Главная страница | Социальная фантастика | Лыбедь Замковой горы

Лыбедь Замковой горы
Валентин Колесников
Описанные события проводят читателя по мистическому природному лабиринту времени, сокрытому от посторонних глаз и существующему с незапамятных времен и до наших дней на Замковой Горе в Киеве, с которым по чистой случайности столкнулся главный герой книги. И как, с безвыходных ситуаций, с которых, практически не мысленно выбраться, Валентин хладнокровно находит выход на грани, казалось бы, полнейшей безысходности…

Валентин Колесников
Лыбедь Замковой горы

Синопсис
Главный герой Валентин, инженер конструктор Киевского завода, который расположен вблизи исторического и таинственного места, под названием Замковая Гора, случайно попадает в открывшейся портал времени в прогулку по заброшенному старинному кладбищу, расположенному на этой горе и оказывается в 1953 году в сентябре месяце. Он не может вернутся в свое время. В отчаянии ищет выход, возвращается в свое родное село в родительский дом и встречается с самим собой в пятилетнем возрасте. Понимает, что долго оставаться в доме, в котором прошло его детство ему нельзя. С тяжелым сердцем возвращается в Киев к Замковой Горе. Ему на помощь приходит хранительница портала Лыбедь, легендарная героиня былин о возникновении Киева. Девушка влюбляется в Валентина и проводит его через портал обратно в современный мир. В дальнейшем отношения с Валентином продолжаются. Лыбедь, уговаривает своего учителя Кшатра обучить Валентина премудростям управления порталом Замковой Горы, и владением скрытым в человеке механизмом телепортации проходить через твердую поверхность материальных препятствий. Валентин получает возможность входа во внутрь Замковой Горы, в библиотеку князя Святослава Храброго, где хранятся собрания старинных книг ушедших цивилизаций, живших на Земле много веков тому назад. Приобретенные знания в школе учителя Кшатра, помогают Валентину стать успешным в дальнейшей его жизни, что будет продолжаться в новых приключениях, таких как; Андреевский Спуск; Таинственная незнакомка; Эра перемен; описанных ниже от первого лица по тексту…

Андреевский Спуск

«Как говорят, когда Андрей учил в Синопе и прибыл в Корсунь, узнал он, что недалеко устье Днепра. И случилось так, что он пришел и стал под горами на берегу, сказал бывшим с ним ученикам: «Видите ли горы эти? Так на этих горах воссияет благодать Божия, будет город великий, и воздвигнет Бог много церквей». И взойдя на горы эти, благословил их и поставил крест, и помолился Богу, и сошел с горы этой, где впоследствии будет Киев». (Повесть Временных Лет. Перевод Древнерусского текста).

Глава 1
Мистическое место Киева – это Андреевский спуск. Улица знаменита творчеством Булгакова. Здесь, в своем домике, на Андреевском спуске, ныне музей писателя, он начинал писать свое знаменитое произведение «Мастер и Маргарита», полное чудес и приключений. И не случайно, писателя вдохновляло мистическое расположение улицы. В начале Андреевского спуска стоит Андреевская Церковь, затем, чуть ниже высится готическое строение «Замок Ричарда- Львиное сердце», хранящее в себе множество таинственных слухов о всякой чертовщине, которая бродит там, в ночное время. Этим объясняется и тот факт, что готическое строение никак не удается реставрировать. То проводка внезапно сгорит, то обвалится часть штукатурки, а то и стекла, застекленных окон ни с того ни сего вдруг разлетаются в мелкие осколки. На противоположной стороне от него, чуть ниже видны ступеньки крепко сбитой широкой деревянной лестницы, специально построенной для туристов. Эта пешеходная лестница ведет на не менее знаменитую Замковую Гору. По преданию на этой горе был замок резиденции Князя, правящего Киевской Русью. Во времена Татаро-Монгольского нашествия, а именно набега Крымского хана Менгли-Гирея, замок был разрушен.
Если взобраться по лестнице наверх то, со смотровой площадки, взору с этой Горы открывается чудесный вид на Днепр, на Киев. Отсюда с высоты хорошо видна Андреевская Церковь и готический замок, который возвышается над Андреевским спуском, как призрак архитектуры средневековья. Мое повествование начинается с того самого погожего майского воскресного дня, когда мы с моей женой Лиличкой женаты уже шесть месяцев, и в этот весенний день убежали от домашних хлопот на прогулку по излюбленным местам города. В этот раз целью нашей прогулки была Замковая Гора. Взобравшись по лестнице наверх, мы вошли на поляну перед старым парком. Мое внимание привлекло дерево с необычной кроной. Ровный укрытый черной корой ствол без веток и сучков поднимался до двух веток, отросших от ствола на одном уровне и с противоположных сторон. Причем толщина веток равняется толщине ствола дерева. От этих веток вверх тянутся тонкие ветви. А ствол далее от этих веток простирается выше на метр и разрастается в раскидистую крону. Я подошел ближе к дереву, чтобы внимательнее рассмотреть его кору и породу.
– Валик! – позвала меня жена, – Что ты там увидел?
Я обернулся к ней:
– Хочу взглянуть ближе на необычное дерево.
– И, что?
– Оказывается, ольха. И растет, во влажных местах, близ водоемов. Странно, что тут высоченная гора, глинистая почва, воды нет, а эта ольха прекрасно прижилась.
– Ну и, что с этого? – удивленно взглянула на меня Лиля, – Пошли дальше посмотрим, что там дальше? Может какие-то остатки замка еще остались?
Я не стал возражать. Идя следом за женой по узкой тропинке, протоптанной в траве туристами, я с любопытством заметил на противоположной стороне поляны, напротив странного дерева, полуразрушенную могильную оградку.
«Ага, значит это старинное кладбище. А это дерево похоже на крест, обросший ветвями» – догадался я, и жестом указал на то место и на заброшенную могилу жене. Она посмотрела на меня и тихо, с видом заговорщицы, вымолвила:
– Мне жутковато тут, что-то становиться.
– Что, может, уйдем? – предложил я.
Но, заметив пару молодых людей, появившихся, словно неоткуда на поляне, Лиля ответила:
– Ну, уж нет! Да и мы тут, похоже, не одни.
Я огляделся вокруг и заметил еще одну пару, сидевшую на южном склоне Горы, на зеленом ковре травы под теплыми лучами майского солнышка. Мы вошли в заросли раскидистых деревьев и обнаружили еще несколько разрушенных могил с разбросанными то тут, то там могильными плитами из черного гранита. Углубляясь дальше, мы увидели хорошо сохранившейся просторный склеп кирпичной кладки. Внутри склепа было много разного мусора и хлама. Ржавые оградки торчали искореженным железом из земли. Прохлада тенистых крон деревьев, старинные надгробья и тишина этого зловещего места вселяли неприятные ощущения уныния и тревоги, и, чтобы избавится от нахлынувших чувств, я предложил:
– Давай пройдем ближе к южному склону, может, там найдем остатки старинной кладки?
Жена, ухватившись за это предложение, как за спасательную соломинку, дающую возможность избавится от страха, заползающего под легкую футболку, ободряюще посмотрела на меня. Вскоре мы уже были у развалин кирпичной кладки, по-видимому, фрагмента стены, некогда защищавшей замок с южной стороны. Здесь было светло и тепло. Солнечные лучи хорошо проникали сюда, так как стена стояла практически на вершине отвесного южного склона. У нас под ногами остатки мостовой выложенной мелким булыжником. Южный склон Горы делал крутой разворот вправо и уже становился почти отвесным западным склоном, основанием, упирающимся в Старый Подол. Складывалось впечатление, что мы стоим на вершине усеченной закрытой желтой глиной пирамиды. Стоя на ее вершине, поневоле в сознание закрадывается мысль о не найденной библиотеке бесценных старинных рукописей князя Владимира, крестившего Русь. Библиотека была укрыта от разорения захватчиками древней Руси и не найдена до сих пор. Бродить по Замковой Горе Лиле надоело, и она предложила уходить, как можно быстрее с этой вершины домой. А у меня только разгорелся азарт исследователя старины, и я не прочь был бы еще продолжить исследования этого места, но желание любимого человека, прежде всего, и мы двинулись вдоль южного склона в обратную сторону в направлении лестницы. Я с любопытством осматривался вокруг и вдруг под ногами на тесно уложенных булыжниках увидел неприметные три концентрические окружности. Более внимательные и любознательные туристы легко могут разыскать у южного склона Замковой Горы и видеть у себя под ногами эти уложенные концентрическими окружностями камни, вросшие в землю и ставшие почти не заметными. Камни были установлены острыми краями вверх и это сооружение, наверняка ритуальное, по всей видимости, для каких-то магических действий. Наружная окружность диаметром около 1,5 метра, внутренняя окружность диаметром около метра. Вокруг место было окружено кустарником и деревьями, а с юга, чистое пространство, так как там отвесной склон, уходивший в глубокий овраг, по которому шла дорога, ведшая к Подолу и к Подольской церкви. Там велось интенсивное строительство элитного городка под офисы и гостиницы. Лиля быстро шла вперед, и я, чтобы не отстать от жены, не успевал, как следует, рассмотреть этот интересный пятачок, возбуждающий воображение своей необычностью. Мы уже подходили к поляне с росшим там крестообразным деревом, как из кустов донесся запах жареных шашлыков и голоса. Я посмотрел в ту сторону и заметил там под сводами крон вековых деревьев свежевырытую яму с кучей вынутого желтого песка и двух притихших парней, уставившихся на нас. Парни посмотрели друг на друга, один из них, в оранжевой футболке, вскочил с места и двинулся в нашу сторону. В это время Лиля заметила его и ускорила свой шаг. Позже она мне сказала, что очень испугалась, что ей показалось, что это были черные археологи, ведущие незаконные раскопки старинных кладбищ в поисках ценностей. И, что они могли нас избить и зарыть в этой яме. Но, вернемся к парню, который ускоренным шагом приближался к нам. Он с каждым шагом подходил все ближе и ближе. Но лестница была уже рядом, и мы первыми стали спускаться по ней. Я посмотрел на побледневшую жену и, чтобы успокоить ее, предложил:
– Лиличка, давай пропустим этого парнишку вперед. Он явно куда-то спешит. – Жена посмотрела на меня, перевела дух и остановилась на верхней смотровой площадке, как бы делая вид, что осматривает открывшуюся отсюда с высоты панораму Киева. Парень, не глядя на нас, пробежал по ступеням вниз и скрылся из виду. И только сейчас моя жена укрылась розовым румянцем, пришедшим на смену бледной обеспокоенности на лице.
– Судя по внешности этого парня, он явно из Западной Украины. – Высказал я свои догадки, откуда этот человек.
– Видно по зверской мине, я сразу поняла, что он приезжий. Зарезал бы, не моргнув глазом.
– Ну, так и зарезал бы? Ты, что одна здесь, что ли, жена?
За разговорами, мы добрались домой. А вечером, лежа в постели, Лиля сказала:
– Ты уже месяц не работаешь, после того как уволился из ОКТБ. А моей заводской зарплаты из «Медтехники» нам не хватит.
– Завтра устроюсь, обещаю.
Утро солнечное и теплое. За окнами первые листочки уже зеленели на деревьях во дворе дома и, отсюда, с высоты седьмого этажа, хорошо просматривается все, что растет там внизу. Я подбрил свою поросль на лице, оформив в аккуратную бородку. И после утреннего кофе с женой на кухне, стал собираться на поиски новой работы.
– Давай вместе выйдем, – предложила жена. – Мне на завод пешком, проводишь?
– Конечно, прогулка с тобой сулить удачу. – Пошутил я, на что жена строго ответила:
– Домой можешь не возвращаться, если не устоишься. – И, выдержав значимую паузу, – Понял?!
По ее строгим ноткам в голосе, я, конечно, понял, что шутки с моим трудоустройством закончились раз и навсегда.
Мы вышли из дома. Путь наш лежал вдоль озера по проложенной строителями Метрополитена дороге, разбившей Оболонское озеро пополам. Рядом с Лилиной работой стоял комбинат бытовой химии «Заря». Комбинат не заботился об экологии и сливал всякий не потреб в западную часть озера. И когда это происходило, то со стороны комбината шел удушливый смог. Лиля часто жаловалась на неприятный запах и тошноту, когда на ее «заводик» дули ветра со стороны комбината. Я переживал за ее здоровье, но сделать ничего не мог. Мы всю дорогу молчали. Горький комок стоял в моем горле от ее напутственных слов по случаю моих поисков работы, а на душе кошки скребли. Вдали показался ее завод «Медтехники», и, распрощавшись с женой, я двинулся к станции метро «Петровка». Оставшись наедине с собой, и собрав мысли на поиске новой работы, я продолжил свой путь. Метро «Петровка», как спокойная людская река, всегда действовала на меня своим свободным и легким течением времени. Пассажиры в вагоне, в который я вошел, производили на меня всегда впечатление какой-то отчужденности, каждый из них занят своими заботами и делами и нет никакого дела до соседа, едущего и сидящего рядом или напротив тебя. Так просматриваясь вокруг, я увидел нищего старика с палкой, ковыляющего по вагону с привязанным полиэтиленовым кульком к веревке, опоясывающую его видавшую виды куртку. Ему пассажиры бросали всякую мелочь в этот кулек, а он благодарил их словами благодарности и желал всем процветания и здоровья. Я решил тоже дать ему кое, какую мелочь и стал рыться в кармане костюма. Не обнаружив там ничего, кроме 2-х копеек, вытащил из кармана пустую руку и решил, что так и будет, как вдруг обнаружил нищего рядом со мной. Он упорно стоял, не сводя с меня пристального взгляда. Я вынужден был достать эти 2 копейки и сунуть ему в протянутую длань. Старик посмотрел на монетку, пробурчав, что-то невнятное зло швырнул монету мне в лицо. Я успел увернуться, а нищий, тряся своей, похожей на лопату, седой бородой, изрыгая проклятия, явно в мою сторону, вышел на перрон в открывшуюся дверь. Моя станция «Красная Площадь», ныне «Контрактовая», была следующей, и я решил выйти тут. Пройдя подземным переходом, я очутился на трамвайной остановке. Подъехал трамвай №11, не раздумывая, я вошел в него. Трамвай довез меня до завода «Электроприбор» и, следуя интуитивному предчувствию, что именно тут мое будущее рабочее место, я очутился в отделе кадров. Инженерно технический состав сотрудников завода на работу принимал начальник отдела кадров, поэтому я, обнаружив на дверях соответствующую табличку, открыл дверь его кабинета. У окна за обычным письменным столом, какими оборудованы заводские техотделы, сидел мужчина средних лет и поверх очков молча, уставился на меня. Кресло за другим массивным столом было пустым. Решив, что хозяина нет на месте, я бодро спросил:
– А где сам? – и, кивнул на кресло.
– Вы, кто? – зашелестев бумажкой в руках, вопросом на вопрос, в свою очередь, спросил сидевший.
Изобразив из себя важную «персону», я решил поймать удачу за хвост и недолго думая, выпалил:
– Я из конструкторского отдела. – Мужчина клюнул и переспросил:
– От Гольде? – понятия не имея, кто такой Гольде, я продолжал свой диалог, – Он направил меня к начальнику отдела кадров на оформление. Мужчина озабоченно потер правой рукой свой массивный нос, затем осторожно спросил:
– А, кто Вам выписал пропуск на завод?
– Да я увидел, что через кабинку проходят люди без пропусков, ну и прошел. У меня никто не спросил пропуск, да если бы меня остановили, конечно, я бы выписал.
– Ну да ладно. – Мужчина снова почесал свой нос. По всей видимости, от частых процедур массирования у него этот орган так внушительно вырос. Мы, молча, смотрели друг на друга. Пауза затягивалась. Выдержав длительную паузу, он вдруг спросил:
– Документы у Вас при себе? – я не колеблясь, отчеканил: – Так точно.
– Давайте сюда, пойдем оформлять Вас. Да, а кстати, куда Гольде Вас берет, ну на какую должность? – я догадался, что моя затея с моим трудоустройством удалась. Осталось определиться с должностью. В моей трудовой было записано, что я инженер конструктор первой категории. Я, добавив себе звания, ответил:
– На должность ведущего инженера конструктора.
Мужчина внимательно, испытующе, посмотрел на меня и сказал.
– Ну, у нас такой вакансии нет, есть рвакансия, ведущий инженер конструктор-технолог по сопровождению изделий в производстве.
– Начальник отдела имел эту должность в виду, я просто машинально повторил так.
– Ну, хорошо. Вот Вам листок и ручка.
Он вручил мне чистый лист бумаги, пишите заявление на должность. Вот садитесь сюда. – Он указал мне на стол, за которым сидел, а сам пересел за массивный, добавив на ходу, – Там образец заявления под стеклом.
Я достал из нагрудного кармана трудовую книжку, паспорт и передал ему. Он стал внимательно листать, изучая мою трудовую биографию. Полистав, и внимательно поглядев на меня, добавил:
– Когда Гольде подпишет заявление, сразу ко мне. Я дам вам бланки заполните и можете выходить на работу.
Скрывая свое ликование, и стараясь писать, как можно спокойнее, чтобы буквы в заявлении получались ровнее, я спросил: – Здесь в «козе» указывается оклад, что мне писать, ставить прочерк или сумму?
– Оставьте, место начальник отдела напишет оклад сам, когда будет подписывать заявление.
– Хорошо! – стараясь придать голосу больше уверенности, солидно ответил я. Написав заявление, я передал его начальнику отдела кадров. Тот на заявлении поставил отметку, что вакансия свободна, отдал его мне со словами:
– Идите в наш архив, там Зинаида Максимовна выпишет Вам пропуск, я подпишу, и идите на подпись в отдел Гольде. Потом ко мне за бланками.
– Есть! – по-военному отчеканил я и вышел.
Начальник конструкторского отдела смотрел на меня сквозь массивные очки, висевшие на носу, как на крючковатой ветке саксаула хамелеон, а его серые глаза впились в меня, как две сверкающие линзы. Он держал в руках мое заявление, и листок чуть вздрагивал в его руках, покрытых черными кудряшками густых волос, хорошо видных из-за коротких рукавов цветастой тенниски.
– Ну-с, молодой человек, я Вас так сразу взять не могу на эту должность. Мне надо, какой-то испытательный срок, а там будет видно. Я подпишу заявление позже. Сейчас пойдете к Любченко Александру Владимировичу на собеседование, будете работать у него в конструкторско-технологическом секторе отдела сопровождения изделий в производстве.
Александр Владимирович оказался немногословным, не старым еще, но, уже не молодым начальником с виду лет сорока пяти.
Увидев меня, он, молча, и вопросительно посмотрел в мою сторону, жестом указал на стул, приставленный к его рабочему столу, с папками чертежей. Я, молча, уселся на указанное место.
– Ну, рассказывайте, что умеете, кто рекомендовал Вам прийти к нам?
– Да не кто. Просто проходил мимо, дай, думаю, зайду. Ну, вот зашел. Кадровик направил в отдел Гольде.
– Александр Аскольдович, конечно, принимает только по рекомендации с допуском на объект не ниже первого.
– Так у меня допуск номер первый по секретной части. Тут все в порядке.
– Ну, тогда все отлично. Мы работаем на оборонную промышленность, и случайных людей тут нет.
– Так я закончил ВУЗ подведомственное Машиностроительной промышленности, а все эти институты исключительно обучают специалистов для военной промышленности.
– Ну, тогда этих проблем не будет. В основном Вы нам подходите.
С этими словами Любченко набрал внутренний номер телефона и сообщил:
– Александр Аскольдович, в принципе пусть оформляется. Он мне подходит. – Он выдержал паузу, слушая, что отвечал Гольде, затем добавил, – А, что с окладом? Да, хорошо. – И уже обращаясь ко мне, сказал, идите к Александру Аскольдовичу он напишет Вам оклад для отдела кадров, и когда планируете на работу?
– Сегодня четверг, май на улице, хочется еще подышать Весной. С понедельника.
– Хорошо. Работа у нас на заводе начинается с восьми, сотрудники ИТР выходят на девять, так что милости просим в понедельник, хоть Вы мне нужны еще вчера. – Говоря эти слова, он начеркал на моем заявлении, что собеседование проведено и поставил дату выхода на работу.
Александр Аскольдович молча, подписал заявление. Я обратил внимание, что оклад не проставлен.
– Извините, Александр Аскольдович, а что с моим окладом?
– Выходите на работу. В зарплату увидите свой оклад.
Как от неожиданного укуса пчелы больно прозвучали эти слова. В ответ я промолчал, а про себя подумал, что оборонная промышленность финансируется без перебоев и стабильная зарплата мне обеспечена. Распрощавшись с новым руководством, я с подписанным заявлением выбежал за проходную к начальнику отдела кадров. В кабинете он уже поджидал меня. Молча, взял заявление, сказав:
– Трудовая книжка остается у нас, так как Вы приняты на работу. Вот в понедельник зайдете в отдел кадров отдадите заполненные бланки и принесите две фотографии, чтобы мы могли оформить Вам постоянный пропуск. Временный будет на проходной, назовете свою фамилию, и Вас пропустят на работу. Всего хорошего.
– Постойте, а, что с окладом?
– Я думал, что Гольде напишет Вам персональную надбавку к окладу, но у нас должность инженера конструктора-технолога первой категории сто двадцать рублей плюс квартальная премия сорок пять процентов. Вот и считайте, со всеми вычетами набегает сто шестьдесят в месяц.
– Ну, что – ж и на этом спасибо.
– И еще, почему Вы сказали, что Вас прислал Гольде оформляться? Когда Вы с ним не встречались?
– Потому, что мне нужна эта работа. До свидания.
– Всего доброго.
Я уже открывал дверь кабинета, когда начальник Отдела Кадров окликнул меня.
– Подождите! Я совсем забыл сказать, что пока вы шли ко мне, позвонил Любченко и потребовал Вас обратно в отдел.
У меня холодком заползло нехорошее предчувствие:
«А, что если передумал принимать этот Любченко», – подумалось мне, вслух я ответил:
– Да, хорошо, уже иду.
Начальник кинул вдогонку:
– Временный пропуск уже на проходной, кабина номер шесть.
Любченко встретил меня приветливой улыбкой. Рядом с ним стояла женщина и моложавый мужчина.
– Знакомьтесь, Валентин Альбертович. – Начал Любченко, – Вы идете в группу к Исаю Александру Васильевичу.
Мужчина протянул мне руку, – Александр Васильевич, начальник группы сопровождения. И, обратите внимание, рядом со мной Тамара Петровна, тоже из нашей группы.
Женщина протянула мне маленькую и сильную ладонь, пожала мою руку, сказав, – Я буду Вам подсказывать и введу Вас в курс дела. Проведу по цехам и отделам, чтобы Вы, Валентин, вошли в курс дела.
– Ну, не наседайте так, Тамара Петровна, – вмешался Любченко, – пусть обвыкнет немного. – И, обращаясь ко мне, сказал, – Пройдемте Валентин Альбертович, я Вам покажу Ваше рабочее место, вон там рядом с моим, за тем кульманом.
Мы прошли вдоль ряда чертежных досок, закрепленных на металлических стойках к моему рабочему месту. Там уже лежали папки с чертежами на моем теперь уже письменном столе, к которому меня подвел Александр Владимирович.
– Вот здесь Вы устраивайтесь и можете посмотреть чертежи. Мы проверяем правильность чертежа и вносим изменения согласно действующим стандартам. Надеюсь, Вам это знакомо.
– Конечно. Я ведь работал конструктором первой категории в ОКТБ при Министерстве Торговой Промышленности Украины, и все действующие Госты знаю.
– Очень хорошо. Ну, смотрите и желательно, чтобы вы досидели до восемнадцати ноль-ноль. До конца работы. Этот день Вам будет зачтен, как рабочий. Ну и еще, если захотите выйти раньше на работу, то милости просим. Пока Вы будете в отделе, в цеха сможете ходить после того, как получите специальный пропуск, так как ведомство наше принадлежит Военно-Морскому Флоту и многие разработки, которые выполняются у нас с грифом секретно. У Вас же есть номер первый допуска, вот после соответствующих проверок, что будет длиться месяц полтора, Вам выдадут цеховой пропуск.
Я уселся за свой стол и стал листать чертежи, внимательно рассматривая детали механизма, и выявил несколько ошибок. Любченко меня похвалил. За работой время промелькнуло быстро. У Лили рабочий день кончался раньше, и она меня встретила в слезах и в упреках:
– Что, не мог скотина позвонить, что ты уже работаешь, а?
Я, конечно, оправдывался, как мог. Жена немного смягчилась, конечно, помогло мое трудоустройство. Затем, утерев слезы носовым платком, спросила:
– Ну, и сколько тебе дали денег? – на что я не смог ответить внятно, сказал лишь, что узнаем в зарплату. И, в конце концов, все обошлось мирно.
Работа мне нравилась, но была очень однообразной и нудной. От этого клонило ко сну, и часто с сотрудниками я выходил на перекур, чтобы хоть как-то прогнать наплывающую сонливость, и конечно же, никогда не курил.

Глава 2
Я уже проработал четыре месяца. Получал исправно аванс и зарплату вовремя. Как-то Любченко сказал, что уезжает в Питер, так на заводе «Электроприбор» называли Ленинград в то памятное время, когда мы жили и работали в Советском Союзе. Командировка его должна была продлиться две недели, за себя начальник сектора конструкторско-технологического отдела оставил Исая Александра Васильевича. Александр Васильевич несказанно был рад этому, и настроение его было не просто приподнятым, а, сверх-приподнятым. Он шутил со всеми, сыпал остротами и рассказывал анекдоты. В отделе, царила у сотрудников всеобщая эйфория в связи с отъездом начальника сектора в командировку в «Питер». Я не понимал такого приподнятого счастья, хоть по лицу Любченко не скажешь, что он обрадовался этому. При каждой приближающейся к нему сотрудницы, он робко вздыхал, доставал свой карманный блокнот и заранее уже знал, что от него хотят, аккуратно записывая, что привезти тому или иному сотруднику.
Короче я, прейдя на работу на следующий день, обнаружил половину отдела небыли по разным причинам на работе. Вот почему такая радость царила вчера, а сегодня я и Тамара Петровна, бегали по цехам, проверяя внедрение изменений в производственный процесс. В одном цеху мы столкнулись.
– Ну, как Валентин, тебе работа?
– Да ничего, видите, справляюсь. – Предательская мысль сверлила меня с того самого момента, как я понял всю радость командировки Любченко для отдела. Набравшись храбрости спросил Тамару Петровну:
– А, что если, Тамара Петровна…
– Так, Валентин, не Тамара Петровна, а Тамара. – В ее черных глазах засверкали веселые искорки, а полные чувственные губы чуть тронула ироничная улыбка, вызвав у глаз намечающуюся сетку «солнечных» морщинок. Я в душе был до крайности удивлен этому заявлению, называть ее по имени, считая, что в ее возрасте давно пора забыть о днях давно минувших. Но в этот деликатный момент, скрывая свое смущение, выдавил из себя ее имя без ее отчества:
– Тамара, а скажите мне, нельзя, как-нибудь сегодня пораньше уйти. Начальство уехало, нет ни Гольде, ни Исая, и Любченко в придачу.
– Тебе куда-то надо? – поинтересовалась Тамара Петровна.
– Проветриться хочу. За окном золотая осень, конец сентября. Вы же знаете, что на новом месте всегда с трудом вписываешься в работу и устаешь.
– Понимаешь, Валентин, на проходной контроль и обязательно доложат Любченко, а он снимет прогрессивку. – Она снова посмотрела на меня своими искристыми глазами, потом, добавила, – Ну, сегодня дежурит на проходной моя давняя приятельница, когда придем в отдел я позвоню ей. Нет, лучше схожу, договорюсь. Только смотри, не попадись на глаза главному инженеру или начальнику отдела кадров, хорошо. Ну, пошли. Ты давай в отдел, а я скоро буду и скажу тебе.
– От спасибо Вам, Тамара. – Напряжение разговора улетучилось вмиг, и я с душевным облегчением уже бежал по ступенькам лестничного марша к нам в отдел.
Она появилась, не успев, я закрыть за собой дверь отдела.
– Шестая кабина, можешь идти. Как раз обед скажешь, если встретишь кого-то из контролеров, что выходишь на обед. Но в этом случае придется вернуться обратно. Понял?
– Конечно, и спасибо Вам.
– Не за что. – Опустив глаза, ответила Тамара Петровна. Услышав за своей спиной ее душераздирающий вздох, стремительно приближаясь к своему рабочему месту. Надо привести тут все в порядок, так, как сегодня пятница, а впереди два выходных дня. И уже через пару минут я уже был на проходной. С замиранием сердца, чтобы никого не встретить, я быстро прошел кабиной номер шесть на выход и быстрым шагом умчался на стоянку трамвая. К остановке, как раз подкатывал, скрипя колесами о рельсы трамвай номер три. Двери открылись и из первых вышел Исай, я входил в заднюю, поэтому мы, по чистой случайности, не столкнулись. Неприятное чувство волной отхлынуло от меня только тогда, когда трамвай тронулся с места. В окно мне хорошо было видно, как неторопливой походкой Александр Васильевич стал подниматься ступеньками к торговому павильону, где наш завод продавал разный ширпотреб собственного производства. Значит, начальник группы сопровождения изделий не намерен заходить на завод, а тем более в отдел, и я со спокойной уверенностью поехал дальше. Наконечной трамвая «Контрактовая площадь» я вышел, взглянув на свои часы, стрелки показывали 12-30. Домой ехать не хотелось, и я решил пройтись по Андреевскому спуску, вверх к Андреевской церкви и там уехать вниз на фуникулере к станции метро «Почтовая площадь». Вверх по мощеной камнем улице подниматься было не совсем легко, вскоре я очутился, у музея писателя Булгакова, устав, я уже совсем не хотел идти дальше. Остановившись у памятника писателю, я стал рассматривать ряды торговцев сувенирами, что расположились по обе стороны мостовой. Взгляд скользнул на лестницу, ведшую вверх к вершине Замковой Горы. Что-то подтолкнуло меня перейти на другую сторону улицы, и я влекомый непонятными чувствами решил подняться туда и более внимательно рассмотреть все вокруг. Так и время пройдет незаметно. Надышусь кислородом, будет здоровее сон, подумалось мне. Не спеша я перешел на противоположную сторону Андреевского Спуска и очутился у лестницы, которая терялась, прячась в высоте за ветками буйной листвы. Энергично цокая каблучками туфель, мимо меня промелькнула черноволосая девушка с длинными волосами, собранными хвостом. Мельком окинув меня взглядом, ступила на камни мостовой и скрылась из виду. Я механически посмотрел на ее волосы и лениво ступил на лестницу, стал подниматься вверх. Яркая оранжевая и красная листва вперемешку с желтыми листьями, бликами отсвечивала солнцем, мягко и ласково, как бархат, лучи пробивались сквозь нее, освещая своим теплом все вокруг. Поднявшись еще на метров пятнадцать, я остановился, чтобы перевести дух и с высоты смотровой площадки, открылась сказочная панорама Андреевского спуска, чуть дальше виднелся Днепр с прогулочным катером, медленно плывущим против течения. Как игрушечный кораблик отсюда с высоты, наблюдался его белый остов с фигурками, сидящих на палубе за столиками туристов. Постояв еще немного, я выбрался, наконец, из лабиринта лестницы и очутился на Замковой Горе.
Тут я решил более подробно пройтись по тем местам, где совсем недавно, весной, мы с Лиличкой гуляли ее, казалось, еще нехожеными тропами.
Стараясь не смотреть по сторонам, я ускоренным шагом прошел поляну, ступая по сухой осенней траве, скрывающей тропинку, протоптанную туристами. Моей целью был фрагмент стены старинного замка, сохранившейся в не разобранной кирпичной кладке очевидно из-за сложных подходов для транспортирования добытых кирпичей. А самое главное, что привлекало меня в этой стороне Замковой Горы, это угол почти отвесного обрыва, упирающийся в Старый Подол. Мне хотелось более внимательно рассмотреть этот стык двух сторон Горы, так напоминающий облепленные глиной стороны усеченной древней пирамиды. Наверняка в этой горе есть потайные подземелья и ходы, где могут быть спрятаны сокровища. На эту мысль меня натолкнули и те черные археологи, с которыми мы столкнулись здесь с Лилей весной. Углубившись в эти мысли, я не заметил, как очутился у развалин стены. Рассматривая внимательно грунт и окрестности, решил пройти за стеной, протоптанной в глине тропой, ступенькой, тянущейся к ребру стыка крутых холмов Горы. С мину прикидывая, что я там смогу увидеть, я понял, что кроме отвесных холмов, заросших сухой травой, ничего не увижу интересного, поэтому принял решение, осмотреться здесь, где нахожусь. Да и понятно, что все ходы, в разные подземелья начинаются, конечно, с внутренних сторон замков, маскируемых под всевозможные внутренние сооружения. И вообще мне уже эти поиски порядком надоели, что стоило подняться по Андреевскому спуску от Красной площади сюда наверх. Усталость внезапно навалилась и я, решил уйти, благо спускаться вниз не то, что лазить по горам. С этим я стал уходить, ступая по редким остаткам старинной мостовой. Дойдя до небольшой возвышенности, выступающей неприметным холмом, обнаружил выложенные булыжниками три неприметных концентрические круга, которые мы с Лиличкой обнаружили еще весной, и о которых я забыл. Я, как и в прошлый раз с интересом стал рассматривать это сооружение, почти не заметное для гуляющих туристов. На первый взгляд, что бросается в глаза это то, что очевидно кто-то оградил место для костра и от пепла и разного наносного мусора круги почти сравнялись с землей и стали не заметны. Но, с другой стороны, больно уж камни выложены аккуратно и ровно. Любители шашлыков и романтических ночных посиделок под гитару у костра так не будут старательно выкладывать кольца. Явно место – это предназначено для какого-то мистического ритуального действия. Поклонению огню, например, когда разжигают в определенном месте костер, а потом прыгают через огонь. Считается, что при этом сжигаются все грехи, очищая огнем прыгающего человека через ритуальный костер в ночь языческого праздника Ивана Купала, некогда зародившегося в Древней Руси. С другой стороны, а если замок Киевского князя стоял на вершине остатков какого-то мегалитического сооружения, и по его приказу умело, засыпан вязкой глиной так, чтобы крутые склоны стали прочнее и не преступнее для врагов. А внутри, под замком, соорудить вспомогательные помещения и тайники, и подземные ходы, а может, там уже все это было. Я строил догадки и не заметил, как уже стою в центр круга. Остановился там, огляделся вокруг и замер от неожиданности. В мгновение все изменилось, небо укрылось густыми свинцовыми тучами, и пошел холодный проливной дождь. Вода лилась с неба как из ведра, порывы ветра рвали жалкие остатки осенней листвы на деревьях. Порыв мокрого хлесткого ветра больно хлестал меня по щекам и вытолкнул из кругов. Я поневоле протер глаза. Светило солнце, мирно шелестели желто-оранжевые листья на клене, что рос неподалеку. Я вытер мокрое лицо правой рукой, расправил слипшиеся волосы на голове и машинально взглянул на часы. Стрелки наручных часов показывали ровно 17-30. Надо спешить, пока дойду до метро, будет около шести вечера. Я, конечно, еще ничего не смог осознать, что произошло, поэтому даже не успел потерять чувство реальности. И только успел перевести дух, как до меня стало доходить событие происшедшего приключения. Я со смешанными чувствами, хлюпая туфлями полными дождевой воды, брел поляной к пешеходной лестнице, все, ускоряя и ускоряя шаг. И только на ступенях, опираясь на поручень смотровой площадки, стал снимать туфли по очереди, выкручивая мокрые носки. Брюки рабочего костюма, прилипали к ногам при ходьбе, и кожа на ногах стала раздражаться неприятно, зудеть тело. Домой я приехал вовремя, с порога меня встретила жена:
– Ты где целый час пропадал, а? В пятницу у тебя работа заканчивается в пять часов.
– Блин, я забыл. Забыл и просидел там до шести.
– А, что твой Любченко, тоже сидел до шести?
– Его послали в командировку, и все сразу разбежались пораньше.
– Ты чего такой мокрый? – заметила Лиля. – Дождя вроде нет. – Подозрительно осматривая меня, остановилась, ожидая ответа. Затем, спохватившись, воскликнула:
– Бегом в ванную. Немедленно прими горячий душ и как следует, согрейся. Потом расскажешь, где ты облился водой?
Я побрел в ванную, сбросил в таз мокрое, и хорошо вымылся под теплым душем.
И уже позже, так и не смог ей внятно объяснить, что произошло со мной и где, и почему, я промок до нитки под дождем…

Глава 3
В понедельник, как обычно, я пришел на работу к 9-ти утра. В отделе у своего рабочего места стоял Исай с Тамарой Петровной. Лица их были напряжены и не веселы, как обычно это бывает. Поздоровавшись, я проследовал к своему рабочему месту.
– Валентин Альбертович, подойдите сюда на минутку. – Тоном, не сулящим ничего хорошего, подозвал меня Александр Васильевич.
– Что? – спросил я, приблизившись поближе.
– Вас видел начальник кадров, когда Вы выходили с завода на обед и не вернулись, было?
– Он меня не мог видеть. – Сказал я, глядя в пугливые глаза Тамары Петровны. На что Петровна ответила:
– Валентин, не надо на меня так смотреть. Просто Владимир Андреевич, так из своего кабинета наблюдает за сотрудниками. Его не видно, а он видит всех.
Я мгновенно понял, что обманом, устраивался на работу и этим нажил себе врага номер один в лице начальника отдела кадров. И, чтобы разрядить обстановку, спросил:
– А когда он уходит в отпуск? – на что Исай ответил: – Он трудоголик, и всегда предпочитает отпуск зимой, под новый год.
– Да, не повезло мне.
– И не только Вам. – Сказал угрожающим тоном Исай. – За такие нарушения лишают прогрессивки не только Вас, а весь отдел. – Он умолк и хмуро уставился в одну точку. Я посмотрел в сторону его взгляда. На чертежной доске кульмана, куда смотрел Исай, мне показалось, что там стала выделяться струйка дыма, как от сфокусированного лупой солнечного зайчика. А вездесущая Тамара Петровна, глухим голосом, вдруг сказала, глядя увлажненными глазами на Александра Васильевича:
– Саша, может что-то можно сделать, первый раз все-таки?
– Да я поговорю со Щекиным, Владимир Андреевич мужик неплохой на первый раз может и пройдет. – На этом мы разошлись по рабочим местам, и в нашей группе воцарилась напряженная тишина, слышалось нервное шелестение чертежной бумаги да хлопанье перелистываемых папок с чертежами. Вскоре, Тамара Петровна улетела в цеха, за ней вышел и Александр Васильевич. А у меня досадой снова свело горло, комом подступило к небу недоброе предчувствие беды. Все-таки обидно начало карьеры омрачать выговорами, якобы во всех бедах коллектива виноват кто-то один, и этим человеком оказался я. Мне стало невыносимо сидеть в этом помещении, слышать сопение коллег по труду и ловить их косые взгляды. И даже две студентки стажерки политехнического института, приписанные в наш отдел отбывать положенную практику, стали шушукаться, поглядывая настороженно на меня. Хорошо, хоть Любченко Александра Владимировича не было, ну и Гольде Александра Аскольдовича с ним.
Совершенно выбитый из рабочей колеи, я не мог находиться больше в этом помещении и дышать с запахом аммиака воздухом, от свежих копий чертежей, аккуратно уложенных в чертежные папки. Что же делать, в этой, совершенно идиотской ситуации, я не знал, а надо бы вырваться на свежий воздух и обдумать спокойно свое поведение среди этих людей, окрысившихся на меня. Спасительная мысль пришла неожиданно и как-то сразу подвинула к действию:
«Да скажи этим доброжелателям, что тебе надо к зубному врачу, что зуб болит». Ухватившись за спасительные мысли подсказку, я в нетерпении начал поджидать Исая. И как по наитию он влетел в отдел, со словами:
– Папку забыл с чертежами.
Не давая ему опомниться, я быстро подбежал к нему:
– Александр Васильевич!
– Да, да, я Вас внимательно слушаю?
– Мне бы к врачу.
– Что-то срочное?
– Да. Я хотел отпроситься с утра, да из-за нашей пятиминутки вылетело из головы.
– Да я тоже от неожиданности даже папку забыл.
– Я промучился два выходных, думал сам пройдет, а не тут-то было. Да я и в пятницу твердо решил к врачу с этим зубом, но, честно сказать, побоялся. Так что?
– Ну, вот так хорошо, отпросился бы и никаких разговоров. Зайди в кадры, возьми увольнительную. Только вот, что, не попадайся на глаза Щекину. Там есть Зинаида Максимовна, она выпишет увольнительную и подпишет за него, а я подпишу. Ну, давай иди, а то зуб заболит еще сильнее. – От этих слов у нашего Саши глаза заискрились от улыбки.
– А, где Вас найти?
– Послушай, Валентин, я еще не старый, давай на «ТЫ», а то мне, как-то неловко с тобой разговаривать, это у нас Любченко только всем «ВЫ» говорит.
– Да хорошо. Ну, так я пошел. А потом к тебе на подпись.
– Да, давай иди. Знаешь, где наша поликлиника? Сегодня там как раз стоматолог принимает.
– У меня теща в институте стоматологии, что напротив Бессарабского рынка, врачом стоматологом работает. Ждет меня уже.
– Ну, иди. – Он сунул папку с чертежами под мышку и выбежал за дверь. А я со вздохом облегчения, вышел через кабину номер шесть. На вопрос дежурившей там вахтерши, – Куда идете? – ответил, что иду за увольнительной. Процедура эта заняла у меня не больше десяти минут. И еще через пять минут я с видом победителя вручил увольнительную охраннику в кабине номер шесть. Тот долго рассматривал бумажку с подписями, я не выдержал, съязвил-таки: – Подписи все подлинные, что не так?
– Тут должна стоять подпись начальника отдела кадров.
– Но там подписано Зинаидой Максимовной, у нее есть официальное право, утвержденное руководством завода и секретной частью. – Не сдавался я. Охранник тупо уставился на меня своими злыми маленькими глазками, и неспешно не сводя своих мышиных глазок, медленно продел бумажку на торчащий штырь, на котором уже болталась стопка увольнительных пропусков.
– Проходите! – пробурчал он, нажимая на педаль стопора вращающейся крестовины. Я, как на взведенных пружинах выскочил на свежий воздух за проходную завода и столкнулся с Исаем.
– Александр Васильевич, а откуда это ты?
– Я был в кадрах. Считай, вопрос о твоей самоволке снят. Ну, там есть отдельный ход со второго этажа. Так, что все в порядке. – с улыбкой, ободряюще смотрел на меня мой руководитель группы.
– Ну, до завтра.
– Да, пятница и сегодняшний день не будут табулироваться.
– Понятно, что я не получу ни копейки за эти дни. – Но Исая уже не было рядом. С чертежами под мышкой он стоял на ступенях крыльца проходной и разговаривал с военным в форме военно-морского флота СССР.
Оставшись, наконец, с самим собой, я медленно побрел пешком вдоль трамвайных путей в сторону Красной площади. Там возле памятника Украинскому философу Григорию Сковороде, я уселся на деревянной скамейке и стал размышлять о своем теперешнем положении в специальном конструкторском отделе завода «Электроприбор». Мимо проезжали маршрутки, некоторые останавливались возле скамейки, на которой я сидел. Наконец до меня дошло, что я нахожусь на стоянке маршрутного таки. Пришлось, приподнялся и двинулся в направление Андреевского спуска. Следуя вдоль сувенирных рядов, я не заметил, как поднимаюсь уже знакомой лестницей в направлении вершины Замковой Горы. Ноги, словно сами собой двигались в этом направлении, и, что самое удивительное я не чувствовал никакой усталости. И всей виной этому была непередаваемая жажда не изведанного чуда. Мне хотелось вновь ощутить странную перемену погоды, и я направился прямо к этим магическим кругам, сам не зная почему. Волнение наполняло мои чувства. Особенно хотелось почувствовать себя исследователем неопознанного явления природы, о котором нельзя сказать даже самым близким людям, чтобы не сочли тебя не совсем в адекватном расположении духа. Но сегодняшний разговор в отделе сказался неприятной метаморфозой так, что мне хотелось вообще послать все на свете и окунуться во что-то не предсказуемое, чтобы раз и навсегда покончить с пережитыми минутами унижения содеянным проступком. Более не колеблясь, я взглянул на свои наручные часы, чтобы не опоздать домой, и не выдать того, что меня не было весь день на заводе. Часы показывали ровно одиннадцать ноль-ноль и надпись дня «среда», конечно же, одна тысяча девятьсот восемьдесят первого года. Определив время, я смело ступил в центр кругов. Мгновенно все вокруг изменилось. Деревья и кусты, почему-то стали в два раза меньше. Некоторых деревьев не было вообще ни на своем месте, ни рядом. Было много пространства и света, и было прохладно. А на ветках кустов и близких деревьев листва не наблюдалась. Ветра не ощущалось, солнце светило приятным теплом, но не грело. Поежившись от холода, я ступил обратно из кругов, на место где только что стоял в изумлении ничего не происходило. Пейзаж, который только что в мгновение ока изменился, стоял неизменным. Я похолодел от страха. Многократно прыгая в центр кругов, и обратно я пытался вернуться в свою реальность, но все напрасно. Мои манипуляции ни к чему не приводили. Отчаявшись, я понял, что произошло. Меня нет в моем измерении, я в другой реальности. Я стал лихорадочно соображать, что это могло значить. На мысль приходили отчаянные примеры терявшихся людей в пещерах, исчезновение целых экипажей судов в открытом море, и даже вспомнился поезд призрак, исчезнувший в начале девятнадцатого века в итальянском туннеле с пассажирами. Постепенно я стал приходить в себя, борясь с отчаянием своего глупого поступка. Затем стал логически сопоставлять факты, пытаясь в памяти отыскать более конструктивный подход к случившемся. В этом новом измерении я обнаружил пень срезанного дерева и присел на него. Тело сразу ощутило холодное прикосновение, но мне уже было все равно, я перестал ощущать холод. Раздумывая над своим возвращением, я все же не мог поверить, что это случилось именно со мной. Посидев еще немного, сделал последнюю попытку. С закрытыми глазами вошел в центр и осторожно открыл глаза, медленно поднимая ресницы. Все оставалось на месте, ничего не меняясь. Пришлось вернуться на пень. Холод и отчаяние постепенно покинуло меня, на смену появилось холодное и трезвое мышление факта произошедшего. Я стал рассуждать более хладнокровно. Итак, если это явление существует, значит, оно существует де факто. Значит тот, кто попал в эту реальность, тот из нее и вышел, иначе не было бы отмечено это гиблое место, аж тремя кругами. Но, что означают три круга. В моем случае это может означать, только то, что первый раз я вошел, и смог немедленно выйти. И это обозначено внешним кругом. Второй круг, средний, означает то, что второй раз человек застрянет в чужой реальности надолго. А что значит средний круг, по всей видимости, то, что этот феномен существует и, что существует именно в этом месте. Человек, столкнувшийся с этим явлением, как бы оставил зашифрованное послание, своему визави по несчастью, что не отчаивайся, что ты можешь вернуться и вернуться в определенное время. Вчера! Нет в пятницу, меня вытолкнуло, обратно в мою реальность. Значит, в пятницу я могу вернуться и вернуться только через год. Что же делать? Надо год, где-то прожить, что-то есть, и пить, что-то делать. Боже ж мой, вот это да, вот так влип. Кому рассказать никто не поверит, сочтут не в своем уме. Ладно, факт случился и решение принято. Надо выжить в новой реальности, не потеряться и контролировать ситуацию. Ведь я в Киеве, кругом должны быть люди, главное определится с здешней реальностью, ну хотя бы узнать какой сейчас год, и что тут происходит? И оставаться в тени и не привлекать внимания к себе. Итак, начну адаптироваться, чтобы добраться до моего часа возвращения, который наступит в пятницу следующего года в конце сентября 25 числа. Успокоив себя этой возможностью возврата в свою реальность, я уже спокойнее решил двинуться на разведку чужой реальности. Пройдя по мокрой сухой траве к предполагаемой туристической лестнице, с ужасом обнаружил сплошные заросли кустарника, сквозь голые ветки, которого, просматривался крутой обрыв, ниспадавший прямо к домикам на Андреевском спуске. В отчаянии, взглянул на Андреевскую церковь, которая с высоты Замковой Горы хорошо была видна и по-прежнему стояла маяком на своем законном месте, куда ее в свое время водрузил знаменитый архитектор Растрелли. От этого на душе стало немного легшее, и я повинуясь инстинкту самосохранения, просто механически, почти ничего уже не понимая, ринулся, как заблудший корабль в океане, на свет этого маяка бреющей в дали надежды. Дойдя до края вершины, я нашел протоптанную тропинку, ведшей под гору, которая терялась далее в направлении церкви. По тропинке стал быстро спускаться с Горы, впереди была еще одна возвышенность, не такая большая, как Замковая Гора. Пройдя ее, я спустился на мостовую Андреевского спуска. Здесь не было ни торговцев сувенирами, ни рядов художников со своими творениями. Старые обветшалые домики лепились друг к дружке. У некоторых
Стены были облуплены, от них веяло затхлостью подвалов и чудовищной бедностью. Мимо меня проходили люди одетые в старые, видавшие виды одежды и с любопытством рассматривали мой рабочий костюм, состоящий из суконной куртки цвета выгоревшей на солнце травы, промокшие туфли, белую рубашку с черным воротником и галстук в крапинку, подаренный мне на день рождения женой. Я решил не концентрировать внимание на этих взглядах прохожих и двигался дальше к церкви. У ступенек увидел киоск «Союзпечать». Подошел поближе, заглянул в окошко киоска. На меня смотрело лицо продавца с крупным носом и острыми серыми глазами, как бы спрашивая, что Вас интересует, молодой человек. Я с любопытством стал рассматривать витрину с выставленными журналами, «Крокодил», «Юный техник», «Советский спорт» и другие печатные издания. Киоскер не выдержал паузы первым, спросил меня:
– Вы наверно командировочный, молодой человек? – услышав голос, я обрадовался человеческой речи, и, сдерживая эмоции и волнение, спросил, в свою очередь:
– А можно узнать журнал «Здоровье» у Вас имеется?
– Конечно, мы продаем, но его мало в киоски попадает, лучше выписать, всего рубль пятьдесят на год. – Но меня мучил один единственный вопрос, какой сейчас год, день, и месяц? И я стал спрашивать еще, наугад: – Сейчас сентябрь, тридцатое, а на следующий месяц, октябрь, я могу выписать? – Стал внимательно наблюдать реакцию киоскера, но тот и глазом не моргнул, значит, с месяцем и числом было все в порядке, а вот, что касается года? Но киоскер сам подсказал мне год.
– Знаете, на пятьдесят третий, лучше выписать сразу, вот за месяц до конца пятьдесят второго, можно уже выписывать, а то может получиться, что и не хватит. Этот журнал самый популярный у нас в Киеве.
– Эй, ты, что там застрял?! – услышал я за спиной грубый голос. – Ты берешь или не берешь?
– Что на командировочного бросаетесь! – прикрикнул на мужчину киоскер.
– Да, ладно Вам, на фронтовика пургу нести, с Вашим командировочным ничего не случится. Дайте-ка лучше журнал «Советский спорт». Посмотрю, как там «Динамо» со «Спартаком» сыграли?
Но я их уже не слушал. Мне было ясно, что на дворе одна тысяча девятьсот пятьдесят второй год, тридцатое сентября, а в календаре, что висел в витрине киоска, я увидел, что сегодня вторник.
Глава 4
Надо было что-то решать. День неуклонно двигался к концу. Становилось холодно, и нет никакого желания быть за решеткой. Но это касалось молодых и здоровых, так как в то, далекое время, из Киева вывозили бездомных куда подальше, устраивая их на работы, после выяснения личности. У меня, кроме красного пропуска на завод «Электроприбор» никаких документов не было. Поэтому самый надежный вариант был один и налицо, прикинутся нищим старцем и выйти из города в село. Я вспоминал свое детство, стараясь припомнить себя в этом возрасте и всех, кто приходил к нам за подаянием. Бог ты мой, конечно был один нищий, он жил в нашем селе, и моя бабушка его жалела и кормила иногда. Я даже догадывался где-то в подсознании, кто это был. Ну конечно это был я. Поскольку мне в пятьдесят втором было шесть лет я, конечно, не мог нищего и старого себя рассмотреть более подробно. Помню, только, что у меня была длинная седая борода и седые волосы. Ничего удивительного, после пережитого броска в прошлое можно окончательно поседеть. А моя борода быстро отрастет, и к весне, и к лету я точно буду с длинной бородой и седыми волосами. Я еще припоминал, что нищего звали Дорош. В те времена на нищих старцев не обращали особого внимания. Они сидели возле церкви, прося подаяния, и власти обходили их стороной, потому что «Божий» человек вреда никакого не представлял для Советской Власти и был под защитой духовенства. Также, нищенствующему старцу при церкви, давали поесть в трапезной для нищих. Можно было поесть и согреться. Итак, надо было преобразиться в нищего, это был единственный залог того, что через год я доберусь до этого Временного Портала и вернусь в свою реальность. Как же быть с этим преображением. Надо найти палку. И палку необычной формы, чтобы было видно, что это Старец, под тяжестью своих лет ему трудно ходить, и он вынужден опираться о клюку. Самое главное найти простую и непритязательную одежду. На базарной свалке можно раздобыть выброшенные мешки от фуража. Как раз в 1952 году действовал Житный базар, где продавался фураж, сено, лошадиная сбруя, овес и разные хозяйственные принадлежности. Там же можно договориться доехать до моего родного села Шпитьки, Киево-Святошинского района. В селе действовала церковь, точная копия Владимирского Собора Киева. До революции в Шпитьках была резиденция знаменитого сахарозаводчика Терещенко, он же и вложил деньги в строительство церкви. Дьякон, Феодосий Кузьмович, пел в церковном хоре и по совместительству работал колхозным пасечником. И я часто бегал к нему откушать меда. Он щедро давал мне свежий мед, и мы с ним беседовали. Конечно, я там и я буду вот в таком виде Старца, иначе не выжить мне в этой реальности в этот 1952- 53 год. Пока еще не вечер, я решил начать преображение свое из Сенного базара, что на Подоле. Как было, кстати, что я случайно не вынул из кармана своих брюк объемный полиэтиленовый кулек, носивший его на всякий случай для продовольственных пайков, которые давали нам за вычет из заработной платы. В этот кулек я спрячу свою одежду, где-нибудь на Замковой Горе, чтобы в назначенный срок переодеться и вернуться через этот Портал в свое время. На Сенном базаре торговцы потихоньку уже сворачивались. Некоторые на подводах уезжали, продав свой товар. Вглядевшись внимательней в подводу, состоящую из двух лошадок, телеги с набросанной соломой и пустых корзин, а что самое главное ездовой мужчина, как будто вышел из тех далеких детских воспоминаний. Да это был все тот же дядя Ваня, которого я знавал в раннем детстве, муж моей родной тети Гани. Я потерял голову от этого, мне захотелось броситься к нему, сказать, кто я такой, и рассказать все, что произошло со мной. Но трезвый рассудок подсказывал не делать опрометчивых действий. Чтобы, как то прийти в себя, и принять обдуманное решение, я схватился за галстук и стал снимать его, резкими нервными движениями. Справившись с этим, сложил и спрятал галстук во внутренний карман куртки, не переставая наблюдать за подводой. К ездовому подошла женщина, с девочкой подростком у каждой в руке были корзины с покупками. Скупились на вырученные от продаж своих товаров деньги, купили разных вкусностей, и сейчас уедут. Я в женщине узнал тетю Маню с дочкой Олей или по-простому ее называли Леся. И тут спасительная мысль пришла мне как по наитию, а, что если мне прикинуться племянником брата моей бабушки. Тем более, что моя бабушка Срибная Евгения Лаврентьевна давно не гостила в своем родном городе Переяслав-Хмельницком. Вооружившись этим решением, я ринулся к телеге дяди Вани.
– Здравствуйте, добрые люди! – приблизившись к телеге, осторожно проговорил я, дожидаясь ответа. Леська, недружелюбно и настороженно посмотрела на меня, проворчав на вылезавшего в телегу дядю Ваню:
– Да поехали уже!
Тетя Маня прикрикнула на дочь:
– Замолчи, тебя не спрашивают. Узнаем, что нужно молодому человеку. – Приняв этот знак предложение, высказаться, что мне нужно, я приступил к изложению своей легенды.
– Мне люди сказали, что вы из Шпитек. А мой дядя, Григорий Лаврентьевич, попросил заехать к моей тете Евгении Лаврентьевне и узнать, как она в Шпитьках там живет. Как ее здоровье, ну и всего понемножку разузнать. И еще спросить, когда она собирается приехать в гости к брату? – все это я высказал, стараясь не торопиться, скрывая волнение и неприветливость дочки тети Мани.
– Да мы и так можем рассказать вам про нашу бабушку. На что в Шпитьки ехать? – снова вмешалась Леська. Меня передернуло от этих слов. Я, как мог, сдерживал себя, чтобы не выдать своего негодования, терпеливо ожидая ответа тети Мани.
– Евгения Лаврентьевна будет очень рада встретить Вас. Это Вы специально приехали в гости к моей матери?
– Нет. Я прибыл в командировку на завод «Электроприбор» из Переяслав-Хмельницкого.
– А надолго к нам?
– Нет, на три дня всего. В субботу уезжаю.
– А на чем вы поедете? – не унималась тетя Маня.
– Конечно на поезда. Сколько туда ехать то. – Неожиданно в наш разговор вмешался дядя Ваня: – Так Вы едете, или нет?
– Конечно, еду.
– Так залезайте скорее на воз, а то пока доберемся, то темно будет.
Я в мгновенье ока вскочил на подводу, необычно вкусно пахнущей свежескошенной соломой и в это мгновение почувствовал такое умиротворение, и такой покой, после пережитых треволнений, что про все на свете забыл. Глаза сами стали закрываться под мерно покачивающуюся ходьбу лошадок и дребезг колес телеги. Меня разбудил лишь оклик дяди Вани:
– Вы прилягте, а то упадешь под колеса, еще покалечишься. – Я не стал спорить, а просто растянулся на соломе и провалился в небытие. Только услышал голос тети Мани, которая сказала, – Наверно не спал ночью в поезде? – кому она сказала эти слова я не знал уже, сон сморил меня и только громко:
– Тпру-р-у-у! – прозвучало у меня над ухом. Я вздрогнул от неожиданности, открывая глаза. Телега уже стояла у ворот нашего дома, выкрашенных в темно-красный цвет. Вечерняя заря уже была в разгаре, я сбросил с себя овчинный кожух, которым меня укрыла тетя Маня и выскочил из телеги на землю.
Делая вид, что не знаю, что это за дом, спросил: – Так, что приехали? Это здесь проживает моя тетя Евгения?
– А, что дядя Григорий не показывал фотографию ворот, или, что?
– Да показывал.
– Ну, так, что, похоже? – спросила тетя Маня. – На гостинец тете Евгении передай, скажи, что это мы тебя привезли с базара.
– А у тебя документы есть? – спросил дядя Ваня, хитро прищурившись, улыбаясь мне в глаза. Я, молча, достал пропуск сунул ему под нос. – Ты смотри и фотография, и печать с гербом, Оли покажешь, а то она у нас власть.
Я взял узелок с двумя французскими булочками от тети Мани и пошел знакомой дорожкой, усаженной кустиками оранжевых Чернобривцев к такому знакомому деревянному коридору.
Дверь уже была заперта. Я постучал. Дверь скрипнула и коридоре зашаркали шаги моей бабушки, до боли знакомые шаги и ее голос:
– А кто там такой?
– Это Ваш племянник от Вашего брата Григория из Переяслав-Хмельницкого.
– От Григория? – бабушка открыла двери, и ее морщинистое лицо расплылось в улыбке. – Володя, это ж тебя Володя звать?
– Да, – подтвердил я и добавил, – я в командировку на три дня. В субботу в Переяслав- Хмельницкий поездом.
– Ну, заходи, поживешь у нас. А когда будешь уезжать, передашь письмо Грише.
– Спасибо тетя Женя, я ж так и передам Вашему брату, Он еще просил узнать, когда Вы приедете его навестить?
–Ну, об этом мы с ним договоримся. Пусть пишет чаще. А у тебя вещей нет, один узелок.
Я сказал, что вещи все в ведомственной гостинице, там и билет на поезд. Я приехал еще в пятницу. В понедельник передал документы, специально попросил, чтобы мне дали больше дней, чтобы с Вами увидится. Вот я и здесь.
– Ну, входи, входи. Ужинать будем сейчас.
Я с трепетом, вошел в до боли родной коридор с мешками зернового корма для курей и свиньи в хлеву. Поневоле посмотрел вверх к потолку, да так и есть, там громоздилось ласточкино гнездо. А за дверью напротив входа в коридор, была небольшая кладовая, приспособленная под курятник. Все рационально и удобно, но, что говорить о санитарии, антисанитария конечно на лицо, зато все натурально и без лишнего пафоса. Мы вошли в обширную комнату, обустроенную под кухню. Почти посередине комнаты стояла печь. Это было великолепное сооружение. Бабушка в печи по утрам разжигала огонь и ставила вариться в глиняных горшках еду. Ах, какое чудесное жаркое получалось в этой посуде, с пикантным привкусом дымка, жаркое таяло во рту, вызывая ароматный привкус лаврового листа, перца горошком и сочного зажаренного свиного ребрышка. Справа от входа под окном стоял все тот же кухонный стол, который годился и для семейного обеда, и для разделки свиной туши, да и я на нем делал уроки, когда учился в школе. Подумать страшно, что нет в моей реальности, нет уже этого дома с его достатком, да и людей, живших в нем. Сердце сжалось до боли, когда я увидел свою мать. Еще совсем молодую и себя самого, шестилетнего мальчугана, вышедшего поглядеть на меня. В эту минуту, как мне хотелось указать самому себе нате ошибки, которые предстоит совершить этому мальчишке. Как мне хотелось уберечь его от невзгод и лишений, вознаградить его, исключением совершенных мною роковых действий. Но, это все мечты. Стоит мне заикнуться об этом, как тут же обвинят в мошенничестве и засадят за решетку, для выполнения бесплатного труда в какой ни будь колонии строгого режима, в части решений Коммунистической Партии Советского Союза в борьбе за Светлое будущее. И, что оставалось мне, как не порыться в своей памяти, чтобы припомнить, как отреагировал этот мальчик, то есть, я отреагировал на себя самого. Мне припомнился появление племянника дедушки Григория, и как я тосковал после его отъезда. Мне страшно не хватало мужской отцовской ласки, а этот гость, проявил ко мне столько внимания и заботы, что очень сильно врезалось в память, и помогало мне преодолевать колкости других людей, указывая на то, что не все люди плохие есть и хорошие, ради которых стоит жить и бороться.
Моя мать и я сели за стол у окна, а бабушка суетилась у печи, доставая горшки с теплым жарким. Мать достала глубокие тарелки из серванта, который стоял слева от двери, подала бабушке, сама ушла в спальню и вынесла оттуда бутыль с прозрачной, как слеза жидкостью, водрузила бутыль на стол, сказала коротко: – Первач.
Мальчик уселся на стул рядом и получил порцию жаркого с мясом, и тут же сказал:
– Бабушка, я сало кушать не буду. – На что бабушка ответила, – Не будешь, так не будешь.
– Вот ел бы сало, то и был бы крепкий, а не худой, как щепка. – Сказала наша мать, нам, и стала разливать водку в рюмки. Наполнив, сказала:
– Ну, давай, Владимир, выпьем за знакомство, и чтобы нам жилось и билось.
– Расскажи, что там делает твой дядя Григорий? Чем занимается?
– Голубей гоняет по утрам. – Ответил я.
– Все такой же голубятник, как в детстве. – Не выдержала бабушка
– Так что, кроме голубей, у него больше никакого занятия? – наливая вторую рюмку первача, спросила мать.
– Ну, почему, – опрокидывая рюмку, – отвечал я. – В первых он просил передать тете Жене, чтобы в письме она прислала ему мерку ноги Валика. И когда тетя Женя приедет к нему в гости, уже будут готовы сапоги для Валика, которые он сошьет.
– Да, он хороший мастер, золотые руки. Он мне и нам всем шил сапожки и туфельки, очень красивые. Все девчата на нашей улице завидовали. Бывало, я заплету косу и выйду с девчатами прогуляться вечером к речке. Да как запоем песни, то все парни к нам сбегались на посиделки. Вот так!
– Ну, хорошо. – Подвела черту мать. – Я пойду на диване постелю Коле, а то завтра рано вставать. А, ты, Владимир, если хочешь, можешь выйти покурить. И вообще, когда захочешь, можешь ложиться спать. – Указав на просторный диван в ее спальне у одежного шкафа, сказала мать, добавив. – Дверь будет открыта, мы спим с открытой дверью. – С этими словами мать ушла стелить мне постель, все наяву, не во сне, не в кино, а наяву. В эти минуты я пребывал, как во сне, странным было то, что со мной говорит сейчас моя мать в возрасте 45 лет, ни единой морщинки на лице, а я сам сплю на теплой печке, и мне 5 лет. Мне не верилось, что это происходит со мной. Метаморфозы континуума, в котором мы живем, и будем жить. Воспользовавшись предложением матери, я вышел на двор. Погулять в сумерках во дворе. Осмотрел хлев, в котором стояла наша корова Зорька, и спала в загородке свинья. Сходил в уборную, что стояла за хлевом, и вспомнил, как тетя Маня по просьбе бабушки молотила кули хлеба битой, прицепленной на палку-держалку сыромятным ремешком. А я по нечаянности из любопытства подлез и получил в лоб. Но пора идти в дом, ложится спать…
Это осеннее утро выдалось теплым и солнечным. Мать уже была на работе. Бабушка копошилась у печи. Я вышел из спальни и стал умываться в помойное ведро, как это делал неоднократно в свое время здесь. Набирал из кружки питьевой воды в рот и из рта поливал на ладони. Мылил руки затем, повторял процедуру, смывая мыльную пену с рук. Умывшись, вытерся махровым полотенцем. Бабушка пригласила за стол меня и малыша. Я, чтобы поддержать разговор, спросил: – А картошку выкопали уже?
– Давно выкопали. Нам Нюся помогала и дети. – Она имела виду своих детей, и наших с Валиком теток.
– Тетя, не будете против, чтобы я с Валиком в парк сходил?
– Сходите, а я пока кушать приготовлю.
Малыш очень обрадовался и прихватил с собой мяч. Я взял его за руку, и мы вышли за ворота. Там у аллеи старинных лип, посаженных еще со времен сахарозаводчика Терещенко, мы наблюдали путь муравьев. Как эти труженики, двигаясь один за другим, тащили на себе, кто кусочек стебля травы, кто малюсенький листик, а кто обломочек черного крылышка жука. Я, гуляя с моей маленькой шестилетней копией парком, рассказывал ему разные истории, в которых героями были смелые и мужественные путешественники, побеждающие невзгоды, встречающиеся на их пути. Я чувствовал, как было интересно мальчику со мной, а что больше всех беспокоило меня, это то, что я никак не могу рассказать малышу, что его ждет в будущем. Но я хотел это сделать во чтобы то ни стало и не мог. Не мог потому, что малыш тут же расскажет матери, а та обязательно сообщит обо мне в сельсовет Здоренко, председателю. И я решил хитро построить свой диалог. Ведь у меня в запасе было еще два дня. На следующий день пришла двоюродная сестра Нюська. Ей было уже шестнадцать лет, и она считалась старшей сестрой Валика, хоть я знал, что это не так. И, что малыш ее терпеть не мог за ее вредный и не уживчивый характер. Мы с малышом постарались убежать в парк. Там я рассказал ему историю об одном мальчике, который в свои двенадцать лет помог спасти двух пилотов неопознанного летающего объекта, или иными словами, космического корабля. И за это, спасенные космонавты, наградили мальчика уникальными способностями и еще исполнили три его самые, самые важные желания.
– А вот если в твоей жизни произойдет такое событие, что ты будешь просить?
Малыш, насупился, долго думал, потом сказал:
– Хочу жить вечно, и никогда не умереть.
– А еще?
– Хочу много друзей.
– А еще?
– Хочу помогать другим людям, чтобы не болели и жили вечно.
– Валик, когда у тебя будет в жизни это событие, попроси много денег, чтобы ты смог помогать людям. Без денег ничего невозможно сделать, даже собаке помочь.
– А, что у меня будет это?
– Все может быть, ну, на всякий случай ты имей это в виду, хорошо?
– Да, хорошо. – Малыш притих и углубился в размышления. Затем вдруг серьезно спросил:
– А когда это произойдет.
– Я не знаю. Я просто сказал тебе на всякий случай, чтобы в жизни ты принимал правильные решения. – Мальчик снова серьезно посмотрел на меня и сказал: – Дядя Володя, я буду принимать правильные решения.
– Вот и правильно, молодец. – Ободренный похвалой, малыш просиял радостной улыбкой. А я стал говорить ему еще один случай из его будущего:
– Ну, еще, когда тебе будет десять лет, никогда не тяни жеребенка дяди Вани за хвост. Потому, что жеребенок ударит тебя в лоб. Нельзя лошадей таскать за хвосты. Обещай мне это.
Малыш снова серьезно посмотрел на меня, потом спросил:
– Вы, дядя Володя потянули жеребенка, и он вас стукнул копытом в лоб?
– Да. – И я показал ему шрам с правой стороны лба. Малыш беззлобно рассмеялся, сказав, что он не такой дурак, чтобы таскать коней за хвосты.
– А драться ты умеешь? – спросил я его.
– А, что?
– А то, что, когда сын дяди Вани придет к тебе и начнет тебя дразнить обидными словами, лучше не отвечай ему.
– Почему? Я ему как дам?
– Нет, не надо. Ты мальчик сильнее его, но он может ударить тебя ветвистой палкой из яблони и проломит тебе череп. Послушай меня не заводись с ним. Обещай мне, хорошо! Чтобы он не говорил.
– Хорошо, я не буду отвечать ему.
– Правильно. Если ты запомнишь и сделаешь все, что я тебе сказал, ты будешь сильный, здоровый и с деньгами.
Малыш уверенно выпятил грудь, как будто он уже взрослый и уверенным голосом сказал:
– Дядя Володя, не уезжайте от нас, пожалуйста. – Стал хныкать. Я достал носовой платок, высморкал ему нос и вытер слезы, подбодрив мальчика словами: – Ну, ну, ты же мужчина. А мужчины не плачут. – Я смотрел на него, а у самого меня кошки скребли по душе, так мне было его жаль. Жаль было и себя. Что я буду делать весь год, как жить? И вообще, выживу ли я? Третий день я провел с Валиком в парке. Мы играли в футбол. Смотрели птиц, разных мастей, и я снова напомнил ему свои хитрые истории, чтобы он берег себя. Перед отъездом, бабушка вручила мне письмо к брату. На радость, мне, конверт был подписан. Мне ничего не оставалось, как бросить его в почтовый ящик в Киеве, когда я приеду в город. В субботу я проснулся рано утром. Бабушка дала мне на дорожку зажаренного в печке петушка, вареной картошки, хлеба и пирожков с маком, которые специально испекла к моему отъезду. Все это я водрузил в полиэтиленовый мешок, что был куплен в продуктовом магазине Сельпо, и в нем я носил свой обед на работу, на дно которого положил льняные мешки, завернутые в газету. Бабушка спрашивала меня, зачем тебе мешки? Я сказал, что дядя Григорий заказал мне купить комбикорму для голубей и свиньи, а мешков днем с огнем не найдешь. И мне выделили три мешка, благо этого добра в колхозе «Большевик» было много. Конечно, мне уезжать из своего дома не хотелось. С чувством навеки безвозвратной потери, я возвращался в никуда…

Глава 5
Солнце уже освещало своими лучами обильные росы на цветках Чернобривцев, по обе стороны дорожки, по которой провожала меня бабушка к воротам. Тяжесть расставания давила камнем, прижимала к земле, ноги не хотели идти с этого райского места, но рассудок и реальность побеждали чувства, и я нехотя поплелся вдоль ветхого забора, огораживающего стройный ряд каштановых деревьев в нашем садике. Березка, еще не с толстым и высоким стволом, весело шелестела мне на прощание золотом листвы, каштаны устелили мне ковровой дорожкой своих листьев мой путь к дороге, вымощенной булыжником, по которой я должен идти километров три к шоссе. Непроизвольные слезы выступили на моем лице, которым я дал волю выплеснуть все те минуты, прожитые здесь вместе с самим собой в 5-летнем возрасте. Я шел мимо фруктового сада, где еще на деревьях кое где висели плоды. На полную грудь вдыхал этот непередаваемый чистейший воздух из моего детства, и плакал, вернее слезы сами текли ручьями из глаз, которым я дал волю в своем 33-летнем возрасте. Вот и развилка мостовой, что уходила на обширный колхозный двор, а примыкающая грунтовая, к вымощенной булыжником, тянулась в соседнее село Лычанка. По булыжной мостовой дороге я пешком добирался к Брест Литовскому шоссе это был путь в Киев. На обочине шоссе стоял небольшой поселок с романтическим названием «Мечта», там останавливается маршрутный автобус до Киева. В 52-м году, жители села Шпитьки ездили этим автобусом на базар, а кто моложе и на работу в Киеве. Бабушка сунула мне на дорожку три рубля в карман, я был несказанно рад этому. Шагая по брусчатке вдоль тополей, высаженных по обе стороны моего пути, я прикидывал в уме, как быть дальше, с чего начинать мою одиссею, и как жить в незнакомом и очень непростом времени 1952 года. Из истории я помнил, что этот год, полон репрессий. Особенно Сталин взялся за врачей. И целая компания велась, и шпиономания присутствовала повсеместно. Население стучало друг на друга, обвиняя в шпионаже любого человека, который что-то не так сказал или по-иному одет, и в этом находили происки империализма и подрыва устоев Советского Союза. Так что не успеешь и глазом моргнуть, как можешь оказаться в местах не столь отдаленных. Прикинувшись немолчным старцем, можно избежать, этой участи. И прожить худо-бедно 1953 год, добраться до моего заветного возвращения в свое время. С такими грустными мыслями я добрался до Мечты. На пыльной дороге, возле шоссе стояло человек шесть, в ожидании автобуса. Они с нескрываемым любопытством осматривали меня. Две полные женщины в белых платках и с корзинами груш, стали откровенно обсуждать мой внешний вид, рассматривая мои выглаженные брюки и куртку. Казалось, что моя белая рубашка производит неизгладимое впечатление на этих молодиц. Автобус появился со стороны Бузовы, еще одного поселка, расположенного от Милой на расстоянии трех километров. Конечно, он подобрал там пассажиров и был полон. Толкая друг друга, ждущие пассажиры, кое- как влезли в салон автобуса. У меня на правом плече оказалась ароматная корзина груш. Трясясь на неровностях шоссе, автобус катил в направлении Киева. В Святошино, на конечной трамвайной остановке, трамваем №3 я доехал до Крещатика. Вышел на остановке «Бессарабский рынок». На центральной улице Киева тут и там велись ремонтные работы. Бессарабка принимала торговцев с окрестных сел. Там у крытого павильона стояли лошадиные повозки и крытые фуры, жизнь города била ключом. По центру Крещатика уже ходили троллейбусы, и я недолго думая вскочил в подошедший №20. На остановке «Главпочтамт» вышел и направился пешком проулком к Михайловской площади, откуда к Андреевскому спуску, рукой подать. Раз уж так случилось, что виной моего перемещения в прошлое стало это историческое место, вот я и решил вернуться и перевоплотиться там в Старца, живущего подаянием. В знакомом киоске решил купить газеты и прочитать о ситуации в стране и Киеве. Знакомый киоск «Союзпечать» за мое отсутствие никуда не перемещался, все так же стоял на своем месте. Киоскер сразу узнал меня.
– Ну как Ваши дела? Скоро домой?
– Хороша страна Болгария, а Россия лучше всех! – решил я ответить словами модной в то время песни.
– Так Вы из России? – продолжал свое дознание любопытный киоскер.
– Я из Ленинграда. Здесь в командировке. – Я достал свой пропуск на завод и сунул ему под нос. Киоскер стал внимательно разглядывать мою фотографию, гербовую печать. И вдруг его глаза, смотревшие поверх очков на меня, полезли из орбит. Он еще раз заглянул в развернутую книжечку, которую я, не выпуская из рук, держал перед его лицом.
– Что-то я не пойму, какая-то путаница в Вашем документе? – И тут до меня дошла эта жуткая оплошность, ведь я не придал, особого внимания на год выдачи, отмеченный в пропуске. Надо было что-то делать. Но киоскер почти шепотом стал говорить мне:
– Я тут давно работаю и мне всякого в жизни довелось понаблюдать, скажите, Вы точно из будущего? – посмотрел на его внимательные и серьезные глаза, ответил:
– Вот произошло со мной такое несчастье. Что мне делать я не знаю, пришел на работу на завод «Электроприбор», что на улице Глубочецкой 17, бац, и в пятьдесят втором году.
– Знаете, что, пойдемте к нам. Расскажете все, как там в вашем времени. Что ожидается? Чего нам ждать, каких перемен?
– А Вы мне поможете. Мне надо выждать год, затем откроется это место, и я смогу вернуться домой в свою реальность.
– Я помогу Вам. – С энтузиазмом заговорил киоскер. – Меня зовут Леонид Абрамович Сикорский.
– Вы случайно не родственник знаменитого конструктора вертолетов Сикорского?
– Тише, что Вы так громко говорите, конечно, это мой двоюродный брат. Вот он там, а я здесь мучаюсь. Я Вам помогу. Я вижу Вы образованный молодой человек сможете многое мне порассказать, что там у Вас в восемьдесят первом происходит, и что произошло уже. – Говоря эти слова, Леонид Абрамович, установил табличку, «закрыто», и закрыл на замок окошечко киоска. Потом выбежал из киоска и энергично стал закрывать металлическими листами витрину, которые висели на оконных завесах и были пригнаны к левой и правой стороне киоска. Вскоре на штанге, прикрывающей створки, повис увесистый амбарный замок.
– Я сейчас киоск запру на замок, и мы пойдем ко мне. Сарочка, это моя супруга, обещала приготовить щуку по ее особому рецепту, как она умеет, пальчики оближешь. Подождите еще чуть, чуть. – Он быстро побежал за киоск и стал там греметь замком, запирая киоск.
В это время меня кто-то легонько взял за локоть. Я обернулся и увидел знакомое лицо девушки. Ее черные как смоль глаза смотрели внимательно, серьезно и настороженно. Я видел ее черные волосы, собранные на затылке в длинный хвост, и сразу вспомнил, где я мог видеть ее. В памяти возник тот злополучный случай, когда я решил подняться по лестнице на Замковую Гору, а эта девушка сошла вниз.
– Ничего не отвечай. Немедленно следуй за мной. – Сказав эти слова, она быстро стала уходить по Андреевскому спуску вниз. Я, когда увидел ее, затем услышал, понял, что она поможет мне, так как наверняка знает капризы временного портала. И не обращая никакого внимания на возгласы Леонида Абрамовича, я бросился за девушкой, лишь успел сказать Сикорскому: – Никому не рассказывайте обо мне, иначе Вас неправильно поймут окружающие. Прощайте Леонид Абрамович!
– Прощайте, молодой человек, не поминайте лихом. – Последние его слова я с трудом разобрал, так как мне сейчас не до него. Девушка явно двигалась в сторону возвышенности, с которой я сошел на мостовую Андреевского спуска. Она обернулась, прежде чем ступить на тропинку и, убедившись, что я иду следом, ступила. Я, как мог ускорял свой шаг но девушка держала дистанцию и шла впереди легкой походкой поднимаясь уже на Замковую Гору. У кругов она остановилась. Подняв правую ладонь, дала мне знак остановиться. Дистанция от нее была метров пятнадцать, я стоял как вкопанный, не понимая, что происходит. Мне хорошо было видно, как она ступила в центр кругов и растаяла там как призрак. Я с бьющимся от волнения сердцем, трясясь всем телом от нетерпения, бросился к кругам, и не задумываясь, ступил в центр. Мгновенно все преобразилось вокруг. Желтые листья на деревьях и кустах еще не опали, а солнце светило, как в разгар дня. Я не стал задерживаться в центре кругов, а быстро вышел. Девушку я заметил впереди. Ее длинные черные волосы метались в такт легкой походки. Я пошел следом. Она первая дошла до лестницы и быстро сбежала вниз, я не успел догнать ее, как потерял ее из виду. Андреевский спуск жил своей размеренной жизнью. Торговцы сувенирами, у Андреевской Церкви аллея художников. Я протер глаза, не веря своим глазам. Но беспокойство не покидало меня. И чтобы удостовериться в том, что я вернулся в свое время, подошел к первому попавшему торговцу значками и геральдикой спросил:
– Не подскажете, какое сегодня число? – он испытующе взглянул на меня, улыбнулся, сказав:
– Пить меньше надо. А если быть точным, то сегодня тридцатое сентября, вторник, одна тысяча девятьсот восемьдесят первый год.
Я чуть не выпалил:
«не может этого быть!», – но спохватившись, сказал:
– Спасибо! – и добавил, – В отличие от Вас, я вообще не пью и не курю. – Отвернулся от него, стал соображать, что делать дальше, а в след услышал лишь: – И девушек не трогаю…
Домой пришел, как ни в чем не бывало. На вопрос Лили, – А, что это за курица и пирожки? – ответил: – На заводе пайки давали, вот я и взял один. Там еще яблоки были и лук, но я отказался.
– Ого, да тут у тебя еще и газета, Правда, еще краска типографская не обсохла. А на кой нам эти мешки? – тряся в воздухе свертком льняных мешков, допытывалась жена. Не обращая внимания на ее слова, ответил лишь, что за выпуск газеты:
– Да это юбилейный выпуск. – Жена не стала допытываться, что за юбилей, а я не посвящал ее в подробности. А на следующий день, я пришел на работу, как и прежде, и прилежно трудился на своем рабочем месте…

Таинственная незнакомка

«И были три брата: а один по имени Кий, а другой – Щек, а третий – Хорив, и сестра их – Лыбедь. Сидел Кий на горе, где ныне подъем Боричев, а Щек сидел на горе, которая ныне зовется Щековица, а Хорив на третьей горе, отчего и названа Хоривицей. И построили город и в честь старшего своего брата дали имя ему Киев. Был вокруг города лес и бор велик, и ловили там зверей, а были люди те мудры и смыслены, и назывались они полянами, от них поляне – киевляне и доныне». (Повесть Временных Лет. Перевод Древнерусского текста).

Глава 1
Мистические приключения, что произошли со мной вчера, не хотели исчезать бесследно из памяти. Я никак не мог поверить тому, что, прожив эти четыре дня в пятьдесят втором году, в восемьдесят первом никто и бровью не повел, не заметив моего исчезновения. Но перемены, которые произошли с моим телом, я ощутил сразу. Мой шрам на лбу куда-то бесследно исчез, словно никакого следа от копыта жеребенка и не было вовсе, а на месте небольшой вмятины, на темени головы от удара сухой веткой яблони моим двоюродным братом, сыном дяди Вани, и следа не осталось. Все это подтверждало тот факт, что я таки был там в пятьдесят втором, и что мой юный двойник, то есть, я сам, себя уберег от неприятных ссадин, а двойника от будущих, которые судя из моих изменений на теле, уже произошли. Значит, подтверждается тот факт, что наша реальность существует параллельно с реальностью такой же, но только в прошлом. Из командировки вернулся Любченко. Привез массу впечатлений от поездки. Восхищался, обилием продуктов на полках магазинов «Питера» и полушепотом сетовал на нашу бедность. Но романтический настрой Александра Владимировича к Ленинграду, не мешал ему требовать от подчиненных исполнения плана работ. А мои приключения, которые прочно засели у меня в голове мешали этому. Мешали сосредоточиться на работе, но, поскольку работа для меня была хорошо знакома и отлажена, я выполнял ее в срок и почти механически точно и безошибочно. Это в значительной мере помогало мне размышлять и сопоставлять факты моего недавнего происшествия. Неприятно было лишь одно, это то, что я никак не мог ни с кем поделиться, обсудить свое приключение и благополучно забыть, чтобы спокойно жить и зарабатывать себе стаж на будущую пенсию, до которой оставалось мне жить еще 27 лет. Однажды, Любченко собрал нас перед началом работы на рабочую пятиминутку и сообщил, что руководителей секторов обязали организовать движение по наставничеству. Я не придал этому особого значения и продолжал выявлять в чертежах конструктивные ошибки, устранять их по установленным Гостом правилам и информировать об этом производственные цеха. Тамара Петровна, при каждом моем уходе в цеха, сразу же срывалась с места и следовала за мной по пятам. Мне это крайне не нравилось. Но, зная обидчивые нравы женского характера, я не стал ей ничего говорить об этом. У меня еще теплилась надежда, на то, что это всего лишь случайные производственные дела и только. Но, это стало системой. Я не выдержал и сказал Любченко. Тот спокойно ответил:
– Тамара Петровна приказом по заводу назначена официальным наставником. Ну а поскольку у нас молодых, или нет, вновь прибывших сотрудников, кроме Вас Валентин, никого нет, вот Вас, и закрепили за ней.
– И, что теперь, эта сотрудница будет бегать за мной и в туалет? – Любченко хитро улыбнулся, затем серьезно ответил: – Ей доплатили до зарплаты десять рублей за наставничество, но в ее обязанности еще и входит дисциплина подопечного. А еще в конце каждого месяца она должна отчитываться в проделанной работе по наставничеству Гольде в письменной форме, подавать за моей подписью количество решенных вопросов с Вами.
– А нельзя, как-то ограничить ее гончие бега за мной? – на, что, Любченко ответил коротко.
– Нельзя.
На следующий день в нашей группе, Исай с Тамарой Петровной, поджидали меня у рабочего места Александра Васильевича.
– Валентин, что это Тамара Петровна жалуется на тебя, что ты не подходишь к ней и не задаешь вопросы по наставничеству?

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/valentin-kolesnikov-25406066/lybed-zamkovoy-gory-70786213/?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.