Забытый Горизонт. Основы духовной практики в традициях Тхеравада Буддизма и Цюаньчжэнь Даоизма с учетом Лакановой психодиагностики
Забытый Горизонт. Основы духовной практики в традициях Тхеравада Буддизма и Цюаньчжэнь Даоизма с учетом Лакановой психодиагностики
Евгений Анатолиевич Тимофеев
В первой части книги показано, как психоаналитическая теория субъективности Жака Лакана может нюансировать, дополнять и быть нюансированной методами тренировки ума согласно Тхеравада Буддизму.Вторая часть посвящена тому, как подход к развитию тела и Ци в рамках Цюаньчжэнь Даоизма может подготовить любого субъекта к духовному культивированию.Изложение включает критику психиатрического мейнстрима с точки зрения вышеупомянутых традиций.
Забытый Горизонт
Основы духовной практики в традициях Тхеравада Буддизма и Цюаньчжэнь Даоизма с учетом Лакановой психодиагностики
Евгений Анатолиевич Тимофеев
© Евгений Анатолиевич Тимофеев, 2024
ISBN 978-5-0064-4956-5
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Забытый Горизонт
Основы духовной практики в традициях Тхеравада Буддизма и Цюаньчжэнь Даоизма с учетом Лакановой психодиагностики
Доктор Евгений Анатолиевич Тимофеев
Аннотация
В первой части книги показано, как психоаналитическая теория субъективности Жака Лакана может нюансировать, дополнять и быть нюансированной методами тренировки ума согласно Тхеравада Буддизму. В частности, четыре субъективные структуры: невротическая, перверсивная, субъективность психоза и аутистическая субъективность – дифференцируются и подробно рассматриваются в свете применимых к ним методов культивации.
Вторая часть посвящена тому, как подход к развитию тела и Ци в рамках Цюаньчжэнь Даоизма может подготовить любого субъекта к духовному культивированию. Все три традиции рассматриваются с помощью перекрестной критики, чтобы подчеркнуть достоинства умелой междисциплинарной практики, которая отличается от простого смешения систем.
Будучи представителем всех трех традиций, я излагаю взгляды, ориентированные на практику, а не на академическое исследование, чтобы другие практики могли обогатить свои методы. Книга будет доступна и не практикующим, поскольку теория излагается постепенно, в исчерпывающих терминах.
Изложение включает критику психиатрического мейнстрима с точки зрения вышеупомянутых традиций. В конце излагаются основные принципы и способы борьбы с главным препятствием на пути культивирования – духовным прельщением и заблуждением.
Благодарности
Я выражаю признательность традиционным хранителям земли, на которой написана эта книга, – народу Вурунджери из племени Кулин. Я выражаю свое почтение старейшинам, прошлым, настоящим и будущим. Прожив последние пять лет в домике у реки Ярра, я стал ценить белые эвкалипты, черных какаду и тигровых змей как родных. Австралия стала для меня домом, и я безмерно благодарен за то, что меня принимает и поддерживает ее безвременное величие.
Эта книга была бы невозможна без моего предварительного знакомства с психоаналитической теорией и практикой. Я выражаю благодарность всем современным аналитикам, чьи работы упоминаются и цитируются в этой книге. Именно эта область знаний, рожденная из аналитического опыта, так необходима в западной среде. Ни в одной другой западной дисциплине я не встречал такой ясности, глубины, масштаба и структурной целостности в символизации явлений, относящихся к функционированию человеческой психики.
Я выражаю благодарность учителям Тайской Лесной Традиции буддизма Тхеравады, чьи беседы о Дхамме, ретриты и сессии вопросов и ответов помогли мне прояснить мое понимание ума и способов его тренировки в соответствии с Путем Будды. В частности, я благодарен Тан Аджану Кальяно, настоятелю храма Будда Бодхивана в горах Ярра. Он наставил меня на путь практики как мирянина-последователя и временно рукоположенного монаха.
Я хочу поблагодарить Дэмиена Митчелла, учителя даосских и буддийских внутренних искусств, главу школы Лотос Нейгун, за то, что он поделился таким глубоким, хорошо систематизированным и прозрачным способом практики цигун, нэйгун, тайцзицюань, багуачжан, внутренней алхимии и традиционной китайской медицины. Щедрость, доброжелательность, простая глубина и обилие знаний, обработанных и раскрытых им для пользы мира, беспрецедентны. Изложение учений и методов Северного даоизма в этой книге почти полностью основано на его хорошо изложенном руководстве.
Я хотел бы поблагодарить доктора Дугласа Осто за его советы по переписыванию аннотации и подходу к процессу публикации.
А также я благодарен моему другу Василию Мартиновичу за дизайн обложки для книги.
Доктор Евгений Тимофеев
Введение
Междисциплинарная практика – это практика, которая имеет смысл и раскрывает весь свой потенциал только тогда, когда мы решаем самую высокую из возможных задач – задачу духовного возвышения. Именно здесь могут быть объединены области знаний и практик таких разных традиций, как Лаканов психоанализ, буддизм Тхеравада и даосская внутренняя алхимия. Необъятность поставленной задачи объединяет эти традиции без необходимости создавать из них новые или слитные системы. Практикующий разделяет методы и использует их при работе с различными аспектами человеческой сущности, такими как психика, ум, тело и дух. Дальнейшая интеграция методов происходит сама по себе, результатом чего становятся сам практикующий – воплощение плодов культивирования.
С точки зрения культиватора, духовная практика включает в себя, но не сводится к тому, чтобы освободить свои желания, символизировать свое стремление и преодолеть фантазии, лежащие в основе чувства самоидентификации. Эта практика не сводится к тому чтобы просто надеть коричневые монашеские одежды и провести десятилетия в качестве отшельника, наблюдая за своим умом и избавляя его от ментальных пороков. Духовная практика также не значит, что лишь культивирование обилия Ци и ее циркуляция по каналам приведет человека на грань трансцендентности. И также духовная практика это не хитроумная смесь всех этих основ работы. Напротив, необходимо понять, как эта практика делается в каждой традиции, то есть каковы предпосылки, точные механизмы и различия между путями традиций, и почему они важны на данном этапе?
В настоящее время планету Земля населяют около восьми миллиардов человеческих существ. Один и три миллиарда из них – подростки. Один и девять – дети. Двадцать процентов из этих трех с половиной миллиардов молодых людей имеют диагноз «психическое расстройство»[1 - Эти данные взяты с сайта Юнисеф по состоянию на апрель 2022 года.]. Среди взрослых один миллиард человек страдает психическими расстройствами или расстройствами, связанными с употреблением психоактивных веществ[2 - Эти данные взяты с сайта Our World in Data по состоянию на август 2021 года.]. Это составляет один и семь миллиардов зарегистрированных случаев острых психических страданий. Количество неучтенных проблем не поддается оценке, но их можно ощутить, если только немного приоткрыть свое сердце.
Существующие модели оценки и лечения этих расстройств делают все возможное: диагностика, терапия, медикаментозное лечение, пересмотр последнего, продолжение лечения, институционализация, помощь на дому, поддерживаемые работа и жилье, пенсия по инвалидности и т. д. – вот обычные протоколы. Диагностическое и Статистическое Руководство по Психическим Расстройствам (DSM) даже слишком исчерпывающе в попытке охватить всю симптоматику, однако есть нечто, что остается несимволизированным. Это нечто заключается в том, что дистресс не отделим от самого человеческого стремления к миру, свободе, счастью и трансцендентности.
На мой взгляд, современным подходам к поддержанию психического здоровья не хватает всеобъемлющего междисциплинарного понимания психической обусловленности, отдающего должное вездесущности страдания. Следующее, чего не хватает, – это последовательного нерелигиозного изложения механизмов, лежащих в основе само- и духовного развития. Необходимо не только заниматься своим психическим здоровьем, но и иметь уверенность или веру в то, что существует нечто высшее, к чему можно последовательно обращаться в рамках этого самого человеческого потенциала.
В настоящее время практически любые данные могут быть легко получены любым человеком, имеющим доступ к Интернету, но они не имеет ценности. Обилие дезинформации, противоречивые и конкурирующие подходы, отсутствие диалога, объединенного общей целью, – все это является общей причиной чувства растерянности. Отсутствие структурированных знаний о полноте психического, физического и духовного развития человека, а также отсутствие ясности в отношении последовательного продвижения к достижению стабильного физического и психического здоровья создают неясный вакуум, в котором оказываются люди, искренне ищущие помощи в решении своих проблем.
Тем, кто не только ищет выход из обыденных невзгод, но и искренне стремится прикоснуться к чему-то более возвышенному, чем тело и разум, очень досадно постоянно заходить в тупики запутанных и вводящих в заблуждение рекомендаций, бесконечных, но неубедительных исследований, сталкиваться с лжецелителями, отнимающими время терапиями, жадными до денег гуру и фильтровать невежество, облаченное в изощренную философию. Постоянное требование выжить в конкурентном и перенаселенном мире еще больше усиливает давление, заставляя сердце сдаваться и прибегать к той или иной форме эскейпизма: посмотреть фильм, выкурить сигарету, направить все силы на развитие бизнеса или карьеры – все это имеет равную ценность, поскольку является лишь отвлекающим маневром для ума, не способного обрести ясность и соответствовать устремлениям души.
Учитывая вышеперечисленные факты и тенденции, крайне важно, чтобы люди имели доступ к учениям и практикам древних традиций, которые соотносятся с современным развитием знаний. Однако не все виды современного знания полезны в этом отношении. Существуют причины, по которым Лаканову психоанализу отдается предпочтение перед многочисленными «пси» -модальностями. Прежде чем рассказать об этих причинах, стоит отметить, что психотерапия – это современная практика, которая берет свое начало в работах Брейера и Фрейда[3 - В частности, речь идет о работе с Бертой Паппенхейм, известной в психоаналитической литературе как Анна О, которая положила начало «лечению разговором», как она его окрестила. Финк указывает, что история (трансферентной) любви между Брейером и Паппенхайм, которая осталась неосуществленной и в значительной степени непризнанной, лежит в основе психоанализа (Финк 2016, 20). Все последующие «пси» -модальности, признавая или не признавая свою генеалогию из вышеупомянутого развития, подхватили его суть: чтобы разрешить психические страдания, должен произойти какой-то разговор.]. Древние традиции культивирования не имели психотерапии, но имели способы и модели анализа и балансирования психической жизни как одно из необходимых условий своей практики. Тем не менее, благодаря разработкам Фрейда и Лакана, психоаналитической метапсихологии есть чем дополнить традиционные методы.
Как указывает Верхаге, психоаналитическая теория построила структурно подробное, конгруэнтное, конкретное, но гибкое понимание мета-динамики психической жизни человека, не прибегая к исчерпывающей классификации психических расстройств (Верхаге 2004, 127—147) как это сдпелано в DSM. Это понимание возникло из наблюдений, основанных на практической деятельности, что привело к выделению четырех различных структур человеческой субъективности. Весь спектр нозологии DSM можно вместить в генезис этих четырех структур[4 - Монкайо отмечает, что структурное понимание психической причинности «ближе к тому, что мы наблюдаем в клинике и в фундаментальных исследованиях» (Монкайо 2021, 70), чем бюллетень-перечень симптомов. Расстройства, описанные в DSM, остаются разобщенными с индивидуальным субъективным генезисом – процессом становления, – который формирует данную структуру. Для распутывания узла психического страдания требуется не только проработка конкретных симптомов (что является процессом развития синтома из симптомов), но и проникновение в структуру, которая лежит в основе этих симптомов, для успокоения ума. Символизирование явлений – вот что упорядочивает расстройства.], которые, как мы увидим в следующих главах, соотносятся с различными стадиями процесса отделения субъекта от другого.
Кроме того, психоаналитический праксис слушания, который ведет к обнаружению и опроверганию образований бессознательного, способствует достижению того, к чему традиционные методы культивации стремятся с большими усилиями, а именно очищения качества внимания. В традициях культивирования, таких как буддизм и даоизм, хорошо известно, что незапятнанное внимание составляет всю полноту Пути. Как отмечал Будда, внимательность на четырех основах – это прямой путь к прекращению страданий[5 - «Это прямой путь к очищению существ, преодолению печали и сетований, исчезновению боли и бедствий, достижению правильного метода и реализации Распутывания – иными словами, четыре основания полноты ума. Какие четыре? В некотором случае, когда монах остается сосредоточенным на теле… чувствах… ментальных формациях… дхаммах самих по себе – будучи пылким, бдительным и внимательным – отбросив жадность и печаль по отношению к миру» (МН 10, Сатипаттана Сутта).]. Распознавание фундаментальной бессознательной фантазии, лежащей в основе каждой структуры субъективности, избавляет практикующего от множества ненужных размышлений. Понимание схемы, по которой дискурс циркулирует в бессознательном, может отсечь солидный кусок багажа, в противном случае мешающего практике применения внимания.
И наконец, психоаналитическая метапсихология предостерегает практикующих от ловушек, связанных с следованием за гуру или отрешением от мира из романтического идеализма. В то время как страдания, беды и смятение мира могут быть слишком тяжелыми, бегство в кажущуюся не-мирскую духовность не решает проблему. Человек принесет с собой свою субъективность и, в худшем случае, будет введен в заблуждение ложным гуру с похожим субъективным перекосом, поскольку подобное притягивает подобное. В лучшем случае человек будет блуждать и заблудится еще больше: не добившись мирских целей и не испытав полноты жизни, он рискует впасть в уныние и разочарование, известные в даоизме как Чаньбин или «болезнь медитации». Ее характеризуют отчетливое чувство бессмысленности, уныния и усталости с потерей всякого вкуса к жизни. Кропотливость и строгость психоаналитической системы вызывают потребность в жестокой проверке своих мотивов, чтобы не оказаться на одном из этих отклонений от Пути.
В свою очередь, традиционные практики буддизма и даоизма, которым посвящена эта книга, вносят вклад в психоаналитическую теорию, предлагая последовательные методы психофизического развития на пути к воплощению того, что действительно Реально. Линии предыдущих и нынешних культиваторов наметили Путь к просветлению. Доказано, что он приносит результаты и работает независимо от времени, если человек усердно придерживается рекомендованной механики. Это не значит, что другие духовные традиции не приводят к результатам трансценденции, но необходимо различать, как они ведут к этому и какие конкретные эффекты стремятся реализовать. Практики разных традиций могут идти рука об руку до определенного момента, но на более высоких этапах они неизбежно расходятся.
Таким образом, можно выделить три основные категории духовных традиций:
– Традиции, основанные на сознании;
– Традиции, основанные на поклонении;
– Энергетические и телесные традиции.
Давайте рассмотрим их по очереди.
Традиции, основанные на сознании или духе, такие как Тайская Лесная Традиция буддизма Тхеравады или Адвайта-Веданта, опираются на понимание природы привязанности, заблуждения и истинной природы самого сознания. Используя сознание, практикующие наблюдают природу ложности самоидентификации, основы телесного присвоения себя и механизм, с помощью которого возникает ложное восприятие реальности, сосредоточенное вокруг «я» и «мое». В даосских терминах это Путь, основанный на очищении своей Синь (Кит.: природа/характер) или «природы». Развивая исключительно благотворные состояния ума и отказываясь от неблаготворных, тренируя ум во внимательности, неподвижности, освобождении и проницательности, практикующие Буддадхамму достигают пробуждения к истине реальности. Поддерживая это бодрствование или правильное понимание, основанное на випассане, они постепенно проникают в полное просветление, при котором привязанность и отождествление перестают возникать в уме. Просветленное состояние равносильно освобождению от самсары. Тот, кто прошел этот путь, больше не перерождается.
На этом Пути нет прямой работы с телом и энергией. Однако на высших этапах они трансформируются, давая результаты, эквивалентные тем, которые достигаются при следовании принципам классики изменения сухожилий, широко применяемой в даосских внутренних искусствах. Таким образом, работа с сознанием, как следствие, выполняет работу по изменению тела.
Главная слабость традиций, основанных на сознании, заключается в том, что они интерпретируются и в основном практикуются с чрезмерным акцентом на намерении и интеллекте. Высокоумие – широко распространенный недуг, при котором практикующие обсуждают состояния достижения, далеко выходящие за их пределы, как будто это вопрос повседневной практики. При этом они рискуют впасть в застой, как при болезни медитации, и рассеивают свою жизненную силу. Несмотря на то что Будда ясно заявил, что Путь, возникновение и прекращение страданий можно найти в этом «саженном теле с его восприятием и интеллектом» (АН 4.45, Рохитаса-сутта), такой подход, похоже, отдает предпочтение интеллекту, а не телесной энергетике. Это делает достижение на Пути Духа нечастым событием, которое, похоже, доступно тем, чья энергетика в определенной степени уже сбалансирована правильными методами, установленными в ее основе. Неважно, вера в Карму заставляет практиков терпеливо полагаться на доступность трансценденции в грядущих жизнях.
Путь сердца, или путь преклонения, – это путь Души. Предпосылкой этого Пути является то, что слияние с Богом или творящим сознанием может быть достигнуто, если все эмоциональные и психологические заморочки, стоящие на пути воплощения безвременной любви, будут отданы чему-то высшему. Христианство, Брахманический Индуизм и Ислам являются примерами этого Пути. В этих традициях есть исключения, такие как Йогический Индуизм, Исихастское Христианство и Суфийский Ислам, которые представляют собой Пути, включающие подходы к развитию тела, энергии и сознания.
Результатом этого Пути является единение с Божественным или переживание его, что искореняет самоидентичность, но не приводит к пробуждению, просветлению или бессмертию. Основное отличие от путей, основанных на сознании, таких как буддизм, заключается в том, что единение, в терминах Буддхаммы, считается все еще сфабрикованным состоянием, в контраст тому что лишено смерти (Пали: амаравати – реалм лишенный смерти, один из синонимов Нирваны). Покаяние, вера, молитва и благоговейный ритуал – отличительные черты этих традиций, с помощью которых преданный привязывает свою Душу к тому, что вечно.
Слабость пути преклонения – подверженность заблуждениям. Из-за все более метафорической природы классических текстов этого Пути, чтобы понять точный смысл и механизм практики, требуется большая проницательность, интерпретация и руководство со стороны искусного учителя. Контраргумент заключается в том, что вера и смирение могут помочь смягчить двусмысленность повествования. Однако, и мы увидим это наглядно при обсуждении природы психоза, такая вера может стать препятствием, мешающим трезво оценить свое психическое состояние. Неудивительно, что строгие традиции психоанализа и психотерапии зародились в среде христианского набожного пути, чтобы компенсировать недостаток проницательности и отсутствие четко очерченных формулировок о функционировании психики в последнем.
Путь тела – это путь энергетической системы, наиболее яркими примерами которого являются Даосская Внутренняя Алхимия и Кундалини-йога в Индуизме. Коротко говоря, этот Путь основан на максимальном повышении эффективности функционирования организма. Цели этого Пути – обратить вспять причину обусловленного становления и получить доступ к энергиям, которые предшествуют зачатию, таким как искра Чунь Ян (Кит.: чистый Ян), которая способствует процессам зарождения человеческого эмбриона. Искра чистого Ян – это то, что обладает потенциалом для создания новой жизни. Управляя, контролируя и манипулируя энергиями и субстанциями внутри тела, искру Ян можно извлечь из сексуальной эссенции. Затем, вместо того чтобы создавать новую жизнь, эта искра циркулирует по телу, омолаживая и оздоравливая его. Возникшая таким образом энергия в изобилии используется для преобразования тела, в результате чего помимо него формируется другое тело – тело света.
Блоки в тканях и утечка Ци препятствуют движению чистого Ян, поскольку тормозят или рассеивают его. Поэтому искусства цигун и нэйгун применяются для того, чтобы открыть тело и создать пути, позволяющие чистому Ян плавно двигаться. Это работа на уровне Мин (Кит.: жизнь), которая подразумевает достижение физического и психологического здоровья. Ментальная культивация, развитие полезных качеств характера – добродетелей – проводится параллельно с энергетической работой, чтобы помочь создать правильную конфигурацию тела и ума. Это уравновешивание Xing – «природы» и Ming – «жизни», или ума и тела: душевных качеств и телесной энергии.
Результатом этой практики является долголетие на мирском уровне и духовное бессмертие на трансцендентном. Последнее отличается от просветления тем, что не приводит к полному прекращению самсарической вовлеченности, а развивает «тело вне тела», позволяющее трансмигрировать из одного самсарического царства в другое по своему желанию, не вступая в перерождение.
Главные недостатки телесно-ориентированных систем – риск истощения и приобретения болезней, заблуждений и отсутствие проницательности. Учитывая, что человек работает со своим основополагающим энергетическим составом, существует риск сделать это неправильно, тем самым сжечь свою жизненную силу, разрушить здравомыслие и даже вызвать неизлечимую болезнь. Мы обсудим некоторые из этих рисков в связи с типом психических и физических расстройств, вызванных отклонением в цигун.
Бредовая интерпретация классических текстов и методов традиций этого Пути – не редкость. Как мы увидим при обсуждении структур субъективности, склонность к иллюзорному пониманию является отличительной чертой первичного нарциссизма, лежащего в истоках любой субъективности. Отсутствие отделения от этой стадии тотализирующего единства с образом и желанием первичного объекта привязанности, то есть (материнского) другого, приводит к инкорпорированию дискурсов духовных традиций в эго с последующим искажением их смысла в пользу собственного стиля привязанности. Поэтому определенная зрелость и присутствие опытного учителя имеют первостепенное значение для вступления на столь сложный Путь как гарантия ясности, правильного различения и развития в правильном направлении.
Я надеюсь, что это изложение показывает, что методы и цели традиций отличаются друг от друга. В кругах духовных практиков широко распространена ошибка, когда говорят, что все пути ведут к вершине горы. Такой утилитаризм сбивает с толку. Существует не только множество путей, но и множество гор, на вершинах которых вас ждут разные результаты. Именно здесь и кроется суть междисциплинарной практики: как относиться к методам, которые по своей сути приводят к разным результатам, чтобы они обогащали практику?
Мастерство заключается в том, чтобы понять, что, несмотря на существование различных путей, существует только один практикующий, а практикующий имеет множество граней своего ума и тела. Чтобы справиться с проблемами тела и ума на начальных этапах практики, не лишним будет прибегнуть к методам разных традиций. Например, устремления, присущие пути преклонения, могут возвысить сердце, в то время как интеллектуальная направленность подходов, основанных на сознании, может отяготить его. Или же работа над уровнями энергии и тела может принести пользу, если человека одолевают загадочные метафорические рассуждения, мешающие его жизненной силе и ясности фокуса. Важно еще раз подчеркнуть, что междисциплинарная практика духовной культивации целесообразна на начальных этапах, когда человек разбирается со своим телом, умом и психикой. На продвинутых этапах человек обнаруживает, что его Душа естественным образом стремится к определенному пути, и направляет свои усилия в это русло.
Оставив в стороне эпос трансцендентности, стоит отметить, что трезвое понимание того, что все достижения вторичны по отношению к безопасности, нормальности и простому счастью обычной человеческой жизни, имеет огромную ценность. Завершая этот акцент на смирении и честности, я желаю читателю насладиться следующим повествованием. Надеюсь, что некоторые его аспекты окажутся полезными, и прошу прощения за любые неудобства, которые могут быть вызваны высказанными идеями.
В первой части этой книги мы исследуем субъективность, следуя Лакановым психодиагностическим методам, с дополнительными рекомендациями по выбору практики культивации в зависимости от субъективности. Читателей, не знакомых с Лакановым жаргоном, просим отнестись к изложению с пониманием – все термины и понятия раскрываются постепенно, чтобы лучше прояснить различные слои и углы их значения. На экспозицию субъективности накладываются Тхеравадинские буддийские методы тренировки ума.
Во второй части мы рассмотрим гармонизацию психики, культивирование тела, энергии и ума по методам северного даоизма, в частности секты Цюаньчжэнь, чтобы подготовить способности человека к духовной практике.
В заключительной главе мы кратко рассмотрим, как высшие стадии духовной практики осуществляются в традициях, основанных на теле и сознании, и рассмотрим генезис духовного заблуждения, или прелести, как ее называют в христианской традиции, которая является основным препятствием в практике культивирования.
Луна изначально является чистым инь, без ян – она излучает свет только после заимствования солнечных лучей. Усиление и ослабление лунного света зависит от положения и соотношения солнечных лучей.
Наблюдая за этим, я понял, что это Дао заимствования ян для преобразования инь. Человеческое тело изначально является чистым инь без ян – оно должно заимствовать ян у других, чтобы стать ян.
Под «другим» понимается все, что не принадлежит самому себе, – небо и земля, солнце и луна, мириады существ, мириады вещей. Так называемый «ян другого» – это изначальная открытая единая энергия, которая и есть неумирающее человеческое существо.
Эта энергия является врожденной, но, смешиваясь с приобретенными условиями, она постепенно рассеивается среди неба и земли, солнца и луны, мириадов существ и вещей и перестает быть собственной, принадлежа другим.
Если вы знаете, что эта энергия находится в других, и постепенно похищаете ее, чтобы вернуть себе, восстанавливая существование несуществующего, возвращая утраченное, то это подобно тому, как луна сияет, заимствуя свет солнца. Таков небесный механизм постижения Творения и обращения вспять инь и ян.
Лиу Имин
Часть I – Субъективность
После рефракции: Возникновение субъективности
Драйв
С самого начала важно подчеркнуть, что психоаналитическая теория работает с эротогенным и говорящим телом. Динамика драйва и желания, либидинальная экономика, объектная причина желания, воздействие лингвистических означающих на тело, функционирование речи в формировании психической реальности и т. д. теоретизируются для того, чтобы помочь в преодолении психических страданий. Организм в соответствии с анатомическими и западными медицинскими знаниями, а также Ци в соответствии со знаниями традиционной китайской медицины или теории цигун не принимаются во внимание психоанализом. Это делает психоаналитическое знание довольно уникальным, но, как и в любой другой специализированной области, оно также неполно. В частности, теория драйва рассматривает внутреннее либидинальное давление, которое по своей природе тревожит субъекта. Однако она не учитывает уже существующие искажения на уровне души и причинности, перенесенные из предыдущих существований. Тем не менее, эта теория представляет собой последовательную модель возникновения человеческой субъективности в ответ на внутренний стресс, в рамках которой субъект появляется на свет через другого[6 - Подробные лекции по психоаналитической теории в ретроспективе буддийской практики можно найти в моей онлайн-видеопрограмме «Воплощение Настоящего». В этой книге психоаналитические концепции представлены таким образом, чтобы наилучшим образом проиллюстрировать различия между субъективными структурами.].
Из теоретических построений Фрейда и Лакана мы знаем, что формирование субъекта – это реакция на давление драйва. Драйв – это то, что относится к либидинальному телу. Это Реальное, квота невыносимого, которое сопротивляется символизации. Однако без символизации само понимание своего «воплощения» не может быть сформировано. За последнее ручаются предсубъективные состояния слияния с Другим: отсутствие четко очерченного образа тела – отличительная черта психотической декомпенсации. В этом свете Другой языка и Другой воображаемой идентичности имеют первостепенное значение для формирования субъекта. Через них субъект обретает идеальное эго – фундаментально нарциссистскую конструкцию, построенную через инкорпорацию и вытеснение.
В обычном развитии на давление драйва отвечает первичный заботащийся о субъекте другой, наблюдая и реагируя на него, держа, кормя, убаюкивая и поощряя, тем самым отвечая на внутренний дистресс зарождающегося субъекта. Затем интенсивность влечения сгущается в образе, который ребенок принимает за себя. На правдивость зеркального образа нужно отвечать лаской первого другого и словом второго другого. Второй другой языка и культуры разрушает предсубъективное слияние между ребенком и первым другим. Это позволяет ребенку обратиться ко второму другому за ответом на давление драйва. Таким образом, начинает формироваться эго-идеал.
Отсюда то, что поддерживает образ первого другого и слово второго другого, включается из Воображаемого и Символического регистров, а то, что отменяет его, вытесняется. Поскольку образ был взят извне, чтобы обозначить себя, и никакой другой никогда не может полностью ратифицировать эту уникальную, идиосинкратическую конструкцию, как идеальное эго, так и эго-идеал остаются постоянно разрушающимися структурами с суперэго в качестве навязывающей давление инстанции, подталкивающей субъекта к созданию более эго-основанного чувства самости. Из-за отсутствия стабильности и окончательности самовосприятия в символическом и воображаемом регистрах возникает желание.
Не имея в своем сознании основания, на котором можно было бы стоять, субъект порождает желание обрести то, чего никогда не было: целостность. Однако это отсутствие целостности структурно необходимо для свободной артикуляции своей воли. Тревога возникает, когда тотализирующая воображаемая идентичность сжимает пространство, отведенное для нехватки. В той мере, в какой нехватка неизбежна, оно определяет субъективную структуру.
Невротическая структура признает нехватку в себе, но не в Другом; перверсивная структура ниспровергает нехватку в себе, но признает ее в Другом; тогда как структура психоза отвергает нехватку как в себе, так и в Другом. Аутистическая структура работает с нехваткой через повторение, не полагаясь полностью или частично на воображаемого-символического Другого. Как схематизировал Финк, степень отделения от чувства целостности, за которое ручается воображаемая идентичность, определяет субъективную структуру (Финк 1997, 147).
Например, полное слияние с требованием первого другого – это психоз. Здесь jouissance[7 - Jouissance» – термин, введенный Лаканом для обозначения настойчивого давления драйва, который также доставляет удовольствие субъекту. Структурирование принуждения к повторению позволяет субъектам получать удовольствие от того, что кажется ужасным, но в то же время по своей сути является желанным. Поэтому буквальный перевод термина с французского как «наслаждение» должен быть нюансирован в том смысле, что речь идет о наслаждении сверхъестественного рода. Jouissance – это когда жизненная сила, относящаяся к базовым инстинктам, таким как похоть, инстинкт выживания и первобытная агрессивность, цепляется за тот аспект психики, который вызывает страх, опасения и, следовательно, угрозу, так что этот аспект интегрируется в психическую жизнь. Однако с самого начала следует признать, что jouissance – это способ обращения с Реальностью того что в буддизме нызвают дуккха (дистресс/страдание), который является вульгарным и неуклюжим. С развитием способности субъекта использовать означающие, jouissance направляется в Символическое, что позволяет желанию выйти на первый план. Отсюда тревожные аспекты внутренней и внешней среды преодолеваются с помощью желания, которое больше не полагается на возбуждение низменных инстинктов, а использует более изящную способность интеллекта в рамках диалектического обмена означающими, чтобы сформулировать и реализовать свое желание без недоумения или угрозы дуккхи.] не демаркирован, тревога монолитна, что порождает элементарные феномены, за которыми следуют галлюцинации и конструкции заблуждений в качестве стабилизации. Частичное слияние, а именно идентификация с «воображаемым фаллосом» другого[8 - Воображаемый фаллос» – это воображаемо-символическая визуализация jouissance (материнского) -другого, который зарождающийся субъект стремится воплотить собой, чтобы гарантировать себе чувство целостности и удовлетворения.], является случаем перверсии. Здесь тревога и, следовательно, jouissance управляются с помощью «pere-версии»[9 - «Версия в отношении отца», от французского ’pere’ – отец.] (Лакан 2016, 69): это такое присвоение Символического, которое устанавливает систему «законов», ограничивающих производство jouissance. Частичное отделение от воображаемой идентичности и обращение к Символическому за ответом и восполнением нехватки определяют невротическую структуру. Невротическая тревога – это феномен, при котором Имя Отца воспринимается как недостаточное для ответа на нехватку, и происходит кратковременный коллапс на досубъектное воображаемое слияние. В аутистической структуре слияние имеет первостепенное значение, лишенное идентификации с objet a Другого: субъект – это один, не нуждающийся в другом/других. Здесь повторяющиеся и навязчивые действия субъекта служат для регуляции jouissance, помещая его на обод, который существует между телом и несуществующим синтетическим Другим[10 - Синтетический Другой» – это концепция, автором которой изначально был Жан-Клод Малевал, подробнее об этом в подразделе, посвященном аутистической структуре.] (Полин 2019, 72). Восприятие тела без медиума аутистического objet a вызывает тревогу, так как сразу же субъекта поглощает цельность, относящаяся к абсолютному нарциссизму[11 - Монкайо проводит различие между «абсолютным нарциссизмом» в аутистической структуре и «относительным нарциссизмом» в структуре психоза. Психотик, в отличие от аутиста, является «относительным нарциссическим объектом матери» – грудным ребенком, редуцированным до фаллического объекта jouissance (материнского) другого – лишенным интегрированного спекулярного образа тела, то есть не имеющим доступа к идеальному эго в результате зеркальной стадии развития. Аутист не вступил в идентификацию с объектом наслаждения (материнского) другого – он как бы «отказывается рождаться вне единого телесного пузыря» (Монкайо 2021, 31). Более подробно мы рассмотрим аутистическую структуру в соответствующей главе.]. В отличие от субъекта психоза, аутист не справляется с задачей поддержания своей идентификации с чужим objet a через синтоматическое присвоение Символического регистра. Не отказываясь от jouissance и не нюансируя его, как это делает невротик, аутист дистанцируется от него через экстернализацию jouissance в объектах, ритуализированных действиях и сфере специфических интересов (Полин 2019, 73).
Давление драйва может быть отвечено или оставлено без ответа другим, что следует из отсутствия полной символизации. То, что не было символизировано в рамках какой-либо субъективной структуры, составляет то, что Верхаге называет «актуальной патологией» (Верхаге 2008, 292). В отличие от явлений соматизации при истерическом неврозе, актуальная патология – это не то, что было подавлено и перенесено в тело. Это то, что никогда не вступало в контакт с языковыми означающими. Как таковые, эти явления, по определению, являются «травматическими». Проявляясь в теле, они вызывают различные симптомы во многих телесных системах и после медицинского лечения обычно повторяются, поскольку их происхождение не органическое, а психическое.
В отличие от них, феномены психопатологии проявляются как несоответствия в потоке метонимического обмена означающими в плоскости Другого. Они возникают в уже сформированных субъективных структурах из-за постоянно удаляющегося горизонта символизации: означающее никогда не может полностью охватить драйв.
Обе области феноменов могут быть рассмотрены с помощью таких разнообразных терапевтических модальностей, как ТКМ (традиционная китайская медицина), психоанализ, психотерапия, психологическое консультирование, ДМТ (танцевально-двигательная терапия), соматическая работа по освобождению блоков и многое другое, но никогда не могут быть полностью искоренены, поскольку их существование отражает само бытие субъекта.
Таким образом, драйв обрабатывается в субъективных структурах. Невозможность полной символизации драйва приводит в движение самсарическое существование. Внося объекты, ситуации и отношения в пространство между собой и нехваткой, наслоенное на холст темпоральности, говорящие существа возводят в бытие то, что во всем своем многообразии принято называть «жизнью».
Пять огней
Как даосская модель «пяти огней» соотносится с приведенной выше теорией формирования субъекта?
В даоизме человек рассматривается через «модель дисбаланса», известную как Вусин (Кит.: пять элементов) или «Пять движений/духов/элементов/огней/фаз/ростков». В двух словах, Изначальный Дух – Юань Шэнь – преломляется на пять огней в царстве проявления, которые, объединяясь, формируют потенциал существа. Эта модель начинается не с драйва, а с изначального бесформенного сознания, известного как Юань Шэнь, которое можно визуально воспринимать в практике медитации[12 - Если быть точным, «медитация» – это единственное состояние, в котором может возникнуть и быть воспринятым свет Юань Шэнь. Это, конечно, приводит к определению того, что такое медитация. Строго говоря, единственной «медитацией» является абсорбция ума (Пали, джана) – объединение осознания и его объекта. Все остальное может подпадать под обширный зонтик «умственного развития», будь то внимательность, проницательность, любящая доброта, спокойное пребывание или что-то еще. Если не произошло объединения ума и объекта, что приводит к временному прекращению ума и тела, это нельзя считать медитацией. Грубо говоря, наблюдение за своим дыханием, мыслями и ощущениями – это не медитация. Любая активность тела и ума не является медитацией: движение, транс, пребывание в состоянии потока или гипноза не являются медитацией. Если человек что-то осознает, он не медитирует, а практикует осознанность, что, конечно, может привести к медитации, но это не может произойти, пока тело-ум находится в движении.] как ослепительный белый свет: чистый Ян. При воплощении этот свет преломляется на пять составных процессов проявленного «существа»[13 - Если только «существо» не является относительно чистым благодаря ранее проделанной работе по культивации. Такое существо, говоря о своих детских годах, назвало бы их совершенными. Действительно, состояние ребенка гораздо менее искажено, поскольку в нем меньше рассеивается Ци и истощается цзин. Тем не менее, существует определенная доля беспокойства, которое возникает из-за каммических аффлюентов, давления драйва и недостаточной интеграции в символический регистр. В зависимости от доминирующей склонности к одному из пяти огней эти нарушения будут усиливаться, приводя существо в еще больший дисбаланс. Те, кто занимался культивацией в прошлом, скорее всего, найдут способ гармонизировать вусинг и продолжат культивацию в настоящем.] и еще больше искажается приобретенными каммическими тенденциями данного субъекта.
Проявленный субъект уже не един, а фрагментирован и, следовательно, испытывает вражденные интенсивности, когда Инь (Цзин/сущность и движущая сила) и Ян (Шэнь/дискриминирующее осознание и сознание) смешиваются как носители Ци/энергии внутри тела. Не имея возможности тщательно перемешаться будучи разбавленными асавой – каммическими оттоками – эти субстанции вызывают возмущения, которые могут варьироваться от невыносимой интенсивности до легкого раздражения. Таким образом, субъект понимается как находящийся в состоянии дисбаланса, в непрерывном движении пяти духов.
В рамках этой модели субъект должен стремиться переработать не только давление драйва, но и давление чистого сознания. Воплощение света, который стремится к объединению, несмотря на неорганизованное смещение пяти элементов, – это интенсивный опыт. Так же, как и драйв, свет сопротивляется символизации. Он также сопротивляется воплощению, поскольку на пути его движения возникают приобретенные каммические загрязнения. Поскольку асавы, по сути, являются наследием предыдущих существований, с ними мало что можно сделать, кроме дальнейшей работы по культивации: выкорчевывания осквернений.
Существует три основных категории асавы, или каммических оттоков: чувственность, становление и неведение, которые присутствуют во всех субъектах. Их корень – ошибочное восприятие тела как постоянно пребывающей сущности, которое присуще сознанию при нисхождении в утробу матери (Тимофеев 2019, 94). Это корень жадности, ненависти и заблуждений, которые практикующие Буддадхамму стремятся разрушить через культивирование Пути. Даоизм использует другой подход: он стремится понять приобретенное «я» и работать с его движениями, чтобы привести их в равновесие. При гармонизации и слиянии пять духов образуют основу для алхимического эликсира: консолидированного света Юань Шэнь.
В даосской мысли говорится, что человеческое существо с самого начала не обладает Шэнь, или различающим светом осознания. Считается, что у него есть только ? Синь, приобретенное сердце-разум, которое описывает модель дисбаланса. В этой модели человеческая психика подразделяется на пять духов: Шэнь, Хун, Чжи, По и Йи.
Шэнь, в данном случае, – это качество различающего знания, Хун – ян-душа, Чжи – воля, По – инь-душа, а Йи – структурирующий интеллект. В то время как для практиков Буддадхаммы достаточно работать только с качеством знания, чтобы низвергать каммические излияния, даоизм, который никогда не был чисто монашеской традицией, рассматривает развитие и созревание всех пяти духов. Таким образом, шэнь развивается параллельно с работой над телом и энергетикой. Поскольку процесс психофизического развития в даоизме включает в себя множество нюансов, я рассмотрю его кратко в текущей главе и более подробно во второй части этой книги. Пока же давайте рассмотрим теорию приобретенного «я».
***
В буддийской и даосской традициях то, что относится к психике, понимается лишь как периферия сущности человека. Ошибочное отождествление с субъективной структурой психики является первопричиной дуккхи – неудовлетворенности, связанной с ограничивающими качествами реальности. Психика возникает в унисон с умом. Ум возникает через повторение следующей последовательности:
– Органы чувств воспринимают внешний объект;
– Ментальная формация возникает для представления этого объекта;
– Чувство возникает для формирования субъективного переживания объекта;
– Восприятие еще больше искажает объект, пропуская его через свои элементальные фильтры;
– Семя заблуждения, а именно неправильное восприятие тела сознанием, поглащает объект как часть себя;
– Разум возникает в результате инкорпорирующей/вытесняющей функции психического механизма, тем самым еще больше закрепляя приобретенное «я»;
– Таким образом, Изначальный Дух преломляется на пять духов, возникая как квинтэссенциальная матрица ума.
Формирование субъекта, согласно Лаканову психоанализу, можно понимать как специфическую часть процесса рефракции, связанного с обретением искаженной идентичности с другим/другими. Поскольку в центре внимания находится в основном драйв и вопросы его дистрибьюции через либидинальную экономику, то в первую очередь речь идет об активности Чжи, Хун, По и Йи. Вовлечение Шэнь является лишь вторичным в процессе аналитического «слушания», движимого «желанием аналитика»: это спокойные моменты анализа, предоставляемые в (денежном) обмене одним субъектом другому.
В психоанализе невротиков, разработанном Лаканом, цель состоит в том, чтобы «траверсировать фантазию», вывести все предположения субъекта относительно нехватки, желания и jouissance в свет аналитической ситуации, где они могут быть рассмотрены как не более чем предположения и фантазии. Таким образом, достигается правильное понимание того, что никакая устойчивая сущность не может считаться «собой», кроме постоянно меняющегося потока либидинальной энергии, плывущей по волнам означающих.
Однако, несмотря на достижение этой цели «субъективной опустошенности», психоаналитическая практика не позволяет освободить человека от его фундаментальных каммических оттоков, а именно от присвоения сознанием тела как самости. Не освободившись от заблуждения «бытия как тело», сознание не может пребывать внутри тела и, выражаясь алхимическим языком, развивать «тело вне тела»[14 - Будда несколько раз говорил о создании тела, созданного умом, например, в Саманьяпхала Сутте (DN 2): «Сконцентрировав таким образом свой ум, очищенный и яркий, незапятнанный, свободный от недостатков, податливый, устойчивый и достигший невозмутимости, он направляет и склоняет его к созданию тела, созданного умом. Из этого тела он создает другое тело, наделенное формой, сотворенное из разума, совершенное во всех своих частях, не уступающее в своих способностях». Это тело, созданное разумом, является плодом совершенствования самади и випассаны. Оно является основой для развития сверхнормальных способностей (сиддхи) и других инсайт-знаний, таких как знание прошлых жизней, знание ухода и повторного появления существ, знание ума других людей и, самое главное, знание о прекращении оттоков. С прекращением оттоков чувственности, становления и неведения приходит знание об освобождении, что в буддизме равносильно завершению духовной практики. Даосский способ создания «тела вне тела» не является таковым, поскольку опирается на алхимический процесс превращения. Результат этого процесса – духовное бессмертие – также не одинаков.], тем самым приводя человека к духовному бессмертию.
С подобным «стеклянным потолком» сталкиваются те, кто практикует только Випассану без практики Самади с последующим созерцанием тела. Действительно, глубокая неподвижность Юань Шэнь должна быть затронута через Самади, а приобретенный ум должен быть в конечном итоге «освобожден» от отождествления с телом, чтобы соприкоснуться с Духом и осознать Необусловленное через прекращение оттоков.
Если в буддизме такое чередование самади и випассаны приводит к распутыванию сознания через очищение, то даоизм исповедует «обратный ход»: слияние пяти духов обратно в Изначальный Дух и культивирование сгущенной единой энергии из него. В даосских алхимических терминах слияние пяти духов происходит следующим образом.
Схема 1 – Алхимический Вусин
Во-первых, плотские желания должны быть усмирены, что позволит укрепить цзин в основании тела. Во-вторых, необходимо управлять эмоциями, чтобы укрепить шэнь и дать ему возможность спуститься вниз. В-третьих, необходимо регулировать дыхание. В-четвертых, необходимо питать и мобилизовать Ци и кровь. Таким образом, четыре элемента сойдутся в центре, образуя «вертикальную Ци», которая восстановит врожденные знания и способности, что приведет к культивированию объединенной энергии.
Говорят, что без гармонии
«пять основ превращаются в пять вещей, а пять добродетелей – в пять воров; сущность нарушается, а смысл искажается, превращаясь в темперамент и ошибочное чувство, так что энергия смерти поглощает энергию жизни» (Бо Дуан 1987, 31).
Как показано на схеме 1 стрелками, направленными от Шэнь к По и от Чжи к Хун, проницательный ум должен управлять телесными привязанностями, а сила воли – стремлениями. Это возможно только при условии тренировки ума и воли. Здесь первостепенное значение имеют фундаментальные учения духовных традиций об этическом поведении и внимательности. Чтобы натренировать ум, необходимо начать с соответствующего этического поведения в соответствии со следующими заповедями:
Таблица 1 – Морально-этические заповеди
В то время как пяти основных заповедей буддизма достаточно для мирян, от тех, кто находится во временном затворничестве или в полном отречении, требуется больше заповедей. Десять основных заповедей Дуньхуанского учения ожидаются от даосского практикующего, чтобы он мог жить в этом мире. Следуя заповедям, человек развивает внимательность и силу воли, которые необходимы для соблюдения правил в повседневной жизни и стремления не преступать их. Кроме того, формальные способы тренировки осознанности применяются в ретрите или в повседневной жизни. Буддийская модель Сатипаттаны – классический способ развития внимательности к телу и уму[15 - Учения по Сатипаттхане можно легко найти в Интернете. Помимо классической Сатипаттана-сутты, есть изложения современных практиков, таких как Аналайо Бхиккху (Аналайо 2006), а также мой учитель випассаны, малазийский монах Тхеравады досточтимый Джотинанда, чей блог можно найти здесь: https://anupassi.blogspot.com/2010/07/what-is-satipatthana.html; В моей диссертации «Воплощение Реального» глава о Сатипаттане посвящена основам инсайта, рассмотренным в рамках Лаканова подхода и проиллюстрированна творческими сочинениями, отражающими личный опыт этой практики (Тимофеев 2019, 77—97).].
Развив таким образом ум и волю, человек, как говорят, культивирует основополагающий дух – Шэнь.
Отсюда можно применить качество проницательности Шэнь, чтобы сдерживать По или Инь-душу с ее телесными привязанностями:
– привязанность к удовольствиям;
– привязанность к гневу и обиде;
– привязанность к тревогам и страхам;
– привязанность к печали и потерям;
– привязанность к симпатиям и антипатиям;
– привязанность к предметам и собственности;
– привязанность к сексуальным желаниям (Митчелл 2016, 273).
Сдержав таким образом телесное, словесное или мысленное стремление к вышеперечисленным привязанностям, переходят к управлению устремлениями Хун, или Ян-души, которая, как говорят, имеет три начала:
1. Ян Хун – измерение сознания, которое является коллективным; если его задействовать, то можно получить доступ ко всем развитым человеческим мыслям и знаниям;
2. Инь Хун, та часть человеческой организации, которая трансмигрирует между существованиями и несет информацию из предыдущих жизней;
3. Жэнь Хун – часть, переданная предками, содержит информацию о родословной, связывающую членов семьи.
То, что относится к «предназначению души», можно прочесть в этой модели как объединение устремлений трех Хун. Как таковые, это стремления всего человечества, импульс благотворной работы, проделанной в предыдущих жизнях, и лучшие намерения семейного рода. Как правило, эти устремления проявляются через сновидения. Происходят ли сновидения во время сна, в лиминальном состоянии или как творческие сновидения, то есть активное предвидение наилучших действий для себя и близких, не имеет значения, поскольку то, к чему стремится Хун, – это воплощение через реализацию этих снов. Опасность сновидящего Хун заключается в том, что он может потеряться в мечтах, которые придумывает. Поэтому он должен находиться под контролем Чжи – силы воли. Таким образом обеспечивается, что за задуманными благотворными стремлениями последуют решительные действия.
Теперь сознание может спуститься в основание тела, где смешиваются Огонь и Вода (Шэнь и Цзин, соответственно), не тревожимые хаотичными желаниями и ошибочными фантазиями. Однако на этом этапе жизненно важно, чтобы сексуальные желания были хорошо отрегулированы. Традиционно, прежде чем приступить к алхимическому «процессу разжигания», адепт должен пройти «стодневную подготовку девственника». Эта практика подразумевает полное воздержание от половой жизни, приверженность вегетарианству, отказ от стимуляторов, таких как сахар, кофе, алкоголь и наркотики, а также воздержание от сенсорного возбуждения с помощью музыки и развлечений. Можно заметить, что это не так уж сильно отличается от буддийских заповедей отказника.
Однако даже если полностью отказаться от сексуальной активности, сохранив при этом ум, наполненный вожделением, не удастся сохранить и укрепить Цзин, относящийся к элементу Воды: основная жизненная сила останется рассеянной. Поэтому для работы с психическим складом человека используется другой набор предпосылок. Согласно Митчеллу (2021), к этим предпосылкам относятся:
– Эротические образы и одержимость сексуальностью должны быть прекращены;
– Подход к жизни должен быть таким: несущественность и принятие всех феноменов. Применение мышления отказника при жизни в мире – отстраненность культиватора;
– Эмоции должны быть освобождены от ярлыков и переживаться как чувства в первую очередь и как телесные явления во вторую, с принятием и безотносительностью;
– К эмоциональным «ворам» необходимо применить противоядие соматических качеств в соответствии с регулированием цикла Пяти Элементов (см. схему 2);
– Предпочтения: влечение и отвращение не должны преследоваться;
– Восприятие: взаимозависимое происхождение, быстротечность и пустота всего должны быть исследованы и увидены;
– С личными неадекватностями и фобиями нужно бороться, чтобы жажда власти, которая является выражением вожделения, не возникала для компенсации неадекватности или страха;
– Необходимо избавиться от беспокойства, в том числе от тревожного стремления к практике, которое должно быть заменено спокойным доброжелательным отношением человека, чувствующего, что он находится как раз в нужном месте;
– Учения духовных традиций должны формировать Йи или интеллект;
Схема 2 – Цикл регулирования Вусин
Все вышеперечисленное – это уже целый объем преобразующих практик, которые требуются от того, кто берет на себя обязательство культивировать эссенцию и жизнь. Последний пункт в этом списке, касающийся формирования Йи, как раз и достигается благодаря структурному пониманию явлений, изложенному в учениях духовных традиций. Такое знание позволяет успокоить ошибочные чувства, предположения и фантазии, связанные с желаниями, влечениями и идентичностью человека, что ведет к укреплению Цзин. Опираясь на такое понимание, можно уберечь себя от темпераментных колебаний и применить необходимые качества для восстановления элементарного равновесия.
Например, как показывает Схема 2, со страхами выживания можно справиться, если беспристрастно и без эмоций оценивать ситуацию. С гневом можно справиться, отпустив чувство собственной важности. С волнением можно справиться с помощью твердой сосредоточенности силы воли. С беспокойством можно справиться с помощью решительных целенаправленных действий. А от горя можно избавиться, посмеявшись над абсурдностью предположения, что «я» существует для того, чтобы быть обиженным в первую очередь. Однако последний способ неприменим в случае травмы, которая разрушает основы «я» и атакует субъекта на уровне эссенции. В этом случае попытка «посмеяться над этим» приведет к бессильной мании[16 - Подробнее о травме можно узнать из моей докторской диссертации «Воплощение реального: междисциплинарное исследование субъективности, травмы и духовной культивации». В ней я демонстрирую феноменологию травмы и ее ценность для развития инсайта, который может привести к посвящению себя духовной практике (Тимофеев 2019, 43, 54, 115).].
В даоизме алхимические практики развития ума и воли, управления По с помощью Шэнь и Хун с помощью Чжи, усмирения желаний, «забывания» эмоций и перестройки интеллекта должны сочетаться с такими внутренними искусствами, как Цигун, Нэйгун и Даоинь. Таким образом, обеспечивается гармонизация дыхания – аспекта По и крови/Ци – аспектов Хун, или, как говорится в алхимической классике, происходит «соитие дракона и тигра». Высокомерие Хун и жажда По усмиряются и уходят благодаря осознанности и сдержанности. Умелое использование дыхания и циркуляция Ци, наряду с достаточным отдыхом, физическими упражнениями и питательной диетой, устанавливаются одновременно, чтобы максимизировать эффективность функционирования организма.
Говорят, что таким образом
«дракон сворачивается, тигр садится, сущность стабилизируется, а чувства забываются, образуя истинный смысл и истинную сущность, так что энергия смерти становится энергией жизни» (Бо Дуан 1987, 31).
С этого момента тело человека начинает генерировать «выпрямленную Ци». Согласно Лю Имину, это гармонизирующее свойство Земли или Энергии, которое занимает центральное место в Схеме 1 с добродетелью настоящей правдивости:
Когда в центре находится истинная правдивость, сущность стабильна; когда функция истинной стабильности выводится вовне, чувство становится гармоничным. Когда сущность стабильна, а чувство гармонично, сущность и чувство возвращаются к корню, как муж и жена в блаженном объятии. Благожелательность, справедливость, вежливость и знание возвращаются к единой правдивости; сущность и смысл, жизненная сила и дух, соединяются в единую энергию. Небо, земля и человечество встречаются; пять энергий возвращаются к основе, возвращаются к истокам и возвращаются к фундаментальному, и золотой эликсир завязывается. Это называется духовным эмбрионом» (Бо Дуан 1987, 31).
Отсюда даоизм и буддизм снова идут разными путями. В буддизме свет Изначального Духа используется для созерцания непостоянства, непривлекательности и бескорыстия тела. Это делается до тех пор, пока ум не «освободится» от отождествления с телом, не начнет четко различать ум и ментальные впечатления и в конце концов не откажется от всякой вовлеченности в пять агрегатов обусловленного существования[17 - Перефразировано из дискурса Луанг Пор Дтун. Путь к счастью через Силу и Самадхи. https://www.youtube.com/watch?v=gWlM4GH1Oio]. Тем самым достигается «распутывание»: ум, подобно огню, освобождается от топлива привязанности к пяти агрегатам и, следовательно, становится свободным[18 - Перефразировано из Таниссаро Бхиккху. Mind like Fire Unbound. 1999. https://www.accesstoinsight.org/lib/authors/thanissaro/likefire/2-1.html]. В то время как даосская алхимическая практика продолжает культивировать и хранить свет в нижней части живота, очищая его, циркулируя по микрокосмической орбите и производя «тело вне тела», тем самым обретая духовное бессмертие: способность входить и выходить из самсарических миров по своему желанию.
Обобщение
Вернемся к началу: как модель вусинг соотносится с драйвом и субъективной структурой?
Баланс между Хун и По, воля Чжи, степень развития Шэнь и сформированность И определяют субъективную структурированность. Так, преобладание По при недостаточном развитии Шэнь приводит к формированию субъективностей слитого типа, таких как аутистизм, психоз и перверсия. В этих случаях влечения Иньской души преобладают над стремлениями Хун и различением Шэнь, заставляя И и Чжи функционировать в угоду этим влечениям. В этих случаях жизненная сила субъекта и его намеренная активность направлены на поддержание и формирование состояния полного или частичного слияния с другим. Однако если Шэнь вводится через функцию отцовского запрета и закона – Имени Отца – и в то же время направляет Янскую душу субъекта на реализацию его сокровенных устремлений, возникает невротическая субъективность. Здесь произошел определенный отказ от жажды[19 - Пали, танха – тяга или жажда – основополагающая причина страдания согласно Будде. Разделяется чувственная тяга, тяга к существования, тяга к несуществованию. Подробнее об этом в следующей главе.], но лишь для того, чтобы заменить ее исполнением своих желаний. Как мы увидим в главе о неврозе, ловкость в этой погоне за желаниями может привести к формированию не-невротической структуры.
Слияние пяти духов – это базовый уровень практики даосской внутренней алхимии. Однако на уровне субъекта это значительное достижение. Если кто-то объединил преломленные элементы своего внутреннего состава и получил доступ к единой энергии, это означает, что он вышел за пределы детерминизма данной субъективной структуры. Как таковой, человек больше не детерминирован нехваткой бытия, отделен от образа и желания другого, независим от дискурсов Другого как супер-эго, свободен от давления драйва и не подвержен притокам jouissance. Энергия человека течет спокойно и распрямлено, не нарушаемая меняющимися условиями. Мышление человека изменилось с «субъекта» на «культиватора». Человек видит опасность в необузданных желаниях, умственной пролиферации и эмоциональных колебаниях. Поэтому он отказался от участия в мирских страстях и соревнованиях. Но при этом он не превратился в холодного социопата. Напротив, избыток энергии, нравственная добродетель, благотворные душевные качества и мастерство, культивируемые в процессе практики, сформировали его природу очень благотворным образом, так что он стал «источником благодати для мира».
Однако существо, чья энергия объединена, все еще остается «субъектом» в Лакановом смысле, поскольку его сознание все еще опирается на означающие. Даже сформировав свой ум в соответствии с учениями духовных традиций так, чтобы его понимание было правильным для поддержки единой Ци, он все еще подвержен языковым означающим, с помощью которых передавались учения этих традиций. Верно, что «Дхамма поддерживает тех, кто поддерживает ее»[20 - Эта строка часто встречается в вечерних песнопениях, исполняемых лесными монахами Тхеравады.], и действительно, даже полностью просветленные араханты, такие как Ачария Мун, воспевали, вспоминали и проповедовали Дхамму до конца своих дней после просветления (Маха Боова 2005, 306).
Быть полностью свободным и быть субъектом в рамках языка – не взаимоисключающие условия. Тем не менее, для полностью свободных людей языки являются тем что они есть: всего лишь несовершенные знаковые системы, применяемые (наряду с другими искусными средствами) для передачи Пути практики. В то же время, как мы увидим далее, важнейшее различие между субъектом и просветленным существом содержится в определенном объединении, основанном на отказе от механизма структурного исключения. Таким образом, исключение репрессированного для невротика, отвергнутого для субъекта психоза, ниспровергнутого для перверта и предзакрытого на уровне единичной черты для аутиста, соответственно, есть то, что преодолевается просветленным существом. Для того, кто завершил свою духовную практику, больше не существует отчуждения в образе, голосе, jouissance или желании другого. Это происходит через принятие ответственности за Реальное на уровне исключенной части драйва и обучение жить с ним, больше не «полагаясь ни на что в мире».
В первой части этой книги рассказывается о том, как можно работать с различными субъективными структурами, чтобы добиться такого объединения преломленных духов, которое позволит обрести определенный покой и освободиться от страданий, связанных с самоидентификацией. Именно это мы и рассмотрим в следующих главах.
Невротическая субъективность
Вытеснение и Реальное дуккхи
Психоанализ опирается на сформулированный Фрейдом механизм репрессии или вытеснения (Фрейд 2001a, 15).
Первичное вытеснение связано со структурным отсутствием Другого. Невыносимая интенсивность, относящаяся к Реальному влечений, не может быть полностью удовлетворена Другим. Зарождающаяся двигательная беспомощность человеческого младенца требует постоянной поддержки со стороны отражающего заботу другого, но она неизбежно не достигается (Верхаге 2004, 189). Отсутствие полного ответа другого – это изначальное вытеснение, лежащее в основе любой субъективности (Бреннер 2020, 42).
Это вытекает из фрейдовского различения между aussto?ung (Нем.: аусштоссунг) и bejahung (Нем.: беяхун) (Фрейд 2001b, 233—240): вытеснение и утверждение. Верхаге рассматривает первичное вытеснение как «структурную травму» (Верхаге 2004, 248—249), которая, если ее не переработать, приводит к актуальной патологии, а если переработать, то к психопатологии. Тем не менее, для Лакана эта сумма jouissance, которая изгоняется до всякой символизации, составляет интимное ядро любой субъективности. Поскольку это ядро было изгнано за пределы эго, он назвал его «экстимным» (Лакан 2008, 139).
Что же вытесняется? С точки зрения психоанализа, это давление драйва. Однако с точки зрения Дхаммы это неудовлетворенность, относящаяся к существованию. Телесное существование с самого начала вызывает страдания: беспомощность, фрагментация, интенсивные психофизические явления и внутренняя недостаточность зеркальной заботы изгоняются. Кроме того, асавы, или каммические оттоки из предыдущих существований, накладываются на зарождающегося субъекта, создавая отдельный слой дуккхи[21 - Верит ли человек в продолжение каммы из предыдущих существований или нет, не имеет значения в отношении субъективности. То, что предшествует любой субъективности, – это давление драйва (читай, тяги; подробнее об этом в подглаве «Драйв и желание»). Считайте это изначальной «асавой». На основе влечения к приятному аспекту драйва возникает отвращение к изгоняемому, сопровождаемое агрессивностью. Наличие либо тяги, либо агрессии, либо и того, и другого свидетельствует о невежестве в отношении «истинной природы вещей». Последнее относится к категории трансцендентной мудрости, когда субъективное заблуждение и навешиваемые на него ярлыки проработаны: это и есть область плодов духовной практики.]. И наконец, самое главное – давление неведения. Именно неведение – незнание этого тела, как оно есть, незнание того, что изгоняется, как оно есть, и незнание Дхаммы, которая может дать символические рамки для правильного структурирования Реального, относящегося к драйву[22 - На основании вышеизложенных аргументов я назвал вытесненные явления «Реальным дуккхи». Согласно Дхамме, именно изначальное отрицание и экстернализация Первой Благородной Истины страдания является основой человеческой субъективности. Более подробную проработку категории Реального в связи с Дхаммой можно найти в моей диссертации (Тимофеев, Е. 2020, 65)]. Отсюда можно сказать, что первичное вытеснение есть не что иное, как проявленное фундаментальное неведение – авидья. Из авидьи следуют жадность, ненависть и заблуждение, но это уже вопрос вторичного вытеснения и самсарического блуждания.
Можно с уверенностью сказать, что дуккха – это самое сокровенное ядро субъекта, хотя и вытесненное вовне. Поэтому первичное вытеснение в другом месте называется «отсутствием бытия» (Лакан 1991, 223). Если субъект не обучен Дхамме с раннего возраста, дистанцирование от этого ядра будет усиливаться во время вторичного вытеснения. В частности, посредством инкорпорирования означающих и их аффектов, связанных с успешным зеркальным отражением другого, субъект конструирует эго. Параллельно с этим отделенные от аффектов означающие, относящиеся к Реальному дуккхи, изгоняются в бессознательное.
Аффекты, однако, сохраняются в психофизическом континууме, для описания которого у психоанализа нет адекватных рамок. Тем не менее в даосских искусствах этот континуум известен как Цзин, Ци и Шэнь. А именно, посредством Ци (вибрационной информации) качество Шэнь (приобретенного сознания) вписано в Цзин (сущность). Поэтому оно сохраняется в форме и тонусе тканей тела, состоянии органов, качестве физического здоровья и психического функционирования.
Здесь можно выделить два уровня аффектов:
– Врожденные. Это аффекты, оставшиеся от предыдущих существований и заключающиеся в хроническом дефиците систем органов, крови и эссенции. Это корень многих хронических заболеваний и врожденных недееспособностей. Врожденные аффекты невозможно изменить, пока человек не выйдет за пределы своего приобретенного функционирования и не создаст избыток Янской Ци. Циркуляция последней изменяет все тело на клеточном уровне, вплоть до костей и спинно-головного мозга. По определению, врожденные аффекты связаны с первичным вытеснением Реального дуккхи и могут быть освобождены только через практику Дхаммы. Это фундаментальная задача духовного возвышения, которая стоит перед каждым живым существом.
– Приобретенные. Это именно блокировки, временные недостатки, комплексы, обсессивно-компульсивные тенденции, торможения и конверсионные симптомы, возникшие в результате временной обусловленности текущего существования. В рамках невротической субъективности это аффекты вытесненных означающих, запечатленных в теле посредством Ци. Благодаря меньшему, по сравнению с врожденными, времени, затраченному на их энергетическое поддержание, эти аффекты могут быть отпущены с помощью различных терапевтических модальностей, упомянутых выше. Кроме того, в даосских внутренних искусствах процессы открытия каналов, укрепления нижнего Даньтиен-поля, циркуляции Ци и Цзыфагун, или спонтанного движения энергии, которые являются частью систем Нейгун (внутренней работы), служат цели избавления приобретенного «я» от аффектов вторичного вытеснения.
Невротическую субъективность отличает от других структур то, что противостоит вытнснению Реального дуккхи. Это bejahung – утверждение первичного означающего. Лакан обозначил конструкцию первичного означающего из структурной лингвистики и теории множеств, согласно которой отсутствующий элемент в означающей системе определяет функциональность всей системы. Первичное означающее
«отличено от значения… характеризуется тем, что само по себе не обладает буквальным смыслом» (Лакан 1993, 156).
Это, в свою очередь, создает условие для смысла во всем символическом порядке. Нетрудно заметить, что таким образом первичное означающее отводит пространство для пустоты внутри психической реальности[23 - Здесь «пустота» вполне может быть заменена на «бессмыслицу». Как отмечает Макгоуэн, именно бессмыслица символического запрета служит основанием для актуализации желания субъекта, точно обозначая разницу между невротической и психотической субъективностью (Миллс 2019, 110). Вследствие закрытия абсурдного измерения мастера-означающего субъект психоза не может артикулировать свое желание независимо от требований (материнского) другого.].
Как появляется это означающее? Через запрет и закон. А именно, в рамках Эдипова комплекса запрет (отцовского) другого/второго другого структурирует поток значений в обмене между зарождающимся субъектом и (материнским) другим/первым другим. Как уже говорилось, субъект включает в себя приятное зеркальное отражение первичного воспитателя, будь то мать, сестра, бабушка, тетя или няня, которое формирует эго и, впоследствии, Воображаемый регистр. Затем зарождающийся субъект цепляется за эту приятную идентичность, которая укрывает его от jouissance Реального, приводящей к дуккхе. Запрет отца, который может быть или не быть биологическим отцом, но должен быть функцией языка, выполняющего закон означения, отделяет младенца от либидинального слияния с (материнским) другим, называя ее требование (Финк 1997, 135) и вводит нехватку в Символический регистр. Препятствуя распространению смысла и, следовательно, jouissance, относящемуся к нарциссическому слиянию, отцовское «нет» и отцовское «имя» гарантируют доступ к желанию. Это то, что Лакан назвал Именем Отца – первичным означающим, которое, будучи запретом, вводит негативность, пространство, пустоту, порядок и, следовательно, бесконечный потенциал для производства смысла либо его позитивное отсутствие в Символическом.
В энергетическом плане появление мастера-означающего выравнивает поток Ци в направлении верхнего энергетического поля, расположенного в мозге, и поддерживает структурированной волевое намерение. Оно гарантирует способность трансформировать сеть энергетических интенсивностей, относящихся к диссонирующим ментальным состояниям, и формировать окончательный довод, который останавливает ментальную пролиферацию. Повторное применение функции мастера-означающего создает постоянство в потоке Ци вверх, чтобы питать мозг, и уменьшает утечку Ци.
Платой за способность циркулировать свой jouissance по системе означающих является ограничение языка. Как пишет Полин:
«Нормальная» невротическая структура предопределена гарантией S1[24 - Здесь и далее S1 означает Имя Отца, главное или первозданное означающее бессмысленного утверждения.], которую она дает, когда находится, как отсутствующее означающее, в поле Другого. Это позволяет субъектам участвовать в социальных конвенциях языка, несмотря на то, что эта структура является по сути беспочвенной системой, ориентированной вокруг – и пронизанной – Отсутствием. Если психоз обычно характеризуется заблуждением (заблуждениями), то Лакан заставляет нас рассмотреть, как «нормальные» невротики участвуют в заблуждении нулевого уровня, по сравнению с которым заблуждения в психозе оцениваются как таковые (Полин 2019, 33).
Это напоминает нам о том, что язык – это система означений, а не вещь сама по себе. Именно язык формирует бессознательное: вытесненные означающие вступают в отношения с другими означающими и образуют нарративы, которые своим особым способом отношения к отсутствию бытия определяют подкатегорию невротической структуры: истерическую, обсессивную или фобическую. Язык также всегда является чем-то взятым у другого. Следовательно, этот «другой» и способ обмена также определяют определенную невротическую модальность. Наконец, когда все другие исключены из уравнения, отношение к языку является конституирующим для любой субъективности.
В конце концов, лингвистические ярлыки заменяют вещи, и непосредственный опыт отчуждается от субъекта. Это отчуждение от непосредственного опыта через присвоение Воображаемой идентичности как эго и приобретение Символической идентичности как более сложной личности с ее предпочтениями и интеллектом является отличительной чертой невротической субъективности. Реальное и его аффекты, будь то врожденные или приобретенные, остаются исключенными и вытесненными. И все же это Реальное – то, чего невротик жаждет своими мечтами, страхами, тревогами, конверсионными симптомами, косноязычием, шутками и искаженной речью, навязчивым поведением, стремлением к соблюдению правил и ритуалов. То, что было вытесненно, возвращается.
***
Прежде чем рассматривать фундаментальные фантазии невротической структуры, давайте отвлечемся на даосскую теории инь и ян.
По сути, инь – это организующее качество, а ян – анимирующее. Инь – это форма; ян – то, что ее оживляет. Применительно к человеческой психике инь – это структура языка, а ян – либидинальная энергия. Первозданное означающее – это место, где либидинальная энергия достигла пика и зацепилась за структуру языка, тем самым слившись с ней в бессловесную эпифанию. Лакан заметил по поводу эпифаней Джойса, что все они имеют один и тот же эффект: «бессознательное связывается с Реальным» (Лакан 2016, 134). Будучи субъектом психоза, Джойс столкнулся с необходимостью выковать свое синтоматическое решение[25 - Sinthome – термин, придуманный Лаканом как слияние «saint» и «homme», что позволяет получить «святого человека». Будучи четвертым кольцом Борромеева узла, он заново связывает субъективность особым образом, тем самым стабилизируя структуру. При неврозе синтом формируется через проработку множества невротических симптомов, что позволяет производить мета-знание – S2 – и заново переживать аффективность, относящуюся к подавленному означающему материалу. В то время как в психозе синтоматическое развитие представляет собой переработку Символического регистра, при которой Символическое отделяется от Реального посредством синтома, который связывает его с Воображаемым, тем самым организуя последнее. Синтом в перверсии – это такое развитие, при котором тенденция к (неправильному) присвоению языка для ограничения jouissance оспаривается и перерабатывается со ссылкой на Имя Отца. Здесь гибкое использование языка первертом подвергается строгости установленной методологии, что позволяет перверсивному субъекту пересмотреть свою модальность наслаждения. Тем не менее, поскольку перверт – мастер обходить закон в свою пользу, моральные заповеди должны быть подчеркнуты с акцентом на этике непричинения вреда и самодостаточности. В рамках аутистической структуры синтом может быть развит на стадии «углубления обода», когда достаточно сложный аутистический знаковый язык зацепился за определенную область интересов и субъект достиг в ней экспертных знаний. Здесь давление драйва может быть организовано без опоры на область интереса – синтетического Другого – и таким образом может начаться внедрение нехватки.] для Реального дуккхи. Однако Джойс в этом не уникален. Каждый субъект сталкивается с феноменами страдания, непостоянства и отсутствия окончательной самости своей натуры, относящейся к существованию.
Эпифания мастера-означающего – это момент триумфа гнозиса над невежеством. Именно поэтому некоторые эпифании, такие как слова Будды, заучивались и перечитывались практикующими на протяжении тысячелетий. Даосская классика, буддийские сутты, суры Корана и стихи Библии относятся к тем же категориям первозданного означения, которое связывает бессознательные образования с Реальным, позволяя им тлеть и гореть, пока они не погаснут, «уничтожив свои аффекты» (Мун Буридатта Тера, 1995). Путь к миру завершается победой правильного гнозиса над фундаментальным неведением. Этот Путь необходимо соблюдать, поддерживать и доводить до конца путем развития. Таким образом, либидинальная энергия должна управляться и формироваться правильным гнозисом, во-первых, через запрет (заповеди нравственного поведения), во-вторых, через теорию (формирование Йи с помощью учений духовных традиций), в-третьих, через практическое применение (жизнь по заповедям и Дхамме) и, наконец, синтоматически, то есть путем применения классических учений к своей конкретной каммической ситуации и симптомам.
Многие люди в наши дни переходят к четвертой части, не обращая внимания на три предыдущие. Они хотят практиковать духовность так, как это им подобает, – так, кажется, утверждают представители нью-эйдж. Однако это не что иное, как удовлетворение прихотей своих приобретенных личностей, ведомых пороками ума. В то время как при классическом обучении стремящийся к духовным искусствам смиряется перед традицией и принимает практику как данность, честно выполняя ее. Он сдерживает свою либидинальную энергию и использует правильные источники из символического регистра традиций для формирования своего ума, который, в свою очередь, формирует Ци и со временем изменяет тело, очищая его от аффектов вытеснения. Очищенная система затем возвращается в Шэнь, открывая путь к прямому переживанию и познанию реальности. Таков традиционный подход к очищению.
Фундаментальная фантазия
Напомним, что в самом начале субъективности мы имеем настойчивое давление Реального, относящегося к дуккхе, которое изгоняется, формируя эго. В рамках обмена эго с первым другим (будь то мать или кто-то еще) начинается процесс непрерывной инкорпорации. Затем этот процесс нюансируется разделяющей способностью второго другого (будь то отец или кто-то еще), в результате чего невротический субъект приобретает главное означающее. Этот процесс расщепляет и субъекта, и Другого, порождая разделенного субъекта и разделенного Другого. Таким образом конструируется фундаментальная фантазия, которая представляет собой воображаемо-символическую теорию сознания, очерчивающую идентичность человека по отношению к Другому. Общая схема фундаментальной фантазии выглядит следующим образом:
Матема 1 – Фундаментальная фантазия, общая формула
Разделенный субъект (перечеркнутое S) противостоит jouissance, относящемуся к драйву (a для objet a), через визуализацию желания и языка другого (зачеркнутое A для «Autre» – по-французски «Другой»). Субъект разделен в результате отсутствия полной символизации травматического jouissance, относящегося к драйву. Другой разделен в результате осознания субъектом того, что в символическом порядке отсутствует окончательное означающее, отвечающее за три аспекта существования:
– Гендерная идентичность;
– Сексуальность;
– Самоидентификация.
Это, в свою очередь, может быть обобщено в трех отрицаниях внутри Символического, сформулированных Лаканом, которые образуют цепь причинно-следственных связей:
– Женщины не существует: в рамках Символического, которое построено на примате фаллоса, или главного означающего, для репрезентации женской идентичности, нет никаких окончательных означающих элементов. Следовательно, нет окончательного ответа: единственная и неповторимая (настоящая) женщина не может быть найдена в языковом регистре психики.
– Сексуальных отношений не существуют: нет убедительной символизации отношений между различными гендерными идентичностями из-за отсутствия означающего для женственности. Внутренние различия в структурировании фундаментальных фантазий в различных субъективностях делают сексуальные отношения несуществующими, поскольку субъекты, вовлеченные в отношения друг с другом, никогда не находятся там по-настоящему.
– Другого в Другом не существует: в Символическом нет конечной инстанции, которая могла бы окончательно определить позицию субъекта по отношению к jouissance и желанию. Кроме того, из-за отсутствия в языке возможности обозначить Реальное, относящееся к «темному континенту» женского jouissance, Символическое отмечено предписаниями бессилия и невозможности, что делает перемещение желания в цепи означающих по сути «промахом» (Верхаге 2004, 363).
В результате субъективное становление по типу фундаментальной фантазии сохраняется вне сознательного волеизъявления субъекта в попытке дистанцироваться от травматического jouissance, относящегося к Реальному несимволизируемого. В невротической субъективности этому дистанцированию противостоит приобретение желания.
Матема 2 – Фундаментальная фантазия в неврозе
Приведенная выше матема представляет собой общую формулу фундаментальной фантазии в неврозе: разделенный субъект (перечеркнутое S), нюансированный воображаемой функцией кастрации (негативное phi), то есть отцовскими «нет» и «именем», сталкивается с реальностью дуккхи (a for objet a), а именно с потерей объекта своего jouissance. Впоследствии открывается пространство желания, в котором невротический субъект устремляется в погоню за мечтой об утраченном jouissance по «перевернутой лестнице закона желания»[26 - Смысл кастрации, по Лакану, таков, что от jouissance приходится отказываться только для того, чтобы вновь достичь его «на перевернутой лестнице закона желания» (Лакан 1977, 358).], в которую выкристаллизовался мастер-означающее на основе определенной семейной динамики. Характер зеркального отражения от первого и второго других тем самым структурирует фантазию фаллического мастерства и определяет категорию невроза. Однако невротик обнаруживает, что объект его фаллической фантазии мастерства неумолимо смещается. Это знаменует структурную невозможность в рамках Символического, а именно неспособность полностью реализовать jouissance, относящийся к драйву, посредством языка и культуры. Такова нехватка бытия.
Фундаментальная фантазия в не-неврозе
Прежде чем погрузиться в вариации фундаментальной фантазии, давайте посмотрим, что Лакан предлагает считать не-неврозом[27 - Финк указал на намек Лакана на не-невроз в тексте «Субверсия субъекта и диалектика желания» (Финк 1997, 184), где Лакан говорит об Алкивиаде из «Симпозиума» Платона. Здесь он рассуждает о том, что Алкивиад, не видя пениса Сократа, возвышает последнего до некоего ?????? (Греч. agalma – статуя/пьедестал). Эта агальма – «драгоценное, блестящее, сверкающее нечто, которое Лакан интерпретирует как желание самого Сократа, желание или способность желать Сократа» (Финк 1995, 59). Далее Лакан приводит аналогию с женщиной, скрытой за вуалью: «отсутствие пениса превращает ее в фаллос, объект желания» (Лакан 1977, 356). Таким образом, Алкивиад воображает фаллическое совершенство в Сократе и хочет, чтобы Сократ признался в своем желании. Позже в тексте Лакан замечает, что «Алкивиад, конечно, не невротик» (Лакан 1977, 357), потому что он действительно желает и «идет по пути jouissance настолько далеко, насколько может». Тем не менее, история показывает, куда этот путь привел Алкивиада. Однако структура невроза, о которой идет речь, парадоксальна: кастрированный объект желания имманентно фалличен.]. В этом случае схема фундаментальной фантазии будет выглядеть следующим образом:
Матема 3 – Фундаментальная фантазия в не-неврозе
Функция воображаемой кастрации применяется к объектной причине желания. Как это может быть? В диалоге Алкивиада и Сократа, о котором упоминает Лакан, Алкивиад понял это, не видя (настоящего) пениса Сократа. Таким образом, происходит воображение последнего: объекту, вызывающему желание, приписывается чисто фаллическая значимость. Как утверждает Лакан, отсутствие пениса превращает objet a в фаллос: чистый объект желания. Тем самым изначальная кастрация, несовершенство, посредством желания, возносится на пьедестал чистого совершенства. Это парадоксальный самообман желания: видя объект кастрированным и лишенным недостатков, оно, тем не менее, цепляется за него без дальнейших сомнений. Не возникает никаких сомнений относительно внутренней ценности кастрированного объекта. В этом случае можно сказать, что желание не ограничивается, но полностью поддерживается мастером-означающим – если хотите, наделено властью.
Очень важно рассмотреть, куда может завести субъекта полноценное стремление, не подкрепленное правильной системой духовной практики. С точки зрения буддизма, даже если субъект не-невротичен, но лишен Пути, то такой субъект будет обречен на блуждание в самсаре, гибель и перерождение.
Буддхадхамма предлагает выход: признавая несовершенство всех объектов своего jouissance, а именно их быстротечность, неудовлетворительность из-за быстротечности и фундаментальную непринадлежность к себе или другим, человек обретает понимание «трех характеристик существования»[28 - Аничча, дуккха, анатта: непостоянство, неудовлетворенность, бессамостность. Все обусловленные дхаммы (Пали, sammuti sacca) отмечены этими тремя качествами. В отличие от необусловленных дхам (Пали, paramattha sacca), в которых корень хватания разрушен и, следовательно, двойственность наблюдателя и наблюдаемого больше не сохраняется. Существует разговорный аргумент о «придирчивом» характере буддийского отношения к реальности: неудовлетворительность видна во всем. Разве буддисты не могут быть довольными и не ныть по поводу неудовлетворенности явлений? Безусловно, могут. Что касается характерного для буддизма отношения к жизненным страданиям, то я называю его «невинной отстраненностью» (Тимофеев 2019, 61). В Анатта-лакхана-сутте Будда задает своим первым четырем ученикам вопрос: можно ли называть «собой» то, что ненадежно и подвержено прекращению? Стоит ли называть то, чему суждено распасться, «я» или «мое»? Ученики Будды свидетельствуют, что это не так. Существует непринятие конечности обусловленного существования как относящегося к своему (истинному) «я». Не принимая этого, не обожествляя этого, практикующий Дхамму стремится к тому, что является истинно благородным, постоянным, неоформленным, неумирающим – к Ниббане. Это не-невротическое отношение является сутью Благородного пути Будды к прекращению стресса.]. Здесь несовершенство не фаллически идеализируется, а осмысливается с самообладанием и мудростью. Искренне признав нехватку внутри jouissance, все еще разделенный субъект перестает гнаться за фундаментальной фантазией о полном фаллическом удовлетворении. Для такого субъекта еще предстоит работа по раскрытию того, что было изгнано. Однако больше нет тоски по утраченному jouissance, поскольку есть ясное понимание того, что, помимо вытесненного, jouissance вообще не было изначально.
Утраченный объект или objet a – это мираж удовлетворения, достигнутого в результате утверждения части драйва. Этот мираж поддерживается настойчивыми ностальгическими воспоминаниями о мгновенном блаженном слиянии с первым другим во время предродовых месяцев и грудного вскармливания. В погоне за миражом этого единства невротические субъекты колеблются между языком и Реальным, пытаясь воплотить то, что, как им кажется, было утрачено.
Не-невротический субъект без сомнений гонится за своими фаллическими мечтами, одновременно превращая неудовлетворенность от Реального дуккхи в «линии полета» для своего желания. Этот субъект искренне признал Дхамму трех характеристик и как бы «отстранен» от мира возможностей для желаемого становления. Это еще одна структурная категория, которая не попадает на кушетку психоаналитика: категория культиваторов – подробнее о ней во второй части этой книги.
Фундаментальная фантазия в истерическом неврозе
Отделение от вечной жизни[29 - Лакан проиллюстрировал процесс отделения от вечной жизни метафорой «ламелы», которая улетает, когда человек рождается как сексуально дифференцированное живое существо (Лакан, 2018, 197). В отличие от одноклеточных организмов, которые выживают после деления клеток, сексуально дифференцированные существа не выживают после размножения. Таким образом, жизнь до рождения в качестве многоклеточного организма – это вечная жизнь, и первое отделение субъекта происходит именно от нее.], отделение от материнского лона и отделение от груди – последовательные процессы становления субъекта. Выход за пределы субъекта знаменуется отделением от образа и желания другого, отделением от связанного с этим взгляда на идентичность, отказом от сомнений в Дхамме, отказом от обрядов и ритуалов, которым слепо следовали. Впоследствии происходит отказ от всех форм чувственности, собственничества и недоброжелательности. За этим следует отказ от желания материального или нематериального перерождения, отказ от самомнения, беспокойства и невежества[30 - Здесь перечислены традиционные десять оков (Пали, dasa samyojana) на пути к освобождению. Считается, что тот, кто входит в поток (Пали, sotapanna), отказывается от первых трех: взгляда на себя как некто, скептических сомнений и привязанности к обрядам и ритуалам, что укрепляется с принятием пяти заповедей в качестве образа жизни. Однажды возвращающийся (Пали, sakadagami) отказался от чувственности и недоброй воли, но не полностью, в то время как не возвращающийся (Пали, anagami) отказался от них полностью, поэтому перерождение в царстве желаний (Пали, kamadhatu) для такого существа не происходит. Полностью просветленное существо (Пали, arahant) отказалось от желаний материального и нематериального перерождения, от самомнения, беспокойства и невежества. Однако на этом уровне практики мы уже не говорим о тщеславии и беспокойстве, связанных с воззрением на себя и просто беспокойным умом в соответствии с пятью препятствиями, о которых мы поговорим позже. Есть тщеславие, связанное с достижениями практики, и беспокойство, имеющее отношение к рвению к практике. Аджан Маха Боова, считающийся арахантом, затрагивает эти виды беспокойства и тщеславия в своей беседе: https://www.youtube.com/watch?v=_ZKviglubio&list=PLYzMT0jWneu2r5024esrntj3lNOwg9YEH&index=47.]. Те, кто прошел этот путь отделения, становятся фундаментально свободными, полностью просветленными и никогда больше не входят в утробу матери.
Давайте сделаем паузу между отделением от груди и отделением от образа и желания другого, потому что именно в этом промежутке онтологически действует невроз.
Невроз истерии, в частности, таков, что тревога разлуки преодолевается путем превращения себя в объект желания (материнского) другого. Истерический субъект идентифицируется с тем, чего не хватает (материнскому) другому, и реализует себя как восполнитесь этой нехватки. При этом истерик направляет тревогу, связанную с реальностью дуккхи, в проект непрерывного исполнения желания другого. Если другой желает, то место истерика как объекта гарантировано, а порядок языка, который есть Другой, заселен. Таким образом, формула фундаментальной фантазии истерика может быть записана следующим образом:
Матема 4 -Фундаментальная фантазия в истерическом неврозе
Субъект отождествляется с objet a[31 - Объектная причина желания выглядит следующим образом: во-первых, влечение кристаллизуется на частичном объекте, будь то сосок, сцибалум, образ или звук в соответствии с оральным, анальным, скопическим и инвокаторным частичными драйвами соответственно. Во-вторых, частичный объект передается через Другого, то есть через язык, что порождает четыре разных вида objet a: вбирание ничто, отдавание ничто, взгляд и голос (Ванхель 2014, 133). Эти проявления objet a – то, как Реальное сохраняется, несмотря на непрерывную репрезентативную деятельность «говорящих существ». Следовательно, это то, что относится к Реальному драйва и, следовательно, к дуккхе. Objet a обозначает инаковость изгнанного Реального в данном феномене. Когда субъект занимает позицию objet a, отсутствие бытия не рассматривается внутри себя, а прорабатывается через другого, что характерно именно для истерии и перверсии.] с наложенной на него воображаемой функцией кастрации, которая служит цели реализации Другого. Если из этой формулы убрать воображаемую функцию кастрации и обозначить Другого как разделенного и отсутствующего, мы получим формулу для перверсии. Это принципиальное различие, поскольку перверт идентифицирует себя с jouissance другого, стремясь полностью его реализовать. Истерик же, напротив, идентифицируется с желанием другого в его постоянно меняющемся потоке, благодаря воображаемой функции кастрации.
Истерик – не всемогущая причина желания другого, как перверт, а его объект. Поэтому истерику нужен кто-то, с кем он хотел бы вступить в симбиотические отношения, – мастер. Найдя такого мастера, истерик ожидает от него ответа на проблему нехватки бытия, но ответ никогда не бывает удовлетворительным. Поэтому истерик кастрирует мастера, возлагая на него вину за неспособность обеспечить удовлетворение, и улетает в поисках лучшего мастера. Конечно, как следует из структурной невозможности когда-либо найти ответ, поскольку ответ – это как раз истерический субъект, перемещение в погоне за идеальным фаллическим Другим бесконечно. Это привело Лакана к выводу, что истерическое желание – это желание вечно неудовлетворенного желания (Лакан 2017, 425).
Позитивный аспект этого затруднительного положения можно найти в творчестве, которое проистекает из истерического дискурса. Продуктом истерического дискурса как такового является именно знание. В поисках ответа, но не имея возможности «включить свет внутри» своей субъективности по отношению к Другому, истерик случайно проводит множество «исследований», задавая вопросы различным «мастерам».
В духовных традициях этот этап известен как «искатель» (Санск.: саньясин), когда человек отправляется на поиски учителя из-за неудовлетворенности собой или миром. Перепробовав различные пути и традиции, успешный искатель останавливается на одном пути и последовательно занимается им, занимая тем самым позицию «ученика». Здесь человек принимает дисциплину, используя практики традиции для работы над собой, чтобы разрешить проблему нехватки бытия.
Именно здесь человек начинает обращать свет внутрь и углубляться в процесс подлинного отделения. Пройдя по этому пути достаточно долго, субъект переходит в статус «посвященного» традиции. Здесь жизнь и практика переплетаются: человек посвящает себя практике. С этой стадией схожа буддийская концепция вошедшего в поток: заповеди нравственного поведения, учения и практики традиции интериоризируются, становясь частью сущности человека. Происходит неизбежное смирение, вытекающее из убежденности в эффективности метода; таким образом, человек уже не перескакивает на другой путь практики или «интуитивно» находит свое синтоматическое решение. Человеком движет вера и последовательное органическое применение метода в сочетании с тесным взаимодействием с учителем.
Эволюция духовной практики происходит через «испытание» учителем. Это называется «девять лет подметания пола», когда человек переживает определенный экзистенциальный кризис, который испытывает и посвященного, и учителя. Если этот кризис преодолен, наступает стадия «трансформации», когда учитель преобразует ученика. Если между учителем и посвященным существовало доверие и открытость, сродни братским отношениям, происходит глубокая передача семени знания, в результате чего субъект «перерождается» в того, кто действительно воплощает искусство данной традиции. Тот, кто затронул это семя связи с Духом – пробуждение – достиг «ученичества» в линии традиции[32 - Этот отрывок был перефразирован из подкаста Дэмиена Митчелла, который можно найти здесь https://www.youtube.com/watch?v=gQy2gXySw9g.]. Этот классический процесс духовного развития, несомненно, характерен для буддийских и даосских систем практики: того, что я называю «духовной традицией».
Конечно, нельзя сравнивать описанный выше процесс с фундаментальной фантазией истерика, поскольку в первом случае происходит движение за пределы невроза и субъективности. Учитывая структуру фантазии истерика, можно с уверенностью сказать, что истерик действительно очень хорошо подходит для того, чтобы начать путешествие к Духу, если ему посчастливится найти традицию, с которой он сможет установить искренние и прочные отношения.
Тем не менее, из аналитических случаев мы узнаем, что наиболее распространен следующий исход. Вначале анализируемый истерик принимает все означающие аналитика, идентифицируясь с его желаниями, интерпретациями и, в конечном счете, знаниями. Быстро наступает улучшение психического состояния пациента, сопровождаемое либидинальным ликованием и энтузиазмом по поводу терапии. Однако так же быстро это улучшение нивелируется, поскольку истерик обнаруживает, что либо аналитик недостаточно хорош как мастер дающий знание касательно jouissance, либо истерик недостаточно хорош и должен поддерживать терапию любой ценой, тем самым становясь зависимым от аналитика (Верхаге 2004, 381). В последнем случае разница между терапией, идеологией и сектантством стирается, превращая все в совокупность, в которой постоянная погоня за неудовлетворенными желаниями происходит за счет жизненной силы, здравомыслия и свободы воли участников. К сожалению, такой исход порой встречается в системах духовных практик.
В сексуальных отношениях позиция истерика характеризуется определенным отвращением к сексуальности. Истерики хотят быть причиной желания другого, а не объектами его jouissance. Поэтому они избегают доставлять партнеру полное либидинальное удовлетворение. Нередко во время полового акта истерик воображает себя кем-то другим, что гарантирует отсутствие реального присутствия и, следовательно, не затрагивает реальную тревогу, связанную с драйвом. Лишенный этой радикальной открытости к себе и другим на уровне влечения, истерический субъект отправляется на поиск сексуальных партнеров, подобно поиску «мастеров».
В то время как дар искренности, доверия и храбрости в сексуальных отношениях, а также готовность преодолеть фундаментальную фантазию воплощения чужого объекта невыполнимого желания – редкое благословение, все же его не следует путать с духовной практикой. Последняя требует иного принципа, а именно – созерцания Духа напрямую, независимо от бессамостного отражения другого в акте близости. Мы коснемся этого принципа в заключительной главе.
Что является основой пути практики для субъекта с истерической структурой? Повернуть свет внутрь, взять на себя ответственность за свое желание, отказаться от отождествления с объектом, вызывающим желание другого, встретиться лицом к лицу с Реальным дуккхи и с тревогой, связанной с ним, «в этом саженном теле». Почти повсеместно приходится проходить через множество феноменов конверсии, возникающих в результате вытеснения подавленных означающих на тело. В данном случае речь идет о теле стадии зеркала: воображаемом, сексуализированном, хрупком теле, предполагаемом в аффективном отражении других и инкорпорированном означающих, которые гарантируют удовольствие и целостность. Необходимо учитывать особый характер диалектического обмена означающими в рамках Символического: артикуляция истерика всегда проходит через фаллическую инстанцию (S1), создавая постоянно раздвигающийся горизонт знания. Знание в истерии разрастается, но оно пусто, поскольку основной вопрос, о котором идет речь, а именно тревога, относящаяся к Реальному, им не затрагивается. Истерик любой ценой избегает его затрагивать. Отсюда постоянное стремление к новым знаниям, которые скользят на полозьях неудовлетворенного желания.
Фобия
Находясь на стороне истерии, фобия действует, поддерживая функцию Имени Отца, подобно перверсивному закону. Однако разница в том, что объекту фобии, в отличие от преверсивного закона, удается более долговременно регулировать jouissance, относящийся к первому требованию другого об удовлетворении. Из-за неспособности отцовской фигуры/функции установить эдипову триангуляцию субъект-фобик вынужден прибегать к самосозданному ограничению jouissance.
Объект, вызывающий страх у фобика, одновременно останавливает требование (материнского) другого своим качеством поглощающего, пожирающего слияния. По словам Финка, фобия – это рассвет невроза в целом (Финк 1997, 205), когда некая форма означения рудиментарно проделывает брешь в требовании другого, позволяя человеку искать идентификацию с желанием Другого с последующим каскадированием последнего через сеть означающие. Фобический объект, таким образом, является одновременно ограничителем отчуждающего слияния с (материнским) другим и лазейкой в него. Провоцирующее страх качество этого слияния проистекает из позиции воплощения объекта наслаждения другого. Сведение себя к объекту чужого драйва сопряжено с трепетом, поскольку заставляет задуматься о своей безопасности на уровне эссенции.
Предикамент психического расстройства – это недостаточная инсталляция функции отца. Отсутствуя, она дает начало субъективным структурам, которые частично или полностью поглощены jouissance, относящимся к изначальному слиянию с (материнским) другим. Даже в невротических структурах, где метафора отца установлена, она всегда установлена частично: в ядре воображаемой структуры, известной как эго, сохраняется определенная степень цепляния за слияние с первым другим. Для цепляния нет другого решения, кроме духовной практики. Однако существуют различные подходы к ней, определяемые в первую очередь предрасположенностью, темпераментом и сочетанием врожденных и приобретенных склонностей субъекта. Эти факторы определяют выбор наиболее подходящего средства для освобождения от нарциссического цепляния, отождествления и порожденной им трясины заблуждений.
Фундаментальная фантазия в обсессивном неврозе
В отличие от истерика, обсессивный неротик преодолевает отделение от груди посредством самореализации. Здесь задействованы два механизма: изоляция и инкорпорация. Обсессивный изолирует означающие, относящиеся к нехватке, и включает objet a в себя. Фрейд пишет об изоляции следующим образом:
Мы знаем, что при истерии можно вызвать амнезию травматического опыта. При обсессивном неврозе этого часто не удается достичь: переживание не забывается, но, напротив, лишается своего аффекта, а его ассоциативные связи подавляются или прерываются, так что оно остается как бы изолированным и не воспроизводится в обычном процессе мышления. Эффект этой изоляции такой же, как и эффект вытеснения при амнезии (Фрейд 2001c, 120).
Таким образом, означение, относящееся к Реальному дуккхи, вырывается из ассоциативных связей внутри Символического и лишается своего аффекта. Это делается в угоду воображаемой тотальности, которую обсессивный субъект лелеет[33 - Финк намекает, что принципиальная разница в воспитании между обсессивными и истериками заключается в том, что первым дается больше любви, заботы и внимания, а вторым – меньше. Поэтому обсессивный невротик воспитывается под впечатлением, что ему чего-то не хватает, в то время как истерик подсознательно думает, что не хватает другому. В результате обсессивный невротик отправляется в путешествие по непрерывному восполнению нехватки в себе, в то время как истерик делает это с другим (Финк 1997, 183—4).]. Таким образом, бессознательное как бы отрицается. Отсюда характерная жесткая «отстраненность» обсессивного: неверие во внутреннее субъективное расщепление; твердая уверенность в том, что субъект полностью контролирует все свои мысли. Обсессивный, если и занимается психоанализом, то только на уровне теории.
Не следует путать «отстраненность» обсессивного невротика с отстраненностью человека, занимающегося духовной практикой. Первый отстраняется из-за цепляния за квоту jouissance и ошибочного предположения, что он может контролировать свое сознание. Напротив, второй отстранен из-за вовлеченности в практику, которая постепенно искореняет бессознательное через осознанность и ясное понимание. Культиватор приходит к принятию случайности и существенной неопределенности феноменального существования, что способствует большому чувству открытости и легкости независимо от обстоятельств. Напротив, энергетическая динамика обсессивного жесткая и сдержанная из-за цепляния за состояние психического равновесия, которое обеспечивается воображаемым отождествлением с objet a. Постоянный мыслительный процесс должен создавать «идеальную вселенную» обсессивного.
Несмотря на то что обсессивное бессознательное старательно изолируется, давление драйва сохраняется. Обсессивный невротик низводит драйв до низшего уровня, внедряя либидинальные объекты в свою личность, средства к существованию и статус. Они могут варьироваться от символического получения академической квалификации и повышения уровня эмпирических достижений (спорт, финансы, исполнительское мастерство, искусство и т. д.) до приобретения объектов статуса (недвижимость, бизнес, транспортные средства, гаджеты, модные тенденции и т. д.) и карьерного роста. При этом каждый достигнутый объект всегда ведет к другому объекту на «лестнице в небо» фантазии обсессивного. Отсюда и матема:
Матема 5 – Фундаментальная фантазия при обсессивном неврозе
Здесь расщепленный Другой (перечеркнутое А) призван мобилизовать объектную причину желания в ее непрерывном метонимическом смещении посредством фаллической настойчивости, лишь чтобы обнаружить повсеместное отсутствие удовлетворения. Обратите внимание, что разделенный Другой находится на месте субъекта. Это происходит потому, что обсессивный невротик реализовал себя, «успешно» изолировав бессознательное и отдав Другому всю неадекватность, относящуюся к субъективности. Побочным продуктом этого является невозможность достичь своего jouissance, поскольку jouissance отдан Другому. Это гарантирует подавление беспокойства, связанного с Реальным дуккхи. Однако каждый объект удовлетворения, проходящий через Другого, автоматически становится кастрированным, поскольку у субъекта нет прямого доступа к jouissance.
Здесь кроется важнейшее различие между обсессивным и субъектом психоза. Как и обсессивный, субъект психоза искореняет бессознательное из-за идентификации с «единственным»: полное слияние с (материнским) другим, без эдиповой триангуляции. Однако субъект психоза не приносит jouissance в жертву Другому: «оно» остается внутри. Поэтому он не нуждается в повторной инкорпорации. Платой за это является тревога в психозе, монолитная и всепоглощающая.
Из-за отождествления с Другим обсессивный пребывает в размышлениях. Обсессия Декарта «Я мыслю, следовательно, я есть» – это обсессия в ее совершенстве. Онтологическое прозрение Гамлета происходит в том же регистре: «Жив я или мертв?» – «Я жив, но моя жизненная сила подчинена Другому и грозит смертью». В границах языка обсессивный пребывает, пытаясь разрешить вечные вопросы своего бытия. Чтобы противостоять этому, обсессивные невротики любой ценой отрицают свою причастность к Другому. Они стремятся «поддерживать фантазматические отношения с причиной желания, которая ни от кого не зависит» (Финк 1997, 97). В своих фантазиях они являются единственным источником своего jouissance.
Отсюда берет начало позиция обсессивного невротика в сексуальных отношениях: каждый партнер – это временный сосуд для объекта желания, который обсессивный выбирает по своему усмотрению, чтобы иметь или отказаться от него, или так он фантазирует. Для обсессивных невротиков необходимость иметь дело с «инаковостью» другого вызывает тревогу. Поэтому другого «фантазируют», чтобы он соответствовал объекту обсессии. Можно заметить, что это прямо противоположно позиции истерика. Поэтому часто можно увидеть, как двое образуют пару. Именно здесь утверждение Лакана о «несуществовании сексуальных отношений» становится наиболее ясным. В то время как истерик хочет удовлетворить желание другого, но при этом избегает быть объектом его jouissance; обсессивный хочет именно этого jouissance за счет желанной «инаковости» субъективности другого. Очевидно, что истерики будут фантазировать о том, что во время секса они находятся в другом месте, а обсессивные будут представлять себя с кем-то другим. Сексуальные отношения, в которых обе стороны практически отсутствуют, не могут считаться существующими.
Как следует из структуры фантазии обсессивного субъекта, чтобы прикрыть нехватку бытия и обеспечить постоянный доступ к объекту желания, необходимо возвести сложную систему означения. Эти системы, начиная от научных теорий, философских догматов, религиозных доктрин, идеологий, корпоративных кодексов и т. д., в случае с обсессивным субъектом призваны аннулировать желание другого. Желание обсессивного здесь – подчинить другого закону. Однако, поступая таким образом, обсессивный удерживает свое желание на уровне невозможности, поскольку символический закон никогда не сможет полностью охватить Реальное jouissance.
Здесь мы сталкиваемся с еще одним фундаментальным различием между истериком и обсессивным, на этот раз в сфере карьеры. Из-за особой любви к структурированной систематизации обсессивный субъект выбирает карьеру в технических областях с их догмами определенности и точности, в том числе в религиозных организациях. В то время как истерик стремится в сферу искусства, где творческий поиск удовлетворения, инновации и постоянная смена объекта желания гарантируют истерику позицию объекта желания другого.
И истеричность, и обсессивность воплощают общую невротическую характеристику: отказ «принести свою кастрацию на службу jouissance другого» (Лакан 1977, 357). «Во что бы то ни стало другой не должен „кончать“ на меня» – таков невротический девиз. Однако, как ни странно, следуя «непристойным требованиям суперэго» об удовлетворении, невротик вынужден обслуживать jouissance другого в ущерб собственному удовлетворению здесь и сейчас. Это происходит благодаря различным предписаниям, передаваемым из поколения в поколение или добровольно принимаемым на себя «для служения высшей цели». К сожалению, чаще всего такая цель – невротическая конструкция, призванная сохранить эгоистическую тотальность и отгородиться от Реального дуккхи. Напротив, подлинное бескорыстное служение другому возникает из прозрения, знания и видения единства: взаимосвязанности существ в процессе старения, болезни и смерти.
Безусловно, для преодоления невротического самосознания требуется тщательный анализ и скрупулезная проверка мотивации, побуждающей человека делать то, что он делает в жизни. В случае с обсессивным неврозом акцент должен быть сделан на том, как используются системы знаний или практики. Если они представляют собой сеть, накинутую на желание другого, чтобы аннулировать его, например, если кто-то следует предписаниям духовной практики, живет отреченной жизнью, только чтобы избежать встречи с болезненной «инаковостью» мирских субъективностей, то это, несомненно, невротический прием. В таком случае можно быть уверенным, что это не путь к трансценденции, а пит-стоп, чтобы лелеять свои предпочтения и предубеждения.
Для обсессивного переживание Реального инаковости, с ее несовершенством, неудовлетворенностью и непредсказуемостью, – это способ практики. Однозначно, это не прятаться от мира в монастыре, а взаимодействовать с миром, жить среди людей, не пытаясь подчинить их своему вероисповеданию.
Таким образом, боль, изолированная и не скованная в дискурсе обсессии, может быть познана, пережита и интегрирована. Нужно быть осторожным, используя такую глубокую систему означений, как Буддхадхамма, которая искусно соединяет в единое целое означающие отсутствия, дуккхи и истинной природы реальности. Нужно быть осторожным, чтобы не остаться на уровне одного лишь означения. Навязчивая тенденция – зацикливаться на мыслях и языке, путая их с «реальной вещью». В этом случае вся энергия направляется на «навешивание ярлыков»: набрасывание сети означающих на явления и ошибочное представление об этом как о мудрости.
Действительно, вышеупомянутое является характерным состоянием всех говорящих существ, однако у обсессивных оно поднимается до уровня, практически затмевающего все остальное. Единственный шаг вверх от этого – шизофренический психоз, при котором Символическое полностью принимается за Реальное.
Практика непосредственного переживания реальности является краеугольным камнем духовных традиций. В частности, это практика Сатипаттана Випассаны, в рамках которой ум тренируется замечать и познавать все явления такими, какие они есть, включая феномены навешивания ярлыков. Однако, на мой взгляд, это не самый эффективный инструмент для обсессивного, поскольку, быстро вовлекаясь в процесс инсайта, он стремится полностью перенести его в ментальную сферу, подавляя все беспорядочные соматические явления и относящиеся к ним означающие.
Напротив, практики, расположенные на ступеньку ниже випассаны, связанные с физической тренировкой и энергетикой, подходят лучше, поскольку они возвращают обсессивного в тело. Изучение и практика искусств движения, таких как паркур, боевые искусства, танцы и прочее, которые обеспечивают контакт с Реальным непредсказуемости, присущей окружающей среде и другим людям, более полезны для того чтобы вывести обсессивных из лелеемой ими эгоистической тотальности с символической конструкцией, поддерживающей ее, в здесь и сейчас материальности и смертности этого тела.
Отсюда можно применить энергетические практики, направленные на выявление взаимодействия между разумом и телом посредством Ци. Воздействие на этот интерфейс путем очищения блокировок, устранения стагнации и, в конечном счете, высвобождения аффектов подавленных означающих может привести к конгруэнтным и сбалансированным отношениям с самим собой и восприятию другого, что заложит основу для прозрения и возможности вступить на путь трансценденции.
Невроз и состояние транса
Главной характеристикой невроза является расщепление: субъект отрезан от плотских корней драйва и пребывает в желании или мысли. Доступ к интенсивности jouissance осуществляется только через симптом или… диссоциацию, опьянение, эйфорическое безумие, вакханалию, танец или театр. Другие пути – экстремальные виды спорта, пики физических нагрузок, музыка, искусство и секс (при условии, что последний происходит между любящими партнерами, достигшими той степени близости, которая позволяет им отказаться от невротического «быть в другом месте» и полностью отдаться акту любви, потеряв при этом свое «я»). Все эти действия имеют одну общую черту: они вводят субъекта в состояние транса. Независимо от того, вызывается ли он с помощью веществ, повторяющихся ритуалов, воздействия опасности, перформативного события, вхождения в «состояние потока» или иным способом, транс позволяет человеку временно отказаться от агентства эго и преодолеть расщепление. Таким образом, человек может приобщиться к необузданному. Здесь возникают бодрость, креативность, освобождение, живость и благоприятный доступ к Реальному.
Практики транса существовали на заре времен практически в каждой культуре на нашей планете. Шаманизм уходит корнями в глубь веков. Здесь зародился театр. Вводя зрителей и участников в отрешенное состояние катарсиса, медиумы и исполнители способствовали освобождению от тисков языка и его предписаний, что позволяло интуитивному, подсознательному, Реальному существу выйти на первый план. В современной культуре мы сохранили все эти ритуалы. У нас есть массовые фестивали электронной музыки, где тысячи людей впадают в транс, отказываясь от контролирующих способностей своего разума и отправляясь в путешествие по неизвестному. Растущий интерес к культурам коренных народов, шаманизму и лекарственным растениям указывает на все те же невротические потребности: прикоснуться к jouissance, относящемуся к драйву, высвободить творческую энергию из тисков языка. Однако здесь следует быть осторожным, поскольку эта потребность связана с жаждой, уходящей корнями в невежество относительно внутреннего устройства человеческого разума. Даже если невротик хочет безудержной свободы, именно этой свободы он боится больше всего на свете.
Другая опасность заключается в том, что, устраняя разделение в психике, человек открывает себя для всего, что относится к невежеству, ненависти и жадности в его бессознательном. Если предварительная работа по различению, созерцанию или гармонизированию компонентов психики не проводится, в состоянии транса возникают низменные желания: собственничество, агрессивность и глупость, которые приводят человека к рассеиванию энергии и эссенции. Человек впадает в смущенное состояние и теряется в злонамеренном jouissance.
По этой причине в традиционных обществах транс-ритуалы проводились в строгих рамках. Таким образом, низменные энергии, связанные с неведением, удерживаются в безопасном пространстве обученными медиумами и шаманами, чей дар и навык передовались их поколения в поколение. Эти энергии могут быть трансмутированы и направлены на развитие таких искусных качеств, как внимательность, доблесть, уважение, смирение, нравственность, концентрация и проницательность.
В своей диссертации «Транс-формирующий Танец: Практика Транса от Традиционных Сообществ до Современного Танца» доктор Яп Динг Чай рассказывает о таких транс практиках, существующих в наше время на Яве, Индонезия. Это бедойо и бантенган – две разные формы театрализованных транс представлений. Бедойо – это придворный танец с очень изысканной и заранее заданной хореографией, исполняемый искусными танцорами, обученными с самого раннего возраста. В отличие от этого, бантенган – это карнавал бычьего транса с сотнями участников, который может проходить на улицах, где любой желающий может впасть в транс. Яп пишет:
В бантенгане исполнители впадают в глубокий транс, в то время как в бедойо зрители заворожены, словно бедойо действует как гипнотический прибор. В обеих формах происходит анестезия через эстетизацию. Их формы успокаивают, чтобы открыть внутреннее восприятие. Создавая пространство для возможности ошибки, неконтролируемого и невыразимого в своих собственных подходах, бедойо и бантенган оба включают в себя пространство для намерений и противоречий» (Яп 2021, 65).
Эти ритуалы оживляют дух сообщества, вызывая катарсис и умелое инвестирование jouissance. Ритуалы бантенган, проводимые Масом Агусом Риянто на Яве, собирают тысячи обычных людей, которые в остальное время заняты ремеслом или возделыванием полей, чтобы принять участие в чем-то потрясающем в истинном смысле этого слова. По словам Маса Агуса, мероприятия бантенгана рассеивают «экономику вялости» (Инд., economi lemah), «выносят на поверхность экстраординарное (Инд., luar biasa), с искренностью, без проекций, ничего, ничего» (Яп 2021, 61). Наблюдение и участие в ритуале бычьего транса вызывает благоговейный трепет. Действительно, все, что связано с идентификацией, неудовлетворенным желанием или жизнью в собственной голове, пытаясь выжать jouissence[34 - Здесь jouissence означает «наслаждение смыслом», которое обозначается заменой «a» на «e» в оригинальном термине jouissance.] из концептуальных выдумок, которые возбуждают, – все это уничтожено. Ничего не остается. Истинная сила, насилие, которое ни на кого не нападает и никому не причиняет вреда, возникает в нем как чистое выражение жизни. Jouissance в его благожелательной форме запряжен и укрощен, подобно быку, который подчиняется кнуту своего хозяина.
Яп пишет:
В отличие от центростремительной направленности бедойо, исполнитель транса быка бантенган излучает энергию и силу центробежной, взрывной природы. Сила бантенгана психофизическая, изображающая инертную потенцию реального быка, часто спокойного и послушного. В ритуальном исполнении бантенгена очевидно, что зрители испытывают чувство благоговения в ответ на демонстрируемую энергию и физическую силу. В этом перформативном ритуале нет фиксированной хореографии, однако, подобно психофизическим актерам в греческой трагедии, исполнители вызывают катарсис через висцеральную эстетику. Наблюдаются спонтанные всплески энергетического неистовства, все еще в рамках бантенганской эстетики – приземленные движения боевых искусств и трансовая одержимость духом быка и других животных». (Яп 2021, 65)
Подавление необузданной агрессивности – пандемия современных невротических обществ. Вспышки криминальной активности, домашнее насилие, повсеместная конкуренция и подлость, употребление наркотиков и алкоголя, тревога и депрессия – все это свидетельствует об этом подавлении. Конечно, существует множество других причин для возникновения этих явлений. Однако предположим, что я сравню искренность исполнителей бантенгана и состояния, в которых живут или временно пребывают люди в западном окружении. В этом случае можно с уверенностью сказать, что такой искренней, добродетельной и уязвимой, но безобидной агрессивности не существует ни на спортивных соревнованиях, ни на мероприятиях корпоративной культуры, ни на танцполах фестивалей электронной музыки. В этих сферах всегда есть какая-то повестка дня, какая-то подземная преднамеренность, которая остается негласно замалчиваемой и нечестной.
Широко распространенные в мире проблемы с психическим здоровьем и психосоматические заболевания свидетельствуют о невозможности искреннего доступа к драйву. Редко можно встретить таких медиумов, как Мас Агус Риянто, которые могут организовать по-настоящему честное и безопасное пространство для трансформации. Многие неошаманы утверждают, что их пространство безопасно, а доступ к духам подлинный. Тем не менее, высок риск столкнуться с шарлатанством. То же самое можно сказать и о сцене внутренних искусств и духовной культивации.
Здесь необходимо сделать одно принципиальное различие: транс и медитация – это не одно и то же. Транс и практика внутренних искусств – также не одно и то же. Транс – это способ войти в состояние психической нерасщепленности. В отличие от этого, медитация – это достижение единения, то есть поглощения осознания своим объектом.
Нерасщепленности все еще относится к психике: она находится в сфере приобретенного «я». При определенном мастерстве можно уравновесить приобретенное «я» в этом состоянии. Однако человек не преодолевает его даже в состоянии глубокой одержимости, когда неизвестное захватывает всю его волевую активность, приводя к подлинно спонтанному психофизическому выражению. Как отмечает доктор Яп, следуя Мас Агусу, существует четыре типа одержимости:
– духами предков,
– духами животных,
– духами места,
– Джиннами.
В яванских местных жителей во время церемоний бантенган преимущественно вселяются духи быка, тигра или обезьяны, а также души предков, которые «находятся в системе верований, наследия, традиций и связаны с собственной родословной» (Яп 2021, 68). В то время как иностранцы, такие как автор, могут быть одержимы духами места, своего рода «genius loci» конкретной местности, а также джиннами, что подразумевает инаковость:
«…исполнители в трансе, помимо родовой и животной однородности, демонстрируют определенную уникальность автономных черт, выходящих за рамки коллективных идиосинкразий предков. Им свойственна индивидуалистическая психофизическая аномалия. Через глубокое состояние транса животность переформулируется в инаковость от коллектива в личную форму бессознательного». (Яп 2021, 70)
Приведенная выше цитата относится к бессознательному во Фрейдовском смысле: дискурс другого вывернут наизнанку. Тело воспроизводит аффекты репрессированных означающих, словно кассета с записью на пленку перематывается назад. В энергичном колебании человек, таким образом, отвязывает себя от психосоматической аффективности, растворяя блокировки и вытесняя застой, образовавшийся в результате переписывания тела означающими. Это благотворная сторона одержимости, поскольку она происходит в подлинно безопасном пространстве. Во всех остальных случаях, особенно когда вы слышите голоса божеств или видите визуальные образы «небес», необходимо тщательно изучить то, чем вы якобы одержимы. Тщательное различение необходимо потому, что
– Одержимость часто подвержена большому количеству личных заблуждений;
– Сущности, которые могут обладать впавшим в транс, никогда не бывают благожелательными в истинном смысле этого слова.
Во-первых, человек может думать, что сущность владеет им, однако в действительности существует случай самоиндуцированной одержимости, которого мы коснемся в разделе «Энергетика психоза». Во-вторых, сущности, обладающие способностью общаться с людьми, находятся либо на подчеловеческом плане, либо на плане нижних небес. С точки зрения буддийской космологии, такие сущности обитают на плоскостях животных, призраков, ада и царства асуров. Ни один небожитель или бессмертный не может общаться с человеком или обладать им, потому что у них нет материальных органов для общения с человеком – они существуют исключительно на утонченных сферах бытия за пределами формы. Однако демоны, голодные призраки, ревнивые боги и духи животных обладают материальностью, достаточной для общения и потенциального обладания человеком. Тем не менее все эти формы одержимости встречаются крайне редко.
В рамках бантенгана одержимость духами животных и предков вызывается и преодолевается с помощью благовоний, громкой ритмичной музыки и присутствия шамана. Иногда ритуалы проводятся в местах с особым «genius loci», что способствует процессу введения в транс. Как форма переработки застоя и выведения жизненной силы за пределы обыденности, этот ритуал является здоровой формой психического объединения. Физическая интенсивность этой практики гарантирует целостность индуцированной одержимости. Таким образом, практикующий не просто пребывает в сознании, поглощенном голосами и образами, которые являются иллюзорными, а испытывает безудержную интенсивность и потусторонность в теле и использует ее для питания добродетели. Интенсивное психофизическое напряжение – отличительная черта подлинно преобразующих шаманских практик. Никакая трансформация не происходит исключительно с помощью разума. Тело должно двигаться как внутри, так и снаружи.
Практикуя даосские внутренние искусства, человек не растворяет барьер между сознанием и бессознательным, но, вместо этого, укрепляет и мобилизует Ци. Мы коснемся этого процесса в главе «Изменение сухожилий». Тем не менее, результат оживления и растворения блокировок также может наступить. Это известно как Цзифагун – спонтанное самовыражение энергии. Цзифагун может возникнуть тремя способами:
– вызванное испусканием Ци учителя,
– в результате сдавливания Ци в области дантиен,
– вводится через активацию определенных точек
Тот, кто находится в середине процесса Цзифагун, может вести себя подобно исполнителю транса: трястись, сгибаться в талии, скручиваться, приседать, танцевать, формировать формы пальцами и запястьями или выполнять движения боевых искусств, вокализировать и выражать эмоции. Практикующий также может потерять сознание в этом процессе и войти в транс. Однако в условиях занятия по цигун учитель часто предотвращает это, поскольку пространство класса отличается от пространства шаманского транс-ритуала. Целью освобождения в цзифагун является только вытеснение застойных явлений. Практикующий не должен цепляться за цзифагун. Как этап практики, он должен возникнуть и прекратиться через некоторое время, когда тело очистится от всех приобретенных аффектов. Если цзифагун не прекращается, следует обратить внимание на свою привязанность и самовнушение в этом процессе.
Что касается состояния единения, которое характеризует собственно медитацию, то здесь человек временно входит в состояние остановки приобретенного ума. Человек действует во врожденном состоянии, в котором субъективная структура и личные психические заморочки больше не действуют. Если транс возникает через движение, то медитация однозначно происходит в неподвижности – подробнее об этом в последней главе.
Обобщение
Напомним, что невроз – это такое отношение к языку, при котором jouissance постоянно избегается в пользу желания. Истерия отказывается от jouissance в пользу желания другого, как и фобия с помощью фобического объекта, который заменяет Имя Отца. Одержимость отдает jouissance другому, но сохраняет невозможное желание для себя. Бытие в желании и бытие в мысли – два соответствующих способа психического существования невротиков.
С точки зрения Буддхадхаммы, тяга сглаживается определенной степенью парияти – теоретического знания – а именно знания, запрещающего jouissance. Однако патипати и пативеда – практика и практическая реализация этого знания – не преследуются и не достигаются. Поэтому невротические субъекты должны стремиться практиковать в правильной манере, соответствующей их структуре, чтобы отказаться от идентификации. Это идентификация с желанием другого и идентификация с используемым понятийным аппаратом. Пока это не сделано, невротический субъект не свободен.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71066908?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
notes
Примечания
1
Эти данные взяты с сайта Юнисеф по состоянию на апрель 2022 года.
2
Эти данные взяты с сайта Our World in Data по состоянию на август 2021 года.
3
В частности, речь идет о работе с Бертой Паппенхейм, известной в психоаналитической литературе как Анна О, которая положила начало «лечению разговором», как она его окрестила. Финк указывает, что история (трансферентной) любви между Брейером и Паппенхайм, которая осталась неосуществленной и в значительной степени непризнанной, лежит в основе психоанализа (Финк 2016, 20). Все последующие «пси» -модальности, признавая или не признавая свою генеалогию из вышеупомянутого развития, подхватили его суть: чтобы разрешить психические страдания, должен произойти какой-то разговор.
4
Монкайо отмечает, что структурное понимание психической причинности «ближе к тому, что мы наблюдаем в клинике и в фундаментальных исследованиях» (Монкайо 2021, 70), чем бюллетень-перечень симптомов. Расстройства, описанные в DSM, остаются разобщенными с индивидуальным субъективным генезисом – процессом становления, – который формирует данную структуру. Для распутывания узла психического страдания требуется не только проработка конкретных симптомов (что является процессом развития синтома из симптомов), но и проникновение в структуру, которая лежит в основе этих симптомов, для успокоения ума. Символизирование явлений – вот что упорядочивает расстройства.
5
«Это прямой путь к очищению существ, преодолению печали и сетований, исчезновению боли и бедствий, достижению правильного метода и реализации Распутывания – иными словами, четыре основания полноты ума. Какие четыре? В некотором случае, когда монах остается сосредоточенным на теле… чувствах… ментальных формациях… дхаммах самих по себе – будучи пылким, бдительным и внимательным – отбросив жадность и печаль по отношению к миру» (МН 10, Сатипаттана Сутта).
6
Подробные лекции по психоаналитической теории в ретроспективе буддийской практики можно найти в моей онлайн-видеопрограмме «Воплощение Настоящего». В этой книге психоаналитические концепции представлены таким образом, чтобы наилучшим образом проиллюстрировать различия между субъективными структурами.
7
Jouissance» – термин, введенный Лаканом для обозначения настойчивого давления драйва, который также доставляет удовольствие субъекту. Структурирование принуждения к повторению позволяет субъектам получать удовольствие от того, что кажется ужасным, но в то же время по своей сути является желанным. Поэтому буквальный перевод термина с французского как «наслаждение» должен быть нюансирован в том смысле, что речь идет о наслаждении сверхъестественного рода. Jouissance – это когда жизненная сила, относящаяся к базовым инстинктам, таким как похоть, инстинкт выживания и первобытная агрессивность, цепляется за тот аспект психики, который вызывает страх, опасения и, следовательно, угрозу, так что этот аспект интегрируется в психическую жизнь. Однако с самого начала следует признать, что jouissance – это способ обращения с Реальностью того что в буддизме нызвают дуккха (дистресс/страдание), который является вульгарным и неуклюжим. С развитием способности субъекта использовать означающие, jouissance направляется в Символическое, что позволяет желанию выйти на первый план. Отсюда тревожные аспекты внутренней и внешней среды преодолеваются с помощью желания, которое больше не полагается на возбуждение низменных инстинктов, а использует более изящную способность интеллекта в рамках диалектического обмена означающими, чтобы сформулировать и реализовать свое желание без недоумения или угрозы дуккхи.
8
Воображаемый фаллос» – это воображаемо-символическая визуализация jouissance (материнского) -другого, который зарождающийся субъект стремится воплотить собой, чтобы гарантировать себе чувство целостности и удовлетворения.
9
«Версия в отношении отца», от французского ’pere’ – отец.
10
Синтетический Другой» – это концепция, автором которой изначально был Жан-Клод Малевал, подробнее об этом в подразделе, посвященном аутистической структуре.
11
Монкайо проводит различие между «абсолютным нарциссизмом» в аутистической структуре и «относительным нарциссизмом» в структуре психоза. Психотик, в отличие от аутиста, является «относительным нарциссическим объектом матери» – грудным ребенком, редуцированным до фаллического объекта jouissance (материнского) другого – лишенным интегрированного спекулярного образа тела, то есть не имеющим доступа к идеальному эго в результате зеркальной стадии развития. Аутист не вступил в идентификацию с объектом наслаждения (материнского) другого – он как бы «отказывается рождаться вне единого телесного пузыря» (Монкайо 2021, 31). Более подробно мы рассмотрим аутистическую структуру в соответствующей главе.
12
Если быть точным, «медитация» – это единственное состояние, в котором может возникнуть и быть воспринятым свет Юань Шэнь. Это, конечно, приводит к определению того, что такое медитация. Строго говоря, единственной «медитацией» является абсорбция ума (Пали, джана) – объединение осознания и его объекта. Все остальное может подпадать под обширный зонтик «умственного развития», будь то внимательность, проницательность, любящая доброта, спокойное пребывание или что-то еще. Если не произошло объединения ума и объекта, что приводит к временному прекращению ума и тела, это нельзя считать медитацией. Грубо говоря, наблюдение за своим дыханием, мыслями и ощущениями – это не медитация. Любая активность тела и ума не является медитацией: движение, транс, пребывание в состоянии потока или гипноза не являются медитацией. Если человек что-то осознает, он не медитирует, а практикует осознанность, что, конечно, может привести к медитации, но это не может произойти, пока тело-ум находится в движении.
13
Если только «существо» не является относительно чистым благодаря ранее проделанной работе по культивации. Такое существо, говоря о своих детских годах, назвало бы их совершенными. Действительно, состояние ребенка гораздо менее искажено, поскольку в нем меньше рассеивается Ци и истощается цзин. Тем не менее, существует определенная доля беспокойства, которое возникает из-за каммических аффлюентов, давления драйва и недостаточной интеграции в символический регистр. В зависимости от доминирующей склонности к одному из пяти огней эти нарушения будут усиливаться, приводя существо в еще больший дисбаланс. Те, кто занимался культивацией в прошлом, скорее всего, найдут способ гармонизировать вусинг и продолжат культивацию в настоящем.
14
Будда несколько раз говорил о создании тела, созданного умом, например, в Саманьяпхала Сутте (DN 2): «Сконцентрировав таким образом свой ум, очищенный и яркий, незапятнанный, свободный от недостатков, податливый, устойчивый и достигший невозмутимости, он направляет и склоняет его к созданию тела, созданного умом. Из этого тела он создает другое тело, наделенное формой, сотворенное из разума, совершенное во всех своих частях, не уступающее в своих способностях». Это тело, созданное разумом, является плодом совершенствования самади и випассаны. Оно является основой для развития сверхнормальных способностей (сиддхи) и других инсайт-знаний, таких как знание прошлых жизней, знание ухода и повторного появления существ, знание ума других людей и, самое главное, знание о прекращении оттоков. С прекращением оттоков чувственности, становления и неведения приходит знание об освобождении, что в буддизме равносильно завершению духовной практики. Даосский способ создания «тела вне тела» не является таковым, поскольку опирается на алхимический процесс превращения. Результат этого процесса – духовное бессмертие – также не одинаков.
15
Учения по Сатипаттхане можно легко найти в Интернете. Помимо классической Сатипаттана-сутты, есть изложения современных практиков, таких как Аналайо Бхиккху (Аналайо 2006), а также мой учитель випассаны, малазийский монах Тхеравады досточтимый Джотинанда, чей блог можно найти здесь: https://anupassi.blogspot.com/2010/07/what-is-satipatthana.html; В моей диссертации «Воплощение Реального» глава о Сатипаттане посвящена основам инсайта, рассмотренным в рамках Лаканова подхода и проиллюстрированна творческими сочинениями, отражающими личный опыт этой практики (Тимофеев 2019, 77—97).
16
Подробнее о травме можно узнать из моей докторской диссертации «Воплощение реального: междисциплинарное исследование субъективности, травмы и духовной культивации». В ней я демонстрирую феноменологию травмы и ее ценность для развития инсайта, который может привести к посвящению себя духовной практике (Тимофеев 2019, 43, 54, 115).
17
Перефразировано из дискурса Луанг Пор Дтун. Путь к счастью через Силу и Самадхи. https://www.youtube.com/watch?v=gWlM4GH1Oio
18
Перефразировано из Таниссаро Бхиккху. Mind like Fire Unbound. 1999. https://www.accesstoinsight.org/lib/authors/thanissaro/likefire/2-1.html
19
Пали, танха – тяга или жажда – основополагающая причина страдания согласно Будде. Разделяется чувственная тяга, тяга к существования, тяга к несуществованию. Подробнее об этом в следующей главе.
20
Эта строка часто встречается в вечерних песнопениях, исполняемых лесными монахами Тхеравады.
21
Верит ли человек в продолжение каммы из предыдущих существований или нет, не имеет значения в отношении субъективности. То, что предшествует любой субъективности, – это давление драйва (читай, тяги; подробнее об этом в подглаве «Драйв и желание»). Считайте это изначальной «асавой». На основе влечения к приятному аспекту драйва возникает отвращение к изгоняемому, сопровождаемое агрессивностью. Наличие либо тяги, либо агрессии, либо и того, и другого свидетельствует о невежестве в отношении «истинной природы вещей». Последнее относится к категории трансцендентной мудрости, когда субъективное заблуждение и навешиваемые на него ярлыки проработаны: это и есть область плодов духовной практики.
22
На основании вышеизложенных аргументов я назвал вытесненные явления «Реальным дуккхи». Согласно Дхамме, именно изначальное отрицание и экстернализация Первой Благородной Истины страдания является основой человеческой субъективности. Более подробную проработку категории Реального в связи с Дхаммой можно найти в моей диссертации (Тимофеев, Е. 2020, 65)
23
Здесь «пустота» вполне может быть заменена на «бессмыслицу». Как отмечает Макгоуэн, именно бессмыслица символического запрета служит основанием для актуализации желания субъекта, точно обозначая разницу между невротической и психотической субъективностью (Миллс 2019, 110). Вследствие закрытия абсурдного измерения мастера-означающего субъект психоза не может артикулировать свое желание независимо от требований (материнского) другого.
24
Здесь и далее S1 означает Имя Отца, главное или первозданное означающее бессмысленного утверждения.
25
Sinthome – термин, придуманный Лаканом как слияние «saint» и «homme», что позволяет получить «святого человека». Будучи четвертым кольцом Борромеева узла, он заново связывает субъективность особым образом, тем самым стабилизируя структуру. При неврозе синтом формируется через проработку множества невротических симптомов, что позволяет производить мета-знание – S2 – и заново переживать аффективность, относящуюся к подавленному означающему материалу. В то время как в психозе синтоматическое развитие представляет собой переработку Символического регистра, при которой Символическое отделяется от Реального посредством синтома, который связывает его с Воображаемым, тем самым организуя последнее. Синтом в перверсии – это такое развитие, при котором тенденция к (неправильному) присвоению языка для ограничения jouissance оспаривается и перерабатывается со ссылкой на Имя Отца. Здесь гибкое использование языка первертом подвергается строгости установленной методологии, что позволяет перверсивному субъекту пересмотреть свою модальность наслаждения. Тем не менее, поскольку перверт – мастер обходить закон в свою пользу, моральные заповеди должны быть подчеркнуты с акцентом на этике непричинения вреда и самодостаточности. В рамках аутистической структуры синтом может быть развит на стадии «углубления обода», когда достаточно сложный аутистический знаковый язык зацепился за определенную область интересов и субъект достиг в ней экспертных знаний. Здесь давление драйва может быть организовано без опоры на область интереса – синтетического Другого – и таким образом может начаться внедрение нехватки.
26
Смысл кастрации, по Лакану, таков, что от jouissance приходится отказываться только для того, чтобы вновь достичь его «на перевернутой лестнице закона желания» (Лакан 1977, 358).
27
Финк указал на намек Лакана на не-невроз в тексте «Субверсия субъекта и диалектика желания» (Финк 1997, 184), где Лакан говорит об Алкивиаде из «Симпозиума» Платона. Здесь он рассуждает о том, что Алкивиад, не видя пениса Сократа, возвышает последнего до некоего ?????? (Греч. agalma – статуя/пьедестал). Эта агальма – «драгоценное, блестящее, сверкающее нечто, которое Лакан интерпретирует как желание самого Сократа, желание или способность желать Сократа» (Финк 1995, 59). Далее Лакан приводит аналогию с женщиной, скрытой за вуалью: «отсутствие пениса превращает ее в фаллос, объект желания» (Лакан 1977, 356). Таким образом, Алкивиад воображает фаллическое совершенство в Сократе и хочет, чтобы Сократ признался в своем желании. Позже в тексте Лакан замечает, что «Алкивиад, конечно, не невротик» (Лакан 1977, 357), потому что он действительно желает и «идет по пути jouissance настолько далеко, насколько может». Тем не менее, история показывает, куда этот путь привел Алкивиада. Однако структура невроза, о которой идет речь, парадоксальна: кастрированный объект желания имманентно фалличен.
28
Аничча, дуккха, анатта: непостоянство, неудовлетворенность, бессамостность. Все обусловленные дхаммы (Пали, sammuti sacca) отмечены этими тремя качествами. В отличие от необусловленных дхам (Пали, paramattha sacca), в которых корень хватания разрушен и, следовательно, двойственность наблюдателя и наблюдаемого больше не сохраняется. Существует разговорный аргумент о «придирчивом» характере буддийского отношения к реальности: неудовлетворительность видна во всем. Разве буддисты не могут быть довольными и не ныть по поводу неудовлетворенности явлений? Безусловно, могут. Что касается характерного для буддизма отношения к жизненным страданиям, то я называю его «невинной отстраненностью» (Тимофеев 2019, 61). В Анатта-лакхана-сутте Будда задает своим первым четырем ученикам вопрос: можно ли называть «собой» то, что ненадежно и подвержено прекращению? Стоит ли называть то, чему суждено распасться, «я» или «мое»? Ученики Будды свидетельствуют, что это не так. Существует непринятие конечности обусловленного существования как относящегося к своему (истинному) «я». Не принимая этого, не обожествляя этого, практикующий Дхамму стремится к тому, что является истинно благородным, постоянным, неоформленным, неумирающим – к Ниббане. Это не-невротическое отношение является сутью Благородного пути Будды к прекращению стресса.
29
Лакан проиллюстрировал процесс отделения от вечной жизни метафорой «ламелы», которая улетает, когда человек рождается как сексуально дифференцированное живое существо (Лакан, 2018, 197). В отличие от одноклеточных организмов, которые выживают после деления клеток, сексуально дифференцированные существа не выживают после размножения. Таким образом, жизнь до рождения в качестве многоклеточного организма – это вечная жизнь, и первое отделение субъекта происходит именно от нее.
30
Здесь перечислены традиционные десять оков (Пали, dasa samyojana) на пути к освобождению. Считается, что тот, кто входит в поток (Пали, sotapanna), отказывается от первых трех: взгляда на себя как некто, скептических сомнений и привязанности к обрядам и ритуалам, что укрепляется с принятием пяти заповедей в качестве образа жизни. Однажды возвращающийся (Пали, sakadagami) отказался от чувственности и недоброй воли, но не полностью, в то время как не возвращающийся (Пали, anagami) отказался от них полностью, поэтому перерождение в царстве желаний (Пали, kamadhatu) для такого существа не происходит. Полностью просветленное существо (Пали, arahant) отказалось от желаний материального и нематериального перерождения, от самомнения, беспокойства и невежества. Однако на этом уровне практики мы уже не говорим о тщеславии и беспокойстве, связанных с воззрением на себя и просто беспокойным умом в соответствии с пятью препятствиями, о которых мы поговорим позже. Есть тщеславие, связанное с достижениями практики, и беспокойство, имеющее отношение к рвению к практике. Аджан Маха Боова, считающийся арахантом, затрагивает эти виды беспокойства и тщеславия в своей беседе: https://www.youtube.com/watch?v=_ZKviglubio&list=PLYzMT0jWneu2r5024esrntj3lNOwg9YEH&index=47.
31
Объектная причина желания выглядит следующим образом: во-первых, влечение кристаллизуется на частичном объекте, будь то сосок, сцибалум, образ или звук в соответствии с оральным, анальным, скопическим и инвокаторным частичными драйвами соответственно. Во-вторых, частичный объект передается через Другого, то есть через язык, что порождает четыре разных вида objet a: вбирание ничто, отдавание ничто, взгляд и голос (Ванхель 2014, 133). Эти проявления objet a – то, как Реальное сохраняется, несмотря на непрерывную репрезентативную деятельность «говорящих существ». Следовательно, это то, что относится к Реальному драйва и, следовательно, к дуккхе. Objet a обозначает инаковость изгнанного Реального в данном феномене. Когда субъект занимает позицию objet a, отсутствие бытия не рассматривается внутри себя, а прорабатывается через другого, что характерно именно для истерии и перверсии.
32
Этот отрывок был перефразирован из подкаста Дэмиена Митчелла, который можно найти здесь https://www.youtube.com/watch?v=gQy2gXySw9g.
33
Финк намекает, что принципиальная разница в воспитании между обсессивными и истериками заключается в том, что первым дается больше любви, заботы и внимания, а вторым – меньше. Поэтому обсессивный невротик воспитывается под впечатлением, что ему чего-то не хватает, в то время как истерик подсознательно думает, что не хватает другому. В результате обсессивный невротик отправляется в путешествие по непрерывному восполнению нехватки в себе, в то время как истерик делает это с другим (Финк 1997, 183—4).
34
Здесь jouissence означает «наслаждение смыслом», которое обозначается заменой «a» на «e» в оригинальном термине jouissance.
Евгений Анатолиевич Тимофеев
В первой части книги показано, как психоаналитическая теория субъективности Жака Лакана может нюансировать, дополнять и быть нюансированной методами тренировки ума согласно Тхеравада Буддизму.Вторая часть посвящена тому, как подход к развитию тела и Ци в рамках Цюаньчжэнь Даоизма может подготовить любого субъекта к духовному культивированию.Изложение включает критику психиатрического мейнстрима с точки зрения вышеупомянутых традиций.
Забытый Горизонт
Основы духовной практики в традициях Тхеравада Буддизма и Цюаньчжэнь Даоизма с учетом Лакановой психодиагностики
Евгений Анатолиевич Тимофеев
© Евгений Анатолиевич Тимофеев, 2024
ISBN 978-5-0064-4956-5
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Забытый Горизонт
Основы духовной практики в традициях Тхеравада Буддизма и Цюаньчжэнь Даоизма с учетом Лакановой психодиагностики
Доктор Евгений Анатолиевич Тимофеев
Аннотация
В первой части книги показано, как психоаналитическая теория субъективности Жака Лакана может нюансировать, дополнять и быть нюансированной методами тренировки ума согласно Тхеравада Буддизму. В частности, четыре субъективные структуры: невротическая, перверсивная, субъективность психоза и аутистическая субъективность – дифференцируются и подробно рассматриваются в свете применимых к ним методов культивации.
Вторая часть посвящена тому, как подход к развитию тела и Ци в рамках Цюаньчжэнь Даоизма может подготовить любого субъекта к духовному культивированию. Все три традиции рассматриваются с помощью перекрестной критики, чтобы подчеркнуть достоинства умелой междисциплинарной практики, которая отличается от простого смешения систем.
Будучи представителем всех трех традиций, я излагаю взгляды, ориентированные на практику, а не на академическое исследование, чтобы другие практики могли обогатить свои методы. Книга будет доступна и не практикующим, поскольку теория излагается постепенно, в исчерпывающих терминах.
Изложение включает критику психиатрического мейнстрима с точки зрения вышеупомянутых традиций. В конце излагаются основные принципы и способы борьбы с главным препятствием на пути культивирования – духовным прельщением и заблуждением.
Благодарности
Я выражаю признательность традиционным хранителям земли, на которой написана эта книга, – народу Вурунджери из племени Кулин. Я выражаю свое почтение старейшинам, прошлым, настоящим и будущим. Прожив последние пять лет в домике у реки Ярра, я стал ценить белые эвкалипты, черных какаду и тигровых змей как родных. Австралия стала для меня домом, и я безмерно благодарен за то, что меня принимает и поддерживает ее безвременное величие.
Эта книга была бы невозможна без моего предварительного знакомства с психоаналитической теорией и практикой. Я выражаю благодарность всем современным аналитикам, чьи работы упоминаются и цитируются в этой книге. Именно эта область знаний, рожденная из аналитического опыта, так необходима в западной среде. Ни в одной другой западной дисциплине я не встречал такой ясности, глубины, масштаба и структурной целостности в символизации явлений, относящихся к функционированию человеческой психики.
Я выражаю благодарность учителям Тайской Лесной Традиции буддизма Тхеравады, чьи беседы о Дхамме, ретриты и сессии вопросов и ответов помогли мне прояснить мое понимание ума и способов его тренировки в соответствии с Путем Будды. В частности, я благодарен Тан Аджану Кальяно, настоятелю храма Будда Бодхивана в горах Ярра. Он наставил меня на путь практики как мирянина-последователя и временно рукоположенного монаха.
Я хочу поблагодарить Дэмиена Митчелла, учителя даосских и буддийских внутренних искусств, главу школы Лотос Нейгун, за то, что он поделился таким глубоким, хорошо систематизированным и прозрачным способом практики цигун, нэйгун, тайцзицюань, багуачжан, внутренней алхимии и традиционной китайской медицины. Щедрость, доброжелательность, простая глубина и обилие знаний, обработанных и раскрытых им для пользы мира, беспрецедентны. Изложение учений и методов Северного даоизма в этой книге почти полностью основано на его хорошо изложенном руководстве.
Я хотел бы поблагодарить доктора Дугласа Осто за его советы по переписыванию аннотации и подходу к процессу публикации.
А также я благодарен моему другу Василию Мартиновичу за дизайн обложки для книги.
Доктор Евгений Тимофеев
Введение
Междисциплинарная практика – это практика, которая имеет смысл и раскрывает весь свой потенциал только тогда, когда мы решаем самую высокую из возможных задач – задачу духовного возвышения. Именно здесь могут быть объединены области знаний и практик таких разных традиций, как Лаканов психоанализ, буддизм Тхеравада и даосская внутренняя алхимия. Необъятность поставленной задачи объединяет эти традиции без необходимости создавать из них новые или слитные системы. Практикующий разделяет методы и использует их при работе с различными аспектами человеческой сущности, такими как психика, ум, тело и дух. Дальнейшая интеграция методов происходит сама по себе, результатом чего становятся сам практикующий – воплощение плодов культивирования.
С точки зрения культиватора, духовная практика включает в себя, но не сводится к тому, чтобы освободить свои желания, символизировать свое стремление и преодолеть фантазии, лежащие в основе чувства самоидентификации. Эта практика не сводится к тому чтобы просто надеть коричневые монашеские одежды и провести десятилетия в качестве отшельника, наблюдая за своим умом и избавляя его от ментальных пороков. Духовная практика также не значит, что лишь культивирование обилия Ци и ее циркуляция по каналам приведет человека на грань трансцендентности. И также духовная практика это не хитроумная смесь всех этих основ работы. Напротив, необходимо понять, как эта практика делается в каждой традиции, то есть каковы предпосылки, точные механизмы и различия между путями традиций, и почему они важны на данном этапе?
В настоящее время планету Земля населяют около восьми миллиардов человеческих существ. Один и три миллиарда из них – подростки. Один и девять – дети. Двадцать процентов из этих трех с половиной миллиардов молодых людей имеют диагноз «психическое расстройство»[1 - Эти данные взяты с сайта Юнисеф по состоянию на апрель 2022 года.]. Среди взрослых один миллиард человек страдает психическими расстройствами или расстройствами, связанными с употреблением психоактивных веществ[2 - Эти данные взяты с сайта Our World in Data по состоянию на август 2021 года.]. Это составляет один и семь миллиардов зарегистрированных случаев острых психических страданий. Количество неучтенных проблем не поддается оценке, но их можно ощутить, если только немного приоткрыть свое сердце.
Существующие модели оценки и лечения этих расстройств делают все возможное: диагностика, терапия, медикаментозное лечение, пересмотр последнего, продолжение лечения, институционализация, помощь на дому, поддерживаемые работа и жилье, пенсия по инвалидности и т. д. – вот обычные протоколы. Диагностическое и Статистическое Руководство по Психическим Расстройствам (DSM) даже слишком исчерпывающе в попытке охватить всю симптоматику, однако есть нечто, что остается несимволизированным. Это нечто заключается в том, что дистресс не отделим от самого человеческого стремления к миру, свободе, счастью и трансцендентности.
На мой взгляд, современным подходам к поддержанию психического здоровья не хватает всеобъемлющего междисциплинарного понимания психической обусловленности, отдающего должное вездесущности страдания. Следующее, чего не хватает, – это последовательного нерелигиозного изложения механизмов, лежащих в основе само- и духовного развития. Необходимо не только заниматься своим психическим здоровьем, но и иметь уверенность или веру в то, что существует нечто высшее, к чему можно последовательно обращаться в рамках этого самого человеческого потенциала.
В настоящее время практически любые данные могут быть легко получены любым человеком, имеющим доступ к Интернету, но они не имеет ценности. Обилие дезинформации, противоречивые и конкурирующие подходы, отсутствие диалога, объединенного общей целью, – все это является общей причиной чувства растерянности. Отсутствие структурированных знаний о полноте психического, физического и духовного развития человека, а также отсутствие ясности в отношении последовательного продвижения к достижению стабильного физического и психического здоровья создают неясный вакуум, в котором оказываются люди, искренне ищущие помощи в решении своих проблем.
Тем, кто не только ищет выход из обыденных невзгод, но и искренне стремится прикоснуться к чему-то более возвышенному, чем тело и разум, очень досадно постоянно заходить в тупики запутанных и вводящих в заблуждение рекомендаций, бесконечных, но неубедительных исследований, сталкиваться с лжецелителями, отнимающими время терапиями, жадными до денег гуру и фильтровать невежество, облаченное в изощренную философию. Постоянное требование выжить в конкурентном и перенаселенном мире еще больше усиливает давление, заставляя сердце сдаваться и прибегать к той или иной форме эскейпизма: посмотреть фильм, выкурить сигарету, направить все силы на развитие бизнеса или карьеры – все это имеет равную ценность, поскольку является лишь отвлекающим маневром для ума, не способного обрести ясность и соответствовать устремлениям души.
Учитывая вышеперечисленные факты и тенденции, крайне важно, чтобы люди имели доступ к учениям и практикам древних традиций, которые соотносятся с современным развитием знаний. Однако не все виды современного знания полезны в этом отношении. Существуют причины, по которым Лаканову психоанализу отдается предпочтение перед многочисленными «пси» -модальностями. Прежде чем рассказать об этих причинах, стоит отметить, что психотерапия – это современная практика, которая берет свое начало в работах Брейера и Фрейда[3 - В частности, речь идет о работе с Бертой Паппенхейм, известной в психоаналитической литературе как Анна О, которая положила начало «лечению разговором», как она его окрестила. Финк указывает, что история (трансферентной) любви между Брейером и Паппенхайм, которая осталась неосуществленной и в значительной степени непризнанной, лежит в основе психоанализа (Финк 2016, 20). Все последующие «пси» -модальности, признавая или не признавая свою генеалогию из вышеупомянутого развития, подхватили его суть: чтобы разрешить психические страдания, должен произойти какой-то разговор.]. Древние традиции культивирования не имели психотерапии, но имели способы и модели анализа и балансирования психической жизни как одно из необходимых условий своей практики. Тем не менее, благодаря разработкам Фрейда и Лакана, психоаналитической метапсихологии есть чем дополнить традиционные методы.
Как указывает Верхаге, психоаналитическая теория построила структурно подробное, конгруэнтное, конкретное, но гибкое понимание мета-динамики психической жизни человека, не прибегая к исчерпывающей классификации психических расстройств (Верхаге 2004, 127—147) как это сдпелано в DSM. Это понимание возникло из наблюдений, основанных на практической деятельности, что привело к выделению четырех различных структур человеческой субъективности. Весь спектр нозологии DSM можно вместить в генезис этих четырех структур[4 - Монкайо отмечает, что структурное понимание психической причинности «ближе к тому, что мы наблюдаем в клинике и в фундаментальных исследованиях» (Монкайо 2021, 70), чем бюллетень-перечень симптомов. Расстройства, описанные в DSM, остаются разобщенными с индивидуальным субъективным генезисом – процессом становления, – который формирует данную структуру. Для распутывания узла психического страдания требуется не только проработка конкретных симптомов (что является процессом развития синтома из симптомов), но и проникновение в структуру, которая лежит в основе этих симптомов, для успокоения ума. Символизирование явлений – вот что упорядочивает расстройства.], которые, как мы увидим в следующих главах, соотносятся с различными стадиями процесса отделения субъекта от другого.
Кроме того, психоаналитический праксис слушания, который ведет к обнаружению и опроверганию образований бессознательного, способствует достижению того, к чему традиционные методы культивации стремятся с большими усилиями, а именно очищения качества внимания. В традициях культивирования, таких как буддизм и даоизм, хорошо известно, что незапятнанное внимание составляет всю полноту Пути. Как отмечал Будда, внимательность на четырех основах – это прямой путь к прекращению страданий[5 - «Это прямой путь к очищению существ, преодолению печали и сетований, исчезновению боли и бедствий, достижению правильного метода и реализации Распутывания – иными словами, четыре основания полноты ума. Какие четыре? В некотором случае, когда монах остается сосредоточенным на теле… чувствах… ментальных формациях… дхаммах самих по себе – будучи пылким, бдительным и внимательным – отбросив жадность и печаль по отношению к миру» (МН 10, Сатипаттана Сутта).]. Распознавание фундаментальной бессознательной фантазии, лежащей в основе каждой структуры субъективности, избавляет практикующего от множества ненужных размышлений. Понимание схемы, по которой дискурс циркулирует в бессознательном, может отсечь солидный кусок багажа, в противном случае мешающего практике применения внимания.
И наконец, психоаналитическая метапсихология предостерегает практикующих от ловушек, связанных с следованием за гуру или отрешением от мира из романтического идеализма. В то время как страдания, беды и смятение мира могут быть слишком тяжелыми, бегство в кажущуюся не-мирскую духовность не решает проблему. Человек принесет с собой свою субъективность и, в худшем случае, будет введен в заблуждение ложным гуру с похожим субъективным перекосом, поскольку подобное притягивает подобное. В лучшем случае человек будет блуждать и заблудится еще больше: не добившись мирских целей и не испытав полноты жизни, он рискует впасть в уныние и разочарование, известные в даоизме как Чаньбин или «болезнь медитации». Ее характеризуют отчетливое чувство бессмысленности, уныния и усталости с потерей всякого вкуса к жизни. Кропотливость и строгость психоаналитической системы вызывают потребность в жестокой проверке своих мотивов, чтобы не оказаться на одном из этих отклонений от Пути.
В свою очередь, традиционные практики буддизма и даоизма, которым посвящена эта книга, вносят вклад в психоаналитическую теорию, предлагая последовательные методы психофизического развития на пути к воплощению того, что действительно Реально. Линии предыдущих и нынешних культиваторов наметили Путь к просветлению. Доказано, что он приносит результаты и работает независимо от времени, если человек усердно придерживается рекомендованной механики. Это не значит, что другие духовные традиции не приводят к результатам трансценденции, но необходимо различать, как они ведут к этому и какие конкретные эффекты стремятся реализовать. Практики разных традиций могут идти рука об руку до определенного момента, но на более высоких этапах они неизбежно расходятся.
Таким образом, можно выделить три основные категории духовных традиций:
– Традиции, основанные на сознании;
– Традиции, основанные на поклонении;
– Энергетические и телесные традиции.
Давайте рассмотрим их по очереди.
Традиции, основанные на сознании или духе, такие как Тайская Лесная Традиция буддизма Тхеравады или Адвайта-Веданта, опираются на понимание природы привязанности, заблуждения и истинной природы самого сознания. Используя сознание, практикующие наблюдают природу ложности самоидентификации, основы телесного присвоения себя и механизм, с помощью которого возникает ложное восприятие реальности, сосредоточенное вокруг «я» и «мое». В даосских терминах это Путь, основанный на очищении своей Синь (Кит.: природа/характер) или «природы». Развивая исключительно благотворные состояния ума и отказываясь от неблаготворных, тренируя ум во внимательности, неподвижности, освобождении и проницательности, практикующие Буддадхамму достигают пробуждения к истине реальности. Поддерживая это бодрствование или правильное понимание, основанное на випассане, они постепенно проникают в полное просветление, при котором привязанность и отождествление перестают возникать в уме. Просветленное состояние равносильно освобождению от самсары. Тот, кто прошел этот путь, больше не перерождается.
На этом Пути нет прямой работы с телом и энергией. Однако на высших этапах они трансформируются, давая результаты, эквивалентные тем, которые достигаются при следовании принципам классики изменения сухожилий, широко применяемой в даосских внутренних искусствах. Таким образом, работа с сознанием, как следствие, выполняет работу по изменению тела.
Главная слабость традиций, основанных на сознании, заключается в том, что они интерпретируются и в основном практикуются с чрезмерным акцентом на намерении и интеллекте. Высокоумие – широко распространенный недуг, при котором практикующие обсуждают состояния достижения, далеко выходящие за их пределы, как будто это вопрос повседневной практики. При этом они рискуют впасть в застой, как при болезни медитации, и рассеивают свою жизненную силу. Несмотря на то что Будда ясно заявил, что Путь, возникновение и прекращение страданий можно найти в этом «саженном теле с его восприятием и интеллектом» (АН 4.45, Рохитаса-сутта), такой подход, похоже, отдает предпочтение интеллекту, а не телесной энергетике. Это делает достижение на Пути Духа нечастым событием, которое, похоже, доступно тем, чья энергетика в определенной степени уже сбалансирована правильными методами, установленными в ее основе. Неважно, вера в Карму заставляет практиков терпеливо полагаться на доступность трансценденции в грядущих жизнях.
Путь сердца, или путь преклонения, – это путь Души. Предпосылкой этого Пути является то, что слияние с Богом или творящим сознанием может быть достигнуто, если все эмоциональные и психологические заморочки, стоящие на пути воплощения безвременной любви, будут отданы чему-то высшему. Христианство, Брахманический Индуизм и Ислам являются примерами этого Пути. В этих традициях есть исключения, такие как Йогический Индуизм, Исихастское Христианство и Суфийский Ислам, которые представляют собой Пути, включающие подходы к развитию тела, энергии и сознания.
Результатом этого Пути является единение с Божественным или переживание его, что искореняет самоидентичность, но не приводит к пробуждению, просветлению или бессмертию. Основное отличие от путей, основанных на сознании, таких как буддизм, заключается в том, что единение, в терминах Буддхаммы, считается все еще сфабрикованным состоянием, в контраст тому что лишено смерти (Пали: амаравати – реалм лишенный смерти, один из синонимов Нирваны). Покаяние, вера, молитва и благоговейный ритуал – отличительные черты этих традиций, с помощью которых преданный привязывает свою Душу к тому, что вечно.
Слабость пути преклонения – подверженность заблуждениям. Из-за все более метафорической природы классических текстов этого Пути, чтобы понять точный смысл и механизм практики, требуется большая проницательность, интерпретация и руководство со стороны искусного учителя. Контраргумент заключается в том, что вера и смирение могут помочь смягчить двусмысленность повествования. Однако, и мы увидим это наглядно при обсуждении природы психоза, такая вера может стать препятствием, мешающим трезво оценить свое психическое состояние. Неудивительно, что строгие традиции психоанализа и психотерапии зародились в среде христианского набожного пути, чтобы компенсировать недостаток проницательности и отсутствие четко очерченных формулировок о функционировании психики в последнем.
Путь тела – это путь энергетической системы, наиболее яркими примерами которого являются Даосская Внутренняя Алхимия и Кундалини-йога в Индуизме. Коротко говоря, этот Путь основан на максимальном повышении эффективности функционирования организма. Цели этого Пути – обратить вспять причину обусловленного становления и получить доступ к энергиям, которые предшествуют зачатию, таким как искра Чунь Ян (Кит.: чистый Ян), которая способствует процессам зарождения человеческого эмбриона. Искра чистого Ян – это то, что обладает потенциалом для создания новой жизни. Управляя, контролируя и манипулируя энергиями и субстанциями внутри тела, искру Ян можно извлечь из сексуальной эссенции. Затем, вместо того чтобы создавать новую жизнь, эта искра циркулирует по телу, омолаживая и оздоравливая его. Возникшая таким образом энергия в изобилии используется для преобразования тела, в результате чего помимо него формируется другое тело – тело света.
Блоки в тканях и утечка Ци препятствуют движению чистого Ян, поскольку тормозят или рассеивают его. Поэтому искусства цигун и нэйгун применяются для того, чтобы открыть тело и создать пути, позволяющие чистому Ян плавно двигаться. Это работа на уровне Мин (Кит.: жизнь), которая подразумевает достижение физического и психологического здоровья. Ментальная культивация, развитие полезных качеств характера – добродетелей – проводится параллельно с энергетической работой, чтобы помочь создать правильную конфигурацию тела и ума. Это уравновешивание Xing – «природы» и Ming – «жизни», или ума и тела: душевных качеств и телесной энергии.
Результатом этой практики является долголетие на мирском уровне и духовное бессмертие на трансцендентном. Последнее отличается от просветления тем, что не приводит к полному прекращению самсарической вовлеченности, а развивает «тело вне тела», позволяющее трансмигрировать из одного самсарического царства в другое по своему желанию, не вступая в перерождение.
Главные недостатки телесно-ориентированных систем – риск истощения и приобретения болезней, заблуждений и отсутствие проницательности. Учитывая, что человек работает со своим основополагающим энергетическим составом, существует риск сделать это неправильно, тем самым сжечь свою жизненную силу, разрушить здравомыслие и даже вызвать неизлечимую болезнь. Мы обсудим некоторые из этих рисков в связи с типом психических и физических расстройств, вызванных отклонением в цигун.
Бредовая интерпретация классических текстов и методов традиций этого Пути – не редкость. Как мы увидим при обсуждении структур субъективности, склонность к иллюзорному пониманию является отличительной чертой первичного нарциссизма, лежащего в истоках любой субъективности. Отсутствие отделения от этой стадии тотализирующего единства с образом и желанием первичного объекта привязанности, то есть (материнского) другого, приводит к инкорпорированию дискурсов духовных традиций в эго с последующим искажением их смысла в пользу собственного стиля привязанности. Поэтому определенная зрелость и присутствие опытного учителя имеют первостепенное значение для вступления на столь сложный Путь как гарантия ясности, правильного различения и развития в правильном направлении.
Я надеюсь, что это изложение показывает, что методы и цели традиций отличаются друг от друга. В кругах духовных практиков широко распространена ошибка, когда говорят, что все пути ведут к вершине горы. Такой утилитаризм сбивает с толку. Существует не только множество путей, но и множество гор, на вершинах которых вас ждут разные результаты. Именно здесь и кроется суть междисциплинарной практики: как относиться к методам, которые по своей сути приводят к разным результатам, чтобы они обогащали практику?
Мастерство заключается в том, чтобы понять, что, несмотря на существование различных путей, существует только один практикующий, а практикующий имеет множество граней своего ума и тела. Чтобы справиться с проблемами тела и ума на начальных этапах практики, не лишним будет прибегнуть к методам разных традиций. Например, устремления, присущие пути преклонения, могут возвысить сердце, в то время как интеллектуальная направленность подходов, основанных на сознании, может отяготить его. Или же работа над уровнями энергии и тела может принести пользу, если человека одолевают загадочные метафорические рассуждения, мешающие его жизненной силе и ясности фокуса. Важно еще раз подчеркнуть, что междисциплинарная практика духовной культивации целесообразна на начальных этапах, когда человек разбирается со своим телом, умом и психикой. На продвинутых этапах человек обнаруживает, что его Душа естественным образом стремится к определенному пути, и направляет свои усилия в это русло.
Оставив в стороне эпос трансцендентности, стоит отметить, что трезвое понимание того, что все достижения вторичны по отношению к безопасности, нормальности и простому счастью обычной человеческой жизни, имеет огромную ценность. Завершая этот акцент на смирении и честности, я желаю читателю насладиться следующим повествованием. Надеюсь, что некоторые его аспекты окажутся полезными, и прошу прощения за любые неудобства, которые могут быть вызваны высказанными идеями.
В первой части этой книги мы исследуем субъективность, следуя Лакановым психодиагностическим методам, с дополнительными рекомендациями по выбору практики культивации в зависимости от субъективности. Читателей, не знакомых с Лакановым жаргоном, просим отнестись к изложению с пониманием – все термины и понятия раскрываются постепенно, чтобы лучше прояснить различные слои и углы их значения. На экспозицию субъективности накладываются Тхеравадинские буддийские методы тренировки ума.
Во второй части мы рассмотрим гармонизацию психики, культивирование тела, энергии и ума по методам северного даоизма, в частности секты Цюаньчжэнь, чтобы подготовить способности человека к духовной практике.
В заключительной главе мы кратко рассмотрим, как высшие стадии духовной практики осуществляются в традициях, основанных на теле и сознании, и рассмотрим генезис духовного заблуждения, или прелести, как ее называют в христианской традиции, которая является основным препятствием в практике культивирования.
Луна изначально является чистым инь, без ян – она излучает свет только после заимствования солнечных лучей. Усиление и ослабление лунного света зависит от положения и соотношения солнечных лучей.
Наблюдая за этим, я понял, что это Дао заимствования ян для преобразования инь. Человеческое тело изначально является чистым инь без ян – оно должно заимствовать ян у других, чтобы стать ян.
Под «другим» понимается все, что не принадлежит самому себе, – небо и земля, солнце и луна, мириады существ, мириады вещей. Так называемый «ян другого» – это изначальная открытая единая энергия, которая и есть неумирающее человеческое существо.
Эта энергия является врожденной, но, смешиваясь с приобретенными условиями, она постепенно рассеивается среди неба и земли, солнца и луны, мириадов существ и вещей и перестает быть собственной, принадлежа другим.
Если вы знаете, что эта энергия находится в других, и постепенно похищаете ее, чтобы вернуть себе, восстанавливая существование несуществующего, возвращая утраченное, то это подобно тому, как луна сияет, заимствуя свет солнца. Таков небесный механизм постижения Творения и обращения вспять инь и ян.
Лиу Имин
Часть I – Субъективность
После рефракции: Возникновение субъективности
Драйв
С самого начала важно подчеркнуть, что психоаналитическая теория работает с эротогенным и говорящим телом. Динамика драйва и желания, либидинальная экономика, объектная причина желания, воздействие лингвистических означающих на тело, функционирование речи в формировании психической реальности и т. д. теоретизируются для того, чтобы помочь в преодолении психических страданий. Организм в соответствии с анатомическими и западными медицинскими знаниями, а также Ци в соответствии со знаниями традиционной китайской медицины или теории цигун не принимаются во внимание психоанализом. Это делает психоаналитическое знание довольно уникальным, но, как и в любой другой специализированной области, оно также неполно. В частности, теория драйва рассматривает внутреннее либидинальное давление, которое по своей природе тревожит субъекта. Однако она не учитывает уже существующие искажения на уровне души и причинности, перенесенные из предыдущих существований. Тем не менее, эта теория представляет собой последовательную модель возникновения человеческой субъективности в ответ на внутренний стресс, в рамках которой субъект появляется на свет через другого[6 - Подробные лекции по психоаналитической теории в ретроспективе буддийской практики можно найти в моей онлайн-видеопрограмме «Воплощение Настоящего». В этой книге психоаналитические концепции представлены таким образом, чтобы наилучшим образом проиллюстрировать различия между субъективными структурами.].
Из теоретических построений Фрейда и Лакана мы знаем, что формирование субъекта – это реакция на давление драйва. Драйв – это то, что относится к либидинальному телу. Это Реальное, квота невыносимого, которое сопротивляется символизации. Однако без символизации само понимание своего «воплощения» не может быть сформировано. За последнее ручаются предсубъективные состояния слияния с Другим: отсутствие четко очерченного образа тела – отличительная черта психотической декомпенсации. В этом свете Другой языка и Другой воображаемой идентичности имеют первостепенное значение для формирования субъекта. Через них субъект обретает идеальное эго – фундаментально нарциссистскую конструкцию, построенную через инкорпорацию и вытеснение.
В обычном развитии на давление драйва отвечает первичный заботащийся о субъекте другой, наблюдая и реагируя на него, держа, кормя, убаюкивая и поощряя, тем самым отвечая на внутренний дистресс зарождающегося субъекта. Затем интенсивность влечения сгущается в образе, который ребенок принимает за себя. На правдивость зеркального образа нужно отвечать лаской первого другого и словом второго другого. Второй другой языка и культуры разрушает предсубъективное слияние между ребенком и первым другим. Это позволяет ребенку обратиться ко второму другому за ответом на давление драйва. Таким образом, начинает формироваться эго-идеал.
Отсюда то, что поддерживает образ первого другого и слово второго другого, включается из Воображаемого и Символического регистров, а то, что отменяет его, вытесняется. Поскольку образ был взят извне, чтобы обозначить себя, и никакой другой никогда не может полностью ратифицировать эту уникальную, идиосинкратическую конструкцию, как идеальное эго, так и эго-идеал остаются постоянно разрушающимися структурами с суперэго в качестве навязывающей давление инстанции, подталкивающей субъекта к созданию более эго-основанного чувства самости. Из-за отсутствия стабильности и окончательности самовосприятия в символическом и воображаемом регистрах возникает желание.
Не имея в своем сознании основания, на котором можно было бы стоять, субъект порождает желание обрести то, чего никогда не было: целостность. Однако это отсутствие целостности структурно необходимо для свободной артикуляции своей воли. Тревога возникает, когда тотализирующая воображаемая идентичность сжимает пространство, отведенное для нехватки. В той мере, в какой нехватка неизбежна, оно определяет субъективную структуру.
Невротическая структура признает нехватку в себе, но не в Другом; перверсивная структура ниспровергает нехватку в себе, но признает ее в Другом; тогда как структура психоза отвергает нехватку как в себе, так и в Другом. Аутистическая структура работает с нехваткой через повторение, не полагаясь полностью или частично на воображаемого-символического Другого. Как схематизировал Финк, степень отделения от чувства целостности, за которое ручается воображаемая идентичность, определяет субъективную структуру (Финк 1997, 147).
Например, полное слияние с требованием первого другого – это психоз. Здесь jouissance[7 - Jouissance» – термин, введенный Лаканом для обозначения настойчивого давления драйва, который также доставляет удовольствие субъекту. Структурирование принуждения к повторению позволяет субъектам получать удовольствие от того, что кажется ужасным, но в то же время по своей сути является желанным. Поэтому буквальный перевод термина с французского как «наслаждение» должен быть нюансирован в том смысле, что речь идет о наслаждении сверхъестественного рода. Jouissance – это когда жизненная сила, относящаяся к базовым инстинктам, таким как похоть, инстинкт выживания и первобытная агрессивность, цепляется за тот аспект психики, который вызывает страх, опасения и, следовательно, угрозу, так что этот аспект интегрируется в психическую жизнь. Однако с самого начала следует признать, что jouissance – это способ обращения с Реальностью того что в буддизме нызвают дуккха (дистресс/страдание), который является вульгарным и неуклюжим. С развитием способности субъекта использовать означающие, jouissance направляется в Символическое, что позволяет желанию выйти на первый план. Отсюда тревожные аспекты внутренней и внешней среды преодолеваются с помощью желания, которое больше не полагается на возбуждение низменных инстинктов, а использует более изящную способность интеллекта в рамках диалектического обмена означающими, чтобы сформулировать и реализовать свое желание без недоумения или угрозы дуккхи.] не демаркирован, тревога монолитна, что порождает элементарные феномены, за которыми следуют галлюцинации и конструкции заблуждений в качестве стабилизации. Частичное слияние, а именно идентификация с «воображаемым фаллосом» другого[8 - Воображаемый фаллос» – это воображаемо-символическая визуализация jouissance (материнского) -другого, который зарождающийся субъект стремится воплотить собой, чтобы гарантировать себе чувство целостности и удовлетворения.], является случаем перверсии. Здесь тревога и, следовательно, jouissance управляются с помощью «pere-версии»[9 - «Версия в отношении отца», от французского ’pere’ – отец.] (Лакан 2016, 69): это такое присвоение Символического, которое устанавливает систему «законов», ограничивающих производство jouissance. Частичное отделение от воображаемой идентичности и обращение к Символическому за ответом и восполнением нехватки определяют невротическую структуру. Невротическая тревога – это феномен, при котором Имя Отца воспринимается как недостаточное для ответа на нехватку, и происходит кратковременный коллапс на досубъектное воображаемое слияние. В аутистической структуре слияние имеет первостепенное значение, лишенное идентификации с objet a Другого: субъект – это один, не нуждающийся в другом/других. Здесь повторяющиеся и навязчивые действия субъекта служат для регуляции jouissance, помещая его на обод, который существует между телом и несуществующим синтетическим Другим[10 - Синтетический Другой» – это концепция, автором которой изначально был Жан-Клод Малевал, подробнее об этом в подразделе, посвященном аутистической структуре.] (Полин 2019, 72). Восприятие тела без медиума аутистического objet a вызывает тревогу, так как сразу же субъекта поглощает цельность, относящаяся к абсолютному нарциссизму[11 - Монкайо проводит различие между «абсолютным нарциссизмом» в аутистической структуре и «относительным нарциссизмом» в структуре психоза. Психотик, в отличие от аутиста, является «относительным нарциссическим объектом матери» – грудным ребенком, редуцированным до фаллического объекта jouissance (материнского) другого – лишенным интегрированного спекулярного образа тела, то есть не имеющим доступа к идеальному эго в результате зеркальной стадии развития. Аутист не вступил в идентификацию с объектом наслаждения (материнского) другого – он как бы «отказывается рождаться вне единого телесного пузыря» (Монкайо 2021, 31). Более подробно мы рассмотрим аутистическую структуру в соответствующей главе.]. В отличие от субъекта психоза, аутист не справляется с задачей поддержания своей идентификации с чужим objet a через синтоматическое присвоение Символического регистра. Не отказываясь от jouissance и не нюансируя его, как это делает невротик, аутист дистанцируется от него через экстернализацию jouissance в объектах, ритуализированных действиях и сфере специфических интересов (Полин 2019, 73).
Давление драйва может быть отвечено или оставлено без ответа другим, что следует из отсутствия полной символизации. То, что не было символизировано в рамках какой-либо субъективной структуры, составляет то, что Верхаге называет «актуальной патологией» (Верхаге 2008, 292). В отличие от явлений соматизации при истерическом неврозе, актуальная патология – это не то, что было подавлено и перенесено в тело. Это то, что никогда не вступало в контакт с языковыми означающими. Как таковые, эти явления, по определению, являются «травматическими». Проявляясь в теле, они вызывают различные симптомы во многих телесных системах и после медицинского лечения обычно повторяются, поскольку их происхождение не органическое, а психическое.
В отличие от них, феномены психопатологии проявляются как несоответствия в потоке метонимического обмена означающими в плоскости Другого. Они возникают в уже сформированных субъективных структурах из-за постоянно удаляющегося горизонта символизации: означающее никогда не может полностью охватить драйв.
Обе области феноменов могут быть рассмотрены с помощью таких разнообразных терапевтических модальностей, как ТКМ (традиционная китайская медицина), психоанализ, психотерапия, психологическое консультирование, ДМТ (танцевально-двигательная терапия), соматическая работа по освобождению блоков и многое другое, но никогда не могут быть полностью искоренены, поскольку их существование отражает само бытие субъекта.
Таким образом, драйв обрабатывается в субъективных структурах. Невозможность полной символизации драйва приводит в движение самсарическое существование. Внося объекты, ситуации и отношения в пространство между собой и нехваткой, наслоенное на холст темпоральности, говорящие существа возводят в бытие то, что во всем своем многообразии принято называть «жизнью».
Пять огней
Как даосская модель «пяти огней» соотносится с приведенной выше теорией формирования субъекта?
В даоизме человек рассматривается через «модель дисбаланса», известную как Вусин (Кит.: пять элементов) или «Пять движений/духов/элементов/огней/фаз/ростков». В двух словах, Изначальный Дух – Юань Шэнь – преломляется на пять огней в царстве проявления, которые, объединяясь, формируют потенциал существа. Эта модель начинается не с драйва, а с изначального бесформенного сознания, известного как Юань Шэнь, которое можно визуально воспринимать в практике медитации[12 - Если быть точным, «медитация» – это единственное состояние, в котором может возникнуть и быть воспринятым свет Юань Шэнь. Это, конечно, приводит к определению того, что такое медитация. Строго говоря, единственной «медитацией» является абсорбция ума (Пали, джана) – объединение осознания и его объекта. Все остальное может подпадать под обширный зонтик «умственного развития», будь то внимательность, проницательность, любящая доброта, спокойное пребывание или что-то еще. Если не произошло объединения ума и объекта, что приводит к временному прекращению ума и тела, это нельзя считать медитацией. Грубо говоря, наблюдение за своим дыханием, мыслями и ощущениями – это не медитация. Любая активность тела и ума не является медитацией: движение, транс, пребывание в состоянии потока или гипноза не являются медитацией. Если человек что-то осознает, он не медитирует, а практикует осознанность, что, конечно, может привести к медитации, но это не может произойти, пока тело-ум находится в движении.] как ослепительный белый свет: чистый Ян. При воплощении этот свет преломляется на пять составных процессов проявленного «существа»[13 - Если только «существо» не является относительно чистым благодаря ранее проделанной работе по культивации. Такое существо, говоря о своих детских годах, назвало бы их совершенными. Действительно, состояние ребенка гораздо менее искажено, поскольку в нем меньше рассеивается Ци и истощается цзин. Тем не менее, существует определенная доля беспокойства, которое возникает из-за каммических аффлюентов, давления драйва и недостаточной интеграции в символический регистр. В зависимости от доминирующей склонности к одному из пяти огней эти нарушения будут усиливаться, приводя существо в еще больший дисбаланс. Те, кто занимался культивацией в прошлом, скорее всего, найдут способ гармонизировать вусинг и продолжат культивацию в настоящем.] и еще больше искажается приобретенными каммическими тенденциями данного субъекта.
Проявленный субъект уже не един, а фрагментирован и, следовательно, испытывает вражденные интенсивности, когда Инь (Цзин/сущность и движущая сила) и Ян (Шэнь/дискриминирующее осознание и сознание) смешиваются как носители Ци/энергии внутри тела. Не имея возможности тщательно перемешаться будучи разбавленными асавой – каммическими оттоками – эти субстанции вызывают возмущения, которые могут варьироваться от невыносимой интенсивности до легкого раздражения. Таким образом, субъект понимается как находящийся в состоянии дисбаланса, в непрерывном движении пяти духов.
В рамках этой модели субъект должен стремиться переработать не только давление драйва, но и давление чистого сознания. Воплощение света, который стремится к объединению, несмотря на неорганизованное смещение пяти элементов, – это интенсивный опыт. Так же, как и драйв, свет сопротивляется символизации. Он также сопротивляется воплощению, поскольку на пути его движения возникают приобретенные каммические загрязнения. Поскольку асавы, по сути, являются наследием предыдущих существований, с ними мало что можно сделать, кроме дальнейшей работы по культивации: выкорчевывания осквернений.
Существует три основных категории асавы, или каммических оттоков: чувственность, становление и неведение, которые присутствуют во всех субъектах. Их корень – ошибочное восприятие тела как постоянно пребывающей сущности, которое присуще сознанию при нисхождении в утробу матери (Тимофеев 2019, 94). Это корень жадности, ненависти и заблуждений, которые практикующие Буддадхамму стремятся разрушить через культивирование Пути. Даоизм использует другой подход: он стремится понять приобретенное «я» и работать с его движениями, чтобы привести их в равновесие. При гармонизации и слиянии пять духов образуют основу для алхимического эликсира: консолидированного света Юань Шэнь.
В даосской мысли говорится, что человеческое существо с самого начала не обладает Шэнь, или различающим светом осознания. Считается, что у него есть только ? Синь, приобретенное сердце-разум, которое описывает модель дисбаланса. В этой модели человеческая психика подразделяется на пять духов: Шэнь, Хун, Чжи, По и Йи.
Шэнь, в данном случае, – это качество различающего знания, Хун – ян-душа, Чжи – воля, По – инь-душа, а Йи – структурирующий интеллект. В то время как для практиков Буддадхаммы достаточно работать только с качеством знания, чтобы низвергать каммические излияния, даоизм, который никогда не был чисто монашеской традицией, рассматривает развитие и созревание всех пяти духов. Таким образом, шэнь развивается параллельно с работой над телом и энергетикой. Поскольку процесс психофизического развития в даоизме включает в себя множество нюансов, я рассмотрю его кратко в текущей главе и более подробно во второй части этой книги. Пока же давайте рассмотрим теорию приобретенного «я».
***
В буддийской и даосской традициях то, что относится к психике, понимается лишь как периферия сущности человека. Ошибочное отождествление с субъективной структурой психики является первопричиной дуккхи – неудовлетворенности, связанной с ограничивающими качествами реальности. Психика возникает в унисон с умом. Ум возникает через повторение следующей последовательности:
– Органы чувств воспринимают внешний объект;
– Ментальная формация возникает для представления этого объекта;
– Чувство возникает для формирования субъективного переживания объекта;
– Восприятие еще больше искажает объект, пропуская его через свои элементальные фильтры;
– Семя заблуждения, а именно неправильное восприятие тела сознанием, поглащает объект как часть себя;
– Разум возникает в результате инкорпорирующей/вытесняющей функции психического механизма, тем самым еще больше закрепляя приобретенное «я»;
– Таким образом, Изначальный Дух преломляется на пять духов, возникая как квинтэссенциальная матрица ума.
Формирование субъекта, согласно Лаканову психоанализу, можно понимать как специфическую часть процесса рефракции, связанного с обретением искаженной идентичности с другим/другими. Поскольку в центре внимания находится в основном драйв и вопросы его дистрибьюции через либидинальную экономику, то в первую очередь речь идет об активности Чжи, Хун, По и Йи. Вовлечение Шэнь является лишь вторичным в процессе аналитического «слушания», движимого «желанием аналитика»: это спокойные моменты анализа, предоставляемые в (денежном) обмене одним субъектом другому.
В психоанализе невротиков, разработанном Лаканом, цель состоит в том, чтобы «траверсировать фантазию», вывести все предположения субъекта относительно нехватки, желания и jouissance в свет аналитической ситуации, где они могут быть рассмотрены как не более чем предположения и фантазии. Таким образом, достигается правильное понимание того, что никакая устойчивая сущность не может считаться «собой», кроме постоянно меняющегося потока либидинальной энергии, плывущей по волнам означающих.
Однако, несмотря на достижение этой цели «субъективной опустошенности», психоаналитическая практика не позволяет освободить человека от его фундаментальных каммических оттоков, а именно от присвоения сознанием тела как самости. Не освободившись от заблуждения «бытия как тело», сознание не может пребывать внутри тела и, выражаясь алхимическим языком, развивать «тело вне тела»[14 - Будда несколько раз говорил о создании тела, созданного умом, например, в Саманьяпхала Сутте (DN 2): «Сконцентрировав таким образом свой ум, очищенный и яркий, незапятнанный, свободный от недостатков, податливый, устойчивый и достигший невозмутимости, он направляет и склоняет его к созданию тела, созданного умом. Из этого тела он создает другое тело, наделенное формой, сотворенное из разума, совершенное во всех своих частях, не уступающее в своих способностях». Это тело, созданное разумом, является плодом совершенствования самади и випассаны. Оно является основой для развития сверхнормальных способностей (сиддхи) и других инсайт-знаний, таких как знание прошлых жизней, знание ухода и повторного появления существ, знание ума других людей и, самое главное, знание о прекращении оттоков. С прекращением оттоков чувственности, становления и неведения приходит знание об освобождении, что в буддизме равносильно завершению духовной практики. Даосский способ создания «тела вне тела» не является таковым, поскольку опирается на алхимический процесс превращения. Результат этого процесса – духовное бессмертие – также не одинаков.], тем самым приводя человека к духовному бессмертию.
С подобным «стеклянным потолком» сталкиваются те, кто практикует только Випассану без практики Самади с последующим созерцанием тела. Действительно, глубокая неподвижность Юань Шэнь должна быть затронута через Самади, а приобретенный ум должен быть в конечном итоге «освобожден» от отождествления с телом, чтобы соприкоснуться с Духом и осознать Необусловленное через прекращение оттоков.
Если в буддизме такое чередование самади и випассаны приводит к распутыванию сознания через очищение, то даоизм исповедует «обратный ход»: слияние пяти духов обратно в Изначальный Дух и культивирование сгущенной единой энергии из него. В даосских алхимических терминах слияние пяти духов происходит следующим образом.
Схема 1 – Алхимический Вусин
Во-первых, плотские желания должны быть усмирены, что позволит укрепить цзин в основании тела. Во-вторых, необходимо управлять эмоциями, чтобы укрепить шэнь и дать ему возможность спуститься вниз. В-третьих, необходимо регулировать дыхание. В-четвертых, необходимо питать и мобилизовать Ци и кровь. Таким образом, четыре элемента сойдутся в центре, образуя «вертикальную Ци», которая восстановит врожденные знания и способности, что приведет к культивированию объединенной энергии.
Говорят, что без гармонии
«пять основ превращаются в пять вещей, а пять добродетелей – в пять воров; сущность нарушается, а смысл искажается, превращаясь в темперамент и ошибочное чувство, так что энергия смерти поглощает энергию жизни» (Бо Дуан 1987, 31).
Как показано на схеме 1 стрелками, направленными от Шэнь к По и от Чжи к Хун, проницательный ум должен управлять телесными привязанностями, а сила воли – стремлениями. Это возможно только при условии тренировки ума и воли. Здесь первостепенное значение имеют фундаментальные учения духовных традиций об этическом поведении и внимательности. Чтобы натренировать ум, необходимо начать с соответствующего этического поведения в соответствии со следующими заповедями:
Таблица 1 – Морально-этические заповеди
В то время как пяти основных заповедей буддизма достаточно для мирян, от тех, кто находится во временном затворничестве или в полном отречении, требуется больше заповедей. Десять основных заповедей Дуньхуанского учения ожидаются от даосского практикующего, чтобы он мог жить в этом мире. Следуя заповедям, человек развивает внимательность и силу воли, которые необходимы для соблюдения правил в повседневной жизни и стремления не преступать их. Кроме того, формальные способы тренировки осознанности применяются в ретрите или в повседневной жизни. Буддийская модель Сатипаттаны – классический способ развития внимательности к телу и уму[15 - Учения по Сатипаттхане можно легко найти в Интернете. Помимо классической Сатипаттана-сутты, есть изложения современных практиков, таких как Аналайо Бхиккху (Аналайо 2006), а также мой учитель випассаны, малазийский монах Тхеравады досточтимый Джотинанда, чей блог можно найти здесь: https://anupassi.blogspot.com/2010/07/what-is-satipatthana.html; В моей диссертации «Воплощение Реального» глава о Сатипаттане посвящена основам инсайта, рассмотренным в рамках Лаканова подхода и проиллюстрированна творческими сочинениями, отражающими личный опыт этой практики (Тимофеев 2019, 77—97).].
Развив таким образом ум и волю, человек, как говорят, культивирует основополагающий дух – Шэнь.
Отсюда можно применить качество проницательности Шэнь, чтобы сдерживать По или Инь-душу с ее телесными привязанностями:
– привязанность к удовольствиям;
– привязанность к гневу и обиде;
– привязанность к тревогам и страхам;
– привязанность к печали и потерям;
– привязанность к симпатиям и антипатиям;
– привязанность к предметам и собственности;
– привязанность к сексуальным желаниям (Митчелл 2016, 273).
Сдержав таким образом телесное, словесное или мысленное стремление к вышеперечисленным привязанностям, переходят к управлению устремлениями Хун, или Ян-души, которая, как говорят, имеет три начала:
1. Ян Хун – измерение сознания, которое является коллективным; если его задействовать, то можно получить доступ ко всем развитым человеческим мыслям и знаниям;
2. Инь Хун, та часть человеческой организации, которая трансмигрирует между существованиями и несет информацию из предыдущих жизней;
3. Жэнь Хун – часть, переданная предками, содержит информацию о родословной, связывающую членов семьи.
То, что относится к «предназначению души», можно прочесть в этой модели как объединение устремлений трех Хун. Как таковые, это стремления всего человечества, импульс благотворной работы, проделанной в предыдущих жизнях, и лучшие намерения семейного рода. Как правило, эти устремления проявляются через сновидения. Происходят ли сновидения во время сна, в лиминальном состоянии или как творческие сновидения, то есть активное предвидение наилучших действий для себя и близких, не имеет значения, поскольку то, к чему стремится Хун, – это воплощение через реализацию этих снов. Опасность сновидящего Хун заключается в том, что он может потеряться в мечтах, которые придумывает. Поэтому он должен находиться под контролем Чжи – силы воли. Таким образом обеспечивается, что за задуманными благотворными стремлениями последуют решительные действия.
Теперь сознание может спуститься в основание тела, где смешиваются Огонь и Вода (Шэнь и Цзин, соответственно), не тревожимые хаотичными желаниями и ошибочными фантазиями. Однако на этом этапе жизненно важно, чтобы сексуальные желания были хорошо отрегулированы. Традиционно, прежде чем приступить к алхимическому «процессу разжигания», адепт должен пройти «стодневную подготовку девственника». Эта практика подразумевает полное воздержание от половой жизни, приверженность вегетарианству, отказ от стимуляторов, таких как сахар, кофе, алкоголь и наркотики, а также воздержание от сенсорного возбуждения с помощью музыки и развлечений. Можно заметить, что это не так уж сильно отличается от буддийских заповедей отказника.
Однако даже если полностью отказаться от сексуальной активности, сохранив при этом ум, наполненный вожделением, не удастся сохранить и укрепить Цзин, относящийся к элементу Воды: основная жизненная сила останется рассеянной. Поэтому для работы с психическим складом человека используется другой набор предпосылок. Согласно Митчеллу (2021), к этим предпосылкам относятся:
– Эротические образы и одержимость сексуальностью должны быть прекращены;
– Подход к жизни должен быть таким: несущественность и принятие всех феноменов. Применение мышления отказника при жизни в мире – отстраненность культиватора;
– Эмоции должны быть освобождены от ярлыков и переживаться как чувства в первую очередь и как телесные явления во вторую, с принятием и безотносительностью;
– К эмоциональным «ворам» необходимо применить противоядие соматических качеств в соответствии с регулированием цикла Пяти Элементов (см. схему 2);
– Предпочтения: влечение и отвращение не должны преследоваться;
– Восприятие: взаимозависимое происхождение, быстротечность и пустота всего должны быть исследованы и увидены;
– С личными неадекватностями и фобиями нужно бороться, чтобы жажда власти, которая является выражением вожделения, не возникала для компенсации неадекватности или страха;
– Необходимо избавиться от беспокойства, в том числе от тревожного стремления к практике, которое должно быть заменено спокойным доброжелательным отношением человека, чувствующего, что он находится как раз в нужном месте;
– Учения духовных традиций должны формировать Йи или интеллект;
Схема 2 – Цикл регулирования Вусин
Все вышеперечисленное – это уже целый объем преобразующих практик, которые требуются от того, кто берет на себя обязательство культивировать эссенцию и жизнь. Последний пункт в этом списке, касающийся формирования Йи, как раз и достигается благодаря структурному пониманию явлений, изложенному в учениях духовных традиций. Такое знание позволяет успокоить ошибочные чувства, предположения и фантазии, связанные с желаниями, влечениями и идентичностью человека, что ведет к укреплению Цзин. Опираясь на такое понимание, можно уберечь себя от темпераментных колебаний и применить необходимые качества для восстановления элементарного равновесия.
Например, как показывает Схема 2, со страхами выживания можно справиться, если беспристрастно и без эмоций оценивать ситуацию. С гневом можно справиться, отпустив чувство собственной важности. С волнением можно справиться с помощью твердой сосредоточенности силы воли. С беспокойством можно справиться с помощью решительных целенаправленных действий. А от горя можно избавиться, посмеявшись над абсурдностью предположения, что «я» существует для того, чтобы быть обиженным в первую очередь. Однако последний способ неприменим в случае травмы, которая разрушает основы «я» и атакует субъекта на уровне эссенции. В этом случае попытка «посмеяться над этим» приведет к бессильной мании[16 - Подробнее о травме можно узнать из моей докторской диссертации «Воплощение реального: междисциплинарное исследование субъективности, травмы и духовной культивации». В ней я демонстрирую феноменологию травмы и ее ценность для развития инсайта, который может привести к посвящению себя духовной практике (Тимофеев 2019, 43, 54, 115).].
В даоизме алхимические практики развития ума и воли, управления По с помощью Шэнь и Хун с помощью Чжи, усмирения желаний, «забывания» эмоций и перестройки интеллекта должны сочетаться с такими внутренними искусствами, как Цигун, Нэйгун и Даоинь. Таким образом, обеспечивается гармонизация дыхания – аспекта По и крови/Ци – аспектов Хун, или, как говорится в алхимической классике, происходит «соитие дракона и тигра». Высокомерие Хун и жажда По усмиряются и уходят благодаря осознанности и сдержанности. Умелое использование дыхания и циркуляция Ци, наряду с достаточным отдыхом, физическими упражнениями и питательной диетой, устанавливаются одновременно, чтобы максимизировать эффективность функционирования организма.
Говорят, что таким образом
«дракон сворачивается, тигр садится, сущность стабилизируется, а чувства забываются, образуя истинный смысл и истинную сущность, так что энергия смерти становится энергией жизни» (Бо Дуан 1987, 31).
С этого момента тело человека начинает генерировать «выпрямленную Ци». Согласно Лю Имину, это гармонизирующее свойство Земли или Энергии, которое занимает центральное место в Схеме 1 с добродетелью настоящей правдивости:
Когда в центре находится истинная правдивость, сущность стабильна; когда функция истинной стабильности выводится вовне, чувство становится гармоничным. Когда сущность стабильна, а чувство гармонично, сущность и чувство возвращаются к корню, как муж и жена в блаженном объятии. Благожелательность, справедливость, вежливость и знание возвращаются к единой правдивости; сущность и смысл, жизненная сила и дух, соединяются в единую энергию. Небо, земля и человечество встречаются; пять энергий возвращаются к основе, возвращаются к истокам и возвращаются к фундаментальному, и золотой эликсир завязывается. Это называется духовным эмбрионом» (Бо Дуан 1987, 31).
Отсюда даоизм и буддизм снова идут разными путями. В буддизме свет Изначального Духа используется для созерцания непостоянства, непривлекательности и бескорыстия тела. Это делается до тех пор, пока ум не «освободится» от отождествления с телом, не начнет четко различать ум и ментальные впечатления и в конце концов не откажется от всякой вовлеченности в пять агрегатов обусловленного существования[17 - Перефразировано из дискурса Луанг Пор Дтун. Путь к счастью через Силу и Самадхи. https://www.youtube.com/watch?v=gWlM4GH1Oio]. Тем самым достигается «распутывание»: ум, подобно огню, освобождается от топлива привязанности к пяти агрегатам и, следовательно, становится свободным[18 - Перефразировано из Таниссаро Бхиккху. Mind like Fire Unbound. 1999. https://www.accesstoinsight.org/lib/authors/thanissaro/likefire/2-1.html]. В то время как даосская алхимическая практика продолжает культивировать и хранить свет в нижней части живота, очищая его, циркулируя по микрокосмической орбите и производя «тело вне тела», тем самым обретая духовное бессмертие: способность входить и выходить из самсарических миров по своему желанию.
Обобщение
Вернемся к началу: как модель вусинг соотносится с драйвом и субъективной структурой?
Баланс между Хун и По, воля Чжи, степень развития Шэнь и сформированность И определяют субъективную структурированность. Так, преобладание По при недостаточном развитии Шэнь приводит к формированию субъективностей слитого типа, таких как аутистизм, психоз и перверсия. В этих случаях влечения Иньской души преобладают над стремлениями Хун и различением Шэнь, заставляя И и Чжи функционировать в угоду этим влечениям. В этих случаях жизненная сила субъекта и его намеренная активность направлены на поддержание и формирование состояния полного или частичного слияния с другим. Однако если Шэнь вводится через функцию отцовского запрета и закона – Имени Отца – и в то же время направляет Янскую душу субъекта на реализацию его сокровенных устремлений, возникает невротическая субъективность. Здесь произошел определенный отказ от жажды[19 - Пали, танха – тяга или жажда – основополагающая причина страдания согласно Будде. Разделяется чувственная тяга, тяга к существования, тяга к несуществованию. Подробнее об этом в следующей главе.], но лишь для того, чтобы заменить ее исполнением своих желаний. Как мы увидим в главе о неврозе, ловкость в этой погоне за желаниями может привести к формированию не-невротической структуры.
Слияние пяти духов – это базовый уровень практики даосской внутренней алхимии. Однако на уровне субъекта это значительное достижение. Если кто-то объединил преломленные элементы своего внутреннего состава и получил доступ к единой энергии, это означает, что он вышел за пределы детерминизма данной субъективной структуры. Как таковой, человек больше не детерминирован нехваткой бытия, отделен от образа и желания другого, независим от дискурсов Другого как супер-эго, свободен от давления драйва и не подвержен притокам jouissance. Энергия человека течет спокойно и распрямлено, не нарушаемая меняющимися условиями. Мышление человека изменилось с «субъекта» на «культиватора». Человек видит опасность в необузданных желаниях, умственной пролиферации и эмоциональных колебаниях. Поэтому он отказался от участия в мирских страстях и соревнованиях. Но при этом он не превратился в холодного социопата. Напротив, избыток энергии, нравственная добродетель, благотворные душевные качества и мастерство, культивируемые в процессе практики, сформировали его природу очень благотворным образом, так что он стал «источником благодати для мира».
Однако существо, чья энергия объединена, все еще остается «субъектом» в Лакановом смысле, поскольку его сознание все еще опирается на означающие. Даже сформировав свой ум в соответствии с учениями духовных традиций так, чтобы его понимание было правильным для поддержки единой Ци, он все еще подвержен языковым означающим, с помощью которых передавались учения этих традиций. Верно, что «Дхамма поддерживает тех, кто поддерживает ее»[20 - Эта строка часто встречается в вечерних песнопениях, исполняемых лесными монахами Тхеравады.], и действительно, даже полностью просветленные араханты, такие как Ачария Мун, воспевали, вспоминали и проповедовали Дхамму до конца своих дней после просветления (Маха Боова 2005, 306).
Быть полностью свободным и быть субъектом в рамках языка – не взаимоисключающие условия. Тем не менее, для полностью свободных людей языки являются тем что они есть: всего лишь несовершенные знаковые системы, применяемые (наряду с другими искусными средствами) для передачи Пути практики. В то же время, как мы увидим далее, важнейшее различие между субъектом и просветленным существом содержится в определенном объединении, основанном на отказе от механизма структурного исключения. Таким образом, исключение репрессированного для невротика, отвергнутого для субъекта психоза, ниспровергнутого для перверта и предзакрытого на уровне единичной черты для аутиста, соответственно, есть то, что преодолевается просветленным существом. Для того, кто завершил свою духовную практику, больше не существует отчуждения в образе, голосе, jouissance или желании другого. Это происходит через принятие ответственности за Реальное на уровне исключенной части драйва и обучение жить с ним, больше не «полагаясь ни на что в мире».
В первой части этой книги рассказывается о том, как можно работать с различными субъективными структурами, чтобы добиться такого объединения преломленных духов, которое позволит обрести определенный покой и освободиться от страданий, связанных с самоидентификацией. Именно это мы и рассмотрим в следующих главах.
Невротическая субъективность
Вытеснение и Реальное дуккхи
Психоанализ опирается на сформулированный Фрейдом механизм репрессии или вытеснения (Фрейд 2001a, 15).
Первичное вытеснение связано со структурным отсутствием Другого. Невыносимая интенсивность, относящаяся к Реальному влечений, не может быть полностью удовлетворена Другим. Зарождающаяся двигательная беспомощность человеческого младенца требует постоянной поддержки со стороны отражающего заботу другого, но она неизбежно не достигается (Верхаге 2004, 189). Отсутствие полного ответа другого – это изначальное вытеснение, лежащее в основе любой субъективности (Бреннер 2020, 42).
Это вытекает из фрейдовского различения между aussto?ung (Нем.: аусштоссунг) и bejahung (Нем.: беяхун) (Фрейд 2001b, 233—240): вытеснение и утверждение. Верхаге рассматривает первичное вытеснение как «структурную травму» (Верхаге 2004, 248—249), которая, если ее не переработать, приводит к актуальной патологии, а если переработать, то к психопатологии. Тем не менее, для Лакана эта сумма jouissance, которая изгоняется до всякой символизации, составляет интимное ядро любой субъективности. Поскольку это ядро было изгнано за пределы эго, он назвал его «экстимным» (Лакан 2008, 139).
Что же вытесняется? С точки зрения психоанализа, это давление драйва. Однако с точки зрения Дхаммы это неудовлетворенность, относящаяся к существованию. Телесное существование с самого начала вызывает страдания: беспомощность, фрагментация, интенсивные психофизические явления и внутренняя недостаточность зеркальной заботы изгоняются. Кроме того, асавы, или каммические оттоки из предыдущих существований, накладываются на зарождающегося субъекта, создавая отдельный слой дуккхи[21 - Верит ли человек в продолжение каммы из предыдущих существований или нет, не имеет значения в отношении субъективности. То, что предшествует любой субъективности, – это давление драйва (читай, тяги; подробнее об этом в подглаве «Драйв и желание»). Считайте это изначальной «асавой». На основе влечения к приятному аспекту драйва возникает отвращение к изгоняемому, сопровождаемое агрессивностью. Наличие либо тяги, либо агрессии, либо и того, и другого свидетельствует о невежестве в отношении «истинной природы вещей». Последнее относится к категории трансцендентной мудрости, когда субъективное заблуждение и навешиваемые на него ярлыки проработаны: это и есть область плодов духовной практики.]. И наконец, самое главное – давление неведения. Именно неведение – незнание этого тела, как оно есть, незнание того, что изгоняется, как оно есть, и незнание Дхаммы, которая может дать символические рамки для правильного структурирования Реального, относящегося к драйву[22 - На основании вышеизложенных аргументов я назвал вытесненные явления «Реальным дуккхи». Согласно Дхамме, именно изначальное отрицание и экстернализация Первой Благородной Истины страдания является основой человеческой субъективности. Более подробную проработку категории Реального в связи с Дхаммой можно найти в моей диссертации (Тимофеев, Е. 2020, 65)]. Отсюда можно сказать, что первичное вытеснение есть не что иное, как проявленное фундаментальное неведение – авидья. Из авидьи следуют жадность, ненависть и заблуждение, но это уже вопрос вторичного вытеснения и самсарического блуждания.
Можно с уверенностью сказать, что дуккха – это самое сокровенное ядро субъекта, хотя и вытесненное вовне. Поэтому первичное вытеснение в другом месте называется «отсутствием бытия» (Лакан 1991, 223). Если субъект не обучен Дхамме с раннего возраста, дистанцирование от этого ядра будет усиливаться во время вторичного вытеснения. В частности, посредством инкорпорирования означающих и их аффектов, связанных с успешным зеркальным отражением другого, субъект конструирует эго. Параллельно с этим отделенные от аффектов означающие, относящиеся к Реальному дуккхи, изгоняются в бессознательное.
Аффекты, однако, сохраняются в психофизическом континууме, для описания которого у психоанализа нет адекватных рамок. Тем не менее в даосских искусствах этот континуум известен как Цзин, Ци и Шэнь. А именно, посредством Ци (вибрационной информации) качество Шэнь (приобретенного сознания) вписано в Цзин (сущность). Поэтому оно сохраняется в форме и тонусе тканей тела, состоянии органов, качестве физического здоровья и психического функционирования.
Здесь можно выделить два уровня аффектов:
– Врожденные. Это аффекты, оставшиеся от предыдущих существований и заключающиеся в хроническом дефиците систем органов, крови и эссенции. Это корень многих хронических заболеваний и врожденных недееспособностей. Врожденные аффекты невозможно изменить, пока человек не выйдет за пределы своего приобретенного функционирования и не создаст избыток Янской Ци. Циркуляция последней изменяет все тело на клеточном уровне, вплоть до костей и спинно-головного мозга. По определению, врожденные аффекты связаны с первичным вытеснением Реального дуккхи и могут быть освобождены только через практику Дхаммы. Это фундаментальная задача духовного возвышения, которая стоит перед каждым живым существом.
– Приобретенные. Это именно блокировки, временные недостатки, комплексы, обсессивно-компульсивные тенденции, торможения и конверсионные симптомы, возникшие в результате временной обусловленности текущего существования. В рамках невротической субъективности это аффекты вытесненных означающих, запечатленных в теле посредством Ци. Благодаря меньшему, по сравнению с врожденными, времени, затраченному на их энергетическое поддержание, эти аффекты могут быть отпущены с помощью различных терапевтических модальностей, упомянутых выше. Кроме того, в даосских внутренних искусствах процессы открытия каналов, укрепления нижнего Даньтиен-поля, циркуляции Ци и Цзыфагун, или спонтанного движения энергии, которые являются частью систем Нейгун (внутренней работы), служат цели избавления приобретенного «я» от аффектов вторичного вытеснения.
Невротическую субъективность отличает от других структур то, что противостоит вытнснению Реального дуккхи. Это bejahung – утверждение первичного означающего. Лакан обозначил конструкцию первичного означающего из структурной лингвистики и теории множеств, согласно которой отсутствующий элемент в означающей системе определяет функциональность всей системы. Первичное означающее
«отличено от значения… характеризуется тем, что само по себе не обладает буквальным смыслом» (Лакан 1993, 156).
Это, в свою очередь, создает условие для смысла во всем символическом порядке. Нетрудно заметить, что таким образом первичное означающее отводит пространство для пустоты внутри психической реальности[23 - Здесь «пустота» вполне может быть заменена на «бессмыслицу». Как отмечает Макгоуэн, именно бессмыслица символического запрета служит основанием для актуализации желания субъекта, точно обозначая разницу между невротической и психотической субъективностью (Миллс 2019, 110). Вследствие закрытия абсурдного измерения мастера-означающего субъект психоза не может артикулировать свое желание независимо от требований (материнского) другого.].
Как появляется это означающее? Через запрет и закон. А именно, в рамках Эдипова комплекса запрет (отцовского) другого/второго другого структурирует поток значений в обмене между зарождающимся субъектом и (материнским) другим/первым другим. Как уже говорилось, субъект включает в себя приятное зеркальное отражение первичного воспитателя, будь то мать, сестра, бабушка, тетя или няня, которое формирует эго и, впоследствии, Воображаемый регистр. Затем зарождающийся субъект цепляется за эту приятную идентичность, которая укрывает его от jouissance Реального, приводящей к дуккхе. Запрет отца, который может быть или не быть биологическим отцом, но должен быть функцией языка, выполняющего закон означения, отделяет младенца от либидинального слияния с (материнским) другим, называя ее требование (Финк 1997, 135) и вводит нехватку в Символический регистр. Препятствуя распространению смысла и, следовательно, jouissance, относящемуся к нарциссическому слиянию, отцовское «нет» и отцовское «имя» гарантируют доступ к желанию. Это то, что Лакан назвал Именем Отца – первичным означающим, которое, будучи запретом, вводит негативность, пространство, пустоту, порядок и, следовательно, бесконечный потенциал для производства смысла либо его позитивное отсутствие в Символическом.
В энергетическом плане появление мастера-означающего выравнивает поток Ци в направлении верхнего энергетического поля, расположенного в мозге, и поддерживает структурированной волевое намерение. Оно гарантирует способность трансформировать сеть энергетических интенсивностей, относящихся к диссонирующим ментальным состояниям, и формировать окончательный довод, который останавливает ментальную пролиферацию. Повторное применение функции мастера-означающего создает постоянство в потоке Ци вверх, чтобы питать мозг, и уменьшает утечку Ци.
Платой за способность циркулировать свой jouissance по системе означающих является ограничение языка. Как пишет Полин:
«Нормальная» невротическая структура предопределена гарантией S1[24 - Здесь и далее S1 означает Имя Отца, главное или первозданное означающее бессмысленного утверждения.], которую она дает, когда находится, как отсутствующее означающее, в поле Другого. Это позволяет субъектам участвовать в социальных конвенциях языка, несмотря на то, что эта структура является по сути беспочвенной системой, ориентированной вокруг – и пронизанной – Отсутствием. Если психоз обычно характеризуется заблуждением (заблуждениями), то Лакан заставляет нас рассмотреть, как «нормальные» невротики участвуют в заблуждении нулевого уровня, по сравнению с которым заблуждения в психозе оцениваются как таковые (Полин 2019, 33).
Это напоминает нам о том, что язык – это система означений, а не вещь сама по себе. Именно язык формирует бессознательное: вытесненные означающие вступают в отношения с другими означающими и образуют нарративы, которые своим особым способом отношения к отсутствию бытия определяют подкатегорию невротической структуры: истерическую, обсессивную или фобическую. Язык также всегда является чем-то взятым у другого. Следовательно, этот «другой» и способ обмена также определяют определенную невротическую модальность. Наконец, когда все другие исключены из уравнения, отношение к языку является конституирующим для любой субъективности.
В конце концов, лингвистические ярлыки заменяют вещи, и непосредственный опыт отчуждается от субъекта. Это отчуждение от непосредственного опыта через присвоение Воображаемой идентичности как эго и приобретение Символической идентичности как более сложной личности с ее предпочтениями и интеллектом является отличительной чертой невротической субъективности. Реальное и его аффекты, будь то врожденные или приобретенные, остаются исключенными и вытесненными. И все же это Реальное – то, чего невротик жаждет своими мечтами, страхами, тревогами, конверсионными симптомами, косноязычием, шутками и искаженной речью, навязчивым поведением, стремлением к соблюдению правил и ритуалов. То, что было вытесненно, возвращается.
***
Прежде чем рассматривать фундаментальные фантазии невротической структуры, давайте отвлечемся на даосскую теории инь и ян.
По сути, инь – это организующее качество, а ян – анимирующее. Инь – это форма; ян – то, что ее оживляет. Применительно к человеческой психике инь – это структура языка, а ян – либидинальная энергия. Первозданное означающее – это место, где либидинальная энергия достигла пика и зацепилась за структуру языка, тем самым слившись с ней в бессловесную эпифанию. Лакан заметил по поводу эпифаней Джойса, что все они имеют один и тот же эффект: «бессознательное связывается с Реальным» (Лакан 2016, 134). Будучи субъектом психоза, Джойс столкнулся с необходимостью выковать свое синтоматическое решение[25 - Sinthome – термин, придуманный Лаканом как слияние «saint» и «homme», что позволяет получить «святого человека». Будучи четвертым кольцом Борромеева узла, он заново связывает субъективность особым образом, тем самым стабилизируя структуру. При неврозе синтом формируется через проработку множества невротических симптомов, что позволяет производить мета-знание – S2 – и заново переживать аффективность, относящуюся к подавленному означающему материалу. В то время как в психозе синтоматическое развитие представляет собой переработку Символического регистра, при которой Символическое отделяется от Реального посредством синтома, который связывает его с Воображаемым, тем самым организуя последнее. Синтом в перверсии – это такое развитие, при котором тенденция к (неправильному) присвоению языка для ограничения jouissance оспаривается и перерабатывается со ссылкой на Имя Отца. Здесь гибкое использование языка первертом подвергается строгости установленной методологии, что позволяет перверсивному субъекту пересмотреть свою модальность наслаждения. Тем не менее, поскольку перверт – мастер обходить закон в свою пользу, моральные заповеди должны быть подчеркнуты с акцентом на этике непричинения вреда и самодостаточности. В рамках аутистической структуры синтом может быть развит на стадии «углубления обода», когда достаточно сложный аутистический знаковый язык зацепился за определенную область интересов и субъект достиг в ней экспертных знаний. Здесь давление драйва может быть организовано без опоры на область интереса – синтетического Другого – и таким образом может начаться внедрение нехватки.] для Реального дуккхи. Однако Джойс в этом не уникален. Каждый субъект сталкивается с феноменами страдания, непостоянства и отсутствия окончательной самости своей натуры, относящейся к существованию.
Эпифания мастера-означающего – это момент триумфа гнозиса над невежеством. Именно поэтому некоторые эпифании, такие как слова Будды, заучивались и перечитывались практикующими на протяжении тысячелетий. Даосская классика, буддийские сутты, суры Корана и стихи Библии относятся к тем же категориям первозданного означения, которое связывает бессознательные образования с Реальным, позволяя им тлеть и гореть, пока они не погаснут, «уничтожив свои аффекты» (Мун Буридатта Тера, 1995). Путь к миру завершается победой правильного гнозиса над фундаментальным неведением. Этот Путь необходимо соблюдать, поддерживать и доводить до конца путем развития. Таким образом, либидинальная энергия должна управляться и формироваться правильным гнозисом, во-первых, через запрет (заповеди нравственного поведения), во-вторых, через теорию (формирование Йи с помощью учений духовных традиций), в-третьих, через практическое применение (жизнь по заповедям и Дхамме) и, наконец, синтоматически, то есть путем применения классических учений к своей конкретной каммической ситуации и симптомам.
Многие люди в наши дни переходят к четвертой части, не обращая внимания на три предыдущие. Они хотят практиковать духовность так, как это им подобает, – так, кажется, утверждают представители нью-эйдж. Однако это не что иное, как удовлетворение прихотей своих приобретенных личностей, ведомых пороками ума. В то время как при классическом обучении стремящийся к духовным искусствам смиряется перед традицией и принимает практику как данность, честно выполняя ее. Он сдерживает свою либидинальную энергию и использует правильные источники из символического регистра традиций для формирования своего ума, который, в свою очередь, формирует Ци и со временем изменяет тело, очищая его от аффектов вытеснения. Очищенная система затем возвращается в Шэнь, открывая путь к прямому переживанию и познанию реальности. Таков традиционный подход к очищению.
Фундаментальная фантазия
Напомним, что в самом начале субъективности мы имеем настойчивое давление Реального, относящегося к дуккхе, которое изгоняется, формируя эго. В рамках обмена эго с первым другим (будь то мать или кто-то еще) начинается процесс непрерывной инкорпорации. Затем этот процесс нюансируется разделяющей способностью второго другого (будь то отец или кто-то еще), в результате чего невротический субъект приобретает главное означающее. Этот процесс расщепляет и субъекта, и Другого, порождая разделенного субъекта и разделенного Другого. Таким образом конструируется фундаментальная фантазия, которая представляет собой воображаемо-символическую теорию сознания, очерчивающую идентичность человека по отношению к Другому. Общая схема фундаментальной фантазии выглядит следующим образом:
Матема 1 – Фундаментальная фантазия, общая формула
Разделенный субъект (перечеркнутое S) противостоит jouissance, относящемуся к драйву (a для objet a), через визуализацию желания и языка другого (зачеркнутое A для «Autre» – по-французски «Другой»). Субъект разделен в результате отсутствия полной символизации травматического jouissance, относящегося к драйву. Другой разделен в результате осознания субъектом того, что в символическом порядке отсутствует окончательное означающее, отвечающее за три аспекта существования:
– Гендерная идентичность;
– Сексуальность;
– Самоидентификация.
Это, в свою очередь, может быть обобщено в трех отрицаниях внутри Символического, сформулированных Лаканом, которые образуют цепь причинно-следственных связей:
– Женщины не существует: в рамках Символического, которое построено на примате фаллоса, или главного означающего, для репрезентации женской идентичности, нет никаких окончательных означающих элементов. Следовательно, нет окончательного ответа: единственная и неповторимая (настоящая) женщина не может быть найдена в языковом регистре психики.
– Сексуальных отношений не существуют: нет убедительной символизации отношений между различными гендерными идентичностями из-за отсутствия означающего для женственности. Внутренние различия в структурировании фундаментальных фантазий в различных субъективностях делают сексуальные отношения несуществующими, поскольку субъекты, вовлеченные в отношения друг с другом, никогда не находятся там по-настоящему.
– Другого в Другом не существует: в Символическом нет конечной инстанции, которая могла бы окончательно определить позицию субъекта по отношению к jouissance и желанию. Кроме того, из-за отсутствия в языке возможности обозначить Реальное, относящееся к «темному континенту» женского jouissance, Символическое отмечено предписаниями бессилия и невозможности, что делает перемещение желания в цепи означающих по сути «промахом» (Верхаге 2004, 363).
В результате субъективное становление по типу фундаментальной фантазии сохраняется вне сознательного волеизъявления субъекта в попытке дистанцироваться от травматического jouissance, относящегося к Реальному несимволизируемого. В невротической субъективности этому дистанцированию противостоит приобретение желания.
Матема 2 – Фундаментальная фантазия в неврозе
Приведенная выше матема представляет собой общую формулу фундаментальной фантазии в неврозе: разделенный субъект (перечеркнутое S), нюансированный воображаемой функцией кастрации (негативное phi), то есть отцовскими «нет» и «именем», сталкивается с реальностью дуккхи (a for objet a), а именно с потерей объекта своего jouissance. Впоследствии открывается пространство желания, в котором невротический субъект устремляется в погоню за мечтой об утраченном jouissance по «перевернутой лестнице закона желания»[26 - Смысл кастрации, по Лакану, таков, что от jouissance приходится отказываться только для того, чтобы вновь достичь его «на перевернутой лестнице закона желания» (Лакан 1977, 358).], в которую выкристаллизовался мастер-означающее на основе определенной семейной динамики. Характер зеркального отражения от первого и второго других тем самым структурирует фантазию фаллического мастерства и определяет категорию невроза. Однако невротик обнаруживает, что объект его фаллической фантазии мастерства неумолимо смещается. Это знаменует структурную невозможность в рамках Символического, а именно неспособность полностью реализовать jouissance, относящийся к драйву, посредством языка и культуры. Такова нехватка бытия.
Фундаментальная фантазия в не-неврозе
Прежде чем погрузиться в вариации фундаментальной фантазии, давайте посмотрим, что Лакан предлагает считать не-неврозом[27 - Финк указал на намек Лакана на не-невроз в тексте «Субверсия субъекта и диалектика желания» (Финк 1997, 184), где Лакан говорит об Алкивиаде из «Симпозиума» Платона. Здесь он рассуждает о том, что Алкивиад, не видя пениса Сократа, возвышает последнего до некоего ?????? (Греч. agalma – статуя/пьедестал). Эта агальма – «драгоценное, блестящее, сверкающее нечто, которое Лакан интерпретирует как желание самого Сократа, желание или способность желать Сократа» (Финк 1995, 59). Далее Лакан приводит аналогию с женщиной, скрытой за вуалью: «отсутствие пениса превращает ее в фаллос, объект желания» (Лакан 1977, 356). Таким образом, Алкивиад воображает фаллическое совершенство в Сократе и хочет, чтобы Сократ признался в своем желании. Позже в тексте Лакан замечает, что «Алкивиад, конечно, не невротик» (Лакан 1977, 357), потому что он действительно желает и «идет по пути jouissance настолько далеко, насколько может». Тем не менее, история показывает, куда этот путь привел Алкивиада. Однако структура невроза, о которой идет речь, парадоксальна: кастрированный объект желания имманентно фалличен.]. В этом случае схема фундаментальной фантазии будет выглядеть следующим образом:
Матема 3 – Фундаментальная фантазия в не-неврозе
Функция воображаемой кастрации применяется к объектной причине желания. Как это может быть? В диалоге Алкивиада и Сократа, о котором упоминает Лакан, Алкивиад понял это, не видя (настоящего) пениса Сократа. Таким образом, происходит воображение последнего: объекту, вызывающему желание, приписывается чисто фаллическая значимость. Как утверждает Лакан, отсутствие пениса превращает objet a в фаллос: чистый объект желания. Тем самым изначальная кастрация, несовершенство, посредством желания, возносится на пьедестал чистого совершенства. Это парадоксальный самообман желания: видя объект кастрированным и лишенным недостатков, оно, тем не менее, цепляется за него без дальнейших сомнений. Не возникает никаких сомнений относительно внутренней ценности кастрированного объекта. В этом случае можно сказать, что желание не ограничивается, но полностью поддерживается мастером-означающим – если хотите, наделено властью.
Очень важно рассмотреть, куда может завести субъекта полноценное стремление, не подкрепленное правильной системой духовной практики. С точки зрения буддизма, даже если субъект не-невротичен, но лишен Пути, то такой субъект будет обречен на блуждание в самсаре, гибель и перерождение.
Буддхадхамма предлагает выход: признавая несовершенство всех объектов своего jouissance, а именно их быстротечность, неудовлетворительность из-за быстротечности и фундаментальную непринадлежность к себе или другим, человек обретает понимание «трех характеристик существования»[28 - Аничча, дуккха, анатта: непостоянство, неудовлетворенность, бессамостность. Все обусловленные дхаммы (Пали, sammuti sacca) отмечены этими тремя качествами. В отличие от необусловленных дхам (Пали, paramattha sacca), в которых корень хватания разрушен и, следовательно, двойственность наблюдателя и наблюдаемого больше не сохраняется. Существует разговорный аргумент о «придирчивом» характере буддийского отношения к реальности: неудовлетворительность видна во всем. Разве буддисты не могут быть довольными и не ныть по поводу неудовлетворенности явлений? Безусловно, могут. Что касается характерного для буддизма отношения к жизненным страданиям, то я называю его «невинной отстраненностью» (Тимофеев 2019, 61). В Анатта-лакхана-сутте Будда задает своим первым четырем ученикам вопрос: можно ли называть «собой» то, что ненадежно и подвержено прекращению? Стоит ли называть то, чему суждено распасться, «я» или «мое»? Ученики Будды свидетельствуют, что это не так. Существует непринятие конечности обусловленного существования как относящегося к своему (истинному) «я». Не принимая этого, не обожествляя этого, практикующий Дхамму стремится к тому, что является истинно благородным, постоянным, неоформленным, неумирающим – к Ниббане. Это не-невротическое отношение является сутью Благородного пути Будды к прекращению стресса.]. Здесь несовершенство не фаллически идеализируется, а осмысливается с самообладанием и мудростью. Искренне признав нехватку внутри jouissance, все еще разделенный субъект перестает гнаться за фундаментальной фантазией о полном фаллическом удовлетворении. Для такого субъекта еще предстоит работа по раскрытию того, что было изгнано. Однако больше нет тоски по утраченному jouissance, поскольку есть ясное понимание того, что, помимо вытесненного, jouissance вообще не было изначально.
Утраченный объект или objet a – это мираж удовлетворения, достигнутого в результате утверждения части драйва. Этот мираж поддерживается настойчивыми ностальгическими воспоминаниями о мгновенном блаженном слиянии с первым другим во время предродовых месяцев и грудного вскармливания. В погоне за миражом этого единства невротические субъекты колеблются между языком и Реальным, пытаясь воплотить то, что, как им кажется, было утрачено.
Не-невротический субъект без сомнений гонится за своими фаллическими мечтами, одновременно превращая неудовлетворенность от Реального дуккхи в «линии полета» для своего желания. Этот субъект искренне признал Дхамму трех характеристик и как бы «отстранен» от мира возможностей для желаемого становления. Это еще одна структурная категория, которая не попадает на кушетку психоаналитика: категория культиваторов – подробнее о ней во второй части этой книги.
Фундаментальная фантазия в истерическом неврозе
Отделение от вечной жизни[29 - Лакан проиллюстрировал процесс отделения от вечной жизни метафорой «ламелы», которая улетает, когда человек рождается как сексуально дифференцированное живое существо (Лакан, 2018, 197). В отличие от одноклеточных организмов, которые выживают после деления клеток, сексуально дифференцированные существа не выживают после размножения. Таким образом, жизнь до рождения в качестве многоклеточного организма – это вечная жизнь, и первое отделение субъекта происходит именно от нее.], отделение от материнского лона и отделение от груди – последовательные процессы становления субъекта. Выход за пределы субъекта знаменуется отделением от образа и желания другого, отделением от связанного с этим взгляда на идентичность, отказом от сомнений в Дхамме, отказом от обрядов и ритуалов, которым слепо следовали. Впоследствии происходит отказ от всех форм чувственности, собственничества и недоброжелательности. За этим следует отказ от желания материального или нематериального перерождения, отказ от самомнения, беспокойства и невежества[30 - Здесь перечислены традиционные десять оков (Пали, dasa samyojana) на пути к освобождению. Считается, что тот, кто входит в поток (Пали, sotapanna), отказывается от первых трех: взгляда на себя как некто, скептических сомнений и привязанности к обрядам и ритуалам, что укрепляется с принятием пяти заповедей в качестве образа жизни. Однажды возвращающийся (Пали, sakadagami) отказался от чувственности и недоброй воли, но не полностью, в то время как не возвращающийся (Пали, anagami) отказался от них полностью, поэтому перерождение в царстве желаний (Пали, kamadhatu) для такого существа не происходит. Полностью просветленное существо (Пали, arahant) отказалось от желаний материального и нематериального перерождения, от самомнения, беспокойства и невежества. Однако на этом уровне практики мы уже не говорим о тщеславии и беспокойстве, связанных с воззрением на себя и просто беспокойным умом в соответствии с пятью препятствиями, о которых мы поговорим позже. Есть тщеславие, связанное с достижениями практики, и беспокойство, имеющее отношение к рвению к практике. Аджан Маха Боова, считающийся арахантом, затрагивает эти виды беспокойства и тщеславия в своей беседе: https://www.youtube.com/watch?v=_ZKviglubio&list=PLYzMT0jWneu2r5024esrntj3lNOwg9YEH&index=47.]. Те, кто прошел этот путь отделения, становятся фундаментально свободными, полностью просветленными и никогда больше не входят в утробу матери.
Давайте сделаем паузу между отделением от груди и отделением от образа и желания другого, потому что именно в этом промежутке онтологически действует невроз.
Невроз истерии, в частности, таков, что тревога разлуки преодолевается путем превращения себя в объект желания (материнского) другого. Истерический субъект идентифицируется с тем, чего не хватает (материнскому) другому, и реализует себя как восполнитесь этой нехватки. При этом истерик направляет тревогу, связанную с реальностью дуккхи, в проект непрерывного исполнения желания другого. Если другой желает, то место истерика как объекта гарантировано, а порядок языка, который есть Другой, заселен. Таким образом, формула фундаментальной фантазии истерика может быть записана следующим образом:
Матема 4 -Фундаментальная фантазия в истерическом неврозе
Субъект отождествляется с objet a[31 - Объектная причина желания выглядит следующим образом: во-первых, влечение кристаллизуется на частичном объекте, будь то сосок, сцибалум, образ или звук в соответствии с оральным, анальным, скопическим и инвокаторным частичными драйвами соответственно. Во-вторых, частичный объект передается через Другого, то есть через язык, что порождает четыре разных вида objet a: вбирание ничто, отдавание ничто, взгляд и голос (Ванхель 2014, 133). Эти проявления objet a – то, как Реальное сохраняется, несмотря на непрерывную репрезентативную деятельность «говорящих существ». Следовательно, это то, что относится к Реальному драйва и, следовательно, к дуккхе. Objet a обозначает инаковость изгнанного Реального в данном феномене. Когда субъект занимает позицию objet a, отсутствие бытия не рассматривается внутри себя, а прорабатывается через другого, что характерно именно для истерии и перверсии.] с наложенной на него воображаемой функцией кастрации, которая служит цели реализации Другого. Если из этой формулы убрать воображаемую функцию кастрации и обозначить Другого как разделенного и отсутствующего, мы получим формулу для перверсии. Это принципиальное различие, поскольку перверт идентифицирует себя с jouissance другого, стремясь полностью его реализовать. Истерик же, напротив, идентифицируется с желанием другого в его постоянно меняющемся потоке, благодаря воображаемой функции кастрации.
Истерик – не всемогущая причина желания другого, как перверт, а его объект. Поэтому истерику нужен кто-то, с кем он хотел бы вступить в симбиотические отношения, – мастер. Найдя такого мастера, истерик ожидает от него ответа на проблему нехватки бытия, но ответ никогда не бывает удовлетворительным. Поэтому истерик кастрирует мастера, возлагая на него вину за неспособность обеспечить удовлетворение, и улетает в поисках лучшего мастера. Конечно, как следует из структурной невозможности когда-либо найти ответ, поскольку ответ – это как раз истерический субъект, перемещение в погоне за идеальным фаллическим Другим бесконечно. Это привело Лакана к выводу, что истерическое желание – это желание вечно неудовлетворенного желания (Лакан 2017, 425).
Позитивный аспект этого затруднительного положения можно найти в творчестве, которое проистекает из истерического дискурса. Продуктом истерического дискурса как такового является именно знание. В поисках ответа, но не имея возможности «включить свет внутри» своей субъективности по отношению к Другому, истерик случайно проводит множество «исследований», задавая вопросы различным «мастерам».
В духовных традициях этот этап известен как «искатель» (Санск.: саньясин), когда человек отправляется на поиски учителя из-за неудовлетворенности собой или миром. Перепробовав различные пути и традиции, успешный искатель останавливается на одном пути и последовательно занимается им, занимая тем самым позицию «ученика». Здесь человек принимает дисциплину, используя практики традиции для работы над собой, чтобы разрешить проблему нехватки бытия.
Именно здесь человек начинает обращать свет внутрь и углубляться в процесс подлинного отделения. Пройдя по этому пути достаточно долго, субъект переходит в статус «посвященного» традиции. Здесь жизнь и практика переплетаются: человек посвящает себя практике. С этой стадией схожа буддийская концепция вошедшего в поток: заповеди нравственного поведения, учения и практики традиции интериоризируются, становясь частью сущности человека. Происходит неизбежное смирение, вытекающее из убежденности в эффективности метода; таким образом, человек уже не перескакивает на другой путь практики или «интуитивно» находит свое синтоматическое решение. Человеком движет вера и последовательное органическое применение метода в сочетании с тесным взаимодействием с учителем.
Эволюция духовной практики происходит через «испытание» учителем. Это называется «девять лет подметания пола», когда человек переживает определенный экзистенциальный кризис, который испытывает и посвященного, и учителя. Если этот кризис преодолен, наступает стадия «трансформации», когда учитель преобразует ученика. Если между учителем и посвященным существовало доверие и открытость, сродни братским отношениям, происходит глубокая передача семени знания, в результате чего субъект «перерождается» в того, кто действительно воплощает искусство данной традиции. Тот, кто затронул это семя связи с Духом – пробуждение – достиг «ученичества» в линии традиции[32 - Этот отрывок был перефразирован из подкаста Дэмиена Митчелла, который можно найти здесь https://www.youtube.com/watch?v=gQy2gXySw9g.]. Этот классический процесс духовного развития, несомненно, характерен для буддийских и даосских систем практики: того, что я называю «духовной традицией».
Конечно, нельзя сравнивать описанный выше процесс с фундаментальной фантазией истерика, поскольку в первом случае происходит движение за пределы невроза и субъективности. Учитывая структуру фантазии истерика, можно с уверенностью сказать, что истерик действительно очень хорошо подходит для того, чтобы начать путешествие к Духу, если ему посчастливится найти традицию, с которой он сможет установить искренние и прочные отношения.
Тем не менее, из аналитических случаев мы узнаем, что наиболее распространен следующий исход. Вначале анализируемый истерик принимает все означающие аналитика, идентифицируясь с его желаниями, интерпретациями и, в конечном счете, знаниями. Быстро наступает улучшение психического состояния пациента, сопровождаемое либидинальным ликованием и энтузиазмом по поводу терапии. Однако так же быстро это улучшение нивелируется, поскольку истерик обнаруживает, что либо аналитик недостаточно хорош как мастер дающий знание касательно jouissance, либо истерик недостаточно хорош и должен поддерживать терапию любой ценой, тем самым становясь зависимым от аналитика (Верхаге 2004, 381). В последнем случае разница между терапией, идеологией и сектантством стирается, превращая все в совокупность, в которой постоянная погоня за неудовлетворенными желаниями происходит за счет жизненной силы, здравомыслия и свободы воли участников. К сожалению, такой исход порой встречается в системах духовных практик.
В сексуальных отношениях позиция истерика характеризуется определенным отвращением к сексуальности. Истерики хотят быть причиной желания другого, а не объектами его jouissance. Поэтому они избегают доставлять партнеру полное либидинальное удовлетворение. Нередко во время полового акта истерик воображает себя кем-то другим, что гарантирует отсутствие реального присутствия и, следовательно, не затрагивает реальную тревогу, связанную с драйвом. Лишенный этой радикальной открытости к себе и другим на уровне влечения, истерический субъект отправляется на поиск сексуальных партнеров, подобно поиску «мастеров».
В то время как дар искренности, доверия и храбрости в сексуальных отношениях, а также готовность преодолеть фундаментальную фантазию воплощения чужого объекта невыполнимого желания – редкое благословение, все же его не следует путать с духовной практикой. Последняя требует иного принципа, а именно – созерцания Духа напрямую, независимо от бессамостного отражения другого в акте близости. Мы коснемся этого принципа в заключительной главе.
Что является основой пути практики для субъекта с истерической структурой? Повернуть свет внутрь, взять на себя ответственность за свое желание, отказаться от отождествления с объектом, вызывающим желание другого, встретиться лицом к лицу с Реальным дуккхи и с тревогой, связанной с ним, «в этом саженном теле». Почти повсеместно приходится проходить через множество феноменов конверсии, возникающих в результате вытеснения подавленных означающих на тело. В данном случае речь идет о теле стадии зеркала: воображаемом, сексуализированном, хрупком теле, предполагаемом в аффективном отражении других и инкорпорированном означающих, которые гарантируют удовольствие и целостность. Необходимо учитывать особый характер диалектического обмена означающими в рамках Символического: артикуляция истерика всегда проходит через фаллическую инстанцию (S1), создавая постоянно раздвигающийся горизонт знания. Знание в истерии разрастается, но оно пусто, поскольку основной вопрос, о котором идет речь, а именно тревога, относящаяся к Реальному, им не затрагивается. Истерик любой ценой избегает его затрагивать. Отсюда постоянное стремление к новым знаниям, которые скользят на полозьях неудовлетворенного желания.
Фобия
Находясь на стороне истерии, фобия действует, поддерживая функцию Имени Отца, подобно перверсивному закону. Однако разница в том, что объекту фобии, в отличие от преверсивного закона, удается более долговременно регулировать jouissance, относящийся к первому требованию другого об удовлетворении. Из-за неспособности отцовской фигуры/функции установить эдипову триангуляцию субъект-фобик вынужден прибегать к самосозданному ограничению jouissance.
Объект, вызывающий страх у фобика, одновременно останавливает требование (материнского) другого своим качеством поглощающего, пожирающего слияния. По словам Финка, фобия – это рассвет невроза в целом (Финк 1997, 205), когда некая форма означения рудиментарно проделывает брешь в требовании другого, позволяя человеку искать идентификацию с желанием Другого с последующим каскадированием последнего через сеть означающие. Фобический объект, таким образом, является одновременно ограничителем отчуждающего слияния с (материнским) другим и лазейкой в него. Провоцирующее страх качество этого слияния проистекает из позиции воплощения объекта наслаждения другого. Сведение себя к объекту чужого драйва сопряжено с трепетом, поскольку заставляет задуматься о своей безопасности на уровне эссенции.
Предикамент психического расстройства – это недостаточная инсталляция функции отца. Отсутствуя, она дает начало субъективным структурам, которые частично или полностью поглощены jouissance, относящимся к изначальному слиянию с (материнским) другим. Даже в невротических структурах, где метафора отца установлена, она всегда установлена частично: в ядре воображаемой структуры, известной как эго, сохраняется определенная степень цепляния за слияние с первым другим. Для цепляния нет другого решения, кроме духовной практики. Однако существуют различные подходы к ней, определяемые в первую очередь предрасположенностью, темпераментом и сочетанием врожденных и приобретенных склонностей субъекта. Эти факторы определяют выбор наиболее подходящего средства для освобождения от нарциссического цепляния, отождествления и порожденной им трясины заблуждений.
Фундаментальная фантазия в обсессивном неврозе
В отличие от истерика, обсессивный неротик преодолевает отделение от груди посредством самореализации. Здесь задействованы два механизма: изоляция и инкорпорация. Обсессивный изолирует означающие, относящиеся к нехватке, и включает objet a в себя. Фрейд пишет об изоляции следующим образом:
Мы знаем, что при истерии можно вызвать амнезию травматического опыта. При обсессивном неврозе этого часто не удается достичь: переживание не забывается, но, напротив, лишается своего аффекта, а его ассоциативные связи подавляются или прерываются, так что оно остается как бы изолированным и не воспроизводится в обычном процессе мышления. Эффект этой изоляции такой же, как и эффект вытеснения при амнезии (Фрейд 2001c, 120).
Таким образом, означение, относящееся к Реальному дуккхи, вырывается из ассоциативных связей внутри Символического и лишается своего аффекта. Это делается в угоду воображаемой тотальности, которую обсессивный субъект лелеет[33 - Финк намекает, что принципиальная разница в воспитании между обсессивными и истериками заключается в том, что первым дается больше любви, заботы и внимания, а вторым – меньше. Поэтому обсессивный невротик воспитывается под впечатлением, что ему чего-то не хватает, в то время как истерик подсознательно думает, что не хватает другому. В результате обсессивный невротик отправляется в путешествие по непрерывному восполнению нехватки в себе, в то время как истерик делает это с другим (Финк 1997, 183—4).]. Таким образом, бессознательное как бы отрицается. Отсюда характерная жесткая «отстраненность» обсессивного: неверие во внутреннее субъективное расщепление; твердая уверенность в том, что субъект полностью контролирует все свои мысли. Обсессивный, если и занимается психоанализом, то только на уровне теории.
Не следует путать «отстраненность» обсессивного невротика с отстраненностью человека, занимающегося духовной практикой. Первый отстраняется из-за цепляния за квоту jouissance и ошибочного предположения, что он может контролировать свое сознание. Напротив, второй отстранен из-за вовлеченности в практику, которая постепенно искореняет бессознательное через осознанность и ясное понимание. Культиватор приходит к принятию случайности и существенной неопределенности феноменального существования, что способствует большому чувству открытости и легкости независимо от обстоятельств. Напротив, энергетическая динамика обсессивного жесткая и сдержанная из-за цепляния за состояние психического равновесия, которое обеспечивается воображаемым отождествлением с objet a. Постоянный мыслительный процесс должен создавать «идеальную вселенную» обсессивного.
Несмотря на то что обсессивное бессознательное старательно изолируется, давление драйва сохраняется. Обсессивный невротик низводит драйв до низшего уровня, внедряя либидинальные объекты в свою личность, средства к существованию и статус. Они могут варьироваться от символического получения академической квалификации и повышения уровня эмпирических достижений (спорт, финансы, исполнительское мастерство, искусство и т. д.) до приобретения объектов статуса (недвижимость, бизнес, транспортные средства, гаджеты, модные тенденции и т. д.) и карьерного роста. При этом каждый достигнутый объект всегда ведет к другому объекту на «лестнице в небо» фантазии обсессивного. Отсюда и матема:
Матема 5 – Фундаментальная фантазия при обсессивном неврозе
Здесь расщепленный Другой (перечеркнутое А) призван мобилизовать объектную причину желания в ее непрерывном метонимическом смещении посредством фаллической настойчивости, лишь чтобы обнаружить повсеместное отсутствие удовлетворения. Обратите внимание, что разделенный Другой находится на месте субъекта. Это происходит потому, что обсессивный невротик реализовал себя, «успешно» изолировав бессознательное и отдав Другому всю неадекватность, относящуюся к субъективности. Побочным продуктом этого является невозможность достичь своего jouissance, поскольку jouissance отдан Другому. Это гарантирует подавление беспокойства, связанного с Реальным дуккхи. Однако каждый объект удовлетворения, проходящий через Другого, автоматически становится кастрированным, поскольку у субъекта нет прямого доступа к jouissance.
Здесь кроется важнейшее различие между обсессивным и субъектом психоза. Как и обсессивный, субъект психоза искореняет бессознательное из-за идентификации с «единственным»: полное слияние с (материнским) другим, без эдиповой триангуляции. Однако субъект психоза не приносит jouissance в жертву Другому: «оно» остается внутри. Поэтому он не нуждается в повторной инкорпорации. Платой за это является тревога в психозе, монолитная и всепоглощающая.
Из-за отождествления с Другим обсессивный пребывает в размышлениях. Обсессия Декарта «Я мыслю, следовательно, я есть» – это обсессия в ее совершенстве. Онтологическое прозрение Гамлета происходит в том же регистре: «Жив я или мертв?» – «Я жив, но моя жизненная сила подчинена Другому и грозит смертью». В границах языка обсессивный пребывает, пытаясь разрешить вечные вопросы своего бытия. Чтобы противостоять этому, обсессивные невротики любой ценой отрицают свою причастность к Другому. Они стремятся «поддерживать фантазматические отношения с причиной желания, которая ни от кого не зависит» (Финк 1997, 97). В своих фантазиях они являются единственным источником своего jouissance.
Отсюда берет начало позиция обсессивного невротика в сексуальных отношениях: каждый партнер – это временный сосуд для объекта желания, который обсессивный выбирает по своему усмотрению, чтобы иметь или отказаться от него, или так он фантазирует. Для обсессивных невротиков необходимость иметь дело с «инаковостью» другого вызывает тревогу. Поэтому другого «фантазируют», чтобы он соответствовал объекту обсессии. Можно заметить, что это прямо противоположно позиции истерика. Поэтому часто можно увидеть, как двое образуют пару. Именно здесь утверждение Лакана о «несуществовании сексуальных отношений» становится наиболее ясным. В то время как истерик хочет удовлетворить желание другого, но при этом избегает быть объектом его jouissance; обсессивный хочет именно этого jouissance за счет желанной «инаковости» субъективности другого. Очевидно, что истерики будут фантазировать о том, что во время секса они находятся в другом месте, а обсессивные будут представлять себя с кем-то другим. Сексуальные отношения, в которых обе стороны практически отсутствуют, не могут считаться существующими.
Как следует из структуры фантазии обсессивного субъекта, чтобы прикрыть нехватку бытия и обеспечить постоянный доступ к объекту желания, необходимо возвести сложную систему означения. Эти системы, начиная от научных теорий, философских догматов, религиозных доктрин, идеологий, корпоративных кодексов и т. д., в случае с обсессивным субъектом призваны аннулировать желание другого. Желание обсессивного здесь – подчинить другого закону. Однако, поступая таким образом, обсессивный удерживает свое желание на уровне невозможности, поскольку символический закон никогда не сможет полностью охватить Реальное jouissance.
Здесь мы сталкиваемся с еще одним фундаментальным различием между истериком и обсессивным, на этот раз в сфере карьеры. Из-за особой любви к структурированной систематизации обсессивный субъект выбирает карьеру в технических областях с их догмами определенности и точности, в том числе в религиозных организациях. В то время как истерик стремится в сферу искусства, где творческий поиск удовлетворения, инновации и постоянная смена объекта желания гарантируют истерику позицию объекта желания другого.
И истеричность, и обсессивность воплощают общую невротическую характеристику: отказ «принести свою кастрацию на службу jouissance другого» (Лакан 1977, 357). «Во что бы то ни стало другой не должен „кончать“ на меня» – таков невротический девиз. Однако, как ни странно, следуя «непристойным требованиям суперэго» об удовлетворении, невротик вынужден обслуживать jouissance другого в ущерб собственному удовлетворению здесь и сейчас. Это происходит благодаря различным предписаниям, передаваемым из поколения в поколение или добровольно принимаемым на себя «для служения высшей цели». К сожалению, чаще всего такая цель – невротическая конструкция, призванная сохранить эгоистическую тотальность и отгородиться от Реального дуккхи. Напротив, подлинное бескорыстное служение другому возникает из прозрения, знания и видения единства: взаимосвязанности существ в процессе старения, болезни и смерти.
Безусловно, для преодоления невротического самосознания требуется тщательный анализ и скрупулезная проверка мотивации, побуждающей человека делать то, что он делает в жизни. В случае с обсессивным неврозом акцент должен быть сделан на том, как используются системы знаний или практики. Если они представляют собой сеть, накинутую на желание другого, чтобы аннулировать его, например, если кто-то следует предписаниям духовной практики, живет отреченной жизнью, только чтобы избежать встречи с болезненной «инаковостью» мирских субъективностей, то это, несомненно, невротический прием. В таком случае можно быть уверенным, что это не путь к трансценденции, а пит-стоп, чтобы лелеять свои предпочтения и предубеждения.
Для обсессивного переживание Реального инаковости, с ее несовершенством, неудовлетворенностью и непредсказуемостью, – это способ практики. Однозначно, это не прятаться от мира в монастыре, а взаимодействовать с миром, жить среди людей, не пытаясь подчинить их своему вероисповеданию.
Таким образом, боль, изолированная и не скованная в дискурсе обсессии, может быть познана, пережита и интегрирована. Нужно быть осторожным, используя такую глубокую систему означений, как Буддхадхамма, которая искусно соединяет в единое целое означающие отсутствия, дуккхи и истинной природы реальности. Нужно быть осторожным, чтобы не остаться на уровне одного лишь означения. Навязчивая тенденция – зацикливаться на мыслях и языке, путая их с «реальной вещью». В этом случае вся энергия направляется на «навешивание ярлыков»: набрасывание сети означающих на явления и ошибочное представление об этом как о мудрости.
Действительно, вышеупомянутое является характерным состоянием всех говорящих существ, однако у обсессивных оно поднимается до уровня, практически затмевающего все остальное. Единственный шаг вверх от этого – шизофренический психоз, при котором Символическое полностью принимается за Реальное.
Практика непосредственного переживания реальности является краеугольным камнем духовных традиций. В частности, это практика Сатипаттана Випассаны, в рамках которой ум тренируется замечать и познавать все явления такими, какие они есть, включая феномены навешивания ярлыков. Однако, на мой взгляд, это не самый эффективный инструмент для обсессивного, поскольку, быстро вовлекаясь в процесс инсайта, он стремится полностью перенести его в ментальную сферу, подавляя все беспорядочные соматические явления и относящиеся к ним означающие.
Напротив, практики, расположенные на ступеньку ниже випассаны, связанные с физической тренировкой и энергетикой, подходят лучше, поскольку они возвращают обсессивного в тело. Изучение и практика искусств движения, таких как паркур, боевые искусства, танцы и прочее, которые обеспечивают контакт с Реальным непредсказуемости, присущей окружающей среде и другим людям, более полезны для того чтобы вывести обсессивных из лелеемой ими эгоистической тотальности с символической конструкцией, поддерживающей ее, в здесь и сейчас материальности и смертности этого тела.
Отсюда можно применить энергетические практики, направленные на выявление взаимодействия между разумом и телом посредством Ци. Воздействие на этот интерфейс путем очищения блокировок, устранения стагнации и, в конечном счете, высвобождения аффектов подавленных означающих может привести к конгруэнтным и сбалансированным отношениям с самим собой и восприятию другого, что заложит основу для прозрения и возможности вступить на путь трансценденции.
Невроз и состояние транса
Главной характеристикой невроза является расщепление: субъект отрезан от плотских корней драйва и пребывает в желании или мысли. Доступ к интенсивности jouissance осуществляется только через симптом или… диссоциацию, опьянение, эйфорическое безумие, вакханалию, танец или театр. Другие пути – экстремальные виды спорта, пики физических нагрузок, музыка, искусство и секс (при условии, что последний происходит между любящими партнерами, достигшими той степени близости, которая позволяет им отказаться от невротического «быть в другом месте» и полностью отдаться акту любви, потеряв при этом свое «я»). Все эти действия имеют одну общую черту: они вводят субъекта в состояние транса. Независимо от того, вызывается ли он с помощью веществ, повторяющихся ритуалов, воздействия опасности, перформативного события, вхождения в «состояние потока» или иным способом, транс позволяет человеку временно отказаться от агентства эго и преодолеть расщепление. Таким образом, человек может приобщиться к необузданному. Здесь возникают бодрость, креативность, освобождение, живость и благоприятный доступ к Реальному.
Практики транса существовали на заре времен практически в каждой культуре на нашей планете. Шаманизм уходит корнями в глубь веков. Здесь зародился театр. Вводя зрителей и участников в отрешенное состояние катарсиса, медиумы и исполнители способствовали освобождению от тисков языка и его предписаний, что позволяло интуитивному, подсознательному, Реальному существу выйти на первый план. В современной культуре мы сохранили все эти ритуалы. У нас есть массовые фестивали электронной музыки, где тысячи людей впадают в транс, отказываясь от контролирующих способностей своего разума и отправляясь в путешествие по неизвестному. Растущий интерес к культурам коренных народов, шаманизму и лекарственным растениям указывает на все те же невротические потребности: прикоснуться к jouissance, относящемуся к драйву, высвободить творческую энергию из тисков языка. Однако здесь следует быть осторожным, поскольку эта потребность связана с жаждой, уходящей корнями в невежество относительно внутреннего устройства человеческого разума. Даже если невротик хочет безудержной свободы, именно этой свободы он боится больше всего на свете.
Другая опасность заключается в том, что, устраняя разделение в психике, человек открывает себя для всего, что относится к невежеству, ненависти и жадности в его бессознательном. Если предварительная работа по различению, созерцанию или гармонизированию компонентов психики не проводится, в состоянии транса возникают низменные желания: собственничество, агрессивность и глупость, которые приводят человека к рассеиванию энергии и эссенции. Человек впадает в смущенное состояние и теряется в злонамеренном jouissance.
По этой причине в традиционных обществах транс-ритуалы проводились в строгих рамках. Таким образом, низменные энергии, связанные с неведением, удерживаются в безопасном пространстве обученными медиумами и шаманами, чей дар и навык передовались их поколения в поколение. Эти энергии могут быть трансмутированы и направлены на развитие таких искусных качеств, как внимательность, доблесть, уважение, смирение, нравственность, концентрация и проницательность.
В своей диссертации «Транс-формирующий Танец: Практика Транса от Традиционных Сообществ до Современного Танца» доктор Яп Динг Чай рассказывает о таких транс практиках, существующих в наше время на Яве, Индонезия. Это бедойо и бантенган – две разные формы театрализованных транс представлений. Бедойо – это придворный танец с очень изысканной и заранее заданной хореографией, исполняемый искусными танцорами, обученными с самого раннего возраста. В отличие от этого, бантенган – это карнавал бычьего транса с сотнями участников, который может проходить на улицах, где любой желающий может впасть в транс. Яп пишет:
В бантенгане исполнители впадают в глубокий транс, в то время как в бедойо зрители заворожены, словно бедойо действует как гипнотический прибор. В обеих формах происходит анестезия через эстетизацию. Их формы успокаивают, чтобы открыть внутреннее восприятие. Создавая пространство для возможности ошибки, неконтролируемого и невыразимого в своих собственных подходах, бедойо и бантенган оба включают в себя пространство для намерений и противоречий» (Яп 2021, 65).
Эти ритуалы оживляют дух сообщества, вызывая катарсис и умелое инвестирование jouissance. Ритуалы бантенган, проводимые Масом Агусом Риянто на Яве, собирают тысячи обычных людей, которые в остальное время заняты ремеслом или возделыванием полей, чтобы принять участие в чем-то потрясающем в истинном смысле этого слова. По словам Маса Агуса, мероприятия бантенгана рассеивают «экономику вялости» (Инд., economi lemah), «выносят на поверхность экстраординарное (Инд., luar biasa), с искренностью, без проекций, ничего, ничего» (Яп 2021, 61). Наблюдение и участие в ритуале бычьего транса вызывает благоговейный трепет. Действительно, все, что связано с идентификацией, неудовлетворенным желанием или жизнью в собственной голове, пытаясь выжать jouissence[34 - Здесь jouissence означает «наслаждение смыслом», которое обозначается заменой «a» на «e» в оригинальном термине jouissance.] из концептуальных выдумок, которые возбуждают, – все это уничтожено. Ничего не остается. Истинная сила, насилие, которое ни на кого не нападает и никому не причиняет вреда, возникает в нем как чистое выражение жизни. Jouissance в его благожелательной форме запряжен и укрощен, подобно быку, который подчиняется кнуту своего хозяина.
Яп пишет:
В отличие от центростремительной направленности бедойо, исполнитель транса быка бантенган излучает энергию и силу центробежной, взрывной природы. Сила бантенгана психофизическая, изображающая инертную потенцию реального быка, часто спокойного и послушного. В ритуальном исполнении бантенгена очевидно, что зрители испытывают чувство благоговения в ответ на демонстрируемую энергию и физическую силу. В этом перформативном ритуале нет фиксированной хореографии, однако, подобно психофизическим актерам в греческой трагедии, исполнители вызывают катарсис через висцеральную эстетику. Наблюдаются спонтанные всплески энергетического неистовства, все еще в рамках бантенганской эстетики – приземленные движения боевых искусств и трансовая одержимость духом быка и других животных». (Яп 2021, 65)
Подавление необузданной агрессивности – пандемия современных невротических обществ. Вспышки криминальной активности, домашнее насилие, повсеместная конкуренция и подлость, употребление наркотиков и алкоголя, тревога и депрессия – все это свидетельствует об этом подавлении. Конечно, существует множество других причин для возникновения этих явлений. Однако предположим, что я сравню искренность исполнителей бантенгана и состояния, в которых живут или временно пребывают люди в западном окружении. В этом случае можно с уверенностью сказать, что такой искренней, добродетельной и уязвимой, но безобидной агрессивности не существует ни на спортивных соревнованиях, ни на мероприятиях корпоративной культуры, ни на танцполах фестивалей электронной музыки. В этих сферах всегда есть какая-то повестка дня, какая-то подземная преднамеренность, которая остается негласно замалчиваемой и нечестной.
Широко распространенные в мире проблемы с психическим здоровьем и психосоматические заболевания свидетельствуют о невозможности искреннего доступа к драйву. Редко можно встретить таких медиумов, как Мас Агус Риянто, которые могут организовать по-настоящему честное и безопасное пространство для трансформации. Многие неошаманы утверждают, что их пространство безопасно, а доступ к духам подлинный. Тем не менее, высок риск столкнуться с шарлатанством. То же самое можно сказать и о сцене внутренних искусств и духовной культивации.
Здесь необходимо сделать одно принципиальное различие: транс и медитация – это не одно и то же. Транс и практика внутренних искусств – также не одно и то же. Транс – это способ войти в состояние психической нерасщепленности. В отличие от этого, медитация – это достижение единения, то есть поглощения осознания своим объектом.
Нерасщепленности все еще относится к психике: она находится в сфере приобретенного «я». При определенном мастерстве можно уравновесить приобретенное «я» в этом состоянии. Однако человек не преодолевает его даже в состоянии глубокой одержимости, когда неизвестное захватывает всю его волевую активность, приводя к подлинно спонтанному психофизическому выражению. Как отмечает доктор Яп, следуя Мас Агусу, существует четыре типа одержимости:
– духами предков,
– духами животных,
– духами места,
– Джиннами.
В яванских местных жителей во время церемоний бантенган преимущественно вселяются духи быка, тигра или обезьяны, а также души предков, которые «находятся в системе верований, наследия, традиций и связаны с собственной родословной» (Яп 2021, 68). В то время как иностранцы, такие как автор, могут быть одержимы духами места, своего рода «genius loci» конкретной местности, а также джиннами, что подразумевает инаковость:
«…исполнители в трансе, помимо родовой и животной однородности, демонстрируют определенную уникальность автономных черт, выходящих за рамки коллективных идиосинкразий предков. Им свойственна индивидуалистическая психофизическая аномалия. Через глубокое состояние транса животность переформулируется в инаковость от коллектива в личную форму бессознательного». (Яп 2021, 70)
Приведенная выше цитата относится к бессознательному во Фрейдовском смысле: дискурс другого вывернут наизнанку. Тело воспроизводит аффекты репрессированных означающих, словно кассета с записью на пленку перематывается назад. В энергичном колебании человек, таким образом, отвязывает себя от психосоматической аффективности, растворяя блокировки и вытесняя застой, образовавшийся в результате переписывания тела означающими. Это благотворная сторона одержимости, поскольку она происходит в подлинно безопасном пространстве. Во всех остальных случаях, особенно когда вы слышите голоса божеств или видите визуальные образы «небес», необходимо тщательно изучить то, чем вы якобы одержимы. Тщательное различение необходимо потому, что
– Одержимость часто подвержена большому количеству личных заблуждений;
– Сущности, которые могут обладать впавшим в транс, никогда не бывают благожелательными в истинном смысле этого слова.
Во-первых, человек может думать, что сущность владеет им, однако в действительности существует случай самоиндуцированной одержимости, которого мы коснемся в разделе «Энергетика психоза». Во-вторых, сущности, обладающие способностью общаться с людьми, находятся либо на подчеловеческом плане, либо на плане нижних небес. С точки зрения буддийской космологии, такие сущности обитают на плоскостях животных, призраков, ада и царства асуров. Ни один небожитель или бессмертный не может общаться с человеком или обладать им, потому что у них нет материальных органов для общения с человеком – они существуют исключительно на утонченных сферах бытия за пределами формы. Однако демоны, голодные призраки, ревнивые боги и духи животных обладают материальностью, достаточной для общения и потенциального обладания человеком. Тем не менее все эти формы одержимости встречаются крайне редко.
В рамках бантенгана одержимость духами животных и предков вызывается и преодолевается с помощью благовоний, громкой ритмичной музыки и присутствия шамана. Иногда ритуалы проводятся в местах с особым «genius loci», что способствует процессу введения в транс. Как форма переработки застоя и выведения жизненной силы за пределы обыденности, этот ритуал является здоровой формой психического объединения. Физическая интенсивность этой практики гарантирует целостность индуцированной одержимости. Таким образом, практикующий не просто пребывает в сознании, поглощенном голосами и образами, которые являются иллюзорными, а испытывает безудержную интенсивность и потусторонность в теле и использует ее для питания добродетели. Интенсивное психофизическое напряжение – отличительная черта подлинно преобразующих шаманских практик. Никакая трансформация не происходит исключительно с помощью разума. Тело должно двигаться как внутри, так и снаружи.
Практикуя даосские внутренние искусства, человек не растворяет барьер между сознанием и бессознательным, но, вместо этого, укрепляет и мобилизует Ци. Мы коснемся этого процесса в главе «Изменение сухожилий». Тем не менее, результат оживления и растворения блокировок также может наступить. Это известно как Цзифагун – спонтанное самовыражение энергии. Цзифагун может возникнуть тремя способами:
– вызванное испусканием Ци учителя,
– в результате сдавливания Ци в области дантиен,
– вводится через активацию определенных точек
Тот, кто находится в середине процесса Цзифагун, может вести себя подобно исполнителю транса: трястись, сгибаться в талии, скручиваться, приседать, танцевать, формировать формы пальцами и запястьями или выполнять движения боевых искусств, вокализировать и выражать эмоции. Практикующий также может потерять сознание в этом процессе и войти в транс. Однако в условиях занятия по цигун учитель часто предотвращает это, поскольку пространство класса отличается от пространства шаманского транс-ритуала. Целью освобождения в цзифагун является только вытеснение застойных явлений. Практикующий не должен цепляться за цзифагун. Как этап практики, он должен возникнуть и прекратиться через некоторое время, когда тело очистится от всех приобретенных аффектов. Если цзифагун не прекращается, следует обратить внимание на свою привязанность и самовнушение в этом процессе.
Что касается состояния единения, которое характеризует собственно медитацию, то здесь человек временно входит в состояние остановки приобретенного ума. Человек действует во врожденном состоянии, в котором субъективная структура и личные психические заморочки больше не действуют. Если транс возникает через движение, то медитация однозначно происходит в неподвижности – подробнее об этом в последней главе.
Обобщение
Напомним, что невроз – это такое отношение к языку, при котором jouissance постоянно избегается в пользу желания. Истерия отказывается от jouissance в пользу желания другого, как и фобия с помощью фобического объекта, который заменяет Имя Отца. Одержимость отдает jouissance другому, но сохраняет невозможное желание для себя. Бытие в желании и бытие в мысли – два соответствующих способа психического существования невротиков.
С точки зрения Буддхадхаммы, тяга сглаживается определенной степенью парияти – теоретического знания – а именно знания, запрещающего jouissance. Однако патипати и пативеда – практика и практическая реализация этого знания – не преследуются и не достигаются. Поэтому невротические субъекты должны стремиться практиковать в правильной манере, соответствующей их структуре, чтобы отказаться от идентификации. Это идентификация с желанием другого и идентификация с используемым понятийным аппаратом. Пока это не сделано, невротический субъект не свободен.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71066908?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
notes
Примечания
1
Эти данные взяты с сайта Юнисеф по состоянию на апрель 2022 года.
2
Эти данные взяты с сайта Our World in Data по состоянию на август 2021 года.
3
В частности, речь идет о работе с Бертой Паппенхейм, известной в психоаналитической литературе как Анна О, которая положила начало «лечению разговором», как она его окрестила. Финк указывает, что история (трансферентной) любви между Брейером и Паппенхайм, которая осталась неосуществленной и в значительной степени непризнанной, лежит в основе психоанализа (Финк 2016, 20). Все последующие «пси» -модальности, признавая или не признавая свою генеалогию из вышеупомянутого развития, подхватили его суть: чтобы разрешить психические страдания, должен произойти какой-то разговор.
4
Монкайо отмечает, что структурное понимание психической причинности «ближе к тому, что мы наблюдаем в клинике и в фундаментальных исследованиях» (Монкайо 2021, 70), чем бюллетень-перечень симптомов. Расстройства, описанные в DSM, остаются разобщенными с индивидуальным субъективным генезисом – процессом становления, – который формирует данную структуру. Для распутывания узла психического страдания требуется не только проработка конкретных симптомов (что является процессом развития синтома из симптомов), но и проникновение в структуру, которая лежит в основе этих симптомов, для успокоения ума. Символизирование явлений – вот что упорядочивает расстройства.
5
«Это прямой путь к очищению существ, преодолению печали и сетований, исчезновению боли и бедствий, достижению правильного метода и реализации Распутывания – иными словами, четыре основания полноты ума. Какие четыре? В некотором случае, когда монах остается сосредоточенным на теле… чувствах… ментальных формациях… дхаммах самих по себе – будучи пылким, бдительным и внимательным – отбросив жадность и печаль по отношению к миру» (МН 10, Сатипаттана Сутта).
6
Подробные лекции по психоаналитической теории в ретроспективе буддийской практики можно найти в моей онлайн-видеопрограмме «Воплощение Настоящего». В этой книге психоаналитические концепции представлены таким образом, чтобы наилучшим образом проиллюстрировать различия между субъективными структурами.
7
Jouissance» – термин, введенный Лаканом для обозначения настойчивого давления драйва, который также доставляет удовольствие субъекту. Структурирование принуждения к повторению позволяет субъектам получать удовольствие от того, что кажется ужасным, но в то же время по своей сути является желанным. Поэтому буквальный перевод термина с французского как «наслаждение» должен быть нюансирован в том смысле, что речь идет о наслаждении сверхъестественного рода. Jouissance – это когда жизненная сила, относящаяся к базовым инстинктам, таким как похоть, инстинкт выживания и первобытная агрессивность, цепляется за тот аспект психики, который вызывает страх, опасения и, следовательно, угрозу, так что этот аспект интегрируется в психическую жизнь. Однако с самого начала следует признать, что jouissance – это способ обращения с Реальностью того что в буддизме нызвают дуккха (дистресс/страдание), который является вульгарным и неуклюжим. С развитием способности субъекта использовать означающие, jouissance направляется в Символическое, что позволяет желанию выйти на первый план. Отсюда тревожные аспекты внутренней и внешней среды преодолеваются с помощью желания, которое больше не полагается на возбуждение низменных инстинктов, а использует более изящную способность интеллекта в рамках диалектического обмена означающими, чтобы сформулировать и реализовать свое желание без недоумения или угрозы дуккхи.
8
Воображаемый фаллос» – это воображаемо-символическая визуализация jouissance (материнского) -другого, который зарождающийся субъект стремится воплотить собой, чтобы гарантировать себе чувство целостности и удовлетворения.
9
«Версия в отношении отца», от французского ’pere’ – отец.
10
Синтетический Другой» – это концепция, автором которой изначально был Жан-Клод Малевал, подробнее об этом в подразделе, посвященном аутистической структуре.
11
Монкайо проводит различие между «абсолютным нарциссизмом» в аутистической структуре и «относительным нарциссизмом» в структуре психоза. Психотик, в отличие от аутиста, является «относительным нарциссическим объектом матери» – грудным ребенком, редуцированным до фаллического объекта jouissance (материнского) другого – лишенным интегрированного спекулярного образа тела, то есть не имеющим доступа к идеальному эго в результате зеркальной стадии развития. Аутист не вступил в идентификацию с объектом наслаждения (материнского) другого – он как бы «отказывается рождаться вне единого телесного пузыря» (Монкайо 2021, 31). Более подробно мы рассмотрим аутистическую структуру в соответствующей главе.
12
Если быть точным, «медитация» – это единственное состояние, в котором может возникнуть и быть воспринятым свет Юань Шэнь. Это, конечно, приводит к определению того, что такое медитация. Строго говоря, единственной «медитацией» является абсорбция ума (Пали, джана) – объединение осознания и его объекта. Все остальное может подпадать под обширный зонтик «умственного развития», будь то внимательность, проницательность, любящая доброта, спокойное пребывание или что-то еще. Если не произошло объединения ума и объекта, что приводит к временному прекращению ума и тела, это нельзя считать медитацией. Грубо говоря, наблюдение за своим дыханием, мыслями и ощущениями – это не медитация. Любая активность тела и ума не является медитацией: движение, транс, пребывание в состоянии потока или гипноза не являются медитацией. Если человек что-то осознает, он не медитирует, а практикует осознанность, что, конечно, может привести к медитации, но это не может произойти, пока тело-ум находится в движении.
13
Если только «существо» не является относительно чистым благодаря ранее проделанной работе по культивации. Такое существо, говоря о своих детских годах, назвало бы их совершенными. Действительно, состояние ребенка гораздо менее искажено, поскольку в нем меньше рассеивается Ци и истощается цзин. Тем не менее, существует определенная доля беспокойства, которое возникает из-за каммических аффлюентов, давления драйва и недостаточной интеграции в символический регистр. В зависимости от доминирующей склонности к одному из пяти огней эти нарушения будут усиливаться, приводя существо в еще больший дисбаланс. Те, кто занимался культивацией в прошлом, скорее всего, найдут способ гармонизировать вусинг и продолжат культивацию в настоящем.
14
Будда несколько раз говорил о создании тела, созданного умом, например, в Саманьяпхала Сутте (DN 2): «Сконцентрировав таким образом свой ум, очищенный и яркий, незапятнанный, свободный от недостатков, податливый, устойчивый и достигший невозмутимости, он направляет и склоняет его к созданию тела, созданного умом. Из этого тела он создает другое тело, наделенное формой, сотворенное из разума, совершенное во всех своих частях, не уступающее в своих способностях». Это тело, созданное разумом, является плодом совершенствования самади и випассаны. Оно является основой для развития сверхнормальных способностей (сиддхи) и других инсайт-знаний, таких как знание прошлых жизней, знание ухода и повторного появления существ, знание ума других людей и, самое главное, знание о прекращении оттоков. С прекращением оттоков чувственности, становления и неведения приходит знание об освобождении, что в буддизме равносильно завершению духовной практики. Даосский способ создания «тела вне тела» не является таковым, поскольку опирается на алхимический процесс превращения. Результат этого процесса – духовное бессмертие – также не одинаков.
15
Учения по Сатипаттхане можно легко найти в Интернете. Помимо классической Сатипаттана-сутты, есть изложения современных практиков, таких как Аналайо Бхиккху (Аналайо 2006), а также мой учитель випассаны, малазийский монах Тхеравады досточтимый Джотинанда, чей блог можно найти здесь: https://anupassi.blogspot.com/2010/07/what-is-satipatthana.html; В моей диссертации «Воплощение Реального» глава о Сатипаттане посвящена основам инсайта, рассмотренным в рамках Лаканова подхода и проиллюстрированна творческими сочинениями, отражающими личный опыт этой практики (Тимофеев 2019, 77—97).
16
Подробнее о травме можно узнать из моей докторской диссертации «Воплощение реального: междисциплинарное исследование субъективности, травмы и духовной культивации». В ней я демонстрирую феноменологию травмы и ее ценность для развития инсайта, который может привести к посвящению себя духовной практике (Тимофеев 2019, 43, 54, 115).
17
Перефразировано из дискурса Луанг Пор Дтун. Путь к счастью через Силу и Самадхи. https://www.youtube.com/watch?v=gWlM4GH1Oio
18
Перефразировано из Таниссаро Бхиккху. Mind like Fire Unbound. 1999. https://www.accesstoinsight.org/lib/authors/thanissaro/likefire/2-1.html
19
Пали, танха – тяга или жажда – основополагающая причина страдания согласно Будде. Разделяется чувственная тяга, тяга к существования, тяга к несуществованию. Подробнее об этом в следующей главе.
20
Эта строка часто встречается в вечерних песнопениях, исполняемых лесными монахами Тхеравады.
21
Верит ли человек в продолжение каммы из предыдущих существований или нет, не имеет значения в отношении субъективности. То, что предшествует любой субъективности, – это давление драйва (читай, тяги; подробнее об этом в подглаве «Драйв и желание»). Считайте это изначальной «асавой». На основе влечения к приятному аспекту драйва возникает отвращение к изгоняемому, сопровождаемое агрессивностью. Наличие либо тяги, либо агрессии, либо и того, и другого свидетельствует о невежестве в отношении «истинной природы вещей». Последнее относится к категории трансцендентной мудрости, когда субъективное заблуждение и навешиваемые на него ярлыки проработаны: это и есть область плодов духовной практики.
22
На основании вышеизложенных аргументов я назвал вытесненные явления «Реальным дуккхи». Согласно Дхамме, именно изначальное отрицание и экстернализация Первой Благородной Истины страдания является основой человеческой субъективности. Более подробную проработку категории Реального в связи с Дхаммой можно найти в моей диссертации (Тимофеев, Е. 2020, 65)
23
Здесь «пустота» вполне может быть заменена на «бессмыслицу». Как отмечает Макгоуэн, именно бессмыслица символического запрета служит основанием для актуализации желания субъекта, точно обозначая разницу между невротической и психотической субъективностью (Миллс 2019, 110). Вследствие закрытия абсурдного измерения мастера-означающего субъект психоза не может артикулировать свое желание независимо от требований (материнского) другого.
24
Здесь и далее S1 означает Имя Отца, главное или первозданное означающее бессмысленного утверждения.
25
Sinthome – термин, придуманный Лаканом как слияние «saint» и «homme», что позволяет получить «святого человека». Будучи четвертым кольцом Борромеева узла, он заново связывает субъективность особым образом, тем самым стабилизируя структуру. При неврозе синтом формируется через проработку множества невротических симптомов, что позволяет производить мета-знание – S2 – и заново переживать аффективность, относящуюся к подавленному означающему материалу. В то время как в психозе синтоматическое развитие представляет собой переработку Символического регистра, при которой Символическое отделяется от Реального посредством синтома, который связывает его с Воображаемым, тем самым организуя последнее. Синтом в перверсии – это такое развитие, при котором тенденция к (неправильному) присвоению языка для ограничения jouissance оспаривается и перерабатывается со ссылкой на Имя Отца. Здесь гибкое использование языка первертом подвергается строгости установленной методологии, что позволяет перверсивному субъекту пересмотреть свою модальность наслаждения. Тем не менее, поскольку перверт – мастер обходить закон в свою пользу, моральные заповеди должны быть подчеркнуты с акцентом на этике непричинения вреда и самодостаточности. В рамках аутистической структуры синтом может быть развит на стадии «углубления обода», когда достаточно сложный аутистический знаковый язык зацепился за определенную область интересов и субъект достиг в ней экспертных знаний. Здесь давление драйва может быть организовано без опоры на область интереса – синтетического Другого – и таким образом может начаться внедрение нехватки.
26
Смысл кастрации, по Лакану, таков, что от jouissance приходится отказываться только для того, чтобы вновь достичь его «на перевернутой лестнице закона желания» (Лакан 1977, 358).
27
Финк указал на намек Лакана на не-невроз в тексте «Субверсия субъекта и диалектика желания» (Финк 1997, 184), где Лакан говорит об Алкивиаде из «Симпозиума» Платона. Здесь он рассуждает о том, что Алкивиад, не видя пениса Сократа, возвышает последнего до некоего ?????? (Греч. agalma – статуя/пьедестал). Эта агальма – «драгоценное, блестящее, сверкающее нечто, которое Лакан интерпретирует как желание самого Сократа, желание или способность желать Сократа» (Финк 1995, 59). Далее Лакан приводит аналогию с женщиной, скрытой за вуалью: «отсутствие пениса превращает ее в фаллос, объект желания» (Лакан 1977, 356). Таким образом, Алкивиад воображает фаллическое совершенство в Сократе и хочет, чтобы Сократ признался в своем желании. Позже в тексте Лакан замечает, что «Алкивиад, конечно, не невротик» (Лакан 1977, 357), потому что он действительно желает и «идет по пути jouissance настолько далеко, насколько может». Тем не менее, история показывает, куда этот путь привел Алкивиада. Однако структура невроза, о которой идет речь, парадоксальна: кастрированный объект желания имманентно фалличен.
28
Аничча, дуккха, анатта: непостоянство, неудовлетворенность, бессамостность. Все обусловленные дхаммы (Пали, sammuti sacca) отмечены этими тремя качествами. В отличие от необусловленных дхам (Пали, paramattha sacca), в которых корень хватания разрушен и, следовательно, двойственность наблюдателя и наблюдаемого больше не сохраняется. Существует разговорный аргумент о «придирчивом» характере буддийского отношения к реальности: неудовлетворительность видна во всем. Разве буддисты не могут быть довольными и не ныть по поводу неудовлетворенности явлений? Безусловно, могут. Что касается характерного для буддизма отношения к жизненным страданиям, то я называю его «невинной отстраненностью» (Тимофеев 2019, 61). В Анатта-лакхана-сутте Будда задает своим первым четырем ученикам вопрос: можно ли называть «собой» то, что ненадежно и подвержено прекращению? Стоит ли называть то, чему суждено распасться, «я» или «мое»? Ученики Будды свидетельствуют, что это не так. Существует непринятие конечности обусловленного существования как относящегося к своему (истинному) «я». Не принимая этого, не обожествляя этого, практикующий Дхамму стремится к тому, что является истинно благородным, постоянным, неоформленным, неумирающим – к Ниббане. Это не-невротическое отношение является сутью Благородного пути Будды к прекращению стресса.
29
Лакан проиллюстрировал процесс отделения от вечной жизни метафорой «ламелы», которая улетает, когда человек рождается как сексуально дифференцированное живое существо (Лакан, 2018, 197). В отличие от одноклеточных организмов, которые выживают после деления клеток, сексуально дифференцированные существа не выживают после размножения. Таким образом, жизнь до рождения в качестве многоклеточного организма – это вечная жизнь, и первое отделение субъекта происходит именно от нее.
30
Здесь перечислены традиционные десять оков (Пали, dasa samyojana) на пути к освобождению. Считается, что тот, кто входит в поток (Пали, sotapanna), отказывается от первых трех: взгляда на себя как некто, скептических сомнений и привязанности к обрядам и ритуалам, что укрепляется с принятием пяти заповедей в качестве образа жизни. Однажды возвращающийся (Пали, sakadagami) отказался от чувственности и недоброй воли, но не полностью, в то время как не возвращающийся (Пали, anagami) отказался от них полностью, поэтому перерождение в царстве желаний (Пали, kamadhatu) для такого существа не происходит. Полностью просветленное существо (Пали, arahant) отказалось от желаний материального и нематериального перерождения, от самомнения, беспокойства и невежества. Однако на этом уровне практики мы уже не говорим о тщеславии и беспокойстве, связанных с воззрением на себя и просто беспокойным умом в соответствии с пятью препятствиями, о которых мы поговорим позже. Есть тщеславие, связанное с достижениями практики, и беспокойство, имеющее отношение к рвению к практике. Аджан Маха Боова, считающийся арахантом, затрагивает эти виды беспокойства и тщеславия в своей беседе: https://www.youtube.com/watch?v=_ZKviglubio&list=PLYzMT0jWneu2r5024esrntj3lNOwg9YEH&index=47.
31
Объектная причина желания выглядит следующим образом: во-первых, влечение кристаллизуется на частичном объекте, будь то сосок, сцибалум, образ или звук в соответствии с оральным, анальным, скопическим и инвокаторным частичными драйвами соответственно. Во-вторых, частичный объект передается через Другого, то есть через язык, что порождает четыре разных вида objet a: вбирание ничто, отдавание ничто, взгляд и голос (Ванхель 2014, 133). Эти проявления objet a – то, как Реальное сохраняется, несмотря на непрерывную репрезентативную деятельность «говорящих существ». Следовательно, это то, что относится к Реальному драйва и, следовательно, к дуккхе. Objet a обозначает инаковость изгнанного Реального в данном феномене. Когда субъект занимает позицию objet a, отсутствие бытия не рассматривается внутри себя, а прорабатывается через другого, что характерно именно для истерии и перверсии.
32
Этот отрывок был перефразирован из подкаста Дэмиена Митчелла, который можно найти здесь https://www.youtube.com/watch?v=gQy2gXySw9g.
33
Финк намекает, что принципиальная разница в воспитании между обсессивными и истериками заключается в том, что первым дается больше любви, заботы и внимания, а вторым – меньше. Поэтому обсессивный невротик воспитывается под впечатлением, что ему чего-то не хватает, в то время как истерик подсознательно думает, что не хватает другому. В результате обсессивный невротик отправляется в путешествие по непрерывному восполнению нехватки в себе, в то время как истерик делает это с другим (Финк 1997, 183—4).
34
Здесь jouissence означает «наслаждение смыслом», которое обозначается заменой «a» на «e» в оригинальном термине jouissance.
Евгений Тимофеев
Тип: электронная книга
Жанр: Философия и логика
Язык: на русском языке
Издательство: Издательские решения
Дата публикации: 11.09.2024
Отзывы: Пока нет Добавить отзыв
О книге: В первой части книги показано, как психоаналитическая теория субъективности Жака Лакана может нюансировать, дополнять и быть нюансированной методами тренировки ума согласно Тхеравада Буддизму.Вторая часть посвящена тому, как подход к развитию тела и Ци в рамках Цюаньчжэнь Даоизма может подготовить любого субъекта к духовному культивированию.Изложение включает критику психиатрического мейнстрима с точки зрения вышеупомянутых традиций.