Обратная дорога бала без происшествий. Но было много раненых, и ехали намного медленнее. Но вот, наконец, долгожданный гарнизон, вот ворота. Даже издали было видно, что нас заметили и готовятся к встрече. У штаба стояли офицеры. Впереди ехали Богдан, Шустров и Микоян. Микояну очень хотелось доложить первому о героической битве. И, конечно, майору, только он мог по достоинству оценить храбрость. Но так же он не хотел быть выскочкой, ведь с ним ехали казаки, и они тоже хотели сделать первыми доклад. Из штаба вышли Сусликов и Семкин. Они вышли на дорогу и с нетерпением ждали доклада. Когда осталось несколько метров до высокого начальства, Шустров и Кузьмин вдруг резко затормозили и Микоян оказался ближе всех к офицерам. Он быстро соскочил с коня и подбежал, немного замешкав, кому из двоих докладывать. Он решил пойти на хитрость. Стал смотреть между ними и рапортовать сразу двум офицерам, а кому больше надо, пусть сами выбирают. Полковнику поначалу это не понравилось, но, когда Микоян дошел до того места, как казаков похвалил генерал Мищенко, он сразу засиял в улыбке.
Кузьмин и Шустров тоже подошли к офицерам. Полковник сделал вид, что их не видит. Майор Семкин поздоровался за руку с казаками и очень серьезно спросил:
– Как погиб Чистяков?
Но это услышал поручик. Казаки даже рта не успели открыть, как он уже подробно рассказывал подвиг Чистякова. Шустров пожал плечами.
– Ладно, казаки, идите, отдыхайте, – сказал майор, – завтра к обеду ждем князя Барятинского, Евдокимова. На присягу приедут, и кресты всем раздавать будут. Так что выглядеть всем с иголочки. А сейчас всем отбой.
– Вашбродь, – обратился Богдан, – Дюжев ранен!
– Куда?
– В голову, но не пуля, чем-то тяжелым долбанули. Да вон он, в телеге едет, пойдем посмотрим.
Семкин с Богданом подошли к телеге.
– Я приветствую тебя, граф, – сказал майор, протягивая руку. – Что, друг, зацепило?
– Зацепило, ваше благородие, мне уже лучше, но вот головой пошевелю, а кажется, что мозги шевелятся сами по себе.
– Иди в лазарет, перевязку тебе сделают, – сказал майор.
– Нет, завтра пойду, там казаки раненые, есть потяжелее, а я потом.
– Перевязку сделать немедленно! Это приказ, – строго сказал майор.
– Есть идти на перевязку.
– Пойдем, дружище, я тебя провожу, – Богдан взял его под руку и осторожно повел в лазарет.
С рассветом следующего дня казакам довелось в полной мере испытать, что такое показуха Сусликова. Тем, кому довелось ходить строем, досталось хуже всех. Под сорокоградусной жарой ходить по плацу – это было невыносимо даже бывалым солдатам. Богдан стоял в тени деревьев с жалостью поглядывал, как их гонял сам лично Сусликов. С них ручьем лился пот, они уже с трудом подымали ноги. Но полковник еще громче давал команды. Семкин подошел к полковнику и попытался объяснить, что солдаты скоро упадут от усталости. Это сильно разгневало Сусликова, он при всех нижних чинах отругал майора. Семкину ничего не оставалось делать, как просто уйти. Он подошел к казакам второй сотни.
–Вот сволочь, – гневно сказал майор, глядя на полковника, – ну, я ему устрою, дай командующий приедет.
Майор с жалостью смотрел на измученных казаков.
– Богдан, иди сюда!
– Слушаю, вашбродь?
– Слушай, Богдан, надо выручать товарищей. Иди и скажи им, пусть падают, будто сознание теряют. Давай, родной, иди быстрее, спасай казаков, загубит этот живодер.
Богдан подошел к казакам и тихо шепнул одному на ухо. Тот сразу передал другому. И скоро весть об этом облетела весь строй. Тут же упал, как подкошенный, первый казак, за ним – второй, третий.
– Богдан, бегом за Тюриным, объясни ему все по дороге. Носилки несите, – кричал майор, подбегая к тем, кто упал, – воды, скорее воды.
Из лазарета с санитарами выбежал капитан Тюрин. Подбегая к тем, кто упал, а их уже было человек двадцать, военврач щупал пульс и качал головой.
– Что с ними, капитан? – спросил растерянно полковник.
Но Тюрин не обращал внимания на вопросы Сусликова и выполнял свою работу.
–Этого на операционный стол срочно, а то боюсь, помрет, – сказал Тюрин, держа за руку Кольку Потапова из третьей сотни. У Кольки от испуга открылись глаза. Он растерянно смотрел на доктора, не понимая, от чего он должен помереть. Капитан быстро, чтобы полковник не увидел, закрыл ему глаза.
– Почему он может помереть, капитан? – нервно кричал полковник.
– Солнечный удар, – со скорбью в лице сказал доктор.
Со стороны ворот послышался громкий крик:
– Едут! Едут, вашбродь!
Полковник оглядел всех, кто остался в строю. Из ста осталось восемьдесят.
– Но ничего, пройдут те, кто остались. Пойдем встречать, майор, – сказал полковник и поспешил встречать высокое начальство.
– Так, казаки, – сказал майор, – слушай меня внимательно. Я сделаю так, чтобы вас проверяли по стрельбе. Но смотрите, стреляйте так, как будто вы вообще никогда не стреляли. Пусть командующий вставит этому мудаку. Будет знать, как над казаками издеваться.
Сусликов встречал командующего, как в Петербурге встречают царя. Но в столице нет войны, там есть специально обученные строевому шагу солдаты, которые кроме плаца не знают ничего. А нашим здесь приходится под пулями каждый день ходить, а полковник еще по плацу заставляет маршировать. Вот за это и хотел Семкин проучить Сусликова. Майор встал в стороне от всех офицеров, но так, чтобы его хорошо было видно. И как только в ворота въехали Барятинский и Евдокимов, его сразу увидели. Князь поехал прямо, а генерал свернул к майору. Семкин по-военному хотел сделать доклад, но генерал его остановил.
– Тихо, майор, не ори, устал я, давай по существу. Как тут Сусликов?
– Да как вам сказать, – начал майор, – нормально, молодых научили стрелять с большим трудом, так как полковнику больше хотелось гонять солдат на плацу, чтобы вас порадовать. Ругаемся мы с ним, он не может понять, что мы здесь не в Петербурге, нам строевая ни к чему, нам надо учить стрелять. Но он всех нас с офицерами выставлял на плац. Вот сегодня в сорокаградусную жару казаков загонял на плацу, пока двадцать человек чувств не лишились. А им стрелять надо учиться, ведь скоро в бой. Мы и так с молодыми в бой ходили, они еще присягу не приняли.
– Сергей Александрович, я, когда вас здесь с ним оставлял, то не давал ему особых полномочий командовать вами.
– Да, я помню, хотел ему это напомнить, но оказался в подвале арестованным.
– Что?– удивился Евдокимов.
– Да, ваша светлость, оказался в подвале, под арестом. Он себе пригласил личную охрану из крымских.
– Так, ладно, пошли, майор. Посмотрим, что там приготовил Суслик.
Генерал Евдокимов в сопровождении майора Семкина подошли к штабу, там Сусликов уже начал представление. Он что-то рассказывал командующему. Наверное, про свои достижения по издевательству над военнослужащими. Весь полк был построен. Те, кто должен был пройти по плацу, уже стояли наготове. В дальнем углу гарнизона было приготовлено место для стрельбища, там тоже уже стояли казаки, которые были отобраны для стрельбы. Все мероприятия для показухи были приготовлены. Сусликов весь сиял от удовольствия. Он махнул рукой тем, кто должен маршировать. Казаки сделали несколько очень четких шагов, но на дорогу вышел, преградив им путь, Евдокимов. Передние остановились, те, кто шел сзади, стали натыкаться на впереди стоявших, ругая друг друга.
–Тихо, казаки, тихо, сейчас также красиво пойдете на стрельбище, покажете, как вы умеете стрелять.
– Равняйсь! Смирно! На стрельбище – бегом марш! – скомандовал Кузьмин. Казаки бегом побежали в дальний угол. Полковник с расстроенным видом поплелся за командующим.
Казаки сделали по два выстрела по мишеням. Евдокимов пошел проверять. Ни одна мишень не была повреждена.
– Командир гарнизона, объясните мне, почему казаки так плохо стреляют? – спросил Барятинский.
– Ваше сиятельство, я … – хотел как-то оправдаться Сусликов, но не находил слов.
– Я спросил командира гарнизона. А вы, полковник, собирайтесь в Петербург, здесь вам делать нечего.
– Сергей Александрович, вы можете объяснить, как вы с такими вояками пойдете воевать? – спросил Евдокимов.
–Ваше благородие, казаки трое суток по плацу ходили без отдыха, руки, ноги тряслись, вот и промахнулись. Но теперь они отдохнули, и я думаю, смогут попасть.
– Ну, давай, майор, командуй, посмотрим, как они отдохнули.
– Первая шеренга, к стрельбе лежа – марш! Целься! Пли!
Залп двадцати винтовок прогремел, как один. Мишени разлетелись в разные стороны.
– Вторая шеренга, к стрельбе лежа – марш! – скомандовал Семкин.
– Отставить, полковник, – сказал Барятинский, – вижу, что казаки стрелять умеют, да и боевые заслуги про это говорят. Готовь, полковник, молодых к присяге, а ветеранов – к наградам.
– Есть готовить, но …
– Казаки, ваш командир достоин стать полковником? – спросил Евдокимов.
– Ура! – закричали казаки, подняли на руки Семкина и начали качать, поздравляя его.
Потом, немного опомнившись, что перед ними генерал и командующий, аккуратно поставили Семкина на землю.
– Смотрю, любят вас солдаты, – сказал Барятинский.
– Не знаю, – опустил голову Семкин, – им судить.
– Что скажете, казаки, люб он вам?
Из строя вышел Кузьмич, он уже успел надеть четыре георгиевских креста. Боязливо оглядел высокое благородие.
– Ваше высокоблагородие, что его любить, чай, не девка, а уважение к нему великое, потому как в бою за наши спины не прятался, и нас на верную смерть не посылал. Не издевался, как вон этот, – Кузьмич кивнул в сторону Сусликова, – а что нам, казакам, еще надо? Служба.
– Молодцы, казаки, – сказал Барятинский и пошел к штабу.
Семкин всегда был не любителем прогибаться и выслуживаться перед начальством. И в этот раз он остался с казаками, а не пошел за генералами. Но прошлый раз, после смерти Степанова, его неуслужливый характер позволил Сусликову стать командиром полка. Семкин стоял в нерешительности: идти за ними или нет. Он понимал, что надо, но характер держал его на месте. В этот момент к Семкину подошел Кузьмич и с силой толкнул его.
– Ты что, полковник, стоишь, хочешь еще одного Суслика нам на голову? И так по твоей вине натерпелись. Иди давай!
Кузьмич сказал очень грубо и толкнул, но полковник не обиделся. Он опустил голову и пошел за командующим. Но не прошло и часа, как Семкин вновь вернулся во вторую сотню.
– Кузьмин, пойди сюда! – позвал его Семкин.
Богдан приводил себя в порядок перед наградой. Он отдал свой крест, который брал ездить в отпуск. И теперь генерал уже официально должен его вручить. Он не успел почистить один сапог. На зов Семкина все бросил и подбежал.
– Слушаю, господин полковник! – крикнул Кузьмин.
– Не ори, Богдан, я с тобой поговорить хотел насчет Дюжева. Как ты думаешь, он первой сотней сможет командовать?
– Сможет, конечно, в бою себя проявил геройски, первым в бой пошел. Казаки, я думаю, за ним пойдут. Да и хорунжий в первой сотне хороший, подсобит, если что. Но… вот пойдет ли он сам? Вот в чем вопрос. Он с характером.
– Ну, что мы, гложем? Пойдем в лазарет и у него спросим.
– Зачем в лазарет? – удивился Богдан, – он там и не был. Здесь он, в палатке. Панко! Дюжева ко мне!
Через минуту из палатки вышел граф. Он был в парадной казачьей форме. Бинты на голове были закрыты шапкой. Граф не делал резких движений, было видно, что рана еще причиняет ему боль. Но он держался очень бодро и не показывал своей слабости.
– Петр Петрович, – обратился к нему Семкин, – как вы знаете, в последнем бою у нас погиб поручик Чистяков. У меня к вам есть предложение: возглавить первую сотню.
Граф пожал плечами, задумался.
– Петр Петрович, вы должны хорошо подумать, сможете ли вы. Ведь, приняв мое предложение, вы не будете просто наблюдателем, каковым являетесь сейчас. И готовы ли вы стать военным?
– Боюсь, господа, я уже не смогу без армии. Я для себя уже давно решил, что я рожден для ратных дел. Но что скажут казаки? А против их воли я не пойду.
– Ну, тогда пошли в первую сотню, – спокойно сказал Семкин.
Первая сотня также, как весь полк, готовились к наградам. Увидев Семкина еще издали, построились и поприветствовали полковника. Приготовились слушать.
– Казаки, я пришел к вам с предложением. На место покойного Чистякова предлагаю на ваш совет поручика Дюжева. Вот, как решите, так и будет.
– Много хорошего слышали мы про графа, и в бою себя хорошо вел. Так что, мы не против, – сказал хорунжий Шустров, – голосуйте, казаки, а там посмотрим.
Казаки дружно проголосовали. Так выбирать себе сотников придумали казаки, во многих гарнизонах, если есть возможность ставить на голосование, эту традицию поддерживали и командиры. Но часто бывало, что на место убиенных сразу присылали других офицеров. Но в нашем случае казаки проголосовали за Дюжева. Граф внимательно выслушал всех, посмотрел, кто не поднимал руку.
– Казаки, спасибо, – начал свое выступление Дюжев, – что доверили мне свои жизни. Я сделаю все, чтобы оправдать ваше доверие. Но я мало видел войны, и мне нужна будет ваша помощь. Я сочту ее дружеской. Еще, казаки, я вам скажу, мне очень не нравится, когда меня называют графом. И я прошу не называть меня так впредь. Ну, а в основном, я думаю, сработаемся.
– Ладно, все решили, давай, пошли строиться, – заторопил Семкин.
Граф задержал Шустрова.
– Хорунжий, я очень надеюсь на твою помощь. Ты – ветеран, много повидал.
– Нет, поручик, не помогу я тебе. По случаю кончины срока службы. Но не переживай, у нас много хороших казаков. Я смотрю, ты нормальный, сработаешься.
К вечеру, когда жара стала спадать, всех вывели на плац. Молодые присягнули на верность царю батюшке. Дошло дело до наград. Награжденные построились в одну шеренгу. И лично сам Барятинский раздавал кресты. К кому подходил генерал, тот представлялся, получал крест и громко благодарил. Так дошло дело до поручика Дюжева.
– Сотник первой сотни поручик Дюжев!
– Не понял, – растерянно сказал Барятинский, – какая еще первая сотня, ты что? Полковник Семкин, объяснитесь. Кто ему мог доверить сотню?
– Я, ваше благородие, доверил. Он хорошо проявил себя не в одном бою, и казаки ему доверяют.
– В каком бою? – спросил Барятинский.
– Дюжев участвовал в боях простым солдатом, и только по возвращению был назначен сотником. И считаю – заслуженно. В последнем бою он шел первым в бой, был ранен.
– Ранен? – генерал стал осматривать его, – куда ранен?
– В голову, – сказал Дюжев.
– Ладно, мы потом поговорим, племянничек.
– Ваше высокоблагородие, поручик Дюжев в числе награжденных, – сказал полковник Семкин.
Барятинский вернулся к Дюжеву, осмотрел опять с ног до головы.
– Поручик, не знаешь, как за несколько месяцев зарабатывают кресты? Казаки по пятнадцать лет служат, и бывает, без крестов. А ты, значит, успел за несколько месяцев героем стать.
– Ваше благородие, не надо мне крестов. Но ваши слова унижают мое личное достоинство, – строго сказал Дюжев.
Барятинский обратился к Семкину:
– Креста не дам, а сотней пусть командует, если казаки сами выбрали.
Генерал со строгим видом прошел дальше.
– Да, поручик, – сказал капитан Левицкий, – в этой армии тебе с крестами не ходить.
– Да что кресты, хорошо, не прогнал совсем. А ведь мог, – сказал Дюжев, выходя из строя.
Кузьмину в тот день дали есаульские погоны и георгиевский крест. С того дня в гарнизоне жизнь пошла своим руслом. Командующий нас в большие битвы не пускал. То ли от того, что племянник его служил, то ли помня тот бой, когда из полка половина уцелело. Но в большие битвы полк не пускали. Лишь на истребление маленьких банд, которые почти не оказывали сопротивления. Казаки стали ленивыми и непослушными, доброе отношение Семкина к солдатам плохо отразилось на дисциплине. Пошли пьянки, драки, некоторых ловили даже на продаже оружия, патронов. Семкину пришлось многих казаков и солдат высечь. Но и это не помогло. Тогда полковник написал письмо командующему с просьбой ввести его полк в состав действующих войск, так как казаки засиделись на месте.

Глава 4

Это лето выдалось ужасно жарким, еще не было ни одного дождя. Толстые стены военной академии уже не спасали от жары. Но учиться надо. Профессор сделал так, что я учился только у него по всем предметам. Учеба давалась мне трудно, и если бы не профессор, меня бы выгнали. Каждый день, идя домой с новыми друзьями, которыми я здесь обзавелся, подолгу купался в реке. Ребята были все хорошие, но близко сдружиться я ни с кем не смог. Они меня считали женатым человеком. С Дашей мы действительно жили, как муж и жена. Но только так казалось посторонним. Спали мы в разных комнатах. Граф и Богдан писали мне письма. Они держали меня в курсе всех событий. Сусликов после того, как его Барятинский выгнал из армии, поселился в Ростове у своего брата. За ними следили лучшие наблюдатели жандармы. И начальник жандармерии Казимир Астахов стал частым гостем у профессора. Он рассказывал о всех передвижениях людоедов. Все вечера мы проводили у профессора. К нему из Петербурга приехала погостить дочь Галина, которая очень сдружилась с Дашей. Наша новая винтовка почти была готова, но я боялся, что ее разорвет при выстреле. Мне хотелось сделать структуру метала твердым, это могло облегчить винтовку, но я не разбирался в металлах. Профессор спорил, что не разорвет, если сделать ствол толще. Мне же хотелось, как можно, облегчить винтовку. Такие споры у нас были каждый день, иногда они доходили до скандалов, но они были творческими и, как только мы заканчивали работать, все становилось как прежде: в мире и согласии. Галя, дочь профессора, была очень веселой и большой любительницей над кем-нибудь пошутить. Как-то она, шутки ради, хотела пошутить над Сусликовым. Но один только взгляд его поверг Галину в ужас. Спустя неделю, Галя пошла в лавку за продуктами и надолго задержалась. Профессор пришел с работы, но Гали еще не было. Мы стали тревожиться, куда она пропала. Вдруг в дверь постучали. Я открыл, на пороге стоял Астахов.
– Началось, – с порога заявил он, – в загородном доме борона Качмасова Марата Гаджиевича, там их собралось уже много. С Петербургского поезда все сразу поехали туда.
– Господи, – прошептал профессор, – у меня Галя пропала.
Я сбегал к себе наверх и через минуту вернулся, держа в руке две сабли, готовый к любым действиям.
– Надо спешить, – сказал я.
– Иван Сергеевич, из Петербурга приехал очень толстый, хорошо одетый мужчина. Вы не знаете, кто это? – спросил Астахов.
– Роста небольшого, а живот свисает до земли? – с волнением в голосе сказал профессор.
– Да, живот у него действительно очень большой.
– Тогда это некий граф. Пожалуй, фамилии я не буду называть, у него очень знатный род. Он и укрывает всех от возмездия, и все людоеды, которые приехали сюда, уверенны в своей безнаказанности.
– Господи, они украли мою Галю. Это их рук дело, они убьют ее. Я поеду с вами, – закричал профессор и хотел идти в домашних тапочках и халате.
– Иван Сергеич, наденьте свой новый костюм, он может нам пригодиться, – сказал я почти приказным тоном. Профессор с удивлением посмотрел на меня, но спорить не стал, быстро оделся и вышел вслед за нами. Даша молча смотрела, как мы собираемся, и плакала. Я поцеловал ее и вышел. У подъезда нас ждала карета. Хорошие кони нас несли по мостовой за город. Вот показался лес. В этом лесу притаились людоеды. Они собрали людей, чтобы издеваться над ними. У меня в голове никак не укладывалось это, до самой последней минуты мне не верилось в существование таких зверей. Но вспомнился наш барин в Ядрино. Чем он лучше этих?
– Вон, я вижу, показался дом, – сказал профессор.
– Казимир Иванович, у вас есть план действий? – спросил я.
Начальник жандармерии небрежно посмотрел на меня. Но, видно вспомнив мои боевые награды, деловито начал рассказывать план.
– Я решил сделать так. Дом окружен пятьюдесятью полицейскими, все они ждут приказа для наступления. Но нам надо сделать это внезапно, чтобы они не успели спрятать улики.
– Извините, Казимир Иванович, но ваш план не годится. Дом очень старый, наверняка, в нем есть потайные двери. Если они там спрячут следы своих преступлений, вам никогда их не найти. Ну, даже если у нас все получится, мы их арестуем. Иван Сергеевич, что с ними будет?
– Да что с ними будет? Отпустят опять и все, – ответил профессор.
– Тогда слушайте меня. Вы, профессор, идете впереди и молчите, я говорю за вас.
Мы вышли из кареты, подошли к воротам. У ворот стояли четыре охранника.
– Граф Кочетов, проводите к барону, – сказал я.
– Слушаюсь, ваше сиятельство, следуйте за мной.
Охранник проводил до дверей дома, постучал. В двери открылось окошко.
– Кто там?
– Медведь, это я, открывай.
Дверь открыл большой лохматый человек с длинной бородой.
–Кого ты привел?
– Граф Кочетов, – громко сказал я, проходя в переднюю.
– Я такого не знаю, прошу ждать здесь, – сказал мохнатый и хотел выйти.
– Граф ждать не любит. Ты нас проводи к барону, – смотря в глаза лохматому, продолжал я.
– Не нравитесь вы мне. Кузьма! – позвал лохматый. В комнату вошли еще двое охранников. Я осмотрел их. У них, кроме кинжалов, не было оружия. Встав на середину комнаты, я обнажил сабли.
– У нас есть сведения, что здесь творятся преступления. И я здесь – карающий меч правосудия.
С двух рук я отрубил руки лохматому, он сильно заорал. Двое охранников с кинжалами ринулись на меня, но тут же напоролись на мои сабли и упали замертво. Лохматый сел в угол. Там, где только что были руки, била фонтаном кровь, заливая комнату.
– Хочешь быстро умереть, скажи, куда нам идти?
– Да пошел ты, сволочь, – корчась от боли, кричал он.
Я медленно стал вводить ему в ногу острие сабли, потом повернул.
– Вниз, в подвал, – изнемогая от боли, заорал лохматый.
Бросив его, я побежал к двери, что вела в подвал. Длинный темный коридор вел куда-то вниз. Оттуда были слышны крики. Я зашагал быстрее. В конце коридора показался свет. Крики становились громче. Я побежал на свет и крик, и вскоре оказался в светлой комнате. За столом сидели трое людей в черной одежде, как и все охранники. В дальнем углу была дверь, за ней были слышны ужасные крики. На столе лежали три револьвера. Не дав им опомниться, я запрыгнул на стол и двумя саблями ударил тех, что были по бокам. А третьему воткнул в горло сразу две сабли. Охранник захрипел, даже не успев понять, за что его лишили жизни. В комнату вбежали Астахов и Кочетов. Профессор, видя, как я держу две сабли в горле, посмотрел на меня взглядом, от которого мне стало не по себе.
– Не отставайте, – сказал я своим спутникам и открыл дверь. Ужас охватил меня. От увиденного даже у меня, бывалого в боях человека, потемнело в глазах. У дверей была привязана Галя. Ее раздели и приготовили к пыткам. Увидев меня, она обрадовалась, но тут же застеснялась своей наготы. Освободив ее от веревки, я пошел дальше, вглубь комнаты. Рядом с Галиной был привязан мужчина, его освободил Астахов. Медленно проходя комнату, и освобождая приготовленных для пыток людей, я подходил к живодерам. Их было человек десять – двенадцать, даже было две женщины. Они меня не видели, палачи были чем-то заняты. Галя подошла ко мне и шепнула на ухо: «Они жарят ребенка». Дрожь прошла по моему телу, меня затрясло в лихорадке, злость и ненависть возмездия кипели во мне. Я ударил саблей о пол, звон прошел по большой комнате, я ударил другой саблей, и снова звон. Людоеды, один за другим, стали поворачиваться ко мне. Я шел к ним навстречу и стучал саблями о пол: то одной, то другой, нагоняя ужас теперь на палачей. Все они тоже были полураздеты. Не понимая, кто я и зачем пришел, молча смотрели на меня. Первым опомнился граф, он вышел вперед. На нем были одеты только штаны на подтяжках, огромный живот свисал чуть ли не до пола.
– Кто такой? – грубо спросил он.
– Твоя смерть! – сказал я, продолжая стучать саблями по полу и подходить ближе. Подходя к ним, я чувствовал, что меня сейчас разорвет от злости. Людоеды немного расступились, и я увидел, как на огне жарится маленькое тельце ребенка.
– Кто ты?– уже тихо спросил граф, продолжая отступать назад.
Я махнул саблей по большому животу. На пол посыпались кишки, граф упал на колени и, хватаясь за живот, просил не убивать.
– Ты уже убит.
– Абрамов, это ты? – вдруг меня узнал Сусликов.
– Да, Суслик, это я. А вот ты – уже почти не ты.
У меня на некоторое время проснулась жалость. Я как бы замер на месте. Но стоило мне посмотреть на ребенка, во мне опять проснулся зверь. Ударом одной сабли отрубил голову Сусликову. Тело его упало на пол и продолжало биться в страшных конвульсиях, забрызгивая кровью весь пол. Ударом другой зарубил следующего. Людоеды забились в угол.
– Помогите, – послышалось из темного угла.
Астахов взял факел и подошел к обнаженной девушке, она была привязана за руки к потолку. Одна грудь была отрезана. Во мне опять проснулся зверь, я ударил одного, другого, третьего. Палачи молили о пощаде, вставали на колени. Но я наносил им смертельные удары. Вскоре в живых остались только две женщины. Они встали на колени и молили о пощаде. Моя рука зависла в воздухе. Я не мог убить женщину. Начальник жандармов подошел ближе и выстрелами в голову убил обоих. Я с облегчением вздохнул, оглядел место, где только что приговорил к смертной казни людоедов. В живых оставался только граф, он сидел на полу и старался засунуть кишки обратно в живот. Он посмотрел на меня туманными глазами и зашипел как змея. Подняв у него над головой саблю – подарок Русакова, с силой ударил, разрубив его напополам.
В спину я почувствовал жгучий взгляд. Обернувшись, я увидел, как профессор с большой злостью смотрел на меня. Этот взгляд задел меня за живое. Иван Сергеевич смотрел на меня презренным взглядом, за который мне стало очень обидно.
–Прокуратура из Петербурга! Тайный советник императора, закричал вбежавший жандарм. Но, когда увидел, что было в комнате, замер на месте, ему стало плохо. Он отошел в угол, закрывая глаза.
– Казимир Иванович, тайный советник императора. – Это плохо? – спросил я.
– Смотря, кто приехал.
Через открытую дверь послышались шаги, и в проеме двери показались два человека в строгих модных костюмах. Пройдя по залу, посмотрев и представив, что здесь происходило несколько минут назад, первый, наверное, самый главный, подошел ко мне. Внимательно осмотрев меня с ног до головы, спросил:
– Кто убил?
– Извините, я не понял, вы про ребенка спрашиваете?
– Я спрашиваю, кто убил всех этих людей, – спросил уже строгим голосом человек в модном черном костюме.
– Прошу прощения, но соизволением божьим здесь, в этой комнате, из людей убиенный один этот несчастный ребенок, других людей больше нет, – ответил я, вытирая свои сабли от крови.
Вошли несколько человек, они аккуратно обернули тело ребенка тканью и вынесли. Вошедший врач подошел к девушке, он наложил ей на грудь бинты, аккуратно положил на носилки. Подошли жандармы и, подняв носилки, двинулись к выходу. Проходя мимо человека в черном, девушка взяла его за руку. Человек вздрогнул и опустился ниже к девушке.
– Они его живьем жарили, медленно, – сказала девушка и сильно зарыдала.
Человек в черном еще раз прошелся по жуткой комнате. Подойдя ко мне, сказал:
– Да, людей здесь и вправду нет. Сжечь здесь все, – сказал он и направился к выходу.
Мы поднялись из подвала. Наверху все готовилось к поджогу. Повсюду бегали жандармы, хватая все ценное, что можно унести. У входа стоял маленький, невысокого роста, человек. Его лицо было сильно испугано происходящим. Это был хозяин дома Качмасов. Его черные щеки казались небритыми. Маленькая, худая шея, казалось, вот-вот сломается. В глазах застыл страх за свою жизнь. Он работал в прокуратуре и прославился тем, что мог посадить любого человека по ложному обвинению. Дом подожгли, хозяин заметался по дому, ища спасения, но его закрыли в комнате и оставили гореть. Наша карета стояла рядом с каретой людей из прокуратуры. Двое в черных костюмах, видно, поджидали нас у кареты. Мы поравнялись с ними.
– Князь Трубецкой, – представился тот, что был главным.
– Начальник Ростовской жандармерии Астахов.
– Профессор Петербуржского военного университета Кочетов.
Князь вопросительно взглянул на меня.
– Есаул Абрамов, – сказал я.
– Спасибо тебе, есаул, ты сделал нашу работу. Мы за ними следили с самого Петербурга. У кого служишь?
– В армии генерала Евдокимова.
– Я с ним знаком. Как служба?
– У него два георгиевских креста, – сказал Галя, выглядывая из кареты.
– Да, парень геройский, я срочно отпишу генералу, будет тебе третий крест, – он постучал мне по груди, – спасибо тебе, есаул.
Князь пожал мне руку, сел в карету и поехал. Мы также сели в карету и поехали домой. Я чувствовал на себе недобрый взгляд профессора, но не мог понять, почему он на меня злится. Ведь все прошло хорошо, Галю спасли. Начальник полиции тоже ехал молча, поглядывая в окно. Карета остановилась, я вышел, на меня сразу набросилась Даша. Она всю ночь провела на улице, ожидая нас. Профессор вышел из кареты и быстро вошел в квартиру. Мы с Дашей тоже хотели войти, но он перед нашим носом закрыл дверь.
– Что с ним? – спросила удивленно Даша.
– Просто расстроился, переживал старик, – успокоил Дашу Астахов, – пойду возьму водки, надо нам расслабиться.
Мы с Дашей поднялись к себе в квартиру. Я повесил свои сабли опять на стенку. Помылся. Даша приготовила на стол, тут и пришел Остахов с четырьмя бутылками водки.
– Я сейчас заходил к профессору, Галя мне открыла, а он не пустил меня и на порог. Не понимаю, что с ним, – сказал Астахов. В дверь без стука вошла Галя.
– Представляете, вы меня спасли, а папа не хочет вас видеть.
– Почему? – спросила Даша.
– Не знаю, он не говорит. Просто молчит и все. Может, пойдемте к нам и все вместе разберемся, – сказала Галя.
– Это правильно, – забирая водку со стола, сказал Астахов, – пойдем к профессору, пусть объяснится, за что он на нас злится.
Кочетов сидел за столом. перед ним был большой графин водки. Он косо на нас посмотрел, но промолчал.
–Иван, я требую от тебя объяснений, почему ты нас не хочешь видеть, и за что на нас злишься, – садясь за стол, спросил Астахов.
Профессор оглядел меня, Астахова, потом сердито начал:
– Я все понимаю, они – изверги, у меня даже нет таких слов, что в полной мере их охарактеризуют. Но скажите, господа, чем вы лучше их, если без суда и следствия можете казнить? Как ты, Николай, мог их всех порубать своими саблями? Ты что, судья? Мясник!
– Иван Сергеевич, разве не вы нам рассказывали про те злодеяния, которые они вытворяли в Петербурге? Разве не вы рассказывали, что им удалось уйти от ответственности безнаказанно, продолжая сеять зло по всей стране? Они и в этот раз ушли бы от суда. И продолжали бы жарить детей, – я кричал на профессора, как будто это он был моим учеником. Он молча слушал меня, не перебивая.
– Чем виновен тот ребенок, которого они хотели съесть? А если бы их так же не церемонясь, убили еще в Петербурге, то скольких людей можно было спасти?
Профессор смотрел на меня не моргающими глазами. Когда я закончил, он налил себе в кружку водки и залпом выпил. Я оглянулся. На стуле сидела Даша и горько плакала, спрятав лицо в ладони. Ее успокаивала Галя.
–Что с тобой, Дашенька? – спросил я.
– Они что, жарили ребенка? – спросила она, поднимая голову.
– Да нет, Дашенька, это я просто, к слову.
В этот день начальнику жандармерии еще три раза пришлось бегать за водкой. Но снять стресс так и не смогли. И убедить профессора мы тоже не смогли. Но хорошо хоть, что помирились.
С того дня прежних, хороших, дружеских отношений меж нами не было больше никогда. Мы хорошо общались, но дружбы не было. Астахов перестал заходить к профессору, по вечерам мы перестали заниматься оружием, Иван Сергеевич перестал интересоваться тем, что может наносить человеку вред. Мы с Дашей стали проводить больше времени у себя в квартире. Галя, дочь профессора, долгое время пыталась нас помирить, наладить прежние отношения, но безуспешно.
К осени она уехала в Петербург, домой. С отъездом этого маленького, доброго человечка стало совсем скучно. Деньги графа Дюжева продолжали регулярно приходить на разработку оружия и нам с Дашей на жизнь. Мы хотели жить, как можно скромнее, чтобы не тратить много денег графа. Но Даша стала водить дружбу с соседскими дамами, которые на красивых нарядах были просто помешаны. И деньги графа потекли рекой к владельцам модных магазинов. Я несколько раз просил Дашу не тратить много денег. Ведь эти деньги принадлежат не нам, а графу. Она мне обещала, но стоило зайти к нам ее подружкам и сказать, что в магазине появились модные платья из Петербурга, она тут же удалялась. Мне было очень неудобно перед графом, потому что деньги уходили большие, и я решил написать письмо Дюжеву о том, что профессор перестал заниматься разработкой оружия и про то, как Даша тратит его деньги, и чтобы он перестал высылать нам так много. Но, к моему удивлению, денег на следующий месяц пришло еще больше. Вскоре пришло письмо от Дюжева, он писал: «Здравствуй, друг Николай! Получил твое письмо и не понял, в чем твоя тревога – о женских нарядах, ведь Дашенька очень красива, молода. Ей просто необходимы красивые наряды. И не смей ее в чем-то ограничивать. Я хочу, чтобы она хорошо общалась в высшем обществе. По окончании войны на Кавказе я хочу с вами поехать в Петербург, познакомить Дашеньку с ее родственниками. Но для этого надо, чтобы и ты умел себя вести в высшем свете. И хорошо бы тебе купить хорошую дорогую одежду. Я уверен, что ты до сих пор ходишь в казачьей форме. Ну, вот и все, что я тебе хотел написать. У нас тут полный курорт. В бой нас так и не пускают. Спим целыми днями, не могу казаков на месте удержать. Пьянки, гулянки каждый день. Богдан передает тебе большой привет. Ну, все, до свидания. Всем привет. ДЕНЬГИ НЕ ЖМИ – 11.12 .1858 г».
Я подошел к зеркалу. Казачья форма уже изрядно потрепалась. Немного подумал, взял деньги и пошел в магазин. Самый большой магазин одежды был через дом от нашего. Постояв у дверей, смело открыл дверь магазина. Большое помещение было разделено на две половины. Большую половину занимали женские платья и украшения. Там, в глубине, я увидел Дашу с подругами. Они весело смеялись, примеряя новые наряды.
– Казачок, тебе чего? У нас здесь только дорогие одежды, ступай отсюда. Там, за углом есть маленький магазинчик. Ты сможешь себе что-нибудь подобрать, – маленький, толстый мужичок, возможно, управляющий, не со злостью прогонял меня из магазина, выталкивая на улицу. В глубине души мне стало очень обидно, но управляющий мне не грубил, да я и не хотел, чтобы Даша видела, как я буду примерять одежду. Выйдя из магазина, я перешел на другую сторону улицы. Через два квартала был еще один дорогой магазин. Войдя в него, не дожидаясь, пока меня выгонят, я прямо с порога заявил:
– Мне нужен очень хороший костюм.
Управляющий этого магазина оценивающе взглянул на меня и спросил:
– Стесняюсь спросить, насколько хороший костюм вас интересует?
– Цена не имеет значения. Мне нужен очень хороший костюм.
– Стесняюсь спросить, вам костюм для бала или для других целей? Может, женщина замешана и ее надо удивить, – управляющий щелкнул пальцами. Из-за прилавка вышли три красивых девушки, они окружили меня.
– Девочки, надо одеть этого офицера на свидание.
Меня отвели в примерочную, раздели и одели в очень изящный костюм серого цвета. Рубашка, туфли, все было на мне, как с иголочки. Небрежно отдав деньги и забрав свою старую одежду, я направился в тот магазин, где была Даша с подругами. На пороге меня встретил тот управляющий, что прогнал.
– Что желаете?
– Теперь ничего, а не так давно я к вам заходил, чтобы купить вот такой костюмчик. Но вы, сударь, меня отправили в другой магазин. Я за это вам очень признателен, там очень хорошие продавцы.
Управляющий, открыв рот, смотрел на мой новый наряд.
– Ха…хороший костюм, – только и мог сказать управляющий.
Я прошел мимо туда, где была Даша с подругами.
– Здравствуйте, – сказал я голосом Семкина.
Девушки тоже поздоровались, они осмотрели мой костюм, продолжая выбирать себе одежду.
– Дашенька, здравствуй, – сказал я опять голосом Семкина.
–Здравствуйте, – ответила, не поднимая головы.
– Дашенька, здравствуй, – наконец, своим голосом сказал я.
Даша посмотрела на меня, вернее, на мои туфли, пробежав глазами по костюму, остановились на моем лице.
– Ой, Коля! – вырвалось у нее. Она нерешительно потрогала меня рукой. Это ты?
Ее подруги весело стали обсуждать мой внешний вид.
– Ой, Дашка, он у тебя такой красавчик.
Даша сильно покраснела. А мне, наоборот, было очень приятно, когда меня хвалили.
В этом магазине, по совету Даши, я купил себе еще пару костюмов попроще, ходить учиться. Так, понемногу, я начал вживаться в образ дворянина.

Глава 5

К новому году к нам в Ростов приехали генерал Евдокимов и командующий Барятинский. Был назначен бал в дворянском дворце. Так называли дом посреди Ростова. Там по вечерам собирались местные дворяне. Профессору удалось достать нам приглашение на бал. Даша настаивала, чтобы я надел новый костюм, но я решил надеть новую офицерскую форму. Натерев кресты до блеска, я приготовился к балу. Даша надела новое платье, купленное специально для такого торжественного дня. Еще раз осмотрев себя в зеркало, мы вышли на улицу. Дворянский дворец был на берегу Дона, пешком – минут десять. Но мы наняли извозчика с красивой каретой. Швейцар открывал двери всем, кто подходил, услужливо кланялся и приглашал внутрь. Я обратил внимание на то, что он ни у кого не проверял пригласительные, может, он знал всех приглашенных в лицо. Но когда мы с Дашей подошли к дверям, он строгим взглядом нас осмотрел, переводя его то на Дашу, то на меня. Я достал из кармана пригласительный. Швейцар взял, внимательно прочитал, или сделал вид, что умеет читать, потом открыл дверь и небрежно пропустил. Даша прошла, сильно покраснев. Ей стало стыдно, что швейцар так небрежно пропустил. Все на нас обратили внимание.
– Коля, я тебе говорила, что тебе надо надеть костюм. Вот видишь, даже этот тебя пускать не хотел, а что будет здесь.
Сам дворец был не большой, у входа была раздевалка, там дальше – большая комната для танцев, за ней еще одна, поменьше, на тот случай, если гостей будет больше, чем ожидали. Гостей было уже много, но пока не было военных. Мы немного замешкались у входа, так как мы здесь были впервые. Даша попросила:
– Давай подождем здесь подруг.
Отойдя в сторонку, мы стали ждать. Вдруг с шумом двери распахнулись, и в помещение буквально ввалились человек шесть молодых парней в дорогой красивой одежде. Они сильно кричали и было похоже, что они изрядно выпили, а потом решили прийти. Те, кто ожидали у раздевалки, стали сторониться, чтобы не нарваться на молодых, наглых хулиганов. Один из них посмотрел на Дашу, подозвал других, и все вшестером направились в нашу сторону.
– О, красота то какая, а почему я ее не знаю? – подходя ближе, начал приставать самый шумный из них, – а это ваш охранник?
Он посмотрел на меня. Моя рука потянулась за эфес сабли. Даша взяла меня за руку. Совладав собой, я стал снимать шинель, отдав ее в раздевалку. Затем повернулся к наглецам и, не обращая на них внимания, помог снять Даше шубку. Пьяные парни, видя мои кресты, как-то замешкались. Я взял свою спутницу и прошел в зал. Середина была вся пуста, лишь с двух сторон у окон кучками стояли представительные гости. На стуле сидел директор нашей академии, рядом стояли профессор Кочетов и другие учителя.
–Д ашенька, мы здесь! – закричали ее подруги.
Мы подошли к ним, настроение было испорчено. Мне очень хотелось дать в морду этим нахалам, но я понимал, что они сынки богатых людей, надо было стерпеть. Наглецы встали напротив и не сводили глаз с моей Даши.
– Князь Барятинский! – сказал дворецкий громким голосом.
За князем шли генерал Евдокимов, еще несколько генералов, мне неизвестных, множество старших офицеров. Но ни одного есаула! Я тщетно искал себе равного по званию и, не найдя, пожалел, что не надел костюм. Весь мой замысел с казачьей формой был для того, чтобы меня узнал Евдокимов, мне хотелось попросить его повлиять на мою учебу. В его силах было поговорить с моими учителями, и те меня отпустили бы пораньше. Я боялся, что Евдокимов меня не узнает в другой одежде. Военные заняли самое лучшее место. В зале стало тихо, уже никто не позволял себе разговаривать громче, чем позволяет этикет. А может, боялись военных, так как военные всегда считались дуэлянтами. И видимо никому не хотелось расставаться с жизнью в столь ранние годы. Начались танцы. Я совсем не умел танцевать. Даша меня научила только вальсу, но и то я боялся, что меня подымут на смех. Так мы и стояли у окна. Вся публика веселилась, было очень весело тем, кто танцевал. Но нам с Дашей было не до веселья. Ей было тоже непривычно, ведь это был ее первый бал.
– Коля, смотрите, идут к нам.
От стены в нашу сторону направлялись те шестеро молодых парней, небрежно расталкивая тех, кто попадался им навстречу. Даша взяла меня за руку, она вся дрожала. Самый наглый был одет в клетчатый костюм из того же материала, что и мой. В руке у него была трость. Он ею расталкивал всех, кто попадался у него на пути. Наконец, его трость уткнулась в парадный мундир артиллериста. Это был майор, у него на груди висел георгиевский крест, и множество медалий. Поручик, танцуя со своей дамой, резко остановился. Но дама взяла его за руку и, увлекая в танце, увела от ссоры. Парень в клетчатом направился в нашу сторону, нагло смотря на нас.
– Коля, я боюсь, пойдем к профессору.
– Поздно, Дашенька, поздно. Ты только не переживай, все будет хорошо.
Подойдя к нам, все шестеро нагло стали смотреть на Дашу и весело смеялись. Затем тот, что в клетчатом костюме, тростью задел мои кресты.
–Казак, ты где купил свои украшения? – под громкий смех своих друзей спросил он. Все, кто были рядом, остановились, забыли про танец и наблюдали за тем, что сейчас будет. Жар ударил мне в лицо, я готов был разорвать всех шестерых. Но, понимая, где я нахожусь, через силу себя удерживал, чтобы не ударить. Тихо сказал:
– Я могу стерпеть обиду, нанесенную мне, но предупреждаю, если ты хоть как-то заденешь мою девушку, я тебя разорву, как тряпку.
– Я – купец первой гильдии. Меня весь Ростов знает. Ты с кем, холоп, разговариваешь? Привел сюда свою шлюшку…
Этого было достаточно. Мое терпение кончилось, и я ему дал в челюсть. Его ноги поднялись к верху, он упал на пол и еще несколько метров проехал по скользкому полу. Его друзья, открыв рот, смотрели то на меня, то на своего друга, лежащего на полу без сознания.
– Арестовать его! – закричали друзья пострадавшего.
– Ну, может, вы меня и арестуете, – спокойно сказал я, сделав шаг к ним навстречу. Майор, который только что сам чуть не оказался на моем месте, подошел ко мне.
– Есаул, позвольте пожать вашу руку, вы очень правильно наказали наглеца. Разрешите представиться, майор Картвельский. Если нужна моя помощь, прошу ею располагать.
– Благодарю, за поддержку.
– Есаул, вас вызывает князь Барятинский.
– Дашенька, я сейчас приду. Постой пока, теперь здесь тебя никто не обидит.
Я направился через весь зал к князю. Проходя мимо парня в клетчатом, я небрежно бросил взгляд. Друзья поливали его водой, но привести в сознание не могли. Около него на коленях стоял весь разодетый по моде мужчина, я подумал, наверное, его отец. Он сильно переживал, звал то врача, то жандармов, бегал по залу, сильно нервничал. Около князя стоял генерал Евдокимов. Подойдя ближе, я громко, по-военному представился:
– Ваше высокоблагородие, есаул Абрамов по вашему приказу прибыл, – и, встав по стойке «Смирно» приготовился слушать приговор.
– Ты что, есаул, себе позволяешь?
Рядом как из-под земли вырос майор Картвельский.
– Ваше высокоблагородие, я стал невольным свидетелем, – поручик кивнул в сторону лежащего на полу, – он первый оскорбил есаула, но тот стерпел. А когда он оскорбил его даму, есаул его толкнул. Слово дворянина, есаул ни в чем не виноват.
– Как это он не виноват, – закричал отец пострадавшего, – он ударил моего сына! Он ответит за это! В кандалы его!
Папаша весь покраснел от злости, он кричал, топал ногами, майор молча выслушал разбушевавшегося папашу, потом тихо спросил:

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71404123?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.