Праведник
Праведник
Валерий Петрович Большаков
2048 год. Яков Лот – из отчаянных парней-перевозчиков. Европейцев-беженцев, спасающихся от гомофашистов, они доставляют в Россию. А где-то в глубинах космоса дремлет богоид Сферос, создатель хомо сапиенс, обеспокоенный попытками неразумных детей своих расчеловечиться…
Валерий Большаков
Праведник
Глава 1. Формула счастья
Реактивные пули гремели, угнетая рассудок. Они пятнали темноту огненными росчерками, щепили и мочалили деревья, а когда попадали в «Руссо-балт», весь кузов гудел, как колокол.
Яков Лот слушал этот глухой, отрывистый набат, и болезненно морщился, словно увесистые разрывные пульки язвили его собственную шкуру, а не пласт-броню внедорожника.
Он гнал на бешеной скорости, вертя баранку и вжимая голову в плечи. Атомокар взрёвывал турбиной, уворачиваясь от раскидистых дерев, ломясь через кусты, подскакивая на буграх, скользя, дрифтуя, кренясь…
Овальное зеркальце над местом водителя отражало бледные лица беженцев, цеплявшихся за скобы, за спинки передних сидений, друг за друга.
– Слева! – завопила мадам Роше. – Он заходит слева!
– Это «Фалькон»… – обреченно простонал лысый Жослен, отец семейства. – Нам не уйти!
– Спокойно!
Яша резко поднял голову, бросая взгляд за прозрачный верх кабины, и тут же вперился в обзорник – лес на экране прыгал, шатался, наваливался…
– Там дерево! – завизжала Клер.
– Вижу, – процедил Лот, бросая «балт» в сторону.
Круто вывернув руль, он объехал громадный кряжистый дуб, чиркая дверцей по стволу. Очередь с беспилотника прошла мимо, срубая ветки, выпалывая траву. Вспышки разрывов заблистали в стробоскопическом мельтешеньи, выхватывая из тьмы силуэты деревьев.
Годовалые близнецы на руках у Клер тут же начали плакать.
Мадам Роше стала шикать на плакс, как будто рев младенцев мог их выдать.
– Господи, он опять заворачивает!
– Да вижу я!
Спасительный туннель был совсем рядом – вот так вот, между двух холмов, и через полянку… Нельзя!
На открытом месте дрон их мигом ухайдокает, хватит одной ракеты. И полетят клочки по закоулочкам…
Облизав сухие губы, Яков резко свернул. Джип, рявкнув турбиной, понесся вокруг поляны, залитой лунным светом, таясь за елями – колючие лапы так и шаркали по кузову. Они тут уже проезжали – раз, другой, третий… Колеи еще не остыли, инфрадатчики «Фалькона» их прекрасно различают. Четвертый след, оставленный джипом, запутает скудный машинный интеллект…
Беспилотник резко спикировал, промелькнул на бреющем, клоня траву, и взмыл вверх.
«Отлично!» – обрадовался Лот. На вираже дрон их не заметит, а когда поляна снова попадет в поле зрения его визиров, атомокар как сквозь землю провалится…
Бешено вращая шарами-колесами, «Руссо-балт» рванул напрямую. Расшвыряв кучу прошлогодней листвы, машина шмыгнула под своды старого железнодорожного туннеля.
Поезда тут уже лет двадцать не ходили, рельсы давно пошли на переплавку, а подлесок надежно схоронил трухлявые шпалы. Отъехав в глубину туннеля, Яков затормозил и выключил двигатель.
Наступившая тишина ошеломила беженцев, как удар – все сидели, не двигаясь, и только белые яблоки глаз изредка пошевеливались, взглядывая то на Лота, то за прозрачный купол кабины, словно пытаясь удостовериться, на этом они свете или уже на том.
– Подождем до утра, – устало сказал Яша. – «Фалькон» – это вам не «Симург», кибермозга ему не дали, да и рецепторы у него – так себе. Покружит, и улетит. Скоро уже развиднеется. Задерживаться тут не резон, границу с Новороссией перейдем на рассвете…
– Реку Прут? – проявил осведомленность месье Роше.
– Угу.
– А как?
– А по дну…
– Я серьезно! – обиделся Жослен.
– Так и я не шучу, – равнодушно пожал плечами Яков. – Переберемся на молдавский берег под водой, кузов у «балта» герметичный.
– Скорей бы… – пробормотал месье Роше, пряча свое смущение.
– А дрон нас тут не заметит? – боязливо поинтересовалась Клер.
– Дрону сюда не залезть, – сухо ответил Лот. – Давайте, перекусим лучше. И спать…
Мадам Роше и Клер принялись потрошить сумки, доверив близняшек прыщавому Анри. Отрок мигом вспотел.
– Багет еще свежий совсем, – бормотала старшая из женщин, – и термоконсервы я захватила, горяченького поедим… А ветчина где? А, вижу…
Яша развернул сиденье, и вытянул ноги. Кажись, пронесло…
Беспилотник увязался за ними в Карпатах, хотя «Вергилий» Ганс клялся, что трасса проверена от и до.
Это Украина, когда пролезла-таки в ЕС, уговорила европейцев «окопаться» – отгородиться от России и Новороссии системой пограничных укреплений. Хохлы звали ее «Стеной», а в Брюсселе нашли более благозвучное наименование – «Лимес».
В горах легче всего проходить «линию Зеленского».
Правда, «Малыш» Сванте уверяет, что лучшего места, чем на границе с Финляндией, не сыскать – он все свои группы проводит по тамошнему краю лесов и озер. Так ведь Сванте – бывалый таежник, к тому же киберинженер, автономные боевые системы за версту чует…
– Угощайтесь, – сказала Клер, протягивая Лоту ломоть хлеба с изрядной долей ветчины, щедро сдобренной горчичкой.
– Мерси, – улыбнулся Яков, и тут же вгрызся в солидный бутерброд.
– Нам всем досталась ха-арошая порция адреналина, – натужно пошутил Жослен. – Закусывать надо!
– Не прижимай их так сильно, Рири, – всполошилась Клер, тревожась за жизнь двойняшек. – Раздавишь!
– Не раздавлю, – ответил отрок мужественным голосом.
– Да вон, они пищат уже!
– Сама ты пищишь…
Благодушествуя, Лот глянул на близнецов.
Это из-за них поднялась вся кутерьма – Клер Роше вздумалось забеременеть без санкции Социальной Службы, и тетки из СС явились к ней домой, чтобы отобрать детей.
Жослен, по всему видать, терпеливый малый, но тут уж он не выдержал – спустил «эсесовок» с лестницы. Двадцать минут спустя прибыла полиция, однако скромная квартира Роше в XVI округе Парижа была уже пуста, только вещи повсюду разбросаны.
Трое суток беглое семейство пряталось в парижском метро, пока тамошние клошары не подсказали месье Роше обратиться к перевозчикам. Сам «Идальго» Робер проверил беженцев по своим каналам, убедился, что за ними чисто – и шепнул адресок Яшки Лота.
Покинуть Париж через Периферик и Булонский лес оказалось самым простым делом, а вот задача «как миновать блокпосты на дорогах и уцелеть при этом» решалась с трудом, особенно в Восточной Европе. В Словакии они и вовсе на облаву нарвались, но ушли от погони, а вот «Черному» Иржи тогда здорово не повезло – сцапали его патрульные. Хотя, как сказать…
«Автономка» по нему короткую очередь пустила, перебив обе ноги, а вот семья из Рандстада,[1 - Условное (пока!) название для супермегаполиса в Нидерландах, объединяющего Амстердам, Роттердам, Гаагу, Утрехт (всего ок. 35 млн. чел.). Можно предположить, что к 2048-му году названия Босваш (Бостон, Нью-Йорк, Филадельфия, Вашингтон – 80 млн. чел.), Токайдо (Токио, Иокогама, Осака – 70 млн. чел.), Чипиттс (Чикаго-Питтсбург – 35 млн. чел.), Санлос (Сан-Франциско – Лос-Анжелес – 20 млн. чел), Рейн-Рур (Кёльн, Дюссельдорф – 35 млн. чел.) утратят условность. Вероятно, появится и Моспит (Москва, Тверь, Санкт-Петербург – 30 млн. чел.), а может и Мослен (Москва, Калинин, Ленинград)…] которую Иржи перевозил, полегла вся. Судьба…
– А выйти нельзя? – робко спросила Клер. – Подышать, и вообще…
– Вы-ыйти? Сейчас проверим, – бодро ответил Лот. – Если «электронной пыли» не нанесло с Лимеса, то ради бога.
– Вы имеете в виду микроинформаторы? – блеснул эрудицией Жослен.
– Угу. Этих микрошпионов по всему Лимесу высеяно, как снега зимой – миллионы и миллионы. На земле, на траве, на деревьях… Как сильный ветер поднимается, эту дрянь по всей округе разносит. Сейчас я…
Задействовав сканеры, Яков всмотрелся в рабочий экран.
– Вроде, чисто… – проговорил он. – Фиксируются три «микрика», но это дохлятина – у них питание на нуле, солнце-то сюда не заглядывает. Да если бы и свежьё, какая разница? Три – это очень мало. Чтобы транслировать сигнал, паре сотен микроулавливателей, как минимум, надо выстроиться в «цепочки», потом сгруппироваться в «сборки»… Короче, выходим!
Лот вышел первым. Удивительно, но под сводами по-прежнему пахло смазкой и ржавчиной – не выветрилось железнодорожное амбре. Туннель, пронизывая невысокую гору, изгибался дугою в полтора километра, так что, стоило только отойти поближе к середке, и никто вас уже не приметит ни на входе, ни на выходе.
Полная приватность.
– Девочки налево, мальчики направо, – объявил Яков, и неторопливо зашагал вдоль бывших путей, посвечивая фонариком.
Вскоре он нашел то, что искал – целую кучу битых ящиков и полусгнивших шпал. Набрав охапку дров, перевозчик вернулся к машине и запалил костер.
– А это не опасно? – занервничал Жослен.
– Опа-асно? Дерево сухое, – спокойно ответил Лот, – дыма почти не дает. А тепловое излучение датчики не возьмут, слишком далеко. Так что присаживайтесь, погреетесь хоть…
Мадам и мадемуазель Роше удалились по личным делам, Анри сидел в кабине, поглощенный воспитательной деятельностью. Жослен с Яковом остались вдвоём.
Костер разгорелся, и отблески огня заплясали на ребристых сводах туннеля, переливчатыми бликами скользя по кузову «балта». Колпак атомокара был сделан из спектролита,[2 - Спектролит – материал, прозрачный только с одной стороны.] и эта ртутно-серебристая выпуклость незаметно сливалась с обтекаемым корпусом, из-за чего джип приобретал вид зализанный и цельный, как у слитка. И только шаровые шасси выдавали его предназначение.
– Что вы сейчас чувствуете, Жакоб? – негромко поинтересовался месье Роше.
Лот пожал плечами.
– Да как всегда, – сказал он. – Нетерпение. Досаду. Усталость. Психую немного, и злюсь на себя за это.
– Психуете? А-а… Последний бросок?
– Ну да… И вы, пожалуйста, не расслабляйтесь особо – наш бросок реально может стать последним. Тут много битых автономок и беспилотников, есть и такие, у которых индикаторы «свой-чужой» давно гавкнулись, зато боеприпасов в достатке. Эти лупят по всему, что движется.
– Пугаете? – неуверенно спросил отец семейства.
– Предупреждаю, – пожал плечами перевозчик. – Помните, шумиху однажды подняли, когда в Карпатах люди стали пропадать? Нашлись такие, кто виновником Дракулу вывел.
Как-то целая группа туристов исчезла. Потом нашли сгоревший электробус, а в нем полно дырок от пуль. Сначала все свалили на боевиков-русинов. Отправили на поиски полицию. На другой день нашли сбитый вертолет и парочку полицейских атомокаров, «обработанных» из пулемета. Так и добрались до брошенной автономки. Та уже двигаться не могла – шасси полетело, и ствол пулемета расстрелян вгладкую, – но палила до последнего патрона… Местные боятся в лес выйти. Егерь один все жаловался – боевые системы, мол, двух медведей завалили! А потом и его самого ухайдокали. Натовцы вывернулись тогда – дескать, не следовало лесничему забредать в зону отчуждения! А ведь его прихлопнули на улице деревни, ночью… Микроинформаторы выследили, навели автономку, а та и рада стараться – влупила в егеря остаток кассеты крупного калибра…
– Но автономная боевая система не может покинуть зоны отчуждения!
– Не мо-ожет? Да что вы говорите? – хмыкнул Яков. – Ей годами никто профилактики не делал, программисты и близко к Лимесу не подходят. А машинам что? Подзарядились, боеукладки пополнили – и в рейд. А кто там попадет в перекрестья визиров, роботам без разницы…
– Кошмар какой-то…
Жослен подкинул в костер пару дощечек, и спросил:
– Скажите, Жакоб, а почему вы пошли в перевозчики?
Лот усмехнулся.
– Каждый зарабатывает, как умеет.
– Нет, я понимаю, – заторопился месье Роше, – и вы не волнуйтесь – у меня есть счет в вашем Госбанке. Как только мы окажемся на той стороне, я переведу вам всю сумму с ближайшего терминала. Три тысячи рублей, все, как договаривались.
– Да я и не волнуюсь, – равнодушно сказал Яков.
Жослен скривил рот в дерганой улыбке – губы у него дрожали.
– Только вы, русские, так относитесь к деньгам. Мы – другие.
И знаете, что, Жакоб? Не пудрите мне мозги, как выражаются наши братья-клошары! Никогда я не поверю, что работа перевозчика для вас всего лишь бизнес. Нет, в вашем деле есть и духовная составляющая. Ведь вы же спасаете людей!
– Не преувеличивайте, Жослен, – лениво отмахнулся Лот, – вашей жизни ничего не угрожало. Максимум, отделались бы штрафом…
– Ерунду не говорите, ладно? – нетерпеливо возразил месье Роше. – Штрафом! А горе в чем измерить? В каких денежных единицах? Ведь у Клер отобрали бы детей! Моих внуков! И передали бы в приют, чтобы их там усыновили извращенцы голубой или розовой масти!
– Как можно, Жослен? – насмешливо попенял ему Яков. – А еще толерантный европеец! Надо говорить не «извращенцы», а «представители сексуальных меньшинств».
– Вот! – вытянул палец месье Роше, продолжая пылко клеймить. – Вот она, подлая изнанка политкорректности! Вы имеете представление, как нормальные, вроде бы, мужчины оборачиваются в мужеложцев?
Лот усмехнулся.
– Я имею понятие об уродствах, – терпеливо сказал он, – в школе проходил, на уроках биологии. Лучше ответьте мне, почему же вы раньше не говорили этого вслух? Почему смирились с попранием устоев рода человеческого, истово, умильно вылизывая содомитов, феминисток, и прочий генетический трэш? Вся ваша сраная Европа сейчас в таком дерьме, что никаким перевозчикам его не разгрести вовек!
Месье Роше увял, а Лот вздохнул только – все беженцы, которых он переправлял в Россию, болтали об одном и том же. Словно их осеняло под крышей «балта», и они прозревали, дабы истину глаголить. Все люди одинаковы – безмолвствуют, пока самих не прижмет.
Яков лениво посматривал на Жослена, не мешая тому вещать. Пусть выговорится…
– Одно могу поставить себе в заслугу, – с гордостью сказал месье Роше, – я был против легализации педофилии! М-да… Вы сами, как я понимаю, гомофоб?
– Еще какой! – фыркнул Яков. – Гомофоб-нормалист, как нас в СМИ прозывают. Фигня все это… Что ж мне теперь, «Куин» не слушать? Фредди Меркьюри так здорово выпевает про шоу, которое должно продолжаться… Честно говоря, плевать я хотел на половые пристрастия, а если, скажем, парикмахер из голубых, так это даже лучше – он не грубый, обходительный… И не воняет. Но это в России так, у нас ЛГБТ воли не дают. Не зажимают особо, но держат в строгости. В Европе же распустили голубых братьев наших меньших – и докатились до гомофашизма.
Месье Роше молчал, вздыхал только, словно выговорившись, и Лот уже решил было, что можно идти подремать, но тут Жослен проговорил тихонько:
– Знаете, какова формула счастья?
– Сча-астья?.. – затянул Яков. – «А + Б = Л.»?
– О, это всего лишь простой двучлен из житейской алгебры! Семья решается по более сложному уравнению: «1 + 1 = 3». Стоило на старости лет попасть в переделку, чтобы уразуметь элементарнейшие истины! Женщине нужен мужчина. Мужчине нужна женщина. А ребенку нужны мама и папа. Это – свято!
– Согласен с вами, – сказал Лот прочувствованно. – И отбой!
* * *
Поспать не удалось. Едва Яков задремал, слушая успокаивающее потрескиванье догоравших дощечек, как его легонько потрясла за плечо Клер.
– Там кто-то есть! – разобрал Лот испуганный шепот. – Они идут сюда!
– Кто – они? – насторожился перевозчик.
– Не знаю… – прошелестела девушка.
Яша почти вернулся в явь, стряхивая с себя сонную одурь. Оглянувшись на «Руссо-балта» – охранные системы джипа пока не реагировали на опасность – Лот зашагал ко входу в туннель, куда они недавно юркнули, спасаясь от приставаний «Фалькона».
Прижимаясь к бетонной стене, прячась за выступами и в нишах, Яков прошел метров сто, когда явственно услышал неразборчивый говор и глухой лязг. На своды упали неясные тени.
Это было невероятно – по их следам шел пограничный наряд! Не «автономки» какие, а солдатня во плоти. Натовская форма и боекостюмы придавали «силовикам» вид внушительный, богатырский даже, но тощие кадыкастые шеи, торчавшие из верхних сегментов брони, выказывали истинную сущность – тщедушие погранцов.
Лот усмехнулся: весь наряд совершал дерганные, отрывистые движения. Видать, бронирования им мало показалось, еще и экзоскелеты нацепили. Ладно…
Быстро вернувшись, Яков открыл багажник, и вооружился «Калашниковым» – не стандартным ижевским автоматом, а его тульским «апгрейдом» – с подствольником, пускавшим реактивные пули калибра 14,5 миллиметра.
Начиненные приличным зарядом, они пробивали даже тяжелую броню, типа «Суперцеброн», а уж легкую курочили, как картонку.
Дальнобойность, правда, так себе…
– Что? Что такое? – всполошился Роше. – Это за нами?
– За нами, – кивнул Лот, нахлобучивая шлем на голову. – Держите! – протянув бледному Жослену второй «калаш», он добавил: – Женщин и детей – в джип. «Балт», отъезжаешь к оврагу!
– Приказ понял, – глухо ответила машина.
– А вам, Жослен, придется сопровождать «Балтика» снаружи. Заметите кого в форме – валите!
– К-как?
– Как сумеете, – сухо ответил Лот. – Желательно – насмерть. Все, выдвигаемся!
Испуганная Клер живо скрылась в машине, надутый Анри нырнул следом.
«Руссо-балт», тихонько заурчав, двинулся по остаткам шпал. Жослен, нервно оглядываясь, пошагал следом, неумело сжимая оружие.
«Господи, – подумал Яков, – он хоть стрелять-то умеет?»
Однако времени на курс молодого бойца не оставалось – пограничники были уже рядом. Пустив очередь наугад, Лот добился того, что пули с визгом срикошетировали, выбивая из стены туннеля крошки бетона и клубы пыли.
Ага! Видать, кому-то все-таки досталось – пронесся вскрик боли. И тут же зачастили, задолбили автоматы. Пули зачиркали по своду, с противным зудом уносились вглубь туннеля, впивались в землю.
Яков мигом залег, шустро скатываясь в желоб для стока воды, а в шпалу, которая недавно мешала ему валяться с комфортом, вонзилась игольчатая пуля. Лот коротко выдохнул. Судьба!
Высоко подскакивая и паля из автоматов без передышки, из туннеля показались европейские пограничники. Он насчитал троих.
Яков прицелился, и нажал на спуск подствольника. АКП чувствительно боднул в плечо, а реактивная пуля вылетела с коротким, пронзительным зудом. Попал!
Блеснула вспышка, словно у старинного фотоаппарата, и грудной сегмент боекостюма длинноволосого погранца вскрылся, лепестками разворачиваясь наружу. За сорванным лицевым щитком мелькнуло лицо волосатика, искаженное страхом и болью, вытаращились подведенные глаза.
Кровавые ошметки не порхали – их выплеснуло в выходное отверстие под спинным сегментом.
«Одним меньше».
Натовцы мигом залегли, да не всем нашлись укрытия.
Сощурившись, Лот взял на мушку краешек энергоранца, торчавший над щербатым бетоном, и мягко нажал на спуск.
Крупнокалиберная пуля пробила аккумуляторы – в стороны брызнули два снопа голубых искр. От перепада напряжения экзоскелет скрутился, выворачивая погранцу суставы, и тут же коленчатые рычаги «скелетона» распрямились. Орущего бойца подбросило в воздух – будто кот вспугнутый сиганул – и Яша не прозевал момент, «подбил на взлете». Два – ноль!
Лот оглянулся на выход из туннеля, откуда уже пробивался серый полусвет – солнце только-только всходило. Как бы его в клещи не взяли, мелькнуло у Якова. На выходе – скалы, там засаду не устроишь, а вот дальше начинается овраг… Да нет, там все заросло, и ложбина, и пути, и склоны. Подловить беженцев можно только ближе к берегу…
А не туда ли их и гонят погранцы? Загонщики, что ли? Ну, я вам устрою драму на охоте…
Короткой очередью Лот дал понять последнему защитнику рубежей, что жив и никуда не делся. Защитник не ответил. Яков прислушался, и уловил топот. Драпает, зараза! Ла-адно…
Оказавшись под открытым небом, Яков бочком-бочком заскользил между утесом и молодыми деревцами, проросшими на путях. Когда скалы сменились грядой холмов, он вывалился на полянку, посреди которой глыбился «Руссо-балт».
– А мы вас ждем! – доложил Жослен.
И неуверенно улыбнулся.
Глава 2. Фронтир
Сипя турбиной, джип медленно покатил, бампером раздвигая тощие стволики грабов.
Светало, но теней не наблюдалось – весь видимый мир погрузился в серые сумерки, призрачной пеленою занавесивших окрестности. Скатившись с насыпи, «балт» двинулся к пограничной реке, колыхаясь на ходу. Взбодрившись пилюлькой спорамина, Яша вел «Руссо-балт» дном балки.
Все детекторы невинно мигали зелеными огоньками, сканер тоже молчал. Видать, «загонщики» не рвались на подвиги.
Обогнув ржавый остов вагона, пущенного под откос еще во времена Румыно-молдавского конфликта, Лот выехал на открытую полянку.
Трава уже затянула давнишние воронки, а над деревьями, поваленными взрывами, вставала молодая смена – клены пальца в три толщиной. Из этих самых зарослей и прилетела ракета.
Пыхнуло огнем, всклубился дым, взвихрилась пыль. Серебристое веретенце, расправляя крылышки стабилизаторов, скользнуло навстречу джипу.
Яков просто не успел бы среагировать, но «балт» оставался настороже. Биоподвеска сработала моментально, поджимая колеса – внедорожник словно присел. Ракета мелькнула над самой крышей, и взмыла в воздух, оставляя сизый шлейф. Хлопок – и реактивный снаряд бессильно закувыркался вниз. Протух.
– Что?! Опять? – заполошно спросила мадам Роше.
– Атакован ракетой «земля – земля», – невозмутимо доложил «балт». – На данный момент автономная боевая система «Аргус» не представляет опасности, весь БК израсходован.
– Погуляю-ка я еще, – проворчал Яков, подхватывая верный «калаш», убийственную игрушку с коротким стволом и длинным магазином. – Не нравится мне эта автономка, не должна она быть здесь… Я скоро.
Жослен встрепенулся было, возможно, желая предложить свои услуги, но Лот уже выскользнул наружу. Дверца бесшумно закрылась за ним.
Посматривая вокруг, Яков скрадом подошел к старенькому «Аргусу». Так-так-так…
– «Балтик», – тихо сказал Лот, прижимая усик микрофона, – это не заблудившаяся автономка, на ней даже гусениц нет. Похоже, «Аргус» доставили сюда вертолетом и опустили, устроив засаду. Короче, тропа засвечена. Немедленно выбирайся из оврага, и следуй за мной на расстоянии… ну, скажем, метрах в пятидесяти.
– Приказ понял, – ответил джип.
Яков взобрался по круче, и выглянул из оврага, прячась в зарослях кизила. Пейзаж перед ним открывался вполне мирный – зеленые холмы, поросшие дубом, да акацией.
Напряженно осматриваясь, Лот покинул свою захоронку, и пошагал к реке. Джип катился за ним следом, выбирая тень деревьев и низины.
С очередного холма открылся Прут и железнодорожный мост через реку. Серо-синяя «шаровая» краска давно облезла с металлоконструкций, ржавые потеки отливали на балках и швеллерах неопрятной рыжиной, а крайний пролет моста и вовсе обрушился в реку тем своим концом, где стальную ферму раскурочил, разворотил взрыв авиабомбы или крылатой ракеты.
На устоях моста, выложенных бетонными плитами, можно еще было разобрать размашистую надпись: «Сепары рулят!»
Да, были схватки боевые…
Переливчатый блеск течения, облачка в синем небе, нагромождения пышной зелени – все навевало истому, негу, да желание слиться с природой. А вот Якова не покидала тревога.
Краем глаза уловив движение, Лот приник к стволу дерева.
По тропе, натоптанной протекторами и гусеницами военных роботов вдоль берега, шагали шестеро – румяный, очень важный натовец в комбезе с массой нашивок, лычек, бейджей и шевронов; длинный хлыщ в форме морпеха США, и четверо украинцев.
Эти узнавались по кепкам-мазепинкам. Вся четверка возбужденно, перебивая друг друга, докладывала «товарищам по оружию» о нарушителях границы, тыча в сторону оврага.
– Балтик, – негромко сказал Яша, – тут патрульные. Форсируешь реку без меня, я прикрою. Скажешь Жослену, чтобы оставил на берегу плотик.
– Приказ понял, – пискнуло в ухе.
Шестерка «стражей» подошла уже слишком близко, выходя на опушку. Если они поднимутся на холм, то увидят «Руссо-балт»…
Не поднимутся.
Лот дал короткую очередь над головами патрульных, и те мигом залегли. Проворно достав усыпительную шашку, Яков активировал ее, и забросил из подствольника. Попал!
Голубое облачко расплылось по опушке, и опало. Была бы шашка гранатой, все пятеро бы полегли…
Татакнул автомат – по звуку Яков опознал «Штейр» – и стих.
Со всею осторожностью Лот приблизился к патрульным, чуя легкий маслянистый запашок снотворного газа, туманивший голову.
Все шестеро лежали в вольных позах, изображая прикорнувших служак, разомлевших на солнышке.
Не высовываясь особо, Яков отметил неподвижность лиц у пятерых патрульных. И глаза у них остекленели будто, и слюна стекает из распущенных ртов, штатовец и вовсе обмочился.
А вот шестой…
Ласково поглаживая спусковой крючок «Калашникова», Лот показался из-за дерева.
Шестой, украинец в мятом «пятне» и с крестом Боевой Заслуги на груди, лежал навытяжку, картинно откинув в сторону руку, сжимавшую старенький «Форт-12».
Яша не стал будить патрульного, проговаривая, как в глупых боевиках, что-то вроде: «Вставай, поднимайся, рабочий народ!», а выстрелил одиночным.
Пуля-игла пробила украинцу запястье, и тот вскрикнул, вскинулся, потянулся к оброненному пистолету здоровой левой…
Еще одна игла перебила и эту конечность.
– Не дергайся, – холодно посоветовал ему Лот, – и проживешь долго-долго.
Вздрагивавшие губы на бледном лице патрульного были неприятно ярки, придавая тому облик вампира, недавно отобедавшего – вкусившего свежей кровушки.
Уста скривились в злобной усмешке.
– Какая честь, – хрипло выговорил украинец на хорошем русском, – сам Яков Лот!
– Мы знакомы? – по-прежнему холодно поинтересовался Яша.
– Ватники и колорады не числятся в моих знакомых! – презрительно ответил патрульный. – Зато я хорошо изучил твое досье. Яков Лот, родился летом 2014-го в Донецке, под обстрелом. Мать и акушерку убило осколками – обе кацапки прикрыли собою несчастненького «малышечку». Отец – ополченец, позывной «Северус» – погиб через полтора года, при штурме Мариуполя. Бедный сиротка рос в Москве, у дяди, Николая Петровича Воронина. Там же Яшенька окончил школу. Пытался поступить в МГУ, да не вышло. Отслужил в армии, в 80-й арктической бригаде, водителем атомного танка-транспортёра. Не женат, не привлекался, не состоит. Последние шесть лет занимается противоправной деятельностью, помогая скрываться преступникам, злостно нарушившим Ювенильный и Семейный кодекс Евросоюза. Объявлен в розыск Интерполом, ФБР и СБУ. Я ничего не упустил? А, вата?
– Люблю разговорчивых, – усмехнулся Лот. – Имя! Звание!
– Олесь Кучера, – отрекомендовался украинец. Покосился на свой голубой погон с парой желтых звезд, и добавил не без гордости: – Бунчужный.[3 - Бунчужный – воинское звание, ранее использовавшееся в УПА, приблизительно соответствующее старшинскому.]
– Подкрепление скоро прибудет?
– Даже не надейся, не скажу, – мужественным голосом ответил бунчужный.
– Откуда вам стало известно, что именно сегодня и именно здесь я пересеку границу? Разведка?
– Наводка!
– Кто?
Кучера смолк, плотно сжимая красные, словно измазанные кровью губы. Хлопнул выстрел, перебивая бунчужному колено – поросячий визг разнесся над рекою.
– Кто? – хладнокровно повторил Яша.
– «Розовые»! – завопил Кучера. – «Розовые» тебя сдали! Люди Большого Эрнеста! Вы их гомофашистами зовете!
– Кто именно?
– Не знаю! – простонал Олесь, и взвыл, наблюдая, как повело ствол «калаша»: – Да я, правда, не знаю!
– Верю, – сказал Яков и нажал на спуск.
Пуля вошла Кучере точно в переносицу.
Поднявшись, Лот внимательно осмотрел патрульных в остатке – те мирно спали, не реагируя ни на выстрел, ни на стрекот приближавшегося вертолета.
Яков поспешно укрылся в роще, и кинулся бегом к реке.
Вот и плотик – пройдешь мимо, и не посмотришь. Торопливо провернув баллончик, Лот добился того, что комок «пожамканного» эластика расправился, надулся тугим и пухлым диском.
С шумом вбежав в реку, Яков плюхнулся на плотик. Турбокоробка засвистела, крошечный водомет погнал плавсредство к другому берегу. Оглядываясь, Лот помогал себе руками, подгребая, подгребая, подгребая…
Когда пузатый «Еврокоптер» выплыл из-за холмов, Яша торопливо выбирался на берег, в тень раскидистых ив, таща за собою плотик.
Раздвинув плакучие ветви, Лот досмотрел, как вертолет завис над опушкой, как медленно снизился, раскручивая вихревой поток пыли, песка и листьев.
– Жак! – послышался дрожащий голос, и перевозчик вздрогнул.
Обернувшись, он увидел Клер, выглядывавшую из-за тальника.
– Я же вам сказал, чтобы уезжали! – рассердился Лот.
– А мы не хотим без вас, так неправильно!
Вздохнув, Яков пошагал за женщиной, оглядываясь на лопасти, кружившиеся над зарослями.
Минуту спустя он занял место водителя и, не слушая оправдания «балта», нарушившего приказ, завел двигатель. Тихонько, на первой скорости, джип тронулся прочь от берега, от границы «свободного мира». Но тот не отпускал.
Загоготал пулемет, прочесывая прибрежные заросли – ветки, да щепа так и летели в стороны. Натужно воя моторами, «Еврокоптер» поднимался обратно в небо, плавно разворачиваясь, цепляясь шасси за верхушки деревьев. Из дырчатых «бочек» с НУРСами полетели мелкие, но зловредные ракетки. Протягивая дымные хвосты над рекой, они рвались в лесочке, словно пропалывая деревца. Мимо!
– «Балтик», давай!
Турбина взвыла, покрышки взвизгнули, и джип метнулся вперед, прорываясь сквозь кусты.
Гулко стрекоча, вертолет пересек пограничную реку. Забил крестоцветный огонь автоматической пушки. Злые фонтанчики песка очередью прошли за «балтом», перечеркивая колею. Недолет!
Невидимый наводчик опорожнил еще одну кассету. Перелет!
Геликоптер накренился, с этакой ленцой разворачиваясь, и Лот похолодел. Прямое попадание – и никакая пласт-броня не спасет.
Джип – это не танк.
«Руссо-балт», монотонно докладывая о воздушной угрозе, бросался из стороны в сторону, прокладывая путь зигзагом, тормозя и ускоряясь, лишь бы сбить прицел.
Выскочив на заброшенную дорогу, он прибавил скорости, и в этот момент из зарослей показался пограничник в новороссийской форме, пристраивая на плече трубу ракетомета.
Яков видел его деловито-сосредоточенное, загорелое лицо какую-то секунду, а после пыхнули дым и пламя. Небольшая ракетка «земля – воздух» вынеслась из трубы, вращаясь и раскладывая остроконечные стабилизаторы.
«Еврокоптер» сразу передумал добивать внедорожник, взвыл, резко уходя влево, да только изделие русских оружейников было куда быстрее. Ракета тюкнула вертолет в основание хвостовой балки.
Вспух огненный шар взрыва. Хвост у «Еврокоптера» отвалился, а кабина, кружась, как юла, по косой сверзилась в реку.
Все, сидевшие в джипе, включая водителя, дружно выдохнули.
Пронесло!
* * *
Минуты не прошло, как машину остановили погранцы – трое веселых, зубастых парней в форменках и одна овчарка, тоже зубастая, но какая-то угрюмая.
Старший наряда проверил документы, и лихо козырнул – перевозчиков тут уважали, гадостей не делали и препон не чинили.
И покатился джип дальше.
Первым делом Лот заехал на мойку Георге «Мамалыжника», где с «Руссо-балта» не только соскребли грязь, но и депрограммировали налипшие «микрики».
Один из пупырчатых шаров-колес, нахватавшийся осколков, заменили, звездчатые вмятины от пуль металлизировали, и покатил внедорожник спокойно, без форсажей и дрифтов, выруливая на дорогу к Тирасполю.
Как всегда, оказываясь в Новороссии, Яков испытывал громадное облегчение, граничившее в полной опустошенностью – весь напряг, все опасности оставались на европейском берегу, их словно смывало прутовской водичкой.
Пассажиры тоже сидели притихшие, даже так – пришибленные, с трудом осознавая, что переживаниям их, тревогам и страхам пришел конец.
Да, впереди их ждали дежурные администраторы из службы иммиграции, но все эти формальности нервы не трепали – беженцев из Европы принимали без проблем. Не из Африки, чай.
Не доезжая Тирасполя, остановились в мотеле «Эксотал».
Шел десятый час вечера, так что все шустренько помылись с дороги, быстренько перекусили и завалились спать.
Утром Лот распрощался со счастливым семейством.
Глава 3. «Птичник»
ЦПК окружал большой красивый парк, а стоянка для атомокаров, равно как и посадочная площадка для техники винтокрылой, находились у главного входа, за которым тянулась узкая аллея, обсаженная кустами смородины.
«Недурно», – подумал Воронин и потянул носом воздух. Пахнет. Николай Петрович сунул руки в карманы, и левой ощутил касание рукоятки ПП – пистолета-парализатора.
Поморщившись, вынул руки. Заложил их за спину и пошагал по аллее, прислушиваясь к звонким ударам по мячу – слева, за деревьями, пряталась волейбольная площадка, там занимались девушки со Станционного факультета. Их было хорошо слышно.
Справа находилась площадка баскетбольная, там кидали мяч парни с Командирского – слышимость тоже была прекрасная.
«Что-то подобное я уже читал, – задумался Николай Петрович. Хм… А разве бывает книжное дежа-вю?» Он пожал плечами.
Говорят, баскетболисты ЦПК дважды выигрывали у студенческих сборных Москвы, а один раз даже вышли в финал чемпионата России.
Все эти живописные подробности Воронин узнавал от сопровождающего – заочника Комфака Эдуарда Чибисова. Заочник Чибисов был огромного роста. Его отличало широкое, медного цвета лицо, густые темные волосы, остриженные «под ежика», редкого, фиалкового оттенка глаза и прямой маленький рот.
В свои тридцать два Эдуард старался выглядеть солидней, поэтому говорил сдержанно, не впадая в грех эмоции, а к Воронину обращался по армейской привычке – «та-ащ командир»:
– Я думаю, товарищ командир, – проговорил он деревянным голосом, – что будет полезно пополнить персонал станции дельным инженером-гастрономом. Экспедиция намечается не на одни выходные, а питаться всухомятку…
– …Вредно для здоровья, – согласился Николай Петрович. – Есть кандидатура, товарищ сменный пилот?
– Предлагаю Риту Чайкину, – сказал Чибисов, розовея. – В этом году она заканчивает «станционку», отличный специалист.
– Симпатичный?
– Кто?
– Не тупи. Кто… Специалист.
– А-а… Ну, да… В общем. К-хм…
– Вноси в реестр.
Воронин послушал завистливо вопли игроков да болельщиков, то радостные, то огорченные, вздохнул и сказал:
– Веди меня, Вергилий.
Чибисов улыбнулся застенчиво, и повел.
Плоскокрышие корпуса Школы открылись сразу за плотной шеренгой голубых елей и рядом ухоженных газонов.
Поднявшись по лестнице, Воронин ступил в просторный вестибюль учебного корпуса с большим бронзовым бюстом Циолковского. Давненько он тут не был…
В коридорах царила тишина – учебный год закончился.
Идея набрать персонал базы из заочников пришла Николаю Петровичу как-то сразу – себя вспомнил, такого же «грызуна гранитов». На ЗО поступали не юнцы, а молодые спецы, что-то уже кумекавшие в своем деле. Отчего ж не помочь людям в карьерном росте? Сами «люди» восторженно орали: «Конечно!», «Ну, вообще…», «Вот, здорово!» и «Ух, ты!»
В принципе, и сам Николай Петрович не шибко отличился от выпускников в восприятии реала, когда ему, простому командиру корабля, поручили станцию аж в системе Юпитера! Что уж там о молодых-то гутарить…
Воронин с Чибисовым шагали по светлому коридору, заглядывая в лаборатории, в столовую, в гулкие аудитории, библиотеки, спортивные залы, тренажные.
Они дошагали до конца коридора, попадая в вакуум-отсек ядерного ТМК[4 - ТМК – тяжелый межпланетный корабль. Такие разрабатывались в КБ С. Королева.] «Гагарин», «пристыкованного» снаружи.
Выйдя в рабочий отсек макета корабля, Чибисов показал на двери пилотской кабины.
– Сюда, – обронил он, и смутился: – Ой, да вы же знаете…
Николай Петрович молча улыбнулся, и переступил высокий комингс.
В креслах у пульта крутилось двое – насупленный хмурый хомбре лет этак тридцати с лишком, и его полная противоположность – худой, вихрастый, загорелый парень, улыбавшийся весело и радостно, так что на веснушчатой его переносице собирались тонкие морщинки.
– Знакомьтесь, – Чибисов хлопнул по плечу насупленного хомбре. – Сашка Иволгин, сменный инженер-контролер. Свое дело знает туго.
Хомбре приветливо улыбнулся – и превратился в совсем-совсем другого, очень мягкого и доброго, немного даже наивного, душевного, робкого с девушками и неуверенного в себе человека. Вот почему, подумал Воронин, он такой серьезный и неулыбчивый… Прячется.
– Александр, – сказал Иволгин сиплым голосом, – этого достаточно.
– Николай Петрович. Назначили начальником планетологической станции «Юпитер-1».
– Ух, ты… На Амальтее которая?
– На ней, родимой.
– Ну, ваще-е…
Вихрастый представился Юрой Селезневым. Он был бортинженером. Сменным.
– Готовы отлучиться с Земли? – спросил Воронин, пряча улыбку за показной строгостью.
– Да! – воскликнули дуэтом оба сменных.
И тут, неожиданно для самого Воронина, произошло новое пополнение – сам начальник ЦПК явился в тренажную, ведя под руку невысокого, очень изящного молодого человека восточной наружности, и… Яну собственной персоной, в девичестве Рожкову.
Яна смотрела на Николая Петровича очень честными глазами и мило улыбалась.
– Как вы и просили, уважаемый, самые лучшие в выпуске с факультета Переподготовки, – залучился начальник, добрейший «Евгенич». – Рекомендую вам штурмана Тосио Кавамото и киберинженера Яну Рожкову.
Яна улыбнулась, рефлекторно пленяя.
– Ну, оставляю вас, – прожурчал Евгенич, потирая руки, словно умывая. – Знакомьтесь, любите и жалуйте!
Начальник удалился, а Воронину пришлось представлять присутствующих прибывшим.
Пожав всем руки, Яна скромно заметила, потупясь:
– Выходит, я буду единственной женщиной на корабле?
– Нет, – помотал головой очарованный «киберинженером» Чибисов, – будет еще Рита Чайкина.
Яна весело рассмеялась.
– Да у нас, смотрю, целый птичник организовался! – сказала она. – Чибисов, Чайкина, Иволгин, Воронина…
Тут девушка запнулась и густо покраснела.
– Действительно, – деланно улыбнулся Николай Петрович, словно не заметив яниной промашки, – похоже на клетку с пернатыми.
Ну, что ж… Риту мы ждать не будем. Да, Эдуард?
Чибисов покраснел.
– Она сейчас у матери в Одессе, – сказал он с запинкой, – но на космодром прибудет без опозданий. Я за этим прослежу.
– Отлично… Надеюсь, никто до старта не передумает?
– Ни за что! – пылко сказал Селезнев.
– Да сограсные мы, – пожал плечами Кавамото.
Тосио, хоть и родился в Хабаровске, букву «л» так и не научился выговаривать.
– Ну, – развел руки Чибисов, – раз уж Кавамото-сан «за», чего уж нам-то противиться?
– Тогда пошли, – сказал Воронин. – Старт назначен на двадцатое. Сбор в космопорту «Байконур». Разбегаемся!
Персонал станции, громко переговариваясь, потянулся к выходу. Николай Петрович отстал, чтобы поравняться с молодой женой.
– Ты чего хулиганишь? – прошептал он. – Ты хоть понимаешь, как это опасно – работать у Юпитера?
– Лучше уж там с тобой, чем здесь одной! – убежденно сказала Яна. – Очень надо стариться при живом-то муже!
Воронин вздохнул только.
– Какому дураку ты голову заморочила, чтобы он дал «добро» на твое участие в экспедиции? – спросил он утомленно.
– Денису, – повинилась жена. – И ничего он не дурак, просто добрый…
– Бабник он, – буркнул Николай Петрович. – Глазки, небось, строила?
– Поцеловала, – коварно улыбнулась Яна, и тут же уточнила: – В щечку!
– Убил бы… – пробормотал Воронин.
– Кого?! – расширила девушка глаза в притворном ужасе. – Меня?!
– Обоих!
Воронина оглянулась – никого – и нежно обняла Николая Петровича, прижалась к нему и поцеловала, язычком касаясь его языка.
– Я буду приходить к тебе в каюту, – прошептала она, – и соблазнять Николая Воронина… А ты мне нравишься таким – вылитый мачо!
Воронин застонал – и покорился судьбе.
Глава 4. Политинформация
Перевели ли ему плату за перевоз, Яков не удосужился проверить. Не потому, что видел в людях только хорошее, просто лень было искать терминал. А через радиофон лучше не связываться со всякими сервисами – чем ты незаметнее, тем целее.
Да и не тот человек Жослен Роше, чтобы обманывать спасителя своих любимых внучат…
Возвращение в Европу не было отмечено ни единым происшествием, тем более чрезвычайным. Лот добрался до Парижа, и загнал джип в лабиринт старых подземных туннелей, запутанный настолько, что не всякий диггер решался по нему бродить.
Бетон со следами опалубки сменялся кирпичной кладкой, по сторонам ржавели мощные чугунные конструкции, звонко капала вода, и пахло чем-то плесневелым.
Яков выключил фары, оставив гореть одни подфарники, и тьма сразу прихлынула, обступая атомокар сырым мраком.
– Эй! – крикнул Лот.
Эхо аукнулось гаснущим отгулом, и опять тишина, прерываемая капелью-метрономом.
Закурлыкал радиофон, и Яков вздрогнул.
– Чтоб тебя… Алло?
Стереопроекция высветила голову «Идальго».
– Привет, Лот!
– Здорово, – ответил Яша ворчливо.
– Ты уже здесь?
– Типа того. Да выкладывай, выкладывай… Вижу же, что чего-то тебе надо от меня.
– Угадал! – Робер ухмыльнулся. – Поздним вечером устроим очередную «политинформацию»…
– Политинформа-ацию?.. Хм. Поздним вечером… Скажи уж сразу – ранней ночью. Где?
– В старом карьере, вверх по течению Сены.
– А кто будет вести? – спросил Лот подозрительно. – Опять я?
– Нет! – рассмеялся «Идальго». – Моя очередь! На тебе и «Дакоте» – охрана.
– Охра-ана?.. Ладно, буду.
– Тогда пока! – все с той же бодрой интонацией попрощался Робер.
– Пока… – вздохнул Яков.
* * *
Если бы не «Балтик», Лот вряд ли бы нашел место, выбранное для «политинформации».
Находилось оно вне дорог, среди обрывов, врезанных в гряду сыпучих прибрежных холмов. Это была циркообразная ложбина, резко ограниченная выступами опрокинутых слоев песчаника.
Покинув джип, Яков сунул в ухо горошину переговорного устройства, оглянулся в потемках, проводя рукою с зажатым в ней гониометром. Вот крошечный приборчик блеснул индексом, поймав сигнал ультрафиолетового маячка. Туда!
За мачтой с излучателем Лот скорее угадал, чем увидел друзей.
– Джек?
– Я за него, – хихикнул в темноте «Вергилий» Ганс. – Привет!
– Здорово. Скоро сеанс?
– Джек только что звонил, говорит, подгребают уже.
– И то хлеб…
Парижане, не свободные в выборе информации из-за цензуры, готовы были сносить все трудности, тайком, в обход законов, собираться за городом, только бы познать истину.
Приходили и те, кто владел всею полнотой знания, лишь бы побыть среди «своих», почувствовать, что ты не один такой в царстве полуправды и откровенной брехни.
Горожане приплывали к месту встречи на низких надувных плотах, подхватывали их и тащили с собой – послужат сиденьями.
Приглушенный шум толпы разрастался – сдавленные голоса, шиканья, шарканье подошв множились.
– Третий, я первый, – щелкнуло в ухе. – Как обстановка?
– Первый, я третий, – откликнулся Яков. – Все идет штатно.
– Нормуль! – булькнул «первый».
В призрачном свете стереопроектора возникла щуплая фигурка «Идальго».
– Друзья! – начал Робер безо всякого пафоса. – Наш сеанс мы начнем с телесюжета, снятого еще в две тыщи пятнадцатом. Это интервью профессора Франсуа Пиньона, которое он давал в студии «ТФ-1». В эфир оно не пошло. Посмотрим?
– Посмотрим! – откликнулась толпа.
Стереопроекция легла на вогнутую кручу, налилась цветом… Пошла картинка, плоская, но яркая. Седой, представительный месье Пиньон сидел в кресле напротив молоденькой ведущей, улыбаясь иронически, но горькая складка у губ профессора придавала его улыбке нотку печали.
ВЕДУЩАЯ (бодро): Господин профессор, ваши высказывания по поводу гендерной теории известны. Что вы можете добавить к уже сказанному?
ПРОФЕССОР (спокойно): Ничего, мадемуазель.
ВЕДУЩАЯ: (растерянно): Совсем ничего?
ПРОФЕССОР (вздыхает): Скажите, мадемуазель, что утверждает эта, якобы научная теория?
ВЕДУЩАЯ: М-м, насколько я помню, теория гендера… она о том, что существует не два пола, а семь – мужской, женский, гомосексуальный, лесбийский… Еще есть бисексуалы, транссексуалы и интерсексуалы. И человек сам определяет свою сексуальную ориентацию, свою идентичность с тем или иным гендером. По-моему, так.
ПРОФЕССОР (иронично): Браво, мадемуазель! Вам удалось в двух словах изложить весь этот гендерный бред.
ВЕДУЩАЯ: Почему бред?
ПРОФЕССОР: А вот скажите, когда вы раздеваетесь у себя в ванной, кого вы видите в зеркале?
ВЕДУЩАЯ (неуверенно): Себя, наверное…
ПРОФЕССОР (с силой): Вы видите женщину! Кстати, молодую и хорошенькую. Когда раздеваюсь я… Ох… Ну, внешние признаки мужского пола все еще заметны, скажем так. И какая-нибудь лесби, раздевшись, наблюдая за своим отражением, тоже увидит как бы женщину. А гей узрит как бы мужчину. И все! Иных полов в природе не существует! Только мужской и женский! И у людей, и у зверей, у насекомых, у растений даже, у всего живого.
ВЕДУЩАЯ: Но нетрадиционная сексуальная ориентация не выдумана, она реальна!
ПРОФЕССОР (назидательно): Нетрадиционная, следовательно, ненормальная. Поймите, мадемуазель, все эти словеса, вроде гендерной идентичности или сексуальной нетрадиционности, подменяют куда более верное определение. А именно – половые извращения. Наша политкорректность привела к тому, что отклонение от нормы принимается за норму!
ВЕДУЩАЯ: Однако те же геи считают себя нормальными…
ПРОФЕССОР (мягко): Мадемуазель, ни один душевнобольной не признает себя таковым. В чем причина психофизиологической ненормальности геев? Некий генетический сбой приводит к гормональному дисбалансу…
ВЕДУЩАЯ: Это как?
ПРОФЕССОР (терпеливо): В крови каждого из людей присутствуют и женские половые гормоны, и мужские. И наша ориентация зависит от того, чего и сколько в нас намешано. Если у мужчины больше доля андрогенов,[5 - Андрогены – общее название для мужских половых гормонов (тестостерон, андростендион, ингибин и пр.).] то он и ведет себя, как мужчина, а вот если в нем преобладают женские гормоны… Всё! Получите завсегдатая «Голубой устрицы»! Понимаете? Я говорю все это не для того, чтобы кого-то задеть, отнюдь нет. Просто хочу донести до зрителей одну непреложную истину: существует норма, заданная биологически, проверенная чуть ли не миллиардом лет эволюции, а все прочее – от лукавого! Поэтому нельзя говорить: «сексуальное меньшинство». Это же автоматически приводит к уравниванию, вообще отрицающему половые различия. Гетеросексуалов и гомосексуалов ставят на одну доску, тем самым признавая последних нормальными. Дескать, натуралов больше, а членов ЛГБТ-сообщества меньше, только и всего! Это гибельная ошибка. И ни в коем случае нельзя говорить: «нетрадиционная семья». Я не против однополых браков, но вы хоть семьи-то не касайтесь! Семья – это отец, мать и дитя. Ну, если, в общем, то самец, самка и детеныш. Всегда и везде, при любом раскладе! Вот, для чего создается семья?
ВЕДУЩАЯ: Ну, чтобы жить вместе… Двоим, любящим друг друга…
ПРОФЕССОР (резко): Чушь! Семья создается для того, чтобы зачать и вырастить ребенка! Могут два гея или две лесбиянки быть родителями? Разумеется, нет! У них же один пол!
ВЕДУЩАЯ (робко): Вы так эмоциональны…
ПРОФЕССОР (успокаиваясь): А это потому, что я профессионал и вижу дальше наших горе-политиков, лишивших нацию святых понятий, таких как «мать» и «отец», заменив их убогими «родитель А» и «родитель Б». Детей в школах с малых лет приучают к тому, что нет девочек и мальчиков, тетенек и дяденек. Анекдот даже такой ходит: встречаются двое пап с детскими колясками. Один спрашивает другого: «Кто у тебя – девочка или мальчик?» «Не знаю, – отвечает тот. – Когда подрастут, определятся сами!» Смешно? Нет, страшно!
ВЕДУЩАЯ (удивляясь): Да чего же вы боитесь, профессор?
ПРОФЕССОР (очень серьезно): Расчеловечивания. Семья – это ячейка общества, а мы разрушаем ее. Следовательно, ведем дело к распаду всего общества. Мы вдохновенно расширяем свободу и равенство за пределы разумного, а это равноценно гибели. Есть у меня и еще одна причина для страхов – мигранты. Хоть со стороны политиков и раздаются трели о мультикультурности, но в реале этого нет, и не будет. Мусульмане и африканцы не приемлют наших гипертрофированных прав и свобод, сохраняя жесткий водораздел между мужским и женским. Расчеловечиваясь, мы уступаем им Европу…
ВЕДУЩАЯ (с беспокойством): Профессор, это уже попахивает расизмом!
ПРОФЕССОР (грустно улыбаясь): Так пахнет правда, мадемуазель. Меня утешает лишь одно – я не доживу до той ужасной поры, когда человечество превратится в серую массу безликих, бесполых, безличностных нелюдей. Но вы доживете, и мне вас жаль…
– Третий! Третий! – послышался заполошный голос в наушнике. – Визит! Как слышите меня? Повторяю: визит!
– Понял! – выдохнул Лот. – Визит! Безопасники?
– Полиция!
– И то хлеб…
– Третий, уводите «пипл»!
– Понял!
Налапав пистолет-парализатор, торчавший у него за поясом, Лот выставил мощность на индикаторе до предельных «09», и сдвинул муфту излучателя, чтобы сузить луч.
– Тревога! – разнесся механический голос. – Все, кто с нечетными номерами, уходят налево, с четными – направо! Дежурные проводят вас к электробусам!
Яков сбежал в низину, и мигнул радиофоном, как фонариком.
– Проходим сюда! – крикнул он. – Не бойтесь, дорожка ровная, не упадете!
– А куда бежать? – воскликнул кто-то испуганно.
– Вон туда, где фонарик! Не волнуйтесь, мы их задержим.
Люди черными неразличимыми тенями проносились мимо. Слышно было взволнованное дыхание, и глухой топот.
Вскоре Лот учуял запах пыли, поднятый «нарушителями общественного порядка». Люди набивались в электробусы, как селедка в бочки, и те, не освещенные, утробно ворча моторами и раскачиваясь на ухабах, отъезжали.
Летающие платформы полиции загудели и завыли пару минут спустя, когда перевозчики закончили с эвакуацией. Сверху протянулись узкие лучи прожекторов, стали шарить по земле, нащупали разбросанные плотики, и запрыгали туда-сюда.
С обрыва протрещала очередь, пара лучей погасла, а с днища воздушной платформы посыпались искры. Пилоты тут же открыли люверсы, уводя аппарат вверх.
В ночи нарисовался геликоптер, заколотился пулемет, прочесывая кручу. Сверкнула ракета, ее тут же поразил ослепительный фиолетовый луч лазера. Один – один.
– Блокирование зоны завершено! – заревел металлический голос. – Начать десантирование!
– Третий, я первый! Сматывайся!
– Понял!
– «Аббата» подберешь?
– Не вопрос!
Яков бегом кинулся к «Руссо-балту», а тот уже сам ехал навстречу – машинный интеллект правильно оценил ситуацию и сделал вывод: пора мотать отсюда.
– Спасибо, Балтик, – выдохнул Лот, заваливаясь в кабину и рушась на водительское место.
Джип тут же перевел лобовое стекло в положение инфравизора. Впереди замелькали яркие светлые «тени» – полицейские шли цепью, как в облаве. Внедорожник они заметили не сразу, а когда углядели-таки, то стали светить фонарями и палить из табельных ПП – парализующие лучики прыскали бледной голубизной.
– Ни фига! – буркнул Яков, крутя руль.
Интрапсихическая защита кузова обошлась ему в копеечку, но здоровье и свобода дороже.
Нелепая фигура возникла впереди, разводя шесть рук-манипуляторов. Лот узнал полицейского робота, и добавил газу. Бампер «Руссо-балта» с ходу ударил андроида, отбрасывая его.
– Гол… – проворчал Яков.
Продравшись сквозь кусты, джип выбрался на косогор. Ложбину, где проводилась «политинформация», залило светом. Поднимая облака пыли, садились две летающие платформы. Вертолет висел неподвижно, только прожектора его ощупывали борозды и промоины, выискивая преступный элемент.
– Уроды, – мрачно сказал Лот, направляя джип вниз по склону.
«Балт» засипел турбинами, словно соглашаясь с хозяином.
Сверившись с приборами, Яков притормозил около темневшей рощи, и во мраке тут же нарисовалась грузная фигура «Аббата» Бертрана.
– Садись быстрее!
– Ага…
Кряхтя, Бертран ввалился в салон, с размаху ухая на заднее сиденье. Биоподвеска жалобно пискнула.
– Машину мне сломаешь…
– Это я могу, сын мой! – жизнерадостно хохотнул «Аббат».
Яков фыркнул.
– Кстати, с возвращением, – сказал Бертран. – Удачно прошло? Все живы-здоровы?
– Удачно, – вздохнул перевозчик. – Страху только натерпелись, а так… Нормально.
«Аббат» покивал косматой головой.
– Доброе дело творишь, Яков, – серьезно проговорил он. – Благое по самому высокому счету.
– Брось, – отмахнулся Лот. – Я же не для беженцев стараюсь, а для себя. Мне это в удовольствие – натуралов спасать. Раз польза есть, то и смысл появляется. Да и не бесплатно я благо творю…
– Пустое! – не уступил Бертран. – Я, если честно, бессребреникам не верю – среди них профессионалов не встретишь… Хм. М-да… Божеское ты дело делаешь, Яков, а вот к Господу Богу все как-то… вполоборота. Словно решаешься – и никак с духом собраться не можешь.
«Аббат» вздохнул столь удрученно, что Яше даже стало его жалко.
– Бертран, – сказал он с прочувствованностью, – пойми меня правильно. Не вера меня отвращает, сама по себе, а писания ваши. Понимаешь? Не могло человечество от одних Адама с Евою произойти, выродилось бы. И что Красное море перед Моисеем расступилось – ерунда полнейшая. Там же рифт, пропасть!
Да чего угодно коснись в Библии – на парадокс наткнешься.
Вот, ты говоришь – Священное Писание. Согласись, что Творец, существуй он на самом деле, вдохновил бы писавших Библию истину глаголить – о множественности миров, а не о плоской Земле под хрустальным куполом небес. А коли так, то или Библия всего лишь сборник древнеиудейских сказок, или… Ну, ладно, ладно, замнем для ясности! И то, что человек сотворен по образу и подобию божьему – извини, ерунда полная. Господь, если он вообще существует, не может быть похож на человека. В нашей галактике – четыреста миллиардов звезд, и таких галактик – миллионы! Ты представляешь себе, какой колоссальной мощью должен обладать Творец, чтобы создать космос? Хотя это ерунда полнейшая. Я еще соглашусь, что господь ваш сотворил, максимум, галактику, но никак не бесконечную Вселенную!
– Бог сотворил Землю, – назидательно сказал «Аббат».
– Тем более! Все равно, как хочешь, но бог просто обязан иметь размер… ну, рост, как тут сказать? Величину небесного тела!
Этакая сфера, миллион километров в поперечнике – вот как может выглядеть Высшее Существо. Или… этот… Мировой Разум.
– Сферос? – хмыкнул Бертран. – Хм… По-моему, Эмпедокл, говоря о Сферосе и полноте бытия, имел в виду нечто иное… Ну, да ладно. Видишь ли, Яков… Бог – всеведущ, всемогущ, всезнающ. И, разумеется, вечен и непознаваем. Он – абсолютен. И Троица…
– Тро-оица? – затянул перевозчик. – Бог, поделенный натрое? Еще одна ерунда. Да любой переход Создателя из абсолютного состояния в относительное – Отца или Сына, или Духа Святого, – тут же приводит к потере всеобщности, а значит, и главной сути. Это же элементарно!
«Аббат» теребил бороду, слабо улыбаясь.
– Человеку нужна надежда, его терзают страх и тоска, – негромко проговорил он. – Слабому и смертному, ему потребно обращение к Богу, когда охватывает отчаяние, ему нужно хотя бы верить, что Господь спасет и помилует. А ты ему – Сферос, исполинский шар, затерянный в бездне мироздания…
– Бертранчик… – вздохнул Лот. – Вот ты веришь в Бога. И что?
Ты действительно полагаешь, что Господу небезразличны наши дела и помыслы? Вот ты, часто ли ты задумываешься о судьбах муравейника? Вникаешь в проблемы отдельно взятого «формика руфа»? А ведь муравей для человека гораздо, несравненно более значителен, нежели хомо сапиенс для Бога. Кто мы для Создателя? Не микробы даже, а неразличимо мелкие частички органического студня. Вот ты говоришь – Эмпедокл. Так, хорошо было тому Эмпедоклу! У него всей Вселенной – Земля, прикрытая хрустальным сводом, как сковородка крышкой. Вольно же ему было о Сферосах толковать! А нам как быть, выражаясь высоким слогом, познавшим бесконечность мира? Церковь же упрямо держится за ветхозаветные россказни о рае, о потопе… Вон, и Христа, бедного, сыном божьим объявили – и обнулили его подвиг!
– То есть? – озадачился «Аббат».
– Ну, как же? Будь Иисус сыном человеческим, все бы сошлось – и чудеса явленные, и исцеления всякие, воскресение с вознесением. А так… Ну, превратил он воду в вино, а камни – в хлебы, и что?
Он же Бог! Ему это – раз плюнуть. Если Христос смертен, то его воскресение – это событие из событий! А если он из трио Отца, Сына и Святого Духа… Прости, Бертранчик, но это… как-то убого, что ли…
– Бог простит, – ласково сказал священник, и тихонько рассмеялся.
– Имею информацию, – проговорил джип. – Впереди – блокпост.
– В объезд! – скомандовал Лот.
«Руссо-балт» мигом свернул в лес, с треском ломая кустарник и подминая хилые деревца. Виляя между дубами, внедорожник затормозил.
– Фиксируются микроинформаторы класса «Интелдаст», – доложила машина. – Вероятно, высеяны полосой в десять метров на большом протяжении.
– Ч-черт!
Только помяни рогатенького…
– Вон они! – воскликнул Бертран. – Слева! И справа!
За ветровым стеклом, которое «балт» услужливо перевел в режим тепловизора, замелькали тени, оформляясь в людей с оружием. Яркие выспышки выстрелов тут же отозвались барабанным боем попаданий.
– Ах, чтоб вас…
Яков развернул джип, бросая машину прямо на скопление «личного состава».
– Фары! – скомандовал он.
Снопы света выделили из тьмы странную толпу мужиков с автоматами – до пояса упакованные в мешковатый камуфляж, выше они щеголяли в ярко-розовых рубахах.
– Ни фига себе! – поразился Лот. – Да это ж «розовые»!
Лот, ожидавший встретить жандармов или вояк, на мгновенье даже растерялся, наблюдая перед собою боевиков Большого Эрнеста. Но уже в следующую секунду «дал газу» – джип бросило вперед, и внушительный бампер раскидал розоворубашечников.
– Увечья за наш счет! – нервно хохотнул «Аббат». – А… ты куда?
– К Сене! – бросил Яков. – Смоем «микрики»…
Попетляв между деревьев, атомокар выкатился на пологий берег реки, и с ходу заехал в воду, погружаясь с кабиной.
Муть была такая, что даже приборы ничего не видели. Буксуя в пластах ила и грязи, «Руссо-балт» выбрался на берег.
В радиусе ста метров ничего живого, крупнее бурундука, не регистрировалось.
Лот вздохнул, и шлепнул по баранке:
– Пойду, прогуляюсь.
– Куда? – всполошился Бертран. – Там же эти… гомофашисты!
– «Языка» брать надо, – буркнул Яков, – а то что-то больно уж много розового дерьма наложено!
Прямо поверх одежды он натянул спецкостюм «Дарума», предохраняющий от микроинформаторов. СК излучал в определенном диапазоне, как бы притягивая, приманивая «электронную пыль», а дальше следовало объемное депрограммирование – и «дохлые микрики» обращались в пылюку обыкновенную. Правда, спецслужбы вскоре отказались от этих спецкостюмов – СК все же выдавали присутствие их носителей.
Подавляя микроинформаторы, «спецовка» создавала вокруг зону поражения, этакую «черную дыру», и те, кому надо, обнаруживали нарушителя именно по отсутствию видеосигнала на мониторах.
Но Лот не собирался играть в ниндзя, рассчитывая «по-быстрому» взять пленника, и умотать. Да и выбора особого не было.
– Я с тобой! – выдохнул «Аббат», сам поражаясь собственному безрассудству.
– Со мно-ой?
Яков внимательно посмотрел на него, задирая на лоб сетчатую маску, и вытянул руку:
– «Спецуха» в багажнике.
Шустро облачившись, Бертран зашагал за Лотом. Смотреть окрест через системку ночного видения ему было непривычно, он то и дело оступался, но постепенно освоился, даже намек на уверенность почувствовал.
Тут Яков резко остановился, и «Аббат» ударился ему в спину.
– Тихо!
Бертран замер. Ночь была тиха, ни единого дуновенья, поэтому шорохи не гасили человеческие голоса:
– Что мы тут топчемся? Они давно к реке сквозанули!
– Тебе что, больше всех надо? Сказали: прочесывать, вот и прочесывай.
– Отстань, противный!
Лот скользнул к огромному дубу в три обхвата, прижался к стволу, и замер. «Аббат» присел, прячась среди здоровенных, узловатых корневищ.
Группа «розовых» разошлась, удлиняя цепь, и продолжила движение, поводя стволами автоматов, бдительно оглядывая деревья и подлесок.
Щуплый боевик, загребая ногами, чуть не упал, обходя дуб, и Яков заботливо придержал его, тут же вырубая. «Розовый» обвис у него на руках, и Лот молча указал Бертрану – хватай за ноги. «Аббат» живо подхватил пленного за нижние конечности, и перевозчики поволокли свою добычу, с быстрого шага переходя на трусцу.
Джип заговорщицки подмигнул подфарником, но Яков не стал грузить «языка» в багажник – окунув «розового» в Сену, он резко вытащил его, закрывая хрипящий и булькающий рот боевика рукой.
– Не так громко, – тихо проговорил Лот. – Сейчас я уберу ладонь, а ты не будешь кричать. Если разорешься, то умрешь на этом самом месте. Понял?
«Розовый», таращивший глаза, закивал. Яков убрал руку.
– Мне не нужна твоя жизнь, – холодно сказал он, – но я с легкостью оформлю тебя в «двухсотые».
– П-понял, – просипел «язык».
Лот внимательно посмотрел на него.
– Тогда сыграем в одну интересную игру, – медленно проговорил он. – Я буду спрашивать, ты – отвечать. Если я не услышу ответа, то сломаю тебе палец. Извини, уж таковы правила этой игры. Начали. Как звать?
– М-мейсонье.
– Ты из команды Большого Эрнеста?
– Да!
– Можно и тише.
– Да-а…
– А блокпост на шоссе?
– Это совместная операция, силовиков и добробатовцев.
– Кого-кого?
– Наша боевая группа, – похвастался Мейсонье, – легализована на прошлой неделе. Теперь мы – это два добровольческих батальона, «Иль-де-Франс» и «Шампань». Я – из «Шампани».
– Ни фига себе… Большой Эрнест в рост пошел…
Яков задумался. Эрнест Хартман реально был большим – ростом выше двух метров, и в сверхтяжелом весе. Этот американец-гомосек, отягощенный наполеоновским «комплексом полноценности», провозгласил целью мирового ЛГБТ-сообщества построение «новой цивилизации», в которой натуралам не было места.
В лучшем случае, их уделом станет доживание в резервациях, как неисправимых и неизлечимых «предков ЛГБТ-людей, новой расы, свободной от животных инстинктов». По обе стороны Атлантики, на плакатах или просто краской по стене выводилось: «Гей – не примат!»
«Мы не млекопитающие, чтобы плодиться и размножаться половым путем, – с гордостью вещал гомофюрер. – Мы – вершина эволюции, наш путь лежит через клонирование и партеногенез!
Мы выше, мы чище, мы – ЛГБТ-человечество! Да здравствует гомократия! Пусть реет над миром радужный флаг!»
А теперь, значит, Большой Эрнест легализовался… Значит, это кому-то надо.
– Свободен, – процедил Лот.
Мейсонье буквально вспорхнул, и почесал в лес. Проводив его глазами, Яков махнул рукой «Аббату»:
– Нам тоже пора.
Когда «Руссо-балт» оказался на противоположном берегу, Бертран сказал смущенно и ворчливо:
– Я думал, ты его… того… ликвидируешь. Извини…
Лот улыбнулся.
– Мы же в «спецухах» были, лиц он не видел, а рассказывать, скорее всего, побоится.
Выехав на шоссе, Яков вызвал «Идальго» Робера. Вскоре над плашкой радиофона замерцала стереопроекция, изобразившая голову Робера. Лицо у «Идальго» было симпатичное, а очки в роговой оправе придавали ему черты хрестоматийного «ботаника».
– Привет, Яков! Ушли? Все нормально?
– В штатном режиме, – ответил джип, и перевозчики рассмеялись.
– «Идальго», – заговорил Лот, построжев, – я на той неделе переправлял семью через Карпаты, и чуть не вляпался. На меня устроили засаду погранцы, а сдали нас «розовые». Кстати, сегодняшняя облава – тоже их поганых ручонок дело.
Лот сжато передал новости, и лицо у Робера приобрело серьезное выражение.
– Добробатовцы, значит… – протянул он. – Ла-адно… Будем работать.
Глава 5. Этюд в зеленых тонах
Отоспавшись в одном из убежищ, Лот вернулся к старому занятию – перевез в Новороссию беременных близняшек, совсем молоденьких девчонок, очень гордых тем, что пошли наперекор СС. На обратном пути Яков остановился у озера Балатон, на полуострове Тихань.
Светло-зеленые волны, чистые и хорошо прогретые, колыхались, покачивая камыши. Спокойствие и умиротворение.
Лот завел джип в заросли, стараясь не повредить кустики – экофашисты совсем распоясались, за сорванный цветочек могли избить цепями и арматуринами, а связываться с «Зеленой гвардией» Яшке не очень хотелось. Уж больно силу набрали «зеленые», совсем как «коричневые» сто с лишним лет назад.
Заметят, что на твоей куртке воротник из меха – отбуцкают битами до полусмерти. Полицейские на эти разборки и ухом не поведут.
Но попробуй только дать сдачи – тут же скрутят, и впаяют срок.
Окружающую среду, конечно, надо охранять, но кто убережет людей от защитников природы? Вон, было дело в Ливлоне[6 - Ливлон – супермегаполис в Англии (Ливерпуль, Манчестер, Шеффилд, Бирмингем, Ковентри, Лондон).] – старичок растопил камин, хотел кости погреть. Не тут-то было.
Дверь в его квартирку выломали «зеленогвардейцы», и давай ногами деда пинать, чтобы атмосферу не загрязнял…
Помер старый, и никого за это не пожурили даже. Зато какой хай подняли, когда подводная лодка «Зеленой гвардии» прыгала туда-сюда перед носом авианосца «Владимир Путин», требуя «интернационализации» Арктики, да и допрыгалась – командир корабля приказал дать самый полный. Форштевень разломил субмарину напополам, как колун чурку… Вся «свободная пресса» неделю смердела, все каналы провоняла.
Яков лениво вылез из кабины, и потянулся. Устал…
Прислонившись спиною к теплому боку «балта», он откинул голову и закрыл глаза.
Обычно, после очередной «ходки», Лота так и подмывало бросить свое опасное дело. Польза от него, конечно, была, оттого и смысл появлялся, все это верно. А толку в том перевозе? Разве может он, или «Вергилий», или «Голем», или любой другой что-то изменить? Что, так и возить этих евролохов, пока на Западе не останется никого, кроме ЛГБТ с феминистками, недалеко ушедшими от Л? Ерунда же получается. По сути, перевозчики борются не с причинами, а с последствиями, чуть ли не исповедуя непротивление злу.
Нет, ну, это он уже загнул, конечно… Хотя почему? Да, в обиду они себя не дадут, это верно. Последнее задержание обошлось европейской Службе Безопасности в пяток трупов и десяток искореженных атомокаров, но вот «Вакеро» Луиса «безопасникам» так и не удалось взять живым…
А дальше что? Оценить перспективы Лоту помешали.
Затрещали кусты под напором колес квадратного атомокара, выкрашенного в зеленый цвет, и на поляне нарисовались «грины».
Они открывали дверцы неторопливо, и вылезали из кабины с ленцой, словно растягивая удовольствие.
Двое вышли с битами, водитель деловито, с толком, с чувством пялил кастет на руку, а главарь вооружился пистолетом. Штаны-обтягушечки и просторные безразмерные куртки делали «гринов» похожими на массовку к пьесе Шекспира.
Яков, не отрываясь от джипа, ухмыльнулся.
– Вы бы еще гульфики нацепили! – сказал он насмешливо, делая знак «балту»: заводись! Машина тихонько замурлыкала.
«Зеленые» переглянулись с довольными улыбками: а клиент-то наглый попался! Будет весело.
– Патруль «Зеленой гвардии», – небрежно представился вожак, поигрывая пистолетом, и сказал ласково: – Нарушаем?
– Наруша-аем?! – комически изумился Лот. – Что?
– Закон о защите окружающей среды! – внушительно выговорил главный. – Вон, всю флору поломал, помял… Нехорошо!
– Ребятки-зверятки, глазенки свои протрите – это не я нанес урон растительности, а вы! – насмешливо выговорил Яков, качая головой. – Бедная природа, ну и защитнички же ей достались! Пора вам самим урон нанести.
– Чего с ним разговаривать, Иштван, – пробурчал водитель. – Разминаться надо!
И решительно шагнул к Якову, примериваясь врезать под дыхало, для начала. Лот оттолкнулся от борта, одним слитным движением приседая, смещаясь и нанося двойной удар.
Сломанная конечность «грина» повисла плетью. Вожак тут же вступился за своего, вскидывая пистолет. Перевозчик ухватил воющего водилу за здоровую конечность, выворачивая ее.
Грохнул выстрел. Мимо.
Яков, прикрываясь шоферюгой, шагнул на линию огня.
Вторая пуля вошла «живому щиту» в брюхо. «Грины» с битами замешкались, потом один решился-таки атаковать с фланга – и заработал ботинком в колено. Валясь, роняя биту, он заскулил, тянясь руками к выбитому суставу.
Отталкивая водителя на второго «битоносца», Лот скользнул к «начальнику патруля». Врезав тому, как следует, он отобрал пистолет, раскручивая главаря и толкая к передку «Руссо-балта».
Главный «грин» шлепнулся, заскреб ногами, вставая на карачки, но тут Яков дал команду:
– Пас!
Турбина взвыла, и переднее шаровое шасси джипа наехало на вожака. Тот заорал благим матом, хотя пупырчатое колесо не могло его раздавить, разве что помять. Но уж если твой противник полагает, будто его собрались раскатать и сплющить, зачем же лишать человека этой полезной уверенности?
– Всем стоять! – резко сказал Лот. – Бросить оружие!
«Грин», только что сменивший биту на пистолет, такой же, как у главаря, мигом отбросил огнестрел.
– Всем лечь на травку мордами вниз, и не шевелиться! Иначе у вашего начальства кишки из горла полезут!
– Лягай! – взвыл вожак. – Лягай!
Битый «грин» со стоном перевернулся на живот, недобитый мигом принял положение лежа рядом с водителем, зажимавшим рану – между его пальцев стекала кровь, пачкая траву.
– Молодцы, – похвалил Яков. – С вас хоть картину пиши. «Тюлени на отдыхе»!
Забравшись в «балт», он дал задний ход, выбираясь на грунтовку. Развернулся, и уехал.
* * *
Любой перевозчик, сталкивавшийся с боевиками «Зеленой гвардии», знает, что «грины» не спускают обид и поношений.
Лот тоже не принадлежал к наивным – известные блокпосты он аккуратно объезжал. Тогда его попытались перехватить прямо на шоссе. Это случилось километрах в сорока от Вены – из придорожного леска выехали два подержанных «Питера-турбо», загораживая проезд.
Из третьей машины, скромненько стоявшей на обочине, полезли «грины» с короткоствольными «Дюрандалями». Яков глянул на экран заднего обзора – пара атомокаров с зелеными номерами его догоняла. Ну-ну…
Связываться Лот не стал.
Начав притормаживать метрах в ста от съехавшихся «Питеров» – и малость усыпив бдительность зеленогвардейцев, – он резко прибавил скорости. Взревев, джип рванулся вперед бешеным носорогом, целясь в щелку между машин, блокировавших дорогу.
Бум-м!
«Питеры» раскидало, один опрокинуло, о бок другого «балт» потерся со скрежетом и визгом. Хлестнула вдогонку автоматная очередь, продолбив по задку джипа, и засада осталась позади.
И даже та парочка, что преследовала «Руссо-балт», не стала продолжать погоню, остановилась на месте происшествия.
Лот уловил звонок.
– Кто там еще… – поморщился Яша.
Включив автоводителя, он достал из кармана плашку радиофона. Стереопроекция разошлась бледным конусом, представляя голову «Дакоты» Джека, лохматого блондина с узковатым разрезом глаз – сказывалась толика индейской крови.
– Хэллоу! – жизнерадостно вскричал Джек.
– Привет, привет…
– Ты туда или уже оттуда?
– Оттуда, бледнолицый брат мой.
Улыбка у Джека стала еще шире, еле вписываясь в фокус.
– Понимаю, что нарушаю планы и тэ дэ… – притворно завздыхал он.
– Выкладывай, любезник.
– Сможешь в Прагу сгонять?
– В Пра-агу?.. – задумался Яков.
– Поможешь одной влюбленной парочке. История дурацкая! Один парень, Лукаш Земан, был геем, как наш Ксав, и тоже сделал операцию, а тамошняя ЛГБТ-гопа…
– …Надо говорить не «гопа», – с напускной строгостью сказал Лот, – а «сообщество».
– Да иди ты! Короче, обиделись они на нового натурала и долго думали, как отыграться. И придумали! Лукаш женился – и Соцслужба отказала пани Земановой в беременности. Дескать, генетические операции в Европе запрещены вовсе не зря, а потому что грубое вмешательство в генные структуры отца может не только привести… цитирую: «привести к стойким психофизиологическим нарушениям, но и повлечь непредсказуемые последствия для ребенка». Прикинь?
– Уроды… – проворчал Лот. – Стало быть, пока Лукаш порхал «голубком», им было наплевать на стойкие психофизиологические нарушения, а стоило ему стать нормальным человеком, как…
Ясно, короче. Где их искать?
«Дакота» назвал адрес.
– На Яку-убской? – затянул Яшка, соображая.
– Это в Старом Месте. Если от вокзала, то по Панской…
– Да я в курсе. И не Старое Место, а Старе Мисто.
– Грамотей…
– Неуч.
Обменявшись любезностями, перевозчики улыбнулись и отключились.
– Нет повести печальнее на свете… – вздохнул Яков, объезжая Вену стороной.
* * *
К Праге у Лота было двойственное отношение – город ему нравился, а вот население – не очень. В школе Яша узнал пикантные подробности времен Второй мировой, когда гитлеровские войска оккупировали Чехословакию. Немцы маршировали по улицам Праги, и сотни тысяч чехов приветствовали их, встречали цветами.
Вот с тех самых пор народ этой «маленькой, но не слишком гордой страны», полурастворившейся в Средней Европе, вызывал у Лота недоверие с легким налетом презрения.
Может, это было и неправильно – записывать в иудушки целую нацию, не все ж кричали «хайль!» оккупантам, но перебороть себя у Якова не получалось. Да и не хотелось особо, если честно.
Разве не было примеров, когда между народом и отдельными его представителями наблюдалось удивительное сходство, и в общественном сознании свойства индивидуума переносились на весь социум? Лот усмехнулся: приведи он те примеры всуе, и ему обеспечен изолятор в уютной европейской тюрьме…
…С Целетной Яков проехал на Темплову, а оттуда выбрался к Якубской. Неширокая, мощеная камнем, улица была застроена старинными зданиями. «Руссо-балт», урча мотором, продвигался не спеша. Искомый дом – серая пятиэтажка – стоял буквой «Г», а квартира Земана находилась на третьем этаже.
– Ага… – протянул Лот.
Весь квартал был оцеплен. Служебные атомокары не бросались в глаза, стояли у бровки, как все прочие, но перевозчик засекал их влет. Но это не безопасники…
– Полиция нравов! – покривился Яков, наблюдая за парочкой служак, миловавшихся в патрульной машине.
Не повышая скорости, он проехал кругом, тискаясь в переулках, и загнал джип под арку, где уже жалась к стене крошечная легковушка. Дальше придется пешочком.
Порывшись в багажнике, Лот выудил кой-какие приспособы, рассовал их по карманам куртки, и не спеша двинулся к пятиэтажке.
В небольшом зеленом дворе галдели дети – те, что помладше, носились по горкам из пластконструкций, а старшие гоняли мяч на площадке, огороженной решетками.
Яков присел на лавочку, поглядывая на двери подъезда, возле которых слонялся полицейский, и вынул радиофон. Набрав номер, и дождавшись нервного ответа, он спокойно сказал:
– Пан Земан? – выждав секундочку, пока коммуникатор переведет его вопрос на чешский, Лот продолжил: – Это ваш перевозчик. Вы оба дома?
– Да, да! – радостно отозвался Лукаш. – Руженка тут, со мной!
– Спокойнее, спокойнее… Входящий сигнал с моего радиофона не перехватывается, но… Ваша квартира не прослушивается?
– Нет, нет! – поспешно ответил Зееман. – Я специально проверял – «жучков» нет! А вот в подъезде…
– И я о том же. Ключ от двери на чердак у вас имеется?
– Да, да!
– Не просветите меня, с чего вдруг полиция нравов так возбудилась?
– Боюсь, это я виноват, – сокрушенно вздохнул Земан. – Сорвался, знаете ли, устроил в Соцслужбе маленький дебош.
Меня задержали на сутки, потом выпустили, а я им всем пообещал… Господи, ну, что все в моем положении говорят – я вам всем покажу, и все такое… Вот они меня и обложили.
Рекомендовали воздержаться от антиобщественного поведения.
А если не воздержусь, меня приговорят к году позитивной реморализации, и тогда уж точно останусь бездетным – «пози» делаются импотентами и асексуалами…
– Ясненько.
– А… когда начнется… э-э… операция? – осторожно поинтересовался Лукаш.
– Она уже идет, пан Земан. Сейчас я вам передам «картинку», а вы посмотрите… – наведя камеру на юных футболистов, Яков спросил: – Видите мальчишек? Есть тут кто из вашего подъезда?
– Так… Этот… Нет, не он… А, вон Мартин из нашего! Он в красной кепке. И еще Вацлав – у него голова обрита, и тампопластырь на темечке.
– Кому из них можно доверять?
– Мартину, – сразу сказал Земан. – Его однажды поймали педофилы и чуть не изнасиловали. Сказали, что приняли за «киндерпартнера», с которым можно… С тех пор Мартин считает своим долгом мстить извращенцам всех мастей.
– Отлично. Тогда ждите и будьте готовы покинуть квартиру. Собрались хоть?
– В полном боевом! – бодро отозвался Лукаш.
– Ждите тогда.
Убрав радиофон, Лот поднялся и прошагал к спортивной площадке. Игра как раз прервалась – футболисты громко спорили, кто кому забил мяч.
Яков позвал негромко:
– Мартин!
Белобрысая личность лет десяти вздрогнула, услышав свое имя из уст чужого дяди. Поколебавшись, мальчик подошел-таки, остановился по ту сторону решетки, глянул пытливо на Лота.
– Ты говоришь по-русски? По-французски?
– Мы… проходим русский… в школе, – с запинкой выговорил Мартин.
– Ты слышал, что случилось с твоими соседями? С паном Земаном?
Мальчик вскинул голову.
– Вы из полиции? – спросил он враждебно.
– Я – перевозчик, – честно сказал Яков, ибо сохранение конспирации в данном случае было равно провалу.
– Ух, ты… – неуверенно сказал Мартин.
– Мне нужна твоя помощь.
– Моя?! – поразился мальчик.
– Твоя, твоя, – заверил его Лот. – Ты на каком этаже живешь?
– На пятом.
– Ну, совсем хорошо! Так ты согласен помочь?
– Да, конечно! – с энтузиазмом ответил Мартин.
– Тогда слушай внимательно. Вон под той лавочкой лежат два пакетика. Тот, который непрозрачный, положишь под коврик у входной двери своей квартиры. Какой у вас номер?
– Четырнадцать!
– Ага. А в другом пакетике лежат нейтрализаторы и еще один приборчик, похожий на маленький фонарик. Будешь подниматься – следи за ним. Если засветится, значит, на той лестничной площадке встроены «жучки». И тебе надо незаметно прилепить нейтрализатор, лучше всего – под перила.
– Сделаю! – с жаром заверил мальчик. – Вот увидите!
Яков улыбнулся.
– Окна вашей квартиры выходят во двор? – спросил он и поспешно добавил: – Не оборачивайся к дому!
– Да, из столовой. Второе окно от подъезда.
– Тогда подойдешь к нему, если все сделаешь, и не попадешься. Просто покажешься, понял? Если тебя схватят, все отрицай. Нейтрализаторы поплавятся через полчаса, улик не останется.
– А что в непрозрачном пакете?
Лот улыбнулся.
– Веревка. Ну, все, беги.
– Ага! Я только мяч захвачу!
Мартин сбегал за мячом – футболисты все еще спорили, накал дискуссии грозил перевести ее в плоскость драки.
Мальчик покинул площадку, постукивая мячом по дорожке, и присел на лавочку, якобы подтягивая клапаны на кедах.
Незаметно подхватив пакетики, он направился к подъезду.
– Ма-артин! – донеслось с площадки. – Ты скоро?
– Щас! – откликнулся «агент». – Я только мяч отнесу!
Независимо пройдя мимо полицейского, скучавшего у дверей, Мартин вошел в подъезд.
Лот достал радиофон. Та-ак… На первом этаже «жучки» не «завелись». Уже хорошо… На втором… А вот на втором пять штук высеяно-таки. Ага… Пошел сигнал с нейтрализатора! Теперь на экраны в полицейских атомокарах будет поступать ложное видео – блюстители порядка и морали не увидят Лукаша с супругой. Что и требовалось доказать.
Третий этаж… Заработал нейтрализатор. Четвертый…
Еще один включился. Пятый… На пятом чисто.
Не успел Яков сосчитать до десяти, как во втором от подъезда окне замаячила светлая голова Мартина. Все, время пошло!
Незаметно оглянувшись, Лот поднес радиофон к уху.
– Лукаш? – сказал он напряженным голосом. – На выход. Поднимаетесь на пятый этаж, достаете из-под коврика перед дверью четырнадцатой квартиры пакет, и уходите на чердак. Понятно?
– Да, да! – взволнованно ответил Зееман.
– В пакетике – турбокоробка с креплением и двумя ручками. Закрепите ее на стропило и выберетесь через чердачное окно на крышу – с торца, где глухая стена. Только сначала ручки зацепите вокруг запястий!
– И?.. – выдохнул Земан.
– И шагайте с крыши вниз. Не бойтесь – это только кажется, что нить лопнет под вашим весом. Она из нановолокон, и выдержит тонну в рывке.
– Мы поняли…
– Тогда выдвигаемся. Вы – на чердак, а я буду ждать в проулке. Начали!
Прогулочным шагом Лот удалился, не обращая внимания на полицейских. Вернувшись к «балту», Яков юркнул на место водителя, и завел двигатель. Тронулся, неторопливо выезжая к проулку.
За спектролитовым колпаком проплывал верх пятиэтажки. Никого… Сорвалось? Да не должно, вроде… Ага! Кто-то есть!
С краю крыши показались две фигурки. Перевалились через перила, повисли… Плавно заскользили вниз.
Мужчина и женщина.
Когда парочка коснулась тротуара, ноги подогнулись у обоих.
– Быстро в машину! – сказал Лот, распахивая дверцы.
На ходу освобождаясь от турбокоробки, чета бросилась к джипу, и рухнула на заднее сиденье.
– Божечки, божечки… – причитала Ружена, хорошенькая блондинка с волнистыми волосами до плеч, хрупкая с виду, но большегрудая.
Лукаш оказался сухопарой жердиной, взгляд его был растерян, как у всякого беженца – нелегко все бросить, нарушить спокойное течение буден, оказать сопротивление бытию, начать жизнь с чистого листа. И сразу масса вопросов в голове.
А как жить дальше? А выйдет ли что у него, у них?
Не зря ли они покончили со старым? Не поспешили ли?
Вдруг, да прогадали?
– Все будет путем! – подбодрил разнервничавшуюся пару Яков, и стал набирать скорость.
Глава 6. Извне
Астероид это был или комета, не ясно, но точно не из пределов Солнечной системы. Круглое тело в десятки километров диаметром прилетело даже не из нашей Галактики. Пронизав Облако Оорта, пройдя мимо Пояса Койпера на огромной скорости, оно непременно покинуло бы владения Солнца, минуя их, как пуля – мишень, пробившая «восьмерку», но тут на его пути подвернулся Нептун.[7 - Нептун – восьмая по счету планета Солнечной системы.]
Огромный синий гигант, поймав «пришельца из космоса» в сети гравитации, чуток «подправил» траекторию его полета. То ли астероид, то ли комета продолжил (продолжила, нужное подчеркнуть) свой путь уже в плоскости эклиптики.
Первой его распознала кассетная станция «Тест-24», кружившая по орбите вокруг Тритона, спутника Нептуна. Блинк-автоматы АМС[8 - Автоматическая межпланетная станция.] зарегистрировали прохождение неизвестного тела, бортовой компьютер занялся вычислениями и передал всю телеметрию, кому положено. То бишь – Большой Обсерватории, чьи купола схоронились на обратной стороне Луны. Команда астрономов тут же возбудилась, и начала строить гипотезы.
Версию о том, что «кассетник» зафиксировал прилет инопланетного корабля, отмели сразу – судя по данным, полученным из окрестностей Тритона, неизвестный объект имел неправильную форму, состоя, по всей видимости, из гигантских каменных глыб и льда.
Долго спорили из-за названия. Скрести по сусекам античных мифов не стали – сколько ж можно? Решили переключиться на восточно-европейский легендариум. В полуфинал вышли «Семаргл» и «Вий». Большинством голосов избрали Семаргла.
А тут новая информация. По всем выкладкам получалось, что Семаргл окончит свои дни, врезавшись в Юпитер. Тотчас же, в экстренном импульсе, передали сообщение-просьбу-приказ-мольбу на Амальтею.
* * *
…Юпитер с Амальтеи полностью оправдывал имя, данное богу-громовержцу римлянами – Jovi Optimo Maximo, то бишь «Юпитер Наилучший Величайший».
Гигантская планета занимала большую часть неба. Ее слегка размытый диск, красно-розовый с оранжево-коричневым, полосатила аммиачная хмарь, колоссальные смерчи завивались на границах облачных полос, вспыхивали и гасли белые крапинки экзосферных протуберанцев. Тучи, каждая размером с Африку, окрашивались в ало-розовые закатные тона.
Амальтея на этом величественном фоне выглядела несерьёзно – красно-черная картофелина, приблудный астероид, своим острым концом всегда направленный на планету-хозяина.
Планетологическая станция «Юпитер-1» располагалась с краю кратера Пан. Наружу выглядывал лишь верхний этаж под прозрачным спектролитовым колпаком, нижние горизонты были заглублены в грунт и залиты металлопластом.
Поодаль, на скальной гряде, просвечивал решетчатый параболоид антенны, поблескивали сетчатые башни интерферометров. Темными пятнами отливали наметы серы, занесенной сюда с Ио.
Воронин шумно вздохнул. Второй год пошел, как его назначили начальником станции, а привыкнуть он так и не смог – неуемный восторг переполнял его, как пузырьки – шампанское.
Осторожной припрыжкой Воронин поскакал через космодром – по ровному полю с россыпями каменных обломков.
Посередине площадки в гордом одиночестве корячил шесть суставчатых опор грузовой автомат, а поодаль, в тени острых скал, стоял посадочный модуль. Орбитальный корабль «Хазан»[9 - Хазан (туркмен.) – осенний ветер.] едва виднелся серебристой искоркой – оба астронома оккупировали ОК для наблюдений за Юпитером.
Его прежний ТМК «Леонов» года два летел бы до «Джупа», а вот на «Хазане» стояли атомно-импульсные двигатели, «домчались» меньше, чем за год…
В наушниках щелкнуло, и высокий звонкий голос Яны произнёс:
– Дэ-два, вы встали на пеленг! Код один-один-четыре, база – двадцать семь, двадцать восемь, сто пять! Минутная готовность… Ой, Коль, посмотри, какой Джуп сегодня красивый!
– Вижу, – ответил Воронин, улыбаясь.
Огромный розово-коричневый купол Юпитера почти наполовину вылез из-за скалистого хребта на близком горизонте, а сбоку, цепляясь за пик пятнистым серпом, повис Ганимед.
– Коля, экстренная с Луны! Астрономы челом бьют. Какой-то там внегалактический объект… По расчетам, он в Джуп врежется.
– Хотят, чтобы мы пронаблюдали?
– Ага!
– Ответь, что со всем нашим удовольствием! Он когда долетит?
– По расчетам… Месяцев через восемь.
– Ого! Так быстро?
– Я сейчас уточню траекторию и скорость, но где-то километров двести в секунду будет. Объект-то внегалактический!
– «Внегалактический»! – фыркнул Воронин насмешливо. – Ладно, радируй: «Будем посмотреть!»
Глава 7. Станция-призрак
Возвращался Яков через Лемберг и Унгвар – называть эти города, как раньше – Львовом и Ужгородом, было вредно для здоровья. «Западэнци» тщательно зачистили карту Прикарпатья от следов «клятых москалей». Впрочем, «жидов та ляхов» на Украине тоже не жаловали – дух Бандеры витал тут явно и зримо, обходясь без потуг медиумов.
Вон, слева на пригорке, железобетонная «наглядная агитация» – гигантская стела с выпуклыми буквами вдоль: «Слава Украiнi!», а поперек – неровной черной скорописью – «Долой бандерлогов!»
На дорогах было неспокойно, сплошь и рядом попадались полицейские джипы с мигалками, раза два мелькнули бронетранспортеры, над горами кружили вертолеты – искали партизан из русинского[10 - Русины – малая народность в Карпатах, тяготеющая к русской нации.] «Сопротивления».
Официальный Киев метал громы с молниями, обвиняя Москву в коварных происках. В Кремле морщились, и советовали «майданутым» чаще ездить на воды – нервы лечить.
За Унгваром Яков взялся за руль.
– Моя очередь, – буркнул он, и отключил автоматику.
– Приказ понял, – ответил «балт», и доверительно сообщил: – Справа у дороги прячется человек. Без оружия.
– Без ору-ужия?
Лот притормозил, и открыл правую дверцу.
– Эй! – крикнул он. – Русин?
Над кустами появилась голова в берете. Лицо бледное, шея тонкая, плечи узкие. Типичный геймер. Такие автомат только в стрелялках видели.
– Русин, – признался «геймер» неожиданно густым басом.
– Бандерлогов лупишь?
– Луплю, – признался русин, и робко пошутил: – Взаимно.
– Садись, подброшу.
– Это опасно…
– Я – перевозчик.
Боевик сел без разговоров. Захлопнув дверцу, он протянул костлявую руку.
– Иван Грабарь.
– Яков Лот. Это ваших гоняют?
– Наших, – кивнул Иван. – Сам знаешь, Евросоюз всегда фашистов поддерживал… Началось с того, что какой-то пацан в Ровно намалевал на воротах казармы Нацгвардии свастику. Его за это долго били сапогами, и реанимация не помогла… А мальчишка из русинов был, Кукольник его фамилия. И пошло-поехало… Третий месяц воюем.
Яков кивнул.
– Понимаю, – сказал он серьезно. – А ты чего без оружия? Хочешь, чтобы и тебя, как того пацана?
Грабарь хитро улыбнулся.
– У меня целых три автомата есть, – похвастался он, – я их в лесу заныкал, возле дороги. Вот, к тому-то схрону и топал, а тут ты…
Ага! Вон, видишь дерево у дороги?
– Где валун?
– Да-да!
Лот подъехал, куда сказано, и притормозил. Нескладный Грабарь вышел, словно по частям, повернулся, заулыбался и вскинул кулак, копируя Че Гевару – такого же нескладного интеллигента, не приспособленного к партизанской войне.
– Patria o muerte, – пробормотал Яков. – Venceremos…[11 - С испанского: «Родина или смерть. Мы победим!»]
* * *
В Париж Лот попал через автоярус «Монтрёй» – орда машин словно провалилась в подземный узел, прокрутилась по развязкам, гоняя эхо, и разлетелась веером по туннелям.
Яков вынырнул в квартале Бельвиль, в районе улицы Шарон, и мигом сбросил скорость – в городе особо не погоняешь. Он вообще больше любил Париж подземный, чем тот, что на виду. Отчего так? Лот криво усмехнулся, поглядывая в окно.
Вдоль улицы, по обеим ее сторонам, тянулись вывески на арабском, турецком и китайском. У мелких лавчонок крутились мордовороты в чалмах, приплясывали чернокожие в просторнейших рубахах, пугливо скользили женщины в хиджабах.
Стайки жуликоватых пацанов носились в толпе, как рыбы-пираньи окружая редких туристов, желающих запечатлеть Париж. Коренные парижане тоже попадались – жеманные мужчинки с подкрашенными глазами…
Яков вздохнул.
Впереди образовался затор из двух фургончиков-автоматов, которые не могли разъехаться, и Лот приспустил боковое окно.
В кабину сразу же ворвался галдеж, обычный для Багдада, Стамбула или какой-нибудь Момбасы. Потянуло запахом кебаба, сладковатым ароматцем марихуаны, завоняло потом и гнильем.
Мальчишки сразу кинулись к владельцу роскошного джипа, но Яков живо отогнал их на приличном арабском, и сказал пару ласковых обкуренному негру со спутанными, век не мытыми дредлоками на голове.
Тот загораживал дорогу фургону «Тата-сайбер», растягивая губищи в тупой ухмылке, махал руками перед визирами автомата, приседал, изображая царя природы, а бедный кибер тыкался только, пытаясь объехать человекообразное препятствие, мигал подфарниками, и монотонным голосом повторял: «Пожалуйста, дайте проехать… Пожалуйста, дайте проехать…»
– Слышь, ты, гуманоид? – вежливо обратился Лот к «афроевропейцу». – Сдвинься! А то в асфальт закатаю, никто и не сыщет.
– Почему-у? – промычал негр, пошатываясь.
– А ты с дорожным покрытием одного цвета – грязно-черного!
«Препятствие» качнулось, налапало пистолет за поясом, потянуло оружие за рукоятку…
– Пас! – резко скомандовал Яков.
«Руссо-балт» мгновенно взял с места, точно отмеряя силу инерции, и боднул негра передком. Того отнесло, приложив спиной к кузову фургона.
Чернокожий съехал на проезжую часть, тараща глаза, и тут же быстро загреб ногами, поверив, что водителя джипа его нижние конечности не остановят – переедет.
«Балт» обогнал фургоны-автоматы, и ринулся вдоль по улице.
Ближе к центру стало получше – толпа поредела. Машин, правда, стало больше – сюда, на улицу Риволи, выходили устья сразу трех радиальных туннелей – «Венсен», «Витри-сюр-Сен» и «Курбевуа».
На Риволи гуляли «постепенно», как по Дерибасовской. Все те же ярко накрашенные длинноволосые мужчинки в штанах-обтягушечках или в платьях, уродливо обтягивавших фигуры с вайтлс 90–90–90.
Стайками кучковались маленькие девочки из «киндеров» – официально зарегистрированных сексуальных партнеров для дядей, увлекающихся детьми.
Мальчиков с подведенными глазами тоже хватало – эти тусовались отдельно – нескладные, прыщавые, жеманные… Иногда и вовсе не было ясно, к какому классу и подклассу отнести… м-м… существо. То ли парень, то ли девушка, не понять.
Молодые парижане и парижанки, белые или с легкой примесью арабской либо африканской крови, были вполне довольны жизнью. Они болтали, смеялись, увлеченно лопали круассаны, целовались – кто с кем, не важно. Для этих пол не имел значения. В сексе они нуждались – приятно и для здоровья полезно, но какая разница, кто будет партнером? Ведь все равны…
Проезжая мимо мечети Аль-Джазира на острове Ситэ, Яков напрягся, заметив патруль «розовых» – штурмовики Большого Эрнеста вышагивали по тротуару, щеголяя в своих гламурных рубахах. Совершенно безбоязненно, небрежно и важно – прохожие так и норовили прошмыгнуть мимо них.
Полиция нисколько не препятствовала «патрульным», бычьи шеи которых оттягивали ремни автоматов.
Лот покачал головой: что-то грядет… Некие скрытые тектонические процессы шли в высших сферах – то ли передел власти готовился, то ли толстосумы поставили на «гомофюрера», решив прописать его в Елисейском дворце без майданов и путчей, «по-тихому».
Минуя Консьержери, «балт» свернул к станции метро «Ситэ» и по спиральному спуску съехал на подземную стоянку рядом с автоярусом «Твиндек». Полустанок.
Яков выбрался из машины, потягиваясь и разминаясь, захлопнул дверцу и приложил ладонь к диску опознавателя. Джип мигнул габаритами и тихонько пиликнул, будто говоря: «Все путем, хозяин!»
Паркинг был зело велик, простираясь широко и далеко, уходя под Сену. Здесь никогда не было тихо – сдержанно гудели могучие колонны климатизаторов, урчали и сипели двигатели машин, изредка разносились сигналы самых нетерпеливых водителей, и накатывал глухой гул поездов, то усиливаясь, то стихая.
Незаметно осмотревшись, Лот пошагал к техслужбе «Метро де Пари», где работал «Гомо» Ксавье.
Ксавье сам выбрал себе прозвище и нисколько не обижался на подначки – он раньше был «голубым», но решился на дорогую генетическую операцию, чтобы стать натуралом.
Лечить гомосексуализм брались только в московских и сибирских клиниках, там Яшка и познакомился с «Гомо», привлек его к Перевозу, или, как любил говаривать Ксав, «завербовал».
Официально «Гомо» числился программистом на 4-й линии метрополитена, большую часть рабочего времени уделяя Якову и его товарищам. Немного компьютерщик, немного диспетчер, Ксавье был еще и немного квартирьером – ведь ни один перевозчик не проживал в Париже легально. Зачем упрощать жизнь полиции и Службе Безопасности? Пускай попотеют, побегают за «активистами гомофобской преступной организации», как власти именуют перевозчиков! Вот, только помяни черта…
С большого стенного экрана разорялся черный мэр Парижа – Жоаким Массамба-Нгуаби.
– …Мы, французы, – вещал он с великолепной уверенностью, – всегда были верны общечеловеческим либеральным ценностям, а Париж – это сердце Франции! И мы не позволим всяким пришлым, будь то русские или евразийцы, осмеивать наши порядки, наши великие достижения в деле защиты прав и свобод граждан, защиты детей от посягательств взрослых, защиты сексуальных меньшинств и окружающей среды! А враждебным элементам, подрывающим устои демократии и толерантности, таким, как христианские экстремисты или гомофобы-нормалисты, мы дадим отпор!
Я полностью поддерживаю, как однопартиец, нашего президента, господина Халиля аль-Бахили, в его стремлении уберечь Францию от посягательств как внешних, так и внутренних врагов демократии!
«Мы, французы!», – усмехнулся Лот, отворачиваясь от спесивой рожи мэра, смахивавшей на морду черного бульдога.
За дверью модуля техслужбы было тихо и прохладно, а длинные стеллажи с нейрокомпьютерами наводили на аналогию со складом.
Ксавье обнаружился за пультом терминала. Небольшого росточка, худенький, коротко стриженный, в оптических очках, «Гомо» напоминал отрока.
Заметив чье-то присутствие, Ксав вздрогнул, но тут же, узнав Яшку, расплылся в улыбке.
– Привет! – воскликнул он. – Все нормально?
– Нормально, – ответил Лот, валясь в кресло. – Фу-у… Надо… это… спрятать джип. И меня.
«Гомо» понятливо кивнул. Пробежавшись по сенсорам, он всмотрелся в экраны мониторов.
– Насчет машины не волнуйся, – сказал он, – сейчас вызову эвакуатор, уберем твой «балт» на третий автоярус. Туда только механические уборщики заглядывают. А тебя… есть одно укромное местечко. Только вот…
– Только что? Не совсем укромное?
– Да наоборот, ни одного человека! Туда даже диггеры не забредают, не говоря уже о клошарах.
– Самое то! – оценил Яков. – Надоело мне это человечество, сил нет.
– Смотри… Жутковатое местечко.
Лот пренебрежительно фыркнул.
– Не пугай, Ксав, устал я бояться. А где это… местечко?
– Станция «Аксо».
– Аксо-о?
– Поехали, покажу. На метро до «Пре-Сен-Жерве», а дальше ножками…
* * *
Станцию «Аксо» начали строить еще в начале ХХ века, на пути между «Плас де Фет» и «Пре-Сен-Жерве». Поезда метро ходили здесь вплоть до Второй мировой войны, но потом ввели в строй 11-ю линию, и станцию «Аксо» закрыли, так и не достроив – у нее даже выходов нет. И вот уже лет сто «Аксо» – или «Нахо», как ее еще называли, – являлась станцией-призраком парижского метрополитена.
Доехав, куда надо, Яков с Ксавье вышли, и «Гомо» повел перевозчика хитрыми ходами, еле освещенными, со связками кабелей на стенах, пока они не добрели до закутка, прикрытого дверцей из проволочной сетки.
В закутке обнаружились два велосипеда.
– Поехали! – сказал Ксав. – А то, пока дотопаем…
– Поехали! – согласился Лот.
Одноколейный путь уводил за поворот. Бетонные своды дышали сыростью, а фонари светили через один, да и то тускло. Велики на шпалах трясло, но скоро рельсовый путь кончился – разобрали и перегородили шлагбаумом с еле мигавшим фонарем.
– Слыхал, чего «Драйвер» Макс предложил? – спросил «Гомо», слезая с велосипеда, и протаскивая тот под шлагбаумом.
– Откуда?
– Макс говорит, что этого мало – просто перевозить беженцев. Надо сделать так, чтобы этих беженцев не было. Дескать, раз уж считают нас подпольщиками-инсургентами, то пусть так и будет!
– А что будет-то? – хмыкнул Яков. – Ну, разведем мы партизанщину, а толку? Людей-то не переделать. Знаешь, что такое толерантность? Нет, не терпимость вовсе, а тупое безразличие.
Как у коровы в стаде. Звать народ на баррикады? Так бесполезно, подавляющее большинство в пассиве. А сколько еще не взятых рубежей! Почему это вдруг пишется ЛГБТ, а не ЛГБТЗН? М-м? Пошто зоофилов обижать? А некрофилов? Устроим первым день открытых дверей в зоопарке, а вторым выделим морг в личное пользование! А идиотов мы почему за людей не считаем? Олигофренов всяких, дебилов, имбецилов и прочих пациентов дурдома? И вовсе они не душевнобольные, а принадлежат к интеллектуальному меньшинству! Защитим права и свободы психов! Ура!
Ксавье вздохнул, и уныло покивал головой.
– Во-во… Поехали?
– Поехали…
Долгий путь по заброшенному туннелю закончился у перрона станции «Аксо», она же «Нахо». Здесь было темно, серо и сыро. Бетонные пилоны были сплошь разрисованы графитти, причем столь давно, что искаженные буквы да намалеванные морды не рождали ответных ассоциаций. Имена то ли рок-музыкантов тогдашних, то ли политиков были неведомы Якову. Sic transit gloria mundi…[12 - Sic transit gloria mundi (лат.) – Так проходит земная слава.]
– Приехали, – пропыхтел «Гомо».
Оставив велики на развороченных путях, они поднялись по пыльным ступенькам на платформу. Оборачиваясь, словно следя за Лотом, и убеждаясь, что тот идет следом, Ксавье протопал в самый конец перрона. Там им открылся темный проход.
Если станцию кое-как освещала пара древних светильников, висящих под сводчатым потолком, то в проходе царил мрак и холод.
– Я же говорил… – сказал Ксав, вооружаясь фонариком.
Голубоватый луч высветил высокий и довольно узкий коридор. Старинная масляная краска облезала со стен, закручивалась, свисала фестонами, усеивала пол хрупкими ошметками.
– Нам сюда, – гулко раздался голос «проводника», и Ксавье указал на ржавые скобы, вделанные в стену. Лестница уводила вверх, в круглый ствол вентиляционной шахты. Однако ничего не гудело наверху, шевеля волосы приточно-отточной тягой, даже обычным сквозняком не тянуло. Наверное, и никакого венткиоска наверху тоже нету. Да и зачем?
Яков полез первым, Ксав подсказывал только:
– Еще метрика на два… Сбоку, слева, видишь?
– Тут проем…
– Во-во! Нам туда.
– Еще один коридор?
– Ну, да.
Перешагнув со скобы на «порог» из швеллера, Лот медленно двинулся по открывшемуся проходу. Со спины засветил фонарик Ксава, и впереди обозначилась стальная клепанная дверь со штурвальчиком. Механизм раскрутился легко, без ржавых скрипов и визгов – он был щедро смазан. Тяжелая дверь отворилась, и Яков поставил ногу на высокий комингс.
– Будь, как дома! – бодро сказал «Гомо», нашаривая выключатель. – Глаза!
Лот зажмурился, и вспыхнул неяркий свет, показавшийся ослепительным после темноты туннелей и переходов. Когда перевозчик открыл глаза, то увидел длинную и узкую комнату, где будто совместили кухню, ванную и спальню.
Здесь имелся древний, рассохшийся шкаф, диван-кровать, холодильник, микроволновка, газовая плитка с пузатым баллоном… На стене висела панель телевизора, а в углу стояла душевая кабинка. Причем, вся обстановка была очень старой, даже старинной, больше всего походя на жилище холостяка конца ХХ-го века.
– Это что, – хмыкнул Яков, – музей?
– Типа того, – ухмыльнулся Ксав, проверяя, «жива» ли техника. – Все вроде работает. – Он открыл кран допотопного рукомойника, и пустил воду. – И вода есть. Но, если пить захочешь, лучше возьми из холодильника. Белье в шкафу. Кстати, он без задней стенки, за ним – дверь. Если «парадный вход» заблокируют, уйдешь через нее. Там, метров через десять, будет еще одна вентиляционная шахта, по ней можно подняться в подвал здания наверху.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/valeriy-bolshakov/pravednik/) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
notes
Примечания
1
Условное (пока!) название для супермегаполиса в Нидерландах, объединяющего Амстердам, Роттердам, Гаагу, Утрехт (всего ок. 35 млн. чел.). Можно предположить, что к 2048-му году названия Босваш (Бостон, Нью-Йорк, Филадельфия, Вашингтон – 80 млн. чел.), Токайдо (Токио, Иокогама, Осака – 70 млн. чел.), Чипиттс (Чикаго-Питтсбург – 35 млн. чел.), Санлос (Сан-Франциско – Лос-Анжелес – 20 млн. чел), Рейн-Рур (Кёльн, Дюссельдорф – 35 млн. чел.) утратят условность. Вероятно, появится и Моспит (Москва, Тверь, Санкт-Петербург – 30 млн. чел.), а может и Мослен (Москва, Калинин, Ленинград)…
2
Спектролит – материал, прозрачный только с одной стороны.
3
Бунчужный – воинское звание, ранее использовавшееся в УПА, приблизительно соответствующее старшинскому.
4
ТМК – тяжелый межпланетный корабль. Такие разрабатывались в КБ С. Королева.
5
Андрогены – общее название для мужских половых гормонов (тестостерон, андростендион, ингибин и пр.).
6
Ливлон – супермегаполис в Англии (Ливерпуль, Манчестер, Шеффилд, Бирмингем, Ковентри, Лондон).
7
Нептун – восьмая по счету планета Солнечной системы.
8
Автоматическая межпланетная станция.
9
Хазан (туркмен.) – осенний ветер.
10
Русины – малая народность в Карпатах, тяготеющая к русской нации.
11
С испанского: «Родина или смерть. Мы победим!»
12
Sic transit gloria mundi (лат.) – Так проходит земная слава.
Валерий Петрович Большаков
2048 год. Яков Лот – из отчаянных парней-перевозчиков. Европейцев-беженцев, спасающихся от гомофашистов, они доставляют в Россию. А где-то в глубинах космоса дремлет богоид Сферос, создатель хомо сапиенс, обеспокоенный попытками неразумных детей своих расчеловечиться…
Валерий Большаков
Праведник
Глава 1. Формула счастья
Реактивные пули гремели, угнетая рассудок. Они пятнали темноту огненными росчерками, щепили и мочалили деревья, а когда попадали в «Руссо-балт», весь кузов гудел, как колокол.
Яков Лот слушал этот глухой, отрывистый набат, и болезненно морщился, словно увесистые разрывные пульки язвили его собственную шкуру, а не пласт-броню внедорожника.
Он гнал на бешеной скорости, вертя баранку и вжимая голову в плечи. Атомокар взрёвывал турбиной, уворачиваясь от раскидистых дерев, ломясь через кусты, подскакивая на буграх, скользя, дрифтуя, кренясь…
Овальное зеркальце над местом водителя отражало бледные лица беженцев, цеплявшихся за скобы, за спинки передних сидений, друг за друга.
– Слева! – завопила мадам Роше. – Он заходит слева!
– Это «Фалькон»… – обреченно простонал лысый Жослен, отец семейства. – Нам не уйти!
– Спокойно!
Яша резко поднял голову, бросая взгляд за прозрачный верх кабины, и тут же вперился в обзорник – лес на экране прыгал, шатался, наваливался…
– Там дерево! – завизжала Клер.
– Вижу, – процедил Лот, бросая «балт» в сторону.
Круто вывернув руль, он объехал громадный кряжистый дуб, чиркая дверцей по стволу. Очередь с беспилотника прошла мимо, срубая ветки, выпалывая траву. Вспышки разрывов заблистали в стробоскопическом мельтешеньи, выхватывая из тьмы силуэты деревьев.
Годовалые близнецы на руках у Клер тут же начали плакать.
Мадам Роше стала шикать на плакс, как будто рев младенцев мог их выдать.
– Господи, он опять заворачивает!
– Да вижу я!
Спасительный туннель был совсем рядом – вот так вот, между двух холмов, и через полянку… Нельзя!
На открытом месте дрон их мигом ухайдокает, хватит одной ракеты. И полетят клочки по закоулочкам…
Облизав сухие губы, Яков резко свернул. Джип, рявкнув турбиной, понесся вокруг поляны, залитой лунным светом, таясь за елями – колючие лапы так и шаркали по кузову. Они тут уже проезжали – раз, другой, третий… Колеи еще не остыли, инфрадатчики «Фалькона» их прекрасно различают. Четвертый след, оставленный джипом, запутает скудный машинный интеллект…
Беспилотник резко спикировал, промелькнул на бреющем, клоня траву, и взмыл вверх.
«Отлично!» – обрадовался Лот. На вираже дрон их не заметит, а когда поляна снова попадет в поле зрения его визиров, атомокар как сквозь землю провалится…
Бешено вращая шарами-колесами, «Руссо-балт» рванул напрямую. Расшвыряв кучу прошлогодней листвы, машина шмыгнула под своды старого железнодорожного туннеля.
Поезда тут уже лет двадцать не ходили, рельсы давно пошли на переплавку, а подлесок надежно схоронил трухлявые шпалы. Отъехав в глубину туннеля, Яков затормозил и выключил двигатель.
Наступившая тишина ошеломила беженцев, как удар – все сидели, не двигаясь, и только белые яблоки глаз изредка пошевеливались, взглядывая то на Лота, то за прозрачный купол кабины, словно пытаясь удостовериться, на этом они свете или уже на том.
– Подождем до утра, – устало сказал Яша. – «Фалькон» – это вам не «Симург», кибермозга ему не дали, да и рецепторы у него – так себе. Покружит, и улетит. Скоро уже развиднеется. Задерживаться тут не резон, границу с Новороссией перейдем на рассвете…
– Реку Прут? – проявил осведомленность месье Роше.
– Угу.
– А как?
– А по дну…
– Я серьезно! – обиделся Жослен.
– Так и я не шучу, – равнодушно пожал плечами Яков. – Переберемся на молдавский берег под водой, кузов у «балта» герметичный.
– Скорей бы… – пробормотал месье Роше, пряча свое смущение.
– А дрон нас тут не заметит? – боязливо поинтересовалась Клер.
– Дрону сюда не залезть, – сухо ответил Лот. – Давайте, перекусим лучше. И спать…
Мадам Роше и Клер принялись потрошить сумки, доверив близняшек прыщавому Анри. Отрок мигом вспотел.
– Багет еще свежий совсем, – бормотала старшая из женщин, – и термоконсервы я захватила, горяченького поедим… А ветчина где? А, вижу…
Яша развернул сиденье, и вытянул ноги. Кажись, пронесло…
Беспилотник увязался за ними в Карпатах, хотя «Вергилий» Ганс клялся, что трасса проверена от и до.
Это Украина, когда пролезла-таки в ЕС, уговорила европейцев «окопаться» – отгородиться от России и Новороссии системой пограничных укреплений. Хохлы звали ее «Стеной», а в Брюсселе нашли более благозвучное наименование – «Лимес».
В горах легче всего проходить «линию Зеленского».
Правда, «Малыш» Сванте уверяет, что лучшего места, чем на границе с Финляндией, не сыскать – он все свои группы проводит по тамошнему краю лесов и озер. Так ведь Сванте – бывалый таежник, к тому же киберинженер, автономные боевые системы за версту чует…
– Угощайтесь, – сказала Клер, протягивая Лоту ломоть хлеба с изрядной долей ветчины, щедро сдобренной горчичкой.
– Мерси, – улыбнулся Яков, и тут же вгрызся в солидный бутерброд.
– Нам всем досталась ха-арошая порция адреналина, – натужно пошутил Жослен. – Закусывать надо!
– Не прижимай их так сильно, Рири, – всполошилась Клер, тревожась за жизнь двойняшек. – Раздавишь!
– Не раздавлю, – ответил отрок мужественным голосом.
– Да вон, они пищат уже!
– Сама ты пищишь…
Благодушествуя, Лот глянул на близнецов.
Это из-за них поднялась вся кутерьма – Клер Роше вздумалось забеременеть без санкции Социальной Службы, и тетки из СС явились к ней домой, чтобы отобрать детей.
Жослен, по всему видать, терпеливый малый, но тут уж он не выдержал – спустил «эсесовок» с лестницы. Двадцать минут спустя прибыла полиция, однако скромная квартира Роше в XVI округе Парижа была уже пуста, только вещи повсюду разбросаны.
Трое суток беглое семейство пряталось в парижском метро, пока тамошние клошары не подсказали месье Роше обратиться к перевозчикам. Сам «Идальго» Робер проверил беженцев по своим каналам, убедился, что за ними чисто – и шепнул адресок Яшки Лота.
Покинуть Париж через Периферик и Булонский лес оказалось самым простым делом, а вот задача «как миновать блокпосты на дорогах и уцелеть при этом» решалась с трудом, особенно в Восточной Европе. В Словакии они и вовсе на облаву нарвались, но ушли от погони, а вот «Черному» Иржи тогда здорово не повезло – сцапали его патрульные. Хотя, как сказать…
«Автономка» по нему короткую очередь пустила, перебив обе ноги, а вот семья из Рандстада,[1 - Условное (пока!) название для супермегаполиса в Нидерландах, объединяющего Амстердам, Роттердам, Гаагу, Утрехт (всего ок. 35 млн. чел.). Можно предположить, что к 2048-му году названия Босваш (Бостон, Нью-Йорк, Филадельфия, Вашингтон – 80 млн. чел.), Токайдо (Токио, Иокогама, Осака – 70 млн. чел.), Чипиттс (Чикаго-Питтсбург – 35 млн. чел.), Санлос (Сан-Франциско – Лос-Анжелес – 20 млн. чел), Рейн-Рур (Кёльн, Дюссельдорф – 35 млн. чел.) утратят условность. Вероятно, появится и Моспит (Москва, Тверь, Санкт-Петербург – 30 млн. чел.), а может и Мослен (Москва, Калинин, Ленинград)…] которую Иржи перевозил, полегла вся. Судьба…
– А выйти нельзя? – робко спросила Клер. – Подышать, и вообще…
– Вы-ыйти? Сейчас проверим, – бодро ответил Лот. – Если «электронной пыли» не нанесло с Лимеса, то ради бога.
– Вы имеете в виду микроинформаторы? – блеснул эрудицией Жослен.
– Угу. Этих микрошпионов по всему Лимесу высеяно, как снега зимой – миллионы и миллионы. На земле, на траве, на деревьях… Как сильный ветер поднимается, эту дрянь по всей округе разносит. Сейчас я…
Задействовав сканеры, Яков всмотрелся в рабочий экран.
– Вроде, чисто… – проговорил он. – Фиксируются три «микрика», но это дохлятина – у них питание на нуле, солнце-то сюда не заглядывает. Да если бы и свежьё, какая разница? Три – это очень мало. Чтобы транслировать сигнал, паре сотен микроулавливателей, как минимум, надо выстроиться в «цепочки», потом сгруппироваться в «сборки»… Короче, выходим!
Лот вышел первым. Удивительно, но под сводами по-прежнему пахло смазкой и ржавчиной – не выветрилось железнодорожное амбре. Туннель, пронизывая невысокую гору, изгибался дугою в полтора километра, так что, стоило только отойти поближе к середке, и никто вас уже не приметит ни на входе, ни на выходе.
Полная приватность.
– Девочки налево, мальчики направо, – объявил Яков, и неторопливо зашагал вдоль бывших путей, посвечивая фонариком.
Вскоре он нашел то, что искал – целую кучу битых ящиков и полусгнивших шпал. Набрав охапку дров, перевозчик вернулся к машине и запалил костер.
– А это не опасно? – занервничал Жослен.
– Опа-асно? Дерево сухое, – спокойно ответил Лот, – дыма почти не дает. А тепловое излучение датчики не возьмут, слишком далеко. Так что присаживайтесь, погреетесь хоть…
Мадам и мадемуазель Роше удалились по личным делам, Анри сидел в кабине, поглощенный воспитательной деятельностью. Жослен с Яковом остались вдвоём.
Костер разгорелся, и отблески огня заплясали на ребристых сводах туннеля, переливчатыми бликами скользя по кузову «балта». Колпак атомокара был сделан из спектролита,[2 - Спектролит – материал, прозрачный только с одной стороны.] и эта ртутно-серебристая выпуклость незаметно сливалась с обтекаемым корпусом, из-за чего джип приобретал вид зализанный и цельный, как у слитка. И только шаровые шасси выдавали его предназначение.
– Что вы сейчас чувствуете, Жакоб? – негромко поинтересовался месье Роше.
Лот пожал плечами.
– Да как всегда, – сказал он. – Нетерпение. Досаду. Усталость. Психую немного, и злюсь на себя за это.
– Психуете? А-а… Последний бросок?
– Ну да… И вы, пожалуйста, не расслабляйтесь особо – наш бросок реально может стать последним. Тут много битых автономок и беспилотников, есть и такие, у которых индикаторы «свой-чужой» давно гавкнулись, зато боеприпасов в достатке. Эти лупят по всему, что движется.
– Пугаете? – неуверенно спросил отец семейства.
– Предупреждаю, – пожал плечами перевозчик. – Помните, шумиху однажды подняли, когда в Карпатах люди стали пропадать? Нашлись такие, кто виновником Дракулу вывел.
Как-то целая группа туристов исчезла. Потом нашли сгоревший электробус, а в нем полно дырок от пуль. Сначала все свалили на боевиков-русинов. Отправили на поиски полицию. На другой день нашли сбитый вертолет и парочку полицейских атомокаров, «обработанных» из пулемета. Так и добрались до брошенной автономки. Та уже двигаться не могла – шасси полетело, и ствол пулемета расстрелян вгладкую, – но палила до последнего патрона… Местные боятся в лес выйти. Егерь один все жаловался – боевые системы, мол, двух медведей завалили! А потом и его самого ухайдокали. Натовцы вывернулись тогда – дескать, не следовало лесничему забредать в зону отчуждения! А ведь его прихлопнули на улице деревни, ночью… Микроинформаторы выследили, навели автономку, а та и рада стараться – влупила в егеря остаток кассеты крупного калибра…
– Но автономная боевая система не может покинуть зоны отчуждения!
– Не мо-ожет? Да что вы говорите? – хмыкнул Яков. – Ей годами никто профилактики не делал, программисты и близко к Лимесу не подходят. А машинам что? Подзарядились, боеукладки пополнили – и в рейд. А кто там попадет в перекрестья визиров, роботам без разницы…
– Кошмар какой-то…
Жослен подкинул в костер пару дощечек, и спросил:
– Скажите, Жакоб, а почему вы пошли в перевозчики?
Лот усмехнулся.
– Каждый зарабатывает, как умеет.
– Нет, я понимаю, – заторопился месье Роше, – и вы не волнуйтесь – у меня есть счет в вашем Госбанке. Как только мы окажемся на той стороне, я переведу вам всю сумму с ближайшего терминала. Три тысячи рублей, все, как договаривались.
– Да я и не волнуюсь, – равнодушно сказал Яков.
Жослен скривил рот в дерганой улыбке – губы у него дрожали.
– Только вы, русские, так относитесь к деньгам. Мы – другие.
И знаете, что, Жакоб? Не пудрите мне мозги, как выражаются наши братья-клошары! Никогда я не поверю, что работа перевозчика для вас всего лишь бизнес. Нет, в вашем деле есть и духовная составляющая. Ведь вы же спасаете людей!
– Не преувеличивайте, Жослен, – лениво отмахнулся Лот, – вашей жизни ничего не угрожало. Максимум, отделались бы штрафом…
– Ерунду не говорите, ладно? – нетерпеливо возразил месье Роше. – Штрафом! А горе в чем измерить? В каких денежных единицах? Ведь у Клер отобрали бы детей! Моих внуков! И передали бы в приют, чтобы их там усыновили извращенцы голубой или розовой масти!
– Как можно, Жослен? – насмешливо попенял ему Яков. – А еще толерантный европеец! Надо говорить не «извращенцы», а «представители сексуальных меньшинств».
– Вот! – вытянул палец месье Роше, продолжая пылко клеймить. – Вот она, подлая изнанка политкорректности! Вы имеете представление, как нормальные, вроде бы, мужчины оборачиваются в мужеложцев?
Лот усмехнулся.
– Я имею понятие об уродствах, – терпеливо сказал он, – в школе проходил, на уроках биологии. Лучше ответьте мне, почему же вы раньше не говорили этого вслух? Почему смирились с попранием устоев рода человеческого, истово, умильно вылизывая содомитов, феминисток, и прочий генетический трэш? Вся ваша сраная Европа сейчас в таком дерьме, что никаким перевозчикам его не разгрести вовек!
Месье Роше увял, а Лот вздохнул только – все беженцы, которых он переправлял в Россию, болтали об одном и том же. Словно их осеняло под крышей «балта», и они прозревали, дабы истину глаголить. Все люди одинаковы – безмолвствуют, пока самих не прижмет.
Яков лениво посматривал на Жослена, не мешая тому вещать. Пусть выговорится…
– Одно могу поставить себе в заслугу, – с гордостью сказал месье Роше, – я был против легализации педофилии! М-да… Вы сами, как я понимаю, гомофоб?
– Еще какой! – фыркнул Яков. – Гомофоб-нормалист, как нас в СМИ прозывают. Фигня все это… Что ж мне теперь, «Куин» не слушать? Фредди Меркьюри так здорово выпевает про шоу, которое должно продолжаться… Честно говоря, плевать я хотел на половые пристрастия, а если, скажем, парикмахер из голубых, так это даже лучше – он не грубый, обходительный… И не воняет. Но это в России так, у нас ЛГБТ воли не дают. Не зажимают особо, но держат в строгости. В Европе же распустили голубых братьев наших меньших – и докатились до гомофашизма.
Месье Роше молчал, вздыхал только, словно выговорившись, и Лот уже решил было, что можно идти подремать, но тут Жослен проговорил тихонько:
– Знаете, какова формула счастья?
– Сча-астья?.. – затянул Яков. – «А + Б = Л.»?
– О, это всего лишь простой двучлен из житейской алгебры! Семья решается по более сложному уравнению: «1 + 1 = 3». Стоило на старости лет попасть в переделку, чтобы уразуметь элементарнейшие истины! Женщине нужен мужчина. Мужчине нужна женщина. А ребенку нужны мама и папа. Это – свято!
– Согласен с вами, – сказал Лот прочувствованно. – И отбой!
* * *
Поспать не удалось. Едва Яков задремал, слушая успокаивающее потрескиванье догоравших дощечек, как его легонько потрясла за плечо Клер.
– Там кто-то есть! – разобрал Лот испуганный шепот. – Они идут сюда!
– Кто – они? – насторожился перевозчик.
– Не знаю… – прошелестела девушка.
Яша почти вернулся в явь, стряхивая с себя сонную одурь. Оглянувшись на «Руссо-балта» – охранные системы джипа пока не реагировали на опасность – Лот зашагал ко входу в туннель, куда они недавно юркнули, спасаясь от приставаний «Фалькона».
Прижимаясь к бетонной стене, прячась за выступами и в нишах, Яков прошел метров сто, когда явственно услышал неразборчивый говор и глухой лязг. На своды упали неясные тени.
Это было невероятно – по их следам шел пограничный наряд! Не «автономки» какие, а солдатня во плоти. Натовская форма и боекостюмы придавали «силовикам» вид внушительный, богатырский даже, но тощие кадыкастые шеи, торчавшие из верхних сегментов брони, выказывали истинную сущность – тщедушие погранцов.
Лот усмехнулся: весь наряд совершал дерганные, отрывистые движения. Видать, бронирования им мало показалось, еще и экзоскелеты нацепили. Ладно…
Быстро вернувшись, Яков открыл багажник, и вооружился «Калашниковым» – не стандартным ижевским автоматом, а его тульским «апгрейдом» – с подствольником, пускавшим реактивные пули калибра 14,5 миллиметра.
Начиненные приличным зарядом, они пробивали даже тяжелую броню, типа «Суперцеброн», а уж легкую курочили, как картонку.
Дальнобойность, правда, так себе…
– Что? Что такое? – всполошился Роше. – Это за нами?
– За нами, – кивнул Лот, нахлобучивая шлем на голову. – Держите! – протянув бледному Жослену второй «калаш», он добавил: – Женщин и детей – в джип. «Балт», отъезжаешь к оврагу!
– Приказ понял, – глухо ответила машина.
– А вам, Жослен, придется сопровождать «Балтика» снаружи. Заметите кого в форме – валите!
– К-как?
– Как сумеете, – сухо ответил Лот. – Желательно – насмерть. Все, выдвигаемся!
Испуганная Клер живо скрылась в машине, надутый Анри нырнул следом.
«Руссо-балт», тихонько заурчав, двинулся по остаткам шпал. Жослен, нервно оглядываясь, пошагал следом, неумело сжимая оружие.
«Господи, – подумал Яков, – он хоть стрелять-то умеет?»
Однако времени на курс молодого бойца не оставалось – пограничники были уже рядом. Пустив очередь наугад, Лот добился того, что пули с визгом срикошетировали, выбивая из стены туннеля крошки бетона и клубы пыли.
Ага! Видать, кому-то все-таки досталось – пронесся вскрик боли. И тут же зачастили, задолбили автоматы. Пули зачиркали по своду, с противным зудом уносились вглубь туннеля, впивались в землю.
Яков мигом залег, шустро скатываясь в желоб для стока воды, а в шпалу, которая недавно мешала ему валяться с комфортом, вонзилась игольчатая пуля. Лот коротко выдохнул. Судьба!
Высоко подскакивая и паля из автоматов без передышки, из туннеля показались европейские пограничники. Он насчитал троих.
Яков прицелился, и нажал на спуск подствольника. АКП чувствительно боднул в плечо, а реактивная пуля вылетела с коротким, пронзительным зудом. Попал!
Блеснула вспышка, словно у старинного фотоаппарата, и грудной сегмент боекостюма длинноволосого погранца вскрылся, лепестками разворачиваясь наружу. За сорванным лицевым щитком мелькнуло лицо волосатика, искаженное страхом и болью, вытаращились подведенные глаза.
Кровавые ошметки не порхали – их выплеснуло в выходное отверстие под спинным сегментом.
«Одним меньше».
Натовцы мигом залегли, да не всем нашлись укрытия.
Сощурившись, Лот взял на мушку краешек энергоранца, торчавший над щербатым бетоном, и мягко нажал на спуск.
Крупнокалиберная пуля пробила аккумуляторы – в стороны брызнули два снопа голубых искр. От перепада напряжения экзоскелет скрутился, выворачивая погранцу суставы, и тут же коленчатые рычаги «скелетона» распрямились. Орущего бойца подбросило в воздух – будто кот вспугнутый сиганул – и Яша не прозевал момент, «подбил на взлете». Два – ноль!
Лот оглянулся на выход из туннеля, откуда уже пробивался серый полусвет – солнце только-только всходило. Как бы его в клещи не взяли, мелькнуло у Якова. На выходе – скалы, там засаду не устроишь, а вот дальше начинается овраг… Да нет, там все заросло, и ложбина, и пути, и склоны. Подловить беженцев можно только ближе к берегу…
А не туда ли их и гонят погранцы? Загонщики, что ли? Ну, я вам устрою драму на охоте…
Короткой очередью Лот дал понять последнему защитнику рубежей, что жив и никуда не делся. Защитник не ответил. Яков прислушался, и уловил топот. Драпает, зараза! Ла-адно…
Оказавшись под открытым небом, Яков бочком-бочком заскользил между утесом и молодыми деревцами, проросшими на путях. Когда скалы сменились грядой холмов, он вывалился на полянку, посреди которой глыбился «Руссо-балт».
– А мы вас ждем! – доложил Жослен.
И неуверенно улыбнулся.
Глава 2. Фронтир
Сипя турбиной, джип медленно покатил, бампером раздвигая тощие стволики грабов.
Светало, но теней не наблюдалось – весь видимый мир погрузился в серые сумерки, призрачной пеленою занавесивших окрестности. Скатившись с насыпи, «балт» двинулся к пограничной реке, колыхаясь на ходу. Взбодрившись пилюлькой спорамина, Яша вел «Руссо-балт» дном балки.
Все детекторы невинно мигали зелеными огоньками, сканер тоже молчал. Видать, «загонщики» не рвались на подвиги.
Обогнув ржавый остов вагона, пущенного под откос еще во времена Румыно-молдавского конфликта, Лот выехал на открытую полянку.
Трава уже затянула давнишние воронки, а над деревьями, поваленными взрывами, вставала молодая смена – клены пальца в три толщиной. Из этих самых зарослей и прилетела ракета.
Пыхнуло огнем, всклубился дым, взвихрилась пыль. Серебристое веретенце, расправляя крылышки стабилизаторов, скользнуло навстречу джипу.
Яков просто не успел бы среагировать, но «балт» оставался настороже. Биоподвеска сработала моментально, поджимая колеса – внедорожник словно присел. Ракета мелькнула над самой крышей, и взмыла в воздух, оставляя сизый шлейф. Хлопок – и реактивный снаряд бессильно закувыркался вниз. Протух.
– Что?! Опять? – заполошно спросила мадам Роше.
– Атакован ракетой «земля – земля», – невозмутимо доложил «балт». – На данный момент автономная боевая система «Аргус» не представляет опасности, весь БК израсходован.
– Погуляю-ка я еще, – проворчал Яков, подхватывая верный «калаш», убийственную игрушку с коротким стволом и длинным магазином. – Не нравится мне эта автономка, не должна она быть здесь… Я скоро.
Жослен встрепенулся было, возможно, желая предложить свои услуги, но Лот уже выскользнул наружу. Дверца бесшумно закрылась за ним.
Посматривая вокруг, Яков скрадом подошел к старенькому «Аргусу». Так-так-так…
– «Балтик», – тихо сказал Лот, прижимая усик микрофона, – это не заблудившаяся автономка, на ней даже гусениц нет. Похоже, «Аргус» доставили сюда вертолетом и опустили, устроив засаду. Короче, тропа засвечена. Немедленно выбирайся из оврага, и следуй за мной на расстоянии… ну, скажем, метрах в пятидесяти.
– Приказ понял, – ответил джип.
Яков взобрался по круче, и выглянул из оврага, прячась в зарослях кизила. Пейзаж перед ним открывался вполне мирный – зеленые холмы, поросшие дубом, да акацией.
Напряженно осматриваясь, Лот покинул свою захоронку, и пошагал к реке. Джип катился за ним следом, выбирая тень деревьев и низины.
С очередного холма открылся Прут и железнодорожный мост через реку. Серо-синяя «шаровая» краска давно облезла с металлоконструкций, ржавые потеки отливали на балках и швеллерах неопрятной рыжиной, а крайний пролет моста и вовсе обрушился в реку тем своим концом, где стальную ферму раскурочил, разворотил взрыв авиабомбы или крылатой ракеты.
На устоях моста, выложенных бетонными плитами, можно еще было разобрать размашистую надпись: «Сепары рулят!»
Да, были схватки боевые…
Переливчатый блеск течения, облачка в синем небе, нагромождения пышной зелени – все навевало истому, негу, да желание слиться с природой. А вот Якова не покидала тревога.
Краем глаза уловив движение, Лот приник к стволу дерева.
По тропе, натоптанной протекторами и гусеницами военных роботов вдоль берега, шагали шестеро – румяный, очень важный натовец в комбезе с массой нашивок, лычек, бейджей и шевронов; длинный хлыщ в форме морпеха США, и четверо украинцев.
Эти узнавались по кепкам-мазепинкам. Вся четверка возбужденно, перебивая друг друга, докладывала «товарищам по оружию» о нарушителях границы, тыча в сторону оврага.
– Балтик, – негромко сказал Яша, – тут патрульные. Форсируешь реку без меня, я прикрою. Скажешь Жослену, чтобы оставил на берегу плотик.
– Приказ понял, – пискнуло в ухе.
Шестерка «стражей» подошла уже слишком близко, выходя на опушку. Если они поднимутся на холм, то увидят «Руссо-балт»…
Не поднимутся.
Лот дал короткую очередь над головами патрульных, и те мигом залегли. Проворно достав усыпительную шашку, Яков активировал ее, и забросил из подствольника. Попал!
Голубое облачко расплылось по опушке, и опало. Была бы шашка гранатой, все пятеро бы полегли…
Татакнул автомат – по звуку Яков опознал «Штейр» – и стих.
Со всею осторожностью Лот приблизился к патрульным, чуя легкий маслянистый запашок снотворного газа, туманивший голову.
Все шестеро лежали в вольных позах, изображая прикорнувших служак, разомлевших на солнышке.
Не высовываясь особо, Яков отметил неподвижность лиц у пятерых патрульных. И глаза у них остекленели будто, и слюна стекает из распущенных ртов, штатовец и вовсе обмочился.
А вот шестой…
Ласково поглаживая спусковой крючок «Калашникова», Лот показался из-за дерева.
Шестой, украинец в мятом «пятне» и с крестом Боевой Заслуги на груди, лежал навытяжку, картинно откинув в сторону руку, сжимавшую старенький «Форт-12».
Яша не стал будить патрульного, проговаривая, как в глупых боевиках, что-то вроде: «Вставай, поднимайся, рабочий народ!», а выстрелил одиночным.
Пуля-игла пробила украинцу запястье, и тот вскрикнул, вскинулся, потянулся к оброненному пистолету здоровой левой…
Еще одна игла перебила и эту конечность.
– Не дергайся, – холодно посоветовал ему Лот, – и проживешь долго-долго.
Вздрагивавшие губы на бледном лице патрульного были неприятно ярки, придавая тому облик вампира, недавно отобедавшего – вкусившего свежей кровушки.
Уста скривились в злобной усмешке.
– Какая честь, – хрипло выговорил украинец на хорошем русском, – сам Яков Лот!
– Мы знакомы? – по-прежнему холодно поинтересовался Яша.
– Ватники и колорады не числятся в моих знакомых! – презрительно ответил патрульный. – Зато я хорошо изучил твое досье. Яков Лот, родился летом 2014-го в Донецке, под обстрелом. Мать и акушерку убило осколками – обе кацапки прикрыли собою несчастненького «малышечку». Отец – ополченец, позывной «Северус» – погиб через полтора года, при штурме Мариуполя. Бедный сиротка рос в Москве, у дяди, Николая Петровича Воронина. Там же Яшенька окончил школу. Пытался поступить в МГУ, да не вышло. Отслужил в армии, в 80-й арктической бригаде, водителем атомного танка-транспортёра. Не женат, не привлекался, не состоит. Последние шесть лет занимается противоправной деятельностью, помогая скрываться преступникам, злостно нарушившим Ювенильный и Семейный кодекс Евросоюза. Объявлен в розыск Интерполом, ФБР и СБУ. Я ничего не упустил? А, вата?
– Люблю разговорчивых, – усмехнулся Лот. – Имя! Звание!
– Олесь Кучера, – отрекомендовался украинец. Покосился на свой голубой погон с парой желтых звезд, и добавил не без гордости: – Бунчужный.[3 - Бунчужный – воинское звание, ранее использовавшееся в УПА, приблизительно соответствующее старшинскому.]
– Подкрепление скоро прибудет?
– Даже не надейся, не скажу, – мужественным голосом ответил бунчужный.
– Откуда вам стало известно, что именно сегодня и именно здесь я пересеку границу? Разведка?
– Наводка!
– Кто?
Кучера смолк, плотно сжимая красные, словно измазанные кровью губы. Хлопнул выстрел, перебивая бунчужному колено – поросячий визг разнесся над рекою.
– Кто? – хладнокровно повторил Яша.
– «Розовые»! – завопил Кучера. – «Розовые» тебя сдали! Люди Большого Эрнеста! Вы их гомофашистами зовете!
– Кто именно?
– Не знаю! – простонал Олесь, и взвыл, наблюдая, как повело ствол «калаша»: – Да я, правда, не знаю!
– Верю, – сказал Яков и нажал на спуск.
Пуля вошла Кучере точно в переносицу.
Поднявшись, Лот внимательно осмотрел патрульных в остатке – те мирно спали, не реагируя ни на выстрел, ни на стрекот приближавшегося вертолета.
Яков поспешно укрылся в роще, и кинулся бегом к реке.
Вот и плотик – пройдешь мимо, и не посмотришь. Торопливо провернув баллончик, Лот добился того, что комок «пожамканного» эластика расправился, надулся тугим и пухлым диском.
С шумом вбежав в реку, Яков плюхнулся на плотик. Турбокоробка засвистела, крошечный водомет погнал плавсредство к другому берегу. Оглядываясь, Лот помогал себе руками, подгребая, подгребая, подгребая…
Когда пузатый «Еврокоптер» выплыл из-за холмов, Яша торопливо выбирался на берег, в тень раскидистых ив, таща за собою плотик.
Раздвинув плакучие ветви, Лот досмотрел, как вертолет завис над опушкой, как медленно снизился, раскручивая вихревой поток пыли, песка и листьев.
– Жак! – послышался дрожащий голос, и перевозчик вздрогнул.
Обернувшись, он увидел Клер, выглядывавшую из-за тальника.
– Я же вам сказал, чтобы уезжали! – рассердился Лот.
– А мы не хотим без вас, так неправильно!
Вздохнув, Яков пошагал за женщиной, оглядываясь на лопасти, кружившиеся над зарослями.
Минуту спустя он занял место водителя и, не слушая оправдания «балта», нарушившего приказ, завел двигатель. Тихонько, на первой скорости, джип тронулся прочь от берега, от границы «свободного мира». Но тот не отпускал.
Загоготал пулемет, прочесывая прибрежные заросли – ветки, да щепа так и летели в стороны. Натужно воя моторами, «Еврокоптер» поднимался обратно в небо, плавно разворачиваясь, цепляясь шасси за верхушки деревьев. Из дырчатых «бочек» с НУРСами полетели мелкие, но зловредные ракетки. Протягивая дымные хвосты над рекой, они рвались в лесочке, словно пропалывая деревца. Мимо!
– «Балтик», давай!
Турбина взвыла, покрышки взвизгнули, и джип метнулся вперед, прорываясь сквозь кусты.
Гулко стрекоча, вертолет пересек пограничную реку. Забил крестоцветный огонь автоматической пушки. Злые фонтанчики песка очередью прошли за «балтом», перечеркивая колею. Недолет!
Невидимый наводчик опорожнил еще одну кассету. Перелет!
Геликоптер накренился, с этакой ленцой разворачиваясь, и Лот похолодел. Прямое попадание – и никакая пласт-броня не спасет.
Джип – это не танк.
«Руссо-балт», монотонно докладывая о воздушной угрозе, бросался из стороны в сторону, прокладывая путь зигзагом, тормозя и ускоряясь, лишь бы сбить прицел.
Выскочив на заброшенную дорогу, он прибавил скорости, и в этот момент из зарослей показался пограничник в новороссийской форме, пристраивая на плече трубу ракетомета.
Яков видел его деловито-сосредоточенное, загорелое лицо какую-то секунду, а после пыхнули дым и пламя. Небольшая ракетка «земля – воздух» вынеслась из трубы, вращаясь и раскладывая остроконечные стабилизаторы.
«Еврокоптер» сразу передумал добивать внедорожник, взвыл, резко уходя влево, да только изделие русских оружейников было куда быстрее. Ракета тюкнула вертолет в основание хвостовой балки.
Вспух огненный шар взрыва. Хвост у «Еврокоптера» отвалился, а кабина, кружась, как юла, по косой сверзилась в реку.
Все, сидевшие в джипе, включая водителя, дружно выдохнули.
Пронесло!
* * *
Минуты не прошло, как машину остановили погранцы – трое веселых, зубастых парней в форменках и одна овчарка, тоже зубастая, но какая-то угрюмая.
Старший наряда проверил документы, и лихо козырнул – перевозчиков тут уважали, гадостей не делали и препон не чинили.
И покатился джип дальше.
Первым делом Лот заехал на мойку Георге «Мамалыжника», где с «Руссо-балта» не только соскребли грязь, но и депрограммировали налипшие «микрики».
Один из пупырчатых шаров-колес, нахватавшийся осколков, заменили, звездчатые вмятины от пуль металлизировали, и покатил внедорожник спокойно, без форсажей и дрифтов, выруливая на дорогу к Тирасполю.
Как всегда, оказываясь в Новороссии, Яков испытывал громадное облегчение, граничившее в полной опустошенностью – весь напряг, все опасности оставались на европейском берегу, их словно смывало прутовской водичкой.
Пассажиры тоже сидели притихшие, даже так – пришибленные, с трудом осознавая, что переживаниям их, тревогам и страхам пришел конец.
Да, впереди их ждали дежурные администраторы из службы иммиграции, но все эти формальности нервы не трепали – беженцев из Европы принимали без проблем. Не из Африки, чай.
Не доезжая Тирасполя, остановились в мотеле «Эксотал».
Шел десятый час вечера, так что все шустренько помылись с дороги, быстренько перекусили и завалились спать.
Утром Лот распрощался со счастливым семейством.
Глава 3. «Птичник»
ЦПК окружал большой красивый парк, а стоянка для атомокаров, равно как и посадочная площадка для техники винтокрылой, находились у главного входа, за которым тянулась узкая аллея, обсаженная кустами смородины.
«Недурно», – подумал Воронин и потянул носом воздух. Пахнет. Николай Петрович сунул руки в карманы, и левой ощутил касание рукоятки ПП – пистолета-парализатора.
Поморщившись, вынул руки. Заложил их за спину и пошагал по аллее, прислушиваясь к звонким ударам по мячу – слева, за деревьями, пряталась волейбольная площадка, там занимались девушки со Станционного факультета. Их было хорошо слышно.
Справа находилась площадка баскетбольная, там кидали мяч парни с Командирского – слышимость тоже была прекрасная.
«Что-то подобное я уже читал, – задумался Николай Петрович. Хм… А разве бывает книжное дежа-вю?» Он пожал плечами.
Говорят, баскетболисты ЦПК дважды выигрывали у студенческих сборных Москвы, а один раз даже вышли в финал чемпионата России.
Все эти живописные подробности Воронин узнавал от сопровождающего – заочника Комфака Эдуарда Чибисова. Заочник Чибисов был огромного роста. Его отличало широкое, медного цвета лицо, густые темные волосы, остриженные «под ежика», редкого, фиалкового оттенка глаза и прямой маленький рот.
В свои тридцать два Эдуард старался выглядеть солидней, поэтому говорил сдержанно, не впадая в грех эмоции, а к Воронину обращался по армейской привычке – «та-ащ командир»:
– Я думаю, товарищ командир, – проговорил он деревянным голосом, – что будет полезно пополнить персонал станции дельным инженером-гастрономом. Экспедиция намечается не на одни выходные, а питаться всухомятку…
– …Вредно для здоровья, – согласился Николай Петрович. – Есть кандидатура, товарищ сменный пилот?
– Предлагаю Риту Чайкину, – сказал Чибисов, розовея. – В этом году она заканчивает «станционку», отличный специалист.
– Симпатичный?
– Кто?
– Не тупи. Кто… Специалист.
– А-а… Ну, да… В общем. К-хм…
– Вноси в реестр.
Воронин послушал завистливо вопли игроков да болельщиков, то радостные, то огорченные, вздохнул и сказал:
– Веди меня, Вергилий.
Чибисов улыбнулся застенчиво, и повел.
Плоскокрышие корпуса Школы открылись сразу за плотной шеренгой голубых елей и рядом ухоженных газонов.
Поднявшись по лестнице, Воронин ступил в просторный вестибюль учебного корпуса с большим бронзовым бюстом Циолковского. Давненько он тут не был…
В коридорах царила тишина – учебный год закончился.
Идея набрать персонал базы из заочников пришла Николаю Петровичу как-то сразу – себя вспомнил, такого же «грызуна гранитов». На ЗО поступали не юнцы, а молодые спецы, что-то уже кумекавшие в своем деле. Отчего ж не помочь людям в карьерном росте? Сами «люди» восторженно орали: «Конечно!», «Ну, вообще…», «Вот, здорово!» и «Ух, ты!»
В принципе, и сам Николай Петрович не шибко отличился от выпускников в восприятии реала, когда ему, простому командиру корабля, поручили станцию аж в системе Юпитера! Что уж там о молодых-то гутарить…
Воронин с Чибисовым шагали по светлому коридору, заглядывая в лаборатории, в столовую, в гулкие аудитории, библиотеки, спортивные залы, тренажные.
Они дошагали до конца коридора, попадая в вакуум-отсек ядерного ТМК[4 - ТМК – тяжелый межпланетный корабль. Такие разрабатывались в КБ С. Королева.] «Гагарин», «пристыкованного» снаружи.
Выйдя в рабочий отсек макета корабля, Чибисов показал на двери пилотской кабины.
– Сюда, – обронил он, и смутился: – Ой, да вы же знаете…
Николай Петрович молча улыбнулся, и переступил высокий комингс.
В креслах у пульта крутилось двое – насупленный хмурый хомбре лет этак тридцати с лишком, и его полная противоположность – худой, вихрастый, загорелый парень, улыбавшийся весело и радостно, так что на веснушчатой его переносице собирались тонкие морщинки.
– Знакомьтесь, – Чибисов хлопнул по плечу насупленного хомбре. – Сашка Иволгин, сменный инженер-контролер. Свое дело знает туго.
Хомбре приветливо улыбнулся – и превратился в совсем-совсем другого, очень мягкого и доброго, немного даже наивного, душевного, робкого с девушками и неуверенного в себе человека. Вот почему, подумал Воронин, он такой серьезный и неулыбчивый… Прячется.
– Александр, – сказал Иволгин сиплым голосом, – этого достаточно.
– Николай Петрович. Назначили начальником планетологической станции «Юпитер-1».
– Ух, ты… На Амальтее которая?
– На ней, родимой.
– Ну, ваще-е…
Вихрастый представился Юрой Селезневым. Он был бортинженером. Сменным.
– Готовы отлучиться с Земли? – спросил Воронин, пряча улыбку за показной строгостью.
– Да! – воскликнули дуэтом оба сменных.
И тут, неожиданно для самого Воронина, произошло новое пополнение – сам начальник ЦПК явился в тренажную, ведя под руку невысокого, очень изящного молодого человека восточной наружности, и… Яну собственной персоной, в девичестве Рожкову.
Яна смотрела на Николая Петровича очень честными глазами и мило улыбалась.
– Как вы и просили, уважаемый, самые лучшие в выпуске с факультета Переподготовки, – залучился начальник, добрейший «Евгенич». – Рекомендую вам штурмана Тосио Кавамото и киберинженера Яну Рожкову.
Яна улыбнулась, рефлекторно пленяя.
– Ну, оставляю вас, – прожурчал Евгенич, потирая руки, словно умывая. – Знакомьтесь, любите и жалуйте!
Начальник удалился, а Воронину пришлось представлять присутствующих прибывшим.
Пожав всем руки, Яна скромно заметила, потупясь:
– Выходит, я буду единственной женщиной на корабле?
– Нет, – помотал головой очарованный «киберинженером» Чибисов, – будет еще Рита Чайкина.
Яна весело рассмеялась.
– Да у нас, смотрю, целый птичник организовался! – сказала она. – Чибисов, Чайкина, Иволгин, Воронина…
Тут девушка запнулась и густо покраснела.
– Действительно, – деланно улыбнулся Николай Петрович, словно не заметив яниной промашки, – похоже на клетку с пернатыми.
Ну, что ж… Риту мы ждать не будем. Да, Эдуард?
Чибисов покраснел.
– Она сейчас у матери в Одессе, – сказал он с запинкой, – но на космодром прибудет без опозданий. Я за этим прослежу.
– Отлично… Надеюсь, никто до старта не передумает?
– Ни за что! – пылко сказал Селезнев.
– Да сограсные мы, – пожал плечами Кавамото.
Тосио, хоть и родился в Хабаровске, букву «л» так и не научился выговаривать.
– Ну, – развел руки Чибисов, – раз уж Кавамото-сан «за», чего уж нам-то противиться?
– Тогда пошли, – сказал Воронин. – Старт назначен на двадцатое. Сбор в космопорту «Байконур». Разбегаемся!
Персонал станции, громко переговариваясь, потянулся к выходу. Николай Петрович отстал, чтобы поравняться с молодой женой.
– Ты чего хулиганишь? – прошептал он. – Ты хоть понимаешь, как это опасно – работать у Юпитера?
– Лучше уж там с тобой, чем здесь одной! – убежденно сказала Яна. – Очень надо стариться при живом-то муже!
Воронин вздохнул только.
– Какому дураку ты голову заморочила, чтобы он дал «добро» на твое участие в экспедиции? – спросил он утомленно.
– Денису, – повинилась жена. – И ничего он не дурак, просто добрый…
– Бабник он, – буркнул Николай Петрович. – Глазки, небось, строила?
– Поцеловала, – коварно улыбнулась Яна, и тут же уточнила: – В щечку!
– Убил бы… – пробормотал Воронин.
– Кого?! – расширила девушка глаза в притворном ужасе. – Меня?!
– Обоих!
Воронина оглянулась – никого – и нежно обняла Николая Петровича, прижалась к нему и поцеловала, язычком касаясь его языка.
– Я буду приходить к тебе в каюту, – прошептала она, – и соблазнять Николая Воронина… А ты мне нравишься таким – вылитый мачо!
Воронин застонал – и покорился судьбе.
Глава 4. Политинформация
Перевели ли ему плату за перевоз, Яков не удосужился проверить. Не потому, что видел в людях только хорошее, просто лень было искать терминал. А через радиофон лучше не связываться со всякими сервисами – чем ты незаметнее, тем целее.
Да и не тот человек Жослен Роше, чтобы обманывать спасителя своих любимых внучат…
Возвращение в Европу не было отмечено ни единым происшествием, тем более чрезвычайным. Лот добрался до Парижа, и загнал джип в лабиринт старых подземных туннелей, запутанный настолько, что не всякий диггер решался по нему бродить.
Бетон со следами опалубки сменялся кирпичной кладкой, по сторонам ржавели мощные чугунные конструкции, звонко капала вода, и пахло чем-то плесневелым.
Яков выключил фары, оставив гореть одни подфарники, и тьма сразу прихлынула, обступая атомокар сырым мраком.
– Эй! – крикнул Лот.
Эхо аукнулось гаснущим отгулом, и опять тишина, прерываемая капелью-метрономом.
Закурлыкал радиофон, и Яков вздрогнул.
– Чтоб тебя… Алло?
Стереопроекция высветила голову «Идальго».
– Привет, Лот!
– Здорово, – ответил Яша ворчливо.
– Ты уже здесь?
– Типа того. Да выкладывай, выкладывай… Вижу же, что чего-то тебе надо от меня.
– Угадал! – Робер ухмыльнулся. – Поздним вечером устроим очередную «политинформацию»…
– Политинформа-ацию?.. Хм. Поздним вечером… Скажи уж сразу – ранней ночью. Где?
– В старом карьере, вверх по течению Сены.
– А кто будет вести? – спросил Лот подозрительно. – Опять я?
– Нет! – рассмеялся «Идальго». – Моя очередь! На тебе и «Дакоте» – охрана.
– Охра-ана?.. Ладно, буду.
– Тогда пока! – все с той же бодрой интонацией попрощался Робер.
– Пока… – вздохнул Яков.
* * *
Если бы не «Балтик», Лот вряд ли бы нашел место, выбранное для «политинформации».
Находилось оно вне дорог, среди обрывов, врезанных в гряду сыпучих прибрежных холмов. Это была циркообразная ложбина, резко ограниченная выступами опрокинутых слоев песчаника.
Покинув джип, Яков сунул в ухо горошину переговорного устройства, оглянулся в потемках, проводя рукою с зажатым в ней гониометром. Вот крошечный приборчик блеснул индексом, поймав сигнал ультрафиолетового маячка. Туда!
За мачтой с излучателем Лот скорее угадал, чем увидел друзей.
– Джек?
– Я за него, – хихикнул в темноте «Вергилий» Ганс. – Привет!
– Здорово. Скоро сеанс?
– Джек только что звонил, говорит, подгребают уже.
– И то хлеб…
Парижане, не свободные в выборе информации из-за цензуры, готовы были сносить все трудности, тайком, в обход законов, собираться за городом, только бы познать истину.
Приходили и те, кто владел всею полнотой знания, лишь бы побыть среди «своих», почувствовать, что ты не один такой в царстве полуправды и откровенной брехни.
Горожане приплывали к месту встречи на низких надувных плотах, подхватывали их и тащили с собой – послужат сиденьями.
Приглушенный шум толпы разрастался – сдавленные голоса, шиканья, шарканье подошв множились.
– Третий, я первый, – щелкнуло в ухе. – Как обстановка?
– Первый, я третий, – откликнулся Яков. – Все идет штатно.
– Нормуль! – булькнул «первый».
В призрачном свете стереопроектора возникла щуплая фигурка «Идальго».
– Друзья! – начал Робер безо всякого пафоса. – Наш сеанс мы начнем с телесюжета, снятого еще в две тыщи пятнадцатом. Это интервью профессора Франсуа Пиньона, которое он давал в студии «ТФ-1». В эфир оно не пошло. Посмотрим?
– Посмотрим! – откликнулась толпа.
Стереопроекция легла на вогнутую кручу, налилась цветом… Пошла картинка, плоская, но яркая. Седой, представительный месье Пиньон сидел в кресле напротив молоденькой ведущей, улыбаясь иронически, но горькая складка у губ профессора придавала его улыбке нотку печали.
ВЕДУЩАЯ (бодро): Господин профессор, ваши высказывания по поводу гендерной теории известны. Что вы можете добавить к уже сказанному?
ПРОФЕССОР (спокойно): Ничего, мадемуазель.
ВЕДУЩАЯ: (растерянно): Совсем ничего?
ПРОФЕССОР (вздыхает): Скажите, мадемуазель, что утверждает эта, якобы научная теория?
ВЕДУЩАЯ: М-м, насколько я помню, теория гендера… она о том, что существует не два пола, а семь – мужской, женский, гомосексуальный, лесбийский… Еще есть бисексуалы, транссексуалы и интерсексуалы. И человек сам определяет свою сексуальную ориентацию, свою идентичность с тем или иным гендером. По-моему, так.
ПРОФЕССОР (иронично): Браво, мадемуазель! Вам удалось в двух словах изложить весь этот гендерный бред.
ВЕДУЩАЯ: Почему бред?
ПРОФЕССОР: А вот скажите, когда вы раздеваетесь у себя в ванной, кого вы видите в зеркале?
ВЕДУЩАЯ (неуверенно): Себя, наверное…
ПРОФЕССОР (с силой): Вы видите женщину! Кстати, молодую и хорошенькую. Когда раздеваюсь я… Ох… Ну, внешние признаки мужского пола все еще заметны, скажем так. И какая-нибудь лесби, раздевшись, наблюдая за своим отражением, тоже увидит как бы женщину. А гей узрит как бы мужчину. И все! Иных полов в природе не существует! Только мужской и женский! И у людей, и у зверей, у насекомых, у растений даже, у всего живого.
ВЕДУЩАЯ: Но нетрадиционная сексуальная ориентация не выдумана, она реальна!
ПРОФЕССОР (назидательно): Нетрадиционная, следовательно, ненормальная. Поймите, мадемуазель, все эти словеса, вроде гендерной идентичности или сексуальной нетрадиционности, подменяют куда более верное определение. А именно – половые извращения. Наша политкорректность привела к тому, что отклонение от нормы принимается за норму!
ВЕДУЩАЯ: Однако те же геи считают себя нормальными…
ПРОФЕССОР (мягко): Мадемуазель, ни один душевнобольной не признает себя таковым. В чем причина психофизиологической ненормальности геев? Некий генетический сбой приводит к гормональному дисбалансу…
ВЕДУЩАЯ: Это как?
ПРОФЕССОР (терпеливо): В крови каждого из людей присутствуют и женские половые гормоны, и мужские. И наша ориентация зависит от того, чего и сколько в нас намешано. Если у мужчины больше доля андрогенов,[5 - Андрогены – общее название для мужских половых гормонов (тестостерон, андростендион, ингибин и пр.).] то он и ведет себя, как мужчина, а вот если в нем преобладают женские гормоны… Всё! Получите завсегдатая «Голубой устрицы»! Понимаете? Я говорю все это не для того, чтобы кого-то задеть, отнюдь нет. Просто хочу донести до зрителей одну непреложную истину: существует норма, заданная биологически, проверенная чуть ли не миллиардом лет эволюции, а все прочее – от лукавого! Поэтому нельзя говорить: «сексуальное меньшинство». Это же автоматически приводит к уравниванию, вообще отрицающему половые различия. Гетеросексуалов и гомосексуалов ставят на одну доску, тем самым признавая последних нормальными. Дескать, натуралов больше, а членов ЛГБТ-сообщества меньше, только и всего! Это гибельная ошибка. И ни в коем случае нельзя говорить: «нетрадиционная семья». Я не против однополых браков, но вы хоть семьи-то не касайтесь! Семья – это отец, мать и дитя. Ну, если, в общем, то самец, самка и детеныш. Всегда и везде, при любом раскладе! Вот, для чего создается семья?
ВЕДУЩАЯ: Ну, чтобы жить вместе… Двоим, любящим друг друга…
ПРОФЕССОР (резко): Чушь! Семья создается для того, чтобы зачать и вырастить ребенка! Могут два гея или две лесбиянки быть родителями? Разумеется, нет! У них же один пол!
ВЕДУЩАЯ (робко): Вы так эмоциональны…
ПРОФЕССОР (успокаиваясь): А это потому, что я профессионал и вижу дальше наших горе-политиков, лишивших нацию святых понятий, таких как «мать» и «отец», заменив их убогими «родитель А» и «родитель Б». Детей в школах с малых лет приучают к тому, что нет девочек и мальчиков, тетенек и дяденек. Анекдот даже такой ходит: встречаются двое пап с детскими колясками. Один спрашивает другого: «Кто у тебя – девочка или мальчик?» «Не знаю, – отвечает тот. – Когда подрастут, определятся сами!» Смешно? Нет, страшно!
ВЕДУЩАЯ (удивляясь): Да чего же вы боитесь, профессор?
ПРОФЕССОР (очень серьезно): Расчеловечивания. Семья – это ячейка общества, а мы разрушаем ее. Следовательно, ведем дело к распаду всего общества. Мы вдохновенно расширяем свободу и равенство за пределы разумного, а это равноценно гибели. Есть у меня и еще одна причина для страхов – мигранты. Хоть со стороны политиков и раздаются трели о мультикультурности, но в реале этого нет, и не будет. Мусульмане и африканцы не приемлют наших гипертрофированных прав и свобод, сохраняя жесткий водораздел между мужским и женским. Расчеловечиваясь, мы уступаем им Европу…
ВЕДУЩАЯ (с беспокойством): Профессор, это уже попахивает расизмом!
ПРОФЕССОР (грустно улыбаясь): Так пахнет правда, мадемуазель. Меня утешает лишь одно – я не доживу до той ужасной поры, когда человечество превратится в серую массу безликих, бесполых, безличностных нелюдей. Но вы доживете, и мне вас жаль…
– Третий! Третий! – послышался заполошный голос в наушнике. – Визит! Как слышите меня? Повторяю: визит!
– Понял! – выдохнул Лот. – Визит! Безопасники?
– Полиция!
– И то хлеб…
– Третий, уводите «пипл»!
– Понял!
Налапав пистолет-парализатор, торчавший у него за поясом, Лот выставил мощность на индикаторе до предельных «09», и сдвинул муфту излучателя, чтобы сузить луч.
– Тревога! – разнесся механический голос. – Все, кто с нечетными номерами, уходят налево, с четными – направо! Дежурные проводят вас к электробусам!
Яков сбежал в низину, и мигнул радиофоном, как фонариком.
– Проходим сюда! – крикнул он. – Не бойтесь, дорожка ровная, не упадете!
– А куда бежать? – воскликнул кто-то испуганно.
– Вон туда, где фонарик! Не волнуйтесь, мы их задержим.
Люди черными неразличимыми тенями проносились мимо. Слышно было взволнованное дыхание, и глухой топот.
Вскоре Лот учуял запах пыли, поднятый «нарушителями общественного порядка». Люди набивались в электробусы, как селедка в бочки, и те, не освещенные, утробно ворча моторами и раскачиваясь на ухабах, отъезжали.
Летающие платформы полиции загудели и завыли пару минут спустя, когда перевозчики закончили с эвакуацией. Сверху протянулись узкие лучи прожекторов, стали шарить по земле, нащупали разбросанные плотики, и запрыгали туда-сюда.
С обрыва протрещала очередь, пара лучей погасла, а с днища воздушной платформы посыпались искры. Пилоты тут же открыли люверсы, уводя аппарат вверх.
В ночи нарисовался геликоптер, заколотился пулемет, прочесывая кручу. Сверкнула ракета, ее тут же поразил ослепительный фиолетовый луч лазера. Один – один.
– Блокирование зоны завершено! – заревел металлический голос. – Начать десантирование!
– Третий, я первый! Сматывайся!
– Понял!
– «Аббата» подберешь?
– Не вопрос!
Яков бегом кинулся к «Руссо-балту», а тот уже сам ехал навстречу – машинный интеллект правильно оценил ситуацию и сделал вывод: пора мотать отсюда.
– Спасибо, Балтик, – выдохнул Лот, заваливаясь в кабину и рушась на водительское место.
Джип тут же перевел лобовое стекло в положение инфравизора. Впереди замелькали яркие светлые «тени» – полицейские шли цепью, как в облаве. Внедорожник они заметили не сразу, а когда углядели-таки, то стали светить фонарями и палить из табельных ПП – парализующие лучики прыскали бледной голубизной.
– Ни фига! – буркнул Яков, крутя руль.
Интрапсихическая защита кузова обошлась ему в копеечку, но здоровье и свобода дороже.
Нелепая фигура возникла впереди, разводя шесть рук-манипуляторов. Лот узнал полицейского робота, и добавил газу. Бампер «Руссо-балта» с ходу ударил андроида, отбрасывая его.
– Гол… – проворчал Яков.
Продравшись сквозь кусты, джип выбрался на косогор. Ложбину, где проводилась «политинформация», залило светом. Поднимая облака пыли, садились две летающие платформы. Вертолет висел неподвижно, только прожектора его ощупывали борозды и промоины, выискивая преступный элемент.
– Уроды, – мрачно сказал Лот, направляя джип вниз по склону.
«Балт» засипел турбинами, словно соглашаясь с хозяином.
Сверившись с приборами, Яков притормозил около темневшей рощи, и во мраке тут же нарисовалась грузная фигура «Аббата» Бертрана.
– Садись быстрее!
– Ага…
Кряхтя, Бертран ввалился в салон, с размаху ухая на заднее сиденье. Биоподвеска жалобно пискнула.
– Машину мне сломаешь…
– Это я могу, сын мой! – жизнерадостно хохотнул «Аббат».
Яков фыркнул.
– Кстати, с возвращением, – сказал Бертран. – Удачно прошло? Все живы-здоровы?
– Удачно, – вздохнул перевозчик. – Страху только натерпелись, а так… Нормально.
«Аббат» покивал косматой головой.
– Доброе дело творишь, Яков, – серьезно проговорил он. – Благое по самому высокому счету.
– Брось, – отмахнулся Лот. – Я же не для беженцев стараюсь, а для себя. Мне это в удовольствие – натуралов спасать. Раз польза есть, то и смысл появляется. Да и не бесплатно я благо творю…
– Пустое! – не уступил Бертран. – Я, если честно, бессребреникам не верю – среди них профессионалов не встретишь… Хм. М-да… Божеское ты дело делаешь, Яков, а вот к Господу Богу все как-то… вполоборота. Словно решаешься – и никак с духом собраться не можешь.
«Аббат» вздохнул столь удрученно, что Яше даже стало его жалко.
– Бертран, – сказал он с прочувствованностью, – пойми меня правильно. Не вера меня отвращает, сама по себе, а писания ваши. Понимаешь? Не могло человечество от одних Адама с Евою произойти, выродилось бы. И что Красное море перед Моисеем расступилось – ерунда полнейшая. Там же рифт, пропасть!
Да чего угодно коснись в Библии – на парадокс наткнешься.
Вот, ты говоришь – Священное Писание. Согласись, что Творец, существуй он на самом деле, вдохновил бы писавших Библию истину глаголить – о множественности миров, а не о плоской Земле под хрустальным куполом небес. А коли так, то или Библия всего лишь сборник древнеиудейских сказок, или… Ну, ладно, ладно, замнем для ясности! И то, что человек сотворен по образу и подобию божьему – извини, ерунда полная. Господь, если он вообще существует, не может быть похож на человека. В нашей галактике – четыреста миллиардов звезд, и таких галактик – миллионы! Ты представляешь себе, какой колоссальной мощью должен обладать Творец, чтобы создать космос? Хотя это ерунда полнейшая. Я еще соглашусь, что господь ваш сотворил, максимум, галактику, но никак не бесконечную Вселенную!
– Бог сотворил Землю, – назидательно сказал «Аббат».
– Тем более! Все равно, как хочешь, но бог просто обязан иметь размер… ну, рост, как тут сказать? Величину небесного тела!
Этакая сфера, миллион километров в поперечнике – вот как может выглядеть Высшее Существо. Или… этот… Мировой Разум.
– Сферос? – хмыкнул Бертран. – Хм… По-моему, Эмпедокл, говоря о Сферосе и полноте бытия, имел в виду нечто иное… Ну, да ладно. Видишь ли, Яков… Бог – всеведущ, всемогущ, всезнающ. И, разумеется, вечен и непознаваем. Он – абсолютен. И Троица…
– Тро-оица? – затянул перевозчик. – Бог, поделенный натрое? Еще одна ерунда. Да любой переход Создателя из абсолютного состояния в относительное – Отца или Сына, или Духа Святого, – тут же приводит к потере всеобщности, а значит, и главной сути. Это же элементарно!
«Аббат» теребил бороду, слабо улыбаясь.
– Человеку нужна надежда, его терзают страх и тоска, – негромко проговорил он. – Слабому и смертному, ему потребно обращение к Богу, когда охватывает отчаяние, ему нужно хотя бы верить, что Господь спасет и помилует. А ты ему – Сферос, исполинский шар, затерянный в бездне мироздания…
– Бертранчик… – вздохнул Лот. – Вот ты веришь в Бога. И что?
Ты действительно полагаешь, что Господу небезразличны наши дела и помыслы? Вот ты, часто ли ты задумываешься о судьбах муравейника? Вникаешь в проблемы отдельно взятого «формика руфа»? А ведь муравей для человека гораздо, несравненно более значителен, нежели хомо сапиенс для Бога. Кто мы для Создателя? Не микробы даже, а неразличимо мелкие частички органического студня. Вот ты говоришь – Эмпедокл. Так, хорошо было тому Эмпедоклу! У него всей Вселенной – Земля, прикрытая хрустальным сводом, как сковородка крышкой. Вольно же ему было о Сферосах толковать! А нам как быть, выражаясь высоким слогом, познавшим бесконечность мира? Церковь же упрямо держится за ветхозаветные россказни о рае, о потопе… Вон, и Христа, бедного, сыном божьим объявили – и обнулили его подвиг!
– То есть? – озадачился «Аббат».
– Ну, как же? Будь Иисус сыном человеческим, все бы сошлось – и чудеса явленные, и исцеления всякие, воскресение с вознесением. А так… Ну, превратил он воду в вино, а камни – в хлебы, и что?
Он же Бог! Ему это – раз плюнуть. Если Христос смертен, то его воскресение – это событие из событий! А если он из трио Отца, Сына и Святого Духа… Прости, Бертранчик, но это… как-то убого, что ли…
– Бог простит, – ласково сказал священник, и тихонько рассмеялся.
– Имею информацию, – проговорил джип. – Впереди – блокпост.
– В объезд! – скомандовал Лот.
«Руссо-балт» мигом свернул в лес, с треском ломая кустарник и подминая хилые деревца. Виляя между дубами, внедорожник затормозил.
– Фиксируются микроинформаторы класса «Интелдаст», – доложила машина. – Вероятно, высеяны полосой в десять метров на большом протяжении.
– Ч-черт!
Только помяни рогатенького…
– Вон они! – воскликнул Бертран. – Слева! И справа!
За ветровым стеклом, которое «балт» услужливо перевел в режим тепловизора, замелькали тени, оформляясь в людей с оружием. Яркие выспышки выстрелов тут же отозвались барабанным боем попаданий.
– Ах, чтоб вас…
Яков развернул джип, бросая машину прямо на скопление «личного состава».
– Фары! – скомандовал он.
Снопы света выделили из тьмы странную толпу мужиков с автоматами – до пояса упакованные в мешковатый камуфляж, выше они щеголяли в ярко-розовых рубахах.
– Ни фига себе! – поразился Лот. – Да это ж «розовые»!
Лот, ожидавший встретить жандармов или вояк, на мгновенье даже растерялся, наблюдая перед собою боевиков Большого Эрнеста. Но уже в следующую секунду «дал газу» – джип бросило вперед, и внушительный бампер раскидал розоворубашечников.
– Увечья за наш счет! – нервно хохотнул «Аббат». – А… ты куда?
– К Сене! – бросил Яков. – Смоем «микрики»…
Попетляв между деревьев, атомокар выкатился на пологий берег реки, и с ходу заехал в воду, погружаясь с кабиной.
Муть была такая, что даже приборы ничего не видели. Буксуя в пластах ила и грязи, «Руссо-балт» выбрался на берег.
В радиусе ста метров ничего живого, крупнее бурундука, не регистрировалось.
Лот вздохнул, и шлепнул по баранке:
– Пойду, прогуляюсь.
– Куда? – всполошился Бертран. – Там же эти… гомофашисты!
– «Языка» брать надо, – буркнул Яков, – а то что-то больно уж много розового дерьма наложено!
Прямо поверх одежды он натянул спецкостюм «Дарума», предохраняющий от микроинформаторов. СК излучал в определенном диапазоне, как бы притягивая, приманивая «электронную пыль», а дальше следовало объемное депрограммирование – и «дохлые микрики» обращались в пылюку обыкновенную. Правда, спецслужбы вскоре отказались от этих спецкостюмов – СК все же выдавали присутствие их носителей.
Подавляя микроинформаторы, «спецовка» создавала вокруг зону поражения, этакую «черную дыру», и те, кому надо, обнаруживали нарушителя именно по отсутствию видеосигнала на мониторах.
Но Лот не собирался играть в ниндзя, рассчитывая «по-быстрому» взять пленника, и умотать. Да и выбора особого не было.
– Я с тобой! – выдохнул «Аббат», сам поражаясь собственному безрассудству.
– Со мно-ой?
Яков внимательно посмотрел на него, задирая на лоб сетчатую маску, и вытянул руку:
– «Спецуха» в багажнике.
Шустро облачившись, Бертран зашагал за Лотом. Смотреть окрест через системку ночного видения ему было непривычно, он то и дело оступался, но постепенно освоился, даже намек на уверенность почувствовал.
Тут Яков резко остановился, и «Аббат» ударился ему в спину.
– Тихо!
Бертран замер. Ночь была тиха, ни единого дуновенья, поэтому шорохи не гасили человеческие голоса:
– Что мы тут топчемся? Они давно к реке сквозанули!
– Тебе что, больше всех надо? Сказали: прочесывать, вот и прочесывай.
– Отстань, противный!
Лот скользнул к огромному дубу в три обхвата, прижался к стволу, и замер. «Аббат» присел, прячась среди здоровенных, узловатых корневищ.
Группа «розовых» разошлась, удлиняя цепь, и продолжила движение, поводя стволами автоматов, бдительно оглядывая деревья и подлесок.
Щуплый боевик, загребая ногами, чуть не упал, обходя дуб, и Яков заботливо придержал его, тут же вырубая. «Розовый» обвис у него на руках, и Лот молча указал Бертрану – хватай за ноги. «Аббат» живо подхватил пленного за нижние конечности, и перевозчики поволокли свою добычу, с быстрого шага переходя на трусцу.
Джип заговорщицки подмигнул подфарником, но Яков не стал грузить «языка» в багажник – окунув «розового» в Сену, он резко вытащил его, закрывая хрипящий и булькающий рот боевика рукой.
– Не так громко, – тихо проговорил Лот. – Сейчас я уберу ладонь, а ты не будешь кричать. Если разорешься, то умрешь на этом самом месте. Понял?
«Розовый», таращивший глаза, закивал. Яков убрал руку.
– Мне не нужна твоя жизнь, – холодно сказал он, – но я с легкостью оформлю тебя в «двухсотые».
– П-понял, – просипел «язык».
Лот внимательно посмотрел на него.
– Тогда сыграем в одну интересную игру, – медленно проговорил он. – Я буду спрашивать, ты – отвечать. Если я не услышу ответа, то сломаю тебе палец. Извини, уж таковы правила этой игры. Начали. Как звать?
– М-мейсонье.
– Ты из команды Большого Эрнеста?
– Да!
– Можно и тише.
– Да-а…
– А блокпост на шоссе?
– Это совместная операция, силовиков и добробатовцев.
– Кого-кого?
– Наша боевая группа, – похвастался Мейсонье, – легализована на прошлой неделе. Теперь мы – это два добровольческих батальона, «Иль-де-Франс» и «Шампань». Я – из «Шампани».
– Ни фига себе… Большой Эрнест в рост пошел…
Яков задумался. Эрнест Хартман реально был большим – ростом выше двух метров, и в сверхтяжелом весе. Этот американец-гомосек, отягощенный наполеоновским «комплексом полноценности», провозгласил целью мирового ЛГБТ-сообщества построение «новой цивилизации», в которой натуралам не было места.
В лучшем случае, их уделом станет доживание в резервациях, как неисправимых и неизлечимых «предков ЛГБТ-людей, новой расы, свободной от животных инстинктов». По обе стороны Атлантики, на плакатах или просто краской по стене выводилось: «Гей – не примат!»
«Мы не млекопитающие, чтобы плодиться и размножаться половым путем, – с гордостью вещал гомофюрер. – Мы – вершина эволюции, наш путь лежит через клонирование и партеногенез!
Мы выше, мы чище, мы – ЛГБТ-человечество! Да здравствует гомократия! Пусть реет над миром радужный флаг!»
А теперь, значит, Большой Эрнест легализовался… Значит, это кому-то надо.
– Свободен, – процедил Лот.
Мейсонье буквально вспорхнул, и почесал в лес. Проводив его глазами, Яков махнул рукой «Аббату»:
– Нам тоже пора.
Когда «Руссо-балт» оказался на противоположном берегу, Бертран сказал смущенно и ворчливо:
– Я думал, ты его… того… ликвидируешь. Извини…
Лот улыбнулся.
– Мы же в «спецухах» были, лиц он не видел, а рассказывать, скорее всего, побоится.
Выехав на шоссе, Яков вызвал «Идальго» Робера. Вскоре над плашкой радиофона замерцала стереопроекция, изобразившая голову Робера. Лицо у «Идальго» было симпатичное, а очки в роговой оправе придавали ему черты хрестоматийного «ботаника».
– Привет, Яков! Ушли? Все нормально?
– В штатном режиме, – ответил джип, и перевозчики рассмеялись.
– «Идальго», – заговорил Лот, построжев, – я на той неделе переправлял семью через Карпаты, и чуть не вляпался. На меня устроили засаду погранцы, а сдали нас «розовые». Кстати, сегодняшняя облава – тоже их поганых ручонок дело.
Лот сжато передал новости, и лицо у Робера приобрело серьезное выражение.
– Добробатовцы, значит… – протянул он. – Ла-адно… Будем работать.
Глава 5. Этюд в зеленых тонах
Отоспавшись в одном из убежищ, Лот вернулся к старому занятию – перевез в Новороссию беременных близняшек, совсем молоденьких девчонок, очень гордых тем, что пошли наперекор СС. На обратном пути Яков остановился у озера Балатон, на полуострове Тихань.
Светло-зеленые волны, чистые и хорошо прогретые, колыхались, покачивая камыши. Спокойствие и умиротворение.
Лот завел джип в заросли, стараясь не повредить кустики – экофашисты совсем распоясались, за сорванный цветочек могли избить цепями и арматуринами, а связываться с «Зеленой гвардией» Яшке не очень хотелось. Уж больно силу набрали «зеленые», совсем как «коричневые» сто с лишним лет назад.
Заметят, что на твоей куртке воротник из меха – отбуцкают битами до полусмерти. Полицейские на эти разборки и ухом не поведут.
Но попробуй только дать сдачи – тут же скрутят, и впаяют срок.
Окружающую среду, конечно, надо охранять, но кто убережет людей от защитников природы? Вон, было дело в Ливлоне[6 - Ливлон – супермегаполис в Англии (Ливерпуль, Манчестер, Шеффилд, Бирмингем, Ковентри, Лондон).] – старичок растопил камин, хотел кости погреть. Не тут-то было.
Дверь в его квартирку выломали «зеленогвардейцы», и давай ногами деда пинать, чтобы атмосферу не загрязнял…
Помер старый, и никого за это не пожурили даже. Зато какой хай подняли, когда подводная лодка «Зеленой гвардии» прыгала туда-сюда перед носом авианосца «Владимир Путин», требуя «интернационализации» Арктики, да и допрыгалась – командир корабля приказал дать самый полный. Форштевень разломил субмарину напополам, как колун чурку… Вся «свободная пресса» неделю смердела, все каналы провоняла.
Яков лениво вылез из кабины, и потянулся. Устал…
Прислонившись спиною к теплому боку «балта», он откинул голову и закрыл глаза.
Обычно, после очередной «ходки», Лота так и подмывало бросить свое опасное дело. Польза от него, конечно, была, оттого и смысл появлялся, все это верно. А толку в том перевозе? Разве может он, или «Вергилий», или «Голем», или любой другой что-то изменить? Что, так и возить этих евролохов, пока на Западе не останется никого, кроме ЛГБТ с феминистками, недалеко ушедшими от Л? Ерунда же получается. По сути, перевозчики борются не с причинами, а с последствиями, чуть ли не исповедуя непротивление злу.
Нет, ну, это он уже загнул, конечно… Хотя почему? Да, в обиду они себя не дадут, это верно. Последнее задержание обошлось европейской Службе Безопасности в пяток трупов и десяток искореженных атомокаров, но вот «Вакеро» Луиса «безопасникам» так и не удалось взять живым…
А дальше что? Оценить перспективы Лоту помешали.
Затрещали кусты под напором колес квадратного атомокара, выкрашенного в зеленый цвет, и на поляне нарисовались «грины».
Они открывали дверцы неторопливо, и вылезали из кабины с ленцой, словно растягивая удовольствие.
Двое вышли с битами, водитель деловито, с толком, с чувством пялил кастет на руку, а главарь вооружился пистолетом. Штаны-обтягушечки и просторные безразмерные куртки делали «гринов» похожими на массовку к пьесе Шекспира.
Яков, не отрываясь от джипа, ухмыльнулся.
– Вы бы еще гульфики нацепили! – сказал он насмешливо, делая знак «балту»: заводись! Машина тихонько замурлыкала.
«Зеленые» переглянулись с довольными улыбками: а клиент-то наглый попался! Будет весело.
– Патруль «Зеленой гвардии», – небрежно представился вожак, поигрывая пистолетом, и сказал ласково: – Нарушаем?
– Наруша-аем?! – комически изумился Лот. – Что?
– Закон о защите окружающей среды! – внушительно выговорил главный. – Вон, всю флору поломал, помял… Нехорошо!
– Ребятки-зверятки, глазенки свои протрите – это не я нанес урон растительности, а вы! – насмешливо выговорил Яков, качая головой. – Бедная природа, ну и защитнички же ей достались! Пора вам самим урон нанести.
– Чего с ним разговаривать, Иштван, – пробурчал водитель. – Разминаться надо!
И решительно шагнул к Якову, примериваясь врезать под дыхало, для начала. Лот оттолкнулся от борта, одним слитным движением приседая, смещаясь и нанося двойной удар.
Сломанная конечность «грина» повисла плетью. Вожак тут же вступился за своего, вскидывая пистолет. Перевозчик ухватил воющего водилу за здоровую конечность, выворачивая ее.
Грохнул выстрел. Мимо.
Яков, прикрываясь шоферюгой, шагнул на линию огня.
Вторая пуля вошла «живому щиту» в брюхо. «Грины» с битами замешкались, потом один решился-таки атаковать с фланга – и заработал ботинком в колено. Валясь, роняя биту, он заскулил, тянясь руками к выбитому суставу.
Отталкивая водителя на второго «битоносца», Лот скользнул к «начальнику патруля». Врезав тому, как следует, он отобрал пистолет, раскручивая главаря и толкая к передку «Руссо-балта».
Главный «грин» шлепнулся, заскреб ногами, вставая на карачки, но тут Яков дал команду:
– Пас!
Турбина взвыла, и переднее шаровое шасси джипа наехало на вожака. Тот заорал благим матом, хотя пупырчатое колесо не могло его раздавить, разве что помять. Но уж если твой противник полагает, будто его собрались раскатать и сплющить, зачем же лишать человека этой полезной уверенности?
– Всем стоять! – резко сказал Лот. – Бросить оружие!
«Грин», только что сменивший биту на пистолет, такой же, как у главаря, мигом отбросил огнестрел.
– Всем лечь на травку мордами вниз, и не шевелиться! Иначе у вашего начальства кишки из горла полезут!
– Лягай! – взвыл вожак. – Лягай!
Битый «грин» со стоном перевернулся на живот, недобитый мигом принял положение лежа рядом с водителем, зажимавшим рану – между его пальцев стекала кровь, пачкая траву.
– Молодцы, – похвалил Яков. – С вас хоть картину пиши. «Тюлени на отдыхе»!
Забравшись в «балт», он дал задний ход, выбираясь на грунтовку. Развернулся, и уехал.
* * *
Любой перевозчик, сталкивавшийся с боевиками «Зеленой гвардии», знает, что «грины» не спускают обид и поношений.
Лот тоже не принадлежал к наивным – известные блокпосты он аккуратно объезжал. Тогда его попытались перехватить прямо на шоссе. Это случилось километрах в сорока от Вены – из придорожного леска выехали два подержанных «Питера-турбо», загораживая проезд.
Из третьей машины, скромненько стоявшей на обочине, полезли «грины» с короткоствольными «Дюрандалями». Яков глянул на экран заднего обзора – пара атомокаров с зелеными номерами его догоняла. Ну-ну…
Связываться Лот не стал.
Начав притормаживать метрах в ста от съехавшихся «Питеров» – и малость усыпив бдительность зеленогвардейцев, – он резко прибавил скорости. Взревев, джип рванулся вперед бешеным носорогом, целясь в щелку между машин, блокировавших дорогу.
Бум-м!
«Питеры» раскидало, один опрокинуло, о бок другого «балт» потерся со скрежетом и визгом. Хлестнула вдогонку автоматная очередь, продолбив по задку джипа, и засада осталась позади.
И даже та парочка, что преследовала «Руссо-балт», не стала продолжать погоню, остановилась на месте происшествия.
Лот уловил звонок.
– Кто там еще… – поморщился Яша.
Включив автоводителя, он достал из кармана плашку радиофона. Стереопроекция разошлась бледным конусом, представляя голову «Дакоты» Джека, лохматого блондина с узковатым разрезом глаз – сказывалась толика индейской крови.
– Хэллоу! – жизнерадостно вскричал Джек.
– Привет, привет…
– Ты туда или уже оттуда?
– Оттуда, бледнолицый брат мой.
Улыбка у Джека стала еще шире, еле вписываясь в фокус.
– Понимаю, что нарушаю планы и тэ дэ… – притворно завздыхал он.
– Выкладывай, любезник.
– Сможешь в Прагу сгонять?
– В Пра-агу?.. – задумался Яков.
– Поможешь одной влюбленной парочке. История дурацкая! Один парень, Лукаш Земан, был геем, как наш Ксав, и тоже сделал операцию, а тамошняя ЛГБТ-гопа…
– …Надо говорить не «гопа», – с напускной строгостью сказал Лот, – а «сообщество».
– Да иди ты! Короче, обиделись они на нового натурала и долго думали, как отыграться. И придумали! Лукаш женился – и Соцслужба отказала пани Земановой в беременности. Дескать, генетические операции в Европе запрещены вовсе не зря, а потому что грубое вмешательство в генные структуры отца может не только привести… цитирую: «привести к стойким психофизиологическим нарушениям, но и повлечь непредсказуемые последствия для ребенка». Прикинь?
– Уроды… – проворчал Лот. – Стало быть, пока Лукаш порхал «голубком», им было наплевать на стойкие психофизиологические нарушения, а стоило ему стать нормальным человеком, как…
Ясно, короче. Где их искать?
«Дакота» назвал адрес.
– На Яку-убской? – затянул Яшка, соображая.
– Это в Старом Месте. Если от вокзала, то по Панской…
– Да я в курсе. И не Старое Место, а Старе Мисто.
– Грамотей…
– Неуч.
Обменявшись любезностями, перевозчики улыбнулись и отключились.
– Нет повести печальнее на свете… – вздохнул Яков, объезжая Вену стороной.
* * *
К Праге у Лота было двойственное отношение – город ему нравился, а вот население – не очень. В школе Яша узнал пикантные подробности времен Второй мировой, когда гитлеровские войска оккупировали Чехословакию. Немцы маршировали по улицам Праги, и сотни тысяч чехов приветствовали их, встречали цветами.
Вот с тех самых пор народ этой «маленькой, но не слишком гордой страны», полурастворившейся в Средней Европе, вызывал у Лота недоверие с легким налетом презрения.
Может, это было и неправильно – записывать в иудушки целую нацию, не все ж кричали «хайль!» оккупантам, но перебороть себя у Якова не получалось. Да и не хотелось особо, если честно.
Разве не было примеров, когда между народом и отдельными его представителями наблюдалось удивительное сходство, и в общественном сознании свойства индивидуума переносились на весь социум? Лот усмехнулся: приведи он те примеры всуе, и ему обеспечен изолятор в уютной европейской тюрьме…
…С Целетной Яков проехал на Темплову, а оттуда выбрался к Якубской. Неширокая, мощеная камнем, улица была застроена старинными зданиями. «Руссо-балт», урча мотором, продвигался не спеша. Искомый дом – серая пятиэтажка – стоял буквой «Г», а квартира Земана находилась на третьем этаже.
– Ага… – протянул Лот.
Весь квартал был оцеплен. Служебные атомокары не бросались в глаза, стояли у бровки, как все прочие, но перевозчик засекал их влет. Но это не безопасники…
– Полиция нравов! – покривился Яков, наблюдая за парочкой служак, миловавшихся в патрульной машине.
Не повышая скорости, он проехал кругом, тискаясь в переулках, и загнал джип под арку, где уже жалась к стене крошечная легковушка. Дальше придется пешочком.
Порывшись в багажнике, Лот выудил кой-какие приспособы, рассовал их по карманам куртки, и не спеша двинулся к пятиэтажке.
В небольшом зеленом дворе галдели дети – те, что помладше, носились по горкам из пластконструкций, а старшие гоняли мяч на площадке, огороженной решетками.
Яков присел на лавочку, поглядывая на двери подъезда, возле которых слонялся полицейский, и вынул радиофон. Набрав номер, и дождавшись нервного ответа, он спокойно сказал:
– Пан Земан? – выждав секундочку, пока коммуникатор переведет его вопрос на чешский, Лот продолжил: – Это ваш перевозчик. Вы оба дома?
– Да, да! – радостно отозвался Лукаш. – Руженка тут, со мной!
– Спокойнее, спокойнее… Входящий сигнал с моего радиофона не перехватывается, но… Ваша квартира не прослушивается?
– Нет, нет! – поспешно ответил Зееман. – Я специально проверял – «жучков» нет! А вот в подъезде…
– И я о том же. Ключ от двери на чердак у вас имеется?
– Да, да!
– Не просветите меня, с чего вдруг полиция нравов так возбудилась?
– Боюсь, это я виноват, – сокрушенно вздохнул Земан. – Сорвался, знаете ли, устроил в Соцслужбе маленький дебош.
Меня задержали на сутки, потом выпустили, а я им всем пообещал… Господи, ну, что все в моем положении говорят – я вам всем покажу, и все такое… Вот они меня и обложили.
Рекомендовали воздержаться от антиобщественного поведения.
А если не воздержусь, меня приговорят к году позитивной реморализации, и тогда уж точно останусь бездетным – «пози» делаются импотентами и асексуалами…
– Ясненько.
– А… когда начнется… э-э… операция? – осторожно поинтересовался Лукаш.
– Она уже идет, пан Земан. Сейчас я вам передам «картинку», а вы посмотрите… – наведя камеру на юных футболистов, Яков спросил: – Видите мальчишек? Есть тут кто из вашего подъезда?
– Так… Этот… Нет, не он… А, вон Мартин из нашего! Он в красной кепке. И еще Вацлав – у него голова обрита, и тампопластырь на темечке.
– Кому из них можно доверять?
– Мартину, – сразу сказал Земан. – Его однажды поймали педофилы и чуть не изнасиловали. Сказали, что приняли за «киндерпартнера», с которым можно… С тех пор Мартин считает своим долгом мстить извращенцам всех мастей.
– Отлично. Тогда ждите и будьте готовы покинуть квартиру. Собрались хоть?
– В полном боевом! – бодро отозвался Лукаш.
– Ждите тогда.
Убрав радиофон, Лот поднялся и прошагал к спортивной площадке. Игра как раз прервалась – футболисты громко спорили, кто кому забил мяч.
Яков позвал негромко:
– Мартин!
Белобрысая личность лет десяти вздрогнула, услышав свое имя из уст чужого дяди. Поколебавшись, мальчик подошел-таки, остановился по ту сторону решетки, глянул пытливо на Лота.
– Ты говоришь по-русски? По-французски?
– Мы… проходим русский… в школе, – с запинкой выговорил Мартин.
– Ты слышал, что случилось с твоими соседями? С паном Земаном?
Мальчик вскинул голову.
– Вы из полиции? – спросил он враждебно.
– Я – перевозчик, – честно сказал Яков, ибо сохранение конспирации в данном случае было равно провалу.
– Ух, ты… – неуверенно сказал Мартин.
– Мне нужна твоя помощь.
– Моя?! – поразился мальчик.
– Твоя, твоя, – заверил его Лот. – Ты на каком этаже живешь?
– На пятом.
– Ну, совсем хорошо! Так ты согласен помочь?
– Да, конечно! – с энтузиазмом ответил Мартин.
– Тогда слушай внимательно. Вон под той лавочкой лежат два пакетика. Тот, который непрозрачный, положишь под коврик у входной двери своей квартиры. Какой у вас номер?
– Четырнадцать!
– Ага. А в другом пакетике лежат нейтрализаторы и еще один приборчик, похожий на маленький фонарик. Будешь подниматься – следи за ним. Если засветится, значит, на той лестничной площадке встроены «жучки». И тебе надо незаметно прилепить нейтрализатор, лучше всего – под перила.
– Сделаю! – с жаром заверил мальчик. – Вот увидите!
Яков улыбнулся.
– Окна вашей квартиры выходят во двор? – спросил он и поспешно добавил: – Не оборачивайся к дому!
– Да, из столовой. Второе окно от подъезда.
– Тогда подойдешь к нему, если все сделаешь, и не попадешься. Просто покажешься, понял? Если тебя схватят, все отрицай. Нейтрализаторы поплавятся через полчаса, улик не останется.
– А что в непрозрачном пакете?
Лот улыбнулся.
– Веревка. Ну, все, беги.
– Ага! Я только мяч захвачу!
Мартин сбегал за мячом – футболисты все еще спорили, накал дискуссии грозил перевести ее в плоскость драки.
Мальчик покинул площадку, постукивая мячом по дорожке, и присел на лавочку, якобы подтягивая клапаны на кедах.
Незаметно подхватив пакетики, он направился к подъезду.
– Ма-артин! – донеслось с площадки. – Ты скоро?
– Щас! – откликнулся «агент». – Я только мяч отнесу!
Независимо пройдя мимо полицейского, скучавшего у дверей, Мартин вошел в подъезд.
Лот достал радиофон. Та-ак… На первом этаже «жучки» не «завелись». Уже хорошо… На втором… А вот на втором пять штук высеяно-таки. Ага… Пошел сигнал с нейтрализатора! Теперь на экраны в полицейских атомокарах будет поступать ложное видео – блюстители порядка и морали не увидят Лукаша с супругой. Что и требовалось доказать.
Третий этаж… Заработал нейтрализатор. Четвертый…
Еще один включился. Пятый… На пятом чисто.
Не успел Яков сосчитать до десяти, как во втором от подъезда окне замаячила светлая голова Мартина. Все, время пошло!
Незаметно оглянувшись, Лот поднес радиофон к уху.
– Лукаш? – сказал он напряженным голосом. – На выход. Поднимаетесь на пятый этаж, достаете из-под коврика перед дверью четырнадцатой квартиры пакет, и уходите на чердак. Понятно?
– Да, да! – взволнованно ответил Зееман.
– В пакетике – турбокоробка с креплением и двумя ручками. Закрепите ее на стропило и выберетесь через чердачное окно на крышу – с торца, где глухая стена. Только сначала ручки зацепите вокруг запястий!
– И?.. – выдохнул Земан.
– И шагайте с крыши вниз. Не бойтесь – это только кажется, что нить лопнет под вашим весом. Она из нановолокон, и выдержит тонну в рывке.
– Мы поняли…
– Тогда выдвигаемся. Вы – на чердак, а я буду ждать в проулке. Начали!
Прогулочным шагом Лот удалился, не обращая внимания на полицейских. Вернувшись к «балту», Яков юркнул на место водителя, и завел двигатель. Тронулся, неторопливо выезжая к проулку.
За спектролитовым колпаком проплывал верх пятиэтажки. Никого… Сорвалось? Да не должно, вроде… Ага! Кто-то есть!
С краю крыши показались две фигурки. Перевалились через перила, повисли… Плавно заскользили вниз.
Мужчина и женщина.
Когда парочка коснулась тротуара, ноги подогнулись у обоих.
– Быстро в машину! – сказал Лот, распахивая дверцы.
На ходу освобождаясь от турбокоробки, чета бросилась к джипу, и рухнула на заднее сиденье.
– Божечки, божечки… – причитала Ружена, хорошенькая блондинка с волнистыми волосами до плеч, хрупкая с виду, но большегрудая.
Лукаш оказался сухопарой жердиной, взгляд его был растерян, как у всякого беженца – нелегко все бросить, нарушить спокойное течение буден, оказать сопротивление бытию, начать жизнь с чистого листа. И сразу масса вопросов в голове.
А как жить дальше? А выйдет ли что у него, у них?
Не зря ли они покончили со старым? Не поспешили ли?
Вдруг, да прогадали?
– Все будет путем! – подбодрил разнервничавшуюся пару Яков, и стал набирать скорость.
Глава 6. Извне
Астероид это был или комета, не ясно, но точно не из пределов Солнечной системы. Круглое тело в десятки километров диаметром прилетело даже не из нашей Галактики. Пронизав Облако Оорта, пройдя мимо Пояса Койпера на огромной скорости, оно непременно покинуло бы владения Солнца, минуя их, как пуля – мишень, пробившая «восьмерку», но тут на его пути подвернулся Нептун.[7 - Нептун – восьмая по счету планета Солнечной системы.]
Огромный синий гигант, поймав «пришельца из космоса» в сети гравитации, чуток «подправил» траекторию его полета. То ли астероид, то ли комета продолжил (продолжила, нужное подчеркнуть) свой путь уже в плоскости эклиптики.
Первой его распознала кассетная станция «Тест-24», кружившая по орбите вокруг Тритона, спутника Нептуна. Блинк-автоматы АМС[8 - Автоматическая межпланетная станция.] зарегистрировали прохождение неизвестного тела, бортовой компьютер занялся вычислениями и передал всю телеметрию, кому положено. То бишь – Большой Обсерватории, чьи купола схоронились на обратной стороне Луны. Команда астрономов тут же возбудилась, и начала строить гипотезы.
Версию о том, что «кассетник» зафиксировал прилет инопланетного корабля, отмели сразу – судя по данным, полученным из окрестностей Тритона, неизвестный объект имел неправильную форму, состоя, по всей видимости, из гигантских каменных глыб и льда.
Долго спорили из-за названия. Скрести по сусекам античных мифов не стали – сколько ж можно? Решили переключиться на восточно-европейский легендариум. В полуфинал вышли «Семаргл» и «Вий». Большинством голосов избрали Семаргла.
А тут новая информация. По всем выкладкам получалось, что Семаргл окончит свои дни, врезавшись в Юпитер. Тотчас же, в экстренном импульсе, передали сообщение-просьбу-приказ-мольбу на Амальтею.
* * *
…Юпитер с Амальтеи полностью оправдывал имя, данное богу-громовержцу римлянами – Jovi Optimo Maximo, то бишь «Юпитер Наилучший Величайший».
Гигантская планета занимала большую часть неба. Ее слегка размытый диск, красно-розовый с оранжево-коричневым, полосатила аммиачная хмарь, колоссальные смерчи завивались на границах облачных полос, вспыхивали и гасли белые крапинки экзосферных протуберанцев. Тучи, каждая размером с Африку, окрашивались в ало-розовые закатные тона.
Амальтея на этом величественном фоне выглядела несерьёзно – красно-черная картофелина, приблудный астероид, своим острым концом всегда направленный на планету-хозяина.
Планетологическая станция «Юпитер-1» располагалась с краю кратера Пан. Наружу выглядывал лишь верхний этаж под прозрачным спектролитовым колпаком, нижние горизонты были заглублены в грунт и залиты металлопластом.
Поодаль, на скальной гряде, просвечивал решетчатый параболоид антенны, поблескивали сетчатые башни интерферометров. Темными пятнами отливали наметы серы, занесенной сюда с Ио.
Воронин шумно вздохнул. Второй год пошел, как его назначили начальником станции, а привыкнуть он так и не смог – неуемный восторг переполнял его, как пузырьки – шампанское.
Осторожной припрыжкой Воронин поскакал через космодром – по ровному полю с россыпями каменных обломков.
Посередине площадки в гордом одиночестве корячил шесть суставчатых опор грузовой автомат, а поодаль, в тени острых скал, стоял посадочный модуль. Орбитальный корабль «Хазан»[9 - Хазан (туркмен.) – осенний ветер.] едва виднелся серебристой искоркой – оба астронома оккупировали ОК для наблюдений за Юпитером.
Его прежний ТМК «Леонов» года два летел бы до «Джупа», а вот на «Хазане» стояли атомно-импульсные двигатели, «домчались» меньше, чем за год…
В наушниках щелкнуло, и высокий звонкий голос Яны произнёс:
– Дэ-два, вы встали на пеленг! Код один-один-четыре, база – двадцать семь, двадцать восемь, сто пять! Минутная готовность… Ой, Коль, посмотри, какой Джуп сегодня красивый!
– Вижу, – ответил Воронин, улыбаясь.
Огромный розово-коричневый купол Юпитера почти наполовину вылез из-за скалистого хребта на близком горизонте, а сбоку, цепляясь за пик пятнистым серпом, повис Ганимед.
– Коля, экстренная с Луны! Астрономы челом бьют. Какой-то там внегалактический объект… По расчетам, он в Джуп врежется.
– Хотят, чтобы мы пронаблюдали?
– Ага!
– Ответь, что со всем нашим удовольствием! Он когда долетит?
– По расчетам… Месяцев через восемь.
– Ого! Так быстро?
– Я сейчас уточню траекторию и скорость, но где-то километров двести в секунду будет. Объект-то внегалактический!
– «Внегалактический»! – фыркнул Воронин насмешливо. – Ладно, радируй: «Будем посмотреть!»
Глава 7. Станция-призрак
Возвращался Яков через Лемберг и Унгвар – называть эти города, как раньше – Львовом и Ужгородом, было вредно для здоровья. «Западэнци» тщательно зачистили карту Прикарпатья от следов «клятых москалей». Впрочем, «жидов та ляхов» на Украине тоже не жаловали – дух Бандеры витал тут явно и зримо, обходясь без потуг медиумов.
Вон, слева на пригорке, железобетонная «наглядная агитация» – гигантская стела с выпуклыми буквами вдоль: «Слава Украiнi!», а поперек – неровной черной скорописью – «Долой бандерлогов!»
На дорогах было неспокойно, сплошь и рядом попадались полицейские джипы с мигалками, раза два мелькнули бронетранспортеры, над горами кружили вертолеты – искали партизан из русинского[10 - Русины – малая народность в Карпатах, тяготеющая к русской нации.] «Сопротивления».
Официальный Киев метал громы с молниями, обвиняя Москву в коварных происках. В Кремле морщились, и советовали «майданутым» чаще ездить на воды – нервы лечить.
За Унгваром Яков взялся за руль.
– Моя очередь, – буркнул он, и отключил автоматику.
– Приказ понял, – ответил «балт», и доверительно сообщил: – Справа у дороги прячется человек. Без оружия.
– Без ору-ужия?
Лот притормозил, и открыл правую дверцу.
– Эй! – крикнул он. – Русин?
Над кустами появилась голова в берете. Лицо бледное, шея тонкая, плечи узкие. Типичный геймер. Такие автомат только в стрелялках видели.
– Русин, – признался «геймер» неожиданно густым басом.
– Бандерлогов лупишь?
– Луплю, – признался русин, и робко пошутил: – Взаимно.
– Садись, подброшу.
– Это опасно…
– Я – перевозчик.
Боевик сел без разговоров. Захлопнув дверцу, он протянул костлявую руку.
– Иван Грабарь.
– Яков Лот. Это ваших гоняют?
– Наших, – кивнул Иван. – Сам знаешь, Евросоюз всегда фашистов поддерживал… Началось с того, что какой-то пацан в Ровно намалевал на воротах казармы Нацгвардии свастику. Его за это долго били сапогами, и реанимация не помогла… А мальчишка из русинов был, Кукольник его фамилия. И пошло-поехало… Третий месяц воюем.
Яков кивнул.
– Понимаю, – сказал он серьезно. – А ты чего без оружия? Хочешь, чтобы и тебя, как того пацана?
Грабарь хитро улыбнулся.
– У меня целых три автомата есть, – похвастался он, – я их в лесу заныкал, возле дороги. Вот, к тому-то схрону и топал, а тут ты…
Ага! Вон, видишь дерево у дороги?
– Где валун?
– Да-да!
Лот подъехал, куда сказано, и притормозил. Нескладный Грабарь вышел, словно по частям, повернулся, заулыбался и вскинул кулак, копируя Че Гевару – такого же нескладного интеллигента, не приспособленного к партизанской войне.
– Patria o muerte, – пробормотал Яков. – Venceremos…[11 - С испанского: «Родина или смерть. Мы победим!»]
* * *
В Париж Лот попал через автоярус «Монтрёй» – орда машин словно провалилась в подземный узел, прокрутилась по развязкам, гоняя эхо, и разлетелась веером по туннелям.
Яков вынырнул в квартале Бельвиль, в районе улицы Шарон, и мигом сбросил скорость – в городе особо не погоняешь. Он вообще больше любил Париж подземный, чем тот, что на виду. Отчего так? Лот криво усмехнулся, поглядывая в окно.
Вдоль улицы, по обеим ее сторонам, тянулись вывески на арабском, турецком и китайском. У мелких лавчонок крутились мордовороты в чалмах, приплясывали чернокожие в просторнейших рубахах, пугливо скользили женщины в хиджабах.
Стайки жуликоватых пацанов носились в толпе, как рыбы-пираньи окружая редких туристов, желающих запечатлеть Париж. Коренные парижане тоже попадались – жеманные мужчинки с подкрашенными глазами…
Яков вздохнул.
Впереди образовался затор из двух фургончиков-автоматов, которые не могли разъехаться, и Лот приспустил боковое окно.
В кабину сразу же ворвался галдеж, обычный для Багдада, Стамбула или какой-нибудь Момбасы. Потянуло запахом кебаба, сладковатым ароматцем марихуаны, завоняло потом и гнильем.
Мальчишки сразу кинулись к владельцу роскошного джипа, но Яков живо отогнал их на приличном арабском, и сказал пару ласковых обкуренному негру со спутанными, век не мытыми дредлоками на голове.
Тот загораживал дорогу фургону «Тата-сайбер», растягивая губищи в тупой ухмылке, махал руками перед визирами автомата, приседал, изображая царя природы, а бедный кибер тыкался только, пытаясь объехать человекообразное препятствие, мигал подфарниками, и монотонным голосом повторял: «Пожалуйста, дайте проехать… Пожалуйста, дайте проехать…»
– Слышь, ты, гуманоид? – вежливо обратился Лот к «афроевропейцу». – Сдвинься! А то в асфальт закатаю, никто и не сыщет.
– Почему-у? – промычал негр, пошатываясь.
– А ты с дорожным покрытием одного цвета – грязно-черного!
«Препятствие» качнулось, налапало пистолет за поясом, потянуло оружие за рукоятку…
– Пас! – резко скомандовал Яков.
«Руссо-балт» мгновенно взял с места, точно отмеряя силу инерции, и боднул негра передком. Того отнесло, приложив спиной к кузову фургона.
Чернокожий съехал на проезжую часть, тараща глаза, и тут же быстро загреб ногами, поверив, что водителя джипа его нижние конечности не остановят – переедет.
«Балт» обогнал фургоны-автоматы, и ринулся вдоль по улице.
Ближе к центру стало получше – толпа поредела. Машин, правда, стало больше – сюда, на улицу Риволи, выходили устья сразу трех радиальных туннелей – «Венсен», «Витри-сюр-Сен» и «Курбевуа».
На Риволи гуляли «постепенно», как по Дерибасовской. Все те же ярко накрашенные длинноволосые мужчинки в штанах-обтягушечках или в платьях, уродливо обтягивавших фигуры с вайтлс 90–90–90.
Стайками кучковались маленькие девочки из «киндеров» – официально зарегистрированных сексуальных партнеров для дядей, увлекающихся детьми.
Мальчиков с подведенными глазами тоже хватало – эти тусовались отдельно – нескладные, прыщавые, жеманные… Иногда и вовсе не было ясно, к какому классу и подклассу отнести… м-м… существо. То ли парень, то ли девушка, не понять.
Молодые парижане и парижанки, белые или с легкой примесью арабской либо африканской крови, были вполне довольны жизнью. Они болтали, смеялись, увлеченно лопали круассаны, целовались – кто с кем, не важно. Для этих пол не имел значения. В сексе они нуждались – приятно и для здоровья полезно, но какая разница, кто будет партнером? Ведь все равны…
Проезжая мимо мечети Аль-Джазира на острове Ситэ, Яков напрягся, заметив патруль «розовых» – штурмовики Большого Эрнеста вышагивали по тротуару, щеголяя в своих гламурных рубахах. Совершенно безбоязненно, небрежно и важно – прохожие так и норовили прошмыгнуть мимо них.
Полиция нисколько не препятствовала «патрульным», бычьи шеи которых оттягивали ремни автоматов.
Лот покачал головой: что-то грядет… Некие скрытые тектонические процессы шли в высших сферах – то ли передел власти готовился, то ли толстосумы поставили на «гомофюрера», решив прописать его в Елисейском дворце без майданов и путчей, «по-тихому».
Минуя Консьержери, «балт» свернул к станции метро «Ситэ» и по спиральному спуску съехал на подземную стоянку рядом с автоярусом «Твиндек». Полустанок.
Яков выбрался из машины, потягиваясь и разминаясь, захлопнул дверцу и приложил ладонь к диску опознавателя. Джип мигнул габаритами и тихонько пиликнул, будто говоря: «Все путем, хозяин!»
Паркинг был зело велик, простираясь широко и далеко, уходя под Сену. Здесь никогда не было тихо – сдержанно гудели могучие колонны климатизаторов, урчали и сипели двигатели машин, изредка разносились сигналы самых нетерпеливых водителей, и накатывал глухой гул поездов, то усиливаясь, то стихая.
Незаметно осмотревшись, Лот пошагал к техслужбе «Метро де Пари», где работал «Гомо» Ксавье.
Ксавье сам выбрал себе прозвище и нисколько не обижался на подначки – он раньше был «голубым», но решился на дорогую генетическую операцию, чтобы стать натуралом.
Лечить гомосексуализм брались только в московских и сибирских клиниках, там Яшка и познакомился с «Гомо», привлек его к Перевозу, или, как любил говаривать Ксав, «завербовал».
Официально «Гомо» числился программистом на 4-й линии метрополитена, большую часть рабочего времени уделяя Якову и его товарищам. Немного компьютерщик, немного диспетчер, Ксавье был еще и немного квартирьером – ведь ни один перевозчик не проживал в Париже легально. Зачем упрощать жизнь полиции и Службе Безопасности? Пускай попотеют, побегают за «активистами гомофобской преступной организации», как власти именуют перевозчиков! Вот, только помяни черта…
С большого стенного экрана разорялся черный мэр Парижа – Жоаким Массамба-Нгуаби.
– …Мы, французы, – вещал он с великолепной уверенностью, – всегда были верны общечеловеческим либеральным ценностям, а Париж – это сердце Франции! И мы не позволим всяким пришлым, будь то русские или евразийцы, осмеивать наши порядки, наши великие достижения в деле защиты прав и свобод граждан, защиты детей от посягательств взрослых, защиты сексуальных меньшинств и окружающей среды! А враждебным элементам, подрывающим устои демократии и толерантности, таким, как христианские экстремисты или гомофобы-нормалисты, мы дадим отпор!
Я полностью поддерживаю, как однопартиец, нашего президента, господина Халиля аль-Бахили, в его стремлении уберечь Францию от посягательств как внешних, так и внутренних врагов демократии!
«Мы, французы!», – усмехнулся Лот, отворачиваясь от спесивой рожи мэра, смахивавшей на морду черного бульдога.
За дверью модуля техслужбы было тихо и прохладно, а длинные стеллажи с нейрокомпьютерами наводили на аналогию со складом.
Ксавье обнаружился за пультом терминала. Небольшого росточка, худенький, коротко стриженный, в оптических очках, «Гомо» напоминал отрока.
Заметив чье-то присутствие, Ксав вздрогнул, но тут же, узнав Яшку, расплылся в улыбке.
– Привет! – воскликнул он. – Все нормально?
– Нормально, – ответил Лот, валясь в кресло. – Фу-у… Надо… это… спрятать джип. И меня.
«Гомо» понятливо кивнул. Пробежавшись по сенсорам, он всмотрелся в экраны мониторов.
– Насчет машины не волнуйся, – сказал он, – сейчас вызову эвакуатор, уберем твой «балт» на третий автоярус. Туда только механические уборщики заглядывают. А тебя… есть одно укромное местечко. Только вот…
– Только что? Не совсем укромное?
– Да наоборот, ни одного человека! Туда даже диггеры не забредают, не говоря уже о клошарах.
– Самое то! – оценил Яков. – Надоело мне это человечество, сил нет.
– Смотри… Жутковатое местечко.
Лот пренебрежительно фыркнул.
– Не пугай, Ксав, устал я бояться. А где это… местечко?
– Станция «Аксо».
– Аксо-о?
– Поехали, покажу. На метро до «Пре-Сен-Жерве», а дальше ножками…
* * *
Станцию «Аксо» начали строить еще в начале ХХ века, на пути между «Плас де Фет» и «Пре-Сен-Жерве». Поезда метро ходили здесь вплоть до Второй мировой войны, но потом ввели в строй 11-ю линию, и станцию «Аксо» закрыли, так и не достроив – у нее даже выходов нет. И вот уже лет сто «Аксо» – или «Нахо», как ее еще называли, – являлась станцией-призраком парижского метрополитена.
Доехав, куда надо, Яков с Ксавье вышли, и «Гомо» повел перевозчика хитрыми ходами, еле освещенными, со связками кабелей на стенах, пока они не добрели до закутка, прикрытого дверцей из проволочной сетки.
В закутке обнаружились два велосипеда.
– Поехали! – сказал Ксав. – А то, пока дотопаем…
– Поехали! – согласился Лот.
Одноколейный путь уводил за поворот. Бетонные своды дышали сыростью, а фонари светили через один, да и то тускло. Велики на шпалах трясло, но скоро рельсовый путь кончился – разобрали и перегородили шлагбаумом с еле мигавшим фонарем.
– Слыхал, чего «Драйвер» Макс предложил? – спросил «Гомо», слезая с велосипеда, и протаскивая тот под шлагбаумом.
– Откуда?
– Макс говорит, что этого мало – просто перевозить беженцев. Надо сделать так, чтобы этих беженцев не было. Дескать, раз уж считают нас подпольщиками-инсургентами, то пусть так и будет!
– А что будет-то? – хмыкнул Яков. – Ну, разведем мы партизанщину, а толку? Людей-то не переделать. Знаешь, что такое толерантность? Нет, не терпимость вовсе, а тупое безразличие.
Как у коровы в стаде. Звать народ на баррикады? Так бесполезно, подавляющее большинство в пассиве. А сколько еще не взятых рубежей! Почему это вдруг пишется ЛГБТ, а не ЛГБТЗН? М-м? Пошто зоофилов обижать? А некрофилов? Устроим первым день открытых дверей в зоопарке, а вторым выделим морг в личное пользование! А идиотов мы почему за людей не считаем? Олигофренов всяких, дебилов, имбецилов и прочих пациентов дурдома? И вовсе они не душевнобольные, а принадлежат к интеллектуальному меньшинству! Защитим права и свободы психов! Ура!
Ксавье вздохнул, и уныло покивал головой.
– Во-во… Поехали?
– Поехали…
Долгий путь по заброшенному туннелю закончился у перрона станции «Аксо», она же «Нахо». Здесь было темно, серо и сыро. Бетонные пилоны были сплошь разрисованы графитти, причем столь давно, что искаженные буквы да намалеванные морды не рождали ответных ассоциаций. Имена то ли рок-музыкантов тогдашних, то ли политиков были неведомы Якову. Sic transit gloria mundi…[12 - Sic transit gloria mundi (лат.) – Так проходит земная слава.]
– Приехали, – пропыхтел «Гомо».
Оставив велики на развороченных путях, они поднялись по пыльным ступенькам на платформу. Оборачиваясь, словно следя за Лотом, и убеждаясь, что тот идет следом, Ксавье протопал в самый конец перрона. Там им открылся темный проход.
Если станцию кое-как освещала пара древних светильников, висящих под сводчатым потолком, то в проходе царил мрак и холод.
– Я же говорил… – сказал Ксав, вооружаясь фонариком.
Голубоватый луч высветил высокий и довольно узкий коридор. Старинная масляная краска облезала со стен, закручивалась, свисала фестонами, усеивала пол хрупкими ошметками.
– Нам сюда, – гулко раздался голос «проводника», и Ксавье указал на ржавые скобы, вделанные в стену. Лестница уводила вверх, в круглый ствол вентиляционной шахты. Однако ничего не гудело наверху, шевеля волосы приточно-отточной тягой, даже обычным сквозняком не тянуло. Наверное, и никакого венткиоска наверху тоже нету. Да и зачем?
Яков полез первым, Ксав подсказывал только:
– Еще метрика на два… Сбоку, слева, видишь?
– Тут проем…
– Во-во! Нам туда.
– Еще один коридор?
– Ну, да.
Перешагнув со скобы на «порог» из швеллера, Лот медленно двинулся по открывшемуся проходу. Со спины засветил фонарик Ксава, и впереди обозначилась стальная клепанная дверь со штурвальчиком. Механизм раскрутился легко, без ржавых скрипов и визгов – он был щедро смазан. Тяжелая дверь отворилась, и Яков поставил ногу на высокий комингс.
– Будь, как дома! – бодро сказал «Гомо», нашаривая выключатель. – Глаза!
Лот зажмурился, и вспыхнул неяркий свет, показавшийся ослепительным после темноты туннелей и переходов. Когда перевозчик открыл глаза, то увидел длинную и узкую комнату, где будто совместили кухню, ванную и спальню.
Здесь имелся древний, рассохшийся шкаф, диван-кровать, холодильник, микроволновка, газовая плитка с пузатым баллоном… На стене висела панель телевизора, а в углу стояла душевая кабинка. Причем, вся обстановка была очень старой, даже старинной, больше всего походя на жилище холостяка конца ХХ-го века.
– Это что, – хмыкнул Яков, – музей?
– Типа того, – ухмыльнулся Ксав, проверяя, «жива» ли техника. – Все вроде работает. – Он открыл кран допотопного рукомойника, и пустил воду. – И вода есть. Но, если пить захочешь, лучше возьми из холодильника. Белье в шкафу. Кстати, он без задней стенки, за ним – дверь. Если «парадный вход» заблокируют, уйдешь через нее. Там, метров через десять, будет еще одна вентиляционная шахта, по ней можно подняться в подвал здания наверху.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/valeriy-bolshakov/pravednik/) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
notes
Примечания
1
Условное (пока!) название для супермегаполиса в Нидерландах, объединяющего Амстердам, Роттердам, Гаагу, Утрехт (всего ок. 35 млн. чел.). Можно предположить, что к 2048-му году названия Босваш (Бостон, Нью-Йорк, Филадельфия, Вашингтон – 80 млн. чел.), Токайдо (Токио, Иокогама, Осака – 70 млн. чел.), Чипиттс (Чикаго-Питтсбург – 35 млн. чел.), Санлос (Сан-Франциско – Лос-Анжелес – 20 млн. чел), Рейн-Рур (Кёльн, Дюссельдорф – 35 млн. чел.) утратят условность. Вероятно, появится и Моспит (Москва, Тверь, Санкт-Петербург – 30 млн. чел.), а может и Мослен (Москва, Калинин, Ленинград)…
2
Спектролит – материал, прозрачный только с одной стороны.
3
Бунчужный – воинское звание, ранее использовавшееся в УПА, приблизительно соответствующее старшинскому.
4
ТМК – тяжелый межпланетный корабль. Такие разрабатывались в КБ С. Королева.
5
Андрогены – общее название для мужских половых гормонов (тестостерон, андростендион, ингибин и пр.).
6
Ливлон – супермегаполис в Англии (Ливерпуль, Манчестер, Шеффилд, Бирмингем, Ковентри, Лондон).
7
Нептун – восьмая по счету планета Солнечной системы.
8
Автоматическая межпланетная станция.
9
Хазан (туркмен.) – осенний ветер.
10
Русины – малая народность в Карпатах, тяготеющая к русской нации.
11
С испанского: «Родина или смерть. Мы победим!»
12
Sic transit gloria mundi (лат.) – Так проходит земная слава.
Валерий Большаков
Тип: электронная книга
Жанр: Космическая фантастика
Язык: на русском языке
Издательство: Автор
Дата публикации: 13.08.2024
Отзывы: Пока нет Добавить отзыв
О книге: 2048 год. Яков Лот – из отчаянных парней-перевозчиков. Европейцев-беженцев, спасающихся от гомофашистов, они доставляют в Россию. А где-то в глубинах космоса дремлет богоид Сферос, создатель хомо сапиенс, обеспокоенный попытками неразумных детей своих расчеловечиться…