Зверь, именуемый Кот
Зверь, именуемый Кот
Нани Кроноцкая
Мир азеркинов #7
Когда твой единственный друг – лишь строка в мессенджере, все имущество это рабочий диванчик и плед с косметичкой, а жизнь проходит за экраном рабочего монитора, не спеши все менять. Один телефонный звонок может перевернуть целый мир. И вот уже в жизни моей поселились демоны, оборотни, и… любовь. К могучим и преданным котикам.
Первый том одноименной дилогии. Продолжение скоро.
Цикл "СемиСветики".
Нани Кроноцкая
Зверь, именуемый Кот
1. С приветом
«Не только дождь капает с неба на голову». М. К. Кот, «Дневники и записки».
Больше желающих ехать в последней ночной электричке не нашлось. Квадратное низкое здание станции глазницами чёрных окон мрачно смотрело на серую линию старой платформы. Мы сидели в припаркованной неподалёку машине, глядели на надвигающуюся грозу и напряжённо молчали.
О чём сейчас думала я?
Как ни странно, о том, что безудержно и неоправданно счастлива. Даже если прямо сейчас здесь умру – сегодняшний день в моей жизни уже был. Он случился. Я никогда ни в кого не влюблялась вот так – словно простреленная стрелой, молниеносно и абсолютно летально. Я вообще никогда не влюблялась. Теперь это стало фактически очевидно. В моих отношениях с мужским полом случались симпатия, уважение, тёплые ощущения, но – не любовь.
Мне казалось, что это волшебное чувство трансцендентно для глупой, никчёмной Илоны Олеговны. Я ведь серая мышь, и эмоции – тоже мышиные, мелкие, серые. А теперь…
Подобно неукротимому тёплому шквалу Марк вошёл в мою жизнь. Он сводил меня с ума. Он заставлял мои мысли встревоженно бегать по кругу. Прикрыв глаза, Марк сидела молча рядом и больше не делал попыток ко мне прикоснуться. Нам это было обоим не нужно. Достаточно на сегодня. В конце концов, мои неожиданно вспыхнувшие чувства – внутренняя проблема. Я бесконечно благодарна ему за открывшиеся глаза. Оказалось, что я так могу, я умею любить. Просто… все эти годы его рядом не было. И теперь, очевидно, не будет.
Снова взглянув на часы, я поймала себя на чудовищной мысли. Мне вдруг захотелось просить его не отпускать. Похитить меня, забрать из трясины обыденно серости. Кем угодно: – простой собеседницей, спутницей, неприхотливой подругой.
Гордость – великая роскошь. В самые трудные дни моей жизни она оставалась со мной. А теперь я плевала и на неё, и на последние крохи самоуважения. Не хочу возвращаться туда, где Кота больше нет. Не хочу. Но Марк не сказал мне ни слова. Его выразительное молчание значило только одно: – мою непосильную роль было нужно играть до конца. Я сжала зубы и молча кивнув, отстегнула ремень безопасности. Нажала на ручку двери, прихватила с панели свою сумку, вдруг показавшуюся невероятно-тяжёлой, и вышла.
Марк тоже выскользнул из машины. Мы столкнулись глазами, он плечами пожал и легко произнёс:
– Я провожу тебя, Люсь. Под поезд ещё упадёшь, соскребай тебя с рельсов.
Шутка не удалась. Никому не хотелось смеяться. Марк выглядел совершенно убито. Устал или успел пожалеть о потраченном на меня времени?
Я развернулась и, гордо задрав подбородок, двинулась в сторону одиноко торчавшей платформы. Оглянуться моральных сил не было. Мне почему-то казалось, что Марк сейчас остановится. Сядет в машину и молча уедет. До прибытия электрички осталось каких-то там десять минут, никуда без него я не денусь.
Предвестник грядущей грозы уронил свои первые капли. Они оставляли неровные тёмные пятна на серой бетонной панели платформы. Подняв лицо к сизому и тяжёлому небу, я одиноко стояла, ловя их губами и пряча никчёмные, жалкие слёзы, смотрела на красный огонь переездного светофора.
Тепло, внезапно коснувшееся спины стало такой неожиданностью, что я громкой вскрикнула.
Мне до боли знакомые терпкие запахи, ощущение согревающе-трепетной нежности. Кот неслышно подошёл ко мне сзади и приобнял, осторожно меня придержав. Я было рванулась, но тут же притихла. Не было смысла обманываться и обманывать. Марк отлично всё понял. Бережно притянул к себе, рвано вздохнул. Раздался тихий щелчок, и над нашими головами развернулся большой чёрный купол его зонта.
– Котёнок… Ты куда убежала опять? – его тёплым дыханием пошевелило кудрявую прядь моих светлых волос над виском. – Нельзя так всё время метаться. Мы же не попрощались.
Все годами построенные мной защиты и точки опоры предательски уничтожал один только звук его мягкого, низкого голоса.
– А надо? Зачем? – само как-то спросилось.
Так глупо. Ох, слышала бы меня мама, ох, что она бы сказала. Но мне отчего-то вдруг стало решительно всё равно. Я не хотела прощаться. Не с ним.
Кот выразительно промолчал, лишь прижав меня крепче. Сквозь слои плотной ткани я слышала звук его сердца, гудящего словно набат.
Хлынул дождь. Пробив его мокрую стену, лучами моргнули электрички. Она приближалась неотвратимо, безжалостно быстро. Освободившись из крепкого круга таких нужных мне рук, я медленно развернулась. Наверное, необходимо всё-таки что-то сказать. На деле мне просто хотелось увидеть его ещё раз. В самый-самый последний. Поймать его пристальный взгляд, рассмотреть жёсткую вертикальную складку между бровей, сразу сделавшую вечно улыбчивое лицо очень серьёзным.
Мгновенье мы молча смотрели друг другу в глаза. Просто так, на прощанье. А после… мужская рука у меня на щеке, тёплые твёрдые пальцы, поднявшие мой дрогнувший подбородок и лёгкое прикосновение губ. Жёстких, сухих, докрасна раскалённых. Чужое дыхание на лице.
Этого быть просто не может.
Наш поцелуй был похож на удар близкой молнии. Разряд, яркая вспышка, грохот рушащегося сознания, подкашивающиеся ноги, боль грядущей потери.
Кот снова поймал меня, подхватил, не давая упасть. Тронул нежно висок поцелуем-прощанием. Совсем рядом раздался пронзительный грохот дверей электрички.
Бежать!
Только лететь сломя голову. Вырвавшись из его рук, я шепнула трусливо: «Прости» – и рванула туда, где меня не догонят. В окна вагона я видела, как Марк стремительно развернулся и бросился к автостоянке у станции.
Вот и всё. Разбежались.
Дорогу домой я не помню. Только пустой, полутёмный вагон, запах дыма дешёвых сигарет и потоки воды за стеклом. Ошарашенно трогала губы, улыбалась бессмысленно, глупо, нелепо. Раз за разом я возвращалась туда: в объятия Марка на городской автобусной остановке. На насквозь пропитанный запахом моря шершавый гранит серых улиц практически-летнего Питера. На камень у самого берега.
Поцелуй на платформе казался мне чем-то мистическим, нереальным, волшебным.
В сумке тихо пиликнул забытый мной телефон. Достав его, я примерно минуту недоумённо смотрела на строки всплывающего сообщения:
«Как только доедешь домой, обязательно мне напиши».
Зачем? Я только успела об этом подумать, как мой резонный вопрос был безжалостно перечёркнут вторым сообщением:
«Котёнок, я очень волнуюсь!»
«Волнуюсь». Это снова был Кот. Тот самый, который, следя за моим возвращением поздно ночью с работы, писал каждый раз это слово: «Волнуюсь». Он вернулся ко мне, заслоняя собой Кота-Марка.
Пальцем погладив его аватарку, я улыбнулась.
«Постараюсь не заблудиться в своих трёх соснах».
Подождала ответ. Не дождалась. Значит, это была просто вежливость. Секунду подумав, дала себе мысленный подзатыльник. Он ведь на трассе сейчас, за рулём, возвращается в Питер. Ему просто не до болтовни.
А у меня впереди весь остаток больничной недели… Позвонить, что ли, Муле, сбежать, напросившись к ним в гости?
Дождь преследовал поезд, и стоило электричке причалить к платформе конечной станции, как он накрыл его мокрым крылом. Настоящий потоп, стена серой воды. Таксисты благоразумно решили не связываться со стихией. Выпрыгнув на платформу, я достала из сумки свой зонт. Непременный и обязательный атрибут всех дамских сумочек Питера, упакованный в специальный пакет. В него я и спрятала свой редикюль. Минуту спустя стало ясно: зонтик меня не спасёт. Бесполезный предмет можно просто сложить и размахивать им, словно жезлом.
Исключительно ради хорошего настроения.
Дождь был везде. Низкое небо сливалось с бурлящей водой на земле. По улицам громко журчали потоки. Настоящие тёплые реки, бугрившиеся крупными пузырями, превратили дороги в широкие русла. Несчастные новые туфли скользили по дну. Я быстро разулась, и наслаждаясь стихийным безумием, бредя едва ли не по колено в воде. По облепленным тканью платья ногам стекали прозрачные струи. Я влюблена. Вокруг не было ни души, только гроза и я – наедине с этим удивительным открытием. Размечтавшись, раскинула руки, подняла лицо к небу, почувствовав себя вольной птицей.
Я шла по спящему городу и смеялась. Фонари не горели. Набиравшие силу балтийские белые ночи превратили стихию в волшебное представление: молнии резали серое небо причудливыми зигзагами, их яркие вспышки выхватывали из грозовой темноты чёрные профили улиц.
Моя жизнь не останется прежней. Сегодня в ней всё изменилось. Я расправила крылья, дыша полной грудью. Я словно бы заново родилась.
Можно было привычно солгать себе. Можно мысленно хмыкнуть, скептически рассудив: чтобы после года физического воздержания вспыхнули чувства, мне оказалось достаточно одного поцелуя… Враньё! Мне не нужен был кто-то другой, каким бы красивым и сильным он ни был. Только он. Тот, кто пишет: «Волнуюсь».
Я брела, раздвигая босыми ногами потоки. Я медленно танцевала под сизым, грохочущим небом, чувствуя, как дождевая вода безвозвратно смывает все страхи и все тревоги… До дома мне оставалось немного, буквально какая-то пара кварталов.
Низкая арка прохода во двор. Тёмное, тайное место, прочно скрытое от случайных прохожих. Ещё будучи школьниками, мы часто прятались там от родителей, пытались курить и пить пиво. Кажется, я целовалась там даже, а с кем? Память услужливо вычеркнула этот факт. Как давно это было.
Сделав шаг под свод арки панельного дома, я ощутила неладное.
Странное чувство опасности. Неожиданное ощущение, непривычное. Городок наш закрыт и попасть в него сложно: куча секретных НИИ охраняются всеми возможными службами. Так откуда тревога? Впереди предстоит объяснение с мамой о судьбе безнадёжно испорченных платья и туфель…
Толчок. Удар по спине, где-то между лопаток выбил воздух из лёгких. Так, больно, что не смогла даже вскрикнуть. Падая на колени поймала ладонями твёрдый асфальт под водой и тогда уже взвыла от боли. Второй удар прямо в живот. Судорожно согнувшись, я дёрнулась, падая набок и тут же ослепнув от боли. Это спасло от удара ботинком в лицо. Дёрнулась, попытавшись в руках спрятать голову. Удары посыпались градом со всех сторон. Накрыло болезненное ощущение безнадёжности. Зло подумалось: «Сразу меня не убьют. Будут бить долго и с удовольствием. И изнасилуют вряд ли. Иначе бы лапали».
И в этот момент всё пропало. Я не потеряла сознания, остро слушая, видя и чувствуя. Неожиданно всё изменилось. Как будто бы всех моих страшных мучителей от меня отшвырнуло невидимой и огромной рукой. Раздался оглушительный вопль нечеловеческого, всепоглощающего ужаса. Никогда не слыхала такого, и вам не советую слушать. Похоже на визг поросёнка, не пожелавшего стать колбасой.
Топот ног, грязные брызги и странный, мистический звук низкого рёва совсем рядом со мной.
Всё разом стихло.
Только шум ливня вокруг и раскаты далёкого грома. Всё ещё сжавшись от страха и боли, я скорчилась в луже и думала. Если выживу – что скажу маме? Споткнулась, упала, сломалась? Болели спина и живот, кружилась голова, отвратительно-липко тошнило.
Тёплое, мокрое, очень нежное, прикосновение к коже щёки заставило вздрогнуть.
Глаза открывать было страшно. Пусть лучше думают: – я умерла и валяюсь тут дохленькая. Толчок тёплого носа, шершавое прикосновение мягкого языка на щеке. Ниже по шее, за ухом. Меня кто-то вылизывал?!
Глаза сами открылись, а разум напомнил мне совершенно некстати, что Илона Король – как бы бывший биолог. По структуре горячего языка привычно определившая типичного представителя рода кошачьих. Огромного, злого, опасного. Мирно лежащего рядом с собой в грязной луже.
Везёт всё-таки мне на котов.
???
2. Как дошла я до жизни такой
«Если утро не начинается с трели будильника, не спеши радоваться выходному. Может, он тоже сломался.» М. К. Кот, «Дневники и записки».
– Илона Олеговна, там курва беснуется, бегает по стенкам кабинета шефа и требует крови. То есть вас.
Ну конечно, чьей кровушки можно требовать, только моей. У меня же избыток, все знают.
“Курва” – это благоверная супруга нашего богоподобного шефа, Светлана Сергеевна, микроскопическая блондинка неясного возраста.
Судя по меткому определению, на побегушках ко мне посылали художника. Очередного какого-то, я их уже не успеваю запомнить. Творческие и одарённые личности долго у нас не живут.
Настоящие, морально устойчивые аборигены, обитающие в других отделах, это наше стихийное бедствие давно именуют “ЭсЭс”. В узком кругу самых стойких и самых живучих (начальники департаментов) жену шефа прозвали “Сук-куба”.
Светлана Сергеевна Сидорова являлась не просто “дражайшей супругой”, она главный спонсор всей нашей компании. Точнее, её бывший муж.
Как они так витиевато дела свои вместе вели, мы не ведаем, и лучше не спрашивать. Спать с этим знанием точно нам будет тревожнее.
Тем не менее факт оставался фактом: белобрысая мелкая “куба” с её шведской-почти-что-семьей являлась главным источником нашего общего благополучия.
Я вдруг вспомнила, как Кот смеялся, когда выслушал мой рассказ о сложной начальственной семейной жизни. Умел он это делать: тепло, заразительно, тихо пофыркивая. Так что я невольно в ответ всегда глупо хихикала. Устоять невозможно.
Натянув свою узкую юбку вместе с образом офисной леди и деловым настроением, я всё размышляла над сказанным мне этим утром.
Уже послезавтра я увижу тебя, друг мой дорогой и незримый. Ощущаю себя героиней неведомой сказки. Не хватает лишь аленького цветочка, благо голос невиданного чудовища у меня уже есть. Словно снова подслушав мои мысли, пиликнул месс телефона. Что там пишет мне голос невидимый?
О нет, это мама!
“Счета. Оплати их сегодня, пожалуйста”.
Да, конечно. О единственной дочери мы вспоминаем, когда нужно за что-то платить. Себе выдала мысленно подзатыльник. Я, конечно, была не права, просто хотелось себя ощутить невозможно несчастненькой. Никто не заставлял меня постоянно оплачивать коммунальные платежи. Мало того, отец был категорически против. Но моё эпическое падение им прямо на голову в планы родителей не входило, хотелось хоть как-то благодарить за проявленный такт и терпение.
Маленькое настенное зеркало, висевшее за дверью моего кабинета, отражало безрадостную картину: Илона Король. Кошка ободранная, если честно. Серый строгий костюм, серые замшевые туфли, серые глазки на сером лице под собранными в тугой хвост серыми волосами. Было бы во мне росту поменьше, сошла бы за мышь, а так – серая цапля.
И это прекрасно, Коту цапля точно не по зубам.
Снова мысли сползали туда, где таился загадочный зверь. Умываться не буду. Нечего мыть, вид у меня как раз тот, что и нужно: небрежно-страдальческий.
Выдохнула, вдохнула, кофе хлебнула, взяла телефон и пошла “солнцу и ветру навстречу”.
Из кабинета под волнующей воображение посетителей табличкой “Генеральный директор издательского дома Луна" (без указания ФИО, что характерно), раздавались отзвуки напряжённого диалога. Если честно – скандала. Если совсем откровенно – истошные вопли и визг.
Ор стоял несусветный, аж стены тряслись. К слову сказать, подобные шоу происходили у нас строго вне рамок рабочего времени, и никто из случайных посетителей “Дома Луны” не рисковал стать свидетелем этого безобразия. В этом “сук-куба” была безупречна. Орала, конечно, она. Причём на два голоса. Очень страшненько, с переливами и весьма выразительными паузами.
Но меня это всё не касалось. Лично со мной они всё равно не сделают ничегошеньки. Даже ругать меня было невыгодно. Поэтому, не испытывая никаких лишних чувств и ведо?мая лишь долгом начальника маленького департамента, я постучала в дверь Ада.
– Илона Олеговна, доброе утро.
Ага, значит, можно войти. Справедливости ради замечу: в нашей компании я – самый юный начальник. О том, что головокружительный взлёт блестящей карьеры мне стоил двух лет жизни в закутке между экраном и креслом, никто и не вспомнит. Конечно, зачем? На поверхности: серая мышь-разведёнка двадцати семи лет, образование – самое высшее, совершенно непрофильное (вы так и подумали). Ещё и вредная бесконечно, заносчивая, вечно “как скажет, так просто хоть иди отмывайся ”.
И всё это – скромная я, разрешите представиться.
– Самого наидобрейшего.
Мой непосредственный начальник человеком был просто волшебным. Невозмутимо-спокойный, всегда улыбающийся, мудрый, похожий на Деда Мороза. Густые белые волосы, окладистая гладкая борода безупречной формы. Такие же усы, как будто игрушечные. Разглядывать его было сплошным удовольствием, тем более что он не смущался и позволял. Одно было плохо в нашем директоре – его… да, вот это, что воздуху в лёгкие набирало и точно сейчас завизжит.
– ПОЧЕМУ?!
– Так сложилось? Может быть, расположение звёзд?
Хотелось спросить ещё: "Вам водички?", но я сдержалась. Ведь я молодец!
– Светик, солнышко, посмотри на неё. Девочка за неделю спала всего раза три. Мне иногда даже кажется, что в нашем издательстве только один человек и работает. И это – не я.
“Светик, солнышко” подлетела ко мне, как разъярённая собачонка. Маленькая и злющая, росточком она не дотягивалась до моего плеча, невзирая на внушительные каблуки. Кругленькая, гладенькая такая, ботоксная, очевидно. Глазки кукольные, губки – чудо, как хирургически вылеплены. И реснички – луп-луп.
В руках у меня пиликнул входящим сообщением телефон. Перевела взгляд на шефа. Тот, улыбаясь, кивнул: ну вот, душка же. Прочитала, и сразу же стало так всё… параллельно. Да горите вы всё тут, ей-богу. Я переживу.
“Что тебе подарить? Только не вертолёт, в багаж самолета он не поместится”.
Надо же, Кот это помнил. Завтра мой день рождения.
Выдохнула, улыбнулась, снова встретилась взглядом с Пал Палычем. Кажется, мы понимали друг друга. О чём там эта… громкая женщина мне вещала?
– … тираж был заявлен и не вышел! Макет мне не прислали на утверждение. Где?!
– Вы это о чём сейчас? Всё штатное расписание согласовано в понедельник на планёрке вот здесь, в этом кресле. Мне Павел Павлович всё подписал и отправил на вёрстку. В пятницу будет тираж.
Я прекрасно знала, о чём это чучело тут вопило. Ей хотелось открыточек. Очередная провальная миссия, уже оплаченная. Вот только одна оговорка прискорбная: художников лишних у нас просто нет. Миша-дизайнер в ответ на моё предложение подзаработать пригрозил суицидом с особой жестокостью, а само?й рисовать мне сейчас просто некогда. Пусть “сук-куба” берёт и малюет открыточки. А мы их издадим ради смеха. Я посмотрела на шефа. Тот молча плечами пожал.
– Паша?! Мы же договаривались!
– Солнышко, не начинай.
Их дальнейший диалог интересен мне не был. Отодвинула кресло, присела, махнула рукой им: мол, продолжайте, не отвлекайтесь, я тут посижу, и набрала ответ для Кота.
“Хочу котика”.
Отправила, перечитала и поперхнулась от смеха. Я сегодня просто звезда юмористического жанра. Надо же было такое сморозить! Кот там, наверное, обтекает, сидит от двусмысленности и глубины моей фразы. Даже что-то уже отвечает.
“Хорошо, что я знаю тебя, Люсенька-фантазерка. Живого не обещаю, да он тебе и не нужен. Жди”.
– Илона Олеговна, а заготовок у нас там нет тематических?
– Поросят в красных бантиках? Пока ещё нет. И художники наотрез отказались от замысла нашей заказчицы. Два раза уже отказались, один раз уволились.
Шеф почему-то обрадовался. Я, за компанию тоже.
– Видишь, милая? Я же говорил тебе, мы не специализируемся…
И тут мне вдруг стало душно, юбка узкая, что ли? Голова закружилась, светлые стены кабинета причудливо изогнулись.
– Павел Павлович, можно я всё же пойду?
Медленно поднялась на ногах, внезапно ставших мягкими. Всё вокруг поплыло, ускользая из рамок сознания.
– Что с вами, Илона? – звучало так странно… как будто бы эхом далёким. И правда, что это со мной, подскажите?
Чёрные створки разума быстро захлопывались. Тело моё несуразное, совершенно расслабившись, грохнулось на пол. Последняя мысль была: “Телефон! Там же Кот!”
И всё пропало.
***
Не могу я сказать, что больничная койка со мной не знакома. Старинные мы приятели, даже друзья. Приходить в себя, разглядывая традиционно-голубенькие больничные стены и потолок, мне уже доводилось не раз.
– Общее переутомление, синдром хронической усталости, миалги?ческий энцефаломиели?т, недостаток веса, возможное обезвоживание.
Какие прекрасные слова. И знакомые. Хотя с недостатком веса я и не согласна, это кость у меня просто тонкая. Открыла глаза.
– О! С возвращением вас, несравненная наша Илона Олеговна.
Антошка – засранец. Мой бывший одноклассник и невролог в городской больнице.
– Абрамов, скажи, я жить буду?
Смеётся. В последнее время меня окружают невероятно весёлые мужики.
– Ты зачем, расскажи мне, так стремишься на кладбище, Лёль?
Он сел на край кровати, листая мои документы, нахмурился. Жестом отпустил медсестру.
Что мне было ответить? Как дошла я до жизни такой? Особенно и не стремилась, так вышло. Я искренне рада была видеть старого друга. В школе у нас была просто роскошная компания: трое парней и мы, три подружки: Оля, Лёля и Муля. Ольга Янина, Илона Король и Мария Ульянова. Как давно это было…
– Ты не ответила. Сама-то понимаешь, что это тупик?
Суровый Антошка воинственно встряхнул моей картой. Понимаю ли я? Да я не хочу даже думать об этом.
Два года назад я потеряла ребёнка, а мой гражданский муж просто выкинул то, что осталось от гордой и амбициозной меня, на помойку. Я лишилась всего: дома, работы, карьеры, семьи.
Больно. Мне всё ещё больно. Падать с неба на грешную землю всегда неприятно. Спасибо родителям, сдохнуть не дали. Ругали, корили, требовали срочно всё бросить и ехать с “мужем” мириться. Смешные мои старики, они верят в любовь и всякую ерунду типа верности. Нет этого больше. Вымерли как динозавры высокие чувства.
– Антош. Не скрипи, и так тошно. Когда я могу уходить? Отпусти меня, ты же сила.
– Даже не думай. Десять дней постельного режима, капельницы и уколы из чистой моей вредности. Назначу тебе витамины и буду смотреть, как ты мучаешься. Пока свой хвалёный разум не включишь. Лёль, сколько можно? Третий год пошёл.
Я застонала громко и жалобно. Только не это!
– Антошечка, миленький! Так и я тоже об этом! У меня послезавтра свидание, понимаешь? Настоящее,без дураков. А я тут, у тебя в заточении.
Мой личный невропатолог очень внимательно изучал пациентку – меня. Участливые тёмные глаза, знакомые с раннего детства, словно искали на жалком лице следы неизлечимых болезней. Он после школы почти не изменился, только вырос, возмужал, стал даже солидным.
О! Я и не заметила: на правой руке у Абрамова красовалось широкое гладкое золотое кольцо. Вот так и живём: соратники детства, в одном даже городе, а ничего друг о друге не слышим, не знаем.
Он тяжко вздохнул.
– У меня два условия. Завтра вечером я тебя выпускаю из больницы, но лишь до понедельника. Утром в приёмном покое быть как штык.
– А второе?
Антон улыбнулся, вставая.
– Как только тебя от нас выпишут, а это будет в ту пятницу, везу твоё бренное тело домой переодеться и забираю к нам с Мулей на семейную дачу, на все выходные.
– Что?! Погоди, вы?! Ну вы даёте, Абрамыч. Ты меня просто убил!
– Всё, отбой, дорогуша, остальное обсудим потом.
Антон выключил свет, оставляя меня бурлить мыслями в темноте, как кофейник, тихонечко засмеялся и вышел, осторожно закрыв за собой дверь.
Надо же, непримиримые наши враги Муля с Абрамычем поженились? Невероятно! И как они умудрились не придушить друг друга прямо в ЗАГСе?
Тихо в палату вошла медсестра с целой охапкой шприцев. Этот гад не оставил идею измучить меня терапией. Вытерпев все издевательства, несчастная пациентка Илона очень быстро уснула под действием успокоительных. Телефон мне медсёстры обещали отдать только утром, даже поклялись, что заряженным. Дескать, по личному распоряжению зав. отделением.
Кто такой был этот таинственный “зав”, я не знаю, но придётся поверить ему просто на слово.
???
3. Грустные мысли
«Не каждая горькая пилюля является лекарством.» М. К. Кот «Дневники и записки»
– Илона Олеговна, там курва беснуется, бегает по стенкам кабинета шефа и требует крови. То есть вас.
Ну конечно, чьей кровушки можно требовать, только моей. У меня же избыток, все знают.
“Курва” – это благоверная супруга нашего богоподобного шефа, Светлана Сергеевна, микроскопическая блондинка неясного возраста.
Судя по меткому определению, на побегушках ко мне посылали художника. Очередного какого-то, я их уже не успеваю запомнить. Творческие и одарённые личности долго у нас не живут.
Настоящие, морально устойчивые аборигены, обитающие в других отделах, это наше стихийное бедствие давно именуют “ЭсЭс”. В узком кругу самых стойких и самых живучих (начальники департаментов) жену шефа прозвали “Сук-куба”.
Светлана Сергеевна Сидорова являлась не просто “дражайшей супругой”, она главный спонсор всей нашей компании. Точнее, её бывший муж.
Как они так витиевато дела свои вместе вели, мы не ведаем, и лучше не спрашивать. Спать с этим знанием точно нам будет тревожнее.
Тем не менее факт оставался фактом: белобрысая мелкая “куба” с её шведской-почти-что-семьей являлась главным источником нашего общего благополучия.
Я вдруг вспомнила, как Кот смеялся, когда выслушал мой рассказ о сложной начальственной семейной жизни. Умел он это делать: тепло, заразительно, тихо пофыркивая. Так что я невольно в ответ всегда глупо хихикала. Устоять невозможно.
Натянув свою узкую юбку вместе с образом офисной леди и деловым настроением, я всё размышляла над сказанным мне этим утром.
Уже послезавтра я увижу тебя, друг мой дорогой и незримый. Ощущаю себя героиней неведомой сказки. Не хватает лишь аленького цветочка, благо голос невиданного чудовища у меня уже есть. Словно снова подслушав мои мысли, пиликнул месс телефона. Что там пишет мне голос невидимый?
О нет, это мама!
“Счета. Оплати их сегодня, пожалуйста”.
Да, конечно. О единственной дочери мы вспоминаем, когда нужно за что-то платить. Себе выдала мысленно подзатыльник. Я, конечно, была не права, просто хотелось себя ощутить невозможно несчастненькой. Никто не заставлял меня постоянно оплачивать коммунальные платежи. Мало того, отец был категорически против. Но моё эпическое падение им прямо на голову в планы родителей не входило, хотелось хоть как-то благодарить за проявленный такт и терпение.
Маленькое настенное зеркало, висевшее за дверью моего кабинета, отражало безрадостную картину: Илона Король. Кошка ободранная, если честно. Серый строгий костюм, серые замшевые туфли, серые глазки на сером лице под собранными в тугой хвост серыми волосами. Было бы во мне росту поменьше, сошла бы за мышь, а так – серая цапля.
И это прекрасно, Коту цапля точно не по зубам.
Снова мысли сползали туда, где таился загадочный зверь. Умываться не буду. Нечего мыть, вид у меня как раз тот, что и нужно: небрежно-страдальческий.
Выдохнула, вдохнула, кофе хлебнула, взяла телефон и пошла “солнцу и ветру навстречу”.
Из кабинета под волнующей воображение посетителей табличкой “Генеральный директор издательского дома Луна" (без указания ФИО, что характерно), раздавались отзвуки напряжённого диалога. Если честно – скандала. Если совсем откровенно – истошные вопли и визг.
Ор стоял несусветный, аж стены тряслись. К слову сказать, подобные шоу происходили у нас строго вне рамок рабочего времени, и никто из случайных посетителей “Дома Луны” не рисковал стать свидетелем этого безобразия. В этом “сук-куба” была безупречна. Орала, конечно, она. Причём на два голоса. Очень страшненько, с переливами и весьма выразительными паузами.
Но меня это всё не касалось. Лично со мной они всё равно не сделают ничегошеньки. Даже ругать меня было невыгодно. Поэтому, не испытывая никаких лишних чувств и ведо?мая лишь долгом начальника маленького департамента, я постучала в дверь Ада.
– Илона Олеговна, доброе утро.
Ага, значит, можно войти. Справедливости ради замечу: в нашей компании я – самый юный начальник. О том, что головокружительный взлёт блестящей карьеры мне стоил двух лет жизни в закутке между экраном и креслом, никто и не вспомнит. Конечно, зачем? На поверхности: серая мышь-разведёнка двадцати семи лет, образование – самое высшее, совершенно непрофильное (вы так и подумали). Ещё и вредная бесконечно, заносчивая, вечно “как скажет, так просто хоть иди отмывайся ”.
И всё это – скромная я, разрешите представиться.
– Самого наидобрейшего.
Мой непосредственный начальник человеком был просто волшебным. Невозмутимо-спокойный, всегда улыбающийся, мудрый, похожий на Деда Мороза. Густые белые волосы, окладистая гладкая борода безупречной формы. Такие же усы, как будто игрушечные. Разглядывать его было сплошным удовольствием, тем более что он не смущался и позволял. Одно было плохо в нашем директоре – его… да, вот это, что воздуху в лёгкие набирало и точно сейчас завизжит.
– ПОЧЕМУ?!
– Так сложилось? Может быть, расположение звёзд?
Хотелось спросить ещё: "Вам водички?", но я сдержалась. Ведь я молодец!
– Светик, солнышко, посмотри на неё. Девочка за неделю спала всего раза три. Мне иногда даже кажется, что в нашем издательстве только один человек и работает. И это – не я.
“Светик, солнышко” подлетела ко мне, как разъярённая собачонка. Маленькая и злющая, росточком она не дотягивалась до моего плеча, невзирая на внушительные каблуки. Кругленькая, гладенькая такая, ботоксная, очевидно. Глазки кукольные, губки – чудо, как хирургически вылеплены. И реснички – луп-луп.
В руках у меня пиликнул входящим сообщением телефон. Перевела взгляд на шефа. Тот, улыбаясь, кивнул: ну вот, душка же. Прочитала, и сразу же стало так всё… параллельно. Да горите вы всё тут, ей-богу. Я переживу.
“Что тебе подарить? Только не вертолёт, в багаж самолета он не поместится”.
Надо же, Кот это помнил. Завтра мой день рождения.
Выдохнула, улыбнулась, снова встретилась взглядом с Пал Палычем. Кажется, мы понимали друг друга. О чём там эта… громкая женщина мне вещала?
– … тираж был заявлен и не вышел! Макет мне не прислали на утверждение. Где?!
– Вы это о чём сейчас? Всё штатное расписание согласовано в понедельник на планёрке вот здесь, в этом кресле. Мне Павел Павлович всё подписал и отправил на вёрстку. В пятницу будет тираж.
Я прекрасно знала, о чём это чучело тут вопило. Ей хотелось открыточек. Очередная провальная миссия, уже оплаченная. Вот только одна оговорка прискорбная: художников лишних у нас просто нет. Миша-дизайнер в ответ на моё предложение подзаработать пригрозил суицидом с особой жестокостью, а само?й рисовать мне сейчас просто некогда. Пусть “сук-куба” берёт и малюет открыточки. А мы их издадим ради смеха. Я посмотрела на шефа. Тот молча плечами пожал.
– Паша?! Мы же договаривались!
– Солнышко, не начинай.
Их дальнейший диалог интересен мне не был. Отодвинула кресло, присела, махнула рукой им: мол, продолжайте, не отвлекайтесь, я тут посижу, и набрала ответ для Кота.
“Хочу котика”.
Отправила, перечитала и поперхнулась от смеха. Я сегодня просто звезда юмористического жанра. Надо же было такое сморозить! Кот там, наверное, обтекает, сидит от двусмысленности и глубины моей фразы. Даже что-то уже отвечает.
“Хорошо, что я знаю тебя, Люсенька-фантазерка. Живого не обещаю, да он тебе и не нужен. Жди”.
– Илона Олеговна, а заготовок у нас там нет тематических?
– Поросят в красных бантиках? Пока ещё нет. И художники наотрез отказались от замысла нашей заказчицы. Два раза уже отказались, один раз уволились.
Шеф почему-то обрадовался. Я, за компанию тоже.
– Видишь, милая? Я же говорил тебе, мы не специализируемся…
И тут мне вдруг стало душно, юбка узкая, что ли? Голова закружилась, светлые стены кабинета причудливо изогнулись.
– Павел Павлович, можно я всё же пойду?
Медленно поднялась на ногах, внезапно ставших мягкими. Всё вокруг поплыло, ускользая из рамок сознания.
– Что с вами, Илона? – звучало так странно… как будто бы эхом далёким. И правда, что это со мной, подскажите?
Чёрные створки разума быстро захлопывались. Тело моё несуразное, совершенно расслабившись, грохнулось на пол. Последняя мысль была: “Телефон! Там же Кот!”
И всё пропало.
???
Не могу я сказать, что больничная койка со мной не знакома. Старинные мы приятели, даже друзья. Приходить в себя, разглядывая традиционно-голубенькие больничные стены и потолок, мне уже доводилось не раз.
– Общее переутомление, синдром хронической усталости, миалги?ческий энцефаломиели?т, недостаток веса, возможное обезвоживание.
Какие прекрасные слова. И знакомые. Хотя с недостатком веса я и не согласна, это кость у меня просто тонкая. Открыла глаза.
– О! С возвращением вас, несравненная наша Илона Олеговна.
Антошка – засранец. Мой бывший одноклассник и невролог в городской больнице.
– Абрамов, скажи, я жить буду?
Смеётся. В последнее время меня окружают невероятно весёлые мужики.
– Ты зачем, расскажи мне, так стремишься на кладбище, Лёль?
Он сел на край кровати, листая мои документы, нахмурился. Жестом отпустил медсестру.
Что мне было ответить? Как дошла я до жизни такой? Особенно и не стремилась, так вышло. Я искренне рада была видеть старого друга. В школе у нас была просто роскошная компания: трое парней и мы, три подружки: Оля, Лёля и Муля. Ольга Янина, Илона Король и Мария Ульянова. Как давно это было…
– Ты не ответила. Сама-то понимаешь, что это тупик?
Суровый Антошка воинственно встряхнул моей картой. Понимаю ли я? Да я не хочу даже думать об этом.
Два года назад я потеряла ребёнка, а мой гражданский муж просто выкинул то, что осталось от гордой и амбициозной меня, на помойку. Я лишилась всего: дома, работы, карьеры, семьи.
Больно. Мне всё ещё больно. Падать с неба на грешную землю всегда неприятно. Спасибо родителям, сдохнуть не дали. Ругали, корили, требовали срочно всё бросить и ехать с “мужем” мириться. Смешные мои старики, они верят в любовь и всякую ерунду типа верности. Нет этого больше. Вымерли как динозавры высокие чувства.
– Антош. Не скрипи, и так тошно. Когда я могу уходить? Отпусти меня, ты же сила.
– Даже не думай. Десять дней постельного режима, капельницы и уколы из чистой моей вредности. Назначу тебе витамины и буду смотреть, как ты мучаешься. Пока свой хвалёный разум не включишь. Лёль, сколько можно? Третий год пошёл.
Я застонала громко и жалобно. Только не это!
– Антошечка, миленький! Так и я тоже об этом! У меня послезавтра свидание, понимаешь? Настоящее,без дураков. А я тут, у тебя в заточении.
Мой личный невропатолог очень внимательно изучал пациентку – меня. Участливые тёмные глаза, знакомые с раннего детства, словно искали на жалком лице следы неизлечимых болезней. Он после школы почти не изменился, только вырос, возмужал, стал даже солидным.
О! Я и не заметила: на правой руке у Абрамова красовалось широкое гладкое золотое кольцо. Вот так и живём: соратники детства, в одном даже городе, а ничего друг о друге не слышим, не знаем.
Он тяжко вздохнул.
– У меня два условия. Завтра вечером я тебя выпускаю из больницы, но лишь до понедельника. Утром в приёмном покое быть как штык.
– А второе?
Антон улыбнулся, вставая.
– Как только тебя от нас выпишут, а это будет в ту пятницу, везу твоё бренное тело домой переодеться и забираю к нам с Мулей на семейную дачу, на все выходные.
– Что?! Погоди, вы?! Ну вы даёте, Абрамыч. Ты меня просто убил!
– Всё, отбой, дорогуша, остальное обсудим потом.
Антон выключил свет, оставляя меня бурлить мыслями в темноте, как кофейник, тихонечко засмеялся и вышел, осторожно закрыв за собой дверь.
Надо же, непримиримые наши враги Муля с Абрамычем поженились? Невероятно! И как они умудрились не придушить друг друга прямо в ЗАГСе?
Тихо в палату вошла медсестра с целой охапкой шприцев. Этот гад не оставил идею измучить меня терапией. Вытерпев все издевательства, несчастная пациентка Илона очень быстро уснула под действием успокоительных. Телефон мне медсёстры обещали отдать только утром, даже поклялись, что заряженным. Дескать, по личному распоряжению зав. отделением.
Кто такой был этот таинственный “зав”, я не знаю, но придётся поверить ему просто на слово.
???
4. Побег
«От счастья сбежать можно и даже несложно. От беды – никогда». М. К. Кот, «Дневники и записки».
Утро было мучительным. Надо заметить, что это жестокое время дня я вообще никогда не любила. А сегодня отчего-то ещё и проснулась совершенно разбитой и даже измученной. Похмелье, практически.
Мамино: «Тебе на работу совсем не пора, я так понимаю?» – настроения не улучшило.
И куда мне деваться? Рассказать о больнице и слушать весь день лекции о собственной жуткой никчёмности? На работу теперь не сбежишь: туда меня просто не пустят, в мессе Миша-дизайнер ехидно об этом уже сообщил.
А в Питер я не поеду, ещё вчера твёрдо решила. Нечего даже пытаться, нет-нет.
Вот люблю я загонять себя в такие безвыходные углы, просто профи.
Сползла с постели, мысленно попытавшись найти пути к бегству. Не смоглось. Поплелась умываться. На часы и смотреть не хотелось, но огромный настенный циферблат на кухне назойливо лез мне в глаза. Смирилась и посмотрела.
А ведь я успеваю ещё…
Как же страшно решать… Как же жутко решиться.
Будь что будет, поеду! Сама погуляю по городу, отдохну и в кафе посижу, гордо выключив телефон. Наверняка уже Кот позабыл обо мне, сгоряча просто ляпнул и выкинул из головы. Чего мне опасаться? Питер город большой, не найдёт меня Марк и не догонит. А больной И.О. Король точно стоит немного развеяться.
План родился, и я побежала. Зачем-то напялила (под мамино громкое фырканье) тёмно-бордовое платье-футляр, когда-то давно, в другой жизни, пошитое мне мастерицей-подругой. Ни разу ещё не надевала его и даже не знала, насколько мне в нём хорошо. Вдохновилась, впервые за последние пять лет накрасилась, стащила из маминой косметички тушь, помаду и тени. Она у меня красавица: яркая брюнетка с вишнёвого цвета глазами, крупными локонами тёмных волос, безупречной фигурой, не тронутой возрастом. Я же папина дочка. Разве что грива в маму: её тоже много, густая копна. Только уже совершенно другие: непослушные, пепельные, вечно стремившихся к бунту пружинки. Стоило их распустить, как все сразу пытались завиться в какое-то безобразие. Но воли я им не давала: выпрямляла или носила строгий гладкий круг из спиральной косы на голове.
– Ты куда это собралась?
Мама моя была женщиной не только красивой, но ещё и умной. Чрезвычайно.
– Вообще-то, у нас день как бы рабочий.
– Вообще-то, не очень похоже.
Притворно вздохнула, призвала все свои актёрские способности, смастерила скорбную мину.
– Мне вчера спонсоры соорудили замечание. А сегодня важные переговоры. Вот, делаю вид.
Глаза мамины загорелись в ответ, ярко сигнализируя: «Я тебе говорила!»
Ну да, выговаривает постоянно: «Следи за собой, ты не женщина, ты организм среднего пола!» Только мама моя никогда не работала. И понять, что такое восемнадцать рабочих часов из суточных двадцати четырёх, она просто не в состоянии. К счастью, наверное.
Поцеловав её нежно в лоб, накидываю серый (конечно!) вельветовый пиджак на плечи, ныряю в серые туфли, хватаю серую сумку, мельком смотрю на себя в наше зеркало. Вижу какую-то хмурую незнакомку.
О! Ещё одна только деталь совсем забыла. Приличные отдыхающие женщины носят свои драгоценные украшения. У меня даже есть. Сама себе как-то купила.
Возвращаюсь на цыпочках (мама верит в приметы), тихонечко достаю из крохотной своей шкатулки пару серёжек. Серебряные, в виде маленьких раковин с чёрными жемчужинами. Снова всё серое, но вот так уж повелось в моей жизни, увы.
Ещё раз взглянула на часы Чёрт! Как назло, я абсолютно везде успеваю. Даже если пешком идти к остановке автобуса, даже если ползти на коленках – успею. Ладно, сомнения прочь.
Я шагнула в лифт со странным ощущением. Как будто бы на эскалаторе: один только сделала шаг, меня подхватила незнакомая могучая сила и понесла навстречу волнительному и неизведанному. Вверх ли, вниз? Что я приму там, в конце пути? Куда несёт меня, вы скажите?
На автобус я чуть было не опоздала и бежала за ним метров сто. Как умудрилась? Учитесь, записывайте и запоминайте: по городу нужно выбрать самый длинный маршрут, заблудиться в трёх старых соснах, потеряться, включить навигатор, зайти в тупик улицы, попытаться залезть на забор (в платье, колготках и на каблуках). Если станет совсем невмоготу, можно ещё ключи уронить и потом их искать на газоне. Я справилась.
Растрёпанная, изрядно вспотевшая (шеей и лицом, дезодоранта там не было), я вломилась в остановившийся автобус, чихая и кашляя от уличной пыли, выслушала лекцию о том, что вот так водитель не делает никогда, но девушка, поскольку приличная, пассажиры просили, и он таки смилостивился.
Оплатила проезд, упала на мягкое автобусное сидение и выключилась.
Я себе обещала подумать над жизнью в дороге. Обещала вести себя очень прилично и даже разумно. Смешная. В двадцать семь лет измениться – утопия. Так и быть мне всегда человеком по имени «Приключение на всю голову».
Кто-то настойчиво тряс меня за плечо. Открыла глаза, увидела очень недовольного водителя.
– Девушка! Автово! Мы приехали, вы что, пьяная?
– Давно и практически безнадёжно.
Встала и вышла, действительно ощутимо покачиваясь, с трудом понимая вообще: где я, что со мной? Проспект Стачек. Ага. Разворачиваюсь и иду. Куда? К метро. Зачем? Я собиралась прогуляться по городу.
Питер. Поздняя персидская сирень во дворах. Солнечный день. Суматошная пятница.
И я – никому не нужная, нелюбимая серая цапля двадцати семи лет. Я ковыляла к метро и отчего-то расплакалась, очень горько, размазывая остатки косметики по лицу и вызывая сочувственные взгляды случайных прохожих. Одна-одинёшенька. Спотыкалась и дальше брела.
На подходе к горчично-жёлтому павильону станции «Автово» уже не было сил даже плакать. Достала из сумки бумажный платок, вытерла макияжную былую свою красоту, высморкалась и поползла дальше. «Поволоклась», как мама моя говорит.
И только войдя уже внутрь, я внезапно сообразила: время то самое. Пропавший вдруг Кот может ждать меня в условленном месте: в вестибюле станции, на звезде, в самом центре, под куполом.
Ноги вдруг стали ватными, захотелось опять убежать. Психичка ты, Илона Олеговна, явная. Всё равно нет его там, и быть просто не может, уймись уже.
Шаг, другой. Короткий спуск по лестнице. Ровно четыре ступени. Звезда мозаичная на полу, строго в середине круглой площадки под куполом вестибюля. И сто?ящий в её центре мужчина, внимательно смотревший в свой телефон. Ещё шаг, он поднимает глаза, мы встречаемся взглядами. И я понимаю… что зря.
Я напрасно шаги эти делаю, нужно разворачиваться и бежать или провалиться сквозь землю. Закрыть руками лицо, раствориться в толпе, испариться. Потому что прямо сейчас я пропаду.
Этот… человек Котом быть просто не мог, он право на то не имел совершенно. Потому что это для меня было бы слишком жестоко, несправедливо, ужасно, смертельно.
Мужчина, поймавший меня взглядом, был абсолютным моим идеалом. Рост, размер, прищур чуть раскосых глаз, нос, подбородок, улыбка и даже одежда. Вот как будто бы кто-то мстительный и очень злой поковырялся в мозгах у Илоны Король и слепил это чудо.
Он существует, реален, стоит как ни в чём не бывало и пристально смотрит на заплаканную и взъерошенную идиотку – меня.
Нет. Простите высокие силы, Господь Бог или ты, мироздание, но больше я так не могу.
Развернулась и побежала. Куда? Мне было неважно. На край света, подальше, зарыться в песок с головою, умереть там от голода и от тоски. Прочь, прочь! Ни видеть, ни слышать, я не хочу больше мучиться. Быстро!
В сумочке надрывался телефон. Звонок, другой, десять, пятнадцать. А я бежала.
Со всего маху вдруг налетела на огромного толстого мужика, подвернула лодыжку, почти что упала.
Остановилась, приходя понемногу в себя, выхватила трубку из сумки, нажав на приём, всё ещё плохо соображая, что происходит.
– Просто остановись. Ты меня слышишь? Стой, где стоишь.
Его голос. С незнакомого номера он прозвучал как луч солнца в ночном кошмаре моего помутнения, как тонкая ниточка разума.
Я стояла и плакала снова. Горько, навзрыд, прямо посреди тротуара на проспекте Стачек. Клапан плакательный во мне был открыт накануне? Вот и получите.
Уже спустя пару минут чьи-то крепкие руки обняли, прижали к широкой груди. Я зажмурилась. В нос ударил очень лёгкий запах полыни, дорог, самолёта.
– Что ты с собой сотворила. Люсь? Ну как оставить тебя, скажи?
– Ты пропал.
Две ладони обняли лицо, медленно отрывая меня от стремительно намокающей толстовки.
– Я же сказал тебе – прилечу. Это что значит?
Какая же я идиотка. Нет, конечно, в мою гениальную голову не пришла эта странная мысль: он летел в самолёте. Какая там связь? Громко всхлипнула и открыла глаза, через секунду уже понимая, что гибну. Не нужно было мне останавливаться.
На меня тревожно смотрел мужчина из моих тайных снов. Из тех, о которых мы никому не рассказываем.
Русалочий разрез тёмных глаз, русые, слегка вьющиеся волосы. Крупный нос с горбинкой, тяжёлый подбородок с милой ямочкой, резные красивые губы. На голову выше меня, очень широкий, при этом совсем не массивный. От него просто веяло силой. И смотрел он на меня так… как на маленького ребёнка: нежно и крайне взволнованно.
Ну, здравствуй, беда моя новая. Мало мне было. Влюбиться в мужчину с самого первого взгляда, безнадёжно и неразделенно? Могу, практикую, учитесь. Зато успокоилась. Поток слёз сразу как-то иссяк. Выглядела я, наверное, потрясающе: опухшая, мрачная, красная и с осоловелыми глазами.
– Ты же… Кот?
Он улыбнулся, обнажил ряд белоснежных зубов, продемонстрировал ямочки на щеках и добил меня окончательно. Пристрелите Илону Король, чтоб не мучилась.
– Марк Кирьянович Кот. Почему ты сбежала?
Ну что тут ответишь? Особенно человеку, который (кошмарики!), знает размер моих трусиков. Нда…
– Можно я сделаю вид, что тебя не нашла и уеду обратно домой?
Он меня всё ещё обнимал и стояли мы посреди тротуара, явно мешая прохожим. Превозмогая себя, очень медленно отстранилась. Радуйся, дурочка, в твоей жизни были объятия с идеалом. Большего и не жди.
– Так! – встряхнув головой, он сделал вид, что нахмурился и опять широко улыбнулся. – Ладно. Ты традиционно не ела, я тоже. Идём. Я бы, конечно, повёл тебя завтракать в ресторан, да боюсь, ты туда не дойдёшь, дорогая. Сбежишь. Потому – в «Теремок». Вот там всё и расскажешь. Мне твоя встреча не нравится.
Я молча кивнула. А что оставалось?
Только беззвучно страдать.
???
5. Завтрак с продолжением
«Плотный обед всегда полезней пустых разговоров». М. К. Кот, «Дневники и записки».
В это время дня (очень позднее утро) заведения фастфуда пусты и свободны. Офисный завтрак уже завершён, а время обеда ещё впереди. Выбрав столик на двоих в углу у окна, Кот отвёл меня, усадил, ни о чём больше не спрашивая, протянул мне зачем-то маленькую упаковку влажных салфеток и ушёл быстро к кассам.
Те немногие несколько раз… если честно, то немногие дважды, когда щедрые молодые люди водили меня в ресторан и кафе, они любезно интересовались моими вкусами и предпочтениями. А здесь: просто сиди, жди его, ненаглядного, да помалкивай.
Снова я себе лгу малодушно. Кот отлично разбирается в моём персональном меню: я терпеть ненавижу овсянку, кофе не пью с молоком и вишня – мой личный наркотик.
А ведь я его совершенно не знаю. За всё время нашего с ним знакомства мне было раскрыто лишь имя. Ни возраста, даже примерного, ни даты рождения, не говоря уже об интимных подробностях личной жизни. Ни-че-го. Терра инкогнито. Откуда он? Кто родители, где учился? Отсутствие обручального кольца на руке не давало весомой надежды. Во-первых, вовсе не все их носили. Во-вторых…
Я так задумалась, что пропустила явление двух подносов, загруженных ароматной едой. Блинчики, сырники, маленькие ватрушки – всего было с избытком.
– Ты выглядишь так, как будто тебя морят голодом. И давно, – прозвучало в ответ на моё удивление.
Прелестно. Ну а что? Зато честно. Он-то выглядел, как… как мечта моя, самая дерзкая. Поставив наш завтрак на стол, сел напротив, на сцепленные руки положил волевой подбородок. Отчаянно красивые и мужественные пальцы у него, между прочим. Господи, дай мне силы.
– Врач тоже поставил диагноз такой: что-то там про недостаточный вес и обезвоживание.
Он поднял одну светлую бровь, вопросительно глядя мне прямо в лицо.
Пришлось заставить себя посмотреть ему строго в глаза. Это я совершенно напрасно рискнула. Они были… необыкновенными. Я таких даже и на картинках не видела, настоящие чудо-глаза.
В самом центре зрачка яркая радужка отливала цветом летней грозы. Неминуемой, страшной, жестокой, грохочущей в моём слабом сознании ударами молний и раскатами грома. Ближе к краю цвет глаз становился медовым. Оттенок балтийского светлого янтаря. Опушённые густыми ресницами, словно загадочные лесные озёра с песчаными берегами, поросшими осенним камышом. Красота, целый пейзаж. И скажите, о чём я тут думаю?
Наверное, он даже не был красив. Но вид Марк имел очень мужественный, из серой толпы горожан выделяясь именно этой своей необычностью. Шрам тонкий над бровью, короткая светлая щетина на подбородке и щеках. Глаза хоть и смеялись, но под ними привычно лежали усталые тени.
Сколько ему было лет? Точно старше меня, но намного ли? Только губы красивые очень, они постоянно притягивали мой взгляд. Будто резные, яркие, с неизменно приподнятыми краями. Он словно всё время чему-то загадочно улыбался, чуть щурясь. Ой! Кажется, я бессовестно пялюсь на соседа за столиком. Совершенно сдурела.
– Ешь. Приятного аппетита, не отвлекайся. И не сверли меня взглядом, пожалуйста.
– Скажи, а почему ты от меня так долго прятался?
Этот вопрос меня мучил всё время. Карлик, горбун и мужик – поросёнок были бы отличным тому объяснением. Но увиденное сегодня не укладывалось ни в какие логические рамки.
– Уж точно не для того, чтобы кто-то так быстро сбежал. Неужели я страшен?
Уходя от ехидного взгляда, мне пришлось срочно закусывать приступ стыда толстым сырником.
– Врать я умею, конечно. Но не тебе, сам же знаешь. Совершенно нестрашен.
Он в ответ только молча жевал, глядя в окно на прохожих. Вилка и нож в его руках явно были привычны. Даже я же (дочь морского офицера!) оперировала ими совсем не настолько уверено.
Разговор как-то не клеился. Стало тоскливо, и снова мучительно захотелось сбежать. Поймав на себе его пристальный взгляд, я опять замерла. Рассматривал меня Кот внимательно, даже дотошно. И совершенно того не стеснялся.
Я отодвинула опустевшую тарелку и потянулась к остывшему кофе. Такой и люблю, ещё чтобы с мороженым и с вишнёвой подложкой. М-м-м-м-м.
– Знаешь, – Марк неожиданно откинулся на спинку кресла, не сводя с меня глаз, – а ведь ты тоже пряталась. Совершенно другая. Серьёзно.
Ну да, через дырочку видеокамеры он видел меня на работе иной: взмыленной, вечно невыспавшейся, уставшей. Впрочем, теперь я ещё и заплаканная. Есть разница, несомненно.
– Ты не ответил.
Он тяжко вздохнул. Мы когда-то всерьёз обещали друг другу не врать. «Если не хочешь ответить мне честно, так и скажи: не могу». И я до сих пор слово держала. С ним это было нетрудно, как-то само по себе получалось. До тех пор, пока я его не узнала.
– Видишь ли… Я не страдаю от недостатка женского внимания.
О да. Уж в этом-то я и сомневалась ни разу. Ещё мягко сказано.
– А вот общения с добрым, умным, тонким, ироничным собеседником мне всегда не хватало. Как воздуха. Понимаешь?
Это он обо мне, что ли? Надо запомнить. В ведь в его словах не было ни тени кокетства. Не ощущалось малейшего даже намёка на лёгонький флирт. Он просто снова не лгал и привычно мне излагал всё, как думал.
– А если эта девушка такая добрая, умная, тонкая и ироничная, то откуда сомнения в её адекватности? – я усмехнулась, слегка покачав свою чашку.
Он рассмеялся, заставив меня сжать колени и гулко сглотнуть.
– Я в себе сомневался, пожалуй, котёнок… – лукаво взглянув на меня, он поднялся из-за стола и протянул мне руку. – Ты насытилась, голодающая? Побежали скорее. Хочу просто гулять, смотреть на нормальных людей и дышать хочу Питером. Забыл уже, как это делается.
Мой идеал медленно становился Котом. Он возвращался, надёжный и чуткий друг, прорываясь сквозь оболочку недосягаемого и невозможного принца. А кстати…
– Да, я тебе что-то должна? Ну… за завтрак?
Ого. Грозовой его взгляд мог и сжечь ненароком.
Моя же ж ты радость! И тут не подвёл: персональный квест на почётное звание «лучший мужчина первого уровня» был пройден в рекордные сроки и без потерь.
– Люсь, давай с тобой априори договоримся: – приняв руку, помог мне подняться и наклонился над ухом, щекотно шепнув: – я сексист, деспот и редкая сволочь. Тиран и диктатор ещё, не забудь. И чтобы от доброй, умной, чуткой и ироничной девушки рядом я больше не слышал подобную ересь! – Тихо фыркнул мне в волосы, и от этого я чуть не свалилась под стол. – Всё, идём.
– А почему тогда «Кот»? – опустив ошарашенный взгляд, я уставилась на наши сцепленные руки.
Он улыбнулся опять лучезарно и очень лукаво. Отпустил меня, расстегнул молнию на толстовке, достал небольшое портмоне, что-то там поискал и, вытащив ламинированную карточку водительских прав, мне её протянул.
Заторможено, глядя на все эти манипуляции, я нашла в себе силы напрячься и прочитать на ней надпись: «М. К. Кот».
Потрясающе! Кот и И.О. Король. Прямо сборник комических анекдотов. Нагло смеясь мне в лицо, Кот забрал свои доказательства и протянул мою сумочку. Я о ней и забыла совсем! Небольшая заминка у столика, я опять неуклюже шарахнулась, была тут же решительно поймана под локоток, и мы вышли. Странный завтрак закончился.
Этот день очень быстро стал лучшим днём всей моей жизни.
Мы гуляли, болтали, смеялись и ели мороженое. Ближе к обеду стало жарко, и этот невыносимый мужчина нанёс мне ещё один страшный и меткий удар. Он разделся до тонкой футболки, искушающе-чёрного цвета. Запрещённый приём. Все эти… кубики, трицепсы, бицепсы и что там ещё причиталось – у Марка в наличии был весь мужской вип-комплект.
Высокий и загорелый, мускулистый и статный красавец-мужчина гуляет по городу с цаплей. Он меня взял для контраста, наверное. Как бы развидеть прекрасное горе моё?
За этот день я узнала о нём очень многое. Пытаясь наверстать упущенное, я неутомимо и жадно расспрашивала обо всём, что только в голову приходило. В ответ он смеялся, конечно, но отвечал на все мои глупости терпеливо и очень подробно.
И о том, что родился он в Питере, на Фурштатской, в самом конце жаркого лета. Как отец его засыпал всю палату роскошными розами. О своём трудном детстве. Как неожиданно умер отец. И как после им с матерью было мучительно горько и больно. Мы даже съездили к его школе, погуляли по скверу вокруг, посмотрели снаружи на старое краснокирпичное здание. Марк рассказывал о друзьях, многочисленных, ярких, талантливых. Обо всём он рассказывал много и весело.
Если же Марк не хотел отвечать, например, на вопросы о службе, – он легко пожимал молча плечами и замолкал. А я и не настаивала. Зачем? Кстати, выяснилось, что в Питере он действительно пролётом, на целых два дня. На вопрос мой: «Куда?», сказал коротко: «Служба».
Два дня… У меня же в запасе была целая неделя честно заработанного больничного. Но даже мечтать не хотелось о невозможном. Не стоит. Иллюзий в моей жизни было достаточно и во что это вылилось? То-то же…
День заканчивался, мне настала пора собираться. Грустное чрезвычайно «пора». Марк чутко всё понял. Возможно, по взглядам на мой телефон. А может, – по скорбному виду? Или слезливому настроению, что совершенно непрошено вдруг накатывало.
– Знаешь… – задумчиво проговорил он, рассматривая витрину троллейбусной остановки, – на подземной стоянке, на Ленинском, я оставил арендованную машину. Давай я тебя отвезу домой? Заодно ещё немного погуляем! – быстро ко мне развернувшись, он коротко улыбнулся. – Гениальная мысль, как мне кажется, да?
– Не получится, – я вздохнула и отвернулась, в носу предательски защипало. – У нас же закрытый город, нужен спецпропуск.
– Военный билет не пройдёт? – он тронул меня за плечо – Очень-очень военный, со страшными формами секретности.
Покачав головой, я вздохнула. Не знала, а рисковать не хотелось. От пропускного пункта, стоя?щего прямо на трассе, в пятницу ночером невозможно уехать даже на местном такси.
Кот задумался ненадолго, потом обошёл меня слева, подхватил под руку и, подбадривающе улыбнувшись, заглянул мне в лицо.
– Ладно, котёнок. Как скажешь. Давай мы иначе поступим… – прикусив угол нужней губы, он нахмурился и посмотрел на наручные часы. – Какая там самая близкая к КПП железнодорожная станция?
– Журавлиное*… – я рвано вздохнула и перевела взгляд на окна большого кирпичного дома у нас за спиной. – И что ты задумал?
Сказанное прозвучало с каким-то низким, совершенно мурлыкающим придыханием. Совершенно случайно, клянусь.
– Ты же на поезд у нас собралась, верно?
– На электричку.
– Пусть так! – лего согласившись, Марк мне подмигнул. – Насколько я помню их расписание, мы прекрасно успеем поужинать, потом посидеть у залива. А позже я отвезу тебя к платформе у КПП и посажу на последнюю электричку. У вас там вполне безопасно, насколько я помню. Согласна?
Искуситель.
Мне мучительно не хотелось сейчас уезжать. Как я могла отказаться? Нет, я жажду испить этот день до самого донышка, до конца. Пусть он у меня просто будет – лучший день в моей жизни.
Молча кивнула, тут же вызвав его восхитительную улыбку. Кот, вдохновлённый составленным планом, тут же меня потащил его реализовывать.
В шуме вечернего часа пик, в недрах общественного транспорта мегаполиса мы оба молчали, лишь сталкиваясь случайными взглядами. А ещё – едва ощутимо, как будто невольно, легко прикасались друг к другу. Я-то точно нарочно. То рукой задевала его восхитительно- крепкое плечо, то пальцами прикасалась к тугому бедру.
Не могла удержаться. Скоро ведь всё закончится. И больше не будет уже ничего. В лучшем случае у меня остаётся невидимый и неосязаемый персонаж в телефоне. А может, – и нет. Может быть, он улетит. И ещё в самолёте, улыбаясь вот также тепло, удалит меня из контактов и быстренько заблокирует. Незачем больше общаться с Илоной Олеговной: квест не пройден, неинтересна.
А пока… Выходя из битком набитого автобуса на остановке «Ленинский проспект», он поймал меня тёплыми пальцами за руку, помогая спуститься. И тот добрый Ангел, что нещадно толкнул меня в спину локтем, был моим личным хранителем. А я что? Я понятливая: рухнула прямо в объятия Марка, словно набитый костями мешок. Кот меня ловко поймал, выхватывая их потока нахлынувших пассажиров.
Секунда, другая. Мы замерли на тротуаре, внимательно глядя друг другу в глаза.
Непередаваемое, головокружительное ощущение близости. Больше, чем секс. Я его ощущала всем телом: горячего, крепкого и невероятно живого. Я нюхала его запах и таяла, словно мороженое.
Дорогуша Илона, возьми себя в руки немедленно.
Строгим голосом мамы со мной говорила всегда моя совесть. Пришлось к ней прислушаться, освобождаясь из плена вдруг дрогнувших рук.
– Нам туда? – спросила я, с явным усилием разжав губы. – Ты оставил машину на стоянке у моста?
Марк молчал. Он всё ещё вглядывался в меня, словно что-то тщетно ища. Потом усмехнулся печально и растерянно взъерошил короткие волосы на затылке.
– Да, – наконец прошептал он сглотнув. – Иди через переход и подожди меня. Думаю, мне понадобится минут пятнадцать. Тёмно-синий Вольво седан с-60. Номер К 911 ОТ 98. Запиши в телефоне, пожалуйста, ты его не потеряла? И больше никуда от меня не сбега?й. Обещаешь?
– Я буду крепко держать себя в руках.
Не смешно получилось. Хотя я старалась.
И держала. Даже когда прошёл почти час, и я начала ощущать себя брошенной дурой. Сидела на узкой скамеечке остановки и плакала молча. Себя было жалко ужасно. Вот всё и закончилось. Зачем со мной он так? Можно же было обычно сказать: «До свидания!» И совершенно спокойно уйти, оставив меня с этим днём. Лучшим днём в моей жизни.
А потом вдруг мне в голову пришла страшная мысль: «С ним же могло что-то случиться!» Сбила машина, сознание потерял, да мало ли что? Я подпрыгнула, как антилопа, пытаясь дрожащими пальцами набрать его номер, забегала у остановки. Хотелось не плакать уже, – громко выть. Где ты, Кот?! Просто ответь! Можешь даже послать меня, можешь мне нахамить. Просто дай знать, что ты жив! Ну же, пожалуйста!
– Я так и думал! – прямо над моим ухом прозвучал низкий, бархатный голос. – Люсь, ну скажи мне, кто тебя так обидел? О! Ты плачешь опять? – Кот стоял у меня за спиной, и вид имел очень растерянный. – Котёнок, зачем же ты так? Прости, дорогая, прости! Иди сюда!
Шагнув ко мне совсем близко, притянул к себе, уткнув носом в горячую широченную грудь, остро пахнущую разгорячённым мужчиной. Осторожно приобнимая за плечи, гладил по голове, что-то тихо шептал. А я в голос ревела. Откуда скажите, во мне столько слёз? Реки, моря, океаны и даже немножечко сверху. Молодец ты, Илона Король. Если уж в этом мире найдётся мужчина, готовый подобное выдержать, то это окажется слепоглухонемой, инвалид на всю голову.
Я смутно сквозь слёзы расслышала: Кот так спешил (помня, как я всё время куда-тоубегаю), что умудрился машину захлопнуть, оставив в ней свой телефон, документы и торчавший в замке зажигания ключ. Выпросил телефон у прохожих, вызвал службу поддержки проката, и нам теперь срочно надо куда-то спешить.
– Кот… – громко всхлипнула я. – Прости меня, я законченная идиотка и истеричка. Давай я поеду уже на вокзал, и тебе станет легче?
И правда. Свалилась на голову вся такая прекрасная рёва-корова.
– Котёнок… ты маленькая, запредельно издёрганная всеми девочка, которой приходится быть нечеловечески сильной, – быстро ладонью погладив меня по спине, он рвано вздохнул и продолжил: – И ты справляешься, солнышко, просто у всех есть предел. Кстати, мы стоим друг друга, поверь. Я такой же практически идиот. Всё, пойдём, нас там ждут.
Тут он решительно отстранился, схватил меня за руку и потащил в переход.
Принц вернулся: конягу свою он в бою потерял, был немного сконфужен, но принцессу не бросил.
Ура.
???
6. Спокойно не можем
«Умеющие летать по доброй воле в этом не признаются.» М. К. Кот, «Дневники и записки».
И машина была (синяя!), и ехидный мужик из «поддержки» приехал. Вскрыл родимую через багажник, витиевато нам всем объяснив, что от этой модели ключи уникальные, дублей к ним нет и всё сложно.
Я потеряла логику хода событий, отчаянно вдруг замёрзла и носом клевала, бедром упираясь в капот. Большая и дорогая машина. Я в таких ещё даже не ездила. И забираясь на пассажирское сидение рядом с водителем, то есть с Котом, сделала вид самый важный.
Впрочем, его обмануть было сложно. Беззвучно смеясь, Марк помог мне найти пассажирский ремень, пристегнул, усмирив бортовой компьютер, возмущённый моей неосмотрительностью, и мы двинулись в путь.
– Ты замёрзла? – Кот спросил неожиданно-проникновенно и тихо, бросив встревоженный взгляд в мою сторону. Чертовски приятно, когда ты кого-то волнуешь, пусть даже и так.
– Перенервничала! – бодро ему улыбнувшись, я хмыкнула. – Считаешь меня ненормальной?
– Да… – коротко усмехнувшись, Кот вывернул руль. – Падать в обморок от усталости, а потом из больницы сбега?ть на свидание? Точно нормальной не назову, но мне нравится.
Значит, у нас это было свидание. Ничего себе! А как же «встретиться и просто посидеть, поболтать»? Хотя… много ли было свиданий в моей серой жизни? Если сегодняшний день, такой весь прекрасный и трепетный – не это, тогда вообще что же?
Очевидно, что все мои мысли так отчётливо нарисовалась на лбу, что Кот, сосредоточенно выезжавший из сложного лабиринта автостоянки, вдруг мягко и коротко рассмеялся.
– Что?! – я подпрыгнула, тут же коленом ударившись о панель разделительного бардачка. – Я такая смешная?
– Пф! – Марк покачал головой, и быстрым движением правой руки отодвинул панель бардачка. – Котёнок, зачем ты всё время в себе сомневаешься? Я всё это время гадал, почему ты себя так не любишь? Может, хромая, кривая, горбатая? – Явно меря передразнивая, он пискнул, снова заставив меня улыбнуться.
– Угадала? – склонив голову набок, я бросила взгляд на его руки, лежавшие на руле, и невольно залюбовалась. Непозволительно, невероятно хорош.
Марк бросил взгляд в зеркало заднего вида, потом развернулся ко мне и уверенно положил руку на спинку пассажирского сидения. Светофор нервно мигнул жёлтым светом.
– Ты очень красивая, знаешь? – Кот произнёс совершенно серьёзно. – Бред про серую мышку и внешность, я чтобы больше не слышал, котёнок. Я знаю толк в этом вопросе, не спорь. Необычная, неканоничная, манящая. Мысли всякие вызываешь… далёкие от скромных.
Загорелся зелёный. Кот вернулся рулю, рывком выжал педаль, и мы сорвались с места. Меня вжало в кресло. И не скоростью совершенно, а теми словами, что были им сказаны. И взглядом, щекочущим, обволакивающим. Он что же, мной любовался? Улыбался краями красивого яркого рта, щурился, словно от солнца.
Дальше мы ехали молча. Каждый думал о чём-то своём. Я зябко куталась в свой пиджак. Марк сосредоточенно пробирался в потоке машин, продолжая бросать на меня осторожные быстрые взгляды.
Так странно. Всего несколько неожиданных слов и ощутила себя невероятно-красивой. Живой, настоящей, желанной. Пара его выразительных взглядов – и за спиной словно выросли крылья. Потянувшись к панели дефлектора, Марк совершенно случайно задел меня тёплой рукой, и я стала будто бы чуть выше ростом.
– В Петергофе приличные ресторанчики водятся? – прервав мои размышления, он спросил очень мягко. – Так, чтобы вкусно, уютно и тихо? – тут же цепко поймав меня взглядом, он ласково улыбнулся, кивнув. – Да, котёнок. И не смотри на меня так убийственно на меня. Я, представь себе, голоден. Не поверишь: – такое бывает с мужчинами.
– Когда мне сидеть в ресторанах, помилуй? – судорожно пытаясь найти телефон в своей сумке, я фыркнула громко. – Сейчас поищу. Твои предпочтения?
– Мясо! – Марк громко рыкнул, и я тут же брякнула:
– Хищник!
Наградив меня нечитаемым взглядом, он всё же продолжил:
– Алкоголь исключён, хотя я бы тебя удовольствием напоил. Смотри Европейскую кухню.
– Немецкую, скандинавскую, англосакскую, итальянскую? – скользя пальцем по монитору смартфона, я выбирала меня. – Может, баварскую? Чешская кухня известна своими мясными деликатесами. Или греческая… Там есть «кокорас красатос» – петух, тушёный в белом вине, и «стифадо» – ассорти из семи видов мяса, тушёного с луком… – Мясо! – фыркнул весело Кот. – И никаких суши, я тебя умоляю. Сыт ими по горло.
Я не нашлась что ответить ему.
Обычно, когда я начинаю так умничать, мужчины тушуются и медленно отступают на выход. Умная женщина – это проблема. А я так устала скрывать свои мысли… И лгать. С ним не хочу и не буду. Тем более что Кот снова лишь тихо смеялся в ответ. А потом неожиданно взял мою левую руку и коснулся губами костяшек пальцев.
Как будто бы током ударил.
Провалиться сквозь землю. Всё-таки я ненормальная, изголодавшаяся по мужикам нимфоманка. И где там фригидность моя? Этот роскошный мужчина знает цвет и модель моих трусиков. Он мне их сам выбирал! И руки целует. Неожиданно мне показалось, что, придержав мои пальцы у губ, Кот вдруг резко вдохнул, словно принюхивался. Показалось?
– Ты когда начинаешь в себе сомневаться… – Марк отпустил мою руку и, бросив взгляд на экран моего телефона, вздохнул. – Сразу меняешься. Будто улиточка спряталась в раковину. Смотри на количество мяса, котёнок.
Я и смотрела. Да так увлеклась, что уснула, позорно свернувшись калачиком в кресле. Балда бестолковая.
Давно с детства забытое, запрещённое удовольствие – просыпаться от запаха вкусной еды. Желудок кричал и стучал в мозжечок: «Срочно, братцы, встаём, там такое!» С твоими любимыми специями, между прочим! Букет «прованские травы» и тмин.
Открывать глаза не хотелось. Это не может быть правдой. Сейчас сон развеется, и снова навалится серая явь.
Ой.
Легчайший, почти невесомый, стремительный поцелуй в переносицу мигом сдул мои вялые мысли. Открыла глаза, тут же встретившись со смеющимся взглядом мужчины – мечты.
– Гетерохромия, центральная, отражённая! – ляпнула я, не задумавшись ни на миг. – Я даже на фото такого не видела.
– М… ради такого лирического описания цвета моих глаз я готов накормить тебя ужином. Просыпайся, котёнок, пора. Времени остаётся немного.
Отрываться созерцания не хотелось. Глаза Марка даже с анатомической точки зрения были действительно завораживающе – прекрасны. Но, к сожалению, он отодвинулся сам. Оглянувшись, я обнаружила нас во всё той же машине. На моих плечах аккуратного пристроена мужская толстовка, телефон перекочевал на панель, сумка лежит рядом с ним. Вокруг – колоннада соснового леса, а впереди линия моря. Балтийского, я надеюсь. А то с меня станется.
Ещё один лёгкий поцелуй в мой висок, (вот зачем оКот это делает, так и привыкнуть недолго!), и перед моим сонным носом возникла большая, практически с блюдо, тарелка. На ней возлежала аккуратно порезанная на полоски огромная отбивная, окружённая россыпью жареных овощей. Натюрморт украшали практически целые шампиньоны под белым соусом и контрастно-зелёный салатик.
Сопровождаемый моим сонным взглядом Кот достал из кармана столовый складной инструмент. Ноже-ложко-вилковая штука с резной чёрной ручкой смотрелась забавно. Жестом заправского фокусника Марк одним пальцем достал из неё трёхзубую вилку, поддел ею полоску горячего (!) мяса и неспешно поднёс его ко рту. Неожиданно – к моему.
– У меня есть руки и уверенный навык общения с вилкой, – я честно пыталась ему сопротивляться. Наивная.
Посмотрев на меня сниходительно-ласково, Марк склонил голову набок.
– А у меня есть желание видеть, как ты ешь с моих рук, – дразнящим движением он пронёс кусок мяса мимо моего носа. – И ещё я деспот, сволочь и жуткий тиран. Рот открывай, свет мой Лю. И прожевать не забудь.
Послушно открыла, поймала зубами кусок, кинула вопросительный взгляд и попалась.
Он улыбался, являя мне ямочки на щеках. Предательски вызывающие горячие вихри во всём моём изголодавшемся организме. Запрещённый приём, между прочим. Я так ему и сказала. Кот обещал быть серьёзным, в обмен на мой ужин. Я дала слово послушно всё съесть.
Так, мы и сделали: он молча и неторопливо кормил меня и рассматривал пристально. Словно редкую рыбку в аквариуме. Поил изумительно-вкусным полусладким вином из красивой серебряной фляги. Густым, ароматным и очень коварным.
Настолько, что к концу нашего странного молчаливого ужина меня потянуло на приключения.
– Ты меня спаиваешь? – рот мой освободился, пора было что-то сказать. Хотя наше молчание было красноречивым и выразительным.
Он мне усмехнулся в ответ, протянул молча салфетку. Оставшимся белым бумажным клочком Кот медленно и обстоятельно вытер вилку и, аккуратно сложив её, бросил в просторную сумку, назад.
– Пойдём, потрогаем море? – неожиданно развернувшись ко мне, но кивнул в сторону горизонта. – Я в своих дебрях соскучился по нему.
– Какое там море! – я громко фыркнула. – Это же Финских залив, прибалтийская лужа! Ты сам-то не голоден? – Вдруг спохватившись, я растерянно посмотрела на Марка.– Я же всё проспала…
Он в ответ широко улыбнулся, снова мне демонстрируя ямочки. Мало мне блеска улыбки и взгляда медового, мало. Кот решил закрепить результат завершённого дня. И в этом вполне преуспел.
– Голоден, – произнёс он своим бархатным голосом и прищурился. – Но едой меня не накормить. Ресторанчик был, кстати, отличный. Спасибо.
И протянул мне мой собственный телефон, открытый на мне незнакомой странице. Ресторан чешской кухни "Брабец и Ко". Еда навынос. Ошарашенно прочтя это название, я замерла, переваривая услышанное. Марк сказал, что он голоден? Это что сейчас было, подкат?!
– Котёнок, ну что за метания? – не позволяя стянуть с плеч мужскую толстовку, он ловко связал рукава у меня на груди. – Или боишься воды?
– Опасаюсь голодных котов, если честно.
Я буркнула и поняла, как это кокетливо прозвучало. Я что же, флиртую?
Марк вдруг тяжко вздохнув, промолчал. Потом резко нахмурившись, отвернулся. Я растерянно и отрешённо листала страницы "мясных" ресторанов на телефоне. Лишь спустя пару мучительно-вязких минут он промолвил:
– Идём. Видишь, котёнок, там фронт, – я удивлённо воззрилась на Марка, и он пояснил, кивнув в сторону моря: – Грозовой. Вон там, видишь? Летит побыстрей, чем твоя электричка. Ты бегать не разучилась?
И действительно, серо-сизое небо на западе потемнело, набрякло огромным кровоподтёком. Впереди нас ждало настоящее приключение. Серый балтийский песок голодно всасывал туфли. Неуклюже по нему сотню метров, я всё же разулась.
Море. Здесь оно уже было меньше похоже скорбную лужу у города. На берег Ижорского мыса ложились тревожные волны коварной Балтики. А я ведь по ней тоже соскучилась. Здравствуй, волна. Привет, крупная галька. Как живёшь, гладкий круглый валун? Вот и я, старый добрый прилив. Не чихать тебе, ветер.
Марк уселся на валуне, выразительным жестом меня приглашая к себе. Места рядом с ним оставалось на пару ладоней. Он, видимо, недооценивал мои формы. Осторожно присев, я с трудом удержалась от вялого: «Постою».
Тихий смех раздался за спиной. Неожиданно я оказалась на тёплых и твёрдых коленях и услышала шёпот над ухом: волосы: «Котёнок… Девочкам вредно сидеть на камнях. Мама тебе ведь рассказывала?»
Мурашки по коже? Да меня ими окатило как будто бы из ведра! Совершенно некстати подумалось вдруг. Моя мама. Уже очень скоро закончится наше свидание, и я вернусь в свою серую жизнь. С укоризненными взглядами мамы, чьи надежды и чаянья я не оправдала. Опять. С работой, в которой я пряталась от житейских проблем.
Мой маленький сладкий глоток драгоценного счастья иссякал безвозвратно, стремительно. Высыпался, как будто песок за стеклом круглой колбы песочных часов. Судя по горькому вздоху над ухом, – не одной мне сейчас было грустно.
– Знаешь… – почему-то расслабившись, я откинула голову на мужское плечо, ощутив невозможную правильность этого жеста. – Мне страшно терять этот день.
Наверное, глупость сказала опять несусветную. Снова ляпнула, не подумав. Я всё время вела себя рядом с ним по-идиотски. И выглядела невероятно-кошмарно. Словно бы всех тараканов надумала вытряхнуть на несчастную голову терпеливо молчавшего Марка.
Он молчал. Отстраняясь от него, я неловко попыталась устроиться с краю. Осторожно сползая, я уменьшала волнующее соприкосновение, рискуя в любой момент свалиться. Выглядела я словно кошка, пытающаяся удержаться на крепком заборе. Марк снисходительно наблюдал за моими мучениями и усмехнулся. Затем крепко обнял и, прижавшись грудью, заставил сесть прямо. В лицо словно плеснули горячей водой, кровь вскипела. Я замерла, чувствуя, как жаркий румянец покрывает щёки, а сердце готово выпрыгнуть из груди. Его близость дурманила голову, заставляя забыть обо всём.
– Не думай об этом, – он выдохнул тихо мне в ухо. – Зачем? Мы не знаем, что будет уже через час. Только надеемся. Посмотри, как красиво.
Над Балтикой разворачивалась гроза. Горизонт отливал чернильно-фиолетовыми тонами, сливаясь с линией белеющего неба. Ежесекундно разрезаемая ослепительными всполохами молний, масштабами происходящего эта суровая красота поражала воображение.
– Тебе нравится? – на него оглянувшись, я нервно поёрзала, тут же вызвав порыв рваного вздоха. – Страшновато. На лодочке с вёслами мне не хотелось бы там оказаться сейчас.
В ответ Марк завернул меня в свой пиджак, и окончательно, и бесспорно присвоив. Оказавшись в плену его рук, я подавленно замерла, даже пискнуть не смела. И не хотела.
– Котёнок… – он губами притронулся к обнажённому основанию шеи и фыркнул. – Кто же тебя одну выпустит в море на вёслах?
– Главное, чтобы за борт без вёсел не выкинули, – я всё-таки отстранилась, больше не в силах терпеть это дьявольское искушение. – С остальным разберусь.
Марк очень правильно понял меня. Руки послушно убрав, он вздохнул и взглянул на часы.
Я кивнула и начала спуск с постамента колена. В самый последний момент я скользнула по камню голой пяткой, зашипела и дёрнулась, тут же ударив вторую лодыжку. Коротко вскрикнув, схватилась за воздух и попыталась упасть. Не преуспела.
– Спокойно не можем, да, Лю? – мужская рука придержала меня, – Горе ты моё луковое.
Легко подхватив меня на руки, Марк прижался губами к затылку и тихо рыкнул. Затем крепко прижал к груди и понёс через пляж. Быстро шагая к открытой машине, лучший в этом мире мужчина нёс на руках обмирающую от ощущений меня. А я… Таяла, как мороженое в микроволновке. Теряя способности мыслить. Сильное сердце Кота билось рядом. Стараясь не шевелиться, я робко прижалась губами к нему и закрыла глаза. Чтобы теперь не случилось, я помню его гулкий ритм, его музыку.
???
7. Дождь
«Не только дождь капает с неба на голову». М. К. Кот, «Дневники и записки».
Больше желающих ехать в последней ночной электричке не нашлось. Квадратное низкое здание станции глазницами чёрных окон мрачно смотрело на серую линию старой платформы. Мы сидели в припаркованной неподалёку машине, глядели на надвигающуюся грозу и напряжённо молчали.
О чём сейчас думала я?
Как ни странно, о том, что безудержно и неоправданно счастлива. Даже если прямо сейчас здесь умру – сегодняшний день в моей жизни уже был. Он случился. Я никогда ни в кого не влюблялась вот так – словно простреленная стрелой, молниеносно и абсолютно летально. Я вообще никогда не влюблялась. Теперь это стало фактически очевидно. В моих отношениях с мужским полом случались симпатия, уважение, тёплые ощущения, но – не любовь.
Мне казалось, что это волшебное чувство трансцендентно для глупой, никчёмной Илоны Олеговны. Я ведь серая мышь, и эмоции – тоже мышиные, мелкие, серые. А теперь…
Подобно неукротимому тёплому шквалу Марк вошёл в мою жизнь. Он сводил меня с ума. Он заставлял мои мысли встревоженно бегать по кругу. Прикрыв глаза, Марк сидела молча рядом и больше не делал попыток ко мне прикоснуться. Нам это было обоим не нужно. Достаточно на сегодня. В конце концов, мои неожиданно вспыхнувшие чувства – внутренняя проблема. Я бесконечно благодарна ему за открывшиеся глаза. Оказалось, что я так могу, я умею любить. Просто… все эти годы его рядом не было. И теперь, очевидно, не будет.
Снова взглянув на часы, я поймала себя на чудовищной мысли. Мне вдруг захотелось просить его не отпускать. Похитить меня, забрать из трясины обыденно серости. Кем угодно: – простой собеседницей, спутницей, неприхотливой подругой.
Гордость – великая роскошь. В самые трудные дни моей жизни она оставалась со мной. А теперь я плевала и на неё, и на последние крохи самоуважения. Не хочу возвращаться туда, где Кота больше нет. Не хочу. Но Марк не сказал мне ни слова. Его выразительное молчание значило только одно: – мою непосильную роль было нужно играть до конца. Я сжала зубы и молча кивнув, отстегнула ремень безопасности. Нажала на ручку двери, прихватила с панели свою сумку, вдруг показавшуюся невероятно-тяжёлой, и вышла.
Марк тоже выскользнул из машины. Мы столкнулись глазами, он плечами пожал и легко произнёс:
– Я провожу тебя, Люсь. Под поезд ещё упадёшь, соскребай тебя с рельсов.
Шутка не удалась. Никому не хотелось смеяться. Марк выглядел совершенно убито. Устал или успел пожалеть о потраченном на меня времени?
Я развернулась и, гордо задрав подбородок, двинулась в сторону одиноко торчавшей платформы. Оглянуться моральных сил не было. Мне почему-то казалось, что Марк сейчас остановится. Сядет в машину и молча уедет. До прибытия электрички осталось каких-то там десять минут, никуда без него я не денусь.
Предвестник грядущей грозы уронил свои первые капли. Они оставляли неровные тёмные пятна на серой бетонной панели платформы. Подняв лицо к сизому и тяжёлому небу, я одиноко стояла, ловя их губами и пряча никчёмные, жалкие слёзы, смотрела на красный огонь переездного светофора.
Тепло, внезапно коснувшееся спины стало такой неожиданностью, что я громкой вскрикнула.
Мне до боли знакомые терпкие запахи, ощущение согревающе-трепетной нежности. Кот неслышно подошёл ко мне сзади и приобнял, осторожно меня придержав. Я было рванулась, но тут же притихла. Не было смысла обманываться и обманывать. Марк отлично всё понял. Бережно притянул к себе, рвано вздохнул. Раздался тихий щелчок, и над нашими головами развернулся большой чёрный купол его зонта.
– Котёнок… Ты куда убежала опять? – его тёплым дыханием пошевелило кудрявую прядь моих светлых волос над виском. – Нельзя так всё время метаться. Мы же не попрощались.
Все годами построенные мной защиты и точки опоры предательски уничтожал один только звук его мягкого, низкого голоса.
– А надо? Зачем? – само как-то спросилось.
Так глупо. Ох, слышала бы меня мама, ох, что она бы сказала. Но мне отчего-то вдруг стало решительно всё равно. Я не хотела прощаться. Не с ним.
Кот выразительно промолчал, лишь прижав меня крепче. Сквозь слои плотной ткани я слышала звук его сердца, гудящего словно набат.
Хлынул дождь. Пробив его мокрую стену, лучами моргнули электрички. Она приближалась неотвратимо, безжалостно быстро. Освободившись из крепкого круга таких нужных мне рук, я медленно развернулась. Наверное, необходимо всё-таки что-то сказать. На деле мне просто хотелось увидеть его ещё раз. В самый-самый последний. Поймать его пристальный взгляд, рассмотреть жёсткую вертикальную складку между бровей, сразу сделавшую вечно улыбчивое лицо очень серьёзным.
Мгновенье мы молча смотрели друг другу в глаза. Просто так, на прощанье. А после… мужская рука у меня на щеке, тёплые твёрдые пальцы, поднявшие мой дрогнувший подбородок и лёгкое прикосновение губ. Жёстких, сухих, докрасна раскалённых. Чужое дыхание на лице.
Этого быть просто не может.
Наш поцелуй был похож на удар близкой молнии. Разряд, яркая вспышка, грохот рушащегося сознания, подкашивающиеся ноги, боль грядущей потери.
Кот снова поймал меня, подхватил, не давая упасть. Тронул нежно висок поцелуем-прощанием. Совсем рядом раздался пронзительный грохот дверей электрички.
Бежать!
Только лететь сломя голову. Вырвавшись из его рук, я шепнула трусливо: «Прости» – и рванула туда, где меня не догонят. В окна вагона я видела, как Марк стремительно развернулся и бросился к автостоянке у станции.
Вот и всё. Разбежались.
Дорогу домой я не помню. Только пустой, полутёмный вагон, запах дыма дешёвых сигарет и потоки воды за стеклом. Ошарашенно трогала губы, улыбалась бессмысленно, глупо, нелепо. Раз за разом я возвращалась туда: в объятия Марка на городской автобусной остановке. На насквозь пропитанный запахом моря шершавый гранит серых улиц практически-летнего Питера. На камень у самого берега.
Поцелуй на платформе казался мне чем-то мистическим, нереальным, волшебным.
В сумке тихо пиликнул забытый мной телефон. Достав его, я примерно минуту недоумённо смотрела на строки всплывающего сообщения:
«Как только доедешь домой, обязательно мне напиши».
Зачем? Я только успела об этом подумать, как мой резонный вопрос был безжалостно перечёркнут вторым сообщением:
«Котёнок, я очень волнуюсь!»
«Волнуюсь». Это снова был Кот. Тот самый, который, следя за моим возвращением поздно ночью с работы, писал каждый раз это слово: «Волнуюсь». Он вернулся ко мне, заслоняя собой Кота-Марка.
Пальцем погладив его аватарку, я улыбнулась.
«Постараюсь не заблудиться в своих трёх соснах».
Подождала ответ. Не дождалась. Значит, это была просто вежливость. Секунду подумав, дала себе мысленный подзатыльник. Он ведь на трассе сейчас, за рулём, возвращается в Питер. Ему просто не до болтовни.
А у меня впереди весь остаток больничной недели… Позвонить, что ли, Муле, сбежать, напросившись к ним в гости?
Дождь преследовал поезд, и стоило электричке причалить к платформе конечной станции, как он накрыл его мокрым крылом. Настоящий потоп, стена серой воды. Таксисты благоразумно решили не связываться со стихией. Выпрыгнув на платформу, я достала из сумки свой зонт. Непременный и обязательный атрибут всех дамских сумочек Питера, упакованный в специальный пакет. В него я и спрятала свой редикюль. Минуту спустя стало ясно: зонтик меня не спасёт. Бесполезный предмет можно просто сложить и размахивать им, словно жезлом.
Исключительно ради хорошего настроения.
Дождь был везде. Низкое небо сливалось с бурлящей водой на земле. По улицам громко журчали потоки. Настоящие тёплые реки, бугрившиеся крупными пузырями, превратили дороги в широкие русла. Несчастные новые туфли скользили по дну. Я быстро разулась, и наслаждаясь стихийным безумием, бредя едва ли не по колено в воде. По облепленным тканью платья ногам стекали прозрачные струи. Я влюблена. Вокруг не было ни души, только гроза и я – наедине с этим удивительным открытием. Размечтавшись, раскинула руки, подняла лицо к небу, почувствовав себя вольной птицей.
Я шла по спящему городу и смеялась. Фонари не горели. Набиравшие силу балтийские белые ночи превратили стихию в волшебное представление: молнии резали серое небо причудливыми зигзагами, их яркие вспышки выхватывали из грозовой темноты чёрные профили улиц.
Моя жизнь не останется прежней. Сегодня в ней всё изменилось. Я расправила крылья, дыша полной грудью. Я словно бы заново родилась.
Можно было привычно солгать себе. Можно мысленно хмыкнуть, скептически рассудив: чтобы после года физического воздержания вспыхнули чувства, мне оказалось достаточно одного поцелуя… Враньё! Мне не нужен был кто-то другой, каким бы красивым и сильным он ни был. Только он. Тот, кто пишет: «Волнуюсь».
Я брела, раздвигая босыми ногами потоки. Я медленно танцевала под сизым, грохочущим небом, чувствуя, как дождевая вода безвозвратно смывает все страхи и все тревоги… До дома мне оставалось немного, буквально какая-то пара кварталов.
Низкая арка прохода во двор. Тёмное, тайное место, прочно скрытое от случайных прохожих. Ещё будучи школьниками, мы часто прятались там от родителей, пытались курить и пить пиво. Кажется, я целовалась там даже, а с кем? Память услужливо вычеркнула этот факт. Как давно это было.
Сделав шаг под свод арки панельного дома, я ощутила неладное.
Странное чувство опасности. Неожиданное ощущение, непривычное. Городок наш закрыт и попасть в него сложно: куча секретных НИИ охраняются всеми возможными службами. Так откуда тревога? Впереди предстоит объяснение с мамой о судьбе безнадёжно испорченных платья и туфель…
Толчок. Удар по спине, где-то между лопаток выбил воздух из лёгких. Так, больно, что не смогла даже вскрикнуть. Падая на колени поймала ладонями твёрдый асфальт под водой и тогда уже взвыла от боли. Второй удар прямо в живот. Судорожно согнувшись, я дёрнулась, падая набок и тут же ослепнув от боли. Это спасло от удара ботинком в лицо. Дёрнулась, попытавшись в руках спрятать голову. Удары посыпались градом со всех сторон. Накрыло болезненное ощущение безнадёжности. Зло подумалось: «Сразу меня не убьют. Будут бить долго и с удовольствием. И изнасилуют вряд ли. Иначе бы лапали».
И в этот момент всё пропало. Я не потеряла сознания, остро слушая, видя и чувствуя. Неожиданно всё изменилось. Как будто бы всех моих страшных мучителей от меня отшвырнуло невидимой и огромной рукой. Раздался оглушительный вопль нечеловеческого, всепоглощающего ужаса. Никогда не слыхала такого, и вам не советую слушать. Похоже на визг поросёнка, не пожелавшего стать колбасой.
Топот ног, грязные брызги и странный, мистический звук низкого рёва совсем рядом со мной.
Всё разом стихло.
Только шум ливня вокруг и раскаты далёкого грома. Всё ещё сжавшись от страха и боли, я скорчилась в луже и думала. Если выживу – что скажу маме? Споткнулась, упала, сломалась? Болели спина и живот, кружилась голова, отвратительно-липко тошнило.
Тёплое, мокрое, очень нежное, прикосновение к коже щёки заставило вздрогнуть.
Глаза открывать было страшно. Пусть лучше думают: – я умерла и валяюсь тут дохленькая. Толчок тёплого носа, шершавое прикосновение мягкого языка на щеке. Ниже по шее, за ухом. Меня кто-то вылизывал?!
Глаза сами открылись, а разум напомнил мне совершенно некстати, что Илона Король – как бы бывший биолог. По структуре горячего языка привычно определившая типичного представителя рода кошачьих. Огромного, злого, опасного. Мирно лежащего рядом с собой в грязной луже.
Везёт всё-таки мне на котов.
???
8. О плохом воспитании
«Больше всего о правильном воспитании любят рассуждать неправильные воспитатели». М. К. Кот, «Дневники и записки».
Похоже, – традиция трепетных дев падать в обмороки мне пришлась явно по вкусу.
Эта мысль была самой первой. Из тех, что тихонечко раздвигает завесу потерянного сознания.
Вторая мысль оказалась куда более трезвой и приземлённой.
И где это я?
Воды вокруг больше не было. И мокрой одежды и… монстра с шершавым языком. Он мне что же, привиделся?
Осторожно открыла глаза. Салон знакомого автомобиля, на моих плечах толстый плед. За стёклами окон идёт тот же дождь, а на сидении рядом спит… самый лучший во всём этом мире мужчина.
Интересно, когда я проснусь, он исчезнет? Привычно очнусь на больничной кровати вся в капельницах и совершенно одна. Телефон, кстати, где-то там в луже остался, вместе с сумочкой и зонтом.
Как-то само собой всхлипнулось. Неожиданно выдохнув, Кот тут же проснулся. Окинув меня быстрым взглядом, рыкнул громко: «Котёнок, ну что же ты!» и сгрёб меня сразу же всю, целиком.
Мой ушибленный организм заорал острой болью, я взвыла, Кот резво отпрыгнул, меня отпуская из рук и шипя.
– Грязные яги! – поправляя мой плед, он забавно нахмурился. – Лю, как тебе удалось снова вляпаться? И так быстро!
Я молча смотрела на Марка и вновь опасалась проснуться. Мы расстались всего час назад. Так откуда он здесь?
– Ты мне… ничего не хотел бы сказать? – слова дались с огромным трудом, я захрипела и тут же закашлялась.
Кот посмотрел очень внимательно, потом молча пощупал мой лоб. Его взгляд, откровенно скользнувший вниз по шее, куда-то к груди, я почувствовала физически. И вдруг поняла, что под пледом на мне только кожа.
– Очень хочу! – рвано выдохнул Кот. – Но чуть позже. Я снял тут неподалёку коттедж… Т-ш-ш, котёнок, ничего пока больше не спрашивай. Объясняться сейчас у тебя получается плохо. Придём оба в чувства и поговорим. Не дёргайся, Лю, с тобой больше совсем ничего не случится, я рядом.
Я ему почему-то поверила. Сразу и окончательно. Стало легче, хотя нить сознания принялась откровенно предательски ускользать. Я с раннего детства на все беды и стрессы реагировала необычно. Свойство психики и организма. Самое время уснуть: голая, босая, без телефона, в прокатной машине с мужчиной, которого видела в жизни лишь раз. И мне всё равно. Только поспать отпустите Илону Олеговну…
Лента ремня аккуратно легла на плечо, и я сонно успела подумать о том, что меня берегут. Больше не думалось, мозг отказал.
Машина гудела мотором, мелькали огни на панели, но всё это было уже просто сном. Как и дождь за пределами нашего мира. Неизвестно куда едут двое. До боли знакомые незнакомцы.
Край сознания вяло фиксировал остановку. Громко хлопнула дверь. Тишина.
Осторожно меня подхватившие руки казались родными и близкими. Запах Кота кружил голову. Тепло твёрдой груди, к которой меня прижимали. Всё так похоже на сказочный сон. Очень страшный, с условно-хорошим концом.
Дыхание тёплое у виска. Уверенное: «Котёнок, прости, скоро будет полегче!»А мне уже было совсем хорошо.
Судя по звукам вокруг, мы приехали. Меня внесли в тёплую темноту. Раздался щелчёк выключателя, тихо скрипнула дверь. Чувства были словно бы приглушены. Даже боль перестала быть острой. Вялое любопытство тоненьким червячком ковыряло сознание. Пришлось сделать над собой усилие и открыть, наконец-то, глаза.
Глубокое кресло, мягкий свет электрической лампочки над головой. Небольшой холл, деревянная мебель. Судя по возмущённому писку машины на улице, Марк ушёл забирать свои вещи. А мои где, интересно? Платье там… туфли. Трусы, наконец!
Развернув мягкий плед, немедленно удостоверилась в собственной обнажённости. Что случилось со мной в подворотне потом?
Уловив дуновение сквозняка, оглянулась на дверь и попалась. Кот вошёл совершенно бесшумно. Обнажённая я ошарашенно пялилась на мужчину, неотрывно смотревшего на меня.
Так как никто, никогда не смотрел.
И словно в замедленной съёмке я встала навстречу ему. Зачем я это делаю?
Плед предательски соскользнул, окончательно обнажая. Стекло тёмной створки окна отразило меня издевательски откровенно и честно. Такую, как есть: сиротливо торчащая шея, прямые и совершенно мальчишеские плечи, тонкие руки и острую грудь, косточки бёдер и впалый живот. Целый стог непослушных и серых волос, свитых в тугие спирали. Суповой набор из дешёвого магазина.
Замёрзшая, грязная, сильно избитая. Красивая я, говорил ты?
Смотри.
Мгновения вязко тянулись. Мне стало вдруг стыдно и зябко. Что здесь вообще происходит? Обхватив себя правой рукой, попыталась поймать край сбежавшего пледа.
Марк, стоявший так близко и так далеко от меня, вдруг сделал шаг в мою сторону. Остановился, словно наткнувшись на нечто незримое, нас разделявшее, гулко сглотнул и шепнул очень быстро, как будто боясь не успеть:
– Останови меня, Лю. Сейчас.
Протянув ко мне руку, останавливал мой порыв, оторвав мои пальцы от пледа. Наши ладони столкнулись и замерли.
– Нет.
В тишине незнакомого дома мой голос звучал очень странно. Хрипло, едва даже слышно, но очень решительно.
Это была точно я?
Шаг навстречу к нему. И я понимаю, – назад пути нет.
Безвозвратно и непреложно.
Дыша тяжело, словно после пробежки, Кот всё ещё рядом стоит и пронзительно смотрит.
– Котёнок… – мне, наконец, прошептал он. – Ты завтра не будешь жалеть? Это ведь просто откат. После стресса такое частенько бывает.
– Нет.
– Лю… Я ведь не стану простым приключением, эпизодом. Мы можем сейчас сделать вид…
– Нет.
– Со мной просто не будет, пойми. Ты же умная девочка.
– Просто? – шагнув ещё ближе, я отбросила волосы на спину и расправила плечи. – Марк, ты это серьёзно сейчас?
– Шутки в сторону, милая, я ведь серьёзный мужчина.
На губах его наконец-то скользнула улыбка, успевшая мне полюбиться так быстро. Я чувствую жар его тела, наши пальцы сплетаются крепче.
Теперь нас разделят только вся его совершенно сухая одежда.
– Мне от страха сбежать без оглядки?
Кот забавно моргнул, потом широко улыбнулся в ответ.
– Идея отличная, – свободной рукой он заправил игриво сбежавшую прядку волос мне за ухо. – Как представлю вид сзади… у меня развитое воображение… – Неожиданно посерьёзнев, Марк костяшками пальцев провёл по щеке. – Котёнок… Одно только движение, и мы уже не остановимся. В последний раз спрашиваю: неужели ты этого хочешь?
– А ты? – мне снова вдруг стало мучительно-стыдно.
Зачем я навязываюсь так упорно? Кто я и кто он…
– Мечтаю об этом. С самой первой секунды, в метро… – отчего-то невесело усмехнувшись, Марк фыркнул. – Не пугайся так снова. Я вру, разумеется. До пяти я успел сосчитать, не маньяк, чай, какой.
Мы когда-то шутливо поклялись друг другу не врать. Любовь с первого взгляда? Поверить в такое немыслимо-сложно… И пусть. Мне сейчас всё равно. Жить иначе совсем не хотелось.
Очень плохо меня воспитали родители.
С детства рассказывали о любви, о доверии, верности. Вот и мечтаю теперь я о принце на белом коне. Или Коте на прокатной машине. Нет, дорогой мой, прости. Никуда я тебя не пущу. Зубами вцеплюсь, если надо, но буду сегодня счастливой.
– А я, знаешь ли, ненормальная, – снова поймав его ошарашенный взгляд, я продолжила: – Сейчас я творю очевидную дичь. Мужчине, которого вижу впервые, признаю?сь, что с первого взгляда влюбилась. Между прочим, после такого герои в любовных романах обычно сбега?ют.
Марк меня очень внимательно выслушал, не прерываясь и не улыбаясь. Помолчав пару мнгновений, поднял пальцами левой руки подбородок, не дав больше шансов сбежать. Жадно всматриваясь в моё растерянное лицо, прижался всем телом. Так плотно и откровенно, что я животом ощутила всю степень его возбуждения.
– Мы ведь не такие, котёнок? – он склонился, дыша мне в лицо. – Я, кстати, тоже маньяк.
Я хотела ответить ему. Что-то умное или смешное. Может, полную и немыслимую ерунду… Но уже не успела.
Сухие мужские ладони коснулись спины, обещая опору, и я отчего-то им сразу поверила.
Кот медлил… Ещё несколько долгих секунд мы молча стояли вот так, прижимаясь друг к другу. Он словно решал для себя что-то важное. Я не мешала ему.
Качнувшись навстречу, Марк рвано вздохнул, и меня повело. Я пошатнулась, колени согнулись, спина стала ватной, всё тело теряло опору.
Столкновение губ. Жадно, голодно, сладко. Оно налетело внезапным и сокрушительным шквалом. Мы целовались как ненормальные, до звёздочек перед глазами, до крови.
Он прижимал меня к себе так, словно снова боялся меня потерять. Боль от ушибов не отрезвляла. Я судорожно цеплялась за тонкую ткань слегка влажной футболки. И радостным, детским восторгом осознавала, что этот мужчина вернулся за мной.
Додумалась, наконец, мадемуазель очевидность! Сегодня я бью все рекорды…
В этом маленьком доме сегодня остались лишь мы: взбудораженные, возбуждённые и влюблённые. Подхватив меня на руки, Марк шагнул в сторону тёмной двери рядом с креслом и разорвал поцелуй. Я протестующе зашипела.
– В ванную, продрогший котёнок. – он смотрел на меня совершенно расфокусированным взглядом, но произнёс очень уверенно. – Срочно. Ты ледяная, и хрипло сипишь как белуга.
Как белуги сипят, я понятия не имела. Фривольно повиснув на шее Кота, тут же ляпнула не подумав:
– Грязных девушек не уважаете? Мыться сил нет совершенно, прости. Можешь меня полоскать, словно тряпочку.
Положив на мужское плечо свою буйную голову, я закрыла глаза.
– Хочу тебя долго и нежно любить, – шепнул Кот, бережно обнимая меня. – Но вначале согрею, отмою и осмотрю твои травмы. – Перед ним что-то скрипнуло, раздался звук текущей воды, яркий свет плеснул красными пятнами под закрытые веки. – Потерпи. В меня крепко вбиты кое-какие навыки первой помощи. Ухо к носу пришить не смогу, но немножечко тебя подлатаю. Согласна?
Возражать не хотелось. Неожиданно я расслабилась, словно преступив через невидимую черту. Отступать больше некуда, мы с Марком теперь по одну сторону баррикад.
И спешить больше некуда тоже…
???
9. Глупости
“Каждый умный человек изучает трудную науку собственных глупостей.” М. К. Кот, «Дневники и записки».
Только поджав колени к груди, сидя в ванной, аккуратно намыленная, я начала вдруг задумываться. Сижу я такая прекрасная, в синяках, голышом, уже даже практически чистая. А что дальше?
Хорошо так сидеть: с совершенно закрытыми глазами, ощущать теплые руки на коже, целомудренно и усердно меня намывающие. Пальцы, разбиравшие волосы, которые норовят стать запутанной паклей. Как в детстве, когда строгая мама уставала от многочасового моего бултыхания в ванной и приходила “заканчивать все это безобразие”. Нежно, терпеливо, молча.
– Марк… – я не могла смолчать больше. Голова треснет же так от дурацких фантазий. – Как ты нашел меня?
– Как обычно, вполне симпатичной, – руки вдруг замерли, а потом одно лишь движение, гладящее, скользнувшее по спине как-то особенно чувственно, и голос его изменился. – Прости.
Тонкие струи согревающей и очищающей самую душу воды пришли сразу же вслед за этой странной лаской. Захотелось увидеть его сейчас же. Но мокрое лицо было в мыле, и мне удалось лишь слепо откинуться, словно ища его голос.
Влажные пальцы осторожно прикоснулись к щеке, по скуле пробежались к подбородку, сгоняя хлопья пены вниз.
– За что? – смогла тихо выдавить.
Тихий вздох. И ответ, прозвучавший немыслимо близко, у самого уха:
– Я мог опоздать. Тебе крепко досталось.
Смешной. Мне вообще в этой жизни крепко доставалось. Видимо, он просто вечно опаздывал.
– Как вообще ты там оказался? Марк, ну я буду клещами тянуть из тебя? Говори же, мне важно услышать!
И глаза даже открыла. Вся такая голая, мыльная, зато в праведном негодовании. Это я сделала зря. Кот сидел очень близко на корточках, мокрый, в прилипшей к телу футболке, и волшебными своими глазами смотрел на меня. Один такой взгляд которых вышибал сразу дыхание и все мысли сводил лишь к желаниям.
Он моргнул. Громко сглотнул и шепотом почему-то ответил:
– Ты когда убежала, я понял. Ну… в общем, много всего. В интернете нашел этот коттедж, его оплатил. Пока через КПП ваше проехал, пока электричку нагнал…
– Как тебя пропустили?! – важнее, конечно, вопросов сейчас просто не было. Глупо как все.
– У меня есть… убедительные аргументы. Это неважно. Лучше скажи, как тебе удалось так быстро найти приключения на свои… ребра.
Как ему объяснить, что все это совершенно неважно? Что знать мне теперь нужно другое.
– Зачем, Кот?
– Ты еще не поняла? Или снова мы малодушничаем, маленькая врушка?
Словно строка из мессы всплыла. Так бы он мне и ответил. Они, наконец, соединялись в сознании: этот волшебный мужчина, меня героически спасший, и тот, кто за прошедший год стал мне роднее и ближе всех в мире.
– Ответь. Я упрямая мышь, ты же знаешь.
– Не хочу отпускать тебя.
Так просто. И так прозвучало щемяще. Столько тихой боли мелькнуло в этих словах, что я даже вздрогнула. Медленно отжала свои непослушные волосы, пряча взгляд.
– Я, кажется, уже чистая. Полотенце тут есть? Или так и будем сидеть до утра в пене и холодной воде: только ты, я и мочалка?
Вечно улыбчивый Кот почему-то даже не усмехнулся. Он ждал другого ответа? Что мне было сказать? “Не отпускай никогда-никогда-никогда, я вся ваша навеки!” И что бы он делал со всем этим счастьем? Ненужным и несвоевременным.
Медленно встал, тут же развернувшись спиной ко мне, и вышел, больше не проронив даже слова.
Обиделся на меня? Почему и за что? Что тут, черт подери, происходит?
Мучительно и неуклюже я попыталась встать. Не получилось. Голова кружилась еще очень здорово, ребра нещадно болели, а рука почему-то отказывалась работать. Зато получилось встать на твердые и непоколебимые почти четыре точки опоры. Это когда жопка кверху, нос вниз. Зато не качает и падать не высоко. Сейчас я крепенько уцеплюсь рукой за край ванны, сяду тихонечко на колени, а там…
– Ты получаешь какое-то странное удовольствие, делая глупости, Лю? Я принес полотенце, куда поползла.
Стою я такая красивая на четвереньках, а где-то там, выше, мужчина моей мечты удивленно смотрит на все это безобразие. И, видимо, даже сочувствует. Ну и кто я после этого?
– Даже не спрашивай. Помоги лучше мне встать.
На спину приземлилась пушистая ткань, обернулась вокруг бренного тела, промокая и оборачивая. Черт! Вот это я влипла. От одной только мысли о том, что эти крепкие и красивые руки мужские осторожно проводят ладонями по спине, меня затрясло, как в строительной камнедробилке.
А потом эти самые руки меня осторожно подняли, подхватив, и унесли, как ту самую мышь, в когти попавшую к сытому хищнику.
– Мне бы одеться. Хоть капельку, – голос я все таки подала, на всякий случай. – Разнообразия ради, немножко совсем. А то у нас явное гендерное неравноправие. И вообще, зачем ты меня совершенно раздел?
Ничего не ответил. Принеся меня молча на кухню, осторожно выгрузил на маленький кожаный диванчик. Тут было уютно: круглый деревянный стол, над которым висел красивый соломенный абажур светившего теплым светом светильника.
Невзирая на белые ночи, в доме было довольно темно: кухня разместилась на большой застекленной веранде, плотно увитой диким виноградом. Кожаная мебель, темные шкафы. Марк быстро осваивался здесь, нашел чашки, включил электрический чайник. Он вообще выглядел тут органично и сосредоточенно, точно капитан небольшого суденышка, что уверенно идет по волнам прямо в шторм.
– Пиджак и белье уже в стирке, платье… я твоими вещами чуть позже займусь. Прости, нужно было тебя осмотреть и быстро растереть. А пока могу только дать тебе еще одну свою, запасную футболку. Последнюю. Могу для равноправия снять свою мокрую и повесить на сушку.
И я не успела ответить ему, как одним ловким движением Кот сдернул с себя все еще влажную серую футболку и остался в одних только джинсах. Я только пискнуть успела. И попыталась зачем-то плотнее закутаться в банное полотенце. За что мне эта пытка мужчиной? Снова и снова. Он был великолепен. Раздетый значительно лучше прилично одетого. Таких надо показывать в каждом кино, и настроение женской половины планеты сразу улучшиться. Воздух будто сгустился вокруг. Мне стало душно.
А Кот лишь бровью повел в ответ на мою странную реакцию и повернулся спиной. Шок номер два. Не, спина была у него изумительная: тугие выпуклости и впадинки, как рисунок на морском дне. Но дело не в этом. Во всю спину Кота красовалась роскошная цветная татуировка: морда хищника (из семейства кошачьих, конечно же). Зверь очень внимательно смотрел на меня своими необыкновенными глазами, словно он что-то знал.
И я вдруг очень ясно все вспомнила: темная грязная подворотня, мужской визг и… огромный зверь. Такой необычный, пепельно-светлый, с плотной, приятной на ощупь шерстью. И мокрый нос.
Как загипнотизированная встала, тихо подошла к заваривающему чай мужчине со спины. Я совершенно все сейчас почему-то забыла. Где я, кто он, что вообще мы тут с ним делаем этой ночью?
Прикоснулась пальцами осторожно к теплой гладкости кожи, самыми кончиками пробежалась по звериной морде, словно лаская. Марк вздрогнул, развернувшись ко мне потрясающе гибким движением сильного тела.
– Ты… его видишь? – отчего его голос отчетливо дрогнул? Почему глаза эти смотрели в лицо мне с таким изумлением?
– Даже узнала, похоже. Я брежу?
Горячие ладони на моих щеках. Откуда взялись? Большой палец погладил мне губы, вдруг ставшие болезненно-чувствительными. Глаза в глаза. Я снова тонула в них, безнадежно, как в омуте, теряя опору под ногами, захлебываясь, не дыша.
– Я пытался себя остановить до последнего. Оба бредим, похоже.
Он не дал мне ответить, глупые все слова собирая губами как капли. Нежные прикосновения снова раскручивали чудовищный ураган. Только надежды на то, что я снова смогу убежать, больше не было.
Обязательно он догонит.
Потянулась навстречу, роняя последнее свое полотенце, обнимая обеими руками его, прижимаясь всем телом.
Что делаю я?
Или мы…
10. Лю
«Чтобы покорить умную женщину может быть недостаточно целого состояния. Чтобы покорить мужчину, умной женщине достаточно лишь разреза на юбке или глубокого декольте» М. К. Кот, «Дневники и записки».
Мы.
От соприкосновения тел, горячего, бьющего током, он вздрогнул, и я, наконец, ощутила всю степень его возбуждения. И пришла в голову грустная мысль: я уже даже успела забыть, как все это выглядит…
Поцелуй становился все чувственней, все глубже и откровеннее. Я открыла глаза: невероятно хотела увидеть каждую нашу секунду сейчас, все черты успевшего мне полюбиться лица. И столкнулась с точно такими же жадным, мужским взглядом.
Лесное озеро перед грозой. В котором теперь бушевал морской шторм.
Как оказались мы на кровати?
Помню лишь, как остановила его, уложив на спину. Как медленно и бесстыдно сама раздевала, любуясь. Ловила его темный взгляд, ставший вдруг беззащитно-доверчивым.
Мой лучший в мире мужчина был словно специально для меня вылеплен свыше. Каждая мышца его гибкого тела станет теперь моим личным фетишем. Я касалась его, трогала, гладила, целовала, вызывая с огромным трудом сдерживаемые тихие стоны и все ускоряя и без того тяжелое мужское дыхание. Получая от этого острое, чисто женское удовольствие.
– Сумасшедшая. Иди ко мне, или я сейчас здесь погибну.
Нависла сверху над ним, губ касаясь, заглядывая в лицо.
– Я хочу это видеть.
И моя грудь оказалась в горячем плену его чутких ладоней. Наслаждающихся процессом этой чувственной пытки здесь было двое. Мы.
– Ну, нет, – прошептал мне в ответ Кот, – эта песня поётся дуэтом.
Губы приникли к губам, и вдруг мир мой перевернулся, совершив головокружительный кульбит. И вот уже надо мной возвышается мой самый лучший мужчина. Мое наваждение.
Руки, губы, язык. Толчки поцелуев. Кажется, я очень скоро стану лишь вязкой лужицей в этих руках. Кипящей и булькающей крупными пузырями. Мучительно испаряющейся прямо сейчас.
Разведя широко мои колени, дрожащие и упорно цепляющиеся за какую-то странную мысль о том, что я недостаточно хороша для такого мужчины, он вдруг замер. Выдохнул прямо в ухо мне тихо:
– Лю. А ты ведь не предохраняешься? Прости, но не ношу с собой на прогулки по случаю презервативы.
И тут меня смех разобрал, такое пошленькое совершенно хихиканье. Никакой абсолютно романтики.
– Не бери в голову. Предохраняюсь.
Зачем я это делаю? Я смотрела на возвышающегося надо мной Марка и отчетливо понимала: даже если случится абсолютное чудо, и вопреки законам природы мне достанется от него сейчас этот подарок… Я буду счастлива. Он пусть летит дальше, а я со своим маленьким кусочком счастья останусь. Но ничего не получится, к сожалению. Не стоит мне даже мечтать.
Я сжалась, нервно сглотнув в ответ на внимательный его взгляд. Он все понял.
– Ты мне обещала не врать, помнишь? – легкий поцелуй в лоб, касание носа губами, и словно сразу стало светлее. – Так не пойдет, моя маленькая лгунишка. Не пойдет.
Он обрушился на меня, лаская, осознанно выключая сознание. Его руки на бедрах раскрыли меня, словно книгу. Касание горячих пальцев, уверенное, но осторожное.
Кончики погружаются в мой влажный плен, с моих губ срывается громкий стон. А в ответ – низкий рык, совершенно звериный. Глубже, шире.
С каждым новым толчком этих мучительных пальцев, с каждым сплетением губ, языков, соприкосновеним обнаженных тел – крик вырывается из груди, и мне не сдержать его. Я обезумела совершенно! Надеваюсь сама ему на руки, выгибаюсь навстречу, бьюсь в судорогах накатывающей и накрывающей с головою волны.
Раскручивающаяся изнутри меня спираль страсти и желания выстрелила, вытянулась громко звучащей струной. Я в руках у мужчины, ласкающего меня губами, руками. Одними глазами рассказывающего мне сейчас самую главную историю моей жизни. О том, что я для него драгоценна. Открыто, правдиво и нежно.
Время словно бы остановилось, и я рассыпалась на тысячи маленьких Люсь. Раскатилась стеклянными шариками по сорванному покрывалу. Нет меня больше здесь, я размазалась тонким слоем по этим рукам.
– Ты похожа на расцветающий нежный цветок. Настоящее чудо, бесконечное удовольствие.
Я открыла глаза, с трудом понимая, что лежу на его плече, и мужская рука нежно поглаживает мою спину, а крупный мужественный подбородок прямо перед глазами. И покрытая светлыми густыми шерстинками грудь.
– А… ты?
Тихий смех, поцелуй нежный в лоб.
– Заниматься любовью, Люсенька, это не только физиологический акт. Я хочу тебя, мышка. Но это потерпит. Очень болит?
Я перевела взгляд туда, где пальцы кота осторожно массировали мою кожу.
Да, картина была впечатляющая: синяк во весь бок, медленно сползающий на бедро, переливаясь всем спектром от багрового до сине-фиолетового.
– Вообще не было больно, Марк. У меня такого ни с кем не было и никогда. Это нормально?
– Ты ведь не это хочешь спросить?
Ну вот за что мне такой умный мужчина, скажите?
– Что мы будем делать теперь?
Тихий вздох, рука снова пошла в путешествие по моему плечу. И я ощутила, что и мне было мало. И я тоже хочу.
Илонка Король впервые хотела мужчину, у меня многое было впервые теперь.
– Я попробую выбить себе три дня отпуска. К сожалению, ничего не могу обещать, служба.
– Вот вообще не об этом спросила. И ты это знаешь.
Поцелуй снова в шею, в плечо, как у него это так получается?
– Люсь. Ну почему ты вибрируешь? Скажи, что такого случилось?
Рука, будто случайно спустившись, коснулась груди. Запретное удовольствие продолжалось.
– Например, то, что я лежу голой на постели с мужчиной, которого увидела впервые… чуть больше, чем полсуток назад. Неожиданно, да? Что ты делаешь, Марк?
– Углубляю знакомство, – он тихо смеется в ответ, опять уже откровенно лаская. – Тебе же не больно?
У меня тоже есть руки. И пусть я неопытная и вообще глуповата, но где у мужчины находится… все, что находится очень легко, я давно уже знаю. И секунду спустя мои пальцы касались очень внушительной выпуклости под все еще нас разделяющей простыней.
– Как ты там мне сказал? Эта песня поётся дуэтом? Отвечай на вопрос, хитрый Кот.
Он вздрогнул от моей неожиданной смелости, закусил свою губу и плавным движением развернулся ко мне, открываясь.
– А если подумать иначе? Мы общались с тобой целый год, каждый день, почти не отрываясь от экрана. Я знаю о тебе все, моя маленькая. Два свободных и взрослых человека оказались в постели только год спустя. Так лучше?
Да, так вполне ничего уже было, мне даже немножечко полегчало. Конечно, самую малость, поскольку рука его опустилась на ягодицы и вела себя совершенно фривольно. Впрочем, как и моя.
– Последний вопрос: почему Люся? Что это за глупости?
Эта загадка мучила меня целый год. Люсей я стала практически сразу, уже через пару ночных разговоров он-лайн и первого же сеанса видеосвязи. Я тогда случайно нажала на видеокнопку, а Кот был так феерически весел, что просто не захотелось его прерывать, убегая на звук.
– Потому что люблю. А ты говоришь… глупости. Нет, моя золотая, глупости – это когда влюбляешься в голос, в картинку на экране. Как будто мальчишка на своем первом свидании ждешь каждую новую строчку. И понимаешь, что медленно сходишь с ума.
Я даже села. Ослышалась? Мне все это снится?
11. Да, непростое и сложное
«Всегда приятно проснуться с красивой женщиной в одной постели. Особенно, когда ты помнишь, как ее зовут» М. К. Кот, «Дневники и записки».
Вот умею я делать все происходящее вокруг меня натюрмортом.
Белые ночи, постель в чужом доме, голая я и роскошный мужчина, признавшийся мне вдруг в любви, лежит рядом. Возбужденный, но совершенно спокойно мне все излагающий. Так, будто он… тот самый Кот, что живет у меня в голове уже год. Угадывает мои мысли, встречает каждое утро уютным огоньком сообщения и пишет простые слова, завершающие каждый мой день.
Он смотрел… иронично. Хотя, говоря откровенно, на мои все душевные терзания и метания было трудно смотреть по-другому.
– Ей, солнце, тебе не обязательно прямо сейчас все бросать и страдать угрызениями совести. Мои слова ни к чему тебя не обязывают. Сама же просила ответить.
– Марк, ты пошутил неудачно, ведь правда? Завтра уедешь, и все это пройдет?
Он только собрался мне что-то ответить, как вдруг раздался неприятный звук телефонного звонка. Я дернулась. Кот грязно выругался на совершенно неизвестном мне языке (судя по интонации, очень грязно), накинул на себя простыню, подхватил брюки и вышел.
А я так и осталась, пытаясь переваривать все произошедшее и сказанное тут, между нами.
Он мне не лгал. И то, что случилось чуть раньше, тоже было правдивее всех правд, откровеннее всех откровений. Настоящая неожиданность.
Вот так с ними, с правдами, и бывает. Живешь ты в норушке спокойно и серо, тихонечко скулишь по ночам, прося Мироздание дать лишь один, только самый малюсенький шанс на счастье, обещая в ответ его не упускать. А когда это самое счастье обрушивается разом на голову огромной увесистой кучей, нас, убогих людишек, начинают сомнения разъедать: “достаточно ли вкусный кусочек достался, не подпорчено ли кем это счастье и точно ли не Б.У.?”
Нет. Я не буду такой идиоткой. Сомнения глупые в сторону: сколько лет пусто прожито в ожидании этого чуда? Вот оно, получите. Все, как вы хотели: мужчина мечты признается в любви, никогда и никто мне не говорил таких слов, у нас с ним состоялось волшебное романтическое свидание, мы даже в постели одной оказались. Немножко, чуть-чуть. И я сомневаюсь?
И боюсь. Даже знаю чего.
Без него было тускло и серо. Вот уже целый день рядом с ним я ощущала себя героиней волшебнейшей сказки. А когда все закончится, моя гадкая серая жизнь в тот же миг станет черной. Готова ли ты, Люся Ко, на такую кромешную быль после этого?
Прислушалась к голосу на веранде. Кот рычал и, казалось, в ярости зубами грыз микрофон.
– Я не прошу невозможное. Три дня. Пять лет без отпуска, между прочим. Да. Абсолютно семейные. Обещаю. Макс, и… прикрой меня, я как друга прошу. Нас обоих прикрой. Да, все очень серьезно.
Неужели у него получилось? А чему я тут, собственно, радуюсь? Я на больничном, вообще-то. Явка в больницу к обходу и в восемь укол. Антон будет счастлив внезапно увидеть на моем бренном теле вот эту волшебную красоту, что расцветает сейчас на моих тощих ребрах. Отбросила одеяло, пощупала синюю кожу свою осторожно.
Так странно: выглядело оно все очень страшно, а ожидаемой боли практически не было.
– Я принес тебе… уф. Ляг на спину и вытянись. Сильно болит? – голосом дрогнувшим тихо спросил.
В своих форменных темных штанах, снова почему-то весь мокрый, Кот замер на самом пороге, напряженно глядя на меня. Вообще-то… когда-то там, в прошлой жизни, я была очень стеснительной. И обычно обнаженность моя меня страшно смущала. Не болезненно, но достаточно для того, чтобы, как минимум, прикрываться в присутствии незнакомых практически… всяких мужчин.
Что на меня с ним нашло? А, да, точно. Это же он выбирал мне белье на Али! Помнит отлично, какие застежки я предпочитаю на лифчиках. Черт! Как меня так угораздило?
– Прекращай это думать. Не то чтобы у тебя плохо шел сам процесс, но я опасаюсь за практический результат. Твое белье все равно еще не высохло. Обратно ложись, я намажу.
Последняя фраза была сказана таким тоном и голосом, что я мысленно посочувствовала всем его подчиненным, если они еще живы, конечно. Захотелось смиренно и быстро вытянуться в струнку, отдать резво честь и маршем отправится… мазаться.
А, кстати, чем там меня мазать собрался этот сатрап?
В руках у Кота оказался мой телефон (ура!) и блеснула пузатая баночка с чем-то зеленоватым.
Пришлось покориться. И глаза я закрыла: увидеть на лице его жалость или даже брезгливость было страшно. Я, похоже, вообще оказалась трусихой. Закомплексованной офисной дурочкой. А еще мне разочаровывать этого мечтателя и фантазера совсем не хотелось. Пусть лучше не сразу меня разглядит. Ведь ничего общего с великолепными фото-кино моделями у меня не было. Ручки-ножки, прямые, почти детские плечики, странно контрастирующие с круглыми бедрами, становясь оттого еще более жалкими. Острые вершинки груди, смахивающей на подростковую. Бледная кожа, как у всех норных жителей офисов. Тонкие мелкие черты на кругленьком личике. Светлые брови вразлет, делающие взгляд мой тоже детским и хронически изумленным. Никакой внешней солидности на исходе третьего десятка полных лет, с детства не досталось и с возрастом не наросло. Остановить взгляд просто негде.
Серая мышь теперь в лапах матерого хищника, смотрящего на меня глазами своими невероятными, отчего-то темнеющими стремительно. Да, я подглядывала, и это было незабываемо: взгляд его неповторимый и завораживающий, улыбка эта волшебная, ни на чью не похожая.
И трепетные движения пальцев, разносящие по несчастной сизости моей кожи прохладную мазь. Прикосновения вспыхнули где-то под грудью, чуть ниже, скользнули еще ниже к бедру.
А потом… горячие губы нежным влажным пленом накрыли кончик груди, и меня вдруг пронзило, так ярко и остро, словно удар тока.
– Что ты… Ах! – и голос не мой, сиплый шепот и вздох.
Вторая мужская рука не осталась без дела. Медленно стягивала с меня целомудренную простыню, изучала открывшиеся ей просторы.
– Мы кое-что не доделали. Разве можно бросать начатое на полпути, как считаешь?
– Я … я же не предохраняюсь, ты сам сказал, что…
– Мышка-трусишка. Я пересмотрел нашу с тобой переписку и нашел твой менструальный календарь. У тебя безопасные дни. А обещала не врать, между прочим. Люсь… А теперь чего ты боишься? Это же я. Я, понимаешь?
Он.
И я.
Минуты назад давшая твердое слово себе жить днем сегодняшним. И да, снова трусившая отчаянно. Близость с мужчиной неизбежно накатывается на меня, как лавина, снова манит и пугает.
Для таких, как я, ничего хорошего в этом процессе не могло быть и никогда не было.
Мой бывший… как его там. Как бы муж, ничего не мог с этим поделать. Интимная сторона жизни, то есть секс, мне был не нужен. Смирялась, терпела, скрипела зубами, мысленно проклиная всех озабоченных мужиков, и считала короткие минуты “любви”. Мой первый мужчина не успокаивался и несколько раз на неделю пытался добиться хоть какой-то взаимности. Я честно пыталась, а потом просто смирилась, считая ромбики на обоях и подавляя зевоту. Ну, фригидна, ну что тут поделать. Каждому как бы свое. Наверное, нужно было освоить науку притворства, знакомую каждой жене. Но я и женой не была. Так, сожительница и “гражданка”, ведь “нам это было не нужно”.
Ну, да. Когда мы расходились, я даже и не возражала в ответ на его горькие упреки. Недотепа убогая, недоделанная. Принесла ему лишь огорчения (правда, еще кучу научных работ написала, но все это мелочи).
Зачем мне сейчас эти мысли и эти эмоции? Почему вдруг догнали, накрыли?
Я сжалась опять, все вспоминая и заново переживая. А Кот меня сразу же понял, вдруг замерев. Притянул осторожно к себе, прошептал:
– Можно я просто тебя поласкаю? Это не страшно, всегда есть возможность сбежать и почти не раскаиваться.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/nani-kronockaya/zver-imenuemyy-kot-68984136/?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Нани Кроноцкая
Мир азеркинов #7
Когда твой единственный друг – лишь строка в мессенджере, все имущество это рабочий диванчик и плед с косметичкой, а жизнь проходит за экраном рабочего монитора, не спеши все менять. Один телефонный звонок может перевернуть целый мир. И вот уже в жизни моей поселились демоны, оборотни, и… любовь. К могучим и преданным котикам.
Первый том одноименной дилогии. Продолжение скоро.
Цикл "СемиСветики".
Нани Кроноцкая
Зверь, именуемый Кот
1. С приветом
«Не только дождь капает с неба на голову». М. К. Кот, «Дневники и записки».
Больше желающих ехать в последней ночной электричке не нашлось. Квадратное низкое здание станции глазницами чёрных окон мрачно смотрело на серую линию старой платформы. Мы сидели в припаркованной неподалёку машине, глядели на надвигающуюся грозу и напряжённо молчали.
О чём сейчас думала я?
Как ни странно, о том, что безудержно и неоправданно счастлива. Даже если прямо сейчас здесь умру – сегодняшний день в моей жизни уже был. Он случился. Я никогда ни в кого не влюблялась вот так – словно простреленная стрелой, молниеносно и абсолютно летально. Я вообще никогда не влюблялась. Теперь это стало фактически очевидно. В моих отношениях с мужским полом случались симпатия, уважение, тёплые ощущения, но – не любовь.
Мне казалось, что это волшебное чувство трансцендентно для глупой, никчёмной Илоны Олеговны. Я ведь серая мышь, и эмоции – тоже мышиные, мелкие, серые. А теперь…
Подобно неукротимому тёплому шквалу Марк вошёл в мою жизнь. Он сводил меня с ума. Он заставлял мои мысли встревоженно бегать по кругу. Прикрыв глаза, Марк сидела молча рядом и больше не делал попыток ко мне прикоснуться. Нам это было обоим не нужно. Достаточно на сегодня. В конце концов, мои неожиданно вспыхнувшие чувства – внутренняя проблема. Я бесконечно благодарна ему за открывшиеся глаза. Оказалось, что я так могу, я умею любить. Просто… все эти годы его рядом не было. И теперь, очевидно, не будет.
Снова взглянув на часы, я поймала себя на чудовищной мысли. Мне вдруг захотелось просить его не отпускать. Похитить меня, забрать из трясины обыденно серости. Кем угодно: – простой собеседницей, спутницей, неприхотливой подругой.
Гордость – великая роскошь. В самые трудные дни моей жизни она оставалась со мной. А теперь я плевала и на неё, и на последние крохи самоуважения. Не хочу возвращаться туда, где Кота больше нет. Не хочу. Но Марк не сказал мне ни слова. Его выразительное молчание значило только одно: – мою непосильную роль было нужно играть до конца. Я сжала зубы и молча кивнув, отстегнула ремень безопасности. Нажала на ручку двери, прихватила с панели свою сумку, вдруг показавшуюся невероятно-тяжёлой, и вышла.
Марк тоже выскользнул из машины. Мы столкнулись глазами, он плечами пожал и легко произнёс:
– Я провожу тебя, Люсь. Под поезд ещё упадёшь, соскребай тебя с рельсов.
Шутка не удалась. Никому не хотелось смеяться. Марк выглядел совершенно убито. Устал или успел пожалеть о потраченном на меня времени?
Я развернулась и, гордо задрав подбородок, двинулась в сторону одиноко торчавшей платформы. Оглянуться моральных сил не было. Мне почему-то казалось, что Марк сейчас остановится. Сядет в машину и молча уедет. До прибытия электрички осталось каких-то там десять минут, никуда без него я не денусь.
Предвестник грядущей грозы уронил свои первые капли. Они оставляли неровные тёмные пятна на серой бетонной панели платформы. Подняв лицо к сизому и тяжёлому небу, я одиноко стояла, ловя их губами и пряча никчёмные, жалкие слёзы, смотрела на красный огонь переездного светофора.
Тепло, внезапно коснувшееся спины стало такой неожиданностью, что я громкой вскрикнула.
Мне до боли знакомые терпкие запахи, ощущение согревающе-трепетной нежности. Кот неслышно подошёл ко мне сзади и приобнял, осторожно меня придержав. Я было рванулась, но тут же притихла. Не было смысла обманываться и обманывать. Марк отлично всё понял. Бережно притянул к себе, рвано вздохнул. Раздался тихий щелчок, и над нашими головами развернулся большой чёрный купол его зонта.
– Котёнок… Ты куда убежала опять? – его тёплым дыханием пошевелило кудрявую прядь моих светлых волос над виском. – Нельзя так всё время метаться. Мы же не попрощались.
Все годами построенные мной защиты и точки опоры предательски уничтожал один только звук его мягкого, низкого голоса.
– А надо? Зачем? – само как-то спросилось.
Так глупо. Ох, слышала бы меня мама, ох, что она бы сказала. Но мне отчего-то вдруг стало решительно всё равно. Я не хотела прощаться. Не с ним.
Кот выразительно промолчал, лишь прижав меня крепче. Сквозь слои плотной ткани я слышала звук его сердца, гудящего словно набат.
Хлынул дождь. Пробив его мокрую стену, лучами моргнули электрички. Она приближалась неотвратимо, безжалостно быстро. Освободившись из крепкого круга таких нужных мне рук, я медленно развернулась. Наверное, необходимо всё-таки что-то сказать. На деле мне просто хотелось увидеть его ещё раз. В самый-самый последний. Поймать его пристальный взгляд, рассмотреть жёсткую вертикальную складку между бровей, сразу сделавшую вечно улыбчивое лицо очень серьёзным.
Мгновенье мы молча смотрели друг другу в глаза. Просто так, на прощанье. А после… мужская рука у меня на щеке, тёплые твёрдые пальцы, поднявшие мой дрогнувший подбородок и лёгкое прикосновение губ. Жёстких, сухих, докрасна раскалённых. Чужое дыхание на лице.
Этого быть просто не может.
Наш поцелуй был похож на удар близкой молнии. Разряд, яркая вспышка, грохот рушащегося сознания, подкашивающиеся ноги, боль грядущей потери.
Кот снова поймал меня, подхватил, не давая упасть. Тронул нежно висок поцелуем-прощанием. Совсем рядом раздался пронзительный грохот дверей электрички.
Бежать!
Только лететь сломя голову. Вырвавшись из его рук, я шепнула трусливо: «Прости» – и рванула туда, где меня не догонят. В окна вагона я видела, как Марк стремительно развернулся и бросился к автостоянке у станции.
Вот и всё. Разбежались.
Дорогу домой я не помню. Только пустой, полутёмный вагон, запах дыма дешёвых сигарет и потоки воды за стеклом. Ошарашенно трогала губы, улыбалась бессмысленно, глупо, нелепо. Раз за разом я возвращалась туда: в объятия Марка на городской автобусной остановке. На насквозь пропитанный запахом моря шершавый гранит серых улиц практически-летнего Питера. На камень у самого берега.
Поцелуй на платформе казался мне чем-то мистическим, нереальным, волшебным.
В сумке тихо пиликнул забытый мной телефон. Достав его, я примерно минуту недоумённо смотрела на строки всплывающего сообщения:
«Как только доедешь домой, обязательно мне напиши».
Зачем? Я только успела об этом подумать, как мой резонный вопрос был безжалостно перечёркнут вторым сообщением:
«Котёнок, я очень волнуюсь!»
«Волнуюсь». Это снова был Кот. Тот самый, который, следя за моим возвращением поздно ночью с работы, писал каждый раз это слово: «Волнуюсь». Он вернулся ко мне, заслоняя собой Кота-Марка.
Пальцем погладив его аватарку, я улыбнулась.
«Постараюсь не заблудиться в своих трёх соснах».
Подождала ответ. Не дождалась. Значит, это была просто вежливость. Секунду подумав, дала себе мысленный подзатыльник. Он ведь на трассе сейчас, за рулём, возвращается в Питер. Ему просто не до болтовни.
А у меня впереди весь остаток больничной недели… Позвонить, что ли, Муле, сбежать, напросившись к ним в гости?
Дождь преследовал поезд, и стоило электричке причалить к платформе конечной станции, как он накрыл его мокрым крылом. Настоящий потоп, стена серой воды. Таксисты благоразумно решили не связываться со стихией. Выпрыгнув на платформу, я достала из сумки свой зонт. Непременный и обязательный атрибут всех дамских сумочек Питера, упакованный в специальный пакет. В него я и спрятала свой редикюль. Минуту спустя стало ясно: зонтик меня не спасёт. Бесполезный предмет можно просто сложить и размахивать им, словно жезлом.
Исключительно ради хорошего настроения.
Дождь был везде. Низкое небо сливалось с бурлящей водой на земле. По улицам громко журчали потоки. Настоящие тёплые реки, бугрившиеся крупными пузырями, превратили дороги в широкие русла. Несчастные новые туфли скользили по дну. Я быстро разулась, и наслаждаясь стихийным безумием, бредя едва ли не по колено в воде. По облепленным тканью платья ногам стекали прозрачные струи. Я влюблена. Вокруг не было ни души, только гроза и я – наедине с этим удивительным открытием. Размечтавшись, раскинула руки, подняла лицо к небу, почувствовав себя вольной птицей.
Я шла по спящему городу и смеялась. Фонари не горели. Набиравшие силу балтийские белые ночи превратили стихию в волшебное представление: молнии резали серое небо причудливыми зигзагами, их яркие вспышки выхватывали из грозовой темноты чёрные профили улиц.
Моя жизнь не останется прежней. Сегодня в ней всё изменилось. Я расправила крылья, дыша полной грудью. Я словно бы заново родилась.
Можно было привычно солгать себе. Можно мысленно хмыкнуть, скептически рассудив: чтобы после года физического воздержания вспыхнули чувства, мне оказалось достаточно одного поцелуя… Враньё! Мне не нужен был кто-то другой, каким бы красивым и сильным он ни был. Только он. Тот, кто пишет: «Волнуюсь».
Я брела, раздвигая босыми ногами потоки. Я медленно танцевала под сизым, грохочущим небом, чувствуя, как дождевая вода безвозвратно смывает все страхи и все тревоги… До дома мне оставалось немного, буквально какая-то пара кварталов.
Низкая арка прохода во двор. Тёмное, тайное место, прочно скрытое от случайных прохожих. Ещё будучи школьниками, мы часто прятались там от родителей, пытались курить и пить пиво. Кажется, я целовалась там даже, а с кем? Память услужливо вычеркнула этот факт. Как давно это было.
Сделав шаг под свод арки панельного дома, я ощутила неладное.
Странное чувство опасности. Неожиданное ощущение, непривычное. Городок наш закрыт и попасть в него сложно: куча секретных НИИ охраняются всеми возможными службами. Так откуда тревога? Впереди предстоит объяснение с мамой о судьбе безнадёжно испорченных платья и туфель…
Толчок. Удар по спине, где-то между лопаток выбил воздух из лёгких. Так, больно, что не смогла даже вскрикнуть. Падая на колени поймала ладонями твёрдый асфальт под водой и тогда уже взвыла от боли. Второй удар прямо в живот. Судорожно согнувшись, я дёрнулась, падая набок и тут же ослепнув от боли. Это спасло от удара ботинком в лицо. Дёрнулась, попытавшись в руках спрятать голову. Удары посыпались градом со всех сторон. Накрыло болезненное ощущение безнадёжности. Зло подумалось: «Сразу меня не убьют. Будут бить долго и с удовольствием. И изнасилуют вряд ли. Иначе бы лапали».
И в этот момент всё пропало. Я не потеряла сознания, остро слушая, видя и чувствуя. Неожиданно всё изменилось. Как будто бы всех моих страшных мучителей от меня отшвырнуло невидимой и огромной рукой. Раздался оглушительный вопль нечеловеческого, всепоглощающего ужаса. Никогда не слыхала такого, и вам не советую слушать. Похоже на визг поросёнка, не пожелавшего стать колбасой.
Топот ног, грязные брызги и странный, мистический звук низкого рёва совсем рядом со мной.
Всё разом стихло.
Только шум ливня вокруг и раскаты далёкого грома. Всё ещё сжавшись от страха и боли, я скорчилась в луже и думала. Если выживу – что скажу маме? Споткнулась, упала, сломалась? Болели спина и живот, кружилась голова, отвратительно-липко тошнило.
Тёплое, мокрое, очень нежное, прикосновение к коже щёки заставило вздрогнуть.
Глаза открывать было страшно. Пусть лучше думают: – я умерла и валяюсь тут дохленькая. Толчок тёплого носа, шершавое прикосновение мягкого языка на щеке. Ниже по шее, за ухом. Меня кто-то вылизывал?!
Глаза сами открылись, а разум напомнил мне совершенно некстати, что Илона Король – как бы бывший биолог. По структуре горячего языка привычно определившая типичного представителя рода кошачьих. Огромного, злого, опасного. Мирно лежащего рядом с собой в грязной луже.
Везёт всё-таки мне на котов.
???
2. Как дошла я до жизни такой
«Если утро не начинается с трели будильника, не спеши радоваться выходному. Может, он тоже сломался.» М. К. Кот, «Дневники и записки».
– Илона Олеговна, там курва беснуется, бегает по стенкам кабинета шефа и требует крови. То есть вас.
Ну конечно, чьей кровушки можно требовать, только моей. У меня же избыток, все знают.
“Курва” – это благоверная супруга нашего богоподобного шефа, Светлана Сергеевна, микроскопическая блондинка неясного возраста.
Судя по меткому определению, на побегушках ко мне посылали художника. Очередного какого-то, я их уже не успеваю запомнить. Творческие и одарённые личности долго у нас не живут.
Настоящие, морально устойчивые аборигены, обитающие в других отделах, это наше стихийное бедствие давно именуют “ЭсЭс”. В узком кругу самых стойких и самых живучих (начальники департаментов) жену шефа прозвали “Сук-куба”.
Светлана Сергеевна Сидорова являлась не просто “дражайшей супругой”, она главный спонсор всей нашей компании. Точнее, её бывший муж.
Как они так витиевато дела свои вместе вели, мы не ведаем, и лучше не спрашивать. Спать с этим знанием точно нам будет тревожнее.
Тем не менее факт оставался фактом: белобрысая мелкая “куба” с её шведской-почти-что-семьей являлась главным источником нашего общего благополучия.
Я вдруг вспомнила, как Кот смеялся, когда выслушал мой рассказ о сложной начальственной семейной жизни. Умел он это делать: тепло, заразительно, тихо пофыркивая. Так что я невольно в ответ всегда глупо хихикала. Устоять невозможно.
Натянув свою узкую юбку вместе с образом офисной леди и деловым настроением, я всё размышляла над сказанным мне этим утром.
Уже послезавтра я увижу тебя, друг мой дорогой и незримый. Ощущаю себя героиней неведомой сказки. Не хватает лишь аленького цветочка, благо голос невиданного чудовища у меня уже есть. Словно снова подслушав мои мысли, пиликнул месс телефона. Что там пишет мне голос невидимый?
О нет, это мама!
“Счета. Оплати их сегодня, пожалуйста”.
Да, конечно. О единственной дочери мы вспоминаем, когда нужно за что-то платить. Себе выдала мысленно подзатыльник. Я, конечно, была не права, просто хотелось себя ощутить невозможно несчастненькой. Никто не заставлял меня постоянно оплачивать коммунальные платежи. Мало того, отец был категорически против. Но моё эпическое падение им прямо на голову в планы родителей не входило, хотелось хоть как-то благодарить за проявленный такт и терпение.
Маленькое настенное зеркало, висевшее за дверью моего кабинета, отражало безрадостную картину: Илона Король. Кошка ободранная, если честно. Серый строгий костюм, серые замшевые туфли, серые глазки на сером лице под собранными в тугой хвост серыми волосами. Было бы во мне росту поменьше, сошла бы за мышь, а так – серая цапля.
И это прекрасно, Коту цапля точно не по зубам.
Снова мысли сползали туда, где таился загадочный зверь. Умываться не буду. Нечего мыть, вид у меня как раз тот, что и нужно: небрежно-страдальческий.
Выдохнула, вдохнула, кофе хлебнула, взяла телефон и пошла “солнцу и ветру навстречу”.
Из кабинета под волнующей воображение посетителей табличкой “Генеральный директор издательского дома Луна" (без указания ФИО, что характерно), раздавались отзвуки напряжённого диалога. Если честно – скандала. Если совсем откровенно – истошные вопли и визг.
Ор стоял несусветный, аж стены тряслись. К слову сказать, подобные шоу происходили у нас строго вне рамок рабочего времени, и никто из случайных посетителей “Дома Луны” не рисковал стать свидетелем этого безобразия. В этом “сук-куба” была безупречна. Орала, конечно, она. Причём на два голоса. Очень страшненько, с переливами и весьма выразительными паузами.
Но меня это всё не касалось. Лично со мной они всё равно не сделают ничегошеньки. Даже ругать меня было невыгодно. Поэтому, не испытывая никаких лишних чувств и ведо?мая лишь долгом начальника маленького департамента, я постучала в дверь Ада.
– Илона Олеговна, доброе утро.
Ага, значит, можно войти. Справедливости ради замечу: в нашей компании я – самый юный начальник. О том, что головокружительный взлёт блестящей карьеры мне стоил двух лет жизни в закутке между экраном и креслом, никто и не вспомнит. Конечно, зачем? На поверхности: серая мышь-разведёнка двадцати семи лет, образование – самое высшее, совершенно непрофильное (вы так и подумали). Ещё и вредная бесконечно, заносчивая, вечно “как скажет, так просто хоть иди отмывайся ”.
И всё это – скромная я, разрешите представиться.
– Самого наидобрейшего.
Мой непосредственный начальник человеком был просто волшебным. Невозмутимо-спокойный, всегда улыбающийся, мудрый, похожий на Деда Мороза. Густые белые волосы, окладистая гладкая борода безупречной формы. Такие же усы, как будто игрушечные. Разглядывать его было сплошным удовольствием, тем более что он не смущался и позволял. Одно было плохо в нашем директоре – его… да, вот это, что воздуху в лёгкие набирало и точно сейчас завизжит.
– ПОЧЕМУ?!
– Так сложилось? Может быть, расположение звёзд?
Хотелось спросить ещё: "Вам водички?", но я сдержалась. Ведь я молодец!
– Светик, солнышко, посмотри на неё. Девочка за неделю спала всего раза три. Мне иногда даже кажется, что в нашем издательстве только один человек и работает. И это – не я.
“Светик, солнышко” подлетела ко мне, как разъярённая собачонка. Маленькая и злющая, росточком она не дотягивалась до моего плеча, невзирая на внушительные каблуки. Кругленькая, гладенькая такая, ботоксная, очевидно. Глазки кукольные, губки – чудо, как хирургически вылеплены. И реснички – луп-луп.
В руках у меня пиликнул входящим сообщением телефон. Перевела взгляд на шефа. Тот, улыбаясь, кивнул: ну вот, душка же. Прочитала, и сразу же стало так всё… параллельно. Да горите вы всё тут, ей-богу. Я переживу.
“Что тебе подарить? Только не вертолёт, в багаж самолета он не поместится”.
Надо же, Кот это помнил. Завтра мой день рождения.
Выдохнула, улыбнулась, снова встретилась взглядом с Пал Палычем. Кажется, мы понимали друг друга. О чём там эта… громкая женщина мне вещала?
– … тираж был заявлен и не вышел! Макет мне не прислали на утверждение. Где?!
– Вы это о чём сейчас? Всё штатное расписание согласовано в понедельник на планёрке вот здесь, в этом кресле. Мне Павел Павлович всё подписал и отправил на вёрстку. В пятницу будет тираж.
Я прекрасно знала, о чём это чучело тут вопило. Ей хотелось открыточек. Очередная провальная миссия, уже оплаченная. Вот только одна оговорка прискорбная: художников лишних у нас просто нет. Миша-дизайнер в ответ на моё предложение подзаработать пригрозил суицидом с особой жестокостью, а само?й рисовать мне сейчас просто некогда. Пусть “сук-куба” берёт и малюет открыточки. А мы их издадим ради смеха. Я посмотрела на шефа. Тот молча плечами пожал.
– Паша?! Мы же договаривались!
– Солнышко, не начинай.
Их дальнейший диалог интересен мне не был. Отодвинула кресло, присела, махнула рукой им: мол, продолжайте, не отвлекайтесь, я тут посижу, и набрала ответ для Кота.
“Хочу котика”.
Отправила, перечитала и поперхнулась от смеха. Я сегодня просто звезда юмористического жанра. Надо же было такое сморозить! Кот там, наверное, обтекает, сидит от двусмысленности и глубины моей фразы. Даже что-то уже отвечает.
“Хорошо, что я знаю тебя, Люсенька-фантазерка. Живого не обещаю, да он тебе и не нужен. Жди”.
– Илона Олеговна, а заготовок у нас там нет тематических?
– Поросят в красных бантиках? Пока ещё нет. И художники наотрез отказались от замысла нашей заказчицы. Два раза уже отказались, один раз уволились.
Шеф почему-то обрадовался. Я, за компанию тоже.
– Видишь, милая? Я же говорил тебе, мы не специализируемся…
И тут мне вдруг стало душно, юбка узкая, что ли? Голова закружилась, светлые стены кабинета причудливо изогнулись.
– Павел Павлович, можно я всё же пойду?
Медленно поднялась на ногах, внезапно ставших мягкими. Всё вокруг поплыло, ускользая из рамок сознания.
– Что с вами, Илона? – звучало так странно… как будто бы эхом далёким. И правда, что это со мной, подскажите?
Чёрные створки разума быстро захлопывались. Тело моё несуразное, совершенно расслабившись, грохнулось на пол. Последняя мысль была: “Телефон! Там же Кот!”
И всё пропало.
***
Не могу я сказать, что больничная койка со мной не знакома. Старинные мы приятели, даже друзья. Приходить в себя, разглядывая традиционно-голубенькие больничные стены и потолок, мне уже доводилось не раз.
– Общее переутомление, синдром хронической усталости, миалги?ческий энцефаломиели?т, недостаток веса, возможное обезвоживание.
Какие прекрасные слова. И знакомые. Хотя с недостатком веса я и не согласна, это кость у меня просто тонкая. Открыла глаза.
– О! С возвращением вас, несравненная наша Илона Олеговна.
Антошка – засранец. Мой бывший одноклассник и невролог в городской больнице.
– Абрамов, скажи, я жить буду?
Смеётся. В последнее время меня окружают невероятно весёлые мужики.
– Ты зачем, расскажи мне, так стремишься на кладбище, Лёль?
Он сел на край кровати, листая мои документы, нахмурился. Жестом отпустил медсестру.
Что мне было ответить? Как дошла я до жизни такой? Особенно и не стремилась, так вышло. Я искренне рада была видеть старого друга. В школе у нас была просто роскошная компания: трое парней и мы, три подружки: Оля, Лёля и Муля. Ольга Янина, Илона Король и Мария Ульянова. Как давно это было…
– Ты не ответила. Сама-то понимаешь, что это тупик?
Суровый Антошка воинственно встряхнул моей картой. Понимаю ли я? Да я не хочу даже думать об этом.
Два года назад я потеряла ребёнка, а мой гражданский муж просто выкинул то, что осталось от гордой и амбициозной меня, на помойку. Я лишилась всего: дома, работы, карьеры, семьи.
Больно. Мне всё ещё больно. Падать с неба на грешную землю всегда неприятно. Спасибо родителям, сдохнуть не дали. Ругали, корили, требовали срочно всё бросить и ехать с “мужем” мириться. Смешные мои старики, они верят в любовь и всякую ерунду типа верности. Нет этого больше. Вымерли как динозавры высокие чувства.
– Антош. Не скрипи, и так тошно. Когда я могу уходить? Отпусти меня, ты же сила.
– Даже не думай. Десять дней постельного режима, капельницы и уколы из чистой моей вредности. Назначу тебе витамины и буду смотреть, как ты мучаешься. Пока свой хвалёный разум не включишь. Лёль, сколько можно? Третий год пошёл.
Я застонала громко и жалобно. Только не это!
– Антошечка, миленький! Так и я тоже об этом! У меня послезавтра свидание, понимаешь? Настоящее,без дураков. А я тут, у тебя в заточении.
Мой личный невропатолог очень внимательно изучал пациентку – меня. Участливые тёмные глаза, знакомые с раннего детства, словно искали на жалком лице следы неизлечимых болезней. Он после школы почти не изменился, только вырос, возмужал, стал даже солидным.
О! Я и не заметила: на правой руке у Абрамова красовалось широкое гладкое золотое кольцо. Вот так и живём: соратники детства, в одном даже городе, а ничего друг о друге не слышим, не знаем.
Он тяжко вздохнул.
– У меня два условия. Завтра вечером я тебя выпускаю из больницы, но лишь до понедельника. Утром в приёмном покое быть как штык.
– А второе?
Антон улыбнулся, вставая.
– Как только тебя от нас выпишут, а это будет в ту пятницу, везу твоё бренное тело домой переодеться и забираю к нам с Мулей на семейную дачу, на все выходные.
– Что?! Погоди, вы?! Ну вы даёте, Абрамыч. Ты меня просто убил!
– Всё, отбой, дорогуша, остальное обсудим потом.
Антон выключил свет, оставляя меня бурлить мыслями в темноте, как кофейник, тихонечко засмеялся и вышел, осторожно закрыв за собой дверь.
Надо же, непримиримые наши враги Муля с Абрамычем поженились? Невероятно! И как они умудрились не придушить друг друга прямо в ЗАГСе?
Тихо в палату вошла медсестра с целой охапкой шприцев. Этот гад не оставил идею измучить меня терапией. Вытерпев все издевательства, несчастная пациентка Илона очень быстро уснула под действием успокоительных. Телефон мне медсёстры обещали отдать только утром, даже поклялись, что заряженным. Дескать, по личному распоряжению зав. отделением.
Кто такой был этот таинственный “зав”, я не знаю, но придётся поверить ему просто на слово.
???
3. Грустные мысли
«Не каждая горькая пилюля является лекарством.» М. К. Кот «Дневники и записки»
– Илона Олеговна, там курва беснуется, бегает по стенкам кабинета шефа и требует крови. То есть вас.
Ну конечно, чьей кровушки можно требовать, только моей. У меня же избыток, все знают.
“Курва” – это благоверная супруга нашего богоподобного шефа, Светлана Сергеевна, микроскопическая блондинка неясного возраста.
Судя по меткому определению, на побегушках ко мне посылали художника. Очередного какого-то, я их уже не успеваю запомнить. Творческие и одарённые личности долго у нас не живут.
Настоящие, морально устойчивые аборигены, обитающие в других отделах, это наше стихийное бедствие давно именуют “ЭсЭс”. В узком кругу самых стойких и самых живучих (начальники департаментов) жену шефа прозвали “Сук-куба”.
Светлана Сергеевна Сидорова являлась не просто “дражайшей супругой”, она главный спонсор всей нашей компании. Точнее, её бывший муж.
Как они так витиевато дела свои вместе вели, мы не ведаем, и лучше не спрашивать. Спать с этим знанием точно нам будет тревожнее.
Тем не менее факт оставался фактом: белобрысая мелкая “куба” с её шведской-почти-что-семьей являлась главным источником нашего общего благополучия.
Я вдруг вспомнила, как Кот смеялся, когда выслушал мой рассказ о сложной начальственной семейной жизни. Умел он это делать: тепло, заразительно, тихо пофыркивая. Так что я невольно в ответ всегда глупо хихикала. Устоять невозможно.
Натянув свою узкую юбку вместе с образом офисной леди и деловым настроением, я всё размышляла над сказанным мне этим утром.
Уже послезавтра я увижу тебя, друг мой дорогой и незримый. Ощущаю себя героиней неведомой сказки. Не хватает лишь аленького цветочка, благо голос невиданного чудовища у меня уже есть. Словно снова подслушав мои мысли, пиликнул месс телефона. Что там пишет мне голос невидимый?
О нет, это мама!
“Счета. Оплати их сегодня, пожалуйста”.
Да, конечно. О единственной дочери мы вспоминаем, когда нужно за что-то платить. Себе выдала мысленно подзатыльник. Я, конечно, была не права, просто хотелось себя ощутить невозможно несчастненькой. Никто не заставлял меня постоянно оплачивать коммунальные платежи. Мало того, отец был категорически против. Но моё эпическое падение им прямо на голову в планы родителей не входило, хотелось хоть как-то благодарить за проявленный такт и терпение.
Маленькое настенное зеркало, висевшее за дверью моего кабинета, отражало безрадостную картину: Илона Король. Кошка ободранная, если честно. Серый строгий костюм, серые замшевые туфли, серые глазки на сером лице под собранными в тугой хвост серыми волосами. Было бы во мне росту поменьше, сошла бы за мышь, а так – серая цапля.
И это прекрасно, Коту цапля точно не по зубам.
Снова мысли сползали туда, где таился загадочный зверь. Умываться не буду. Нечего мыть, вид у меня как раз тот, что и нужно: небрежно-страдальческий.
Выдохнула, вдохнула, кофе хлебнула, взяла телефон и пошла “солнцу и ветру навстречу”.
Из кабинета под волнующей воображение посетителей табличкой “Генеральный директор издательского дома Луна" (без указания ФИО, что характерно), раздавались отзвуки напряжённого диалога. Если честно – скандала. Если совсем откровенно – истошные вопли и визг.
Ор стоял несусветный, аж стены тряслись. К слову сказать, подобные шоу происходили у нас строго вне рамок рабочего времени, и никто из случайных посетителей “Дома Луны” не рисковал стать свидетелем этого безобразия. В этом “сук-куба” была безупречна. Орала, конечно, она. Причём на два голоса. Очень страшненько, с переливами и весьма выразительными паузами.
Но меня это всё не касалось. Лично со мной они всё равно не сделают ничегошеньки. Даже ругать меня было невыгодно. Поэтому, не испытывая никаких лишних чувств и ведо?мая лишь долгом начальника маленького департамента, я постучала в дверь Ада.
– Илона Олеговна, доброе утро.
Ага, значит, можно войти. Справедливости ради замечу: в нашей компании я – самый юный начальник. О том, что головокружительный взлёт блестящей карьеры мне стоил двух лет жизни в закутке между экраном и креслом, никто и не вспомнит. Конечно, зачем? На поверхности: серая мышь-разведёнка двадцати семи лет, образование – самое высшее, совершенно непрофильное (вы так и подумали). Ещё и вредная бесконечно, заносчивая, вечно “как скажет, так просто хоть иди отмывайся ”.
И всё это – скромная я, разрешите представиться.
– Самого наидобрейшего.
Мой непосредственный начальник человеком был просто волшебным. Невозмутимо-спокойный, всегда улыбающийся, мудрый, похожий на Деда Мороза. Густые белые волосы, окладистая гладкая борода безупречной формы. Такие же усы, как будто игрушечные. Разглядывать его было сплошным удовольствием, тем более что он не смущался и позволял. Одно было плохо в нашем директоре – его… да, вот это, что воздуху в лёгкие набирало и точно сейчас завизжит.
– ПОЧЕМУ?!
– Так сложилось? Может быть, расположение звёзд?
Хотелось спросить ещё: "Вам водички?", но я сдержалась. Ведь я молодец!
– Светик, солнышко, посмотри на неё. Девочка за неделю спала всего раза три. Мне иногда даже кажется, что в нашем издательстве только один человек и работает. И это – не я.
“Светик, солнышко” подлетела ко мне, как разъярённая собачонка. Маленькая и злющая, росточком она не дотягивалась до моего плеча, невзирая на внушительные каблуки. Кругленькая, гладенькая такая, ботоксная, очевидно. Глазки кукольные, губки – чудо, как хирургически вылеплены. И реснички – луп-луп.
В руках у меня пиликнул входящим сообщением телефон. Перевела взгляд на шефа. Тот, улыбаясь, кивнул: ну вот, душка же. Прочитала, и сразу же стало так всё… параллельно. Да горите вы всё тут, ей-богу. Я переживу.
“Что тебе подарить? Только не вертолёт, в багаж самолета он не поместится”.
Надо же, Кот это помнил. Завтра мой день рождения.
Выдохнула, улыбнулась, снова встретилась взглядом с Пал Палычем. Кажется, мы понимали друг друга. О чём там эта… громкая женщина мне вещала?
– … тираж был заявлен и не вышел! Макет мне не прислали на утверждение. Где?!
– Вы это о чём сейчас? Всё штатное расписание согласовано в понедельник на планёрке вот здесь, в этом кресле. Мне Павел Павлович всё подписал и отправил на вёрстку. В пятницу будет тираж.
Я прекрасно знала, о чём это чучело тут вопило. Ей хотелось открыточек. Очередная провальная миссия, уже оплаченная. Вот только одна оговорка прискорбная: художников лишних у нас просто нет. Миша-дизайнер в ответ на моё предложение подзаработать пригрозил суицидом с особой жестокостью, а само?й рисовать мне сейчас просто некогда. Пусть “сук-куба” берёт и малюет открыточки. А мы их издадим ради смеха. Я посмотрела на шефа. Тот молча плечами пожал.
– Паша?! Мы же договаривались!
– Солнышко, не начинай.
Их дальнейший диалог интересен мне не был. Отодвинула кресло, присела, махнула рукой им: мол, продолжайте, не отвлекайтесь, я тут посижу, и набрала ответ для Кота.
“Хочу котика”.
Отправила, перечитала и поперхнулась от смеха. Я сегодня просто звезда юмористического жанра. Надо же было такое сморозить! Кот там, наверное, обтекает, сидит от двусмысленности и глубины моей фразы. Даже что-то уже отвечает.
“Хорошо, что я знаю тебя, Люсенька-фантазерка. Живого не обещаю, да он тебе и не нужен. Жди”.
– Илона Олеговна, а заготовок у нас там нет тематических?
– Поросят в красных бантиках? Пока ещё нет. И художники наотрез отказались от замысла нашей заказчицы. Два раза уже отказались, один раз уволились.
Шеф почему-то обрадовался. Я, за компанию тоже.
– Видишь, милая? Я же говорил тебе, мы не специализируемся…
И тут мне вдруг стало душно, юбка узкая, что ли? Голова закружилась, светлые стены кабинета причудливо изогнулись.
– Павел Павлович, можно я всё же пойду?
Медленно поднялась на ногах, внезапно ставших мягкими. Всё вокруг поплыло, ускользая из рамок сознания.
– Что с вами, Илона? – звучало так странно… как будто бы эхом далёким. И правда, что это со мной, подскажите?
Чёрные створки разума быстро захлопывались. Тело моё несуразное, совершенно расслабившись, грохнулось на пол. Последняя мысль была: “Телефон! Там же Кот!”
И всё пропало.
???
Не могу я сказать, что больничная койка со мной не знакома. Старинные мы приятели, даже друзья. Приходить в себя, разглядывая традиционно-голубенькие больничные стены и потолок, мне уже доводилось не раз.
– Общее переутомление, синдром хронической усталости, миалги?ческий энцефаломиели?т, недостаток веса, возможное обезвоживание.
Какие прекрасные слова. И знакомые. Хотя с недостатком веса я и не согласна, это кость у меня просто тонкая. Открыла глаза.
– О! С возвращением вас, несравненная наша Илона Олеговна.
Антошка – засранец. Мой бывший одноклассник и невролог в городской больнице.
– Абрамов, скажи, я жить буду?
Смеётся. В последнее время меня окружают невероятно весёлые мужики.
– Ты зачем, расскажи мне, так стремишься на кладбище, Лёль?
Он сел на край кровати, листая мои документы, нахмурился. Жестом отпустил медсестру.
Что мне было ответить? Как дошла я до жизни такой? Особенно и не стремилась, так вышло. Я искренне рада была видеть старого друга. В школе у нас была просто роскошная компания: трое парней и мы, три подружки: Оля, Лёля и Муля. Ольга Янина, Илона Король и Мария Ульянова. Как давно это было…
– Ты не ответила. Сама-то понимаешь, что это тупик?
Суровый Антошка воинственно встряхнул моей картой. Понимаю ли я? Да я не хочу даже думать об этом.
Два года назад я потеряла ребёнка, а мой гражданский муж просто выкинул то, что осталось от гордой и амбициозной меня, на помойку. Я лишилась всего: дома, работы, карьеры, семьи.
Больно. Мне всё ещё больно. Падать с неба на грешную землю всегда неприятно. Спасибо родителям, сдохнуть не дали. Ругали, корили, требовали срочно всё бросить и ехать с “мужем” мириться. Смешные мои старики, они верят в любовь и всякую ерунду типа верности. Нет этого больше. Вымерли как динозавры высокие чувства.
– Антош. Не скрипи, и так тошно. Когда я могу уходить? Отпусти меня, ты же сила.
– Даже не думай. Десять дней постельного режима, капельницы и уколы из чистой моей вредности. Назначу тебе витамины и буду смотреть, как ты мучаешься. Пока свой хвалёный разум не включишь. Лёль, сколько можно? Третий год пошёл.
Я застонала громко и жалобно. Только не это!
– Антошечка, миленький! Так и я тоже об этом! У меня послезавтра свидание, понимаешь? Настоящее,без дураков. А я тут, у тебя в заточении.
Мой личный невропатолог очень внимательно изучал пациентку – меня. Участливые тёмные глаза, знакомые с раннего детства, словно искали на жалком лице следы неизлечимых болезней. Он после школы почти не изменился, только вырос, возмужал, стал даже солидным.
О! Я и не заметила: на правой руке у Абрамова красовалось широкое гладкое золотое кольцо. Вот так и живём: соратники детства, в одном даже городе, а ничего друг о друге не слышим, не знаем.
Он тяжко вздохнул.
– У меня два условия. Завтра вечером я тебя выпускаю из больницы, но лишь до понедельника. Утром в приёмном покое быть как штык.
– А второе?
Антон улыбнулся, вставая.
– Как только тебя от нас выпишут, а это будет в ту пятницу, везу твоё бренное тело домой переодеться и забираю к нам с Мулей на семейную дачу, на все выходные.
– Что?! Погоди, вы?! Ну вы даёте, Абрамыч. Ты меня просто убил!
– Всё, отбой, дорогуша, остальное обсудим потом.
Антон выключил свет, оставляя меня бурлить мыслями в темноте, как кофейник, тихонечко засмеялся и вышел, осторожно закрыв за собой дверь.
Надо же, непримиримые наши враги Муля с Абрамычем поженились? Невероятно! И как они умудрились не придушить друг друга прямо в ЗАГСе?
Тихо в палату вошла медсестра с целой охапкой шприцев. Этот гад не оставил идею измучить меня терапией. Вытерпев все издевательства, несчастная пациентка Илона очень быстро уснула под действием успокоительных. Телефон мне медсёстры обещали отдать только утром, даже поклялись, что заряженным. Дескать, по личному распоряжению зав. отделением.
Кто такой был этот таинственный “зав”, я не знаю, но придётся поверить ему просто на слово.
???
4. Побег
«От счастья сбежать можно и даже несложно. От беды – никогда». М. К. Кот, «Дневники и записки».
Утро было мучительным. Надо заметить, что это жестокое время дня я вообще никогда не любила. А сегодня отчего-то ещё и проснулась совершенно разбитой и даже измученной. Похмелье, практически.
Мамино: «Тебе на работу совсем не пора, я так понимаю?» – настроения не улучшило.
И куда мне деваться? Рассказать о больнице и слушать весь день лекции о собственной жуткой никчёмности? На работу теперь не сбежишь: туда меня просто не пустят, в мессе Миша-дизайнер ехидно об этом уже сообщил.
А в Питер я не поеду, ещё вчера твёрдо решила. Нечего даже пытаться, нет-нет.
Вот люблю я загонять себя в такие безвыходные углы, просто профи.
Сползла с постели, мысленно попытавшись найти пути к бегству. Не смоглось. Поплелась умываться. На часы и смотреть не хотелось, но огромный настенный циферблат на кухне назойливо лез мне в глаза. Смирилась и посмотрела.
А ведь я успеваю ещё…
Как же страшно решать… Как же жутко решиться.
Будь что будет, поеду! Сама погуляю по городу, отдохну и в кафе посижу, гордо выключив телефон. Наверняка уже Кот позабыл обо мне, сгоряча просто ляпнул и выкинул из головы. Чего мне опасаться? Питер город большой, не найдёт меня Марк и не догонит. А больной И.О. Король точно стоит немного развеяться.
План родился, и я побежала. Зачем-то напялила (под мамино громкое фырканье) тёмно-бордовое платье-футляр, когда-то давно, в другой жизни, пошитое мне мастерицей-подругой. Ни разу ещё не надевала его и даже не знала, насколько мне в нём хорошо. Вдохновилась, впервые за последние пять лет накрасилась, стащила из маминой косметички тушь, помаду и тени. Она у меня красавица: яркая брюнетка с вишнёвого цвета глазами, крупными локонами тёмных волос, безупречной фигурой, не тронутой возрастом. Я же папина дочка. Разве что грива в маму: её тоже много, густая копна. Только уже совершенно другие: непослушные, пепельные, вечно стремившихся к бунту пружинки. Стоило их распустить, как все сразу пытались завиться в какое-то безобразие. Но воли я им не давала: выпрямляла или носила строгий гладкий круг из спиральной косы на голове.
– Ты куда это собралась?
Мама моя была женщиной не только красивой, но ещё и умной. Чрезвычайно.
– Вообще-то, у нас день как бы рабочий.
– Вообще-то, не очень похоже.
Притворно вздохнула, призвала все свои актёрские способности, смастерила скорбную мину.
– Мне вчера спонсоры соорудили замечание. А сегодня важные переговоры. Вот, делаю вид.
Глаза мамины загорелись в ответ, ярко сигнализируя: «Я тебе говорила!»
Ну да, выговаривает постоянно: «Следи за собой, ты не женщина, ты организм среднего пола!» Только мама моя никогда не работала. И понять, что такое восемнадцать рабочих часов из суточных двадцати четырёх, она просто не в состоянии. К счастью, наверное.
Поцеловав её нежно в лоб, накидываю серый (конечно!) вельветовый пиджак на плечи, ныряю в серые туфли, хватаю серую сумку, мельком смотрю на себя в наше зеркало. Вижу какую-то хмурую незнакомку.
О! Ещё одна только деталь совсем забыла. Приличные отдыхающие женщины носят свои драгоценные украшения. У меня даже есть. Сама себе как-то купила.
Возвращаюсь на цыпочках (мама верит в приметы), тихонечко достаю из крохотной своей шкатулки пару серёжек. Серебряные, в виде маленьких раковин с чёрными жемчужинами. Снова всё серое, но вот так уж повелось в моей жизни, увы.
Ещё раз взглянула на часы Чёрт! Как назло, я абсолютно везде успеваю. Даже если пешком идти к остановке автобуса, даже если ползти на коленках – успею. Ладно, сомнения прочь.
Я шагнула в лифт со странным ощущением. Как будто бы на эскалаторе: один только сделала шаг, меня подхватила незнакомая могучая сила и понесла навстречу волнительному и неизведанному. Вверх ли, вниз? Что я приму там, в конце пути? Куда несёт меня, вы скажите?
На автобус я чуть было не опоздала и бежала за ним метров сто. Как умудрилась? Учитесь, записывайте и запоминайте: по городу нужно выбрать самый длинный маршрут, заблудиться в трёх старых соснах, потеряться, включить навигатор, зайти в тупик улицы, попытаться залезть на забор (в платье, колготках и на каблуках). Если станет совсем невмоготу, можно ещё ключи уронить и потом их искать на газоне. Я справилась.
Растрёпанная, изрядно вспотевшая (шеей и лицом, дезодоранта там не было), я вломилась в остановившийся автобус, чихая и кашляя от уличной пыли, выслушала лекцию о том, что вот так водитель не делает никогда, но девушка, поскольку приличная, пассажиры просили, и он таки смилостивился.
Оплатила проезд, упала на мягкое автобусное сидение и выключилась.
Я себе обещала подумать над жизнью в дороге. Обещала вести себя очень прилично и даже разумно. Смешная. В двадцать семь лет измениться – утопия. Так и быть мне всегда человеком по имени «Приключение на всю голову».
Кто-то настойчиво тряс меня за плечо. Открыла глаза, увидела очень недовольного водителя.
– Девушка! Автово! Мы приехали, вы что, пьяная?
– Давно и практически безнадёжно.
Встала и вышла, действительно ощутимо покачиваясь, с трудом понимая вообще: где я, что со мной? Проспект Стачек. Ага. Разворачиваюсь и иду. Куда? К метро. Зачем? Я собиралась прогуляться по городу.
Питер. Поздняя персидская сирень во дворах. Солнечный день. Суматошная пятница.
И я – никому не нужная, нелюбимая серая цапля двадцати семи лет. Я ковыляла к метро и отчего-то расплакалась, очень горько, размазывая остатки косметики по лицу и вызывая сочувственные взгляды случайных прохожих. Одна-одинёшенька. Спотыкалась и дальше брела.
На подходе к горчично-жёлтому павильону станции «Автово» уже не было сил даже плакать. Достала из сумки бумажный платок, вытерла макияжную былую свою красоту, высморкалась и поползла дальше. «Поволоклась», как мама моя говорит.
И только войдя уже внутрь, я внезапно сообразила: время то самое. Пропавший вдруг Кот может ждать меня в условленном месте: в вестибюле станции, на звезде, в самом центре, под куполом.
Ноги вдруг стали ватными, захотелось опять убежать. Психичка ты, Илона Олеговна, явная. Всё равно нет его там, и быть просто не может, уймись уже.
Шаг, другой. Короткий спуск по лестнице. Ровно четыре ступени. Звезда мозаичная на полу, строго в середине круглой площадки под куполом вестибюля. И сто?ящий в её центре мужчина, внимательно смотревший в свой телефон. Ещё шаг, он поднимает глаза, мы встречаемся взглядами. И я понимаю… что зря.
Я напрасно шаги эти делаю, нужно разворачиваться и бежать или провалиться сквозь землю. Закрыть руками лицо, раствориться в толпе, испариться. Потому что прямо сейчас я пропаду.
Этот… человек Котом быть просто не мог, он право на то не имел совершенно. Потому что это для меня было бы слишком жестоко, несправедливо, ужасно, смертельно.
Мужчина, поймавший меня взглядом, был абсолютным моим идеалом. Рост, размер, прищур чуть раскосых глаз, нос, подбородок, улыбка и даже одежда. Вот как будто бы кто-то мстительный и очень злой поковырялся в мозгах у Илоны Король и слепил это чудо.
Он существует, реален, стоит как ни в чём не бывало и пристально смотрит на заплаканную и взъерошенную идиотку – меня.
Нет. Простите высокие силы, Господь Бог или ты, мироздание, но больше я так не могу.
Развернулась и побежала. Куда? Мне было неважно. На край света, подальше, зарыться в песок с головою, умереть там от голода и от тоски. Прочь, прочь! Ни видеть, ни слышать, я не хочу больше мучиться. Быстро!
В сумочке надрывался телефон. Звонок, другой, десять, пятнадцать. А я бежала.
Со всего маху вдруг налетела на огромного толстого мужика, подвернула лодыжку, почти что упала.
Остановилась, приходя понемногу в себя, выхватила трубку из сумки, нажав на приём, всё ещё плохо соображая, что происходит.
– Просто остановись. Ты меня слышишь? Стой, где стоишь.
Его голос. С незнакомого номера он прозвучал как луч солнца в ночном кошмаре моего помутнения, как тонкая ниточка разума.
Я стояла и плакала снова. Горько, навзрыд, прямо посреди тротуара на проспекте Стачек. Клапан плакательный во мне был открыт накануне? Вот и получите.
Уже спустя пару минут чьи-то крепкие руки обняли, прижали к широкой груди. Я зажмурилась. В нос ударил очень лёгкий запах полыни, дорог, самолёта.
– Что ты с собой сотворила. Люсь? Ну как оставить тебя, скажи?
– Ты пропал.
Две ладони обняли лицо, медленно отрывая меня от стремительно намокающей толстовки.
– Я же сказал тебе – прилечу. Это что значит?
Какая же я идиотка. Нет, конечно, в мою гениальную голову не пришла эта странная мысль: он летел в самолёте. Какая там связь? Громко всхлипнула и открыла глаза, через секунду уже понимая, что гибну. Не нужно было мне останавливаться.
На меня тревожно смотрел мужчина из моих тайных снов. Из тех, о которых мы никому не рассказываем.
Русалочий разрез тёмных глаз, русые, слегка вьющиеся волосы. Крупный нос с горбинкой, тяжёлый подбородок с милой ямочкой, резные красивые губы. На голову выше меня, очень широкий, при этом совсем не массивный. От него просто веяло силой. И смотрел он на меня так… как на маленького ребёнка: нежно и крайне взволнованно.
Ну, здравствуй, беда моя новая. Мало мне было. Влюбиться в мужчину с самого первого взгляда, безнадёжно и неразделенно? Могу, практикую, учитесь. Зато успокоилась. Поток слёз сразу как-то иссяк. Выглядела я, наверное, потрясающе: опухшая, мрачная, красная и с осоловелыми глазами.
– Ты же… Кот?
Он улыбнулся, обнажил ряд белоснежных зубов, продемонстрировал ямочки на щеках и добил меня окончательно. Пристрелите Илону Король, чтоб не мучилась.
– Марк Кирьянович Кот. Почему ты сбежала?
Ну что тут ответишь? Особенно человеку, который (кошмарики!), знает размер моих трусиков. Нда…
– Можно я сделаю вид, что тебя не нашла и уеду обратно домой?
Он меня всё ещё обнимал и стояли мы посреди тротуара, явно мешая прохожим. Превозмогая себя, очень медленно отстранилась. Радуйся, дурочка, в твоей жизни были объятия с идеалом. Большего и не жди.
– Так! – встряхнув головой, он сделал вид, что нахмурился и опять широко улыбнулся. – Ладно. Ты традиционно не ела, я тоже. Идём. Я бы, конечно, повёл тебя завтракать в ресторан, да боюсь, ты туда не дойдёшь, дорогая. Сбежишь. Потому – в «Теремок». Вот там всё и расскажешь. Мне твоя встреча не нравится.
Я молча кивнула. А что оставалось?
Только беззвучно страдать.
???
5. Завтрак с продолжением
«Плотный обед всегда полезней пустых разговоров». М. К. Кот, «Дневники и записки».
В это время дня (очень позднее утро) заведения фастфуда пусты и свободны. Офисный завтрак уже завершён, а время обеда ещё впереди. Выбрав столик на двоих в углу у окна, Кот отвёл меня, усадил, ни о чём больше не спрашивая, протянул мне зачем-то маленькую упаковку влажных салфеток и ушёл быстро к кассам.
Те немногие несколько раз… если честно, то немногие дважды, когда щедрые молодые люди водили меня в ресторан и кафе, они любезно интересовались моими вкусами и предпочтениями. А здесь: просто сиди, жди его, ненаглядного, да помалкивай.
Снова я себе лгу малодушно. Кот отлично разбирается в моём персональном меню: я терпеть ненавижу овсянку, кофе не пью с молоком и вишня – мой личный наркотик.
А ведь я его совершенно не знаю. За всё время нашего с ним знакомства мне было раскрыто лишь имя. Ни возраста, даже примерного, ни даты рождения, не говоря уже об интимных подробностях личной жизни. Ни-че-го. Терра инкогнито. Откуда он? Кто родители, где учился? Отсутствие обручального кольца на руке не давало весомой надежды. Во-первых, вовсе не все их носили. Во-вторых…
Я так задумалась, что пропустила явление двух подносов, загруженных ароматной едой. Блинчики, сырники, маленькие ватрушки – всего было с избытком.
– Ты выглядишь так, как будто тебя морят голодом. И давно, – прозвучало в ответ на моё удивление.
Прелестно. Ну а что? Зато честно. Он-то выглядел, как… как мечта моя, самая дерзкая. Поставив наш завтрак на стол, сел напротив, на сцепленные руки положил волевой подбородок. Отчаянно красивые и мужественные пальцы у него, между прочим. Господи, дай мне силы.
– Врач тоже поставил диагноз такой: что-то там про недостаточный вес и обезвоживание.
Он поднял одну светлую бровь, вопросительно глядя мне прямо в лицо.
Пришлось заставить себя посмотреть ему строго в глаза. Это я совершенно напрасно рискнула. Они были… необыкновенными. Я таких даже и на картинках не видела, настоящие чудо-глаза.
В самом центре зрачка яркая радужка отливала цветом летней грозы. Неминуемой, страшной, жестокой, грохочущей в моём слабом сознании ударами молний и раскатами грома. Ближе к краю цвет глаз становился медовым. Оттенок балтийского светлого янтаря. Опушённые густыми ресницами, словно загадочные лесные озёра с песчаными берегами, поросшими осенним камышом. Красота, целый пейзаж. И скажите, о чём я тут думаю?
Наверное, он даже не был красив. Но вид Марк имел очень мужественный, из серой толпы горожан выделяясь именно этой своей необычностью. Шрам тонкий над бровью, короткая светлая щетина на подбородке и щеках. Глаза хоть и смеялись, но под ними привычно лежали усталые тени.
Сколько ему было лет? Точно старше меня, но намного ли? Только губы красивые очень, они постоянно притягивали мой взгляд. Будто резные, яркие, с неизменно приподнятыми краями. Он словно всё время чему-то загадочно улыбался, чуть щурясь. Ой! Кажется, я бессовестно пялюсь на соседа за столиком. Совершенно сдурела.
– Ешь. Приятного аппетита, не отвлекайся. И не сверли меня взглядом, пожалуйста.
– Скажи, а почему ты от меня так долго прятался?
Этот вопрос меня мучил всё время. Карлик, горбун и мужик – поросёнок были бы отличным тому объяснением. Но увиденное сегодня не укладывалось ни в какие логические рамки.
– Уж точно не для того, чтобы кто-то так быстро сбежал. Неужели я страшен?
Уходя от ехидного взгляда, мне пришлось срочно закусывать приступ стыда толстым сырником.
– Врать я умею, конечно. Но не тебе, сам же знаешь. Совершенно нестрашен.
Он в ответ только молча жевал, глядя в окно на прохожих. Вилка и нож в его руках явно были привычны. Даже я же (дочь морского офицера!) оперировала ими совсем не настолько уверено.
Разговор как-то не клеился. Стало тоскливо, и снова мучительно захотелось сбежать. Поймав на себе его пристальный взгляд, я опять замерла. Рассматривал меня Кот внимательно, даже дотошно. И совершенно того не стеснялся.
Я отодвинула опустевшую тарелку и потянулась к остывшему кофе. Такой и люблю, ещё чтобы с мороженым и с вишнёвой подложкой. М-м-м-м-м.
– Знаешь, – Марк неожиданно откинулся на спинку кресла, не сводя с меня глаз, – а ведь ты тоже пряталась. Совершенно другая. Серьёзно.
Ну да, через дырочку видеокамеры он видел меня на работе иной: взмыленной, вечно невыспавшейся, уставшей. Впрочем, теперь я ещё и заплаканная. Есть разница, несомненно.
– Ты не ответил.
Он тяжко вздохнул. Мы когда-то всерьёз обещали друг другу не врать. «Если не хочешь ответить мне честно, так и скажи: не могу». И я до сих пор слово держала. С ним это было нетрудно, как-то само по себе получалось. До тех пор, пока я его не узнала.
– Видишь ли… Я не страдаю от недостатка женского внимания.
О да. Уж в этом-то я и сомневалась ни разу. Ещё мягко сказано.
– А вот общения с добрым, умным, тонким, ироничным собеседником мне всегда не хватало. Как воздуха. Понимаешь?
Это он обо мне, что ли? Надо запомнить. В ведь в его словах не было ни тени кокетства. Не ощущалось малейшего даже намёка на лёгонький флирт. Он просто снова не лгал и привычно мне излагал всё, как думал.
– А если эта девушка такая добрая, умная, тонкая и ироничная, то откуда сомнения в её адекватности? – я усмехнулась, слегка покачав свою чашку.
Он рассмеялся, заставив меня сжать колени и гулко сглотнуть.
– Я в себе сомневался, пожалуй, котёнок… – лукаво взглянув на меня, он поднялся из-за стола и протянул мне руку. – Ты насытилась, голодающая? Побежали скорее. Хочу просто гулять, смотреть на нормальных людей и дышать хочу Питером. Забыл уже, как это делается.
Мой идеал медленно становился Котом. Он возвращался, надёжный и чуткий друг, прорываясь сквозь оболочку недосягаемого и невозможного принца. А кстати…
– Да, я тебе что-то должна? Ну… за завтрак?
Ого. Грозовой его взгляд мог и сжечь ненароком.
Моя же ж ты радость! И тут не подвёл: персональный квест на почётное звание «лучший мужчина первого уровня» был пройден в рекордные сроки и без потерь.
– Люсь, давай с тобой априори договоримся: – приняв руку, помог мне подняться и наклонился над ухом, щекотно шепнув: – я сексист, деспот и редкая сволочь. Тиран и диктатор ещё, не забудь. И чтобы от доброй, умной, чуткой и ироничной девушки рядом я больше не слышал подобную ересь! – Тихо фыркнул мне в волосы, и от этого я чуть не свалилась под стол. – Всё, идём.
– А почему тогда «Кот»? – опустив ошарашенный взгляд, я уставилась на наши сцепленные руки.
Он улыбнулся опять лучезарно и очень лукаво. Отпустил меня, расстегнул молнию на толстовке, достал небольшое портмоне, что-то там поискал и, вытащив ламинированную карточку водительских прав, мне её протянул.
Заторможено, глядя на все эти манипуляции, я нашла в себе силы напрячься и прочитать на ней надпись: «М. К. Кот».
Потрясающе! Кот и И.О. Король. Прямо сборник комических анекдотов. Нагло смеясь мне в лицо, Кот забрал свои доказательства и протянул мою сумочку. Я о ней и забыла совсем! Небольшая заминка у столика, я опять неуклюже шарахнулась, была тут же решительно поймана под локоток, и мы вышли. Странный завтрак закончился.
Этот день очень быстро стал лучшим днём всей моей жизни.
Мы гуляли, болтали, смеялись и ели мороженое. Ближе к обеду стало жарко, и этот невыносимый мужчина нанёс мне ещё один страшный и меткий удар. Он разделся до тонкой футболки, искушающе-чёрного цвета. Запрещённый приём. Все эти… кубики, трицепсы, бицепсы и что там ещё причиталось – у Марка в наличии был весь мужской вип-комплект.
Высокий и загорелый, мускулистый и статный красавец-мужчина гуляет по городу с цаплей. Он меня взял для контраста, наверное. Как бы развидеть прекрасное горе моё?
За этот день я узнала о нём очень многое. Пытаясь наверстать упущенное, я неутомимо и жадно расспрашивала обо всём, что только в голову приходило. В ответ он смеялся, конечно, но отвечал на все мои глупости терпеливо и очень подробно.
И о том, что родился он в Питере, на Фурштатской, в самом конце жаркого лета. Как отец его засыпал всю палату роскошными розами. О своём трудном детстве. Как неожиданно умер отец. И как после им с матерью было мучительно горько и больно. Мы даже съездили к его школе, погуляли по скверу вокруг, посмотрели снаружи на старое краснокирпичное здание. Марк рассказывал о друзьях, многочисленных, ярких, талантливых. Обо всём он рассказывал много и весело.
Если же Марк не хотел отвечать, например, на вопросы о службе, – он легко пожимал молча плечами и замолкал. А я и не настаивала. Зачем? Кстати, выяснилось, что в Питере он действительно пролётом, на целых два дня. На вопрос мой: «Куда?», сказал коротко: «Служба».
Два дня… У меня же в запасе была целая неделя честно заработанного больничного. Но даже мечтать не хотелось о невозможном. Не стоит. Иллюзий в моей жизни было достаточно и во что это вылилось? То-то же…
День заканчивался, мне настала пора собираться. Грустное чрезвычайно «пора». Марк чутко всё понял. Возможно, по взглядам на мой телефон. А может, – по скорбному виду? Или слезливому настроению, что совершенно непрошено вдруг накатывало.
– Знаешь… – задумчиво проговорил он, рассматривая витрину троллейбусной остановки, – на подземной стоянке, на Ленинском, я оставил арендованную машину. Давай я тебя отвезу домой? Заодно ещё немного погуляем! – быстро ко мне развернувшись, он коротко улыбнулся. – Гениальная мысль, как мне кажется, да?
– Не получится, – я вздохнула и отвернулась, в носу предательски защипало. – У нас же закрытый город, нужен спецпропуск.
– Военный билет не пройдёт? – он тронул меня за плечо – Очень-очень военный, со страшными формами секретности.
Покачав головой, я вздохнула. Не знала, а рисковать не хотелось. От пропускного пункта, стоя?щего прямо на трассе, в пятницу ночером невозможно уехать даже на местном такси.
Кот задумался ненадолго, потом обошёл меня слева, подхватил под руку и, подбадривающе улыбнувшись, заглянул мне в лицо.
– Ладно, котёнок. Как скажешь. Давай мы иначе поступим… – прикусив угол нужней губы, он нахмурился и посмотрел на наручные часы. – Какая там самая близкая к КПП железнодорожная станция?
– Журавлиное*… – я рвано вздохнула и перевела взгляд на окна большого кирпичного дома у нас за спиной. – И что ты задумал?
Сказанное прозвучало с каким-то низким, совершенно мурлыкающим придыханием. Совершенно случайно, клянусь.
– Ты же на поезд у нас собралась, верно?
– На электричку.
– Пусть так! – лего согласившись, Марк мне подмигнул. – Насколько я помню их расписание, мы прекрасно успеем поужинать, потом посидеть у залива. А позже я отвезу тебя к платформе у КПП и посажу на последнюю электричку. У вас там вполне безопасно, насколько я помню. Согласна?
Искуситель.
Мне мучительно не хотелось сейчас уезжать. Как я могла отказаться? Нет, я жажду испить этот день до самого донышка, до конца. Пусть он у меня просто будет – лучший день в моей жизни.
Молча кивнула, тут же вызвав его восхитительную улыбку. Кот, вдохновлённый составленным планом, тут же меня потащил его реализовывать.
В шуме вечернего часа пик, в недрах общественного транспорта мегаполиса мы оба молчали, лишь сталкиваясь случайными взглядами. А ещё – едва ощутимо, как будто невольно, легко прикасались друг к другу. Я-то точно нарочно. То рукой задевала его восхитительно- крепкое плечо, то пальцами прикасалась к тугому бедру.
Не могла удержаться. Скоро ведь всё закончится. И больше не будет уже ничего. В лучшем случае у меня остаётся невидимый и неосязаемый персонаж в телефоне. А может, – и нет. Может быть, он улетит. И ещё в самолёте, улыбаясь вот также тепло, удалит меня из контактов и быстренько заблокирует. Незачем больше общаться с Илоной Олеговной: квест не пройден, неинтересна.
А пока… Выходя из битком набитого автобуса на остановке «Ленинский проспект», он поймал меня тёплыми пальцами за руку, помогая спуститься. И тот добрый Ангел, что нещадно толкнул меня в спину локтем, был моим личным хранителем. А я что? Я понятливая: рухнула прямо в объятия Марка, словно набитый костями мешок. Кот меня ловко поймал, выхватывая их потока нахлынувших пассажиров.
Секунда, другая. Мы замерли на тротуаре, внимательно глядя друг другу в глаза.
Непередаваемое, головокружительное ощущение близости. Больше, чем секс. Я его ощущала всем телом: горячего, крепкого и невероятно живого. Я нюхала его запах и таяла, словно мороженое.
Дорогуша Илона, возьми себя в руки немедленно.
Строгим голосом мамы со мной говорила всегда моя совесть. Пришлось к ней прислушаться, освобождаясь из плена вдруг дрогнувших рук.
– Нам туда? – спросила я, с явным усилием разжав губы. – Ты оставил машину на стоянке у моста?
Марк молчал. Он всё ещё вглядывался в меня, словно что-то тщетно ища. Потом усмехнулся печально и растерянно взъерошил короткие волосы на затылке.
– Да, – наконец прошептал он сглотнув. – Иди через переход и подожди меня. Думаю, мне понадобится минут пятнадцать. Тёмно-синий Вольво седан с-60. Номер К 911 ОТ 98. Запиши в телефоне, пожалуйста, ты его не потеряла? И больше никуда от меня не сбега?й. Обещаешь?
– Я буду крепко держать себя в руках.
Не смешно получилось. Хотя я старалась.
И держала. Даже когда прошёл почти час, и я начала ощущать себя брошенной дурой. Сидела на узкой скамеечке остановки и плакала молча. Себя было жалко ужасно. Вот всё и закончилось. Зачем со мной он так? Можно же было обычно сказать: «До свидания!» И совершенно спокойно уйти, оставив меня с этим днём. Лучшим днём в моей жизни.
А потом вдруг мне в голову пришла страшная мысль: «С ним же могло что-то случиться!» Сбила машина, сознание потерял, да мало ли что? Я подпрыгнула, как антилопа, пытаясь дрожащими пальцами набрать его номер, забегала у остановки. Хотелось не плакать уже, – громко выть. Где ты, Кот?! Просто ответь! Можешь даже послать меня, можешь мне нахамить. Просто дай знать, что ты жив! Ну же, пожалуйста!
– Я так и думал! – прямо над моим ухом прозвучал низкий, бархатный голос. – Люсь, ну скажи мне, кто тебя так обидел? О! Ты плачешь опять? – Кот стоял у меня за спиной, и вид имел очень растерянный. – Котёнок, зачем же ты так? Прости, дорогая, прости! Иди сюда!
Шагнув ко мне совсем близко, притянул к себе, уткнув носом в горячую широченную грудь, остро пахнущую разгорячённым мужчиной. Осторожно приобнимая за плечи, гладил по голове, что-то тихо шептал. А я в голос ревела. Откуда скажите, во мне столько слёз? Реки, моря, океаны и даже немножечко сверху. Молодец ты, Илона Король. Если уж в этом мире найдётся мужчина, готовый подобное выдержать, то это окажется слепоглухонемой, инвалид на всю голову.
Я смутно сквозь слёзы расслышала: Кот так спешил (помня, как я всё время куда-тоубегаю), что умудрился машину захлопнуть, оставив в ней свой телефон, документы и торчавший в замке зажигания ключ. Выпросил телефон у прохожих, вызвал службу поддержки проката, и нам теперь срочно надо куда-то спешить.
– Кот… – громко всхлипнула я. – Прости меня, я законченная идиотка и истеричка. Давай я поеду уже на вокзал, и тебе станет легче?
И правда. Свалилась на голову вся такая прекрасная рёва-корова.
– Котёнок… ты маленькая, запредельно издёрганная всеми девочка, которой приходится быть нечеловечески сильной, – быстро ладонью погладив меня по спине, он рвано вздохнул и продолжил: – И ты справляешься, солнышко, просто у всех есть предел. Кстати, мы стоим друг друга, поверь. Я такой же практически идиот. Всё, пойдём, нас там ждут.
Тут он решительно отстранился, схватил меня за руку и потащил в переход.
Принц вернулся: конягу свою он в бою потерял, был немного сконфужен, но принцессу не бросил.
Ура.
???
6. Спокойно не можем
«Умеющие летать по доброй воле в этом не признаются.» М. К. Кот, «Дневники и записки».
И машина была (синяя!), и ехидный мужик из «поддержки» приехал. Вскрыл родимую через багажник, витиевато нам всем объяснив, что от этой модели ключи уникальные, дублей к ним нет и всё сложно.
Я потеряла логику хода событий, отчаянно вдруг замёрзла и носом клевала, бедром упираясь в капот. Большая и дорогая машина. Я в таких ещё даже не ездила. И забираясь на пассажирское сидение рядом с водителем, то есть с Котом, сделала вид самый важный.
Впрочем, его обмануть было сложно. Беззвучно смеясь, Марк помог мне найти пассажирский ремень, пристегнул, усмирив бортовой компьютер, возмущённый моей неосмотрительностью, и мы двинулись в путь.
– Ты замёрзла? – Кот спросил неожиданно-проникновенно и тихо, бросив встревоженный взгляд в мою сторону. Чертовски приятно, когда ты кого-то волнуешь, пусть даже и так.
– Перенервничала! – бодро ему улыбнувшись, я хмыкнула. – Считаешь меня ненормальной?
– Да… – коротко усмехнувшись, Кот вывернул руль. – Падать в обморок от усталости, а потом из больницы сбега?ть на свидание? Точно нормальной не назову, но мне нравится.
Значит, у нас это было свидание. Ничего себе! А как же «встретиться и просто посидеть, поболтать»? Хотя… много ли было свиданий в моей серой жизни? Если сегодняшний день, такой весь прекрасный и трепетный – не это, тогда вообще что же?
Очевидно, что все мои мысли так отчётливо нарисовалась на лбу, что Кот, сосредоточенно выезжавший из сложного лабиринта автостоянки, вдруг мягко и коротко рассмеялся.
– Что?! – я подпрыгнула, тут же коленом ударившись о панель разделительного бардачка. – Я такая смешная?
– Пф! – Марк покачал головой, и быстрым движением правой руки отодвинул панель бардачка. – Котёнок, зачем ты всё время в себе сомневаешься? Я всё это время гадал, почему ты себя так не любишь? Может, хромая, кривая, горбатая? – Явно меря передразнивая, он пискнул, снова заставив меня улыбнуться.
– Угадала? – склонив голову набок, я бросила взгляд на его руки, лежавшие на руле, и невольно залюбовалась. Непозволительно, невероятно хорош.
Марк бросил взгляд в зеркало заднего вида, потом развернулся ко мне и уверенно положил руку на спинку пассажирского сидения. Светофор нервно мигнул жёлтым светом.
– Ты очень красивая, знаешь? – Кот произнёс совершенно серьёзно. – Бред про серую мышку и внешность, я чтобы больше не слышал, котёнок. Я знаю толк в этом вопросе, не спорь. Необычная, неканоничная, манящая. Мысли всякие вызываешь… далёкие от скромных.
Загорелся зелёный. Кот вернулся рулю, рывком выжал педаль, и мы сорвались с места. Меня вжало в кресло. И не скоростью совершенно, а теми словами, что были им сказаны. И взглядом, щекочущим, обволакивающим. Он что же, мной любовался? Улыбался краями красивого яркого рта, щурился, словно от солнца.
Дальше мы ехали молча. Каждый думал о чём-то своём. Я зябко куталась в свой пиджак. Марк сосредоточенно пробирался в потоке машин, продолжая бросать на меня осторожные быстрые взгляды.
Так странно. Всего несколько неожиданных слов и ощутила себя невероятно-красивой. Живой, настоящей, желанной. Пара его выразительных взглядов – и за спиной словно выросли крылья. Потянувшись к панели дефлектора, Марк совершенно случайно задел меня тёплой рукой, и я стала будто бы чуть выше ростом.
– В Петергофе приличные ресторанчики водятся? – прервав мои размышления, он спросил очень мягко. – Так, чтобы вкусно, уютно и тихо? – тут же цепко поймав меня взглядом, он ласково улыбнулся, кивнув. – Да, котёнок. И не смотри на меня так убийственно на меня. Я, представь себе, голоден. Не поверишь: – такое бывает с мужчинами.
– Когда мне сидеть в ресторанах, помилуй? – судорожно пытаясь найти телефон в своей сумке, я фыркнула громко. – Сейчас поищу. Твои предпочтения?
– Мясо! – Марк громко рыкнул, и я тут же брякнула:
– Хищник!
Наградив меня нечитаемым взглядом, он всё же продолжил:
– Алкоголь исключён, хотя я бы тебя удовольствием напоил. Смотри Европейскую кухню.
– Немецкую, скандинавскую, англосакскую, итальянскую? – скользя пальцем по монитору смартфона, я выбирала меня. – Может, баварскую? Чешская кухня известна своими мясными деликатесами. Или греческая… Там есть «кокорас красатос» – петух, тушёный в белом вине, и «стифадо» – ассорти из семи видов мяса, тушёного с луком… – Мясо! – фыркнул весело Кот. – И никаких суши, я тебя умоляю. Сыт ими по горло.
Я не нашлась что ответить ему.
Обычно, когда я начинаю так умничать, мужчины тушуются и медленно отступают на выход. Умная женщина – это проблема. А я так устала скрывать свои мысли… И лгать. С ним не хочу и не буду. Тем более что Кот снова лишь тихо смеялся в ответ. А потом неожиданно взял мою левую руку и коснулся губами костяшек пальцев.
Как будто бы током ударил.
Провалиться сквозь землю. Всё-таки я ненормальная, изголодавшаяся по мужикам нимфоманка. И где там фригидность моя? Этот роскошный мужчина знает цвет и модель моих трусиков. Он мне их сам выбирал! И руки целует. Неожиданно мне показалось, что, придержав мои пальцы у губ, Кот вдруг резко вдохнул, словно принюхивался. Показалось?
– Ты когда начинаешь в себе сомневаться… – Марк отпустил мою руку и, бросив взгляд на экран моего телефона, вздохнул. – Сразу меняешься. Будто улиточка спряталась в раковину. Смотри на количество мяса, котёнок.
Я и смотрела. Да так увлеклась, что уснула, позорно свернувшись калачиком в кресле. Балда бестолковая.
Давно с детства забытое, запрещённое удовольствие – просыпаться от запаха вкусной еды. Желудок кричал и стучал в мозжечок: «Срочно, братцы, встаём, там такое!» С твоими любимыми специями, между прочим! Букет «прованские травы» и тмин.
Открывать глаза не хотелось. Это не может быть правдой. Сейчас сон развеется, и снова навалится серая явь.
Ой.
Легчайший, почти невесомый, стремительный поцелуй в переносицу мигом сдул мои вялые мысли. Открыла глаза, тут же встретившись со смеющимся взглядом мужчины – мечты.
– Гетерохромия, центральная, отражённая! – ляпнула я, не задумавшись ни на миг. – Я даже на фото такого не видела.
– М… ради такого лирического описания цвета моих глаз я готов накормить тебя ужином. Просыпайся, котёнок, пора. Времени остаётся немного.
Отрываться созерцания не хотелось. Глаза Марка даже с анатомической точки зрения были действительно завораживающе – прекрасны. Но, к сожалению, он отодвинулся сам. Оглянувшись, я обнаружила нас во всё той же машине. На моих плечах аккуратного пристроена мужская толстовка, телефон перекочевал на панель, сумка лежит рядом с ним. Вокруг – колоннада соснового леса, а впереди линия моря. Балтийского, я надеюсь. А то с меня станется.
Ещё один лёгкий поцелуй в мой висок, (вот зачем оКот это делает, так и привыкнуть недолго!), и перед моим сонным носом возникла большая, практически с блюдо, тарелка. На ней возлежала аккуратно порезанная на полоски огромная отбивная, окружённая россыпью жареных овощей. Натюрморт украшали практически целые шампиньоны под белым соусом и контрастно-зелёный салатик.
Сопровождаемый моим сонным взглядом Кот достал из кармана столовый складной инструмент. Ноже-ложко-вилковая штука с резной чёрной ручкой смотрелась забавно. Жестом заправского фокусника Марк одним пальцем достал из неё трёхзубую вилку, поддел ею полоску горячего (!) мяса и неспешно поднёс его ко рту. Неожиданно – к моему.
– У меня есть руки и уверенный навык общения с вилкой, – я честно пыталась ему сопротивляться. Наивная.
Посмотрев на меня сниходительно-ласково, Марк склонил голову набок.
– А у меня есть желание видеть, как ты ешь с моих рук, – дразнящим движением он пронёс кусок мяса мимо моего носа. – И ещё я деспот, сволочь и жуткий тиран. Рот открывай, свет мой Лю. И прожевать не забудь.
Послушно открыла, поймала зубами кусок, кинула вопросительный взгляд и попалась.
Он улыбался, являя мне ямочки на щеках. Предательски вызывающие горячие вихри во всём моём изголодавшемся организме. Запрещённый приём, между прочим. Я так ему и сказала. Кот обещал быть серьёзным, в обмен на мой ужин. Я дала слово послушно всё съесть.
Так, мы и сделали: он молча и неторопливо кормил меня и рассматривал пристально. Словно редкую рыбку в аквариуме. Поил изумительно-вкусным полусладким вином из красивой серебряной фляги. Густым, ароматным и очень коварным.
Настолько, что к концу нашего странного молчаливого ужина меня потянуло на приключения.
– Ты меня спаиваешь? – рот мой освободился, пора было что-то сказать. Хотя наше молчание было красноречивым и выразительным.
Он мне усмехнулся в ответ, протянул молча салфетку. Оставшимся белым бумажным клочком Кот медленно и обстоятельно вытер вилку и, аккуратно сложив её, бросил в просторную сумку, назад.
– Пойдём, потрогаем море? – неожиданно развернувшись ко мне, но кивнул в сторону горизонта. – Я в своих дебрях соскучился по нему.
– Какое там море! – я громко фыркнула. – Это же Финских залив, прибалтийская лужа! Ты сам-то не голоден? – Вдруг спохватившись, я растерянно посмотрела на Марка.– Я же всё проспала…
Он в ответ широко улыбнулся, снова мне демонстрируя ямочки. Мало мне блеска улыбки и взгляда медового, мало. Кот решил закрепить результат завершённого дня. И в этом вполне преуспел.
– Голоден, – произнёс он своим бархатным голосом и прищурился. – Но едой меня не накормить. Ресторанчик был, кстати, отличный. Спасибо.
И протянул мне мой собственный телефон, открытый на мне незнакомой странице. Ресторан чешской кухни "Брабец и Ко". Еда навынос. Ошарашенно прочтя это название, я замерла, переваривая услышанное. Марк сказал, что он голоден? Это что сейчас было, подкат?!
– Котёнок, ну что за метания? – не позволяя стянуть с плеч мужскую толстовку, он ловко связал рукава у меня на груди. – Или боишься воды?
– Опасаюсь голодных котов, если честно.
Я буркнула и поняла, как это кокетливо прозвучало. Я что же, флиртую?
Марк вдруг тяжко вздохнув, промолчал. Потом резко нахмурившись, отвернулся. Я растерянно и отрешённо листала страницы "мясных" ресторанов на телефоне. Лишь спустя пару мучительно-вязких минут он промолвил:
– Идём. Видишь, котёнок, там фронт, – я удивлённо воззрилась на Марка, и он пояснил, кивнув в сторону моря: – Грозовой. Вон там, видишь? Летит побыстрей, чем твоя электричка. Ты бегать не разучилась?
И действительно, серо-сизое небо на западе потемнело, набрякло огромным кровоподтёком. Впереди нас ждало настоящее приключение. Серый балтийский песок голодно всасывал туфли. Неуклюже по нему сотню метров, я всё же разулась.
Море. Здесь оно уже было меньше похоже скорбную лужу у города. На берег Ижорского мыса ложились тревожные волны коварной Балтики. А я ведь по ней тоже соскучилась. Здравствуй, волна. Привет, крупная галька. Как живёшь, гладкий круглый валун? Вот и я, старый добрый прилив. Не чихать тебе, ветер.
Марк уселся на валуне, выразительным жестом меня приглашая к себе. Места рядом с ним оставалось на пару ладоней. Он, видимо, недооценивал мои формы. Осторожно присев, я с трудом удержалась от вялого: «Постою».
Тихий смех раздался за спиной. Неожиданно я оказалась на тёплых и твёрдых коленях и услышала шёпот над ухом: волосы: «Котёнок… Девочкам вредно сидеть на камнях. Мама тебе ведь рассказывала?»
Мурашки по коже? Да меня ими окатило как будто бы из ведра! Совершенно некстати подумалось вдруг. Моя мама. Уже очень скоро закончится наше свидание, и я вернусь в свою серую жизнь. С укоризненными взглядами мамы, чьи надежды и чаянья я не оправдала. Опять. С работой, в которой я пряталась от житейских проблем.
Мой маленький сладкий глоток драгоценного счастья иссякал безвозвратно, стремительно. Высыпался, как будто песок за стеклом круглой колбы песочных часов. Судя по горькому вздоху над ухом, – не одной мне сейчас было грустно.
– Знаешь… – почему-то расслабившись, я откинула голову на мужское плечо, ощутив невозможную правильность этого жеста. – Мне страшно терять этот день.
Наверное, глупость сказала опять несусветную. Снова ляпнула, не подумав. Я всё время вела себя рядом с ним по-идиотски. И выглядела невероятно-кошмарно. Словно бы всех тараканов надумала вытряхнуть на несчастную голову терпеливо молчавшего Марка.
Он молчал. Отстраняясь от него, я неловко попыталась устроиться с краю. Осторожно сползая, я уменьшала волнующее соприкосновение, рискуя в любой момент свалиться. Выглядела я словно кошка, пытающаяся удержаться на крепком заборе. Марк снисходительно наблюдал за моими мучениями и усмехнулся. Затем крепко обнял и, прижавшись грудью, заставил сесть прямо. В лицо словно плеснули горячей водой, кровь вскипела. Я замерла, чувствуя, как жаркий румянец покрывает щёки, а сердце готово выпрыгнуть из груди. Его близость дурманила голову, заставляя забыть обо всём.
– Не думай об этом, – он выдохнул тихо мне в ухо. – Зачем? Мы не знаем, что будет уже через час. Только надеемся. Посмотри, как красиво.
Над Балтикой разворачивалась гроза. Горизонт отливал чернильно-фиолетовыми тонами, сливаясь с линией белеющего неба. Ежесекундно разрезаемая ослепительными всполохами молний, масштабами происходящего эта суровая красота поражала воображение.
– Тебе нравится? – на него оглянувшись, я нервно поёрзала, тут же вызвав порыв рваного вздоха. – Страшновато. На лодочке с вёслами мне не хотелось бы там оказаться сейчас.
В ответ Марк завернул меня в свой пиджак, и окончательно, и бесспорно присвоив. Оказавшись в плену его рук, я подавленно замерла, даже пискнуть не смела. И не хотела.
– Котёнок… – он губами притронулся к обнажённому основанию шеи и фыркнул. – Кто же тебя одну выпустит в море на вёслах?
– Главное, чтобы за борт без вёсел не выкинули, – я всё-таки отстранилась, больше не в силах терпеть это дьявольское искушение. – С остальным разберусь.
Марк очень правильно понял меня. Руки послушно убрав, он вздохнул и взглянул на часы.
Я кивнула и начала спуск с постамента колена. В самый последний момент я скользнула по камню голой пяткой, зашипела и дёрнулась, тут же ударив вторую лодыжку. Коротко вскрикнув, схватилась за воздух и попыталась упасть. Не преуспела.
– Спокойно не можем, да, Лю? – мужская рука придержала меня, – Горе ты моё луковое.
Легко подхватив меня на руки, Марк прижался губами к затылку и тихо рыкнул. Затем крепко прижал к груди и понёс через пляж. Быстро шагая к открытой машине, лучший в этом мире мужчина нёс на руках обмирающую от ощущений меня. А я… Таяла, как мороженое в микроволновке. Теряя способности мыслить. Сильное сердце Кота билось рядом. Стараясь не шевелиться, я робко прижалась губами к нему и закрыла глаза. Чтобы теперь не случилось, я помню его гулкий ритм, его музыку.
???
7. Дождь
«Не только дождь капает с неба на голову». М. К. Кот, «Дневники и записки».
Больше желающих ехать в последней ночной электричке не нашлось. Квадратное низкое здание станции глазницами чёрных окон мрачно смотрело на серую линию старой платформы. Мы сидели в припаркованной неподалёку машине, глядели на надвигающуюся грозу и напряжённо молчали.
О чём сейчас думала я?
Как ни странно, о том, что безудержно и неоправданно счастлива. Даже если прямо сейчас здесь умру – сегодняшний день в моей жизни уже был. Он случился. Я никогда ни в кого не влюблялась вот так – словно простреленная стрелой, молниеносно и абсолютно летально. Я вообще никогда не влюблялась. Теперь это стало фактически очевидно. В моих отношениях с мужским полом случались симпатия, уважение, тёплые ощущения, но – не любовь.
Мне казалось, что это волшебное чувство трансцендентно для глупой, никчёмной Илоны Олеговны. Я ведь серая мышь, и эмоции – тоже мышиные, мелкие, серые. А теперь…
Подобно неукротимому тёплому шквалу Марк вошёл в мою жизнь. Он сводил меня с ума. Он заставлял мои мысли встревоженно бегать по кругу. Прикрыв глаза, Марк сидела молча рядом и больше не делал попыток ко мне прикоснуться. Нам это было обоим не нужно. Достаточно на сегодня. В конце концов, мои неожиданно вспыхнувшие чувства – внутренняя проблема. Я бесконечно благодарна ему за открывшиеся глаза. Оказалось, что я так могу, я умею любить. Просто… все эти годы его рядом не было. И теперь, очевидно, не будет.
Снова взглянув на часы, я поймала себя на чудовищной мысли. Мне вдруг захотелось просить его не отпускать. Похитить меня, забрать из трясины обыденно серости. Кем угодно: – простой собеседницей, спутницей, неприхотливой подругой.
Гордость – великая роскошь. В самые трудные дни моей жизни она оставалась со мной. А теперь я плевала и на неё, и на последние крохи самоуважения. Не хочу возвращаться туда, где Кота больше нет. Не хочу. Но Марк не сказал мне ни слова. Его выразительное молчание значило только одно: – мою непосильную роль было нужно играть до конца. Я сжала зубы и молча кивнув, отстегнула ремень безопасности. Нажала на ручку двери, прихватила с панели свою сумку, вдруг показавшуюся невероятно-тяжёлой, и вышла.
Марк тоже выскользнул из машины. Мы столкнулись глазами, он плечами пожал и легко произнёс:
– Я провожу тебя, Люсь. Под поезд ещё упадёшь, соскребай тебя с рельсов.
Шутка не удалась. Никому не хотелось смеяться. Марк выглядел совершенно убито. Устал или успел пожалеть о потраченном на меня времени?
Я развернулась и, гордо задрав подбородок, двинулась в сторону одиноко торчавшей платформы. Оглянуться моральных сил не было. Мне почему-то казалось, что Марк сейчас остановится. Сядет в машину и молча уедет. До прибытия электрички осталось каких-то там десять минут, никуда без него я не денусь.
Предвестник грядущей грозы уронил свои первые капли. Они оставляли неровные тёмные пятна на серой бетонной панели платформы. Подняв лицо к сизому и тяжёлому небу, я одиноко стояла, ловя их губами и пряча никчёмные, жалкие слёзы, смотрела на красный огонь переездного светофора.
Тепло, внезапно коснувшееся спины стало такой неожиданностью, что я громкой вскрикнула.
Мне до боли знакомые терпкие запахи, ощущение согревающе-трепетной нежности. Кот неслышно подошёл ко мне сзади и приобнял, осторожно меня придержав. Я было рванулась, но тут же притихла. Не было смысла обманываться и обманывать. Марк отлично всё понял. Бережно притянул к себе, рвано вздохнул. Раздался тихий щелчок, и над нашими головами развернулся большой чёрный купол его зонта.
– Котёнок… Ты куда убежала опять? – его тёплым дыханием пошевелило кудрявую прядь моих светлых волос над виском. – Нельзя так всё время метаться. Мы же не попрощались.
Все годами построенные мной защиты и точки опоры предательски уничтожал один только звук его мягкого, низкого голоса.
– А надо? Зачем? – само как-то спросилось.
Так глупо. Ох, слышала бы меня мама, ох, что она бы сказала. Но мне отчего-то вдруг стало решительно всё равно. Я не хотела прощаться. Не с ним.
Кот выразительно промолчал, лишь прижав меня крепче. Сквозь слои плотной ткани я слышала звук его сердца, гудящего словно набат.
Хлынул дождь. Пробив его мокрую стену, лучами моргнули электрички. Она приближалась неотвратимо, безжалостно быстро. Освободившись из крепкого круга таких нужных мне рук, я медленно развернулась. Наверное, необходимо всё-таки что-то сказать. На деле мне просто хотелось увидеть его ещё раз. В самый-самый последний. Поймать его пристальный взгляд, рассмотреть жёсткую вертикальную складку между бровей, сразу сделавшую вечно улыбчивое лицо очень серьёзным.
Мгновенье мы молча смотрели друг другу в глаза. Просто так, на прощанье. А после… мужская рука у меня на щеке, тёплые твёрдые пальцы, поднявшие мой дрогнувший подбородок и лёгкое прикосновение губ. Жёстких, сухих, докрасна раскалённых. Чужое дыхание на лице.
Этого быть просто не может.
Наш поцелуй был похож на удар близкой молнии. Разряд, яркая вспышка, грохот рушащегося сознания, подкашивающиеся ноги, боль грядущей потери.
Кот снова поймал меня, подхватил, не давая упасть. Тронул нежно висок поцелуем-прощанием. Совсем рядом раздался пронзительный грохот дверей электрички.
Бежать!
Только лететь сломя голову. Вырвавшись из его рук, я шепнула трусливо: «Прости» – и рванула туда, где меня не догонят. В окна вагона я видела, как Марк стремительно развернулся и бросился к автостоянке у станции.
Вот и всё. Разбежались.
Дорогу домой я не помню. Только пустой, полутёмный вагон, запах дыма дешёвых сигарет и потоки воды за стеклом. Ошарашенно трогала губы, улыбалась бессмысленно, глупо, нелепо. Раз за разом я возвращалась туда: в объятия Марка на городской автобусной остановке. На насквозь пропитанный запахом моря шершавый гранит серых улиц практически-летнего Питера. На камень у самого берега.
Поцелуй на платформе казался мне чем-то мистическим, нереальным, волшебным.
В сумке тихо пиликнул забытый мной телефон. Достав его, я примерно минуту недоумённо смотрела на строки всплывающего сообщения:
«Как только доедешь домой, обязательно мне напиши».
Зачем? Я только успела об этом подумать, как мой резонный вопрос был безжалостно перечёркнут вторым сообщением:
«Котёнок, я очень волнуюсь!»
«Волнуюсь». Это снова был Кот. Тот самый, который, следя за моим возвращением поздно ночью с работы, писал каждый раз это слово: «Волнуюсь». Он вернулся ко мне, заслоняя собой Кота-Марка.
Пальцем погладив его аватарку, я улыбнулась.
«Постараюсь не заблудиться в своих трёх соснах».
Подождала ответ. Не дождалась. Значит, это была просто вежливость. Секунду подумав, дала себе мысленный подзатыльник. Он ведь на трассе сейчас, за рулём, возвращается в Питер. Ему просто не до болтовни.
А у меня впереди весь остаток больничной недели… Позвонить, что ли, Муле, сбежать, напросившись к ним в гости?
Дождь преследовал поезд, и стоило электричке причалить к платформе конечной станции, как он накрыл его мокрым крылом. Настоящий потоп, стена серой воды. Таксисты благоразумно решили не связываться со стихией. Выпрыгнув на платформу, я достала из сумки свой зонт. Непременный и обязательный атрибут всех дамских сумочек Питера, упакованный в специальный пакет. В него я и спрятала свой редикюль. Минуту спустя стало ясно: зонтик меня не спасёт. Бесполезный предмет можно просто сложить и размахивать им, словно жезлом.
Исключительно ради хорошего настроения.
Дождь был везде. Низкое небо сливалось с бурлящей водой на земле. По улицам громко журчали потоки. Настоящие тёплые реки, бугрившиеся крупными пузырями, превратили дороги в широкие русла. Несчастные новые туфли скользили по дну. Я быстро разулась, и наслаждаясь стихийным безумием, бредя едва ли не по колено в воде. По облепленным тканью платья ногам стекали прозрачные струи. Я влюблена. Вокруг не было ни души, только гроза и я – наедине с этим удивительным открытием. Размечтавшись, раскинула руки, подняла лицо к небу, почувствовав себя вольной птицей.
Я шла по спящему городу и смеялась. Фонари не горели. Набиравшие силу балтийские белые ночи превратили стихию в волшебное представление: молнии резали серое небо причудливыми зигзагами, их яркие вспышки выхватывали из грозовой темноты чёрные профили улиц.
Моя жизнь не останется прежней. Сегодня в ней всё изменилось. Я расправила крылья, дыша полной грудью. Я словно бы заново родилась.
Можно было привычно солгать себе. Можно мысленно хмыкнуть, скептически рассудив: чтобы после года физического воздержания вспыхнули чувства, мне оказалось достаточно одного поцелуя… Враньё! Мне не нужен был кто-то другой, каким бы красивым и сильным он ни был. Только он. Тот, кто пишет: «Волнуюсь».
Я брела, раздвигая босыми ногами потоки. Я медленно танцевала под сизым, грохочущим небом, чувствуя, как дождевая вода безвозвратно смывает все страхи и все тревоги… До дома мне оставалось немного, буквально какая-то пара кварталов.
Низкая арка прохода во двор. Тёмное, тайное место, прочно скрытое от случайных прохожих. Ещё будучи школьниками, мы часто прятались там от родителей, пытались курить и пить пиво. Кажется, я целовалась там даже, а с кем? Память услужливо вычеркнула этот факт. Как давно это было.
Сделав шаг под свод арки панельного дома, я ощутила неладное.
Странное чувство опасности. Неожиданное ощущение, непривычное. Городок наш закрыт и попасть в него сложно: куча секретных НИИ охраняются всеми возможными службами. Так откуда тревога? Впереди предстоит объяснение с мамой о судьбе безнадёжно испорченных платья и туфель…
Толчок. Удар по спине, где-то между лопаток выбил воздух из лёгких. Так, больно, что не смогла даже вскрикнуть. Падая на колени поймала ладонями твёрдый асфальт под водой и тогда уже взвыла от боли. Второй удар прямо в живот. Судорожно согнувшись, я дёрнулась, падая набок и тут же ослепнув от боли. Это спасло от удара ботинком в лицо. Дёрнулась, попытавшись в руках спрятать голову. Удары посыпались градом со всех сторон. Накрыло болезненное ощущение безнадёжности. Зло подумалось: «Сразу меня не убьют. Будут бить долго и с удовольствием. И изнасилуют вряд ли. Иначе бы лапали».
И в этот момент всё пропало. Я не потеряла сознания, остро слушая, видя и чувствуя. Неожиданно всё изменилось. Как будто бы всех моих страшных мучителей от меня отшвырнуло невидимой и огромной рукой. Раздался оглушительный вопль нечеловеческого, всепоглощающего ужаса. Никогда не слыхала такого, и вам не советую слушать. Похоже на визг поросёнка, не пожелавшего стать колбасой.
Топот ног, грязные брызги и странный, мистический звук низкого рёва совсем рядом со мной.
Всё разом стихло.
Только шум ливня вокруг и раскаты далёкого грома. Всё ещё сжавшись от страха и боли, я скорчилась в луже и думала. Если выживу – что скажу маме? Споткнулась, упала, сломалась? Болели спина и живот, кружилась голова, отвратительно-липко тошнило.
Тёплое, мокрое, очень нежное, прикосновение к коже щёки заставило вздрогнуть.
Глаза открывать было страшно. Пусть лучше думают: – я умерла и валяюсь тут дохленькая. Толчок тёплого носа, шершавое прикосновение мягкого языка на щеке. Ниже по шее, за ухом. Меня кто-то вылизывал?!
Глаза сами открылись, а разум напомнил мне совершенно некстати, что Илона Король – как бы бывший биолог. По структуре горячего языка привычно определившая типичного представителя рода кошачьих. Огромного, злого, опасного. Мирно лежащего рядом с собой в грязной луже.
Везёт всё-таки мне на котов.
???
8. О плохом воспитании
«Больше всего о правильном воспитании любят рассуждать неправильные воспитатели». М. К. Кот, «Дневники и записки».
Похоже, – традиция трепетных дев падать в обмороки мне пришлась явно по вкусу.
Эта мысль была самой первой. Из тех, что тихонечко раздвигает завесу потерянного сознания.
Вторая мысль оказалась куда более трезвой и приземлённой.
И где это я?
Воды вокруг больше не было. И мокрой одежды и… монстра с шершавым языком. Он мне что же, привиделся?
Осторожно открыла глаза. Салон знакомого автомобиля, на моих плечах толстый плед. За стёклами окон идёт тот же дождь, а на сидении рядом спит… самый лучший во всём этом мире мужчина.
Интересно, когда я проснусь, он исчезнет? Привычно очнусь на больничной кровати вся в капельницах и совершенно одна. Телефон, кстати, где-то там в луже остался, вместе с сумочкой и зонтом.
Как-то само собой всхлипнулось. Неожиданно выдохнув, Кот тут же проснулся. Окинув меня быстрым взглядом, рыкнул громко: «Котёнок, ну что же ты!» и сгрёб меня сразу же всю, целиком.
Мой ушибленный организм заорал острой болью, я взвыла, Кот резво отпрыгнул, меня отпуская из рук и шипя.
– Грязные яги! – поправляя мой плед, он забавно нахмурился. – Лю, как тебе удалось снова вляпаться? И так быстро!
Я молча смотрела на Марка и вновь опасалась проснуться. Мы расстались всего час назад. Так откуда он здесь?
– Ты мне… ничего не хотел бы сказать? – слова дались с огромным трудом, я захрипела и тут же закашлялась.
Кот посмотрел очень внимательно, потом молча пощупал мой лоб. Его взгляд, откровенно скользнувший вниз по шее, куда-то к груди, я почувствовала физически. И вдруг поняла, что под пледом на мне только кожа.
– Очень хочу! – рвано выдохнул Кот. – Но чуть позже. Я снял тут неподалёку коттедж… Т-ш-ш, котёнок, ничего пока больше не спрашивай. Объясняться сейчас у тебя получается плохо. Придём оба в чувства и поговорим. Не дёргайся, Лю, с тобой больше совсем ничего не случится, я рядом.
Я ему почему-то поверила. Сразу и окончательно. Стало легче, хотя нить сознания принялась откровенно предательски ускользать. Я с раннего детства на все беды и стрессы реагировала необычно. Свойство психики и организма. Самое время уснуть: голая, босая, без телефона, в прокатной машине с мужчиной, которого видела в жизни лишь раз. И мне всё равно. Только поспать отпустите Илону Олеговну…
Лента ремня аккуратно легла на плечо, и я сонно успела подумать о том, что меня берегут. Больше не думалось, мозг отказал.
Машина гудела мотором, мелькали огни на панели, но всё это было уже просто сном. Как и дождь за пределами нашего мира. Неизвестно куда едут двое. До боли знакомые незнакомцы.
Край сознания вяло фиксировал остановку. Громко хлопнула дверь. Тишина.
Осторожно меня подхватившие руки казались родными и близкими. Запах Кота кружил голову. Тепло твёрдой груди, к которой меня прижимали. Всё так похоже на сказочный сон. Очень страшный, с условно-хорошим концом.
Дыхание тёплое у виска. Уверенное: «Котёнок, прости, скоро будет полегче!»А мне уже было совсем хорошо.
Судя по звукам вокруг, мы приехали. Меня внесли в тёплую темноту. Раздался щелчёк выключателя, тихо скрипнула дверь. Чувства были словно бы приглушены. Даже боль перестала быть острой. Вялое любопытство тоненьким червячком ковыряло сознание. Пришлось сделать над собой усилие и открыть, наконец-то, глаза.
Глубокое кресло, мягкий свет электрической лампочки над головой. Небольшой холл, деревянная мебель. Судя по возмущённому писку машины на улице, Марк ушёл забирать свои вещи. А мои где, интересно? Платье там… туфли. Трусы, наконец!
Развернув мягкий плед, немедленно удостоверилась в собственной обнажённости. Что случилось со мной в подворотне потом?
Уловив дуновение сквозняка, оглянулась на дверь и попалась. Кот вошёл совершенно бесшумно. Обнажённая я ошарашенно пялилась на мужчину, неотрывно смотревшего на меня.
Так как никто, никогда не смотрел.
И словно в замедленной съёмке я встала навстречу ему. Зачем я это делаю?
Плед предательски соскользнул, окончательно обнажая. Стекло тёмной створки окна отразило меня издевательски откровенно и честно. Такую, как есть: сиротливо торчащая шея, прямые и совершенно мальчишеские плечи, тонкие руки и острую грудь, косточки бёдер и впалый живот. Целый стог непослушных и серых волос, свитых в тугие спирали. Суповой набор из дешёвого магазина.
Замёрзшая, грязная, сильно избитая. Красивая я, говорил ты?
Смотри.
Мгновения вязко тянулись. Мне стало вдруг стыдно и зябко. Что здесь вообще происходит? Обхватив себя правой рукой, попыталась поймать край сбежавшего пледа.
Марк, стоявший так близко и так далеко от меня, вдруг сделал шаг в мою сторону. Остановился, словно наткнувшись на нечто незримое, нас разделявшее, гулко сглотнул и шепнул очень быстро, как будто боясь не успеть:
– Останови меня, Лю. Сейчас.
Протянув ко мне руку, останавливал мой порыв, оторвав мои пальцы от пледа. Наши ладони столкнулись и замерли.
– Нет.
В тишине незнакомого дома мой голос звучал очень странно. Хрипло, едва даже слышно, но очень решительно.
Это была точно я?
Шаг навстречу к нему. И я понимаю, – назад пути нет.
Безвозвратно и непреложно.
Дыша тяжело, словно после пробежки, Кот всё ещё рядом стоит и пронзительно смотрит.
– Котёнок… – мне, наконец, прошептал он. – Ты завтра не будешь жалеть? Это ведь просто откат. После стресса такое частенько бывает.
– Нет.
– Лю… Я ведь не стану простым приключением, эпизодом. Мы можем сейчас сделать вид…
– Нет.
– Со мной просто не будет, пойми. Ты же умная девочка.
– Просто? – шагнув ещё ближе, я отбросила волосы на спину и расправила плечи. – Марк, ты это серьёзно сейчас?
– Шутки в сторону, милая, я ведь серьёзный мужчина.
На губах его наконец-то скользнула улыбка, успевшая мне полюбиться так быстро. Я чувствую жар его тела, наши пальцы сплетаются крепче.
Теперь нас разделят только вся его совершенно сухая одежда.
– Мне от страха сбежать без оглядки?
Кот забавно моргнул, потом широко улыбнулся в ответ.
– Идея отличная, – свободной рукой он заправил игриво сбежавшую прядку волос мне за ухо. – Как представлю вид сзади… у меня развитое воображение… – Неожиданно посерьёзнев, Марк костяшками пальцев провёл по щеке. – Котёнок… Одно только движение, и мы уже не остановимся. В последний раз спрашиваю: неужели ты этого хочешь?
– А ты? – мне снова вдруг стало мучительно-стыдно.
Зачем я навязываюсь так упорно? Кто я и кто он…
– Мечтаю об этом. С самой первой секунды, в метро… – отчего-то невесело усмехнувшись, Марк фыркнул. – Не пугайся так снова. Я вру, разумеется. До пяти я успел сосчитать, не маньяк, чай, какой.
Мы когда-то шутливо поклялись друг другу не врать. Любовь с первого взгляда? Поверить в такое немыслимо-сложно… И пусть. Мне сейчас всё равно. Жить иначе совсем не хотелось.
Очень плохо меня воспитали родители.
С детства рассказывали о любви, о доверии, верности. Вот и мечтаю теперь я о принце на белом коне. Или Коте на прокатной машине. Нет, дорогой мой, прости. Никуда я тебя не пущу. Зубами вцеплюсь, если надо, но буду сегодня счастливой.
– А я, знаешь ли, ненормальная, – снова поймав его ошарашенный взгляд, я продолжила: – Сейчас я творю очевидную дичь. Мужчине, которого вижу впервые, признаю?сь, что с первого взгляда влюбилась. Между прочим, после такого герои в любовных романах обычно сбега?ют.
Марк меня очень внимательно выслушал, не прерываясь и не улыбаясь. Помолчав пару мнгновений, поднял пальцами левой руки подбородок, не дав больше шансов сбежать. Жадно всматриваясь в моё растерянное лицо, прижался всем телом. Так плотно и откровенно, что я животом ощутила всю степень его возбуждения.
– Мы ведь не такие, котёнок? – он склонился, дыша мне в лицо. – Я, кстати, тоже маньяк.
Я хотела ответить ему. Что-то умное или смешное. Может, полную и немыслимую ерунду… Но уже не успела.
Сухие мужские ладони коснулись спины, обещая опору, и я отчего-то им сразу поверила.
Кот медлил… Ещё несколько долгих секунд мы молча стояли вот так, прижимаясь друг к другу. Он словно решал для себя что-то важное. Я не мешала ему.
Качнувшись навстречу, Марк рвано вздохнул, и меня повело. Я пошатнулась, колени согнулись, спина стала ватной, всё тело теряло опору.
Столкновение губ. Жадно, голодно, сладко. Оно налетело внезапным и сокрушительным шквалом. Мы целовались как ненормальные, до звёздочек перед глазами, до крови.
Он прижимал меня к себе так, словно снова боялся меня потерять. Боль от ушибов не отрезвляла. Я судорожно цеплялась за тонкую ткань слегка влажной футболки. И радостным, детским восторгом осознавала, что этот мужчина вернулся за мной.
Додумалась, наконец, мадемуазель очевидность! Сегодня я бью все рекорды…
В этом маленьком доме сегодня остались лишь мы: взбудораженные, возбуждённые и влюблённые. Подхватив меня на руки, Марк шагнул в сторону тёмной двери рядом с креслом и разорвал поцелуй. Я протестующе зашипела.
– В ванную, продрогший котёнок. – он смотрел на меня совершенно расфокусированным взглядом, но произнёс очень уверенно. – Срочно. Ты ледяная, и хрипло сипишь как белуга.
Как белуги сипят, я понятия не имела. Фривольно повиснув на шее Кота, тут же ляпнула не подумав:
– Грязных девушек не уважаете? Мыться сил нет совершенно, прости. Можешь меня полоскать, словно тряпочку.
Положив на мужское плечо свою буйную голову, я закрыла глаза.
– Хочу тебя долго и нежно любить, – шепнул Кот, бережно обнимая меня. – Но вначале согрею, отмою и осмотрю твои травмы. – Перед ним что-то скрипнуло, раздался звук текущей воды, яркий свет плеснул красными пятнами под закрытые веки. – Потерпи. В меня крепко вбиты кое-какие навыки первой помощи. Ухо к носу пришить не смогу, но немножечко тебя подлатаю. Согласна?
Возражать не хотелось. Неожиданно я расслабилась, словно преступив через невидимую черту. Отступать больше некуда, мы с Марком теперь по одну сторону баррикад.
И спешить больше некуда тоже…
???
9. Глупости
“Каждый умный человек изучает трудную науку собственных глупостей.” М. К. Кот, «Дневники и записки».
Только поджав колени к груди, сидя в ванной, аккуратно намыленная, я начала вдруг задумываться. Сижу я такая прекрасная, в синяках, голышом, уже даже практически чистая. А что дальше?
Хорошо так сидеть: с совершенно закрытыми глазами, ощущать теплые руки на коже, целомудренно и усердно меня намывающие. Пальцы, разбиравшие волосы, которые норовят стать запутанной паклей. Как в детстве, когда строгая мама уставала от многочасового моего бултыхания в ванной и приходила “заканчивать все это безобразие”. Нежно, терпеливо, молча.
– Марк… – я не могла смолчать больше. Голова треснет же так от дурацких фантазий. – Как ты нашел меня?
– Как обычно, вполне симпатичной, – руки вдруг замерли, а потом одно лишь движение, гладящее, скользнувшее по спине как-то особенно чувственно, и голос его изменился. – Прости.
Тонкие струи согревающей и очищающей самую душу воды пришли сразу же вслед за этой странной лаской. Захотелось увидеть его сейчас же. Но мокрое лицо было в мыле, и мне удалось лишь слепо откинуться, словно ища его голос.
Влажные пальцы осторожно прикоснулись к щеке, по скуле пробежались к подбородку, сгоняя хлопья пены вниз.
– За что? – смогла тихо выдавить.
Тихий вздох. И ответ, прозвучавший немыслимо близко, у самого уха:
– Я мог опоздать. Тебе крепко досталось.
Смешной. Мне вообще в этой жизни крепко доставалось. Видимо, он просто вечно опаздывал.
– Как вообще ты там оказался? Марк, ну я буду клещами тянуть из тебя? Говори же, мне важно услышать!
И глаза даже открыла. Вся такая голая, мыльная, зато в праведном негодовании. Это я сделала зря. Кот сидел очень близко на корточках, мокрый, в прилипшей к телу футболке, и волшебными своими глазами смотрел на меня. Один такой взгляд которых вышибал сразу дыхание и все мысли сводил лишь к желаниям.
Он моргнул. Громко сглотнул и шепотом почему-то ответил:
– Ты когда убежала, я понял. Ну… в общем, много всего. В интернете нашел этот коттедж, его оплатил. Пока через КПП ваше проехал, пока электричку нагнал…
– Как тебя пропустили?! – важнее, конечно, вопросов сейчас просто не было. Глупо как все.
– У меня есть… убедительные аргументы. Это неважно. Лучше скажи, как тебе удалось так быстро найти приключения на свои… ребра.
Как ему объяснить, что все это совершенно неважно? Что знать мне теперь нужно другое.
– Зачем, Кот?
– Ты еще не поняла? Или снова мы малодушничаем, маленькая врушка?
Словно строка из мессы всплыла. Так бы он мне и ответил. Они, наконец, соединялись в сознании: этот волшебный мужчина, меня героически спасший, и тот, кто за прошедший год стал мне роднее и ближе всех в мире.
– Ответь. Я упрямая мышь, ты же знаешь.
– Не хочу отпускать тебя.
Так просто. И так прозвучало щемяще. Столько тихой боли мелькнуло в этих словах, что я даже вздрогнула. Медленно отжала свои непослушные волосы, пряча взгляд.
– Я, кажется, уже чистая. Полотенце тут есть? Или так и будем сидеть до утра в пене и холодной воде: только ты, я и мочалка?
Вечно улыбчивый Кот почему-то даже не усмехнулся. Он ждал другого ответа? Что мне было сказать? “Не отпускай никогда-никогда-никогда, я вся ваша навеки!” И что бы он делал со всем этим счастьем? Ненужным и несвоевременным.
Медленно встал, тут же развернувшись спиной ко мне, и вышел, больше не проронив даже слова.
Обиделся на меня? Почему и за что? Что тут, черт подери, происходит?
Мучительно и неуклюже я попыталась встать. Не получилось. Голова кружилась еще очень здорово, ребра нещадно болели, а рука почему-то отказывалась работать. Зато получилось встать на твердые и непоколебимые почти четыре точки опоры. Это когда жопка кверху, нос вниз. Зато не качает и падать не высоко. Сейчас я крепенько уцеплюсь рукой за край ванны, сяду тихонечко на колени, а там…
– Ты получаешь какое-то странное удовольствие, делая глупости, Лю? Я принес полотенце, куда поползла.
Стою я такая красивая на четвереньках, а где-то там, выше, мужчина моей мечты удивленно смотрит на все это безобразие. И, видимо, даже сочувствует. Ну и кто я после этого?
– Даже не спрашивай. Помоги лучше мне встать.
На спину приземлилась пушистая ткань, обернулась вокруг бренного тела, промокая и оборачивая. Черт! Вот это я влипла. От одной только мысли о том, что эти крепкие и красивые руки мужские осторожно проводят ладонями по спине, меня затрясло, как в строительной камнедробилке.
А потом эти самые руки меня осторожно подняли, подхватив, и унесли, как ту самую мышь, в когти попавшую к сытому хищнику.
– Мне бы одеться. Хоть капельку, – голос я все таки подала, на всякий случай. – Разнообразия ради, немножко совсем. А то у нас явное гендерное неравноправие. И вообще, зачем ты меня совершенно раздел?
Ничего не ответил. Принеся меня молча на кухню, осторожно выгрузил на маленький кожаный диванчик. Тут было уютно: круглый деревянный стол, над которым висел красивый соломенный абажур светившего теплым светом светильника.
Невзирая на белые ночи, в доме было довольно темно: кухня разместилась на большой застекленной веранде, плотно увитой диким виноградом. Кожаная мебель, темные шкафы. Марк быстро осваивался здесь, нашел чашки, включил электрический чайник. Он вообще выглядел тут органично и сосредоточенно, точно капитан небольшого суденышка, что уверенно идет по волнам прямо в шторм.
– Пиджак и белье уже в стирке, платье… я твоими вещами чуть позже займусь. Прости, нужно было тебя осмотреть и быстро растереть. А пока могу только дать тебе еще одну свою, запасную футболку. Последнюю. Могу для равноправия снять свою мокрую и повесить на сушку.
И я не успела ответить ему, как одним ловким движением Кот сдернул с себя все еще влажную серую футболку и остался в одних только джинсах. Я только пискнуть успела. И попыталась зачем-то плотнее закутаться в банное полотенце. За что мне эта пытка мужчиной? Снова и снова. Он был великолепен. Раздетый значительно лучше прилично одетого. Таких надо показывать в каждом кино, и настроение женской половины планеты сразу улучшиться. Воздух будто сгустился вокруг. Мне стало душно.
А Кот лишь бровью повел в ответ на мою странную реакцию и повернулся спиной. Шок номер два. Не, спина была у него изумительная: тугие выпуклости и впадинки, как рисунок на морском дне. Но дело не в этом. Во всю спину Кота красовалась роскошная цветная татуировка: морда хищника (из семейства кошачьих, конечно же). Зверь очень внимательно смотрел на меня своими необыкновенными глазами, словно он что-то знал.
И я вдруг очень ясно все вспомнила: темная грязная подворотня, мужской визг и… огромный зверь. Такой необычный, пепельно-светлый, с плотной, приятной на ощупь шерстью. И мокрый нос.
Как загипнотизированная встала, тихо подошла к заваривающему чай мужчине со спины. Я совершенно все сейчас почему-то забыла. Где я, кто он, что вообще мы тут с ним делаем этой ночью?
Прикоснулась пальцами осторожно к теплой гладкости кожи, самыми кончиками пробежалась по звериной морде, словно лаская. Марк вздрогнул, развернувшись ко мне потрясающе гибким движением сильного тела.
– Ты… его видишь? – отчего его голос отчетливо дрогнул? Почему глаза эти смотрели в лицо мне с таким изумлением?
– Даже узнала, похоже. Я брежу?
Горячие ладони на моих щеках. Откуда взялись? Большой палец погладил мне губы, вдруг ставшие болезненно-чувствительными. Глаза в глаза. Я снова тонула в них, безнадежно, как в омуте, теряя опору под ногами, захлебываясь, не дыша.
– Я пытался себя остановить до последнего. Оба бредим, похоже.
Он не дал мне ответить, глупые все слова собирая губами как капли. Нежные прикосновения снова раскручивали чудовищный ураган. Только надежды на то, что я снова смогу убежать, больше не было.
Обязательно он догонит.
Потянулась навстречу, роняя последнее свое полотенце, обнимая обеими руками его, прижимаясь всем телом.
Что делаю я?
Или мы…
10. Лю
«Чтобы покорить умную женщину может быть недостаточно целого состояния. Чтобы покорить мужчину, умной женщине достаточно лишь разреза на юбке или глубокого декольте» М. К. Кот, «Дневники и записки».
Мы.
От соприкосновения тел, горячего, бьющего током, он вздрогнул, и я, наконец, ощутила всю степень его возбуждения. И пришла в голову грустная мысль: я уже даже успела забыть, как все это выглядит…
Поцелуй становился все чувственней, все глубже и откровеннее. Я открыла глаза: невероятно хотела увидеть каждую нашу секунду сейчас, все черты успевшего мне полюбиться лица. И столкнулась с точно такими же жадным, мужским взглядом.
Лесное озеро перед грозой. В котором теперь бушевал морской шторм.
Как оказались мы на кровати?
Помню лишь, как остановила его, уложив на спину. Как медленно и бесстыдно сама раздевала, любуясь. Ловила его темный взгляд, ставший вдруг беззащитно-доверчивым.
Мой лучший в мире мужчина был словно специально для меня вылеплен свыше. Каждая мышца его гибкого тела станет теперь моим личным фетишем. Я касалась его, трогала, гладила, целовала, вызывая с огромным трудом сдерживаемые тихие стоны и все ускоряя и без того тяжелое мужское дыхание. Получая от этого острое, чисто женское удовольствие.
– Сумасшедшая. Иди ко мне, или я сейчас здесь погибну.
Нависла сверху над ним, губ касаясь, заглядывая в лицо.
– Я хочу это видеть.
И моя грудь оказалась в горячем плену его чутких ладоней. Наслаждающихся процессом этой чувственной пытки здесь было двое. Мы.
– Ну, нет, – прошептал мне в ответ Кот, – эта песня поётся дуэтом.
Губы приникли к губам, и вдруг мир мой перевернулся, совершив головокружительный кульбит. И вот уже надо мной возвышается мой самый лучший мужчина. Мое наваждение.
Руки, губы, язык. Толчки поцелуев. Кажется, я очень скоро стану лишь вязкой лужицей в этих руках. Кипящей и булькающей крупными пузырями. Мучительно испаряющейся прямо сейчас.
Разведя широко мои колени, дрожащие и упорно цепляющиеся за какую-то странную мысль о том, что я недостаточно хороша для такого мужчины, он вдруг замер. Выдохнул прямо в ухо мне тихо:
– Лю. А ты ведь не предохраняешься? Прости, но не ношу с собой на прогулки по случаю презервативы.
И тут меня смех разобрал, такое пошленькое совершенно хихиканье. Никакой абсолютно романтики.
– Не бери в голову. Предохраняюсь.
Зачем я это делаю? Я смотрела на возвышающегося надо мной Марка и отчетливо понимала: даже если случится абсолютное чудо, и вопреки законам природы мне достанется от него сейчас этот подарок… Я буду счастлива. Он пусть летит дальше, а я со своим маленьким кусочком счастья останусь. Но ничего не получится, к сожалению. Не стоит мне даже мечтать.
Я сжалась, нервно сглотнув в ответ на внимательный его взгляд. Он все понял.
– Ты мне обещала не врать, помнишь? – легкий поцелуй в лоб, касание носа губами, и словно сразу стало светлее. – Так не пойдет, моя маленькая лгунишка. Не пойдет.
Он обрушился на меня, лаская, осознанно выключая сознание. Его руки на бедрах раскрыли меня, словно книгу. Касание горячих пальцев, уверенное, но осторожное.
Кончики погружаются в мой влажный плен, с моих губ срывается громкий стон. А в ответ – низкий рык, совершенно звериный. Глубже, шире.
С каждым новым толчком этих мучительных пальцев, с каждым сплетением губ, языков, соприкосновеним обнаженных тел – крик вырывается из груди, и мне не сдержать его. Я обезумела совершенно! Надеваюсь сама ему на руки, выгибаюсь навстречу, бьюсь в судорогах накатывающей и накрывающей с головою волны.
Раскручивающаяся изнутри меня спираль страсти и желания выстрелила, вытянулась громко звучащей струной. Я в руках у мужчины, ласкающего меня губами, руками. Одними глазами рассказывающего мне сейчас самую главную историю моей жизни. О том, что я для него драгоценна. Открыто, правдиво и нежно.
Время словно бы остановилось, и я рассыпалась на тысячи маленьких Люсь. Раскатилась стеклянными шариками по сорванному покрывалу. Нет меня больше здесь, я размазалась тонким слоем по этим рукам.
– Ты похожа на расцветающий нежный цветок. Настоящее чудо, бесконечное удовольствие.
Я открыла глаза, с трудом понимая, что лежу на его плече, и мужская рука нежно поглаживает мою спину, а крупный мужественный подбородок прямо перед глазами. И покрытая светлыми густыми шерстинками грудь.
– А… ты?
Тихий смех, поцелуй нежный в лоб.
– Заниматься любовью, Люсенька, это не только физиологический акт. Я хочу тебя, мышка. Но это потерпит. Очень болит?
Я перевела взгляд туда, где пальцы кота осторожно массировали мою кожу.
Да, картина была впечатляющая: синяк во весь бок, медленно сползающий на бедро, переливаясь всем спектром от багрового до сине-фиолетового.
– Вообще не было больно, Марк. У меня такого ни с кем не было и никогда. Это нормально?
– Ты ведь не это хочешь спросить?
Ну вот за что мне такой умный мужчина, скажите?
– Что мы будем делать теперь?
Тихий вздох, рука снова пошла в путешествие по моему плечу. И я ощутила, что и мне было мало. И я тоже хочу.
Илонка Король впервые хотела мужчину, у меня многое было впервые теперь.
– Я попробую выбить себе три дня отпуска. К сожалению, ничего не могу обещать, служба.
– Вот вообще не об этом спросила. И ты это знаешь.
Поцелуй снова в шею, в плечо, как у него это так получается?
– Люсь. Ну почему ты вибрируешь? Скажи, что такого случилось?
Рука, будто случайно спустившись, коснулась груди. Запретное удовольствие продолжалось.
– Например, то, что я лежу голой на постели с мужчиной, которого увидела впервые… чуть больше, чем полсуток назад. Неожиданно, да? Что ты делаешь, Марк?
– Углубляю знакомство, – он тихо смеется в ответ, опять уже откровенно лаская. – Тебе же не больно?
У меня тоже есть руки. И пусть я неопытная и вообще глуповата, но где у мужчины находится… все, что находится очень легко, я давно уже знаю. И секунду спустя мои пальцы касались очень внушительной выпуклости под все еще нас разделяющей простыней.
– Как ты там мне сказал? Эта песня поётся дуэтом? Отвечай на вопрос, хитрый Кот.
Он вздрогнул от моей неожиданной смелости, закусил свою губу и плавным движением развернулся ко мне, открываясь.
– А если подумать иначе? Мы общались с тобой целый год, каждый день, почти не отрываясь от экрана. Я знаю о тебе все, моя маленькая. Два свободных и взрослых человека оказались в постели только год спустя. Так лучше?
Да, так вполне ничего уже было, мне даже немножечко полегчало. Конечно, самую малость, поскольку рука его опустилась на ягодицы и вела себя совершенно фривольно. Впрочем, как и моя.
– Последний вопрос: почему Люся? Что это за глупости?
Эта загадка мучила меня целый год. Люсей я стала практически сразу, уже через пару ночных разговоров он-лайн и первого же сеанса видеосвязи. Я тогда случайно нажала на видеокнопку, а Кот был так феерически весел, что просто не захотелось его прерывать, убегая на звук.
– Потому что люблю. А ты говоришь… глупости. Нет, моя золотая, глупости – это когда влюбляешься в голос, в картинку на экране. Как будто мальчишка на своем первом свидании ждешь каждую новую строчку. И понимаешь, что медленно сходишь с ума.
Я даже села. Ослышалась? Мне все это снится?
11. Да, непростое и сложное
«Всегда приятно проснуться с красивой женщиной в одной постели. Особенно, когда ты помнишь, как ее зовут» М. К. Кот, «Дневники и записки».
Вот умею я делать все происходящее вокруг меня натюрмортом.
Белые ночи, постель в чужом доме, голая я и роскошный мужчина, признавшийся мне вдруг в любви, лежит рядом. Возбужденный, но совершенно спокойно мне все излагающий. Так, будто он… тот самый Кот, что живет у меня в голове уже год. Угадывает мои мысли, встречает каждое утро уютным огоньком сообщения и пишет простые слова, завершающие каждый мой день.
Он смотрел… иронично. Хотя, говоря откровенно, на мои все душевные терзания и метания было трудно смотреть по-другому.
– Ей, солнце, тебе не обязательно прямо сейчас все бросать и страдать угрызениями совести. Мои слова ни к чему тебя не обязывают. Сама же просила ответить.
– Марк, ты пошутил неудачно, ведь правда? Завтра уедешь, и все это пройдет?
Он только собрался мне что-то ответить, как вдруг раздался неприятный звук телефонного звонка. Я дернулась. Кот грязно выругался на совершенно неизвестном мне языке (судя по интонации, очень грязно), накинул на себя простыню, подхватил брюки и вышел.
А я так и осталась, пытаясь переваривать все произошедшее и сказанное тут, между нами.
Он мне не лгал. И то, что случилось чуть раньше, тоже было правдивее всех правд, откровеннее всех откровений. Настоящая неожиданность.
Вот так с ними, с правдами, и бывает. Живешь ты в норушке спокойно и серо, тихонечко скулишь по ночам, прося Мироздание дать лишь один, только самый малюсенький шанс на счастье, обещая в ответ его не упускать. А когда это самое счастье обрушивается разом на голову огромной увесистой кучей, нас, убогих людишек, начинают сомнения разъедать: “достаточно ли вкусный кусочек достался, не подпорчено ли кем это счастье и точно ли не Б.У.?”
Нет. Я не буду такой идиоткой. Сомнения глупые в сторону: сколько лет пусто прожито в ожидании этого чуда? Вот оно, получите. Все, как вы хотели: мужчина мечты признается в любви, никогда и никто мне не говорил таких слов, у нас с ним состоялось волшебное романтическое свидание, мы даже в постели одной оказались. Немножко, чуть-чуть. И я сомневаюсь?
И боюсь. Даже знаю чего.
Без него было тускло и серо. Вот уже целый день рядом с ним я ощущала себя героиней волшебнейшей сказки. А когда все закончится, моя гадкая серая жизнь в тот же миг станет черной. Готова ли ты, Люся Ко, на такую кромешную быль после этого?
Прислушалась к голосу на веранде. Кот рычал и, казалось, в ярости зубами грыз микрофон.
– Я не прошу невозможное. Три дня. Пять лет без отпуска, между прочим. Да. Абсолютно семейные. Обещаю. Макс, и… прикрой меня, я как друга прошу. Нас обоих прикрой. Да, все очень серьезно.
Неужели у него получилось? А чему я тут, собственно, радуюсь? Я на больничном, вообще-то. Явка в больницу к обходу и в восемь укол. Антон будет счастлив внезапно увидеть на моем бренном теле вот эту волшебную красоту, что расцветает сейчас на моих тощих ребрах. Отбросила одеяло, пощупала синюю кожу свою осторожно.
Так странно: выглядело оно все очень страшно, а ожидаемой боли практически не было.
– Я принес тебе… уф. Ляг на спину и вытянись. Сильно болит? – голосом дрогнувшим тихо спросил.
В своих форменных темных штанах, снова почему-то весь мокрый, Кот замер на самом пороге, напряженно глядя на меня. Вообще-то… когда-то там, в прошлой жизни, я была очень стеснительной. И обычно обнаженность моя меня страшно смущала. Не болезненно, но достаточно для того, чтобы, как минимум, прикрываться в присутствии незнакомых практически… всяких мужчин.
Что на меня с ним нашло? А, да, точно. Это же он выбирал мне белье на Али! Помнит отлично, какие застежки я предпочитаю на лифчиках. Черт! Как меня так угораздило?
– Прекращай это думать. Не то чтобы у тебя плохо шел сам процесс, но я опасаюсь за практический результат. Твое белье все равно еще не высохло. Обратно ложись, я намажу.
Последняя фраза была сказана таким тоном и голосом, что я мысленно посочувствовала всем его подчиненным, если они еще живы, конечно. Захотелось смиренно и быстро вытянуться в струнку, отдать резво честь и маршем отправится… мазаться.
А, кстати, чем там меня мазать собрался этот сатрап?
В руках у Кота оказался мой телефон (ура!) и блеснула пузатая баночка с чем-то зеленоватым.
Пришлось покориться. И глаза я закрыла: увидеть на лице его жалость или даже брезгливость было страшно. Я, похоже, вообще оказалась трусихой. Закомплексованной офисной дурочкой. А еще мне разочаровывать этого мечтателя и фантазера совсем не хотелось. Пусть лучше не сразу меня разглядит. Ведь ничего общего с великолепными фото-кино моделями у меня не было. Ручки-ножки, прямые, почти детские плечики, странно контрастирующие с круглыми бедрами, становясь оттого еще более жалкими. Острые вершинки груди, смахивающей на подростковую. Бледная кожа, как у всех норных жителей офисов. Тонкие мелкие черты на кругленьком личике. Светлые брови вразлет, делающие взгляд мой тоже детским и хронически изумленным. Никакой внешней солидности на исходе третьего десятка полных лет, с детства не досталось и с возрастом не наросло. Остановить взгляд просто негде.
Серая мышь теперь в лапах матерого хищника, смотрящего на меня глазами своими невероятными, отчего-то темнеющими стремительно. Да, я подглядывала, и это было незабываемо: взгляд его неповторимый и завораживающий, улыбка эта волшебная, ни на чью не похожая.
И трепетные движения пальцев, разносящие по несчастной сизости моей кожи прохладную мазь. Прикосновения вспыхнули где-то под грудью, чуть ниже, скользнули еще ниже к бедру.
А потом… горячие губы нежным влажным пленом накрыли кончик груди, и меня вдруг пронзило, так ярко и остро, словно удар тока.
– Что ты… Ах! – и голос не мой, сиплый шепот и вздох.
Вторая мужская рука не осталась без дела. Медленно стягивала с меня целомудренную простыню, изучала открывшиеся ей просторы.
– Мы кое-что не доделали. Разве можно бросать начатое на полпути, как считаешь?
– Я … я же не предохраняюсь, ты сам сказал, что…
– Мышка-трусишка. Я пересмотрел нашу с тобой переписку и нашел твой менструальный календарь. У тебя безопасные дни. А обещала не врать, между прочим. Люсь… А теперь чего ты боишься? Это же я. Я, понимаешь?
Он.
И я.
Минуты назад давшая твердое слово себе жить днем сегодняшним. И да, снова трусившая отчаянно. Близость с мужчиной неизбежно накатывается на меня, как лавина, снова манит и пугает.
Для таких, как я, ничего хорошего в этом процессе не могло быть и никогда не было.
Мой бывший… как его там. Как бы муж, ничего не мог с этим поделать. Интимная сторона жизни, то есть секс, мне был не нужен. Смирялась, терпела, скрипела зубами, мысленно проклиная всех озабоченных мужиков, и считала короткие минуты “любви”. Мой первый мужчина не успокаивался и несколько раз на неделю пытался добиться хоть какой-то взаимности. Я честно пыталась, а потом просто смирилась, считая ромбики на обоях и подавляя зевоту. Ну, фригидна, ну что тут поделать. Каждому как бы свое. Наверное, нужно было освоить науку притворства, знакомую каждой жене. Но я и женой не была. Так, сожительница и “гражданка”, ведь “нам это было не нужно”.
Ну, да. Когда мы расходились, я даже и не возражала в ответ на его горькие упреки. Недотепа убогая, недоделанная. Принесла ему лишь огорчения (правда, еще кучу научных работ написала, но все это мелочи).
Зачем мне сейчас эти мысли и эти эмоции? Почему вдруг догнали, накрыли?
Я сжалась опять, все вспоминая и заново переживая. А Кот меня сразу же понял, вдруг замерев. Притянул осторожно к себе, прошептал:
– Можно я просто тебя поласкаю? Это не страшно, всегда есть возможность сбежать и почти не раскаиваться.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/nani-kronockaya/zver-imenuemyy-kot-68984136/?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Нани Кроноцкая
Тип: электронная книга
Жанр: Эротическое фэнтези
Язык: на русском языке
Стоимость: 199.00 ₽
Издательство: Автор
Дата публикации: 29.01.2025
Отзывы: Пока нет Добавить отзыв
О книге: Когда твой единственный друг – лишь строка в мессенджере, все имущество это рабочий диванчик и плед с косметичкой, а жизнь проходит за экраном рабочего монитора, не спеши все менять. Один телефонный звонок может перевернуть целый мир. И вот уже в жизни моей поселились демоны, оборотни, и… любовь. К могучим и преданным котикам.Первый том одноименной дилогии. Продолжение скоро. Цикл "СемиСветики".