Главная страница | Социальная фантастика | Сын Петра. Том 4. Потоп

Сын Петра. Том 4. Потоп
Михаил Алексеевич Ланцов
Сын Петра #4
Северная война закончилась, едва успев начаться. Да и в Европе все затихло – испанское наследство поделили существенно быстрее, чем в оригинальной истории. Но от этого накал страстей в Европе не только не спал, но и усилился. Бурбоны начали всех раздражать. Английская корона разделилась, балансируя на грани гражданской войны. Швеция оказалась в кризисе. Габсбурги попали в окружении врагов. А тут еще и Россия влезла в большую игру… Противоречия стянулись в еще более тугой узел. Достаточно тугой, чтобы миром уже не распутать. Так что его будут резать. И начнут, судя по всему, с России, как самого слабого звена в глазах наших «западных партнеров…»

Михаил Ланцов
Сын Петра. Том 4. Потоп

* * *

Пролог
1704 год, декабрь, 2. Версаль

– Ну что же… – произнес Людовик XIV, поставив на стол бокал. – Эта война закончилась даже лучше, чем мы рассчитывали.
– Да, сир, – охотно согласился с ним Жан-Батист Кольбер. – Но в Вене не теряют надежды.
– И на чем же она основана? – усмехнулся король. – На каких-то иллюзорных мечтах? На Божьей помощи?
– На первый взгляд их ситуация выглядит катастрофической. Мы окружили их с трех сторон нашими верными союзниками. С четвертой же стоят германские протестанты, на дух их не выносящие, как, впрочем, и нас. А наш заклятый враг – Англия, что часто им помогала, – сейчас сама на грани выживания, замкнувшись на внутренние противоречия островов.
– Вот именно! Им сейчас нужно сидеть тихо! Они проиграли. Горе побежденным!
– Есть одна деталь, сир, которая может все сильно изменить. Россия.
– Вы серьезно? – удивился Людовик.
– Абсолютно серьезно, сир. В этой войне они выставили двадцать тысяч пехоты и шесть тысяч кавалерии при сотне пушек. И этими силами они разгромили шведов, чья армия была сильнейшей в Европе. Они били всех, кого встречали. Даже при численном превосходстве.
– Но у них всего двадцать тысяч пехоты и шесть тысяч кавалерии. Вы полагаете, что этих сил хватит для изменения баланса сил в Европе? Они сточатся за одну-две серьезные кампании.
– У них больше ста тысяч солдат. Эти двадцать шесть тысяч – лишь малая часть тех людей, которых они могут выставить в поле. Это те их солдаты, которых они переобучили по-новому. Дайте им три-четыре года, и они смогут удвоить или даже утроить свою современную армию, не увеличивая численность той, что сейчас по факту располагают.
Людовик XIV нахмурился.
Помолчал.
Подумал.
– Вы уверены? – спросил он наконец. – Это звучит невероятно. Откуда у них деньги содержать такую армию? Вы же сами говорили – у них мало людей и слабые доходы.
– Мне достоверное известно, что во время реформы 1680 года Россия, по их собственным же документам, содержала армию чуть более двухсот тысяч человек. Не считая союзные контингенты степной конницы и казаков Гетманщины. По нашим оценкам, через три-четыре года они смогут довести свою полевую армию до пятидесяти-шестидесяти тысяч пехоты и десяти-пятнадцати тысяч кавалерии. Того же высокого уровня, что и сейчас. Плюс гарнизоны. Плюс союзные татары с казаками. Ими тоже не стоит пренебрегать. В двух последних войнах русские очень грамотно их применили, опустошив Черноморское побережье осман и Ливонию.
Король снова промолчал, обдумывая слова Кольбера. Меж тем тот продолжил:
– В Вене целенаправленно идут на укрепление союза с Россией. Даже пытаются заключить династический брак.
– Вы думаете, что это все настолько серьезно?
– Я думаю, что это ОЧЕНЬ серьезно, сир. Кроме того, русские выстраивают союзные отношения с Персией. Три-четыре года – и наше преимущество окажется компенсировано Веной с помощью русских и персов.
– И что ты предлагаешь? Нам нужно начать воевать с русскими прямо сейчас? Но это сущее безумие! Они слишком далеко. Мы просто не сможем снабжать свою армию. Да ее еще нужно провести через германские земли. Это займет по меньшей мере целую кампанию.
– Я этого не предлагаю, сир. Самое важное – не дать России этих три-четырех лет. Втравить ее в тяжелую войну, чтобы она споткнулась. Я полагаю, что если мы отвлечем австрийцев, то Речь Посполитая и Османская империя смогут сжечь все их невеликие ресурсы. И если получится, на волне этих тяжелых испытаний провести в Москве переворот.
– Ты же сам говорил, что Романовы укрепляют свое положение год от года.
– Пока да. Однако недовольных хватает. Их реформы не по душе церкви и аристократам. Они хотели бы вернуть многое обратно – как было лет двадцать назад. Или даже усугубить, сделав как в Речи Посполитой. Пока Романовы побеждают, вряд ли найдется кто-то желающий выступить против, но если пойдут поражения…
– А почему ты считаешь, что у нас есть три-четыре года? Откуда этот срок?
– Именно столько им потребовалось, чтобы подготовить те двадцать тысяч пехоты и шесть тысяч кавалерии. Это весьма непростая задача. Сейчас у них, кроме этой полевой армии, все остальное – сброд. Речь Посполитая, вероятно, одна не сможет им на равных противостоять. Но в союзе с османами их шанс на успех очень велик.
– А османы будут воевать?
– Старый великий визирь умер. Отравлен. И в Константинополе вновь победила партия наших сторонников. Если султан откажется, его сменят. Так что сомнений в этом нет. Тем более что русские начали продавать оружие персам. Это крайне раздражает многих в Великой Порте. Сейчас главное – действовать быстро. Каждый день на счету.
– Но разве их поражение что-то изменит принципиально? – чуть подумав, спросил Людовик.
– Смотря каким будет это поражение, – усмехнулся Кольбер. – По нашим оценкам есть все шансы в случае тяжелого поражения загнать их в границы двухвековой давности и совершенно разорить, поставив под старую угрозу степных нашествий, то есть выведя из игры как значимого игрока…

Часть 1. Тараканьи бега
Злу вовсе не обязательно уничтожать добро своими руками. Куда как проще позволить добру самому вцепиться в себя.
    Сергей Лукьяненко. Ночной Дозор

Глава 1

1705 год, январь, 19. Москва

Миледи вошла в кабинет.
– Ты посылал за мной?
– Присаживайся. – Алексей указал жестом на стул.
– Что-то случилось? – Его тон явно встревожил женщину.
– Давно тебя хотел спросить. Как ты стала моей кормилицей?
Арина напряглась.
– Ты ведь кормила меня грудью, – продолжил развивать мысль царевич. – Так все говорят. А значит, у тебя было молоко, то есть ты рожала. Но… где твой ребенок?
Она не ответила.
– Ты пойми – я не враг тебе, – после затянувшейся паузы произнес Алексей. – Я просто хочу разобраться. Сама видишь – мы так и не нашли концов в последнем покушении. И я не хочу недосказанности с теми, кто составляет мой ближний круг. Где твой ребенок?
– Я не знаю… – тихим, хриплым шепотом произнесла она.
– А что знаешь? Он живым родился?
– Да.
– Девочка?
– Нет.
– Живой мальчик. Хорошо. У тебя его забрали, полагаю? Кто?
– Бабка твоя.
– О как… – покачал головой Алексей. – Да. Кирилловна та еще штучка была. Получается, ты родила. У тебя ребенка забрали. А саму приставили ко мне – выкармливать. Рисковая идея. Если только не пообещали убить твоего ребенка, случись что со мной. Хм. Я прав?
– Да, – тихо ответила Миледи, а у самой на глаза навернулись слезы.
И это выглядело шокирующе.
Алексей впервые видел ее слезы.
Ему казалось, что эта женщина вообще никогда не плачет.
– Где твой ребенок сейчас?
– Я не знаю.
– Он жив?
– Я не знаю.
– Она тебе его хоть раз потом показывала?
– Нет.
– И ты ей верила?
– А что мне оставалось? – вытерев слезы, спросила Арина. – Она обещала – восемь лет тебе исполнится, и она мне его вернет. И замуж меня выдаст с хорошим приданым.
– Восемь лет? Но она умерла, когда мне было четыре…
– Да… – глухо ответила Арина.
– И ты охотно ухватилась за службу мне? За сбор этих всех сплетен? Чтобы найти его?
– И да, и нет. Как его найдешь? Я после родов его и не видела ни разу. Даже не знаю – жив ли. Я давно этим переболела и смирилась.
– Но ты искала, – утвердительно произнес Алексей.
– Конечно, искала. Но все впустую. Очевидно, что твоя бабка пристроила его аккуратно. Например, взамен умершего родами или в первые дни. И мест, где она могла его разместить, великое множество. Сотни, тысячи детей. Который из них мой? Если он вообще жив…
– Замуж поэтому не хотела идти?
Арина промолчала.
– Боишься идти?
– После того, что я испытала, я не хочу иметь больше детей. А без детей какая семья? Так… шелуха. Да и привыкла я без мужа. Мне так легче. И никто больше дитя не укра… отберет.
– Да, – кивнул царевич. – Понимаю. А чей это ребенок? Ты ведь не венчалась.
– Я не хочу говорить.
– Чей ребенок? – с нажимом повторил вопрос царевич.
– Ты смерти моей хочешь?
– Я хочу помочь.
– Поверь – ты не захочешь знать этого.
– Отец мой, что ли, отметился?
Она вздрогнула.
– Он знает?
– Он в ту пору половину девиц во дворце миловал.
– И никто тебе не задавал вопросов?
– А кто спросит? – фыркнула Миледи. – Кому надо – знали, что им полагалось. А остальные болтали что придется. Выдумывали. Об отце твоем никто и не болтал из прочих. Меня бы тогда к тебе не приставили в их понимании, им ведь сказали, что мой сын умер или родился мертвым. Так что… – развела она руками.
– Разумно. М-да. Даже страшно представить, сколько по земле его детей уже бегает, – задумчиво произнес царевич. – Сотни две или три, не меньше. Как думаешь?
– Ты так спокойно об этом говоришь?
– Мой отец не сдержан в этой страсти. Изменить это нельзя, поэтому остается только принять, – пожал плечами парень. – У всех свои недостатки.
Помолчали.
Алексей встал.
Подошел к Миледи и, присев на край стола прямо перед ней, чуть наклонился, заглядывая ей в глаза. Благо, что ростом пошел в отца и вымахал уже знатно.
– С тех пор как бабка моя преставилась, тебе поступали хоть какие-то весточки о сыне? – спросил он, очень пристально смотря на женщину перед собой и ловя ее мимические реакции. Даже самые ничтожные.
– Нет.
– Она всегда лично их передавала? Никогда никого не посылала?
– Лично. И только с глазу на глаз.
– Хорошо, – произнес Алексей. И направился на свое место. – Ступай. Это все.
– Ты только об этом хотел поговорить?
– Да.
Арина встала.
Сделала несколько шагов.
– А маме моей что конкретно сказали? – спросил царевич ее, кидая вопрос в спину. – Правду? Или что?
Та замерла.
Чуть помедлила с ответом, но, после некоторой паузы произнесла:
– Что ребенок родился мертвым.
– И мама согласилась на то, чтобы ты стала кормилицей? – неподдельно удивился царевич.
– А ее никто не спрашивал. Все решала Наталья Кирилловна.
– Но она пыталась тебя отвадить?
– Пыталась. Первый год. Как второй раз понесла – успокоилась…

На этом и разошлись.
Мутная история. Очень мутная.
Но кое-что прояснилось… Во всяком случае, появилась вполне рабочая версия. Если Арину и шантажируют, то понятно – чем. А значит, что? Правильно. Ему нужно выяснить судьбу того ребенка. И начнет он с документов Натальи Кирилловны. С ее переписки с устойчивыми контрагентами. У Миледи не было доступа к этим документам. А у него был.

Царевич немного посидел.
Подумал.
Прокручивая их разговор.
После чего махнул рукой и отправился к отцу – на совещание. Прихватив папочку. Из Речи Посполитой и Великой Порты поступали очень нехорошие сведения…

– …таким образом, – говорил Алексей, – есть все основания считать, что эти две державы готовятся к войне с нами. Мы на них нападать не собираемся. Это очевидно. Они, ежели чин по чину, тоже. Иначе не стали бы готовить общественное мнение таким образом. Значит, нас ждут какие-нибудь пакости-провокации, которые «вынудят» их начать войну. Как говорится – скрепя сердце.
– Неужели Нарва и Выборг их ничему не научили?
– Скорее всего, именно Нарва и Выборг их и спровоцировали. Они испугались нашего слишком быстрого усиления. Насколько я понимаю, эта грядущая война имеет только одну цель – сдерживание.
– Это как? – удивился Меншиков.
– Чтобы мы замедлились, а лучше – остановились в развитии. После завершения войны с Речью Посполитой в 1667 году Алексей Михайлович оказался в очень сложном положении в плане денег. Казна была пуста. Что породило на последующие несколько десятилетий великие сложности и полный разлад армии к моменту воцарения моего отца. Мы, по сути, воссоздаем армию заново. Рискну предположить, что они хотят провернуть что-то похожее.
– Или хуже, – буркнул Ромодановский.
– Или хуже, – охотно согласился с ним Алексей. – Нам нужно отчаянно спешить. Сколько у нас времени – не знаю.
– В этом году они не начнут войну, – твердо произнес Василий Голицын.
– Почему ты так считаешь? – осведомился Петр.
– Им нужно время что-то подготовить. Ляхи и литвины очень долги в своих решениях. Если будет устроена пакость, им несколько месяцев потребуется, чтобы провести реакцию на нее через Сейм. Сначала собрать сеймики. Там выбрать делегатов. Дать им наставления. Потом из них собрать Сейм. Долго на нем ругаться… А потом начать собирать армию. Это несколько месяцев. Сверху. К тому времени, что уйдет на разогрев людей. Мыслю, что в этом году, если и соберут армию, то к концу лета. Может быть. Половину. А оно надо – под конец кампании собирать армию? Упражнения ей чинить они вряд ли станут. Так что, мыслю, этот год у нас есть.
– Резонно, – согласился с ним царь. – Затянуть это нельзя?
– У нас нет достаточно значимой агентуры в этих странах, – вместо Голицына ответил царевич. – И я бы на успех таких попыток не рассчитывал. Узнать, что происходит, – да. Но влиять… Здесь, увы, у нас все плохо. Очень плохо.
– Значит, ориентируемся на год, – подвел итог Петр Алексеевич. – Мало времени… очень мало… Ты что-то хотел предложить? – кивнул он на папку на столике у царевича.
– Да…

Алексей предлагал дальнейшее развитие военной реформы, начатой еще в 1680 году дядей – Федором Алексеевичем. В целом – эволюционное. Очередной ее этап.
После 1701 года Россия делилась на восемь европейских военных округов и четыре сибирских[1 - В военные округа преобразовали реестры. Европейские ВО: Московский, Северский, Владимирский, Новгородский, Казанский, Смоленский, Рязанский, Белгородский. Сибирские ВО: Тобольский, Енисейский, Томский и Ленский.]. Последние пока не трогали. Не до них. А вот в каждом европейском военном округе, царевич предложил получить по итогам года по одной пехотной дивизии, по одному полку улан и по два полка карабинеров[2 - Кавалерийские полки по четыре эскадрона, то есть сокращенного состава. Как в 1704 году и порешили.]. За исключением Московского округа, где он хотел видеть три пехотные дивизии и по шесть полков улан с карабинерами.
Таким образом должно получиться десять пехотных дивизий и тридцать три кавалерийских полка[3 - 10 пехотных дивизий (40 полков) и 33 кавалерийских полков (по четыре эскадрона) это примерно 64 тысячи строевой пехоты и 13,2 тысячи строевой кавалерии.]. Ну и артиллерия. Куда уж без нее? Ведь к каждой пехотной дивизии шел полк 6-фунтовых пушек, что давало 320 орудий.
Он предложил задействовать состав московских войск. Распределить их равномерно между округами, то есть используя в качестве ядра и инструкторов. Настоящих-то нет. А чтобы люди охотнее шли в регионы, предложить им за переход добавить по пять лет выслуги. Учитывая новое уложение о стрелецкой службе, это было очень большой и серьезной наградой[4 - В 1698 году был проведена реформа стрелецкой службы. В нее теперь переводили нижние чины лично после определенной выслуги в качестве награды.].
– Размажем кашу по тарелке, – покачал головой Борис Шереметев.
– Да. – согласился Алексей. – Это будут не такие блистательные войска, как сейчас у нас в Москве стоят. Но им со шведами и не драться. Для ляхов с литвинами да османов их должно хватить.
– А если не хватит?
– Так новые картечи помогут…

Параллельно при каждом военном округе требовалось создать по специализированной военно-тренировочной станции. Разом и для пехоты, и кавалерии, и артиллерии. Отбирать туда наиболее толковых ветеранов. На двойное жалование, а то и на тройное.
Кроме того, при каждом военном округе требовалось создать комплекс предприятий: мануфактур и мастерских, чтобы на местах изготавливать стандартные фургоны, мундиры, обувь, амуницию и прочее.

– И сколько это стоит? – спросил царь.
– Как ни странно, относительно недорого. Эта полевая армия должна будет укладываться в 450 тысяч рублей[5 - В 1680 году вся регулярная русская армия численностью чуть больше 200 тысяч человек требовала около 750 тысяч рублей. Старых рублей. В новых это около 1,23 млн.] по содержанию. В год. Развертывание новых штатов, вооружение, снаряжение и переобучение солдат старых полков обойдет миллиона в полтора-два. Еще около полумиллиона – денежная помощь на устроение выпуска всякого потребного на местах.
– Это очень много, – недовольно пробурчал Ромодановский.
И царь его поддержал.
– Не дороже денег, – возразил Алексей. – Если мы проиграем предстоящую войну, то, вероятно, потеряем все.
– Вот не надо сгущать краски.
– Что заберут себе ляхи? – спросил царевич. – Ливонию и Смоленск. Возможно, Новгород. Ну и Гетманщину. Что захотят османы? Крым с Азовом. А может, и понизовье Волги. Чем это нам грозит, думаю, объяснять не нужно? А ведь там и шведы могут подключиться…
Все промолчали.
– Кроме того, – продолжил Алексей, – мы бо?льшую часть этих денег вложим в развитие ремесел и мануфактур. У нас. Что позже отобьется с лихвой.
– У нас хватит для новых полков оружия? – поинтересовался Михаил Голицын.
– С ручным огнестрельным оружием, слава богу, все в порядке. Уже сейчас на складах где-то 65 тысяч мушкетов, 22 тысячи карабинов и 35 тысяч пистолетов. Новых. Нашей выделки. Несмотря на расход и продажи. За год их еще немало прибавится благодаря Никите Демидову и другим новым мануфактурам. Легких палашей для кавалерии тоже должны сделать с запасом. А даже если и нет – у нас огромные трофеи в довесок к полученным из Европы клинкам. С пиками тоже сладим все. С солдатскими тесаками будут проблемы, но это и неважно. Основное белое оружие солдат – штык. Их мы сделаем. А вот с пушками беда.
– Отчего же? – спросил Петр Алексеевич.
– Триста двадцать 6-фунтовых пушек – это много. У нас столько пушечной меди[6 - Бронзу в России даже в XIX веке часто называли медью.] нет[7 - 320 6-фунтовых пушек – это примерно 128 тонн пушечной бронзы.]. На половину не хватит. Европа не продаст ее. Даже если захочет – там у них увлечение. Пушки сами льют. Увлеклись нашим успехом. Так что надо закупать в других местах. У державы Цин, у персов или через персов. Даже втридорога.
– Как дела с железными пушками? Ими не заменим?
– В этом году Лев Кириллович должен начать их производство. Но вряд ли сделает больше полусотни орудий к началу кампании будущего года. Так что… нет. Без бронзы нам пока не обойтись.
– А мундиры?
– На складах запас доброго сукна на пятьдесят тысяч мундиров. Англичане и голландцы продолжают его продавать. Здесь проблем не должно быть.
– Надо свою выделку сукна заводить, – нахмурился Петр. – Много дерут. Жлобы. Да и ненадежны. А что делать, если английского или голландского сукна не будет? Голыми воевать?
– В полушубках, – улыбнулся Алексей. – Мы уже три суконные мануфактуры ставим. Российская аристократия в рамках договоренностей старается. Кстати, специально для поставок в армию. В будущем году сукно пойдет. Хуже английского или голландского, но свое.
– Отчего хуже?
– Сырье не то… Мы все еще пытаемся закупить тонкорунных овец – мериносов. Но это непросто. Сейчас контрабандой нам привезли три десятка голов. Этого совершенно недостаточно. Я в довесок пытаюсь купить ангорских коз и альпак. Козы тоже идут контрабандой. Тоненьким ручейком. Но через Иран летом должны пригнать большое стадо. А альпак возить нужно через океан. Что не сильно лучше мериносов.
– Зачем нам эти альпаки?
– Шерсть хорошая. И жить могут в суровых условиях. Так что мал-мало работа ведется. Думаю, что через несколько лет мы сможем закрыть свои потребности в мундирном сукне. Разве что красители придется все также покупать. Но тут пока ничего поделать нельзя. Если только заняться созданием какой-то искусственной краски. Химической. Было бы недурно, но сейчас нам не до нее.
С ним все согласились.
Коснулись и выделки полукирас со шлемами. И обуви. И прочих вопросов. У царевича в папке были выкладки по организационным и хозяйственным вопросам. Так что отвечал он довольно бойко. Вырисовывая относительно неплохую картину.

– Особняком стоят наши союзные отряды. Казаки, татары и калмыки. С ними что-то нужно делать.
– А что ты с ними сделаешь? – усмехнулся царь.
– Навести порядок в их службе.
– Это лучше отложить на потом. Не время.
– Да там ничего хитрого. Они же выезжают на дальнюю службу? Выезжают. Вот и упорядочить ее. Чтобы человек на пять лет выезжал, поступая на довольствие. Потом замена на новых, по желанию. И из них сформировать еще десяток конных степных полков. Можно и на плохоньких лошадях. Выдадим им пики, клинки и пистолеты с карабинами. Этого добра у нас хватает. Хуже не будет. А пользы от них таких выйдет много больше, чем сейчас.
– А гренадеры и егеря?
– А у нас будут для них силы и время? Я думаю, что по итогам года, если все обойдется, ими заняться. Сейчас нам важнее решить другой вопрос. Лекари. Битва при Нарве показала – в них нужда великая. Мыслю – надо в каждом полку по роте небольшой учредить.
– И где же ты их столько возьмешь? – усмехнулся Ромодановский. – Да и в какую нам это копеечку выльется?
– В роте полагаю одного лекаря и два десятка медбратьев. Этих обучать только самым основам – как раны перевязывать, как раненых носить и так далее. Лекарей учить лучше, но их выходит не так много. Сорок на пехотные полки, десять на артиллерийские и еще тридцать три на кавалерийские.
– Итого почти сто человек. Это немало, – произнес царь. – Ежели в Европе выписывать, то разоримся.
– А и не надо, – улыбнулся царевич. – Помнишь Дору? Ту знахарку. Ты ее еще ведьмой кличешь.
– Такую забудешь, – криво усмехнулся отец.
– Я с ней несколько раз по этому поводу разговаривал. Она считает, что если кинуть клич, то сотня знахарей сельских обязательно придет. Или даже две. Вот их собрать. С каждым пообщаться, чтобы какого дивного не затесалось. А потом – на курсы краткие поместить.
– А они у нас есть? Эти курсы.
– Создать. Вот для них несколько лекарей толковых в Европе и выписать. Чтобы основы медицины дали им. Как лечить стертые ноги, или ранение штыком али шпагой, или простуду, или хворь живота. Ну и прочие подобные вещи. А также медбратьев там погонять. Покрутить это все. Повертеть. А как уляжется – преобразить курсы в Медицинское училище. И готовить там охочих. Тех же сельских знахарей. Чтобы в случае нужды нам было где их взять. Самых толковых оставлять в этом училище наставниками и учителями. А коли наберется их добре – еще одно утвердить где-нибудь.
– Зачем нам их так много? – поинтересовался Брюс.
– Чтобы наводнить села и малые города. Дабы народ реже умирал. И на местах принимать грамотные меры против всяких эпидемий и прочих напастей.
– Мы сейчас разве это обсуждаем? – нахмурился царь. – Войну! А ты опять за свое…
– Никак нет, – покачал головой царевич. – Мы сейчас обсуждаем противодействие нашему сдерживанию.
– Тут, как ни мудри, суть не меняется!
– Война – это что?
– Леша! – ударив себя по лицу, воскликнул Петр Алексеевич.
– Война – это военно-технические средства решения хозяйственных задач, – невозмутимо продолжил Алексей. – Иными словами, продолжение экономики. Войну с турками мы вели ради чего? Ради выхода к торговому пути через Черное море. Крым мы зачем хотели подчинить? Чтобы прекратить набеги и обеспечить спокойное развитие наших южных земель. Со шведом из-за чего дрались? Чтобы выйти к торговому пути через Балтийское море. Видишь? Каждый раз война – это решение того или иного хозяйственного вопроса.
– Так уж и каждый раз?
– Бывает война ради какой-нибудь глупости. Люди вообще довольно глупы, и часто это видно по их поступкам. Однако здравая война – это всегда война ради дела. Она должна приносить пользу.
– А сейчас она какую пользу принесет? – поинтересовался Брюс.
– Отражение нападения. Понесем поражение – нас ограбят. На землю как минимум. Победим – предотвратим ограбление. В принципе, отражение атаки – уже победа. Но если сверху что-то получим – будет неплохо. Главное – не затягивать войну. Потому что нам нужно и дальше расти. А война – это дорого.
– Рост – это не только люди. А мануфактуры у нас вон как грибы после дождя появляются. Одна другой краше, – заметил царь.
– В России сейчас проживают около десяти миллионов человек. Это много. Но это численность не самого большого европейского государства. И согласись, превратить эти десять миллионов в сто – дорогого стоит.
– Этого и ты не застанешь, – покачал головой Петр Алексеевич.
– Картофель, маис и дешевое мясо в сочетании с налоговой реформой и региональными складами решат проблему с голодом. Вот наш настоящий враг – голод. Он нас сдерживает в развитии. Лекари и повитухи снизят смертность. Это второй наш непримиримый враг – смертность простого люда, особенно детская. Кстати, повитух тоже нужно готовить, как и лекарей, массово. Насыщать им города и села. В сочетании эти меры дадут нам взрывной рост населения. Лет пятнадцать-двадцать – и оно удвоится. И будет с такими темпами расти, пока земли для них хватит.
– Налоговая реформа… – Царь покачал головой. – Мы это уже много раз обсуждали. И даже проверяли. Крестьяне будут уклоняться от переписи. Ты и сам это знаешь.
– У меня есть идея… – улыбнулся Алексей.
Достал подшивку снизу папки. И перешел к очередной попытке убедить отца в правильности своих фискальных задумок…

Глава 2

1705 год, февраль, 5. Тула – Ферден

– Наше великолепие, Демидыч! – степенно произнес упитанный такой, дородный купец, подняв рюмку.
– И здоровья прибавления, Василич! – ответил Никита Демидов. И, чокнувшись со своим собеседником, выпил. А потом они начали смачно закусывать, благо что стол их натурально ломился…
Старая традиция демонстрации благополучия в оболочке гостеприимства – выставлять перед гостями самое лучшее. Вот у Демидова на столе и находилось все, что только можно было достать. С его-то деньгами. Сам он, по обыкновению, с еще старых, скудных времен закусил хлебное вино хрустящим соленым огурчиком. Гость же смело зачерпнул ложечкой черной икры, а потом еще разок, и еще. Да с горкой. Чего теряться-то в гостях?
– Да… хорошо… – огладил себя по животу купец.
– Добро пошла, – согласился Никита, вернувшись к горячему, густому супу.
– Ты у нас голова, Демидыч. Может, подскажешь?
– А в чем? – насторожился заводчик.
– Вот скажи мне – на кой бес Петр Алексеевич всю эту возню с провинциями и уездами затеял? Чего ему по-старому не жилось?
– Алексей Петрович то затеял.
– Сынок его?
– Он самый.
– Вот уж беда… ох и намаемся мы с ним. Вон молодой да ранний. Весь в отца пошел. От горшка два вершка, а уже балует с размахом.
– Да и ростом он в батю – повыше меня уже вымахал, – усмехнулся Демидов.
– Да? Не знал.
– Ото же. Я с ним по несколько раз в году встречаюсь. Дела веду.
– Оттого и спрашиваю. Зачем?
– А ты как хотел?
– Как? Знамо как. По-старому. А они все думают… думают. А! – махнул купец рукой. – Скорее бы повзрослели и стали соображать.
– А скажешь, не кумекает? – добродушно усмехнулся заводчик.
– Иной раз мнится – что не кумекает. Вот я и спрашиваю – может, я чего не разумею? На кой бес эта вся катавасия? Какой с нее прок?
– Так ради нас с тобой он старается. Разве не углядел того?
– Как так? Не углядел. Вот те крест, – широко и размашисто перекрестился купец…

Алексей на том самом январском совещании предложил ряд административных мер, чтобы организовать перепись населения максимально простым способом. Во всяком случае, ему удалось убедить в этом отца и его окружение.
Вся страна была разделена по границам военных округов на дюжину губерний, чтобы упростить решение административных и хозяйственных вопросы в предстоящем округам деле, да и потом. Гражданской властью заведовал назначаемый царем губернатор. Военными делами – генерал. Опять-таки поставляемый царем.
Каждая губерния делилась на уезды во главе с префектом. При этом часть крупных городов, таких как Москва, были выделены в самостоятельные уезды. Всего же их по всей России получилось 168. И уже они, в свою очередь, делились на районы во главе с избираемыми старостами. Из числа местных жителей. Что в реалиях России начала XVIII века выглядело странно и крайне непривычно.
Хуже того, при каждом губернаторе и префекте учреждалось земское собрание с маленькими постоянно действующими управами. На содержании местных жителей, разумеется. А лидеры этих собраний – губернские или уездные предводители – имели право прямого обращения к царю.
Собрания состояли из двух или трех курий, в зависимости от того, городской это район или обычный. Первая курия собиралась от землевладельцев, купцов и заводчиков. Вторая – от простых горожан и работников. Третья – от селян. С равновесностью голосов между куриями и распределением между ними лордов да дворян в зависимости от образа жизни.
В ведение таких собраний передавали местные дела. Содержание путей сообщения, попечение о развитии местной торговли и производства, обеспечение народа продовольствием и так далее.
Это была вынужденная мера.
Скорее аварийная.
Из-за чего Петр на нее и пошел.
Образованных и грамотных чиновников в России хронически не хватало. А тех, кто при этом еще и не воровал отчаянным образом, и подавно. Наперечет. Из-за чего на местах творилась сущая волокита, бардак и самоуправство. Да и чиновник, даже честный, исполнял инструкции и директивы, полученные в центре, как правило не учитывая местной специфики. Из-за чего управление было крайне неэффективным[8 - Введение аналогичной системы в середине XIX века привело к увеличению прибыльности провинций в несколько раз. Хоть и не мгновенно.].
Вот Алексей и предложил загрузить местных своими проблемами.
Им же надо.
А значит, что? Правильно. Пускай сами и вертятся. Ищут грамотных людей в эти управы. Или обучают. Или еще как выкручиваются. А губернаторы и префекты присмотрят.
Кроме того, царевич предложил создать небольшую канцелярию в Москве, чтобы принимать ежегодные отчеты от земских властей по народонаселению, собранным налогам и прочим стандартным формам. С тем, чтобы можно было сравнивать с отчетами губернаторов и префектов. Очень неудобная штука для назначаемых чиновников. Ведь в случае расхождений могла приехать ревизионная комиссия.
Кроме того, эта реформа была единственным путем к нормальной и адекватной переписи населения. Такой, без которой ввести подушную подать и навести порядок в налогах попросту не получилось бы. Во всяком случае, в разумные сроки.
Старосты районные теперь сами были должны были своих людей по головам пересчитать. Да с указанием пола, возраста и профессии или талантов, ежели они имелись. А потом каждый год отчет подавать о движении народонаселения. И уездные предводители такой же отчет подавать должны были. И губернские.
Могли считать и через одного.
Не беда.
Да только в случае голода в эти районы помощь будет отсылаться сообразно названной численности едоков. Заявили сотню? На сотню и получите. Судьба остальных же остается на совести старосты. Пусть к нему жители претензии и предъявляют… хоть словами, хоть вилами…
Поначалу вряд ли все поверят. Крестьяне скептичны. Но после первых волнений должно утрястись.
В дополнение к этому Алексей планировал проводить выборочные ревизии. Уж что-что, а какой-нибудь район оцепить и вдумчиво проверить было можно. Сравнив с теми бумагами, что подавались наверх.
Ну и внутренний контроль. Куда без него? Ведь Алексей предложил царю ввести ответственность за склады те продовольственные, что для борьбы с голодом, их устроение и наполнение на управы и префектов с губернаторами. Да не простую ответственность, а головой и семейным имуществом. В новом законе вообще вопросам ответственности много внимания уделялось. Так что по идее все друг за другом должны будут присматривать. И постукивать. Тихонечко так…

– Мы с тобой, Василич, в уездное, а то и в губернское собрание войдем. Чай, не последние люди. А значимо, что?
– Что?
– Вот как губернатора держать будем, – сжал свой кулак Демидов. – И я ладно – дружбу вожу с царевичем. Да и к царю на поклон могу сходить, коли приспичит. Так что меня не обижают. А теперича и иных трогать особливо не станут.
– Дай-то Бог, – перекрестился купец. – Хотя верится с трудом.
– А чего тут верить? Губернатор али префект пожелает, по обыкновению своему, взятку взять. Ты давай. А сам бумажку о том посылай наверх. Так и так. Вымогал. Дал. Ну и ежели совсем заест – ему все это припомнят. Что царь, что царевич за развитие торговли да дел заводских горой стоят. Не простят и не забудут.
– Так и они на нас будут бумажки собирать, – усмехнулся купец.
– А как же? Будут. Палка та о двух концах. Но все одно – продых будет. И немалый…
* * *
Меншиков медленно и торжественно зашел в довольно просторное помещение. И, пройдя к своеобразному президиуму, там и разместился. За столом. Небрежно бросив на него свою папку.
Рядом с ним встал какой-то упитанный мужчина в пышном наряде и переводчик. Мал-мало немецкий язык Александр Данилович разумел, но решил пока не светить этот факт и послушать, чего местные болтают.
Сел.
И медленно обвел взглядом присутствующих.
Таким характерным. Какой есть только у самых матерых конкурсных управляющих. Способным с ходу оценить стоимость различного имущества.
Меншиков так смотреть умел.
И это была не имитация.
Причем настолько явно и рельефно проступало это его качество, что все присутствующие изрядно напряглись. А кто-то даже побледнел.
«Будет грабить», – невольно пронеслась мысль у большинства в голове.
Меншиков же, выдержав паузу, начал:
– Доброго вам дня. Начну с хорошего. Наш государь, Петр Алексеевич, зная о ваших бедах, решил оставить все налоги в ближайшие три года, собираемые в ваших землях, здесь. Пустить их на местные нужды.
По залу прокатился шелест вздохов. Скорее облегчения. Но сказать точно нельзя. Просто вздохов…
– Продолжу же не дурным, а отличным, – насладившись зрелищем, произнес Меншиков и потянулся к папке, которая мгновенно приковала всеобщее внимание.
Герцог – а он после битв при Нарве и Выборге уже был герцогом – улыбнулся. Эмоции этих людей выглядели крайне умилительно и предсказуемо. Впрочем, не так давно, какие-то пару недель назад, он сам испытал что-то сопоставимое, когда происходил разговор с царем и наследником. Неожиданный. В корне перевернувший его жизнь…

– Почему именно я?
– Потому что ты умный, ловкий и достаточно смелый, чтобы украсть действительно большие деньги, – смотря ему прямо в глаза, произнес Алексей.
Меншиков нервно усмехнулся.
Перевел взгляд на царя.
Тот кивнул:
– Сын прав. Другого такого человека нам не найти. Кроме того, ты верен мне. А значит, мы можем тебе довериться в таком деле. А ты – нам.
– Достаточно большие деньги? – медленно произнес Меншиков. – О чем речь?
– Джон Ло закатил пробный шар, – ответил Алексей. – Вынув чуть за десять миллионов рублей из Европы. Как ты видишь – пока тихо. Хотя прошло несколько лет.
– Ты думаешь, никто ничего не понял?
– Если кто-то что-то и понял, то помалкивает. В европейском бомонде – тихо. Этот вопрос поднимается только в том аспекте, что Карл XII редкостная скотина. Ограбил голландцев, а потом его люди еще и обвинили их в подлоге тетрадки. Впрочем, есть и другая часть влиятельных людей, которые называют мерзавцами уже голландцев. Которые под шумок имитировали ограбление, чтобы не платить по счетам, и постарались подставить Карла XII. О нас в этой связи – ни слова. Я допускаю, что кто-то, где-то тихо это обсуждает. Но… – развел руками Алексей.
– И вы с отцом хотите в этот раз взять больше?
– Существенно больше, – улыбнулся царевич.
– Но взять такие суммы и их вывезти быстро нельзя, поэтому нам ты и нужен, – добавил Петр. – Ты готов?
– Оставить европейцев без порток? – задумчиво переспросил Александр Данилович.
– Да.
– И уйти при этом безнаказанным?
– Да. Став при этом одним из самых богатых людей в мире.
– Вы могли бы и не спрашивать, – хохотнул он. – Что нужно сделать?
– Ты отправишься в Бремен-Ферден моим управляющим, – начал Петр Алексеевич. – Твоя задача на первом этапе этой комбинации – создать красивую витрину для отвода глаз.
– Как?
– Города Ферден, Штадте и Бремерхафен мы объявим порто-франко, то есть городами, в которых разрешается свободная торговля без таможенных ограничений. Для чего также там придется создать товарную биржу. Сам посмотри, где лучше – в Фердене или Штадте – это порты, которые закрывают устья Эльбы и Везеля.
– Рядом же голландцы.
– А у них разве есть такие порты? – удивился Алексей. – Таможенные пошлины составляют очень важную часть их бюджета. Да, национальные интересы для них важны, но соблазн будет очень велик. Во всяком случае, в период правления в Англии Вильгельма Оранского многие голландские капитаны пользовались английскими портами для проведения торговых операций куда охотнее, чем голландскими. В том числе и из-за более выгодных условий.
– И Голландия будет на это закрывать глаза?
– Какое-то время – безусловно, – уверенно произнес Петр.
– Кроме того, в самой Голландии единства нет. После ее объединения с Фландрией там натуральный ад. Ключевых игроков во внутренней политике стало сильно больше, а мест хлебных и вкусных не прибавилось. К тому же Голландия была вынуждена отменить законы, дискредитирующие католиков. Так что в игру вступила еще и Римская католическая церковь, что только обостряет внутреннюю напряженность. В этом бедламе сейчас единства быть не может. Более того – довольно представительная часть их общества охотно ухватится за эту возможность получить денег для укрепления своего положения.
– Интересно… – задумчиво произнес Меншиков.
– Мутная водица. В ней можно много китов поймать, – согласился царевич.
– Или утонуть.
– Александр Данилович, мы верим в твои таланты, – с нажимом произнес Петр.
– Кроме порто-франко и биржи, – развивал тему Алексей, – нужно будет создать страховую компанию.
– А это еще что такое?
– Корабль отправляется в плавание. Компания оценивает риски, судно и товар. После чего назначает сумму выплаты владельцу корабля в случае гибели этой лоханки, если тот сделает страховой взнос. Например, сколько-то процентов от объявленной стоимости. Если корабль такой погибнет, то объявленную по нему цену и выплатит компания.
– А в чем резон? – удивился Меншиков. – Они же мухлевать будут.
– Для того руководство страховой компании и нужно. Если выяснится, что владелец мухлюет, то ему можно будет законно не выдавать страховую выплату. А корабли тех владельцев, у кого они часто гибнут, вообще не страховать. И так далее. Шалить обязательно будут. Это нормально. Но довольно быстро, если не потворствовать, подобное прекратится. Просто потому, что владельцем кораблей такие услуги будут крайне выгодны.
– А страховой компании?
– Она в любом случае будет в прибытке. Если не станет рисковать, страхуя всякую муть. Только надежные рейсы. Только проверенных капитанов. Только честных судовладельцев. Если так поступать, то прибыли будут очень впечатляющими.
– Это, как я понимаю, все еще прикрытие?
– Да. Прибыльное, но прикрытие. Впрочем, это тоже еще не все. В самом Фердене нужно заняться созданием условий для траты денег.
– Магазины?
– Там нужно построить мануфактуру разврата, – многозначительно улыбнувшись, ответил царевич.
– Это как?
– В первую очередь это комплекс из гостиниц, борделей и казино. Все, разумеется, дорогое, элитное, для состоятельных, богатых или очень богатых людей. Портовых шлюх и прочее лучше в городе изжить, как и всякую уличную преступность. Или вывести в пригород, или загнать в определенные рамки, чтобы людям жить не мешали. Ферден должен превратиться в город-сказку. Все красиво, дорого, азартно, страстно. И деньги хочется тратить.
– Хм. А что такое казино?
– Казино – это игральный дом. Карты, кости, рулетка и прочее.
– Рулетка?
– Я тебе все подробно описал, – кивнул царевич на папку. – Там собраны сведения о всех самых ходовых играх в Европе. И что-то интересное из Азии. Тебе нужно будет все обмозговать и подумать, как оформить. Например, сделать одно казино в римском стиле, второе – в китайском и так далее. Надо будет поискать какую-нибудь экзотику, чтобы все это разнообразить. Для каждого свой набор игр, частью пересекающихся. Шлюх тоже нужно завести элитных. Как по внешним данным, так и по подготовке. Ну и с медицинским осмотром каждый день. Эпидемия сифилиса или еще какой гадости нам ни к чему.
– Ясно, – покивал Меншиков. – Сколько у меня будет времени, пока поборники морали до меня доберутся?
– Кто знает? – пожал плечами Алексей. – Тут тебе и карты в руки. Чем больше аристократов ты сможешь вовлечь в этот круговорот греха, тем лучше. Если крепко возьмешь их за жабры, то поборники морали ничего с тобой сделать не смогут вовсе. Эти игроки и развратники сами их тихо по углам станут в чувство приводить.
– Бордели и гостиницы, как я полагаю, для удобства игры?
– Разумеется. А еще кафе и рестораны, магазины, прачечные и прочее, работающие круглосуточно и по высшему разряду. Чистые, ухоженные и хорошо освещенные улицы всю ночь напролет. Да и вообще нужно вкладываться в город – он должен превратиться в этакий островок сказки… очень развратной и соблазнительной сказки.
– Боюсь себе представить, сколько денег эти казино будут приносить… – покачал головой Александр Данилович. – А ведь это только витрина. Что же вы задумали?
– Банк.
– Просто банк? – удивился Меншиков.
– Для удобства местных расчетов ты утвердишь банк Фердена. Ни у кого это не вызовет никаких подозрений. А вот дальше…

Меншиков невольно скривился в усмешке, вспомнив тот день.
После завершения операции у Меншикова в банке России, учрежденном Джоном Ло, будет круглая сумма на счету. ОЧЕНЬ круглая. Под личные гарантии царя и наследника.
Рисково.
Но ни Петр, ни Алексей пока не были замечены в обмане своих. Да и Джон Ло сам по себе олицетворял однозначный пример того, что их словам можно верить. Впрочем, даже если что-то пойдет не так, Александр Данилович точно не видел себя в накладе. Потому что в процессе к его рукам должно было прилипнуть СТОЛЬКО, что как таковая гарантированная финансовая подушка от Петра и Алексея не сильно-то и требовалась.
Особняком, разумеется, шла разведка.
Ну а как без нее?
Все шлюхи в обязательном порядке на службе. С гарантированным устройством после «выхода на пенсию» в тихом месте, где никто не знает об их прошлом. В России, разумеется. И крупной суммой в качестве приданного.
Да и сам по себе игорный бизнес – штука непростая. Там многие проигрываются в хлам. Что открывает просто невероятные возможности для вербовки…
Ну и торговля.
Ведь через Бремен-Ферден пойдет огромный товарный поток, перехваченный из Голландии и иных стран. А это сведения, важные сведения, позволяющие в Москве принимать правильные решения…

Меншиков рассказывал собравшимся в зале людям о том, как славно они заживут, рисуя в их воображении Нью-Васюки едва ли не планетарного масштаба.
Те слушали.
И чем больше слушали, тем сильнее загорались их глаза… менялись выражения лиц с обеспокоенных и испуганных на азартные, предвкушающие. А по помещению медленно, но уверенно стал распространяться запах денег.
Такой характерный.
Никто никогда его не мог описать. Но Александр Данилович, не хуже заправского сержанта Билко, чувствовал его всем своим нутром. И ощущения эти умудрялся как-то транслировать окружающим…

Глава 3

1705 год, март, 12. Вена – Эдинбург – Стокгольм

– ЧТО они сделали?! – удивился Леопольд.
– Выкинули нашего посланника из окна, отчего он насмерть разбился – ударился головой о камни мостовой. Его подручных зарезали. А особняк разграбили.
– Уму непостижимо! – воскликнул Иосиф.
– И что ответил дож?
– Они ищут виновных. Но пока, кто это сотворил, не ясно.
– Как это не ясно? – воскликнула Императрица.
– Нападающие были в масках. Их не опознали. А потом они скрылись среди ночи.
– А что в Венеции говорят? В злачных местах.
– Разное. Но среди прочего ходят слухи, что наш посланник хотел устроить переворот и подвести Венецию под вашу руку.
– Серьезно? – ахнул Иосиф. – А почему мы об этом ничего не знаем?
– К слову, дож был весьма холоден и сдержан в своих ответах.
– Вот, значит, что они задумали… – задумчиво произнес Леопольд. – Ты, сынок, смотри и запоминай.
– Я весь внимание, – подался вперед Иосиф.
– Нас, верно, хотят в Италии связать. На один театр боевых действий у Франции и войск, и денег найдется в достатке. Драка там будет серьезной. В Венгрии пока тихо. Но это пока. Им много времени для восстания не нужно. Так что, если в Италии все пойдет не так, могут и их попытаться подключить.
– Отец, ты видишь все слишком мрачно.
– Мрачно? – усмехнулся Леопольд. – За столько лет я научился отделять зерна от плевел. Я дурно себя чувствую последнее время. В мои года – это очень плохая примета. Мыслю, с моей смертью начнется обострение. Ты-то, – кивнул он на сына, – в этих делах неопытен. С Людовиком тягаться не сможешь. И тебя постараются затянуть в войну в Италии, а тем временем постараться силами поляков и османов выбить русских из игры. Пока они нам выходят естественными союзниками. Но если нанести им серьезное поражение и отбросить от новых границ – и им станет не до нас.
– Может, предупредить Петра?
– Можно, – согласился Леопольд. – Только он и так все знает. Слышал, что он бросился войска готовить во множестве со всем рвением? Думаешь, просто так?
– Но откуда он знает?
– Петр всеми своими делами показывает, что еще раньше нас узнал о готовящейся беде. Тут скорее нужно спрашивать – почему он это выяснил вперед нас.
– Может быть, это совпадение?
– Петр одержим морем. Он победил. Пробившись и к Черному морю, и к Балтике. И с персами дружбу водит, укрепляя торговлю. Да Бремен-Ферден получил. Ему сейчас самое то – корабли строить. А он за солдат взялся. Да с таким рвением, что удивление берет. Нет, сынок. Таких совпадений не бывает.
– А как мы можем этому всему помешать?
– Если наши войска потерпят поражение в Италии – никак. И будь бдителен. Французы почти наверняка попытаются поднять восстание в Венгрии. Пойдут ли на это венгры? Вот вопрос. Но…
– Что?
– Но это то, что на поверхности. А вот дальше начинается гадание. Как Петр покажет себя в этой войне? Здесь все очень сложно. Нам его поражение не нужно, равно как и победа. Если он слишком укрепится, то станет представлять угрозу уже для нас. Но если мы полезем с русскими бодаться, то можем сделать себе еще хуже. Ведь нам они нужны как союзники… Все очень непросто.
– Так, может, эта заварушка не для сдерживания России? А чтобы поссорить нас?
– Сынок, одно второму ничуть не противоречит. Людовик очень опытный игрок. В 1654–1667 годах Россия один на один разгромила Речь Посполитую. Просто разнесла в пыль ее армии, которые с тех пор не улучшились. И только из-за избыточных амбиций их правителя, что жаждал разделить Речь Посполитую и стать Великим князем Литовским, война затянулась более чем на десять лет. И закончилась для России весьма скромными успехами. Как пойдет в этот раз, я не знаю. Но все говорит о том, что войска именно поляков и литвинов русские разгромят. Причем быстро. После чего завязнут в переговорах. Скованные там. С юга же на них будут надвигаться османы, оттягивая силы уже на себя. Как оно все сложится – не знаю. Но и развал Речи Посполитой нам не нужен. Все очень сложно… Эта война нам вообще не нужна. И если получится ее избежать – ее нужно избежать.
– В наших интересах, чтобы по итогам войны все разошлись без приобретений территориальных. Я правильно тебя понял, отец?
– Правильно. Хотя я не уверен, что это возможно. Французам же нужно, очевидно, нечто иное. Чтобы русские либо усилились чрезмерно, либо ослабли. В первом случае мы можем оказаться в еще более опасной ситуации, чем сейчас. Все-таки Речь Посполитая – это хаос. А османы – бардак. И в принципе, опираясь на крепости, мы в состоянии сдерживать их относительно малыми силами. А вот Россия… Она показывает себя не хуже шведов. И ее амбиции подкреплены хорошей армией, растущим порядком внутри страны и толковыми правителями… В этом и беда. Она нам нужна. И ее дружба с Персией. Но если этот медвежонок станет большим медведем – с ним придется считаться. И с его аппетитами.
– А это нам совсем не нужно, – медленно произнес Иосиф. – Тем более зная о дружбе русских с протестантами.
– Вот именно… – кивнул Леопольд.
– Задачка…
– На то и расчет, – тяжело вздохнув, произнес отец. – Если нас не связывать войной в Италии, мы сможем вмешаться и предотвратить эту заварушку на востоке. Что в наших интересах. Но… – развел руками император.
– А мы не можем отмахнуться от итальянских проблем?
– Тогда, весьма вероятно, мы потеряем Миланское герцогство. А то и Неаполитанское королевство. Очень полезные и нужные земли. Нас заставляют выбирать между двух зол…
* * *
В то же самое время в Эдинбурге…
– Ваше величество, у меня плохие новости.
– Плохие? Георг преставился, и моя сестра собралась замуж за нового штатгальтера Голландии? – раздраженно спросил Джеймс Стюарт.
– Не настолько плохие, сир.
– Тогда что?
– Мне стало известно, что в Англию вернулось много людей, живших в Москве. И видевших то, как Петр преобразует свою армию. И теперь ваша сестра занялась укреплением своих полков по русскому образцу.
– Я слышал эти слухи.
– Увы, сир, это не только слухи. Анна перевела два полка драгун на службу уланами. Они в таком бою неопытны. Но года два-три – и научатся. Говорят, что даже специальное поле для упражнений им выделили. Да и остальных начали обучать конной сшибке.
– Если ее волнует только кавалерия, это нестрашно.
– Ее волнует все, сир. Кавалерия, пехота, артиллерия. Они все пытаются скопировать с русского образца. Говорят, что даже мундиры стали шить по их подобию, с этими их странными войлочными шапками.
– А это еще зачем?
– Говорят, что они недурно защищают от рубящих ударов. Хотя так ли это, мне достоверно неизвестно. Главное то, что королева Анна очень серьезно взялась за армию.
– Зачем? Той армии, что у нее сейчас есть, вполне достаточно, чтобы не дать нашим войскам завоевать Англию.
– Вероятно, она планирует завоевать Шотландию. А потом и Ирландию. А вмешаются ли вовремя французы – вопрос. Они ведь вас обманули.
– Французы… – скривился Джеймс Стюарт.
В Версале Людовик ему обещал одно. И поначалу даже казалось, что он был искренен. Но когда Джеймс высадился в Шотландии, все пошло наперекосяк. А потом еще и выяснилось, что французы оказывали помощь его сестре, дабы она сохранила за собой Англию.
– Мерзавец… – процедил король Шотландии и Ирландии. – Тварь лицемерная…
– Мне шепнули, что в Версале равно не хотят как завоевания вами Англии, так и победы вашей сестры. Так что, если все будет складываться плохо, Людовик окажет нам помощь. Но стоит ли доверять этим словам?
– Если все будет складываться плохо, Людовик вряд ли успеет ее оказать, – процедил Джеймс Стюарт. – Шотландия маленькая. И, разгромив нас в генеральном сражении, английская армия ее быстро займет. Исключая Хайленд. Но горцы вряд ли что-то смогут ей противопоставить. Ирландия же без Шотландии долго не продержится. Особенно если моя сестра серьезно взялась за армию.
– Может, нам тем же заняться? – спросил один из лордов, присутствующих при этом докладе. – В конце концов, отцом русских реформ был Патрик Гордон – наш соотечественник. Верный католик. И мы можем попробовать, по примеру англичан, отозвать из России понимающих в этом людей.
– А они поедут?
– А почему нет? Все не поедут. Но кто-то откликнется.
– Может, напрямую обратиться к Петру за помощью?
– Он слишком любит протестантов, – отмахнулся Джеймс Стюарт.
– А его сын и наследник – нет. Да и Патрик Гордон, будучи католиком, являлся ближайшим сподвижником Петра. Так что любовь его к протестантам не такая уж и безусловная. Вполне возможно, поблизости имелись только они.
– И что мы можем предложить Петру?
– Какую-нибудь колонию. Ходят слухи, что он ищет способ обрести колонии для своей державы. А для нас английские колонии – обременение. У нас просто нет ни флота, ни товаров для торговли с ними.
– Как будто у русских есть.
– Товары, говорят, у русских уже есть. А флот они строят. И покупают. В Голландии купили уже десять крупных флейтов и три линейных корабля. И возят из устья Невы да Нарвы товары свои в Бремен-Ферден. Без посредничества третьих стран.
– Это капля в море… – покачал головой король.
– Да. И для поддержания связи с колониями этого совершенно недостаточно. Но если Петр ищет колонии, значит, мы можем ему их предложить. Не все. Одну-две. Но если в унисон со сделкой по колониям удастся выдать вашу сестру замуж за наследника России, то, вероятно, мы получим куда бо?льшую поддержку.
– Вы хотите, чтобы моя сестра отказалась от христианства?! – в раздражении воскликнул Джеймс.
– Православные – раскольники. Они отказались признавать власть Папы. В остальном они те же христиане, что и католики. Во всяком случае, отличия несущественны. В отличие от этих еретиков протестантов, – заметил архиепископ.
– К тому же, – добавил другой лорд, – это можно подать как самопожертвование ради Шотландии и Ирландии. Народ это поймет.
– А Святой Престол? – возразил Стюарт. – Наши дыры в казне только им и затыкаются. Если бы не помощь деньгами со стороны Рима, то… даже не представляю, чтобы нас ждало. Возможно, моей сестре и не потребовалось бы так серьезно улучшать армию.
– Святой Престол поддержит это дело, – уверенно произнес архиепископ. – Переход в православие хоть и грех, но в сложившейся ситуации жертвенный, а потому и не грех вовсе. Потому что таким шагом ваша сестра спасет многих честных католиков…

Джеймс Стюарт остановился у окна.
В задумчивости.
Анну он понимал прекрасно. Англия… Их старая добрая Англия переживала очень тяжелые времена.
Откол Ирландии и запрет на продажу продовольствия из нее в Англию поставили ее на грань голода. Люди массово повалили из городов в села, где пастбища стали распахивать под поля с посевами. Лендлорды, конечно, этого не желали. Но альтернативой был голодный бунт. Большой. Страшный. Тотальный. Из-за чего выбора у них, по сути, и не было.
Этот маневр населения привел к тому, что поголовье овец резко уменьшилось. А вместе с тем и радикально сократилось производство шерсти. С одной стороны. А с другой – города опустели. Равно как и мануфактуры. Отчего многие производства встали.
Англия перестала производить массово дешевое и качественное сукно. И прочие ремесленные товары. А это, в свою очередь, ударило по «треугольной торговле».
Ведь как раньше было?
Английские корабли загружали дешевыми ремесленными товарами на островах и отправляли в Африку. Там обменивали товары на рабов и везли оных в Новый Свет, меняя уже там на ценные колониальные товары: сахар, кофе, специи и прочее. Их привозили в Европу. Продавали. На вырученные деньги покупали дешевые ремесленные товары… И по новой.
Один такой рейс приносил прибыль от 200 до 300 процентов. В среднем. Так что все, кто мог, активно участвовали в этой гонке, благодаря которой в Англию поступала полноводная река денег.
Другие страны тоже так хотели, но у них не было дешевых ремесленных товаров в достатке, отчего прибыль выходила не такой впечатляющей. Так что испанцы, французы, португальцы и голландцы занимались больше другими делами. Да, рабами они тоже торговали. Но на каждые десять английских кораблей, вовлеченных в это дело, остальные страны выставляли едва три-четыре, вместе взятые.
Теперь в Англии не стало дешевых ремесленных товаров. И «треугольная торговля» резко захирела. А вместе с ней и поступление денег в страну.
И это только один аспект.
Ситуация выглядела настолько печально, что если ничего не предпринимать, то лет через десять-двадцать у Англии почти не останется флота. Он просто сгниет. А на перестройку денег не будет. В посреднической же торговле пока доминировали голландцы, с которыми Англия в текущем своем состоянии не могла сходиться войной. Иными словами, вклиниться было некуда, из-за чего у Анны Стюарт просто не оставалось выбора. Ей требовалось любой ценой уничтожать независимость Шотландии и прежде всего Ирландии. Чтобы вновь загнать селян на мануфактуры, а пашни обратить в пастбища.
В принципе, Джеймс мог немного снизить накал ситуации, начав поставки еды из Ирландии в Англию. Но критически это ничего не меняло. Так-то англичане ирландцев, по сути, грабили, получая еду за бесценок. Если же ее продавать, то еда не окажется достаточно дешевой, чтобы крестьяне смогли выживать на смешные зарплаты мануфактур. Если же их поднимать, то ремесленные товары уже не будут дешевыми.
Да и ирландцы с шотландцами такого не одобрят. Они готовы продавать еду кому угодно, кроме англичан. И такой маневр подорвет позиции Джеймса. Сейчас за него горой народные массы, из-за чего высшая аристократия, более лабильная и подвижная, вынуждена оказывать ему поддержку. А после такой выходки трон под ним, без всякого сомнения, зашатается…
– Ситуация… – медленно произнес Джеймс.
– Вы переживаете о своей сестре? – спросил архиепископ.
– О ее душе. Отказ от католичества – это верный путь в ад, да и отдавать ее этому русскому варвару…
– Говорят, что этот варвар – один из самых образованных людей в Европе. В научных журналах опубликованы его статьи с изобретениями. А про его рецепты приготовления кофе судачит вся Европа.
– А душа?
– Если Папа напишет вам письмо, в котором гарантирует душеспасение вашей сестры, пошедшей на такую жертву ради честных католиков, вас это удовлетворит?
– Без всякого сомнения, – кивнул Джеймс. – Слово Папы для меня высший авторитет в делах духовных.
Архиепископ торжественно кивнул, принимая ответ.
– А вам, сир, – произнес один из лордов, – было бы славно попытать счастья в сватовстве к Софии Гедвиге Датской.
– Она же старше меня.
– Несильно. Но это позволит нейтрализовать союз вашей сестры с принцем Георгом Датским. У датчан сильный флот.
– Да, но почему они окажут помощь мне, а не Анне?
– Потому что вы можете предложить им выкупить Оркнейские и Шетландские острова, на которые претендует Фредерик IV как король Дании и Норвегии. А ваша сестра – нет. Кроме того, вы можете предложить им выкупить одну из колоний.
– Мне не хотелось бы терять все колонии. Да и острова…
– Главное – не потерять Шотландию и Ирландию, сир. Колонии мы удовлетворить все равно не сможем. А потому их у нас довольно скоро отнимут. Так что их продажа лишь попытка выручить деньги на продаже горящего дома. Что вы так на меня смотрите? Дешевых ремесленных товаров у нас просто нет в достатке, и взять их неоткуда. Из-за чего утрата колонии – дело решеное. Пять лет? Десять? Сколько они протянут без метрополии? Да и переселять туда некого. Ирландия опустошена англичанами и долго будет оправляться, да и в Шотландии с населением все скудно. А острова на севере… эти голые скалы? Нам сейчас не до них.
– Даже если продадим Дании эти острова и одну или две колонии, то вряд ли получим ее поддержку на долгое время.
– А нам надолго и не нужно, – улыбнулся архиепископ. – Десять-двадцать лет, и английского флота не будет. Сгниет, а его остатки задавят голландцы с датчанами. При этом английские заводчики разорятся, а их работники разбегутся и перемрут на сельских работах, к которым совсем не привычны. Города запустеют. А сама Англия погрузится в пучину внутренних проблем. Им станет не до нас. Особенно если и мы сами не станем сидеть без дела.
– Эх… – тяжело вздохнул Джеймс Стюарт. – Может, как-то обойтись без России?
– Русские продали в Мекленбург пятнадцать тысяч новых хороших мушкетов. Дешевле голландцев. И нам могут тоже продать. И не только их. И своих людей прислать для обучения нашей армии, – произнес архиепископ. – Франция показала свою сущность. И в угоду сиюминутным интересам поступилась католичеством. Серьезную помощь она нам не окажет. Габсбурги тоже. У них в ближайшее время будут большие проблемы.
– А у России не будет?
– Будут. И очень серьезные. Но они с ними справятся. Да и помощь вам их вряд ли обременит.
– Грядет что-то серьезное? – напрягся Джеймс.
– Я пока не уполномочен об этом говорить. Да и рано.
– Людовик что-то задумал новое?
Архиепископ лишь развел руками и загадочно улыбнулся. Отчего король Джеймс нервно хмыкнул. И продолжил выхаживать по помещению, обдумывая ситуацию…
* * *
Тем временем в Стокгольме вело весьма продуктивные переговоры российское посольство…
Голод, который предрекал Петр, не только сбылся, но и обрел куда более масштабные, уродливые черты, перекинувшись из Финляндии в собственно Швецию и ударив там по городскому населению.
Отношения при этом с Данией, Мекленбургом, Саксонией и особенно Голландией у шведов были аховые, из-за чего купить на внешних рынках продовольствие им было крайне сложно. Тупо не продавали. Только за двойную цену. А, учитывая дыру в казне, Стокгольм и по обычной не сильно-то мог много чего приобрести. Ведь на казне висел долг. Где-то порядка миллиона талеров внутренний, и столько же – внешний. Что составляло три ее годовых дохода. Довоенных. Сейчас же… сложно было даже представить. А где долг, там и проценты.
Кризис нарастал.
Зимний голод должен был перерасти в еще более ужасный вариант после посевной. На нее же требовались семена и рабочие руки. А руки оказались ослаблены. С семенами же… Их изъятие грозило превратить весну и начало лета в натуральную катастрофу.
Но это только одна плоскость беды.
Шведы отчетливо видели, как готовятся их соседи. В первую очередь датчане и мекленбуржцы, которые облизывались на Сконе и Померанию. Саксония пострадала от минувшей войны сильнее всего. Там зимовал основной корпус армии Карла XII, а потому разграбили ее весьма основательно, порушив многие мануфактуры. Из-за чего она сидела тихо. Дергаться было нечем. А вот король Пруссии зашевелился. Непонятно – зачем и почему. Но в любом случае это ничего хорошего не сулило.

В Стокгольме все отчетливее ощущали наступающий конец.
Полевая армия державы была уничтожена.
Вооружений нет.
Закупать не на что и не у кого.
При этом в стране финансовый кризис из-за долгов, голод и… В общем, все шло к тому, что путь независимости Швеции должен был завершиться. Именно независимости. Потому как датское вторжение в Сконе отражать было нечем. Из чего следовало вполне закономерное последствие – поход датчан на Стокгольм, который также некому защищать…

И тут на этом фоне появляются русские. И предлагают купить у шведов три провинции: Карелен с Выборгом, Эстляндию с Ревелем и Лифляндию с Ригой.
За звонкую живую монету.

Король был сразу и резко против.
Уступать какие-то земли ему совершенно не хотелось. Тем более такие, из-за которых русские бы получали надежный выход в Балтийское море. Но Риксдаг оказался неумолим, натурально сломав об коленку нового шведского короля с его предпочтениями.
Ведь для Швеции это предложение выглядело спасением. Не просто спасательным кругом, а натуральной шлюпкой с запасами еды, воды и теплой, сухой одежды. В том числе и потому, что после коротких переговоров русские согласились часть оплаты дать оружием, а часть – зерном. И то и другое требовалось намного больше денег. Отчаянно требовалось. Уже вчера. И много…
За полностью разоренную Эстляндию и Лифляндию русские предложили полмиллиона рублей. И это было много, потому что там ничего не оставалось. А пустая земля без людей есть обременение. Тем более что оставшиеся и выживающие города на побережье требовалось как-то снабжать продовольствием.
За Карелен еще столько же, так как там ситуация мало отличалась от Эстляндии и Лифляндии. Да, земля не сильно разорена, но там и без того люди почти не жили.
На выходе получился всего миллион, из которого две трети шло товарами.
Мало.
Слишком мало.
Им хотя бы часть внешних долгов перед Францией закрыть. С внутренними займами как-то можно порешать, а вот с внешними, да еще взятыми у такой опасной страны… Шведы предложили сверху Моонзундский архипелаг и провинцию Саво еще за миллион рублей. Чтобы можно было закрыть внешний долг, остановить голод и начать хоть что-то делать с армией…

У России деньги были.
Предложение в целом выглядело приемлемым. Да и полномочия у послов имелись весьма широкие. Так что договор подписали. А Риксдаг тут же его и ратифицировал 98 % голосов, то есть, по сути, единогласно.

– Вы зря, ваше величество, дуетесь, – осторожно произнес русский посол во время личной аудиенции. – Карл XII был великим воином. И погиб, как воину и подобает, – в бою. Да не при бегстве, а с честью. Наши страны вообще честно дрались.
– К чему вы мне это говорите?
– К тому, что мы с уважением относимся к Швеции. Да, в этой войне наши интересы разошлись. Но Россия получила то, к чему стремилась. Нам более не требуется. А Швецию мы хотим видеть в друзьях и союзниках.
– Боюсь, что это будет непросто, – хмуро покачал головой король. – Вы воспользовались нашей слабостью и забрали наши земли за бесценок.
– Спасая вас от еще большей беды.
Фридрих промолчал.
– Если вам угодно, то в течение года-двух начнется новая война. К этому все идет.
– Кто с кем будет воевать?
– Россия с Речью Посполитой. И, памятуя о делах Карла X, наш государь мыслит загодя сговориться. Швеция пострадала. И он считает, что будет справедливо отдать вам польское побережье. А если осилите, то и всю малую Польшу.
– Вот как? – усмехнулся король. – Какая щедрость! Жаловать шкуру неубитого медведя… давненько я такого не встречал.
– Речь Посполитая отнюдь не медведь. И она уже многих утомила. Из-за чего последнее время ходят упорные слухи об ее предстоящем разделе. И мой государь хотел бы видеть Швецию среди тех стран, которые смогли себе урвать вкусный кусочек. Чтобы смягчить горечь утраты. Именно поэтому среди прочего он и пошел вам навстречу. Он уважает храбрость шведского солдата. И считает, что те честно дрались. Можете мне не верить, но он часто говорит об отчаянном мужестве шведов. И о том, что Швеция достойна большего. Во всяком случае, не того ужаса, в который ее вогнала политика Франции…

Глава 4

1705 год, апрель, 19. Московская губерния

Возничий мерно покачивался, сидя на тряпках, кинутых поверх товара.
Телега поскрипывала, убаюкивая.
А лошадь медленно переступала, прокручивая под ногами Смоленскую дорогу. Новую…

В 1699 году Алексей уговорил отца начать строить дорогу от Новгорода до Воронежа через Москву, под что сначала развернул одну компанию, а потом еще три, преобразовав их в итоге в строительные полки. К весне 1705 года таких полков уже насчитывалась дюжина. И надо сказать, желающих туда попасть хватало – на каждое место обычно шел конкурс. Во всяком случае, в рядовые.
Простой крестьянин, отошедший от помещика на заработки, или любой иной мог записаться в такой полк, заключив годовой контракт, который подразумевал оклад в 20 копеек в месяц, а также одежду, обувь и кормление за казенный счет. Проще говоря, по окончании года выдавали 2 рубля 40 копеек на руки. И крестьянин был волен либо продлить контракт, либо идти куда пожелает.
Для большинства бедняков прекрасные условия. Тем более что воевать не нужно. А уж после того, как пошли слухи о добром кормлении и ответственном отношении к одежде с обувью, – и подавно.
Для казны вся эта история с дюжиной строительных полков обходилась в двести сорок тысяч рублей. Ежегодно. На содержание.
Много.
И весьма.
Однако пока деньги в казне на это имелись. Строго говоря, через эти полки Алексей и вливал честно добытые у европейцев деньги. В создание инфраструктуры, которая должна была аукнуться позже. Отразившись самым благодатным образом на экономическом развитии державы.
Не только через них. Но так или иначе – с 1699 года в России непрерывно строили дороги. Стандартные шоссированные дороги с твердым покрытием из утрамбованной щебенки по насыпи. С мостами и водоотводными канавами.
К 1702 году проложили дорогу из Новгорода в Воронеж, через Тверь, Москву и Тулу. А теперь вот достраивали до Смоленска от Москвы. И вели работы над созданием северных дорог – от Новгорода до Нарвы, Пскова и Павлограда. Ну и от Москвы к Владимиру тянули. К весне 1705 года уже было возведено около двух тысяч километров шоссированных дорог с твердым покрытием. Конечно, в глазах царевича это выглядело каплей в море. Но он не отчаивался. Ведь еще шесть лет назад их не имелось вовсе.
Параллельно эти строительные полки вели работы по копанию обводного канала в Ладожском озере – от Невы до Волхова. Занимались обустройством мощных рельсовых волок. И прочим… А отдельный специальный стройбат трудился над подрывом порогов на Волхове и Неве[9 - Работы велись в больших и тяжелых опускаемых колоколах, которые позволяли все подготовить, заложив герметично заряд и выведя от него вверх, на поверхность реки, трубку с фитилем.]…

Купец окрикнул возничего. Грозно. Матерно.
– А?! – очнулся тот, задремав.
– Что акаешь? Я тебе сейчас по спине оглоблей акну – сразу сон рукой снимет!
– Так я это…
– Что это?! Чуть в канаву подводу не утянул! Скотина!
Тот повинился.
И купец, что путешествовал верхом, для проформы легонько ударил нагайкой возничего, после чего поехал дальше, осматривая свой караван в десяток телег.
На них находились весьма дивные вещи. Во всяком случае, никто ранее вот так не возил на продажу подобное. А именно мерные линейки, гири и прочее, закупленное в палате мер и весов… Пока еще необязательные. Но в царском указе было явно сказано – через пару лет все сношения с государевыми людьми только в новых мерах будут. А еще через два года – всякие вновь заключаемые сделки в иных мерах окажутся недействительными. Так что купец пытался подсуетиться. И решил немного погреть руки на возникшем вокруг этого указа ажиотаже. Хорошо, в Москве был, когда услышал. И сразу побежал покупать…

Алексей давненько хотел ввести метрическую систему. Но не мог. Вывести метр не представлялось какой-либо сложностью. Беда была в обосновании. Если бы он был царем – мог бы поиграть в самодура. А так подобные вещи требовалось продавливать через убеждение. Для чего он нуждался в аргументах.
Весомых аргументах.
Это с одной стороны. А с другой находился дюйм. Простой английский дюйм, который Алексей активно использовал и вводил в практику. Просто потому, что все те местные меры, с которыми ему приходилось работать, он для себя переводил в метрическую систему. В которой и считал. А размер этого дюйма царевич твердо помнил с прошлой жизни…

Чтобы претендовать на хоть какую-то научность новой системы измерения, требовалось привязать базовую единицу к чему-то стабильному и независимому от частных желаний отдельных правителей. Иными словами, поступить так же, как в свое время сделали с метром. Только отталкиваясь при этом от размерности дюйма.
Поиск шел долго.
Чтобы найти подходящий эталон, Алексей завязал переписку с европейскими астрономами, стараясь выведать у них какие-нибудь более-менее стандартные величины, связанные с Землей. Причем такие, в размерности которых они сходились если не все, то большинством.
А потом считал.
Долго и вдумчиво считал, пытаясь подобрать такой вариант, чтобы при делении на какое-нибудь круглое или красивое число получался бы дюйм. Ну хоть как-то. В конце концов, размерность метра именно так и была получена – путем подборки и подгонки желаемого результата к подходящему обоснованию. Вот и тут путем долгого перебора царевич с горем пополам нашел подходящий вариант. Им оказался радиус Земли – разделенный на 250 миллионов, он как раз и давал дюйм. Приблизительно.
Чего хватало за глаза.
Во всяком случае, на этом этапе становления СИ.
А дальше потомки уже уточнят. Благо, что корректуры, вероятно, требовались не такие уж и значимые.

Дюйм стал основой для длины, площади и объема. А кубический дюйм, заполненный дистиллированной водой, названный царевичем унцией, выступил основанием для единиц измерения массы[10 - Дюйм – 25,4 мм, кубический дюйм – 16,3 мл, унция (кубический дюйм дистиллированной воды) – 16,3 г. Унций много, и обычно они находятся в диапазоне 28–35 грамм. Подробнее – в дополнительных материалах.].
Непривычно.
Для него.
Но это не так и важно.
Главное, получилось изобразить некое подобие СИ, то есть взаимосвязанный комплекс. Во всяком случае, на том уровне понимания, которое у Алексея имелось. Все-таки это не его профиль.
Систему кратных и долевых приставок, он, разумеется, предложил. Все эти дека-, мега-, кило- и микродюймы. Но для простого народа это не годилось совершенно. Он давно убедился, что они жили в другой парадигме. Для их удобства он постарался изобразить что-то более привычное. Хотя, конечно, часть привычных мер несколько уплыла. Но ничего страшного в этом не было. Куда важнее сохранить порядок значений, а не их точную соотнесенность. Да и плавали они сами по себе и без него, нередко в весьма широком диапазоне…

Дальше все оказалось достаточно просто.
Он пришел к Лейбницу. Тот разослал уже от своего имени письма по всем значимым ученым и университетам Европы. Собрал отзывы. В основном позитивные, так как с идеей универсальной системы измерения в Европе возились уже давно. Она буквально витала в воздухе. Люди экспериментировали и пытались что-то подобное родить и без всякого царевича. Он просто попал в струю. И уже с этой папочкой писем царевич отправился к отцу. Падкому, как он знал, до лести. Тем более такой. Ведь это выходило что? Правильно – общественное признание просвещенных европейцев.
И не просто признание.
Нет.
Куда больше.
Это выходило первым громким успехом Российской академии наук. Ведь царевич эту систему проводил именно как продукт коллективного научного творчества. Маленькой, слабой, молодой академии наук. Которая таким образом заявляла о себе.
А вместе с тем и престиж державы поднимала.
Так что Петр Алексеевич убедился легко. Легче Лейбница, хотя и тот не ломался, весьма увлекшись задумкой. А как убедился царь-государь, так сразу же с присущей ему энергией и решительностью бросился все это претворять в жизнь. Благо каких-то значимых затрат и усилий не требовалось, за исключением политической воли. Пришлось даже постараться, чтобы царь дров не наломал и вводил всю эту конструкцию не разом, а с переходным периодом.
Создали палату мер и весов.
Выпустили царский указ и сопроводительную брошюру с разъяснениями.
И вот такие купцы потихоньку потянулись в разные уголки державы, развозя мерные линейки да гири. Пока самые ходовые. А небольшое подразделение палаты, в котором работали ювелиры, занялось изготовлением так называемых аптечных и ювелирных наборов. Первые имели гирьки из платины, которая в Европе продавалась, хоть и в небольшом объеме. Да еще и стоила копейки, так как никому даром не нужна была[11 - В те годы с платиной все еще боролись как с «неправильным, поддельным серебром», но, если поискать, можно было купить.]. А с ювелирными наборами… Здесь по техническому заданию царевича пытались изобразить что-то в духе микрометра и штангенциркуля.
С ходовыми мерами понятно. Они требовались всем. Закон-то выглядел бесхитростно. Надо, и все. Так что Алексей старался их продавать подешевле. Чуть выше себестоимости. И делать массово. А вот с ювелирными и аптечными наборами он хотел знатно погреть руки. В Европе таких никто и не делал. И каждый специалист, который нуждался в высокой точности измерений, крутился сам. И далеко не всегда у него что-то адекватное получалось.
А тут – вот.
Маленькие пеналы, внутри которых сразу все потребное.
Стоили они, правда, астрономически. Но это было неважно в глазах местных. Альтернативы-то не наблюдалось.
Так, в аптечных наборах имелись крошечные крупинки платины весом в карат, который в этой системе составлял сотую долю новой унции, то есть 0,1638 грамма[12 - Фактический вес семян рожкового дерева сильно варьировал, поэтому Алексей пошел на некоторую формализацию веса карата через долю от унции.]. Кроме того, там располагались гирьки номиналом в гран, грамм и золотник, составлявшие соответственно пятидесятую, десятую и четвертую долю унции. Ну и сами унции.
Причем, что примечательно, высокая цена набора диктовалась его высокой точностью. Каждый набор не только проверялся собственными силами через сравнение гирек, но и перекрестно – с другим, произвольным. Для чего царевич платину и применил, как весьма стабильный материал.
Микрометр измерял с точностью до мила – тысячной доли дюйма в 0,0254 мм. Так что с его точностью можно было «ловить сотки». Условно. Четвертинки соток, если быть точным. Штангенциркуль же имел возможность делать замеры с точностью до сотой доли дюйма – точки в 0,254 мм.
Такие измерительные инструменты в 1705 году казались сказкой. Во всяком случае, если они носили характер нештучных изделий для частных нужд, а были хоть сколь-либо регулярным товаром. Как несложно догадаться, у палаты мер и весов сразу же набрались заказы на них. На два года вперед. Даже несмотря на чрезвычайно высокую цену и тот факт, что их пока еще не продавали – лишь анонсировали…

Тем временем караван достиг села, что стояло у дороги. И купец застал там увлекательную сценку.
Агитаторы пытались агитировать.
Это было так любопытно, что он даже решил остановиться тут на отдых. В конце концов, он это впервые видел…

Вон один такой деятель взобрался на фургон и вещал. Окруженный толпой крестьян. Рассказывал о том, как государь Петр Алексеевич желает облегчить жизнь простого люда. Изменить налоги.
Да как!
Отменить старые все. Вообще все. И вместо них ввести новые, простые и понятные. Но главное – небольшие. Простота же их и прозрачность должна была пресечь на корню всякий мухлеж со стороны сборщиков.
Пел как соловей!
Рассказывая о том, что надобно только переписаться. Чтобы царь-государь знал, сколько у него людей. А потому ведал сбором. И лишку не брал. А ежели какие сборщики шалить станут, так челобитные крестьяне смогут подавать. Через старосту своего. Районного. Дабы пресекать такие проказы. Ну и про то, как Петр спасать крестьян своих будет в голодные годы. Но тут, опять же, знать надо – где и сколько людей живет. Всех. От мало до велика.
Люди сомневались.
– Неужто, учинив такое, он обманывать вас думает?! – вещал агитатор.
– Сумлеваемся мы.
– Петр Алексеевич ведает, как вас обманывают сборщики! Они и вас, и его, собаки, вокруг носа водят. Да только как их поймать?..
Кое-кто из крестьян на агитатора посматривал недобро. И было видно, если бы не несколько солдат в сопровождении, ждали бы его побои. Или еще что похуже. Да только супротив вооруженных людей они не решались.
В том, что сборщики налогов – люди нехорошие, сомнений ни у кого не имелось. А вот в том, что царь не попытается с них, с крестьян, три шкуры содрать, – очень даже.
Агитатор же продолжал.
Рассказывал о том, что Петр Алексеевич уже барщину отменил. Чем многим жизнь облегчил. И ныне никто из дворян или иных не в силах простой люд заставить работать на себя. Да еще и отрывая в самый неурочный час посевной или жатвы от своих наделов.
– Брешешь ты! – рявкнул наконец один из недовольных.
– Собака брешет! А я говорю! – ответил ему агитатор. – Царскую волю разъясняю.
– Так ты езжай в соседнее село. Там помещик своих до сих пор на поля гоняет! Вот и вся царская воля!
– То не царская воля! То преступник! – не унимался агитатор. – Верно он говорит? – спросил он, уже обращаясь к остальным селянам.
– Верно! Верно! – стало доноситься со всех концов.
– Так давайте челобитную составим! Я ее в канцелярию от вашего имени подам. Вот вам крест, подам! – широко перекрестился агитатор. – Царевич Алексей Петрович проверит.
– Что ему до нас?
– Он порядок превыше всего ставит! Государь издал указ? Издал. Значит, исполнять надо. Вы люди темные. Потому я к вам и прислан. Донести слова государя. Рассказать все. Просветить. А то – помещик! Он знать обязан. И ежели, зная, творит злодейство, то будет наказан!
По толпе прошел ропот.
Разные эмоции выражали люди.
Помещик не их. Но коли выяснится, что они на него донесли, он может и до них добраться. Боязно.
– А вы не робейте! Алексей Петрович всяких нарушителей вот как держит! – сжал агитатор кулак.
Молчание.
– Фома, – произнес агитатор, – бери бумагу и пиши. В селе… хм… каком? – спросил он у крестьян.
Те ответили.
Мал-помалу разговорились.
Рассказали подробно.
И с их слов записали.
Все, что знали.
Фома закончил. Протянул агитатору листок.
Тот достал кожаную папку на завязках. И перед тем, как эту бумажку туда положить, достал оттуда целую кипу.
– Вон! Смотрите, сколько жалоб везу! Нет устроения на Руси. Ну да государь и наследник его за то взялись! Со всем разберутся! Им бы только узнать.
Ему не поверили.
Так он стал доставать из этой кипы бумажки наугад и зачитывать. И оказалось, что на помещика того многие уже доносили. Не они первые. Да и о других проказах там писано. В том числе, что девок портили. Или расправы чинили на потеху своей душе.
– А довезешь? – крикнул один из тех хмурых.
– Даст бог, довезу.
– А если помещик какой тебя перехватит?
– Для того мне солдаты и дадены. А если нас с солдатами перебьют, то о том царевичу точно станет известно. Он за нас перед государем отвечает. Так он теряться не станет. Лейб-кирасиров своих пошлет. Ужо они-то порядок наведут. Слыхали о них?
– Слыхали… – ответили несколько крестьян. Робко. Видимо, какие-то ужасы слышали.
– Все в железе. Лихие. И преданные престолу. Супротив них любой помещик что дите. В сопли сотрут. Так что не робейте! Справимся! Главное, вы сами не молчите. Говорите, коли что не так будет. Петр Алексеевич ведь государь не только над помещиками, но и над вами! Ему за вас пред Богом отвечать…
Сказал, а потом по новой стал их агитировать.
Чтобы не медлили. Старосту выбирали. Да переписывались честно. Дабы тот мог наверх подать списки. А по тем спискам и налоги собирать, и помощь в случае голода принимать.
– А ежели староста воровать станет? – крикнул кто-то из толпы.
– Вы же его сами выбираете. Озоровать начнет – сами ему челюсть набок и свернете. А потом скажете, что так и было, – хохотнул агитатор. – Ныне новая жизнь грядет! Про рай на земле говорить не буду. Ибо ложь. Но и государь, и наследник его мыслят голод извести на земле русской. От него убыток и разорение не только для вас, но и для всех честных людей. И в том их наша православная церковь всемерно поддерживает. И князья да бояре. Все. Окромя дураков да мерзавцев. Но с ними они, даст бог, совладают…

– Дивно, – покачал головой купец. – До чего дожили.
– А не врет? – спросил возничий, кивнув на агитатора.
– А черт его знает, – пожал плечами купец.
Сам же задумался.
Голод…
Страшная вещь. Многие через него каждый год Богу душу отдают.
Цель его побороть благая.
И с позиции человеколюбия.
И не только.
Он ведь купец. Так что о выгоде своей пекся. А потому сразу прикинул, что ежели голод победить, то это ведь сколько сразу рабочих рук образуется. И все сеют, пашут, молотками машут. Трудятся.
О южных благостных землях, что пустовали без хлеборобов, купец знал. И не требовалось большого ума, чтобы смекнуть, куда все эти люди, спасшиеся от голода, отправятся. Тут ведь земель на всех не напасешься. А новые пашни – это новые хлеба. А значит, еще больше людей. И товаров…
У купца от осознания масштаба задумки аж голова закружилась. И он невольно пошатнулся.
– Семен Фомич, дурно тебе? – спохватился возничий.
– Нет, пустое, – отмахнулся купец.
– Так кто же тогда ведает? Черта-то не спросишь, – вернулся возничий к старому вопросу.
– А и не надо. Мыслю – дело доброе.
Один из крестьян на него скосился. Один из тех, кто был мрачен и особенно скептичен.
– Тебе-то чего? – буркнул он. – Без тебя разберемся. Езжай своей дорогой.
– Погоди, Фрол, – одернул его старик, а потом попытался пришлому гостю отповедь дать: – Ты, купец, человек нездешний. В наши дела не лезь.
– Так я и не лезу. Вам решать, – сразу дал попятную Семен Фомич. – Возничий мой спрашивал, ему и отвечаю.
– Ну коли так… а отчего мыслишь, что дело доброе?
– Так тут хитрость не великая. Ежели голод победить, то крестьян много больше станет. Вот сам и подумай, что выгоды больше даст – сейчас со ста крестьян по рублю драть или потом с тысячи да по полтине. Ведь и каждому крестьянину будет большое облегчение, и казне прибыток великий. Ну и нам, купцам, польза. Коли вас больше и легче живете, то и покупать всякое станете охотнее. Хоть платок, хоть еще что. Кругом польза.
Старик с этим Фролом переглянулись.
Что-то на пальцах посчитали.
Хмыкнули.
Но спорить не стали. И скептичность свою поубавили. Сильно поубавили. О южных благостных землях они тоже слышали. Как и о том, что степняков поприжали, а потому ныне там стало спокойнее…

Глава 5

1705 год, май, 22. Москва

Алексей едва не опоздал к важному событию – спуску корабля на воду.
В Москве.
Морского.
Дивно, странно, но только здесь, на небольшой, но неплохо оборудованной речной верфи, была возможность для его постройки. Не вообще морского корабля, а этого, конкретного.
Именно здесь строили галеры, которые позже разбирали и собирали в Воронеже во время второго Азовского похода. И с тех пор не прекращали работать, обеспечивая растущие потребности речного флота. Иногда даже изготавливали галеры для Черноморского, Каспийского и Балтийского флотов. В оригинальной истории все судостроительные дела в этих краях затухли очень быстро. Петр переносил их поближе к морям. Но… тут сказался фактор Алексея. Он сумел убедить отца не совершать поспешных решений. А потом еще и сам немало усилий приложил к развитию этой верфи.
Ну а что?
Удобно.
Все под рукой. И рабочих в достатке. Действительно большие корабли здесь не строили. А даже крупные, полноразмерные галеры не великая сложность перетащить волоками куда следует.
Более-менее крупных верфей покамест в России было немного. Эта – московская. В Новгороде еще. Но там строили типовые баркасы. Массово. Переправляя их в Волго-Камский бассейн среди прочего, так как спрос на них оказался удивительно большим на фоне растущей экономики. В Пскове наладили выпуск понтонных парков, ограниченно. Из Воронежа верфь перенесли в Азов. Но там пока мало что строили из-за удаленности. Почти все ее мощности уходили на ремонт Черноморского флота. Ведь в этом варианте истории за ним следили, а не просто «настрогали» для галочки, бросив гнить.
И собственно, все.
Еще Алексей хотел открыть верфи в Нижнем Новгороде, Павлограде и Архангельске. Но то было дело ближайшего будущего. И пока действовали только эти. Московская же благодаря стараниям Алексея оказалась самой хорошо оснащенной и с наиболее компетентными работниками, поэтому тут передовой корабль возводить и взялись.

Впрочем, все это было сейчас неважно.

Прогремел салют.
Петр Алексеевич самолично выбил первый стопор. Следом рабочие ударили по остальным. И корпус корабля плавно слез по направляющим в воду Москвы-реки. Кормой вперед. После чего царь торжественно вручил награду корабельному мастеру и остальным отличившимся.
Все как обычно.
За исключением пары деталей. Так, перед салютом применили «английское новшество» – супруга государя разбила бутылку дорогого вина о форштевень. По предложению сына.
Самая идея заключалась в том, чтобы женщина, разбивающая бутылку с вином, считалась крестной матерью корабля. И всего его экипажа. Принимая своего рода патронаж. А мужчина, начинающий спуск, – крестным отцом. С теми же функциями. Люди на такую роль подбираться должны были влиятельные и состоятельные. В данном случае, зачиная традицию, ими стали царь с царицей.
Но это первое новшество.
Второе заключалось в том, что после завершения награждения на корабль вносили икону святого, в день которого корабль на воду и спускался. С тем, чтобы хранить ее на борту до самого конца службы. Чтобы святой выступал небесным покровителем.
Алексей, несмотря на свою реформаторскую деятельность, старался сохранять с патриархатом если не теплые, то деловые отношения. И, углядев возможность, вполне охотно сделал определенный реверанс в сторону церкви. Ему это ничего не стоило, а им было приятно.
Хотя против названия кораблей в честь святых царевич решительно возражал…
– Как корабль назовешь, так он и поплывет! А все святые – мученики. Зачем нам корабль-мученик?
Петр с такой логикой согласился. И оформил в указ правила спуска и наименования корабля. Чтобы все регламентировать и оформить. Так что сейчас, при большом скоплении народа, в Москве спускали не только принципиально новый тип корабля, но и по новым, дополненным обычаям.
Это была большая шхуна «Автоноя», названная в честь одной из нереид. По задумке все корабли данной серии должны были носить имена этих мифологических сестер. Что также было новшеством.
Ее отличительными чертами были железный силовой набор и трехслойная обшивка дубом. Каждый слой не отличался особой толщиной, но укладывался с перекрытием швов предыдущего, с которым стягивался болтами, а промеж себя – скобами. Между слоями обшивки лежала густая промазка особым составом с добавлением «парижской зелени» – ядовитой краски на основе мышьяка. Снаружи обшивка ниже ватерлинии промазывалась ей же.
Шхуны в 1705 году не были новинкой. Их с самого начала XVII века применяли в Англии и Голландии[13 - Слово «шхуна» появилось в XVIII веке. Хотя первая шхуна изображена на картине 1600 года, и, вероятно, они существовали ранее, только назывались иначе. Как правило, яхтами.]. Просто конкретно эта являлась весьма крупной – порядка тридцати метров в длину. Но большое удлинение корпуса, составляющее по ватерлинии пропорцию 1 к 7, и острые, агрессивные обводы делали корабль достаточно легким. По оценкам царевича – полное водоизмещение снаряженного и груженого корабля должно было составить около 220 тонн.
Немного.
Но для первого корабля с железным силовым набором – достаточно.
По парусному вооружению корабль можно было отнести к марсельным гафельным двухмачтовым шхунам. Но в отличие от бытующих в те годы вариантов здесь применяли достаточно высокие мачты и два яруса парусов, позволивших существенно улучшить площадь парусов по сравнению с обычными шхунами тех лет. Эту комбинацию Алексей смог получить на стенде НИИ Моря, подбирая варианты и тестируя их, из-за чего на выходе родилось что-то в духе Балтиморского клипера.
Кроме парусов, корабль нес и пять пар больших весел. При необходимости их могли просовывать в орудийные порты, откатив орудия и смонтировав уключины, что позволяло кораблю дать ход на случай штиля или при необходимости маневра в ограниченном пространстве.
Вообще на шхуне было много новшеств, большинство из которых, впрочем, скрывалось от людских глаз. Так, железный набор и довольно любопытная обшивка дополнялись водонепроницаемыми перегородками из лиственницы. Их ставили по шпангоутам, используя как дополнительные силовые элементы.
Еще одной деталью были крепления. Металлические крепления. Их было чрезвычайно много по здешним меркам. Да к ним в довесок еще и всякие приспособления, облегчающие оперирование парусами. Например, ручные лебедки.
Вооружение тоже не вписывалось в общую парадигму тех лет. На столь небольшом корабле стояла дюжина 6-дюймовых карронад[14 - 6-дюймовые карронады также называли 30-фунтовыми.]. По пять на борт. Оставшиеся две можно было перекатывать с кормы на бак по необходимости.
Лафеты применяли отработанные на баркасах огневой поддержки, то есть карронады на вполне привычных морских лафетах, этаких «пеньках» на четырех маленьких колесиках, ставили на направляющую, по которой они и откатывались при выстреле. Но не просто назад, а назад и вверх, поднимаясь по клину, из-за чего импульс отдачи очень неплохо гасился. Что и позволило «впихнуть» на такой маленький корабль орудия столь серьезного калибра.

Корабль сполз в воду.
Успокоился.
И его канатами притянули к деревянному причалу.
Оставалось оснастить этот корабль рангоутом и такелажем. А потом переправить на Балтику, чтобы провести там полноценные, комплексные испытания…

– Эх, красив, зараза, да маловат… – тяжело вздохнув, произнес царь. – Может, надо было сразу линейный корабль строить? Галеас[15 - По внутренней классификации парусно-гребные корабли водоизмещением больше 7000 пудов (114 тонн) классифицировали как галеас.], конечно, дело хорошее, но…
– Отец, не спеши. Мы должны сначала понять, что идем правильным путем.
– Да брось, – махнул Петр Алексеевич рукой. – И так ясно, что все верно. Ты ведь не просто так это выдумал. Видел, там…
– А крепления? А конструкция? Все это надо проверить.
– И долго мы проверять будем? Сколько лет?
– Отец, спешить в таких делах не надо.
– Тебе легко говорить…
– Такие галеасы сами по себе нам очень пригодятся. Быстрые и сильно вооруженные. Они смогут и связь поддерживать, и с пиратами бороться, и с торговцами вражескими.
– Но не с флотом.
– Не с флотом, – согласился Алексей. – И в дальние рейсы такие маленькие корабли лучше не отправлять. Но если испытания покажут, что мы не ошиблись, построим увеличенную версию галеаса. Уже в ранге фрегата. Где-нибудь в тридцать тысяч пудов[16 - 30 тысяч пудов – это около 500 тонн.] или больше. Чтобы эти «собачки» уже смогли бегать далеко.
– Тридцать тысяч пудов… это же линейный корабль пятого ранга.
– И что? Толку с такого линейного корабля?
– Что значит «толку»? Это же рабочая лошадка флота что у голландцев, что у англичан, что у французов.
– Хлипкий силовой набор, тонкая обшивка, слабое вооружение. Да к тому же и медленный. Он рабочая лошадка, потому что дешев. А англичанам, голландцам и французам требуется затыкать дыры по очень многим направлениям. У нас таких задач не стоит. Нам такие рабочие лошадки не нужны. Вот такие галеасы закроют нишу ближнего радиуса. Их увеличенные версии – дальнего. А настоящие линейные корабли нужно строить мощными и крепкими. В 150 тысяч пудов. Хотя бы. А лучше в 200–250[17 - 150 тысяч пудов – это около 2500 тонн, 200–250 тысяч пудов – около 3500–4000 тонн.].
– Ого! – присвистнул царь. – Эко ты замахнулся!
– Нам нужны настоящие, серьезные боевые корабли. С крепкой обшивкой, защищающей от всякой мелочи артиллерийской. С по-настоящему мощной артиллерией. И хорошим парусным вооружением. Сила и мощь. Много их не потребуется. Даже одна эскадра из десятка таких мановаров[18 - Мановар (man-of-war) – разговорное название самых крупных боевых артиллерийских парусников. Первым в истории мановаром была английская каракка Henry Grace ? Dieu 1514 года постройки и водоизмещением в 1000 тонн.] раскидает в несколько раз превосходящие силы рабочих лошадок любого флота.
– Ты уверен? – со явным скепсисом в голосе спросил Петр Алексеевич.
– Уверен, отец. Это как раз тот случай, когда количество не может бить качество. При этом наши супостаты не смогут строить им конкурентов. Ведь без железного силового набора такой корабль будет откровенно хлипким.
– Ну… не знаю…
– А я знаю. Они пытались. Ничего хорошего не получилось. Железный набор – сила. Собственно, пока главной проблемой является для нас обшивка. Сколько проживет наша выдумка – неясно. Эх… Заменить бы дуб на железо…
– Так утонет же, – удивился царь.
– Отчего же?
– Железо же. Сколько его надобно будет? Прорву! А оно тяжелое.
– А ты чугунок пустой в кадушку поставь. И посмотри.
– Хм…
– Я все уже посчитал и прикинул. Можно. И нужно. Только нам такую обшивку пока не потянуть. Там ведь не меньше дюйма толщина должна быть. И листы большие. И станки для изгибания таких махин. И приспособления, чтобы в них под заклепки дырки пробивать. И машинки для клепания. И… много чего. Мы пока просто не готовы к такому подвигу. Слишком много всего нужно сделать.
– А зачем их железом обшивать?
– Лет по тридцать-сорок, а то и полвека корабли станут жить. Без замены обшивки. А если своевременно делать ремонты и подкраску, то и того больше.
– Только они будут золотыми. Столько железа…
– Строительство каждого отдельного корабля – да, станет дороже. Но уйдет необходимость регулярно менять обшивку или строить новые взамен слишком быстро сгнивших. В целом это окажется даже дешевле для казны, если смотреть в масштабе многих лет. Но чтобы такое сделать, нужно просто в десять-пятнадцать раз увеличить выпуск железа, по сравнению с нынешним, – пожал плечами Алексей. – Это решаемо, но нужно время.
– Решаемо… – покачал головой Петр Алексеевич.
– А представь, если мы поставим на такие корабли всего два пушечных дека. На нижнем расположим полноценные длинные пушки, допустим, в восемь дюймов[19 - По новой классификации Алексея 8-дюймовые орудия называли также 72-фунтовыми.], а на верхнем – карронады того же калибра. Запас же водоизмещения пустим на укрепление бортов. Например, железными плитами хотя бы в три-четыре дюйма толщиной – чтобы пробить было очень сложно. И поставим паровую машину, дабы такой линейный корабль сохранял маневр, даже потеряв все мачты… это же натуральный кракен выйдет, морское чудовище, способное крепко стоять под сосредоточенным огнем многих противников и громить врага… одного за другим. А эскадра таких? Эх… жаль, что до таких кораблей нам еще далеко.
Петр скосился на сына.
Молча.
И отчетливо заметил, что тот смотрит куда-то в никуда. Словно видит что-то только ему ведомое. Алексей же, выдержав паузу, добавил:
– Нам только нужно придумать, зачем нам этот флот. Ты его жаждешь. Я тоже. А те, кто будут после нас? Все ведь похерят. Флоту цель нужна. Колонии.
– Мы же отправили экспедицию.
– Отправили. И затягивать не нужно. Колонии для флота нужны как воздух. Он без них зачахнет.
– А я-то, грешным делом, думал, что это у меня большие мечты, – задумчиво произнес царь. – А тут вон оно как – большие железные корабли, колонии… Я о таком даже не мечтал.
– Отец, – повернулся к нему Алексей, – Россия при тебе шагнула в новый технологический уклад. А это принципиально новые возможности. Новый мир. Мы чудом обогнали Европу. Уже обогнали. Там только одна страна была на пороге этого перехода – Англия. Но у нее сейчас тяжелый кризис, и есть все шансы из него не выбраться. Как там повернется – неважно, в любом случае она отброшена назад. Больше ни одна из держав Европа к этому переходу даже не приступила. Кое-кто может, но топчется на месте, живя другим. И сейчас нам нужно прикладывать все усилия, чтобы воспользоваться ситуацией… моментом. Сколько у нас лет – не знаю. Но мыслю – скоро они начнут шевелиться…
– Но мы-то уже перешли, по твоим словам.
– Мы порог только переступили. Это первый шаг большого пути. Европейцы нас смогут легко обогнать. Оглянуться не успеем, как снова потребуются Великие посольства и учеба у европейцев. Во всем. А то и вообще – загонят нас под лавку, поставив в зависимость буквально от всего. Это, к сожалению, не так сложно.
– Я видел, чем живут в Европе. Ты нагнетаешь.
– Если они поймут, что теряют свое положение, то будут шевелиться. Обученных людей у них на порядки больше, как и ресурсов. Расстояния меньше, а значит, лучше логистика. И… в общем, не нужно обманываться. Европа сейчас отстала. Но не сильно. И при желании быстро наверстает…
– Ты так в них веришь?
– Семь веков назад они представляли собой крайне убогое местечко. Бедный, грязный чулан Евразии. Сейчас – по сути своей центр мира.
– Семь веков, сынок. Это много.
– Ну так и мы не так далеко убежали. К тому же мир ускоряется. Сам видишь, нам потребовалось не так много времени для рывка.
– Но у нас есть ты и твое озарение.
– А если у них тоже такой же человек появится?
Петр задумался.
Чуть помедлив, царь возобновил беседу. Но уже детально. Ему стало интересно узнать о том, как его сын видит эти здоровенные железные корабли. Так что, сев в карету, они всю дорогу до патриаршего подворья увлеченно фантазировали. Пытаясь представить этот корабль будущего…

После 1698 года, когда высшее руководство церкви выступило достаточно неоднозначно, Петр хотел вообще упразднить патриаршество. Что он в оригинальной истории и сделал. Здесь же Алексей убедил отца поступить иначе.
Патриаршество сохранялось.
А вот хозяйственная часть церкви изрядно реформировалось. Она ведь являлась крупнейшим землевладельцем государства. Вторым после самого царя. С массой крепостных. А еще мастерские, солеварни и прочее. В комплексе это обеспечивало церкви экономическую независимость и делало важным актором внутренней политической борьбы. Из-за чего ее утягивало в банальный папизм, который проповедовал и продвигал Никон. Хотя началось все это намного раньше. Он ведь, по сути, только развивал идеи иосифлян, известных также как стяжатели, которые победили в конце XV – начале XVI веков в борьбе со своими оппонентами за счет союза с Софьей Палеолог и ее наследником.
Но вот грянул гром.
Петр поставил вопрос ребром. Или он вовсе упраздняет патриаршество, которое и в 1682, и в 1689, и в 1698 годах повело себя скверно. Или забирает бо?льшую часть жалованных земель, сохраняя в остальном для церкви самостоятельность.
Выбор был хоть и неприятный, но несложный.
Так что в 1700 году после почившего Адриана утвердили нового патриарха – Стефана Яворского. И вместе с тем забрали бо?льшую часть церковных земель и промыслов в казну. При монастырях же оставляли только то, что могли обрабатывать монахи и послушники своими силами. Из-за чего к 1705 году количество монастырей сократилось вдвое – с порядка 1200 до где-то 600. Через укрупнение за счет ресурсов закрываемых. И все шло к тому, что их количество уменьшится еще где-то вдвое.
Кроме того, была создана единая церковная казна, куда стекались все доходы церкви, включая пожертвования. С тем, чтобы их в дальнейшем распределять между приходами, дабы поддержать самые слабые, или еще как применить. Царь на эту казну не претендовал и не имел права брать из нее денег. Однако своего человека к ней приставил – для контроля. А то мало ли. Заодно он следил за церковным имуществом и за тем, как исполнялся запрет на принятие недвижимости через пожертвования или завещания.
Нехитрые меры.
Но они разом и весьма существенно увеличили прямые доходы казны. С одной стороны. А с другой поставили церковь в финансовую зависимость от царя. Ведь оставшихся у них ресурсов стало явно не хватать даже для «поддержания штанов». И они оказались вынуждены идти на поклон к царю. Что, в свою очередь, позволило получить достаточно надежный инструмент влияния. Чем царь и воспользовался, установив квалификационные и образовательные цензы для настоятелей.
И о чудо! Уже к 1705 году в европейской части России не осталось ни одного настоятеля, который бы не умел читать-писать-считать. Хотя до того были редкостью…
Что было только началом. Так-то Петр Алексеевич по совету сына требовал получения каждым настоятелем хорошего и комплексного образования. Прямо-таки университетского уровня. Понятно – такое быстро не получить. Но три семинарии церковь уже открыла и, согласовав программу с царем, пригласила туда хороших преподавателей из Европы и отчасти из иных патриархатов православных.
Что будет дальше? Сложно сказать. Пока, по крайней мере, она шевелилась…
Сейчас же Алексей ехал с отцом к патриарху для того, чтобы предложить еще один способ улучшения финансирования. И как следствие, новую нагрузку.
Церкви должны были стать начальными школами.
Не все и не только, но многие.
Для чего их требовалось оснастить лавками, столами и прочим. Чтобы вне служб проводить занятия с местными детьми из общины и охочими взрослыми. Программа, предельно усеченная, состояла всего из трех предметов: чтения, письма и счета.
Оснащение церквей за счет казны. Всякий расход, идущий на данное дело, тоже. Мел там или еще что. Ну и доплаты – за обучение. Сверх того, священники должны были ежегодно подавать списки учащихся с отметками об успехах и талантах. За каждый выявленный талант также доплачивали.
– Это не так просто сделать, – покачал головой патриарх.
– Священники не справятся?
– Как знать? – пожал он плечами. – Дело даже не в этом. Вот ты, Алексей Петрович, сказываешь о том, что надобно учить по единому образцу всех. По единому учебнику. А где мы его найдем? Их же десятки тысяч потребуется напечатать. Детям как-то надо учиться писать. Для сего требуется бумагу, чернила и перья изводить. Много. На доске или восковой дощечке, как ты сказывал, можно, но это не даст навыка письма практического. Чернилами ведь – это совсем другое. Ты представляешь, СКОЛЬКО это всего потребуется?
– А давай посчитаем. Прикинем – откуда и как добыть.
– И казна готова на такие траты? – поинтересовался патриарх, глянув на царя.
– Готова. Хотя пока ясности в понимании сумм нет.
– Но ради чего? Зачем крестьян грамоте и счету учить? Как это поможет им землю пахать?
– Землю пахать – никак, – ответил за царя сын. – Но нам на мануфактуры нужны работники. Читать им там и писать, может, и не придется, а вот от учебы не отвертеться. И те, кто смог освоить чтение, письмо и счет, точно и со станками справятся. Во всяком случае, в этом есть твердая надежда. Да и вообще… много где такие люди пригодятся. Купцам, в приказы, да и вам.
– Не перемудрить бы…
– А где тут мудрость великая? – хмуро спросил царь.
– Так я не против обучения. Но раньше же так не делали. Где это видано? В церкви наставить парт учебных. Сие на грани ереси, мыслю. Люди роптать станут. Это ведь рушит старину.
– Так отчего же в православных церквях орга?нов нет?
– А при чем тут органы?
– Как при чем? В Восточной Римской империи, что столицу имела в Константинополе, органы были широко распространены[20 - Архаичные орга?ны появились в XIX веке до н. э. в Вавилоне. В IV веке до н. э. вследствие завоеваний Александра Македонского они распространились по всему эллинистическому миру. Большой орган современного типа появился в IV веке н. э. в Восточной Римской империи (Византии), где употреблялся широко, в том числе и в христианском богослужении. В VII веке из Византии он стал входить в практику латинского христианства, но повсеместно там распространился только к IX веку. В XI веке из-за военно-политических и экономических потрясений орган начал выходить из практики в Византии, окончательно уйдя с ее завоеванием мусульманами в XV веке. Канон собственно византийского богослужения сочетал большой хор и органную музыку. Именно его и услышали посланники князя Владимира в Константинополе. На Руси органы не применяли в богослужении никогда. Сначала из-за экономических и технологических особенностей, а потом и из-за падения традиции у реципиента (Византии). В начале XX века этот вопрос поднимали на Поместном соборе РПЦ, однако отказались, посчитав латинизмом. Однако исторически орган был изначально особенностью именно греческого канона христианства, названного позже православием.]. И именно оттуда они попали к католикам. А у самих держались до самого их завоевания османами, их применяли, как и у католиков, в службах, дополняя хор. Вот я и спрашиваю – отчего в наших православных церквях их нет? Это ведь рушит старину.
– Это было давно, – хмуро ответил патриарх.
– Церковь меняется. Любая. И православная не исключение. Развивается вместе с миром. Не всегда это развитие здравое. Но отрицать его нет смысла. И сейчас, мыслю, церкви пора сделать новый шаг вперед. И через учебу закрепиться в сердцах простых людей.
– Люди не поймут такой порухи старины.
– Люди? Или отдельные священники? Так ты подай список тех приходов, где «люди не поймут».
– Для чего?
– Чтобы царевы люди отправились туда и поинтересовались – кто воду мутит. Ведь так не бывает, чтобы все разом против. Обязательно есть инициативная группа, что выступает. Вот и выясним. Кто такие и чего им не нравится. И быть может, им стоит язык оторвать вместе с головой.
Патриарх напрягся.
Понятно, что Алексей прямо не указал на священников на местах, что шалить вздумают, но намек выглядел предельно прозрачным. А уж его способность докапываться до истины и находить тех, кто стоял во главе того или иного события, не являлась тайной ни для кого на Руси. Пожалуй, даже крестьяне из медвежьих углов и те знали.
– А чтобы утешить особенно страдающие души, пекущиеся о старине, – продолжил царевич, – займись органами.
– В каком смысле?
– Орган – это красиво. И таков был исконный православный обычай. А значит, что? Правильно. Тебе, как поборнику старины, надлежит подумать над тем, как вернуть их в практику православных церквей…

Стефан Яворский был достаточно неплохо образован. В том числе в формате западной, католической учености. Отчего и приближен был в свое время Петром. Однако человеком оказался на деле весьма консервативным и стоящим на позиции главенства церкви. По сути, продвигая католический канон, хоть и отрицая это на словах. Хуже того – совершая всякого рода нападки на униатов и католиков. Хотя, конечно, открыто продолжить дело Никона он не мог. Силенок не хватало и авторитета, так как был пришлым человеком – из русского воеводства Польши, а потому значимых связей в Москве не имел.
Новый патриарх реформу церковных владений воспринял крайне болезненно. И явно дал понять, что против. Впрочем, дернуться и начать лобовую конфронтацию не мог. Так – потихоньку саботировал, что мог. Но осторожно, чтобы не подставиться. И задабривал царя панегириками в надежде тихой сапой добиться своего…

– Менять его надо, – тихо произнес Алексей, когда они с отцом вышли с патриаршего подворья.
– Да… – кивнул Петр. – Нету в нем душевного отклика делам моим. Врага во мне видит.
– Да, – согласился Алексей. – Но дивно все, конечно. Так-то учебе детей он не противник. Но… – покачал головой царевич. – Скользкий. Выкручивается. Словно уж. Ведь хотел прямо и по существу возразить, но не решился, перекрутил все.
– Хотел… – тяжело вздохнув, произнес царь.
– Но в одном прав Стефан. Нам нужно что-то с учебниками делать.
– Так у тебя же есть уже.
– Есть. Но тут есть деталь одна. Сам знаешь – в каждой местности говорят по-своему. Диалекты сие зовется. Когда диалекты расходятся слишком далеко – появляются новые языки. Через раскол.
– И к чему ты мне это говоришь?
– Нужно крепко подумать над тем, как и чему учить. Продумать учебник. Счет – понятно. Цифры и основные арифметические действия. Более там не нужно. А вот чтение и письмо – здесь все сложнее.
– Не понимаю тебя, – покачал головой царь.
– Учебник для обучения чтению – букварь. Его надобно дополнять сборником текстов для освоения навыков чтения. Простых. Понятных. Но и в то же время полезных нам. Что они там будут читать? Мама мыла раму? Папа гладил маму?
– Так Евангелие им дать, – пожал плечами отец. – Всегда же по Евангелию учились читать, Псалтырю и Часослову.
– Учить мы будем одному, а закреплять на другом? Там же церковно-славянский язык, сильно отличающийся от русского. Перевести не дадут. Нам нужен текст для чтения, который будет написан по нормальным правилам и соответствовать современности.
– Ну… хорошо. И что ты хочешь?
– Краткую историю России. Крупными буквами и лаконично. Показать в ней, что именно мы молодцы, а не литвины. Да и вообще оформить правильную картину мира. С боярами-мироедами и царями, что за отечество стоят. Через что каждому, изучающему чтение, сие в голову вбить. Он ведь книгу эту прочтет не раз и не два. Хочешь – не хочешь, а запомнит.
– Напишешь?
– Напишу. Но перед тем нужно решить еще один вопрос. А именно новой графики и орфографии. Сейчас ведь учат весьма мудрено. И многое берется из церковно-славянского языка, а потому мертво еще до рождения.
– Патриарх тебя за такие слова проклянет, – усмехнулся Петр Алексеевич.
– Ну тебя с его подачи уже стали тишком называть Антихристом. С него станется.
– Ты уверен?
– Твердых доказательств у меня нет. Но кое-какие косвенные указывают на него. Да и при ответе на вопрос, кому выгодно, он там сразу всплывает.
– Вот… – грязно выругался царь.
– Я же говорю – менять его надо.
– Надо. – покивал Петр.
– Что до графики и орфографии, то их нужно максимально упростить. Нам ведь учить толпы дремучих людей. Чем проще окажется язык, тем легче. И главное, надо сделать так, чтобы написанное слово читалось строго так, как его написали. И продавливать единый стандарт языка.
– И как же ты это хочешь сделать? Сам же говоришь – в разных местностях по-разному говорят. Тут и сомнений нет – перекручивать станут.
Алексей же, немного подумав, описал отцу, по сути, фонематический принцип орфографии. С ним он не был знаком на систематическом уровне, но слышал о принципе эсперанто – «одна буква, один звук».
– Большую работу придется провести, – покачал головой Петр, когда сын ему объяснил свою затею.
– Сейчас у нас очень мало грамотных людей и нет стандарта языка, никакого. Так что в любом случае проделывать большую работу. И я мыслю, надо сразу сделать по уму. Чтобы не морочить голову ни себе, ни людям позже.
– Но такой разрыв со стариной…
– А церковно-славянский язык все равно непригоден для записи современного русского языка. Да и бороться с ним не нужно. Оставим как язык богослужения. Он ведь понятен. Просто другой.
Царь снова покачал головой, но возражать не стал. Лишь скосился на дверь патриаршего подворья. И направился в карету. Царевич же вдогонку ему бросил:
– Стандарт языка потребует не только новых правил и графики, но и словарей. Чтобы всегда можно было проверить, как какое слово пишется и что означает. А также надо делать энциклопедические словари.
– Ох, Леша-Леша… – тяжело вздохнул Петр.

Глава 6

1705 год, июнь, 28. Москва

– Присаживайся, – произнес Алексей, указав Миледи на стул около своего стола.
– Что-то случилось?
– Помнишь, мы разговаривали о твоем сыне?
– Да, – оживилась она.
– Вот, – подвинул он ей папку. – Тут результат моего расследования. Жив-здоров.
– Но… – Она как-то растерялась.
– Выяснить это ты не могла. Во-первых, не имела доступа к переписке моей бабки, а во-вторых, не знала, на что смотреть. Хотя особой сложности задача не представляла.
– Она открыто об этом писала?
– Ну зачем? Она была не такой дурой. Ведь сторонние люди могли прочитать письмо. Так подставляться глупо.
– Тогда как?
– Все просто. Я поднял ее регулярную переписку. С кем она постоянно обменивалась письмами. Во всяком случае, с 1690 года. И внимательно прочел, выделяя повторяющиеся упоминания. Очень быстро это дало свои плоды. В переписке с управляющим одного села он раз за разом сообщал ей эзоповым языком о жизни одного человека. Явно ребенка. Это стало хорошей зацепкой, позволившей быстро раскрутить весь клубок. Твоего сына отдали старосте крупного села, доходы от которого шли на содержание моей бабки. Взамен умершего родами его собственного ребенка. Во всяком случае, именно к такому выводу я пришел. А дальше… бабка честно выполняла свою часть сделки. Староста имел хороший достаток, и она ему время от времени подкидывала денежки. Только вот староста тот преставился через месяц после Натальи Кирилловны. Что и обрубило концы, так как распоряжений никаких она не оставила.
– Ох… – только и выдохнула Арина.
– Сейчас он зайдет. Веди себя прилично. Парень ни о чем не знает. – С этими словами царевич дернул за небольшой рычажок под столом. И где-то вдали, в приемной, зазвенел колокольчик. Тихонько.
Через полминуты в кабинет зашел секретарь.
– Пригласи сына старосты.
– Слушаюсь, – кивнул тот и вышел.
Миледи же глубоко дышала, пытаясь успокоиться.
Щелкнул замок.
Открылась дверь.
И в помещение кто-то вошел.
– Проходи, Кирилл. И закрой дверь.
– Да, конечно. Мне сказали, Алексей Петрович, что ты хотел меня видеть.
– Догадываешься почему?
– Не могу знать.
– Как я тебе уже говорил, что рассказывали, будто ты смышлен не по годам и рассудителен. И я решил, к какому делу тебя пристроить.
– Никак не соображу, кто такое мог про меня рассказать. Меня же в селе все ненавидели, – озадачился парень, явно смущенный повторением такой характеристики в свой адрес.
– Отчего же?
– Отца моего не любили. Жили хорошо. Все окрест считали, что он три шкуры с них дерет, чтобы перед Натальей Кирилловной выслужиться. А как преставился – бояться перестали. Много раз мне это в глаза бросали.
– А мать что говорила?
– Чтобы не обращал внимания. Ибо от зависти.
– Не кручинься. То действительно от зависти. Но токмо не из-за хорошей жизни, а оттого, что толковый ты. Рассудительный. Что сам сейчас и показал. Это, – указал он на сидящую к нему спиной женщину, – Миледи. Слыхал о такой?
– Как же не слыхать? Слыхал… – отчетливо заробевшим голосом произнес парень.
– А что слыхал? – спросила Арина, поворачиваясь.
Перед ней стоял парень – ровесник Алексея. Такой же долговязый, видно в отца. Только если царевич ликом пошел в Лопухиных, то этот парень сочетал круглое лицо Нарышкиных и черты лица самой женщины. Будучи на нее заметно похож.
Кстати, Алексей навел справки. Ни приемный отец, ни приемная мать, ни их родственники даже близко не имели сходства с парнем. Что ему часто ставили в укор, называя кукушонком. Это его злило. Но мать всегда отмахивалась – плюнь на них. Завидуют. Вон какой красавец растешь – первый парень на селе. На голову, а то и на две выше остальных…
Кирилл замялся, не решаясь отвечать.
– Что же ты молчишь? – спросил царевич.
– Так страшилки всякие сказывают. Чего дурное болтать? Дурные же люди.
– Полагаешь, что за страшилками этими нет ничего?
– Если есть, то тем более нечего болтать. Глупо.
– И все же, – мягко произнесла Миледи. – Мне интересно, что в селе обо мне говорят.
– Мне невместно.
– Ты, Кирилл, – сказал Алексей, – к ней в ученики приставлен мною будешь. Так что не робей.
Тот от таких слов аж отшатнулся и едва не перекрестился.
– Неужели такие ужасы? – наигранно ахнула Миледи, которую ситуация стала забавлять. – В нашем деле очень важно уметь говорить честно. Без прикрас. Чтобы Алексей Петрович, – кивнула она на царевича, – или государь могли ясно понимать ситуацию. Так что говорят?
– Вот так и сказать?
– Поверь, я много всякого про себя слышала. Говори смело.
– Говорят, что ты полюбовница не то самого государя, не то царевича.
– О! – удивился Алексей. – Это что-то новое. Любиться с кормилицей… это надо разобраться, кто болтает. Вряд ли своим умом до того дошел.
– Я разберусь, – кивнула Миледи.
И они вновь уставились на парня.
Тот нервно сглотнул, прекрасно понимая, что теперь будет с теми болтунами. Но и молчать не решился, пустившись в подробное изложение всяких слухов. Один поганее другого. И если в них поверить – Арина выходила едва ли не черт в юбке. Чертовка, во всяком случае. Что служит бесенку. А то и в услужении у самого Антихриста, каковой его от козы и породил.
– Недурно… – покивал царевич.
– Думаешь, это наш… хм… клиент?
– А как без него? Ладно. Разберемся. А ты, Кирилл, пока ступай. Подождешь у секретаря. Там же, где и сидел. Скажешь, что я велел тебя кофием угостить, с сахаром и взбитыми сливками. И сообщишь, что я приставил тебя личным учеником к Миледи. Уразумел?
– Уразумел.
– Ступай. А мы пока еще тут поговорим.
Парень вышел.
– Плакать не хотелось? – спросил он у Арины.
– Я… я, наверное, до сих пор не могу осознать, что он мой сын. Столько времени прошло. Видимо, уже смирилась с его смертью. А тут вот он.
– Только ты о том и не болтай. Надо будет – сам все расскажу. Сейчас важно, чтобы он голову не потерял. Головокружение от успехов бывает страшным. Может посчитать себя баловнем судьбы, которому все нипочем.
– Уж будь уверен, – серьезно произнесла Миледи.
– И я про ученичество не впустую болтал. Займись им. Сначала подбери программу и учителей. Ну и сама не забывай. Но держи некоторую дистанцию, чтобы он чего дурного не подумал.
– Все сделаю.
– Хочешь посмотреть на новые поделки Демидова? Или распирает?
– Распирает, но… там что-то дельное?
– Да.
– Может, тогда и его с собой возьмем?
– А почему нет? – пожал плечами царевич. – Пусть только кофий попьет. Ну и насладится кислым лицом секретаря.
– Кирилл правильно сказал. Тебе нужна любовница.
– Ты серьезно?
– Более чем. Вон люди уже какие гадости болтают. Им нужно дать правильную сказку, чтобы сами не выдумывали.
– Не рано?
– Тебе пятнадцать лет. Твой отец в этом возрасте уже лез под юбки всем, кому мог залезть. И его страсть сдерживала лишь твоя бабка. А ты ведешь себя как монах. Это многих настораживает. Болтают даже, что ты, как и покойный Карл XII, боишься женщин. Или даже хуже – к мужчинам тянешься. К тому же в свои пятнадцать лет выглядишь вполне взрослым. Вон какой вымахал. По тебе уже девицы сохнут.
– Ну спасибо… обрадовала.
– Сохнут-сохнут, – улыбнулась Арина. – С дюжину молодых аристократок точно тебе назову.
– Вот с ними я точно не хочу связываться.
– Да и не надо. Можно подобрать какую худородную дворянку посимпатичнее и покладистей. Их много. Тысячи и тысячи. А можно вообще какую девицу из-за границы выписать. Чтобы тут совсем чужой была.
– Темнокожую красавицу из самого сердца Африки? – усмехнулся царевич.
– Это легко устроить. У нас есть свои люди в Ост-Индской компании. Если описать им, что ты хочешь, то они тебе подберут несколько десяток подходящих рабынь. И подарят. Например, в качестве служанок. К ним уж точно никто ревновать не станет.
– Ты вот сейчас серьезно? – выгнул бровь Алексей.
– Тебе нужно как можно скорее решить этот вопрос. Ты в том возрасте, когда молодые мужчины с трудом себя сдерживают, чтобы не покрыть весь мир. И люди не понимают тебя. Ведь тебя ничто не ограничивает, кроме твоей собственной воли. Я слышала, что даже с государем уже говорили, спрашивая – не болен ли ты.
– Ладно… подумаю.
– Судя по твоему лицу, ты просто этот вопрос отложишь. Не надо. Это важно. К тому же… это приятно, – пошло улыбнулась Миледи. – Поверь, это того стоит.
– Я знаю.
– Знаешь? – удивилась женщина.
– Неважно.
В этот момент в дверь постучали.
И, не дождавшись отклика, вошел Герасим. Вид у него был… непередаваемый. Глаза навыкате. Бешеные. И, с ходу указав на Арину, что-то промычал. Очень грозное, но, к счастью, непонятное. Этакое боевое «Му». Смешно, впрочем, от этого не стало. Скорее страшно.
– Закрой дверь и подойди ближе, – холодно произнес Алексей.
Тот перевел на него взгляд.
И завис.
Царевич повторил свои слова.
Герасим нехотя подчинился.
– А теперь рассказывай. Что случилось?
Говорить он не мог из-за отрезанного языка, а вот языком жестов, который они с Ариной и придумали, владел отлично. Так что в красках описал, что сделает с ее новым любовником.
– Ты вообще-то женат! – прошипела женщина. – Это не твое дело!
Он дернулся вперед, чтобы ударить ее, но сдержался. В последний момент. Хотя было видно – с трудом. Страсть, видать, никуда не ушла. Любил он ее. До сих пор любил.
– Герасим, – тихо произнес Алексей. Тот нехотя перевел на него взгляд. – Он не любовник. Он ученик.
– Му… – ответил он, наполнив это простое слово удивительным количеством скепсиса и сарказма.
– Они не могут быть любовниками.
– Му? – с тем же сарказмом и скепсисом поинтересовался начальник охраны царевича.
– Потому что он ее сын, – тихо, почти что шепотом произнес Алексей.
Бац.
Герасим завис.
Прямо остолбенел.
Медленно перевел взгляд на Арину, выражение лица которой говорило что-то в духе: «Идиот».
– Только о том не стоит говорить. Ни ему, ни иным. Это секрет.
Герасим медленно кивнул.
– Ладно. Пойдем на стрельбище. Там Демидов новинки привез. Слышал?
Герасим опять кивнул. Только уже не так медленно.
Алексей встал и направился к двери.
Арина последовала за ним, походя фыркнув в сторону Герасима. Тот чуть помялся, но двинулся следом. Какой-то задумчивый.
Подошли к приемной.
Кирилл заметил Герасима и прям съежился. Но тот на это никак не отреагировал.
– Пойдем с нами, – позвал Кирилла царевич.
Он молча подчинился. Но старался держаться подальше от Герасима.
– Ну что ты жмешься? – усмехнулся Алексей. – Это Герасим. Начальник моей охраны. Он будет помогать Миледи в твоей подготовке.
– ОН?! – с нескрываемым ужасом в голосе переспросил Кирилл.
Алексей даже повернулся, чтобы насладиться этим выражением лица. Парня явно перекосил первородный ужас. Герасим же расплылся в такой кровожадной улыбке, что у любого неподготовленного человека коленки бы задрожали.
– Он, – максимально спокойным тоном ответил царевич, стараясь не улыбнуться. – Есть старая мудрость. Если хочешь научиться фехтованию посредственно – иди к тому, кто и сам дурно фехтует. А если хорошо, то к тому, кто хорошо владеет клинком. Герасим, наверное, лучший в России боец. И если ты хочешь стать хорошим учеником Миледи, то тебе следует научиться драться. Ясно ли?
– Ясно… – дрожащим голосом произнес Кирилл.
Герасим же ободряюще похлопал его по плечу, отчего тот чуть не упал…

Дошли до стрельбища.
Здесь Никита Демидов уже все подготовил для испытаний. Он сделал три вида нарезных карабинов.
Первый – стандартный для эпохи. Заряжаемый с дула. Просто крепкий ствол с нарезами, по которым вгоняли пулю. Максимально простой и самый дешевый – всего семь рублей, что на три рубля дороже гладкоствольного карабина. При условии запуска его в серию.
Второй представлял собой вариацию на тему винтовки Фергюсона. Там использовали тот же ствол, что и в первом варианте. Только он ввинчивался в отлитую из бронзы примитивную ствольную коробку и запирался вертикальным винтом. Отвернул скобу спускового крючка на пол-оборота вперед. Зарядил. Повернул ее обратно. Подсыпал пороха на затравочную полку. Взвел курок. И стреляй.
Этот был на три рубля дороже первого. Но заряжался с казны, что открывало куда больше возможностей. Да и бил он лучше, так как зазоры пуля могла иметь минимальные.
Третий оказался вариантом крепостного ружья. Уменьшенного. Ствол также вворачивался в бронзовую ствольную коробку. Откидной вверх простейший затвор на защелке. Зарядка же происходила с помощью сменной каморы со шпеньком для позиционирования. Ну и ствол несколько отличался, так как зарядная камора входила в него.
Потянул за рычажок, открывая затвор. Уложил зарядную камору. Задвинул ее вперед. Закрыл затвор до щелчка. Подсыпал пороха на затравочную полку. Взвел курок. И готово.
Самый дорогой вариант. Совокупно с комплектом из дюжины сменных камор он стоил на десять рублей дороже первого, что было более чем втрое дороже стандартного мушкета. Но бойцы с ним могли развивать чрезвычайную скорострельность. Совершенно чудовищную по местным меркам – расстреливая всю дюжину снаряженных камор в минуту. Причем прицельно…

– Испытания заводские провел?
– А то как же? – усмехнулся Никита. – Сделал по десятку каждого образца и отстрелял. Этот, – указал он на первый, – держит в среднем полторы тысячи выстрелов. Эти – примерно по тысяче.
– Бронза?
– Да. И им особо нужна чистка. После десяти выстрелов начинаются сложности. Туго все начинает работать. Из этого, – тыкнул он в «фергюсона», – сорок – сорок пять выстрелов можно без чистки сделать. А из этого, – указал он на третий, – порядка тридцати.
– Маловато.
– Да разве за бой столько делают?
– Сейчас не делают. Но смысла стрелять дальше ста пятидесяти шагов нет. А из этих поделок – будет. Так что стрелять станут больше.
– Хорошо обученный боец сколько сейчас стреляет?
– За бой?
– Да.
– Пять-десять раз. Под Выборгом – семнадцать выстрелов получилось на брата.
– Выборг – особое место.
– Соглашусь. Но тридцать выстрелов, – указал царевич на третий образец, – это на пределе. Почему он так быстро загрязняется?
– Нагар в щели между каморой и стенками ствола попадает. С каждым выстрелом сложнее вставлять ее.
Алексей покрутил в руках зарядную камору. Это был простой глухой цилиндр со шпеньком и запальным отверстием. Маленьким. Чтобы порох из него не высыпался.
В XIX веке как-то умудрялись стрелять куда больше на дымном порохе. А точность изготовления деталей в 1860-е годы была не принципиально выше, чем сейчас. Во всяком случае, если оценивать опытное производство Демидова. Значит, выход был. Надо просто поэкспериментировать. Возможно, с формой зарядных камор или еще с чем.
– Ладно. Подумаем. А тут что? – указал Алексей на второй образец. – Из-за чего?
– Здесь тоже нагар. Прорывается по нарезам запорного винта. С каждым выстрелом его все сложнее проворачивать. Но рычаг помогает.
Царевич нахмурился.
Эта конструкция в таком виде была явно тупиковой. Слишком большая площадь трения, которая забивалась нагаром. Да и заряжать бумажными патронами было нельзя.
– Ты, Алексей Петрович, не кручинься. Даже если вот этот карабин дать бойцам, их огневая мощь возрастет невероятно. Это же и на триста, и на четыреста шагов можно будет бить. А то и на пятьсот. А чистка нехитрая. Открыл затвор, вынул камору. И вот такой штучкой поелозил, – показал он на небольшой ершик на витой проволочной ручке. – Дело несложное. Потом продул. И все. Буквально за минуту-две можно привести в порядок оружие. Да это не полная чистка. Но еще десяток-полтора выстрелов даст верно.
– Каморы тоже чистить?
– При полной чистке – да.
– А этот сколько без чистки может стрелять? – указал Алексей на первый образец.
– До сотни. Но потом чистить сложно. Если по уму, надо ствол снимать, выворачивать казенный винт и прочищать. Иначе у винта всякая дрянь накапливается.
– Ясно. Подумаем. А что там по стволам? Удалось опробовать то, что я предлагал?..

Нарезное оружие – очень важный этап. И царевич вел работы для подготовки к переходу на него. Но пока было рано. Производить его десятками тысяч в год Россия тоже еще не могла. А по чуть-чуть это было не выгодно. Сейчас в Европе к ним относились внимательно. Очень внимательно. Так что, начав такое перевооружение, он мог поставить Россию в ситуацию, когда потенциальный противник совершит его быстрее.
Параллельно он вел работы по удешевлению и упрощению производства массовых стволов. К ним ведь не предъявляли никаких особых требований, кроме дешевизны и надежности. Про снайперскую стрельбу и речи не шло. Не время еще для нее.
Вот он и искал варианты.
Стволы как делали?
Самые массовые по всей Европе изготавливали нехитро. Брали пруток железа, расковывали его в полосу. Потом полосу сворачивали вдоль оправки и проковывали. Получалась такая трубка с продольно идущим сварным швом. А дальше калибровали плоским сверлом. Хотя дешевые поделки и такой чести не удостаивали.
Это была самая дешевая и доступная технология. Ей пользовались до наполеоновских войн включительно и даже позже.
Существовала и более продвинутая версия, при которой ленту навивали спиралькой на оправку. И также проковывали. В результате получался сварной шов спиралью. С последующей калибровкой. Ствол в той же массе выходил намного прочнее и выносливее. И эта технология продержалась до начала XX века, долго сохраняясь в производстве охотничьего оружия.
Недостатком первой технологии была слабость ствола. Он был довольно дешев, но кузнечная сварка не самая надежная вещь. Особенно если где-то оказался дефект. У второй технологии проблема дефекта не только сохранялась, но и увеличивалась из-за пропорционального роста длины шва. Хотя ствол получался существенно прочнее, и его можно было использовать в штуцерах. Однако цена… Да и вообще оба эти способа требовали много квалифицированной кузнечной работы. И действительно быстро производить такие стволы не получалось.
Алексей не был специалистом в этой отрасли знаний. Но по характеру работы бывал на заводах и краем глаза кое-что видел. Не обязательно в оружейных делах. Так. Просто. Из общего кругозора. Что и попытался проверить…
Пудлинговое железо сразу прокатывали в пруток достаточно большого диаметра. Потом в разогретом виде его разрубали на куски. Подравнивали, формируя «таблетку». И на ручном прессе пробивали в ней по центре отверстие. На горячую, разумеется.
Ну а дальше рутина. Два чугунных валка с набором ручьев круглого сечения. На них эту таблетку и раскатывали, удлиняя. На горячую. Все на горячую, так как качество металла было не очень высокое и холодный прокат вел к большому количеству брака.
Чтобы сохранялась центровка и равномерность стенок, ну хоть приблизительно, прокатывали с оправкой. Так что конструкция была достаточно громоздкой. И Демидов, наверное, год мучился, прежде чем у него все получилось.
На выходе одна связка из ручного пресса и прокатного стана позволяла за три суточные смены изготавливать около трехсот заготовок для ствола. Причем никакой квалифицированной кузнечной работы не требовалось при этом вовсе. Кузнец с подмастерьями за то же самое время делал всего несколько заготовок. От пяти до десяти.
Так что перспективы выглядели очень радужными. Если, конечно, удастся решить вопрос с энерговооруженностью. Все-таки водяного колеса для прокатного стана совершенно не хватало. Приходилось применять понижающий редуктор, чтобы прокручивать валки. Да и последующая механическая обработка стволов требовала мощностей…
– Вот как-то так… – развел руками Демидов. – Так стволы делать славно. Но мне в Туле не хватает водяных колес уже. И так город и вся округа выглядят жутко. Все крутится и шевелится. Иной раз самого страх берет.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71048389?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

notes
Примечания

1
В военные округа преобразовали реестры. Европейские ВО: Московский, Северский, Владимирский, Новгородский, Казанский, Смоленский, Рязанский, Белгородский. Сибирские ВО: Тобольский, Енисейский, Томский и Ленский.

2
Кавалерийские полки по четыре эскадрона, то есть сокращенного состава. Как в 1704 году и порешили.

3
10 пехотных дивизий (40 полков) и 33 кавалерийских полков (по четыре эскадрона) это примерно 64 тысячи строевой пехоты и 13,2 тысячи строевой кавалерии.

4
В 1698 году был проведена реформа стрелецкой службы. В нее теперь переводили нижние чины лично после определенной выслуги в качестве награды.

5
В 1680 году вся регулярная русская армия численностью чуть больше 200 тысяч человек требовала около 750 тысяч рублей. Старых рублей. В новых это около 1,23 млн.

6
Бронзу в России даже в XIX веке часто называли медью.

7
320 6-фунтовых пушек – это примерно 128 тонн пушечной бронзы.

8
Введение аналогичной системы в середине XIX века привело к увеличению прибыльности провинций в несколько раз. Хоть и не мгновенно.

9
Работы велись в больших и тяжелых опускаемых колоколах, которые позволяли все подготовить, заложив герметично заряд и выведя от него вверх, на поверхность реки, трубку с фитилем.

10
Дюйм – 25,4 мм, кубический дюйм – 16,3 мл, унция (кубический дюйм дистиллированной воды) – 16,3 г. Унций много, и обычно они находятся в диапазоне 28–35 грамм. Подробнее – в дополнительных материалах.

11
В те годы с платиной все еще боролись как с «неправильным, поддельным серебром», но, если поискать, можно было купить.

12
Фактический вес семян рожкового дерева сильно варьировал, поэтому Алексей пошел на некоторую формализацию веса карата через долю от унции.

13
Слово «шхуна» появилось в XVIII веке. Хотя первая шхуна изображена на картине 1600 года, и, вероятно, они существовали ранее, только назывались иначе. Как правило, яхтами.

14
6-дюймовые карронады также называли 30-фунтовыми.

15
По внутренней классификации парусно-гребные корабли водоизмещением больше 7000 пудов (114 тонн) классифицировали как галеас.

16
30 тысяч пудов – это около 500 тонн.

17
150 тысяч пудов – это около 2500 тонн, 200–250 тысяч пудов – около 3500–4000 тонн.

18
Мановар (man-of-war) – разговорное название самых крупных боевых артиллерийских парусников. Первым в истории мановаром была английская каракка Henry Grace ? Dieu 1514 года постройки и водоизмещением в 1000 тонн.

19
По новой классификации Алексея 8-дюймовые орудия называли также 72-фунтовыми.

20
Архаичные орга?ны появились в XIX веке до н. э. в Вавилоне. В IV веке до н. э. вследствие завоеваний Александра Македонского они распространились по всему эллинистическому миру. Большой орган современного типа появился в IV веке н. э. в Восточной Римской империи (Византии), где употреблялся широко, в том числе и в христианском богослужении. В VII веке из Византии он стал входить в практику латинского христианства, но повсеместно там распространился только к IX веку. В XI веке из-за военно-политических и экономических потрясений орган начал выходить из практики в Византии, окончательно уйдя с ее завоеванием мусульманами в XV веке. Канон собственно византийского богослужения сочетал большой хор и органную музыку. Именно его и услышали посланники князя Владимира в Константинополе. На Руси органы не применяли в богослужении никогда. Сначала из-за экономических и технологических особенностей, а потом и из-за падения традиции у реципиента (Византии). В начале XX века этот вопрос поднимали на Поместном соборе РПЦ, однако отказались, посчитав латинизмом. Однако исторически орган был изначально особенностью именно греческого канона христианства, названного позже православием.