Главная страница | Зарубежные детективы | Свадьба Морского царя. Книга пятая

Свадьба Морского царя. Книга пятая
Вадим Россик
Нотариус из Квакенбурга доктор Мартиниус, его озорная племянница Барабара и скромный помощник Мельхиор отправились на сей раз в портовый город Ориент с невинным желанием увидеть море, корабли, подышать морским воздухом и попробовать макароны с соусом из чернил осьминога. Однако там они столкнулись с цепью загадочных преступлений, которые привели к катастрофе.

Вадим Россик
Свадьба Морского царя. Книга пятая

Часть первая. Особняк на Зелёной улице
Глава I
К нам едет Барабара!
В Квакенбурге – главном городе Гведского королевства – стояло влажное утро. Это было утро накануне Дня Близнецов, того самого дня, когда по всему королевству открываются осенние ярмарки. Несмотря на ранний час, на Гранд-бульваре уже начинала бурлить столичная жизнь. По мостовой цокали копыта лошадей, влекущих экипажи и новинку: омнибусы, катящиеся по рельсам. Переругивались возницы. Разносчики торопились по адресам, бродячие торговцы кричали во всё горло, предлагая товар, уличные артисты распевали куплеты, зеваки сидели в кафе, глазея на прохожих. В семь часов бронзовая пушка в башне Королевского замка дала холостой выстрел, салютуя новому дню.
В особняке № 55 на Зелёной улице большие напольные часы в кабинете доктора Бенедикта Мартиниуса, уважаемого квакенбуржского нотариуса, гулко пробили семь раз. Сверив их бой с карманными часами – на вычурной серебряной цепочке, в массивном серебряном же корпусе, украшенном затейливыми узорами, – которые ему пожаловал Амальрик, повелитель Жёлтой страны[1 - Повесть «Чародей из Аксамита».], доктор Мартиниус проследовал в столовую.
В столовой Саския заканчивала сервировать завтрак. Саския – полная женщина в возрасте, одетая в платье из весёленького зелёного ситца с большим белым фартуком, – задумчиво напевала под нос, раскладывая по тарелкам яичницу с помидорами и сосисками по-кронски с горчицей. Рукава у неё были закатаны выше пухлых локтей, седые волосы аккуратно убраны под кружевной чепец, круглое лицо постоянно сияло улыбкой. В особняке на Зелёной улице Саския занимала ответственный пост домоправительницы, что подтверждала тяжёлая связка ключей на пояске. Впрочем, Саския совмещала так же должности экономки, служанки, уборщицы и кухарки. Несмотря на многочисленные обязанности, ей очень нравилось работать у нотариуса. Доктор Мартиниус отличался добрым и щедрым нравом.
Усевшись на старинный резной дубовый стул времён короля Себастьяна Великолепного с такой высокой спинкой, что она была намного выше его головы, гладкой, как бильярдный шар, доктор Мартиниус уже поднёс ко рту бокал тёмного стекла с портобельским мускатом, но тут в столовую вошёл его помощник Мельхиор и, занимая место за столом, протянул нотариусу конверт.
– Утренняя почта, доминус[2 - Господин (лат.).]. Письмо от вашего брата.
Доктор Мартиниус с нескрываемым сожалением поставил бокал и нетерпеливо вскрыл конверт. Пробежав зоркими голубыми глазками короткое послание, нотариус взволнованно воскликнул писклявым голоском:
– Радость-то какая! К нам едет Барабара!
Мельхиор вздрогнул и ткнул вилкой мимо яичницы в своей тарелке.
– Осмелюсь спросить, месьер нотариус, когда сюда пожалует ваша племянница? – задала вопрос Саския. – Я бы напекла к её приезду пончиков с малиновым вареньем. Милая девочка их очень любила.
– Тогда начинайте печь пончики прямо сейчас. Саския, – улыбнулся доктор Мартиниус. – Винцент пишет, он привезёт Барабару к обеду. И я должен напомнить, что сегодня у нашей Барабары день рождения. Восемнадцать лет!
– Ах, месьер нотариус! – всплеснула руками Саския. – Тогда мне нужно придумать нечто особенное. С вашего позволения, я немедленно займусь праздничным обедом.
Обрадованная Саския поспешила на кухню, а нотариус, убрав письмо в карман домашнего халата, приступил к завтраку, но у Мельхиора совершенно пропал аппетит. Барабара! Вернее, Барбара Мартиниус. Милая девочка? Ну уж нет! Скорее, несносная маленькая племянница его шефа. Впрочем, как только что выяснилось, сегодня ей исполняется восемнадцать. Мельхиор не видел Барабару с того самого времени, как они трое, доктор Мартиниус, Барабара и он, вернулись из поездки на далёкую окраину Гведского королевства в Фиолетовую страну или Гвинляндию, как называли своё графство его жители[3 - Повесть «Тёмный Человек».]. В Гвинляндии они чуть не погибли, поэтому родители Барабары запретили ей бывать у безответственного дяди. С тех пор прошло почти десять лет. После окончания женской гимназии отец отправил Барабару на два года в монастырскую школу Святой Пейрепертузы, чтобы строгие монахини ордена Гведских Братьев и Сестёр научили своенравную девчонку дисциплине. На днях Барабара вернулась домой.
– А вы, Мельхиор, не думаете закончить образование? – обратился нотариус к помощнику, как будто прочитав его мысли. – Вам ведь скоро тридцать, мой друг. Пора подумать о будущем. С университетским дипломом вы могли бы далеко продвинуться по любой избранной вами стезе.
Мельхиор пожал плечами. Он происходил из довольно знатного, но небогатого семейства Лукасов. Это было семейство со славными боевыми традициями. Во всех битвах, проигранных гведской армией, кто-нибудь из Лукасов обязательно принимал участие. Отец Мельхиора, ротмистр Седьмого королевского линейного Гведианапольского уланского полка Ян Мельхиор Лукас, умер вскоре после рождения сына, так как его здоровье подорвали раны и лишения военной службы. Но сам Мельхиор с детства питал отвращение к насилию. Его не увлекали рассказы о походах и битвах, не волновали мундиры, ордена, мечи, щиты и ржавые доспехи предков. Мельхиор рос домоседом и книгочеем.
Матушка всецело одобряла мирный нрав сына. Она приходила в ужас от одной только мысли, что её тихий, скромный мальчик станет военным. Матушка мечтала о том, чтобы Мельхиор стал известным и богатым адвокатом, как её отец. Когда Мельхиору исполнилось семнадцать лет, он, уступая матушкиным мольбам, поступил в Гведский королевский университет на юридический факультет, хотя юриспруденция его тоже не интересовала. Через три года матушка скоропостижно умерла от воспаления лёгких, и Мельхиору пришлось бросить учёбу, так как денег, оставшихся после родителей, оказалось совсем немного, и нужно было найти какую-нибудь работу, чтобы обеспечить своё существование. Случайно увидев в газете объявление о том, что один квакенбуржский нотариус ищет секретаря, Мельхиор явился в особняк номер 55 на Зелёной улице. Так он познакомился с доктором Мартиниусом, который, недолго думая, принял его на службу с жалованьем в двести гведских крон в месяц и бесплатным питанием.
Доктор Мартиниус предложил юноше жить у него в доме, в большой светлой комнате на втором этаже. Эта комната находилась рядом с кабинетом нотариуса и, таким образом, помощник мог быть у шефа всегда под рукой. Обязанности Мельхиора оказались несложными. С утра до обеда он помогал нотариусу принимать клиентов. После обеда доктор Мартиниус уходил по делам, а Мельхиор готовил документы для следующего дня. После ужина он был свободен и проводил время в библиотеке или гулял в Городском парке. Мельхиор мог бы сказать, он нашёл здесь свой идеал: спокойная, размеренная жизнь, богатая библиотека, прекрасная кухня, если бы время от времени доктор Мартиниус не оказывался вовлечённым в опасные приключения в самых неожиданных местах Гведского королевства. После одного такого приключения, когда они оба только чудом остались живы, Мельхиор взял слово с шефа, больше никогда не покидать Квакенбург[4 - Повесть «Оборотни Гведского леса».].
С тех пор миновало восемь лет. Доктор Мартиниус держал обещание, хотя Мельхиор замечал, как, сидя по вечерам в скорбном сумраке кабинета за большим письменным столом, заваленным кипами бумаг, нотариус с тоской разглядывает при свете настольной лампы географические карты или листает дневники знаменитых путешественников. Старик часто тяжело вздыхает и что-то невнятно бубнит себе под нос. В такие моменты он казался Мельхиору печальной птицей с обрезанными крыльями, жалующейся на жестокую судьбу. Горячее сочувствие охватывало юношу, но, вспоминая пережитые ужасы, он запрещал себе жалеть Мартиниуса. Покой и умиротворение дороже безумных предприятий, леденящих кровь! В конце концов, его обязанность, как помощника видного члена Гильдии гведских нотариусов, беречь жизнь своего работодателя. Больше никаких поездок, никаких расследований, никаких опасных авантюр!
– Зачем мне возвращаться в университет, доминус? Не вижу в этом смысла.
– Ну, это вам решать, мой друг. Признаюсь, мне не хотелось бы с вами расставаться. Вы поистине замечательный помощник.
Мельхиор порозовел от неожиданной похвалы.
– Спасибо, доминус.
– А вы не находите, Мельхиор, что нам обоим не помешал бы глоток свежего морского воздуха? – неожиданно пропищал доктор Мартиниус жалобным голоском. – Давненько мы никуда не выбирались.
Вот оно! Старик всё-таки не выдержал.
– Вы же дали слово, доминус, – нахмурившись, напомнил Мельхиор.
– Да-да, вы правы, мой друг, – вздохнул доктор Мартиниус. – Данное слово нужно держать.
Несмотря на то, что нотариус согласился с Мельхиором, тот насторожился. А вдруг хитрющий старик не зря завёл разговор о свежем морском воздухе? Вдруг за его невинным вопросом кроется какой-то подвох? Мельхиор уже достаточно хорошо изучил шефа.
В столовую неслышно вошла Саския и принялась убирать со стола.
– Вы не знаете, милая Саския, Ляпис уже проснулся? – обратился к ней нотариус.
– Помилуй меня Деус! – с чувством проговорила Саския, делая охранительный знак рукой. – Не требуйте от меня, хозяин, чтобы я следила за этим пришельцем из Тёмной Долины. Даже сам Гведикус не заставил бы меня прикоснуться к нему, клянусь Святой Пейрепертузой!
Мельхиор не смог сдержать улыбку. Ляпис был новым увлечением нотариуса. Всё началось с того, что однажды утром Саския нашла на крыльце картонную коробку, перевязанную жёлтой подарочной ленточкой. К коробке прилагалась записка, адресованная доктору Мартиниусу. Саския отнесла коробку в кабинет нотариуса, поставила на стол и благополучно забыла о ней. Когда после завтрака нотариус со своим помощником поднялись в кабинет, их ожидало неожиданное зрелище. Огромный письменный стол и стоявшую на нём коробку покрывала масса копошащихся насекомых. Достигнув края стола, многие из них сваливались на ковёр и исчезали в его толстом ворсе, а из коробки лезли всё новые.
– Какой кошмар, доминус! – испуганно вскричал Мельхиор, отступая обратно к двери. – Кто эти отвратительные твари?
– Я не уверен, мой друг, но эти отвратительные твари похожи на жуков, которые водятся на юге, – ответил доктор Мартиниус, подобрав одного из незваных гостей и поднеся его поближе к глазам. Перевёрнутый на спину жук лениво шевелил ножками и усиками. Он был небольшой, примерно два ногтя в длину, коричневого цвета и блестел, словно покрытый лаком.
Пришлось звать на помощь Саскию. Прибежавшая на зов служанка сначала разохалась, но потом принесла ведро с тряпкой и принялась тряпкой сгребать жуков со стола в ведро. Хотя Саския, как и большинство женщин, питала инстинктивный страх перед насекомыми и змеями, она мужественно сражалась с неведомыми пришельцами. Впрочем, время от времени она взвизгивала и поминала Гарду-заступницу. Сражение продолжалось долго. Когда последний жук был, наконец, помещен под арест, Саския накрыла ведро крышкой и унесла его прочь.
Только тогда нотариус смог прочитать записку, приложенную к коробке. Записка гласила: «Уважаемый доктор Мартиниус. На память о нашем знакомстве посылаю Вам хамелеона и 500 тропических тараканов для его кормления. Хамелеоны их обожают. Ваш профессор Растений Банджо из Аксамита».
– Я, как всегда, прав, – сказал доктор Мартиниус с напускной скромностью. – Это действительно тараканы из Жёлтой страны. А где же хамелеон?
Нотариус распечатал коробку и опрокинул её на бок. Сначала из неё выпал разорванный пакет, в котором, очевидно, путешествовали тараканы, а следом оттуда медленно выползло странное горбатое существо с гребнем на драконьей голове и свёрнутым в спираль хвостом. Меланхолично глянув одним глазом на своих освободителей, существо помедлило, словно раздумывая, и поменяло нейтральную кремовую окраску на доброжелательную зелёную.
К превеликому удивлению Мельхиора, доктор Мартиниус сразу же привязался к Ляпису – так он нарёк хамелеона – и с тех пор в особняке появился ещё один жилец. Ляпис отвечал нотариусу взаимностью. Хотя доктор Мартиниус разрешал хамелеону бродить по всему кабинету, больше всего он любил дремать у хозяина на плече. Нотариус поселил Ляписа в кабинете, сам ухаживал и кормил своего любимца, так как Саския ужасно боялась тараканов да и самого Ляписа она не жаловала. Домоправительница считала, что рептилии – это уменьшенные копии чудовищ из Тёмной Долины, где грешники пребывают после смерти, а такие твари могут приносить добрым людям только зло.
За пять минут до того, как напольные часы в кабинете нотариуса пробили два раза, раздался звонок в дверь.
– Мельхиор! – встрепенулся доктор Мартиниус, оторвавшись от составления купчей, заказанной последними посетителями. – Откройте скорее дверь, мой друг. Это Барабара!

Глава II
Именинница выбирает подарок.
Открыв дверь, Мельхиор поразился тому, как изменилась Барабара. На пороге стояла бесформенная фигура, с головы до пят закутанная в тёмный балахон с капюшоном. На балахоне были нашиты разноцветные шнурки – амулеты для защиты от злобных духов. На груди висел оловянный образок с ликом Святой Пейрепертузы. Два года жизни в монастырской школе превратили Барабару из живой, весёлой девочки в неподвижную статую со скромно опущенным взглядом и поджатыми губами.
– Добрый день, месьер Лукас, пусть Ксантия-целительница дарует вам здоровье богатырское, – проговорила Барабара скрипучим, монотонным голосом, как будто пожаловалась. – Я могу войти?
– Да, разумеется, мадемуазель Мартиниус. Дядя ждёт вас в кабинете, – пролепетал Мельхиор, с трудом приходя в себя.
Он пропустил гостью в прихожую и пошёл следом за ней. Барабара двигалась медленно и плавно, словно скользила по полу. Ничего общего с её прежней беготнёй вприпрыжку. Тихо, подобно похоронной процессии, они поднялись на второй этаж. Доктор Мартиниус ждал их в кабинете. При виде племянницы он шагнул ей навстречу, широко раскинув руки.
– Ну, здравствуй, моя дорогая Барабара! С днём рождения! Как же ты выросла!
– Благослови вас Гведикус, милый дядюшка Бенедикт, – жеманно сказала Барабара. Вместо того, чтобы кинуться в объятия дядюшки, она чинно присела в глубоком книксене.
– Обед готов, месьер нотариус, – доложила вошедшая в кабинет Саския.
– Прошу в столовую, девочка моя, – пригласил доктор Мартиниус племянницу, с удивлением разглядывая её непритязательный наряд. – Саския обещала приготовить в твою честь нечто особенное.
Барабара прикоснулась к образку на груди.
– Благодарю, милый дядюшка, но прежде, чем вкусить трапезу, я хотела бы вознести Создателю хвалу за это чудесное утро. Где у вас молельная комната?
– Если недолго, то можешь вознести хвалу здесь, – поморщился доктор Мартиниус. – Впрочем, утро не очень-то чудесное. Сыро, прохладно и пасмурно.
– В Священных Писаниях сказано, что не иметь в доме молельной комнаты, – это грех, милый дядюшка Бенедикт, а я верна во службе Создателю. Ну да ладно, так и быть, вознесу хвалу в кабинете.
С постным видом Барабара молитвенно сложила руки, но тут её взгляд упал на зелёного Ляписа. Устроившись на абажуре настольной лампы, хамелеон с аппетитом закусывал тараканом, которого ему дал на съедение нотариус.
– Тысяча проклятий! Это что ещё за мерзость? – Барабара с визгом подскочила на месте, но тут же зажала себе рот руками. – Ой, дядя, простите! Сейчас я прибью этого урода!
Сорвав с шеи образок с ликом Святой Пейрепертузы, Барабара швырнула его в Ляписа, но, к счастью, промахнулась. Ляпис от страха побледнел и покрылся жёлтыми пятнами.
Прежде чем нотариус успел что-то сказать, девушка сбросила с себя тёмный балахон и осталась в красивом бирюзовом платье, удивительно шедшем к её стройной фигуре. Капюшон больше не скрывал растрёпанную гриву светлых волос. Увидев изумление мужчин, Барабара с хохотом бросилась на шею доктору Мартиниусу.
– Мой розыгрыш удался? Я специально так вырядилась, чтобы вы подумали, что я превратилась в серую монастырскую мышь!
– Ах, ты, стрекоза! – с облегчением рассмеялся доктор Мартиниус. – А я ведь и вправду поверил в твоё чудесное перевоплощение из баловницы в скромницу.
– Дядя, это невозможно! Учась в монастырской школе, я поняла, что чудес на свете не бывает. Но хватит обнимашек, хотя я безумно рада тебя видеть. И тебя, Мельхиор, конечно, тоже. Так что это за урод на лампе?
Подойдя к столу, Барабара заложила руки за спину и принялась разглядывать Ляписа, который с опаской вытаращил глаза на девушку.
– Это Ляпис, хамелеон из Жёлтой страны, – представил своего питомца нотариус. – Не пугайся, Барб. Несмотря на устрашающий вид, Ляпис совершенно безобидный малый.
– Вот ещё! – дёрнула плечом Барабара. – Стану я бояться какой-то зверушки, – она прикоснулась к хамелеону; легонько почесала ему спинку. – Привет, бодрячок!
Ляпис закрыл глаза и застыл, как фарфоровая фигурка. Было ясно, такое обращение ему нравится больше. Он опять стал таким зелёным, что присутствующие даже ощутили во рту огуречный привкус.
Погладив хамелеона, Барабара обернулась к дяде:
– Ну, где там ваш обед? Я умираю с голоду. Тётушка Саския, а пончики с малиновым вареньем будут?
Саския не подвела. Обед в честь дня рождения племянницы хозяина домоправительница превратила в настоящий праздник желудка. На первое суп-пюре на мясном бульоне, заправленный горячими сливками. К супу Саския подала гренки из поджаренного белого хлеба. На второе искусная кулинарка приготовила любимый всеми домочадцами тушёный говяжий рубец по-ксантски. На столе появился ржаной хлеб, квакенбуржская кровяная колбаса и твёрдый сыр из Вилона. На десерт Саския предложила шарики мягкого сыра в густых топленых сливках, пончики с малиновым вареньем, посыпанные сахарной пудрой, и домашнее мороженое – сорбет из фруктово-ягодного варенья.
Столовая была освещена и согрета серебряными канделябрами, в которых пылало яркое пламя, и медными шандалами – каждый с тремя восковыми свечами. Стол застилала белоснежная скатерть, украшенная плетёными корзинками с алыми розами, хризантемами и крокусами.
К обеду доктор Мартиниус переоделся. Вместо повседневного чёрного сюртучка, он надел великолепный сюртук тёмно-зелёного бархата на алой сатиновой подкладке, ослепительно белый жилет, и сверкал серебряной цепочкой часов и бриллиантовой булавкой в галстуке. Его начищенные ботинки тоже сверкали. Изящно изогнутой рукой он держал Барабару, ведя именинницу к столу. Тщедушный, сутулый и совершенно лысый нотариус в эту минуту выглядел элегантным вельможей на балу в Королевском замке, но Мельхиор не мог оторвать глаз от девушки.
Без безобразного балахона Барабара выглядела настоящей красавицей. Светлые волосы, длинными локонами обрамляющие прелестное личико, были слегка взъерошены, но эта небрежность только добавляла девушке очарования. Бирюзовое платье с кружевами, идущими по рукаву, от локтя и почти до самого запястья, с рисунком из золотых рыбок по подолу и лифом с прямоугольным вырезом удачно подчёркивало её юную свежесть. А то, что она ещё совсем юна, выдавала лучезарная улыбка и сияющие радостью жизни голубые глаза.
За едой Мельхиор молчал, а доктор Мартиниус и Барабара, весело смеясь, вспоминали её детские годы.
– А помнишь, Барб, как ты в детстве спрашивала: «А почему ты, дядя Бенедикт, даёшь котенку корм, когда он в туалет сходит, а мне ничего не даёшь?»
– А помнишь, как ты гоняла по улице на доске с колёсиками? Как там она называлась?
– Ногокат, дядюшка. Тогда у нас в Зеленграде все мальчишки на них гоняли, ну и я вместе с ними, а соседки качали головой и говорили: «А ещё девочка, называется!»
– А помнишь, как я тебя спросил, когда тебе было десять лет, кем ты хочешь стать, когда вырастешь?
– Помню. Я хотела стать пиратом, то есть пираткой!
Дядя и племянница дружно расхохотались.
– Кстати, Барб, что ты собираешься делать дальше? – задал вопрос доктор Мартиниус, одобрительно наблюдая, как Мельхиор наливает ему и себе крепкой, сладкой мадеры из Гведской Вест-Индии.
– А ты не будешь смеяться?
– У тебя такие забавные планы?
– Нет, но в нашем королевстве к такому относятся отрицательно. Я хочу учиться в университете. Как ты и Мельхиор. Я считаю, что женщины нисколько не глупее мужчин и тоже могут быть отличными специалистами. Но ничего, рано или поздно мы всё равно добьёмся своих прав!
– Мы? Ты говоришь об «Эмансипэ» – движении за права женщин?
– Да, про него. В «Эмансипэ» состоят самые отважные женщины нашей страны. Ты бы видел, с каким презрением это название произносила наша классная дама мадемуазель Вальпургия. Она долго-предолго тянула последний звук, оттопырив нижнюю губу на поллоктя вперёд: «Эмансипэ-э-э!»
– Барб, дразниться нехорошо, – улыбнулся доктор Мартиниус. – Значит, хочешь в наш университет?
– Так выбора-то нет, – вздохнула Барабара. – Сам знаешь, что особ женского пола принимают только в Гведский королевский университет, да и то не на все факультеты. Я хотела бы стать моряком и бороздить под парусами просторы морей и океанов, но ни в Синеморскую высшую школу дальнего плавания, ни в Портобельскую высшую школу торгового мореплавания, ни в шкиперскую школу в Гведианаполисе, ни даже в мореходную школу в Ориенте я поступить не могу. Ах, дядюшка, как жаль, что я не юноша! Иногда эти противные юбки просто бесят!
Барабара пригорюнилась.
– Тебе нужно что-нибудь выпить, моя дорогая, – озабоченно проговорил нотариус. – Саския как раз готовит кофе.
– Мне чего-нибудь покрепче. Твоя мадера подойдёт.
Мельхиор с удивлением взглянул на Барабару, но доктор Мартиниус, ни слова не говоря, дал ему знак, налить племяннице. Чокнувшись, они выпили.
– А что бы ты хотела получить в подарок на день рождения? – нарушил грустную тишину доктор Мартиниус.
– А ты обещаешь выполнить моё желание? – оживилась Барабара.
– Даю слово члена Гильдии гведских нотариусов, – торжественно пропищал доктор Мартиниус, приложив руку к сердцу.
– А ты, Мельхиор, обещаешь?
– Конечно, обещаю. Честное слово помощника члена Гильдии гведских нотариусов, – пробормотал Мельхиор в замешательстве. Он-то тут при чём?
Барабара выпрямилась на стуле и объявила, словно королева своим подданным:
– Тогда слушайте, месьеры! Я желаю отправиться в славный город Ориент, увидеть море, корабли, настоящих морских волков и попробовать макароны с соусом из чернил осьминога. И я желаю, чтобы вы меня туда сопровождали.
Раздался громкий звон стекла. Это у Мельхиора выскользнул из рук бокал, упал на мраморный пол и разлетелся на мелкие осколки так же, как его надежды на спокойную жизнь.

Глава III
Ориент на Синем море
Начав долгий путь из Квакенбурга в Гведское Поморье, почтовый дилижанс, в котором путешествовали довольная Барабара, ликующий доктор Мартиниус и кислый Мельхиор, обогнул Большую гору, проехал с запада на восток всю Голубую страну и, миновав Голубое озеро, наконец пересёк границу Синей страны. Густые полуночные леса сменила приморская равнина Восточной Гвеции с лиственными рощами и небольшими деревеньками. Переночевав в одной такой деревеньке, носящей название «Три Таверны», – она действительно состояла всего лишь из трёх таверн с постоялыми дворами при них – путешественники достигли Комариного болота. Об этом гиблом месте ходили страшные слухи. В старину поморские гведы здесь казнили преступников. На рассвете злодея привязывали к столбу, накрепко вбитому в трясину, и окатывали ведром болотной воды. Говорят, что комары сжирали несчастного ещё до заката.
Вымощенный щебнем почтовый тракт долго тянулся вдоль буро-зелёной трясины с ползущими над ней языками серого тумана, потом грязная жижа, затянутая ряской и заросшая лилиями, закончилась. Сначала обочь дороги появились живые изгороди, но вскоре живые изгороди уступили место частоколам, а тех, в свою очередь, вытеснили кирпичные заборы, скрывающиеся за шеренгами деревьев. Вместо придорожных канав пошли каменные бордюры, и тракт превратился в величественную аллею под густолиственным сводом из ветвей старых буков.
На дороге встречалось всё больше повозок. Грубо сколоченные возы сельчан, высокие, с парусиновым верхом, фургоны племени Скитальцев – этих вечных странников, почтовые дилижансы, выкрашенные в цвета своих земель, следовали друг за другом бесконечной чередой. Среди них изредка попадались запряжённые четвёркой роскошные дормезы толстосумов и вычурные кареты представителей знатного сословия. Ещё несколько часов пути, и впереди показались приземистые крепостные стены, увитые диким виноградом, а над ними вздымалась ломаная линия красных черепичных крыш. Говорили, что в фундамент этих стен замуровали семь кошек, чтобы они защищали Ориент от злой магии.
К вечеру почтовый дилижанс с путешественниками из Квакенбурга проехал мимо замшелой каменной статуи князя Сальватора – первого правителя Ориента – и огромного гранита с надписью: «В лето 53-е Гведского календаря, по изволению Кируина, сын его князь Сальватор основал сей град во славу отца своего и за упокой его души». Распахнутые городские ворота украшал герб Ориента: золотая рыбка на синем геральдическом щите, под которым вился какой-то девиз на латыни.
Являясь важнейшим восточным морским портом страны, Ориент по размерам и богатству уступает, пожалуй, лишь столичному Квакенбургу и южному красавцу Портобелло. Городом управляет Совет гильдий мастеров, состоящий из глав гильдий моряков, рыбаков, портовиков, судостроителей и ещё нескольких, не таких важных. Совет гильдий мастеров назначает бургомистра и полицмейстера. Впрочем, это знает каждый житель Синей страны.
Пока дилижанс медленно двигался по улицам, наши путешественники во все глаза разглядывали незнакомый город. Ориент был плотно застроен высокими, но узкими зданиями с остроконечными крышами, украшенными многочисленными башенками. Над башенками, словно паруса, развевались флаги с гербом Ориента или стяг Синей страны – четыре синие княжеские короны на белом полотнище, разделённые синим же крестом. У ворот и дверей свисали цепочки. Дёрнув за них, можно было позвонить в колокольчик. Перед домами сидели на стульях ориентцы в холщовых блузах, шерстяных рубахах и платьях. Мужчины играли в карты, женщины вязали или чистили морепродукты. Ребятня гоняла грохочущие обручи. В отличие от какого-нибудь захолустного городка, навроде Крона, где каждое новое лицо вызывает жгучее любопытство аборигенов, Ориент издавна переполняли приезжие со всех концов королевства, поэтому здесь никто ни на кого не обращал внимания. Лишь уличные торговцы вопили, пытаясь зазвать к себе прохожих: «Всего десять центумов за литр тёмного пива!», «Сушёные кальмары, мидии и устрицы почти даром!», «Дешёвый корм для аквариумных рыбок!», «Черепашьи панцири, перо морской птицы, рыбий жир и жемчуг по самой низкой цене!»
Почтовый дилижанс катился меж городских построек, пробирался под арками и протискивался в ворота. Одна помпезная улица за другой. Одно высокое, изящное здание за другим. Великолепный Адмиральский дворец. Перед дворцом огромная площадь Адмиралов. В центре площади памятник знаменитому адмиралу Коку, победителю пиратов. Улица Всех Ориентских Святых со статуей Святой Авирунии – небесной покровительницы Ориента – с мумией самой святой внутри, грандиозный беломраморный Морской собор с его знаменитой звонницей, колокола которой отбивали склянки на манер судовой рынды, Поморский университет и Главный морской госпиталь.
Центральная улица Ориента – бульвар Променад. По широкому бульвару лошади тянули пузатые омнибусы, похожие на корабли. В глазах рябило от ярмарочных палаток, стоящих тесными рядами вдоль бульвара. Торговки в белокурых завитых париках (в этом году в Ориенте вошли в моду парики) наперебой расхваливали свой товар. Шарманщики вовсю наяривали старинную мелодию «Страна Цветов», тщетно стараясь заглушить военно-морской духовой оркестр, играющий бодрый марш. Музыка звучала не смолкая, шумно взрывались петарды, в небе расцветали огни разноцветных фейерверков. Фонтаны радужного огня сплетались в букеты алых роз и рассыпались тысячами красных лепестков.
Адмиралтейский бульвар: Гведская королевская военно-морская академия, Главное адмиралтейство и Адмирал-штаб. Синеморский бульвар: главная контора Гведской Ост-Индской компании и редакции всех трёх ориентских газет: «Синеморского вестника», «Вечернего Ориента» и «Голоса Гведского Поморья». Улица Святой девы Камелии, покровительницы рыбаков: скромный храм Святой Камелии с вместительным ящиком для пожертвований и родильный дом «Новая жизнь» при нём, Ориентский банк «Бережливый моряк» с огромным чугунным якорем у дверей, отделение Гведского Патроната (общества помощи инвалидам и нуждающимся) в Синей стране с ярким флагом над входом и домом престарелых «Потерянная молодость».
Затем пошли улицы поскромнее. За окошками дилижанса замелькали многочисленные вывески: «Лучший маркитант королевской армии и флота», игорный дом «Живи, не тужи!», харчевня или, как их называли в Ориенте, таверна «Приют холостяков», пивнушка «Три весёлых старичка», астерия – заведение, где подают рыбные блюда, – «Рыбный день», ресторация «Славное местечко», кондитерская «Шоколадный соблазн», магазин колониальных товаров «Остров сокровищ», лавки мясников, булочников, молочников, обувные, швейные, шляпные и перчаточные мастерские…
На одном из перекрёстков стоял трухлявый, покосившийся столб, на котором на одном гвозде висела деревянная стрела-указатель. На стреле в лучах закатного солнца пламенели слова, выведенные старинными кроваво-красными буквами: «Пиратская Дыра».
– Что означает это диковинное название, дядя? – спросила Барабара, провожая глазами зловещую надпись.
– Это место казни морских разбойников, моя дорогая, – рассеяно ответил доктор Мартиниус, вертя во все стороны длинным носом. – Там их сначала вешают, а потом сжигают в специальной печи. Я читал в «Гведском курьере», что недавно в Пиратской Дыре казнили знаменитого пирата Извергса. Жестоко, конечно, но… А вот и море, друзья мои!
Путешественники прильнули к окнам. Почтовый дилижанс свернул на Набережную русалок. С неё открывался великолепный вид на ориентскую гавань. Прямо посреди гавани на крошечном островке Невест возвышался маяк Большой Лемюэль, величественный, как хорал. Вокруг островка белели буруны, море покрывали барашки. Вдали голубизна вод сливалась с небесной голубизной. Воздух был так пронзительно чист и свеж, что кружилась голова. Лёгкий бриз нёс свежий запах моря. Над голубым простором с криками кружились чайки. Другие чайки бесстрашно прохаживались по набережной и что-то клевали. В гавани большие трёхмачтовые корабли спускали паруса, собираясь встать на якорь. Длинные баржи, гружёные деревом, углём и рудой, подходили к причалам ориентского порта. Издалека доносился звон колоколов Морского собора.
– Ура, Синее море! – воскликнула Барабара и восторженно захлопала в ладоши. Доктор Мартиниус издал писклявый смешок. Мельхиор страдальчески скривился. Он чувствовал себя не в своей тарелке. Необъятное, бурлящее море, незнакомые запахи и звуки вызывали в нём какое-то тревожное чувство.
Почтовый дилижанс проехал ещё немного вдоль берега и остановился перед внушительным зданием старинной постройки. Казалось, что ему около трехсот или даже четырехсот лет. Здание было сложено из массивного дуба, почерневшего от времени. На крыше выстроились в ряд высокие дымовые трубы, чьи силуэты вырисовывались в быстро темнеющем небе. По второму этажу шёл сплошной балкон с узорными перилами. Карнизы поддерживали грудастые кариатиды. Над большой парадной дверью деревянные панели образовывали геральдический щит с надписью «Hic habitat felicitas»[5 - Здесь живет радость (лат.).]. Дверь в парадной была закрыта, но веерообразное окошко вверху её слабо светилось.
Кучер дилижанса трижды проиграл в рожок короткий сигнал и объявил:
– Гостиница «Двуглавый петух», уважаемые дамы и месьеры! Наша поездка закончена. Прошу освободить дилижанс.

Часть вторая. Гостиница «Двуглавый петух»
Глава IV
Ужин при свечах
Гостиница «Двуглавый петух» оказалась одной из тех очаровательных старомодных гостиниц, в которых вся мягкая мебель подбита конским волосом, тяжёлые двери со сверкающими медными гвоздями оснащены бронзовыми табличками с указующим перстом руки, охваченной кружевными манжетами вокруг запястья, и никогда не бывает слишком рано для плотного завтрака или слишком поздно для обильного ужина.
– Добро пожаловать в «Двуглавый петух»! – приветствовала квакенбуржскую троицу стоящая за конторкой женщина, когда они, нагруженные баулами, вошли в гостиницу. – Меня зовут мадам Петуния. Я хозяйка этой гостиницы.
Мадам Петуния, – крупная, цветущая дама – была одета в приличествующее её положению чёрное крепдешиновое платье с обнажёнными по локоть руками. Её величественное, властное лицо, отлично подошло бы какому-нибудь отлитому из бронзы генералу верхом на коне с воинственно задранным хвостом. Толстые пальцы были унизаны массой колец. Облик хозяйки гостиницы довершал завитой, похожий на грозовую тучу, парик с изрядной порцией пудры.
– Нам нужны три комнаты, любезная мадам Петуния, – пропищал, задыхаясь под тяжестью багажа, доктор Мартиниус.
– На ваше счастье, уважаемые, у меня осталось как раз три свободных комнаты. Остальные заняты невестами, приехавшими на свадьбу Морского царя, их служанкой и ещё парой постояльцев.
Барабара и Мельхиор недоумённо переглянулись. Свадьба Морского царя? Это что ещё за штука? Но доктор Мартиниус не удивился.
– Значит, свадьбу Морского царя ещё не играли? – спросил он хозяйку.
– Нет-нет. Она начнётся только послезавтра, благородный сьер…
– Бенедикт Мартиниус, нотариус из Квакенбурга, к вашим услугам, – отвесил нотариус почтительный поклон.
– …благородный сьер Мартиниус, – продолжила мадам Петуния. – Каждая комната стоит десять гведских крон в сутки. В эту цену входят завтрак, обед и ужин. В нашем «Двуглавом петухе» мы знаем толк в доброй еде. Должна сказать, повариха у нас отменная. Если бы вы попробовали её копченого осетра по-ориентски, вы бы язык проглотили! А как замечательно она готовит лобстеры! Их не стыдно подать к столу самого короля Флориана, храни его Гведикус! Про горячие овсяные лепёшки с маслом и ветчиной я уж и не говорю. Пальчики оближешь! Ведь овсяные блюда – это народная еда поморских гведов, как картошка у гвинов в Фиолетовой стране. Но, если вы не хотите питаться в гостинице, рядом есть астерия «У кота-рыболова», её легко узнать по коту с удочкой на вывеске, кабачок «Жирное пузо» и пивнушка «У поддатого боцмана». На любой вкус, так сказать.
– Нас вполне устроят ваши обеды, любезная мадам Петуния, – устало улыбнулся доктор Мартиниус. Он достал кошелёк и насыпал горку серебряных монет перед хозяйкой. – Вот, пока за семь дней. Думаю, мы пробудем у вас не меньше недели.
Мадам Петуния спрятала деньги в ящик конторки и приказала, повысив голос:
– Эй, Фантик, возьми у сьера нотариуса баулы! Отнеси их в мансарду, а потом вернись за багажом остальных гостей. Да попроворней, бездельник!
К доктору Мартиниусу подскочил мужчина неясного возраста в синей шерстяной ливрее с красным бархатным подбоем, сине-зелёном полосатом трико и шляпе с петушиными перьями. Красный галстук дополнял его яркий наряд. Обращала на себя внимание внешность мужчины: огромная, размером с ведро, голова, коротенькие ножки, торс взрослого человека и внушительный горб на спине. Горбун взял из рук нотариуса баулы и потащил их по лестнице наверх.
– Можете пока оставить вещи здесь, уважаемые, а Роза проводит вас в ваши комнаты, – предложила мадам Петуния. – Эй, Роза!
В холле гостиницы появилась дородная, миловидная женщина в белом, как у сестры милосердия, чепчике с оборками. На ней была тёмно-синяя блузка с чёрным воротником-жабо и несколько юбок под белым фартуком с вместительными карманами. В отличие от хмурого Фантика, её жизнерадостное круглое лицо пылало радушием.
– Прошу за мной, уважаемые гости, – приветливо произнесла Роза.
Наверх вела великолепная лестница с резными перилами из дуба и столпами, увенчанными фигурами щитодержателей со щитом, на котором красовался герб – двуглавый петух.
Барабару поселили в комнату, похожую на обычную девичью горницу: довольно просторную, с двумя альковами, закрытых пологами, и с божественным ароматом. Роскошный куст герани в красивом горшочке из розового дерева стоял на каминной полке возле большого зеркала в старинной раме. Сам камин, сложенный из кирпича, занимал место между окон. Противоположная стена была под наклоном, так как комната располагалась под самой крышей. В комнате находилась высокая кровать, тоже старинной работы, под тяжёлым балдахином на четырёх подпорках, с занавесями из бархатной ткани. На кровати лежала пуховая перина, толстое одеяло и горка разнокалиберных подушек в вышитых льняных наволочках. В одном алькове стоял высокий платяной шкаф, щедро изукрашенный резными виноградными гроздьями, цветами и листьями, а в другом – туалетный столик с выдвижными ящичками, покрытый кое-где потрескавшемся чёрным лаком.
Доктору Мартиниусу досталась комната не очень просторная, но всё же немаленькая. Ковёр на полу. Двуспальная кровать с пологом, обращённая изголовьем к окну, а изножьем к двери, объёмный шкаф с зеркалами на дверцах, стол с четырьмя стульями вокруг него, комод на пузатых ножках и большой сундук с кованой крышкой. На комоде красовалась модель парусника – трёхмачтовое судно с четырёхугольными парусами. На дорическом постаменте из белого мрамора стоял гипсовый бюст адмирала Витуса Кока, который первым из гведов обогнул Радужный материк, о чём сообщала табличка под бюстом. Чудесный букет жасмина в изящной бронзовой вазе в центре стола наполнял комнату приятным запахом.
А Мельхиор очутился в тесной комнатушке. В ней пахло старым деревом и старым камнем. Один-единственный цветок бегонии в стеклянной вазе, похожей на банку из-под подсолнечного масла, не мог заглушить этот запах безнадёжности. Простой паркет «ёлочкой». Очень скромная обстановка. Кроме одноместной кровати, в комнатушке стояли лишь шкафчик для одежды, маленький круглый столик и небольшой сундучок под узким окошком в скате крыши. Кровать была застелена тонким одеялом из грубой ткани. Жалкая комнатушка пробудила в Мельхиоре чувство гнетущей тоски. Зачем он здесь, так далеко от уютного особняка на Зелёной улице? Зачем поддался на каприз Барабары? Вот ведь вредная барышня! Барабашка несчастная! Впрочем, Барабара не виновата. Это он тряпка, а не мужчина!
Едва путешественники обосновались с своих номерах, как прогремел гонг, зовущий к ужину. Они спустились по великолепной лестнице на первый этаж. Над дверью в столовую, на деревянном щите, торчала голова вепря с оскаленными клыками и крошечными стеклянными глазками. Дверную раму покрывала богатая резьба. В столовой ярко горели гроздья свечей в серебряных канделябрах. Пахло табаком и пивом. Между двух высоких окон стоял огромных размеров камин, сложенный из красного кирпича до самого потолка. В чреве камина трещали дрова. Над ним висела коллекция холодного оружия. Ножи, кинжалы, кортики и шпаги располагались один над другим, как лестничные ступени. Красивые дубовые панели закрывали стены. К одной из стен была прибита доска с напечатанным изысканным шрифтом расписанием прибытия и отправления почтовых дилижансов. Другие – сплошь завешаны картинами с изображением морских сражений, литографиями со сценами охоты и олеографиями на исторические сюжеты: встреча трёх братьев-близнецов Алкуина, Кируина и Мелуина с Гведикусом на берегу Гведианы, коронация Хенрика Великого и тому подобные важные события.
В столовой уже находилось несколько человек. У камина за столом, предназначенным для лиц духовного и знатного сословий, сидели три девицы и мужчина. В глубине зала за столом для публики попроще курил трубку другой мужчина в довольно поношенном чёрном морском бушлате с блестящими латунными пуговицами в два ряда. Физиономия цвета красного дерева. Волосы стянуты в хвост широкой чёрной лентой. Один глаз закрыт повязкой. На столе перед мужчиной стояла кружка пива. За столиком у выхода одиноко сидела женщина в годах с суровым смуглым лицом в экзотических восточных одеяниях.
– Уважаемые дамы и месьеры, позвольте представиться, – проговорил доктор Мартиниус, обращаясь к присутствующим. – Месьер Мартиниус, нотариус, моя племянница мадемуазель Барбара и мой помощник месьер Лукас. Мы только что прибыли из Квакенбурга.
Мужчина, сидевший рядом с девицами, расплылся в сладкой улыбке:
– Барон и кавалер сьер Аскольдон Олаф Пузик, лучший лучник королевства, не побоюсь сказать.
Лучший лучник королевства был невысок, плотного сложения, с заметным брюшком. Шёлковый камзол с панталонами в синюю полоску, шёлковые чулки, надушенный шёлковый галстук, на голове напудренный парик, на боку короткая шпага с золочёной рукоятью. Остроконечная бородка, навощённые усики и жеманные повадки являлись удачным дополнением к его роскошному наряду.
Как и положено мужам из знатного сословия Гведского королевства, барон носил два имени. Ещё более знатные вельможи, всякие герцоги и князья, давали своим детям по три имени или даже больше, чтобы подчеркнуть древность рода, но потом для освежения памяти им частенько приходилось заглядывать в «Гведский родословник», который содержал все именитые фамилии королевства.
– Разрешите мне, ваша учёность, представить вам очаровательных дочерей его сиятельства графа Гвера Амадея Кронье. Кстати, мирового судьи нашего графства и моего соседа, но, к несчастью, уже покойного. – Барон Пузик указал на соседку: – Мадемуазель Гортензия Кронье.
Гортензия – высокая девица с карими глазами и иссиня-чёрными волосами, уложенными буклями, как у членов королевской фамилии, – была в переливающемся тёмно-синим шёлком платье с кринолином. Вокруг очень тонкой талии обвивался шёлковый пояс. Обнажённые плечи прикрывало меховое боа. Выхоленные руки аристократки поглаживали толстого серого кота.
– Я старшая дочь графа Кронье, – высокомерно заявила Гортензия, окинув презрительным взглядом нотариуса и его спутников, – а эти две барышни мои младшие сёстры.
– Лилия Кронье, – мягким голосом назвала своё имя следующая девица, блондинка. – Я средняя сестра.
У Лилии были светло-русые, чуть светлее Барабариных, волосы, заплетённые в тяжёлую косу, голубые, но какие-то прозрачные глаза, на щеках веснушки. Розовая бархатная шляпка, украшенная пером чёрного лебедя, пышная юбка с обручем по низу, на руках длинные белые перчатки с застёжками на запястьях.
– А я младшая сестра, – задорно улыбнулась последняя девица, самая хорошенькая. – Магнолия Кронье, но можно просто Магнолия.
Магнолия, казалось, источала радость жизни, которую она была не в силах скрыть. Волосы с медным отливом, разделённые на прямой пробор, убраны бархатной сеткой, изумрудно-зелёные смеющиеся глаза, гладкие щёки, пухлые губы, простенькое муслиновое платьице, обшитое кружевом. Она выглядела на несколько лет младше сестёр и смотрелась почти подростком.
Женщину с суровым лицом в восточных одеяниях никто не стал представлять, из чего Мельхиор сделал вывод, что это чья-то служанка. Скорее всего, сестёр Кронье.
Куривший одноглазый мужчина выпустил целое облако дыма и кратко произнёс хриплым басом:
– Капитан Франциск Пангасиус.
Барабара на смогла сдержать восторженное восклицание. Ну ещё бы! Это же настоящий морской волк! Загорелый, пропахший трубочным табаком, с большими пышными усами, рыжей бородой, поседевшей от морской соли, и с одним глазом, выпученным, как у удивлённого рака.
– А можно, мы сядем с вами, месьер Пангасиус? – спросила Барабара, не сводя с капитана восхищённого взгляда.
– Добро пожаловать на борт, детка, – добродушно отозвался Пангасиус, – но лучше называй меня капитаном. Мне так привычнее. Надеюсь, вам не помешает моя трубка, уважаемые? Это лучший табак с острова Гведелупа, клянусь грот-мачтой «Авантюры»!
Путешественники заняли места за столом. Мельхиор слушал моряка с каменным лицом. Капитан Пангасиус ему не нравился. Наверняка грубиян, провонявший табачищем, рыбой и дешёвым пивом. Доктор Мартиниус делал знаки Барабаре, чтобы она прекратила болтовню, но напрасно – девушка бесцеремонно продолжала расспросы:
– Вы и на Гведелупе побывали, капитан? Это же в Гведской Вест-Индии! Мы в гимназии проходили.
– Я везде побывал, – самодовольно подкрутил усищи капитан и сделал изрядный глоток из кружки.
– А «Авантюра» – это ваш корабль?
– Угадала, детка. Моя шхуна «Авантюра» пришвартована у Селёдочного причала. Её легко узнать по бушприту, который украшает фигура морского конька. Пока «Авантюру» готовят к дальнему плаванию, я решил пожить на твёрдой земле, попить пива и поесть домашней стряпни, а не тошнотворного варева моего кока, дохлую акулу ему в глотку! Через несколько дней, когда судно будет готово, я отправлюсь в заморские колонии.
– Вот здорово! – весело захлопала в ладоши Барабара, но тут же погрустнела: – Ну почему я не родилась мальчишкой!
Роза внесла огромный поднос, уставленный посудой. За Розой появилась мадам Петуния.
– Надеюсь, вы не откажетесь от доброго ужина, состоящего из холодного акульего мяса под соусом «Мадам Петуния», копчёной салаки и наших ориентских слоёных пирожков из овсяной муки с кукурузой, воздушным рисом, жареной чечевицей, зелёным горошком, жареным луком и растительным маслом? – вопрошала хозяйка гостиницы, помогая горничной расставлять тарелки перед постояльцами. – Дамам мы предлагаем заморское вино «Сладкий поцелуй», а кавалерам – пиво лучшей ориентской пивоварни «Наливай да пей».
– А макарон с соусом из чернил осьминога у вас нет? – спросила Барабара.
– Нет, барышня. – Мадам Петуния попыталась изобразить сожаление на генеральском лице. – Их редко заказывают, но, если вы хотите, мы приготовим их специально для вас.
Несмотря на отсутствие макарон с соусом из чернил осьминога, угощение выглядело аппетитно, а пахло ещё аппетитнее, поэтому постояльцы, не мешкая, приступили к ужину. Доктор Мартиниус поднёс было ко рту вилку с куском акулы, но Барабара заставила его замереть, задав вопрос:
– Дядя, а что это за свадьба Морского царя, про которую ты говорил с мадам Петунией?

Глава V
Старинный красивый обычай
Задержавшись на секунду, доктор Мартиниус торопливо сунул в рот акулье мясо и принялся старательно его жевать. Всем своим видом нотариус показывал, что хотел бы ответить племяннице, но не может – у него, видите ли, занят рот. «Видимо, хитрый старик хочет выиграть время, чтобы придумать какой-то лукавый ответ», – подумал Мельхиор. Однако вместо доктора Мартиниуса заговорил капитан Пангасиус. Он насмешливо заявил хриплым басом:
– Издалека же ты приехала, детка, если не слышала о свадьбе Морского царя. Это здешний старинный красивый обычай, известный с незапамятных времён.
– И в чём же он заключается, капитан? – спросила Барабара, бросив на доктора Мартиниуса странный взгляд, который Мельхиор не понял.
Пангасиус отхлебнул пива, громко рыгнул, подмигнул Барабаре единственным глазом и начал рассказывать:
– Как я уже сказал, это очень древний обычай. С самого основания Ориента здесь осенью выбирают невесту для Морского царя. Вся жизнь города связана с морем, поэтому для его жителей очень важно расположение морского владыки. Каждая девушка в Синей стране мечтает стать Морскою царицей, но по многовековому обычаю невесты должны быть из благородных семейств и с разным цветом волос.
– Да не слушайте вы этого морского бродягу, – энергично вмешалась в разговор проходившая мимо стола мадам Петуния. – Не каждой девушке придётся по нраву чахнуть в золотой клетке. Франциск, принести тебе ещё пива? А вам, ваша учёность, и вашему помощнику?
– Пожалуй, я попробую пиво, – согласился доктор Мартиниус. Мельхиор тоже кивнул в ответ на вопрос в глазах мадам Петунии.
– А мне, пожалуйста, вина, – попросила Барабара. – Дядюшка, ты ведь не будешь против?
Нотариус лишь вздохнул. Когда эта озорная девица, его обожаемая племянница, считалась с чужим мнением?
– А как выбирают невесту для Морского царя? – поинтересовалась Барабара у капитана Пангасиуса.
– Когда прежняя Морская царица состарится и умрёт, Совет гильдий мастеров выбирает трёх красавиц из знатного сословия. – Пангасиус понизил голос и незаметно показал на соседний стол с дочерями графа Кронье: – Впрочем, это не обязательно должны быть сёстры, но обязательно блондинка, брюнетка и рыжая. Выбранных невест отправляют на маяк Большой Лемюэль накануне шторма, а шторма здесь долго ждать не приходится. Осенью в Синем море часты штормы, бури и ураганы. Каждая из девушек должна провести одну бурную ночь на верхней площадке маяка, молясь о смягчении гнева Морского царя.
– Как молясь? – спросила Барабара. Её глаза горели от возбуждения.
Капитан Пангасиус пожал плечами и произнёс дурашливым голосом:
– О, могучий повелитель морей! Прошу тебя благословить жителей Ориента и явить нам твою милость! Умерь гнев, даруй нам полные лодки рыбы! – Пангасиус закашлялся. Схватив кружку с пивом, он изрядно отпил из неё и прохрипел своим обычным басом: – Ну, что-то в таком роде, детка. Если шторм утихнет до восхода солнца, значит, Морской царь выбрал себе в жёны эту девушку. На грандиозном костюмированном балу в Адмиральском дворце счастливицу объявляют Морской царицей. Она будет носить этот титул всю жизнь и пользоваться огромным уважением и почётом. Главная обязанность Морской царицы – заступаться за Ориент перед Морским царём.
– А если шторм будет продолжаться и на рассвете?
– Если шторм будет продолжаться, то следующая девушка проведёт очередную ночь на площадке. Если шторм за три ночи не закончится, то свадьба переносится на следующую осень, но это вряд ли.
– А кто-нибудь видел этого вашего Морского царя? – не сдержался Мельхиор. – Вы же цивилизованные люди, а верите в сказки.
– Конечно, видели, сьер Лукас, – снова вмешалась опять проходившая мимо стола мадам Петуния. – Даже многие. Рыбаки, моряки, капитан не даст соврать, да и в старых книгах про Морского царя написано, и картинки нарисованы.
– И как он выглядит?
– Сама-то я его не видела, сохрани меня Святая Авируния от этакой страсти, но люди говорили, что у Морского царя толстое длинное тело, как у змеи, но с перепончатыми плавниками и огромной рыбьей мордой. На голове корона из раковины. На плавниках длинные, кривые когти. От затылка до кончика хвоста тянется здоровенный гребень. А на морде вытаращенные глаза, вроде, как у нашего капитана, и сомовьи усы.
– Фу, я бы за такое страшилище замуж не пошла, – скривилась Барабара.
Мадам Петуния улыбнулась девушке и в сопровождении верной Розы покинула столовую. За столом для городского и сельского сословий замолчали и сосредоточились на еде. Отдавая дань слоёным пирожкам, которые в самом деле оказались очень вкусными, Мельхиор и остальные его сотрапезники невольно прислушивались к светской беседе за соседним столом.
– Даю слово чести, мои дорогие барышни, я действительно лучший стрелок из лука во всём королевстве, – хвастался барон Пузик, не обращая внимания на крошки, застрявшие в его усиках и бородке. – Его королевское величество Флориан Миролюбивый всегда говорит, что я доставляю к его столу самых крупных перепелов и самых жирных зайцев.
– Что вы говорите, сьер барон, – притворно удивлялись знатные сёстры, обмениваясь лукавыми взглядами.
– Именно, не побоюсь сказать! Я всегда попадаю добыче точно в глаз, мои дорогие барышни, чтобы не попортить шкурку. Клянусь своими стрелами! Со мной вы можете чувствовать себя в полной безопасности. Не зря ваша матушка, графиня Астра, попросила меня сопроводить вас в Ориент, когда узнала, что я тоже еду сюда, на свадебный карнавал.
– Вот уж не думала, что благородных кавалеров интересуют такие глупости, как карнавалы и балы, – с насмешкой проговорила Гортензия. Остальные сёстры рассмеялись.
– Причём здесь карнавал? Я намереваюсь принять участие в соревновании лучников в Пиратской Дыре, мадемуазель, – с обидой возразил барон Пузик.
– Скажите, сьер барон, почему соревнование по стрельбе из лука будет проходить в таком ужасном месте? – спросила Лилия, удивлённо посмотрев на Пузика.
– О, это будет захватывающее зрелище! – с воодушевлением воскликнул Пузик. —Лучшие лучники нашего края будут стрелять в какого-то пирата. Морского разбойника привяжут к столбу, и тот, чья стрела умертвит злодея, будет объявлен победителем и получит украшенный алмазом муаровый бант на шляпу. Прелестно, не правда ли?
Барон расхохотался, довольный. Его тонкие губы под навощёнными усиками налились кровью. Гортензия тоже злорадно захихикала. Лилия растерянно молчала, но Магнолия вдруг спросила с негодованием:
– Разве вы не понимаете, сьер барон, что это жестоко?
– Почему же жестоко? – искренне удивился Пузик. – Отнюдь. Ведь наказать негодяя-простолюдина – долг каждого представителя знатного сословия. Я привёз любимый тисовый лук, колчан из ослиной кожи, отделанный серебром, и особые стрелы. Они невероятно остры и способны пробить даже стальные латы.
Капитан Пангасиус громогласно заметил, попыхивая трубкой:
– Я тоже весьма неплохо стреляю из лука, хоть и не отношусь к знатному сословию, но не стал бы убивать безоружного человека, провалиться мне в трюм!
Услышав капитана, Пузик побагровел, его лицо неприятно исказилось, рука схватилась за рукоятку шпаги.
– Ваши слова – неслыханная дерзость!
Пузик вскочил и решительным шагом направился к столу, за которым развалился Пангасиус. Лицо барона так и пылало в свете камина. Казалось, его напудренный парик дымится от возмущения. Когда разъярённый Пузик приблизился, капитан поднялся и медленно выпрямился во весь рост. Оказывается, он был очень высок и широкоплеч. Пузик едва доставал ему до груди. Здоровенный морской волк поигрывал длинным абордажным кортиком, молниеносно появившимся в его лапище. Пузик в нерешительности остановился.
– А я согласна со сьером Пангасиусом, – заявила Магнолия, чьи изумрудно-зелёные глаза стали совсем тёмными от волнения. – Стыдно быть таким кровожадным, сьер барон!
Возникшее напряжение между столами сняла Гортензия, проворковав:
– Пончик, хочешь мяска?
Пончик громко замяукал, давая понять хозяйке, – он хочет. Кот проделал это так уморительно, что девушки, доктор Мартиниус и Мельхиор не смогли удержаться от смеха. Даже капитан Пангасиус усмехнулся в рыжую бороду.
– Вы мне ещё ответите за дерзость, – пробурчал барон Пузик и вернулся на своё место.
– Ко-ко-ко! Какой он мерзкий, этот баронишка, – шепнула Барабара Мельхиору.
Так и не произнёсший ни единого слова капитан с самым безмятежным видом опять развалился на стуле.
Роза внесла десерт: сдобное печенье, ягодные пудинги, кексы, кремы с шоколадом, виноградный джем, арбузное варенье и прочие вкусности. Мадам Петуния энергично взяла руководство угощением гостей на себя. Выполняя указания хозяйки, Роза заметалась между столов. Все охотно принялись за десерт. Особенно Барабара обрадовалась сладостям. Несмотря на возраст, она осталась сладкоежкой. Одна Лилия не притронулась к лакомствам. Очень скоро она вышла из-за стола и обратилась к присутствующим:
– Извините меня, уважаемые, но я, пожалуй, пойду к себе. Уже поздно, у нас был трудный день, мне нужно отдохнуть.
– Подожди уходить, сестрица, – сказала Магнолия. – Ведь у нас в Синей стране есть поверье, что тот, кто первый встанет вечером из-за стола, наутро умрёт.
Вздрогнув, Лилия замерла, но Гортензия резко проговорила:
– Вздор! Не стоит верить в каждое глупое поверье, Лили. Их сочиняют невежественные мужланы за кружкой пива. Впрочем, если тебе будет так спокойнее, то сьер барон уже вставал, – не обращая внимания на побледневшего Пузика, Гортензия добавила: – Я тоже иду. Пончик хочет спать. Нолик, ты с нами? Спокойной ночи, уважаемые. Нахалла, проводи нас!
Женщина с суровым лицом отворила дверь, пропустила барышень и последовала за ними. Капитан Пангасиус водрузил на голову треуголку с потёртым золотым галуном, отвесил остающимся общий поклон и ушёл за сёстрами Кронье, дымя, как сигнальный костёр.
На улице поднялся ветер, полил дождь, загремел гром, заглушая колокола Морского собора. Стёкла в частых свинцовых переплётах задребезжали. По стёклам потекли потоки мутной воды. Мадам Петуния зажгла ещё свечей.
– Наверное, тем, кто сейчас в море, приходится нелегко, – задумчиво сказала Барабара, глядя на струи дождя и вспышки молний.
– Что ж, наверное, нам тоже пора в постель, – произнёс доктор Мартиниус. – Как вы думаете? Барб, Мельхиор?
В дверях столовой возникла Роза, держа поднос, полный бутылок.
– Попробуйте наши вина, благородные сьеры, – предложила мадам Петуния. – Ром с Гведелупы, мальвазия из Портобелло, марсала из Новой Гвеции, белое, красное и розовое вино из Южной Александрии.
Повинуясь знаку мадам Петунии, служанка поставила поднос на стол перед бароном Пузиком, и обе женщины оставили столовую.
– А я, пожалуй, ещё посижу, – решил барон Пузик. Теперь, когда в столовой не было капитана Пангасиуса, барон опять приобрёл самоуверенный вид. – Составите мне компанию, ваша учёность?
– Охотно, месьер барон, – согласился нотариус. – Кажется, я вижу здесь бутылочку монастырского бенедиктина из Патерностера. Давненько я его не пробовал. А ты, Барабара, ступай-ка спать. Зачем тебе слушать скучные мужские разговоры?
– А я люблю слушать скучные мужские разговоры, – заявила Барабара. – Кроме того, я ещё не пробовала бенедиктин, хоть и провела в монастырской школе целых два года.
Доктор Мартиниус хотел что-то ответить дерзкой племяннице, но в этот момент до столовой долетел крик, полный ужаса.

Глава VI
Легенда о Призрачном Птицелове
– Мне кажется, кто-то кричал, – неуверенно произнёс Мельхиор.
– Разве? – сделал удивлённое лицо барон Пузик. – Наверное, это ветер.
Отчаянный крик раздался снова. Он шёл со второго этажа. Кричала женщина. В её крике звучал такой ужас, что все вздрогнули.
– По-моему, нам нужно пойти посмотреть, – сказала Барабара, вопросительно глядя на дядю.
Тот взволнованно пропищал:
– Мельхиор, я прошу вас узнать, что случилось. У вас самые быстрые ноги. А мы двинемся за вами со всей возможной скоростью, не так ли месьер барон?
– А по-моему, это ложная тревога, – пролепетал Пузик, судорожно хватаясь за рукоять шпаги. – Может быть, дама увидела крысу. Они же визжат по любому поводу. Иногда вообще без повода. Я имею в виду дам, а не крыс.
Мельхиор не стал ждать окончания спора. Он выбежал из столовой и бросился бежать вверх по лестнице. Впрочем, доктор Мартиниус и Барабара тут же поспешили за ним. Барон Пузик остался в столовой.
В коридоре второго этажа, скупо освещённого одинокой газовой лампой, было полно людей. Магнолия обнимала истерически рыдающую Лилию. Гортензия боролась с Пончиком, который, противно мяукая, вырывался из её рук. Все три дочери графа Кронье были в одинаковых батистовых пеньюарах, различался только их цвет: белый, красный и чёрный. Угрюмая Нахалла стояла рядом с ними, кусая губы. Мадам Петуния, Роза, горбатый Фантик и капитан Пангасиус, босой, в длинной, пропахшей трубочным табаком и нафталином ночной рубашке, но в капитанской треуголке и с кортиком в руке, толпились у открытых дверей одной из комнат.
– Что случилось? – спросил Мельхиор, задыхаясь от быстрого бега.
– Что-то напугало сестрицу Лили, – ответила Магнолия, успокаивающе гладя Лилию. – Милая сестрица, наверное, тебе просто показалось.
– Мне не показалось! Клянусь Святой Авирунией, не показалось! Это была жуткая рожа! – простонала сквозь рыдания Лилия. – Ну зачем я первой встала из-за стола? Призрачный Птицелов пришёл за мной! Теперь я умру, да?
Лилия посмотрела на Мельхиора круглыми от страха глазами. Её веснушчатое личико приобрело бледно-восковый цвет. Девушка казалась постаревшей лет на пять.
– Никто не умрёт, мадемуазель, – заявил появившийся в коридоре доктор Мартиниус. – Роза, принесите, пожалуйста, воды для барышни.
Роза живо сбегала на кухню и вернулась со стаканом воды. Сделав несколько глотков, Лилия немного успокоилась.
– Скажите, мадемуазель, что же вас так напугало? – задал вопрос нотариус.
– Когда я вернулась в свой номер, – всё ещё всхлипывая начала рассказывать Лилия, – я переоделась в пеньюар и легла. На улице началась гроза. Я панически боюсь молний, поэтому лежала, зажмурившись, и старалась поскорее уснуть. Вдруг я услышала стук, потом ещё один. Кто-то тихонько барабанил в стекло балконной двери. Я открыла глаза и чуть не умерла от страха. С балкона на меня смотрела жуткая рожа. Очень бледная, словно у покойника, большая и совершенно неподвижная. В ней было что-то нечеловеческое. Сначала я чуть не лишилась чувств, такой меня охватил ужас, а потом закричала и бросилась в коридор.
– Как выглядела эта, с позволения сказать, рожа?
– Огромный, бледный, оскаленный череп. Помилуй меня Деус увидеть его ещё раз!
– На балконе никого нет, – заметила мадам Петуния. Мы с Розой и Фантиком уже посмотрели.
– Уважаемые, мы будем сегодня спать или нет? – капризным тоном спросила Гортензия. – Пончик устал и не слушается.
– Гортензия, ты можешь хоть на минуту забыть про своего кота? – захныкала Лилия. – У тебя сегодня ночью умрёт родная сестра, а ты думаешь только о Пончике!
Недовольно фыркнув, Гортензия отвернулась с оскорблённым видом.
– Не нужно драматизировать ситуацию, мадемуазель, – проговорил доктор Мартиниус, обращаясь к Лилии. – Возвращайтесь в номер, заприте окна и двери и ложитесь в кроватку. И пусть вам приснится хороший сон.
– Я не останусь в этом номере ни за что на свете! – замотала головой Лилия. – Я же не смогу там заснуть! Гортензия, давай поменяемся комнатами. У тебя ведь нет выхода на балкон?
– Вот ещё! – вздёрнула нос старшая сестра. – Меняйся с Магнолией, если хочешь, а нам с Пончиком и в этой хорошо.
– Нолик, ну, пожалуйста! – Лилия умоляюще протянула руки.
– Хорошо, милая Лили, – улыбнулась Магнолия. Глядя на неё, Мельхиор невольно тоже улыбнулся. Девушка нравилась ему всё больше. Изумрудные глаза, жизнерадостность, добрый нрав. Ах, если бы она не была невестой Морского царя!
– Ой, спасибо, Нолик! – обрадовалась Лилия. – Нахалла, будь добра, перенеси наши с Магнолией вещи.
Переваливаясь с боку на бок, словно утка, Нахалла отправилась выполнять распоряжение. Мадам Петуния велела Фантику помочь молчаливой служанке.
– В моём номере тоже нет выхода на балкон, и я попрошу Нахаллу, чтобы она до утра дежурила у твоей двери в коридоре, – пообещала Магнолия Лилии. – Не бойся, милая Лили, ты будешь под надёжной охраной. Я дам тебе заговорённую кроличью лапку. Она защитит тебя от всякого зла.
– Спасибо, спасибо, сестрица! – повторяла Лилия. – С кроличьей лапкой мне будет не так страшно.
– Представление окончено, уважаемые, – язвительно объявила Гортензия. – Теперь мы можем, наконец, пойти спать.
Все разбрелись кто куда. Капитан Пангасиус давно уже исчез, видимо, стесняясь своего неглиже. Доктор Мартиниус, Мельхиор и Барабара решили вернуться в столовую. После пережитого волнения спать никому не хотелось.
– А можно я с вами? – неожиданно спросила Магнолия.
– Если вам угодно, мадемуазель Кронье, – радостно вырвалось у Мельхиора. – Мы будем очень рады.
– Для друзей я Магнолия, – улыбнулась девушка молодому человеку.
Сердце Мельхиора отчего-то затрепетало. Он почувствовал, как его щёки зарделись. Барабара отчего-то нахмурилась.
– Я мигом. Только накину на себя что-нибудь потеплее.
В пустой столовой лишь один барон Пузик всё ещё дегустировал вина. Там было уютно. В громадном камине потрескивал огонь; горели свечи. Их свет падал на стол, за которым бражничал барон.
– Ну, что там стряслось, ваша учёность? – спросил нотариуса Пузик, с трудом ворочая языком.
– Мадемуазель Лилия чего-то испугалась. Ей померещилось в темноте за окном что-то вроде черепа.
– Наверное, ей померещился Призрачный Птицелов? – пьяно усмехнулся барон. – Кронье пугают им друг друга уже лет сто.
– Кто такой Призрачный Птицелов, месьер барон? – спросила Барабара.
– Я расскажу, если вы выпьете со мной, уважаемые. Одному пить как-то неблагородно. А я же барон, не побоюсь сказать!
Пришлось доктору Мартиниусу, Барабаре и Мельхиору снова занять свои места за столом. Появившаяся из сумрака Роза налила всем по бокалу вина, и они приготовились слушать барона Пузика.
– Вы не слышали о проклятье рода Кронье? О, это очень старая история, уважаемые, – с усилием начал барон рассказ, так как язык плохо его слушался. – Давным-давно, когда Синей страной правил Филипп Кровожадный и нравы были не такие мягкие, как сейчас, тогдашний граф Кронье устроил соревнование лучников. Победитель получал руку дочери графа. К дворцу Кронье съехались сыновья самых высокородных семей Синей страны. Среди них затесался один парень из маленькой деревеньки за Комариным болотом. Хотя он и относился к знатному сословию, его отец давно разорился, и парень зарабатывал себе на жизнь тем, что ловил на продажу певчих птиц. К ярости графа, этот парень победил в соревновании. Тогда граф нарушил слово. Не желая выдавать дочь за голодранца, он обвинил юношу в браконьерстве в принадлежащих ему лесах и велел казнить. Парня повесили той же ночью, несмотря на сильную грозу. Под оглушительные громы и ослепительные молнии он перед смертью проклял своего обидчика и поклялся извести весь его род. С тех пор многие Кронье погибли от меткого выстрела из лука, и, заметьте, ни разу не нашли того, кто это сделал. Люди прозвали потустороннего мстителя Призрачным Птицеловом, так как его настоящее имя давно забыто. Говорят, он всегда приходит в дождливую ночь.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/vadim-rossik-18506131/svadba-morskogo-carya-kniga-pyataya-68660421/) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

notes
Примечания

1
Повесть «Чародей из Аксамита».

2
Господин (лат.).

3
Повесть «Тёмный Человек».

4
Повесть «Оборотни Гведского леса».

5
Здесь живет радость (лат.).