Главная страница | Фэнтези про драконов | Поцелуй дракона

Поцелуй дракона
Софи Данло
Сана?нум #1
Когда во время побега от наёмников Мати?ас натыкается на ведьму А?ннет – его мир переворачивается, меняется, и он больше не представляет своей жизни без неё. Но с Аннет всё оказывается сложнее. Ведь у людей без магии имеется много предрассудков и пугающих историй о жителях Горных Долин – место, где царит магия, живут драконы и духи. Хоть очень быстро Матиас осознаёт, что и в Аннет вспыхивают сильные чувства к нему, этого оказывается недостаточно, чтобы сразу развеять недоверие и все опасения.

Софи Данло
Поцелуй дракона

Глава 1

1
В мире Сана?нум, в королевстве Ро?узвинд – на востоке застыла морозная светлая ночь; снежный лес высоких пихт и елей с пышными ветками будто спал; а опускающаяся луна и звёзды на тёмном полотне едва разбавляли густые тени. Но благодаря снегу, в котором тонул густой лес, видимость была куда лучше, чем в тёплое время года. Но и сейчас лес вполне оправдывал название: Тенистый – всегда наполненный тенями, густотой, одинаковостью.
Несмотря на то, что недалеко от начала леса располагается город, а недалеко от него деревня, а там и до тракта рукой подать, гостей в этом лесу не бывает. Благодаря рассказам, порождённым причудой воображения, обуянного страхом, видеть в тенях то, чего там нет; и ничем неподтверждённым слухам, о том, что в лесу обитают свирепые хищники и злые духи. Хотя опровергнуть эти слухи так же сложно, как и доказать, а никто и не рвётся совершить эту миссию.
Алая капля – тёплая, кажущаяся в темноте чёрной – упала на снег. Упала вторая, третья, и затем ещё несколько. Окровавленная рука юноши схватилась за ствол и, удерживаясь, сдирала чешуйки коры. А изо рта вырывались тяжёлые выдохи и создавались облачка пара.
На краю заснеженной полянки на ель навалился Мати?ас: высокий, стройный и в хорошей физической форме. Тёплая одежда взмокла от пота; из-под съехавшей на бок тёмно-серой шапки выглядывали волнистые кончики чёрных волос; капюшон утеплённой мехом накидки длиной до локтей давно спал с головы; окровавленные варежки были засунуты за ремень; а на правом боку был глубокий порез от лезвия – оно разрезало тонкую кожу жилета с тремя ремешками на груди, толстую ткань серой туники и ткань рубахи.
Изо рта Матиаса вырывались жаркие выдохи. В просветах хвойных веток в ночном свете его светлая кожа выглядела бледнее чем обычно. Кровь, которая в полутемноте казалась чёрной, струилась, а рана пульсировала жаром. С окровавленной руки упала очередная капля в снег, и ещё одна, и ещё. Но кровь пока не задела серые штаны и кожаные ботинки.
Морщась, Матиас тремя рывками снял тонкий шарфик из-под накидки – свернул его дрожащими руками и, шипя, прижал к ране. Зажав рану и впиваясь левой рукой в ствол, он выпрямился – покачнулся, а вместе с ним покачнулся одноручный простой топор, который находился слева на ремне – в креплении-петельке; и через поляну посмотрел на продолжающийся лес, который размывался и терялся в паре, вырвавшимся изо рта. А в карих глазах виднелись: усталость, боль, и будто Матиас готов вот-вот сдаться.
Вдруг – позади послышались голоса, и юношу пронзил страх. Он обернулся и присмотрелся. Там – среди деревьев, теряясь в тенях – мелькали и исчезали огоньки не то от факелов, не то от ламп.
Выдохнув страх и панику, Матиас взял себя в руки. Он поправил кожаный рюкзак, который выглядел как панцирь, затем – простой короткий лук с колчаном стрел; и побежал – через полянку, и снова в лес. Он пробирался через сугробы, а там, где ветра уплотнили снег, бежал как можно быстрее; постоянно хватался за стволы и тяжело выдыхал; а рана пылала, рыдала, и обливалась алым страданием, которое шептало неминуемую гибель.
Лес становился гуще, снега под ветками – меньше. Матиас бежал, уже больше шёл, и зажимал рану шарфиком, пропитанным кровью; он в очередной раз обернулся и посмотрел назад через плечо. Преследователи не оторвались – шли по его следам. Сдерживая стон отчаяния, не позволяя страху и панике взять верх, Матиас сделал вдох. На выдохе он собрал оставшиеся силы и попытался ускориться; но главным было – продолжать бежать.
2
Недалеко от Матиаса, в той стороне куда он, углубляясь глубже в Тенистый лес, шёл-бежал находилась девушка А?ннет, которая была немного младше него. Она, смотря по сторонам, стояла в густой тени под хвойными ветками и очерчивалась в темноте как одна из теней леса: невысокий рост, стройная фигура с небольшой грудью и средними бёдрами.
Среди деревьев был небольшой открытый участок, на котором снег бледно искрился в свете светлой ночи. К нему приблизилась Аннет и из тени под еловой веткой на свет выглянуло овальное, небольшое и миловидное лицо с плавными чертами нижних скул, с немного курносым носом, с чуть пухлыми губами, и с глазами пурпурного цвета; а кожа была светло-смуглая – словно лёгкий вечный загар.
Продолжая всматриваться в тени и прислушиваться, Аннет вышагнула на свет. Она казалась миниатюрной, но не слабой, не хрупкой; а в её прямой осанке и манере держаться виднелась лёгкость. Коричнево-зелёные сапоги высотой до середины голени облепил снег, и немного налипло на подол тёмно-зелёного шерстяного платья, которое едва касалось сапог и в шаге иногда показывались серые колготы. Платье было простое, ношенное уже не первый год, но в отличном состоянии: приталенное, но не стискивающее движений, с прямым подолом, и с круглым воротом у самой шеи. На талии был надет ремешок. На голове находился капюшон вязаной зелёно-коричневой шали – она ложилась на спину, скрывая лопатки, а концы, прикрывая грудь, шли наискосок, затем вокруг тела под грудью и завязывались на солнечном сплетении. А тело пересекал широкий ремень сумки, лежащей на левом боку, и она была из тёмно-бежевой плотной ткани.
Остановившись, Аннет выдохнула облачко пара и поправила коричневые вязаные митенки без пальцев. Она явно не боялась находиться в глуши леса в позднее время. Однако на её лице всё отчётливее виднелось беспокойство, а глаза продолжали искать – у стволов, под кустами, на ветках деревьев, в сугробах и за ними.
Вдруг – она заметила, как в дупле блеснуло два круглых глаза, и на лице отразилось облегчение.
– Фи?ва, – на выдохе сказала она. – Ты почему убежала? Это же была просто сова.
Она сняла капюшон и приблизилась к дуплу. Волосы были прямые и светлые: русые холодно-пшеничные – длиной покрывали лопатки; нижняя часть волос была распущена, а верхняя – заплетена в несколько кос разной толщины.
– Прости, – сказала Аннет. – Я знала, что не нужно было брать тебя по эту сторону гор. – Взявшись за край дупла, она привстала на цыпочки. – Ну, же, иди сюда. – И, улыбаясь, она протянула руку. – Идём домой.
Из дупла раздались жалобные утробно-гортанные звуки похожие на тявканье лисы, и они выражали согласие.
– Давай же, – сказала Аннет. – Иди ко мне.
Сегодня ночь была тихая, спокойная, безветренная – словно мороз съел все звуки и тех, кто их мог бы издать. И когда копошение в дупле заглушил скрип снега, Фива замерла, а Аннет повернула голову влево. Её сердце забилось быстрее; тревога завертелась в груди вместе с волнением, с опасениями.
Отчётливо распознавались шаги: сбивчивые, через разные промежутки времени; и они приближались, и приближались.
– Не вылезай, – прошептала Аннет. Она развернулась к приближающейся опасности с напряжённым лицом, а осанка стала ещё прямее.
Пыхтение, скрип снега, ругань шёпотом; ещё дальше ещё больше скрипа, голосов и криков – всё это разрезало тишину Тенистого леса и, казалось, даже ветки елей со снегом потяжелели от недовольства, а пихтам хотелось заскрипеть от возмущения, но, как назло, не было помощника-ветра.
Взгляд Аннет был устремлён в сторону голосов, которые раздавались где-то впереди, и когда кусты задребезжали в трёх шагах перед ней – она вздрогнула. Но она тут же собралась, напряглась.
Из-за куста, с веточек которого осыпался снег, в широком шаге, будто в последнем рывке, вышел Матиас – запыхавшийся, держался из последних сил и прижимал к ране на правом боку пропитанный кровью шарфик.
Аннет удивилась и, нахмурившись, смотрела на незнакомца внимательным настороженным взглядом; а пальцы рук подрагивали в готовности.
Матиас пошатнулся, выпрямился, поднял глаза – их взгляды встретились, и он замер. Усталость и боль соскользнули с его лица, словно вуаль – мышцы разгладились, веки чуть расширились, а рот приоткрылся. Он увидел её милое хмурящееся лицо; увидел удивительные глаза пурпурного цвета, которые будто чуть светились в бледном свете морозной луны, и которые перевернули его мир.
Они были прекрасны.
Она была прекрасна.
От каждой поры кожи и до светлого волоска, от каждой реснички и до настороженной морщинки. Это было самое прекрасное создание, которое Матиас когда-либо видел. От неё словно вырвался вихрь пурпурных бабочек, влетел через его приоткрытый рот – по пересохшему горлу, мимо горящих от холодного воздуха лёгких – и в грудь, в душу. Пурпурный вихрь роился, трепыхаясь множеством прекрасных крыльев, и душа Матиаса обрела крылья и затрепетала вместе с ними.
За все свои двадцать шесть лет Матиас не познал любви, но он знал, что это любовь.
«Как это возможно?», – маячил вопрос на заднем плане сознания.
Матиас не знал её. Благодаря необычным глазам он знал кем она является, но страха не возникло ни на долю секунды; всё то, что говорили о её народе – осы?палось в прах в одно мгновение.
Он увидел её и прошло только три секунды, но он уже любил её – с первого взгляда, всегда, и после. Каким-то образом он всегда знал, что любил её. Как только она родилась, или даже до этого – она всегда существовала в его жизни. Или его жизнь никогда не существовала без неё.
Аннет была озадачена реакцией и странным взглядом незнакомца. В её груди что-то вертелось, разворачиваясь и вырастая – что-то незнакомое, непонятное; сердце вело себя очень странно, а тело охватило непривычное волнение, и каждая его клеточка сияла, трепетала. Она на секунду подумала, что незнакомец применил к ней какую-то странную, неизвестную ей магию, и с неясной целью. Но она видела, и чувствовала, что в нём нет ни капли магии; что он хьюмаха?н.
Аннет смотрела на незнакомца, стоящего в тени от ветки, и не видела чёткости в чертах верхней половины лица, лишь овальную форму и плавные линии выразительных нижних скул; не видела чёткости в глазах. И ей захотелось всё это увидеть при свете луны или в лучах солнца; захотелось приблизиться, рассмотреть, коснуться, почувствовать – это напугало так, словно изнутри Аннет ошпарили кипятком. Она отступила на полушаг, почувствовала слабость в коленях и едва не присела; она хотела отступить, убежать, но ноги приросли к земле, и она не понимала, что с ней происходит.
Матиас не заметил, как убрал руку от раны; как упал окровавленный шарфик на снег. Но позади послышался мужской голос:
– Кровь! – воскликнул он. – Кровь! Туда! Быстрее!
– Я вижу следы! – раздался второй голос.
Это разорвало момент, словно страницу. И во вспышке реальности, Матиас пришёл в себя будто от разряда ледяной молнии. Он обернулся и посмотрел через плечо – огоньки от факелов были близко, и показался силуэт рослого мужчины. Матиас повернул голову обратно – и в глазах поплыло. Из-за остановки, из-за неё – адреналин перестал нестись по венам; страх возвращался, но он был больше не по размеру и не мог полностью залезть обратно в тело и подстегнуть инстинкты, не мог заставить Матиаса действовать в прежнем темпе.
– Беги…, – выдавил он. И на лице прекрасной незнакомки отразилось изумление.
Он сделал шаг – и боль пронзила бок; он, пытаясь зажать рану исчезнувшим из руки шарфиком, накренился – упал и частично потерял сознание. Он пытался выкарабкаться, но сил не осталось; а мозг словно дал команду «безопасность», или – «сдаться». Но он всё равно пытался, не сдавался.
Растерянная, изумлённая Аннет шагнула к незнакомцу; к краю дупла придвинулась Фива, и блеснули круглые глаза. Но Фива не выглянула, а Аннет не успела присесть.
Скрип снега, тяжёлое дыхание и голоса – между стволов показались мужчины разного роста и телосложения, но все были в хорошей физической форме. Они были одеты хорошо, тепло, у всех имелись шапки и утеплённые накидки с капюшонами. У одного на спине находился лук, у другого – арбалет; двое были вооружены парными кинжалами, один – мечом и кинжалом, а самый рослый и сильный – двумя увесистыми боевыми топорами.
Наёмники вышли на открытый участок, где на спину перевернулся беглец и боролся с тем, чтобы не упасть в объятия черноты и холода. С боку от него замерла Аннет – с растерянностью, с жалостью она смотрела на побледневшее лицо незнакомца, в его приоткрытые карие глаза с трепещущими веками. Её душа стенала от жалости к нему, от желания помочь – и это сбивало с толку. С чего бы ей помогать тому, от кого она обычно защищается? Изредка убегает. Но в большинстве случаев – она прячется и старается не сталкиваться.
Наёмники – запыхавшиеся, потные, злые – останавливались неровной линей на краю полянки, и с удивлением переглядывались.
– Эй! – рявкнул рослый мужчина. – Девчушка, ты чего в такой глуши одна делаешь?
– И это наш пленник! – воскликнул лучник. – Не трогай!
Аннет отмерла. Она выпрямилась, расправила плечи, и показалась идеальная осанка, не хуже, чем у знатных женщин в городах, на которых наёмникам счастливилось смотреть только с расстояния на каком-нибудь хорошем рынке. До того, как одна из таких знатных дам их и наняла, хотя обычно нанимали только мужчины да юноши.
Аннет повернула голову – лицо было спокойное, но суровое. Взгляд пурпурных глаз поднялся и устремился на наёмников. Те ахнули, замерли, двое отступило, а один прирос к земле.
– В…, – попытался сказать арбалетчик. – В… Ведьма!
– Ох! – выдохнул страх наёмник, вооружённый кинжалом и мечом. – Всевышний…
– Стой, где стоишь, дьявольское отродье! – крикнул рослый наёмник с двумя боевыми топорами.
Не разбираясь, не думая, мужчины, дрожа внутри от страха, вызванного предрассудками, вынули оружие и встали в стойки. Аннет не испугалась, не удивилась, а лицо наморщилось от недовольства.
– Беги…, – прозвучало сиплое слово слева от неё.
Она в изумлении опустила взгляд на незнакомца. Его лицо с испариной, с сухими губами в холодном бледном свете ночи выглядело болезненным. Глаза смотрели на неё с сожалением, с мольбой, с желанием защитить и спасти; но веки тяжелели – и он едва боролся. Его слово, его взгляд – поразили Аннет мягкой стрелой, и душа встрепыхнулась почти так же сильно, как когда они впервые встретились взглядами.
– Да спасёт же нас Моара?ан! – воскликнул мужчина с луком и едва сдерживал себя, чтобы не убежать.
– Великий Отец, – взмолился ему другой мужчина и крепче сжал рукояти парных кинжалов, – дай же нам сил победить это зло в человеческом обличии!
Наёмники пошли в стороны, чтобы окружить, и держали оружие наготове; а арбалетчик и лучник отступили для лучших позиций и вынимали снаряды из колчанов на спинах. Аннет подняла обозлённое лицо; и было видно то, что ей явно не впервые защищаться, не впервые защищать.
Веки Матиаса попеременно закрывались, кровь струилась из раны, а пальцы могли сжимать только холодный снег; он проваливался в маленькие ямы – и последние мгновения разделились на непонятные фрагменты, словно осколки разбитого стекла.
В первом фрагменте Матиас увидел, как светловолосая незнакомка, не имея страха в профиле лица и в уголке прекрасного глаза, отступила и развела руки в стороны.
В втором фрагменте Матиас почувствовал жар от пламени и увидел свет где-то в стороне; услышал вскрики, изумлённые и испуганные ахи наёмников.
В следующем фрагменте голоса и крики стали воинственными; приоткрывшимся глазом, в расплывчатом взгляде Матиас увидел его незнакомку – она проскользнула как одна из теней Теневого леса, и снова возникло пламя в стороне.
В следующем фрагменте послышался грохот, будто бы рухнуло здание, и Матиас почувствовал телом, как онемевшим, вибрацию земли. Раздались перепуганные крики, и затем раздался рёв: громкий, оглушительный, сотрясающий Теневой лес. Рёв, не достигнув финала, оборвался, так как Матиас провалился в ямку забвения.
Последний рывок к сознанию, последние силы – новый фрагмент – и Матиас приоткрыл оба глаза. Он увидел, как в небо поднялось нечто большое и белое, и как мелькнули светлые когти такого размера, которого он никогда не видел. На него и на лес упала тень, а от взмахов больших крыльев поднимались завихрения снега, скрипели ветки, стонали стволы и осыпа?лся снег. Слышались удаляющиеся крики, перепуганные возгласы, мольбы и взывания к Моараану. Но затем наступила чернота – силы Матиаса иссякли, и он больше не очнулся.

Глава 2

1
Матиас проснулся лёжа на спине и открыл веки. Перед глазами был серый неровный потолок, а точнее свод пещеры. Часто моргая, Матиас приходил в себя и вспоминал, что произошло – быстрые фрагменты, которые не складывались в одну картину. Но он отчётливо помнил её.
Матиас понял, что лежит на кровати под тяжёлым одеялом. Оперившись на локти, он приподнялся – и, удерживая голову на дрожащей шее, осмотрел странное жилище.
Пещера была: небольшая, неглубокая, вытянутая. Справа от Матиаса находился вход в пещеру во всю её длину – как половина овала; но он был скрыт странной стеной. Она была сплетена из множества корней и толстых стеблей, которые срослись в сухо-гибкий прочный массив серо-зелёного цвета. В стене едва вырисовывались закрытые плетёные ставни окошек по обе стороны от двери в центре. Стены пещерного жилища были обшиты этим же плетёным материалом, и им же был устелен пещерный пол, только он был ещё плотнее, словно спрессованный. Из этого же материала была изготовлена вся малочисленная мебель, но имела коричневый цвет с веянием зелёного. А слабым освещением служило несколько свеч.
Кровать стояла в округлом углу стен параллельно сплетённой стене. Справа от Матиаса находилась тумба без ящика, без дверцы; рядом находился небольшой камин, выложенный крупным камнем – его труба уходила вверх и врастала в пещерный потолок, а в очаге, словно последние вдохи, тлели сгоревшие поленья и угольки в объятиях пепла.
Одна свеча стояла на пустой полочке камина и освещала: потёртый половичок со спутанной бахромой у кровати, низкий круглый табурет, и поленницу, которая стояла сбоку камина и упиралась бочком в плетёную стену. В стене было закрытое окно, а под ним стоял ящик, наполненный углями разного размера. От камина отходила жердь с ножкой, а на ней висели серые тёплые штаны, носки и накидка Матиаса – едва тёплые со стороны камина.
Вторая свеча стояла на комоде, который касался спинки кровати у ног Матиаса, и на нём стояла увесистая шкатулка, которая выглядела как маленький сундук. Она выделялась на фоне помещения, так как была не из плетёного материала, а из серебра, и её украшали драгоценные камни.
Третья свеча находилась на квадратном столике по ту сторону двери – возле него стояло два стула напротив друг друга, а с одного из них свисала тёмная пушистая шаль. Столик являлся столовой, которая была соединена с кухней, состоящей из: трёх тумб, умывальника, двух бочек с водой, нескольких ящиков, и тканевых мешков с продовольствием.
Четвёртая свеча стояла на бочке возле двери, и она почти догорела. Свет от неё, соединяясь со светом от свечи на столике, падал на что-то, что стояло под окном напротив столика. Оно было продолговатое, немногим выше колен, и было накрыто чёрной тканью до пола.
Ничего не понимая, удивлённый Матиас откинул одеяло, сел и тут же поморщился от боли в правом боку. Рана не кровоточила, но была жаркой и почёсывалась; в теле ощущалась слабость, в горле – сухость. Встав, Матиас увидел, что он в светлой льняной рубахе, в тёплых носках, а низ был обмотан тканью будто юбкой. Ткань была не его, и его озадачило то, почему он без штанов; но рубаха и носки были его, только запасные, а не те, в которых он был ночью. Он положил руку на бок и почувствовал уплотнение; приподняв рубаху, он увидел, что его перебинтовали, а из-под бежевой ткани веяло травами.
Матиас снова попытался вспомнить мгновения перед чернотой – они вселяли: тревогу, отдалённый страх; но так как ничего чёткого он не помнил, то эти эмоции были размытыми, как будто не его.
Матиас побрёл по странному жёстко-упругому полу, но, сделав несколько шагов, остановился. В уголке комода и спинки кровати на полу лежал его рюкзак, и он был открыт. Чуть дальше – у стены, напротив двери находилось крупное гнездо, а внутри оно было устелено тёплым пледом. Рядом стояла ваза из глины с синим отпечатком чей-то лапы, которую Матиас не смог распознать. В вазе находился странный букет: пучок засохших луговых цветов, как неудачный гербарий, россыпь свежих невзрачных цветов и травы, а у одного края свисал вялый лопух. В полушаге от гнезда, у стены стоял вытянутый плетёный сундук, а возле него – плетёная корзинка с крышкой.
– Это странный дом, – сказал Матиас и возобновил шаг.
Только он вошёл на «кухню» как снаружи раздался какой-то шум, похожий на тихий скрежет по камню; и он остановился. Он посмотрел на дверь, на закрытые ставни – шум не повторился. Матиасу было не комфортно от незнания, где он находится и что произошло; и он не пускал в голову мысль, наполненную надеждой, что это жилище принадлежит его ночной незнакомке.
Постоянно поглядывая на дверь, Матиас умылся в умывальнике и попил воды из бочки при помощи ковшика с длинной ручкой. Он поднял свой рюкзак, под которым оказался отмытый от крови коричневый кожаный ремень; снял одежду с жерди и шагнул к кровати, на которой поверх подушки и простыни лежал тёмный старый плед.
Матиас надел свои штаны, носки переодевать не стал, а те сунул в рюкзак. Но нигде не было разорванной одежды, хотя Матиас не смотрел ни в ящиках комода, ни в вытянутом сундуке, ни заглядывал под чёрную ткань – так как ему не хотелось рыскать без спроса. Поэтому он остался в этой, чистой, рубахе и вынул из рюкзака запасную тунику – внешне она была, как и вчерашняя, но красно-коричневого цвета. Матиас надел серую накидку с капюшоном и ремень. Лук с колчаном стрел и одноручный топор исчезли, так же, как и нож из рюкзака.
Ища обувь, Матиас огляделся, даже заглянул под кровать – там лежали свёртки нескольких тёплых пледов и одеяло; но ни обуви, ни оружия не оказалось. С досадой, он надел шерстяную шапку, запасные варежки, так как окровавленные тоже пропали; надел рюкзак и думал развернуться к двери, но помедлил – вспомнил, заволновался и нащупал на груди кулон на цепочке из потемневшего серебра. Он выдохнул с облегчением, вынул кулон из-под одежды и опустил взгляд. Кулоном являлось кольцо на небольшой палец – из серебра, простое, но изящное, и не очень дорогое.
Держа украшение, которое принадлежало матери, а до этого бабушке, которую он никогда не знал, Матиас замер. На его лице отразилась смесь: печали и забывающегося страдания. Он вспоминал её: улыбку, длинные волнистые, как у него, волосы; казалось, как бы тяжело ей не было, она никогда не опускала руки и всегда находила силы, чтобы улыбнуться сыну. Душу Матиаса защемило – он зажмурился, сжал руку с кольцом в кулак. Сделав протяжный шумный вдох через нос, он взял себя в руки и выдохнул; и, не глядя на кольцо, он вернул его под одежду.
Поправив тунику, накидку, он огляделся и в этот раз увидел свою обувь у двери – кожаные утеплённые ботинки стояли в том месте куда недотягивался свет от свеч.
2
Матиас мялся перед дверью и смотрел на плетёную ручку. Не зная, чего ожидать, кого ожидать, а на задворках сознания надеясь, моля увидеть ту девушку с пурпурными глазами, – он открыл дверь на себя, словно знал, что она открывается именно так.
Открыв дверь, он сделал шаг – и замер в проёме.
Он ожидал: белый цвет, холод, снег, может ветер или снегопад. Но снаружи росла густая зелёная трава. Возле пещеры она была низкой, примятой, но дальше встречалась и высокая.
– Ага-а, – протянул озадаченный Матиас.
Он вышел наружу, а дверь за спиной захлопнулась с сухим звуком.
Тусклое небо; зимнее негреющее солнце; увесистые сероватые облака, а через их редкие просветы проникали лучи. Было прохладно, но не холодно – как смесь: середины весны и ранней осени. Иногда дул прохладный ветер, и едва заметно моросило.
Впереди, в нескольких метрах от жилища росли: низкие кустарники, стройные высокие пихты, которые выглядели приветливыми, а не такими как в Тенистом лесу; и которые формировали небольшой лес, густеющий в глубине. И среди стволов кое-где витал слабый рассеянный пар, словно дымка. Лес тянулся до гор со снежными пиками, которые тянулись в обе стороны.
Само жилище находилось в вытянутом утёсе. Слева от жилища и от Матиаса пролегало голое травяное пространство, перетекающее в редкий лесок с густым непроходимым подлеском, упирающимся в горы. И где-то там находился плавный подъём на утёс, поросший травой и зеленью. Но именно над жилищем растительности не было, трава была низкая, и из каменистой почвы показывалась труба камина. Далее, ближе к горам – рос редкий лесок с голыми влажными участками с рассеянным паром, а от его ближайшего каменистого источника едва доносилось приглушённое шипение.
Справа от жилища холмистая долина протянулась на несколько километров – встречались одиночные деревья и иная растительность, виднелся лесок, а даль терялась в паре. Но, как проблеск, виднелась вода в тупике долины.
Осматриваясь, Матиас понял, что прохладная, но зелёная, паровая и вытянутая долина находилась в объятиях низких горных пиков – снежных, промёрзлых – но достаточно высоких чтобы скрыть это чудесное место.
Матиас снял варежки и, убирая их за ремень, опустил взгляд на траву.
– Сколько же я проспал? – снимая капюшон, спросил он.
Он коснулся раны на боку, и на лице отразилось непонимание. Рана ныла, пульсировала, чуть чесалась и от нежелательной ходьбы требовала вернуться в кровать, как и слабость в теле из-за потери крови.
Матиас почувствовал взгляд и нашёл его у одной из пихт перед жилищем. Из-за ствола выглядывала чья-то чёрная небольшая голова со стоящими ушами и круглыми глазами. Часто поморгав, Матиас насторожился, подался в сторону наблюдателя и присмотрелся – но голова тут же скрылась.
Матиас ощущал тревогу из-за незнания что это за животное и представляет ли оно опасность, но страха в нём не возникло.
Войдя в лес, Матиас приблизился к этой пихте – помедлил и заглянул за ствол, но там никого не оказалось. Слева послышалось тихое шуршание по коре дерева, и он повернулся. Там выглядывала та же голова, но виднелась только чёрная макушка, вострые уши, а круглые глаза были видны наполовину. Глядя на любопытное осторожное животное, Матиас, несмотря на то что не знал, что это за существо, не сдержал доброй усмешки, и подумал о том, что оно не очень-то хорошо прячется.
Матиас с осторожностью шагнул к существу, но оно скрылось. Приблизившись, он осмотрел пихту, но существа здесь не оказалось. За спиной послышался хруст – и он обернулся. На ветке существо размером со среднюю собаку, сидело подобно кошке, но являлось дракончиком.
Чёрная мелкая чешуя; округлая голова; плотные вытянутые уши формой напоминали уши летучей мыши и указывали вверх; одна пара маленьких рожек; крупные и круглые голубые глаза; мордочка была чуть вытянута у носа и рта – милый носик имел овальные ноздри, а рот был как длинная полоска. Тельце было стройное, но не худое, и явно подвижное. На спине имелись кожаные крылья. У лап были короткие туповатые коготки – по четыре на каждую. Дракончик выглядел дружелюбным, милым – некая смесь летучей мыши и кошки в драконьей форме.
Матиас никогда не видел дракона, и вообще ничего магического, только слышал множество историй и слухов о них, о злых духах, о ведьмах, о демонах в людском обличии, которых некоторые называют колдунами – все они родом из Горных Долин. А все истории были пугающими и часто заканчивались плохо.
Страх перед магией был вплетён в умы всех людей всех королевств, их городов и деревень. Но всё это в раз предалось сомнению и переосмыслению, как только Матиас увидел те пурпурные глаза. Но это была не его ночная незнакомка, а дракончик. И поэтому он насторожился – он не знал ждать ли нападения; вскользь подумал, что от любых резких движений и бега рана на боку раскроется, как и от борьбы.
Матиас не знал, что недалеко от него стояла Аннет. Она пряталась за стволом пихты и находилась в тени; наблюдала за гостем с настороженностью, с любопытством – словно хищница без намерения нападать. Матиас робко шагнул к дракончику – Аннет напряглась и, не двигая головой, а только глазами, бесшумно, словно тень, перетекла к другой пихте.
Голова Аннет была чуть повёрнута вбок – будто, она, смотря на потенциально опасного гостя, прислушивалась. Она посмотрела на дракончика – её друга, Фиву, которая осталась сидеть на ветке и смотрела на незнакомца с любопытством, с дружелюбием, но с лёгкой опаской; и вернула взгляд на гостя. В нём не было враждебности, ненависти; он не молился и не взывал к своему богу; он не искал своего оружия и даже не сжимал кулаки. Это взрастило в Аннет любопытство к её незваному гостю, которого она спасла и привела в потаённое от внешнего мира место. И она до сих пор не понимала своей доброты к представителю народа, который не проявлял доброты ни к ней, ни к другим обитателям Долин. Но что-то в юноше было иначе; что-то было иначе в теле, в сердце, в уме и в душе Аннет по отношению к нему, и что-то в нём манило её.
Смотря на верхнюю ветку пихты, Матиас сделал второй шаг и остановился. Он не знал, что делать, но хотел убедиться, что этот дракончик не представляет опасности его жизни; хотел удовлетворить любопытство и рассмотреть удивительное существо.
Фива насторожилась, коготки вцепились в дерево ветки – она была готова убежать или улететь в любой момент.
Аннет незаметно, крадучись словно дикая кошка, и не сводя взгляда с гостя, перешла к другому дереву, затем к следующему; её взгляд пробегал по чертам лица юноши, по плавным линиям красивых нижних скул, по прямому носу, по тёплым глазам, по чёрным бровям, по волосам, которые на концах были волнистые и из-за этого забавно торчали из-под шапки. Аннет с беспокойством взглянула на Фиву – знала, что если та испытает угрозу или страх, то тут же выйдет на защиту. Но Фива пока что не боялась, что уже было удивительно.
Матиас сумел рассмотреть, что чешуя дракончика занимала большую часть тела, но на брюхе, немного у лап и немного у крыльев была плотная упругая кожа, словно из разглаженной чешуи. И она же была на мордочке, а чешуя была местами: под подбородком, немного у глаз, немного на лбу и много на макушке. И все перетекания чешуи в кожу были незаметными, гармоничными.
Матиас сделал ещё шаг. Ноздри дракончика стали часто раздуваться и сужаться, когтистые пальчики шевелились, а во взгляде были: любопытство, опасение, готовность. Аннет наблюдала за ними, в особенности за ним, пристальным, почти не моргающим взглядом; сосредоточенная и готовая ко всему; а дыхание было учащённым и с более короткими вдохами. И она знала, что с любым другим хьюмаханом, она бы не вела себя так опрометчиво, так глупо – ни за что бы не подпустила его к Фиве даже на метр, даже на десять метров.
В неуверенности рука Матиаса дрогнула. И в эту же долю секунды в правой ладони Аннет вспыхнул огонь – он обвивал запястье, трепыхался, извивался; а вторая рука впилась в ствол пихты.
Матиас приподнял руку; Аннет напряглась – приготовилась атаковать и защищать. Он неуверенно помахал дракончику – она удивилась, замерла, а магия угасла, но не исчезла.
С игривым интересом, Фива наклонила голову набок, забавно пошевелила носиком, и издала дружелюбный гортанный звук – как отрывистый, но плавный перекат. А после – подражая, она подняла переднюю лапку и попыталась помахать. Но это вышло нелепо. Отчего Матиас посмеялся.
С замиранием сердца, с медленным вдохом Аннет смотрела на его улыбку на лице после короткого смеха; на взгляд, наполненный смешинкой и добротой – и прильнула лицом ближе к стволу. Ей захотелось выйти к нему, но она опасалась; всё ещё побаивалась за безопасность Фивы; и она растягивала присутствие гостя в долине, хоть и едва понимала почему.
Фива, подобно белке, спустилась по стволу на нижнюю ветку и села на уровне плеч гостя. Она смотрела с нетерпеливым любопытством, с дружелюбием, но и с опаской.
Матиас, смотрел на это удивительное, чистое душой существо и убедился, что оно не представляет опасности. Он шагнул к дракончику, тот не испугался, остался сидеть – словно дал разрешение приблизиться.
Аннет, стоя за деревом, напряглась – рука впилась в ствол, во второй возникла магия, но не огня – она была зелёная, а от завихрений появлялись магические лепестки, они разлетались и рассеивались.
Рука Матиаса приблизилась к дракончику, но замерла, так как он не знал, что делать. Тогда дракончик прильнул, обхватил запястье передними лапками и понюхал ладонь гостя. Он сиял, восторженно улыбался; и не мог поверить, что драконов называют созданиями и земными прислужниками дьявола. Нет, он не мог поверить, что это существо хоть как-то связано с Караса?хом.
Аннет расслабилась, магия исчезла, а на лице возникла тёплая полуулыбка – она смотрела на гостя и видела в нём всё меньше опасности. Во всяком случае опасности для Фивы не было.
Но тут улыбка Аннет сошла с лица, а взгляд поднялся выше. С боку от гостя и Фивы неприметная серая скала – скрытая зеленью и стволами – ожила, и открылись большие светло-серые глаза. Из крупных овальных ноздрей вышел громкий недовольный резкий выдох – Матиас замер, а по телу прошли мурашки. Он медленно повернул голову, поднял взгляд – увидел большие глаза, и обомлел.
Словно вырастая из скалы, или скала становилась им, появился большой дракон и встал на четыре лапы. От земли и до макушки было примерно шесть с половиной метров. Стройное и поджарое, но крепкое и сильное телосложение; чешуя была серая, словно из камня; вытянутая, но не узкая морда; овальной формы глаза; из головы, смотря назад, росли два толстых ребристых рога, такие же серые, как и чешуя; пятипальцевые лапы с серыми когтями и длинный увесистый хвост; от шеи, по спине и до кончика хвоста шёл гребень плотных кожистых треугольников с округлыми верхушками, а на спине были сложены большие крылья.
Приоткрыв пасть и показав множество острых клыков, дракон наклонил голову и сделал шаг к Матиасу. Его волосы встали дыбом, желудок сжался, глаза округлились, а лицо исказилось ужасом; и он, запинаясь, попятился. Он умом понимал, что ни сражаться, ни убежать он не сможет, и уже был готов принять безрадостную участь и стать завтраком для дракона, или же обедом – по этому унылому небу сложно было сказать наверняка; и единственное о чём он пожалел перед смертью, что не увидел её.
Но тут – за спиной Матиаса и чуть левее раздался голос Аннет:
– Ю?го!
Матиас замер, внутри всё задрожало надеждой. Дракон посмотрел в ту сторону. Лицо Аннет было суровым, но, подняв взгляд на Юго, она смягчилась:
– Я же сказала, что он не враг до тех пор, пока он не представляет угрозы.
Юго нахмурился, недовольно клацнул челюстью и сел так, что встряхнулись ближайшие пихты, а одну ветку он случайно отломил. И из-за этого Аннет вздохнула.
Фива, сидя на ветке, наблюдала за происходящим с интересом. Юго не сводил пристального взгляда с незваного и явно нежеланного для него гостя, и выглядел так словно сейчас набросится на него и, не жуя, проглотит.
Матиас медленно, на послабевших ногах, развернулся, и увидел её – ещё более прекрасную, что казалось невозможным. Та же светло-смуглая кожа, которая днём выглядела ещё теплее; те же удивительные пурпурные глаза; те же светло-холодные русые волосы, и заплетённые так же. В том же тёмно-зелёном тёплом платье; в тех же коричнево-зелёных сапогах высотой до середины голени и такого же цвета был ремешок на талии; в той же толстой тёплой шали с капюшоном зелёно-коричневого цвета; та же тканевая сумка, ремень которой пересекал тело. Но не было митенок без пальцев.
Забыв о драконе, Матиас смотрел на лицо, которое он уже думал не увидит, с дрожанием души.
От его взгляда, Аннет почувствовала себя странно, неуверенно – и она отвела взгляд в сторону и вниз. Ей хотелось смотреть на него, но и в то же время ей хотелось отступить в тени пихт – скрыться, спрятать глаза, которые она никогда не хотела спрятать и даже не думала об этом. Но сейчас она волновалась, переживала, и это ей не нравилось.
Взгляд Матиаса становился тяжелее, и Аннет с опаской глянула на него – увидела: удивление, не понимание, желание понять. Она снова отвела взгляд; сжимала подол платья, хмурилась из-за своего странного, неконтролируемого поведения и из-за непонятных скомканных чувств.
Любопытство Фивы, сидящей на прежней ветке, возросло, ведь она никогда не видела свою Аннет такой. Юго, который тоже не видел её такой, нахмурился.
Матиас с интересом наблюдал за своей незнакомкой, но ему не нравилось, что он вызывал в ней не понятный ему дискомфорт. Он шагнул к ней и собирался открыть рот, чтобы что-то сказать, как она, увидев краем глаза движение, натянулась будто струна, подняла голову и отступила на шаг. Она была готова защищаться – и это укололо Матиаса.
Аннет смотрела на гостя с опаской, с недоверием, а в чертах лица и кончиках пальцев подрагивало ожидание.
Сглотнув, Матиас улыбнулся – Аннет не переменилась в лице, не шелохнулась, лишь в глазах промелькнуло нечто неуверенное. Он отступил на шаг и встал там, где стоял до этого, даже чуть дальше – она снова не переменилась. И он отчётливее видел в ней натянутое ожидание чего-то, как удара, но иного – не физического.
– Привет, – сказал он.
Дружелюбие в Аннет не появилось. Она ждала, когда гость отреагирует как другие – что она ведьма; что её магия – это зло; что у неё демонические глаза, и прочая чушь. Она ждала этого с колким предвкушением боли, хотя её это особо никогда не заботило, но почему-то заботило сейчас. И заботило очень сильно.
Юго это видел, понимал – был удивлён, недоволен, но он вздохнул и отвёл взгляд в сторону.
– С…, – сказал Матиас. Он прокашлялся. – Спасибо, что спасла меня.
Зрачки Юго переместились вправо и вниз – смотрели на гостя с лёгким прищуром, искали: подвох, уловку.
Аннет слегка удивилась, похлопала ресницами. Она сделалась нейтральной, но осторожность и недоверие никуда не делись. Она наклонила голову набок, и в ней пробился прежний интерес. Она смотрела на гостя изучающим взглядом – осматривала его, заглядывала в него и что-то искала, искала, но не находила.
Матиас был растерян – спасительница смотрела в упор, была: загадочной, таинственной, настороженной, а от того ожидания остались лишь блеклые осколки. Матиас с трудом понимал её. Всё что ему хотелось так это показать ей что ему можно доверять; и коснуться её руки хоть на секундочку, обнять, прижать, вдохнуть, и остаться в её жизни навеки. А сейчас он уже был счастлив от того, что она здесь, она дышит, и она смотрит на него не как на врага.
– Хм-м, – протянула она. Она отвела руки назад, левой обхватила запястье правой, а пальцы зажимали подол платья. – Ты не боишься меня?
– Что? – удивился Матиас. – Нет.
– Хм-м, – снова протянула она. Он вызывал в ней всё больше интереса. – Почему?
– А почему я должен бояться тебя? Ты не сделала ничего пугающего.
– Потому что я, как вы нас называете, ведьма. Порождение и слуга демонов или дьявола, я точно и не знаю во что вы там верите. Да и вроде это от королевства к королевству разнится.
– Ах, – произнёс Матиас. – Да, верно. Я просто… – Он не знал, как объяснить ни ей, ни себе, что как только он её увидел то всё что он знал о ведьмах рассыпалось в прах. Даже если что-то из того, что он слышал было правдой, он знал, что это не имеет к ней никакого отношения. – Ну, да, называем. Да, верим.
– И? Ты разве не веруешь в своего бога?
– Верю, конечно! – воскликнул Матиас. Но он знал, что не грешен за отсутствие страха перед ней; за разговор с ней; за осознание, что она не зло – он не чувствовал ни вины, ни тяжести в своей душе.
– Вы же боитесь нас и нашей магии. Говорите, что наши глаза демонические, и прочее.
– Демонические? – поморщился Матиас. – Я считаю, что твои глаза прекрасны.
У Аннет перехватило дыхание, рот чуть приоткрылся, а руки рассоединились и, проскользнув по платью, повисли вдоль тела; сердце бешено стучало и волна волнительного, послабляющего жара пронеслась по телу.
– А…, – произнесла она. – П… – Она замолчала, не могла сказать ни слова, и отвела удивлённый смущённый взгляд.
Матиас, смотря на неё, замлел, а на лице появилась улыбка. Он нутром чуял, что чувства взаимны, должны быть взаимны, не могут быть не взаимны. Он приблизился к ней с уверенностью – она не отступила, подняла взгляд. На её щеках был лёгкий румянец, а руки теребили подол платья по бокам – она смотрела на него подобно милому невинному зверёнышу снизу вверх.
– Правда не боишься? – спросила она, хотя уже знала ответ, видела его в карих глазах.
Матиас остановился, улыбнулся.
– Правда, – ответил он. – Я же вижу, ты добрая. И ты спасла меня. Теперь очевидно, что всё, или большинство, что я слышал о ведьмах либо чушь, либо к тебе услышанное точно не относится.
Улыбка Аннет растаяла.
– Что такое? – слегка запаниковал Матиас. – Прости! Это слово «ведьма»? Это обидно для вас? Я не хотел! Я не знал! Я…
Аннет прервала его, звонко хихикнув. Он замолчал, растерялся; смотрел на её милую улыбку и весёлость в глазах, и улыбнулся сам.
Юго сидел, замерев будто скала, смотрел на них с угрюмой мордой, с чуть наморщенным носом. Фива подалась вперёд, а от хихиканья Аннет она развеселилась, запрыгала на ветке.
– Услышанное наверняка ко мне не имеет отношения, – сказала она. – Но и среди нас, как и среди вас, есть люди с тёмными душами и недобрыми мыслями. И нет, не обидно. Точнее, многие из нас не любят это слово, а кто-то очень не любит это слово. Но некоторые, например я, относимся к этому нейтрально. Мы считаем, что это просто ваше слово для нас, разве нет? И что дело вовсе не в нём, а в том, как вы относитесь к нам и что вы о нас думаете. Правда, это мнение не очень популярно. А я – хьюмамо?ах. Вот наше слово для нас.
– Что оно значит? – спросил Матиас.
Аннет не ответила, сдержанно улыбнулась.
– Я – Матиас, – сказал он и, сделав широкий шаг, оказался перед Аннет.
– Аннет, – сказала она, и не отступила.
Пихты будто замерли. Протянулась трепетная пауза – Матиас и Аннет смотрели друг другу в глаза и могли слышать тихое дыхание друг друга. Она отвела взгляд, теребила подол платья. Он, словно зачарованный, сделал шаг – носок его ботинка, коснулся носка её сапога; взял её за руку – и она тут же подняла удивлённое взволнованное лицо.
Их пальцы касались – его холодные, её тёплые – и в каждого словно ударила искра заряженной молнии. Они уже успели рассмотреть друг друга – телосложение, черты лица, глаза, волосы; одежду, обувь; движения, мимику. Но теперь они, смотря через глаза, точно смотрели друг другу в сущности – словно искры молнии через прикосновение пальцев соединились в заряженную искрящуюся линию и как по каналу соприкоснулись их души.
Карий и пурпурный сливались в одну абстрактность, а души тянулись – робея, удивляясь – в объятия. Глаза в глаза, душа в душу – и их жизни словно стали одной.
Аннет сделала шаг на миллиметра три; голова Матиаса чуть подалась к её. Их умы пребывали в воздушном тумане – словно в облаке. Души вот-вот обнимутся. Головы приближались – неуверенно, медленно.
Рука Аннет потянулась к груди Матиаса в намерении сжать одежду, стопы собирались привстать на носочки. Но – Юго возник за спиной Аннет, припал к земле и опустил голову. На морде пылали: возмущение, изумление. Матиас поднял на него взгляд – и связь с Аннет оборвалась. Она, часто хлопая ресницами, выхватила руку, отступила и наткнулась на морду серого дракона. А он, смотря на Матиаса, оскалился и издал протяжное рычание.
– Прости! – смотря на Аннет, сказал Матиас. – Я не… Оно само как-то. – И он взглянул на серого дракона.
Аннет развернулась к Юго боком и прижалась к его морде.
– Спокойнее, – едва скрывая волнение и растерянность в голосе, сказала она. – Он не сделал ничего плохого.
Матиас смотрел на Аннет с растерянностью, с волнительным трепетом, с боязнью, что она его теперь оттолкнёт, прогонит. И уйти для него было равносильно смерти.
– Прости, – сказал он и отвёл взгляд. – Ты, наверное, теперь хочешь, чтобы я ушёл.
Аннет повернула к нему лицо – смотрела долгим взглядом; а внутри распространялась странная, непривычная, приводящая в смятение слабость, и сладость. Её пугали эти чувства, особенно то, что сейчас произошло (и то, что почти произошло); её пугало то, что её тянуло к нему безумно. Ведь он хьюмахан – человек без магии. Она встряхнула головой, ничего не ответила и водила по чешуе Юго несколько секунд; затем она бегло обняла его и направилась в сторону.
– Как хочешь, – сказал она и, не смотря на гостя, прошла мимо.
3
«Как хочешь.»
Казалось бы – Аннет предоставила выбор; но нейтральный голос и спокойный тон ранили Матиаса так, словно душу полоснули мечом. Но он понимал, что не должен был просто так подходить, брать за руку. Они едва знакомы, только узнали имена. Но те три секунды, когда он только её увидел, изменили его жизнь навсегда. И внутри он стонал от душевной боли – почему те три секунды не изменили её жизнь тоже; почему не то заряженное пронзительное прикосновение? Или изменили? Матиас не знал, но он был совершенно уверен, что что-то в ней по отношению к нему возникло.
Юго не понравилось, как Матиас смотрел вслед Аннет – поморщился, а хвост проскользнул по траве, ударил по ногам недруга и тот повалился на спину с выкриком удивления.
Плечи Юго затряслись, пасть приоткрылась, и он издал утробно-гортанные прерывистые звуки, напоминающие гогот гуся. Это звучало странно для Матиаса, но был узнаваем смех.
Аннет обернулась.
– Юго, – с мягким укором сказала она.
Держась за правый бок, Матиас поднимался. Но тут подбежала Фива – взбудораженная, игривая. Она взлетела и, как в дружелюбной борьбе волчат, набросилась на гостя. Может весом и размером она была не велика, но он снова повалился на спину, а Фива скакала то рядом, то на нём, то отрывала травинки и кидала в него.
– Эй, полегче, – смеясь, сказал он.
Он услышал, как звонко, волшебно, но тихо хихикнула Аннет; и возжелал чтобы Фива не переставала скакать на нём, возле, и пусть осыпает его травой из всей долины. И он хотел бы взглянуть на Аннет хоть на секунду через мимолётные промежутки в метаниях чёрного цвета перед лицом. Но тут – в ране вспыхнула боль; и он, морщась и шипя, схватился за бок.
Аннет ахнула.
– Фива! – в приказном тоне выкрикнула она.
Стоя у головы Матиаса, Фива замерла с пучком травы в передней лапке, а грудь и брюшко часто-часто поднимались и опадали.
Аннет маленькими шажками подбежала к Матиасу и присела сбоку – у раны.
– Я совсем забыла, – сказала она. Она без робости, без стеснения осторожными, но быстрыми движениями расстегнула его ремень на талии, собрала в оборку тунику и, оголив живот, задрала вместе с рубахой. И как раз вовремя, потому что на повязке проступили первые красные крупинки. Они расширялись, полнели и объединялись. – Прости её, пожалуйста.
Аннет наклонилась и осматривала повязку оценивающим взглядом, а кончики распущенной части волос и одной косы скользнули по коже Матиаса – и по его телу пробежала волна приятных мурашек. Он смотрел на её опущенное лицо, на её пурпурные глаза, которые быстро бегали по растущим пятнам крови; и ему было всё равно на боль, на жар, на пульсацию, на кровь – если она будет сидеть рядом, с обеспокоенным лицом, то он был готов истечь кровью.
– Ничего страшного, – находясь в пурпурном тумане, сказал он.
Аннет велела держать Матиасу его задранную одежду, а сама достала из сумки на боку маленькие ножницы с деревянной насадкой на сложенных остриях. И, сняв её, она принялась с осторожностью разрезать и снимать бинты. Несмотря на боль вновь открывшейся раны, по телу Матиаса пробегали мелкие мурашки от каждого мимолётного прикосновения по коже её тёплыми пальцами; а от её сосредоточенного выражения на лице – у него млела и металась душа; и казалось, что сердце начнёт стучать так быстро, что разорвётся.
Фива разжала лапку – и травинки осыпались на лицо Матиаса. Он сдувал их с лица, а Аннет метнула на неё добро-укоризненный взгляд – та, виновато, но не чувствуя вины, опустила глаза, отступила на несколько шажочков и села.
Матиас убрал последние травинки с лица. Аннет вздохнула и перевела на него взгляд.
– Она просто перевозбудилась, – сказала она. – И обрадовалась, что есть тот, с кем можно поиграть. Так как здесь только я и Юго. Я-то не прочь иногда поиграть с ней, а вот Юго… – Она обернулась и посмотрела на него через плечо.
Он сидел поодаль и, постоянно поглядывая на них, смотрел в сторону; ему не было дела до раны нежеланного гостя, но было дело до самого гостя. Казалось, что он вот-вот что-то предпримет, но он оставался на месте, а кончик хвоста нервно подёргивался.
– Так скажем, – сказала Аннет и вернула голову, – он не любитель играть. С ней. Что хорошая новость для местных деревьев и кустов.
Матиас усмехнулся. Аннет мельком посмотрела на его лицо и вернула взгляд на бок; сняла последние бинты и уложила их вокруг раны так, чтобы кровь не текла к одежде.
– Почему ты помогаешь мне? – спросил Матиас. – Ведь, судя по тому, что я слышал, люди наверняка не добры к вам.
Лицо Аннет стало прохладным, и она вернула взгляд на раненного.
– Мне перестать? – спросила она.
– Нет, нет, – ответил он. – Просто… интересно.
Она ничего не сказала. Она вынула банку из сумки и, приподняв, показала раненному. Внутри находился бирюзовый цветок: пышный, с округлыми лепестками, в серёдке торчал пучок белых стебельков, а на их кончиках светились ледяным голубым шарики, словно бусинки.
Матиас смотрел как заворожённый на необычный цветок.
– Что это? – спросил он.
Аннет опустила банку, и он смог увидеть её лицо, но она смотрела не на него, а в сторону – и в ней были: скованность, неуверенность.
– Это…, – ответила она и вернула взгляд, – …цветок. Лифиве?р. Он особенный. С магией. В нём.
Передвигаясь на двух лапах, а верхние свесив, Фива прошагала к здоровому боку раненного гостя, при этом виляя хвостом и округлым животиком, словно у детёныша. Навалившись на бок, она с беспокойством, с интересом, с виной, на этот раз с настоящей, посмотрела на рану и кровь.
Говоря о магии, Аннет постоянно отводила взгляд в сторону, а пальцы то теснее сжимали банку с цветком, то немного расслаблялись:
– Я не умею исцелять. Не как… другие. Некоторые. И этот… навык в наши дни довольно редок. И… Да и как обходиться с ранами я особо не знаю. Без магии, я имею в виду.
– Ну, не знаю, – сказал Матиас. Он взглянул на ровный, но расходящийся шов своей раны, которая сочилась кровью. – Заштопала ты меня вполне хорошо. А я знаю о чём говорю, я умею шить.
Аннет взглянула на него и бегло улыбнулась.
– Спасибо, – сказала она и опустила взгляд на банку. – Но мне в этом магия немного помогла. Магия природы. Это одна из моих сил. Ах, – она словно опомнилась, на щеках появился румянец; она бегло взглянула на Матиаса, но тут же отвела взгляд. – И я не смотрела! – воскликнула она. Она с трудом перевела на него взгляд. – Честно! Я использовала магию природы, гибкие стебли и лианы, и, отвернувшись, тебя… это… переодела. И потом полечила.
Матиас сам засмущался – кроме матери из женщин его нагим никто не видел; а в исподнем только мужчины и то пару раз. Но, несмотря на смущение и удивление, он умилялся ею, улыбался.
– Я тебе верю, – сказал он; и он не лгал.
Она снова взглянула на него, увидела взгляд, улыбку – смутилась ещё сильнее и вернула взгляд на банку.
– И у меня мало опыта в лечении, – сказала она. – Ведь у драконов высокая регенерация. – Пальцы сжали банку. – У них, – она кивнула на Фиву и угрюмого Юго. – Когда они получают раны. Если получают… В общем, – она вернула взгляд на Матиаса. А он поморщился от любопытной Фивы, когда её лапы с тупыми коготками приблизились ближе к ране. Аннет мягко, но настойчиво отодвинула дракончика от раны. – Я принесла лифивер для тебя, – сказала она и снова показала банку с цветком.
– Принесла? – спросил Матиас.
«Для меня?», – подумал он.
Аннет кивнула.
– Из гор, – ответила она. – Лифиверы любят холод. Я их выращиваю, там. – Она открыла банку и вынула магический цветок. – Как я сказала, я не обладаю магией исцеления, но кое-что я всё-таки умею.
Она держала лифивер в руках, смотрела на Матиаса и медлила. Он понял, что она хочет помочь, но сомневается, что должна ли делать это при помощи магии, которая обычно пугает хьюмаханов. И он не знал, как разбить это недоверие.
– Прости, – сказал Матиас, – что вот так свалился на тебя. Ты не должна была меня спасать, особенно учитывая отношения между нашими народами. Или скорее их отсутствие. – Он вздохнул. – Наверное, для тебя было бы лучше, если бы ты меня оставила в лесу.
– Вовсе нет, – сказала Аннет. Её лицо было нечитаемым, туманным, но доброжелательным; и такими же были глаза. – Я не жалею, что спасла тебя. Да и…, – она мимолётно, словно ветерок, улыбнулась, – … я не думаю, что я смогла бы… не спасти.
Матиас улыбнулся, и они смотрели в глаза друг другу с несколько секунд. Потом Аннет вернула внимание на рану, на которую норовила взглянуть Фива – вставая на задние лапы и при этом стараясь не касаться руки и здорового бока раненого. Аннет взглянула на неё мягко-строгим взглядом – и та плюхнулась на попу.
Аннет придвинулась ближе к Матиасу. Её коленки коснулись его бока – и внутри него задрожал ураган эмоций.
Аннет, смотря на его бок, наклонилась и поднесла лифивер ближе к ране.
– Это…, – сказала она и мельком взглянула на Матиаса. – Ты только не бойся, и не дёргайся. Лежи смирно. Это может быть неприятно, но не больно и не опасно.
– Хорошо, – сказал он так, что она немного расслабилась.
Она помедлила, но всё же решилась. Она, смотря на ледяные светящиеся шарики на кончиках белых стебельков, сосредоточилась.
Для Матиаса даже её сосредоточенность, выраженная в тонких линиях наморщенного лба, в сдвинутых светлых бровях, в поджатых чуть пухлых губах, и в едва видимом, словно призрак, наморщенном носе, – выглядела очаровательно; и он не сдержал улыбки, едва ли осознавал что улыбался, а его физическая боль ощущалась отдалённой.
Аннет сделала глубокий вдох – и в ладонях появилась зелёная энергия. Завихрения с нежностью, с произвольностью, словно играя, обвивали запястья и пальцы; отходили в стороны и забавлялись с пространством.
Матиас смотрел на магию с восторгом, а внутри копошилась непроизвольная тревога из-за незнания ничего о реальной магии, из-за навязанных опасений, но страха не было. Только не перед ней.
Лифивер засиял бирюзовым холодом, листочки зашевелились, стебельки в серединке заколосились, а шарики на них засияли льдом. Одно из зелёных завихрений осторожно убрало нить из раны, но Матиас всё равно поморщился. Рана полностью раскрылась, полилось больше крови, но бинты вокруг её останавливали. Зелёные завихрения магии обвили стебельки лифивера и, став их частью, сорвали шарики и опустили к замершему Матиасу – те вошли в глубь раны, и он почувствовал щекотливый холод.
Аннет не сводила глаз с бока раненного. Матиас почувствовал обещанный дискомфорт неприятных ощущений – словно покалывали маленькие острые снежинки; рана стала жарче, зачесалась, и было странное ощущение, будто рана, начиная из её глубин, склеивалась и сшивалась холодом. Вдохи Матиаса стали короче и чаще, и он старался не шевелиться.
Рана закрылась и зажила, не оставив и шрама, который должен был бы остаться, если бы тело занялось восстановлением самостоятельно. Холодок рассеялся и в бок возвращалось тепло.
Аннет выдохнула, а плечи потеряли напряжённость; она, вытерев бинтами кровь, отбросила их в сторону и поднялась.
– Всё хорошо, – сказала она.
– Правда? – спросил Матиас и привстал. Он осмотрел бок, где меньше минуты назад была рана: кровоточащая, жаркая, пульсирующая. Но теперь остались только следы крови, словно разводы, на неповреждённом боку. – Ох, Моараан… Невероятно!
Он, не веря, вскочил на ноги – осматривал и ощупывал бок с восторгом в глазах и на лице. Отступив, Аннет наблюдала за ним с интересом. А он, показывая бок, обратился к Фиве:
– Ты это видела?! – Фива кивнула несколько раз. Юго на расстоянии, словно скала в форме дракона, смотрел на громкого гостя с недовольством, с раздражением. – Я, конечно… Но я не думал, что оно и в самом деле сработает! Но оно… Посмотри! – И Матиас снова указал на отсутствие раны. Фива, находя его реакцию и бурные эмоции любопытным и будоражащим, снова несколько раз кивнула.
Аннет смотрела на них, в особенности на него, с доброй усмешкой. Она никогда не думала, что сможет смотреть на хьюмахана так как смотрит сейчас; сможет находиться рядом без надобности защищаться и убегать; что не надо защищать от него Фиву; не надо успокаивать злобу Юго и напоминать ему о том, что, если даже доброта не исходит от хьюмаханов, не значит, что и они тоже должны быть полны гневом.
Фива забралась на Матиаса и ловко запрыгнула на плечо. И Аннет с удивлением поняла, что не боится за её безопасность, хотя лёгкое беспокойство всё же присутствовало. Она с улыбкой покачала головой; вынула из сумки платок и флягу, и, смочив его водой, кинула в Матиаса. Тот заметил, что что-то летит, поймал и удивился.
– Оботрись, – сказала она.
Охваченный восторгом от магии и чуда, Матиас на несколько секунд непростительно забыл об Аннет и перевёл на неё взгляд. Она положила потемневший безжизненный лифивер в банку, её убрала в сумку, а сумку повесила на себя.
Обтирая бок, Матиас спросил:
– Как долго я был в отключке? – Он взглянул в сторону гор. – Ведь ещё зима?
Аннет перевела на него взгляд и усмехнулась.
– Да, зима, – ответила она. – Ты проспал остаток ночи и всё утро, сейчас полдень.
– Но…, – не понимал Матиас. Он закончил вытирать бок и оглядел зелень долины.
– А, – произнесла Аннет. – Мы в геотермальной зоне, долине.
– Оу, – произнёс Матиас. Он заправил рубаху и опустил тёплую тунику. – Я, кажется, слышал о таких местах. Когда-то, от кого-то. Но неужели это всё природа? – Он снова осмотрелся как в первый раз. – Или это благодаря магии?
Аннет задумалась на пару секунд, а потом вскинула плечами.
– Не знаю, – ответила она. – Возможно, но я в этом очень сомневаюсь. Во-первых: магия вне наших земель – огромная редкость. Во-вторых: магия обычно боле-менее очевидна.
– Очевидна? – не понял Матиас.
– Ну, например, как зелёная лужайка посреди зимнего леса.
– Да, – усмехнулся он. – Это и вправду было бы очевидно.
– Хотя, конечно, когда дело касается природы, и в зависимости от целей, то магия может быть и не очевидна. Но зачем кому-то вмешиваться в природу здесь?
– Ты сказала, что магия вне ваших земель огромная редкость, а это значит, что она всё-таки встречается.
– Да, встречается.
Дивясь природе, Матиас ещё раз осмотрелся. Когда он вернул взгляд обратно, то Аннет была в шаге перед ним – и от неожиданности он едва не отпрянул. А она протягивала его ремень.
Матиас принял свой ремень – их пальцы соприкоснулись, но, прежде чем в них развернулись водовороты чувств, Аннет отпрянула.
– Ты не испугался, – сказала она. – Магии. Я думала испугаешься.
– Ну, я всё равно волновался и опасался, – признался Матиас. – Конечно до этого я многое слышал о магии. Но у меня есть своя голова и теперь я вижу, что они были не правы. Но всё-так у нас нет магии, и, если бы это была не ты, то я бы точно испугался.
Внутри Аннет задребезжала от волнения, и она отвела взгляд. И словно чтобы забыть услышанное, она повернулась к Юго, а он смотрел на неё:
– Вот видишь? Не все они одинаковы. – Дракон, открывая и закрывая пасть, издал гортанные звуки, прозвучавшие как ворчание – точно подражание людям; и бросил недоверчивый взгляд на гостя. – Как и среди нас, – напомнила она, и дракон вернул на неё взгляд. – Не все одинаковые.
Матиас не понял, что стояло за этими словами, но стояло что-то большое и увесистое. Юго помедлил, кивнул, и снова по неосторожности сломал одну из веток, а две надломились, но не упали. И Аннет вздохнула.
– Я же говорила тебе держаться открытых участков и гор, – сказала она.
*
С минуту стояла тишина. Аннет смотрела то на деревья, то на землю, то на Юго; Матиас поглядывал на Аннет; Юго смотрел то в сторону, то на Аннет, то на Матиаса.
Фива, перестав чесать ухо, приблизилась к Аннет и взялась за её подол – и та опустила взгляд.
– Огонь, – сказала Аннет и кивком указала на кучку с окровавленными бинтами.
Фива встрепенулась, обрадовалась, и в прыжках приблизилась к кучке. Не понимая, но заинтересовавшись, Матиас наблюдал за ней. Аннет встала рядом с ним и, когда только Фива открыла пасть, делая вдох, она взяла его за тунику и, потянув за собой, отступила на пару шагов. Его послушного, слегка удивлённого, трепещущего от её прикосновения, хоть и через одежду, Аннет отвела ещё на шаг; отпустила его одежду и отступила в бок.
Фива выдохнула – и из её пасти с жевательными зубами и двумя клыками, которые были немногим острее чем у людей, вышло пламя. Но оно было сбивчивое, с витиеватой траекторией, а когда оно вспыхнуло – Фива плюхнулась, а пламя оборвалось.
Матиас, который никогда прежде не встречал драконов, не знал нормально это или нет, хотя было очевидно, что что-то не получилось. Он взглянул на обеспокоенный профиль Аннет. Она просеменила к расстроенной Фиве и присела.
– Эй, – с нежностью сказала она и положила руку на голову Фивы, и та подняла большие голубые глаза, от которых душа сжималась жалостью. – Помнишь, что я тебе говорила? Не спеши. Так давай, иди сюда. – Она подвела Фиву к кучке с бинтами. – Помни: дыши, успокойся, не торопись. – Фива кивнула, встала на четыре лапы и, спокойная, сосредоточенная устремила взгляд на кучку. – Приготовься, собери пламя, – Аннет нежно провела по горлу дракончика двумя пальцами. И, положив руку на спину, чуть выше сложенных крыльев, она сказала: – Я с тобой. У тебя получится.
Фива открыла пасть – и из него вышла прямая жгучая струя пламени. Она ударила в кучку, и та вспыхнула. С удивлённым восторгом и гордостью в глазах Фива проскакала вокруг кучки как козочка – и, виляя хвостом, она наклонилась мордочкой и передними лапами к огню, который отражался в её глазах.
– Видишь, – сказала Аннет и улыбнулась. – Получилось.
Оторвав взгляд от костерка, Фива через него прыгнула в руки Аннет. Они, сидя боком к Матиасу, вторым к костерку, обнялись. Он, смотря на тёплый момент улыбался, и хотел сохранить этот фрагмент жизни в подвижной картине, которая бы шла по кругу, снова и снова – видеть эту теплоту, доброту, милую улыбку и странноватые, но приятные утробные прерывистые звуки, похожие на смесь: урчания и нежного гоготания. Ему стало казаться, что это какой-то причудливый сон – драконы, магия, магический цветок, она.
Аннет посмотрела на улыбающегося Матиаса – мимолётно, как моргание; улыбнулась, смутилась, отвела взгляд и поднялась.
– Она…, – сказала Аннет. – У неё проблемы с пламенем. – Она посмотрела на дракончика на руках с любовью, с заботой: – Но мы это исправим, не так ли? – И Фива закивала.
Когда Аннет вернула взгляд на Матиаса, на его лице растаяла улыбка, а лицо будто погасло.
– Что? – спросила Аннет. Она взглянула на пламя, пожирающее ткань. Пламя не распространялось, и она вернула взгляд.
– Что теперь? – спросил он. Боль потенциального ухода рвала его душу на части. Ведь теперь нет раны – нет причин оставаться.
Его удивляли и немного тревожили столь ошеломительные сильные чувства, но он не боролся, не прятался от них, да и скорее всего не смог бы этого сделать. У него и прежде были симпатии – мимолётные как ветерки, скорее основанные на внешности или дружелюбной улыбке. Были симпатии и посильнее и продолжительнее, но они даже не сподвигли нерешительного Матиаса к каким-либо действиям. Была пара симпатий, которые можно было назвать сильными, и по юношеской неопытности и незнанию назвать влюблённостями, что ими не являлось – сейчас он это знает, да давно уже знает. Но те две «влюблённости» приводили к каким-то действиям – неловким, неуверенным, сомневающимся. С одной особой это ни к чему не привело, кроме чувства обиды. Со второй особой же привело к чему-то, к тому, что продлилось недолго. Позже были и другие попытки, но всё заканчивалось, едва начавшись.
Но весь тот опыт, все те эмоции в сравнении с теми, что Матиас испытал, как только увидел Аннет; с теми, что он испытывает сейчас – являются: пустыми, тихими, безжизненными. То лишь было мимолётным интересом, иногда скукой, иногда надобностью – не ходить же всю жизнь в одиночестве и без кольца.
Матиас смотрел на уже обожаемое лицо, на которое желал бы смотреть каждый день. Он видел, как это лицо было странным, отстранённым – она о чём-то думала; но не понимал, что в её душе, а что в голове. Ему начало чудиться, что сейчас она откроет рот и скажет: уходи. У него заурчал живот – и она усмехнулась.
– Видимо обед, – ответила она. – Идём. Если хочешь, конечно. Но можешь и покинуть долину, если того желаешь.
Без раздумий Матиас пошёл за Аннет обратно в пещеру-жилище. Он смотрел ей вслед – ровная осанка, лёгкая поступь, а при шаге иногда мелькали серые колготы; смотрел на светлые волосы, словно холодная пшеница, на заплетённые косы, и на растрёпанную распущенную часть волос; смотрел на подол тёмно-зелёного платья длиной до сапог, и на зелёно-коричневую шаль с капюшоном. Иногда Матиас смотрел на её обувь, себе под ноги, через её плечо на утёс, на верху которого была земля и росли деревья, а там дальше – горы; но куда бы он не смотрел, куда бы не отводил взгляд на одну-две секунды, взгляд всегда возвращался на неё – в ожидании, что она обернётся, он увидит профиль её лица, взгляд пурпурного глаза, улыбку с одним уголком.
Но она не оборачивалась.
Аннет несла Фиву, ощущала на себе взгляды Матиаса и не знала, что делать с этим странным волнением в груди, а мысли путались. Она умом понимала, что Матиас должен уйти, но не могла этого сказать. Она не хотела, чтобы он уходил.

Глава 3

1
В пещерном жилище Аннет раскрыла ставни, поставила банку с мёртвым лифивером на комод, бросила в камин несколько поленьев – и пламя вновь разгорелось. Сидя за столиком, Матиас наблюдал за хозяйкой. Он пытался быть ненавязчивым, естественным; пытался отводить взгляд – смотреть на стену, наружу, на Фиву на кровати. Но каждый раз его взгляд возвращался на неё.
Аннет уже без шали с капюшоном, без сумки, без сапог, которые стояли рядом с ботинками гостя, поместила чугунную решётку над пламенем в камине, а на него поставила котелок, вероятно со вчерашним ужином, а может и с обедом тоже. Она не смотрела на гостя, но чувствовала его постоянные взгляды со скоротечными перерывами. Часть её хотела их не замечать; а вторая часть хотела ответить на каждый из них, и ещё добавить своих. В ней стало возрастать странное ощущение неправильности, и мысли о доме, о её оставленной семье; хотя она понимала, что эта «неправильность» – глупость. Но недоверие, опасения, подозрительность – всё это ещё теплилось в ней, словно угольки. И она так и не посмотрела на Матиаса, не отвечала на взгляды, не говорила; не говорил и он.

Разогрев обед, Аннет с двумя глиняными тарелками направилась к столику. Матиас хотел подскочить – помочь. Но ей не нужна была помощь. Поставив тарелки на жгутовые круглые салфетки, Аннет вынула из ящика кухонной тумбы две ложки из тёмного дерева и положила их у тарелок.
Не глядя на Матиаса, Аннет села. Он поглядывал на неё, она – нет; смотрела в сторону и в пол. Фива лежала на кровати и наслаждалась теплом камина – на спине, раскинув лапки в разные стороны, а голова чуть свисала с края кровати; свет пламени и дня, сливаясь, падал на её брюшко, шею и половину мордочки. Снаружи иногда слышались тяжёлые шаги или иные редкие звуки, издаваемые Юго, который переживал и всё ещё был: удивлён, недоволен. А от тарелок, наполненных рагу, исходил пар.
– Я тут пытаюсь вспомнить, – сказал Матиас, – что произошло вчера. – Аннет едва заметно напряглась, что было видно по плечам. – Мне кажется, – морщась сказал он, – что я видел дракона. Это был Юго?
– А-а…, – протянула Аннет. Она не смотрела на гостя и мягко-резкими, быстрыми, чуть суматошными движениями поправляла предметы на столе – сдвигала чуть в сторону, и обратно на место; в другую сторону, и снова на место. Она, думая, что ответить, «поправила» свою тарелку, ложку, вазочку с сухофруктами в центре столика, пузатую банку с мёдом, солонку. – Ну, да, – ответила она и подняла взгляд на Матиаса; левая рука легла у края стола, а вторая опустилась и теребила, больше царапала и впивалась, край стула. – Кто же ещё? Других драконов здесь нет. Ну, Фива ещё.
– Это странно, – сказал Матиас с задумчивым взглядом и, напрягая память, смотрел на пламя в камине. – Но мне кажется я видел белый цвет. У чешуи и когтей.
Он не увидел, как по Аннет прокатилась волна паники – рука у стола сжала его край, вторая вцепилась в стул. Смотря на гостя, она больше не ощущала опасности, но у неё были: опасения, сомнения, и доверять ему ей было так сложно, что казалось невозможным.
«Он никогда меня не поймёт.», – подумала Аннет. «Он наверняка всегда будет бояться моей магии. И меня.»
Аннет сделала вдох – успокоилась, и бо?льшая часть напряжения ушла из тела; руки остались там, где были, но не сжимали стол и стул.
Матиас вернул взгляд. Аннет смотрела на него с лицом как гладь, а пурпурный цвет глаз особенно казался магическим в лёгкой полутемноте помещения.
– Я не знаю, что ты видел, – сказала она. – Лучше бы сказал спасибо, что я… мы прогнали тех людей.
– С-спасибо! – тут же поблагодарил Матиас, искренне. Аннет на секунду отвела взгляд и мимолётно, невольно улыбнулась уголком губ.
– Кстати об этом, – сказала она и вернула взгляд на гостя. Она всматривалась в его лицо – ожидала признаки появления напряжения, страха; и ожидала знаки, что он, после того как будет задан вопрос, солжёт или увильнёт. – Кто это был и зачем они за тобой гнались? Я думала в этот лес мало кто заходит. – И она, говоря быстрее, добавила: – Собственно поэтому мы и выбрали это место.
– А, – произнёс Матиас.
В нём не появилось ни напряжения, ни страха рассказать, и он не намеревался лгать. Он не хотел лгать ей. Он видел её внимательный изучающий взгляд. И он хотел, чтобы она ему доверяла, чтобы не видела в нём угрозу. И его удивляло такое открытое и отчётливое желание – быть честной с ней, открытым, рассказать всю правду без запинки; рассказать абсолютно всё о себе с момента появления на свет. Он хотел не просто открыть перед ней душу и сердце – он был готов вывернуть всё это наизнанку, и преподнести ей в дрожащих руках.
– Это наёмники, – ответил он. – Их наняли, чтобы меня поймать. Но по их рвению, я так понял не обязательно живым.
Аннет немного удивилась – он сказал правду так легко, естественно, словно они уже имели несколько бесед и были знакомы много дней.
– Но зачем? – спросила она.
Матиас отвёл взгляд в сторону камина. Аннет поняла, что это не из-за того, что он не хочет ей говорить, а что пауза вызвана чем-то иным. Она взглянула на тарелку – от неё ещё исходил пар, но уже было не горячо; и вернула взгляд на него.
– Это была случайность, – ответил он. – Несчастный случай.
Он вздохнул, постучал пальцем по столу; нахмурился, затем перестал, снова нахмурился. Аннет наблюдала за каждым его движением, каждой эмоцией, каждой тенью в глазах.
– Можешь не говорить, – сказала она. – Ешь. – Она опустила взгляд на свою тарелку и принялась за еду.
Матиас посмотрел на неё, но она не поднимала взгляда, а выражение лица было обыденным; и, помедлив, он присоединился к обеду.
Пропадая в раздумьях, Матиас рассматривал овощи: толстые полоски белокочанной капусты, крупные кубики кабачка, половинки моркови, кусочки картофеля, полукольца лука, немного сушёной зелени, от томатов остались скрученные полоски кожицы, а их мякоть смешалась с остальной массой блюда.
Аннет вышла из раздумий, в которых пыталась разложить всё по полочкам, как она привыкла, но это было сложно сделать в присутствии Матиаса. Она посмотрела на него, на его опущенную ложку.
– Что-то не так? – спросила она. – Ты привык к более солёной еде? Вон, – кивнула она на солонку. – Если хочешь. Правда, это другая соль, не как у вас, и она менее… солёная? Я не знаю, я вашу то всего пару раз пробовала и этого было достаточно, чтобы больше не пробовать. – Она встрепенулась. – Не то, чтобы ваша соль плохая! Просто… Хотя… – Она вздохнула и опустила взгляд; а, услышав усмешку, подняла обратно и увидела добрую улыбку.
– Не переживай, – сказал Матиас. – Всё нормально. Поверь, в сравнении с половиной моих трапез, это как королевское блюдо.
*
Когда с обедом было покончено, Аннет отнесла посуду в умывальник. Она молчала. Молчал и Матиас. Ему хотелось сказать так много, спросить так много; но он молчал – искал слова. Аннет же пыталась разобраться и понять себя, понять происходящее, которое казалось реалистичным странным сном.
Когда Матиас смотрел в сторону задумчивым взглядом, Аннет поглядывала на него украдкой – отметила, что ей нравятся его волнистые чёрные волосы, его карие глаза, которые сейчас выглядели темнее и теплее; его манера двигаться и едва заметные выражения лица – веяния его раздумий.
Иногда, делая паузы между мыслями, Матиас поглядывал на Аннет, так как не мог этого не делать – в эти моменты она либо складывала травы в чайничек, либо нагревала воду на огне в камине, либо наливала кипяток в чайничек, либо ставила глиняные чашки с блюдцами и чайными ложками, и поправляла их так, словно существует только одно единственно верное положение на жгутовых салфетках.
Иногда Матиасу казалось, что Аннет вот-вот посмотрит на него, но прежде, чем это случалось, он отводил взгляд и проваливался в новый виток раздумий. И он не замечал, что именно в эти моменты она и смотрела.
Аннет села, сложила руки перед пустой чашкой, устремила взгляд на гостя, и только она открыла рот, как он повернул к ней лицо.
– Из-за меня случайно умер человек, – сказал он. Аннет удивилась, распрямила плечи и без того прямой осанки и похлопала ресницами. – Вот почему за мной гнались те наёмники, и уже как три года. И в последний раз, как ты могла заметить, они преуспели.
– Как так вышло?
– Я жил в крупном торговом городе Го?лдфилд в этом королевстве Роузвинд, в поместье у знатного и важного человека. Это было большое поместье со стенами, садами, с фонтаном, со своей псарней и конюшней, и со стражниками, и даже лабиринт был.
Матиас посмотрел на Аннет – её выражения лица было гладким, а уголки губ чуть опущены – она была абсолютна не впечатлена. Прокашлявшись, он продолжил.
– Это были только я и мама. Папа был бардом в местной таверне, и как только узнал, что моя мама беременна дал дёру и больше мы о нём никогда не слышали. До этого мама работала швеёй в одной хорошей лавке, разве что хозяин был тот ещё свин.
Аннет проверила заварку в чайничке – помешала и закрыла; она ощущала себя странно – ведь уже давно никого не слушала, не разговаривала. Она никогда не разговаривала с хьюмаханом. И в последнее время она разговаривала только с Фивой и Юго, но они говорить как люди не умеют.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/sofi-danlo/poceluy-drakona-70295440/?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.