Главная страница | Современные любовные романы | Вслед за тенью. Книга третья

Вслед за тенью. Книга третья
Ольга Смирнова
Паутина судеб #3
Я будто попала в Зазеркалье. В злополучном «Терра Инкогнита» все – не те, кем кажутся, включая моих подруг. Я запуталась в этом царстве порока. Кажется, имеется лишь один выход отсюда – тот, который не устраивает меня от слова совсем!
Как жаль, что мне так и не представилось возможности поделиться с тобой вводными по этому клубу сразу, как только они стали мне известны!
Теперь, чтобы вырваться из бесконечного лабиринта серых безликих коридоров и поражающих роскошью залов, с кодовыми замками на дверях, я, похоже, могу рассчитывать лишь на себя…

Ольга Смирнова
Вслед за тенью. Книга третья

Глава 1 Неясное предчувствие
В полностью накрывших нас сумерках, здание, к которому вёл путь, увиделось мне поначалу огромным размытым пятном. Оно надёжно пряталось за несколькими рядами высоких, густо посаженных деревьев, но стоило подойти поближе, ступив в тёмное царство этой лесопосадки, и преодолеть несколько рядов своеобразной древесной защиты, как двухэтажное строение предстало нашему взору настоящим монстром, окутанным слабым мерцающим светом.
Неким замысловатым образом отблески этого мрачного свечения, с явным оттенком синевы, прорывались сквозь странную конусообразную крышу. Именно из этого конуса, словно из жерла вулкана, и исходила основная масса холодных лучей, создавая эффект зарева, оживляющего этот заколдованный местечковый мирок, казалось, напрочь оторванный от реальности. Пульсирующие отблески неяркого свечения временами делали очертания крыши и стен дома более заметными глазу, а временами прятали его в полнейшей темени.
Я зависла на месте, залюбовавшись мрачной притягательностью всей этой конструкции. Всматриваясь в несколько угловатое, похоже, покрытое сайдингом строение, я заметила и редкие проблески едва различимого отсвета, пробивающегося порой и из самих его стен. Дом на мгновение-другое как бы вспыхивал изнутри. Вспыхивал вполне себе синхронно, словно подчиняясь чьей-то незримой команде, и снова мерк на следующие пару-тройку секунд.
Действо это показалось мне и отталкивающим, и завораживающим одновременно. Так бывает, когда видишь перед собой нечто такое, к чему ни за что не подошла бы по собственной воле при обычных обстоятельствах. Но в твоих новых – вынужденных – у тебя не остаётся иного выхода, кроме как лететь к нему навстречу, словно бабочка-однодневка, охваченная силой странного притяжения.
Помимо воли во мне стала зарождаться паника. Её, пока редкие, но острые коготки уже цепко сжимали сердце и леденили пальцы. Я постаралась успокоиться, мысленно внушив себя, что эти неприятные ощущения вызваны лишь силой моего разгулявшегося воображения, а реальной угрозы нашей безопасности – нет.
«Для чего этот трюк со свечением? Напугать? Нет, скорее – создать эффект тёмной магии. А зачем придавать обычному клубу антураж тёмной таинственности? – по привычке мысленно завела я беседу с самой собой. Этому приёму научил меня дедушка. С его помощью я всегда стараюсь взять себя в руки, логически объясняя себе нечто непонятное или интуитивно отталкивающее. – А затем, Катя, – беззвучно аргументировала я непонятку, – чтобы отпугнуть непрошенных гостей. И взбудоражить воображение тех, кто прибыл сюда повеселиться. Тут же можно весело провести время, правда? Весело, а главное – безопасно? Может, и можно, но… Никаких «но», Катя! Любой клуб создан для того, чтобы веселиться. Это – его основная функция. Поэтому хватит себя накручивать!» – мысленно осекла я собственную буйную фантазию и принялась переступать с одной озябшей ноги на другую, сосредоточившись на хрусте снега, который сама же и создавала.
Это отвлекло от беспокойных мыслей о странном свечении. Отвлекло, но ненадолго. Очередная вспышка, более яркого, как мне показалось, света попала прямо в глаза и, как уже было не раз за последние несколько дней, спровоцировала появление перед ними картинки из сна, который увиделся мне в первую ночь пребывания в «Империале». Мы с Марьей, её Сашей и «моим» Мишей отдыхали там в прошлые выходные. Заснув той ночью на новом месте: в номере, который снял для меня дедушка, я увидела себя во сне проснувшейся в тёмной пустынной комнате. В том видении мне было так же зябко и неуютно, как сейчас, стоя пред странным зданием клуба; а постель, в которой я оказалась в том сновидении, выглядела такой же белой, похрустывающей и холодной, как снежный наст вокруг нас в эти минуты.
«Кадры» из того памятного видения стали, как по команде, всплывать у меня перед глазами: вот я отрываю голову от небольшой, гладкой и холодной, как камень, подушки и оглядываюсь по сторонам. Вокруг меня – практически полный полумрак, но в отдалении от кровати, кажется, имеется окно. Похоже, оно наглухо занавешено плотной тяжёлой шторой, поэтому создается впечатление глухой стены. Но я отчего-то уверена, что там – именно шторы и что они прячут от меня именно окно, а не глухую стену. Окно это видится мне единственной связью с миром – моим привычным миром, а не этим – в котором я вдруг проснулась во сне: тёмном, чужом и холодном.
Чтобы убедиться в догадке, озираясь, я выбираюсь из постели и с хлёстким звуком шлёпаю по ледяному полу. Кажется, я делаю всё, чтобы оставаться бесшумной, но голые ступни не очень слушаются. Они нещадно стынут при соприкосновении с неприятной поверхностью, моментально деревенеют и будто не желают нести меня в ту сторону. Мешает и то, что покрытие пола явно чем-то обработано: чем-то непонятным, чуть похрустывающим при каждом моём шаге. Эта сухая посыпка напоминает крахмал, который как-то в детстве я рассыпала по полу. Тогда мы с Полиной вдоволь нахрустелись по «сухому снегу», пока убирали следы моего художества.
Ощущения от внезапно нахлынувшего воспоминания оказались очень чёткими. Борясь с зябкостью наяву, я переступила с ноги на ногу и услышала точно такой же хруст. Он затянул меня в видение с новой силой.
Картинка перед глазами ещё больше налилась красками, и я предстала как на экране в главной роли некоего мистического триллера. Я увидела, как крадучись подхожу к окну моей воображаемой комнаты из сна и, словно бесстрашная попаданка в параллельную реальность, осторожно прикасаюсь к скрывающей его от меня тяжёлой и прохладной на ощупь бархатной шторе. Отодвигаю её чуть в сторону и открываю для себя вид в странный, завораживающий своей мрачностью мир.
Взору моему предстает лесной массив в отдалении. Он очень похож на тот, в котором мы с Викой и Марьей находимся сейчас. Высокие деревья растут такими же плотными рядами и явно скрывают за своими широкими стволами нечто, невидимое глазу. Лес из моего видения кажется мне окутанным похожим голубовато-сизым свечением. Разница лишь в том, что ветви деревьев, которые я вижу из воображаемого окна, – совершенно голые, а «наши» – из реальности: покрыты снегом. Он густо осыпается на нас, стоит только, походя, неосторожно задеть их плечом.
Вглядываюсь в воображаемый пейзаж перед глазами и замечаю человека. Он высок, статен и совершенно неподвижен. Неподвижен и очень внимателен. Он стоит за моим воображаемым окном и наблюдает за мной. Замечаю, что глаза его находятся вровень с моими, хотя от окна до земли имеется довольно весомое расстояние: более двух метров – не менее. Я догадываюсь об этом по ракурсу: по тому, что гляжу на площадку за воображаемым окном сверху вниз, а верхушки деревьев находятся почти на уровне моих глаз. Осознавать это странно. Странно и тревожаще непонятно. Непонятно потому, что это – совсем мимо логики: второй этаж может быть столь высоким, но человек – нет.
Взгляд мужчины за окном покоряет меня властностью, но в нём нет гипнотического эффекта, присущего взгляду Каменнолицего. Я приглядываюсь и убеждаюсь: да, точно нет… Но в том, как он на меня смотрит, всё же проскальзывает гнев и ещё нечто знакомое. Нечто, очень смахивающее на покровительство. Так часто смотрит на меня дедушка, особенно если я, по его словам, «выкидываю очередной фортель», последствия которого он в силах исправить.
Ноги окончательно деревенеют на холодном полу и будто превращаются в неповоротливые костыли.
Хорошо, что на мне надета любимая ночная сорочка. Ощущаю её стойкое согревающее фланелевое тепло и ловлю себя на благодатной мысли о том, что хоть что-то не позволяет мне окончательно заледенеть в этом воображаемом царстве Снежной Королевы.
Мысленно задаюсь вопросом: «А где Кай?» Ответа на него у меня не находится. Это расстраивает. Очень. Чтобы окончательно не впасть в уныние, отвлекаюсь от этой беспокоящей мысли и концентрируюсь на тепле, исходящем от ночной сорочки.
Лицо за окном будто растворяется в тумане, и я скольжу рассеянным взглядом по ночному пейзажу за ним. Скольжу и припоминаю, что сорочку эту подарила мне мама. Только сделала она это очень давно. То был её подарок на мой седьмой день рождения – наш последний день рождения вместе. Однако осознаю, что давно не ребёнок и во сне вижу себя уже совсем взрослой. Странно, что сорочка мне впору. Этот диссонанс кажется мне необъяснимым…
В звенящей тишине этой виртуальной комнаты ушей моих вдруг доносятся звук крадущихся шагов. По тому как они становятся всё более различимыми, понимаю: тот, кому они принадлежат – приближается. Оборачиваюсь и замечаю размытый силуэт мужчины. Он – весь в чёрном: то ли это костюм с длинным пиджаком, то ли и вовсе плащ. 
«А вот и Кай!» – прилетает в голову непрошенная догадка. Хоть догадка эта опрометчивая и логична лишь на первый взгляд, однако каким-то чудом она обнадёживает меня на то, что всё закончится хорошо: я выберусь из этого мрачного мира невредимой.
Мысль эта спасает меня от паники. Это не может не радовать, ведь паника – первый шаг к провалу. Так всегда говорит дедушка. И папа так всегда говорил. Вглядываюсь в «Кая». Замечаю знакомый высокий рост, знакомое телосложение: мощное, какое-то – совершенно монолитное. В глаза бросается и его узнаваемая манера двигаться размеренно, будто некуда не торопясь, с уверенностью в собственных силах и возможностях.
«Кай» подходит ко мне с достоинством, а вовсе не крадётся, как мне показалось ранее, просто… Просто каким-то чудом он умеет передвигаться совсем бесшумно. На моей памяти так умели ходить лишь папа с мамой.
Вонзаюсь взглядом в лицо того, кто останавливается прямо передо мной, и понимаю, что это вовсе не папа…
Вдруг в пространстве между нами рассеивается темнота. Будто кто-то включает слабый свет прямо над нашими головами, милостиво предоставив мне возможность внимательнее разглядеть своего визави. Лицо его не внушает мне страха. Удаётся развидеть очертания высокого лба, прямого носа и мощного подбородка. Я чувствую, как «Кай» напрягается и сосредотачивает на мне всё своё внимание. Он смотрит на меня так, будто вынужден сейчас решать задачу с несколькими неизвестными.
Ни с того ни с сего пред нами материализуется большая шахматная доска. На ней – фигуры. «Белые» расположены по мою правую руку, «чёрные» – по левую. Я различаю их по коронам на фигурках «королей». Хочу развернуть доску чёрными фигурами к себе, но не получается: пальцы каким-то странным образом проходят сквозь доску. Приглушённо слышу короткое «нет» и понимаю, что не играю эту партию. Я могу лишь наблюдать за её ходом.
Смотрю на поле. Оно просматривается нечётко. Приглядываюсь и замечаю, что это начало партии. Все фигуры ещё на доске, «побитых» нет. Мужчина отрывает от меня цепкий взгляд и будто нехотя переносит его на поле. Фигуры вдруг начинают светиться изнутри, будто подчиняются его немому приказу. Теперь они переливаются золотом, словно внутри каждой включился неведомый источник энергии. Свечение от фигур озаряет чёрно-белое поле доски.
«Время пришло», – словно сквозь вату, вставленную в уши, улавливаю негромкий голос своего гостя.
Его гибкие длинные пальцы касаются золотого «короля». Фигура, к которой он прикоснулся, вдруг начинает переливаться попеременно то белым светом, то отливать золотом. Подумав, мужчина выставляет вперёд «коня» из войска «короля», которого я мысленно отношу к «белым». «Конь» движется буквой «Г» и становится перед рядом светящихся бело-золотых пешек.
«Кай» переводит взгляд на противоположную сторону поля. Там должно находиться войско чёрного «короля», но фигуры отливают мутно-посеребренным оттенком, а корона «короля» – почти бесцветна. Мужчина касается этой фигуры и внутри неё вдруг начинает зарождаться нечто чёрное.
«Что это? Разве может свет быть чёрным?» – мысленно недоумеваю я.
Приглядываюсь и понимаю, что фигура иногда мерцает золотом, просто золотое свечение быстро гаснет, и тогда внутри неё разрастается «чёрная дыра». Снова проявляется золотое свечение и затмевает эффект «дыры». Таким образом, возникает иллюзия пульсации: будто тёмные силы борются со светлыми.
«Они – как живые. И маскируются, словно хамелеоны. Кто они?» —нечётко слышу собственный голос.
«Это не твоя игра», – доносится до меня резкое замечание собеседника.
Незнакомец отрывает фигуру чёрного «короля» от поля и секунду-другую сжимает её в кулаке. «Король» начинает пульсировать чёрно-золотым свечением интенсивнее, будто задыхаясь, а затем вдруг оказывается лежать на боку в центре поля, словно поверженный.
«Это не по правилам, – удивлённо заявляю я, – Партия не сыграна. Чёрному королю пока ничего не угрожает».
Поднимаю фигуру и чувствую, насколько нестерпимо она жжёт мне пальцы. Хочется бросить её обратно на поле, но я через силу ставлю её туда, где стояла ранее – на исходную позицию.
Мужчина мне не мешает. Он молча наблюдает за моими действиями и кивает, когда чёрный «король» снова занимает своё место на доске.
«Зачем ты здесь? Всегда поступаешь наперекор», – сквозь глухое эхо в ушах снова слышу его низкий бархатный голос. Он смотрит прямо мне в глаза и явно ждёт ответа.
«Ладно бы дедушка, но чем он-то может быть недоволен?» – мысленно задаюсь я вопросом.
Прислушиваюсь к своим ощущениям и понимаю, что совсем не боюсь гнева своего визави. Я откуда-то знаю, что он не причинит мне вреда.
Не дождавшись от меня объяснений, гость разрывает наш зрительный контакт.
Я снова смотрю на доску и замечаю, что она начинает медленно растворяться в воздухе – исчезать месте с фигурами. Словно кто-то стирает рисунок на песке. Очень быстро на месте шахматной партии начинает зиять пустота. Я разочарованно вздыхаю. Поднимаю глаза на незнакомца и спрашиваю:
«Почему она исчезла?»
И слышу его ответ:
«Не время».
«А когда оно придёт?»
«Скоро».
Снова вглядываюсь в своего собеседника. Пытаюсь его рассмотреть получше, но с исчезновением шахматной доски сделать это трудно, ведь свет тоже погас. В комнате снова царит густой полумрак. Я вижу лишь силуэт своего собеседника и его глаза. Они у него такие… глубокие. Не могу разглядеть, какого они цвета, но их лёгкий прищур интригует меня. Делаю шаг вперёд и останавливаюсь, натолкнувшись на этот взгляд с прищуром, как на стену. Это ощущение кажется мне знакомым. Кто-то уже останавливал меня также раньше. Но кто – не помню…
Вдруг в памяти всплывает наш с дедом давний поход в зоопарк. Я тогда – совсем ещё ребенок – подхожу к клетке со львом. Зверь завораживает меня с первой секунды. Он – просто огромный, с густой огненной гривой, величественно восседающий на задних лапах. Я останавливаюсь перед клеткой настолько близко, что носом касаюсь мощной решётки. Царь зверей проявляет ко мне интерес. Он поднимается во весь свой недюжинный рост и махом оказывается у самой решётки. Возвышается надо мной и с прищуром заглядывает в глаза. Во мне совсем нет страха. Ощущаю на волосах и лице его горячее дыхание и борюсь с соблазном прикоснуться к гриве. Также, как сейчас горю желанием дотронуться до волос своего собеседника. Зачем – не знаю. Просто хочу. Очень.
Волосы мужчины в темноте кажутся мне угольно-чёрными, а совсем не огненными, но его внимательный взгляд гипнотизирует так же. Я стою, не шелохнувшись, и восхищаюсь статью моего гостя, его спокойной уверенностью в себе и неподдельным интересом ко мне.... А, может, интересом к тому, как я здесь оказалась? Не могу определить с полной уверенностью… К тому же меня не покидает ещё одно зыбкое дежавю. Я где-то ещё видела льва. Причем, видела совсем недавно. Напрягаю память и припоминаю татуировку на плече…
«На плече у кого?» – силюсь вспомнить. Силюсь и вспоминаю: на плече у Кирилла Андреевича Орлова.
«Кто ты? Из «Империала», да? – решаюсь спросить я, отчего-то боясь назвать его по имени.
«Моя вотчина», – отвечает он. Отвечает настолько тихо, что я не могу определить, ответил ли, или я себе это просто придумала.
«Почему не позволил разыграть партию?»
«Это не твоя игра», – строго повторяет он.
«А чья?»
«Моя», – его ответ доносится теперь до меня словно издали.
Делаю шаг ему навстречу, чтобы слышать его лучше, и вижу, как он качает головой.
«Не подходи!» – говорит мне весь его облик.
Но я чувствую…Чувствую или помню, что мне нравится его провоцировать. Против его воли осторожно делаю несколько шагов по холодному полу и замечаю, как недовольно он хмурит брови.
«Ты должна была остаться под его защитой», – слышу я.
Его голос теперь звучит холодно, как-то отстранённо. Холодный гнев…
Я откуда-то знаю, как умело он способен маскировать эмоции, и редкие случаи, когда они прорываются на свободу – как глоток свежего воздуха для меня… Но гнев? Никогда раньше…
«Под чьей защитой?» – уточняю, не понимая.
«Под защитой Титана», – объясняет он.
«Кто такой Титан?»
«Он же – Хирург» – доносится до моих ушей.
«Хирург?.. – вторю ему я. И признаюсь честно: – Я не помню, как сюда попала».
Меня вдруг начинает бить ознобом: то ли от внезапной холодности моего собеседника, то ли от леденящего мои голые ступни пола.
Он замечает это и подходит ко мне вплотную. Теперь я ощущаю его дыхание на своей макушке. Он настолько высок, что я, со своими метр шестьдесят семь, едва достаю макушкой до его груди. Мне приходится запрокинуть голову, чтобы смотреть ему в лицо. Из окна на него теперь падает слабый луч сизого света, и мне удаётся рассмотреть очертания его губ. Они видятся мне выразительными, с чётко очерченной «м» по контуру верхней и довольно объёмной нижней. Отчего-то мне безумно хочется коснуться их. Я рискую и аккуратно дотрагиваюсь подушечками пальцев до нижней. И слышу:
«Замерзла». – Это не вопрос – констатация факта.
Я молча киваю. Он склоняет ко мне голову, и я принимаюсь разглядывать глаза напротив моих. Они теперь так близко. Взгляд этих глаз поражает глубиной. Присматриваюсь к радужке и не понимаю: она – то чёрная как смоль, то – зелёная.
«Странно», – бросаю ему с опаской.
«Что именно?» – уточняет он.
«Твои глаза… Они – как у хамелеона…»
«Так надо», – кидает он мне в ответ, ничего более не объясняя.
«Почему мне нельзя здесь быть?»
«Опасно», – коротко отвечает он.
«Но кроме нас здесь никого нет», – замечаю я.
«Иллюзия», – так же односложно парирует он.
Мне не очень понятны его ответы. Беспокойно осматриваюсь по сторонам и прислушиваюсь. Он замечает мою нервозность и вдруг обнимает меня. Я прячу лицо в фалдах его одеяния и руками осторожно охватываю за шею. Она так же горяча, как и его ладони на моей спине. Теперь я словно стою у согревающего камина. Становится спокойно и уютно.
Он крепче сжимает меня в объятиях, и будто горячая искорка из этого «камина» вдруг проникает в меня, селится глубоко в груди и начинает быстро разрастаться. Несколько мгновений – и внутри меня уже полыхает пламя. Мощь его жара дурманит и наполняют меня каким-то, просто сумасшедшим счастьем. Кровь кипящей лавой несётся по венам. Я остро чувствую, как превращаюсь в сплошной полыхающий сгусток энергии.
Пространство вокруг нас становится густым, вязким и наполняется отлетающими от меня светящимися искорками. Я вижу, как они оседают на госте и начинают будто просачиваться в него. Он вдыхает разгоряченный воздух с парящими в нём яркими искорками, и чуть помедлив, рвано выдыхает. Чувствую этот выдох на своих волосах и жду… Чего я жду? Поцелуя? Да. Кажется, он просто жизненно необходим мне сейчас. Необходим, как вода измученному жаждой путнику в пустыне. Я тянусь к его губам, но напрасно… Он приподнимает подбородок и смотрит поверх меня – в окно, которое находится у меня за спиной. Искорки, отлетевшие от меня и парящие вокруг нас, вдруг гаснут всё разом. Гость в мгновение ока снова становится холодным и отстранённым.
«Не время…» – то ли слышу, то ли чувствую я.
Меня разворачивают к окну. Я больше не могу видеть своего гостя, ведь он теперь стоит у меня за спиной. А пред глазами опять предстаёт пугающая чернота. Я вздрагиваю. Остро ощущаю, как внутри меня зарождается страх. И слышу из-за спины:
«Шшш… Не бойся, мы справимся».
Его негромкий голос звучит у меня в голове низкими нотами. А руки ложатся мне на плечи. Становится не так зябко.
«Где мы?» – тихо спрашиваю я, глядя в окно.
Мой вопрос повисает в воздухе.
Вдруг замечаю, что из сада за нами наблюдают. Снова. Это явно тот, кто был там раньше.
«Кто это? Там – за окном?» – испуганно спрашиваю я.
«Не бойся. Видишь свет вдали? Это твой ориентир. Иди на него», – слышится в ушах голос моего странного собеседника.
«А ты?» – оборачиваюсь я, чтобы снова видеть его лицо.
«Я буду позже».
«Когда?»
«Скоро», – слышу я.
Смотрю на своего нежданного визитёра и замечаю, как он начинает постепенно исчезать в темноте – словно растворяться.
«Куда же ты?!» – пытаюсь крикнуть ему вслед, но не могу. В горле появляется ком. Он не даёт возможности проговорить этот вопрос, высказать его настолько чётко, чтобы он смог его расслышать.
Через мгновение я – снова одна. Понимаю, что нужно отсюда выбираться, но покидать комнату страшно. Хочется вернуться в постель и спрятаться под одеялом, но я вновь поворачиваюсь к окну и не могу оторвать глаз от того, кто наблюдает за мной из сада.
Это явно мужчина. Он подходит ближе и становится лучше различимым. Его коротко стриженная макушка кажется белой. Волосы либо очень коротки, либо отсутствуют полностью. Под нависшими густыми бровями замечаю глубоко посаженные, чёрные как ночь глаза. В страхе делаю несколько шагов от окна и краем глаза замечаю зыбкую тень справа от себя: у комода или как там его. Поворачиваюсь, чтобы рассмотреть тень и узнаю знакомый с детства силуэт.
«Мама? Как ты здесь оказалась?» – то ли вслух, то ли мысленно спрашиваю я.
«Не доверяй ему, Котёнок!» – эхом отдаётся у меня в голове.
«Кому, мама? Тому, кто был здесь, или тому, кто за окном? А, может, Мише?»
Услышать её ответ я снова не успеваю.
– Ка-тя! – врезается мне в уши настойчивый голос Маши, – Что за на фиг! Хорош виснуть! Целую прорву времени стоишь как сомнамбула!

Глава 2 Вечер неприятных открытий
– Что? – шепчу я в ответ, наблюдая как видение перед глазами трескается и осыпается миллионом мельчайших осколков. Пару мгновений слежу взглядом за тем, как осколки те исчезают в снежной массе у меня перед ногами, а затем медленно смаргиваю наваждение и полностью возвращаюсь в реальность.
– Что-что! Пошли! – воскликнула она, настойчиво подёргав меня за рукав дублёнки, – Или ты хочешь, чтоб мы как эти деревья обледенели?!
– Подожди, Маша, – резко осекла подругу Виктория. И негромко обратилась ко мне: – Скажи мне, ты что-то вспомнила? Что-то важное?
– Не знаю, – ответила я ей как на духу. И добавила со всем доверием, на которое была сейчас способна: – Знаешь… Мне вдруг привиделся сон. Ни с того, ни с сего привиделся, понимаешь?
– Зашибись! – иронично воскликнула Марья, – Она и вздремнуть успела! Стоя! Как цапля!
– Нет. Этот сон приснился мне раньше, Маш… Совсем недавно… В первую ночь в «Империале».
– Боже мой! Приснился по праву первой ночи, что ль? – подтрунила надо мной подруга.
– Типа того, – не стала спорить я. И добавила: – А сейчас он заиграл новыми красками.
– Новыми красками, говоришь! Неужто Орлова узрела? – усмехнулась она. И уточнила со всей решимостью: – Надеюсь, ты его прогнала, ведунья ты моя доморощенная?! Он нам сейчас не в тему, ясно!
– Он сам ушёл, – вздохнула я.
– Ну вот и славненько! И вообще, бросай эти свои закидоны с зависаниями! Ты меня пугаешь!
– Подожди, Мария. Расскажи, Кать! – зачем-то велела наша вчерашняя гостья.
– Даже не знаю, что рассказать… Я ничего не поняла, – проговорила я сокрушённо. И заметила с осуждением: – Маша мне помешала.
– Да я спасла тебя, Красавица ты наша Спящая! Задрыхла бы здесь этим своим летаргическим сном и задубела бы на фиг! Видишь, и Орлов от тебя слинял! Даже во сне, сечёшь! Так что, рассчитывай только на меня, ясно! Мне перед Громовом ответ держать!
– Причём тут дедушка…
– Он – при всём, Кать! Он же как та тень отца Гамлета – вечно рядом! – заявила Машка.
– Подожди, ты назвала мой сон летаргическим? Почему? – зацепилась я за слово, показавшееся мне неприятным.
– Потому что тебя хрен добудишься, дорогая!
– Правда?
– А то! Дрыхнешь так, что хоть из пушки пуляй – даже не пошевелишься! – воскликнула моя авантюристка, подмигнув из-под маски, которые мы успели водрузить на лица.
– Ладно… – вздохнула я, поймав задорный Машкин взгляд. И с сожалением добавила: – Вот напрасно ты не дала мне сейчас сконцентри…
– На чём? На каких-то там фантазиях? – бойко перебила она меня, – На очередных виделках?! Да летят они в пропасть, ясно!
– Летят в пропасть? – переспросила я.
– Возможно, вместе с нами… – задумчиво проговорила Виктория.
– Чего! – воскликнула моя неугомонная, – Ты это, Вик, завязывай щас с предсказаниями! Не сбивай с настроя, ясно!
– Что ты заладила: «ясно» да «ясно». Напрасно ты не дала ей договорить, – недовольно пробурчала Виктория.
– И ты туда же! – воскликнула подруга и продолжила: – Двое на одного?! Это нечестно!
– А ты сама-то до конца честна? – не удержалась Вика.
– Конечно! Мне от вас скрывать нечего! И если я вдруг чего-то не договариваю, это прост время не пришло, ясно?
– Не знаю, как Катя, а я предпочитаю сама решать, когда и что мне узнавать, – с прохладцей ответила Вика моей конспираторше.
– Вот только бунта на корабле нам сейчас не хватало! – возмутилась Марья, с вызовом взглянув на Викторию. И помолчав, спросила: – Ты, правда, считаешь, что это сейчас – в тему? Пока мы Катькины байки слушать будем – околеем тут на фиг! Так что – да, пусть виделки её летят в пропасть!
– Что ты с этой пропастью заладила, Маш, – расстроенно проговорила я.
– А что! – возмутилась она мне в ответ.
– И так сердце не на месте…
– Ну, ты чего, Кать? Да, забей ты на эту пропасть! Это ж образно! Так дедуля говорит, если меня на поворотах заносит. Что ты на меня вылупилась как Ленин на буржуазию?! – несло подругу по накатанной, – Да-да, дед мой так и говорит: «Летишь в пропасть, Бунтарка! Притормози!»
– И часто с тобой такое бывает? – недовольно уточнила у неё Вика.
– Не парься – не очень! – не «заржавело» у Марьи с ответом, – Скорее эпизодически, нежели периодически. Только сейчас речь не обо мне, а о Катькиной шизе!
– Шизе? – уточнила я у неё, не веря собственным ушам. И разочарованно добавила: – День открытий какой-то… То сон у меня летаргический, то шиза…
– Ну, бывает, чо! – не унималась Марья.
– Полегче на поворотах, Бунтарка, – предупредила мою фурию Виктория.
– Да я – сама деликатность! Ну, чего ты надулась, Кать! Просто не лезь сейчас в эти свои виделки – и всё будет норм, ясно?
– Ты считаешь меня… ненормальной, да, Маш?.. – расстроенно пролепетала я.
– С чего вдруг! – возмутилась моя ракета на взлёте, – Нет, конечно! Я же просто так сказала, Кать… Ну, чего ты?.. – сменила она тон на более дружелюбный, – Это же просто к слову пришлось, понимаешь? Тут же —ничего обидного. Это – как «шиза моя отдыхает». Типа «сегодня норм – без закидонов», сечёшь? Ну, или типа «тихий час у тараканов в моей черепушке». Это ж образно, Кать. Усекла?
– Усекла…
– Ну вот и чудненько! – обрадовалась моя провокаторша, – Тогда шевелись давай! Осталось в паре сугробов завязнуть – и в дамки! – велела она, снова схватив меня за успевшие совсем промерзнуть пальцы правой руки. – У, ледышки совсем! Давай – шевели ногами! Не хватало простуду схватить. Ну что: мир?

Глава 3 Козочка на заклание
– Мир, – вздохнула я. И добавила: – Прости, но с каждой минутой я понимаю всё меньше. Я всё больше чувствую себя козочкой, бредущей на заклание…
– Ой, не преувеличивай, а! – осекла было меня Марья.
– И всё больше хочу вернуться домой… – всё же озвучила я свою мысль до конца.
– Отставить панику! – деловито распорядилась Марья и уже мягче добавила: – Ну, чего ты как маленькая, Кать. Пошли, давайте уже дойдём до точки!
– Дойдём до точки… – сокрушенно повторила я. И негромко добавила: – Ты сегодня одними перлами бросаешься, Маш.
– Ой, да я имела в виду Новиковскую точку! – возмутилась она и честно поделилась своим настроем: – У меня прям руки чешутся комприк на него надыбать! Чую, сегодня меня ждёт успех! – навещала моя неугомонная. А затем приказала: – Пошли! Поздняк метаться!
– Ну, поздняк, так поздняк, – не стала спорить я.
Мы снова двинулись к цели и преодолели предпоследний рубеж кучно растущих деревьев. Я брела за Машей, не выпускавшей моей ладони из своей. Ее хватка была крепкой, как капкан, оттого я вдруг почувствовала себя козочкой, бредущей на заклание. Брела я за нею и мысленно задавалась вопросом: «Зачем память подкинула мне сейчас именно тот сон из «Империала»? В чём его смысл? Есть ли он вообще?..»
Полина – наша с дедом помощница по хозяйству – очень любит разгадывать сновидения и свято верит в то, что некоторые из них бывают вещими. Считает, что ими с нами говорит подсознание, а потому надо непременно прислушиваться к таким вот звоночкам. В детстве я часто делилась с нею тем, что снилось мне ночами. И как только мне находилось что ей рассказать, мы садились за наше ритуальное чаепитие с блинчиками и принимались «гадать да разгадывать»: что бы это могло значить. Полина всегда выслушивала меня с неподдельным интересом, задавала наводящие вопросы, дотошно вникала в мои ощущения во сне: тяжелы ли они были или наоборот – радостны. Она полагала, что эмоциональный фон в сновидении – очень важен.
Эта, наша с ней своеобразная игра сразу пришлась мне по душе и со временем приучила анализировать всё, что со мной приключалось. Дедушка нашу “блажь за чашкой чаю” не пресекал, как-то выразив мнение, что не видит в ней ничего скверного.
Стоит заметить, что раньше сны я видела довольно редко. Основная их масса пришлась на период исчезновения папы и гибель мамы. В те страшные месяцы я часто просыпалась в истерике посреди ночи и, надо сказать, наш с Полиной анализ моих сновидений очень помог мне в тот момент прийти в норму.
Спустя полгода после тех несчастливых событий, когда я уже вернулась из тайги, куда отправил меня дед сразу после инцидента с мамой, кошмары во сне перестали меня мучить. Но в течение всей прошлой недели я снова стала проваливаться в сновидения каждую ночь, полагая, что причиной тому был никто иной, как Каменнолицый, нежданно-негаданно свалившийся мне на голову.
Да, прошедшие семь дней выдались на редкость «урожайными» на видения: стоило лишь прикрыть глаза, и они накатывали на меня всей силой Ниагарского водопада.  Они не то, чтобы очень уж пугали, но конечно, напрягали меня сверх всякой меры, особенно – поначалу. Похоже, из-за такой их интенсивности, мне и не удалось досконально проанализировать тот – самый первый, приснившийся в субботнюю ночь в «Империале». А обсудить его с Полиной возможности мне так и не представилось.
Мы выбрались из небольшой, но густой лесопосадки, и очутились на заасфальтированном, покрытом наледью пятачке. Дом-призрак находится теперь совсем близко и, казалось, надвигался на нас всей массой своих хмурых стен.
Вокруг висела звенящая тишина и только хруст снега под нашими ногами нарушал это царство хмурости и безмолвия. Сюда не проникало ни отзвуков музыки, ни разговоров, ни смеха со стороны других зданий комплекса, совсем недавно придававших мне некоторой уверенности. И только осознание того, что Марк с Сергеем – наша «группа поддержки», как окрестила их Марья, находились неподалёку, грело мне душу. Почему они не пошли с нами в это царство мрачной неопределённости, так и осталось для меня загадкой.
«Возможно, девочки решили, что снаружи от группы поддержки будет больше пользы? – в недоумении предположила я. И тут же успокоила себя: – Скорее всего, так и есть. Папа же учил меня на задании всегда держать «агента на стрёме»». В наших вылазках по дому эту роль обычно он брал на себя.
В который уже раз я вгляделась в строение перед глазами и задумалась: что же могло находиться за этими, порой вспыхивающими слабой синевой стенами.
Мои неугомонные серые клеточки скучковались и порадовали очередной догадкой:
«Скорее всего, там зал на первом этаже – самый большой из всех четырёх».
Я сопоставила конфигурацию фасада здания, маячившего перед нами, с выуженным из памяти планом клуба. С ним, нанесённым на небольшом листе бумаги, ознакомила меня Марья ещё в общаге, когда мы только принимали решение посетить это непонятное место.
«А в зале, наверное, – дискотека, – принялась я строить очередную логическую цепочку: – Дискотека равно светомузыка. Светомузыка равно лучи. Они и просачиваются сквозь стены, как песок сквозь пальцы… Нет, Катя, в стенах не может быть щелей, иначе внутри будет холодно. Источник освещения должен находиться снаружи. Он должен быть встроен в фасад. Но для чего всё это? А для того, чтобы создать иллюзию заколдованности. Так что никакого песка сквозь пальцы, Кать, а голый расчёт – всё ясно как день», – мысленно увещевала я себя, чтобы справиться с интуитивным беспокойством.
Я даже улыбнулась, довольная тем, что удалось объяснить себе феномен со вспышками света, усиливающими в душе и без того немалый раздрай. Но само слово «песок», видимо, спровоцировало разбушевавшееся воображение. То проснулось, как по команде, и услужливо подкинуло мне картинку из ещё одного сна. Он приснился мне только сегодня ночью. Тут же отчётливо припомнилось, как я угодила в самые жгучие, самые реалистичные песчаные барханы на свете, под самым, что ни на есть палящим на свете солнцем. Ощущения из того сна настолько правдоподобно окутали меня с макушки до самых пяток, что даже ступни в модельных сапожках вмиг согрелись, а пальцы будто снова утонули в той жгуче-сыпучей массе. Я даже реально почувствовала жар у плеча: один-в-один, как в том сновидении. В нём за плечом у меня оказался непонятно откуда взявшийся орёл. Он во сне так и прожигал меня взглядом. Вспомнилось и как орёл тот передал мне флягу с водой – водой, поистине живительной, ведь именно она и спасла мне жизнь в том ночном видении, не дав погибнуть от дичайшей жажды.
«А как он тебе её передал? В клюве, что ли? Или в лапах?.. То есть: в когтях… Так, стоп, Катя!» – в который уже раз одёрнула я себя, постаравшись утихомирить вконец разбушевавшееся воображение. По многолетней привычке я качнула головой из стороны в сторону, затем повернула её к плечу, все ещё пылавшему жаром, и взглядом столкнулась с острым Викиным.
– Всё в порядке, – чуть слышно успокоила она меня, видимо, уловив флюиды моего взрывоопасного состояния.
Я действительно была на взводе. Казалось, любая мелочь могла бы сейчас выбить меня из колеи. Поэтому и вздрогнула, заслышав какое-то негромкое, но настойчивое жужжание.
«А, это всего лишь проснулся Марьин смарт, – успокоила я себя. – Стоп! Как это «всего лишь»! Что её смарт тут делает?» – тут же мысленно возмутилась я и воскликнула со всем недовольством, на которое была сейчас способна:
– Ты вручила мне «левый» сотовый, а с собой взяла свой?!
– Не истери! – по-деловому осекла меня интриганка. И резонно заметила: – Должна же у нас быть хоть какая-то ниточка с внешним миром.
Как ни странно, сейчас я даже была благодарна подруге за то, что у нас есть эта самая «ниточка» и эта «ниточка» окажется с нами внутри клуба.
– От моего было бы больше пользы, – расстроенно посетовала я.
– Ни фига! – не согласилась моя бунтарка, – Твой – под колпаком у Мюллера! То есть у Громова. Да это – одно и то же! Даже хуже!
– Почему хуже, Маш?
– Потому что Мюллер – просто душка в сравнении с твоим дедом!
– Так ты, что же, считаешь дедушку монстром?
– Не утрируй, пожалуйста! И не переводи стрелки. Мы сейчас – о другом. На мой сотик достаточно было лишь прогу грузануть.
– Какую ещё прогу, Маш?
– Что-то вроде шапки-невидимки. Чтобы не палиться перед всякими мюллерами раньше времени. Забей, Кать! Сосредоточься на Новикове!
– Причём здесь Новиков? Ответь на вопрос, – настояла я.
– На какой вопрос, Кать? Сказала же: забей!
– Какой прок в этой твоей шапке-невидимке, если она не даст определить наше местоположение?
– Ну, не тупи! Такой, что в час ХЭ её вырубить можно, – парировала Марья.
– Какой ещё час ХЭ?
– Ой блин, Ка-тя, отстань! Вот засада! Саша звонит! – известила она нас с Викой, всё-таки взглянув на настырно вибрирующий в неё ладони телефон.
– Ответь, – попросила я, – И намекни ему хотя бы, где мы…
– Не учи учёного! Да, любимый! – елейно ответила она на звонок, – Всё замечательно! А как у тебя? Занят? И завтра тоже?.. Я так и знала! Да вот… пытаюсь себя занять, пока ты занят. Выходные же, ну! Как пытаюсь? Да долго ли умеючи… Конечно, не секрет. Мы тут это… С девчонками потусить решили. Ты ж всё равно занят… Да не волнуйся ты, мы ненадолго! Часиков так до десяти в клубешнике подансим – и пулей в общагу. Да-да, именно пулей, дорогой. Зуб даю! – рассмеялась она, – Да с кем-с кем?.. С подружайками, знамо дело. – Речь Марьи весь вечер пестрела сленговыми оборотами. Это было явным признаком того, что подруга нервничала. И не просто нервничала, а явно была на взводе. – Конечно, знаешь! – излишне жизнерадостно воскликнула она в трубку. И нехотя принялась перечислять: – С Катей… с Викой… ммм… Как не знаешь Вику? Недоработочка, милый! Вику знают все!  Ладно, не парься – познакомлю!
Тем временем мы поднялись по невысоким ступеням крыльца и дверь перед нами бесшумно отворилась. Мы даже постучать не успели. На пороге появился качок с каменным лицом. Виктория молча вручила ему три круглых жетона с зелёным матовым покрытием, видимо, служившим здесь своеобразным пропуском.
«Как у игрового стола в игорном доме», – мысленно заметила я, отчего-то припомнив кадры из фильма о кутилах, который как-то смотрела вместе с дедушкой. Конечно же, я смотрела его в воспитательных целях – как же иначе…
Качок так же молча принял жетоны, прошёлся странным прибором по их рельефной поверхности и всем телом ловко сдвинулся в сторону, пропустив нас вовнутрь.
– Ало… Ало… – краем уха уловила я озабоченный Машкин голос, попутно рассматривая просторный холл с мягким, чуть приглушённым освещением, в котором мы очутились. – Вот зззасада! Связь прервалась, – сокрушённо известила меня подруга.
– Вопрос безопасности, – услышали мы голос качка за нашими спинами. Я обернулась на голос и заметила, что дверь была уже наглухо закрыта. Я бы даже сказала, что замурована.
– Чьей безопасности? – спросила я, понимая, что без связи с внешним миром о нашей – говорить как минимум глупо. А связи с ним теперь как раз и не наблюдалось.
Ответа на мой вопрос от качка так и не последовало. Он молча жестом указал нам на стойку регистрации, расположенную в самом дальнем углу холла, справа от объёмной гардеробной.
– Ммм… милейший, – подала голос Марья, – мне нужно выйти и закончить разговор.
– Это невозможно, – стало ей ответом.
– Да я вишшу, – отчего-то зашепелявила Марья ему в ответ, – Мне бы выйти на минутощку, а замок защёлкнулся.
– Это предусмотрено программой. Датчик срабатывает после того, как гость переступает порог холла, – равнодушным тоном объяснил качок.
– Как мило… А как ше время на размышление? – не отставала от него Марья. – Пять минут же вроде даётся клиенту на принятие решшения: типа уйти или остаться.
– Такая возможность предоставляется определённому кругу лиц, – ответил ей сотрудник сего заведения.
– А чем мы лицами не вышли? – не сдавалась моя настырная.
– Клуб предоставляет возможность сыграть в рулетку. Нашим гостям с патологической зависимостью предоставляется дополнительные минуты на обдумывание. Они об этом знают, – негромко проговорил качок.
– Как гуманно! – жизнерадостно восхитилась Марья, – Ну, откройте ше дверь! Дайте мне подумать пять минут на свешшем воздухе! – настояла было она, но сникла, услышав ответ.
– Программа вашего визита не предполагает личного участия в азартных играх. Поэтому время на обдумывание вам не нужно.
– Мы же сможем покинуть заведение в любой момент, правда? – уточнила я у сотрудника, впустившего нас в холл.
– По согласованию, – негромко ответил он.
– По согласованию с кем, простите? – снова уточнила я.
– По согласованию с владельцем клуба, – учтиво ответили мне.
– А кто у вас владелец? – решила я ковать железо пока горячо. То есть – пока качок был готов отвечать.
– Дорогие гостьи, при необходимости он сам на вас выйдет, – ответил он, явно давая понять, что и так сказал немало.
– Эх! Гулять – так гулять! – воскликнула Марья и, ухватив нас с Викой за руки, повела за собой.
«Хорошо, что рамки металлоискателя нет. Есть шанс, что «маячок», который выдал мне дед ещё по осени и который я пристроила в складках платья, —останется при мне, – поставила я в уме галочку и сделала неутешительный для себя вывод: – Хотя… Какой теперь от него прок, если здесь, похоже, вовсю работают «глушилки»».
Видимо, не будет пользы и от сотового, который выдала мне Марья и который я припрятала в нечаянно обнаруженном потайном кармане своего платья.
Как-то я уже проворачивала подобный трюк. Это случилось в тот недобрый вечер на вечеринке, на которую мы с Алисой нагрянули после выпускного. Прошло полгода, но я помнила всё в мельчайших подробностях, включая запах и привкус минералки, которой напоил меня тогда Эрик – наш одноклассник.
Потайной карман в надетом сейчас на мне платье невесты кто-то пристроил в складках подола: у самого пояса, вернее, – сразу под ним. Тайничок этот очень походил на тот, который я сама вшила с изнанки своего маскарадного костюма прошлым летом. Тот тайничок и выручил нас с Лисой на той злосчастной вечеринке.
«Дежавю», – пронеслось в голове, но я погнала прочь воспоминания о том вечере: ни к чему было кошмарить себя дополнительно, и без того нервы были натянуты струной: только коснись – о оборвутся.
«Мда… Когда качок сказал о безопасности, то, видимо, имел в виду безопасность заведения, а совсем не нашу. Ну хватит! Не нагнетай ещё больше, Кать!» – в десятый, наверное, раз мысленно велела я себе и огляделась по сторонам со всем вниманием, на которое была сейчас способна.
В просторном холле, декорированном в коричнево–молочных тонах, посетителей было не так много. Негромко звучала музыка, в мотивах которой угадывалась смесь классики и эклектики. Будто бы обволакивающая с головы до пят, она помещала посетителей в некий транс – странно безмятежный, обманчиво умиротворяющий, лишающий воли к сопротивлению.

Глава 4 Актриса из погорелого театра
Мы подошли к стойке регистрации. За ней нас ждал представительный мужчина лет тридцати. Он вонзился в нас острым взглядом сразу, как только мы переступили порог заведения, и всё это время продолжал держать нас на мушке – на зрительной.
Ясребоокий сотрудник кивнул нам в коротком приветствии. Следом он вышел из-за стойки с металлоискателем в руке и принялся водить им по Викиной шубке. Та не проронила ни слова – так и простояла без движения, непринужденно расправив плечи, пока сотрудник исполнял свои обязанности. Закончив с Викторией, он подошёл ко мне, но отвлёкся на театральный Марьин возглас, так и пышущий возмущением:
– О, нет, шударь! Какое унишшение! Какое пренебрешшение к моей шкромной персоне!
– Простите, – обратился к ней сотрудник, отодвинув от меня металлоискатель.
– Я никогда не бываю на третьем месте! – эмоционально продолжила моя фурия, продолжив нещадно зашепелявить.
Но стоило только палке – детектору коснуться её груди, как она ухватила его ладонью и пропела: – Какой взгляд! Острый! Ццепкий. Профешиональный. Шударь, вы проникли в шамое моё шердце! Как вас шовут?
– Неважно, – с учтивой прохладцей бросил ей в ответ сей сотрудник заведения и попытался вырвать детектор из цепких пальчиков подруги. Но ни тут-то было!
– Боше! Боше мой! Какая харизззма! Я покорена! А какая настойчивость, шударрь! Мне бы такую!
– Её в вас – хоть отбавляй, – заметил тот, усмехнувшись, и сделал ещё одну попытку оторвать слабо попискивающую «палку» от груди моей подруги. На этот раз ему это удалось.
– Позвольте мне пройтись по вашей одежде, – то ли предложил, то ли потребовал сотрудник.
– Конешно-конешно, шударррь! – воскликнула Машка и тут же закружилась перед ним юлой. С явной озадаченностью на лице мужчина провёл рядом с ней инструментом, казалось, не успевая даже прикоснуться.
– Уф, шударь, вам удалось меня завести, шкашу я вам! Шловно шкатулку с сюрприззом! – перехватила инициативу Машка, – А, мошшет… – Перестала она перед ним порхать и теперь стояла, нарочито глубоко дыша. – Мошет, обменяемся контактами, шударь? – не отставала моя липучка.
– Лишнее, – коротко известили её.
– Понимаю… Понимаю… Шубординация и вссё такоэ… – никак не унималась подруга, кажется, заставив понервничать даже невозмутимую Викторию, которая весь вечер больше напоминала мне молчаливую, едва уловимую тень. – Бошше, вы ше не видите моего лица! – воскликнула моя авантюристка: негромко, но с провокационной чувственностью в голосе. И тут же заверила заговорщицким шёпотом: – Но всё решаемо, шударь. Не шдесь, конешно… Мы ше не мошшем нарушать правил, правда?
– Правда, – не стал спорить он, коршуном вглядываясь в её маску.
– Шшечь мосты – это так недальновидно, правда? Боллее того – это гллуупо… А глуупость – самое шкверное, что мошет с нами шлучиться, – несло подругу.
– Верно, – односложно ответил сотрудник заведения. Казалось, теперь он двукратно усилил внимание к маске на её лице, видимо, не совсем понимая, что она от него хочет на самом деле.
– Как вы относитесь к глуупости, о покоритель моего шердца? —
– Отрицательно.
– Вот и я! Я тоше, шударь! Именно отрицательно! Крайне! Поэтому… Наверно, не штоит… Но што, если нам всё ше вштретиться? Там… Там – за пределами этого магищеского местещка? Я уверена, мы не разощаруем друг друга!
– Простите, – вдруг вступила в разговор Вика, – Моя приятельница – сегодня – настоящая загадка. Невозможно догадаться, что она выкинет в следующий момент.
– О да! Кто шнает, што взбредёт мне в голову, – заверила Марья «шударя», коротко кивнув в подтверждение своих же слов.
– Это всё – нервы, – продолжила Вика, – Понимаете, она… на взводе… Или, скорее – в раздрае… Ей просто нужно отдохнуть, поэтому мы здесь.
– Вижу, что нужно. Не смею вас больше задерживать, сударыня, – обратился он к Марье и коротко кивнул Виктории, – Можете пройти.
– О, благодарю вас, шударь! Не подумайте обо мне дурного, но подумайте, ладно? Ой, каламбур шморозила! Надо же! Поверрьте, обычно я просто душшка. Серая мышь и всё такоэ, но ссегодня… Ссегодня я готова на многое, шударь!
Сотрудник заведения снова выставился на подругу с немым вопросом.
– Я о моём предлошении, – с придыханием напомнила ему моя авантюристка. – Вы пленили меня, шударь. Продумайте ше о моём предлошении! Пока я не передумала.
– Непременно обдумаю его. На досуге. А сейчас, простите, занят по службе.
– Именно на дошуге, шударь! На шлушбе – ни-ни!
– Простите мою подругу, она весь день… под впечатлением, – снова вступила в разговор Вика.
– Под впечатлением от чего? – уже с интересом спросил портье.
– Её бросил жених, – вздохнув с печалью поистине вселенского размаха, известила его Виктория и продолжила: – С утра была в жуткой печали, а теперь – под впечатлением от… ммм…
– От открывшихся возмошшшностей, дорогая! – пришла ей на помощь моя заноза.
– Точно. Пойдём уже, дорогая! – велела ей Вика, – иначе твои возможности ограничатся арестом до выяснения…
– Арестом?! – в ужасе округлились глаза подруги, а децибелы в её голосе вынудили Викторию замолчать. – За што?! – не унималась она. – Я ше не шделала ничего плохого! Правда же, шударрь?!
– Правда, – бросил он ей в ответ, и нейтральным тоном распорядился: – Пройдите к гардеробу. Вход в зал в верхней одежде запрещён.
– Конешно-конешно! – воскликнула Марья ему в ответ, – Мы никогда не нарушаем правил!
Сотрудник гардероба, молчаливый мужчина средних лет, принял нашу верхнюю одежду, казалось, ни разу не подняв на нас глаз. Но, вернувшись к нам с номерками, он всё же одарил меня странным взглядом и произнёс, зачем-то склонив голову:
– Добро пожаловать, госпожа.
Я была шокирована этим обращением и тем, что из нас троих он обратился так только ко мне, показательно проигнорировав Вику с Машей. Я была шокирована и благодарна маске за то, что она полностью скрывает моё лицо, оставляя заметными лишь мои новые «полуночные» глаза.
«Что это значит? К чему был такой странный пиетет именно к моей скромной персоне?» – мысленно недоумевала я, с немым вопросом заглянув в глаза Виктории. Та ободряюще взглянула на меня в ответ и чуть коснулась моего локтя, затем подхватила номерки, которые мужчина аккуратно возложил на стойку перед нами, и убрала их в свой клатч.
Марья сегодня была просто «зажигалкой»! Стоило нам отойти от гардеробной стойки – и она снова перетянула всё наше с Викой внимание на себя – любимую!
– Ой, подрушшеньки вы мои золотые! – заголосила она, как только мы отошли от гардеробной стойки на приличное расстояние, – Как же я рада, что вы шоставили мне кампанию в штоль трудный период!
Она сгребла нас с Викой в охапку в самом центре холла и принялась манерно расцеловывать нас в маски, вернее – в те места на них, под которыми подразумевались щёки.
– Зачем ты притянула к себе его внимание? – зашептала ей Виктория.
– Мне нужно было отвлечь его от моего костюма. Ну, и от Катьки, конечно, – ответила ей чуть слышно моя авантюристка.
– Зачем? – шепотом уточнила Виктория.
– Так она еле дышит! Того и гляди – в обморок грохнется!
– От костюма – зачем? – настояла на ответе Вика.
– А, это, – прошептала Марья, ещё крепче сжав нас обеих в кольце своих объятий, – чтобы пронести диктофон. И у меня получилось!
– Теперь ты у него под колпаком. Глянь, как смотрит, – шёпотом заметила Вика.
– Смотрит, говоришь, – лукаво подмигнула ей моя забияка, даже не оглянувшись на сотрудника, – Пусть смотрит! – шёпотом провозгласила она, – Он смотрит на Марьяну Брошкину. Вот пусть Марьяна и останется у него в памяти.
– Ты весь вечер будешь этой самой Брошкиной, – резонно зашептала я, – А значит – весь вечер будешь у него под колпаком.
– А вот и нет! – шепотом воскликнула подруга мне в ответ, – Я переоденусь. Костюм двусторонний, сечёшь? – Машкина маска чуть дёрнулась, как, если бы она под ней задорно вытянула губы трубочкой. – Так что, зайду в эту дверь Брошкиной, а выйду – Барби.
– То есть ты переоденешься в костюм Барби? – не поняла я.
– Угу.
– А почему именно в Барби? – снова не поняла я.
– Потому что с безмозглой куклы – и взятки гладки. Только надо найти местечко, чтоб войти, так сказать, в образ.
– Вряд ли это будет возможно, – прошептала Виктория.
– Ошибаешься. Есть у меня на примете один уголок. Рядом с приват зоной. Главное – туда просочиться. Но это – дело техники.
– Рискуешь, – зашептала Виктория ей в ответ. И заметила, осуждающе качнув головой: – Неоправданный риск может навредить операции.
– Какой ещё операции? – чуть слышно спросила я.
– Нашей, – через паузу проговорила Вика мне в ответ.
– Да не ссы ты! Кассандра ты, или как! Где этот твой малахольный взгляд в будущее, а?
– Он всегда при мне, – чуть слышно ответила она Марье.
– Правда? – не отлипала моя липучка, – И что ж он тебе щас кажет?
– То, что пора прекращать шептаться тут у всех на виду, – резонно заметила шёпотом Харитонова.
– Как же мне нужна ваша поддержка, мои вы куколки! Спасибо вам! – снова заголосила моя актриса и опять принялась нас тискать в объятьях, только теперь – по очереди.
– Завязывай с балаганом, слышь! Или нас всех в обезьянник загребут! Там «подвязок» не будет. – Угрожающе прошептала ей Вика, сымитировав сленг подруги. Видимо, терпение покинуло нашу мисс невозмутимость после того, как Марья загребла её в объятья в третий раз, аккурат после того, как выпустила, наконец, из обхвата своих цепких рук мою многострадальную талию.
– Там не будет, а тут типа есть, да? Значит – прорвёмся! – не «заржавело» за авантюристкой с ответом.
– Не косячь, слышь! Не сорви расклад. Могут пострадать люди, – шёпотом предостерегла её Вика.
– Какие люди? – пришло время удивиться моему конспиратору.
– Тебе что, нас троих мало? – через паузу спросила у неё Вика. И добавила, указав взглядом на меня: – Она – вообще не при делах. Зачем втянула? Перед Титаном лично слово держать будешь, – добавила она с толикой опаски, как мне показалось.
– Каким ещё Титаном?
– Тебе он известен как Хирург.
– Ааа… Ой, не зуди, а! Её задача – всего-то заарканить Новикова, он и так – у неё на поводке. Стало быть, полдела сделано, осталось – ошейничек затянуть!
– Думаешь, выгорит? – прошептала Вика Марье в ответ, – Он может её и не узнать.
– Узнает по любасу! У него на неё чуйка. Учует – начнёт кошмариться. Начнёт кошмариться – сядет в лужу. А тут я – на подхвате: с удовольствием его притоплю!
– Не сомневаюсь, – не стала спорить с нею Вика.
– Умница! – торжественным шёпотом похвалила её подруга. И чуть слышно проговорила: – К тому же цыпе нужен реальный трабл или как ты его там окрестила?
– Перезагрузка.
– Воот! – нараспев прошептала Машка. И самодовольно добавила: – Она ей здесь – точно обеспечена!
Они обсуждали мою ближайшую участь, будто меня и не было рядом. Слушала я их и давалась диву: как могла я допустить, чтобы со мной обходились как с марионеткой.
– Хорош трепаться! К нам уже идут! – велела подруге Харитонова, словно почувствовав моё недовольство. – Больше никаких финтов, ясно?
– Ясно, не бузи – буду паинькой, – миролюбиво прошептала Марья ей в ответ.
– Какие-то проблемы, дамы? – совсем рядом послышался голос портье, перед которым волчком недавно вертелась Марья.
– Да што вы, шударь! – бойко откликнулась Марья ему в ответ, – просто я никак не могу поверить швоему щаштью! Я ше теперь швободна! Это так волнительно!
– Отлично! – усмехнулся её дотошный собеседник, – Тогда вперёд – на подвиги! Прошу не задерживать других избранных. Извольте пройти прямо, не создавайте пробки. – с холодной учтивостью произнес он и демонстративно указал нам рукой на одну из стен.
А потом… Потом он взглянул на меня, приложил руку к груди и тоже слегка склонил голову, будто я не обычная гостья их заведения, а какая-то важная птица. Я удивлённо взглянула на него с немым вопросом, потом – на стену и заметила, что часть её вдруг слегка вздрогнула и с приглушённым щелчком отъехала в сторону, открыв нашему взору зрелище, показавшееся мне отталкивающим настолько, что я застыла на месте, пряча испуг под маской.

Глава 5 Инсайт
Страх окутал меня вязким туманом неопределенности и осел на коже липким потом. Проник под неё и расползся по венам неприятной, холодящей субстанцией.
Я прикрыла глаза, чтобы сконцентрироваться, собраться с силами и мыслями, но прежде всего – чтобы успокоиться. Надвигающийся приступ паники уже встрепенулся в груди и выпустил свои зловещие коготки. Совсем скоро они скуют мне сердце крепким капканом, а это сейчас – ни к чему.
Я глубоко вдохнула воздух из зала, в который нам предстояло войти. Он наполнил лёгкие странновато-пряным, дурманящим ароматом, и я почувствовала, как ослабшие вмиг ноги стали будто проваливаться сквозь пол. Сам он теперь казался мне неустойчивым, каким-то вязким, будто щедро засыпанным песком из моего последнего сна.
Я распахнула веки, чтобы устоять на ногах и не потерять связи с реальностью, затем с усилием приподняла ногу, словно вытянув стопу из вязкого месива. Но стоило мне снова коснуться ею поверхности пола – и странный эффект увязания повторился. Я применила приём, обычно помогавший справиться с панической атакой: мысленно сосчитала до трёх и сделала ещё один глубокий вдох. Задержала дыхание и выдохнула, отгоняя от себя раздражающе ощущение увязаемости в чем-то мутном, непонятном, устрашающем своей неопределенностью…
В голове вдруг что-то щёлкнуло, и вся моя жизнь стала проноситься перед глазами. Её значимые мгновения принялись показываться мне яркими картинками-светлячками. Каждая из них зависала пред моим взором лишь на пару-тройку мгновений и лишь затем, чтобы юрко смениться следующей. Разыгравшееся воображение уже вовсю делало своё дело: оно компоновало стройный ряд кадров из далёкого, старого, будто пропахшего нафталином фильма.
Вот все сидят за столом в нашей просторной гостиной…. Мы отмечаем майский праздник и отъезд папы в командировку. Отчётливо вижу родителей, дедушку с бабушкой, мамину подругу – тетю Аллу, Кудряшку, сидящую рядом с ней. Все улыбаются мне. Вернее, улыбаются все, за исключением мамы и дедушки. Мама недовольна мной. Почему?
Я опускаю взгляд ниже – на своё красивое платье – и вижу на нём свежие безобразные пятна. Рассматриваю их и вспоминаю, как только что опрокинула на себя суп, который мама велела съесть. Поэтому она и сердится. А папа… Папа смотрит на меня ободряюще и делает ей замечание.
«Не ругай её, Оль. Не лишай девочку праздника», – негромко, но твёрдо говорит он ей.
Я слышу его слова и улыбаюсь ему. Улыбаюсь виновато и одновременно благодарно за его поддержку.
Но моё внимание больше всего привлекает тот, кто сидит прямо напротив меня. Он для меня – самый заметный из всех. Он за столом – выше всех. Да, он очень высок… Кажется, ростом он даже выше дедушки.
Дедушка тоже сидит за столом и строго на меня смотрит, но не ругает. Просто смотрит. Молча. Так же молча, как и тот, кто сидит с ним рядом – тот, кто выше всех.
Я помню этого великана. Как-то я стянула парик с его головы, когда была у мамы на работе. Но это – наш с ним самый секретный секрет, и я ни словечка не сказала об этом маме. Сейчас он сидит без парика. Он сказал мне по секрету, что парик ему больше не нужен. Не нужен потому, что «операция завершена».
Я знаю, что такое «операция». Её делает дедушка, потому что он врач. Он хирург. Но вот что отрезали в этой операции бывшему блондину, я спросить не успеваю. В общем, он больше не блондин. Теперь он – брюнет. Я поняла, что так называется цвет его волос. Он сказал, что это – его родной цвет. Поэтому он таким останется навсегда-навсегда. И таким он мне нравится даже больше.
Сидит он за столом в самом эпицентре всех вкусняшек. Я очень горда тем, что знаю это сложное слово – «эпицентр». Его значение объяснил мне папа. Оно означает что-то важное – нечто, что лежит в центре внимания.
В центре моего внимания сейчас лежат именно вкусняшки, а бывший блондин сидит совсем рядом с теми блюдами, которые мне так хочется попробовать. Очень-очень хочется! Но мама велела сначала съесть суп, ведь суп очень полезен, а я… я опрокинула его на себя.
Я сделала это не специально. Ну, почти не специально. И мне совсем не жаль опрокинутого супа, ведь без него в меня влезет гораздо больше вкусняшек. Так только что сказала моя подружка – Кудряшка.
Только вот будет очень жаль, если мама не разрешит мне «отведать вкусностей». Так всегда говорит Полина: не «покушай», а почему-то «отведай». И не «вкусняшек», а «вкусностей». Она говорит, что так правильнее.
Я перевожусь взгляд на неё. Она – рядом. Шваброй она вытирает суп с пола у меня под ногами. Ловлю на себе её ободряющую улыбку и снова смотрю на брюнета. Он так же спокойно сидит среди вкусняшек, но не набрасывается на них, как это с удовольствием сделала бы я. Я очень голодна, ведь я сегодня не ела каши. Я втихую скормила её Китти. Так было надо, ведь я просто обожаю бабушкины салаты и так хочу скорее их попробовать! Хочу попробовать и холодец, и бутерброды с икрой: красной и чёрной, и мясо, запечённое с картошкой и грибами, и много-много чего ещё. Для всего этого в животе должно быть много места.
Кудряшка одобрила мой план опрокинуть суп. Правда, она предложила сделать это не перед всеми, а вылить его в раковину на кухне. Она сказала, что это – логичнее.
Я ещё не знаю этого слова, поэтому не стала выливать суп в раковину. К тому же: я не хочу обманывать маму. Я хочу, чтобы она увидела, что супа я не ела. Думаю, это – честнее, чем врать ей, что я его съела.
Кудряшка говорит, что логично – значит правильно, и обещает попросить свою маму потом нам всё объяснить подробнее. Да, я часто слышу это слово от её мамы – тети Аллы, поэтому я верю, что она сможет мне его объяснить. Но то, что правильнее было бы вылить суп в раковину – я не согласна. Хотя бы потому, что в супе есть кусочки мяса. Они бы застряли в раковине, и мама всё равно узнала бы, что супа я не съела.
Мама иногда называет тетю Аллу – «Лея», но я не знаю – почему. Мама мне этого не объясняет.
Я снова ловлю на себе взгляд бывшего блондина. Как же его зовут?.. Он абсолютно равнодушен ко всему, что стоит на столе. Он сидит и смотрит только на меня. И смотрит он ободряюще, будто говорит: «Не беда, принцесса! Всё будет хорошо». Я вспомнила! Вспомнила, как его зовут! Это дядя Кирилл. Он работает вместе с мамой и папой. Вернее, – служит.
Перед глазами проявляется мама. Она зачем-то вклинивается между мной и дядей Кириллом, и я теряю с ним зрительный контакт. Теперь я вижу только маму. Смотрю на неё снизу вверх. Смотрю и вижу, что она расстроена. Очень. Я вздыхаю, понимая, чем именно она недовольна. Она недовольна моим поведением «несносного сорванца». Так она иногда меня называет, непременно добавляя, что «девочка должна быть послушной, степенной и возвышенной, как принцесса, а не вот это вот всё…» Она не говорит мне этого перед всеми, но я отчётливо читаю это сейчас по её глазам.
Я не знаю, что значит «быть степенной и возвышенной», но стараюсь быть послушной. Послушной и честной. Я так хочу, чтобы мама была мной довольна, но это не всегда получается. А ещё она не любит, когда я «пререкаюсь». Поэтому я молчу и, кажется, очень послушно стою, расправив плечи и приподняв голову. Стою, вытянувшись стрункой, чтобы быть возвышенной, то есть повыше. Именно так я понимаю значение этого слова. Но мама всё равно недовольна…
Щелчок перед глазами – и вот я сижу за столом в чьём-то большом, но чужом доме и пью горячий шоколад из белой чашки с орнаментом мака на её боковинке. А тётя Алла объясняет нам с Кудряшкой, что значит «логично». Это Кудряшка её попросила. Ведь она дала мне слово, а своё слово она всегда держит.
Картинка перед глазами снова резко сменяется следующей: теперь я вижу, как стою на лужайке нашего дома. Я жду папу. Вокруг меня прыгает Китти – моя любимая кошечка – его подарок мне на семилетие. Но папа всё не приходит.
Ещё щелчок – и перед глазами – я на игрушечной лошадке. Она везёт меня по кругу, а я всё пытаюсь найти глазами маму и Пирата, который меня на неё посадил. Я, наконец, нахожу их взглядом в толпе. Вернее, захватываю им широкую спину дяди Кирилла. Мощная, в чёрном пиджаке, она прячет от меня маму. Ветер треплет его волосы, и чёрная чёлка поднимается на ветру, как у пирата из книжки, которую мы с дедушкой недавно прочитали…
Чья-то невидимая рука снова перематывает кадр – и вот я стою в красивом саду. Вокруг меня – кусты роз – море роз разных цветов. Над бутонами порхают бабочки, но я слышу навязчивое жужжание. Оно приближается и мешает мне уловить, о чём говорят мама и дядя Кирилл. Они о чём-то спорят. Вернее, спорит мама, а он всё больше молчит. Я вижу, что мама недовольна, а он… Он спокоен. Совершенно спокоен.
Ай! Мне в палец вонзается шмель. У него пушистая спинка. Я просто хотела её погладить, но шмель рассердился и укусил. Палец так жжёт, что я вовсю реву. Дядя Кирилл отвлекается от мамы и идёт ко мне. Подходит. Аккуратно осматривает ранку. Прикладывает к ней салфетку. Влажную, жгучую, но я терплю и больше не плачу, хоть слезы всё ещё текут. Чувствую, как они охлаждают щёки. Я разрешаю дяде Кириллу дотронуться до больного пальца, потому что уверена, что он мне поможет. И мне совсем не хочется, чтобы он видел меня «рёвушкой». Так называет меня Полина, когда я падаю, «носясь за Китти сломя голову», или лезу за ней на дерево.
Кадр снова сменяется другим, и я вижу себя взрослой. Вижу, как несусь по парковке. Опаздываю. Катастрофически. Маша давно ждёт меня на своей помолвке. Залетаю в лифт. Он мчит меня вверх – в ресторан. Снова слышу щелчок. Это заколка отлетает на пол. Вижу, как непокорные волосы гривой рассыпаются по плечам. Недовольно хмурю брови, вспоминая о напрасно потраченном на укладку времени. Нагибаюсь за заколкой. Вижу, что она сломана и расстраиваюсь. Эта заколка – подарок, который мне дорог. Ручная работа, резьба по кости… Вторая такая была только у мамы. Поднимаю заколку и забрасываю её в сумочку. Пятерней захватываю пряди волос, упавшие на лицо, пока за ней наклонялась, и привычным жестом откидываю их назад. Расстроенно гляжу в зеркальную стену лифта на свой новый образ «лев ушёл из дома».
Времени расправляться с волосами уже нет: лифт останавливается. Вылетаю из него пулей и на всех парах несусь по коридору. Залетаю в просторный зал ресторана и… Оглушающий звон стекла и сканирующий взгляд зелёных глаз…
– Катя! Что с тобой! – слышу над самым ухом. Слышу и возвращаюсь в свою неспокойную реальность. Возвращаюсь и интуитивно понимаю, что сегодня в моей жизни подведена некая черта: жизнь моя больше никогда не будет прежней.
– Мне страшно, Кудряшка, – признаюсь я. И добавляю: – Я всё вспомнила.
– Умничка! – хвалит она меня.
Качаю головой из стороны в сторону, прикрываю глаза и окончательно прогоняю флёр непрошенных воспоминаний.
– Ты как? – послышался обеспокоенный возглас Марьи.
– В порядке, – ответила я ей, полностью придя в себя. Открыла глаза и увидела перед нами беснующуюся толпу приглашённых. Стойкий флёр чего-то, отчасти напоминающий аромат пряных трав продолжал кружить голову. Я ухватилась за руку Вики и услышала:
– Всё будет ровно, если не ступать в тень, Котёнок.
– В тень чего? – не поняла я.
– В тень сумрака и неопределенности, – стало мне ответом.
– Не понимаю тебя, – расстроенно проговорила я.
– Не ступай туда, где нет света… – ответила она. Яснее не стало.
«Не отступлю ни на шаг от неё самой. Стану её тенью», – успокоила я себя и ухватила Викторию за руку.

Глава 6 «Терра Инкогнита». Монстр в глуши
Мы втроём дружно ступили за порог холла, и как только мы это сделали – раздался очередной щелчок, показавшийся мне не менее зловещим, чем недавний, прозвучавший аккурат перед тем, как серая – в тон стены – дверь бесшумно отъехала вправо, открыв нам путь в это царство хаоса.
Щелчок этот, прозвучавший едва различимо из-за гремевшей повсюду музыки, известил нас о том, что путь назад отрезан. Я догадалась об этом, даже не оборачиваясь – осознала по лучам неяркого тёплого света, переставшего проникать в окутавший нас густой полумрак. Путь наш теперь лежал только вперед – в самое логово неизвестного мне пока зверя: в логово, опутанное липкой паутиной порочности и полнейшей неопределённости.
«Ловушка захлопнулась», – мысленно констатировала я как факт и застыла, словно бабочка в янтаре, которую мне когда-то подарил дедушка из тайги. Роем кусачих ос зажужжали беспокойные мысли:
«Как быть? Что нас здесь ждёт? Как мы отсюда выберемся?»
На помощь Марка и Сергея – нашей хлипенькой группы поддержки, оставшейся за пределами этого монстра в глуши, я уже не рассчитывала. Логика подсказывала, что парням сюда – не пробраться, тогда как покинуть это место самостоятельно помочь нам смогло бы только чудо – не иначе…
Стараясь справиться со страхом пред неизвестностью, я снова глубоко вдохнула и выдохнула, потом – ещё и ещё раз.
Спокойнее мне не стало, но в груди вдруг что-то кольнуло, а живот обдало жаром. Я приложила к нему ладонь, чтобы хоть как-то приглушить это – странно-волнительное ощущение. Оно росло как на дрожжах и, казалось бы, без явной причины окутывало меня непонятной чувственной негой, словно погрузив в горячую ванну, наполненную будоражащими ароматами и блудным грехом.
Вокруг нас теперь навязчиво витал аромат чего-то странного, чуть сладковатого. Он настойчиво забивался в нос и проникали в меня, видимо, даже через поры вмиг повлажневшей кожи. Ткань платья и маска на моём лице, похоже, перестали быть тому преградой. От невидимых паров слегка слезились глаза, и вскоре я ощутила на себе чьи-то, будто живые объятия. Осознавать это было тревожно, ведь весь движ с плясками и гулом голосов происходил в некотором от меня отдалении. В непосредственной близости в эти минуты находилась лишь Вика, но и та смиренно стояла чуть поодаль. Однако горячие ладони на моем теле ощущались, словно наяву.
Иллюзия оказалась настолько правдоподобной, что я в полной мере прочувствовала касание к своему телу длинных, гибких, поистине вездесущих пальцев. Те будто блуждали по коже под платьем, будто снова, как неделю назад, водили по моей, щедро покрывшейся испариной спине, по-хозяйски прижимали к мощному, до боли знакомому телу, требовательно сминали грудь, ставшую вдруг чувствительной настолько, что я инстинктивно повела плечами в желании потереться ею о ткань бюстгальтера.
Следом ладони эти будто спустились вниз и сжали мои разгорячённые ягодицы и тогда я не смогла удержаться от резких вдоха и выдоха. Сквозь сомкнутые зубы выдох вышел натужно шипящим, как масло на перегретой, пышущей жаром сковороде. Моя кожа, оказывается, в мельчайших нюансах запомнила те – недавние прикосновения и я конечно же догадалась, чьими были бы эти руки, если бы интуитивно не осознавала того, что волнующие ощущения были не более, чем плодом моего, не в меру разыгравшегося воображения. Да, руки того человека навечно врезались мне в память, и я не спутала бы их ни с чьими другими…
«Стоп, Катя, – приказала я себе то ли мысленно, то ли вслух и осторожно выдохнула очередную порцию застоявшегося в лёгких воздуха. – Что со мной? Почему я так себя чувствую? Надо взять себя в руки. Я должна успокоиться… Должна успокоиться…» – принялась повторять я как мантру, стремясь не позволить закипающей, уже пульсировавшей в висках, крови окончательно превратиться в огненную лаву, готовую сжечь меня дотла.
«Наверное, так действует этот запах. Да, скорее всего… – постаралась я переключить свои серые клеточки на анализ ситуации, шестым чувством осознавая, что это помогло бы мне остыть. – Этот аромат – неправильный: тяжёлый, терпкий и вязкий, как нуга. Интересно, что это? – изо всех сил пыталась я мыслить. – Нужно выйти на свежий воздух. А, может, лучше присоединиться к ним? Я тоже хочу танцевать!»
Решение это обрушилось на меня спонтанно и по силе могло бы легко сравниться с тайфуном – мощным и, на первый взгляд – совершенно неуправляемым. Внутри меня будто включился некий двигатель. Мне захотелось действовать, не задумываясь о последствиях, проникнуться соблазном полной свободы и вседозволенности, напрочь отключив логику. И, если бы мою ладонь не сжимала бы Викина, я безрассудно ринулась бы в толпу фриков, выплясывающих тарантеллу в самом центре зала. Я точно стала бы одной из них – это не вызывало сомнений! Да, стала бы, потому что во мне вдруг зародилось предвкушение чего-то невиданного, интригующего, ранее не изведанного. Это нечто внутри меня ощущалось настоящим монстром первородного греха: абсолютно диким, неуравновешенным и до жути требовательным.
Былые благоразумие и скромность вдруг исчезли без следа. Они растворились в окутавшем меня дурмане, уступив место мне новой – даме абсолютно без комплексов, куртизанке, готовой с лёгкостью пересечь грань любых приличий.
Да, во мне сейчас орудовал монстр, о существовании которого я раньше даже не подозревала. Это было моё новое – тёмное Альтер-эго, для которого поистине не существовало ни преград, ни условностей – только желания: острые, сиюминутные, фантастически чувственные, порочные.
Краем сознания я инстинктивно ужаснулась изменениям своего эмоционального фона и так же инстинктивно принялась делать попытки вернуть прежнюю Катю.
Однако мои усилия казались безуспешными. То ли старалась я всё же без должного рвения, то ли греховное нечто внутри меня неистово сопротивлялось, стремясь полностью завладеть мною и диктовать свои условия новой – порочной Кате, похоже, окончательно слетевшей с тормозов.
Почти не моргая, я в восхищении смотрела вперед – прямо на беснующуюся толпу. Она виделась мне теперь по-настоящему живой и абсолютно счастливой. Мне ещё острее захотелось стать её частью, чтобы до последней капли прочувствовать то безмерную эйфорию, которую та так показательно демонстрировала. Во мне вдруг созрела непоколебимая уверенность в том, что именно там – в самой гуще неё – я смогу снова испытать то, что познала лишь однажды, совсем недавно: всего какую-то неделю назад, и чего с тех пор мне так не хватало!
Я больше не была в состоянии стоять на месте. Адреналиновый бум заставил в нетерпении переступать с ноги на ногу. Я пританцовывала, как ретивая норовистая лошадка, спешившая выбежать на арену и галопом пронестись по ней с единственной целью – пусть все увидят, какая я замечательная!
Разгорячённая дурманом кровь кипящей лавой вовсю гналась по венам, и я остро ощущала этот жар, сносящий на своем пути все препятствия и условности того рафинированного общества, в котором все эти годы воспитывал меня дед.
Низ живота то и дело сводило сладкой судорогой, ноги онемели, и мне стало казаться, что я парю в воздухе. Парю и постепенно взмываю вверх, словно шарик, наполненный гелием. Это – несколько подвешенное состояние мешало мыслить связно, критично взвешивая все за и против. И если бы не Викина ладонь, всё ещё крепко сжимавшая мою в своей, я бы ринулась в самое пекло без тени сомнения. Ринулась бы потому, что в голову вдруг пришла завиральная уверенность в том, что для меня больше нет преград, что мне всё позволено, ведь никто меня здесь не знает; более того: никто не увидит моего лица, не распознает моего голоса, ведь маска сделала его глухим, нечётким и чужим. Похотливому монстру, поселившемуся у меня внутри, такие мысли были только на руку: казалось, он стал с удвоенной силой подстёгивать меня переступить красную линию. Он будто сладко нашептывал мне:
«Не стой здесь, не теряй времени! Ощути, наконец, то, чего так хочешь! Только там – в самом эпицентре этого волшебного действа ты найдёшь всё, что тебе сейчас нужно!»
И я уже была уверена, что это – мой единственный шанс, что я ничего не потеряю, а только приобрету, причём приобрету без репутационных потерь, ведь вокруг была полная анонимность.
«Да, что там полная, – ещё больше воодушевился мой нежданный внутренний, крайне похотливый монстрик, – Полнейшая, Катя, – полнейшая!»
– Держи себя в руках! – вдруг расслышала я строгий голос Вики. Приказ её, казалось, прозвучал прямо в моей голове.
То ли она интуитивно почувствовала моё смятение, то ли я вела беседу со своим греховным дьяволом вслух, но прозвучавший приказ несколько остудил мой пыл и помог осознать, что на деле никакой конфиденциальности нет, ведь рядом Вика, и она станет свидетелем моего падения. А если такое случиться, как я буду смотреть ей в глаза? Но главное – как после этого я буду смотреть в глаза самой себе?
«Не сходи с ума, Катя, – там тебя будут касаться совсем не те руки! Потому что хозяина «твоих» рук тут нет и быть не может… – несколько запоздало прилетела, казалось, единственная здравая мысль, – Нельзя, Катя, нельзя! Там опасно! Ты должна быть рядом с Кудряшкой, – глубоко дыша, как мантру принялась внушать я себе: – Именно Кудряшка – твой спасательный круг, Катя. Именно она, а не то, что тебе чудится», – изо всех сил пыталась я убедить себя, глядя в центр зала одновременно и с опаской, и всё ещё – с предвкушением.
Что-то изменилось: то ли самовнушение возымело успех, то ли концентрация вещества в воздухе снизилась, однако состояние полнейшей экзальтации перестало быть постоянным. Оно теперь накатывало на меня волнами: казалось бы – чуть полегчало, но, стоило выдохнуть порцию скопившегося в груди воздуха – и меня будто словно обдавало потоком мощных струй из невидимой, но объёмной лейки душа. И будто бы не было этой экзекуции ни конца ни края…
Не отрывая взгляда от центра зала, я продолжала нетерпеливо переступать с ноги на ногу, но вдруг почувствовала, насколько сильно Вика сжала мою ладонь в своей. Резкая боль пронзила пальцы и будто отрезвила меня.
«Прекрати чудить, Катя! Ты сама виновата: прекрати глубоко вдыхать этот смрад!» – строго велела я себе, как неразумному ребёнку.
Стараясь выветрить дурман из головы, я стала дышать ровнее, поверхностнее, и даже прикрыла глаза, чтобы не видеть перед ними хаос из беснующихся силуэтов.
Не знаю, сколько я так простояла, но вдруг почувствовала, что за мной наблюдают. Я разлепила веки и столкнулась с озабоченным Викиным взглядом.
– Я в порядке, – ответила я на её немой вопрос. И устало прибавила: – почти…
Я огляделась по сторонам и почувствовала новую напасть. Теперь я отчего-то была уверена, что все смотрят именно на меня – смотрят и замечают моё неадекватное состояние. Взгляды эти, острые, жалящие, будто все разом вонзились в тело тысячью мелких заноз и вызвали жгучее желание стать невидимкой, а лучше – и вовсе провалиться под землю.
«Катя, тебе всё кажется, – постаралась успокоить я себя и резонно добавила: – Кто тут будет наблюдать именно за тобой? В этой толпе ты – одна из сотни, если не больше. К тому же – все в масках, поэтому никого отследить невозможно».
Но ощущение жертвы визуального преследования не отпускало, как ни старалась я внушить себе, что это – лишь мои фантазии.
Однако у моей внезапной паранойи проявился и весомый плюс: она остудила жар внутри меня и, кажется, усыпила моё похотливое внутреннее чудище. Мне больше не хотелось кинуться в объятия толпы теней. Теперь мне было страшно. Мне стало казаться что вокруг – враги, и только горячая цепкая ладонь Вики, не выпускавшая моей из своего стального захвата, помогала справиться с зарождающейся паникой.
– Всё в порядке, – услышала я успокаивающий голос моей спасительницы.
– Мне страшно, – поделилась я, придвинувшись к ней почти вплотную: губами – к самому её уху, чтобы она уж точно меня услышала.
– Что именно тебя беспокоит? – уточнила она.
– Мне кажется, за мной следят. Кругом враги.
– Успокойся, в этой темноте трудно за кем-то уследить. А по поводу врагов – положись на меня: Я не дам тебя в обиду. Отвлекись от мыслей о слежке. Подумай о чём-нибудь приятном.
– Хорошо, я попробую…
– У тебя получится! – приободрила она меня и отстранилась от моего лица.
«Катя, думай не о слежке. Думай о… Так, стоп. Вспомни, где было также темно, но не так страшно! – приказала я себе, – Ну, вспоминай, Катя! Темно было… в тайге… ночью, – с трудом, но выудила я нужный эпизод из памяти и принялась развивать мысль: – Помню, если бы не фонарик дедушки Арта, мы с Кудряшкой «не видели бы ни зги». Да, тот дедушка – из тайги – так и говорил: «Осторожно, девоньки, следуйте за мной по пятам, потому что не видно ни зги…»».
Я сдавила ладонь Кудряшки. Та снова приблизила ко мне лицо в маске и спросила:
– Что? Тебе совсем нехорошо?
– Этот запах… Думаю, дело в нём. Он сначала… взбудоражил меня… А теперь внушил паранойю со слежкой и врагами, да?
– Скорее всего, – не стала оспаривать мои предположения Кудряшка и продолжила спокойным уверенным тоном: – Не волнуйся, всё будет ровно. У тебя маска с фильтром. Без него было бы в разы тяжелее.
– С фильтром? А где он?
– Вмонтирован в носовое покрытие. Спец разработка.
– Вот как… А у тебя?
– У меня – такая же.
– А у Маши?
– Попроще.
– Как! – в удивлении воскликнула я, – Почему?
– Сама виновата, – с холодком в голосе объяснили мне. И добавили: – Скупой платит дважды.
– У неё, наверное, денег не хватило, – с сожалением предположила я и объяснила: – Она на этой неделе сильно потратилась. На новые духи. Прежние кто-то разбил. И на диктофоны для себя и для Ани потратилась… Почему ты не помогла ей получить такую же, как у нас?
– Она не просила.
– Она – гордячка, Вик. Никогда не попросит.
– Кассандра, – напомнила она мне свой псевдоним для клуба.
– Прости, – расстроенно откликнулась я и услышала:
– Не волнуйся за неё. Она не осталась совсем без защиты. К тому же, концентрация вещества уменьшается. Подумай о себе. Старайся не вдыхать глубоко. Дыши поверхностно: носом – не ртом. И не делай резких движений. Вещество скоро рассеется. Организаторы не будут тратить его запасы бесконечно. Толпа может выйти из-под контроля.
– Что это за вещество?
– Не знаю. Нечто схожее с веселящим газом. Смотри, как беснуется толпа.
– И Маша…
– Её уже попускает. Она – молодец: держится в поле нашего зрения. Чувство самосохранения – на высоте. Ещё раз: не делай глубоких вдохов, ресурс твоего фильтра ограничен.
– Хорошо, буду дышать аккуратно, – пообещала я.
Мне стало легче и спокойнее, ведь рядом была Кудряшка, а она никогда не оставляла меня в беде. Кровь больше не била в виски, разум почти прояснился – кажется, я снова становилась прежней Катей.
– Там дальше не видно ни зги, да? – спросила я у Кудряшки.
– Ты имеешь в виду – в центре? – уточнила она. Подожди немного. Сейчас дурман рассеется полностью и глаза привыкнут.
– Ты помнишь, кто так говорил?
– Что именно? – похоже, не поняла она.
– «Не видно ни зги», – повторила я ей в самое ухо.
– Помню, – коротко ответила она.
– Где он теперь?
– Потом.
– Он жив?
– Да.
– А бабушка?
– Тоже.
– Как они поживают? – мои серые клеточки, похоже, решили активизироваться и забросать Кудряшку вопросами.
– Всё потом. Сейчас сосредоточься на дыхании. И наблюдай.
– За кем?
– Просто наблюдай. Пока я не определюсь с локацией.
– Какой локацией?
– Нашей. Не отвлекай. Следи за ней! – указала она пальцем на Машу, отплясывающую от нас неподалёку.
Впрочем, вскоре подруге это надоело, а, может, она просто устала трястись под тяжёлую музыку. Как бы то ни было, моя амазонка резко остановилась, развернулась и стала пробираться к нам.
Глаза Маши сияли диким азартом, движения всё ещё были резкими, а эмоциональное состояние – не совсем устойчивым.
«Наверное, она чувствовала то же, что и я, но в разы сильнее, если фильтр её маски недостаточно хорош, – с сожалением задумалась я, наблюдая за подругой, – А вот Вика… Вика держит себя в руках. Она умеет. Всегда умела. С самого детства».
– А вот и я! – воскликнула моя неуёмная. И спросила, даже не постаравшись скрыть недовольства: – Вы чего стоите у входа? Прикидываетесь дверными статуями?!
– Так нужно, – ответила ей Вика.
– А о чём вечно шепчетесь?! – продолжила свой допрос Маша и капризно потребовала: – А ну-ка, колитесь! Обе! Я хочу знать!
– Твоя подруга боится этого хаоса. Пока ты пляшешь, я её успокаиваю, – объяснила Вика, притянув Марью ближе к себе, видимо, чтобы та всё расслышала.
– Не пляшу, а снимаю напряг. Может, я тоже боюсь, но не ною, как некоторые!
– Не ворчи, – осекла её Вика. И добавила: – Постой спокойно, ладно. Отдохни, скоро – приниматься за дело.
– Всё-таки мы просчитались: надо было послушать её бредни о виделках. На свежем воздухе подождать, пока дурман в этом дурдоме рассеется! – заявила моя неугомонная, демонстративно тыкнув в меня пальцем.
– А я предлагала, – резонно заметила Вика, – но ты взбунтовалась.
– Каюсь-каюсь! – рассмеялась Машка. И поделилась: – Кажется, меня отпускает. Вы как?
– Держимся, – ответила ей Вика и велела: – Так, девочки, хватит торчать у входа, пойдёмте к стене. По моим наблюдениям, система вентиляции лучше работает там, – указала она в сторону дальней стены. Возле той уже ютились счастливчики, видимо, определившиеся с местонахождением источника свежего воздуха раньше нас.
Следуя за своей командой по пятам, я нечаянно столкнулась с дамой в маске. В полном одиночестве та, видимо, тоже спешила к «нашей» стене и случайно задела меня плечом.
– Простите, я не специально, – негромко проговорила она, но, в смолкшей на мгновение музыке, я расслышала её слова.
Мне показались знакомыми голос незнакомки и её манера при волнении элегантно прикладывать ладонь к губам. Сейчас она, правда, приложила её к маске на своем лице, но коснулась пальцами места именно в районе губ.
«Но человек, который так обычно делает, никак не может здесь оказаться. Серая мышка никогда не подастся на подвиги в одиночестве», – тут же мысленно осекла я себя.
Всей троицей мы остановились недалеко от той одинокой дамы, и я заметила её растерянный взгляд. И эта манера теряться в самый неподходящий момент тоже показалась мне узнаваемой.
«Вечно тебе сегодня всё кажется, Катя!» – мысленно проворчала я и вздохнула.
Стоило нам подойти к стене, как мои серые клеточки ожили окончательно. Здесь действительно дышалось намного легче и разум мой постепенно, но неуклонно прояснялся. Проснулось и врождённое любопытство.
Я огляделась по сторонам и принялась анализировать место, в которое занесла меня судьба.
Прямо передо мной всё ещё бушевала толпа, но я больше не ассоциировала её с собой. Теперь я смотрела на неё со стороны и понимала, что выглядит та, как настоящий театр фриков. В самом центре зала, для меня теперь, будто находилась огромная сцена, а я ощущала себя не более чем сторонним наблюдателем. Крепко сжимая ладони подруг в своих, чуть подрагивающих от напряжения, я обратилась в зрение и слух. А посмотреть там было на что…

Глава 7 Чёрная дыра
Туман в голове рассеялся довольно быстро и перед глазами будто стало светлее.
Казалось, вокруг теперь ярче и намного приветливее вспыхивали огоньки светомузыки. Стройными цепочками они проносились у меня перед глазами. Временами эта вереница «светлячков» разрывалась на небольшие отрезки, которые, то тут, то там, принимались замысловато скручиваться в спиральки. Вращаясь вокруг своей оси, они одновременно кружились и по залу, будто водили по нему хороводы, делая мир вокруг меня светлее и радостнее. Плохо было то, что веселые огонёчки светомузыки радовали глаз не более нескольких секунд, а когда они все разом, словно по команде, исчезали во мраке, мне снова становилось неуютно от ощущения безысходности, преследовавшего меня весь вечер.
Я не понимала, почему так остро реагирую на эту, в общем-то привычную для любой дискотеки визуальную смену антуража, но состояние эмоциональных качелей, в которое она меня ввергала, всё больше выбивало из колеи и укрепляло желание как можно быстрее покинуть это неспокойное место.
К сожалению, алгоритм работы цветомузыки был запрограммирован таким образом, что мрак продолжал царить в помещении большую часть времени, и я не могла приложить ума, где бы здесь нашлось хотя бы одно, по-настоящему светлое место. Наверное, мне не стоило воспринимать смысл сказанного Викой дословно.
«Не ступай туда, где нет света», – посоветовала она мне перед тем, как мы вошли в это царство тьмы со снующими повсюду тенями. Наверное, она имела в виду нечто другое, нежели просто хорошо освещённое помещение. Тени, за которыми я продолжала наблюдать, превращались в людей лишь на пару-тройку мгновений, и тогда, в лучах светящихся спиралек можно было различить приблизительный цвет их одежды и масок. Но как только лучи поглощала темь, гости будто теряли душу и превращались в бесформенную массу хаотично мельтешащих зомби.
Следя за этой, постоянно повторяющейся и несколько мистической, на мой взгляд, метаморфозой, я вдруг остро представила себя Алисой из Зазеркалья, по недоразумению или по чьему-то злому умыслу попавшую туда, где ей было совсем не место – туда, где она легко могла бы сгинуть, без следа растворившись в совершенно чуждой ей, агрессивно настроенной сумеречной реальности.
Я понимала, что надо отвлечься от депрессивных мыслей. Надо было подумать о чём-нибудь приятном, но у меня не получалось и я всё явственнее ощущала себя марионеткой в чьих-то цепких руках: бесправной куклой в руках того, кто сейчас будто ставил на мне эксперименты.
«А, может, и не только на мне, а на всех тут присутствующих… – мысленно пробурчала я и вдруг догадалась, в сотый, если не в тысячный раз вглядевшись в центр зала: – Это же – настоящая Черная Дыра! Да, очень похоже…»
Несколько лет назад, после того как дедушка устроил мне экскурсию в Планетарий, я возомнила себя начинающим астрономом и загорелась идеей изучения планет и космического пространства между ними. Впрочем, та моя блажь прошла довольно быстро, так и оставив интерес ко Вселенной лишь на любительском уровне. И произошло это потому, что воображение, разыгравшееся после просмотра одного ролика по астрономической тематике, живо представило мне космос необъятным пугающим монстром. Я тогда почувствовала себя в нём песчинкой, мельчайшей беспомощной точкой, рисковавшей исчезнуть без следа в бескрайней вакуумной черноте. Исчезнуть точно также как и сейчас – в этой пугающей «Терре Инкогнита».
«Катя, хватит нагнетать!» – мысленно велела я себе.
Но мысль о «блажи стать с космосом на «ты»», как окрестила тогда моё новое увлечение подруга детства – Алиска, спровоцировала на подвиг мои, недавно чем-то одурманенные серые клеточки. Почти избавившиеся от воздействия странного вещества, они активизировались не на шутку и вдруг подкинули мне на ум подробную информацию из обучающего ролика об устройстве Вселенной. Его я посмотрела сразу после экскурсии в Планетарий.
Как ни странно, мне не составило труда мысленно перенестись в те дни. Хоть и не в красках, как обычно, но всё же вполне различимо я увидела себя в чёрно-белом исполнении, сидящей за рабочим столом дедушкиного кабинета, и даже услышала щебет птиц, доносившийся тогда из открытого настежь окна. Честь находиться у деда в кабинете выдавалась мне редко, но в тот день, наслушавшись моих восторженных рулад о красоте космоса, он сказал:
«Ну, что ж, мой начинающий астроном, пора расширять границы восприятия и учиться отличать зёрна от плевел».
«Причём тут зёрна и плевела, деда?» – не поняла я тогда хода его мыслей. И услышала в ответ:
«А при том, мой доморощенный учёный, что, прежде чем принять серьёзное решение всегда нужно сначала изучить вопрос».
Он усадил меня тогда перед компьютером в своём огромном удобном кресле и предложил посмотреть фильм.
Фильм тот произвёл на меня неизгладимое впечатление. Он показался мне и восхитительным, и ужасающим одновременно. Да, я тогда поразилась мощи одной из чёрных дыр, пульсирующее дыхание которой было очень наглядно и до чёртиков правдоподобно смоделировано создателями фильма. Мой восторг этим фантастическим действом на экране оказался настолько велик, что, как ни странно, возымел прямо противоположный эффект – отталкивающе устрашающий.
Думаю, дедушка не зря показал мне тогда именно этот фильм: он сделал ставку на моё богатое воображение и знал, что оно обязательно разыграется до поистине космических масштабов. Разыграется и вызовет нечто, сродни панике, что оставит в моём сознании устрашающее послевкусие. А оно, в свою очередь, охладит мой пыл. Таким образом, с «очередной придурью» внучки будет покончено раз и навсегда.
Дед всегда хотел, чтобы я продолжила семейную династию и стала нейрохирургом. И велел по окончании Универа непременно переквалифицироваться в пластического хирурга. В тот день он сказал:
«С твоим чувством прекрасного ты должна стать именно пластиком. Пациенты будут в восторге от того, как художественно ты будешь перекраивать их лица. Под твоим скальпелем будут рождаться лишь афродиты с аполлонами. Молва о твоём искусстве распространится по столице и обеспечит тебе безбедную старость».
«Но я хочу остаться нейрохирургом!» – взбунтовалась я тогда.
«Не спорь, – велел он мне. И объяснил: – Запомни: плановая операция в твоём исполнении всегда будет более успешной, чем экстренная».
«Не понимаю тебя…»
«При плановой операции у тебя будет достаточно времени на подготовку. Ты досконально изучишь анализы пациента, ознакомиться с его анамнезом и проведёшь с ним доверительную беседу. Расспросишь обо всех его хотелках, при необходимости – вынесешь предупреждение и скорректируешь их объём. Наладить контакт с пациентом – очень важно, Катерина. Особенно – с твоим складом ума. А я всегда буду рядом и подстрахую в случае чего…»
«Будешь рядом у операционного стола?»
«Да. Буду рядом везде. Пока не научу тебя всему, что умею и знаю сам».
«Но я хочу работать в Склифе».
«Это место тебе не подходит», – сказал он тогда, как отрезал.
«Почему?»
«Потому что в экстренной медицине нейрохирург часто вынужден принимать решение в авральном режиме. В подобных условиях у тебя высок риск неудачи».
«Почему?»
«В тебе нет решительности твоей матери, Катерина. Правда, и её безрассудства в тебе тоже нет. Вижу в этом огромный плюс. Однако ты склонна к рефлексии и в стрессовых ситуациях не всегда способна мыслить оперативно, чётко и здраво. Склонность к рефлексии передалась тебе от отца. К тому же, ты нередко поддаёшься чужому влиянию. Тут вот даже не знаю, в кого пошла. Наверное, в бабушку – мою жену».
Стоя сейчас у стены зала перед чёрной дырой местного, так сказать, разлива, я поняла, что дед был прав тогда в своей оценке.
«Поддаюсь влиянию – да… Иначе не оказалась бы здесь… И рефлексирую вместо того, чтобы искать отсюда выход. – Согласилась я с его мнением. – Ладно. Не будем о грустном. Что там по чёрной дыре?»
Во мне проснулся азарт исследователя. Он часто посещал меня на практических занятиях в Универе и в часы после них, когда я бродила по столице с фотокамерой наперевес.
Я мысленно освежила в памяти видеоролик, который смотрела тогда у деда в кабинете, и «перемотала» его до того момента, когда хорошо поставленный голос диктора стал рассказывать о феномене чёрных дыр.
Мысленно сравнив кадры из того фильма с тем, что разворачивалось сейчас у меня перед глазами, я поразилась почти полному совпадению картинок.
Эпицентр нашей – земной «черной дыры» имел все признаки этой самой – настоящей космической: равномерную округлость формы и ни на мгновение не стихавшую пульсацию. Так же нескончаемо бодро на том обучающем видеоролике «дышала» и дыра, которая меня так тогда напугала.
Именно там – в самом центре зала, словно в кишащем муравейнике, хоть и не так катастрофически энергично, как раньше, но всё же продолжала бесноваться основная масса приглашённых, и именно туда ещё совсем недавно меня тянуло с непреодолимой силой.
Под ритмичную музыку, хоть и бьющую теперь по ушам не так оглушительно, тени там корчились в поистине диком фрик-дансе. Порой, будто всё ещё находясь в странном угаре, они хаотично наскакивали друг на друга и даже начинали конфликтовать. К счастью, к тотальному бунту толпы эти стычки не приводили, потому что пыл теней-зачинщиков быстро остужали высокие мощные силуэты в, казалось бы, иссиня-чёрных одеяниях.

Глава 8 Вызывающее поведение Стоцкой
«Так хаос здесь всё же управляем!» – догадалась я и воскликнула, то ли мысленно, то ли вслух:
– Как же жаль, что я не взяла с собой фотокамеру. Руки так и чешутся запечатлеть сей феномен. А всё Марья со своим авторитетным мнением…»
Расслышав самодовольный ответ подруги, я поняла, что выдала свои мысли вслух.
– Какой на фиг феномен?! И да, моё мнение – крайне авторитетно, голубушка, – заявила она без тени смущения. – А авторитетно оно именно потому, что всегда верно!
– Чем же оно верно в случае с камерой? – недовольно откликнулась я.
– Да хоть тем, что игрушку твою, вечно щёлкающую, увели бы здесь в два счёта! Ты даже глазом моргнуть не успела бы! И как бы тогда, скажи на милость, ты объяснила бы её пропажу Мюллеру?
– Какому ещё Мюллеру, Маш?
– Как какому?! Громову Данил Сергеичу!
– Замолчи! – приказала ей Вика. И напомнила: – Не забывай о конспирации.
– Пардон, мадам, – парировала она Кудряшке и строго выдала мне: – Всё, не напрягай меня больше, башка разболелась. Смотри вон, как беснуется чернь. И будь благодарна этой! – Подруга кивком указала на Вику.
– За что благодарна? – не поняла я и услышала в ответ:
– За то, что тебя в эту клоаку не отпустила. Ты там сгинула бы на фиг! Да-да! Я всё видела, блаженная ты наша! Терь молча глазей на этот беспредел, но – со стороны. Глазей и радуйся, ясно!
– Ясно, – сокрушённо вздохнула я и продолжила наблюдать за толпой. Ничего другого, похоже, мне сейчас всё равно не оставалось.
Не знаю, сколько времени пролетело, но «чёрная дыра», организованная владельцами «Терры», вдруг принялась уменьшаться в размерах. Всё изменилось потому, что по периметру зала стало ещё светлее. Оказалось, что в стенах зала тоже вмонтировано бесчисленное множество мелких лампочек. Раньше они не подавали признаков жизни, но теперь… Теперь, явно по чье-то незримой команде, целая плеяда этих светящихся точек стала попеременно вспыхивать разноцветьем, вытягивая центр зала из тёмной бездны. Каждая синхронная вспышка, казалось, была ярче предыдущей и уменьшала диаметр пресловутой «чёрной дыры», будто постепенно схлопывая её. И чем меньшей по размеру та становилась – тем с большей агрессией толпа проявляла себя, будто не желая схлопнуться вместе с этой пульсирующей тьмой. Похоже, зарождался бунт теней, и у Чёрных Плащей, как я окрестила силуэты в иссиня-чёрных длинных одеяниях, работы явно прибавилось.
Мы втроём всё так же ютились у стены – хоть в зыбкой, но безопасности – и как будто чего-то ждали.
Я взглянула на Вику и просто на физическом уровне ощутила напряжение, в котором она пребывала. Моя Кудряшка явно нервничала, а делала она это крайне редко – только тогда, когда что-то выходило у неё из-под контроля. На моей памяти от неё также фонило лишь однажды – ещё в детстве, когда я застряла в катакомбах. Тогда ей не хватило сил вытянуть меня из них самостоятельно. Пришлось звать на помощь деда Арта, а потом получать от него нагоняй.
Сейчас Кудряшка крепче обычного сжимала мою ладонь в своей и зорко вглядывалась в стену напротив. Что она там пыталась развидеть или кого, было неизвестно, но я её не отвлекала. Маша тоже притихла и будто впала в некоторую апатию.
– Ты как? – спросила я у неё.
– Норм, – коротко бросила она мне в ответ.
– Мы чего-то ждём?
– Сигнала.
– Какого?
– Да хрен его знает. Я не заморачиваюсь и тебе не советую. Её время действовать, – закончила подруга свою тираду, снова кивнув на Викторию.
– Что ж, подождём, – откликнулась я. И пробурчала: – Знать бы чего… Хочу домой…
– Ага, щаз! Среди черни потусоваться – предел твоих мечтаний, что ли? – воскликнула Маша.
– Среди черни? Почему ты их так называешь?
– А что не так? Посмотри на них! Чернь и есть!
– Не понимаю тебя…
– А что тут понимать? Явно отребье, польстившееся на дармовщинку. Им даже шотиков не предложили.
– Каких еще шотиков, Маш? – не поняла я её.
– Обычных, чтобы горло промочить.
– Думаю, это сделано для чистоты эксперимента, – негромко предположила Вика.
– Какого эксперимента?
– Похоже, эксперимента с дурью, – ответила за нее Маша. Как бы нам всем ответ держать не пришлось.
– Ответ держать? Перед кем?
– Перед тем, кто этот балаган устроил.
– Думаешь, нас опрашивать будут?
– Хорошо, если просто опрашивать, а не фиксировать всё документально. С анализами и другими медобследованиями.
– О нет – я – пасс! – возмутилась я.
– Да кто тебя спрашивать будет! – не умолкала подруга, – Загонят в кабинет – не отвертишься.
– В какой кабинет? Ты что-то знаешь, да?
– Прекрати, Стоцкая! – велела той Кудряшка.
– Ма-ша, колись давай, как ты ни скажешь!
– Остынь! Ничего я не знаю! – закипела моя конспираторша.
Разговор наш не ладился. Похоже, не только я была на пределе, но и они обе.
– Девочки, пойдёмте домой, мне здесь не нравится. Да и поздно уже, наверное, – предложила я, но Марья накинулась на меня коршуном.
– Какой на фиг домой! – возмутилась она и, поймав на себе осуждающий взгляд Виктории, продолжила на два тона ниже: – Дело – не сделано, сечёшь?
– Какое дело, Маш? – спросила я, постаравшись говорить спокойным тоном.
– Ты что, совсем обдолбалась, мать?! Мы за чем сюда пригнали?! – снова вскипела моя амазонка.
– Иди сюда! – тут же велела ей Вика. Марья не стала спорить: отошла от меня и встала рядом с той. – Дыши и приходи в себя! – Велела Кудряшка моей фурии, – Твой мозг мне нужен в работоспособном состоянии.
– Нужен ей, – недовольно пробурчала Марья ей в ответ. И замолчала.
Мы простояли у стены ещё какое-то время. Я всё так же не выпускала ладони Виктории из своей и чего-то смиренно ждала.
Прошло ещё несколько минут, и толпа гостей стала обретать вполне себе цивилизованный вид. Люди больше не дёргались как фрики, движения их обрели плавность, ритм танца, если его вообще можно было назвать танцем, стал размеренным. Хаос вокруг нас, как по мне, кем-то контролировался и вполне себе успешно управлялся.
– Чего мы ждём, Ви… Кассандра? – всё же спросила я.
– Не время, – ответила она мне. И добавила: – Думай о чём-нибудь отвлечённом. Не связанным с клубом. Твоя задача: не дать мозгу заснуть!
«Думай Катя! Думай – не впадай в ступор, как Марья! – велела я себе, взглянув на подругу. – Что обо всём этом сказал бы Кирилл Андреевич? Миша велел держаться от Орлова подальше… Сказал, что тот мстит его семье за смерть своей жены. Поэтому и встал, между нами. Но разве я и Миша – мы? Разве мы пара? Нет, конечно! По крайней мере, я так не считаю. А он считает, что пара… Надо с ним это обговорить…. Ладно, оставим Мишу в покое. Неужели Кирилл Андреевич действительно мстит? Вот Каменнолицый – да, мстит. Он сам признался… А Орлов… Он адекватный… И так не похож на своего злобного родственника. Да и зачем мстить? Дело прошлое… Столько воды утекло… Остыло всё, должно было остыть. «Месть – блюдо, которое подают холодным» – помню, где-то читала… Интересно, Новиков действительно здесь? Маша в этом уверена, – продолжила размышлять я, разглядывая то маски на лицах гостей, то мигающие в стене напротив лампочки. – Как они умудряются в них плясать? Неужели дыхание не сбивается? Я бы не смогла…»
Вдруг взгляд зацепился за один из силуэтов.
«Что-то знакомое в осанке и манере держаться, – констатировала я. – Это явно мужчина. Идёт, как танк и все перед ним расступаются… Миша, тоже так умеет. Неужели это он?»
Но убедиться в своей догадке возможности мне не представилось: гость юрко затерялся в толпе.
«Что мы вообще тут делаем? – копошились беспокойные мысли в моей, вяло перепрыгивая с темы на тему. – Бессмыслица какая-то… Этот клуб похож на притон. Как Маша назвала его гостей. Чернь? Да, именно так… «Во всём должен быть смысл», – учит меня дедушка. Так в чём смысл этого … действа? Маша заикнулась про какой-то эксперимент… А если эти пляски – прикрытие для чего-то иного… Как отвлекающий манёвр… Тогда всё эти люди – просто массовка. Если так, то прикрытие для чего? – привычно анализировала я, борясь со внезапно навалившейся скукой. – Кто же нам поможет выбраться отсюда? Орлов мог бы помочь… А как он это сделает, если не знает, куда я попала? И почему мне в голову постоянно лезут мысли о нём? Потому что встреча с ним стала главным событием прошедшей недели, Катя! Тогда – в «Империале» – он внушил тебе уверенность в себе и надежду на то, что после той летней вечеринки ты сможешь жить полноценной жизнью. Сможешь создать семью… Сможешь любить и быть любимой… А что же теперь? Ни-че-го… Потому что твой спаситель всю неделю не давал о себе знать… Его поведение – очень красноречиво, разве нет? Да… Оно доказывает, что ты ему не нужна, Катя. Смирись с этим, – мысленно казнила я себя, но интуиция подбросила жару: – Но с чего-то же тебя потянуло в толпу будто магнитом! Неужели дело только в дурмане? Может Орлов – там: среди них? – не сдавался мой внутренний голос. – Зачем ему это? Он же не чернь, как назвала их всех Марья… Не спорь: ты же чувствуешь, что он где-то рядом! – подливала масла в огонь моя бунтарка-интуиция. – Да, как ни странно, чувствую… Или мне просто хочется в это верить… Стоп, Катя, не глупи! Зачем ему тут быть? Ведь если он тут, то замешан в этом… Замешан в чём-то грязном… А Орлов не может быть замешан ни в чём таком, потому что… Потому что он друг мамы с папой, – мысленно развила я свою мысль. – Родители никогда бы не стали дружить с человеком… недостойным. А как же ты? – Моя провокаторша-интуиция опять встряла в мой сбивчивый мыслительный процесс, – Ты их дочь, однако находишься здесь, – не давала она мне покоя. Тогда почему же он не может? Нахожусь потому, что вынуждена находиться, – спорила я сама с собой, – Может, и он вынужден? – мой неугомонный внутренний голос продолжил подсыпал перца в мои сумбурные размышления. – Стоп, Катя, не сходи с ума! – осекла я себя, – Ты просто нанюхалась дряни и все твои чуйки, как заявила бы Марья, – не более, чем последствия интоксикации. Включи мозг и не воображай себе невесть что! Ладно… Не буду… Как жаль, что с понедельника нам с Орловым так не удалось поговорить. Я бы рассказала ему о клубе… Рассказала бы? Рассказала! Точно рассказала бы! По секрету, конечно, но рассказала бы обязательно. И тогда не пришлось бы сейчас беспомощно подпирать стены и вести бессмысленные беседы с самой собой. Почему же ты не позвонил мне, Кирилл Андреевич? Как почему? – опять встрепенулось моё неугомонное шестое чувство, – Каменнолицый же объяснил: ты не смогла заинтриговать Орлова настолько, чтобы он сразу же не потерял к тебе интереса. Объяснил, – не стала оспаривать я и устало продолжила прокручивать в голове совсем невесёлые мысли: – Что же я наделала… Как теперь быть?.. Соберись! – приказала себе резко: – Хватит переливать из пустого в порожнее! Лучше подумай, как отсюда вырваться. Так… Надо связаться с дедушкой! Нет… Не вариант… Дядя Коля сказал, что он в командировке. Тогда нужно связаться с самим дядей Колей! Опять же: как? Я же теперь без Цербера… Как я могла отдать Анне своего верного электронного «спутника жизни»! Чем думала? Маша велела, а я просто не стала с ней спорить. Напрасно не стала, Катя, напрасно…»
Теперь на запястье я ощущала лишь пустоту. Ощущала её до слёз остро, почти так же остро, как утрату от потери родителей.
«Чего уж теперь сожалеть: дело сделано. «Дурное дело – не хитрое», – вспомнились вдруг слова моей Полины. – Полиночка моя, ты, как всегда, права, моя родная. Не киснуть, Катя! Думай! Так… У меня на платье – маячок. Интересно, он жив? Если сотовой связи здесь нет, то и он заснул, так? Не факт, – не согласилась я с собственным выводом и аккуратно коснулась места у пояса, куда его прикрепила. – В курсе ли о нём дядя Коля? Показывает ли ему маячок, где я нахожусь? Не факт… Ну, что ж ты заладила, Кать: не факт-не факт! Надо было узнать, в курсе ли. Он же звонил тебе сегодня! Почему не спросила? Как почему? Потому что не хотела раскрывать наш с Машкой секрет о визите в этот злосчастный клуб… Кирилл Андреевич… Снова-здорово, Катя! А с ним ты как свяжешься? Уже неделю от него – ни слуху ни духу! Он вообще в стране? Уезжал же куда-то, если верить Маше. Она же вроде сказала, что он вернулся. Сказала как факт или просто предположила его возвращение? Предположила… А почему предположила? Вспоминай, Катя! Это важно! Так… Разговор наш состоялся вчера… Нет – позавчера! В пятницу. Да, в пятницу, когда я вернулась в общагу… После того, как ушёл Саша… Да, ушёл, хотя должен был рассказать нам с Марьей об Орлове. По её просьбе он навёл о Кирилле Андреевиче справки. Да, так и было… Что произошло потом? Почему ушёл Саша? – продолжила я свой экстренно импровизированный мозговой штурм. Мыслить складно стало непросто, вдруг захотелось спать. К тому же очень теперь раздражала музыка, а перед глазами постоянно мельтешили светящиеся «мушки». Это очень отвлекало, но я старалась сосредоточиться на мыслях об Орлове: – Так вернулся ли он в страну? Я даже не уверена, уезжал ли… Даже если вернулся, чем это тебе сейчас поможет? – в который уже раз взбунтовалась моя подруженька-интуиция. И продолжила добивать меня аргументами: – Как ты с ним свяжешься? Телефон его ты запомнила – да, но здесь же нет связи! Хватит! – наверное, в сотый раз осекла я свой внутренний голос. – Я подумаю об этом позже! Сейчас нужно выстроить логическую цепочку событий пятницы. Зачем тебе это? – снова взбунтовалось моё неугомонное шестое чувство. – А затем, что мозг должен трудиться, иначе заснёт! Так Вика сказала. Так: продолжаем вспоминать! Временной отрезок: вечер пятницы после тренировки, – дала я себе команду и продолжила воскрешать в памяти этот отрезок времени: – Я остановилась на том, куда ушёл Саша. Маша сказала, что его вызвали по службе. Она в тот вечер была сердита… Стояла у окна… Я зашла в комнату. Она спросила, кто меня привёз. Точно! В окно она увидела машину, из которой я вышла. Чья это была машина?.. А была это машина Гринёвская! Гринёв – правая рука Орлова. Именно поэтому, узнав, что за рулём – Гринёв, Машка и сделала вывод, что Орлов уже вернулся в страну из командировки. А с чего она решила, что он вообще был в командировке? А с того, Катя, что в «Империале» она подслушала их с Гринёвым разговор. Тогда Орлов вроде и сказал Гринёву, что отбывает в командировку… Что они оба отбывают… вроде… Вспомнить дословно, что сказала Маша, когда рассказывала мне об этом! – велела я себе, но мозг мой отказался подчиниться приказу. Вместо картинки с тем разговором между мной и Машкой перед глазами всплыл лишь чистый белый лист. –  Плохо работаете! – мысленно выдала я неутешительный вердикт своим серым клеточкам. И велела: – Продолжаем вспоминать: допустим, Орлов был в командировке, а Гринёв сопровождал, так как находится с ним в тандеме. Да, Машка об Орлове и Гринёве так и сказала: «Мы с Тамарой ходим парой». По её мнению, они – неразлучны. Если взять это утверждение за факт и учесть то, что Гринёв в пятницу вечером встретил меня у кофейни, из которой я сбежала от Каменнолицего, то он – в стране, стало быть, и Орлов – тоже. А почему Гринёв оказался тогда у кофейни? Заехал выпить кофе? Нет, он стоял у входа, вернее: машина его стояла, а он в ней сидел. Сидел и пил кофе? Нет, запаха кофе в салоне авто не ощущалось, я бы его почувствовала, когда запрыгнула в салон, – я же фанат кофе. Значит, Гринёв подъехал к кофейне не за кофе. А за чем? За кем-то наблюдал? За кем? В кофейне тогда народу было немного… И там были мы с Каменнолицым. Мы сидели у окна… И именно это окно просматривалось в зеркале заднего вида Гринёвской машины! Да! Точно! Я поймала это окно взглядом и поняла, что Каменнолицего за столиком больше нет. Правильно, Катя, его за столиком не было потому, что он пошёл за тобой в подсобку, куда ты от него сбежала. Так. Оставим Каменнолицего в покое и вернёмся к Гринёву: получается, он наблюдал за нашим столиком. Мог наблюдать, Катя, – поправила я свой промежуточный вывод, – Хорошо, мог… Но если наблюдал, то за кем конкретно: за мной или за ним? Или за нами обоими? Как бы то ни было, задание это ему, определённо, дал сам Орлов… Потому что Гринёв – его подчинённый. Почему именно подчинённый, Катя, а не полноправный партнёр, например? А потому, Катя…»
В уши сквозь грохот музыки вдруг ворвался обеспокоенный голос Марьи. Она что-то крикнула мне так громко, что барабанная перепонка заходила ходуном и разлетелась бы в клочья, если бы я не отстранилась от подруги и не прокричала ей в ответ:
– Не мешай! Дай вспомнить!
После этого меня оставили в покое.
«Я впустую трачу время. Нужно сконцентрироваться на сути, – мысленно вернулась я к своей витиеватой, скорее недологической цепочке. – Какая разница: подчинённый Гринёв или совладелец? По большому счёту – никакой. Важно, что они связаны и, если Гринёв – в столице, то и Орлов должен быть неподалёку. Не факт, Катя, тебе просто хочется в это верить… Ладно. Что ещё я могу припомнить по «Империалу»? Ведь именно там я провела с Орловым большую часть времени. Помню, он обвинял меня там в чём-то странном… Вроде подозревал в чём-то… В чём? В каких-то кознях против своей Компании, кажется. И он тогда несколько раз произнёс: «моя Компания». Именно «моя», не «наша». И допрос свой вёл сам – лично, без Гринёва. Да, та пресловутая викторина, в которую он предложил сыграть в «Империале», по факту была не чем иным, как допросом. Теперь я это понимаю. Это что же получается? Орлов мне не доверяет, что ли? Не доверяет, поэтому и отправил Гринёва за мной следить? А, может, Гринёв следил только за Каменнолицым? Я же пожаловалась на того Орлову, когда вспомнила про портсигар. Много лет назад Каменнолицый обронил его в траву, когда встретился нам с мамой по дороге в школу. То был последний день, когда я её видела. Через несколько часов после того, как проводила меня в школу, она села за руль своей новенькой машины – и раздался тот ужасный взрыв. Так что да – считаю, что у меня есть основания подозревать в этом Каменнолицего, ведь неспроста же он попался нам на пути в то утро? Явно следил… Да ещё и переодетым в старика… Зачем маскироваться, если не замышляешь преступления? Значит, в тот день он следил за мамой, а учитывая, что с ней произошло, у меня есть все основания полагать, что он в этом замешан. Повторяешься, Катя. Так… В чём была моя мысль?.. «Империал»… Орлов… Ах да! Я встретила Каменнолицего в холле «Империала». Увидела, как он вертит в руках свой древний портсигар, такой знакомый мне с детства – с орлом на крышке… Я сразу тогда вспомнила, как портсигар вывалился у него из рук в тот памятный день. Вывалился и упал в траву. Об этом я и рассказала тогда Орлову. И не просто рассказала, а выдвинула против Жарова-Каменнолицего подозрение по поводу гибели мамы. А ведь я тогда обвинила в этом не только Жарова, но и самого Кирилла Андреевича! Обвинила в соучастии – как минимум! Ладно, оставим это пока. Стоп! Как оставим, Кать! Если ты тогда, в «Империале», обвинила Орлова в преступлении, то как можешь рассчитывать теперь на его помощь, а? Это же глупо! С чего ты вообще взяла, что он теперь захочет тебя видеть? Как там сказал в кофейне Каменнолицый? Что-то вроде: «Он получил от тебя всё на блюдечке с голубой каёмочкой». Так что можешь быть свободна, Катя! – сделала я совсем неутешительный вывод и почувствовала, как защипало глаза от непрошенных слёз. – Ладно… Что было – то было: сама виновата. Чего уж сейчас реветь. Тем более, что глупо полагаться на человека, возможно, замешанного в так и не выясненном деле с гибелью мамы… Возможно, замешанного… Стоп, Катя, у тебя дыра в суждениях – самая настоящая логическая чёрная дыра! Минимум один пункт – мимо логики! – Я смахнула слезы, аккуратно проведя пальцами по маске в районе глаз, и напрягла память: – Дана, Катя! Вспомни о звонке Даны Стриж! Ах, да: я высказала предположение, что Орлов был в командировке, а он ведь там точно был! Это факт! Самый настоящий – железобетонный факт! Мне же Дана сегодня звонила и сказала, что Кирилл Андреевич был у неё в воскресенье, а после – уехал в командировку! Дана даже намекнула, что командировка его как-то связана с исчезновением папы! Точно! Как же я могла такое забыть? А зачем Орлов приезжал к Дане? У них отношения? Вспоминай, Катя, что она тебе сказала! – дала я команду своим, выбивающимся из сил серым клеточкам, – Душно здесь… На воздух бы выйти… Не отвлекайся, Катя! Зачем Орлов приезжал к твоему психологу? А затем, чтобы выяснить у неё о том, что со мной случилось летом… Да, она так и сказала. Значит, он не потерял ко мне интереса, как утверждает Каменнолицый? Не потерял интереса уже после того, как я уехала из «Империала»; уже после того, как я обвинила его в соучастии в преступлении против мамы? Да. Сегодня Дана это подтвердила. Тогда почему он мне за всю неделю так не позвонил?» – задалась я резонным вопросом и почувствовала, как слёзы снова хлынули из глаз.
– Тебе плохо? У тебя глаза слезятся, – зазвучал в самое ухо голос Виктории.
– Надышалась всякой дряни, – ответила я ей.
– Аллергия на вещество?
– Похоже…
– Потерпи, сейчас будем выбираться, – пообещала она.
– Да, давайте выйдем отсюда! – с надеждой попросила я её, и развернулась к двери, через которую мы сюда попали.
– Не туда, – сообщила мне Вика в самое ухо и крутанула к себе лицом. – Соберись! – велела она мне и снова упёрлась взглядом в стену напротив. Я посмотрела туда же и заметила, как огоньки, вмонтированные в её поверхность, все разом, как по команде, на пару-тройку мгновений загорелись ярко зелёным, поистине изумрудным цветом.
– Пора, – известила нас Вика.
Она по-хозяйски обхватила меня за талию, другой рукой ухватила Марью за руку и повела нас в противоположную от входной двери сторону.

Глава 9 Подводные камни чужого мира
Как бы мне ни хотелось избежать этого, но наш путь лежал вглубь зала. Мы старались не заступать за границы еще не схлопнувшейся «чёрной дыры». Её диаметр был уже в разы меньше, но всё ещё впечатлял своим пульсирующим «дыханием». Да энергия толпы поутихла, но до того, чтобы она улеглась полностью, похоже, было ещё далеко.
Пору раз нам всё же пришлось заступить за её круглый, уже едва различимый светящийся ореол. В один из таких рисковых манёвров, когда мы втроем, крепко держась за руки, пробирались сквозь шумный рой теней, меня вдруг – нечаянно ли, намеренно ли – коснулись чьи-то руки. Впрочем, они сразу же отлипли от моих поясницы и ягодиц, стоило Виктории оглянуться назад – видимо, на обидчика. Именно в этот момент нас вдруг осветили красные, будто предостерегающие, огни светомузыки и это яркое свечение, казалось, проникло в самые глубины тьмы. Оно увиделось мне настоящим рентгеновским излучением фантастического кровавого солнца, внезапно выглянувшего из-за мистических, глазом неразличимых облаков.
Тогда-то я и уловила во взгляде Кудряшки, адресованном кому-то за моей спиной, холодный, словно бьющий наотмашь гнев. А в её единственном, брошенном наглецу слове «Невеста!» прозвучало явное предупреждение о неминуемом наказании.
Я сразу вспомнила, что к «невестам» в этом заведении запрещено не то, чтобы прикасаться, но даже заговаривать без разрешения. То, как быстро исчезли руки с моего тела, успокоило меня и внушило уверенность в том, что моё положение здесь не так катастрофически плохо, как мне думалось у стены, у которой мы пытались избавиться от воздействия, казалось, вездесущего дурманящего аромата, совсем недавно со всей щедростью распыленного по залу.
«Значит, какие-то гарантии безопасности у меня тут всё-таки есть…» – поставила я в уме галочку и улыбнулась.
– Мы будто ходим по краю тайфуна! – восхитилась Марья, – Чуть замешкаешься – и он засосёт тебя с потрохами! Ты ж туда хотела, а? Может, рискнём? – подначила она меня.
– Не время дурачиться, – пресекла её подначку Вика.
Слова Маши показались мне опрометчивыми. Видимо, она всё ещё находилась под остаточным воздействием того странного вещества.
«Вот что значит – непродуманная подготовка. Почему же Вика не помогла Марье с выбором правильной маски? – всё ещё недоумевала я, шагая вровень с Кудряшкой и ощущая крепкий захват её руки теперь на своей талии. – Неужели Маша настолько пришлась ей не по душе? Возможно… Схлестнулись две противоположности… Как бы то ни было, я бы никогда так не поступила. Уж точно бы немного раскрыла карты относительно уровня защиты масок и посоветовала бы на ней не экономить… Хорошо, что Маша – не из слабаков и, в общем и целом, старается держать себя в руках. А вдруг бы стала совсем неуправляемой? Что бы тогда сделала Вика? Неужели бросила бы её здесь? Что ты выдумываешь, Катя! – мысленно осекла я себя. – Нет, конечно, не бросила бы! К тому же Кудряшка знает, что я никогда не оставила бы тут Машу без поддержки. Я сама ей об этом вчера сказала. Но зачем было допускать хотя бы малейшую вероятность того, что что-то выйдет из-под контроля? Неразумно… А, может… Может, Вика тестирует мою авантюристку, как и меня когда-то? Да, она стала меня тестировать сразу, как только дедушка в детстве, по осени, привёз меня в тайгу. День весенних проводов папы в командировку – не в счёт: тогда Вика, попав в незнакомую обстановку, больше молча наблюдала за нами всеми и почти не проявляла активности. За исключением совета по той тарелке с супом. Тоже тестировала? Возможно… Но спустя полгода – в тайге, недалеко от большого дома, в котором мы тогда жили…»
На задворках памяти живо встрепенулось то далёкое воспоминание. Сначала зыбкое, почти бесцветное, оно быстро налилось красками и перенесло меня в тот, почти позабытый с годами день.
Я увидела себя и Викторию в окружении деревьев и услышала её уверенный, чуть насмешливый голос:
«Ты была в тайге? Нет? Почему? Ты не знаешь, где тут север, где юг? А мох – на что? Смотри на дерево! Не на ветки смотри, а на ствол. Иди сюда!» – по-хозяйски велит она мне.
Хватает за руку и подводит к дереву. Свободной ладошкой ловко очищает лёгкие следы снега с небольшого участка его кроны и принимается объяснять: 
«Видишь, какой зелёный. И мягкий. Потрогай!»
Я осторожно прикасаюсь к приятной на ощупь поверхности.
«Это мох, – уверенно заявляет она. И продолжает: – Где мох – там север».
Я смотрю на неё с немым вопросом. Она понимает меня без слов и отвечает:
«Как почему? Потому что мох растёт в только тени. Он не любит света. Он – как вампир. Ты не знаешь, кто такой вампир?! – Удивленно смотрит она на меня. – Вот это да! Вампиры живут в разрушенном замке. Это недалеко. Завтра я тебя туда отведу, – клятвенно обещает она мне. Я молча из стороны в сторону мотаю головой. – Не хочешь?! – догадывается она и продолжает: – Как не хочешь? Ты не хочешь увидеть вампира?! – Я снова качаю головой. – Как это: нет?! – будто не верит она тому, что видит. – А там ещё живут тени и пауки!»
При этих словах из моих глаз начинают литься слёзы. Они текут помимо моей воли, хоть я и не плачу. Кажется, не плачу… Не знаю… Не уверена… Я уверена лишь в том, что очень боюсь и пауков, и теней. Недавно я видела одну тень в нашем доме. Та тень, чуть прихрамывая, скрылась за дверью дедушкиного кабинета и очень испугала меня. И я не хочу пугаться снова…
«Мы были там с дедом Артом!» – слышится детский голос Кудряшки в своей голове. 
Смотрю на неё и понимаю, что ей очень понравилось там, куда они ходили с дедушкой из тайги. Я обращаюсь к нему именно так. Например: «Дедушка из тайги, ты возьмёшь меня с собой на рыбалку?»
Обращаюсь я так не только потому, что имя его: «Арт» рычит как лев, но и, чтобы новый дедушка, с которым я познакомилась совсем недавно, знал, что я спрашиваю именно у него, а не у своего дедушки. Ведь оба дедушки – постоянно вместе.  Были вместе, но сегодня мой – уехал домой. Уехал, а меня оставил здесь. Он сказал, что оставляет меня «на рибилитацию».
«Но дед Арт теней не видит, – тем временем рассказывает мне Кудряшка. – Он видит только пауков. А я вижу и пауков, и тени. И даже умею с ними разговаривать! И тебя научу. Как не хочешь?! Боишься? Ууу, какая ты бояка! И ещё – плакса! – Я снова молча качаю головой. – Как нет? Докажи, что нет! Завтра пойдёшь со мной в замок? Нет… А в катакомбы? Не знаешь, что это? – Я опускаю глаза. – Не расстраивайся, – решает она меня приободрить и продолжает: – Вот увидишь их и поймёшь – что это такое. Там тоже интересно. Не бойся, вампиров там нет. Только пауки. И еще – тени. Они там тоже живут. Тень всегда живет там, где нет солнца. Давай, я сейчас спрячусь, а ты меня найди. Закрой глаза и считай до десяти, а потом иди на север. Там есть домик лесника. Я буду ждать тебя там. Да не реви ты! Иди по мху и по моим следам. Я буду развешивать на ветки гусиный пух. Открой глаза! – Я послушно разлепляю влажные веки. – Вот, видишь, мне бабушка дала, – взглядом указывает она на серый пух на ладони. Ветер подхватывает его и уносит прочь. – Успокойся, у меня в кармане есть ещё».
«А если и его унесёт, то, как я тебя найду?» – робко подаю я голос.
«Не унесёт! Я его в кору воткну».
«А если я не увижу?»
«Что ж ты такая трусиха-то! Ладно, пойдём, покажу тебе домик лесника, – разочарованно вздыхает она, – потом поиграем. Но завтра пойдём в катакомбы! Без вариантов!»
«Без каких ва…риантов?»
«Не знаю. Так мама говорит, когда мне что-то не разрешает».
Картинка гаснет перед глазами, а я задумываюсь:
«Так что: да, Виктория – та ещё любительница тестировать и ставить эксперименты. Такой непростой склад характера».
Про этот «склад» ещё в детстве объяснила мне её мама – тетя Алла. Объяснила на следующий день после нашего с Кудряшкой разговора о тенях и вампирах. В тот день вечером я поделилась с ней, что очень испугалась, когда Вика отвела меня в катакомбы и оставила там одну.
В той нашей далёкой и почти забытой беседе за ужином я и узнала новые слова «тестировать» – что, по мнению тети Аллы, означало «проверять на прочность». Тогда же мне стало известно и об азарте Кудряшки «ставить эксперименты» и о том, что я не должна ей позволять «вытворять над собой подобное». Именно тогда тётя Алла назвала Вику человеком с «непростым складом ума и характера». В тот вечер она мне сказала:
«Главный козырь Кейси – непредсказуемость в поступках. Но запомни, Котёнок: эта непредсказуемость – иллюзия. Иллюзия – это обманка, понимаешь? Это то, чего нет на самом деле. То есть то, как поступает моя дочь, кажется непредсказуемым только на первый взгляд. Тогда как на самом деле – все её действия продуманы и логичны. Кейси никогда не идёт мимо логики. Она не будет биться лбом о стену. Она её обойдёт. А если не сможет этого сделать своими силами, то признает это и попросит о помощи. Я учу её именно этому. И она показывает обнадёживающие результаты. Это значит: хорошие результаты, – объяснила она, видимо, заметив непонимание в моих глазах. И продолжила: – Поэтому оставила она тебя в катакомбах не для того, чтобы погубить, а для того, чтобы спасти, понимаешь? И тебе оставалось только взять себя в руки, успокоиться и дождаться помощи. Я рада, что ты поступила именно так. И ещё: учись играть на её поле. Наблюдай за ходом её рассуждений и делай выводы только на основе логики. Значение слова «логика» я объясню тебе завтра. А сегодня запомни: не позволяй собой манипулировать, иначе станешь жертвой обстоятельств».
Я резко выплыла из воспоминаний о тех днях, ощутив, как напряглась рука Вики, которой она придерживала меня за талию.
«Иначе станешь жертвой обстоятельств…» – вздохнув, повторила я слова тёти Аллы, сказанные мне много лет назад.
От этих её слов мне стало совсем неспокойно, ведь я чувствовала, что сейчас мною именно манипулировали. До невозможности захотелось покинуть это место как можно скорее, но Кудряшка тянула и тянула меня в неизвестность, крепко обхватив рукой за талию. Тащила туда как на аркане. И, кажется, затащила в самый настоящий тупик, потому что перед нами вдруг выросла стена – абсолютно глухая и непроходимая.
«То, как действует моя дочь, кажется непредсказуемым только на первый взгляд. Тогда как на самом деле – все её действия продуманы и логичны. Кейси никогда не идёт мимо логики. Она не будет биться лбом о стену. Она её обойдёт», – снова вспомнились слова тёти Аллы.
«Значит, биться лбом об эту стену для Кудряшки будет – мимо логики, – принялась я себя успокаивать, – А если так, то это – однозначно не тупик, как кажется на первый взгляд», – увещевала я себя, глядя на представшую перед нами стену.
Я перевела взгляд на нашего проводника и заметила, что она осматривает её и не просто осматривает, а вглядывается в неё так, будто ищет какие-то тайные, скрытые от всех знаки. Так же она инспектировала другую стену – ту, напротив которой мы недавно стояли перед тем, как попали в зал с чёрной дырой.
Спустя несколько секунд Кудряшка просто приложила ладонь к, казалось бы, ровной, как гладь поверхности. И как только она это сделала, тяжёлая громадина ожила и как по маслу отъехала в сторону – точно так же, как и прежняя – та, через которую мы и попали в это царство фриков и неразберихи.
«Стены, гуляющие сами по себе… Здесь всё не то, чем кажется», – заметила я и нервно усмехнулась.
– Не нервничай – держи себя в руках, – услышала я спокойный голос Виктории. Затем поймала на себе её уверенный взгляд и шагнула с нею вровень в ещё один холл, как две капли воды похожий на прежний, в котором мы оказались, ступив за порог крыльца клуба.
Маша чуть замешкалась и, если бы Кудряшка не дёрнула её за руку, то оказалась бы придавленной стеной, бесшумно и быстро возвратившейся на своё прежнее место.
– Не зевай! Бери пример с некоторых, – сделала она замечание подруге.
Я оглянулась на этих самых «некоторых» и заметила даму, с которой столкнулась в зале с чёрной дырой. Дама точно также приложила ладонь к губам, спрятанным под маской, и едва слышно проронила: «Извините…»
Мы оказались в совершенно пустом помещении, правда освещённом куда лучше, чем прежнее. Грохота музыки здесь было совсем не слышно, да и дышалось намного легче.
Вика развернула меня к себе лицом и нажала на одну из чешуек на моей маске. В ноздри хлынула порция свежего воздуха. Она оказалась настолько живительной и объёмной, что вскружила мне голову.
– Не вдыхай сразу много. Дыши размеренно.
– А вдруг они снова напустят дурмана?
– Здесь? Нет. Незабудка, подойди, – обратилась она к Марье.
Подруга послушно шагнула к ней навстречу. Вика провела ту же манипуляцию с чешуйкой и на её маске.
– О, жизнь заиграла новыми красками! – жизнерадостно воскликнула моя неугомонная.
– Главное – чтобы эти краски не вскружили тебе голову, – негромко заметила Кудряшка ей в ответ. И добавила: – Помни о людях, которые от тебя зависят.
– Ты имеешь в виду вас с Ка… С Сиренкой?
– Да, – коротко бросил ей в ответ наш проводник.
– Почему ты уверена, что здесь не будет дурмана? – спросила я у Кудряшки, а затем негромко проговорила: – За стеной же напустили.
– Потому что там находятся испытуемые, а здесь начинается вотчина испытателей.
– Испытуемые? – не поняла я.
– Да. Те, на которых тестировался препарат.
– То есть: на нас, – вставила свои пять копеек Марья и добавила, обратившись ко мне: – Как на подопытных кроликах, сечёшь?
– Секу… А здесь, значит, находятся испытатели этого препарата…
– Да. Типа, небожители, – бросила мне в ответ Маша и усмехнулась.
– А кто они?
– Не забивай сейчас этим голову, – предостерегла меня Кудряшка. И велела: – Сосредоточься на своей безопасности. Не заступай в тень.
– Что это значит, Кейси?
– Будь всегда на виду.
– На виду у кого?
– В первую очередь – у меня.
Я сделала ещё один вдох – размеренный, как просила Вика, огляделась по сторонам и заметила лифт справа. К нему мы и направились, но не втроём, а вчетвером, потому что за нами по пятам молча шествовала всё та же незнакомка в платье, чем-то похожем на моё, но сшитом из ткани попроще. Она неотступно следовала за нами, словно тень – одна тень на троих, и, казалось, Вику это ничуть не смущало. А Маша вообще не обращала на девушку никакого внимания, что увиделось мне не менее странным.
Поднимаясь на лифте на верхний этаж заведения, я прислушивалась к своим ощущениям. Моё состояние можно было описать лишь двумя словами: взрыв эмоций. Самой яркой из них всё ещё был страх, спровоцированный неизвестностью, в которой я очутилась. Теперь я удивлялась: как могла пойти на поводу у Маши и решиться на эту авантюру, ведь мне всегда хотелось обходить подобные заведения стороной.
«Миша, Катя, всё дело в Мише! Ты должна выяснить, как он связан с этим клубом», – напомнила я себе.
Но, как ни странно, к моему страху неизвестности примешивалось и новое ощущение. Оно смутило меня, потому что очень смахивало на некую робкую покорность судьбе, что никогда раньше не было мне свойственно. Однако сейчас я чувствовала себя обладателем лотерейного билета: ты не знаешь, что именно выиграешь и выиграешь ли вообще, но покорно ждёшь результата розыгрыша. Ждёшь и надеешься на лучшее. Как бы то ни было, я вдруг интуитивно остро осознала, что наша авантюра с клубом навсегда изменит мою жизнь.

Глава 10 Маски-шоу
Лифт доставил нас на второй этаж этого заведения. Бесшумно открылись двери, мы вышли из его зеркальной кабины и очутились в совсем другом мире!
Пред нами предстала обитель элитарного общества: рафинированного, важного, до чёртиков колоритного. Обитель эта показалась настоящим раем для моих измученных серых клеточек.
Интерьер зала, выдержанный в стиле дорогой классики, увиделся мне поистине восхитительным. Светлый дизайн стен, с преобладанием оттенков бежевых и молочных полутонов, окутал уютом и быстро успокоил мою нервную систему, взбунтовавшуюся под воздействием танца теней с этажа ниже.
Впечатлилась я и тем, что оформление зала очень гармонировало с моим нарядом: те же пастельные тона, тот же, едва различимый узор на стенах и на передней полочке моего платья; то же совпадение в узоре чешуек на моей позолоченной маске с неброскими полосами на обоях. Расположенные строго вертикально по всей длине стен, полосы эти находились на равном друг от друга удалении, что только укрепило в моих глазах гармонию дизайна.
Все эти мелочи дополнительно овеяли меня комфортом и позволили почувствовать себя на этой территории как рыба в воде. Да, контраст с мрачными оттенками серо-чёрного мира фриков, расположенного на первом этаже клуба, был разительным и усиливал моё нереальное ощущение равной среди равных.
«Опасная иллюзия, – мысленно заметила я, но тут же принялась себя успокаивать: – Ну, что плохого может со мной случиться в этом, вполне благополучном на вид окружении? На первом этаже – да, было страшно, а здесь всё будто так и просит расслабиться и насладиться приятным вечером».
Поскольку здесь было светло, тепло и уютно, я предпочла не думать о подводных камнях, которые могли бы меня здесь подстерегать.
Без задней мысли я обрадовалась тому, что жизнь вдруг неожиданно предстала предо мной в довольно радужном цвете.
«Да, здесь классно! – мысленно констатировала я и продолжила усыплять своё, всё же чуть беспокоившееся шестое чувство, – Тут так легко дышится… Рядом моя Кудряшка… Боже мой, как же здесь чудно! – в десятый, наверное, за последние минуты раз мысленно восхитилась я. – В этом обществе я будто своя среди своих, не странно ли? Иллюзия! – снова забилась было сиреной моя непокорная подруженька-интуиция, – Маловероятно!» – осекла я её недовольный вопль и сосредоточилась на привычном с детства наблюдении за окружающими.
Поведение приглашённых только добавляло оптимизма: оно увиделось мне адекватным и вполне себе светским. Одетые с иголочки дамы и джентльмены неспешно дефилировали по залу и вели негромкие беседы. Приглушённо звучавшая музыка им это вполне позволяла.
Некоторые танцевали, неизменно – в паре, плавно кружась под негромкие ритмы классики, покорившей меня душевностью и придавшей дополнительного расположения к этому месту.
Богато одетые «маски» поражали чувством стиля и изощрённой изобретательностью в созданных ими образах. Время от времени члены клуба, как я решила назвать гостей этого закрытого, как мне показалось, общества бросали заинтересованные взгляды на нашу компанию, всё ещё скромно подпирающую стену у входа, но все они держались от нас на почтительном расстоянии, будто инстинктивно опасались натолкнуться на окружающую нас невидимую стену.
Здесь присутствовали и короли с королевами, и принцы с принцессами, и фантастические персонажи из сказок. Вот мимо нас важно прошествовал Зорро, а следом пружинистым шагом промаршировал Робин Гуд – защитник всех униженных и оскорбленных, как любит говаривать моя Полина.
Я быстро выпустила Робин Гуда из виду и сосредоточилась на других гостях.
Казалось, облик каждого присутствующего так и кричал: «Я избранный! Я знаю себе цену!»
Этот безмолвный крик считывалось и в том, с каким достоинством держались приглашённые, с каким вкусом и шиком были подобраны их костюмы, угадывался он и в драгоценных каменьях, инкрустированных в маски на их лицах.
В дизайне этого аксессуара преобладали чёрный, синий, красный и нежно розовый оттенки. Всё это напомнило мне бал-маскарад, на котором после официального выпускного побывали мы с Алисой. Тот состоялся полгода назад в особняке у Эрика – нашего с Лиской одноклассника… Однако, учитывая то, чем всё тогда закончилось, я погнала это воспоминание прочь.
Всех, здесь присутствующих объединял один нюанс: на руках у них – всех без исключения – отсутствовали перчатки.
«Значит Маша сказала правду о том, что на этот аксессуар тут наложено табу», – поставила я себе галочку в уме, снова огляделась по сторонам и обратила внимание на левую часть зала. Там было сконцентрировано большинство гостей.
У стены с левой стороны зала находилась широкая и длинная барная стойка, щедро уставленная разнообразными напитками и закусками, а к одной из её сторон примыкал довольно просторный и светлый ресторан. Официанты в тёмно-синих закрытых ливреях и одинаковых белых масках на лицах, с подносами, наполненными всевозможными изысками, курсировали от столика к столику, за которыми в уютных креслах расположились гости, изъявившие желание отужинать.
Кудесники кухни порадовали присутствовавших там гурманов обширным выбором всевозможных деликатесов. Однако их завлекательных запахов до нас не долетало, потому что сие пиршество огораживала от нас стена, монолитом спускавшаяся от потолка до самого пола. Совершенно прозрачная, она смахивала на стеклянную и была украшена выгравированным на её поверхности ажурным, полупрозрачным, будто воздушным узором.
«Стоп! – вдруг мысленно воскликнула я, – А как все эти люди собираются есть и пить, не снимая масок? Те же прикрывают им губы».
Движимая любопытством, я задала этот вопрос Виктории и получила в ответ:
– У маски имеется возможность приоткрыть щель в районе губ. У твоей – тоже есть эта функция. Не заметила? – чуть слышно объяснила она мне.
– Нет. Я её не исследовала, просто полюбовалась поверхностью, – прошептала я ей в тон.
– Будь внимательнее, – посоветовала мне Кудряшка. И добавила: – Твои наблюдения очень важны. И будь, пожалуйста, осторожна. Не заходи в тень. Будь всегда на виду, – снова, как мантру, повторила она установки моей безопасности.
– На виду у тебя и Маши, или у кого-то ещё? – уточнила я, обратив внимание на то, как Кудряшка зорко осматривается по сторонам, но ответа на этот вопрос так и не получила. Заметив, что Вика продолжает острым взором инспектировать зал, явно высматривая в нём кого-то, я не стала ей в этом мешать, а просто молча последовала её примеру, подарив всё своё внимание маскам.
Такие, как у меня – с лёгкой чешуйчатой позолотой – были на лицах всего нескольких приглашённых дам. В глаза бросилось три из них, одетых подобно мне. Рядом с одной из таких находился мужчина в образе злодея Люцифера. Некоторое коварство и, казалось, полную монументальность его образу придавала манера стоять по-военному. Он возвышался устойчивым столбом, будто находился на плацу и совсем недавно получил приказ: «Смирно!», поэтому и вытянулся стрункой согласно нему.
Строгий костюм этого гостя состоял из длинного тёмно-синего плаща в пол. Небольшие чёрные рожки на голове завершали образ и добавляли их обладателю коварства. Лицо Люцифера скрывала чёрная маска с небольшим, но очень, на мой взгляд, необычным орнаментом.
Рисунок этот был довольно броским, сразу заметным глазу. Он располагался на поверхности маски сбоку, в районе правой щеки Люцифера, и представлял собой окружность правильной формы, изящно выложенную дорожкой из синих мелких камней, похожих на сапфир или на синий алмаз – я не очень хорошо в этом разбираюсь. Внутри этого круга просматривались аккуратные извилистые линии из мельчайших алых капелек. Они делили его изнутри на три практически равных части.
«Надо же! Узор этот и сами капельки, его образующие, так похожи на те, что забрызгали мою руку в ресторане, когда я опрокинула на себя сок Кирилла Андреевича, – видимо, по ассоциации припомнилось мне, – Правда, рисунок на моём запястье тогда был не такой правильной формы, – вынуждена была признать я, разглядывая орнамент на маске Люцифера и по памяти сопоставляя его с тем – своим, из ресторана в Москва-Сити. –  Да… Те капли гранатового сока были покрупнее и отливали некоторой синевой в лучах холодного света, лившегося тогда с потолка. Оттого и выглядели они похожими на тёмно-пурпурные… Но, каким-то чудом, они легли тогда мне на кожу именно кольцом, хоть и довольно изогнутым… А мелкие капельки сока внутри того кольца тоже создали алые дорожки… И тоже поделили тот импровизированный круг на моей руке на три части – ровно так же, как на орнаменте у этой маски. Тогда, в ресторане, я даже хотела запечатлеть это чудо на камеру, – продолжала вспоминать я, – Да, хотела, но потом неосторожно качнула рукой, и от того рисунка не осталось и следа. А ведь Кирилл Андреевич его тогда заметил… Да, он взглянул тогда на мою руку, вернее – на проявившуюся на ней импровизацию из капелек предназначавшегося ему сока… Проявившуюся и исчезнувшую в мгновение ока… И, кажется, Орлов тогда впечатлился… Не придумывай, Катя! – велела я себе, – Лучше займись делом. Вика посоветовала наблюдать, вот и наблюдай! За второй невестой, например…»
Эту невесту галантно приобнимал за плечи гость в дорогом костюме Человек-Паука. Лицо его прикрывала маска, полоски на которой образовывали линии в полном соответствии с образом этого персонажа. Однако на щеке его – справа – красовался всё тот же странный орнамент, хоть и был он заметен не так чётко, как у Люцифера.
– Что это за рисунок? – тихо спросила я у Виктории, кивнув в сторону Люцифера с Человеком-Пауком.
– Триксель, – коротко ответила она, более ничего не объяснив. Я обернулась в пол-оборота к своей Кудряшке, заглянула той в глаза и уже была готова задать уточняющий вопрос, но Кудряшка остановила меня предостерегающим взглядом.
«Не задавай лишних вопросов!» – будто велел он мне, и я, вздохнув, повиновалась.
Однако незнакомое слово не только приковало к себе моё любопытство, но и спровоцировало появление неприятного холодка в груди. Я всмотрелась в обоих обладателей этих знаков на масках и заметила, что держатся они вполне галантно и не позволяют себе ничего лишнего. Это меня несколько успокоило.
Чтобы окончательно расстаться с неприятным ощущением в груди, я, в который уже раз, оглядела зал.
Среди всего многообразия персонажей мой взор зацепился за героев полюбившейся когда-то саги. Внимание моё привлекли две персоны, стоявших в пол-оборота ко мне в самой глубине зала, на довольно внушительном от нас расстоянии.
Несколько лет назад Алиса – большая любительница компьютерных игр – познакомила меня с «занятной игрухой», как она тогда выразилась. Несмотря на то, что я никогда не была фанатом такого рода времяпровождения, та игра пришлась настолько мне по душе, что я запоем прочитала и средневековую мистическую сагу, по которой она была создана.
Мне тогда понравились образы нескольких героев. Лиска, обожавшая нарекать любого на свой манер, окрестила их «Циря», «Йена», «Рин», но наиболее обожаемым из всех обитателей той игры и соответственно: саги – для меня стал самый загадочный из всех – тот, кого Алиса окрестила «Гером».
Обомлев от изумления и неотрывно глядя в даль, я сейчас созерцала двух их персонажей той игрухи, но – наяву!
Первым делом внимание моё привлекла Циря. Её костюм нельзя было с точностью назвать платьем невесты, хотя покрой его был очень схож с моим. В нём, как и в моём, присутствовал нюанс, однако на её платье он бросался в глаза многим более моего собственного.
В явный диссонанс с белизной ткани, из которой был пошит её наряд, входила довольно широкая полоса из тёплого светло-терракотового оттенка, спускающаяся от груди и захватывающая всю талию до бёдер. Создавалась иллюзия плотного широченного, очень броского, будто кожаного ремня, тисками сжимавшего осиную талию гостьи.
Та повернулась ко мне своей стройной спиной, и вид её длинных волос, стелющихся ровной блестящей гладью до самой поясницы, всколыхнул в памяти ещё одно недавнее воспоминание.
Я напрягла свои взбунтовавшиеся серые клеточки и внутренним взором увидела просторный зал ресторана, в котором в прошлую пятницу устроила то памятное шумовое представление с капельками от гранатового сока, опрокинув на себя содержимое бокала, предназначавшегося Орлову. Как раз за его столиком и восседала тогда девушка с очень похожими, такими же длинными и блестящими волосами. Сидела она тогда спиной ко мне, что и позволило запечатлеть в памяти её пряди во всей красе и подробностях. Правда, оттенок её локонов сегодня слегка отличался. Сейчас он стал чётко пепельным, но остался ровно той же длины и степени ухоженности. Текстура волос увиделась мне такой же блестящей и гладкой – настоящей зеркальной гладью, как тогда, так и сейчас мощным магнитом притягивающей внимание окружающих.
Гостья, видимо, интуитивно ощутив на себе мой пристальный взгляд, на пару мгновений обернулась в нашу сторону, и я заметила у неё на лице ровно такую же, как у меня маску, сквозь которую меня протаранили ревностным взглядом изумрудных глаз.
«Что здесь делать спутнице Орлова? Нет, её не может быть здесь по определению», – притушила я своё разбушевавшееся воображение и сосредоточила внимание на человеке, сопровождавшем гостью и стоявшем теперь лицом ко мне, вернее – лицом, спрятанным под чёрной глянцевой маской. Сквозь неё на меня смотрели тёмные, настолько влажные глаза, что создавалось впечатление, будто мужчина плачет.
Приглядевшись повнимательнее, я поняла, что это – далеко не так: он совсем не расчувствовался, повстречав здесь – наяву – свою коллегу по саге, просто обладал неприятной особенностью скользкого взгляда – особенностью, которую я ярко представляла себе за чтением саги, а в реале – наблюдала лишь однажды: как-то в очень далёком детстве.
Воспоминания о том моём пересечении с обладателем подомный глаз надёжно спрятались в самых дальних уголках моей памяти. И припрятались они там настолько глубоко, что я так и не смогла выудить их в моменте, то есть – без затрачивания дополнительных усилий.
«Ладно, вспомню после…», – решила я, перестав изводить свои серые клеточки тем воспоминанием и сосредоточившись на образе, созданном скользким гостем.
Костюм его был полной копией одеяния персонажа из компьютерной игры, созданной по мотивам той саги. По Алискиной классификации переименований я определила этого члена клуба как Рина.
Сей коварный чародей-недоучка из саги был облачён в бархатный кафтан оттенка сепии, то есть – приглушённо коричневого, с красноватым отливом. Поверх кафтана был накинут стильный плащ совсем не чёрного цвета, как у некоторых других гостей. То была добротная, чуть ли не в пол по длинне накидка странноватого: с некой смесью черновато-серого оттенка, дополненного неслабым отливом болотного.
«Он будто бы недавно выплыл из тины и сразу пожаловал в клуб. С корабля на бал… – размышляла я, всё ещё выдерживая на себе прямой взгляд чёрных влажных глаз этого человека. – Болотный червь какой-то», – мысленно окрестила я его по аналогии с телосложением: чародей сей хоть и отличался высоким ростом и даже обладал некоей пластичностью в движениях, однако казался больше худощавым, нежели стройным. И эту худощавость я назвала бы излишней.
«Слишком жилистый. Неприятный тип», – припомнились вдруг слова Полины.
Когда-то очень давно я подслушала, как она высказала их папе. Высказала уже после того, как человек с похожим взглядом ушёл, предварительно что-то обсудив с отцом. – Да… Я помню слово «предварительно». Его произнёс тогда папа в разговоре с тем человеком… Когда это было? До того, как папа отбыл в ту злосчастную командировку. Да, это было незадолго до того… За несколько дней до… О чём они тогда беседовали? Не помню… Как странно: я ведь была тогда рядом с папой и всё слышала… Может сеттинг поможет вспомнить?.. Надо попробовать. Стол на открытой площадке, типа кафе. На столе передо мной – большая чаша с мороженным… Моим любимым – фисташковым. Двойная порция. Да, папа тогда взял мне двойную порцию, но велел есть вкусняшку медленно, мелкими порциями и не рассказывать об этом маме. Почему? Потому что она была бы не рада. Она всегда мечтала, чтобы я была стройной, а для этого надо было ограничивать калории. Ладно… Отвлеклась. Ракурс – на наш с папой столик! – мысленно велела я себе и сосредоточилась на прояснившейся картинке перед глазами: – Довольная нежданно свалившемся на меня бумом калорий, я ем мороженое и тут… К нашему оазису счастья подходит человек с мокрым взглядом. Подходит, приветствует папу… Называет меня… Как? Не помню… Ладно… Тот садится за наш столик и перетягивает всё папино внимание на себя. Мне становится обидно, ведь папа сказал, что скоро уедет в важную командировку, и мне хотелось провести время только с ним. Только вдвоём. Полина поняла это и оставила нас в кафе. Оставила и ушла пробежаться по магазинам. Да, она тогда ушла и вернулась только тогда, когда тот дядька поднялся из-за стола и собрался уходить. А когда он ушёл, она и сказала те слова, которые я вспомнила выше. Но это было позже… Вернёмся на исходную. Дядька с важным видом усаживается за наш столик и что-то говорит папе. Что именно? – Я напрягаю память, но пред глазами предстает лишь белый лист… Вакуум. Полный вакуум по той их беседе. – Нет, – удручённо констатирую я и с сожалением добавляю: – Не вспоминается… Ладно, зайдём с другой стороны. Что делаю я? Я закидываю сердитыми взглядами вероломного вторженца в наше с папой общее пространство и начинаю резво «болтать» ногой под столом. Это – моя дурная привычка в детстве. Она проявлялась, если я сердилась или очень обижалась на что-то. К слову, с этой вредной привычкой неустанно боролись и дедушка, и Полина. Ладно… В тот день я и сердита на того дядьку, и одновременно обижена на него. Поэтому я болтаю ногой настолько усердно, что несколько раз попадаю своим новеньким сандаликом этому человеку по коленке. Тот слегка морщится, но замечания мне не делает – он просто игнорирует меня и продолжает о чём-то говорить с папой. Так о чём они тогда говорили?.. Не получается припомнить… Помню лишь, как папа ему тогда сказал: «Но имей в виду: это – предварительная договорённость. Мне нужно обсудить её с Холодом… Да, с Холодом… Папа сказал именно так. О чём была та договорённость? Да какая разница, Катя! Причём тут это сейчас? – вдруг рассердилась я, скорее на то, что не могу в подробностях припомнить всё из того дня. – С чего вдруг мне это припомнилось? Где гарантия, что это – человек из того эпизода? Её попросту нет! Этого типа с тем связывает только сальный взгляд! Ну и, похоже, – острые коленки», – сделала вывод я, окинув взглядом эту часть тела того, кто всё ещё буравил меня взглядом, того, чей взгляд я с честью выдержала, подсознательно как бы бросая вызов.
Циря, стоявшая рядом с этим Болотным Червём, видимо, заметила, что её спутник одаривает вниманием чужую даму и снова окинула меня, теперь – пронизывающе-придирчивым взором. А затем… Затем, вдруг резко потеряв ко мне всякий интерес, воззрилась на кого-то, явно находившегося недалеко от меня. Я проследила за тем, куда смотрит обладательница строптивого взгляда, и ахнула от неожиданности!
В зале появился очень узнаваемый для меня персонаж. Своей загадочностью тот затмил в моих глазах всех присутствовавших и я, против собственной воли, прониклась к нему уважением и даже – некоторой подсознательной общностью, что ли… Похоже, причиной тому было то, что персонаж, неспешно и очень уверенно шествовавший сейчас в самую вглубь зала, представлял из себя практически полную копию главного, так полюбившегося мне героя из той саги.
Покрой костюма строго очерчивал высокую мускулистую фигуру Гера. Если придерживаться Алискиной классификации имён из её занятной игрухи, то в зал сейчас вошёл именно он! Обладатель этой фигуры увиделся мне настоящим атлетом из средневековья: высоким, стройным и одновременно мощным.
Рельефно развитый торс незнакомца, наверняка закалённый регулярными тренировками в спортивном зале, был облачён в кольчугу: очень плотную, неоднородного, по большей части – тёмно-коричневого оттенка. Поверх неё грудную клетку гостя крест на крест стягивали широкие полоски из ткани, по фактуре схожей с кожаной. Очерчивая контур массивных плеч члена сего мутного клуба аксессуар этот визуально усиливал мощь, что добавляло герою моих подростковых фантазий могущества с самой толикой кровожадности.
Кончики белёсых волос того, с кого я теперь не сводила глаз, едва касались плеч, а вероятные изъяны на лице (если иметь в виду полное совпадение с героем саги) полностью покрывала маска. Медленно продвигаясь вперед, Гер порой оборачивался по сторонам и будто сканировал окружение зала взглядом. Глаза сквозь узкие щели чёрного маскировочного покрытия смотрели на всех абсолютно по-волчьи: властно, с неким подозрением и настолько многозначительно, словно их хозяину известно больше остальных, здесь присутствующих. Это странное ощущение усугублял оттенок радужки, который увиделся мне очень светло-карим, почти жёлтым. Взгляд этих глаз покорял остротой и вонзался он словно иголкой в, казалось бы, самое сердце того, кем хозяин этих глаз по ему одному известной причине вдруг заинтересовывался. Когда укол этих глаз достиг и моего лица, я заметила, что в их радужке заметен эффект некой зеркальности, что ли.
Если Гер задерживал внимание на объекте своего интереса, как сейчас – на мне, например, то глаза его принимались искриться по-особенному. Не отводя взгляда от этих странных очей, я никак не могла определить природу их блеска. Было ли причиной тому освещение, яркими лучами лившееся с потолка, либо нечто другое, с явным налётом мистицизма, – оставалось для меня непонятным.
«Какое точное попадание в образ!» – мысленно восхитилась я и, справедливости ради, добавила: – Нет эффекта плаксивости, как у прежнего объекта моих наблюдений».
Образ гостя завершался брюками из грубой темно-коричневой, почти чёрной кожи, скорее всего – буйволиной, подчёркивавшей хищную, сродни звериной, мощь в, казалось бы, стальных икроножных мышц. Сапоги, сходные с брюками по фактуре, подчеркивали длину ног. Человек в костюме Гера продолжал не спеша расхаживать по залу. Словно настоящий вождь стаи, он инспектировал нас могущественным сканирующим взглядом, будто все, здесь собравшиеся, были его паствой, и в данный момент он выискивал в ней неблагонадёжных.
Гер неспешно достиг центра зала. Вдруг яркий отсвет некой иллюминации опалил белесый оттенок его волос и на мгновенье-другое локоны словно взыграли алым пламенем. Это придало незнакомцу флёр пущей таинственности в моих глазах. Под впечатлением оказалась не только я. Вокруг послышались негромкие восторженные «ах» и опасливые «ой», что только подтвердило мой вывод. Впрочем, сей чародей проигнорировал их все с достоинством настоящего императора, а следом – скрылся в глубине зала, растворившись в толпе других приглашённых.
Эффектный трюк с «возгоранием волос» никак не давал мне покоя. Чтобы найти источник той молниеносной вспышки, я подняла взор к потолку и обомлела!

Глава 11 «Лестница в небеса»
Стеклянный потолок накрывал нас, будто куполом. Сквозь него, на существенном от нас отдалении вполне можно было различить мелкие звёзды, местами застилавших тёмную гладь неба небольшими островками из светлячков. Но всё это было заметно, так сказать у краёв потолка – по периметру, тогда как в самом его центре…
Прямо по центру этого огромного зала взгляд мой натолкнулся на не менее живописное и до чёртиков правдоподобное изображение огромного ярко-красного очага. Он напомнил мне очаг с магмой, который я как-то увидела на картинке в школьном учебнике по географии. Из этого самого «потолочного очага», как я его тут же окрестила, образовывалось и устремлялось вверх чуть ли не настоящее жерло вулкана!
На первый взгляд это смотрелось вызывающе, я бы даже сказала: вызывающе мрачно, если бы не то, что изображение, очень смахивающее на подвешенную к потолку инсталляцию, было выполнено не в хмурых тёмных тонах, а наоборот – в тёплых и мягких.
«Хотя… Ладно, не таких уж и мягких, как мне бы хотелось… В полумягких, скажем так… – мысленно сделала я поправку, рассматривая единственное, вызывающе яркое пятно, отыскавшееся-таки в этом зале. – И как я его раньше-то не заметила? Разве это не безвкусица? Разве потолок не входит в лютый контраст с изысканно светлым оформлением стен? – вдруг проснулся во мне фотограф-эстет, – Не входит, – подумав, решила я, – а только подчёркивает их изысканность. Но такой потолок должен давить на стены, разве нет? – тут же поспорила я с собой, – А он почему-то не давит, даже наоборот – как бы расширяет пространство наверху… И будто бы ещё больше отдаляет потолок от пола. За счёт чего такой эффект? За счёт объёмности? Да. И за счёт трёхмерности изображения… Или это не изображение вовсе, а всё же инсталляция, прикреплённая к потолку? – пыталась я разгадать дизайнерскую фишку, как сказала бы Маша. – Если это и инсталляция, то совсем не громоздкая. И выполнена она настолько искусно, что образует с потолком единое целое».
У меня не получалось до конца разгадать, как дизайнеру удалось достигнуть столь явного эффекта визуального расширения пространства, но удалось это ему однозначно. Это говорило о высоком профессионализме команды, занимавшейся оформлением этого симбиоза ада и рая. Да, именно так я бы и назвала то, что предстало теперь пред моим взором.
«Стоп, я же видела эту конструкцию снаружи – на крыше здания, когда мы только к нему приближались. То сине-сизое свечение же исходило как раз из «жерла вулкана». Значит, это была не простая крыша с муляжом, в котором вмонтированы лампочки светомузыки, а целая конструкция со сложным не только дизайнерским, но и инженерным решением. И теперь я увидела её изнутри. Увидела и, надо сказать, поддалась магии её мрачного великолепия. То, что потолок каким-то странным образом никак не давил на меня, – поражало и с каждым мгновением всё сильнее распаляло мой интерес.
По большей части эта потолочная конструкция была выполнена в серо-бурых тонах и представляла собой трехмерное изображение неровной бугристой поверхности, очень похожей на застывшую пористую лаву, будто образовавшуюся вследствие самого, что ни на есть реалистичного извержения вулкана.
«Да, словно настоящая остывшая лава… Как талантливо передано… Просто до мурашек правдоподобно!» – снова мысленно восхитилась я.
На одном из снимков в учебнике по географии был запечатлен поразивший меня тогда момент перед извержением вулкана. И на нём всё было представлено примерно так же, как и на потолке этого зала, будто дизайнер вдохновился тем же снимком или очень на него похожим, а при реализации замысла просто перевернул его, так сказать, вверх ногами.
Моё внимание снова привлекло широкое подножие вулкана. Видимо, что-то в настройках инсталляции изменилось и теперь она выглядела так, будто «вулкан» только что был разбужен некой неведомой силой. «Магма» теперь будто постепенно прогревалась, меняя цвет на более насыщенный, и будто изнутри полнилась огненными прожилками, уже готовыми излиться на поверхность. С той лишь разницей, что излиться не вниз – к нам на голову, иными словами – на землю, а как бы вознестись к самому небу.
Любопытство моё разыгралось не на шутку, и я сделала несколько шагов вперед. Мне захотелось изучить кратер как бы изнутри – из самых недр земли, если можно было бы так выразиться.
Через несколько мгновений я стояла уже в центре зала, прямо под конструкцией, то есть под огромным чашеобразным нечто, до жути правдоподобно теперь бурлящим и словно выстреливающим вверх своеобразной воронкой.
Моя запрокинутая голова закружилась от дурманящей свежести, мощным потоком ринувшейся в ноздри. Похоже, фильтр, встроенный в маску, поймал этот поток и с оптимизмом принялся за свою основную работу. Ощущая на своём локте крепкий захват пальцев Кудряшки, последовавшей за мной по пятам, я до кончиков пальцев прочувствовала весь магнетизм этой, талантливо исполненной иллюзии.
Эффектно запрограммированная световая феерия наглядно показывала весь процесс начала извержения, словно я смотрела обучающий фильм на эту тему, причём наблюдала это с совершенно непривычного ракурса. Мельчайшие красные огоньки точно подобранного освещения пробегали по импровизированному жерлу, образуя тонкие нити капилляров этого, взрывоопасного на вид и, казалось бы, такого живого вулканьего организма.
Ближе к выходу из жерла, на пути к звёздам, капилляры эти наливались силой: алые прожилки становились шире и темнее, будто окончательно превращались в кипящие языки живой пламенной массы.
Моё раздухарившееся воображение представило их в виде настоящих мощных артерий. Очень реалистично изображенные, они неуклонно стремились вверх, будто затягиваемые в небеса огромной силой гравитации. Наглядно пышущие жаром, видимо, из-за бесконечно молниеносно мигающей россыпи мелких алых ламп, встроенных в эту трехмерную конструкцию, языки этого, до жути реалистичного костра ярким заревом возносились к небу.
«Настоящий вулкан страстей!» – вдруг втемяшилось мне в голову, – Каких страстей, Катя! Это стихия, вернее – её наглядная имитация. А в окружении гостей – всё степенно и культурно. Совсем не то, что этажом ниже», – наверное, уже раз в сотый напомнила я себе.
Дышалось здесь – под самым жерлом до умопомрачения легко. Похоже, вулкан этот и был основным источником свежего воздуха в зале – панацеей, позволявшей обитателем сих райских пенатов чувствовать себя легко и непринуждённо. Прежде чем попасть в зал, воздух, по-видимому, проходил серьёзную фильтрацию а, возможно, и дополнительно насыщался кислородом. Поэтому мои серые клеточки так быстро ожили и даже оказались одурманены. Я чувствовала, как от избытка кислорода всё ещё слегка кружилась голова.
Несмотря на это, аккуратно вдыхая живительную свежеть, я продолжала наблюдать за красочной феерией на потолке. Мне вдруг показалось, что проснулась она специально для меня. Осознание этой «завиральной идеи», как назвал бы её папа, настолько наполнило меня эйфорией, что даже зрение, казалось, улучшилось в разы. Это позволило мне заметить, что выше – у самых звёзд, это мистическое вулканье зарево каким-то причудливым образом обретает знакомые оттенки холодного сине-сизого. Их-то я и заметила при приближении к зданию клуба. Однако с этого ракурса постепенный переход из алого в синий создал в моих глазах эффект светящейся дорожки, словно ведущей от земли к небесам.
«Лестница в небеса», – мысленно предположила я и выдохнула в восхищении: – Красота неописуемая!»
Эта, словно живая лестница, попеременно то пышущая алым жаром, то будто остывающая до синеватого оттенка, распалила моё воображение настолько, что я представила её настоящим порталом в космос: порталом, к владению которым все здесь собравшиеся были прямо или косвенно причастны. Все, включая меня!
Я поймала себя на мысли, что помимо собственной воли реально поддалась этой иллюзии перевернутости мира, настолько наглядно изображённой. Поддалась до такой степени, что успела представить всех здесь присутствующих, включая и нас троих, некими мистическими сущностями, обитающими под землёй и имеющими возможность видеть небо и коммуницировать с миром людей только через жерло этого импровизированного вулкана.
Осознавать это было странно, но до чёртиков реалистично. То ли пары дурмана ещё не до конца выветрились из моей буйной головушки, то ли кислорода в центре зала стало слишком много, то ли весь сюр, творившийся со мной целую неделю как-то расширил сознание и адаптировал его ко всяким несуразностям, но всё, что я сейчас увидела, заставило меня на все сто прочувствовать себя здесь своей  – ощутить себя равной среди всех этих анонимов, ведь и я сама сейчас была анонимом, а значит – одной из них.
«Здесь все свои!» – мысленно твердила я, не в силах избавиться от этого навязчивого ощущения.
Может быть, эту мою завиральную уверенность в себе подкрепляло присутствие Виктории. Она стояла рядом, словно мой самый верный на свете страж, и с достоинством важной павы следила за собравшимися в зале, будто инспектируя всё и вся. Я не понимала, как это у неё получается, но она будто возвышаясь здесь над всеми, несмотря на свой невеликий рост. Ровно также она вела себя и накануне, сидя за столом в нашей с Марьей комнате в общежитии, когда мы только готовились к вылазке в этот клуб.
Тогда она увиделась мне чуть ли не всевидящим оком, наблюдавшим за двумя неразумными мышками-норушками, одна из которых – сверх всякой меры строптива, а другая – излишне заторможена от дикой усталости.
Сейчас от Виктории исходила та же покровительственная аура, но теперь она была щедро приправлена явной заботой обо мне, и я остро чувствовала её поддержку.
Порой я ощущала на себе её внимательный взгляд, а время от времени – и лёгкое касание за локоть. Она будто безмолвно говорила мне: «Ничего не бойся. Я буду рядом и не дам тебя в обиду».  И я была признательна своей Кудряшке за эту демонстрацию самообладания и полной уверенности в том, что всё идёт, как надо и она всё делает правильно. Её уверенность в собственных силах, похоже, передалась и мне. Кейси, казалось, наполнила меня ею до предела, подарив ощущение лёгкости и комфорта в этом, совсем незнакомом мне месте.
– Ну что, изучила систему аэрации? – усмехнулась моя Кудряшка.
– Да, посмотреть тут есть на что, правда?!
– Соглашусь, – ответила она, – чётко просчитано.
– Да, красиво!
– Функционально, – поправила она мой вывод. И добавила: – Всё продумано до мелочей… Чтобы, не дай бог, не вызвать у элитки дискомфорта.
– Да, фееричное нагромождение всего и вся! – негромко откликнулась Марья, стоявшая по другую от меня сторону.
– Это, как лестница в небеса, видишь?
– Вижу! Срань Господня!
– Напрасно ты так, Маш… Мне кажется, если бы мне взобраться бы по ней, то найду ответы на все свои вопросы…
– Бы-бы! Какие на фиг ответы?! Грохнулась бы оттуда – вот и весь ответ! Знаешь, как больно падать с такой высоты!
– Ну и что? Пока падала бы – наверняка бы что-то полезное узнала бы… – поделилась я подруге в ответ.
– Ой, малахольная! – воскликнула та и рассмеялась.
– Ну, спасибо…
– Уймись уже! Не пугай и не обижай её, – вступилась за меня Кудряшка. А затем, помолчав, мне пообещала: – Узнаешь. Всему своё время.
– Ты, типа, видишь это, что ль? – подначила её моя забияка.
– Не без этого, – спокойно бросила ей в ответ Вика.
– Надеюсь, что узнаю… – проговорила я и вздохнула.
– Не сомневайся: так и будет, – стало мне ответом от моей кудесницы.
– Спасибо, – поблагодарила я её и улыбнулась.
– Так! Здесь башка совсем не варит. Давайте вернёмся к стеночке, – настойчиво предложила Марья и объяснила: – Она вся такая милая… спокойная, совсем не то, что это… Чёт меня снова повело…
– Это от избытка кислорода, – объяснила ей Вика, – Мы сейчас – в эпицентре.
– Точняк! – бросила подруга ей в ответ. И саркастично проворчала: – Боюсь представить, сколько деньжищ было вбухано в это бушующее непотребство.
– Бушующее непотребство? – повторила за ней Вика и заметила: – Не узнаю тебя.
– С чего бы? – не «заржавело» за Марьей.
– С того, что готова была услышать этот возвышенный слог от Сирены, но никак не от тебя, Незабудка. Уж прости покорно.
– Не прощу! – капризно бросила ей в ответ моя строптивица. И добавила: – Мне, знаешь ли, тоже не чуждо чувство прекрасного. Но это, – указала она взглядом на потолок, – всё же – на грани. Что-то с чем-то. Кароч, любой каприз за ваши бабки. Мда… Бабло решает всё!
– Не всё… Многое, но не всё, – задумчиво возразила ей в ответ Вика.
– Хорош морализировать! Пройдём, Блаженная ты моя, приставлю тебя к стенке! – с усмешкой обратилась она ко мне.
– Вот, ты сегодня как скажешь, так… – пробормотала я.
– А чё такого? У тебя ж вон ноги уже подгибаются! Или тебе понравилось торчать в центре внимания?
– Какого внимания?
– Всеобщего, мать! – не замолкала Марья, – Иль не заметила, как на тебя все пялятся, пока ты потолок прокалываешь?
– Чем прокалываю, Маш?
– Взглядом, мать! Своим шальным взглядом, ясно!
– Ясно, – пробормотала я, – И ничего он у меня не шальной…
– А чё тогда зенками, как зомби, сверкаешь, а? – никак не угомонялась Марья.
– Права, пойдёмте отсюда, – поддержала мою занозу Вика и потянула меня за рукав платья на наше прежнее место.
Всё ещё глядя наверх, я шла, ведомая моим, бессменным на сегодня гидом, и вдруг на что-то натолкнулась, вернее – на кого-то, совсем как Титаник на айсберг… Айсбергом оказалась всё та же дама в маске – невеста, поднявшаяся с нами на лифте, а теперь следовавшая за нами тенью и вслушивавшаяся в каждое произнесённое нами слово. Видимо, ей было просто жизненно необходимо услышать всё, что бы мы ни сказали. Виктория явно заметила это, но отнеслась к блажи этой дамы спокойно, а Маша всё также продолжала её игнорировать.

Глава 12 Все красавцы – по ранжиру
Мы вернулись к стене, недалеко от которой стояли ранее.
– Как же задолбала уже эта маска, – недовольно пробурчала Марья.
– А тебе хотелось бы засветить лицо? – уточнила Виктория.
– Нет уж, увольте! Это я так… Просто щёки взопрели, – закончила моя Царевна-Несмеяна.
– Есть какой-то смысл в расцветке масок? – поинтересовалась я у Кудряшки.
– Безусловно, – ответила она и объяснила: – За масками чёрного и синего цветов прячутся мужчины. Чёрная маска согласна на… нестандартные развлечения. Синяя – на традиционные. Символы, нанесённые на маски, – показатель того, как далеко в своих фантазиях готов зайти гость. Этих маркеров всего пятнадцать. В розовых и красных масках – женщины. «Красные маски» рассчитывают на что-то погорячее. «Розовые» – на стандарт. По символам… К примеру, та маска – в розовых тонах будет согласна на связывание. Видишь у неё на щеке слева рисунок в виде тонких скрещенных полосок?
– Угу, – подтвердила я.
– А маска с цветными полосами, на которую ты смотришь…
– В общем, развлечения на любой вкус, – прервала я своего гида и натужно улыбнулась под своей, совсем не провокационной маской. Любопытство вяло верх, и я решила уточнить: – Разве это позволено? Ну… полоски, и всё такое…
– Всё имеет свои пределы, – неопределенно ответила Вика. И подумав, решила добавить: – Всему своё время.
– Это от кого-то зависит? – выпалила я, – Ну, то есть…
– Зависит от того, кто наблюдает за этим шабашом, – прошептала Кудряшка, повернувшись ко мне лицом и принявшись поправлять маску на моём лице.
– Шабашом? – также шёпотом переспросила я, но Кудряшка лишь взглянула на меня своим фирменным, предостерегающим взглядом и легко, почти невесомо провела пальцем по поверхности моей маски на подбородке – у самых губ – будто осторожно стряхнула с них несуществующую пылинку.
– А кто за этим наблюдает? – спросила я, не вняв предупреждению. Как со мной частенько бывает: любопытство оказалось сильнее всяких мер предосторожности.
– Тот, кому положено… – вздохнув, ответил мой гид.
– О чём вы там опять шепчетесь? – воскликнула Марья.
– Просто поправила ей маску и спросила, как дышится, – откликнулась Кудряшка.
– Да-да, так я и поверила! Ладно… А скажи-ка мне, всезнайка, по секрету: те, кто практикует БДСМ тут тоже пасутся? – не умолкала Марья.
`– Вон те, в чёрных длинных плащах-накидках и такого же цвета масках – домы. В нарядах с преобладанием серого – сабы, – объяснила ей Кудряшка.
Слушая её ответы, я поняла, что общество это, оказывается, не так безобидно, как выглядело на первый взгляд…
– Откуда ты всё это знаешь? – тихо спросила я, – Ты здесь частый гость, да?
– Впервые. Просто навела справки, – лаконично ответила она и добавила: – Держи дистанцию со всеми и будь до поры до времени в поле моего зрения.
– До поры до времени… – ухватилась я за эти слова, но Марья перетянула внимание на себя.
– А был ли смысл ей тогда сюда соваться! – в голосе подруги послышалось раздражение.
– Сначала думала, что не было. Теперь считаю – да, был, – выдала Виктория ей в ответ.
– И какой же, если ей всё нельзя? – не отставала от неё моя заноза.
– Возможно, единственный: избавить от назойливо-деструктивного влияния некоторых.
– Некоторых?! Это кого ж, скажи на милость? – пошла в атаку моя амазонка.
Кудряшка не проронила и слова в ответ, но направленный на Машу взгляд оказался очень красноречив: Вика явно считала, что именно Марья влияет на меня таким образом.
– А что такое триксель? – задала я не дававший покоя вопрос, резко сменив неприятную мне тему. И объяснила: хочу знать, потому что это изображение есть на масках некоторых гостей.
– В общем и целом, этот знак используется как оберег магической силы, но в нашем случае: он – больше показатель избранности… влиятельности некоторых членов клуба.
– Какого клуба?
– Клуба, во владениях которого мы находимся.
– Ясно… – пролепетала я.
Заметив, что некоторые гости порой скрывались за плотными тёмными шторами на задворках зала, я поинтересовалась:
– Что там, за этими мягкими стенами, Кейси?
– Приват-комнаты, – коротко пояснили мне. От этого объяснения по спине прошёлся озноб, и я слегка повела плечами, припомнив план помещений, показанный мне Марьей еще в общаге.
– Ви… Кассандра, хватит! У неё поджилки трясутся, – остановила моего гида подруга.
Она была права: чем больше я узнавала, тем неуютнее мне становилось среди этой публики. Чтобы отвлечься, я в сотый раз принялась осматривать интерьер зала. Глаз зацепился за что-то спокойное, плавно двигающееся, будто от лёгкого сквозняка. Это оказалась ещё одна штора, что-то явно скрывающая у самой дальней стены справа.
«Возможно, там и не стена вовсе, – задумалась было я, – а какой-нибудь проход… Куда-то… Не знаю…»
– Займись уже поисками Нови… Нашего чёрта! Наверняка он здесь! – настоятельно посоветовала мне Маша.
– Почему ты в этом так уверена? – уточнила я, уловив, что подруга имеет в виду Мишу.
– По-то-му что! – по слогам ответила авантюристка и добавила: – В конце концов он – наша дополнительная страховка на случай провала.
– С чего ты решила, что он станет нам помогать? Если узнает тебя, то сразу поймёт, что ты в этом клубе собираешь на него компромат, – не смолчала я.
– Поможет! Но не мне, а тебе. А я паровозиком пристроюсь. Ты же не бросишь меня здесь одну-одинёшеньку, правда? – спросила моя заноза с явной усмешкой в голосе.
– Правда, – подтвердила я.
– Тогда займись делом! Ищи его среди этих анонимов.
– Ей не следует этого делать, – возразила Вика.
– С чего бы? Чё ты носишься с ней, как курица с яйцом! – вскипела Марья, хорошо хоть голос повысила лишь на полтона.
– Завидуешь? – усмехнулась Виктория.
– Было б с чего! – также с усмешкой парировала Маша. И продолжила, уже обратившись ко мне: – Да, Сиренка, не везёт тебе: то Мюллер с тобой носится как с писаной торбой, то женишок пылинки сдувает, теперь вот – она. Эх… И птиц тебя обхаживал, а ведь мог склевать! Слышала я, что вполне может. Одну свою пассию так прокатил, что мама – не горюй!
– Какой птиц? – не поняла я.
– Чёт туго ты соображать стала, мать! Кислородного коктейльчика передышала, что ли? А маску-то она тебе подогнала навороченную, – ткнула она пальцем в Викторию, – Полчаса под твои габариты подбирала. Вернее, под свои, да они у вас одинаковые.
– Какой птиц, Маш? – повторила я вопрос.
– Какой-какой? Имперский! Догадайся с трёх раз, только цыц, – приложила она палец к губам на маске и заговорщицки объяснила: К-коспирация, ж!
– А… Поняла, – догадалась я, что подруга имеет в виду Орлова, а этот её «птиц» – аналогия с фамилией.
– Да ни-фи-га ты не поняла!
– Разве?
– Да стопудово! Таким макаром ты никогда не станешь по-настоящему самостоятельной – вот что ты должна была понять, мать!
– Есть люди, которым самостоятельность во вред, – сдержанно заметила Кудряшка.
– Ух ты! Вот и диагноз подкатил! – съязвила Марья, – Ты, оказывается, у нас ведомая, ясно! Как собачка на поводке, – продолжила подруга меня троллить. – Даже Лорд твой имеет больше свободы! Всё! Финита да камедь, ясно!
– Харош трындеть! Ты не на сходке! – осекла её Вика.
– Девочки, не ссорьтесь, пожалуйста, – смиренно попросила я, – И так душа не на месте.
– Не очкуй, мать, щас тебе её туда поставят. Всё, я умываю руки! – не унималась Марья.
– Что это значит, Маш? – в смятении уточнила я.
– Только то, что у каждого из нас здесь свои задачи. У тебя – получить шок и стать прежней. У неё – подтирать тебе сопельки и не дать пуститься во все тяжкие. А у меня – накрыть твоего женишка с потрохами. Извини уж, иначе – никак. Осталось его вычислить. Обнаружишь – маякни!
– Кажется, нет его здесь, Маш. Я его не чувствую. Вернее, чувствую, но не его…
– Началось! Это заразно у вас, что ль? У Кассандры нахваталась, да?
– Нет… Просто…
– Да, ладно оправдываться! Кого, хоть – не его чуешь?
– Не Мишу… Другого…
– Какого другого? У этого чёрта есть двойник? Типа брат-близнец?
– У него сестра-близнец, но я – не о том.
– А о чём?
– Не о чём, а о ком, Маш.
– Что ты несёшь? Ясно, кароч! Раз ты мне не помощник, то сама справлюсь. Будь на виду, слышь, не ныряй в эту, как её там? Темноту!
– В тень, – поправила я подругу.
– Вот-вот, не растворись тут, не стань тенью, кароч. Ну, тут я спокойна – мамочка за тобой присмотрит, – ткнула она пальцем в Кудряшку и была такова.
– Куда ты? – спросила было я, но Марья уже была от нас на значительном удалении. Её путь, похоже, лежал в бар-ресторан.
– Не узнаю я её… – негромко проговорила я, наблюдая за тем, как юрко подруга пробирается сквозь толпу. И обиженно добавила: – Зачем она так…
– Отнесись с пониманием, – посоветовала Кудряшка, – Дурман ещё не выветрится.
– Всё дело в качестве её маски…
– Да, в недостаточной защите – уточнила Кудряшка, явно имея в виду ненадежный фильтр Машиной маски.
– Спасибо тебе, что подобрала мне… надёжную.
– Не за что. Просто выполнила задание.
– Задание? Чьё?
– Это сейчас не важно. Потом обсудим. А пока – наблюдай и делай выводы. Это будет полезным.
– Кому полезным, Кейси?
– Прежде всего – тебе.  У тебя это хорошо получается.
– Спасибо.
Вдруг меня опалил чей-то взгляд. Я реально почувствовала жар, причём —настолько остро, что невольно отдала всё внимание поискам его обладателя. Вглядевшись в гостей, я заметила двух из них, явно за мной наблюдавших. Один делал это вполне открыто, другой – как бы исподтишка. Первый – был мужчина ростом намного выше среднего. Он стоял в компании о чём-то увлечённо беседующих мужчин и женщин, но в разговоре участия не принимал, устремив взгляд именно в мою сторону. Одет незнакомец был в чёрное, но без накидки. Костюм свободного покроя призван был скрыть особенности фигуры, по которым можно было бы опознать гостя. На лице его красовалась чёрная маска с какими-то, непонятными мне символами.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/olga-smirnova-31973279/vsled-za-tenu-kniga-tretya-70505983/?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.