Главная страница | Триллеры | Искусственная мухоловка

Искусственная мухоловка
Энн Княгинина
Кайра приезжает в "умный" отель отметить окончание колледжа. Но вместо отдыха – заражённые непонятной инфекцией люди. Трупы. Новые знакомые, и враги. И влюблённый в неё парень. Бок о бок им придётся выживать, бояться и плакать. Напряжение нарастает, когда открывается правда о месте, где их заперли. Город за пределами отеля тоже становится местом борьбы за жизнь.

Энн Княгинина
Искусственная мухоловка

Часть 1

«Во мне кипит такая злость, такая боль, такая ненависть… я ору в небо. Громко, истошно.
Как долго я этого ждала.
Ждала, когда смогу всё выплеснуть, смотря в прекрасное голубое небо.
Это не подушка, что глушила мои крики – это огромное пространство, созданное для меня и моего крика».

Пролог
Длинные коридоры. Белые стены. Панорамные окна. Двери без цифрового обозначения.
Электричества нет.
Я бегу, ноги подгибаются. Адреналин толкает вперёд, позволяет не чувствовать усталость.
Не могу вспомнить, за какой именно дверью номер, в который меня пересилили утром.
Повсюду звуки ломающихся костей, предсмертных криков, падений мёртвых тел, рычания.
Не осознаю, что происходит в этом чёртовом отеле. Мозг пытается спасти от панической атаки, что, кажется, всё-таки вот-вот накроет.
Те все живые, что встречались на пути, уже, скорее всего, мертвы – и даже тот мужчина из бассейна. И я не хочу оказаться в их числе.
Медлить нельзя, поддаваться страху тоже, но все двери одинаковые. Электронный ключ не подходит ни к одному магнитному замку.
Если нет электричества, замок работает благодаря встроенным батарейкам.
Впереди показывается медленно идущий человек ко мне спиной. Его руки болтаются вдоль тела, словно в них нет ни костей, ни крови, а только кожа.
Но я видела, как эти самые руки сворачивали шеи людей, пока те не становились похожи на тряпичных кукол.
Делаю шаг вправо неторопливо, почти бесшумно. Прижимаюсь к стене.
Я собиралась отметить выпускной в «умном» отеле, а не пытаться выжить.  Пальцы правой руки сжимают браслет – подарок от мамы, мой оберег… поможет ли он теперь?

Глава 1

Кайра
Вещи, что успела достать из чемодана, снова собраны. В моём номере сломался душ – система не реагировала ни на голос, ни на ручное управление.
Я не жду носильщика, обещавшего перенести мои вещи в новый номер с минуты на минуту, иду в бассейн.
В раздевалке снимаю платье, складываю в аккуратный квадратик. И иду, стараясь не скользить по полу в резиновых тапочках, к прозрачной воде.
Несколько человек выходят из бассейна, двое уже плавают от одного бортика к другому.
Мужчина лет сорока испробовал несколько стилей плаванья за минуту, а девушка в фиолетовой шапочке плавает по-лягушачьи – наверное, только учится.
Погружаю ноги в воду.
К прохладе привыкаю быстро, а проплыв несколько кругов и вовсе согреваюсь.
Девушка в шапочке следит за мужчиной, будто изучает стили его плаванья – стало немного её жаль – меня ещё в детстве отец научил плавать.
Только я собираюсь предложить девушке помощь, надеясь, что та не пошлёт меня, как свет гаснет: сначала лампы на потолке, позже в бассейне – одна лампочка, вторая, третья… дикие выкрики из холла пронзают страхом нас троих, что замерли в воде, как животные, симулирующие смерть.
– Что это было? – девушку освещает полоска света, струившаяся через небольшое окошечко над потолком. Любопытство, связанное с плаваньем, угасает в её глазах, уступая место страху.
Ноги сами несут из бассейна, скорее в раздевалку – если в отеле пожар, то нужно спасаться. Если грабители – знать наперёд, сколько их, чтобы вернуться и найти укромное место.
Если война – искать убежище.
Но это не пожар, не грабители, не война, а то, что никто не мог вообразить… лучше бы мы все сгорели, чем пережили то, что нас ожидает впереди.
Вода стекает по лицу с волос, платье липнет к телу. Я стою на выходе из раздевалки, приклеившись взглядом к женщине, с рваными, ровными порезами, рассекающими кожу щёк.
Она держит голову ребёнка в руках, но недолго. Щёлк. Мальчик падает к её ногам, со сломанной, неестественно вывернутой шеей. Кровь со щёк пачкает её одежду, окрашивает растрёпанные волосы в красно-розовый. Глаза не стоят на месте, они смотрят то верх, то вниз, и опять повторяют путь.  Она отворачивается и отправляется к новой жертве – мужчине, вышедшему из фитнес-зала, с тем же намерением, что было у меня – узнать, что произошло. Но он зашумел, и она его заметила. Он оказывается следующим у женских ног.
Кто-то кладёт руку мне на плечо, и тихо что-то спрашивает, но я не слышу, я прикрикиваю, отпрыгивая назад.
Она поворачивается к мужчине из бассейна.
Я затихаю, но сразу же и кричу снова:
– Бегите, бегите!
Его передёргивает. Он не может определиться, в какую сторону удирать, где больше шансов спастись.
А от её медленности не остаётся ничего – она бежит так быстро, что я с трудом не теряю её из виду.
Мужчина успевает схватить сумасшедшую за руки, что та успела вытянуть. Она рычит, пытается высвободиться, но мужчина силён, и его пальцы на тонких запястьях подобны наручникам.
Мужчина не отпускает женщину, но видно, что силы его оставляют – руки сумасшедшей выглядят тонкими, полыми, но она двигает ими так, будто они каменные.
Я не должна бездействовать, стоять как человек, полный безразличия, ведь это совершенно не так: я не хочу, чтобы этот мужчина, с которым мы вместе плавали, у которого так отлично получалось двигать телом в воде, превратился в мёртвого, со сломанной шеей человека.
Я срываюсь с места к сумасшедшей. Мужчина отвлекается на меня. Одна рука отпускает запястье женщины – та немедля хватает его за горло, но без второй руки сломать шею ей не удаётся – она снова рычит, и раны на щеках начинают кровоточить интенсивнее.
Оказываюсь за спиной психопатки. Вытягиваю ногу, ставлю ей подножку, она пошатывается. Мужчина отпускает её руку, бьёт по второй, что держится за его шею, и она падает на колени.
Мужчина пинает сумасшедшую, та валится на спину, и он, словно забыв, что она, как никак, человек, прижимает ногой её тело к полу, давя кроссовкам на грудь с такой силой, что той не подняться и на миллиметр.
– Надо верёвку, свяжем ей руки и ноги.
Он говорит мне, но я сосредоточена на рычащей женщине.
Мужчина наклоняется к ней, одним рывком переворачивает животом к полу и заново прижимает её к полу. Его голени расцарапаны ногтями, но он не замечает, или не хочет акцентировать внимание на таких, в данном случае, мелочах.
– Верёвку неси, – рявкает он, – пока не пришли другие!
– Может их и нет, – неуверенно предполагаю я.
– Не будем проверять.
Пока бегу обратно в раздевалку, пытаюсь вспомнить, где видела хоть что-то, что может послужить путами.
Не трачу время на путь до женской раздевалки, вбегаю в мужскую. Несколько вещей разбросаны по полу. Открываю ящик за ящиком – почти всё без замков, но они и пусты. Пинаю футболку под ногами, уже служащую тряпкой для пола, и толкаю дверь в душевую.
Недавно здесь кто-то мылся, пар заслоняет видимость, но яркие бутылочки шампуней и гелей для душа, как разноцветные гирлянды.
Неужели здесь нигде нет верёвки, или хотя бы чего-то длинного, чем связать человека. Связать человека. Это дикость.
В груди вибрирует сердце, оно стучит так буйно, что отдаёт ударами в голову, но я обязана сохранять рассудок.
Меня озаряет, когда я вновь оказываюсь у шкафчиков, что вместо верёвки можно использовать футболки, валяющиеся на полу. Я беру их и спешу обратно, одновременно скручивая футболки в длинные рулоны, похожие на змей.
Мужчина держит тварь уже не только ногой, но и руками. Она, как угорь, пойманный в сети, дёргается под его весом.
Он просит поторопиться.
Мужчина кладёт сумасшедшую на бок, и первым делом связывает ей руки, чтобы она не сумела вырваться, а после приступает к обвязыванию ног.
– Куда её? – спрашиваю я, когда вижу ненадёжный узел на футболке, объединяющий ноги женщины.
– Бросим в бассейн, – голос спокойный, без угрызения совести. Его карие глаза направлены на меня.
– Она утонет, задохнётся, умрёт!
– Она больная, ты не видишь?
– А если это временное явление?! Мы убьём её.
– Хочешь оставить её здесь? Мы не знаем, насколько умны и проворные эти… – он запинается.
– Эти сумасшедшие?
– Пусть будут сумасшедшие.
– Мы можем запереть её в душевой.
Его глаза на миг закрываются, а потом вновь смотрят на меня.
– Там стеклянные двери, и эта единственная защита от побега.
– И что, кроме бассейна никакого варианта?
– Это лучший. Мы бросим ей спасательный круг на воду. Если придёт в себя, сможет спастись.
– Со связанными руками и ногами?
– Соображающий человек поймет, как ухватиться за круг.
– Это будет на вашей совести.
Он встаёт в полный рост, разминается и опять нагибается, но уже чтобы взять рычащую женщину на руки.
– На моей совести будет больше, если она освободится.
Он указывает на мальчика со сломанной шеей, и на мужчину.
Я вздыхаю.
Если это временное помешательство мозга и тела – мы убьём эту женщину.
Но кареглазый прав – рисковать нельзя.

Глава 2

Мужчина стоит с женщиной на руках около края бассейна. Он старается держать вырывающееся тело сумасшедшей дальше от лица.
Он медлит.
Всё же в нём есть что-то, кроме жажды убийства той, что превратилась в непонятную кровожадную тварь.
– Мы делаем это ради тех, кто всё ещё жив. Такие же остались? «Мы же нормальные», – говорит скорее не мне, а себе. Пытается оправдаться. В экстремальных ситуациях люди всегда действуют наперекор своим чувствам и страхам.
Он отпускает женщину.
Она касается воды и уходит ниже и ниже, пока не достигает дна.
На поверхности, где она недавно дёргалась, пытаясь удержаться, начинает проступать полупрозрачный дымок. Шипящий звук, большие пузыри – вода вскипятилась, но мигом и остыла.
Мужчина ещё долго вглядывается в воду, где женщины перестала шевелиться.
Я стою поодаль, смотрю на затылок мужчины. Его плечи дрожат.
Что мы наделали?..
Обнимаю себя руками – меня тоже трясёт, но это внутренняя дрожь, от неё никуда не деться.
Место, где тонуло тело, окрасилось красным.
Тихий вскрик, а хочется кричать громче, завывать, скулить, реветь – но я словила ступор.
– Так надо сделать со всеми, да? – мужчина подаёт голос, отрываясь от рассматривания потонувшего тела, – она точно не одна. Я чувствую. Моя интуиция всегда хорошо работала.
– Вы хотите отлавливать их и кидать в бассейн? – я бы не поверила тому, что услышала, но здесь происходит необъяснимое – так почему его слова должны удивить.
– Сначала попробуем открыть дверь на выход.
– Двигаться придётся проворно, мы не знаем, сколько их ещё.
– В холле была одна.
Он поворачивается ко мне. Проходит мимо, подзывает рукой следовать за ним. Но стоит ли участвовать в его безумном плане?
Мы убили женщину, вместо того, чтобы оставить её связанной и пойти проверять выход. Убили, вместо того, чтобы вернуться в комнаты и проверить телефонную связь.
Мы так и не бросили ей спасательный круг.
Мы начали не с того, а прошло всего минут тридцать сначала этого помешательства. Что дальше?
Будем вести себя хуже сумасшедших, и, если она не единственная, начнём убивать всех без разбора?
Мы убили её.
Потопили.
Лишили духа.
Это нужно принять или обезумить. Пока не получается ни того, ни другого.
Всё туманно. Настоящее, прошлое и будущее.
Тороплюсь за мужчиной. Он не замедляется, он быстрее и быстрее. Ему страшно. Обходит мальчика со сломанной шеей. Я смотрю прямо перед собой, но труп попадает в поле зрения: попадает, попадает, и ещё раз.
Ему лет восемь, его ручки сложены в маленькие кулачки, футболка задрана до пупка.
Он не спит. Он мёртв.
Я плачу, слизываю солёные капли с губ.
Он мёртв.
Ребёнок мёртв.
У него сломана шея. Безжизненные глаза смотрят на выход.
Он ещё так мал.
Сжимаю зубы, но слёзы всё равно просачиваются к языку. Громко сглатываю.
Поодаль еще труп. Мужчина. Кожа шеи в складах, глаза закрыты. Один шлёпанец слетел с ноги и валяется, как одинокий питомец.
Такое бывает где угодно: в фильмах, книгах, воображение, но не на самом деле.
В мысли врывается голос мужчины, он чертыхается, матерится, дёргая ручку входной двери.
Заперто.
За окнами, которые невозможно разбить, и открыть без специальной карточки, светит солнце, ветер колышет листья деревьев, и ни одного человека, чтобы позвать на помощь.
Скамейки, расположенные по узкой тропе, пусты. Магазин с дорогущими продуктами закрыт. Фонтан не работает, и только рябь на воде в чаше, напоминает, что совсем недавно струйки бились об воду, а теперь лишь ветер создаёт эффект перемещения жидкости.
Мужчина бьёт по стеклу кулаками.
Хватает вазу, стоявшую на пьедестале, и пытается разбить её окно, но не добивается ничего, кроме как осколков вокруг себя.
Вазу не жалко – их здесь так много, что не сосчитать. Разных форм и размеров.
Жаль, что мы заперты.
Жаль, что этот мужчина перестал держать себя в руках.
– Успокойтесь, пожалуйста, это не поможет, – я начинаю бояться его. Отхожу назад, вместо того, чтобы подойти, и, может, обнять в знак понимания.
– Теперь нет выбора, – горланит он, – я утоплю здесь каждого, кто покажется мне сумасшедшим!
Утопи себя, – хочется сказать мне. Ты сам спятил.
Он подбегает к креслу и пытается его поднять. Ничего не выходит, и он пинает его неистово, словно от этого зависит жизнь. Но всё наоборот – громкими звуками он может привлечь тварей.
Нас заперли специально: двери всегда были нараспашку, а на входе стоял дворецкий.
Что значит – эта женщина не единственная. И интуиция мужчины действительно работает правильно.

Двое, бок о бок, с ранами на щеках, бегут сюда стремительно. Я замечаю их случайно: пятясь от мужчины, что смог поднять кресло с одного угла, мой взгляд цепляется за движения.
Четыре вытянутой руки направляются к моей шеи. И всё, что приходит в голову – это присесть на корточки, и сразу сделать кувырок, как шар от боулинга сбить сумасшедших с ног. Но сбить не получается, только замедлить.
Вскакиваю на ноги. Мчусь к лестнице. Нужно вспомнить, где мой номер, попробовать позвонить в службу спасения.
На ходу кричу предупреждение мужчине. Оборачиваюсь и вижу, что он уже заметил новых тварей. Бежит в сторону раздевалок, где бассейн.
Хочет утопить и их.

Глава 3

На лестнице люди. Кто-то уже труп, кто-то ревёт, перепрыгивая несколько ступенек вверх. Я за ними. Но они выше, а я сворачиваю в коридор на третьем этаже.
Надо мной вопят и замолкают. На четвёртый этаж лучше не подниматься.
Длинные коридоры. Белые стены. Панорамные окна. Двери без цифрового обозначения.
Электричества нет.
Я бегу, ноги подгибаются. Адреналин толкает вперёд, позволяет не чувствовать усталость.
Не могу вспомнить, за какой именно дверью номер, в который меня пересилили утром.
Повсюду звуки предсмертных криков, падений мёртвых тел, рычания.
Не осознаю, что происходит в этом чёртовом теле. Мозг пытается спасти от панической атаки, что, кажется, всё-таки вот-вот накроет.
Все живые, что встречались на пути, уже, скорее всего, мертвы – и даже тот мужчина из бассейна. И я не хочу оказаться в их числе.
Медлить нельзя, поддаваться страху тоже, но все двери одинаковые. Электронный ключ не подходит ни к одному магнитному замку.
Если нет электричества, замок работает благодаря встроенным батарейкам.
Впереди показывается медленно идущий человек ко мне спиной. Его руки болтаются вдоль тела, словно в них нет ни костей, ни крови, а только кожа.
Но я видела, как эти самые руки сворачивали шеи людей, пока те не становились похожи на тряпичных куклах.
Делаю шаг вправо неторопливо, почти бесшумно. Прижимаюсь к стене.
Я собиралась отметить выпускной в «умном» отеле, а не пытаться выжить.  Пальцы правой руки сжимают браслет – подарок от мамы, мой оберег… поможет ли он теперь?

Окна передо мной как издевательство. Там, за ними, кипит жизнь, но мне не дозваться, не достучаться до людей. Шагаю вправо, подальше от сумасшедшего, пока не врезаюсь в дверную ручку.
Замираю.
Монстр тоже, но в ту же секунду он разворачивается ко мне лицом, и от медленных движений ничего не остаётся – он побежал.
Мне надо бежать еще быстрее, не обращая внимания на боль в груди и ногах. Несмотря на хрипы из горла. Задыхаюсь, но бегу. Спотыкаюсь, но виляю в разные стороны, чтобы длинные руки не схватились за горло.
Замечаю на полу свой электронный ключ – белая карточка с выбитым на ней названием отеля. Я не заметила, как потеряла её.
Я сделала круг. Я вернулась туда, откуда пришла.
Рычание позади звучит громче. Резко останавливаюсь, а твари пробегает вперёд. Хватаюсь за шанс, и, принуждая ноги двигаться резвее, устремляюсь к лестнице.
На второй этаж, к старому номеру. Плевать на телефон, нужно просто спрятаться.
Ступенька за ступенькой. Едва не валяюсь на уставших ногах.
Сумасшедший приостанавливается – он не может бежать по лестнице, но и не становится таким же медлительным, как был при нашей встрече.
Я слышу, как он топает, ступая с одной ступени на другую. Лестничный проём казался мне меньше, пока не начался весь этот зомби-апокалипсис.
Сколько бы я ни прыгала через ступеньки, тварь не отставала, и постоянно попадалась на глаза.
Поспешно останавливаюсь перед дверным проёмом на второй этаж, позволяя двум монстрам в коридоре передо мной уйти подальше. Но, пока уходят они, тот, что за мной, приближается, словно уже дышит мне в шею, которую намеревается сломать.
Влетаю в коридор, оказываюсь за теми, кто отслеживает этот этаж на незараженных непонятной… болезнью? Не знаю, как назвать это всё, но это и не поможет их избежать.
Сумасшедший с лестницы переходит на бег, ведь препятствие в виде ступенек осталось позади.
В коридоре сразу трое монстров. Двое, заслышав моего преследователя, тоже начинают бежать. Получается какой-то паровозик – я от них, они друг за другом.
Я совсем выдыхаюсь, ноют даже колени, а сумасшедшие не хотят отставать, и мчатся они настолько быстро, что глаза не поспевают за их движениями.
Отлынивать от близкой встречи помогают мои манёвры – резкие остановки, или виляния из стороны в сторону, внезапные рывки вперёд.
Я вижу свой номер – запомнила его из-за окна напротив, единственного со шторкой.
Рывок влево, избегаю вытянутых рук, совершавших круговые движения, будто воздух – моя шея.
Топот ног похож на звук лошадиных копыт по асфальту. Кажется, я начиная глохнуть и слепнуть – усталость берёт своё.
– Ты не сможешь открыть дверь, не успеешь! – кричит кто-то впереди, но я вижу только рыжие волосы. Она от меня номеров семь вперёд. Её тело спрятано за открытой дверью, вижу только голову, и руку, готовую втаскивать меня в номер.
Добегу. Добегу. Добегу.
Рывок вправо, влево. Бедро ударяется о ручку двери, электронная карточка скользит по пальцам и падает на пол.
Прямиком к рыжей, но сначала внезапная остановка, разворот, удар по грудной клетке сумасшедшего, чтобы тот затормозил остальных.
Мою шею зажимают две сильных руки. Мой удар по груди оказался слабым, и, вместо того, чтобы отвадить их от себя, я оказываюсь в цепких лапах почти всех сразу. Толкаю монстров локтями, бью по сгибу рук прямой ладонью. Я ещё дышу из-за знания их действий: те, кто был убит, не ожидали, а я, наоборот, готова.

От рук монстра голова и шея теряет чувствительность, а сил на борьбу не остаётся.
Больно. Дышать нечем. Душат. Окружают. Сжимают.
Мои руки производят удары на автомате. Инстинкт самосохранения трудится безостановочно.
Какой-то предмет падает к моим ногам. Он расплывается перед глазами, но я чувствую, что должна его поднять. Что он поможет отогнать сумасшедших, пока я не сдалась, и не отдала им свою жизнь.
Бью тому, что впереди, по коленям: их физиология осталась прежней, после бью и того, что рядом с упавшим предметом.
Оба подгибаются, мешая другим двум подобраться ближе.
Хватаю рамку для фото с разбитым стеклом, бью одну тварь уголком в глаз. Она рычит как лев, потом громче, щёки начинают кровоточить. Поступаю со второй так же. Рычания множатся, заполняя коридор жутким эхом.
Вырываюсь и опять бегу. Постоянно бегу, боюсь, не замечаю, как плачу.
Перепрыгиваю порог номера рыжей и падаю на кровать под звук захлопывающейся двери.
Я дышу, не могу надышаться. Боль в горле, в солнечном сплетении, в мышцах. Ни слова не выдавить. От слёз одеяло незнакомки мокнет. Мои волосы слиплись, на них кровь сумасшедших. Противно, но нет сил шевелиться.
Приходит осознание, что у монстров необычный запах – грибов, болото, леса.
Но от этого запашка нет погружения в воспоминания о походах, тишине и звёздах.
Только отвращение. Ужас. Шок.
– Тебе легче? – рыжая садится на край кровати, – кладёт ладонь мне на спину и неторопливо поглаживает.
Я не привыкла, чтобы меня касались. С родителями я не обнимаюсь с детских лет. Парня нет уже три года.
Но чужие ласковые поглаживания успокаивают, и всё равно, что я вообще не знаю эту рыжую.
– Спасибо, – шепчу я всхлипывая. Я не хочу плакать вновь, но сдерживаться трудно.
Видеть смерти, спасаться, бежать без остановки, быть убийцей – всё это заплетается в клубок. Но вместо очередных слёз вырывается истерический смех, от которой рука на моей спине передвигается к пояснице.
Я смеюсь так громко, что вздрагиваю. Смеюсь так, что плачу от смеха.
Всё пережитое кажется бредом.
– Один раз я упала с велосипеда, – в мой смех врывается голос рыжей, – я разодрала кожу на ногах, а потом весь вечер ржала от боли.
Познавательно. Ясно, что она имеет ввиду, и от этого смех затихает. И слёзы перестают лить, только вышедшие капли оставляют влагу на пододеяльнике.
– Я, Кайра, – приподнимаюсь на локтях. Упираюсь подбородком в ладони, – если тебе захочется назвать меня "Кар", знай, ты не будешь оригинальной.
– Кар? Как каркают вороны?
Рыжая ложится рядом.
Прям пижамная вечеринка, мешают только окровавленные волосы, лезущие в глаза.
До поры до времени мы обычные девчонки. А потом снова переступим порог и окажемся в коридоре. Где полно сумасшедших и их жертв.
Рыжая улыбается. Я осмеливаюсь её рассмотреть. Волосы длинные, наверное, если будет стоять, дотянуться до ягодиц.
Крыло носа проколото, золотое колечко выглядит стильно.
Куча веснушек.
– Да, да, как каркают вороны… Один мой знакомый постоянно говорил: "Эй, Кар, привет!", "Эй, Кар, как здоровье".
– Он любитель эйкать, – смешок, и я улыбаюсь вместе с ней.
Нет, я не забываю, что там за стенами.
Не забываю, что из отеля нет выхода, и мы заперты. Я ничего не забываю, но так надоело болезненное чувство в области груди. Я даю психике перезагрузиться, а затем снова в путь, искать решение, искать, как связаться с МЧС, полицией, скорой, совершенно неважно с кем.
Мы в месте, где рушится привычная жизнь. Где останутся наши воспоминания. Где останемся мы, даже если окажемся далёко-далёко отсюда.
– И это так бесит.
Молчу, что он влюблён в меня несчитанное количество лет. Это его секрет, который он раскрыл мне раз, и больше никогда не признавался. Отказала. Разбила его. Но Рем не изменил своего отношения ко мне. Не изменился сам.
– Вы друзья, или реально просто знакомые?
Интересно, сколько ещё мы будем делать вид, что всё нормально?
Это так фальшиво.
– Знакомые, скорее всего… ну, может, немного друзья.
Виделись по дороге домой из колледжей – у него колледж недалеко от моего –  перекидывались фразами. Виделись в магазине около наших домов. Шли по разным сторонам тропинок – я ловила его взгляды, он моё безразличие.
Сейчас это кажется полным отстоем. Он помогал мне доносить тяжёлые пакеты до дома. Один раз сидели на лавочке перед прудом. Молчали.
Стоит извиниться перед ним.
Замечаю на стуле фиолетовую шапочку и вскрикиваю, поднимаясь.
– Так ты, фиолетовая шапочка!
– Я тебе "Кар" не называла, а ты чего обзываешься?
Она встаёт вслед за мной и закидывает шапочку подальше, будто это что-то зазорное.
– Я запомнила тебя… мы с мужчиной, – не говорю, что оценила её слежку за ним, – вышли почти одновременно и тогда поняли, что все мы в огромной заднице… но тебя я не видела.
Она смотрит в окно. В номерах они не настолько большие, как в коридорах.
– Я спряталась в женской раздевалке… – её признание не вызывает у меня эмоций, но теперь её веснушки разбросаны по красным щекам. – Когда шум стих, побежала к себе в номер.
– Ты молодец.
Похвала звучит саркастично. Лицо рыжей кривится в недовольной гримасе.
– Да, да, конечно… Вы побежали, а я осталась как трусиха!
– Ты осталась, как здравомыслящий человек. Мы кинулись с ним на непонятные звуки, даже не включив голову. Я вообще думала грабители, и, если увижу их, побегу обратно, чтобы найти укромное место, – я грустно смеюсь, – а в таком случае лучше спрятаться сразу, и не высовываться. Ну да, у меня ещё был вариант войны, – смеюсь ещё громче, но также наигранно, – ты сделала всё как надо. И спасла мне жизнь, между прочим.
Выражение лица рыжей меняется на удовлетворительное. Кажется, я смогла её убедить.
– Ну, я Эмбер, а фиолетовой шапочкой меня не называй!
– Я запомнила тебя в бассейне. Я хотела к тебе подойти.
Смущение переходит с Эмбер на меня. Но я никогда не краснею, не выдаю своего волнения.
– Зачем?
Неудобный вопрос, с неудобным ответом.
– Попробовать научить тебя плавать.
– Боже, – она закрывает лицо руками, – это такой позор.
Я подхожу к выброшенной в дальний угол шапочке. В зеркале замечаю своё отражение и замираю, не в силах поверить, что выгляжу… так плохо: волосы до плеч спутаны, пряди прилипли друг к другу из-за чужой крови. Кончики смотрятся безжизненно. На шее синяки, ссадины, покраснения. Мешки под глазами, на смуглой коже, как будто покусали пчёлы. Влажные дорожки от слёз постепенно высыхают. А губы в трещинах.
Я выгляжу болезненно.
И чувствую себя так же.
Отхожу от зеркала, стараясь не запечатлеть, что увидела, а сразу забыть.
Подхожу к Эмбер – она уже убрала руки от лица – и кладу на её ладонь шапочку.
– Пусть это будет наш флаг.
Я смотрю рыжей в глаза. Мне с ней уютно, словно мы знакомы намного дольше, чем минут десять.
Апокалипсис сближает.
– Что за флаг?
Она не опускает глаза, не прерывает наш зрительный контакт.
– Объявление войны!
В серых глазах загорается огонь.
Рыжая, конопатая, с белой кожей – она похожа на огненную воительницу.
Чистый янтарь.
Её пальцы сжимают шапочку.
– Но потом ты обязательно научишь меня плавать.
Киваю.
– Научу, не беспокойся. Но давай останемся в живых.
Кивает в ответ.
Мы поворачиваемся к двери.
Нам нужно выйти.
Нужно оказаться за стенами этого отеля.

Глава 4

Приоткрываем дверь и выглядываем.
Подозрительно тихо и пусто. Но это к лучшему – значит, твари ни за кем не бегут, и в данный момент не убивают.
– Куда теперь? – спрашиваю я, делая первый шаг в коридор.
– Давай в столовую. Возьмём там ножи.
– Столовая на четвёртом этаже – когда я бежала сюда, слышала крики именно там.
– Нет выбора. Нам нужно оружие.
Если подохнем, оно нам не понадобится, но мы ещё живы и будем действовать.
Убивать…
Должны ли мы убивать, или можем нанести глубокие порезы на их ноги, чтобы они не смогли бегать? Столько вариантов, чтобы люди не умирали – вдруг их можно будет вылечить… А мы поступаем как хищники – те не задумываясь прогрызают клыками кожу.
На четвёртый этаж поднялись без помех.
В коридоре настоящий ад.
Закрыв рот ладонью, беззвучно стону, смотря на гору трупов. Женщина, на ней сверху мужчина, у обоих вывернуты шеи. Дальше девочка лет десяти – оба беспроводных наушника выпали из её ушей.
Неподалёку от девочки – подросток-парень – один глаз подбит, жёлтый синяк уже никогда не пройдёт. Второго его глаза не видно – половина лица упирается в стену.
Двое лежат рядом друг с другом, уткнувшись лицами в пол – по их фигуре можно предугадать, что это двое мужчин – их густые волосы длиннее моих – мужчины, даже не видя их лиц, напоминают рокеров. Широкие спины и накаченные, крупные руки. Чёрные джинсы у обоих, и серые джинсовые куртки.
Эти трупы по правую руку, а по левую двое старых людей, до последнего державших свои трости.
А над ними возвышается здоровая женщина. Она смотрит на стариков и нервно втягивает воздух.
– Она нормальная? – шепчет на ухо Эмбер.
Я мотаю головой, чтобы вернуть ясность ума. Среди мёртвых людей мысли становятся все темнее и страшнее. Чувствуешь себя среди них – лежащим на этом полу.
Без сердцебиения.
На шёпот Эмбер женщина поднимает глаза.
– Вы так молоды, – почти пропивает она слова. – Уходите отсюда, пока они не вернулись.
– Нам нужно в столовую, там… – она не даёт договорить, перебивает:
– Там нет ничего. Только смерть! – двумя руками показывает на дедушку с бабушкой. – Одна смерть, – произносит уже тише.
– Там ножи, это оружие, – всё же договариваю я.
В горле моём рвотный ком – когда я говорю, он ощущается сильнее. Стучу себе по груди. Часто-часто сглатываю –  вот-вот вырвет.
– Оружие, – она хохочет, – Эти пришельцы и есть оружие, их не убить! Молитесь, молитесь, чтобы оказаться на небесах, занять место в раю. МОЛИТЕСЬ!
Мурашки пробегают по коже, я сглатываю слюну одновременно с Эмбер и чувствую, как рвота поднимается выше.
Я наклоняюсь. Меня тошнит и тошнит – вся еда, переваренная вчера, выходит под ноги. Пытаюсь дышать, но меня снова рвёт.
А женщина то шепчет, то вопит:
– Я бог, я вас слышу. Я займу вам места. Только МОЛИТЕСЬ!
– Тише, тише, – Эмбер держится лучше меня. Даже лицезря мою рвоту, слушая, как та выходит, не встаёт блевать на пару: – Нам надо уйти. У неё мозг поехал.
Вытираю губы запястьем. Другой рукой размазываю слёзы по щекам.
В животе всё скручивается и ноет. Сжимаю зубы до боли, чтобы никакой больше тошноты.
– Мы помолимся, спасибо, а теперь до свидания. Были рады с вами познакомиться, – голос точно бы не мой. Он жалок, тих, напуган.
Поворачиваем направо. Придётся обходить трупы, стараясь не наступать на них. Хорошо, что ещё нет трупного запаха. Но есть запах моей рвоты, от которого сложнее удерживать новый фонтан из еды.
Столько мёртвых.
Всё это как-то неестественно. Неправдиво. Как в сериалах – там тоже частенько появляются религиозные люди, принуждающие молиться.
Но всё это я вижу своими глазами. И точно чувствую пальцы Эмбер на локте.
Мы как на минном поле, только вместо мин – руки, ноги, головы.
Приходится перепрыгивать тела. Оборачиваться, потому что та женщина следует за нами, но уже молча.
– Столовая близко, – сообщает Эмбер.
Да, она близко: количество трупов увеличивается. У кого-то около уголков губ крошки. Кто-то, перед тем как умереть, собирался съесть хот-дог, сладкую булочку, выпить напиток, но теперь еда раздавлена, лимонады разлиты: и пахнут приторно сладко.
– Они все отправились в рай, – как бы невзначай сообщает женщина, поравнявшаяся с нами, когда мы останавливаемся перед мертвецами.
Не могу судить её за то, что она находит светлую сторону в этой неспокойной обстановке, но женщина всё равно пугает.
– Пришельцы бродят повсюду.
Я смотрю то на один труп, то на второй, и задумываюсь: почему мы и они не стали тварями.
Мы с Эмбер и тем мужчиной с первого этажа были в бассейне. У тех, кого я встретила на лестнице по пути на третий этаж, были мокрые волосы. А тот, из фитнес-зала, который вышел проверить, что происходит, почти одновременно со мной, был в мокрой одежде.
Но я не могу сделать выводы сейчас – ещё рано.
– Где вы находились, когда всё это началось? – спрашиваю женщину слева от себя.
– Лежала в ванной. Добавляла в воду специальную соль, чтобы осветлить кожу, – она изъясняется вполне адекватно. Предаётся воспоминаниям.
– Вода, – поворачиваюсь к Эмбер.
Она ждёт пояснений. Её пальцы на моём локте сжимаются.
– Не знаю, как другие, – хочу обвести рукой зал перед столовой, но не делаю этого – как будто все те люди, что умерли и лежат тут на полу, никогда не имели личностей. – Но все живые контактировали с водой.
Эмбер воодушевляется.
Она смогла улыбнуться.
– А вдруг вода поможет излечить их?!
Я тоже улыбаюсь. Это шанс на спасение себя, выживших, и заболевших.
Женщина при этом не улыбается. Она разворачивается и начинает уходить туда, откуда пришла.
– Я возьму бутылки воды из комнаты и попробую выбить из пришельцев темноту.
На миг мне показалось, что она пришла в себя, но явление оказалось временным.
– Ты уверена, что стоит отпускать её?
Эмбер смотрит то на меня, то на спину новой знакомой.
– Не знаю, наверное, идея плохая.
Мы догоняем женщину. Она что-то бурчит себе под нос. Не разобрать, но слуховая иллюзия подкидывает варианты: там несколько слов "молитесь", "рай "мертвы". Дрожь проносится по коже, будто выбивает ритм предупреждения, что не стоит за ней идти.
– Может, вам пойти с нами?
Эмбер хочет взять её за руку, но вовремя останавливается – мы не знаем, что ещё можно ожидать от неё.
– Идите, идите, – машет она перед собой.
– Здесь опасно…
– Я сказала – валите!
Она толкает Эмбер на меня. Я врезаюсь спиной в стену, боль пронзает позвонки, но я сдерживаю стон. Покалывающие ощущения проходят через несколько секунд, оставляя за собой ноющее чувство от удара.
Женщина начинает толкать нас. Она толкает и толкает. Хватает нас за одежду, пытается вырвать куски ткани.
Мы с Эмбер пятимся, стараемся скинуть её руки с себя, жалеем, что не дали ей уйти.
– Мы уходим, ладно?
– Уходите!
Последний толчок, и она опять поворачивается к нам спиной. И, в конце концов, теряется за углом.
– Вот же… – Эмбер проглаживает ладонью складки на рубашке.
– Тем пришельцам, как она выразилась, не повезёт с ней больше, чем ей с ними.
Тру спину, и места, где женщина хватала моё платье.
Рычания разносятся из зала, куда мы намеревались пойти, чтобы попасть в столовую.
Звуки медленной ходьбы.
Монстры там. Они вернулись, пока мы пытались убедить женщину не уходить одной.
Попасть в столовую становится затруднительным.
– Это проклятье! Проклятье, чёрт его побрал!
Меня заполняет ярость. Мне хочется бить кулаками по стене. Снова плакать.
Я сажусь на корточки, стараясь удержать равновесие. Хватаюсь за голову.
Рыжая всё это время смотрит на меня, но я в отчаяние: мне всё равно, как я выгляжу. Какая я неудачница, что не могу сдерживать эмоции.
Слёзы падают на ноги, на волосы – совсем немного очищая их от крови.
– Я посмотрю, сколько их там, – спокойно говорит Эмбер.
Я поднимаю на неё заплаканные глаза.
– Первое правило выживания – не расходиться. Бывают исключения из правил, но я сомневаюсь, что в нашем случае.
Эмбер с самой первой минуты поступала правильно – дождалась, когда стихнут крики в раздевалке. Добежала до своего номера и спряталась. Будет очень плохо потерять её в бою, так и не узнав лучше.
– Тогда поднимайся.
Она протягивает мне руку. Я моргаю, чтобы выгнать слёзы. Хватаюсь за Эмбер, она тянет меня на себя. Я выпрямляюсь во весь рост.
К битве не готова. Хочется лечь и уснуть. Хочется есть и пить. Хочется закрыть глаза, открыть, и чтобы в отеле было всё как раньше: голоса довольных людей. Хлопанья дверей. Смех детей. Удары тростью по полу.
Вернулась обыденность.
Эмбер прижимается к стене, я за ней. Двигаемся в сторону тихо и осторожно. Мы долго шумели, и монстры повылезали в зал. Теперь никакого шума, чтобы не услышали.
Она прокрадывается к углу. Я останавливаюсь. Прижимаюсь к её плечу. Эмбер выглядывает в зал, немного склоняясь.
Показывает семь пальцев.
Их семеро.
Мне повезло справиться с тремя, но семерых не побить. И не обойти. Вход в столовую прямо, сумасшедшие ходят туда-сюда – сейчас медленно, но, если заметят нас, мигом ускорятся.
Они в форме официантов. Поваров.
Это трудящиеся отеля.
Мы остались без оружия?
Я не удивляюсь, что все идёт по паршивому сценарию. Мы сами виноваты: пошли за той женщиной, захотели взять ее с собой, не позволить погибнуть в длинных коридорах. Но в груди остаётся надежда – она возьмёт воду, выльет на «пришельцев», и у тех затянутся раны на щеках, глаза посмотрят прямо, а не будут скакать. Они перестанут рычат и заговорят.
Вернут человечность.
– Я видела кухонный лифт рядом с бассейном.
– И как он действует? Электричества нет – не доедем.
– Честно, я не знаю. Он едет только на первый и четвёртый. С подсобки, на этаж, ведущий в кладовую.
– Откуда ты знаешь?
Я пытаюсь вспомнить, сколько видела лифтов, но на втором и третьем только один – для общего пользования.
Появляется надежда добыть ножи, и планировать дальнейшую тактику.
Если поддамся страху, злости, напряжению, то ничего не добьюсь, кроме как впоследствии кричать в коридорах о молитвах.
– Была открыта дверь в кухню. Парень помогал тому, что стоял в лифте, заносить коробки. Потом дверь закрылась, и лифт уехал на четвёртый, а экран сверху высветил всего две цифры «один и четыре»
– Может, остальные просто не высвечивались?
– Всё возможно, но мы либо через них, – кивает в сторону зала, – или пробираемся к лифту, и там уже решаем дальше.
Наш разговор звучал тише и тише: каждое слово подобно заканчивающемуся моросящему дождю.

Глава 5

Либо – либо – и оба варианта так себе.
Проскочить через семерых, убивших уже немало людей, или спуститься на первый этаж, где, пока непонятно, сколько тварей.
В последний раз мужчина из бассейна убегал от двоих – утопил ли он их, или они отомстили за утопленницу?
Вопросов без ответов становится всё больше, и это плохой знак.
Приходится опять обходить трупы, чтобы попасть на лестницу.
Эмбер случайно наступает на палец парня подростка и останавливается, прикрывая глаза.
Хруст его кости проносится по коридору, как самый громкий звук, из всех имеющихся.
– Прости, – говорит она, смотря вниз, на единственный видный глаз парня, с жёлтым синяком под ним.
Я жду, когда Эмбер продолжит шагать, но ей нужно время прийти в себя.
Не каждый день ломаешь палец мёртвому человеку.
– Прости, – повторяет вновь и начинает идти вперёд.
Я за ней.
Теперь поднимаю ноги выше, внимательнее слежу, куда ступаю.
Рыжие волосы Эмбер как маяк.
У лестницы стоит та самая женщина с молитвами. В ее руках две открытые бутылки.
С коридора перед нами бежит сумасшедший ребёнок – глубокие порезы на щеках, как и у всех других. Громкое, дикое рычание.
Женщина поворачивается к нему, наклоняет бутылки воды. Струи прозрачной жидкости выплёскиваются мальчику на голову. Он не тормозит, но его ноги подгибаются. От кожи взметается дымок. Он хватает женщину за ноги: до куда дотянулся. И пытается сломать: но это не шея, и он раз за разом производит руками автоматические прокручивания.
Вода из бутылок почти кончилась, но каждая капля предназначена этому ребёнку.
Он не поправляется, несмотря на затягивающиеся раны на щеках. Он дымится и дымится.
Когда вода кончается, перестаёт попадать на кожу мальчишки, царапины на щеках возвращаются, начиная кровоточить сильнее.
Женщина толкает мальчика от себя. Тот падает на задницу. С трудом, но встаёт. Опять цепляется за ее ноги.
– Хочешь сломать мне шею? – женщина заливается смехом, – не дорос ещё. – Говорит она и ломает шею ему.
Маленькое тело валится, укладываясь головой на живот мёртвого старика.
– Ты свободен. Помолись, когда будешь идти на свет.
Складывает руки в молитве.
Не обязательно видеть лицо, чтобы определить по движению
рук, что она молится.
– Опять вы, девчонки. Я ваша дорога в рай, но не надо за мной следовать. Поклоняетесь, и мы встретимся наверху.
– Будем, будем!
Эмбер практически запрыгивает на лестницу.
Она убегает, перепрыгивая через ступеньку вниз. Я тоже бегу. Губы дрожат. Пот впитывается в платье. Кеды натирают пятки.
Та женщина сама монстр.
Но не от какой-то неизвестной болезни, а в душе, мозгу, сердце.
В зале на первом этаже не останавливаемся.
Количество трупов не изменилось. Один мужчина из фитнес-зала, и ребёнок.
– Сейчас, сейчас, вспомню, где эта дверь, – Эмбер переходит на шаг.
Проходим мимо комнаты с инвентарём для уборки. Следующую техническую, но дверь закрыта.
На стенах уйму картин, фотографий, и даже белый холст с автографами знаменитостей.
– Кухонное помещение! – радостно сообщает Эмбер, толкая дверь.
Внутри хаос.
Тележки раскиданы. Продукты валяются на полу. Полиэтиленовые пакеты повсюду. Холодильник открыт: полкуска сырого мяса. Много овощей. Морепродукты.
Кухонный лифт открыт наполовину: похоже, он не успел закрыться до отключения электричества.
Слева прозрачная дверь, за ней сумасшедшие, медленными шагами обходящие обеденную зону.
– Повезло, что всё это произошло во время обеда.
– Везде можно найти везение.
– Ещё везение в этом лифте, – встаю перед полуоткрытыми дверьми. – Только он не едет.
Эмбер аккуратно отталкивает меня и входит в лифт. Осматривается.
Смотрит вверх.
– Принеси стул, пожалуйста.
Нахожу самый стойкий на вид стул. Тащу, останавливаясь, чтобы передохнуть. Вношу в лифт.
Эмбер залезает на стул, вытягивает руки, бьёт ладонями по люку. Металлический звук возбуждает монстров из обеденной зоны. Раздаётся топот. Но они глупы, и не пытаются выломать дверь: только сердцебиение моё все равно ускоряется, и волны паники застревают в горле неприятным, кислым комком.
– Тут есть лестница. Придётся лезть по ней.
– А сверху лифт будет закрыт.
– Ручки, посмотри, – Эмбер склоняет голову, наполовину вылезая из люка, и смотрит на что-то позади меня.
Оборачиваюсь. Вижу на левой и правой дверце по одной полусогнутой, металлической ручке.
– Видела в передаче про этот отель, что работники лишены тех благ, что гости. Походу, их заставляют ползать по шахте и открывать двери, если лифт застрянет.
– Как ты всё это поняла?
– Дедукция.
Становится всё интереснее, какая она в обычной жизни. Чем занимается, кем учится, работает, или просто как отдыхает. Она немногословна, и старается говорить по делу. Умна и красива.
Не понимаю, что чувствую: зависть или восхищение.
Эмбер возвращается к рассматриванию шахты. Я вижу её ноги и живот, остальное теряется за пределами шахты.
Она хихикает. Звук приглушённый.
– Ладно, какая дедукция, я видела в интернете, как сотрудникам приходилось лезть по лестнице шахты, чтобы добраться до другого этажа, когда лифт застрял посередине. Поняла, что здесь также, заметив ручки на дверях.
Хихикает чуть громче.
– Самое время шутить, – обиженно говорю, но улыбаюсь. Я так быстро повелась. Мы же не в детективном сериале.
– Я залезаю, – предупреждает Эмбер, подтягиваясь на руках.
Ноги болтаются в воздухе, пока не пропадают из виду.
Металлический звук. Тишина. Негромкие удары по металлу.
– Я на лестнице. Поднимаюсь выше, давай за мной.
И в страшных снах такого не происходило.
Стул в кухонном лифте. Открытый люк в шахту. Новая знакомая, скорее всего, уже на середине вертикальной лестнице. И я, которая ненавидит замкнутые пространства.
Встаю на стул. Просовываю голову в открытый люк.
Вижу рыжие волосы Эмбер. Полумрак. Стены, что так близко ко мне: сейчас расплющат.
Нужно подтянуться. Встать на лифт. Зацепиться за лестницу, выглядевшую ужасно ненадёжно. Она под таким опасным углом, что кружится голова.
Сил нет.
Ела вчера вечером. Пила воду ещё до того, как пойти в бассейн. Истратила энергию, бегая с одного места на другое.
Руки трусятся и потеют. Поднять себя очень сложно. Сжимаю веки, чтобы поучаствовать боль в глазах и перекрыть ей страх и усталость.
Стою на лифте, намертво держась за лестничную перекладину.
Вроде не ржавые.
Меня трясёт. Здесь промозгло. От затхлого воздуха возникает удушье.
– Ползи, не бойся. Лестница стойкая. Сдаётся мне, я на втором этаже, но тут реально стена. Двигаюсь дальше, к третьему.
Лязг металла возвращается. Эмбер торопливо, но аккуратно устремляется выше.
Одну ногу на перекладину, следом вторую.
Руки крепко держатся.
Ногу на следующую перекладину, после вторую.
Эмбер не догнать.
Страшно отцеплять пальцы, но без этого не сдвинуться.
Мерещится, что стены сужаются.
Вниз не смотрю, только над собой.
– Я на четвёртом! На третьем тоже стена.
Эмбер добралась.
Грохот озаряет тесное пространство.
Меня обжигает необузданное желание спрятаться. Я прижимаюсь грудью к перекладинам.
Не могу двигаться. Будто паралитик.
– Я открыла одну дверь лифта наполовину. Внутрь не пойду, дождусь тебя.
Свет с четвёртого этажа немного освещает этот ужасающий коридор шахты.
Куча проводов от толстых до тонких напоминают, что, если включится электричество, лифт может поехать.
И оставить от меня лепёшку из человеческого мяса.
– Ты жива?
Эмбер обеспокоена.
– Стараюсь....
Вдох и выдох.
Не помогает.
– Лезу дальше…
– У тебя клаустрофобия?
Не отвечаю.
У меня нет боязни замкнутых пространств. Я просто не люблю подолгу находиться там, откуда не выбраться сразу. Но в случае чего я потерплю и посижу до момента, когда меня вызволят.
Но здесь нужно ползти. И так мало кислорода.
Это кардинально меняет дело.
Ещё пару раз дыхательных упражнений, и опять ползти. Переставлять ноги. Стараться не замечать мозоли и ранки на пятках.
Пальцы хватаются за перекладину. Подтягиваюсь. Ноги. Руки. Ноги. Руки. Почти дотягиваюсь затылком до балеток Эмбер.
– Кайра, я лезу внутрь. Тут куча мешков, тележек и несколько холодильников. Людей не вижу.
– Я следом.
Ползком Эмбер выбирается из кухонного лифта.
Проделав то, что я делала четыре этажа: передвигала конечностями по перекладинам, попадаю в кладовую, где Эмбер прячется за двухдверным холодильником, неплотно прилегающим к стене. Боком упирается в провода, а спиной в вилку, воткнутую в розетку.
– Эти пришельцы не могут ходить вперёд спиной, глянь на тот шкаф с крупами.
Сумасшедший работник в белой форме двигается вперёд, где путь ему преграждает угловой шкаф. Около его ног разбросаны упаковки с сухими продуктами.
Он не может двигаться иначе. Ему не развернуться, он будто заперт в невидимой клетке.
– А та, – стучу Эмбер по руке, кивая в сторону.
Она высовывается наполовину, чтобы посмотреть.
– Не может встать со стула.
Женщина в сеточке для волос, и в такой же белой форме, как у мужчины у шкафа, сидит вплотную к столу так, что он прижимает её к столешнице.
С кухни появляется тень. Она движется медленно, значит, тварь.
Втягиваю живот, чтобы пролезть, и скольжу за холодильник, где Эмбер старается дышать тише. Есть же плюсы в маленькой груди.
Она складывает губы в трубочку и тихонько втягивает и выдыхает воздух.
Крупный мужчина с пивным пузом появляется вслед за своей тенью. На его круглом лице в два раза больше продолговатых порезов.
Форма в кровавых пятнах.
Движениями он не отличается от других: пока никого не видит, очень медлительный.
В глубоком кармане его формы что-то ударяется друг об друга. Если предположить – то это именно то, за чем мы сюда пришли, или, вернее, приползли.
Я понимаю, что нам нужно туда, откуда он вышел. Забирать ножи у этого крупного мужчины и пробовать не стоит.
Повар идёт вперёд.
Прячемся. Если он пройдёт дальше, мимо холодильника, за которым мы стоим, повернёт голову в нашу сторону, то убежать будет некуда: с одной стороны стена, с другой – открытая створка лифта, но в шахту мы успеем прыгнуть только головой вниз.
Он не достанет нас, тут слишком узко. Но если он столбом закроет нам проход и будет век за веком перекрывать выход, мы умрём от голода и жажды.
Переговорить с Эмбер, что нам делать, невозможно. Приходится стоять тихо, размышлять.
Выглядываю. Много чего разбросано. Можно что-нибудь кинуть в сторону, но нужно сначала дотянуться. Повар поспешит на звук, а мы с Эмбер перебежим в другое место, пока не забежим на кухню, где и будут ножи.
Но там тоже могут быть сумасшедшие, а это решать придётся на месте.
Я делаю шаг в сторону.
Повар ходит вокруг стола. Сумасшедшие, что не могут выбраться, дёргаются на своих местах яростнее. Они злятся.
Ещё шаг.
Эмбер хватает меня за плечо. Шепчет:
– Ты спятила? Куда ты?
Не поворачиваюсь на неё. Всё внимание на повара.
Юркнула обратно за холодильник. У монстра возвращение в исходную точку: дожидаюсь, когда он опять начнёт обход стола, и выхожу до конца.
Хватаю кусок колбасы и возвращаюсь к Эмбер.
Ломаю колбасу напополам. Одну половину отдаю Эмбер: она уже тянет её в рот, но я отрицательно качаю головой, сдерживая смех.
Ей пришлось изловчиться, чтобы дотянуться колбасой до рта. А тут я, запрещающая её есть. Она хмурится, отчего мне становится ещё смешнее.
Приближаюсь к её уху:
– Будем кидать куски, чтобы повар переместился. А мы рванём в другую сторону от него. Прячемся. Кидаем. Бежим. Конечная точка – кухня.
Эмбер перестаёт хмуриться. Ей стало всё понятно. Но всё-таки один кусочек оказывается у неё во рту, и она его жуёт.
В моём животе буря. Бурчит. Болит. Крутит.
Тоже съедаю колбасу, чтобы набраться сил. Но от маленького кусочка ещё хуже.
Бросаю первый кусок в противоположную сторону от повара. Ничего не происходит – упало слишком тихо. Вслед за первым кидаю второй, но больше по размеру. Сумасшедший замечает, ускоряется, но ненадолго: он быстро достигает места, откуда услышал звук.
Не решаюсь перебегать.
Повторяю трюк с колбасой, но кидаю уже в другую сторону.
Повар спешит туда. И тогда я выбегаю, падаю на живот и ползком перебираюсь под стол.
Эмбер переходит на моё место. Смотрит на меня из-за угла холодильника.
Одними губами произношу:
"Сделай тоже самое, и иди ко мне"
Вижу ноги повара. Он бежит на стук, упавшей на пол колбасы. Эмбер тоже торопится, но ко мне.
Не успевает.
Монстр её услышал.
Она пытается вернуться за холодильник, но просовывает только половину тела.
Повару не достать шею Эмбер, он жмётся к ней животом, размахивая руками.
– А ну, иди сюда! – кричу я.
Он не сможет залезть ко мне под стол – но на всякий случай перемещаюсь на другой конец.
Он отбегает от Эмбер.
Я могу следить за ним по его ногам.
Он на противоположном конце от меня. Стучу по полу кулаком. Тварь мчится на звук. Я перемещаюсь обратно. Эмбер бежит ко мне – я вытягиваю руку, хватаю её ладонь и затягиваю под стол.
По пути она потеряла колбасу. Я свою тоже выбросила.
Повара нужно переместить к холодильнику, чтобы он оказался к нам спиной.
Смотрю на оберег на своём запястье.
Кожаный ремешок, серебряная круглая вставка с моими инициалами. Всё это время он защищал, раз я ещё жива… и пришло время снять его.
Не поддаюсь жалости, но мысленно прошу маму меня простить.
Оберег летит к холодильнику.
Пришелец. Монстр. Сумасшедший. Тварь – перебирается вслед за ним.
Эмбер первая вылезает из-под стола и двигается в сторону кухни.
За ней на кухне оказываюсь я и захлопываю дверь в кладовую.

Глава 6

Тут, как и везде, хаос. Но никого нет.
Все рабочие в зале перед столовой.
На столах тарелки с едой.
Сегодня должны были подать пиццу. Салат с морковью и фасолью. Торт наполеон.
Эмбер отправляется к еде и набрасывается на кусок пиццы. Она съедает его почти не жуя, и принимается за второй.
– Ты уверена, что стоит это есть? Мы же не знаем, как передаётся болезнь, – говорю я, а сама запихиваю пиццу в рот.
Я так голодна.
Эмбер так голодна.
Она берёт третий кусок.
Я только тянусь ко второму.
Эмбер пошатывается. Её глаза расширяются. Она хватается за живот. Не может удержаться пальцами за край стола. Падает. На щеках образовываются продолговатые розовые шрамы.
– Нет, нет, нет, Эмбер!
Я не успеваю её придержать. Она на спине. Ударяется головой. От боли зажмуривается.
Показывает на рот одной рукой. Второй держится за живот. Глаза закатываются. Она теряет сознание.
Я трясу её. Стараюсь легонько. Не приходит в себя. Щупаю пульс на шее: он слабый.
Пицца отравлена. Прислушиваясь к своим ощущениям, но чувствуя себя голодной и измученной, а болит у меня только желудок, но он так уже давно. Трогаю лицо, оно гладкое, шрамов, как у Эмбер, не появилось.
Она съела больше меня.
Беру со стола стакан с водой, выливаю воду на Эмбер. Ничего.
Это конец. Это всё. Это край. Это тупик.
Эмбер лежит среди всякого мусора: очисток от моркови. Алюминиевых банок от фасоли. Плодоножек от томатов.
Веснушки стали ярче на белой коже. Губы потеряли выразительный цвет.
Я не смогу утащить её в безопасное место. Не донесу до комнаты.
Я передвигаю её сантиметр за сантиметром под стол. Тут она в относительной безопасности.
Раньше Эмбер была рядом, и я могла поддаться истерике, но теперь ей нужна помощь, и я не имею права даже подумать о слабости.
А я всегда не любила все эти пиццы, выпечки!
Выпечка…
Пекарня…
Какая же я дура!
Осознание хуже удара тока.
Эмбер в обмороке. Заражение в её крови, но почему-то на щеках сразу шрамы, а не раны.
Мы должны были идти к Рему, а не лазить по шахтам.
Я забыла о нём. Я никогда о нём не думала. Но в последнюю нашу встречу он сказал:
– Эй, Кар, а я буду работать в пекарне в отеле, в который ты заселишься! Заходи, я на первом этаже около фитнес-зала. Там зелёная дверь, за ней длинный коридор, но ты не волнуйся, иди вперёд, и попадёшь ко мне. Я дам тебе лучший пирожок.
Он ещё так радостно это говорил, будто мы видимся с ним каждый день, и заходим в гости друг к другу по выходным.
Как будто мы в сказке:
Пойдёшь направо, то сё найдёшь. Пойдёшь налево другое найдёшь.
А за зелёной дверью пекарню отыщешь.
Дошёл ли вирус до туда, жив ли ещё мой знакомый?..
Всем сердцем теплится мысль, что с ним всё в порядке. Даже мало общаясь, он нить моей обычной жизни. И сам по себе хороший человек.
Эмбер необходимо помочь, но как я не знаю. Ею пульс такой слабый…
А если она умрёт, прямо в этом дурацком отеле, так и не выйдя на свежий воздух…
Внутри меня ураган из различных эмоций. Каждая эмоция и мысль пытается вытеснить другую.
Мне страшно. Я не ощущаю, как дышу. Сердце бьётся беспокойно, а потом вовсе заходит в бешеном ритме.
Я не смогу поднять Эмбер, я могу лишь оставить её здесь, и поторопиться к Рему. Объясните ему, что происходит – если он ещё не в курсе.
Пекарня и отель соединены, но вроде бы относятся к разным зданиям.
Я чётко слышу голос женщины: "Молитесь, молитесь!"
И я молюсь.
Молюсь, пока беру первый попавшийся нож. Молюсь, когда бегу мимо повара, размахивая ножом. Молюсь, когда разрезаю его кожу лезвием. Молюсь, наступая на его кровь. Поскальзываясь.
Молюсь и в шахте, ползя ниже и ниже.
Снова перекладина за перекладиной, но уже осторожнее, чтобы не задеть себя ножом.
Молюсь, когда бегу к зелёной двери.
Меняю молитву, когда острая боль пронзает живот, и мне приходится остановиться.
Совмещаю сразу все молитвы, что знаю, когда приходится остановиться в коридоре, ведущем в пекарню. Боль жгучая и острая. Боль выворачивает внутренности.
Становится туманно. Зрение теряется.
Держусь за стенку. Иду на свет и звуки. Пекарня так близко
Остановка. Иду. Остановка. Иду.
Постепенно забываю, куда так тороплюсь.
Боль застилает глаза, но очертания Рема как ангельский облик.
Его старший брат ближе ко мне. Он сидит или стоит – не понимаю.
Он словно во мгле. В тёмно-сером облаке.
Колени мои сгибаются. Пытаюсь прокричать имя Рема. Но изо рта скулёж, и никаких слов.
Я в сером облаке, где и Барет.
Он замечает меня.
Я смотрю на Рема.
Смотрю на Барета.
– Помог…
Темнеет.
Темнеет.
Темнеет.
Тело невесомо. Лечу.
Глаза надо мной. Прекрасные. Серо-зелёные. Ярче всего остального. Один немного косоглазит. Как это красиво.
– Помо…
Ещё попытка сказать.
Серо-зелёные глаза Рема застилает чернота.

Часть 2
Кайра

Веки слиплись.
Голова тяжёлая, будто на ней кирпичи.
Много кирпичей.
Голоса. Звуки. Холод.
В черноте закрытых глаз вспышки из белых геометрических фигур.
Взрывы боли по всему телу. Терпимо, но неприятно.
– Эй, не трогай её! Она приходит в себя. Барет, убери от неё руки!
Знакомый голос.
Мне он нравится.
Он как мостик, по которому я должна пройти, чтобы вылезти из этого ужасного состояния вспышек яркого света, несвязанных мыслей.
– Холо…
Язык опухший. Губы жжёт. Говорить тяжело. Сказала ли я вообще хоть что-то? Всё такое вялое, медленное.
Дрожь от холода накладывается на боль.
– Ей холодно, – говорит другой голос, не тот, что слышала вначале. Этот грубее. Не так приятен слуху.
– Я понял!
Шуршит одежда. Шаги.
Телу становится тяжелее. Теплеет.
– Ты держишь в своей комнате зимние вещи? Зачем тебе эта куртка летом?
– Ночью холодно.
– Настолько?
– Отвали, это последнее о чём мы должны думать, – он сердится. Это понятно и через шум в ушах, раздражающим навязчивостью.
– Принеси ей ещё воды и геля.
Шаги. Они удаляются.
Пытаюсь разомкнуть веки.
Один глаз открывается. Следом второй.
Я где-то лежу. Тут тусклый свет, он не режет глаза.
Рем.
Давление в голове увеличивается, когда воспоминания придавливают к подушке.
– Я боялся, что ты умрёшь.
Рем держит меня за руку не сжимая. Отпускает, когда я перевожу взгляд на его лицо.
– Ты пришла в пекарню, почти падая. Вся в крови. Плакала.
Он не может смотреть мне в глаза и дальше. Отворачивается:
– С окровавленным ножом.
– Как… ты…
Вздыхаю. Буквы не подъёмные.
– Вывел… меня из обморока?
Поднимаю одну руку, но сначала вытаскиваю её из одеяла и коричневой куртки. Зимней. Хочется улыбнуться, но никак. Не получается.
Трогаю щёки. Левую и правую. Провожу пальцами по шрамам.
Я заражена.
– Я видел, как проявились эти шрамы.
Барет, старший брат Рема, входит в комнатушку со стаканом в руке с мутной водой.
Он чуть не роняет стакан, встречаясь со мной глазами.
Рем подскакивает к нему. Аккуратно берёт стакан и возвращается ко мне. Бережно вливает мне воду в рот. Глоток за глотком. Меня трясёт. В животе разливается тепло, боль постепенно отступает.
Сухие губы снова приняли эластичность.
Рем не даёт допить до конца.
– Понемногу. Ты ещё ослаблена.
– Что это?
– Это от отравления.
– Как ты понял, что это оно?
Рем и Барет смотрят друг на друга.
– Тебя стошнило, и ты держалась за живот.
Не думаю о позоре. Думаю о Эмбер.
Ей возможно помочь.
Точно можно.
Иначе быть не может.
Эмбер должна жить.
Она обязана выжить. Выйти вместе с нами на улицу. Вздохнуть свежий воздух. Рассказать о себе.Она встанет рядом со мной, как только мы переступим порог отеля!
По-другому не будет!
И я рассказываю парням всё.
От начала до конца. От конца до начала.
Почему-то постоянно смотря на Рема. Замечая в нём то, что не видела раньше.
Каждая деталь его лица выбивает дух.
Маленький нос, овальное лицо.
Кудрявые тёмные волосы, одной прядью падающие на глаз, что немного косит.
Приоткрытый рот.
Он красив необычной красотой. А серо-зелёные глаза напоминают о детстве. О том, как он пытался подружиться со мной. Признался в любви. Ни разу не переступал границу своих чувств.
И я хочу услышать это "Эй", что так меня всегда раздражало.
Моя история впечатляет парней. Барет трогает мой лоб ладонью. Не горячий. Жара у меня нет. Им тяжело поверить. И я не верю сама себя, говоря каждое слово громко, чтобы меня было лучше слышно. Чтобы до них дошёл смысл.
Но запястье пустое. Оберег лежит в кладовой. Спасший нам с Эмбер жизнь.
– Эмбер отравилась, как и я. Только съела она больше. Ей срочно нужно помочь. Умоляю, помогите ей!
Замечаю слёзы, слизав солёные капли с губ.
Пытаюсь найти часы в комнате, узнать время, посчитать, сколько примерно пришло от обморока Эмбер до моего пробуждения здесь.
– Где она?
Рем встаёт со стула.
Он высокий. И плечи у него широкие. И шея длинная, грациозная.
Глаза полны смелости.
Объясняю, как добирались до кухни. Предупреждаю о сумасшедших. Сообщаю о том, что они делают с людьми, и каким способом сумела остаться в живых: бежать. Маневрировать. Быть тише.
Они собираются.
Берут с собой ножи. Бутылки с водой. Тюбик с гелем от отравления. Все складывают в рюкзак.
Я даже не пытаюсь подняться.
Для них я буду не опорой, а обузой.
– Эй, тут ты в безопасности. Лежи, отдыхай, а мы скоро вернёмся с твоей подругой.
– Спасибо, Рем.
Странное беспокойство. За него, за Барета. И снова за Рема.
Что-то в нём изменилось.
– Не за что, Кар.
Он улыбается. Появляются привлекательные складки на щеках. А в глазах готовность бороться. Биться. Защищать.
И страх, от которого никуда не деться.
Не в нём изменилось.
Во мне.

Рем
Слышать о чём-то и видеть – это понятия разные.
Рассказ Кайры звучал красочно и правдоподобно, но до последнего бредово.
Барет сжимает нос пальцами, расхаживая вокруг трупа мелкого пацана.
Трупного запашка от него ещё не исходит, но Барет не готов проверять.
В последний раз я видел труп в гробу, когда хоронили мою тётю.
Если посмотреть левее, то там ещё один труп. Мужской.
У обоих сломаны шеи.
Я люблю Кайру, но наше общение ограничивалось моими словами в её сторону и редкими столкновениями на улице.
Пару раз я помог ей донести тяжёлые пакеты до дома.
А она отдавала мне бутылку лимонада.
Но я всё равно не уверен, что это не розыгрыш. Я даже не уверен, что она всё это помнит.
Рюкзак на моей спине тяжёлый, лямки давят на плечи.
Барет налегке.
– Рембо, это, чёрт побери, что за фигня?
Он переходит к трупу мужчины.
Барет ведёт себя обычно. В любой ситуации, даже необъяснимой, пытается рассмотреть и разузнать всё до последнего: чем бы это ни было – непонятным сорняком в огороде, или трупом.
А я не такой.
Я не сдвигаюсь с места.
Понимание, что подругу Кар нужно спасать, стимулирует на первые шаги.
Я прохожу мимо трупов. Мне не нужно их оценивать, чтобы понять весь абсурд.
Кайра говорила о шахте лифта.
Подсобное помещение для продуктов прямо. Я подрабатывал там: заносил всё необходимое для готовки поваров.
Но я ни разу не оказывался в шахте. Только наслышан, как лифт застревал между вторым и третьим этажом, и как рабочим приходилось лезть по лестнице до четвёртого. Вызывать лифтёров, и после починки забирать продукты.
Барет не сразу замечает, что я ушёл.
Он в спешке догоняет меня и вбегает в лифт.
Стул стоит в центре. Люк открыт. Каждая деталь как удар под дых.
Из пекарни нет отдельного выхода. Он был, но несколько дней назад дверь сняли, а дверной проём заложили кирпичами.
Объяснения просты: "Для безопасности. Чтобы через пекарню никто не прошёл в отель".
Всё подстроено. Поймёт и дурак.
– Мне обязательно лезть туда?
Барет держится за спинку стула, смотря верх.
– Там Эмбор. Она придёт в себя, и ей нужна будет помощь слезть сюда. Без тебя не справлюсь.
– Она Эмбер, – поправляет брат.
Ошибся. Я смотрел в светло-карие глаза Кар, почти как осенняя листва. Слушал невероятную историю, веря в неё всё меньше и меньше. Но чётко знал, что рыжая девушка существует. И путал в мыслях имя этой новой её подруги по несколько раз.
– Окей, но лезь первый.
– Две девушки выживали одни, а ты ноешь.
В нашей семье старший брат как будто я. Барет может быть мужиком, но в основном он трус.
Барет отходит от стула. Я залезаю на него. Плечи с трудом пролезают в отверстие люка. Барету будет сложнее: у него шире плечи и телосложение мускулистее и массивнее.
Лестница стойкая, даже не шатается. От перекладин на ладонях остаются чёрные пятна, но легко стираются об одежду.
Я спешу наверх, не боясь упасть. Держусь крепко, а подошва слиперов не скользит.
Барет залезать не спешит. Ну и бог с ним. Всё равно не останется в стороне и будет помогать.
Кар предупреждала о поваре, что ждёт в кладовой. Она не знает, как он себя чувствует после ударов ножа. Умирают ли эти от потери крови.
Вылезаю из люка на четвёртом этаже наполовину. Нужно оглядеться.
Кровь на стенах, полу, мебели.
Кляксами и маленькими каплями
На стуле, прижатым к столу, женщина. Щёки в порезах, эллиптической формы. Глаз не вижу. Помню, Кар говорила, что они не смотрят вперёд. Ещё один зажал сам себя, и топчется на месте.
Лестница ходит ходуном. Барет перебирается ко мне. Приходится заползти внутрь кладовой.
Крупный мужчина, когда-то в белой форме, стоит на одном колене недалеко от кухонного стола.
Кайра порезала ему бедро. Ходить он не может. Глаза не останавливаются – их движения по прямой линии вверх-вниз беспрерывные.
Баред толкает меня, когда входит в помещении. Я вопросительно поднимаю брови, чуть склоняя голову.
– Осторожнее будь.
Он не отвечает. Он отдан зрелищу перед собой. Вдруг пропало его желание всё рассмотреть поближе – он, наоборот, пятится, но утыкается в стену.
– Враги устранены. Эмбер должна быть на кухне.
Я чувствую себя машиной, летящей в обрыв. Сам остановиться не могу. Двигаюсь дальше, до цели.
Я прохожу мимо заражённых, стараясь их не задевать.
На Барета не оборачиваюсь. Придёт в себя, начнёт мыслить здраво и вспомнит, для чего мы тут.
Эмбер я нахожу под столом, как и было сказано Кар.
Рыжие волосы разбросаны по полу. Грудь вздымается – она ещё дышит. Веки приоткрыты, глаза закатаны. Одна рука на животе. Кольцо в носу блестит.
Дверь в столовую открыта. Вижу медлительных людей.
Закрываю дверь, стараясь не шуметь.
Старший брат всё ещё как памятник стоит у стены.
Залезаю под стол.
Вынимаю бутылку с водой и гель. Всё смешиваю.
Подношу ко рту Эмбер горлышко.
Шрамы у неё абсолютно такие же, как у Кайры. Не меньше. Невзирая на то, что эта девушка съела больше отравленной еды.
Приподнимаю голову девушки.
Вода течёт по уголкам её губ, к подбородку. Вливаю настолько медленно, и такими маленькими порциями, что вода с лекарством в бутылке практически не уменьшается.
Всё это попадёт в организм Эмбер, но нельзя давать ей подавиться.
Барет всё же решает, что пора помогать, и оказывается рядом.
Я перестаю поить Эмбер. Барет расстёгивает две верхние пуговицы её рубашки, чтобы девушке легче дышалось.
Ждём.
Смотрю на стрелку наручных часов.
Минута проходит, вторая.
Ещё воды с гелем.
Веки Эмбер начинают трепетать. Кар приходила в себя так же.
– Эй, Эмбер, мы друзья Кайры. Давай, ты справишься.
– Иди на голос.
– Иди на голос? – переспрашиваю Барета, – её душа не летает тут по кухне, чтобы так зазывать.
– Это всё равно поможет. Вот увидишь.
У неё может начать всё кружиться, свет из окон резать глаза, поэтому её лучше пока не тревожить.
В своей комнате, присоединённой к пекарне, я отключил основной свет, чтобы Кар было легче при пробуждении, но тут и так нет электричества, а окна сейчас ничем не прикрыть.
– Эмбер, Кайра переживает за тебя, она послала нас к тебе. Тут я, Рем, и мой старший брат Барет.
Девушка открывает сразу два глаза, но мигом закрывает.
– Воды… – шепчет.
Барет приподнимает ей голову, но Эмбер уже старается придерживать её. Брат не разрешает ей захлёбываться водой, но девушка тянется к горлышку.
– Странный вкус.
– Здесь гель от отравления. Пицца была чем-то заражена.
– Уже поняла…
– Сможешь встать?
Она пытается подняться. Упирается ладонями в пол, но сил у неё совсем нет. Руки трясутся.
– Похоже, что нет.
Девушка говорит мало, но речь её чёткая. Всё понятно, как бы тихонько она ни говорила.
– Мы подождём минут десять. Здесь опасно оставаться. И попробуешь встать ещё раз.
Опасаюсь, что по лестнице шахты она спуститься не сможет.
Путь придётся прокладывать через столовую, а там расхаживают заражённые.
Минутная стрелка спешит. Ещё никогда время не бежало так быстро.
Эмбер старается встать, но попытки неудачные. Только она поднимает корпус, как хватается за живот, и скулит от боли.
Барет поит её, но заражение в её крови сильнее.
Девять минут. И у Эмбер минута, чтобы очухаться.
Оставаться в этом месте нельзя. Кар предупреждала ещё и о ненормальных выживших. Каждая секунда может приближать нас к заражённым и спятившим.
У Эмбер встать так и не вышло. Не с помощью Барета, не без помощи Барета.
Я встаю с пола.
Все десять минут я сидел, выпрямив ноги и подперев стену спиной. Передышки хватит.
– Пойдём через столовую.
– Но… – хочет запротестовать Эмбер.
– Барет возьмёт тебя на руки. Я буду отвлекать больных.
– Отвлекать?
Барет перетаскивает Эмбер на свет.
Он разминается: сидеть под столом в согнувшейся позе более пятнадцати минут –  занятие тяжёлое и неприятное.
– Ты бежишь с Эмбер, держа её на руках, вперёд. Я за вами. Хлопаю, кричу, топаю.
– Ты дурак?
Эмбер облизывает оставшиеся на её губах капли воды.
– Они медленные, пока никого не слышат. А как услышат, их будто в жопу ужаливают, и они стремительнее ящериц.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=70957186?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.