Добрые слова на память

Добрые слова на память
Михаил Константинович Зарубин
В новой книге «Добрые слова на память» автор рассказывает о своих коллегах, с которыми прошел долгий и сложный период становления ленинградской промышленности. Особенно много таких слов он посвятил Петру Георгиевичу Семененко, Генеральному директору Кировского завода.

Михаил Зарубин
Добрые слова на память

Дома и книги
Дома живут дольше, чем люди. Книги живут дольше домов, дольше храмов, дольше всех вообще рукотворных вещей, созданных человеком. И только идеи, записанные на бумаге, на клочке папируса или на глиняной табличке – бессмертны. Эта красивая апофегма верна по своей сути, поэтому можно простить древнему греку, ее придумавшему, излишний блеск и законченность.
В этом кратком предисловии я хочу рассказать о человеке, который строит дома и пишет книги, то есть занимается самыми важными делами, которые только можно себе вообразить в человеческом сообществе.
Михаил Зарубин родился после войны в маленькой таежной деревеньке Кеуль, на берегу Ангары. В новелле «День рождения» он так рассказал о своем появлении на свет:
«…Я открыл глаза и увидел кусочек нашей сибирской природы: пронзительно-синее небо, высокий ангарский берег, а на берегу дом, где жила наша семья. Глухо шумела Ангара, о чем-то своем шелестела впадающая в нее речка Кеулька, а на меня внимательно смотрели три пары глаз: мамины и сестер – Милы и Капы. Не знаю, сколько мне было: месяц, два, три? Память выхватывает только отдельные картинки – яркие и радостные. Но самой первой, конечно, я увидел бабушку Степаниду с черными и корявыми от тяжкого крестьянского труда руками: это она принимала роды у моей матери, произведя увесистый шлепок в нужное место, отчего я громко заорал, оповещая жителей Кеуля о своем появлении на свет. Смотрите, вот он Я, ваше продолжение, ваша надежда и опора!
Я вспомнил день своего рождения через шестьдесят с лишним лет. Вспомнил своенравную Ангару, нашу кормилицу и спасительницу, теплую колючую землю, по которой шлепал босиком, лавочку перед палисадником, где сидел и ждал с работы отца с матерью. И не просто вспомнил, я все это ощутил. Передать словами подобные ощущения очень непросто. Как расскажешь о сладкой деревенской гармонии, когда от таежной тишины и чуть слышного пения птиц хочется плакать?»
Свою биографию писатель изложил в своих произведениях достаточно полно: детство в деревенской глуши, на берегу Илима, в крошечной деревне Погодаевой, сказочный Крым под ослепительным южным солнцем, куда двенадцатилетнего Мишу Зарубина, как лучшего ученика, отправили в пионерский лагерь Артек, смерть матери, учеба в иркутском строительном техникуме, первая любовь, женитьба, и дома, дома, дома, которые он строил в самых разных уголках нашей страны.
В семидесятые годы он приехал в Петербург, и этот город так полюбился ему, так поразил его воображение, что он сразу понял – это любовь на всю жизнь.
Сорок лет он строит в Ленинграде-Петербурге жилые дома, заводские корпуса, школы и больницы. Он в совершенстве овладел наукой строительства, получил звания академика, Заслуженного строителя России, почетного гражданина Кировского района города Петербурга, награжден орденами, медалями, дипломами, памятными знаками, словом, всем тем, чем только можно наградить человека. Он наивно, как-то по-детски радуется этим знакам государственного внимания, и при случае не прочь похвалиться очередной «игрушкой», как он сам их называет.
Как все романтически настроенные юноши, он писал стихи, печатал в газетах свои заметки, очерки, репортажи, одно время даже всерьез подумывал о том, чтобы связать свою судьбу с журналистикой, но получилось так, что он был вынужден выбрать другую, более приземленную профессию – он стал строителем.
Однако любовь к слову, к литературе, всегда была основой его личности, его мировоззрения – оно было воспитано в иркутских литературных объединениях, откуда вышли известные всей стране писатели: Валентин Распутин, Александр Вампилов, Геннадий Машкин, Анатолий Мошковский, и многие другие.
Михаил Зарубин пришел в художественную литературу довольно поздно, дебютировав повестью «Я родом с Илима». В ней он рассказал о своем детстве, которое прошло в деревне Погодаевой, о ее жителях, своих сверстниках, о стариках и старухах, которые еще помнили царя-батюшку, но ничего не знали о крепостном праве – его просто не было в далекой сибирской глухомани.
Во второй своей повести «Горький дым» писатель обратился к сложной и неоднозначной теме: отношению человека к Природе, к земле, на которой он живет, к дому, который он строит своими собственными руками, и сам же его разрушает. Вряд ли кому-нибудь придет в голову упрекать автора в «повторении пройденного» – с Валентином Распутиным его роднит только тема; он нашел свои, горькие слова, как тот угрюмый дым, который стоял над горящей деревней:
«…Горят дома. Горький дым стоит над деревней, в дыму висит оранжевое солнце, без лучей, тусклое, жуткое. Его отражение колеблется в мутной воде Илима.
Горят деревья на высоком берегу. Хорошо видно, как огонь, играя, влезает по коре стволов, извивается вокруг них, прячется куда-то, а вслед за ним ползут золотые муравьи, и зеленоватые лишаи становятся серыми, потом быстро чернеют. Вот снова откуда-то выбежал огонь, грызет порыжевшую траву.
Щебета птиц не слыхать, хотя леса богаты певчей птицей. Невозможно видеть, как зеленое мертвеет, покрывается рыжей ржавчиной и часто, даже не вспыхнув огнем, листья сыплются на землю пепельными бабочками, обнажая тонкие ветки. Но иногда лист, иссушенный жарою, вдруг весь вспыхнет и осыплется сотнями желтых и красных мотыльков, Я видел, как нижние лапы пышных елей быстро теряют бархатный, темно-зеленый лоск, рыжеют, ржавеют, и вдруг, озолотясь, брызгают во все стороны густым дождем огненно-красных искр. Вот они с легким треском дружно взвились ввысь, осеяв всю пирамиду елки, взвились, потом исчезли, а дерево стало черным, и лишь кое-где на концах голых веток мелькают маленькие огненные цветки.
Быстро желтеет мелкий березовый лист, когда по белому стволу гибко вползает огонь. Ветви курятся синим дымом, тихонько посвистывая. И кажется, что в тихом свисте горения звучат начала каких-то других песен – странных, глубоких, трагичных.
На опаленной земле валяются старые ведра, ржавые пилы, топоры, литовки, корчаги, среди них самодельная кукла, набитая опилками, с оторванной рукой. Печные трубы – как памятники…»
Проза Зарубина характерна открытостью, яркой публицистичностью. В городе, где он живет и работает, ему до всего есть дело: от попыток властей выстроить в городской черте гигантскую газпромовскую башню, до судьбы знаменитого здания питерского театра БДТ, которое он сумел уберечь от неминуемого разрушения. Не случайно вот уже несколько лет Зарубин работает в Общественной палате города, куда приглашают только самых авторитетных специалистов в различных областях народного хозяйства, науки и культуры.
В новой книге «Добрые слова на память» он рассказывает о своих коллегах, с которыми прошел долгий и сложный период становления ленинградской промышленности. Особенно много таких слов он посвятил Петру Георгиевичу Семененко, Генеральному директору Кировского завода, выпускавшему не только знаменитые трактора, но и танки, турбины, и еще много такого, без чего оборона страны не могла обойтись.
«…Мы были ровесниками. Однако он всегда казался мне значительно старше, солиднее, умнее, и вообще обладал качествами, которыми я хотел бы обладать. По служебной лестнице мы поднимались почти синхронно: он стал главным инженером на заводе, я – в тресте. Его назначили Генеральным директором объединения, меня – управляющим 47-м трестом. Так, рука об руку, мы проработали пять лет. Много это или мало? Сейчас мне кажется – мало.
Реконструировать и строить Кировский завод было необычайно интересно. Что ни построишь – все впервые, все уникально. Любой профессионал мечтает о таких объектах. Мне, можно сказать, повезло, в тридцать шесть лет я стал возводить цеха знаменитого завода, руководя строительным управлением. Сейчас, когда я иду мимо Кировского, меня переполняет гордость за то, что мне удалось когда-то сделать. Вот этот цех, например, построили за год, хотя в это никто не верил. По четкому совмещенному графику одновременно работали строители и монтажники трех десятков специальностей: на крыше вставляют стекла в фонари, под перекрытием идет окраска, тянут провода, прокладывают паровые и воздушные магистрали, монтируют станки, заливают пол… Сколько сил, бессонных ночей… А все-таки смогла, успели – поет душа.
Гордость завода – прокатный цех. Сразу в глаза бросаются огненные слитки, они медленно плывут по вальцам, создавая вокруг какой-то призрачный, сказочный свет. В конце, у глухой стены лежат многотонные штабеля уже остывшего металла…»
Словно боясь что-то упустить, недосказать, не реализовать, автор торопится попробовать свой силы в различных литературных жанрах: в стихах, которые он сочинял в далекой юности, в сказках (не так давно вышла книга «Сказочные истории» с рисунками талантливого питерского художника Игоря Беличенко), в больших и малых формах – повестях и рассказах. Судьбы его героев чаще всего трагичны: таков русский солдат, искалеченный в Афганистане и в конце концов нашедший себя в вере, таковы два деревенских мальчишки, два друга из повести «Кровные братья», таков и главный герой повествования Мишка Карнаухов, хлебнувший раннего сиротства («Долгая дорога к маме»).
К огромному списку наград Михаил Зарубин в последние годы добавил еще несколько литературных: его книга «Через годы, через расстоянья…» была удостоена премии имени Николая Тихонова, а «Прогулки с Андреем Толубеевым» – Всероссийской премии имени А. К. Толстого. Совсем недавно его повесть «Монах» была удостоена Всероссийской православной литературной премии имени Святого Благоверного Великого князя Александра Невского. Стоит подчеркнуть. что это единственная литературная награда, учрежденная монастырем в России.
Пожелаем же ему новых литературных удач и свершений в столь трудных, благородных и благодарных профессиях – писателя и строителя.

    Александр ЯКОВЛЕВ,
    доктор филологических наук

Встречи в Петербурге
Рассказ
Долгожданная пятница затянулась. На часы Алексей уже не смотрел, понимая, что договоренность с женой уехать вечером на дачу становится невыполнимой. Маленькие и большие дела, словно снежный ком накатывались на него, он пытался их быстрее решить, но они обрастали новыми делами. В десятом часу вечера Алексей вышел из душного кабинета управляющего, который, уходя в отпуск, давал наставления каждому начальнику управления, причем наставления были столь подробны, что создавалось жуткое впечатление, будто управляющий уходил не в отпуск, а улетал на Марс. Получив свою порцию наставлений и спускаясь по широкой лестнице, Алексей решил: на сегодня хватит, пора домой, если он сейчас зайдет в управление, то опять придется решать бесконечные проблемы с бетоном, кранами, машинами.
На улице было светло, солнце еще не зашло и горизонт горел розовым светом. Белые ночи обняли город. Подходя к автобусной остановке, Алексей подумал: «Господи, хоть бы раз взять отпуск во время белых ночей и ощутить волшебство этой поры. Побродить по городу с Машей, увидеть, как поднимаются крылья мостов над Невой, как живет город, река, небо, и приходит радость и восторг. Как славно прокатиться с Машей на катере, пройтись по Невскому проспекту…»
– Мечты, мечты, где ваша сладость? – вслух проговорил он и сам испугался звука своего голоса. Посмотрел по сторонам, но рядом никого не было.
«От такого дня и не так заговоришь», – подумал он.
Маша открыла дверь, он молча развел руками, мол, припозднился. Она также, молча, покачала головой. По давно заведенному порядку Алексей быстро переоделся в домашнее и пошел принимать душ. Выйдя из ванной, на кухне он остался один. Маша помогала дочке с домашним заданием, которое учитель задал на воскресенье. Задавали много, и задания иногда были такими, что человек с высшим образованием вставал в тупик.
Алексей смотрел в окно, а мыслями был еще там, на работе. Сейчас заканчивалась вторая смена, как там идет бетон? Плиту основания нужно забетонировать разом, как говорится, в один удар. Только бы завод не подвел, у него вечно поломки. Чуть попозже надо бы позвонить, справиться, как работа. Тут же набежали другие мысли.
Жаль, что не уехали с Машей на дачу, такая прелесть на улице: тепло, светло, а воздух, ну, разве в городе может быть чистый воздух? Зазвонил телефон.
– Леша, в такое время только тебя, возьми трубку, – услышал он голос жены.
Ну, конечно, наверное, поставку бетона прекратили!
– Да, слушаю.
– Здравствуй, Алексей, – прозвучал незнакомый голос. – Здравствуйте, – медленно и холодновато протянул Алексей.
Маша подошла к нему.
– Кто там? – спросила она. Алексей пожал плечами.
– Ну что, не узнаешь, Алексей Федорович? – продолжился разговор.
– Пока нет.
– Что ж удивительного, давно не слышали друг друга. Это Коля Стрельцов.
– Кто?!
– Не кричи, Машу разбудишь.
– Уже разбудил, она рядом стоит. Откуда ты?
– Пролетая мимо вашего славного города, решил приземлиться и позвонить.
– Где ты находишься?
– На аэродроме, военном.
Коля Стрельцов, друг, товарищ отроческой поры, что плавно перешла в юность. В пятнадцатилетнем возрасте они вместе поступили учиться в строительный техникум, окончили его. Потом их пути разошлись, Алексей с Машей пошли на стройку, осели в Петербурге, а Коля осуществил заветную мечту: окончил факультет журналистики, распределился в Екатеринбург, работал в газете.
– Да что же ты там делаешь?
– Командировка. Пишу о наших славных летчиках.
– Ты свободен?
– До послезавтрашнего утра.
– Так в чем же дело, приезжай, мы ждем.
– Тут оказия нужна, автобусы в город не ходят.
– Ну, сообразите там, вы ж не бестолковые…
– Что-что, а сообразить уже успели, на это ума хватило.
– Коля, приезжай или прилетай, адрес у тебя есть? Тогда ждем.
Через час они втроем сидели за столом и вспоминали о прошлом, перебивая друг друга, рассказывали о настоящем.
– Так ты до сих пор не женился? – спросила Маша.
– Было, да не срослось. Не получилось.
Маша понимающе закивала головой, но пытать Николая, почему не срослось, не стала, только предложила:
– Может, мы тебе здесь невесту присмотрим?
– Нет уж, это я сам должен присмотреть. И не беспокойся, какие наши годы!
И вновь посыпались вопросы о жизни и работе, о старых друзьях и товарищах. Около двух ночи Маша пресекла мужское застолье:
– Ребята, пора ко сну: а то уже утро стучится в окно; правда, сейчас это трудно заме тить, белые ночи в нашем городе путают любое время суток.
– Завтрашний день у тебя свободен? – спросил Алексей.
– Сегодняшний, – поправила Маша.
– Свободен, – ответил Коля. – Я никогда толком не видел Питера, все на бегу, может, покажете?
Алексей с Машей переглянулись, Коля заметил это.
– Если у вас свои планы, я могу один.
– Конечно, так и бросим тебя. Спать! Утро вечера мудренее, – скомандовала Маша.
Утром Маша с дочками собралась на дачу, сделать неотложные дела. А Алексей с Колей отправились на экскурсию по городу.
– Алеша, возьмите у Мойки обзорную поездку по городу. Это как раз то, что нужно, – напутствовала их Маша.
Дорога до Мойки заняла полтора часа. В субботу у транспорта интервалы были больше, чем в обычные дни, да кто их придерживается, интервалов. Так и набежало, на трамвайной остановке постояли, потом на автобусной, хорошо еще электропоезда в метро шли по графику.
Автобусов на обзорную не было, последний из них хвост показал. На вопрос, когда следующий, получили ответ: группа наберется, будет и автобус. Пока с обзорной выясняли, им предложили пеший маршрут по Невскому.
«– Давай пройдемся, никогда не ходил по Невскому», – сказал Коля.
– Ну, чего ты, мы и так, без всякой экскурсии можем по нему пройтись.
– Пройтись-то можно, но послушать хочется, что к чему: чем дома знамениты, кто там жил, с какими событиями связаны.
И тут они узнали, что темой экскурсии будет не сам Невский проспект, а творчество архитектора Карла Росси.
– Может, все-таки обзорную подождем? – засомневался Алексей.
Но Коля уже ничего не хотел слушать, он стоял около молодой женщины, которая собирала группу. Алексей почему-то сразу понял, что Колю отсюда не увести, уж больно ему экскурсовод понравилась, это было трудно не заметить.
Молодая женщина была хороша собой. Свежее живое лицо с блестящими черными глазами и удивительно доброй улыбкой, волнистые, светло-каштановые волосы, чуть короче плеч. Стройная фигура, белоснежная кофточка и серые брюки – простой, но элегантный наряд. Взгляд любого мужчины останавливался на груди, кофточка аккуратно обтягивала два круглых бугорка, похожих на мячики.
– Девушка, вы будете нашим экскурсоводом? – спросил Коля.
– Да, – с улыбкой ответила та, видимо, уже привыкшая к подобным вопросам.
– Извините, а как ваше имя?
– Елизавета Алексеевна.
– Можно, я буду звать вас Лизой?
Она улыбнулась Коле, но ничего не сказала. «Сельская непосредственность», – подумал про себя Алексей и тоже улыбнулся. Наконец собралась группа человек десять, и перед тем, как отправиться на экскурсию, Лиза обратилась ко всем:
– Дорогие друзья! Главная улица Санкт-Петербурга – Невский проспект, куда мы с вами сейчас и направляемся. Начинаясь от Адмиралтейства, проспект заканчивается у Александро-Невской лавры, которой и обязан своим названием. Лавра была основана Петром Первым в память о победе над шведами, одержанной новгородским князем Александром Ярославичем и получивший за эту победу прозвище «Невский». Церковь причислила князя к лику святых. Александр Невский издавна считался небесным покровителем нашего города.
В первые годы строительства Петербурга Невский проспект был просекой, которая соединяла Адмиралтейство с Александро-Невской лаврой и называлась дорогой к Невскому монастырю, потом она не раз меняла свое имя, и самым известным из старинных названий было – Невская перишектива. А Невским проспектом ее стали называть только в 1781 году.
Медленно двигаясь, они вышли на Невский проспект, и Лиза сказала:
– Вот он! – И, помолчав, словно для того, чтобы экскурсанты насладились видом кипевшей людьми и машинами улицы, продолжила:
– Наверное, все читали «Невский проспект» Гоголя. Начинается он такими словами: «Нет ничего лучше Невского проспекта, по крайней мере, в Петербурге; для него он составляет все…»
Видно было, что Лиза очень любит свой город и гордится им, столько восторженного чувства было в ее голосе, когда она произносила эти слова.
– Здесь жили самые богатые и знаменитые петербуржцы. Здесь строились прекрасные дворцы, дома и церкви, великолепный Гостиный двор, Казанский собор, Дом книги. На протяжении трех столетий Невский проспект не переставал развиваться и застраиваться.
Сегодняшняя тема нашей экскурсии – Карл Иванович Росси, его архитектурные творения. Пройдемте немного вперед, на Дворцовой площади я начну рассказывать об этом.
Дойдя до площади и подождав отставших, Лиза, обведя рукой все вокруг, начала говорить:
– Дворцовая площадь. Ее масштабы поражают воображение даже сегодня. Однако величественный ансамбль, которым любуются нынче, сложился не сразу. В первые десятилетия Петербурга, здесь, на Адмиралтейском лугу, пасли коров. О двухэтажных дворцах того времени помнят только историки архитектуры. Самое старое здание на площади – Зимний дворец. И по счету он пятый! На том месте, где он находится, архитектор Растрелли начал строить четвертый царский дворец для Анны Иоанновны, которая сочла предыдущий – скучным. Тот же Франческо Бартоломео Растрелли строил и пятый дворец, который считается бесспорным шедевром пышного елизаветинского барокко. Стены его покрыты огромным количеством лепных украшений, затейливых наличников, полуколонн и колонн. На кровле расположились вазы и скульптуры античных богов. Елизавета Петровна не успела насладиться новым дворцом, и по-настоящему обживала его Екатерина П. Зимний дворец для постоянно увеличивающегося собрания предметов искусства был расширен. По ее приказу ко дворцу пристроили Малый Эрмитаж, а затем и Большой и Малый Эрмитажный театр. Эрмитаж – один из величайших художественных музеев мира. Екатерина II заложила основу коллекции, закупая огромные собрания в Италии и Англии, Германии и Франции. Сегодняшний музей – это миллионы экспонатов и сотни шедевров высочайшего уровня!
Однако до начала XIX века площадь оставалась неоформленной. Хаотичная застройка вдоль берега Мойки совершенно не соответствовала великолепию дворца. Много раз площадь пытались привести в порядок, пока наконец царским указом не был создан специальный отдел при строительной комиссии города: «По устроению против Зимнего дворца правильной площади». Задача была сложная, требовалось не только создать главную парадную площадь, но и административный центр столицы, сосредоточив вокруг Зимнего дворца важнейшие правительственные учреждения: Военное министерство, Министерство внутренних дел и Министерство финансов. Таким образом, напротив дворца появилось великолепное здание Главного штаба, фасад которого представляет собой гигантскую 580-метровую дугу, представляющую из себя два полукруглых корпуса, объединенных в центре триумфальной аркой. Так появился неповторимый ансамбль Дворцовой площади, созданный гением архитектора Карла Ивановича Росси.
Тут Лиза стала рассказывать, как юный Карл Росси в одиннадцатилетнем возрасте приехал в Петербург из Италии со своей матерью и отчимом, приглашенными «первыми танцовщиками» и нашедшими здесь свою вторую родину. Как воспитывался в мастерского архитектора Бренна.
Алексей подошёл к Коле, похлопал по плечу.
– Ну, чего тебе, Леша, говори быстрее.
– Коль, может, хватит слушать лекцию? Покатаемся на катере по Неве.
– Нет, нет, нет! «Такого чудесного рассказа я давно не слышал», – сказал Коля. – Да пусти ты меня, дай подойти поближе, плохо слышно.
Алексей понял, что, Коля от Елизаветы Алексеевны никуда не уйдет. Почесав затылок, он стоял в стороне, рассматривая прелести самой красивой площади города. Сколько раз он бывал здесь? Много. Правда, все больше с гостями. Одному не приходилось просто так прийти сюда, постоять, посмотреть, впитать в себя все чудо великолепного ансамбля.
– Уникальность арки Главного штаба в том, – вещала Лиза, – что состоит она из трех связанных между собой арок. Эта арка стала символом воинской славы России. Обратите внимание на фигуры часовых в античных доспехах, на орнаменты из воинских трофеев, на римскую колесницу с крылатой богиней Славы, венчающую архитектурное сооружение на 36-метровой высоте.
Когда здание Главного штаба было построено, император Николай I задумал поставить в центре Дворцовой площади памятник Петру, но Росси убедил его отказаться от этой идеи. Памятник на огромной площади, среди монументальных строений «утонул» бы, а вместо этого площадь украсилась величавой Александрийской колонной, которую часто именуют Александрийским столпом – памятником в честь победы в Отечественной войне 1812 года. Эту колонну воздвиг французский архитектор Огюст Монферран, создатель Исаакиевского собора, мимо него мы пойдем на площадь Декабристов, бывшую Сенатскую, в ансамбле которой Карл Росси также сыграл немаловажную роль. Там мы увидим здания Сената и Синода, последние крупные произведения Росси.
По дороге на Исаакиевскую площадь и дальше Коля полностью завладел вниманием Лизы, оттеснив остальных экскурсантов, которые пытались задавать вопросы. Оба они ушли вперед, ведя беседу. Алексей посматривал за ними, слышал его голос и ее смех. Наконец Лиза словно очнулась и, увидев, что группа растянулась в длинную цепочку, укоризненно посмотрела на Колю, а тот виновато прижал руку к груди. Лиза помахала своей белой шляпкой, собирая группу, и занялась рассказом о площади Декабристов.
Но Коля не сдавался, задавал вопросы, и она отвечала и отвечала ему одному.
Следующей остановкой была площадь искусств с великокняжеским Михайловским дворцом, где впоследствии расположился Русский музей. Дворец построил Карл Росси, а после этого спроектировал и площадь, которая называлась в то время Михайловской.
Алексей перестал бороться с Колей, а тот не отходил от Лизы. Было смешно смотреть, как он то справа, то слева пытался прикоснуться к ее руке, она вздрагивала от таких прикосновений и уже жалобно смотрела на Николая, только взглядом прося не мешать ей работать.
Потом экскурсия прошла к площади Островского с памятником Екатерины Великой, с Александринским театром и новым корпусом Публичной библиотеки. Еще один превосходный ансамбль архитектора Росси. А закончила Лиза свой рассказ на улице Зодчего Росси, бывшей Театральной. Эта улица, позади театра, вместе с маленькой площадью, на которую она выходит, тоже включена в «театральный» ансамбль Росси. По обе ее стороны два дома, выкрашенных в расхожий цвет классицизма, желтый. Ряды аркад и колонн этих домов, словно зеркальное отражение друг друга. Эту улицу называют самой пропорциональной улицей города. Ширина улицы и высота домов одинаковы – 22 метра, а длина улицы в 10 раз больше, 220 метров.
Алексей загляделся на удивительную композицию улицы, он слышал голос Лизы, но слова не воспринимал, так был поражен четким ритмом, динамикой, рельефной пластикой – гармонией сооружений.
Свой долгий рассказ о Карле Ивановиче Росси и его выдающихся сооружениях Лиза закончила словами Белинского, что тот, кто хочет видеть Петербург «как великолепный и прекрасный город, столицу России и один из важнейших в мире портовых городов, тому, разумеется, достаточно только взглянуть на Александринский театр, который с его прелестным сквером впереди, садом и Аничкиным дворцом с одной стороны и Публичной библиотекой с другой составили одно из замечательных украшений Невского проспекта…»
В ногах чувствовалась усталость, но от красоты увиденного в голове было светло и ясно. Лиза прощалась с экскурсантами. Алексей сидел на скамейке, наблюдая за Колей. Тот дождался, когда все отошли, и заговорил с ней. Она улыбалась, но что отвечала, Алексей не слышал. Затем, посмотрев на часы, кивнула ему и быстрыми шагами пошла к Невскому проспекту. Коля остался один, повесив голову, подошел к Алексею.
– Ну, что, Коля, не удалось познакомиться поближе?
– Кажется, не удалось, – друг вздохнул.
– Бывает.
– Еще не вечер.
– Наверняка кто-нибудь уже вскружил ей голову.
– Да уж, – Коля присел рядом на лавочку. – Таких мастеров много.
После минутного молчания он уже с улыбкой спросил Алексея:
– Ну, какие наши дальнейшие планы?
– Может, автобусная экскурсия по городу?
– Нет уж, экскурсий хватит, я бы пообедал.
– Хорошо, поедем на Комсомольскую площадь, там кафе, где можно хорошо поесть и выпить отличного пива.
– Поехали. Всю дорогу Коля вспоминал Лизу.
– Какая девушка, красавица, правда ведь красивая, а? И умница.
– Да, Коля, красивая, но она не в моем вкусе.
– А мне она понравилась.
– Стрелой, прямо в сердце.
– Да, стрелой, и нечего смеяться. Слушай, а может, еще раз сегодня пойти на экскурсию.
– Коля, это без меня.
– Ну, ладно.
В кафе было много народа, помещение хоть и называлось кафе, но скорее всего походило на пивной бар, да и люди в основном приходили сюда ради пива. Найдя в уголке два места, Алексей с Колей сделали заказ. Пиво принесли сразу, мясное попросили подождать. Когда выпили по бокалу и на душе стало теплее, Коля, глядя в окно, спросил.
– А что это такое, завод?
– Это корпуса Кировского завода.
– Так это что, бывший Путиловский? Тот самый, старинный? Сколько же ему годков?
– С тех пор, как его Путилов построил, много воды утекло.
– Значит, его Путилов построил? – Ну, а кто еще, поэтому и Путиловским назвали.
Пожилой мужчина, сидевший рядом с ними, внимательно посмотрел на Алексея и сказал:
– Извините меня, молодой человек, что невольно подслушал ваш разговор, но должен заметить, что Николай Иванович Путилов никогда ничего здесь не строил. Двенадцать лет был собственником завода, а построили задолго до него.
– Как это до него? – вспыхнул Алексей.
– Да так вот.
Алексей уставился на мужчину, тот тоже смотрел на него. Он был стар, лицо приятное, абсолютно седой, лицо чисто выбрито, очки в роговой оправе с толстыми выпуклыми стеклами. Кадык выглядывал из застегнутой на верхнюю пуговицу не новой, но чистой рубашки. На безымянном пальце правой руки надето тонкое золотое кольцо. Алексею, давно работающему с людьми, было понятно: перед ним сидит не какой-то забулдыга, но и не инженер, так как руки – рабочие, пальцы узловатые, видно было, много работал физически.
– И вы извините меня, – Алексей остановился, мужчина, чуть наклонив голову, внимательно слушал его. – Двенадцать лет очень мало, – продолжил Алексей, – чтоб такую память о себе оставить, ведь ее даже за годы Советской власти стереть не удалось, и, насколько мне известно, перед революцией заводом управлял тоже Путилов, кто-то из династии.
Старик улыбнулся.
– Правильно. Перед революцией Алексей Иванович Путилов был председателем правления общества Путиловских заводов, но его туда определили банки, чьей собственностью уже были заводы. Ну, а родство, сейчас бы сказали, десятая вода на киселе. Он был внучатым племянником Николая Ивановича Путилова.
Все замолчали. Через минуту незнакомец засобирался.
– Ну, ладно, мне уже пора. А завод на этом месте построил иностранец, Карл Гаскойн, но это длинная история.
Старик ушел, официантка принесла мясо, Алексей и Николай молча допивали пиво.
– Какой иностранец мог построить здесь завод, кто бы ему разрешил, – в раздумье протянул Алексей.
– Тогда это было в порядке вещей.
– А что же мы не спросили у этого старика, кто он такой? Уж очень осведомленный. Не похоже, чтобы из интеллигентов.
– А, по-моему, как раз похоже. Но меня, Леша, сейчас другое занимает. Хочешь, я тебе скажу, чего надумал.
– Уже догадываюсь.
– Не могу ничего с собой поделать, хочу повидаться с Лизой. Экскурсии у нее до восьми. Поеду-ка…
– Коля, а вдруг у нее муж, семья?
– Мужа нет, это я уже знаю.
– Ну, давай, герой, дерзай, а я поеду домой. Прошу тебя, не теряйся, вечером позвони. Мы тебя будем ждать.
Они вышли из кафе, пожали друг другу руки, и, уже прощаясь, Алексей сказал:
– Коля, мне все-таки не дает покоя разговор с мужчиной.
– Да успокойся ты, это что, так важно, кто был хозяином завода?
– Не знаю, важно или не важно. Ты же в курсе, что я не один год работал на реконструкции и строительстве новых цехов завода. Не знать историю стыдно.
– Вот и узнай, а я пошел.
– Обещаю, Коля, к твоему следующему приезду узнать все об истории создания завода.
– Хорошо, узнай, а узнаешь – напиши мне.
Они еще раз пожали руки, и каждый пошел в свою сторону. А вечером, часов в одиннадцать, Николай позвонил Алексею и сказал, что они с Лизой гуляют по ночному городу, любуются белыми ночами и хотят дождаться разведения мостов. Что ничего прекраснее Петербурга белых ночей он не видел, хотя и объездил много городов, и никого обаятельнее необыкновенной девушки Лизы, он не встречал. Ночевать он не придет, потому что это невозможно, ведь на аэродроме ему нужно быть в половину седьмого утра. Просил за него не беспокоиться, благодарил за гостеприимство и передавал огромный привет Маше и дочкам.
Письмо Алексея к Николаю

Дорогой Коля!
Наша встреча с тобой в Петербурге получилась какой-то сумбурной и неорганизованной. И хотя у нас было очень мало времени, мы могли бы распорядиться им более разумно. Но это я так, к слову.
Как-то даже неловко называть тебя «Коля» – ты уже мужчина взрослый, солидный, многого добившийся в жизни. Однако, такое панибратство с моей стороны вполне простительно – думая о тебе, я вспоминаю не взрослого дядьку, а юного белобрысого парнишку, который страстно мечтал о журналистике, и любимой его песней была знаменитая «Трое суток шагать, трое суток не спать, ради нескольких строчек в газете…» Парнишка этот осуществил свою мечту, из него вышел толковый журналист и редактор – профессия романтическая и творческая.
Покидая наш славный город, ты обещал нам с Машей отныне регулярно посещать Питер, вероятно, имея в виду некую красавицу-экскурсовода, похитившую твое сердце… Не получилось. Все твои обещания на деле остались пустым звуком. Не обижайся за нотацию, Коля, говорю это любя. Я соскучился по тебе. Дозвониться до тебя невозможно, я несколько раз пробовал, ничего не получилось. Честно говоря, я не очень люблю телефоны, всякие там эсэмэски, скайпы, шмайпы, и прочие чудеса техники. Я предпочитаю разговаривать с человеком, глядя ему в глаза. И письма люблю в конверте, написанные авторучкой, как то, что ты сейчас читаешь. Понимаю, что все эти привычки – каменный век, и мой шестилетний внук справляется с компьютером значительно ловчее меня, но что поделаешь?
Помнишь кафешку на Комсомольской площади, где я просвещал тебя по истории Путиловского завода? И того пожилого дяденьку, который поставил меня на место? До сих пор неловко. Это был один из тех многочисленных уроков, которые сопровождают человека всю жизнь, и наше дело – хорошенько усвоить их.
Собственно, ничего зазорного в том, что я был знаком с историей Путиловского завода весьма поверхностно, нет. Человек не может все знать. Но дело осложнялось тем, что речь то шла о моем родном заводе, который я строил и реконструировал в течении многих лет! Вот это было непростительно. Такой вывод я сделал, такой приговор себе вынес.
Этот пробел нужно было ликвидировать, и как можно быстрее. Первое, что я сделал – отправился в музей Кировско-Путиловского завода, где почерпнул первые, основные сведения. Хочу поделиться ими с тобой. Ты журналист, возможно, тебя все это заинтересует, и я не зря сотрясаю воздух. Заинтересует – пользуйся, дарю тебе эту информацию. Да и сам я покрепче запомню все, что узнал в процессе самообучения. Итак…
Завод был основан по Указу Императора Павла I от 28 февраля 1801 года. В этом документе повелевалось перенести Кронштадский чугунолитейный завод в Санкт-Петербург. Кому именно повелевал, и почему завод оказался в теперешнем месте, а не в другом, я долго не мог узнать. И все-таки узнал, кто был подлинным основателем Кировско-Путиловского завода, и не только его. Помнишь, как я спорил в кафе, утверждая, что первым директором завода был Путилов, и никто другой? Мой оппонент оказался прав. Первым директором и основателем завода был Карл Карлович Гаскойн. Его жизнь – приключенческий роман. Он родился в семье капитана британской армии, получил блестящее инженерное образование. Был одним из ведущих промышленников Великобритании, возглавив металлургический завод Кэррон в Шотланлии, на котором выпускались самые совершенные по тому времени пушки. По заказу российского правительства Гаскойн начал поставку для российского флота большой партии орудий нового типа, а также паровых машин и современных станков. Все это было расценено бдительным английским правительством как утечка технической информации и разглашение государственной тайны.
Избегая судебного преследования, Карл Карлович покинул Англию, по теперешним понятиям – бежал, и по рекомендации адмирала С. Грейга был приглашен в Россию. С. Грейг – еще один человек, сделавший невероятно много для России. Герой Чесмы и Готланда, он был выходцем из Шотландии. 14 лет служил на английском флоте, где получил хорошую морскую практику, побывал более чем в 20 портах Европы и Северной Африки, в период Семилетней войны прошел закалку в морских боях. Русский посол в Англии граф Воронцов, вербовавший британских офицеров на русскую службу, склонил 29-летнего лейтенанта английского флота связать свою дальнейшую судьбу с Россией, и с разрешения короля Георга III Грейг перешел на русскую службу капитаном 1-го ранга. В русском флоте он был записан как «Самуил Грейг», хотя сам он подписывался в русских документах «Самуель Грейк». Командовал кораблем «Св. Дмитрий Ростовский» в эскадре адмирала А. И. Полянского, фрегатом «Св. Сергий», вновь построенным кораблем «Три Иерарха». Он оснащал суда по-своему, сделав их образцом для последующих кораблей и фрегатов. На основе его предложений были разработаны и введены новые правила парусного вооружения русских кораблей. Грейг был участником первой архипелагской эскадры адмирала Г. А. Спиридова, которая направилась на запад, в первый дальний поход русского флота. Грейг, произведенный в капитаны бригадирского ранга, шел командиром «Трех Иерархов» и привел к цели отряд отставших кораблей, задержавшихся в Англии на ремонте. Спиридов отправил к Ливорно отряд под командованием Грейга, в который вошел корабль «Три Иерарха», фрегат «Надежда благополучия», и пакетбот «Почталион». В Ливорно ждал назначенный командующим флотом А. Г. Орлов. Орлову понравился молодой офицер, и он сделал его своим советником.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/chitat-onlayn/?art=70614742?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Добрые слова на память Михаил Зарубин
Добрые слова на память

Михаил Зарубин

Тип: электронная книга

Жанр: Современная русская литература

Язык: на русском языке

Издательство: Автор

Дата публикации: 04.05.2024

Отзывы: Пока нет Добавить отзыв

О книге: В новой книге «Добрые слова на память» автор рассказывает о своих коллегах, с которыми прошел долгий и сложный период становления ленинградской промышленности. Особенно много таких слов он посвятил Петру Георгиевичу Семененко, Генеральному директору Кировского завода.

  • Добавить отзыв