В недрах Щукино
Мария Луч
Маркетолог Ангелина едет проведать бабушку в сибирской глубинке, дописать диссертацию и поискать саму себя вдали от городской суеты.
Но в селе Щукино найдется все, кроме покоя – лесные твари, пустые могилы, кровавое озеро и… школа шаманов.
Хорошо, что можно найти защиту в лице газовиков, трудящихся на буровой установке неподалеку. Или доверять нельзя никому, включая родную бабушку и… себя саму?
Мария Луч
В недрах Щукино
Глава 1. Аномальное место
В книге описаны несуществующие люди, совпадения случайны. Город Тара и мистическое Окунево – реальные места, в которых автор не был. А вот Щукино – вымышленная локация, как и месторождение природного газа при нем.
– В гараж надо машину загонять, а не медведя, – возмутилась Геля.
Миниатюрная брюнетка решительно навела камеру Хуавея на черно-бурого мишку. При этом, она сделала вид, что не замечает раздражения на лицах жителей Тары. А их собралось возле гаража человек пять и все с подношениями – у кого мешок куриных костей, у кого полбуханки хлеба. Ангелине их традиция подкармливать медведя и загадывать желание напомнила бессмысленный ритуал бросания мелочи в фонтан. Только вот живое существо – это не объект архитектуры, возле которого можно собраться, чтобы поглазеть на него и поболтать о том, о сем. Опасно же – запасных рук вроде никто не держит в хозяйстве? А в большей степени – это жестокая блажь провинциалов и надругательство над лесным обитателем. Хотя сам обитатель ни против съемки, ни против общества не возражал. Звеня цепью и глухо рыча, он грыз пыльную потасканую покрышку.
– Жалоб в прокуратуру не поступало, – раздраженно ответил хозяин медведя, буравя взглядом Гелю, снимающую видео. – Повода не было. И не будет, если телефон приберешь.
Ангелина резко развернулась к сибиряку и гневно вдохнула, чтобы гарантировать ему жалобу в органы, но тут ощутила на своем плече тяжесть мужской руки. Евген слегка подвинул ее назад и мягко упрекнул:
– Гелька, ну не права. Лучше тут, чем в клетке. Сергеич – ветврач, понимает, что делать. А в леса ты его как выпустишь теперь? Вернется и будет по помойкам шариться. Тогда люди вызовут наряд, а тот ему пулю в лоб засандалит.
На последних словах какая-то женщина сдавленно охнула, а один из местных подошел к замызганной алюминиевой миске косолапого и плеснул в нее пива.
– Ну что, дедушка, пригуби за здоровье, – бодро гаркнул он, и отошел, чтобы отхлебнуть из бутылки самому.
– Я тебе не Гелька, а Ангелина, – между тем возмутилась девушка, стряхивая руку нового знакомца с плеча.
Тот не обиделся, а осторожно взял ее за локоток и повел от гаражей обратно к автовокзалу.
– Я ж тебя не гринписить привел. Веришь не веришь, а перед поездкой в тайгу благоприятно хозяина умаслить, – спокойно разъяснил Евген, выдерживая испепеляющий взгляд спутницы. – А не по нраву – постой молча. Чего налетела на чужой монастырь? Тут еще ладно, а в Щукино свою позицию придержи. Там места глухие, люди лихие. Давай-ка будем уважать сложившиеся порядки?
– Иногда остаться в стороне – это стать соучастником. И давай-ка не будем поучать малознакомых людей, как им себя вести, – твердо отбрила девушка, поджав губы.
– Ну. Так и я ж о том, – по-доброму усмехнулся Евген.
Геля тоже криво улыбнулась и отметила, что в свои двадцать семь мужчина обзавелся не только седыми висками на фоне каштановых волос, но и «гусиными лапками» в уголках карих глаз и «скобками» возле рта. Бабушка называла такие морщины «эхом улыбки». И повторяла, что это признак неравнодушного, веселого и общительного человека. Говорила она, конечно, про себя. Поэтому внучка этим приметам и не верила. Но вот Евген «эхо улыбки» носил по праву, и это стало понятно с первых минут знакомства.
Пару часов назад Геля прибыла из Омска на автовокзал Тары и сразу пошла к стоящим кружком водителям узнать, как добраться до Щукино. Оказалось, что рейсовый автобус ездит в деревню дважды в неделю и следующий – через три дня. Был и другой – на котором газовики отбывали на вахту Щучинского месторождения. Он стартовал уже завтра утром, но брал пассажиров только из списка, поэтому водитель заартачился.
На слово «газовики» среагировал спортивный молодой человек с карими глазами, стоявший неподалеку. Он подошел и с улыбкой попер на водителя, уговаривая пойти навстречу. Копейка ведь лишней не будет, да и кто тут за этим следит? Но водителю, очевидно, было чем рисковать, поэтому он закипел и стал хамить. Геле с ее рыцарем пришлось отступить. Парень, при этом, не ушел, а представился Евгением, помощником бурильщика как раз из той смены. И предложил называть себя Евгеном, Евгениусом или Гением.
– А вообще хоть горшком назови, только в печку не ставь! – хохотнул он явно любимой шутке, а потом позвал пройтись и поболтать. – Бог с этим водилой. Правильно сделал. А хочешь к местной достопримечательности двинуть? Мне тут мужики рассказали кое-что.
Сам он и с бурым успел пообщаться – выложил на землю печенье и что-то долго бормотал под нос. Да и на пути от гаража его словоохотливость не иссякла:
– Секрет нннадо? Знающие люди тут ходят в кафе «Кафе». Оно хоть и в центре, но ты бы сама туда в жизни не зашла. И зря – оно лучшее. Пошли? Там, правда, мужики сейчас с нашей смены, но они адекватные все.
В другое время и в другом месте Геля бы отказалась. Но помощник бурильщика удивительно быстро расположил ее к себе. Он, как раскаленная духовка с распахнутой дверцей, задаром обдавал уютным теплом. Геля и так уже выложила Евгену, что работает маркетологом в Новосибе и заканчивает магистратуру, а в Щукино едет к бабушке – дышать хвоей, писать диссертацию и давить на старушку – пусть бросает дом и переезжает в город к дочери с внучкой. А еще с незнакомцем ее вдруг прорвало. Призналась, что в свои двадцать два ощущает себя уставшей теткой за сорок. Коллеги – ехидны, руководство с биполяркой, а подписчики вообще готовы сожрать с кишками.
Евген в это время участливо кивал и уместно вставлял в ее монолог «что ты говоришь» и «этого просто быть не может». Поэтому Геля все-таки пошла в кафе. Тем более, впереди маячили две недели социальной изоляции. Да и интересно из первых рук узнать, как добывается природный газ. Но пятеро разновозрастных мужчин, собравшиеся в кафе, обсуждали не нюансы разведочного бурения скважин.
– А вода в этом озере не просто красноватая как от меди, а густая, бордовая, чисто венозная кровина, – низким голосом выразительно вещал плотный мужчина лет пятидесяти в рубашке с коротким рукавом. – И вот из такой-то воды, значит, медленно выходит одетый мужик, ровно как окровавленный. Ильич поднапрягся, но крикнул, мол, мужик, нужна ли помощь. А тот стоит на ногах, ровно так, и дышит. Глубоко дышит, аж ноздри круглые и грудь ходит. Глаза в землю, а кулаки сжаты. Минуту стоят. Две. Три. Молчат. А потом как зыркнет он на Ильича! И взгляд у него – убийцы-психопата. Тяжелый, безумный. И решительный. Шагнул он к Ильичу, и тот не выдержал, попятился и свалил. Ну, помощь явно не требовалась. Он потом еще ждал, что этот мужик дойдет до них. Куда ж еще? Там нет больше людей, а буровую – ее видно, не заблудишься. Но он не вышел. Мужики потом ходили к этому кровавому озерцу, но следов не нашли. Так что вот так… И это не единичная хреномуть, что там случалась. Я бы даже сказал – одна из многих, пустяк. А вот напарнику его повезло меньше… Тот натурально с ума сошел, его даже потом родственники в психушку сбагрили. И было от чего…
Рассказчик неспешно отхлебнул пива, наслаждаясь прикованным к нему вниманием. В этот момент Евген тихонько представил Геле компанию по именам, подставил ей стул и радушно предложил:
– Сергей Петрович, а можем как-то тему сменить? Я девушку привел, а у нас тут страшилки. Неудобно, ей Богу.
Ангелина дернула уголком губ в качестве улыбки и поспешила укрыться за меню. Список блюд тут и впрямь радовал.
– Жекарь! Как говорит мой внучара – не душни! – махнул Сергей Петрович.
– А что? Местный фольклор. Тем более, места реально непростые. В соседнюю Окуневку вообще блогер косяком пошел, – подтвердил второй помощник бурильщика Малик, ровесник Евгена восточной внешности. – Куча видосов на ютубе. Говорят, что там пуп земли. И постоянно видят то тарелки НЛО-шные, то шары светящиеся, а какой-то кристалл под землей сигналы раздает. И даже храм индийский там то ли нашли, то ли ищут.
– Правильнее сказать – арийский, – скрестил руки на груди бригадир Антон Павлович, которого Геля про себя обозвала коротко Апэ. Он погладил окладистую бороду с проседью и ровным тоном профессора неспешно заговорил. – Была такая высокоразвитая цивилизация в древности. Та, что стала причиной гибели атлантов. Да, мало кто знает, потому что это невыгодно сильным мира сего. Так вот, арии тут жили. И неспроста – это подтвержденные места силы.
Геля недоуменно сощурилась. Апэ перенес руки на стол и подался вперед, как неосознанно делают, когда хотят убедить собеседника.
– Мне можно не верить, но приборами все зафиксировано – где-то зашкаливает электромагнитное излучение, а где-то оно необычайно низкое. Такие геозоны местные еще зовут «светилища» и «темнилища». И в них чувствует себя человек, или очень хорошо, или очень плохо. Вот вы, барышня, обратите внимание. Банально даже, деревьев кривых в округе тьма тьмущая. И любого местного спросите – осколки метеоритов с огородов в каждом серванте лежат. Опять же, компас возьмите и понаблюдайте сами за стрелкой. Непроста тут и шаманы живут, и ашрам свой есть, и представители других конфессий съезжаются. А пять озер местные – ну уникальные по своей энергетике! Плаваешь и ощущения, как у Бога в руках, – здесь суровый с виду Апэ расплылся в мечтательной улыбке и снова расслабленно откинулся на спинку стула. – И люди светлые. Я вот ни разу не видел ни пьющего, ни курящего именно тут.
– Мдааа… – крякнул Сергей Петрович, доедая мясную сковородку под рассказ коллеги. – Мне бы кто дал беленькую «Пять озер», я бы и не такое понарассказывал.
– Мне чебуреки, пожалуйста, – заказала Геля официантке и бросила взгляд на Апэ. Колкость подчиненного того не задела. Он невозмутимо предложил голосом профессора в университете:
– Вот вас если заинтересовала данная информация, я вам могу со своей читалки перебросить очень хорошие книги.
– Спасибо, не моя тема, – вежливо покачала головой Геля и постаралась больше ни с кем взглядами не пересекаться. Все же в компании незнакомых мужиков было неуютно.
Но тут к ней обратился еще один, молчавший до этого, газовик. Высокий, худощавый, с уставшим лицом. Имя Геля забыла, но Евген шепнул, что его все зовут Синоптиком за суставы, стабильно ноющие на погоду:
– Девушка, вы меня извините, но у вас глаза, как у моей собаки – один голубой, другой карий. И шерсть у неё такая ж точно как у вас волосы – чёрная кучерявая. Ретривер. Да и в худобе вы схожи.
– Нууу… Вы, наверное, ее очень любите, – скрипнула зубами Геля от такого хамского сравнения. Робость у нее внутри как по щелчку сменилась раздражением.
– Да, любил. Померла она. Сам я ее и прикопал, – нахмурился Синоптик и уперся глазами в стол. – Теперь в березовой рощице спит. А раньше бывало, придет, голову на колени уложит и в глаза смотрит, а глаза – ну человеческие! Хотя собаки – они же лучше людей, они честные и верные. Однажды меня от сенбернара отбила, а он с теленка был.
– Эм… – Евген неловко кашлянул, отвлекая онемевшую от возмущения Гелю от Синоптика, который мрачно залип на столешницу. – Я, кстати, все шел и вспоминал, как эта штука называется. Гетерохромия, да? Так красиво и необычно. Ты сама как аномалия.
– Ладно, кому еще реальную историю? – балагур Сергей Петрович доел, допил, щелкнул суставами пальцев и был готов завладеть умами слушателей. – Не про эти места, но тоже настоящая мистика. Имя ей было Аленушка, деревенская бабенка. И вот те, из нашей части, кто когда-либо с ней встречался, находили после этого у себя… – здесь рассказчик сделал драматическую паузу, – триппер.
Геля нервно усмехнулась от того, как радостно закончил эту историю газовик. И резко ощутила тяжесть в теле. Все же дорога и накопленная усталость дали о себе знать. Она разом проглотила невероятно сочный чебурек и попросила счет. Ей еще предстояло добрести до местной гостиницы, и Евген вызвался ее проводить.
Они медленно шли вдоль ряда простых одноэтажных домишек, отцветших уже кустов жасмина и выгоревших на солнце вывесок магазинов. Остановились возле фототочки «Я люблю Тару» с сердечком из крашеного железа, которая смотрелась в этом медвежьем углу как добрая усмешка. Свернули на грунтовку к мелкому озерцу из которого как эмоджи из полотна текста торчали круглые зеленые кустики и подошли к гостинице. За этот короткий путь Геля ощутила редкое умиротворение и пустоту в голове, хотя очистить разум с помощью медитаций ей никогда не удавалось, сколько ни пробовала.
– А в каком доме бабушка твоя живет? Как в ночь будут ставить – на следующий день смогу заглядывать иногда, – он вдруг без видимого повода пригладил волосы пятерней и торопливо добавил: – Ты не спеши отказываться, может по-хозяйству там чем помогу. Ты ж мелкая, вдруг что донести или приколотить надо.
– Да я и не против. – пожала плечами Геля, удивившись смущению, которое скользнуло по лицу уверенного Евгена. – Крайний дом на конце улицы, прямо возле леса. Крыша зеленая. А бабушка – Галина Ильинична.
– Ну ок! – выдохнул Евген и деловито добавил: – Я тогда в следующий понедельник зайду после обеда. Ты с приезда освоишься, да и я в ритм войду.
– Так может ты не сможешь или меня в доме не будет, – предположила Геля и достала Хуавей. – Давай телефонами обменяемся.
– Дохлый номер, – Евген махнул рукой. – Связь там – никуда. У нас самих телефоны спутниковые. Я зайду сто пудов, а ты одна вообще особо не разгуливай.
Геля непонимающе нахмурилась и Евген, помявшись, недовольно цокнул, но заговорил:
– Не хотел мусолить, но люди там и правда на тот свет отходят частенько. У кого сердечная недостаточность, кто медведицу встретил по весне, кто с рыбалки в лесу заблудился. Нашли, спасли, а все ж умер от переохлаждения. Это вообще на раз-два случается, и не только зимой, как все думают. – Евген вздохнул. – А я вот думаю, в большинстве – человек – сам себе черная с косой. Где-то делает на авось, где-то прям на рожон лезет. А иногда смерти такие глупые – ну вот банальная случайность или их стечение, и все. Аномалий не надо. Так что береги себя, Красная шапочка. Вези бабушке пирожки, с волком не разговаривай.
– С медведем натрепалась уже, – хмыкнула Геля.
Глава 2. Внезапная жуть
Попрощавшись с парнем, она пошла к ресепшн, который больше напоминал стол вахтерши в школе, и получила ключ от номера с увесистым деревянным грузиком на верёвке. У себя Геля первым делом схватила ноут и, упав на кровать с пружинным матрасом, начала разбирать почту. Куча неотвеченных писем взбодрила лучше эспрессо.
Появились срочные вопросы по ее части, так что Геля с разбегу нырнула в работу и активно там барахталась следующие три дня до автобуса. Лишь изредка прерываясь на еду в той кафешке, звонки маме и сон. С приближением отъезда внутри все громче звенело волнение. Похоже, новенькая коллега не справится. Ну как можно быть такой безответственной? С глазами на ягодицах и руками из них же? Кому вообще доверить работу, если на простейшие задачи люди не способны? А про инициативу и говорить нечего… Директор ее отдела уже аккуратно уточнял, может ли она вернуться пораньше или забегать в Интернет. И это было и приятно, и тревожно.
В четверг утром, за полчаса до автобуса, Геля закрыла рабочие вкладки, скачала нужные книги для диссертации и хлопнула крышкой ноута. Все. Имеет право. Скоро сможет легально пропускать звонки: нет связи – нет забот. Справятся. Незаменимых нет.
Кивнув себе несколько раз, для убедительности, девушка начала обкусывать едва отросшие заусенцы. А что, если ее заместительница в итоге справится, и даже слишком хорошо? Что, если в ее отсутствие мир не рухнет, а станет даже чуть лучше? Что, если она приедет, а та девица уже на короткой ноге с начальником, шутят шутки понятные только тем, кто знает контекст. А она – простая рядовая сотрудница без привилегий… Больше не та, кого директор в отъезде просит проверять за остальными. Не та, кто гоняет чаи с замом и кого берут на встречу с наивысшим руководством. Да, формально все сотрудники были равны, но она ровнее других, она заслужила право быть немного выше. Но что, если дурацкий отпуск все перечеркнет? Мысль об этом резала нутро где-то очень очень глубоко, и та невидимая бескровная рана ныла до слез и заставляла беспокойно дергать ногой.
Геля вскочила и стала запихивать в чемодан то, что успела достать. И что ей вообще делать в этом треклятом Щукино? Чем она думала? Она же там умрет со скуки. Ну проведает ба, ну погуляет, выспится – это неделя, край. Не поменять ли обратные авиабилеты на пораньше? Не дожидаясь нового мучительного приступа рефлексии, девушка вжикнула молнией и стремглав вылетела с чемоданом из номера.
На автовокзале в маршрутку уже грузились нескольких возрастных женщин с хозяйственными сумками, а неподалеку стояли пара мужчин с туристическими рюкзаками и девушка ее возраста. Последняя собирала в хвост длинные светлые волосы и выглядела как эльфийка: такая же худощавая, как Ангелина, только по-модельному высокая, да еще с огромными голубыми глазами и полупрозрачной кожей.
– Привет! Ты в Щукино? – решительно направилась к модели Геля.
– И ты? – широко улыбнулась та, красиво откидывая хвост за плечи. – Не ожидала, что кто-то будет моего возраста. Я – Лиля.
– Вау! Лилия – красиво, – восхитилась Геля. – А меня зовут Ангелина, но лучше – Геля. А то коротко называют то Лина, то Ангела, то Нина. Я даже не всегда отзываюсь.
– А можно и Ангел. Так необычно, – похвалила Лиля.
Девушки зашли в автобус и сели рядом, не прекращая беседы. Оказалось, что Лиля тоже едет в деревню на месяц к своей бабушке. И только Геля обрадовалась, что вытянула счастливый билет, как оказалось, что выигрыша по нему ей не светит. Компания на отпуск накрылась медным тазом. Вот и все. И никаких теперь совместных походов на речку. Никаких душевных чаепитий в сумерках. Оказалось, что Лиля – энергоцелитель. Чистит людям ауру и лечит онлайн. Геля по инерции продолжала кивать, пока новая знакомая рассказывала, каких успехов достигла и какие заболевания помогла побороть. Но внутри вся кривилась, борясь с отрицанием. Если она и впрямь верит – это до омерзения наивно и странно. Если только зарабатывает на этом – низко. Но Лиля в целом казалась адекватной и банально располагала своей красотой и какими-то величавыми движениями. Ну, может получиться общаться без всей этой шизотерики? Хотя бы в бадминтон изредка играть. Волейбол. Какие там еще активности на расстоянии, чтобы не выдать неприязни? Раньше бы Геля в лицо высказала, что думает на этот счет, но с возрастом научилась скрывать эмоции, чтобы брать от людей лучшее и использовать их в своих целях. И даже слишком хорошо научилась. Лиля истолковала молчание Гели по-своему. Она наклонилась и понизила голос:
– А ты тоже… в спячку? Учиться?
– М? Вот сейчас вообще не врубилась, – растерялась Геля. – Какую спячку, чему учиться? Там что, какие-то курсы есть?
– Пошутила, – нежно улыбнулась Лиля и вскользь коснулась овального кулона, скрытого под футболкой. – У меня лично в деревне состояние анабиоза. Все время как будто в полусне ходишь. Время как замедляется. И телефон в руки брать не хочется. А учиться будем козу доить и кролей рубить!
– Ой, в этих дисциплинах я лучше останусь неучем, – ухмыльнулась в ответ Геля. – Да и уповаю на то, что в сеть все же смогу выходить.
– Ладно, что ты говоришь, тебе те вахтовики рассказывали? – оживилась Лиля и в глазах у нее зажглись огни маяков. – Я мистические истории обожаю!
Пока Геля удовлетворяла чужое любопытство, она едва заметила, как трасса сменилась лесной грунтовкой. Деревья по бокам становились все более высокими, пышными, близкими, пока не слились в сплошную темно-зеленую стену. На удивление, их попутчики вышли на остановке раньше, и в автобусе до конечного пункта остались только девушки. Они молча провожали глазами частые стволы, синхронно подпрыгивали на кочках и тряслись.
– Ой, впереди! Лиса зайца ест. Ох, и орел! Лису хватает! Видишь, видишь? Орлан, здоровенный! – вдруг завизжала Лиля, округлив свои и без того огромные глаза.
И Геля вжалась носом в окно, вживую наблюдая сюжет из фильма о дикой природе. Огромная бурая птица с гигантским размахом крыльев и ярко-желтым клювом спикировала на молодую грязно-рыжую лисицу, которая увлеклась трапезой, и вонзила ей в шею массивные когти-кинжалы. Лиса вывернулась, резко подпрыгнула, как на батуте, и щелкнула зубами, но птица была сильнее и опытнее. Она снова вцепилась в раненую добычу и потащила вверх. Все это заняло какие-то секунды, пока автобус не оставил животных позади.
– Вот так. Думаешь, ты победила, расслабилась, спину открыла и конец тебе. Вывод – расслабляться нельзя, – Геля с ошарашенным лицом откинулась на спинку кресла, еще раз переживая в памяти этот яркий миг. – Ну и дельтапланище. Краснокнижник какой-то.
Вскоре частокол стволов оборвался и лес отступил, нехотя чуть разводя ряд рук-сосен в разные стороны и открывая взглядам девушек небольшую деревню. Лес подмял ее под себя, как человек сбрасывает и подминает под себя одеяло в жаркую летнюю ночь, и уютно устраивается сопеть сверху. Не сговариваясь, обе начали доставать из-под сидений и подтягивать к себе багаж. Краем глаза Геля заметила, как качнулся на шнурке и выпал из-под футболки кулон Лили. На нем было фото, по форме и цвету как с надгробия. На нем – симпатичный парень из малых народностей. И тут Геля сморгнула. Ей показалось, что зрачки в раскосых глазах внимательно скользнули по ней. Но хозяйка тут же вернула кулон обратно, а вскоре девушки уже вышли из автобуса, буквально разрезав собой плотный хвойный аромат.
– Красота! – Ангелина потянулась, набирая полные легкие смоляной сладости, и огляделась.
Вдоль кромки леса шла деревенская дорога, вся в круглых выбоинах, как бабушкина пельменница. Вдалеке виднелись рядки домиков, в глаза бросалась покосившаяся вывеска магазина, возле которого свободно пощипывали траву три рыжые коровы и пара кобылок с худеньким жеребенком. А вдалеке, за холмом, высилась красная буровая установка.
Наблюдая этот пасторально-технологичный пейзаж, Геля снова ощутила умиротворение. Но эмбрион ее улыбки был аборитрован черно-белым фото на столбе возле остановки. Еще одно за последние минуты, только это было окружено венком из искусственных цветов и изображало погибшего по пояс.
– Мотоциклист, да?И снова это был темноволосый молодой человек, только теперь европейской внешности, с надменным взглядом и татуировкой в виде языков пламени на шее. Он запечатлелся во времени в кожаной куртке и с мотоциклетным шлемом под мышкой. Всем своим видом парень показывал, что переиграет смерть. Оттого выбор фото показался Геле издевательским. Она отвернулась от памятного места и спросила водителя:
– В том году разбился. Идиот сказочный! Тут же не разгонишься толком, убиться еще постараться надо. Да и нафиг ехать сюда? Ну пересеченка, адреналин какой-никакой, пейзаж, но нафиг? Так-то да, бывает, заносит олигархов, ищут себе приключений на одно место и уединения. Чтоб без крестьян, – начал разглагольствовать водитель.
Видимо, за время работы у него накопилось много мыслей относительно умершего. Но досыта ими поделиться он не успел. В подошедший автобус уже села пожилая пара, и вскоре водитель отправился в обратный путь, оставив пассажирок в долгожданном Щукино.
Девушки взяли багаж и пошли к домикам. Им нужно было пройти по тропинке пару километров от остановки с магазином до поселка, обнятого крепко спящим лесом. Вокруг стояла полная тишина, в которой отчетливо слышалось фырканье лошади и зудение комарья над ухом. Геля остановилась, чтобы достать баллончик реппелента и тщательно распылить по себе липкое и вонючее средство. Лиля ждала ее неподалеку. Только странно – настороженно озираясь, нервно кусая губу и хмурясь.
– Ты чувствуешь? – вдруг шепнула она, почти не размыкая губ.
– Напугать решила? Рано! – усмехнулась Геля.
Но вдруг она почувствовала. Ужас. Он резко врезался в грудину и сердце забилось в истерике. А за ним мышцы окаменели в боевой готовности, а слух и зрение обострились до предела. Геля осторожно повернула голову в одну, затем в другую сторону, боясь сделать хоть одно резкое или лишнее движение. Впилась взглядом в остановку. Магазин. Фото покойного. Пасущихся животных. И чащу – вот кромку леса она цепанула взглядом самую малость. Будто боялась обнаружить среди деревьев причину внезапного ужаса. Впрочем, ей расхотелось искать. Как по команде, они с Лилей зачастили в сторону домов, все чаще срываясь на полубег. К ногам будто примотали палочки для суши – колени не сгибались, хоть и предательски дрожали. Ощущение, что нечто огромное, невидимое и неумолимое то наступает им на пятки, то забегает вперед, стало неоспоримым.
Вдруг слева лесная тишина выстрелила в них громким хрустом и шорохом ветвей. Лиля тихо взвизгнула, а Геля болезненно прикусила губу, принимая жалящий удар мурашек левой частью тела. Девушки понеслись со всех ног, машинально вцепившись в тяжелые сумки и загнанно дыша. Но когда впереди показалась старческая фигура с кривоватой палкой в руке, они снова замедлились, выдыхая с тихими стонами, похожими на скулеж.
Ужас слегка отступил, но напряжение не покидало. Геле даже показалось, что чье-то тяжелое дыхание опалило затылок. Шею и спину тут же сковало в броне мурашек.
– Оооо, Гесенок-бесенок несется! – нараспев протянула Галина Ильинична громко и спокойно.
Пожилая женщина впечатляла волчьей статью. То, что ей глубоко за семьдесят, выдавала спина. Плечи стремились свернуться вовнутрь, как края у позднего осеннего листа, а невидимый груз между лопаток, выносимый в молодости, теперь вынуждал припадать на палку. В остальном Ильинична сверкала силой и достоинством – и в иссушенной натянутой коже, и в квадратной челюсти, и в ровнехоньком проборе на седых волосах, и в глазах – черных и цепких, как у ведьмы.
Заметив, как летят гостьи, она перестала шаркать в их сторону и дожидалась с невозмутимым видом.
– Бабусинка! – слабо улыбнулась Геля, и тут же позволила себе нервно и быстро оглянуться, будто подпиталась силой от родственницы. – Что у вас тут творится?
– А что у нас тут творится? – подняла лохматые седые брови Галина Ильинична, подставляя морщинистую щеку под клюющий поцелуй внучки.
– Жуть какая-то! Мы с Лилей от остановки прям припустили. Такое чувство, что за нами черти гоняться, – нервно посмеиваясь объяснила Геля.
Вдруг Лиля, стоявшая рядом, тонко взвизгнула, и подпрыгнула на месте:
– Мне как когтем по щеке провели!
Прозвучало это абсурдно, но не поверить искренности ее чувств было нельзя – на глазах Лили проступили слезы напряжения и паники, а прижатые к груди руки мелко застряслись. Геля судорожно протянула ей ладонь, чтобы подарить поддержку, но тут сама дернулась от зычного крика собственной бабушки.
– А ну, пошел вон отсюда! Нахрен вон пошел, я кому говорю! – злобно и низко заорала старушка не своим голосом, грозно поворачивая голову из стороны в сторону. Она потрясла в воздухе палкой и сквозь сжатые зубы угрожающе заворчала как разбуженный медведь. – Щас как дам, получишь у меня, отродье. Узнаешь, как девчонок пугать, нелюдь поганая.
И Геля вспомнила, как бабушка по вечерам уводила с поля быка. Бык злился, натягивал веревку и тащил хозяйку в сторону, а иногда полумычал-полурычал так, что внутри все тряслось, и приближался, наклонив крутой лоб. Девочка наблюдала за ними с забора, закусив кулак от волнения. Но Ильинична раз за разом также гаркала и замахивалась на страшное животное. И оно вдруг бросало буянить и послушно шло в сарай, признавая власть над собой. Потом оказалось, что в более людном тогда Щукине не каждый мужчина решался подойти к их быку. И бабушка стала для Гели номером один.
– Хорош трястись, он жеж страх чует, – невозмутимо приказала старушка. – Хватайте торбы и пошли. Лильку тоже бабка заждалась, сейчас чай вместе попьем.
Глава 3. Дыхание колорита
– Он страх чует? А кто это – он? – уже гораздо спокойнее уточнила Лиля, расслабляясь и потирая свои плечи. – Менкв
? Тунгу
? Или куль
?
– Пес знает, что за чертила, – невозмутимо ответила Ильинична и бодро зашаркала обратно разношенными пестрыми тапками с дыркой на мизинце. – Но если днем с нахрапу вылез в людном месте – просто любопытный, может молодой. Такой вреда не сделает, если не бояться. А то так и удар может хватить.
Безумный окрик бабушки и впрямь спугнул волну ужаса и та покорно отползла назад, волоча за собой мусор неприятных ощущений. Геля выдохнула и уверенно огляделась. Рядом не было ровно ничего интересного, кроме огромного косого пня в рыжих лохмотьях отошедшей коры, стоявшего у кромки леса. А он был здесь минуту назад? В их состоянии немудрено и проглядеть.
По всей деревне вдруг забрехали собаки. Так внезапно, кучно и наперебой, как сыпятся уведомления на телефон, когда снимаешь его с авиарежима. Но видно их не было, кроме одной – лохматой, простецкой, облепленной репеем. Она выскочила из-за магазина и побежала к ним с угрожающим лаем. Геля резко отгородилась чемоданом, но дворняга, преодолев разделяющее их расстояние, вдруг начала рычать на пень, вздыбив шерсть на загривке и выпустив клыки.
– О. Холуевна явилась. После драки кулаками махать, – усмехнулась старушка, глядя на эту картину.
– Почему Холуевна? – спросила Геля, задумчиво наблюдая, как собака с удовлетворенным видом отбежала от пня и начала топтаться по их ногам, принюхиваясь и виляя хвостом.
– Жила у Холуя. Как помер – стала по дворам побираться. Так что общая собака, смотрящая на деревне, – пояснила Ильинична и строго бросила собаке. – Верно говорю? Ну, так тому быть, пошли с нами, костей дам.
Лиля ласково потрепала собаку по лбу. Лицо девушки порозовело, кажется, она уже совсем отошла от шока. А вот Геля все пыталась понять, что им пришлось пережить и не случиться ли это вновь. «Может, газ из скважины просачивается, и на психику влияет» – размышляла она. Память услужливо стала подсовывать на стол ее размышлений страшилки о сибирских глубинках, которыми делились буровики, а потом щедро отгрузила Лиля. А тут еще и бабка подлила масла в огонь:
– Так, ушки навострили. Инструхтаж проведу, как в Щукине жить. Первое – не свистеть. На свист остроголовые отзываются. Второе – дальше березовой опушки одним в лес не заходить. Третье – пупыги
с собой носите, не забывайте. Тебе Гелька, дам. Дальше – ворон, ящериц, змей, лягух – не обижать ни в коем разе. Они нам помогают. Вот и все. Не нарушите – ничего с вами не станется. – старуха остановилась, вздохнула и сурово посмотрела на девушек. – Таить не буду, много у нас нечисти развелось. Но не вся опасная. Главный убивец в людях же и сидит: ноги путает, руки вяжет, глаза отводит. Страх. От него больше мрут. От него и жить-то не начинают. Забоялся своей дорожкой пойти и помер в двадцать, а отпели в семьдесят. Вот где жуть. А остальное – так. С Богом жить можно.
Под ястребиным взглядом черных бабулиных глаз во рту у Гели пересохло и она шумно сглотнула. Умом ей хотелось посмеяться над этими суевериями, но душой она не могла отмахнуться от наказа. Будто снова вернулась в свое семилетие и смотрит на отважную бабушку снизу вверх.
– Ой, как вы правы! – оживилась Лиля, глядя на бабушку Гели влюбленными глазами. – А мне-то как неловко! Я же сама темных сущей порой вижу и даже гоняю, когда ауру смотрю. Знаю же, что нельзя бояться, но вживую еще не сталкивалась. И попалась. Ну ничего, бабушка меня научит как нечисть отваживать.
– Да, бабка у тебя свое дело знает, – согласилась Ильинична. – Ее недавно люди даже за триста километров возили. Их как почак изводить начал, так сразу за ней поехали, чтобы указала, где тельце лежит. Откопали, перезахоронили и сразу тихо стало.
Тут Геля ощутила зуд в шее, раздраженно прихлопнула на ней комара и взвилась:
– Лиль, вот ты если такой борец за род людской, ты бы комаров от нас отвадила. Как мамонты здесь.
– Если этого нет в твоей реальности, не значит, что этого нет совсем, – спокойно, но твердо проговорила Лиля.
А вот бабушка тему кровососов поддержала:
– Что есть то есть! Вы присмотритесь – у них ясно мордочка видна. Летит, скалится и всякие гадости тебе лапками показывает.
Ухватившись за тему как за соломинку, Геля принялась расспрашивать Ильиничну о быте – о ее здоровье и о том, как здесь ловит связь. А Холуевна смиренно трусила рядом с ними вдоль кромки леса, как бы отгораживая людей от чащи, но время от времени настороженно в нее заглядывая. Вскоре девушки добрались до деревни и проследовали через всю улицу за бодро рассекающей воздух старушкой, как груженые солдаты за своим генералом. Кое-где на лавочках сидели старики по одиночке и парами, встречались и щучинцы возраста родителей Гели – кто-то косил, а кто-то скидывал траву в прицеп.
Туристки чинно кивали каждому встречному, иногда получая настороженные кивки в ответ, а иногда – только угрюмые взгляды. Ильинична же, напротив, и головы не повернула даже на соседский оклик, и Геля умиленно предположила, что бабушка гордится приездом внучки и задирает нос, якобы страшно занята приемом.
На лавочке возле того самого дома – последнего на улице, самого близкого к колодцу и лесу, с зеленой крышей, который остался таким, каким Геля его помнила с детства – их уже ждала бабушка Лили. Та самая знахарка оказалась плотной низкой женщиной с толстой седой косой до пояса, бесцветным лицом и почти прозрачными светло-голубыми глазами. Будто смакуя предстоящую встречу, старушка блаженно улыбалась, глядя в сторону. И лишь заслышав шаги, с лисьей осторожностью склонила голову, подобрала ноги-бочонки с синими венами, крякнула и встала. Лиля тоже разулыбалась и порядочно согнулась, чтобы троекратно расцеловать бабулю.
– Просто Маруся. Меня так все кличут, – представилась та Геле, обнимая ее, а точнее, впиваясь в предплечья на удивление сильными и крепкими пальцами. – Ну, дай посмотрю на тебя.
Головой она при этом мелко и одобряюще кивала, как болванчик. Геля натянуто улыбнулась от внезапной близости незнакомого человека и отпрянула сразу, как только ее отпустили. И с облегчением потянулась за старушками и Лилей в дом. Во дворе ее встретила опустевшая будка – старенький Марс помер весной. В его миску Холуевне кинули обещанных костей, а девушек усадили за стол в кухонном закутке. Место трапезы отделялось от большой спальни с допотопным телевизором действующей печью. Из ее раскаленных недр Ильинична как заправский фокусник из шляпы, ловко достала кролика, затем пирожки, и картошку в чугунке, а из-под печки ногой еще и серого Мурзика, который, получив тапком под мохнатый зад, ретировался вглубь дома.
Геля и Лиля уселись напротив бабушек, жадно поглощая хрустящие огурчики, необычно сладкую редиску, тающее во рту мясо и картошку с нежным вкусом сливочного масла. Наевшись и расслабившись, Геля стала наблюдать за бабушками, которые тихо переговаривались между собой, пока у внучек был занят рот.
– Он еще и крест вырезал у него на лбу, – умиротворенно поделилась с подругой Маруся, расслабленно навалившись на палочку перед собой.
– Кто? – икнула Геля, когда прекратила шумно жевать и расслышала предмет обсуждения.
– Фертенка знаешь? На Березовой, третий дом. Сын евойный откинулся и к бате приехал. Пожил с неделю и убил старшого. И очень жестоко. Ссора у них случилась. А все из-за одной хвостатой, как я думаю. А может и вселился в него кто, – спокойно обрисовала ситуацию знахарка.
– Кто вселился? – живо встрепенулась Лиля.
– Его милость Самогон, – закатила глаза Геля, боковым зрением подмечая, что Маруся махнула внучке рукой вроде «потом расскажу». – Так убийца сейчас где?
– Следователь из Тары приехал, забрал. Назад теперь сядет, – Ильинична выставила перед девушками дымящиеся и пышущие ароматом чабреца чашки. – А дом-то пустой. Не хватало, чтоб обжился кто пришлый.
– А как там твой квартирант, кстати? – уточнила Маруся у соседки. – Ты Гесю предупредила?
– А что с ним? Оно ей не надо, – недовольно нахмурилась Ильинична и всадила в Марусю сверло своего взгляда.
Но та осталась неуязвима для острия черных глаз. Ее собственная светло-голубая радужка делала ее выражение лица рассредоточенным, отсутствующим. Казалось, Маруся смотрит не прямо на тебя, а вокруг, огибая. Не видит и не слышит того, кто перед ней, находясь в своем мире.
– У тебя в доме кто-то живет? – недоверчиво уточнила Геля, уже предчувствуя что-то нежелательное.
– Нет, не в доме. В сарае. Но он только по ночам тут кантуется, так что знакомиться не будем. Шум услышишь – не удивляйся, – коротко сообщила Ильинична, не переставая карать глазами подругу.
Геля скривилась как от лимона, засунула нос в чашку и начала хлебать кипяток так яростно, будто хотела простерилизировать глотку. Вот вроде ничего особо не услышала, а эта напускная атмосфера зловещей тайны серьезно начинала ее бесить. Орать на невидимок, выдавать инструктаж по защите от темных сил и привечать таинственного гостя по ночам в сарае – как-то ненормально. А тут еще и Лилю как прорвало – начала делиться рассказами о своих экстрасенсорных способностях.
– Ба, представляешь, вот ты как меня научила представлять энергетический кокон как киндер сюрприз, я с тех пор так и вижу! Зеленый слой как обертку, желтый – как темный шоколад, красный – как белый, а сам кругляш с игрушкой как человека. И поперло! Погружаюсь через сердце, осматриваю слои и чищу, если где затемнения. Один раз уже ринит убрала. Слушай, а вот когда седину убираешь, то сколько раз надо делать?
Краем уха слушая этот бред, Геля ощущала, как внутри нее медленно тлеет фитиль, и разглядывала комнату. Все вдруг начало видеться ей в мрачных тонах. Покойный дедушка взирал с портрета осуждающе, в углу под потолком мелко подрагивала паутина от предсмертных конвульсий крупной мухи. Чашка вдруг царапнула губу щербинкой, локоть скользнул по чему-то липкому на столе и запах старости и гнилости ударил в нос. Вдобавок и цветастый ковер на стене в спальной вдруг оскалился на нее чудовищной рожей, выхваченной из орнамента. Что она вообще делает в этом склепе?
Фитиль внутри догорел и бомба чудовищного раздражения взорвалась, разрывая Гелю изнутри.
Она подскочила так резко, что задела и качнула стол.
– Бабушка, огород прополоть? – скорее потребовала, чем спросила она, вылетая на улицу.
– Тяпка у сарая, егоза, – проскрежетала вслед бабуля.
Геля схватила с гвоздя на шиферной стене сарая тяпку и, практически распинывая куриц на дворе, ринулась на грядки. Там остервенело вонзила инструмент в землю, подняв вверх фонтан твердых комьев. И повторила раз тридцать, с садистским удовольствием вырывая сорняки с корнем и наслаждаясь окончанием их жизненного цикла. Уехать прямо сейчас? «Тихо-тихо, не пори горячку» – увещевала она себя. – «Не пробыть и дня тоже тупо. Бабуся всегда помнилась адекватной и в разговорах тоже. Да и Лиля имеет право на свои закидоны. Было же где-то в новостях, что спрос на услуги эзотериков в три раза вырос, она в тренде, и это нормально, что у всех свои интересы. Да, абсолютно нормально. Если наш мир – одна большая психушка».
Наработавшись до россыпи бусин пота на лбу, Геля выдохнула и притормозила. Поэтому юркого ужика, который скользнул рядом с ногой она разрубила тяпкой уже скорее машинально. Но, хотя сделала она это и бездумно, ни капли не пожалела, разглядывая половинки длинной серой тушки.
– Ты что ж творишь? Ты зачем тваринку сгубила? – разразился за спиной гром бабушкиного возмущения.
– А что? – утерла лоб Геля. – Я человек простой. Вижу змею – бью. Не люблю их.
– Так! – Ильинична вырвала из рук внучки тяпку и замахнулась сухим кулаком. – Сказано тебе было! Мозги просквозило? Или картошка в ушах? Ох, прости Господи. Хоть бы они теперь не разозлились…
– Значит мужика тебе зарезанного не жалко, а ужика жалко? – крикнула в спину причитающей бабушке Геля. – И пожалуйста за помощь!
Обессиленно плюхнувшись на землю, девушка уставилась на трупы шира, лободы и мокрицы, параллельно удивившись, что названия сорняков разархивировались из глубин ее памяти. Вспомнилась и более молодая, высокая и крепкая бабушка, неутомимая на огороде, в кухне, на службе сельским почтальоном, будто в работе заключался весь смысл ее жизни. А с ней веселый и добродушный дед в неизменном белом кепарике с переносным радио, который пытается отмыть бурые от въевшейся земли пальцы и подпевает Трофиму «бьюсь как рыба, а денег не надыбал». Мурка, окотившаяся черными и белыми малышами, такими кругленькими и резвыми, что впору было ими в шашки играть. Слышала ли она тогда, в детстве, про нечисть в Щукино?
– «Придешь домой, а там – домовой. Лапки сушит и тебя задушит», – приговоривала Ильинична, когда Геся ныла, что ей надоело торчать на речке.
И сразу становилось в пять раз интереснее быть при бабушке и наблюдать, как она дубасит белье пральником, чтобы отстирать – это еще до того, как родители привезли ей стиралку в обмен на плененную на лето дочь. А еще Ильинична как солдат каждый день обходила дом по периметру, крестя углы свечой из церкви, и разбрызгивая везде святую воду, напоминая призрака в своей белой сорочке с подсвеченным снизу лицом. А дед кормил ее байками про приставучего духа, который мог возникнуть в брошенной старой одежде и обуви, а еще духа неупокоенного младенчика, который бродил вблизи места смерти и безутешно искал маму в прохожих. Как такое вообще можно вещать детям? Немудрено, что эти воспоминания внутри напуганной девочки вытеснило на свалку непереваримого.
Геля встала и отряхнулась. В голове прозвучал голос Евгена: «Не лезь к местным традициям». Ладно, фольклор так фольклор. Есть что-то колоритное и игровое в том, чтобы соблюдать требования, на которых бабушка так настаивает. Пусть будет тематический отпуск «В гостях у сказки».
Лиля и Маруся ушли к себе, так что конец дня с Ильиничной они провели вдвоем, неспешно нарезая продукты для окрошки и споря о том, на чем она вкуснее – квасе или кефире, под звучное мурчание Мурзика, которому позавидовал бы любой трактор. Кот усердно терся об их ноги, не забывая поглядывать на колбасу со стола. У светильника танцевали мотыльки. И Геля совершенно успокоилась.
Но после ужина густые сумерки решили проверить намерение пришлой девчонки на прочность. Расстелив белую простыню в незабудках на кровати с железной рамой, Геля щелкнула выключателем в дальней комнатке-кабинете и прилегла, вдохнув свежесть хрустящей наволочки. Бабушка пошаркала еще немного в большой спальной, поскрипела пружинным матрасом, покашляла и затихла. Некоторое время никто, кроме сверчков, не смел нарушать тишину, но вдруг они стихли, будто отступили перед хозяином тяжёлых ног, шаркающих по двору.
1. Менкв в ханты-мансийской мифологии – остроголовый великан-людоед, который умеет отводить глаза.
2. Тунгу у хантов – агрессивный снежный человек, оглушительно свистит и быстро бегает.
3. Куль у хантов – злой дух, стремящийся навредить человеку.
4. Пупыги в ханты-мансийской мифологии – духи-покровители людей, обитающие в специальных фигурках.
Глава 4. След твари
Геля всплыла из сна, прислушалась и повернулась на другой бок, но шарканье продолжалось, будто кто-то массивный и страдающий одышкой направился уже было к сараю, потом остановился. Принюхался. И медленно пошел к самому дому, а конкретно к окну ее спальной. И встал перед ним неподвижно, дыша с хриплым присвистом и вглядываясь в комнату. Геля распахнула глаза. Статуей застыла под одеялом, по-звериному ощущая чужое присутствие. А потом вскочила с постели, крепко зажмурила глаза и низко заорала на манер бабули:
– А ну пошел отсюда! Брысь! Щас лопатой зарублю, уродина!
Дыхание стихло. Геля от адреналина и ярости стиснула зубы, сжала кулаки и едва-едва приоткрыла глаза. В узкой темной щели между ресницами она мельком углядела большой неясный силуэт, который тут же шагнул в сторону. Теперь из окошка на нее смотрела только луна, круглая и белая, как антоновка из сада. А уже в следующий миг дверь распахнулась и на пороге возникла Ильинична в своей длинной ночной сорочке.
– Чего разоралась, бесенок?
– Бабушка, что говоришь у тебя за квартирант? – злобно гаркнула внучка. – Рассказывай.
Но бабуля внезапно схватилась рукой за дверной проем как за плечо соратника и пошла на попятную.
– Да это Павел Красный, он как в синего превратится, так к жене носа не кажет, идет ко мне проспаться. Возле козы прикорнет до утра и рад. Утром покажу тебе его.
– Так пойдем сейчас! – в Геле водопад страха как на заправской ГЭС бурно перерабатывался в энергию.
Она была готова рвать и метать, и начала уже одеваться, чтобы посмотреть в глаза тому алконавту, а в идеале – пнуть тот бессовестный бок, который посмел ее испугать. Второй раз за день, между прочим! Но бабушка неожиданно мягко принялась ее увещевать.
– Ты прости меня, дуру старую, внученька. С дороги отдохнуть не дали бедному ребенку. С порога тебе голову забили всякой ересью. Ложись-ка ты спать, милая. Я в темени и сама на двор носа не кажу, меня раз чуть комары не унесли! Облепили всю! Да и не на что там любоваться. Давай утром все. Утро вечера мудренее.
Под тихое монотонное бормотание старухи тумблер «тревога» вернулся в исходное положение, красная лампочка погасла и опора ярости подломилась – Геля ощутила жуткую усталость и широко зевнула, набирая в себя побольше деревенского воздуха.
– Вот так, Гесенька, – бабушка непривычно ласково и от того скованно и неловко погладила ее по щеке и подтолкнула к кровати. – Завтра все дела порешаем, боевуха.
Крупный черный ворон бесшумно слетел с дворовой вишни и уселся на подоконный выступ снаружи, пристально следя за женщинами. Когда одна улеглась на живот, спрятав лицо в подушке, вторая, пожилая, натянула на нее одеяло и перекрестила. А потом заметила его, остановилась и медленно кивнула, не сводя с птицы пристального взгляда. Ворон кивнул в ответ. И старушка, тихо прикрыв дверь, тоже пошаркала спать.
Утром Геля подскочила чуть свет потрясающе бодрой. За окном горланили петухи, слышалось жужжание шмелей, солнце раскатало широкий луч как ковровую дорожку по дощатому полу ее спальной. Проигнорировав алюминиевую раковину, Геля со щеткой проскочила мимо бабушки, жарящей оладьи, к уличному рукомойнику и умылась под тонкими струйками воды. А потом решительно двинулась к сараю и рывком распахнула дверь.
Внутри ее встретила лишь вонь шерсти и помета. Козу бабушка уже вывела пастись, а кур выпустила погулять. Геля шагнула в полутемное сыроватое помещение и огляделась – по бокам стояли кастрюли, терка, еще какой-то инвентарь, на полу валялись перья, куриные кучки, и большой рыжий клок пакли. И больше ничего. Ни следа ночевки человека в помещении.
Вернувшись на кухню и поглотив несколько жирных оладушек с медом и сметаной, Геля учинила допрос.
– Ба, а Красный этот давно к тебе захаживает?
– Да не сильно. Как первые заморозки в том году пришли, так и явился, и с тех пор заваливается порой, – нехотя сообщила Ильинична, помешивая чай ложкой.
– А тебя он напрягает? – напирала Геля. – Давай я с ним поговорю. Где живет?
– Бог с тобой, внучка! – взмахнула обеими руками старуха. – Думать забудь! Не напрягает меня он, не колышет ни капли. Ну пришел, поспал, ушел. Ни объел, ни обокрал, мне что с него? Даже спокойнее, лишняя душа рядом.
– А вот мне некомфортно, что какой-то посторонний в нашем дворе шастает, – заявила Геля, решительно вытирая губы.
– Да не обращай ты на него внимания! – разозлилась уже бабушка и повысила голос. – Мой дом – мои правила. Ты вот наворотишь и уедешь – а мне потом с соседями этим жить! Ой, ну пошаркал под окном из интереса, а она аж взбеленилась вся, посмотрите!
Геля буркнула «спасибо» за завтрак и под возмущенное ворчание Ильиничны вышла и направилась к соседнему дому Маруси. На ее воротах были прибиты деревянные брусочки, изображающие какой-то славянский символ, похожий на звезду. Холуевна околачивалась теперь на этом дворе и при виде Гели завиляла хвостом и залаяла.
– Привет-привет! Блинов хочешь? – помахала рукой Лиля. – И пофоткаться? Я хотела к тебе идти предлагать.
Они с бабушкой чаевничали на улице. Маруся сегодня повязала на волосы нежно-голубую косынку в тон глаз и встретила гостью все той же благодушной улыбкой и отсутствующим взглядом. Геля поздоровалась и попросила Лилю поговорить в сторонке. Казалось, что говорить можно и при травнице – настолько безмятежно и незаинтересованно смотрела она в сторону. Но лучше было не посвещать в это лишних людей.
– Не знаешь, где Красный живет? – спросила она возле ароматного куста черной смородины, стаскивая с него кислую ягодку.
– Вроде напротив, а зачем тебе он? – зевнула и потянулась Лиля.
Она умудрялась выглядеть стильно и прекрасно даже в деревенской одежде – растянутых трико и безразмерной футболке с ежиком в тумане и надписью «Мне этот мир уже абсолютно понятен». На ночь Лиля видимо заплетала косы, так как сейчас ее волосы слегка волнились.
– Сходи со мной к нему. Бабушка говорит, это он у нас в сарае ночует.
Лиля вдруг нахмурилась и уставилась на носок своего кеда, ковыряя им землю.
– Ммм… Я не уверена, что это он. Зато уверена, что тебе не нужно в это лезть. Но и одну я тебя отпускать не хочу.
Она помолчала, а потом сжала губы и кивнула. Вместе они вышли за калитку, одна решительно, а другая нехотя, пересекли улицу и постучали в ворота. Во дворе залаял пес и хлопнула дверь дома. К ним вышла худощавая шатенка лет пятидесяти в огромном свитере с чужого плеча, несмотря на жару. Она вытерла руки об висящее на плече полотенце и недовольно уставилась на них.
– Здравствуйте! Я – Ангелина, внучка Галины Ильиничны. А можно поговорить с вашим мужем? Нужна его помощь, – уверенно начала Геля.
– Здрасьте. Роза. – как-то бросила женщина и кивнула на огород, тут же позабыв о гостьях.
Лиля с Гелей обогнули несколько клумб в старых покрышках и прошли мимо черного надрывающегося пса на огород, где загорелый до бронзы мужик с выдающимся животом подвязывал помидоры к торчащим из земли палкам.
– Здравствуйте! Я – Ангелина, внучка Галины Ильиничны. Это вы вчера ночевали у нас в сарае? – взяла быка за рога Геля. Лиля же застыла рядом, скрестив руки на груди.
Красный бездумно посмотрел на визитерок, словно пытаясь осознать, кто это такие и что им вообще надо, сощурился, а потом кивнул.
– Ну.
И вернулся к работе так, словно рядом никого не было.
– А другой сарай вы не можете выбрать? Хотя бы до моего отъезда. Вы меня вчера сильно напугали! – раздраженно заявила Геля, рассчитывая хоть на какую-то реакцию. – И хоть спросили бы, чем помочь бабушке, раз все равно бываете. У нее вон дверца сарая на одной петле висит.
Красный ненадолго оторвался от работы, пожевал губы, глядя на девушек, хмыкнул и снова вернулся к рассаде.
– Гель, пошли, – потянула ее Лиля, которой явно не терпелось покончить с визитом. – Он тебя услышал.
– Не уверена, – процедила Геля, нехотя давая себя увести. – Но ты права. Больше тут ничего не сделать. Если что – по-другому будем разговаривать.
Проходя назад через двор, Лиля быстро устремилась к выходу, а вот Геля тащилась медленно, недовольная результатом переговоров. Ну надо же, это он, выходит, за ней спящей подглядывал. Интересно, это уже является достаточным поводом поджечь соседу уличный туалет? Надежда только на то, что он просто не знал о приезде и решил убедиться, что в доме есть кто-то еще. Вдруг дверь дома снова скрипнула и на пороге показалась Роза Красная. Она махнула Геле рукой и громко сказала:
– Зайди-ка, бабкино сито назад снесешь.
Лиля услышала и затормозила у ворот, а Геля поднялась на крыльцо и зашла. Доставая сито, Роза с нажимом проговорила:
– Врет! Его Ильинична подговорила. Ей-то что? Ей удобно. А мне оно половину грядок потоптало и помидоров поело.
– Оно?
– Ну. – подтвердила Роза и, придвинувшись к Геле, зашептала еще более напористо. – Сама последи ночью, придет. Или на собаку посмотри. Животные все чуют и врать не обучены. А бабке не верь. Загундит, что мужа выгораживаю или что я дура набитая, и всего не знаю, но брехня это. Не Павел к ней ходит, а тварь лесная. А мне нет смысла тайну городить. Если спугнешь это – оно от моего огорода отстанет. А то жрет тут, а спит там, ишь!
Геля, молча взяла сито и не сразу нашлась, что ответить. У них что тут, коллективная шиза? Слышать такое из уст адекватного на первый взгляд человека было странно. Но на всякий случай она уточнила:
– А чем эту тварь спугнуть можно?
– А фиг знает, – задумалась Красная, подбоченившись. – Такое еще не выводили. У ворона спроси.
– Чего? – вытаращилась Геля и не выдержала. – Вы серьезно? Меня тут за дуру держат?
– Ну да, приезжему как бред собачий, – понимающе расхохоталась вдруг соседка, не замечая тихое шипение пены из кастрюли с варевом за спиной. – Но мы, щукинцы обвыклись уже, сколько лет с этим бок о бок. В общем, увидишь возле себя ворону или змею – подойди и посоветуйся. Скажи, так мол и так, что делать. И ответ получишь. Ну или само собой рассосется. И не забудь потом корм оставить где-нибудь в закутке или под кустом.
– А чего вы сами не посоветовались, если тварь ваш огород разносит? – уточнила Геля.
Но хозяйка уже увидела выкипающую воду и охнув, побежала дуть на пену и убавлять газ.
– С того года их не видела. Обходят, заразы, – как-то обиженно махнула она, и вернулась к своим занятиям.
Геля вышла на крыльцо с квадратными глазами. Внутри царило непонимание, но вместе с этим стремление докопаться до правды.
– Гель, ну что там? – поторопила ее Лиля. – Я тебе еще нужна? Хотела бабушке помочь травки разбирать. Если хочешь – пошли вместе, дам кое-что для расслабления.
– А с чего ты взяла, что я напрягаюсь? – фыркнула Геля и со смехом подколола. – Подкрути там свой яснознательный канал.
Рассказывать о лесной твари расхотелось. Казалось, что если она тоже начнет об этом говорить, то поддержит всеобщее помешательство. Лиля пожала плечами и спокойно пошла к себе. А Геля задумалась о том, где найти ворона. Задача оказалась не такой уж простой. Птиц, которыми кишел город, здесь в деревне она еще ни разу не видела.
– Так. Если где-то их и можно найти, то на старом зернохранилище! – вдруг осенило ее.
В детстве она частенько проходила старое высокое здание, окруженное пугалами. Трактора выезжали из него с гружеными прицепами, а за ними следовали стайки разнообразных птиц. Но ее ждала неудача – здание чернело сажей и провалом в крыше. Сгорело. И пусть. Геля махнула рукой на изначально сомнительную затею и решила устроить облаву на ночного гостя сама.
– «Если это лесной зверь, то Холуевна поднимет хай, да и звука со светом они боятся. Прям хочется подкараулить. Из какого заблудшего барсука местные йети намалевали? Главное, чтобы не реальный пьяница или головорез. Тогда сразу в полицию позвоню» – рассуждала Геля, пока возвращалась домой, попутно ища ничейную собаку.
Холуевну она заметила в теньке под кустом и поманила во двор. А там привязала за потертый ошейник у старой будки Макса. В сарае решила припрятать ловушки. Как только бабушка привяжет козу в ее закутке, а куры сядут – она разложит крекеры на пол, пожертвует на ночь телефоном со включенным диктофоном, а между косяком и дверью засунет бумажку. Что-то одно да сработает.
Остаток дня она провела за диссертацией, а потом пошла все же к Лиле – пофоткаться. Пока заходящее солнце кутало все таинственным багровым светом, они сделали несколько кадров в сибирском Провансе – сиреневые люпины цвели как безумные. Вышло романтично и загадочно даже у Гели, которой обычно не давалось позирование и мимика. Лиля же, ожидаемо, отличилась.
– Это врожденное, да? Так получаться? – восхищенно протянула Геля, листая галерею.
– Не знаю. Но меня с трех лет засунули в художественную гимнастику, а потом в детское модельное агентство, – зевнула и непринужденно потянулась Лиля.
– Мне кажется, легче жить, когда ты такая красивая. Прям делать ничего не надо – тебя все любят, – Геля подтянула колени к себе и положила голову на них, любуясь заходящим светилом.
– Один раз компания мужиков шла за мной три остановки, потом стояли возле дома и орали, что будут меня ждать, это было страшно. – вздохнула Лиля. – А еще у меня был шок, когда я была лицом одного международного музыкального фестиваля, и куча корейцев создали очередь, чтобы со мной сфоткаться и потрогать. А главное – никому не пожалуешься. Думают, что кокетничаю. Но я бы хотела, чтобы во мне видели больше, чем красоту.
– Моя мама тоже красивая, но пользуется этим вовсю. Только неудачно, – Геля дернула плечом. – Она актриса, но то реклама, то сериалы мыльные, да и роли не главные. С мужиками ей больше везет, только не системно. Один раз ей просто незнакомый чел из ресторана дал пять миллионов на квартиру. А обставляли мы ее на мои деньги, потому что ее никуда не брали и ухажеры бедные были.
После разговора о маме и о красоте настроение испортилось, поэтому Геля попрощалась и пошла ставить свои ловушки. Но наутро все оказалось нетронутым. И на следующее тоже. И Геля немного выдохнула. Днем она полола и окучивала грядки вместе с бабушкой, кормила кур и Холуевну, а вечером рубилась с Лилей и бабушками в подкидного дурака за стаканчиком березового сока. Диссертация тоже продвигалась. Но все же телефон так и ночевал в сарае – Геля даже подрядилась сама вставать и выводить козу, проверяя печенье на полу и запись диктофона, а в свободное время высматривала ворон или змей.