Лотос Серебристый
Лотос Серебристый
Александра Хартманн
Я любила Лаос, пускай мой отец француз, а мать индианка, но моей родиной всегда была эта чудесная страна. Здесь же я нашла свою первую любовь в лице красивого английского аристократа Эдварда Фейна. Но что он чувствует ко мне? Чем больше узнаю его, тем больше мне кажется, что я просто часть какой-то опасной игры. Тем временем ходят слухи, что Лаос больше не хочет быть частью Французского Индокитая, а это значит, что мой отец, крупный плантатор, может потерять все.
Александра Хартманн
Лотос Серебристый
Глава первая
Наш дом располагался в низине изумрудного холма у реки, по которой одна за другой тихо скользили лодки-лонгтейли с удлиненным закругленным носом, украшенными пальмовыми листьями, венками из лотосов и благовониями.
Наступал вечер, и это означало, что наконец-то можно отдохнуть от жары и насладиться прохладой. Что мы с сестрой и поспешили сделать.
Белая беседка, оплетенная пышной тропической зеленью, пряталась среди цветов и кустарников, заботливо выведенных нашим садовником лао. Посередине стоял стол, в этот час заставленный подносами с едой.
– Ммм, там мак хунг, – протянула носом Джия, довольно зажмуриваясь. – Мой любимый.
Не дождавшись отца и брата, Джия запустила руку в блюдо с салатом, и прежде, чем Пея, наша нянюшка, заметила, положила кусок пряной папайи себе в рот.
– Госпожа! Кхуаам боай! – качала головой старая нянька, всплескивая руками. – Не дождавшись мужчин. Разве так полагается вести себя чаонинг?
Для нее, этнической женщины Лаоса, проявление непочтения к отцу семейства равнялось страшному греху. Наша мать, умирая, строго-настрого наказала отцу воспитать нас с сестрой в духе традиционных ценностей. Правда, не уточнила каких именно ценностей. Французских, индийских или лаосских? Кашви Марэ, так звали нашу мать, была наполовину индианкой наполовину лаоской, отец, Эдмонд Марэ, чистокровный француз, богатый землевладелец, владевший домами в Париже и Лондоне. Ну и как нас нужно было воспитывать? Половина слуг из Индии, другая этнические лао, а учителя сплошь французы и англичане. Да, и общество, в котором мы вращались, состояло из богатых европейцев.
Поэтому мы с сестрой росли образованными, избалованными, но во многом наивными.
– Я всего лишь попробовала немного, не будь букой, Пея, – хохотала Джия, ее прелестное личико все раскраснелось.
– Госпожа Киара, не сидите нога на ногу! – бросилась теперь уже ко мне нянюшка. – Вам еще давать новую жизнь, а такая поза может плохо сказаться на вашем теле.
Я скривила недовольную гримасу, но все же поспешила сесть правильно. Джия задорно подмигнула мне, я не удержалась и прыснула. В беседку вошли отец с братом. И мы с сестрой напустили на себя важный и достойный вид, как и полагается леди.
– Исключено, Даниэль, я много раз тебе уже говорил, что не дам денег на покупку тех рисовых полей. Это убыточное дело, – отец, был одет в легкий белый костюм из хлопка, производимого на наших плантациях. Брат следовал сразу за ним. Даниэль недавно вернулся из Оксфорда, где проучился добрых пять лет. И теперь ему явно не терпелось поскорее стать полноценным партнером в отцовском бизнесе.
– Но, папа, я уже все просчитал, – горячился Даниэль, хмуря брови, – если сейчас не упустить шанс и купить поля в долине реки Вонг, и засеять их, то уже через год они принесут нам колоссальный доход. Это выгодное дело!
Отец тяжело опустился в плетенное кресло, вытирая пот платком.
– В той провинции недавно была эпидемия, выкосило все население от мала до велика. Знакомые землевладельцы понесли страшные убытки, а ты говоришь – прибыль. Все хватит. Не говори об этом, Даниэль, – отрезал недовольно отец, по лицу сына поняв, что тот хочет спорить дальше.
– Ты никогда не слушал моего мнения! – воскликнул обиженно брат. – Я твой единственный сын, а ты меня ни во что не ставишь! Тогда зачем просил меня вернуться обратно в эту дыру? Лучше бы я остался в Англии! – глаза брата лихорадочно блестели. Он сильно изменился за эти годы, проведенные в оксфордском университете. На его лице застыла вечная скука, изредка разбавляемая живостью в таких моментах, как эти. Когда он просил отца вложиться в очередной свой гениальный проект.
– Звал, потому что место моего сына здесь, в поместье семьи Марэ, – начал отец, давая сигнал стоящему тут же слуге, и тот начал нас обслуживать. Наливать в бокалы розовую воду со льдом, накладывать на тарелки еду.
– О, нет, Тонтават, убери это от меня! – брезгливо поморщился Даниэль, когда слуга налил ему Пон Па, рыбный суп. – Терпеть это не могу!
Брат толкнул тарелку и та полетела на доски, с дребезгом разбиваясь у босых ног слуги. Брызги полетели на белые мокасины брата. Тот тут же раздраженно вскочил изо стола и произнес:
– С вашего позволения, отец, я поужинаю в городе.
И не дав нам всем опомниться, вышел из беседки и зашагал по дорожке к выходу. Через пару минут мы все услышали, как завелся мотор его новенького буггати, который отец купил брату на выпуск из университета.
Мы с сестрой сидели ни живы, ни мертвы, боясь поднять глаза на отца и старательно рассматривая еду в тарелках.
– Молокосос, – пробурчал недовольно отец, разрезая ножом кусок утки.
Такие сцены теперь стали не редкостью в нашем доме. Что ни день, новая ссора.
– Папа, чем так недоволен брат? – наконец набралась храбрости спросить Джия.
Отец жевал мясо, активно работая челюстями. Зеленые глаза остановились на сестре, и та потупила взгляд.
– Ваш брат идиот! Вот в чем проблема, Джия. Думает, раз закончил Оксфорд, то уже может и бизнесом руководить. Ничегошеньки там его не научили. Только кутить деньги да проводить время с разгульными девицами. Нет, брат, ты сначала поработай с мое. Начни понемногу, но он хочет сразу вложить огромную сумму в дело, которое не сулит ничего хорошего. Кто так делает? И это на фоне весьма тревожных новостей с нью-йоркских бирж.
Мы с сестрой переглянулись. Самое лучшее ничего больше не спрашивать. Остаток ужина прошел в молчании. Отец быстро поел и поднялся.
– Завтра даем званный обед в доме. Приедет много состоятельных людей, партнеров по бизнесу. Джия оденься хорошо. Никаких сари или лаосских тряпок, а современное платье. Я тебе привез несколько из Вьентьяна. Тебе нужно выглядеть достойно, – на последнюю фразу отец сделал особенное ударение. С лица сестры сошла краска.
– Зачем, отец? – прошептала она, заранее зная ответ.
– Приедет один господин, американец, некий Рой Томпсон, богат немерено. Сколотил состояние на каучуковой лихорадке в Бразилии. Если получится, и он станет моим партнером, то тогда решатся многие проблемы. Особенно после того пожара в тростниковых полях, мы до сих пор не пришли в себя. Он холост.
Чем больше отец говорил, тем бледнее становилась сестра.
– И причем здесь я, отец? И этот Рой Томпсон? – ее глаза засверкали.
– Тебе уже двадцать два, Джия, – отвечал спокойно отец. – В твоем возрасте твоя мать уже была беременна третьим ребенком.
Джия вскочила со стула, едва не перевернув стол.
– Не знала, что ты настолько консервативен, папа! – вскричала она. – Мы все же не совсем лаосцы, да и не индийцы. Ты воспитывал нас с Киарой в духе современности. Так скажи, какая девушка сейчас, в конце двадцатых, так рано выходит замуж и заводит детей? Скажи!
Ее всю трясло.
– Джия, – я подошла к сестре, и положила руку на плечо.
– Тебе все равно придется выйти замуж рано или поздно. Так почему бы не Рою Томпсону стать твоим мужем? Ты не будешь с ним знать нужды.
– Теперь ты торгуешь мной, как какой-то рабыней с рынка?!
– Я не торгую тобой, – голос отца опасно зазвенел. – Постарайся понравиться этому американцу, только и всего.
Он направился к выходу.
– Сколько ему лет? – спросила в последний момент Джия.
– Пятьдесят два, – бросил отец и вышел.
Сестра рухнула на пол и зарыдала, закрыв руками лицо.
– Это конец, Киара! Конец! – плечи ее вздрагивали.
– Нет-нет, Джи. Не говори так! – пыталась я успокоить сестру, гладя по спине. – Отец же ничего не сказал о том, что ты должна обязательно выходить замуж за этого мистера Томсона.
– Ты же знаешь его, Киара, – растирала слезы по щекам Джия, – что, если отец что-то задумал, он обязательно этого добьется.
Я не знала, что ей сказать. Как утешить. Характер Эдмонда Марэ был хорошо известен. Жесткий, иногда жестокий, беспринципный, упрямый. Возможно, именно благодаря этим качествам он и смог разбогатеть, став одним из хлопковых баронов французского Индокитая.
***
Ночью не спалось. Было душно. Комната пропахла благовониями, которые Пея жгла, считая что они помогают отгонять болезнь и злых духов. Я сидела на широком балконе и смотрела на огромную луну, серебрящую водную гладь. Тихо. Спать совсем не хотелось. Послышался стук.
– Не спишь? – Джия стоит в дверях, одетая в длинную до пят ночнушку.
– Конечно нет! – обрадовалась я ей.
Мы вместе легли на постель, опустив москитную сетку вокруг кровати.
– Что думаешь о завтрашнем обеде? Может, мне сбежать? – пробормотала Джия. Глаза ее опухли от долгого плача. Давно я не видела свою жизнерадостную сестру столь подавленной.
– Не плохая идея, – говорю, улыбаясь. – Только чур я с тобой.
– Сядем на паром до Индии. К тетушке Чарви поедем. Хотя нет. Она тоже сразу захочет нас с тобой замуж выдать.
– Тебя! Я еще слишком молода для брака! – бросаю озорно.
– Тоже мне молода! Всего на два года младше! Мы по меркам нашей тетушки Чарви уже старые девы! – хихикает Джия.
Мы обнялись.
– Я совсем другого хотела в жизни, Киара, – говорит уже серьезно, смотря на балдахин над нами. – Хочу уехать в Америку, стать независимой. Теперь женщине не обязательно выходить замуж, чтобы обеспечивать себя.
– А как же любовь, Джи?
Но сестра сразу рассмеялась, а я густо покраснела.
– Ты перечитала французских романов, сестренка!
– Ну хорошо. Что ты планируешь делать с этим мистером Томсоном завтра? Страшно подумать, что будет, если ты ослушаешься отца.
Глаза Джии снова погрустнели.
– Хотелось бы мне быть достаточно мужественной, чтобы бросить все, сесть на паром и уплыть далеко-далеко отсюда.
Она прижалась ко мне. Я погасила лампу и мы уснули.
***
– Господин, позвольте взять чаонинг Джию и Киару для участия подношения даров монахам? – спросила Пея отца, подливая ему кофе в чашку.
– Глупости, мы не исповедуем буддизм, чтобы участвовать в таких ритуалах, – резко бросил он, переворачивая газету. Во рту отец держал толстую сигару местного табака, – черти что творится на рынках. Но все же обвала не должно быть. Сегодня только говорил с Уильямсом. Он считает, что власти вмешаются и наведут порядок.
Он был в дурном расположении духа. Даниэль так и не вернулся со вчерашнего вечера.
Мы сидели за столом, завтракали. Мне очень хотелось отправиться с Пеи и другими лао в храм у реки, где сегодня будут делать подношение. Мы с матерью часто делали это, пока она была жива. При этом она сама так же не была буддисткой, но считала, что местные обычаи надо уважать. Я посмотрела на Джию, она тоже помнила те времена. И ей тоже хотелось пойти.
– Можно мы все же примем участие в ритуале вместе с Пеей, папа? – робко поинтересовалась я. – Мы с Джи и венки сплели из жасмина, как мама нас учила.
Отец зыркнул на меня поверх газеты.
– Хорошо, ты иди. А Джия пусть останется. Надо быть готовой к обеду. Через два часа начнут собираться гости.
Джия вжала голову в плечи. И я почувствовала укол совести.
После завтрака поднялась к себе в комнату и надела чоли, юбку-павадаи, и далее красное сари любимое мамино. Теперь эта одежда была мне в пору. Еще в прошлую зиму на праздник Тет приходилось ушивать чоли в груди. Теперь же я стала старше, и оно сидело идеально. Взяла плетенную тростниковую корзинку с подношением и венками жасмина и поспешила вниз.
Сразу за рекой в непосредственной близости от хлопковых плантаций стоял буддийский храм, воздвигнутый на деньги моего отца. Эдмонд Марэ прекрасно знал, как расположить к себе местное население. Этого было достаточно, чтобы о нем молились все монахи и считали за благодетеля. Людей набилось много. Счастливые лица женщин и детей. Мужчин не было. Они уже трудились на плантациях.
Над лысыми монахами, облаченных в шафрановые накидки, стоял гул и плыл дым благовоний.
Я в своем сари выглядела немного странно. Так как традиционная лаосская одежда выглядела совершенно по-другому. Вокруг ног оборачивался саронг различной расцветки, одно плечо по диагонали покрывал шарф сабай. Но за много лет местные жители привыкли к тому, что сначала госпожа Марэ, а затем и ее дочери посещали все праздники в индийском сари и постепенно перестали обращать на это внимание.
Я вдыхала полной грудью жасминовый аромат, руки были сложены на груди в молитве. Мне хотелось мира в наш дом. Чтобы сестра стала счастливой, пошла бы тем путем, какой выберет сама, а не который ей навязал отец. Вспоминала мать, просила ее благословений. А для себя? Чего я хотела? Открыть этот мир. Не сидеть взаперти. Отправиться в путешествие. Да. Это.
Молитвы закончились. Женщины расходились.
– Чаонинг, посетим еще отдаленную статую Будды? – спросила меня Пея. Эта статуя стояла в отделении, ближе к лесу. Я кивнула, почему бы и нет. День был чудесный. Легкий дымок плыл над зелеными плантациями, река искрилась золотом. Ноги в легких сандалиях ощущали каждый камушек, каждую травинку. Но идти было легко. Взяв корзинки, мы побрели по тропинке к лесу. Здесь стояла небольшая статуя Будды, у подножия которой громоздились гирлянды жасминовых венков и потухшие благовонные палочки.
Пея долго молилась, а я уже стала зевать по сторонам. В кустах будто промелькнул пестрый хвост павлина. Ого, давненько не видела их так близко.
– Пея, я отойду…– посмотрела на нянюшку. Она не отвечала, только губы быстро шевелились.
Поставила на траву корзинку и на цыпочках пошла к тому месту, где видела птицу. Я знала правила безопасности, что в лес одной идти нельзя. Но зайду на самый краешек. Совсем рядом от меня Пея. Все в порядке.
Тропический лес встретил меня духотой и птичьим гомоном. Подняла голову, на нижней ветке хопеи душистой сидел изумрудный павлин и смотрел на меня одним глазом-пуговкой. Его хвост свисал почти до самой земли. Интересно, удастся ли его поймать? Вот Джия удивиться, если я притащу домой настоящего павлина.
Осторожно ступая по сучьям, приблизилась к дереву. Птица казалось не обращала на меня внимания. Я резко подалась вперед, одной рукой схватив пестрый хвост. Но павлин дернулся и перелетел на другую ветку, оставив у меня в руке лишь одно перо.
– Ну что ж, неплохой улов, – рассмеялась я и хотела было пойти обратно. Но тут позади меня послышался треск сучьев, и затем глухой рык. По спине пробежал холод. Нет, я не могу быть настолько невезучей. Нет, о великий Будда! Оборачиваюсь, и столбенею. Среди зарослей промелькнула рыже-полосатая шкура. Тигр!
– Пея! Пея! – бросилась я со всех ног. – Там тигр! Тигр!
Нянюшка тут же испуганно вскочила с колен. Хищник вышел из зарослей и смотрел на нас, пригнув голову к земле. Левое ухо у него было порвано, шерсть во многих местах с проплешинами, один глаз затек. Это был старый тигр. Но его силы будет достаточно, чтобы растерзать двух слабых женщин.
Схватившись за голову, Пея бросилась вниз по дороге, громко зовя на помощь. Я побежала за ней, но тут споткнулась о собственную корзинку и упала, растянувшись среди рассыпавшихся жасминовых венков, нижний конец сари упал мне на лицо. Этот был конец. Сквозь прозрачную ткань я с обреченностью жертвы наблюдала за тем, как хищник подбежал и высоко прыгнул. Я закрыла глаза и закричала.
И вдруг прямо надо мной раздался выстрел, затем второй, потом третий. Стрелявший выпустил пуль десять чередой. Страшный шум, и затем звериный рев, страшный, утробный.
Сердце бешено колотилось в груди, мне даже кажется, что я на мгновение потеряла сознание. А когда открыла глаза, поняла, что вокруг тихо. Послышались чьи-то шаги. Я замерла от страха.
– Вы в порядке, мадам? – спросил меня человек по-английски.
Но от пережитого ужаса я потеряла способность говорить и двигаться. Сквозь красный шарф вижу очертания мужчины.
– Вы в порядке? – спрашивает и наклоняется ко мне, откидывая с лица шарф. Вижу красивое лицо и серые глаза. Какое-то время эти глаза рассматривают меня. А затем, не дав мне опомниться, незнакомец встает на одно колено и берет меня на руки.
От неожиданности и испуга, что могу упасть, хватаюсь за белый пиджак.
– Вы говорите по-английски? – спрашивает меня снова незнакомец. – Французский? – спрашивает по-французски. Потом немного подумав, добавляет на северном диалекте. – Где ваш дом, чтобы можно было вас отвезти?
Я наконец пришла в себя и теперь смотрела на молодого мужчину, спасшего меня. Одет он был в безукоризненный белоснежный костюм-тройку с жилетом из-под которого виднелась голубая рубашка и галстук. Каштановые волосы спадали ему на лоб. Сильная линия челюсти и подбородка, и темно-серые глаза, смотрящие с нескрываемым интересом.
– Так вы скажете, где ваш дом? – снова спросил мужчина на лаосском с сильным английским акцентом, все еще держа меня на руках.
Я хотела ответить, как вдруг вдалеке послышались голоса.
– Чаонинг! Госпожа! – рыдала Пея. Она со всех ног бежала ко мне. За ней виднелось несколько мужчин с ружьями и вилами.
– Госпожа! Слава Великому Будде, вы живы! – тараторила на лаосском Пея, захлебываясь в рыданиях. – Скорее-скорее домой!
– Отпустите меня, – обращаюсь к мужчине на лаосском. Он смотрит на меня и аккуратно ставит на ноги.
– Вы в порядке? – снова спрашивает на английском. И тут же спохватывается и задает этот же вопрос на местном: Вы в порядке?
Я киваю. Пея тут же подхватывает меня под руку и тащит прочь. Я оборачиваюсь. Мужчина все еще стоит, рядом с ним на траве лежит убитый тигр, затем он идет к Мерседесу кабриолету и заводит мотор.
Через пару мгновений догоняет нас с Пеей и останавливается.
– Я могу вас подвезти, куда скажете.
Пея округлила глаза. Какой стыд, садится в машину к незнакомому мужчине. Видимо это было написано на ее лице, потому что мужчина пояснил:
– Кажется, твоей чаонинг нужна помощь, она хромает.
Пея растеряно посмотрела на меня. И в самом деле, падая я подвернула правую лодыжку, и теперь она весьма беспокоила.
Мужчина не стал дожидаться ее согласия, молча открыл дверь машины. Поначалу он хотел усадить Пею на заднее сидение, а меня рядом. Но нянюшка заголосила ругательства, так что пришлось сесть наоборот.
– Куда ехать? – спросил он.
– К храму у реки, – ответила Пея, недовольно косясь на него.
– Госпоже нужен врач. В том храме есть врач?
– Монахи знают, как помочь ей, – отрезала нянюшка и еще добавила одно крепкое словечко на местном диалекте. Так что я не удержалась и улыбнулась. Незнакомец быстро взглянул на меня в зеркало заднего вида. Я сразу приняла серьезный вид и стала смотреть по сторонам.
Едва машина затормозила, Пея вскочила, словно ошпаренная и стала вытаскивать меня. Не обращая внимания на яростные взгляды няньки, незнакомец приблизился ко мне и протянул руку, помогая выйти из машины.
– Кто ты, что эта лао так заботится о тебе? – спросил он. – Где твой дом?
Темно-серые глаза смотрели на меня с волнующей страстностью, руку он мою также не отпустил. Боковым зрением я видела, что бедная Пея сейчас лопнет от стыда и ужаса, поэтому отстранилась.
– Благодарю за спасение, господин, – произнесла я, улыбаясь и складывая руки в почтении.
Пея тут же схватила меня и потащила к храму, я слышала, как мотор Мерседеса завелся и вскоре затих вдали. Он направлялся к нашему дому. Значит один из гостей. Значит, возможно, я его снова увижу.
Глава вторая
Я лежала в кровати, обложенная подушками, с холодной повязкой на ноге. Тот тигр пришел из соседнего села, где до этого уже убивал пастухов и поедал скот. Тигр-людоед. Этим же вечером отряд из вооруженных мужчин решили прочесать лес на случай появления шакалов-падальщиков, обычно следовавших за тиграми и питающихся остатками.
Из-за случившегося меня освободили от обязанности присутствовать среди гостей. Я не знала, радоваться тому или нет. С одной стороны я изнывала от желания узнать, там ли тот незнакомец, и в то же время было страшно вновь показаться у него на глазах. Он по всей видимости принял меня за местную лао или за какую-то диковину, одетую в индийское сари.
Я вздохнула, вспоминая момент, когда он поднял меня, когда стал спрашивать на разных языках, думая, что я не понимаю.
– Чаонинг Киара, почему вы все время улыбаетесь? – спросила меня лао Парамита, расчесывая мои тяжелые вьющиеся волосы, похожие на иссиня-черный шелк. Волосы достались нам с сестрой от матери, а вот белая кожа словно лепесток магнолии – от отца в совокупностью с зелеными глазами.
– Разве я улыбаюсь? – спрашиваю и сразу бросаю взгляд в зеркало. – И правда.
Улыбаюсь и не могу перестать этого делать.
– Уж не повстречала ли мадмуазель своего хак? – темные глаза Парамит озорно блестели. Она считалась самой красивой среди всех лао нашего поместья. Даже отец берег ее, не отправляя работать в поле. Она оставалась при доме, ухаживала за мной и Джией, и была нашей подругой, с которой мы могли разделить девичьи секреты.
– Ну что ты говоришь такое. Конечно же нет, – отвечаю и понимаю, что краснею. – Где мне его встретить?
– А Чан говорила мне, что видела, как чаонинг нес на руках белый господин, – не унималась Парамит, – у нас после такого мужчина идет просить благословения к родителям девушки, чтобы соединить их жизни.
Я поднесла руки к горящим щекам.
– Перестань, он просто помог мне. Моя нога болела.
Парамит хмыкнула, молча заплела волосы в две толстые косы и зажгла благовония.
– Подай веер, – попросила я. И лао протянула мне японский веер с изображением гейш у пруда.
Раздался стук, и не дождавшись ответа, вошел отец. При его появлении Парамит сложила руки на груди в приветствии. Он жестом указал ей на дверь, и она поспешила выйти.
– Как ты, Киара? – спросил он, смотря на мою голую лодыжку. – Доктор Перес утверждает, что ничего серьезного, только нужен покой в ближайшие пару дней.
– Все хорошо, папа, – отвечала я, приподнимаясь.
– Так кто убил того тигра? Работники болтают каждый свое. Вроде бы это был европеец.
Я кивнула.
– Да, папа. Тигра убил англичанин из револьвера. Он был одет в светлый костюм и управлял кабриолетом мерседес.
Отец вскинул брови.
– Неужели Фейн! Ну и ну. А почему ничего не сказал? Странные эти англичане.
Чувствую, как начинает сильнее биться сердце.
– Кто он такой, папа?
– Один английский лорд, приехал сюда недавно выкупать оловянные рудники на западе. Пару лет назад ему удалось фактически вырвать свою семью из полной нищеты. Даром, что лорд. Его брат учился с Даниэлем в Оксфорде на начальных курсах, до того, как семейство Фейн разорилось из-за долгов.
– А как его зовут?
– Эдвард. Эдвард Фейн.
– Эдвард Фейн, – прошептала я, закрывая глаза. – Звучит как музыка.
Отец нахмурился, сел на кровать рядом со мной и взял за подбородок.
– Что это ты себе там уже напридумывала? Смотри, Киара, будь осторожней. Я знаю, таких, как этот Фейн. Эти люди думают только о деньгах и больше ни о чем, и женятся они тоже только на деньгах.
– Разве у нас мало денег, папа? – бросила я небрежно, так что отец немного опешил.
– Ого, так сильно понравился этот английский хлыщ?
Я молчала. Отец продолжил.
– Послушай своего отца, Киара, он если и женится, то только на самой выгодной для себя партии. Дочь лаосского плантатора может и не плохой вариант, но думаю, он ищет кого-то побогаче. Его бизнес только начал расти, много рисков, стабильная финансовая подушка – вот что ему сейчас нужно больше всего.
Бесполезно спорить с отцом, потупив взор, я рассматривала узор на веере. Пусть думает, что хочет. Я помнила тот горячий взгляд серых глаз. Его невозможно спутать, это на уровне древних инстинктов. Я знала, что понравилась мистеру Фейну. Сильно понравилась.
Вошла Джия и замерла в дверях, не ожидая застать здесь отца.
– Что застыла? – бросил грубо отец. – Проходи. Поговори с сестрой. Вразуми, как старшая сестра.
На лице Джии отразилось недоумение, и она перевела взгляд на меня.
– Ты знаешь, что тот англичанин, с которым ты весь обед флиртовала, и есть тот, кто убил тигра?
От слов отца Джия смутилась.
– Это правда, Киара? – спросила она.
Я кивнула.
– И почему женщинам нравятся мерзавцы? – бросил резко отец, выходя. – Как только поправишься, поедешь со мной благодарить его.
От услышанного так и подскочила в кровати.
– Зачем это, папа?
– Он спас мою дочь, значит я у него в долгу. А Эдмонд Марэ никогда ни у кого не остается в долгу, тем более перед англичанами.
Открыл дверь и вышел.
– Киара, ты как? – спросила Джия, подходя ко мне. Одета она была в модное, восточного шелка платье с заниженной талией мятно-зеленого оттенка, отчего ее глаза казались еще ярче. – Это правда, что сейчас сказал отец? Эдвард Фейн спас тебя от тигра?
– Да, это был он, – отвечаю и смотрю на нее.
– Он очень красив, – говорит, немного погрустнев. – И молод, в отличие от мистера Томпсона.
Сердце сжалось, я взяла тонкую руку сестры.
– Как все прошло?
– Все плохо, – отвечала Джия дрогнувшим голосом. – Мистер Томпсон не отходил от меня ни на шаг, садился рядом, даже предложил приехать к нему в гости на виллу под Сайгоном.
– Он, наверное, толстый и с плешью на голове?
Сестра грустно улыбается моим словам и качает головой.
– Да нет, выглядит неплохо. И не дашь пятьдесят два. В целом произвел приятное впечатление. Но все равно, Киара, он такой старый, всего на два года младше отца.
Джия достала из сумочки платок и поднесла к глазам, а я бросилась обнимать ее и осыпать поцелуями.
– Джи! Не плачь, прошу тебя! Хочешь, ты выберешь себе мистера Фейна? Если он тебе так понравился. Только не плачь.
Хрупкие плечи Джии мелко дрожат, от слез потекла тушь. Я не перестаю ее целовать, пока она наконец не начинает смеяться.
– Киара, перестань! Перестань! Ты словно маленькая обезьянка!
– Не перестану, пока не прекратишь плакать! – упрямо заявила я.
Лицо Джии все раскраснелось, прическа растрепалась. Мне так хотелось, чтобы она была счастлива!
– Лучше расскажи про то, что с тобой произошло возле леса? Как мистер Фейн спас тебя?
Я отвела глаза. Сестре же он тоже понравился. Но Джия успела заметить мой взгляд и нежно убрала прядь с моего лба.
– Английский лорд? Хм, неплохо. Будешь приезжать ко мне в Нью-Йорк?
Меня всю объял трепет и страх от этих слов.
– Что ты! – воскликнула я, отстраняясь и вспыхивая до корней. – Мы и не разговаривали толком, а ты уже говоришь о таком!
И я рассказала Джии все, что произошло.
– Но почему ты сразу не заговорила с ним по-английски или на французском? – дивилась сестра.
– Не знаю. Я растерялась, и потом мне просто понравилась эта его настойчивость в общении.
Джия задумалась. Это история произвела на нее сильное впечатление.
– Да уж. Вот он удивиться, когда узнает, кто ты на самом деле. Но Киара, это же встреча, как в романах!
Но я не разделяла ее энтузиазма.
– Не знаю, вдруг он решит, что я намеренно его обманывала?
– Да брось ты. Если мужчине по-настоящему нравится женщина, он будет готов простить ей многое, – успокоила сестра.
Мы болтали с ней до поздней ночи. Джия рассказывала про прием, о гостях, о том, что ходят тревожные слухи с Вьетнама о бунтах и убийствах французских офицеров.
– Адмирал Бушар сказал, что всех преступников уже казнили, – продолжала Джия. – Может наконец-то они успокоятся.
– Будем надеется, – я пожала плечами. Меня мало волновали всякие бунты, политика и финансы. Зато я с живым интересом слушала об Эдварде Фейне.
– Вы ведь с ним много говорили, правда, Джи?
– Ну да, – подмигнула сестра, – я ведь еще тогда не знала, что ты его уже присмотрела для себя. Если честно, я надеялась, что понравлюсь ему достаточно, чтобы он спас меня от мистера Томпсона.
Я замерла.
– И что думаешь?
Джия рассмеялась, хватая мою руку.
– Ох, Киара! Ты совсем не умеешь скрывать свои чувства. Да ничего. Он был со мной очень вежлив и внимателен, интересовался бывала ли я в Англии и люблю ли играть в крикет. Предельно галантно и сдержано, как умеют, пожалуй, только английские аристократы. Еще мне показалось, будто они с Даниэлем недолюбливают друг друга.
Это удивило меня.
– С чего ты взяла?
– Ну когда отец представил их друг другу и брат протянул руку, мистер Фейн далеко не сразу пожал ее, словно брезгуя.
Как интересно. Отец говорил, что его младший брат учился вместе с Даниэлем. Возможно, они знали друг друга в Англии? Мысли кружились в голове словно сонные мухи. Луна уже зашла за реку, в воздухе пахло сандалом и корицей, когда мы наконец уснули, прижавшись друг к другу.
***
– На следующей неделе едем в Вьентьян, – заявил отец на следующий день. – Губернатор устраивает матч по игре в поло. Соберется вся знать.
Он сидел за высоким резным столом и курил по обычаю сигару. Даниэль стоял рядом и читал какие-то бумаги.
– Отец, ты вложил почти все деньги с продажи риса в акции General motors? – спросил он. – Но так никто не делает, нельзя все яйца класть в одну корзину.
Отец затянулся и сыто хмыкнул, дело было как раз после завтрака.
– Это самые надежные бумаги. Остальными очень скоро можно будет только подтереться.
Даниэль округлил глаза и опустился в кресло напротив отца.
– Ты что-то знаешь, папа?
Отец кивнул, но прежде, чем продолжить, перевел взгляд на нас с сестрой.
– Можете идти. Это не для женских ушей, – бросил он.
Мы выбежали в сад, облегченно выдыхая.
– Чем сегодня займемся? – спрашиваю Джию.
– Поехали к Тале? Она недавно вернулась из Парижа, может расскажет чего интересного? – предложила тут же она, не раздумывая.
– О! У нее же очень много классных пластинок! Будем сегодня танцевать чарльстон, – обрадовалась я, сделав знакомые па ногами. – Только надо незаметно ускользнуть от Пеи.
И мы со всех ног бросились по своим комнатам, одеваться в гости. Пришла Парамит, помочь мне.
К тому времени я стояла в растерянности в одних чулках перед распахнутым шкафом Пестрый ворох платьев громоздился на кровати. Все одного и того же модного фасона, так называемые платья-чехол, длинные в пол или чуть прикрывающие колени с круглыми вырезами, пышно отделанные пайетками, бисером и кружевом.
– Чаонинг Киара, машина готова, – сказала лао.
– Парамит, что больше идет? Чайная роза или бледно-голубой?
Она задумчиво уставилась на два шелковых платья в моих руках и, улыбнувшись, произнесла:
– Госпожа так прекрасна, будто лотос в пруду, ей пойдет любой наряд
– Ты просто не хочешь говорить, – нервничала я, хоть мне и польстили ее слова.
После недолгих колебаний остановилась на платье оттенка чайной розы, расшитое бисером и кристалликами. Нитка жемчуга, черные стрелки. Жаль, что отец не разрешает нам с сестрой постричься коротко, пришлось распускать волосы, чтобы шляпка-колокол хорошо села.
Вошла Джия, одетая в белое платье и с красной помадой на губах.
– Готова?
– Да, сейчас, – продеваю серьги.
– Госпожа, сумочка, – напоминает Парамит, и протягивает мне ее. Тут только я замечаю браслет на ее запястье.
– Парамит, что это? – удивляюсь.
Та смущенно улыбается. Джия подходит к нам.
– Что там?
– Джи, посмотри, у Парамит, кажется, появился жених.
Длинные черные ресницы юной лао затрепетали, а щеки налились прелестным румянцем.
Наши с сестрой лица расплылись в улыбках.
– Кто же он? Кто смог украсть сердце прекрасной Парамит? – спрашивает Джия рассматривая браслет. Ничего особенного, простая безделушка с рынка, но для простого работника с плантации стоящая несколько месяцев тяжелого труда.
– Это Донг, – наконец признается Парамит. – Он уже ходил к родителям, отец одобрил, и я приняла подарок.
– Ох уж этот Донг, – многозначительно свищу я.
Перед глазами сразу встал высокий поджарый парень с решительным взглядом черных глаз. Они с Парамит станут самой красивой парой на плантациях.
– Киара, поехали, Рахул уже сел за руль, – поторопила меня Джия, выглядывая из окна.
Мы спустились вниз и пошли к дверям, весело обсуждая свои дела, но у самого выхода наткнулись на странного человека. Он был одет в рубаху и штаны, в руках держал черный хлыст, которым то и дело игрался, взмахивая коротко, невысоко. Его лицо с узкими щелочками глаз и тонкими усиками над линией рта насторожило меня. Он что-то жевал, похоже табак. Едва завидев его, Парамит, испуганно спряталась за нас с сестрой.
Он почтительно поклонился.
– Кто вы такой? – спрашивает сестра на лаосском. Ей тоже сразу не понравился этот незнакомец.
– Чао Конг, к господину Марэ, – произнес он. И мы с сестрой замерли. Вьетнамец.
– Эй, Конг, иди-ка сюда, – поманил его пальцем отец, выходя из кабинета. Завидев нас с сестрой такими наряженными, он на мгновение вынул сигару изо рта. – А вы куда собрались?
– К Тале Вилар, папа, – отвечаю я. – Она вернулась из Франции на прошлой недели.
– Ну да, знаю. Опять будет устраивать глупые потанцульки с богатенькими бездельниками. Вернуться до обеда, – отрезал отец.
– Так рано, папа? – расстроилась Джия.
– Да, так рано. На обед приезжает Рой Томпсон, – и больше ничего не говоря отец скрылся в глубине кабинета. Чао Конг проследовал за ним. Проходя мимо Парамит он на мгновение остановился и посмотрел на нее. Девушка вся сжалась, пряча лицо у меня на плече.
– Кажется, отец ждет вас, господин Конг, – говорю, решительно закрывая Парамит собой.
Жует табак и смотрит на меня, не долго, но этого достаточно, чтобы по спине пробежал холод. Что это такое? Как он смеет смотреть так на госпожу? Нагло. С вызовом.
– Что за мерзкий тип? – недоумевает сестра, едва мы сели в машину.
Парамит стояла рядом, бледная, испуганная.
– Новый надсмотрщик, госпожа, – отвечает она. – Заступил на прошлой неделе.
Шофер-индиец Рахул в красном тюрбане завел мотор. Машина тронулась.
– Не могу поверить, что отец нанял вьетнамца на место надсмотрщика над работниками. Да еще и такого жуткого на вид, – недоумевала сестра. – Можно только представить, какие у него методы.
Я вздохнула. Встреча с этим мистером Конгом долго не выходила у меня из головы. Но затем красота ландшафта по обе стороны от дороги приковала все мое внимание. Ровная зеленая долина тянулась так далеко, насколько можно видеть, яркое горячее солнце на пронзительно голубом небе, а вдалеке очертания фиолетовых холмов. Лаос прекрасен!
Вилла семейства Вилар стояла в окружении высоких зеленых деревьев. Едва наша машина остановилась, Тала выбежала навстречу. Она обладала такой типичной французской внешностью, с тонкими чертами лица, темно-синими задорными глазами и бледной кожей.
– Джия, Киара! Как я рада! – начала она, целуя нас и обдавая густым ароматом Chanel№5 .
Треща без остановки, повела нас в дом, из которого уже раздавалась веселая мелодия фокстрота.
Просторная гостиная была набита гостями, в основном молодыми парнями и девушками. Признаться, мы с Джией немного растерялись.
– Ты же сказала по телефону, что будет совсем немного людей, – пробормотала сестра.
Тала весело хмыкнула.
– Конечно немного! Тут всего-то пятнадцать человек! Девчонки, держите! – и она схватила два бокала с шампанским с подноса у проходящего мимо боя.
Все вокруг смеялись, веселились, пили шампанское и танцевали. Общее возбуждение захватило и нас с сестрой. И уже через пару мгновений мы танцевали рядом с двумя красивыми парнями зажигательный чарльстон.
– Бой! Еще шампанского! – слышится голосок Талы.
– Ты ведь Киара Марэ? – спрашивает высокий парень, мой партнер по танцу, пока слуга меняет пластинку на патефоне.
Я киваю. Ужасно душно и жарко здесь, вдобавок накурено.
– А я Франсуа Герен, кузен Талы, – говорит парень. – Неплохо тут у вас в Лаосе.
Музыка заиграла вновь. Теперь уже танго. Я обрадовалась, тысячу лет не танцевала его. Франсуа схватил меня и закружил по комнате.
После танцев разгоряченные гости поспешили отдохнуть на просторной террасе, с которой открывался потрясающий вид на холмы и зеленую долину. Каждый расположился, где смог. Я села на подушки рядом с Джией. Франсуа Герен и второй юноша решили приударить за нами, поэтому без конца подносили то тарелку с фруктами, то бокалы с шампанским или лимонадом со льдом. Это были веселые богатые разгильдяи, ничем особо в жизни не занимавшиеся. Они то и дело шутили, так что от смеха у меня разболелся живот.
– И тут я протягиваю ему шесть пиастров и говорю: "Домчи, брат, как можно скорее до порта", а он оборачивается и отвечает на чистом французском: "Извините, месье, но я не рикша", – не унимался Франсуа, доводя нас с Джией до коликов.
Поменяли пластинку, а вот уже полились звуки джаза.
– А все-таки я вам хочу сказать, друзья, Лаос – это дыра мира, – бросила небрежно Тала, сидевшая на низеньком диванчике. Она вальяжно курила длинный мундштук, а слуга рядом овевал ее большим черным веером. – Что здесь есть? Духота, жара, липнущая ко лбу мошкара. Вот и все. Париж – вот столица мира.
– Англичане и американцы, пожалуй, с тобой не согласятся, Тала, – рассмеялся кто-то из парней.
– Не знаю насчет американцев, а вот англичане в том, что касается моды полные профаны, – продолжала Тала, пожав плечами. – Не знаю ни одного достойного британского дизайнера. Разве может кто-то сравниться с гением Шанель или Эльзы Скиапарелли?
– Кузина, ты же сегодня пригласила кого-то из англичан, пусть поспорят, – рассмеялся Франсуа.
– Да, так и есть. И не просто англичанин. А самый настоящий лорд, дамы и господа.
– Уж не Эдвард Фейн к нам пожалует? – снова спрашивает Франсуа.
– Именно он, – улыбается загадочно Тала.
А я чувствую, как холодеют пальцы в перчатках, перевожу взгляд на Джию. Она улыбается и пожимает плечами. Мол, это же хорошо. И тут же внизу слышится мотор, подъехала машина. Тала подходит и смотрит.
– А вот и Эдвард Фейн, собственной персоной.
Теперь меня уже охватила паника, я резко вскочила на ноги и рванула к выходу. Только для того, чтобы натолкнуться на Фейна, входящего в холл. Не знаю, успел ли он меня заметить, перед тем, как я юркнула за колонну и затаилась. Гости высыпали шумной толпой из террасы обратно в комнату.
– Мистер Фейн, какая честь! – восклицает Тала, протягивая руку Эдварду, и он слегка целует ее.
– Мисс Вилар, – улыбается он. – Два дня назад в Вьентьяне виделся с вашим отцом. Он пригласил меня.
– Не обижайте меня, мистер Фейн, – надула губки Тала. – Я ведь надеялась, что вы приехали, потому что я вас пригласила, а не Па.
– Приношу извинения, мисс, – отвечает Эдвард.
Тала берет его под руку и ведет к остальным.
Сердце мое бешено колотится, пытаюсь слиться в единое с колонной, прикрывая лицо сумочкой.
– Киара, ты что делаешь? – быстро шепчет Джия, сжимая мой локоть. – Иди, поздоровайся с ним.
Но я решительно мотаю головой.
– Нет-нет, я не могу. Вдруг он меня узнает.
Джия уставилась на меня с неодобрением.
– Так это же хорошо. Как раз идеальный шанс покончить с тем недоразумением, что возникло между вами.
– Нет, я не готова, Джи, – бормочу испугано. – Пожалуйста, отвлеки его, чтобы я успела уехать.
– Что? – опешила сестра.
– Мисс Марэ, – тут раздался рядом голос Эдварда.
От испуга я подпрыгнула, и сжалась.
– Да-а, – растерялась Джия, поворачиваясь к нему.
Эдвард стоял совсем рядом и приветливо улыбался сестре. Одет он сегодня был снова в белый костюм, но без жилетки, волосы были зачесаны назад, открывая красивый умный лоб.
– Рад снова встретиться с вами, – произнес он, кланяясь.
– Мистер Фейн, что привело вас сюда? – Джия повернулась так, чтобы Эдвард встал спиной к колонне, за которой я пряталась.
– Мистер Вилар мой бизнес партнер, – объяснил Эдвард, – вместе мы выкупаем несколько шахт в районе плато Кхаммуан. Он-то и пригласил меня.
– А…– Джия перевела на меня глаза.
Я помахала рукой, мол, уводи его отсюда.
– Как вам вчерашний прием у нас дома? – спросила Джия.
– Незабываемо, мисс Джия, единственно я так и не имел чести познакомиться с вашей младшей сестрой. Как ее зовут?
– Киара, – отвечает Джия, часто моргая. – Мистер Фейн, пройдемте на веранду, оттуда открывается очаровательный вид на холмы.
Они отошли, а я, пригибаясь и закрываясь сумочкой, бегу к выходу.
Захлопнув дверь машины, облегченно выдыхаю.
– Рахул, домой, – говорю водителю. И машина трогается.
***
Едва я вернулась домой и сняла платье, надев простое сари, пришла Пея и повела меня к реке, где уже собралось много женщин, сразу узнала среди них личико Парамит. На зеленой траве на круглых подносах лежали свежесрезанные бутоны лотосов.
При моем появлении женщины поднялись и поприветствовали меня.
– Чаонинг Киара.
Я так же сложила руки, здороваясь, тут же подмечая, что уже много бутонов лотосов было сложено.
Это старинная традиция в Азии, особенно в Сиаме и Лаосе, срывать еще не распустившиеся бутоны лотосов, и затем складывать их лепестки. Кропотливый труд, в котором нужна нежность тонких женских пальцев. Мне, если честно, никогда не хватало терпения сложить лепестки красиво, и мама, а затем Пея, всегда помогали мне.
Нянюшка положила передо мной поднос, и я начала складывать свой первый цветок. Пахло листвой и илом, жужжали насекомые. Мы сидели в тени деревьев. С реки набегал легкий ветерок и развивал мои распущенные волосы. Через какое-то время мои пальцы затекли, белые лепестки не слушались, и никак не хотели складываться, так как я задумала.
– А! Больше не могу! – воскликнула я раздражено, бросая цветок. – Не хочу этим заниматься.
Пея сдвинула брови в ее глазах читалось неодобрение.
– Мы не можем делать только то, что хотим, госпожа, – проговорила она.
– Чаонинг, позвольте, я вам помогу? – подсела ко мне Парамит. – Смотрите, зеленые лепестки надо загибать внутрь, следующие уже наружу. Попробуйте вместе со мной, госпожа.
Я внимательно наблюдала за пальчиками Парамит, пытаясь повторить за ней. И у меня получилось, пускай не столь аккуратно, как у нее, но все же.
Сложенные лотосы ровно обрезали, привязали к палочкам и обернули широкими зелеными листьями. Получились красивые букеты.
– Почему ты так испугалась этого господина Конга сегодня утром? – спрашиваю тихонько Парамит на французском, чтобы большинство не могло нас понять.
При этом вопросе красивые глаза Парамит снова погрустнели.
– Жестокий он, госпожа. Словно дикий шакал.
– Он обижает тебя?
Качает головой.
– Нет. Он…Прошу, чаонинг, не обращайте внимания, – вдруг испугалась она, пересаживаясь от меня.
Как только все букеты были готовы, женщины понесли их на подносах к деревянному причалу. Мы опустились на колени и стали ждать. Вот-вот покажется лодка монаха, направлявшегося в храм, ему и предназначались цветы в качестве подношения.
– Ох, забыла еще один поднос с цветами! – всплеснула руками Пея. Лодка приближалась.
– Я сбегаю, нянюшка, – говорю, вставая, и побежала к тому месту под деревьями, где мы делали букеты. Увидела оставленный поднос с лотосами. Взяла его и хотела уже было направиться обратно, но тут кто-то встал у меня на пути.
Я подняла глаза, и так замерла. Передо мной стоял Эдвард Фейн и улыбался.
– Я все-таки нашел тебя, прекрасная чаонинг, – говорит.
Дрожь охватывает всю с головы до ног. Поднос с цветами падает из моих рук. Я отворачиваюсь, накрывая голову концом сари и закрывая лицо.
– Разве мы не знакомы? – слышу его голос совсем рядом. – Почему прячешься?
О великий Будда! Я пропала. Как он здесь оказался? Что делать? Бежать! Точно!
Я хотела было броситься прочь, но Эдвард уже схватил меня за предплечье и развернул к себе.
– Я полагаю, нам пора познакомиться, – улыбается, и опускает шарф с моего лица.
Глава третья
Я молчу и прячу взгляд под длинными ресницами. Эдвард Фейн поднимает упавший поднос с букетами лотосов.
– Могу ли я вам помочь? – спрашивает.
Сколько будет продолжаться это недоразумение? Дольше скрывать от него, кто я есть на самом деле бессмысленно, иначе я разрушу ту симпатию, что возникла у него ко мне.
– Благодарю, месье, – наконец отвечаю я на английском.
Эдвард замирает, пораженный.
– Вы говорите по-английски?
– Да.
От стыда боюсь поднять на него глаза, страшно представить, что он думает теперь обо мне.
– Прошу прощения, месье, что в первую встречу ввела вас в заблуждение, – начинаю я, теребя сари. – Я находилась в состоянии шока после нападения тигра.
И еще вы мне очень понравились. Но этого я конечно же не сказала.
Некоторое время Эдвард внимательно рассматривал меня с головы до ног.
– Прошу, не извиняйтесь, мисс, – поднимает руку, – я и сам должен был догадаться, что вы не простая лао. Позвольте представиться, Эдвард Фейн, – касается двумя пальцами полей своей белой шляпы. В ответ я делаю легкий поклон. – Могу ли я наконец узнать ваше имя, мисс?
– Да, я Киара. Киара Марэ, – смотрю на него, и вижу как лицо его меняется, особенно выражение серых глаз. Что-то пробегает в них, незаметное, едва уловимое. Какая-то жесткость.
– Вы младшая дочь мистера Эдмонда Марэ?
Киваю. Пауза. Мне становится страшно, я чувствую нарастающий холод между нами.
– О, мистер Фейн, скажите, что я не оскорбила вас, – не выдерживаю я тягостного молчания. Почему он так изменился? Ведь, если я действительно ему понравилась, то какая разница кто я? Простая лао или госпожа?
На мои слова Эдвард улыбается, вежливо и совершенно по-другому, не так как до этого.
– Нет, мисс Киара, конечно вы меня не оскорбили. Вчерашнее нападение тигра было жутким. Как ваша нога?
Ну учитывая, что я уже утром во всю танцевала чарльстон у Талы, совершенно позабыв о растянутой лодыжке, то весьма неплохо.
– Благодарю, намного лучше, – отвечаю.
– Куда нести поднос? – спрашивает Эдвард.
Ох, совершенно забыла о подношении! Пея будет недовольна.
– К причалу.
– Тогда позвольте, я провожу вас.
И мы пошли по траве в сторону реки вдоль кустов, усыпанных душистыми персиково-белыми цветами. Лодка с монахами как раз подплыла, когда мы спустились по деревянным ступеням. Другие лао, завидев Эдварда, засмущались и начали без конца кланяться. Пея тоже сложила руки в приветствии, но сразу нахмурилась. Едва подносы с букетами преподнесли монахам, она подскочила ко мне, готовая, как и вчера спасать меня от этого господина.
– Все хорошо, Пея, – успокаиваю ее, улыбаясь, – мистер Фейн знакомый семьи.
– Да, лао, не беспокойтесь, я не причиню вреда вашей чаонинг, – с задором произносит Эдвард. – С вашего позволения, я же могу проводить мисс Киару до дома?
Пея онемела на мгновение, хоть она и явно недолюбливала его, Эдвард был белым господином, а она слуга, и теперь он снизошел до прямой просьбы. Эдвард продолжал смотреть на нее, чуть склонившись, ожидая ответа.
– Конечно, господин, – наконец бормочет нянюшка, зардевшись от смущения.
Томительно жаркое солнце сияло на кобальтовом небе, кроны тюльпановых деревьев с крупными оранжевыми цветами, особенно ярко выделялись на его фоне. Эдвард шел рядом со мной, Пея несколько шагов позади.
– Почему вы носите сари, мисс Киара? – спросил наконец он.
– Моя мать была родом из Индии, и до последнего часа носила сари. К этому приучила и нас с сестрой.
Сейчас, находясь рядом с ним так близко, я могла рассмотреть его. Линия челюсти, манера речи, движения, безукоризненность в одежде – все в Эдварде Фейне говорило о его высоком происхождении, в Англии это называлось породой.
– Мисс Джия говорила, что ваша матушка скончалась. Давно ли?
– Семь лет назад, – отвечаю, опуская глаза. Семь лет я не могу свыкнуться с этой потерей. Первое время после ее смерти я то и дело уходила спать в материнскую комнату, окруженная ее вещами, глубоко вдыхая такой родной и близкий аромат, дарующий спокойствие и чувство защищенности.
– То сари, в котором я была вчера, мама часто носила его в молодости, – поясняю.
– Понимаю, – Эдвард задумался и потом добавляет. – Приходит время, мисс Киара, когда надо отпускать ушедших близких людей. Это самое лучшее, что мы можем сделать ради них, и ради самих себя. Надо жить дальше.
– Вы правы, мистер Фейн, – я помедлила. – Вы говорите об этом так, словно тоже кого-то теряли.
– Да, брата, – ответил он, а затем добавил после паузы. – И отца. Они ушли один за другим.
Эдвард произнес это как можно более сухо, но я уловила нотки страдания, которые он пытался тщательно скрыть.
– Мои соболезнования. Вам было тяжело.
Эдвард печально улыбнулся, взгляд его был устремлен вдаль на высокий холм.
– Тяжело? Да, полагаю, что так. Но хуже всего пришлось матери, она так и не смогла оправиться от утраты. Горе повредило ее разум.
Он выглядел таким отстраненным, ушедшим в свои мысли, что я не удержалась, и коснулась рукой его плеча.
– Вы говорили мне о том, что нужно отпускать умерших, чтобы жить дальше. Но смогли ли вы это сделать сами, мистер Фейн? – улыбаюсь я.
Несколько мгновений он смотрит мне прямо в глаза, что-то происходит в этой серой глубине.
– Полагаю, нам стоит поспешить, мисс Киара, – говорит снова спокойно и вежливо.
Мы уже подошли к дому, возле которого стояло несколько машин. Я сразу узнала буггати брата, и мерседес Эдварда, другие машины были незнакомы.
– Сегодня утром я повстречал мисс Джию в доме у господина Вилара, и предложил подвезти ее до дома, – объяснил Эдвард.
Нам навстречу вышел бой, и поклонившись, сообщил:
– Господа в саду.
И, обогнув дом по извилистой тропинке, мы пошли к беседке, где уже собралось немало людей. Первой увидела нас Джия, и глаза ее тут же расширились.
– Киара, ты все-таки встретилась с мистером Фейном, – произнесла она, делая ударение на слове "все-таки". Рядом с ней стоял высокий широкоплечий мужчина с темными с проседью волосами.
– Позволь представить тебе мистера Роя Томпсона, – сказала сестра, указывая на мужчину. – Мистер Томпсон, моя младшая сестра Киара.
Тот подошел ко мне и слегка поклонился.
– Мисс Киара, приятно познакомиться.
– Как поживаете, мистер Томпсон? – поприветствовала я его.
– Благодарю, все прекрасно. Сегодня чудесная погода, совсем не душно, – улыбается, потом перевел взгляд на Эдварда. – Мистер Фейн, полагаю?.
– Да, совершенно верно, – отвечает Эдвард. – Приятно встретиться, мистер Томпсон.
– Я много слышал о вас от сэра Коллинза. Вы ведь играете в поло в следующую среду у губернатора? Я уже сделал ставку на победу вашей команды.
Эдвард улыбнулся.
– Ну что ж, теперь мне не остается ничего иного, как победить.
Мужчины рассмеялись.
Честно говоря, наружность мистера Томпсона потрясла меня. Он и в самом деле не выглядел на пятьдесят два. Сильная, энергичная фигура, открытый взгляд голубых глаз. Ничего подобного с тем свиноподобным существом, что я рисовала себе при мысли о предполагаемом муже Джии. И чем больше он говорил, тем легче на душе мне становилось. Возможно, эта партия не так уж и плоха. Я посмотрела на Джию. Она спокойно улыбалась, делая вид, что не замечает горячего взгляда, который мистер Томпсон то и дело останавливал на ней.
Томпсон и Эдвард легко нашли общий язык, через пару минут к нам подошел отец.
– А, Фейн, отлично что ты здесь, – начал он сразу. – Позволь узнать, почему ты скрыл от нас всех, что это твой меткий выстрел убил тигра-людоеда, напавшего на Киару? Теперь получается, я у тебя в долгу, а долги я не люблю. Проси награды.
– Не стоит беспокоиться, мистер Марэ, никакого долга у вас передо мной нет, – отвечал Эдвард. – И наилучшая награда для меня, знать, что с мисс Киарой ничего не случилось.
Отец хмыкнул, а я зарделась от удовольствия.
– Киара, что это опять на тебе? – нахмурился отец, недовольно рассматривая сари. – Ступай, переоденься немедленно. Снова надела индийские тряпки.
Грубость Эдмонда Марэ явно смутила мужчин, но для нас с сестрой это была обычная форма общения. Приказы отца необходимо сразу выполнять.
– Прошу простить меня, господа, – произнесла я, потупив взор.
– По-моему, мисс Киара выглядит просто обворожительно в сари, – услышала я голос Эдварда. – А вы как считаете, мистер Томпсон?
– Да, юная мисс выглядит словно индийская принцесса, – тепло произнес американец.
Я улыбнулась и посмотрела на сестру, взгляд ее зеленых глаз в сторону мистера Томпсона чуть заметно потеплел.
– Я все же переоденусь, – говорю и иду в дом, быстро взбегаю наверх по широкой тиковой лестнице.
И снова страдания по выбору наряда. Теперь мне надо не просто выглядеть удачно для встречи с друзьями, а поразить мистера Эдварда. Ох, и не простая задача. Я торопилась, в результате остановилась на коротком платье глубокого насыщенного зеленого оттенка, словно крона тюльпанового дерева. Благодаря ему, мои глаза засияли подобно индийским изумрудам. Щеткой зачесала черный шелк волос на боковой пробор и обхватила черепаховым гребнем с одной стороны. Придирчиво взглянула в зеркало. Я красива, и я знала об этом. Парамит сравнивала меня с лотосом, другие лао говорили, что в моих жилах течет молоко, поэтому моя кожа такая белая.
Шум из сада переместился в гостиную, гостей явно стало больше. Спустившись вниз я высматривала Эдварда, но его нигде не было. Неужели ушел? Стараясь не расстраиваться раньше времени, прошла по широкому коридору, который вел в просторную комнату, куда отец обычно приглашал мужчин для игры в карты. Из кухни пахло кокосовым маслом и пряностями, впереди слышался смех и веселые разговоры, и среди общего гула я наконец различила голос Эдварда. Значит я не ошиблась, и он действительно там. Пошла быстрее, стуча каблуками о деревянный пол. Вдруг кто-то встал передо мной.
– Киара! – воскликнул мужчина. И, не дав мне опомниться, схватил мою руку и жарко поцеловал.
Я сразу узнала эти карамельные глаза с прищуром, Джон Картер, лучший друг Даниэля и сокурсник по Оксфорду, уже несколько месяцев преследовавший меня, доводивший вниманием и неуместными шутками.
– Как же ты хороша, – тут же начал он, беззастенчиво разглядывая меня, так что в какой-то момент мне показалось, что я стою перед ним голой. – Я сегодня звонил вам, просил позвать тебя к телефону, но мне сказали, что ты не дома. Где ты была?
– Какое тебе дело, Джон? Отойди, – грубо бросила я, стараясь обойти его. Но он снова перегородил мне путь.
– Снова игнорируешь меня, Киара? Но не долго тебе осталось. Знаешь, о чем я попросил своего отца? – и Джон сделал многозначительную паузу, расплываясь в улыбке. – Он поможет твоему отцу восстановить плантацию сахарного тростника, пострадавшую в прошлом году от наводнения. Ты же понимаешь, каких это стоит денег, верно? А взамен я попрошу тебя.
И, облизнув губы, он склонился ко мне, но я толкнула его в грудь.
– Зачем я тебе понадобилась, Джон? – от гнева меня всю колотило. – Ты же уже встречаешься с Ребеккой Браун, а еще все знают, что у тебя огромное количество любовниц среди ваших лао.
Моя тирада заставила Джона громко расхохотаться, откинув голову.
– Насчет Ребекки не волнуйся, у нас с ней ничего серьезного, об этом мы сразу договорились, а лао, – тут он пожал плечами, – ты же не осуждаешь людей, занимающихся спортом для здоровья, так это примерно то же самое. Но ты, Киара, – и он приблизился ко мне, – ты будишь во мне нечто совершенно иное. Твоя невероятная кожа, твой аромат преследуют меня ночами, я не могу их забыть. Я хочу тебя, но не могу легко взять, как Ребекку или лаосских девок. Нет, на тебе придется женится. Что ж, я готов.
Ярость обожгла меня.
– Ты подонок, Джон! – занесла руку, чтобы дать ему пощечину, но он перехватил ее и притянул к себе.
– Горячишься, Киара? Это очень хорошо, прибереги свою страстность для нашей брачной ночи.
Как же я желала выцарапать ему глаза, ударить. Меня тошнило от запаха алкоголя из его рта, от его самодовольной ухмылки, такие люди, как Джон Картер, привыкли пользоваться людьми и выбрасывать их на помойку. Теперь же он решил купить меня, чтобы сделать то же самое, попользоваться, сломать и выбросить.
– Пусти! – дернула я руку. Но он продолжал держать.
– Отпусти ее, Джон, – вдруг произнес кто-то.
Я взглянула через плечо Джона и увидела Эдварда без пиджака в одной рубашке, с закатанными рукавами.
Джон обернулся, и злая насмешка скривила его рот.
– А, Фейн! Сколько лет, сколько зим, – выпустил мою руку он.
Эдвард приблизился к нам, лицо бесстрастное, только глаза лишь слегка потемнели. Позади него из комнаты для игры в карты послышался какой-то крик, споры. И вскоре оттуда выбежал Даниэль с выпученными глазами, весь раскрасневшийся и злой.
– А ну стой, Эдвард! – взревел он. – Ты мошенник! Шулер! Как у тебя оказалось сразу три туза?
За братом вывалило сразу несколько человек, все встревоженные, с мокрыми от пота лицами.
– Покажи свои карты! Покажи! – Даниэль налетел на Эдварда и схватил его за рубашку.
Но это нисколько не смутило Эдварда, наоборот, он усмехнулся и произнес холодно:
– Умей проигрывать, Марэ. А пятнать мою честь оскорблениями я не позволю никому, в особенности тебе, – и он толкнул Даниэля, и тот, не удержавшись на пьяных ногах, повалился на пол.
– Ах, ты сукин сын! Иди сюда! Иди! Грязный англичанин! Нищий лорд! – изрыгал ругательства Даниэль. – Стреляться! Здесь же!
Брата обступили другие мужчины, стараясь успокоить и помогая подняться на ноги.
– Даниэль, перестань! Что за глупости! – кричали голоса.
– Вы все видели, как он толкнул меня?! – не унимался Даниэль, лихорадочно сверкая глазами. – Джон, ты видел? – обратился к своему дружку брат.
– Конечно, Дэн, он просто безумен, как и его мамаша, – рассмеялся тот.
И, не успев перевести дух, тут же повалился на пол от удара кулаком в лицо.
– Еще какие-то комментарии, Джон? – процедил Эдвард, ярость исказила его черты. Казалось, он сейчас убьет Картера.
– Ах ты ублюдок, – вскочил Джон и ударил противника по лицу.
Эдвард пошатнулся, но устоял на ногах. Они схватили друг друга за рубашки, готовые уничтожить, сжигая глазами.
– А ну прекратить! – взревел тут отец, сразу перекрывая общий шум и крики. – Что это тут вы выдумали делать?! Драться в моем доме? Не позволю, тут вам не кабак! Что здесь произошло?
– Месье Марэ, – начал выходящий вперед мистер Томпсон, – Даниэль проиграл в карты мистеру Фейну три раза подряд, потому весьма расстроился и обвинил его в шулерстве. Но все было честно. Я проверил карты. Просто удача сегодня была не на твоей стороне, Даниэль, – похлопал он брата по плечу. Но тот продолжать бросать яростные взгляды в сторону Эдварда. – А затем мистер Картер, зачем-то оскорбил мать мистера Фейна, и тот, как истинный джентльмен и хороший сын, вступился за ее честь.
Отец растеряно кашлянул и подозвал рукой слуг.
– Значит так, этого пьяного недоноска, сына моего, отправить наверх, отсыпаться. А вы господа, – и он перевел взгляд на Джона и Эдварда, – пожмите друг другу руки. Это мой дом, тут мои дочери, и я не позволю оскорблять их таким поведением.
– Сначала мистер Картер должен принести извинения за то, что он сказал, – холодно произнес Эдвард.
Джон упрямо молчал, испепеляя противника взглядом.
– Ну, Картер, давай, – поторопил его отец. – Это не достойно мужчины оскорблять женщину, тем более чью-то мать.
– Приношу свои извинения, – наконец выдавил он из себя, протягивая ладонь.
По лицу Эдварда пробежала брезгливость, смешанная с ненавистью. Он коротко пожал руку Джона и бросил ее. Резко повернувшись, зашагал к выходу.
Я все это время стояла ни жива, ни мертва с похолодевшими от страха ладонями.
– Мистер Фейн, подождите! – кинулась я за ним.
Догнала его уже у машины, открывающего дверь.
– Прошу вас, не уходите вот так, – еле дышу от переживаний и бега, лицо раскраснелось, волосы рассыпались, а мне ведь хотелось показаться ему во всей красе, а получилось все так глупо. Так нелепо. – Прошу, останьтесь. Не уезжайте, – выдыхаю и поднимаю на него глаза.
Смотрит жестко и холодно, из разбитой губы сочится кровь.
– Я думаю, на сегодня мой вечер закончен у вас, мисс Киара, всего хорошего, – отворачивается.
Вижу, что он в бешенстве, он зол. Но при чем здесь я? Разве можно уезжать от меня вот так?
– Прошу, позвольте хотя бы позаботиться о вашей ране, – говорю, протягивая руку и слегка касаясь уголка губ. Но он перехватывает мое запястье.
– Мне ничего не нужно от вас, Киара Марэ, – бросает холодно.
Сел в машину, завел мотор и уехал навстречу заходящему диску солнца.
Я потрясенно и раздавлено смотрела ему вслед. Теперь я совсем не уверена, что нравлюсь ему. Нет, то чувство сейчас в его глазах. Это была ненависть. Эдвард Фейн ненавидел меня.
Глава четвертая
Отец уехал с самого утра на дальние плантации. Обычно такие поездки занимают у него пару дней. А еще к полудни за Джи приехал мистер Томпсон на новеньком даймлере и увез в город, так как сестре нужно было забрать готовое платье у портнихи. По тому, что я наблюдала, Джи полностью смирилась со своей судьбой. Вдобавок мистер Томпсон ухаживал так деликатно, так красиво, что ни одно женское сердце не могло устоять, тем более такое нежное и трепетное, как у сестры.
– Ты полюбила его? – спросила я ее в один вечер, когда она пришла ко мне в комнату. Мы уже выпили по кружке козьего молока с пальмовой патокой, надели длинные до пят ночнушки и теперь, поджав ноги по-турецки, сидели на кровати, с опущенным пологом.
При моем вопросе на красивом лице Джи появилась легкая улыбка.
– Мне хорошо с ним, Киара. Рой дает мне ощущение безопасности. И он так не похож на отца.
Я взяла ее руку и сжала.
– Ты не ответила – ты любишь его?
После небольшого раздумья Джи покачала головой.
– Нет. Не люблю. По крайней мере не той любовью, о которой мы мечтали. В ней нет страсти, нет сумасшествия, когда все внутри сгорает. Но, знаешь, Киара, я думаю, что такая любовь тоже бывает: спокойная, теплая, нежная словно воды озера. Она не сжигает, а мягко обволакивает, согревает. Мне хорошо с ним. И мне этого достаточно.
На утро я сидела перед туалетном столиком и обдумывала слова Джи, пока лао причесывала волосы, закручивая их в узел на затылке. Любовь, о которой мы мечтали… От которой все внутри трепещет. Еще пару дней назад я бы сказала, что нашла такое, теперь же… Я не знала, что думать. С того самого дня, когда произошла драка между Эдвардом Фейном с Даниэлем и Джоном Картером, я не видела мистера Фейна. У Талы он не появлялся, у нас тоже не бывал, что и неудивительно. Но уже завтра состоится матч по конному поло, а это значит, что я увижу его.
Открыв французское окно я вышла на веранду. Солнце золотило гладь реки, по которой бежала быстрая рябь. Я глубоко вдохнула свежий воздух, напоенный горьковатым запахом листвы и сладкими цветами, и мне стало легче. Даниэля тоже не было. Он в последнее время почти не ночевал дома, все время проводя с Джоном Картером и другими друзьями.
Обернулась и посмотрела на стоящую рядом лао.
– Я в последние дни не вижу Парамит. Что с ней?
– Чаонинг Киара, она больна, – отвечала с поклоном та.
– Надо будет навестить ее. Вдруг ей нужны лекарства. Но сначала хочу искупать в купели. Приготовь все.
– Слушаю, чаонинг,– прошелестела лао.
Женская купель располагалась во внутреннем дворе дома, к ней вели широкие каменные ступени, поросшие зеленым бархатным мхом, который нежно касался моих голых ступней.
Купель имела полукруглую форму, вода в ней шла из подземного источника и всегда была прозрачной, точно слеза, и ледяной, даже в самый жаркий и душный день. Вокруг были густо посажаны деревья жакаранда, которые роняли свои фиалковые душистые цветы на водную гладь.
Скинув легкий халат-кимоно на траву, я осталась обнаженной, не считая браслетов на запястьях и щиколотках, которые тихо зазвенели, когда я начала заходить в воду.
От холодной воды перехватило дыхание. Цветы жакаранды касались моих плеч, запутались в волосах. Вдохнув поглубже, я задержала дыхание и нырнула, и через пару мгновений выплыла на середине купели. Я легла на воду и стала смотреть на зеленые кроны, сквозь которые пробивались лучи солнца. Здесь было так тихо, звуки окружающего мира заглушали деревья. Опустила веки, так хотелось все забыть, но вместо этого передо мной вновь и вновь появлялись серые глаза. Все время разные. То смотрящие на меня с нескрываемой страстью, то по-английски вежливо и спокойно, а еще со жгучей ненавистью. Этот последний взгляд я не могла забыть, так глубоко он ранил меня, сбил с толку.
"Мне ничего не надо от вас, Киара Марэ" – слышу в голове стальной голос. Почему он так сказал? Разве я отвечаю за выходки брата? Разве я виновата, что рождена Марэ?
Вода придала мне сил и помогла взбодриться. Поднявшись в комнату после купания, я надела легкое шифоновое платье и взяла зонт.
Послышался стук и вошла Пея.
– Ты приготовила то, что я просила? – спросила я нянюшку.
– Да, чаонинг, лекарства сложены в сумку – отвечала Пея, – но все же не советую вам этого делать. Господин Марэ будет недоволен, если узнает, что вы ходили в рабочие линии.
– Парамит для меня и Джии значит очень много. Я не могу оставаться безучастной, когда она больна. Отец поймет.
Натянув перчатки, спустилась вниз и пошла к реке. Там за мостом, начинались рабочие линии. Так назывались деревянные хижины крытые жестью, в которых жили работники. Пея шла за мной, держа в руках небольшую кожаную сумку. Туда были собраны те лекарства, которые могли помочь Парамит. Честно говоря, я не знала что с ней, поэтому взяла на глаз.
Первое время, когда отец только стал плантатором, он заботился о работниках, о своих кули, как их здесь называли. В первые несколько лет он строил им хорошие добротные хижины, а не жалкие лачуги, в которых жили работники с других плантаций. Но с тех пор прошло немало времени, многие хижины пострадали от ураганов и гроз и требовали ремонта, а у отца не было теперь ни средств ни желания делать его. Со времен он стал считать, что излишняя доброта и забота лишь развращают кули и лао, они не ценят это и только хуже начинают работать.
Поднявшись по утоптанной дорожке, с горами мусора по обе стороны, я уже почти дошла до хижины, где жила Парамит с родителями, как вдруг услышала какой-то душераздирающий крик. Он шел из-за деревьев вверху и разлетался на всю округу. Крик боли, крик страдания. Я вздрогнула.
– Пея, что это?
Но нянюшка молчала, потупив взор.
– Чаонинг, нужно уходить, – произнесла она, хмуря брови.
– То есть как это уходить? – недоумевала я. – Что это за крик? Словно какого-то убивают.
По лицу Пеи ничего нельзя было понять. Поэтому я стала взбираться по дорожке наверх, в сторону, откуда слышался крик. Чем ближе я подходила, чем отчетливее были слышны удары. Какого-то избивали! Перед распахнутой хижиной на коленях стоял парень со связанными руками. Это был Донг, жених Парамит, я сразу узнала его. А над ним возвышался надсмотрщик Чао Конг и размашисто со свистом бил парня по спине, виднеющейся в разодранной рубахе. С лица несчастного капала кровь, голова разбита, губы запеклись в корки. От этого жуткого зрелища мне стало плохо, затошнило.
Вокруг стояли кули, в их черных блестящих глазах застыла покорность и какой-то животный страх.
– Прекратите! – кричу, вне себя. Но мой голос тонет в стонах Донга.
И вдруг откуда-то с боку выбегает Парамит и бросается на колени перед Чао Конгом. Я не узнала свою любимую лао, она сильно похудела, так что на лице остались лишь большие прекрасные глаза, лихорадочно блестевшие. Она молила надсмотрщика прекратить избивать Донга. Но тот, равнодушно толкнув ее ногой, продолжал истязание парня.
Гнев обжег мои глаза, я подбежала и крикнула на вьетнамском:
– Немедленно прекратите, это приказ!
Видимо не ожидая услышать родную речь, Чао Конг замер и перевел на меня свои страшные глаза-щелочки.
– Почему вы избиваете этого человека? – кидаю я грозно, наступая на него. – Вы что, не видите, что он вот-вот умрет.
Надсмотрщик ухмыляется, он снова жует табак.
– Почему не отвечаешь, когда с тобой говорит госпожа?
И тогда он сплевывает табак прямо мне под туфли и говорит:
– Этот кули пытался сбежать, за такое забирается жизнь.
Что за ерунду он говорит? Донг добросовестный работник, он бы никогда не стал этого делать.
– Я приказываю перестать его избивать. Вернется отец и сам разберется с ним.
Тонкие губы Чао Конга изогнулись, и он произнес на редком диалекте "глупая девчонка", видимо, уверенный, что я не пойму, но он ошибался, и я, выхватив плетку из его рук, ударила его по щеке. Из рассеченной кожи закапала кровь.
– Негодяй! Мой отец покарает тебя. Уж я об этом позабочусь.
Меня всю трясло от отвращения и негодования. Сердце колотилось. Сверля стальными глазами, Чао Конг медленно провел рукой по ударенной щеке, еще раз сплюнув, развернулся и зашаг прочь.
Парамит стояла на коленях и беззвучно плакала, остальные кули попрятались в хижины, испуганно выглядывая из-за дверей.
– Чаонинг! Госпожа! – кинулась ко мне перепуганная Пея. – Что же вы наделали?! Хозяин будет в ярости, если узнает об этом.
– В ярости? – дивилась я. – Этот Чао Конг чуть не убил Донга. Давно ли у нас доводят до такого состояния кули за провинности?
Темное лицо Пеи стало еще темнее, в глазах застыл ужас и растерянность.
– Ох, госпожа, очень давно. Такие наказания для работников применяются хозяином уже больше года, если не дольше.
Я застыла. Почему я не ничего об этом не знала? Словно жила в другом мире. Но почему отец стал так жесток с работниками? Раньше конечно телесные наказания тоже имели место быть, но никогда людей не избивали до полусмерти.
– Пойдем, – произнесла я и стала помогать Донгу подняться на ноги. – Пея, помоги! – приказала я, чувствуя, что сейчас рухну под тяжестью его тела. Нянюшка заохала и подхватила парня под другое плечо. Парамит, все это время находящаяся в шоковом состоянии, вдруг очнулась и подскочила к нам. Краем шарфа она, плача, начала вытирать лицо жениха.
Конечно же мы не смогли унести его далеко, поэтому решили положить его на траву, в стороне от дороги, где мне показалось было не так грязно.
Перевернув Донга на живот, я стала осматривать его спину. На ней не осталось живого места, из глубоких ран, оставшихся после жесткой плетки, сочилась темно-бордовая кровь.
– Нужна чистая вода, чтобы промыть. Парамит, принеси! – сказала я девушке. Специально, чтобы вывести ее из оцепенения. Она подскочила и понеслась к колодцу и быстро принесла жестяной чан, полный воды.
Следующий час мы втроем потратили на промывание ран и их бинтование.
– Почему Чао Конг это сделал? – спрашиваю Парамит. – Твой жених и правда пытался сбежать?
На лице Парамит отразилось такое глубокое отчаяние и горе.
– Простите меня, чаонинг! Простите! – зарыдала она, закрывая лицо худыми руками.
– Ладно, забудь, самое главное, чтобы он выжил после такого.
Отдохнув немного, мы втроем доволокли наконец-то Донга до хижины Парамит и положили на простое ложе, покрытое тряпками. Отец с матерью Парамит, прижавшись друг к другу, испуганно выглядывали из-за угла.
– Я приду завтра, проверить раны и сменить повязки, – говорю Парамит, – а пока надо много поить его, чтобы восстановить потерю крови. Хорошо бы и врача вызвать, – задумалась я на мгновение. – Пея, я хочу позвонить доктору Пересу. Пойдем.
Но Парамит кинулась на колени передо мной.
– Прошу, чаонинг, не делайте этого! Прошу!
Рыдала она.
– Если вы позовете им врача, госпожа, тогда их наказание будет еще хуже, – произнесла бесстрастно у меня за спиной Пея.
Моя мать однажды сказала нам с Джией, что мы не знаем настоящего мира. Мы живем будто две дочери раджи в замке из розового мрамора, а в это время за стенами стоит стон и плач несчастных и отверженных. Я прожила двадцать лет на плантации, но по сути не знала, как оно устроено, что стоит за услужливыми лицами лао и кули, приносящих мне еду, расчесывающих мои волосы, подающих мне перчатки.
К ужину вернулась Джия, и я все ей рассказала.
– Теперь, когда потрясение прошло, меня мучает мысль, Джи, – говорила я ей. – Не совершила ли я чего-то, что только навредит Парамит и Донгу?
Джия молчала, печально глядя перед собой. Кули принес записку от отца, он возвращается завтра. Завтра решится судьба этих несчастных возлюбленных, а, может быть, и моя.
***
Я не хотела ехать в Вьентьян смотреть игру в поло. Утром я проснулась от страшной головной боли, и еще, когда закалывала брошь на платье, уколола палец, а мама всегда говорила, что это плохая примета.
– Поехали со мной, Киара, – уговаривала Джи. – Что мне там делать одной без тебя?
– Ты будешь с мистером Томпсоном, а не одна, – говорю, смотря в даль на зеленую долину под домом.
Джи взяла меня за руку и умоляюще взглянула.
– Прошу, Киара, не оставляй меня. И потом, – тут ее глаза озорно сверкнули, – ты же знаешь, что капитан одной из команд Эдвард Фейн? Неужели ты не хочешь вновь увидеть его?
Хочу! Или нет?
– Не знаю, Джи, я итак в сильном смятении, – подношу руки к вискам и сжимаю, чтобы перестало стучать. – Мне страшно представить, что будет, когда отец вернется и узнает обо всем.
– Не волнуйся, Киара, каким бы жестким не казался нам отец, я уверена, он любит нас и желает добра.
Нам – да, а Парамит и Донгу?
Джи повела меня наверх и сама выбрала для меня наряд, драгоценности, и даже зачесала мои волосы, так как я люблю, на боковой пробор, и захватила с одной стороны гребнем, но уже серебряным с золотой эмалью.
Через полчаса приехал мистер Томпсон и мы отправились в столицу на поле для конного поло, где уже собралась вся белая элита Лаоса.
Мистер Томпсон взял нас с сестрой под руки по обе стороны от себя, и мы вступили под навесы, под которыми тянулись длинные ряды белых сидений.
Наряженные дамы в шляпках и с веерами, весело болтающие друг с другом, изысканные мужчины в светлых костюмах, французские офицеры в черных или белых кителях с золотыми погонами на плечах, бегающие туда-сюда лао с подносами. Нас с сестрой обдало ароматом различных духов, сигар, цветов, и среди всего этого разнообразия запахов доносился еще один – конского навоза. Я взглянула на зеленое поле. Две команды по четыре игрока уже стояли полностью экипированные за деревянными ограждениями. Мои глаза сразу нашли Эдварда Фейна. Он сидел на золотисто-гнедой лошади, его крепкие мускулистые ноги в высоких сапогах до колен уверено обхватывали бока животного. Он сидел в седле спокойно и легко, как сидят только первоклассные наездники. В правой руке он сжимал высокую клюшку из бамбука.
– Поставил десять тысяч пиастров на этого малого, – улыбался мистер Томпсон, подавая нам с Джией запотевшие бокалы с холодным лимонадом.
– Так много, господин Томпсон! – удивилась Джи.
– Я верю в этого парня, – развел руками американец. – Побывав на тренировках в их конном клубе, я могу ручаться, никто лучше Эдварда Фейна не владеет техникой хвостового удара на полном галопе.
– А вторая команда, кто? – спросила Джи.
– Французы, Мишель Клер капитан. Тоже отличные ребята, но не хватает дерзости, а без этого в поло не выиграть. Лошадь – умное животное, и всегда чувствует, кто сильнее.
Мне было неинтересно слушать про другую команду. Какое дело мне до них? Все мое внимание, все чувства, все мысли были устремлены к Эдварду.
В один миг я забыла обо всех тревогах, об отце, о Парамит и ее женихе. Я вдруг ярко и остро ощутила, как тосковала по Эдварду все эти дни. Когда он мне стал так дорог? Когда я стала так нуждаться в нем?
Его лицо в тени шлема было так красиво, он улыбался, разговаривая с другими игроками, весело и непринужденно смеялся. Он был совсем другим. Ни капли той ярости, что искажала его лицо, когда он бил Джона Картера. Интересно, вспоминал ли он обо мне? Или его неприязнь к моему брату, к моей семье убила те слабые ростки симпатии, что успели прорости в нем? Теперь я даже жалела, что раскрыла свою личность так рано. Может быть, стоило выдать себя за одну из лао нашего поместья? Может быть, стоило подождать, пока он не влюбиться в меня сильнее? А потом что? Начинать отношения со лжи? Простил бы мне Эдвард? Такой гордый, такой высокомерный. Джи однажды сказала, что если мужчине по-настоящему нравится женщина, он будет готов простить ей многое. Но, о великий Будда, как заставить этого мужчину полюбить меня? Чтобы он вновь смотрел на меня, как в первый день нашей встречи. Ошеломлено, страстно, неистово.
Игра началась. Игроки замахали клюшками. Защитник, Лидер, Центровой, Нападающий – названия позиций. Зрители бурно и шумно реагировали на каждую атаку, на каждый забитый гол в ворота противника.
Дамы смеялись, попивая шерри и лимонады со льдом, обмахиваясь веерами. Мужчины то и дело что-то яростно выкрикивали прямо у меня над ухом. Я же сидела, вся замерев, едва дыша, со вспотевшими ладонями. В какой-то момент лошадь под Эдвардом на галопе подогнула ногу и завалилась на бок, роняя всадника на землю. Я вскочила и закричала, чувствуя что сейчас потеряю сознание.
– Киара, успокойся, дорогая, – гладила меня по руке Джи, с болью и тревогой смотря на меня.
– Мисс Киара, все будет хорошо, сейчас он просто поменяет лошадь. Эдвард крепкий малый, – вторил ей мистер Томпсон с другой стороны.
Они просили меня снова сесть, но я не могла, я была словно вся на иголках. Наконец к Эдварду действительно подвели новую лошадь. Он легко и быстро вскочил в седло, за мгновение переходя в галоп.
Он помчался к воротам, центровой быстрым движением клюшки перебросил ему мяч, и Эдвард, ловко обойдя французского защитника, ставшего прямо поперек ему, перебросил под брюхом лошади противника мяч, и тот угодил точно в ворота.
Все вскочили, аплодируя и восхищаясь красотой удара. Это был конец последнего чаккера, а значит команда Эдварда победила.
– Да уж, англичанин выигравший в конном поло – какая банальность, – бормотал кто-то рядом. Видимо, бедняга ставил на французскую команду.
После чествования победителей начался фуршет. Заиграл духовой оркестр, публика высыпала на зеленю поляну, залитую солнцем, на котором стояли белые столы, заставленные блюдами с едой, закусками и напитками.
– Эх, вот удача! – мистер Томпсон радовался выигрышу словно большой ребенок, так что Джи, очарованная его поведением, рассмеялась.
– Вон там выдают вкуснейшее мороженое с папайей, предлагаю пойти и попробовать, – весело предложил он.
– Вы идите, а я посижу здесь, – произнесла я. После матча сестра сразу же повела меня в тень и усадила на стул, мистер Томпсон даже умудрился достать успокоительные капли у какой-то мадам. Благодаря их заботам, сердце перестало так часто биться, а руки дрожать. Этот матч чуть не довел меня до обморока.
– Киара, точно не хочешь пойти с нами есть мороженое? – спросила меня Джи, заглядывая в глаза.
Я улыбнулась.
– Нет, Джи. Хочу просто остаться в тишине и отдохнуть, – отвечала я. – Идите без меня.
Джи еще помедлила, но потом мистер Томпсон взял ее за руку, и она пошли к белому столу, на котором стояли хрустальные вазочки с мороженым и нарезанными кусочками папайи с тертым кокосом. Мне хотелось это мороженое. Но я видела глаза мистера Томпсона, он мечтал остаться с Джи наедине, и я предоставила ему такую возможность.
Люди ходили мимо меня. С кем-то я здоровалась. Разговорилась со старыми знакомыми, недавно прибывшими из Ханоя. Но мои глаза искали совсем другую фигуру, и через пару мгновений наконец нашли. Там сразу за поляной, ближе к полю среди шумной толпы я увидела Эдварда. Он снял шлем, и его каштановые волосы упали ему на лоб. Он смеялся, болтая с Талой Вилар.
– Можно подумать, он флиртует с ней, – мрачно пробормотала я, отпивая воду из бокала, пахнущую успокоительными каплями.
Вдруг кто-то встал надо мной.
– Мадмуазель Киара Марэ? – спросил юноша, улыбаясь.
Я подняла глаза. Привлекательное загорелое лицо, высокие скулы, кучерявые волосы. Одет он был в форму для игры в поло.
– Да, а вы? – спрашиваю, немного растерявшись.
– Я Мишель Клер – капитан команды.
– А, вы же проиграли, – бросаю я, не подумав, и тут же виновато прикусываю губу. – Простите.
Но юношу мои слова нисколько не обидели. Наоборот, он весело и беззаботно рассмеялся, взъерошив себе волосы на затылке, которые и без того выглядели довольно буйными.
– Эх, что есть, то есть. Но мы обязательно победим в другой раз, мадмуазель! – воскликнул он. – Приходите посмотреть.
Его юношеский задор и энергия очаровали меня.
– Обязательно приду, – невольно улыбаюсь. – Вы француз?
– Да, – кивает он. – Я из Кале. Чудесный город! Бывали там?
Качаю головой.
– Нет, я с рождения не покидала Лаос, только для поездки в Индию.
Глаза Мишеля округлились.
– О, тогда вы просто обязаны посетить этот город! Я приглашаю вас. Вы влюбитесь в него!
Я рассмеялась. Мы быстро нашли с ним общий язык, без конца болтая и шутя на французском. Он рассказал о детстве и учебе во Франции, а я о том, как ездила в гости в Индию к тетушкам. Время текло легко и беззаботно. Но тут в какой-то момент я ощутила на себе чей-то пристальный взгляд. Я перевела глаза с Мишеля – Эдвард Фейн стоял не вдалеке от нас, прислонившись плечом к дереву и скрестя ноги в высоких сапогах, и смотрел на меня. Наша глаза встретились, и тут же сердце застучало в груди с новой неистовой силой. Этот взгляд, я помнила его. Волнующий, полный огня и нетерпения. Он слегка поклонился мне, я ответила тем же.
– Куда вы смотрите? – заинтересовался Мишель, проследив взглядом за моими глазами. – А Фейн! Сегодня удача была на его стороне. Но только по тому, что он был на свежей лошади. Даю вам слово, мадмуазель Марэ, в следующей игре выиграет наша команда.
– Месье Клер, вы знаете, так жарко сегодня. Не могли бы вы мне принести мороженое. Я давно не пробовала его, – говорю ему, сладко улыбаясь.
– О, конечно, мадмуазель Марэ! – воскликнул юноша и бодро зашагал в сторону столика с вазочками.
Я выдохнула. Наконец-то он ушел. Смотрю на свои перчатки на коленях, чувствую, как Эдвард приближается ко мне. Меня охватывает волнение. Нервно отпиваю из бокала. Сколько там капель успокоительного?
– Мисс Киара, как поживаете? – раздается его голос надо мной.
Сердце стучит, поднимаю глаза.
– Благодарю, мистер Фейн, чудесно, – выдыхаю наконец я.
Он долго смотрит, ничего не говоря. Словно, что-то хочет сказать и не решается.
– Прекрасный матч, – говорю, чтобы прервать затянувшееся молчание, – вы не пострадали при падении?
Серые глаза задорно заблестели. О духи предков, он выглядит просто сногсшибательно в этой форме для поло.
– Со мной все в порядке, мисс Киара, – отвечает Эдвард, и, сложив руки за спиной, наклоняется, – вы волновались за меня? – вдруг переходит на шепот.
В лицо ударяет волна жара, чтобы скрыть охватившее меня волнение, опускаю ресницы.
– Мисс Марэ, ваше мороженое, – вернулся тут Мишель, протягивая мне вазочку.
– О, благодарю, месье Клер, – улыбаюсь я, про себя желая, чтобы он уже отстал.
– Ну что, Фейн, вырвал победу, а? – бросил Мишель небрежно. Эдвард улыбнулся.
– Вырвал? Мы победили с перевесом более десяти очков. Это называется разгромить.
Эдвард стоял прямо и свободно, сложив руки в кожаных жокейских перчатках за спиной.
– Первые два чаккера вели мы, – заметил, явно обидевшийся Мишель, – а дальше…
– А дальше удача просто отвернулась от вас, – не щадил оппонента Эдвард.
Мишеля англичанин явно раздражал, поэтому не найдя убедительного аргумента, он перевел взгляд на меня:
– Мадмуазель Каре, вы пойдете кататься на лодках по реке? – затараторил он на французском. – В такую жару это будет весьма освежающе.
– О, будет лодочная прогулка? – обрадовалась я. – Мне бы очень хотелось.
– Тогда прошу, – протянул мне руку Мишель.
По лицу Эдварда пробежала тень, он двинулся вперед, словно желая оттолкнуть француза. Но тут появилась Тала Вилар и сразу повисла на его руке.
– Мистер Фейн, скорее, идемте на причал! Я выбрала чудесную лодку для нас, – потом, увидев меня, бросила, – О, привет, Киара! Как ты? Что-то очень бледная. Не заболела?
Эдвард остановил на мне взгляд. Эта глупая болтушка Тала! Ну что за глупости, ничего я не бледная.
– Нет, я в порядке, – бормочу чуть слышно.
– Ну и отлично! – хмыкнула Тала. – Мистер Фейн, ну идемте же, – и она потянула его за собой.
Мгновение Эдвард колебался, но потом все же последовал за ней.
Я смотрела ему вслед. Сегодня здесь среди этой толпы есть победители и проигравшие.
– А я проиграла, – шепчу.
– Мисс Марэ, пойдемте, тоже выберем лодку, – фонтанировал жизнерадостностью Мишель.
– Конечно, – улыбнулась я.
На причале собралась толпа из дам и джентльменов. Я разглядела и Джию с мистером Томпсоном, уже сидящих в одной из лодок-лонгтейлов с навесом из пальмовых листьев. Сестра помахала мне рукой, приглашая к ним. Но я пожала плечами и показала на стоящего рядом Мишеля. Глаза Джии округлились от удивления, она повернула голову. Знаю, что она смотрела на соседнюю лодку, в которой расположились Тала Вилар и Эдвард.
– Мадмуазель Марэ, прошу, наша лодка, – произнес француз, подавая мне руку.
Я опустилась на скамью и раскрыла над собой китайский зонтик, который прихватила из дома. Нет, сегодня я буду отдыхать и веселиться. Вдыхать аромат благовоний, зажженных на носу лодки, любоваться изумрудными холмами на фоне синего неба. Я не буду думать об Эдварде, об отце, о том, что ждет меня впереди. Жажда жизни охватила меня целиком. К счастью, мой спутник был весьма словоохотлив, так что скучать мне не пришлось. Мишель то и дело шутил, рассказывал забавные истории. Лодки одна за другой скользили вниз по реке. Прогулка должна была составить всего минут сорок, и затем все возвращались обратно.
Темный, сухопарый лаосец в набедренной повязке управлял нашей лодкой.
Через пару минут от страшной жары захотелось пить. Словно угадав мои желания, Мишель протянул мне кокос с торчащей в ней соломинкой.
– За Францию! – поднял он свой кокос и улыбнулся, обнажая белоснежные зубы.
– За Францию, – отвечала я. Мы шутливо чокнулись нашими кокосами, и я начала пить ароматное молоко.
Закрыла глаза, подставляя лицо легкому ветерку, треплющему мое муслиновое платье персикового цвета.
Мы доплыли до места, где все лодки должны были разворачиваться, как тут раздался резкий звук сирены и затем шум стрельбы.
Мы с Мишелем вскочили с места и уставились туда, откуда шел звук.
Вверх по реке на всей скорости плыла баржа, ее преследовали патрульные катера с французским флагом.
– Что это такое? – недоумевала я, следя за погоней.
– Преследуют опиумных контрабандистов, – сразу догадался Мишель. – Далеко не уйдут. От наших не убежишь.
Так и есть, катера уже заходили с левого борта баржи, но отчаянные лаосцы не хотели сдаваться. Рулевой резко повел баржу в сторону, и теперь она неслась прямо на наши лодки. А точнее на нас с Мишелем. Послышались крики, голоса, сирена завыла еще громче. Глаза мои расширились от ужаса, и не успев даже вскрикнуть, я упала в воду, а сверху на меня навалилась лодка, ударяя по затылку. В глазах потемнело, и я потеряла сознание.
Не было ничего перед глазами, только изредка плыли разноцветные круги, словно гало вокруг солнца. О великий Будда, я умерла? Моя жизнь оборвалась так рано? Всего в двадцать лет. Я ничего не успела. Не успела увидеть мир, не успела поплавать на большом теплоходе, не успела увидеть свадьбу Джи и понянчить ее детей. Не успела сказать Эдварду, что люблю его. Уже давно люблю. С первой встречи. С первого взгляда.
– Киара! – кто-то звал меня. – Очнись!
Медленно открываю глаза, вижу голубое небо и качающиеся надо мной стебли тростника. Фокусирую взгляд и вижу лицо. Я узнаю его. Лицо Эдварда Фейна. Его грудь быстро вздымалась, с волос и подбородка капала вода, а в глазах застыло отчаяние, такое неистовое, такое глубокое, словно он потерял весь мир.
– Почему ты так смотришь? – спрашиваю хрипло.
И тут же серые глаза меняют выражение. Теперь в них смешались сразу облегчение, растерянность, волнение.
– Киара! – восклицает Эдвард и прижимает к себе, так что у меня перехватывает дыхание.
– Что произошло?
– Ты упала в воду, – отвечает. – Можешь подняться?
– Думаю, да.
Теперь я стала приходить в себя. Мы лежали у реки среди зарослей тростника. Эдвард склонялся надо мной, мокрая рубашка прилипла к его телу, так что были видны очертания мускулов на руках. Он взял меня под плечо, второй рукой поддерживая за талию, и мы стали выбираться из тростника.
Едва мы вышли, Эдвард усадил меня на траву и стал внимательно осматривать.
– Ты видимо получила удар по голове, поэтому начала тонуть, течение отнесло тебя вниз по реке.
Он говорил и говорил, щупая пальцами мой затылок, поворачивая голову на бок. Я же была немного оглушена, чувства мои притупились. Я смотрела на свою левую босую ступню. Ну вот, мои любимые туфли. Я их потеряла. Вздыхаю.
– Киара? – позвал Эдвард, беря за подбородок и с тревогой заглядывая в глаза. – Ты в порядке?
Качаю головой. По лицу Эдварда пробегает испуг.
– Нет? Что-то болит? Говори, где.
– Левая нога, – бормочу, сама не зная что.
Эдвард тут же кидается к моей ступне и аккуратно трогает руками за тонкую лодыжку, украшенную браслетом. Зачем я его надела? Индийский браслет совсем не сочетается с современным платьем. Какая-то ерунда лезла мне в голову.
– Перелома нет, – выдохнул с облегчением Эдвард после осмотра. – Сильно болит?
– Нет, не болит.
Эдвард удивляется.
– Ты же говорила, что болит.
– Нет, просто моя туфля. Я потеряла ее.
– Туфля? – повторяет, поднимая бровь.
Долгая пауза, в течение которой глаза Эдварда меняли свое выражение от растерянности до веселой иронии.
– Ну да, – киваю как ни в чем не бывало. – Мои любимые.
Он поднимается, и, отвернувшись, начинает хохотать до слез. Меня это почему-то ужасно злит.
– Эти туфли я купила в Индии. Таких уже и нет, – говорю недовольно.
С трудом перестав смеяться, Эвард перевел дух и посмотрел на меня.
– Подожди.
И тут же пошел обратно в заросли. Его не было пару минут, затем он вернулся, неся в руке найденную туфлю. Став на одно колено, аккуратно надел ее на мою ногу.
– Счастлива? – перевел задорный взгляд.
– Да, – вздыхаю довольно.
Еще раз хмыкнув, Эдвард снова помог подняться мне ноги.
– Думаю, нас унесло недалеко, и скоро сюда прибудут спасательные катера, не будем уходить от реки.
– Хорошо.
Солнце пекло невыносимо, нужно было найти тень. Недалеко стояла жакаранда, вся усыпанная цветами.
– Пойдем, спрячемся под ей. Там должно быть не так жарко, – предложил Эдвард, и повел меня туда.
Я легла на траву и стала смотреть, как солнце пробивается сквозь густую крону. Эдварад опустился рядом со мной на бок и облокотился на локоть, поджав колено и положив на него руку. Он смотрел на меня с обожанием, любовался мной. Я закрыла глаза. Только сейчас острота чувств начала возвращаться ко мне, наполняя все мое существо радостью, трепетом и еще каким-то невероятным чувством, тягостно-томительным, жарким, словно раскаленное солнце Индии.
–Киара, – страстно шепчет Эдвард, склоняясь к моей шее. Я боюсь открыть глаза, боюсь увидеть этот взгляд, мне страшно.
Ведет пальцем по губам, очерчивает линию подбородка, так нежно, так трепетно, что меня всю охватывает дрожь. Прижимается губами к шее.
– Киара, – выдыхает.
Открываю глаза, и вижу его лицо, так близко, что теряюсь. Смотрит на меня и тут же целует, жадно, ревниво. Сердце вырывается из груди, становится мучительно-больно, что хочется расплакаться. Горячие губы спустились к шее, я хватаюсь за его плечи, откидываюсь назад.
– Эдвард…-шепчу вне себя.
Одной рукой он стягивает рукав платья и тут же прижимается губами к плечу, вижу по ошалевшим глазам, что он окончательно потерял голову, и это меня заводит. Зарываюсь пальцами в его влажные волосы.
Не прерывая поцелуя, одной рукой приподнимает меня, второй скользит по ноге, находит застежки от чулок. Отрывается от губ, только для того, чтобы опуститься к бедру и поцеловать нежную кожу над чулком. Это окончательно сводит меня с ума. Его ласки, его дыхание, его поцелуи на моей коже – все это я ощущаю с невероятной остротой. Не могу остановиться, по нему вижу, что и он не в силах оторваться от меня. Это сумасшествие, чем оно окончится? Вновь кладет меня на траву и прижимается всем телом. Обнимаю его за шею, а губы шепчут:
– Я люблю тебя, Эдвард. Люблю.
Он вдруг отрывается от моих губ и долго смотрит в глаза. Я касаюсь рукой его щеки:
– Я люблю тебя, – повторяю вновь.
В потемневших от страсти и желания глазах Эдварда что-то мелькает. Он отрывает мои руки от своего лица и резко встает. Я не понимаю, что произошло, почему он так переменился? Приподнимаюсь на локтях, и смотрю на него.
– Эдвард, что-то случилось?
Он все еще тяжело дышит, рубашка распахнута, а в глазах застыла растерянность.
– Прибыли спасательные катера, пора уходить, – отворачивается и идет к реке.
Я продолжаю лежать на траве, сбитая с толку, непонимающая. Что произошло? И тут вижу, как подплывают катера, Эдвард машет им. И через несколько минут ко мне бежит заплаканная Джи.
– Киара, ты жива! – рыдает она, обнимая меня. – Я так боялась…Я бы не пережила, если бы потеряла тебя!
Я прижимаюсь к ней щекой и смотрю вокруг. Множество людей, офицеры, темнокожие лаосцы, но больше я не вижу его. Эдвард ушел.
Глава пятая
Контрабандисты были пойманы. Ими оказалась целая семья, состоящая из отца с матерью и двух мальчиков десяти и двенадцать лет.
С торговлей опиумом во всем Индокитае складывалась нелепая и странная ситуация. С одной стороны, она строго преследовалась законом, маковые опиумные поля уничтожались с заядлой регулярностью, торговцев сажали в тюрьмы, партии с товаром сжигали вместе с лодками и в то же время не было бизнеса более доходного, более популярного и неистребимого, чем опиумный. Опиумная мафия была могущественна и влиятельна. И любой белый господин, прибывший в Ханой, Сайгон или Вьентьян и желающий особо острых ощущений, прикоснуться, так сказать, к Азии всем существом, мог легко найти опиумный клуб, спрятанный за темными решетчатыми ставнями. Тут пожилой лаосец или вьетнамец с длинной редкой бороденкой раскуривал длинную трубку, и в следующие несколько часов белый господин погружался в удивительный и сладостный мир восточного дурмана.
Опиум курили многие знакомые отца, опиум курил и Даниэль с Джоном Картером. Иногда они для этого ездили в столицу, но один раз мы с Джи застали их в летнем домике в дальнем углу сада. И уже потом узнали, что брат пристрастился к опиуму еще в Англии.
Мы ехали домой. Всю дорогу Джи без конца обнимала и осыпала меня поцелуями, гладила по щекам, поправляла волосы. Ее лицо было таким бледным, таким напуганным, что мне в какой-то момент стало страшно. Я подумала, что стало бы с Джи, если бы я действительно утонула? Если бы мистер Фейн не спас меня…
Воспоминания об Эдварде заставляли меня то и дело тяжело вздыхать. Его поведение было настолько непонятным, настолько необъяснимым, что я терялась в попытках разгадать его. Взгляд серых глаз, страстные слова, то, как он целовал меня – все говорило о том, что Эдвард влюблен в меня, но тогда чем можно было объяснить его реакцию на мое признание? Он смутился? Не ожидал? Знаю, что считалось будто девушка не должна признаваться в любви первой до того, пока мужчина не признается сам. Это стыдно, некрасиво, выглядит, будто она выпрашивает у него чувства к себе. Но в то мгновение я была уверена, что Эдвард испытывает то же самое. Мне даже казалось, словно еще секунда, и он сам скажет мне слова любви. Неужели я ошиблась? Жестоко ошиблась. Может быть Эдвард просто хотел меня? Как Джон Картер.
От этих мыслей стало так дурно, что даже затошнило. Я перевела взгляд в окно машины. Стоял октябрь, сезон дождей только-только закончился. Небо было ясным и свежим, золотистое солнце длинными косыми лучами пробивалось сквозь густую зелень. Этот день вымотал меня, я хотела отдохнуть дома, но едва вспомнив об отце, и о том, что произошло вчера, плечи мои напряглись. Джи словно почувствовала меня, взяла руку и ласково погладила:
– Не волнуйся, Киара, уверена, отец уже решил все проблемы. Донг отличный работник, все знают, что он никогда бы не стал сбегать. Отец может быть суров, но он справедлив, и Парамит он жалеет, поэтому все будет хорошо.
Я улыбнулась, слова Джи немного успокоили меня. Через некоторое время даймлер затормозил перед нашим домом, и мистер Томпсон помог нам с сестрой выйти из машины.
– Странно, почему нас никто не встречает из слуг? – дивилась сестра.
И правда, не было видно ни Пеи, ни мальчиков, открывавших двери, ни других лао, к лестнице лишь вышла рыжая полосатая кошка, и, замурлыкав, выгнула спину. Завидев ее, мы втроем дружно расхохотались.
– По всей видимости, сегодня вашей лао будет эта мохнатая озорница, – улыбался мистер Томпсон, – я провожу вас.
Вдоволь посмеявшись, мы поднялись по ступеням и вошли в дом. Внутри было сумрачно, ставни на французских окнах плотно закрыты, а светильники не включены.
– Что-то слуги сегодня совсем расслабились, – неодобрительно покачала головой Джи.
Мистер Томпсон помог ей открыть два окна в гостиной, в комнату сразу хлынул поток прохладного воздуха, напоенного вечерней прохладой и запахами растений.
– Благодарю вас, – зарделась от смущения сестра.
Я наблюдала за ними, стоя в тени комнаты. По дороге домой Джи рассказала мне, что мистер Томпсон первым бросился на мои поиски, сначала был найден мой спутник – Мишель Клер, он почти не пострадал, его вынесло на берег. Именно мистер Томпсон быстро вызвал спасательные катера, и они с Джи отправились вниз по реке. Все это сестра рассказывала с таким воодушевлением, с таким блеском в глазах, что не осталось ни малейшего сомнения в том, что американец окончательно покорил ее. И сейчас, протягивая ему руку и прощаясь, Джи смущенно прятала глаза под длинными густыми ресницами.
– Хорошего вечера, мисс Джия, – говорил мистер Томпсон, удерживая руку сестры чуть дольше позволенного, – завтра я приеду и навещу вас с мисс Киарой. Думаю, она скоро поправится от потрясения. Но врача все же вызвать нужно.
– Да, я наберу месье Пересу, он осмотрит Киару.
– Мисс Джия, – заговорил мистер Томпсон пылко, – что вы скажете, если, допустим, завтра я приеду к вашему отцу и…
Джи в смущении забрала руку.
– О, прошу вас, мистер Томпсон, моя сестра чудом осталась жива, я не могу пока что думать ни о чем другом, как только о ее здоровье.
На лице американца отразилась покорность и страдание, как бывает у мужчины, когда он очень давно мечтает о женщине, и не может ее заполучить.
Я не слышала, что он ей ответил, и пошла наверх к себе в спальню. Почему-то увиденная сцена между сестрой и мистером Томпсоном вызвала во мне не самые хорошие чувства. Что это? Зависть? Но почему? Я ведь так люблю Джи, я так хочу, чтобы она была счастлива. А мистер Томпсон, это теперь стало очевидно, будет для нее отличной партией, он станет самым нежным, самым любящим мужем для моей Джи.
Я села на кровать и скинула с плеч зеленый плед, которым укрыли меня, сразу после того, как нашли на берегу.
Через некоторое время послышались звуки мотора, которые вскоре затихли вдали. Мистер Томпсон уехал.
– Как ты? – спросила Джи, осторожно открывая дверь.
Я уже сняла платье, оставшись только в сорочке и чулках и сидела на краю кровати.
– Ничего, – улыбаюсь, – страшно хочется помыться.
Джи приблизилась ко мне, в руках она держала небольшой круглый поднос со стоящей на нем высокой кружкой.
– Сходила на кухню и попросила нагреть тебе немного молока с корицей и гвоздикой, – Джи опустилась рядом со мной, – это поможет восстановить силы.
Я послушалась сестру, взяла кружку и начала пить. У молока был иной вкус и запах, чем у козьего. Буйволиное узнала я.
– Как странно, Джи, тебе не показалось, что в доме слишком тихо?
Сестра кивнула, кладя поднос на столик возле кровати.
– Да, даже чересчур. И на кухне лао меньше, чем обычно. Стала спрашивать, куда ушли остальные – прячут глаза и бормочут под нос что-то нечленораздельное.
Тревога завязалась узлом в груди. Что-то не в порядке. Я посмотрела на туалетный столик и увидела брошь, о которую уколола палец. Дурное предчувствие в миг охватило все мое существо. Тут входная дверь внизу с грохотом распахнулась, послышались тяжелые шаги отца, он поднимался наверх, направлялся в мою комнату.
– Ах, Джи, не оставляй меня! – задрожала я, хватая руку сестры и стискивая ее. И прежде чем, мы успели перевести дух, отец ворвался в комнату и подлетел ко мне, оттолкнув Джи, он схватил меня за волосы и ударил по лицу, сильно размашисто, так что я свалилась на пол.
– Отец! – в ужасе вскричала Джи, бросаясь ко мне.
– Поди вон, Джия! – гремел отец, зеленые глаза его налились бешенством, лоб вспотел, он тяжело дышал, изо рта несло алкоголем. – Я наведу здесь порядок! Я наведу в этом чертовом доме порядок! – подлетел ко мне и снова схватил за волосы, больно оттягивая голову в бок. Я дрожала всем телом, левая щека горела огнем, глаза заволокли слезы. – Не смей реветь! Не смей! – орал отец, занося руку для еще одного удара. – Ты что это выдумала, Киара? Возомнила, будто здесь хозяйка и можешь распоряжаться моими кули? Как ты смела устроить ту омерзительную сцену в рабочих линиях? Как ты могла унизить надсмотрщика на глазах у рабочих?
– Он избивал Донга, – прошептала я, боясь смотреть на отца. Боясь увидеть это страшное перекошенное гневом лицо.
– Не важно! Не важно, что он делал! Чао Конг делает только то, что велю ему я! – отец стиснул пальцы у меня в волосах, словно желая выдрать их с корнем.
– Папа, прошу, отпусти ее, – Джия стояла рядом со мной на коленях и плакала, – Киара просто хотела помочь Донгу и Парамит.
– Помочь?! – отец зло усмехнулся. – Любой, кто захочет сбежать с моей плантации, получит по полной.
– Отец, неужели ты веришь словам Чао Конга? – нашла в себе силы возмутиться я, пульсирующая боль нарастала в левом виске, – ты же знаешь, он никогда бы не совершил такое…
Щека на лице отца дрогнула, и я испуганно смолкла.
– Я верю не словам Конга, – цедил он слова, – а тому, что видел своими собственными глазами. Этот рабочий зарыл в тайнике у реки все необходимое для бегства, но Чао Конг успел его вычислить и наказать.
Не верю! Почему Донг хотел совершить подобное?
Отец выпустил мою голову и стал яростно расхаживать туда-сюда по комнате, стуча тяжелой подошвой своих высоких сапог по полу, от которых оставались грязные следы. Он только вернулся из рабочих линий.
– Я дал четкое распоряжение всем управляющим и надсмотрщикам на плантациях и фабриках, чтобы за подобные выходки, даже за намек на побег, наказывали наиболее жестко и самое главное открыто. Мы не должны показывать кули и прочей черни, будто они могут сами решать свою судьбу! Нет! Мы и только мы решаем их будущее, мы их хозяева. Дашь малейшую слабину – и в миг все рассыплется. Но ты, Киара, – он снова грозно навис надо мной, так что я вся сжалась, боясь, что последует еще один удар, – ты, Киара, со своими куриными женскими мозгами влезла не в свое дело! И теперь в том, что произошло, вини только себя.
Толкнув ногой дверь, отец разве что не выбил ее и пошел вниз. Меня колотило, Джи подползла ко мне и обняла.
– Что он имел в виду, Джи? – спрашивала я, когда страшный смысл его слов начал доходить до моего сознания. – В чем я виновата?
Джи плакала, прижавшись ко мне. Кажется, она тоже начала догадываться.
С трудом поднявшись на ноги, мы вышли из дома и по дороже побрели к рабочим линиям. Встречавшиеся нам по пути кули, едва завидев нас, затравлено опускали глаза. Ведомая каким-то страшным предчувствуем, я поспешила туда, где накануне избивали Донга. Огромная немая толпа рабочих плотным кольцом стояла вокруг камня. К горлу подкатила тошнота, когда я увидела, что лежало на том камне. А точнее кто. Донг с разбитым в кровавое месиво лицом, в разодранной одежде, он лежал и смотрел навсегда потухшими глазами в небо.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/aleksandra-hartmann/lotos-serebristyy-69339076/?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Александра Хартманн
Я любила Лаос, пускай мой отец француз, а мать индианка, но моей родиной всегда была эта чудесная страна. Здесь же я нашла свою первую любовь в лице красивого английского аристократа Эдварда Фейна. Но что он чувствует ко мне? Чем больше узнаю его, тем больше мне кажется, что я просто часть какой-то опасной игры. Тем временем ходят слухи, что Лаос больше не хочет быть частью Французского Индокитая, а это значит, что мой отец, крупный плантатор, может потерять все.
Александра Хартманн
Лотос Серебристый
Глава первая
Наш дом располагался в низине изумрудного холма у реки, по которой одна за другой тихо скользили лодки-лонгтейли с удлиненным закругленным носом, украшенными пальмовыми листьями, венками из лотосов и благовониями.
Наступал вечер, и это означало, что наконец-то можно отдохнуть от жары и насладиться прохладой. Что мы с сестрой и поспешили сделать.
Белая беседка, оплетенная пышной тропической зеленью, пряталась среди цветов и кустарников, заботливо выведенных нашим садовником лао. Посередине стоял стол, в этот час заставленный подносами с едой.
– Ммм, там мак хунг, – протянула носом Джия, довольно зажмуриваясь. – Мой любимый.
Не дождавшись отца и брата, Джия запустила руку в блюдо с салатом, и прежде, чем Пея, наша нянюшка, заметила, положила кусок пряной папайи себе в рот.
– Госпожа! Кхуаам боай! – качала головой старая нянька, всплескивая руками. – Не дождавшись мужчин. Разве так полагается вести себя чаонинг?
Для нее, этнической женщины Лаоса, проявление непочтения к отцу семейства равнялось страшному греху. Наша мать, умирая, строго-настрого наказала отцу воспитать нас с сестрой в духе традиционных ценностей. Правда, не уточнила каких именно ценностей. Французских, индийских или лаосских? Кашви Марэ, так звали нашу мать, была наполовину индианкой наполовину лаоской, отец, Эдмонд Марэ, чистокровный француз, богатый землевладелец, владевший домами в Париже и Лондоне. Ну и как нас нужно было воспитывать? Половина слуг из Индии, другая этнические лао, а учителя сплошь французы и англичане. Да, и общество, в котором мы вращались, состояло из богатых европейцев.
Поэтому мы с сестрой росли образованными, избалованными, но во многом наивными.
– Я всего лишь попробовала немного, не будь букой, Пея, – хохотала Джия, ее прелестное личико все раскраснелось.
– Госпожа Киара, не сидите нога на ногу! – бросилась теперь уже ко мне нянюшка. – Вам еще давать новую жизнь, а такая поза может плохо сказаться на вашем теле.
Я скривила недовольную гримасу, но все же поспешила сесть правильно. Джия задорно подмигнула мне, я не удержалась и прыснула. В беседку вошли отец с братом. И мы с сестрой напустили на себя важный и достойный вид, как и полагается леди.
– Исключено, Даниэль, я много раз тебе уже говорил, что не дам денег на покупку тех рисовых полей. Это убыточное дело, – отец, был одет в легкий белый костюм из хлопка, производимого на наших плантациях. Брат следовал сразу за ним. Даниэль недавно вернулся из Оксфорда, где проучился добрых пять лет. И теперь ему явно не терпелось поскорее стать полноценным партнером в отцовском бизнесе.
– Но, папа, я уже все просчитал, – горячился Даниэль, хмуря брови, – если сейчас не упустить шанс и купить поля в долине реки Вонг, и засеять их, то уже через год они принесут нам колоссальный доход. Это выгодное дело!
Отец тяжело опустился в плетенное кресло, вытирая пот платком.
– В той провинции недавно была эпидемия, выкосило все население от мала до велика. Знакомые землевладельцы понесли страшные убытки, а ты говоришь – прибыль. Все хватит. Не говори об этом, Даниэль, – отрезал недовольно отец, по лицу сына поняв, что тот хочет спорить дальше.
– Ты никогда не слушал моего мнения! – воскликнул обиженно брат. – Я твой единственный сын, а ты меня ни во что не ставишь! Тогда зачем просил меня вернуться обратно в эту дыру? Лучше бы я остался в Англии! – глаза брата лихорадочно блестели. Он сильно изменился за эти годы, проведенные в оксфордском университете. На его лице застыла вечная скука, изредка разбавляемая живостью в таких моментах, как эти. Когда он просил отца вложиться в очередной свой гениальный проект.
– Звал, потому что место моего сына здесь, в поместье семьи Марэ, – начал отец, давая сигнал стоящему тут же слуге, и тот начал нас обслуживать. Наливать в бокалы розовую воду со льдом, накладывать на тарелки еду.
– О, нет, Тонтават, убери это от меня! – брезгливо поморщился Даниэль, когда слуга налил ему Пон Па, рыбный суп. – Терпеть это не могу!
Брат толкнул тарелку и та полетела на доски, с дребезгом разбиваясь у босых ног слуги. Брызги полетели на белые мокасины брата. Тот тут же раздраженно вскочил изо стола и произнес:
– С вашего позволения, отец, я поужинаю в городе.
И не дав нам всем опомниться, вышел из беседки и зашагал по дорожке к выходу. Через пару минут мы все услышали, как завелся мотор его новенького буггати, который отец купил брату на выпуск из университета.
Мы с сестрой сидели ни живы, ни мертвы, боясь поднять глаза на отца и старательно рассматривая еду в тарелках.
– Молокосос, – пробурчал недовольно отец, разрезая ножом кусок утки.
Такие сцены теперь стали не редкостью в нашем доме. Что ни день, новая ссора.
– Папа, чем так недоволен брат? – наконец набралась храбрости спросить Джия.
Отец жевал мясо, активно работая челюстями. Зеленые глаза остановились на сестре, и та потупила взгляд.
– Ваш брат идиот! Вот в чем проблема, Джия. Думает, раз закончил Оксфорд, то уже может и бизнесом руководить. Ничегошеньки там его не научили. Только кутить деньги да проводить время с разгульными девицами. Нет, брат, ты сначала поработай с мое. Начни понемногу, но он хочет сразу вложить огромную сумму в дело, которое не сулит ничего хорошего. Кто так делает? И это на фоне весьма тревожных новостей с нью-йоркских бирж.
Мы с сестрой переглянулись. Самое лучшее ничего больше не спрашивать. Остаток ужина прошел в молчании. Отец быстро поел и поднялся.
– Завтра даем званный обед в доме. Приедет много состоятельных людей, партнеров по бизнесу. Джия оденься хорошо. Никаких сари или лаосских тряпок, а современное платье. Я тебе привез несколько из Вьентьяна. Тебе нужно выглядеть достойно, – на последнюю фразу отец сделал особенное ударение. С лица сестры сошла краска.
– Зачем, отец? – прошептала она, заранее зная ответ.
– Приедет один господин, американец, некий Рой Томпсон, богат немерено. Сколотил состояние на каучуковой лихорадке в Бразилии. Если получится, и он станет моим партнером, то тогда решатся многие проблемы. Особенно после того пожара в тростниковых полях, мы до сих пор не пришли в себя. Он холост.
Чем больше отец говорил, тем бледнее становилась сестра.
– И причем здесь я, отец? И этот Рой Томпсон? – ее глаза засверкали.
– Тебе уже двадцать два, Джия, – отвечал спокойно отец. – В твоем возрасте твоя мать уже была беременна третьим ребенком.
Джия вскочила со стула, едва не перевернув стол.
– Не знала, что ты настолько консервативен, папа! – вскричала она. – Мы все же не совсем лаосцы, да и не индийцы. Ты воспитывал нас с Киарой в духе современности. Так скажи, какая девушка сейчас, в конце двадцатых, так рано выходит замуж и заводит детей? Скажи!
Ее всю трясло.
– Джия, – я подошла к сестре, и положила руку на плечо.
– Тебе все равно придется выйти замуж рано или поздно. Так почему бы не Рою Томпсону стать твоим мужем? Ты не будешь с ним знать нужды.
– Теперь ты торгуешь мной, как какой-то рабыней с рынка?!
– Я не торгую тобой, – голос отца опасно зазвенел. – Постарайся понравиться этому американцу, только и всего.
Он направился к выходу.
– Сколько ему лет? – спросила в последний момент Джия.
– Пятьдесят два, – бросил отец и вышел.
Сестра рухнула на пол и зарыдала, закрыв руками лицо.
– Это конец, Киара! Конец! – плечи ее вздрагивали.
– Нет-нет, Джи. Не говори так! – пыталась я успокоить сестру, гладя по спине. – Отец же ничего не сказал о том, что ты должна обязательно выходить замуж за этого мистера Томсона.
– Ты же знаешь его, Киара, – растирала слезы по щекам Джия, – что, если отец что-то задумал, он обязательно этого добьется.
Я не знала, что ей сказать. Как утешить. Характер Эдмонда Марэ был хорошо известен. Жесткий, иногда жестокий, беспринципный, упрямый. Возможно, именно благодаря этим качествам он и смог разбогатеть, став одним из хлопковых баронов французского Индокитая.
***
Ночью не спалось. Было душно. Комната пропахла благовониями, которые Пея жгла, считая что они помогают отгонять болезнь и злых духов. Я сидела на широком балконе и смотрела на огромную луну, серебрящую водную гладь. Тихо. Спать совсем не хотелось. Послышался стук.
– Не спишь? – Джия стоит в дверях, одетая в длинную до пят ночнушку.
– Конечно нет! – обрадовалась я ей.
Мы вместе легли на постель, опустив москитную сетку вокруг кровати.
– Что думаешь о завтрашнем обеде? Может, мне сбежать? – пробормотала Джия. Глаза ее опухли от долгого плача. Давно я не видела свою жизнерадостную сестру столь подавленной.
– Не плохая идея, – говорю, улыбаясь. – Только чур я с тобой.
– Сядем на паром до Индии. К тетушке Чарви поедем. Хотя нет. Она тоже сразу захочет нас с тобой замуж выдать.
– Тебя! Я еще слишком молода для брака! – бросаю озорно.
– Тоже мне молода! Всего на два года младше! Мы по меркам нашей тетушки Чарви уже старые девы! – хихикает Джия.
Мы обнялись.
– Я совсем другого хотела в жизни, Киара, – говорит уже серьезно, смотря на балдахин над нами. – Хочу уехать в Америку, стать независимой. Теперь женщине не обязательно выходить замуж, чтобы обеспечивать себя.
– А как же любовь, Джи?
Но сестра сразу рассмеялась, а я густо покраснела.
– Ты перечитала французских романов, сестренка!
– Ну хорошо. Что ты планируешь делать с этим мистером Томсоном завтра? Страшно подумать, что будет, если ты ослушаешься отца.
Глаза Джии снова погрустнели.
– Хотелось бы мне быть достаточно мужественной, чтобы бросить все, сесть на паром и уплыть далеко-далеко отсюда.
Она прижалась ко мне. Я погасила лампу и мы уснули.
***
– Господин, позвольте взять чаонинг Джию и Киару для участия подношения даров монахам? – спросила Пея отца, подливая ему кофе в чашку.
– Глупости, мы не исповедуем буддизм, чтобы участвовать в таких ритуалах, – резко бросил он, переворачивая газету. Во рту отец держал толстую сигару местного табака, – черти что творится на рынках. Но все же обвала не должно быть. Сегодня только говорил с Уильямсом. Он считает, что власти вмешаются и наведут порядок.
Он был в дурном расположении духа. Даниэль так и не вернулся со вчерашнего вечера.
Мы сидели за столом, завтракали. Мне очень хотелось отправиться с Пеи и другими лао в храм у реки, где сегодня будут делать подношение. Мы с матерью часто делали это, пока она была жива. При этом она сама так же не была буддисткой, но считала, что местные обычаи надо уважать. Я посмотрела на Джию, она тоже помнила те времена. И ей тоже хотелось пойти.
– Можно мы все же примем участие в ритуале вместе с Пеей, папа? – робко поинтересовалась я. – Мы с Джи и венки сплели из жасмина, как мама нас учила.
Отец зыркнул на меня поверх газеты.
– Хорошо, ты иди. А Джия пусть останется. Надо быть готовой к обеду. Через два часа начнут собираться гости.
Джия вжала голову в плечи. И я почувствовала укол совести.
После завтрака поднялась к себе в комнату и надела чоли, юбку-павадаи, и далее красное сари любимое мамино. Теперь эта одежда была мне в пору. Еще в прошлую зиму на праздник Тет приходилось ушивать чоли в груди. Теперь же я стала старше, и оно сидело идеально. Взяла плетенную тростниковую корзинку с подношением и венками жасмина и поспешила вниз.
Сразу за рекой в непосредственной близости от хлопковых плантаций стоял буддийский храм, воздвигнутый на деньги моего отца. Эдмонд Марэ прекрасно знал, как расположить к себе местное население. Этого было достаточно, чтобы о нем молились все монахи и считали за благодетеля. Людей набилось много. Счастливые лица женщин и детей. Мужчин не было. Они уже трудились на плантациях.
Над лысыми монахами, облаченных в шафрановые накидки, стоял гул и плыл дым благовоний.
Я в своем сари выглядела немного странно. Так как традиционная лаосская одежда выглядела совершенно по-другому. Вокруг ног оборачивался саронг различной расцветки, одно плечо по диагонали покрывал шарф сабай. Но за много лет местные жители привыкли к тому, что сначала госпожа Марэ, а затем и ее дочери посещали все праздники в индийском сари и постепенно перестали обращать на это внимание.
Я вдыхала полной грудью жасминовый аромат, руки были сложены на груди в молитве. Мне хотелось мира в наш дом. Чтобы сестра стала счастливой, пошла бы тем путем, какой выберет сама, а не который ей навязал отец. Вспоминала мать, просила ее благословений. А для себя? Чего я хотела? Открыть этот мир. Не сидеть взаперти. Отправиться в путешествие. Да. Это.
Молитвы закончились. Женщины расходились.
– Чаонинг, посетим еще отдаленную статую Будды? – спросила меня Пея. Эта статуя стояла в отделении, ближе к лесу. Я кивнула, почему бы и нет. День был чудесный. Легкий дымок плыл над зелеными плантациями, река искрилась золотом. Ноги в легких сандалиях ощущали каждый камушек, каждую травинку. Но идти было легко. Взяв корзинки, мы побрели по тропинке к лесу. Здесь стояла небольшая статуя Будды, у подножия которой громоздились гирлянды жасминовых венков и потухшие благовонные палочки.
Пея долго молилась, а я уже стала зевать по сторонам. В кустах будто промелькнул пестрый хвост павлина. Ого, давненько не видела их так близко.
– Пея, я отойду…– посмотрела на нянюшку. Она не отвечала, только губы быстро шевелились.
Поставила на траву корзинку и на цыпочках пошла к тому месту, где видела птицу. Я знала правила безопасности, что в лес одной идти нельзя. Но зайду на самый краешек. Совсем рядом от меня Пея. Все в порядке.
Тропический лес встретил меня духотой и птичьим гомоном. Подняла голову, на нижней ветке хопеи душистой сидел изумрудный павлин и смотрел на меня одним глазом-пуговкой. Его хвост свисал почти до самой земли. Интересно, удастся ли его поймать? Вот Джия удивиться, если я притащу домой настоящего павлина.
Осторожно ступая по сучьям, приблизилась к дереву. Птица казалось не обращала на меня внимания. Я резко подалась вперед, одной рукой схватив пестрый хвост. Но павлин дернулся и перелетел на другую ветку, оставив у меня в руке лишь одно перо.
– Ну что ж, неплохой улов, – рассмеялась я и хотела было пойти обратно. Но тут позади меня послышался треск сучьев, и затем глухой рык. По спине пробежал холод. Нет, я не могу быть настолько невезучей. Нет, о великий Будда! Оборачиваюсь, и столбенею. Среди зарослей промелькнула рыже-полосатая шкура. Тигр!
– Пея! Пея! – бросилась я со всех ног. – Там тигр! Тигр!
Нянюшка тут же испуганно вскочила с колен. Хищник вышел из зарослей и смотрел на нас, пригнув голову к земле. Левое ухо у него было порвано, шерсть во многих местах с проплешинами, один глаз затек. Это был старый тигр. Но его силы будет достаточно, чтобы растерзать двух слабых женщин.
Схватившись за голову, Пея бросилась вниз по дороге, громко зовя на помощь. Я побежала за ней, но тут споткнулась о собственную корзинку и упала, растянувшись среди рассыпавшихся жасминовых венков, нижний конец сари упал мне на лицо. Этот был конец. Сквозь прозрачную ткань я с обреченностью жертвы наблюдала за тем, как хищник подбежал и высоко прыгнул. Я закрыла глаза и закричала.
И вдруг прямо надо мной раздался выстрел, затем второй, потом третий. Стрелявший выпустил пуль десять чередой. Страшный шум, и затем звериный рев, страшный, утробный.
Сердце бешено колотилось в груди, мне даже кажется, что я на мгновение потеряла сознание. А когда открыла глаза, поняла, что вокруг тихо. Послышались чьи-то шаги. Я замерла от страха.
– Вы в порядке, мадам? – спросил меня человек по-английски.
Но от пережитого ужаса я потеряла способность говорить и двигаться. Сквозь красный шарф вижу очертания мужчины.
– Вы в порядке? – спрашивает и наклоняется ко мне, откидывая с лица шарф. Вижу красивое лицо и серые глаза. Какое-то время эти глаза рассматривают меня. А затем, не дав мне опомниться, незнакомец встает на одно колено и берет меня на руки.
От неожиданности и испуга, что могу упасть, хватаюсь за белый пиджак.
– Вы говорите по-английски? – спрашивает меня снова незнакомец. – Французский? – спрашивает по-французски. Потом немного подумав, добавляет на северном диалекте. – Где ваш дом, чтобы можно было вас отвезти?
Я наконец пришла в себя и теперь смотрела на молодого мужчину, спасшего меня. Одет он был в безукоризненный белоснежный костюм-тройку с жилетом из-под которого виднелась голубая рубашка и галстук. Каштановые волосы спадали ему на лоб. Сильная линия челюсти и подбородка, и темно-серые глаза, смотрящие с нескрываемым интересом.
– Так вы скажете, где ваш дом? – снова спросил мужчина на лаосском с сильным английским акцентом, все еще держа меня на руках.
Я хотела ответить, как вдруг вдалеке послышались голоса.
– Чаонинг! Госпожа! – рыдала Пея. Она со всех ног бежала ко мне. За ней виднелось несколько мужчин с ружьями и вилами.
– Госпожа! Слава Великому Будде, вы живы! – тараторила на лаосском Пея, захлебываясь в рыданиях. – Скорее-скорее домой!
– Отпустите меня, – обращаюсь к мужчине на лаосском. Он смотрит на меня и аккуратно ставит на ноги.
– Вы в порядке? – снова спрашивает на английском. И тут же спохватывается и задает этот же вопрос на местном: Вы в порядке?
Я киваю. Пея тут же подхватывает меня под руку и тащит прочь. Я оборачиваюсь. Мужчина все еще стоит, рядом с ним на траве лежит убитый тигр, затем он идет к Мерседесу кабриолету и заводит мотор.
Через пару мгновений догоняет нас с Пеей и останавливается.
– Я могу вас подвезти, куда скажете.
Пея округлила глаза. Какой стыд, садится в машину к незнакомому мужчине. Видимо это было написано на ее лице, потому что мужчина пояснил:
– Кажется, твоей чаонинг нужна помощь, она хромает.
Пея растеряно посмотрела на меня. И в самом деле, падая я подвернула правую лодыжку, и теперь она весьма беспокоила.
Мужчина не стал дожидаться ее согласия, молча открыл дверь машины. Поначалу он хотел усадить Пею на заднее сидение, а меня рядом. Но нянюшка заголосила ругательства, так что пришлось сесть наоборот.
– Куда ехать? – спросил он.
– К храму у реки, – ответила Пея, недовольно косясь на него.
– Госпоже нужен врач. В том храме есть врач?
– Монахи знают, как помочь ей, – отрезала нянюшка и еще добавила одно крепкое словечко на местном диалекте. Так что я не удержалась и улыбнулась. Незнакомец быстро взглянул на меня в зеркало заднего вида. Я сразу приняла серьезный вид и стала смотреть по сторонам.
Едва машина затормозила, Пея вскочила, словно ошпаренная и стала вытаскивать меня. Не обращая внимания на яростные взгляды няньки, незнакомец приблизился ко мне и протянул руку, помогая выйти из машины.
– Кто ты, что эта лао так заботится о тебе? – спросил он. – Где твой дом?
Темно-серые глаза смотрели на меня с волнующей страстностью, руку он мою также не отпустил. Боковым зрением я видела, что бедная Пея сейчас лопнет от стыда и ужаса, поэтому отстранилась.
– Благодарю за спасение, господин, – произнесла я, улыбаясь и складывая руки в почтении.
Пея тут же схватила меня и потащила к храму, я слышала, как мотор Мерседеса завелся и вскоре затих вдали. Он направлялся к нашему дому. Значит один из гостей. Значит, возможно, я его снова увижу.
Глава вторая
Я лежала в кровати, обложенная подушками, с холодной повязкой на ноге. Тот тигр пришел из соседнего села, где до этого уже убивал пастухов и поедал скот. Тигр-людоед. Этим же вечером отряд из вооруженных мужчин решили прочесать лес на случай появления шакалов-падальщиков, обычно следовавших за тиграми и питающихся остатками.
Из-за случившегося меня освободили от обязанности присутствовать среди гостей. Я не знала, радоваться тому или нет. С одной стороны я изнывала от желания узнать, там ли тот незнакомец, и в то же время было страшно вновь показаться у него на глазах. Он по всей видимости принял меня за местную лао или за какую-то диковину, одетую в индийское сари.
Я вздохнула, вспоминая момент, когда он поднял меня, когда стал спрашивать на разных языках, думая, что я не понимаю.
– Чаонинг Киара, почему вы все время улыбаетесь? – спросила меня лао Парамита, расчесывая мои тяжелые вьющиеся волосы, похожие на иссиня-черный шелк. Волосы достались нам с сестрой от матери, а вот белая кожа словно лепесток магнолии – от отца в совокупностью с зелеными глазами.
– Разве я улыбаюсь? – спрашиваю и сразу бросаю взгляд в зеркало. – И правда.
Улыбаюсь и не могу перестать этого делать.
– Уж не повстречала ли мадмуазель своего хак? – темные глаза Парамит озорно блестели. Она считалась самой красивой среди всех лао нашего поместья. Даже отец берег ее, не отправляя работать в поле. Она оставалась при доме, ухаживала за мной и Джией, и была нашей подругой, с которой мы могли разделить девичьи секреты.
– Ну что ты говоришь такое. Конечно же нет, – отвечаю и понимаю, что краснею. – Где мне его встретить?
– А Чан говорила мне, что видела, как чаонинг нес на руках белый господин, – не унималась Парамит, – у нас после такого мужчина идет просить благословения к родителям девушки, чтобы соединить их жизни.
Я поднесла руки к горящим щекам.
– Перестань, он просто помог мне. Моя нога болела.
Парамит хмыкнула, молча заплела волосы в две толстые косы и зажгла благовония.
– Подай веер, – попросила я. И лао протянула мне японский веер с изображением гейш у пруда.
Раздался стук, и не дождавшись ответа, вошел отец. При его появлении Парамит сложила руки на груди в приветствии. Он жестом указал ей на дверь, и она поспешила выйти.
– Как ты, Киара? – спросил он, смотря на мою голую лодыжку. – Доктор Перес утверждает, что ничего серьезного, только нужен покой в ближайшие пару дней.
– Все хорошо, папа, – отвечала я, приподнимаясь.
– Так кто убил того тигра? Работники болтают каждый свое. Вроде бы это был европеец.
Я кивнула.
– Да, папа. Тигра убил англичанин из револьвера. Он был одет в светлый костюм и управлял кабриолетом мерседес.
Отец вскинул брови.
– Неужели Фейн! Ну и ну. А почему ничего не сказал? Странные эти англичане.
Чувствую, как начинает сильнее биться сердце.
– Кто он такой, папа?
– Один английский лорд, приехал сюда недавно выкупать оловянные рудники на западе. Пару лет назад ему удалось фактически вырвать свою семью из полной нищеты. Даром, что лорд. Его брат учился с Даниэлем в Оксфорде на начальных курсах, до того, как семейство Фейн разорилось из-за долгов.
– А как его зовут?
– Эдвард. Эдвард Фейн.
– Эдвард Фейн, – прошептала я, закрывая глаза. – Звучит как музыка.
Отец нахмурился, сел на кровать рядом со мной и взял за подбородок.
– Что это ты себе там уже напридумывала? Смотри, Киара, будь осторожней. Я знаю, таких, как этот Фейн. Эти люди думают только о деньгах и больше ни о чем, и женятся они тоже только на деньгах.
– Разве у нас мало денег, папа? – бросила я небрежно, так что отец немного опешил.
– Ого, так сильно понравился этот английский хлыщ?
Я молчала. Отец продолжил.
– Послушай своего отца, Киара, он если и женится, то только на самой выгодной для себя партии. Дочь лаосского плантатора может и не плохой вариант, но думаю, он ищет кого-то побогаче. Его бизнес только начал расти, много рисков, стабильная финансовая подушка – вот что ему сейчас нужно больше всего.
Бесполезно спорить с отцом, потупив взор, я рассматривала узор на веере. Пусть думает, что хочет. Я помнила тот горячий взгляд серых глаз. Его невозможно спутать, это на уровне древних инстинктов. Я знала, что понравилась мистеру Фейну. Сильно понравилась.
Вошла Джия и замерла в дверях, не ожидая застать здесь отца.
– Что застыла? – бросил грубо отец. – Проходи. Поговори с сестрой. Вразуми, как старшая сестра.
На лице Джии отразилось недоумение, и она перевела взгляд на меня.
– Ты знаешь, что тот англичанин, с которым ты весь обед флиртовала, и есть тот, кто убил тигра?
От слов отца Джия смутилась.
– Это правда, Киара? – спросила она.
Я кивнула.
– И почему женщинам нравятся мерзавцы? – бросил резко отец, выходя. – Как только поправишься, поедешь со мной благодарить его.
От услышанного так и подскочила в кровати.
– Зачем это, папа?
– Он спас мою дочь, значит я у него в долгу. А Эдмонд Марэ никогда ни у кого не остается в долгу, тем более перед англичанами.
Открыл дверь и вышел.
– Киара, ты как? – спросила Джия, подходя ко мне. Одета она была в модное, восточного шелка платье с заниженной талией мятно-зеленого оттенка, отчего ее глаза казались еще ярче. – Это правда, что сейчас сказал отец? Эдвард Фейн спас тебя от тигра?
– Да, это был он, – отвечаю и смотрю на нее.
– Он очень красив, – говорит, немного погрустнев. – И молод, в отличие от мистера Томпсона.
Сердце сжалось, я взяла тонкую руку сестры.
– Как все прошло?
– Все плохо, – отвечала Джия дрогнувшим голосом. – Мистер Томпсон не отходил от меня ни на шаг, садился рядом, даже предложил приехать к нему в гости на виллу под Сайгоном.
– Он, наверное, толстый и с плешью на голове?
Сестра грустно улыбается моим словам и качает головой.
– Да нет, выглядит неплохо. И не дашь пятьдесят два. В целом произвел приятное впечатление. Но все равно, Киара, он такой старый, всего на два года младше отца.
Джия достала из сумочки платок и поднесла к глазам, а я бросилась обнимать ее и осыпать поцелуями.
– Джи! Не плачь, прошу тебя! Хочешь, ты выберешь себе мистера Фейна? Если он тебе так понравился. Только не плачь.
Хрупкие плечи Джии мелко дрожат, от слез потекла тушь. Я не перестаю ее целовать, пока она наконец не начинает смеяться.
– Киара, перестань! Перестань! Ты словно маленькая обезьянка!
– Не перестану, пока не прекратишь плакать! – упрямо заявила я.
Лицо Джии все раскраснелось, прическа растрепалась. Мне так хотелось, чтобы она была счастлива!
– Лучше расскажи про то, что с тобой произошло возле леса? Как мистер Фейн спас тебя?
Я отвела глаза. Сестре же он тоже понравился. Но Джия успела заметить мой взгляд и нежно убрала прядь с моего лба.
– Английский лорд? Хм, неплохо. Будешь приезжать ко мне в Нью-Йорк?
Меня всю объял трепет и страх от этих слов.
– Что ты! – воскликнула я, отстраняясь и вспыхивая до корней. – Мы и не разговаривали толком, а ты уже говоришь о таком!
И я рассказала Джии все, что произошло.
– Но почему ты сразу не заговорила с ним по-английски или на французском? – дивилась сестра.
– Не знаю. Я растерялась, и потом мне просто понравилась эта его настойчивость в общении.
Джия задумалась. Это история произвела на нее сильное впечатление.
– Да уж. Вот он удивиться, когда узнает, кто ты на самом деле. Но Киара, это же встреча, как в романах!
Но я не разделяла ее энтузиазма.
– Не знаю, вдруг он решит, что я намеренно его обманывала?
– Да брось ты. Если мужчине по-настоящему нравится женщина, он будет готов простить ей многое, – успокоила сестра.
Мы болтали с ней до поздней ночи. Джия рассказывала про прием, о гостях, о том, что ходят тревожные слухи с Вьетнама о бунтах и убийствах французских офицеров.
– Адмирал Бушар сказал, что всех преступников уже казнили, – продолжала Джия. – Может наконец-то они успокоятся.
– Будем надеется, – я пожала плечами. Меня мало волновали всякие бунты, политика и финансы. Зато я с живым интересом слушала об Эдварде Фейне.
– Вы ведь с ним много говорили, правда, Джи?
– Ну да, – подмигнула сестра, – я ведь еще тогда не знала, что ты его уже присмотрела для себя. Если честно, я надеялась, что понравлюсь ему достаточно, чтобы он спас меня от мистера Томпсона.
Я замерла.
– И что думаешь?
Джия рассмеялась, хватая мою руку.
– Ох, Киара! Ты совсем не умеешь скрывать свои чувства. Да ничего. Он был со мной очень вежлив и внимателен, интересовался бывала ли я в Англии и люблю ли играть в крикет. Предельно галантно и сдержано, как умеют, пожалуй, только английские аристократы. Еще мне показалось, будто они с Даниэлем недолюбливают друг друга.
Это удивило меня.
– С чего ты взяла?
– Ну когда отец представил их друг другу и брат протянул руку, мистер Фейн далеко не сразу пожал ее, словно брезгуя.
Как интересно. Отец говорил, что его младший брат учился вместе с Даниэлем. Возможно, они знали друг друга в Англии? Мысли кружились в голове словно сонные мухи. Луна уже зашла за реку, в воздухе пахло сандалом и корицей, когда мы наконец уснули, прижавшись друг к другу.
***
– На следующей неделе едем в Вьентьян, – заявил отец на следующий день. – Губернатор устраивает матч по игре в поло. Соберется вся знать.
Он сидел за высоким резным столом и курил по обычаю сигару. Даниэль стоял рядом и читал какие-то бумаги.
– Отец, ты вложил почти все деньги с продажи риса в акции General motors? – спросил он. – Но так никто не делает, нельзя все яйца класть в одну корзину.
Отец затянулся и сыто хмыкнул, дело было как раз после завтрака.
– Это самые надежные бумаги. Остальными очень скоро можно будет только подтереться.
Даниэль округлил глаза и опустился в кресло напротив отца.
– Ты что-то знаешь, папа?
Отец кивнул, но прежде, чем продолжить, перевел взгляд на нас с сестрой.
– Можете идти. Это не для женских ушей, – бросил он.
Мы выбежали в сад, облегченно выдыхая.
– Чем сегодня займемся? – спрашиваю Джию.
– Поехали к Тале? Она недавно вернулась из Парижа, может расскажет чего интересного? – предложила тут же она, не раздумывая.
– О! У нее же очень много классных пластинок! Будем сегодня танцевать чарльстон, – обрадовалась я, сделав знакомые па ногами. – Только надо незаметно ускользнуть от Пеи.
И мы со всех ног бросились по своим комнатам, одеваться в гости. Пришла Парамит, помочь мне.
К тому времени я стояла в растерянности в одних чулках перед распахнутым шкафом Пестрый ворох платьев громоздился на кровати. Все одного и того же модного фасона, так называемые платья-чехол, длинные в пол или чуть прикрывающие колени с круглыми вырезами, пышно отделанные пайетками, бисером и кружевом.
– Чаонинг Киара, машина готова, – сказала лао.
– Парамит, что больше идет? Чайная роза или бледно-голубой?
Она задумчиво уставилась на два шелковых платья в моих руках и, улыбнувшись, произнесла:
– Госпожа так прекрасна, будто лотос в пруду, ей пойдет любой наряд
– Ты просто не хочешь говорить, – нервничала я, хоть мне и польстили ее слова.
После недолгих колебаний остановилась на платье оттенка чайной розы, расшитое бисером и кристалликами. Нитка жемчуга, черные стрелки. Жаль, что отец не разрешает нам с сестрой постричься коротко, пришлось распускать волосы, чтобы шляпка-колокол хорошо села.
Вошла Джия, одетая в белое платье и с красной помадой на губах.
– Готова?
– Да, сейчас, – продеваю серьги.
– Госпожа, сумочка, – напоминает Парамит, и протягивает мне ее. Тут только я замечаю браслет на ее запястье.
– Парамит, что это? – удивляюсь.
Та смущенно улыбается. Джия подходит к нам.
– Что там?
– Джи, посмотри, у Парамит, кажется, появился жених.
Длинные черные ресницы юной лао затрепетали, а щеки налились прелестным румянцем.
Наши с сестрой лица расплылись в улыбках.
– Кто же он? Кто смог украсть сердце прекрасной Парамит? – спрашивает Джия рассматривая браслет. Ничего особенного, простая безделушка с рынка, но для простого работника с плантации стоящая несколько месяцев тяжелого труда.
– Это Донг, – наконец признается Парамит. – Он уже ходил к родителям, отец одобрил, и я приняла подарок.
– Ох уж этот Донг, – многозначительно свищу я.
Перед глазами сразу встал высокий поджарый парень с решительным взглядом черных глаз. Они с Парамит станут самой красивой парой на плантациях.
– Киара, поехали, Рахул уже сел за руль, – поторопила меня Джия, выглядывая из окна.
Мы спустились вниз и пошли к дверям, весело обсуждая свои дела, но у самого выхода наткнулись на странного человека. Он был одет в рубаху и штаны, в руках держал черный хлыст, которым то и дело игрался, взмахивая коротко, невысоко. Его лицо с узкими щелочками глаз и тонкими усиками над линией рта насторожило меня. Он что-то жевал, похоже табак. Едва завидев его, Парамит, испуганно спряталась за нас с сестрой.
Он почтительно поклонился.
– Кто вы такой? – спрашивает сестра на лаосском. Ей тоже сразу не понравился этот незнакомец.
– Чао Конг, к господину Марэ, – произнес он. И мы с сестрой замерли. Вьетнамец.
– Эй, Конг, иди-ка сюда, – поманил его пальцем отец, выходя из кабинета. Завидев нас с сестрой такими наряженными, он на мгновение вынул сигару изо рта. – А вы куда собрались?
– К Тале Вилар, папа, – отвечаю я. – Она вернулась из Франции на прошлой недели.
– Ну да, знаю. Опять будет устраивать глупые потанцульки с богатенькими бездельниками. Вернуться до обеда, – отрезал отец.
– Так рано, папа? – расстроилась Джия.
– Да, так рано. На обед приезжает Рой Томпсон, – и больше ничего не говоря отец скрылся в глубине кабинета. Чао Конг проследовал за ним. Проходя мимо Парамит он на мгновение остановился и посмотрел на нее. Девушка вся сжалась, пряча лицо у меня на плече.
– Кажется, отец ждет вас, господин Конг, – говорю, решительно закрывая Парамит собой.
Жует табак и смотрит на меня, не долго, но этого достаточно, чтобы по спине пробежал холод. Что это такое? Как он смеет смотреть так на госпожу? Нагло. С вызовом.
– Что за мерзкий тип? – недоумевает сестра, едва мы сели в машину.
Парамит стояла рядом, бледная, испуганная.
– Новый надсмотрщик, госпожа, – отвечает она. – Заступил на прошлой неделе.
Шофер-индиец Рахул в красном тюрбане завел мотор. Машина тронулась.
– Не могу поверить, что отец нанял вьетнамца на место надсмотрщика над работниками. Да еще и такого жуткого на вид, – недоумевала сестра. – Можно только представить, какие у него методы.
Я вздохнула. Встреча с этим мистером Конгом долго не выходила у меня из головы. Но затем красота ландшафта по обе стороны от дороги приковала все мое внимание. Ровная зеленая долина тянулась так далеко, насколько можно видеть, яркое горячее солнце на пронзительно голубом небе, а вдалеке очертания фиолетовых холмов. Лаос прекрасен!
Вилла семейства Вилар стояла в окружении высоких зеленых деревьев. Едва наша машина остановилась, Тала выбежала навстречу. Она обладала такой типичной французской внешностью, с тонкими чертами лица, темно-синими задорными глазами и бледной кожей.
– Джия, Киара! Как я рада! – начала она, целуя нас и обдавая густым ароматом Chanel№5 .
Треща без остановки, повела нас в дом, из которого уже раздавалась веселая мелодия фокстрота.
Просторная гостиная была набита гостями, в основном молодыми парнями и девушками. Признаться, мы с Джией немного растерялись.
– Ты же сказала по телефону, что будет совсем немного людей, – пробормотала сестра.
Тала весело хмыкнула.
– Конечно немного! Тут всего-то пятнадцать человек! Девчонки, держите! – и она схватила два бокала с шампанским с подноса у проходящего мимо боя.
Все вокруг смеялись, веселились, пили шампанское и танцевали. Общее возбуждение захватило и нас с сестрой. И уже через пару мгновений мы танцевали рядом с двумя красивыми парнями зажигательный чарльстон.
– Бой! Еще шампанского! – слышится голосок Талы.
– Ты ведь Киара Марэ? – спрашивает высокий парень, мой партнер по танцу, пока слуга меняет пластинку на патефоне.
Я киваю. Ужасно душно и жарко здесь, вдобавок накурено.
– А я Франсуа Герен, кузен Талы, – говорит парень. – Неплохо тут у вас в Лаосе.
Музыка заиграла вновь. Теперь уже танго. Я обрадовалась, тысячу лет не танцевала его. Франсуа схватил меня и закружил по комнате.
После танцев разгоряченные гости поспешили отдохнуть на просторной террасе, с которой открывался потрясающий вид на холмы и зеленую долину. Каждый расположился, где смог. Я села на подушки рядом с Джией. Франсуа Герен и второй юноша решили приударить за нами, поэтому без конца подносили то тарелку с фруктами, то бокалы с шампанским или лимонадом со льдом. Это были веселые богатые разгильдяи, ничем особо в жизни не занимавшиеся. Они то и дело шутили, так что от смеха у меня разболелся живот.
– И тут я протягиваю ему шесть пиастров и говорю: "Домчи, брат, как можно скорее до порта", а он оборачивается и отвечает на чистом французском: "Извините, месье, но я не рикша", – не унимался Франсуа, доводя нас с Джией до коликов.
Поменяли пластинку, а вот уже полились звуки джаза.
– А все-таки я вам хочу сказать, друзья, Лаос – это дыра мира, – бросила небрежно Тала, сидевшая на низеньком диванчике. Она вальяжно курила длинный мундштук, а слуга рядом овевал ее большим черным веером. – Что здесь есть? Духота, жара, липнущая ко лбу мошкара. Вот и все. Париж – вот столица мира.
– Англичане и американцы, пожалуй, с тобой не согласятся, Тала, – рассмеялся кто-то из парней.
– Не знаю насчет американцев, а вот англичане в том, что касается моды полные профаны, – продолжала Тала, пожав плечами. – Не знаю ни одного достойного британского дизайнера. Разве может кто-то сравниться с гением Шанель или Эльзы Скиапарелли?
– Кузина, ты же сегодня пригласила кого-то из англичан, пусть поспорят, – рассмеялся Франсуа.
– Да, так и есть. И не просто англичанин. А самый настоящий лорд, дамы и господа.
– Уж не Эдвард Фейн к нам пожалует? – снова спрашивает Франсуа.
– Именно он, – улыбается загадочно Тала.
А я чувствую, как холодеют пальцы в перчатках, перевожу взгляд на Джию. Она улыбается и пожимает плечами. Мол, это же хорошо. И тут же внизу слышится мотор, подъехала машина. Тала подходит и смотрит.
– А вот и Эдвард Фейн, собственной персоной.
Теперь меня уже охватила паника, я резко вскочила на ноги и рванула к выходу. Только для того, чтобы натолкнуться на Фейна, входящего в холл. Не знаю, успел ли он меня заметить, перед тем, как я юркнула за колонну и затаилась. Гости высыпали шумной толпой из террасы обратно в комнату.
– Мистер Фейн, какая честь! – восклицает Тала, протягивая руку Эдварду, и он слегка целует ее.
– Мисс Вилар, – улыбается он. – Два дня назад в Вьентьяне виделся с вашим отцом. Он пригласил меня.
– Не обижайте меня, мистер Фейн, – надула губки Тала. – Я ведь надеялась, что вы приехали, потому что я вас пригласила, а не Па.
– Приношу извинения, мисс, – отвечает Эдвард.
Тала берет его под руку и ведет к остальным.
Сердце мое бешено колотится, пытаюсь слиться в единое с колонной, прикрывая лицо сумочкой.
– Киара, ты что делаешь? – быстро шепчет Джия, сжимая мой локоть. – Иди, поздоровайся с ним.
Но я решительно мотаю головой.
– Нет-нет, я не могу. Вдруг он меня узнает.
Джия уставилась на меня с неодобрением.
– Так это же хорошо. Как раз идеальный шанс покончить с тем недоразумением, что возникло между вами.
– Нет, я не готова, Джи, – бормочу испугано. – Пожалуйста, отвлеки его, чтобы я успела уехать.
– Что? – опешила сестра.
– Мисс Марэ, – тут раздался рядом голос Эдварда.
От испуга я подпрыгнула, и сжалась.
– Да-а, – растерялась Джия, поворачиваясь к нему.
Эдвард стоял совсем рядом и приветливо улыбался сестре. Одет он сегодня был снова в белый костюм, но без жилетки, волосы были зачесаны назад, открывая красивый умный лоб.
– Рад снова встретиться с вами, – произнес он, кланяясь.
– Мистер Фейн, что привело вас сюда? – Джия повернулась так, чтобы Эдвард встал спиной к колонне, за которой я пряталась.
– Мистер Вилар мой бизнес партнер, – объяснил Эдвард, – вместе мы выкупаем несколько шахт в районе плато Кхаммуан. Он-то и пригласил меня.
– А…– Джия перевела на меня глаза.
Я помахала рукой, мол, уводи его отсюда.
– Как вам вчерашний прием у нас дома? – спросила Джия.
– Незабываемо, мисс Джия, единственно я так и не имел чести познакомиться с вашей младшей сестрой. Как ее зовут?
– Киара, – отвечает Джия, часто моргая. – Мистер Фейн, пройдемте на веранду, оттуда открывается очаровательный вид на холмы.
Они отошли, а я, пригибаясь и закрываясь сумочкой, бегу к выходу.
Захлопнув дверь машины, облегченно выдыхаю.
– Рахул, домой, – говорю водителю. И машина трогается.
***
Едва я вернулась домой и сняла платье, надев простое сари, пришла Пея и повела меня к реке, где уже собралось много женщин, сразу узнала среди них личико Парамит. На зеленой траве на круглых подносах лежали свежесрезанные бутоны лотосов.
При моем появлении женщины поднялись и поприветствовали меня.
– Чаонинг Киара.
Я так же сложила руки, здороваясь, тут же подмечая, что уже много бутонов лотосов было сложено.
Это старинная традиция в Азии, особенно в Сиаме и Лаосе, срывать еще не распустившиеся бутоны лотосов, и затем складывать их лепестки. Кропотливый труд, в котором нужна нежность тонких женских пальцев. Мне, если честно, никогда не хватало терпения сложить лепестки красиво, и мама, а затем Пея, всегда помогали мне.
Нянюшка положила передо мной поднос, и я начала складывать свой первый цветок. Пахло листвой и илом, жужжали насекомые. Мы сидели в тени деревьев. С реки набегал легкий ветерок и развивал мои распущенные волосы. Через какое-то время мои пальцы затекли, белые лепестки не слушались, и никак не хотели складываться, так как я задумала.
– А! Больше не могу! – воскликнула я раздражено, бросая цветок. – Не хочу этим заниматься.
Пея сдвинула брови в ее глазах читалось неодобрение.
– Мы не можем делать только то, что хотим, госпожа, – проговорила она.
– Чаонинг, позвольте, я вам помогу? – подсела ко мне Парамит. – Смотрите, зеленые лепестки надо загибать внутрь, следующие уже наружу. Попробуйте вместе со мной, госпожа.
Я внимательно наблюдала за пальчиками Парамит, пытаясь повторить за ней. И у меня получилось, пускай не столь аккуратно, как у нее, но все же.
Сложенные лотосы ровно обрезали, привязали к палочкам и обернули широкими зелеными листьями. Получились красивые букеты.
– Почему ты так испугалась этого господина Конга сегодня утром? – спрашиваю тихонько Парамит на французском, чтобы большинство не могло нас понять.
При этом вопросе красивые глаза Парамит снова погрустнели.
– Жестокий он, госпожа. Словно дикий шакал.
– Он обижает тебя?
Качает головой.
– Нет. Он…Прошу, чаонинг, не обращайте внимания, – вдруг испугалась она, пересаживаясь от меня.
Как только все букеты были готовы, женщины понесли их на подносах к деревянному причалу. Мы опустились на колени и стали ждать. Вот-вот покажется лодка монаха, направлявшегося в храм, ему и предназначались цветы в качестве подношения.
– Ох, забыла еще один поднос с цветами! – всплеснула руками Пея. Лодка приближалась.
– Я сбегаю, нянюшка, – говорю, вставая, и побежала к тому месту под деревьями, где мы делали букеты. Увидела оставленный поднос с лотосами. Взяла его и хотела уже было направиться обратно, но тут кто-то встал у меня на пути.
Я подняла глаза, и так замерла. Передо мной стоял Эдвард Фейн и улыбался.
– Я все-таки нашел тебя, прекрасная чаонинг, – говорит.
Дрожь охватывает всю с головы до ног. Поднос с цветами падает из моих рук. Я отворачиваюсь, накрывая голову концом сари и закрывая лицо.
– Разве мы не знакомы? – слышу его голос совсем рядом. – Почему прячешься?
О великий Будда! Я пропала. Как он здесь оказался? Что делать? Бежать! Точно!
Я хотела было броситься прочь, но Эдвард уже схватил меня за предплечье и развернул к себе.
– Я полагаю, нам пора познакомиться, – улыбается, и опускает шарф с моего лица.
Глава третья
Я молчу и прячу взгляд под длинными ресницами. Эдвард Фейн поднимает упавший поднос с букетами лотосов.
– Могу ли я вам помочь? – спрашивает.
Сколько будет продолжаться это недоразумение? Дольше скрывать от него, кто я есть на самом деле бессмысленно, иначе я разрушу ту симпатию, что возникла у него ко мне.
– Благодарю, месье, – наконец отвечаю я на английском.
Эдвард замирает, пораженный.
– Вы говорите по-английски?
– Да.
От стыда боюсь поднять на него глаза, страшно представить, что он думает теперь обо мне.
– Прошу прощения, месье, что в первую встречу ввела вас в заблуждение, – начинаю я, теребя сари. – Я находилась в состоянии шока после нападения тигра.
И еще вы мне очень понравились. Но этого я конечно же не сказала.
Некоторое время Эдвард внимательно рассматривал меня с головы до ног.
– Прошу, не извиняйтесь, мисс, – поднимает руку, – я и сам должен был догадаться, что вы не простая лао. Позвольте представиться, Эдвард Фейн, – касается двумя пальцами полей своей белой шляпы. В ответ я делаю легкий поклон. – Могу ли я наконец узнать ваше имя, мисс?
– Да, я Киара. Киара Марэ, – смотрю на него, и вижу как лицо его меняется, особенно выражение серых глаз. Что-то пробегает в них, незаметное, едва уловимое. Какая-то жесткость.
– Вы младшая дочь мистера Эдмонда Марэ?
Киваю. Пауза. Мне становится страшно, я чувствую нарастающий холод между нами.
– О, мистер Фейн, скажите, что я не оскорбила вас, – не выдерживаю я тягостного молчания. Почему он так изменился? Ведь, если я действительно ему понравилась, то какая разница кто я? Простая лао или госпожа?
На мои слова Эдвард улыбается, вежливо и совершенно по-другому, не так как до этого.
– Нет, мисс Киара, конечно вы меня не оскорбили. Вчерашнее нападение тигра было жутким. Как ваша нога?
Ну учитывая, что я уже утром во всю танцевала чарльстон у Талы, совершенно позабыв о растянутой лодыжке, то весьма неплохо.
– Благодарю, намного лучше, – отвечаю.
– Куда нести поднос? – спрашивает Эдвард.
Ох, совершенно забыла о подношении! Пея будет недовольна.
– К причалу.
– Тогда позвольте, я провожу вас.
И мы пошли по траве в сторону реки вдоль кустов, усыпанных душистыми персиково-белыми цветами. Лодка с монахами как раз подплыла, когда мы спустились по деревянным ступеням. Другие лао, завидев Эдварда, засмущались и начали без конца кланяться. Пея тоже сложила руки в приветствии, но сразу нахмурилась. Едва подносы с букетами преподнесли монахам, она подскочила ко мне, готовая, как и вчера спасать меня от этого господина.
– Все хорошо, Пея, – успокаиваю ее, улыбаясь, – мистер Фейн знакомый семьи.
– Да, лао, не беспокойтесь, я не причиню вреда вашей чаонинг, – с задором произносит Эдвард. – С вашего позволения, я же могу проводить мисс Киару до дома?
Пея онемела на мгновение, хоть она и явно недолюбливала его, Эдвард был белым господином, а она слуга, и теперь он снизошел до прямой просьбы. Эдвард продолжал смотреть на нее, чуть склонившись, ожидая ответа.
– Конечно, господин, – наконец бормочет нянюшка, зардевшись от смущения.
Томительно жаркое солнце сияло на кобальтовом небе, кроны тюльпановых деревьев с крупными оранжевыми цветами, особенно ярко выделялись на его фоне. Эдвард шел рядом со мной, Пея несколько шагов позади.
– Почему вы носите сари, мисс Киара? – спросил наконец он.
– Моя мать была родом из Индии, и до последнего часа носила сари. К этому приучила и нас с сестрой.
Сейчас, находясь рядом с ним так близко, я могла рассмотреть его. Линия челюсти, манера речи, движения, безукоризненность в одежде – все в Эдварде Фейне говорило о его высоком происхождении, в Англии это называлось породой.
– Мисс Джия говорила, что ваша матушка скончалась. Давно ли?
– Семь лет назад, – отвечаю, опуская глаза. Семь лет я не могу свыкнуться с этой потерей. Первое время после ее смерти я то и дело уходила спать в материнскую комнату, окруженная ее вещами, глубоко вдыхая такой родной и близкий аромат, дарующий спокойствие и чувство защищенности.
– То сари, в котором я была вчера, мама часто носила его в молодости, – поясняю.
– Понимаю, – Эдвард задумался и потом добавляет. – Приходит время, мисс Киара, когда надо отпускать ушедших близких людей. Это самое лучшее, что мы можем сделать ради них, и ради самих себя. Надо жить дальше.
– Вы правы, мистер Фейн, – я помедлила. – Вы говорите об этом так, словно тоже кого-то теряли.
– Да, брата, – ответил он, а затем добавил после паузы. – И отца. Они ушли один за другим.
Эдвард произнес это как можно более сухо, но я уловила нотки страдания, которые он пытался тщательно скрыть.
– Мои соболезнования. Вам было тяжело.
Эдвард печально улыбнулся, взгляд его был устремлен вдаль на высокий холм.
– Тяжело? Да, полагаю, что так. Но хуже всего пришлось матери, она так и не смогла оправиться от утраты. Горе повредило ее разум.
Он выглядел таким отстраненным, ушедшим в свои мысли, что я не удержалась, и коснулась рукой его плеча.
– Вы говорили мне о том, что нужно отпускать умерших, чтобы жить дальше. Но смогли ли вы это сделать сами, мистер Фейн? – улыбаюсь я.
Несколько мгновений он смотрит мне прямо в глаза, что-то происходит в этой серой глубине.
– Полагаю, нам стоит поспешить, мисс Киара, – говорит снова спокойно и вежливо.
Мы уже подошли к дому, возле которого стояло несколько машин. Я сразу узнала буггати брата, и мерседес Эдварда, другие машины были незнакомы.
– Сегодня утром я повстречал мисс Джию в доме у господина Вилара, и предложил подвезти ее до дома, – объяснил Эдвард.
Нам навстречу вышел бой, и поклонившись, сообщил:
– Господа в саду.
И, обогнув дом по извилистой тропинке, мы пошли к беседке, где уже собралось немало людей. Первой увидела нас Джия, и глаза ее тут же расширились.
– Киара, ты все-таки встретилась с мистером Фейном, – произнесла она, делая ударение на слове "все-таки". Рядом с ней стоял высокий широкоплечий мужчина с темными с проседью волосами.
– Позволь представить тебе мистера Роя Томпсона, – сказала сестра, указывая на мужчину. – Мистер Томпсон, моя младшая сестра Киара.
Тот подошел ко мне и слегка поклонился.
– Мисс Киара, приятно познакомиться.
– Как поживаете, мистер Томпсон? – поприветствовала я его.
– Благодарю, все прекрасно. Сегодня чудесная погода, совсем не душно, – улыбается, потом перевел взгляд на Эдварда. – Мистер Фейн, полагаю?.
– Да, совершенно верно, – отвечает Эдвард. – Приятно встретиться, мистер Томпсон.
– Я много слышал о вас от сэра Коллинза. Вы ведь играете в поло в следующую среду у губернатора? Я уже сделал ставку на победу вашей команды.
Эдвард улыбнулся.
– Ну что ж, теперь мне не остается ничего иного, как победить.
Мужчины рассмеялись.
Честно говоря, наружность мистера Томпсона потрясла меня. Он и в самом деле не выглядел на пятьдесят два. Сильная, энергичная фигура, открытый взгляд голубых глаз. Ничего подобного с тем свиноподобным существом, что я рисовала себе при мысли о предполагаемом муже Джии. И чем больше он говорил, тем легче на душе мне становилось. Возможно, эта партия не так уж и плоха. Я посмотрела на Джию. Она спокойно улыбалась, делая вид, что не замечает горячего взгляда, который мистер Томпсон то и дело останавливал на ней.
Томпсон и Эдвард легко нашли общий язык, через пару минут к нам подошел отец.
– А, Фейн, отлично что ты здесь, – начал он сразу. – Позволь узнать, почему ты скрыл от нас всех, что это твой меткий выстрел убил тигра-людоеда, напавшего на Киару? Теперь получается, я у тебя в долгу, а долги я не люблю. Проси награды.
– Не стоит беспокоиться, мистер Марэ, никакого долга у вас передо мной нет, – отвечал Эдвард. – И наилучшая награда для меня, знать, что с мисс Киарой ничего не случилось.
Отец хмыкнул, а я зарделась от удовольствия.
– Киара, что это опять на тебе? – нахмурился отец, недовольно рассматривая сари. – Ступай, переоденься немедленно. Снова надела индийские тряпки.
Грубость Эдмонда Марэ явно смутила мужчин, но для нас с сестрой это была обычная форма общения. Приказы отца необходимо сразу выполнять.
– Прошу простить меня, господа, – произнесла я, потупив взор.
– По-моему, мисс Киара выглядит просто обворожительно в сари, – услышала я голос Эдварда. – А вы как считаете, мистер Томпсон?
– Да, юная мисс выглядит словно индийская принцесса, – тепло произнес американец.
Я улыбнулась и посмотрела на сестру, взгляд ее зеленых глаз в сторону мистера Томпсона чуть заметно потеплел.
– Я все же переоденусь, – говорю и иду в дом, быстро взбегаю наверх по широкой тиковой лестнице.
И снова страдания по выбору наряда. Теперь мне надо не просто выглядеть удачно для встречи с друзьями, а поразить мистера Эдварда. Ох, и не простая задача. Я торопилась, в результате остановилась на коротком платье глубокого насыщенного зеленого оттенка, словно крона тюльпанового дерева. Благодаря ему, мои глаза засияли подобно индийским изумрудам. Щеткой зачесала черный шелк волос на боковой пробор и обхватила черепаховым гребнем с одной стороны. Придирчиво взглянула в зеркало. Я красива, и я знала об этом. Парамит сравнивала меня с лотосом, другие лао говорили, что в моих жилах течет молоко, поэтому моя кожа такая белая.
Шум из сада переместился в гостиную, гостей явно стало больше. Спустившись вниз я высматривала Эдварда, но его нигде не было. Неужели ушел? Стараясь не расстраиваться раньше времени, прошла по широкому коридору, который вел в просторную комнату, куда отец обычно приглашал мужчин для игры в карты. Из кухни пахло кокосовым маслом и пряностями, впереди слышался смех и веселые разговоры, и среди общего гула я наконец различила голос Эдварда. Значит я не ошиблась, и он действительно там. Пошла быстрее, стуча каблуками о деревянный пол. Вдруг кто-то встал передо мной.
– Киара! – воскликнул мужчина. И, не дав мне опомниться, схватил мою руку и жарко поцеловал.
Я сразу узнала эти карамельные глаза с прищуром, Джон Картер, лучший друг Даниэля и сокурсник по Оксфорду, уже несколько месяцев преследовавший меня, доводивший вниманием и неуместными шутками.
– Как же ты хороша, – тут же начал он, беззастенчиво разглядывая меня, так что в какой-то момент мне показалось, что я стою перед ним голой. – Я сегодня звонил вам, просил позвать тебя к телефону, но мне сказали, что ты не дома. Где ты была?
– Какое тебе дело, Джон? Отойди, – грубо бросила я, стараясь обойти его. Но он снова перегородил мне путь.
– Снова игнорируешь меня, Киара? Но не долго тебе осталось. Знаешь, о чем я попросил своего отца? – и Джон сделал многозначительную паузу, расплываясь в улыбке. – Он поможет твоему отцу восстановить плантацию сахарного тростника, пострадавшую в прошлом году от наводнения. Ты же понимаешь, каких это стоит денег, верно? А взамен я попрошу тебя.
И, облизнув губы, он склонился ко мне, но я толкнула его в грудь.
– Зачем я тебе понадобилась, Джон? – от гнева меня всю колотило. – Ты же уже встречаешься с Ребеккой Браун, а еще все знают, что у тебя огромное количество любовниц среди ваших лао.
Моя тирада заставила Джона громко расхохотаться, откинув голову.
– Насчет Ребекки не волнуйся, у нас с ней ничего серьезного, об этом мы сразу договорились, а лао, – тут он пожал плечами, – ты же не осуждаешь людей, занимающихся спортом для здоровья, так это примерно то же самое. Но ты, Киара, – и он приблизился ко мне, – ты будишь во мне нечто совершенно иное. Твоя невероятная кожа, твой аромат преследуют меня ночами, я не могу их забыть. Я хочу тебя, но не могу легко взять, как Ребекку или лаосских девок. Нет, на тебе придется женится. Что ж, я готов.
Ярость обожгла меня.
– Ты подонок, Джон! – занесла руку, чтобы дать ему пощечину, но он перехватил ее и притянул к себе.
– Горячишься, Киара? Это очень хорошо, прибереги свою страстность для нашей брачной ночи.
Как же я желала выцарапать ему глаза, ударить. Меня тошнило от запаха алкоголя из его рта, от его самодовольной ухмылки, такие люди, как Джон Картер, привыкли пользоваться людьми и выбрасывать их на помойку. Теперь же он решил купить меня, чтобы сделать то же самое, попользоваться, сломать и выбросить.
– Пусти! – дернула я руку. Но он продолжал держать.
– Отпусти ее, Джон, – вдруг произнес кто-то.
Я взглянула через плечо Джона и увидела Эдварда без пиджака в одной рубашке, с закатанными рукавами.
Джон обернулся, и злая насмешка скривила его рот.
– А, Фейн! Сколько лет, сколько зим, – выпустил мою руку он.
Эдвард приблизился к нам, лицо бесстрастное, только глаза лишь слегка потемнели. Позади него из комнаты для игры в карты послышался какой-то крик, споры. И вскоре оттуда выбежал Даниэль с выпученными глазами, весь раскрасневшийся и злой.
– А ну стой, Эдвард! – взревел он. – Ты мошенник! Шулер! Как у тебя оказалось сразу три туза?
За братом вывалило сразу несколько человек, все встревоженные, с мокрыми от пота лицами.
– Покажи свои карты! Покажи! – Даниэль налетел на Эдварда и схватил его за рубашку.
Но это нисколько не смутило Эдварда, наоборот, он усмехнулся и произнес холодно:
– Умей проигрывать, Марэ. А пятнать мою честь оскорблениями я не позволю никому, в особенности тебе, – и он толкнул Даниэля, и тот, не удержавшись на пьяных ногах, повалился на пол.
– Ах, ты сукин сын! Иди сюда! Иди! Грязный англичанин! Нищий лорд! – изрыгал ругательства Даниэль. – Стреляться! Здесь же!
Брата обступили другие мужчины, стараясь успокоить и помогая подняться на ноги.
– Даниэль, перестань! Что за глупости! – кричали голоса.
– Вы все видели, как он толкнул меня?! – не унимался Даниэль, лихорадочно сверкая глазами. – Джон, ты видел? – обратился к своему дружку брат.
– Конечно, Дэн, он просто безумен, как и его мамаша, – рассмеялся тот.
И, не успев перевести дух, тут же повалился на пол от удара кулаком в лицо.
– Еще какие-то комментарии, Джон? – процедил Эдвард, ярость исказила его черты. Казалось, он сейчас убьет Картера.
– Ах ты ублюдок, – вскочил Джон и ударил противника по лицу.
Эдвард пошатнулся, но устоял на ногах. Они схватили друг друга за рубашки, готовые уничтожить, сжигая глазами.
– А ну прекратить! – взревел тут отец, сразу перекрывая общий шум и крики. – Что это тут вы выдумали делать?! Драться в моем доме? Не позволю, тут вам не кабак! Что здесь произошло?
– Месье Марэ, – начал выходящий вперед мистер Томпсон, – Даниэль проиграл в карты мистеру Фейну три раза подряд, потому весьма расстроился и обвинил его в шулерстве. Но все было честно. Я проверил карты. Просто удача сегодня была не на твоей стороне, Даниэль, – похлопал он брата по плечу. Но тот продолжать бросать яростные взгляды в сторону Эдварда. – А затем мистер Картер, зачем-то оскорбил мать мистера Фейна, и тот, как истинный джентльмен и хороший сын, вступился за ее честь.
Отец растеряно кашлянул и подозвал рукой слуг.
– Значит так, этого пьяного недоноска, сына моего, отправить наверх, отсыпаться. А вы господа, – и он перевел взгляд на Джона и Эдварда, – пожмите друг другу руки. Это мой дом, тут мои дочери, и я не позволю оскорблять их таким поведением.
– Сначала мистер Картер должен принести извинения за то, что он сказал, – холодно произнес Эдвард.
Джон упрямо молчал, испепеляя противника взглядом.
– Ну, Картер, давай, – поторопил его отец. – Это не достойно мужчины оскорблять женщину, тем более чью-то мать.
– Приношу свои извинения, – наконец выдавил он из себя, протягивая ладонь.
По лицу Эдварда пробежала брезгливость, смешанная с ненавистью. Он коротко пожал руку Джона и бросил ее. Резко повернувшись, зашагал к выходу.
Я все это время стояла ни жива, ни мертва с похолодевшими от страха ладонями.
– Мистер Фейн, подождите! – кинулась я за ним.
Догнала его уже у машины, открывающего дверь.
– Прошу вас, не уходите вот так, – еле дышу от переживаний и бега, лицо раскраснелось, волосы рассыпались, а мне ведь хотелось показаться ему во всей красе, а получилось все так глупо. Так нелепо. – Прошу, останьтесь. Не уезжайте, – выдыхаю и поднимаю на него глаза.
Смотрит жестко и холодно, из разбитой губы сочится кровь.
– Я думаю, на сегодня мой вечер закончен у вас, мисс Киара, всего хорошего, – отворачивается.
Вижу, что он в бешенстве, он зол. Но при чем здесь я? Разве можно уезжать от меня вот так?
– Прошу, позвольте хотя бы позаботиться о вашей ране, – говорю, протягивая руку и слегка касаясь уголка губ. Но он перехватывает мое запястье.
– Мне ничего не нужно от вас, Киара Марэ, – бросает холодно.
Сел в машину, завел мотор и уехал навстречу заходящему диску солнца.
Я потрясенно и раздавлено смотрела ему вслед. Теперь я совсем не уверена, что нравлюсь ему. Нет, то чувство сейчас в его глазах. Это была ненависть. Эдвард Фейн ненавидел меня.
Глава четвертая
Отец уехал с самого утра на дальние плантации. Обычно такие поездки занимают у него пару дней. А еще к полудни за Джи приехал мистер Томпсон на новеньком даймлере и увез в город, так как сестре нужно было забрать готовое платье у портнихи. По тому, что я наблюдала, Джи полностью смирилась со своей судьбой. Вдобавок мистер Томпсон ухаживал так деликатно, так красиво, что ни одно женское сердце не могло устоять, тем более такое нежное и трепетное, как у сестры.
– Ты полюбила его? – спросила я ее в один вечер, когда она пришла ко мне в комнату. Мы уже выпили по кружке козьего молока с пальмовой патокой, надели длинные до пят ночнушки и теперь, поджав ноги по-турецки, сидели на кровати, с опущенным пологом.
При моем вопросе на красивом лице Джи появилась легкая улыбка.
– Мне хорошо с ним, Киара. Рой дает мне ощущение безопасности. И он так не похож на отца.
Я взяла ее руку и сжала.
– Ты не ответила – ты любишь его?
После небольшого раздумья Джи покачала головой.
– Нет. Не люблю. По крайней мере не той любовью, о которой мы мечтали. В ней нет страсти, нет сумасшествия, когда все внутри сгорает. Но, знаешь, Киара, я думаю, что такая любовь тоже бывает: спокойная, теплая, нежная словно воды озера. Она не сжигает, а мягко обволакивает, согревает. Мне хорошо с ним. И мне этого достаточно.
На утро я сидела перед туалетном столиком и обдумывала слова Джи, пока лао причесывала волосы, закручивая их в узел на затылке. Любовь, о которой мы мечтали… От которой все внутри трепещет. Еще пару дней назад я бы сказала, что нашла такое, теперь же… Я не знала, что думать. С того самого дня, когда произошла драка между Эдвардом Фейном с Даниэлем и Джоном Картером, я не видела мистера Фейна. У Талы он не появлялся, у нас тоже не бывал, что и неудивительно. Но уже завтра состоится матч по конному поло, а это значит, что я увижу его.
Открыв французское окно я вышла на веранду. Солнце золотило гладь реки, по которой бежала быстрая рябь. Я глубоко вдохнула свежий воздух, напоенный горьковатым запахом листвы и сладкими цветами, и мне стало легче. Даниэля тоже не было. Он в последнее время почти не ночевал дома, все время проводя с Джоном Картером и другими друзьями.
Обернулась и посмотрела на стоящую рядом лао.
– Я в последние дни не вижу Парамит. Что с ней?
– Чаонинг Киара, она больна, – отвечала с поклоном та.
– Надо будет навестить ее. Вдруг ей нужны лекарства. Но сначала хочу искупать в купели. Приготовь все.
– Слушаю, чаонинг,– прошелестела лао.
Женская купель располагалась во внутреннем дворе дома, к ней вели широкие каменные ступени, поросшие зеленым бархатным мхом, который нежно касался моих голых ступней.
Купель имела полукруглую форму, вода в ней шла из подземного источника и всегда была прозрачной, точно слеза, и ледяной, даже в самый жаркий и душный день. Вокруг были густо посажаны деревья жакаранда, которые роняли свои фиалковые душистые цветы на водную гладь.
Скинув легкий халат-кимоно на траву, я осталась обнаженной, не считая браслетов на запястьях и щиколотках, которые тихо зазвенели, когда я начала заходить в воду.
От холодной воды перехватило дыхание. Цветы жакаранды касались моих плеч, запутались в волосах. Вдохнув поглубже, я задержала дыхание и нырнула, и через пару мгновений выплыла на середине купели. Я легла на воду и стала смотреть на зеленые кроны, сквозь которые пробивались лучи солнца. Здесь было так тихо, звуки окружающего мира заглушали деревья. Опустила веки, так хотелось все забыть, но вместо этого передо мной вновь и вновь появлялись серые глаза. Все время разные. То смотрящие на меня с нескрываемой страстью, то по-английски вежливо и спокойно, а еще со жгучей ненавистью. Этот последний взгляд я не могла забыть, так глубоко он ранил меня, сбил с толку.
"Мне ничего не надо от вас, Киара Марэ" – слышу в голове стальной голос. Почему он так сказал? Разве я отвечаю за выходки брата? Разве я виновата, что рождена Марэ?
Вода придала мне сил и помогла взбодриться. Поднявшись в комнату после купания, я надела легкое шифоновое платье и взяла зонт.
Послышался стук и вошла Пея.
– Ты приготовила то, что я просила? – спросила я нянюшку.
– Да, чаонинг, лекарства сложены в сумку – отвечала Пея, – но все же не советую вам этого делать. Господин Марэ будет недоволен, если узнает, что вы ходили в рабочие линии.
– Парамит для меня и Джии значит очень много. Я не могу оставаться безучастной, когда она больна. Отец поймет.
Натянув перчатки, спустилась вниз и пошла к реке. Там за мостом, начинались рабочие линии. Так назывались деревянные хижины крытые жестью, в которых жили работники. Пея шла за мной, держа в руках небольшую кожаную сумку. Туда были собраны те лекарства, которые могли помочь Парамит. Честно говоря, я не знала что с ней, поэтому взяла на глаз.
Первое время, когда отец только стал плантатором, он заботился о работниках, о своих кули, как их здесь называли. В первые несколько лет он строил им хорошие добротные хижины, а не жалкие лачуги, в которых жили работники с других плантаций. Но с тех пор прошло немало времени, многие хижины пострадали от ураганов и гроз и требовали ремонта, а у отца не было теперь ни средств ни желания делать его. Со времен он стал считать, что излишняя доброта и забота лишь развращают кули и лао, они не ценят это и только хуже начинают работать.
Поднявшись по утоптанной дорожке, с горами мусора по обе стороны, я уже почти дошла до хижины, где жила Парамит с родителями, как вдруг услышала какой-то душераздирающий крик. Он шел из-за деревьев вверху и разлетался на всю округу. Крик боли, крик страдания. Я вздрогнула.
– Пея, что это?
Но нянюшка молчала, потупив взор.
– Чаонинг, нужно уходить, – произнесла она, хмуря брови.
– То есть как это уходить? – недоумевала я. – Что это за крик? Словно какого-то убивают.
По лицу Пеи ничего нельзя было понять. Поэтому я стала взбираться по дорожке наверх, в сторону, откуда слышался крик. Чем ближе я подходила, чем отчетливее были слышны удары. Какого-то избивали! Перед распахнутой хижиной на коленях стоял парень со связанными руками. Это был Донг, жених Парамит, я сразу узнала его. А над ним возвышался надсмотрщик Чао Конг и размашисто со свистом бил парня по спине, виднеющейся в разодранной рубахе. С лица несчастного капала кровь, голова разбита, губы запеклись в корки. От этого жуткого зрелища мне стало плохо, затошнило.
Вокруг стояли кули, в их черных блестящих глазах застыла покорность и какой-то животный страх.
– Прекратите! – кричу, вне себя. Но мой голос тонет в стонах Донга.
И вдруг откуда-то с боку выбегает Парамит и бросается на колени перед Чао Конгом. Я не узнала свою любимую лао, она сильно похудела, так что на лице остались лишь большие прекрасные глаза, лихорадочно блестевшие. Она молила надсмотрщика прекратить избивать Донга. Но тот, равнодушно толкнув ее ногой, продолжал истязание парня.
Гнев обжег мои глаза, я подбежала и крикнула на вьетнамском:
– Немедленно прекратите, это приказ!
Видимо не ожидая услышать родную речь, Чао Конг замер и перевел на меня свои страшные глаза-щелочки.
– Почему вы избиваете этого человека? – кидаю я грозно, наступая на него. – Вы что, не видите, что он вот-вот умрет.
Надсмотрщик ухмыляется, он снова жует табак.
– Почему не отвечаешь, когда с тобой говорит госпожа?
И тогда он сплевывает табак прямо мне под туфли и говорит:
– Этот кули пытался сбежать, за такое забирается жизнь.
Что за ерунду он говорит? Донг добросовестный работник, он бы никогда не стал этого делать.
– Я приказываю перестать его избивать. Вернется отец и сам разберется с ним.
Тонкие губы Чао Конга изогнулись, и он произнес на редком диалекте "глупая девчонка", видимо, уверенный, что я не пойму, но он ошибался, и я, выхватив плетку из его рук, ударила его по щеке. Из рассеченной кожи закапала кровь.
– Негодяй! Мой отец покарает тебя. Уж я об этом позабочусь.
Меня всю трясло от отвращения и негодования. Сердце колотилось. Сверля стальными глазами, Чао Конг медленно провел рукой по ударенной щеке, еще раз сплюнув, развернулся и зашаг прочь.
Парамит стояла на коленях и беззвучно плакала, остальные кули попрятались в хижины, испуганно выглядывая из-за дверей.
– Чаонинг! Госпожа! – кинулась ко мне перепуганная Пея. – Что же вы наделали?! Хозяин будет в ярости, если узнает об этом.
– В ярости? – дивилась я. – Этот Чао Конг чуть не убил Донга. Давно ли у нас доводят до такого состояния кули за провинности?
Темное лицо Пеи стало еще темнее, в глазах застыл ужас и растерянность.
– Ох, госпожа, очень давно. Такие наказания для работников применяются хозяином уже больше года, если не дольше.
Я застыла. Почему я не ничего об этом не знала? Словно жила в другом мире. Но почему отец стал так жесток с работниками? Раньше конечно телесные наказания тоже имели место быть, но никогда людей не избивали до полусмерти.
– Пойдем, – произнесла я и стала помогать Донгу подняться на ноги. – Пея, помоги! – приказала я, чувствуя, что сейчас рухну под тяжестью его тела. Нянюшка заохала и подхватила парня под другое плечо. Парамит, все это время находящаяся в шоковом состоянии, вдруг очнулась и подскочила к нам. Краем шарфа она, плача, начала вытирать лицо жениха.
Конечно же мы не смогли унести его далеко, поэтому решили положить его на траву, в стороне от дороги, где мне показалось было не так грязно.
Перевернув Донга на живот, я стала осматривать его спину. На ней не осталось живого места, из глубоких ран, оставшихся после жесткой плетки, сочилась темно-бордовая кровь.
– Нужна чистая вода, чтобы промыть. Парамит, принеси! – сказала я девушке. Специально, чтобы вывести ее из оцепенения. Она подскочила и понеслась к колодцу и быстро принесла жестяной чан, полный воды.
Следующий час мы втроем потратили на промывание ран и их бинтование.
– Почему Чао Конг это сделал? – спрашиваю Парамит. – Твой жених и правда пытался сбежать?
На лице Парамит отразилось такое глубокое отчаяние и горе.
– Простите меня, чаонинг! Простите! – зарыдала она, закрывая лицо худыми руками.
– Ладно, забудь, самое главное, чтобы он выжил после такого.
Отдохнув немного, мы втроем доволокли наконец-то Донга до хижины Парамит и положили на простое ложе, покрытое тряпками. Отец с матерью Парамит, прижавшись друг к другу, испуганно выглядывали из-за угла.
– Я приду завтра, проверить раны и сменить повязки, – говорю Парамит, – а пока надо много поить его, чтобы восстановить потерю крови. Хорошо бы и врача вызвать, – задумалась я на мгновение. – Пея, я хочу позвонить доктору Пересу. Пойдем.
Но Парамит кинулась на колени передо мной.
– Прошу, чаонинг, не делайте этого! Прошу!
Рыдала она.
– Если вы позовете им врача, госпожа, тогда их наказание будет еще хуже, – произнесла бесстрастно у меня за спиной Пея.
Моя мать однажды сказала нам с Джией, что мы не знаем настоящего мира. Мы живем будто две дочери раджи в замке из розового мрамора, а в это время за стенами стоит стон и плач несчастных и отверженных. Я прожила двадцать лет на плантации, но по сути не знала, как оно устроено, что стоит за услужливыми лицами лао и кули, приносящих мне еду, расчесывающих мои волосы, подающих мне перчатки.
К ужину вернулась Джия, и я все ей рассказала.
– Теперь, когда потрясение прошло, меня мучает мысль, Джи, – говорила я ей. – Не совершила ли я чего-то, что только навредит Парамит и Донгу?
Джия молчала, печально глядя перед собой. Кули принес записку от отца, он возвращается завтра. Завтра решится судьба этих несчастных возлюбленных, а, может быть, и моя.
***
Я не хотела ехать в Вьентьян смотреть игру в поло. Утром я проснулась от страшной головной боли, и еще, когда закалывала брошь на платье, уколола палец, а мама всегда говорила, что это плохая примета.
– Поехали со мной, Киара, – уговаривала Джи. – Что мне там делать одной без тебя?
– Ты будешь с мистером Томпсоном, а не одна, – говорю, смотря в даль на зеленую долину под домом.
Джи взяла меня за руку и умоляюще взглянула.
– Прошу, Киара, не оставляй меня. И потом, – тут ее глаза озорно сверкнули, – ты же знаешь, что капитан одной из команд Эдвард Фейн? Неужели ты не хочешь вновь увидеть его?
Хочу! Или нет?
– Не знаю, Джи, я итак в сильном смятении, – подношу руки к вискам и сжимаю, чтобы перестало стучать. – Мне страшно представить, что будет, когда отец вернется и узнает обо всем.
– Не волнуйся, Киара, каким бы жестким не казался нам отец, я уверена, он любит нас и желает добра.
Нам – да, а Парамит и Донгу?
Джи повела меня наверх и сама выбрала для меня наряд, драгоценности, и даже зачесала мои волосы, так как я люблю, на боковой пробор, и захватила с одной стороны гребнем, но уже серебряным с золотой эмалью.
Через полчаса приехал мистер Томпсон и мы отправились в столицу на поле для конного поло, где уже собралась вся белая элита Лаоса.
Мистер Томпсон взял нас с сестрой под руки по обе стороны от себя, и мы вступили под навесы, под которыми тянулись длинные ряды белых сидений.
Наряженные дамы в шляпках и с веерами, весело болтающие друг с другом, изысканные мужчины в светлых костюмах, французские офицеры в черных или белых кителях с золотыми погонами на плечах, бегающие туда-сюда лао с подносами. Нас с сестрой обдало ароматом различных духов, сигар, цветов, и среди всего этого разнообразия запахов доносился еще один – конского навоза. Я взглянула на зеленое поле. Две команды по четыре игрока уже стояли полностью экипированные за деревянными ограждениями. Мои глаза сразу нашли Эдварда Фейна. Он сидел на золотисто-гнедой лошади, его крепкие мускулистые ноги в высоких сапогах до колен уверено обхватывали бока животного. Он сидел в седле спокойно и легко, как сидят только первоклассные наездники. В правой руке он сжимал высокую клюшку из бамбука.
– Поставил десять тысяч пиастров на этого малого, – улыбался мистер Томпсон, подавая нам с Джией запотевшие бокалы с холодным лимонадом.
– Так много, господин Томпсон! – удивилась Джи.
– Я верю в этого парня, – развел руками американец. – Побывав на тренировках в их конном клубе, я могу ручаться, никто лучше Эдварда Фейна не владеет техникой хвостового удара на полном галопе.
– А вторая команда, кто? – спросила Джи.
– Французы, Мишель Клер капитан. Тоже отличные ребята, но не хватает дерзости, а без этого в поло не выиграть. Лошадь – умное животное, и всегда чувствует, кто сильнее.
Мне было неинтересно слушать про другую команду. Какое дело мне до них? Все мое внимание, все чувства, все мысли были устремлены к Эдварду.
В один миг я забыла обо всех тревогах, об отце, о Парамит и ее женихе. Я вдруг ярко и остро ощутила, как тосковала по Эдварду все эти дни. Когда он мне стал так дорог? Когда я стала так нуждаться в нем?
Его лицо в тени шлема было так красиво, он улыбался, разговаривая с другими игроками, весело и непринужденно смеялся. Он был совсем другим. Ни капли той ярости, что искажала его лицо, когда он бил Джона Картера. Интересно, вспоминал ли он обо мне? Или его неприязнь к моему брату, к моей семье убила те слабые ростки симпатии, что успели прорости в нем? Теперь я даже жалела, что раскрыла свою личность так рано. Может быть, стоило выдать себя за одну из лао нашего поместья? Может быть, стоило подождать, пока он не влюбиться в меня сильнее? А потом что? Начинать отношения со лжи? Простил бы мне Эдвард? Такой гордый, такой высокомерный. Джи однажды сказала, что если мужчине по-настоящему нравится женщина, он будет готов простить ей многое. Но, о великий Будда, как заставить этого мужчину полюбить меня? Чтобы он вновь смотрел на меня, как в первый день нашей встречи. Ошеломлено, страстно, неистово.
Игра началась. Игроки замахали клюшками. Защитник, Лидер, Центровой, Нападающий – названия позиций. Зрители бурно и шумно реагировали на каждую атаку, на каждый забитый гол в ворота противника.
Дамы смеялись, попивая шерри и лимонады со льдом, обмахиваясь веерами. Мужчины то и дело что-то яростно выкрикивали прямо у меня над ухом. Я же сидела, вся замерев, едва дыша, со вспотевшими ладонями. В какой-то момент лошадь под Эдвардом на галопе подогнула ногу и завалилась на бок, роняя всадника на землю. Я вскочила и закричала, чувствуя что сейчас потеряю сознание.
– Киара, успокойся, дорогая, – гладила меня по руке Джи, с болью и тревогой смотря на меня.
– Мисс Киара, все будет хорошо, сейчас он просто поменяет лошадь. Эдвард крепкий малый, – вторил ей мистер Томпсон с другой стороны.
Они просили меня снова сесть, но я не могла, я была словно вся на иголках. Наконец к Эдварду действительно подвели новую лошадь. Он легко и быстро вскочил в седло, за мгновение переходя в галоп.
Он помчался к воротам, центровой быстрым движением клюшки перебросил ему мяч, и Эдвард, ловко обойдя французского защитника, ставшего прямо поперек ему, перебросил под брюхом лошади противника мяч, и тот угодил точно в ворота.
Все вскочили, аплодируя и восхищаясь красотой удара. Это был конец последнего чаккера, а значит команда Эдварда победила.
– Да уж, англичанин выигравший в конном поло – какая банальность, – бормотал кто-то рядом. Видимо, бедняга ставил на французскую команду.
После чествования победителей начался фуршет. Заиграл духовой оркестр, публика высыпала на зеленю поляну, залитую солнцем, на котором стояли белые столы, заставленные блюдами с едой, закусками и напитками.
– Эх, вот удача! – мистер Томпсон радовался выигрышу словно большой ребенок, так что Джи, очарованная его поведением, рассмеялась.
– Вон там выдают вкуснейшее мороженое с папайей, предлагаю пойти и попробовать, – весело предложил он.
– Вы идите, а я посижу здесь, – произнесла я. После матча сестра сразу же повела меня в тень и усадила на стул, мистер Томпсон даже умудрился достать успокоительные капли у какой-то мадам. Благодаря их заботам, сердце перестало так часто биться, а руки дрожать. Этот матч чуть не довел меня до обморока.
– Киара, точно не хочешь пойти с нами есть мороженое? – спросила меня Джи, заглядывая в глаза.
Я улыбнулась.
– Нет, Джи. Хочу просто остаться в тишине и отдохнуть, – отвечала я. – Идите без меня.
Джи еще помедлила, но потом мистер Томпсон взял ее за руку, и она пошли к белому столу, на котором стояли хрустальные вазочки с мороженым и нарезанными кусочками папайи с тертым кокосом. Мне хотелось это мороженое. Но я видела глаза мистера Томпсона, он мечтал остаться с Джи наедине, и я предоставила ему такую возможность.
Люди ходили мимо меня. С кем-то я здоровалась. Разговорилась со старыми знакомыми, недавно прибывшими из Ханоя. Но мои глаза искали совсем другую фигуру, и через пару мгновений наконец нашли. Там сразу за поляной, ближе к полю среди шумной толпы я увидела Эдварда. Он снял шлем, и его каштановые волосы упали ему на лоб. Он смеялся, болтая с Талой Вилар.
– Можно подумать, он флиртует с ней, – мрачно пробормотала я, отпивая воду из бокала, пахнущую успокоительными каплями.
Вдруг кто-то встал надо мной.
– Мадмуазель Киара Марэ? – спросил юноша, улыбаясь.
Я подняла глаза. Привлекательное загорелое лицо, высокие скулы, кучерявые волосы. Одет он был в форму для игры в поло.
– Да, а вы? – спрашиваю, немного растерявшись.
– Я Мишель Клер – капитан команды.
– А, вы же проиграли, – бросаю я, не подумав, и тут же виновато прикусываю губу. – Простите.
Но юношу мои слова нисколько не обидели. Наоборот, он весело и беззаботно рассмеялся, взъерошив себе волосы на затылке, которые и без того выглядели довольно буйными.
– Эх, что есть, то есть. Но мы обязательно победим в другой раз, мадмуазель! – воскликнул он. – Приходите посмотреть.
Его юношеский задор и энергия очаровали меня.
– Обязательно приду, – невольно улыбаюсь. – Вы француз?
– Да, – кивает он. – Я из Кале. Чудесный город! Бывали там?
Качаю головой.
– Нет, я с рождения не покидала Лаос, только для поездки в Индию.
Глаза Мишеля округлились.
– О, тогда вы просто обязаны посетить этот город! Я приглашаю вас. Вы влюбитесь в него!
Я рассмеялась. Мы быстро нашли с ним общий язык, без конца болтая и шутя на французском. Он рассказал о детстве и учебе во Франции, а я о том, как ездила в гости в Индию к тетушкам. Время текло легко и беззаботно. Но тут в какой-то момент я ощутила на себе чей-то пристальный взгляд. Я перевела глаза с Мишеля – Эдвард Фейн стоял не вдалеке от нас, прислонившись плечом к дереву и скрестя ноги в высоких сапогах, и смотрел на меня. Наша глаза встретились, и тут же сердце застучало в груди с новой неистовой силой. Этот взгляд, я помнила его. Волнующий, полный огня и нетерпения. Он слегка поклонился мне, я ответила тем же.
– Куда вы смотрите? – заинтересовался Мишель, проследив взглядом за моими глазами. – А Фейн! Сегодня удача была на его стороне. Но только по тому, что он был на свежей лошади. Даю вам слово, мадмуазель Марэ, в следующей игре выиграет наша команда.
– Месье Клер, вы знаете, так жарко сегодня. Не могли бы вы мне принести мороженое. Я давно не пробовала его, – говорю ему, сладко улыбаясь.
– О, конечно, мадмуазель Марэ! – воскликнул юноша и бодро зашагал в сторону столика с вазочками.
Я выдохнула. Наконец-то он ушел. Смотрю на свои перчатки на коленях, чувствую, как Эдвард приближается ко мне. Меня охватывает волнение. Нервно отпиваю из бокала. Сколько там капель успокоительного?
– Мисс Киара, как поживаете? – раздается его голос надо мной.
Сердце стучит, поднимаю глаза.
– Благодарю, мистер Фейн, чудесно, – выдыхаю наконец я.
Он долго смотрит, ничего не говоря. Словно, что-то хочет сказать и не решается.
– Прекрасный матч, – говорю, чтобы прервать затянувшееся молчание, – вы не пострадали при падении?
Серые глаза задорно заблестели. О духи предков, он выглядит просто сногсшибательно в этой форме для поло.
– Со мной все в порядке, мисс Киара, – отвечает Эдвард, и, сложив руки за спиной, наклоняется, – вы волновались за меня? – вдруг переходит на шепот.
В лицо ударяет волна жара, чтобы скрыть охватившее меня волнение, опускаю ресницы.
– Мисс Марэ, ваше мороженое, – вернулся тут Мишель, протягивая мне вазочку.
– О, благодарю, месье Клер, – улыбаюсь я, про себя желая, чтобы он уже отстал.
– Ну что, Фейн, вырвал победу, а? – бросил Мишель небрежно. Эдвард улыбнулся.
– Вырвал? Мы победили с перевесом более десяти очков. Это называется разгромить.
Эдвард стоял прямо и свободно, сложив руки в кожаных жокейских перчатках за спиной.
– Первые два чаккера вели мы, – заметил, явно обидевшийся Мишель, – а дальше…
– А дальше удача просто отвернулась от вас, – не щадил оппонента Эдвард.
Мишеля англичанин явно раздражал, поэтому не найдя убедительного аргумента, он перевел взгляд на меня:
– Мадмуазель Каре, вы пойдете кататься на лодках по реке? – затараторил он на французском. – В такую жару это будет весьма освежающе.
– О, будет лодочная прогулка? – обрадовалась я. – Мне бы очень хотелось.
– Тогда прошу, – протянул мне руку Мишель.
По лицу Эдварда пробежала тень, он двинулся вперед, словно желая оттолкнуть француза. Но тут появилась Тала Вилар и сразу повисла на его руке.
– Мистер Фейн, скорее, идемте на причал! Я выбрала чудесную лодку для нас, – потом, увидев меня, бросила, – О, привет, Киара! Как ты? Что-то очень бледная. Не заболела?
Эдвард остановил на мне взгляд. Эта глупая болтушка Тала! Ну что за глупости, ничего я не бледная.
– Нет, я в порядке, – бормочу чуть слышно.
– Ну и отлично! – хмыкнула Тала. – Мистер Фейн, ну идемте же, – и она потянула его за собой.
Мгновение Эдвард колебался, но потом все же последовал за ней.
Я смотрела ему вслед. Сегодня здесь среди этой толпы есть победители и проигравшие.
– А я проиграла, – шепчу.
– Мисс Марэ, пойдемте, тоже выберем лодку, – фонтанировал жизнерадостностью Мишель.
– Конечно, – улыбнулась я.
На причале собралась толпа из дам и джентльменов. Я разглядела и Джию с мистером Томпсоном, уже сидящих в одной из лодок-лонгтейлов с навесом из пальмовых листьев. Сестра помахала мне рукой, приглашая к ним. Но я пожала плечами и показала на стоящего рядом Мишеля. Глаза Джии округлились от удивления, она повернула голову. Знаю, что она смотрела на соседнюю лодку, в которой расположились Тала Вилар и Эдвард.
– Мадмуазель Марэ, прошу, наша лодка, – произнес француз, подавая мне руку.
Я опустилась на скамью и раскрыла над собой китайский зонтик, который прихватила из дома. Нет, сегодня я буду отдыхать и веселиться. Вдыхать аромат благовоний, зажженных на носу лодки, любоваться изумрудными холмами на фоне синего неба. Я не буду думать об Эдварде, об отце, о том, что ждет меня впереди. Жажда жизни охватила меня целиком. К счастью, мой спутник был весьма словоохотлив, так что скучать мне не пришлось. Мишель то и дело шутил, рассказывал забавные истории. Лодки одна за другой скользили вниз по реке. Прогулка должна была составить всего минут сорок, и затем все возвращались обратно.
Темный, сухопарый лаосец в набедренной повязке управлял нашей лодкой.
Через пару минут от страшной жары захотелось пить. Словно угадав мои желания, Мишель протянул мне кокос с торчащей в ней соломинкой.
– За Францию! – поднял он свой кокос и улыбнулся, обнажая белоснежные зубы.
– За Францию, – отвечала я. Мы шутливо чокнулись нашими кокосами, и я начала пить ароматное молоко.
Закрыла глаза, подставляя лицо легкому ветерку, треплющему мое муслиновое платье персикового цвета.
Мы доплыли до места, где все лодки должны были разворачиваться, как тут раздался резкий звук сирены и затем шум стрельбы.
Мы с Мишелем вскочили с места и уставились туда, откуда шел звук.
Вверх по реке на всей скорости плыла баржа, ее преследовали патрульные катера с французским флагом.
– Что это такое? – недоумевала я, следя за погоней.
– Преследуют опиумных контрабандистов, – сразу догадался Мишель. – Далеко не уйдут. От наших не убежишь.
Так и есть, катера уже заходили с левого борта баржи, но отчаянные лаосцы не хотели сдаваться. Рулевой резко повел баржу в сторону, и теперь она неслась прямо на наши лодки. А точнее на нас с Мишелем. Послышались крики, голоса, сирена завыла еще громче. Глаза мои расширились от ужаса, и не успев даже вскрикнуть, я упала в воду, а сверху на меня навалилась лодка, ударяя по затылку. В глазах потемнело, и я потеряла сознание.
Не было ничего перед глазами, только изредка плыли разноцветные круги, словно гало вокруг солнца. О великий Будда, я умерла? Моя жизнь оборвалась так рано? Всего в двадцать лет. Я ничего не успела. Не успела увидеть мир, не успела поплавать на большом теплоходе, не успела увидеть свадьбу Джи и понянчить ее детей. Не успела сказать Эдварду, что люблю его. Уже давно люблю. С первой встречи. С первого взгляда.
– Киара! – кто-то звал меня. – Очнись!
Медленно открываю глаза, вижу голубое небо и качающиеся надо мной стебли тростника. Фокусирую взгляд и вижу лицо. Я узнаю его. Лицо Эдварда Фейна. Его грудь быстро вздымалась, с волос и подбородка капала вода, а в глазах застыло отчаяние, такое неистовое, такое глубокое, словно он потерял весь мир.
– Почему ты так смотришь? – спрашиваю хрипло.
И тут же серые глаза меняют выражение. Теперь в них смешались сразу облегчение, растерянность, волнение.
– Киара! – восклицает Эдвард и прижимает к себе, так что у меня перехватывает дыхание.
– Что произошло?
– Ты упала в воду, – отвечает. – Можешь подняться?
– Думаю, да.
Теперь я стала приходить в себя. Мы лежали у реки среди зарослей тростника. Эдвард склонялся надо мной, мокрая рубашка прилипла к его телу, так что были видны очертания мускулов на руках. Он взял меня под плечо, второй рукой поддерживая за талию, и мы стали выбираться из тростника.
Едва мы вышли, Эдвард усадил меня на траву и стал внимательно осматривать.
– Ты видимо получила удар по голове, поэтому начала тонуть, течение отнесло тебя вниз по реке.
Он говорил и говорил, щупая пальцами мой затылок, поворачивая голову на бок. Я же была немного оглушена, чувства мои притупились. Я смотрела на свою левую босую ступню. Ну вот, мои любимые туфли. Я их потеряла. Вздыхаю.
– Киара? – позвал Эдвард, беря за подбородок и с тревогой заглядывая в глаза. – Ты в порядке?
Качаю головой. По лицу Эдварда пробегает испуг.
– Нет? Что-то болит? Говори, где.
– Левая нога, – бормочу, сама не зная что.
Эдвард тут же кидается к моей ступне и аккуратно трогает руками за тонкую лодыжку, украшенную браслетом. Зачем я его надела? Индийский браслет совсем не сочетается с современным платьем. Какая-то ерунда лезла мне в голову.
– Перелома нет, – выдохнул с облегчением Эдвард после осмотра. – Сильно болит?
– Нет, не болит.
Эдвард удивляется.
– Ты же говорила, что болит.
– Нет, просто моя туфля. Я потеряла ее.
– Туфля? – повторяет, поднимая бровь.
Долгая пауза, в течение которой глаза Эдварда меняли свое выражение от растерянности до веселой иронии.
– Ну да, – киваю как ни в чем не бывало. – Мои любимые.
Он поднимается, и, отвернувшись, начинает хохотать до слез. Меня это почему-то ужасно злит.
– Эти туфли я купила в Индии. Таких уже и нет, – говорю недовольно.
С трудом перестав смеяться, Эвард перевел дух и посмотрел на меня.
– Подожди.
И тут же пошел обратно в заросли. Его не было пару минут, затем он вернулся, неся в руке найденную туфлю. Став на одно колено, аккуратно надел ее на мою ногу.
– Счастлива? – перевел задорный взгляд.
– Да, – вздыхаю довольно.
Еще раз хмыкнув, Эдвард снова помог подняться мне ноги.
– Думаю, нас унесло недалеко, и скоро сюда прибудут спасательные катера, не будем уходить от реки.
– Хорошо.
Солнце пекло невыносимо, нужно было найти тень. Недалеко стояла жакаранда, вся усыпанная цветами.
– Пойдем, спрячемся под ей. Там должно быть не так жарко, – предложил Эдвард, и повел меня туда.
Я легла на траву и стала смотреть, как солнце пробивается сквозь густую крону. Эдварад опустился рядом со мной на бок и облокотился на локоть, поджав колено и положив на него руку. Он смотрел на меня с обожанием, любовался мной. Я закрыла глаза. Только сейчас острота чувств начала возвращаться ко мне, наполняя все мое существо радостью, трепетом и еще каким-то невероятным чувством, тягостно-томительным, жарким, словно раскаленное солнце Индии.
–Киара, – страстно шепчет Эдвард, склоняясь к моей шее. Я боюсь открыть глаза, боюсь увидеть этот взгляд, мне страшно.
Ведет пальцем по губам, очерчивает линию подбородка, так нежно, так трепетно, что меня всю охватывает дрожь. Прижимается губами к шее.
– Киара, – выдыхает.
Открываю глаза, и вижу его лицо, так близко, что теряюсь. Смотрит на меня и тут же целует, жадно, ревниво. Сердце вырывается из груди, становится мучительно-больно, что хочется расплакаться. Горячие губы спустились к шее, я хватаюсь за его плечи, откидываюсь назад.
– Эдвард…-шепчу вне себя.
Одной рукой он стягивает рукав платья и тут же прижимается губами к плечу, вижу по ошалевшим глазам, что он окончательно потерял голову, и это меня заводит. Зарываюсь пальцами в его влажные волосы.
Не прерывая поцелуя, одной рукой приподнимает меня, второй скользит по ноге, находит застежки от чулок. Отрывается от губ, только для того, чтобы опуститься к бедру и поцеловать нежную кожу над чулком. Это окончательно сводит меня с ума. Его ласки, его дыхание, его поцелуи на моей коже – все это я ощущаю с невероятной остротой. Не могу остановиться, по нему вижу, что и он не в силах оторваться от меня. Это сумасшествие, чем оно окончится? Вновь кладет меня на траву и прижимается всем телом. Обнимаю его за шею, а губы шепчут:
– Я люблю тебя, Эдвард. Люблю.
Он вдруг отрывается от моих губ и долго смотрит в глаза. Я касаюсь рукой его щеки:
– Я люблю тебя, – повторяю вновь.
В потемневших от страсти и желания глазах Эдварда что-то мелькает. Он отрывает мои руки от своего лица и резко встает. Я не понимаю, что произошло, почему он так переменился? Приподнимаюсь на локтях, и смотрю на него.
– Эдвард, что-то случилось?
Он все еще тяжело дышит, рубашка распахнута, а в глазах застыла растерянность.
– Прибыли спасательные катера, пора уходить, – отворачивается и идет к реке.
Я продолжаю лежать на траве, сбитая с толку, непонимающая. Что произошло? И тут вижу, как подплывают катера, Эдвард машет им. И через несколько минут ко мне бежит заплаканная Джи.
– Киара, ты жива! – рыдает она, обнимая меня. – Я так боялась…Я бы не пережила, если бы потеряла тебя!
Я прижимаюсь к ней щекой и смотрю вокруг. Множество людей, офицеры, темнокожие лаосцы, но больше я не вижу его. Эдвард ушел.
Глава пятая
Контрабандисты были пойманы. Ими оказалась целая семья, состоящая из отца с матерью и двух мальчиков десяти и двенадцать лет.
С торговлей опиумом во всем Индокитае складывалась нелепая и странная ситуация. С одной стороны, она строго преследовалась законом, маковые опиумные поля уничтожались с заядлой регулярностью, торговцев сажали в тюрьмы, партии с товаром сжигали вместе с лодками и в то же время не было бизнеса более доходного, более популярного и неистребимого, чем опиумный. Опиумная мафия была могущественна и влиятельна. И любой белый господин, прибывший в Ханой, Сайгон или Вьентьян и желающий особо острых ощущений, прикоснуться, так сказать, к Азии всем существом, мог легко найти опиумный клуб, спрятанный за темными решетчатыми ставнями. Тут пожилой лаосец или вьетнамец с длинной редкой бороденкой раскуривал длинную трубку, и в следующие несколько часов белый господин погружался в удивительный и сладостный мир восточного дурмана.
Опиум курили многие знакомые отца, опиум курил и Даниэль с Джоном Картером. Иногда они для этого ездили в столицу, но один раз мы с Джи застали их в летнем домике в дальнем углу сада. И уже потом узнали, что брат пристрастился к опиуму еще в Англии.
Мы ехали домой. Всю дорогу Джи без конца обнимала и осыпала меня поцелуями, гладила по щекам, поправляла волосы. Ее лицо было таким бледным, таким напуганным, что мне в какой-то момент стало страшно. Я подумала, что стало бы с Джи, если бы я действительно утонула? Если бы мистер Фейн не спас меня…
Воспоминания об Эдварде заставляли меня то и дело тяжело вздыхать. Его поведение было настолько непонятным, настолько необъяснимым, что я терялась в попытках разгадать его. Взгляд серых глаз, страстные слова, то, как он целовал меня – все говорило о том, что Эдвард влюблен в меня, но тогда чем можно было объяснить его реакцию на мое признание? Он смутился? Не ожидал? Знаю, что считалось будто девушка не должна признаваться в любви первой до того, пока мужчина не признается сам. Это стыдно, некрасиво, выглядит, будто она выпрашивает у него чувства к себе. Но в то мгновение я была уверена, что Эдвард испытывает то же самое. Мне даже казалось, словно еще секунда, и он сам скажет мне слова любви. Неужели я ошиблась? Жестоко ошиблась. Может быть Эдвард просто хотел меня? Как Джон Картер.
От этих мыслей стало так дурно, что даже затошнило. Я перевела взгляд в окно машины. Стоял октябрь, сезон дождей только-только закончился. Небо было ясным и свежим, золотистое солнце длинными косыми лучами пробивалось сквозь густую зелень. Этот день вымотал меня, я хотела отдохнуть дома, но едва вспомнив об отце, и о том, что произошло вчера, плечи мои напряглись. Джи словно почувствовала меня, взяла руку и ласково погладила:
– Не волнуйся, Киара, уверена, отец уже решил все проблемы. Донг отличный работник, все знают, что он никогда бы не стал сбегать. Отец может быть суров, но он справедлив, и Парамит он жалеет, поэтому все будет хорошо.
Я улыбнулась, слова Джи немного успокоили меня. Через некоторое время даймлер затормозил перед нашим домом, и мистер Томпсон помог нам с сестрой выйти из машины.
– Странно, почему нас никто не встречает из слуг? – дивилась сестра.
И правда, не было видно ни Пеи, ни мальчиков, открывавших двери, ни других лао, к лестнице лишь вышла рыжая полосатая кошка, и, замурлыкав, выгнула спину. Завидев ее, мы втроем дружно расхохотались.
– По всей видимости, сегодня вашей лао будет эта мохнатая озорница, – улыбался мистер Томпсон, – я провожу вас.
Вдоволь посмеявшись, мы поднялись по ступеням и вошли в дом. Внутри было сумрачно, ставни на французских окнах плотно закрыты, а светильники не включены.
– Что-то слуги сегодня совсем расслабились, – неодобрительно покачала головой Джи.
Мистер Томпсон помог ей открыть два окна в гостиной, в комнату сразу хлынул поток прохладного воздуха, напоенного вечерней прохладой и запахами растений.
– Благодарю вас, – зарделась от смущения сестра.
Я наблюдала за ними, стоя в тени комнаты. По дороге домой Джи рассказала мне, что мистер Томпсон первым бросился на мои поиски, сначала был найден мой спутник – Мишель Клер, он почти не пострадал, его вынесло на берег. Именно мистер Томпсон быстро вызвал спасательные катера, и они с Джи отправились вниз по реке. Все это сестра рассказывала с таким воодушевлением, с таким блеском в глазах, что не осталось ни малейшего сомнения в том, что американец окончательно покорил ее. И сейчас, протягивая ему руку и прощаясь, Джи смущенно прятала глаза под длинными густыми ресницами.
– Хорошего вечера, мисс Джия, – говорил мистер Томпсон, удерживая руку сестры чуть дольше позволенного, – завтра я приеду и навещу вас с мисс Киарой. Думаю, она скоро поправится от потрясения. Но врача все же вызвать нужно.
– Да, я наберу месье Пересу, он осмотрит Киару.
– Мисс Джия, – заговорил мистер Томпсон пылко, – что вы скажете, если, допустим, завтра я приеду к вашему отцу и…
Джи в смущении забрала руку.
– О, прошу вас, мистер Томпсон, моя сестра чудом осталась жива, я не могу пока что думать ни о чем другом, как только о ее здоровье.
На лице американца отразилась покорность и страдание, как бывает у мужчины, когда он очень давно мечтает о женщине, и не может ее заполучить.
Я не слышала, что он ей ответил, и пошла наверх к себе в спальню. Почему-то увиденная сцена между сестрой и мистером Томпсоном вызвала во мне не самые хорошие чувства. Что это? Зависть? Но почему? Я ведь так люблю Джи, я так хочу, чтобы она была счастлива. А мистер Томпсон, это теперь стало очевидно, будет для нее отличной партией, он станет самым нежным, самым любящим мужем для моей Джи.
Я села на кровать и скинула с плеч зеленый плед, которым укрыли меня, сразу после того, как нашли на берегу.
Через некоторое время послышались звуки мотора, которые вскоре затихли вдали. Мистер Томпсон уехал.
– Как ты? – спросила Джи, осторожно открывая дверь.
Я уже сняла платье, оставшись только в сорочке и чулках и сидела на краю кровати.
– Ничего, – улыбаюсь, – страшно хочется помыться.
Джи приблизилась ко мне, в руках она держала небольшой круглый поднос со стоящей на нем высокой кружкой.
– Сходила на кухню и попросила нагреть тебе немного молока с корицей и гвоздикой, – Джи опустилась рядом со мной, – это поможет восстановить силы.
Я послушалась сестру, взяла кружку и начала пить. У молока был иной вкус и запах, чем у козьего. Буйволиное узнала я.
– Как странно, Джи, тебе не показалось, что в доме слишком тихо?
Сестра кивнула, кладя поднос на столик возле кровати.
– Да, даже чересчур. И на кухне лао меньше, чем обычно. Стала спрашивать, куда ушли остальные – прячут глаза и бормочут под нос что-то нечленораздельное.
Тревога завязалась узлом в груди. Что-то не в порядке. Я посмотрела на туалетный столик и увидела брошь, о которую уколола палец. Дурное предчувствие в миг охватило все мое существо. Тут входная дверь внизу с грохотом распахнулась, послышались тяжелые шаги отца, он поднимался наверх, направлялся в мою комнату.
– Ах, Джи, не оставляй меня! – задрожала я, хватая руку сестры и стискивая ее. И прежде чем, мы успели перевести дух, отец ворвался в комнату и подлетел ко мне, оттолкнув Джи, он схватил меня за волосы и ударил по лицу, сильно размашисто, так что я свалилась на пол.
– Отец! – в ужасе вскричала Джи, бросаясь ко мне.
– Поди вон, Джия! – гремел отец, зеленые глаза его налились бешенством, лоб вспотел, он тяжело дышал, изо рта несло алкоголем. – Я наведу здесь порядок! Я наведу в этом чертовом доме порядок! – подлетел ко мне и снова схватил за волосы, больно оттягивая голову в бок. Я дрожала всем телом, левая щека горела огнем, глаза заволокли слезы. – Не смей реветь! Не смей! – орал отец, занося руку для еще одного удара. – Ты что это выдумала, Киара? Возомнила, будто здесь хозяйка и можешь распоряжаться моими кули? Как ты смела устроить ту омерзительную сцену в рабочих линиях? Как ты могла унизить надсмотрщика на глазах у рабочих?
– Он избивал Донга, – прошептала я, боясь смотреть на отца. Боясь увидеть это страшное перекошенное гневом лицо.
– Не важно! Не важно, что он делал! Чао Конг делает только то, что велю ему я! – отец стиснул пальцы у меня в волосах, словно желая выдрать их с корнем.
– Папа, прошу, отпусти ее, – Джия стояла рядом со мной на коленях и плакала, – Киара просто хотела помочь Донгу и Парамит.
– Помочь?! – отец зло усмехнулся. – Любой, кто захочет сбежать с моей плантации, получит по полной.
– Отец, неужели ты веришь словам Чао Конга? – нашла в себе силы возмутиться я, пульсирующая боль нарастала в левом виске, – ты же знаешь, он никогда бы не совершил такое…
Щека на лице отца дрогнула, и я испуганно смолкла.
– Я верю не словам Конга, – цедил он слова, – а тому, что видел своими собственными глазами. Этот рабочий зарыл в тайнике у реки все необходимое для бегства, но Чао Конг успел его вычислить и наказать.
Не верю! Почему Донг хотел совершить подобное?
Отец выпустил мою голову и стал яростно расхаживать туда-сюда по комнате, стуча тяжелой подошвой своих высоких сапог по полу, от которых оставались грязные следы. Он только вернулся из рабочих линий.
– Я дал четкое распоряжение всем управляющим и надсмотрщикам на плантациях и фабриках, чтобы за подобные выходки, даже за намек на побег, наказывали наиболее жестко и самое главное открыто. Мы не должны показывать кули и прочей черни, будто они могут сами решать свою судьбу! Нет! Мы и только мы решаем их будущее, мы их хозяева. Дашь малейшую слабину – и в миг все рассыплется. Но ты, Киара, – он снова грозно навис надо мной, так что я вся сжалась, боясь, что последует еще один удар, – ты, Киара, со своими куриными женскими мозгами влезла не в свое дело! И теперь в том, что произошло, вини только себя.
Толкнув ногой дверь, отец разве что не выбил ее и пошел вниз. Меня колотило, Джи подползла ко мне и обняла.
– Что он имел в виду, Джи? – спрашивала я, когда страшный смысл его слов начал доходить до моего сознания. – В чем я виновата?
Джи плакала, прижавшись ко мне. Кажется, она тоже начала догадываться.
С трудом поднявшись на ноги, мы вышли из дома и по дороже побрели к рабочим линиям. Встречавшиеся нам по пути кули, едва завидев нас, затравлено опускали глаза. Ведомая каким-то страшным предчувствуем, я поспешила туда, где накануне избивали Донга. Огромная немая толпа рабочих плотным кольцом стояла вокруг камня. К горлу подкатила тошнота, когда я увидела, что лежало на том камне. А точнее кто. Донг с разбитым в кровавое месиво лицом, в разодранной одежде, он лежал и смотрел навсегда потухшими глазами в небо.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/aleksandra-hartmann/lotos-serebristyy-69339076/?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Александра Хартманн
Тип: электронная книга
Жанр: Исторические приключения
Язык: на русском языке
Издательство: Автор
Дата публикации: 16.07.2024
Отзывы: Пока нет Добавить отзыв
О книге: Я любила Лаос, пускай мой отец француз, а мать индианка, но моей родиной всегда была эта чудесная страна. Здесь же я нашла свою первую любовь в лице красивого английского аристократа Эдварда Фейна. Но что он чувствует ко мне? Чем больше узнаю его, тем больше мне кажется, что я просто часть какой-то опасной игры. Тем временем ходят слухи, что Лаос больше не хочет быть частью Французского Индокитая, а это значит, что мой отец, крупный плантатор, может потерять все.