Главная страница | Современные любовные романы | Элитная западня. Часть первая. Чужие тайны

Элитная западня. Часть первая. Чужие тайны
Мирослава Чайка
Что может быть увлекательней, чем первый год обучения в престижном университете? Только существование в нем закрытой студенческой организации, участникам которой обеспечен успех в будущем. Две подруги детства Ева и Лана совсем не похожи друг на друга, но обе мечтают преуспеть в новом обществе. Яркий калейдоскоп из обаятельных парней, захватывающих испытаний и шумных вечеринок закружит девушек в водовороте беззаботной студенческой жизни. Но смогут ли они распознать истинную любовь и сохранить дружбу в паутине чужих тайн и интриг?

Мирослава Чайка
Элитная западня. Часть первая. Чужие тайны

Глава 1. Посредине мира
Солнце разливалось в воздухе таким ослепительным потоком, что даже сквозь соломенную шляпу, лежащую на лице Евы, свет резал глаза. Но было в этом что-то приятное – казалось будто в этот миг она принадлежала чему-то необъятному, что существовало задолго до неё и останется, когда её уже не станет. Вокруг плескались волны, свиристель выводил трели, стрекозы танцевали над водой – всё сливалось в один сладкий дурман. В голове крутилась строчка Тарковского: "Я человек, я посредине мира". Ева уже почти поверила, что стала одинокой планетой, затерянной в космосе, когда вдруг почувствовала прикосновение. Большая тёплая ладонь накрыла её маленькую руку, мускулистое плечо коснулось её плеча – и мир мгновенно вернулся в привычные рамки. Она не одна.
Они лежали на дне старой зелёной лодки посреди озера, заросшего кувшинками. Ева – в белом кружевном платье, похожем на крестильную рубашку, с широкополой шляпой на лице. Рядом – он. Атлетичный, загорелый, в безупречно сидящих теннисных шортах и футболке, облегающей торс. Слишком идеальный, словно сошедший с обложки глянцевого журнала. Их пальцы сплелись. Время потеряло смысл. Реальность растворилась где-то там, за пределами этой лодки, оставив только тепло солнца, лёгкий ветерок и сладкую дрему, граничащую с блаженным забытьём.
Вдруг послышались упругие шаги по деревянному причалу, они эхом отзывались в нереальной тишине, нависшей над озером, и до Евиного слуха донесся голос Ланы, которая громко кричала, думая, что молодые люди в лодке уснули:
– Ева, Герман, ребята ловушки достали, столько рыбы поймалось, мы решили ее выпустить, так что поторапливайтесь, если хотите увидеть эту красоту.
На берегу началась суматоха, послышались веселые голоса, всплески воды и громкий смех. Ева села и слегка прищурила глаза из-за большого количества света, которое дарило полуденное солнце, улыбнулась, смотря на своих друзей. Они столпились на совершенно новом узеньком пирсе, сколоченном из свежих сосновых досок, и с большим интересом заглядывали в сетчатые ловушки, только что вытащенные из воды. Парни пугали девушек большими рыбинами, дотрагиваясь до их нежной кожи скользкими телами озерных линей, а девушки визжали то ли от удовольствия, то ли от отвращения – было сложно понять, потому что их лица светились неистовой радостью. Рыжеволосый юноша, лицо которого было испещрено мелкими еле заметными веснушками, помахал Еве рукой и, показывая небольшую рыбу, прокричал:
– Ева, плывите скорее сюда! Мы выловили золотую рыбку, можешь загадать желание.
Ева, смеясь, посмотрела на темно-серую рыбу, напоминающую соленую селедку, только с оранжевыми плавниками и хвостом, и звонко закричала в ответ:
– Мы сейчас! Попросите ее подождать.
Она поймала себя на мысли, что счастлива. Таким невероятным и одновременно простым было это ощущение, что если бы золотая рыбка и вправду существовала, то Ева бы непременно попросила оставить ей новых друзей навсегда. Еще раз остаться одной стало бы для нее настоящей трагедией. Когда распался Союз стального кольца, Еве казалось, что все в ее жизни серо, безрадостно и полно сожалений о прошлых ошибках.
***
Десять месяцев назад
В старом особняке на набережной Мойки, в комнате с затемненными окнами, собрались пятеро. Дым сигарет вился причудливыми кольцами над столом, где лежал список первокурсников.
Блондинка в черном платье с алыми ногтями лениво провела пальцем по списку и вдруг замерла.
– Интересно… – ее голос прозвучал как скользкое признание. – Два имени подчеркнуты.
Тишина. Все переглянулись.
– Герион так не делал никогда, – пробормотал высокий мужчина у окна, его профиль напоминал старинную гравюру.
Блондинка улыбнулась, словно почувствовала вкус чего-то запретного.
– Грядут перемены, – прошептала она, ее пальцы сжали край бумаги, оставляя едва заметные морщинки на безупречной поверхности.
А где-то в это время, две девушки складывали вещи, готовясь к первому дню в университете. Сами не подозревая о том, что судьба одной из них уже была отмечена чьей-то невидимой рукой. Ева – с ее безупречным французским и связями. Лана – с ее острым умом и той особой хрупкой решимостью, которая появляется у тех, кому приходится пробиваться самим.
Разница между ними была проста: Ева выбирала наряды, лёжа на террасе виллы на озере Комо, просматривала каталоги миланских бутиков, Лана – нервно перебирала вешалки в петербургских магазинах, прикидывая, хватит ли сбережений на приличный костюм.
Факультет международных отношений – место, где собираются те, кто хочет править миром или хотя бы казаться его хозяевами.
Они еще не знали тогда, что университет станет для них не местом учебы, а ареной, где будут разыгрываться их судьбы – жестоко, без скидок на возраст, с той беспощадной ясностью, с какой жизнь всегда ставит молодых перед выбором.
Но это будет потом. А пока – было только начало. И оно пахло свежими тетрадями, дорогими духами, дешевым кофе и обещанием приключений.
1 сентября, 8:17 утра
Лана щелкнула замком входной двери, поправив лацканы дымчатого костюма. Полоска на ткани ловила свет – элегантно, но без вызова. Она провела ладонью по волосам – черным, густым. Готовность номер один.
В это время Ева все еще стояла перед зеркалом. Синий жакет с позолотой на пуговицах, плиссированная юбка, сумочка Chanel на цепочке – все правильно, все… скучно. Слишком "примерная ученица".
Она резко развернулась к гардеробу. Шелковый топ полетел на кровать. Через минуту из-под жакета выглядывала уже тельняшка, облегающая каждый изгиб. Косынка с якорями на сумке – дерзко. Алые лодочки с глубоким вырезом – смертельно.
Она носила одежду как фехтовальщик носит шпагу – не для защиты, а для точных, изящных атак. Деньги? Да, они помогали. Но главное – врожденное чувство стиля, которое превратило бы даже мешковину в haute couture.
Лана нервничала, Ева – играла.
Разница между ними была очевидна.
Но университет – это место, где все начинают сначала.
8:34
Они договорились встретиться у главного входа. Но Ева велела водителю остановиться за квартал – ей нужно было несколько минут наедине с этим новым этапом жизни.
Странно: раньше первое сентября пахло радостью. Сейчас – только холодком неизвестности. Она замерла перед пешеходным переходом, глядя на университетское здание, застывшее в своей значительности. Еве предстояло провести в нем ближайшие шесть лет, и она гадала, что сулила ей эта громада камня и стекла. Студенты сплошным потоком стекались к входу. Кто-то смеялся, кто-то нервно курил, кто-то уже флиртовал.
Еве казалось, что здание смотрело на нее с холодным величием, может оно молчаливо предупреждало об опасности, а может, торжественно приветствовало ее будущий успех, это Еве еще предстояло выяснить. Она неуверенно ступила на черно-белую зебру пешеходного перехода, начав неотвратимое движение к новой истории, избежать которой она все равно бы не смогла. У входа Ева наконец заметила взволнованную Лану.
– Ты где пропадала?! – Лана вцепилась в её руку, глаза расширились от паники. – Я думала, сейчас рухну тут в обморок, и меня просто затопчут, как фантик.
Ева улыбнулась, поправляя брошь на лацкане подруги.
– Расслабься. Если будем следовать моему плану, через пару месяцев станем так популярны, что даже если ты потеряешь сознание, толпа вынесет тебя на руках, как рок-звезду.
Лана хмыкнула, но напряжение в её плечах ослабло.
– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.
– Всегда, – Ева бросила последний взгляд на здание.
И они вошли.
Вошли в университет с тем трепетом, который знаком только первокурсникам, – смесь восторга и страха перед неизвестностью. Толпа студентов сжимала их со всех сторон, а турникеты на входе вращались медленно, словно нарочно испытывая терпение.
Ева оглядывалась по сторонам, впитывая новое пространство, а потом встретилась взглядом с Ланой. Они чуть не схватились за руки, как в детстве, но вовремя остановились – слишком уж по-школьному. Вместо этого рассмеялись, и смех их растворился в общем гуле.
Когда Ева прошла турникет, за ее спиной раздался голос:
– Девушка, вы что-то уронили.
Она обернулась. Перед ней стоял молодой человек в безупречно белой рубашке – такой белизны, которая бывает только у тех, кто привык к строгой дисциплине. В его руке была ее шелковая косынка, та самая, которую она так тщательно подбирала утром.
– Спасибо, – сказала Ева с легким кивком, затем, повернувшись к Лане, шепнула: – Здесь даже охранники выглядят, как с обложки.
– Я не охрана, – поправил он, и в его голосе зазвучала уязвленная гордость. – Я начальник службы безопасности.
– Меня зовут Адам.
– А меня Ева, – ответила она, невольно улыбнувшись совпадению.
Его лицо вдруг потемнело. Двадцать пять лет жизни с ярким библейским именем научили его – за такими совпадениями обычно следует насмешка. Этот мимолетный эпизод занял не больше минуты. Маленькое недоразумение, ничего более.
Но именно с этой секунды начался отсчет.
Ева еще не знала, что вскоре события посыпятся как снежный ком – стремительно, неудержимо, сметая все на своем пути. Что этот "начальник безопасности" станет лишь первым в череде людей, которые перевернут ее жизнь.
Она не была готова. Не была готова к игре, правила которой напишут без ее участия.
Адам смотрел им вслед, стиснув зубы. Он ненавидел, когда над ним смеялись. Особенно, красивые девушки из хороших семей.
Коридор второго этажа кишел студентами – пестрая, шумная масса, где каждый пытался казаться увереннее, чем был на самом деле. Ева и Лана, две маленькие фигурки в этом водовороте, все-таки схватились за руки – детский жест в недетском мире.
Их остановила женщина. Высокая, с безупречной осанкой, в сером шерстяном костюме, который сидел на ней так идеально, что казался частью ее личности.
– Вы из какой группы? – голос звучал как удар хлыста.
– Из 112-й, – Лана ответила первой. Женщина говорила, обращаясь исключительно к ней, будто Ева была пустым местом. Лишь закончив инструктаж, как найти нужную аудиторию, она бросила беглый взгляд на Еву – оценивающий, снисходительный.
– Объясни своей подруге, – сказала она Лане. – Она, кажется, не совсем… понимает.
Фраза повисла в воздухе, тяжелая, как обвинение.
Ева замерла. Впервые в жизни ее красота – эти ресницы, этот маникюр, эти локоны, которые она так тщательно укладывала каждое утро, – стала не преимуществом, а проклятием.
"Красива, значит – глупа", – говорили глаза женщины.
Ева почувствовала, как кровь приливает к лицу. В мире, где она привыкла побеждать одним взглядом, вдруг оказалось, что этот взгляд считают пустым.
Это был первый урок. Жестокий, но честный. Здесь, в этих стенах, ей предстояло доказать, что за красивой оболочкой скрывается нечто большее. Или смириться с ярлыком, который только что на нее навесили.
Они поднялись на третий этаж, но коридоры казались лабиринтом, а указатели – насмешкой. После нескольких бесполезных кругов, Ева с раздражением распахнула первую попавшуюся дверь.
Яркий свет хлынул им навстречу. Аудитория, залитая солнцем, была полна девушек. Они перешептывались, бросая друг на друга оценивающие взгляды.
– Это какая группа? – вырвалось у Ланы.
– 110-я, психология, – донеслось из глубины.
Они поспешно отступили.
– Слава богу, не наша, – Ева с легким презрением повела плечом. – Шесть лет в этом женском монастыре – нет уж, спасибо…
Ева была из тех, кто считает, что женские коллективы – это ад, устроенный по всем правилам светского раута: улыбки натянуты, комплименты отравлены, а ножи заточены. Дайте женщине мужчин, и она будет блистать, как бриллиант в драгоценной оправе. Поселите её среди себе подобных – и вы увидите, как бриллианты, теснясь в одной шкатулке, царапают друг друга до матовости.
Когда они наконец нашли свою аудиторию и устроились на задних рядах, Ева почувствовала, как к ней возвращается привычная уверенность. Она откинулась на спинку стула, приняв позу легкой отстраненности, и окинула взглядом одногруппников.
Там уже завязывались первые знакомства. Несколько человек сидели особняком, возможно, как и она, понимая, что настоящие союзы заключаются не в первый день.
Лана нервно сжала Евину руку: "Хорошо, что мы вместе. Иначе я бы сидела, как тот рыжий в углу – одинокая и жалкая".
Ева лишь пожала плечами, прислушиваясь к абсурдному разговору перед ними о домашних животных.
–У меня дома живет ворон, – заявила девушка с сиреневыми волосами.
–Настоящий? – переспросил сосед.
– Черный как грех. Когда кричит – кровь стынет.
Ева скривилась. Но больше её занимал другой спектакль, все вокруг заискивали перед неким Сашей, повторяя его имя с глупым придыханием.
"Саша… Саша… Саша…" – шипели они, как змеи.
В тот момент, когда Ева хотела съязвить, Саша резко обернулся. Их взгляды скрестились. Темные глаза, густые ресницы – всё это ударило по нервам, как электрический разряд.
– Вылитый Юра, – бросила Лана, и Ева почувствовала, как по спине пробежал холодок.
Юра. Их общая школьная любовь. Их общее разочарование.
Ева резко отвернулась, но было поздно, щемящее чувство уже поселилось где-то под рёбрами.
Она знала, что этот Саша – не просто случайное сходство. Он был будущей проблемой.
Аудитория затихла, когда на пороге появился преподаватель. Ева сразу узнала ту самую женщину в сером костюме, что уже успела вынести ей приговор. Не моргнув глазом, она достала белоснежный блокнот и вывела на первой странице: "Соловьева Валентина Ивановна".
Это была женщина лет сорока пяти – не красавица, но с той холодной, почти мужской элегантностью, которая внушает скорее уважение, чем восхищение. Её короткая стрижка была безупречно уложена, серо-голубые глаза смотрели прямо и оценивающе, а две тонкие морщины между бровей выдавали привычку к постоянной сосредоточенности. Когда она говорила, её голос звучал твёрдо, без лишних интонаций, а походка была настолько уверенной, что казалось – она не идёт, а прокладывает путь.
– Назначьте старосту, – сказала она, не утруждая себя вступлением. – И не собирайтесь толпой в деканате.
Затем, сообщив, что будет вести политическую географию (экзамен – уже зимой), она так же резко вышла, оставив после себя лёгкое напряжение, будто в аудитории внезапно понизилось давление.
Оставшись наедине, студенты замерли в неловком молчании. Вопрос о выборе старосты повис в воздухе, словно нерешительный актер, забывший свою реплику.
Как это часто бывает в подобных собраниях, здесь присутствовали все типажи, знакомые любому наблюдателю человеческой природы. Нашлись те, кто уже мысленно примерял на себя лавры лидера. Другие мечтали направлять, оставаясь в полумраке кулис. А большинство, как водится, сидело с отсутствующим видом, как школьники, надеющиеся, что их не вызовут к доске.
Ева, которой уже наскучило это бесполезное топтание на месте, повернулась к Лане и, слегка прищурив глаза, прошептала:
– Давай выдвинем тебя. Нам не помешает свой человек у руля.
Лана тут же поморщилась.
– О нет, только не я. Это же сплошная беготня – уговаривать преподавателей, выслушивать жалобы, исправлять расписание… Нет уж, я не для этого сюда пришла.
Ева вздохнула. Она окинула взглядом аудиторию, и её внимание привлекла девушка, сидевшая чуть поодаль. Та была поглощена записями в блокноте, изредка поднимая глаза, но не для того, чтобы вступить в общий разговор, а скорее наблюдая за происходящим со стороны. Её волосы, ровно подстриженные в жёсткое каре, и нос с лёгкой горбинкой придавали ей вид более взрослый и серьёзный, чем у остальных первокурсников.
Поймав момент, когда девушка отвлеклась от записей, Ева улыбнулась ей с самой искренней приветливостью, на какую была способна.
– Тебя как зовут?
– Инга.
– А я Ева. – Она слегка склонила голову набок. – Знаешь, ты производишь впечатление очень собранного человека. Хочешь, я предложу твою кандидатуру на роль старосты?
– Ой, прямо как в театре, у меня будет своя роль, – Инга засмеялась – неожиданно сипло, почти болезненно, но через секунду она кивнула. – А знаешь, почему бы и нет? Мне нравится эта идея.
Ева улыбнулась в ответ, но в её глазах мелькнуло что-то расчётливое.
"Отлично," – подумала она. "Игра началась."

10.00
Актовый зал университета поражал своим великолепием – не показным, но основательным, как и подобает старинному учебному заведению. Когда Ева переступила порог, её сразу охватило чувство, будто она вернулась в гимназию, где провела столько лет. Зал, оформленный в лучших традициях барокко, действительно напоминал небольшой оперный театр.
Она подняла глаза к потолку, где искусные мастера прошлого изобразили иллюзию разверзшихся небес – ангелы, облака, игра света и тени создавали впечатление, будто каменные своды вот-вот растворятся в небесной синеве. Ева достала телефон, чтобы сфотографировать это чудо для Натали – матери непременно понравилась бы эта остроумная игра с архитектурными формами.
В этот момент Лана дёрнула её за руку.
– Ты что застыла, как памятник? Идём!
Они пробрались к своим местам.
Ева неловко толкнула локтем соседа – рыжеволосого юношу, который с самого утра не проронил ни слова, от этого прикосновения, один из его наушников выпал. На секунду в тишине зала отчетливо раздались странные звуки – отдаленный вой ветра, шелест листьев, треск веток под чьими-то лапами…
– Ой, прости, – торопливо пробормотала Ева, но тут же замерла, прислушиваясь. – Это… запись леса?
Рыжий парень резко поправил наушник, но было поздно. Его веснушчатое лицо покрылось алым румянцем.
– Не леса, – прошептал он, избегая ее взгляда. – Тайги.
Ева замерла, разглядывая парня с внезапным интересом. В нем все было так нелепо несочетаемо, что это граничило с абсурдом.
Его часы – с вечным календарём, явно подарок богатого папочки, – выглядели несуразно на фоне потрёпанной толстовки из масс-маркета. Но что по-настоящему смущало – камушек в зубе. При ближайшем рассмотрении Ева поняла: это настоящий бриллиант, огранённый по последней технологии, который только на первый взгляд казался дешёвой безвкусицей. Парень, способный позволить себе бриллиант в зубе, вёл себя подчеркнуто скромно – съёживался при каждом обращении, краснел до корней волос и явно старался быть незаметным.
Но самое странное – эти звуки тайги из наушников. Они не вязались ни с роскошными часами, ни с драгоценностью.
"Кто ты такой?" – мелькнуло у Евы. Парень заметил её интерес и смущенно уставился в пол. Его пальцы, ухоженные, с идеальным маникюром, но покрытые свежими царапинами, дрогнули.
Ева потянулись к сумке, ища привычную опору – ту самую ручку с гравировкой "Sapientia prima virtus" ("Мудрость – первая добродетель"), мамин подарок на начало учёбы. Но вместо холодного металла её пальцы наткнулись лишь на клочок бумаги.
Сердце екнуло. Она снова перерыла сумку, но факт оставался фактом – драгоценный подарок Натали исчез. В памяти всплыло утро: она точно помнила, как писала в аудитории…
– Лана, – шепнула она, внезапно бледнея, – мне нужно отлучиться. На минуту.
Не дожидаясь ответа, Ева скользнула между рядами, её шаги становились всё быстрее по мере приближения к двери.
Покинув зал, Ева сразу ощутила неловкость своего одиночества. Пустые коридоры университета, обычно наполненные гомоном студентов, теперь казались неестественно безмолвными. В памяти всплыли разговоры с подготовительных курсов – упорные слухи о тайном студенческом обществе, куда отбирали лишь самых достойных. Говорили, что кандидатов испытывали странными способами: заставляли ночами разгадывать зашифрованные послания в университетской библиотеке или внезапно похищали посреди лекции, подвергая необъяснимым психологическим тестам.
Ева представила, как из-за угла появляются фигуры в темных мантиях, как набрасывают ей на голову мешок, унося в подвалы, где при свете факелов ей предложат выбор – выпить неизвестный состав или расшифровать древний манускрипт. Эти фантазии, столь нелепые при дневном свете, заставили её сердце учащённо биться. Она почти бежала по мраморной лестнице, её шаги гулко отдавались под сводами.
Достигнув нужной аудитории, Ева на мгновение замерла, прислушиваясь. Тишина. Но прежде, чем войти, она невольно обернулась – в дальнем конце коридора мелькнула тень. Или показалось? Войдя, она сразу заметила отсутствие ручки на нужном месте. Осмотр рядов прервал странный шорох у кафедры.
За длинной трибуной копошился долговязый юноша с бледным, словно не видевшим солнца лицом. Он что-то доставал из открытой длинной панели, пристроенной под огромным монитором. Его угловатые движения напоминали паука, запутавшегося в собственных конечностях. По всему его виду было понятно, что делал он что-то противозаконное и Ева застигла его врасплох. Когда он резко поднял голову, она увидела в его широко раскрытых глазах не столько испуг, сколько странное, почти научное любопытство, будто она была интересным экземпляром, а не невольным свидетелем.
Их молчаливый поединок взглядов длился не более пяти секунд, но Еве показалось, что за это время она успела рассмотреть каждую деталь: его неестественно длинные пальцы, нервно перебирающие какие-то провода, странный блеск в глазах, напоминавший не здоровый интерес, а скорее лихорадочное возбуждение учёного перед опытом.
Обнаружив ручку под соседним столом, Ева схватила её и бросилась к выходу. Когда она выскочила в коридор, там никого не было. Но на полу у выхода лежала смятая записка:
"Sapientia prima virtus" ("Мудрость – первая добродетель")
Точно, как на её ручке.

16.00
Осеннее солнце, бледное и равнодушное, скользило по фасадам домов, когда Ева с Ланой вышли из университета. Они шли медленно, не спеша. Ева нащупала в кармане ту самую записку – "Sapientia prima virtus" – холодок пробежал по спине, но она ничего не сказала Лане.
– Странно, – произнесла Ева, глядя куда-то мимо подруги, – мы переехали в новую квартиру на Крестовском, я поступила… А где же восторг? Где это чувство, что жизнь – сплошной праздник?
Лана удивлённо подняла брови:
– Твоя новая квартира тебе не нравится?
– Ты не поймёшь, – Ева провела рукой по волосам, – это трёхэтажный дом, где все знают друг друга сто лет. Они здороваются, как родственники, обсуждают что-то своё… А я среди них – словно незваный гость на закрытой вечеринке.
Лана пожала плечами. Для неё, выросшей в коммуналке, где личное пространство заканчивалось у края кровати, эти жалобы звучали как каприз. Ева переехала в элитный район, в двухсотметровую квартиру, а переживала, что соседи слишком дружны. Это было для Ланы странно и даже немного обидно, в такие минуты она испытывала к Еве чувство, напоминающее неприязнь, которая удивительным образом уживалась в ней с безграничной любовью и преданностью подруге.
– Ладно, – Лана перевела разговор, – что думаешь о наших одногруппниках?
Ева приподняла идеально уложенные брови:
– Есть интересные экземпляры.
– И номер один, конечно же, Саша. Первый день, а вокруг него уже такой ажиотаж, говорят, он сын какого-то олигарха или шейха, я не запомнила, – рассмеялась заливисто Лана. – А девчонка с вороной – тоже кадр, как представлю огромную птицу на плече, которая выдергивает ее сиреневые волосы, так даже боюсь, что мне этот кошмар приснится ночью.
– А помнишь рыжего парня, который всё время один? Так вот, у него в зубе – бриллиант.
– Бриллиант? – Лана фыркнула. – Для понтов, наверное.
Ева вдруг резко остановилась. Напротив, в витрине кафе, она увидела отражение – мужчину в тёмном пальто, который слишком явно замедлил шаг, когда они остановились.
Но когда она обернулась, там никого не было.
– Поехали кататься на сапах! – вдруг почти истерично воскликнула Ева, хватая подругу за руку. Ей нужно было движение, ветер в лицо, вода под доской – что-то, что заглушит этот нарастающий страх.
Не прошло и часа, как они, облачившись в обтягивающие гидрокостюмы, устроились под раскидистыми липами в парке «Тихий отдых». Ева лениво обматывала лёгкий лиш вокруг щиколотки, наблюдая за компанией подростков неподалёку. Они играли в волейбол с той небрежной энергией юности – смеялись без причины, пили колу из одной бутылки, мальчишки толкали друг друга, а девочки бросали на них влюблённые взгляды.
Как просто всё было в пятнадцать, – подумала Ева. Дружба, завязавшаяся в песочнице или за школьной партой, казалась такой естественной. Теперь же каждое новое знакомство напоминало сложную дипломатическую миссию.
– Ева, – голос Ланы вывел её из раздумий, – ты так и не сказала, что думаешь о Саше.
На губах подруги играла та хитрая улыбка, которую Ева знала ещё с детства.
– Саша – это слишком банально, – рассмеялась Ева, поправляя ремешок на доске. – Когда он станет нашим другом, я буду звать его только Алексом. И заставлю весь наш будущий союз делать то же самое.
– У нас будет новый союз? – Лана подняла брови.
– А ты думала, мы будем вечно сидеть в углу, как два грустных привидения? – Ева вскочила, подхватила доску и побежала к воде, крикнув через плечо: – Я всё устрою! Я же обещала!
Они осторожно забрались на доски – сначала на колени, боясь потерять равновесие. Холодная вода покачивала сапы, расписанные в стиле супрематизма – резкие геометрические формы казались особенно яркими на фоне свинцовой глади.
– Готова? – крикнула Ева.
Лана в ответ только засмеялась – тот самый смех, который Ева слышала ещё в детстве, когда они вдвоём убегали от ее гувернантки.
И в этот момент, отталкиваясь от берега, Ева почувствовала, как что-то внутри неё расправляет крылья. Может быть, это и есть то самое взросление – не потеря лёгкости, а умение создавать её заново, когда захочешь.

Глава 2. Сюрприз за сюрпризом
Когда Ева и Лана увлечённо осваивали азы сапсёрфинга, Саша, которого все первокурсники сочли богатым наследником и мажором, открыл дверь своей крохотной квартиры в панельном доме.
– Пап, я дома! – объявил он громко, с той небрежной уверенностью, которая так часто вводит людей в заблуждение.
Отец ждал его, сидя перед мольбертом, на узком застеклённом балконе, загромождённом шкафами цвета венге. Он был красивым седым мужчиной с усталыми, но живыми глазами – одним из тех людей, чья молодость давно прошла, но чей ум остался острым. Александр вошёл, держа в одной руке массивную теннисную сумку, а в другой – бумажный стаканчик с кофе.
– Ты неожиданно рано. Я полагал, первый день в университете займёт у тебя больше времени, – произнёс отец, и в его скрипучем голосе звучала мягкая ирония.
– Да что там было делать, день впустую, ни одной новой мысли, сплошная суета, – ответил Александр, опускаясь на складной стул и протягивая отцу кофе.
Тот открыл крышку, вдохнул аромат, закрыл глаза и сделал первый глоток с видом человека, знающего цену маленьким удовольствиям.
– Ну, а девушки? – спросил он после паузы, причмокивая губами. —Познакомился с кем-нибудь?
– Девушки? – Александр усмехнулся. – Я столько готовился и мечтал об этом факультете, что не собираюсь тратить время на девушек.
– Неужели совсем никто не понравился? Ну же, расскажи, порадуй старика.
– Ни одна, – ответил он с лёгким раздражением. Потом встал, взял поводок и обратился к старому псу, дремлющему у отцовских ног: – Акрил, идём гулять.
Собака поднялась неохотно, с видом существа, давно утратившего интерес к жизни, и заковыляла к двери, явно показывая, что прогулки в ее годы – тяжкая повинность. Александр дернул поводок, чувствуя на языке привкус лжи.
Правда заключалась в том, что одна девушка поразила его, не столько даже красотой, сколько тем, как мгновенно врезалась в память. Всю дорогу домой, в душном трамвае, он мысленно возвращался к ее глазам. Темные, блестящие, как мокрый асфальт ночью.
Примечательно, он не запомнил, во что она была одета. Не знал ее имени. Один взгляд – и он поспешно отвернулся, не желая выдавать ни малейшего интереса. Но что действительно засело в его сознании, так это ее губы. Не нарочито алые, а скорее нежные, будто из розового бархата, с едва заметной каймой, придававшей им ту едва уловимую чувственность, которую так редко встретишь в жизни.
Миг – и он отвел взгляд. Но этого мгновения хватило, чтобы оно теперь, против его воли, всплывало в памяти снова и снова. Александр презрительно усмехнулся самому себе: «Сантименты. Глупости. Пройдет». Он твердо намерен был сосредоточиться на учебе. В конце концов, разве не ради этого он так старался?
Отец наблюдал, как Александр скрывается за дверью, и в его седых глазах мелькнуло недоумение. Как могли они быть столь разными? В восемнадцать лет он сам уже знал вкус дешевого вина и дорогих женщин, а его сын, казалось, интересовался лишь учебниками и перспективами карьеры. Ни романов, ни вечеринок, одна лишь холодная рассудочность.
Он никогда не выскажет этих мыслей вслух. Вместо этого старик молча потянулся к кистям, позволяя воспоминаниям течь свободно. Ах, та встреча на курорте, когда ему было уже за пятьдесят! Машенька, юная, смешливая, с глазами, полными озорного огня. Как нелепо это выглядело со стороны – седовласый художник и девчонка, годившаяся ему в дочери. Но страсть, штука иррациональная, а любовь и вовсе не подчиняется арифметике.
Двадцать лет вместе. Двадцать лет, отданных этому мальчику, его позднему, почти нежданному чуду. Может, именно поэтому Саня вырос таким собранным, лишенным юношеских глупостей. Отец усмехнулся про себя: «Я отдал ему свою зрелость, а теперь удивляюсь, что в нем нет моей беспечности».
Кисть коснулась холста, унося его в мир грез, которые тут же оживали, рождая радостные пейзажи, сочные натюрморты и очень точные портреты. А за окном, в промозглом вечере, гудел город – слепой, равнодушный, прекрасный в своем цинизме.
***
Когда на следующее утро, Ева переступила порог аудитории сразу почувствовала напряжение в воздухе. Одногруппники перешептывались, бросая тревожные взгляды в сторону пустующей преподавательской кафедры. Прежде чем она успела спросить Лану, что происходит, дверь распахнулась, и вошла Валентина Ивановна Соловьева, обычно невозмутимая, но сейчас ее лицо было напряжено.
– Здравствуйте.
Этим словом она сразу дала понять: что-то пошло не так.
– Обычно я начинаю день с «доброго утра», но сегодня оно таким не будет.
Тишина в аудитории стала еще глубже.
– Вчера кто-то украл высокомощный аккумулятор, питающий нашу видеосистему. Видите, вот этот огромный монитор, он соединён с экранами, которые встроены в ваши столы, воспользоваться теперь ими вы не сможете…
Ева не слушала продолжения. Её внимание приковал парень у окна – эти длинные, чуть растрёпанные волосы, нервные пальцы, постукивающие по краю стола. Тот самый, которого она видела вчера возле панели с оборудованием.
Их взгляды встретились.
Он будто получил невидимый удар – плечи сжались, щёки вспыхнули предательским румянцем, взгляд мгновенно скользнул в сторону. Словно на его лице крупными буквами было написано: "Виноват".
Ева ощутила, как её ладони сами собой сжались в кулаки. Уверенность клокотала внутри – это он. Но как доказать? Одно неосторожное слово – и можно сломать человеку жизнь.
Когда Валентина Ивановна вышла, аудиторию захлестнула волна пересудов. Ева же методично доставала вещи: планшет, ручку, тетрадь. Каждое движение размеренное, обдуманное.
Сама не зная, как дождалась перерыва, Ева вышла в холл. Со стороны казалось, будто она просто наслаждается утром: неспешно спускалась по лестнице, изящно поворачивая запястье, чтобы белоснежные часы поймали солнечный блик. Кружевные манжеты блузки шелестели при каждом шаге, на губах играла лёгкая, беспечная улыбка.
Но за этим фасадом скрывалась буря.
Её пальцы вдруг сильнее впились в перила, когда в памяти всплыло его лицо – этот виноватый взгляд, неестественный румянец. "Это он – засело в сознании, как заноза. – Но что делать?" Мысли метались, как птицы в клетке: сказать кому-то? Остаться в стороне? Обвинение без доказательств – клеймо на всю жизнь. А если промолчит, то станет соучастницей? Тяжесть вины – это такое странное чувство, когда ты даже не совершал проступка.
Внезапно Ева почувствовала резкий толчок в плечо. Длинноногий силуэт пронёсся мимо, перескакивая ступеньки. Он замер, оглянулся через плечо, и его голос прозвучал нарочито небрежно:
– Спасибо.
Ева замедлила шаг. Глаза её сузились, будто пытаясь разглядеть скрытый смысл в его ухмылке.
– За что? – спросила она, растягивая слова.
Он развернулся к ней всем телом, руки в карманах, голова слегка наклонена.
– Сама знаешь, за что, – прошептал он, и в его взгляде вспыхнул вызов.
Ледяная волна пробежала под кожей, но голос остался твёрдым:
– Ты должен всё вернуть.
Он резко остановился, блокируя ей путь. Его глаза смеялись, ему явно нравилась эта игра.
– Что вернуть? – переспросил он, изображая фальшивое недоумение в голосе.
Ева не отступила ни на шаг. Одним резким движением она оттолкнула его, проходя мимо:
– Ты знаешь что!
Её каблуки чётко отбивали ритм по мраморным ступеням, а за спиной она ощущала его горящий взгляд.
Ева ещё не успела переварить историю с аккумулятором и этим странным долговязым парнем, как на последних ступеньках её поджидал новый сюрприз. Там стояла староста Инга, держа в руках кипу библиотечных списков.
Сегодня она напоминала героиню японского аниме – в гольфах, мини-юбке и берете. Совсем не та строгая особа в юбке-карандаш и бадлоне, которую Ева вчера с легкой руки назначила старостой. "Эксцентричная", – подумала Ева, понимая, что от такой девушки можно ожидать чего угодно.
– Ева, постой! Ты в кафе? – её голос звучал хрипло и властно. Вчерашняя скромница уже освоилась с ролью старосты.
– Да, там Лана заняла столик, мы решили перекусить.
Ева понимала, что по правилам этикета нужно пригласить Ингу к ним присоединиться, но она очень хотела обсудить с подругой инцидент с пропавшим аккумулятором без свидетелей, поэтому, натянуто улыбнувшись, собралась уже двинуться дальше. Но староста ее задержала, цепко схватив за руку, сминая пышный рукав белоснежной блузки.
– У меня сегодня день рождения. Придёшь?
– День рождения – это здорово, – уклончиво ответила Ева, не зная, как быть. Общество этой непредсказуемой девушки настораживало.
– Так ты придешь или нет? – прямо спросила Инга и внимательно посмотрела на одногруппницу.
Делать было нечего, Ева немного помолчала, слегка набивая себе цену, потом вытащила из стопки листов список литературы, который Инга раздавала всем первокурсникам, и, слегка приподняв одно плечо, произнесла:
– Хорошо, я приду, только с Ланой, мы давние друзья, я без нее никуда, – и когда уже сделала несколько шагов в сторону кафе, она вдруг обернулась и как бы невзначай спросила: – А кого ты еще пригласила из нашей группы?
– Да, в общем, почти никого, только рыженького и сына замдекана, ну ты понимаешь… – сделав паузы и многозначительно посмотрев на Еву, ответила староста и рассмеялась.
– Сын Соловьевой учится с нами в одной группе?
– А ты что, не знала? Вы сейчас так мило с ним беседовали на лестнице, я думала, ты в курсе.
Губы Евы дрогнули. Так вот кто этот юноша – сын Соловьевой. Интересно, знает ли мать о проделках своего отпрыска?

В шесть часов Ева вышла из парадной, вдохнув полной грудью теплый сентябрьский воздух. Перед ней открылся вид, достойный кисти Левитана – могучие клены, раскрашенные в золото и медь, липы, переливающиеся янтарной мозаикой, изумрудные ели. Петербургская осень вступала в свои права с присущим ей изяществом.
Так как дресс-кода на вечеринке Инги объявлено не было, Ева решила надеть короткое шелковое платье небесно-голубого цвета с мелкой набивкой в виде крошечных коричневых птичек, на ноги обула коричневые казаки, повесила через плечо голубую сумочку.
У зеркала на мгновение задержалась. Добавила коричневую замшевую косуху – небрежно, через руку. На всякий случай. Вдруг ночь подарит того, с кем так хорошо гулять под питерскими фонарями. Когда их золотистый свет дрожит в гранитных водах каналов, а мосты, будто чьи-то нерешительные признания, замирают в ночной тишине.
По пути она остановилась купить цветы. Розовые розы, классический и беспроигрышный вариант. Затем, несмотря на приближающееся опоздание, свернула к ДЛТ.
ДЛТ – Дом ленинградской торговли. Этот старинный универмаг стоял на Большой Конюшенной – улице, чье название, словно музейный экспонат, сохранило дух петровской эпохи. Когда-то здесь располагались конюшни императора, потом, лавки иностранных купцов: финнов, немцев, французов. Прошли века, но в камнях мостовой по-прежнему жила память о тех временах.
Особенно Еве нравилась пешеходная зона на этой улице с ее старыми липами и бронзовыми пегасами. Сегодня, проходя мимо, она не удержалась и исполнила любимый местными ритуал: три круга по часовой стрелке, два – против, затем монетка в чашу.
"Влюбиться!" – загадала она, зажмурившись. Но тут же поправилась: "Нет, пусть в меня влюбятся". В этом была вся Ева – романтичная, но не лишенная практичности. Монетка, звякнув, исчезла в глубине чаши, оставляя место для чуда.
Она всегда находила особое удовольствие в том, чтобы после прогулки по этим историческим местам выпить чашку венского кофе в том самом ресторанчике, что соединялся с ДЛТ. Однако сегодня, подавив в себе это маленькое искушение, решительно направилась прямо в универмаг – этот храм роскоши, куда в былые времена приходили только избранные.
Для Инги она выбрала алый кошелек V.G. на золотой цепочке – изящный аксессуар, который, признаться, и сама бы не прочь была иметь. С легкой иронией наблюдая, как продавец с почти религиозным благоговением упаковывает покупку в кожаную коробку с золотой тесьмой, Ева все же украдкой поглядывала на часы.
Когда они с Ланой наконец вошли в холл молодежного центра возле парка «Сосновка», где по какой-то неведомой им причине и проходил день рождения старосты, часы показывали 19.15.
– Ева, как я рада, что вы пришли, уже и не надеялась, – приветствовала их виновница торжества, вполне любезно, но при этом сухо.
Староста вообще производила на Еву очень двойственное впечатление, и судя по тому, что сейчас она появилась перед ними в парике и крыльях, часть которых была черной, а другая – белой, видимо, эту двойственность своей натуры Инга чувствовала и сама.
Зал предстал перед Евой во всем своем хаотическом великолепии. Высокие потолки дрожали от громкой музыки неизвестной зарубежной группы, а прожектора слепили глаза. Столы ломились от еды: гамбургеры, огромные, как детские мечты, пиццы, нарезанные неровными ломтями, как территории на карте завоевателей. Горы суши, фонтаны шоколада напоминали скорее пиршество римских патрициев, чем студенческую вечеринку. В углу, с комичной серьезностью, работала машина, производящая искусственный снег – странное зрелище для сентября.
И люди. Так много людей. Ева ожидала скромного сборища – несколько одногруппников, шампанское, тихие разговоры. Но перед ней бушевал настоящий карнавал: десятки, может сотня незнакомых лиц. Они танцевали, сливаясь в едином ритме, смеялись слишком громко, целовались, не стесняясь никого. Размах поразил – это была не вечеринка, а целое событие.
– Это все твои друзья? – не смогла удержаться Ева, выдавая своё изумление.
Инга улыбнулась загадочно:
– Наша организация. Старшекурсники в основном. – Она взяла Еву за руку, ее пальцы были холодными. – Сначала аксессуары. Потом познакомлю тебя с Тарэком.
В глазах Инги вспыхнул огонек – опасный, манящий. Как свет маяка перед крушением.
Она, сияя от удовольствия, потащила Еву к столу, который был завален разного рода шляпами, очками, париками, рядом стоял стенд с боа, крыльями и хвостами и небольшой столик с цветными линзами.
– Вы уже, наверное, поняли, что я люблю перевоплощаться, и раз уж у меня сегодня праздник, то я всем предлагаю разделить это мое увлечение, – взахлеб объясняла Инга, любовно поглаживая мех на ободке с кошачьими ушками.
– Может, примеришь? – спросила она, воодушевленно глядя на Еву.
– Я выберу что-нибудь сама, если ты не против, – ответила Ева и принялась разглядывать причудливые аксессуары, но единственное, что, на ее взгляд, соответствовало ее одежде, так это красивая ковбойская шляпа, украшенная по кругу аккуратными перышками.
Лана, не желая отставать от подруги, с некоторой нерешительностью примерила коричневый берет, который тут же принял нелепый вид, наткнувшись на дужки её очков. Девушки покрутились перед зеркалом. Ева с её элегантной ковбойской шляпой выглядела как героиня вестерна, тогда как Лана напоминала парижского художника, переживающего творческий кризис.
Они посмотрели друг на друга – две девушки, такие разные. Потом Инга, смеясь, затащила их в фотобудку в форме сердца. Вспышки. Глупые гримасы. Мгновения, застывшие в свете лампочек.
– Теперь – знакомиться! – Инга сунула им в руки стаканчики с газировкой. Её голос звучал хрипло, но уверенно. – За мной!
И вот они уже пробирались к группе парней в центре зала. Самый высокий, в парике судьи, его ледяные глаза блестели неестественным блеском. Остальные – "пираты", но их ухмылки напоминали скорее усмешки палачей перед казнью. Периодически они смеялись громко, слишком громко, будто играли на публику.
Лана нервно дернула берет, чувствуя, как под ним выступает холодный пот. Ева бессознательно сжала шляпу, словно это могло защитить. В воздухе витало что-то опасное, но назад пути уже не было.
Это универсальный человеческий опыт – войти в комнату, полную незнакомых лиц, и почувствовать, как сердце начинает отбивать тревожную дробь.
Руки первыми выдают наше смущение. Они либо сжимают бокал с такой силой, что пальцы белеют от напряжения, либо с маниакальным упорством проверяют телефон, хотя прекрасно знают – новых сообщений нет.
Когда вы слышите шутку, мгновенно взвешиваете ее на невидимых весах уместности, и в конце концов издаете нечто среднее между кашлем и нервным всхлипом. Это древний ритуал принадлежности – "Заметьте меня, но сделайте вид, что не заметили".
Ирония ситуации в том, что, если отвлечься от собственного дискомфорта, можно заметить, как у парня у окна нервно подрагивает веко, а девушка в углу с навязчивой регулярностью поправляет одно и то же кольцо.
В этом и заключается величайшая человеческая комедия – мы все одинаково одиноки в толпе, просто некоторые из нас лучше овладели искусством притворства.
Когда Инга подвела девушек к группе молодых людей, разговор мгновенно оборвался, и на Еву с Ланой устремились любопытные взгляды – оценивающие, слегка надменные.
– Вот, хочу вам представить моих одногруппниц, Ева и… – тут Инга запнулась, силясь вспомнить имя второй своей гостьи, и смущенно добавила: – Имя такое необычное, я еще не запомнила.
Еи? сразу же на помощь пришла Ева, она обняла свою подругу и, с большим участием глядя на нее, произнесла:
– Ее зовут Лана, как подружку Кларка Кента, теперь вам нетрудно будет запомнить.
– Очень приятно, я Петр Тарэк, а это Максим, – показывая в сторону своего низенького пухлого друга, сказал явный лидер всех здесь собравшихся и, похлопав его по плечу, добавил: – Он моя правая рука, ну а если подумать, то и левая тоже, – и все стоящие рядом парни начали хохотать.
Ева решила, что веселье здесь, несомненно, подогрето алкоголем. Но, присмотревшись, заметила: весь этот шумный задор исходил исключительно от Петра. И что любопытно – его смех был громким, развязным, но глаза оставались холодными, будто стеклянными. Он играл весельчака – играл хорошо, но Ева видела: ему было скучно. Ей стало любопытно разгадать его, но в тот момент чьи-то пальцы коснулись её плеча.
Она обернулась. Перед ней стоял тот самый юноша, сын Соловьёвой, долговязый и нелепый.
– Так, значит, ты Ева. Очень рад знакомству, – дружелюбно протягивая ей руку, сказал долговязый юноша и потрепал свои длинные непослушные волосы, которые маленькими прядями падали на его смешливое лицо с живыми, все время что-то ищущими глазами.
Ева почему-то тоже улыбалась, она вложила свою изящную ручку с атласно гладкой кожей в гигантскую ладонь парня и, внимательно глядя прямо ему в глаза, спросила:
– Может, настало время и мне узнать твое имя?
– Ой, точно, совсем забыл, я Тема.
– Значит, Артем?
– Ну да, Артем, но все зовут просто Тема, так короче и мне больше нравится, – затараторил юноша, явно смутившись, как только девушка назвала его по имени.
Ева начала глазами искать Лану, которая так неожиданно куда-то исчезла, но потом, оставив эту затею, поняла, что юноша, стоящий рядом, явно собирается составить ей компанию, она подняла на него свои большие карие глаза и, немного повернув голову набок, произнесла:
– А ты уже выполнил свое обещание?
– А разве я тебе что-то обещал? – спросил он.
– Ну да, у нас был уговор: я ничего никому не говорю, а ты возвращаешь аккумулятор.
– А, так это у нас был уговор, скрепленный семью печатями?
– Да что там печатями, он был практически скреплен кровью. А то, что я тебя не выдала, а ты даже не удосужился все исправить – это бесчестно.
– Ладно, не будь такой категоричной, верну я его завтра утром, будь уверена.
– А зачем ты вообще его стащил, хотел насолить матери?
– Нет, не насолить, а доказать, ей и отцу. Доказать, что на самом деле чего-то стою, и если у меня все получится, то смогу заниматься любимым делом.
– Ничего не понимаю, ты меня совсем запутал. Можешь рассказать, в чем твоя проблема? – Ева нахмурилась, между бровей легла тонкая складка.
– Ладно, тебе скажу, ты можешь хранить секреты, я уже это понял. Я сейчас работаю над одним проектом. Мое открытие может раздвинуть границы робототехники, может быть, это даже будет мировой сенсацией, но родители, а особенно маман, находят мое увлечение просто несерьезным и считают меня ни на что не способным лоботрясом.
– И для этого тебе понадобился аккумулятор?
– Мне был нужен мощный источник энергии, сегодня ночью я все испробую и завтра его верну, а если все получится, в чем я не сомневаюсь, то докажу родителям, что мне не обязательно заниматься дипломатией.
Лицо Евы вдруг стало серьезным, в уголках губ запеклась грусть.
– И ты уйдешь в другой вуз?
Юноша добродушно заулыбался и, дотронувшись до ее плеча, ответил вопросом:
– Тебе будет меня не хватать?
– С чего бы это, я только пару минут назад узнала твое имя, поэтому мне совершенно безразлично твое будущее, – ответила Ева и, сделав равнодушный вид, отвернулась от собеседника и направилась разыскивать Лану. Но молодой человек не собирался отпускать Еву. Через пару секунд нагнал ее и, преградив дорогу, воодушевленно произнес:
– А хочешь, сейчас поедем в мою лабораторию, и я при тебе испытаю своего робота? Ты не представляешь, какой он многофункциональный, поехали, соглашайся!
Ева слегка приподняла плечи – легкое, почти невесомое движение. В ее глазах на мгновение вспыхнул живой блеск, но тут же погас:
– Я бы с удовольствием, но сегодня слезно обещала Натали не ввязываться в истории.
– А кто такая Натали?
– Это моя мама.
Юноша расхохотался в голос:
– Ах, Ева, если бы только знала, сколько раз я давал слово Валентине Ивановне…
– Ну я уже заметила, что ты не привык держать свое слово.
– Ладно, давай договоримся так, ты сейчас поешь здесь что-нибудь, а я пока раздобуду для тебя шлем.
– А зачем мне шлем? – удивленно глядя на юношу, произнесла Ева.
– Так мы поедем на мотороллере.
– На мотороллере? Ну нет, – она хотела сказать, что боится, что это опасно, что у неё сердце замирает при одной мысли о скорости… но вместо этого лишь пожала плечами с напускной беззаботностью.
– У меня Веспа, – объявил Тема.
Слово «Веспа» задело её, как случайный аккорд забытой мелодии. Всплыли Рим, школьные друзья, смех, обещания прокатиться на рассвете, так и не сбывшиеся. Они тогда столько всего упустили в потоке других приключений, а теперь… Теперь этих друзей уже не вернуть.
Глупая, щемящая тоска сжала горло. Но Ева встряхнула резко волосами, будто отгоняя наваждение.
– Ладно, – сказала она Артёму, и в её глазах вдруг вспыхнул тот самый огонь – легкомысленный, почти дерзкий. – Иди за шлемом. А я предупрежу подругу, что исчезну ненадолго.
В это время Лана слонялась между гостями, раздражённо кусая губу. Опять этот вечный Евин свет, в котором она растворялась без остатка. Даже Инга не запомнила её имени, будто и не пыталась.
Она плюхнулась за столик, машинально схватив гамбургер. Вялый салат вываливался из булки, словно насмехаясь над ней. Картошка фри оказалась такой же безвкусной, как и этот вечер.
Рука сама потянулась к изящному заварному чайнику. "Хотя бы чай будет нормальным", – подумала она, наливая золотистую жидкость.
Она опрокинула содержимое стаканчика одним движением – и мир внезапно перевернулся. Глаза расширились от неожиданности, рот сам собой открылся в немом «о», а руки забились перед лицом, как испуганные птицы. Алкоголь. Конечно же алкоголь – жгучий, неожиданный, прекрасный в своем коварстве.
Но уже через мгновение горечь сменилась теплом, разливающимся по телу сладкими волнами. Настроение – капризная штука – вдруг сделало пируэт. Лана улыбнулась сама себе: может, сегодняшний вечер не так уж безнадежен?
Ее взгляд скользнул по залу и зацепился за второй чайник – одинокий, забытый у окна. Она двинулась к нему почти бегом, внезапно обеспокоенная, что кто-то может опередить ее. Но нет – судьба наконец-то улыбнулась: вокруг ни души.
Не садясь, опершись бедром о край стола, она налила еще. Второй глоток обжег уже не так сильно – теперь это было похоже на объятия старого друга. Неловкость, злость, чувство невидимости – все это растворялось с каждой каплей.
Через пятнадцать минут эйфория обернулась жестокой насмешкой. Ноги стали чужими – вялыми, непослушными, будто принадлежащими кому-то другому. Сознание затянуло молочной пеленой, а в горле встал противный, липкий комок. Лана поднялась, пошатываясь, подкатила мучительная волна тошноты – надо было добраться до туалета, и быстро.
Но тут её настигли голоса. Тарэк, Максим, Инга. Они стояли спиной, и их слова резали чётче, чем лезвие.
– Твоя новая протеже…очень недурна собой, – произнёс Тарэк с холодной расчётливостью. – Она подойдёт для нашего дела. Ты молодец, Инга.
Лана замерла, сжав кулаки. В висках стучало, тошнота подкатывала с новой силой, но сейчас её больше тошнило от их голосов.
– Да, ты прав, – вставил Максим с противным хихиканьем. – А вот её подружка – ну истинная «ботаничка».
Он покосился на Петра, ища одобрения. Лана почувствовала, как жар стыда и злости разливается по щекам.
– Не стоит её недооценивать, – сухо отрезал Тарэк. – Такие тихони обычно так отчаянно жаждут внимания, что на всё готовы. Она нам пригодится.
Затем он похлопал Ингу по плечу, снисходительно, как дрессировщик собачонку:
– Так держать. Если и дальше будешь хорошо справляться, скоро переведём тебя в теламоны.
Лане хватило. Она больше не могла слушать – это странное слово «теламон» застряло где-то в сознании, но сейчас было не до него. Прижав ладонь ко рту, она бросилась прочь, сбивая на пути стулья, не замечая осуждающих взглядов.
Горло сжимали спазмы – то ли от выпитого, то ли от этих слов, таких обжигающе-чётких: «ботаничка».
Она бежала, спотыкаясь, и сквозь пальцы шептала:
– Жуткая «ботаничка»… Да, жуткая… Жалкая…
Мир плыл перед глазами. Белый кафель, блестящий и холодный, мелькнул впереди – но дойти не получилось.
Желудок сжался в болезненном спазме, и прежде, чем она успела сделать последнее движение, волна тошноты накрыла с головой.
На идеально белой плитке расплылось темное пятно – унизительное свидетельство ее слабости. Лана закрыла глаза, чувствуя, как по щекам катятся слезы. Не от тошноты – от стыда.
В этот момент она ненавидела себя больше, чем когда-либо.
Ева так и не нашла Лану. Отправив подруге короткое сообщение, она вышла с Темой на улицу. Вечерний воздух был свеж и колюч. Косуха, наброшенная на плечи, внезапно оказалась, кстати.
Ярко-красный мотороллер стоял под фонарем, будто ждал именно их. Тема, ухмыляясь, водрузил на Еву чужой шлем – слишком большой, слишком пахнущий табаком. Но когда он повернул ее к свету, его лицо вдруг стало серьезным.
– Что? – Ева фыркнула, слегка толкая его.
– Ты красивая.
– Только сейчас заметил? – она сделала шаг к «Веспе», проводя пальцами по блестящему боку.
– Какая яркая у тебя оса. Поехали, пока я не передумала.
– Почему «оса»? – удивился он, когда она произнесла это слово.
– Так переводится «веспа». – Ева улыбнулась, вспоминая весну: римские улицы, смех, несостоявшуюся поездку. – Их выпускают с 1946 года, знаешь ли.
Тема рассмеялся:
– Ну ты даешь.
Ева перекинула ногу через сиденье, и внезапно все стало удивительно простым. Чужой шлем, исчезнувшая Лана, ночной холод – все это растворилось, оставив только три вещи: алый блеск мотороллера под фонарем, темную ленту дороги и тепло Тёминого свитера под пальцами. В такие моменты жизнь внезапно обретает кристальную ясность, не нужно больше ни о чем думать, только чувствовать.
– Хотя бы скажи, куда мы едем, – крикнула Ева в ухо Тёме, цепляясь за него сильнее. – Мне бы знать, что меня ждёт впереди.
– В гараж деда! – его голос сорвал ветер. – Там моя лаборатория.
Лаборатория. Гараж. Ночь. Да, это была худшая идея в её жизни. Но разве все её "правильные" решения когда-либо приводили к чему-то хорошему?
Машины проносились мимо, оставляя за собой светящиеся шлейфы. Голова кружилась, и Ева прижалась лбом к его спине. Под тонкой тканью свитера стучало его сердце – часто, неровно. Она улыбнулась: он волновался не меньше её. Рука сама потянулась успокоить его, но пальцы лишь дрогнули – и сердце под её ладонью забилось ещё быстрее.
Ева подумала, как не похож ее новый знакомый на бывших друзей, в нем не было утонченности и аристократизма Марка, не было брутальности Юры, и он не цитировал Канта, как Паша. Простой. Смешливый. С глазами, в которых читалась какая-то детская готовность удивляться миру.
И в этом было что-то такое… солнечное.
Артём чувствовал, как сердце бешено колотится под её ладонями. Он катал девушек и раньше – смеющихся, кричащих от восторга, цепляющихся за него со страхом. Но эта была другой.
Её пальцы слегка сжимали его тело при каждом повороте, заставляя дыхание сбиваться. Шёлк платья вздымался ветром, обнажая загорелую линию бедра. А этот запах – не духи, нет, что-то земляничное, тёплое, словно летнее поле в зените августа.
Он ожидал от неё холодного шика, а получил это – дурманящую нежность.
На полпути телефон в её кармане забился частой дрожью.
– Остановись, – попросила Ева, и в голосе её появилась лёгкая тревога.
Телефон выплюнул Ланин голос – взволнованный, торопливый. Натали прислала за ними Сергея Ивановича. Срочно. Машина уже ждёт у входа.
Ева выдохнула глубже, чем нужно, будто вместе с воздухом выпуская и нелепый страх этой ночной авантюры.
– Нам нужно вернуться, – сказала она Тёме.
Дорога обратно пролетела мгновенно. Они остановились в тени, подальше от светофора. Ева уже сделала шаг к толпе у входа – там мелькало Ланкино платье, – но Темины пальцы вдруг сомкнулись вокруг её запястья.
– Подожди, – его голос стал тише. – Я хотел предупредить…
– Предупредить?
– Не связывайся с ними, – произнес он отводя глаза в сторону.
– С кем? – удивилась Ева.
С Тарэком и его организацией… Все это… не то, чем кажется.
Она засмеялась – лёгким, прозрачным смехом, каким смеются, когда не хотят слушать.
– Извини, сейчас некогда. – Но сделав два шага, обернулась. Взгляд её был тёплым, чуть насмешливым, таким, от которого у мальчиков перехватывает дыхание. – Твоя красная оса… мне понравилась.
Фонарь выхватил из темноты группу фигур у дорических колонн. Ева сразу заметила Тарэка – без парика судьи, с бледным, почти прозрачным черепом, слабо прикрытым редкими волосами. В его облике было что-то хищное, но она отмахнулась от этой мысли – разве могут такие умные глаза скрывать что-то дурное?
– Ева! – его голос струился, как сладкий мёд. – Мы как раз о тебе говорили. Так вышло, что сегодня здесь собрался весь наш студсовет, и мы обсуждали день первокурсника, он состоится через неделю. У нас есть традиция, что этот праздник ведут выпускник и первокурсница, и мы решили предложить тебе роль ведущей. Уверен ты хорошо будешь смотреться на сцене.
Лесть обожгла приятным теплом. Все предостережения Тёмы растворились, как утренний туман. В голове уже мелькали образы: бархатный занавес, хрустальные подвески люстр, восхищённые взгляды…
– Да, конечно! – ответила она, слишком быстро, слишком легко.
Чёрный автомобиль ждал, терпеливый, как надёжный слуга. Садясь на мягкое сиденье, Ева ещё раз оглянулась на Тарэка. Отблески фар скользнули по его лицу, его улыбка на миг показалась почти доброй. Почти.
Но разве может быть что-то плохое в том, чтобы блистать?

Глава 3. Принцесса Греза
Для чего нам дается память? Почему каждый день нельзя прожить с чистого листа? Если память нужна, чтобы не совершать ошибок прошлого, то отчего мы совершаем их снова и снова? Если для того, чтобы нести знания, которыми мы овладели, то почему мало кто сможет вспомнить, как вычислить уравнение окружности? Почему мы не помним свой третий день рождения, который, по словам родителей, был очень радостным, но просыпаемся в холодном поту от мучительных воспоминаний утрат, обид, предательства? Так, может, память не дар, а испытание? И тот лишь способен достичь счастья, кто может отринуть прошлое и ступить в новый день, в новую любовь с чистым разумом и чистой душой, как дитя!

Ева приехала в университет раньше обычного. Водитель, который привез ее к старинному парадному входу, сразу помчался в аэропорт встречать Натали, прилетевшую из Москвы, где она, как обычно, была на заседании благотворительного фонда вместе с Замковским Михаилом Леонидовичем. Михаил Леонидович с гордостью рассказал Натали о своем сыне, который якобы по собственной воле отправился в Уганду, помогать людям, тем самым показывая избалованным сверстникам, что личные потребности не всегда нужно ставить на первый план. Но Натали не знала, стоит ли все это рассказывать дочери, ей страшно не хотелось ворошить прошлое, отголоски которого с большим трудом она по сей день пыталась извлечь из ее нежного сердца. А Ева тем временем сидела в самом последнем ряду просторного светлого зала и, открыв учебник по философии, рисовала в своем блокноте несуществующие фантастические цветы, красиво выводила заглавные буквы английского алфавита, а потом все это черкала тонкими волнистыми линиями. Как только открывалась дверь и в аудиторию заходил кто-нибудь из ее одногруппников, она слегка приподнимала ресницы и изучающе поглядывала на вошедшего, но по тому, как грустно опускала взор на свои незатейливые рисунки, было понятно, что тот, кого она ждала, еще не пришел. Можно было подумать, что ждет она Тему, с которым весело провела вечер у Инги, но это было не так. Ева ждала Алекса – так они теперь с Ланой называли Сашу, единственного молодого человека из их группы, не удосуживавшегося еще познакомиться с Евой. Да что там познакомиться, он даже здоровался, еле заметно кивая головой, и тут же отворачивался, как будто не считал ее достойной своего внимания. Ева с первого дня была убеждена, что они найдут общий язык, а теперь обратить на себя внимание Алекса уже было делом чести и уязвлённого самолюбия. Спустя пару минут, запыхавшись, примчалась Лана и взгромоздила на свободный стул сумку, чехол от планшета и еще какие-то вещи, чтобы к ним с Евой за стол не подсела Инга. Лана страшно ревновала ее к своей подруге, а после того, как на дне рождения эта несносная девица даже не смогла вспомнить Ланиного имени, она всеми силами пыталась ограничить свое и Евино общение с этой выскочкой старостой.
– Привет, дорогая, – поцеловав Еву в щеку, произнесла Лана и, усаживаясь рядом, добавила: – Я в гардеробе столкнулась с Алексом, он был такой грустный и с огромной сумкой. Как думаешь, что он там таскает?
– С такими сумками ходят профессиональные игроки в большой теннис, – ответила Ева, изящно положив свое кукольное личико на красиво поставленную руку, и по ее игривому взгляду Лана сразу поняла, что в аудиторию вошел человек, на которого подруга хотела произвести впечатление.
– А вот и он собственной персоной, – переходя на шепот, произнесла Лана, и, глядя на вспыхнувшие щеки Евы, сощурила свои и без того маленькие глазки.
Алекс небрежно кивнул, приветствуя Еву, а она начала что-то быстро записывать в блокнот и не удостоила его ответным приветствием. А вот девушка с уже немного смывшимися сиреневыми волосами, наоборот, очень радостно встала юноше навстречу и, чмокнув как-то излишне демонстративно в щеку, громко сказала:
– Привет, я заняла для нас лучшие места, у окна сейчас солнце начнет припекать, а здесь будет приятная прохлада.
На что юноша лишь скептически пожал плечами и, эффектно откинув назад свой модный чуб, поставил сумку под стол.
Лана начала выпытывать у подруги, когда этот высокомерный красавчик уже будет сидеть с ними за столом, так как ей уже очень хотелось веселиться, желательно в дружной компании.
– Всему свое время, потерпи немного, – ответила отрешенно Ева, пристально глядя Алексу в спину.
– А какие кандидатуры ты еще рассматриваешь на роль наших друзей? – не унималась Лана.
– Лана, теннис – это же здорово, – как будто не слыша, что говорила подруга, вдруг произнесла Ева. – Я же тоже какое-то время занималась большим теннисом, у меня ракетка до сих пор имеется и наконец появился план, – переводя воодушевленный взгляд на подругу, прошептала Ева.
Но не успела Ева раскрыть всех деталей своего умопомрачительного, на ее взгляд, плана, как в аудитории появился профессор и все затихли. Не представляясь и ничего не объясняя о планах на семестр, как это обычно делали другие преподаватели, он лишь обвел студентов снисходительным взглядом, хищно улыбнулся в седые усы и, скрестив руки на груди, спросил:
– Принципы какого философа вы разделяете?
В аудитории повисла гробовая тишина, студенты заволновались, заерзали на своих стульях, начали опускать глаза, и не потому, что им нечего было сказать, а потому, что все вокруг были еще малознакомы, в воздухе витало стеснение и скованность. Это потом, через пару месяцев, в стенах этой аудитории начнут разгораться неистовые споры, молодые люди будут отстаивать свою точку зрения без тени смущения, а этот профессор станет любимым преподавателем 112-й группы, пропустить лекции которого будет дурным тоном для всех без исключения. А сейчас Виталий Михайлович неспешно прошелся по ряду и, остановившись рядом с Евой, посмотрел в ее широко распахнутые глаза и с еле заметной иронией в голосе произнес:
– Вот вы, девушка, что скажете? У вас есть любимый философ, вы пользуетесь его учением в своей жизни, может быть, есть слова, которые бы вы цитировали?
– Сейчас мне очень близка фраза Джона Локка: «Разум есть чистая доска, на которой опыт чертит свои письмена», – ответила спокойно Ева.
Как только профессор начал свое движение по ряду, девушка была уверенна, что он обратится именно к ней. Так было всегда, в школе и на лекциях в Эрмитаже, экскурсоводы в музеях, просто люди почему-то начинали рассказывать все именно ей, это было для Евы сущим наказанием. Если лектор встречался с ней взглядом, то так до конца своего повествования неотрывно читал свою лекцию, глядя ей прямо в глаза, не давая девушке отвлечься даже на секунду.
– Но почему же мы так часто заблуждаемся, если все знание можно получить из опыта? – обратился к остальной аудитории профессор.
– Позвольте мне тоже высказаться, – послышался вдруг уверенный голос с передних рядов, по легкой холодце в тембре Ева сразу догадалась, что это Александр.
Она почему-то боялась, что он начнет с ней спорить, но, похоже, Алекс просто хотел красоваться собой и своими знаниями. Он вальяжно откинулся на спинку стула, демонстрируя эффектный черный костюм, один рукав и часть лацкана которого были зелеными, и произнес:
– В «Критике чистого разума» Кант сформулировал свой знаменитый вопрос: «Что я могу знать?». То есть, по его мнению, разум способен доказать совершенно противоположные утверждения. К примеру, существование Бога и его отсутствие. Это ставит разум в тупик и говорит о его несовершенстве и ограниченности. И я с Кантом полностью согласен, ведь так можно оправдать любое свое незнание на любом экзамене, – слегка засмеявшись, закончил Алекс, – учитесь, пока я жив!
«Смотри-ка, нам с тобой везет на любителей Канта», – сдавленно хихикнув, написала Лана на листке и подвинула его подруге.
«Это знак, – написала Ева в ответ. – Быть ему нашим другом – и точка!»
Следующей парой в 112-й группе была физкультура, и, чтобы начать реализовывать свой план относительно Алекса, Ева с Ланой должны были ее прогулять. Спортивный зал находился на первом этаже прямо рядом с проходной, у которой постоянно дежурили охранники, и, следуя мимо двух новеньких турникетов, Ева, наклонившись к уху Ланы, вполголоса произнесла:
– В мужскую раздевалку идти придётся тебе, а я постараюсь отвлечь охранника, сегодня дежурит Адам, так что я что-нибудь придумаю.
– Хорошо, только, по правде говоря, я не поняла, что мне нужно выведать из содержимого сумки Алекса.
– Посмотри на его форму, если он занимается теннисом серьезно, то будет какая-нибудь нашивка клуба, может, заметишь пропуск или бейдж, – начала объяснять Ева и, увлекая Лану к окну, сверкнув на нее своими горящими от предвкушения предстоящих приключений глазами, добавила: – Нам нужно узнать, где он тренируется, я тоже запишусь в этот клуб, и тогда он не сможет меня просто так игнорировать, ну, в общем, что потом делать, я знаю.
Как только все студенты разошлись по своим аудиториям и в коридоре стало совсем пусто, девушки вышли из-за колонны, где детально разработали свой план. Ева направилась прямо к охраннику, начиная на расстоянии мило улыбаться, глядя ему в глаза, так как позади нее находилась дверь в мужскую раздевалку, в которую сейчас никем не замеченной должна была проникнуть Лана.
– Здравствуйте, Адам, – произнесла Ева, подходя на расстояние вытянутой руки к молодому мужчине, который не мигая смотрел на нее, готовый в любой момент парировать шуточки по поводу своего имени.
А девушка, не догадываясь о причине его суровости, убрала спавший на лицо локон и протянула свой пропуск:
– У меня карточка почему-то не срабатывает, вы могли бы разобраться, в чем причина.
Мужчина взял пластиковую карточку в руки и внимательно посмотрел на небольшое фото, которое не передавало всего обаяния стоящей перед ним девушки, а потом пробежался взглядом по ее имени и фамилии.
– Так, значит, вы на самом деле Ева? – сморщив свой лоб, поднимая от удивления брови, произнес охранник и засмеялся в голос.
– Да, а вы думали, что я пошутила?
Ева кокетничала так откровенно, что даже самой было за себя стыдно, но ей нужно было во что бы то ни стало заставить Адама повернуться спиной к двери мужской раздевалки, за которой несколько минут назад скрылась ее подруга.
– Ну давайте проверим, что случилось с вашим пропуском, – приятным голосом вкрадчиво произнес молодой человек, прикладывая пластиковую карточку к считывающему устройству турникета. Послышался привычный звук, загорелась зеленая стрелка, и створки турникета открылись. – Все в порядке, работает.
Ева уже не на шутку разволновалась, что говорить еще этому меланхоличному охраннику, она не знала, а Лана между тем оставалась в мужской раздевалке, тогда как Адам стоял лицом к светло-серой двери, на которой висела потешная табличка в виде силуэта тяжелоатлета с гирей в одной руке, поднятой над головой. Если он сейчас заметит Лану, то может подумать, что подруги решили что-нибудь украсть у парней. Такого позора она не переживет, сердце так сильно стучало в груди, что мешало думать. Казалось, еще мгновение, и этот симпатичный детина схватит выходящую Лану за руку и закричит: «А ну-ка, выворачивай карманы, что ты там стащила?». К счастью, в эту секунду Ева, стоявшая напротив Адама, с облегчением вздохнула, она наконец придумала, как его выманить на свою сторону, тем самым заставить встать спиной к двери, что даст Лане возможность незаметно выйти.
– Понимаете, когда я захожу в институт, она срабатывает, а вот выйти не всегда получается, – улыбаясь, склонив голову набок, произнесла девушка, приглашая движением руки мужчину перейти на другую сторону турникета. Как только он поравнялся с Евой и проверил ее пропуск, девушка услышала позади себя еле слышные шаги подруги и, забрав пластиковую карточку из рук охранника, весело сказала:
– Ой, да вы просто маг и волшебник, все в миг исправили, – и тут же хотела бежать к Лане, но Адам остановил ее, осторожно взяв за руку, чуть выше тоненького запястья.
– Если уж я такой волшебник, так, может, заслужил твой номер телефона? – неожиданно переходя на «ты», произнес молодой человек, но в этот момент в нагрудном кармане его куртки послышался тональный сигнал рации, и он, отпустив Евину руку, достал устройство, из которого доносилось шипение и непонятные слова, похожие на бульканье и гудение.
– Принял, – ответил охранник и быстро направился к выходу.
Ева, радостно обнимая выбравшуюся на свободу Лану, в нетерпении спросила:
– Ну, удалось что-нибудь узнать?
– Знаешь, я, может, не очень разбираюсь в теннисе, но вещи, которые лежат в сумке Алекса, мало похожи на спортивные.
– Теннисную форму разрабатывают разные дизайнеры, иногда такого могут наворотить, что сложно поверить, что она предназначена для спорта. Ты лучше скажи, эмблемы или логотипы клуба на этой форме были? – внимательно глядя на раскрасневшуюся от несвойственных для нее действий подругу, спросила Ева.
– Да, эмблема была на куртке, я ее сфотографировала, – ответила Лана, и они вдвоем уставились на экран телефона, где их взору предстала ярко-красная эмблема, на которой был изображен желтый диск в горизонтальной плоскости и стоящие на нем две буквы того же цвета – «Д» и «П». Внизу, по краю эмблемы, эта аббревиатура была расшифрована, но надпись была такой мелкой, что, как ни старались девушки раздвинуть экран, чтобы увеличить ее, прочитать им так и не удалось. Еве показалось, что она уже видела где-то эти символы, она еще какое-то время силилась вспомнить, повторяя в уме: «ДП», «ДП», но водоворот дальнейших событий быстро отвлек ее от этих мыслей.
По дороге в аудиторию девушек догнала Инга, она сообщила, что неизвестный воришка вернул аккумулятор на место, но Валентина Ивановна все равно в плохом настроении и просила не опаздывать на ее пару. Тут Ева вспомнила про Тему, который должен был провести свой важный эксперимент. Несколько дней его в университете не было, но Ева чувствовала, что он побаивается своей матери, и поэтому надеялась увидеть его сейчас на лекции по политической географии и не ошиблась. Когда девушки переступили порог аудитории, Валентина Ивановна недовольно глянула в их сторону и сухо произнесла:
– Поторопитесь, мы уже начинаем.
Ева встретилась взглядом с Темой. Он сидел у окна, как-то сильно развалившись, подпирая голову рукой, локоть которой доходил до середины стола. Юноша ничего не выражающим взглядом скользнул по Евиному лицу и опустил глаза в тетрадь, лежащую перед ним, а она по его потухшему взору сразу поняла, что эксперимент, на который возлагал большие надежды этот излишне веселый юноша, явно не удался. Подавленный, он выглядел так неестественно, что Еве, привыкшей сопереживать своим друзьям, захотелось его поддержать, хотя бы написав ему утешительное смс. Однако юноша не поворачивал даже головы в ее сторону, а Ева, вечно купающаяся во всеобщем обожании, никогда не проявляла инициативу первой. В конце лекции Валентина Ивановна сообщила, что завтра на первой паре состоится тест, который она традиционно проводит, чтобы проверить уровень знаний ее новых студентов, и отсутствие кого-либо на этом занятии будет означать согласие на неудовлетворительную оценку.
Как только Соловьева (так стали называть Валентину Ивановну первокурсники) вышла из аудитории, поднялась староста и негромко, заговорщическим тоном произнесла:
– Мне друзья со второго курса дали вопросы этого теста, кто хочет их получить, напишите свой e-mail, я все пришлю вам на почту.
Вокруг началась суета, и Ева вышла из аудитории. Она подумала, что если ей сильно понадобятся эти вопросы, то она попросит Лану раздобыть их у старосты, а может, вообще попытается написать тест своими силами. И когда уже, минуя гардероб, девушка направилась к выходу, ее кто-то окликнул. Ева обернулась и увидела позади себя Тему, его грустные глаза казались еще печальнее на фоне широкой белозубой улыбки. Юноша достал из ушей беспроводные наушники и, небрежно сунув их в карман брюк, спросил:
– Ева, ты не будешь против, если я провожу тебя домой?
– Проводи, я живу на Крестовском, – ответила девушка так спокойно, без малейшей тени жеманства, что Теме показалось, будто они с Евой старые друзья. Она смотрела на него очень прямо и говорила уверенно, и Тема нашел в этом спокойствии благосклонность, не зная, что так девушки обычно демонстрируют отсутствие любовного интереса.
– У нас с тобой много общего, – радостно заявил Тема.
– Это что, например?
– Мы не стали пользоваться услугами старосты относительно предстоящего теста, и оба живем на островах, ты на Крестовском, а я на Васильевском.
– Ну прямо тьма-тьмущая общего, – засмеялась Ева, отдавая юноше свою сумку с планшетом.
Какое-то время они шли молча, Тема несколько раз тяжело вздохнул, и Ева не выдержала и задала вопрос, мучавший ее уже несколько часов:
– Судя по твоему настроению, новомодный робот не оправдал твоих ожиданий?
– Да, шесть месяцев работы оказались бесполезной тратой времени, да еще и маман узнала, что я аккумулятор стащил.
– И что она сказала?
– Сказала, что теперь у нее нет сына, потому что сын-вор ей не нужен.
– Это она сгоряча, – попыталась оправдать Соловьеву Ева, заглядывая в печальные глаза юноши, но потом немного подумала и добавила: – Понимаешь, за все в жизни приходится платить, это я точно знаю, усвоила в школе.
– Тебе-то за что было платить, мне кажется, ты сущий ангел.
Ева засмеялась ему в ответ и, снимая свою модную курточку, подставила лицо ласковому осеннему солнцу, сожалея, что это последние теплые дни, а потом зарядят дожди, и об этих приветливых лучах можно будет только мечтать. Она забралась на поребрик и, балансируя, расставляя в стороны руки, задорно шагала, оживлённо рассказывая про лекцию по философии. В те моменты, когда солнце слепило Еве глаза, она прикрывала их, теряя на мгновение равновесие, и хваталась за рукав Артема, весело хихикала, создавая тем самым радостное настроение, и юноша постепенно снова стал веселым и беззаботным.
– Вот мы и пришли, – приглашая Тему в закрытый двор ее нового дома, произнесла Ева и сама залюбовалась идиллической картиной, которая предстала ее взору. Дворик был небольшой, и каждый его сантиметр любовно ухожен садовником, которому ежемесячно платили жители этого дома лично. Здесь росли две большие голубые ели, между которыми тянулась аккуратно подстриженная аллея из ярко-зеленых молодых туй, а у буйно цветущих клумб, создавая немыслимые узоры, стелились кусты можжевельника цвета мурены, как будто слегка присыпанные белой пудрой. В центре расположился приятно журчащий фонтан из гладко отполированных валунов разного размера, заросших причудливыми растениями, напоминая японский садик.
– Я почему-то именно так и представлял место, где ты могла бы жить, – рассматривая инновационные фонарики, изящно расположившиеся вдоль мощеных дорожек, произнес Тема, доставая из кармана звонящий телефон. Юноша повернул экран к Еве, демонстрируя имя абонента, и они оба замерли, увидев четыре белые буквы на голубом фоне – «отец».
– Привет, – ответил Артем и, прикрывая рукой динамик, прошептал: «Я быстро».
Девушке не слышно было, что говорил отец Темы, но обрывки фраз, которые бросал в ответ юноша, она слышала отчетливо: «Ничего не выйдет, я домой сегодня не приеду», потом он произнес еще что-то непонятное и, посмотрев с улыбкой на Еву, добавил: «А я останусь у своей девушки».
Ева снисходительно покачала головой и отошла в сторону, чтобы не слышать дальнейшего разговора, как будто не желала участвовать в неоправданных, по ее мнению, затеях своего нового друга. Она сделала несколько шагов в центр двора и заметила пожилую леди, сидящую на скамейке, греющуюся в лучах заходящего солнца. Ее сухенькое тело, примостившееся на краю, было облачено в цветастое шелковое платье, доходящее до самого пола. На голове была надета широкополая соломенная шляпа, прикрывающая седые коротко остриженные волосы, и весь этот экстравагантный образ венчали бархатные туфли и сумочка-саквояж из последней коллекции любимого Евой модного дизайнера. Рядом с дамой стоял молодой человек, и по тому, как он ревностно и неустанно оказывал ей знаки внимания, было понятно, что он не кто иной, как ее внук. Юноша был невысокого роста, но при этом атлетически сложен, а на загорелом лице красовались крупные серые очень подвижные глаза. Старушка говорила отнюдь не шёпотом, поэтому все находящиеся сейчас во дворе люди слышали, как она требовала от внука беспрекословного выполнения ее прихотей. То она хотела оранжевый кленовый листок, то шишку от раскидистого кедра, который рос за оградой, а потом ей понадобились очки от солнца, а через минуту очки для дали и следом очки для чтения. Юноша без всякого раздражения доставал из сумочки поочередно то одни, то другие очки и, протягивая их бабушке, постоянно поглядывал на красивую кованую калитку, как будто кого-то ожидая. Спустя несколько минут во двор вошел рослый, стройный молодой человек с шапкой золотистых волос и принтом на толстовке в виде двух больших ангельских крыльев. Неожиданно внук пожилой леди совершенно бесцеремонно бросил свою бабушку и со словами: «Герман, сколько можно тебя ждать» – направился парню навстречу. А дама выронила из рук белый батистовый носовой платок и неуклюже начала съезжать со скамейки, пытаясь его поднять. Ева, наблюдая за этой картиной, быстро пришла ей на помощь и, подавая платочек, улыбаясь сказала:
– Вот, возьмите. Такое красивое кружево, это французское шантильи?
– О, да вы, душечка, разбираетесь в прекрасном, – скрипучим голосом произнесла старушка и, цепко схватив девушку своей костлявой рукой, пристально заглянула ей в глаза. – И как же тебя величать? Я так поняла, вы наши новые жильцы из 35-й квартиры.
– Да, мы переехали в тридцать пятую, а зовут меня Ева.
Тут старушка выпучила свои водянистые глаза и истошно закричала:
– Вова, иди немедленно сюда, это Ева, я же тебе говорила, что мне скоро отправляться на небеса, вот уже знаки, весточка из рая.
Ева, высвободив руку, пряча лицо за высокой фигурой подошедшего Темы, наблюдала, как юноша, вернувшись к старушке, начал уговаривать ее не кричать на весь двор. Но она, как и большинство плохо слышащих людей, не допускала возможности, что ее могут услышать, и продолжала объяснять внуку, что эта девушка и есть настоящая Ева, которая будет жить у них прямо над головой. Они еще долго шумели, а Ева, схватив своего гостя за руку, еле сдерживая смех, затащила его в парадную, где они громко расхохотались, быстро поднимаясь по ступенькам со вкусом декорированной лестницы в стиле модерн на третий этаж, к квартире номер тридцать пять.
Когда молодые люди прошли в просторную гостиную, Артем остановился у входа, рассматривая фешенебельный интерьер. Он скрестил руки на груди и, опершись о косяк огромных распашных дверей из толстого фацетированного стекла с серебряной обрешёткой, присвистнув, произнес:
– А у тебя клево.
Ева поправила пышный букет гортензий, возвышавшийся на изящном столике с ониксовой столешницей, серебристые ножки которого отчетливо отражались в холодном мраморе пола цвета белого песка. Ониксом была отделана и одна стена, позади прямоугольного биокамина, верхняя часть которого была заставлена скульптурами, выполненными в стиле шумерских статуэток.
– Мы только переехали, еще даже не все вещи успели разобрать, ты проходи на террасу, там у Натали уже царит полный порядок, а я переоденусь и будем обедать, – произнесла на ходу Ева и скрылась за распахнутой в обе стороны дверью, которая открывала неестественно красивую анфиладу комнат.
Юноша прошел на террасу, утопающую в зелени, и, чувствуя усталость во всем теле от бессонной ночи и долгой прогулки, присел на белый кожаный шезлонг, плавной линией изгибавшийся на фоне керамических кадок с апельсиновыми деревьями и низкорослых экзотических пальм. Он дотронулся рукой до кожи нагревшегося на солнце второго шезлонга и взял лежащую на нем открытую книгу с иллюстрацией во всю страницу. Несколько минут внимательно рассматривал изображенную на ней картину и прочел вслух: «Принцесса Греза».
– О, я вижу, ты уже освоился, – послышался мелодичный голос за его спиной и, обернувшись, Тема увидел Еву в воздушном летнем платье, с легкостью бабочки порхающую на фоне ярко цветущих растений, на террасе, несвойственной для города, который называют Северной столицей.
– Какое странное название у картины – «Принцесса Греза», – задумчиво произнес Тема, протягивая девушке книгу.
Ева провела рукой по глянцевой странице и сказала воодушевлённо:
– Это моя любимая картина Михаила Врубеля.
– Кто этот мужчина в красном плаще в центре картины? – внимательно глядя на Еву, спросил юноша.
– Тебя привлек красный цвет, но это не главный герой, Врубель хотел рассказать о несчастной любви трубадура из Прованса, который изображен умирающим с арфой в руках, к Мелисинде – принцессе из Триполи. Очарованный рассказами о принцессе, представлявшейся ему идеалом красоты и великодушия, юноша влюбляется и отправляется в путь, чтобы поведать принцессе о своих чувствах. В долгом морском путешествии молодого человека внезапно поражает смертельный недуг. Жизнь в нем поддерживает только надежда хотя бы раз увидеть прекрасный лик Мелисинды, являющейся ему в грезах. Борясь с болезнью, он все же добирается до дворца и умирает во время встречи со своей возлюбленной.
– А эта девушка со светлыми волосами, парящая в воздухе, и есть Мелисинда?
– Да, грустная история, правда?
– Романтика, – ответил Тема и захлопнул книгу.
Вскоре на город опустился душный осенний вечер, за окном зажглись фонари, бледными пятнами растворившиеся в густом тумане, а молодые люди сидели за обеденным столом, и Ева наливала Теме куриный бульон из фарфоровой супницы.
– Тема, а где на самом деле ты собираешься провести эту ночь? – встревоженно глядя на юношу, спросила Ева.
– В гараже. Помнишь, я рассказывал тебе про мою лабораторию? Родители и не подозревают, что я там обитаю большую часть своего времени, у меня и раскладное кресло имеется.
– А как ты собираешься подготовиться к тесту, который завтра устраивает твоя мама?
– Ну, я примерно догадываюсь, какие будут вопросы, хочешь, позанимаемся вместе?
– Конечно, хочу, – обрадовалась девушка, расставляя десертные тарелочки для румяного пирога с клубникой, который аппетитно посматривал на гостя, стоя в центре стола на хрустальном блюде.
Когда Натали вернулась домой, она была удивлена звуками заливистого смеха, который, казалось, раздавался повсюду. Дама разулась и, никем не замеченная, прошла к комнате дочери. Двери были распахнуты настежь, а на большом ковре сидели лицом друг к другу ее дочь и незнакомый юноша с взъерошенными волосами и в толстовке цвета хаки. Молодые люди расстелили свеженапечатанные на принтере на листах А3 карты, которые были сплошь заставлены фигурками: здесь были статуэтки, ранее стоящие на каминной полке, и взятые с кухни фарфоровые зайцы, которыми Натали украшала свои пасхальные композиции, позолоченные птички с туалетного столика Евы и несколько шахматных фигур. Ребята бурно что-то обсуждали, а потом, поглощённые происходящим, живо начали задавать вопросы друг другу:
– Британские колонии Латинской Америки в эпоху расцвета колониализма?
– Барбадос, Багамские острова, Британские Виргинские острова… – расставляя фигурки на карте, отвечала Ева и тут же спрашивала у Темы: – Британские колонии Азии?
– Бахрейн, Бирма, Бруней, Кувейт, Мальдивские острова, Палестина, Сингапур…
Наталья Сергеевна смотрела на незнакомца и невольно сравнивала его с Марком. Конечно, в нем не было аристократических манер и вместо крылатых выражений на французском языке он вставлял в свои реплики модные сленговые словечки, но дама была рада, что ее дочь наконец не сидит, задумавшись, у открытого окна и не теребит в руках серебряное колечко с черной полоской греческого меандра, вспоминая друзей из Союза стального кольца.
Юноша неожиданно опрокинул все фигурки, смешав их в одну кучу, и со словами: «Мы выучили больше, чем способен вместить мой мозг» – повалился на спину и заметил в дверях Натали.
– Ой, здравствуйте, – вставая, слегка смутился Тема.
– Добрый вечер, – приветливо произнесла дама, расстёгивая пуговицы своего буклированного жакета, открывая изысканную нитку жемчуга. – Ева, представишь мне своего гостя?
– Да, мамочка, это Артем, мы готовились к завтрашнему тесту и даже не заметили, что уже так поздно.
Спустя час Тема, выйдя из такси, направился к железной дороге, где в зарослях низких деревьев и раскидистых кустарников виднелись крыши старых полузаброшенных гаражей. Он шел и невольно улыбался, думая о Еве, о ее необычно большой квартире, о залитой солнцем террасе. Он как будто все еще слышал ее звонкий смех и вспоминал, как спорится в ее руках все, что бы она ни делала. В его памяти возник эффектный десерт, который она легко смастерила, выложив поверх мороженого шарики арбуза и дыни, а потом, подав ему хрустальную вазочку с этим ярким десертом, хотела положить еще веточку мяты и случайно дотронулась до него своей теплой рукой. Ах, какие приятные эмоции рождали эти воспоминания, как радостно было у него на душе. Внезапно его мысли прервало шуршание осенней листвы и хруст ломающихся веток. Юноша оглянулся и с ужасом заметил, что прямо на него несется огромный пес породы кане-корсо, его массивная квадратная морда сотрясалась в такт бега, приводя в движение нависшие верхние губы. От неожиданности и испуга юноша резко махнул на собаку рукой, в которой держал мобильный телефон, и хотел что есть мочи бежать, но она кинулась на него, повалив на землю, и своей огромной челюстью впилась ему в предплечье. От резкой боли Тема вскрикнул и, повернув голову, увидел собачьи широко раздувающиеся черные ноздри прямо у своего лица, а потом издалека послышался резкий голос:
– Кукла! Кукла, ко мне, – и собака, отпустив юношу, молниеносно скрылась в зарослях калины.
Тема какое-то время лежал не двигаясь, острая боль была такой силы, что вызвала у него приступ головокружения. Затем он пошарил рукой в поисках телефона, и когда, найдя его, поднес к лицу, то с ужасом обнаружил вдребезги разбитый экран, залепленный мокрой буро-коричневой глиной. Артем в отчаянье швырнул телефон в сторону и, приподнявшись на локте уцелевшей руки, уставился на постепенно растущее кровавое пятно на куртке.
Утром следующего дня в аудитории, где собралась 112?я группа, был настоящий переполох. Студенты поделились на небольшие группы и бурно обсуждали вопросы предстоящего теста, которые им накануне разослала староста. Молодые люди сверяли ответы, спорили, если ответы были неоднозначными. И когда Соловьева вошла в аудиторию со стопкой распечатанных заданий, студенты начали неспешно занимать свои места, а она, не поднимая глаз от списка, быстро провела перекличку. Когда подошла очередь фамилии Артема, то мрачная тень легла на ее и без того суровое лицо. Ева смотрела на пустой стул у окна и не могла понять, почему Тема не пришел, они же так хорошо вчера подготовились. Но долго размышлять на эту тему у нее не было времени, Валентина Ивановна положила перед ней два скрепленных между собой листка с вопросами теста и объявила: «Чтобы ответить на эти вопросы достаточно и 20 минут, но я дам вам сорок, время пошло».
Неожиданно аудитория начала наполняться еле слышным роптанием. Молодые люди ерзали на своих стульях, перешёптывались и оборачивались на старосту, а она, недоумевая, разводила руками. Вопросы, лежащие сейчас перед ребятами, совсем не соответствовали тем, которые Инга им «любезно» предоставила накануне. И только Ева понятия не имела, что готовила вся группа, она спокойно сидела и без всякого труда отвечала на один вопрос за другим, потом первая сдала свои листочки и еще успела помочь Лане. Спустя сорок минут Соловьева с большим подозрением посмотрела на эффектную, не вызывающую у нее особого расположения девушку, держа в руках ее работу, потом собрала в стопку сваленные кучей листы с тестами остальных студентов и вышла из аудитории. Что тут началось, казалось, в кабинете разорвалась мина и контузила поголовно всех. Молодые люди кричали, высказывали свое негодование старосте, некоторые даже швыряли тетради и ручки. А Инга, вся раскрасневшаяся, поднялась и громко, чтобы перекричать беснующуюся толпу, сказала:
– Я здесь ни при чем, просто кто-то настучал Соловьевой, кто-то рассказал, что у нас есть вопросы теста, и я даже знаю кто. Это наверняка ее сынок, он поэтому и не явился сегодня, чтобы мы его не растерзали.
Инга злобно сверкала глазами и сжимала руки в кулаки, а потом перевела взгляд на Еву, ища у нее поддержки. Но Ева, вознегодовав, встала со своего места и произнесла уверенным тоном:
– Как можно бездоказательно обвинять человека? Тема не мог этого сделать.
– А ты откуда знаешь, что он мог сделать, а чего не мог? Мы все здесь знакомы без году неделю, – пыталась выгородить себя староста.
Ева, конечно, могла сказать, что Тема допоздна сидел у нее дома, а потом отправился в гараж, из-за ссоры со своими родителями, потому что украл аккумулятор, но разве об этом расскажешь, поэтому она набрала полную грудь воздуха и звонко произнесла:
– Я уверена, что он не делал этого.
Вокруг воцарилась тишина, молодые люди постепенно начали успокаиваться и расходиться по своим местам, а Ева, собрав вещи, поспешила из аудитории.
Спускаясь по лестнице и поглядывая на экран телефона в надежде увидеть там сообщения от своего нового друга, она взволнованно шептала: «Ах, Тема, Тема, куда же ты подевался? Неужели проспал, когда здесь разворачиваются такие баталии, не хуже тех, про которые мы вчера учили». Через пару ступенек ее догнала Лана, она предложила подруге половину небольшой плитки горького шоколада и, подозрительно посмотрев на нее, спросила:
– Почему ты так уверенна, что Соловьев не рассказал своей мамочке про вопросы теста?
– Потому что он был у меня до самой ночи, а потом поехал в другое место, в общем, я не могу тебе рассказать, это его тайна, – уклончиво ответила Ева, чем очень расстроила Лану. Они обычно доверяли друг другу все свои секреты, и вот теперь какой-то малознакомый парень вмешался в их дружбу.
– Как ты можешь общаться с этим шутом, да еще, возможно, стукачом? – обиженно выпалила Лана и надула свои тоненькие губы.
– Лана, он хороший, с ним так весело, и я уверена, что всех подставил с тестом не он. Хочешь, в выходные соберемся у меня и вы сможете поближе познакомиться? Думаю, вы с ним подружитесь.
– Ну ладно, – ответила Лана, – только, чур, чтобы был торт, – добавила она, смеясь, и они быстро отправились в аудиторию, где их ждала лекция по этикету международного общения. Этот предмет вела эксцентричная пожилая дама с забавной шевелюрой, по всем признакам являющейся париком. Любимой ее присказкой было «С милым рай и в шалаше, если милый атташе», а лекции больше напоминали вечера воспоминаний. Сегодня она рассказывала, как была с дипмиссией в одной из стран Ближнего Востока и, отправляясь на рынок, носила в авоське вместе с фруктами пистолет, чем вызвала у студентов бурю эмоций.
Как солнце неумолимо движется к закату, подошел к концу еще один учебный день, и Ева, попрощавшись со своей подругой, вышла из университета на улицу, где ее ожидал настоящий сюрприз. Пройдя метров десять по пыльному тротуару, она услышала звук тормозов и, повернув голову, заметила поравнявшийся с ней черный автомобиль представительского класса. Окно машины медленно опустилось и перед Евой явилась сидящая за рулем Соловьева, дама жестом попросила девушку подойти.
– Ева, вы могли бы сесть ко мне в машину, мне нужно с вами поговорить.
Ева, конечно, бы ни за что не села в любую другую машину, остановившуюся сейчас перед ней, но ее приглашала сама заместитель декана и деваться было некуда. И как только захлопнулась дверца дорогого автомобиля и он начал движение, Валентина Ивановна, умело выкручивая руль на перекрестке, произнесла:
– Вы, наверное, заметили, что моего сына сегодня не было на лекциях?
– Да.
– Я хотела об этом поговорить, вы где живете?
– На Крестовском острове.
– Очень хорошо, я подвезу вас домой, – сухо процедила дама и, не давая возможности Еве прийти в себя, продолжила: – Тема вчера сказал отцу, что останется у своей девушки, но у него нет никакой девушки, я это точно знаю. А сегодня мне начальник охраны – Адам сказал, что вы накануне вместе с моим сыном покинули стены университета. Так вот, мы сейчас поедем к вам домой, вдвоем поднимемся в квартиру, и я заберу Тему. Иначе, зная его упрямство, я могу целый год просидеть в машине у вашей парадной, а он так и не выйдет.
Ева не знала, что сказать этой уверенной в своей правоте даме. Она смотрела на город, проплывающий за окном автомобиля, на лица куда-то торопившихся людей и размышляла о том, что мы часто не задумываемся о чувствах своих близких. Иногда сгоряча брошенная фраза может ранить так сильно, что боль обиды сложно будет стереть из памяти очень долго.
– Валентина Ивановна, я, конечно, буду рада пригласить вас в гости, но Темы у меня нет.
Дама не остановилась, она продолжала уверенно вести машину и даже не повернула головы в сторону Евы, а когда они подъехали к нужному дому, она тяжело вздохнула и произнесла:
– Вам, юная леди, должно быть, кажется, что нет повода для волнения и то, что молодой человек не ночевал дома, совсем не страшно, возможно, это и так, но Артем поступил так в первый раз, и я пока не понимаю, зачем он все это делает.
– Так это же все для вас, он же вам и отцу хотел доказать, что может сделать что-то выдающееся. Этот робот, над которым он столько трудился, это все для вас, понимаете? – взволнованно и быстро, как будто переживая, что не успеет все высказать, начала объяснять Ева.
– Ах, девушка, если бы вы знали, сколько таких проектов было у моего сына, сколько его важных экспериментов мы пережили с мужем. Но сейчас у меня плохое предчувствие, сердце не на месте, у него же сахар.
– Что значит «сахар»? – удивилась Ева и от волнения почему-то начала расстёгивать пуговицы пальто.
– Сахар может повыситься, у него сахарный диабет, – сжимая губы от негодования, сказала Валентина Ивановна.
С ужасом Ева вспомнила, как вчера она угощала Тему пирогом с клубникой, мороженым и еще кучей других сладостей, а он все время просил пить и не мог напиться.
– Это опасно? – встревоженно спросила Ева. – Он ел вчера много сладкого.
Валентина Ивановна наконец заметила, как нервничает сидящая рядом с ней девушка:
– Ваши руки дрожат, такое проявление волнения неприемлемо для будущего дипломата. Лучшее, что можно сделать в критической ситуации – это постараться быть полезным, – заявила она сухо. Ева в ответ сжала пальцы, пытаясь унять их предательскую дрожь, и сказала предельно спокойно:
– Вы правы, я, кажется, знаю, где он может быть. Конечно, я бы никогда не стала его выдавать, но, как и вы, очень беспокоюсь о нем. Он, должно быть, в гараже.
– В гараже?
– Да, в гараже деда, у него там лаборатория.
Когда Валентина Ивановна открыла двери обшарпанного старого гаража, от ее суровости и сдержанности не осталось и следа. Если дело касалось проблем ее сына, жесткости и непреклонности не оставалось места, хотя Тема, безусловно, с этим бы поспорил. Соловьева присела на край раскладного кресла и провела рукой по пылающему лбу юноши. Потом дотронулась до опухшей от собачьего укуса руки, тем самым разбудив Артема. Он приоткрыл затуманенные глаза, посмотрел на стоящую в широком залитом солнцем дверном проеме Еву и еле слышно сказал:
– А вот и принцесса Греза.
Соловьева, услышав слова сына, подумала: «Бедный мой мальчик, снова схватился за несбыточную мечту». Затем она перевела суровое лицо на Еву и процедила сквозь зубы:
– Об этом никому ни слова!
А Ева, чтобы не расплакаться, выбежала из гаража, так и не заметив на столе, заваленном упаковками от заказной еды, картонные коробки из-под пиццы, на которых была изображена та самая загадочная красная эмблема, которую они с Ланой обнаружили на форме сына миллионера, с золотым диском и буквами «ДП», расшифровывающимися не иначе чем «Добрая пицца».



Глава 4. Ящик Пандоры
Александр не выносил суеты ни в каких ее проявлениях, все эти торопливые, беспорядочные действия и излишняя суматоха сразу портили ему настроение, поэтому по утрам он просыпался рано, полежав немного в постели, воссоздавал в памяти увиденные сны. Потом не спеша вставал и шел в душ, там мыл свои густые черные волосы шампунем, ополаскивал кондиционером, подсушивал и, как скрупулезная модница, втирал в них средства, придающие шелковистость и блеск. Затем внимательно рассматривал в зеркале начисто выбритое лицо, специальной щеточкой укладывал шикарные брови, унаследованные от отца-южанина, и, всегда довольный своим отражением, направлялся на кухню, где его уже ждал горячий завтрак. Он усаживался за стол напротив матери, которая с безграничной любовью и переполнявшей ее гордостью наблюдала за трапезой сына. Эта невысокая полная женщина с круглым лицом, покрытым мелкой сеточкой красных прожилок на щеках и вокруг носа, была счастлива от того, что ее сын превратился в настоящего красавца, что он оправдал все возлагавшиеся на него надежды и целенаправленно двигался к своей мечте – сделать карьеру дипломата. Единственная тревога, которая иногда возникала в ее голове, так это страх, что появится девушка, которая может нарушить все их планы. Сын же ее был слишком сосредоточен на учебе и своих грандиозных целях и никогда с матерью о девушках не говорил, отчего она искренне считала, что они его и не волновали, как не волновали материальные блага и модные безделушки, а лишь наука и спорт были на повестке дня ее идеального чада.
Но сегодня день не заладился с самого утра. Приняв душ, Саша, как обычно, прошел на кухню, но вместо привычной картины он увидел сидящего за столом отца, который, как правило, выходил из своей комнаты только к обеду.
– Доброе утро, сынок, – радостно произнес мужчина, перебирая в руках два небольших бумажных листочка, по форме напоминающих игральные карты, – мы тут с мамой подумали и решили сделать тебе сюрприз.
– Я ненавижу сюрпризы, вы же знаете, – пытаясь сдержать свой гнев и выдавив из себя улыбку, ответил юноша, усаживаясь за стол, на котором стояла тарелка с горячим омлетом и бутербродом с сыром.
– Ну это приятный сюрприз, зная, как ты увлечен теннисом, мы решили купить билеты на Международный теннисный турнир ATP St. Petersburg Open, на финальную игру, правда, пойти мы сможем только вдвоем, но, я думаю, ты будешь не против просветить старика в этом непонятном мне виде спорта.
– Вы хоть бы со мной посоветовались, а вдруг в это время у меня занятия будут, – почему-то снова вставая, возмутился Саша.
– Ну ради такого-то можно и прогулять учебу разок, – подмигивая сыну и расплываясь в добродушной улыбке, предложил пожилой мужчина.
– Но и это еще не все, – вмешалась мать Александра, – я на днях получила премию и сэкономила еще кое на чем, и смотри, какие мы кроссовки выбрали для тебя. В магазине сказали, что в таких только профессионалы играют, теперь не стыдно будет показаться на корте, а то я спать не могла, все думала, как ты в своих кедиках там играешь, – закончила воодушевленно Мария Семеновна, теребя в руках обувную коробку.
– Мама, зачем ты тратилась, я уже много раз говорил, что мне все это не нужно, мне плевать на одежду.
– Ну, Сашенька, не кипятись, я рада, что ты не такой, как вся нынешняя молодежь, и тебе чужды мещанские идеалы, но все-таки от самого необходимого отказываться нельзя.
Юноша стоял, тяжело дыша, и корил себя за дикую реакцию, но совладать с собой не смог и тут же отправился к себе в комнату. Там он нервно начал складывать вещи в сумку, громко хлопая ящиками комода, а потом дергая собачку застежки-молнии, которая не поддавалась, выругался вполголоса, чего никогда себе не позволял делать в пределах дома. Спустя минут десять, уже собравшись и полностью успокоившись, он предстал перед родителями, топтавшимися у входа, чтобы проводить своего единственного сына, и, поблагодарив их как следует за билеты и кроссовки, вышел из квартиры. Но не успел он сделать и пары шагов, как дверь отворилась и за спиной послышался голос отца:
– Саша, дорогой, что-то ты сегодня рассеянный, ракетку-то забыл.
Юноша повернулся, увидел седого, совсем уже старенького отца, и с досадой произнес:
– Ты опять все перепутал, папа, у нас сегодня праздник первокурсника, я не пойду на теннис, а после занятий поеду за город, с ночевкой, – и еще быстрее побежал по лестнице вниз, чтобы не видеть этих почтенных и дорогих его сердцу людей, которых он предавал, как ему казалось, на каждом шагу.
Выйдя во двор, Александр, минуя соседский дом и игровую площадку детского сада, повернул в расписанный осенними красками небольшой сквер. Немного пройдясь по центральной аллее, он по привычке зашел в заросшую пожелтевшим клематисом беседку и, присев на скамейку в своем укрытии, облегченно вздохнул. До начала занятий еще было много времени, поэтому он мог спокойно подготовиться к достойному появлению в его новом обществе. Сначала юноша снял с себя темный дешёвый галстук, подаренный ему матерью на первое сентября, потом надел на руку хорошую реплику швейцарских часов, снял тонкую ветровку, засунув ее в портфель, достал оттуда добротный белый кардиган, который отлично сочетался с синими брюками и красно-синим полосатым ремешком наручных часов. Затем, порывшись в кармане брюк, раздобыл белый кожаный плетеный браслет, застегивающийся на позолоченный якорек. Немного передохнув, он уверенным жестом расправил прилизанные назад волосы, так, чтобы густой чуб эффектно падал на лоб. «Вот так-то лучше», – вслух подумал юноша, еще раз встряхнул головой, то ли поправляя прическу, то ли отгоняя от себя мысли, которые могли помешать ему двигаться к цели.
А в это время в доме Евы стоял настоящий переполох, девушке нужно было собрать сразу несколько комплектов одежды, да еще и на кардинально разные мероприятия. Во-первых, она вела концерт, посвящённый дню первокурсника, и для этого Натали упаковала ей в чехол белое вечернее платье с большим жестким воланом на одном плече и изящные замшевые туфли-лодочки на шпильке. Во-вторых, Ева ехала после концерта за город, где должен был состояться грандиозный open air, для которого она взяла самый модный комбинезон. Но ей еще было необходимо остаться привлекательной и на следующее утро, поэтому девушка сложила в сумку костюм из кашемира сливочного цвета и подходящие этому образу кроссовки. Так еще и сейчас на лекциях нужно было предстать при полном параде. В общем, девушка запуталась сама и утомила Натали, предлагавшую дочери то один, то другой образ, отчего на замшевом пуфе в гардеробной образовалась уже довольно внушительная гора одежды.
Концерт казался Еве длинным и неинтересным. Ее соведущий Леша был смазлив, но откровенно глуп, у него даже не получалось прочитать напечатанные на листе реплики их диалогов. И в конце концов, чтобы не выглядеть посмешищем, зайдя за кулисы, Ева пристально посмотрела на Лешу, а потом процедила сквозь зубы: «Все, теперь ты выходишь со мной и молча улыбаешься, а вести остаток концерта я буду сама». Объявив последним номером джазовый коллектив из студентов четвертого курса, Ева, закрывая глаза рукой, чтобы не видеть, что происходит на сцене, вдруг услышала, как кто-то ее окликнул.
– Привет, ты отлично справляешься, настоящий конферансье. Похоже, у тебя опыт в этих делах, – вежливо произнес подошедший Петр Тарэк.
– Такое безобразие мне еще не приходилось объявлять, – показывая рукой на выступающих, ответила Ева. – И кто только позволил им выйти на сцену?
Петр заулыбался, выставляя свои мелкие редкие зубы, и, покровительственно похлопав Еву по плечу, произнес:
– Хорошо, Ева, теперь это будет твоя обязанность – проверять, что показывать на этой сцене, а что нет. Через месяц день факультета, можешь начинать писать сценарий, а я позабочусь, чтобы все слушались тебя беспрекословно.
Несмотря на кажущуюся самоуверенность, в душе Ева была очень застенчива, поэтому хвалебные слова Петра Тарэка и льстили ей, и пугали одновременно. Как и всякий человек, которого только что похвалили, она сразу же начала думать, как бы не испортить все в следующий раз.

В районе четырёх часов дня несколько комфортабельных автобусов остановились у больших раскидистых кедров, и молодые люди вышли на заросшую низкой травой и мягким ярко-зеленым мхом поляну, и тут выяснилось, что до снимаемой ими базы нужно идти через лес около двух километров. Ева с Ланой переглянулись и с ужасом представили, как они понесут свои довольно увесистые сумки так далеко. Ева, которая в жизни не носила ничего тяжелее дамской сумочки, стояла, удивленно глядя на подругу, и не могла проронить ни слова, потом приблизилась к ее уху и еле слышно, сдерживая смех, произнесла:
– Давай пойдем последними, чтобы никто не видел, как мы будем кряхтеть и надрываться под тяжелыми ношами.
Девушки громко расхохотались и замерли в сторонке, рассматривая всех первокурсников и устроителей вечеринки, которые бесконечной вереницей шествовали мимо них по направлению к Ладожскому озеру, а затем, схватив свои сумки, побрели следом в приподнятом настроении, предвкушая масштаб предстоящего праздника. Но они ошибались, что идут самыми последними, позади них, без какой-либо поклажи, высматривая кустики поспевшей черники, беззаботно жуя фитнес батончик, шел Матвей Жданов и, поравнявшись с девушками, простодушно спросил:
– Хотите, я вам помогу?
– Конечно, хотим, – отдавая ему свою сумку, ответила Лана, а потом улыбнулась и добавила: – А мы думали, ты вовсе не можешь разговаривать.
– Отчего же, могу, – протягивая руку к Евиной сумке, проронил юноша, не смея посмотреть ей в глаза.
Это был тот самый молодой человек, который все время сидел в одиночестве и у которого Ева заметила бриллиант в зубе. Рыжие волосы и веснушки, покрывающие большую часть лица, придавали ему какую-то индивидуальность и этим привлекали внимание к его и без того загадочной персоне. Лана нещадно завалила юношу вопросами, а он, немного смущаясь, робко пытался отшутиться, уходя от ответа. Ева шла, поглощённая окружающей ее природой, огромные кедры с красивыми коричневыми стволами и раскидистыми ветками, казалось, сошли с картин Шишкина. Сквозь густую крону виднелось высокое голубое небо без единого облачка, мелкие кедровые шишечки перекатывались под ногами, и приятное щебетание птиц как будто перекликалось с шуршанием легких порывов теплого ветерка.
Вдруг Ева неожиданно захлопала в ладоши от восторга:
– Смотрите, мухомор, какой красивый и такой яркий, рыженький, прямо похож на… – и она обернулась к ребятам и посмотрела на Матвея, который заулыбался и произнес своим низким голосом:
– Ты хотела сказать, похож на меня?
– Нет, я хотела сказать, на солнышко.
– Ой, да их здесь целая куча, – громко перебила подругу Лана и, сойдя с тропинки, начала углубляться в чащу.
– Мы должны сфотографировать эту сказочную поляну и немедленно послать Натали, – догоняя подругу, прокричала Ева, и они обе исчезли из поля зрения Матвея. Юноша, поставив их сумки на камень, присел рядом прямо на траву и, невольно улыбаясь, прислушивался к веселому хохоту двух неугомонных подружек, который доносился из-за зарослей пышных кустов калины. Этот рыжеволосый парень с большим ртом, похожий на сказочного персонажа, на самом деле был застенчивый и даже немного угрюмый. Он сложно сходился с людьми и часто погружался в мучавшие его переживания, не замечая, что происходит вокруг. И в свои восемнадцать лет не мог похвастаться ни одним любовным приключением, да и друзей за все эти годы у него было только двое, и то, поступив в вузы, они разъехались по разным городам. Матвей сидел, запрокинув голову вверх, глядя на небо, и вдруг прямо над ним начала кружить огромная птица, она расправила свои крылья и зависла в воздухе, явно высматривая добычу. Юноша даже немного испугался, такой грозный вид был у этого хищника, в какой-то момент ему показалось, что птица сейчас сложит свои крылья и камнем устремится вниз, выставив мощные когти. Когда Матвей вскочил на ноги, птицы уже не было видно, а он тут же достал телефон и в интернете начал искать хищных птиц Ладожского озера. И, пересмотрев всех, понял, что над ним кружил белохвостый орлан, который на лету выхватывает рыбу прямо из воды. Ему сразу показалось, что эта птица неспроста кружила над его головой, она пыталась напомнить, что он не смеет беззаботно наслаждаться жизнью, потому что еще не искупил вину, вину, которая гложет его уже два года. Он рухнул на землю, закрывая лицо руками, будто пытаясь оградиться от страшного знамения, и не успел прийти в себя, как появились девушки. Ева протянула ему сложенные вместе ладони, в которых лежали мелкие ягодки черники вперемешку с большими бусинами спелой брусники. Матвей, конечно, знал, что есть немытые ягоды из лесу нельзя, его мать была врачом-стоматологом, и она-то уж не раз ему рассказывала, какого вида бактерии могут гнездиться в диком лесу. Но когда Ева подняла на него свои огромные карие глаза и нежно произнесла: «Это я для тебя собрала, представляешь, первый раз в жизни собирала ягоды», то Матвей без тени сомнения подставил свои руки под ее теплые ладони и пересыпанные ягоды не задумываясь отправил себе в рот.
– Ты что, они же грязные, я не думала, что ты станешь их есть! – засмеялась Ева, отряхивая руки.
– Это ерунда по сравнению с тем, что сейчас надо мной кружил огромный орлан белохвост, мне в какой-то момент показалось, что он выбрал меня в качестве жертвы, – зловеще понижая голос, ответил Матвей.
На что Лана, заметившая, как он завороженно смотрит на ее подругу, с ироничной усмешкой произнесла:
– Ты и так уже попался в сети, из которых навряд ли сможешь выпутаться без потерь, – и многозначительно перевела взгляд на Еву.
Спустя минут сорок молодые люди наконец добрались до небольших коттеджей, выстроенных с двух сторон посыпанной гравием аллеи с красивыми уличными фонариками. С виду коттеджи казались игрушечными, да и внутри были не больше Евиного домика для Барби, который ей отец устанавливал на идеально подстриженной лужайке загородного особняка. Но и даже такого незатейливого дома им не досталось, дойдя до самого крайнего, их последней надежды, ребята обнаружили, что он тоже занят.
– Послушай, Ева, – беря подругу под руку произнесла Лана, – твой Тарэк – председатель студсовета, он здесь за все отвечает, может, позвонишь ему?
Но звонить не пришлось, Петр Тарэк вместе со своим несменным помощником Максимом прохаживался по главной аллее, рассматривая территорию. Еве не очень нравился этот юноша и обращаться к нему, тем более с просьбой, она не хотела, но оставаться на ночь просто на улице тоже не входило в ее планы, поэтому, немного помедлив, она сделала над собой усилие и, повернувшись в сторону Тарэка, легонько помахала ему рукой. Петр сразу отреагировал и через минуту уже стоял возле девушек и, слегка склонив голову, делая вид, что всецело поглощён их проблемой, внимательно выслушал возмущенную речь Ланы.
– Так, очень странно, значит, вам двоим не хватило места?
– Нет, с нами Матвей Жданов, он все еще надеется найти для нас свободный домик.
– Сейчас я все выясню, – покровительственным тоном произнес Петр и, резко повернувшись, направился к крытой деревянной сцене, где приглашенный диджей устанавливал свою аппаратуру. Максим посеменил следом, слегка подпрыгивая на своих коротеньких ножках, словно шакал Табаки последовал за своим Шерханом.
– Макс, как так получилось, что домики такие маленькие, так еще и троим не досталось места? – гневно сверкнув глазами на помощника, спросил Петр.
– Ну, пришлось заказать на один коттедж меньше, я надеялся, что не все приедут.
– Ты что, как тебе пришло такое в голову?
– А откуда, ты думал, взялась еда и выпивка, ну и так, по мелочи еще пришлось потратиться, – без тени смущения ответил Максим.
– Все бы ничего, если бы там не было этой девицы, на которую у меня особые планы, – недовольно буркнул Тарэк и, бросив своего невозмутимого помощника, снова отправился к девушкам, к которым присоединился вернувшийся с безуспешных поисков Матвей.
Петр пронзительно-искренним взглядом посмотрел на Еву и, несколько раз извинившись, сообщил:
– Произошла какая-то путаница, я непременно во всем разберусь, а сейчас предлагаю пройти в домик, где расположились наши ребята, там как раз живет Инга.
Говорил он это учтиво, взяв в обе руки сумки девушек, увлекая их за собой к четвертому коттеджу, где громко играла музыка и на застекленной террасе двое юношей гонялись за Ингой, прятавшей за спиной небольшую умную колонку в форме цилиндра, из которой и исходил оглушительный грохот тяжелого рока. И как только дверь отворилась и на пороге появился сначала Тарэк, а за ним и остальные, юноша с длинными светлыми волосами, убранными в хвост, выхватил у Инги колонку и нажал кнопку «Выключить».
Вновь прибывшие, выстроившись в одну линию, стояли лицом к обитателям коттеджа, которые, в свою очередь, недоумевая глядели то на Тарэка, то на непрошенных гостей.
– Инга, – начал Петр, аккуратно размещая сумки на плетеном кресле из искусственного ротанга, – у нас произошла путаница, вот пришли к вам за помощью, нужно приютить ребят.
Он специально сказал Инге, будто вынужден обратиться к ней за помощью, отлично понимая, что ей будет это лестно.
– Но у нас нет свободных мест, – вмешался обладатель не совсем мужской прически.
– Так вас трое, а кроватей четыре, – настаивал Петр.
– Это для диджея, он уже там и вещи свои сложил.
– Ну и отлично, мы поступим следующим образом: парни, вам я вверяю девушек, вы их приютите, ну а ты, Инга, возьмёшь к себе спать Матвея. Давайте все устроим по-взрослому, вы же уже студенты, а не детвора из детского сада, – весело повышая голос, закончил свою речь Петр и быстро вышел из коттеджа, аккуратно притворив за собой дверь.
Молодые люди какое-то время продолжали стоять, разглядывая друг друга, пытаясь осознать последние слова Тарэка. Потом Инга, как всегда, взяла инициативу в свои руки и, схватив Матвея за рукав, потащила в единственную комнату коттеджа.
– Пошли, я покажу тебе наше ложе, – весело, своим сиплым голосом, который напоминал больше шипение, чем смех, произнесла девушка и, обернувшись на ребят, добавила: – Что замерли, разбирайте девчонок, пока предлагают.
Матвей посмотрел на Еву, в его глазах читался испуг вперемешку с надеждой на спасение от цепких лап властной Инги. Лана тоже, недолго думая, стараясь предупредить момент, когда оба парня выберут Еву, быстро подошла к смуглому стройному юноше и, узнав его имя, спросила, куда можно поставить сумку. Ева же решила, что спать сегодня не будет, для нее это не было проблемой. Часто, устраивая пижамные вечеринки у себя дома, она веселилась до утра, а потом, умыв лицо прохладной водой, могла спокойно кормить гостей завтраком, совсем не испытывая при этом никакого недомогания. Ева, так и оставив свою сумку на террасе, вышла на улицу, вдыхая прохладный озерный воздух. Она шла вдоль коттеджей, думая об Алексе, сегодня он на лекциях был особенно хорош, в белом кардигане, который так выигрышно подчеркивал его смуглое лицо и черные волосы, а уверенный сильный голос и манера держать себя – подкупали. Им были покорены все девушки 112-й группы, а Маша Гончарова даже вчера после пар предложила его проводить домой, чем шокировала не только одногруппников, но и самого Александра. Он остолбенел от ее предложения, а потом испуганно выпалил: «Мне нужно на тренировку», – и быстро скрылся в недрах бесчисленных коридоров университета.
– Ева, почему ты не отвечаешь? – недовольно произнесла Лана, беря подругу под руку. – Я зову, зову тебя, а ты даже не оборачиваешься.
– Я просто задумалась.
– О чем, если не секрет?
– Точнее сказать, о ком, – кутаясь от порывов ветра, внезапно налетавших с берега озера, в свой трикотажный жакет, отороченный мехом ламы, ответила Ева и, прижимаясь к плечу подруги, начала рассуждать: – Мне не дает покоя эмблема на куртке Алекса, я ее точно где-то видела, но никак не могу вспомнить, при каких обстоятельствах.

Когда уже совсем стемнело и на импровизированном танцполе веселилось огромное количество новоиспеченных студентов под зажигательные миксы популярного диджея, Ева вспомнила, что привезла с собой для этого случая серебристый комбинезон, и отправилась в коттедж, чтобы переодеться. На террасе горел свет, вокруг были разбросаны вещи, смятые бумажные стаканчики и пустые пластиковые бутылки. Она поморщилась от непривычного для нее хаоса, с трудом разыскала свою сумку и прошла в комнату, чтобы надеть комбинезон. Там у открытого окна сидел Матвей и грустно наблюдал за танцующими вдалеке первокурсниками.
– Матвей, ты почему здесь грустишь в одиночестве?
– А я редко танцую, да и не знаю там никого.
– Ну ты так никогда никого и не узнаешь, сидя здесь, сейчас я переоденусь и пойдем зажигать. Жаль, что Темы нет, он бы быстро зарядил тебя нужным настроением.
– Ты имеешь в виду Соловьева, а почему он не приехал? – спросил юноша, выходя на террасу, давая Еве возможность переодеться.
– Его укусила огромная собака породы кане-корсо, а когда я узнала ее кличку, то просто ужаснулась. Представляешь, это впечатляющее создание, которое использовали в древнем Риме для травли гладиаторов, назвали Куклой. Дикая ирония, как подумаю об этом, так от ужаса дух перехватывает, – рассказывала Ева, расправляя складочки на своем модном одеянии, затем надела крупные серьги для завершения образа и, соблазнительно посмотрев на Матвея, добавила: – Ну, что, пошли веселиться!
Юноша безоговорочно последовал за своей новой подругой с неизменно отрешенным лицом, но внутри него бушевали такие эмоции, что ему стоило больших усилий не закричать на весь мир: «Ура, я везунчик, со мной идет красотка Ева!». Но когда они подошли к танцполу, Ева сразу заметила Алекса, который танцевал с Машей, девушка обвивала руками его шею, запуская пальцы в копну блестящих волос, а он всем своим видом давал понять, что готов принимать ее ухаживания, что он просто создан для того, чтобы его обожали.
– Знаешь, мне как-то расхотелось танцевать, да и прохладно, – обратилась к своему спутнику Ева, – я надену что-нибудь потеплее и пойдем на берег озера, оно так призывно шумит.
Матвей был несказанно рад остаться с Евой наедине, и так как ноги все время грузли в песке, то, предложив ей взять себя под руку и украсив свое лицо глупой улыбкой, никому не заметной в темноте, он повел свою спутницу сначала обратно к коттеджу, а потом к воде.
Ладожское озеро выглядело необъятным, от его внушительных размеров создавалось впечатление, будто молодые люди вышли на берег океана. Вода была такой прозрачной, что можно было разглядеть песчаное дно в ряби крошечных волн, плескавшихся у огромных скользких камней. Они, словно отполированные острова, хаотично торчали из воды, покрытые еле заметными водорослями. Песчаный берег был неширокий и заканчивался дивным хвойным лесом, где величественные кедры перемежались с раскидистыми темно-зелеными соснами.
– Как у вас здесь красиво, – задумчиво оглядываясь вокруг себя, произнес Матвей.
– Почему у нас, ты не из Питера? – удивилась Ева, рассматривая след от своих кроссовок на мокром песке.
– Я приехал издалека, раньше жил в Якутии.
– Ух ты, там, наверное, очень холодно? – Ева как-то оживилась и, присев на деревянную скамейку, стоящую лицом к озеру, спросила загадочным тоном: – Днем, увидев орлана, ты что-то говорил про Бутылочную скалу, расскажи мне о ней.
– Да, эта история заслуживает особого внимания, в Нерюнгринском районе есть Бутылочная скала, о которой слагают легенды. Говорят, что умеющий правильно всматриваться в нее обязательно увидит птицу, то есть получит абсолютную свободу, которая и есть не что иное, как смысл человеческого бытия.
– Как интересно, наверно, там постоянно толпы народа собираются, в надежде обрести эту пресловутую свободу?
– Все не так просто, – задумчиво промолвил юноша. – Местные жители считают, что путь пришедшего к скале приводит либо к здоровью, либо к смерти, поэтому смелости пойти туда хватает не у многих.
– А ты был? – спросила девушка, пристально посмотрев Матвею прямо в глаза. Этот чарующий взгляд и прямой вопрос были такими неожиданными, что ему показалось, все пространство позади Евиного лица вдруг потеряло четкость очертаний и смешалось в один большой калейдоскоп. Огоньки воодушевления, которыми светились Евины глаза от его рассказа, заставили юношу горько пожалеть, что, отправляясь к Бутылочной скале, он повернул обратно на полпути и сейчас не мог похвастаться перед этой красавицей своим мужеством. Матвей потупил взор и, отшвырнув лежащий у его ног небольшой камешек в сторону, небрежно произнес:
– Как-то не довелось.
– Жаль, я бы непременно туда отправилась, – подставляя свое лицо порыву прохладного ветра, мечтательно произнесла Ева.
– Глядя на тебя, не скажешь, что ты испытываешь какие-то ограничения и ищешь свободу.
– А я, как Кант, думаю, что свобода – это возможность ограничивать себя самому, – заявила Ева и подняла руку, чтобы поправить растрепавшиеся волосы. По ее запястью скользнул браслет, поблескивая в лучах одного из фонарей, которые ровным рядом выстроились на набережной позади утопающих в песке скамеек.
– Какой у тебя интересный браслет, – проговорил Матвей, слегка касаясь Евиной руки.
Обычно Матвей не обращал внимания на женские украшения, но сейчас ему так хотелось подержать Еву за руку, он даже подумал, что здесь, в уединении, они могли бы и поцеловаться, поэтому, заметив браслет, сразу решил воспользоваться ситуацией. Юноша начал нежно водить пальцем по маленькой золотой монетке, висевшей на тонкой цепочке, делая вид, что рассматривает ее, но на самом деле ощущал только тепло атласной кожи Евиного запястья.
– Да, браслеты – это моя страсть, – высвобождая руку, ответила девушка, – а этот вообще особенный, эту монетку мне привез отец из самого долгого в своей жизни плавания, а потом заказал ювелиру оформить ее как браслет. Теперь я ношу его «на удачу», когда отправляюсь в незнакомые мне места.
– Ева, ты такая необычная девушка, – слегка волнуясь, начал говорить юноша, и по его выражению лица Ева поняла, что он собирается сказать что-то очень важное, но тут послышались голоса и на берегу показались Лана в обнимку со старостой. Она весело что-то напевала и, раскачиваясь из стороны в сторону, радостно махала Еве руками.
– Тарэк позвал избранных на посвящение, мы ждем только вас, – прокричала Лана и с визгом, подпрыгнув от накатившейся волны холодного озера, схватила Ингу за руку и громко расхохоталась.
– Похоже, твоя подруга выпила, – проронил Матвей, недовольный, что их уединению пришел конец, и, засовывая руки глубоко в карманы брюк, медленно побрел за Евой.
До ожидавшего их автобуса молодые люди добрались очень быстро, и как только Матвей, заходивший последним, оказался в салоне, дверь закрылась, и компания, состоящая из 17 человек, отправилась в путь. Максим, боясь не успеть объяснить первокурсникам условия предстоящего посвящения, сразу взял слово. Он сначала поприветствовал всех и поздравил с тем, что их отобрали для участия в состязании, потом предупредил, что, скорей всего, не все смогут дойти до конца, и в завершение начал рассказывать об организации и условиях испытаний. «Как вам, должно быть, известно, в нашем университете есть тайная организация, которая называется «Герион», по имени древнегреческого трехголового великана. В ней, естественно, есть определенная иерархия. Студенты пятого курса занимают все основные руководящие должности, и называются они «орфы», но существуют и исключения, иногда в орфы могут попасть даже первокурсники. Промежуточное звено – студенты третьих, четвертых курсов, они называют себя «теламонами», эдакая поддержка старших и помощь младшим. Ну а новичков называют «стадом Гериона», так что, как это ни странно звучит, но вам предстоит побороться сегодня, чтобы попасть в это стадо», – на подъёме закончил вступительную речь Максим и, чтобы перевести дух, присел на переднее сиденье. Но сидел он недолго, что-то почитал в телефоне, сделал пару глотков воды из пластиковой бутылки, затем потер салфеткой слезившийся красный глаз и снова встал.
– Ну а теперь я расскажу об испытаниях, которые вам предстоят, – начал юноша, глядя поверх голов первокурсников, чтобы не встретиться ни с кем конкретно взглядом. – Сейчас поочередно мы будем высаживать вас на обочине у края лесного массива. Вы должны оставить мне свои телефоны и наручные часы, у кого они есть, а взамен получите вот такой ящик, содержимое которого может вам помочь в пути. Обратите внимание, ящик этот опечатан, и открыть его можно только в крайнем случае, а лучше, если вы завладеете чужим ящиком, принесете его как трофей и вручите одному из орфов. По пути вас ждет несколько испытаний, которые будут проводить теламоны, но самое главное, через два часа после высадки вы должны добраться до водопада, где и пройдет церемония посвящения в члены Гериона. Да пребудет с вами разум! – закончил он свою речь девизом организации.
– А как же мы найдем водопад в лесу без карты и компаса? – послышался голос с заднего сидения автобуса.
– В этом и заключается самая главная часть испытания – не сможете найти водопад, значит, не станете частью Гериона, – равнодушным тоном ответил Максим и попросил водителя сделать остановку.
Первым вызвался испытать свои силы белобрысый парнишка низкого роста, он постоянно ходил в черной одежде и был таким незаметным в группе, что Ева так и не смогла запомнить его имени – то ли Костя, то ли Коля. Юноша быстро снял свои наручные часы, бросил на переднее сиденье дорогущий телефон и выскочил из автобуса, как только открылись двери, словно боялся передумать, а может, наоборот, переживал, что его кто-то посмеет остановить.
– Я не хочу бродить одна по лесу, – испуганно глядя на Лану, тихо сказала Ева.
– Да, странная идея нас разъединить, вместе мы бы точно нашли этот водопад, а поодиночке… – Лана тяжело вздохнула и закрыла глаза, облокотившись о спинку мягкого сиденья. – Я зря пила вино, думаю, вообще не смогу идти.
Тут в разговор вмешался Матвей, он подошел к их сиденью и, нагнувшись, так, чтобы никто не услышал его слов, тихо предложил:
– Вы никуда не уходите с обочины, я выйду первым, а вы постарайтесь на следующей остановке, по очереди. Идя по дороге вслед за автобусом, я найду вас, и мы вместе отправимся в лес.
– Хорошо придумал, после тебя выйдет Ева, а потом я, – пробормотала Лана и снова закрыла глаза.
Еву Матвей нашел буквально через десять минут, а вот Ланы на месте не оказалось, и молодые люди приняли решение не отправляться к водопаду, пока ее не найдут. Они потоптались на месте Ланиной предполагаемой высадки и, решив, что она их попросту не дождалась, отправились в лес. Вековые деревья уходили в звездное небо, мягкий мох вперемешку с опавшими листьями и потемневшей хвоей устилал землю пушистым ковром, дышалось легко, и приподнятое настроение делало путь вполне приятным, но чем дальше молодые люди углублялись в лес, тем напряженнее становилась обстановка. Появились густые заросли кустарников, высокая трава путалась вокруг ног, плотные кроны почти не пропускали тусклый свет луны. Периодически на деревьях попадались красные метки, которые, как им казалось, указывали путь к водопаду. Но пугающие звуки ломающихся веток, крики птиц и еще множество непонятных шорохов слышались то с одной, то с другой стороны, путая сознание.
– Как ты думаешь, здесь водятся дикие животные?
– Насчет животных не знаю, но что водятся дикие люди – это факт, и лучше, чтобы они тебя не видели, – громким шёпотом заметил Матвей, пряча Еву за себя, прижимая своей спиной к широкому стволу огромного кедра. Он стоял и не мигая смотрел на троих приближающихся молодых мужчин в грубых резиновых сапогах, кепках, у одного из них через плечо было надето охотничье ружье. Они казались пьяными и развязными. Матвей, хорошо зная физиологию человека, чувствовал, как адреналин, выброшенный надпочечниками в его кровь, делает что-то немыслимое с организмом: сердце бешено колотилось, дыхание стало частым, на лбу выступили капельки пота, а в висках стучала пульсирующая кровь, и две мысли в его голове боролись, перебивая друг друга. Первая – какие желания может вызвать у этих мужчин юная Ева, встреченная в пустынном темном лесу, и вторая – как он сможет ее защитить.
Через несколько секунд, поравнявшись с Матвеем, мужчины остановились, и один из них грубо буркнул:
– Что уставился, заблудился что ли?
– Нет, я отца жду, он за удочками пошел, рыбачить будем, – начал выдумывать юноша, желая показать, что он здесь не один и в любой момент может появиться его отец.
– Рыбачить, – со смехом отозвался второй, более мощный детина и, подойдя ближе, зловеще добавил: – Не слонялся бы ты здесь, а то еще, не ровен час, подстрелю случайно, – и они все втроем залились раскатистым хриплым хохотом.
Матвей стоял как вкопанный, ему казалось, что он даже забыл дышать от волнения, и когда мужчины, продолжая свой путь, отошли от него на несколько шагов, и он начал приходить в себя, вдруг тот, который все время молчал, обернулся и, вытаращив глаза, прокричал:
– Миха, он там что-то прячет за спиной, погляди!
Матвей понял, что больше скрывать присутствие Евы ему не удастся, и, крепко схватив ее за руку, скомандовал:
– Бежим!
Молодые люди что было сил неслись по лесу, шарахаясь из стороны в сторону. Они не понимали, в каком направлении движутся, налетая на густые кустарники, царапали себе руки и каждый раз вздрагивали от хруста ломавшихся под ногами веток валежника, думая, что это выстрел несуществующих преследователей. Остановились они только тогда, когда Ева совсем выбилась из сил и, прислонившись к дереву, произнесла:
– Все, я больше не могу.
Она стояла, тяжело дыша, и не верила своим глазам: прямо перед ней, облокотившись о ствол, сидела Лана, обнимая руками открытую коричневую коробку. Ева вместо того, чтобы рассказать подруге, как она рада, что нашла ее, вдруг громко вскрикнула:
– Лана, что ты натворила, ее же нельзя было открывать!
– А что мне оставалось делать, я не знала, куда идти, – простонала Лана.
– И куда ты дела содержимое этого ящика? – присаживаясь возле девушки на корточки, с интересом оглядываясь по сторонам, спросил Матвей.
– А там ничего не было, ящик был пуст.
– Как пуст? – удивилась Ева и тоже присела рядом с друзьями. У нее все еще не восстановилось дыхание от бега, на руке появилась длинная царапина, и мягкий костюм приятного сливочного цвета был заляпан мелкими каплями грязи.
– Вот так, пуст и все, я хотела найти какую-нибудь подсказку в нем или хоть фонарик, но открыла, а там ничего нет.
Матвей потряс свой ящичек и прислушался, потом взял Евин и тоже потряс.
– Да, и в наших, скорей всего, ничего нет. Зачем же тогда нужно было опечатывать их? И вообще, они нам только мешают двигаться.
– Может, для этого и дали эти ящики, чтобы нам было сложнее добраться до нужного места? – с интересом вглядываясь в лица друзей, ища в них поддержку своему предположению, спросила Лана.
Но Матвей в этот момент озабоченно взял Еву за руку и подставил ее под слабый свет луны, которая наконец поднялась над лесом. На запястье виднелась припухшая глубокая царапина с мелкими капельками подсохшей крови.
– Болит?
– В этой суматохе я мало что вообще чувствую, вот только волнуюсь, чтобы не осталось шрама.
– Как вы уже знаете, я живу в семье врача, поэтому могу сказать, что, судя по рванному краю раны, шрам вполне может остаться, следовательно, ее нужно обработать и туго перевязать, – промолвил Матвей и начал рыться в своих карманах.
– У нас все равно ничего нет, так что давайте лучше отправимся дальше, – ответила Ева, натягивая на рану рукав мягкой кофточки.
– Мы сейчас примотаем лист подорожника, так хоть не начнётся воспаление, – радуясь своей идее, сказал Матвей и начал шарить руками в мокрой траве. Потом он сорвал большой темно-зеленый лист, бережно приложил его к Евиной ране и плотно прибинтовал своим нарядным галстуком, который он днем спрятал в карман брюк, сразу после концерта, посвящённого дню первокурсника. – Теперь все будет хорошо, – негромко сказал юноша и ласково погладил девушку по руке.
– Мне кажется, я догадалась, в чем здесь дело, – вдруг оживилась Ева и, позабыв даже поблагодарить Матвея за оказанную ей первую помощь, начала рассказывать с волнением в голосе: – Помните, что нам сказал Максим, когда раздавал эти ящички? Он сказал, что открывать их нельзя, но если ситуация все-таки будет безвыходной, то их содержимое поможет нам.
– И чем же может помочь нам пустой ящик?
– А он не пустой, там – надежда!
– Надежда? – выпучив глаза, спросила Лана и еще раз заглянула в свой ящик.
– Ну да, надежда, как в ящике Пандоры, – Ева поднялась и начала рассказывать: – Когда Прометей похитил огонь с Олимпа, Зевс, царь богов, отомстил, подарив созданную им Пандору брату Прометея, Эпиметею. Пандора открыла оставленный на его попечение ящик с болезнями, смертью и многими другими напастями, которые в результате этого были выпущены в мир. Хотя Пандора поспешила закрыть этот ящик, но было уже поздно, в нём осталась только одна сущность – надежда.
– Так, стало быть, я теперь должна радостно подпрыгивать и надеяться, что все-таки когда-нибудь доберусь до места церемонии посвящения?
Ева не отреагировала на сарказм подруги, она рассматривала тонкую тесьму, на которой висела разломанная пополам сургучная печать красного цвета.
– Что мы теперь будем делать с твоей печатью, вдруг тебя из-за этого не примут в организацию?
– Да ладно Ева, ты похлопаешь своими кукольными глазками и уговоришь Тарэка. Хоть раз кто-нибудь смог устоять перед твоим обаянием? – улыбаясь набок, произнесла Лана и начала подниматься, чтобы продолжить путь, но выпитое час назад вино все еще не давало ей возможности нормально двигаться. Она повисла на руке Матвея и, тяжело вздохнув, спросила: – А что ты молчишь?
– Я думаю.
– О надежде? – засмеялась в ответ Лана и кинула свой ящик на землю. – Я не потащу его, мне и так сложно идти.
Матвей снял свою толстовку и туго затянул канат, который регулировал ширину капюшона.
– Смотрите, получился настоящий вещмешок, сложим сюда эти коробки, я их понесу, так вам легче будет пробираться сквозь чащу, а то у нас уже есть первое ранение.
Еве идея понравилась, она тут же отдала Матвею свою деревянную шкатулку, которую все почему-то упорно называли ящиком, и с облегчением потрясла затёкшей рукой, но тут к ее уху прильнула выпившая подруга:
– Послушай, дорогая, а ты, по-видимому, забыла, что тот, кто завладеет чужим ящиком и принесет его Тарэку в качестве трофея, получит какие-то важные бонусы, вдруг Матвей…
Но договорить ей не удалось, Матвей резко повернулся в их сторону и сухо сказал:
– Лана, если ты такого обо мне мнения, то свой ящик можешь оставить при себе.
На что Лана в ответ только тяжело вздохнула.
Молодые люди собрались с духом и решили предпринять еще одну попытку отыскать водопад, у которого должна была состояться церемония посвящения, продолжая двигаться по красным метками, развешенным на деревьях. Матвей шел первым, прокладывая путь среди колючих зарослей можжевельника и молодых елей, следом за ним Ева, и тут же, повиснув на ее руке, тащилась Лана. Шли молча, проложенная через густой лес тропа была узкой и скользкой от влажной глины, в ее углублениях в бледном свете луны поблескивали маленькие лужи. Лана часто поскальзывалась, но уже чувствовала себя вполне протрезвевшей, думая, что, несмотря на сложности, ей очень нравится это приключение, и, если ее не примут в организацию из-за злосчастного ящика, будет очень печально. Через минут двадцать бессмысленного блуждания по лесу Лана уже сама поддерживала за руку более изнеженную, чем она, подругу, здраво оценив обстановку, остановилась и твердо сказала:
– Метки на деревьях перестали появляться, мы либо сбились с пути, либо их кто-то специально снял. Дальше идти нет смысла, нам нужен новый план.
– Да, ты права, кто-то явно рассчитывает прийти первым и получить бонусы, которые сулят неизвестные нам привилегии, – начал рассуждать Матвей, потирая лоб, словно пытался таким образом заставить мозг работать более продуктивно. – Я думаю, стоит выйти к реке, нужный нам водопад наверняка должен впадать в реку, мы доберемся до ручья и поднимемся по нему к водопаду.
– Ура, отличный план, – промолвила Ева и радостно обняла юношу за шею, – наконец появилась надежда, что мы выберемся из этого жуткого леса.
Матвей, почувствовав теплую щеку девушки, прикоснувшуюся к его шее, принял это как самое большое вознаграждение за идею. Ему было сложно представить, что еще вчера они с Евой даже не разговаривали, а сейчас общаются так легко и непринужденно, что сторонний наблюдатель мог подумать, будто они давние друзья. Он уверенно взял Еву за руку и в приподнятом настроении направился в сторону, где, по его предположению, могла находиться река.
В то время, когда Ева с друзьями бойко шагала по песчаному берегу, будучи уверенной, что еще немного, и их испытания, наконец, закончатся, Петр Тарэк спрашивал у своего помощника, что происходит в лесу.
– Наши наблюдатели сообщили, что все потихоньку приближаются к первой полосе препятствий, только вот Ева, она уже начала собирать вокруг себя компанию. Боюсь, если бы у нее был еще час времени, то она могла бы возглавить свою собственную организацию, – посмеиваясь рассказывал Максим, закуривая сигарету.
– Давай без намеков, просто доложи, что там происходит, – сухо проговорил Петр, явно раздраженный услышанным.
– Ну сначала она объединилась с Матвеем, помнишь, такой рыжий, ты еще говорил, что у него предок руководит строительством дорог. Потом к ним присоединилась Лана – никчёмная Евина подружка. А сейчас они помогают Толяну, он подвернул ногу, так эта мелкотня даже соорудила для него костыль. Представляешь, это при том, что я ясно им дал понять, что сегодня главная цель – прийти первым и попытаться завладеть чужим ящиком.
– Пошли на них охотников, пусть попугают, внесут сумятицу.
– Я уже посылал, это их только сплотило.
– Так придумай что-то другое! – выходя из себя, гневно выкрикнул Тарэк, и от сильного напряжения на его лбу появилась толстая вена, которая делала его похожим на инопланетного пришельца.
– Придумывать нет времени, вот пришло смс, что их компания уже подошла к первому пункту.
– Ну пусть дадут жару этой девчонке, помучьте ее как следует, нужно сбить с нее спесь.
– Но я думал, она тебе нужна для особенной цели, – недоумевая спросил Максим.
– Думаю здесь я, а ты выполняешь, – прикрикнул Петр, теряя терпение.
Не подозревая о планах Тарэка, Ева вместе с друзьями подошла к первой стоянке, которая состояла из раскладного стола, красной ленты, протянутой между двух деревьев, и трех теламонов-старшекурсников, стоявших по другую сторону. К высокому дереву был привязан беспроводной светодиодный фонарь. Несмотря на свои небольшие размеры, он ярким лучом освещал уставшие лица прибывших ребят. Не давая им отдохнуть и даже опомниться, наблюдатели поставили на стол белые пластиковые тарелки, больше напоминающие восточные пиалы, положили одноразовые вилки и начали объяснять, что дипломаты, прибывая с дипмиссией в разные страны, обычно попадают на приемы, где должны чтить обычаи принимающей стороны и обязаны, по правилам этикета, отведать блюда национальной кухни, даже если, по их мнению, это есть невозможно.
– Сейчас вам, как будущим дипломатам, предстоит съесть предлагаемую нами еду, да так, чтобы ни один мускул на лице не дрогнул. А чтобы вы не пытались еду выбросить на землю, есть ее придётся, стоя вот на этом белом щите, на котором будет видна даже крошечная соринка. Кто первый?
– Давайте я, – спокойно сказал Матвей, делая шаг вперед. Он прошел на щит и, обернувшись на стоящих позади друзей, приободряюще помахал им рукой.
– Пожалуйста, вот жаренные тараканы, – протягивая ему тарелку с обугленными насекомыми, произнес теламон и, не сдержавшись, глупо хихикнул.
Матвей быстро закинул горстку чего-то непонятного себе в рот и не жуя проглотил, даже не заметив, какова эта еда на вкус.
– Я бывал не раз в Китае, так что тараканами меня не удивишь, – сухо заявил юноша, свысока поглядывая на теламона, и по всему было видно, что он просто рисовался перед Евой.
Отвечать ему никто не стал. Его сразу перевели за красную ленту и сказали, чтобы он быстро отправлялся к следующему этапу, но Матвей, как только вышел за территорию, выхваченную светом фонаря, остановился и, спрятавшись в зарослях калины, стал ждать товарищей. Следующей пройти испытание вызвалась Лана, ей предложили съесть лягушачью лапку, но когда девушка сунула кусок предложенного мяса в рот, то по вкусу оно напоминало куриное бедрышко, и она прожевала его без всякого отвращения. Когда же к столу подошла Ева, предложенное ей блюдо вызвало удивление у всех собравшихся на стоянке молодых людей.
– А вы, девушка, попали в экзотическую страну и должны попробовать блюдо национальной кухни аборигенов. Это сырое мясо ежа!
Ева держала в руках тарелку с куском сырого мяса, плавающего в небольшой лужице мутной сукровицы, и силилась сдержать подступившую тошноту. Если бы ее последний прием пищи не состоял из маленькой порции фруктового салата, который она ела еще на завтрак, то, скорей всего, ее бы сейчас стошнило, но так как желудок был совсем пуст, то вид сырой плоти неизвестного животного только вызвал легкое головокружение.
– Вы что, действительно думаете, что я стану есть кусок сырого мяса? – широко распахнув глаза, возмущенно спросила девушка, глядя на еле сдерживающих смех старшекурсников.
– Если не съешь, дальше дороги нет, можешь отправляться обратно на базу, – жестко, сквозь зубы процедил самый высокий юноша, стоящий по другую сторону стола.
Матвей понимал, что, скорей всего, на тарелке у Евы лежит кусок свинины или говядины, что Тарэк не стал бы рисковать, заставляя съесть кого-либо мясо дикого животного, да и убивать ежа вряд ли кто-то согласился бы. Но, что для Евы было совсем не приемлемо проглотить сырой кусок плоти любого животного, было для него очевидно. Он начал судорожно придумывать, как ее спасти от этой немыслимой процедуры. А в это время все теламоны в один голос начали монотонно выкрикивать: «Ешь, ешь, ешь…» Ева держала тарелку и не знала, как ей поступить, мысль о том, что ей одной сейчас придётся пробираться сквозь темный лес и искать дорогу к базе отдыха, пугала ее еще больше, чем кусок сырого мяса. В то же время, пойдя на поводу у этих странных людей, она рисковала заразиться каким-нибудь бычьим солитёром или печеночным сосальщиком, которые могут водиться в сыром мясе, а в лучшем случае просто отравиться, эта мысль не давала ей возможности сунуть ежа себе в рот.
«Ешь, ешь, ешь…», – все сильнее и чаще слышались голоса теламонов, которые начали еще стучать ладонями по столу в такт слов. И тут Матвей столкнул огромный камень вниз со склона, сопроводив его падение громким криком: «Помогите!» – а потом быстро побежал в чащу, вызывая этим всеобщий переполох.
Молодые люди, назначенные Тарэком в наблюдатели, хорошо помнили свои испытания и всевозможные происшествия, которые часто случались в этом лесу во время предшествующих церемоний, поэтому, услышав крик Матвея, сразу ринулись в его сторону, зажигая свои фонарики, а Ева тем временем быстро схватила лежащий в тарелке кусок мяса и далеко зашвырнула его в кусты.
Когда вернувшиеся старшекурсники спросили, куда делся ее ежик, Ева сказала, что с большим аппетитом его съела, и хотя никто ей не поверил, другого куска ежатины у них все равно не было. Они безоговорочно пропустили Еву за красную ленту, и через несколько минут Матвей с Ланой, неожиданно вышедшие из темноты, радостно обнимали подругу, расхваливая ее молниеносную реакцию.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/miroslava-chayka/elitnaya-zapadnya-chast-pervaya-chuzhie-tayny-65093952/?lfrom=390579938) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.